начни раскладывать пасьянс из разных авторов и лет
из едких слов и умных книг из славных и беспутных дней
открой диковинный дневник чужих сомнений и смертей
чужих страданий и любви желаний коих больше нет
и мир волшебный оживи - из разных авторов и лет
перенастрой себя и пусть звучат на разные лады
лесов пронзительная грусть сиянье утренней звезды
пусть кто-то молвит - чепуха! и расхохочется вослед
струится музыка стиха - из разных авторов и лет...
покуда время не пришло покуда пылкость есть и страсть
постичь иное ремесло из родника напиться всласть
используй свой последний шанс - души неугасимый свет
начни раскладывать пасьянс из разных авторов и лет
Wystan Hugh Auden
(1907 - 1973)
Уистен Хью Оден - поэт, драматург, критик, родившийся в Великобритании и ставший гражданином США после Второй мировой войны. Лауреат Пулитцеровской премии 1948 года за барочную эклогу "Век тревоги". Одена называют одним из величайших поэтов ХХ века. Начиная с конца 1930-х годов, ироническая тональность оденовских стихов определила стилистику целого поколения поэтов.
ПЕСНЯ РИМСКОЙ СТЕНЫ
Дует пронзительный ветер, вереск к земле склонив;
В тунике моей копошатся вши, и нос соплив.
Разверзлись хляби небесные, дождь барабанит в лад,
Я солдат, охраняющий Стену, простой солдат.
У серых камней сквозь туман проглядывает дикий тмин;
Моя подружка родом из Тангрии, я сплю один.
Авлус бродит вокруг её дома, проучить бы его, кретина:
Мне не нравятся его манеры, морда - противна.
Как и христианина Пизо, сотворившего из рыбы 2 - Бога,
Целовать не стану; всякому в жизни своя дорога.
Кольцо, что она подарила, я отдал ростовщику в залог;
Мне и любовь нужна, и чтобы полон был кошелёк.
Вот когда со временем одноглазым сделаюсь ветераном,
Бездельничать, глядя в небо, с удовольствием стану.
КОКАИНОВАЯ ЛИЛ И МОРФИНИСТКА СЬЮ
Ты когда-нибудь слышал о кокаиновой Лил,
Которая жила в городе Кокаин, на Кокаин-Хилл?
У неё была кокаиновая собака и кокаиновый кот,
По ночам гоняющие кокаиновую крысу взад-вперёд.
Кокаиновые волосы на кокаиновой голове - это пустяк,
Она одевалась в кокаиновое платье, красное, как мак,
Носила шляпу с белоснежным пером, изысканное бельё,
И кокаиновая роза украшала малиновое пальто её.
Золочёные колесницы галактики Млечный Путь -
Серое и серебряное, слоны и змеи, опоясывающие грудь.
О, кокаиновый блюз, расправляющий крылья грусти,
Как бы ни было плохо, кокаиновый блюз меня не отпустит.
Однажды в снежную лютую ночь Лил решила пройтись,
На дорожку порядком нюхнула, ну как без этого обойтись?
Ей встретился пьяница Мэг, одурманенный травкою Слим,
Канкаки Лиз и невесть откуда взявшийся Йен Ши Джим,
Старая морфинистка Сью и малыш Опиумное Лицо -
Скатывалось с горы в кокаиновый снег кокаиновое словцо;
Верзила Кит, которого не расцелуешь без стремянки,
Его сестричка Мчащиеся Салазки, красавица и смутьянка.
Под утро, в три тридцать, когда вся эта кончилась канитель,
Разгорячённая и светящаяся, как рождественская ель,
Лил, вернувшись домой, тут же отправилась спать,
Пару раз глубоко вздохнула и перестала дышать.
Её положили в кокаиновом платье и в шляпе с белым пером,
Кокаиновую розу малиновым прикрепили на грудь шнуром.
И на камне могильном друзья читают в дни годовщин:
"Она умерла так же, как и жила, нюхая кокаин..."
БЛЮЗ
Хедли Андерсон
Уважаемые дамы и господа, мирно сидящие тут,
Греющие задницей стулья, вы, которые так сладко едят
и пьют,
Дышат, думают, чувствуют и попирают земную твердь,
Приглядитесь, кто сидит рядом с вами? Может быть,
это Смерть.
