Василькова Галина
Покушение, которое "проглядел" Лев Толстой
Lib.ru/Современная литература:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
ГАЛИНА ВАСИЛЬКОВА (Даугавпилс)
ПОКУШЕНИЕ, КОТОРОЕ "ПРОГЛЯДЕЛ" ЛЕВ ТОЛСТОЙ
Ефим Курганов. "Шпион Его Величества" (историко-полицейская мага). Эпизод второй: Александр Павлович в опасности, или история одного покушения (из секретного дневника военного советника Якова Ивановича де Санглена). "Зарубежные записки", 2006, N 8.
Даже тот, кто штудировал "Войну и мир" в "подлиннике" (а не в интернет-переложении для современных вундеркиндов), вряд ли способен припомнить в деталях описание бала в имении Беннигсена, хотя ему и посвящена целая глава третьего тома великой эпопеи Льва Толстого.
Разве уж в самых общих чертах припомнится, что давали этот бал в честь императора Александра, да еще всплывет в памяти, как Элен Безухова "затемнила" на балу "тяжелой русской красотой" утонченных польских красавец, или как Борису Друбецкому удалось с пользой для своей карьеры подслушать на лестнице разговор Александра Первого с министром полиции Балашовым.
Однако пересказывать классику все равно что изучать ее пло студенческим шпаргалкам. Поэтому обратимся к первоисточнику:
"В июне месяце одному из польских генерал-адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал-адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал-адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна , была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, плмещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен бал, обед, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена".
Кульминации действие достигает, когдв в разгар бала министр полиции А.Д.Балашов (у Толстого - Балашев) конфиденциально сообщает императору, что войска Наполеона начали уже переправу через Неман:
"Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три ш рокую дорогу сторонившихся перед ним".
Между тем для Александра Первого сообщение Балашова вовсе не было неожиданным: о том, что началась война с Бонапартом, император узнал еще до бала, и узнал не от министра, а от начальника Высшей воинской полиции (прообраз нынешнего ГРУ) Якова де Санглена - бывшего подчиненного Балашова, ставшего к лету 1812-го года вполне самостоятельной политической фигурой.
Вообще непонятно: зачем понадобилось Александру Павловичу играть с огнем и ехать со всей своей свитой в приграничную Вильну, когда в воздухе уже так явно пахло порохом?! Но деяния и помыслы сильных мира сего поистине неисповедимы. А дневников и мемуаров они, как правило, после себя не оставляют. Вот и приходится историкам фантазировать и приписывать великим личностям собственные помыслы. Поэтому есть серьезное подозрение, что "история в лицах", от Светония до Виктора Суворова, ничто иное как беллетристика.
Впрочем, беллетристика беллетристике тоже рознь. Еще одно тому доказательство опубликованное в восьмом номере "Зарубежных записок" продолжение (начало - в двенадцатом номере "Невы" за 2005 год) "историко-полицейской саги" Ефима Курганова "Шпион Его Величества", основные события которой как раз и связаны с подготовкой к тому самому балу в поместье Бенигсена.
Но, судя по всему, Ефим Курганов вовсе не намерен пересказывать Льва Толстого. Более того, в своей "саге" он производит ревизию толстовской интерпретации 1812-го года, беря за основу не объективный (точнее, псевдообъективный, прочно привязанный к толстовскрой историософии) взгляд на события, а подчеркнуто субъективный.
Роман Курганова есть не что иное, как "секретный дневник" вышеупомянутого Якова Ивановича де Санглена, создателя и главы русской военной разведки. Правда, дневник этот, судя по всему, плод творческого вымысла, но события, описываемые в нем, как говорится, имели место быть.
Так вот, как утверждает в предисловии к публикации дневника "шпиона Его Величества" историк, профессор Николай Богомольников, "балу предшествовали чрезвычайно острые и даже драматические обстоятельства, которые, видимо, остались неизвестны автору "Войны мира"..."
.В имение генерала Беннингсена "Закрет" предварительно были засланы французские шпионы, готовилось покушение на Александра Первого - танцевальный павильон должен был рухнуть прямо во время бала, погребя под собой и императора, и весь ролссийский генералитет, включая главнокомандующего Барклая де Толли, а заодно и дипломатический корпус и врагов Бонапарта, оказавшихся в ту пору в Виленском крае и приглашенных на бал.
