Есин Сергей Николаевич
Дневник. 2011 год.

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • © Copyright Есин Сергей Николаевич (rectorat@litinstitut.ru)
  • Обновлено: 22/11/2015. 1382k. Статистика.
  • Эссе: Публицистика
  • Дневник
  • Скачать FB2


  • Сергей Есин

    ДНЕВНИК

    2011

      
       1 января, суббота. Больше чем до десяти часов поспать не удалось. Совершенно неслышно ушел на дежурство в МЧС на сутки Саша. А оба Сергея продолжали спать в Валиной комнате. Утро я посвятил чтению книги Светланы Николаевны Кардаш-Лакшиной, которую она мне подарила при последнем нашем свидании. Собственно, прочел только три статьи, посвященные Чехову. Здесь многое в этой драматургии становится для меня понятным. Тем более что магия Чехова на меня никогда не действовала. Все слишком тонко, и я не могу ухватить совокупность линий характеров.
       Потом ребята встали, завтракали вкусными остатками вчерашнего ужина и, пред тем как отправиться домой, смотрели какой-то фантастический американский ужас. Это совсем не помешало мне сканировать страницы рукописи и даже на ходу их редактировать и дописывать.
      
       Внимание! Дневники Сергея Есина, обнимающие пространство с 1985-го, издаются и в книжном варианте. Их можно приобрести, позвонив по телефону 8 903 778 06 42.
      
       Любимое радио, в связи с естественным затуханием политической жизни, сосредоточило свои усилия на двух темах: аресте Бориса Немцова после участия в разрешенном властями митинге на Триумфальной площади и задержании россиян и белорусов в Минске, которое произошло сразу после объявления итогов голосования. Сколько же времени я потратил на политику, которая так быстро выветривается из любых голов!
       Вечером, уже около десяти, вышел из дома и почти два часа ходил по совершенно пустым улицам. В парке возле метро "Проспект Вернадского" молодая семья с ребенком в коляске запускала фейерверк. Машин почти нет, надышался и решил, что каждый день буду ходить перед сном гулять.
       2 января, воскресенье. Что-то поправлял в Дневнике, который, хочешь или нет, требует ежедневно около двух часов времени, а потом снова врезался в книгу о Вале. Я без нее, конечно, страшно тоскую, но что заставляет меня так много над этой книгой работать, что ведет меня? Естественное ли честолюбие писателя или все же стремление закрепить на как можно большее время ее, да и свою, бездетную память в нашем русском мире?
       Практически весь день просидел за письменным столом, отвлекаясь только на небольшую и торопливую зарядку и приготовление борща. Саша, который вернулся с дежурства утром и, как мышка, улегся спать, около семи снова ушел встречать Новый год к каким-то своим девкам, правда, предварительно почистил мне свеклу, морковку и лук. Я каким-то образом, пользуясь своей кухонной техникой, умудряюсь большую кастрюлю борща создавать за час. В это время обязательно включено радио, набираюсь ума.
       Весь день у меня в большой комнате включен телевизор. Переключаюсь с "Графа Монте-Кристо" на Первом или Втором на канал "Культура" -- здесь оперетта, романсы, шлягеры ушедшего века с великолепной Вероникой Долиной и Градским. Боже мой, как поют. Надо еще сказать, что потихонечку, не спеша Вероника Долина выросла в потрясающую актрису и певицу и, конечно, сейчас перепевает всю нашу сухую и безобразную эстраду. Примадонна эстрады сейчас она, постепенно оттеснив с этого места Пугачеву. В эстраде, как и в политике, -- а разве в литературе не так? -- все быстро забывается. По "Культуре" был еще замечательный фильм о Гликерии Богдановой-Чесноковой, но я ждал знаменитую ленту о Елизавете I, заранее предвкушая, что, наконец-то, увижу этот фильм целиком.
       3 января, понедельник. Хотя вчера лег после двух, встал все же около девяти. Еще лежа посмотрел 12-й номер "Нашего современника". С. Куняев прислал мне этот номер с курьером перед днем моего рождения. У меня сразу мелькнула мысль, что, возможно, как и пять лет назад, здесь есть на обложке какое-то мне поздравление. Мельком посмотрел. На обороте первой обложки большой портрет Г.В. Свиридова -- к его 95-летию, на четвертой аннотация нового романа Евгения Шишкина "Правда и блаженство" с портретом автора. Заголовок не отличается вкусом. Роман, видимо, о путче -- жду высокую прозу, хотя фразы "Пусть весь мир сойдет с катушек, пусть вся вселенная начнет бунтовать, митинговать, дыбиться -- главное, где Вика? Не в опасности ли? Словно стрела пронзила сердце" -- не говорят о высоком вкусе. На третьей странице портрет Сергея Небольсина -- 70! Это вполне справедливо, замечательный человек и прекрасный литературовед. Немного позже я нашел и причину, почему журнал был мне срочно прислан. Перед годовым оглавлением на специальной странице отмечены два юбилея -- мой и Вадима Валерьевича Дементьева, критика, писателя, наследника переделкинской дачи. Отец успешно и много лет работал у нас в Институте. Не станем считать это понижением собственного рейтинга.
       "Исполнилось 75 лет видному русскому писателю Сергею Николаевичу ЕСИНУ. Его роман "Имитатор" (1985) стал событием литературной жизни и навсегда привлек читательское внимание к автору, столь смело и честно сказавшему об общественной опасности появления целой череды имитаторов -- в искусстве, науке, политике. И шире -- об опасности духовных подмен, что было особенно своевременно в канун наступления эпохи подмен в конце 80-х.
       Смелость и независимость позиции Сергей Николаевич демонстрировал не раз. Так, в период повсеместных поношений "красного проекта" он издал роман "Ленин. Смерть титана" (2002)".
       Новые авторы журнала почти все незнакомы. Принялся для разминки читать довольно обширную статью Сергея Куняева -- рецензию на "Биографию" Есенина двух современных авторов -- Олега Лекманова и Михаила Свердлова. Тема не моя, но, как и всегда, материал Сергей собрал отменный. Его статью можно было бы назвать -- Есенинские мифы и один из них -- правдивость "Романа без вранья" Мариенгофа. Сергей удачно раскрывает его "правдивую" подоплеку. Я-то взялся именно за этот "угол" обширной куняевской рецензии не случайно. Недавно один из моих учеников с гордостью признался на моем опросе "Кто и что читает": читаю Анатолия Мариенгофа, "Роман без вранья".
       Дело в том, что первый вариант книги под заголовком "О Сергее Есенине. (Воспоминания)" вышел по горячим следам гибели поэта в 1920 году. Сцены, описанные в этой тоненькой книжечке, посвященные истории создания поэм "Кобыльи корабли", "Сорокоуст", стихотворения "По-осеннему кычет сова...", вызвали доброжелательный интерес у читателей и критиков и не спровоцировали никакой отрицательной реакции. Во всяком случае, книжка Мариенгофа в общем потоке "литературы о Есенине" в тот год была отмечена, и отмечена в целом положительно.
       А дальше произошло следующее: видя, каким успехом пользуются на рынке любые книги о только что погибшем поэте, как сметаются с прилавков наравне со сборниками разнообразных воспоминаний, книжками Ивана Розанова и Софьи Виноградской низкопробные брошюры Алексея Крученых, Мариенгоф включил свою деловую хватку, которой не единожды восторгаются на протяжении "Биографии" М. Свердлов и О. Лекманов. В мемуаристе заговорил опытный делец -- Мариенгоф прекрасно понял, на что клюнет публика: на соответствующий образ Есенина в контексте жизни литературной богемы конца 1910-х -- начала 1920-х годов, написанный пером "лучшего друга". Здесь уже было не до совести, не до истины, не до уважительного отношения к современникам. "Налетай, торопись, покупай живопись!" В ход пошло все: Есенин, падающий с лошади; Есенин, разбивающий голову Ивану Приблудному; Есенин, заставляющий мемуариста "вытереть носы" цветам на ковре; хлещущая с утра водку Изадора Дункан (ирландка по происхождению, она всегда предпочитала произносить свое имя в ирландском озвучании -- так мы и будем поступать в дальнейшем); Клюев, сбегающий из Москвы по получении сапог, сшитых за счет Есенина... А самое главное -- в ход пошел тот образ поэта и человека, который идеально совпал с образом, нарисованным Львом Сосновским в статье "Развенчайте хулиганство!", а потом Николаем Бухариным в "Злых заметках". Деловой интерес (за три года разошлись три издания книги, объемом в несколько раз превышающей предыдущие "Воспоминания") сопровождала политическая конъюнктура".
       Самым интересным событием дня была утренняя передача по "Эху". Здесь известный журналист Виталий Дымарский и в прошлом известный политик Владимир Рыжков начинали цикл передач "Тектонический разлом". Это первая, так сказать, вводная передача о 90-х годах. В речах ведущих сразу же послышалось раздражение: при опросах лишь 19% из выборки сказали, что 90-е оказались временем надежд, а вот для 57,8% населения это время разочарований. Боюсь, что, -- если я не ошибся при записи, -- 91% населения разочарован "перестройкой". Вначале также долго говорили о несовершенстве нашего современного парламентаризма и договорились до того, что вспомнили о "советских" Советах и посетовали, что в пылу революционных преобразований от них отказались. Вот это да! Ну, в Советах бы уже оппозиция развернулась... А я вспомнил -- наверное, я слишком часто повторяю этот эпизод, -- как на совещании у главы администрации президента Сергея Филатова я посоветовал -- и как на меня смотрели -- вернуться к Советам.
       Опять, кроме Дневника и правки текста книги о Вале, ничем не занимался. Правда, поздно вечером досматривал по телевидению вторую серию фильма о Елизавете I. Опять очень сильное впечатление, связанное в первую очередь с игрой актрисы.
       4 января, вторник. Общая диспозиция дня: весь день за компьютером -- редактура рукописи о Вале да Дневник -- и несколько интересных телефонных разговоров.
       В качестве лирической перебивки: сегодня был день солнечного затмения. Солнце вышло из туч и светило, как новенькое. Я все ждал, когда же наступит это поразительное явление и поглядывал в окно. Явление, кажется, пропустил, но увидел нечто другое. После ледяного дождя несколько дней назад оттепель так и не наступила. В какой-то момент я вдруг увидел, что гигантские липы во дворе, переросшие уже пятый этаж, на котором я живу, превратились в чистый хрусталь. Все древо, каждая веточка, вплоть до самой маленькой, засветились, пронзенные солнечным лучом, и оказались прозрачными. Будто каждую ветку и каждый сучок только что выдули мастера-стеклодувы.
       Утром позвонил Куняеву, чтобы поблагодарить его за "эксклюзивное" поздравление. Тем более что в самом тексте, особенно во фразе "Смелость и независимость позиции Сергей Николаевич демонстрировал не раз" -- этого в редакции никто не решился бы написать, кроме самого Куняева-старшего, потому что там все, как им кажется, включая Женю Шишкина, "демонстрируют" смелость, а уж "фирменное" язвительное вдохновение -- это Куняев незамутненной воды.
       В разговоре, когда, обсудив статью Сергея и многое другое и в журнале, и в литературе, и когда, подогреваемый давней обидой, я посетовал на вкус Шишкина, на рекламу романа, которой отдали последнюю, четвертую обложку журнала, я вдруг услышал, что жанровое обозначение этого произведения не роман, а сага. Но вот с этой сагой, когда номер с рекламой уже был подписан, случилось следующее. Главный редактор, спокойный, что обеспечен прозой на три первых номера, сунул в нее нос и обнаружил то же самое, что и я, и в печатании саги пока отказал. Московский университет и его филфак определенно воспитывают вкус к слову.
       Потом позвонил Илья Кириллов. Разговор был долгий, тягучий и сладкий, потому что каждая мысль собеседника находила ответ. Говорили, в основном, о литературной ситуации. Вдруг оказалось, что прогрессивный лагерь, сделавший ставку на западную, формальную литературу, обнаружил, что эту литературу не читают. Говорили, что наши девочки, в том числе выпускницы Литинститута, этот самый дамский роман, так широко культивируемый на Западе, пишут быстрее и веселее, чем западные дамочки. А потом Илья стал говорить о недавней статье Владимира Бондаренко, в которой он подвел литературные итоги десятилетия и вдруг, совершив в своем развитии ожидаемую параболу, вспомнил достаточно раскритикованный и сказочный "Асан" Маканина и забыл распутинский роман "Дочь Ивана, мать Ивана", что, конечно, было явлением. Говорили о стремлении Бондаренко именно перед своим 65-летием не то чтобы связать два лагеря, а просто казаться в каждом лагере своим. Говорили о замечательной первоначальной идее "Дня литературы": печатать и говорить о лучшем. А кончилось все разговорами о банальном и полезном. Впрочем, этого можно было ожидать от Володи с его эклектическим мышлением и боевыми статьями, в которых отсутствует подтекст. Надо бы эту статью Бондаренко прочесть.
       Третий разговор -- с С.Н. Лакшиной, которой я позвонил, чтобы она продиктовала мне лакшинскую цитату, приведенную ею на встрече в Институте. Здесь тоже было длинно и сладко говорено о Чехове, о Башкирцевой. Вспомнили, естественно, Лакшина.
       Я обратил внимание, что в отношениях покойного В.Я. и С.Н. много схожего с моими отношениями с Валей. Среди прочего С.Н. рассказала мне один занятный эпизод. Оказывается, много лет назад Алла Латынина была дружна с Владимиром Яковлевичем. Ходила с мужем в дом к Лакшиным, С.Н. угощала пару своими пирогами, которые она, по ее словам, любит и умеет печь. В 70-е годы Латынина много и долго говорила с В.Я. о Солженицыне. Из его рук, кстати, получила "Бодался теленок с дубом", который тогда в России не был напечатан и так же не напечатанный ответ Лакшина. Но через двадцать лет, в 90-х, она выступила с разгромной статьей -- как же, какой-то Лакшин посмел выступить против кумира новой общественности! Как только не ломает людей конъюнктура.
       5 января, среда. Орхидея, которую почти три года назад мне подарила Катя Писарева, моя ученица, три недели назад расцвела, а вот сегодня начала вянуть. Три недели я на нее любовался. А потом были цветы на день рождения. Я всегда ставлю цветы в вазу и два цветка к фотографии Вали в передней. Четыре ее портрета у меня перед глазами в центральной комнате, где я работаю, а вот одна фотография в прихожей у зеркала. Она меня встречает и провожает. Там сейчас стоят две белые розы. Но все равно жалко, что орхидея уходит.
       Никуда не выходил, весь день сидел за столом над рукописью.
       Вечером полез в Интернет, и там на моей почте занятное стихотворение все того же трогательного Юры Беликова. До него дошла "Литературка" с моим портретом на первой страничке, вот он и придумал -- подпись под фотографией.
      
       Из-под мехов являя фрачный пыл,
       Он выглядит, как выходец из сказки.
       Писатель! Он и ректором побыл.
       Его бы в губернаторы Аляски!
      
       6 января, четверг. Многие говорят, что их "зомбирует" телевидение. Я обхожусь каналами "Культура" и "Дискавери". Меня вполне это устраивает, основные каналы смотрю только когда необходимо. Иногда они, как человека из прошлого века, путают. Так, очень удивлялся, что трансляция богослужения в честь Рождества Христова идет не из Храма Христа Спасителя, а из хорошо мне знакомого собора на Ордынке. По привычке советского человека стал фантазировать: а) не случилось ли чего-нибудь с Патриархом Кириллом, б) не возникла ли какая-нибудь церковная интрига. Как обычно, подобные трансляции мне интересны. Они расширяют мои знания о религии, через них я стараюсь разумом и сердцем приобщиться к церкви. Здесь то, что русский должен узнавать в детстве, а я не узнал. Но эта трансляция, видимо, в связи с особенностями храма, в известной мере была посвящена еще рассказу, что в этот храм ходила Анна Ахматова, когда жила у Ардовых. Второй неожиданный момент: в речь ведущего вклинивался небольшой рассказ о семье Ардова. Выяснилось, что Анна Ахматова обычно жила в комнате приемного сына старшего Ардова Алексея Баталова. Этого я не знал. А потом появился на экране Сергей Юрский. Он чуть ли, оказывается, не в этом храме на Ордынке и крещен. Но дело не в этом, главное -- он прочел стихи Бродского из "Рождественского цикла". Как всегда, Юрский читает все почти гениально. Это уже сам Юрский: в стихах Бродского есть ослепительные догадки. Действительно, есть.
       А потом я понял, что смотрю все же не тот канал -- роскошное служение из Храма Христа Спасителя шло на Первом. Вел его Патриарх, я уже знал, что три свечи, связанные наверху в пучок, в одной руке и две, таким же образом соединенные, в другой означают божественное триединство и божественную и человеческую сущность. В храме Медведев, с женой, я уже их в храме видел. Возле них сонм девочек, одетых одинаково, но мило. Наверное, это какие-то воспитанницы богоугодного заведения. Досмотрел до момента Святого причастия, показали, как Патриарх накрывает два сосуда небольшими, расшитыми золотом платками. И тут же камера от Патриарха уходит, и слышится лишь его густой и красивый голос: "Причащается раба Божия Светлана..." Насколько я понимаю, первая, чистая ложка причастия была предложена жене президента. Но наше телевидение не было бы именно нашим, если бы не знало, кто у него хозяин. Сразу после репортажа из Храма Христа Спасителя камера нашего спасительного телевидения показала сельский хороший и прочный храм, и перед немолодыми женщинами с простыми русскими лицами стоял, в роскошном вязаном свитере, Владимир Владимирович Путин. Этот, видимо, не очень давно отремонтированный и отреставрированный храм находится, оказывается, в Тверской области, в деревне Тургинове -- записал по слуху, могу и ошибиться -- на родине родителей нашего сегодняшнего премьера. В 1911 году его родителей в этом храме крестили, и на старом сельском кладбище похоронена бабушка премьера. Но и это не все: роскошный свитер премьера связан одной из погорелиц прошлого года, которой построили новый дом. И сразу стало ясно, во-первых, что мне Путин все же ближе, чем другие высокопоставленные политики, и, во-вторых, что постоянно и вчистую обыгрывает своего ученика и преемника.
       Я ожидал новую картину из цикла "Королевское кино" -- люблю эту серию. Хотя это и наивно, здесь много узнаешь из истории, те мелкие и личные часто факты, которые соединяют уже давно и твердо известное. Здесь родственные отношения известных людей, пейзажи исторических мест. Но, видимо, в силу Рождества чужое королевское было отменено и показали нашего отечественного "Чайковского". Я увидел первую сцену, когда крошечный, в ночной рубашонке, мальчик в пустом доме крадется к роялю, и выключил телевизор. Смотреть после прекрасной и очень откровенной книги о Чайковском Александра Познанского, которую я только что прочел, не стал. Включил телевизор, уже когда фильм заканчивался: Чайковский в Кембридже получает мантию почетного доктора музыки, и английское студенчество ликует, а потом ликование российского народа, Смоктуновского в роли Чайковского выносят на руках из Мариинки -- такой сентиментальной пошлостью на меня дохнуло, что я снова выключил телевизор.
       7 января, пятница. Утро светлое, опять солнце устроило с обледеневшими деревьями сказочные игры. Всю красоту сверкания льда на фоне голубого неба описать невозможно, здесь нужны или другие приемы, или другое искусство.
       Весь день с раннего утра просидел за компьютером, перечитывая, сканируя и редактируя текст о нашей с Валей молодости. Естественно, в перерывах ем, потому что ни после какой физической работы так не хочется есть, как после сидения за компьютером. В перерывах же, когда голова уже перестает варить, с энтузиазмом занимаюсь готовкой, постоянно заглядывая в "Книгу о вкусной и здоровой пище". Во время готовки слушаю радио. Оно, как и я, тоже постоянно бормочет об одном и том же, но о другом. В связи с рождественским затишьем в политической жизни "Эхо" все время говорит о необходимости поддержки Немцова и о приговоре Ходорковскому.
       Вечером с коллективом ходил на просмотр фильма у нас в "Капитолии". Здесь две ситуации. Первая -- атмосфера в этих залах, магазинах -- может быть, люди здесь и проводят все свое свободное время. Сколько народа, которого подобная жизнь устраивает!.. Вторая -- сам фильм "Турист" с лучшими актерами мира Джонни Деппом и Анжелиной Джоли. Это очень здорово снято, очень плотный сценарий, очень хорошая режиссура и ничтожная по-человечески история, естественно, детективная. Вор-банкир, сыщики, но чтобы побаловать публику, для которой, боюсь, "Макдоналдс" с его чизбургерами, пиццами, пивом в больших пластмассовых стаканах, снято все на фоне Венеции. Показали ее роскошные, с воздуха, с вертолета пейзажи. Я для себя уточнил географию, обнаружил, что в аэропорт можно прибыть на катере и с железнодорожного вокзала уехать в город тоже на катере. Показали еще более роскошные интерьеры, великосветский бал и, вообще, нынешнюю знать. Как все же мельчает кино, обратившись к широким массам пьющих пиво и уплетающих попкорн городских люмпенов, считающих себя буржуазией и средним классом.
       Из событий дня: Акунин в своем блоге говорил о необходимости скорейшей ампутизации. Как осмелел! Правда, я помню, что когда одну из его первых книг наградили "Антибукером", то Третьяков говорил, что собственно Березовскому эта книжка понравилась...
       8 января, суббота. Утром отвозил маленького Сережу в Домодедово, каникулы заканчиваются, он возвращается к тетке в Крым. Транспорта по субботнему времени было немного. Пока ехал по Каширскому шоссе, становился ясен размер бедствия после "ледяного дождя". То любоваться его итогами из окна, когда все деревья покрыты хрустальной глазурью, а то увидеть огромные березы, склонившиеся под тяжестью своих ледяных ветвей до самого дола. Очень много деревьев просто сломанных чуть ли не по середине. Бедствие огромное. Стало ясно, и почему так много населенных пунктов в Подмосковье стоят обесточенными. На узких лесных просеках обледенелые деревья падали на провода.
       В Домодедове почти образцовый порядок. По-новому взглянул на аэропорт -- по сравнению с "Шарлем Де Голлем" он маловат, в Москве аэропорт должен был быть побольше. Довольно быстро зарегистрировали Сережу и -- в добрый путь. На все про все я потратил три часа.
       После двух вчерашних фильмов спал плохо, утром, когда проснулся, почти час читал книжку Филиппа Бобкова "КГБ и власть". Издана она в 1995 году и все это время лежала у меня на полках. Ну что может написать генерал, да еще "КГБ-шник"! А вот взял вчера вечером и зачитался. Пока хватился за главу о "национальном" вопросе. Первые выводы: если кто и наблюдал за тем, чтобы нужная имперская "общность" не разрушилась, то это аналитики из этого учреждения. А вот ЦК по-старчески пердело и старалось из избы сора не выносить, все загонять внутрь. Под стать центру были и ЦК союзных республик, в которых подспудно зрел национализм. Здесь дружно стояли против решения всех назревших вопросов. В этом отношении вопрос возвращения татар в Крым всячески тормозился после хрущевского "подарка" Крыма Украине именно самими украинцами, хотя в то время были свободные в Крыму земли и не хватало рабочих рук. Наверное, если бы вопрос был решен тогда, не было бы стольких хлопот и такого озлобления сейчас. Такое же положение было и с возвращением турок-месхетинцев. Земли, с которых их при Берии согнали, так до сих пор и не освоены. Месхетинцы, в основном, занимались террасным садоводством и скотоводством. "И сегодня, проезжая по дорогам Грузии, можно видеть южнее Боржоми и Ахалцихе следы их деятельности и представить себе красоту садов, некогда покрывавших склоны диких гор. А потом красота сменилась картиной запустения, горы обезлюдели, после того как их исконные жители покинули эти места. Именно здесь жил и творил великий месх Шота Руставели -- гордость не только грузинской, но и всей мировой литературы". Протестовал против решения этого вопроса опять грузинский ЦК, возглавляемый Шеварднадзе.
       Особое внимание Ф.Д. Бобков обращает на историю возникновения Карабахского конфликта между Арменией и Азербайджаном. Здесь показаны двусмысленная и двурушническая роль
    М.С. Горбачева и подстрекательство армянской интеллигенции. Все это можно прочесть, но все-таки остановлюсь на двух цитатах. Здесь не колебания и гнилой плюрализм журналистов, а точка зрения и подтвержденная последовательность событий.
       "Мне кажется, некоторые известные и уважаемые люди даже не думали о том, что их громкие фразы и публичные высказывания способны привести к таким тяжелым последствиям."
       Так, академик Аганбегян, как стало известно из печати, находясь в Париже, заявил на встрече с жителями армянских кварталов, будто проблема Нагорного Карабаха вот-вот будет решена и эта область, находящаяся на территории Азербайджана, войдет в состав Армении. В то время Аганбегян был близок к Горбачеву, и за рубежом его воспринимали как человека, в известной мере выражавшего взгляды Генерального секретаря ЦК КПСС. Естественно, это сообщение быстро облетело всю армянскую диаспору, дошло до Армении и Азербайджана. Начиная с этого момента Аганбегян стал для азербайджанцев нарицательной фигурой -- человеком, который поднес первую спичку к карабахскому костру.
       "Постарался" журналист и писатель Зорий Балаян. Находясь в Америке, он объехал места проживания армян и тоже, намекнув на Горбачева, заявил о переходе Нагорного Карабаха под юрисдикцию Армении.
       Еще одним "активистом" оказался сын А.И. Микояна Серго, который отправился в Армению и очень много наговорил на эту тему.
       "Естественно, в Армении после всех этих выступлений поняли, будто вопрос решен, и областной совет Нагорного Карабаха объявил о выходе автономной области из состава Азербайджана".
       Кроме, так сказать, темы "спички" Ф.Д. Бобков просто с вызывающей уважение генеральской точностью и уверенностью определил и другой немаловажный факт. Я все время, кстати, думаю о своем обильном цитировании, не перебарщиваю ли? Но цитаты эти часто отвечают на вопросы, которые я уже себе задавал, но не смог найти ответа. Опять-таки можно спорить о том, кто был первым, кто как себя вел и кто больше виноват, -- азербайджанская или армянская сторона, -- но факт остается фактом: первыми жертвами стали азербайджанцы: 22 февраля 1988 года в Аскеранском районе были убиты двое: работавший на виноградниках крестьянин и мальчишка, который показался подозрительным армянскому стрелку.
       Басовская с Венедиктовым рассказывали сегодня о Лоренцо Великолепном, и это было ново и увлекательно. Я всегда слушаю эти познавательные передачи, а потом Юлия Латынина призналась, что она не просто либерал, а отмороженный либерал. Ну, так все Юлия несла, такая легкость в критике необыкновенная. Сегодня по тому же "Эху" опять что-то повторяли из Шендеровича, он, значит, опять говорил, что в первый раз Ходорковского судили и осудили, а почему Дерипаска, Абрамович и Вексельберг, которые играют по тем же правилам, на свободе? В этой тотальной защите Ходорковского, -- которого опять, повторяю, по сути, по-человечески жалко, даже очень, -- такая защита "своего" и недоумение, что в этой лопоухой и доброй России подобное беззаконие и безболезненный, "юридический" отъем денег у русских может окончиться, что просто дивишься такой наивности. Занятно, что в подобных высказываниях сквозит недоумение, почему же весь народ не встает вместе с небольшим количеством энтузиастов. Но по этому поводу народ безмолвствует.
       9 января, воскресенье. Утром по радио опять было проговорено о некоем законе, который Медведев подписал, якобы защищая детей от жестокости, которая идет из Интернета и телевидения. Было высказано много иронии. Все законы у нас есть, в том числе и этот, надо бы следить за их исполнением. Потом развернулась дискуссия, в которой внезапно прорезались близкие мне социальные нотки. О родительском примере, а не о законе, о том, что ребенку некуда пойти -- все платно: и фитнес-центр, и другой спорт.
       Днем разговаривал с "богиней пианизма" Леной Алхимовой -- она рассказала мне то, о чем я практически забыл: о днях после моего пожара в квартире. Она тогда вместе с Володей Мальченко репетировала в Институте какую-то концертную программу. Это было, как говорит Богиня, на второй или даже первый день после пожара. И вот Володя спрашивает: а на какой улице живет Есин? Оказывается, он прочел заметку в "Комсомольце". Они побежали узнавать адрес и помчались на улицу Строителей. Я уже забыл детали: Богиню потрясла занавесочка, повешенная вместо входной двери, -- значит, в первый день. А на следующий приехала Л.М. с Долли, нашей преподавательницей английского языка, и привезла мне на первое время денег. Мне действительно есть что вспомнить.
       С десяти утра, когда проснулся, практически не разгибаясь, сидел за компьютером. К двенадцати ночи отсканировал, обработал и отредактировал последнюю, сотую страничку рукописи о В.С.. Естественно, параллельно все время гудел телевизор. По "Культуре" шла какая-то американская пошлость, прикрытая претензией на историю, -- фильм назывался, кажется, "Гибель Помпеи". Чудовищно, даже я, который любит историю, перелез на другой канал и был счастлив. По "Дискавери" показывали фильм об убийстве Генриха IV. Все интересно, знакомые виды Лувра и, наконец-то, объяснили, кто такие Монморанси и прочие аристократы. Так, к концу жизни, и выстраиваешь свою историю.
       10 января, понедельник. Со мною это дело привычное: решил, что сегодня рабочий день, и пошел на работу. Институт закрыт, ректор распорядился никого не пускать -- и правильно. План у меня был нехитрый -- поговорить с Алексеем Козловым о верстке и сделать список моих пятикурсников и первокурсников, которые обсуждались в прошлом семестре. Все сделаю завтра. Из Института пошел пешком к Охотному Ряду. Возле Моссовета обнаружил, что не все в Москве просто. По обеим сторонам Тверской улицы стояло по милицейской машине, а возле самого здания бывшего губернатора четверо в форме -- два милиционера и два омоновца. А с другой стороны Советской площади тоже прогуливается четверка. Возле Центрального телеграфа уже три милицейских машины. Я думаю, это связано с теми пикетами, о которых постоянно говорит "Эхо Москвы".
       Между прочим, здесь и еще один закон, который следует применять при писании Дневника, особенно, как у меня, публичного: не надо себя насиловать и стараться втиснуть все. Подчиняться не только разуму, но и эмоциям, они часто ведут лучше. Надо было еще неделю назад написать об этих пикетах. Разные оппозиционные течения уже довольно давно стараются проводить 1-го числа каждого месяца митинги. Их лозунг -- свобода собраний и соблюдение 31-й статьи Конституции. Власти разрешали это, запрещали. Оппозиционеры непременно хотели проводить свои митинги на Триумфальной площади. Такой митинг разрешили провести и 31 декабря. Но лишь группе, в которую входили Алексеева и Немцов, а вот людям Лимонова не разрешили. Лимонов, правда, сказал, что проведет свой митинг, и именно на Триумфальной. Его взяли, когда он вышел из подъезда своего дома. Что касается Немцова, то, по его версии, его арестовали, когда уже после митинга он садился в машину. Но вот что значит все же слушать радио и читать газеты. Кто-то из защитников Немцова говорит, что его все-таки арестовали, когда Немцов захотел пройти к другому митингу. Все это закончилось тем, что нескольким командирам оппозиции пришлось новогоднюю ночь провести в камере. А через день или два им дали по 15 суток. Дальше началась серия пикетов в защиту этих "узников совести". Практически все праздничные новогодние и рождественские дни, когда мало событий, были посвящены приговору Ходорковскому и Лебедеву и разговорам об одиночных пикетах, которые активисты несли возле изоляторов, где находились Немцов и Лимонов, и возле Моссовета, т.е. мэрии.
       Вечером разбирался с Дневником за 1998 -- 2000 годы, помечал, где сделать необходимые выписки. А теперь начну потихоньку это делать. Еще раз смотрел фильм Хамдамова "Вокальные параллели". Сколько же я не увидел в нем, когда смотрел в Гатчине и даже давал за него Гран-при. Это настоящее кино, которое уже исчезло, превратившись в бульварную литературу. Кроме потрясающей изысканности, сколько в нем еще и смыслов.
       11 января, вторник. Ездил в гараж на Пресненском валу, а оттуда в Институт. Обедал вместе с ректором и А.Н. Ужанковым. А.Н. рассказывал о своей поездке на Украину. Нет работы и, по его наблюдениям, следующее, т.е. молодое, поколение уже не знает русского языка. Что касается самого Януковича, то он уже не так безоговорочно хочет вводить русский зык в качестве второго государственного. Дыхание Кучмы.
       Узнал, как сдают и сдавали мои первокурсники, судя по сведениям деканата, очень неплохо. Завалил зачеты только мой любимый Рябинин, я взял у него заявление и под мою ответственность получил у ректора разрешение допустить его до экзаменационной сессии. Сдавал копии чеков на лекарства в бухгалтерию -- снова, в озвученном И.Н. Зиновьевой виде, получил порцию недоброжелательности от Л.М. Царевой, которая следит за нашими финансами. Я бы мог ей подсказать, за чем именно надо бы следить. Разговаривал еще с несколькими людьми. Здесь услышал интересное суждение, почему я всех раздражаю: я невольное свидетельство других, больше устраивавших людей порядков.
       Е.Я. напечатала последние три страницы моего материала о Вале. Завтра их вставлю в основной текст, потом дам прочесть безотказному Леве.
       Вечером был на новой сцене в Большом театре -- "Кармен". Опять позвал Паша Быков. Практически целиком и полностью я слушаю и смотрю "Кармен" впервые -- это самая часто ставящаяся в мире опера. Сразу скажу, что лучшая на сцене была Катя Щербаченко. Меня всегда раздражала Микаэла с ее нытьем о матери, доме и родине, но с первой нотой этого завораживающего сопрано все вдруг из условности превратилось в правду и страсть. Сразу подумал, что Бизе -- это не наш Чайковский с его постоянным духовным напряжением, а все легче, спрямленнее, хотя есть очень сильные и глубокие куски. Меня не удивляет, что эта самая нынче популярная на музыкальных сценах мира опера провалилась на самой первой премьере. Она и должна была провалиться, потому что вся из музыкальных разговоров и сильных музыкальных сцен.
       12 января, среда. Ученый совет был практически с одним вопросом в повестке. У нас все в высшем образовании нынче покрыто пеленой формальностей. Оба наших претендента должны были прочесть свои программы, а ученый совет их утвердить. Первым вышел ректор. Это было между программой и самоотчетом. В принципе, за год с помощью своей команды, в которой главным забойщиком был, конечно, А.Н. Ужанков с его знанием современной бюрократии и связями, было сделано много. Были и планы, в которых основное -- строительство нового здания и реставрация главного корпуса. Деньги, похоже, уже выделили, и это, безусловно, большая победа БНТ. Вопросов и замечаний не было. Минералов предложил программу принять, его все поддержали, и это было справедливо. Но тут произошел маленький инцидент. Несколько воспаленный вчерашним разговором в бухгалтерии, который я довольно тяжело пережил, я высказал пожелание, чтобы в программу был внесен пункт о гласности в институтских делах. Мячик полетел известно куда и на лету был неосторожно пойман. Из своего угла Л.М. немедленно подала реплику: "Нам что, не хватает телекамеры в туалете?" Я сдержался и не ответил. Я-то знаю, где надо бы установить эти камеры.
       Мне показалось, что после этого сообщения ректора Стояновскому, который, наверное, по уговору был вторым мнимым претендентом, уже сказать будет нечего, но это не так. М.Ю. нашел и употребил другую, даже более яркую форму. Он зачитал 32 тезиса о том, чем надо заниматься в Институте. Это было убедительно и уж как программа ничуть не хуже, чем предыдущее выступление. Я невольно сострил вслух фразой из гоголевской "Женитьбы": если бы носик у одного да к усикам другого... Потом, когда после совета я зашел к Мише и его по старой памяти похвалил, он ответил мне, вспомнив, видимо, о нашей долгой работе вместе: "А чья школа!"
       Вечером сел за стол и от руки написал большую статью. Формально, это статья о премьере спектакля "Деньги для Марии", а практически отповедь на довольно грязную статью о Распутине журналиста Игоря Свинаренко, которая появилась в конце прошлого года в "Новой газете".
       13 января, четверг. Ездил в Институт, делал годовой план. Ректор вроде обещал, что нам могут продлить грант на следующий год, поэтому план надо было сделать с учетом этого обстоятельства. Сделал быстро, но теперь надо бы все разнести по числам и людям. Накануне запланированного отъезда в Тайланд, куда вместе с С.П. я собрался на отдых, решил провести кафедру. Из событий два: встретил Л.М., она была приветлива, с хорошим настроением, ну и слава Богу. Ни вмешиваться в чужие административные дела, ни с кем-то ссориться и по злобе портить себе и другим жизнь я не собираюсь. Свою административную жизнь я уже отжил, теперь надо хранить творческую.
       Удивительно, но мое предостережение Леве, когда я вчера ему давал статью, оправдалось. Я предупредил: прочтешь две странички, не оторвешься. Как я и предвидел, Лева, несмотря на свою сейчас занятость, -- он редактирует новый выпуск своего "Нового толкового словаря русского языка" -- "Ожегов XXI век" -- рукопись мою прочел в тот же день и очень меня хвалил. Лева в каком-то смысле у меня талисман -- он все читает первым.
       Еще вчера Лева передал мне небольшой листочек своей вписки в новый словарь. Это для меня так значительно, что я решил ее перенести в Дневник.
       "ВАСЬКИЗМ, -- а, м. (шутл.-ирон.). Нарочито равнодушное или даже высокомерное отношение к критике в свой адрес и к критике вообще. Проявлять в. Всем надоевший в. Время васькизма в политике. Современный в. (неодобр.).
       Меткое словечко "васькизм" возникло на базе известного выражения И.А. Крылова "А Васька слушает да ест" и введено в общий оборот писателем С. Есиным в середине 80-х гг. ХХ в.".
       14 января, пятница. До часу ночи сидел, переписывая на компьютер с рукописи свою статью, а потом, как только встал, поел и сел продолжать. Что-то к трем или четырем часам закончил, разогрел еду и по своему обыкновению включил радио. Говорил какой-то мужчина об оружии и о том, что советская власть его граждан лишила, ссылался на американскую Конституцию, в которой, дескать, записано право на восстание. В общем, говорил так плохо, что я начал подумывать, не дать ли мне на радио "Эхо Москвы" сообщение: "Зачем выпускаете полного мудака?" Но в этот момент передача закончилась, и сразу же объявили, что выступал журналист Игорь Свинаренко. Так бывает только в жизни, именно в полемике с этим журналистом и написал свою статью.
       Вечером опять сварил большую кастрюлю борща. Вкусно, но, кажется, переложил томатной пасты.
       15 января, суббота. Утром раздался звонок в дверь. Почтальон передал большой конверт и попросил паспорт: посылка, дескать, из Америки, нужны паспортные данные. Знакомых в Америке, которые могли бы что-либо прислать, у меня двое: Марк Авербух и Ефим Лямпорт. Естественно, Марк -- это посылка из двух любопытных книг Семена Резника. Посмотрел мельком, одна "Запятнанный Даль" -- якобы когда-то Вл. Даль написал книгу о ритуальных убийствах евреями, и вот теперь Семен Резник спасает его честное имя. Я помню, как в молодости мне дали прочесть "Протоколы сионских мудрецов" и я сразу же сказал, что ни как филолог никогда в это поверить не могу, ни как человек что-то соображающий. Советы, конечно, хороши, но они на поверхности, универсальны, а в чем-то так примитивны, что просто недостойны евреев. Ни одна нация на создание таких "универсалий" не пойдет -- это значит разоблачиться по многим позициям. В общем, как факт мне это было неинтересно, но очень занятный фон, русская аристократия, умеющая противостоять царю, позиция Николая I, любимого героя нашего ректора Тарасова, и, наконец, всегда находящийся под рукой исполнительный чиновник со своим фирменным "что изволите, ваше превосходительство". Любопытно, дочитаю. Зря, конечно, С. Резник вынес дорогое нам имя на обложку. Есть люди, запятнать которых невозможно. Вторая книжка, которую я начал читать первой, просто прелесть, хотя, боюсь, что она интересна только старым монстрам вроде меня -- это советские писатели и писатели-чиновники. Здесь одиннадцать портретов и прелестный фон. Я прочел, как обычно, с карандашом десятка три страниц и пошел к компьютеру писать письмо.
       "Дорогой Марк! Часа три назад, 15-го в субботу, я получил от Вас посылку -- книги Резника. Ну, думаю... Боже мой, какая прелестная и веселая книга воспоминаний. Какая зануда, но какой восторг вызывают во мне его воспоминания. Это ведь все мои цели, мои "добрые" знакомые. Как все точно и какой это "учебник" по советскому времени в культуре. Я в полном восторге. Всех, почти всех хорошо знаю, представляю, много раз встречался. Прелестные пассажи о Жукове есть и у меня в Дневнике. С Лощицем я учился, и вместе ходили в литобъединение, которым командовал Антокольский, но как он был важен, когда мы встречались с ним в более позднем возрасте. Сережу Семанова, когда его лишили партбилета и ему нечего было есть, я вместе с покойным Борщаговским отстоял, а потом он перезвонил Александру Чудакову и протрактовал мои Дневники. Сколько было волн вокруг "Гончарова", "Суворова", хорошо, что я тогда их не прочел. Ну, а Феликс Кузнецов и его друг Ганичев -- о них я никогда не забываю, вы это, Марк, помните. Но как все точно, как все в характере персонажей, но, главное, убийственно доказательно, без злобы и нетерпимости. Съезжу к Леве, возьму у него рукопись первой части "Валентины" и буду продолжать. Но какой молодец Савкин -- издатель, об авторе я уже не говорю, жаль только старика Лобанова. Обнимаю, дорогой, удружили, порадовали. Там есть хорошее место об официальной царской мотивировке, "наши" ее подхватывают, такая же история и с Кюстином. Писал ли я Вам, что на конференции в Педуниверситете, на Пуришевских чтениях вступил в полемику со взглядом Ст. Куняева и Николая I на эту фигуру. Не перечитываю. С.Н."
       Слово "зануда" я употребил, видя с какой убийственной настойчивостью Резник, прекрасно понимая условия игры, еще и еще пишет о сытом начальнике. Судя по всему, человек он очень информированный, грамотный и со вкусом. Но есть здесь еще в книге и роман с довольно претенциозным названием "Хаим и Марья".
       Вечером ходил за своей рукописью домой к Леве. Как обычно, хорошо и славно поговорили. Таня показала после ремонта квартиру, в том числе и комнату Саши, которая раньше была комнатой Яси. Теперь в ней все необычайно современно: огромный телевизор, оригинальные светильники, большой компьютер, мужской парфюм, но, боюсь, ни одной книги --другая культура. Пользуясь тем, что в гостях, за ужином подналег на клубничное варенье.
       Чтобы хоть как-то поддерживать себя, решил идти от "Белорусской" до "Охотного Ряда" пешком. Не холодно, народа не очень много. Напротив мэрии, на этот раз возле памятника Юрию Долгорукому, огромный автобус-вездеход с надписью ОМОН на бортах. А вот у Охотного Ряда уже разъезжалась целая стая автобусов попроще, с милицией -- 5 или 6, власть ждала, что может что-то случиться. Сегодня, кстати, истек срок административного задержания Немцова и Лимонова. Радио с раннего утра только об этом и говорило.
       16 января, воскресенье. Каждый день обещаю себе утром отправиться гулять, чтобы подышать свежим воздухом, но сажусь за работу и сижу до глубокой ночи. Уже несколько дней подряд сканирую выдержки из моих Дневников о Вале. Боюсь не успеть.
       Так как работа техническая, у меня все время включены радио и телевидение. Вечером впервые видел передачу Юры Полякова "Контекст". Порадовало, что Юра своего все-таки добился. Совершенно справедливо говорят, что если писателя нет в телевизоре, то его нет и в литературе. Чувствуется, что Юре все же "вдвигают" так называемых экспертов. Но один эпизод меня порадовал. Марина Давыдова, оказывается, выпустила в "Известиях" полосу, где основным критерием качества театра выдвинула "Золотую маску". В частности, судя по дальнейшему выступлению эксперта, которым на этот раз был Вит. Вульф, это относилось к театру им. Маяковского. Не то чтобы доказательно, но с вершины своего возраста и своего авторитета старейшего критика Вульф очень мощно опроверг этот тезис и защитил театр, в котором идут пьесы, переведенные им.
       Надо бы где-то сказать о выступлении Медведева на Госсовете по национальному вопросу, но сам не видел и не слышал, знаком только с реакцией интернациональных СМИ. Никакого приоритета для развития русской нации. Тезис был в принципе верный: хорошо русским -- спокойно и хорошо всем.
       17 января, понедельник. Я понимаю, что делаю не основную свою работу, которую мог бы за меня сделать кто-то, и все-таки делаю сам: ездил в Институт, отдал Алексею рукопись и словник за 2009 год, а также рукопись "Валентины". Возможно, все это я возьму с собою в Тайланд.
       Когда уезжал на машине из Института, встретил Сережу Арутюнова и сразу же пригласил его на тарелку борща. Времени у него было немного, через два часа где-то телевизионная передача, но от борща он не отказался. Говорили и по дороге, и дома. Сережа человек очень интересный, я старался побольше слушать. Начал он с того, что вчера его тесть, потомственный камнерез, закрыл свою фирму, расположенную под Москвой. Я как раз вспомнил о планах московского правительства быстро запустить несколько новых станций метро. Вспомнил и об очень интенсивном строительстве, когда вход почти в любой офис у нас нынче украшается каменной, из гранита или мрамора, плиткой. Все оказалось очень непросто. Но фиксирую это, потому что это совершенно для меня новая отрасль и знания, и промышленности. Надеюсь, что Сережа от своего тестя-профессионала наслушался. В СССР в начале "перестройки" на Кольском полуострове существовало 20 камнерезных заводов. Сейчас все они закрыты. Сережин тесть, как и некоторые другие специалисты, открыли небольшие фирмы. О сложности этого малого производства говорит то, что только за электричество иногда приходилось платить по 300 тысяч в месяц. Сейчас забили штрафами и налогами. Ну, а как же московский заказ? Уже давно китайцы заняли наш рынок, и этот заказ они и получат. Рынок захватывает и разрушает конкурирующая промышленность с помощью демпинга. За каждую плиту, поставляемую в Россию по цене 50% от стоимости, китайское правительство доплачивает производителю остальные 50%. Здесь же я подумал, а может быть, я и прав? Как всегда, дав кому-нибудь острое интервью, я потом переживаю: а не слишком ли я?.. Сегодня еще утром пришел пакет с газетами от Деберера из Германии. В газете -- целая полоса и портрет, и биографическая справка. Но через всю полосу еще идут два аншлага. Все это из моего текста:
       "У нас в России не капитализм -- у нас власть капиталистов. А все остальное -- феодализм".
       "Я не уверен, что парень-кавказец посмеет вести себя в Берлине так, как в Москве. Эти ребята рассматривают Москву, как какие-то джунгли, где можно повеселиться и поохотиться".
       Занятно, что из этого интервью в Германии была снята фраза: "Манеж -- это не позор России, а ее боль". Но в американском издании ее вынесли в заголовок.
       За борщом, который мой бывший студент высоко оценил, говорили о заимствованных и иностранных словах и о русском языке. Эти слова приходят с телевидением и новыми технологиями.
       Вечером по ТВ передали, что еще в конце той недели Лужков подал заявление на получение вида на жительство в Латвии. Право у него есть, он положил в один из местных банков 300 000 долларов, и у него есть какая-то собственность в Юрмале. Сегодня же ему в этом было официально отказано. Он в списке нежелательных для Латвии персон. В свое время он призывал бойкотировать рижскую кильку. Пишу об этом без иронии, но с грустью. Кое-что он все-таки для москвичей сделал, хотя бы завел порядок социальной помощи горожанам.
       18 января, вторник. Довольно рано уехал в Институт, потому что договорился с Лешей Козловым встретиться по сборнику "Проза заочников -- 2009". Час сидел над версткой, а потом началась кафедра -- план работы на этот год. Еще утром опять звонил Паша -- сегодня Катя поет в "Онегине". Другого случая послушать и увидеть эту знаменитую и скандальную постановку Чернякова мне не представится. Для Кати я купил огромную ветку орхидей и больше о ней писать не стану -- и поет, и играет она с блеском. Постановка современная, очень яркая, необычная. Все перенесено в наши дни, но действие ныряет и в пушкинскую эпоху. Все начинается в большой зале у Лариных, практически за столом, и вместо бала большое парадное застолье. Вместо полонеза парад официантов.
       Рядом со мною сидела ведущая и "звезда" канала "Культура" Нара Ширалиева. Это тоже гость Кати, знакомы с Нарой мы давно, встретились как родные, по крайней мере, говорим о вещах, которые хорошо знаем. В какой-то момент Нара сказала, имея в виду апартаменты Лариных, -- меня это просто обожгло точностью и современностью видения, -- другое поколение: "привилегированная номенклатурная семья". Параллельно крупным "вокальным" кускам идет некое драматическое действие. Это занятно, но как ни странно, хорошо зная текст "Евгения Онегина", должен сказать, что "действие" всегда находит соответствие в тексте романа.
       19 января, среда. Еще вчера вечером уронил радиоприемник, подарок одного из моих учеников. Подарок оказался крепкий, но настройка сбилась. Весь вчерашний вечер искал свою станцию -- "Эхо Москвы", но во время этих довольно длинных поисков натыкался на разные другие станции и должен сказать, что по уровню внутренней культуры "Эхо", конечно, лучшая. Здесь и лучше всего говорящие дикторы, и достойная интонация, нет и подобострастия к власти. Утром все же нашел нужную волну и сразу же -- Матвей Ганапольский беседует с внучкой Горбачева. Дедушке 80 лет в марте, и внучка рассказывает, что кроме празднования в Москве состоится еще и благотворительный вечер в Лондоне, в Альберт-холле, вести который будет Шэрон Стоун. Будет присутствовать королева. Здесь же были произнесены слова о человеке, который изменил мир. Действительно изменил, и я в этом мире как-то, может быть, неплохо живу, но это тот случай, когда слава достигается ценою предательства собственных единомышленников, в данном случае даже страны. Он действительно почитаемый на Западе человек, но он спас Запад от интеллектуальной угрозы -- существования СССР, уклада и образа жизни. Разве королева не должна чувствовать себя ему обязанной? Горбачев еще раз в поклоне сказал ей: Ваше Величество, ваши порядки лучшие, кушайте спокойно по утрам свой поридж.
       Какая прелесть, когда ты уже оторван от дома, от очередной или насущной работы, но еще никуда не примотал, а значит, и думать и писать можешь вольно, о чем хочешь, никаких заданностей и необходимостей. А пишу, между прочим, уже в Шереметьеве. Нет радио, которое надо слушать, нет телевизора, который надо смотреть. Эта выработанная русскими годами боязнь, как бы чего не пропустить! Насколько проще было вести дневник в прошлом веке. Но для меня важно не только, что в душе, но и что в стране. Но есть мгновения, когда кругозор сужается. По аэропортовскому радио: "Пассажирку, забывшую в туалете на полке два золотых кольца, просим обратиться в комнату милиции на третьем этаже аэропорта". Уж просто не знаю, как это трактовать. Впрочем, пока ехали на такси на Белорусский вокзал, чтобы дальше на электричке в аэропорт, С.П. рассказал о том, как шеф московской милиции г-н Колокольцев сменил одного из начальников районной службы. В отделение под видом обывателя-простака пришел один из проверяющих начальников и принялся рассказывать о якобы услышанном в метро разговоре среди молодежи о готовящихся беспорядках. К этой информации в дежурной части отнеслись недоверчиво и посетителя выпроводили. Дальше -- сцена из "Ревизора" -- "чиновник, прибывший по именному повелению..." Инкогнито раскрылось, заверещало, заскандалило. Очень мне теперь интересно, как все-таки были найдены эти два золотых кольца?
       Утром, если все будет благополучно, будем в Бангкоке. Ждем посадки.
       22 января, суббота. Не писал два дня не потому, что находился в состоянии нирваны и туристской эйфории, а был в состоянии напряжения, тревоги, почти паники. Время последних крушений постсоветских мифов. Уже рухнуло советское "Летайте самолетами "Аэрофлота"". А почему собственно "Аэрофлота" -- что, лучшая компания? А как с зимним недавним столпотворением в Шереметьеве, где эта в прошлом знаменитая авиакомпания в основном базируется? А как с реагентами от обледенения во время "ледяного дождя", которые в аэропорт не "завезли"? Мы уже почти расстались с ощущением, что одно из основных достижения "перестройки", "доступность", тоже становится ускользающим мифом.
       "Кока-кола", "Фанта" и "Пепси" идут на пользу всем, в том числе и нашим детям, не так ли? Сейчас прощаемся с ощущением -- капитализм это всегда надежно, качественно и своевременно. Как безропотны, улыбчивы и предупредительны были русские продавщицы в наших первых бутиках и только что открывшихся супермаркетах. А что мы видим сейчас? Если в пустом зале милая молодая дама в фирменном платье говорит по телефону с подругой или любимым, то любой покупатель ею рассматривается уже как потенциальный враг. Все время ожидаю, что где-нибудь в продмаге на мою жалобу, что творожные сырки продаются с просроченной датой, мне в ответ рявкнут знакомое "Ходят здесь разные в шляпах". Я давно расстался с иллюзией, что свобода выезда и въезда в страну, по большому счету, стоит присущей всем советским людям уверенности в своем будущем, спокойствия за медицинское обслуживание, работу, право на жилье, бесплатное высшее образование и ГОСТ на сметану и куриное мясо. Вот теперь после бурной туристской осени рушится и привилегия условного российского "среднего класса" иногда чувствовать себя уважаемым человеком хотя бы за границей.
       Так почему я практически два дня не пишу Дневника, который с 1984 года веду регулярно? Почему уже почти двое суток не открываю компьютер, не могу сосредоточиться на книгах, которые всегда беру с собой на отдых? А как же то чувство свободы, с которого я начал свое путешествие? Нет, летели хорошо, прекрасно сели, наш добрый народ сразу же зааплодировал, не предполагая, что в Бангкоке уже севший самолет может, сорвавшись с тормозов, врезаться в кирпичную стену гаражей. Здесь ведь, хотя и королевская власть и в пользу Их Величества собирают 7%-й налог, но существует порядок. Ну, порядок, конечно своеобразный, по словам нашего будущего гида, коррупция пронизала всю страну, но в столице есть закон, правила, хорошая полиция и ответственность. Про дороги, аэропорт, роскошную гостиницу, отель почти в 90 этажей не говорю -- это песня. Гид с прекрасным русским и английским Ермек, закончивший университет в Бишкеке, усадил нас в лобби отеля на 18-м этаже, взял наши паспорта и ваучеры на обслуживание, на трансфер и проживание и через двадцать минут поставил нас на место, превратив из господ в подобострастных и жалких клиентов: "Ваша московская фирма не перевела деньги за гостиницу". Следующая фраза нашего гида была гениально проста: "Свяжитесь с вашей фирмой". Как быстро рухнула мечта после девятичасового перелета помыться в душе, переодеться, эдаким фланером взглянуть на роскошный город.
       Какое счастье, что у всегда предусмотрительного С.П. оказался телефон фирмы, в которой мы заказывали этот очень недешевый тур: полтора дня, две ночи в Бангкоке и восемь дней на знаменитом острове Пхукет -- курортной, но менее отвязной, чем Патайя, зоне, в которой я побывал лет двадцать назад. Я тогда помню, что у нас в программе стояло некое шоу, предложенное тайской стороной, но когда руководитель нашей группы узнал, что это шоу трансвеститов, посещение группой журналистов представления было тут же отменено. Но лет двадцать назад у нас не было никаких сложностей с расселением.
       Итак, начались изматывающие, как военные переговоры, телефонные беседы с фирмой. Чтобы любезный читатель -- ну что поделаешь, Дневник у меня публичный, я периодически вывешиваю его в Интернете, печатаю в "толстых" журналах и отдельными книгами -- не мучился в неизвестности, сразу сообщаю и название московской фирмы "Альт вояж". Нешуточное, знаете ли, название, "путешествие на высоком уровне" -- и сразу же центровой для Москвы адрес офиса: Тверской бульвар, 25. Я уверен, что это сообщение, которое можно квалифицировать и как жалобу трудящихся, и как антирекламу, лишь в малой степени компенсирует мои неудобства, испорченный отпуск и потраченные нервы.
       Надо представить себе состояние человека, девять часов просидевшего в состоянии эмбриона в самолете, желающего передохнуть, поесть, наконец, познакомиться с городом, транспортная система которого даст сто очков вперед Москве. События разворачивались в двух планах: бюрократическом и организационном. Я уже не говорю, сколько раз с перерывом в полчаса, в час, в два звонили мы то в Москву, то в фирму, которая принимала нас сейчас. Это напоминало русскую народную песню и молодежную игру, когда одна сторона, как в кадрили, наступает -- "А мы просо сеяли, сеяли", а потом другая ей весело отвечает "А мы просо вытопчем, вытопчем". Москва говорила, что деньги она перевела чуть ли не в декабре. Фирма в Бангкоке так же уверенно отвечала: московских денег Бангкок никогда не видел. В одном Москва и Бангкок были едины: и там, и там твердо говорили: перезвоним вам через пять минут или через час, и не звонили.
       Довольно быстро обнаружилась любезная гостиничная альтернатива: мы вносим залог в 300 долларов, который нам вернут, когда выяснится, что мы честные люди и не самозванцы, а фирма, принимающая нас, а также фирма, отправившая нас из Москвы, -- честные и добросовестные предприниматели.

    Вставной эпизод -- экскурсия в Королевский дворец
    в Бангкоке и поездка по
    реке

       Долго на пляже в Пхукете я размышлял, куда этот эпизод поместить. Но самое главное, как его полностью и в деталях вспомнить. У человека, подробно пишущего дневник, со временем вырабатываются два свойства. Первое -- чувство обязательности перед своей работой: случилось -- запиши. Чем подробнее работа, тем большее значение имеет каждая деталь. Второе -- вырабатывается особый вид памяти, на незаписанное. Оно с силой и настойчивостью удерживается в сознании, иногда доставляя даже мучения, а потом, когда оказывается записанным, начинает тонуть и становится в ряд с другими. Так и здесь, эта удивительная экскурсия держится в памяти, я ее, сосредоточившись, искусственно удерживаю и каждый день, как кинокартину, прокатываю в памяти.
       Основной тезис нашего поведения в Бангкоке был таков: что бы завтра ни произошло, того, что случилось, у нас никто не отнимет. Как там сложится завтра, улетим ли мы на Пхукет, отложим как долг, который все равно нечем платить.
       В назначенное время появился молодой гид Ермек, потом еще несколько вполне довольных жизнью экскурсантов, подъехал маленький автобус. Пока ехали по городу к Королевскому дворцу, Ермек очень толково рассказывал. Тайланд -- королевство. Король в народе любим. В отличие от английской королевы обладает некоторой властью над армией. Королевство, ранее Сиам, единственное государство Юго-Восточной Азии, которое никогда не было колонией. Король Сиама очень давно выбрал себе могущественного союзника, с которым ни Англия, ни Франция ссориться или воевать не хотели. Этот союзник -- Россия. Другой особенностью развития страны было то, что принцы, будущие короли получали серьезное образование в Европе. Нынешний, например, король по образованию инженер. В Бангкоке покажут большой мост, выполненный по его проекту.
       Тайланд -- этого я совершенно не ожидал -- экономически развитая страна. Почти все автомобили, которые бегают по тайским дорогам, местного производства и сборки. Тайланд производит много своего текстиля и является одним из основных мировых поставщиков риса. Китай производит риса больше, но больше его и потребляет. Удивительно, но лишь 6% национального дохода Тайланду приносит туризм. Собственно в Бангкоке нет как такового центра города. Один из прежних королей, видя печальный опыт европейских столиц, распорядился строить официальные здания и располагать банки по всему городу. Именно поэтому здесь так наглядны социальные контрасты: дворцы буквально соседствуют с хижинами. Именно поэтому стоимость жилья почти не зависит от его месторасположения. Наконец, последнее: в Тайланде одна из наиболее развитых в мире банковских систем. И коли я опять коснулся короля, то сведения из другого источника. В отеле на Пхукете -- добрались, добрались -- по стенам развешены фотографии, видимо, конца ХIХ или начала ХХ века. На одной из них запечатлены Их Величество король Рама V и целый строй молодых королевских отпрысков, принцев. Они сфотографированы перед отправкой на учебу на Запад. Все они во фраках или смокингах, в жилетах и цилиндрах. Принцев на фотографии -- я пересчитал -- одиннадцать!
       Но, кажется, мы уже подъехали к Королевскому дворцу, и наш гид делает заявление, которое, правда, не шокировало нашу группу, но некоторых привело в недоумение. И я чуть позже все разъясню, но пока два соображение. Особенность бангкокского городского пейзажа -- буквально гроздья электрических проводов, висящих вдоль обеих сторон улиц. Все, кажется, обнажено и опасно. Провода переплетаются, соединяются в толстые жгуты, виснут беспорядочными бородами на изоляторах. Такое я видел и во Вьетнаме. Я всегда относил это на счет экономической отсталости, недостатка средств, но оказалось, что причина проста: болотистая почва долины реки. Вода может оказаться в полуметре от поверхности, закопать электрические коммуникации в землю невозможно. Второй неожиданной спецификой оказался закон о запрете на работу иностранцев в некоторых профессиях. В частности гидами. Причины понятны: дать возможность работать своим. На деле, по крайней мере, русского сегмента тайского туризма, это привело к тому, что рядом с работающим русским гидом в машине всегда сидит, изображая гида, таец. Но подобной двойственности невозможно соблюсти, например, в королевском дворце. Наш гид Ермек все это объяснил, но закончил неожиданно: по дворцу и в Храме Изумрудного Будды вас будет сопровождать и вести экскурсию гид Лили -- трансвестит. В нашем минивэне повисла секундная пауза, дамы не дрогнули, мужчины не крякнули.
       На стоянке, в условном месте нас встретила эта самая Лили, я бы сказал, обычный высокий парень, в джинсах, рубашке, может быть, чуть длиннее, чем принято -- у кого? у нас? у них? -- волосы, может, чуть больше на пальцах колец, браслетов на запястьях. В руках довольно большой синий подвыцветший зонт. От солнца? А скорее, чтобы группа всегда видела, где ее гид. "Ребята, ребята..." -- только так наш новый гид обращался к группе. Словарный запас очень небольшой, но все показывает, называет все своими словами. Голос хриплый, говорит как бы гортанью. В конце экскурсии, когда в очередной раз кого-то ожидали и возникла пауза, я задал вопрос, который всегда задаю всем экскурсоводам и гидам-иностранцам: "Где и как учили русский язык?". Лили ответил(а) очень просто: "Я за три месяца выучила язык в Тайланде, здесь. Очень нужна была работа". Моего опыта визуальной идентификации определенно не хватало. Я так и не очень понял, кто перековался в кого. Кажется, все же это в прошлом был парень, который решил похлебать другого лиха.
       И королевский дворец, и Храм Изумрудного Будды -- все это интересно. В прошлый раз, когда я был в Тайланде, из-за тесноты и неудобства эту знаменитую скульптуру, величиной чуть больше локтя и выполненную, конечно, не из изумруда, из нефрита, я почти и не разглядел. Но тогда в сам Храм, кажется, и не пускали, смотрели с порога. Или теснота была? Потому что, помню, тоже снимал ботинки. Теперь все это разглядел довольно подробно. И трон короля, и трон Будды. Все в золоте, по периметру здания на ветру развешенные колокольчики. По традиции три раза в году -- в Тайланде лишь три сезона погоды, вместо наших четырех, нет лета -- эту святую скульптуру переодевает в золотые одежды, соответствующие времени года, сам король. Но нынешнему королю больше восьмидесяти лет, а трон очень высоко, вроде бы теперь этот ритуал выполняет старший сын короля. Сына этого в народе не любят, он замешан в каких-то криминальных историях, но любят дочь. Она немолодая дама, занимается благотворительностью и медицинскими исследованиями. После осмотра Храма и храмовых дворов -- все это не очень старое, где-то двести лет, перешли во дворец. Дворец -- как Букингемский: и обычные посетители, но и официальные церемонии, и государственные приемы. Тогда от посетителей дворец освобождают. Колониальная архитектура середины ХIХ века Доступен для осмотра лишь первый этаж. Здесь две коллекции -- средневекового холодного оружия и очень серьезное собрание оружия огнестрельного: револьверов, пищалей, мушкетов, небольших пушек. Что касается холодного вооружения -- ножей, пик, копий, крюков, топоров, сабель, мечей и кинжалов, -- то эта коллекции по мучительному разрушению человеческой плоти поразила меня даже больше, чем аналогичное собрание в Доме инвалидов в Париже. Эта же мысль о мучительном, изощренном умерщвлении такого уязвимого человеческого тела пришла ко мне и тогда. С этого начинался прогресс.
       Наибольшее впечатление произвели старинные деревья "банзай", растущие в кадках и горшках на территории дворца и храма, и выставленная в одном из храмовых дворов модель знаменитого храмового комплекса в Камбодже.
       После этого другая экскурсия -- прогулка по реке -- река очень немалая. Из лодки видны огромные новые здания Бангкока.
       23 января, воскресенье. Большая это удача для писателя -- жить в ощущении постоянной осады. Очень мобилизует. Утром, не успели позавтракать, собраться на пляж, как вдруг в недрах моей сумки раздался телефонный звонок. Звонил телефон, прикрепленный именно к тайскому тарифу. Звонок, кажется, был случайный, ошибочный, но тут я понял, что мой отдых окончательно испорчен. Отдых ведь не только погода, своевременный завтрак и место на пляже, но и спокойная, незамутненная психика. Вот последнего теперь до конца отпуска не будет. Я уже один раз оказывался в верховьях Нила, когда получилось, что турбюро, где я брал билет, не зарегистрировало мне место в последнем вылетающем в тот день из Абу-Симбела самолета. Со мною не было вещей, денег, ничего. Уром я прилетел и должен был в тот же день вернуться в Каир. Помню, как выворачивал бумажник и срывал с запястья часы, чтобы дать "бакшиш" аэродромному служителю. Абу-Симбел -- закрытая на границе с Суданом зона, оживающая лишь с прилетом самолета с туристами. Здесь ни гостиницы, ни гражданских властей. Каким-то счастливым образом я тогда выбрался из провинциальной глуши Египта, в которой находился шедевр мирового зодчества и культуры храм Абу-Симбел, выстроенный, вернее выбитый в скалах во имя величия власти фараона и богов. Но тогда для меня и сердцебиение, и невероятная тревога закончилась в один день. Взял такси в Каирском аэропорту и через тридцать минут был уже в гостинице, в центре. И все забыто в одну минуту. Забыто, но, оказывается, не совсем.
       Утром деньги, заплаченные за гостиницу, нам, конечно, не вернули. Накануне мы довольно долго решали, вернуться ли нам сразу в Москву или все-таки продолжать опасное путешествие. А вдруг и наши электронные билеты окажутся такой странной фикцией? Лететь надо было еще тысячу километров на юг, приближаясь к густым, как высококачественные сливки, тропикам. А оплачен ли отель на берегу моря на Пхукете? А не возникнут потом сложности с отлетом с острова? Мы прикидывали свои возможности расплатиться, если возникнут новые трудности, из собственных ресурсов. Даже вспоминали всех в Москве, к кому мы, в крайнем случае, смогли бы обратиться за помощью. Дело в подобном деликатном случае не в том, у кого из друзей есть деньги, а кто немедленно их, не ведя долгих переговоров, вышлет. Практически возник только Лева Скворцов, но Лева, как я знал, должен был уехать с женою Таней в санаторий. Спасительной жертвой мог стать только Владислав Александрович Пронин. Это тоже мой друг. После долгих уговоров друг друга мы все-таки решили: летим, там посмотрим.
       У русского человека есть удивительная способность не требовать свое категорически, а входить в чужие обстоятельства. Теперь я успокоюсь, только когда зимним морозным вечером в самом конце января окажусь в Москве. Но сейчас выстукиваю на компьютере эти строки, уже лежа на пляже на Пхукете. Но только не говорите мне, что снаряды не падают дважды в одну воронку!
       Теперь, когда мы все же решили продолжать наше безрассудное и тревожное путешествие, у нас опять возникла возможность не только восхититься королевским аэропортом в Бангкоке, но и подробнее разглядеть его. Основа настоящего туризма -- подробности. Зачем мы ездим в разные страны, как не для того, чтобы сравнивать все со своими домашними проблемами?
       Утром, как и положено, прибыл гид, молодой таец, предупредительный, вежливый и деловой. Здесь нам предстояло еще раз проехать по платной, но прекрасной 22-километровой дороге в аэропорт. Ее отличает от того планируемого платного пути в Шереметьево, что он начинается почти в самом центре города, такого же крупного по количеству, 17-миллионного, как и Москва. Эта удивительная дорога шла параллельно другому городскому чуду -- железной дороге, висящей почти под небом на огромных бетонных платформах. Эту дорогу здесь почему-то называют метро. У "метро", кажется, три или два ответвления, здесь поезда ходят не так часто, как в Москве. Я хорошо рассмотрел ее еще вчера с 24-го этажа своего номера отеля "Байка". Дорого ли стоит это путешествие над землей или нет, не знаю. Здесь всего три скоростных, обтекаемых стреловидных вагона, но вот проблема быстрой связи с аэропортом решена. В Москве аэропортов, правда, три. Размышляя над постоянной, ничего не дающей жителям мелкой возней с московскими транспортными артериями, конечно, приносящей жирный доход чиновничьему люду, где почти каждый чиновник имеет какую-то компанию, я уже давно пришел к выводу, что в первую очередь Москве не хватает деловой и политической воли. Бетонные, воздушные пути для поездов и машин, идущие из центра к окраинам и аэропортам, давно уже городу необходимы, но подобные проекты наталкиваются на то, мимо чьего начальственного жилья пройдет подобная эстакада, снизив тем самым его приватизированную стоимость. Жены, тещи, дети, внуки, правнуки... Мысль понятна?
       Единственный пассажирский аэропорт в Бангкоке построен, видимо, и на век нынешний, и, как везде в мире, с учетом прогресса, роста населения и прочее, на век следующий. Однако, как опыт показал, "сбить с ног" Домодедово смог и "ледяной дождь" -- там немедленно образовалась такая теснота и скученность, которую не позволяет цивилизация. В Бангкоке нет заискивающей московской игры в светскость и европейскость, нет девушек с неприступным выражением на простонародных лицах. Здесь есть молоденькие красотки в униформе, стоят на каждом извиве туристского пути, каждая готова помочь, ответить, проводить, указать путь, улыбнуться, не боясь стряхнуть тушь с ресниц. Галереи аэропорта в Бангкоке бесконечны, и они не утомляют измученных долгим перелетом пассажиров. Почти вдоль всех этих галерей и переходов катит еще и привычная движущаяся лента, волшебным образом обрываясь на каждом перекрестке и подхватывая движение дальше. Здесь много воздуха, света, конструкции изнутри чисты и гигиеничны.
       В этот раз первое впечатление, возникшее при прилете, подтвердилось. Конечно, после того разноса, который устроил Путин московским "аэрофлотчикам" после "ледяного дождя", с регистрацией пассажиров и в Домодедове обстоит вполне благополучно -- сужу по недавнему опыту. Однако здесь, в Бангкоке, все это происходит еще и в атмосфере свободного движения воздуха.
       Добросовестность не дает мне возможность сразу же перейти к следующему, столь же увлекательному акту моей туристской одиссеи. Перелет из Бангкока на Пхукет -- образец -- без кавычек и иронии -- ненавязчивого, а значит, подлинного сервиса. Перед посадкой, в накопителе всем хватило места, чтобы посидеть, прочесть газету, наконец, просто, не озираясь по сторонам и не копя в себе раздражения, что вот, дескать, все свободные места разобрал молодняк, лицемерно изображая, что старых людей, которым вроде бы положено уступать место, просто не существует. Здесь можно просто плюхнуться в кресло, поставить себе рюкзак на колени. А в самолете, вылетевшем точно в назначенное время, сначала чем-то на выбор напоили, потом слегка, дабы развлечь во время 50-минутного полета, еще накормили. Все очень скромно, бутерброд, шоколадный, дышащий пряной влагой кекс, вкус которого и сейчас, когда я выстукиваю на компьютере эти строки, стоит у меня во рту, а потом традиционное "чай или кофе?". Я не говорю о выгрузке багажа, который уже катится по ленте транспортера, не успеешь ты разогнуть спину после самолетного кресла. Ну, как цивилизовались эти королевские сиамцы! Еще в прошлом году мой багаж вслед за мной прилетел в Дублин только через два дня. Правда, доставили его уже непосредственно к месту моего постоя, на автомобиле и с курьером. А двадцать с лишним лет назад, в той же Патайе, о которой я уже упоминал, прилетел через три дня силой чьего-то разгильдяйства, отправленный сначала в Японию, в Токио.
       Здесь и сегодня все было как в волшебной сказке. Явился некий посыльный -- шофер такси, таец, с английским языком и прелестной сумочкой розового "орхидеевого" цвета и документами на проживание в отеле "Хавер Палм Бич" в номере "де люкс". Но тревога меня не оставляла: не могло предприятие, начавшееся так дурно, счастливо закончиться.
       Сейчас бы мне закончить свое старческое брюзжание и быстро начать описывать, как мне понравился отель, как хорошо оборудован номер "де люкс", какой роскошный в нем балкон, как удобны резные кровати, шкафы с подсветкой, а в них чистые халаты и комнатные туфли, какой замечательный холодильник, бар, электрочайник и пр., и пр. Но самое главное здесь прекрасная территория, искусно состаренная в запущенный сад, в котором прячутся каменные идолы тайской, буддийской и индийской мифологии. Самое главное -- роскошная коллекция орхидей, их буквально десятки тысяч, они прилепились к сотням специально выставленных деревянных чурбаков и сладко паразитируют, шевеля на воздухе белыми корнями. Специальные "дышащие" горшки спускаются вдоль стен, громоздятся, стоят на земле между другими растениями. Пропеть надобно песню и парадному холлу отеля. В середине стоят четыре резных шатра, в них происходит оформления приезжающих. Здесь же порхает и главный дирижер балета прибытия. Изящный, как маркиз, и невесомый, как балетный танцовщик. Это тоже наш соотечественник, но уже из Казани, некто Абдель. Он и нанес нам, возможно, последний удар: "Сегодня, господа, вы поживете в обычном номере, потому что в вашем номере живут. А завтра в 12 часов дня мы вас переведем в номер, который вам предназначается". О, какую упоительную истерику в защиту прав русского человека выдал здесь мой замечательный друг С.П.!
       24 января, понедельник. Начну с завтрака. Номер наш, расположенный в крыле отеля, все же плоховат. Он на первом этаже, с тесного балкона видны мелкий, детский бассейн и шезлонги с разложенными на них полотенцами. Он сырой и достаточно тесный. С надеждами на переселение ушли на завтрак. Практически не распаковывались. У каждого из нас по два компьютера и по несколько книг, которые намечено за отпуск прочесть. Хорошо ли кормят? Нормально. Шведский стол, для меня -- полный набор. Про свой диабет пока позабыл. Большая тарелка фруктов: арбуз, ананасы, памело, маслянистая гуава. Потом ем большое блюдце йогурта, потом можно взять омлет, какую-нибудь рыбу, курицу, пережаренный, как обычно в гостиницах с претензией на чистую Европу, бекон, ветчину. Есть еще сильно подслащенные соки, молоко, хлеб, разные пончики и кексы. Чтобы сразу закончить с едой, скажу, днем и вечером ходим в небольшой тайский ресторанчик в семи минутах ходьбы от гостиницы. Здесь какой-нибудь местный суп с морепродуктами и курицей либо рыба с овощами. Насыщает, вкусно, не оставляет тяжести и дешево -- пятьсот-шестьсот бат. Один бат почти равен рублю. В Москве за такие деньги не поешь.
       В первый день формируется режим. Обычно он несложен: с утра до заката на пляже. Раза по три купаешься и, лежа под зонтом, читаешь или смотришь на море и кромку мокрого песка, вдоль которой ходят полуголые люди, или работаешь на компьютере. Один из компьютеров у меня совсем маленький, но с мощной батареей.
       Собственно купание организовано и в самом отеле -- небольшие бассейны, зонты, лежаки, бои в синих шортах, кружащие возле. Но собственно море, во всем его безбрежном величии, пляж, длинной косой протянувшийся от одного мыска бухты до другого -- это через дорогу -- в пятидесяти метрах от отеля. Такого пляжа и такого песка -- наверное, именно такой мелкий песочек закладывают в колбы песочных медицинских часов -- я раньше за свою жизнь не видал. Такого порядка тоже. Дело в том, что этот образцовый порядок -- два ряда зонтов, возле него два лежака -- поддерживается на протяжении семи или шести километров вдоль берега. Кстати, это тот берег, на котором несколько лет назад похозяйничал цунами. А теперь все забыто, жизнь цветет...
       Как обычно, далеко заплыл в море, благо нет никаких ограничительных линий. "Туда" я плыву медленным кролем, а обратно "брассом". Сначала думал о критике Писареве, который молодым утонул на морских купаниях. Как же надо было быть отмеченным в общественной жизни страны, чтобы о твоей смерти написали в школьном учебнике. Думал об этом еще и потому, что все время проверяю, вслушиваюсь, болит ли у меня левое плечо из-за старческого остеохондроза или это все же дает о себе знать уже потрепанное сердце?
       На обратном пути, когда плыл к берегу, вдруг мне показалось, что возле, но несколько вдалеке, уже почти у берега, плывет Валя. Это была абсолютно ее голова и ее несколько боязливая манера плыть так, чтобы не замочить прическу. Нет, нет, естественно не она.
       Весь день на пляже; вечером снова смотрели фильмы Педро Альмадовара.
       25 января, вторник. Весь день на пляже с перерывом на обед все там же и почти все та же еда. Вкусно. Под вечер, уже после пяти, собрался дождь. Тело от перегрева горело. Возвращаясь к себе в номер, опять обратил внимание на поразительное обустройство санатория. Уже несколько дней хожу по одной и той же дорожке и каждый раз обращаю внимание на все новые и новые детали. Сегодня увидел сидящего на камешке с дудочкой Будду или какого-то другого восточного святого. Днем, когда возвращался с пляжа, встретил нашего местного гида Абделя. Он-то и сказал: вчера в Домодедове был совершен в зале прилета террористический акт. Через полчаса увидел это по телевидению. Погибло 35 человек, в тяжелом состоянии в больницы доставлено 43 человека, из них 4 находятся в чрезвычайно тяжелом состоянии. Практически весь выпуск был посвящен этой трагедии. Как всегда, грозно, отчетливо выговаривая каждое слово, выступил президент Медведев. Вспомнил он, что теракт случился уже не первый раз именно в Домодедове. Еще раз было подчеркнуто, что аэропорт принадлежит частному собственнику. Государство со своими немалыми налогами его не потянуло.
       Медведев грозно предупредил и приказал всех наказать. Правильных слов он говорит много. В связи с этим я вспомнил вчерашнюю ТВ передачу, где говорили о чиновничьей коррупции. Один эпизод из передачи -- как дальневосточные чиновники летали на Сахалин купаться в термальных источниках на специальном самолете. Чиновников "наказали", дали по два с половиной года "условно". А можно ли с этим "условно" летать за границу, работать министром, просто работать на прежней должности и т.д.? Свой областной суд дал свои либеральные сроки.
       Вечером звонила Валя из турагентства. Как у нас, дескать, дела. Отдали ли нам деньги за Бангкок? Я ее обнадежил, но какое чутье у многих на мои писания.
       27 января, четверг. Самые ранние московские новости по телевидению посвящены волнениям в Египте. Еще вчера комментаторы бодро говорили: полиция, дескать, успешно справляется с народом. Сегодня уже прозвучала рекомендация российским гражданам воздержаться от поездки в Египет, а тем, кто отдыхает на египетских курортах, не совершать экскурсий в Каир. Сегодня положение изменилось. Сын президента Мубарака уже бежал из страны, демонстранты захватили центральную площадь Каира, полиции их разогнать, несмотря на водометы, слезоточивый газ и резиновые пули, не удается. Это уже революция, организованная по типу недавней революции в Тунисе. Те же внешние причины, та же социальная суть, похожие методы борьбы. Мубарак у власти 30 лет, выросло социальное расслоение, 90% молодежи не имеет работы. Революция произошла по призыву в Интернете, как и в Тунисе.
       Перед обедом был наш новый представитель фирмы. Опять бывший соотечественник, киргиз. Завтра обзорная "бесплатная экскурсия", а сегодня мы едем на шоу трансвеститов. Ну, наконец-то. У Альмадовара в фильмах, которые мы смотрим вечером каждый день -- неделя испанского кино на Пхукете, -- их тоже полно.
       Это описание требует особого подхода. Есин, как говаривала Валя, будь искренним. Ну, во-первых, я не такой уж знаток искусств, каким хочу казаться. Далеко не все смотрел и видел. Не был в "Фоли-Бержер", да и вообще, если не считать огромные цветастые шоу в Северной Корее с привлечением хора, оркестра, танков, армии и флота, я ни одного настоящего шоу не видел. Приехали. Все, как и обещали. Сидел очень близко, ярко, нарядно, здание на что-то подобное и приспособлено. Танцы и песни под всемирно известные песни. Иногда танцевальные миниатюры: молодой лучник где-то в джунглях охотится за птицами. Павлины распускают хвосты. Немножко похоже на нашу "Жар-птицу". Смуглый Иван с раскосыми глазами. Как и в случае с Лили, ничего особого я с налета не определил. Ходят нормальные парни и очень высокие девушки, по типу скорее современные длинноногие китаянки. Легкое, иногда чуть вульгарное смотрение. Но до откровенной пошлости наших телевизионных "старух" не доходит. Есть несколько неплохих актеров. Когда "за кадром" поет "Я все равно выживу" Глория Гейнер -- что-то изображать можно. Другой запомнившийся мне номер -- когда актер, поворачиваясь то "женским", то "мужским" боком, ведет соответствующий в песне диалог. Я с удовольствием сказал бы, что подобный виртуозный номер вижу впервые, но недавно по ТВ что-то подобное делал С. Юрский, и меня это потрясло. Самое интересное началось, как только опустили занавес. Зрители выходили по галерее, в которой уже стояли в перьях, со шлейфами эти актеры и актрисы. С любым "солистом" можно было сфотографироваться. Это напоминало закулисье цирка, куда иногда пускают зрителей, чтобы они смогли запечатлеть себя рядом с животными. "Солисты" зазывали желающих, а потом требовали с них деньги, громкие голоса, аффектированные манеры, из-за всего этого проглядывал какой-то инфернальный ужас.
       Не все проходит так безоблачно. Утром, сразу после завтрака, мы с С.П. с большим искусством разыграли скандал на пляже. Весь пляж, который считается городским, поделен на отдельные сектора. Там кроме топчанов и больших зонтов от солнца стоит еще и палатка, где продаются пиво, сладости, выпивка, фрукты. Здесь же, условно назовем "хозяин" утром продает билеты на лежаки. Причем самые удобные, к выходу и палатке, "хозяин" бронирует, чтобы ближе к обеду, видимо, продать их с некой доплатой. Мы попробовали захватить одно из таких мест. Какой упоительный скандал на английском и русском языках. Отступили мы с честью. Кстати, 300 долларов нам пока так и не вернули, но обещают. Благословенный Тайланд! Но жизнь продолжается, сегодня у нас опять встреча с местным представителем Кемелем.
       28 января, пятница. Вовсю бушует "разоблаченная морока" -- тоска по родине. Каждый день снятся московские сны. Особенно часто мама, брат Юрий, реже Валя, но о ней я думаю, не переставая, каждый день. Сегодня вдруг приснился Ашот. Может быть, еще и потому, что в семь вечера, ближе ко сну хорошо едим в ресторанчике что-нибудь тайское, С.П. заливает еще все это пивом, а потом заваливаемся смотреть по компу что-нибудь из фильмов Альмадовара. У С.П., оказалось, в компе целое гнездо фильмов этого режиссера. Практически это один фильм с одним сюжетным узлом, к которому подверстывается множество других узелков и характеров. Ощущение, что это фильм-документ, по которому можно изучать жизнь. Но это не совсем так, практически Альмадовар не анализирует социум, он у него привлекателен даже в лохмотьях. Но некоторые выводы сделать позволяет. Например, о том, что мы, русские, практически потеряли народную музыку, мы ее не поем, а испанцы поют. Мы потеряли народную культуру быта, а Запад ее сохранил. В общем, почему-то фильмы эти порождают у меня размышления, которые не вызывают отечественные сериалы.
       Обзорная экскурсия -- это, конечно, значительное торговое мероприятие, прикрытое легким флером "культуры". Главное -- подвезти туриста к прилавку и заставить его что-то купить. В нашем наборе: посещение змеиной фермы, ювелирной фабрики, буддийского храма и маяка в южной части острова. Но будем справедливы, кроме этой самой коммерческой составляющей, кое-что было интересным. Откровенной халтурой была лишь ювелирка, такой же ширпотреб, но дорогой, как в Бангкоке, и фабрика латексного постельного белья -- это матрацы и подушки из вспененного латекса. Возможно, эти матрацы и подушки и берегут позвоночник, но не подходят для нашего климата и образа жизни. Из этой экскурсии вынес одно -- собственные подушки надо бы раз в полгода отдавать в чистку.
       На змеиной ферме было интересно: несколько клеток с рептилиями, но главное -- рассказ какого-то нашего, говорящего на русском парня, ветеринара или врача, об этих рептилиях, а потом показали даже шоу со змеями. Для "дрессировщика" это опасно, но он действует на основе знания физиологии. Бросок змея не может совершить более чем на метр, или -- змея реагирует только на черное пятно. Противоядие на яд королевской кобры еще не найдено. Потом снова долгая "распиловочная" лекция -- купите. Желчь питона и кобры, крем с "жемчужной пудрой", все "научно обосновано", со знанием психологии "внедрения". Никто и ничего не купил, "консультант" был зол. Уже толпилась следующая "русская" группа, и так целый день. Каким тяжелым трудом зарабатывают соотечественники деньги.
       Интересна была поездка на маяк. Ехали через восточную часть острова, не курортную -- другой характер моря, пейзаж. Купаться здесь нельзя, вода мутная. По дороге кое-что интересное узнали от гида. Большинство бегающих по дорогам машин -- это все же местное производство крупных азиатских фирм, не сборка. Банковский процент при покупке автомобиля тайцем -- 1-2, иностранцем 7-8. Ввоз зарубежной, дорогой европейской или американской машины обкладывается пошлиной до 300%. На Пхукете и в Тайланде много мусульман. Бирманцы здесь чем-то похожи на наших узбеков и таджиков -- строительство, дорожные работы, "чурки". Коррупция в стране очень сильна. В юго-восточной части Пхукета полицейские и отставные полицейские любят возводить свои большие виллы.
       Маяк посвящен Раме V. Я видел по телевидению художественный фильм об этом короле. Фильм запрещен в Тайланде. Европейская учительница -- "Король и Анна" не может влиять на королевскую волю. Рама V в Тайланде является чем-то вроде нашего Петра I, реформатор. В силу того, что первый автомобиль в Бангкоке был подарен этому королю англичанами, здесь левостороннее движение. Именно этот король даровал своему народу конституцию, очень похожую на английскую.
       29 января, суббота. Чуть ниже я что-то напишу и о прочитанном. Я ведь не только езжу на шоу и экскурсии. Если день без книги и чтения, он не удался. Кроме двух книг Сем. Резника, я еще каждый день читаю на английском языке "Холмса", посмертно изданную книгу Неи Зоркой, которую подарила мне Маша Зоркая. Сегодня на пляже утром прочел большую и серьезную статью Голубницкого в "Литературной учебе". Статья произвела на меня впечатление своим содержанием, но и вызвала стремление к какому-то новому решению моей книжки о Вале.
       30 января, воскресенье. Проснулся -- не было еще четырех. Снилось что-то приятное, домашнее. Последние дни часто снится мама, брат, дядя Федя, реже Валя. На этот раз снилась еще М.О. Чудакова, какой-то с нею хороший и откровенный разговор. За окном еще полная темень, в саду горят редкие декоративные фонарики, свет которых двоится и троится в искусственных озерах парка и бассейнах. Рассветет только к семи, здесь поздние рассветы. Город, по которому мы ехали до аэропорта, сплошная торговая улица, еще безлюден, абсолютно пуст. Вышли из машины, зарегистрировались, сдали багаж. Ничего не предвещало другого утра, не было никаких предчувствий, знаков, намеков, предуведомлений. Сели съесть бутерброд, и вдруг в какой-то момент я отчетливо понял, что избран, назначен, отмечен, что больше мне самому ничего не надо решать, все решится за меня. Все изменилось, не надо больше суетиться со своими писаниями, они не пропадут, и все это не прекратится, будет длиться и продолжаться, пока не последует нового сигнала. Но его тоже не нужно ждать, он придет, и ему надо будет подчиниться. Как будто что-то сложилось и вспыхнуло в душе и запылало с ровной и сильной тягой.
       Долгая посадка позволила еще раз рассмотреть аэропорт в Бангкоке. Это, конечно, самый большой из всех, которые я когда-либо видел. Долго рассматривал его конструкцию, изучал планировку, удивлялся тому, что здесь все работает. Контрастом к этому наш рейс "Трансавиа", выполняемый на Боинг-747-400. Я на подобных машинах летал много раз. У нас не работает бортовое телевидение, через два часа полета закончилась в умывальниках вода. Все аварии и катастрофы возникают из невнимания к мелочам.
       В самолете от корки до корки прочел самую последнюю январскую "Литературку", которую захватил из Москвы. Номер на номер, конечно, не приходится, но сегодня какой блеск. Дома сделаю "Обзор".
       Не забыть бы про собак. Вот и не забыл -- вписываю уже в Москве, нарушая правило дневника: здесь и сейчас. К собакам в Тайланде относятся с большой жалостью, их не обижают. Считается, что именно в собак воплощаются души некоторых грешников. Я уже чувствую себя собакой. Свою собаку, Долли, я не смогу забыть никогда.
       31 января, понедельник. Вчера, как только приехал, сразу сунулся в стопку газет. На одной из полос моя большая статья "Масло и маргарин" -- это полемика со статьей, которая была опубликована в "Новой газете" И. Свинаренко о В. Распутине и отчасти рецензия на "Деньги для Марии" во МХАТе. Спасибо, что выправили кое-какие мои ошибки, правил, видимо, очень квалифицированный и опытный Саша Вислов, но кое-где он чуть "усилил" стиль -- получилось несколько грубовато. Весь день из дома не выходил, разговаривал по телефону, правил Дневник. Расписание до конца недели сложное, беспокоит, конечно, "Кюстин", но Наталья Евгеньевна звонила -- редактуру она закончила, теперь выйдет ли книжка. В издательстве какие-то сложности.
       1 февраля, вторник. Проснулся в четыре часа, выпил снотворное и, пока оно не подействовало, разобрал пачку газет. Почти не нашел, на что следовало бы обратить внимание, кроме, конечно, сенсационного первополосного материала в "РГ" от 24 января -- я был в Тайланде, поэтому пропустил. Это одно из тех дел, которое должно настораживать по отношению к представителю власти, занимающему высокое положение. А не все ли они такие?
       Сначала броское начало. "Борец с преступностью выстроил дом стоимостью в десятки миллионов долларов". Потом видавший виды -- нас этим не удивишь, информационный повод. "Басманный суд столицы выдал санкцию на арест директора бюро по координации борьбы с организованной преступностью и иными опасными видами преступлений на территории государств СНГ Александра Бокова. Милицейского генерала подозревают в мошенничестве в особо крупном размере. В деле фигурируют еще двое подельников". Потом идет собственно статья, она так хороша и занятна, что я, практически нарушая авторское право, перепечатываю ее в Дневник целиком и не могу не объявить имени автора -- Иван Егоров. Браво, Иван!
       "Видавшие немало в своей жизни оперативники ФСБ были, мягко говоря, удивлены, когда увидели "скромное" загородное жилище генерала Бокова. Мало того, что дача милицейского чиновника расположилась на 2 гектарах реликтового соснового бора, так еще и весь огромный участок огорожен забором, и охранялся чуть ли не как резиденция первых лиц государства. Периметр и вся территория оборудованы системами наблюдения и сигнализации. Участок контролировали штатные охранники и служебные собаки. Чего только не было на территории генеральского поместья -- от гаражей и гостевого дома до действующей ветряной мельницы.
       В огромном даже для элитного поселения доме -- четыре этажа, не считая цокольного и подвала. При этом площадь особняка -- несколько тысяч квадратных метров. По словам сотрудников, проводивших обыск, дом богато отделан, как снаружи, так и внутри. Примерная стоимость сооружения, по самым скромным оценкам, десятки, а то и все сотни миллиґонов долларов США.
       В доме примерно 50 комнат и хозяйственно-бытовых помещений. Тут все было сделано для нормальной человеческой жизни уставшего от нелегкой службы генерала и членов его семьи. В скромный набор, кроме многочисленных спален, кабинетов, гостиных и столовой на 20 персон, входили игровые комнаты, спортзал, солярий и сауны с джакузи. В доме даже уместился 25-метровый бассейн на 4 дорожки, видимо для проведения соревнований с коллегами. Но на этом запросы и фантазии хозяина не ограничились -- он оборудовал еще и соляную комнату для профилактики и лечения легочных заболеваний. Ну и напоследок для души были оборудованы тематические залы. Например, комната охотника и рыболова -- с оружием и удочками. Или, скажем, морской и восточный залы с шатрами, коврами, пуфиками и балдахинами. И все это в сопровождении большой коллекции оружия и картин на стенах. Когда же начался обыск, стало понятно, что ценностям, хранящимися в доме, мог бы позавидовать любой средневековый феодал, владеющий приличным замком. В доме Бокова обнаружили золото и бриллианты, антиквариат, огромное число дорогих наручных часов, инкрустированное оружие, всевозможные награды, золотые и серебряные монеты и многое, многое другое.
       Изъят ряд предметов и документов -- сообщил официальный представитель Следственного комитета Владимир Маркин. Кроме того, по его словам, допрошены свидетели, которые дали показания об обстоятельствах совершения преступления. В свою очередь адвокат Бокова Леонид Морозов пояснил, что это уголовное дело вышло из гражданского процесса, который длится уже 5 лет. При этом, отметил адвокат, основными доказательствами являются расписки о получении денег, однако фамилия самого Бокова в них не фигурирует".
       Мне нравится та ирония, с которой правительственная газета относится к этой оказии. Я уже говорил о заголовке, но статья с переносом первой полосы на пятую. Вот на пятой-то и рассказывается, на чем генерал попался. Причем этот отрывок на пятой опять имеет прелестный заголовок: "Скромное обаяние генерала".
       "Задержали генерала по делу пятилетней давности. По данным Следственного комитета России, Александр Боков в 2005 году вместе со своими знакомыми -- директором Международного фонда развития казачества Михаилом Креймером и директором строительной компании Сергеем Степановым -- пообещали крупному российскому бизнесмену помощь в покупке контрольного пакета акций одной из транспортных компаний. За свою услугу они попросили у предпринимателя 46 миллионов долларов. В 2006 году бизнесмен передал доверенным лицам Бокова не менее 4,5 миллиона долларов, однако никаких действий с его стороны не последовало. Оперативную "разработку" генерала проводило управление собственной безопасности ФСБ России".
       Самое поразительное во всем этом даже не 25-метровый бассейн, а наличие в этой ситуации казачества.
       Я переписал статью о генерале под рокот радио и телевизионных передач. По "Эху Москвы" много разговоров о сегодняшнем дне рождения Ельцина и скором юбилее Горбачева. Что касается последнего, то выступала его дочь со своей искусственной манерой говорить, очень похожа на покойную мать, Раису Максимовну. В выступлении дочери Горбачев назван человеком, изменившим мир. Ничего он не изменил, изменили мир 1917 году, а Горбачев трусливо вернул страну к ее исторической ветхости. Лучшей иллюстрацией к этому служит статья, которую я старательно переписал. Что касается Ельцина, которому сегодня в Екатеринбурге открыли памятник, то передача о нем по радио сопровождалась опросом и высказываниями слушателей. Брани было тоже достаточно. Судя по этим двум нашим вождям, Россия -- легкая добыча.
       Днем был в Институте -- началась сессия у заочников, все наши мастера на месте и успешно функционируют. В Институте лишь ректор, Стояновский, Ужанков, Царева, Киселева и наша кафедра. Узнал у Киселевой, как сессию сдают мои первокурсники -- не сдали пять человек, это мелочь.
       Видел Лешу Козлова, взял у него поправленные тексты. Все больше и больше думаю о том, что, кажется, написал о Вале лишь первую часть.
       Пришло из Вашингтона письмо от Семена Резника. Здесь три эпизода, которые требуют особого внимания. Первый -- мое некоторое несогласие с автором письма, что я не вполне разделяю точку зрение на двухтомник Солженицына по еврейскому вопросу.
       "Солженицын, конечно, не Куняев и не Семанов, я нисколько не удивляюсь, что Вы увидели в его книге попытку наведения мостов. Чтобы разглядеть все геологические напластования в его двухтомнике (вернее, в первом томе, во втором-то многое на поверхности), требуется глубокое бурение, то есть надо быть в теме. Я-то в ней с 70-х годов, с того времени, когда набрел на велижское дело и погрузился в него и в смежные материалы.
       Много тогда всего сошлось, что заставило меня взяться за разработку этого сюжета. И то, что о нем никто ничего не знал. (Из всех моих знакомых писателей-историков, занимавшихся той эпохой, никто о нем не слышал, только Натан Эйдельман, эрудит из эрудитов, сказал: "Постой, постой, это, кажется, как-то связано с адмиралом Мордвиновым".) И то, что мне к тому времени стало тесновато в рамках биографического жанра, хотелось попробовать себя в более свободном жанре. И то, что тогда стала как раз циркулировать в "патриотическом" самиздате "Записка Даля". Мне как-то стало ясно, что ритуальный миф -- это не плюсквамперфект, он вернется, и его надо встретить во всеоружии. Ну и т.д. и т.п.".
       Второй -- это некие уже недоступные мне сведения по такому болезненному ранее для любого писателя приему в Союз писателей.
       А знаете ли, как Ганичева принимали в СП? Мне рассказывали, что когда шло обсуждение в приемной комиссии, то его представили от секции прозы как замечательного издателя, внесшего большой вклад и т. п. Тут же поднялся кто-то из "подготовленных" членов комиссии и горячо поддержал. А потом взял слово другой член комиссии и сказал примерно следующее: "Я не понимаю, где я нахожусь. Скоро мы будем принимать в СП завскладами и директоров магазинов, в которых отовариваемся. Товарищ Ганичев, возможно, очень хороший директор издательства, но я хочу знать, что он написал. За ним числится брошюра "Комсомол и печать", три печатных листа. Не маловато ли это для приема в Союз писателей?" При тайном голосовании он получил три или четыре белых шара и больше 30 черных. А после этого секретариат его принял единогласно. (Многие секретари издали в "Молодой гвардии" многотомные собрания сочинений.)".
       Третий -- поразительный факт из истории Солженицына. Здесь же и обертона и русского и, в самом положительном смысле, еврейского национального характера.
       "Пока писал это письмо, из Бостона пришло сообщение о кончине Ильи Матвеевича Соломина. Это тот самый сержант Соломин, который воевал в звуковой батарее Солженицына, при аресте А.И. припрятал его бумаги, которые потом передал Решетовской. Вскоре загремел в лагерь, а после лагеря не был реабилитирован, хотя все его подельники были. По просьбе его друзей, я несколько лет назад послал письмо Путину с просьбой вернуть Соломину боевые награды, коих его лишили как "врага народа". Я даже получил ответ, что-де дело рассматривается, но так ничего и не сдвинулось, хотя потом и другие обращались".
       2 февраля, среда. В Москве началась эпидемия гриппа, в основном болеют дети. По радио передают разные страхи, но, тем не менее, младшие классы в школу не ходят. Я, хотя и делаю каждый год осенью прививку, гриппа боюсь, потому что с моими легкими могу попасть в сложное положение. Именно поэтому в издательство, чтобы не толкаться в переполненном метро, поехал на машине.
       В городе автомобильные пробки, хотя, кажется, мэр Собянин, обеспокоен общими проблемами города. Уже сказали, что заказы на проходку метро могут уйти к иностранным фирмам. Попутно, в связи с этими заказами зарубежным фирмам, которые сами по себе у меня вызывают горькое чувство, потому что уходят и рабочие места. Как же так, имея когда-то одну из лучших промышленностей в мире, прекрасный и часто грандиозный опыт строительства метро, мы, оказывается, вынуждены ради качества, скорости, а главное, из-за невероятного воровства наших фирм, управляющих и менеджеров, отказываться от собственного производства. Я, кстати, всегда относил ужасное качество наших дорог на счет климата и географии, но все не так. Оказалось, что прекрасную дорогу в аэропорт Домодедово, которую не ремонтируют много лет и которая прекрасно держит удары зимы, строили немцы. Все больше и больше начинаю понимать, что главный враг нашей жизни -- хищный и жадный русский предприниматель. Заставить его координировать собственные интересы с интересами общества невозможно.
       В издательстве часа два занимались тем, что вместе с Натальей Евгеньевной снимали вопросы, которые у нее возникли по поводу "Кюстина". Это редактура, которая уже давно исчезла из нашего писательского обихода. Здесь не только повторяющиеся слова, грамматика и согласования, но и кое-что более важное -- исторические реалии, точность, психологический размах действия. Сидели довольно долго, со вкусом разговаривали, я хорошо закусил шоколадными конфетами, которые по традиции все несут и несут.
       Заезжал в Московское отделение к Максиму Замшеву. Здесь две удачи: во-первых, Максим передал мне 5 тысяч рублей, которые Фонд Юрия Долгорукого должен был мне за работу в жюри, а во-вторых, я получил несколько экземпляров романа "Марбург", который вышел в Баку. Все это, конечно, под нажимом Максима, но скажем спасибо издателю Эльчину Искандерзаде. Замечательная обложка, черно-белая, с плывущими облаками, какая в свое время была ошибка, что я на книжке в "Дрофе" поставил "Ах, заграница, заграница...". Все это относилось к журнализму, а не к роману. Тираж книги небольшой, 1000 экземпляров.
       Вечером варил борщ, опять большую кастрюлю. К этому времени подошел Игорь Пустовалов, поговорили о театре, музыке, попробовали абсент, который я привез еще из Парижа. Лег довольно рано, не было десяти.
       3 февраля, четверг. Проснулся, еще, наверное, не было пяти, за окном было темно. Часы у меня несколько дней назад остановились, закончилась батарейка. Начал читать "Литературную газету" с первой страницы и зачитался статьей Юры Полякова. Это статья по национальному вопросу и как он у нас ведется и освещается. Много интересного, точного, прекрасная и неожиданная аргументация -- это не журналистика, а настоящая писательская статья, аргументы которой, а главное тон забираются в подсознание.
       В 12 часов приехала телегруппа, снимают фильм о Т.В. Дорониной. Две камеры, свет, всего шесть человек. Возились со мною 2 часа. Вопросы задавала корреспондент, которую зовут Марина. Меня удивило, что девушка прочла все статьи, которые я о театре написал. Потом выяснилась и вообще удивительная подробность. Марина училась в Иркутском университете, так вот там была преподавательница, которая постоянно студентам давала для анализа мои тексты. Марина жаловалась, что тексты эти были для них великоваты по объему и сложны по стилистике. Студенты думали, что Есин уже какая-то древность и вряд ли он даже жив. Директор картины Татьяна Константиновна уже после съемок рассказала, что такой же 44-минутный фильм НТВ хотело снимать о Инне Макаровой, но та внезапно запросила деньги. Я думаю, это какое-то ее недомыслие.
       Позвонил Инне Макаровой, сказал, что ей самой надо заботиться о своем собственном мифе. Трудно с немолодыми женщинами.
       Вечером премьера в театре у Дорониной -- "Школа злословия". Сидел в первом ряду, и было значительно интересней, чем в давнем спектакле с Яншиным и Андровской. О, тогда, правда, мне было мало лет. Может быть, что-то не понял? Играет леди Тизл молодая Коробейникова, которая никогда не казалась достаточно убедительной, а здесь, видимо, попала в свое русло. Изысканна, раскованна, кокетлива, свободна. Сэра Тизла играл Сергей Габриэлян -- оказался замечательным комиком. Спектакль нарядный, прекрасно принимается. Это большое дело, когда аплодисменты вырастают из зала, а не по сигналу опытной клаки. Потом, после спектакля, состоялась маленькая вечеринка для своих. Татьяна Васильевна умеет принимать -- стол был обильный и вкусный. Были В.Г. Распутин с женой Светланой, В.Н. Ганичев, к сожалению, уже один, в этом смысле мне его очень жалко. Как всегда, были Линник и Матонин. Т.В. рассказывала, как ей ночами приходилось уточнять с актерами кое-что в режиссуре Бейлиса.
       Машину я вчера отдал С.П., который с Володей Рыжковым уехал на мою дачу. Дал им поручение привезти банки с огурцами, которые забыл с осени. С собой в театр брал своего соседа Анатолия. На Анатолия Т.В. произвела очень большое впечатление. На обратном пути завозили домой Распутина с женой. В.Г. меня отчетливо поблагодарил за статью о его спектакле и в его защиту. Я сделал вид, что в этом ничего особенного, дескать, я таков.
       4 февраля, пятница. Весь день куксился, вчера плохо спал, видимо, еще дают о себе знать разные часовые пояса. Погода неважная, в Москве сыро, пасмурно, температура чуть ниже нуля. Плохое самочувствие связано и с питанием, несколько распустился, ем много фруктов и не забываю про сладкое. Той строгости в питании, которой придерживался летом, когда сильно похудел, уже нет.
       Все безрадостно. По телевидению песни, пляски и видимость раскованных разговоров на политические темы, по радио грустные известия. В Египте, конечно, уже не волнения, а народная революция. У этой революции появился новый "инструмент" агитации и воздействия на массы. Если бы Ленин жил в России в наше время, он, наверное, уже сидел бы за Интернетом. Среди московских новостей -- огромные нарушения местных властей в области транспорта и, в частности, в метро. Проверка Счетной палаты установила неоправданные завышения платы за проезд. Чиновники хотят жить лучше и меньше думать, но за счет населения. Я также записал по слуху с эфира чудовищные цифры нарушений в использовании средств -- 215 миллиардов за 3 последних года. Подчеркнуто: не хищений, а именно пока нарушений. Все эти сведения уйдут в прокуратуру и правительство. Не подтвердилось, что начальник метро Гаев ушел со своего поста. Пока достоверно, что ни в одной стране мира так дорого не стоит один километр метро и один километр дороги.
       Днем приезжала уже совсем повзрослевшая Соня Луганская и привезла подарок -- баночку меда. Поговорили о театре, о ее будущей аспирантуре.
       Вечером в Музее музыки состоялся юбилейный -- ему еще только 70 -- прием и концерт Владислава Ивановича Пьявко. Ходил вместе с Леней Колпаковым. Сначала было открытие выставки с раритетами, собранными за жизнь -- это русская и мировая опера, история самого В.И. и И.К. Архиповой. Артистичность натуры не исключила, оказывается, аккуратности. Народу было много, и не только оперного. Приехали министр культуры Авдеев, нынешний ректор консерватории Соколов, даже Садовничий, ректор МГУ. На удивление все хорошо и сердечно говорили. Всегда говорить легко, когда есть достойный объект. На вечере встретил И.К. Скобцеву и Вс. Шиловского, оба меня узнали. Были еще, кроме другой знаменитой публики, с дюжину генералов -- товарищи В.И. по военному училищу. Вадик всех помнит. Гвоздем всего вечера стал концерт молодых блистательных оперных певцов, которые напомнили тот оперный репертуар, в котором сверкал сам В.И.. Среди поразительной плеяды молодых "звезд" был и Паша Быков.
       Сам Пьявко сегодня не пел, был чуть простужен. Показали и дали послушать запись того легендарного спектакля "Мадам Баттерфляй", когда В.И. пел с Вишневской. Это самое сильное во всем вечере. Все соответствовало амплуа -- героический тенор.
       5 февраля, суббота. Весь день читал роман покойного Игоря Блудилина-Аверьяна "Вчерашние люди". На той неделе будет презентация, уже без него, книги, и я считаю своим долгом на этой презентации выступить. Рано умер, но, судя по статье Сергея Небольсина, оставил после себя несколько неопубликованных рукописей. Но осталась жена, которая вот выпустила его книгу, а потом все доведет до ума. После меня не должно остаться ничего, поэтому и корежусь над старыми текстами и дневниками. Игорь, конечно, очень хороший писатель. Его роман прочел с интересом и пользой. Он мастерски раскатывает сюжет, все хорошо оснащено и знаниями бытовых реалий и литературной эрудицией. Как хороший критик часто впускает в роман критические пассажи. Горсть основного сюжета -- наш Союз писателей. Здесь все знакомо, Домжур, нижний буфет, отдельные типы. В каком-то смысле это напоминает роман Ю. Полякова. Игорь понимает выгоду беллетризма и в известной мере по этому пути идет. Вспашка отличная, но не самая глубокая. Все легко, свободно, настоящий писатель, который в этом нашел главный интерес жизни. Писатель должен писать много.
       Пятница, которая у оппозиционеров была объявлена "днем гнева" и последним днем Мубарака, особых успехов демонстрантам не принесла. Возможно, начался отлив, хуже стало с едой, товарами. Показали знаменитый исторический музей, до которого добрались выпущенные из тюрем мародеры. Разбитые витрины, попорченные мумии. Факт, что действующая власть не защитила, хотя бы силами армии, музей, свидетельствует о ее слабости. Власть все силы бросила на собственную защиту и разгон демонстраций. Но именно эта культура дороже и жизни и власти.
       Правительства всего мира заинтересованно наблюдают: пошатнется ли Мубарак. Каждое правительство может оказаться следующим.
       6 февраля, воскресенье. Утром ходил в большой поход за продуктами и совершал набеги на аптеки. Вечером ездил к моему племяннику Валерию -- день рождения Сережи, его сына. Сереже -- 25 лет, вполне самостоятельный молодой человек и кавалер. Интересно, что отец и мать очень легко относятся к серьезным отношениям своих сыновей с молодыми дамами. Сережа с 18 лет уже вел семейную жизнь, и предыдущая девушка жила в их большой квартире. Его брат Алеша значительно моложе, но у него тоже есть молодая подруга, она танцует вместе с ним в ансамбле "Гжель" и учится в академии танца. Вообще, семья моего племянника -- явление уникальное для нашего времени, такое уважение и любовь живет в том маленьком коллективе. Главное здесь, конечно, та серьезная и глубокая любовь, которую несет в своем характере мой племянник. Он, как я писал, один из самых умных по-бытовому, эрудированных людей, которых я когда-либо знал.
       На праздник собрались друзья Сергея, школьные и по учебе в каком-то техникуме, был также Алеша со своей девушкой, родители и я как единственный родственник и как до некоторой степени свадебный генерал. Стол был не очень пышным, но сытным. В характере Сережи -- все для других, широта. Была бездна разных соков, выпивка, напитки.
       Мы, "взрослые", т.е. старые, довольно быстро ушли и пили чай на кухне. Разговор, как всегда у русских, был обо всем на свете. Но главное о времени, которое огрубляет людей, о молодежи, которая теряет социальные и моральные навыки, свойственные молодежи нашего поколения. Потом стали говорить о государстве, что перестало с молодежью работать, подавать ему пример. Валера крупный книгочей, много читает и поэтому у него есть некая теория распада Советского Союза, взятая, вроде бы, из книги Киссинджера. Пункт первый: Россия на протяжении тысячи лет воевала и в результате этого у русских выработалась удивительная система управления. Русские подчиняются человеку, стоящему на вершине социальной пирамиды. В Америке есть сенат или палата представителей, в Англии ни королеве, ни премьер-министру ничего невозможно сотворить без парламента. А что если "подружиться" с первым лицом СССР. Ходят слухи, что на Горбачева "доброжелатели" вышли, когда он был еще первым секретарем Ставропольского обкома. Хотел ли Горбачев каких-либо изменений? Он хотел только одного -- сидеть на этом месте всю жизнь. А его подначивали, подхваливали, называли "лучшим немцем". За сухую горбушку сдал государство.
       На обратном пути читал "Холмса", все учу английский.
       7 февраля, понедельник. Сегодня похоронили несравненную Татьяну Шмыгу -- легенду наше оперетты, ей было 82 года, умерла мучительно. В этом жанре мало кто остается, но все же помним Ярона, Шишкина, кого еще? Ах, как жалко Шмыгу. "РГ" поместила снимок, сделанный во время ее похорон: крупно и скорбно старое лицо Василия Ланового. Прощались с ней в Театре оперетты. Газета написала, во время выноса тела раздались аплодисменты и выкрики "браво" -- это вроде новая традиция, есть что-то в этой новации безвкусное.
       Весь день сидел дома и выписывал из Дневников все, что касается В.С., -- для третьей части книги. Я вдруг понял, что книгу надо быстро заканчивать, сосредотачиваться и доделывать. Пожалуй, существенную часть работы я уже сделал.
       Как всегда, смотрю по ТВ "Дискавери", новости и отчасти "Культуру". Наконец-то покинул свой метропост всесильный Гаев. Расследование его деятельности санкционировал еще Лужков. А сейчас Счетная палата объявила о миллиардах рублей, истраченных с некоторыми нарушениями, и собирается свои данные передать в правительство и кое-что в прокуратуру. Вечером, уже в постели, смотрел передачу Архангельского. Темой на этот раз стала российская обида -- почему нас не воспринимают на Западе. Собрался, как обычно, телевизионный междусобойчик -- О. Табаков, Т. Толстая, Гарри Бардин и Марина Давыдова. Все было на редкость по мысли убого, Олег занимался самоутверждением и рекламой, возраст дает о себе знать, Толстая вспоминала минувшие дни, Давыдова была самой интересной, хотя ее мечты о театре мне не по душе. Новых мыслей нет, проскользнувшее мнение, что Запад перестает нас воспринимать потому, что мы перестали быть в искусстве самобытными и русскими, это единственное, что я вынес. Об этом завтра обязательно поговорю на семинаре.
       Уже совсем засыпая, прочел страниц двадцать нового сочинения Романа Сенчина "Лед под ногами". Так традиционно, знакомо и уныло это началось, что вряд ли буду дочитывать. Книга снабжена подзаголовком "Дневник провинциала". Боже мой, сколько книг выходило с таким же замахом, начиная с бессмертного Люсьена де Рюбампре.
       8 февраля, вторник. Я как оперная прима перед спектаклем -- обязательно накануне семинара не сплю. Проснулся часов около шести, еще раз перечел рассказы Степана Кузнецова, еще раз порадовался. Здесь три острых, с юмором, иронией и открытым журнализмом рассказа. Каждый каким-то образом отсвечивает на тенденцию жизни. Один рассказ высмеивает наши представления о современной литературе, второй -- телевидение с его "убедительной" рекламой, третий -- стремление всех быть как все. И все это с замечательным и точным языком.
       Во время семинара читал ребятам кое-что из лекции Томаса Манна о романе. Пятый курс так и не закончил свои каникулы, пришли только трое: Марк, Нелюба и Максимович, но потом потихоньку рассосались.
       Обедал с ректором и с ним же договорился о проведении конференции по нашей кафедральной книге.
       Из новостей внешних -- поразительное выступление британского премьер-министра Дэвида Кэмерона в Мюнхене. В частности он сказал: "Политика мультикультурности нас подвела, настало время либерализма с мускулами". Эту фразу я взял из "РГ", там же есть еще и комментарий, смысл которого сводится к тому, что поощрение национальной особенности у приезжих не позволило последним интегрироваться в обществе, к которому они относятся враждебно, хотя и пользуются преимуществами и свободой этого общества. Это то, что еще ранее почувствовали во Франции, и о чем, а именно -- о провале политики мультикультурализма, отчетливо сказала Меркель. Теперь ход России, которая развалится от своей демократичности и устаревших политических восклицаний.
       9 февраля, среда. Все утро сидел и отмечал необходимые абзацы в Дневниках, касающиеся В.С. Вчера же отдал оба моих свободных экземпляра "Валентины" -- собственно название откристаллизовалось давно, -- один Руслану, а второй Анатолию Королеву. Толю я предупредил: начнешь -- не сумеешь бросить, но он все-таки остановил чтение на том месте, когда моль начала жрать шубу покойной В.С., а я об этом знал, но ничего не делал. Анатолий сказал: дальше читать не могу. Вчера же, как, наверное, явствует из текста, он мне позвонил и сказал, что это новый прорыв и к искренности, и к исповедальности. Посмотрим, что теперь скажет Руслан. Но мнение Анатолия меня на одинокой дороге очень подбодрило и придало силы. Я твердо уже решил пока отставить все другие работы и добивать книгу о Вале. Это будет памятник, который не создал еще никто своей жене и другу. Я уже вижу эту книгу.
       Встал что-то в шесть или в половине седьмого и работал, таким образом, до часа дня. Дальше у меня был жесткий план: в три часа правление в Московском отделении, в 18.30 надо попасть в Музей Серебряного века возле метро "Проспект мира", а в промежутке еще сбегать -- благо недалеко и иду по знакомым местам детства и юности -- в Институт. Вчера вместе с Алексеем Козловым просматривали верстку Дневников за 2009 год, которую перед этим смотрели Марк и Лева, но после них все еще раз побывало у корректора и там нашли один небольшой технический повтор. Я долго ломал голову, потому что все уже сверстано и потом нашел место, куда можно было вставить небольшой фрагмент моей статьи об Айтматове, правда, переверстать пару разворотов придется, но это уже мелочи.
       В Московском отделении собрали правление -- это как бы вопрос годовой премии. Занимался отсевом и рейтингами Иванов-Таганский. Список -- уже отфильтрованный лонг-лист -- был большой, чуть ли не двести имен, здесь же на правлении этот список отфильтровали до 20 имен и выбрали победителей -- каждый из первой тройки получит по 20 тысяч рублей -- Вера Галактионова, Александр Жуков и Леонид Сергеев. Из занятного -- в коридоре правления появилась галерея, так сказать, лучшего стихотворения. В рамочках, периодически меняясь, появляются эти неплохие, но все-таки обычные стихи. Занятно, что боясь самодеятельности амбициозных авторов, на каждом таком отобранном стихотворении стоит печать правления. Неизведанна твоя психология, художник!
       Несколько дней назад звонил А.М. Турков -- у него вечер в Музее Серебряного века, в доме В. Брюсова, возле метро "Проспект Мира". Будет представлена его книга мемуаров, на которую я писал в "Литературке" рецензию, и новая, связанная с именем Твардовского. Сам он предупредил, что будет читать Твардовского. Я уже знал, что будет интересно, позвал с собой Юрия Ивановича Бундина, который всегда легко откликается на любую культурную акцию. Ехал прямо из Института, правда, чуть опоздал. Зашли в зал, когда выступал Андрей Яхонтов, рассказывая о последней книге Туркова и о нем самом. Фигура Туркова огромная, но и Андрей, надо отдать ему должное, выступал хорошо. Народа было немного: Кирилл Ковальджи, Вал. Осипов, немолодые, интеллигентного вида люди. Довольно для меня неожиданно подняли и меня -- рассказал, что знал, напирая на редкостное чувство у А.М. литературной и человеческой справедливости. Была, кстати, одна из дочерей Твардовского. Собственно книга, составителем которой был Турков, называлась так "Александр Твардовский. "Честно я тянул мой воз"". В подзаголовке "Стихи. Проза. Дневники. Письма. Документы. Голоса современников". Я получил ее с автографом составителя "Юбиляру Сергею Николаевичу Есину сердечно". Стояла и дата, книга меня ожидала. "18. 12. 2010".
       Гвоздем вечера, конечно, было выступление Туркова. Кроме слов о судьбе и долге, он много говорил о величии и значении этого художника. О его фантастическом месте в русской литературе. Два равнозначащих места в русской литературе ХХ века -- Шолохов и Твардовский. Промелькнула цитата из Ахматовой о Василии Теркине -- в войну, дескать, нужны веселые стишки. Одновременно Турков много и очень здорово читал наизусть, комментируя, главы из Теркина. Уже после я задал Туркову вопрос, на который он не ответил, вернее ушел. Ответ знал я сам. Почему поэт, создавший в наше время эпос, не стал мировой величиной? У Туркова был один резон, трудность перевода. Но ведь и Байрон у нас плоховато переведен, а велик. Я думаю, что в этом виновата в первую очередь наша недоброжелательная интеллигенция. Все места были уже распределены, Маяковский, Цветаева, Пастернак, Мандельштам, сама Ахматова. Должность редактора очага славы -- "Нового мира" закрыла великого поэта.
       В выступлении дочери Твардовского было и такое: будто бы нынешний редактор "Нового мира" Андрей Василевский сказал, что журнал не будет следовать традиции Твардовского, а пойдет по пути редактора, который был много раньше, Полонского. Не без сарказма дочь вспомнила и недавнюю историю. Когда у "Нового мира" стали отнимать его площадь, то в обращении общественности к власти авторитетное имя Твардовского опять вспыхнуло. Двойной стандарт -- знамя нашей интеллигенции.
       Уже когда я пришел домой, звонил Максим Лаврентьев -- он выдвинул мой роман "Маркиз" на конкурс "Национальный бестселлер". И зря -- выдвинул рукопись.
       10 февраля, четверг. С раннего утра принялся читать прошлогодние дипломные работы заочников. Кажется, вчера мы с Лешей Козловым закончили сверку правки сборника "Проза заочников -- 2009", а сегодня еще раз просмотрел работу Александра Сергеева -- прекрасно парень работает -- это уже новый сборник. Каждый день буду читать по одной работе, чтобы не затягивать. Надо создать такой ритм, чтобы сразу же после защиты сдавать сборник.
       Телефонные звонки. Звонил Наби Хазри, с которым я работал в РАО -- он для кого-то из своих знакомых ищет автора, который смог бы написать роман об одном -- слава Богу -- живом еще дагестанце, военном в больших чинах. Интересно, что роман. Все прочухали, что документалистика недолго держится на плаву времени.
       Звонил также Игорь Львович из "Дрофы". Вот действительно благородный человек. Редакция их закрывается, Игорь Львович возвращается в свой педагогический университет, но мою книжку он и директор А.Ф. в плане сохранят. Она все-таки в этом году выйдет.
       Теперь уже я звонил Сергею Кондратову, все-таки он самый верный мой издатель, решили встретиться в начале той недели и пообедать. Еще не знаю о чем, но стану его уговаривать.
       Весь день провел дома -- отмечал в Дневниках 2001-2003 годов, в которых говорится о В.С.. Завтра или послезавтра отдам книгу Володе Рыжкову, и он переведет все это в электронный ряд. Предыдущий том я весь отсканировал сам. Вся эта работа шла под аккомпанемент "Дискавери" или радио, включенное на кухне. Кстати, я уже несколько дней как потерял и не могу найти волн "Эхо Москвы" и теперь слушаю радиостанцию "Коммерсант" или "Комсомольская правда".
       Привычка держать в голове сюжеты, еще не внесенные в Дневник, иногда служит мне плохую службу, заслоняя все и вся вокруг. Вот и теперь я вдруг вспомнил о том расследовании, которое "Комсомольская правда" вела по поводу новой солдатской формы. "Закатанные" в нее генералами, наши молодые солдаты постоянно болеют. Сочинил форму наш знаменитый гламурный кутюрье Юдашкин, говорят, любитель самых высоких верхов. Но и наши генералы, по мнению "Комсомолки", постарались: в одном месте поставили подкладку подешевле, в другом заменили материал и саму форму подписали к введению без должной апробации. Все время думаю о том, что широко и бесстыдно рекламируемая "прибыль" как главный стимул жизни постепенно толкает русский мир в пропасть дикости.
       Под вечер позвонил Игорь Котомкин -- завтра на Пушечной открывается еще одна выставка экслибриса и книжной иллюстрации -- вот у меня и еще одна нагрузка.
       11 февраля, пятница. В Египте, как я уже писал, много дней продолжается народное восстание против тридцатилетнего правления Хосни Мубарака. Президенту 83 года. Египет требует обновления экономики и политической жизни. Вчера восставшие ожидали телевизионного выступления президента и его добровольной отставки. Египетская революция приковывает к себе взоры в первую очередь властей. Здесь появилась новая форма сбора оппозиционеров, любая революция теперь может быть собрана мгновенно. В общем, Мубарак не ушел -- поклялся Богом, что досидит до сентября, т.е. до окончания своего срока.
       Утром встал рано и, как обычно, много сделал. Еще раз просмотрел отмеченные в Дневнике страницы, потом написал два письма -- Марку и Семену Резнику. Мне почему-то начинает казаться, что эти письма становятся более яркими свидетельствами моего отношения ко времени, чем Дневник. Но на этот раз я письма в Дневник не ставлю, это начался другой жанр, возможно, продолжающий нашу с Марком книгу. Может быть, здесь на меня действует какой-то эффект остранения.
       К четырем часам оказался на Пушечной улице -- у книголюбов сегодня открывали выставку экслибрисов и графических работ 85-летнего Николая Ивановича Калиты. Игорь Котомкин, который меня и вызвонил для книголюбов, сказал, что мое присутствие и моя обязательная в этом случае речь придает мероприятию масштаб и значение. Художник, конечно, очень сильный. Выставка, возможно, самая интересная из всех, что я открыл, меня зацепило, талант очень русский. Замечательные иллюстрации к русской классике, портреты писателей. Все это когда-то добросовестными читателями уже было видено. Я говорил, что, к сожалению, вряд ли наша пресса и телевидение, не в пример прошлым годам, по этому поводу откликнутся. Говорил об обмельчании литературы и что по-прежнему художники пытаются следовать путем большого стиля, об одиночестве творца и о чем-то другом, о чем я постоянно думаю. Когда уже закончил свою импровизацию, вспомнил о подарке, который мне сделали в Музее Серебряного века -- большом сборнике музея. В нем кроме интересных иногда статей есть еще и раздел с публичными выступлениями гостей музея. Эти выступления записывают, расшифровывают. Жалко, что мы этого не делаем, выступления и у нас иногда бывают неординарные. Сказал об этом Людмиле.
       От книголюбов быстренько отправился в Институт, зашел к Козлову, проверил, работу мою они делают. У Алексея сидел Миша Попов, поговорили о наших цеховых делах, в принципе об умении некоторых наших писателей строить свою литературную судьбу. Вспомнили здесь Пастернака, Миша стал говорить о Захаре Прилепине. Это право каждого писателя и на это нужно терпение и воля. А Захара я люблю. Кстати, на вернисаже поговорил с С. Дмитриевым о том, что у меня готова книга, которую можно собрать из моих очерков о деятелях культуры. Надо тусоваться. Писал ли я, кстати, что в Музее Серебряного века встретил подругу молодости Вали Наташу Зеленко? Было приятно. С Валей Наташа работала в "Советской культуре". Я расценил эту встречу как еще один знак, который мне подала Валя.
       Но вернусь к тому, с чего начал. Из Института мы все вместе пошли в Дом литераторов. Ребята несли пачки с книгами на вечер, посвященный покойному Игорю Блудилину-Аверьяну. Здесь бы сразу надо сказать хотя бы несколько слов о вдове Блудилина Наталье Даниловне. Она собрала книгу, которую мы теперь в пачках несли, и выпустила ее, скорее всего, за свой счет. Позже я в своей речи о ней сказал, и вообще говорил о замечательных вдовах русских писателей.
       Народа собралось больше, чем я ожидал. Здесь была какая-то компенсация рано обрушившейся судьбе. Вел Эдуард Балашов, все хорошо выступали -- Иванов-Таганский, Борис Тарасов, Алексей Шорохов, Леня Сергеев. Его выступление было, пожалуй, лучшим, потому что было самым правдивым. Мы все говорили, что интересный писатель, БНТ о том, что Блудилин отчетливо прочел его книгу о Паскале, Иванов-Таганский о совместной работе, Алексей Шорохов сделал очень точное замечание по содержанию романа, я -- о том, что редко кому из современных писателей после смерти удается оставить такое обширное наследие, о том, что Блудилину удалось написать Москву, что мало у кого получается. Я очень аккуратно сказал о беллетристическом характере его прозы. А вот Леня Сергеев сформулировал очень точно: все очень хорошо, но нет волшебства.
       12 февраля, суббота. Утром встал рано, варил протертый суп из шампиньонов и морковки. Как обычно, воспользовался лучшей отечественной кулинарной "Книгой о вкусной и здоровой пище". Ну и, конечно, во время этой готовки, когда кухня становилась полем битвы, слушал радио. Главная новость дня и, может быть, года -- все-таки ушел Хосни Мубарак. Вчера телевидение не смотрел, поэтому подробности неизвестны -- власть перешла к военным, которые образовали высший совет. Комментировал все это Станислав Кучер, человек острый и яркий -- помню его еще по телевидению. Он привел ряд мнений простых пользователей из Интернета. С одной стороны, в России подобного произойти не может. Но ведь Египет это даже не Россия. Еще полгода назад никто в стране помыслить не мог, что подобное могло произойти. Не мог помыслить о подобном и Мубарак. Закончил свой комментарий Кучер предположением, что в Кремле сейчас пьют не шампанское, а что-нибудь покрепче.
       Вчера вечером привезли скамью для занятий тяжелой атлетикой, которую я заказал по Интернету. Сегодня днем ездил с С.П. в "Икею", он купил для своей квартиры диван, а я гриф для штанги. Телевидение сказало об огромных деньгах Мубарака, которые лежат в разных банках Европы и Америки. Я не думаю, что наши первые лица владеют состояниями меньше. Неужели действительно власть обязательно сопряжена с воровством?
       Вечером звонил старый мой приятель Паша Слободкин. Поговорили с ним о комиссии по наградам Минкульта, в которой оба состоим, о старых знакомых из РАО, скандале, который вызвало заявление на телевидении Дениса Мацуева о том, что наша легкая музыка подсела на иглу попсы и пропала. Среди прочего я похвастался перед Пашей, что получил знак "За безупречную службу городу Москва", который, конечно, у него уже был, и тут же спросил, что этот знак дает в материальном отношении. Паша сначала ответил -- ничего, а потом вспомнил: похоронят со скидкой на Троекуровском кладбище. Дальше я спросил: а сколько это стоит? -- Миллион. -- А со скидкой? -- А со скидкой похоронят за 100 тысяч рублей. Это было самое приятное, что случилось за целый день.
       13 февраля, воскресенье. Проснулся в шесть -- без снотворного выспаться не могу, но даже легкого "донормила" побаиваюсь, привыкну, а в критический момент перестанет действовать. Еще в постели взял с полки переписку Чичерина и Кузмина. В предисловии Богомолова мысль о том, что почти совершенно забытый Мих. Кузмин вдруг оказался востребованным и в чем-то, в художественном смысле, актуальным. Это, конечно, вселяет некоторые надежды, но главное -- надо стоически идти по своему пути, а дальше как получится. Хотя мысль о том, что писатель сам должен выстраивать свою судьбу, -- я об этом писал чуть выше, -- тоже не лишена смысла. Кто как умеет. По поводу писем Чичерина и Кузмина возникло грустное соображение -- как неинтересно и неполно мы живем, как мало читаем, как мало думаем. Хотя тоже есть соображения. В одном из писем Кузмин, который существует довольно скромно на деньги родных и ежемесячную помощь своего друга, пишет, что деньги нужны не только потому, что обносился, но и на прачку. А я вот стираю часто сам, хотя и со стиральной машиной. Все в то время жили с прислугой. Чичерин в какой-то момент жизни походил на Надежду Филаретовну фон Мекк -- существовал бы Чайковский в таком же расцвете величия, если бы не эта богатая меценатка? Но ведь и чутье какое было у женщины на талант!
       Из политических новостей. Новые власти Египта не разрешили выезд из страны 43 министрам. В Англии 22 парламентария подписали письмо о запрете на въезд в страну нашим судейским, причастным к делу скончавшегося в тюрьме Сергея Магнитского. К сожалению, вряд ли эта петиция будет иметь успех -- подписалось менее 1% членов Палаты общин. Каждый не любит систему по-своему, в своем ракурсе. Я из-за того, что она не любит культуру, отдала поддержку литературы "группе лиц", коррумпировала телевидение.
       Теперь сначала о балерине Волочковой, а потом о Медведеве и Путине.
       Волочкова разместила в своем блоге фотографию с отдыха в костюме нимфы, и ей пришлось выйти из партии "Единая Россия". Выход свой она обставила шумно, с очевидной критикой партии. Кстати, попутное соображение, какая е д и н а я, что общего у большинства может быть с нашими парламентариями, большинство которых люди очень богатые и лоббирующие свое экономическое положение! Что может быть общего с благополучными нефтяниками, поднимающими цену на бензин путем картельных сговоров? Ловили их на этом уже не один раз, а что толку. Путин на той неделе, понимая возможность социальных волнений, устроил своим друзьям из нефтяного братства разнос, так они сразу снизили цену на дизельное топливо и авиационный керосин. Смогли ли бы нефтяники так быстро снизить цену, будь она оправданной и соответствуй норме прибыли? Но продолжим об "оппозиционной" Волочковой. Какой смелый шаг, какое упорство, чтобы держаться в поле известности. Конечно, никакого сомнения в том, что существовали какие-то собственные и глубоко личные и, наверняка, далеко идущие соображения у экс-балерины Большого театра, чтобы в партию вступить. Но какие? Во время вчерашнего разговора с Пашей Слободкиным кое-что прояснилось. По мнению Слободкина, у "звезды" балета и телевидения были планы организовать по всей стране сеть балетных школ под собственным патронажем. "Единая Россия" балетные классы создавать не стала. Но, может быть, балетный нос лучше чувствует изменение в политической конъюнктуре?
       Теперь о нашем "сладостном союзе". Я постоянно писал, что в смысле имиджевой игры Путин красиво и захватывающе обыгрывает Медведева, но последний учится. Несколько дней назад Медведев после проверки безопасности в метро, где оказалось, что ее просто нет, внезапно нагрянул на Киевский вокзал. В одном костюмчике, легкой походкой, почти никем первоначально не узнанный. Все повторилось, никакой милиции, никакой охраны, милое русское разгильдяйство. Но и это не все, на следующий день таким же образом, улетая в Уфу, он навестил Внуковский аэропорт. Что теперь предпримет Путин?
       15 февраля, вторник. Это, наверное, первый рабочий вторник, когда я оказался дома. Причем и в воскресенье, когда ездил с С.П. в "Икею" покупать ему диван, и вечером дома я чувствовал себя хорошо, занимался редактурой Дневника за 1997 год, потом читал прекрасные маленькие материалы Дениса, моего заочника с первого курса, но утром почувствовал, что заболеваю. Температуры почти не было, но расстроился живот и всего ломало. При этом психозе на грипп немного испугался самого худшего, позвонил моему соседу Мих. Мих., он пришел, выслушал меня, сказал, что это какая-то вирусная инфекция. Естественно, за лекарством сходить было некому, позвонил С.П., через час он принес все, что мне выписали. Весь день, пока сначала ждал врача, потом пока ждал лекарства, или дремал, или читал. Об этом разговор особый. Наконец, понял, что к завтра не оклемаюсь, позвонил Надежде Васильевне, чтобы отменить семинар. Но к моему удивлению, проснулся около шести почти бодрым. Опять до трех все читал и читал, а уже потом принялся за Дневник.
       В прошлый вторник встретил в Институте Павла Басинского, о чем-то поговорили, зашла речь и о последнем "Букере", о "Цветочном кресте" Елены Колядиной. Я начал говорить с чужого голоса, Павел как бы меня поддержал, сказав: прочел несколько страниц и потом книгу отложил. Я, сказав, что никогда бы не поверил, что Руслану Кирееву что-то можно было бы "впаять", спросил, не даст ли мне книгу Павел прочесть? Он переслал мне "Цветочный крест" через своего сына Антона, который работает у нас. В пятницу, когда был в Институте, я книгу забрал. А вчера, как только начал читать, как только пролетел мимо таинственного афедрона -- слово, кстати, использовал и Пушкин, -- сразу понял, что в литературе нельзя доверять ни одному чужому мнению. Но сначала, почему все-таки было такое большое количество недовольных на Букеровском обеде, о котором я уже писал. Здесь два момента: во-первых, уже второй раз дали не "своему", не из привычной тусовки. Во-вторых, наверное, непривычная эстетика. Для меня это стихия русского языка, смутные воспоминания самого раннего деревенского детства. Что же вообще из меня получилось, если бы не эвакуация в деревню мамы Безводные Прудища и не 45-й год, проведенный в Калуге. Я в романе все видел, все понимал, здесь был русский язык, принимавший и сегодняшний день, и историю. Но это еще -- здесь уже мнение литератора -- точная, как кремлевская механика, композиция, рассчитанная образность, все отделано, будто вышито. Как теперь хочется в эту Тотьму. Летом, если Бог пошлет, обязательно съезжу. Надо также отметить, что это все же другой, нежели у В. Личутина, язык. Он стихиен, не книжный, веселый.
       Второй том "Кто сегодня делает литературу в России" Вячеслава Огрызко. Я люблю читать этого автора, но читаю, правда, как хорошую и увлекательную беллетристику. Здесь собраны сведения обо всех персонажах нашей литературной жизни. В основном Огрызко укрывается за чужими цитатами и мнениями, это также часто делаю в своем Дневнике и я сам. Общие выводы иногда и резковаты и иногда просто продиктованы личной неприязнью. По-своему не любит, как это видно из первого тома, Огрызко и меня. Но, может быть, это и не "нелюбовь", а что-то другое. По крайней мере, он часто меня цитирует. Общий контекст этих моих цитат достаточно субъективен и подогнан под концепцию. В статье об Илье Кочергине добрейший -- это характеристика Василины Орловой -- Огрызко, касаясь причин, почему платного студента Илью Кочергина не перевели на бюджет, ссылается на некоторое расследование Толкачева.
       "Кочергин очень рассчитывал, что публикация в "Новом мире" хоть как-то повлияет на его ситуацию. Ему тогда за все надо было платить: и за свою учёбу в институте, и за занятия второй жены в Академии народного хозяйства имени Плеханова, а денег катастрофически не хватало. Рекемчук настойчиво ставил перед ректором вопрос о том, чтобы, учитывая талант его ученика, перевести Илью в виде исключения с платного отделения на бюджетное. Но тут вмешался проректор Сергей Толкачев. Он выяснил, что у Кочергина существовал дополнительный источник дохода (он сдавал квартиру в Доме на набережной). По подсчётам Толкачева, арендные деньги должны были обеспечить Кочергину не просто безбедную жизнь, а создать райские условия. Он думал, будто его студент шиковал, в то время как профессура нищенствовала. Поэтому никакие публикации подопечного Рекемчука в "Новом мире" Толкачев принимать во внимание не захотел. Проректору невдомек было, что квартира, которую сдавал Кочергин, состояла из одной комнаты, она никогда не считалась элитной, раньше предназначалась для обслуги высокого начальства, и денег с нее студент имел очень и очень мало. Похоже, Толкачев просто завидовал ранним успехам талантливого студента, поэтому и возражал против его перевода на бесплатную форму обучения.
       Это настроение Толкачева потом передалось и ректору Литинститута Сергею Есину. В своем дневнике за 29 ноября 2000 года ректор записал, как он с утра листал "Новый мир". "Здесь была одна "нагрузка" -- рассказ Ильи Кочергина. <...> Рассказ очень прост, запоминается, близок мне и чист, но делать какие-либо выводы еще рано. Ну умеет, ну ясно пишет, но это еще не будущее. Кажется, этот Кочергин чей-то высокопоставленный сын или внук. Из бывших, естественно".
       Это все неверно, все слухи, никогда Толкачев мне таких вестей не приносил. О сдаваемой квартире знал только один Рекемчук, и "недоброжелательный ректор", тем не менее, именно Илье Кочергину присудил премию Москвы, ибо и тогда не только возглавлял секцию литературы в московском жюри, но и инициировал Кочергина на эту премию. Чьими уж слухами пользовался здесь милейший
    В.В. Огрызко, я не знаю.
       Подобных "сбоев" у автора немало, но, наверное, это особенность жанра, по крайней мере, книга Огрызко убеждает меня в необходимости и важности моих Дневников. Между прочим, книгу этого автора я купил за собственные деньги в лавке Дома литераторов в пятницу. Цена низкая -- всего 200 рублей, тираж небольшой, 1000 экземпляров. То, что она, изданная в 2008 году, еще не распродана, свидетельство только одного -- отсутствия профессионального любопытства наших писателей. Как только выйдет новый том моих Дневников, обязательно пошлю В.В..
       16 февраля, среда. Из событий -- невероятная история, всколыхнувшая всю страну: несколько московских и подмосковных прокуроров, крышующие игорный бизнес в городах Московской области. Телевидение представило и хозяина этого бизнеса, и самих работников Фемиды. За счет того бизнеса, приносящего по словам телевидения до 10 миллионов долларов в месяц своим владельцам, прокуроры и их жены не один раз отдыхали на дорогих курортах. Правоохранительные органы продемонстрировали платежные документы, связанные с этими проказами людей в голубой форме. На отдыхе свершались за счет игорного бизнеса даже вертолетные поездки. Я полагаю, что лично президент, который занят многими другими, а в частности международными вещами, об этом не узнает. Подумал, что хорошо бы жена президента, как в свое время покойная жена ректора, сидела у телевизора и вечером обо всем увиденном рассказывала мужу.
       В записях вчерашнего дня я не все написал о "Цветочном кресте". Последняя часть это еще и некое путешествие героини в мир чуди, полулегендарного племени язычников, сохраняющего в подземной жизни свои обычаи. Особая статья романа -- это противопоставление истинной и почти стихийной веры людей в Бога и юркого и жаждущего карьеры церковника, молодого отца Логгина.
       Весь день был дома, читал и пил таблетки. Как всегда, когда болею, возникает чувство отчаянья, что не успею и умру.
       В середине дня вдруг раздался совершенно неожиданный для меня звонок. Звонил Евгений Широков, мой коллега по Радио, мы оба были когда-то самым молодыми главными редакторами и злобно хихикали на заседании коллегии. Жене уже скоро 80.
       17 февраля, четверг. Начну с самого плохого, о котором я услышал в самом конце дня, когда вернулся из Института домой. Поздно вечером позвонила московская подруга моей сестры Татьяны -- почти при смерти Татьяна Алексеевна, моя мачеха. Ей 90 лет, казалось бы, прожито много, но жизнь всегда радостна, какая бы она ни была. Сейчас Татьяна Алексеевна в больнице, врачи не дают надежды -- у нее плохо с сердцем. Исключительно за счет французской системы здравоохранения Татьяна Алексеевна смогла столько протянуть -- в прошлом году у нее были убраны полипы в прямой кишке, а еще раньше убрали одну грудь -- все это время она пила какое-то лекарство против онкологии. С мыслью о Татьяне Алексеевне лягу спать и, знаю, с этой же мыслью проснусь.
       Второе довольно безрадостное событие -- это записка Руслана на моей рукописи о Вале. Я привожу ее целиком: "Это беспорядочные (кроме самого начала), поспешно выплеснутые (явно от страха не успеть, от страха не дорассказать) страницы, не вычитанные, даже не пронумерованные, хватающие за душу своим захлебывающим чувством, беспощадной откровенностью, жесткой, подчас жестокой честностью, своей беззащитностью (и беспощадностью тоже), но пока только страницы, только материал. Материал для книги, которая, если будет написана, может стать Главной книгой автора. Той самой, после которой можно спокойно умереть".
       Во многом Руслан абсолютно прав. Я дал ему не перебеленную рукопись, и она не только не пронумерована, но и мною не прочитана и не редактирована. А уж последнее я делать умею. С одной стороны, Руслан не понял обстоятельств, а с другой -- дал мне удивительный импульс. Тем более что как только я закончил эту часть, понял, что обязан написать вторую -- наше время, превратить все в эпос сегодняшней жизни. Руслан просто меня в моем намерении укрепил. Другое дело, я могу действительно не успеть, а здравоохранения, такого как во Франции, у нас нет. Значит, надо выработать какой-то страховочный план. Печатать ли почти готовую книгу о Вале только с этой поправленной частью или ждать, работать и доводить до кондиции всю эту работу. Если бы я смог все же бросить Дневник или найти для него какую-либо облегченную форму.
       Был в Институте, встречался с пятым курсом, настроение безрадостное. Большое количество девок не приносит, как правило, в литературе удачу. Вспомнил опять Т.Н. Толстую -- "у мужчин это получается лучше". Ни одного диплома не написано, а ведь в прошлый мой набор Сережа Самсонов и Паша Быков защитились уже на четвертом курсе.
       В Институте, в общежитии некоторое происшествие -- прошла ночью по этажам какая-то демонстрация из совершенно обнаженных студентов. Вроде бы ректор распорядился всех бесстыдников из общежития выселить на несколько дней. Среди новых нудистов был и какой-то первокурсник, дружок моей Саши Нелюбы. Уже после семинара, зайдя к Стояновскому, я видел, с каким ожесточением моя Саша добивалась снисхождения. Одновременно, как это и бывает, она сдавала всех и каждого, в том числе Лыгарева и Слеткова
       Вечером побывал на "круглом столе" по книге, Интернету и чтению. Конференцию устроила кафедра Царевой. Было интересно. Интернет -- дело очень в смысле психологии непростое. Американцы, которые исследуют все, обнаружили, что пользователи в большинстве своем самое невероятное в сети рассматривают некритически. После этого состоялась "официальная часть" -- посиделки на кафедре, было весело и вкусно, тем более что я с раннего утра почти ничего не ел.
       18 февраля, пятница. Суть последних громких дел, связанных с милицией, -- скандал в Подмосковье, где вскрыта целая сеть разоблачений милиции, которая крышует систему игровых автоматов и подпольных казино. И не в одном подмосковном городе. Милиция наша уже давно с подмоченной репутацией, и никого это бы не удивило, если бы не выяснился другой громкий коррупционный фактор. Ну, крышует и крышует, видели мы это бесконечное число раз. Но тут стал достоянием гласности факт невероятно тесной дружбы руководителя этого игорного подполья и самых высших милицейских чинов области. Честь разработки всей операции по выявлению этой спайки взяла на себя ФСБ, еще раз подтвердив, что, возможно, это единственная организация, способная противостоять сложившемуся "деловому" произволу. Но есть и реакция. Буквально по тому же, казалось, внешнему поводу. Здесь надо бы сказать, что власть отлично понимает поразительный вред для беднейших слоев населения от игорного бизнеса. Ну, проиграет богатый, снова разбогатеет. Но вот когда в пух и прах проигрывается бедный, возникает социальная напряженность. И она может шириться. Власти очень не хочется иметь дело с пикетами, демонстрациями, истериками граждан. Именно исходя из этого игорный бизнес был закрыт. Но и во власти полно противоречий. Муниципальным властям приходится возиться с проигравшими, селить или выселять их, когда игроки попродают свои квартиры, чтобы снова играть. Картина до жути ясная: дети, жены, бабки, общественное мнение. Но, с другой стороны, милиции хочется получать взятки, прокуратуре гулять на балах у бандитов и ездить за их счет на зарубежные курорты. Здесь возникают неразрешимые противоречия. Но не для русского изощренного ума. В сегодняшнем номере "РГ" такая информация: "В Набережных Челнах неизвестные закрыли строительными бетонными блоками вход в подпольное игровые салоны вместе с посетителями". Акция эта, по словам газеты, "прокатилась волной по всему городу. Практически в одно и то же время неизвестные завалили бетонными плитами несколько павильонов". А может быть, это сделали не власти, а сами жители, которым надоело смотреть на бездействие и взяточничество своих начальников?
       Весь день сидел и редактировал, сравнивал и выверял данные и материалы словника. Это работа, которую, конечно, должен делать не я, но вот делаю. С какой завистью я смотрю на библиографию, которую В.И. Гусеву сделали к юбилею, или книжку полной библиографии, которую сын -- С.Ю. Куняев не без гордости говорил мне об этом -- сделал отцу к его юбилею. Все понятно, в этом возрасте любой писатель начинает думать о подобных вещах. Он думает о своей будущей творческой истории.
       19 февраля, суббота. Вечером была огромная передача, связанная с прокурорским скандалом. Мне кажется, что ни одна другая власть, кроме нашей специфической русской, не выдержала бы такого удара. ФСБ вместе с телевидением говорит о невероятном сращении прокурорской власти с бандой, занимающейся преступным игорным бизнесом, а прокуратура что-то мямлит и отменяет судебное постановление. Такой стыд и позор на всю страну и такая невероятная грусть. Это как же каждый из нас, не приведи Господь, попадая в какую-нибудь спорную передрягу, незащищен и уязвим. Прокуратура, которая всегда выступает от имени государства, оказывается, дружит, пьет, заискивает и ездит на курорты за счет бандитской мафии. Это очень мне напомнило знаменитую съемку со дня рождения Тельмана Исмаилова, владельца Черкизовского рынка, когда по случаю своего дня рождения он принимал элиту эстрады и мэра Москвы Лужкова.
       20 февраля, воскресенье. Все утро маялся, пытался что-то написать, вспоминал вчерашнюю передачу по ТВ, которую обычно не смотрю -- "Музыкальный ринг" На этот раз бились две певицы, Вика Цыганова и Анита Цой. Побила более близкая мне по духу и манере Цыганова. Занятно было, когда один из экспертов спросил у Аниты, не труднее ли ей стало работать, когда ее муж перестал быть пресс-секретарем мэра Лужкова. Понятно, что раньше с концертами и с залами в Москве у нее было легче. Это, конечно, интересная подробность, объясняющая многое в карьере певицы, но и занятно, что все по-прежнему хотят куснуть ушедшего льва. Было недавно также сообщение, что Лужков прочел свою первую лекцию в университете у Попова. Кажется, она называлась "Выбор карьеры" или "Выбор пути".
       Из более трагичных подробностей жизни -- несколько взрывов в Карачаево-Черкессии. Там же расстреляли микроавтобус с туристами, приехавшими кататься на лыжах. Радио передало, что, остановив автобус, бандиты интересовались туристкой с фамилией Патрушева. Конечно, вернее, наверное, она не родственница высокопоставленного начальника. Но замах... Это акция устрашения. Почти в то же время подорвали канатную дорогу на Эльбрус. Сделано это в преддверии поездки Путина и Медведева.
       Вечером ходил в "Геликон-оперу" -- прокофьевская "Любовь к трем апельсинам". Местами опера вызывает чувство восторга. Это значительно интереснее, чем постановка Питера Устинова в Большом. Ту я видел в начале "перестройки". У Бертмана все удивительно современно, во время сцены "рассмешения" принца на телеэкранах показывают хрестоматийные эпизоды драк в нашей Госдуме. Много и других замечательных и "современных" ходов. Подобное я, в принципе, не люблю, но здесь мне все по душе. Какая прекрасная музыка! Но практически в то время Прокофьев писал анти-оперу. Услышал я в музыке, особенно в марше, какие-то переклички с Шостаковичем. Но как хороша и первая ария принца, "Ха-ха-ха".
       21 февраля, понедельник. Весь день за работой просидел дома. Я, может быть, и написал раньше, что купил специальную скамейку для занятия тяжелой атлетикой и штангу. Немножко волновался, не очень ли для меня это будет тяжело. Но, как ни странно, даже мое дыхание от неторопливого поднятия штанги, как показалось, стало выравниваться. Чувствую, что легкие расширяются и приобретают молодое пространство. Много читал, в частности, прочел для нового сборника прошлогодние работы заочников.
       Весь день прошел с включенным радио. А как его выключишь, если такое творится в Ливии. Многие средства информации там запрещены или отключены. Интернет не работает, иностранным корреспондентам не разрешают снимать и пересылать свою корреспонденцию. Прошел слух, что Каддафи применил против восставшего народа авиацию. Армия не всегда согласна стрелять по народу, два военных самолета перелетели на Мальту. Но действуют беспощадные наемники из африканских стран.
       Второй новостью для россиян, как ни странно, имеющей определенное значение, стал скандал, связанный с именем нашего знаменитого олигарха Виктора Вексельберга. По "Эху Москвы" сказали о причастности олигарха к некой спекуляции с домом бывшего торгпредства посольства Венгрии. Но это я уже знал из Интернета. Там это изложено так: "Один из самых равноприближенных к Кремлю олигархов Виктор Вексельберг попался. Он впарил здание Минрегиону по цене в семь раз выше, чем купил". Суммы огромные, здание продано за 3,5 миллиарда рублей. Судя по информации в Интернете, существует какая-то близкая, почти интимная связь между Минрегионом и олигархом. Какого же уровня должна быть наивность у покупателя, чтобы купить здание с такой переплатой и не знать его коммерческой истории. К моему удивлению, сегодня же нашего магната, известного не только уже описанной спекуляцией, но и покупкой яиц Фаберже, я увидел в новостной программе. Шел очередной сюжет из Сколкова, где Вексельберг командует финансами.
       22 февраля, вторник. К моему удивлению, на утренний семинар кроме первого курса пришел и пятый, который начал волноваться за свои дипломы. По крайней мере у двух девушек я дипломы для чтения забрал -- у Наташи Денисенко и у Саши Киселевой. Посмотрим, что будет, семинар с разбором этих двух работ я уже назначил на четверг на этой неделе. У первокурсников сегодня разбирали небольшие рассказы Саши Драгана, который так интересно говорил на прошлом семинаре. Не могу сказать, что его проза много хуже его устных речей, она просто другая, она просто сильно отличается от того, что пишут все остальные. Саша, как эквилибрист, пользуется чистыми формулами, не расползающимися в быт. Его интересуют глобальные вопросы жизни. Рассказы очень абстрактны и несовершенны, ниша для этой западной, по сути, музыки занята, но за всем этим я чувствую такой духовный подпор, что, полагаю, Саша все-таки пробьется и в литературу, а в первую очередь к себе. К сожалению, не обошлось и без большого количества штампов. По рукописи я эти своеобразные обороты былого подчеркнул. Надо бы для студентов сделать некий словарь штампов и раздать. Может быть, еще и сделаю.
       После семинара было две беседы, одна в машине, о ней позже, а вот с Л.М. мы много и хорошо обсудили все последние события, особенно "дело прокуроров", которому, на мой взгляд, власть придала другой ход. Но довольно нерасторопному телевидению новое ускорение придать трудно, оно продолжает говорить, как говорило еще вчера. Дело в том, что вчера же Медведев, со своей обычной привычкой обращаться к чистому праву, которое у нас и в чистом, и в подлатанном виде все же не существует, сказал, разумеется, имея в виду "прокурорский инцидент", что, дескать, нельзя до суда кого-то обвинять, через масс-медиа давить на общественное мнение. Все отчетливо понимают, что цепь фактов и эпизодов, которые показало телевидение, когда целая гроздь районных прокуроров оказалась повязанной с людьми сомнительной репутации, когда телевидение показало целый поселок прокурорских гнездилищ рядом с Москвой и объяснило, во что обошлась прокуратуре аренда этих сливочных мест, конечно, это прямое обвинение власти и двум юристам, так много говорившим о правосудии. Где оно, робята? Все это разворачивается еще и на фоне все новых и новых Интернет-революций. Сейчас то, что еще недавно происходило в Египте и Тунисе, перемахнуло в Ливию, где закачался устойчивый и, казалось бы, сорок лет незыблемо стоявший трон Каддафи. Здесь достаточно любой искры, чтобы заполыхало, где бы то ни было. Вон уже в Италии тоже гонят и протестуют против спермообильного Берлускони. В этой ситуации так не хочется выносить сора из правительственной избы. Тем более что дело против судейских, из которых Медведев, раскопало ФСБ. ФСБ арестовывает мелкого бизнесмена, и тут же этот мелкий арест попадает в поле зрения заместителя Генерального прокурора. Какая зоркая у нас власть, какая мобильная, как решительно встала на защиту своего прокурорского корпоратива. Безусловно, проиграла ФСБ, потому что в тот же день, после речи Медведева, а может быть, параллельно с этой речью -- здесь мы действуем моментально -- сняли заместителя начальника Службы.
       Обо всем этом мы с Л.М. помололи, вспомнили еще и о доблестном генерале Громове, с которым я летал в одном вертолете в Афганистане. И, конечно, о его заме, что сейчас находится в международном розыске. Он украл столько денег, которые увел из Подмосковья, что до сих пор не могут найти. Как хорошо воровать под крылом большого начальника.
       Второй разговор состоялся тоже после семинара, когда подвозил к дому А.Е. Рекемчука. Он, конечно, не только много помнящий человек, но и хорошо знающий нашу писательскую тусовку. Вспомнили Резника, Борщаговского, Семанова, Аксенова, Гладилина. В частности, была промята мысль, что после выезда за границу никто ничего путного не написал, особенно это касалось Аксенова. Кстати, недавно получил письмо от Резника, на которое еще не ответил, письмо, по обыкновению, очень информативное, Семен тоже все хорошо помнит, в нем, как и во мне, крепко сидят обиды. Я думаю, что со временем, если удастся, соберется новая книга переписки с Америкой, но уже "на троих".
       23 февраля, среда. Вечером все-таки позвонил Татьяне во Францию. Несмотря на все самые суровые прогнозы врачей, они откачали Татьяну Алексеевну. Слово "откачали" я написал не напрасно -- из легких у нее убрали свыше девятисот кв. см. жидкости. Это у нее уже второй отек легких. Но какова медицина! Я позвонил Татьяне, когда она была в палате у матери.
       День прошел в чтении двух дипломных работ -- это рассказы Саши Киселевой и Натальи Денисенко. С Денисенко еще придется повозиться, два рассказа я отдам ей завтра на переделку. А вот что касается очень талантливой Саши, то здесь, хотя все формально в полном порядке, должен признать свое полное поражение. Оба ее больших рассказа написаны в излишне усложненной и старомодной манере нашего Марка Максимова. Это то, что сто лет назад было открытием Томаса Манна и Ивана Бунина, а сейчас трудно и почти не читаемо. У Саши в тексте ни одной ошибки, но мне пришлось, чтобы все понять в полном объеме и подробностях, читать два раза. Но Марк ее друг, они уже пять лет сидят за одной партой.
       Днем по "Эху" слушал большую дискуссию с радиослушателями-военнослужащими. Сегодняшние военные говорят, что не все так радужно, как утверждает власть. Особенно тяжелое положение с офицерами, уходящими на пенсию. Пенсия насчитывается из двух составляющих -- прямого оклада, который очень низок, и выслуги. Но сейчас офицеров и не повышают, за два года не было произведено в звании ни одного генерала, и стараются раньше сократить. Но я могу запутаться в подробностях. Есть и другие новости -- о деле подмосковных прокуроров. Среди старых была одна: несколько дней назад распоряжением президента был уволен один из основных чинов ФСБ Вячеслав Ушаков -- "за допущение недостатков в работе и нарушение служебной этики". Я сразу связал это с делом прокуроров. Оказалось, не ошибся. В Интернете есть такое мнение: "Источники "Газеты RU" объяснили увольнение Вячеслава Ушакова именно тем, что он допустил утечку в СМИ информации о крышевании подмосковной прокуратурой сети казино". Отсюда идут выводы, что президент, конечно, хочет искоренить коррупцию, от которой впрямую зависит его популярность, но, господа, тише, тише, чтобы народ не догадался, как сильно прогнила власть и судебная система, о которой так много говорит сам президент. В Интернете есть еще суждение. "Заступничество за сослуживцев может поставить крест на карьере генерального прокурора Юрия Чайки".
       24 февраля, четверг. Первая мысль, которая возникла, как только встал с постели: написал ли я о прекрасном новом сборнике Сережи Арутюнова, который он мне подарил? Сережа и Макс недаром дружат. Два их сборника вышли почти параллельно и оба очень хороши. Я даже могу сказать, что почти никого из современных поэтов, кроме них, читать не могу. Здесь, кроме того, что я с ними дружу, есть еще и какое-то совпадение духовных и социальных ритмов. Даже Олесю Николаеву я могу только слушать, когда она читает свои стихи своим удивительным голосом. Я в стихах принимаю, как обязательный компонент, еще и форму. Иначе стих -- не стих.
      