Как ладно сложенный блондин с голубыми глазами,2
В подземке, на пляже - Смерть повсюду приглядывает
за вами;
Свободные или женатые, молодые или не очень,
Вы будете ей послушны и станете делать всё, что она
захочет.
Смерть безжалостна. Пока вы думаете, что её обманули,
Она отправит вас в пекло, поджарит, как на электрическом
стуле.
Она никогда не торопится, но рано ли, поздно вдруг
Требует плату - только за то, что ты когда-то родился,
мой друг.
Смерть, как доктор, имеющий высшую категорию,
Лечит бесплатно каждого, кто пришёл рассказать свою историю;
Прослушает грудь и скажет: "Ты ещё дышишь. Это худо.
Но поправимо, я займусь тобою, парень, и не надейся
на чудо".
Как от коммивояжёра, от Смерти никто никуда не денется:
В дверь постучится и предложит то, что никогда не обесценится.
Это просто, удобно и старо как мир: если начистоту,
Плевать, какие у тебя доходы, подпиши договор
и подводи черту.
Смерть - великий учитель, она и сама это знает;
Даже самый тупой и посредственный ученик легко её
понимает.
Предмет изучения у неё один - путь в гробницу,
Но никто не зевает, и никто не пытается скорее
с урока смыться.
Так что неважно - мокнешь ли ты под дождём,
Играешь ли в покер, пьёшь ли шампанское, думаешь ли
о своём,
Смерть давно уже ищет тебя, просто всему свой час.
Будь начеку, она постучится в любое время, завтра
или - сейчас.
ЭПИТАФИЯ НЕИЗВЕСТНОМУ СОЛДАТУ
Чтоб сохранить ваш мир, он в жертву жизнь принёс.
"Зачем?" - останься жив тогда, он задал бы вопрос.
БЛЮЗ БЕЖЕНЦЕВ
Миллионы душ в этом городе исходят грустью,
Одни - в собственных особняках, другие - по захолустьям,
Только нам, похоже, тут места нет, моя дорогая,
нам нет места.
А когда-то была и у нас с тобою своя страна,
И мы знали: на карте не сыщешь лучше неё - она одна,
Жалко, что нам теперь туда нельзя, моя дорогая,
никак нельзя.
Там, на деревенском погосте, тис вековой растёт,
Он расцветает весною, чтоб ни случилось, из года в год,
А старый паспорт новым не станет, моя дорогая,
увы, не станет.
Консул стучал по столу и орал: "Без паспорта вы
Не существуете! Люди без документов, считай, мертвы!",
Но мы-то с тобою пока ещё живы, моя дорогая,
пока ещё живы.
В отделе выдачи паспортов мне предложили стул
И вежливо обещали помочь через годик - пустой посул:
Куда мы пойдём с тобою сегодня, моя дорогая,
куда мы пойдём?
Я на митинге слышал, как предрекал ведущий:
"Если мы их оставим, они уворуют наш хлеб насущный!"
Это он говорил о тебе и обо мне, моя дорогая, -
о нас с тобою.
Мне показалось - в небе раздался гром и грохот,
Это Гитлер вещал Европе: "Они должны передохнуть!"
Так вот о нас с тобою он думает, моя дорогая,
настырно думает.
Пудель в пёстром жакете, скреплённом булавкой,
Кот, спокойно шествующий через дверь в мясную лавку:
Они свободны, ведь они не евреи, моя дорогая,
они - не евреи.
Дойдя до гавани, я долго стоял на пустом причале,
Глядел, как свободно плавали рыбы, не знающие печали,
Всего-то в нескольких футах, моя дорогая,
в нескольких футах.
В городском саду слушал, как радостно пели птицы,
Им плевать на политику, им незачем простоты стыдиться,
И нет им дела до человечества, моя дорогая,
нет никакого дела.
Мне привиделся дом, в котором - тысяча этажей,
И тысяча в нём дверей, тысяча светлых окон и витражей,
Да нет в этом скопище нашего, моя дорогая, - ничего нашего нет.
Стою на большой равнине, где среди снега и льда
Десять тысяч солдат маршируют взад и вперёд, туда-сюда,
Будто разыскивают нас с тобою, моя дорогая,
ищут тебя и меня.