Автором столь дерзновенного замысла, если верить де Санглену, был сам Наполеон, а исполнителями - польские бонапартисты Алина Коссаковская и Сигизмунд Андриевич. Понятно, что в случае осуществления этого коварного плана российская армия оказалась бы обезглавленной и французы выиграли бы войну без единого сражения. Но вражеские козни оказались вовремя раскрыты, государь и иже с ним спасены.
Примечательно, что в "саге" Ефима Курганова исторические события не просто фон или декорация (как например, у Бориса Акунина), а непосредственный предмет изображения. Причем, занимательность сюжета, "беллетристика", удачно сочетается с документальной точностью в описании исторических реалий 1812-го года и деятелей (Багратион, Барклай де Толли, Беннигсен), во многом решивших исход Отечественной войны. В этом сказывается научно-исследовательский подход к "материалу" Ефима Курганова, не только писателя, но и ученого с мировым именем, автора знаменитых монографий "Анекдот ка жанр", "Василий Розанов и евреи", "Лолита и Ада" и других не менее замечательных работ, вызвавших немало дискуссий в ученом мире.
Остроту и занимательность повествованию придают, конечно же, не только исторические события, но и элементы приключенческого, авантюрного жанра: подземный ход, ведущий из Тракая в Вильно и т.п. Чего стоит, например, одно описание "замка с привидениями" - дома Бауфала (он реально существовал), куда наведываются в один из майских вечеров император Александр Павлович, шеф тайной полиции де Снглен и "сопровождавшие их лица".
Заметим, кстати, что облик императора Александра, каким представляет его "секретный дневник" де Санглена, в корне отличается от портрета, нарисованного Толстым с явной неприязнью. В изображении "высочайшего шпиона" Александр Павлович - не лишенный слабостей )прежде всего, к прекрасному полу), но чрезвычайно умный, тонкий и смелый человек. Таким, по крайней мере, он предстает в эпизоде посещения виленского "замка с привдениями".
Безусловный интерес к "историко-полицейской саге" Ефима Курганова привлекает и сама личность военного советника Якова де Санглена. Это именно о нем выдающийсй знаток истории, культуры и быта пушкинского времени Вадим Вацуро с полным на то основанием заметил: "Какая потрясающе интересная литературная фигура!"
Как историческая личность де Санглен до книги Вацуро "Готический роман в России", в которой Якову Ивановичу была отведена целая глава, был забыт (или полузабыт), не смотря на свои заслуги в деле создания русской военной разведки. Необычен уже сам тот факт, что буквально накануне войны с Францией руководителем высшей воинской полиции оказался француз, пусть и родившийся в России.
Кстати, одна из особенностей "историко-полицейской саги" Ефима Курганова - пестрый, многанациональный состав персонажей, каждый из которых не на словах, а на деле демонстрирует преданномть российскому отечеству.
Судя по отзывам современников, Санглена многие не любили и даже побаивались. Но тот Яков Иванович де Санглен, образ котороговстает перед нами на страницах "саги", вызывает скорее симпатию, хотя и не лишен изрядной доли бахвальства и интриганских замашек.
Так или иначе, но при всей верности Ефима Курганова духу истории, мы имеем дело с художественным вымыслом, изрядно и со вкусом приправленным постомодернистским "соусом". Чего стоит один только стиль дневника, в котором автор намеренно сталкивает утяжеленную стилистику начала девятнадцатого столетия с едва ли не сленговой лексикой начала двадцать первого века!
Да и сама форма "секретного дневника", то есть записок, не предназначенных для посторонних глаз, постмодернистски условна: Санглен явно рассчитывает на читателя, прихорашивается и припудривается и, надо полагать, что не для современников, а для нас с вами. Так что дневниковскость и скретность не более чем прием, в духе утверждений Виктора Шкловского. В чем, собственно автор (настоящий, а не дневниковый) честно и откровенно не раз уже сознавался, а не вводил в заблудение читателей, уверяя их в истинности подложных документов, как сейчас зачастую принято делать.
Насколько нам стало известно, "шпион Его Величества" намерен продолжить свои похождения. Так что пожелаем ему счастливого пути, а нам - занимательного и полезного чтения.
Связаться с программистом сайта.