       Ты по жизни такой фристайлер,
       Всякий офис -- тебе фриланс.
       Так мне жалко тебя местами,
       Ниже среднего средний класс.
      
       Проштудировавший Дашкову,
       Вот, мол, шанс какой привалил,
       Ты запишешься в автошколу.
       Поимеешь адреналин.
      
       Платежами привычно стиснут,
       Прохреначишь крутой маршрут:
       Внедорожник мажоры свистнут,
       Дачный домик бомжи сожгут.
      
       Ах, вскричишь, воров урезоньте!
       Но ментура не ублажит.
       Замаячит на горизонте
       Неминуемый дауншифт.
      
       И, с нуля начиная драку,
       Позабывши о стопарях,
       Ты запашешь, как сельский трактор.
       На российских пустых полях,
      
       Где отдельным сплошным петитом
       Будет надпись наклонена:
       "Ниже среднего" -- это титул.
       Голубиная глубина.
      
       В два уже был в Институте, отдал Алексею Козлову в работу новый сборник прозы заочников. Здесь настигло известие, что мой первокурсник Денис Семенов в свой последний раз не сдал латынь и подлежит исключению. Тут же возле деканата брякнулся на колени перед Марьей Владимировной Ивановой -- не погуби, матушка, парнишку молодого. У М.В. сегодня день рождения. В деканате уже кипят приготовление, стоит бутылка шампанского, на столе какая-то нарезка. Кажется, мальчика удастся спасти. Звали на праздник и меня, но начинался семинар. В качестве компенсации М.В. подарила мне роскошный журнал "Русский мир" со своей статьей о влиянии средств масс-медиа на язык. Здесь неплоха сама постановка вопроса -- и нова -- это влияние началось еще с Петра Первого, когда правящие классы принялись усваивать модные зарубежные слова. Самое интересное, конечно, список современных писателей, который М.В. приводит. Теперь этот список, в котором есть и элемент "братства", будет довольно трудно обойти. Вот фрагмент интервью.
       Это за сегодняшний день не последняя цитата, но я ведь цитирую только то, что меня по-настоящему радует. Но об этом чуть позже.
       "-- А как литература переваривает этот поток новых слов? Почему массовая литература -- Дарьи Донцовой, Олега Роя или Оксаны Робски -- ими живет, а большая литература как бы и не замечает? Не потому ли литература уступает лидерство в развитии языка не только СМИ, но и масскульту?
       -- Названные вами авторы -- разного порядка. Донцова и Маринина -- несколько устаревшая литература 90-х или периода "Бригады". Что касается Олега Роя и Сергея Минаева -- это хорошие пиарщики и бизнесмены от литературы. До Робски в массовой литературе были только "чернуха" и "порнуха", а она добавила "гламур". Эти люди создали себя как проекты, и эти проекты с большим успехом реализованы. Правда, с моей точки зрения, их творчество не может рассматриваться с традиционных позиций больших художественных достижений... Настоящая русская литература очень разная, не буду ее оценивать или ранжировать, у нас литература есть, и ее читают. В поэзии -- это Владимир Костров, Тимур Кибиров, Евгений Рейн, Юрий Кублановский. В прозе -- Владимир Орлов, Фазиль Искандер, Юрий Поляков, Дмитрий Быков, Сергей Есин, Александр Рекемчук, Александр Сегень, Павел Санаев, Виктор Пелевин, Борис Акунин, Илья Кочергин. В драматургии -- Николай Коляда. Если говорить о женском феномене в литературе -- это Татьяна Толстая, Людмила Улицкая, Нина Садур. Я многих не назвала. Современная детская литература последнее время была слабой, иногда возникало ощущение, что пишут дети для детей, играя в литературу".
       Мой ленивый и слишком уж ушлый, чтобы внезапно оказаться сплошь талантливым, пятый курс не полностью собрался. Обсуждение не прошло, как мне хотелось. Все уклонялись, боялись испортить отношения. Правда, Марина Савранская сказала, что прозу Саши Киселевой ей тяжело читать, да, прибежав к самому концу собрания, Сережа Сдобнов успел сказать что-то про западное влияние на рассказы Саши. Слишком уж один сюжет далеко, как ковер в магазине, закатан под другой. Не знаю, что Наташа будет делать, -- я снял у нее два рассказа, несколько поломал два других. Самое крупное ее достижение за пять лет -- Наташа стала чемпионом мира по авиамодельному спорту. Но ведь за пять лет так мало написано.
       И, наконец, последнее, день иногда оказывается по событиям длинным, а иногда коротким. Игорь Болычев подарил мне сегодня довольно пухлый том своего нового альманаха "Кипарисовый ларец", перед сном я сунул в него нос -- оторваться долго не мог. А еще прочел материальчик своего первокурсника Антона Баранова. Дело в том, что перед каникулами я дал своим студентам задание -- написать страничку о своих впечатлениях о первом полугодии в Институте. Господи, как иногда замечательно пишут молодые. Антон всучил мне свой листочек, когда я уже уезжал из Института.
       "Первое полугодие прошло предельно просто. Каждый день новое открытие и каждый день новое разочарование. Да, как это прискорбно бы ни звучало, но везде, даже на солнце, есть пятна. Бывший, мною выдуманный авторитет Литературного института был сломлен жесткой реальностью. Звучит, правда -- Литературный институт им. М. Горького! И кого только здесь нет и даже неведома зверушка, и букашка, и последняя таракашка. Большинство, только по средствам такого авторитета учатся здесь (такая же ситуация и в МГУ, ГИТИС, ВГИК). Т.е. талантов действительных почти нет. Объясните мне, кто такой этот среднестатистический студент в Лит. институте? Мечтательный парень, проводивший много свободного времени за книжкой, которому любящие родители дали добро на поступление (правильно, чем бы дитя ни тешилось). Или девушка, также была неудачницей в школе, не пользовалась там популярностью, зато с отличием окончила ее и теперь поступила в храм искусства, которому молится каждое утро. А как следствие хилость и дилетантизм. Разве это писатель 21 века?! Кто эти люди?! Где ты, поэт, невольник чести? Где характер? Где борьба? Единственно, позиция автора выражается в цвете волос, например ярко-розовых, или каких-нибудь побрякушках, навешанных на шею. Я расстроен полностью в контингенте. Но это не значит, что нет здесь людей, способных поднять эту тяжелую махину -- Литературу Российскую. Есть, и еще какие! По крайней мере, знаком с тремя талантами, перед ними я стою на коленях и внимаю каждое их слово. Да, я зол, зол на слабоволие, слабохарактерность, слабоумие и вообще безвкусие тех, первых. Но горжусь существованием вторых, более талантливых, более перспективных, более интересных и вообще сильных людей. Иногда я ощущаю себя как в зоопарке -- среди обезьян. Вопрос: куда же отношусь я? -- Точно не к первым дегенератам. Я верю в свою голову, в чистоту своих страстей, желаний -- это мне и поможет, а также вера в меня моих друзей, родных, знакомых, людей, кто мне дорог... Раньше я был актером, то есть я и сейчас актер, только в жизни. Это мне помогает и в писательстве, но об этом не стоит. Так вот, надо мной был всегда режиссер -- наставник, выполняя его волю, я создавал, поистине создавал. Но нельзя сравнить писательство и сцену. Один очень мудрый, каких здесь большое количество, преподаватель сказал мне, что нет над тобой теперь наставника, работа писателя -- работа с самим собой, наедине. И действительно, занимаясь сам, я открыл немало литературоведческих приемов, которые использую теперь в письме. Какие бы они ни были, но они мои и я дошел до них сам, но об этом не здесь. Я много что понял в писательстве за эти полгода, во многом, да честно скажу, во всем благодаря Литературному институту и его людям.
       Дисциплины мне не хватает, не хватает той черты писателя-работника, которая именно создает, а писатель-идеолог это легко. Что говорить, я выдумываю много, но это не показатель, а настоящий писатель воплощает, а настоящий писатель работает.
       Р.S. Пускай и коряво. Простите, Сергей Николаевич, если что не так".
       Днем позвонили от Книголюбов: умер Игорь Котомкин.
       25 февраля, пятница. Два стСящих, но по-разному, события за весь день. Утром и днем читал в перерывах между изготовлением котлет, походом к зубному врачу, баловством со штангой, разборкой шкафов, писанием Дневника, статьи о поэзии Андрея Высокосова в "Кипарисовом ларце". Судя по примечанию, наш выпускник. Это статья о поэзии Владимира Смоленского, Бориса Рыжего и Владимира Соловьева. Какой высокий класс. Какой удивительный урок понимания поэзии получил я в свои семьдесят пять лет. Вот и говори после этого о ненужности Института. Причем, я отчетливо слышал за всем этим голоса наших преподавателей В.П. Смирнова, Игоря Болычева. Между чтением статей разобрал шкаф с вещами покойной В.С. -- собрал целый чемодан, вызвонил Володю Рыжкова и все это отдал ему для Маши.
       Сегодня же в "РГ" большое и крепкое интервью с Валерием Фокиным. Он много лет главный режиссер Александринки. Я выбрал три цитаты. Первая -- внутренне направленная против "успешных" московских театров. Все знают каких -- или деньги, или искусство.
       "Мы не играем коммерческих спектаклей, мы их просто не делаем. Восемь лет назад я отказался от "Номера 13". От всех выездных спектаклей, от коммерческих гастролей. Мы работаем только над художественной продукцией. Она может получиться -- не получиться, нравиться -- нет, это иной вопрос".
       Академический театр -- он во всем. И здесь Фокин последователен, как никогда.
       "Летом, например, у нас очень щадящая аренда. Я не разрешаю просто так сдавать великую сцену Александринки: только балету и только летом, только серьезным зарубежным фестивалям".
       Еще одна цитата важна мне, как человеку, занимающемуся обучением. Это очень интересно, но для себя что-то похожее я сформулировал подобное очень давно.
       "Что касается Мейерхольда и его отношения с режиссерами, он все точно сформулировал. Одну из лекций начал так: "Я могу сказать, что не нужно делать в этой профессии". Ему кто-то вопрос: "А что нужно?" И Мейерхольд ответил: "Вот этого я не знаю". И когда его уговаривали написать учебник по режиссуре, он сказал: "Хорошо, я попробую. Но учебник будет очень короткий. Примерно 28 страниц. Почему? Потому что я просто напишу правила, чего не надо делать. А что надо -- не знаю".
       И теперь уже самое последнее, может быть, близкое мне, потому что здесь что-то схожее в метафоре из моего давнего рассказа, а может быть, и потому, что близко мне по привычности для меня ситуации. Сколько раз я сам молодым и неопытным заходил в клетку к тиграм.
       "Когда я был молодым, мне казалось, что нужно обязательно проявлять характер, чтобы актеры чувствовали, иногда кричать на репетициях. И я покрикивал. Сейчас думаю, какой бред -- зачем? Но я понимаю, веди я тогда себя иначе, может, все сложилось бы по-другому. Там собралась такая мощная компания артистов, с которыми я встретился в "Современнике", такие асы! Даль, Вертинская, Лаврова, Гафт... Мне они казались стариками, а им было за 30 лет, а мне -- 24. Я понимал, что они меня пробуют, чего я вообще могу, а что я тогда мог? Я все равно путался, волновался. Конечно, мне нужно было доверие, поддержка... А они сидели -- как хищники на тумбах, облизываясь. Ждали момента, когда удобнее будет сожрать..."
       Расквитался. Это-то мне понятно.
       Вечером по телевидению показали фильм о Банке Москвы. Все то же: потакание Лужкова своей жене, личное обогащение, воровство по закону, мошенничество. Огромные суммы, но надо быть родственником или сыном верного друга, своим в этой мафии. Интересно, каждый ли наш государственный деятель может быть так представлен публике после ухода со своего поста? Еще большее отвращение, чем эта история, новости из Ливии. Там идут бои, восстание на этом фоне, один из сыновей Каддафи, назвав отца тираном, перешел на сторону восставших. Павлик Морозов по-ливийски.
       26 февраля, суббота. Я еще с вечера думал, как справлюсь с сегодняшним днем, но справился. В четверг во время занятий мне позвонили от Книголюбов: умер Игорь Котомкин. Говорить было сложно, студенты тянули уши. Таня, книголюбский бухгалтер, успела сказать, что хоронят в субботу, прощание чуть ли не в 11.30 в морге Боткинской больницы. Ну, уж эту дорожку я хорошо знаю. Я сначала вспомнил, а потом и сказал, что именно в 11.30 собираю своих ребят в РАМТ на "Береге утопии". Спектакль идет раз в месяц, я его уже видел, но собирался спокойно посидеть, чтобы со всеми этими хомяковскими, герценовскими и другими интригами и извивами личной и политической жизни разобраться. Значит, не получится.
       Утром, пока готовил завтрак, "Эхо" порадовало меня тем, что боевики напали на Нальчик, обстреляли из гранатомета дом ФСБ, а потом уже и бензиновую заправку и благополучно отбыли, без потерь, не встретив сопротивления. Сразу же начались дебаты по поводу решения властей ограничить посещение туристами этих зон Приэльбрусья, где совершены теракты, расстреляли троих московских туристов. А ведь с туристов живут! Местные жители сразу же написали письмо: как же так, в разгаре лыжного сезона. Кажется, сенатор Торшин откомментировал это таким образом: мы, дескать, дотируем регион, вот теперь должны восстанавливать канатную дорогу, а тем временем население не очень-то за бандитами присматривает. Здесь много относительно населения осталось в подтексте. Метод экономического давления. Не "демократично", но по логике верно. По этому поводу, естественно, "Эхо" долго говорило и сокрушалось. Но ведь есть и другой поворот -- бережем своих соотечественников.
       Накануне весь день мучился: как ехать, брать ли машину или искать такси? Автомобиль, в конце концов, взял, поставил у Театра оперетты. Прошел мимо еще пустой площадки возле Малой сцены. Полюбовался на новый, кремовый цвет Большого театра. Когда пришел в РАМТ, то чуть ли не третьим оказался у окошка администратора. К сожалению, ребята скорее меня подвели, вернее, подвели себя. Вместо ожидаемых 30 всего их оказалось 12, да и то не все с первого курса: две девочки из предыдущего моего набора, студенты то ли Торопцева, то ли Толкачева.
       Успел в Боткинскую только к отпеванию. Церковь новая, в самом храме строительные леса, над алтарем уже готова живопись, а стены еще в свежей побелке. Гроб с телом Игоря Котомкина стоял еще в приделе. Было холодно. Игорь, как часто покойники, был умиротворен и выглядел лучше, чем когда я видел его в последний раз. Последний раз, когда он звонил мне, голос его шелестел. Зять покойного Коля Дорошенко мне рассказал: умер ночью, во сне. Был у Игоря рак, но какой-то его друг, ровесник и сосед, доктор медицины, его еще раньше посмотрел, объяснил и сказал, что лечиться и обследоваться больше не надо. Болей никаких не было.
       Отпевали сразу четверых покойников, батюшка был еще сравнительно молодой. Текст произносил отчетливо. Я обрадовался, что текст я вдруг услышал и, кажется, весь понял. Уже давно думаю, что совсем неслучайно во всех религиях мира есть загробная жизнь души. Все старая моя попытка укоренить в себе веру в Бога! Пожалуй, впервые не испугался и не побрезговал покойником и совершенно спокойно подумал о своей смерти. Господи, помоги мне обрести веру в Тебя. Игорь все перед смертью расписал: кремировать и потом урну с прахом отвезти в Рязанскую область, где у них есть на одном из городских кладбищ фамильное гнездо. Счастливый, есть твердое место.
       На поминки не поехал, хотя и собирался, как-то женщины ушли раньше или позже, а я намеревался их подвезти. Но так замерзли ноги, что сразу поехал домой. После горчичной ванны внезапно разболелась левая нога, с час не мог ходить. Любопытно, что сегодня же прочитал в "РГ" гороскоп: "Надо расслабиться, потому что вы ничего не знаете кроме работы". Это совершенно справедливо, поэтому вынул из Интернета отредактированный и сильно сокращенный текст Дневников за 2009 год и принялся читать. Писал ли я, что с наводки Юры Беликова отдал Дневник в Красноярск в журнал, который раньше редактировал Роман Солнцев. Сократили Дневник втрое или вчетверо, но получилось плотно, умно, выразительно. Читал с удовольствием, будто и не я сам все это написал.
       Потом сел читать диплом Марины Савранской. Ну что, диплом вполне кондиционный -- Марина скорее умна, чем талантлива. Ее даже "социальные" рассказы скорее "продвинутая журналистика", нежели литература. Газетный язык и холодное, без сочувствия мышление. Сострадание -- по разуму, так принято. Вот некоторые ее личные заметки вначале -- здесь есть чувство, потому что искренне. Теперь мне предстоит тяжелое чтение Марка.
       Вечером же написал письмо Семену Резнику. Я ведь теперь ничего не мыслю без публичности, а письма -- это сильный жанр для говорения без обиняков. Смотрел новости, они довольно невыразительны, власть волнуется по поводу Ливии.
       Вчера в Нижнем Новгороде судили чиновника, который украл из госрезерва четыре самолета и их продал, наворовал чуть ли не на миллиард. Дело это старое, я что-то об этом читал чуть ли не год назад. Подсудимого на суде не было, ему, кажется, дали бежать. Адвокат говорит, что его клиент не виноват, так, дескать, хотело начальство.
       27 февраля, воскресенье. Все утро трудился над дипломом Марка, даже делал записи. Все это невероятно талантливо, парню дано чудное владение языком, но в целом это пока бенгальские огни. Прочитав три рассказа, я смутно мог бы рассказать, о чем все это. Воспоминания и картины детства, рефлексия о том же самом уже взрослого человека. Вот отдельные фразы, которые я занес в блокнот во время чтения. При всем том буду биться за "отлично", парень заслуживает. Но о чем все это, хотя остались общие впечатления лета, зноя, истомы.
       -- Отстраненная эстетика, объективистское видение.
       -- Настойчивое стремление к философичности. Каждый рассказ это некая психологическая теорема, эксперимент. Как получится.
       -- "Диспансер" -- то ли сопли, то ли явь, то ли намерения автора.
       -- И все же -- блестящая экспериментальная проза, которую можно написать, только многое узнав о литературе и ее впитав. Слава Литу!
       -- Писалось в каком-то духовном экстазе.
       -- "Маскарадница Б.!" Новый прием -- имена инициалы. Может быть, имена забыты. В кадре много всего, как на картинах средневекового художника или на иконах в клеймах на полях.
       -- Иногда слишком много солнца, картины сливаются.
       -- Космос Марка -- вокруг семья, двор, дача, детство.
       -- Нет ли здесь дерзкой попытки представить жизнь во всей сложности взаимосвязей? Игра с назывными предложениями.
       -- Бабай! Может быть, это литавры в оркестре?
       -- Смерть, карты, покойники -- все это полусны. Как от переедания. Через смеженные веки ребенка.
       -- А может быть, это моя собственная зависть к волшебному письму?
       -- Но все это не как страсть, жизнь -- как объект для письма и творчества.
       -- Это опять экскурсия, путешествие -- уже героя, а не только его памяти.
       -- Оппозиция -- герой -- рассказчик.
       -- В поисках собственной идентификации. Оба интеллигентны и милы. Оппозиция социальным низам -- мы тонкие, вы -- грязные.
       -- Все волшебно точно в подробностях. Верно ли целое? Не знаю.
       -- Иногда (38 стр.) выскальзывает реальность.
       -- Не стал выделять и цитировать находки -- их тьма.
       -- Интеллигенция -- но соль ли она земли?
       -- Надо бы все-таки со страницы 44 -- "есть люди...." поцитировать.
       -- В прозе Марка есть вольный ритм, стремительные переборы ассоциаций -- но вот слышно ли мелодию? Но если и не слышишь, то все равно замечательно, превосходно.
       -- Настоящее ли прошлое? На расстоянии время считывается до плотности солнца.
       Кстати, во время чтения диплома то ли Марка, то ли Савранской у меня на полу комнаты появилась небольшая записочка. Это переписывались подруга Марка Саша Киселева и Марина Савранская. В каком-то смысле записка меня расстроила. Но и подтвердила мои прежние персональные выводы.
       -- Марина, или ты хочешь обсуждаться в четверг? Я могу тебя пропустить без всякого расстройства.
       -- Саша, меня обсуждать нечего. У меня текст, кот. мы уже обсуждали. Мы сделаем так: вы с Наташей сдадите, и дед будет читать до четв., а нас с Марком -- до сл. вт. (или четв.) -- как вариант (мы потом с дедом обсудим).
       И самое последнее, но в известной мере, значительное. Вечером по "Эху" передали интервью Елены Батуриной, жены Ю.М. Лужкова, которое она дала в Лондоне. Спокойно и уверенно сказала о некоторой зависти, которую к Лужкову испытывали кремлевские чиновники. В частности, говорила, что когда выезжала с мужем на дорогие курорты и в другие места отдыха за границей, у нее всегда возникала мысль, что она, например, богатая женщина, доходы которой задекларированы, но на какие деньги ездят туда же министры и другие служивые господа. Естественно, все это я привожу по памяти, как запомнил.
       28 февраля, понедельник. Если бы кто-либо знал, какая мука читать плохие студенческие работы! Если бы кто ведал, сколько это занимает времени и какая это маята. Читаешь, параллельно думая, как не обидеть при анализе, как на семинаре уравнять всех, потому что рядом с этими плохо пишущими ребятами есть и блистательно все соображающие и великолепно формулирующие. Как с плохими работами протянуть семинар три часа. Какие при этом придумываются планы и какие готовятся собственные реплики и выступления.
       Утром сел читать моего Былину и недоумевал -- неужели я сам его брал? Совершенно не помню текст, с которым он поступал. Но все же и он не так безнадежен, хотя по моему рейтингу, как коммерческий студент, он далеко не наверху. У парня есть стремление вторгаться в своих писаниях в вещи, для настоящего письма весьма трудные -- любовь. В двух его рассказах, которые, промучившись, я за утро прочел, есть несколько прелестных абзацев. Есть даже некий весьма интересный замысел, но все это тонет в такой густой заштампованности и непробиваемом мещанском отображении жизни, что приходится разводить руками. Первую половину текста всю расчертил зеленым фломастером. Начнем завтра выправлять, внушать и бороться.
       Тут же возникло соображение: что же ребята читали в школе, чтобы так думать, а, главное, так писать? В мое время мы все слушали Радио, в речах которого не было ни одного неверно проставленного ударения. Мы читали книги, уровень которых определяли государственные издательства, а здесь не допускали пошлости.
       У нас в России и в политической жизни новость: вице-премьер
    С. Иванов сказал, что мы завалили оборонно-государственный заказ: из одиннадцати заказанных спутников Роскосмос построил только пять. Тот спутник ГЛОНАСС, который по вине "запускальщиков" не вышел на орбиту, обошелся стране в 2,5 миллиарда рублей. Тут же это сообщение прокомментировал космонавт Гречко, он выделил тот момент, что государство не имеет возможности соединить многие коммерческие предприятия, заставить их выполнять заказы, а второе -- у государства мало денег. Вот если бы забрать деньги у олигархов, которые их не так уж праведно нажили, тогда бы на космос хватило.
       1 марта, вторник. Два семинара -- один утром для первокурсников, другой вечером -- выпускники, и к семи на презентацию в Музее Серебряного века новой книги Максима Лаврентьева "На польско-китайской границе".
       Накануне я достаточно серьезно прочел два рассказа Жени Былины, многое у него подчеркнул. Штампов и устойчивых, поднадоевших языковых моделей тьма. Но семинар особо ругать Женю не стал, все как-то поняли, что он просто очень маленький, ему 16 лет. Но и я, разбирая все его словесные тонкости, все же отметил ту удивительную и подлинную способность этого мальчика любить. Вот это зрелость.
       "У него вспотели ладони, и он стеснялся прикоснуться к Мари, а вот она нет, и пуговица за пуговицей освобождала его от рубашки. Она нежными прикосновениями губ ставила знаки препинания на его шее -- будто клеила марку за маркой на почтовый конверт". Или: "Солнце давно переступило полдень и близилось к закату. Непроглядная серая дождевая завеса сменилась голубым небом, по которому медленно парили, словно бабушкины сказки, белые тучки".
       В перерыве между семинарами на кафедре у Л.М. ел блины, которые испекла З.М. Плюнул на все свои болезни и наелся до отвала. Вкусно невероятно. Но эпопея с блинами не закончилась. Уже после второго семинара пришла Лиза, наша бывшая лаборантка и выпускница, и тоже принесла стопку блинов, банку сметаны, джем и известие, что она собирается прикрепляться к нашей аспирантуре.
       Удачно прошел и семинар с пятым курсом. И Марку, и Марине все сказали, что о них думали. Я даже прочел кое-что из своих Дневников. Мотив, что у Марка все прекрасно, но плохо понято, звучал неоднократно. Марина, конечно, большинству наших девочек понравилась больше.
       Что касается презентации Максима, то первое, что необходимо отметить, это полный зал. Много было и литинститутской прошлой молодежи. Максим, как и всегда, был великолепен. Его главная особенность -- ни одного недостатка. Я, к счастью, по дороге купил большой пучок тюльпанов. Так что, когда принялся говорить, начал с того, что у меня наступило время, когда уже мне все чаще и чаще приходится дарить цветы. Несколько слов сказал о других своих выпускниках, а потом "для подпитки молодого мифа" рассказал историю поступления Максима в Институт. Кое-что Максим читал, надев халат с эмблемой "Мерседес", на станции обслуживания этой фирмы он когда-то работал. Кажется, моя идея прочесть что-то в камзоле погублена, а может быть, не стоило об этом болтать. Все было мило, перед самой презентацией Максим играл на рояле.
       Был Влад. Александрович, на фуршет мы не остались, я В.А. подвозил на машине домой, поговорили об учениках и нашей старой жизни, пришлось в третий раз, уже у него дома, есть блины. На этот раз уже с рыбой.
       2 марта, среда. Уже в 8 утра принялся читать диплом Ксении Фрекауцан. Через два часа убедился, что хлопот с ней у меня не будет. Здесь два больших рассказа, чисто сделанных и интересных. Тут же написал и рецензию. Отметил несколько моментов. Это, конечно, трагичность семейной жизни человека. В ее рассказах немало трагедий, от измен до опухоли -- все это судьба. Судя по всему, Ксения через все это прошла. Я, кстати, помню еще самую первую работу, с которой она поступала, -- там были трудные отношения брата и сестры. Здесь семья и отношения двоих любящих. В общем, после этих рассказов померк миф и об очень плохой нашей молодежи. Все у них на месте, и сострадание, и честь. Как добавочный элемент -- очень неплохо Ксения пишет и свой родной город -- Рязань. Элементы, вернее моменты накатанной беллетристики, со временем уйдут. Может быть, я несколько растравил себя мыслью, что мой нынешний семинар не так хорош? Пока все идет очень и очень неплохо.
       Утро промаялся между плитой и разными размышлениями, а к трем часам поехал в Институт. Там сегодня конференция, посвященная 120-летию со дня рождения Мандельштама. В списке стояла М.О. Чудакова, а она без чего-то интересного не ходит. Были также заявлены Рейн, Солонович, Лесневский и Джимбинов. Я даже взял с собою маленький компьютер, на который кое-что, пока мне не стало грустно, записал.
       Сначала выступил, естественно, БНТ. Он говорил об уроках Мандельштама. Главный тезис здесь был -- горизонт провидческого видения. Вспомнил статью о Блоке "Барсучьи норы". Дальше все шло довольно обычно, хотя складно. Следующей выступила М.О., ради которой, собственно, я и пришел, и не разочаровался. Она говорила об истории возвращения Мандельштама. Умеет М.О. и говорить, и выбирать темы. Начала с Нащокинского переулка, откуда Мандельштама забирали. В это время по указанию Сталина при дознаниях разрешили пытки. Естественно, всего я записать не смог, выбираю лишь фрагменты. В это же время Н.Я. Мандельштам говорит А.А. Ахматовой: "Я успокоюсь только тогда, когда узнаю, что О.Э. умер". Эпизод, когда уже после ХХ съезда, чуть ли не в 70-е годы главный редактор "Просвещения" говорит, что пока существует издательство, никогда имени Мандельштама в планах не возникнет. Рассказ об ее предисловии, в котором 17 раз упоминалось имя Мандельштама. Знакомый мне идиотизм нашей цензуры. "Автор "Разговоров о Данте"" и прочий нехитрый камуфляж. Хрущев был последним утопистом. Он еще верил в коммунизм, но потом уже ни во что не верил. Дальше была борьба с именами. Имя Мандельштама в первую очередь пробил Самиздат. Ахматова в это же время о движении Самиздата: "Ося в печатном станке не нуждается". Еще несколько высказываний по этому поводу Ахматовой: "Мы живем в догутенбергский период", "Мы не знали, что стихи такие живучие". Трагическое высказывание Н.Я.: "Самая счастливая вдова". Дальше М.О. прочла отрывок из какой-то статьи Бродского. Я сразу же сделал стойку, М.О. обещала снять мне копию. Правда, в обмен потребовала "Смерть титана".
       Потом говорил Рейн. В первую очередь о невероятном ощущении времени Мандельштамом. "Сам имел огромную тенденцию к изменениям. Начинал как акмеист, но дружил с Хлебниковым. Он был необыкновенно чувствителен к времени. Был чуток к политике. Он меньше всех обманывался. Звук его стихов меняется. Он от своего языка добился предельной силы выразительности. Мандельштам: "Поэзия -- это чувство своей правоты"". Опять возникла тема уроков Мандельштама: поэт должен прислушиваться к себе и ко времени.
       Витковский. Это автор книги о мандельштамовской Москве. Я, кстати, читал эту книгу, и когда после окончания конференции перемолвился с автором, то сказал ему, что украл из его книги все, что только мог. Мандельштам хорошо знал Москву. О жизни в здании, в котором сейчас расположен Литературный институт. В соседней с ним церкви в Богословском переулке он вместе с Н.Я. наблюдал изъятие церковных ценностей. "Я человек эпохи Мосгоргшвея". История с Ник. Чуковским, приехавшим в Москву. На Тверском бульваре он встречается с Мандельштамом. Начали читать друг другу стихи. Когда дошло до стихов собственно Николая Чуковского: "Каким гуттаперчевым голосом ни читай, все равно стихи плохие".
       Из выступления Джимбинова. Сборник "Камень" вышел тиражом в 300 экземпляров. Ахматова считала Мандельштама самым выдающимся поэтом ХХ века. Его удивительное словесное волшебство. Интересное наблюдение: именно когда Мандельштам шел к признанию советской действительности, и возникла инициатива Ставского и его письмо Ежову. Об этом у меня в романе.
       Е.М. Солонович рассказал интересную историю об одном иностранном студенте, который пришел к нему в то время, и он передал ему по его же просьбе самиздатовский экземпляр "Разговоры о Данте". И это случилось как раз накануне поездки самого Солоновича в Италию. Бедолага-студент пришел в итальянское посольство, чтобы снять копию или перепечатать этот текст. И там имел неосторожность вслух произнести имя Евгения Михайловича. Солонович полагал, что именно потому, что стены посольства были унизаны жучками, этот его поступок стал известен в КГБ и его поездка была отменена. Я-то думаю, что это был или кто-то из посольских, перевербованный нашими, или кто-то из русской засланной обслуги. Вот тут у меня и возникла мысль о собственном коротком выступлении.
       Я говорил последним и, как смеялись, подвел итог. Ну, сослался я, естественно, на М.О., которая начала, что поступала в Университет, не слышав прежде имени Мандельштама. Я ведь тоже такой. А дальше я говорил о рефлексии, которая мучила меня давно, но которую можно разрешить именно в этом специально собранном обществе. В принципе, я повторил два тезиса, которые уже были проработаны в моем романе "Твербуль". Первый: полагаю, что свое знаменитое стихотворение о Сталине Мандельштам читал все же не всем подряд, а в первую очередь людям, как-то связанным со словесностью, так кто же предатель? Мне тут же объяснили, что читал многим и, значит, предало его несколько человек. Я остался при своем мнении, не извозчикам же он читал, а все же людям своего круга. Но, правда, я недаром все это поднял. Буквально через несколько минут после завершения собрания Вадим Ковский мне рассказал, что когда это стихотворение Мандельштам прочел Пастернаку, то последний сказал: "Никому не говорите, что вы мне это читали". Пастернак также заявил, что все это не поэзия.
       Второй пункт моей речи касался моего другого наблюдения. Когда я только пришел в Институт, В.П. Смирнов мне объяснил, что три скульптурных портрета, расположенных по стенам конференц-зала -- Маяковский, Есенин и Блок, -- находятся здесь по следующему принципу. Здесь проходили их последние публичные выступления. Но когда я занимался романом и довольно много читал вещей, связанных с историей литературы, наткнулся на то, что последнее публичное выступление Мандельштама проходило в редакции "Литературной газеты", которая располагалась именно в этом здании. Так, может быть, нам стоит восстановить историческую справедливость? В аргументации этого можно сослаться и на мнение Анны Ахматовой.
       3 марта, четверг. Несколько дней назад, блуждая взглядом по стоящей возле моего дивана книжной полке, я наткнулся на книгу Виктора Клемперера "Язык третьего рейха". Я открыл книгу, погрузился в нее и теперь читаю с невероятной жадностью. Что же делает с нами и нашим сознанием время! Оказалось, что на книге есть мои пометки, довольно произвольно и неточно отмеченные цитаты, но я ведь ничего из этого не помню. А самое главное, по-другому сейчас весь текст воспринимаю.
       "В минуты, когда меня охватывали чувства безнадежности и омерзения... в моменты унижения, во время сердечных приступов -- мне всегда помогал приказ самому себе: наблюдай, изучай, запоминай, что происходит, -- завтра все изменится, завтра все представится тебе в другом свете; зафиксируй, как ты это сейчас видишь, как на тебя это действует".
       К трем часам поехал в Институт на семинар для пятикурсников. Москва и в три часа дня оказалась невероятно загруженной, еле успел. Все время в машине думал о том, как мне семинар проводить и что говорить. К моему удивлению, собрались почти все, и первая, кого я поднял на обсуждении, Вера Матвеева, вдруг все и разрешила. Она сказала, что, прочитав свой, Нелюбы и Фрекауцан дипломы, она вдруг ужаснулась, как все это близко по теме. Это действительно так, везде опыт несчастливой любви. Разобрал два диплома: у Ксении получше, у Саши похуже, да еще осложненный какой-то любовью героини к девушке. В Сашином дипломе, как я уже писал, много искусственного, привнесенного не от жизни, а от того, что так надо в большой литературе.
       Занимался я ребятами чуть больше часа, еще успел на ученый совет. Выборы у нас будут 14-го, так что если я поеду в Гатчину, то возвращаться придется в понедельник рано утром или ехать вечером 13-го. Все не очень запомнившиеся мне проблемы опускаю. Но об одном я успел сказать -- это об удивительной скученности у нас в общежитии. За счет "льгот" иностранцам, вээлкашникам -- о персонале, который надолго оккупировал нашу общагу, я еще пока не говорил. В свое время нам построили общежитие не для того, чтобы наши студенты жили по трое.
       По традиции после ученого совета подвозил М.В. Иванову к ее дому возле "Ударника". Каждый раз меня потрясает галерея мемориальных досок, опоясывающая здание. По дороге говорили в основном о юбилее Горбачева. Вспомнили Раису Максимовну, которая потихоньку разрушала его первоначальный имидж, превращая в подкаблучника. Преступник ли он, разрушивший СССР, повинуясь своему неумеренному тщеславию? Вспомнили и о том, как его, главу огромной державы, контролирующего все, включая тайны и секреты, владеющего разведкой, переиграл хитроумный пьяница Ельцин, за его спиной подготовивший Беловежский путч. Возникла и мысль, что такой же преступник и министр Козырев, переориентировавший интересы России в сторону Америки и бросивший арабские страны. Как бы сейчас пригодились эти арабские связи.
       Между тем, Каддафи еще держится, проявляя настоящую волю к власти. Еще неизвестно, что принесет с собой народу Ливии новый строй. В Европе ливийского лидера уже судят. Но есть, наверное, и какая-то иная точка зрения. Здесь невольно вспоминаешь танки Грачева. А если бы, если бы Крючков не проявил волю и настойчивость... Ни давить танками, ни бомбить с самолета народ нельзя. Но вот Николай Первый командует применить артиллерию против собственных полков, а Николай Второй расстреливает демонстрацию, но и Ельцин не пожалел демонстрантов у "Останкина", расстреляв их с помощью спецназа.
       4 марта, пятница. Еще вчера стало известно, что премию Александра Солженицына за этот год получила Люша, внучка Чуковского и дочь Лидии Корнеевны Чуковской. Сегодня утром сунулся в "РГ", там большое интервью с ней и вдруг разговор о дневниках Корнея Ивановича. Как я раньше предполагал и как об этом написал в собственных "бедных" Дневниках, в его дневниках есть замечательные пометки. "У Корнея Ивановича действительно есть разные записи в дневнике, их ведь хранили очень осторожно. Например, мамины дневники сохранились только с 38-го года, а остальные были сожжены. Корней Иванович писал меньше, осторожнее (слово "осторожно" просто становится ключевым. -- С.Е.), писал иногда с припиской "специально для показа властям". Но здесь есть какая-то "нестыковочка", нужны властям дневники с подобными пометочками! Как власть таким суждениям верит? Но как занятно Корней Иванович писал иногда о режиме и властях.
       Сегодняшняя "РГ" публикует "разъяснения" к горбачевской "перестройке" Руслана Гринберга, директора Института экономики РАН. "Но к власти пришел Михаил Горбачев, и произошло, если хотите, чудо. Он предложил объединить социализм со свободой". Здесь не много нового -- мягкая защита, но есть кое-что интересное, а именно: формула, которая не действовала ни при Горбачеве, ни при Ельцине и окончательно забыта при Путине и Медведеве. "После изгнания коммунистической идеологии общество столкнулось с новыми проблемами... Огромная масса людей оказалась в нищете и бедности. Многие ощутили себя никому не нужными, они уже не могли рассчитывать на помощь государства, еще вчера обеспечившего им жилье, образование, здравоохранение и другие социальные потребности".
       Сделала свое дело и жуткая поляризация доходов как результат хищнического передела "закромов родины" в пользу немногих. Так зачем тогда надо было что-то начинать? Но все же, наконец, главное: "Ни в коем случае нельзя противопоставлять свободу и справедливость. Это равновеликие понятия". Тогда чего стоит вся наша социальная, политическая и общественная жизнь?
       5 марта, суббота. Вчера вечером перед сном начал, а сегодня дочитал диплом Веры Матвеевой. Она недаром прошлый раз сказала, что в чем-то их девчачьи работы похожи. Похожи, да не совсем. У Веры, пожалуй, круче всех. Она, собственно, продолжала тему своих самых первых работ -- это отец, ее провинциальное детство, семья, смерть отца. Практически это, возможно, как и у меня про Валентину, все почти чистая документальность. Но так уж получается в искусстве: чем искреннее, непритязательнее, тем выразительнее. Но к этому еще и типичная биография студентки -- выбор пути, разная работа, а здесь все, от стриптиза до хосписа. Впрочем, обо всем этом она написала и в справке. Здесь тоже ход: как в жизни, и вот как в литературе!
       Барометр сегодня на 30 единиц скакнул вниз, голова тяжелая, глаза режет. Возможно, потому что уже несколько дней почти не бываю на воздухе. Да и сам по себе я как-то замкнулся в неподвижности. Зарядку не делаю, моя штанга с новыми блинами простаивает. Да и сегодня из-за самочувствия я боюсь к ней подходить. Но взамен спортивного развлечения решил подстричься и сходить в Пушкинский музей на знаменитую выставку, о которой столько разговоров.
       К счастью, я уже знаю меру и в музее не засиживаюсь на несколько часов, стараясь обойти все подряд. Посмотрел лишь поразительные экспонаты этой выставки -- искусство Северной Европы, Германии. Скульптура, немножко мебели и живопись. Даже хотел купить каталог, но осекся -- 3500 рублей. А все же напрасно не купил. Здесь нет красоты и изящества, как у художников Возрождения. Здесь художник по социальному статусу не был богом и патрицием, он хотя и свободный, но мастеровой, как и другие горожане. И портреты, и святые, и Христос и Мария у этого художника с лицами простыми и обыкновенными. Знали ли эти художники что-то о композиции, о перспективе. Но в жизнь они верили, в Библию и Священное Писание, в свое сердце. Они не создавали шедевров, а шли за натурой и своим сердцем. Все как в литературе: чем проще, тем и лучше. Вспомнил опять на этой выставке Веру.
       Также забрел еще на выставку коптских тканей. Выставка небольшая, как-то очень таинственно написано, что материалы поступили лишь где-то в 1946 году. Указана пара немецких музеев. Остаточки показываем?.. Но удовольствие получил необыкновенное. В том числе здесь показано, что собою представляла римская тога, какая вышивка и какие вставки шли по подолу или вокруг горла.
       6 марта, воскресенье. Пишу уже седьмого, утром, так что это, до некоторой степени, отчет. Если в целом о вчерашнем дне, то сидел дома и, наконец-то, взялся за правку написанной несколько месяцев назад моей собственной части книги о Вале. Сделал что-то около тридцати страниц -- четверть. Я всегда говорил, что черновую работу надо делать самому -- кое-что уплотнилось, кое-что было отсечено. Попутно решил еще два момента: поделить вещь на разделы и уже твердо начинать складывать книгу с Валиной "Болезни".
       Наряду с этой редактурой немножко слушал радио, чуть смотрел новости по ТВ, сделал большую зарядку, а вечером не утерпел и вместо того, чтобы сидеть за редактурой, взялся смотреть "Дантона" Вайды. Это подарок всем нам к 85-летию польского режиссера. Валя в свое время этот фильм видела, как-то очень серьезно мне его не пересказала, а похвалила. Да, пересказать фильм очень трудно, так много в нем все время, видимо, обновляющихся ассоциаций политической жизни. Здесь и разочарование художника в политической жизни, и Горбачев, и Ельцин, и Валенса, и наши сегодняшние прагматики. Вдруг как-то всплыло в сознании, что в том процессе, который можно было бы назвать освобождением от прежнего, т.е. советского режима не было ни одного идеалиста, ни одного романтика, а может быть, и ни одного честного человека. Я, кстати, давно думаю, что в стране обязательно что-то случится. Слишком сильны наши фантомные боли по социализму. История также не может простить возвращение от более прогрессивных форм экономической и социальной жизни обратно к уже отжившим. То народовластие, которое у нас существовало, -- это, конечно, по существу, новые формы демократии. В этом смысле Россия любимая дочь исторического процесса.
       Под Воронежем разбился новый самолет, который, кажется, уже был продан Мьянме, бывшей Бирме. Погибло четверо наших и двое бирманских летчиков. Наши не исключают диверсии. Только мы чуть выровнялись по сравнению с мировым авиапромом, как случилась эта беда. Это даже не 2,5 миллиарда рублей, которые унес с собою не вышедший на орбиту наш спутник ГЛОНАСС, а нечто большее, машина нового поколения.
       Есть новости и в криминальной сфере. Я долго думал, почему правительственная "РГ" не перестает печатать, казалось бы, разрушающие идеологию новости о воровстве госчиновников? Вот, например, чиновник, возглавляющий камчатский филиал "Почты России", некий человек, фамилия которого схожа с фамилией героя Гоголя, а именно Владимир Чечиков воспользовался гоголевским же рецептом: обогатил себя за счет мертвых душ, якобы работающих у него в ведомстве. Ущерб в 1,2 миллиона рублей. Успешно доил свое ведомство с 2008 по 2010 год. Второй чиновник действовал уже в столице. Это бывший префект Северного территориального административного округа Москвы. Его подозревают в хищении
    1 миллиарда рублей. Он продал жене бывшего мэра Елене Батуриной в Сочи участок земли, на который уже был наложен судом арест.
       Я все же думаю, что газета печатает эти и многие другие страсти, пытаясь внушить нашим чиновникам мысль о неотвратимости наказания. Чиновники говорят: нас этим не запугаешь, и продолжают воровать.
       7-8 марта, понедельник и вторник. Два дня никуда не выходил, но внимательно прочел две оставшихся дипломных работы и отредактировал свои воспоминания о Вале. Во-первых, сумрачный и ленивый Сема. Он, пожалуй, меня не удивил чем-то грандиозным, но явно не хотел давать на диплом что-то не соответствующее его характеру. В общем, конечно, жил в свое удовольствие. Я помню его обсуждение со стихами. Здесь он тоже почти отделался от меня. В дипломе его старые записи о собаке "Дневник Росинки" и специально написанная сказка, практически про Ивана-дурака. У сказки есть некоторая особенность -- за поворотами сюжета все время мерещится наше время и недавняя история. То Ельцин слышится, то будто Путин дышит. В этом смысле есть некоторая слабая аналогия со сказками Щедрина. В известной мере от банальности текст спасает форма -- постоянная внутренняя рифмовка. К сожалению, под конец повествование становится небрежным и прием почти пропадает.
       Пожалуй, справилась, хотя я думал, что будет много возни, и Женя Максимович. У нее рассказ о нимфетке, живущей с 50-летним отчимом. Как и у Набокова, есть путешествие, в данном случае поездка в Париж. У наших девочек с таким небольшим жизненным опытом и кругозором -- зарубежная поездка слишком часто становится основным элементом сюжета. И у Веры Матвеевой что-то есть про зарубежье, и у Саши Нелюбы заграница и "венецианский дворик", и вот теперь уже Париж во всех общих подробностях у Евгении Максимович. И тем не менее, тем не менее -- здесь есть какая-то острота и откровенность. Что-то здесь проблескивает от собственного драматического опыта. Все это еще осложнено и поиском какой-то собственной у рассказчицы национальности, в данном случае польской самоидентификации.
       Все остальное время, как проклятый, сидел за компьютером и правил текст. В телевизор почти не заглядывал, а что там увидишь, кроме: на одном канале Галкин, на другом канале Галкин и Пугачева, на третьем канале Галкин, Пугачева и Орбакайте. Семейное телевидение настоящего полковника.
       Как крупное спортивное событие рассказывается о футбольном матче в Грозном. Рамзан Кадыров пригласил испанскую футбольную команду знаменитых, но уже сходящих с арены игроков, против которой выставил свою, в которой играл за капитана. В каком-то смысле Кадыров лучший ученик Путина. Но в связи с этим мне вспомнилось недавнее сообщение в Интернете, которое я законспектировал. В этом сообщении говорилось, что власти Норвегии после высылки в январе 67 чеченских нелегалов готовят новый чартер. Настаивают на предоставлении прав на проживание в двухмиллионной стране 1500 чеченцев. Всего в Норвегии их 7000. По поводу планируемой высылки соотечественники грозят демонстрацией. Но боюсь, что они плохо знают западных, не берущих взяток полицейских.
       Из культурных новостей -- набирающий силу скандал, связанный с благотворительным концертом, на котором пел песни Путин, а слушали его американские "звезды" кино. К сожалению, как говорит пресса, благотворительные деньги как-то разошлись, и больные раком дети помощи не получили.
       9 марта, среда. Уже несколько дней, как я потерял волну "Эхо Москвы", теперь перебиваюсь "Российскими новостями", на которых по утрам бушует Доренко. Но сегодня, еще до того, как он в эфире, возникло известие, мимо которого пройти трудно. В обзоре прессы сказали, что в газете "Ведомости" есть письмо иностранных инвесторов. Иностранные граждане, которые купили или вложили деньги в наши электросети, недовольны политикой правительства и написали письмо премьер-министру. А государство выразило обеспокоенность ростом тарифов на электричество, но эти самые иностранные инвесторы вложили деньги и полагают, что они быстро их "отобьют", если тарифы будут продолжать свой спринт. Здесь два момента. Первый -- об этом я говорил несколько дней назад с Л.М., а она все-таки экономист -- это политика самого государство, которое позволило разъединить производство электроэнергии и ее доставку. В этом случае единым для всех ценообразовательным фактором является цена самого дорогого киловатта. Второе -- вот тебе и зарубежные инвестиции. Здесь поневоле вспомнишь -- "опора на собственные силы".
       Из политических новостей -- Каддафи мужественно держится. Один из радиослушателей на тезис, что как же так, бомбит собственный народ, вспомнил Ельцина, расстрелявшего собственный парламент. А если бы не расстрелял? А может быть, тогда и не разрушили бы единую энергосистему. Кстати, на огромный последний счет за электричество я ответил тем, что поставил сначала трехтарифный счетчик и стал безбожно электричество экономить. Надо как-то отвечать на экспансию иностранных инвесторов.
       До заседания кафедры успел забежать к Леше Козлову и взять у него правленые Дневники за 2004 и 2009 годы. Сегодня вечером непременно их поставлю в Интернет. Пора собирать новую партию врагов. Кафедра прошла быстро -- основная цель внушить двадцати моим штатным сотрудникам обязательно прийти на перевыборную конференцию. Агитировал, даже заставил каждого повторить число и день явки. Неявно, но агитировал и за ректора. А он почему-то нервничает, волнуется.
       Семинар прошел за 2 часа, ребята вели себя активно, накидали реальных замечаний. Лучший диплом, конечно, был у Веры.
       Сегодня до Института меня подвозил Анатолий Жуган. С ним мы договорились вместе идти в театр. Он на машине подъедет к театру из дома. Я поеду из Института, значит, на машине быстро можно будет вернуться домой. Список вещей, которые надо будет брать с собой, уже написан.
       Традиционно ожидал от пьесы Платонова какой-то тяжелой заумности, но все оказалось удивительно легким и веселым. Здесь, конечно, качество пьесы, отполированной временем, и качество самой режиссуры. Называется пьеса "Дураки на периферии". Отчетливо понимаю, что в 1928-м, когда была написана, она действительно казалась и прямолинейной и странной. Но и после этих времен столько возникало похожей глупости, что теперь пьеса обогатилась новыми ассоциациями. Сюжет, как и у Гоголя, почти анекдот. Троим мужикам сразу присудили платить алименты одной даме. Яшин все укрупнил, шаржу и гротеску придал черты эпоса. Все идет под барабан, марши, песни революционных лет. Знаменательно, что при всем этом спектакль не получился злым и антисоветским. Как много значит миросозерцание и характер художника! Боюсь сказать, его терпеливое русское начало.
       10 марта, четверг. Уже знакомый "Сапсан", утренний Ленинградский вокзал. Меня поражает, что бюст Ленина до сих пор стоит в центре зала. Человек сорок фестивальцев едут в одном вагоне, много лиц знакомых. Я сижу рядом с Катей Варкан, интересно разговариваем. Она сейчас занимается премией Пушкина. В этом году премию присудили переводчице Милькиной. Я тут вспоминаю, что именно она переводила Кюстина, разговор зацепился, пошел.
       В Ленинграде встретил Сережа Павлов. Мне не хотелось отрываться от всех своих, но Сережа с его редкой и верной обязательностью был неотразим. Специально приехал из Гатчины, да и рад я ему был -- дорогая душа. Сережа еще хорошо информированный человек. У него новая машина с невиданными наворотами. В подобной машине я еще не ездил, да и с такой скоростью еще по шоссе не летал. Сначала поговорили о новом автомобиле и о личных планах Сережи. Летом -- но это забавы в финансовом отношении людей богатых -- Сережа собирается через Хельсинки на пароме вместе с женой и своей новой машиной через Германию, потом снова на паром и в Англию. Там он собирается все объехать, посетить Шотландию. Но каков уровень бесстрашия! Затея дорогая, но как же он горбатится весь год. И куда тогда, если не так, улетает жизнь? Дела у Сережи, по его словам, идут неважно. Кризис далеко не кончился. В делах все время приходится сокращаться и ужиматься. Торговли -- он занимается продажей электроники и бытовой техники -- почти никакой. Сильно повысились цены на продукты питания, поэтому у населения возник отложенный спрос. Вроде бы и надо, но... потом! Об этом я догадывался. Как много дает вот такое конкретное общение с человеком. Поинтересовался и общим положением дел. Здесь новость, очень соответствующая нашей "Единой России". Богатые всегда едины. "Единороссы" продавили свою вертикаль, теперь устав маленького города переписан. Главу города больше не выбирает население -- избирают себе начальника депутаты городского собрания. Значит, неизбежное давление, а потом, если депутаты не назначаются партией, то назначаются силой денег.
       Утром, еще в Москве, в метро снова купил "Новую газету". По дороге прочел две статьи. Одна о знаменитом благотворительном концерте, на котором пел Путин. Все то же, о чем говорило радио, пиарящиеся "звезды", немыслимый ужин, билеты на который стоили до миллиона рублей, -- в досягаемости "звезд", В.В. Путин с подготовленным эстрадным номером. Какая-то непонятная история с деньгами. Другая статья посвящена нашему депутатскому корпусу. Фамилий, упомянутых в статье, я называть не стану, но сколько взяточников, мошенников, коррупционеров, даже педофилов.
       Поселили в той же гостинице, где я жил прошлый раз, номер, естественно, хуже, рядом с администратором, шумновато. Но я ведь человек терпеливый. На столе прейскурант на мини-бар и услуги гостиницы. В список включены даже презервативы: пачка, три штуки -- 70 рублей.
       Председатель жюри Игорь Масленников, в игровом жюри Паша Басинский, это неплохой ход. С Пашей поговорили мельком еще в поезде. Я ему сказал, что вчера был на спектакле по Платонову, а он мне, что Леша Варламов написал новую книгу для серии ЖЗЛ -- о Платонове. У Леши теперь коллекция замечательных жизней -- Платонов, Грин, Пришвин, Толстой... С Платоновым Леша поступил очень грамотно -- рукопись показал Н.В. Корниенко, она сделала замечания, умненький Леша все поправил и на первой страничке написал первому платоноведу страны благодарность. Кстати, Н.В. посмотрела и генеральную репетицию у Яшина, одобрила. Здесь же не могу не сказать, что именно Н.В. Корниенко так помогла театру в торге с внуком Платонова, который запросил какие-то серьезные проценты от сборов. Но как все цепляется одно к другому. В театре я встретил отца наследника, с которым был знаком: внук, оказывается, четыре года назад окончил РГГУ и так и не работает. Отец служил в Министерстве образования. Но с сюжета о новой книге о Платонове я соскользнул. Когда с Пашей мы посчитали количество ЖЗЛовских книг Алексея Варламова, я вспомнил ЖЗЛовского же "Мольера" Булгакова.
       В 17.30 началась традиционная пресс-конференция. Народа было много, представили жюри. Я не очень уверен, что хорошо именно три жюри вместо, как раньше было, одного. Теперь жюри художественных фильмов, документальное и анимационное. Мне кажется, что это свидетельствует -- фестиваль переориентирован, здесь в первую очередь кино, у нас главным была литература. И называть нужно: кино и литература. В художественном жюри Басинский, Сигле, Демидова, оператор Валерий Мартынов и Масленников. Демидова: ушла из театра, потому что надоел новый зритель. Масленников: народ соскучился по чувственному фильму.
       Походил, погулял, потом сел, такая вдруг накинулась на меня грусть. Естественно, вспомнил наш первый фестиваль. Валя еще не была больна, жизнь еще летела вперед. А теперь уже дед. Но лишь бы еще что-то получалось в литературе. Счастлив только тот, у кого есть работа и смысл жизни.
       11 марта, пятница. Утром посмотрел три документальных фильма, и стало ясно, чем этот фестиваль отличается от того, который мы когда-то придумывали. Но сначала о фильмах. Все три представляли женщины, и все три фильма поначалу я был готов не принять.
       "Династия длиною в век". Начался с чуть ли не любительской съемки какого-то старика, бредущего по снегу. Потом начинается какая-то чертовщин: старик вдруг оказывается в реанимации, и ты начинаешь думать, как съемочную группу пустили в операционную и почему старикан чуть помолодел. Но довольно быстро смутно знакомый старик оказывается актером, берет в руки обветшалый альбом и начинает показывать фотографии и рассказывать уже о своем отце, тоже не очень большом актере. Все это продолжается до тех пор, пока не возникают названия всемирно известных русских фильмов, и в кадрах, которые ты хрестоматийно знаешь, как, например, "Путевка в жизнь" или "Броненосец "Потемкин"" не оказывается этот же самый актер. А потом -- почти то же лицо, опять кадры, но уже других известных советских фильмов, "Иван Васильевич меняет профессию", "Посторонним вход воспрещен" и десятков других. Из уст этого смутно знакомого -- Боже мой, это судьба персонажа второго плана или эпизода -- актера "вываливаются" знаменитые, въевшиеся в тебя реплики, ставшие формулами разговоров. Наконец, ты отчетливо понимаешь тему и задачу фильма. Есть задача маленькая -- семейный киноархив, когда собираются биографии двух высоких профессионалов, двух артистов Уральских, Владимира и Виктора, любовно монтируемые внучкой первого и дочерью второго. Один был знаменитый актер первых ролей в кино и театре, второй признанный мастер эпизода. Но фильм, по сути, не только об одной династии Уральских, это еще и история российского кино. Практически все первые имена нашего кино. Но здесь и некоторое нравоучение. Берегите и храните архивы. Сопоставляя и сравнивая, можно добиться необыкновенного эффекта, иногда поднять буквально из небытия и укрупнить до мифа. Архив часто устанавливает справедливость в истории.
       Второй фильм, как, впрочем, и первый и третий, тоже о кино и про кино. В названии фильма его содержание -- "Возвращение Маргариты Барской". Когда-то эта молодая женщина в 30 лет прославилась первым детским фильмом "Рваные башмаки". Сделан фильм по дневникам Барской. Они несколько экзальтированные, личность непростая, амбициозная. Успех первого фильма связан с политизацией интернационального сюжета в политизированной стране. Боюсь сказать, что Барская до некоторой степени жила в круге еврейской элиты, одним из ее интимных друзей был Карл Радек. Одним из первых спутников -- знаменитый кинорежиссер, старше ее чуть ли не на 30 лет. Много здесь противоречит сегодняшней морали. Но повторяю, человек талантливый. Переписывалась со Сталиным. Была и зависть коллег. История, почти как с Камерным театром, когда Таирова в первую очередь топили соратники. Короткая жизнь закончилась самоубийством. Здесь главное не только судьба в искусстве в 30-е годы, но и убедительнейший фон жизни. Лица, привычки, обстоятельства. Автор Наталья Милосердова -- историк.
       Фильм "Причины для жизни" -- режиссер Маргарита Майданская -- фильм о Юрии Клепикове, который большую часть фильма живет в деревне. Это опять о кино, но и об импульсах к творчеству, размышление о деревне, о времени.
       Но здесь возникает вывод -- как же уже сама по себе жизнь надоела кинематографистам. Правда, в названии фестиваля есть некоторое тематическое ограничение, и все же возникает новая волна размышлений: а так ли уж название и направление этого гениально придуманного Валей фестиваля продолжает соответствовать его содержанию? Нет, нет, ребятки, литература из него уходит. Из списка учредителей как-то в одночасье ушли и Литературный институт, и "Терра", крупнейшее наше издательство, одаривающее победителей роскошными подарками, и даже газета "Культура". Есть, конечно, в списке документальных фильмов несколько работ, связанных с писателями, с обязательным Бродским, но где сами писатели? В программе фестиваля отыскал только имя Михаила Кураева. Где студенты Литинститута, которых раньше возили по школам и библиотекам? Если окончательно наш фестиваль "опростится", то кому нужен еще один мелкий, региональный фестиваль кино?
       Не очень нравится мне и разделение жюри на три "фракции". Фильмы должны на этом фестивале соревноваться на равных. Я помню, как несколько раз Гран-при завоевывали и мультипликаторы, и документалисты.
       По завершении документальной программы застал в большом зале окончание какого-то военного фильма. Расчетливо подобранное по национальному признаку подразделение сражается с "басмачами". Появляются вертолеты. Это уже соображение Павла Басинского о неизменном появлении в конце любого нашего военного фильма звена вертолетов. Мысль о военном фильме, ставшем в нашей стране актуальным, я пока опускаю. Мы же мирная страна!
       После обеда попал на чеховского "Иванова". Здесь первый вопрос: должен ли акт искусства по своей длительности почти повторять жизнь? В фильме Вадима Дубровицкого несколько роскошных актерских удач. Это конечно Эд. Марцевич, Анна Дубровская, Татьяна Васильева, Ступка. Замечательные интерьеры, детали, размах, но такая бездна не вполне собственных киноассоциаций, что порой устаешь от постоянной работы памяти. Горящее дерево из Тарковского? А где ты видел эти маски? А кто первый показал кукольный театр как параллельный мир? А где еще был символический канатоходец? Невероятная претензия сразу закрыть весь мировой кинематограф. Самое грустное, что, на мой взгляд, нет самого Иванова. А чего он так мучается?
       В Японии огромное землетрясение и цунами. Сотни жертв, ни одна природная катастрофа последнего времени не сравнится с этим апокалипсисом. В Москве взорвали гранату возле дома, где живут сотрудники ФСБ, а вчера взорвали возле Академии ФСБ, на остановке.
       Правительство и власть, в свое время так наивно доверившие Чубайсу российское электричество, наконец поняли, что оно старт и начало всему -- и развитию промышленности, и инфляции. Правительство пытается сдержать рост тарифов. Распределительные компании, которым отдали единые сети, которыми владело государство, делают свое дело. Электроэнергия у нас теперь уже дороже, чем в Америке и Финляндии. Вспомнили также, что кроме юристов и экономистов нужны инженеры.
       12 марта, суббота. Уже несколько дней мучает зубная боль. Наверное, что-то Элла Ивановна недолечила, а может быть, возникли новые дефекты. Автомашина после определенного времени эксплуатации просто начинает сыпаться. Настало?
       Утром опять смотрел документальные фильмы. Сначала небольшой фильм про фильм, про литературу и саму историю Школы имени Достоевского. Про тот самый фильм "Республика ШКИД" и его героев. Сделан фильм по книге Белых и Пантелеева. Я не очень люблю это видение -- облегченная и незатруднительная детская маршаковщина. Мне больше по душе детская литература, где элементы игры, более отечественные: "За горами, за долами, не на небе, на земле жил старик в своем селе..." Но здесь проступает некое своеобразие послереволюционной эпохи, сама эта вовсе не романтическая республика -- полутюрьма, полудетский дом. Грустные судьбы. Тайны, а фильм так и назывался "Тайны республики ШКИД", были. Но все имена, типы, прототипы путаются, мелькают.
       Второй фильм "Взрослые игры" -- это дяди и тети, работавшие в "Мурзилке", поэзия игровой богемы, которую я не люблю. Коваль, Успенский, Ирина Токмакова. Все уже слишком стары, чтобы стать героями своего веселого повествования. Правда, много картинок, барашков, человечков, флажков. Но по структуре это скорее радиопередача.
       Наконец, некое кино-размышление о Человеке. Большая буква здесь не случайна. Тут присутствует некоторая серьезность подхода и довольно изысканный зрительный ряд -- мировая живопись: Дюрер, Кранах, Бердслей. Не знаю, но шли, как титры, библейские тексты, и здесь мне показалось, что название моего мемуара о Вале надо менять. Мне показалось, что я смогу найти более точное в библейских текстах, которые в фильме цитируются.
       На этом программа документального кино на этот день закончилась, а я успел еще на большой мультипликационный фильм "Белка и Стрелка". Прелестно, местами очень смешно. Свой почерк. Это своеобразный рассказ о легендарных собаках, слетавших в космос. Рассказ ведется от имени щеночка, какого-то родственника этих собачек, которого подарили в свое время президенту США.
       После обеда моя культурная программа закончилась -- сегодня предстоят встречи с читателями. Одна здесь, в городе за железной дорогой, а вторая в знаменитом дачном поселке Сиверский. Эти места считаются дачной столицей России. Тут выяснилось, что, по крайней мере в гатчинских местах, многое из лучшего в культуре, что существовало в советское время, удалось спасти. В районе работают все 36 библиотек, которые работали и раньше. Я уже не говорю о чудесных женщинах в библиотеках. Проблема везде одна, и я это отчетливо понял на собственной шкуре. Собственно, везде стоят мои книги доперестроечной поры. Это было время, когда все, что выпускалось в центре, в Москве, рассылалось по библиотекам. Потом все это закончилось, ушло. Потом наступило время новой культуры и эпоха книгоиздания Сеславинского и Григорьева. Но вот что необходимо отметить, меня еще помнят по публикациям в "Современнике". Кому-то ты не нравишься, Куняев, но я тебе благодарен. В библиотеку в Сиверском проступает и "Роман-газета". Только что пришел номер с "Маркизом", сразу кто-то из читателей его забрал, на руках.
       Надо бы сказать, что "дачная столица" вся утыкана роскошными новыми особняками. Но вот композитор Исаак Шварц жил и сочинял свою музыку в небольшом домике. Его здесь боготворят. В местном культурном центре мне показали рояль, на котором композитор часто играл для публики. В обеих библиотеках собралось человек по тридцать актива -- в основном старые люди. Я как-то больше говорил о политике, хотя не забывал и литературу. Мне самому было интересно, везде поили чаем и кормили пирогами. Кстати, в Москве пироги почти вышли из "обращения". Они всегда скучные и какие-то ресторанные. Здесь другие.
       После поездки в Сиверскую, в девятом часу, все же не утерпел и отправился в кинотеатр. В большом зале шел вечер Дурова. Народа много, но места были. Соседка мне тут же рассказала: cначала шла нарезка из фильмов с участием артиста, а потом Дуров сидел в кресле и, чуть кокетничая, рассказывал случаи из жизни. Для меня всегда было загадкой, как на такие истории собирается зал. Но одну его байку я запомнил, резанула по сердцу. Он говорил, что часто актеры жалуются, вот, дескать, забыли, не востребован. Дуров вспомнил, что в контрактах летчиков-испытателей и космонавтов есть пункт о гибели и смерти. Знают о риске, граничащем со смертью, но идут на это, летают. Так и актер должен быть готов, зная особенности своей профессии: перестал сниматься, ушел со сцены, значит, забыли. Судьба. Но ведь то же и у писателя. Впрочем, этому меня учить не надо, готов к судьбе. Я ведь всегда записываю лишь то, что меня трогает.
       Тут же в кинотеатре встретился и с Сережей Павловым. Он был со своей женой, я опять здесь обнаружил какую-то удивительную и притягательную силу своих Дневников для читателя. Алфия, так зовут эту женщину, читала и мой "Марбург", и "Твербуль", но, по ее словам, Дневники перечитывала несколько раз. В разговоре я немножко поныл, что болит зуб. Но уже утром, когда я так же, но перед Леной, директором кинотеатра -- знаю ее уже лет пятнадцать, -- простонал, что у сумки оторвался ремень, тот же Сережа сел в машину и быстро свозил мою сумку в ремонт. Вот есть такие безотказные русские люди. И тут Сережа с кем-то созвонился и сказал: завтра в 9 часов подходите -- назвал адрес.
       13 марта, воскресенье. Утром пошел по наводке Сергея Павлова в медицинский центр. Все довольно квалифицированно и быстро. Тот ли мне вылечили зуб, не знаю. Когда шел утром в центр, наслаждался самим городом, центром: двух-трехэтажные дома, провинциальный покой. В таком городе хорошо жить богатому и счастливому. На обратном пути в гостиницу зашел в городской собор. Он полон, от входной двери затылки старые и молодые. Пение и слова священника слышатся плохо. Как раз вчера на встрече говорил с пенсионерами о вере, о Божьем даре веры каждому человеку. А здесь подумал: верить в Бога -- это еще быть со своим народом.
       Утром до похода к врачу рассматривал книгу о былых жителях Сиверской, которую мне подарили, и прочел до конца дипломную работу Димы Иванова. Это все старые его рассказы, но кажется, получилось. За 5 лет -- 50 страниц. Но как же он, писатель, будет писать дальше?
       14 марта, понедельник. Приехал домой совершенно измученный. Несмотря на роскошные удобства, в которых ехал, не выспался и устал. Впервые я с Ленинградского вокзала ехал в восемь часов, раньше я приезжал на поездах, прибывавших в Москву в 6 утра. В метро -- не войдешь, люди стеной стоят вдоль перрона. Вошел только во второй поезд и, к счастью, на Лубянке сел. Сразу стал читать английский язык.
       Дома включаю радио, слышу ликующий голос Доренко и сразу же понимаю, что мне без "Эха Москвы" пустовато. Еще раз делаю попытку поймать эту радиостанцию и -- о счастье!-- слышу знакомых дикторов. Здесь говорят о последнем дне общего голосования, который состоялся вчера. В тринадцати регионах состоялись выборы, звучат цифры. Наименьшее количество голосов получила Кировская область с прогрессивным губернатором Никитой Белых -- 36,7%. За Кировской область Тверская -- здесь чуть-чуть выше. Правда, когда уже вечером, во время поедания котлеты, я слушаю радио, то выясняется, что явка в Тверской какая-то ничтожная, значит, выбор сделан незначительным количеством людей. Сюда же, конечно, по законам компактного повествования надо бы вставить некоторые соображения по поводу условий наших выборов, о чем я узнал из аналитической статьи в "Новой газете", но эту статью я прочел значительно позже, когда уже после выборов возвращался домой. Читал в метро. Все надо делать по порядку.
       Стал жарить себе котлеты и читать тексты Мокрушина. У парня есть замечательная идея, как молодая, не очень красивая женщина, собравшая целую коллекцию самиздата, стала диссиденткой. Но это все в общем материале о проходимце. Опять замечательная идея, зачатки медленного рассмотрения, но витает некий фельетонный дух, который портит всю придумку. Около двух поговорил с
    Н.Е. Рудомазиной о наших нелегких делах и отправился в Институт на выборы.
       Явка была почти стопроцентной -- 90 человек из 97, которые были в списке. Сразу скажу, что выбрали, конечно, БНТ, нашего нынешнего ректора. Меня, честно говоря, удивил расклад голосов: 67 против 21. При этом 5 бюллетеней оказались недействительными, т.е. опять скрытая форма протеста. БНТ все же много сделал для института, и такая большая оппозиция. С моей точки зрения, он еще и невероятно вырос. Но, с другой стороны, оппозиция всегда хорошо -- власть должна побаиваться народа. По мере сил я старался, сидя в президиуме, кое-что конспектировать в своем маленьком компьютере, пропуская, конечно, такие апологетические выступления, как елей о Тарасове как мыслителе Инны Ивановны Ростовцевой. От сахара бумага плывет. Все это было еще, конечно, и с огромными погрешностями вкуса. И -- здесь же, но только чуть поскромнее и потоньше, -- но тоже не без елея и сахара выступление С.Б. Джимбинова. Подобные выступления, может быть, по существу и справедливые, выдают отсутствие у людей культуры и вкуса. Впрочем, люди пожилые, хочется работать. Не удивило отсутствие Апенченко, который всегда считался только с собою, не пришел тоже бывший суворовец, как и Тарасов, Э. Балашов.
       Тарасов начал довольно ладно с двух действительно административных прорывов. Первый -- нас включили в госбюджет с реконструкцией. Пытались, но без проектно-сметной документации не включали. В этом году нам на проект дают 20 миллионов рублей. В следующий год еще какие-то большие деньги -- не запомнил. И на третий год -- 320 миллионов. Второй прорыв -- грант президента. Задача, чтобы грант был продлен. Совершенствована материально-техническая база. Приобрели два автобуса, переоборудован актовый зал, прошла реставрация библиотеки. По словам ректора, очень большие деньги были потрачены на благоустройство общежития. Есть даже план на 5 лет по работе в общежитии. Я не очень был уверен, когда ректор заговорил об интенсификации наших курсов, здесь больших денег не возьмешь. Я также не верю в призывы искать спонсорскую помощь и спонсоров. БНТ приводит в пример банк нашего бывшего студента Коровина.
       Безусловным достижением вуза стали действия, которые позволили нам сохранить, как было раньше, звание "специалиста" для наших выпускников. Вроде бы единственный ВУЗ в сфере искусства, которому это удалось, остальные этого добиться не сумели. Особенно долго и с особой гордостью ректор говорил о деятельности, связанной с научно-методической и научной работой. Это наши ученые советы, защиты, аспиранты, докторанты. Я лично думаю, что ставить на конвейер защиты и ковку докторов и кандидатов -- не наша прямая деятельность. Много говорил об издательстве, о студенческих журналах. Здесь мне показалось, что нет понимания, что по-настоящему талантливый студент со зрелой прозой или стихами -- это редкость.
       Касаясь вопросов международного сотрудничества, БНТ приводит очень кудрявый список, но мы все понимаем, что это лишь пункты его визитов. На самом деле, того международного отдела, который создал С.П., уже давно нет, он разрушен, как в английском парке, красуются руины.
       Также БНТ вдруг заговорил о премиях и наградах, о низкой активности наших студентов, которые вот даже не желают писать на конкурс. Конкурс этот БНТ сделал вместе с Солоновичем -- я об этом и о своих обидах по этому поводу уже писал. Так как проводили конкурс почти втайне от меня, то я и не мог помочь и никого из этих неактивных студентов не мог порекомендовать. Но здесь еще и непонимание творческой природы молодого писателя. Он не архитектор, который работает на заказ, он работает для того, чтобы начальники потом сказали, ах, какие мы молодцы, не станет. В конце своих пассажей с государственной прозорливостью БНТ пожелал в будущем налаживать связи со странами Восточной Европы.
       Отдельно можно выделить уже лет двадцать порхающую по Институту мысль -- ее генератором был покойный Е.А. Долматовский -- об организации музея. Мысль, как я про себя отметил, смешная, потому что организатором музея должна стать Г. Дубинина.
       Тут мне окончательно стало скучно, но, как добросовестный летописец, я решил продолжать, тем более что БНТ принялся говорить, что в условиях "демографической" ямы надо думать о работе с абитуриентами. О наших институтских кружках, которые меня несколько раздражают. Настоящие талантливые дети вырастают не в московских кружках, а самотеком едут из провинции. Об информационной деятельности. О работе на сайте Института. Но здесь и мне доверять нельзя -- я подобной работой несколько брезгую.
       На этом положенный отчет ректора закончился, дальше кандидаты на должность ректора -- т.е., опять БНТ и Миша Стояновский. Умница Миша начал с творческого процесса.
       Первым в "прениях" пришлось выступать мне. Я, конечно, не мог не сказать о том, как много было за последнее время сделано. Команда, грант, строительство, о котором думало уже несколько ректоров. Но дальше я не мог не сказать и о замечательном организационном таланте Миши. За кого я? Я отчетливо понимаю, что ректору надо дать еще срок, чтобы реализовать свои планы. В принципе -- "оба парни бравые, оба хороши". Темы у меня было две, но обе касались студентов. Здесь была мысль -- до некоторой степени полемичная тезисам ректора -- о том, что перед общественностью Институт отчитывается не количеством защитившихся аспирантов и новых докторов, а именами наших студентов. Дальше я перечислил: Р. Сенчин, О. Павлов, М. Лаврентьев, С. Арутюнов, А. Тиматков, С. Самсонов, А. Нестерина, А. Ганиева, М. Курочкин -- это наши последние "звезды".
       После меня было два очень своеобразных выступления в духе панегирика. С.Б. Джимбинов, соратник БНТ по кафедре, говорил, что БНТ надо выбрать ректором потому что, во-первых, он прекрасный ученый, а во-вторых, потому что он православный. В связи с этим я не могу не вставить в Дневник давнюю цитату из книги М.П. Лобанова, которая у меня просто ждала своего часа.
       "Как-то на узкой юбилейной пирушке у одного из литинститутских сотрудников -- поэта, переводчика Микушевича я, может быть, излишне похвалил его за верность ортодоксальному православию -- в отличие от "несчастного узника" Даниила Андреева с его фантастической мировой религией "Розы мира", и в ответ доцент нашего института Джимбинов по-петушиному клюнул меня за "православный фундаментализм"".
       Продолжу цитату, хотя вторая ее половина к делу, казалась бы, не относится, но смысл так обжигающе точен...
       "Вот ведь незадача, этот фундаментализм лепят к чему угодно -- исламский, иудейский и т. д. И ничего, "звучит". А фундаментализм православный... сам язык русский не принимает эту нелепицу, отторгает её. Ибо то, что истинно, -- не нуждается ни в каких "измах"".
       Второй выступила И.И. Ростовцева -- она просто уронила ведро елея. Ах, какой ученый, ах, ах... Не очень хорошее голосование, когда против действующего ректора вдруг проголосовал 21 человек, да еще в урне оказался пяток недействительных бюллетеней, я думаю, это возникло как реакция на выступление этих искренних и бескорыстных друзей ректора.
       15 марта, вторник. Тяжелый день, и тяжелая будет неделя. Утром с первым курсом обсуждали работу Павла Мокрушина, а днем две дипломные работы -- Димы Иванова и Вани Пушкина. Что касается пятикурсников, то это без особого блеска. Дима собрал старые рассказы, которые мы обсуждали на семинарах. Много рыхлостей, текст не всегда вибрирует. Это его "венгерский" цикл, который еще надо бы "привязать" к биографии, и рассказ, действие которого начинается на бойне. Там прекрасное начало, замечательные детали, а дальше -- история жизни и семейные страсти -- все привычно и довольно условно. Пушкин -- усложненные, но неплохо написанные притчи и сказки. Все это довольно, как и у Марка, далеко от жизни, но есть сила стилистической убежденности. Символично, что подобная усложненная стилистически литература мгновенно забывается. Но вот работа Павла -- это по жизненному материалу замечательная. Это мастер, эпик. Он очень точно нащупывает болевые места. Один его фрагмент о том, как молодая женщина собирала в своем доме некий диссидентский клуб, только чтобы найти жениха, много значит. Буквально мой сюжет. Если бы только у Павла хватило сил и терпения продолжать. А мы-то еще на приемке думали, будет ли парень учиться. Есть стилистические огрехи, и много, надо бы работать над культурой.
       Внимание и сочувствие всего мира приковано к Японии. Естественно, во всех странах думают: а что будет, если аварии произойдут на наших станциях? По всем каналам у нас сейчас идут дискуссии. У нас еще забота: а не долетят ли клочья радиации до наших Курил и Приморья?
       Из событий -- опять воровская сенсация. Воровство и примкнувшая к нему коррупция, которая является лишь другой формой воровства, это главная тема всей нашей жизни. Так вот, встречавшийся с президентом начальник контрольного управления его аппарата Константин Чуйченко доложил, что за два года в сфере ЖКХ Центрального федерального округа РФ было выведено за рубеж 25 миллиардов рублей. Здесь возникает несколько соображений. Во-первых, это в округе, которым руководит любимец Путина Полтавченко, во-вторых, эти невероятные хищения прошли мимо Счетной палаты, в-третьих, ну и аппетиты у наших домоуправов!
       16 марта, среда. Утром пошел в ЦДЛ -- там состоялась гражданская панихида по Виталию Вульфу. Сидел с самого начала и до выноса тела. Кто-то из выступивших предложил проводить аплодисментами. Когда тяжелый гроб вынесли по лестнице из Большого зала в нижний вестибюль, раздалось густое рукоплескание. Все говорили, что Вульф, дескать, был артистом. Артистом он не был, он в первую очередь был писателем, умеющим превратить одну действительность в другую. Эти хлопки показались мне неким кощунством, я перекрестился.
       Панихида шла долго, народа выступало много, и все без исключения говорили хорошо. Как пожалел, что не взял с собою маленького своего компьютера, кое-что можно было бы и записать. Сердечность и точность нашлись и у министра культуры, и у Швыдкого, бывшего министра. Несколько человек выступило из зала, вне списка, это были бакинцы, буквально школьная подруга покойного и бывший его ученик -- один год, оказывается, Вульф преподавал в десятом классе.
       Я все время ждал Доронину, потом узнал, что она накануне подвернула ногу, отменили несколько спектаклей. Не было и
    Н.Д. Солженицыной -- они, кажется, работали вместе с покойным чуть ли не в Институте рабочего движения, в молодости. Трогательно было выступление Спивакова. Леня Колпаков потом по телефону рассказал мне, что встретил маэстро с его скрипкой в футляре на улице -- шел в ЦДЛ. Я уже видел, как Спиваков аккуратно и тихо появился из-за кулис, встал, не привлекая к себе внимание, потом так же тихо, ушел. Звук был полный, печальный и густой.
       Само по себе смотреть на цепочку людей, постепенно двигающуюся от одной двери зала через сцену, на которой стоял огромный лакированный гроб, на выход к другой, было интересно. В основном здесь была творческая интеллигенция, но и несколько просто любопытных бабок-зрительниц. Почти для каждого здесь был свой маленький бенефис. Цветы, платье, движение. Виталий лежал успокоенный, даже красивый, по обыкновению без галстука, в одном из своих нарядных пиджаков.
       Я сам иногда давился слезами, но думал не только о покойном Виталии, но и о себе. Цветов была уйма, я даже подумал: неужели столько цветов нашлось в Москве? Как я уже написал, говорили все хорошо, но мне показалось, что близко к сердцу все принял Эрнст. Я вспомнил рассказ Вульфа, как они с Эрнстом обедали, и тот пригласил его работать на канале.
       Во время трехчасового сидения на панихиде я вдруг почти увидел пьесу, связанную с рассуждением старого человека о смерти. Наверное, не напишу, держат мелочи.
       Вернулся домой около четырех и через час поехал в Большой театр. Это поручение комиссии по премиям Москвы. Иногда я начинаю стонать, что у меня слишком много общественных нагрузок, но именно они дают возможность много узнавать. На этот раз Большой театр выдвигает на премию танцовщика Дмитрия Гуданова за исполнение роли Феба в "Эсмеральде". Я помню постановку "Эсмеральды" Бурмейстера в театре Станиславского и Немировича-Данченко пятидесятых годов, но никогда не видел постановки Мариуса Петипа. В Большом идет именно эта версия с дописками и вмешательствами -- восстановил балет Юрий Бурлака. Это интересно, потому что это еще и праздничный и роскошный имперский балет. Денег не жалели, но и билеты недешевые. Теперь собственно о исполнителях. Гуданов опытный и вполне точный танцовщик, но той харизмы и высокого полетного начала, которое так бросалось в глаза, когда я смотрел точно так же на премию еще в самом Большом театре, а не на новой сцене, "Пахиту" с Цискаридзе, у Гуданова нет. Мне показалось, что и внутренне образ только намечен. Но, в принципе, дать премию можно. Не очень понятны мотивы этого выдвижения, но воля Большого театра это достаточно серьезно, наверное, здесь есть свои сильные аргументы. Что скажут другие? Значительно больше мне понравилась прекрасная пара -- Анастасия Сташкевич и Денис Медведев -- Эсмеральда и поэт. Оба еще и прекрасные актеры. Часто им хлопали, особенно Сташкевич, не за технику, а за редкий дар трагической актрисы. Но уверен и в Медведеве, который, видимо, совмещает в себе и дар героического и характерного актера.
       Запомню и две других фамилии -- Анны Тихомировой и Александра Смольянинова. Они танцевали "вставной балет" "Диана и Актеон" и, как помечено в программке, впервые. Это было просто грандиозно, особенно Смольянинов. Зал бушевал.
       Вернулся уже в двенадцатом часу и принялся варить борщ. Пришли письма от Марка и от Семена Резника. Надо отвечать.
       17 марта, четверг. Сел за комп, но предварительно посмотрел новости. Здесь уже ни реактор в Японии, ни новая акция Медведева -- жена вратаря "Зенита" Вячеслава Малафеева разбилась на "Бентли". В ее машине находился еще мужчина, который сейчас в больнице. Что меня здесь взволновало -- этот спутник? Я надеюсь и уверен, что это родственник, знакомый, сосед по дому. Или меня, завистника, взволновала самая дорогая в мире машина?
       В два часа поехал в Институт. Я продолжаю свой "Клуб выпускников". Сегодня у меня мои бывшие ученицы Лена Нестерина и Таня Тронина. В объявлении о клубе сказано, у одной двадцать книг, у другой пятнадцать. Лена работает в издательстве, она замужем за Максимом Курочкиным. Рассказала историю их отношений. Это я осторожно спросил у Лены, потому что помнил, что Максим вроде бы был женат на Ворожбит. Ворожбит, оказывается, была подругой Елены. Но когда Максим и Елена поссорились, и Елена с подробностями рассказывала о своей попранной любви подруге, та просто увела ее парня. Но вот, оказывается, в любви все же побеждают прямые ходы. Слава Богу, соединились. Максим сидит, нянчит малыша, а вот Елена приехала в Институт. Елене уже сорок, а я помню ее еще девочкой. Таню Тронину я помню, потому что у нее на первом курсе уже был ребенок, и она писала этюды на обратной стороне каких-то милицейских ориентировок. С бумагой в начале "перестройки" было туго. Муж у моей студентки был каким-то районным ментом.
       Девочки говорили очень точно и интересно. О книжном рынке, как пробиваться, как разговаривать в редакции. Обе владеют технологией работы, каждая в своем жанре. Одна пишет женские сентиментальные романы, другая детскую литературу. Ту литературу для подростков, которую когда-то писал Анатолий Алексин.
       Вечером смотрел по "Культуре" передачу о балерине Наталии Макаровой. Какой удивительной выразительности и красоты женщина. В ее танце есть удивительная законченность и непредсказуемость жеста -- руки говорят сами. Карьера, конечно, после такого внезапного "бегства" на Запад получилась блестящей. Все есть: слава, муж, сын, видимо, богатство. Но вот останется ли хотя бы такая же легенда, как после Плисецкой, которая все вытерпела на родине? А ведь судя по тому, что я видел, балерина не меньшего калибра. В связи с этим думал и о своей судьбе.
       18 марта, пятница. День только начался, а я уже за компьютером и Дневником. Одна новость прошлого вечера, а вторая свежая, утренняя. Сначала, что касается вечерней программы. Уже закрыв файл с Дневником, чуть ревниво протащился со своей фамилией по Интернету. Ничего обнадеживающего не было, как вдруг выскочила небольшая заметочка Захара Прилепина. Сделано было, видимо, еще в прошлом году, но это так порадовало меня в году нынешнем.
       "Помню, это было в середине 90-х. Я тогда очень переживал по поводу противостояния меж писателями-либералами и писателями-патриотами. Я-то, конечно, был за красно-коричневую сволочь всей душой.
       Но меня тогда несколько печалило, что среди "наших" -- нету писателей, скажем так, европейских. Один Лимонов. Мне казалось странным, что либеральные реформы в русской литературе не приняли в основном только те писатели, что пишут в своих сочинениях "неторопко", "понеже", "поди" и "помоляся".
       Я сам вырос в деревне и могу на таком языке разговаривать.
       А мне хотелось, условно выражаясь, чтоб красно-коричневая сволочь могла предъявить в ответ на, скажем, Битова соразмерную фигуру.
       И тут, наконец, я ознакомился с сочинениями Есина.
       Есин только во-вторых, как я уже выразился, "наш" -- т.е.:
       -- гражданин, ни разу не отрекшийся от "левых" идеалов, хоть сам из семьи репрессированного,
       -- писатель, который позволял себе публиковаться в "Нашем современнике", когда этот журнал воспринимался как приют черносотенцев и негодяев,
       -- и человек, прямо заявлявший уже в начале 90-х о том, что происходящее в России -- отвратительно.
       Это сейчас, повторяю, такое может всякий себе позволить -- а тогда для этого мужество было нужно: отрицающий пресвятую демократию человек автоматически становился изгоем в "приличном обществе".
       Вот Есин повёл себя мужественно, факт.
       Ну а во-первых, Есин -- это отличная литература. Более всего, помимо классического уже "Имитатора", я люблю романы "Сам себе хозяин" и "Затмение Марса".
       Вообще я всё, или почти всё читал у Есина -- он разнообразный, неровный, но это всё равно мастер, каких у нас поискать. Писатель с интеллектом в России (интеллект Есина виден уже на уровне языка, оптики, писательской походки) -- редкость, что ни говори.
       Ну и дневники Есина -- просто упоительное чтение. Безусловная вершина жанра. Они издаются часто -- и если кто не читал -- рекомендую.
       Сергей Николаевич! Поклон Вам!"
       Как живительны подобные высказывания в моей пустыне гордыни и неприязни. Я, правда, человек мнительный, во многом вижу некое обостренное ко мне отношение, считаю эти сладостные моменты унижения. Ну да ладно, начнем, как говорится, сначала.
       Днем в два показал своим студентам документальный фильм "Две династии", который привез из Гатчины, но еще утром... Утром прочел дипломную работу Саши Абрамовой, за которую боялся браться. Саша много болела, мне казалось, что отлынивает. Как написала в автобиографии, работала в хосписе, где-то медсестрой. Зачем это все, не отговорки ли? Где здесь движение души, а где простая материальная заинтересованность? Еще раз убедился, что опыт всегда помощник писателю. Работа оказалась и точной и грамотной. Легко и быстро прочел. Опять удивился: неужели я всех этих ребят научил. Опять подумал о своем, никогда еще не сформированном опыте, сначала -- личность, ощущение у студента душевной полноты, а потом уже пойдет и проза. Успокоившись по поводу Саши Абрамовой, поехал работать над духовным миром своих новых молодых балбесов.
       Все, как миленькие, собрались в третьей аудитории, внимательно смотрели, даже потом, когда я предложил показать им еще что-нибудь через две недели, потребовали организовать следующий просмотр уже в следующую пятницу.
       В пятом часу встретился на пороге бывшего Радиокомитета с Женей Широковым, с которым еще раньше договорились пойти навестить Галину Михайловну Шергову. Здесь необходимо дать некоторые пояснения. С Женей мы были самые молодые главные редакторы в Комитете и всегда издевались над нашими старыми коллегами. Но и сейчас мы не лучше и не моложе. Женя вспомнил даже стишок, который мы, перехихикиваясь, тогда сочинили с ним во время коллегий.
       Г.М. теперь живет со своей старшей дочерью в высотном доме на Котельнической. Это бывшая квартира Мордюковой, в которой она жила вместе с сыном. Опускаю некоторые подробности ее первоначального состояния. Сейчас хорошо, нарядно, уютно, с балкона открывается уникальный вид на Москву-реку и Кремль. Я принес Г.М. книжечки, в их указателях часто встречается ее фамилия.
       Нас с Женей ждали. Г.М. как бы вовсе и не изменилась, чуть-чуть поплыло лицо, но голос все тот же звенящий, молодой, неповторимый и драгоценный. Накормили полным обедом: суп, потом домашние пельмени. Изредка, чтобы что-то подать, появлялась женщина, которая помогает по хозяйству. Даже немножко выпили какой-то водки с лимоном. Разговор вскоре приобрел тот летящий, поднимающий душу характер, передать отдельные детали и фразы которого невозможно. Г.М. вспомнила, как сказала по поводу какого-то моего старого кругозорского материала, что написан он "по-писательски". Возможно, так оно и было.
       Ушли уже в девятом часу, ощущение светлое, будто побывал в собственной юности. До Дзержинской площади, чтобы ехать без пересадки, шел пешком.
       19 марта, суббота. Всегда я простуживаюсь на похоронах. Пить антибиотики я начал еще со вчерашнего дня, с утра. И чего, спрашивается, без шапки стоял на выносе в Доме литераторов. Прости, Виталий. Как-то на лету оборвалась биография. Кто теперь будет так прелестно картавить.
       Что сегодня беспокоит и волнует, это неожиданное для меня зарубежье: наводнение и атомная катастрофа в Японии и начавшаяся вечером бомбардировка войсками Франции Ливии. Предположим, в Каире мы видели массы протестующего народа, а что в Ливии, может быть, просто очередной мелкий бунт? Медведев уже объявил Каддафи персоной нон грата, приказал не вести с семьей никаких дел. Почему мы так быстро отдаем ливийскую нефть Франции, Англии и Америке? Это я почти изложил то, что сегодня говорили по "Эху Москвы", но это и мои соображения, которые бродят уже несколько лет. Но вот почему плохо у нас в стране, я не думаю, все уже очевидно. Где-то даже провели акцию против "Единой России" под девизом -- "Е.Р. партия воров".
       Но Россия прелестная страна. На фоне всего вышесказанного, что свидетельствует о мудрости нашего руководства и замечательном уровне нашей жизни, в "Коммерсанте" появилась символическая заметка: ""Красная звезда" раззвездилась перед президентом". Здесь иронизируют, что в газете фамилия президента и ее производные прозвучала 64 раза. "При этом за все предыдущие 43 номера 2011 года господин Медведев присутствовал в текстах 317 раз, то есть в среднем всего по 7,4 раза за выпуск". Занятно и то, что в 50 фотографиях номера президент присутствует на 13-ти. Такой "частотности" не удостаивался даже Брежнев.
       И самое последнее. Ашот бросил мне в почтовый ящик небольшую распечатку еще одной заметочки. Здесь некие размышления по поводу своеобразного дела Михаила Плетнева, в котором сначала все видели лишь козни Госдепа, продолжающего свои разборки с Москвой. Анна Чапман и прочее. Но оказывается, как уверяют таиландские журналисты, активность таиландских полицейских связана с другим. Они уверены, что Михаила Плетнева сдали русские спецслужбы. Дальше идут занятные сведения о докладе, якобы представленном силовиками Путину, в котором говорится о вреде, которое наносит России "голубое лобби". Фамилий, кроме фамилии Плетнева, в этой заметочке еще только две... "...гомосексуальный протекционизм охватил не только привычные сферы, например, культуру, где благодаря таким министрам, как Михаил Швыдкой нетрадиционная ориентация стала практически обязательной для продвижения по службе, и шоу-бизнес, символом которого в России является Дима Билан".
       Продолжаю, дабы тенденцию распространять справедливо и на другие области общественной жизни. "По мнению аналитиков, "голубое лобби" является действующей силой во множестве органов законодательной, исполнительной и судебной власти. Встречаются также примеры неформального объединения людей нетрадиционной организации в правоохранительных органах МВД и прокуратуре". Коррупция на коррупцию.
       20 марта, воскресенье. Вчера вечером отослал Захару Прилепину небольшое послание по телефону, к счастью, у меня был номер.
       "Дорогой Захар, только что сыскались слова, которые ты написал обо мне еще в прошлом году. В какой-то мере это совпало и с тем, что я под одеялом думаю о себе. Спасибо тебе. Для меня это было очень важно".
       Вскоре получил такой ответ, тоже по сотовому телефону:
       "Дорогой Сергей Николаевич! Как прекрасно, что мой скромный спич все-таки добрался до вас!
       Я вас очень почитаю по очень высокому гамбургскому счету. За год я поздравил только Лимонова, Распутина, Проханова и вас. Этим все сказано!"
       Еще с вечера собирался съездить на Донское кладбище -- сегодня день рождения у Вали, сходить на выставку рисунков Феллини, которую открыли в новом Доме фотографии на Остоженке, тоже не сходил. Такая смертельная вялость, кашель. А тут еще по радио известие о смерти депутата Виктора Илюхина. Только вчера или позавчера слышал его выступление по "Эху". Был здоров, не жаловался, внезапно дома стало плохо, "скорая помощь", как и положено, не доехала. Очень толковый, смелый и умный был человек. Компартия без него, конечно, обеднеет.
       В связи с днем рождения Вали звонила из Берлина Лена и Слава Басков, вот трое мы об этом и помним. Сердце болит.
       Дома занимался разбором газетных завалов, кое-что посмотрел, оставил последнюю "Литературку" с большим телевизионным обзором Александра Кондрашова. Среди прочего о передаче с участием Н.Д. Солженицыной:
       "Удивительно на фоне нынешних разговоров о десталинизации было упоминание о болезни Александра Исаевича, рак ему оперировали в лагере, а потом его, ссыльного, в ташкентской больнице "обстреливали радиологической пушкой". Нам-то с экранов вдалбливали, что в ГУЛАГе убивали десятками миллионов! Интересно, а сейчас в лагерях рак оперируют, бомжам химиотерапию делают? Говорили и о сокращенном для школьников варианте "Архипелага", жаль, что ведущий не спросил: почему книга не снабжена комментариями историков? С учетом современных знаний цифры там слишком эмоциональны и преувеличены. Многие же принимают это художественное исследование за подтвержденный архивный документ, канон и потрясают им как вещдоком".
       Уже к концу дня написал письмо в Филадельфию.
       "Дорогой Марк! Наше дело правое, но проигранное, а победа будет за нами. "Позолота вся сотрется, свиная кожа остается". Уже три месяца Дневников за 2010 у меня взял еще один старенький альманах. Какая-то у меня инстинктивная торопливость. Слов невероятной благодарности не говорю, сами знаете, что значит для меня Ваш внимательный взгляд. Литературная кухня работает. Собирается уже и полностью год 10-й. Шлите мне весну 2010-го, я его приложу к делу, а я Вам в ответ высылаю "Лето". С.Н.
       Р.S Я уже самостоятельно научился "прикреплять файлы". У меня этот момент затянулся, Тони Блэр, когда он ушел в отставку, учился отсылать смс-ки. Ума не приложу, как наш президент все время сидит в своем блоге! "А время где, Зин?" Какой ужас на Ближнем Востоке. Воспоминания о будущем: Б.Н. Ельцин дает команду расстрелять Белый дом".
       21 марта, понедельник. Пью антибиотики, и сотрясает кашель. Температуры, как всегда, нет, тяжелый и затяжной бронхит. Писал ли я, что М.О. Чудакова подарила мне свою новую, роскошно изданную книгу, "Щелкунчик и Крысиный король. По мотивам одноименного фильма А. Кончаловского"? Книгу я, конечно, прочитаю, но пока взялся за сам фильм, который все ругают. Фильм смотрел полубольным и часть времени проспал, но все же, мне кажется, он какой-то двойственный, рассчитанный и на нашу, и "ихнюю", т.е. американскую, малышню. Смотрится, но не вдохновляет. Во всем есть какой-то тайный расчет, а не просто выплеск чувств. Возможно, здесь какой-то продюсерский нажим. Я даже посмотрел другой фильм Кончаловского, о том, как этот "волшебный" фильм делался. Много любопытного, но все равно прощупывается основная тема -- продать зрелище. Не знаю. Теперь, когда выдастся свободное время, сяду в кресло и прочту эту историю. Заранее представляю, что М.О. нашла в фильме -- а оно и есть -- что-то свое, родное. Противопоставленное "тоталитаризму".
       Сегодня было какое-то двойственное и непонятное выступление Медведева. Он за резолюцию ООН, которая разрешает бомбить Ливию, т.е. войска диктатора, но одновременно говорит о гуманности. Застрельщиком в военных действиях против Ливии оказался Николя Саркози. Правда, несколькими днями раньше Каддафи сказал, что Ливия давала деньги на выборную кампанию мужа Карлы Бруни. Разве это не повод для вмешательства? Самое главное, что Каддафи не сдается.
       22 марта, вторник. Утром, честно говоря, думал, что могу умереть. Правда, я всегда знаю, что могу расходиться. Все-таки собрался, выпил кофе, сел в машину и уехал в Институт. С одной стороны, какое счастье, что я еще востребован и работаю и счастлив от работы, с другой, как все-таки это тяжело, как трудно все помнить, знать, блистать и блестеть. С каким скрипом движется жизнь. Вчера и позавчера было так плохо, что даже не смог, вернее не осмелился поехать в крематорий к Вале. Здесь мне совсем плохо, я иногда думаю, что в моей неотвязной с ней соединенностью есть какая-то патология. Я все время, утром и днем, думаю о ней, мне кажется, что ей без меня скучно и она зовет меня. Не обратиться ли мне к психоаналитику? Как никогда я чувствую свою вину перед нею.
       Если о "школьных" делах, то, как обычно последнее время, веду два семинара -- утром "молодняк", а уже в два часа разбирали дипломную работу Саши Абрамовой -- "старики". Я к этой работе все-таки отношусь лучше, чем все остальные мои семинаристы. Кое-что в ней поправили. Вечером меня ждал сюрприз -- пришел Леша Упатов, мой выпускник прошлого семинара. Это уже из другого племени, чем Таня Тронина и Лена Нестерина. Но Леша также говорил о моем, вернее нашем семинаре, о том фундаменте, который он всем дал. Вспомнили наших совершенно гениальных ребят Каверина, Ильина, Соловьева -- все не пишут, но какие фантастические подавали надежды. Сам Леша сейчас занимается рекламой, кажется, ее критикой.
       В "ящике" и по радио все разговаривают о неких распрях между Путиным и Медведевым по поводу Ливии. Путин считает, что против нее объявлено что-то вроде крестового похода. Медведев полагает такие выражения недопустимыми. Но долго поплясать на эту тему прессе не удалось. Довольно быстро пресс-секретарь Путина сказал, что Путин высказал свое частное мнение, а Медведев -- позицию России. Медведев, кстати, высказывал это мнение, одетый в кожаную меховую куртку с вышитой на груди эмблемой и надписью -- "верховный главнокомандующий". Мне ближе точка зрения Путина. Каддафи, несмотря на ракетные залпы с кораблей и подводных лодок союзников по новой коалиции -- где нефть, а Ливия один из основных ее поставщиков, там и коалиция, -- держится. Самое интересное, что военные удары не мешают войскам Каддафи бороться с повстанцами. Все очень похоже на гражданскую войну.
       Вечером заезжал Игорь Пустовалов, говорили о театральной молодежи.
       23 марта, среда. Боюсь, что Дневник теряет общественный пафос. Сидел дома, читал магистерскую диссертацию Машкова -- все здорово. Паренек послушал мои советы и расширил первоначальный замысел. Вместо единственного романа "Это я -- Эдичка" Алексей Машков привлек к анализу и другие романы: "Палач", "Последние дни Супермена", "Иностранец в смутное время". Для меня все это романы нечитанные. Здесь я еще раз подумал, сколько всего выходит, если даже одного из самых мною почитаемых авторов, книги которого собираю, я не прочел.
       Отобрал также два фильма, которые собираюсь показать своим ребятам в пятницу. Но это уже фильмы с прошлогоднего фестиваля документальных фильмов. "Занавес" -- про маленький театр в провинции и фильм о фотографе, о котором я уже писал раньше. Кассеты пришлось завозить на работу, потому что Илья Кравченко в пятницу на работе не будет, он все хотел бы зарядить и проинструктировать кого-либо из моих ребят. Посмотрим, как и что из этого получится.
       Время я не рассчитал и приехал к театру Калягина минут на сорок раньше, чем мы договаривались с Сашей Колесниковым. Мне с ним всегда интересно, он не только очень знающий человек, но и прекрасный собеседник. Саша часто ходит в театр по линии СТД и меня прихватывает с собой, чтобы обменятся мнениями. "Излишек" времени, получившийся из-за моей нерасчетливости, привел к небольшому кафе. Съел за 160 рублей кусочек штруделя и выпил чашку чая. Это масштабы цен города, в котором больше всего в мире миллионеров. Напротив меня сидел и что-то писал на компьютере какой-то парень. Для них это время уже обжито, и он не боится, что официантка заорет на него: "Чего расселся, не дома".
       Шла шекспировская "Буря" с Калягиным в главной роли. Было прекрасное начало с роскошной телевизионной бурей, с игрушечным корабликом, спускавшимся на тросике, вспышками молнии. В спектакле техника все время демонстрировала свои чудеса: то откроется на пневматике люк, то Просперо очертит магический круг из горящих крошечных лампочек. По-настоящему, словно в романтических балетах начала девятнадцатого века, летал дух воздуха Ариэль, который, правда, в данном спектакле был перевоплощен в женщину, но летала, говорила и двигалась по сцене эта молодая дама прекрасно. Каждое слово, которое произносил Калягин, было весомо и значительно -- бывший В.И. Ленин свою замечательную харизму сохранил. Тем не менее, спектакль местами откровенно скучен, пьесу несколько пообрезали, выхватив из нее "лакомые", пахнущие "сегодняшним ветром" кусочки. Поставил спектакль знаменитый Стуруа, все это несколько устарело -- не всегда старые львы так же ловки, как молодые охотники.
       24 марта, четверг. Утром по телефону "пообщался" с Пашей Слободкиным, который долго рассказывал о московских делах. Общий вывод: всё становится круче, Собянин закручивает гайки, происходит смена аппарата. Я полагаю, что все происходящее как-то идет на пользу Москве. Прежней вальяжной и старческой "свободы" не будет. Паша говорит, что вместо 80 концертов у него спущено планом 150. Цены на билеты повышены со 150 до 300 -- Москва на всем собирает деньги. Все силы мэр бросает на строительство метро, которое должно будет соединить спальные районы с центром. Вроде бы в планах и сокращение количества театров. Поговорили о том, что теперь управление культуры начинает работать в 8 утра. Но вот через неделю мы переведем на час вперед стрелки часов и начнем работать в семь. Мы приближаемся к выверенному столетиями распорядку еще романовской империи. Отдельный разговор о комиссии по наградам и званиям. Существует ли она или нас из нее просто выкинули?
       Потом позвонил Женя Широков, вспомнили о нашем визите к Шерговой. Еще раз поговорили о ее острейшем уме, памяти и выдержке -- и это в 88 лет! Какова стойкость!
       Из событий: лечение зубов. Зубные врачи, как известно, самый разговорчивый народ -- им надо держать клиента в кресле.
       Встреча президента с представителями "современного искусства".
       Следственный комитет предъявил бывшему начальнику московского метро Дмитрию Гаеву -- вот уж боевая фамилия -- обвинение в мошенничестве и в чем-то еще. Пока известно следующее: этот чиновник оформил как собственное изобретение автоматическое пропускное устройство в метро и таким образом, как новатор и изобретатель, попользовался 112 миллионами рублей. Адвокат, естественно, утверждает, что Гаев ни в чем не виноват, суд, естественно, даст ему какой-то мизер.
       Что касается нашего президента, то, как видно, он набрался сил и теперь ведет такую же веселую пропаганду себя к новым выборам, как и его предшественник. Какова будет теперь схватка за власть! Но основное, что в глазах наших чиновников произошло во время встречи "новаторов" с "компьютерщиком и блогером", это знание: президент любит новаторское искусство. Внимание, реализм в опасности! Или я не знаю наших чинодралов. Как теперь это в ближайшее время ударит по моим друзьям?
       Когда ходил в зубоврачебную поликлинику, по дороге на развале за 60 рублей купил остроумную и веселую книгу моего старого знакомого Рогволда Суховерко. Мы много раз встречались на радио, он был актером в "Современнике". Принялся читать и прочел довольно много, здесь удивительные шутки, оговорки и розыгрыши в театре на фоне жизни и биографии. Но все время идет какое-то подловатое подтрунивание по поводу текстов в спектаклях на революционную тематику -- "Большевики" и что-то еще, на чем театр и актеры делали себе карьеру. В свое время -- это уже другой театр -- Калягину дали четырехкомнатную квартиру после того, как он сыграл не "Тетку Чарлея" в кино, а во МХАТе В.И. Ленина.
       25 марта, пятница. Сразу же, как проснулся, принялся читать книгу Рогволда. Он не только талантливый мемуарист, но и умный и много читающий человек. Возможно, его оценки не всегда справедливы, но, тем не менее, они заставляют задуматься. Литературоведение актера.
       "Когда я получал удовольствие от "Мёртвых душ", страна наслаждалась публикацией "Мастера и Маргариты". Я, только что отложивший Маркеса и Гоголя, искренне не мог понять, откуда такая всеобщая радость, почему, по какому поводу?
       Ничего особенного в этом романе мне обнаружить не удалось. Нет, конечно, есть просто лихо написанные сцены на прудах, в "Варьете", в Грибоедове; есть очень удачные моменты у Коровьева и Азазелло -- и... и всё! Остальное -- я просто не понимаю, о чём.
       Что за глубина, что за новизна в трактовке библейского сюжета?
       Образа Мастера нет вообще, да и Маргариты лучше бы не было -- если у Мастера никаких индивидуальных особенностей, то у Маргариты столько взаимоисключающих черт, что и этот образ нереален.
       Сумбурный бал, на котором ничего не происходит.
       Полёт над ночной Москвой просто плохо написан, даже сравнивать с классическим полётом в Петербург на чёрте нельзя.
       Я до сих пор не могу понять, какие глубины мысли обнаружили здесь критики-булгаковеды. Нет там никаких глубин! Нет там никаких потаенностей.
       Я понимаю, что ко всему этому надо относиться спокойнее и с пониманием. Ведь должны же быть булгаковеды, потому что есть горьковеды, марковеды, маякововеды, бабелеведы и много-много других ведов".
       Я еще вернусь к размышлениям Рогволда Суховерко дальше, но замечу, что, судя по книге, актерское мастерство и работа давалась актеру легко, он много шутит, умен, эрудирован, порой Идок, но вот что показательно -- в театре у него, кроме вводов, по его же признанию не было ни одной центральной роли.
       Я перечитал всего Булгакова и хочу сказать всем его поклонникам: не ищите вы того, чего у него нет!
       Не ищите у Михаила Афанасьевича антисталинских мотивов. Нет их у автора "Батума" и "Кабалы святош", и меня всегда изумляло стремление, казалось бы, думающих, а лучше сказать, мыслящих режиссёров обязательно поставить эту пьесу про Мольера, главная мысль которой -- счастлив художник, которому покровительствует, которого направляет самый мудрый, самый великий человек в стране. И главное счастье для Художника, для Творца -- это лизнуть из последних сил царственную жопу, а там хоть и помереть... И сам себя можешь считать гордостью нации; если таковым тебя считает первый человек государства, неважно -- король ли, генсек ли...
       "А "Театральный роман" вообще читать грустно. Заброшенный волею судеб, а точнее -- распоряжением вождя, в Художественный театр, будучи там пятой спицей в колеснице, он завистливо издевается над своими случайными товарищами. Да уж не настолько они бездарны, насколько кажутся скромному сотруднику литчасти знаменитого театра, иногда выходящему в массовках".
       Есть определенная польза в чтении добротных мемуаров и записок. В них иногда появляется то, что ты или боишься сказать или не решаешься, а иногда и не можешь до конца сформулировать. Еще один литературный пассаж, который не могу пропустить.
       "Великий фронтовой поэт-лирик (критика называла его "наш Киплинг" -- этим ярлыком в одни времена осуждая, в другие -- поднимая на щит), крупнейший литературный бонза. Власть необычайная -- сколько человеческих судеб у тебя под рукой (но главная забота, естественно, судьба собственная)!
       И, конечно, не забыть, как после общественного просмотра нового симоновского спектакля (кажется, это было "Из записок Лопатина"), на обсуждении встал очень симпатичный молодой человек (таких сегодня называют "ботаниками" -- субтильный, в очечках, видно, что студент-гуманитарий) и спросил не ёрничая, без вызова, без обличительного пафоґса, а даже, как мне показалось, внутренне мучаясь: "Когда мы должны вам верить, когда вы говорили правду -- тогда или сегодня?"
       Это пока все по Суховерко, буду читать дальше. К 12 часам собрался и полетел в Институт. Сегодня здесь для первого курса объявленный сеанс документальных фильмов. На этот раз я решил показать так любимые мною "Занавес" и "Глубинка. 24х36" , которые я показывал в прошлом году. Народа было довольно много. Даже Зоя привела ирландок, которым она должна была читать что-то сегодняшнее. Они все говорят на русском, но к их удаче "Глубинка" была еще снабжена титрами на английском языке. Кажется, всем очень понравилось. В конце я спросил ребят: ну как, хотите в пятницу еще кино или сделаем перерыв? К моему удивлению, все ответили довольно дружно -- хотим еще.
       В шесть на своем сверкающем "мерседесе" подъехал в Институт мой сосед Анатолий Жуган, и вместе с ним пошли в Детский театр на спектакль Камы Гинкаса. Последний раз я был в театре еще с Валей, здесь сейчас многое изменилось. Все прекрасно обустроено: фойе, зал, новые кресла. Визит связан с комиссией по премиям Москвы. Значит, хорошо посадили и даже дали программку. Опять вспомнил Валю, потому что в программке стоит имя Игоря Ясуловича, не только ее знакомого -- она, как я уже писал, в школе играла с ним в самодеятельности, -- но и моего. С Игорем мы вместе снимались в ранней юности в "Аттестате зрелости". Перед спектаклем зашел в кабинет к Генриетте Наумовне Яновской -- главному режиссеру. С нею меня тоже связывает давнее знакомство. Помню, в ее кабинете мы снимали какую-то передачу в начале "перестройки", и здесь же сидела М.М. Плисецкая.
       Тут же нас с Анатолием, который ужасно конфузится при знакомстве со знаменитыми людьми, принялись поить чаем. Начался разговор, до спектакля оставалось еще минут пятнадцать. Г.Н. несколько погрузнела, но по-прежнему увлекательна в разговоре. Я спросил о сыне, которого хорошо запомнил при последнем нашем свидании. Это был молодой симпатичный еврей, с подчеркнутыми пейсами и другими атрибутами своей религиозной погруженности. Спросил и чуть ли не пожалел. Здесь почти трагедия. Давиду сейчас уже сорок лет, он живет в одном из городков в Израиле, у него восемь детей. Он целиком и полностью погружен в религию, изучает религию, не работает, а живет на какую-то специальную стипендию. Приблизительно так же воспитаны и его дети. Огромное количество ограничений для встреч с родными, бесед с ними и контактов. Я вспомнил, что у этого парня, который до того, как обзавелся пейсами, была когда-то очень неплохая пьеса, но тогда он ходил в джинсах и носил "ирокез". Для Г.Н. сейчас такое положение сына кажется трагическим. Я подумал: какое это счастье -- такая искренняя и полная вера в Бога, как бы мы его ни называли, Иеговой, Магометом или Христом.
       Потом разговор перешел на Каму Гинкаса, мужа Г.Н., и она поразительно красочно, все время точно цитируя большие куски, начала рассказывать о его постановке "Гамлета" в Красноярске. Судя по ее рассказу, это действительно было что-то невероятное и, тем не менее, понятное, с привычным каноническим текстом. Сразу же вспомнил спектакль "Гамлет" Фокина. Я мог бы слушать и дальше, но пришли новые гости, и я освободил гостевое ристалище. Гостями были какие-то интеллигентного вида еврейские дамы. Надо сказать, что и театр был густо населен той прослойкой населения, которую можно назвать -- "свои". А вот спектакль "Медея" в постановке Гинкаса был превосходен. Три или четыре актера работали прекрасно, но особенно я бы выделил героиню .
       Вечером звонила Г.М. Шергова, радостно пощебетали о последних событиях, договорились встретиться в следующем месяце.
       26 марта, суббота. Я в восторге от того, что Каддафи держится. По телевидению идут баталии по этому поводу. Если включают зрительское голосование, то симпатии зрителей всегда и с огромным перевесом на стороне не американцев. Бедную Ливию бомбят, бреют самолетами, но все не так однородно, как видят наши и чужие демократы. Определенно американцы и французы влезли во внутренние разборки народа. В одной из передач остроумно заметили, что поддерживающая Каддафи армия тоже народ. По крайней мере "ливийский диктатор" кое-что у "повстанцев" отбил.
       В Интернете бродит такой анекдот:
       "-- Ты не знаешь, за что бомбят Каддафи?
       -- За то, что угнетал свой народ бесплатной едой, дешевыми кредитами и бензином по 14 центов...
       -- Вот оно как! Слава Богу, у нас есть "Единая Россия", которая никогда не допустит в стране такого беспредела!"
       С восхищением наблюдаю, как Япония борется со своим несчастьем, вот что значит мононация. Ни одного случая мародерства, представляю подобную ситуацию у нас. Все восстанавливается с невероятной скоростью и самоотверженностью.
       К трем часам дня поехал на Кутузовский проспект, где в библиотеке расположился культурный центр А.Т. Твардовского. Здесь сегодня идет презентация книги Светланы Николаевны "Солженицын и колесо истории". Ну, как я мог не пойти? Тем более знал, что речь пойдет о Владимире Яковлевиче. Народа в "центре" оказалось немного. Сейчас автор борется за каждого человека, который приходит к нему на встречу. В качестве выступающих гостей были: Вал. Осипов, литературовед Водолазов, я, а потом подгреб литературовед и критик Есипов, живущий в Вологде.
       Начала все Светлана Николаевна, которая рассказала об истории выпуска книги, когда или сам Солженицын или его присные остановили в печати уже готовую книгу. Книга вышла только благодаря издателю Сергею Николаевичу Дмитриеву, с которым я знаком. Как только Солженицын скончался, книгу запустили в печать. Все тот же спор между себялюбивым автором и литературой. В книге были напечатаны новые материалы, в частности письма Лакшина к Солженицыну. Всем могло показаться символическим, что работа Солженицына "Бодался теленок с дубом" входит в собрание, а вот огромный ответ Лакшина не был помещен ни в библиографию книги Сараскиной, ни в энциклопедические словари. По словам С.Н., в "Зернышке" Солженицын любовно связывает себя то с "зернышком", то с "теленком" -- знаменитый автор сказал, что в известной мере Лакшин был прав. Я уже приводил в Дневнике точку зрения некого энциклопедического редактора, что расширенной библиографией они не хотели "огорчать" очень немолодого автора.
       Дальше С.Н. говорила об эволюции, не знаю уж, слов ли, взглядов ли маститого писателя. До высылки Солженицын писал о нравственном социализме, а уж после ни о каком социализме с человеческим лицом речи не шло. Говорили о С.П. Залыгине, взявшемся печатать "Теленка", в котором был дух несправедливости. Но когда Лакшин ответил на эти инвективы, то его работу не взяли ни "Новый мир", ни один из журналов. Ответ нашел только зарубежного издателя, а у нас он появился лишь в 1994-м, через 4 месяца после смерти Лакшина, в "Литературном обозрении" благодаря мужеству Тер-Акопяна и Лавлинского.
       Вся эта проблема показала, что наша либеральная интеллигенция идет на подлог, на замалчивания невыгодных ей фактов. Раньше были отговорки -- цензура. Сейчас -- то же самое, а иногда и покруче делают "светлые люди".
       Св. Ник. останавливается на том, что в последней книге Турґкова, когда тот приводит список "новомировских" авторов,
    В.Я. Лакшина нет вовсе. Все та же система замалчивания неугодных и конкурентов.
       Собственно, кому как не мне об этом знать!
       Но стал я выступать после Лакшиной первым только потому, что хоть как-то хотел защитить Туркова. У него могли быть любые причины, даже внутрицеховые, но не подлые. Говорил и о чем-то еще, об атмосфере групповщины, о роли Лакшиной в пропаганде покойного мужа -- русские вдовы писателей. В том числе говорил, что факт полемики Лакшина и Солженицына так же укрупнен, как критика Гоголя Белинским. Фигуры в какой-то степени сопоставимы.
       Из всех выступающих самым интересным был Есипов, которому, именно в силу того, что занимается творчеством Шаламова, Солженицын не кажется столь значимым. Литературовед Водолазов, сказав, что разобраться в споре двух грандов литературы трудно, решил ограничиться лишь обозначением своей позиции. Мне понравилось приведенное высказывание Гете: избежать "взгляда камердинера" -- пуговицы, которые камердинер застегивал на кафтане своего хозяина. Водолазов говорит о наличии общности Твардовского и Солженицына. Роднят их мужество и чувство собственного достоинства в отстаивании взглядов. Солженицын не понимает Твардовского как редактора, а считает его представителем системы. Мне кажется, автор не прав, у этих двух на редкость талантливых людей разница была в моральном потенциале. И вот тут мне уже стало скучно.
       Есипов говорил о волне нигилизма 90-х годов, на фоне которого всплыл собственно Солженицын. О сложившемся именно в это время культе его личности. Вторым фактором, упрочившим значение и славу автора, стала его идейная устремленность. Третьим фактором Есипов назвал актерство. Он всегда, по мнению оратора, вел двойную игру. С властью, с читателями. Говорил об обсуждении его творчества на секции прозы Московской писательской организации, когда возникло некое "припадание"
       Есипов говорил, что приводимая в "Архипелаге" цифра наших потерь в 66,7 миллиона -- ложная. Страна с такими потерями не могла потом выиграть войну. Цифры завышены приблизительно в 10 раз.
       Несколько слов было сказано по поводу инициативы Путина изучать "Архипелаг" в школе. Школы эту книгу не хотят брать, она разрушает у школьника картину мира. Надо называть вещи своим именами. Мы тоже теперь имеем право не принимать этого автора, как пророка, с порога.
       Заезжал к Пронину, обедал у него, благо он живет буквально рядом. Вечером, когда вернулся домой, звонила Татьяна, рассказала, как Татьяне Алексеевне, моей мачехе, в 90 лет сделали операцию на сердце -- кстати, в клинике страховой медицины. Но 90 лет, не отказались, сердце у нее почти не работало, отекали ноги, было затруднено дыхание. Когда до такого уровня мы поднимем нашу медицину?
       На ночь глядя читаю Сашу Осинкину, роман, который она пишет последние три года. Как замечательно! Здесь все: город, деревня, школа, интеллигенция, прошлое и настоящее, без политики, но определенно и ярко. Здесь же наивная мистика, школьницы-волховательницы, детская любовь и многое другое. Пока это одиннадцать глав, без общего заголовка и с неважно структурированным содержанием.
       27 марта, воскресенье. Весь день читал, читал и читал. Добил Осинкину, потом взялся за диплом Саши.
       Вечером залез в Интернет, там письмо Галии Ахметовой. Мне так мало надо, чтобы чуть-чуть успокоиться. Еще раньше я посылал ей своего полного "Маркиза", вот теперь она отвечает.
       "Мне нравятся в романе аллюзии. Читала и смеялась. Вот, например, из речи Петра I: "В боярской-то думе только цыкни не так, как царь разумеет и желает, сразу голова под Тамбовом. Мальчик хочет в Тамбов!"
       Мне нравится, как автор (Вы!) посмеивается над возможными научными изысканиями, которые предвидит: "Что же я вижу, когда рассыпается клоками лирический туман?"
       Смех -- замечательный русский смех -- он всегда в романе, даже и при описании Сергея Николаевича: "А ведь еще несколько дней назад, когда вот так же зазвонил телефон, а потом еще и внезапно появился и некий магический факс, Сергей Николаевич был так испуган, будто на голову ему скатилась голодная мышь".
       Сравнения неподражаемые. Их немного. Но они неповторимы.
       Унылых языковых процессов почти нет. (Они же непременно должны динамично меняться?) Есть свой индивидуальный стиль, яркий и самобытный.
       В романе -- история России. В романе -- главный вопрос: "В конечном итоге все решает главный вопрос: как живут люди и совершенствуют ли свою бессмертную душу -- этот подарок Всевышнего?"
       Единственное, к чему я отношусь предвзято и трепетно, -- это провинциальный вопрос. Мне жаль, когда провинция осмеивается. Она, наверное, достойна этого. Но -- жаль мне ее, жаль".
       28 марта, понедельник. Утром опять пришлось идти к зубному врачу, и на обратном пути взял газету. Как всегда, обширные, но пустоватые статьи по искусству, где меня совершенно не интересуют оценки, потому что они, как правило, или групповые или низкоквалифицированные, но зато есть большая статья по поводу последней переписи. Статья эта вызывает определенные раздумья. Если исходить из давнего моего тезиса о критериях процветания государства, так точно подмеченного Галией: "В конечном итоге все решает главный вопрос: как живут люди и совершенствуют ли свою бессмертную душу -- этот подарок Всевышнего?" -- воистину докторское звание иногда даром не дается, глаз у доктора в Чите зоркий, -- то получается так. В 2002-м году в России жило 145 166,7 тыс. человек, а через восемь лет нас стало на 2,2 миллиона меньше. Вот тебе и постоянные телевизионные разговоры о том, что государство для населения делает, какие вводит льготы, как увеличивает пенсии и какие открывает медицинские центры. Дальше приступлю к прямому цитированию газеты: "По данным переписи 2010 года, сохранилось характерное для населения России значительное превышение численности женщин над численностью мужчин, которое составило 10515 тысяч человек против 9956 тысяч в 2002 году". Этот разрыв увеличился. В процентном отношении это выглядит так: 46,3 и 53,7. А в 2002 году это соотношение выглядело иначе: 46,3 и 53,4. Есть по этому поводу и уклончивый комментарий. "Соотношение мужчин и женщин несколько ухудшилось в связи с высокой преждевременной смертностью мужчин". А если это перевести на русский с канцелярского? Плохая водка, тяжелая ненормированная работа, плохое питание, нелеченые зубы, низкий уровень медицины, отсутствие техники безопасности, которая заменена прибылью, бандитизм и разбой в жизни! О душе, о чтении, о культуре, т.е. о сопутствующем нормальной жизни досуге, я уже не говорю.
       И наконец, может быть, главное -- где же наше крестьянство? Где то население, которое сформировало нацию? Страна, которая давала лучших в мире солдат, замечательных рабочих, наконец, интеллигенцию, а если вспомнить и -- вот уж пример не в масть -- и Ельцина и Горбачева, -- то и президентов, эта страна обезлюдела.
       Читал дипломные работы и рассказы Кирилла Доброхотова. Лена Иванникова меня просто порадовала, хотя работа еще не вполне готова. Как всегда, Саша Осинкина сдала, хотя и очень хороший, но растрепанный текст -- одиннадцать глав своего нового романа. Без названия, без автобиографии -- ах, ах, я такая талантливая, вы сами возитесь с моими гениальными сочинениями!
       29 марта, вторник. Чтобы не забыть, начну с такого технологического пассажа, касающегося ведения Дневника. Всю свою жизнь запечатлеть и невозможно, и не нужно. Иногда, правда, начинаешь мучиться: вот это забыл, другое не отметил... Но все имеет свою ценность и определенную последовательность, а иногда пропущенный эпизод оказывается кстати в другом месте.
       Может быть, неделю, а может быть, и чуть больше пресса говорила о нескольких демонстрациях и пикетах с требованием увольнения министра транспорта Игоря Левитина. Я уже давно слежу за деятельностью этого энергичного (по Шукшину) человека, даже как-то выписывал публиковавшиеся "Российской газетой" его задекларированные доходы и имущество.
       Но попутно, тоже в связи с несколькими выступлениями за отставку В.В. Путина -- о них я слышал по "Эху Москвы", -- принялся размышлять, хороший ли он премьер-министр. Он деятелен, энергичен, прекрасный полемист, знает людей и экономику, казалось бы, заботится о пенсионерах и студентах -- что-то им все время прибавляют. Но одно ему мешает -- он капиталист, как и все наше правительство. Я сейчас не стану писать, какие законы не принимаются, которые могли бы, скажем, если не исключить совсем, то снизить уровень коррупции... Мне Путин нравится, и он, кажется, любит народ, но народу ему нечего дать, потому что все уже роздано другим капиталистам. Все уже давно копится и сохраняется в прекрасном "далеке" -- в лучшей из стран, Америке. И на архипелаге офшоров.
       А вот о деятельности Путина говорит и такой вчерашний факт: он вчера без пальто, в одном костюмчике ходил по внутренним зонам Шереметьевского аэропорта. Шереметьево и Внуково будут объединены, что, конечно, сделает полеты из Москвы и в Москву более устойчивыми. Но все это я излагаю даже не по этому поводу. Просто рядом с Путиным довольный, гладкий и вполне счастливый шел министр транспорта Игорь Левитин. Как там Ленин писал: министры-капиталисты!
       О Ленине я вспомнил совсем не зря. Сегодня на кафедре подошел ко мне Женя Рейн и сказал, что книгу "Смерть титана", которую я подарил ему на день рождения, он прочел. Очень хвалил меня как писателя в первую очередь за прием -- написать книгу от первого лица. Дескать, со многим он не согласен, но сама книга замечательная. Даже почти согласился написать рецензию, если я найду издателя.
       На кафедре, в перерыв, когда почти все были в сборе, вдруг вспыхнул разговор о недавнем инциденте в ПЕН-клубе, когда
    А. Битов вдруг ударил Св. Василенко. По этому поводу была статейка в "Литгазете". Все это кружится, судя по всему, вокруг Переделкина, дач, денег и стремления эти дачи приватизировать. В связи с этим я подумал: какое счастье, что я не статусный человек и дачей в Переделкино не озаботился. А, наверное, и зря. Сейчас бы, как и многие, более ушлые -- здесь по инерции языка надо бы поставить слово люди, но я ставлю все-таки другое -- писатели, сдавал бы свою квартиру, а в Переделкине, которое рядом с Москвой, посвистывая и поплевывая, жил бы и даже не лез бы в имущественные склоки. Мне все это передавать некому.
       Все это или почти все проговорили. И тут Олеся Николаевна, которая была на этом собрании, приуроченном к 8 Марта, но самой драки не дождалась, сказала, что, по ее сведениям, огонек вспыхнул -- все уже были навеселе, -- когда Битов вроде бы упрекнул Василенко в довольно значительных суммах, которые та, якобы, получила от поэтического Вани Переверзина. Здесь "не за ваших львят", не "за вашу львицу", а дело коснулось самого святого для русского писателя постсоветской эпохи -- денег. Я думаю, наша боевая Светлана Василенко нашла, что ответить Андрею Георгиевичу, ну и ... На всякий случай решил еще раз посмотреть "Литгазету" со статьей Марины Кудимовой, которая называется совсем не просто: "Мог ли он не дать по физиономии?". Все не так, оказывается, гладко. "Что -- 72-летний мастер слова ни с того ни с сего подошел и врезал отнюдь не хрупкому цветущему созданию? Как в байке про Довлатова, про Битова и одного поэта с переменчивым нравом: "Мог ли я не дать ему по физиономии?"... Дальше в статье приводится мнение другого современника, почти классика... "Литературные скандалы бывают там, где нет литературы".
       Провел сначала семинар с первым курсом, а потом и со вторым. Все было как обычно, вспомнил старое, достал карточки с цитатами. Это как лучина в печке, а потом пошло и пошло, все вспыхнуло.
       Домой приехал рано, успел просмотреть очень квалифицированную правку Юлии Петровны, корректора, в материале о Вале, потом и правку, которую сделал Саша Неверов в моем очерке о Гагарине и цензуре, и, наконец, заглянул в сегодняшний номер "Российской газеты". Она меня порадовала рассказом о том, как недавний глава правительства Башкортостана слетал в конце года в Вену, якобы "по делам", арендовав при этом целый самолет за государственный счет. Налогоплательщикам эта поездка обошлась в 1,5 миллиона рублей. Попался начальник на том, что никаких дел 27 декабря, кроме личных, быть у него не могло. Вся страна, включая дипломатов, уходит на рождественские праздники.
       30 марта, среда. До трех часов маялся, читал диплом Наташи Денисенко, по телефону доправлял с Сашей Неверовым очерк о Гагарине, потом посмотрел фильмы, которые выдвинуты на премию Москвы. Все довольно занятно, но здесь нет особого московского привкуса: не очень сложный и занятный мультик с рисованным сюжетом, который очень лег на рассказ Чехова, лет тридцать или сорок назад "озвученный" Игорем Ильинским. Режиссер Алексей Демин, продолжительность не более 20 минут. Второй диск -- уже полнометражное кино. В постановщиках фильма "Скоро весна" Вера Сторожева, в Гатчине несколько лет назад я уже видел ее фильм "Небо. Самолет. Девушка", и тогда дали Ренате Литвиновой приз за лучшую женскую роль. Но этот фильм, как и другой, короткий, не выдержит большого кинематографического конкурса -- собственно поэтому, наверное, и прислали нам. Мы все же иногда премируем что-то аналогичное, но здесь должна была бы быть и еще какая-то компонента. Скажем, в свое время дали премию Алле Суриковой, но это был фильм о Москве.
       Здесь некая церковная община, мать-настоятельница, молодая женщина, ее прежний муж или возлюбленный и прочее, есть и вторая линия молодой женщины, стремящейся к вере. Жанр определен -- мелодрама. Актеры Ксения Кутепова, Ольга Попова, Сергей Пускепалис играют необыкновенно точно, но многое смущает, а главное, как-то все это мимо правды. Но я пока своего мнения высказывать не стану, пошлю фильм по другим членам комиссии.
       После трех поехал в Институт. План был такой: три книги, присланные на конкурс, Отрошенко, Кандакову и Дубинина отдать на рецензию. Рукопись о Вале, которую просмотрел накануне, вернуть Алексею, -- у наборщицы Ольги завтра нет работы, а мне дорог каждый день, надо успеть, жизнь коротка. Надо также поставить зачет, если найду, Денисенко, а уже потом к шести ехать на вручение премии Горького.
       Почти все так и получилось. Сначала счастливо встретил Ольгу Саленко (ей вручил книжку о Сухово-Кобылине), она специалист по ХIХ веку, а потом прямо на меня на входе в здание набежали Сережа Федякин и Игорь Болычев -- одному отдал на рецензирование Дубинина, другому книгу Нади Кондаковой.
       Поехали на машине ректора: сам ректор, Анко Панчев, болгарский писатель, тесно связанный с Институтом, и я. Места знакомые, уже не вызывающие такого жгучего интереса, как в прежние разы. Разделись в мраморном подвале, поднялись на лифте на этаж. В качестве хозяина, принимающего гостей, стоял Максим Лаврентьев.
       И тут по закону парных случаев я вспомнил знаменитый эпизод, рассказанный мне Леней Колпаковым. Шел вечер поэта Андрея Дементьева, на сцене стоит Андрей Дементьев, стоит Михаил Горбачев, и тут еще вызывают Юрия Полякова. Выходит Юра, подает руку Дементьеву и ограничивается легким кивком в сторону первого президента СССР. Зал напрягся, а Юра, как рассказывали, заложил руки за спину. Потом он признавался: я уже был редактором "Литгазеты", уже чиновник, под сердцем посасывало. Я Юрой восхищался, я бы так не смог.
       Список лауреатов соответствовал взглядам и привязанностям членов жюри, но все было на хорошем уровне. Особенно я порадовался за Романа Сенчина с его "Елтышевыми", у которого не было, наверное, прямых принципалов, но, видимо по всему, сам роман хорош.
       Кстати, сегодняшняя "Литературка" очень точно, разбирая премиальную политику, в частности предпоследнее премирование "Русского Букера", процитировала любимого мною критика Топорова. Вот умеет дядя формулировать.
       "У "Русского Букера" давний "толстожурнальный" вкус и столь же давние связи конкретно со "Звездой"... Кто-нибудь от "Звезды" ежегодно попадает в жюри... Соответственно каждый из объективно неудобочитаемых романов Чижовой оказывается в "длинном" (а трижды и в "коротком") списке премии. Оказывается как мебель -- и, разумеется, именно как мебель и воспринимается.
       Что же произошло на сей раз? Захотели соригинальничать. Терехов с Юзефовичем свое получили, им не дадим; победы Сенчина все ждут, ему не дадим; Борис Хазанов и Елена Катишонок вроде бы всем хороши (один живёт в Германии, другая в США), но эмигранты они "несистемные", невлиятельные, за них никто не просит. А за Чижову просят! Да еще как просят! Вот и дадим премию Чижовой -- благо никто ее не читал (роман даже не был выложен в "Журнальном зале") и, будем надеяться, не прочтут?"
       В этой цитате фигурирует Сенчин, за которого я, естественно, болею, потому что он наш студент, которого я собственноручно три раза принимал в Институт и два раза из Института отчислял (это по уточненным сведениям самого молодого писателя), но так подробна эта выписка потому, что меня еще очень заинтересовала сама Чижова и выявление подтекстов принципов премирования, которое продемонстрировала в своей в статье "антисемитская" "Литературная газета". Меня ведь тоже считали антисемитом. Но как-то на мой день рождения, когда я был ректором, -- а я приглашаю весь профессорско-преподавательский коллектив -- пришел мой старый друг и свежим взглядом взглянул на общество. Он-то меня и "припечатал": "Слухи о есинском антисемитизме сильно преувеличены". О Чижовой чуть позже. Не забуду. Но вернемся к праздничной церемонии.
       Что касается книг "Мои университеты" Натальи Жиркевич и "Несовременных мыслей" Владимира Ермакова -- то здесь не обошлось без влияния Владимира Толстого, поэзия Ольги Рычковой, которая мне показалась слабой, видимо, созвучна как родственное издание самой "Литучебе". Что касается А.Ф. Киселева, тоже ставшего лауреатом, то здесь все складывалось из нескольких сил. Но это при том, что книги все, может быть, за исключением стихов, плотные и хорошие и авторы вне сомнения. Представляя лауреатов, все говорили очень хорошо, а особенно Варламов. Во время его выступления, но совершенно не связанная с ним возникла такая мысль о текущей литературе: последнее время она делается людьми скорее умными, нежели талантливыми. В этот раз очень интересно по мысли, начиная церемонию, говорила Людмила Алексеевна Путина.
       У нас с ней приблизительно одна и та же русская манера речи, которая возникает спонтанно, с некоторыми придыханиями и паузами. Она говорила о значении литературы как базовом искусстве -- слово было произнесено. Самой интересной мне показалась мысль, что даже те люди, которые не читают, все равно находятся в сфере радиации литературы. Впрочем, все это принцип любой премии, а я здесь мучу воду, как крохобор.
       Когда шел домой, Ашот прислал сообщение -- умерла Людмила Гурченко.
       1 апреля, пятница. Вставать пришлось рано, потому что утром была лекция в институте повышения квалификации для работников госслужбы. Всегда накануне лекции ли, семинара я сплю беспокойно, потому что волнуюсь и, при моей импровизационной манере, обдумываю чуть ли не во сне, что же скажу. На этот раз это группа, собранная со всей страны, -- помощники и советники губернаторов. Приехал, естественно, -- сейчас по Москве приходится ездить с запасом, -- на час раньше; ходил по набережной, смотрел на Москва-реку, обратил внимание, какая же тьма офисов в центре. В лекции твердо решил опираться на "индивидуальное" в решении любых вопросов. После моего выступления одна молодая дама поблагодарила меня за то, что я так щедро поделился своим личным опытом. А также сказала, что любит именно такую свободную манеру изложения, а не заученные лекции с графиками и схемами.
       После лекции полетел в Институт. Опять в половине второго показывал ребятам документальные фильмы. Удивительное различие между моими выпускниками, среди которых только четыре мальчика, и первым курсом, в котором и больше мужиков, и больше парней простых, из провинции. Те сидели с минами: "развлекайте нас!", эти ищут в фильмах следы народной, т. е. естественной, жизни.
       Вечером по радио и телевидению две новости от Медведева. Одну, важнейшую, я, кажется, пропустил. Боюсь, она сделает президента непопулярным среди высшего руководства. Он приказал всем чиновникам высших рангов, министрам, вице-премьерам, выйти из состава директоров госкорпораций. Для большинства населения -- это лишь почетные должности, на самом деле это и очень большие оклады, я не говорю уже о годовых "бонусах", о которых писала пресса. Что теперь будет делать Кудрин, который в совете директоров банка, и Скрынник, занимающаяся какой-то с/х фирмой, жалко и Левитина, которого лишили возможности еще и как директора "курировать" Домодедовский аэропорт.
       Вторая новость -- встреча президента 1 апреля с главными интеллектуалами -- актерами шоу "Наша Раша". Некоторые радиостанции дали по этому поводу убийственные комментарии. Встреча проходила в формате "без галстуков". Все дружно улыбались, одна милая молодежная компания, ах, какой у нас молодой и отвязный президент! Смехачи, наверное, считают себя великими актерами и общественными деятелями! Они просто все до одного представители и проводники небывалой в России пошлости.
       2 апреля, суббота. Несколько дней раздумывал, что же подарить на день рождения Тане Скворцовой. Ну, цветы, букет, это ясно. Я в принципе цветы дарить не люблю. Во-первых, не люблю "культурные" цветы, выращенные на огромных плантациях как товар. Разные розы, даже тюльпаны. Люблю цветы полевые, вызревшие как бы случайно. А из садовых -- гиацинты, нарциссы, сирень, весной -- черемуху. Во-вторых, всегда думаю о том, что обогащаю зарубежных производителей и массу мелких спекулянтов. Я вообще, когда представляю, какое количество веток и уже отцветших растений выбрасывается каждый день в мусоросборники города, прихожу в ужас. Почему власти не берут с торговцев цветами еще особый налог за утилизацию их товара? Сколько же надо машин, чтобы вывезти только то, что смуглые московские продавцы продают за день!
       С цветами было все ясно, на улице Строителей открылся магазин оптовой продажи, там купил охапку роз, хотя бы без особой переплаты и без унылой торговли с грузинскими палаточницами. Но хорошо придумал я и с основным подарком -- отыскал в фирменном магазине фабрики "Новая заря" флакон духов нашей с Таней юности "Красная Москва". И, кстати, не ошибся, как раз моему подарку именинница была рада.
       Собирались у Скворцовых дома, а потом пошли куда-то в район Миусской площади, чуть ли не в то здание, где мы с Валей второй раз расписывались. ЗАГСа, правда, не обнаружил, но в подвале был ресторан. Все было хорошо, мило, сердечно, была родня, две подруги Тани, дети, внуки и мы с Юрой Апенченко -- старые друзья. Собирались, как я уже сказал, дома, а потом и в ресторане кого-то из опаздывающих ждали, поэтому всласть и хорошо поговорили обо всех последних новостях. Здесь пропускаю историю конфликта второго внука Льва Ивановича Саши с дорожной полицией. Может быть, когда-нибудь я воспользуюсь им, если буду писать пьесу. Кто-то из гостей рассказал, что в ближайшие дни назначена акция против некоторых министров-капиталистов. Дескать, занимайтесь только своим бизнесом! Судя по недавним событиям, это в русле медведевской политики. Первой жертвой будто бы должен стать не Левитин, как я все время предполагаю, а Якунин, глава РЖД, тоже очень небедный человек. С концерта хора Салюка в Политехническом музее, где будут исполняться песни советских композиторов, -- а значит, композиторов-евреев, -- разговор перепорхнул на эстраду и тут же на "голубую" ее часть. Кто-то высказался и о "голубом секторе" во властных структурах. Я лично не думаю, что здесь весь корень бед. Поэт К.Р. (Романов) был очень неплохим президентом Академии, а П.И. Чайковского никто из брутальных представителей музыкального искусства так и не переплюнул. Все дело во внутреннем состоянии человека, в его знакомстве с совестью и собственном таланте и к искусству, и к жизни.
       Сам торжественный обед уже не описываю -- и вкусно, и интересно. Так я завидую Тане и Леве, их стабильной и яркой многолетней семейной жизни, что они все еще вдвоем, завидую их детям и внукам. Был и Дрюня (Андрюша), первый внук Левы и Тани, а у него уже тоже дочка.
       Домой вернулся часов в семь и уже в восемь поехал открывать дачный сезон в Обнинске. С.П. и Володя на дачу уехали еще утром. Володя будет забирать машину, которая всю зиму простояла на даче в гараже. Я еду для подстраховки -- на даче все же лед и дороги плохие.
       Пока летел по ночному шоссе в Обнинск, слушал радио. Какую станцию, не уловил, но было интересно: устраивали голосование по поводу событий в Ливии. Против бомбежки и против "демократического" альянса, прикладывающего все силы, чтобы сместить Каддафи с поста, выступило 80% радиослушателей, вместе с Хиллари Клинтон и Саркози -- 20%. Журналист, ведший программу, сказал, чего же это вы так завыступали за Каддафи, когда пикет в его поддержку собрал только 30 человек, да и то пенсионеров. Тут же этого умельца радиослушатели поправили -- а просто мэрия разрешила только это количество пикетчиков. Слушатели, между прочим, довольно активно приводили разнообразные причины ненависти европейско-американских сил к ливийскому режиму. Я просто поразился осведомленности простых масс. Во-первых, оказалось, что уровень жизни в Ливии был самый высокий на африканском континенте. Одной из причин назвали намерение Каддафи перейти на золотой паритет, т.е. отказаться от доллара. Спрашивается, какому американскому президенту это понравится?
       3 апреля, воскресенье. Спал плохо, потому что долго смотрел передачу о Людмиле Гурченко. Общее впечатление -- нелепость ее смерти. Что она делает в своем роскошном полированном ящике одна под землей? Для миллионов людей она еще долго и долго будет живой. Характер у нее был, конечно, сложный. Вспомнил рассказы Вали, которая в Индии на фестивале жила с нею в одной комнате. Ни одного писателя не было мне так жалко, как бедную Людмилу Марковну. Зачем? Почему так мало?
       До того как уехали, занимался хозяйством -- набивал наличники на окна и вешал занавески. Вряд ли сделал что-либо сегодня полезного. Посмотрел по ТВ передачу о балете -- гала из Парижской оперы в честь Ролана Пети -- и сварил борщ.
       В параллель ко вчерашним своим записям привожу кое-что из ливийской статистики, взятой мною из давней статьи Юрия Болдырева.
       "По ооновскому индексу развития человеческого потенциала Ливия в 2010 году заняла 53-е место (в Африке -- первое). Для сравнения: Россия, где режим "человечнее", 65-е место".
       "Другой важнейший показатель -- ожидаемая продолжительность жизни. Здесь Ливия на 71-м месте в мире (в среднем 74 года). Россия -- лишь на 135-м".
       О ливийской нефти: "...вся нефть в стране контролируется государственной компанией, а вместо наших коррупционных схем, посредничков и супербонусов "топ-менеджерам" каждой молодой семье -- 60 тысяч долларов на обзаведение". И наконец, последнее: "Смертная казнь за фальсификацию лекарств..."
       4 апреля, понедельник. Тихо и спокойно сидел дома, читал рассказы Димы Жукова к завтрашнему семинару, перезванивался с Гатчиной о покупке моей книги в "Дрофе". Здесь все оказалось не так нарядно, как хотелось бы. Гатчина решила купить мою последнюю книгу, где "Твербуль" и "Дневник ректора". Закупка не очень большая, сорок экземпляров -- по книге на каждую из 36 библиотек района. Я дал им телефоны магазина "Школьник", который эти книги распространяет в розницу. Дальше началось показательное действие -- и сорока экземпляров в магазине нет, и ничего они пересылать не будут, и вообще мы привыкли продавать учебники вагонами, а кто такой Есин и что он недавно выпустил у них две книги, вспомнили с трудом. Здесь, как сейчас пишут, комментариев у меня нет.
       Итак, сидел дома, переговаривался, правил Дневник, расстраивался из-за отвратительного барского распространения в "Дрофе", но вдруг сначала позвонил С.Ю. Куняев, с которым мы вроде бы договорились встретиться сегодня, и тут же позвонил Саша Неверов. У Саши есть правка в моем очерке о Гагарине, надо приехать и посмотреть. А Станиславу Юрьевичу я обещал, ни на что не надеясь, показать мой материал о Вале. Очень уж этот мой мемуар личный, конкретно врезанный в контекст будущей книги, уповать здесь можно только на общий фон прежней жизни. Ст. Юрьевич обещал мне в ответ передать некоторые материалы, которые могут меня заинтересовать.
       Может быть, и к лучшему, но Куняева в редакции не застал, взял пакет, в ответ передал свой, встретил Сашу Казинцева, который подарил мне свою книгу "Возвращение масс". Многое я из этой книги уже читал и снова подумал: все та же проблема сегодняшней жизни -- книжная торговля, которая подломилась под рынок, прибыли и гламура. С каким интересом и жадностью эта книга может быть прочитана в провинции, но она будет лежать в Москве, пылиться на складах, и ни одно -- ни патриотическое -- патриоты писатели и издатели еще более завистливые, нежели демократы -- издание, ни демократический орган не то что не похвалит или поругает, но даже не упомянет.
       С наслаждением в редакции посидел и поболтал с Леней Колпаковым в его кабинете и с Сашей Неверовым -- очень уж я небогат в общениях. Все вопросы по очерку сняли почти немедленно -- у Саши несколько старомодная, но вызывающая восхищение работа с авторами -- крайняя дотошность и стремление все проверить. Очерк он несколько переделал, сделав его чуть компактнее, а Леня снял еще и "сакраментальный" кусок, из моего первого знакомства с героем. Когда очерк будет опубликован, обязательно этот кусок вставлю. В редакции немножко поболтал с Женей Маликовым. Наводил справки и чуть поговорили о Денисе Родькине. Моя давняя оценка Дениса оказалась справедливой, мальчик действительно, кажется, пошел. Но вот незадача -- недавно на сцене уронил партнершу. Как плохо, что в свое время Алеша Есин меня не послушался, он бы не уронил. Какой бы был принц или вообще на балетной сцене герой! Но нет, остался в своих характерных танцах.
      