* * *
Что у тебя на уме, мой голубчик, мой кролик,
Мысли, как перья, топорщатся, в жизни тупик;
Денег ли ищешь, утехи ли тайной в алькове,
Хочешь похитить алмазы и спрятать в тайник?
Ну, открывай же глаза, сорванец и проказник,
Жадный охотник, дай волю порочным рукам;
С пылких объятий любви начинается праздник,
Радуйся солнцу, грядущему дню, облакам.
Змеем воздушным доверься попутному ветру;
Птицы умолкнут, и воздух наполнится тьмой;
Страх перемен не мешает живущему щедро;
Сердцем и телом владеет - единственный мой.
ЗОВИТЕ МНЕ ВРАЧА
Зовите мне врача, авось сгодится впрок,
Пусть будут ноги коротки, а зад - широк,
Телосложением атлет и неженка руками,
Который бы не стал тревожить пустяками
И требовать, чтоб я - отрёкся от пороков,
Не стал бы умничать, пугать меня до срока,
Но с огоньком в глазах смиренно сообщил,
Что, дескать, в ящик мне пора, своё отжил.
РЕЧИТАТИВ СМЕРТИ
Дамы и господа, кто же спорит, человек удивительно ловок,
Он идёт по пути прогресса, и прогресс -
это, конечно, благо;
Человек построил больше автомобилей, чем парковок,
Преодолел звуковой барьер, и ему осталось всего полшага,
Чтобы установить на Луне музыкальные автоматы, однако
Позволю напомнить вам о себе, хотя бы даже и невпопад:
Я, Смерть, всё ещё здесь, и я - единственный Космократ.
Я ещё забавляюсь с молодыми и дерзкими; в моей власти -
Сделать так, чтобы альпинист оступился и
сорвался со скал;
Приливом выбросить пацанов, захлебнувшихся от счастья;
Помочь любителю погонять, чтобы свою колдобину отыскал;
Впрочем, порою могу обождать, пока человек не возмужал -
Прежде чем выдать ему назначение, я люблю пошутить:
Кого - ишемическою болезнью, а кого и опухолью наградить.
Я отношусь терпимо к различным верованиям и расам;
Мне вовсе не интересны. Однажды мы встретимся разом
Вопреки лекарствам, лжи докторов и смиренным лицам
Гробовщиков, предлагающих, пока недорого, поторопиться:
Почтенная дама из Уэстчестера и пьяница с улицы Бауэри
Будут отплясывать под мой барабан, нисколько не лицемеря.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Спи, голову прижав, любовь моя,
К такой неверной человеческой руке;
Сгорает время в лихорадке дней,
Недолговечно, мимолётно счастье,
И непосредственность, и красота детей -
Всё эфемерно, кроме льда могилы;
Но пусть хотя бы только до рассвета
Спит на руках моих живое существо,
Виновный, грешный, смертный - ничего
Я не встречал прекраснее на свете.
Душа и плоть не признают границ:
Любовникам, которые лежат
Опутанные чарами на склоне,
В беспамятстве пресыщенном своём,
Венера шлёт предвидение смерти,
Симпатии таинственный обман,
Надежду сладкую на вечную любовь;
В то время как среди снегов и скал
Анахорет, инстинктами томимый,
Испытывает чувственный восторг.
Уверенность и верность испарятся -
С ударом колокола в полуночный час
Уйдут в протяжный, приглушённый звон;
И светские, бездушные безумцы
Поднимут бесконечно скучный крик
О том, что каждый фартинг на счету,
Что ужас, картами предсказанный, грядёт
И ждёт оплаты, но не этой ночью;
Пусть мысли, шёпот, поцелуи, взгляды -
Всё наше пусть останется при нас.
Дыханье смерти, полночь, красота -
Всё преходяще, пусть же до рассвета
Ласкает мягко ветер голову твою,
И пусть наполнен будет день грядущий
Волненьем сердца и сияньем глаз.
Мир смертных находя вполне терпимым,
В сухой тиши полуденного зноя,
Забыв про полунощные невзгоды,
Вдруг обретёшь источник благодатный -
В обычной человеческой любви.
