начни раскладывать пасьянс из разных авторов и лет
из едких слов и умных книг из славных и беспутных дней
открой диковинный дневник чужих сомнений и смертей
чужих страданий и любви желаний коих больше нет
и мир волшебный оживи - из разных авторов и лет
перенастрой себя и пусть звучат на разные лады
лесов пронзительная грусть сиянье утренней звезды
пусть кто-то молвит - чепуха! и расхохочется вослед
струится музыка стиха - из разных авторов и лет...
покуда время не пришло покуда пылкость есть и страсть
постичь иное ремесло из родника напиться всласть
используй свой последний шанс - души неугасимый свет
начни раскладывать пасьянс из разных авторов и лет
Wystan Hugh Auden
(1907 - 1973)
Уистен Хью Оден - поэт, драматург, критик, родившийся в Великобритании и ставший гражданином США после Второй мировой войны. Лауреат Пулитцеровской премии 1948 года за барочную эклогу "Век тревоги". Одена называют одним из величайших поэтов ХХ века. Начиная с конца 1930-х годов, ироническая тональность оденовских стихов определила стилистику целого поколения поэтов.
ПЕСНЯ РИМСКОЙ СТЕНЫ
Дует пронзительный ветер, вереск к земле склонив;
В тунике моей копошатся вши, и нос соплив.
Разверзлись хляби небесные, дождь барабанит в лад,
Я солдат, охраняющий Стену, простой солдат.
У серых камней сквозь туман проглядывает дикий тмин;
Моя подружка родом из Тангрии, я сплю один.
Авлус бродит вокруг её дома, проучить бы его, кретина:
Мне не нравятся его манеры, морда - противна.
Как и христианина Пизо, сотворившего из рыбы 2 - Бога,
Целовать не стану; всякому в жизни своя дорога.
Кольцо, что она подарила, я отдал ростовщику в залог;
Мне и любовь нужна, и чтобы полон был кошелёк.
Вот когда со временем одноглазым сделаюсь ветераном,
Бездельничать, глядя в небо, с удовольствием стану.
КОКАИНОВАЯ ЛИЛ И МОРФИНИСТКА СЬЮ
Ты когда-нибудь слышал о кокаиновой Лил,
Которая жила в городе Кокаин, на Кокаин-Хилл?
У неё была кокаиновая собака и кокаиновый кот,
По ночам гоняющие кокаиновую крысу взад-вперёд.
Кокаиновые волосы на кокаиновой голове - это пустяк,
Она одевалась в кокаиновое платье, красное, как мак,
Носила шляпу с белоснежным пером, изысканное бельё,
И кокаиновая роза украшала малиновое пальто её.
Золочёные колесницы галактики Млечный Путь -
Серое и серебряное, слоны и змеи, опоясывающие грудь.
О, кокаиновый блюз, расправляющий крылья грусти,
Как бы ни было плохо, кокаиновый блюз меня не отпустит.
Однажды в снежную лютую ночь Лил решила пройтись,
На дорожку порядком нюхнула, ну как без этого обойтись?
Ей встретился пьяница Мэг, одурманенный травкою Слим,
Канкаки Лиз и невесть откуда взявшийся Йен Ши Джим,
Старая морфинистка Сью и малыш Опиумное Лицо -
Скатывалось с горы в кокаиновый снег кокаиновое словцо;
Верзила Кит, которого не расцелуешь без стремянки,
Его сестричка Мчащиеся Салазки, красавица и смутьянка.
Под утро, в три тридцать, когда вся эта кончилась канитель,
Разгорячённая и светящаяся, как рождественская ель,
Лил, вернувшись домой, тут же отправилась спать,
Пару раз глубоко вздохнула и перестала дышать.
Её положили в кокаиновом платье и в шляпе с белым пером,
Кокаиновую розу малиновым прикрепили на грудь шнуром.
И на камне могильном друзья читают в дни годовщин:
"Она умерла так же, как и жила, нюхая кокаин..."
БЛЮЗ
Хедли Андерсон
Уважаемые дамы и господа, мирно сидящие тут,
Греющие задницей стулья, вы, которые так сладко едят
и пьют,
Дышат, думают, чувствуют и попирают земную твердь,
Приглядитесь, кто сидит рядом с вами? Может быть,
это Смерть.