       Внимание! Дневники Сергея Есина, обнимающие пространство с 1985-го, издаются и в книжном варианте. Их можно приобрести, позвонив по телефону 8 903 778 06 42.
      
       5 апреля, вторник. У меня в машине, кажется, снова заработало радио. Видимо, отошел какой-то контактик, но иногда от дорожной тряски соединение восстанавливается. Вот тогда что-то бывает слышно на одном или двух диапазонах. Сегодня радовало меня "Радио Шоколад". Это веселое, облегченное дамское шоу, с вопросами и ответами радиослушателей и радиослушательниц под непрерывный истерический хохот в студии. Голоса молодые, нацеленные хохотать и хохотать. Тема сегодняшнего "социального опроса" чрезвычайно актуальна. Дамы, а иногда даже кавалеры рассуждали о величине и диаметре мужского полового члена. Выводы впечатляют объективностью: 20 см., конечно, лучше, чем 13, но имеет значение и диаметр. Но, как сказала одна продвинутая слушательница, главное -- это любовь, без нее при самых оптимальных размерах и объемах надлежащее удовольствие не получишь. Здесь невольно начинаешь задумываться, а не нужна ли цензура?
       На обсуждение было представлено два рассказа Димы Жукова, названные по именам героев -- "Влад" и "Коля". Один из рассказов я читал во время приемки, но тогда читал очень своеобразно: подходит или нет, чтобы продолжать экзамен. Теперь рассказ переделан, добавлен второй и видно, как талантлив и глубок парень. Это рассказы-портреты, оба начинаются почти как социологические очерки, а потом поворачиваются в социальные и нравственные глубины жизни. Я чувствую, в том числе, и как растет весь мой семинар. Точнее анализ, яснее высказывания. В обязательном порядке за семинар поднимаю и заставляю говорить всех своих студентов.
       После семинара сделал еще аннотации к Дневникам за 2004 и 2009 годы и отдал Алексею Козлову из полученной сегодня зарплаты денежку -- теперь я ему остался должен за издание Дневников 2009 года 70 тысяч рублей; 2004-й идет за счет Института. Купил также в лавке еще 4 экземпляра "Твербуля" для разных подарков. Вас.Вас. по своему обыкновению дал мне почитать занятную новинку -- книгу Олега Ивика "История сексуальных запретов и предписаний". Приехал домой и принялся эту книжку грызть. Особенно ничего нового нет, но в "римском" разделе нашел одну поразительную норму. Человеку "вдоветь" разрешалось не более двух лет. Надо было обязательно жениться. Это я к тому, что очень затосковал о Вале. Трудно жить без постоянного женского присмотра и присутствия, без разговоров и заботы друг о друге. Но жениться без любви и с моими устоявшимися привычками очень трудно, пока не рискую.
       6 апреля, среда. Утро начал с чтения материалов, которые Ст. Юрьевич оставил мне в редакции. Здесь его старое интервью "Независимой газете", в которой мало чего нового: путч, политика, национальное движение, еврейский вопрос. Практически виртуозно выкрученная демагогия. Юбилейный номер "Дня литературы", редактируемый Володей Бондаренко и посвященный юбилею Володи Бондаренко. Самого его в номере так много, как товарища Сталина в посвященном товарищу Сталину номере "Правды". Нет, Володи здесь больше, портретов Сталина в одном номере публиковалось меньше. Здесь же юбилейная статья Володи Личутина "Большой пассаж", посвященная, конечно, Бондаренко, но с пассажем против Ст. Юрьевича. Володя ругает журнал и говорит, что он стал семейным предприятием, а сам Ст. Юрьевич очень уже стар для редактора.
       Предмет распри двух, казалось бы, старых друзей, Куняева и Личутина, выявился в большой и, надо сказать, доказательной и по стилю просто блестящей статье, которую Ст. Юрьевич напечатал в "Общеписательской Литературной газете" -- органе, который издает Международное Сообщество Писательских Союзов -- Ваня Переверзин. Это третий материал из большого бумажного пакета. Личутин принес новый обширный роман -- Куняев его не напечатал. В статье Куняева еще много и другого, но я не хочу быть переносчиком сплетен. Я бы на месте Володи прежде чем ссориться все-таки вспомнил, кто его последние двадцать лет печатал. Кстати, в телефонном со мною разговоре, который состоялся позже, когда я все уже прочел, Куняев признался, что личутинский роман сам не прочитал, "только посмотрел отдельные главы". То-то и оно.
       Четвертый материал -- огромная статья Бондаренко в "Литературной России". Здесь он объясняет, почему или в "Дне литературы" или в "Дне" не напечатали открытое письмо Куняева по поводу всей переделкинской истории. Но на этот раз Бондаренко написал все так скучно, так неубедительно и таким суконным языком, что я тоже проявил непочтительное невнимание.
       Днем смотрел ТВ, слушал по радио поднимающуюся бурю народного протеста против нашей "сдачи" Каддафи разбою просвещенной Европы и Америки и делал котлеты. Хотя все же качаю штангу и "езжу на велосипеде", набираю вес и растет сахар.
    О, М. Плисецкая, с ее бессмертным: "Жрать надо меньше"!
       Вечером приехала из Берлина Елена, послезавтра пойду к ней в гости. Как я буду рад ее видеть.
       7 апреля, четверг. Как художественно богата наша жизнь. Утром ходил в аптеку за энапом от давления. Когда шел мимо палатки, в которой таджики торгуют лавашами и горячими пирожками, услышал, как пожилой человек, по виду восточного происхождения, чистопородным матом ругает продавщицу. Сам "ругатель" с неопрятным брюхом, небритый, нечистый, но, видимо, хозяин. Я бы особенно не обратил внимания на эту сцену, если бы это брюхатое убожище хотя бы правильно выговаривало интернациональные слова русского мата.
       В четыре часа открывал выставку в Музее экслибриса. Особого художественного значения она не имела, но очень интересна в чисто человеческом плане. Это коллекционные материалы и экслибрисы, посвященные 50-летию полета Юрия Гагарина в космос. Это трогательно уже тем, что люди рано почувствовали и потом занимались всю жизнь тем, что собирали почти каждую бумажку, которая относилась к космосу. Здесь же и целая коллекция экслибрисов, сделанных для космонавтов и посвященных космосу. Пригласительные билеты, книжки, иногда и конъюнктурные, рисунки и зарисовки. Те, часто не замечаемые нами свидетельства, которые и составляют жизнь. Собирателем этой экспозиции -- страна должна знать своих героев -- стал В. Таран, ну, и здесь же коллекция "космических" экслибрисов братьев Чернышевых. На стендах выставки я увидел и свою "космическую" пластинку с фотографией Ю. Гагарина. Это своеобразная звуковая листовка, которая была выпущена к одному из космических юбилеев.
       В своей речи я далеко не лез, обозначил информационный повод -- это было близко к тому, что у меня в очерке, который через неделю появится в "Литературке", -- и саму идею "исторических мелочей". Надо бы вспомнить совет В.С. Розова сохранять, и его сундук, в который он складывал все программки и пригласительные билеты, но не стал щеголять знакомствами и эрудицией. Ничего не рассказывал о своих разговорах с Гагариным, только сказал, что встречался с ним два раза. Но уже после меня некоторые выступающие разошлись! Особенно хорош был некий профессор, преподающий историю космонавтики. Он рассказывал об алтайской эпопее вызволения космонавтов -- кажется, это был Беляев с товарищем -- история в свое время была описана прессой, и он выдавал эту историю как сокрытую и тайную. Рассказывал этот профессор и о мифическом разговоре Брежнева и Королева. Правда, в эту же минуту взяла слово уже немолодая женщина: сказала, что она дочь именно того поисковика, который вызволял космонавтов из тайги зимой, и поправила зарвавшегося и самоуверенного профессора.
       Сегодня же должен был пойти к семи часам на клуб Н.И. Рыжкова. У меня возникло ощущение, что после смерти М.И. Кодина он несколько помельчал, возглавивший клуб скромный Степанец выводит его на более близкую ему линию жизни. Вот и сегодняшний клуб должен был состояться в Промышленной палате с темой заседания довольно далекой и мне, и большинству членов клуба. "Часовое и ювелирное производство компании "Пиаже" (PIAGET) на современном этапе". Что мне Гекуба? Что мне "Докладчик -- Филипп Леопольд-Мецгер -- президент дома PIAGET"? И что мне до того, что во время заседания клуба будет действовать выставка часов и ювелирных изделий? Не очень я за это полукоммерческое мероприятие, на которое в приглашении рекомендовалось приводить и "Вашу спутницу". Но все-таки я предлагал пойти, пока не раздался звонок Лени Колпакова: не пойдешь ли на спектакль в "Современник". Интуиция сработала сразу -- надо идти, хотя я отчетливо помню, что "Враги: история любви" я видел недавно в Ленинграде в исполнении израильского театра.
       Сначала об этом же спектакле. Это почти точно перенесенный спектакль режиссера Евгения Арье, но с блестящими актерами "Современника". Еще раз поразился, как глубока человеческая природа, если актеры на сцене могут пережить такой глубины страсти. Содержание привычное и, видимо, в еврейском народе никогда не затухаюущее: война, фашизм, ненависть, попытка найти себя и свое. Надо сразу сказать, что очень прочная и непростая первооснова -- роман нобелевского лауреата Исаака Зингера. Но и инсценировка сделана превосходно. Впрочем, я о содержании писал раньше. Из соображений опытного зрителя: слишком много упоминания о еврействе, слишком много натуралистических сцен, вплоть до полового акта в телефонной будке, слишком много одесских интонаций. Ведь дело-то все происходит не в России, персонажи говорят на своем, привычном языке, слишком часто действие переносится в постель. Кровать стала основным элементом сценического действия. Но в принципе -- спектакль прекрасный.
       Занятно, что от роли первой (всего было три) жены главного героя отказались несколько актрис, поэтому играла ее Евгения Симонова. Очень хороша, во всем блеске молодой привлекательности еврейской женщины играла Чулпан Хаматова. Запомнилась и несколько суетливая и раздавленная мощью любви к хозяину "третья жена" Алена Бабенко.
       8 апреля, пятница. Невероятно за сутки упало давление с почти "нормы"760 до 740.
       Основным событием дня было письмо от Семена Резника.
       "Уважаемый Сергей Николаевич! Последнее время я живу в невероятной суете, из-за которой все еще не дочитал Вашу книгу. Я сразу уткнулся в дневник, минуя роман, думал его бегло пролистать, но не получается! Хотя есть места, для меня не столь интересные и даже не вполне понятные (особенно когда Вы называете людей по имени отчеству без фамилии, и я не всегда могу понять, о ком идет речь), но читаю без пропусков, чтобы не упустить что-то важное, так как Ваша непринужденная манера, свободный полет ассоциаций, быстрые переходы с предмета на предмет держат в постоянном напряжении. Не хочу говорить о литературных достоинствах -- они второстепенны по сравнению с общим впечатлением грандиозности содеянного. Некоторые Ваши взгляды мне не близки, кое с чем хотелось бы крепко поспорить, но все это отходит на второй план, ибо прежде всего покоряет неуемность, жадность к жизни, ко всем ее сторонам и проявлениям, которые сквозят в каждой строчке. Не спрашиваю, как у Вас хватает времени на ежедневные записи, но как хватает душевных сил все это в себя вбирать, переживать и фиксировать в слове?! Как?? Тут и умирающая собака, и наседающие родители обиженных кандидатов в студенты, и министры, и какие-то заседания, фуршеты, похороны, юбилеи, и при всем том Вы пишете роман, и утепляете дачу, и даже кулинарничаете по знаменитой книге товарища Микояна... Как может все это вобрать одна человеческая душа -- для меня загадка. Нет никакого сомнения, что Ваши Дневники останутся навечно самым ярким памятником эпохи, их будут читать и изучать до тех пор, пока будет существовать русская литература, а она, полагаю, несмотря ни на что, вечна. Таково мое первое, предварительное впечатление от еще недочитанного Дневника (я дошел до октября). Не стал бы Вам писать сегодня, а подождал бы до прочтения всей книги, но делаю это потому, что Вы до сих пор не сообщили мне Вашего адреса и, главное теперь, номера телефона. Дело в том, что на днях мы с женой едем в Москву, и я льщу себя надеждой повидаться с Вами лично. Но для этого нужен номер Вашего телефона. Пожалуйста, сообщите незамедлительно, в Москве мне трудно будет его разыскивать".
       Только этим я и живу в окружении известности разных персонажей нашей текущей жизни. Но время так стремительно меняется, что невольно начинаешь думать, так ли справедливы эти прогнозы, может быть, одичаем совсем? Абсолютно точно пишет Резник и о собственно литературных достоинствах Дневника. Но выписывать здесь, как я иногда выписывал тексты, невозможно, тогда сокращается объем информации и сам размах повествования.
       Днем, как обычно по пятницам, показал своим ребятам с первого курса документальный фильм "Семечки". Этот фильм я показывал своему в прошлом году четвертому курсу. Тогда было ощущение некого снисходительного принятия, сегодня чувствую, как для ребят это становится духовной пищей.
       После "киносеанса" сразу же поехал к прибывшей из Берлина Елене. Ну, она меня, конечно, накормила, даже чуть попили водочки. Дальше пошли разные разговоры и про Берлин, и про Отечество. Среди новостей. В Германии все же докопались до российских пенсий лиц, приехавших на постоянное место жительство, и дружно ровно на сумму, которую пенсионеры получают из России, уменьшили свою помощь.
       Вечером по НТВ была знаменательная передача -- Никита Михалков вел в передаче Антона Хрекова диалог с Маратом Гельманом, членом Общественной палаты. Говорили по поводу приснопамятной михалковской мигалки на автомобиле. Здесь сразу у меня возникло соображение: а) какое счастье, что в эту Палату я не попал, хотя намерения у меня были самые наивные -- заниматься селом; б) занятны вкусы этой Палаты. Они выбрали очень точно, своего. Мне потом рассказывали, что надо было ходить и лоббировать, а я гордо, как С.П. во время выборов ректора, ходил и надеялся на Божий выбор и справедливость. "Когда будет надо -- отдам". Михалков готов снять мигалку, но сделает это не из-за обсуждения и критики. Он включает ее, когда это действительно необходимо. Напомнил, что он председатель СКР, возглавляет общественный совет при Минобороны, есть и другие должности. Занятна была одна реплика мэтра: "Я задаю себе вопрос: Никита, ты отдашь эту мигалку, и в эту машину сядет Ебардей Гордеевич Кукушкин и будет ездить на ней. Эти люди успокоятся? Да, успокоятся, потому что у Ебардей Гордеевича это нормально, но не у Михалкова". Здесь есть некоторая правда, либеральная часть раздражена именно успешностью Никиты Сергеевича! Мне понравилось, когда Н.С. задали по нынешнему времени почти провокационный вопрос, за кого бы он отдал свой голос, если бы на ближайших выборах баллотировались Путин и Медведев, он, ни секунды не колеблясь, ответил: за Путина. Аргументацию я выпускаю, "за своего". В качестве агитационного подобный ответ может многое сделать. Совершенно очевидно победил он и в дискуссии, когда стал показывать "картинки", которые Гельман или поддерживал или пропагандировал, я имею в виду разные "Синие носы", прозвучало имя и Андрея Ерофеева -- искусствоведа. Занятно было выступление одного из еврейских богослужителей на стороне Михалкова. Тот стал обвинять Гельмана в том, что он забыл, что еврей, не владеет языком, отошел от еврейского бога. Это абсолютно верное замечание: любого бога надо бояться и его чтить. Но, это я уже по поводу американского пастора, который сжег коран, что вызвало огромное волнение в мире. Сжигать подобные книги это в первую очередь не уважать своего бога, которому ты служишь и чтишь.
       9 апреля, суббота. Давление опять скакануло с 740 на 730. Отсюда и тяжесть, головная боль. Но, несмотря на некоторые вчера излишества, чуть отпустил "сахар", вместо вчерашнего уровня в 7,1 уже 6. Вот и пойми, что же следует есть? Но все равно надо собираться, концентрироваться и ехать в Институт.
       Сегодня у нас день открытых дверей. Показательно, что из заведующих кафедрами был только я один. Правда, была еще и Царева, но она у нас как древнее божество -- в двух лицах: проректор по экономике и заведующая кафедрой. Но нет ни В.П. Смирнова с его редким даром лектора, ни Ю.И. Минералова, по учебникам которого студенты учатся, ни В.И. Гусева, который по идее олицетворяет всю московскую литературу, ни даже Модестова, доброго человека и специалиста по балету. Сравнительно нового в Институте Камчатнова замещала Н.К. Михальская.
       Все прошло довольно тривиально. Ректор, М.Ю. Стояновский, декан М.В. Иванова, вместо декана Кочетковой бывший декан заочки Стояновский, потом уже я. К разочарованию большого количества родителей, московских пап и мам, я говорил о необходимости у будущего студента не только высоких достижений в школьных знаниях, но таланта, который добывается иными путями. Я также разочаровал их признанием, что самая талантливая часть моего семинара все же не москвичи, а иногородние, у которых больше запас жизненных наблюдений, не порадовала аудиторию, как обычно, в основном женскую, и моя старая байка, связанная с выступлением в Институте Т.Н. Толстой -- "у мужчин это получается лучше". Речь шла о литературе.
       10 апреля, воскресенье. Собирался утром поехать на дачу, но когда проснулся и глянул за окно -- все в снегу. Похолодало, какая уж там дача, а планы были весьма обширные. Посадить в теплицу лук и посеять петрушку. Не знаю, что буду делать с сельдереем, он у меня в этом году не взошел. Это опять особенность новой жизни -- теперь покупаешь роскошно оформленную пачку семян, но это не означает, что они хорошие или даже что именно семена.
       11 апреля, понедельник. Сегодня "день писателя". Утром по НТВ рассказали о душераздирающем разводе юной и прелестной Жени Дюрер и Вити Ерофеева. Они делят ребенка. Витя оказался под дулом телевидения, которое не только его кормит, но и принесло ему известность. Я помню, как сиятельная пара приезжала в Гатчину вместе с планшетами фотографий Жени. Целомудренная Генриетта Карповна, директор фестиваля, не решилась все планшеты выставить -- здесь был переизбыток нагих персонажей. А между тем на экране шел отвратительный фильм, сделанный по книге Вити "Русская красавица". Вот уж где безо всякой цензуры клубилась европейская пошлость.
       Вторым эпизодом дня стала обнародованная повестка из налоговой инспекции, предлагавшая умершему два года назад писателю Василию Павловичу Аксенову явиться для дачи показаний.
       Я все-таки надеюсь, что эти два события никак не связаны -- первое с падением популярности Вити, а второе с выходом новой версии романа Аксенова. Но как все рифмуется! В романе Аксенова про жизнь шестидесятников все завязано на первом признаке свободы -- сексе.
       Еще позавчера, вернувшись из Института, я начал делать выписки из Дневников. Выбираю для своей книги все, что связано с Валей. Попался самый тяжелый, 2007 год, ее и моих мучений. Так объемно все встало перед глазами, так все всколыхнулось, что думал, не закончу всей работы. Сегодня к трем часам все сделал. Опять подумал о том, что в моей душе и в моем сознании Валя до сих пор жива. Самое интересное, что в этих записях часто встречался Витя, который мне тогда помогал. Он как бы почувствовал, что я о нем думаю, и вдруг внезапно позвонил. А может быть, через него Валя дала мне что-то знать?
       Еще с утра пресса заговорила, что на кремлевском сайте опубликованы доходы наших чиновников "первой линии". Я особенно во все это не вслушивался, потому что обычно это все довольно подробно освещается правительственной "Российской газетой". Но когда я в нее полез, то этих сведений в ней, как в былые годы, не оказалось. Потом уже в Интернете я нашел сообщение, что и на кремлевском сайте "доходы" повисели лишь пятнадцать минут. Но за это время сведения расползлись по другим сайтам. Кое-что я собрал.
       Во-первых, чуть ли не нищими на общем фоне выглядят у нас президент и премьер-министр, особенно если верить обжигающе-клеветническим слухам, что премьер-министр у нас самый богатый человек в Европе. Все враки, на самом деле это выглядит так. Президент Дмитрий Медведев, как следует из данных, опубликованных на сайте Кремля, за год почти не смог поправить материальное положение. Его доход за 2010 год составил 3 млн. 378 тыс. 673,63 рубля. При этом его доход за 2009 год составил 3 млн. 335 тыс. 281,39 рубля. Он имеет в российских банках 14 счетов на общую сумму почти 5 млн. рублей (в прошлом году -- почти 3,5 млн рублей). У Светланы Медведевой есть три счета в банках, но на них нет ни копейки. Совместно с супругой президент владеет квартирой площадью 367,8 кв. м. Кроме того, на условиях аренды ему принадлежит земельный участок площадью 4700 кв. м. У Медведева есть автомобиль "Победа" 1948 года выпуска -- на нем он участвовал в автопробеге вместе с Виктором Януковичем. Супруга президента владеет двумя машиноместами и автомобилем "Volkswagen Golf" 1999 года выпуска. У несовершеннолетнего Ильи Медведева нет ни доходов, ни имущества, ни вкладов в банках.
       Доходы первого лица в государстве можно сравнить с доходами второго. Здесь все приблизительно в таких же объемах. Сумма декларированного годового дохода Путина так же скромна -- 5 миллионов 42 тысячи 257 рублей. Все остальное такие же рекламные мелочи. Права собственности на земельный участок под индивидуальное жилищное строительство -- 1500 кв.м, квартира 77 кв.м. У премьера есть в бессрочном пользовании квартира -- 153,7 кв.м и гараж 18 кв.м. Супруга главы правительства Людмила Путина заработала за год тоже какую-то мелочь. Обо всем этом я, как опытный архивариус прошедшего, писал в Дневнике и в прошлом году, и в позапрошлом.
       Вечером по ТВ в "Вестях" показали Медведева, который после встречи с президентом Польши приехал на знаменитую фабрику, где делают носки и чулки практически для всей России. По крайней мере, я всегда вижу эти носки на нашем небольшом рынке у метро "Университет". Здесь Медведев встречался с производственниками и сказал, что сейчас стране и экономике нужны простые рабочие. И это совершенно справедливою, людей этой квалификации не хватает в промышленности, на селе. Все хотят быть артистами, писателями, телеведущими. Я как-то видел церемонию отбора на каком-то молодежном конкурсе, возможно, отбирали молодых людей для "Фабрики звезд". Очень артистично и точно занималась этим Алла Пугачева. С какой же агрессивностью, напором и уверенностью в своей неповторимости сотни, а может быть, и тысячи людей претендовали на роль будущих "звезд"!
       Тем занятнее оказалась параллель к этому совершенно здравому призыву -- сегодняшняя же передача "Пусть говорят". Здесь весь вечер занимались разборками между Яной Рудковской, бывшей визажисткой из Сочи, а теперь продюсером Димы Билана и женой олимпийского чемпиона Плющенко, и Виктором Батуриным, миллионером и братом жены бывшего мэра Лужкова. Драма и трагедия очень сытых. Правоту Батурина, который теперь уже не имеет такой защищенности и привлекательности, как раньше, отстаивала вся отвратительная своей вульгарностью тусовка телевизионных "звезд". Ах, эти бенгальские звездочки! Занятно, как некоторых из них замечательно крыл неунывающий миллионер! Завтра будет продолжение этой веселой разборки! Какие дамы из публики!
       12 апреля, вторник. День космонавтики, в честь которого сегодня будет по распоряжению Медведева произведен салют, я пропускаю. Всю последнюю неделю идут по телевидению фильмы и передачи, возникают скандалы по поводу трактовки событий. Это все события масштабные, а мне никогда не забыть замечание Зинаиды Гиппиус: пишите малое, большое запишут и без вас.
       Сегодня обсуждались рассказы Маши Поливановой. Я их прочел с удовольствием и без натуги -- это мои тексты, свободные, фантастические, отражающие в своей основе реальность именно наших дней. Я, наверное, об этих рассказах писал в Дневнике за прошлый году, когда набирал семинар. Сегодняшнее занятие я построил как пресс-конференцию, которую знаменитая писательница Маша Поливанова дает терзающим ее журналистам. "Журналистов" играли семинаристы. Не всегда удачно, но было интересно. Кстати, в следующий раз попрошу их придумать "злые" вопросы, скажем, по поводу своего руководителя. Но в этот следующий раз они это будут делать в письменной форме.
       В конце семинара попросил всех написать небольшое сочинение: самый запомнившийся на семинаре текст.
       После на кафедре состоялся летучий разговор об открывшейся в Лондоне книжной выставке. Россия там почетный гость, поехало довольно много писателей. Как обычно, страдает по этому поводу Толя Королев, Олеся Николаева высказала по этому поводу недоумение -- обычно она участница подобных выездов. Олесе, имея в виду частые выступления по телевидению ее мужа пресс-секретаря Патриарха Вигилянского, я сказал: в лице отечественных устроителей выставки вы скомпрометированы православием.
       Надо сказать, что я ошибся по поводу "Российской газеты", когда попытался обвинить ее в замалчивании некоторых текстов. Не тут-то было, довольно скромненько, но они прокомментировали заработки нашей элиты. Кстати, утром и "Эхо Москвы" дало своей комментарий. "Мы наконец узнали, что нами управляет компания миллионеров с вкрапленными в нее миллиардерами". Что-то вроде этого. Но вернемся к анализу "РГ".
       Все получается, как и у первых лиц государства, довольно скромненько:
       Сергей Нарышкин -- 4,584 млн руб.
       Владислав Сурков -- 4,595 млн. руб.
       Аркадий Дворкович -- 3,86 млн. руб.
       Сергей Приходько -- 6,27 млн. руб.
       Константин Чуйченко -- 6,05 млн. руб.
       Наталья Тимакова -- 3,9 млн. руб.
       Джахан Поллыева -- 4,2 млн. руб.
       Все это -- я выписывал только мне знакомые имена и фамилии -- люди, появляющиеся на телевидении. По должностям распределенные так: руководитель администрации президента, первый заместитель руководителя, экономист, международник, глава контрольного управления, пресс-секретарь президента, помощник президента (кажется, спичрайтер).
       Это люди, от которых зависит наша жизнь, через их руки проходят законы, прибавки к пенсиям, зарплаты ученым и преподавателям, доплаты учителям и оклады военных. Все они вооружены настоящими рыночными окладами, хорошо ориентированы, кому и сколько дать, у кого отнять, из каких составляющих налога кому прибавить. Они все, конечно, знают жизнь небогатого человека, крестьянина, рабочего, студента. Но это лишь один аспект. У всех этих простых людей, обладающих невероятным административным ресурсом и связями, есть расторопные и любящие жены, которые совсем не такие простые, как их мужья. Если ты такой умный, то почему такой бедный? Итак, жены самых значительных чиновников государства, их заработок, так сказать, составная часть семейного бюджета:
       -- жена Владислава Суркова Наталья Дубовицкая -- более 85 млн рублей,
       -- жена Аркадия Дворковича Зумрад Рустамова -- 41,З млн рублей,
       -- жена Константина Чуйченко "заработала чуть более 27 млн рублей".
       Естественно, я хотел бы и дальше вязать эту причудливую статистику, но об остальных женах газета как-то умолчала, а соответствующий сайт не обнаружился. Приходится довольствоваться малым.
       Надо сказать, что газета как бы все время успокаивает своего читателя, дескать, не очень-то министры разбогатели по сравнению с прошлым годом, но, как говорит ведущий первого канала Михаил Леонтьев, "однако"... Привожу лидеров:
       -- природные ресурсы и экология -- 114 млн. 746 тыс. рублей (Юрий Трутнев),
       -- транспорт -- 22 млн. 657 тыс. рублей (Игорь Левитин).
       В качестве явления исключительного, а значит, выражающего высшую форму таланта и предприимчивости, приводится жена вице-премьера Игоря Шувалова -- ее совокупный годовой доход составил 372 млн. 907 тыс. рублей. К сожалению, годового заработка самого Игоря Шувалова я не отыскал, да и нужны ли эти сведения? Заработок наверняка ничтожный, и богатая супруга, конечно, не привлекает подобную мелочь в семейный бюджет, оставляя своему горячо любимому мужу на запонки и носовые платки...
       Вчерашняя довольно постыдная история с ребенком миллионера и вчерашним врачом-косметологом продолжалась и сегодня. Здесь самое интересное -- участие в шоу депутатов Госдумы. Я думаю, фамилии их надо записывать, чтобы никогда не голосовать за партию, которую они представляют. Я уже наметил одного молодого коммуниста из Свердловска -- "засветился", как дикарь в передаче Лобкова, сегодня была одна дама, партийную принадлежность которой не указали...
       13 апреля, среда. Еще вчера заходил поболтать к Мише Стояновскому, а он что-то смотрел в компьютере. Потом оттуда мне прочел цитату, я заглянул и просто обомлел от густоты текста. Оказалось, оцифрованная книжка М.Л. Гаспарова "Записи и выписки". Сразу позвонил в книжную лавку к Василию Гыдову -- есть в продаже. Купил и сегодня чтение книжки стало событием дня. Читаю, как и положено, с карандашом, но выписывать много, как хотелось бы, не рискну -- это уже отобранный материал. Поразил, конечно, прием, записи расставлены по алфавиту с выделением ключевого слова. Естественно, сразу возник проект сделать книжку из своих выписок. Отчетливо представляю, как килограмм десять или пятнадцать карточек мои "наследники" -- а здесь я предвижу, судьба обойдется со мною жестоко, -- выбрасывают все на помойку. Эта картина стоит у меня сейчас перед глазами. Но все же из Гаспарова самый актуальный улов. Остальное буду цитировать изредка.
       "Интим. Вен. Ерофеев был антисемитом. Об этом сказали Лотману, который им восхищался. Лотман ответил: " Интимной жизнью писателей я не интересуюсь".
       Два дня назад в Минске на станции метро "Октябрьская" был произведен теракт. Есть жертвы, погибшие, раненые, травмированные. В народе это воспринято с крайним сочувствием и пониманием. Радио и средства массовой коммуникации с остервенением и даже облегчением заговорили, что вот, наконец-то, нарушен молчаливый договор с народом, некий своеобразный пакт: авторитарный стиль правления батьки Лукашенко в обмен на безопасность. Ведь в Белоруссии ничего подобного отродясь не было. Утром же "Голос России" провел с радиослушателями голосование. Не разрушила ли бандитская выходка доверие к Александру Григорьевичу? Мои соотечественники, которые иногда понимают цену того, чего лишили их, проголосовали дружно: нет! За формулировку, близкую нашим либералам, было лишь 4%. Стало ясно, что "союз" держится не только на этой безопасности, но и ситуации, когда не надо думать, какую зараженную пищу ты ешь и кто ворует народное достояние.
       Вроде бы уже объявили о том, что нашли преступников.
       Сегодня же Медведев, который на очередном саммите в Китае, сказал, взбудоражив всю пишущую общественность, что в ближайшее время решит, будет ли он участвовать в выборах или нет. Другими словами, взвесит, сможет ли противостоять в случае необходимости Путину или нет. Этой самой общественности Медведев кажется ближе, но я думаю, по отношению к основным человеческим ценностям они не очень отличаются друг от друга, как и их министры. Либерал Медведев в беседе с китайским корреспондентом очень определенно сказал, что он за рыночную экономику, а не за государственный капитализм.
       В Интернете: "Россияне не верят в оглашенные доходы первых лиц государства".
       Если уж я заговорил об Интернете, то постепенно все чаще и чаще залезаю в него, хотя и не думаю, что стану таким же блогером, какими стали многие. Я слишком честолюбив, чтобы искать эту популярность. Но, тем не менее, приведу еще один небольшой материал из Интернета. Не помню, писал ли о битве, которую ведут наша Генеральная прокуратура и Следственный комитет. Речь идет о крышевании -- подмосковные прокуроры были фактически на службе у мафии и закрывали глаза на существование подпольного игрового бизнеса. Пресса называет многие фамилии, причем как только Следственный комитет пытается открыть дело, которое может привести к серьезным разоблачениям, Генпрокуратура это дело сразу закрывает. И вот совсем недавно еще одно добавление к этой истории строительства у нас правового государства, о чем так часто говорит юрист Медведев.
       Это информация за 11 апреля. "Убит свидетель по делу о нелегальном игорном бизнесе в Подмосковье". Дело связано еще и с тем, что ряд ответственных лиц прокуратуры незаконно выстроил себе по Рижскому шоссе целый поселок. Как упорно люди рвутся в новое дворянство.
       Все утро просидел, делая выписки из Дневника за 2004 год. Выписывал цитаты, связанные с Валей. Вышла "Литературка", в газете мой большой очерк о Гагарине, который называется "Гагарин. Космос. Цензура". По этому поводу мне позвонила Татьяна Александровна Архипова. Я благодарен любому отзыву о том, на что я потратил свою жизнь.
       14 апреля, четверг. Дурное свойство: я довольно долго перемалываю про себя те или иные явления театра и литературы, иногда и жизни. Гвоздем сейчас сидит во мне и прекрасный спектакль "Современника" по роману Зингера. Все-таки есть у меня ощущение, что театр всегда идет за внутренними, часто неосознанными, пристрастиями главного режиссера. Сегодня утром по "Эху Москвы" объявили о новом спектакле по роману или пьесе ленинградки Елены Чижовой, писательницы для меня загадочной, но получившей "Букер". Правда, вспомнил статью об этом авторе в газете и тут же в "Литературку" заглянул.
       Но, оказывается, наше время -- время дружбы по интересам. В номере от 8 апреля "Литературной России", которую я купил в книжной лавке, таким объединениям по дружбе посвящено два материала.
       Во-первых, это некоторая сплотка молодых критиков -- три ослепительно красивые и молодые женщины. Это Алиса Ганиева, наша институтская выпускница, которой я горжусь и которую читаю, и еще две ее молодые критические дамы -- Валерия Пустовая и Елена Погорелая. Последних я не очень различаю в лицо и в текстах, но, кажется, им знаком и по ощущению не симпатичен, как и положено человеку далеко не их возраста. Интервью, которое они дали. веселое, занятное. Сквозит тема собственной литературной судьбы и понимание, что вместе пробиться легче, интерес у них сегодняшний, значит, либеральный. Я невольно представляю их лет через тридцать и думаю, не превратятся ли веселые девы в таких же скучных немецких овчарок, обслуживающих свой сторожевой клан, как Наталья Иванова и Алла Латынина?
       Во-вторых, есть своеобразное самопризнание. Оно в интервью так любимого мною Германа Садулаева. Может быть, этим высказываниям я и не придал бы значения, если бы не позавидовал -- почему в мое время мы не объединялись. Впрочем, есть на этот счет знаменитое высказывание Льва Толстого...
       "-Но без подколов и приколов -- дружба действительно есть. Она всегда была, и у писателей были друзья, и между собой они дружили. В истории литературы не меньше таких примеров, чем примеров вражды и соперничества. Которые тоже были и есть.
       Что касается конкретно нашего круга, то я могу сказать, что все мы хорошие друзья: Андрей Аствацатуров, Герман Садулаев, Захар Прилепин, Роман Сенчин, Сергей Шаргунов, Михаил Елизаров, Валерий Айрапетян, Дмитрий Орехов -- и это не полный список. ... Мы -- мафия".
       Ах, как грустно на этом свете, господа!
       К шести поехал на Сокол к Елене, но перед этим сделал зарядку. Потом выяснилось, что, кажется, неуемным занятием физкультурой нагнал себе давление. Лена нажарила рыбы и пожарила курочку. Говорили в основном о нашей разбойной жизни и немецкой медицине. "Я уже давно бы с моим раком почки, -- говорила доктор медицины, -- останься здесь, лежала на кладбище. Витьке, -- здесь Лена говорила о брате, -- три раза делали операцию". Дальше заговорили о московской экологии и образе жизни. Среди прочего Лена рассказала, что Меркель сама, без охраны и как образцовая домохозяйка ходит в ближайший супермаркет, в тот же, куда ходит и Виктор. Ну, естественно, там к ней никто не пристает. По-прежнему фрау Меркель живет в своей квартире в восточном Берлине.
       Начал читать новую книжку о вождях: Наполеон, Гитлер и Сталин.
       15 апреля, пятница. Гаспаров стал у меня утренним чтением. Почему человек и в 75 лет не становится мудрым, а все еще хочет чему-нибудь научиться или узнать?
       "Работа. У моего шефа Ф.А. Петровского над столом была приклеена надпись: "Сущность научной работы -- в борьбе с нежеланием работать. -- И. Павлов". Туган-Барановский начинал свой курс словами: "Труд есть дело более или менее неприятное..." Ср. в записях К. Федина: "Если хочешь из легкой работы сделать трудную -- откладывай ее".
       Боже мой, как это верно хотя бы по отношению к Дневнику! Писать надо тут же, иначе утром -- мучение.
       Утром раздались два совершенно неожиданных для меня звонка -- звонил Вили, он уже в Москве, как всегда, приехал на повышение квалификации. А потом позвонил Семен Резник, друг Марка, он тоже приехал в Москву. С обоими захотелось встретиться, разнес их по времени -- с Вили в понедельник, с Ефимом во вторник, у меня.
       Вечером ходил со своими ребятами в театр им. Гоголя смотреть новый спектакль по никогда ранее не шедшей пьесе А. Платонова "Дураки на периферии". Для культурологической подпитки прихватил еще и С.П., с которым собрались прямо из театра на дачу. Я, конечно, опять кайфовал от замечательных сдвигов платоновских слов и самого спектакля. Ребятам понравилось не всем, здесь надо кое-что знать и представлять, что, например, в 30-е годы был культ "физкультурных пирамид" и аббревиатур. Здесь нужны интуиция и желание проникнуть в историческую эпоху. Ушел, кстати, Баранов, и я сразу как-то к нему поостыл.
       К началу спектакля прибежала пятикурсница Лена Иванькова, передала мне диплом, который я возвращал ей для технических доделок уже два раза.
       16 апреля, суббота. Заранее было договорено, что сразу после театра мы с С.П. и Володей Рыжковым едем на дачу. Володя хочет еще забрать маленький телевизор, чтобы отвезти Маше в больницу. Уехали из Москвы в конце 12-го, заезжали еще в "Перекресток", где ребята затарились пивом, а я купил две кружки с изображением Путина и Медведева -- в подарок Барбаре, которая любит подобные вещицы. Кружки оказались совсем недешевыми, как полагалось бы агитационным материалам.
       Приехали в Обнинск во втором часу. По дороге -- за рулем был Володя -- я выпил бутылку "нулевого" кефира, поэтому ужинать не стал, а сразу забрался в свою комнату у спортивного зала, включил обогреватель, электроодеяло и лег спать. Проснулся около пяти от страшного холода, за окном уже рассветало. Оказывается, вырубилось и уже не включалось при манипуляции с предохранителями электричество. Попытка разбудить Володю, чтобы он разжег печку, закончилась неудачей. Пришлось надевать куртку, валенки, шерстяные брюки и уже в таком виде ложиться под одеяло. Только к трем дня пришел вызванный по телефону наш электрик Миша, у которого дача неподалеку, и починил. Оказалось, на столбе оторвалась то ли от ветра, то ли пережгли другие провода, нулевая фаза.
       К этому времени я уже чинил маленькую теплицу возле дома и сажал в нее проросший лук. Давно целый день не был на воздухе. К моему удивлению, кажется, не простудился.
       После ухода Миши удалось немножко почитать. Еще во вторник на работу Евг. Сидоров принес мне переводную книжку Ноймайра "Диктаторы в зеркале медицины". Автор врач, доктор медицины и занятие точным искусством не позволило работать писательским фантазиям. Книга точная, на фоне биографий излагаются и различные особенности психики. Пока прочел только раздел о Наполеоне и сейчас читаю раздел о Гитлере. По крайней мере, в разделе о Наполеоне узнал массу подробностей не только из его юности и политического взлета, но и массу подробностей, которыми этот взлет обставлялся. Из разряда "демократических" процедур. Кстати, именно Наполеоном впервые внедренный референдум -- наиболее глумливая вещь из всего демократического арсенала -- привел его к власти. Здесь же вспомнил о нашем, при Ельцине, референдуме, который позволил наделить этого неуравновешенного и крепко пьющего человека такой невероятной властью. Пошло ли это на пользу народу? Референдумов надо бояться, как огня. Именно они способны превратить самые гнусные намерения власти в якобы законные. Из других подробностей: исчезло ощущение некого народного самородного гения. Далеко не крестьянин, представитель хотя и сомнительного, но дворянства, довольно привилегированная школа, да, бедность, но была возможность получить неплохое образование и первый офицерский чин.
       Кое-что развеялось и в личности Гитлера, представленной у нас очень односторонне, скорее по Кукрыниксам. По крайней мере, все исследователи говорят об огромном ораторском даре и харизме. Произнести пятичасовую речь, чтобы тебя слушали, непросто.
       Днем с удовольствием возился возле теплиц, Володя активно мне помогал приводить хозяйство в порядок. Вечером, чтобы не бросать молодежь, которая недовольна, что я все время сижу, уткнувшись в книгу, смотрел НТВ. Сначала это была огромная передача о Лолите, о ее судьбе, переживаниях и пяти замужествах. Здесь же предстала и непростая жизнь того большого отряда телевизионных деятельниц и деятелей, которые называются "звездами". Все это напоминало карнавал в зоопарке. Последний муж Лолиты моложе ее на 12 лет, тренер по теннису. Особенно любопытна была Лолита, истомившаяся в публичности, когда, отправляясь в свадебное путешествие в Париж, она прихватывает с собой еще и съемочную группу "Русских сенсаций". Мне кажется, что особенно хороши все признания из глубины сердца, когда рядом телекамера и осветитель старательно ставит свет, чтобы не очень был виден возраст. Впрочем, со своей несколько восточной внешностью, подправленной православием, она хороша. У меня тогда же, во время этого фильма, возникла мысль, что телевидение, по крайней мере какая-то его своеобразная ветвь, готовит Лолиту как запасную "звезду", замену уходящей Алле Пугачевой.
       Эта мысль укрепилась, когда, перещелкнув программу, наткнулись на юбилейный концерт самой хозяйки нашей эстрады. "Звезды" и "звездочки" мужского и женского пола сидели за столом, на котором уже почти в финале танцевала и пела какую-то еврейскую песню все та же Лолита. Кстати, дочь свою она назовет так же символично, как и названа родителями сама, Ева. Еврейских мелодий, в память того, что сама Пугачева когда-то начинала в еврейском театре у Левенбука, звучало довольно много. Выступил со своим своеобразным номером и Боря Моисеев. Местечковый фольклор клубился. Публика хлопала, гости смирно сидели, ожидая каждый своего крупного плана. Примадонна, таково самоназвание нашей немеркнущей "звезды", пожаловалась, что была в Кремле и ей персональной пенсии не дали. Вот, дескать, бяки. Выступали также внуки, дочь, которые тоже, как наследственный лен, собираются распахивать русское эстрадное поле. На всех этих разноцветных поющих и танцующих птиц смотреть было очень интересно.
       17 апреля, воскресенье. Утром, отоспавшись, принялся сначала читать рассказ Юры Суманеева, который обсуждали во вторник, а потом внимательно посмотрел уже читанный ранее диплом Лены Иваньковой. Юра написал зрелый и точный рассказ "Завтра уезжает". Самое главное, что ни разу не оступился и не передернул, не разжевал. Интеллигент в плену желаний, которым, якобы, мешают обстоятельства. У Лены давно уже все в порядке, я искал дополнительные качества -- название, монтаж фрагментов. Это лишь глава из ненаписанного романа. Но я подумал, а почему бы не представить, что роман уже написан? Вот тут все и встало на свои места.
       Уезжать с дачи пришлось в 12 часов -- вечером в КДС должен был состояться большой концерт, связанный с 20-летним юбилеем радио "Орфей". Концерт назывался "Оперные страсти". Не хотелось приходить на него особенно усталым и замызганным и, честно говоря, никогда не думал, что этот концерт окажется таким невероятно сильным и так меня потрясет.
       Вообще, день удивительный.
       Уже в метро, по дороге в КДС купил "Новую газету" и сразу же въехал в интервью Лужкова. Естественно, никуда не уехал, работает деканом, увлечен работой. Интервью вообще очень умного и образованного, несмотря на его простонародные примочки, человека. Я, как всегда, выбрал, что мне ближе всего. Кстати, предвосхищая и соединяя смыслы, сначала привожу цитату из книжки Гаспарова, которую вычитал сегодня же утром.
       "Век. Старшеклассникам в канун 2000 г. задали сочинение на тему "Каких изменений я жду в ХХI веке". Большинство написало: ничего серьезного не изменится, а в середине нового века опять будут строить коммунизм".
       Теперь Лужков. Началось все, в соответствии со временем, с космоса.
       "...Я очень гордился, что Гагарина звали Юрий... Тогда ведь были великие цели в стране, и космос был одной из самых великих. Также ставилась цель -- развить сельхозпроизводство, "догнать и перегнать Америку по надоям молока". Цели-то были разные, но главное -- это философия созидания, которая, сплачивая, настраивала людей трудиться, ради государства. У нас сейчас двадцать лет новой власти, но я не вижу ни одной цели, которую можно было бы выдвинуть в качестве национальной идеи". Кое-что пропускаю, далее: "Государство, власть должны принять решение по развитию его величества Производства -- реального сектора экономики. Посмотрите на себя. Какими мы пользуемся диктофонами, телефонами? На каких машинах ездим? Какие телевизоры, одежда? У нас есть что-то российское?"
       О российском скажу позже. Есть!
       Итак, еду в метро, читаю "Новую газету". Сразу отмечаю еще одну статью о бизнесе ближайшего окружения премьера и корреспонденцию, начинающуюся со слова "Мерседес" -- о машине за 7 миллионов 788 тыс. рублей, "заднее сидение с функцией массажа". Машину закупают для правительства Свердловской области. Ну, в любой другой стране, просочись такая информация в публику, устроили бы как минимум народное шествие, но мы будем молчать -- рабы все-таки мы, несмотря на все усилия букваря моего времени.
       В этих раздумьях и перебрасываясь словами с С.П., у которого в руках точно такая же газета, идем по Кремлю, пока не доходим до КДС. Тут я вижу, что над зданием нескромно блестит золотой новый герб России. Мы, конечно, знаем, что когда в Древнем Риме менялся император, даже обожествленный, то следующий правитель начинал с того, что уничтожал память о предшественнике. Я, кстати, еще могу понять, почему после недавнего ремонта скололи с фасада Большого театра герб СССР и изваяли герб новой России. В конце концов, не во время существования СССР строился театр. Но Кремлевский-то дворец строили совсем недавно и строили именно при ССРР. Вот здесь бы поберечь историю. Как я радовался, когда в академии Жуковского, в здании дворца на Ленинградском проспекте в актовом зале остались гербы Российской империи. Если у правительства нет вкуса, то нет и собственной политики.
       Теперь несколько слов о самом концерте -- это было грандиозно. Здесь сразу стало ясно, что если нет его величества Производства, есть их величество Пение. Надо бы перечислить всех двенадцать человек, каждый из которых выдержал бы и Ковент-гарден, и Метрополитен-опера, впрочем, многие из них там и там пели, а те, кто из молодежи еще не пел, то обязательно будет. Представляю, как станет разрастаться словник в моем Дневнике, но страна должна знать своих героев. Это: Елена Заремба, Аскар Абдразаков, Ольга Терентьева, Игорь Манаширов, Сергей Спиридонов, Ирма Отто, Елена Терентьева, Мария Горелова, Оксана Волкова, Дмитрий Харитонов, Алексей Татаринцев, Алхас Ферзба, Игорь Головатенко. Надо сказать, здесь был еще и репертуар, который раньше звучал по радио, божественная классика -- Чайковский, Бизе, Гуно, Пуччинни, Верди, Римский-Корсаков, Мусоргский, Россини, Масканьи, Сен-Санс. Все это было не под эстрадную фанеру, а с аккомпанементом оркестра радио "Орфей". Единственное, что вызывало раздражение, -- это Вениамин Смехов, совершенно без удержу рассказывавший свою биографию, достижения, его дочь Алика Смехова была скромнее.
       Как же все в этом мире имеет парное значение. Я невольно сравнил этот концерт с эстрадным концертом, показанным накануне по телевизору. Как, оказывается, в сравнении с настоящими "звездами" мелка и пошла наша эстрада. Концерт-реванш.
       В антракте встретился и разговаривал с Юрой Поляковым, он довольно подробно рассказывал о Лондонской выставке. По ощущению, там были все только "свои". Кстати. Возвратившись домой, опять увидел Полякова, уже в телевизионной передаче "Контекст" на "Культуре". Как раз по поводу выставки он брал интервью у вдохновителя и организатора писательского десанта в Лондон
    В. Григорьева. Вопросы были столь неудобны, что всегда самоувер
    енный Григорьев просто начал блеять. Когда Поляков спросил, почему на выставке не было ни одного писателя направления Распутина -- Белова, (этот вопрос был формально задан критику Юзефович, но адресовался опять Григорьеву), то произошел такой диалог:
       -- Но вы-то, Юрий Михайлович, там были.
       -- Я не был в составе делегации, я был в Лондоне по другим надобностям. Просто зашел.
       18 апреля, понедельник. В час уже был в Институте, сначала встретился со своей дипломницей, потом в два с Вили Люкелем. Почти целый час они просидели с ректором и решали относительно Дня Ломоносова в Марбурге. Вроде бы он должен состояться в октябре. А пока решали с Вили, куда пойти обедать. К сожалению, кафе у Павла Слободкина, которое я люблю, было закрыто и пришлось есть -- правда, пообедали неплохо -- в "ресторане быстрого питания" "Му-Му", тоже на Арбате. Но русский пищеблок не был бы именно русским: в буфете, в нижнем зале, где мы расположились, не работала касса, кофе пришлось идти пить в "Starbucks" напротив. Еще один плюс этой встречи, что не только поговорили, но и хорошо прошлись. По дороге промолотили всех наших знакомых. Я особенно интересовался Барбарой и Нелли Матрошиловой. Обе, к счастью, здоровы. Попутно выразил свое удивление, почему город не выделил гранта на перевод и печатанье моего романа "Марбург". Но здесь опять надо бы было вспомнить и наших славистов, и немецких. Наши, бывшие эмигранты из Союза, все определенного направления, а немецкие -- под влиянием их либеральных "собственнических" идей. Вили рассказывал о реформе образования, в частности, в их гимназии обучение уже не девять лет, а восемь.
       После обеда от Арбата шли пешком до "Кропоткинской", а тут, уже посадив Вили в метро, я вспомнил о Доме фотографии, который открылся на Остоженке, бывшей Метростроевской, и о выставке "Феллини-гала". И вот здесь меня ожидала определенная удача. Оказалось, что сегодня День музеев и вход бесплатный. Порадовался самому зданию, в котором совсем недавно Медведев встречался с молодыми представителями левого искусства.
       Что выставка? Много разных фотографий, связанных со съемкой фильмов знаменитого кинорежиссера, все безумно современно, работают проекторы, телеэкраны, белые стены, контрастные фото, затемненные комнаты. Здесь игра с собственными воспоминаниями. Есть и кое-какой для меня улов, как для преподавателя. Все эти сгустки безудержной фантазии истоками берут воспоминания детства, да и вообще что-то реальное. Это к моим студентам, так надеющимся на неповторимость своего внутреннего мира.
       19 апреля, вторник. Довольно быстро провел семинар, рассказал о выставке Феллини, поговорили о театре, потом разбирали рассказ Юры Суманеева. Маша Бессмертная у меня спросила: "Сергей Николаевич, неужели вам это нравится?" В той мере, в которой это умно, но если бы сюда еще посочнее язык!
       Вечером у меня был Семен Резник, невысокий ясноглазый человек, с которым мы как-то немедленно сошлись, потому что обоим было интересно. Он, конечно, человек невероятной эрудиции. Его интересы публициста вокруг еврейского вопроса в России, но все это окружено такой плотной системой доказательств и исторических фактов, что становится историей России. Семен подарил мне книгу "Вместе или врозь? Судьба евреев в России". Это вроде бы ответ Солженицыну, но по сути своя совершенно самостоятельно выстроенная концепция. Основное в ней -- разоблачение нескольких устойчивых мифов, один из которых -- "засилие" евреев в революционном процессе и большевизм, как продолжение еврейской доктрины.
       Невероятно интересно написана глава об отречении Николая Второго. Увы, здесь опять не евреи, а собственно русские аристократы, захотевшие западных перемен. "Не Ленин в Цюрихе, а Николай II в Пскове дал толчок к цепной реакции распада, которая скоро привела к "резне". Николай сдал Россию... На Втором съезде Советов против "всей власти Советам" выступило 15 депутатов. 14 из них были евреи..."
       Я еще не во всем разобрался, но ряд мифов, которые прочно засели в моем сознании, начали рушиться... Подарил Семену свою книгу о Ленине, как он ее прочтет в контексте своих знаний, я уже не знаю, мне кажется, пора ее переписывать... Невероятно интересно Семен рассказывал о Фанни Каплан, что-то здесь у меня в душе перещелкнуло, не написать ли?
       Сразу, как Семен Семенович ушел, я вгрызся в его книгу, оторваться не мог -- все живое. Еще в советское время он написал книгу о генетике Вавилове. Сейчас открылось обилие новых материалов, и, кажется, Резнику дают новый заказ на нее -- здесь я обрадовался. Я думаю, что это будет книга не только о человеке и его деле, но и о времени. А какое время без предательства? Жалко, что человек такого ума и эрудиции теперь живет так далеко.
       20 апреля, среда. Утром радио долго рассказывало о гибели одного из приезжих активистов "Справедливой России" у ворот института им. Вишневского. Человек был с инсультом или инфарктом, а им отвечали: вызывайте "скорую помощь". Лучше не думать о собственном здоровье.
       В середине дня -- я как раз в большой комнате оседлал велосипед и имитировал поднятие штанги -- началось выступление Путина, его отчет перед Думой. Это было виртуозное действие, как фокусник, даже отвлекаясь от бумаг, он будто из рукава доставал цифры и сведения. По масштабу и тону это напоминало большие съездовские доклады, но произнесенные вменяемым человеком. Хотелось жить и распрямить крылья. Везде прибавки, повышение зарплаты, все выше и выше, и выше... Бюджетники, студенты, пенсионеры... Но сколько получают студенты, я отлично знаю. Я все время ждал, а появится ли хоть одна конкретная, реальная цифра бюджетной зарплаты и, наконец, она всплыла -- 8-10 тысяч рублей, учитель в провинции. В этот момент бравые депутаты и сидящие в ложе члены правительства смогли сравнить свои зарплаты и доходы с жизнью перемазанных землей сельских учителей.
       Из последних новостей также увольнение со службы Михаила Полторанина за высказанную мысль, что белая раса сейчас под угрозой исчезновения. Сказал то, что очевидно, и, конечно, это не ксенофобское и не расистское заявление. Сейчас многие говорят о гибели мультикультурной политики, я думаю, это несправедливо: общая культура человечества будет развиваться и дальше, а вот процветание белой популяции зависит только от политиков и их алчности.
       Утром занимался еще Дневником, читал, вечером делал опять выписки, связанные с В.С. из Дневников за 2006 год. "Ангел мой, ты слышишь ли меня?"
       21 апреля, четверг. Утром прочел новые главы из так понравившейся мне во время поступления работы Тани Никифоровой. Это продолжение приключений мальчик-стража из подлунного мира. Я не люблю этот жанр, но здесь так мягко, такие переливы фантазии, что невольно снимаешь шляпу.
       К часу пришлось выезжать в Институт: назначил свидание двум дипломницам, а в три ученый совет. Сначала быстренько придумали название для романа и заголовки что-то девяти или десяти глав Осинкиной. Потом пришла Лена Иванникова, ничего не сделала, но очень хотела, чтобы за нее это сделал я. Из воспитательных соображений отправил ее писать аннотацию к роману домой -- принеси хоть какую-нибудь "рыбу", а я уже посмотрю.
       Ученый совет прошел донельзя скучно -- отчеты о хозяйственной деятельности проректора В.Е. Матвеева и отчет о работе общежития С.И. Лыгарева. Я дал себе слово и по первому и по второму поводу молчать. В известной мере удержался. Л.М. Царева на совете не была. По слухам, с уходом нашего компьютерщика Ильи Кравченко, как я и предполагал, возникли трудности, а Л.М. надо готовить какие-то документы. С собой на ученый совет в надежде на какую-то своеобразную информацию я принес маленький компьютер. Вот что у меня оказалось записанным.
       Стояновский рассказывал о новых требованиях, которые министерство предъявляет к Институту. Мы теперь должны не только давать отчет о публикациях, но и следить за индексом цитирования. Занятно. В связи с принятием нового стандарта от нас, кафедр, требуются новые программы. Я думаю, вряд ли изменились методы обучения игры на фортепиано, да и в балете все то же, но мы должны все время измышлять что-то новое. Я полагаю, что даже новые стандарты -- это не то, что требует от нас жизнь, а то, что позволяет огромной массе чиновников от образования, научно-исследовательским институтам, разным академиям педнаук: продолжать чувствовать свою нужность, выражающуюся в определенном денежном эквиваленте.
       Потом наступило время небольшого бенефиса Владимира Ефимовича: сменили колодцы, сменили теплотрассу, все вокруг гнилое. Промямлил: хорошо, что прозимовали. На 2011 год финансирования нет, но планы большие. Написали письмо в министерство, они прислали ответ, что ждите, мол, в конце года. Из 30 миллионов, отпущенных на планирование реставрации основного здания, дали пока только 5. Сегодня должны объявить итога "аукциона" (не конкурса ли?) на проведение проектных работ в основном здании.
       Сергей Иванович Лыгарев, несколько уже оплывший, унылым тоном говорил, что надо менять крышу и трубы теплотрассы. Сегодня сделали общую прачечную в подвале. Из достижений -- сделали гостиную на первом этаже, в которой то играет музыка, то играют в шашки. Первый курс, который поселили в отдельный отсек, пьет и курит в комнатах. Администрация общежития страдает от студенческих беспорядков. Здесь у С.И. Лыгарева и ректора возникла некоторая перепалка. Небольшой монолог ректора: надо организовать, проявить политическую волю. Ректор продолжает: что касается ремонта, на эти нужды надо искать собственные средства. Опереться на какой-нибудь фонд. Это, конечно, смелое решение вопроса.
       В этот момент я подумал: а что если за каждым работником Института, проживающим в общежитии практически по ослепительно льготной цене, закрепить по несколько комнат и сделать обязанностью за этими комнатами и закрепленными студентами присматривать, каждому маленький участок -- одну, две, три комнаты. Про себя стал прикидывать, а кто же у нас в общежитии живет. Два проректора с семьями, как минимум два шофера с семьями, Саша Великодный с женой, Дима Слетков с матерью, братом и, наверное, по-прежнему с сестрой, два-три человека из хозчасти, оперные артисты из Колобовской оперы и т.д. Ой, а где же живут тогда студенты?
       Дома первым делом сел за компьютер и закончил делать выписки из 2006 года. Теперь у меня остался лишь последний, 2008 год, и я начну собирать книгу. К окончанию новостей и началу "Пусть говорят" я уже все сделал и приступил к изготовлению большой кастрюли супа-пюре из грибов и моркови. Как всегда, мне помогали кухонный комбайн и бессмертная книга Анастаса Ивановича Микояна "Книга о вкусной и здоровой пище".
       Пока готовил, "слушал" телевидение, где сегодня в главной передаче Первого канала царствовала некая блондинка -- русская "подруга" премьер-министра Италии Сильвио Берлускони. Какие в специфически-малаховском зале бушевали страсти! Из всех центральных персонажей, не побрезговавших прийти на эту передачу, сегодня мне понравился депутат Марков, который объяснил шалости замечательного Сильвио одним: ему уже 75 лет, и чтобы не говорили, что он стар для власти, он запускает петарды с малолетними девками и девками постарше!
       Во время готовки также разбирался с вырезками из газет, которые я подготовил раньше. Это о том, что в Лондон улетел бывший президент Банка Москвы Андрей Бородин, которому предъявлены серьезные обвинения. Вроде бы он злоупотребил полномочиями, выдав кредит структурам жены прошлого мэра на 12,7 миллиарда рублей. Но известия эти в газете от 6 апреля. Тогда считалось, что Бородин сначала в заграничной командировке, а потом на лечении. Сегодня уже ясно: президент не возвращается, уже назначен другой. Еще одна вырезка посвящена похоронному бизнесу -- бывшая милиция и больничная администрация торговали сведениями о людях, которые уходили из жизни. Агенты похоронных компаний появлялись, если звонили в "скорую помощь" или в милицию, еще раньше, чем соответственно милиционеры или врачи.
       Вечером, уже после супа, взглянул на сегодняшнюю "Российскую газету". Там для меня два сообщения.
       Первое. "Спецназ таможни совместно с гастарбайтерами вывозил краденое" -- это лишь подзаголовок статьи. Суть происходящего: какая-то огромная контрабанда, что именно -- не пишут, но она стала уликой -- вот ее-то на шести грузовиках и пытались вывезти. Грузчики -- гастарбайтеры, 30 человек. Скорее всего, операцию задумывали птицы высокого полета. Вот теперь можно вписать и название статьи, "Ночной налет на улики".
       Второе. Это портрет Владимира Григорьева в газете. С моей точки зрения, все обстояло так: не успел Юрий Поляков в своей передаче "Контекст" задать Григорьеву неудобные вопросы и показать его мямлющие ответы, как, воспользовавшись тем, что публикуется лонг-лист "Большой книги", "поддержали" шефа и под официальным, как с паспорта портретом, написали: "Автором идеи "Большой книги" является заместитель руководителя Роспечати Владимир Григорьев". Вот это многоходовка! Подписал колонку с портретом -- Павел Зайцев. Из Зайца торчат уши!
       22 апреля, пятница. В половине второго начал семинар -- обсуждали Таню Никифорову. Семинар я провожу, чтобы и себя и ребят освободить третьего мая, которое объявили рабочим днем. У всех иногородних, конечно, есть свои планы. Володя Репман уже куда-то умотал, его не было ни во вторник, ни сегодня. В качестве интеллектуальной разминки читал ребятам еще прежде отмеченные мною выдержки. По обычаю оставляю пометки на тексте и в конце книжки указываю страницы, на которых эти пометки делаю.
       Работа Тани, я ее помню еще с приемки, мне очень нравится, хотя это, пожалуй, первый автор "фэнтези", которого я взял в свой семинар. Практически это об ангеле, который оказался на земле рядом со своей подопечной. Много занятных деталей и предельная чистота и наивность автора. Сама Таня очень хорошо выступила вначале: только через полгода занятий я поняла, сколько у меня штампов и общих мест. Ребятам работа понравилась меньше, чем мне, но они и предмет "фэнтези" знают лучше. Правда, здесь есть и некая маленькая зависть: все казалось просто уведенным из-под носа.
       Как только приехал домой, позвонил С.П., погрузил еще в качестве помощника Сашу и поехали в Обнинск. Дорога была тяжелая, заезжали в "Перекресток", многое накупили. Приехали что-то уже около одиннадцати. За рулем был Саша.
       23 апреля, суббота. Пересмотрел, перечитал и написал представления на дипломные работы Анны Петрошай и Наташи Денисенко. Опять читал Семена Резника, а потом вышел на улицу и работал на грядках до самого обеда.
       Днем начал изучать "Новую газету". Начал с репортажа из Лондона, где состоялась книжная выставка. Надо согласиться, что моя жизнь как писателя проиграна. Все сплошь букеры, молодежь и либеральная классика. У Володи Маканина во Франции и Германии вышло 20 книг. Я думаю, значительно больше, чем у Распутина и Белова. В "выездные" вошли не только признанные "общественники", как Славникова и Юзефович, но и недавний молодняк -- Захар Прилепин и Алиса Ганиева. Но вспомним все же Суворова, который в конечном случае перепрыгнул и всех молодых и громких своих товарищей-генералов и "фаворитов".
       К вечеру приехал Володя с Машей, которую выписали из больницы, и по этому поводу был устроен, несмотря на пост, большой шашлык. Почему-то меня, верующего в загробную жизнь, не очень волнуют эти нарушения церковного канона. Откуда эта уверенность в своей праведности и прощение Бога?
       Ребята еще сидели во дворе за столом, когда я ушел домой и включил телевизор. Застал окончание "Максимума" по НТВ. Сначала анализировали с помощью зарубежных аналитиков публичные танцы Медведева, а потом, в соответствии с традицией НТВ что-нибудь подкладывать христианам к Пасхе, говорили о "земных" поводах вспыхивающего ежегодно Святого огня в Иерусалимском храме. Все это с земной точки зрения было достаточно убедительно, но мы-то будем верить в Чудо.
       Почти внезапно после НТВ включил "Культуру". Шло "Покаяние" Тенгиза Абуладзе. Фильм этот мне двадцать лет назад нравился не очень. Теперь фрагменты, которые я увидел, понравились. Это, конечно, сцена, когда главный герой поет оперную арию, кажется, из "Тоски" и читает 66-й сонет Шекспира. Все это мне напоминает сегодняшних политиков, которые и поют и танцуют, а в глазах у них только одно -- деньги и власть.
       24 апреля, воскресенье. Опять болен, спал плохо, насморк. Утром по радио сказали о взрыве на съемочной площадке телевизионной передачи "Дом-2". Не думаю, что это конкурентная борьба или хулиганство. Передача считается наиболее вредной, неприличной, разрушающей русское природное целомудрие. Посмотрим, что напишет пресса. Завтра надо купить "Московский комсомолец". Вторым знаковым для многих событием стало похищение сына бизнесмена Касперского Ивана. Парню 20 лет, его похитили, когда он шел по дороге на работу. Сам Касперский один из богатейших людей России. Это на фоне всех модернизаций и преобразований милиции в полицию. Правда, сегодня парнишку отбили, первоначально бандиты хотели в качестве выкупа 3 миллиона евро. Утверждается, что освободили при передаче денег.
       Несмотря на плохое самочувствие , повозился на участке, уехали в три, дома сразу взялся за выписки из 2008 года и вставки в Дневник.
       Сегодня же узнал, что умер Михаил Козаков -- в Израиле, у него был рак легких, не спасли. Завещал себя похоронить в Москве, на Востряковском кладбище, рядом с отцом. И последнее, уже телевизионное известие. По "Культуре", пока ел, смотрел очень хороший фильм о любви и жизни Любови Орловой и Григория Александрова. Детали знакомые -- она аристократка, чуть ли не из знаменитых Орловых, он сын владельца ресторана и гостиницы в Екатеринбурге. Орлова была любимой артисткой Сталина. С 47 года у этой семейной пары чуть ли не единственной в СССР свободный выезд за пределы. Ордена, премии. Из рассказа племянницы: когда умер Сталин, тетка за обедом сказала: "Наконец-то сдох". Здесь вечная природа актера, та ее быстрота реагирования, которая не позволяет профессию уважать.
       25 апреля, понедельник. Собственно весь день был дома, читал, делал выписки, смотрел телевизор. Может быть, я теперь и пишу только о телевизоре? Какая фантастика, например, "Пусть говорят!". Стихия полноватых теток с пышными прическами. С каким наслаждением вся эта публика говорит о морали. Как высоко планирует! С каким воодушевлением работает пастух и дрессировщик этого стада Андрей Малахов, к каждой новой передаче надевая новый костюм.
       Телевизионные новости на этой неделе весьма обширные. Для меня их три.
       Новость номер один. На совете по нанотехнологиям в Сколково руководитель проекта Вексельберг попросил оформить землю в Сколково в собственность, а Медведев предложил там же организовать суд по авторским правам. В связи с этим я вспомнил один абзац из записок М. Гаспарова.
       "Канцелярия. Император Леопольд в год осады Вены подписал 8256 бумаг ("Исторический вестник", 1916, N 2, с. 612)".
       Новость номер два. Счастливому отцу Евгению Касперскому вернули его сына. Сработали наша полиция-милиция и служба безопасности Касперского. Беседуя с кем-то из студентов по телефону, я сказал про Касперского: вот безукоризненно нажитый капитал. На что мне ответили: сначала мы "вирус" выпускаем, а потом его ловим.
       Новость номер три. Начался суд над летчиком Константином Ярошенко в Нью-Йорке. Он обвиняется в том, что собирался перевезти 5 тонн героина. Судит бедолагу суд присяжных. Я хотел бы, чтобы соотечественника признали невиновным, но суду в США доверяю значительно больше, чем нашему.
       Днем, как и договаривались еще на прошлой неделе с Натальей Евгеньевной, ездил в "Дрофу" -- последние согласования по роману. Поработали час или два. Встретился и с художником Юрой Христичем -- он сделал прекрасный разворот "Основные действующие лица". Как бы на веревочке висят портреты Грозного, Петра, Сталина, Ленина, Дзержинского, Екатерины, Николая I и Николая II, Горбачева, Ельцина, Путина, Ломоносова и Лужкова. Тут же по бокам этой композиции и чуть покрупнее -- Маркиз и Писатель. Я получился довольно смешным в очках, джемпере, очень домашний.
       26 апреля, вторник. Поднялся в половине седьмого, долго собирался и поехал на машине на Миусскую площадь в Общественную палату. Еще несколькими днями раньше в Институт пришел факс за подписью члена Общественной палаты, директора Московского бюро по правам человека Александра Брода -- приглашение принять участие в презентации книги писателя и историка С.Е. Резника, посвященной проблемам ксенофобии. Дальше шла витиеватая фраза: "Члены Общественной палаты РФ, лидеры НКО, историки и эксперты обсудят вопросы совершенствования межнационального диалога и профилактики ксенофобии, расизма, антисемитизма".
       Собралось человек двадцать пять. Никого из молодых не было, мой возраст. Наверное, из людей славянского происхождения я был в единственном числе. Час или около того о своих книгах говорил сам С.Е. Резник, а перед этим еще минут десять А.С. Брод. Дело происходило в Малом зале, уютном и чистом. В основном все выступающие говорили об антисемитизме и о Солженицыне. Многие книги С.Е. Резника читали, но здесь выяснилось, что так как они изданы в основном за счет государственного гранта, то должны были раздаваться. Это большая ловушка, я это испытал на собственной шкуре, когда так же на грант издательство выпустило мои Дневники. Не попав в магазин, они лишились большого читателя. Дневники осели в школьных библиотеках. Я выступал первым и, кажется, ничего, по крайней мере, был какой-то подъем. В свой рассказ вплел два личных эпизода: нашу квартиру в Гранатном переулке, Ревекку Марковну, ее сына Гришу, вернувшегося с войны без руки, и цепочку: город Щербаков, Костя Щербаков, с которым я работал в "Комсомолке", и фразу, которую я встретил в книге Резника:
       "Между тем, Сталин еще в 1941 году жаловался, что "евреи -- плохие солдаты". А в начале 1943-го начальник Главного Политуправления А.С. Щербаков (он же кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК ВКПб, заместитель министра обороны, один из застрельщиков антисемитской политики) не постеснялся инструктировать: ""Награждать представителей всех национальностей, но евреев -- ограниченно"".
       В час уже был в Институте, а в два начал семинар. Обсуждали рассказ Татьяны Сарухановой "Бабье царство". По-своему это интересно, но чуть-чуть сделано механически: две или три жизненных параллели -- скорее это не доведенная до конца повесть. Говорил ребятам, что надо не только следовать традициям, но искать новое и в теме и в форме.
       Дома делал выписки из Дневника, это последние дни жизни Вали. Все еще раз пришлось пережить, работы осталось на день или два.
       27 апреля, среда. В "Литературной газете" небольшая рецензия Евгения Рейна на моего "Ленина". Культурный человек большой эрудиции и знаний прочел. Впервые у меня появилось удовлетворение моей собственной работой.
       С раннего утра не разгибая спины сидел над выписками из Дневников. Потом Саша мне их соединил, и я начал все проглядывать с ощущением сделанной работы. И сразу же наткнулся на некий несвойственный мне лаконизм, с которым выписки приведены за первые годы, когда я только начинал Дневник. Полез в книгу, все, конечно, не так, из этих отрывков исчезла жизнь. Дело в том, что по словнику эту работу делала одна из моих бывших студенток. За плату, но сделала очень формально, буквально. Я помню ее очень плохую дипломную работу, за которую мы с трудом поставили "зачтено". Вот в этом-то и заключена тайна творчества -- все надо делать с предельной концентрацией сил и внимания.
       В шесть уехал к Лене, повез ей для чтения книгу Семена Резника. Как обычно, хорошо посидели, попили чаю, поболтали. Все не знаю, куда бы вставить один эпизод, который я услышал совсем недавно и даже не могу вспомнить от кого. Был райкомовский работник, который каким-то образом в начале "перестройки", когда возникла так называемая демографическая яма и, следовательно, школьников стало на порядок меньше, сумел приватизировать школьное здание. И вот он это здание сдает в аренду под школу и хорошо живет на эти деньги за рубежом.
       Как-то очень скверно я себя чувствую последнее время, уходят силы, появилась слабость. Я все думаю, что прежнее бодрое и победительное настроение ко мне еще вернется. Нет, не вернется, вот Мишу Козакова завтра будут хоронить. Доживаю, наверное, последнее. И чего это я затеял еще слетать на Сицилию? Почти уверен, что поездка будет тяжелой и неинтересной.
       28 апреля, четверг. Закончилось снотворное, спал плохо, а это значит, поздно заснул и рано проснулся. Попытался работать, т.е. дополнять аскетично выбранные у меня из Дневника кусочки деталями и обстоятельствами, и почувствовал такую слабость, что лег на диван и стал продолжать читать книгу М. Гаспарова. Какое роскошное чтение! К сожалению, целый день так провести было нельзя. В три часа начиналась комиссия в Департаменте по культуре и в три же в Доме русского зарубежья церемония вручения Солженицынской премии.
       Впервые комиссия вызвала у меня какое-то своеобразное впечатление. Я глухо почувствовал, что дамы -- а закоперщица здесь, конечно, Люба -- не хотят отдать премию за просветительство Антонову, а гнут в сторону журнала о куклах и для кукольников, который выпускает театр Образцова. Пока работу Антонова с его журналом "Повести Белкина" мы отложили до Президиума. В ситуации спора поддержал меня точной и ясной репликой С.П., понравились рассказики из сборника и Володе Андрееву. При голосовании практически за мою точку зрения проголосовал и Сергей Яшин. Евгений Стеблов при голосовании воздержался. Но зато Стеблов очень аргументированно и точно говорил о театре и в частности о спектакле Гинкаса. Кама Гинкас остался в списке, но замечания Стеблова об устарелой "коммунальной" эстетике театра 60-х, наверное, справедливы. С большим трудом проходила Кондакова, но пока прошла, наши ушлые члены комиссии вспомнили, что она соседка Полякова по Переделкину, книга Отрошенко была старовата, 2007 год, поэтому продолжать биться за нее смысла не было. Единодушно совсем ушло кино.
       С грустным ощущением неправого дела полетел на Таганку и попал как раз к фильму о Люше Чуковской и ее рассказу о деде и матери. Было, конечно, интересно. К сожалению, не застал Лени Колпакова, с которым договорились встретиться. Зато поговорил с Карханиной, директором Издательского Дома, о судьбе Максима Лаврентьева, что-то у них не заладилось. Я говорил, что Максим сделал журнал, мне в ответ -- о его характере и невыдержанности. Я сказал, что мы с ним проработали несколько лет вместе и у меня ни в этом смысле, ни в других к Максиму замечаний нет. Я думаю, что с уходом остро чувствующего время Максима журнал начнет падать... Встретил Андрея Василевского, как обычно, он тут же вручил мне новый номер "Нового мира". Вечером, когда пришел домой, впервые стал вглядываться в его критический раздел. Есть список органов текущей прессы, собраны почти все известные газеты, но. к моему удивлению. среди этого большого количества нет "Литературной газеты".
       29 апреля, пятница. Пишу уже на Сицилии. Позади перелет, неизвестность, связанные с этим волнения, позади даже занятные наблюдения. Например, в Шереметьеве мы с Владиславом Александровичем подверглись четыре раза процедуре досмотра. Прибыли на экспрессе с Белорусского вокзала: сразу чемоданы, снять куртки, ботинки, ремни -- все это в машину, молодой человек в белых перчатках тебя ощупал, а потом процедура повторялась еще и еще. Связано это было с тем, что на автобусе предстояло переехать через все поля на терминал С. Так вот, перед посадкой в автобус процедура, перед входом на новый терминал, перед входом на посадку. Правда, здесь в роли личного досмотрщика действовали уже девушки. Самолет был итальянской компании, значит, коленки не упирались в стоящее перед тобой кресло.
       Ощущение уходящего времени преследовало меня и в самолете, все надо успеть. Владислав Александрович ругал меня за багаж. Книги, компьютер, диски, но он просто ахнул, когда я принялся еще читать дипломные работы. "И много ты с собой прихватил?" -- "Килограмма два -- четыре дипломов". Написал представления на Савранскую и Марка Максимова.
       Сицилия действует на тебя сразу и неотвязно. Приземлились в Палермо. Неужели город с таким названием действительно существует! Взлетная полоса на берегу моря, огромная скала возвышается над аэропортом. Не выедет ли сейчас из-за скалы на боевом коне рыцарь? Но, может быть, так же иностранцам в Москве начинает казаться, что из Спасских ворот выходит отряд стрельцов в красных кафтанах.
       По приезде все определялось быстро и четко. Гостиница, конечно, далеко не такая, как в Египте. Все скорее напоминает студенческий кампус, номер бледноват, под окном не море, а дискотека. Но зато приятно удивил список экскурсий. Есть и Таормина, о которой писала Зинаида Гиппиус, и Этна, на этот счет существует "Итальянское путешествие" Гете. Если, конечно, мне не изменяет память. Я даже знаю, кого я попрошу найти мне эти фрагменты, -- Маргариту Черепенникову, нашу преподавательницу.
       В самолете с удовольствием прочитал сегодняшнюю газету. Это особенность психологии дорожного человека. Если в Москве лишь просматриваешь газетные листы, ища информацию, здесь вспоминаешь и смакуешь детали.
       30 апреля, суббота. Утро посвятили изучению территории и записались на четыре экскурсии. Все же знать в моем характере сильнее и весомее, чем жить и просто быть. Утром во время завтрака Владислав Александрович очень интересно анализировал рассказы Хемингуэя, я обязательно воспользуюсь его наработками. Кормят хорошо, но, к счастью, мы не поскупились и живем в основном корпусе и питаемся несколько по другой категории, чем большинство. Дороже. У нас все же ресторан, с официантами, вином в графинах и скатертями. В общей части всего тоже хватает, но кое за что, например за горячее ризотто, надо повоевать. Мне-то хорошо, территория огромная, но когда ты в холле центрального корпуса, это напоминает пионерский лагерь. Практически весь гостиничный "кампус" стоит на крутой скале, почти до моря вниз идут дорожки и стоит десятка два корпусов. Отчасти это по благоустройству с поправкой на двадцать лет напоминает Объединенный санаторий Сочи, частью которого является правительственный Бочаров Ручей. Вот все это мы и обследовали до обеда. После обеда по традиции, заведенной С.П., спали.
       Владислав Александрович, как я уже неоднократно писал, один из умнейших и остроумнейших людей нашего времени. На время нашего с ним отдыха я решил в Дневнике завести рубрику: "Комментирует Пронин":
       Я читаю в "РГ" о мытарствах в тюрьме нашего предпринимателя Бута, который вроде бы торговал по миру оружием. Пронин говорит: "Если уже пустуют тюрьмы, так сажали бы своих".
       Я дал В.А. просмотреть свежий номер "Нового мира", который привез из Москвы. Пронин просматривает оглавление, потом читает, понимая, что я разделяю его реакцию. Комментирует: "Если есть Гандлевский, зачем Гандельсман?"
       Я записываю это высказывание, полагаю, что непросвещенный еврей опять скажет обо мне -- антисемит.
       Вечером на компьютере, который я все же притащил с собой, смотрели модный фильм "Король говорит". В принципе, мне это не очень нравится. Как я уже неоднократно писал, большое кино пропадает. Сюжет, развитие которого известно зрителю изначально. Сентиментальная история супружеской верности, всегда щекочущая душу обывателя, королевская обстановка и покои. Боже мой, да они же обычные люди!
       1 мая, воскресенье. Мне определенно нравится на Сицилии погода. Сегодня опять с утра дождит, над морем будто нарисованные тушью облака с редкими просветами. Позавтракали и поехали в первую из четырех купленных экскурсий.
       Чтобы не описывать уже описанное и сказанное привожу цитату. Чью? Кто автор? Напишу об этом позднее, но лучше не скажешь
       "... во всей своей красе открылся пейзаж. Каждая деталь его, казалось, парила в мареве знойного солнца, освободившись от своего веса. Море на горизонте выделялось чистым цветом, горы, пугавшие ночью таившимися в них опасностями, теперь походили на рыхлые облака, готовые вот-вот раствориться в небе, и даже угрюмый Палермо мирно жался к монастырям, как стадо овец к ногам пастуха".
       Вот и Палермо и его пригород Монреале со знаменитым собором. Об этом соборе я раньше видел фрагмент передачи и все удивлялся, как же подобное могло появиться в Канаде. Нет, это оказывается здесь, на Сицилии. Видели еще один огромный собор в самом Палермо и церковь с такими же сотворенными византийскими мастерами или под руководством византийских мастеров фресками -- все это XII--XIII век. Мне уже не хочется все подробно и в деталях описывать, и жизнь моя меняется, и я изменяюсь. Если говорить прямо, то ощущение первоисточника и подлинности. Я ведь не видел фресок в Равенне, но дай Бог, доберусь и до них. То же самое о Палермо. Замечательная площадь четырех углов с фигурами четырех испанских королей. Через разные подробности во время экскурсий начинаешь выяснять и самые необычные, ранее ускользнувшие от тебя подробности истории и чередование эпох и королей. Вот тут-то пришлось снова встретиться с норманнами, городок, построенный которыми, я видел в прошлом году в Ля Боле, когда гостил у Татьяны. Жалко, что времени не хватило на посещение норманнского замка. Но к этому я даже отношусь хорошо, не люблю все досматривать, это как бы залог будущему -- вдруг приеду.
       Возможно, больше всего меня поразило два обстоятельства. Первое -- центральную улицу с особняками XVI--XVII веков во время войны бомбили американцы. Они хотели попасть в палаццо, в котором располагалась высшая нацистская администрация. Не попали, зато разбили все вокруг, по словам нашего гида. Только что наконец-то стало ясно, кому принадлежала эта собственность, и принялись особняки восстанавливать. Второе -- в Палермо по каким-то подсчетам проживало около 1700 аристократических семейств. Вот тут мне как-то стали понятными и этот слой населения, и его кастовая замкнутость.
       В соборе показали два саркофага -- Вильгельма I и Вильгельма II.
       2 мая, понедельник. "Владислав Александрович Пронин сказал": "Главное в экскурсиях -- уметь не увидеть, на что не надо смотреть". Но это он уже сказал, когда мы уехали на экскурсию в Чефалу -- маленький город, километрах в шестидесяти от Монреале. Уже второй раз мы ездим по одному и тому же маршруту, но каждый раз все дальше и дальше. Теперь, кажется, нам предстоит прокатиться вдоль того же берега в третий раз, когда мы поедем смотреть "необычный Палермо", и в четвертый, когда поднимут в пять утра, чтобы отправиться к Этне и Таормине. Здесь самый ранний на Сицилии норманнский Кафедральный собор. Собственно здесь оригиналы всех византийских позднейших работ, в частности оригинал Пантократора, который видели вчера в Монреале. Все производит впечатление подлинности. Но сам городок, расположенный под огромной скалой на берегу, удивительно напоминает берег в Ирландии и тот городок, в который в прошлом году мы ездили с С.П..
       Видел еще и прачечную XIV века. Вечный гранит, хорошо организованные потоки. Разобрался в технологии, когда такую же прачечную показывали в Калькутте. Это было лет тридцать назад. К "объекту" подвели, но интеллигенция закричала: на шоппинг, на шоппинг, и я ничего не разглядел. Здесь очень точно и последовательно организованы потоки воды: стирка, полоскание, место, где белье "били". Жизнь и ее технология невероятно меня привлекает.
       Под вечер включил телевизор -- три смерти. Американские спецназовцы убили в Пакистане Усаму бен Ладена, надо ждать ответных акций от его арабских сторонников. Ликование по поводу смерти любого человека безнравственно. Кстати, вчера американцы разбомбили какой-то объект в Триполи -- погибли младший сын Кадаффи и трое его внуков. Сегодня показали, как жгут американское посольство. В Москве умер актер Александр Лазарев, с которым я недавно встретился на похоронах Виталия Вульфа -- был крепок и величествен. Это первая большая потеря после ухода из театра Маяковского главрежа Сергея Арцыбашева. Не падают ли ответные снаряды слишком близко? Умер Леонид Абалкин -- это уже потери нашего клуба, я потерял вдумчивого и дотошного читателя.
       3 мая, вторник. Заснул поздно, часто просыпался, пил снотворное, начинал читать, гасил свет -- все потому, что не хватило мне трех смертей, я еще досматривал телевизор -- на этот раз про дуче, про короля Италии, про легковерие народа. На фоне исторической данности, название которой и ее история хорошо известны -- дуче повесили, а король бежал, и его потомкам был запрещен въезд в Италию -- раздавались привычные для моей родины слова и призывы: демократия, свобода, благо народа. Аванти, пополо! Заснешь от таких реминисценций!
       На улице, как и ожидалось, пасмурно. Еще вчера Владислав Александрович Пронин опять произнес справедливую сентенцию: "Отдыхать лучше в солнечную погоду, а путешествовать в пасмурную". И еще вчера мы решили поехать в ближайший к нам городок Терразини. Набился небольшой автобус, правда, женщины сошли немножко раньше, в другом небольшом городке, где, по слухам, по вторникам открывается небольшая торговая ярмарка. Я полагаю, это небольшой итальянский филиал Черкизона. Удивительно, почему слово черкизон не стало до сих пор интернациональным!
       Собственно, было известно, что смотреть здесь нечего, но существует небольшой краеведческий музей с экспозицией крестьянских карет. Ну, это те тележки, которые крестьяне расписывали в пику роскошным экипажам местной знати. В связи с этим я сразу вспомнил роскошную двуколку, которую во время итальянских танцев выкатывали на сцене зала Чайковского в Москве, когда выступал ансамбль Игоря Моисеева. Но слухам, даже самым квалифицированным, верить не следует. Городок хоть крошечный, но чудесный. Можно только представить себе тихую и неспешную жизнь местных пенсионеров. В центре, куда нас подвез автобус -- 5 евро туда и обратно, -- небольшой собор, рядом кафе. Пока пили кофе, соборные колокола отзвонили одиннадцать ударов. А потом, уже другим тоном -- три четверти часа. Есть какая-то особая душевная привлекательность, связанная с натуральным звуком. В зале и на просторе и колокола, и музыка звучат по-другому, нежели в записи.
       Совершенно необычно смотрится и довольно большой краеведческий музей в этом городке. Музей на набережной небольшой рыбацкой бухты. Сетовать на наше ведение культуры нет смысла. Мне еще раз стало ясно, что разница здесь -- в одном случае имитация, в другом подлинная забота. Мне, конечно, могут возразить, приводя количество туристов. Но ведь всегда не ясно, что и за чем появляется: туристы ли за культурой или культура вслед за туристами? Вряд ли подобный музей у нас сыщется и в любом областном городе. Само здание, оборудование, размах экспозиции. Наконец, обилие этих самых карет местного "специалите".
       В общей экспозиции, которую мы скорее пробежали, меня привлек большой макет античного корабля, с чертежами, характером соединения материалов, такелажем и пр. Но главное, было показано, как в трюме устанавливались в несколько этажей амфоры.
       Занятная -- но опять о культуре! -- подробность -- если тебе исполнилось 65 лет -- вход бесплатный. Это было приятно, потому что билет не из дешевых -- 5 евро, на наши деньги 200 рублей. Нас, как пенсионеров русских, тоже пустили бесплатно. Вспомнил, конечно, наши русские музеи. Лучше на десять или даже пять посетителей в день держать контролера и кассира, чем устроить свободный вход.
       Сами "кареты" -- скорее двуколки -- просто чудо народного искусства. Основной сюжет -- легенды о рыцарях нормандского периода. Битвы, поединки, бои с драконом, похищение женщин, сражения с сарацинами, придворные свадьбы и балы, крестьянские вечеринки. Такое можно было на своей тележке изобразить и раскрасить только бесконечными зимними вечерами, когда за стенами бушует непогода и море рвется из холодных берегов. Многие картинки копировались из книжных иллюстраций, а потом раскрашивались.
       4 мая, среда. Подняли в пять часов, завтрак в общем зале, в руки дали коробку с довольно скромным сухим пайком в картонной коробке -- это обед. В шесть грузимся в автобус и уезжаем. Сам маршрут вызывает разгул воображения: знаменитая Этна и на обратном пути знаменитая Таормина. Это какой-то городок, сохранившийся чуть ли не с античных времен на вершине скалы, и огромный римский амфитеатр. Все знающий Пронин подтверждает мне, что здесь побывал молодой Гете и произнес какие-то невероятные слова об античности. Не надо забывать, что с подачи немецкого классика Новое время и открыло эту самую античность. Об Этне уже и говорить не приходится -- это как высадка на луну. Ехать надо через всю страну. Это в первую очередь и привлекает. Как и пейзажи, когда все разнообразно и невероятно по размахам смело. Станет ли наша русская земля такой же ухоженной и опрятной еще после тысячи лет цивилизации? Все-таки не будем забывать, что крещение пришло к нам на тысячу лет позже, чем в Европу. Или нам уже никакая цивилизация не идет на пользу? Какие, черт возьми, дороги! Какие тоннели! И ведь, судя по всему, это результаты послевоенного строительства. Но есть также мнение, что такой ухоженности страна, такие дороги и развязки получила именно под присмотром мафии. Мафия против коррупции чиновников. А ведь точно известно, кого больше. А мы после войны строили только космические корабли и электростанции? Но и туризм показателен, он тоже, как прибыльная отрасль, кое-что диктует -- какие замечательные дороги через крошечные городки ведут к этой самой Этне! Но, тем не менее, не будем забывать и себя, мы кроме приватизированных гидростанций и заводов, кроме реставрированных царских дворцов и фонтанов можем показать и свою сельскую и провинциальную отсталость. Итальянцы -- белье через улицу, хотя я его пока еще не видел, а мы -- больницы без горячей воды и с туалетами на улице.
       Уже час как дорога вползает в туристическую зону. Разве у нас есть что-нибудь, способное по объему перемолоть такую бездну туристских автобусов и туристов на Кавказе? Разве что-то подобное построено возле Ключевской сопки на Камчатке? На высоте в 2000 метров над морем выстроен небольшой городок -- магазины, бары, кафе, почта, опять магазины с сувенирами, палатки с едой и напитками. Дальше все путешественники делятся по интересам и по возможностям кошелька. Основной, вернее самый верхний кратер находится на полторы тысячи метров выше. Что-то около 60 евро стоит подъем сначала на канатной дороге, потом на специальных вездеходах. Наверху уже снег, который виден и при подъезде к горам. Там за деньги вас утеплят и обуют. Гид предупреждает: теплые носки, которые стоят 3 евро, можно взять с собой вниз в качестве сувенира. Сколько денег должны оставить туристы в этих магазинчиках, этим проводникам, на этих фуникулерах!
       Как и положено, кратер на этом огромном огнедышащем массиве не один -- на уровне туристского кампуса есть еще два. Черная поверхность, покрытая шлаком, напоминает мне такую же картину, какую я видел на Камчатке. Тогда мы, молодые и здоровые ребята, ползли наверх несколько часов и даже в специальной палатке вулканологов заночевали. Туристы наверх не лазали, а вулканологи палатки выстроили из досок и обили рубероидом. Спускались уже утром, скользя в тяжелых ботинках по медленно осыпающимся черным пемзам. Я хорошо помню фурмаролы, желто-зеленые от серы, из которых на дне кратера вылетали сизый газ и пар. Помню налеты зеленой и желтой серы над дышащими щелями. Я тогда сделал снимок, который был помещен в "Кругозоре", и записал какие-то разговоры вулканологов на дне кратера. Это было, правда, так давно, но все помню отчетливо, будто вчера.
       Наша российская молодежь все же не утерпела и поперла вверх. Каждому надо побывать на своем Северном полюсе, на вершине вулкана, чтобы было что вспоминать. Я, честно говоря, не решился из-за боязни простудиться. Потом, очень рассчитываю на московскую вставку в Дневник. Надеюсь, что молодой Гете все-таки рискнул! Основная часть группы посмотрела боковой кратер, покрутилась в торговых павильонах, полюбовалась сувенирами, покончила с содержимым своих картонных пакетов и потом долго сидела, скрываясь от ветра, в автобусе. Ждать неизвестно чего, упуская время в чужой стране, довольно нудное занятие. Мы вообще дорого платим за секундные переживания. Но нас ждало новое испытание. Пока я пытал Владислава Александровича относительно Эмпедокла, греческого философа, который, по преданию, уверяя себя и всех, что он бессмертен, бросился в жерло Этны, В.А. успел меня успокоить, что на самом деле, Эмпедокл умер на Пелопоннесе. Философскую часть рассказа я пропускаю. В.А. все знает, впрочем, эту запись я, конечно, подправлю в Москве, заглянув в "Словарь античности". Но как же широко расправляют крылья мифы и легенды.
       Но ближе к Этне и ее легендам. Здесь, "оказывается", помещалась одна из мастерских Гефеста и циклопов. Но по другой легенде, Зевс взгромоздил гору высотой в 3263 метра над уровнем моря на чудовищного Тифона. Погребенный под ней, он вызывает своим дыханием землетрясения. Тифон, не дыши!
       Московская вставка. Маргарита все-таки отыскала мне два фрагмента. Не стану изображать свою немыслимую начитанность. Прочитав эти строки, все-таки пожалел, что не рискнул. А вдруг будет еще следующий раз! Но и благоразумный молодой Гете тоже не добрался до самой вершины. Мы, конечно, помним, что всю жизнь великий немецкий поэт занимался геологией, и в его доме в Веймаре хранятся прекрасные образцы, добытые непосредственно им.
       "Если бы местные жители не были патриотами своего края, не пытались бы во имя выгоды или во имя науки собирать все достопримечательности, путешественнику пришлось бы пережить немало напрасных мучений. Еще в Неаполе мне сослужил добрую службу торговец лавою, а здесь -- в более высоком смысле -- кавалер Джиоэнни. В его богатом, щегольски разложенном собрании я обнаружил лаву с Этны, базальт с ее подножия -- преображенная порода, которую не сразу и узнаешь. Все это было любезно нам показано. Более всего я дивился цеолитам с крутых скал, стоящих в море под Иячи.
       Когда мы спросили кавалера, как нам добраться до вершины Этны, он заявил, что даже слышать ничего не хочет о столь рискованном предприятии, тем более в это время года. "Вообще,-- сказал он, предварительно извинившись, -- приезжие слишком уж легко относятся к этому, а нам, живущим по соседству с горою, довольно, если мы за всю жизнь раз-другой улучим момент подняться на вершину. Брайдон, своим описанием впервые пробудивший интерес к огненной вершине, сам никогда на нее не взбирался. Граф Борх ничего читателю об этом не сообщает, однако и он не достиг вершины, то же самое я мог бы сказать о многих.
       Сейчас снег еще покрывает почти всю гору донизу, создавая тем самым неодолимое препятствие. Если вы соблаговолите воспользоваться моим советом, то поезжайте завтра, в подходящее время, к подножию Монте-Россо и поднимитесь на вершину; там вы сможете насладиться прекраснейшим видом, а заодно увидите и старую лаву, которая в 1669 году вырвалась из кратера и, к несчастью, залила город." Вид оттуда открывается чудесный и видимость очень хорошая, все остальное лучше узнавать по рассказам".
       На следующий день в дневнике Гете опять появилась Этна.
       "Вняв благому совету, мы рано поутру пустились в путь верхом на мулах и, непрестанно оглядываясь назад, добрались до владений не усмиренной временем лавы. Навстречу нам попадались зубчатые глыбы, огромные камни, между которыми мулы находили случайные тропки. Достигнув значительной высоты, мы сделали привал. Книп с величайшей точностью зарисовывал все, что мы видели перед собою: на первом плане застывшая лава, слева -- двойная вершина Монте-Россо, над нами -- леса Николози, из которых выступает заснеженная, слегка курящаяся вершина вулкана. Мы подобрались ближе к Красной горе, а я поднялся к самой вершине; она представляет собою кучу красной вулканической мелочи, пепла и камней. Обойти вокруг жерла не составило бы труда, если бы страшнейшие порывы утреннего ветра не затрудняли каждый шаг; я хотел хоть немного пройти вперед, и мне пришлось снять плащ, но шляпу мою могло вот-вот унести в кратер, а за нею и меня. Дабы прийти в себя и оглядеться, я сел, но и это мало мне помогло: с востока на прелестную местность, простиравшуюся подо мною вплоть до самого моря, надвигалась буря. Перед моими глазами тянулся длинный, от Мессины до Сиракуз, песчаный берег с изгибами и бухтами, абсолютно пустой, лишь изредка на нем виднелись береговые скалы. Когда я, вконец оглушенный, вернулся вниз, оказалось, что Книп, несмотря на бушующие вихри, не терял времени даром и тонкими линиями запечатлел на бумаге то, что я из-за бури едва сумел увидеть, а тем паче -- запомнить".
       В жертву богам и героям Этны мы принесли упаковку от скромного "сухого пойка": коробочка с бутербродами, яблоко, маленький пакет апельсинового сока и бутылочка воды. Какие горы мусора выскребают ежедневно муниципалы и арендаторы "провала" из всех урн и потаенных уголков заповедного места.
       Уезжая, мы уже, по словам нашего гида Сережи, опаздывали, но впереди был еще некий заезд в фермерский магазин, где торгуют медом. У каждого гида, ведущего группу по сокровенным местам, всегда есть некая коммерческая точка, куда гид, несмотря на любой дефицит времени, обязательно заведет своих подопечных. Я достаточно опытный человек, чтобы моделировать и специфический интерес гида и чтобы еще во время общей экскурсии не вычитать, пойдем ли мы в лавку, где продают мозаику, или в магазинчик, где торгуют медом.
       Спуск с Этны был такой же живописный, как и подъем. Как аккуратно и чисто живут люди, но и как скучно. Мы проезжали кукольные города, в которых почти нет молодежи. Как трудно здесь, наверное, организовать свой внутренний мир. И вот, наконец, очередной очаг интереса гид. Но, надо прямо сказать, что гиды знают, чем заинтересовать обывателя. Автобус в одном из таких уютных городков пришвартовался к магазинчику, и народ, только что спустившийся с Этны, невероятно оживился.
       Я уже знал заранее, что меня больше всего поразит в Таормине, но времени на все дали только два часа. Город прелестный, уютный, крошечный, практически две улицы, идущие вдоль огромной скалы. Здесь несколько самых фешенебельных отелей, в которых останавливались "звезды" мировой сцены, кино и даже королевские особы. Я знал про римский амфитеатр, про путешествие сюда Зинаиды Гиппиус и про барона Вильгельма Глодена. Барона заставила здесь жить необходимость -- туберкулез. От нечего делать он занялся съемкой на фотоаппарат, на стеклянные пластинки снимал обнаженную местную молодежь -- в основном юношей -- в виде античных героев. Амфитеатр и все прошлое города провоцировало. Потом этому моральная общественность придала характер непристойности, многие негативы оказались разбиты. В наше время эти фотографии -- шедевры. В первом же попавшемся магазине я купил за 60 евро альбом с ними. По этому поводу Пронин сказал: "Нас отличает друг от друга только одно -- вы купили книгу, а я штаны".
       Но так что же лучше: сначала мои рассуждения или Гете? Дадим, естественно, сначала слово классику.
       "Слава Богу, что всё виденное нами сегодня уже достаточно описано, но более того: Книп намеревается завтра весь день быть наверху и рисовать. Когда поднимаешься на скалистые стены, которые вздымаются к небу неподалёку от морского берега, замечаешь, что две вершины соединены полукругом. Какой бы образ от природы не имело это место, искусство вмешалось и образовало из него полукруглый амфитеатр для зрителей; примыкающие стены и другие кирпичные пристройки замещают необходимые переходы и залы. У подножья ступенчатого полукруга наискось построили сцену, соединили ею обе скалы и завершили колоссальнейшее произведение природы и искусства.
       Если сесть туда, где когда-то сидели самые верхние зрители, то нужно признать, что, наверное, никогда публика в театре не созерцала перед собой таких предметов. С правой стороны на более высоких скалах высятся крепости, ниже находится город, и хотя эти постройки возведены в более новое время, скорее всего, подобные стояли на тех же местах и в давние времена. Теперь же на всем долгом горном хребте Этны видны -- слева морской берег до Катании, даже до Сиракуз; далее обширную картину замыкает огромная курящаяся огнедышащая гора, но она не страшна, поскольку умиротворяющая атмосфера представляет ее более отдаленной и мягкой, чем на самом деле.
       Если отвести глаза от этого вида и взглянуть на ходы, помещенные сзади от зрителей, то слева видны все скалистые горы, между ними и морем вьется дорога в Мессину. Скалистые группы и скалистые хребты в самом море, побережье Калабрии в дальней дали, может отличить от плавно подымающихся облаков лишь внимательный глаз.
       Мы спустились к театру, побывали на его руинах, в которых искусный архитектор, по меньшей мере, на бумаге должен бы испытать свой дар реставратора, после чего постарались проложить путь через сады в город. Только здесь мы узнали, что изгородь из посаженных рядом друг с другом агав может быть непреодолимым бастионом: сквозь переплетённые листья всё видно и кажется, что через них можно пройти, только мощные колючки по краям листьев представляют собой ощутимое препятствие; если наступить на такой исполинский лист в надежде, что он тебя выдержит, то он ломается и вместо того, чтобы выйти на свободное пространство, ты попадаешь в руки соседнего растения. В конце концов, мы выпутались из этого лабиринта, полюбовались кое-чем в городе, но до захода солнца не смогли позабыть окрестности. Бесконечно прекрасным было наблюдать, как эта значительная во всех точках местность всё больше погружалась во мрак".
       Это описание классика.
       Я потом, как бы ненароком опрашивал членов нашего автобусного содружества, оказалось, что до амфитеатра дошло не много. Наверное, смутила цена в 8 евро, которую берут за вход. Один из наших путешественников, видимо много работавший за границей, сказал мне: "Я этих амфитеатров на Ближнем Востоке насмотрелся!" Я в каждом таком объекте ищу свою сущность, пытаюсь понять людей, их психологию. Этот амфитеатр отличается от многих тем, что за низкой стеной, отделяющей сцену от арены, открывается один из самых потрясающих в мире видов: залив, горизонт, скалы, остров, возможно, лодка рыбака. Римляне приспособили амфитеатр для гладиаторских боев. Убийства на фоне лазури. По размерам это почти Колизей, взгроможденный высоко над морем. Сколько труд и пота тратила цивилизация на просвещение и убийства!
       Но потрясло меня другое -- те поразительные сегодняшние инженерные сооружения, которые были возведены, чтобы соединить этот городок со всем миром. Мосты, тоннели, стоянки для автобусов, выдолбленные в горе лифты, поднимающие туристов от подножья -- 7 этаж! -- к городским воротам! Опять думал о своем Отечестве.
       5 мая, четверг. Утро, 8.15 -- еще одна экскурсия завлекательно названная "неизвестный Палермо". Опять едем вдоль берега в Палермо. Слева по ходу автобуса море, маленькие городки, скалы, справа -- горные массивы. Земли немного -- поля и посадки в каждой щели. О дорогах не говорю, разметка, мосты, тоннели, все обсыпано дорожными знаками, естественно, ни одного полицейского. Хорошо налаженная машина всегда работает и без присмотра механика. Заманивали туристов на экскурсию "мумиями" в катакомбах картезианского монастыря. У таинственного автора, которого я уже цитировал, написано "монастыря Капуцинов". В это же книжке, в примечании все и разъясняется. Опять нужна цитата, чтобы потом самому не возвращаться к этому. "В этом монастыре со Средних веков хоронили знатных жителей Палермо, трупы которых благодаря сухости воздуха не разлагались, а высыхали, как в пещерах Киево-Печерской лавры. Все склепы и коридоры монастыря были увешаны и установлены одетыми трупами". Судя по всему, нас ожидает крепкое видение. Я знал, что это такое и видел эти мумии в фильмах по каналу "Discovery". Отчетливо, как человек не без опыта, сознаю, что подобное наблюдать спокойнее на экране кино или по телевизору. Так сказать, подальше от "натуры". Но пересиливаю себя, мое любопытство, которое можно назвать и любознательностью, неискоренимо и с возрастом. Я не люблю, когда из покойников делают туристические объекты. В свое время даже в каирском музее я не пошел смотреть знаменитый отдел мумий. По фильмам ""Discovery" я помню эти бесконечные подземные коридоры и штольни, в которых живописно, в специальных нишах расположены мумифицированные тела бывших людей. Где-то в этих лабиринтах есть даже чуть подсохший, но почти нетронутый труп маленькой девочки. Она как живая в своем остекленном гробике. Это действие какого-то специального состава, отысканного местным, тоже уже давно покойным доктором.
       Этот "Неожиданный Палермо" совсем близко от поверхности земли. Желтоватое здание монастыря, возле ворот монастырского кладбища, еще одно продолговатое невысокое строение, что-то наподобие галереи. Солнце уже палит. Кассовый зал похожна вестибюль метро на небольшой радиальной станции. Здесь продают билеты и сувениры, я сувениры не рассматриваю. Короткая лестница ничем не отличающаяся от лестницы где-нибудь на ветке московского метро с неглубоким залеганием. Вот она -- знаменитая галерея смерти. Здесь несколько более светская атмосфера, чем в катакомбах на склоне Днепра в Киеве, ну, наряднее что-то, светлее. Там святые. Все прибрано, чисто, особенно в начале довольно продолжительного маршрута. Почти дневной свет, потрескивание люминесцентных ламп. Это так сказать, парадная, экспозиционная часть, дальше больше натурального. Ниши с их обитателями -- в несколько рядов. "Экспонаты" в зависимости от вкусов родни покойных сидят, лежат, стоят, иногда даже в изысканных позах. Полуистлевшие одежды прошлого и позапрошлого веков, есть и почти современные костюмы. Не монахи святые, не отшельники, а горожане.
       За пятьдесят с лишним лет, когда это все было описано в литературе, ничего, кажется, не изменилось. Опять цитата, имя автора несколькими абзацами ниже, дальше тянуть интригу было бы нечестно:
       "Как обычно бывает, он успокоился, думая о собственной смерти, хотя мысль о неизбежности смерти других всегда его расстраивала. Может быть, дело в том, что смерть представляется всегда не собственным концом, а концом всего сущего?
       Тут же вспомнилось, что семейный склеп в монастыре Капуцинов нуждается в ремонте. Жаль, что покойников больше не разрешают подвешивать за шею, чтобы потом наблюдать, как они постепенно превращаются в мумии; он с его ростом, отлично смотрелся бы на стене и пугал бы девушек длиннющими пикейными брюками белого цвета и хохочущей гримасой на ссохнувшемся лице. Но его, конечно, нарядят парадно, может быть даже в этот самый фрак, что на нем сейчас".
       Помещение хорошо вентилируется, но все равно воздух неживой, невольно хочешь задержать дыхание. Стараюсь простои идти и не пристально вглядываться. Соприкасаться и с горем, и со смертью всегда нелегко, всегда думаешь, что следующий... Все понимаю, понимаю, что здесь идут постоянные медицинские проверки качества воздуха, контроль, но стараюсь скорее выйти на волю. Взгляд по возможности ни на чем не задерживаю -- боюсь запомнить, потом увиденое и запомнившееся, начнет пытать психику.
       Нашего туриста с его любознательностью и стальными нервами остановить невозможно, он хочет знать и видеть все. За заплаченное надо получить все и полной мерой. Мои спутники уже переговариваются в глубине, возле самых занятных экспонатов. Первым из группы выхожу на улицу. В моем распоряжении чистого времени до отхода автобуса еще минут двадцать. Я-то твердо помню, что приехал сюда не для того, чтобы сравнить впечатления, увиденного в катакомбах, с отобранным для телевизионного фильма на "Discovery". В путеводителе прямо сказано, что на кладбище этого самого картезианского монастыря лежит еще и знаменитый писатель Томази де Лампидуза. Собственно -- это и есть главная цель моей поездки. Кто бы мог ожидать такого для меня везения! Я хорошо помню роман "Леопард" -- одна из первых книг европейской литературы, малая классика, которая так сильно подействовал на меня в юности. Смогу ли я снова когда-нибудь так, до боли в сердце, воспринимать написанный писателем текст, как я его воспринимал, когда читал Лампедуза. Есть и еще один мой любимый и высоко чтимый роман юности "Самопознание Дзено" Итало Звево! Ну, до чего же была щедра советская власть, печатая такую элитарную литературу! Какие же это были годы? Кажется, шестидесятые. Я не могу сказать, что когда-нибудь я мечтал постоять возле могилы маркиза Лампедузо. Еще можно было представить себя туристом во Франции или в Италии, но здесь край европейского света, легендарная Сицилия! Как же быстро и неуклонно меняется жизнь! Осуществляются не мечты, а желания. И, надо сказать, все оборачивается, все сбывается как-то сказочно. Мелькнувший в социалистических книжных джунглях "Леопард", казалось бы, должен был раствориться в мечтаниях интеллигенции и советских интеллектуалов, вдруг внезапно воскрес и умножился. Леопард стал на дыбы! Это во время одного из московских кинофестивалей вдруг показали уже "Леопарда" Висконти, великого итальянского режиссера, тоже, как и Лампедузо, князя, аристократа, но в отличие от последнего еще и коммуниста. Я смотрел этот фильм в кинотеатре "Россия", расположенном позади памятника Пушкину. В то время и речи быть не могло о том, чтобы в этом кинотеатре открылся какой-нибудь игорный дом или кабаре. Был огромный и парадный кинотеатр, с огромным экраном. Отряды Гарибальди, подпитываемые общим социальным недовольством, медленно освобождали Сицилию от монархических оков. Впрочем, как известно, ничего не изменилось, на смену аристократии духа и отваги пришла аристократия кошелька. Как это для нашего кинематографа привычное -- революция и бои на улицах -- было сделано! В фильме играли Берт Ланкастер и изумительная Клаудиа Кардинале и красавчик Ален Делон. С Аленом Делоном с десяток лет назад я встретился на одной из конференций в Италии. Кажется, фильм не очень нравился московским парикмахерам и продавцам комиссионных магазинов, которым билет на зарубежное зрелище поставляли отечественные деятели кино и театральная элита. Во время грандиозной сцены бала и грандиозной сцены восстания и битвы московская публика, разочарованная однообразием, которое почти всегда несет в себе прекрасное, потихонечку выходила. Сеанс шел днем, и портьера над дверями пропускала всполохи солнечного свет вслед каждому беглецам. Как же я тогда раздражался.... Сколько же с тех пор прошло десятилетий? Но я уже снова наверху, на небольшой площади. Автобусов крепко прибавилось -- "неожиданный Палермо", видимо, стреляло без промаха. У публики нет национальности, только общее любопытство.
       Моего бесстрашия и решимости хватило только, чтобы самостоятельно войти в ворота кладбища. Ну, опоздаю на автобус, в крайнем случае, доеду до отеля на такси! Я знаю, как легко, стоит только углубиться в лес аккуратных надгробий, можно здесь потеряться. У нас на ваганьковском кладбище есть указатели "К могиле С. Есенина", к "Могиле Вл. Высоцкого". Оглядываюсь, пытаюсь что-нибудь понять и отчетливо понимаю, что спросить вроде бы здесь не у кого. Кто из обычных в наше время посетителей кладбища интересуется культурой? Что мне Гекуба! Народа почти никого, но я все-таки подхожу к человеку -- одет просто, но в фигуре, в походке и развернутых плечах мужчины, есть какое-то сопротивление времени -- подхожу, явно рассчитывая на вежливый отказ, нежели на помощь и, старательно, по буквам произношу имя писателя. Человек вовсе не удивлен, он не меняется в лице, восторженно не восклицает, не выражает радости. Я иду за ним по дорожкам кладбища, впрочем, мы делаем буквально несколько десятков шагов, и я подхожу к большому камню с именем 11-го маркиза ди Лампедузо. Никакой вычурности, никаких титулов, имя и даты жизни. Как немного нужно для человека, но какая европейская слава сосредоточилась под этим камнем. Я пытаюсь дать человеку пять евро за его услугу и встречаю снисходительную улыбку аристократа, так улыбался Бен Ланкастер, игравший князя Салина. А может быть, я опростоволосился, и это был 12-й маркиз ди Лампедуза? И последнее, нынешний, совсем недавний перевод романа вышел все же под подлинным названием "Гепарда". Я знал и переводчицу, Елену Дмитриеву, жену знаменитого специалиста по Италии и тоже переводчика Евгения Солоновича, мы с ним вместе работаем в институте. Мне кажется, что этот перевод мощнее, слова крепче прилагаются друг к другу. Я вообще полагаю, что иногда иностранная литература звучит на русском лучше, чем она была написана -- это особенность нашей переводческой школы.
       Ели успеваю на автобус. Владислав Александрович уже нервничает. У нас сегодня путешествие по легендам и святым местам. Мертвые продолжают жить среди живых. Автобус, уже опять миновав город, должен теперь подняться на гору, возвышающуюся над Палермо. Здесь святилище -- пещера, превращенная в место поклонения. Здесь жила святая Розалия. Все это тянется много столетий, значит, помогала, значит не зря. Между прочим, -- это опять московская вставка -- в романе "Гепард" имя святой встречается несколько раз. "Если звезды зажигаются, значит, это кому-то нужно" Естественно, королевского рода, естественно, чудеса, даже отварила от города холеру. Я ко всем святым и всех религий отношусь с невероятным уважением, понимаю, что любить надо только русского Бога, но люблю всех и страдаю, если кого-нибудь обижают. Пересказывать экскурсовода не самое благородное занятие. В городе в одном из соборов находится рака с мощами святой, если народ много веков верит, значит, так оно и есть. В пещере, где святая жила, происходят чудеса. Народная вера также свята и справедлива, как и народная ненависть.
       Саму пещеру тоже пропускаю, светским взглядом оцениваю гениально вписанную в скалу архитектуру -- небольшую часовню. Вода, медленно сочащаяся по ее стенам, может быть целебной и живородящей. Мы русские любим, когда что-то бесплатно, все мочат себе виски и затылки. Некоторые из наших немолодых девушек набирает воду в бутылку. Здесь же в пещере, очень сильно расширенной и ставшей от этого нежилой находится и мраморно изваяние святой Розалии. Их несколько, в алтаре, у входа и уже упомянутое мраморное изваяние, лежащей святой. Над статуей в алтаре балдахин. Это подарок короля Карла III, Бурбона, это наше время. Святая возлежащая облачена в платье из золота, у нее на челе золотой венец. Все это, чтобы не искушать безбожников, в стеклянном саркофаге. У входа, естественно, идет торговля сувенирами, свечами, памятными изображениями -- это небольшой рынок. Сам грот включен в некое барочное строение. Но на самом гроте декоративная по виду, но прочная решетка. Святость иногда сдается болгарке и ацетиленовой горелке. 4 сентября здесь бывают толпы народа. Это день обретения мощей святой. Легенды не пересказываю, в легенду хорошо верить, тогда она дополняется живыми красками. Обрели мощи, и холера -- немедленно прекратилась.
       Медленно и долго съезжаем с горы, едем уже другой дорогой, ближе к морю. Опять дороги так хороши, что вызывают невольные сравнения с собственной страной.
       6 мая, пятница. Многовато, даже для современного туризма, тратить целый день на перелеты и транспорт. Но в этом тоже есть свои "художественные" преимущества. Как расширяются твои наблюдения над жизнью. Итак, последний завтрак в отеле, в автобус, через двадцать минут самолет и началось: две стойки на регистрацию и серия оглушительных скандалов -- перевесы! В нашем первом заезде огромное количество пенсионерок, прельстившихся обещанной в турагентстве скидкой. Почти каждая из них расценила свою поездку как некий шоппинг, покупали все: мед, вино, оливковое масло, парфюмерию, я уже не говорю о носильных вещах. Уже поездившие по миру, они все приспособились складывать весь свой тяжелый скарб в "ручную кладь", а тут на регистрации поставили два условия: никаких "объединенных" грузов -- когда несколько человек идут, словно семья, "вместе" -- у одного сумочка, а у другого кошелка в тридцать кг. Чемодан -- не более 20 кг, "ручная кладь" не тяжелее 5 кг. Каждый килограмм перевеса -- 10 евро. Какие стояли стоны и крики, особенно у самых первых проходящих контроль людей, ехавших с детьми. О. тяжелые симфонии перевесов!
       Дети здесь была особая статья, матери и бабушки таскали их по экскурсиям, возникали локальные битвы в автобусах за первые места. В. А. Пронин: "Это как же надо ненавидеть собственных детей, чтобы таскать их за собой в наши экскурсии".
       Перед отправкой из гостиницы нам выдали сухие пайки. Каждая дама еще "подтырила" пару-тройку яблок после завтрака или запаслась после вчерашнего обеда -- горка этих пакетов тут же выросла возле стройки регистрации. Регистрация шла необыкновенно медленно, очередь шарахалась от одной стойки к другой, хвост был огромным. Как быстро с наших монументальных женщин спала маска доброжелательных старушек: "Вас здесь не стояло!". Это, конечно, атавизм и навыки нашей прошлой жизни с ее дефицитом и блатной волей, способной "отсечь" хвост очереди, чтобы посадить нужных людей.
       В самолете читал монографию о "тиранах" с точки зрения медицины. На этот раз Сталин. Все время подчеркивал неизвестное мне. Я отчетливо понимаю, что вряд ли мне удастся еще раз переиздать мою книгу о Ленине, но выписки для главы о Сталине сделаю и положу в коробку с остальными материалами по этой книге.
       7 мая, суббота. Утром все же выспался, разобрал вещи и поехал на дачу, прихватив С.П. с его дачи в "Ракитках". Там остались Володя и Машка -- они строят для С.П. летний душ. Приехали довольно поздно, ели пельмени, смотрели ТВ -- я с жадностью впился в новости последних дней. Среди них главная -- создание по инициативе Путина некоего Народного фронта, с которым "Единая Россия" готова даже поделиться местами в Думе. Это сильный ход не только обновить уже совершенно дискредитировавшую себя фракцию "единороссов", но обеспечить свое избрание большинством в парламенте. За прежнюю "Единую Россию" народ будет голосовать очень неохотно. В прессе уже есть сведения, что "ЕР" может проиграть в Ленинграде и вот поэтому, дескать, эти самые "Россы" хотят отозвать Миронова с поста сенатора. Именно Миронов может в Ленинграде оттянуть контингент. Эту инициативу Путин выдвинул чуть не накануне на какой-то конференции, а уже сегодня в Москве собрались участники этого объединения: в частности, глава профсоюзов Шмаков, председатель Торгово-промышленной палаты Шохин и другие столь же "обычные" и незапятнанные лица.
       По ТВ смотрели концерт -- все та же "Фабрика звезд". Молодые поют фронтовые и военные песни. Сидящие в жюри персоны находят ловкие, но неискренние по интонации слова, чтобы их поблагодарить. Здесь же Пахмутова и Добронравов.
       8 мая, воскресенье. Практически с 4 утра не сплю -- это медленная акклиматизация. Мозг воспален обрушившимися новостями, лакунами в Дневнике, необходимыми, но откладываемыми делами, предстоящим семинаром, грядущими защитами студентов. Хорошо хоть на начало ближайшего семинара нашел статью Ненашева с вырезками своих выпускников -- это первый выпуск журналистов в университете печати. Я невольно сравниваю с нашими ребятами, у которых еще есть ощущение некой надзвездности литературы -- вся литература не в социуме, а в их прекрасных душах. Тем не менее, их сверстники пишут острее и определеннее.
       Сюжет о доверии к нынешней власти. "Нынешнее доверие -- оно оттого, что нарождающаяся демократия на глазах россиян превращается в старую однопартийную систему. У нас есть партия власти и политический тандем, члены которого открыто заявляют, что планируют управлять страной по очереди. Сильной оппозиции не сложилось. В итоге люди не видят смысла ходить на выборы". Подобных "фрагментов" в статье много.
       Под утро снился сон: будто бы после очередной нашей баталии ушла из квартиры Валя, как всегда, хлопнула дверью и улетела то ли к маме, то ли на нашу вторую квартиру. Я нервничаю, волнуюсь, собираюсь куда-то ехать, искать ее, и под утро вдруг раздается телефонный звонок. Я с трудом разбираю голос сквозь помехи и телефонную даль, но, наконец, понимаю -- голос и интонации слышу отчетливо: Есин, не приходи ко мне сейчас, я загрипповала, заразишься. Вроде бы я выхожу, тем не менее, на улицу, но к ней не еду.
       Может быть, этот сон вызван моим посещением галереи в катакомбах монастыря картезианцев?
       Но будем пока жить сегодняшним днем. Что еще из любопытного я пропустил во время своей поездки -- специально во время чтения откладывал газетные листы.
       "РГ" свой номер от 6-го мая открывает огромным портретом Галины Вишневской и ее интервью "Соль блокады" -- это навстречу Дню Победы. Читать не стал.
       Еще один женский портрет: Алла Демидова в Георгиевском зале Кремля идет в образе Богини, Матери Родины и всех других женских персонажей, которые принято писать с большой буквы -- это по поводу юбилея Кремлевского полка. От всего веет ложным пафосом.
       В той же газете, но днем раньше: "Заочно арестованы глава Банка Москвы Андрей Бородин и его зам Дмитрий Акулинин. Они проходят по делу о хищении из банка 13 миллиардов рублей".
       4 мая "РГ" напечатала большую статью, посвященную Сергею Магнитскому и его смерти. Все не так просто и, похоже, сужу по статье, покойный юрист был большим специалистом по поиску вариантов ухода от налогов. Ход статьи таков: Магнитский был готов давать признательные показания, и тут его убрали его же подельники. В этом деле таинственно умирали и гибли люди.
       Там же: будут судить полковника Потеева, он работал в разведке и, кажется, именно он выдал наших агентов в США, которых выслали летом. Это компания Анны Чапман. Полковник, естественно, сбежал в США, а его близкие уехали еще раньше. Опять недоглядели.
       С наслаждением сажал огурцы, ездил в Обнинск за мясом -- 350 рублей говядина, потом высаживал в теплицу рассаду помидоров и кабачков. Лишь бы не выпал снег. Жизнь слишком коварна.
       9 мая, понедельник. Если о параде, то он не вызвал у меня чувства восторга, как иногда вызывали предыдущие. Помню праздник, когда одна за другой пели Алла Пугачева и Патриция Каас. Все парады сливаются в памяти, героические перечисления из-за излишнего пафоса ведущих не действуют. Здесь еще парад был очень длинный, будто президент и премьер-министр отчитывались: у нас есть армия, есть техника, мы армию даже по-новому одели. Особенно хороши были декоративно одетые, с красными нагрудниками солдаты. Слава Юдашкину! Вот что было ясно и хорошо -- генофонд России имеется. Ребятишки были, как на подбор, целых, как сказали, 20 тысяч! Чуть ли не месяц Москва подчинялась расписанию парадных репетиций. Вот передача, где любой канал мог бы заработать рейтинг, но, к сожалению, рекламу в парад не вставишь. Утраченные возможности.
       Парад проходил на фоне тщательно замаскированного Мавзолея. На двух голубых стульях, имея за собой Мавзолей, сидели Путин и Медведев. Речь Медведева не запомнилась, а вот о том, что Верховный Главнокомандующий принимал парад сидя, написали ушлые интернетчики. Были очень трогательные кадры стариков. Из занятного: сидящие на трибунах рядышком Грызлов и Миронов. Именно Грызлов инициировал претензию питерцев лишить Миронова статуса сенатора. Напомнило сцену из "Евгения Онегина": "Друзья, давно ли друг без друга...".
       Уехали с дачи довольно рано, я еще что-то досаживал. В Москве был салют, жарил рыбу, по радио "Эхо Москвы" говорили об ужасном виде, в котором находится могила Зои Космодемьянский -- первой женщины Героя Советского Союза. У музейщиков нет денег даже покрасить забор, а наше веселое население полюбило устраивать неподалеку от заброшенного мемориала пикники. Это в 87 км от Москвы.
       10 мая, вторник. Не приехал из своего самовольного отпуска Дроздов, и вместо семинара я что-то рассказывал ребятам. В том числе прочел со своими комментариями и статью Михаила Ненашева. Обидно, что этот раззява, который мне переведен из другого семинара, сорвал наши занятия. Но рассказ "Мотоцикл", который он сдал, очень неплох.
       В связи со своим длительным "политико-нравоучительным" выступлением возник вопрос: а что остается в головах у этой моей молодежи?
       Возникла интересная подробность: М.О. Чудакова уже прочла работу Саши Осинкиной и от нее в восторге. Я этому ряд чрезвычайно, все-таки мнения о литературе на высоком уровне сливаются. Пять лет я отбивал эту Сашу Осинкину, "дикую" и "некультурную", от всего моего семинара, где, естественно, были свои лидеры. Не могу сказать, чтобы меня также порадовала новость, что Саша Нелюба, которая со своими формальными знаниями так много сделала для разрушения дружеской атмосферы на занятиях, получила на госах четверку по словесности.
       Вечером телевизор не смотрел, а читал дипломные работы. Кажется, история повторяется -- А.М. Турков чувствует себя не очень хорошо и всю прозу дипломов придется читать мне. У нас опять гора дипломных работ, чуть ли не 80 в июле. Опять придется устраивать две или даже три комиссии параллельно, значит, я не услышу поэзии -- это меня обедняет, как заведующего кафедрой.
       Прочел двух девочек А. Варламова -- Неждана Рекстон и Ольга Шепелькова, все очень посредственно. Правда, это не его "корневые" -- обе, кажется, перевелись к нему из других семинаров. Рекстон, как я помню, от В.И. Гусева. У нее, кстати, есть большая подборка критических материалов. Все чрезвычайно важно, но по сути это критическая беллетристика. Вечером же написал и три представления для своих дипломниц. Еще несколько девочек своих работ не сдали. За вечер просмотрел также работы своих студентов -- я давал им задание --в аудитории написать небольшой материал о самом запомнившемся обсуждении. Получилось очень занятно. Сделал начало, теперь надо перевести в компьютерный текст и отшлифовать. Вступление написал.
       11 мая, среда. Опять взялся за английский. Утром же прочел дипломную работу Натальи Циплевой. Это ученица Ю.С. Апенченко. Боже мой, как интересно читать! Это о ее любимом и родном городе Вязники, о русских промыслах, об интернированных итальянцах и даже о письме, которое русский офицер написал своей жене в 1915 году. Все поразительно выпукло, вот тебе и ответ на мой вечный вопрос: мне, старому человеку, интересно, что пишут молодые, может быть, и им интересно, что советуем им.
       Звонил Сережа Дебрер -- хочет мое выступление о конфликте Грызлова и Миронова. Это мы отнесли на завтра. Днем договаривался с МХАТ о костюме -- Юра Христич хочет снять меня для книжки в "Дрофе" в историческом костюме. Мне, видимо, выдадут костюм, в котором выходит в "Мольере" Валя Клементьев. Вел переговоры сначала с Г.А. Орехановой, а потом с Валентином. Он не только замечательный актер, но, как я уже давно заметил, еще и умный, прекрасный человек. Примерка завтра, съемка в воскресенье.
       Вечером приходили Яся Соколов и Алена Бондарева. Алена расходится с Юрой Глазовым. Я кормил ребят пельменями и рассказывал опыты из нашей с В.С. жизни. Не торопитесь с формальным разводом -- мы с В.С. один раз официально разводились и расходились на словах чуть ли не раз в неделю. Но разве она не закончила свою жизнь рядом со мною! Кстати, когда ребята уже уходили, Алена получила эсэмэску -- к ней домой, к родителям, приходил Юра с букетом цветов. Но, кажется, Аленины родители не так опытны, как в свое время была моя покойная теща. Она при всех наших с Валей ссорах сохраняла со мною хорошие отношения и ничего мне не выговаривала. Здесь, кажется, не так.
       12 мая, четверг. День был полон небольшими, но очень любопытными событиями. По порядку. Сначала позвонил Сережа Дебрер, я по этому поводу немножко волновался -- политика политикой, но и справедливость тоже что-то значит. Не слишком ли я расстреливаю наше время, ведь кому-то оно кажется прекрасным. Вот олигарх Прохоров смастерил какой-то совершенно необычный автомобиль, а несколько дней назад Путин пробовал какую-то новую машину в Тольятти, и, хотя она не завелась, даже А.А. Пикуленко, постоянно рекламирующий на "Эхе Москвы" зарубежные автомобили и ругающий наш автопром, новую машину почти похвалил. При этом сказал совершенно справедливо, что наш покупатель голосует рублем именно за отечественные машины! Ура. Тем не менее, наговорил Сергею что-то довольно опасное. Как всегда, сначала наговорю, а потом нервничаю.
       В три часа началась презентация альманаха "5х5", который выпускает А.Е. Рекемчук. Здесь собраны в основном его ученики -- это проза и немножко последних поэтов. Было довольно интересно, мне пришлось выступить. Главная мысль: хорошо, чтобы для каждого участника альманаха его публикация стала не той единственной, которую автор уже старичком показывал внукам, вот, дескать, как я начинал, но потом жизнь сломила, а первой, к которой потом будет присоединен целый корпус сочинений. Но надо признать, что большинство наших выпускников уходят в другие специальности, в журналистику, в рекламу. Может быть, только для нас, старых сомов, литература это смысл жизни?
       Самым интересным было выступление Евгения Рейна о дерзости в новой поэзии. До этого, когда мы слушали наших "звезд", я и сидящий рядом Толя Королев все время отмечали: то Арсений Тарковский, то Белла Ахмадулина... Хорош и оригинален, хотя внутренне похож на Есенина, был, пожалуй, только Вася Попов.
       Заходил к Евгении Александровне. Прошлый раз наш разговор начался с того, что ее внук должен сдать последний экзамен и -- уже специалист. Учился он на переводческом, на английском. Но пока мальчик работает барменом. и ему не хочется менять эту профессию, ему нравится общественное питание и эта сфера деятельности. И тут я сказал, что старания бабушки, может быть, испортили ему жизнь -- закончив наш Институт, внук по-настоящему не будет знать языка, потому что неважно учился, но и не знает ни технологии, ни экономики, которые могли бы помочь ему открыть свое дело. В памяти я прокрутил детей, племянников, внуков, племянниц, которые окончили наш Институт, и не все стали специалистами.
       Е.А. в свою очередь сегодня побаловала меня рассказом о новом виде мошенничества. Она получила пенсию, выдали ей на почте 22 тысячи рублей, наверное, за два месяца, она положила их в сумочку и пошла по улице. Вдруг возле нее останавливается машина, и счастливый молодой человек кричит, что у него только что родился сын, что ему что-то надо купить, что для этого ему надо разменять купюру в 5 тысяч. Наша милая старушка достала денежки, разменяла 15 тысяч рублей, молодой человек сам опустил ей в сумочку три красные купюры... Далее все ясно, фальшивка, но есть счастливый момент -- за преступниками следили, тут же схватили, Е.А., как потерпевшую, тоже усадили в машину и всех повезли в милицию. Теперь надо ожидать репортаж ТВ, в "ЧП". Попутно: когда, интересно, мы увидим еще одно "ЧП" -- про новую революцию?
       Как и договаривались, в шестом часу подошел к проходной МХАТ. Хотя договаривались, что буду звонить, Валентин Клементьев ждал меня у входа. Как всегда, театр потряс меня своим огромным хозяйством. В одной из театральных уборных для меня уже был приготовлен костюм, в котором Кабанов выходит на сцену в роли Мольера. Я сначала подумал, что это гримуборная Клементьева, но, оказалось, что в театре другие принципы, как при Станиславском -- ни у кого нет своей постоянной уборной, все рассаживаются в зависимости от роли, которую сегодня исполняют. Если молодой актер играет главную роль, то он занимает соответствующую уборную. Примерил костюм и пошли подбирать парик. Меня просто потрясло, как внимательно со мной все возились. Но в театре ничего не делается без распоряжения Т.В. Дорониной.
       Дома ел окрошку, которую долго перед этим резал.
       14 мая, суббота. Утром довольно много "Эхо" говорило о блоге Навального. Я уже слышал это имя. Позиция у радио двоякая: с одной стороны, как оппозиционный канал, ведущие могут только восхищаться, когда он смело вскрывает шулерство и воровство при госзакупках и уход от налогов крупных нефтяных компаний, с другой -- как же так, Навальный бывший, а может быть, и нынешний националист. Боюсь, что последнее "Эхо Москвы" смущает больше. В голове, что бы они ни говорили, они держат только еврейский вопрос. Но тихий еврейский вопрос современного националиста волнует меньше всего. Русский националист -- это теперь человек, думающий не о приоритете русских перед всеми другими национальностями, а об этом самом национальном равенстве и о том, чтобы кавказцы не убивали, а евреи воровали и мошенничали лишь в той же мере, что и бессовестные русские люди.
       Встать пришлось раньше, потому что именно сегодня Юра Христич решил сделать мой портрет в костюме маркиза Кюстина. Юра пришел в десять, наш план был таков: я сажусь за руль, мы едем на смотровую площадку перед МГУ, и там он делает свои фото. Погода, правда, не задалась -- пасмурно. Одевался я, когда Юра уже пришел, и я усадил его в комнате Вали смотреть иллюстрации по старым Москве и Петербургу. Этих роскошных дареных книг у меня уйма.