Charles Bukowski
(1920 - 1994)
Чарльз Буко́вски - американский поэт и прозаик немецкого происхождения. Представитель так называемого "грязного реализма". Автор более двухсот рассказов, шести романов и тридцати поэтических книг. Страстными увлечениями писателя, кроме алкоголя, были классическая музыка и игра на скачках. На его надгробной плите выгравирована эпитафия "Не пытайтесь" и изображён боксёр в боевой стойке.
Я ВСТРЕТИЛ ГЕНИЯ
сегодня в поезде я встретил
гения -
шестилетний пацан,
он сидел рядом со мной
в поезде, который ехал
вдоль побережья,
а когда мы остановились у океана,
он посмотрел на меня
и сказал:
не впечатляет!
и тогда я впервые понял,
что это действительно
так.
СИНЯЯ ПТИЦА
синяя птица, живущая в моём сердце,
хотела бы вырваться,
но я чересчур с ней жесток,
твержу - оставайся на месте, я никому
не позволю увидеть
тебя.
синяя птица, живущая в моём сердце,
хотела бы вырваться,
но я опаиваю её виски и окутываю
сигаретным дымом,
и ни шлюхи, ни бармены,
ни продавцы бакалейных лавок
никогда не узнают, что
она -
здесь.
синяя птица, живущая в моём сердце,
хотела бы вырваться,
но я чересчур с ней жесток,
я говорю -
оставайся внутри, или ты хочешь всю грязь
выставить напоказ?
хочешь угробить всё
что я сделал?
хочешь сорвать продажу моих книг
в Европе?
синяя птица, живущая в моём сердце,
хотела бы вырваться,
но я чересчур умён, я разрешаю ей вылетать
лишь изредка ночью,
когда все вокруг уже спят.
я говорю ей, что знаю - она со мной,
поэтому не надо
печалиться.
затем я впускаю её назад
и она негромко поёт
у меня внутри - я не могу позволить ей
умереть.
и мы засыпаем вместе,
связанные
нашим
тайным сговором.
и этого вполне достаточно,
чтобы заставить кого угодно
заплакать, но я -
не плачу,
а вы?
ДЕВУШКА В МИНИ-ЮБКЕ,
ЧИТАЮЩАЯ БИБЛИЮ ЗА МОИМ ОКНОМ
воскресенье, я наслаждаюсь
грейпфрутом, глядя в окно - на русскую
православную
церковь.
она смугленькая,
с восточными чертами,
огромные карие глаза на миг отрываются от Библии
и опускаются снова;
маленькая, красно-чёрная
Библия; и когда она читает,
её ноги непрерывно движутся, движутся,
словно она танцует - медленно и ритмично,
читая Библию...
длинные золотые серьги;
по два золотых браслета на каждой руке,
и этот мини-костюм, как мне кажется,
плотно облегающий тело
и светлою тканью своею похожий на нежный загар,
её ноги как будто танцуют твист,
стройные ноги, светящиеся янтарём под жарким солнцем...
и невозможно глаз оторвать от этого существа,
да и желания нет...
из радиоприёмника доносится симфоническая музыка,
которую она вряд ли слышит,
хотя её движения в точности соответствуют
ритму симфонии...
она смугленькая, смугленькая,
она читает о Всевышнем.
Аз есмь Бог.
И ЛУНА, И ЗВЁЗДЫ, И МИР
Неспешная прогулка ночью -
вот что действительно хорошо для души:
заглядывать в окна
и наблюдать, как утомлённые домохозяйки
с трудом отбиваются
от своих, перебравших пива, мужей.
А ВОТ И Я...
снова наклюкался в 3-м часу утра -
добивая 2-ю бутылку вина,
я напечатал дюжину или 15 страниц стихов.
старик,
обезумевший от плоти молоденьких девушек в этом
предутреннем сумраке.
печени - хана,
почки протянут недолго,
поджелудочная еле держится,
кровяное давление зашкаливает дальше некуда,
в то время как горечь впустую потраченных лет
струится щекоткою между пальцами ног.
ни одна женщина не захочет со мною жить,
и не найдётся Флоренс Найтингейл, согласной посмотреть
шоу Джонни Карсона вдвоём.
а если случится инсульт, я буду лежать шесть
дней, три мои голодные кошки станут рвать плоть
с моих колен, запястий, головы -
пока из радио будет звучать классическая музыка...
