Аннотация: "Шпион Его Величества, или 1812 год", часть 18.
Историко-полицейская сага в 4-х томах (т. 4, эпизод восьмой).
ЕФИМ КУРАНОВ
ШПИОН ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА,
ИЛИ
1812-й ГОД
(историко-полицейская сага в четырех томах)
ТОМ ЧЕТВЕРТЫЙ.
ПЕТЕРБУРГ - ВИЛЬНА.
СЕНТЯБРЬ - ДЕКАБРЬ 1812-ГО ГОДА
ЭПИЗОД ВОСЬМОЙ:
САНГЛЕН И БАЛАШОВ,
ИЛИ
РАЗГОВОРЫ С АРАКЧЕЕВЫМ
ИЗ ТАЙНОГО ДНЕВНИКА
ДИРЕКТОРА ВЫСШЕЙ ВОИНСКОЙ ПОЛИЦИИ
ОСЕННИЕ ЗАПИСИ:
АГЕНТЫ БОНАПАРТА
Публикация проф. Андрея Зорькина и проф. Никитиы Левинтоха
Перевел с французского Михаил Ходорковский
Научный консультант проф. Алик Жульковский
ОТ ПУБЛИКАТОРОВ
Поиск шпионов осенью 1812-го - вот главная тема предлагаемого фрагмента из дневника военного советника Я.И. де Санглена (1776-1864), возглавившего сначала особую канцелярию при министре полиции А.Д.Балашове, а затем получившим под свое начало Высшую воинскую полицию.
Наполеон с остатками "Великой армии" уже переправился через Березину, а в Петербурге, благодаря дворцовым интригам, все еще с упорством продолжают искать шпионов, хотя все подозрительные лица и так уже покинули столицу Российской империи. Но если шпионов хотят найти, их так или иначе находят.
Рукопись дневника Я.И. де Санглена хранится в муниципальном архиве города Ош, департамент Жер, Гасконь, Франция.
Андрей Зорькин,
проф.
г. Оксфорд.
Никита Левинтох,
проф.
г. Санкт-Петербург.
10 августа 2008-го года.
_____________________________________________
1812-й год
22.11 - 25.11
Несравненной графине Н.Вальдштейн
Яков де Санглен
Против интриги существует только одно средство - интрига
(слова государя Александра Павловича)
Ноября 22-го дня. Восьмой час утра
Все. Бонапарт с жалкими остатками своей "Великой армии" уже находится в Вильне. С ним - не менее двух тысяч офицеров м все до единого маршалы. Целехоньки.
Государь Александр Павлович мечет гром и молнии на адмирала Чичагова. Да, подлая интрига князя Кутузова удалась и светлейшему на сей раз удалось избегнуть высочайшего нагоняя. За все пришлось отдуваться бедному Чичагову.
Поразительно! Его Величество ведь отличнейшим образом осведомлен, что Михайла Ларионыч наш, дабы обелить себя от справедливых нападок в трусости и бездеятельности, способен на любую низость. И тем не менее Александр Павлович вдруг доверился ныне опытнейшему хитрецу князю Кутузову.
И еще одно немаловажное обстоятельство не могу не отметить.
Армия наша, преследующая Бонапарта, находится в плачевнейшем состоянии. Светлейший князь так и не уберег ее, хоть и клялся не раз, что токмо потому и не вступает в открытое столкновение с Бонапартом, что хочет спастия нашу армию, хочет уберечь ее от излишних потерь и лишений.
Судите сами. Выходя из Тарутинского лагеря, Кутузов имел под своим началом никак не менее ста двадцати тысяч человек, а к Вильне мы подходим лишь в составе всего двадцати тысяч. Мы,, победители, понесли преогромнейшие потери. И это совершенно непростительно!
Помилуй Бог! В ходе преследования противника мы потеряли не менее ста тысяч своих солдат.
А данные мои совершенно точные - их сообщил мне барон Петр Филиппыч Розен, замещающий меня при главной квартире Кутузова (самолично же состоять при особе сего негодяя я никак не могу себе позволить).
Я не медля переправил Государю донесение барона, а копию послал военному министру князю Горчакову.