       Тут же, надев просторные штаны, специальные под них колготки, потом шелковую рубашку, галстук, кафтан, я обратил внимание, как же удобен этот костюм. Заставляет держать позу, не стесняет действий. И вот когда я уже совсем нарядился, у меня вдруг возник оригинальный план, касающийся моего соседа Анатолия Жугана. В общем, через пять минут переговоров мы втроем отправились на съемку на его роскошном "Мерседесе". Жуган, как спортсмен и метросексуал, пришел расстроенный. Наши хоккеисты, выиграв позавчера у канадцев четвертьфинал первенства мира, проиграли полуфинал финнам. Радости-то было у наших болельщиков только одни сутки. Это особенно обидно, потому что футбол и хоккей единственное, что не позволяет окончательно, как действенные антагонисты, распасться нашему обществу.
       Были сначала на Ленинских, ныне Воробьевых горах, у Киевского вокзала, возле Новодевичьего монастыря, возле главного здания Университета. Что поразило: никого в Москве уже не смутило, что вот среди нормально одетых людей расхаживает старик в роскошном, расшитом позументами кафтане и со шляпой с пером в руках.
       Сразу же после съемки я ребят накормил грибным супом, которого целую кастрюлю наварил вчера, затем уехал на дачу. Вечером, как всегда, смотрел сначала новости по НТВ, а потом программу "максимум". Занятная, как говорила Екатерина Великая, "улыбательная" сатира мелкого разоблачения. Сначала бывший префект Митволь разоблачал крупных специалистов по ЖКХ -- то, что они безбожно воруют, знают все. Показали и вчерашних кумиров московского правительства эры Лужкова. Братья, жены, племянники. Потом, как всегда, эстрадные разборки. Выяснилось, что раньше сидел Марк Рудинштейн. Показали Аллу Пугачеву, которая оказалась верна своему прежнему директору, тот тоже сидел. Он давал "заработать" артистам, которые несравненно меньше получали при советской власти. Спусковым моментом к посадке ряда тогдашних "продюсеров" послужил, якобы, донос Вадима Мулермана. Был в мое время такой популярный певец. Время прошло, многое забылось, непримиримыми к прошлой "звезде", ныне живущей в Харькове, оказались только Кобзон и Пугачева. Я подумал, если кому и нужен был ранний уход Мулермана с российской эстрады, так это Кобзону -- двум певцам первой величины с еврейскими фамилиями было не ужиться.
       15 мая, воскресенье. Утром прочел дипломную работу Анны Бобрович к защите 17 мая. Три очень личных рассказа, написанных в несколько своеобразной манере. Последний не без влияния чего-то вроде "Кысь" Толстой. Так мало опыта, так сужены переживания, полное отсутствие социальности. Это, конечно, не Полина Клюкина, ученица Алексея Варламова, хотя -- но робко -- по методу изображения похожи.
       Посадил в теплице штук двадцать кустов помидоров, которые купил здесь же у одной соседки, и две ленты морковки -- семена были старые, взойдет морковка или не взойдет. Болит спина, одно место в позвоночнике, но в целом я чувствую себя лучше, чем в предыдущие годы. Погода плохонькая, холодно, температура что-то возле 8--10 градусов.
       Довольно рано уехал с дачи, еще раз обнаружив, как много дают здоровью ночь в тепле и со свежим воздухом и несколько часов физической работы. Приехал, когда еще не начинались все воскресные информационные программы. Сидел, ел рыбу с овощами -- подарок кулинарного гения С.П. -- и слушал радио. В известиях по любимому "Эху" говорили о бессрочной голодовке в Новосибирске обманутых вкладчиков. Всего их по стране 80 тысяч человек. Это значит, 80 тысяч семей собрали все свои накопления в надежде приобрести жилье и остались без жилья и без денег. Вина, конечно, лежит в первую очередь на государстве, которое не смогло создать надлежавшего законодательства и все время поддерживает безнаказанность в бизнесе.
       Из головы не идет вчерашняя передача "Маменькины сынки" из того же Новосибирска. Там два выпускника одиннадцатого класса без всяких целей убивали прохожих. Нашли их случайно. Корреспондент размышлял: что это "тварь ли дрожащая..." или какой-то иной социальный феномен? Учительница литературы рассуждала о высоких стандартах молодых убийц, писали диктанты только на пятерку. Учительница физики сказала, что это все связано с разрушением принципов жизни, существовавших ранее. Но есть мнение, что насмотрелись телевидения с его привычками всех убивать и таким образом выявлять свою исключительность.
       18 мая, среда. Не писал Дневник уже три дня -- последняя заметка в воскресенье. Да и писать, собственно, неинтересно, что-то во мне погасло, а если еще не погасло, то гаснет ежедневно -- скучно, нет новых замыслов, а вокруг цепь мелких предательств и недоумений. Правда, не могу сказать, что последние дни сидел без дела. Практически переделал всю подборку, которую сдала Лена Моцарт. В первую очередь виноват в этом я сам -- объяснил ей бестолково, но надо сказать, что и замысел у меня был Щже. Мне хотелось создать лишь некий список моих упоминаний в Дневниках о Вале. По-настоящему понятие контекста этих записей пришло позже, да теперь и сам замысел усложнился, не только книга о Вале, но и дальше -- о нас вместе -- "Валентина и Сергей". Но, слава Богу, всю техническую часть моей работы я уже сделал или почти сделал. Теперь наступит медленное чтение, сопоставление деталей и отдельные вставки. Возможно, вставлю еще свои письма и письма Вали. Я хорошо усвоил -- после меня все пойдет на помойку, будет роздано. Лучше всего об этом говорит то, как быстро Валера, мой племянник, перестроил второй -- просторный -- этаж моей дачи, которым я так гордился. Как, несмотря на мои слабые сопротивления, был перестроен первый этаж, вернее кухня, этот единственный уголок, который остался от моего брата, Валериного, между прочим, отца.
       Вчера отнес Леше Козлову все материалы, и он теперь должен все слепить в виде некого условного целого.
       Уже не знаю, что я делал попутно, но два последних дня был занят чтением дипломных работ к защитам, которые прошли вчера и которые состоятся в четверг. Разделение произошло -- теперь, кажется, А.М. Турков читает лишь стихи, а я прозу. Но вчера я все-таки отдал ему мою Сашу Осинкину. Были две очень благоприятные рецензии -- Королева и Чудаковой, но потом, видимо, не прочитав всей работы целиком, -- я это наблюдал с места -- пока говорили рецензенты, Андрей Михайлович быстро работу листал и вне контекста выбирал -- а у Осинкиной в ее плотной работе огрехи найти нетрудно, -- так сказать, корявые места. Это уже второй раз, когда я считаю себя обиженным: первый раз, когда приблизительно в таком же положении пять лет назад поставили "четверку" Роману Подлесских, а теперь вот Саша. Кстати, видимо, почувствовав эту несправедливость, Рома перестал заниматься литературой -- сейчас владеет какими-то автоматами. В какой-то мере я Андрея Михайловича понять могу: он привык к размеренному стилю бывшего "Нового мира".
       Политические новости -- это до вчерашнего дня попытка, а что сегодня -- не знаю, снять со своего поста Сергея Миронова силами "единороссов" из Санкт-Петербурга. Заводила здесь местный спикер господин Тюльпанов. Сегодня утром слышал его речь. Так уверенно и бойко говорят только по заказу. Каким-то образом это надо, наверное, увязывать с новым путинским Народным фронтом. Но ведь до сегодняшнего дня Миронов как-то считался человеком Путина. Из политических новостей Института -- указание Л. М. Ашоту в новый устав вставить должность Президента Института. В свое время она же говорила, что министерство не рекомендовало Институту вводить эту должность в устав. Я связываю это с тем, что Б.Н. Тарасова то же министерство утвердило лишь на один -- два года. Голосов против у него целая треть от списочного состава, могут не выбрать, а тогда нужна должность. Какие предусмотрительные, в отличие от меня, люди.
       Россию больше уже не потрясают скандалы. Мы ко всему привыкли и нас ничем не удивишь. Сегодня радио сообщило, что подмосковные прокуроры, которых изловили на крышевании игорного бизнеса, уже дают признательные показания. Не удивили никого и обнародованные налоговые декларации депутатов и высших чиновников. Зампред думы по экономическим вопросам Борис Зубицкий заработал 1,9 миллиарда рублей. Теперь становится совершенно ясно, какую экономику и "чью" развивал и будет развивать этот депутат. Теперь просто цитата из "Российской газеты", чтобы не исчезло из памяти. Я так надеюсь, что мои Дневники окажутся более доступными для исследователя и живучими, нежели хрупкие газеты. "Его достижения (Бориса Зубицкого .-- С.Е.) -- явно превосходят "заработок" прошлого думского рекордсмена по доходам -- первого зампреда Комитета Госдумы по энергетики, также представителя "Единой России" Леонида Симановского, который в 2009 году получил 1,184 миллиарда рублей, а в 2010-м только около 345 миллионов". Я опять вынужден вмешаться в текст, чтобы вспомнить аварию на Шушенской ГЭС, которая случилась, конечно, потому, что нашей энергетикой так замечательно руководили. Но продолжим: "Симановский отстал на этот раз от своих коллег по фракции Евгения Медведева -- около 902 миллионов, Олега Гребенкина -- 663,5 миллиона и Григория Аникеева, доходы которого оказались стабильными: в 2009-м -- 859,674 миллиона, в 2010-м -- 877,7 миллиона. Перераспределение ролей произошло, судя по декларации, в семье первого зампреда Комитета Госдумы по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству "единоросса" Владимира Груздева. Теперь главным добытчиком стала жена, доходы которой за год выросли с 692 миллионов до 1,8 миллиарда рублей. А сам Груздев получил "всего" 444,6 миллиона, хотя по итогам 2009 года был почти миллиардером". Здесь можно только еще раз констатировать -- каковы законодатели, таковы и законы, и одновременно порадоваться, как при помощи знания законодательства легко можно в семье перераспределить и собственность и доходы!
       19 мая, четверг. Сначала вчерашние остатки. Днем ходил за продуктами в лавочку на улице Строителей -- за творогом и сметаной, а потом к "Университету" -- за овощами и фруктами. Возле университетского сильно уменьшившегося базара уже несколько месяцев стоит большая палатка, в которой продаются уцененные книги -- выставлен дефицит прошлых времен. Здесь не только классика, но и вещи функциональные -- книги и справочники по кулинарии и косметике. Еще "дамские романы", "приключения" -- ничего не продается. Ощущение, что книжный рынок разрушен, совсем измельчал. Это мне подтвердил в утреннем разговоре и Сережа Кондратов -- у него продаются только дорогие "штучные", в коже, бархате, а подчас и в золоте издания. Такие книги богатые люди покупают для парадных, как раньше делали парадные спальни, в которых не спали владетельные особы, библиотек. Библиотека ведь не слиток золота, она как бы намекает на интеллектуализм и культуру владельца.
       С утра все средства массовой информации сообщили о вчерашней пресс-конференции в Сколково президента Медведева и об отставке Сергея Миронова. Ощущение, что Медведев пробует играть на всех полях, на которых уже беспроигрышно поиграл Путин. Медведев хороший ученик, и за этот урок ему вполне можно поставить пять, но все же -- это лишь старательный ученик, у которого от желания не сбиться лоб покрывается испариной. Не сбился, но ничего принципиального не сказал. Правда: Ходорковский для общества не опасен, техосмотр с оговорками надо бы отменить, не все получается, но не надо пытаться менять знамена. Сытый Медведев говорил перед сытой аудиторией журналистов центральных изданий, сам поднимая с места знакомых откормленных ребят ведущих каналов. В принципе, сказал немного. Лихие обозреватели утверждали, что такой пресс-конференцией не начинают новую избирательную кампанию, а заканчивают свой президентский срок.
       А тем временем в Ленинграде спикер Тюльпанов упрекал Миронова в том, что он слишком мало, как сенатор от Ленинграда, делает для города. У дверей здания бушуют недовольные этой отставкой. Молодые прикормленные "единороссы" с пустыми глазами студентов, освобожденных ради мероприятия от лекций, кричали об отставке вчерашнего третьего лица в государстве. Обидно, что, окончательно выявив свою игру с правительством, поддержали своими голосами "единороссов" коммунисты и рядовые наследственной армии Жириновского. Теперь в наших правительственных верхах не осталось ни одного человека, к которому я бы испытывал доверие. Я думаю, главным стимулом к отставке Миронова послужила его декларация о доходах, так существенно отличающаяся от подобных документов всех его сотоварищей по власти. Прощай, честный человек!
       Но, видимо, был и другой стимул. Команда дана: состав Думы сильно изменится. С уходом со своего поста Миронова освободится 30--40 очень лакомых мест в аппарате -- встанут на их место новые бойцы, возможно, те самые, которые еще недавно были депутатами.
       В три часа состоялось второе заседание нашей выпускной государственной комиссии. На этот раз я вел прозу, а у Олеси Николаевой защищались поэты. Все вроде прошло довольно ладно. В основном проза была успешной, где-то между пятеркой и четверкой, но пятерки мы поставили только две. Никите Ворожцову за его "Шорты" -- собрание коротких сценок, отсюда и название, и ученице Торопцева Имаевой Индаз Викторовне. Здесь, правда, мне пришлось немножко схлестнуться с Русланом Киреевым. Практически то же, что и у Андрея Михайловича: неприятие сегодняшней манеры письма -- оно должно быть по-бунински округлым. Но есть ситуации, когда оно может быть и острым. Слабых работ не было. Здесь Дарья Антипова (Торопцев), Елена Перепелкина (Киреев), Екатерина Чутак (Рекемчук), Ксения Кокорева. У Ксюши стихи оказались лучше, чем я предполагал, по крайней мере, без претензий и очень непосредственные.
       Самое интересное началось позже, когда поехал на вручение премии "Поэт" в Политехническом институте. Сразу скажу, что изобрел прекрасный новый способ посещения таких мероприятий. Приехал пораньше и уехал, как только мероприятие началось. Единственно, чем я пожертвовал, это фуршетом, заменив его, когда прибыл домой, пельменями.
       Вся российская официальная литература была в наличии. Но, Боже, как она постарела, как скверно выглядит, как растолстела, ссутулилась, какие странные, смутно знакомые лица. Практически это заповедник, куда стараются никого не пускать. Все литературные награждения, выборы лидеров, иностранные поездки производятся в этом тесном кружке. И все неудачи нашей литературы и книжной торговли тоже здесь, в этой несменяемости захваченных позиций, в стремлении двигать знакомых и близких по духу, а часто и по крою лидеров. Встретил упитанную Наташу Иванову, хромающего Маканина, бойкого, с портфелем Новикова. Куда делись удаль и надежды? Много еврейских лиц, что для нашей литературы естественно.
       Вспомнил в связи с этим статью на первой полосе "Литературной газеты" -- "Кочующая тусовка". Содержание ясно из названия. Статья посвящена нашей делегации на Международной книжной ярмарке в Турине. Проглядывая имена, расставленные в статье, появление которых для меня было -- в силу понимания кланового характера нашей литературы и всех сегодняшних вводных -- понятно, я остановился на имени В. Отрошенко, которого и читал и знаю. Как он туда попал, каким образом затесался? И вот именно на вечере в Политехническом, на празднике жизни отечественной литературы, я и узнал эту отчасти комическую историю. Она в многочисленных пересказах выглядела примерно так. Но какова моя интуиция! В недрах кабинета Вл. Григорьева возник список. Его кинули на столы сотрудников и сказали: оформляйте. Но среди многочисленных и на все готовых исполнителей оказалась одна молодая дама, которая не только знала Отрошенко, но и его читала. Она также была в курсе, что автор награжден одной из престижнейших итальянских премий. Вы исполняйте, исполняйте, да как же так... Со скрежетом душевным перед лицом этого значительного факта из списка был выкинут кто-то из "своих", а вместо него попал этот непопулярный в узких кругах лауреат!
       20 мая, пятница. В Москве задержался, потому что назначено было заседание президиума по премиям Москвы. С утра, как я и ожидал, раздался звонок. Вестником был Андрей Порватов -- все о том же Алексее Антонове. И про тираж вспомнил, что, дескать, лишь 200 экземпляров, и про очень разнообразное содержание. Текст был совершенно ложный: если "просветительство", то имя должно быть широко известно. Я сразу после разговора напрягся, но это позволило, хотя и безрезультатно, потом мне выложить новые тезисы уже на совещании.
       Президиум состоялся в три часа. Были Андрей Порватов, который по обыкновению талантливо молчал, сам директор департамента Сергей Худяков, Володя Андреев, Галахов, скульптор Рукавишников, я и две наших девушки -- Марина и Люба. Опуская все неравное значение представленных к награждению произведений -- об этом особенно никто и не говорил, -- могу сказать, что основных задач у начальства было две. Впервые список надо было показывать новому мэру -- все должно быть ясно, понятно и по возможности состоять из знакомых имен. Отсюда вытекало, что Антонов с его то ли просветительской, то ли благотворительной деятельностью -- он свои сборнички печатает за собственные деньги -- был лицом, по поводу которого могли возникнуть вопросы. Вторая задача начальства заключалась в необходимости развести двух мэтров московского театра: Каму Гинкаса и Петра Фоменко. Для этого надо было освободить еще одно место. Собственно жертвой двух этих факторов и стал Антонов. Неожиданно для меня заколебался и Володя Андреев, еще недавно бывший сторонником, -- он, дескать, внимательно прочел несколько экземпляров. Я уже заранее, сообразив причины, пошел в бой. Когда Толстой в своем имении открыл школу, имело ли значение, сколько было в ней учеников? Я говорил о москвичах, значении этой акции -- все глухо. Правда, очень опытные чиновники сразу же нашли замечательный ход -- дать Антонову на его просветительский эксперимент грант.
       Дома до глубокой ночи читал дипломные работы.
       21 мая, суббота. Уехал на дачу около 8. По привычке поехал сначала по Киевскому, потом по хорде, мимо Хованского кладбища, на Калужское шоссе. Это несмотря на то, что после поездки в прошлую субботу решил больше этим путем не ездить. На этой "хорде" несколько строительных рынков, кладбище, склады. Ездить там всегда было можно, но за весну и прошедшую зиму на этом участке власти разрешили несколько строек. Наверное, это все же уже ведомство Громова. И вот теперь там не проедешь -- не только привычный воскресный транспорт, но и тьма огромных грузовиков, везущих бетон, землю, строительный материал. Я полагаю, как надо бы поступить властям: каждому новому застройщику предложить расширить за свой счет участок дороги. Тогда однополосная дорога приобрела бы нормальный вид, и строительство шло бы нормально, мирно соседствуя и с рынками, и с раздраженным обывателем. Когда я вижу любую новую стройку, всегда пытаюсь представить себе размер взятки, которую чиновник получил за свое место. В средние века в России это называлось "кормлением".
       На даче все заросло зеленью, поливал, сажал, пересаживал, читал газеты, привезенные из Москвы, смотрел телевизор, дочитывал дипломы ко вторнику. Среди прочего просмотрел "Новую газету" с чудовищными выкладками о зарплате высшей администрации. Конкретные вещи мне надоело уже выписывать. Но вот подзаголовок статьи: "Как служащие управделами президента при зарплате в 100 000 рублей умудряются зарабатывать более 10 миллионов в год?". Здесь надо иметь в виду, что служащим запрещено играть на бирже, заниматься бизнесом, запрещено все, кроме преподавания и написания книг. Здесь цифры самого господина Кожина, управляющего делами президента, его замов -- все это чудовищно само по себе, а не только по сравнению с заработком школьного учителя. Приводить я их не буду, так же как суммы "приработков", площадь квартир и земельных владений. Ясно одно: должности нужны, чтобы добывать. Богатые они не потому, что "умные", а потому, что умело пользуются своим служебным положением. Цитат, кроме одной, не будет. "Всех превзошел начальник Главного управления федерального имущества управделами Алексей Конюшков, ранее возглавлявший гостиничный комплекс "Президент-отель". Его доход составил почти 27,7 миллиона рублей -- против "положенных" (без учета надбавок и премий) 855 тысяч за год". Я вообще удивляюсь, зачем эти люди работают, получая такие огромные деньги не на работе?
       В этом же номере "Новой" есть еще один материал, посвященный утонченным вкусам наших чиновников. Это даже не статья, а репортаж с сайта о госзакупках. Что едят чиновники. Некой войсковой части потребовалось морских деликатесов на 250 тысяч рублей. Здесь морской язык, филе судака, креветки, вареные омары, копченый угорь. Санаторию МВД "Эльбрус" потребовалось 450 кг красной икры. Быт чиновников. Для нужд ФСО -- Федеральная служба охраны -- потребовались две ванны: одна мраморная, другая чугунная, но с антибактериальным покрытием. На чем чиновники ездят. Министерству экономики Омской области потребовалось 15 "крутых" автомашин, среди которых есть и "Автомобиль легковой Mercedes-Benz S 500 4 Matic BE (длинная база) или эквивалент" за 6 миллионов рублей.
       22 мая, воскресенье. Оказывается, совершенно не напрасно накануне я тронул тему чиновничьего питания. Сегодняшний день весь прошел под флагом питания военнослужащих. Они, естественно, питаются по-разному. Солдаты -- собачьими консервами, отцы-командиры располагают тем, что украли у солдат. По телевидению показали репортаж, в котором и объект преступления, и герои разоблачений. Дело в том, что несколько дней назад в сетях появилось обращение к президенту некоего майора из какой-то части внутренних войск: солдат-срочников и призывников кормят собачьими консервами! Была показана банка, где поверх этикетки собачьего корма была наклеена другая -- говядина! Естественно, этот самый офицер, фамилия его, кажется, Макаров, немедленно был уволен. Провинности, разумеется, тоже нашлись.
       Ужас от нескольких статей в газете усилился вечером, когда принялся смотреть телевизор. Смотрю я обычно НТВ и Первый. Везде плохо, везде мздоимство, по НТВ рекламные странички Примадонны сменяются жуткими историями смертей бывших известных актеров и эстрадников. По Первому Такменев рассказывает что-нибудь не менее увлекательное. Жить становится страшно. В международной секции не менее жутко и опасно -- спровоцировали в Нью-Йорке старого еврея Стросс-Кана, уже бывшего директора МВФ, на насилие, причем ясно, что все здесь, как говорят в кино и на рынках, "подстава", а в Каннах "судят" знаменитого режиссера Ларса фон Триера.
       23 мая, понедельник. Утром сразу же начал читать материалы к завтрашнему семинару. Хоть где-то человека должна настигать и удача. Во-первых, просто прекрасный рассказ написала Ирина Усова. Девочка все время сидела на семинарах и помалкивала, я, честно говоря, думал, что это одна из темненьких девочек, которые еле-еле заканчивают курс, а потом исчезают навсегда из литературы. Но, судя по этому рассказу, это очень зоркий и чуткий ко времени писатель. Здесь есть еще и совершенно новая тема "пробного брака" и, пожалуй, два новых характера: и сама героиня, которую несколько раздражает ее возлюбленный, и ее этот самый стеснительный парень. Ново для меня и очень отчетливое чувство общности и любви, которое возникает у этой пары. Все вместе это означает, что основа диплома у Иры есть, и это, может быть, даже лучше, чем у наших лидеров текущего года.
       Вторым моментом, так меня обрадовавшим, стали несколько небольших работ с нынешнего курса. Я уже около месяца с подачи С.П., с которым мы часто ведем педагогические советы и разговоры, задаю ребятам "события недели". Сегодня о неделе вокруг 9 мая написали мои четверокурсники -- Нина Желанина, Катя Писарева, Маша Бессмертная и третьекурсник Юра Суманеев. Все очень по-разному, но крепко и умно. Я сразу же, получив этот импульс, решил, что на сайте Института, в разделе моего семинара сделаю рубрику "События недели".
       "Дело Макарова" и собачьего корма для молодого поколения всколыхнуло молчаливое болото наших армейцев. Вспыхнула уже новая история. Место действия -- все тот же Дальний Восток, отдаленный от начальства километрами безнаказанности. Но части другие -- военные летчики. У них, оказывается, существует система очень крупных премий, которые дают по решению начальства тем или иным летчикам и экипажам. Разброс приблизительно такой -- 70 тысяч оклад, 100 тысяч премия. Но каждый счастливец, облагодетельствованный своим командиром, должен приблизительно четверть от сумм передать начальнику. Это, конечно, форма своеобразного отката. Естественно, возникают всякие предлоги: на компьютеры, на ремонт и т.д.
       Эта новая история вызвала кучу телефонных звонков: приблизительно такое же положение, оказывается, и во многих других службах, даже в МЧС.
       24 мая, вторник. Одна из "реплик", которой на радио "Голос России" постоянно сопровождаются небольшие рекламные акции, звучит так: "Ну и денек!". Это вполне приложимо к сегодняшнему вторнику. Провел семинар, это дело обычное, поставил всем зачеты -- это последний семинар в году, в три часа приготовился начать заседание, связанное с дипломами, как вдруг раздался звонок Саши Колесникова, моего дружбана. "Сергей Николаевич, вы идете со мною на "Бенуа де ля данс" в Большой?" Какое счастье, что телефон был включен! Еще бы я не пошел, если это совершенно, с одной стороны, профессиональное, с другой -- блатное, а если и не блатное, то очень дорогое мероприятие. Я мечтал на это мероприятие -- существующий много лет конкурс балетных танцовщиков и танцовщиц и балетмейстеров -- попасть. Вдобавок ко всему Саша сказал, что будет еще и банкет. Когда я разговаривал с Сашей, я еще не знал, какой сюрприз меня ожидает на этом банкете.
       Защита проходила в круглом зале: было три магистра и четыре выпускника. В этом году стало необходимо отмечать баллами все работы. Распределилось так: Алексей Машков, представлявший, как научную работу, исследование "Творческий почерк Эд. Лимонова: опыт мифологического анализа" о Лимонове и, как художественную часть, собственные стихи, получил заслуженно "отлично". Стихи, правда, мрачноваты. Такую же оценку получила и Валерия Кокорева, "Три встречи со свободным стихом (критический анализ современного русского верлибра)". Были у нее в этом же духе стихи. Здесь мне "отлично" ставить не хотелось, но дамы на меня надвинулись -- Николаева и Седых, и я сдался. Потом я узнал, что Валерия протежировалась и еще одной нашей высокопоставленной дамой. Меня обвести легко. Я не очень верю в органическую жизнь верлибра в русской поэзии. По крайней мере, нет ни одного в этом свободном стане поэта, который бы мог конкурировать с нашими классиками-традиционалистами. Имена, которые приводились в работе Кокаревой, меня не убеждали. Очень хороша была рецензия Гусева, из которой я решился выписать некоторые фрагменты и цитаты.
       Третья магистерская работа Екатерины Савостьяновой -- "Литературная критика и автокритика Л.Н. Толстого" и -- художественная часть -- "Alternative net?" (критические статьи) -- была достаточно слаба. Девушка переместилась к нам из Ярославского университета и сохранила причудливый вкус к столичному модерну. Здесь было верное "хорошо", хотя статью о Толстом я прочел не без удовольствия. Выступавший как оппонент Е. Сидоров совершенно справедливо сказал, что мы несколько морочим друг другу голову, называя привычную студенческую работу диссертацией.
       Из четырех студенческих работ пятерку получила Ярослава Ананко -- стихи и переводы с болгарского, Катя Ратникова -- четверку и Александр Щербаков -- четверку. Все трое ученики И. Ростовцевой. Вокруг работы Ратниковой завязалась дискуссия, сторонами которой стали Максим Лаврентьев и Андрей Василевский. У Андрея было, пожалуй, некое мстительное чувство по отношению к Кате -- она крепко, впрочем, не одна она -- ругнула в прессе стихи главного редактора "Нового мира", но в общих замечаниях Василевского было много резона. Кстати, всю его маленькую лекцию о том, как надо писать литературные обзоры, я выслушал со вниманием, наматывая себе на ус основное. С отдельными высказываниями оппонента по стихам я не согласился. Максим точно говорил, что Ратникова все же очень редкий выпускник -- уже со студенческой скамьи укоренена в литературной работе.
       На четверку также защитился очень старый, отставший от своего курса Денис Савченко. Этот уже немолодой парень написал интересный по деталям большой материал о "наперсточниках" в девяностые годы. Здесь особо интересна была технология этого обманного дела.
       Защита шла подробно и долго. К Большому театру подбежал уже чуть ли не опаздывая. Пунктуальный Саша уже ждал меня на входе.
       Сам показательный гала-концерт лауреатов и номинантов конкурса, пожалуй, меня разочаровал своим интернациональным характером. Было большое количество "современного" танца, где ничего определенного нельзя было сказать о самом танце. Часто все это происходило в положении чуть ли не лежа и на полу. Каким образом исполнители смогли запомнить эти невыразительные движения, я не знаю. Хорошо было, когда танец обретал внутреннюю наполненность и смысл. Просто шквалом оваций зал встретил испанца, который просто отстучал каблуками свою партию, -- но здесь была тоска, ожидание, упоение танцем. Часто бурно хлопали молодым исполнителям или старым находкам знаменитых балетмейстеров.
       Среди спонсоров конкурса -- а их немало -- была еще организация, которая, кажется, называлось "Argentine Beef Promotion Institute". Именно поэтому, когда после концерта мы все направились в "Атриум" -- огромный зал, находящийся в доме напротив бокового фасада малой сцены, -- я не удивился, увидев очередь к столу, где два повара разделывали куски говядины. Удивление и восторг наступили, когда я получил тарелку, полную кусков этой самой говядины. На тарелке была большая порция, граммов эдак в триста-четыреста, и ложка какого-то соуса. Но какой восторг я испытал, отведав это блюдо. Такого мяса я еще не ел. Оно было алого, как кровь, цвета. Резалось все это от больших, запеченных кусков, покрытых коричневой корочкой. Какой вкус! По консистенции это было похоже на мармелад. Как невероятно вкусно! Что же тогда едим мы?
       Дома был в первом часу ночи. Пришлось еще из театра заезжать в Институт за машиной.
       25 мая, среда. "Новая газета" поместила расшифровку блога студента, оказавшегося на практике в Госдуме. Я читал об этом накануне в Интернете. Сегодня заглянуть в эти записи уже не удастся, они сняты. Студент пишет о вещах если и не вполне известных, то абсолютно угадываемых.
       "Сегодня были на заседании ГД, прямо в зале. Посещение строго лимитируется по времени и на входе в зал шмонают сильнее, чем на входе в здание. У нас сразу на входе забрали телефоны и фотоаппараты фсошники и, как оказалось, неспроста. То, что мы там увидели, у всех вызвало недоуменное WTF?!?!?! То, что депутаты расп***дяи, мы конечно знали, но чтоб НАСТОЛЬКО... Такого расп***дяйства я не видел нигде. Зал заполнен меньше чем на четверть, а те, кто есть, заняты чем угодно, кроме собственно заседания и законов. Все свободно ходят по залу, болтают друг с другом, кто-то читает газеты, на задних рядах вообще играют в карты. Едросня играет в айпады. Везде царит атмосфера долбое***ва и расп***дяйства, даже в кресле председателя Морозова. Он вообще просто что-то унылым голосом читает и все. В нужный момент по его команде все просто подходят к своим местам и нажимают на кнопочки, потом снова занимаются своими делами. Ах да, вот вы говорите: Путин, Медведев в стране главные и все решают... А вот**й! В стране все решает толстенькая тетенька в красном. По всей видимости, из ПЖИВ, так как сидит на их местах. Её назначение бегать по рядам и говорить, кому как голосовать. А между прочим на повестке дня было повышение индексации зарплат, пенсий и стипендий. Поэтому на вопрос, где ваши деньги, знайте, что их зажала эта тетенька в красном, по указке которой все поправки на повышение были завалены. Все это время хотелось кричать "Какого хера?!". Неужели вот на это они так усердно летят по встречке с мигалкой, рискуя жизнями простых граждан, просто чтобы тупо про***ываться в зале, играя в айпад или читая газету? Всё это грустно и стыдно. Стыдно за всё это. Это не парламент, а офисная курилка.
       А тем временем, пока депутаты играют в айпад и в карты, на входе в ГД стоит вот такая старушка. Стоит уже третий день и голодает. Ищет справедливости. Ветеран труда и ВОВ. Как я понял с ее слов, у неё убили сына. По всей видимости, убийца из партии жуликов и воров. Отмазали, у женщины не было даже адвоката. Прокуратура, милиция, суд, администрация президента. Все кладут на неё прибор. И правозащитник Лукин, и депутаты ГД в полном составе, и все СМИ. Во время пикета у неё отнимали плакат и ордена наши доблестные полицаи. Старушка диабетик и еле ходит. Герои, чо... Бабушка хочет только, чтобы на неё обратили внимание корреспонденты и общественность, так как правды в государственных стенах искать она уже устала. Вот так вот завершилась первая неделя моей практики. Постараюсь сделать больше фото и лучше всё исследовать.
       P.S. "Новая" выяснила, что продолжение у этой истории будет совсем другое -- и уже не в Госдуме, а в альма матер Евгения Старшова. На следующий день после того, как этот пост вышел в топы и широко разошелся по сети, практика его в Госдуме была прекращена по инициативе представителей Госдумы. "Меня выгнали", -- сообщил студент. Также стало известно о том, что в отношении некоторых работников вуза, где учится Старшов, были применены меры дисциплинарного воздействия. Какие именно -- Евгений просит не упоминать. А чтобы минимизировать вред, который он невольно принес своему учебному заведению, студент Старшов закрыл пост с отчетом из ГД для чтения. Мы будем следить за развитием событий".
       Ездил в баню -- я опять среду объявил днем здоровья -- это один из способов не полнеть. К сожалению, в бане боюсь, как бывало раньше, обливаться холодной водой -- простуживаюсь. Но дело не в этом, по дороге читал "Литгазету", которую вынул из почтового ящика. Номер на этот раз получился не очень интересным, но была полностью напечатана речь Сергея Миронова, которую он произнес в Ленинградском законодательном собрании. Кстати, один из главных предателей, который инициировал всю эту бузу, его однопартиец Владимир Гольман. Мог, конечно, найтись и другой, но акцентировал ли бы я на этом, если бы человек имел другую фамилию?
       Из речи Миронова пресса все время выдергивала разные кусочки, но каждый тащит свое. "По всей стране социальные лифты фактически оборваны, в кадровой политике царит кумовство, дети нынешних чиновников занимают все теплые места".
       Сегодня -- это уже из телевизора -- Совет Федерации прощался со своим спикером. Была овация, кажется, Миронов остался почетным председателем Совета. Среди того, что он сказал сегодня, это что он видит начало конца партии "Единая Россия". Кстати, конец выступления Миронова в Ленинграде был достаточно грозным:
       "Я не говорю "Прощай!" стенам этого зала, которые по-настоящему являются для меня родными вот уже 17 лет. Я говорю: "До свидания!", потому что в декабре этого года с этой трибуны я с большим удовольствием буду поздравлять с избранием на пост председателя Законодательного Санкт-Петербурга представителя нашей партии "Справедливая Россия"!
       Так будет!
       До встречи в декабре".
       Меня, конечно, удивили в этот момент коммунисты, которые поддержали "единороссов" в отставке Миронова, как не удивили соколы Жириновского, которые постоянно подпевают власти. Для меня лично вопрос, за кого на ближайших выборах голосовать, теперь решен. Между прочим, хотя, возможно, этот удививший меня факт уже в Дневниках записан. Когда в первые дни начала наступлений на Миронова на "Эхо Москвы" проводили голосование, хотели бы слушатели, чтобы он продолжал свою карьеру, то "за" выступил довольно большой процент, но ряд слушателей был и "против". И вот тогда диктор "допустил" такую ремарку: если бы вопрос ставился о Грызлове, то голосов таких "ненавистников" было бы почти 100%!
       26 мая, четверг. Не ведаю ни сегодняшних событий, ни новых новостей. По крайней мере, до одиннадцати, пока я оставался дома, ничего нового, кроме разгона демонстрации в Тбилиси, вроде бы не произошло. Сегодня понял упоительность процесса размышлений, пока долго едешь по Москве и стоишь в пробках. Думал о сегодняшней защите моих студентов, потом решил, что именно через Институт надо напечатать мои статьи о литературе и искусстве и даже придумал название, потом довольно долго размышлял, как заканчивать книгу о Вале. Ехал я в "Дрофу", с Натальей Евгеньевной договорились, что она возьмется просмотреть часть Дневников за 2009 год, остальное сделал Юра Апенченко.
       Защита прошла довольно быстро и, в принципе, на довольно высоком уровне. Андрей Михайлович, который вел заседание, хорошо говорил о семинаре. В прошлом году он был прозой недоволен. После защиты вышел некий себялюбивый или ревнивый сбой. Все работы почти дотягивали до "пятерки", но внутри этого ряда все было неровно. По идее, можно было бы всем ставить "пятерки", я так и предложил, но потом стали во всем этом "ковыряться" и взяли только по самой высшей планке: Марку Максимову и Вере Матвеевой "отлично", а Петрашай, Марине Савранской, Саше Нелюбе, Диме Иванову и Наташе Денисенко поставили по "четверке". Марине и Саше можно было бы поставить и выше, но опять разница, одна поглубже, другая поточнее. По крайней мере, Сашин диплом можно было бы дотянуть, если бы не ее постоянное всезнание, ее "протесты", она самая умная, самая знающая -- я махнул рукой.
       Вечером должны были состояться две конкурсных церемонии. Одна в музее Пушкина на Пречистенке -- "Новая пушкинская премия", другая в Зале Церковных Соборов Храма Христа Спасителя -- Патриаршая литературная премия имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. Я посмотрел на список "православных" номинантов и невольно ахнул от его верной специфики. Вознесенская Юлия Николаевна -- не жена ли это покойного Михалкова? Далее самые лучшие наши писатели: Ганичев Валерий Николаевич (сопредседатель Русского народного собора), Крупин Владимир Николаевич (профессор церковного учебного заведения), Малягин Владимир Юрьевич (работает в одном из отделов Патриархии), Разумовская Людмила Николаевна, Сегень Александр Николаевич -- его фильм "Поп" появился не без усилий церкви -- и протоиерей Владимир Чугунов. А знали ли другие об этой премии? Но, правда, и церемония начиналась в 17 часов, я не успевал.
       Церемония в музее Пушкина прошла замечательно. Вручение премии было приурочено ко дню рождения Пушкина по старому стилю. Получил большое впечатление и от предшествующего ей небольшого концерта. Пели музыку Алябьева и некую песню, которую сочинил Державин. Особенно хорошо говорили сами лауреаты и А. Битов, который, кажется, возглавляет все это мероприятие. Пушкина знает, много деталей, интересных суждений. Из лауреатов говорил еще о своем театре Владимир Рецептер, я его видел впервые, но лучше всех была Вера Аркадьевна Мильчина, переводчица, специалистка по французскому языку. Она, кстати, переводила книгу Кюстина и написала прекрасную вступительную статью. И очень интересно также говорил о Пушкине и его французском языке Николай Александров. После окончания церемонии и во время фуршета я не утерпел и подошел к Мильчиной -- сказал спасибо и за ее прекрасный перевод, и за ее статью. Еда была очень неплохой, правда, я не оценил диспозицию и наелся какого-то салата из сыра. Уже дома ел окрошку и до сих пор хочу есть.
       Дома до глубокой ночи читал дипломные работы.
       27 мая, пятница. Кажется, наш ректор-путешественник куда-то уезжает, и поэтому вместо обычного четверга ученый совет назначен на пятницу. В повестке, собственно, один вопрос -- выборы на должности. Для прохождения этой процедуры скопилось много народа. Здесь все наши штатные сотрудники, поэтому выборы прошли быстро. У нас старая традиция: даже при наличии разногласий и неприязни на выборах никогда этого не показывать. Все получили полную "коробочку" своих голосов и оказались переизбранными. Кроме Нади Годенко. Ее конфликт с кафедрой идет уже давно, основан он только на одном -- Годенко не всегда приходит по тем или иным причинам на работу. Но тут все усугубилось еще и тем, что Надя, у которой была лишь половина ставки, заявление написала на полную ставку доцента. Надежда Васильевна Баранова ее об этом казусе предупредила, но отчего-то Надя решила, что ей необходима ставка полная, которая оказалась занятой доцентом Сиромахой, человеком очень высокой квалификации. Для решения ученого совета все осложнялось еще и тем, что в силу разных причин кафедра Н.М. не рекомендовала ее для избрания. Причиной являлось также то, что сложности при голосовании Н.М. возникали и раньше. Но предыдущий раз, когда по схожему голосованию был выставлен чужой, которого мы все не знали, да еще, как все решили, блатной кандидат, которому благоволило начальств, ученый совет Н.М. отстоял. Здесь была многоходовка -- еще и выразили отношение к проблеме "симпатий". Сейчас результат был иной. 10 членов ученого совета из бюллетеня не вычеркнули ни одной из двух фамилий. В этих случаях бюллетень считается недействительным. 11 человек предпочли Сиромаху. Надьку, конечно, жалко.
       Еще чуть ли не неделю назад мы договорились с Сашей Колесниковым, что он берет меня на "Коппелию", которую в Большом театре по старым записям восстановил Сергей Вихарев. Практически, это возможность увидеть, "как было у Петипа и Энрико Чекетти". С тех пор, как я написал вступительную статью к буклету о Григоровиче -- буклет выпускали к очередному юбилею, -- я числюсь специалистом по балету. Но не все получается, как нам бы хотелось. В пятницу бедный Саша был болен и предложил мне -- пропуск уже был заказан -- кого-нибудь пригласить. Я пригласил Лену, сестру В.С..
       Собственно, в последнем абзаце я все и написал, теперь осталось только сказать, что спектакль прелестен, он действительно передает роскошную и изысканную эпоху балета. Слово "изысканную" произнесено здесь неслучайно. Почти нет широких движений и вращений, все держится на грациозности и точности основных исполнителей и вымуштрованности кордебалета. Это в театре есть. Как подарок судьбы воспринял неземную красоту танца Натальи Осиповой. С ней никто сравниться не может, дело не в прыжке, не во вращениях, не в жестких пальцах. Здесь то, что не передашь словами: и легкость, и немыслимая точность каждого движения, и удивительная, без искусственного кокетства женственность. То же самое, как и в любом искусстве: в книге по любой странице, в театре по любой фразе, в живописи по излучающему свой свет мазку видна подлинность. Были еще хорошие девочки, но лучшие виделись сразу.
       Я радовался и за Лену, для которой подобные походы менее привычны, чем мне. Очень занятно Лена рассказывала про своих внучек, которые растут в Германии. Девочек водят еще и в специальную русскую школу -- это, кажется, два раза в неделю.
       Вечером, когда приехал из театра и на кухне ел окрошку, по телеку передавали большую пресс-конференцию Медведева из Довиля, с саммита "восьмерки". Медведев говорил как успешный десятиклассник, хорошо усвоивший все уроки. Меня удивило, как определенно он ответил на вопрос о Каддафи. Из его ответа стало ясно, что он вместе со всей "восьмеркой" радостно подписал какую-то декларацию о том, что считает режим полковника нелегитимным. Мальчика приняли в свою дворовую компанию старшие ребята!
       28 мая, суббота. Естественно, перевозбужденный после вчерашнего дня, заснуть долго не мог, да еще смотрел фильм по "Дискавери" об адвокате Гарроу, который чуть ли не основал современную школу защиты клиентов и сбора доказательств. Встал в семь, включил "Эхо" и тут же услышал комментарий по поводу радостного вчерашнего выступления Медведева. Многие радиослушатели совсем не так однозначно восприняли его вчерашнее заявление о Каддафи. Это происходило еще на фоне прежних выступлений нашего молодого и самоуверенного президента, который ранее говорил о том, что решение Совета Безопасности не позволяло Америке и Франции так свободно бомбить чужую территорию. Лично у меня было ощущение, что самым заинтересованным лицом в этой войне против Ливии была Франция, в частности Саркози. Не повлияла ли на решение нашего десятиклассника поставка Францией России вертолетоносца "Мистраль"? Итак, народ, по крайней мере, слушатели "Эха" не так все спокойно проглотили, все, что связано с изменением нашей давней экономической дружбы. Кажется, прозвучало и слово "предательство". И не надо здесь говорить, что в политике нет друзей. Друзей нет у беспринципных людей.
       В восемь уже выехал в Обнинск, к середине дня обещали приехать С.П., Маша и Володя. Сегодня День пограничника -- предполагается широко его отметить. Мне тоже нужна помощь, наладить участок и дачу к лету. Дел у меня масса: надо начать читать уже в относительно полном виде книгу о Вале. Написать к ней предисловие, написать заявку на книгу статей, не забыть читать английский, разобраться с последними газетами и принять участие в празднике. Но надо также высадить рассаду кабачков и новую порцию сельдерея -- рассаду купил по дороге, руководить Машей, которая у меня основная рабочая сила.
       Что касается газет, то из двух номеров "Российской газеты" за понедельник и вторник извлек много нового. Во-первых, дело подмосковных прокуроров и владельца незаконных казино, которые доблестные прокуроры крышевали. Кстати, а не войдет ли слово "крышевали" с легкой руки российского порядка в мировой лексикон, как вошли слова "спутник" и "перестройка"? Как известно, двое из этих веселых прокуроров уже находятся в розыске -- бывший зампрокурора области и прокурор Клина. Несколько ждут допроса и суда в камерах. Это бывший начальник одного из управлений облпрокуратуры, прокуроры Одинцова, Серпухова, Ногинска, один из правоохранителей сотрудничает со следствием. Основной герой дела Иван Назаров, который не только организовал бизнес, но и нашел пути к заповедным сердцам блюстителей, вдруг и сам оказался потерпевшим. Есть закон -- вор не должен быть еще и мошенником. Чистота жанра приветствуется не только в литературе. Итак, Назаров теперь не только преступник в деле незаконного бизнеса, но и потерпевший в деле о дачном партнерстве. Не связывайся с прокуратурой, она всегда обманет! Похоже, дело обстояло так: прокуроры, пользуясь своими связями, получили незаконно землю в ближайшем Подмосковье. Там выстроили поселочек элитного жилья. Поселились своим ближним кругом: прокуроры подмосковных городов и зампред Мособлсуда, поселили и своего подельника Ивана Назарова и его помощницу. Но руководитель дачного партнерства, по совместительству зампрокурора Подмосковья, находящийся сейчас в розыске, видимо, парень был непростой: даже со своего, с Ивана Назарова, руководитель партнерства взял 100 тысяч долларов. Прокурор должен был за это оформить документы игроку и казиновщику, но не сделал. Слово прокурора!
       Если первая сенсация для меня не очень неожиданная, скорее привычная, то вторая по-настоящему удивила. Это интервью главного военного прокурора Сергея Фридинского. Здесь не только огромное количество примеров недобросовестного отношения современных производителей военной продукции, но и поразительное утверждение: "Из выделенных на оборонку огромных государственных денег крадется каждый пятый рубль".
       Есть еще одна новость, но она, собственно, существует несколько дней. Президент США Барак Обама выступил с политическим заявлением по Ближнему Востоку. Президент полагает, что в соответствии с многочисленными резолюциями ООН, Израиль должен вернуться к границам 1967 года. "Российская газета" считает, что в этих границах многочисленным эмигрантам из России будет тесно.
       День пограничника был проведен успешно, начался в 6 вечера и закончился в 11. Была выпита последняя бутылка водки, Володя несколько повалился на пластмассовый стол, а перед этим мы хорошо поплясали на свежем воздухе. Вот тут-то я и принялся в своей комнате читать книжку Александра Кондрашова "Первый любовник". Очень занятно, много подробностей дней "перестройки", но читается с захватывающим интересом. Это был подарок -- надо читать.
       29 мая, воскресенье. Утром, проспавшись, Володя сказал: праздник удался. Мне тоже так показалось. А так никаких, слава Богу, происшествий и новостей. Гости уехали в середине дня, и началась самостоятельная и свободная жизнь. Досаживал помидоры, что много времени не заняло, вычитывал книжку о Вале, глубокой ночью дочитывал книжку Александра Кандрашова. Кроме свойств, о которых я уже написал, в увлекательности ей не откажешь. Закончил чтение чуть ли не в четыре часа ночи. Кстати, внутри текста есть уникальная справка -- подробные цены 90-х годов, от билетов на троллейбус и трамвай до хлеба и молока.
       Вечером во время обычных вечерних передач по НТВ правил и писал Дневник, все время, подглядывая на экран. Как всегда, Алла Пугачева и другие заметные лица нашей эстрады. С одной стороны, это какое-то искусственное нагнетание обывательского интереса к угасающим "звездам", с другой, посмотрев несколько раз подобные передачи, начинаешь испытывать к этим "звездам" определенную брезгливость. И все-таки я не могу огульно ругать все наше телевидение. Сидя с компьютером на коленях, посмотрел две замечательные передачи. Это опера "Тоска" из Швейцарии -- очень здорово, знаменитые певцы, в том числе и Кауфман, хорошая постановка. Почти в конце дня, опять же по "Культуре", шел давний фильм Лукино Висконти "Семейный портрет в интерьере". Это не только фильм редкой изобразительной красоты, но и активной социальной и философской напряженности. Как разнятся впечатления в разном возрасте! Этим и отличаются выдающие произведения -- они долго живут и их глубина почти неисчерпаема для разных времен. Теперь меня больше интересовал Берт Ланкастер в роли профессора.
       30 мая, понедельник. Уехал с дачи уже в шесть вечера. Весь день читал рукопись книги о В.С. и занимался огородом. Доехал до дома за полтора часа. Как только приехал, включил радио. Главной новостью стало, что Ходорковский, воодушевленный заявлением Медведева, подал на условно-досрочное освобождение. По-прежнему, несмотря на это, виновным себя не признает. По тому же вопросу, связанному с Ходорковским, начинается бурление и в Европейском суде. Документы в этот суд были поданы чуть ли не в 2004 году.
       31 мая, вторник. День начался с большого подарка Страсбургского суда нашему правительству. Суд не признал нашего Ходорковского жертвой режима и политическим заключенным. Это нашей либеральной интеллигенции придется сжевать. В разговорах об условно-досрочном освобождении делается вывод, что освободить могут лишь Платона Лебедева. Пока обоих задерживают в Москве, потому что начинается какой-то новый процесс, тоже по старой, еще "юкосовской" нефти.
       В три часа, как всегда, состоялась защита дипломов последних моих студентов. На этот раз их было семь, двое -- Ксения Фрекауцан и Сема Травников -- получили по "отлично", остальные по твердой "четверке". Андрей Михайлович Турков, ведший процедуру, сказал, что, в отличие от прошлого года, он семинаром удовлетворен. Пожалуй, я тоже, хотя оценки у большинства, конечно, могли быть много лучше, если бы кое-что было раньше сдано, а не впритык к экзамену, когда правились только вещи вопиющие.
       Занятный разговор у меня прошел с Димой Ивановым в тот же день. Он решил посоветоваться по своим проблемам, т.е. как ему, провинциалу, задержаться в Москве -- другими словами, как остаться подольше в общежитии. Но в разговоре возникли другие детали -- их поступления, экзамены. Среди прочего Дима сослался и на мои Дневники в Интернете, где выложены все мои рецензии на абитуриентов. Эти рецензии обычно вымарываются при книжной редактуре. Дима говорил о точности моих оценок, которые подтвердились во время учебы и защиты дипломов. Меня это, конечно, порадовало. В связи с этим я спросил у Димы, стоит ли мне включать в корпус Дневников за этот год рецензии на дипломы студентов. К моему удивлению, он сказал, что это обязательно надо сделать. Видимо, мой курс заботится о том, чтобы зафиксировать свои первые шаги в литературе. А вдруг все неожиданно пойдет дальше? Я теперь раздумываю, может быть, опираясь на даты, расставить рецензии задним числом по тексту?
       После защиты, как понятно из текста, я быстро не уехал, не только потому, что "остывал" после схваток, но еще и ожидал начала нашего клубного дня. Практически заседаний клуба Н.И. Рыжкова не происходило пять месяцев. С одной стороны, это, конечно, отсутствие такого мощного мотора, каким являлся покойный Михаил Иванович Кодин, с другой, еще и потому, что вроде бы заболел Степанец, который был выбран на это место. Теперь мы вроде бы -- заседание клуба началось в шесть часов у нас же в Институте, в кафе "Форте" -- выходим из кризиса и на всякий случай избираем нового распорядительного директора. Им стал известный деятель прошлого московского лужковского режима Олег Толкачев, тоже сенатор -- или он до недавнего времени, до смены власти, был сенатором. Как назло, на это заседание Толкачев прийти не смог, где-то в правительственных недрах решались вопросы о его дальнейшей карьере. Посмотрим.
       Народа на этот раз было немного, но всё, как обычно: доклад, ужин, во время которого все время звучали речи. Доклад делал В. Н. Ганичев и, что было неожиданно, на этот раз интересно и без обычной официальщины. Говорил Ганичев о литературе начала войны, тема патриотической поэзии, прозы, публицистики. Доклад я не конспектировал, потому что, кажется, этот текст В.Н. будет печатать в шестом номере "Нашего современника", но кое-что все же записал, фрагменты и факты. Ведь что записываешь? Лишь то, что, как говорится, корреспондируется с сегодняшним днем.
       Битва под Прохоровкой произошла 12 июля 1943 года, в день Петра и Павла.
       Уже через два часа после официального начала войны митрополит Сергий в своем обращении говорил: "Антихристианские силы напали на нашу страну". Через несколько дней эта лексика, ранее неслыханная в нашей идеологии, прозвучала в речи Сталина. "Братья и сестры! Наше святое дело..." Чуть позже знаменитый 227-й приказ: "Ни шагу назад". "Велика Россия, а отступать некуда". Приказ от 16 октября 1941 года. "Сим объявляется..."
       Буквально в первые дни войны был написаны Лебедевым-Кумачом и Александровым слова и музыка "Вставай, страна огромная..." Мгновенно возникла тема России, ранее не используемая в пропаганде.
       Довольно подробное рассуждение, почему Сталин боялся первым, несмотря на все разведочные сведения, начинать войну? СССР в роли агрессора? Мы много писали, что в первые дни войны было уничтожено на наших аэродромах 2000 самолетов. Но тогда же было сбито в боях 200 самолетов гитлеровцев. Тогда же состоялось 18 таранов.
       В связи с этим. При последней переписи еще в Российской империи 70% граждан написали, что они православные.
       Андрей Платонов: "Наша война могла быть выиграна только одухотворенным солдатом".
       Первая Сталинская премия в области литературы в 1943 году -- Исаковскому.
       Во время войны не было закрыто ни одной школы.
       3 июня, пятница. Как обычно, летом плохо сплю. Уже к 8 дочитал часть книги о Вале, которая связана с Дневниками. Еще раз все, почти до слез пережил. По-прежнему нет ощущения ее полного, растворенного небытия -- рядом, в груди. Как бы мне на всем этом не свихнуться.
       Сразу же включил, как встал с постели, радио. Взрываются снаряды от установки "Град" на складе боеприпасов в Удмуртии. Может быть, это какое-то свойство арсеналов и складов боеприпасов -- взрываться? Не лучше ли тогда бомбы и снаряды хранить в универмагах и супермаркетах? Только что нечто подобное с выселением жителей произошло на одном из арсеналов в Башкирии. Еще земля не остыла. Там виноватым оказался солдат, который не так положил гильзу от снаряда. Когда объявят нынешнего стрелочника? Как-то плоховато во главе с министром, в прошлом мебельщиком, работает наш военный квартет.
       Уже в час уехал на дачу в Обнинск. Портфель трещит от дипломных работ заочников, которые взял с собою. Как-то я все больше начинаю приживаться к даче. Может быть, это связано с тем, что я здесь лучше себя чувствую. Здесь же и возможность больше двигаться, но довольно быстро устаю. Связано это с кашлем, который не утихает уже неделю, или с возрастом. Уже надоело лечиться антибиотиками -- пробую действие "Прополиса", который купил на Сицилии.
       На даче в качестве интеллектуального развлечения посмотрел на компьютере "Вопль". Фильм об Аллене Гинзберге поначалу показался манерным и вычурным. Основная часть повествования -- чтение героем своей поэмы. Отдельные образы поэмы иллюстрируются анимацией и рисованными картинами. Мне это тоже поначалу виделось как что-то выспренное. Но потом все пошло, мощное и сильное течение смыслов подхватило и понесло. Стихи Гинзберга -- то, что у нас в России называют свободным стихом или верлибром. Но это совсем не то, что пишут наши девицы на семинарах. Здесь не только мощь и социальный протест, но и полная органика поэта и его стихов. Эти стихи мог написать только этот поэт. Здорово, крепко. Чувствую, этот фильм, вернее, эти стихи, будут преследовать меня долго.
       Вечером же по новостям, кроме всего традиционного отвлекающего и несущественного, показали беседы Д. Медведева и С. Миронова. Медведев благодарил бывшего спикера Совета Федерации за многолетнюю службу. Президент в разговоре опрометчиво попросил Миронова, уже как парламентария, по-прежнему делать политические предложения. Миронов, ни секунды не помедлив, сразу же предложил президенту ввести в избирательные бюллетени пункт "против всех". Что, интересно, мы тогда получим при ближайшем голосовании?
       4 июня, суббота. День посвящен был чтению, огороду вместо физкультуры. В планах было еще написать два фрагмента в книгу о Вале, чтение дипломных работ, английский язык, а также приготовить на углях куриные крылья. Последнее связано с прибытием моей компании. Это Володя, который специалист по "крылышкам" и по починкам разных хозяйственных вещей, Маша, которая тут же взялась за прополку огорода. Прибыл и С.П., он в перерывах между чтением бесконечных диссертаций и писания отзывов на них будет трудиться на кухне. Суббота и воскресенье -- два дня, когда я, может быть, и выхожу из диеты, но уж ем вкусно и сытно.
       Утром читал последние газеты, которые не успеваю прочесть в Москве. Здесь много чего разного и многословного. Просматривая газеты, я отбрасываю то, что мне не интересно и что я, подчиняясь человеколюбию, потом отдаю соседям, но отдельные полосы сохраняю, чтобы кое-что внести в Дневник. На этот раз оставляю два материала, естественно, опуская все, что касается дел культуры: не люблю ни пространно пишущих дам, ни многословного Валеру Кичина, ни их выбор -- исключительно модный, западный.
       Итак, в четверг "РГ" написала о том, что не одни подмосковные прокуроры фигурируют в крупных коррупционных делах. На этот раз подозревается еще и заместитель прокурора Москвы Александр Козлов. Прокурор, как считается, взял взятку землей. Мода на невинных борзых щенят осталась в золотом веке русской литературы. Прокурорская земля стоит приблизительно 180 тысяч долларов. В этой же статье сказано, что с этим молодым 42-летним выдвиженцем СМИ познакомились по знаменитой коллекции Ивана Назарова. Где на банкете по случаю дня рождения криминального авторитета, этого "решалы", ходатая криминала пред властью, присутствовала почти вся подмосковная прокуратура. Но, оказывается, среди подмосковных воробьев затесалась и птичка покрупней. В газете есть и фотография -- обаятельный, даже милый человек, с мужественным лицом и в прокурорской форме. С такими лицами рисовали строителей коммунизма.
       Вторая статья, уже за среду, связана с именем только что отозванного со своего поста Сергея Миронова. Оказывается, недаром он так удивил и президента, и всех избирателей просьбой вновь вернуть статью "против всех". Это произошло в четверг, статья вышла в среду, значит, уже минимум со вторника "единороссы" и главный либерал Жириновский были обеспокоены, как бы человек с харизмой и иными, нежели они, эти близнецы-братья, социальными установками, не оказался в Думе. Не описываю всех перипетий парламентского разбирательства, отсутствие Грызлова, который должен был что-то подписать, Морозова, который не подписал, но в тот же вторник по инициативе президента Дума уточняла процедуру досрочного прекращения полномочий. Как все иногда ложится в масть.
       Но хватит о нашей вконец прогнившей политике. Кроме газет пришлось читать еще и дипломы наших заочников. Пока идет проза, защищаются студенты Самида Агаева.
       Рябова Антонина. Довольно странная повесть "Дорогою мечты..." Здесь некие описания провинциалки богемного московского круга. Особенность повести в том, что, прочитав ее, тут же забываешь...
       Габбасов Рустам. Здесь несколько с претензией рассказов и отрывок из романа "Школа тенниса". Герой работает тренером -- технические подробности, много наблюдений. Здесь все автору известно, все просто, поэтому и хорошо.
       Но вечером, уже после жареных куриных крылышек, снова наступила встреча с подмосковными прокурорами и министром финансов Подмосковья, который украл и сбежал. Московская область чуть ли не в дефолте. Показали прокурорский и министерский "достаток", показали московские квартиры, зарубежные виллы, подмосковные дачи, роскошный быт, родственников, стариков и старух, на которых зарегистрирована эта ворованая собственность. Но показывают подобное, пожалуй, только на одном канале -- НТВ. Но канал этот далеко не самый мощный, если бы по Первому каналу показали что-то подобное, страна встала бы на дыбы!
       5 июня, воскресенье. Между делом еще вчера написал предисловие к книге. Теперь остался пропущенный день, когда у Вали случился первый инсульт и короткий материал о покойном
    В.Н. Зайцеве.
       Около двух вся молодежь с дачи укатила, и я сразу же пересел работать в большую комнату к телевизору.
       Определенно "Культура" лучший телевизионный канал мира. Сидел с компьютером на коленях и слушал "Севильского цирюльника" Россини из Метрополитен-опера. Все было блистательно. Опера -- это всегда драма, всегда рассказ -- не только слушаешь, но и следишь за действием. Боюсь, что у нас "Цирюльника" чуть подрезают. Здесь еще и прекрасные вспомогательные персонажи.
       В итоговых недельных программах Медведев соревнуется с Путиным, превращая их "деловые" встречи и визиты в борьбу за избирателей. В этом смысле Медведев хороший ученик Путина. Он вполне овладел приемом многозначительного говорения. Между Путиным и Медведевым для поднятия рейтинга рассказывают что-то криминальное или "денежное". Чаще всего оно соединяется. На этот раз героем дня стала новая военная история. Показали, наконец, главного героя последней воровской сенсации. Это главный медик Министерства обороны, в генеральском чине, некто Белевитин. Вместе со своим подчиненным полковником Никитиным он умудрился купить для армии медицинское оборудование в 3,5 раза дороже. Ходы здесь известные: перепродавать, перепродавать и перепродавать. В результате оба военных медика получили неслабый "откат" в 5 миллионов рублей. Откатом в штатской ли сфере, в военной ли никого уже не удивить, но пикантность ситуации в том, что когда подельщики поняли, что попались, они решили устранить основного свидетеля -- бывшего замминистра Алексея Вилькена. И последнее -- люди они, безусловно, с воображением, эту свою акцию они хотели провести как медицинскую. С отравленным ли шприцем или просто с медицинским скальпелем, этого я уже не понял.
       Прочел дипломную работу Алексея Борисова "Ария солнца". Это о некоем русском японце, много журнализма, есть размышления о национализме и ксенофобии.
       Евгений Карасев "Вера Роскошная" -- я даже не очень понял, о чем это. Автора я никогда не видел, это какой-то отставший от курса студент Володи Орлова, которого -- по слухам -- он к защите не допустил. Вроде это все-таки пародия на детей Ра или пародия на всю нашу жизнь. Есть и некие сексуальные "мечтания", здесь уже гомосексуальная тема, но не на уровне Болдуина, а на уровне современной порнографии. Сцена с отцом вызывает брезгливость.
       6 июня, понедельник. Уехал что-то около четырех. Перед этим позвонил Слава Басков, я как-то был не уверен, что буду что-либо устраивать. Вернее, отчетливо понимал, что времени, чтобы заниматься хозяйством, просто нет. Но Слава-то помнил. Три года как В.С. умерла. Для меня не только это все еще саднит, но и как раз в это время я вписывал в книгу самый трагический день, когда я приехал из Ленинграда. В тот день столько всего произошло, что Дневник оказался незаполненный. Я как раз и делал эти трагические вписки: В.С. без сознания, разговоры с врачами, реанимация... К вечеру я решил, что опять, как всегда, соберу народ. Если не сделаю этого, то долго буду себя корить.
       Приехал к семи, быстро поел и пошел по магазинам. Пока собирался, распаковывал сумки с вином и продуктами, слушал радио. Между прочим, любая сводка вестей на "Эхе" обязательно начинается с Ходорковского. Как последнюю, но непроверенную новость говорили, что половиной высотного комплекса, этими огромными башнями, что выросли на берегу Москвы-реки, владеют дочь Бориса Ельцина и ее муж, бывший руководитель администрации президента. Называлось слово "девелоперы" и какая-то компания, зарегистрированная на Кипре, состоящая из первых слогов имен Валентин и Татьяна. И не говорите мне ничего о свободе, которая пришла с первым президентом России, говорите мне только о богатстве и собственности, которую захватили эти демократы.
       7 июня, вторник. Еще вчера созвонился с Леной ехать вместе на Донское кладбище. Что со мною каждый год именно в день смерти Вали случается? Сегодня поднялся в четыре, правда, вчера лег около двенадцати. Заснуть так и не удалось. Ближе к контрольному сроку сел в машину, и как обычно, когда еду на именины или похороны, заехал на рынок к нам на Университете. Кстати, впервые обнаружил, что площадь называется именем Джавахарлала Неру. Но суть в ином -- весь цветочный ряд закрыт, жалюзи на палатках опущены, ни одного продавца. В начале его стоят два дюжих молодца в камуфляжах, с "уоки-токи" в руках и наручниками за поясом. По своему обыкновению разведчика жизни подошел, поинтересовался. "Совсем закрыли..." Ситуацией этой оба рослых молодых человека удовлетворены. "Налогов не платят, сегодня он здесь, а завтра убежал". Я посетовал, что теперь не куплю цветов. Молодец посоветовал мне проехать к театру Джигарханяна, там есть павильон. Тут же добрые молодцы раскололись, а потом и похвастали. Оба не москвичи, с юга, из Ставропольского или Краснодарского края, у них там никаких -- цитирую -- армян и никаких турок, которые там раньше командовали. Вспомнили добрым словом губернатора Краснодарского края Ткачева. Ткачев все передал казакам, сам он, дескать, тоже казак, чуть ли не атаман, его казаки и выбрали.
       Лена меня уже ждала, пошли к Вале. Лена принесла с собой высокую вазу из простого стекла, налили в нее воды, поставили на землю, цветы смотрелись хорошо и таинственно. Бедная моя Валентина Сергеевна!
       Потом пошли и навестили Ивановых -- место, где стоят урны с прахом отца, матери и брата Вали недалеко. Видимо, кто-то из родни недавно был, к стене прикреплена новая вазочка. Кладбище огромное, очень много еврейских фамилий. Я никогда не был в части, которая примыкает к монастырским стенам. Здесь ниши, обустроенные прямо в стене, выглядят очень непросто: козырьки, надписи, ощущение далеких дней.
       Днем позвонила Надежда Васильевна: Казмина -- профессор с кафедры БНТ, написала отрицательный отзыв на работу Михаила Панферова, студента Самида Агаева. Рецензия короткая, почти без аргументации, мне прочли ее по телефону. Я заволновался, но потом заглянул в диплом и прочел первую его половину. Как часто я встречаюсь с устоявшимися стереотипами у немолодых людей. Здесь есть и просчет Самида -- в дипломе чуть ли не 80 страниц 12-м кеглем. Чем больше текста, тем больше огрехов. Этот текст и его немудреный пафос я отчетливо понимаю, некоторые "философские" разговоры очень похожи на разговоры наших студентов.
       В связи с отзывом Казминой, как бы зачеркивающим молодого писателя, вспомнил рассказ об отзыве Константина Райкина -- он вел курс на первом году обучения -- о Сергее Маковецком. Дескать, вам, Сережа, лучше идти куда-нибудь на завод. Точно так же после первого семестра, когда учился Евгений Миронов, один преподаватель школы МХАТ, который, кстати, и сейчас там же, при деле, говорил его отцу, приехавшему проведать сына: лучше возьмите его домой, отправьте куда-нибудь в ПТУ.
       Дома начал готовить стол, вынул посуду, гости прибудут к семи. Ходил еще за пирожками в кафе. Их выпекают на площади Джавахарлала Неру. Рядом с кафе в мае открыли книжный магазин -- большой, просторный, но народа не очень много. Прошелся вдоль полок. В соответствующем разделе нашел "Большую универсальную энциклопедию", в шестом томе статья и моя немолодая уже и очень самоуверенная физиономия. Затщеславился.
       Вечером пришли Лева с Таней, Слава Басков, С.П., который мне еще днем помог с хозяйством, Лена, Леня Колпаков. Валя осталась бы довольной этим вечером. И о ней поговорили, и о разнообразных делах. С.П. и Леня выпили по бутылке коньяку и -- ни в одном глазу. К сожалению, не было Владислава Александровича, он плоховато себя чувствует, не приехала Дорико -- у нее опять мать в больнице, и Алла принимает каких-то своих гостей.
       8 июня, среда. Утром вышла "Литературка", о которой вчера вечером говорили за столом. На первой полосе сенсационная статья "Зюганов -- лучший друг писателей". Зюганов, оказывается, написал письмо председателю Верховного Суда В.М. Лебедеву -- о давнем конфликте по поводу Литфонда. Мне ли не судить об Иване Переверзине, который со мной спорил в Москворецком суде! В статье много забавного, но главное, как мне кажется, Зюганов совершенно откровенно защищает своих! Я догадываюсь, через кого приплыло это письмо, чья это инициатива. Можно также представить, что Геннадий Андреевич не предполагал, что сам факт его письма может стать фактом общественным. Письмо им подписано 1 марта и три месяца оставалось тайной. Возможно, именно в дни, когда началась суета с выборами и когда вслед за В.В. Путиным Г.А. Зюганов сооружает что-то вроде своего фронта, это письмо и слили. Есть подписи наших писательских функционеров, которые подписались под слезницей к Зюганову -- помоги, государь. Обращались не к Жириновскому или Миронову. Конец письма-призыва исключительный по своей советской выразительности. О, где ты, власть обкома! "Мы просим Вас обратиться в Верховный Суд и Генеральную прокуратуру с просьбой всесторонне расследовать указанные факты и прекратить незаконное вмешательство судебных органов Москвы во внутреннюю жизнь международной общественной организации". Подписи, с регалиями -- тут редкий случай, где демократы встретились с патриотами и даже людьми нечистыми на руку. В.Н. Ганичев, И.И. Переверзин, С.Ю. Куняев, С.В. Василенко, В.Г. Бояринов, Л.К. Котюков. Какой подбор людей!
       Все в этих документах священно! Зюганов тоже не забыл обкомовскую и цэковскую хватку: "Прошу Вас, Вячеслав Михайлович, дать поручение рассмотреть данное обращение в порядке надзора за деятельностью судов общей юрисдикции и о результатах сообщить мне и С.Ю. Куняеву..."
       Весь день сидел дома, читал дипломные работы заочников.
       Опять ученица Самида Агаева -- Мельникова Ольга, "Маршрутка 777". Здесь в основном женская судьба. Часто выпускница берет проблему, а потом решает ее в плане юмора или иронии. "Маршрутка" -- это молодой шофер-националист, очень занятно. Здесь опять лишка страниц, что создает возможность ругать.
       Долго опять читал повесть Нины Барановой "Если вздохнуть поглубже". Здесь почти фантастические приключения некой девушки Саши. Юный возраст, своеобразное видение, легко написано. Но повесть дает возможность к почти бесконтрольной критике. Посмотрим, мне нравится. Главное, Самид не мастерит всех своих учеников под одну колодку. Прелестна любовная история. Можно позавидовать, что мы так легко и безответственно писать не можем.
       По ТВ в каких-то новостях бегущей строкой прошло: С. Миронов получил мандат депутата Госдумы 5-го созыва.
       9 июня, четверг. Утром по радио: Белоруссия задолжала России 1,5 миллиарда рублей за поставку электроэнергии. Поэтому Россия сократила поставку вдвое. Отдавайте. Один из выступающих по радио сказал, что все экономические трудности, скорее всего, спровоцированы политикой. Читается, как извне, -- народ кинулся все подряд покупать, и белорусский рубль пал. У меня было ощущение, что здесь был намек на вмешательство российских СМИ.
       Вторая новость -- из нашего двора. С раннего утра начали менять асфальт. Я не отрываясь смотрел с балкона за процессом. Какие нагнали огромные и сильные машины. Все отлажено на высоком уровне. Экскаваторы, которые соскребают, огромные машины отвозят старый асфальт, едет установка с компрессором и скалывает остатки по краям. Тут же рабочие эти остатки сваливают в ковш бульдозера. Теперь я начинают понимать, почему так дороги наши дороги. Возни здесь много. Не мог понять только одного -- зачем во дворе меняют асфальт? У нас нет никаких выбоин, ям, даже, пожалуй, трещин. Асфальт во дворе значительно лучше, чем где-нибудь в переулках или даже на улицах. Подозреваю, что здесь поиск отката. И будет он, наверное, немаленький.
       Кстати, совсем недавно у нас в подъезде пробили дырками все лестничные площадки на этажах, продернули в них широкую трубу и на каждом этаже установили металлический ящик с пожарным шлангом. Но все мы, старые жители дома, знаем, что левее, если смотреть от лифта, с самого первого дня, как мы в дом въехали, установлена еще одна такая же труба. Правда, выходы на шланг: на кран и шланг -- через этаж. Это к вопросу о нерадивости, какой-то технической тонкости или опять к откату?
       Прочел еще один дипломный проект Сергея Белова. Довольно претенциозно он назвал свой сборник очень простенько "Стихи". Трубачи, фанфары! Все это милые зады постмодернизма. Без знаков препинание, нагнетание наименований, кое-где, правда, выскальзывают строки, говорящие, что перед нами и поэт, и талантливый человек. Уже после этого чтения поехал в Институт.
       Несмотря на то, что на защиту было представлено восемь человек -- столько мы не пропускали никогда, -- закончили довольно быстро. "Отлично" получили прозаик Алексей Борисов за неоконченный роман о русском японце, Рустам Габбасов -- в его дипломе все выделяли именно "Школу тенниса", и Александра Зайцева за сказки. Антонине Рябовой за ее "Дорогой мечты" поставили "трояк", а всем остальным -- Нине Барановой, Сергею Белову, Ольге Мельниковой и Михаилу Панферову -- "хорошо". С Панферовым получилось так -- один отрицательный докторский отзыв нашел на другой положительный, но и я почувствовал в парне поиск и постоянную работу сознания. Вдобавок ко всему Самид говорил, что это был лучший его ученик. В какой-то мере я с ним согласен. Самид тоже от меня кое-что получил -- я сильно отругал его за огромные дипломы, которые он или не смог или не успел структурировать, сделать меньше. На защите хорошо говорил Малягин, Киреев, который немножко по-своему через новомировский пуризм кое к чему придирался. К сожалению, "загулял" Алексей Антонов и на защиту не пришел.
       Такой день, конечно, мог убить и более сильного бойца, чем я, но после защиты я еще поплелся в МХТ на Камергерский, на спектакль по роману В. Астафьева "Прокляты и убиты". Спектакль состоялся на Малой сцене, сверху дуло, но со мной была ветровка, шел спектакль два часа, без антракта.
       На афишке значилось "несостоявшийся концерт" и "спектакль Виктора Рыжакова". Реплики, несколько историй здесь есть и от Астафьева, но в отличие от ясно реалистического романа Виктора Петровича здесь иная стилистика, не могу сказать, что мною отвергаемая, но достаточно быстро исчерпываемая. Никакой росписи по ролям -- двадцать молодых актеров постоянно находятся на сцене. Все, за исключением актрисы, исполняющей женские роли, были одеты одинаково -- некие стилизованные под кальсоны брюки и белые рубашки. Иногда все по команде раздеваются до длинных довоенных трусов, в самом начале -- новобранцы, в кургузых пиджачках и кепках. В какой-то мере переплетение тел, густая масса даже эротична. Ребята исключительно молодые, красивые, обаятельные. Естественно, как и положено, на МХТ-овской сцене, лучшим был еврейский юноша, к нему даже приезжает мама. В конце зрители все же устроили актерам овацию. Раздражала однотонность, все было выпалено на постоянной актерской истерике, на сухих связках, на горле. Скорее ощущение некоторого трагизма войны, нежели тот рассказ, который вел Астафьев, -- очень тенденциозно, но очень последовательно, без сбоев, значит, достоверно и художественно. Пришло, как сказал Саня Колесников, который и водил меня на спектакль, следующее после Серебренникова и Бутусова поколение режиссеров. Им надо теперь найти в приемах что-то новое.
       10 июня, пятница. Утром убили полковника Юрия Буданова. Об этом сказало радио. Произошло это на Комсомольском проспекте, у нотариальной конторы. Вечером показали по телевидению. Тело полковника пролежало на асфальте три часа, ждали саперов, а вдруг под телом мина? Потом сказали, что убийство было тщательно спланировано. Шофер в машине, на которой уехал убийца, был "славянской внешности". Выпустили в полковника четыре пули. Машину потом сожгли, преступники пересели на другую. По телевизору вспомнили об Эльзе Кунгаевой. Ее отец, который сейчас живет в Скандинавии, уверял, что дочь была изнасилована. Буданова много раз оправдывали и много раз брали под стражу снова. Он отбыл наказание восемь или девять лет, когда его досрочно освободили, он не "дотянул" ровно года до окончания срока. В Чечне по этому поводу был проведен ряд демонстраций и акций протеста.
       Все это произошло до того, как мне позвонили из комитета по культуре. Чеченские активисты недовольны 58-м томом энциклопедии "Терра". Это знакомые попытки убрать с мундира все пушинки. Бедная Чечня, вот недавно процесс шел по поводу какого-то убийства в Вене, и там требовали даже допросить в качестве свидетеля президента. Я уже не помню, кого там убили...
       Под вечер по "Культуре" шла передача о Большом театре. Показали сначала внутри театра, фойе, залы после ремонта, рассказали много интересного, а потом мастер-класс Образцовой с молодыми певцам и -- следующий сюжет -- танцовщика Владислава Лантратова. Смотрел не отрываясь, было невероятно интересно, молодые лица, энтузиазм, высокое искусство. Потом показали репетицию оперы Римского-Корсакова. По теории парного случая вел ее Кирилл Серебренников, о котором я вспоминал вчера. На сцене были какие-то люди с наганами и в милицейских фуражках. Боюсь, это опять какое-то на теле нашей классики новаторство. В вечернем выпуске новостей по НТВ уточнили, что Иван Назаров, которого сегодня выпустили из узилища под расписку, любезно переквалифицировав его дело с "мошенничества" на "незаконное ведение бизнеса", открыл, оказывается, подпольные казино в 15 городах Подмосковья. Вот это размах, вот это нанотехнологии!
       11 июня, суббота. Теперь выявил особенность своего путешествия в Обнинск и обратно. Памятуя, что в прошлый раз добрался из Обнинска в Москву за полтора часа, я решил так же поехать по Киевскому шоссе и где-то сразу после Апрелевки столкнулся с долгой и густой пробкой. Но как приятно было ехать вначале. Скорость и комфорт на дороге сразу напомнили мне, как Роман Михайлович Мурашковский возил нашу небольшую бригаду в Атланту, показать нам океан и одну из игорных столиц Америки. Может быть, даже лучше, чем в Америке, прекрасные съезды, отличное покрытие, задерживающие дорожный гул прозрачные стенки, ни одного светофора. Но я только забыл об особенностях нашей жизни. Где-то в районе Апрелевки заканчиваются дачные поселения богатых людей и правительственных чиновников, а ближе к Москве расположены еще два важных пункта -- правительственный аэродром и аэродром для частной, читай: богатой, авиации. Дальше дорога почти немедленно сужается до горлышка бутылки.
       Теперь раз и навсегда себе уяснил -- в Обнинск только по Калужскому шоссе, а вот в Москву -- по Киевскому. Правда, есть опасность попасть во время проезда правительственного кортежа, тогда дорогу загодя перекрывают. Мне кто-то рассказал, что если кто-то из самых верхов должен проехать, то перекрывают не только само шоссе, по которому с ветерком едет персона, но и окружную дорогу и несколько путепроводов, под которыми проскальзывает кортеж.
       До приезда к вечеру моей бригады у меня было только две цели: полить огород и читать дипломные работы. Восемь их внушительных папок и компьютер сделали мой рюкзак неподъемным. К счастью, ничего не засохло, на кабачках даже появились завязи, поднялась петрушка, укроп и салат вполне вызрели. В доме прохладно, сразу разобрался с работами, в основном критика, семинар В.И. Гусева, "гусята", что для меня всегда интересно. Потом во время чтения пришла мысль, что вот я плачу и стенаю, но сколько нового узнаю из этих работ, в первую очередь о нашей молодежи и взглядах этой молодежи вообще на ту современную литературу, которую я не читаю. Впрочем, дальше придется писать, что несколько работ прозаиков были превосходные.
       Анна Маркова, "Женские образы и современность". Это статьи. Здесь Сергей Минаев, Олег Сивун. Понятие чиклит -- литература для цыпочек. Гроздь англоязычных авторш, которых с коммерческой готовностью перевели у нас в России. Именно эти книги создали матрицу для наших писательниц. Маркова сосредотачивается на публикациях в "Знамени" -- три повести Натальи Червинской. Следующая статья посвящена теме вампиров в новой русской литературе -- тоже не выдумка наших пишущих девушек -- калька с серии Стефани Майер. У нас что-то подобное ваяют Ярослава Лазарева и Елена Усачева. Главное в дипломе -- постановка проблемы, с моей точки зрения не все здесь благополучно, скорее информативность, нежели размышления. Речь дипломницы довольно простая.
       Медведева Ольга, "В поисках героя нашего времени". Здесь чеченская война -- Ал. Невзоров (кино), Максим Смирнов, Алексей Поборцев, Аркадий Бабченко, Захар Прилепин, Александр Карасев. Вторая большая статья связана с работами Вяч. Дегтева. Потом -- проблема вымысла, практически о прозе в форме дневников. Здесь Олег Зоберн, Роман Сенчин, Ирина Богачева, Василина Орлова. Всех дипломница поругивает, похожа на раздраженную учительницу. Опять не очень живой язык.
       Уже поздно вечером взялся за работу прозаика Ольги Оловянниковой, ученицы Бориса Анашенкова, "Одноклассники". Заранее приготовился к обычному прозаическому занудству, но работа оказалась замечательной. Я уже не говорю о прекрасной повести "Одноклассники" -- здесь мягко, но бескомпромиссно, но здесь же и два прекрасных рассказа: "Испуг" -- девушка купила револьвер и выстрелила, и "Стрелы Огнебога" -- сбор современных язычников. Везде подтексты о зреющем русском единстве.
       12 июня, воскресенье. Еще не включал телевизор, правда, читал "Российскую газету" за несколько последних дней. Здесь нового не очень много. Разве только новые подробности в деле подмосковных прокуроров. Взяли еще двух предприимчивых наблюдателей за законом. Это "начальник отдела по борьбе с преступлениями в телекоммуникационной среде управления "К" Бюро специальных технических мероприятий МВД России Фарит Темиргалиев и его заместитель Михаил Куликов". Следствие предполагает, что они получили взятку в 75 тысяч долларов от Ивана Назарова и Марата Мамыева за покровительство в организации казино.
       С удовольствием наблюдаю, как Медведев бодается с Путиным. Но все это в телевизоре! Один боится реальной власти, другой скован обещаниями. Один по поводу импорта овощей из Европы говорит -- ни в какую! Другой -- он белый клоун -- уже любимец Запада, не хочет не оправдывать надежд и готов кое-что впустить, но под "гарантии". Но есть ли "гарантии" у прибыли? Потом, по тому же телевизору, они вместе едут на велосипедах и играют в бадминтон. Какие счастливые ребята, на все есть время! Катаются, демонстрируя свое единство под дулом телевизионных камер!
       Уже третий день подряд говорят о гибели полковника Буданова. Телевидение и власть сразу отмели мотив чеченской мести, дескать, это какие-то силы, желающие спровоцировать некий конфликт. Подразумевается, что это русские националисты. Но куда им, русским!
       В той же итоговой передаче по НТВ говорили о безобразиях на дорогах. Дорогой автомобиль неприкасаемый для гаишника! Но случается мальчик-чеченец на дорогой машине, сначала пытается отобрать у гаишника оружие, а потом пугает его некими звонками "там, наверх". Тем не менее, взяли, скрутили, привезли. Спустят ли на тормозах? По крайней мере, лейтенант, герой этого происшествия, перед камерой встать не захотел, на всякий случай честь доложить публике о его доблестном поступке уступил своему начальнику!
       Но все это мельком. Все-таки весь день пришлось читать. В этом чтении к сроку в моем возрасте есть опасность: невозможно все распределить равномерно заранее. А вдруг простужусь, почувствую себя плохо. На всякий случай, пока могу, читаю и читаю. Но, кажется, выше я обещал еще одну прозу. И она на этот раз великолепна! Это повесть Игоря Рвачева "Как я избавился от бивня". Здесь немножко больше, чем нужно, -- 80 страниц! И честно, не ожидал я такой прозы от студента Бориса Анашенкова, который обычно доводит всех неудачников. Раздражался, как только взял в руки папку, на объем. Но какой плотности и оригинальности текст. Здесь история молодого человека, принадлежащего к подвиду "офисного планктона". Это далеко не хищник, а некое страдательное лицо, вполне русский тип. Друзья навязали ему девушку, но это тоже какой-то своеобразный современный тип. И почти сразу же герой заболевает непонятной болезнью, он чувствует внутри себя какой-то растущий бивень. Но ведь литература это даже не сюжет, а организация пространства героя. Здесь редкая законченность и скругленность. Казалось бы, типичная сцена в больнице венчает повесть, где герой в общей палате встречается с "народом", и смерть никому не известного таджика.
       "Пятерки" я для этого парня, конечно, добьюсь, но, кажется, это родился новый и очень интересный писатель. Припоминаю, что судьба Игоря Рвачева в Институте складывалась нелегко. Он поступал к Р. Кирееву и, кажется, после какого-то происшествия ушел на заочку.
       Интересная картина вырисовывается в связи с заочницами В.И. Гусева. Пять или шесть девочек перешли к нам после третьего курса с факультета журналистики университета "Дубна". Чуть ли их оттуда не отчислили. У одной из них во вступительном слове я прочел, что в основном в "Дубне" лекции читали профессора МГУ и Литературного института. Но здесь и еще один смысл: с каким же мастерством и отвагой и В.И. Гусев, и Институт их "перековал"!
       Еще после первых двух прочитанных критических работ у меня возникла мысль, что в этих разных дипломных работах заключена какая-то общая картина -- взгляд на современную литературную действительность. Возникла мысль, которую я обязательно озвучу ректору: издать соответствующий сборник.
       Мячина Елена, "Чужое, но не чуждое" (критические статьи). Это интересное исследование отношений русской и китайской литератур. Все дело, естественно, в деталях. Называю темы некоторых статей -- Поэзия русской эмиграции в Китае. Статья о русских путешественниках и исследователях Китая. Другая статья о переводной современной литературе Китая. Наконец, китайские маски уже в нашей литературе. В работе ряд наших уже известных имен: Алимов, Косырев, Рыбаков. Материал и нравственный стержень -- признак школы В.И. Гусева -- есть. Несколько неловко, правда, было, когда при чтении статей наталкиваешься, как дипломница с важным видом ругает кого-то из писателей за нежелание следовать проповедуемым ею моральным критериям. Здесь она становится сельской учительницей. Но в принципе -- большая и значительная работа. Я лично узнал много нового.
       "Коридоры памяти" Жанны Белюшиной -- это опять проза, и опять студентка-заочница Бориса Анашенкова. Но качество здесь несколько другое, чем у Рвачева. Этюды, маленькие истории и один очень занятный рассказ "Канцелярский чиновник". Время, казалось бы, Александра Островского, но вот какой-то поворот текста и -- время наше. Все любопытно -- не больше. Текст плоховато вычитан, есть грамматические ошибки.
       13 июня, понедельник. Как и неделю назад, уже к часу дня вся моя компания разъехалась, и я остался один. Читать дипломы начал уже утром, с 7 часов. Все после вчерашнего гуляния спали, я полил огурцы, съел свою овсяную без соли, молока и сахара кашу и принялся читать работу Ольги Метелкиной "Чтобы они не сорвались в пропасть...", опять критические работы семинара В.И. Гусева. Это статьи о современной детской литературе. Самое любопытное -- первая статья, связанная с житийной литературой для детей. Жанр этот был раньше популярный, в частности, оказывается, работала в этом специфическом жанре Лидия Чарская, знаменитая авторша "Ключей счастья". Дальше несколько критических статей. Под молот критики попала Екатерина Мурашова, Анатолий Приставкин -- наш покойный преподаватель, кто бы мог ожидать, писал и детскую литературу, Владислав Бахревский.
       У Приставкина. "Братья Мартин и Димок живут в большом родительском доме, ходят в школу, каждый день за завтраком приветствуют тетушку Дору, которая спускается к ним в столовую по воздуху. Смущает вторичность образа главной героини. Параллель с Мэри Поппинс, идеальной няней из серии книг английской писательницы Памелы Трэверс, напрашивается сам собой". "Действие повести-сказки А. Приставкина разворачивается вне конкретно-исторического пространства". Эти две цитаты я привел не из-за давней неприязни между мной и покойным Приставкиным -- здесь две тенденции современной детской литературы -- вторичность по отношению к литературе западной и некое абстрактное видение героев и обстановки. Естественно, с точки зрения дипломницы.
       Еще один специфический момент детской литературы. Это уже Е. Мурашова. "Писательница, упоминая различные имена, создает некую культурную сферу, которая аккумулирует внутри себя энергию, способную ориентировать пытливого читателя. Е. Мурашова сама же деликатно помогает. Например, Кушнер положительно оценивается героями, а Пелевин -- отрицательно".
       Боже мой, неужели это последняя работа, которую я читаю на этой сумасшедшей неделе! Впереди, кажется, еще три или четыре защиты. Обидно только, что читать приходится все это быстро, я ведь сторонник медленного чтения. У меня на Радио возник определенный прием диагонального чтения: можно -- нельзя, обидно, что здесь тоже пришлось читать безэмоционально.
       Рукаванова Юлия, "Новая идеология: противники, сторонники, эскаписты". Здесь имена: Алексей Цветков -- борьба с системой, Сергей Минаев, Александр Сухачев, Олег Сивун, Алексей Слаповский.
       Телевизионные новости многообразны, выбрать трудно. Масштабные похороны Юрия Буданова в Химках. Он там не работал и не жил. Но -- не в Москве, где народа больше. Кладбище оцеплено, на входе стражи, кинологи, собаки. Хоронили под ружейный салют. Вспоминая об его убийстве, снова вспомнили о провокациях.
       Слово "провокация" с определением "националистов" было произнесено сербскими властями. После сдачи Гаагскому трибуналу генерала Младича они пригласили в Белград военную организацию НАТО. А в Белграде еще не забыли о бомбардировках НАТО. Огромный митинг. Как его назвать? Вылазка националистов, т.е. народа.
       И последнее. В Белоруссии резко повысили цены на бензин, и правительство приняло решение о таможенном контроле за вывозом бензина и продуктов. Выступавший таможенный начальник объяснил: цены в Белоруссии социально ориентированы. Это мне показалось важным. Идет вывоз бензина, продуктов и бытовых приборов, холодильников и т.п.. Этот же начальник рассказал, что, например, 11 июня одна семейная пара в течение одного дня 15 раз пересекала границу на 6-ти разных машинах. Это, конечно, спекуляция. В Польше и Литве бензин стоит в два раза дороже. Вот подобная, легкая на подъем и предприимчивая публика и организовала протест на границе.
       14 июня, вторник. В два был в Институте, по обыкновению зашел к Алексею Козлову. Он сказал, что вроде бы завтра из Вологды привезут Дневники за 2004 год. При всей своей простоте и сердечности у Леши свои собственные и железные планы, его не собьешь. Посчитать, чтобы немножко его привести в порядок, никто не хочет, а я раскладывать диспозицию тоже не стану. Леша, в конце концов, мое изобретение, а переходить в другое какое-либо платное издательство или даже печататься в "Терре" мне не хочется -- и непривычно, и далеко. Леша не понимает, что в отличие от многих его, возможно, более выгодных клиентов, у меня нет времени, чтобы ждать. Но у меня есть внутренняя уверенность, что как-то судьба за меня заступится. Несчастий на веселого и делового Лешу не кликаю.
       В три часа началась защита. Все шло, как я и предполагал, "пятерки" получили: Татьяна Оловянникова и Игорь Рвачев -- проза, Ольга Медведева и Ольга Метелкина -- критика, критика же -- Анна Маркова и Юлия Руканова получили "хорошо", а Жанне Белюшиной за ее прозу пришлось поставить "трояк", хотя рассказ ее о чиновнике был очень неплох.
       После защиты я спустился к только что вернувшемуся из Аргентины ректору, и мы договорились, что будем выпускать книгу девочек-критиков. Я уже придумал название. "Отечественная литература в 2010 году. Взгляд критиков, выпускниц семинара критики".
       Вечером приезжал Ю.И. Бундин, не видел его с весны, немножко поговорили о политике.
       15 июня, среда. Утром сидел, писал небольшой материал о покойном директоре Национальной библиотеки Владимире Николаевиче Зайцеве. Пропустил все сроки, боюсь, что мой материал -- в библиотеке делают о нем книгу -- уже никому не нужен, но все равно сижу и пишу. Для меня важнее не быть в долгу перед собою.
       В первом часу пошел в большой обход по нашему району -- надо было починить наручные часы и купить мультиварку, прибор, в котором можно все варить, парить и даже печь. Такое же устройство я видел у С.П.. Он у нас проводник всех новшеств и прогресса. Но я тоже стремлюсь при готовке тратить как можно меньше времени.
       На улице позвонил сестре Елене -- чего это ты, голубушка, не звонишь? В ответ она сослалась на наши застольные разговоры об армянах и евреях. Насколько я помню, ничего взрывного не было, но Лена все воспринимает болезненно. Пишу об этом потому, что, перейдя проспект Вернадского, я попал к часовщику, который как раз был армянином. За двадцать минут он починил мне две пары часов, на одних часах сменил головку и вставил ремешок. Всё, включая ремешок, стоило 800 рублей. Рядом другой, такой же полноватый, лет сорока армянин трудился над какими-то сложными ключами. Пока мой мастер работал, я почему-то все время думал, почему в такой палатке не сидит русский парень. А уж когда мастер назвал цену, я понял, что мой русский мастер сейчас бы заломил какие-нибудь немыслимые деньги. Мой соотечественник, конечно, и с места не двинется, если прибыль сразу не будет в 100%! Потом мастер, когда я выбирал ремешки, мне объяснил, что и он недоумевает. В магазине такой ремешок стоит 1200 рублей. Покупаем мы все в одном месте, и я, и магазин. Но мне хватит и 100 рублей с ремешка. Я знаю, что если я буду брать больше, вы ко мне не придете. Расстались абсолютно довольные друг другом. Надо бы было показать этот мой дневниковый пассаж Лене, но она решила бы, что это инсценировка.
       В конце разговора я, чтобы сбить тему, спросил: как тебе убийство полковника Буданова? Лена сразу заговорила, что он убийца, что он изнасиловал 13-летнюю девочку. Я успел вставить, что суд отмел обвинение в изнасиловании. Дальше мы оба поняли, что лучше разговор заканчивать.
       Вчера вечером довольно долго говорили с Юрием Ивановичем об этом же самом. Наш вердикт был такой: сейчас общественность уже забыла, что Буданов воевал в то время, когда нам демонстрировали, как нашим молодым ребятам отрубали головы и отстреливали на руках пальцы. Как русских ребят забирали не в плен, а в рабство. Что тогда было -- гражданская война или вспышка мятежников? Государство, во что бы то ни стало, не хотело признавать гражданской войны! А Буданов вынужден был воевать не по законам войны. Я абсолютно уверен, что государство предаст полковника Буданова еще раз, потому что ни за что не найдут убийцу.
       Дома по радио снова разговор о Чечне и, как новенькое: просит пересмотра своего дела Сергей Аракчеев, так же, как Буданов, обвиненный в "убийстве". Устраивается голосование радиослушателей, стоит ли пересматривать дело, уже рассмотренное судом. Первый же позвонивший чеченец, вопреки ожиданию, говорит, что пересмотреть надо. Ведущие в два голоса "деликатно" на парня напирают. Если он виноват, то пусть сидит в тюрьме, а если не виновен, надо выпускать. Парень думает не спеша и не очень идет на подсказки, а когда узнает, что дали Аракчееву пятнадцать лет, бодается -- нет, надо пересматривать. Потом с совершенно поразительными подробностями о суде над Аракчеевым выступает по телефону Дмитрий Рогозин. Меня потряс его рассказ об экспертизах. Из тела убитого даже не извлекли пулю. Рогозин был общественным защитником на суде над Аракчеевым. Рогозина сбить никому не удается. Это прямой намек на наш политический, в зависимости от необходимости, суд.
       16 июня, четверг. Труба зовет -- читаю дипломников. Начал с работы ученика Ю. С. Апенченко Валентина Малого, довольно неприятного парня, которого я часто встречаю в Институте, и неизменно он бывает в рясе. Из автобиографии: отец -- режиссер кукольного театра, мать -- писательница. В свои 28 лет закончил Свято-Тихоновский университет, в Гнесинке учился сольному пению. "В 2009 году на Троицу архиепископом Григорием благословлены подрясник и скуфья". Пишу подробно, чтобы объяснить свое раздражение. Представил Валентин Малой "Сборник статей". Статьи в принципе небольшие, все вокруг интересов автора -- пение, в частности церковное, богословие, литература, связанная с проблемами веры (Достоевский), смертная казнь, церковный раскол и церковные споры, даже художники -- старая Москва -- братья Васнецовы. Много ошибок, общее ощущение, что ряд статей недоделаны, хромает грамматика, на первой странице "Диаконское искусство в Русской церкви". И, тем не менее, много интересного, почти глубокого, напряжения корявой мысли -- вот и закончилось мое раздражение. Все мне чрезвычайно близко, это русский самонадеянный ум.
       Уже к вечеру прочел дипломную работу Игоря Попкова "Семь нот свободы", повести. В одной -- молодой музыкант, в другой -- некая компьютерная фантазия. Полное ощущение вторичности, все гладко, неглубоко, не без способностей, в соответствии со временем, но не больше. Занятно, что и никаких помет на последней странице, где я обычно пишу свои соображения и замечания, нет. Заочнику сорок лет, и музыкант, и актер, и писатель, и журналист. Почему-то вспомнил Валентина Скорятина, но тот был глубже, напористее, имел свою тему.
       Днем говорил с Сережей Кондратовым по поводу 58-го, "несчастного" тома его энциклопедии, статьи которого создавались в 1992 году. Больше всего его противникам хотелось бы не какой-то исторической справедливости, а, оказывается, -- денег! Как в параллель этой истории -- большинство газетных обозревателей -- "Эхо Москвы" -- склоняются, что в мотивах убийства Буданова кровная месть.
       Поговорим о цивилизации. Звонил Елене, она просто молодец, сказала: я, кажется, вчера погорячилась. Но я ей тоже высказал свои соображения -- нельзя везде видеть ущемление национального достоинства, мы уже многие годы живем вместе, но не нагличайте... Поговорили об условиях Чеченской войны.
       17 июня, пятница. Раньше всего меня поднимает с постели чувство долга. Уже в половине пятого проснулся и тут же взялся читать работу Ванды Выборовой. Но накануне, также в постели, уже засыпая, прочел дипломную работу Сергея Климковича. Это уже редкая у нас военная тема. "А в полку том жили-были...", рассказы. Занятные, но в духе старой советской прозы, рассказы о буднях армии. Молодой лейтенант, пройдоха-старшина, даже воровство на кухне, любовь, естественно. Все мило, газетная проза "Красной звезды". Типажи схвачены. Одна, довольно простенькая интонация, но это та армия, в которой служил я. Все остальные проблемы, о которых пишет пресса, за бортом. Климкович, кадровый военный, работает в Белоруссии.
       Ванда Выборова, "Наш с тобой секрет...". Секрет -- это, естественно, любовь. У многих учеников Руслана какой-то приглаженный, несовременный стиль, я бы сказал, почти газетный -- шаг влево, шаг вправо считаются побегом. Автору 31 год, пробивалась в Москву из Сибири. Много работала в прессе, в рекламе. Читая Выборову, я подумал, как хорошо, что я рано перестал писать расхожую журналистику. Текст, стиль округлый, упрощенный, сделанный с позиции всеведения автора. По сути это скорее телевизионный сериал. Здесь несчастное замужество, сын, о котором не знает бывший муж, из провинции -- в Москву, в духе литературы ХIХ века достойная бедность, вырос сын, совпадения, разбогател бывший муж, стал миллионером, но по-прежнему груб и беззастенчив... История сына, который проигрался в карты, несколько, как и положено в сериале, параллельных пар и историй, все кончается хорошо, хотя и не без убийств. Зло наказано, любовь торжествует. Хороши только первые сцены и характер мужа Саши, грубый, жесткий. В принципе, хотя и несколько историй, и отметку поставим высокую, но это не литература. Сказка с хорошим концом.
       Елена Гедьюне, "Синий лес", студентка Руслана Киреева. Тоже прочел утром еще до отъезда в Институт. Елена, как она пишет, "родилась в советской Латвии". Ее проза о детстве и жизни в этой стране. Общая оценка, хотя я не очень люблю "детской автобиографической прозы", конечно, высокая. Это тот случай, когда почти эпос пишется акварелью. К детским наивным рассказикам как-то незаметно примыкает рассказик о юности, потом о молодой женщине, потом возникает повесть, где мы опять встречаем друзей и подруг из детского "сектора". И оглянуться не успели, а у героини уже дети и всем по сорок лет. Примечательно, что в работе, казалось бы, нигде нет политики, но время и перемены все время чувствуются. Сначала это "наши", "советские", старообрядцы, потом тени других времен. Перемены, время пульсирует тихо и неизбывно, в подтексте, и это значительное достижение. Заключающая работу повесть -- это, как я уже писал, наши дни. Здесь тончайший вопрос выбора, любви, отношений, начавшихся в юности. Как иногда можно ошибиться, не совершая поступков. Весь текст пронизан приятием жизни и добрым к ней отношением. Я-то по своему опыту знаю, что легче писать плохое и трагическое и как трудно плести подлинные кружева жизни.
       В три часа состоялась церемония вручения дипломов, пошел, потому что много моих собственных ребят. Все как обычно: говорил ректор, говорил Стояновский, говорил и я. О времени, когда мы ожидали не только новый фильм Феллини и Висконти, но и новую книгу Распутина или Трифонова. Где это время? Дальше праздничная демагогия -- мы ожидаем этого от вас, ребята. Во время речи забыл название фильма "Смерть в Венеции". Вот тебе и железная поступь старости.
       Дома по электронной почте меня ждало два интереснейших письма от Марка и Семена. Оба письма стоят, чтобы их процитировать.
       Марк, как обычно, написал трогательное письмо с примерами и обширными литературными цитатами. Это все интересно, но мне значительными показались несколько моментов. Первое, это существование в Вашингтоне музея русского искусства. Имя основательницы -- Marjorie Post.
       "Эта леди из состоятельной семьи, пройдя через ряд замужеств (описаны четверо мужей: юрист, владелец пищевого концерна, дипломат, банкир), в конце концов вернулась к своей девичьей фамилии и "одной, но пламенной страсти" -- собирательству, в основном русских, музейных ценностей: фарфоровые сервизы, драгоценные шкатулки, картины (есть Карл Брюллов и удивительная картина Константина Маковского "Свадьба боярина"), огромная коллекция портретов русских царских семейств, от Петра I до Николая II, пасхальные яйца Фаберже, поразительной отделки золотые вазы, гобелены... Третий муж Марго, Джо Девис, был вторым послом Рузвельта в России в 1937-38 гг., и она систематически обходила все московские комиссионки, скупая, как я понимаю, не задорого мебель и музейные сокровища. Кроме того, впав в страстный грех собирательства, вернувшись в Америку, она постоянно пополняла свое собрание вещами из антикварных магазинов, включая хаммеровский, которыми, как мы помним, была сфинансирована первая пятилетка. Я это говорю без грана иронии, т.к. благодаря таким подвижницам, как Марго Пост, сокровища сохранены, да и Россия смогла совершить рывок вперед".
       Все это справедливо, но лучше бы все оставалось в России. Я, впрочем, помню, как в комиссионках на Арбате совершенно спокойно висели Маковский и Айвазовский. Почему я родился в бедной семье, я ведь в этом разбирался!
       Второе -- пассаж Марка по поводу моего выступления в Общественной палате. Здесь надо сказать, что Марк все это пишет после того, как побывал в гостях у своего друга Ефима Резника в Вашингтоне. Умеют люди по-человечески жить на пенсии. Пробыли в Вашингтоне два дня, ходили в театр, в музей, были разговоры и посиделки. Так вот:
       "Вечером мы смотрели видеотелефонную запись Риммы о презентации книги С.Е. в Общественной палате. Я понимаю, дорогой Сергей Николаевич, что Ваше присутствие на этом мероприятии и Ваше выступление на нем потребовало гражданского мужества -- это поступок. Мало того, что каждый тезис в нем был самобытен и уместен -- дар оратора Вам не занимать, -- но моя благодарность за этот поступок тем глубже, что он в согласии с моей давно выношенной идеей, каким образом надо вести обсуждения, дискуссии на эти острые, легко переходящие в возбудительный гнев дискуссии и обсуждения. Я -- давний сторонник попыток в максимально возможной степени проникновения в аргументацию оппонирующей стороны, и именно в этом ключе вести разговоры, тогда и понимания будет больше, и результат более объединяющий, а не вдрызг с битьем посуды, а то и похуже. Наблюдая споры о расовой дискриминации в Америке или русско-еврейские разборки в России, часто удивлялся однообразию методики -- одни сплошные обвинения оппонентов. А уж примеров всегда можно застолбить с избытком".
       Здесь я немножко удивился. Я человек достаточно осторожный и вряд ли мог что-нибудь сказать неожиданного и такого, чего, скажем, не мог бы повторить при Ю. Бондареве. Сам я, естественно, о чем и как сказал, не помню. Чего же я такого там наговорил? Обязательно об этом напишу Марку.
       Семен Резник доброжелательно и подробно разобрал обе моих книги -- "Ленина" и "Власть слова", которые я ему подарил в Москве. К "Ленину" у него есть претензии, весьма, с его точки зрения, обоснованные. Но и у меня есть соображения к этому старому роману, в который есть что добавить.
       "Вы взяли очень правильный тон, я, как читатель, верю, что Ленин именно так должен был прокручивать свою жизнь на пороге неминуемо приближающейся смерти. Это его язык, его образ мыслей. И этот тон Вы выдержали до конца, я не почувствовал ни одной фальшивой ноты. И все это естественно, без натуги, хотя я догадываюсь, сколько трудов это стоило. Но по мере продвижения к финалу, я стал задаваться вопросом, -- ну а каково отношение автора к этому человеку? Не находя ответа, стал думать, что это издержки жанра: коль скоро биография излагается от лица самого героя, то автору просто нет возможности высказаться. В конце, однако, все стало на свое место, в последней главе (кстати, захватывающей, вся эта история с мумификацией малоизвестна, я читал с огромным интересом) позиция автора определилась, и тут я должен сказать, что никак не могу эту позицию принять. То, что субъективно Ленин оправдывал свои действия великой целью, для меня бесспорно, плоские трактовки Солоухина или Солженицына -- от бессильной злобы и небольшого ума. Трудно высказывать такое суждение о столь известных людях, но это так -- эмоции застили ум. Уверен, что Ленин искренне верил в то, что действует на благо трудящихся России и всего мира, что все жестокости и проч. оправданы "исторической необходимостью". Но, как известно, благие намерения устилают дорогу в ад. Ленин был фанатиком, одержимым одной сверхценной идеей. Раз уверовав в марксистские догмы, он шел к своей цели напролом, через любые препятствия, без колебаний устилая свой путь трупами, миллионами трупов".
       Вот здесь есть смысл прервать автора письма. Даже есть смысл подумать о том, кто же устилал свой путь трупами.
       Вторую книгу Семен Ефимович принимает, кажется, полностью.
       "Мне эта книга понравилась без всяких оговорок! Это очень оригинальная, совершенно ни на что не похожая творческая автобиография на фоне литературного процесса, литературной учебы и борьбы. Читая, я не раз думал -- эх, такую бы книгу мне прочитать лет эдак тридцать или хотя бы двадцать назад -- сколько бы я почерпнул для себя полезного! И впервые пожалел, что не довелось пройти школы Литинститута. Я ведь чистой воды самоучка, моя школа -- это отдел науки "Комсомолки", а потом 10 лет в ЖЗЛ, но из Вашей книги вижу, что повариться в молодые годы в атмосфере Литинститута было бы очень полезно, научился бы многому, что годами постигал ощупью. Много нашел интересных мыслей о литературе, профессии писателя, интимных механизмах творчества, методах работы и т.п. -- не столько в приводимых Вами цитатах, сколько в Вашем собственном тексте. При всей их субъективности, что Вы постоянно подчеркиваете, они очень поучительны".
       18 июня, суббота. Добрался я до Обнинска только в 12 ночи. Оглушительная пробка была перед мостом на 68-м километре. В этом месте сливаются на повороте к мосту два потока машин, идущие по шоссе от Москвы и машины из Подольска. На этот раз поехал мимо пансионата Сбербанка, т.е. влился в подольский поток -- пробка началась как раз от Сахарово -- это километров пять. Когда я часа через два забрался на мост, с него было видно, что и московский поток такой же плотный и длинный, светил внизу фарами и чадил тысячами моторов. Подъезжая к мостовой развилке, я предполагал, что увижу стоящую, сверкающую всеми цветами тревоги милицейскую (ныне полицейскую) машину и парочку бравых регулировщиков, разруливающих путь. Ничуть не бывало, ни одного. Стражи чистоты движения предпочитают стоять на этом месте в теплый летний день, чтобы следить, кто через пустой мост пролетит с повышенной скоростью и сбросит что-нибудь им в карман.
       Выпил перед тем как лечь в постель стакан кефира и сразу же стал листать том только что выпущенного Дневника. На обложке замечательная фотография, которую мне подарил Андрей Василевский еще на 70-летие. Это на сером с трещиной асфальте тот самый канализационный люк возле заочного отделения, из-за которого я в свое время скандалил с Вл. Ефимовичем, обвиняя его... Через обложку -- "Дневник ректора" и на красном пятне "2004". Читал почти до трех ночи -- Боже мой, какой махровый субъективизм, сколько в нем несправедливых строк, которые лучше бы мне и не писать. Но с другой стороны, если я и меняюсь, то именно с Дневником и через осознание своих ошибок. Как теперь я буду все это дарить!
       Утром, не вставая -- этому я расчетливо научился у С.П., также как и перенял многие его рациональные привычки, -- прочел диплом заочницы Юры Апенченко Юлии Дмитриевой и немножко растерялся. Девушке 28 лет, училась в Социальном университете 3 года, бросила, поступила к нам на заочное -- это, видимо, не мешает работать и путешествовать. Год прожила в Индии, "пару лет в Америке". Диплом начался двухстраничной стихопрозой "Цейтнот", потом почти рифмованная проза или нерифмованные стихи. Затем -- американское, "Миф о свободе", тут я начал читать повнимательней. Потом решил написать на последней страничке свое мнение. Теперь, в обед, грядки уже политы, все переписываю.
       "Сложное отношение к этой, в общем-то, нетрадиционной работе. Чтобы быть неординарным, нужна не только природа, но и смелость. Есть ли в этой работе профессиональный взгляд на природу и востребованность публицистики, и каков этот авторский очерк? Но здесь, правда, силен пафос личного высказывания, что всегда привлекает.
       Что раздражает: экстатическая медитация и полуорганизованные видения. Если вслушиваться и всматриваться в каждую строку, грузить ее собственной грамматикой и интонацией читателя, то интересно. Но это бег по эскалатору против движения; быстро выдыхаешься. Я много раз подобное видел и слышал, и у способных людей это всегда одинаково -- получается почти классика. "Почти" и вторичная, как у Булгакова, свежесть и эта самая классика. Это мне принять трудно, а понять истоки и своей внушенной гениальности -- могу. Могу с натяжкой и принять.
       С другой стороны, ряд высказываний нашей студентки, в частности, об Америке, поражают своей точностью и, если хотите, красочностью.
       "Флаги, и правда, везде, на них не хватает только зеленого цвета -- символ доллара. Несколько раз видела флаги, совсем ветхие и изодранные, хлопали ветер своими клочьями. Так для меня тоже выглядит слово "свобода", когда оно недалеко от слова "Америка"".
       Или: "Я ни разу не слышала пословицу, подобную нашей -- "Не в деньгах счастье". Рационализм искореняет в зародыше такие робкие проявления будущей "слабости", прямой путь к проигрышу, to lose".
       Или: "Приближение к утопии, которая заканчивается началом "анти", постоянная спутница Утопии -- антиутопии".
       Или: "По половине из сотни каналов воют полицейские мигалки, происходят убийства, изнасилования и потом долгие судебные процессы. Нервное соло сирены за окном добавляет чувство тревоги, паники, причастности.
       Иногда непонятно, где в этом случае -- копия (пародия), а где оригинал. Что было сначала? Реальность, скопированная затем на экраны телевизоров? Или жизнь по сценарию, или устроенная по схеме, показанной телевидением? Или я путаюсь в порядке своего узнавания?"
       Я выписываю, для меня близкое:
       "Не было бы слова "нельзя", что бы назвали грехом?"
       Что будем ставить, не представляю -- "пять" или "четыре"?
       Многие мои коллеги, видя, как я гроблюсь в этом году над дипломными работами, меня поучают: зачем читать все полностью. Это верно, полностью можно и не читать, но мною руководит и любознательность, и стремление узнать, как работают кафедральные мастера, наконец, мое чтение это зондаж современной молодой литературы и круга интересов молодых авторов, не последнее место в кругу этих интересов занимает и мой Дневник. Итак, следующая дипломная работа -- "Корейский очерк", "Путешествие на юг" -- студентка-заочница Р.Т. Киреева Наталья Хазина.
       Я недаром написал, что дипломную работу можно было бы до конца и не читать -- довольно быстро видны и все недостатки любой работы и типические ошибки, остальное для заключительного слова и дискуссии добавят оппоненты. Но есть, тем не менее, тексты, которые, когда влезешь в них, уже не отпускают. Вот таков оказался "Корейский очерк". Здесь надо стразу сказать, что автор и рассказчик, даже в материале близком к автобиографическому жанру, далеко не одно и то же. И я твердо разделяю саму Наталью, которая пишет во вступительном слове, что как русская танцовщица эстрадная, т. е. бары, рестораны, побывала во многих странах. Это записки о Южной Корее. Здесь этнография, гастрономия, ментальность, нравы, отношение к женщине. Я помню в Японии, когда я от Радио был там, мне за стол посадили юную даму -- исключительно развлекать меня, облагораживать трапезу. Детали не привожу, это надо читать. Чтение поразительное. Также читается и "Путешествие на юг". Здесь о попытке наших дельцов через юг России вывезти в Сирию наших девушек. Но ФСБ не дремлет. Здесь опять нравы, посредники, типы и типажи. Где здесь то, что мы ценим в литературе, выдумка и фантазия? Что будет с этим автором, когда иссякнет верхний слой личных наблюдений, не знаю. Но пока это превосходно.
       Вот и блестящая работа Елены Яковлевой. Но это опять рабочий багаж, профессия, параллельная учебе. В двух повестях "Аистята" и "Записки молодого учителя" рассказ о школе и воспитании детей-инвалидов. Сколько, оказывается, страдания на земле. Читал это все на фоне резкой передачи, как обычно, по субботам вечером идущей по НТВ. Это о жутких судьбах усыновленных подростков в США. Они принесли с собою пьяную наследственность своих русских родителей, наши это все скрыли при усыновлении. Усыновление это, конечно, огромный бизнес для наших чиновников. Я вспомнил рассказ Андрея Мальгина об истории их с Леной усыновления мальчишки, после гибели их собственной дочери. Как чиновники хотели им вручить совершенно другого кандидата. Об Андрее я вспомнил недаром. Завтра придется с дачи выехать уже в 12 часов. Он пригласил меня на церемонию "Серебряной калоши" -- это вручение призов за самые скверные "достижения" на телевидении и в средствах массовой информации.
       19 июня, воскресенье. Вчера вечером, уже около часа, сначала перечитывал работу Саши Абрамовой, это моя студентка, которая отстала от своего курса и защищается лишь 22-го. Всё довольно средне, почти с тематикой наших девчонок, если бы Саша не послужила в хосписе и не пострадала сама. Здесь очень неплохой рассказ -- диалог несостоявшейся матери с будущим сыном. Это, пожалуй, здорово.
       Празднество дурновкусия происходило в театре Советской Армии. Сначала долго и утомительно не пускали на фуршет, который должен бы состояться в некоем шатре, разбитом над роскошной лестницей в театр, потом долго и утомительно этот фуршет проходил. Предполагалось, что "звезды" шоу-бизнеса смогут поговорить друг с другом, а фотографы их всех облизать. В это время люди, густо столпившиеся за загородкой, жадно глядели на светскую тусовку, которую обычно можно увидеть только в светской хронике по телевидению. "Полузвезды" были одеты довольно экстравагантно. Мужчины как бы оборонялись и защищались своими голоплечими дамами. Охраны в темных костюмах было много. Мы с Андреем сражаться вокруг фуршета не захотели -- я за рулем, у него машина дома, и он сегодня же в ночь уезжает на дачу к Лене, -- поэтому поднялись по пустым лестницам на третий этаж и там одни поели в огромном буфете.
       Причина, почему у буквально каждой двери в театре стояли охранники в суконных черных костюмах, была очевидна.
       20 июня, понедельник. Утром передали, что Медведев сказал в интервью английской газете, будто на выборах одновременно с Путиным он выставлять своей кандидатуры не станет -- вместе с ним они представляют одно политическое направление -- боится помешать общему делу. Мне этого заявления вполне хватает, чтобы пали последние иллюзии.
       К трем часам поехал в Институт -- здесь сегодня 55 лет
    Л.М. Царевой. Все как всегда, в аудитории напротив кафедры накрыли стол -- и были все те же персоны. Я обрадовался, что
    Н.А. Бонк, с нею мы видимся раз в год, по-прежнему бодра и в полном расцвете своего интеллекта. Говорили обычные милые вещи, хорош был торт. Я говорил, что история Института распадается на две части. Первая -- это ведомственный вуз, а вторая -- государственный институт. Опыт показал, что в свое время был сделан правильный выбор. В то время у меня был единственный советчик -- Л.М. В этот момент моей речи Л.М. сказала: и Валя. И это было правильно.
       Алексей Козлов сказал, что завтра будет тираж 2009 года.
       21 июня, вторник. Вчера допоздна сидел над Дневником за май и вставлял в него фрагменты, которые отыскала мне Маргарита Черепенникова, а перевел Никита Гладилин -- это Гете, его "Итальянское путешествие", занятно, что я побывал в этих местах в то же самое время -- первая декада мая. Хотел вчера лечь пораньше, но по Первому каналу шел роскошный фильм "Борджиа". Знаю, что все неправда, но оторваться не могу. Люблю это время, эти истории и художников, похожих на авантюристов.
       Давно ожидаемое свершилось -- пришел тираж "Дневников 2009 года". Та же типовая обложка, но если у "Дневников-2004" изображен канализационный люк с трещиной в асфальте, то здесь морда нашей дорогой институтской собаки Музы. Именно в 2009-м она, как говорят про собак, сдохла. Тут же кинулся смотреть тот кусок, о котором мне говорил Женя Сидоров. Конечно, я как-то не подумал, поместив свои рассуждения, зря, потому что доброе отношение с этими людьми, которых я люблю, мне дороже, но обида во мне еще клокотала. Если говорить о некоторой "неправде", то, по существу, ее нет, даже когда я ошибаюсь, я пишу, "кажется".
       Перед защитой приезжала девочка из Университета печати по фамилии Савина, я отдал ей отзыв на ее дипломную работу. Писала она о документализме Диккенса, в дипломе я нашел ссылки и упоминание моих Дневников. Может быть, все это и не зря?
       После защиты встретил во дворе Института Максима Лаврентьева. Он, кажется, выпутывается из депрессии, в которую попал после своей истории в "Литучебе". Кажется, он хочет вернуться в центр обслуживания "Мерседесов", где он работал раньше, до того как начал свою литературную карьеру. Карьеру поэта у него и там никто не отнимет. Максим, судя по его высказываниям, разочаровался в литературе как основной ценности жизни. Пока я с ним не согласен, потому что для меня это то, чем я живу, но уже колеблюсь, и процесс этот у меня начался давно.
       Вместе с Лешей Козловым и Сережей Казначеевым, который принялся помогать, загрузили в машину 45 пачек. В каждой пачке по 8 книжек. Книжки дома складывал, как баррикады, вдоль коридора. Домой приехал уже в девятом часу, поел и сразу же принялся читать дипломников. Завтра следующая восьмерка.
       22 июня, среда. Естественно, проснулся в шесть и к часу, когда надо было уезжать в Институт, прочел уже три порции прозы. К счастью, мои собственные Лена Котова и Саша Абрамова были прочитаны раньше. Еще раньше я прочел и наследство, оставшееся от Владимира Орлова, -- прозу Евгения Карасева, "Веру Роскошную".
       По радио, которое я слушаю во время овсяной каши и кофе, говорили, что Минюст не зарегистрировал "ПеГаС" -- партию гражданской свободы. Горячо и наотмашь выступал Владимир Рыжков, бывший парламентарий. В свою очередь Минюст тоже приводил аргументацию: подписи, покойники вместо живых в списке числятся, утверждает -- Минюст или Избирком, -- даже дети. Тут на радио же устроили опрос. Много народа, естественно, возмущалось. Я запомнил одного слушателя, который сказал: какая же это партия, если не может вывести на митинг даже тысячу человек? Конечно, понятно, многие деятели, привыкшие к правительственным местам и к известности, хотели бы снова в парламент, на видные кресла, ближе к деньгам... Полагаю, что теперь в самом начале любых новостей по "Эху" попеременно будет то Ходорковский, то "ПеГаС". "Куда ты скачешь, гордый конь, и где опустишь ты копыта?"
       Вот как выглядела защита:
       Елена Борисович, уже немолодая женщина из Белоруссии, ученица С.Ю. Куняева, мне показалось, что стихи средние, хотя Куняев о ней писал -- на защиту не пришел -- в тонах приподнятых -- "хорошо".
       Моя Елена Котова, которая досталась мне еще от А.И. Приставкина, с прекрасной, социальной публицистикой -- "отлично". В чем-то Лена и Штемлер, и Хейли -- три больших очерка -- работала диспетчером на станции техобслуживания автомобилей, кассиром в супермаркете и официанткой в ресторане.
       Татьяна Линдмарк, красивая молодая женщина, поступавшая к нам в Институт как Татьяна Музыка, сейчас живет в Швеции, в маленьком городке. Стихи у нее исключительно про любовь, про отношения женщины и мужчины -- все же "три", несмотря на замечательного мастера В.А. Кострова.
       Наталья Новикова -- женщина-философ, заканчивала у Игоря Волгина. Но и сам мастер, судя по его отзыву, колебался, представляя ее к защите. Здесь своеобразная антиутопия, что-то про наномир и стихи, как иллюстрация к некоторым положениям текста. Здесь Костров, как бывший выдающийся химик, рассказал нам кое-что об этом наномире, который был уже в известной мере обследован в 60-е. Все, что касается текста, не очень здорово, скорее непривычно, но иногда прорываются свежие детали. Мне местами показалось все довольно интересным. Но все же -- лишь "удовлетворительно".
       Замечательные тексты были у Георгия Настенко -- это поразительная веселая и трагическая повесть о челноках (условно) в начале 90-х, поездка в Венгрию. Что довольно редко -- еще и юмор. Самое поразительное, что в это же время я тоже был в Венгрии -- все удивительным образом сошлось. "Отлично"!
       О повести Евгения Карасева я уже писал. Несколько обидно, что парень эту повесть недоделал, надо бы превращать ее в символический роман, может быть, выписался бы и новый тип. "Хорошо".
       "Историческую" повесть Виктории Третьяковой я прочел утром -- сочинение о Лжедмитрии, все это бойко, с модной темой языческих волхвов, без знания эпохи и материальной культуры. Оппонирующий А.П. Торопцев крепко все это приложил. Я отметил, что повесть возбуждает стремление узнать историю. "Удовлетворительно".
       Моя последняя Саша Абрамова получила "хорошо", а могла бы получить и "отлично". Но мало писала, диплом принесла, когда мало что в нем можно было сделать, да и читать мне его было уже некогда, с трудом искали оппонентов, хорошо, что выручили Светлана Владимировна Молчанова и младшая Таня Гвоздева. Но ведь думает -- "Несыночкины дети" -- о нерожденном ребенке, дети выбирают родителей, не прописала, натягивала объемы текста, а в "Голоде" хорошо написала беглого солдата, но так засюсюкала с кражей иконы!
       Но зато какие красивые у меня получились девочки! Как они выросли, похорошели!
       После защиты оставил в Институте груженную очередной порцией Дневников машину и полетел в "Табакерку" на спектакль Константина Богомолова по повести Сергея Довлатова "Заповедник". Какая все-таки у Олега Павловича выучка, как прекрасно работают молодые актеры. Кстати, очень неплохо играет и сам Константин Богомолов -- КГБиста! С его отчасти еврейской внешностью -- о сути не пишу -- это получается неплохо, новый смысл. В целом, спектакль точен, как часы, но мне было отчаянно скучно. Пушкинский заповедник, в который приехал поработать на лето еврейский молодой женатый человек. Все построено на знакомых реалиях быта шестидесятников и еврейской теме, надо уезжать! Все уже, попробовав там, в реальной жизни возвращаются -- не получается. И Максим Дунаевский уезжал, и что-то там делал, где-то играл на рояле, что-то открывал, а вот благополучно вернулсяь в легкодоступное отечество собирать урожай.
       На Дневник каждый день мне нужно как минимум полтора часа. Это полтора часа из жизни.
       23 июня, четверг. Встал в пять, занимался Дневником, письмами, потом носил из машины и складывал вдоль коридора пачки книг. Конечно, проблема реализации возникнет, хотя уже одну пачку я по старой дружбе продал Леве. У него родня, Петуховы, которых я тоже часто упоминаю в своем Дневнике.
       Довольно рано уехал в Институт писать характеристики к предстоящей аттестации. Но на кафедре уже сидел, перепутав время сегодняшней защиты, Евгений Рейн. Потом подошел Женя Сидоров, и между ними завязался пленительный разговор воспоминаний. Пикантность ситуации для меня была связана с тем, что об этом же самом факте высылки Бродского в Америку и якобы причастности к этому Евтушенко мне недавно рассказывал и Юрий Иванович. И здесь тоже люди самые осведомленные. По крайней мере, Женя твердо знает, что никакого разговора у Евтушенко с Андроповым не было. Это все некая туфта, придание себе важности! Если и был разговор, то только с Бобковым. А это уже можно проверить.
       Перед тем как ехать за книгами к Лене Ивановой -- квартиру она буквально на днях продает, и ценные книги надо вывезти, возможно, она их позже отправит в Германию, -- я еще зашел на защиту. Процедуру довольно умело вела Олеся Николаева, правда, иногда извинялась, что вот, незадача, диплом прочесть не успела. Застал как раз защиту Лени Лавровского. Диплом у него в том же почти качестве -- папку довольно быстро просмотрел, -- как и был раньше. Пьесы, какой положено, естественно, нет, какие-то режиссерские разработки и ремарки, ремарки. Но здесь и Малягин, как руководитель, и Светлана Владимировна Молчанова, как оппонент, льют елей, подчиняясь магии имени. Один Леша Антонов хорошо и долго, не согласившись с предыдущим оппонентом, сказал то, что надо. Ну, я, конечно, тоже не вытерпел и добавил и про пьесу, и про чувство ответственности, которое у меня всегда было по отношению к нему, еще с того времени, когда покойный Виталий Яковлевич Вульф на приеме в Большом театре, связанном с юбилеем его деда Леонида, подвел ко мне этого мальчика. Закончил я теми тремя страничками прозы, которую Леня написал в самом начале диплома -- вот здесь может его ожидать успех -- не без иронии рассказ о детстве мальчика в "звездной" семье.
       Вечером же на кафедре перемолвились с Малягиным. Начался разговор с зарплаты, а потом как-то перекинулся на Маяковку, откуда Малягин еще, кажется, даже до того, как оттуда ушел Арцыбашев, уволился. Меня поразила политика нового худрука Карбаускиса, который начал снимать спектакли Арцыбашева. Уже снят "Как поссорился...", сняли "Трех сестер", теперь наступает очередь моего любимого спектакля "Мертвые души". Как же исчерпывающе точно в этом спектакле роль Чичикова играл сам Арцыбашев! И это все исчезнет!
       У Елены на Беговой сидел довольно долго, она кормила меня варениками с вишней, потом говорили о политике, о трудностях рынка и прочем. День вообще был очень трудным, большим и насыщенным.
       24 июня, пятница. Начну с политики и чтения газеты. Если о первом, то сегодня на встрече нескольких губернаторов с президентом -- их было человек семь-восемь -- вдруг один из них предложил в качестве спикера в Совете Федерации Валентину Ивановну Матвиенко. Президенту эта идея понравилась. У меня по этому поводу два соображения. Первое: насколько эта идея была несогласованная. И второе, зная, как Валентину Ивановну, ставленницу "Единой России", недолюбливают в Питере, я подумал, кого это предложение спасает: питерское отделение, которому трудно простить непопулярного губернатора, или самого губернатора, который в Питере может при выборах и не пройти выборную процедуру?
       Чтение газет натолкнуло меня на другой ряд размышлений. В "РГ" есть статья о некоторых потерях на открывшемся в Москве конкурсе Чайковского. Суть статьи в том, что некоторые действительно талантливые и одаренные исполнители вдруг не прошли на следующий тур. Причиной оказалось то, что нынче -- а все борьба с коррупцией! -- индивидуальные баллы, которые ставят члены жюри, компьютер несколько уравнивает, чтобы не было особенно большого разброса в значениях. Дескать, чтобы кто-нибудь из членов жюри не тащил своего ученика или протеже. На каком-то следующем этапе компьютер снова что-то подкручивает. Меня такая спокойная, "объективная" система не устраивает. Часто настоящее и подлинное решение находится в спорах и криках, а не в компьютерной благости.
       Может быть, эту статью в газете я бы и пропустил, но я связывают это с тем, что недавно Саша показал мне некоторые тесты в ненавистной системе ЕГЭ. С этим тоже полыхают скандалы. Уже нашлась в Интернете фирма, которая предоставляет по запросам правильные ответы, уже мальчики и девочки научились быстро отсылать запрос и по телефону получать прямо в аудиторию верный ответ. Уже замминистра "в одном из субъектов федерации" определила тех детей, "которые должны были получить высокие оценки", и этим занялась прокуратура. Уже сумели предотвратить суициды у нескольких детей, а в прошлом году таких трагедий со смертельным исходом на почве несданного ЕГЭ было около десятка. В этом году вроде пока все обошлось. Но ведь эти тесты, по крайней мере по языку и литературе, составлены каким-то шизоидом, ненавидящим литературу. И главное, к подлинной литературе не имеющим никакого отношения. Кажется, еще все это будет оцениваться компьютером. Поживой роботов может стать целое поколение детей! Мы отдали нашу жизнь и искусство отвратительному и бездушному компьютеру!
       Вечером опять ездил к Лене, забрал у нее сочинения Драйзера, чтобы он не ушел на помойку. Пришлось еще ехать и потому, что с этой переноской сумок с книгами, устройством наверх, у книжной полки забыл свой рюкзак, в котором были права и документы на машину. Когда ехал из дома в метро, начал читать "Заповедник" Довлатова, а уже дома стал рассматривать книгу, которую мне подарил Лев Иванович. Книжка называется очень просто: "Отечественные лексикографы XVIII-ХХ веков". Когда я взглянул на колонтитул, я был счастлив, как будто меня вписали в список самых знаменитых отечественных писателей. Лева наконец-то получил то, чего давно заслуживает, -- отечественное широкое и научно обусловленное признание. Всего 30 имен, начинается все с Екатерины Дашковой. Лев Иванович вписан в ареопаг самых знаменитых имен: Шишков, Востоков, Даль, Срезневский, Грот, Шахматов, Ушаков, Фасмер, Виноградов, мой учитель Черных, Ожегов. Здесь же и очень трогательное посвящение. "Сергею Николаевичу Есину -- дорогому Сереже от автора и персонажа этой книги". Дальше было знаменитое четверостишие:
      