я обещался впредь никогда не писать стариковских стихов.
впрочем, этот такой забавный, уж извините, наверное по-
тому, что я давненько не рассказывал о себе,
хотя есть ещё о чём рассказать.
и вот в 3-м часу утра я готов вынуть
отпечатанный лист из машинки,
наполнить стакан и вставить новый,
влекомый любовью к незапятнанной чистоте.
может быть, в этот раз повезёт.
сначала мне,
а потом -
вам.
МОЯ ПОКЛОННИЦА
я читал стихи в минувшую субботу
на улице под секвойями в Санта-Круз.
прошло уже 3/4-х с начала программы,
когда раздался пронзительный крик
и весьма миловидная
молодая девица рванулась ко мне.
в длинном платье,
с пылающими божьим огнём глазами,
она вскочила на сцену
и завопила: "Я ХОЧУ ТЕБЯ!
Я ХОЧУ ТЕБЯ! ВОЗЬМИ МЕНЯ! ВОЗЬМИ
МЕНЯ!"
я буркнул: "иди ты к дьяволу,
отвали подальше".
но она неистово рвала на мне
одежду и бросалась
на меня.
"где ты была? - я
рявкнул ей, - когда я питался
лишь леденцами, спёртыми в баре, и
отправлял каждый месяц свои рассказы
в журнал "Атлантик"?"
она схватила меня за яйца и едва
не вырвала их.
её поцелуи
были по вкусу, как суп из дерьма.
две женщины выскочили на сцену
и оттащили её
за деревья.
я всё ещё слышал её вопли,
когда начал читать новое стихотворение.
я подумал, что, может быть, следовало
отыметь её прямо на сцене,
у всех на глазах.
хотя никогда нельзя быть уверенным в том,
что это - действие первоклассной поэзии или
дурной кислоты.
ДЕЖУРНОЕ БЛЮДО
- я была с подругой на твоём последнем
поэтическом вечере, - сказала она.
- да? - удивился я.
- моя подруга молода и красива, - сказала она.
- и? - спросил я.
- ей были омерзительны твои
излияния.
затем она вытянулась на диване
и стянула свои
туфли.
- у меня не очень красивые ноги, -
сказала она.
"вот и ладненько, - подумал я, -
у меня не очень хорошая
поэзия, а у неё не очень красивые
ноги".
выкарабкаемся вдвоём.
ПОЧИТАТЕЛИ
телефон зазвонил в полвторого ночи -
это был какой-то мужик из Денвера:
"Чинаски, у вас есть поклонники
в Денвере..."
"да?"
"да, я владелец журнала и хотел бы опубликовать
ваши стихи..."
"ПОШЁЛ ТЫ, ЧИНАСКИ!" - услышал я голос
на заднем фоне...
"кажется, вы там с другом?" - спросил я.
"да, - ответил он, - так вот, я бы хотел получить
шесть стихотворений..."
"ЧИНАСКИ, ОТСОСИ! ЧИНАСКИ, ИДИ НА ХЕР!" -
услышал я другой голос.
"вы, ребята, никак пьёте?" - спросил я.
"ну и что? - ответил он, - ты же пьёшь".
"это точно..."
"ЧИНАСКИ, ТЫ МУДАК!"
потом редактор журнала назвал мне
адрес, и я записал его на обратной стороне
конверта.
"отправьте нам несколько стихотворений сегодня..."
"я посмотрю, что могу для вас сделать..."
"ЧИНАСКИ - ДЕРЬМОВЫЙ ПИСАКА!"
"удачи" - сказал я.
"счастливо" - сказал редактор.
я повесил трубку.
что ж, в мире полно одиноких
людей, не знающих, чем занять себя ночью.
О ДА!
есть вещи куда как хуже
чем одиночество
но зачастую требуются десятилетия
чтобы это понять
и как правило
всё что ни делаешь -
слишком поздно
и нет ничего ужаснее
этого
"слишком поздно"
ПРИЗНАНИЕ
ожидаю смерти
подобно кошке,
готовой прыгнуть
на постель,
и больше всего жалею
мою жену.
она увидит это
окостеневшее
белое
тело,
встряхнёт его разок, потом,
быть может,
ещё разок:
"Хэнк!"