Как ладно сложенный блондин с голубыми глазами,2
В подземке, на пляже - Смерть повсюду приглядывает
за вами;
Свободные или женатые, молодые или не очень,
Вы будете ей послушны и станете делать всё, что она
захочет.
Смерть безжалостна. Пока вы думаете, что её обманули,
Она отправит вас в пекло, поджарит, как на электрическом
стуле.
Она никогда не торопится, но рано ли, поздно вдруг
Требует плату - только за то, что ты когда-то родился,
мой друг.
Смерть, как доктор, имеющий высшую категорию,
Лечит бесплатно каждого, кто пришёл рассказать свою историю;
Прослушает грудь и скажет: "Ты ещё дышишь. Это худо.
Но поправимо, я займусь тобою, парень, и не надейся
на чудо".
Как от коммивояжёра, от Смерти никто никуда не денется:
В дверь постучится и предложит то, что никогда не обесценится.
Это просто, удобно и старо как мир: если начистоту,
Плевать, какие у тебя доходы, подпиши договор
и подводи черту.
Смерть - великий учитель, она и сама это знает;
Даже самый тупой и посредственный ученик легко её
понимает.
Предмет изучения у неё один - путь в гробницу,
Но никто не зевает, и никто не пытается скорее
с урока смыться.
Так что неважно - мокнешь ли ты под дождём,
Играешь ли в покер, пьёшь ли шампанское, думаешь ли
о своём,
Смерть давно уже ищет тебя, просто всему свой час.
Будь начеку, она постучится в любое время, завтра
или - сейчас.
ЭПИТАФИЯ НЕИЗВЕСТНОМУ СОЛДАТУ
Чтоб сохранить ваш мир, он в жертву жизнь принёс.
"Зачем?" - останься жив тогда, он задал бы вопрос.
БЛЮЗ БЕЖЕНЦЕВ
Миллионы душ в этом городе исходят грустью,
Одни - в собственных особняках, другие - по захолустьям,
Только нам, похоже, тут места нет, моя дорогая,
нам нет места.
А когда-то была и у нас с тобою своя страна,
И мы знали: на карте не сыщешь лучше неё - она одна,
Жалко, что нам теперь туда нельзя, моя дорогая,
никак нельзя.
Там, на деревенском погосте, тис вековой растёт,
Он расцветает весною, чтоб ни случилось, из года в год,
А старый паспорт новым не станет, моя дорогая,
увы, не станет.
Консул стучал по столу и орал: "Без паспорта вы
Не существуете! Люди без документов, считай, мертвы!",
Но мы-то с тобою пока ещё живы, моя дорогая,
пока ещё живы.
В отделе выдачи паспортов мне предложили стул
И вежливо обещали помочь через годик - пустой посул:
Куда мы пойдём с тобою сегодня, моя дорогая,
куда мы пойдём?
Я на митинге слышал, как предрекал ведущий:
"Если мы их оставим, они уворуют наш хлеб насущный!"
Это он говорил о тебе и обо мне, моя дорогая, -
о нас с тобою.
Мне показалось - в небе раздался гром и грохот,
Это Гитлер вещал Европе: "Они должны передохнуть!"
Так вот о нас с тобою он думает, моя дорогая,
настырно думает.
Пудель в пёстром жакете, скреплённом булавкой,
Кот, спокойно шествующий через дверь в мясную лавку:
Они свободны, ведь они не евреи, моя дорогая,
они - не евреи.
Дойдя до гавани, я долго стоял на пустом причале,
Глядел, как свободно плавали рыбы, не знающие печали,
Всего-то в нескольких футах, моя дорогая,
в нескольких футах.
В городском саду слушал, как радостно пели птицы,
Им плевать на политику, им незачем простоты стыдиться,
И нет им дела до человечества, моя дорогая,
нет никакого дела.
Мне привиделся дом, в котором - тысяча этажей,
И тысяча в нём дверей, тысяча светлых окон и витражей,
Да нет в этом скопище нашего, моя дорогая, - ничего нашего нет.
Стою на большой равнине, где среди снега и льда
Десять тысяч солдат маршируют взад и вперёд, туда-сюда,