       На память взяв стих и чужой, и пышный,
       Надеюсь, друг, не раз мы повторим:
       "Не стыдно нам предстать перед Всевышним,
       Нам есть чем оправдаться перед Ним"

    Твой Л. Скворцов, июнь 2011, Литинститут".

      
       25 июня, суббота. Честно говоря, мечтал уехать на дачу еще в пятницу и, может быть, уехал бы, но был совершенно измотан, а потом выяснилось, что утром в субботу Сережа, сын Сергея Петровича, едет в подмосковное Видное в военкомат, а значит, вернется к отцу не ранее часа дня. Бросать и С.П., и своего крестника в Москве на воскресенье я не решился. Как и ехать одному на один день на дачу. А возвращаться надо было обязательно на следующий день -- в понедельник начинается творческая аттестация студентов трех первых курсов.
       Все утро с наслаждением читал "Заповедник" Сергея Довлатова, все более и более убеждаясь, что у спектакля и повести, по которой он сделан, разные задачи. Спектакль -- о бедном и талантливом еврее, который не решается уехать в Израиль, а его жена с дочкой уезжают, и оглушительной приземленности и пьянке в России, а в повести все же о некоем страдании живого человека и его боли и любви к суровой родине. Кое-что для себя интересное в повести пометил.
       Закончил чтение уже на даче в субботу. В субботу же мы, кажется, удивили маленького Сережу, нашего интеллектуала и математика, тем, что оба присосались к телевизору. По НТВ шел обычный набор передач -- "Профессия репортер" и "Максимум". Они-то в основном судачат о "звездах", а для нас уроки низкой жизни страны. Здесь и убийство Буданова, и исследование кого-то на полиграфе, и рассказ о министре финансов Подмосковья, практически ограбившем всю область и теперь живущем в Париже. Естественно, много времени телевидение, как утром радио, отдало внезапно возникшему лидеру партии "Правое дело" олигарху Михаилу Прохорову. Показали и Прохорова, говорящего довольно здравые вещи, и атмосферу съезда партии. Мне показалось довольно правильным мнение Прохорова, что эта партия не должна пользоваться термином "оппозиция". По сути, эти люди, конечно, не оппозиция ни собранию миллионеров в Думе, ни миллионерам в правительстве. Они все "заединщики"! Возьмемся за руки, друзья! Если мне не изменяет память, то строфа в стихотворении Окуджавы заканчивается словами "чтоб не пропасть поодиночке". Прохоров вкупе с Левитиным и Кудриным не пропадут. С чувством ожидаемой радости обнаружил, когда по телевизору показывали зал с членами или сторонниками партии, мою любимую Мариэтту Омаровну Чудакову.
       Теперь выписки из Довлатова:
       "-- Даже твоя любовь к слову, безумная, нездоровая, патологическая любовь, -- фальшива. Это лишь оправдание жизни, которую ты ведешь. А ведешь ты образ жизни знаменитого литератора, не имея для этого самых минимальных предпосылок... С твоими пороками нужно быть как минимум Хемингуэем..."
       Ключевыми здесь являются слова "образ жизни знаменитого литератора". Как много своих коллег я здесь вспоминаю, а не балуюсь ли подобным образом и я сам?
       Очень занятное суждение о Пушкине, в котором есть и деликатная ложь, и уклончивая правда.
       "В местной библиотеке я нашел десяток редких книг о Пушкине. Кроме того, перечитал его беллетристику и статьи. Больше всего меня заинтересовало олимпийское равнодушие Пушкина. Его готовность принять и выразить любую точку зрения. Его неизменное стремление к последней высшей объективности.
       Не монархист, не заговорщик, не христианин -- он был только поэтом, гением и сочувствовал движению жизни в целом".
       Аристократы -- это определенная порода, особенно писатели. Дальше не продолжаю. Иногда приходится с Довлатовым соглашаться. Видимо, я страдаю теми же комплексами. Удачливый писатель меньше рефлектирует и зависит от обстоятельств.
       "Единственная честная дорога -- это путь ошибок, разочарований и надежд. Жизнь есть выявление собственным опытом границ добра и зла... Других путей не существует... Я к чему-то пришел... Думаю, что еще не поздно...
       -- Это слова.
       -- Слова моя профессия.
       -- И это слова. Все уже решено. Поедем с нами. Ты проживешь еще одну жизнь...
       -- Для писателя это -- смерть.
       -- Там много русских.
       -- Это пораженцы. Скопище несчастных пораженцев. Даже Набоков -- ущербный талант".
       Собственно здесь можно остановиться. Довлатов -- уехал, его популярности способствовали несколько факторов: зарубежное радио, скромное диссидентство, облегченный русский язык и малая форма, удобные для перевода, ранняя смерть, армянская фамилия и отчасти еврейское происхождение. Все соединились и попытались доказать, что и за рубежом возникают писатели на уровне классики.
       В повести, конечно, много любопытного, нравы. Квартира уезжающей в Израиль жены, некоторые характеристики, ироническое отношение к либеральной интеллигенции.
       26 июня, воскресенье. Утром погода была мрачноватая, пока ехали вчера через субботние пробки, несколько раз принимался лить дождь. Дождь, переходящий в ливень, преследовал нас и ночью. Видимо, упало давление, и вчера вечером и сегодня с утра чувствовал себя ужасно. В легких все хлюпало, как в худых калошах. Тем не менее утром прочел газеты, которые взял из дома, и пошел к Ивану, звать его прочистить дымоход в бане. Практически уже пару лет баню топили по-черному. Весь предбанник внизу и все помещения в подвале покрыты густым налетом копоти. С Иваном, он когда-то, лет тридцать пять назад, строил дом и клал печи, мы провозились чуть ли не до трех. Вынимали из тайников дымохода накопившуюся за годы сажу. Перестанет ли печь дымить, я не знаю. Но из разных карманов вынули три ведра сажи.
       Вечером, когда вернулся с дачи, по одному из каналов вдруг услышал знакомые интонации. Это, оказывается, говорила Ирана Казакова. Она подробно рассказывала о возникновении -- если не ошибаюсь, это произошло в 1965 году -- на нашем радио, а параллельно на телевидении передачи "Минуты молчания". Ирана несколько изменилась, но одно -- прямота и скрупулезная честность в ней никуда не делись. В своем рассказе она вспомнила и о режиссере Екатерине Тархановой, и что их поддерживал председатель Гостелерадио Николай Месяцев. Но больше всего мне понравилось, что ведущий прямо сказал, что передачу придумала именно Ирана Казакова. Это тот редчайший случай, когда все-таки хоть какая-то награда, а в данном случае хотя бы молва, нашла своего героя. По-доброму вспомнил и Ирану Дмитриевну, ее роль, которую она сыграла именно в моем становлении в то время, и свою работу на радио.
       27 июня, понедельник. С десяти и чуть ли не до пяти проводили аттестацию студентов сначала Рекемчука, потом Ростовцевой, затем публицистов Юры Апенченко и мелкие семинары. Первокурсники чудовищно прогуливают, это катастрофически сказывается на их успеваемости. Из 76 человек на первом курсе летнюю сессию сдали только 35. Удручили меня поэты, потому что я просил прочесть их лучшее свое стихотворение -- это набор "образов", иногда удачных сравнений и выражений, но ни у кого нет яркой и выраженной мысли, только чувствования. Среди основной массы проплыли и четверо моих студентов -- Баранов, Ланчу, Былина, Тяжев. К сожалению, пришлось отказаться от Баранова -- у него чуть ли не четыреста часов пропуска и три несданных экзамена. Такая же участь могла постичь и Соню Ланчу -- у нее почти столько же пропусков, причем только мой семинар она пропустила 14 раз из 32-х. Соня, оказывается, устроилась официанткой в кафе и очень сильно уставала. Еле отстоял, но впереди еще остался приказ, который должен будет подписывать ректор.
       После аттестации, оставив машину в Институте, поехал в "Литгазету". Были две причины. Первая -- отвезти Лене два тома моих новых Дневников, а вторая -- сегодня вышел давно ожидаемый том "Проза заочников 2009". Алексей Козлов все делал чрезвычайно медленно, но хорошо. Тираж очень небольшой, 200 экземпляров. Мне очень хотелось бы, чтобы этот том газета отметила. Прекрасное начало для любого номера.
       Как всегда, Леня хорошо проинформирован, рассказывал много интересного -- в частности, поговорили о следующем номере, в котором рецензия на "Сказку о царе Салтане" в Большом. Отрывки я видел по телевидению. Говорят, Женя Маликов тут постарался. Я очень ценю и постоянно читаю этого критика. В частности, хорошо помню одну из последних его статей о "Бенуа де ля Данс" -- он на этот раз с этим собранием балетных гениев поступил, как они этого заслужили. Когда Женя зашел в кабинет Лени -- все сидели чуть ли не до девяти, подписывали номер -- я у него спросил: приглашают ли? Нет, не приглашают, как правило, пробивается сам. Вот что значит быть независимым критиком. Потом втроем -- Леня, который еле шел, его разбил радикулит, Женя и я -- шли к метро. Я с упоением разговаривал с Женей о балете. Это был из числа самых чистых и высоких моих полетов.
       Пока сидел в кабинете у Лени и ждал, когда он подпишет номер, пролистал новую книжку Саши Неверова. К моему удивлению, не нашел в ней себя и кое-что понял из разряда подлинных, не заказанных начальством отношений.
       28 июня, вторник. Опять весь день аттестация. Ректора вызвали куда-то на совещание по строительству, вел все Миша Стояновский и делал это крайне удачно. За последнее время он очень много набрал. Не уступала ему и Мария Валерьевна, очень талантливо пугала наших бедолаг студентов. Со всей очевидность впервые я начал понимать, что необходима строгость. Студенты действительно в смысле дисциплины подраспустились.
       29 июня, среда. Спал плохо, долго перебирал, как завтра за полтора часа пропустить через аттестацию моих студентов и к двенадцати успеть в мэрию. Там сегодня новый мэр Собянин должен был вручать правительственные награды группе учителей, врачей, юристов, в том числе мне -- высшую награду Москвы "За безупречную службу городу Москве". Что касается аттестации, то она прошла довольно быстро, хотя несколько человек -- Хабибулина, Ланчу, Репман -- много пропустили, у некоторых оказалась незакрытой сессия. Пришлось покрутиться, чтобы как-то ребят отстоять. Пока жертвой пал лишь один очень мне симпатичный Леша Рябинин. Но он, кажется, снова будет поступать на 1 курс и ко мне. Все осложняется еще и тем, что мы при учете успеваемости переходим на понятие "кредиты" и "компетенция". Кредиты это успеваемость, которая запараллелена с посещаемостью, а вот понятие компетентности становится понятнее, если его перевести на русский -- "навык". Пожалуй, это справедливо, до этого мы учитывали все лишь оценкой и экзаменом, но я по себе знаю, что экзамен можно было сдать на "пятерку", а и знаний и навыков так и не приобрести. А чего я, спрашивается, уже пятьдесят или шестьдесят лет учу английский! Кстати, сейчас занимаюсь по новому телевизионному курсу Драгункина. Хотя бы в смысле грамматики -- очень конструктивно. Его филологическая логика точна и неподражаема, от терминологических лабиринтов к результату.
       В мэрию в первую очередь меня влекло любопытство -- новый мэр. В принципе, весь ритуал и обстановка подобных награждений мне хорошо известны. Но новинки есть -- несколько поменялся интерьер знаменитого Белого зала, огромный белый стол исчез, другие, кажется, стулья. Я сел рядом с какой-то служивой дамой, в руках у которой была папка "Правительство Москвы", и сразу же задал ей вопрос. А разве бархатный расшитый хоругвь -- этот хоругвь или знамя стояло прямо под каменным балдахином, на как бы царском месте -- раньше был здесь? Дама с крепкой чиновничьей ухваткой, видимо, меня знала, поэтому доверительно зашептала: "Да был, стоял тут, но Лужков был роста деликатного, а Сергей Семенович мужчина высокий и видный. Мы флажок приподняли, даже древко наращивали".
       На этих словах появился новый мэр. Для меня всегда очень много значит внутренняя энергетика человека. Я забегаю, конечно, вперед, но, кажется, она у него очень высока. Когда, вручая мне награду, мэр жал мне руку, я это почувствовал и почему-то вспомнил Ельцина, чье рукопожатие в свое время меня просто обожгло. Но пока мэр говорит речь. Коротко, ясно, особенно не красуясь. Был, кстати, без галстука. Правда, когда входил в зал, двери открыли на две половинки, распахнули, и все зааплодировали. Награждаемых было человек сорок. Все прошло быстро, потом внесли шампанское. Выпить захотелось страшно, в мэрии и в Кремле я пробовал всегда лучшее шампанское из всего, что пил. Но не решился -- в Институте меня ждала машина.
       Речь мэра была посвящена трем моментам. Медицине -- через 2 года мы увидим качественно другую медицину. Говорил о закупках оборудования. О школах -- территории, школьные дворы, 10 тысяч новых компьютеров. О новом финансировании, о том, что в 12-м году оклады учителей во всех школах сравнятся со средними зарплатами москвичей. Это главное. Мэру хлопали, много было учителей и врачей. Женщины все были в красивых нарядах. Кстати, среди работников мэрии встретил нашего выпускника, поэта Сашу из семинара Фирсова.
       Благодаря своевременным урокам Инны Люциановны, которая мне всегда говорила: если куда-нибудь пришел, обязательно выступи, чтобы заметили. Я сказал несколько слов, начав с нескромной шутки. Так как, дескать, награда моя говорит о том, что я уже 50 лет служу Москве, а так долго, как известно, не живут, позвольте мне вспомнить, что культура всегда занимала в Москве особое место. Вспомнил о Ленинке, которая не закрывалась даже в войну. Культура не только дала нам возможность стать определенными людьми, но и позволила многим из нас реализоваться. Это главный тезис. Потом было комплиментарное окончание -- помните, что среди прочего вы руководите и московской культурой, не забывайте нас.
       После церемонии снимались на роскошной Казаковской лестнице. Мэр очень демократично, без наигранного жеманства и искусственной простоватости стоял в первом ряду. Фото обещали прислать. Это уже как в Кремле.
       В Институте отдал на правку последний большой отрывок книги о Вале. Корректор очень хорошо все после меня просмотрела.
       30 июня, четверг. Последний в этом году ученый совет состоялся в три. Но все равно день потерян. Утром ходил в сберкассу, потом за овощами к университету и за костюмом в химчистку. Конечно, от такого интеллектуального безделья сошел бы с ума, но вечером читал несколько прекрасных материалов в "Литгазете" -- статью Пирогова о последнем романе Маканина в "Новом мире", великолепную статью Жени Маликова на спектакль "Сказка о Золотом петушке" в Большом, а утром там же большое интервью Вл. Хотиненко, которое взял у режиссера Леня Павлючик. Я всегда бываю рад, когда номер газеты оказывается полным, вкусным и смелым. Это не всегда получается.
       Самое спорное -- это начальное рассуждение Хотиненко, что все его нелады с критикой начались с его дружбы с Никитой Михалковым. Полагаю, это не совсем так. Нельзя сегодня просто так делать исторический, очень поверхностно решенный, но хорошо за государственный счет "темперированный" деньгами блокбастер "1612", а завтра -- интеллектуальное полотно о Достоевском. Искусство обладает редкой мстительностью. И вообще, художника не спасают никакие объяснения теоретического характера. Установка на коммерческий успех уже просматривалась в фильме "72 метра". А "Зеркало для героя", "Мусульманин" и "Макаров" оказались ранними плодами талантливого, но, как оказалось в позднейшее время, расчетливого художника.
       По принципу парного случая читал статью о "Золотом петушке". Если бы я не видел краткие фрагменты с репетиции, то мог бы и не поверить тому, что написано.
       "Я хочу получать удовольствие от музыки, а мне подсовывают неумные шарады. Хотя, по справедливости, нашлись люди, которые первый акт восприняли с энтузиазмом.
       Их захватила сатира на современное уродство. На смешение стилей, на армию, способную лишь петь и плясать, на генералов, вызывающих смех, а не священный ужас. На правителей, которые слепо доверяют иностранным советникам и беззаветно надеются на нанопетушков. Можно извлечь из Серебренникова и смыслы, которые по-хорошему неполиткорректны. Но даже его брезгливое отношение к "черным" уступает место истерике, когда режиссер говорит о ничтожности русского народа".
       Чуть пониже этой критической "картинки" существует и вывод, который стал центром статьи.
       "Можно ли так? Не Серебренникову -- он, похоже, искренне нас ненавидит. Можно ли так главному театру государства русских? Я не оговорился: именно государству русских".
       У меня этот пассаж наложился на тот единственный раз, когда я видел режиссера Серебренникова на Таганке. Там в экспериментальном театре давали поставленный им спектакль по пьесе Василия Сигарева "Пластилин". Он стоял рядом с входом в фойе и отчаянно суетился: кто пришел, кто не пришел. Этот человек знал, как достигается успех. Впрочем, тот спектакль произвел на меня впечатление.
       Что касается нового романа Вл. Маканина, то здесь без того же парного случая не обошлось. Четвертый номер "Нового мира" у меня есть, вручая мне его, главный редактор Андрей Василевский сказал, что надо разбираться, Руслан Киреев, который роман читал и, видимо, готовил, сказал, что не совсем разобрался с содержанием. "Не совсем" разобрался и автор статьи Лев Пирогов.
       "Владимир Маканин написал.
       Что именно, трудно сказать.
       Окна бельэтажа высоко, с улицы не допрыгнешь. Так, мельтешение волшебных теней под звуки непривычной уху мазурки".
       Это начало. Но в середине статьи есть один очень занятный эпизод, который придется привести полностью. Он удивительно совпадает с моим видением литпроцесса. Тем более что в диалоге участвует мой хороший знакомый.
       "Недавно говорил с Басинским. Он спрашивает:
       -- Нравится тебе писатель Боря Евсеев?
       -- Честно говоря, не очень...
       -- А почему?
       Ответил первое, что пришло в голову: "У него темы нет".
       -- Ну да,-- согласно потух Басинский. Но тут же несогласно воспрянул:
       -- А у кого она есть?
       Дескать, в непростое время живем".
       Дальше в статье появляется знаменитый критик Наталья Иванова. Я помню, что она всегда была горячей поклонницей Маканина, что, наверное, справедливо, но здесь она появится в качестве теоретика.
       "Паша. Мы действительно живем в непростое время. Как при Советском Союзе в искусстве было засилье "воспитательной роли" (а всяким там любимовым по башке, по башке), так и сейчас засилье эстетической пустоты и бессмыслицы, или, как говорит критик Наталья Иванова,-- "литературного вещества". Чем больше вещества, тем лучше, потому что чем его больше, тем меньше смысла".
       Все это в статье каким-то образом сопрягается с романом Маканина, но я больше здесь думаю о том, что, видимо, именно поэтому я взялся за писание Дневника. Здесь хоть никто не скажет, что нет темы -- а собственная жизнь, прожитая в социальной пустоте и литературных разочарованиях?
       Теперь об ученом совете. Он не был радостным. Обсуждали окончание учебного года, результаты аттестации. Кое о чем я уже писал раньше. Все, я думаю, упирается в посещаемость. Но раньше хоть я стоял утром в дверях Института...
       Из 76 первокурсников сдало сессию лишь 34. "Двойки" по античной литературе, латинскому языку и старославянскому. На втором курсе счет 65 -- 45. Здесь трудности с современным русским языком и историей русской литературы. На третьем -- 70 -- 52. Непреодолимое препятствие исключительно в современном русском. А вот на четвертом курсе трудности с теоретической стилистикой. Счет здесь соответственно: из 58 не сдало 48.
       Докладывал все это Миша, дискуссий особенно никаких не было. Как дурачок выступил только я, напомнив о том, о чем уже говорил ранее. 1. Нужна очень большая разъяснительная работа на первом курсе. Ребятам кажется, что литература это легко, это сказки, почти богема. Но есть предметы в той же литературе, где надо приклеить зад. 2. Проблема общежития. Ложатся в 4 ночи, за ними там никто не следит. Устраивать подъем рано, звонком. 3. Влияние мастеров, надо сводку о посещении лекций еженедельно давать мастеру. 5. Меньше самодеятельности -- больше учебы!
       1 июля, пятница. Голова работает значительно лучше и быстрее, чем становящееся с каждым днем все непослушнее тело. Даже в Дневник многое из того, что бы хотелось, не успеваю вставить. Ощущаю, что живем в интереснейшее время, но многое не то чтобы пропускаю, а нет сил и времени сформулировать, отработать, наконец сложившееся в сознании внести в компьютер, даже компьютер открыть.
       Проснулся с чувством, что все-таки учебный год завершен. Правда, мне осталось собрать темы этюдов на экзамены, но я твердо решил эти два месяца потратить на себя. В понедельник все равно придется ехать в Институт: надо отправить книги Авербуху и другим моим корреспондентам. Эти два месяца постараюсь отдохнуть, а главное сходить, наконец, к врачам. Лена гонит меня к урологу, стращая, что мужиков в моем возрасте косит рак простаты, а я все время холодно размышляю: чем вызвано постоянное, наверное, уже свыше месяца хлюпанье у меня в груди: заурядный бронхит, которых у меня уже перебывало, или что-то похлеще... Но ко всему я стоически приготовился. Заслать книгу о Вале, подготовить Дневники и можно подводить итоги. Из Дневников у меня остались ненапечатанными 2006, 2007, 2008, 2010 годы. Это, конечно, много, но надо напрячься.
       Итак, проснулся с чувством начала чего-то нового, тем более что во время вчерашнего разговора с Ю.И. Бундиным у меня, кажется, возник некий новый и современный сюжет. В общем, надо было ехать на дачу, побежал в магазин за творогом, что-то приготовил, слушая радио, думал о небрежно ведущихся Дневниках, о том, что надо ехать поливать огород, и прочем. Но еще утром по своему обыкновению в постели читаю или смотрю что-то по телевизору, чаще всего "Дискавери", обычно лишь "Vizant of History". Особенность этой программы в том, что подобные передачи, связанные с историей, время от времени повторяют, а значит, ты успеваешь проникнуться смыслом. На этот раз была передача из большой серии, связанной с Войной. В частности, я видел уже довольно много передач о высадке союзников во Франции, о подготовке к высадке, теперь о войне, которую сразу после Перл-Харбор американцы вели с Японией. Теперь это все показывают в цвете, и все становится будничнее и трагичнее. Но постепенно у меня меняется представление об объемах этой войны и ее ходе. Она не только нам, советским, далась большой кровью. Героические усилия и отвага присутствовали и у англичан, и у американцев, и у канадцев, которые тоже теряли своих солдат на полях войны. Меняется представление, вбитое в меня нашей не очень ловкой пропагандой, но и представление о том, как эта же самая пропаганда ведется у нас. Даже знаменитую Курскую битву английское телевидение показывает интереснее и глубже, чем мы. И так во всем. Между прочим, я уже заметил, что когда у нас самих не хватает аргументов или мы из-за какой-то политической робости боимся сказать о чем-нибудь прямо, мы обязательно прибегаем к иностранной помощи. Так и недавно, практически накануне годовщины начала войны "Российская газета" вдруг начала печатать фрагменты из знаменитых мемуаров Черчилля.
       2 июля, суббота. Моя банда приехала в 12 ночи, когда я уже спал. Сам я на дачу прибыл часа в три. Жара выше тридцати. Несмотря на раннее время, на путепроводе возле деревни Сахарово, как и прошлый раз, часовая пробка, представляю, что здесь будет вечером. На самом мосту небольшой экскаватор и трое рабочих. Видимо, подрядчик взял для себя удобное время и тянет так, как ему выгодно. Вот и опять наталкиваюсь на несовершенство власти. А может быть, жизни вообще. И везде обыватель живет в таких же скудных и жалких условиях, отбиваясь от общества скругленными телевизионными фразами и надеясь на веру народа во власть. Впрочем, вот и я сам больше верю Путину, нежели вечно дающему поручения и распоряжения Медведеву.
       По этому поводу позавчера у нас с Юрием Ивановичем возник довольно серьезный разговор. Все это на фоне разворачивающихся "арабских" конфликтов и радикальной смены власти. Из власти в наше время выходить опасно, значит, оба, придерживаясь своей линии и твердо веря в капиталистический путь развития, и Медведев, и Путин будут за нее держаться. То, что управлять, потому что у него в руках реальная власть, деньги и экономика, будет Путин, сомнения не вызывает. А если чуть изменить Конституцию, о правке которой давно и много говорят, и сделать так, как в Германии, когда практически вся власть у премьер-министра? Вот тогда-то найдутся места для двух юристов! Но если бы и все остальное было как в Германии.
       Приехал часа в три, помидоры мои поникли, хотя, кажется, Володя Шимитовский, сосед, их поливал. Организовал все с этим поливом и перед лицом огромного количества того, что по даче надо сделать, ушел в свою комнату, где начал читать новый роман Маканина "Две сестры и Кандинский". Довольно быстро обнаружил, насколько и прав, и не прав в своей замечательной рецензии Лев Пирогов. Это действительно скорее не роман, а некая огромная пьеса, может быть, даже пьеса и режиссерская разработка в одном флаконе. Прав оказался Пирогов и в том, что в романе именно то, за что ругает либеральная интеллигенция Никиту Михалкова -- изображение низкой души и бесконечного предательства либеральной и такой обаятельной интеллигенции. Вспомнил здесь "Утомленных солнцем" и персонажа, которого играет Меньшиков. А вот что касается остального, то уже попозже, когда прочту роман. Читаю быстро и с интересом. Маканин отчетливо представляет, что рынок действует, элитарная литература закончилась, обыватель, даже обыватель "Нового мира" требует легкого и стремительного чтения.
       Вечером, еще до прибытия моих гостей, на ужин выпил банку кефира, кефир замечательный, но подобную упаковку я вижу впервые. Исключительно для новейшей истории не могу, со всеми подробностями, не описать эту упаковку. Нет-нет, это, казалось бы, обычная, высокая, как квадратная башенка, упаковка. Но вот раскраска у нее, а главное надписи совершенно другие. Это не "Домик в деревне" или "Останкинское". На нарядном фоне с кремлевской стеной, знаменитыми соборами, Большим Кремлевским дворцом с развевающимся над ним трехцветным флагом и колокольней Ивана Великого -- панорама, переходящая с одной стороны на другую, ряд интереснейших, как вражеская листовка, надписей. Во-первых, "Кефир из Непецино", суть ниже красным уставом "Кремлевское качество". Во-вторых, на другой стороне, кроме уже привычного слова "кефир" и традиционного указания жирности, 3,2%, в скромной рамочке на голубом, как небо, фоне: "Награждается почетным дипломом выставки "Российские продукты питания", а еще ниже, скромнее и стыдливее "Поставляется в Кремль, Дом правительства РФ, Совет Федерации РФ, Государственную Думу РФ". Но есть еще и в-третьих. Здесь все, хотя и красными буквами, но деловито: "Управление Делами Президента РФ". Ничего не напоминает? Здесь целая гамма исторических аналогий, от "Поставщика двора Его Императорского Величества" до кормушки для партийного начальства на улице Грановского с ценами на продукты, не менявшимися с 1937 года.
       3 июля, воскресенье. По воскресеньям я читаю газеты и прессу. Не знаю, что лучше -- читать газеты или не читать. Пройти мимо интересного не могу. Но сколько же всего происходит в мире! Например, есть точка зрения, и ее высказывает знаменитый итальянский исследователь, что Туринская плащаница -- это тайная работа Джотто. Вообще, многое из того, что прочту или увижу, я забываю. Кому-то пишу письма, получаю ответы, шлю книги, потом через много дней в Интернете натыкаюсь на отзывы. Несколько дней назад написал короткую записочку Марине Саввиных, редактору журнала "День и ночь". Признания для меня вещь нечастая, я их собираю. Литературу, то, что называется "художественной частью", почти забросил, сюжеты и люди почти не забредают в мое сознание, все поглощает, как библейский кит, Дневник. Вот не без горечи пишет Саввиных.
       "Дорогой Сергей Николаевич!
       Да, мы тоже получаем отклики на публикацию Вашего Дневника. В высшей степени положительные...
       А враги -- да. Сами собой заводятся -- как мыши в грязном белье по Парацельсу. Мне так хочется соблюсти в журнале гармонию разного, в результате попадает за "левых" справа, за "правых" слева. Иногда -- от тех, от кого меньше всего ожидаешь.
       Спасибо Вам за всё. Жаль, что не получилось встретиться в апреле, когда мы были в Москве. Но надеюсь бывать в столице -- буду рада очной беседе".
       Очень хорошо Марина пишет об ударах именно с той стороны, откуда их меньше всего ожидаешь.
       Утром, все в том же четвертом номере "Нового мира", читал прекрасную статью Аллы Латыниной о Лидии Гинзбург. Я просто перепечатаю второй абзац этой статьи, из которого сразу станет ясно, почему она меня привлекла. Потом сегодня или завтра сделаю небольшой списочек того, что следует мне взять в библиотеке. Итак:
       "Меня интересовали не вполне устоявшиеся явления, "промежуточные" жанры, в которых недостатка не было: литература, словно устав от вымысла и неправдоподобности, обратилась к документу, памяти, свидетельству... Настаивая, например, что не вымысел определяет принадлежность текста к художественной литературе, я могла сослаться на Гинзбург: "...для эстетической значимости не обязателен вымысел и обязательна организация -- отбор и творческое сочетание элементов, отраженных и преображенных словом".
       О ком это все написано? Может быть, даже о моих Дневниках, на которые я потратил половину жизни. Но опять, не все это главное. Вернемся к основному. Дочитал роман Владимира Маканина.
       Совсем не так это все просто, как пишет критик. Мне, как профессионалу, видно, что здесь новые пути обработки действительности. Видно также, что у Маканина кризис современного знания о жизни. И что-то его качнуло теперь разоблачать либеральную интеллигенцию, с рук которой он столько лет кормился. Роман многословный, но в этом обилии повторов есть свой смысл. У либеральной жизни аргументы от отрицания, значит, одни и те же, других критика не знает. Разочаровал, конечно, финал, который просто не найден. Но я и это понимаю -- писателю надоело, и он все скруглил. Тем не менее, наряду с "Вольтерьянцами" Аксенова это стало для меня заметным явлением в нашей литературе. Не "Матисс" же, не романы М. Шишкина!
       К вечеру уехали Володя и Маша. Мы с С.П. воткнулись в телевизор: Вадим Такменев увлекательно разъяснял о разных безобразиях жизни, а Сережа уткнулся в "Сто лет одиночества" Маркеса.
       Можно было бы остаться еще на день, но еще в четверг Леша Козлов попросил меня вывезти оставшиеся экземпляры "Дневника-2009". Ему по поводу моего тиража сделал замечание Вл. Ефимович. Кстати, Вл. Ефимовичу в начале сентября исполняется 65 лет -- по закону об образовании проректором можно работать только до этого возраста.
       4 июля, понедельник. Я встал в половине шестого, немножко поучил английский, посмотрел газеты, которые привез с собою, потом полил огурцы и помидоры. Часа через полтора проснулся маленький Сережа и, как человек самостоятельный, пошел готовить себе завтрак -- разогревает в микроволновке булку с добрым ломтем сыра. Как только я встал, то обнаружил, что он заснул внизу в зале, как читал, так, видимо, сон его и сморил. К этому времени, т.е. к запаху булки, начинает примешиваться запах кофе -- это С.П. наверху варит себе ежеутренние две чашки кофе -- дурная студенческая привычка. Я почти по-спартански ем свой обезжиренный творог с молоком.
       Выезжаем что-то без десяти минут десять и меньше чем за два часа, почти без пробок и задержек приезжаем в Москву. От С.П. до меня через Ленинский проспект. В квартире сразу включаю, изголодавшись по свежим либеральным новостям, радио. И сразу же три новости, которые меня заинтересовали. Во-первых, это решение парламента Нидерландов о запрете въезда в их страну чиновников, причастных к смерти Сергея Магнитского. Я уже не говорю, помогал ли Магнитский уходить бизнесу от налогов или он герой нашего времени, который сражался против правовой экономической беспринципности. Я о нашем правосудии, которое не вызывает никакого сочувствия, и о том, что собственные надежды я возлагаю именно на правосудие Запада. И оно блестяще себя с лучшей стороны показало -- и наших деятелей культуры к себе не впускает, и наших политиков за некоторые их делишки пытается схватить и судить.
       Второе -- это два судебных дела. Стросс-Кана выпустили из-под домашнего ареста, и дело его разваливается. Это опять к точности работы западной Фемиды, горничная, на чьих обвинениях в сексуальных домогательствах держалось дело, оказалась лгуньей и шантажисткой. Это доказали. Параллельно судебному делу в Нью-Йорке разворачивается и судебное дело над пятью молодыми кавказцами, один из которых убил болельщика Свиридова. Дело началось с признания вдовы убитого, что она боится за свою жизнь. Жестами, устно, по телефону кавказские болельщики обещают ей плохую жизнь за ее признания во время процесса. Это рифмуется с делом о 58-м томе энциклопедии.
       И наконец, третья новость -- дело с театром Любимова закончилось. Не ожидая решения департамента культуры, куда 93-летний режиссер подал заявление об отставке, Юрий Петрович уехал в Венгрию, на родину своей жены. Дело Любимова и его театра взвинчивает общественную атмосферу в течении культуры. Началось все с того, что во время зарубежных гастролей актеры попросили у Любимова, который был и директором, и худруком, гонорар за спектакль, который, как они узнали, был ему вручен. Любимов с криками и обвинениями труппы этот гонорар выплатил. Актеры сказали, что готовы работать с Любимовым-худруком, но не хотят видеть худрука в роли директора, а жену худрука замом директора. Некрасиво, что в основе всей истории лежат деньги, и если их выплатили, то, наверное, они актерам и полагались.
       Утром я как раз просматривал газеты и в "РГ" на первой полосе нашел материал об этом конфликте. Он начинается словами "Вчера Юрий Любимов дал пресс-конференцию", а чуть ниже Ирина Корнеева на первой полосе пишет: "Достойнее всего было бы в этом случае взять обет молчания, чтобы избежать комментирования со стороны -- очевидной..." Дальше текст не очень ясный, но пафос его вполне понятен. Видимо, жалко... "Великого 93-летнего режиссера, на которого раньше молились и который сейчас снова занял роль главного театрального ньюсмейкера, но уже не по творческим причинам. Актеров, которые почему-то никак не хотят смириться с отведенным им местом биомассы, живой субстанции, в чьи права не входит иметь свое мнение и вообще что-то иметь". Я полагаю, что здесь автор имела в виду гонорар... Но есть еще и следующая фраза: "И, образно, легендарного политического театра как такового, в новых театральных реалиях, увы, трансформировавшегося, фактически, в крепостной..." Собственно, для меня, слышавшего по телевидению и радио многие последние высказывания мэтра, эта характеристика окончательная. Во время этих последних выступлений вел себя мэтр по-хамски. Приемы все те же, будто он говорит с советской властью, но та его терпела дольше. В конце концов, дала ему славу, звание, построила театр. Значит, и тогда в основе всего лежали деньги?
       Днем ездил в Институт, говорил с ректором об оценке этюдов, потом вместе с Оксаной переделывали оценочный лист. Скучно мне без работы. Привез остатки тиража, теперь у меня весь коридор забит пачками с книгами. Это, конечно, грустно, и продать или даже распределить тираж мне будет трудно, но, тем не менее, сегодня набрел в Интернете на список моих книг -- он изумительно велик, многие мои книги продаются уже как букинистические, напротив большинства стоит "товар отсутствует", значит, весь распродан.
       Вечером позвонил С.П., ему позвонили из Симферополя. Оказывается, маленький Сережа вошел в пятерку лучше всех сдавших ЕГЭ на Украине.
       5 июля, вторник. Для разгона вспомню вчерашний день. Вечером приводил в порядок Дневник и полез, чтобы списать цитату из Латыниной в "Новом мире". По ошибке взял не четвертый, а шестой номер и стал с обратной стороны его листать. Критика, обзоры, библиографические листки -- это самое в журнале интересное. И вот тут наткнулся на рецензию на книжку Вани Волкова, поэта, бывшего нашего студента, которого я хорошо помню. Кажется, у него был еще роман с моей ученицей Машей Лежневой. Прочитал рецензию одним духом, потому что написана она была так просто, так ясно и с таким пониманием того, о чем автор пишет, что возникло даже недоумение: кто же из скучных, как бы почти зассанных критиков "НМ" так умеет? Но подписи не было, рецензия входила в чей-то обзор. Не поленился и стал листать дальше, пока не выяснил, что это "Книжная полка Захара Прилепина". Тут же не утерпел и ночью послал по этому поводу эсэмэску Захару. А уже утром почти весь этот его обзор с наслаждением прочел. Все удивительно ясно и понятно, за что хвалит и за что поругивает. Но Захар, конечно, лукавец. Удивительно мило держится между "нашими" и "вашими", и хвалит, и бранит не без выбора, и полезных, и, возможно, полезных в будущем, милый, ласковый, но какой талантливый "телятя".
       Утром же прочел и брошюру, которая оказалась у меня в почтовом ящике. Это "Независимый экспертный доклад. Путин. Коррупция". Здесь все про то же: кооператив "Озеро", путинские друзья, ставшие миллиардерами, дворцы, драгоценные часы. Есть, конечно, и Медведев. Много раз уже звучавшее: перекачка капиталов, казенные квартиры, липовые декларации. Все это, как ни странно, вызвало у меня чувство брезгливости. Издала все это Партия Народной Свободы. "Доклад издан на добровольные пожертвования неравнодушных граждан России", тираж 440 тысяч. Из всего доклада как-то сочится такая зависть к тому, что не мы, а другие возле каши. И так хочется покашеварить, поблистать, быть каждый день в эфире, махать ручкой и чтобы тебя не слушали -- внимали. По-настоящему впечатлили только наручные часы Владимира Ресина за один миллион долларов! У меня, как у специалиста, возникли вопросы о технологии сбора материалов. Разглядывали в лупу марки ручных часов на фотографиях, искали цены в каталогах, сравнивали данные? Доклад, как следует из текста, появился на свет "под редакцией В. Малова, Б. Немцова, В. Рыжкова, О. Шориной".
       Вечером с работы приходил мой ученик Ярослав Соколов, как всегда, притащил кучу продуктов, будто я глубокий и на пенсии голодающий старик. Довольно долго разговаривали, я кормил его борщом и мясом с овощами. Вдобавок ко всему прихватил с собою целую пачку "Дневников-2009", это то издание, которое я печатал за свой счет. Я ему твердил: деньги отдашь потом, хоть зимой. Нет, упрямец: потом я открыл записную книжку, в ней аккуратненько лежит 1200 рублей за восемь экземпляров. Как я уже писал, каждый экземпляр обошелся мне в 150 рублей, зато бумага хорошая.
       6 июля, среда. Утром ходил стричься, это у нас же в доме, и сразу же уехал в "Дрофу", повез дарить книги Наталье Евгеньевне. Доехал довольно быстро, стою, жду у бюро пропусков, как вдруг меня кто-то хватает за плечи -- это Александр Федотович Киселев. Зазвал меня к себе в кабинет. Как обычно: чай или кофе? Поговорили о книжном деле, о том, кто и что пишет. Обменялись и книгами -- я два тома Дневников, мне в ответ "Духовные искания Федора Степуна". Книга прекрасно издана, а я еще получил и замечательное посвящение -- не привожу, потому что слишком лестное, планка завышена. А.Ф. собирается теперь писать книгу о Франке -- у него получится очень неплохая серия.
       Забежал и в новую редакцию к Наталье Евгеньевне. Здесь жизнь идет скученная, комнаты для работы маленькие. Наталья Евгеньевна прочла что-то страниц 100 моей рукописи Днвников-2007 и сделала это так хорошо и четко, что теперь боюсь, что именно ее куски на фоне другой редактуры будут выделяться. Две книги оставил и здесь, вот уж здесь мой самый лучший читатель.
       В Институте сделал два дела. Собрал темы этюдов для очников и заочников, правда, все у меня было готово еще со вчерашнего дня. Потом сделал, наконец, что-то вроде таблицы занятости преподавателей с других кафедр по нашим дипломам. Сделал также график их дипломной занятости -- одни только пишут рецензии, и я никогда их не вижу на защитах, другие, похоже, и не пишут, и не выступают на защитах. Тем не менее, похоже, все в свои часы эту работу ставят. А "расценка" у нас такая -- 10 часов проза и 6 часов поэзия.
       Что касается тем, то в этом году я скомпоновал сами "сюжеты" плотнее. Когда согласовывал, то это заметил и ректор. Но решили, что все-таки у нас не самый простой ВУЗ. Вдобавок уже к сегодняшнему дню было подано на 200 заявлений о приеме больше. Дай Бог, будет из кого выбирать.
      
       Дневное отделение
       1. К чему бы вы приложили сегодня слова М. Торкия (Порция) Катона -- о чем бы ему ни приходилось говорить в Сенате, он прибавлял: "А кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен" ("Censeo Carthaginem esse delendam" (лат.)?
       2. Что бы я сказал Г. Державину, если бы он приехал на мой экзамен.
       3. Удивило ли меня решение Григория Перельмана, комментарии моих одноклассников, родственников и друзей?
       4. Вы учились в "Школе" с Гай-Германикой?
       5. Дым Отечества. Как прошлым летом?
       6. На Марсе астронавты увидели дом, каких много в сельской местности, и с удивлением приземлились у крыльца...
       7. Электроника и литературное творчество: писатель -- публицист -- блогер.
       8. Легко ли быть пролетарием?
       9. "Литературе я обязан счастливейшими днями своей жизни" (Чехов).
      
       Заочное отделение
       1. Что значит быть русским писателем в XXI веке?
       2. "Если выпало в империи родиться" (И. Бродский).
       3. Образ современного литератора -- как Вы его себе представляете?
       4. Япония и Ливия: знак беды?
       5. Альтернативная история. СССР в 2011 г.
       6. Синдром Викиликс.
       7. Муки реализма или соблазны сюра?
       8. Зачем мне смотреть королевскую свадьбу? Чувства и мысли молодого телезрителя.
       9. Стихотворная строка, по которой я живу, и почему так случилось.
      
       Из Института поехал домой к В.А. Пронину. С умным человеком и не писателем говорить проще и приятней, здесь не остерегаешься, что у тебя что-то после разговора будет украдено. В.А. -- человек щедрый и на угощение, и на мысли. Поговорили замечательно и о заголовке книги о Вале, и о болонском процессе, и об ощущении надвигающейся катастрофы. В том числе о замалчивании у нас дела Буданова, о низости, с которой поступили со Стросс-Каном, о боязни нашей власти и даже трусости по отношению к Кавказу. Среди прочего в этом разговоре возник у меня и план довольно серьезного нового романа. Подарил и В.А. два новых тома Дневников. А вот всучить ему для распространения пачку "Дневника-2009" не удалось. Я деликатно потащил принесенную с собою пачку в машину. В.А. предложил новый заголовок для книги: "Боль о Вале". Посмотрим.
       7 июля, четверг. Кажется, совсем недаром я вчера написал о Немцове. Сегодня он снова появился в прессе. Две занятных информации -- соратник В.В. Путина по кооперативу "Озеро" бизнесмен Тимченко -- он упоминается в первом докладе Немцова о Путине -- выиграл у Немцова дело о защите чести и достоинства. Без помощи Путина Тимченко разбогател! По этому поводу Немцова обязали дать опровержение, и он вроде бы его дал. Адвокат Тимченко этим недоволен. И тут же вроде была попытка на полгода не выпускать Немцова за границу. Новость продержалась несколько часов, потом все рассосалось. Сам Немцов и Касьянов теперь в Страсбурге "ябедничают", что не зарегистрировали их партию.
       Пришлось опять ехать в Институт. Забрал черновики моей работы с этюдами -- негоже, чтобы они валялись на столе. Обедал с БНТ, поговорили о политике и о том, что последнее время нас окружает. О прокуроре, который пустил себе пулю в лоб, о губернаторе Московской области, который и не ведал, что его министр финансов пустил по ветру, о том, что национальный герой превратился в чиновника. А чиновника теперь можно упрекать -- говорю очень мягко -- в пособничестве. Как неимоверно все грустно. Но оба отметили, что живем в совершенно невероятное время, что психика человека не выдерживает таких смещений. За жизнь нас научили: ненавидеть царизм, не любить Финляндию, Германию, США, империализм, капитализм. А потом -- любить и ненавидеть Ленина и Сталина, верить в дружбу народов, в историческое единство советских людей, осуждать израильский сионизм, потом призывали дружить с Америкой, размышлять о мусульманском фундаментализме, наслаждаться безвизовым въездом в Израиль и радоваться клубнике и петрушке, которую зимой оттуда привозят. Я проехал верхом весь Дагестан от моря до горных пастбищ, никто меня не обидел и никого я не боялся, а теперь все время слышу о взрывах в Махачкале. Какая же у меня психика, какая мешанина в сознании! А как мне вместить в себя экстравагантную мысль, что капитализм принес моей стране благо?
       К трем часам, оставив машину в Институте, поехал в "Литературку" повидаться с Леней. Мы с ним решили сходить навестить Юру Авдеева. Прошлый раз, когда три недели назад мы у него были, он не показался нам в лучшей форме. После своего инсульта он не восстановился. Ему не хватает общения, интеллект затухает. Нам показалось, что за ним плохо ухаживают и следят, т.е. формально он почти не выходит из дома. Маршрут был "крутой", от Хохловского переулка к Покровке, потом бульваром к Сретенским воротам, почти до цирка на Цветном бульваре. Опять те же разговоры -- политика, литература, критика, статьи Жени Маликова и Левы Пирогова. Лева, кажется, из "Литературки" ушел.
       Юра и на этот раз был не в лучшем виде. Но, как всегда, добр, мил, гулять с нами не захотел. У нас была тайная надежда вывести его на полчаса на улицу. Посидели, попили чаю. Леня проводил меня до Пушкинской. Машина у меня в Институте, в метро в Москве летом так душно, так не хватает кислорода, что я стараюсь под землей не ездить. Вечером все время что-то смотрю по "Дискавери". Или что-то про войну, или про Александра Македонского, или про Наполеона и Тулон, или про строительство римской виллы -- практически узнаю, чему меня не доучили в школе.
       8 июля, пятница. Было ощущение, что никто со мною на дачу не поедет, Володя с Машей вроде бы в загуле, у С.П. сын сдает экзамен, теперь по российскому ЕГЭ, но внезапно позвонил С.П. -- он отвез Сережу на экзамен и часов в одиннадцать готов со мною ехать. Сережа удивительно самостоятельный мальчик.
       На даче уже ждали мастера, которые будут крыть крышу -- мой шифер, которому уже почти 30 лет, а может, и больше, уже того гляди начнет крошиться. Мастеров двое -- старший по возрасту Александр, младший Сергей. Ситуация привычная: Сергей инженер, закончил Сельхозакадемию -- инженер по водоснабжению, теперь кроет крыши, работы в Брянске нет. Все это для меня естественно на фоне наших телевизионных достижений. Если вспоминать о них, то самое яркое это очередной срыв нашей уже обмельчавшей оборонкой госзказа. Кажется, недопоставили очередные ракеты. Все это приобретает символическое значение, если вспомнить два момента. Первый -- оборонка была в советское время самая отлаженная и работавшая, как часы, отрасль. Здесь же надо вспомнить, с каким энтузиазмом элита говорила о необходимости эту самую оборонку сократить. Из уст чемпиона мира Анатолия Карпова я впервые услышал слово "конверсия", которым он тогда размахивал, как флагом. Конверсия, конверсия, оборонные заводы должны выпускать товары народного потребления! Оборонные заводы, наверное, приватизировали. Стали мы лучше жить? Наконец, второе. Мы все говорим, что не можем как следует учить, как следует охранять порядок, как следует лечить, как следует строить и достраивать, потому что не хватает денег. Но вот случай, когда и денег хватало, и деньги были переведены... Значит, чего-то у нас другого не хватает? О том, чего у нас не хватает, чуть позже. Власть регулярно появляется на экране. А сейчас, когда надвигаются выборы, основные деятели, почти оттирая друг друга, регулярно высовываются в телевизионном экране.
       Участочек у меня весь зарос. Надо бы начать собирать ягоды, но времени нет, а жаль, если придется все оставлять до первых чисел августа. Я ведь собираюсь в отпуск! Вот кабачки только радуют -- созрела новая партия.
       Основная часть работы по крыше, будем считать, сделана. Договорились о цене, о материале -- металлочерепица, поторговались. Но начнут мастера работу лишь в первых числах августа. В субботу я решил уехать на море, в Испанию. Здесь опять С.П. -- сломал мою нерешительность и сразу сдал в турагентство деньги, взял мой паспорт, всем распорядился, я со своим мнением помалкиваю.
       Вечером телевизор не смотрел, но один раз С.П. выкликнул меня в комнату. Еще с утра, когда ел кашу, радио, не умолкая, говорило, что сегодня день святых Петра и Февронии, который наш президент сделал днем любви и семьи, что-то в этом роде. Так вот, С.П. вызвал меня, потому что по телевизору шел концерт, трансляция из древнего русского города Мурома, и это было как раз время, когда счастливый, как школьник, президент на большой сцене, стоя рядом с женой, говорил -- то, что необходимо в этих случаях говорить. Светлана Медведева держала в руках ромашки. Медведева свою роль жены президента играет лучше, чем ее бодрый и энергичный муж. Вообще, слишком много наши первые лица выступают в расчете на телевидение. Слишком обкатаны их речи и слишком часто они заглядывают в бумажку. В свое время Николай II клал написанный текст речи в казачью шапку, когда говорил перед старшинами. Говорить надо только о том, о чем болит.
       9 июля, суббота. В принципе, день прошел хорошо, по крайней мере осталось впечатление полноты и удовлетворения. Зарядку не делал, но довольно долго прыгал в теплице, борясь с сорняками. Потом столярничал, дошивал вагонкой пространство над дверью. В перерывах читал, работал с Дневником, делал тесто для оладий из кабачков. Несколько больших кабачков уже поспело. Телевидение было "малым", скандальные передачи вроде "Максимума" ушли в отпуск. Но кое-что все-таки появилось, и значительное. Об этом чуть позже.
       С собою привез целую кипу нечитанных или лишь просмотренных газет, боюсь что-то пропустить, но времени заглянуть в них не было, пускай пылятся, а потом пойдут на растопку печки. Решил внимательно посмотреть одну, это была газета за понедельник, 4 июля. Так что, значит, у нас наболело и выплеснулось в "Российской газете"?
       Ну, во-первых, Банк Москвы, который оказался почти разграбленным. Куда деньги делись, Зин? Намеки на бесконтрольное распоряжение деньгами бывшего, ныне бежавшего, главы банка Андрея Бородина. Государство не впервой помогает банкам. Банки оно любит, конечно, больше, чем обывателя. На этот банк было выделено 400 миллиардов рублей. По ложной схеме, через другие банки, Центральный Банк дает эти деньги на десять лет под смехотворные 0,5%. Любому желающему можно сравнить этот процент с процентом под ипотеку и еще раз увидеть, кого правительство больше любит. Мотив поразительной щедрости тоже известен: "Потребовалось бы 160 миллиардов рублей вернуть вкладчикам, 3 миллиарда долларов направить на выплату внешним заемщикам, 200 миллиардов рублей вернуть бюджетам разных уровней". Это из комментария Кудрина. Но газета по этому поводу дает и собственный комментарий: "...деньги эти могли бы пойти на социальные программы, на поддержку отечественной культуры, музеев и библиотек".
       На полосе "Акценты" в большом, обстоятельном материале чуть не потонули важные аспекты нашей повседневной жизни, а именно: по данным Общественной палаты, цены на основные продукты питания с мая прошлого года по май нынешнего поднялись на 30%. Наши цены, как всегда, самые высокие, они оказались на 13% выше, чем в США, Китае, Португалии и Испании. Но есть еще и другие данные. Росстат утверждает, что за первые пять месяцев года продукты в России подорожали на 5,5%, а в Евросоюзе всего на 2,2. Я горжусь своей родиной уже 20 лет, как сбросившей иго коммунизма, она впереди по всем показателям.
       Теперь грустные комментарии. Я все время читаю, как на дорогой технике разбиваются насмерть сыновья и дочери крупных бизнесменов, банкиров и общественных деятелей. То в аварии со смертным исходом оказывается сын одного из заместителей мэра, которому на день рождения был подарен дорогой мотоцикл, а вот теперь разбился 32-летний сын президента ВТБ. Кстати, того самого банка, который принимает деятельное участие в санации Банка Москвы. Здесь тоже просматривается перст судьбы. В 2000 году мальчик выдающегося отца-финансиста заканчивает Финансовую академию, а уже на следующий год становится управляющим директором инвестиционного банковского подразделения, заместителем председателя правления "Дойче Банка".
       10 июля, воскресенье. Утром пришлось вставать рано: полил огурцы, поел, потом собирал красную смородину. Сегодня Лева Скворцов отмечает свой день рождения. В том же ресторане, на свежем воздухе, во дворе, на углу Садового и площади, напротив того здания, где раньше была редакция "Юности".
       Из новеньких, кого не было в прошлом году, в том же ресторане и по тому же поводу, были только Юра Апенченко и невеста Саши Полина. Она, как и Саша, в этом году закончила МГИМО. Кормежка, как и в прошлый раз, была замечательная. Я съел -- каждый заказывал все, что хотел, -- замечательный шницель и штрудель с мороженым. Несмотря на свой молодой диабет, выпил еще рюмку водки. Обратил внимание, как хорошо современная молодежь знает названия различных напитков и блюд. После "официальной" части хорошо поговорили с Ярославом -- он сидел напротив -- об американской жизни, о Вене, где они всей семьей бывали несколько раз, наконец, об учебном процессе на факультете журналистики в МГИМО. В какой-то момент, выслушав рассказы Ярослава об их вступительных экзаменах, я позавидовал. Вот у кого несчитанное количество тем для этюдов. Во время "официальной" части я сказал о том, что этот год трудного, но давно ожидаемого признания Левы. Оно состоялось, хотя успешно завидовали друзья и замалчивали недруги. Для меня это тоже кое-что означает, потому что в этом мы с ним схожи.
       Вечером, когда приехал домой, смотрел итоги недели с молодым Ревенко. Опять, несмотря на барабанный бой в правительстве и в Думе, ничего хорошего. Каждая деталь нашей общественной жизни достаточна, чтобы в любом государстве спровоцировать смену правительства. На Волге чуть ли не мгновенно утонул целый пароход -- жадность владельцев, погнавших в рейс обветшавшее судно. В некоем поселке Сагра в Свердловской области целая битва между заезжими торговцами наркотиками и местными жителями. В качестве главного "разводилы" некий Сережа-цыган. Бандиты ворвались на 15 автомобилях в поселок, где только 120 жителей. Здесь же хороша роль полиции, естественно, крышующей беззаконие и не желающей лезть в огонь и под пули. Но мужики, кажется, отстрелялись. Приехали на помощь бабкам и старикам только байкеры. Об авиаперевозках, аэродромах, ценах на бензин -- опускаю.
      
       Внимание! Дневники Сергея Есина, обнимающие пространство с 1985-го, издаются и в книжном варианте. Их можно приобрести, позвонив по телефону 8 903 778 06 42.
      