Хэнк
не откликнется.
меня тревожит не смерть,
меня беспокоит жена,
оставшаяся наедине
с грудой
останков.
я бы хотел,
чтобы она знала,
что всё же
все эти ночи,
когда я спал
с нею рядом,
нудные, бессмысленные
споры -
всё это было
великолепно.
и трудные
слова,
которые я всегда боялся
произнести,
теперь могут быть
сказаны:
"я люблю
тебя".
Elizabeth Bishop
(1911-1979)
Элизабет Бишоп - поэт, прозаик, переводчик. По словам критиков, крайне немногословная лирика Э. Бишоп, живущая, по её формуле, "искусством расставания", отличается предельной сдержанностью и внутренней силой, чистотой и взвешенностью языка, виртуозным владением стихотворными формами. Почти бесстрастная четкость в описаниях географических и мысленных путешествий всегда подводит у Бишоп к точке неожиданного перелома и прозрения.
БЕССОННИЦА
Луна сверкает, отражаясь от бюро,
глядит на миллионы миль вокруг
(с холодной гордостью взирая на себя,
она молчит - ей улыбаться недосуг)
затем, укрывшись за пределом сна,
весь день спокойно дремлет дотемна.
Заброшенная во Вселенную, она
про ад могла бы много рассказать
и отыскать заросший тиной водоём
иль зеркало, в котором тишь да гладь.
Как будто в тёплый обернувшись плед,
спуститься вниз, за темнотой вослед,
в тот мир, что перевёрнут вверх ногами,
где лево - вечно с правой стороны,
где тень на самом деле стала телом,
где мы ночной не любим тишины,
где небеса неглубоки, как мелкотня
земных морей, и - любишь ты меня.
МНЕ НУЖНА МУЗЫКА
Мне нужна музыка, которая будет литься
над кончиками пальцев моих, таких капризных,
над губами дрожащими, которые вечно облизываю,
с ясной, чистой, прозрачной мелодией-чаровницей.
В поисках исцеляющего спасения стану биться,
как поётся в какой-то песне - отдохнём после смерти,
и однажды появится в головокружительной водоверти
трепетный звук, который будет и вспыхивать, и светиться!
Таково волшебство, создаваемое мелодией:
тихий вздох, невозмутимое сердце и жажда покоя,
которые опускаются в гаснущий на глубине свет,
в непроглядную подводную неподвижность моря,
и всегда всплывают в бассейне ярко-зелёной луною,
заключая в свои объятья - ритму и сну вослед.
* * *
Любовники не расстаются всю ночь.
Не в силах желаний своих превозмочь,
как в книге страницы, как строки в листе,
друг друга читающие в темноте.
Всё помнит, всё знает один о другом,
не разумом - трепетным сердцем влеком.
Richard Brautigan
(1935 - 1984)
Ричард Бротиган - поэт, писатель и знаковая фигура контркультуры 1960-1970-х годов. Автор одиннадцати романов, двух книг рассказов и десяти поэтических сборников. Точное описание жизни Бротигана - задача утопическая, потому что, рассказывая о себе друзьям и в своих произведениях, он зачастую привирал и фантазировал. Его имя и книги практически неизвестны русскоговорящему читателю.
ПОСЛЕДНЯЯ ПРОГУЛКА
Смерть -
похожа на автостоп
в незнакомом городе,
глубокой ночью,
в холод
и дождь,
когда ты, как всегда,
одинок.
Вдруг
все уличные фонари
меркнут
и всё вокруг
становится тёмным,
таким тёмным,
что даже дома
боятся
один другого.
ПОГРЕБАЛЬНЫЕ ДЕБРИ
Мистер Уильям Льюис - хозяин похоронного бюро,
и он не очень-то хорошо себя чувствует
в последнее время из-за того, что всё меньше людей
(обыгрывается строчка из детской песенки "Butcher, baker, candlestick maker" (дословно: мясник, пекарь, создатель подсвечников), аналог русской "На золотом крыльце сидели...". ВБ - от английского "venereal disease" (VD): венерическая болезнь.)