Кроме того, выжимки из розеновского послания я привел в письме своем к Барклаю и уже получил ответ от любезного Михайлы Богдановича.
Михаил Богданович, понятное дело, в полнейшем ужасе от того, что совершил с нашею армиею Кутузов.
Государь, сказывают, в гневе, но сие мало что меняет: он еще пожалуй, и наградит Кутузова, хотя и презирает старика, как только можно презирать.
Ноября 22-го дня. Почти полночь
К вечеру приходил Зиновьев, камердинер Государя. Он передал мне высочайшее повеление не медля явиться пред очи Его Величества. Я тут же и отправился.
Александр Павлович был настроен в высшей степени бодро и решительно.
Едва завидев меня, Государь радостно вскрикнул: "Санглен, поздравляю: наши уже движутся к Вильне". Правда, тут же досадливо взмахнул рукою и добавил: "Да, мы идем вперед, но только непозволительно медленно. И отсюда, из Петербурга, ничего с Кутузовым не поделаешь: старикан по-прежнему еле тащится".
Тут Государь замолк, прошелся по кабинету, а затем молвил, заговорщически подмигнув мне:
"Вообщем, светлейшего князя надобно погонять. По сей причине как только наши войска войдут в Вильну, я тут же отправлюсь туда и останусь уже при Главной квартире, и ты поедешь со мною. Так что готовься, дружок. Полагаю, скоро двинемся. Отбери покамест с десяток своих людей, исключительно верных и знающих Вильну - прихватишь их с собою".
На этом аудиенция и завершилась. Была она краткою, но побуждающею к немедленным действиям.
Вернувшись к себе на квартиру, я, не мешкая, призвал ротмистра Ривофиналли, полицмейстерв Вейса, квартального надзирателя Шуленберха, помощника его Зейдлера и еще нескольких чинов Высшей воинской полиции, предупредив, что все они должны быть готовы к скорому отъезду. При разговоре нашем присутствовал коллежский секретарь де Валуа - его я тоже беру с собою: да куда же я без него?!
Почти уверен, что в Вильне у нас работенка будет наверняка, и непростая, надо сказать.
Бонапарт непременно оставит в городе кое-кого из своего секретного бюро. Их всех необходимо будет вычислить, а затем подвергнуть аресту, никого не упустив. Думаю, что мои ребята справятся. Должны непрменно справиться!
А ныне, пребывая еще некоторое время в столице Российской империи, мы тоже должны быть начеку.
Конечно, теперь у нас более или менее спокойно (такого же мнения и вездесущий фон Фок из министерства полиции), но сие, конечно, совсем не исключает возможности того, что в Санкт-Петербурге скрываются агенты Бонапарта. Да и свои могут еще вон как набедокурить - так уже не раз бывало!
Ноября 23-го дня. Четвертый час пополудни
С утра, не успев даже толком позавтракать, был я вызван к графу Аракчееву.
По просьбе его сиятельства подробнейшим образом поведал о тех чинах Высшей воинской полиции, кои будут ведать в Вильне безопасностию нашего Государя.
Беседа наша ка будто уже подошла к концу, и я совсем уже собирался было откланяться. Но тут граф отвел меня к необъятной кушетке, стоявшей у стены, усадил, сам примостился рядом и завел совершенно конфиденциальный разговор:
- Яков Иваныч, считаю своим долгом предупредить тебя вот о чем. Я, как и ты знаю, что в Петербурге сейчас более или менее спокойно. О том же свидетельствует и главноуправляющий столицею генерал Вязьмитинов. Все это так. Но есть то, чего ты, видимо, не знаешь. Слушай меня внимательно.
Тут Алексей Андреич перешел на весьма таинственный шепот:
- Генерал-адъютант Балашов опять стал мутить воду. Он пытается представить Государю дело таким образом, будто Петербург все еще наводнен шпионами Бонапарта, в то время как ты, в отличие от него, вездесущего Александра Дмитрича, ничего об этом не ведаешь.
- Что ж с того, ваше сиятельство? - невозмутимо и легкомысленно отвечал я,. - Полагаю, что к балашовским интригам Государь давно уже привык.