       13 июля, среда. Трагедия на Куйбышевском водохранилище всколыхнула не только СМИ, но и страну. Сегодня же слышал выражение "правительство олигархов" и другое -- министры-капиталисты. Кстати, сегодня вечером показали, как вместе с Собяниным В.В. Путин закладывал камень под памятник Столыпину. Перед этим он даже читал что-то из его высказываний, очень, кстати, актуальное, дескать, недовольны правительством, недовольны, дескать, всем. Но дело не в этом, а в предложении, чтобы члены правительства и депутаты пожертвовали на памятник по месячному окладу. В обычной ситуации это могло бы вызвать даже умиление, но я-то видел напечатанные в газете, имущественные декларации наших министров и их жен. По сравнению с общими доходами этих граждан их министерские оклады -- то, что даже не будет замечено в общем балансе. Но какова инициатива!
       В комментариях по поводу гибели теплохода все время звучит слово "прибыль" и наглядное понимание того развала во многих сферах жизни, который пришел с нынешним режимом. Доприватизировались! Прошла статистика, что новых судов в речном флоте лишь 1-2%, и то это в основном легкие прогулочные суда. Правительственная газета написала так: "...одной из причин катастрофы можно считать жадность предпринимателей, делавших свой бизнес на использовании судна, непригодного к эксплуатации".
       В связи с этим вспомнил один из эпизодов романа С.П. Толкачева "Бульон на палубе "Променад".
       Сегодня же много говорилось о нападении на поселок Сагра. В частности, вечером, выступая по "Эху Москвы", Саша Проханов сказал, что народ, перестав верить во власть, стал сплачиваться, чтобы дать отпор. Кстати, тенденцию к этому еще несколько лет назад прописал Ст. Говорухин в незабываемом "Ворошиловском стрелке". При панической боязни любых представителей с Кавказа "РГ" все же констатировала: по делу "битвы за Сагру" задержан первый представитель стороны, напавшей с оружием в руках, -- тот самый Серега-цыган, которого следствие склонно считать заказчиком и организатором "разборки". Я пропускаю все стрелы, летящие в местную полицию, неторопливо пытавшуюся отпихнуться от дела. Меня больше занимает другой пассаж: "Самый досадный момент, что девять лет назад этот цыган пришел в деревню практически голым, без штанов -- его накормили, одели, дали крышу над головой. И чем он отплатил на все это? Восемь его батраков занимались чисто наркоманскими кражами: воровство черных и цветных металлов -- это бич всех селений, где идет наркоторговля. А когда его предупредили -- навел на деревню карателей".
       Это все, что я успел записать до двенадцати часов дня, когда мне надо было бежать к врачу -- теперь уже эндокринологу. Я теперь работаю над Дневником по-новому, режу из газет вырезки, а уж потом их обрабатываю. Осталось: о комментариях на веб-страницах, ну это просто, сейчас и наше правительство стало бояться социальных сетей и под маркой борьбы с экстремизмом хочет заткнуть всем рты, но есть еще Эдвард Радзинский, попавший в аварию...
       В поликлинике некоторая общая смена врачей -- во многих кабинетах сидят прелестные молодые женщины, которые, казалось бы, играючи тебя осматривают, дают дельные советы и вообще ведут себя как точные и достойные специалисты. Такой же оказалась и мой новый эндокринолог. На вопросы, чего вы делаете, и ответные, а чего вы читаете, она прямо сказала, что два часа в день читает специальную литературу, а больше ничего не читает. Я это прекрасно понимаю, я знаю одного молодого человека, поступающего в Институт, который на мой совет прочесть "Войну и мир", принялся из интернета скачивать фильм с этим названием. Но и этот симпатичный и веселый эндокринолог меня ничем почти не порадовала. Правда, мой анализ на сахар, который я сдавал позавчера, оказался неплохим, почти нормальным, но предприимчивая и читающая только медицинскую литературу молодая женщина заслала меня на УЗИ с щитовидной железой. Помяла мне горло, заставила поглотать, чего-то ей не понравилось, и -- отправила. Что-то слишком много непорядков в моем организме. Очень волнуюсь за предстоящую в августе томографию.
       Приехал домой и тут же отправился на дачу, рассчитывая вернуться в пятницу утром, прямо к консультации по этюду. Но не тут-то было, уже проехал больше половины пути, как позвонила Оксана Лисковая -- завтра апелляция по вступительной творческой работе. Сколько же бессмысленных вещей заставил нас делать неутомимый на педагогические каверзы Фурсенко. Интересно, знает ли он, как его недолюбливает и высшая, и начальная, и средняя школа?
       На даче за 2 часа собрал красную и черную смородину, немножко почитал и поставил будильник на половину шестого утра. Доеду, конечно, часа за полтора, но если выехать чуть позже, то в дороге можно промотаться часа четыре.
       Но все-таки не могу забыть и трагическую историю Радзинского. Он, бедняга, с которым я когда-то в молодости так славно поговорил во время короткого путешествия на автобусе до Ленинграда, когда мы ехали с туристической группой ЦК ВЛКСМ, сегодня попал в жуткую аварию. Интересно, что, давая об этом информацию, газета уже забыла, что Радзинский когда-то был драматургом, теперь он только телеведущий. Суть происшествия такова -- на своем внедорожнике "Вольво ХС-90" он столкнулся с другим внедорожником "Ниссан Х-Trail". В результате аварии погибла молодая девушка, пассажирка "Ниссана". "Эдвард Радзинский тяжело переживает произошедшее", "Радзинский вроде признал свою вину". Адвокаты переговариваются, чтобы решить "в досудебном порядке все сложные и неприятные вопросы денежной компенсации". В тюрьму телеведущему идти не хочется. Я представляю, как интенсивно сейчас звонят нужные телефоны. А 24-летней девушки уже нет в живых!
       В связи уже с этой аварией я вспомнил мысль Ю.И. Бундина, которую он высказал в недавнем разговоре. Я ему про дорогие машины богатых людей, которые с одной стороны рвутся из-под педали газа, а с другой о ездоках, которые надеются, что их дорогие внедорожники, снабженные кучей прибамбасов, спасут их, силой и умом своей техники вывезут! А Юрий Иванович мне в ответ про систему страховки, не как у меня, дешевой "гражданской ответственности", а дорогой, всеохватной "Каско". При этой страховке, кто бы ни был виноват, твоя машина обязательно будет восстановлена, ущерб возмещен. Вместе вспомнили телерекламу прошлой поры. Девушка лукаво смотрит на молодого человека, которому она поцарапала машину. У него "гражданская ответственность", он не знает. У него это первая авария. Но кокетливая, ничего не боящаяся девушка, подбадривает его: "Вы у меня пятый!". Они ездят, будто танцуют на дискотеке, расталкивая всех!
       14 июля, четверг. В 10.30 уже начали апелляцию, особенно много было, как всегда, поэтов. Я довольно быстро организовал всю процедуру, распределив всех "непризнанных гениев" по преподавателям. В основном приходилось -- это главным образом о прозаиках -- говорить о невероятной сентиментальности, плоскости текста и его стилистической заштампованности. Шли в основном приезжие девочки, как правило, очень миленькие, но которые никогда не брали в руки книжку современной литературы. В провинции, кажется, вообще книг нет. А если девочки что-то и знают о современном искусстве, то это длинные сериалы. Просьбы к комиссии тоже очень скромные -- добавьте баллов, чтобы хотя бы писать этюд, чтобы получить хоть какую-нибудь, наверняка неосуществимую, надежду. Чтобы не так неловко было перед сверстниками. Но двоим ребятам все же баллов чуть-чуть подкинули: одной девушке -- она поступает уже третий раз, в том числе и я в прошлый раз не взял, стало жалко ее-- и одному парнишке -- у того, хоть текст и был не до конца структурирован, была редкая энергетика и напор. Фамилия парня Данилин. Это наш с Русланом Киреевым эксперимент! У всех мастеров все происходило почти так же.
       Часа в четыре я уже приехал домой. С ужасом подумал, что надо собираться в поездку в Испанию. Две недели: неделя экскурсий, культурная программа, без которой я уже не могу, и неделя отдыха на море.
       Также читал, как обычно, газеты. В "РГ" нашел замечательную заметочку. Она как раз о литературе, которую читают и которая что-то в плане собственно литературы значит. Это звучит так: "Группа российских писателей обратилась к генеральному директору ООО "Яндекс"". Чего они просят? Удалить с пиратских сайтов их произведения. Самое любопытное здесь -- кто просит. Ну, там, скажем, наши монстры и владетели дум: Битов, Распутин, Маканин, Поляков, Улицкая. Ничего подобного, те и продаются, и больше денег заинтересованы в своей известности. Крепкая интеллектуальная слава стоит дороже. Здесь другие имена: Андрей Кончаловский, Леонид Парфенов, Александра Маринина, Андрей Макаревич, Дарья Донцова, Татьяна Полякова, Анна Берсенева, Татьяна Устинова и другие.
       15 июля, пятница. Как всегда, мучительно собираясь в поездку, у себя в рюкзаке, с которым я езжу на работу, нашел записочку -- иногда, чтобы не забыть и потом вставить в Дневник, я формулирую отдельные соображения. Здесь два наблюдения. Первое связано, наверное, с моим неизменным обращением к политике. "Сегодня подумал, что этому комментированию веяний жизни через политику я научился у В.С.". Второе краткое замечание -- "Уступили место", связано с тем, что когда я несколько дней назад вошел в вагон метро, какая-то сравнительно молодая дама сразу поднялась, пытаясь уступить мне место. К этому, вчера по какому-то второстепенному телевизионному каналу я набрел на выступление Лимонова по поводу неравных возможностей партий. Здесь же Игорь Чубайс мастерски отчитал молодого господина, который сказал, что у нас нет цензуры. Другой Чубайс рассказал, как его сразу же выгнали с радиоканала, когда он сделал передачу, кажется, о "Единой России". Ну, так вот, глядя на Лимонова, я увидел, как он изменился. Неужели и я так невероятно постарел, что мне уступают место?
       Чего описывать консультацию по этюду, которую я веду сегодня -- если не сбился со счета, ровно в тридцать девятый раз -- с 1982-го года, на дневном и заочном отделении, значит, два раза в год, всего лет уже девятнадцать. По возможности стараюсь не повторяться. С некоторой рекламной ловкостью сегодня читал давние темы этюдов по открытым новым своим Дневникам. Все прошло довольно благополучно. Но курс в этом году мне показался инертным и скучноватым. Вопросы были неинтересные, функциональные, в зале сидели в основном девушки.
       Значительно больше меня взволновало другое. Вот что значит наша литературная ничего не читающая среда! Еще когда я въезжал в ворота Института, наш охранник Сережа сказал, что уже два раза за последние несколько дней прочитал что-то обо мне в газете. Рано утром ему приносят для библиотеки газеты, и он, пока наши библиотекарши не пришли, их изучает. Ели бы не природное любопытство нашего Сережи, приезжающего вахтовым методом на дежурство из Тулы, я бы ничего и не узнал.
       Действительно, была одна заметка с моим портретом в "Ex Libris'е", а в "толстушке" "РГ" большой обзор Павла Басинского. Здесь "Эрнест Хемингуэй о Париже, Сергей Есин о литературной жизни, Максим Гуреев о Гоголе". Я зря часто отдаю, не читая, "толстушку". Если обычно в "РГ" почти всегда полоса культуры заполнена двумя или тремя дамами, которые пишут обо всем, но скучно и лишь информативно, то Паша делает свои обзоры плотно и существенно, всегда внося личную ноту. И на этот раз все замечательно, точно и, главное, с мыслью и увлекательно. Собственно у меня нет ни одного замечания по фрагменту обо мне. Эта небольшая статья неплохо и со смыслом называется "Такова литературная жизнь".
       "Вот уже много лет руководитель кафедры художественного мастерства Литературного института, профессор и очень известный писатель Сергей Есин занимается, на мой взгляд, и безнадежным, и полезным делом: ведет хронику окружающей его литературной жизни. Подробнейший, пунктуальнейший дневник встреч, разговоров, литературных поездок и. конечно, внутренней жизни Литературного института, написанный челоґвеком умным, опытным и находящимся вне литературных "партий".
       Вопрос -- зачем?
       У меня нет убедительного ответа. Лично я не прочитал до конца ни одного из ежегодных "Дневников" Сергей Есина, довольствуясь "скользящим" чтением и останавливаясь лишь на интересных мне литературных именах (включая и мое собственное, конечно). Благо каждый дневник снабжен именным указателем, что весьма разумно. Но каждый раз я ловил себя на том, что чтение этих дневников "затягивает" и не дочитываешь их только по причине известной спешки. Вот, думаешь, хорошо бы уединиться с этими книгами где-нибудь на месяц и прочитать их сплошь!
       Сергей Есин показывает ту сторону литературной жизни, которая не интересует светских репортеров (при том, что он бывает почти на всех крупных литературных вечерах и премиальных событиях). Это то, что происходит позади фотокамер и протянутых к героям торжества диктофонов. Поэтому и акценты здесь расставляются иначе. Широкой публике они не всегда будут понятны, но, если вы хотите погрузиться в реальную литературную жизнь, отнюдь не всегда приятную и благоприґстойную, "Дневник" Сергея Есина будет вам бесценным гидом. Да и оценки и замечания автора, будучи не всегда приятными, почти всегда убийственно точны. Проверил это на себе, грешном. "Дневник" Сергея Есина ведется с 1984 года. По сути, это уже четвертьвековой протокол литературной жизни. Разумеется, субъективный, как же иначе можно ее описывать. Тем более человеку, принимающему в ней активное участие. Такого рода документы обычно бывают бесценными для будущих историков литературы. Впрочем, слово "обычно" тут не годится. "Дневник" Сергея Есина не имеет прецедентов. По своему жанру это, скорее, документальный роман, где главным героем выступает сам автор".
       Вечером, когда собрал все свои негустые вещички для поездки, успел написать письмо Павлу Басинскому. Кстати, я помню его еще милым, но уже тогда усатым аспирантом, работавшим в приемной комиссии, когда я, еще не ректор, самостоятельно набирал свой первый семинар. Как интересно все повернулось и сколько раз я довольно раздраженно о нем потом писал в Дневнике.
       16 июля, суббота. Уже в аэропорту Барселоны немолодой гид, встречавший нас, предупредил: следите за багажом, отвернетесь -- украдут. Дальше он же, еще не посадив нас в автобус, рассказал о барселонском мошенничестве и воровстве. Этим в основном занимаются румыны. Они неистощимы на выдумки. На вас вдруг случайно опрокидывается в кафе чашечка кофе. Тут же появляется растерянный и извиняющийся человек, который говорит: дайте пиджак и через минуту вы его получите вычищенным. Если вы забыли вынуть из кармана бумажник, вы не увидите ни его, ни пиджака, а если вынули, то пиджак все равно исчезнет. Или к вам на улице подходит растерянный турист и просит объяснить что-то на плане. Вы начинаете разбираться, и в это время подходят двое одинаково одетых юношей, которые представляются полицейскими. Ваш незнакомец-турист оказывается наркоторговцем, вас эти лжеполицейские просят показать документы. Документов вы уже больше никогда не увидите. Уловки и сценарии этого воровского сообщества просто удивительны, как истинные поэты воровства, они неистощимы.
       Туризм в Барселоне, городе удивительном, тоже организован занятно. Как нам объяснил гид, сегодня, в субботу, весь день прилетают самолеты, и он сразу же, поселив нас в гостинице, едет встречать новую группу. Все начнется завтра, сегодня до ужина в 8.30 все свободны. "Поселив" тоже сказано слишком поспешно, номера освободятся и будут убраны лишь что-то к двум часам, вещи можно оставить у портье, а желающие могут съездить в город. "Съездить" тоже написано не случайно. Наша гостиница, наверное, уже за городом, к достопримечательностям Барселоны надо ехать на электричке.
       К счастью, С.П. когда-то в молодости, когда он подрабатывал гидом, уже в Барселоне побывал. Он человек серьезный, у него путеводители, он охотно делится знаниями, он немножко говорит по-испански, немножко понимает на всех европейских языках. Вперед! Электричка недалеко, билет 2.30 евро на человека.
       Ах, этот утренний роскошный имперский город! Я хорошо помню, что это еще и столица авангардизма начала ХХ века! Всёпосле вчерашней гулены-пятницы будто вымерло. Скоблят улицы и чистят гранит и мрамор парадных подъездов выходцы из Азии и Африки. Все широко, с размахом, с идеей представительства. Мы идем смотреть знаменитое творение Гауди. Завтра будет перед переездом в Мадрид обзорная экскурсия, но неизвестно, что нам покажут. Я вспоминаю высказывание знаменитой писательницы советского времени, что город надо осматривать пешком, с картой в руках. Карта и сумка с документами у С.П.
       Описывать, как неофиту, знаменитый собор, о котором у меня в доме есть даже целый альбом, в высшей степени было бы наивно. Это о Саграда Фамилиа -- Храме Святого Семейства, проектировал и начинал который Антонио Гауди. Писать замызганное слово "сказочный" неловко и неточно. Сказок такого уровня просто нет, это нечто большее, это некий сюрреалистический сон, который забывается сразу же и который невозможно восстановить в памяти. Здесь бы хорошо жить и ежедневно по утрам ходить к этим башням, фасадам, будто слепленным из теста рукою великана. Ощущение творимой плоти очевидно. Но, может быть, это длань Бога? Хорошо бы стать птицей и летать среди этих башен и гигантских скульптур. Несмотря на ранний час, огромная очередь туристов, идущих в Храм, вьется по периметру. Что-то подобное по масштабам общественного интереса я видел только в Ватикане, те же толпы. Молодые, старые, беременные, семейные пары, влюбленные, японцы. Как все они, интересовало меня, воспринимают этот шедевр человеческого духа.
       Меня, конечно, больше всего, как и обычно, интересовало начало процесса, зарождение идеи, решимость людей, которые пошли на подобную стройку. Их грандиозная смелость. Понимали ли они, сколько принесут их вложение, как сказали бы Медведев и Путин, инвестиции? Какими невероятными выгодами для города обернулись эти затраты. Кстати, они не закончились, Храм, как и все подобные сооружения, строится веками. Это тебе не башня "Россия" в Москве и нелепый гигант на Охте. Здесь же приведу спонтанно возникшее у меня наблюдение -- день уже в зените, и мы переместились к другой достопримечательности Барселоны -- на знаменитые бульвары Рамблас, идущие почти через весь город -- нигде, ни в одном городе мира я не видел столько туристов. Или они все собрались на этих Рамблас! Это все опять об инвестициях в культуру, в дух, а не только в очередные провальные проекты.
       Второе соображение возникло в Готическом квартале. Это опять по наводке С.П. -- собрание улиц, дворцов, огромных соборов, особняков, королевских дворов. Возникло слово Арагон. Снова история, роман Фейхтвангера "Испанская баллада", которым зачитывались в 60-е. Сохранили, может быть, даже через фашистскую диктатуру следы былого и романтизм времени. А где все это у нас? Все в руинах: быт, традиции, история, кухня, фольклор. Если что и осталось, то рефлектирующий характер, мятущаяся и волнующаяся душа. Что, в конце концов, смотреть у нас? Полузатертый Арбат, Кремль, МГУ, а на каком фоне, где этот фон русской жизни? Все ноем о туризме, а что можем предложить? Как следует в туристском плане, не обустроены даже такие имена, как Достоевский и Толстой. Ирландия, которая кроме знаменитого пива мало что производит, из имени Джойса, виднейшего классика ХХ века, сделала огромный бизнес. Что стоит только День Блума!
       17 июля, воскресенье. Рано утром подняли на традиционную обзорную экскурсию. Кажется, повезло с гидом -- это некто Саша, бойкий, знающий, хорошо и правильно говорящий на русском мужчина лет сорока. Когда я слышу правильную речь и настоящие знания культуры и искусства, почти всегда могу сказать -- это наш, только интересно, какой университет закончил: МГУ или Ленинград. Правда, в Париже в прошлом году встретился тоже идеальный гид -- выпускник нашего Лита. К моему удивлению, Саша оказался выпускником Тверского университета, да вдобавок еще и германист -- стажировался в Германии.
       Итак, умненький выпускник из Твери везет нас в знаменитый парк Гуэль, тоже созданный великим Гауди. Если собор Святого Семейства -- это вложение в идеологию, и это понятно, вера ли здесь или просто доказательство своей лояльности перед властями, то здесь чисто коммерческий, вдобавок ко всему вначале провалившийся проект. На вершине одного из холмов, окружающих Барселону, миллиардер Гуэль решил освоить новый район. Предполагалось, что в построенном парке, с его цветниками, газонами, занятными парковыми придумками, как, например, скамейка чуть ли не в двести метров, богачи будут покупать участки и строить виллы. Ну, что-то вроде того, как миллиардерша Батурина, жена предпоследнего мэра Лужкова, строит жилой район. Быстро, беспроигрышно, функционально, для молодого хищного капитала главное -- прибыль. У испанского миллиардера, живущего в обществе, видимо, имелись еще другие смутные цели, связанные с чувством красивого, необычного и дерзкого. Испанец выбирает для этой цели не самого традиционного в городе архитектора. Построено почти все замысловато: рынок, смотровая площадка, под которой рынок. Занятная и дерзкая архитектура это еще и умная архитектура. По колоннам, которые поддерживают смотровую площадку, стекает в специальный резервуар дождевая вода -- она пойдет на орошение садов и газонов. Тогда еще не говорили об экологии и об экономии природных ресурсов.
       Если вчера мы подплывали к Саграда Фамилия своим ходом, то теперь приехали на автобуса. Стоянки, конечно, нет, автобус в точно назначенное время должен подойти к одному из входов в собор. Собор это одно из тех произведений, где современное, почти модернистское искусство сплетается с выработанными веками традицией, и, видимо, поэтому устать от созерцания его башен, башенок, скульптурных фантазий практически невозможно. На одном из порталов я узнал следы шестидесятых годов -- скульптура, и Христос, и святые выполнены в "суровом" стиле, почти в том же, что памятник напротив Университета иностранных языков в Москве на Остоженке. К моему удивлению, внутрь нас, из-за недостатков времени, не повели. Но я по своей привычке даже был этому не то чтобы рад, но не опечален: значит, предстоит новое свидание. Жизнь кончается, когда все исчерпано. Мы всей группой обошли собор и Саша -- по привычке гида-отличника показал нам лучшее место для фотографирования. С него будет виден и честолюбивый путешественник и знаменитый собор. Я, честно говоря, такие фотографии не люблю. В них какая-то мещанская дерзость и самомнение. Правда, в садике было тихо и спокойно. Цыганки, которые бушевали перед садиком возле магазинов с сувенирами, нас предупредили, чтобы мы от них подальше, все они далеко не Кармен, а в садике было прохладно, блики гуляли на маленьком пруду. Я-то уже знал, что именно такие минуты тихого умиротворения, когда тебя ничего не дергает, но на все ты можешь спокойно и не торопясь взглянуть, остаются и запечатлеваются в твоей памяти. Все запомнишь и боковые башни, и солнечный день и подъемный кран наверху во славу Божью тянущий вверх к недовершенному наведшею железобетонную плиту. Кстати, начатый в камни собор достраивается не без железобетона. Одна стен возведена из этого строительного материала нового времени.
       Я-то сторонник менее плотной экскурсии -- в один день один объект. Тогда эмоционально не устаешь, что-то остается в душе, и одно впечатление не смывается новым. Но в современном туристском бизнесе имеет значение "плотность" показа. Средний турист не хочет отставать от течения жизни, он тоже хочет сказать, что он был и там, и там, и везде, а где не был, об этом он уже знает и намечает новое путешествие.
       Ну вот мы и снова в Готическом квартале. Конечно, здесь довольно много "современных" вписок и реставраций, но ощущение седого прошлого все-таки клокочет. На узких улицах, мощенных столетними плитами, всполохами поднимаются в воображении и играют герои фильмов и литературы. Через низкие заборы и полуоткрытые ворота видны прелестные монастырские дворики и тугая, ухоженная зелень. Здесь, в камне прохладнее, нежели на просторных набережных и бульварах. О средних веках постоянно напоминает только интернациональный запах человеческой мочи. Тогда, правда, это было погуще, улица это была мусорной свалкой.
       В готический квартал вписан и Еврейский квартал, проходы здесь еще уже, есть место древней, чуть ли не самой древней в Европе синагоги. Я хорошо помню, что еврейская община существовала здесь с 1-го века, с времен разрушения Храма в Иерусалиме. Какие поразительные истории здесь происходили с представителями этого народа! Скученность и тесноту тех времен можно воспринимать, как движение коромысла истории -- Абрамович, Березовский, Смоленский -- вот рыцари восстановления исторической справедливости. Но наша тропа выводит нас на площадь перед собором. Собор в реставрационных лесах, но внутри прохладно и людно от туристов. Каждый собор заграницей воспринимается и запоминается лишь некой дозой своего величия и отдельными деталями. Здесь почти привычная для Испании громадность помещения, тишина настоянная веками, и слева от входа часовня посвященная героям битвы при Лепанто. В морской битве, которую, кажется, возглавлял брат короля. В часовне даже хранятся какие-то реликвии той поры. Но в историю все же -- мало ли битв было средние века и во многих из них решались судьбы народов и даже цивилизаций. Это битва навсегда войдет в мировую историю, потому что в ней Севантес потерял руку и попал в плен. Начиналась история Дон-Кихота не менее величественная, чем история Арагона и Кастилии. Что надо бы запомнить еще? Массивное, но по нынешним меркам небольшое здание королевского дворца. По преданию именно здесь христианнейшие король и королева Арагона и Кастилии принимали вернувшегося с попугаями и плененным индейцем Христофора Колумба. Это крыльцо и тяжелый, как средневековая мортира, фасад я видел в одном из фильмов. Но я не обольщаюсь по поводу этой исторической реликвии -- это туристская легенда. Наш умненький гид Саша ее торжественно повторил.
       Наконец, последнее, меня поразившее -- на соборной площади два здания. Одно восхищает, в окружении древностей и чуть ли не римского времени ворот, своим современным дизайном. На фасаде Художественного училища огромный схематичный рисунок Пикассо. Второе здание узкое и древнее -- это Дом питающихся подаянием. Даже в старые времена здесь ежедневно могло бесплатно столоваться З00 человек. Здесь уровень и характер средневековой благотворительности.
       Ну, что -- это беглый очерк, некие общие тени Барселоны, которая бесконечна в ее культурных глубинах. Здесь жили Пикассо, Дали, сколько еще осталось необследованных домов Гауди, памятники на набережной, кладбище, огромная площадь со скульптурами королей и королев и с огромными магазинами на этой же площади в центре города. Все не охвачено, но это верные признаки, что вернусь. Наш туристский автобус уже стучит копытом. Чудовищный день -- это же надо, впереди у нас еще Сарагоса, и -- Мадрид. Но я так люблю в окно -- небольшой в полтора часа фильм разворачивается перед глазами. Чужая, жаркая страна, но все, как у всех: поля, море слева, потом поля, джунгли промышленных объектов. По дороге я долго размышлял, звучат ли для иностранцев названия наших городов также маняще, как названия их городов для нас. "Рукопись названная в Сарагосе". Этот роман польского писателя, я читал еще в университетское время. А за окном, в дрожащем мареве тяжелого испанского лета сначала появляются башни соборов, потом все укрупняется до городских окраин, ленивый повороте реки, уже -- в городе, асфальт, сухая чистота набережной, автобус нас здесь и будет ждать, час пешей свободы. Столица Арагона.
       Практически мы останавливаемся за собором, а перед ним огромная, почти как Манежная в Москве, пока ее не испортили той архитектурой, которая должна была уничтожить площадь, на которой мог бы собираться недовольный властью народ, прямоугольная и пустая площадь. Здесь три объекта -- сам собор, фонтан с исторической скульптурой и в конце площади какое-то здание, построенное в стиле "мудехар". Это что-то похоже на узор на стенах и куполах из обожженных кирпичиков разного цвета, кажется, я видел схожий орнамент в Афганистане и когда-то нашей Средней Азии. Все остальное и античные постройки, и дворцы испанских аристократов все за пределом площади. Укрыться от солнца можно только в величественном, но по архитектуре сравнительно новом -- это уже не средневековье соборе. Здесь в прохладе необъятных стен и куполов, как я помнил, есть живопись великого Гойи. Огромная монография, которая осталась у меня дома, об этой живописи сказано довольно пренебрежительно. Это скорее не мощная поэтика и ни с чем не спутываем стиль великого Гойи, а скорее точное следование чуть слащавой религиознойживописи современных ему неаполитанцев. Так оно и оказалось, солнечно, нарядно, даже как бы весело. Художнику всегда трудно прорваться к себе. Гойя ждет меня в Мадриде. Я уже заранее холодею, в памяти еще раз перебирая страницы монографии, оставленной дома. Дома в тазу с водой, на зашторенной кухне остались еще в тазу с водой горшки с цветами. Надеюсь, что сохранятся. А час пешей прогулки, между прочим, закончился.
       Почему же у меня осталось такое странное, а в общем-то сонное впечатление от Мадрида, когда я был в нем лет 30 назад? Не осталось облика города, его дышащего сердца. Только какие-то огромные мраморные памятники. Не осталось даже облика королевского дворца. Только какие-то расставленные на столе тарелки королевского сервиза и восторг, что король во дворце не живет, но все иностранные парадные приемы проходят здесь, и во дворец можно зайти и посмотреть на исторический королевский быт. На этот раз наш гид, тоже Саша, довольно долго возил нас по широким проспектам, а потом высадил из автобуса и повел в большую пешую экскурсию. Сначала большой квартал площади Майор, отчасти своей единой планировкой напоминавшей площадь Вогезов в Париже. В центре, как и в Париже, памятник королю. Вот тут все и улеглось. Королевский дворец, новая площадь, чтобы было где проводить парады, рыцарские турниры, ярмарки и гастроли комедиантов. Всякие там Лопе де Веги не на пустом месте появились! А на каждом балконе в это время стояла разодетая публика, ах, какие зрелища иногда устраивала инквизиция! Она тоже причастна к этой площади, здесь были подвалы -- собственно они-то и остались в качестве бесспорного подлинника.
       Потом, когда мы, петляя по ближайшим кварталам, подошли к королевскому дворцу, я уже полюбил Мадрид и проникся его небольшой историей. Он ведь много моложе Москвы. На этой извилистой дороге была крошечная площадь, где раньше находилась мэрия, а перед этим домом, увитым, конечно, разными легендами и слухами, стоял памятник знаменитому военачальнику, капитану галеры. На этой галере находился поначалу несколько сдрейфивший командующий объединенным флотом христианских государей -- здесь и папский, и венецианский флот, и самый большой испанский флот -- вот этот капитан несколько подбодрил командующего, красавца и героя дона Карлоса: пробьемся, юноша! Битва эта вошла в историю как знаменитая битва при Лепанто. Звали этого капитана дон де Базан! В битве, кроме этого капитана и главнокомандующего, участвовал еще, командуя взводом, некто Сервантес. Потерял, кстати, в бою руку.
       18 июля, понедельник. Рано утром выехали из Мадрида и почти сразу же нырнули в тоннель. Сколько же лет назад я был в Мадриде и так же на экскурсию ездил в Толедо. Что-то, помнится, не было тогда никаких тоннелей, и выкатывались мы из города не так уж быстро. Вполне понятно, что нас, москвичей, это заинтересовало. Выехать у нас из города такая проблема, которая, полагаю, не решится и в ближайшие десятилетия. Я представляю себе тоннель, начинающийся где-то на площади Гагарина и выводящий автомобилиста на божий свет уже возле МКАДа. А если еще представить, что тут же от площади Гагарина другой рукав тоннеля выходит на Минское шоссе... Фантазия обывателя бесконечна, но испанцы, видимо, люди особого склада, и бюджет у них не обладает доступностью для любого чиновника. По словам нашего гида Александра, все тоннели строились три года, Мадрид был буквально разворочен. Правда, надо иметь в виду, что грунт здесь скальный, в отличие от Москвы. Но за три года сеть выездов из города все же построили. Господи, как я радуюсь, что хоть где-то!..
       Пропустим сам выезд из города. Кстати, совсем, оказывается, не в центре и правительство, и многие центральные и городские учреждения. Мы к подобной идее только подходим. Возникли и растаяли в воздухе слова Александра: "Это территория бывшего поместья герцога Альба". Мимо промелькнул огромный, в десятках корпусов Университет... Смотреть -- это для меня еще и постоянно сравнивать. Ах, как хочется, как в футболе, какого-нибудь положительного счета в нашу пользу. Берем же мы напрокат футболистов, может быть, нам попробовать брать еще и губернаторов, мэров, министров.... Тут же возникло и замаячило в воздухе, как перед героем Булгакова, уверенное лицо министра транспорта Игоря Левитина... Пришлось перекреститься. Самолет в Иркутске я забыть не могу...
       Пропустим сухие красноватые и каменистые земли Ламанчи. Слово знаковое и волшебное. Естественно, сразу же за окном возникает фигура долговязого идальго. Сейчас ему намного было бы проще, такой красоты и роскоши дороги, что вряд ли он захотел бы и дальше трусить на своем костлявом коньке. Это особенности большой литературы -- ездить будем на лазерном луче, а этот самый рыцарь по-прежнему будет мчаться с копьем наперевес.
       Ну, вот и первые указатели с надписью "Толедо". Какой же русский не знает этого слова и со школьной скамьи, с рыцарских романов не помнит этого словосочетания "толедская сталь". У меня, слава Богу, из этой стали огромные ножницы для резки бумаги, все в золотых насечках! Город встал перед глазами, знакомый до изумления и так и не изменившийся за столько лет! Я только не могу понять, это моя живая память или память знаменитой картины Эль Греко? Вершина огромной скалы и над перетомившимся от жары небом шпили храмов и колоколен и крыши дворцов. Так плотно, один к одному стоят дома, как опята на старом пне.
       Знакомство с городом начинается совсем не по тому плану, как тридцать лет назад. Нас все везут и везут, город остается за рекой, а ущелье, по которому течет река, все круче. Собственно город, его стены, его дворцы и жилые дома на другой стороне реки. Это уже другая панорама Толедо. И когда смотришь извне на город, то понимаешь, что можно проехать три тысячи километров, чтобы эту панораму запомнить на всю жизнь.
       Как опытный турист, уже заранее знаю, что многое, вызывающее восхищение, потом как-то снивелируется, сольется, почти забудется. Все безумно поначалу интересно, самый богатый в Испании храм -- по значению это что-то между нашим Загорском и Храмом Христа Спасителя. Ну, осталась почтительная тишина, объяснение гида по поводу каждого портала, удивление от труда и искусства, вложенного в каждую деталь. Иногда какой-нибудь исторический курьез. Вроде шапочки кардинала, повешенной наверху над плитой в полу. Или это я уже видел не в Толедо? Запомнился переулок, узкий, как ход в преисподнюю, в которой застрял сорвавшийся несколько столетий назад бык. Осталось жгучее любопытство, как живется простым людям в этих исторических декорациях, в каменных, похожих на крепости домах. Вызывают фантазию крепкие, обитые металлическими гвоздями двери. Что за ними? На этот раз запомнилась и теперь будет помниться до конца жизни другая знаменитая картина Эль Греко. Эта картина никогда из Толедо не выезжала. Она так всегда и находилась в той церкви, куда ее поместил заказчик. "Похороны графа Оргаса". Но и здесь я всех отсылаю, увы, к репродукциям. Впрочем, ни одна из них, даже самая качественная, не предаст всех магнетических оттенков настоящей живописи.
       Стоило ли ехать второй раз? Ну да, в собор прошлый раз, кажется, не водили. Но тогда не было и эскалаторов, поднимающих публику от автобусных стоянок в город. Но и такой бездны туристов тоже не было -- сейчас все ездят и приобщаются к культуре. Становятся ли культурнее, когда душа разрывается между картинами и лавкой с сувенирами?
       О последних. Как и прошлый раз, почти тридцать лет назад, привезли в магазин, где эта самая толедская сталь, брелочки, металлические подносики. В прошлый раз экскурсия начиналась именно с этого. Денег ни у кого не было, впрочем, чуть-чуть на мелкие расходы, считалось, что на кофе и чаевые подносчику чемоданов. Но в этом "стальном" магазине я увидел большие ножницы для резки бумаги. Разве мог мимо такого пройти пишущий человек! Чуть ли не на все свои деньги я их и купил. Они до сих пор у меня, позолота почти не сносилась. Ножницы раз сослужили мне настоящую, хотя и не свойственную им службу. Когда в начале моей работы в качестве ректора, это было в 1992 году, прежние арендаторы, которым я не подписал договор, сожгли у меня квартиру, и выгорела дверь, то из Института привезли два листа оцинкованного железа, чтобы на ночь как-то дверь залатать. Вот и резали это железо в размер именно этими ножницами. Ничего, выдержали. Это к вопросу о соревновательном качестве китайских и испанских товаров.
       Нынче магазин сувениров, куда нас привезли, видимо, расширился. В арсенале продаж появились рыцарские латы и мечи. Были и ножницы, но какие-то маленькие, много меньше моих почти "королевских". Жизнь мельчает. Не было столько туристов, но не было и эскалатора, который снизу привозил бы наверх. Средневековый узкий город был уже довольно привычен.
       19 июля, вторник. Утром вспомнил длинные объяснения нашего гида Алекса генеалогии Габсбургов и наконец-то понял, какого именно Карла V имел в виду Ломоносов, когда написал свое знаменитое суждение о русском языке. Это тот самый, который родился во Фландрии, стал королем Кастилии и Арагона, как сын своей матери Хуаны Безумной получил в наследство от своего деда Максимилиана Австрийского Империю, вместе с Реформацией. Родной язык у него был французский, язык войны и деловых контактов был, естественно, по отцу и деду немецкий, в Италии он много раз воевал и даже пленил Папу. И чему нас учили в школе?
       Пока минут 20 ехали на автобусе в Прадо, я волновался, потому что и прошлый раз этот музей оказал на меня огромное впечатление. Что будет сегодня? С того раза помню небольшие картины Босха и портреты Веласкеса. Веласкес стал тогда для меня открытием. Но многое в восприятии, оказывается, зависит и от твоего собственного возраста и подготовки, и от гида, с которым это смотришь. Но зависит это и от того, что думаешь на тему жизни и искусства. Забывается то, что в свое время не пережил, не прочувствовал. Эмоции -- лучший закрепитель твоей памяти.
       Экскурсию по Прадо и потом по Эскуриалу -- здесь почему-то память мне тоже во многом отказывала -- вела уже немолодая женщина, уехавшая из России чуть ли не в 80-е годы. Я сразу не полез к ней с вопросами, но постепенно выяснилось, что "свекор у меня из тех испанцев". Это означало, из тех детей революционеров и повстанцев, которых отцы и матери послали перед падением республики в Россию. В основном это все были детдомовцы. Я знал нескольких человек из этой группы. Один из них Хуан Коба, с которым я работал на Радио. Потом было еще два знакомых: Феликс, который жил в том же доме, где и моя мама с дядей Федей и где позже стал жить я, и Хосе, товарищ Феликса. От них я узнал, что многие из их знакомых соотечественников снова уезжали в Испанию. Имя у нашего нового гида было довольно для русских неожиданным, Алина. Впрочем, и Пушкин какую-то нашу российскую Матрену, дружившую с матерью своей героини Татьяны, называл княжной Алиной. Испанская Алина оказалась просто выдающимся экскурсоводом, знающим, точным, эмоциональным. Вот что значит московская подготовка. Правда, ее фамильная революционная закваска дала о себе знать довольно просторной речью, но это было уже позже, когда прямо от Прадо мы поехали в Эскуриал.
       Я, наверное, много раз еще буду благодарить Алину, что она не потащила нас скорым солдатским шагом через все залы, по дороге выкрикивая название шедевров. Повезло и со временем -- мы буквально вошли в музей первыми, когда основные залы были свободны от японцев и американцев. Собственно много времени было отдано "Менинам" Веласкеса, красота и неповторимость которых так до меня по-настоящему в прошлый раз и не дошли. Но, наверное, надо было прожить жизнь, чтобы увидеть и полюбить карлицу, двух девушек фрейлин, принцессу Маргариту, даже спящую собаку на переднем плане. Можно понять короля Филиппа, поставившего это полотно под конец жизни у себя в спальне. Здесь он видел не только дочь, но и что-то большее.
       Один раз, когда рассматривал очередной королевский портрет, где на полотне копошились лишь оттенки черного цвета, вдруг возникла мысль: а не в этих ли бесконечных сочетаниях родился "Черный квадрат"? Но были и не мои, а втолкованные мне и нашедшие подтверждения мысли, как много вышло из Веласкеса. Люмьеры утверждали, что фотографию изобрели не они, а этот испанец, всю жизнь проработавший на короля.
       После Веласкеса был, конечно, хорошо знакомый мне Гойя. Огромный парадный портрет всей королевской семейки этих Бурбонов, в семью которых прямо из солдатской казармы вошел и Годой, князь мира. Кажется, у Марии-Луизы было 11 детей, причем, как писала она подруге, совершенно определенно четверо было от супруга-короля. С противозачаточными средствами в то время было плоховато, а вот с тем, что мы называем нравственностью, ничуть не лучше, чем сейчас. Боюсь, что Марию-Луизу не смогли бы по соображениям нравственности взять в телепередачу "Дом-2".
       Другим оказался и Эль Греко, но после вчерашних "Похорон графа Оргаса" говорить об этом художнике уже невозможно. Потом, уже в Эскориале, портретов и картин Эль Греко будет довольно много, но что поделаешь: приходится, охраняя и экономя свое восприятие, проходить мимо его картин, лишь бросая на них взгляд. Недостаток любого музея -- обилие предметов, каждый из которых вызывает любопытство.
       Такое ощущение, что и Босха я вижу уже другим, нежели видел раньше. Тогда это были сравнительно небольшие картины, теперь нам показали один огромный складень "Сад земных наслаждений". Алина недаром держала нас у каждой из этих картин чуть ли не по двадцать минут.
       После окончания экскурсии оставалось еще минут сорок пять, чтобы до назначенного к отъезду в Эскориал времени побродить по залам. Но мы с С.П. выбрали другое -- пошли в музейный книжный развал, где купили по огромному путеводителю по Прадо, а потом съели по салату в буфете и выпили чаю.
       Естественно, вернувшись в Мадрид, хотя до ужина и оставалось два часа свободного времени, ни на какую прогулку по городу не пошли. Во время любой экскурсии я так устаю, что сил уже нет. На поиски покупок и культуры двинулись наши неутомимые девушки. И Дневник с огромными пробелами тоже призывает. Но прежде чем нырнуть в прохладу гостиничного холла, перешли дорогу и отправились, чтобы не переплачивать, искать в торговом центре какое-нибудь недорогое винишко. А тут беда, я вспомнил, что не взял с собою штопора. Попытки найти в торговом центре хотя бы "подарочный" штопор закончились неудачей. Принялись искать вино в нашей пролетарской упаковке -- в пакете. Не нашли, пришлось покупать сувенирные бутылочки по 250 г с закручивающейся крышкой. Во время поисков узнал удивительно элегантное испанское слово "абредор" -- штопор.
       20 июля, среда. Это день очень интересных переездов. На редкость спокойно и тихо мы выехали из Мадрида. Эти "выездные" тоннели, оказывается, пронизывают не одно-два основных направления, а представляют собой целую сеть -- это некий подземный мир, со многими втекающими и вытекающими в общее мчащееся пространство одно-, двух-- или даже трехполосными улицами. Тут я невольно опять вспомнил Родину, управление ею, управляющих, государственные подряды, взятки, откаты. Естественно, я отчетливо понимаю, что это все существует повсюду, но важен общий климат, умение власти давать отпор, и наконец, размеры этих бесчинств.
       За окном все те же красноватые почвы Ламанчи. Наш замечательный гид Александр, который каждую лекцию превращает в некое представление, на этот раз рассказал нам кое-что об экономике, о жизни населения. Здесь в первую очередь меня поразили цифры неравномерного развития регионов Испании. Теперь уже окончательно стало для меня ясно, почему "Страна басков" так настойчиво и упорно требует все большей и большей автономии. Именно здесь на относительно небольшой по сравнению с другими областями территории находится промышленный узел -- сталелитейные заводы, шахты и 26% валового дохода страны.
       Вторым замечательным и нашедшим в моем сердце русский отклик был рассказ Алекса о "строительном буме" и банковской системе. Именно жадность строительных компаний и банков привела, по мнению нашего гида, к невероятному кризису. На меня произвели впечатление размеры ипотечных взносов -- 14-15%, которые в Испании находят катастрофическими. Знали бы они о нашем ипотечном ярме в 20-21%. Как и у нас, здесь стоит огромное количество уже построенных домов и квартир, которые не находят своего потребителя. Отдельная песня о качестве этих "экономичных" квартир "для всех". Судя по рассказам, до такого уровня "показухи" не поднимается и наш русский капитализм.
       Отдельный рассказ о сети шоссейных дорог в Испании и об автобусном движении. Естественно, по интенсивности, качеству, ухоженности эти дороги не идут ни в какое сравнение с нашими. Я здесь не видел ни полицейских, ни светофоров, которые в лучшем случае стоят только в городах. Мадрид, конечно, много меньше Москвы, но наши выезды из города, даже где-то в районе Ленинского проспекта, где бодрые стражи порядка на глазах у всех содрали с меня взятку, по сравнению скудны и не удобны.
       Но здесь, коли речь зашла о взятках стражей порядка, необходимо пояснение. Это опять из речей гида. Из них не следует, что все, в том числе и так называемый простой народ, живут припеваючи. Зарплаты не самые высокие, продукты питания дорогие. Здесь так же предприниматель предпочитает платить своему рабочему в "конверте", чтобы до 30% процентов его заработка не отдавать в социальные фонды. Потом это оборачивается низкой пенсией и соответствующим медицинским страхованием. Пенсия здесь чуть ли не в 70 лет, по крайней мере, четко помню, что после 65. Преимущества и в более высокой зарплате, и в невозможности тебя уволить имеют только государственные служащие: учителя, врачи, чиновники, пожарники, полицейские. В первую очередь это гарантированный оклад, под который любой банк всегда дает кредит и на 20-30 лет. Под него молодой госслужащий покупает машину, кухню, квартиру, женится, может иметь скидку на оплату электричества, служебную квартиру и другие льготы. Взятка для полицейского чревата потерей всего своего нажитого благополучия и перспективы жизни. Не берут!
       Согласно принятым нормам через 2 ч. туристам полагается "санитарная остановка", а через 2,5 ч. дороги 30-минутный отдых водителю. Останавливаемся всегда у больших дорожных комплексов. Туристические и рейсовые автобусы, легковые машины. Здесь же бензоколонки. Но здесь же и огромные залы со столами, стульями, буфетами, туалетами. "Мальчики -- налево, девочки -- направо" здесь невозможно. Конечно, во время таких остановок вспоминаешь собственное Отечество, ведомое велеречивыми капитанами. Последняя деталь. Не описываю быстроту и чистоту буфетов, бутерброды, выпечку, кофе, "вас здесь много, а я одна", а только штрих. Разминая ноги вокруг этой станции, можно наткнуться на указатель зоны выгула собак -- если с тобой в машине "четвероногий друг", то и для него найдется где погулять. Люди не хотят жить с неудобствами на дороге и в грязи. Кстати, в готическом квартале Барселоны я видел, как не очень молодой человек, после того как его собачка нагадила прямо на историческую мостовую, достал из кармана пакетик и аккуратно собрал небольшое, похожее на ювелирное изделие, собачье говнецо. Свое, оно и не пахнет.
       Ну вот, наконец-то мы и в Валенсии. За окном пылает почти атомная жара, мы здесь скорее останавливаемся для того, чтобы дать положенный по правилам отдых шоферу. Что там у нас новенького в старой истории? Знаменитый Сид Освободитель, впервые потеснивший неверных на Пиренейском полуострове! "Я все равно не изменю Химене!" Все сегодняшние Химены бродят по городу с оголенными ногами. Переезжаем сухое русло широкой реки. Есть объяснение, эта неспокойная в весенний сезон речушка в один прекрасный день сильно побезобразничала в городе, и ее решили от греха отвести подальше. Но какие безграничные возможности возникли в сухом русле. Спортивные и детские площадки, парки, скверы, выгулы для собак. Но, кажется, на этой же внезапно возникшей площади выстроили еще что-то в высшей степени удивительное. Это, наверное, атавизм считать Пиренеи, как полагали раньше, задворками, глухим углом Европы. Я, наученный нашим московским опытом, скептически отношусь к новейшей архитектуре. Но то, что мы увидели в Валенсии, действительно поражает и воображение, и ум своей функциональностью. Все это называется Городом науки и искусств. Здесь театральная площадка, некая галерея, где выставлены современные машины, концертный зал, огромная площадь, занятая бассейнами, фонтаны, удивительная функциональность и дерзость во всем. Сотворил все это испанец, теперь живущий в Бразилии, носящий знаменитое имя Калатрава. Словами всего этого не передашь -- ни этих альпийских высот, ни похожих на гребни доисторических динозавров наверший, ни стоянок для автобусов, над которыми разбит ботанический сад. К счастью, С.П., как всегда, фотографировал. Вопрос только в том, насколько нужны эти продвинутые формы. А впрочем, дерзость и смелость человечества надо всегда поддерживать.
       Дальше все было более обычно: прогулка под обжигающим солнцем мимо знаменитого собора, какие-то старые архитектурные редкости, бьющее в нос богатство города. В центре площадь со сквером, по всему периметру выложенная розовым мрамором. Друг против друга почтамт начала или, в крайнем случае, середины позапрошлого века и мэрия, похожая на сказочный замок. Крыша ее блестит красной медью. Над зданием почтамта ажурная вышка, похожая на те, на которых устанавливался световой телеграф. Что-то похожее хорошо описано в "Графе Монте-Кристо" Дюма. Неужели все множество впечатлений и ассоциаций уйдет вместе со мною?
       В качестве подарка самим себе мы с С.П. сначала поискали в супермаркете дешевенького винца на вечер, потом зашли в замечательный железнодорожный вокзал эпохи модерна. Я опять подивился, как много сохранилось! Главное -- не стать столицей при тоталитарном режиме. Сохранилось бы столько в Петербурге, если бы он так и оставался столицей! Впрочем, для изменения облика города хватает и предприимчивого и легкого на историческое видение губернатора!
       Жару и внутреннюю от жары истому мы лечили обедом в самом центре Валенсии. Для меня, мальчика, жившего в бедности и впитавшего ее, это было запоминающимся событием, как и все подобные события -- например, мой первый кофе лет десять назад на улице Риволи у Лувра. Обедали целый час. Красное вино, салат, неописуемой свежести рыба, а главное -- гаспачо. Для меня это было памятным знаком. Впервые об этом холодном томатном супе я узнал от Вали. Она же и начинала его готовить. Всегда удивляло, что летом она могла полтора часа простоять на кухне, чтобы за пять минут я съел целую тарелку. Правда, делала она это на курином бульоне.
       Фильм Милоша Формана "Призраки Гойи". Опять не без еврейской темы.
       Отель "Трес торрес" -- три быка. Хорошие номера. С.П. осваивал вино из пакета. Т.В. Фильм по старому роману.
       21 июля, четверг. Самое главное -- угнетает отсутствие вестей с Родины. Утром долго колебались, ехать ли на экскурсию на какой-то винный завод семьи Торрес. Но оказалось интересно, в основном технологией бизнеса на всем, в том числе на туристах. На обратном пути гора Монсеррат, монастырь на ней. Гора Монжуик, еврейская гора. Еще когда ехали туда, нам рассказали -- еврейское кладбище. Похоронные услуги: 2 тысячи в урне, 50 тысяч в земле. Сейчас, правда, страховка: только родился, копи на смерть.
       Барселона сверху. Как говорил Александр, делали "зарубки". Морской музей, порт, памятник Колумбу. Потом он еще раз прошелся с нами по центру: дома, выстроенные Гауди, дворец Гуэля с роскошными шишками. Сказал, где бар "Четыре кота". У нас с С.П. был план пообедать в самом старом ресторане Европы, но тут мы вышли на прелестную Королевскую площадь, всю в аркадах. Так уютно, столько детей, что решили приземлиться -- пиво и впервые другое знаменитое испанское блюдо: паэлья. Она делается с мясом, овощами, мы заказали паэлью с морскими гадами.
       Пошли к порту и в магазины что-то купить С.П., но потом шли каким-то переулком, искали "Четыре кота", а по дороге купил себе две пары сандалий. Все ходят в майках и шортах. И Мадридский и Барселонский мачо потускнел, когда стал ходить по улицам в трусах и вьетнамских шлепках. Теряет очарование испанская и европейская маха, когда за привычку взялась ходить в одной майке и шортах, похожих на панталоны прабабушек.
       "Четыре кота". Туалет лучше, чем тот туалет, который как музейный экспонат показывают в Париже. Какие молодцы французы -- не сделали из своего туалета, как у нас на Кропоткинской ювелирный магазин.
       В восемь часов, доехав опять на электропоезде до отеля, опробовали абредор.
       22 июля, пятница. Надо, наконец, описать шведский стол. Я так и не понимаю, от чего зависит его качество. Скорее всего, от какого-то внутреннего "угадывания" администрацией желаний клиентов. В одном отеле вас закармливают булочками и рогаликами, в другом утром режут арбуз или дыню. Если утром есть йогурт, это уже хорошо. Качество и отношение к клиенту -- по большому счету нелюбовь к нему -- проверяется по качеству жареных сосисок и яиц, которые в отелях стало модно превращать в некую массу. Сосиски могут быть нарезаны кусочками, вареными, поджаренными. Но если на вкус вы чувствуете ту искусственную клейковину, которая свидетельствует о неких заменителях, -- это не лучший отель. То же самое с желтой массой, называемой яичницей. Есть и другие признаки. Например, как прожарен бекон или имеется ли на кухне самое дешевое блюдо -- овсяная каша.
       Утром, съев вместо этой каши не вполне полезного мне плоховатого сыра и, чтобы заполнить массу, вместо одного йогурта три, я, еще не вполне сытый, попытался взять с блюда вялое яблоко, чтобы докусать его, пока буду ждать автобуса. Не тут-то было! Мне строго сказали: нельзя, ничего на вынос, дескать, лопайте, пока не разорвет, здесь.
       Иногда мне кажется, что основная цель всех турагентств -- как можно дольше продержать туристов в автобусе. Тем не менее, часа через три подъехали к Жероне. Собственно, в эти путешествия толкает меня не только любопытство и профессиональная деятельность. Чем духовно богаче преподаватель, тем успешнее идет его работа. Я еще все время пытаюсь уловить какой-то новый импульс, который даст толчок новому во мне, а главное, той внутренней работе, венцом которой всегда является вера. Вера по-настоящему, в ее каноническом осмыслении не приходит.
       В Жероне огромный, выстроенный на высокой платформе собор. К нему ведет девяносто ступеней лестницы. Роскошный барочный портал, а с восточной стороны собора следы готических достроек. На лестнице туристы фотографируются. Я -- и Европа. Я -- и Испания. Потом все это я выставлю в интернет, пусть завидуют. Собор выстроен на развалинах храма Юноны. Естественно, потом, после римлян, что-то мастерили вестготы, потом была мечеть, и высокая колокольня на это намекает, затем строили, строили, менялись стили и моды. В конечном итоге выстроили самый широкий в Европе, если исключить собор Святого Петра в Риме, неф. Вход стоит шесть евро, мы с С.П. не утерпели и сходили. Лучшего спутника для осмотра исторических достопримечательностей нет. Он переводит надписи со всех языков и готов поделиться наблюдениями, потом все время сравнивает свои впечатления с путеводителями. Как вполне научный человек, он всегда затарен несколькими лучшими путеводителями. У него есть путеводители по Каталонии и по всей Испании, толщиной с телефонный справочник.
       Огромные размеры сооружения впечатляют. Невольно думаешь о внутренней необходимости людей еще и еще бросать вызов законам физики, о том, так ли уж далеко ушла наша цивилизация. На куполе нет никакой живописи, и голые, вчерне обработанные камни здесь приобретают скрытый вес и тяжесть, рождают мысли. Каменные полы почти сплошь закрыты тяжелыми плитами. На них высечены гербы, эмблемы и имена именитых покойников. Полагаю, что это все бывшие владельцы этих мест. Плиты разной степени изношенности, некоторые надписи уже не различимы. Это зависит даже не от возраста плиты, а от скрытого качества материала. Повезло? Не повезло? Подвел господина бывший ремесленник? Бог, когда все воскреснут, разберется?
       Мне нравится новая миссия церкви -- она становится еще и хранительницей культуры. В одной из пристроек собора есть еще и музей, здесь знаменитые ювелирные изделия, редкие картины, в залах выставлены три знаменитых книги. Одна библия Карла V, другая тоже библия. А вот третья, старейшая, это теоретический трактат, обосновывающий непорочное зачатие, т.е. божественную сущность Христа. Не просто человек, которого Бог за страдания сделал своим сыном, а сын, который был определен на страдания за людей. Вот в этом-то и состоит главное в духовной и религиозной жизни современного человека: по логике это человеческое начало в Христе постигнуть легче, но надо поверить -- это в мире атома и научных дискуссий труднее. Не понять, а поверить...
       Здесь же в экспозиции в слабом свете специальных ламп огромный гобелен, которому чуть ли не тысяча лет, "Сотворение мира". Вот она, в слабых красках расползающаяся ткань времени. Два круга, библейские предчувствия. Здесь же входит в территорию музея прелестный, со всех сторон окруженный галереями дворик -- клуатр. Быстренько пробежались и по нему. Здесь на полу тоже плиты со стершимися знаками былого могущества. В каменных открытых галереях с зелененьким садиком посередине хорошо бродить, о чем-то размышляя, все это и создано для медленных хождений, существенных размышлений и медитаций, а мы все бегом, бегом. Надо еще посмотреть мост Эйфеля через реку...
       Между Эйфелем и посадкой в автобус съели по большому бутерброду с тунцом.
       В резервное время между экскурсией в Фигерас и контрольным часом экскурсии в музее Дали доблестный и живой Александр везет нас на оставшийся час в Бесалу -- крошечный средневековый городок. Это будто пряничный город из сказки. Я уже видел что-то подобное в Италии. Как обычно, это высокий холм, вернее скала. На ней замок -- донжон -- это дом графа. В городке две небольших улицы. На одной музей колбас, на другой -- музей вина. Там и там -- небольшая, но содержательная экспозиция, это технология производства, и главный зал -- это уже магазин. Наши самые рослые и упитанные дамы и кавалеры сразу же выстроились в очередь. Меня всегда интересовало, получает ли какую-нибудь мзду гид, привозящий покупателей к прилавку. Пахло вкусно, но мы решили пренебречь. С.П. с некоторым даже вызовом отвернулся и от вина.
       За те 15-20 минут, которые Александр отпустил нам на осмотр, мы еще зашли в городской собор. Город когда-то был столицей одного из четырех графств Барселонской марки. Собор видел многое, естественно, и мусульман. В этих пустынных и скромно убранных соборах, если напрячься, можно услышать или вообразить голоса минувшего. Я в подобных местах почему-то всегда вспоминаю моих покойных близких. История и география становится наглядной. Франция и Андорра, похоже, рядом!
       Буквально в три шага спускаемся с холма на мост, который ведет через всю в мелких бликах реку. В целях обороны мост построен с определенным поворотом. Внизу, на берегу речушки, напротив неприступных стен видно, как неторопливо взмахивают удочками рыбаки. Вот из этих ленивых занятий и складывается история.
       В сравнительно небольшом, но страшно знаменитом городке Фигерасе главный объект культуры -- театр-музей Сальвадора Дали. Это тоже в горах, они хмурятся и курятся неподалеку. Есть еще, правда, собор, тоже достаточно древний. Теперь он знаменит тем, что в нем крестили Дали. Это немало. Все началось с письма мэра Фигераса знаменитому художнику -- подарите, мол, городу, где вы родились, хотя бы одну картину. Дали, как человек цепкий, ответил: я подарю городу целый музей. Здесь он, как и почти всегда, действовал безошибочно. Подобному не сподобился ни один художник мира.
       Это действительно что-то необычное. И недаром на первом месте по посещаемости -- Прадо, на втором музей-театр Дали. Слово театр произнесено неслучайно. Описать это трудно, любые описания не дают представления, особенно если иметь в виду такого предубежденного зрителя, как я. Правда, зритель этот обладает некоторыми приобретенными за жизнь специальными знаниями. В свое время он ведь еще возил по бывшему СССР передвижную выставку современных художников. Он знает, что такое экспозиция, и по цвету почти всегда издалека определяет художника. Так вот, сразу скажу, что экспозиция из всего многообразия работ Дали сделана гениально. Еще ничего не говоря о его живописи, скульптуре, графике, можно совершенно определенно заявить -- он гениальный дизайнер. Гениальный ли художник? Это сказать труднее, но, по крайней мере, совершенно определенно он внес свое видение современной жизни всего человечества. Человек теперь не видит жизни без некоторых метафор Дали. Скажу даже больше: каждая работа в этой огромной экспозиции смотрится как почти гениальная, а вот собранные все вместе, они показывают, что Дали царь и раб приема. Каждая его работа не нуждается в длительном рассматривании, планы не возникают, но любая производит впечатление. Совершенно неслучайно в этой экспозиции много реплик и знакомого по работам других художников. Дали не существует без уже "сделанного" и сотворенного предшественниками. Его знаменитая "Мадонна с ящиками", в конце концов, чужая "классическая" мадонна. Его картина с мужским силуэтом в дверях -- лишь реплика Веласкеса. И таких примеров можно привести много, и это без малейшего желания принизить значение этого художника. Но в отличие от столь любимого им Веласкеса мир Дали не требует сосредоточенности, он обжигает логику, а не чувства. Он не един и не самодостаточен, он раздерган, духовный мир его раздроблен. Занятно, что в этом музее, где толпа, выстроенная в плотные ленты, движется вдоль экспозиции и снимает, не как в других музеях, столько, сколько ей захочется.
       Дали просто гениален там, где сама тема приносит в его произведения собственные смыслы. Таковы два цикла его иллюстраций -- к "Божественной комедии" Данте и к "Дон Кихоту" Сервантеса. Художники, самые великие и крупные, любят делать иллюстрации к этим книгам. Здесь Дали, может быть, даже лучше и глубже, чем где бы то ни было. На меня его Харон, его Дон-Кихот, сражающийся с мельницами, произвели неизгладимое впечатление. Неизгладимое, как мне кажется сейчас, но время покажет. Все остальное сильно, занятно, иногда поразительно по придумке. Но ведь и шарлатаны умели добиваться эффекта, когда, пристально разглядывая женское лицо, ты видел лицо монстра. У Дали это тоже один из распространенных приемов. Глядя со специальной трибунки в увеличительное стекло на какие-то разбросанные на полу предметы, напоминающие части человеческого тела, вдруг видишь лицо. Ловко, но не больше, недаром с таким упоением в залах играют в эти игры узнавания дети. Кажется, подобное принято называть "перфомансом".
       Под музей мэр и Дали выбрали разрушенный во время войны городской театр. Реставрация, строительство и размещение экспозиции заняли много времени. Над бывшим зрительным залом был поднят стеклянный "геодезический" купол, выросли пристройки, поднялась башня "Галатея". В названии слышится отзвук имени жены художника, русской женщины, он называл ее Галой. На крыше здания, как некий символический знак, появились огромные куриные яйца.
       Посетитель из вестибюля попадает сразу на сцену. За стеклянным занавесом в партере выставлен кадиллак художника... Нет, все это описать невозможно. Посетители идут по ярусам театра, сталкиваясь то с одной, то с другой знаменитыми работами Дали, знакомыми всем по иллюстрациям. Прекрасная, не без значений и смыслов, глянцевая жизнь культуры. Все это в нашей литературе напоминает мне стихи Пригова и Рубинштейна. Но Пригов после смерти уже забыт. Вторичное быстро и основательно забывается.
       Второй объект, который мы с С.П. посетили в Фигерасе, расположен рядом с театром Дали, на той же площади, где спиралью вьется очередь за билетами. Это большой средневековый собор, в котором Дали крестили. Сакральная подлинность происходящего и невозмутимость самого строения. Слегка высвеченный алтарь, в стекле, слева при входе, как бы в стеклянном гробу обнаженный Христос, снятый с креста после распятия. Оформления почти нет -- камень в его подлинном и вечном смысле. Впечатление значительное. Но в лучшем случае в этой некондиционированной прохладе три-четыре человека.
       23 июля, суббота. Первая часть нашего путешествия заканчивается. Сегодня от одного гида и от одной компании нас передадут другой. Теперь -- отдых. Я невольно страшился этой передачи, которая должна была состояться в аэропорту. Все компании экономят, а испанский туристический конвейер организован так, чтобы новых туристов, прилетающих из Москвы, всех вместе развозить по отелям на побережье. Я боялся задержки самолета, тогда нам пришлось бы слоняться по залу прилета, тем более мы не выспались -- отъезд из гостиниц был в 6.45, без завтрака. Скудный сухой паёк, который здесь в Испании называется "пикник", выдавал портье.
       К моему удивлению, все произошло довольно быстро и складно, московский рейс прилетел вовремя, мы сразу перегрузились в новый автобус и через два часа уже новый гид "впаривал" нам, опытным туристам и уже почти испанистам, и прилетевшим неофитам новые платные красоты и экскурсии. Новым для меня была возможность оказаться в Андорре и даже за два дня непосредственно из нашего нового отеля съездить в Монако и Ниццу. Все рядом. С новыми знаниями размеры Европы уменьшаются.
       Опускаю подробности быта -- номера еще не готовы и будут готовы лишь где-то к двум часам. Все пока не очень нравится, тесно, народа много, номера в основном выходят не на море, над всем отелем гремит "легкая" музыка, вежливый портье, кажется, ненавидит персонально каждого приехавшего. Еще раз убеждаемся, что скупой платит дважды. Привыкнув к пятизвездочному "Хилтону" в Хургаде, не взяли пляжных полотенец. Придется их покупать. Если будем читать на маленьком замусоренном пляже, то придется платить и за лежаки, и за пляжный зонт. В номере надо платить за сейф и даже вносить залог за ключ. Нам готовы дать даже пульт для телевизора, но опять необходим залог в 10 евро. Что же за публика ездит в этот отель?! На единственной прикроватной тумбочке глубокий, как бандитский шрам, след от сгоревшей сигареты. Но одно хорошо, даже отлично -- кормят не лучше, чем на Сицилии, но лучше, чем в той же Хургаде и даже Греции. Недаром гид говорил -- для испанца еда первое дело, кулинария первый предмет любого разговора.
       Обжились. По телевизору -- об ужасном двойном теракте в Норвегии и продолжение подъема со дна Волги "Булгарии". Министр транспорта Игорь Левитин рассуждает о трудностях этой операции. Надеюсь, что ничего больше не случилось. В Москве 32 градуса.
       24 июля, воскресенье. Ну вот, кажется, мы уже устроились и приспособились к новому отелю и новым условиям. И купаться, если лежать не на крошечном, зажатом двумя скалами пляже, можно довольно комфортно. Вещи, сумки, книги оставлять наверху, возле бассейна, а сам бегом, бегом вниз, несколько метров продираешься через плавающий мусор и щепки и, оставив позади веселящихся в этом компоте детишек, выплываешь в открытое море. Через десяток метров вода чистая и холодная.
       С утра открыл книгу, подаренную мне почти перед самым отъездом Игорем Волгиным. Вот теперь, собственно, и начинается настоящая жизнь, я включаюсь в привычный конвейер великих чужих и малых собственных мыслей. За последнее время много думал о "Романе вещей", о Дневниках, о возникшем новом сюжете с куклой полицейского. Может быть, я гублю себя в этих Дневниках, тратя на них столько времени?
       Книга, составленная Волгиным, состоит из двух частей. "Лев Толстой. Последний дневник, записные книжки 1910 года". И вторая -- "Игорь Волгин. "Уйти ото всех. Лев Толстой как русский скиталец"". Есть еще и занятный автограф одного из авторов: "Дорогому Сергею Николаевичу Есину, писателю (и читателю) взыскательному от обоих авторов, сердечно Игорь Волгин. 22.06.12". К сожалению, вторая подпись на автографе отсутствовала!
       Дневники последнего толстовского года каким-то образом, видимо, еще из библиотеки моего отчима Федора Кузьмича, довольно долго сохранялись и у меня. Ну, тогда это была какая-то нечасто встречающаяся, но для школьников не очень рекомендованная книга. Книгу эту я долго давал, как редкий обменный фонд, читать своим друзьям, а потом вдруг она у меня исчезла -- кто-то зачитал. Все это, по моим представлениям, свидетельствовало о ее востребованности. И действительно, появись в то время подобный том в магазине, его снесли бы в мгновенье ока. Это я к тому, что нынче эта книга выходит тиражом лишь в тысячу экземпляров.
       Читаю лежа у бассейна с морской водой, в которой резвятся дети и взрослые, в основном все до изнеможения жарятся на солнце, пожилые и молодые русские дамы беседуют о ценах и различных курортах. Я заметил, что в отличие от пятизвездочной Хургады, где на пляже многие читали, здесь читают мало. Это тот класс, который с огромной натяжкой можно считать средним. Я делаю выписки, вернее пометки, по которым потом буду делать выписки. Многое привлекает, многое знакомо.
       Лично мне: "Надо перестать и писать, и заботиться о писанном".
       Толстой -- для России: "Для жизни необходим идеал. А идеал -- только тогда идеал, когда он СОВЕРШЕНСТВО".
       Приложимо к моей профессии и государственным деятелям: "Одни люди думают для себя и потом, когда им кажется, что мысли их новы и нужны, сообщают их людям, и когда они сообщили свои мысли, особенно если люди хвалят их, считают эти мысли истиной".
       О русской истории и о наших историках: "Революция сказала о нашем русском народе то, что он вдруг увидел несправедливость своего положения".
       О сегодняшней России, ее духовной жизни и ее культуре. Неизменяемые во времени проекции: "Если бы человек ничего не знал о жизни людей нашего христианского мира, и ему бы сказали: вот есть люди, которые устроили себе такую жизнь, что самая большая часть их, 0,99 или около того, живет в непрерывной телесной работе и тяжелой нужде, а другая часть, 0,01 живет в праздности и роскоши; что, если эта одна сотая имеет свою религию, науку, искусство, каковы должны быть эти религия, наука, искусство? Думаю, что ответ может быть только один: извращенные, плохие и религия, и наука, и искусство".
       А ведь действительно, мы, наверное, разному Богу и по-разному молимся с Владимиром Путиным и Дмитрием Медведевым. Нам, наверное, нравится разный, в смысле другой театр, наверняка, разная литература.
       Мысль Толстого, обнадеживающая и кажущаяся мне справедливой: "Несомненно то, что жизнь моя, а также, вероятно, и всех людей, становится духовнее с годами".
       25 июля, понедельник. Мое настроение под стать моему чтению. Много мыслей о смерти и о тщетности всех моих усилий. В голове все время присутствует мысль Павла Басинского, касающаяся моих Дневников, -- "я не знаю, зачем он это делает". И я, пожалуй, не знаю, скорее, подчиняюсь инстинкту. И здесь не только известная формула "не могу молчать" -- вот что значит читать Толстого, формулы его все время приходят на ум, -- а какое у меня "не могу", так "немогушеньки". Я пишу, конечно, не себя, а так, мелкие штрихи эпохи.
       Сегодня во сне видел В.С. , мы с нею куда-то шли, на душе было хорошо и радостно. Это, пожалуй, единственные мои счастливые минуты почти детского просветления.
       Теракт в Норвегии. В конечном счете, это патологическая реакция на нашествие другого этноса и другого менталитета.ы
       26 июля, вторник. До обеда читал книгу, подаренную Волгиным, а после обеда С.П. все же настоял, чтобы мы поехали в Таррагону. Мне, честно говоря, не очень хотелось. Время куда-то уходит на разные обстоятельства, Дневник не пишется, Толстой читается медленно, до части, написанной самим Волгиным, я еще не добрался, как и до лекций по английской грамматике Драгункина, которые я начал слушать. Но С.П., свято верующий в книжное слово и всегда вооруженный несколькими путеводителями, настоял на пользе поездки. Настоял, как всегда, совершенно справедливо.
       Возможно, это маленькое путешествие на городском автобусе -- все рядом, в той же самой курортной зоне -- было самым интересным за все время в Испании. В конце концов, Мадрид появился лишь пять веков назад, а в Таррагону любили приезжать Цезарь и Август.
       По своей открытости и сохранности римских памятников это, наверное, одно из самых значительных мест в мире. В Таррагоне вообще много интересного и навевающего определенные раздумья. Ну, естественно, Таррагона на берегу моря. Римский амфитеатр стоит почти на городском пляже -- за ним, как на кавказском побережье, в районе Сочи, за кромкой санаториев -- железная дорога и пляжи. Поезда, электрички. А совсем рядом огромный морской порт и как-то одно другому не мешает. Нет ни масленых пятен, ни сопутствующего промышленному объекту обычного мусора. Но дальше -- больше: на подъезде к городу идут огромные химические заводы. Циклопические баки, переплетение труб, многоэтажные химические комплексы. И тут же поля, везде чисто, нет пыли, в городе не говорят об убийственной экологии. Все чисто, вымыто, прибрано. Современная жизнь, не воюя, соседствует с современным человеком. Европейцы, наверное, к этому привыкли, мне все это в диковинку.
       Римские древности и вообще древности жизни здесь сохранились замечательно. Средневековая крепость, римский амфитеатр, остатки форума. Все то, что сохранилось до нашей "просвещенной" эпохи, оберегается и, видимо, будет существовать еще долго. В центре старинной части города замечательный собор, который сейчас на тотальной реставрации. Через год обещают открыть. Но отчего-то вокруг собора все эти дорогие места и лакомые куски земли не захвачены строительством и многоквартирными домами. Какие нерасторопные эти испанцы! Какие разнообразные методы существуют для освобождения под новое современное строительство площадей. Например, пожар, который несколько лет преследовал мою любимую Гатчину. А просто захват, а рэкет, а так распространившееся у нас рейдерство! Иногда уже и дома нет, один фасад, но весь какой-то прибранный, ухоженный и явно не предназначенный для быстрого уничтожения. Ощущение, что с какого-то времени здесь берегут каждый камень. Отчетливо представляю, что римские постройки стали в свое время неиссякаемым источником строительного материала для церквей и храмов. Но вот сохранился дом, в котором останавливался Карл V. Сколько на моем веку было снесено домов, в которых что-то происходило и которые значительны для истории. Где, скажем, Собачья площадка и "дом Фамусова"? Это в Москве, а где роскошные усадьбы и провинциальные особняки? Они пылают, освобождая места для многоэтажной застройки. Даже колхозные коровники разобрали на фундаменты под собственные дачки.
       Я отчетливо представляю, как тяжело уживается прошлая эпоха со следующей. Как же мешали христианству римские храмы и капища богов. Какой злобой и настойчивостью все это напоминало о прошлой жизни, в которой многое оставалось достойным подражания. Как настойчиво каждая эпоха выцарапывает и разрушает эмблемы и память о прошлом. Это уже потом все вдруг всполошатся: а куда делась литература, живопись, скульптура, математика, медицина? Как же мешают остатки социалистической эпохи сегодняшнему режиму. Правда, заводы и дворцы, экспроприированные у прежних хозяев, никому не мешают. Но воспоминания о санаториях для рабочих, бесплатном образовании, о новых городах и победах в космосе, конечно, раздражают. А еще московское метро, бывшее лучшим в мире. Оно уже превратилось в некую душегубку. По телевизору уже сказали, что в эти дни в нем превышен планированный температурный максимум 28 градусов. С ностальгией воспоминаются сегодня даже очереди на жилплощадь, это все-таки не ипотека. Подобное закономерно и естественно. Предыдущие режимы разбирали чужие храмы и обезглавливали статуи иных богов. Теперь думаем и вспоминаем об этом с сожалением. Сейчас и у нас былая эмблематика постепенно отправляется на свалку. Я помню, как в музее ковров в Таджикистане с гордостью показывали огромный ковер -- это в свое время соткали занавес для Большого театра. Он не подошел, оказался слишком тяжелым. А вот теперь старый, роскошный занавес, с вытканной на нем аббревиатурой СССР гниет в каких-то подвалах, унеся на сгибах материи целую театральную эпоху.
       Вечером, с опозданием по Москве на 2 часа, в девять вечера, в традиционном взвешенном виде смотрели телевизионные новости: сначала Медведев, потом Путин, два боярина в одинаковых бобровых боярских шапках. Внимательно слежу за сменой галстуков и костюмов. Любимые слова у Медведева: "процедуры" и "я подписал указ", у Путина слово "инвестиция". Указов много, инвестиций мало. Такая ситуация у нас в России уже случалась: на одном троне сидели царь Иван и царь Петр. Потом Петр все же спихнул своего брата.
       Я внимательно слежу, как разворачивается дело Андерса Брейвика. Все без исключения хотят, чтобы норвежский стрелок был только сумасшедшим. Конечно, он человек не со здоровой психикой. Он утверждает, что его цель была не убить как можно больше людей, а подать обществу сигнал... Все говорит о крушении мультикультурной политики в ее настоящем виде.
       Как обычно, вечером посмотрели один из фильмов, коллекция которых у С.П. в компьютере. Удивительно, но почти в каждом фильме, который смотрим, обязательно прямо или косвенно возникает еврейская проблема. Оттого ли, что кино, как правило, финансируется еврейским капиталом, или потому так много в кино еврейских фамилий среди режиссеров. Вчерашний фильм был о том, как пожилой мусульманин, живущий в Лондоне, узнал, что на самом деле он приемный сын в мусульманской семье, а его подлинный отец правоверный еврей.
       27 июля, среда. Как ночью начался дождь, так продолжался до утра. В короткий промежуток до завтрака, когда ливень чуть ослаб, я успел выкупаться в море. Тут опять засветило солнце, и день пошел как обычно. Лежу у бассейна, слушаю английскую грамматику Драгункина и читаю монографию Волгина.
       Вечером телевидение принесло неутешительные известия. Опять стоит жара, жуткие пожары на севере страны -- в Архангельской области и в Коми, где-то в районе Ростова выгорают леса, которые посадили пятьдесят лет назад. На этом фоне наш президент обсуждал эмблему следующих выборов с господином Чуровым. В прошлом году говорили о том, что сложившаяся с пожарами ситуация связана с новым законом, принятым Государственной Думой. Там сидят замечательные государственники! Закон экономически выдержанный, по нему становится ясно, что русским лесам не нужны лесники, которые наблюдали за ними. Это принесло экономию в бюджет и сделало леса проходным двором. Пишу об этом с полным знанием дела, потому что полгода работал лесником в Заполярье. Даже зимой появление в лесу чужого человека становилось фактом тревоги. Рыбак мог замерзнуть или спалить зимовье, и я шел по следам проверить. Помню, как сорвался с места и на лыжах в мороз ушел к Волчьим озерам, потому что по радио услышал, что группа школьников в каникулы направилась в том же направлении. А вдруг что-нибудь случится? Правда, это был знаменитый Лапландский заповедник.
       28 июля, четверг. Я уже так привык к компьютеру, что, уезжая, на этот раз не взял записной книжки. А между тем вдруг почувствовал такое острое желание поводить, как говорится, пером по бумаге. Только что, уже после обеда, закончил чтение книжки, подаренной Волгиным, и сразу же захотелось написать ему письмо. Пока читал, думал, что не обойтись мне без рецензии на эту книжку, а тут мог бы сразу ее и написать, совместив и публичность, поддержку товарища и автора, выразив свое мнение. Неосуществленное письмо мое начиналось бы так.
       "Дорогой Игорь, совершенно справедливо мнение, что современный роман закончился. Лучшим свидетельством этому стала подаренная тобою книжка. Здесь под одной обложкой совместились, не мешая друг другу, даже три романа. Первый -- это, конечно, сам поразительный Дневник Л.Н. Толстого за 1910 год. Здесь, по поводу издания, у меня тоже есть свои соображения, которые я уже изложил в своем Дневнике, и для простоты и дабы придать своему письму некоторую публицистичность, я просто переношу эти соображения в мое письмо к тебе. Написано мною это двумя днями ранее, здесь же, на испанском курорте, где я читаю и дочитал твою и Л.Н. Толстого книгу. Порядок имен мог бы быть изменен, но это уже для пуриста и демагога.
       Дневники последнего толстовского года каким-то образом, видимо, еще из библиотеки моего покойного отчима, довольно долго сохранялись. Значит, это мое не первое чтение, как я сейчас понимаю, в свое время он на меня уже подействовал. Ну, тогда это была какая-то нечасто встречающаяся, но для школьников не очень рекомендованная книга. Книгу эту я долго давал, как редкий обменный фонд, читать своим друзьям, а потом вдруг она у меня исчезла -- кто-то зачитал. Приблизительно догадываюсь кто. Все это по моим представлениям свидетельствовало о ее востребованности. И действительно, появись в то время подобный том в магазине, его снесли бы в мгновенье ока. Так это я к тому, что нынче эта книга выходит тиражом лишь в тысячу экземпляров. Как лихо страна обращается со своим классиком!
       Теперь о втором романе, который, по крайней мере, не уступает первому в любви к главному герою и литературе, которой мы с тобой худо-бедно служим уже не менее 50 лет. Для меня памятна наша встреча еще в "Комсомолке", когда я, несмышленышем, сидел в отделе искусств, а ты забегал туда, как некое юное, но подающее большие надежды поэтическое светило. Для меня вторым романом стали замечательные комментарии к дневникам Л.Н. некой незнакомой мне, но прекрасной исследовательницы И.И. Петровицкой. Даже не я сам, а как-то сам собою мой компьютер выделил эту фамилию. Видимо, как следует из значков копирайта, именно эта И.И. Петровицкая и стала одним из инициаторов всего этого проекта -- "составление, комментарии". Комментарии эти организованы почти идеально, давая не очень искушенному читателю возможность кое-что увидеть с надлежащей стереоскопичностью. Какая бездна привлечена специальной литературы и как много за последнее время оказалось напечатанным и систематизированным. Пишу об этом тоже как некоторый, пусть маленький, но специалист по Толстому. При этом вспоминаю не только свою курсовую работу по батализму в "Войне и мире" -- там, уверяю тебя, было кое-что любопытное и, если на все хватит времени, я обязательной разыщу эту работу, поправлю и напечатаю, -- но и свое предисловие к томам "Войны и мира" во втором издании "Библиотеки всемирной литературы". И все-таки, отметив удивительно добросовестную и полную работу комментатора, я перехожу к третьему роману. Ты его назвал "Уйти от всех. Лев Толстой как русский скиталец". Как и любой настоящий роман, Игорь, твой роман многопланов. Здесь сплетаются веяния времени, страдания и мысли основного героя, интрига -- что стоит сам "побег", его осуществление и, наконец, "завещание"! А целый сонм второстепенных героев, склонившихся в наблюдении над основным действием. Как все это походит на пьесы нелюбимого Толстым Шекспира! Может быть, и не любил, потому что предчувствовал?
       Честно говоря, по своей привычке литературного крохобора я, читая все три перечисленных выше произведения, делал пометки, которые уже в Москве разнесу на карточки. Кто знает, где и что пригодится. Тем более что я не обладаю твоей, Игорь, замечательной литературной памятью, позволяющей сопрягать вещи просто удивительные. Но и чутье, какое чутье".
       Из России две новости. Первая -- полыхающие лесные пожары. В основном горит северо-запад, Архангельская область, Коми. Общественности доложили, что на это время пожаров в два раза меньше, чем в прошлом году, но площадь их в два раза больше. Вот она, радость "улыбательной", как бы сказала Екатерина Великая, статистики. Второе -- скандал в МГУ на приемных экзаменах. Все случилось на факультете журналистики. После собеседования, которое проводили видные публицисты -- это для меня новое, т.е. приглашенные со стороны, -- выяснилось, что уже внутри факультетской тусовки эти результаты подправили, и некоторые абитуриенты с высокими баллами не прошли, а вот другие получили перед ними преимущество. Дело, наверняка, было так: посмотрело факультетское начальство на результаты и увидело, что свои блатные, которые всегда проходили, вдруг не проходят, вот и стали резать, чтобы пропустить свою, заинтересованную молодежь. По этому поводу очень неловко оправдывался президент факультета, знаменитый Ясен Николаевич Засурский, взрастивший племя современной журналистики. Под словом "современная" каждый может понимать все, что хочет, в зависимости от размера пенсии или награбленного богатства. Мысль Ясена Николаевича заключалась в том, что, дескать, эти самые ведущие журналисты, проводившие собеседование, имели приоритеты в виде дочек и внучек, подсуетились, завысили оценки, а вот мы, порядочные люди, их потом по некоторым "записям" занизили. Садовничий, который всегда мастерски выпутывается из всяких неприятностей, от имени центральной приемной комиссии университета отменил "коррективы" Засурского. Так теперь и непонятно, чьи блатные будут учиться.
       В обнародованный список престижных вузов, которым разрешены дополнительные экзамены, выявляющие творческую компоненту абитуриента, -- список приводили в том же сюжете -- наш вуз не попал, будто пропал с общественного горизонта.
       29 июля, пятница. Утром немножко плаваю в одиноком море, делаю зарядку, завтракаю, потом читаю или слушаю записи возле бассейна. Начал читать на конкурс Пенне. Еще в Москве выбрал книжку Николая Дежнева "Дорога на Мачу-Пикчу". Честно говоря, выбрал из-за того, что издавало книжку мое издательство "Терра" и потому что когда-то много лет назад, во время поездки в Перу, был в этом самом затерянном высоко в горах городе древних индейцев Мачу-Пикчу. Ожидал волнующего чтения.
       Сразу же удивила аннотация: "Николай Дежнев -- выдающийся современный писатель. Российские критики часто сравнивают его с Михаилом Булгаковым, зарубежные -- с Кастанедой или Маркесом. И это не случайно: реальность в его произведениях граничит с философией и мистикой". Дальше -- больше, хотя и сказанного достаточно, чтобы спокойно и с чувством выполненного долга умереть. "Дорога на Мачу-Пикчу" -- глубокий роман о ценностях жизни человека, реалистическое, полное юмора и фантазии повествование о его внутреннем мире, о путешествии на границу двух миров". Аннотации наших издательств -- это особый разговор. За подобное надо привлекать к ответственности, как за ложную информацию на продуктах питания.
       Теперь о романе. Дочитал до середины. Хорошее письмо, много знаний из культурного запасника, много умного. Скорее техника, чем что-то иное. По сути это детектив о поиске каких-то сокровищ. Все начинается с некой поездки знаменитого Якова Блюмкина -- фигура даже несколько заезженная в нашей литературе, по крайней мере, очень известная, -- на поиски Шамбалы. Фигура главного героя, бизнесмена и "наследника", скучна и традиционна, все держится лишь на внешнем интересе. Хорошо, правда, написанная коммерческая литература.
       Как обычно, после ужина включаем телевизор. Здесь надо отметить три поразившие меня новости. Первая -- воображение. Уже давно объявили о находке на дне океана огромного самолета, вылетевшего из Бразилии в Европу и потерпевшего аварию. Новость -- его со дна подняли. Поразил мое воображение вес машины -- она весит 200 тонн. И эта махина взлетела в небо, как птица! Раньше я не задумывался, ну, летает и летает! Второе -- поразившее скорее мой рассудок и гражданское чувство, нежели что-то другое. В беседе с Путиным Собянин сообщил, что правительству Москвы удалось снизить цены на дорогое медицинское оборудование чуть ли не в четыре раза. Это какие же были откаты, и почему так мало сидит бывших чиновников! Третье -- касается передачи Малахова, которую регулярно коммерческие каналы передают за рубеж. Здесь речь шла о молодых девушках, которым еще 16 лет и которые вошли в сношения с парнями их старше. В обоих случаях парни готовы взять на себя ответственность, т.е. жениться. Но одного парня, когда его будущая молодая жена беременна, уже посадили. Второго, который готов жениться, когда его девушке исполнится 16, честолюбивая мать 15-летней красавицы, в свое время сказавшая кавалеру, что ей 17, хочет парня во что бы то ни стало посадить! Но какое озлобление у публики, которая собрана в основном из старых женщин! Какая невысказанная злоба к молодой судьбе, к чужой страсти и любви! Хороши и приглашенные гости, вроде 17-летнего актера, кажется, Огурцова, игравшего что-то в сериале "Школа", страстно подвякивавшего мнению этой же толпы домохозяек.
       30 июля, суббота. Встать перед отъездом пришлось в три часа ночи, зато дальше все пошло удачно. Две недели в Испании заканчиваются. В 4.15 подошел автобус, через полтора часа были в аэропорту Барселоны, а уже через 45 минут самолет поднялся. Все было как обычно, меня поражали мои соотечественники и соотечественницы своим видом миллиардеров, т.е. почти в трусах, в затейливых шортиках, причем молодые дамы могли быть на высоком бальном каблуке. В гостинице было почти то же самое, я видел юных и зрелых красавиц в лифте в одних бикини, чуть задрапированных полотенцем, молодых и зрелых джентльменов, не комплексующих по поводу мокрых трусов и молодецкой волосатой груди, распахнутой под гостиничным кондиционером. Наглядевшись западных фильмов, мы так расковались, что уже кроме этой раскованности исчезло все, что называлось русским лицом. Наверное, не писал бы обо всем этом, если бы не был на нынешний день вооружен некоторыми сентенциями Толстого. Тайна тела, как носителя священной души, почти пропала. Вот что писал яснополянский старец.
       "Как естественно, что просвещенные люди закрывают все тело, особенно женщины, оставляя открытым только то, на чем печать духовности, -- лицо. Оголение тела теперь признак падения. Должно бы быть и у мужчин".
       В аэропорту столкнулись с новыми средствами, вернее способами, извлечения прибыли нашими самолетными компаниями. Всегда рассчитываешь на стандартное, привычное, но наш жадный бизнес не дремлет. Вместо обычного при полетах веса багажа в 20 кг на человека оказалось 15, пришлось отдать 65 евро, это за полотенце, пару сандалий и путеводитель по музею Прадо, пятьсот страниц мелованной бумаги которого весят, как мокрая колода дерева. Здесь тоже новая мысль. Если в Испании муниципальный транспорт, т.е. поездки по городу и из городка в городок, устроен так, чтобы поощрить к этим поездкам туриста, потому что за этим -- покупки, услуги, деньги, которые остаются местному бизнесу, то мы об этом не задумываемся. Когда мы уезжали, то, сдав предварительно купленную транспортную карту -- поездка в Таррагону, -- мы получили два причитающихся нам доллара. Не сорвать, а заставить туриста куда-то поехать -- по одной карте могут сразу ехать и два и три человека. Кстати, на самолетах я больше летать не стану -- месть потребителя. И последнее, вдогонку, при лицензировании авиакомпаний в странах прилета я бы обращал внимание на вес бесплатного багажа, который компания разрешает перевозить пассажиру.
       На моей машине встретил Володя Рыжков, дорога была относительно свободная, но знаменательно, что уже перед посадкой в самолет, еще в Барселоне, беззаботные на отдыхе лица наших пассажиров волшебным образом изменились. На них легла хмурая печать внутренней озлобленности. Я все время размышляю, откуда это? Если посмотреть конкретно, то отлет и прилет в России дело серьезное. Во-первых, не разорилась ли очередная компания, которая продала тебе билет билет. Уже в Москве, не успел я приехать, как любимое "Эхо Москвы" сообщило, что где-то за границей сидит на чемоданах в аэропортах несколько сот наших соотечественников, а в каком-то северном городе такое же количество пассажиров бессмысленно ждет отлета, также кляня нашу предприимчивую власть -- лопнула одна из многих сотен мелких авиакомпаний. А прилет?
       Уже в Москве, сразу же встретившись с огромной очередью на паспортном контроле, а потом с долгой и утомительной разборкой багажа в тесноте, жаре, духоте и толкотне, я вспомнил огромный аэропорт Барселоны, потом огромный аэропорт Парижа и невольно сравнил с тремя московскими аэропортами. Какой государственный мизер! А в принципе, зачем бывшему совку аэропорт больше -- все равно схавает. У нас есть прекрасный коммерческий аэропорт Внуково-3 для частных самолетов! А совок попотеет, постоит, чуть перегреется, протискивать свой чемодан сквозь толпу. Важно, чтобы себестоимость обслуживания была меньше, а прибыль больше! Рассказывать о стоянках вокруг аэропорта, в контексте уже сказанного, смысла нет. Со смехом Володя повествовал, как разными способами неимущих автовладельцев сгоняли на платные стоянки! Но он справился, ожидая нас с чемоданами, все время заезжая в 15-минутную зону отдаления от аэропорта. Русский ум неимущего человека полон контрдоводов и ответных маневров.
       В Москве меня ждала трагическая новость. Не успел я войти в квартиру, раздался телефонный звонок. Таня вся в слезах: умерла Татьяна Алексеевна, моя мачеха. Похоронят ее, видимо, послезавтра. Хорошо помню, как встречались с нею на ее дне рождения в прошлом году. Тогда ей было 90, встретила меня на каблуках, в прическе и с маникюром, в какой-то нарядной кофте. Перед смертью не мучилась, а просто уже устала жить. Все, это последний человек из семьи, который старше меня. Дальше передо мной расстилается сухая, простреливаемая равнина.
       31 июля, воскресенье. Вечером, уже в восьмом часу, приезжал в гости Леня Колпаков. Позвонил почти сразу же после звонка Тани. Я обрадовался, он отвлечет меня от разных мыслей. Побежал в магазин за сметаной, борщ в холодильнике сохранился еще тот, который я варил перед отъездом. Еще нашелся кусок трески, который я быстро пожарил с овощами. Славно обо всем погутарили, Леня хорошо отозвался о статье Басинского, которую тот написал о моих Дневниках. Вспомнили Виталия Вульфа, после него радио "Культура" разваливается. Уходя навсегда, Вульф поступил очень благородно, завещав все свое имущество, квартиру и многое другое, дочери своего товарища и соавтора по переводам. Вспомнили все литературные новости. Я додержался на ногах до двух часов ночи, чтобы сразу войти в московский ритм, а главное, в московское время. Спал, кажется, сегодня без сновидений.
       Весь день сидел за компом, делал выписки цитат и приводил в порядок Дневник. Испания так врезалась в память, что многое до осязаемости я могу восстановить по быстрым пометкам еще во время поездки.
       Что меня удручило -- Леша Рябинин не прошел конкурс. Но без меня это было и трудновато. Парень он очень одаренный, но темный. У него низкий балл по ЕГЭ, а тут еще на собеседовании он, как говорил Ваня Солнцев, сын катаевского полка, "не показался". Из него все надо вытягивать клещами. На вопрос, что он прочел за год, он смог назвать только фамилию Веллера. Все уже позабыли и Рубцова, и что выгнали из института Евтушенко за несданную политэкономию. На собеседовании подбросила и, как всегда недоброжелательная, Саша Нелюба, "он не удосужился прочесть "Войну и мир"". Я помню, как мне обескровили после первого курса мой семинар -- "ушли" Бронвец и многих других ребят. Вот и осталась одна Нелюба с печатью личных несчастий.
       Вечером, так уж вышло, оказался слушателем и зрителем двух новостных программ. По "Эху" говорили о демонстрации под руководством Лимонова в Москве, а потом о суде по поводу досрочного освобождения Платона Лебедева. А по НТВ Медведев принимал в Балтийске парад ВМС, а в Кронштадте Светлана Медведева участвовала в освящении собора. У Медведева хорош, конечно, голос -- прекрасный низковатый баритон. Такой голос способен перекрыть некоторый недостаток чтения написанных спичрайтерами текстов. Путина на этот раз на телевидении не было. Но была Матвиенко, которая пыталась предотвратить возможные наветы по поводу ее избрания в качестве депутата какого-то муниципального образования. Это ей необходимо, чтобы стать вместо Сергея Миронова спикером Совета Федерации. Но перед этим "справедливоросска" Оксана Дмитриева, давний оппонент женщины-губернатора, назвала эти выборы своеобразным тихим избирательным номером. Все было так в тайне быстро организовано, чтобы "есправедливороссы" не успели выставить своего достойного кандидата. Номер, по словам Оксаны Дмитриевой, был уже ранее апробирован и разработан. Что может быть яростнее борьбы двух женщин!
       Звонил Леве, поговорили об институтских делах. Потом он рассказал, что они с Таней путешествовали по средней Волге. Говорил о реставрации и красоте многих волжских монастырей. Единственный аргумент против уничтожения предыдущего строя -- это политика по отношению к церкви. Я помню в Калуге церковь на Смоленке в 1945 году. Двери были взломаны, но живопись на стенах еще оставалась. Я уже тогда понимал, что подобное не может пройти безвозмездно. Неужели мы прошли это безобразие?
       2 августа, вторник. Еще вчера приехал в Обнинск. Довольно долго, до четырех часов ждал С.П., который обещал со мною поехать. Толкачев очень долго занимался делами Сережи, сына. Он поступил, кажется, в несколько вузов. В известной мере, я восхищаюсь этим парнем. Учился в Симферополе, потому что после смерти матери какое-то время жил у тетки, блестяще сдал там украинский ЕГЭ, оказался чуть ли не шестым или по области, или по Украине, потом в Москве этот самый ЕГЭ, но уже российский замечательно, играючи пересдал. У меня на даче помогал по хозяйству, никому не мешал, читал книжки. Сам подавал в несколько вузов, сам потом выбрал геологоразведку. С.П. отправил его отдыхать и, хотя в списках он был в первых рядах, все-таки решил сам все проверить.
       На даче, как ни странно, ничего на огороде не сгорело, правда, теплицу с помидорами поливал сосед Володя Шимитовский, а огурцы, может быть, начнут еще расти. С невероятным удовольствием возился со своим почти разрушающимся хозяйством. Кстати, рабочие из Брянска, с которыми договаривался перекрыть крышу, меня подвели, у них другая работа, а я ведь из-за них так мало пробыл на море.
       Когда вернулся в Москву, у меня на столе оказалась целая коробка рукописей -- Андрей Олеарий, из Томска, прислал мне приглашение поработать в жюри их какого-то местного конкурса. Это около десятка рукописей -- стихи и проза, детская литература. Деньги предложили за это маленькие, за которые не стоило бы отрываться от собственных дел, но главное -- это позволит взглянуть на провинциальную литературу.
       Вчера вечером принялся читать очень своеобразное сочинение Евгении Фихтнер "Междумирье". Дочитал уже сегодня. В принципе это то, что мы называем профессорской прозой. Абсолютно уверен, что Евгения Фихтнер преподает в недрах одного из томских вузов. Импульс к ее роману не без булгаковского ироничного замечания о Боге в первой главе "Мастера". Здесь же влияние какого-то американского фильма, где душа убитого юноши остается на земле, чтобы охранять любимую девушку. Здесь профессор и некий студент, задавший ему не вполне профессорский вопрос о существовании души и прочего. И вот в романе перелив душ из одной ипостаси в другую и из одного времени в другое. Здесь и Вавилон, и Германия Гитлера, и многие другие хорошо сложенные новеллы. Читается все неплохо, язык точный, но скорее все это сконструировано. Своеобразная, неплохо сделанная беллетристика.
       После целого дня, проведенного в чтении и работе с газонокосилкой, как обычно, смотрели в семь вечера новости по НТВ, а потом на моем компьютере сначала фильм из коллекции С.П., а затем настало время телевизионной передачи "Свидетели". Анонс обещал рассказ об Андерсе Брейвике, террористе из Осло. Все лихие подробности уже известны. Главные -- полиция появляется на разминированном поле, когда все заканчивается, -- это как у нас, -- и начинает активно действовать. Особенно любят полицейские огораживать и охранять то, где уже никогда никакого взрыва произойти не может. Вся мировая общественность дружно хочет представить Брейвика сумасшедшим. Не без этого, но все же он подал трагический сигнал, что не все благополучно. Правители, элита размазывают свои гуманистические представления, как люди должны жить. Но, повторяю, наверное, они -- элита и обеспеченные классы общества -- встречаются с пришельцами лишь визуально, когда им подают кушанье в ресторане или подметают их двор, а простые люди, неимущие классы вынуждены с пришельцами, которые ведут себя не вполне адекватно, встречаться ежедневно. Они часто не хотят этих встреч, боятся их.
       Что касается фильма, это из тех, которые С.П. смотрит по своей специальности, мультикультурализм -- "Моя прекрасная прачечная". Жизнь пакистанских беженцев в Лондоне, все та же проблема совместимости коренного и пришлого населения. Два парня, пакистанец и англичанин, заводят прачечную, и что из этого вышло. Но еще днем, очищая свой компьютер от разных фильмов, я все же досмотрел фильм о Марлоне Брандо, который мы как-то сочли скучным и не стали смотреть в Испании. Там, наверное, было мало общекультурного содержания, а частности в той культуре, которая меня, занимающегося кино и театром, интересует. Фильм сделан как бы от лица сына, рассказывающего правду об отце. Характер у этого гениального актера был, конечно, гремучий. Но показали интересный сюжет отказа Брандо от многожеланного "Оскара" из-за притеснения индейцев, а затем одно из его телевизионных интервью. Видимо, это соответствует документу.
       3 августа, среда. Иногда наступает такое отчаяние и такие посещают конкретные мысли о скорой смерти, что только стремление что-то еще сделать в литературе заставляет не отчаиваться, а, сжав зубы, держаться.
       4 августа, четверг. Утром рано уехал в Москву, сегодня консультация по этюду у заочников. Доехал довольно быстро, несмотря на мост, который ремонтируют где-то в середине шоссе, неподалеку от Воронова. По моим подсчетам и традиции, консультация должна была начаться около четырех дня, я успевал заехать на Теплостанский рынок, побриться и спокойно уехать в Институт. Естественно, все произошло совсем не так. Но несмотря ни на что, все же несколько слов необходимо сказать об этом рынке, вернее о ценах. Это еще раз должно будет подтвердить, что или государство не умеет организовать торговлю и ее контролировать, как, впрочем, и многое другое, или что государство сознательно провоцирует взрыв беднейших слоев населения, позволяя торговле диктовать жизни свои условия. Рынок все же на одну треть, по сравнению даже с палатками возле метро, не говоря уже о магазинах, снижает стоимость продаваемых товаров и продуктов. А ведь здесь тоже большие издержки, наверняка торговля идет через перекупщиков, высоки торговые затраты -- каждая точка снабжена электронными весами, холодильниками и прочими аксессуарами цивилизованной торговли. Но здесь все же умеренная доля прибыли, а в любом московском магазине она чудовищно завышена. Сошлюсь на примеры, которые знаю. Обезжиренный творог -- с моим повышенным сахаром в крови я его, собственно, и ем -- стоит 110 рублей, в палатке на улице Строителей -- 130, а на рынке 80. Говядина в "Перекрестке", где я ее постоянно, по дороге на дачу, покупаю -- 430-450, у метро -- 420, на рынке свежую, охлажденную говядину я купил за 260 рублей. Московский бизнес -- бизнес посредников.
       Именно на рынке меня и застал звонок Оксаны Лисковой, ответственного секретаря комиссии: "Сергей Николаевич, вы едете на консультацию, она состоится в 12". Все это было сделано в ее ставшей за последнее время довольно хамской манере. Когда-то Оксана работала моим секретарем, работала очень неплохо, но я тут вспомнил, что до института эта милая девушка когда-то работала и диспетчером на автобазе. Пока я был ректором, держалась, а потом приобретенные навыки взяли свое. Кстати, совершенно неслучайно с нею уработалась и моя Саша Нелюба. Боюсь и подумать о судьбе этой самонадеянной девочки.
       В 12 часов, только успев закинуть домой чуть ли не пуд мяса и те продукты, которые купил ранее в "Перекрестке", не успев переодеться и побриться, уже был в Институте. Удивительно, но по сравнению с прошлыми годами, народа было немного. Консультацию, несмотря на плохое настроение, я провел интересно. Я не забыл, как девочки из приемной комиссии вмешались в судьбу Леши Рябинина. Начал с эпизода моего собственного поступления в университет. Спасает только, дескать, творческое начало. Поэтому этюд, в принципе, это, ребятушки, ваше спасение! А потом -- особенность профессии, вуз, судьба и т.д.
       У себя на столе на кафедре нашел несколько посылок и передач, накопившихся за две недели. Во-первых, журнал из Атланты, где я регулярно печатаюсь. Во-вторых, книга от Льва Бердникова, которого, как и любую хорошую историческую литературу, я читаю с упоением. Лежал также конверт с журналом "День и ночь", это от Марины Саввиных. Здесь отрывки из моего Дневника, посмотрел мельком, чувствую, здесь много интересного. На фоне второй рукописи, которую я читаю к Томскому конкурсу -- "Из жизни ёлупней" А.В. Филимонова, я начинаю понимать, что Сибирь это не только дальний край России, но и целый культурный континент, не очень-то прислушивающийся к тому, что происходит в Москве. И слава Богу! Но был еще и подарок, икона с образом Иоанна Богослова, церковь которого стоит рядом с Институтом. Звон ее колокола иногда слышен у нас во дворе. В приложенной записке говорилось: "Дорогой Сергей Николаевич! Была 18 июля, в день преп. Сергия, очень желала поздравить Вас и долгих лет жизни! Светлых и радостных! Творческих, конечно. Вам -- мой подарок, думаю раз и церковь его тут. Он же и покровитель. С уважением и любовью, бывшая, хотя это никогда не забывается студентка Ирина Рязанова, выпуск 2009 года".
       Порадовала меня и Атланта. Геннадий Петров поместил мой очерк о Гагарине в абсолютно полном виде. Французы в свое время выкинули что-то по своим соображениям, "Литературная газета" вынула из-за недостатка места и опять-таки из-за своих соображений другие куски -- все, между прочим, с моего согласия. Но вот наконец-то очерк появился так, как я счел необходимым ему появиться. Моя мысль наконец-то оказалась выраженной для читателя полностью. По большому счету, детали уже принадлежат истории.
       В библиотеке, по еще двухнедельной наводке Руслана Киреева, взял и, приехав домой, начал читать статью Натальи Ивановой по поводу недавно прочитанного мною романа Владимира Маканина -- мне кажется, что статья Натальи просто гениальна, столько энергии! Как к ней я был несправедлив. Главное, констатирует
    Н. Иванова, что в "едином литературном пространстве" сошлись три произведения -- Голомштока, Улицкой и Маканина. и все они, похоже, о стукачах. Какое по этому поводу у Натальи Борисовны раздражение! Какое горячее, просто гениальное. Что же, теперь и переметнуться нельзя, ославят, закритикуют, осудят? Прямой цитаты, которую хотелось бы выписать, в статье нет. Есть, правда, пара занятных пассажей: "
    Ну да. Ну были и есть купленные политики. Разве в этом причина того, что демократических политиков смыла совсем друга волна? В ответе одна Новодворская? Андеграунд съели ножки Буша? Ну расскажите это Илье Кабакову и Эрику Булатову, Грише Брускину, Комару и Меламеду, Владимиру Паперному и Кате Деготь, а также Тимуру Кибирову, Андрею Левкину, покойной Елене Шварц и многим, многим другим". Боюсь, что эти "многим" уже совсем никому не известны, как мне смутно знакомы перечисленные имена. А вот и второй прелестный и точный пассаж. Как очень хороший литературовед Наталья Борисовна замечательно работает с текстом. "Самые главные ("итоговые") слова своего романа-пьесы Маканин проговаривает устами Артема Константы, константирующего константу: "Самодонос -- болезнь нашей интеллигенции. Самодонос не прекращается. Ни днем, ни ночью... Когда устраиваются на работу. Когда пишут письма. Когда рассказывают анекдоты... Это сильнее тебя и меня". Добавлю: и когда пишут романы". Последняя фраза принадлежит не мне, а Наталье Ивановой. Ее, конечно, раздражает, что рядом с "самодоносом" идет и донос. Вспомнил, между прочим, знаменитое письмо "левой" интеллигенции "Раздавите гадину!"
       5 августа, пятница. Утром ездил в поликлинику сдавать кровь, а когда вернулся, принялся по новому рецепту -- протертые кабачки, творог, яйца и ржаная мука -- делать оладья. В это время по радио шло очень интересное интервью, которое Медведев давал "Эху". Президент был искренен, раскован, демократичен и умен. С чего начиналось интервью, не знаю, но я застал огромный и обстоятельный кусок, связанный с Южной Осетией, Грузией и отчасти Абхазией. Возможно, все интервью было посвящено этому, тем более что некоторое время назад был ряд передач с Алексеем Венедиктовым, который ездил в Грузию, я полагаю, готовился. Занятен десант, который был выброшен на эту знаменательную встречу: Венедиктову помогали две журналистки с откровенно грузинскими фамилиями -- одна была внучка члена Политбюро ЦК КПСС Шеварднадзе, который потом стал, естественно, президентом Грузии. Здесь уже нашему президенту легких вопросов ожидать не приходилось. Но отвечал он не без блеска. По крайней мере, производил впечатление искреннего человека.
       Вчера перед сном просмотрел присланный Мариной Саввиных журнал. Определенно, это какой-то новый тип журнала, рассчитанный именно на огромный регион. Так хочется прочесть журнал целиком. Какое богатство авторов, наверное, только стихотворных подборок двадцать. Здесь же среди авторов и Лев Бердников со статьей о В.В. Голицыне, аманте царевны Софьи и статья Юры Беликова. Здесь же нашел и небольшую поэму Максима Лаврентьева. Это, пожалуй, единственный современный поэт, которого я читаю не с удовольствием, а с наслаждением. Мне нравятся его грусть и его таинственные путешествия.
       День сегодня был медицинский, утром -- кровь на сахар, к трем часам пришлось ехать на УЗИ щитовидной железы. В целом, как сказала врач, обошлось, но возрастные изменения имеются, какие-то пятна. Теперь обо всем скажет врач-эндокринолог.
       Кроме Дневника ничего не делаю -- читаю прозу на два конкурса. Причем на Пенне приходится читать срочно: пришло грозное письмо от Миши Семерникова -- свои соображения сдать к 15-му. Но две работы у меня уж прочитаны в Испании, теперь сунул руку в мешок с присланными книгам -- что попадется. К ночи уже были готовы соображения.
       Александр Иванов-Бычков, "...Не струйка дыма". К сожалению, эта книжка состоит из довольно старых вещей, да и тираж экспериментальный -- 50 экземпляров. Книжечка очень неровная. В принципе, очень неплохие сюжетные рассказы, хороший пластичный язык. Сейчас уже так не пишут, и эта простота притягивает. Прочел два рассказа, "Монастырь" и "Невесту", про похороны молодой девушки. Особенно хорош "Монастырь", здесь сумасшедший дом, дети, время советское. Во всем какое-то русское жертвенное зрение. Повесть "Миллионерша" -- все очень просто, но есть характер -- это начало "перестройки". Брак по объявлению, традиционно, но плотно, цепляет.
       Вечером приходил Максим Лаврентьев -- легок на помине. Хорошо и интересно говорили, в том числе и почему он ушел из "Литучебы". Он написал что-то не очень доброе о последнем фильме Михалкова в интернете. Но это все, оказывается, отслеживается, и его директор практически предложила ему уйти. Теперь на место главного редактора взяли Алексея Варламова. Алексея также ввели в президентский совет по культуре. Когда менее года назад в "Российской газете" о Варламове написал М.Е. Швыдкой, я уже тогда понял, что Алексея ожидает карьера.
       Максим по моей просьбе читал свои последние поэмы, в том числе и "Кольцо", которое я только что видел в журнале. Но у него появились еще и новые поэмы -- "Канал" и "Подводный колокол". Какое огромное количество примет растворяющейся в днях жизни. Это все в жанре так любимых Максимом и мною "прогулок". Я отдаленно не могу даже представить себе, сколько труда и одиночества, почти так, как у меня, вложено в эти самые "гуляния". Прочел Максим и значительный кусок своей новой поэмы, которую он сейчас пишет, -- "Лаврентьевская летопись". Как обычно, очень точно и остроумно. Личная жизнь, от рождения, сопряженная с жизнью времени и всей страны. Но здесь есть некая монотонность приема.
       Я заметил, что последнее время очень многое из личного пропускаю в Дневнике. Я это связываю с тем, что много думаю, нагружен большим количеством собственных переживаний, мне начинает казаться, что эта мысль уже давно зафиксирована, что я повторяюсь. Очень одиноко чувствую себя после смерти Вали, думаю о легкомысленно, без детей прожитой жизни. Размышляю о близкой смерти и Боге. Видимо, сама сегодняшняя жизнь не может увлечь меня полностью, как увлекала раньше. Живу, пожалуй, только потому, что ощущаю еще не до конца выполненный урок судьбы. Как покойно и органически выветривается из человека страх смерти. Есть некое беспокойство только за церемонию похорон. А у меня еще и за "наследство", но это не квартира и прочее -- только бумаги...
       6 августа, суббота. В 6 часов утра уже выехал из дома. Немножко волновался, потому что в Интернете прочел, будто в Москве появился дефицит бензина. Вспомнил старые советские времена, когда от Москвы до Обнинска было только три заправки, едешь и нервничаешь, а будет ли бензин в Апрелевке или в Наро-Фоминске. А когда бензин был, возникали огромные очереди на заправках. Я помню, дружил с молодым гаишником, который иногда привозил мне в двадцатилитровой канистре краденую горючку. Я ему писал какие-то рефераты, он учился на заочке в вузе. Я сам никуда не выезжал, боялся застрять, если у меня в багажнике не стояла десятилитровая алюминиевая канистра, про запас.
       На этот раз все обошлось, но пресса очень настойчиво с весны говорит о некоторых трудностях, такие случаи уже происходили, отдельные регионы вдруг начинали испытывать бензиновый голод. Все, как я сказал, обошлось, но 95-го бензина с маркировкой "евро" действительно не было. Я обычно заправляюсь дорогим "экто". До дачи доехал за два часа, без пробок, но машин на выезде из Москвы было много, все напуганы возникающими в последние дни огромными заторами, выехали пораньше.
       Когда приехал, мои гости еще спали. Вымыл посуду на кухне после их вчерашнего пира и сел читать другую, так же вынутую наугад книгу. Анастасия Ермакова, "Точка радости". Бывшая студентка Лита, но еще закончила что-то техническое. Повесть с этим названием занимает больше половины книги. Современная жизнь, Москва, молодая женщина ждет ребенка от мужа, который от нее ушел. До декрета работает психологом в коммерческом пансионате для стариков. Все же ощущение конструкции, некоторой затянутости и расчета. Хороши сцены, описывающие беременность, посещение врача, некоторые живые сцены в пансионате. Хорош даже неудачный секс героини с одним из ее старых знакомых. Но старики в пансионате написаны скучно, служебно, иногда идеологично, потому что "так надо". Ермакова, конечно, уже опытный человек и хороший современный писатель, но высшей ли категории? Не всегда писатель должен ползти за правдой жизни.
       Читаю все так подробно, чтобы прочувствовать современную прозу, которую часто, в пылу дней, пропускаю. Теперь еще из пропущенного за последние дни. Почел большой материал об академике В.В. Парине, которую мне прислал Резник. Эта глава о жизни академика в тюрьме и лагерях. В свое время ее пришлось выбросить из книги, а вот теперь глава нашлась и к ней сделаны некоторые комментарии. Сделано это из "рублёнки" -- свидетельские показания. Написал автору короткое письмо.
       "Дорогой Семен Ефимович! Как только освободился, запоем прочел Вашу новую публикацию. Недаром говорят, что роман умирает. Мне тоже уже скучно читать общую "художественную" литературу, талантливо отысканный и скомпонованный документ ее убивает. Замечательная глава, много мне давшая, я все воспринимал почти как очевидец. Я ведь помню и "Суд чести" в кино. Кстати, я тогда что-то в этой картине, цветной, что было редкостью, из смыслов не понимал. Видимо, с детства я по-своему воспринимал правду жизни. Вот теперь, наконец, с этими судами чести все стало ясно. В документе это выглядит значительно сильнее, чем в описаниях А. Солженицына. Сцены в тюрьме фантастические. Самое поразительное в этой работе это общий тон, вы нигде не давите и не нажимаете. Поздравляю. С.Н. Зоя Федорова была популярнейшей актрисой кино, "звездой". Или это не она?"
       По телевидению -- арест во время суда Юлии Тимошенко. Говорят о падении рейтинга Януковича. Ну вот, на Украине есть теперь оппозиционный лидер.
       7 августа, воскресенье. Поднялся уже в 6 и принялся читать небольшой сборник Юрия Пахомова "Белой ночью у залива". Ничтожный тираж в 300 экземпляров, но хорошая плотная бумага, цветной портрет немолодого человека. Кажется, лицо мне знакомо. Из предисловия Валерия Рогова узнал, что на Пахомова еще в 60-е годы обратил внимание Юрий Казаков, здесь же перечислен ряд книг. Манера обстоятельная, глубокая, полное погружение. Каждый предмет окружен светом и объемом, как в янтаре. По первому в сборнике рассказу "Тесть приехал" в свое время Хуциев поставил фильм, я его не помню. Рассказ прекрасный. Прочел несколько других рассказов из сборника: все плотно, достоверно, но все будто бы отраженное в зеркале, через какую-то прозрачную среду. В подтексте довольно много политики. Я еще раз подумал, как много среди старшего поколения замечательных писателей. Но как-то они не вклинились в сегодняшнее время, везде наши проблемы обиженных.
       Одновременно вспомнил позавчерашний рассказ Максима, как он читал очередной роман Иличевского с компьютерной вязкой описательностью. Критика в свою очередь поддерживает, состоя из невыкуклившихся писателей, что им ближе по перу и по восприятию, а часто и по национальному менталитету.
       К Володе Шимитовскому приехал сын Игорь, я его помню, когда он еще поступал в институт. Теперь ему 48 лет, вся его биография прокатилась на моих глазах. Закончил престижную Бауманку, служил офицером в Капустином Яре, космос, ракеты, демобилизовался, чем-то в начале "перестройки" торговал, ездил в Германию, не разбогател, вернулся, теперь работает где-то завскладом. Отец был прекрасным инженером, у Игоря была та же хватка! Куда все уплыло? Ездит на дешевой старой машине. Игорь передал рассказ одного из своих товарищей, недавно побывавших в Лондоне. Тот своим глазам не поверил, когда в Гайд-парке встретил знаменитую московскую четверку -- Березовский, Абрамович, Лужков и с ними Батурина. А вокруг них, живописал Игорь, человек пятнадцать охранников, притворяющихся, что тоже гуляют, -- кто-то на ходу ест мороженое, кто-то мечтательно делает вид, что наслаждается природой...
       Весь день старательно читал книги на конкурс. Кое-что попалось совершенно не соответствующее задаче, но авторы считают, что вполне. Об этом я уже писать не стану, пропускаю. Пропускаю тоненькую книжечку Марии Солодиловой "Остров Веры" -- мило, но провинциально, рассказик, давший название книжке, скорее, некое подобие жития! Пропускаю и вполне качественные публицистические этюды профессора из Ярославля Михаила Рожкова "Жить по-божески. Этюды 20-го века". В премиальной книжке 65 страниц. Это качественное, но милое любительство. Глаза от напряжения болят, но для опытного человека все стразу становится ясно буквально с первых глав. А мне ведь надо определить десятку. Среди случайных открытий и совпадений -- мой старый, один из первых учеников Павел Парамонов, "Души летящие". Я помню его дипломную работу "Огородники" о крестьянах, начавших где-то в стародавние времена выращивать цветную капусту. Здесь у него сборничек. Определенно, в своем Суздале, где живет, и в соседнем Ярославле выбился в мастера первой руки. Очень грамотно, точно, внутренне очень пластично. Прочел первую повесть, по которой назван сборник. В городском морге лежат три трупа, приходит машина с бананами и продуктами, и от жары вся эта пища складывается в холодильник. Ситуация из времен начала "перестройки". Чтобы больше освободить место, трупы ставят стоймя. Дальше три истории этих трех не умерших своей смертью, а погибших людей, один из них китаец. Как часто наши писатели, мои студенты свои сюжеты берут из телевидения. Телевизор надо смотреть реже.
       8 августа, понедельник. То, что из прочитанного я всадил в предыдущий день, это, естественно, чтение и сегодняшнего дня. Приехал в Москву, ел, читал утром до отъезда в Обнинск, а в Москве уже заполнил лакуны в Дневнике.
       Частично просмотрел роман Бориса Евсеева "Евстигней. Роман-версия". Это о знаменитом музыканте и композиторе XVIII века Евгении Фомине. Исторический роман, стилистически идущий по привычным следам нашей исторической прозы. Увлекательно, свободно, герои -- Екатерина, Бецкой, Державин, Ломоносов, легкая добыча исторического романиста. На задней обложке обширное перечисление премий и знаковая, но безвкусная деталь -- "В советское время из-за выступления в защиту свободы слова в официальную печать не допускался".
       В двух номерах журнала "Москва" большой роман Михаила Попова "Вивальди". Это далеко не историческое сочинение, как у предыдущего автора, -- очень славный, точный и хорошо закрученный современный детектив. Вот здесь впервые на меня без особого нажима пахнуло сегодняшней жизнью. Я помню роман, за который в свое время Мише Попову давали премию Москвы. Как же он с тех пор поразительно вырос!
       Небольшое письмо от Семена Резника. На него я завел у себя довольно большую папку. Его письма мне интересны, одно литературное поле.
       "Дорогой Сергей Николаевич! Я тронут и взволнован Вашим отзывом -- и тем, что непосредственно касается моего опуса, и общими рассуждениями о документальной литературе. Не знаю, как это получилось, но я с самого начала работы в ЖЗЛ, будучи еще совершенно зеленым и оттого излишне самоуверенным юнцом, был противником "романизированных" биографий, ориентировал авторов на аналитический подход к материалу, а не на беллетризацию, был противником догмы, что "художественность" это когда есть вымысел, а документальность не может быть художественна. Думаю, что лучшие наши авторы шли этим путем и догму эту опровергли. Что касается Зои Федоровой, то Вы правы, мне уже указали на эту ошибку. В материалах о Руслановой я нашел, что она сидела вместе с "другой известной певицей Зоей Федоровой", что и перенес в свой текст, не перепроверив. При дальнейших публикациях, если они будут, исправлю. Я сейчас на отдыхе, то есть вкалываю по-черному, пася пятилетнего внука. (Он такой разбойник, что требует постоянного внимания.) Однако перед сном читаю понемногу Ваш Дневник. Как Вам нетрудно догадаться, особый интерес вызвали у меня американские впечатления. Что мне активно НЕ нравится, так это жалобы на здоровье. Из нашего короткого общения у меня создалось впечатление, что Вы в отличной форме, и я надеюсь, что недуги семилетней давности там (в давности) и остались. В общем, будьте здоровы и, памятуя о наших летах, осторожны. Ваш С.Р.".
       Вечером случайно встретил возле метро своего бывшего ученика Виталия. В свое время я помогал устраиваться ему вместе с его женой Наташей в один из маленьких московских театров. Виталий рассказывал, как руководитель, пытаясь в этом несколько самодеятельном театре набить зал, потребовал, чтобы каждая из молодых актрис отвечала в определенный день за наполнение зала, т.е. распространяла билеты. Несколько одуревшая Наташа, испытывая определенное психологическое давление, ничего не нашла лучшего, как взять кредит в банке, купить эти билеты и раздать их своим друзьям. Как ребята будут отдавать этот нелепый долг, я не представляю! Вторая новость, которую рассказал Виталий, была ужасной. Все лето прессу лихорадят трагические истории об отдыхе наших соотечественников в Турции, Египте, Испании. Мы стали объектом крутого и беззастенчивого бизнеса и, наблюдая за нашей сговорчивостью и малой требовательностью, этот туристический бизнес стал опасным. Наших соотечественников то травят "паленым" виски, то газом. Виталий рассказал мне о не очень молодом актере театра, поехавшем по недорогому туру в Египет и там, в жару, получившем инсульт. Две недели, пока не закончилась его медицинская страховка, его лечили, а когда она закончилась, ему быстро дали без поддерживающей медицины возможность умереть. Этого актера я, кажется, помню, он пил, был заслуженным артистом России, у него был редкий низкий голос. Кажется, его гроб встречал мой знакомый, тоже актер Игорь Пустовалов. Я помню, перед отъездом в Испанию я ему звонил, и он вдруг откликнулся мне: я в Домодедово. По числам это сходится. Тогда он, видимо, не захотел меня расстраивать и сказал, что покупает авиабилеты.
       9 августа, вторник. Утро. Все еще никак не мог отойти от вчерашней истории с гибелью актера. Каким жестоким стал вдруг мир.
       Начинаю постепенно собираться в Институт, сегодня так называемая апелляция. Сколько же нелепого наворотили наши законодатели. Абитуриент будет силой доказывать преподавателю, что он должен поднять ему балл и взять на курс. Пока "свинчиваю" себя для трудового и трудного дня, вспоминаю вчерашние газеты, которые просмотрел перед самым сном. День сегодня нелегкий, после апелляции в кафе "Форте" состоится еще заседание клуба -- день рождения Юрия Яковлевича Таранухи, явка обязательна. Подарю свои последние книги.
       В газетах смотрю только то, что мне интересно. А здесь -- бунт маргиналов и натурализовавшихся "цветных", прошу прощения за термин, в Лондоне, который постепенно распространяется по Англии, и новый скандал с приемными экзаменами. На этот раз во втором меде Москвы. Случайный программист обнаружил, что чуть ли не 600 "мертвых душ", т.е. людей, никогда не сдававших ЕГЭ, стоят в первых рядах списков на зачисление. Мне-то прекрасно понятно, что это значит. Эти шестьсот "рухнут", не представят документов, выберут себе "лучший вуз", а на их место встанут блатные.
       Я как раз в это время вспоминал вчерашнюю статью, в которой утверждается, что не только ЕГЭ стал фактом манипулирования. Я уже не говорю, это дело прошлого и позапрошлого годов, когда абитуриент с Северного Кавказа, имевший в аттестате чуть ли не 100 баллов по русскому языку и литературе, не мог без дюжины ошибок написать заявление. Теперь очередь стала за "победителями" олимпиад. Ректор РУДН Михаил Филиппов, наш бывший министр, привел, по словам газеты, шокирующие данные, как победительница одной из олимпиад набрала всего 38 баллов на ЕГЭ именно по предмету олимпиады. И, как я всегда знал, "целевой набор", по которому всегда, в основном, шли блатные сыновья и дочки местной элиты. и они, конечно, и не думали возвращаться к себе на малую родину. И все эти "целевики" стремятся на самые хлебные специальности. У этого контингента поступающих -- вне конкурса -- самые высокие баллы были у ребят из Магадана -- 87, самые низкие у абитуриентов из Чечни -- 64. В этой статье, как бы становясь центральной, мне интересна была мысль Бориса Любимова, ректора "Щепки": "Мне кажется, что все-таки у нас недооценивается коррупционная составляющая, которая продолжает существовать".
       Ах, ах, эти человеческие мозги, они всегда полны всяческого мусора! И если бы не этот опрос слушателей по радио, я бы не вспомнил вчерашнего разговора в нашей приемке. Мне подкинули во время актуального разговора о втором меде, что наш министр Фурсенко уже сказал, что ректора подставили -- прелестная формула, при помощи которой перекладывается ответственность. Впрочем, она хороша, чтобы освободить высших должностных лиц всех уровней от какой-либо ответственности, всегда виноват нижестоящий. К этому времени разворотистый ректор меда уже освободил от должности ответственного секретаря той комиссии, в которой он сам был председателем. Но вряд ли я так долго и длинно обо всем стал бы писать, если бы не один звонок на радиостанцию. Какая-то девушка, которая учится в Москве в другом меде, сказала, что пять лет назад, когда она подала заявление именно во второй мед, то с ее родителей за поступление запросили 200 тысяч рублей. Как же, оказывается, давно существует эта система!
       Апелляция закончилась довольно быстро. Вели ее Сидоров, Киреев, Торопцев. Один мальчик, стихи которого я здесь же прочел, довольно интересно комментировал мне каждое свое стихотворение и рассказывал, что он имел в виду. Намерения были самые хорошие, я бы даже сказал, патриотические. Потом признался, что стихи пишет только полгода и ничего не читал из современной поэзии. Я еще раз переживал, как мало знают эти воспитанники телевидения. На всякий случай я снизил мальчику его баллы за представленную работу. До шести времени было еще много, решил домой не ездить, а разобрать от лишних бумаг стол и сходить в офис МТС: у меня вышла из строя SIM-карта.
       О таких мелочах, как поход на улицу Чехова в МТС, я бы и не писал, если бы не два соображения. Первое не интересно -- все в этом офисе пообтрепалось, мебель потертая, очередь движется небыстро, все по-прежнему забюрократизировано. Несмотря на техническую поломку, придется дожидаться прихода из отпуска В.В. Федотовой и идти к ней -- карту может поменять только специальный менеджер учреждения. Занималась мною милая молодая женщина, на бейджике которой стояло имя -- то ли Зухра, то ли Зульфия. Надо сказать, в Москве за последнее время очень много молодых женщин явно восточного происхождения работают кассиршами, банковскими специалистами, сидят у компьютеров. И к ним у меня ни разу не было претензий, как к нашим молодым русским дамам. Они все точны, внимательны и терпеливы с клиентами. Не смог этого не написать.
       День. Разбирая письменный стол, нашел две папки, которые принесли уже после начала каникул. Во-первых, это остаток рукописи Дневников-2006, которую старательно прочел и выправил Юра Апенченко. Как все-таки я благодарен своим друзьям! Я, наверное, единственный "одинокий" писатель. Сколько народа ходило -- читал совсем недавно -- вокруг Л.Н. Толстого, у Достоевского жена стенографистка, у других везде секретари, машинистки, архивариусы, а я все один, да вот помогают друзья. Сколько в свое время сделал для меня Боря Тихоненко! Все до единой мои рукописи читал Лева Скворцов. Всю жизнь меня или правил, или читал Юра Апенченко! Теперь во-вторых. Еще весною сгоряча я отослал с просьбой прочесть рукопись о Вале С.Ю. Куняеву. И вот, как я и предполагал, рукопись вернулась обратно. Но опять с письмишком. Впрочем, я Ст. Юрьевича вполне понимаю.
       "Дорогой Серёжа! О героине этой оригинальной книги я многое узнал из твоих дневников, напечатавшихся (и не напечатавшихся) в "Нашем современнике". Атмосферу феминистического соблазнительного для молодых женщин образа жизни ты выписал с документальной точностью и авторским восхищением. Но для меня (а скорее для журнала "Наш современник") этот воздух либерализма, исходящий со страниц "Московского комсомольца", из коридоров и кабинетов этой знаменитой газеты всегда был чем-то чужд, чем-то опасен, а чем-то и просто смешон.
       Более того, по прошествии лет, я понял, что именно этот воздух готовил нам пришествие новых времен с их авантюризмом, гайдаровщиной, демократической шизофренией, криками "Ельцин! Ельцин!", "Коммунистическую банду -- под суд!", "Фашизм не пройдёт" и т.д.
       Ты это сам понимаешь и не хуже меня, поскольку написал об этом самом времени в прекрасной повести "Стоящая в дверях"...
       Это -- не наша проза. Наш читатель ее не поймет и не оценит...
       Это для "Юности", которая, к сожалению, выродилась окончательно.
       Возвращаю. Сожалею. И потому, что многие "кусочки жизни" из твоего повествования мои. Но в прошлом, которое я перешагнул и почти забыл.
       Твой Ст. Куняев".
       Придется мне теперь посылать С.Ю. Куняеву два тома Дневников.
       Юрию Яковлевичу Таранухе исполнилось 65 лет, а так как основная черта его характера -- поразительная скромность, то и в клубе его все любят. Что касается самой процедуры, она шла как обычно, может быть, только с чуть большей сердечностью. Лена Богородицкая на этот вечер специально прилетела с Кипра. Из некоторых других отличий -- на этот раз не было самодеятельности и каких-нибудь мелких эстрадных певцов, а играл очень неплохой камерный квартет, хорошая, знакомая музыка. Кормежка и выпивка тоже, может быть, на градус были повыше -- Юрий Яковлевич человек нежадный.
       Главное для меня здесь были гости. Когда на террасе за стол сели два сенатора, Рыжков и Глухих, и бывший спикер Госдумы, я еще раз подумал, что сегодня мне везет. Но сделаем небольшое отступление. На этой же террасе я сегодня днем обедал вместе с нашими хорошо информированными угольщиками. Они говорили о том, что Китай сейчас вкладывает свои деньги не в американские облигации, а просто покупает уголь, хотя у них самих одна из самых крупных угледобывающих промышленностей. В связи с этим вспомнил: "Чем государство богатее и почему не нужно золото ему, когда простой продукт имеет". Еще они говорили, что на последнем экономическом форуме в Ленинграде контракт на поставку то ли газа, то ли нефти по огромной трубе, в основном построенной за наши деньги, не был подписан. Комментарий приблизительно был такой: скорее строить, скорее распиливать государственный бюджет, а уж будет ли эта труба работать и какие кому приносить выгоды -- это потом. Положение сложное, дающее возможность для китайского экономического шантажа еще и потому, что адресат для нашего углеводородного топлива только один -- Китай, до Японии, чтобы взбодрить конкурента, не дотянешься. Итак, днем экономика, вечером политика. А тут, понимаешь, Паша Басинский не знает, зачем я пишу Дневник!
       Два сенатора стали говорить сначала о своем бывшем спикере, о той быстроте, с которой линяют его бывшие соратники. Назывались фамилии, а я подумал: интересно, фактор быстрого предательства -- это свойство русского политического деятеля или некое народное качество? Естественно, вспомнил и быстрый отток сановной интеллигенции, так часто пившей и певшей и развлекавшей хозяев в Кремле, из рядов КПСС. А уж как служили, как играли! Потом стали говорить о выборах где-то под Ленинградом, в одном из небольших избирательных округов своего будущего спикера. По слухам, в этом округе что-то около 900 избирателей. В разговоре возникло имя Оксаны Дмитриевой, непримиримой противницы нынешнего губернатора. "Я к каждому избирателю приставлю наблюдателя". Но ощущение у политических деятелей такое: "Справедливая Россия" может и не набрать необходимого количества голосов. А тут всплыло имя Геннадия Андреевича, по поводу которого у Геннадия Николаевича свое мнение. О судах, ни один из которых не был доведен до конца, и о прочей его храбрости. Потом, когда мы сидели с Геннадием Николаевичем за столом рядом, он тоже кое-что мне интересное рассказал. И как уходил со своего поста, и кое-что о своих товарищах.
       Домой приехал в девять и сразу сел пить чай с творогом. Из самых важных моих новостей, это что Дневники -- заходил в Книжную лавку -- потихонечку продаются.
       10 августа, среда. Как всегда, вскочил в семь часов, -- не выспался, вчера лег поздно, -- и сразу включил радио. Лондон и экзамены во втором меде имени Пирогова -- главные темы. Правда, поговорили немного о рухнувших лесах на строительстве спортивных объектов к универсиаде в Казани. Это уже не первая катастрофа на спортивном строительстве. Недавно что-то рухнуло из вновь построенного, тоже к универсиаде. Казанцы жалуются, что их пресса по этим поводам помалкивает. Что касается лондонских, перекинувшихся теперь в Манчестер и Ливерпуль погромов, то "Эхо" устроило опрос, взволновавшись, не перекинется ли подобное к нам, и что является причиной. Лишь один трезво мыслящий гражданин разгадал экономическую подоплеку: вот, дескать, безработица в Москве достигнет 13--15%, все и начнется. Что касается английских событий, все списывается на хулиганов и городские банды и на абстрактный национализм и ксенофобию, когда говорят о российских параллелях. Страна демократии Англия пригласила к себе пакистанцев, арабов, индийцев и африканцев, но дала ли им работу, навыки европейской цивилизации? А дальше уже рассуждайте, хотят ли негры и пакистанцы работать или только продавать наркотики.
       В связи с экзаменами во втором меде тоже был опрос слушателей. Тоже интересные цифры и рассуждения, звонили выпускники прошлых лет, рассказывали, какие деньги им предлагали платить за поступление и сколько и кто заплатили. Самое удивительное, что эти чуть ли не 700 "мертвых душ" -- искаженные фамилии абитуриентов прошлогоднего набора -- нашло не специально организованное агентство по надзору за нарушениями в сфере высшего образования, а обычный любитель, программист, решивший проследить, имеет ли шанс поступить в этот вуз его приятель.
       11 августа, четверг. Кажется, выспался и в десять поехал на дачу. Главная забота -- как там мои огурцы. Закатал одну трехлитровую банку и ночью читал библиографию и публицистику в "Знамени". Здесь замечательная статья Паши Лукьянова, моего отчасти ученика, которую он написал, вернувшись из Барселоны, где долго жил. Это аналитический взгляд на страну, которую он застал. Выписываю небольшой фрагмент, отчасти повторяющий то, что еще раньше Паша писал в стихах.
       "...мы снова живем в тех же психических координатах разделения людей по степени их заслуженности перед нашей персоной. Россия снова живет в XIX веке, мы снова рабы и баре, мы снова идем работать в найм за тощие тысячи, а финансовая аристократия устало слюнит свои миллионы. Я себя ощущаю сошедшим со страницы Толстого: четыреста рублей чаевых в богатом ресторане ни за что и десятку скрипачу за нелегкую игру ночью на ветру. Психика сама во мне сделала эти поступки: здраво и механично. Сознание и не может бороться с превосходящей силой бытия: данность всегда подомнет тебя как каток и выдавит на тебе родимые пятна своей ущербности. Ничего нового, друзья мои. Россия сделала круг и возвращается в классовое болото: комары, жабы и цапли. Боритесь за роли, но понимайте, что все хищные места уже разобраны. Пищите и бейтесь за возможность обрасти благородными бородавками и начать поедать своих бывших братиков по крови. Многие черты России, благодаря ее обширности и инерционности общественных взаимосвязей, еще сохранили свою мягкость, присущую советскому устройству. Социалистическая закваска еще сберегает мягкость нашего общего хлеба, но логика рентабельности и прибыли разламывает эту мякоть и делает хлеб железным: исключительно для хватких и сильных зубов. Процесс пошел, и это правильно".
       Здесь же в номере имеется некоторая ругань дневников Димы Каралиса, которые я в свое время читал. К сожалению, критика отчасти справедлива. Жанр сегодняшнего дневника очень сложен, его наскоком не создашь, и это не журнализм. Мой сосед Анатолий Жуган дал мои Дневники одной своей подруге, которая работает адвокатом. Взглянув на них, он сказала: что вижу, то и пою. Ах, как она ошибается, я пою только то, против чего протестую, все остальное маскировка.
       12 августа, пятница. Под утро, как часто на даче, снилась В.С. Опять во сне детское ощущение счастья от того, что мы вместе. Много думаю о написании второй части мемуаров, на которую так еще и не решился.
       За последние два дня просмотрел три романа. Это роман Ивана Сабило "Возвращение "Гардарика", роман Вадима Фадина "Снег для продажи на юге" и уже документальный роман Галины Кузнецовой-Чапчаховой "Парижанин из Москвы". Совсем недаром я недавно писал Семену Резнику, что современный роман медленно умирает. Надо, наверное, пояснить, что умирает в том случае, если в самом себе, в его построении не несет особых свойств, прячущий вымысел под неким покровом правды, которой читатель, безусловно, начинает доверять. Это может быть форма писем, документов, репортажа любого, условно говоря, высказывания, форма которого утверждает истинность, правдивость.
       В этом случае роман Кузнецовой-Чапчаховой безусловно выигрывает в читательском интересе. Это роман о последней любви И.С. Шмелева и его почитательницы, у которой по совпадению было то же имя, что и у покойной жены писателя. Практически это огромный корпус писем, которыми обменялись два адресата. Но в целом и этот роман не без недостатка, документы здесь скорее сгружены, сверкают сами по себе, нет того овладения материалом, которое встречается, скажем, у Ромена Роллана или Стефана Цвейга. Разница в возрасте у двух героев была лет тридцать или даже сорок. Здесь не только сам писатель, но и, пожалуй, своеобразный тип женщины, претендующей на роль писательской жены. Много деталей быта эмиграции.
       Оба других романа неплохо написаны -- у Сабило жизнь сегодняшней семьи, обитающей в небольшом городке на берегу Ладожского озера, у Фадина -- молодые люди на ракетном полигоне в 60-е годы. Фадин уже давно уехал из страны, это роман "из стола". Читаются оба роман с напряжением, но Сабило по теме и характеру людей мне ближе. Кроме Волгина, скучной стала наша литература. В этой связи новый роман Маканина --шедевр.
       Уже перед сном сумел быстро просмотреть еще одну работу -- короткий "любовно-политический роман" Николая Переяслова "Я не брошу бомбу в Париж". Здесь автор представляет себя неким кандидатом в президенты. Что касается политической борьбы, она написана в характере "Дня шакала", привычными блоками. Коля хороший беллетрист, но не больше. Кроме перечисления его разнообразных титулов, есть и такой, пробивной: "в настоящее время -- помощник мэра Москвы". Но мэр уже другой.
       13 августа, суббота. Подняться пришлось в пять утра. У меня всегда альтернатива -- ехать с дачи три-четыре часа или доехать за полтора, но подняться рано. В дороге слушал поразительные лекции Андрея Аствацатурова, переписанные с Интернета. Кажется, это преподаватель Петербургского университета. Я слушаю эти лекции уже давно и могу только пожалеть, что ничего подобного не слышал, когда учился. Плохо в моё время учили. Здесь цикл лекций о Джойсе, с поразительными отвлечениями, связанными с нашим и прошлым временем. Здесь и о некоторых фальсификациях, по забывчивости, Ильи Эренбурга, который полагал, что Джойс пришел на банкет в его честь, хотя все было ровно наоборот: Эренбург упросил своего приятеля привести его на банкет, который давался в честь Джойса. Второе соображение касалось сегодняшнего "Нового мира", который во время журнального бума имел тираж в 1,5 миллиона экземпляров, а "сейчас это никому не нужное, пустейшее издание, которое не набирает необходимого количества тиража, а существует за счет доплат государства" (третья лекция о Джойсе, 34-я минута).
       Дома по радио изысканные специалисты "Эха Москвы" разбирали телевизионный сюжет о находке Путиным на дне Черного моря двух амфор VI века и условия выборов В.И. Матвиенко в депутаты. Что касается первого, то разговор шел только о том, "подстава это или не подстава" и как бы к этому отнесся Станиславский: "верю, не верю". Лично я видел этот сюжет и обратил внимание, что он был снят с этими амфорами на переднем плане, значит, когда на них плыл Путин, то оператор их уже нашел. Но, в принципе, это не имеет никакого значения. В это же самое время Медведев по указанию Назарбаева снимал с собственной шеи галстук. Каждый обнажался, как мог.
       Что касается выборов В.И. Матвиенко, то они происходят согласно современным нормам и правилам. Начальство вызвало к себе подчиненных и поставило задачи. Предприниматели должны планировать и финансировать развлечения, чтобы удержать жителей в городе и тем самым обеспечить явку. Общественные организации, такие как общество слепых, должны обзванивать своих членов. Также информировали, что делать с избирательной литературой "Справедливой России". Литературу этой партии складывать в стопочки и в отдельных случаях вызывать милицию. Речь также шла о неких "продуктовых наборах". Все, как всегда, об этом доложила журналистка Александра Гармажапова, которая и написала об этом материал, размещенный в Интернете, через два часа этот материал был снят.
       Все это я слышал сам. Вот что значит вставать рано.
       Апелляция прошла вяло и быстро. Собрались почти все, а абитуриентов почти не было. В этом году у нас на заочное отделение почти нет конкурса. На собеседовании придется выкручиваться и имитировать соревнование. Нынче по стране 112 вузов недобрали студентов, значит, произойдет сокращение бюджетов, закрытие ряда учебных учреждений.
       Пока томились в ожидании абитуриентов, всласть поговорили; сначала я с Сережей Арутюновым, склонял его снова браться за аспирантуру. Как обычно, Сережа поражал меня остротой своего понимания литературы и начитанностью. А потом хорошо потолковали с Оксаной Лисковой, нашим ответственным секретарем приемной комиссии. Тема была все та же: история со вторым медом. Оба вспомнили, что претензии к ректору уже сочились и раньше. Зная всю технологию, Оксана была уверенна, что ректор не мог не знать о том, что происходило. Самому ответственному секретарю, по мнению Оксаны, таких огромных цифр "мертвых душ" было бы не надо. При известной еще по прошлым годам цене за прохождение в этот мед в 400 000 рублей достаточно было и десятка абитуриентов, значит, были еще заинтересованные лица. Кто пострадал, т.е. кого могли, кроме ответственного секретаря, уволить? Как и у нас, за компьютерами сидели студенты, которым надо было подработать, и аспиранты. Им наверняка дали список, они и набивали его. Кстати, перед нашим разговором Оксана как раз набивала список для проверки ЕГЭ. Оказывается, после того, как список готов, проверка его занимает несколько минут. Слава Богу, что хоть этого мы добились. Но вот, к сожалению, нет базы данных людей, уже закончивших вузы. Здесь могут быть нарушения закона -- абитуриент может и не признаться, что у него уже есть одно высшее образование.
       14 августа, воскресенье. Около 12 я уже был на даче. Все как обычно: приехал -- стал готовить. Ну, конечно, сразу включил радио и услышал, как кто-то очень интересно говорит о литературе. Но ведь литература -- это всегда и политика, хотя об этом не принято говорить, дескать, мы вне политика. Неизвестный мне литератор замечательно говорил, что летом его обычно тянет писать стихи. Потом как-то хорошо сказал о министрах, которые любят воровать, а министрами работать не любят. Сразу, правда, узнал восторженно-уклончивый голосок Майи Пешковой, а потом и говорившего -- Дмитрий Быков, которого не любят люди, окружавшие меня. Он фантастически интересно говорил о советском строе, сравнивал его с современным режимом.
       Поел, чуть отлежался и принялся читать оставшиеся работы на конкурс. Начал с "Хранителей России" Владимира Бондаренко. Это, видимо, собрание его газетных публикаций, здесь полный набор всех для меня знакомых людей, знаменитых и известных писателей. Иногда довольно небрежно, есть повторы. Это очень неплохая, агрессивная литературная публицистика.
       "Лада, или Радость" Тимура Кибирова. Это довольно остроумный постмодернистский роман, действие которого крутится вокруг собаки. Все в деревне: старухи, пьяница-бомж, иногда выходят в другую жизнь. Активность описаний иногда раздражает и быстро надоедает.
       Так же непонятное, как и у Володи Бондаренко, участие в этом конкурсе другой выпускницы Лита -- Лады Одинцовой, "Писательство как миссия". Это литературные воспоминания, центром которых был ее литературный герой Андрей Вознесенский. Есть интересные сведения, фигуры, редко встречающиеся в наших воспоминаниях. Одинцова уже давно живет за границей, отсюда некоторый акцент антисоветизма, впрочем, как и у Кибирова.
       Открытием для меня стала малюсенькая книжечка Галины Городиловой "Пули пролетали мимо". Рассказ о скитаниях семьи, попавшей в оккупацию. Всего 30 страниц и вдобавок смущающая профессионала ремарка: "Этот рассказ удостоен диплома 2-го Саратовского областного литературного конкурса короткого рассказа в номинации "За оригинальность художественного содержания и формы" 20 апреля 2010 года". Естественно, никаких открытий в форме, но в спокойной манере не пишущего человека этот очень немолодой автор приводит поразительные факты о военном времени. Для цитирования я выбрал самый жареный и спорный кусок. О чеченцах.
       15 августа, понедельник. Мое чтение литературы на конкурс проходит на фоне чтения последней огромной главы "Улисса" Джойса. Вот тут и понимаешь, что форма ничто, если она не подкреплена содержанием. Все литературоведы говорят на своих лекциях про то, что свой внутренний монолог Молли Блум "произносит" в постели во время менструации и садится при этом на горшок, но все почему-то забывают, что здесь еще проходит вся жизнь этой женщины, ее первые влюбленности, ее карьера, муж, любовник, вожделения. И так как это все -- сорок страниц текста -- написано без единой запятой или точки, прерывающимися фразами, то читатель все это должен разобрать. Но кроссворд -- смысл -- так общечеловечески интересен, что оторваться от составления общей картины этого пазла читатель не в состоянии.
       На этом фоне -- почти избыточной полноты содержания -- работы наших литераторов кажутся несколько специфическими. Еще днем прочел сначала два рассказа Вячеслава Пьецуха, объединенные общим названием "Перечень", а уже после обеда повесть Игоря Вишневецкого "Ленинград". Оба автора вышли в "толстых" журналах -- Пьецух в "Октябре", Слава Пьецух на последнем Букеровском обеде признался мне в своей любви к "Октябрю": платят из всех "толстяков" здесь лучше всех, а Вишневецкий -- в "Новом мире". Последнее даст мне возможность допросить Руслана Киреева: о чем повесть Вишневецкого. Попутно замечу, что литература на конкурс, которая прошла журналы, конечно, по качеству выше. Но, тем не менее, особенно в контексте моего "домашнего" чтения Джойса, должен сказать, что у обоих авторов торчат "филологические" уши, хотя я и не знаю, что заканчивал Слава, и удивительный приоритет формы над конкретным содержанием. Слава вообще очень пластично и ярко пишет, но, иногда, мне кажется, может так пластично писать обо всем. Но эта внешняя яркость не спасает: на следующий день после чтения надо снова лезть в текст, чтобы вспомнить, о чем он. В данном случае -- молодежная компания и "дуэль", подобный "несовременный" поворот уже давно гуляет в нашей беллетристике, потом действие переносится на несколько лет вперед, из свинцовых мерзостей ничего не изменилось. Другой рассказ поэнергичнее, это некий перечень "грехов" героя. О вечной недоброжелательности русского человека.
       В "Ленинграде" за модернистской формой со стихами, за героями из бывших аристократов, за нагнетанием смыслов в спорах иногда возникают точные до боли подробности и выразительные документы. Здесь привет от В. Богомолова. Но чтение от одного подобного выразительного эпизода до другого само по себе довольно тяжелое.
       Теперь, так сказать, фон жизни. Ни дня без авиационной катастрофы! Кажется, в Якутске взлетевшую машину немедленно пришлось посадить -- непорядки с двигателем. Жертв нет, но летать страшно. Еще совсем недавно где-то в СМИ прошло сообщение: стоимость внутренних перелетов в России в два раза выше, чем в Америке. Это, наверное, за счет взяток проверяющим чиновникам, которые выпускают на линии старые или неисправные самолеты.
       16 августа, вторник. Каждое утро составляю себе замысловатый завтрак -- оладьи из собственных кабачков, в которые добавляю манку, муку, а сегодня и овсяные хлопья. Утро на даче -- целый ритуал, здесь еще и поливка огурцов, петрушки и кабачков, которые не уставая плодоносят. Все это идет под аккомпанемент "Эха Москвы", которое умудряется рассказывать о самом, с их точки зрения, главном в общественной и политической жизни.
       Зачем Есин обо всем этом пишет? Я опять обращаюсь к статье П. Басинского. А вот затем и пишу, чтобы знать цену себе и другим! В наше время как литературы без социального фона не существует, так и внутренней жизни. Этот фон все время провоцирует личность к высказыванию. В конце концов, немолодой человек, живущий уже по прежней инерции, в самом прямом смысле зависит и от степени воровства в стране -- много украли наверху, мало достанется внизу, -- и от того, кто управляет, кто держит в руках кран денег.
       Что касается денег, то обрела реальность история с бывшим -- недавно по собственной просьбе отставленным -- губернатором Тульской области Дудкой. Губернского начальника привлекли к ответственности -- вроде бы взял взятку в 40 миллионов рублей за предоставление земли в городе под строительство супермаркета. Здесь я вспомнил Андрея, банкира, который снимал у нас в Институте помещение. Если я дал взятку, я об этом могу говорить на каждом углу.
       А вот вторым сюжетом были развернувшиеся "прения" по поводу выборов в крошечном избирательном округе для губернатора Матвиенко. Выборы как решенная данность. Не заняв хоть какую-нибудь выборную должность, Матвиенко не может стать спикером Совета Федерации. Этот путь ей безальтернативно назначил президент. В выборе среди "своих", в Сенате, президент, конечно, уверен. А между тем в Ленинграде, по слухам, то конфискуют избирательный материал оппонентов губернатора, то проходят другие такие же "демократические" процедуры. Вспомним здесь Ленина, который назвал любые выборы в капиталистическом государстве фикцией. На всякий случай радийщики провели опрос: эти экстраординарные выборы типичный случай или все же крайнее безобразие? 75% слушателей решили, что безобразие крайнее.
       19 августа, пятница. 7 утра, Обнинск. Не пишу Дневник уже несколько дней. Внезапно мой компьютер, который проработал несколько лет, как-то заскрипел и не открылся. Все-таки у меня есть надежда, что материалы не пропали. А пропажи, если компьютер не откроется, могут быть большие. Я не уверен, что некоторые фрагменты, а то и годы Дневника и другие работы перенесены в большой домашний комп.
       Как обычно, когда что-то мешает мне заполнять Дневник, я старюсь волевым усилием удержать в памяти последние события. Здесь несколько блоков. Во-первых, опять рано утром 17-го пришлось ехать в Москву. Я подошел к возрасту, когда врачи начинают занимать существенное место в жизни. Опять -- не боюсь, пожалуй, смерти, страшусь только беспомощности, зависимости от чужих рук и не успеть довести все свои планы до конца. Но, по крайней мере, эндокринолог отпустил меня на свободу на год. Правда, в одну из сред предстоит анализ, который надо делать чуть ли не на другом краю Москвы.
       Пока сутки пробыл в городе, все-таки закончил с конкурсом Пенне. Когда составлял рейтинги из срочно за последнее время прочитанного, обнаружил, что один материал все же мне в руки не попал. Это Буйда с серией рассказов в "Октябре". Утром 17-го пришлось читать. Рассказы густо маргинальные, без какой-либо надежды на просветление, но такова, наверное, и есть жизнь. Это жизнь с грязными квартирами, сгоревшими подъездами, с обезумевшими от пьянки и страданий людьми. Подобные сюжеты регулярно показывают в таких передачах, как "ЧП" или у Малахова в "Пусть говорят". Здесь тоже есть своя тема: как все-таки сильно отличаются страсти и быт наших "сериалов" от того подлинного, что наполняет быт многих наших соотечественников. Если подобные коллизии создать силами искусства, в это просто не поверят. Подобный мир умеет воссоздавать и, видимо, знает Буйда. Это чудовищные истории о выросших, как звери, в одиночестве людях, никогда не видевших никаких признаков цивилизации. У них своя правда и свой суд. Это дети, постоянно подвергающиеся насилию и спокойно могущие убить своего мучителя, воспитателя и педагога, чтобы на украденные деньги сделать потом нелепые покупки. Хорошую, рефлектирующую литературу не объяснишь словами. Но это, действительно, убедительно и сильно. Такова ли жизнь? Но таков взгляд на нее художника.
       Итак, дочитав последнюю работу на конкурс, принялся составлять рейтинг, расставлять баллы. Первая тройка у меня выглядит так: Игорь Волгин, Буйда, Миша Попов. В рейтинг, в первую десятку, я включил и своего ученика Павла Парамонова. Интересно, как все это будет теперь выглядеть у других членов жюри: Туркова, Бэлзы, Сидорова, маститых итальянцев?
       А что же за это время происходило во внешнем мире? Ну, естественно, катились предвыборные страсти, связанные с выборами Валентины Ивановны Матвиенко. Прекраснокудрый Борис Немцов рассказывал по радио, как он агитировал против губернатора в Санкт-Петербурге, а его в это время преследовали агенты ФСБ и полицейские. Говорил о том, что не встретил никого, кто бы хотел за губернатора голосовать, а в это время в поддержку Матвиенко созывался митинг на Дворцовой площади. Какие-то доброхоты возмущались, что на этот митинг начальники обязывали их явиться и за неявку грозили карами, а чуть позже "Эхо" говорило, что митинг был многотысячным. Жизнь шла и идет, раскрашенная подлогом, подлостью и предательством! В связи с последним вдруг всплыл у Андрея Малахова депутат законодательного собрания Рейман, который сыграл определенную роль в отзыве Сергея Миронова. Выступал с невероятным пафосом правдолюбца! Как важно иногда знать предысторию подобного искателя морали!
       Весь вчерашний день, когда я вернулся продолжать свой отпуск в Обнинск, "Эхо" было занято двумя темами,-- неудачей нашего нового запуска спутника и годовщиной ГКЧП. 20 лет без советской власти. Кстати, выяснилось, что большинство населения уже не помнит основных героев этих дней. И касается это не только одних членов ГКЧП. Забыты имена трех парней, погибших в трагическую ночь гражданской осады Белого дома, уже ушла из памяти деятельность Гайдара, Грачева, никто не помнит, что там делал и Ростропович со своей виолончелью. Во всех разговорах о победе демократии присутствовала грусть об исчезновении Советского Союза и некоторое недоумение об отсутствии достижений. Меня обжигает стыд, когда кто-нибудь из вроде бы ответственных лиц говорит о том, что мы или, наконец, достигли советского уровня в той или иной области жизни, или, к сожалению, еще не достигли. Определенные достижения есть только в расслоении населения на нищих и богатых. На этих днях рассказали, как неизвестный мне эстрадный певец справил свадьбу, сняв замок под Парижем, и как некий "средний" провинциальный миллионер сыграл свою свадьбу, истратив 20 миллионов рублей. Ради этого, наверное, и отдали свои бесшабашные жизни трое парней 20 лет назад. К этому государственному юбилею появились данные о невероятной люмпенизации населения. Бедные и обездоленные плодят и воспитывают заранее сдавшихся и готовых вообще не работать, а жить на пособия.
       Среди всего этого вдруг появилось мнение бывшего президента Аскара Акаева, что где-то через 10 лет на просторах бывшего СССР снова возникнет что-то вроде Союза государств -- экономика и жизнь заставят. А как тогда с национальной проблемой и дружбой народов? Я человек не бойкий, не коварный и уж совсем не мыслитель. А как же Кавказ, как же безработная оттуда молодежь, ставшая террористами. А все очень просто, полагает уже упомянутый кудрявый парубок Немцов. Надо просто сказать нашим кавказским друзьям: на каждый акт террора в Москве вдвое будет уменьшаться огромная дотация, которую эти республики получают на строительство свои детских садов, стадионов, школ, дорог и мечетей. Вот такие дела.
       Вечером вчера Алексей Венедиктов брал интервью у хитрого и ловкого Горбачева. В своей обычной манере он полу-лгал, извивался и ловчил, рассказывая о прошлом. Очень ругал коммунистическую партию и сожалел, что опоздал сам ее распустить.
       20 августа, суббота. Довольно рано прикатил из Обнинска -- завтра собеседование в Институте у заочников. Лег рано, встал -- еще не было семи: почитал, естественно, без результата, английский, а потом все же начал новый большой кусок про нашу с Валей жизнь. Скажу больше, уже давно размышляю: не начать ли еще одну книгу, тоже личную, так сказать, о наших семейных вещах. Твердо решил на этот раз все делать от руки, в большой записной книжке -- одна история с одной стороны, другая -- с другой. В связи с этим принял решение и меньше писать в Дневнике о всех буквально потрясающих меня безобразиях жизни. Они так одинаковы -- воровство, хотя все время попадаются подробности, мимо которых не пройдешь. Перед сном вчера читал "РГ", один из ближайших номеров, и наткнулся на испугавший меня материал -- одиноких стариков убивают, вывозят из города, забирают их квартиры. Сам сюжет до удивления знакомый, но здесь исключительно новые лица: самим отъемом занят, сформировал банду милиционер, ныне полицейский, а кандидатуры для этих высоковыгодных действий подыскивает, пользуясь служебными связями, местный депутат. Это, пожалуй, последнее. Дневник сокращается.
       Дома получил новое письмо от Марка. Впрочем, вот полностью наша с ним за три или четыре дня переписка.
      
       "17 августа 2011, Филадельфия
      
       Дорогой Сергей Николаевич!
       Мой "отпуск" позади, но об этом чуть позднее. Сейчас же, дорогой мой друг, еще раз спасибо за ощущение душевной близости, которое я чувствую, несмотря на тридевять земель, нас разделяющие, и, поверьте, оно взаимно.
       Специфика этого моего письма -- деловое -- и, несмотря на абсолютную потребность послать Вам "стандартное" письмо "за жизнь", нравы, события и текущие ощущения, решил это сделать следующим разом и сделаю это без всякой очередности дней через 7-10. Сейчас же пишу о деле, чтобы не расщеплять Ваше внимание..."
       Дальше Марк пишет, что готовит новую хрестоматию о еврейском вопросе в России. Прежнюю его книгу я читал, т.е. прочел почти до конца. Многие из людей, чьи статьи или выступления приведены, занимали разумную и взвешенную позицию. Во всем опусе присутствовало чувство справедливости и ощущение исторической данности. Тогда же я что-то об этом написал в Дневнике, и это же оказалось в моей с Марком книге-переписке. Теперь Марк расширяет диапазон своего исследования. В письме он приводит образцы, вернее отрывки, из этих новых материалов, говорит и о словнике. Все это вполне благородно и, если он еврей, да еще с такой поразительной русской закваской, почему бы ему по этому поводу не размышлять? Но у Марка, кроме, так сказать, информационного повода есть еще и вполне конкретное предложение.
       "Серьезная просьба, равно как и деловое предложение, таковы. Не взялись ли бы Вы написать вступительное слово на 80-100 строк (1,5-2 странички), предваряющее основной текст книги? Ваше значимое имя в контексте книги было бы бесценно. Собственно, кое-что Вами уже написано. На стр. 245-246 и 251-252 нашей общей книги многое уже пригодно для такого вступления. Если есть критические нотки, то и таковые приемлемы.
       Труд есть труд, и он обязан быть оплачен. Я предлагаю $200 за такое вступительное слово".
      
       "18 августа, Москва
      
       Дорогой друг, что Вы там порете за херню относительно оплаты? С Вами я еще начну торговаться! Естественно, напишу. И что Вас за мысль посетила, что по каким-то причинам я мог отказаться? Но! Четко укажите мне, когда это предисловие Вам нужно. Я невероятно сейчас -- увидите в Дневниках! -- занят, и мне надо сохранять собственный ритм. Как подлинный антисемит -- каким, вероятно, считают меня многие плохо пишущие и плохо читающие еврейские авторы, -- я просто обязан выразить свою точку зрения. Нет ни эллина, ни иудея, а есть обиженные милостью общего Бога, но с невероятным самомнением обыватели. Одни говорят, что их заело русское быдло, не пускали в университеты и в прессу! А вы взгляните на нашу преподавательскую публику и нашу прессу! Другие -- это отчасти я! -- ноют, что их не допускают к разделу большого литературного пирога. А между тем весь Интернет и научная литература достаточно загружена этим именем. Только вчера случайно обнаружил, что теперь -- без моей какой-либо помощи и даже знания об этом -- появились еще и какие-то аудиокниги с моими старыми романами. Господи, узнали бы об этом мама и Валя! Это бывший двоечник и прогульщик! Как я рад, что у Вас есть занятие и книга, которая Вас увлекает. Только пафос творчества и работы способны держать нас на плаву жизни. Мне кажется, что Вы делаете что-то исчерпывающее по этой наболевшей теме. Я все это соберу -- Вас и Резника, -- выну с полок и посмотрю вновь. Теперь, как говорится, на еврейский манер, встречная просьба. Отправьте Вашу просмотренную версию Геннадию Петрову в Атланту. Этот маленький русскоговорящий журнал -- и опять не русские миллионеры, а еврейские активные люди, сужу по издателю, организовали что-то связанное с нашей словесностью -- меня довольно много печатает. В одном из последних номеров они напечатали весь полный текст "Гагарина", а купюры были и у либеральных французов, которые подобрали цензуру, и у "Литгазеты", где на всякий случай убрали телесную тему. Какое это счастье видеть свой текст полностью. Я всегда почти физически страдаю, когда от него мелкая и часто завистливая литература откусывает от текста по кусочку. Это напоминает поведение бандита, посылающего по почте родителям и родственникам то отрезанный пальчик, то кусочек ушка жертвы.
       Что касается остатков 2010 года, я Вам их все-таки вышлю, иногда надо выпархивать в современную очень непростую жизнь. Не перечитываю, С.Н.".
      
       "19 августа, Филадельфия
      
       Дорогой Сергей Николаевич!
      
       Ваш скорый ответ принят с огромной благодарностью во всех его частях, включая херню.
       Было бы прекрасно, если удастся написать до 20 сентября. Несколько хуже, но приемлемо до 1 октября. Я уже веду переговоры с типографией, а они ребята быстрые по части бизнеса. Но это так, к слову.
       Особенно тронут упоминанием мамы и Вали. Моей нет уже 42 года, а я вспоминаю ее без особых провалов в памяти, видимо, много, много грешил, вот и прикован цепью к памяти о ней.
       За мной письмо о Барселоне.
       Обнимаю,
       Марк".
      
       21 августа, воскресенье. Собеседование шло до пяти часов, народу, в принципе, было не очень много. Практически брали всех, мы еле-еле закрывали свои бюджетные места. Правило такое: если не закрыт бюджет, то нельзя брать коммерцию. А вот "коммерции" было достаточно много. Что-то в обществе поменялось. Ну, предположим, ослабление набора на заочное отделение вызвано "демографической ямой", но есть и другая сторона. Пришло много уже немолодых людей с законченным высшим образованием. Они уже, как правило, состоялись, подзаработали, устроились, теперь хотят осуществить то, о чем мечтали раньше. Было несколько очень и по творчеству, и по жизни, и по позиции интересных немолодых женщин и парней. Но, как и почти всегда, молодежь производит удручающее впечатление. Заявления были странные, кое-что я записал. "Шекспир? Английский писатель? А почему он по-русскому пишет?" Почти совершенно ничего не знающая и не способная что-то вразумительно ответить девушка молвила: "Я занимаюсь контркультурой". Через непонятную ей культуру она просто перешагнула. Но вот некий паренек Мусин, когда я сделал какое-то замечание, говорит: "Планка падает с каждым веком". Сегодня смотрели два семинара поэзии, Арутюнова и Седых, публицистику (Апенченко) и детскую литературу. Хотя практически брали всех оставшихся после экзаменов, но все же семинар Арутюнова произвел лучшее впечатление. Галя Седых, как мне показалось, брала в свой семинар почти всех, в том числе тех, кого прежде отсеял Арутюнов. Что касается детской литературы, то публика была слишком разношерстной.
       Третий день, как по радио по телевидению говорят о трех днях августовского путча, произошедшего 20 лет назад. Никто не скрывает своего разочарования от результатов этой "победы демократии". Уже возникло мнение о Ельцине как борце за личную власть. Меня поразило выступление Юрия Шевчука, уж, казалось бы, такого демократа. Он, который двадцать лет назад был у Белого дома, считает, что тогда его обманули.
       22 августа, понедельник. Встал, как и всегда перед рабочим днем, очень рано. Но радио уже захлебывалось от "безусловной и полной победы В.И. Матвиенко". Правда, почти тут же после приведенных цифр Борис Немцов сказал, что у этих муниципальных выборов туркменский счет. Что-то в этом духе, слово "туркменский" запомнил точно. Вечером, когда купил "Московский комсомолец", и так прозрачное значение этого определения приобрело конкретность. Все ясно уже из заголовка статьи, размещенной на первой полосе. "Позор на Красненькой речке. Отдавшие свои голоса за губернатора получили право на экскурсию и велосипед". Здесь же рядом с большой фотографией экскурсионного автобуса такая надпись: "Наградой за участие в голосовании была пятичасовая экскурсия в Павловск. С обедом". Дальше другие подробности, свидетельствующие о поразительной организованности этих судьбоносных выборов. Есть и другие подробности о голосовании, в муниципальном округе Петровский. По словам газеты, там решающую роль сыграли курсанты Академии Можайского. Помню, кстати, как голосовали, когда я служил в армии, -- строем! Так вот, местная пресса уверяет, что на время выборов около 1500 курсантов других академий поселили в тутошних казармах и временно зарегистрировали. Вот это и называется административным ресурсом.
       Но вернусь к утру. Здесь прозвучала еженедельная передача "Гражданин поэт". Традиционно ее готовят Дмитрий Быков и актер Михаил Ефремов. На этот раз она была посвящена годовщине августовских событий и противостоянию возле Белого дома. Последнюю фразу этого маленького моноспектакля я записал: "Мы были дураками, когда стояли там".
       Сегодняшнее собеседование вызвало точно такое же ощущение, что и вчера. Низкий уровень, как правило, отвратительная подготовка. Попадались, правда, и замечательные ребята. В качестве положительного момента можно отметить несколько абитуриентов с Кавказа. Как в свое время мой Керамов, они оказывались лучше подготовленными. Наши преподаватели отмечают низкий уровень грамотности. Кое-что из хорошего и плохого я записал.
       -- Парень из Дагестана о моде на религиозное поведение, в 90-х этого еще не было. Русскому в Дагестане быть совершенно не опасно, опаснее дагестанцу. Опасаться надо только милиционера, сейчас полицейского. Государство живет отдельно, а люди отдельно. 80% населения живет обычной жизнью.
       -- Мое детство прошло под телевизором.
       -- Как любой мальчик из провинции, который после школы не знает, куда идти, я пошел учиться на экономиста.
       -- "Блеск и нищета куртизанки На-на".
       -- С детства хотел стать писателем. Книги я читал, как учебники по писательскому ремеслу.
      