Edna St.Vinsent Millay
(1892 - 1950)
Эдна Сент-Винсент Миллей - поэт и драматург, первая женщина, получившая Пулитцеровскую премию по поэзии, одна из самых знаменитых поэтов США XX века. Тонкий лирик, Миллей продолжала традиционные формы романтической поэзии - баллады, сонеты. И хотя в форме она ориентировалась на классические традиции, злободневные темы также находили отражение в её творчестве.
ПЕПЕЛ ЖИЗНИ
С тех пор, как не стало любви, дни похожи один на другой;
Конечно, должна я и есть, и спать -
скорей бы настала ночь!
Но ах! - что за пытка слушать часов неторопливый бой!
Как за минутой минута минует день! -
ещё одни сутки прочь!
С тех пор, как не стало любви, я не знаю, что делать мне,
Этим ли, тем ли, чем бы ни заниматься, мне всё равно;
Но что бы ни начинала, снова бросаю,
к оставленному вчерне
Больше не возвращаясь - так на душе темно.
С тех пор, как не стало любви,
соседи повадились брать взаймы,
И жизни мышиной возня своим идёт чередом, -
И завтрашней, завтрашней, завтрашней, завтрашней тьмы
Не избежать этой улице, где стоит этот маленький дом.
УХОД
Мне всё равно, каким путём идти,
Куда бы он ни вёл, мне всё равно;
Не удержать обиду сердца взаперти,
Не уберечься от того, что суждено.
Не знаю толком я, откуда в сердце боль,
Что с головой моей, не знаю толком я,
Но прочь отсюда, прочь, и путь любой
Сгодится - пусть дорога будет долгою,
Чтоб, день и ночь шагая напролёт,
Рассвет увидеть где-нибудь в глуши,
Где даже зверь, быть может, не живёт
И человеческой, уж точно, нет души.
Идти, покуда носом кровь не побежит,
Упасть без сил и никогда уже не встать,
С приливом встретить сонмы нереид,
Дождём в холодных скалах заплутать.
Неважно, в доке ли, на свалке кончу путь,
Мне всё равно, я не боюсь суровой яви;
И наплевать на то, что скажет кто-нибудь
О мертвеце, околевающем в канаве...
"С тобою что-то приключилось, дорогая,
Привиделось, должно быть, невзначай?"
"Узлом сплетается - попалась нить такая.
Всё, мама, хорошо, я приготовлю чай".
СОНЕТ 16
Поскольку женщиною родилась на свет,
То соответствую всем представлениям природы,
И близости мужской не отвергала сроду,
Страсть пробуждается твоим желаниям в ответ -
Приятна тяжесть тела твоего, и вопиет
О счастье бедный разум мой и рвётся на свободу,
А просветлённый всё отдаст тебе в угоду,
Но миг пройдёт, и растворятся наваждение и бред.
Ну что с того, что за одержанной победой
Лишь крови ток да ликование инстинкта над умом,
Насмешку жалости и ты, мой друг, изведай:
С любовью буду вспоминать тебя - но дело в том,
Что происшедшее ещё не повод для беседы,
Когда с тобой, быть может, встретимся потом.
ПОГРЕБЕНИЕ
Исчезнуть в пучине - такая кончина по мне!
Достаточно будет могилы шесть футов длиной
И столько же вглубь - мне по росту вполне,
Но лучше бы волны морские сошлись надо мной!
И страшные рыбы мою теребили бы плоть,
Представить способен не всякий из тех, кто живёт,
Такую картину, но свят в своей силе Господь:
Всё польза, какая ни есть, чем потом - через год!
СОНЕТ 42
Где и с кем целовалась тогда, мне уже и не вспомнить,
Как не вспомнить и рук, на которых спала до утра,
Но когда вечереет, нахлынет на сердце хандра -
Дождь стучит по стеклу, из угрюмого сумрака комнат
Тянет холодом, словно взывают ко мне исподволь
Тени всех, с кем бывала в минувшем сердечно добра,
Милых мальчиков тени: похоже, приходит такая пора -
Изживать на излёте далёкого прошлого тихую боль.
Так уныло стоит одинокое дерево в зимней тиши -
Обнажённым ветвям ещё слышится дивное пение птиц,
Улетевших на юг, но уже превращается медленно в лёд
Память сердца: не вспомнить ни дат, ни событий, ни лиц,
Только знаешь, что пелось когда-то от полной души,