- Но Яков Иваныч, - резонно заметил Аракчеев. - Ты просто не постигаешь всей сериозности происходящего. Балашов сегодня утром уже приказал подвергнуть аресту не менее тридцати мирных петербургских обывателей. А Государю вскорости сей прохвост, конечно, объяснит, что им обнаружены агенты Бонапарта, и сделает он сие именно в укор тебе и всей Высшей воинской полиции, не иначе.
- Что же мне следует предпринять? - тут уже озадаченно спросил я.
- А вот и не, знаю, голубчик, - сказал Аракчеев, - но что-то делать надобно, а то Государь осерчает и устроит тебе ни за что - ни про что страшнейший разнос, и даже я ничем помочь не смогу.
- Ваше сиятельство, - предположил тут я. - Может, мне стоит попытаться объяснить Государю, что агентов Бонапарпта в Петербурге боле уже нет и что Балашов, дабы насолить мне и выслужиться, гнуснейшим образом арестовывает невинных людей ?!
- Затея совершенно бесполезная, любезнейший, - решительно и даже жестко заявил граф. - Суди сам. Государь потребует неоспоримых доказательств, а их у тебя покамест ведь нет. Вот раздобудь их, коли сможешь, а тогда уже и ищи встречи с Его Величеством. А я тебя всенепременно поддержу - не сомневайся.
Ноября 23-го дня. Одиннадцатый час ночи
Квартальному надзирателю Шуленберху и помощнику его Зейдлеру я приказал установить круглосуточное наблюдение за особняком генерал-адъютанта Александра Дмитрича Балашова. При этом я поставил условие, что хотя бы дважды в день должен от них получать отчет обо всех входящих к Балашову и выходящих от него.
Кроме того, я призвал к себе ротмистра Винцента Ривофиналли и полицмейстера Вейса и сказал им, что они любым способом должны добыть мне доказательства полной невиновности тех лиц, что были арестованы по гнусному распоряжению генерал-адъютанта Балашова.
Не легкую, однако, задал я задачку своим людям.
Понимаю в полной мере, что доказывать чистоту невинных существ, обвиняемых негодяями в шпионстве, ох как сложно! Почти что невозможно! Кабы были они хоть в какой-то связи с агентами Бонапарта, их гораздо легче было бы защитить от клеветы! Но под замок посажены лица, не имеющие ровно никакого отношения к французам - это-то и усложняет наше дело.
И все-таки мерзкий и подлый балашовский подлог придется неминуемо открыть. Выхода нет!
Но только я не представляю, как вывести на свет божий сию интригу, а вывести ее на свет божий надо будет непременно, и не брезгуя при этом абсолютно ничем, иначе худо будет не только мне, но и всей Высшей воинской полиции.
Да, час от часу не легче. А примусь-ка я, дабы хоть немного успокоить расшалившиеся нервишки, за "Разбойников" - бессмертное творение обожаемого моего Шиллера.
Ноября 24-го дня. Пять часов пополудни
Отзавтракав, я разбирал бумаги вместе с коллежским секретарем де Валуа, но было мне на сей раз не до бумаг. Надо сказать, что и де Валуа заметно нервничал.
К одиннадцати часам утра явился вдруг ротмистр Ривофиналли, внеся на время в наши сердца некоторое успокоение. Вот о чем он поведал нам.
Оказывается, ротмистр весьма успешно начал амурничать с одною из горничных балашовского дома. Горничная сия, дабы заслужить благосклонность своего воздыхателя, умыкнула из кабинета Александра Дмитрича (плута пронырливого, конечно, но зато легкомысленного и безалаберного) кой-какие бумаги. Среди этих бумаг оказался и список арестованных по обвинению в шпионстве.
Сие есть, конечно, весьма важное приобретение. Истинно так. Но что делать со списком? Какое найти ему применение?
Те, кто были арестованы по указанию Балашова, не просто невиновны - они не имеют к Бонапарту ровно никакого отношения. В этом-то как раз и состоит основная загвоздка.
Ну что за шельма этот Балашов! Чем наглее и беспардоннее он действует, тем труднее его опровергнуть. Приходиться признать: все-таки сей мерзавец сумел поймать меня в ловушку.