       23 августа, вторник. Не уехал на дачу, потому что завтра сдавать стариковские анализы -- что-то вроде антител на простату. Но, тем не менее, перестал кашлять. Раздумываю над причинами: летняя жара, смена лекарства -- недаром пульмонолог сказала мне, что мы не выдерживаем технологии при изготовлении лекарств, на которые купили патент. А может быть, здесь и новая зарядка, связанная с углубленным дыханием, которую я снова начал делать?
       Весь день дома: написал несколько страниц в новую "повесть" о В.С., занимался -- безуспешно! -- английским, читал книги на томский конкурс, осталась одна папка. Сильная у них проза. Теперь буду читать перевод средневековых зарубежных пьес, но это, кажется, наш московский мастер.
       Без новостей не могу! Плохо не только у меня, но и в стране. Опять заблудился огромной мощности спутник связи. Только страховочная его стоимость семь миллиардов рублей. Еще не сообщили, перелили или недолили горючего в ракету. Убили, расстреляли мэра Сергиева Посада. Газеты сделали подсчет: за 10 лет только в Подмосковье убито 6 мэров. В Африке живем! Чемпион мира по борьбе без правил в клубе ударил, видимо, выхваляясь перед девушкой, 18-летнего парня-студента. Бедный парень умер в больнице. Судья под залог в 5 миллионов рублей чемпиона выпустила. А тем временем судят кавказцев, убивших Егора Свиридова. Такова наша жизнь.
       Прочел также очередную порцию "Записок из-под полы" Евгения Сидорова. Слитного текста из всего мною прочитанного не получается, но масса интересных подробностей, оторваться почти невозможно. Самое интересное -- это конкретные люди. Для меня это особо любопытно, потому что многих я знаю. Привожу две миниатюры. В одной -- тенденция литературы, в другой -- поверженный идол. Размышляю, мог ли об этом Евгений написать раньше или раньше не вспоминалось -- это о Н. Михалкове.
       "Сижу в Переделкино, наблюдая передел кино. Какая удача, что в середину девяностых я сознательно дистанцировался от
    Н. С. Михалкова (вернее, он от меня). Помню, как Никита Сергеевич по-неофитски восторженно воспринял монархические идеи Ивана Ильина и сеял наспех прочитанное вокруг себя, просвещая и такого "государственника", как генерал Александр Руцкой, с которым дружил и от которого, надо признаться, благородно не отрекся, когда вице-премьер России стал на время опальным мятежником. Помню Михалкова в бане вместе с Борисом Немцовым, когда знаменитый актер и кинорежиссер внедрялся помещиком в нижегородскую губернию. Помню губернатора Ярославской области А. Лисицына, который показывал мне проект письма о возвращении семейству Михалковых фамильных икон из музея города Рыбинска. Я уговорил тогда губернатора ни в коем случае письмо не подписывать, дабы не ронять свою репутацию. Помню замечательно обаятельного Никиту, когда помогал ему снимать в Третьяковке телевизионный фильм, для которого потребовалось особое освещение и освобождение некоторых полотен от специальной защиты (хранители справедливо протестовали). Люблю "Ургу", "Обломова", "Пять вечеров". Многое помню, особенно сочные поцелуи при встречах, будто мы и впрямь в купеческом мире Островского. Хорош, велик Никита, ничего не скажешь! А мы мелочны и злобны, пытаясь отнять у него какие-то должности, мигалку на авто, чаепития с первыми лицами государства, когда его гордое дворянство вдруг превращается в сервильное верноподданничество, от которого веет не Ильиным, а старой советской выучкой. Не отнимешь всего этого, да и не стоит. Все от нашей зависти, господа!
    "
       Сегодня отнесли в мастерскую мой компьютер. Дай Бог, чтобы спасли записи. И последнее -- пришло письмо от Миши Семерникова -- это итоги нашего итальянского конкурса. Удивительно, как мы, такие разные в жюри люди, совпали:
       "Уважаемый Сергей Николаевич! По результатам голосования в тройку финалистов вошли: Волгин "Уйти от всех. Лев Толстой как русский скиталец", Пахомов (Носов) "Белой ночью у залива", Попов "Вивальди". Церемония награждения предполагается 19 ноября (суббота) с.г. в ЦДЛ. С уважением, М.А. Семерников".
       24 августа, среда. Утром, когда ездил на Щукинскую сдавать анализы, в метро купил "Новую газету". Вместо того чтобы, как обычно, читать в метро английский, читал про убитого в понедельник мэра. Как я и предполагал, новый мэр тоже был не сахар. Когда еще только показали картинку с места происшествия, а убили молодого мэра возле его собственного трехэтажного особняка, я тогда уже подумал, что все очень непросто. Такое же чувство у меня было, когда лет десять, а может, и больше убили ректора ГИТИСа возле его загородного с гаражом дома. Тогда я тоже был ректором, но и помыслить себе не мог, чтобы иметь или построить что-либо подобное.
       "Новая" пишет и о теневой стороне биографии убитого 35-летнего мэра Евгения Душко. Душко окончил соцфак МГУ, в прошлом политтехнолог. Бесстрашный борец с коррупцией -- это официальная биография. Однако... "Надо сказать, что в сергиево-посадских бизнес-кругах Евгений Душко считается безбашенным мастером черного пиара... "Помогал он клиентам так: просто растаптывал их соперников и конкурентов через свои городские СМИ. Был у него выход и на федеральные СМИ. В людях он видел либо материал, либо потенциального заказчика-плательщика..." -- один из его сотрудников. "Душко -- натура абсолютно без крыши -- заявил источник. -- Он молодой беспредельщик, ни с кем считаться не считал нужным".
       Цитаты можно было бы множить, но уже созрел и мой собственный легкомысленный вывод. Конкуренты, с которыми он боролся, видели в Душко человека с такими же принципами, как и они сами. Так чего тогда высовываешься, падла? Чего из себя делаешь честного? Сегодня бывшего политтехнолога уже похоронили. Ощущение, что лихие 90-е у нас начались снова. Еще раз возникает мысль, как опасны в России деньги и бизнес.
       В том же номере газеты прочел замечательную статью покойного Ефима Эткинда о переводчице Татьяне Григорьевне Гнедич, в тюрьме сделавшей перевод "Дон Жуана" Байрона. Надо будет взять в библиотеке. Я ведь видел Эткинда в Копенгагене, но тогда я не представлял себе ни его биографии, ни кто он такой, видел в нем только ненавистного мне диссидента и еврея. Два последних понятия в моем сознании тогда сливались.
       Кстати, утром, пока пил кофе на молоке -- это у меня еще с первой поездки в Ирландию, -- Геннадий Зюганов рассказывал о событиях августа. Из подробностей: до этого, чуть ли не в марте, на закрытом заседании Политбюро дважды рассматривался вопрос о введении в стране чрезвычайного положения. Вот тебе и недоумение Горбачева, откуда это ГКЧП взялось...
       Днем встретил из Берлина Лену -- она утрясает последние формальности своей предыдущей жизни в России. За дорожные в машине "трали-вали" приехали из Внукова домой. Пока особых новостей из Германии не было, но поговорили о смерти студента Агафонова, погибшего после удара чемпиона мира Мирзаева. Лена, как наша соотечественница, внимательно по телевизору наблюдающая нашу жизнь, и как врач произнесла свой собственный вердикт. Парня можно было бы спасти, если бы им в больнице сразу занялись. В Германии такого случиться не могло. Кстати, пока я уже сегодня в третий раз пытался записаться на сканирование, Лена у себя в Германии уже сделала более серьезное исследование.
       Вечером сидели у телевизора. Я с наслаждением смотрю Андрея Малахова. Это зондаж состояние наших мещанских кругов и демонстрация моральной и интеллектуальной мощи наших депутатов, которые неизменно присутствуют в этих передачах. Я только могу себе представить, сколько эти кричащие о морали и одетые специально для подобных передач дамы нагрешили в свои молодые годы. О депутатах и депутатках не говорю. Все ищут публичности и пиара.
       В новостных программах рассказали о новой катастрофе -- гибели транспортного корабля, который шел на Международную космическую станцию, и о взятии Триполи повстанцами, за которыми стояли, конечно, международные силы и авиация. Но каков этот Каддафи! -- продержался шесть месяцев и еще держится. И, пожалуй, последнее. Довольно случайно набрел в интернете на статью В. Огрызко о причинах отставки Максима. Все сходится, приблизительно так же Максим и говорил. В статье приводится весь ряд преемственности главных редакторов журнала. Я цитирую только конец статьи.
       "Наконец, Малютину хватило ума понять, что его время бесповоротно ушло, и он на определённых условиях журнал передал бывшему техническому секретарю редакции Людмиле Карханиной. Благо та уже давно приобрела навыки финансового и издательского менеджмента. К тому же она имела некие выходы на супругу Путина, патронирующую центр русского языка. Но искать выгодных заказчиков под издательские проекты -- это одно, а делать журнал -- совсем другое.
       Как главный редактор Карханина оказалась беспомощна. Она попробовала опереться на публициста Игоря Михайлова. Однако Михайлов предпочёл самые интересные тексты, поступавшие в редакцию "Литучёбы", отдавать в журнал "Юность", где он также числился. Получалось, что для "Литучёбы" оставались одни отходы. А как совладать с шустрым сотрудником, Карханина не знала. И тут судьба сделала ей поистине бесценный подарок, подарив знакомство с блестящим поэтом и строгим редактором Максимом Лаврентьевым.
       Лаврентьев сделал невозможное. Он фактически возвратил "Литучебу" из небытия. Журнал стал площадкой для острых литературных дискуссий. Он зафонтанировал неожиданными идеями. В нём исчезла слащавость, зато появились соль и перец. Издание быстро начало набирать вес и авторитет. Из собрания трафаретных дебютов и наукоблудия "Литучеба" превратилась в журнал литературно-критической мысли.
       Однако нынешней весной у гендиректора журнала Карханиной и главного редактора Лаврентьева случилась размолвка. Спровоцировал конфликт Живой Журнал. Лаврентьев в своем личном блоге позволил нелицеприятные суждения о главном бесогоне страны -- Никите Михалкове. И это очень не понравилось Карханиной.
       Позиция Карханиной свелась к тому, что Михалков для "Литучебы" отнюдь не посторонний человек. Говорят, будто он периодически поддерживает некоторые проекты журнала. Возможно, Карханина испугалась того, как бы после записей Лаврентьева в личном блоге эта помощь не прекратилась.
       Что тут сказать? До чего же мы дожили, если боимся выслушать разные мнения. Неужели Никита Михалков превратился в какое-то божество, о котором нельзя высказать ни одного критического слова? Так ли уж он безупречен?
       Я страх Карханиной объясняю только одним -- боязнью за своё место. Для меня очевидно, что она -- слабый начальник и теперь боится, как бы Михалков, используя своё влияние, не убрал её из журнала. Была бы Карханина компетентным руководителем и сильной личностью, вряд ли она стала бы так прогибаться перед придворными деятелями культуры.
       После добровольного ухода Лаврентьева из журнала Карханина на должность главного редактора "Литучебы" пригласила Варламова. В отличие от Лаврентьева Варламов более искушён в политических играх (не зря он включён в состав совета по культуре при Президенте России). И вряд ли он полезет на рожон. Но что выиграет от этого "Литучеба", пока неясно.
       А что касается Лаврентьева, он не пропал. Настоящие профессионалы всегда были в цене. Ему тут же поступило предложение заняться интересными проектами в издательстве "АСТ"".
       25 августа, четверг. Встал рано, кормил Елену завтраком. С утра она полетела в банк решать какие-то свои проблемы. Судя по всему, даже у них в Европе есть беспокойство, что же случится с нашими русскими деньгами.
       До 12 часов сидел дома, ожидая Машу и Володю -- у С.П. завтра день рождения, его будут отмечать у меня на даче. Я подарил ему новый пылесос -- по праздникам мы обмениваемся с ним дорогостоящими подарками. До приезда Маши и Володи время провел очень толково -- читал английский, написал несколько страниц в свою новую книжку. Как и все, что связано с Валей, пишу не на компьютере, а от руки.
       Ребята только что приехали с Украины, где были на поминках -- год со дня смерти сестры Маши. Я жадно расспрашивал о ритуале поминок, ребята рассказывали о поезде, украинской жизни, ценах. Бензин на Украине существенно дороже нашего.
       Писал ли я об очередной катастрофе в нашей космической системе? После тяжелого спутника, который должен был своими сигналами покрыть половину Сибири и Дальний Восток, разбился корабль-грузовик, летевший на МКС. Здесь были вода, продукты и кислород. Не сработала третья ступень, корабль упал где-то на Алтае. Говорили об огромном взрыве. Это уже, как утром сказало радио, шестая неудача за последние шесть месяцев.
       Но вернемся к делам бытовым, житейским. Пока несколько дней я ходил по врачам в Москве, С.П. дописывал какую-то свою статью в Обнинске и, наконец-то, вызвал какую-то контору, чтобы поставить спутниковое телевидение. Антенну установили снаружи наверху, вход возле комнаты В.С. Все получилось очень хорошо. К сожалению, нет моего любимого канала "Дискавери", но есть канал с индийским кино. Маша тут же в это кино вперилась. Она его страстно любит и знает. Я впервые увидел зрителя, который, посмотрев фильм, выходит с заплаканными глазами. Правда, перед этим Маша осушила кружечку пива.
       Вечером принялся читать на конкурс "Три пьесы английского Возрождения в переводах Григория Кружкова". Многовато для меня чтения на август. Работа, конечно, очень непростая. Ее основное достоинство -- адаптация к сегодняшнему восприятию. Кружков многое прояснил, сделал воздушнее. Само соседство "Бури" с двумя другими драматургами эпохи -- Беном Джонсоном, Томасом Мидлтоном и Уильямом Роули помогает понять в каком контексте -- весьма сложившемся! -- возникали пьесы Шекспира.
       26 августа, пятница. Все утро и день, почти до вечера читал роман Андрея Аствацатурова "Люди в голом". О книге я узнал из рецензии в "Октябре", который взял, чтобы прочесть Сидорова. Мельком отмечу, что раздел текущей критики в журнале очень неплох, полный и без высоколобого снобизма, которым кичится "Новый мир". Как-то получается, что у меня все лето проходит под знаком этого просвещенного ленинградского профессора. Сначала, с подачи С.П., начал слушать лекции по зарубежной литературе ХХ века, а вот теперь всплыл и роман. Человек, конечно, блестящий!
       Поначалу раздражали собственные авторские признания о еврейском происхождении. В нашей литературе это как объявление о дворянстве и собственном превосходстве. Потом это прошло, все завязалось. Роман это или просто огромный кусок разных жизней, не знаю. Довольно быстро автор бросает собственную, отчасти типическую для школьника советской поры, биографию. Мальчишки, футбол, родители, друзья. Здесь тоже не обошлось -- возможно, это подтрунивание над собой -- без пассажей о происхождении. Не удержался автор и от того, чтобы не вспомнить, что он внук легендарного академика В.М. Жирмунского, по книгам которого мы все учились. Но это все скорее мои завистливые придирки. В книге действует некий герой, полный тезка автора, Андрей Аствацатуров. Есть даже и вполне славянское отчество -- Алексеевич.
       Я, еще слушая его лекции, заметил, с какой настойчивостью А.А. цитирует Сартра. Напоминает о его чрезвычайно левой позиции и интерпретирует мысль о том, что человек совсем не то, каким он кажется. Собственно этому и посвящен роман. Сам Аствацатуров, как герой романа, так и знаменитый лектор, неоднократно подчеркивает и свою, вплоть до коммунизма, левизну и тезис, что индивидуум это не совсем то, что он есть на самом деле, нутренно. Но здесь, в романе, не только память школьных и университетских друзей, а иногда школьных учителей и университетской профессуры. Здесь еще и поразительные, порой типизированные, портреты интеллигенции, в том числе диссидентствующей и, в частности, еврейской. Здесь у Аствацатурова есть чему поучиться. И в первую очередь искренности, без которой писателя просто не бывает, и бесстрашию. Вот такие они, голенькие. эти ленинградские люди.
       "В этот дом, как я потом узнал, приглашали далеко не всех, хотя у многих создавалось обратное впечатление. Предпочтение отдавалось личностям творческим, непризнанным поэтам и художникам. Эти творческие личности -- неопрятные дяди и тети -- бродили по квартире со стаканами в руках, громко разговаривали и смеялись. Здесь поощрялось инакомыслие, и в качестве его красноречивого свидетельства в комнатах были развешены по углам небольшие иконы. Все советское и официальное высмеивалось, и даже научные заслуги деда Арчи иронически назывались "достижениями нашего орденоносного папаши". Иногда среди гостей появлялся диссидент, и тогда начинались бесконечные разговоры о преследованиях цензуры, о кровожадности партийных работников, о злодействах бюрократов из официальных художественных организаций.
       Мне очень нравилось приходить туда, когда я был маленький, и даже потом, когда я стал постарше. Едва ты переступал порог, возникало ощущение, что ты попал в другой мир, не имеющий отношения к скучной повседневной жизни, особенно школьной. Тебя радостно обнимали, сажали за стол, наливали вина, несмотря на мамины вялые протесты, а потом расспрашивали о школе ("Как там, -- зверинец, как везде, или что-то приличное?").
       Однажды я рассказал за столом про своего учителя физики, который мне несправедливо занижал оценки. Тетя Ира -- она в тот день выполняла роль хозяйки -- повернулась к моей маме и спросила:
       -- Варя! Этот физик, наверное, антисемит и поэтому Андрюшу так ненавидит?
       Моя мама в ответ махнула рукой:
       -- Да этот физик сам еврей.
       -- Что ты говоришь! -- всплеснула руками тетя Ира. -- Друзья! -- тут она постучала ножом по бокалу. -- Минуточку! Вы можете себе представить?! Какой-то сумасшедший еврей-физик травит нашего Андрюшу!
       -- Безобразие! -- загудели гости. -- Какой мерзавец!
       -- Верочка! Вы этого не оставляйте! Напишите жалобу в РОНО.
       -- Только в совке такое бывает!
       -- Ну что вы! Вот у меня племянник в Израиле -- так то же самое...
       -- Не может быть! В Израиле!
       -- Да, представьте себе!
       -- Вера! Переведите ребенка в другую школу!"
       Но на этом, я, пожалуй, не закончу. Еще раз, уже в Москве, посмотрю рецензию в "Октябре".
       Встал, как обычно на даче, рано, часа полтора мыл посуду и приводил в порядок кухню. Это, так уж сложилось, моя добровольная обязанность, зато целый день к кастрюлям, плите и раковине я не подхожу.
       Сегодня С.П. -- повторяю -- 51 год, значит, знакомы мы с ним больше 25 лет. Он всегда у нас с Валей, несмотря на временные размолвки, был почти членом семьи. Сколько раз он Валю встречал или провожал в поездки, когда меня не было в Москве. Даже в последний раз в больницу мы отвозили ее вместе, я один не мог бы справиться, пришлось его вызывать.
       Я отчетливо представляю его трагическое миропонимание своего нового возраста. У меня это тоже было в 50, молодость уже наверняка прошла, даже уже, пожалуй, зрелые годы. Потом это все выравнивается, и бываешь счастливым, проживая каждый следующий год.
       27 августа, суббота. Вчерашнее гуляние с песнями и танцами продолжалось, видимо, за полночь. Я лег не позднее восьми и когда где-то в двенадцать ночи проснулся и принялся перечитывать шекспировскую "Бурю" в новом переводе Г. Кружкова, веселье продолжалось. В 6 утра проснулся окончательно, минут 20 почитал "Шерлока Холмса" и отправился мыть посуду. Все по разным комнатам спали мертвецким сном.
       Солнце опять светило, и на дворе было не так холодно, как по утрам в прежние дни.
       По радио, пока убирал следы вчерашнего пира и мыл посуду, говорили о подлогах на предварительных выборах "Единой России" во Владивостоке, об урагане, который надвигается на Нью-Йорк -- "Аэрофлот" по этому поводу отменил в Америку два рейса, -- и о споре музыкантов Государственного академического симфонического оркестра со своим дирижером Марком Горенштейном. Оркестранты обвиняют его в грубости, в бесконечных штрафах, которые он накладывает на них, и вообще не желают с ним работать. Дело, кажется, может дойти до суда. Но, если мне не изменяет память, в свое время в этом оркестре уже был конфликт с художественным руководителем, тогда, если все же память меня не подводит, бывший министр Швыдкой назначил Марка Горенштейна руководить главным оркестром страны. Конечно, сделан этот выбор, полагаю, не по национальному принципу, но национальное на руководящих постах все же осталось -- вспомнил здесь волевой характер и специфическое окружение Л.Д. Троцкого.
       Днем обнаружил, что и в "Российской газете", которую, уезжая из Москвы, я вынул из почтового ящика, напечатан большой материал, связанный с этим известным дирижером. Оркестранты шлют слезницу министру культуры: и штрафует, и бывает с коллективом грубым. Но здесь же и небольшой эпизод на конкурсе Чайковского, связанный с кем-то из националов. Формула "этот аул" не так уже удобна для обозначения музыканта. Удивительно, что это звучит из уст, видимо, еврея, которые так заботятся, чтобы все было политкорректно и -- Боже мой! -- никакой ксенофобии. В этом же номере газеты предложение самых богатых людей во Франции увеличить налоги именно с этой категории налогоплательщиков. Это не только боязнь кризиса и народных возмущений. Это еще и боязнь потерять все. Кстати, дочь и зять Елены, работающие врачами в Швейцарии, платят налогов 30% от оклада, еще и какая-то сумма отчисляется в пользу Германии -- они резиденты, т.е. граждане этой страны. Может быть, что-то отчислит нам Абрамович или Березовский?
       28 августа, воскресенье. Завтра приедет утром телевидение -- делают передачу о Володе Орлове, необходимо будет сказать несколько слов. По обыкновению мозги уж включены и работают. Я помню Володю, еще когда мы вместе трудились в "Комсомолке". Был такой угрюмый, очень собранный паренек. Потом встретились уже в Литинституте. Сегодня вечером обязательно посмотрю кое-какие материалы. Написал он довольно много, многое я и прочел. Главный тезис: открыл новое видение, новые приемы и новые типы в литературе. Крупный писатель, несмотря на то, что "крупные" премии давались не ему. Еще надо сказать о его одиночестве в писательской среде и чувстве справедливости.
       Весь день сидел за компьютером, никуда не выходил, подготовил отчет для Томска по прочитанным работам. Завтра или послезавтра пошлю.
       К моему удивлению, снова на странице "Российской газеты" встретился с Марком Горенштейном. Теперь уже, после вялых нападок оркестра, оправдывается он. Все же это, наверное, рекламная кампания. Огромный, на полполосы, снимок Горенштейна во фраке и с волевым лицом. У него свои взгляды на разразившийся скандал. Основной тезис маэстро: "Дирижер всегда определяет лицо оркестра, что бы ни говорили. Ходят не на оркестр, ходят на дирижера!" Потом дирижер обращается уже не к искусству и общности музыкантов, а к закону, к его юридической начинке, "если министерство культуры подойдет к этой ситуации здраво и объективно, то по закону нет ни одного юридического повода, чтобы меня уволить! Подмахивание письмом оркестрантов -- это не юридический документ". А я-то думал, что в искусстве как-то по-другому. Любопытно, что манера Горенштейна напомнила мне другого мэтра -- Любимова. Приблизительно так же оба относятся к людям, с которыми работают.
       29 августа, понедельник. Если о главном, то был на томографии "органов грудной клетки". Шел с некоторой робостью. Проводившая эту процедуру врач сказала, что результаты будут завтра у врача. Я не утерпел и задал вопрос напрямую. И здесь она мне твердо ответила: онкологии никакой нет. Ну и слава Богу, с остальным справимся.
       Но утро началось с интервью, которое я давал каналу "Культура". Я предполагал, что это какая-то большая передача, но оказалось, что юбилей Владимира Орлова телевидение отметит только "сюжетом" на 3,5 минуты. Все это заняло не очень много времени и, полагаю, на экране я лишь мелькну. На этих несчастных минутах будет четыре человека: Володя, его жена, Юрий Рост и я. Такая сутолока. Ребята сетовали, что приехали без осветителя. Оказалось, что чуть ли не четыре камеры ушли куда-то в Подмосковье, где Никита Михалков дает свой очередной мастер-класс. Тут я вспомнил статью Огрызко об отставке Лаврентьева -- какой авторитет, какое всесилие!
       Был в Институте. Там разыгрывается кампания по спасению, в качестве проректора по хозяйству, Матвеева. Леша Козлов уже написал письмо с просьбой сохранить своего лучшего друга по столу. Кажется, с такой же инициативой выступят и другие заединщики -- Федякин и Смирнов. Но что там сказал Ньютон о действии и противодействии? На ученом совете я не промолчу.
       При всем моем пластичном и покладистом характере сегодня окончательно и навсегда поссорился с Сашей Нелюбой. Ее внутренняя растерянность перед жизнью ведет к поразительному хамству и грубости. Я ей сказал: забудь, что у тебя был учитель, увидишь меня, не здоровайся -- меня нет.
       30 августа, вторник. Утром разослал всех по делам -- Лена отправилась по знакомым, Саша на машине повез чемодан маленького Сережи в общежитие, а на обратном пути он вместе с С.П. -- естественно, С.П. сына повез сам -- должен будет заехать на Теплостанский рынок и купить мне помидоры и чеснок. Саша приехал что-то к 12-ти, ящик помидоров -- 25 кг -- мы с ним поднимали домой вдвоем. Саша купил еще и огромную семгу, которую я должен буду вечером засолить. Забегая вперед, скажу, что с помидорами возился до глубокой ночи: мыл, перетирал на машине, солил, добавлял толченый чеснок и разливал этот "соус" по банкам. Помогала советом и чистила чеснок Лена.
       Машину оставил в Институте и на комиссию в Дом журналистов пошел пешком. Было, конечно, очень интересно. На этот раз разбирали жалобу вице-губернатора Ставропольского края, курирующего образование,-- это важно -- на журналистку газеты "Открытая для всех и каждого" Елену Саркисову. Саркисова написала статью "Обирать сирот -- низость!". Собственно статья о закрытии детского дома в одном из селений Ставропольского края. Вице-губернатор Василий Балдицын недоволен. Вице-губернатор недоволен фразами "Ликвидировав из "экономии детский дом в Курском районе, состоятельные господа из краевого правительства -- вице-губернатор Василий Балдицын и министр образования Алла Золотухина, -- сиротами больше не интересуются" и "Мария (героиня публикации М.Е. Юрьева -- В.Б.) сегодня выполняет функцию государства, ничего не получая от него на содержание сирот. Таково следствие дремучей некомпетентности и бездушия состоятельных господ из краевого правительства -- Василия Балдицына и Аллы Золотухиной, изображавших небывалую заботу о государственных интересах".
       Дискуссия у нас разгорелась довольно жаркая. Вице-губернатор "присутствовал" на экране, вместе с ним плечом к плечу сражалась и уполномоченная по правам ребенка по Ставропольскому краю. На каждый простенький вопрос у нее было заготовлено письменное, не всегда совпадающее со смыслом вопроса разъяснение. Защита детей в полном согласии с действием начальства. Как нонсенс я воспринял, что вице-губернатор, когда-то возглавлявший краевую газету, остался еще и лидером краевого отделения Союза журналистов. У меня лично претензии вице-губернатора оставили чувство брезгливости. Суть вопроса в том, что власти раскассировали детский дом, находившийся в одной из станиц, а детей перевели в другой, в Ессентуки, "укрупнили". За всем этим я увидел еще и некую административную тенденцию. Детский дом находился в помещении, в котором раньше находился детский сад. Какая прекрасная многоходовка -- и вроде бы открываем детский сад -- естественно, пока не открыли, -- и вроде бы экономим государственные средства. Подобная экономия до добра нас не доведет. Сокращается культурная и государственная сеть, покрывающая государство. Сорок человек остались без работы! Вдобавок ко всему в Ессентуках атмосфера в детском доме, судя по статье, могла быть и лучше.
       Второй немаловажный вопрос, поднятый газетой,-- возможность устроить детей в уже знакомой станице в семьях -- это опять современная тенденция. Государство дает значительные льготы и суммы новым родителям, но надо все это было разъяснить, провести определенную работу, а это не было сделано. Когда одна из воспитательниц все же взяла несколько ребятишек к себе на постой, то, как обычно, местная власть долго и упорно телилась со всеми выплатами.
       Вице-губернатора больше всего взволновал термин "состоятельные господа". Ну, что же здесь поделать, чиновник в наше время почти всегда состоятелен. Я также давно подметил, что, обладая определенным собственным бизнесом или "делом", не так уж много времени у начальников остается, чтобы решать дела общественные! Немного позже, когда придут документы, я обязательно кое-что в Дневник вставлю.
       В Институте, когда я вернулся, меня ожидали письмо и книга. Уже дома сначала развернул книгу -- ба, да это старый мой знакомый, Вася Близнецов. Когда-то еще мальчиком этот Вася был у меня на семинаре молодых писателей в Дубултах. Кажется, сам он был откуда-то из Сибири или с Урала. По крайней мере, его уникально по дизайну изданная книга своей родиной считает Екатеринбург. Вася не изменил своей несколько вычурной модернистской манере. Но сейчас все это приобрело поразительную стройность и наполнено определенным смыслом. Книга о любви. Редко какая книга бывает не о любви, но здесь это так необычно, так возвышенно и так блистательно запаковано в словах, что можно просто развести руками. Стихи и проза. То и другое и функционально и исчерпывающе по своему качеству. Книга называется "Один Брон". По Близнецову это мера любви. Я полагаю, что героя этой книги-романа звали что-нибудь типа Бронислав. Нужны бы здесь цитаты, но они вне контекста не так ясно звучат, в книге это все замечательно. Но это все мои первые впечатления, теперь буду читать.
       Еще больше, чем книга Васи Близнецова, удивило меня письмо. Оно довольно долго лежало у меня на столе, и я, честно говоря, думал, что это письмо какого-то графомана, с очередной рукописью. Рассказ в конверте действительно был, но главное -- письмо, которое жестче и точнее, чем я, объясняет многое в нашем деле. Это один из наших писателей -- Сергей Гончаров. Я сделал две выписки.
       "Государственная политика на местном уровне. Государственную политику в литературном процессе озвучил наш "прошлый" губернатор М. Кузнецов, обращаясь к членам Псковской областной писательской организации: "Вы -- общественная организация. Сами зарабатывайте, хоть самогон гоните!". А раз его не одернул в то время его непосредственный начальник -- Президент России, то я сделал вывод: это позиция официальной государственной власти. Кстати, наша писательская организация на сегодня практически тихо "отходит", что лишь подтверждает позицию государства. Чего писатели никогда не делали при советской власти. Думаю, что для Ваших хроник окружающей литературной жизни будет интересен и такой факт. Известнейшие русские псковские писатели и поэты вынуждены за свои деньги издавать свои произведения, а затем и сами распродавать тираж, т.к. наценки в книжных торговых сетях такие, что книгу просто не купят. Ну, если русский писатель А.А. Бологов для издания своей книги вынужден был продать гараж, машину да еще и денег занять, затем сам распродает собственный труд, -- мне очень понравилась эта его книга "Правит парусом не ветер!" -- тогда я не знаю, что еще сказать о государственной политике в области идеологии, в основе которой и лежит эта самая наша литературная жизнь".
       Кстати, Сашу Бологова я знал, замечательный и тонкий писатель. Кажется, был водолазом, Но я сейчас почти в том же положении -- тоже многое печатаю за свою зарплату.
       31 августа, среда. Встал рано, чистился, зарядку не сделал, а сразу поехал в "Дрофу". Александр Федотович Киселев вручил мне 10 экземпляров "Маркиза". Обложка, конечно, чуть просела, но книга получилась роскошной. Кстати, когда я чуть позже приехал в Институт и зашел в книжную лавку, Вася назвал мне отпускную цену издательства -- 450 рублей за экземпляр. В Интернете ее уже продают по 750 рублей. С Александром Федотовичем мило поболтали, я настраивался писать следующую книгу в его философскую серию.
       Сразу из издательства поехал в "Литературку", чтобы взять у Лени последний фрагмент к книге о Вале. Он интересно написал две странички, вспомнил наши застолья, нашу с Валей квартиру. Это был материал деталей и непосредственной боли. В этом отношении Леня более душевен и сентиментален, в отличие от меня. Поговорили о последних событиях, в газете трудно, денег мало, Юра пока в Крыму на фестивале.
       В "Литературку" я, кстати, впервые сумел приехать на машине. В Институте ничего нет особого, ректор уезжает в Италию, с ним, наверное, Солонович и -- это я знаю уже точно -- Женя Сидоров. Женя говорил, что заедет еще в Ниццу, он торчал все лето в Москве, занимался приемом курса, приедет в Москву к следующему семинару. Наши преподаватели умело урывают у лета куски -- шестого не будет ни Николаевой, ни Рейна. У кого они отпрашивались, я не знаю, об этом мне сказал ректор, но сам он ни Рейна, ни Николаеву не отпускал.
       В Институте пошел обедать и разговорился с Юрой, который вместе с Тоней уже давно работают в столовой. Юра -- с Украины, Тоня из Костромы.
       1 сентября, четверг. В 9 выехал из дома -- в соседней школе во дворе уже стояла толпа, вовсю гудел громкоговоритель. У нас в Институте подобное намечено на десять. Народа в этом году было меньше, чем обычно, зато ректор на этот раз сказал свою речь громким голосом. Все о том же, конкурс восемь человек на место у очников и это при том, что около 100 вузов -- я об этом писал -- не заполнили бюджетных мест. Я коротко говорил о знаниях и о знаниях, так сказать, сердца, которые наряду с другими должен собирать и копить писатель.
       Сегодня в Институте событий много. В час собрание коллектива, во время которого мы выслушали проекты и обещания о возможном продлении гранта -- вот было бы хорошо! Потом состоялся ученый совет, на котором я не был, причину объясню ниже. На совете опять голосовали Надю Годенко. На этот раз она претендовала только на должность старшего преподавателя. Ректор и Саша Камчатнов были "против". Тем не менее, Надежду все же избрали -- 10 "за", против "8". Возвращаясь из мэрии, я встретил Камчатнова, которому я симпатизирую и как ученому, и как коллеге, и стал его успокаивать. Надя неплохой специалист и, кажется, уже почти избавилась от своего недостатка. Уговаривал Камчатнова забрать свое заявление об уходе, которое он сгоряча написал. А тем временем в Институте всем раздавали банковские карточки, на которые теперь будут выписывать зарплату. Банк никому не известный, процент за перечисление он все же берет, снять деньги можно будет далеко не в каждом автомате. Народ открыто ропщет. В воздухе витают слухи о том, что это кому-то из начальства нужно и что кто-то получил за сотрудничество с банком "бонус". Мне это определенно неудобно. Ближайший от меня автомат, где без доплаты можно снять деньги, Ленинский проспект, 37. Для меня будет трудно запомнить еще и коды нескольких банковских карт.
       А в мэрию я ходил, потому что сегодня там вручали премии. Все было очень торжественно, приглашенных на церемонию было на этот раз больше, чем обычно. Внизу, на проходной, встретил Леню Колпакова, его пригласила Надя Кондакова. Леня пришел на церемонию с другой, совсем печальной. Он был на панихиде по недавно умершей Ие Саввиной. Панихида проходила в МХТ. Дальше уже впечатления Лени. На этот раз -- уже без всякой игры -- очень печальный, почти трагический Олег Табаков. Поразило, что на выносе в телевизионную камеру говорил Игорь Верник -- медийное лицо, о покойной говорил как о коллеге.
       В зале сидело много моих добрых знакомых. С годами я все больше и больше люблю людей, с которыми когда-то соприкасался. Здесь и знаменитый Рукавишников, и А.С. Соколов, и Паша Слободкин, с которым мы перемолвились уже на выходе, и Володя Андреев, и Сережа Яшин. С Пашей обменялись мнениями о сегодняшнем министре культуры. Хуже и равнодушнее министра у нас еще не было. Карьерный дипломат, но, кажется, он весною уходит на пенсию.
       Что касается самих лауреатов, то здесь люди в основном пожилые. Список не печатаю, он уже известен. Кама Гинкас был, как всегда, величествен и говорил, что его "Медея" будет показана за границей, Надежда Кондакова попыталась прочесть речь и подарила мэру свой "Пушкинский календарь", который мне подарила лет пять назад. Леня потом мне рассказал несколько занятных подробностей. Очень спокойно, но со значением посетовал, что никогда никого из правительства и важных московских чиновников не видит в залах, где исполняется серьезная или народная музыка. Особое впечатление произвела молодая пара архитекторов, спроектировавших какую-то общеобразовательную школу. Школу немыслимо хвалили. Потом на улице мы встретили ребят возле машины. Я удивился тому, как они получили этот заказ. Они ответили, что получили его, когда школами никто не занимался и заказ стоил какие-то ничтожные деньги. А мы беремся за все! Я порадовался, это моя школа, я тоже берусь за все.
       Начальство было практически в полном составе: Собянин, Платонов, Швецова, Худяков. Во время речи Собянина Людмила Ивановна постоянно, как бы одобряя, кивала головой. Мэр, кстати, выступал энергично и по делу. Нашел слова, чтобы поздравить лауреатов.
       Дома во время ужина слушал по радио Виктора Шендеровича. Я его не очень люблю, но тут он оказался бесподобен. Но надо вернуться назад. Еще вчера, в преддверье нового учебного года, президент Медведев как бы всерьез предложил нашим олигархам и очень богатым и успешным людям выступить в школах, дать урок предприимчивости. И вот сегодня, когда ведущая начала фантазировать, кто бы мог пойти к детям со своим уроком предприимчивости, и назвала имя Прохорова, Шендерович остроумно ответил, что Прохоров мог бы поделиться своими воспоминаниями только где-нибудь поближе к прокуратуре. Дальше юморист начал говорить о капитале, добытом трудом и другими способами...
       В выпуске последних известий, испортивших мне ужин, говорилось о вагоне с бромом, разбившемся в Челябинске, и о том, как молодежь бунтует против реформы образования. Молодые люди выпустили в офис, где сидит наш министр Фурсенко, с полдюжины поросят. Кого они имели в виду -- не знаю, поросят ловила охрана.
       2 сентября, пятница. Перед сном заглянул в "РГ". Как я и предполагал, теперь имя Марка Горенштейна будет знать каждый обыватель. Цеховая солидарность неискоренима. Опять парадное место на полосе, очень хорошая фотография и подписи деятелей искусств. Первая Владимира Федосеева, потом целая гроздь. Оставить Марка Горенштейна на месте! Среди подписавшихся под коллективным письмом и мой товарищ, знаменитый тенор В.Пьявко. В его подписи, как и еще у нескольких деятелей, фигурирует и звание "Лауреат премии Москвы".
       Вчера же в Интернете выплыл замечательный документ, очень сильно меня обрадовавший. Так сильно, что я рискну привести его целиком. В связи с выходом моего "Маркиза" я внес название романа в "поиск" и получил старую рецензию, сделанную еще во время конкурса "Русский бестселлер". Бывают же такие совпадения -- автором оказалась Елена Колядина, знаменитый и так понравившейся мне автор "Цветочного креста".
       "Книгу Сергея Есина "Маркиз" я захотела прочитать из чувства благодарности за удовольствие, доставленное его "Дневниками". Лет шесть-семь назад увидела в книжном магазине толстенный фолиант под названием "Дневник ректора", поглядела на фотографию автора (интересный мужчина с усами) открыла и стала читать прямо в торговом зале. Поразил жанр, за который взялся писатель -- дневников в современной литературе нет, и не потому, что это неинтересно читателю или "не модно", а потому что создается трудно (в этом я убедилась позже на собственном опыте). Прочитала "Дневник ректора" не отрываясь: аналитическое мышление, смелость и прямота в суждениях, забавные интимные бытовые детали, позволявшие с удовольствием "подсмотреть в замочную скважину". Как он только не боится испортить со всеми знакомыми отношения, думала я и была буквально влюблена в героя "Дневников". Спустя пару месяцев, теплым майским днем шла мимо Литературного института, решила пройти через его двор-сквер и вдруг вижу: от одного институтского здания к другому энергично шагает мужчина, очень похожий на человека с фотографии обложки "Дневника ректора". Подождите, закричала я, подождите! Мужчина остановился, улыбнулся. "Извините ради бога, вы -- Есин?" -- "Есин. Простите, мы знакомы? Где-то встречались?" -- "Нет. Вы меня не знаете. Я просто ваша читательница. Вернее, поклонница. Огромное вам спасибо за ваши "Дневники". Поулыбались друг другу, раскланялись и разошлись. Эта секундная встреча сподвигла меня на чтение следующих есинских дневников -- перечитала все, которые смогла отыскать и скачать. Закончив чтение, подумала: "Ну и хитер Есин! Всего-то и дел -- полчаса, вечерком перед сном записать события прошедшего дня, и через год сама собой, без напряга -- готова толстенная книга". Что зависть -- это грех, я убедилась этим же вечером, когда, водрузив ноутбук на гладильную доску, начала писать дневник. Хватило меня на два дня. Оказалось, что создание дневника, который будет интересен читателям, невероятно трудное дело. Что писать? О чем? Фиксировать ли свои мысли или то, что говорили встреченные в этот день люди? Описывать ли, как варила борщ? Что писать о персонах, которых тайно недолюбливаю -- "Парася Никаноровна, старая залежалая тыква"? В общем, моих литературных дневников не состоялось. И поэтому любому, кто упрекнет Есина в выборе "необременительного" способа существования, скажу: дневник -- невероятно сложный жанр, и Сергей Николаевич единственный из живущих российских писателей, кто его виртуозно освоил. Роман Сергея Есина "Маркиз" -- явно родственник его дневников. Но здесь проявилась фантазия автора: повествование ведется от лица маркиза, французского литератора и монархиста Астольфа де Кюстина, который почти двести лет назад взбодрил читающих россиян своей книгой-пощечиной "Россия в 1839 году". В есинском "Маркизе" покойного господина Кюстина отправляют на разведку в нынешнюю Россию великие умершие (Екатерина, Петр, Ленин, Сталин) с наказом узнать, что происходит в любезном отечестве времен правления Горбачева, Ельцина и Путина? Ложится на сердце манера Есинской прозы -- просто, графично, понятно, без вензелей, виньеток и глубокомысленного тумана. Пишет о том, что знает и понимает. Всех, к кому имеет (как россиянин и гражданин) претензии, называет своими именами. Понравилась мне ирония писателя по отношению к самому себе, выведенному под именем профессора мсье Сержа. С открытой улыбкой или с хитрой ухмылкой, но Есин пишет о себе прямо, без фотошопа, подшучивая и насмехаясь. Редкое качество, ведь чаще всего автор, берущийся рассуждать от первого лица, оказывается, мягко говоря, приукрашенным и далеким от действительного своего образа. Сергей Есин не старается казаться умнее, более того, то и дело напоминает, что он не аналитик и не политолог и свои рассуждения строит как обыватель. Тем и дорог! К сожалению, книга написана в 2005 году (лишь несколько последних страниц добавлены в 2009-м), а в то время почти все мы находились под обаянием фигуры Путина: молодой, не пьет, энергичный. И, возможно, это и помешало книге Есина стать дерзкой и провокационной, как того ждешь. "Разоблачения" (впрочем, возможно, автор к ним и не стремился?) оказались слишком скромными и запоздалыми. Ну кого сегодня удивишь коробкой из-под ксерокса и Березовским? Книгу умаляет некая сиюминутность событий -- со времени ее написания прошло 15 лет, "тайны" восхождения к власти Ельцина и Путина уже не являются секретом, а выше (вернее, глубже) Сергей Есин внедряться не захотел. Думаю, такое впечатление сложилось еще и потому, что я (читатель) избалован разоблачениями, которые ежедневно в режиме онлайн в изобилии предоставляет интернетовское сообщество. За блогерами даже телевидение не поспевает, не говоря уж о книгах. Поэтому роман "Маркиз" -- скорее книжка, так сказать, для общего развития, чем заявленное и обещанное автором погружение в тайны жизни России".
       Весь день пробыл дома, занимался Дневником, просматривал 7 и 8 номера "Нового мира", который мне первого сентября подарил Василевский. Андрей, кстати, очень толково, а главное, внятно говорил на студенческом митинге. Практически это мой старый тезис: славы не будет, денег не будет...
       3 сентября, суббота. До часа с Леной толковали, пересмеивались, что-то вспоминали. В час я уже сел в машину, чтобы везти ее в аэропорт "Внуково". К этому времени подошел и С.П.. Прямо из аэропорта мы поедем на дачу. Чуть позже приедет с Машей и Володей сын С.П..
       Накануне у нас с Леной состоялся довольно откровенный разговор, я повторил все, что думаю по поводу "русского" вопроса. О том, что до того, как я не вошел в литературный мир, я, как и любой русский, просто не интересовался, кто есть кто. Моя карьера в газете "Московский комсомолец" началась с Бориса Евсеевича Иоффе, на радио -- с Семена Израилевича Беркина, в "Кругозор" меня с подачи Дмитрия Платоновича Морозова взял Борис Михайлович Хессин. Кстати, я заметил, что не только я начинаю принимать аргументацию Елены, но и она стала терпеливо вслушиваться в мою.
       Утром я кормил ее прощальным завтраком и поэтому принялся жарить оладьи из кабачков с мукой и яйцом. Банка сметаны была припасена заранее. Пока орудовал сковородками, как и обычно, слушал радио. Сбившееся как назло "Эхо" не отыскалось и на этот раз пришлось слушать какую-то городскую станцию. Очень жизнерадостный ведущий с энтузиазмом допрашивал радиослушателей, имея в виду недавнюю реплику президента об олигархах, которых стоило бы пригласить в школы, -- кого бы слушатели хотели пригласить. Но как же в ответ слушатели умывали этого готового на параллельное дыхание с президентом подпевалу. Кое-что занятное было высказано и по поводу Прохорова, и по поводу Ходорковского. Я всегда держу карандаш и лист бумаги на кухне. Фамилия ретивого просветителя Петр Иванченко.
       Собственно, все остальное было довольно обычным. Весь дачный ритуал: теплица, собрал еще килограмма два огурцов, которые пойдут в засолку, собственные помидоры, вкус которых напомнил детство, потому что нынешние помидоры -- это все дети турецкой или израильской гидропоники и стимуляторов роста, потом ужин. Поздравляли Сережу с первыми студенческими днями.
       Вечером ленивое смотрение телевизора, как обычно, НТВ, где сначала о школе и взятках в ней рассказывала программа "Максимум", а потом шло какое-то ток-шоу, где отца семьи обвиняли в педофилии, а его жена и теща твердо говорили, что этого не могло быть, это оговор. Самое любопытное и зловещее -- психологи. Как невыносимы наше правосудие, органы дознания и общественное мнение. Какие же это жернова. Совершенно случайно во время рекламы переключились на другой канал. Там шла передача "Призрак оперы". Показалось, что все это обычно, как развязное поведение Лолиты. Была какая-то эстрадная певичка, которая пела "Травиату" старательно, но скверно. Жюри, в котором были Швыдкой, Соткилава и Казарновская, довольно безжалостно с исполнительницей расправилось. Потом в следующий рекламный перерыв что-то пело такое же невыразительное. Но вот стал петь Дима Билан. Он для исполнения выбрал арию из мифологической оперы Глюка. Я его не люблю, мне кажется, он довольно обычный. Но тут он вдруг сменил регистр и арию Париса, запел как "контр-тенор". Это было просто грандиозно. Я замер у экрана, понимая, что присутствую при каком-то значительном явлении искусства. Я ведь слышал несколько контр-теноров, в том числе покойного Курмангалиева. Какая музыка, какой певец, слишком успешно похоронивший себя в эстраде!
       4 сентября, воскресенье. Мои дачные записи чрезвычайно однообразны. На этот раз пропускаю огурцы, установку газового баллона на улице и прочее -- как обычно, довольно много читал. Вот некоторые выписки из "Нового мира" и других изданий.
       Дмитрий Бак. "Корпус русской литературы XX века еще не определен. Беседу вел Сергей Шаповал". -- "Культура", 2011, N11, 7-13 апреля.
       "Укажу на еще один важнейший факт истории литературы: рукописи горят, да еще как! Даже (теоретически!) обладающие высокими литературными достоинствами книги обречены на безвестность, если они не были своевременно прочтены и по достоинству оценены, противоположные примеры единичны и только подтверждают правило. Писатель -- это тот, кого прочитали и оценили". "Роман Пастернака -- для меня абсолютная вершина русской прозы прошлого века".
       Семен Резниченко. "Поствеликороссы. Третий русский народ". -- "АПН", 27 апреля.
       "<...>и русское государство, и русский народ пришли к конечной точке своего развития. Дальше не может существовать ни традиционная государственность, ни исторически сложившийся русский народ.
       "Будущий русский народ наверняка будет весьма радикально отличаться от нынешнего. Может кардинально поменяться религия, образ жизни, ментальность. Скорее всего, будет существовать преемственность в языке. Однако он тоже значительно изменится. Изменения в русском языке мы уже можем наблюдать своими глазами. Очень вероятно, что третьему русскому народу придется также пройти через иноземное господство. Велика вероятность, что на месте великороссов возникнет не один, а несколько народов. Приспособиться к такому необычному и неуютному будущему будет весьма и весьма трудно. Выживут самые цепкие, трезвые и сплоченные. Для этого надо создавать коллективы выживания. Коллективы, которые смогут обеспечить автономное выживание организованным группам русских. Надо опробовать несколько вариантов таких коллективов. А потом история сама отберет наилучшую их форму. И наилучшее идеологическое обеспечение".
       5 сентября, понедельник. Около двух поехал в Институт. Сегодня назначена пересдача по латинскому языку, должны сдавать мои вчерашние первокурсники. Имея в виду, что деканат талантливо "отстреливает" всех самых лучших в творческом отношении, а среди них отличников почти нет, поехал, чтобы "подавить" во время экзаменов. Труднее всего было с Павлом Мокрушиным: он, бедный, даже не понимая ни слова, выучил наизусть оду "К Мельпомене". Но он совершенно взрослый парень, и ему всю эту формалистику, которой вначале характеризуется изучение латыни, не одолеть. Божественная и сладкая логика этого языка начинается дальше. Я хорошо помню, что Жюльен Сорель именно со знания языка начал свою несчастную карьеру. Что касается остальных: Костылева, Ланчу, Хабибулиной, то они как-то почти проскользнули. Для притворяльщика Костылева я "выторговал" пересдачу в следующий понедельник -- уже без грамматики, которую они вроде сдали, только одну "Оду" -- ну, уж это они за неделю выучат.
       Отдельно надо сказать о Тане Гвоздевой и Ярославе Звереве, которые сегодня принимали эту пересдачу, сколько стараний они приложили, чтобы хотя бы выстроить ребятам "тройки". Попутно каждому из студентов был прочитан краткий курс узловых моментов латинской грамматики. Восхищаясь этой нашей преподавательской молодежью, я думал, как безобразно в свое время учили нас, в какую халтуру превращались наши экзамены по латинскому языку. Но ведь это вообще введение в логику любого языка!
       Утром отвечал на письмо одного парня из Пскова, которое я получил после рецензии Павла Басинского на мои Дневники.
       Утром же просмотрел те поправки "свежей головы", которые Лена сделала в моей рукописи о Вале. Она читала корпус выдержек из Дневников. Она поймала довольно много глазных ошибок и, главное, выправила ряд медицинских терминов. Сегодня же отдал всю рукопись Леше Козлову. По совету Лены говорил с Лешей еще и о колонтитулах. Он мою идею одобрил. Лена сегодня утром звонила из Берлина, к сожалению, я ее не сумел поблагодарить. Попутно она, еще ориентируясь в московских ценах, сказала, что в Берлине яблоки в два раза дешевле, чем в Москве. Разный капитализм или разное руководство страной?
       Вечером, когда вернулся из Института, слушал по "Эхо" толковое интервью Михаила Прохорова. Хотя ощущение, что он вышел на политическую арену с разрешения и воли Кремля, ряд толковых и явно противоречащих кремлевской воле предложений у него был. Например, если молодой человек не служил в армии, то и государственные посты он занимать не может. Что мы будем тогда делать с детьми министров и других наших вождей? Так все мечтают притереться к бюджету!
       6 сентября, вторник. Прошел первый семинар. Говорить было о чем, я вспомнил лето, картины Веласкеса, говорил о необходимости искать новые темы и новые способы выражения. Составил план на следующий семинар, задал написать этюд, ввел некоторый механизм учета домашних заданий. Сегодня также отнес Алексею Дневники за 2005 год и взял у него для чтения последний раздел книги о Вале. Ощущение некоего коллективного нездоровья. Заглянул в зал, где занимался Киреев, -- у него в семинаре с заочниками 74 человека. Это при том, что мы все время уменьшаем группы с иностранными языками.
       Сегодня опять приехала Инна Вишневская. Ей, во что бы то ни стало, хотелось быть востребованной, говорить по телефону, что она еще преподает. Зашла в аудиторию, пробыла в ней не более десяти минут и, поддерживаемая Ириной, своей нянькой, уехала. Кажется, по этому поводу очень расстроился. В этом году мы по-прежнему будем платить ей 10 тысяч рублей в месяц. Между тем уволили Екатерину Яковлевну, хотя, как мне помнится, довольно долго держали покойную Лидию Васильевну. Она была к ректору ближе. Я, кстати, сегодня подписал для Екатерины Яковлевны две книги Дневников.
       Сегодня приезжал в Институт Вася Близнецов. Я его совсем не узнал, минут тридцать ходили с ним по скверику, и он рассказывал мне о своей жизни и своей книге. Оказывается, еще на семинаре в Дубултах я предсказал ему судьбу. Все чаще мне рассказывают что-нибудь занятное обо мне. Занятно, что Вася учился и жил в общежитии в одной комнате вместе со знаменитым критиком Вячеславом Курицыным. Это была какая-то замечательная и светлая компания буквально парящих над землей людей. Сейчас вроде бы Курицын живет в Германии. Я давно его уже не читаю, как жалко.
       7 сентября, среда. Да что же у нас такое происходит. Вчера под Пермью разбился военный Миг, а сегодня в Ярославле упал Як-42. Под Пермью погибло два летчика. В Ярославле -- вся хоккейная команда "Локомотив". Это 43 человека: игроки, тренеры, администраторы. Медведев завтра собирается прибыть на место катастрофы, он едет в Ярославль, где сегодня же открылся Политический форум.
       Это я пишу уже поздно вечером, только что ушел Юрий Иванович, с которым мы устроили очередные посиделки -- не видел его с весны. Говорили в том числе и об этом, но больше о религии, политике, литературе и слове. Юрий Иванович принес мне, как обычно, несколько книг. В вопросах философии, знания, а теперь религии он разведчик. В том числе говорили о вере, я сказал, что и мои Дневники, и мое преподавание я расцениваю как некое послушание.
       Кормил гостя борщом с ветчиной и мясом, который наварила большую кастрюлю еще Лена. Сделал еще рулет с кетой, майонезом и салатом по рецепту, который дала Зоя Михайловна. А в "мультиварке" в режиме "тушение" приготовил мясо с овощами. Как-то все успел, хотя только около шести вечера вернулся с радио.
       На канал "Культура" меня вызвал Гриша Заславский, с которым договорились еще во время вручения премий в мэрии, т.е. в бывшем доме генерал-губернатора. Гришу я минут 15 ждал внизу, возле бюро пропусков. Знакомый вестибюль, знакомые стены. Само бюро передвинули ниже, двери новые. Опытным глазом я разглядел, что уже собственно в вестибюле поставлена скрытая перегородка, которая может выдвинуться и перекрыть вход в вестибюль. Власть побаивается не только террористов, но и народных волнений. Что-то вроде подобной стальной защиты я видел и на окнах бывшего здания ЦК, которое выходит на Исторический музей.
       Целый час в студии говорил с Гришей о Дневниках. Я рассказывал историю их возникновения и, хвастая, прочел отрывок из рецензии Елены Колядиной. Размышляя над этой рецензией и над собственным отзывом на ее роман, я подумал, что во взаимной симпатии, конечно, сыграло роль наше общее русское мировоззрение. А разве такое не существует? Передача, наверное, пойдет в воскресенье. Я опять побывал в коридоре, в котором провел половину своей молодой жизни, может быть, самую счастливую. Гриша сказал, что теперь, когда он проводит очередных гостей по коридору, то проходя мимо комнаты, в которой когда-то находился "Кругозор", он говорит: вот здесь когда-то работали Петрушевская, Визбор и Есин.
       Утром смотрел телевидение -- транслировали мировой политический форум, который, как я уже писал, открылся в несчастном Ярославле. Сначала выступала какая-то приезжая дама и барабанила что-то политическое и довольно привычное, а потом долго выступали двое "наших". Это, кажется, были политики или ученые. Первый -- если фамилию узнаю из газет, то впишу, -- говорил о разрастающейся в нашей стране разнице между богатыми и бедными, об отсутствии роста среднего класса. Все это, как полагает докладчик, проистекает из неверно выбранной экономической модели. Вторым был мне знакомый Иванов, который теперь занимается борьбой с наркотиками. Среди многого, о чем он отчетливо и ясно говорил, я выделил мысль, что в Афганистане в связи с ростом военного присутствия НАТО росло и производство героина. Глядя на этого немолодого уже и не молодящегося человека я -- прости меня, и Бог и власть, -- подумал, что хорошо бы в президентах страны иметь вот такого много видевшего и стратегически мыслящего человека. Последняя мысль возникла у меня, видимо, из-за того, что актер и бывший священник Иван Охлобыстин, так много и ярко пиарившийся в начале "перестройки" и вот сравнительно недавно опять обнаружившийся, выдвинул себя в президенты.
       Из того, что я считаю "для себя", с полчаса утром почитал английский, да в метро написал страничку в новую повесть. Между прочим, Юрий Иванович сказал, что долго живут те люди, которые ставят перед собой большие и долго выполняющиеся задачи. Вот и я не только собираюсь быстро сдать книгу о Вале и уже пишу новый текст. Юрий Иванович, когда я ему об этом сказал и произнес слово "текст", спросил: "О чем?". Я ответил, все о себе, это для меня самая интересная тема. Кстати, сегодня писал в метро именно страничку о Радио.
       8 сентября, четверг. Медведев так часто "искренне соболезнует", что я уже не верю ни "искренним", ни "соболезнованиям". Какую душу не иссушат бесконечные искренние высказывания. По этому поводу Саша сказал: самолеты падают чаще, чем дождь идет. В связи со всем этим не мог не вспомнить вчерашнее выступление на форуме -- посмотрел в интернет, нашел фамилию -- заместителя министра экономического развития Андрея Клепача. Доля среднего класса в России при сохранении сырьевой модели экономики к 2020 году не превысит 30% населения. Он же: "К сожалению, люди интеллектуального труда в средний класс не входят". Сюда же можно добавить мнение и Николая Солабуто, управляющего активами ФГ БКС. "Высокие цены на энергоресурсы гораздо в большей степени влияют на доходы 10% самых богатых людей и гораздо меньше -- на доходы тех, кого можно будет назвать средним классом (по меркам нашей страны)". Относительно тех денег, которые последнее время правительство тратит на социальную сферу. Здесь нет никакой любви богатых к народу. Опять Солабуто: "Это нужно, в первую очередь, для снижения социальной напряженности". Все это было говорено в том городе, где упал самолет.
       Днем опять ездил в Институт. Сегодня пересдачу принимала Инна Андреевна Гвоздева. Это уже история Древней Греции и Рима. По вопросам и ничтожным ответам наших двоечников я понял, как совершенно грандиозно преподают этот предмет у нас и как плохо в мое время его преподавали в Университете. Из моих сдала одна Карнаусова, Баранов, который тоже должен был сдавать, не пришел. Говорят, что только в общежитие он явился в шесть утра и ребята его не смогли разбудить.
       Вечером по приглашению Виктора Ивановича Вольского был в опере Бориса Покровского. Здесь сегодня премьера оперы Альберта Лортцинга "Царь и Плотник". Это было очень интересно. Во-первых, опера в России не шла. Во-вторых, это собственно "средний класс" оперной музыки, огромное количество полускрытых заимствований, неглубокая, но зажигательная музыка. Сюда же можно отнести и вкусы эпохи, в XIX веке эта музыка пользовалась невероятной популярностью в Германии и начала свой путь с премьеры в королевском дворе. И, наконец, либретто. Здесь, как и бывает в подобных сочинениях, история лишь придерживается общего контура. Здесь представление Европы о нашей жизни. Почти так же представляет иногда наше телевидение советскую историю. Пели на немецком языке, разговаривали на русском, пели, как и всегда, хорошо, декорации Виктор Адольфович сделал на этой маленькой сцене просто превосходные. Впрочем, в фойе были и другие мнения -- но это, конечно, не простые зрители, а снобы.
       9 сентября, пятница. Наконец-то -- только после крушения самолета с хоккеистами -- раздались призывы отправить в отставку министра транспорта Игоря Левитина. Необходимость в этой отставке в моем сознании возникла еще во время гибели самолета в Иркутске. Мнение об отставке прозвучало утром по радио, когда я завтракал и еще не садился за предисловие к новой книге Марка. Но не так-то все просто. "Единороссы" сразу же сказали, что сначала заслушают министра в Думе, а уже только после этого станут решать. Но произойти это может только через две недели. Своего не отдадим! Но сколько вдруг появилось гражданского напора, когда погибли хоккеисты! И как вдруг, почуяв горе, которое можно размазывать много дней подряд, оживились наши журналисты. Тем не менее, песни и танцы по телевидению не смолкают!
       Весь день сидел над предисловием. К сожалению, саму книгу Марка я в своей библиотеке не нашел, пришлось делать все по памяти. Но собственно все, что я мог сказать, я уже выписал в своем Дневнике и "Межконтинентальных разговорах", поэтому просто все соединил, вписав еще один небольшой пассаж, давний разговор с Н.А. Бонк.
       Прочел три небольших зарисовки, которые к следующему семинару написал Володя Репман. К сожалению, все не без бойкости, но это скорее журналистика. В Институте мы слишком много уделяем времени и напора на традиционное письмо. 10 лет назад в своих "Афинских ночах" Роман Сенчин был активнее и смелее! Какие-то остатки былой смелости.
       Уже после пяти уехал на дачу. Темнеть стало рано -- красные помидоры к ужину рвал в теплице уже наощупь. По телевидению во время ужина шел какой-то фестиваль из Дзинтари с дряхлеющим Маслюковым. Юмор молодых людей довольно однообразен, бесхитростен, но обаятелен. Занятна была одна "картинка", когда оказалось, что в Лондоне живут одни пакистанцы, в Германии турки, во Франции арабы. Кто же вскоре станет считаться русским и москвичом? Слишком горячо, поэтому почти не говорим о собственном. Здесь я вспомнил наш разговор с Юрием Ивановичем по поводу все учащающихся конфликтов, которые мы боимся называть национальными. Русские то дерутся с чеченцами, то с азербайджанцами. У нас по этому поводу был свой "приговор". Выросло новое поколение людей, которые от рождения увидели, что они в своей стране люди второго сорта. Они и бунтуют. В школу мама-армянка первой принесла учительнице коробку конфет, а у мальчика азербайджанца первым в классе появился мотоцикл, потому что папа торгует на рынке, а Ваня живет с мамой, потому что его папа убит в Чечне.
       Во время ужина С.П. добавил еще одну краску, которую услышал от Вл. Соловьева -- я-то последнее время телевидение почти не смотрю. Была жива Валя, у нее к этому был интерес, смотрели вместе, или она мне рассказывала, сейчас все случайно. Итак, в Москве и в России мы видим не просто молодую национальную поросль, а детей состоятельных родителей. Это отпрыски, выросшие на бюджетные деньги, которые распиливали их папеньки. Вот они, сытые и счастливые, и начинают демонстрировать свое превосходство. А ведь если начнется, не дай Бог, то ведь получат.
       Вечером, когда я уже ложился, приехали Володя с Машей и с ними маленький Сережа.
       10-11 сентября, суббота, воскресенье. Как хорошо, проснувшись, увидеть в окне ветку с огромным, наливающимся желтизной яблоком. Впрочем, то окно, в котором я это увидел, уже исчезло. Вместо него сейчас новое -- приезжали мастера и установили огромное современное, так называемое "пластиковое", трехслойное, одно в комнате у Вали, другое в моей. А так дни прошли без происшествий. Немножко поработал над материалом о нашей с Валей жизни, почитал английский, что-то, но с трудом я, наконец, начал запоминать, а самое главное, понял, что английский язык, как и наш русский, весь из нюансов. Принялся читать присланную мне Львом Бердниковым его книжку "Шуты и острословы". Все здесь неравнозначно, многие "острословы" мне неинтересны, но вот люди крупные, которые оставили свой след не только в придворной истории, мне чрезвычайно интересны. Замечательный, например, очерк о генерале Ермолове. Здесь не только шуточки, но и извивы и подробности нашей истории. Но еще интересней, что начинаешь понимать за всеми этими крупными и мелкими фактами устройство нашей Российской империи, подобного в книге много.
       Утром, когда делал зарядку, слушал на пластинке -- их у меня много -- Первую симфонию Шнитке. Сначала все меня будто оглушило скрипом и визгом. Потом вдруг послышался вальс Штрауса, потом будто что-то пробормотал Чайковский. Все начиналось непривычно, как постмодернистское сочинение, но все потихонечку крепло. Другая музыка выросла на фундаменте знакомой. Отчасти так же звучат и шаловливые стихи Дмитрия Быкова в рубрике "Гражданин поэт". Это все транслируется по "Эху". Читает Михаил Ефремов.
       Если говорить о чем-то значительном и, так сказать, генеральном, то два дня меня по очереди занимали два факта. Оба связаны с дорогой и транспортом. Кстати, во время этих размышлений я почти все время вспоминал Александра Александровича Пикуленко, ведущего по этой теме на "Эхо". Но надо начинать сначала. Где-то с середины лета на Калужском шоссе, почти в середине моего пути до Обнинска, начали ремонтировать путепровод над железной дорогой. Конечно, смущало, что все это случилось во время дачного сезона, когда поток машин значительно растет. Пробки перед мостом иногда пробивались только за полтора-два часа. Раздражало, что милиции практически не было, машины шли по обочине, а некоторые ловкачи, рискуя, летели по встречке. Раздражало, что работало на этом "ударном" участке всего по 5-10 рабочих, было мало техники и выглядело все достаточно уныло. Так продолжалось все лето. Где-то в конце августа появилась доска, на которой были написаны заказчик, исполнитель -- все, естественно, столичные. Появилась и дата окончания работ: 10 сентября. Уже в начале августа стало ясно, что работу эта бригада в срок не закончит. Я отчетливо представлял, что исполнитель нахватал на лето заказов. Почти сразу же возникло понятие "откат" и возникло сытое личико чиновника или чиновницы. Сейчас, когда срок окончания работ уже минул, а работа сделана лишь наполовину, идея отката и знакомого чиновничьего монстра в моем сознании утвердилась. Ну, кто бы из здравомыслящих предпринимателей осмелился не сдать вовремя работу и подвергнуться, наверное, штрафу, потерять на будущее заказчика.
       Итак, когда ехали обратно в воскресенье, пробка была невероятной плотности и длины, но на мосту не было ни одного работяги. Зато на плакате дата окончания работ была уже новая -- 30 сентября. Сколько за это время вылетит даром потраченных часов, сколько на воздух вылетит бензина и солярки. Зато какие вызреют за подобный либерализм откаты!
       Ехать сегодня действительно было трудно, но после пробки, возле путепровода через железную дорогу, все до Москвы рассосалось. Трудности возникли лишь уже почти перед МКАД. Здесь скопище огромных магазинов -- "Оби", "Ашан", "Икея" -- кто не уехал на дачу, проводит время здесь. И тут меня будто кто-то подбил проехать по радиусу мимо Хованского кладбища и нового крематория, чтобы выехать на Киевское шоссе. Этот путь мне хорошо знаком. Этот радиус можно было пролететь буквально за семь-десять минут, но движение перекрыли буквально за минуту перед нами. Стояли минут сорок. Милиционеры не пропустили ни одной машины и ничего не объясняли. Но народ знает все -- из Внукова ехал правительственный кортеж. Говорят, во время таких проездов перекрывают и все путепроводы. А вдруг кто-нибудь плюнет на машину нелюбимого министра!
       Простояв сорок минут, я развернулся и опять уткнулся в пробку возле "Икеи". Но здесь правительство ездит реже. Дома застал в эфире Алексея Венедиктова. Он как раз рассказывал, что во Франции приняли закон: председателем бюджетного комитета может быть только представитель оппозиционный большинству партии. Вот так-то! Это и к дорожному законодательству и "распиливанию" бюджета, и к взяткам. Смелый я, конечно, человек, смелый, только о родном Институте не пишу.
       12 сентября, понедельник. Опять -- скорбные известия по радио. Умер в московской больнице один из двоих спасшихся во время крушения ЯК-40 в Ярославле. Это 26-летний хоккеист Александр Галимов. За несколько дней до этого рассказывали, что когда самолет упал в Волгу, он каким-то образом вынырнул из воды, пытался кого-то вытащить и брел к берегу. В духовном, человеческом плане фигура героическая.
       Весь день читал этюды ребят. Тему я дал немудреную, но в силу ее простоты и банальности трудную: "Самое сильное впечатление лета". Сделали, конечно, не все, но 16 этюдов я прочел и старательно на каждый сделал для себя коротенькие рецензии. Это, наверное, поможет мне завтра. Сидел бы и еще, но в пять надо было ехать на традиционный день рождения Татьяны Васильевны Дорониной. Для многих людей это святой день.
       Слава Богу, это все проходило не в ресторане, как в прошлый год, а в театре, в столовой на 6-м этаже. Это означало, что покормят без особых выкрутасов, но вкусно и хорошо. Татьяна Васильевна всегда придерживалась русской кухни. Не было только студня, который именинница всегда любила. О меню я скажу чуть позже, а пока одно радостное наблюдение. Мне показалось, что Татьяна Васильевна как-то встрепенулась после нескольких, видимо, трудных для нее лет. Определенно, собралась и постройнела. Послезавтра у нее открытие сезона -- "Васса Железнова". По традиции народ был один и тот же, это ведущие актеры, друзья театра. Был Юра Поляков с женой Наташей. У Юры идет очередная пьеса, и он активно за столом разговаривал с актерами. Был Витя Кожемяко, уже очень постаревший. Я сидел рядом с Еленой Сергеевой, как написано в ее визитной карточке, шеф-редактором Дирекции утреннего телеканала. А я и не знал, что она такой большой начальник, а то бы и не получилось такого интересного разговора. Татьяна Васильевна у них на канале была вчера утром. Был и отец Елены, знаменитый актер Малого театра Геннадий Сергеев. Лет, наверняка, этому артисту много, он играл еще вместе с Верой Пашенной. А вот по левую руку от меня сидел еще один почетный гость -- старейший актер МХАТа Константин Градополов. Между делом обмолвился -- играл в 70 спектаклях, из них в семи, поставленных самим Станиславским. Как близка и, казалось бы, даже дышит, ушедшая эпоха. Говорили буквально все, как всегда хорошо, потому что искренне. Я тоже что-то сказал и подарил "Маркиза", тем более что он имеет отношения к театру: на первой обложке снят я в костюме Мольера из их спектакля.
       Теперь о кормежке -- только на горячее мясо было трех сортов -- баранина, говядина и индейка. Я пристроился к салату из овощей и ананаса. Но была и селедка, и красная рыба, и всего было много. Уходить пришлось пораньше, потому что завтра семинар. Чтобы закончить театральную тему, то уже дома внимательно прочел в "Литературной газете" статью Жени Сидорова о книге "Репетирует Эфрос". Об этой статье говорил Леня Колпаков, назвав ее безукоризненной. Статья действительно "прекрасная", закавычил слово, потому что вспомнил, словечко было любимым устным эпитетом Юры Визбора. Не могу не выписать из нее фрагмент, очень точно определяющий художественный смысл трех кумиров моего времени. Цитата с разгоном.
       "Напомню, что в марте 1967 года он (Эфрос -- С.Е.) был уволен с поста главного режиссера Московского театра Ленинского комсомола как не обеспечивший "правильного направления в формировании репертуара". Еще раз подстреленная "Чайка", сыгранная 33 раза, покинула сцену.
       Сходная, но гораздо более драматическая судьба постигла "Трех сестер" в 1968 году. Это был один из лучших спектаклей, поставленных Эфросом. Постановку просто запретили.
       Ажурные, внутренне поэтичные спектакли Анатолия Эфроса порой казались властям более опасными, чем плакатный натиск Юрия Любимова или исповедь социализма с человеческим лицом в стиле Олега Ефремова. Они несли в себе апологию частной, непредумышленной жизни, тайной свободы личности, а это в те времена никому не прощалось".
       Из условно политических новостей одна -- объявили мировой рейтинг университетов. МГУ -- 112-е место, а совсем недавно был на 93-м, Питер соответственно -- 251-е и недавно 210-е. Мы талантливы во всем, даже в отставании от прогресса. Вот тебе и несменяемость маститого ректора Московского университета!
       13 сентября, вторник. Вчера закончил цифрами, а сегодня начинаю. Это утром во время зарядки и завтрака чуть послушал радио, потом послушал уже вечером. Сегодня, а скорее всего вчера, секретарь Совбеза Патрушев объявил, что к 2015 году страна потеряет 10 миллионов трудоспособного населения. Радиоканалы здесь устроили переполох, из всего наговоренного я выловил две мысли. Первая -- такая стремительная убыль трудоспособного населения связана в первую очередь не столько с так называемой "демографической ямой", а скорее с гибелью от разных причин в основном мужчин в возрасте 30--35 лет. Здесь пьянство, травматизм, низкий уровень медицинского обслуживания. Вторая мысль связана с мигрантами, по поводу которых все экономисты так ратуют. Стремясь из этих людей выжать больше дохода, наши предприниматели, в основном строительные компании, содержат их в нечеловеческих условиях. И вот из этих гетто, где люди обитают, из подвалов и бытовок, где живут, на города распространяются болезни, нравы, привычки этих звереющих людей.
       Во вторник у меня обязательно семинар. Кажется, я нашел новый ритм занятий. Я заставляю ребят каждый раз писать новый этюд, дома с компьютера все читаю, а потом первый час все это разбираю. Ребята присылают мне все анонимно, основное имя анонима "Я". Занятно, что эти анонимные сочинения совпадают с моими ранее высказанными мнениями. Лучшей сегодня была Маша Поливанова, но я еще отметил Степу Кузнецова, Сашу Драгана, Мишу Тяжева и Катю Писареву. Кстати, Катя ведет очень большую работу по сбору и учету всех этюдов. Потом у меня идет просторный разбор текста, во время которого я поднимаю, заставляя высказаться каждого студента. А потом дежурный по прошлому семинару вслух читает отчет. Сегодня разбирали Володю Репмана с его безыскусными текстами. Это, конечно, "литература" для электричек, но ведь и такая нужна. Замечательный отчет о прошлых занятиях сегодня сделала Маша Бессмертная. Просто классно, вряд ли кто-нибудь из наших молодцов мог бы сделать подобное.
       Днем во дворе как-то один за другим собралась компания -- Сережа Дмитренко, Сережа Казначеев, подошел Миша Попов благодарить меня за высокий рейтинг в премии. Я ему тут же ответил, что никогда бы не поставил никому высоких баллов, если бы в этом не был уверен. Я уже писал, что Миша сильно вырос. Чуть ли не с этого начали вообще разговор о нашей литературной жизни. Поговорили о наших премиях, в том числе о Яснополянской. Везде, оказалось, слишком много своих, заинтересованных, клановых людей. Вспомнили о Маканине с его нелюбовью к писателям-сверстникам, о Курбатове, который так плотно двигался к Астафьеву, о самом Владимире Толстом, об Аннинском, Алексее Варламове и Паше Басинском. Не помню уже, кто сказал, но фразу запомнил -- о Маканине, выжигающем все вокруг себя. Здесь ничего не поделаешь. На финише, перед концом гонок чего только не делают, чтобы вырвать победу.
       Но еще до того, как я встретил ребят, сладко и довольно долго поговорил с Машей Ждановой. Это в основном Вишневская, ее жизнь. Некоторые наблюдения Маши. Она совершенно права, интеллект и память остались, но, как мне кажется, исчез блеск жизни, размашистый почерк дней.
       Опять ничего не читал и не писал.
       14 ноября, среда. Утром поправил предисловие к книге Марка Авербуха, которая будет издаваться в Америке, а потом весь день разбил на эпизоды, каждый из которых мог бы стать почти рассказом. Еще раз удивился, как сцеплены стороны жизни. Утром я еще бегал в магазин за творогом и молоком и по пути достал из ящика "Литературную газету". Утром же лишь ее просмотрел, но сразу впился и прочел большую статью Евгения Маликова о гастролях театра Real de Madrid. Специально не пишу ни названия статьи, ни ее подзаголовка, чтобы сохранить интригу. А начинать все надо издалека.
       В воскресенье вечером, когда возвращался с дачи в машине, перебирая диапазоны, вдруг наткнулся на радио "Орфей". Несколько "искусствоведческий" голос вдруг выкрикнул какую-то инвективу в сторону премьеры театра Покровского, на спектакле которого я был два дня назад. Голос показался мне знакомым. Что-то подобное я уже слышал в фойе во время антракта в общем гуле голосов, но и тогда не распознал говорящего. Но тут я на секунду отвлекся на дорогу и когда снова принялся слушать, то уже этот голос на самой высокой ноте запел об испанских гастролях. О как этот голос пел! Какие брал фиоритуры! Мне, правда, как человеку, всю жизнь проведшему в практической журналистике, довольно скоро показалось, что в этом выступлении присутствует некоторая искательная заданность. Потом к этому выступлению присоединился интендант театра. Практически разговор шел об опере Курта Вайля, соавтором которого по "словесной части" был Бертольд Брехт. Интендант -- это по-нашему директор, недаром в разговоре возникла и фамилия директора Большого Иксанова. Ну, что касается директоров, то уж о своем-то они петь умеют! Голоса интенданта и "искусствоведа" сливались в пароксизмах восторга. Говорили эти два человека убежденно и сыпали таким количеством имен! Правда, интендант сообщил, что во время премьеры в Мадриде публика, всегда любящая скорее Верди, нежели современный модерн, вернее, достаточно большая ее часть, что-то человек 800, ушла после первого акта. Восклицательных знаков по поводу спектакля, который на прошлой недели состоялся в Москве, было расставлено так много, что я с досадой подумал: прохлаждаюсь с цветочками на даче, а вот люди приобщаются к высокому!
       Статья Жени Маликова, человека независимого, который, как он мне как-то признавался, в Большой театр ходит не "аккредитовываясь" у администратора или "интенданта", а исключительно покупая в кассе билет, меня сильно смутила категоричностью оценки. И хор, о котором пели в два голоса, оказался из шести человек, да и многое другое. Но я ведь не сказал, что один из основных героев радийного дуэта -- наш дирижер Курентзис, о гениальности которого я уже несколько раз слышал.
       Так вот, статья обозревателя "Литературной газеты" называлась "Курентзис Мадридский, палач Алабамы". Был и подзаголовок: "Опера Курта Вайля в королевском театре Испании и право художника на дурновкусие". Содержание статьи пропускаю, оно адекватно заголовку, Маликов человек эрудированный, с безошибочным вкусом и негрупповым взглядом. "Луна Алабамы" -- это знаменитый хит в опере "Возвышение и падение города Махагони", который пело огромное количество певцов, каждый раз заводя публику. Московская публика не завелась. Финал статьи -- пропускаю много интереснейших деталей -- таков. "Мы хорошо знаем футбольный клуб Real Madrid, любим его, теперь увидели, что с мячиком он обращается лучше, чем Real Madrid с музыкой Вайля и театром Брехта. Зреет убеждение: окажись за дирижерским пультом вместо Теодора Курентзиса Жозе Моуринью, результат мог быть значительно лучше".
       Но если мой гипотетический читатель -- а уж что здесь поделаешь, как сказала Елена Колядина, которую я цитировал чуть выше, пишу я Дневник публичный -- думает, что на этом история закончилась, он ошибается. В обед, что-то в два часа, я вышел из дома и, пока шел к метро, встретил своего соседа Белзу.
       Сосед шел с почты, по пути купил целую сумку овощей и две бутылки минеральной воды. Хотя и коротко, но славно поболтали. У меня было к соседу два вопроса. Что действительно происходит с дирижером Горенштейном? Да, скандал идет, но его подоплека -- это роковое словечко "аул". Азербайджанцу-аулчанину повезло, он, может быть, и не самый сильный виолончелист, но сейчас на волне всеобщего сочувствия... На мой вопрос, самый ли сильный в России дирижер этот самый Горенштейн, телеведущий и знаток назвал еще три фамилии: Темирканова, Гергиева и Лазарева, но сказал, что справедливо, что Горенштейн дирижер надежный и профессиональный. Я, конечно, вспомнил, что в этом оркестре это уже не первый конфликт и вспомнил также, что назначение Горенштейна связано с именем М.Е. Швыдкого. Это все, что я смог написать.
       Что-то к трем приехал самоходом на Покровку, в театр, чтобы поздравить моего полного тезку Арцыбашева с 60-летием. Народа в маленьком театре была тьма. Подарил два тома своих Дневников, в которых место нашлось и сегодняшнему имениннику. Искоса увидел список приглашенных на 4 или 5 листах. Гремели цыганские голоса, по цепочке имя и фамилия каждого гостя передавалось запевале: "Выпьем за Сережу, Сережу дорогого..." Здесь меня опять посетила мысль о пьесе... Но и здесь я бы мог написать некий рассказ о людях, которых я уже не помню, но которые прекрасно меня помнят, цитируют и берегут мои книги.
       Теперь пропускаю -- Союз писателей, заход в комиссионку, где в мою коллекцию литературного фарфора я купил еще и "Барышню-крестьянку", пропускаю и час в Институте. Около семи я был уже в Зале Чайковского, где встретился с Леней. Здесь фестиваль оркестра Плетнева. В сегодняшнем концерте звучало только фортепиано. Сначала два пианиста, Максим Могилевский и Валерий Кулешов, играли переложение для двух фортепиано прокофьевской сюиты из балета "Золушка", а потом во втором отделении уже один Максим Могилевский играл "Времена года" Чайковского. Играли ребята здорово. У самого Плетнева это переложение было сделано невероятно качественно. К этой музыке был "приложен" некий балет, который, как я полагаю, провалился, хотя танцевали его известные танцовщики -- две девушки и два парня. Фамилий из деликатности не пишу. Публика своей овацией подчеркнула, что аплодирует скорее музыкантам. Это первый в моей памяти случай, когда приоритет остался за музыкой, а не за феями и кавалерами балета.
       15 сентября, четверг. Я чувствую, что мой Дневник накрывает меня как романиста бетонной плитой. Один день живу, а другой описываю, что же со мною произошло. Весь день, до шести, когда отправился в театр, сидел над вчерашним днем. Но уже сегодня обнаружил, как много пришлось опустить! У Сережи Арцыбашева встретил Сергея Бархина, знаменитого театрального художника. Он просил передать привет Вале. Сердце у меня упало.
       Днем еще готовил еду, жарил баклажаны, делал зарядку, слушал радио. Радио обеспокоено снятием олигарха Михаила Прохорова с поста председателя партии "Правое дело". Прохоров считает это результатом интриг первого замруководителя администрации президента Суркова, обещает добиться его снятия.
       Долго колебался, идти ли сегодня на "Вассу Железнову" с
    Т.В. Дорониной или на "Зыковых". В конце концов, это тот же Горький, а "Вассу" я видел 5 или 6 раз. Правда, у вахтанговцев пьесу переназвали: "Люди как люди". Зал был полный, но словоохотливая билетерша, провожавшая нас в ложу почти у самой сцены, сказал, что в основном это родственники, знакомые, папы, мамы, дедушки и бабушки -- русские на серьезное действие за деньги ходить не хотят. А сегодняшняя элита подобного искусства не понимает. Ложа оказалась непростой -- в ней, оказывается, когда-то сидел Берия, а в дни "перестройки" вместе с Раисой Максимовной бывал и
    М.С. Горбачев. Позади ложи, естественно, была небольшая гостиная и даже отдельный, прямо на улицу выход.
       Спектакль проходил в мертвой, напряженной тишине. Публика соскучилась по значительным и глубоким текстам. Зал напрягался и пытался все понять. Реагирует публика только на знакомое, на реплики о водке или что-то похожее, что составляет лишь обертона. Пьеса сложная, это скорее инсценированный роман, играть трудно, надо преодолевать количество текста. Все, как обычно у Горького, мещане, купцы, слабое следующее поколение, снохачество, странники. Все время идут переклички с Чеховым -- мечта о Париже, лес, который рубят, мечты о чистой и достойной жизни.
       Спектакль, конечно, вывозит Алексей Гуськов -- он играет Антипу Зыкова. Играет, не боясь тратиться, сильно, страстно, именно играет, а не просто действует. Я помню Гуськова еще по гатчинскому фестивалю, он и тогда выделялся. Понравился еще молодой Дмитрий Соломыкин, есть что-то от сегодняшнего характера. Но это, конечно, крупный театр, каждый актер здесь не прост и точен. Кстати, одну из маленьких ролей играет Дарья Пешкова. Кажется, это внучка Горького. Что касается Софьи, которую играет Лидия Вележева, актриса очень красивая, то возникло сожаление, что в свое время я не видел в этой роли Доронину. Вот это, наверное, была мощь. Спектакль замечательно оформлен некими глыбами, которые передвигаются по сцене, и очень хорошо "одет". Выписываю из программки художника -- Максим Обрезков.
       В театр шел от метро "Кропоткинская" по Арбату. На углу, напротив ресторана "Прага" играл оркестрик. Стояла небольшая толпа меломанов, возле барабанщика лежала шапка. А вот буквально у входа в театр, напротив Золотой Турандот молодая женщина "создавала" огромные мыльные пузыри. Тем же путем я шел и обратно. От женщины по-прежнему по легкому ветру, дувшему со стороны Смоленской площади, куда-то убегали огромные, переливающиеся цветами радуги пузыри. Лежала какая-то коробка, в которую она собирала пожертвования. Пузыри оставляли на асфальте легкий мокрый след. Я смотрел спектакль, а она все работала со своей удочкой и тазиком мыльного раствора. А возле "Праги" играли неутомимые музыканты. Иногда им в шапку бросали монеты и смятые бумажки. Вот она, жизнь свободных художников!
       И наконец, последнее. Дома меня ждало письмо от Анатолия Ливри. Это все та же тема борьбы и сопротивления. Я бы даже сказал: тема Горенштейна. Но есть несколько фраз, касающихся меня.
       "Дорогой Сергей!
       Добравшись, наконец, до Ниццы, получил Ваши книги: посылка исправно дожидалась меня в декановском кабинете; уже перечитал опубликованное в "Дне и ночи" да двигаюсь далее по 2009 году.
       Любопытны, конечно, Ваши замечания про "антисемитизм", но какого талантливого человека не честили в нашу пошлую эпоху "антисемитом"! И, замечаю, пробавляются этим всё больше бездари. Для них сие дозволенное нынешней системой обвинение -- то же что всплеск дозволенного "энтузиазма" (без Бога, естественно) функционера. Мне эти рабские рефлексы претят давно, так и чешутся руки написать нечто действительно антисемитское -- только вот уверен: никто не посмеет издать, ни в России, ни здесь, на всё более южающем Западе.
       Имел я дело с Месяцем месяц тому назад, относящееся к вышеупомянутому "антисемитизму". А потому оно может заинтересовать и Вас, тем более что касается оно моего поэтического сборника (2008), к коему Вы столь любезно написали предисловие (за что, помнится, и Вам досталось от платной дамы из какого-то московского журнальчика). Так вот, этот сборник, только вчетверо растолстевший, должен был опубликовать в принадлежащем ему "Российском Гулливере" этот самый Вадим Месяц. В преддверии сего знаменательного события, я -- тогда только получивши Алдановскую премию, -- дал ему интервью, позволивши себе несколько размышлений по поводу видения Мандельштамом "семитского" и "арийского", -- опираясь на прозу и стихи самого Мандельштама, конечно:
       "А я пою вино времён --
       Источник речи италийской --
       И в колыбели праарийской
       Славянский и германский лён!"
       (Мандельштам, Зверинец).
      
       Вот всё интервью, опубликованное на бостонском сайте Лебедева; оно и послужило причиной недавнего издательского скандала http://www.lebed.com/2011/art5820.htm
       Оказалось, я совершил святотатство по отношению к коммерсантам мандельштамовского наследия: Мандельштам-семит, отдававший первенство арийцам и заявлявший об этом в рифмах, -- так же непродаваем, как и Набоков (антидемократ и поклонник "сложного человечества") моей французской докторской. Месяц, сам того не подозревая, "засветился" с репрессированным "врагом народа", и ему -- как в добрые времена -- такие же "добрые" друзья посоветовали отойти в сторону.
       Подчинился! Продался! И... пропал!"
       Я тут же вспомнил только что состоявшийся разговор с Сашей Колесниковым. Я его тоже пытал относительно истории с Горенштейном. По его словам, письмо оркестра уже вторично. Первично именно его высказывание относительно "аула". Я отчетливо понимаю, что это безобразие, но все же брошено в горячке, в разговоре с оркестром, когда маэстро показалось, что вся аппаратура отключена, а все вылезло на просторы мира. Нет, за некрасивую оговорку это слишком...
       Что касается самого письма, то Вадима Месяца я знаю, так же, как и его отца, знаменитого физика. На книгу прекрасной прозы Вадима я даже писал рецензию. Не та это порода людей, которых можно чем-то запугать. Я думаю, что, переждав еще пару месяцев, Вадим, как ни в чем не бывало, появится. Взял вполне естественную паузу. Я, конечно, не утерпел и влез в файл, который указал Анатолий. И тоже ничего там особо не было сказано. Анатолию свойственно драматизировать события, но это при его положении тоже естественно. Итак, Вадим Месяц и Анатолий Ливри затеяли какой-то умный разговор. Я недостаточно молод и эрудирован, чтобы задумываться и говорить о чем-то подобном. Но это два молодых умника. Естественно, привожу только фрагмент.
       "Л.: Нет лучшего судьи в вопросах божественных и "людских", чем поэт. Самым арийским русским поэтом прошедшего столетия был Мандельштам. А во Вселенной не найти более мощной созидательной батареи, чем семит, отбросивший понятие "греха", -- преступный семит! семит, получивший путём насилия над собой дар Прометея, дар, буквально вытекающий из имени титана, -- поверивший в арийского Бога. Ибо только при содействии подобных перебежчиков "человечество" и может подкрасться к истокам Логоса. А он, этот Логос -- ариец. Мандельштам знал это и восхвалял проарийскую первозданность Логоса.
       Когда осмеливаешься встать на путь достижения такого криминального идеала, ни в коем случае нельзя полагаться на "объяснения" или "доказательства". Необходим волчье-артистический нюх. И Мандельштам хищно, сиречь сверхчеловечески, чуял разницу меж "арийским" и "семитским" -- более того, созидательный рефлекс Мандельштама оказался настолько мощным, что ему во что бы то ни стало понадобилось написать об этом, расчленить "человечество" пером поэтического теолога, говоря по-латински -- дискриминировать "людской" род:
       "Разве я мог не заметить, что в настоящих еврейских домах пахнет иначе, чем в арийских. И это пахнет не только кухня, но люди, вещи и одежда. До сих пор помню, как меня обдало этим приторным еврейским запахом в деревянном доме на Ключевой улице, в немецкой Риге, у дедушки и бабушки". (Мандельштам, "Шум времени").
       И я согласен с поэтом. Ибо пьём-то мы с Мандельштамом из одного родника, который мы случайно выискали в Европе -- на континенте, коему ветхозаветный Потоп придал, ежели верить тому же Мандельштаму, арийский профиль:
       "Тыча в океаны и материки ручкой пера, он составлял маршруты грандиозных путешествий, сравнивая воздушные очертания арийской Европы с тупым сапогом Африки и с невыразительной Австралией" (Мандельштам, "Египетская марка").
       А что самое развесёлое -- подлинная gaya scienza такой поэтической экзегезы, -- я не только преподаю сейчас эту вакхическую неполиткорректность во французском Университете, в Ницце, но и через несколько лет я приучу всех видеть в Мандельштаме дионисического иудея, -- как прежде я выдрессировал набокофилов поклоняться их кумиру-ницшеанцу.
       М.: Да, Мандельштам -- поэт всеобъемлющий, высотный, широтный, глубоководный. Думаю, что для его художественного видения правды левантийской или арийской попросту не существует. Религии разъединяют людей, хотя в основании, скорее всего, все-таки имеют один корень. У людей верующих больше шансов найти общий язык, чем у все больше наглеющих безбожников".
       Последнее замечание Вадима Месяца просто первоклассное.
       16 сентября, пятница. Обычная пятница -- не хочу ехать на дачу, а потом С.П. меня вытаскивает, мы приезжаем, от воздуха, от тишины я становлюсь счастлив. У меня уже давно сложился определенный ритм. Ощущение, что начинаются праздники, ощущение вечера субботы возникает во вторник после семинара. Огромный многочасовой спектакль закончился, можно до следующего передохнуть. В среду, тем не менее, я начинаю какую-то работу: Дневник, рабочее чтение, заезжаю в Институт часто по незначительным делам -- тянет, еду в издательство, иду в театр, днем между работой с компьютером что-то варю, вечерами после театра отвечаю на почту, заглядываю в Интернет. В четверг все это продолжается, но уже начинаю думать о следующем семинаре. В пятницу с утра уже сижу за компьютером, предвкушаю, что в субботу вечером пойду в театр или на выставку, прикидываю планы на воскресенье... Но в пятницу же утром грозно звонит С.П. У него все спланировано, и он знает, как надо беречь мое здоровье, В.С. на него всегда надеялась... С.П. освобождается после трех. Я к этому времени уже должен собраться. Маша и Володя, наверняка, приедут на дачу часов в десять. У меня на языке: "Да езжайте вы одни, я посижу в Москве за компьютером". Но тут вспоминаю, что недавно, ссылаясь на иностранные источники, по "Эху" сказали, что если человек пятнадцать минут в день занимается спортом или физической нагрузкой, то дополнительно живет 2-3 года, а если по 30 минут... И тут я говорю: "Едем!" Уже знаю, вторая половины пятницы будет посвящена закупке продуктов на неделю, потом телевизору, завтра утром моя очередь мыть посуду, пока все спят, потом я буду час учить английский, потом час писать роман, потом надо будет закатать последнюю банку огурцов, а потом буду копаться в огороде, что-то строгать, пилить. На террасе делаю вторые рамы и завтра утром обязательно позвоню, чтобы приехал замерщик. Надвигается, кажется, кризис, надо тратить деньги. Вставлю еще пару пластмассовых окон.
       Но я уже на даче. Ехать было тяжело, машины опять выстроились на Калужском шоссе в длинную очередь -- пробка от административного шампанского. В теплицах последние красные помидоры, но разрастаются сельдерей и петрушка, на грядке последний кабачок, трава сплошь усеяна упавшими яблоками.
       Два дня в неделю я питаюсь как следует. У плиты С.П., я занимаюсь домом, соседями, строительством, машиной. Разделение труда. С.П. целыми днями, если что-нибудь не готовит, читает или лежит, обнявшись с портативным компьютером. У него наверху свой скворечник, выделенный еще при жизни В.С. Валя кухню не очень жаловала.
       Вечером по НТВ состоялись окончательные политические похороны миллиардера Михаила Прохорова. Предлогом стало внесение Ройзмана в избирательный список кандидатов на выборы от партии "Правое дело". После новостей, во время которых президент встречался со студентами и ничего им не пообещал, кроме индексации их стипендий, была большая передача о Ройзмане, том самом, который так нравился мне раньше. Это человек, который возглавляет общество "Город без наркотиков". Главный тезис передачи -- боролся не с наркоманией. Но тут же выяснилась удивительная биография Ройзмана: судимость, криминал, организованная преступность.
       17 сентября, суббота. Еще вчера поздно вечером начал читать "Новый мир". Меня всегда интересует чужое мнение. Естественно, буду цитировать только то, что мне кажется важным -- или то, с чем я согласен или же против чего внутренне протестую. Но сначала о продолжении вчерашнего скандала в партии богатых людей "Правое дело", из которой вышел Михаил Прохоров. Власти уже не хотят строить дорогу к тому прохоровскому заводу, который будет строить "ё-мобиль".
       Вот несколько цитат из 6-го номера "Нового мира". Как и обычно, выписываю только то, что меня привлекло.
       Василий Голованов о новой литературе. "Надо признаться: в 90-е годы мы, по сути, проглядели целое поколение. Пока, сменяя друг друга, шла плотным потоком то "возвращенная", то "эмигрантская" литература, читатель так толком и не разглядел ту генерацию, которая и должна была назваться "новым реализмом" (и который "открыли" только спустя десять лет -- в связи с совсем другими именами).
       Но тогда до реализма вообще никому никакого дела не было -- занимались в основном затянувшимся расставаньем с советской властью ("Уходи, проклятая, как я тебя презирал... Нет, постой, я еще не все тебе высказал!"; так долго препирались, что она в итоге вообще никуда не ушла).
       Ну, получил еще свою долю известности Олег Павлов ("Букер" все-таки). Ну, еще Алексей Иванов, чей, впрочем, приход в литературу задержался как раз на эти десять лет. Ну, обрел в "нулевые" известность (и то в качестве серийного поставщика высококачественных биографий) Алексей Варламов.
       Зато вся остальная компания до сих пор неизвестно по какому ведомству числится: Михаил Тарковский, Влад Отрошенко, Александр Титов, Антон Уткин и, в моем понимании, поколенчески и тематически примыкающие к ним Олег Ермаков, Александр Кузнецов-Тулянин...".
       О русской прозе Глеб Морев. "На мой взгляд, с русской прозой происходит что-то катастрофическое. Мы завалены томами беллетристики, в лучшем случае повторяющей зады русской прозы прошлого века".
       Алексей Шепелёв о молодой прозе. "....читая тексты младых литераторов, множество раз приходилось нам набредать на самозваных лимоновских двойников. Во всяком случае, каждый из них был уверен, что он тоже почти Лимонов, потому что у него имеется разнообразно используемый половой орган. Клоны думают, что ничего другого для того, чтобы стать Лимоновым, и не нужно. Лимонов же, как никто другой, умеет испытывать жалость, ужас, ярость, любовь -- все, что может и не может испытать человек и даже сверхчеловек".
       Захар Прилепин о стихах Ивана Волкова. "У Волкова все давно получилось, потому что за базар отвечено, натурой оплачено и пропечатанное в книжке надиктовано былью, бытом и всем, чем полагается.
       Соблазнить бы эту деву, разливающую пиво/ На окраине, в дешевом и приятном кабаке, / За щекой у королевы, королевы недолива ,/ Поселиться на покое где-нибудь невдалеке./ Ни в Москву, ни за границу никогда не соблазниться,/ Навсегда обосноваться в лучшем месте на земле, / Потихонечку спиваться, забывая ваши лица, /Перечитывать Лескова, Стерна, Диккенса, Рабле".
       Такая, казалось бы, простая мелодия. Настоящая, как река. Сними, казалось бы, штаны с рубахой, ступи в воду -- и сразу поплывешь так же красиво по воде и почти уже над водой. Но как ни поглядишь, то один растелешился, то другой -- взмахнут руками, падут в реку, брызги во все стороны, шум, гам -- а песня не выходит. И вот один пошел ко дну, а другой вернулся на берег, стоит, мерзнет, тело белое, неприятное. Оденься, земляк.
       Я хотел бы процитировать всю книгу Волкова. Потому что он убедительней всего того, что можно сказать про него.
       "Вот если бы на самом деле/ (Клинически) сошел с ума, / Мне распахнули бы постели/ Блатные желтые дома. / Мои друзья нашли бы средства/ На первый мой лечебный год,/ Я стал бы жить из смерти в детство/ И видеть мир наоборот".
       Он не видит наоборот. Он просто видит и находит для того, чтоб сказать об этом, правильные слова".
       Максим Лаврентьев тоже находит слова. "Новая книга московского поэта (с названием, будем надеяться, не слишком провидческим в плане историческом, однако в эстетическом отношении -- для этой книги -- точным) -- "Когда отступает граница/ Далеко за горизонт, /Сзывает сигнал горниста/ В последний раз гарнизон, / И, покидая крепость,/ Мечтательно офицер/ Оглядывает окрестность,/ Знакомую лишь в прицел. / Не нужно беречь патроны, / Блокадный тянуть паек,/ И можно траву потрогать, / И жаворонок поет".
       О частностях русской речи Лев Рубинштейн. "И вот вовсе неконтролируемые судороги счастливого омерзения вызывают у меня выражения типа "как в подобных случаях говаривал, бывало, Такой-то". Особый шик -- это когда "такой-то" обозначается посредством имени-отчества, но без фамилии. Ну, да, конечно, прямо так вот и "говаривал". Причем непременно -- "бывало". "Чем, типа, меньше, -- говаривал он, хаживая в драных тапках по натертому, бывало, паркету своего кабинета, -- женщину мы любим, тем, короче, легче нравимся мы ей!" "Ай да Такой-то! -- время от времени воскликивал он, имея в виду самого себя и весело поигрывая кистями своего халата. -- Ай да сукин, как говорится, сын!". Самое, конечно, страшное, когда цитируемые персонажи "говаривают" не своими собственными словами, а словами своих персонажей, причем не всегда мудрых и добродетельных. И говаривают они совсем не то, что говаривал бы, бывало, сам автор".
       О том, как деятели искусства горюют о том, что когда-то с радостью отдали. Александр Зельдович, кинорежиссер. "СССР -- огромное несчастье, но в основе его был большой утопический проект, энергии которого хватило лет на шестьдесят. Веры, что, собравшись вместе, можно что-то изменить в мире, <...> Основывался он отчасти на руссоистской идее просвещения. Человек -- существо замечательное, условия жизни -- не те: квартирный вопрос и эксплуатация его портят. Создадим ему условия -- произрастим прекрасную творческую личность! Загнувшись, левый проект утащил с собой и идею прогресса: "Улучшим условия, человек будет становиться лучше, пока рай не воцарится на земле". Кончился не только Советский Союз, но и многовековой левый проект, выдавивший на периферию проект христианский. В Европе свято место осталось пусто. Сейчас он деформируется в происламские революционные настроения".
       Максим Осипов -- панегирик нашим толстым журналам. "Сколько хватает времени и интереса, я все же читаю журналы в интернете, в "Журнальном зале" -- "Знамя", "Новый мир" и другие. Вопреки распространенному мнению эти журналы живы. Живы и более интересны, чем во времена, когда тиражи их были в тысячу раз выше, когда они служили индикатором того, что разрешено властью и что ею запрещено. За пределами "Журнального зала" хаос, рынок, тьма внешняя. Я больше читаю стихи, чем прозу, но и прозу тоже читаю".
       Вечером по НТВ в блоке их телевизионно-рекламного базара по пятницам и субботам прошла большая передача о Борисе Моисееве. Сначала показали, как его разбил инсульт, потом, как врачи платных и государственных клиник боролись за его жизнь и реабилитацию. А потом, как Борис Моисеев поехал отмаливать свои грехи в монастырь в Прибалтику. Все это было, конечно, большой концертный пиар, но как стыдно, что в это была вовлечена еще и церковь.
       18 сентября, воскресенье. Утро началось с радостной вести из Америки. Обама все же решил самых богатых граждан самой богатой страны нагрузить дополнительным налогом. Это налоговое новшество коснется лишь 0,13% граждан. Похоже, даже не миллионеров, а миллиардеров. Республиканцы уже ответили, что не поддержат эту смелую инициативу. Это экстравагантное предложение первого темнокожего американского президента звучит уже второй раз, наверное, повергая в ужас не только американских, но и русских богатеев. А вдруг наше правительство, привыкшее оглядываться на Америку, решит повторить на нашей почве эту смелую американскую новацию? Но я полагаю, что этого не произойдет. Во-первых, потому что наше правительство состоит только из богатых людей, а во-вторых, этого верноподданнически не допустит и наш российский парламент, в котором богатое большинство.
       Вернулся довольно рано, часов в 7, и сразу же сел за компьютер читать этюды моих студентов. В этом году, в отличие от прошлого, когда у них был свободный режим, я решил чаще давать им "домашнее задание". К следующему семинару они все должны были написать по этюду на тему "Роковой час". Как только влез в компьютер, обнаружил, насколько ребята мыслят шире и объемнее, чем я. Эти этюды не только приучают их к работе, но и нужны мне, чтобы ощущать их движение и развитие, в конце концов, связь с ними. Чего они только не придумывают. Пока прочитал восемь работ, и все просто отличные. Но "отличные" по-разному, для меня это ощущение их, ребят, постоянной работы и роста. Ребята пока все пишут под анонимным "я". Как же удивителен и разнообразен для них "Роковой час"! Как умеют фантазировать и соединять текущее время с будущим. Цитирую "анонимный" отрывок, но, наверное, это Макрушин. Это по поводу ярославской хоккейной команды. Начало этюда довольно смутное, но вот он выходит на прямую. Это уже о нашей жизни.
       "Дальше будет хуже. Уверен, что будут сходить поезда, взрываться станции, рушиться мосты, здания, котельные, отключаться от тепла целые деревни, города проваливаться в асфальт... "Первым делом, первым делом самолёты, ну... а остальное...потом!" -- это так, самолеты на закуску.
       Диалог у авиакассы через несколько месяцев будет такой:
       -- Девушка, а какой самолет?
       -- А сколько лет используется?
       -- Извините, вы можете мне сказать в процентах, насколько себя израсходовал самолет?
       -- Какой опыт у летчиков?
       -- Сколько у вас стоит страховка?
       -- Какая страховая сумма предусмотрена в случае трагедии?
       Ну и, конечно, вспомнилась полненькая отъеденная харька министра Левитина, с гладко зачесанной челочкой. Всё ему нипочем, щёчки блестят после летнего отдыха, покрылись лёгким загарком, который не видно (новый тренд для чиновников: от этого кожа не светлая и не тёмная, загорают в тени), наполнились живительной влагой, как "молодильные" яблочки, и мерцают своим наглым существованием. Самое интересное, что вся эта чекистская мафия снова наступила на те же грабли. Ведь Ярославский хоккейный клуб спонсировала РЖД. Если народные деньги идут на бессмысленное содержание хоккейных и футбольных команд, то могут эти вонючие спонсоры купить средние магистральные самолеты на 60 человек?".
       19 сентября, понедельник. Жизнь буквально вымощена парными случаями. Вернулся из магазина, куда ходил около полудня, а по радио сообщение: "Единая Россия" не будет ставить вопрос о снятии министра транспорта Игоря Левитина. Дума собирается слушать его завтра. Но как провидчески Макрушин написал!
       Утром прочел материалы Леши Рябинина к завтрашнему семинару. У мальчика очень серьезные способности, но пока он остался на второй год, т.е. поступал ко мне на курс заново -- не вынес гнета общеобразовательных предметов.
       Умер Коля Тыртов, актер из театра "Сопричастность", которым руководит Игорь Сиренко. Я помню, двадцать лет назад Коля блестяще играл в моей пьесе. Болел он долго, похороны завтра -- пойти не смогу. Но вот что удивительно -- я сегодня ночью во сне вспомнил и Колю, и наш спектакль. Или я это себе нафантазировал?
       Весь день сижу и читаю этюды, которые написали ребята. Наверное, предложу им сделать стенгазету "Роковой час", на которую можно будет вывесить несколько этих прекрасных рассказиков.
       20 сентября, вторник. Семинар и кафедра. На семинаре обсуждали Лешу Рябинина, его похожие на репортажи рассказики. С виду очень простые, такие, казалось бы, "поверхностные" -- что вижу, то и пою, что всем показалось, будто Леша это все у них "украл". Впрочем, несмотря на некоторую критику, все признавали его особую способность. Отчетливее всего эту живую способность Леши понял Сережа Сдобнов. Володя Репман, которому досталось на прошлом семинаре, немножко поумничал, по крайней мере, почувствовав "жареное", он стал читать тексты. У Рябинина вчера был день рождения, сегодня он уезжает домой. Леша у нас теперь заочник. Я подарил ему "Власть слова".
       В ритуал семинара теперь вошла "декламация" отчета о прошлом семинаре. О самом первом в этом году очень хорошо написала Маша Бессмертная. Она очень талантливая и сделала свой отчет так здорово, что, казалась, поставила самую верхнюю планку. Сегодня с некоторым садизмом я ждал отчета, написанного Былиной. Но парень молодец, справился, хотя и пошел несколько другим путем -- не размышления, а конкретные факты. Молодец!
       Приехал домой довольно поздно, сразу принялся читать газеты, а также только что пришедший из Красноярска журнал "День и ночь", N4/2011. В журнале печатают мои Дневники за 2009-й год. Отредактированы они, конечно, прекрасно. Но поразил при внимательном чтении сам журнал. Здесь нет снобистских размышлений о литературе, это журнал для спокойного, почти домашнего чтения. Особенно интересна поэзия, без наших московских современных выплесков, когда непонятно о чем! Все есть, и критика, и почта читателей. Еще раз всплыла старинная моя мысль, что Сибирь -- это не только особая страна, но и особая, самодостаточная литература. Ей не следует искать поощрения в центре, сибирякам в смысле литературы, да и культуры надо жить, будто Москвы и не существует.
       Я схватился за диалог двух моих знакомых, Юры Беликова и Леонида Бородина. Тем более что Юра всегда блестяще раскручивает своих собеседников. Ну и, естественно, встретил здесь кое-что интересное для меня.
       "-- Жупелом "националист", особенно в сочетании с прилагательным "русский", у нас принято пугать обывателя.
       -- После того как я уволил из редакции журнала "Москва" одного человека, про меня начали говорить: "Бородин, наверное, никогда не был русским националистом!" Правда, я никогда им не был. Потому что, как русский человек, считаю для себя это несколько унизительным. Национализм может быть у малых народов".
       "Буквально вчера встретил одного своего старого друга. И мы оба пришли к некой печальной сентенции, что выключены из этого времени, где серые побеждают и выигрывают. И уже вряд ли с ним совпадём. Мой друг сказал: "Тогда, во времена СССР, условно говоря, десяти процентам, включая диссидентов, было душно, а девяносто процентов населения жизнь вполне устраивала. Сейчас девяноста процентам невмоготу, а десять процентов довольны". Такие вот песочные часы. Только вместо песка -- человеческие судьбы..."
       "Историк Соловьёв, считающийся позитивистом, пишет, что православная церковь внесла в формирующуюся нацию понятие сострадания и благотворительности, чего никогда до этого не было. Наших калик -- несчастных и отверженных -- христианская церковь включала в человечество и брала на себя известные обязанности по отношению к ним, в то время как языческая вера их исключала. Поэтому, в нашем представлении, экономика должна была строиться по принципу наибольшего благоприятствования для нуждающихся. Потому что в России большинство народа живёт в недостатке. Как вышел в своё время из создавшейся в США ситуации Рузвельт? Строительство дорог спасло Америку от основательного краха. Людей заняли работой. То есть экономика должна работать, всё время оглядываясь на ту часть населения, которая находится на нижнем уровне состоятельности. Иными словами, всякая экономика ради экономики и получения прибыли аморальна. Безусловно, прибыль неизбежна и обязательна -- иначе зачем экономика? Но прибыль должна быть обращена в сторону бедных".
       "Мы живём в состоянии отсутствия веры. А без веры народ жить не может. Хоть какой-то, но -- веры. Вот американцы верят в свою избранность. У нас -- особенная ситуация, которой не было ни в одной стране. Дело в том, что коммунистическая идея по объёму своему равна христианству. Она также химически вошла во все споры народного бытия. И рухнула. Но ни один завод не пошёл на защиту своих парткомов. Русь даже не шелохнулась".
       "Если про первого самозванца -- Отрепьева -- ещё ходили сомнения: а ну как он действительно -- чудесным образом спасшийся царевич Дмитрий? -- то по поводу второго уже никто не сомневался: авантюрист и проходимец. И тем не менее, шли к нему на поклон -- все бояре, вся Москва. И вот в ту смуту фактически произошло чудо. Когда бояре вдруг позабыли все распри и съехались выбирать царя. И по сути, выбрали царя-изменника. Потому что Романовы были союзниками поляков. Они выходили вместе с поляками из Кремля, когда побеждало ополчение Минина и Пожарского. Но приехал из Польши освобождённый Филарет и, в общем, осуровил ситуацию -- не дал разгуляться боярам. Хотя свой митрополитский чин он получил из рук тушинского вора, прекрасно зная, кто он такой. И сегодня у меня есть надежда на нечто подобное".
       И еще.
       "Как известно, литературная критика зависит от политики гораздо больше, чем сама литература, -- а посему и недолговечна, как бабочка-однодневка. Поэтому и спрос читательский с неё строг. А литература может быть и золушкой, и дурнушкой. (Игорь Тюленев, поэт, июль 2011, Пермь)".
       "Нейтральность -- это всегда лукавое название лояльности. (Дмитрий Косяков, июль 2011, Красноярск)".
       Лёша Рябинин прислал с дороги сообщение: "Спасибо Вам, Сергей Николаевич, за все. Вот сижу в автобусе. Впереди небольшое путешествие по Южной России, ночная трасса, завидуйте".
       21 сентября, среда. Ну, слава Богу, В.И. Матвиенко наконец-то избрали третьим лицом в государстве. Радио прокомментировало это так: ведь все равно бы избрали, зачем надо было устраивать "тайные" выборы, да еще, для страховки, в двух округах, зачем так унижать статную и красивую женщину? Кстати, вечером по ТВ показали, как она, невероятно статная и элегантная, принимала поздравления! Тут же объявили, что, возможно, со следующего года в сенаторы начнут избирать. Красота великая сила, но коррупция и перед ней устоит.
       Сегодня мне предстоит запечатлеть ряд судьбоносных для страны решений. Вчера же было объявлено о решении Страсбургского суда по делу Ходорковского, которое томилось в судебных канцеляриях лет семь. Основное -- 100 миллиардов или миллионов -- для меня эти значения одинаково туманные, -- которые владельцы компании требовали от России в счет неполученной прибыли или компенсации, они не получат. Это двухсотстраничное решение обе стороны -- государство и владельцы, которых это же государство взрастило, -- толкуют каждые в свою сторону. Но был и еще один чрезвычайно важный момент -- никаких политических мотивов в деле против Ходорковского, о которых так долго говорили радиостанции и интеллигенция, суд не отыскал. А сколько было подписантов! Ах вы, наши легковерные. Пока, значит, это обычное жульничество.
       Еще один взрыв негодования вызвало у того же ряда интеллигенции решение специального комитета представить на соискание премии "Оскар" фильма ненавистного Никиты Михалкова "Утомленные солнцем-2". Я этого фильма, в отличие от интеллигентного большинства, которое его осудило, фильм не посмотрев, еще не видел. Но думаю, несмотря на любовь Никиты Сергеевича к правительственным мигалкам, фильм не ниже уровня Михалкова. Правда, на основе снятого материала Михалков готовит 13-серийную версию фильма, а она, полагаю, если будет показана, может вызвать такую любовь народа, с которой интеллигенции трудно будет справиться.
       Что касается моих собственных занятий, то они были до удивления однообразны. Смотрел сверстанную рукопись Дневников-2007, занимался этюдами курса, варил суп и жарил котлеты, встречал гостей. Были Паша Быков с Катей Щербаченко. Паша привез новый рассказ, чтобы я взглянул. Мило говорили о театре, об опере, о гастролях испанцев в Москве. Лена рассказывала о своих гастрольных поездках. На днях она уезжает в Мюнхен, где будет петь в "Турандот", а из Мюнхена переедет в Мадрид -- у нее несколько спектаклей "Иоланты". Как прекрасно она поет Чайковского, я уже знаю, слышал в Большом.
       Ребята привезли виноград и сыр. Я кормил их рыбной солянкой, котлетами с фасолью и арбузом. Виноград с сыром тоже ели. Когда ребята вышли на лестничную площадку к лифту, я подумал, что для меня они хотя и полубоги, но вот такие простые -- жмут на кнопку вызова лифта. Я был в домашних штанах и легкой футболке.
       Приезжал еще Миша Тяжев, мы немножко посидели с ним над его этюдом, который собираемся представить в стенгазете. Кормил его по тому же меню. Миша, между прочим, снимался у Михалкова в "Утомленных солнцем-2", очень хорошо отзывался о нем как о режиссере и человеке. У Миши в фильме эпизод. Он мне и рассказал о "Большом варианте". Михалков хорошо объяснял задачи и был на площадке демократичен.
       В течение дня еще пришлось выполнять старый свой долг. Уже две недели у меня лежит в почте несколько рассказов Сережи Дебрера. Он днем звонил, и я обещал до ночи все прочесть.
       22 сентября, четверг. Ощущение, что как катастрофу расценивает российский бизнес решение швейцарских банков открыть счета российских вкладчиков. Год назад это же швейцарские банки сделали для американских правоохранительных органов, а сегодня прикоснулись к тайне честно заработанных российских рублей. По этому поводу наши СМИ, существующие на средства нерядовых налогоплательщиков, уже высказались. Я-то полагаю, что с русскими джентльменами, так много нахапавшими на приватизации, на спекуляциях, взятках и так ловко скрывающимися от налогов в швейцарских банках, поступили чрезвычайно гуманно: оповестили за год, что такое произойдет. Если уже власти Обамы начали шерстить своих, то разве не дойдет и до наших? Ах, эта русская непредусмотрительность!..
       Сергей Дебрер, с которым я часто работаю, живет в Германии, пишет в американские и немецкие русскоговорящие газеты. Он написал несколько неплохих для любителя рассказов. В них главное достоинство -- это рассказы эмигранта, уже натерпевшегося заграницей. Сергей, кажется, прокурорский, значит привилегированный, работник. В письме, которое он прислал, есть такой пассаж. Он связан с тем, где Дебреру печататься: в зарубежной ли эмигрантской прессе или у нас в России.
       "Моя любимая дочь Ксюша, которой сейчас 29, всё это прошла сама и категорически не желает даже в мыслях возвращаться к тому, что ей, 15-летней, пришлось испытать во враз оказавшейся фашистской Латвии. Она училась, и очень успешно, в спецшколе при латвийской Консерватории, а когда по весьма скандальному поводу (откровенному её "затиранию" на школьных зачётах-конкурсах) я пришёл к директрисе музшколы, она мне честно сказала: "Сергей Борисович, теперь нужны не скрипачи, нужны латыши, играющие на скрипке, а уж как они играют... Простите меня, я ничего не могу поделать..." И это признание я и тогда , и сейчас оцениваю высоко: директриса, пожилая латышка из латышской элиты -- т.н. культурного слоя Советской Латвии, знавшая мою фамилию не по моим прокурорским занятиям, а благодаря моей маме (а мама была женой очень видного латышского художника), была со мной откровенна".
       Но вернемся к делу. В рассказах есть подлинность страданий. Язык обычный, грамотный, но скорее журналистский. И, конечно, в этих рассказах много из еврейского менталитета. В том числе Ахеджакова -- красавица и любимая актриса.
       Ожидал сегодня, когда ребята мне позвонят о пересдаче. Потом не вытерпел и сам позвонил в деканат. Наткнулся на Светлану Викторовну, на которую накричал. Тезис: почему ты так не любишь студентов!
       Медведев сегодня опять занимался высшей школой. В его разговоре со студентами и министром Фурсенко возникло положение, при котором во многих студенческих общежитиях живут далеко не студенты. Вот было бы интересно, если бы он заглянул в общежитие к нам!
       23 сентября, пятница. Начну с того, о чем как-то забывал. Уже с полгода, как в прессе очень активно стало появляться имя
    М. Швыдкого. Я подумал сначала, что ему просто уже надоела его дипломатическая деятельность, но вдруг все определилось -- М.Е. теперь директор Театра мюзикла. Показали по телевизору и его, и актеров. Нашел Михаил Ефимович себе и место -- все та же Горбушка, ДК им. Горбунова. Для меня определился здесь и адрес старого наезда на МХАТ, когда прорабатывался проект закрыть театр, и мы писали письмо президенту. Тогда я не очень во все это поверил, предполагая вектор других сил. Но мечты, оказывается, не стареют.
       Еще накануне твердо решил, что на дачу не поеду. В субботу у Максима Лаврентьева и Сережи Арутюнова состоится поэтический вечер в одной из библиотек на Сущевской улице. Как я могу их бросить!
       Днем ездил в Институт, все же пришли экземпляры "Маркиза" и, наконец-то, появился тираж нашей "Кафедральной книги", "Литинститут в семинарах мастеров кафедры творчества". Книга так долго ходила по нашим типографским и другим инстанциям, что многие уже умерли. В принципе, получилась умная и полезная книга. Каждый наш мастер стал автором еще одной научной работы. Я, честно говоря, многое из книги уже позабыл, а сейчас открыл пахнущий краской и клеем том и зачитался. Надо бы найти время и прочесть книгу снова насквозь -- полезно.
       Другим поводом моей поездки в Институт была "двойка" у Мокрушина. Я очень боюсь, что его могут выставить. Он был на всех лекциях по античной литературе, не пропустил ни одной. Что-то в его немолодой милицейской голове варится, но все эти мудреные слова, имена и экзотическую географию он не может выговорить.
       Вечером заходил вместе с Егором Анашкиным к Юре Авдееву. Мне показалось, что он стал чуть получше, поразговорчивее. Но по-прежнему ленится выходить на улицу, не читает. Круг его занятий -- телевизор. Я понял только одно: заходить к нему надо чаще, это его как-то тормошит. Вспоминая Валю и то, как быстро она восстанавливалась после своих инсультов, я думаю, что это связано было и с тем, что возле нее кто-то все время был, она постоянно подвергалась интеллектуальным атакам. Я, когда она молчала, говорил с нею о кино, заставлял вспоминать английские слова.
       24 сентября, суббота. Опускаю поездку на Теплостанский рынок -- там порядок, нормальная стоянка на территории, низкие цены. Когда с рынка вернулся, уже все политические коллизии развернулись: Путин пойдет на президента, Медведев поведет "Единую Россию" на выборы и станет потом премьер-министром. У них общие цели и понимание, как управлять Россией. Еще до произнесения всех слов, включив телевизор, когда я увидел, что на Путине фиолетовый галстук, а на Медведеве серый, я уже знал, кто будет первым. Фиолетовый -- цвет кардиналов, цвет лидера.
       Вечер Максима и Сергея в Библиотеке имени Боголюбова собрал народа столько, сколько не собирает и Дом литераторов на крупное имя. Чуть опоздал и, когда вошел в зал, Максим уже начинал и тут же, увидев, сказал: Сергей Николаевич Есин! Наверное, сидело много студентов Литинститута -- сразу прозвучали аплодисменты. Сам вечер, продолжавшийся чуть больше часа, был замечательный. Максим прочел свои поэмы, которые я уже слышал дома. Мне нравится у Максима ясность, аристократичность и внятность его очень определенной поэзии. Сережа читал несколько агрессивно, но мощно и захватывающе социально. Интересно, что многое у него стилизовано под русский плач.
       Дома еще раз убедился в правоте Алексея Козлова, когда сел делать словник к Дневникам-2007. Оказывается, правку, которую я сделал для книги о Вале, я в Дневник не внес. Значит, придется все снова перебирать.
       Вечером еще раз смотрел параллельно две передачи. По НТВ некую сагу о Лужкове, а по Первому -- "Призрак оперы". Во втором случае убедился, что все это только "призрак". Жюри, которое вынуждено было взахлеб хвалить Киркорова, Валерию и других певцов эстрадного жанра, было просто жаль -- как же им всем приходилось ломать себя и придумывать "улыбательные" формулировки. Я уже не говорю о том, что эти "оперные призраки" все, как один, пели с микрофоном. А может быть, во всем этом чудном действии была скрытая насмешка? Что касается передачи о Лужкове, то еще раз стоило обратить внимание на то, что в России бедных чиновников не бывает. Пчеловоду не придется жить на пенсию. И сколько же народа из его окружения уже пересажали.
       Из московских наблюдений. На улице из-за обилия машин стало так смрадно, что все время приходится выбирать наветренную сторону, чтобы не дышать гадостью.
       25 сентября, воскресенье. Все утро крутился по хозяйству, впрочем, и поздний вечер тоже. Среди прочих подвигов -- половина большой кастрюли борща, наконец-то засоленная рыба, которую привез в субботу с рынка, и миска чего-то похожего на рагу из баклажанов, перца, помидоров и лука. Вкусно. Уже во втором часу ночи вот этим-то горячим блюдом и закусил. Уже в постели смотрел передачу о том, как в Англии ищут следы римских завоеваний и археологи восстанавливают технологию изготовления старинных монет. Подробности древней жизни безумно меня волнуют.
       Перед вечером созвонились с Прониным и махнули на выставку "Парижская школа" в Музее изобразительных искусств им. Пушкина. Чтобы писать полно и увлекательно, как велит Колядина, приходится и много двигаться. Несмотря на приближающееся закрытие музея, в кассу стояла очередь. Билеты -- для всех 400 рублей, для льготных посетителей, студентов, пенсионеров и инвалидов -- 100. Каталога не купил, весь разобрали. Выставка, конечно, прекрасная и чрезвычайно полная, хотя по времени чуть запоздавшая. Что такое "парижская школа"? За подробностями пойду в книжку с тем же названием, которую мне года четыре назад подарил Боря Тихоненко. Тогда книжка мне показалась не очень вразумительной. Это, в первую очередь, интернациональное сообщество художников, с очень густым вкраплением еврейской художественной интеллигенции, оказавшихся в начале прошлого века и работавших в Париже. Здесь от Руссо (таможенника) до Модильяни и Шагала.
       За каталогом -- 1000 рублей, это сравнительно недорого -- я на следующей неделе еще схожу. На выставке в первую очередь думаешь -- мысль Владислава Александровича, -- что уже достаточно старая Ирина Антонова, женщина, конечно, гениальная. Найти все это рассеянное по музеям богатство, собрать, договориться, привезти -- это труд огромный. Многое здесь того, что мы никогда не видели. Париж начала века, портреты Гертруды Стайн или молодого Кокто.
       Если обо всем собрании, то я заметил обилие людей с еврейскими корнями: начало века -- это как раз гражданское освобождение еврейского населения во многих частях Европы и, в частности, в России. Здесь можно вспомнить о том, как "просвещенное" еврейство добыло свое богатство и достаток. В связи с этим не забыл прозвучавшую в субботу по "Эху" передачу о Богдане Хмельницком. Одним из ведущих ее был Алексей Венедиктов -- передача блестящая. Век Алексея Михайловича, Богдана Хмельницкого и Мазарини. Так вот, было сказано, шляхта в Польше не любила по-настоящему ни воевать, ни сидеть у себя в поместьях и управлять ими. Это дано было на откуп и управление евреям, и вот те уж давили крестьянство с такой угрюмой силой, что ненависть к ним долго не утихала. Это к вопросу о погромах в ту эпоху.
       Второе -- при том, что не было ни одной "плохой" или откровенно "проходной" картины -- авторов 50, и все они представлены несколькими работами, -- сразу становится заметно, как трудно найти художнику свой стиль. Лишь только Модильяни, Шагал, Пикассо, Руссо и отчасти Хаим Сутин узнаются издалека "по пятну". Остальные все время пробуют уже устоявшееся у других. Точь в точь как в литературе.
       На обратном пути из музея заглянул к Мих. Мих., моему соседу. Он, как я писал, доктор медицины. Заглянул по делу -- что-то у меня стала побаливать печень. Он меня посмотрел, а потом пили с ним чай. Во время чаепития, когда я съел несколько овсяных печений, которые мне есть нельзя, Мих. Мих. рассказал мне -- в связи с приближающимися выборами -- несколько занятных историй на эту тему. Например, о том, как он сравнительно недавно, на последних выборах был наблюдателем. Так вот, после того как все было честно и добросовестно подсчитано -- Мих. Мих аккуратист и человек не только честный и принципиальный, но и пунктуальный -- написан протокол, солидные мужчины то ли из Газпрома, то ли из какого-то другого солидного учреждения начали подписывать итоговый протокол. И вот только тут Мих. Мих. обнаружил, что в по всем правилам написанном протоколе итоговые цифры в документе зафиксированы обычным карандашом. Опускаю звонки в разные инстанции, которые в первую очередь интересовались "а ты кто такой?" и прочие довольно склочные действия. Остается только крикнуть -- да здравствуют новые честные и законные грядущие выборы. И: слава партии, которая хочет построить страну так, как удобно ее руководящей головке!
       26 сентября, понедельник. Есть смысл начать день с последнего вчера сообщения в Интернете. "Снова Путин. Предлагая Медведеву возглавить список единороссов и стать председателем правительства и получив в ответ приглашение стать президентом, Путин сообщил, что такое решение было принято еще в 2007 году". А как долго тянули, какие скрытные ребята. Я вот чувствую, что из той же породы наш ректор.
       БНТ я встретил, когда приехал в Институт, -- он вышел из отпуска и выглядел замечательно. Поехал я из-за моего Павла Мокрушина, который не сдал античную литературу и комиссии. Но сдать он и не мог, ему это не дано. Слишком долго он был милиционером и слишком не развит язык, чтобы быстро и точно все сформулировать на экзамене. Это при том, что Павел не пропустил почти ни одной лекции И.А. Гвоздевой, значит, что-то у него в голове осталось. БНТ быстро все схватил и пообещал в среду его принять, наверное, сам поставит "зачет". Пашу я предупредил, чтобы он выучил все, о чем спрашивали его на комиссии.
       В четверг у нас, кажется, собрание, где будет устроено некоторое волеизъявление коллектива в министерство, чтобы нам нашего ректора оставили свыше определенного законом срока. После этого, кажется, будет ученый совет. Узнал из устных источников.
       Уехал из Института рано, потому что надо готовиться к завтрашнему семинару. К счастью, приехал сразу к новостям и увидел всю публичную головомойку, которую Медведев давал министру финансов Кудрину. Дело в том, что еще накануне, находясь в командировке в Вашингтоне, Кудрин сказал, что не намерен входить в будущее правительство Медведева, потому что у него с ныне действующим президентом большие разногласия в экономической области, в частности по вопросам финансирования обороны. И вот в Ульяновске, где проходило какое-то правительственное совещание, в присутствии Кудрина твердым голосом Медведев произнес несколько выразительных фраз.
       "Это правительство проводит курс президента и под всеми решениями стоят подписи руководства правительства, -- указал Дмитрий Медведев. В том числе там есть и подпись вице-премьера Кудрина. -- Так что у Алексея Леонидовича была возможность заявить свою позицию раньше, -- не сомневается президент. -- Кстати, присоединиться даже к "правым" силам. Звали, что называется, но Алексей Леонидович отказался. Видимо, по каким-то другим соображениям.
       -- Я обращаюсь прямо здесь к вам с таким предложением. Если вы считаете, что у вас есть иные взгляды на экономическую повестку дня, чем у президента, то есть у меня, можете написать соответствующее заявление об отставке. Ответить, разумеется, прямо здесь и сейчас. Будете писать заявление?
       -- Вы можете посоветоваться с кем угодно, в том числе с премьер-министром, но пока я президент, такие решения я принимаю сам, -- напомнил Дмитрий Медведев. И снова повторил: "Вам нужно будет определиться очень быстро и сегодня дать мне ответ, или же вы исходите из того, что разногласий, которые вы называете, не существует, и тогда вам придется по этому поводу дать комментарий. Если же эти разногласия существуют, я другого выхода не вижу, хотя мне, конечно, неприятно".
       Глава государства призвал и других не согласных с курсом президента заявить это открыто, то есть через заявление об отставке. "Любую безответственную болтовню мне придется пресекать, и я буду принимать все необходимые решения вплоть до 7 мая следующего года", -- указал президент особо забывчивым на сроки своих полномочий".
       Потом я поразмышляю об их символическом значении. Это, конечно, была твердая речь слабого человека -- но слабые люди самые жесткие, решительные и смелые. Поступками вымощено наше Отечество.
       Вечером читал сначала повесть "Овраг" Миши Тяжева, а потом этюды ребят. Повесть Миши меня просто потрясла. Здесь соединилось много проблем. Село, бюрократия, гастарбайтеры, правительство, сатира на него, наша несчастная жизнь.
       Вечером залез в Интернет. Дело в том, что А.Е. Рекемчук сказал, что сравнительно недавно видел статью о моих Дневниках в "Литературной России". Как заправский пользователь интернета я набрал и название газеты, и свою фамилию в окошечке "поиск". Вот уже никогда не думал, что эта газета так часто обо мне то или иное, чаще плохое, пишет.
       27 сентября, вторник. У меня теперь семинар делится на три части. Сначала я что-то рассказываю студентам о жизни современной литературы или искусства. О том, что я прочел, куда ходил, иногда читаю какие-то выдержки из журналов. Пытаюсь как-то оживить их "окрестный" интерес. Потом почти час занимаюсь их этюдами. Как правило, они присылают их мне анонимно. Здесь игра и для них, и для меня. Ребята читают друг друга, а это и обмен "опытом", и выбор "лидера дня". Для меня игра заключается в том, что "анонимно" я каждый раз выбираю все тех же своих лучших студентов. Здесь опять были Баранов, Тяжев, Рябинин.
       Тема на этот раз пришла от портрета И.С. Тургенева, который висел над классной доской -- "Отцы и дети". Все, правда, не очень получилось: с этим романом связано слишком много политики и социологии. Ребята все приняли почти всерьез. Папа и сын, мама и дочка. Но и здесь было кое-что интересное, студенты все же уяснили, что с каждой эпохой приходят другие вкусы и желания.
       Рассказ "Овраг" Миши Тяжева в целом был воспринят хорошо. Все отчетливо сознавали, что это некий рывок -- по крайней мере, таких объемов и широты охватов жизни ни у кого еще не было.
       Постепенно проясняются и тайны нашего руководства. Вот как надо готовить площадку для своих дел! На собрании коллектива должны быть решены два вопроса -- прошение о продлении срока для БНТ, согласия министерства на это, кажется, еще нет. В связи с этим БНТ хочет застраховать себя, если этого разрешения не будет, ввести должность президента. Это значит, в нашем маленьком Институте еще один нахлебник! Кстати, я хорошо помню, что после первых выборов, дабы у меня не было никаких претензий, эту должность в устав не внесли. Людмила Михайловна Царева тогда сказала, что министерство нам это делать не рекомендовало. Я отчетливо понимаю, что это ее личная, но божественная придумка. Любить и служить надо начальнику согласно очередности.
       Вечером был в кинотеатре "Художественный". Позвал Паша Лукьянов, мой ученик, писатель и по совместительству физик. Я его довольно часто цитирую в Дневниках, обычно он печатается в "Знамени". Уже много лет он дружит с Кузьмой Востриковым, пасынком моей же ученицы Анны Кузнецовой. Кузьма, как и его отец, художник, завязан на искусстве. Так вот он, молодой парень, стал продюсером в кино. По слухам, Кузьма играет на бирже и, как я полагаю, свои деньги вкладывает в кино. Охота пуще неволи. Тем более у него получается.
       В "Художественном" показали четыре короткометражных фильма "Kuzmacinema". В двух из них сценарист сам Паша Лукьянов, а один, как режиссер, поставил Кузьма. Это особая форма документалистики -- документальная ситуация проигрывается актерами. Среди актеров и Игорь Ясулович -- очень выразительно, хотя Игорь не выходит из привычных своих рамок. Здесь повод есть вспомнить, что несколько лет назад мы выдали премию Москвы за какой-то фильм в первую очередь из-за того, чтобы ее получил Ясулович, но документы на него не успели оформить и получил ее только режиссер.
       Вечер был организован с размахом. Дарили диски, поили апельсиновым соком. Сам Кузьма вышел на сцену в оранжевых кроссовках и оранжевом пиджаке. Наблюдая эту знакомую мне молодежь, я вижу, как отчаянно они, соединяясь друг с другом, рвутся в большое искусство. Что-то похоже здесь на объединение недавно мною виденной Парижской школы. С грустью отмечаю, я всегда был без стаи.
       28 сентября, среда. Днем был дома, читал Фрейда о Достоевском, любопытно, но не больше. Самое интересное об игре как непреодолимом факторе и безуспешной борьбе с нею индивида. Пришлось опять ехать в Институт -- а это всегда испорченный, безрезультатный для внутренней работы день. На входной двери висит объявление о собрании коллектива -- повестка дня: изменение устава и обращение в министерство. Забрал у Алексея Козлова уже сверстанную, вернее, сложенную вчерне книгу о Вале -- шестьсот страниц. Теперь надо думать о шмуцтитулах, колонтитулах и о других необходимых мелочах. Это все у меня постоянно проворачивается в мозгах.
       В три часа начался диссертационный совет. Две диссертации -- докторская "Проблемы творческого наследия Етима Эмина и Сулеймана Стальского: текстология и поэтика в свете сравнительного изучения". Это наш выпускник Нагиев Файзудин Рамазанович, который потом сказал, что именно в этой аудитории проходили их семинары. Здесь внешне было все совершенно благополучно, была и дискуссия. Было кое-что и любопытное. В частности, вся часть о Стальском базируется на тексте, записанном, продиктованном, но не имеющем авторских фиксаций. Критерием создания канонического корпуса текста являются "эстетические принципы отборщика". Правда, отборщик -- поэт. Все время проводится мысль о тотальном вмешательстве в идеологию текста переводчика Эффенди Капиева. Ощущение, будто и не знал совсем поэт о своем "идеологическом" порыве. Я не утерпел и задал вопрос, в котором уже был подтекст: является ли имя поэта псевдонимом или фактическим именем? Нет, вроде село называется из двух слогов, в котором последний Стал. Вторая диссертация "Лирика Александра Башлачева в контексте авторской песни 1970--1980 годов". Здесь, очень четко все структурируя, защищался будущий кандидат Александр Сергеевич Иванов. Наверное, из-за некоторой зависти к четкой речи молодого человека -- мы в свое время так не говорили и так не формулировали -- наш совет вложил ему два черных шара, и два бюллетеня были признаны недействительны. Тема, конечно, легковата, но может быть, действительно, пора вводить в литературу этот новый материал?
       На защите познакомился с одним из оппонентов Иванова профессором Анатолием Валентиновичем Кулагиным, который пишет в серию "Жизнь замечательных людей" книгу о Юрии Визборе. Он мне подарил и небольшую книжку об Окуджаве. Пришло несколько писем, в частности от Семена и Марка, болит душа, но времени ответить пока нет.
       29 сентября, четверг. Утром опять читал Фрейда, уже о Леонардо да Винчи, опять много интересного, хотя в своих толкованиях классик психоанализа очень субъективен, но все равно гений. Кроме того, что, видимо, прекрасный клиницист, но еще и усидчивый, терпеливый человек -- столько написал. Кстати, любопытно, что наши современные вожди ни одной книжки самостоятельно так и не написали, в лучшем случае что-то наговорили. Но -- к Фрейду. Вот цитата, связанная с дневниками Леонардо. Для того чтобы что-то написать, надо еще многое и прочесть. Естественно, цитирую по работе венского психоаналитика. Кстати, очень хвалит своего приятеля, тоже венца и тоже еврея и, между прочим, одного из любимых писателей моей юности Стефана Цвейга. Но вот отрывок, привожу его -- это о дневниках:
       "Леонардо вел дневник; своим мелким, справа налево направленным почерком он делал записи, предназначенные только для него. В этом дневнике он обращается к себе, что примечательно, на "ты": "Учись у маэстро Лука умножению корней". "Позволь показать тебе квадратуру круга мастера д'Абакко ". Или по поводу одного путешествия: "Из-за своих дел по саду я пошел в Милан... Вели взять две дорожных сумки. Вели показать тебе токарный станок Больтрафио и обработать на нем камень. -- Оставь книгу для маэстро Андреа иль Тодеско". Или вставка совершенно иного рода: "Ты должен в своем сочинении показать, что земля -- это звезда, подобная луне или вроде того, и тем доказать благородство нашего мира".
       В этом дневнике, который, впрочем, как дневники других смертных, часто касается важнейших событий дня только в нескольких словах или совершенно их замалчивает, встречается несколько записей, за свою странность цитируемых всеми биографами Леонардо. Это записи о мелких расходах мастера, столь педантично точные, словно вышли из-под пера мелочно строгого и бережливого отца семейства, тогда как отсутствуют пометки об использовании более крупных сумм, и это говорит только о том, как художник понимал содержание дома. Одна из записей касается нового плаща, купленного ученику Андреа Салаино:
       Серебряной парчи -- 15 лир 4 сольди,
       Алого бархата на отделку -- 9 сольди,
       Шнурков -- 9 сольди,
       Пуговиц -- 12 сольди".
       Фрейд пугающе точен. Любовь к живым стоит дорого, но еще дороже стоит любовь к уже мертвым. Что бы мы теперь не отдали, чтобы загладить в своей душе ощущение не до конца выполненного долга. Написал об этом, сразу вспомнил маму, брата, отца, Валю, тетю Тосю. Это будет угнетать, хотя, казалось бы, не в чем себя упрекнуть, всегда, до последнего вздоха. Мы все плохие дети, мужья, родственники.
       "Биографы Леонардо, более чем далекие от намерения постигнуть загадки душевной жизни своего героя по его мелким слабостям и причудам, имеют обыкновение присоединять к этим странным счетам примечание, которое подчеркивает доброту и снисходительность учителя к своим ученикам. Они забывают о том, что необходимо объяснить не поведение Леонардо, а тот факт, что он оставил нам эти свидетельства. Так как ему вряд ли можно приписать желание подбросить нам доказательства в пользу своего добродушия, то мы должны предположить, что к этим записям его побудил иной, аффективный мотив. Трудно догадаться какой, и мы не сумели бы ничего объяснить, если бы другие найденные среди бумаг Леонардо счета не проливали яркий свет на эти необычайно маленькие записи об одежде учеников и т.п.:
       Расходы на погребение Катарины -- 27 флоринов,
       2 фунта воска -- 18,
       На перенесение и воздвижение креста -- 12,
       Катафалк -- 14,
       Людям, несшим тело -- 8,
       Священникам и 4 клирикам -- 28,
       Могильщикам -- 16,
       За разрешение чиновникам -- 1.
       Прежние расходы:
       Врачу -- 4 флорина,
       За сахар и свечи -- 12.
       Писатель Мережковский -- единственный, кто сумел нам сказать, кем же была эта Катарина. На основании двух других коротких записей он заключает, что мать Леонардо, бедная крестьянка из Винчи, в 1493 году приехала в Милан навестить своего тогда уже 41-летнего сына; там она заболела, была помещена Леонардо в госпиталь и, когда умерла, была погребена им со столь почетной роскошью".
       Когда обедаю или что-то варю на кухне, постоянно слушаю радио. В редакции на радио читают все газеты, заглядывают во все блоги, подсматривают в интернет, поэтому иногда возникает хороший улов. Я старательно все помечаю на небольших кусочках бумаги, правда, потом иногда не могу разобрать. Итак, ревизия добычи:
       -- Несколько дней назад протоиерей Всеволод Чаплин, крупный церковный чиновник, предложил проверить книги Набокова и Маркеса на предмет педофилии. Во дает, святой отец!
       -- Интерпол предложил объявить в розыске подмосковного прокурора Игнатенко, который сбежал, будучи обвиненным во взятках и других хлебных делах, связанных с "крышеванием" подмосковной прокуратурой игорного бизнеса. Наша российская прокуратура отказала Интерполу в этой инициативе, дескать, еще многое не доказано. Вот берегут своего товарища и сослуживца.
       Вчера Путин встречался с писателями. Все это в основном были детективщики. Наверняка отбор проводили Сеславинский, которого я, естественно, на экране увидел, и его пособник Григорьев. Сегодня Леня Колпаков мне рассказал, что по счастливой случайности там не оказался Поляков, вернее не по случайности, а потому, что на съезд Книжного союза не аккредитовали газету. Хорош был бы Поляков в подобном окружении. Но среди гостей премьер-министра, который сокрушался, что Россия уже не самая читающая страна в мире, был Захар Прилепин, который задал неудобный вопрос о куда-то подевавшихся миллиардах. С большим воодушевлением и даже горячностью Путин стал объяснять, что это просто не так потраченные деньги, а значит, не воровство, а административное нарушение.
       В своем блоге Навальный -- опять радио! -- ехидно заметил, что теперь ближайшие шесть лет -- это время будущего президентства Путина -- все жулики могут спать и воровать спокойно.
       Сюда же, чтобы "скруглить" сюжет, необходимо добавить -- собственная, от Лени Колпакова информация, -- когда сразу же после беседы у премьер-министра Захар Прилепин поехал на канал "Москва-24", ему смс-кой сообщили, что по техническим причинам его выступление на канале состояться не может. Вот это и называется быстрым реагированием.
       Когда после выступления Стояновского я вышел к трибуне, я уже почти перестал что-либо помнить. Я это за собой замечал всегда, я не помню похорон мамы, не помню ничего из того, что говорилось на поминках у Вали. Но здесь что-то все же осталось, потому что два перед этим дня я думал о ситуации и, как всегда, наработал некоторые тезисы. Я-то отчетливо за всем словесным флером представлял, что БНТ просто не хочет расставаться с должностью. Ему необходим этот административный ресурс еще потому, что впереди маячит возможность получить звание члена-корреспондента -- объявили выборы, а возраст на исходе. Это последнее соображение в многоходовке возникло несколько позже. Практически за свою жизнь я еще не встречал человека, с такой последовательностью стремящегося к достижению только своих целей.
       Министерство подписало после выборов договор с нашим ректором на один год. Новые выборы должны были состояться только в следующем году. Шансов на победу немного. Грант, который был получен от министерства, заканчивается. Но если на министерство обрушить еще общее собрание с явочными листами и единодушным решением коллектива, полученным не тайным голосованием, то вдруг возникнет это желанное "исключение"? Бешеный и точный расчет заключался еще и в полном понимании, что значит масса. Сначала провели собрание, которое вроде бы было назначено по решению ученого совета, а уж потом, после собрания, сам ученый совет.
       Собственно ощущение несправедливости возникло у меня, когда в начале недели я услышал, что в четверг назначается собрание коллектива. Объявление об этом появилось не раньше среды, когда во вторник я после семинара уезжал из Института, его еще не было. Я стал раздумывать над всей этой ситуацией. И постепенно, вспоминая не только свои обиды, у меня возникло несколько тезисов. Нужна ли маленькому Институту, который по количеству студентов меньше университетского факультета, должность президента. По крайней мере, когда ушел с поста ректора я и когда мы утверждали новый устав, этот пункт в устав внесен не был, а Л.М. доверительно сказала, что министерство не рекомендует его вносить. Для чего этот пункт вносится в устав, чтобы опять собирать административную дань? И тут я решил на собрании выступить.
       Я поднял руку, уже когда, собственно, собрание закончилось, не успев начаться. В президиуме, который никто не выбирал и не предлагал, сидели два человека, Стояновский и Тарасов. Тарасов объяснил, что в Институте начинается новое строительство, в котором он, дескать, завязан, поэтому его надо оставить ректором, для этого надо сейчас за это проголосовать, а Стояновский зачитал решение собрания, подготовленное где-то в тиши ректората. На первом ряду сидящий Рейн, который торопился к врачу, сразу выкрикнул, что надо быстро проголосовать. Декан М.В. Иванова пыталась было что-то сказать о счетной комиссии. О необходимости в этом случае тайного голосования никто сказать не осмелился. Проголосовали. Все всё понимали, ощущение насилия витало в зале. Это были обычные советские выборы. Я поднял руку. Дальше приведу тезисы:
       -- Выборы напоминали выборы на Красненькой речке. Матвиенко выбрали бы и так, но все было подло усложнено, скрытно, зализано подхалимами.
       -- Меня удивило, что ректор не посоветовался с ученым советом, который, наверное, сделал бы эту процедуру, начав проводить ее не от имени ректора, а от имени совета, более приличной и приемлемой для всего коллектива.
       -- Для кого готовится место президента? Я понял бы, если бы оно готовилось для людей влиятельных и с огромными связями таких, например, как Путин или Сидоров. Для нашего Института это неприлично. Но, хотя, слава Богу, что не для кого-нибудь из депутатов Госдумы, многие из которых сейчас останутся без места.
       -- Кроме проблемы власти, сейчас у Института много других проблем. Я обозначу пока лишь несколько, и первая -- это постепенное раздувание управленческого аппарата. Например, раньше у нас был один проректор по учебному процессу и по науке. Теперь их уже два -- один по науке, другой по учебному процессу.
       -- Я хотел бы также напомнить выступление двух наших руководителей, президента и премьер-министра. Одного взволновало, что в общежитии живет много посторонних людей, а студентам уже места нет. Меня не волнует, кто живет в нашем огромном общежитии, меня волнует, что в общежитии первокурсники живут в комнате по трое. Какое уж здесь творчество! Второй наш руководитель напомнил, что нам дают гранты для того, чтобы мы поддерживали не администрацию и хозяйственную часть, а профессорско-преподавательский состав.
       На этом я закончил. Про себя подумал, что лично я правительственные деньги трачу, чтобы выпускать новые книги. Не знаю, как отольется мне мое выступление, но кто-то должен был сказать -- сказал я.
       30 сентября, пятница. Еще утром уехал на дачу, по дороге заезжал в строительный магазин и заплатил за новые окна, которые вставляю на втором этаже. Рубль все время падает, несмотря на все прогнозы, доллар укрепляется, просто так отдавать заработанные всей жизнью деньги на очередное поддержание правительством банковской системы не хочется, вот и придумываю способы эти деньги потратить. Деньги я тратить не умею, моего воображения хватает только на то, чтобы купить инструменты, вставить новые окна. В планах у меня еще остеклить балкон, может быть, купить новый костюм. Большое это искусство -- тратить деньги и любить себя. Во мне еще сидит крестьянская жадность и паническая боязнь завтрашнего дня. Не дай Бог попасть в такое же положение, как покойная Валя, но у нее был я.
       На прошлой неделе Машу Володя положил в больницу -- у нее что-то с легкими, без нее участок зарастает бурьяном. Но в теплице еще есть с десяток красных помидоров, а также я собрал с пяток последних огурцов.
       Вечером должен приехать С.П. с Володей, а завтра, наверное, приедет после учебы Сережа.
       1 октября, суббота. Ну что -- весь день перемогался, кажется, на солнце что-то вспыхнуло, и метеослужба предупредила, что людям моего возраста будет плоховато. Несмотря на самочувствие, посеял грядку лука. Если доживу, то весною рано взойдет лук. Весною лук традиционно дорог. Днем приехал на электричке маленький Сережа. После шести начали, опять-таки традиционно, смотреть телевизор, НТВ. Все как обычно: великие актеры страдают из-за смерти своих детей, жен, рано умирают, все льют слезы. Вчера был великий Кобзон. Сегодня -- страдает "великий" -- телевизионное определение -- Гафт. Его по-человечески действительно жалко, покончила самоубийством дочь. Подруга говорила, что в училище у нее было не очень много природных данных. Работала после окончания в Большом театре, не сложилось. Я представляю, какие усилия предпринял отец, чтобы сначала протиснуть девочку в училище, а потом, наверное, и в театр. Вот так жизнь и мстит.
       Показали в самом начале вечера большую передачу, как у крестьян предприниматели отнимают землю, а крестьяне за 10 тысяч рублей отдают гектары, свои колхозные паи. Так "белые люди" за бусы скупали у дикарей золото и жемчуг. Показали, как богатые отгораживают от соседей леса, берега рек, строят свои коттеджи в национальных парках, показали, как власть ворует и лжет. И несмотря на все это, народ завтра пойдет и проголосует за Путина и Медведева, которые стоят у истоков этого порядка.
       Ничего не делал весь день, только разобрал колонтитулы в книжке о Вале.
       2 октября, воскресенье. Еще неделю назад сговорился с Владиславом Пьявко, что именно сегодня приду на его премьеру в "Новую оперу". Он впервые поет Канио в опере Руджеро Леонкавалло "Паяцы". Но утром же позвонил Паша Быков -- сегодня в отреставрированном Большом театре открытая репетиция гала-концерта, который пройдет на открытии. Я ни минуты не колебался, пойду на "Паяцев". Интуиция меня не подвела, давненько я не выходил с оперы с мокрыми глазами. К сожалению, я потерял программку и не могу сразу написать имена певцов, дирижера, художника. Это тот случай, когда это стоит сделать. Я не большой поклонник переиначивать оперы на современный лад, но, как ни странно, в этом случае это стало и уместным, и значительным. Если кратко, то в маленький городок приезжает съемочная группа, и дальше все по подлинному либретто оперы, которое я прекрасно помню. Но и сама музыка для меня многое значила. Валя часто в молодости играла, а на даче, кажется, даже хранится партитура. Я очень боялся за Пьявко, иногда голос у него начинал звучать сухо, но свою последнюю сцену он сыграл и спел просто великолепно. Это тот случай, когда театр облагораживает и поднимает.
       После окончания спектакля и дирекция, и сам премьер не поскупились -- был замечательный фуршет. Вкусно, щедро. В театре встретил нашу новую секретаршу ректора Ларису Петровну. Она работает уже год, женщина удивительной приветливости и доброжелательности. Утащил ее на банкет с собою. Замечательно потом поговорили о жизни, когда шли к метро.
       Но на этом большой день не закончился. Дома еще ждал телевизор -- "НТВшники". Здесь подводили итоги нашей 20-летней жизни с новым режимом. Люди они, конечно, умные и к слову привычные. Хорошо говорили и приглашенные. Из всего надо было делать поправку на личность и деятельность говорящего. Приглашенный режиссер Лунгин сначала сказал: никогда за все последние 500 лет Россия не жила так спокойно. Но вдруг о самом настоящем времени сказал, когда попросили сравнить прежде и теперь. "Жить стало сытнее, но гадко". Я теперь много из того, что слышу, записываю на маленьких листочках бумаги, которые лежат возле телевизора, а если вне дома, то пишу и закладываю в карманы. Другой приглашенный, режиссер Бардин, когда зашла речь о машинах, магазинах, о поездках в Париж "скромной учительницы" и прочем, очень точно сказал о "цивилизационной составляющей". Другими словами, само время очень многое меняет.
       3 октября, понедельник. Пожалуй, стоит посвятить начало этого дня музыке. Утром позвонил Паша Быков, я прочел его рассказ, и он теперь ждет консультации.
       Читал этюды и Желанину. Очень здорово.
       4 октября, вторник. На семинаре обсуждали небольшую повесть Александры Желаниной. В первую очередь это хотя и скучноватая, но проза мысли. Ребята отнеслись к сочинению по-разному. Для меня это вещь привычная -- отбивать лидера от стаи. Я помню большой отрывок, который Саша представила на конкурс при приеме. Это было что-то вроде колониального романа. Я и тогда обратил на девушку внимание. Самое главное, ребята быстро взрослеют.
       Я рассчитывал, что в гараже мне быстро поставят новый глушитель на машину, но этого не получилось: и глушитель не совсем тот, и какая-то гайка не подошла. Я без машины, а завтра надо ехать в Обнинск. Единственное утешение, из Атланты от Геннадия Петрова пришел очередной номер журнала. Они напечатали фрагменты из "Дневников-2010". Геннадий их классно отредактировал, появилась некая культурная тема. Дневники пересылал Марк, вечером же я послал ему письмо.
       5 октября, среда. Начать ли с обзора прессы или с того, что злая бюрократическая судьба погнала меня в Обнинск? Сначала Обнинск. Среди многих забот пожилого, даже старого человека есть еще и такая: что произойдет с довольно существенным имуществом, которое останется после тебя. В конце концов, это немудреное имущество собирало несколько членов семьи. Не давать же все на разграбление дворникам. В общем, уже довольно давно через Антона, сына-юриста нашего бывшего коменданта, который нынче живет в Италии, я оформляю право собственности на дачу. Я уже точно решил, что завещаю ее через отца своему крестнику Сереже, сыну С.П.. С.П. сможет долго поддерживать ее именно в моем, знакомом ему надлежащем порядке. На дачу я решил свезти и свой архив, все те коробки, которые хранятся в Сопове. Те быстрые перестройки, которые сделал на моей любимой даче племянник Валера, меня расстроили. Представляю, как полетят в костер все мои бумаги. В общем, оформление права собственности муторное дело. Один из этапов -- точный план участка. Вчера позвонил Антон, у которого в Обнинске все знакомые и который знает все ходы и выходы: сегодня после двух приедут землемеры.
       Я встал в половине шестого, а уже в восемь на маленьком автобусе катил в Обнинск. По дороге понял, почему так часто бьются пассажирские "газели". Шофер, пожилой азербайджанец, гнал со скоростью 120 км/ч, обгоняя почти все машины. Но, слава Богу, доехали невиданно быстро и оказались целыми. Чуть позже этой частной перевозке будет посвящен еще один фрагмент.
       К даче шел долго, почти полтора часа через лес. Я не ходил этой дорогой уже лет восемь. Знакомый лес оказался невероятно захламленным: бурелом, поваленные деревья, гниль, хлам, банки, бутылки. А когда-то через лес шли ухоженные тропинки, иногда через влажные места были настланы мостки. Обыденная, окружающая жизнь ветшает.
       Теперь обзор, который точнее было бы назвать обзором происшествий. Еще вчера говорили, что во Владивостоке из-за какой-то мелочной неуплаты за газ был погашен Вечный огонь. Памятник и "пламя" были на балансе Тихоокеанского флота, и расходы на "вечный" газ не были включены в баланс. Следовательно -- непроизвольные расходы. Местные начальники не успели договориться, а ветераны не успели скинуться, как это уже раз случалось. Этот не только вопиющий, но и позорный для режима факт был доложен президенту. Президент всех разбранил, деньги сразу нашлись, сегодня огонь включили. Здесь много поводов для размышлений, в том числе и такой -- вертикаль власти в действии!
       Второй факт -- традиционная в России взятка. Ожидая на Киевском вокзале, когда отойдет автобус, я раскрыл давно уже не читаемую "Российскую газету". Комментарий по поводу будущего состава Думы. Те же "единороссы", и в большинстве те же самые наторевшие в выгодном капиталу лоббировании интересов депутаты. По подсчету газеты приблизительно 140 "единороссов" будут повторно, в качестве депутатов, служить родине, уже воющей от этого служения. Любопытно, что, видимо, недаром уже в открытую эту партию называют и партией чиновников, и партией воров. Так вот о воровстве. Привожу. "Взят с поличным. Первого заместителя прокурора Кисловодска поймали на крупной взятке". Еще один прокурор! Примеры подмосковной прокуратуры заразительны. В тексте есть разъяснение -- 700 тысяч рублей, но приводится не только эта сухая цифра. "Но что интересно, по свидетельству очевидцев, после того как произошло задержание, кто-то орал на полицейских, охранявших вход в прокуратуру, обвиняя их в том, что они свободно пропустили внутрь сотрудников ФСБ". Но и это не все. Буквально рядом на полосе другая, столь же занятная информация со знаковым словом "попался". "Заместитель начальника учебного автомобильного центра Минобороны майор Дмитрий Капустин попался на взятке". Как мы видим, любимая игра у наших чиновников это "взятка". Но в последнем случае есть привкус невероятной пикантности. Именно майор Капустин сидел за рулем "ЗИЛ-115В", на котором министр обороны Анатолий Сердюков объезжал войска во время майского военного парада на Красной площади. Ничего не придумал, в подобных случаях фантазия писателя немеет.
       Собственно день прошел довольно бездарно. Для меня "бездарно", когда ничего не писал, ничего не читал, когда никаких мыслей. Но, правда, возник еще один мелкий штришок, опять годится в качестве некой иллюстрации нашего боевого времени. Домой решил снова ехать на маленьком частном автобусе, на "газели". На привокзальной площади отыскал идущую в Москву машину и минут тридцать сидел в салоне, ожидая, когда пассажиров наберется полный коммерческий комплект. Бодрый водитель, естественно, тоже выходец с Кавказа, покуривал возле открытой двери. Через полчаса он торжественно нам объявил, что сегодня он, пожалуй, не поедет -- не выгодно. Мы все поплелись за билетами. Надо, правда, сказать, что здесь у меня, как у московского пенсионера было преимущество -- билет бесплатный. Вот собственно и все. Сидел в электричке, наблюдал, как контролеры гоняли безбилетников из вагона в вагон. Это такая игра: или безбилетника оштрафуют, или он успеет выпрыгнуть на ближайшей станции. В окне уже несколько капитализированное Подмосковье -- кирпичные дачки, особнячки. Пытался читать английский, не пошло. Неужели вот так бездарно пролетел весь день. Что у нас на балансе? Ну, например, минут тридцать просидел в кресле во дворе, слушая радио. Приемник на даче настроен на две станции: если я один -- "Эхо Москвы", если на даче молодежь -- все время звучит "Дискотека 80-х". На этот раз радио иронически распространялось о суде по правам человека для СНГ. Это идея вице-спикера Совета Федерации Торшина. Интересно было, когда на джипе приехали землемеры. Работали двое плотных молодцов минут двадцать, у них замечательный теодолит с лазером. Потом все обрабатывается на компьютере. Вспомнил своего брата Юрия, который занимался почти тем же, но только сколько мороки было с камералкой. Все надо было считать.
       Но день совершенно не пропал зря. Вдруг в электричке внезапно понял, как построить доклад в Марбурге. Все встало на место, я увидел и себя, делающего доклад о Ломоносове в Германии, и Барбару, которая меня тихонечко переводит. В любом докладе или лекции главное -- интонация.
       6 октября, четверг. Когда чуть "химичишь" и в Дневнике день вчерашний выдаешь за день сегодняшний, сразу пропадает нерв. Искренность и следование за временем -- необходимое условие в работе писателя. Лучше, чем в жизни, не придумаешь, хотя сам я говорю своим ребятам: не копируйте жизнь, а смело ее претворяйте.
       День начался с того, что утром пришел с работы Саша и принес газеты. Писал ли я, что еще почти год назад на смену Вите я запустил к себе в квартиру жильца? На нем уборка, машина, компьютеры, стиральная и посудомоечная машина, некоторые секретарские дела, обязанность не водить в дом девок, а встречаться с ними на стороне. Саша работает где-то в МЧС и учится на журналистике. На мне -- комната, где он устроился, и кормежка. Итак, Саша принес "Литературку".
       Вчерашний день -- надо было поехать на конференцию, которую проводит Федоров, -- сорвали землемеры, сегодняшний -- надо было встретиться с Александром Федотовичем Киселевым, директором "Дрофы", но ставят глушитель на мою машину, и мне надо сегодня утром купить какие-то два болта и привезти в Институт. С утра раздражение неимоверное. Новая моя работа о Вале стоит, Дневники не двигаются, вдобавок ко всему уже несколько месяцев как ушла -- а могли бы и оставить, чтобы приезжала, хоть пару раз в месяц -- Екатерина Яковлевна, значит, некому продиктовать марбургский доклад. Знаю, что надо взять себя в руки. Покойная Валя всегда мне об этом говорила: всего не переделаешь, расслабься.
       Именно с этой терапевтической целью взялся за "Литературку". Удачный номер или нет, определяют одна или две статьи. А в этом номере уж наверняка две великолепных статьи: интервью Юры Беликова с Виктором Топоровым, которого я уже не один раз цитировал у себя в Дневниках, и прелестная статья Марины Кудимовой о встрече наших писателей с премьер-министром. Я обычно цитирую лишь то, что совпадает с моими неоформленными мыслями, а вот какой-то автор это самое формулирует лучше и отчетливее меня. Итак, сначала Виктор Топоров о литературном процессе. Своих "противников" по критическому цеху Топоров кличет "...литературными аферистами. Это касается в значительной степени всего нашего литературного истеблишмента. В том числе -- моего поколения и нескольких последующих. Я видел, как они складывались, наблюдал, на что люди идут. Тот же Чупринин и его зам Наталья Иванова. Вся их работа в журнале "Знамя" построена на том, чтобы они почаще ездили за рубеж на халяву. Ну и получали гранты и всякое такое. Страдает от этого дело или нет? Скажем, на уровне 1997--2003 годов я выделял журнал "Знамя" как бесспорно лучший. Но в 2003--2006 годах, по моим представлениям, лучшим стал "Новый мир". Потом его главный редактор Андрей Василевский сошёл с ума -- вообразил себя поэтом и сдал журнал одесской поэтической школе..."
       Прошлую литературу, ее этажи характеризует так: "Если речь о литературе, в советское время у нас их было три. Иерархия официальной литературы. Затем -- иерархия не то чтобы подполья, но второй литературной действительности. И было такое счастливое поле писателей, которых печатали, они пользовались всеми благами полуноменклатуры, но которые вместе с тем снискали уважение и любовь интеллигенции. Такие, как Василий Аксёнов и Юрий Трифонов. Иногда они уезжали в эмиграцию, чем дальше, тем больше, но вообще-то им неплохо жилось и здесь. И вдруг все эти иерархии рухнули. Писатели обнищали. В этот момент одной из форм спасения писателей у нас в стране стали литературные премии. На нашу землю пришёл Букер. С колоссальными деньгами. И эта премия перевернула наше сознание. Все стали мгновенно сочинять романы, потому что премия давалась только за русский роман. Люди брали рассказы, соединяли их какими-то сюжетными склейками и героями и всё это называли гордо: роман! Или: "А я написал маленький рассказ, но всё равно он такой глубокий, что можно сравнить с романом". И действительно: вторую Букеровскую премию в России получил Владимир Маканин за небольшой текст "Стол, покрытый сукном и с графином посередине"".
       О премиальном процессе: "Да, вокруг Букера начали образовываться какие-то партии, стало понятно, что голоса можно купить. Если не за деньги, то -- по бартеру. Можно лоббировать интересы одного писателя и искусственно гасить другого. Это произошло буквально в первый же год существования премии, когда председателем жюри была Алла Латынина, всеми уважаемая, но с одним недостатком -- она люто ненавидела Людмилу Петрушевскую. У Петрушевской в тот год шёл, собственно, её единственный роман "Время ночь", который, безусловно, заслуживал Букеровской премии и вообще был лучшим. Можно было дать в тот же год Букера роману Фридриха Горенштейна "Псалом". Горенштейн -- великий писатель, но у нас, к сожалению, не очень хорошо известный, в основном в силу черт своего характера -- он был очень малоконтактным человеком. Но, поскольку его тоже все ненавидели, Горенштейн не получил Букера. А получил некто Харитонов за роман... Вот уж и названия не помню. Потом все забыли, за какой роман ему присудили премию и что это за писатель".
       Об очереди за деньгами: "Несправедливость -- это закон премий. Но несправедливость и нечестность -- разные вещи. Я борюсь с нечестностью. А несправедливость, она неизбежна. Когда сговорились одного не пускать, а другого пустить, -- это нечестность. В этом году "Большую книгу" потряс скандал. Он был связан с тем, что о махинациях внутри премии впервые заговорили вслух два участника шорт-листа: Олег Павлов и Борис Евсеев. "Нам явно давали понять, -- сказали они, -- что мы ничего не выиграем. Наши рукописи терялись..." Премия содрогнулась, но, судя по её шорт-листу нового года, коррупция там продолжается. И, видимо, в этом году премию получат Ольга Славникова, Алексей Слаповский и Владимир Сорокин в том или ином порядке. Вы же понимаете, если призовой фонд премии -- 250 тысяч долларов, это означает, что в год на неё тратится минимум миллион баксов".
       Теперь статья Марины Кудимовой, посвященная встрече Путина с нашими писателями. Ее можно было наблюдать по телевидению, и уже тогда она вызывала и улыбки, и недоумение. Марина очень точно сформулировала все то, что невольно возникало в сознании зрителей. У людей, занимающихся литературой, вопросов и занятных ассоциаций, естественно, возникало больше.
       "Множество раз мы выказывали изумление составом участников подобных сборищ. Но на сей раз организаторы встречи превзошли самих себя! Можно, конечно, предположить, что премьеру было любопытно увидеть Маринину, Донцову и Устинову "в одном флаконе".
       Качество собравшихся персонажей соответствовало и их высказываниям: "Следует признать, что В. Путин подготовился к встрече не просто лучше своих собеседников, но переиграл их по всем протокольным и выходящим за рамки протокола статьям".
       О привычке медийных персонажей тянуть одеяло на себя: "Один М. Веллер говорил двадцать (!) минут, съев половину отведённого времени. О чём? О том, что у него есть мечта "собрать всё Правительство и часа на два прочитать лекцию о том, как всё устроено и что надо делать"".
       О поразительном качестве высказываний. Женский вариант: "Какую "истину" и с какой улыбкой способна говорить "царям" Т. Устинова (ну характер улыбки как раз самоочевиден: см. заставку к сериалу "Обмани меня")? Что надо менять "систему чтения в школе"? Это Путин уже не раз слышал от учителей и библиотекарей".
       Мужское разнообразие: "Зачем А. Баконин (певец бандитского Петербурга А. Константинов) поведал о том, что хотел купить сыну танк (игрушечный, но служба безопасности, наверное, напряглась)? С чего Р. Злотников принялся поучать премьера, что армия -- это "серьёзная социальная машина", где, оказывается, контингент должен не совершенствовать боевую подготовку, а читать (разумеется, книги Злотникова)".
       О тонкостях русского слова и русской речи: "А каким образом прикажете перевести на общедоступный русский следующий перл знатока тёлок Минаева: "Людей нужно жёстко карать, потому что писатели проживут, а вот то, что мы для них будем писать, мы не можем придумать"(?!)".
       О женских амбициях инженерш человеческого духа: "Откровенно кокетничающие тиражные дамы постбальзаковского возраста были неподражаемы. Как они изящно встрепенулись, когда премьер назвал их продукцию "лёгким чтивом"! Сколько назиданий ему прочли!"
       О существенном, хотя и напрасно Марина Кудимова не привела ни вопросов Прилепина, ни ответов Путина. И тому, и другому я мысленно, пока сидел у телевизора, аплодировал. "Все СМИ растиражировали ответ премьера и вместе с ним, естественно, вопрос Прилепина. За что боролись... В камеры и микрофоны Захар откровенничал, что после предыдущей встречи чиновника, внёсшего его имя в список приглашённых, будто бы с треском уволили".
       Еще один взгляд на экран. Чем сердце успокоилось. Здесь же отметим качество этого, написанного не без обжигающей иронии текста: "На телевизионной картинке дело выглядело ещё веселее: сытые, дорого и продуманно одетые, абсолютно благополучные и медийно опознаваемые персонажи пришли потусоваться с самым популярным политическим деятелем современности. Дамы мило щебечут, мужчины брутально набычиваются".
       Ах, как меняет жизнь веселое душе подъёмное чтение. Уже утром быстро сходил в "Автомагазин" на проспекте Вернадского, отменил встречу в "Дрофе", позвонил шоферу Геннадию -- машина готова, и поскакал в Институт. Вечером даже написал страничку в своем мемуаре. В Институте на выходе встретил Сережу Казначеева, поговорили с ним о собрании коллектива. Очень у него интересная реакция на происходящие события: если Путину и Медведеву можно, то почему нельзя нашим... Тут же установил одну интересную закономерность: на собрании не было ни многих наших мастеров, ни многих наших преподавателей. Преподаватели в это время читали лекции и вели семинары, а многие мастера просто не знали -- очень талантливо объявление о собрании было повешено на входной в Институт двери не во вторник, когда все мастера, а они народ говорливый, были в Институте, а только в среду. Ну все, почти как на Красненькой речке. Зато библиотека и хозчасть были в полном составе.
       7 октября, пятница. Если о канве дня, как обычно, во второй половине поехал на дачу. Причем при этом всю машину загрузил полками под библиотеку, которые мне отдал мой сосед Анатолий Жуган. Пару дней назад в порядке шефской помощи своиму престарелому преподавателю приходили Миша Тяжев и Паша Мокрушин и перетаскали эти полки с девятого этажа, из мансарды Жугана ко мне на пятый этаж. Сегодня часть ящиков и этих полок я увез на дачу. Но чуть раньше приезжал Володя -- у него над машиной установлен длинный и просторный багажник -- и погрузил трехметровые направляющие. Доехал благополучно, мост уже сдали -- движение по двум полосам. На даче застал пирушку -- замечательное мясо с овощами, все это ели под новый плоский плазменный телевизор -- взнос в хозяйство С.П.. Его раздражало, что в прежнем приемнике не было выхода, чтобы смотреть диски. Все наслаждались этим самым мясом и просмотром старой, августовской из Юрмалы передачи КВН -- соревновались клубы. Было смешно, но я обратил внимание, что все крутится вокруг острот над так называемым "третьим полом", русской пьянкой, сексом да еще подтруниванием над латышами. Кстати, впервые по телевидению я увидел мэра Риги Нила Ушакова.
       Теперь собственно о том, что скорее составляет мою постоянную внутреннюю игру. Сегодня в разговорах по радио об отставке с поста секретаря союзного государства Павла Бородина вдруг всплыло одно соображение президента Белоруссии Лукашенко. Его что-то спросили про современные игрушки айпады, айфоны. Батька сказал, что для президента это как-то несолидно. Я тут же вспомнил нашего Медведева, увлекающегося подобной электроникой и даже пописывающего что-то в своем Твиттере. Вот Тони Блэр во время своего министерского поста даже эсэмэски писать не умел. На это баловство у настоящего политического и государственного деятеля не должно хватать времени. Не школьники ли нами управляют?
       Перед сном читал "Российскую газету". Здесь два интересных для меня сообщения: о взятке, которую вроде через посредников взяла следователь по особо важным делам Нелли Дмитриева. Кстати, кажется, именно она принимала участие в деле Магнитского. "В Следственном комитете заявили, что Дмитриева, занимаясь делом о контрабанде, потребовала от фигурантов этого дела взятку в три миллиона долларов за освобождение их от уголовной ответственности". Второе сообщение касается Хрущева, Мао и почти тридцатилетнего перерыва в китайско-советских отношениях. Но об этом завтра, почти сплю.
       Но вот только самое последнее, а то забуду. Когда ехал на дачу, на телефон пришла записка от Захара Прилепина, я ему посылал последние Дневники. "Какой я подарок чудесный получил, Сергей Николаевич! Восторг! Сразу начал оба тома с жадностью! Огромная благодарность. Я очень растроган, Ваш Захар".
       8 октября, суббота. Поле вчерашнего роскошного, почти летнего дня, с температурой в 20 градусов, наступил сегодняшний, пасмурный и дождливый. Температура чуть выше десяти, небо все обложено. Чтобы как-то себя раскачать, сразу же сделал зарядку, облился холодной водой. На душе пусто, новостей по радио почти никаких. Вот только Грузия все противится вступлению России в ВТО -- вступаем уже 20 лет, я помню радостное лицо красавца Касьянова, который лет пятнадцать назад доложил, что того и гляди в это обетованное ВТО вступим. Да, еще новость -- загорелся в Костромской области дом престарелых, двое погибло, один "без вести", значит тоже погиб. Какой же это по счету дом горит! Бедные старики в России!
       Основной источник подобной информации, как обычно, мой сосед Ашот, который, зная мои пристрастия, подбрасывает кое-что мне в почтовый ящик. Во-первых, это помеченное еще 29 сентября распоряжение мэра С. Собянина об освобождении Сергея Ильича Худякова от обязанностей руководителя департамента культуры. Не помню уж от кого я узнал, что уйдет и Андрей Порватов. В связи с этим, думаю, изменится и наша комиссия по премиям, мысленно я себя уже из ее состава исключил. На место Сергея Худякова, который не остался не у дел, а стал заведовать музеем Коломенское, назначен очень энергичный Сергей Капков. Он, видимо, для Собянина свой, проверенный человек, контракт с ним заключен на срок полномочий мэра. До этого Капков был директором парка Горького, превратив его в некий, по словам прессы, парадиз. По этому случаю в "Коммерсанте" есть статейка. Она начинается, как и положено в наше время, с денег: "В его ведении будет программа "Культура Москвы" стоимостью почти $6 млрд." Но фактически статья начинается так: "Бизнес-партнер Романа Абрамовича Сергей Капков..." Приводятся и другие сведения: "Выпускник Волго-Вятской академии госслужбы Сергей Капков в 1999 и 2000 годах руководил кампаниями Романа Абрамовича на выборах в Госдуму и на губернаторских выборах в Чукотском АО. В 2003 году сам был избран в Госдуму, а в 2007-м -- перевыбран, получив мандат главного партийного "паровоза" "Единой России" Владимира Путина. Господину Капкову предстоит распоряжаться подведомственными столичному департаменту культуры 88 театрами, 60 музеями, 21 кинотеатром, 440 библиотеками, 93 дворцами и домами культуры, 27 выставочными залами, 14 парками культуры и отдыха".
       Но уж если возник, хотя и мельком, разговор о Романе Абрамовиче, то, как регистратор эпохи, я не могу не вспомнить, что сейчас в Лондоне идет удивительный судебный процесс. Судятся этот самый Роман Абрамович и другой знаменитый гражданин России Борис Березовский. Судятся из-за каких-то миллиардов, которые кто-то недополучил при взаимных куплях-продажах. Один с застенчивой улыбкой плута -- чуть ли не был банкиром Ельцина, другой, еще более обаятельный человек, имел честь посоветовать Ельцину его преемника. Но это все между прочим.
       Вторая застрявшая в моих бумагах вырезка касается уже упомянутого ранее дирижера Марка Горенштейна. Министр культуры его все-таки уволил. Об этом меня оповестил все тот же Ашот, приславший мне эсэмэску: "М. Горенштейн подал в суд на Минкульт и Авдеева: незаконность увольнения". Позже на это увольнение откликнулся все знающий "Коммерсант". Вот как это выглядит. "О своей беседе с министром Марк Горенштейн рассказывал вчера вот в каком тоне: "Я час двадцать минут разговаривал с господином министром, который сначала корчил из себя большого дипломата и говорил, как меня уважает. Такого министра еще не было в истории ни Союза, ни России! Если не будет срочно реформировано министерство, последствия будут ужасными. Я пытался донести это до министра, а он сказал мне, что я плохой руководитель!"
       А вот о своей беседе с дирижером министр высказался так: "Противостояние в оркестре достигло такого уровня и такого накала, что другого решения принять было нельзя",-- сухо резюмировал затем Александр Авдеев (которому дирижер посулил отставку весной будущего года) уже для публики".
       А вот так всю ситуацию трактует автор статьи -- Сергей Ходнев. "Девять лет правления Марка Горенштейна оркестр держался на плаву, получал (в последние годы) щедрые гранты, стриг купоны со своей славы когда-то главного оркестра страны -- но фактических поводов для гордости было прискорбно мало, даже если оставлять в стороне жалобы музыкантов на дурное обращение. Весь вопрос теперь в том, кто же заменит уволенного худрука".
       9 октября, воскресенье. Вечером вылавливал из интернета и печатал этюды студентов. Выловил и рассказы Даши Хрипуновой, все это буду читать завтра. С дачи привез свою несчастную герань, которая все лето и даже часть осени, в холода, простояла на грядках. Привез также еще и шесть или семь кустов сельдерея, который я каждый год осенью пересаживаю в цветочные горшки. Мне нравится эта веселая, курчавая зелень. К весне кое-что идет в суп. Вечером же просмотрел еще и "толстушку", четверговый дополнительный выпуск "Российской газеты". И дальше в полном сомнении. Я обычно не выписываю то, что внутренне не относится к тому, чем я живу, но здесь оказался материал, который отвечает на мои давние недоуменные вопросы -- в чем причина нашей давней размолвки с Китаем. Так долго дружили, так задушевно пели песни о Мао и Сталине. И вдруг в одночасье ссора и потом -- Даманский. Все слышанные мною в те времена объяснения внутренне меня не устраивали. И вот историческая кладовка открывается. Это из статьи знаменитого китаиста Всеволода Овчинникова.
       "В сентябре 1959 года Хрущев должен был совершить поездку по Соединенным Штатам. А к 1 октября прямо оттуда прилететь на празднование в Пекин. Меня включили в рабочую группу по составлению его речи на юбилейной сессии Всекитайского собрания народных представителей.
       И вот в самый разгар пресловутых "десяти дней, которые потрясли Америку", китайское руководство неожиданно перенесло начало юбилейных торжеств с 1 октября на 26 сентября. Это поставило Хрущева перед нелегким выбором: либо скомкать свой триумфальный американский визит, либо поручить выступить на юбилее КНР кому-то другому. Он предпочел второе. Доклад, в подготовке текста которого мне довелось участвовать, зачитал Суслов. Хрущев же прилетел лишь 30 сентября. На другой день демонстранты все-таки увидели его на трибуне ворот Тяньаньмэнь.
       После праздничных торжеств Мао пригласил советского гостя в свою резиденцию близ столицы. Там Хрущева ждал конфуз. Хозяин встретил его в бассейне и предложил присоединиться. Но беда была в том, что Никита Сергеевич не умел плавать. В черных сатиновых трусах до колен он, как и на отдыхе в Пицунде, мог зайти в воду лишь до пояса и несколько раз присесть, дабы окунуться.
       Можно представить, как неуклюже выглядел гость на фоне хозяина, способного легко пересечь километровую ширь Янцзы! Хрущев был настолько взбешен, что в тот же вечер объявил: он отменяет тщательно подготовленную недельную поездку по Китаю и намерен немедленно возвращаться на родину".
       Под воспоминания юности, когда в разгар культурной революции я проездом во Вьетнам побывал в Пекине, я и засыпал...
       10 октября, понедельник. В одном смысле день знаменательный -- вечером не смотрел телевизор. Все началось с того, что еще на даче взял большой том Пруста, который С.П. прихватил, вероятно, для подготовки к семинару. Взял, чтобы просто пролистнуть, и случайно наткнулся на страницу об отношениях Свана и Одеты. Прочел огромный -- на две страницы -- абзац, перевод новый, качественный, хотя и старый любимовский был прекрасен, и тогда же возникло решение обязательно прочесть этот отрывок на семинаре. Дома в Москве я принялся искать, уже в другом издании, этот отрывок, быстро не нашел и тогда принялся читать и такое невероятное получил удовольствие, такую уже позабытую радость интеллектуального узнавания, какая не приходила ко мне очень давно. Значит, сердце еще молодое. Обратил внимание, что в книге много моих собственных пометок, но смысл в ней происходящего я уже понимаю по-другому. Каждый возраст предполагает свое собственное соавторство с писателем. Перед самым сном взял с полки другую книгу -- портреты прототипов Пруста. Между прочим, обнаружил, что смысл понимаю -- книга на английском. Итак, счастливый вечер без телевизора.
       А вот все утро читал рассказы Даши Хрипуновой. И только принялся за студенческие этюды, как внезапный звонок от Анатолия, соседа, -- он едет на работу, не надо ли меня куда-нибудь по дороге подвезти? Надо, надо. Уже несколько дней назад мы сговаривались с Киселевым о встрече. Вот я и полетел. А.Ф. одарил меня десятью экземплярами "Маркиза" -- это для рекламы, для масс-медиа. Теперь будет возможность всем разослать. Как всегда, славно поговорили с А.Ф., между прочим, я что-то говорил ему и о книге об искусстве, которую можно было бы составить из моих очерков. Как человек деловой, А.Ф. попросил зайти к нему своего товарища по делу, а может быть, и одного из директоров "Дрофы", и я снова изложил свой проект. Тут же стали фантазировать, что это могло бы стать подарочным изданием. Что из этого получится, не знаю, но поговорили, и то хорошо. Кстати, А.Ф. рассказал мне о последней встрече писателей с Путиным. А.Ф. на этой встрече, как один из вице-председателей Книжного союза, присутствовал. Мы все грешим на Сеславинского и Григорьева, но тут, оказывается, список составляли два наших крупнейших издательства -- они назвали авторов, которые приносят им самые высокие доходы. Возможно, и так.
       11 октября, вторник. Теперь просыпаюсь за три часа до того, как мне надо выехать из дома. Здесь, конечно, не только стирка-глажка, завтрак и прочее. В это время идет внутренняя работа по последней подготовке к семинару. Рассчитывая на автомобильные пробки, выезжаю из дома минут на пятнадцать раньше, но на этот раз не угадал, приехал за полчаса до начала.
       Во дворе встретил Юру Апенченко, он очень хвалил мой роман, который, правда, не дочитал и хвалил за предисловие Толю Королева. Юра сказал, что этот роман будет широко замечен прессой. Я его успокоил -- не будет, и хотел его отослать к интервью Топорова в "Литературной газете". Это свое соображение принял без всякой грусти. Это уже мой путь. Кстати, совершенно смирился со своим местом в жизни и в литературе. Мне больше не нужно какого-то благословения критики и лишней рецензии. Как и в самом начале моей литературной жизни, когда вперед приходилось пропускать "своих" или даже, скажем так, более близких к отделу прозы в "Юности", меня все же вынес куда-то вверх читатель. Так и сейчас, несмотря ни на что, помимо верхнего ряда представлений тесно сгруппированного критического сообщества, действуют какие-то самодеятельные силы. Я заглянул случайно в Интернет, которым начинаю пользоваться шире. Сколько же отзывов и мнений. Я даже нашел, по моим романам давно существуют мне ранее неизвестные радиокниги. Прочитан и "Имитатор", и "Гувернер". К сожалению, сделано это все же женским голосом, но надо как следует вслушаться, тогда станет ясно, хорошо ли это.
       Семинар пропускаю, Даша способная девушка с очень интересным видением. Мне показалось, что при всей сухости текста, здесь много тонкого и интересного. Собственно большой рассказ с новым типом одинокой и ищущей себя женщины. По ее тексту я увидел, как сильно она выросла за год. Все ребята хорошо и толково говорили, особенно хорош был Миша Тяжев, с его глубинным представлением о русской литературе, как служении; это -- признак большого писателя -- очень искренне.
       Новое у меня в семинаре -- это постоянные этюды. Это как градусник для ребенка -- всегда можно узнать, как он себя чувствует. Несколько развязен Рябинин, мужает показавшийся мне поначалу моей ошибкой Женя Былин. И каждый раз лучшей становится после голосования Маша Поливанова. Как же я их всех люблю. Поначалу, когда я набирал семинар, Маша Поливанова казалась мне просто хиппи-переростком. Вся в каких-то немыслимых юбках и кофтах, в стильном "прикиде", в джинсах с тщательно сделанными дырками и латками. Потом выяснилось, что она мать двоих детей и очень, видимо, хорошая.
       Вечером смотрел футбольный матч нашей сборной с командой Андорры. Матч шел на стадионе в Лужниках. Если чуть потеснее рассадить зрителей -- стадион на 80 тысяч мест, то поместилось бы все население этого крошечного княжества в Пиренеях, там живет 92 тысячи. Все эти сведения от телекомментатора, как и то, что в качестве футболистов здесь водители, страховые агенты, парикмахеры. Мы забили им шесть голов в ворота. Все это подавалось как крупнейшее наше спортивное достижение. Мне было неловко за нашего комментатора, и я восхищался андоррцами, они вели себя мужественно и бились до конца.
       В связи с тем, что я надолго уезжаю, назначил семинар на завтра, уже после лекций.
       12 октября, среда. Взял себя в руки и утром пошел в банк менять деньги для поездки в Германию. Я уже твердо решил особенно не суетиться в связи с надвигающимся кризисом. СМИ, говоря о кризисе, все время опускают словечко "банковский". По моему рассуждению, это частичное обрушение мировой банковской пирамиды. Невольно вспоминаю Ленина. Он был неплохим экономистом и именно как экономист с ненавистью относился к банкам, как паразиту экономической жизни населения. В банке, кстати, была толпа народа. Здесь опять невольные размышления о нашей повседневной жизни. Мы опять почти директивно, дабы помогать нашим банкам, перешли в оплате всего на банковские карточки. Кстати, и наш Институт на них перешел, причем тоже директивно -- просьбы работников перейти в Сбербанк остались безрезультатны -- мы в "Хоум-банке". Перейти-то на карточки перешли, а отделений по Москве мало. Мое отделение полно старых женщин, для которых все это нелегко. Точно так же мы поступили в Москве, освободив левые полосы на магистралях. Полосы-то освободили, но муниципальный транспорт почти извели. Так редки последнее время у меня на Ленинском проспекте троллейбусы и трамваи.
       В четыре тридцать начался семинар. Обсуждали Лику Чигиринскую, она написала очень неплохой рассказ о смотрителе маяка. Девочка она, конечно, рациональная, но рассказ здесь получился как-то помимо рациональных задумок. Я был в некотором ударе, все получилось, кроме одного: вызывающей и до некоторой степени провокационной выходки Антона Баранова, связанной с еврейским вопросом. Ну да ладно, в следующий раз я его так самоотверженно, как в этом году, спасать не стану. В конце дня, а может быть, именно вследствие высказывания Антона у меня возникла мысль, связанная с Медведевым и Путиным. В России инстинктивно в Путине чувствуют, при всей его любви к крупному капиталу, защитника национальных интересов. Кого Россия боится -- еврейского капитала. Здесь невольно опять вспоминаешь евреев-управленцев поместьями польских помещиков в Польше в 17 веке. Какой был гнет крестьян! Об этом я слышал по "Эху Москвы" в передаче о Богдане Хмельницком, которую вел Алексей Венедиктов.
       Уже около 12 по первой программе была "дуэль" Сванидзе и Кургиняна -- Юлии Тимошенко дали 7 лет у нее на родине за подписание газового контракта с Россией в то время, когда она была премьер-министром. Ах, ах, здесь политическая составляющая. Ее надо пожалеть: женщина! Один из выступающих напомнил, что она бы должна была сидеть и в русской тюрьме, потому что дала взятку русскому генералу, который сидит, и в тюрьме американской, потому что там уже сидит ее "соавтор", когда-то вице-премьер Лазаренко. Разговоры о политической составляющей возникают в качестве страховки для всего чиновничьего корпуса во всем мире, который традиционно нечист на руку. Только сойди с места, тебе сразу вспомнят!
       Символично, что Кургиняна, точку зрения которого я разделяю, поддерживало большинство телезрителей. Счет у них с "либералом" Сванидзе приблизительно в тысячах один к девяти.
       13 октября, четверг. Еще с вечера решил никуда не выходить -- у меня завтра третий по счету за неделю семинар и надо, наконец, перед поездкой в Казань и Германию свести все остатки. Я уже не говорю о докладе в Марбурге, о котором я все время думаю. Утро прошло в поисках фотографий Вали. Возникла идея делать шмуцтитулы к книге из трех или четырех ее газетных удостоверений и билетов творческих союзов, в которые она входила. В конце концов, за всю ее жизнь у нее практически было два места работы -- "Советская культура" и "Московский комсомолец".
       Естественно, в это же время готовился к семинару. Здесь был вполне благополучный рассказ Алексея Рябинина. Но я увидел в Алексее постоянную живость письма, которая чурается глубины и поэтому так схожа с журналистским стебом. Много внешнего и нет разворота характеров и положений. Подбирал примеры работы в малой форме. На семинаре обязательно прочту примеры из Чехова, Борхеса. Весь день из-за этого лазил по ящикам с фотографиям и книжным полкам.
       14 октября, пятница. Спал мало, рано утром все же сел за компьютер и доделал все, что было необходимо, чтобы сдать Леше книгу о В.С. -- колонтитулы, заголовки, некоторые фразы на авантитулы частей. Я долго -- пожалуй, несколько последних дней -- не мог подобрать что-то подходящее к разделу "библиография", пока не вспомнил об Кинословаре -- Валя попала в справочники и энциклопедии значительно раньше, чем я. Ночью встал и проверил -- подходит! Вот утром все это и выписал.
       В "РГ" на полосе "Культура", которая не всегда вызывает у меня доверие из-за своей стилистической необязательности, большая статья Людмилы Сараскиной -- Паше Басинскому уже 50 лет! Сначала отнесся к статье настороженно, ну, опять свой своего, но Сараскина нашла и точные слова, и много справедливого сказала по существу. Особенно справедливым, опускаю все литературные дефиниции, мне показался вот такой пассаж: "О Павле Басинском хочется сказать: при такой литературной профессии (актуальный критик! член многих жюри!) -- и такая незлобивость! такая доброжелательность! При таком таланте -- такая мягкая, будто извиняющаяся застенчивость!". Но перед этой фразой стояла и другая, как бы относящаяся к писателю как к типу. "Есть много людей талантливых, но как часто они бывают злы и мстительны. Есть много людей успешных, но как часто они эгоистично завистливы к удаче другого. Есть, наконец, много замечательных трудяг, но как часто они непробиваемо сосредоточены только на самих себе". Как все это точно, скольких я узнаю в этой характеристике.
       До семинара дал Алексею Козлову все материалы по книге. Он все, включая обложку, должен подготовить к моему возвращению из Германии. Раньше мне свидеться с ним не удастся. Найти бы мне еще нашу самую первую с Валей фотографию, на пароходе, во времена "Московского комсомольца". Это хорошо бы поставить на внутреннюю обложку.
       Семинар прошел успешно, я опять нашел какие-то новые ходы, чтобы не повториться.
       В политике все по-прежнему, двигаемся к социалистическому монархизму. Меня восхищают постоянные ссылки на президента или премьер-министра как на самую последнюю инстанцию. Я понимаю, когда так ссылались на царя -- он все же ставленник и помазанник Божий, на него нисходит Божие откровение. А что сходит на наших вождей? Писал ли я, что Тимошенко все же дали 7 лет? Весь мир заговорил, что это политическое решение. То, что она не очень чиста на руку, это как бы понятно. Но все, видимо, остерегаются прецедента -- а не каждый ли крупный общественный или политический деятель похож на красавицу с косой? Вот мне-то ее не жалко. Впрочем, против нее открыли еще одно дело. Как ни странно, это по письму нашего министра обороны Сердюкова -- всплыл некий непогашенный бартер в 400 миллионов долларов. Вокруг этой своеобразной женщины-бизнесмена и политика всегда вьются какие-то нечистые деньги. Всплыла опять фамилия бывшего премьера Украины Лазаренко, но он, правда, уже сидит в Америке. Соратники.
       Уже в девятом часу уехал в Обнинск, надо работать с Дневником, сгребать листья, думать, что взять с собою в Казань, работать над докладом в Марбурге.
       15 октября, суббота. С каждым днем все труднее и труднее становится писать Дневник -- объекты, привлекающие внимание, множатся, все "не уминается" в текст. Утром читал "ЛГ" -- что-то о новой постановке "Мастера и Маргариты" во МХТ, видимо, много хуже, а скорее несравнимо с постановкой Валеры Беляковича во МХАТе -- там с моей точки зрения грандиозно. Статья моей ученицы Алены Бондаренко о книге покойного Дмитрия Гачева -- это разгром постмодернистских надежд. Для меня все это еще интересно тем, как Алена пробивается в большую критику. Многие ученички разошлись по удобным интернет-изданиям или рекламным агентствам, но некоторые, как и я, определившие для себя литературу как сверхценность, продолжают колотиться и, я уверен, приколотятся. Очередную премию за "Дебют" получила Анна Русс, в которой я когда-то принимал участие, талантливая, но уже очень немолодая девушка, которая прижилась у Славниковой. Возле "Дебюта" у Славниковой роятся одни и те же девушки -- Анна, Алиса, девушки талантливые, умеющие себя вести, удобные, но отнюдь не дебютантки. Смолянки пятой волны.
       С большим интересом прочел жесткий разбор сборника рассказов Алексея Варламова, сделанный Аглаей Златовой, кстати, не первый раз встречаю имя этой, видимо, жесткой и прозорливой молодой дамы. К Варламову неослабевающий интерес и как к производителю литературных биографий, и как к удивительно успешному человеку. Здесь всегда попытка разобраться, что от таланта, а что от связей, от любви издательства, от ласковой манеры общения. В первую очередь Аглая подметила, что достаточно складные рассказы Варламова быстро забываются, что позволило сделать определенный вывод. Формулой воспользуюсь. "Чем вообще запоминается то или иное произведение? Не образом и сюжетом -- они по прошествии времени превращаются в нечто смутное, а только одним: художественно убедительной глубиной переживания". Дальше категоричный вывод. "Главное в стихах и прозе -- интонация, образность, смысловая плотность. Рассказы же Алексея Варламова практически лишены и одного, и другого, и третьего. Интонация неузнаваема, запоминающихся, ярких образов тоже мало, смысловая плотность отнюдь не пропорциональная количеству страниц".
       16 октября, воскресенье. Рано утром по "Евроновостям", которые предусмотрительно стоят у нас на канале "Культура", а этот канал мало кто смотрит, показали волну протестов населения, прокатившуюся по всему миру. Люди наконец-то догадались, кто у них основной враг. В Америке все это под лозунгом -- оккупируем Уолл-стрит, в Италии -- манифестующие несут плакаты о жадности банков. В Англии тоже не очень спокойно. Оказавшийся в толпе основатель "Викиликс" что-то сказал о той же тенденции, которая при помощи Интернета спихнула правящий режим в Египте и Ливии. В связи с этим я вспомнил услышанные вчера или позавчера разговоры на "Эхе" о необходимости нивелировать народные недовольства, которые зреют и у нас. Правящая буржуазия и правящая интеллигенция не хотят новой революции, их устраивают реформы и модернизация. Особый разговор в связи с этим о национальном вопросе. Здесь тоже не все благополучно, и запалом может послужить и он. НТВ становится основным каналом, выражающим несогласие с правящим курсом.
       Домой вернулся довольно рано, собирался, попутно смотрел разности на канале "Культура", в том числе и "Ночь в музее", которую ведет Андрей Максимов, ведет довольно средне. Я поразился тому, что самые необаятельные люди на ТВ всегда оказываются при передаче. Тем не менее, и здесь я добыл свою порцию уникальных сведений. Например, поразился тому, что же первоначально означало выражение "гаком". Гак это, оказывается, тяжелый стальной рыболовный крючок. Рыбу можно было снять с лески и быстро взвесить вместе с этим гаком. Голландцы изобретательные и расчетливые люди.
       В Москве, как я уже раньше писал, совершенно невозможно распределить свое время. Хоть на машине езжай, хоть на метро, какая-нибудь каверза тебя может ожидать всегда. Приехал на вокзал чуть ли не за час до отхода поезда. Потом подтянулась Марина Мисумовна, потом Елена Алимовна. Вагон оказался роскошным -- в конце года министерские деньги надо куда-нибудь истратить. Но, кажется, этот конец года сыграет над нами еще и нехорошую шутку -- едем мы все учиться в Казань, в некий технический университет повышать свою квалификацию по специальности "Современные инфокоммуникационные технологии E-learning. Электронные образовательные ресурсы: разработка и применение". Это мы-то, которые знаем, что литературное мастерство, если его все же можно передать, передается только из рук в руки. От мастера к ученику.
       В вагоне часа полтора очень славно посидели у дам в двухместном купе -- я ехал один -- обсудили всех наших студентов, узнал массу нового и из институтских происшествий, и из нашей жизни. Больше всего меня повеселил рассказ Елены Алимовны, как однажды она привезла Кому Иванова к нам в Институт. Его приезд и лекцию я хорошо помню, но оказалось, что перед этим произошел занятный инцидент. Пока Елена Алимовна ставила машину, Кома отправился к зданию, где встретил Мариэтту Омаровну. По словам Комы, возникла любопытная коллизия. Стоя наверху крыльца, М.О. будто бы спросила: а вы, дескать, какими судьбами? Да вот иду читать лекцию, будто бы ответил сын Всеволода Иванова. Но все равно, я вам рада, на эту реплику отозвалась Мариэтта Омаровна. По словам Комы Иванова, это было сказано все тем же молодым и звонким голосом, каким в свое время Мариэтта Омаровна вместе с Александром Павловичем Чудаковым выгоняли его из комсомола. Тут я вспомнил, что в свое время М.О. была лауреатом премии Ленинского комсомола, но тут же вспомнил и другой эпизод, рассказанный уже ею. Как в тот момент, когда для какой-то ее передачи телевидение не могло отыскать этого же Кому, она в течение пяти минут дозвонилась до Америки, где тот преподает, и организовала необходимое интервью. Кляну себе за этот пассаж, но сплетни люблю. Впрочем, чего там вспоминать старое...
       17 октября, понедельник. Казань совершенно потрясающий город. После недолгих занятий мы втроем долго гуляли по нему. Сейчас он реставрируется и благоустраивается к Универсиаде, но городу еще исполняется 1000 лет. Из-под реставрации возникают прекрасные здания и целые улицы. Так все разнообразно, роскошно, а порой и монументально. Сразу возникает мысль о том, какой изумительной оказалась бы Москва, если бы не была так варварски изувечена невежественными градоправителями. Другое впечатление от города -- он для жизни людей. В национальном смысле все совершенно спокойно. Надписи на русском языке, разговоры то на татарском, то на русском, ощущение поднимающейся и гордящейся своими достижениями нации. Татары слишком давно живут рядом с русскими, приноровились; их опыт лучше всего говорит о том, что именно в подобном единстве, а не в мелочном противостоянии расцветает нация и культура.
       Цены в городе существенно ниже, чем в Москве, на автобус, на трамвай, даже на улице туалет стоит 7 рублей, а в Москве -- 20.
       Поселили нас в очень неплохом отеле в центре города, правда, на это ушли все деньги, которые нам выдали в Институте. Давали ли нам еще командировочные или нет, не знаю. Мне все это под силу, но каково это Марине Мисумовне, у которой двое детей?
       Первое занятие еще раз показало, что мы не вполне в своей тарелке, но все равно было интересно. На примере своего вуза, который готовит специалистов по самолетостроению и космосу, лектор Ренат Маснаевич Хазиев рассказал много интересного о нашей промышленности. Существует по стране 37 вузов, готовящих специалистов. В том числе и в Казани. Сразу последовал вопрос: есть ли в городе гидродинамическая труба? Есть -- большая, расположенная в бывшем польском костеле, и малая, все осталось от советского времени. Малая работает, большая -- нет. Раньше, в советское время, наблюдался паритет между военным и гражданским авиастроением. Сейчас гражданское авиастроение занимает приблизительно лишь 10%, остальное -- военное. Практически мы перестанем выпускать двигатели для самолетов, строят только моторы для боевых машин. Раньше в стране выпускались моторы 46 типов, теперь лишь двенадцати. Средний возраст работников в отрасли -- 48,1 лет. В ближайшем будущем здесь исчезнет рабочий, некому передавать опыт. Не все факультеты в университете одинаково востребованы. 75% выпускников факультета радиоэлектроники устраиваются на работу в первый год. Три четверти выпускников факультета приборостроения -- в первые два года. Для выпускников факультета информации и телекоммуникационных систем вообще не существует никаких проблем. А вот найти работу для выпускников факультета авиации -- трудно. Заманить на самолетостроение даже абитуриента трудно. На прикладную математику поступает приблизительно 15 человек, заканчивает 5, один из них обязательно оказывается в Силиконовой долине. Очень часто выпускники факультетов самолетостроения находят работу в Китае, Бразилии, Сирии.
       Ходили обедать в студенческую столовую, вкусно и недорого. Правда, впервые за много лет я снова увидел алюминиевые вилки и ложки.
       Вечером смотрел телевизор. "Пусть говорят" -- о стариках и их квартирах, которые часто становятся причиной их гибели. По новостям -- о группе молодых людей, которые вдруг взобрались на мачту крейсера "Аврора" и повесили черный флаг с черепом и костями. Два парня и девушка. Их несколько часов снимали с мачты. Оказалось, что молодые активисты сделали это, чтобы привлечь внимание к бедности. Потом Путин давал интервью директорам ведущих каналов. Объяснял, почему он хочет снова стать президентом. За подтекстами звучало раздражение. Много все о той же "Единой России" -- она должна остаться ведущей партией и лидером в Думе. Впервые я увидел, что Путин напряжен и целый ряд текстов проговаривает автоматически, как актер при вводе на роль.
       18 октября, вторник. Беспокойство о ненаписанном докладе заставило меня подняться в пять утра. Написал первую страницу, возможно, нашел ритм. Посмотрим, что будет дальше. Завтракал со своими милыми дамами, кормили очень неплохо. Казань мне нравится все больше, особенно люди -- татары, русские. Народ, в отличие от Москвы, спокойный, самодостаточный, не заискивает, не смотрит, какое на тебя производит впечатление. Пьяных и выпивших я не видел, на улицах чисто, не валяются пустые бутылки и банки от пива.
       Сегодня были практические занятия. Рассказывали и показывали, как самому организовать персональную страничку в Интернете. Нам троим -- Елене Алимовне, которая ведет античную литературу и семинары по английской поэзии, Марине Мисумовне, читающей старославянский язык, и мне все это совершенно ни к чему. Не уверен я, что и остальным все это необходимо. Одним -- есть даже люди с кафедры информатизации, им все это хорошо известно, для других всего этого слишком мало. Мне интересно, но я никогда в жизни ничего подобного делать не стану. Вообще-то увидел другой город, который не видел лет сорок, почти другую страну, новые люди, посвободней режим. Но за последние пять лет я уже в третий раз учусь, причем два раза компьютеру, который не профилирует в моей работе, а один раз, в Ленинграде, новациям в академической педагогике. Марина Мисумовна говорит, что раньше на таких учебах она встречалась с людьми, которые владели общей специализацией. Почему же все опять странно в высшем образовании? Почему так бессмысленно тратятся деньги!
       По дороге домой зашли в оперный театр -- билетов нет на октябрь и ноябрь. Путин -- в Ленинграде, Медведев -- в Донецке. По местному телевидению с восторгом говорили о разгроме "Спартака" в воскресенье. Кстати, в одном из сувенирных магазинов рассказывали, что, спасаясь от московских болельщиков, продавцы вынуждены были закрыть заведение.
       19 октября, среда. После занятий пошли втроем на запланированную ранее экскурсию в Музей социалистического быта. Мы с Еленой и Мариной приметили музей на Университетской улице еще в первый день. Здесь выставлены все те привычные предметы, книги, одежда, которые знакомы мне по жизни. Общее впечатление -- потрясающее. Я еще с молодости думал, что надо хотя бы поснимать на фото дома, дворы, которые при мне разрушались или исчезали. У Никитских ворот, где я проживал, был снесен дом в начале Гоголевского бульвара, в котором находилась аптека; на Малой Никитской одноэтажное здание на углу, здесь был гастроном; у храма Большого Вознесения сломали керосиновую лавку, а ее упоминал Булгаков в "Мастере и Маргарите". Я отчетливо ее помню, и упоительный запах керосина, свечей и хозяйственных товаров. Кто сейчас вспомнит эти драгоценные места московской послевоенной жизни? А вот в Казани все это удалось сохранить. Этим всем, как любитель, начал заниматься много лет назад еще и сейчас продолжает сравнительно молодой человек (1967 г. рождения) Рустем Валиахметов. Все это начиналось в каком-то подвале, потом с подачи посетившего этот подвал Андрея Макаревича приехал посмотреть мэр Казани. Он-то и дал помещение в центре. Все молодцы, восхищен и мэром.
       С Рустемом я довольно подробно поговорил. Он рассказал об одном из своих самых престижных экспонатов -- куртке Бродского. Я обязательно об этой куртке расспрошу Рейна. Между многими другими эпизодами Рустем рассказал мне и о визите Марата Гельмана. Марат интересовался экспозицией, но спросил и о том, кто финансирует. Неглупый Рустем скромно ответил: "пацанский общак". После этого знаменитый галерейщик интерес к музею потерял. Но он же посетовал, что среди экспонатов музея нет "городского двора". На это Рустем показал через окно двор дома, в котором живет музей, это, кстати, и дом, где прошло детство и юность Рустема. Здесь со времен юности, рассказывал Рустем, ничего не изменилось. В помойке по-прежнему роются нищие, которых много, здесь у них одежда и пропитание. На лавке, которую видно из окна, с самого раннего утра пьют, во дворе живут и бомжи, которым некуда деться. Вот тут-то я и понял, что в Казани, которая меня с каждым днем все больше и больше очаровывает своими дворцами и домами, далеко не все так хорошо, впрочем, как и во все стране, как кажется.
       По телевидению показали, как в Англии полиция и вертолеты штурмуют лагерь цыган. 20 лет назад -- из текста передачи -- они пришли в эти места, не спросив разрешения ни у властей, ни у горожан маленького города, возле которого они поселились. Горожане обвиняют цыган в воровстве.
       20-21 октября, четверг, пятница. Практически два дня занимался писанием доклада для Марбурга. Пересылал по частям через Игоря Темирова Барбаре. Не вполне уверен, что все получилось, осталась лишь последняя, заключительная часть, сделаю сегодня или завтра. Использовал фрагменты своего романа. Когда приеду в Москву, все вычитаю и, может быть, сокращу.
       Вечером в среду созвонился со своим старым товарищем Мирошниченко. Бывший когда-то хоккеист нынче заметный бизнесмен и очень небедный человек. Он сравнительно недавно вел какие-то дела в Казани. Согласился со мной о редкой красоте центральной части города, но посоветовал взглянуть в более отдаленные части, там совсем не то. Я соединил это высказывание с беседой с Рустемом Валиахметовым из музея.
       Все время хожу на занятия в технический университет, учат создавать собственные сайты. За три дня таких отсталых в компьютерном деле, как я и мои дамы, особенно ничему не научишь. Но кое-что мы все же поняли, в этом смысле все идет на пользу.
       Из "телевизионных" событий -- это гибель Муаммара Каддафи. Его, кажется, застрелили. Телевидение опять жадно, по-хамски показало тело поверженного господина. Это всегда вызывает у меня протест. Ликование по этому поводу ливийского народа наводит меня на мысли грустные. Подобное уже было в Египте. Второе -- закончился суд над группой хулиганов, которые убили Егора Свиридова. Судили их, по их же просьбе, судом присяжных. Присяжные признали виновными всех, хотя голоса и разделились 4 на 8. Опять по ТВ Путин и Медведев говорят о выборах. Ощущение некоторого беспокойства наших лидеров. Медведев предложил давать отпор людям, которые безоговорочно все хают, подразумевается -- власть и "Единую Россию". Единение капиталистов и чиновников неразделимо. Кстати, в Думе обсуждают новый бюджет. Уже сказано, что он сделан в интересах чужих монополий и обогащает иностранные компании за рубежом.
       Сегодня вечером идем в театр на "Доходное место" Островского.
       22 октября, суббота. Сначала о театре имени Качалова. Великий актер, кажется, уроженец этих мест, по крайней мере в фойе театра стоит очень неплохой ему памятник. Фигура актера с просветленным лицом, у его ног три или четыре бронзовые же розы. Сам театр, хоть и не очень большой, но замечателен по архитектуре. Это все, конечно, или начало прошлого, или даже конец позапрошлого века. Прямоугольный зал с боковым светом и низким бенуаром по бокам, наверху отвечающий ему балкон. По цвету и моделировке все это напоминает модный для начала прошлого века фарфор, называемый "бисквит", -- волнующие модернистские линии, серо-серебристый оттенок, большое, переполненное воздухом фойе, по стенам фотографии актеров. Понравилось, что все эти фотографии сделаны в одном любимом мною стиле -- актерам не позволили подпереть головы ручкой, громоздкие прически, разные, отвлекающие от старости нитки жемчуга. Крупным планом лица и -- все. Пошел в театр исключительно потому, что шел Островский. Чуть смутили, конечно, стоящие в афише слова: "Современная история в двух действиях по пьесе "На всякого мудреца довольно простоты".
       Боже мой, как это оказалось скучно. Особенно на фоне моих старых воспоминаний о спектакле Товстоногова в БДТ, где Глумова играл Ивченко. Я помню, как во время спектакля от невероятного внутреннего напряжения -- а энергетика, которую большой актер посылает в зал, иначе не возникает, -- у него носом потекла кровь. И каждый раз, выбегая на сцену, он пытался это скрыть. Я тогда, правда, сидел на первом ряду. Теперь же с восьмого -- кстати, в театре невероятно удобные кресла, широкие, просто дореволюционные проходы между рядами, -- видел совсем иное. Вальяжный, но чуть оплывший Глумов (И.А. Славутский, заслуженный Татарстана), совместив в своей манере игры привычки и наигрыши Ширвиндта, Миронова и Урганта, неторопливо декламирует монологи Островского. Глумов, видимо, сын главного режиссера -- сужу по инициалам -- Александра Славутского. В силу этого, наверное, спектакль и построен как своеобразный бенефис для взрослого чада. Здесь уже нет и не видно никого -- ни бальзако-возрастной Мамаевой, ни Манефы, да просто никого, потому что все герои пьесы превращены в статистов, способных оттенить молодого, кокетничающего и все время обращающегося к залу премьера. Исключение, может быть, представляет собой только Г.Н. Прытков, народный России и Татарстана, играющий Крутицкого.
       Пьеса Островского, постоянно, во время ее постановок на советской сцене, шокировавшая власть своей злободневностью, сейчас и здесь превратилась не просто в пьесу о сегодняшнем дне, а в какой-то отчаянный и дешевый плакат. Любое осовременивание неизбежно приводит к потере глубинной перспективы, потому что злободневность растворяет характеры. А здесь еще какие-то современные, почти конструктивистские декорации, катающиеся по сцене, лестницы, огни, нелепый и несуществующий у Островского бал в конце, изображающий свадьбу героя. Боже, как скучны эти повторы, сколько претензий в этом "улучшении" драматурга, сколько низкой и недостойной провинциальности.
       Впрочем, в конце спектакля зрительный зал хлопал. Островского с его невероятной, даже избыточной художественностью и социальностью трудно испортить даже семейной провинциальностью.
       Все это я написал утром, но кроме вчерашнего похода в театр сегодня еще предстоит большая экскурсия по городу -- плачено по 350 рублей с носа.
       Отчетливо запомнилось вот что: конечно, немыслимая красота старых зданий города и их прихотливое обилие. Вид на другой берег от берега реки Казанка. Здесь вырос современный город, высокие здания, все облитые светом, две "летающие тарелки" -- спортивная арена и цирк. Виден и замечательный, сказочный, как в Америке и в Стамбуле через Босфор, на канатах мост. Строят все финны.
       Почти тут же под бугром казанская Рублевка. Жуткая теснота заковыристых, с претензией на стандартную роскошь особняков. Если упадет бомба, погибнут все сразу: и молочный король, и колбасный король. У королей, как сказал гид, есть своя вертолетная площадка, они не любят ездить в пробках. Кстати, здесь движение большое и рискованное. Собственно Казань стоит на большом холме, между устьем Казанки и самой Волгой. Коренное население здесь чуть ли не 1 миллион 200 тысяч человек, плюс миллион зарегистрированных и миллион незарегистрированных мигрантов. Неблагополучные районы от центра довольно далеко, там и другая жизнь, и другая преступность.
      
       Внимание! Дневники Сергея Есина, обнимающие пространство с 1985-го, издаются и в книжном варианте. Их можно приобрести, позвонив по телефону 8 903 778 06 42.
      
       Потом поехали в "нижний город", посмотрели порт. Казань -- единственный город на Волге, у которого не построено прогулочной набережной. Стоит здание пассажирского вокзала, оно много лет в частных руках, практически жизни нет, но идут тяжбы. В летнее время к берегу причаливает много пароходов, но уже доехать на теплоходе до Ростова невозможно. Все куплено большими туристическими фирмами, которые организуют дорогие туры. Потом посмотрели и зашли в старую соборную мечеть. Много памятников -- Державину, который "из известного татарского рода", Горькому, Тукаю, Бутлерову, деятелям татарского искусства и науки. Возле казанского Университета, напротив входа с колоннами, стоит памятник молодому Ленину. В Казани очень много учебных заведений. Боже мой, все они ждут тяжелой поступи Фурсенко.
       В кремле приблизительно там же, где в московском Кремле расположен Тайнинский сад, поставили большую мечеть. Ее строительство началось в 1995 году, видимо, это ранний символ татарской независимости. Ах, вы, русские, в татарской крепости построили дворец для губернатора и церковь на месте мечети, так мы воздвигнем новую мечеть в этом кремле. Здесь же в кремле знакомая башня царицы Сююмбике, счастливая придумка Щусева при строительстве Казанского вокзала в Москве.
       После экскурсии выходил только обедать, чувствую себя плохо -- пью лекарства и дописываю доклад.
       23 октября, воскресенье. 5.30 утра. Как всегда, спасаюсь от бессонницы под работающий телевизор. Проснулся с ощущением счастья, на экране -- рассказ о меню и сервировке на кремлевских приемах. Снился сон, будто я приехал к Вале в больницу и чуть ли не сразу после возвращения из Казани. Дома ничего не было, в качестве передачи взял с собою вилок капусты, в больнице его резал. Долго мне Валю не выводили, я разговаривал с врачами, и постепенно выяснилось, что здесь же многие мои ученики и студенты. Две фамилии помню совершенно определенно: Бондарев и Титков... Потом мне после процедур вывели Валю, она оказалась почему-то очень маленькой, почти ребенком...
       Сон записываю сразу же, как проснулся, потом даже счастливые сны быстро растворяются. Чувствую себя неважно, тут же нагрел воды и выпил кофе.
       Наконец-то я увидел другую, не центральную Казань. Ехали до Раифского монастыря -- в честь мучеников на Синае -- что-то около часа, сначала ушла старая, экзотическая Казань, за спиной маленького автобуса растаяла казанская Рублевка, потом пошли советские кирпичные пятиэтажки, потом рваный асфальт, бабки, торгующие овощами и петрушкой возле домов, лавки и базарчики, ухабы, сход-развал, "Пятерочка". Гид Гаур очень подробно рассказывает о закрытых за последнее время и распроданных пионерских лагерях, о "коттеджных поселках", о детской железной дороге, но вот, наконец, появляется и очень старый, чуть ли не шестнадцатого века Раифский монастырь. Колокольня, широкие приземистые купола, белые стены.
       На стоянке -- десятки автобусов и легковых машин. Как и положено в монастыре, особенно существующем за счет туризма и спонсоров, за белыми стенами и башнями образцовый порядок. Рядом с монастырем, стена к стене, некое специализированное училище -- это колония для молодых правонарушителей. На небольшом пространстве -- три или четыре собора и церкви. Самый старый собор выстроен в виде Ноева ковчега. Походили по этим соборам, торжественно, аккуратно, но чего это описывать: все это есть в путеводителях. Что-то, конечно, у меня в сердце всегда возникает, когда я бываю в церквях. Сегодня лица двух русских святых из Соловецкого монастыря, Зосимы и Савватия, вдруг показались для меня почти живыми. Потом я поставил на канон десять свечей -- мне есть кого вспомнить; список "за здравие" у меня вышел значительно короче. Сдал два листочка в свечную лавку -- 40 рублей.
       Сразу же после революции монастырь ликующие революционеры превратили в тюрьму. Свезли с округи много священников и мулл. По слухам, в братские кельи по двое замыкали священника и муллу, выпустят лишь того, кто останется в живых. Вот тебе и противоборство религий -- ни один не поднял руку, чтобы ударить другого.
       В центре монастыря прелестный, хорошо ухоженный садик. Садик этот на месте братской могилы, куда сбрасывали расстрелянных, в том числе священников. Вроде бы потом на месте этой огромной могилы стоял коровник или свинарник. В начале "перестройки" все очистили, из соборов вывели производство. Когда занимались садом, случайно откопали надгробный камень с могилы купца Атлашкина Александра Афанасьевича -- фамилию записал, -- построившего в монастыре за свой счет колокольню. Вот это меня по-настоящему и мучительно тронуло. Монастырь содержит детский дом на 30 человек. Это тоже тронуло. Возле "детского двора" на основании разрушенной молнией башни была выстроена самая маленькая церковь в Европе. В нее, к сожалению, не водят. Церковь такого небольшого размера, потому что на большую у ее "спонсора" не хватило денег. Церковь построена на деньги мещанки Надежды Киселевой -- фамилию я тоже тут же записал.
       Ехали обратно другой дорогой, мимо бывшего поселка железнодорожников Юдино -- это, кажется, кто-то из латышских стрелков. Здесь же и станция. Напротив станции стоит самый необычный памятник. Это довольно большой кошелек и два пальца, рука, вынимающая его из кармана. Памятник знаменитому вору-карманнику, который ни разу, всю жизнь занимаясь этим ремеслом, не попался. Маленькие, еще прошлого века, домики, крытые растрескавшимся шифером. С правой руки по движению все время река. Совсем неподалеку от Казани, на небольшом участке, зажатом между шоссе и железной дорогой, стоит так называемый храм всех религий. По цвету и разноголосице крыш и шпилей издалека храм напоминает сказочный город, а отчасти и Храм Василия Блаженного в Москве. Его построил местный архитектор. Под одной крышей, спаянный один с другим, стоят храмы многих религий. Сначала, конечно, были построены мечеть и православный храм. Потом к ним были пристроены синагога, протестантская церковь, буддистский храм, молитвенный дом баптистов и храмы других религий. Все вместе это выглядит невероятно живописно. Над башнями и шпилями, над островерхими крышами кресты и полумесяцы. Сделано все за собственный счет, повторяю, миллионером-архитектором. Он, кстати, еще и известный экстрасенс. Здесь же в специальной приемной стоит очередь на прием. Сейчас город хотел бы взять это себе на баланс в качестве культурного объекта, но миллионер колеблется. Основное уже сделано, когда было трудно, город не поддержал.
       Мне не очень нравится эта идея: религии нечего мирить, они не ссорились, ссорятся религиозные деятели. Каждый носит Бога в себе и каждый должен чтить религию своих предков. Один Бог над всеми религиями, человеку надо только в него поверить. В художественном отношении вся эта очень немалая стройка отчасти напоминает проект Гауди, есть и прямые цитаты. Возможно, и идея отчасти пришла из Барселоны. Храм этот строится почти двадцать лет -- еще одно яркое доказательство того, как много может целеустремленный человек.
       Вечером по телевидению еще раз показали убитого Каддафи. Его еще не похоронили, хотя по мусульманским правилам это надо было сделать в день смерти. Он лежит, обнаженный, в холодильнике, в торговом центре. Практически его растерзали, были кадры, как били старика, потом прозвучал выстрел. Что-то отвратительное и низкое было в этом показе, теперь не забуду. Опять вспомнил бесстыжий репортаж о казни Саддама Хуссейна. В этом же репортаже показали, как встретила известие о смерти ливийского лидера Хилари Клинтон, которая под огромной охраной в это время вела переговоры в Ливии. Эта полная, оплывшая кошка искренне засмеялась и обрадовалась, услышав по телефону сообщение о смерти Каддафи. Какой стыд. Я не радуюсь ничьей смерти. Со смертью Каддафи рухнуло и ливийское социальное государство. Все-таки он много денег пускал на образование и медицину. Теперь, видимо, начнется гражданская война и дележка между племенами и кланами нефти. Учиться придется за деньги. Сын Каддафи сказал, что будет мстить за отца.
       25 октября, вторник. Собственно два дня подряд я болел, т.е. простудился, пил "Фервекс" вечером, а в первой половине дня ездил по экскурсиям. Во мне живет удивительная страсть к новым узнаваниям. Простудили меня наши молодайки на занятиях: им стало жарко. А я как раз сидел напротив открытой в коридор двери, просквозило. В этом отношении позавидовал БНТ, который как-то на собеседовании в Институте, в круглом зале, раз пять вставал и закрывал окно, если кто-нибудь его ненароком распахивал. Хотя было лето, но поддувало холодным сквознячком. Девчонки открыли окно, я чувствовал, что меня продует, но постеснялся демонстративно закрыть. Тарасова мы здесь вспоминаем нередко. Но, кстати, с этого бы надо начать, спал плохо, а в середине ночи проснулся и подумал, так мало осталось, а ты все думаешь и занимаешься пустяками, Дневниками, сведением счетов, мыслями о публицистике.
       Утром получили нового преподавателя и совершенно экзотический для нас, гуманитариев, предмет. Продекламирую: "Разработка виртуальных измерительных приборов и систем в среде программирования LabVIEM". Специалистам-техникам это, конечно, интересно. Но здесь мы опять сталкиваемся с системой высшего образования, которая гребет всех подряд -- если написано, то повышай квалификацию. Промучившись за непонятным занятием три часа до обеда, мы решили дальше повышать свою квалификацию по собственной программе. Сначала музей Горького, а потом
    Е. Баратынского. Здесь необходимо похвалить Казань -- много мемориальных досок и своим татарам, и своим русским. О памятниках Шаляпину и Ленину я уже писал, но есть еще памятник Бутлерову, прекрасный бюст Лобачевского, мемориальные доски Мусы Джалиля, Качалова, над пекарней, в которой работал двадцатилетний Горький, тоже висит мемориальная доска.
       Здесь же располагается и музей Горького, кстати, на улице Горького, одной из центральных улиц города. Очень неплохая, не без вкуса сделанная экспозиция на втором этаже. Это уже пятый или даже шестой горьковский музей, в котором я побывал. Наиболее любопытное в экспозиции связано с эпизодом, когда 20-летний Пешков пытался застрелиться. Газетная заметка, медицинское заключение, внутренняя переписка властей. На втором этаже расположен и зал с экспозицией, посвященной Шаляпину, -- дружили. Шаляпин, кстати, работал писцом чуть ли не в соседнем здании. После осмотра стали спрашивать: а где же легендарная пекарня? Оказалось, что "пекарня" и два этажа музея закрыты, "там все подперто, и мы туда посетителей не водим". За разрешением "посетить" пошел к директору -- это еще нестарая женщина, с немецким отчеством, без долгих препирательств разрешила для нас эту половину открыть. Мы прошли по двум залам, с подпертыми крепкими деревянными конструкциями потолками. Все время приходилось нагибаться и чуть ли не проползать, и так до лестницы, ведущей теперь в подвал. Здесь и располагалась пекарня. Под низким сводом топили печь, стоял ларь для муки, бак, в котором нагревалась вода, стол, на котором разделывалось тесто. Окна выходили прямо на тротуар. Ощущение, что все это я уже видел. Не в кино ли?
       Потом директор музея рассказала нам о бедственном положении. Музей подчиняется местному министерству культуры. Естественно, здесь денег на реставрацию найти не могут. Городским властям республиканский музей тоже брать на ремонт не хочется. Пишут письма президенту. Дело это бессмысленное. Здесь еще коллизия, до боли знакомая и мне. Без документации на реконструкцию средств на ремонт не выделят, а на проект денег, естественно, музей найти не может.
       Следующий музей -- это музей Баратынского. Это тоже очень интересно, потому что 20 лет назад он возник из школьного музея и школьного собирательства. Дом тоже в страшном состоянии, экспозиция пока располагается во флигеле. Но работы ведутся, раньше флигель был разбит на коммунальные квартирки. О реставрации работники музея говорят с энтузиазмом. Но чтобы все привести в порядок, нужно, наверное, лет двадцать. Пока окна деревянного дома, выходящие на улицу Горького, заклеены бессмысленными афишами старых эстрадных представлений. Но я ведь всегда и везде найду свое. В витрине -- документы расстрельного дела последнего владельца усадьбы -- внука Баратынского, бывшего предводителя дворянства. Под резолюцией "расстрелять" две ясные подписи: Лацис, наверняка, латыш и Рудов -- подпись, очень похожая на псевдоним. Чужих не жалко.
       26 октября, среда. Замечательные это отели системы "Ibis", здесь сравнительно недорого, чисто, вежливый и ненавязчивый персонал. Возможно, это специфика Казани -- на рецепции молодые люди, вежливые, предупредительные. Все отлажено, либерально, но в меру -- замки на дверях номеров электронные, но они запрограммированы таким образом, что замок не откроется, если у тебя закончилась оплата. Пишу я обо всем этом попутно, а главное -- по утрам кормят хорошо: мясо, каша, молоко, фрукты, рыба, традиционные сосиски и положенная яичница, сыр, кофе. Сегодня завтракал в последний раз. Но и обедал в Казани тоже в последний раз. Мы кормились обычно в кафе "Панорама" -- сравнительно недорого, на берегу, но для города уже на отшибе. Невероятно разнообразное меню, чрезвычайно добродушные женщины на выдаче, хорошая посуда. Сегодня ели уху, салат из морской капусты, жареную печенку, что-то вроде кефира с медом и свекольным соком. Радовался за образцовый общепит, удивлялся их рентабельности, а сегодня узнал, что кафе принадлежит комбинату питания при хозяйственном отделе правительства.
       Но это все после 2 часов занятий, где я ничего не понимал. Тем не менее, что-то полезное во мне после этого знакомства с компьютерной техникой произошло, по крайней мере я подумал: если бы я все это хорошо знал, обязательно написал бы роман от лица компьютера. Над скольким можно было бы поиздеваться!
       После занятий, под руководством Елены Алимовны, отправились к Богоявленскому монастырю. Здесь то самое место, где была найдена икона Казанской Божьей Матери, кажется, это случилось в конце XVI века. Сейчас здесь действует надвратная церковь, большая церковная лавка, все чисто, ухожено, прекрасные иконы. Если посмотреть через окно, виден большой двор, полукругом расположены братские корпуса. Кое-где крыши уже накрыты новой металлочерепицей, окна стоят без рам -- идет реставрация. В середине двора -- вход свободен -- металлический, как часовня, шатер. Именно на этом месте, по преданию, была обретена икона. Было, дескать, видение молодой женщине, и она пошла откапывать икону на указанное место. Один из самых ранних списков этой утраченной в революцию иконы я увидел. Как и прежде в Раифском монастыре, лица здесь показались мне живыми и теплыми. Наш гид в воскресенье подвел научную базу под это обретение. На том месте, где это произошло, стоял дом армянского купца, который сгорел. Возможно, уезжая на родину, икону, завернув в холстину, спрятали, как самое дорогое. Ну, а как же тогда с видением Богоматери мирянкой? Я верю доводам и научным, и чудесным, в одном случае говорит разум, в другом сердце, которое хочет поверить. Между прочим, спросил в церкви, можно ли поставить свечу за упокой некрещенного человека. Женщина, продававшая свечи, сказала мне: нельзя. Я думаю, это запрет мирян и церкви; Господь сказал бы: можно! Мой Бог, которого я ношу в себе, тоже говорит: можно.
       Теперь наиболее трагическое. На месте обретения иконы Казанской Божьей Матери был поставлен собор. В 30-е годы его демонстративно снесли. Вот этого-то варварства я и не могу понять, оно не только вне милосердного русского сердца, но и вне логики.
       В последний раз прошелся по уже знакомым улицам, мимо роскошного Оперного театра и здания бывшего Дворянского собрания, в котором пели Шаляпин и Собинов, мимо памятника Ленину в центре площади. Напротив памятника и наискосок от оперного театра стоит кирпичный особнячок, бывший шахматный клуб, в который молодой Ленин похаживал играть. Вся площадь выстлана плиткой, раньше здесь был асфальт, но к приезду Медведева в городе все за три дня обновили. Потом, когда глава государства отбыл, три месяца все переделывали.
       27 октября, четверг. Я сделаю вид, что ничего не произошло, и начну, как всегда, по хронологии. Встал, хотя и лег поздно накануне, в 5.30, значит, не выспался. А уже в 6.20 купил возле метро в киоске "Новую газету". Потом читал, не отрываясь, в метро, потом 30 минут читал в электричке, до Шереметьева, а потом, после СОБЫТИЯ, взял себя в руки и читал до посадки в самолет, и в самолете читал до тех пор, пока не прочитал газету всю, до единого материала, до самой крошечной информации. Не знаю, что и цитировать, слишком со многим я здесь согласен. И все же выбираю, т.е. отчеркиваю в газете некоторые места из большого, на полосу, интервью Оксаны Дмитриевой -- экономист, депутат. Именно ее фамилию произнесла ныне спикер Совета Федерации, когда отбивалась от своих "недругов". Какие же мысли высказывает "недруг".
       "Ситуация с уровнем жизни и со средней заработной платой, и с реальной покупательной способностью пенсий -- это рукотворный результат прошедших двадцати лет реформ. Из них двенадцать лет приходится на сверхблагоприятную экономическую конъюнктуру. Это такая экономическая конъюнктура, которой в России в ХХ веке не было никогда. За короткий период времени цена на нефть увеличилась практически в 10 раз, с 12 долларов за баррель до 108. И при этом по промышленному производству, по сельскохозяйственному производству мы составляем где-то 85-90% уровня 1990 года. Это последний год советского периода. По заработной плате в реальном исчислении мы также не вышли на уровень 1990 года. То есть мы отстали от самих себя на 20 лет. А по интегральному показателю качества жизни, которым является средняя ожидаемая продолжительность жизни при рождении, мы находимся на уровне 1960 года. Тут мы отстали от самих себя на 50 лет.
       Поэтому низкие зарплаты -- это отнюдь не объективная реальность, даже в нашей стране, с учетом ее климата, размеров, тяжелого прошлого... У нас же был период принципиально иного качества и уровня жизни".
       "Очень сильная неравномерность! Когда начиналась перестройка, говорили: "Пусть все богатеют! И страна будет богаче, и бедные станут богаче!" Богатые появились, и все это время они становились богаче и богаче, а бедные при этом богаче не стали. Если на старте реформ, на конец восьмидесятых годов, уровень социально-экономических различий у нас был примерно такой же, как в Северной Европе, то сейчас...
       Последние исследования Российской экономической школы показали, что 40% дохода физических лиц приходятся на граждан, у которых доходы от 3 до 15 миллионов рублей в год, и это 0,8% населения. На первые 500 в списке журнала "Финанс" даже невозможно выделить долю от численности населения, их вообще можно прямым счетом посчитать. На них приходится не менее 10% от совокупных доходов физических лиц. Считайте, что как минимум 50% доходов, а может быть, и больше -- это сложно достаточно оценить, статистика это не ловит, тут нужны специальные исследования -- принадлежат менее чем 1% населения".
       "Ну внутри власти я не знаю... Это я не оцениваю. По всем законопроектам и по всем решениям прослеживается лоббирование интересов вот этой очень небольшой группы лиц. И по налоговому законодательству, и в бюджете, и в экономическом законодательстве интересы этих лиц очень хорошо лоббируются. Можно взять несколько примеров.
       Первый пример: прогрессивная шкала налогообложения. С одной стороны, она дает приток денег в бюджет, с другой -- обеспечивает некоторое выравнивание доходов. В том законопроекте, который предлагали я и моя фракция, прогрессия начинается с 3 миллионов рублей в год, то есть средний класс она практически не затрагивает. Она начинается с нижнего сегмента богатых. Сколько она дает в бюджет и кого затрагивает? По нашим данным, это дополнительно 450 миллиардов. Но по Петербургу я считала прямым счетом. Налоговая служба дала данные по тем, кто им сдал декларации. Так вот, доходы свыше миллиона рублей в год, по данным налоговой службы, у 9 тысяч человек. На весь город. Из них 18 человек имеют доходы свыше 1 миллиарда рублей. 12 человек -- доходы от 500 миллионов до 1 миллиарда. Я посчитала, сколько даст прогрессивная шкала. Это дополнительно 50 миллиардов рублей для города. Это та цифра, которая полностью закрывает все проблемы заработной платы региональных бюджетников. Проблемы зарплаты бюджетников в городе тогда нет, все выходят на средний уровень или даже выше.
       Но этот вопрос торпедируется железно. Говорят о том, что мы не можем уследить, о снижении собираемости и так далее. Говорят, что это не сейчас, это потом как-нибудь, сейчас мы к этому не готовы, тут администрирование чрезвычайно сложное. Но вот я привела вам пример по Санкт-Петербургу. Налоговая служба не должна следить за двумя с половиной миллионами работающих. Достаточно отследить 9 тысяч человек и посмотреть, как и где они получают доходы. То же самое по всей стране.
       Я никаких проблем не вижу, если сконцентрировать внимание вот на этом 1% населения, который подлежит этому налогу. А для 99% людей ничего не меняется".
       "Пенсии у нас чрезвычайно низкие и не дотягивают до минимальных норм, которые предписаны Международной организацией труда. Они не достигают даже 40% от средней заработной платы. Почему? Потому, что у нас полтриллиона рублей изымается из текущих выплат и отдается якобы на накопление для будущих поколений. Но никакого накопления нет, потому что доходность составляет 6% при инфляции 11%. Эти деньги обесцениваются. Смысла в этом никакого нет ни для кого, за исключением тех финансовых посредников, которые эти деньги крутят".
       "У нас тот, кто получает доход в виде бонусов, дивидендов, вознаграждений членов советов директоров, вообще ничего не платит в пенсионные фонды. То есть не несет вообще никакой социальной нагрузки. Казалось бы, существует общее понимание, что богатый должен платить в процентном отношении больше, чем бедный. Но у нас в стране действует регрессивная шкала, когда богатый не только не платит больше, чем бедный, он платит существенно меньше в процентном отношении, чем бедный. Когда мы говорим, что это несправедливо, тот, кто лоббирует интересы этого малочисленного, но очень мощного слоя, отвечает: "Нет, ну как же! В целом у богатого больше же получается, чем у бедного!" Они не по проценту смотрят, а по абсолютной величине. Вот так эти интересы лоббируются".
       Шереметьево уже давно и сильно переменилось. Пока шел по переходам, снабженным эскалаторами, вспомнил Валю, ей было бы легко. Она так хотела в последний раз слетать за границу. Я все время, каждую минуту, помню о ней. Потом я подумал, что-то подобное в устройстве комфорта в аэропортах я видел уже 40 лет назад, когда оказался впервые в командировке в Германии.
       Уже, собственно, подлетаем к Франкфурту, а столько проблем, что даже не знаю, как начинать их решать. Самое главное, что отравит мне всю поездку -- виза. Только в аэропорту выяснилось, что виза у меня заканчивается буквально завтра. Это в первую очередь моя вина, я перепутал две даты. У меня действительно одна из предыдущих шенгенских виз заканчивалась в декабре, но только 2010 года. А вот другая виза, этого года, действует только до 28 октября. Я перепутал. Вдобавок ко всему, не летит Юрий Иванович Минералов -- это опять виза -- заболел Игорь Темиров, и не успели ее получить в посольстве. В известной мере и история с моей визой тоже на нем -- С.П., когда он работал зав. международным отделом, обязательно потребовал бы от меня показать паспорт. Игорь же согласился с моими невнятными бормотаниями по телефону. Когда встретил в аэропорту БНТ, то обрадовал его. Но перед этим я спросил у пограничника: впустят ли меня обратно. Он ответил: вы гражданин России, не впустить не могут. Но пограничник засомневался, впустят ли меня в Германию. Я подумал, в крайнем случае, сяду на любой самолет и сразу же из аэропорта вернусь в Москву. Была еще надежда на консульство во Франкфурте. Не лететь было невозможно -- мероприятие. Потом, писатель всегда обостряет свою судьбу. Что наворожит случай.
       28 октября, пятница. Как все-таки хорошо жить не в гостинице, а у Барбары дома. Я никогда еще не описывал ее маленькой, как бы для гостей, квартиры. Самая большая, метров в 16 комната -- это и кабинет самой Барбары, и гостевая. Я, пусть простят мне из другого лексикона слово, просто "обожаю" ее квартиру. Здесь в общей сложности я прожил не меньше месяца и здесь тьму всего прочел и написал. В конце концов, в этой атмосфере вызревал мой "Марбург". В общем, это двухкомнатная "гарсоньерка" с небольшой спальней и гостиной-кабинетом. Окна выходят на большую лоджию. Рядом старая сосна, на которой в прошлое время жила белка. По двум стенам гостиной идут книжные стеллажи с папками и книгами. Здесь вся педагогическая деятельность Барбары и Вили. На все заводится папка. Между прочим, нашел я и папку со своей фамилией. Естественно, не открывал, не доставал и не заглядывал. Здесь же на полках еще и большое количество разных безделушек, сувениры, подарки, гжель, хохлома, в общем, вся жизнь. Висят портреты, афиши памятные и значительные фотографии. Как, например, Барбаре вручают грамоту почетного доктора Литературного института, ее фотографию с Булатом Окуджавой. Я уже раньше писал, что она переводила буквально всех русских, которые приезжали в Марбург. Какой же настоящий русский ограничится только шопингом во Франкфурте и не заедет в Марбург. Но и кроме этого много разного. В спальне, например, огромная афиша кумира нашей юности Марселя Марсо с автографом. Но слишком приятно обо всем этом писать, сидя у чужого компьютера, настроенного на русский, немецкий и английский языки. Налево -- смотрю в окно, где того и гляди на сосне появится белка, направо -- практически обозреваю собственную жизнь, сосредоточенную в папках и знакомых, таких же, как и у меня в Москве, книгах. Но пора вернуться во вчерашний день.
       Пока очевидно одно: я живу в квартире у Барбары, Б.Н. Тарасов в гостинице, где прежде, в один из самых первых моих приездов, я проживал вместе с Токаревой и Бородиным. Там очень хороши и обильны утренние завтраки. Вечером, уже после того, как мы поселили в гостинице Тарасова и собрались ехать дальше, Вили показал мне во дворе большой пролом в скале. Здесь открывается сначала какой-то склад, а потом и длинный подземный ход, выходящий чуть ли не на другую сторону горы, в лес. Говорят, что весь Марбург изрыт подобными ходами и штольнями.
       Вечером в половине восьмого -- это я еще о вчерашнем дне -- состоялся первый акт юбилейных Ломоносовских мероприятий, которые ведет Литературное общество. Это общее выступление Тарасова в присутствии мэра. Состоялось оно где-то в верхней части города, в небольшом зале стоящей рядом церкви. Сводчатые потолки, но современные отопительные батареи. Все, как всегда у немцев, уютно и чисто. Наверху на антресолях широкая постель, видимо, спит сторож. Кажется, в этом здании раньше, в средневековье, было что-то вроде морга, свозили трупы.
       Всего собралось 14 человек. Как всегда у немцев, когда присутствующие отчасти уже въехали в тему, каждый захотел поговорить. Было много вопросов. Выступление самого Тарасова оказалось хорошо продуманным, не сухим, отчасти патетическим. Надо будет достать текст и, если буду переиздавать "Марбург", можно будет дополнить цитатами и положениями из этого текста. Историческая литература -- это всегда подворовывание. Но пора возвращаться ко второй части Мерлезонского балета. Это все о "вчера". Наступило и сегодня.
       Утром в 10 поднялась снизу Барбара, и мы принялись завтракать. До этого я уже сделал зарядку, помылся, справился с тем, как компьютер Вили обуздать на русский язык. Ели мюсли с роскошным йогуртом, пили кофе -- я плюнул на свой сахар и наслаждался жизнью. В 11 часов вернулся из школы Вили -- по словам Барбары, он встал в четыре, -- и мы поехали с ним добывать мне право на жизнь на три дня в Германии. Моя виза заканчивалась через 45 минут, в 12 часов. Я, естественно, ждал каких-то обострений. И они не заставили себя ждать -- сначала мы приехали в районное управление. Сидящая в совершенно пустом холле учреждения женщина, как мне показалось, с радостью сказала, что мы попали не сюда, надо ехать в город. В Марбурге любая езда на автомашине составляет от 5 до 10 минут.
       Дальше все было сказочно. Я еще цеплялся за некоторые предчувствия старого опыта. Ну, например, в коридоре уже ждала какая-то рыжеволосая женщина, и потребовалось взять талончик на очередь. Талончики выдавал автомат, как у нас в банках. Талончик оказался под номером 456, но 456-й был вызван через две минуты после того, как в дверях растворилась со своими проблемами рыжеволосая. Вили везде был вежлив и доброжелателен. Потом он мне сказал, что с немецкими чиновниками не все можно решить доброжелательностью и вежливостью. Он также сказал, когда я стал говорить, как восхищен подобной не показной деловитостью, что к этому страна шла долгие годы. Мы стали говорить, что понимание демократии и нашей зависимости друг от друга это долгий процесс. Я стал излагать концепцию нашего бюрократа, заранее недовольного, всех подозревающего и ждущего от клиента за выполнение своего долга неких благ или подарков. Вили стал рассказывать мне о пути от тоталитарного мышления к человеческому. Но лучше все в своем естественном порядке. Вот пока раздумываю, не написать ли мне статью о немецкой бюрократии?
       Итак, мы вошли в просторную комнату. В ней сидело несколько чиновников за довольно большими столами. Зона каждого из них была выгорожена невысокими ширмами. На столе, к которому мы с Вили подошли, стояла табличка -- фрау Шмит. Стол у фрау Шмит был просторный, серого цвета. Стоял компьютер, принтер, лежало несколько папок. На подоконнике за ее спиной какие-то две мягкие игрушки -- зайчик и белочка, цветок в горшке. За окном -- деревья и зелень. К столу был придвинут еще один стол с такой нежной изящной выемкой -- для посетителей. Здесь же, с краю еще один горшок с цветком. Фрау Шмит лет 40, поджарая фигурка, мелкие рыжеватые кудряшки. В течение минуты Вили ей все объяснил. Фрау Шмит взяла у меня паспорт и внимательно стала его разглядывать. По ней было видно, что мое дело для нее привычное, бытовое, со всеми и все может произойти. Она уже приготовилась что-то писать, но все же решила переговорить с начальником -- Вили мне все переводил. Совещание заняло минуты три. За это время, уже как-то успокоившись, я решил все оглядеть подробнее. Еще до "совещания" я разглядел, что во всю стену в комнате стоял закрытый канцелярский шкаф, с замочками и бирочками. Как я понял, каждый такой шкафчик принадлежит определенному чиновнику. И в этот самый момент шкафчик раскрылся. Не сам, конечно, а подошла и повернула в замочке ключ другая служивая женщина. Такой порядок я бы хотел завести среди своих многочисленных бумаг. На узких планочках в шкафу висели в идеальной доступности все многочисленные папки с делами. Но тут пришлось отвернуть жадный взгляд, вернулась фрау Шмит. Она сразу деловито принялась что-то набирать на компьютере, но тут же попутно объясняла Вили -- он мне переводил, -- что вчера действительно звонили с границы. Через две минуты я уже получил нужную мне бумагу для выезда из Германии. Уже потом я уловил на себе несколько заинтересованный взгляд фрау Шмит и понял, что Вили что-то рассказывает ей обо мне, по крайней мере, я понял, что рассказывает о том, что я написал роман о Пастернаке и Ломоносове.
       Через час мы уже обедали с Вили и Барбарой в магазине у Аренса на последнем этаже, в ресторане быстрого немецкого питания, где я раньше бывал довольно часто. На замок, освещенный солнцем, можно не уставая глядеть до бесконечности.
       Что взял на обед себе? Я, правда, в одном последовал за Барбарой. Она взяла себе филе селедки с картошкой. Я взял себе филе со шпинатом. При этом вспомнил, что, по одному из источников, в Марбурге юный Ломоносов часов в двенадцать, сидя у окна, завтракал. Сосед наблюдал за русским из соседнего дома. Наш национальный гений обычно съедал несколько селедок и запивал их большим количеством пива. Я съел два куска филе, целую, по сути, селедку, очищенную от костей. Это я разбавил супом из чечевицы. За столом еще раз говорили о переводе романа. Есть какой-то российский президентский фонд, с которым Вили сотрудничает. Быть может...
       Под вечер звонил Сергею Петровичу, чтобы рассказать ему о моих достижениях. Он был несколько раздражен, в это время по телевидению шло грандиозное открытие после ремонта Большого театра. С.П. именно это слово "грандиозное" и употребил. Я вспомнил, что в самолете мы об этом разговаривали с БНТ. Он мне сказал, что, по его сведениям, в первых рядах билеты стоят до двух миллионов рублей. Но и это не все о театре. Просто в чужом городе, в чужой квартире, да еще за границей мне надо сделать паузу на ужин. Как обычно, Вили и Барбара разорились. Ужинали в итальянском ресторане. Я выбрал жареную баранину. Еще раз утвердился в своем старом высказывании: Германия это страна больших порций. Но пауза закончилась. Вернулись домой, я поднялся в "гарсоньерку", я открываю ее своим ключом.
       Тем же вечером по одному из каналов все-таки видел открытие Большого театра. Одним словом, это действительно не только грандиозно, но и так роскошно, что напоминает Рим эпохи упадка. Вот чем теперь станет Большой, я не знаю. Модным ли местом встреч финансовой и воровской элиты или все же, как и раньше, театром. Почему-то не показывали Путина. Роскошный, как кронпринц, довольный своим народом, сидел в черном костюме и с бабочкой Медведев в царской ложе. Рядом со Светланой Медведевой сидел их сын. Наверное, это будет новый банкир. Впрочем, иногда из таких парнишек вырастают и революционеры. В партере располагалась публика, которую я раньше на кремлевских приемах видел в красных и малиновых пиджаках.
       29 октября, суббота. Утром ходил в гостиницу за Б.Н., чтобы потом отправиться в "Аренс" -- именно там сговорились все встретиться, чтобы потом пообедать. Мне показалось, что все происходило вчера -- знакомый путь до ратушной площади, поверху мимо церкви и старого кладбища. Не утерпел, зашел, даже порадовался, что мертвые в такой близи к живым. Кладбище почти во дворах ближайших домов. Старые надгробья, лужайки, все засыпано созревшими желудями. Здесь хоронили еще в середине XIX века. Закрыли кафе "Корона", где у меня происходило действие последней главы романа. Здесь теперь какой-то новый развлекательный центр. На ратушной площади, как всегда по субботам, рынок. Чистенькие фургончики, а в них как продавцы чистенькие бабушки и степенные мужчины. Прикинул цены на мясо и овощи, они как минимум в полтора раз ниже, чем в Москве. Спускаясь вниз по центральной улице, где установлен памятник почтальону, зашел в антикварный магазин. Стоит себе на полочке старый друг Швейк. Хозяин чех, не тот ли, которого я встречал лет десять тому назад, и не тот ли это Швейк, которого мне тогда же и предлагали? Сторговав у хозяина двадцать евро, купил этого Швейка -- 60 евро. И еще сделал один лирический заход -- в церковь св. Елизаветы. Сколько раз я в ней был и обходил эту церковь кругом, а только сейчас увидел ее объемы, массу розового камня и светлое пространство. Минут пятнадцать рассматривал гербы и складные алтари, прикрепленные на стенах. И опять вдруг, как еще раньше в Казани, вылез и стал понятен потаенный смысл. Очевидно, что все смотрится по-другому, когда принимаешься смотреть не как просто на экспонат искусства. Человеку вообще надо рассматривать что-то подобное, икону ли, фреску подолгу и лучше по многу раз в одной церкви, где тебя крестили и женили. Вот тогда в тебя входит потаенный и многомерный смысл. Купил открыточку, передающую сцену с одного из алтарей. Богоматерь видит, что в постели, где она родила, уже лежит распятье. Ее собственный распятый сын. Вот он, настоящий символ нашей жизни и наших дел.
       Час после обеда ходил по магазину "Аренс", пытался подобрать и что-нибудь себе купить. Только устал: большое количество ширпотреба, все раздражает. Молодежь ходит, меряют, им это все нравится. В четыре встретились с Леге в его новом офисе. Это почти на рыночной площади. Хорошее придумано название -- "Литература в 11". По обыкновению Леге философствовал, мечтал снова открыть кафедру славистики в Марбургском университете. Закрытие лет восемь назад этой кафедры было, конечно, преступлением ректора. Город лишился одного из великих своих, как сказал бы Медведев, назвавший так Большой театр, брендов. Даже я писал какие-то письма в защиту. Сегодня мне показалось, что достаточно было бы активного вмешательства ректора МГУ В.А. Садовничего, чтобы кафедру не закрыли. Выступил ли он тогда в защиту? Вечером с Барбарой тоже говорили на эту тему. Возник, кстати, еще один проект перевода моего "Марбурга".
       Вечером уже после ужина Вили организовал сырное барбекю -- выяснилось, что из-за болезни Игорь не отослал Барбаре последнего варианта текста -- весь финал и огромный кусок с "Кузнечиком" оказались не переведенными. К утру Вили с Барбарой обещали все сделать, я пока текст по живому сокращаю.
       30 октября, воскресенье. Еще одна забота или сложность -- в Германии переводят на зимнее время часы. Часовую стрелку по сравнению с Москвой еще перекинули на два часа назад -- разница сейчас три часа. Утром встал неизвестно по какому графику, мои часы показывают что-то около пяти и вот самое время, пока не посыпались досадные неприятности, написать об основном. В завалах книг у Барбары я отыскал небольшую книжечку с предисловием Захара Прилепина -- "Окопная правда Чеченской войны", "Яуза-пресс", 2009. Читал с необыкновенной жадностью. Все статьи собраны из "Лимонки", которую я в свое время не читал. Сейчас собранное вместе это производит оглушительное впечатление. Пересказывать все бессмысленно. Беру только один фрагмент, я бы сказал, связанный с недавним возвращением Татьяны Митковой в эфир НТВ. Мы конечно, помним, кого в первую Чеченскую НТВ защищало.
       "Тем временем на экране пасмурный Грозный. Бородатое и злое мужичье скалит и клацает золочеными зубами. Целует автомат Калашникова. Ревет похлеще медведя. Стонет и кричит: "Аллах Акбар" и "Родина или смерть". Кто-то смачно плюнул или сморкнулся в объектив камеры. На стекле появились капельки. Стоп. В небе парит полотно с изображением генерала Дудаева. Под ним куцая трибуна. Обгорелый полевой командир Салман Радуев кричит в микрофон: "Хасбулатов, Автурханов, Завгаев и вы -- русские подонки, вы будете жестоко наказаны, клянусь Аллахом. Да". Рядом с ним стоит друг президента Ельцина -- Аслан Масхадов. Настроение у Масхадова отличное, уши розовые. Улыбается. Чуть-чуть левее от него суперубийца Шамиль Басаев. Он доволен тоже. Банда в сборе.
       Свирепые абреки, одетые с нуля в турецкую полевую форму, браво маршируют по лужам. Стреляют, ломают руками доски и кирпичи, танцуют агрессивные зикры. Все это снято очень правильными ракурсами и смотрится впечатляюще. Моя домохозяйка, у которой я снимаю угол, умная и интеллигентная женщина глядит на это с нескрываемым ужасом. "Боже, что это такое. Да как так можно. Ужас. Это где?" "Это чеченские абреки. Это у нас в России", -- отвечаю я. Она просит меня переключить канал. Но я не хочу и тяну время. Лично мне приятно смотреть на этих живых варваров, как приятно смотреть на орлов генерала Младича или амигос Фиделя. Их, к сожалению, по телевизору почти не показывают. Нельзя. Это дурной пример, раз. А во-вторых, они враги хозяев, т.е. американцев. А это вообще оспаривать нельзя. Сюжет завершается. На экране появляется цветущий комментатор НТВ Таня Миткова. Она итожит все показанное своей фирменной "гениальной" фразой: "Вот так наши сограждане в отдельных субъектах Федерации отмечают новые праздники". Богемной москвичке хорошо и очень весело в теплой останкинской студии. Рот до ушей. Ее коллеге по НТВ, спецкору Лене Масюк, недавно тоже было очень весело. Она любила общаться с полевыми чеченскими командирами и желать им приятной охоты. Она любила брать показания у пленных русских солдат. "А скажите, вас пытают? А что вы едите? А как вы спите?" Такие вопросы она посылала на дно зиндана, где умирали наши ребята. Сука! Что еще можно сказать. Весной этого года Лену похитили. Она пробыла в плену более трех месяцев. Ее выкупили руководители родного канала за несколько тысяч долларов. После этого Лена перестала улыбаться. Она назвала руководство Чечни бандитами и сказала, что за похищениями людей в республике стоят именно они. Друг Ельцина -- Масхадов, друг "Новой газеты" -- Арсланов, друг Степашина -- Шамиль Басаев. Сейчас Лена Масюк ведет свои репортажи из гордого Ирака. Пока не улыбается. Ее коллега Таня Миткова после людоедских сюжетов улыбается во всю ширь. Сука! Что еще можно сказать".
       Словно перед семинаром, спал плохо, вскочил что-то часов в пять. К девяти ко мне на второй этаж поднялись Барбара и Вили. К двум часам ночи они, оказывается, все сделали и перевели. Настроение у меня чуть поднялось, но уже и тогда я спокойно решил: что будет, то будет. Без десяти одиннадцать мы уже были в кафе "Фетер". К моему удивлению, народа было уже много, потом Леге сказал, чтобы было продано 70 билетов. Но поначалу мне показалось, что все эти молодые и старые люди пришли сюда просто для того, чтобы поесть пирожных, чем-нибудь закусить и попить кофе. Вот сейчас начнется моя лекция, и все встанут и уйдут. К моему удивлению, никто не ушел, и я подумал, что Леге все-таки приучил немолодых горожан по утрам каждую неделю держать себя, быть может, в мнимом, но интеллектуальном тонусе. На следующую субботу уже была намечена лекция о Франсуазе Саган.
       Наконец, лекция началась. К моему удивлению, слушали очень внимательно, я все время видел заинтересованные взгляды. Мы уже договорились заранее, что все тексты из романа и цитаты Ломоносова будет читать Вили. Пока мы весь этот балет вели вместе с Барбарой. Я воспользовался технологией, наработанной еще за много лет назад в Италии, во время выступления на премии Флайано. Читал в лучшем случае две-три фразы из абзаца, а дальше подхватывала Барбара. Таким образом мы довольно благополучно перебрались во второй раздел, закончив с необходимой информатикой. Дальше уже пошли и тексты из моего романа, Вили читал их превосходно, в хорошей мхатовской манере. Что меня больше всего удивило: отрывки из художественных текстов аудитория слушала с бСльшим вниманием, чем тексты политические или информативные. Новый урок дает сама жизнь.
       Я в этом зале выступаю за последние пятнадцать лет уже тритий раз, но, пожалуй, впервые у меня был такой успех. Хлопали довольно долго и не из вежливости, а настойчиво. БНТ меня тоже похвалил, я ведь люблю, когда меня хвалят, это у меня еще с детства.
       Тут же в кафе Леге выплатил нам с Тарасовым небольшой гонорар. По дороге домой я подумал, что успехом я обязан ведь не только себе, но и Вили с Барбарой, которые сидели над текстом до двух часов ночи, и поделил гонорар на три части. Барбара сопротивлялась, но я все-таки настоял на своем. Я отчетливо понимаю, что теперь она только пенсионерка. Спасительная формула была произнесена: "Пусть это будут деньги на бензин".
       После выступления в кафе два раза это праздновали. Один раз обедали у Барбары и Вили -- была заказная тайландская кухня. Привезли еду в сверточках и кюветах, а второй раз ужинали снова у них дома -- опять выпили пару бутылок вина и ели барбекю с сыром. Вечером, когда ходил за БНТ в гостиницу -- он, конечно, центр города знает не так хорошо, как я -- по дороге снова зашел в церковь св. Елизаветы. Опять размышления о Боге, о церковных службах. Вечером за столом говорил о религии, цензуре, советской и немецкой бюрократии.
       31 октября, понедельник. В 11.30 поехали во Франкфурт, в аэропорт. Во время ужина вчера много возникло интересных подробностей. Добряк Вили, оказывается, в своих корнях имеет что-то словацкое. Все это хорошо известно, Судетская область, послевоенное переселение. Его отец восемнадцатилетним мальчиком воевал в России. Повезло в том, что в плен захватили немцы. Вспомнили ад денацификации. Это была чистка почище наших.
       Пока ехали из Марбурга во Франкфурт, обратил внимание, что каждый клочок земли вдоль дороги занят полями, огородами, сельскохозяйственными угодьями. Довольно часто попадались небольшие стада коров. Приблизительно такую же картину наблюдал я, когда из Парижа ехал на поезде в Нормандию, к Тане, в Ля Боль. А вот когда я еду сто километров от Москвы к себе на дачу в Обнинск, я вижу только одну корову. Это пестрое пластмассовое чудище стоит перед кирпичным уродливым и претенциозным дворцом владельца продуктового магазина в деревне Голохвастово по Калужскому шоссе. Других коров на трассе я больше не вижу.
       Никаких трудностей на границе у меня не было. При выходе из машины обратил внимание, что БНТ царственно разрешает Вили нести свою сумку. Я впрягаюсь в свой рюкзак исключительно самостоятельно. Пограничник лениво взял "разрешительную" бумагу, что-то на ней написал и шлепнул по моему паспорту штампом. В самолете, как всегда, читал газеты. И "Коммерсант", и "МК" иронизировали по поводу открытия Большого театра и речи Медведева. Большой театр он на новорусский манер назвал "брендом". Целую полосу с фотографиями газета "Коммерсант" отвела, рассказывая об этом вечере как о светской тусовке.
       В Москве молниеносно прошли с БНТ паспортный контроль, через полтора часа я был уже дома.
       1 ноября, вторник. У меня еще после вчерашнего перелета хватило сил, чтобы утром не только в семь подняться, но и сделать зарядку. Ребята собрались на семинар плохо, но в этом виноват я сам, они знали, что раньше 8 ноября семинара не будет. Часок поболтали, и я их отпустил. В следующий раз будем обсуждать Жукова. Все делится на тех, кто пишет, и тех, кто не пишет. Миша, кстати, принес мне уже переделанный "Овраг". В Институте все разговоры только о том, что нет денег. Куда они только деваются, я не знаю. Возникла новая коллизия -- была серия звонков от
    И.Л. Вишневской, она требует, чтобы с ней продлили контракт. Как всегда и бывает, все хотят, чтобы решение возникло из воздуха, чтобы нагрузку дала наша кафедра, у которой ее нет. В прошлом году, когда я практически сказал Вишневской "нет", Л.М. и БНТ сдались и без всякого моего вмешательства и какой-либо визы контракт с нею подписали.
       На кафедре у меня на столе оказалась вырезка из небольшой статьи Захара Прилепина "Кремлевские посиделки", опубликованной в газете "Завтра". Я уже, кажется, писал о тех очень неудобных вопросах, которые задал Захар. О них потом говорила пресса. Поразителен был, конечно, и ответ Путина. Но в статье речь идет не об этом.
       "Так сложилось, что ни премьер, ни действующий президент не торопятся встречаться с теми, кто может спокойно и достойно сказать о себе: я русский писатель. В чем причина, мне не понять.
       Но мне хотелось бы хоть раз в жизни увидеть, как за столом с властью соберутся однажды те, кто, признаюсь прямо, оказал лично на меня определяющее влияние и кто являет собой суть и крепь русской словесности.
       Это были бы Юрий Бондарев, Леонид Бородин, Александр Проханов, Станислав Куняев..." Список не продолжаю, но в нем присутствую по воле Захара и я. Спасибо, лестно.
       Вечером, вернувшись с работы и поставив во дворе машину -- медлить нельзя, мест может и не оказаться, пошел в магазин за творогом и молоком. На обратном пути во дворе нашел большой, художественно выполненный плакат, в котором чуть ли не призывалось, по крайней мере заманчиво советовалось, если необходимо, брать для выборов в Госдуму, где победить должна "Единая Россия", открепительные талоны. Про себя я сразу смекнул: именно в этом направлении пойдет стратегия свободного голосования. За работу, "единороссы"! Удивительно, но я, видимо, еще сохранил некоторые иллюзии относительно выборов и выбора.
       В Уфе через 20 лет снова поставили находившийся на реставрации памятник Ленину. Во всех центральных комментариях сквозит явное политическое недовольство. Но на местах другая, скорее "краеведческая", точка зрения -- там держатся за свою "особенность", за любого земляка или великого человека, побывавшего в родных краях. Именно из Уфы Н.К. Крупская уезжала к Ленину в Шушенское, а перед этим он тоже побывал в Уфе.
       2 ноября, среда. Мой мир переполнен московскими новостями. Как обычно, меня больше волнуют мелочи, чем явления глобальные. Но ведь иногда и мелочи приобретают обобщающий характер: над Домом на набережной сняли огромный пропеллер, символизирующий автомобильную фирму "Мерседес". Три рекламных затеи в Москве меня по-настоящему раздражают. Теперь их осталось две -- слово "Самсунг" над Библиотекой им. Ленина -- гигантские буквы, загорающиеся электрическим планом вечером, и это же слово на Пушкинской площади. Оно сияет как раз напротив памятника Пушкину, на доме, в котором жили Любовь Орлова, Михаил Ульянов, поэт Алексей Сурков, художник Лактионов и прославленный герой войны Маресьев. Занятным мне показалось в телевизионном репортаже об этом событии, что рекламодатель уже давно за размещение своего трехлопастного пропеллера, вписанного в круг и весящего 6,5 т, никакой платы не вносит.
       Другим событием стало для меня размещение некой информации в Интернете. Это связано с Василием Якеменко, знаменитым своим выступлением на английском на Олимпиаде в Канаде. Тогда же он прославился и снятыми для него, как официального лица, апартаментами. Платили за все, естественно, налогоплательщики. Теперь новый скандал, опять связанный с роскошной жизнью молодежного чиновника. Я скопировал некоторые фразы. Это, кстати, свидетельство об отсутствии пока у нас цензуры.
       "Телекомпания НТВ не выпустила в эфир программу "НТВшники" с сюжетом телеведущей Ксении Собчак об обедающем в дорогом ресторане главе Росмолодежи Василии Якеменко. Об этом сообщила сама Собчак, которая на прошлой неделе опубликовала видеокадры разговора с Якеменко. "НТВшников со мной сняли с эфира -- и это не чеченский сюжет, а просто разговор о Якеменко", -- написала Собчак на сайте микроблогов Twitter. Ксения Собчак выложила снятое ей на мобильный телефон видео с участием Василия Якеменко в Twitter 24 октября. На видеозаписи Собчак просит главу Росмолодежи дать ей интервью и объяснить, как чиновник и создатель прокремлевского движения "Наши" может позволить себе ужин в дорогом ресторане, где бокал шампанского стоит 1300 рублей, а устрицы по 500 рублей".
       Дело происходило в ресторане "Марио".
       В качестве пикантной новости -- по данным специализированного агентства, Россия, как и 2 года назад, держит первое место по коррупции среди больших быстроразвивающихся стран. За нею лишь Китай и Бразилия. Но на каждую плохую новость есть и хорошая -- наш Путин, по данным журнала "Форбс", после Обамы самое влиятельное лицо в мире. Наш Медведев на 59-м или 69-месте, передавали по радио, не расслышал.
       Вчера же вечером почти прочел книгу нашей старой выпускницы Маргариты Шараповой. Талантливая была девушка; пока училась, работала в Институте дворником, на Новый год ставила стакан с водкой к памятнику Герцену. Я помню ее прекрасные рассказы о цирке и животных, Александр Евсеевич Рекемчук ею гордился. Ее книжка попалась мне на глаза, когда я вчера заходил в "Книжную лавку". Книжка, по словам Василия Николаевича, немножко залежалась. Естественно, Вася имел в виду ее коммерческое название "Москва. Станция ЛЕСБОС". Собственно Маргарита ничего по этому поводу не говорила, но на американский манер и не скрывала. Не говори, не спрашивай. К сожалению, книжка про гомосексуалистов и лесбиянок получилась не очень интересная, вторую повесть дочитывать не стал. Почти нет внутреннего мира, что бы сделало книжку литературой, но описания занятны и полны. Здесь у Маргариты крен скорее в сторону Донцовой, чем автора "Комнаты Джованни". Как-то, по словам Евгении Александровны, Маргариту показывали по телевизору. Она рассказывала, что одно время сочиняла "легенды" московским нищим. И по этим легендам и "канючкам" подавали. Это, конечно, тема для повести.
       3 ноября, четверг. Сначала минут 20 читал английский, потом принялся за книжку покойного Петра Алексеевича Николаева. Это та книжка, о которой он мне говорил, пока был живой. В книжке есть и фотография его последнего дня -- 9 мая 2007 года, в этот день он и умер. Я в тот момент тоже сидел за тем же столом, но просто не вошел в кадр, сидел чуть ближе к фотографу. В книжке большое количество автобиографических заметок. Главное, что отличает "письменного", да и устного Николаева,-- это какое-то редкостное чувство доброты, распространяемое не только на людей, но и на писателей, что у нашего собрата довольно редко. Много редких подробностей из писательской жизни и характеров, что заставляет и меня взглянуть на многих коллег уже по-другому.
       Вечером у меня сидел и пил чай сосед. Толя почему-то грустный. Он решил, чтобы не тосковать во время трех ближайших праздничных дней, слетать в Одессу, к матери. В связи с этим, наверное, он вдруг говорит: "Я одного не понимаю, почему в Одессу билет на самолет стоит 9 тысяч рублей, а до Мюнхена, который значительно дальше, только 5 тысяч?" На этот суровый вопрос русской экономики я не смог ответить.
       В 12 часов я был в издательстве "Терра" у Сережи Кондратова. Разговаривали минут сорок, я смутно надеялся, что он возьмётся печатать мое собрание сочинений, он обещал подумать, но огорошил меня признанием. Он собирается уезжать из России. Его доконали и приставания чеченцев по поводу статьи в энциклопедии, и, похоже, вся наша внутренняя политика, которая, как он считает, не изменится на ближайшие 12 лет. Он сказал буквально следующее: любую собственность при этих покемонах могут в любую минуту отнять. Ему есть что терять. Грустно мне стало. Но он уже продает свой загородный дом и уже отдал Костромскому университету огромный архив издательства за 20 лет -- от рукописей писателей и версток до оригиналов художественного оформления. "Это все путь возникновения и угасания нашей демократии", будто бы было сказано при этой передаче. Я уже заметил, что богатые люди говорят о демократии больше, чем бедные, бедные чаще думают о революции. Поговорили о Путине, которого, как я уже писал, вчера объявили одним из самых влиятельных людей планеты. Но кажется, он еще и один из самых, если не самый богатый. Поговорили о книжном рынке. К моему удивлению, мой "Ленин" уже наполовину распродан. Говоря о моем издании, я намекнул на недавно вышедшее собрание сочинений Саши Проханова. Оба согласились, что он очень талантлив и при всей своей оппозиционности умеет и дружить с администрацией президента, и собирать деньги. Каждую неделю в "Завтра" у меня появляется, говорил Сергей, бесплатное объявление, после которого со склада уходит сотня экземпляров. Кстати, как при мне сказало "распространение", Есина заказывают по несколько экземпляров. Ощущение, что жизнь я свою как-то и проиграл и зря растратил. Поговорили о процессе Березовского и Абрамовича. В Лондонском высоком суде очень опасно врать. Если тебя уличат во лжи, то уже заранее твой процесс проигран. Бедный Абрамович вынужден был признаться, что у него нет высшего образования, хотя в России ходил с купленным дипломом.
       На обратном пути, на развале у метро "Дмитровская", купил две фарфоровые фигурки в мою коллекцию. Это -- "Аленушка" и "Дева-краса златы волоса".
       Уже ближе к вечеру был у меня Миша Тяжев. Уже, наверное, пару дней я читаю его большую повесть "Овраг", некоторое время назад мы обсуждали ее на семинаре, теперь он многое переделал. Миша невероятно талантливый человек, и повесть очень талантлива, мне так уже не написать и с такой народной простотой я не писал никогда. Я все внимательно прочел, есть огрехи, необходимы уточнения. Здесь другое чтение, чем на семинар. Там общие абрисы, тенденция, здесь приходится оглядывать и обкусывать каждое слово.
       4 ноября, пятница. Договорились с С.П. ехать рано на дачу. Часа полтора собирался, заехал за С.П., который тоже довольно долго провозился со сборами. Вечером должен будет приехать Володя, но один, Маша уже пару месяцев, после простуды, в больнице. Заехали в "Перекресток", где я накупил кучу овощей, затариваюсь после своих командировок. Среди прочего купил чуть ли не 10 кг тыквы. Вот особенность нашей торговли: в палатках возле "Университета" тыква -- она пользуется популярностью, как продукт малокалорийный, -- стоит по 50 рублей кг, а в "Перекрестке" -- 14. Тыква тыквой, но надо начинать солить капусту.
       Я люблю ездить на машине с С.П.. Такую бездну за 2 часа мы поднимаем учебных, литературных и гастрономических тем. С.П. очень внимательно за всем следит, он интернетчик по духу и все время будоражит меня разными инициативами.
       Для меня быть на даче -- это оказаться на несколько часов на свежем воздухе и хоть как-то размять старые кости. Сразу стал сгребать листья, чтобы заложить компост, чистить теплицу, собирать яблоки. Состриг также последнюю петрушку. Корешки в этом году оставил в земле, весною, если мне удастся ее встретить, рано появится свежая зелень, чуть ли не из-под снега.
       После обеда смотрели по записи передачу о Булгакове с
    М.О. Чудаковой, которую оба пропустили. С.П. списал эту передачу в Интернете. А также еще одну пропущенную передачу -- со знаменитым геронтологом Хавинсоном. Там и там замечательный урок, как читать лекции. Главное -- оставаться самим собой и особенно не умничать. Еще раз убедился в том, что на слушателей и зрителей скорее действует личность и убежденность. Сведения, конечно, тоже имеют значение. По крайней мере, из лекции Хавинсона ясно, что ложиться спать надо до двенадцати часов. Необходимый человеку меланин организм вырабатывает лишь между 12 и 3 часами ночи.
       Чудакова, главное, была невероятно естественна и рассказывала свои истории, главная из которых -- сам факт появления "Мастера" именно в то время. Здесь же определение журнала "Москва" прежде и теперь -- "средний". В передаче, конечно, было и ее некоторое воспаленное восприятие советской власти. Конечно, Чудакова выигрывает рядом с лекцией Ужанкова все о том же восприятии цензурой "Мастера". Но я об этом уже писал. Теперь надо упросить С.П. показать еще и лекцию о Булгакове Кураева.
       5 ноября, суббота. Ожидаем холодов, которые обещали метеорологи. Утром, так холодов и не дождавшись, пошли с С.П. гулять, и здесь нас настигли, так сказать, дачные новости. Возле нашей реки Протвы, которая как-то странно изменила цвет, стояла митингующая с какими-то двумя мужчинами старая дачница. Я остановился и невольно прислушался. Оказывается, неподалеку прорвало или просто "спустили" в реку городскую систему очистки. Уже лет двадцать, когда нижней дорогой едешь в город, видны недостроенные в советское время очистные сооружения. Старая дачница говорила, что кто-то из промышленников спустил в городскую канализацию какую-то едкую потраву, которая погубила всю микрофлору и бактерии в старой очистной системе, теперь надо время, когда все это снова нарастет.
       Вторая новость ожидала меня тут же, у реки. Здесь когда-то лет 20--30 назад был в излучине реки огромный луг. Я помню, как по нему бродило большое стадо колхозных или совхозных коров. В начале "перестройки" коровы вместе с совхозами и колхозами исчезли, и луг стали постепенно запахивать. Началась эта неудачная запашка, испортившая берег и дорогу вдоль леса, с дальнего края, от железной дороги. Потом поле сдавали в аренду корейцам, которые с ранней весны раскидывали свои шатры и начинали выращивать рассаду. На поле, в которое превратился прекрасный луг, я не был с весны. Довольно долго шли вдоль реки по тропинке между полем и рекою. В этом году поле засадили капустой. Кое-где среди грядок лежали несобранные кочаны капусты. После себя уже съехавшие корейцы оставили хибары из досок и полиэтилена. Одним словом, возвращаясь, принесли с собою этой самой брошенной капусты килограмм 10-12. Как же нерасчетливо и неряшливо мы живем.
       Почти не читал, собирал стеллаж, который мне подарил мой сосед. Он занял всю стену в моей комнате возле террасы. Володя опять показал себя как "мастер золотые руки".
       6 ноября, воскресенье. Ночью температура действительно опустилась до 10 градусов ниже нуля. Единственный куст сельдерея, который я не успел выкопать, кажется, замерз. Днем, конечно, потеплеет, посмотрим, отойдет ли. Утром опять читал Ольгу Ильину, искал отрывок для семинара. Простота изложения, в том случае, когда писатель касается темы любви, -- это основное. Иначе читатель не сможет почувствовать трепета чужого чувства. Параллельно -- пока мыл посуду на кухни -- слушал какой-то репортаж Майи Пешковой с литературной тусовки из Красноярска. Такую заумь несли литературоведы! Все эти специалисты ахают и тоскуют, куда же подевался модернизм, под флагом которого современная западная литература прожила почти сто лет! В том числе говорили о "Ленинграде" Вишневецкого, пытаясь отыскать в нем то, чего в нем нет.
       Еще утром мне передали, что я могу пойти заплатить за электричество. В связи с новым комендантом у нас в кооперативе теперь новый порядок -- платим ежемесячно. В конторе довольно долго разговаривал с этим самым новым, его зовут Шамиль, это сын одного из моих бывших коллег с Радио. Он рассказал о наших "неплательщиках", а также о своеобразии наших кооператоров. Одна женщина, например, не хотела ставить счетчик, а решила платить аккордно -- 600 рублей в год. У нее, как и у меня, и электроприборы, и отопление, и даже электрическая плита. Но у меня за год настукивает не меньше 10--12 тысяч. Ее все-таки счетчик поставить обязали. Сколько было крика! Она поставила, но когда к ней снова пришла проверка, то оказалось, что помимо линии, идущей на счетчик, есть и вторая, от нее собственно предприимчивая дама и запитывается. Шамиль обещал в мае, когда все съедутся, вывесить фамилии подобных героев. Но каковы люди!
       В пятом часу был уже дома. Резал петрушку, смотрел телевизор. Слушал радио, это экстатические восклицания о "русском марше". По радио, -- а какое радио я слушаю, известно -- сетовали, что было мало милиции. Вот, дескать, когда 31-го каждого месяца на Триумфальной собирается 300 человек, то милиции много, а вот когда на "Русский марш" собирается 10 000, то чего здесь звать милицию, не поможет. Естественно, в этом читаются и некоторые другие аспекты.
       Вчера вечером еще раз перечитал статью "Новая русская нация". Почему-то врезалось такое рассуждения... "Национализм, свойственный молодым современным радикалам, имеет корни в особенностях социального устройства современной России, "брошенности" молодежи, которая вынуждена "по-волчьи" самоорганизовываться в "стаи" и добиваться своего места в жизни, чем в переживаниях, связанных с историей России, ее религией, культурой, с тем, что принято называть "почвой"". И вот другое соображение из той же статьи социолога Леонида Бызова. "...новая революция конца ХХ века, разметавшая только-только начавший нарастать к 80-м годам вопреки всему культурный слой. Она страшно опустила и примитивизировала общественные отношения, во многом до социально-биологического уровня.
       Вот и результат. Крайне низкий уровень культуры (если понимать под культурой не только оперу и балет, а отношения между людьми и группами людей). Если бы сторонники "вековой русской архаики" были правы, социально-культурная ситуация в стране улучшалась бы по мере быстрого распада последних островков традиционализма и выхода в жизнь новых постсоветских поколений. На фоне культурного дебилизма нынешнего полуобразованного и молодого среднего класса чудом сохранившиеся деревенские бабули и еще советские профессора и инженеры кажутся оазисом высокой культуры и духовности".
       7 ноября, понедельник. Утром несколько минут слушал "Эхо Москвы", все те же испуганные разговоры о "русском марше", обсуждение поступка Алексея Навального, пришедшего на марш и, конечно, -- пушки развернулись и приготовились бить по другой дате -- по Октябрю. Для разведки Алексей Митрохин, лидер "Яблока", предложил признать незаконным "большевистский переворот 7 ноября". А почему бы нам не признать антиконституционной казнь Петром I стрельцов, а Россию агрессором по отношению к Швеции? И тут я переключил приемник на радио "Орфей". Зазвучала чудная классическая музыка. В связи с этим подумал, я ведь после смерти Вали рецензирую не свою жизнь, а скорее общественную, которая обнимает меня и создает вокруг подобие кокона. Тут я вспомнил, что 2 ноября состоялась первая премьера в заново позолоченном Большом театре. Это была опера Глинки "Руслан и Людмила" в постановке Чернякова. "Литературка" с рецензией еще не приходила. Закончилось премьерное представление свистками зрителей и криками "позор". Как-нибудь надо сказать о Марине Королевой, которая раньше на "Эхе" вела только рубрику "Говорим по-русски", а теперь еще взялась комментировать политику, в частности, обозвала Алексея Навального провокатором от политики!
       Собственно, весь день сидел и вылавливал в Интернете сначала материал для завтрашнего семинара, потом -- студенческие этюды, они не переставали их слать мне аж до 8 часов. Жуков написал прекрасный рассказ о некоем маргинале, певце, люмпене, не признающем никого, кроме себя и своего кайфа. Я описываю это очень поверхностно, на самом деле все довольно глубоко, мне даже показалось, что возникает новый, подмеченный Жуковым тип. Этюды все разные, как обычно, у одних получается, у других нет. В частности, получается у Глеба, на которого жалуются, что он много пропускает. Как всегда, естественно пишет Миша, новая ласковая интонация.
       Днем было два важных звонка. Миша Фадеев предложил провести 20 декабря в ЦДЛ вечер Фадеева в Большом зале. Ну, здесь мне есть что сказать. И позвали поговорить о чиновниках на ТНТ, не знаю, что мне здесь говорить. А впрочем...
       Вечером был Ю.И. Бундин, который очень интересно рассказывал мне о своем начальнике, который все-таки его выжил -- отправил нашего генерала на пенсию. Факты тянут на какую-то современную историю. Вот думаю: не тряхнуть ли мне стариной и не написать ли что-то фантасмагорическое. На праздниках Юрий Иванович по моей наводке был в театре на "Ромео и Джульетте" (МХАТ) и у Яшина на "Муре". Ходил он со своей спутницей, которая приезжала к нему, она откуда-то из провинции. От "Ромео" они оба в восторге. Юрий Иванович говорил, что театр был набит и таких оваций он не слышал уже давно. Что касается истории Мура, то его спутница заскучала: а кто такой этот Мур, о котором нам теперь рассказывают, осудила она и Цветаеву, которая бросили своего сына. Это для меня новая, но достаточно справедливая точка зрения.
       Слежу за спором Абрамовича и Березовского -- занятные вещи они рассказывают, вовлекая в историю их финансового возвышения все новых и новых людей. Сегодня прозвучала фамилия Коржакова.
       8 ноября, вторник. Разминал своих студентов рассказами о книгах Ольги Ильиной, правнучки Боратынского, и репортажами из книги о Чеченской войне. Здесь я привел телевизионный репортаж с Татьяной Митковой. Это уже моя реакция на появление этой дамы снова в эфире. Потом разбирали рассказ Димы Жукова. Володя Репман, как всегда, ничего не прочел, отправил его читать в библиотеку, пообещав, что вызову первым. Я, как обычно, удивляюсь и быстрому росту ребят, и их письму. Миша, Дима, Маша Поливанова, теперь в лидеры уже рвется и Глеб.
       Из институтских событий -- перевод нашего уважаемого Пузыря с должности проректора на должность начальника хозяйственного отдела. Сам по себе факт, что этот полуграмотный хозяйственник получал зарплату в 105 тысяч рублей, говорит только о том, как наша институтская власть не уважает свою профессуру, которая получает много меньше. Собственно все мы работаем, возимся с коммерческими студентами, чтобы доплачивать за угодливость и за возможность старательно кому-то прогнуться перед "хозяевами". Новая зарплата нового начальника, как и все, держится в густой тайне. Отделу кадров приказано молчать, а бухгалтерия, которая состоит из матери и дочери, будет хранить эту тайну. Придется мне задать неудобный вопрос на ученом совете. Написать бы рассказ о круговой поруке начальства, схему я хорошо чувствую, но нужны символы. Занятно, что вопреки указу президента, ни на один приказ о зарплате, надбавках и командировочных выплатах, выпускаемый ректоратом, взглянуть невозможно.
       Во второй половине дня Алеша Костылев принес, наконец, уже готовую стенную газету, повесили ее в коридоре на втором этаже. Я уже подумал о том, что надо бы теперь в уже созданное "художественное" пространство поместить лучшие этюды за октябрь.
       Еще событие -- приезжала Сара Смит, встретился с нею у Игоря Темирова. Он, как почти любой вежливый кавказец, любезно вышел из комнаты и сидел, пока мы разговаривали, в другой. У Сары из новостей только одна -- Стенфорт ушел на пенсию, ему исполнилось 60. Он теперь, по словам Сары, гуляет, слушает музыку, встречается с друзьями. Какая у меня, загнанной рабочей лошади, по этому поводу зависть! Подарил Саре "Маркиза" и "Дневники".
       Вечером был в театре у Покровских ворот у Сергея Арцыбашева. Маленький театр, а такое значительное удовольствие. Играли все те же, хорошо известные, пьесы Чехова -- "Юбилей", "Медведь", "Предложение", "О вреде табака". Все остро, иногда гротескно, с невероятным уважением к слову Чехова. Как обычно, сам Арцыбашев показал себя грандиозным, почти потусторонним актером. Мне не мешало ничего, ни русские песни, ни фортепианная игра его внука С. Арцыбашева-младшего. Я понимал, что и для чего. Со мною на спектакль ездил Толя Жуган, он стонал, что спектакль в РАМТе у Бородина, где играли те же вещи, был интереснее. Разные задачи.
       9 ноября, среда. Утром ходил в контору, где выписывают заграничные паспорта, я был там несколько лет назад, это на Университетском проспекте. По-моему, кое-что меняется, народа нет. Правда, девушка, сидящая на этих паспортах, сунула мне экземпляр анкеты и сказала, что ее надо заполнять на компьютере в двух экземплярах или от руки, но печатными буквами. Я ее раздражал, она говорила по мобильному телефону. На обратном пути зашел в крошечный магазинчик, торгующий современным фарфором, и обнаружил большую, почти за 2 тысячи рублей, но с гербом на боку, пивную кружку. Сразу всплыла в сознании переделка Андерсена: "Позолота вся сотрется, пивная кружка остается". Как было бы замечательно начать с этого выступление на сцене МХАТа им. Горького. Дело в том, что несколько дней назад мне позвонила Г.А. Ореханова и сказала, что готовится бенефис В.В. Клементьева, и Татьяна Васильевна просит меня на нем выступить. Вот уже два дня размышляю над этим выступлением -- бенефис сегодня.
       Машина у меня еще со вчерашнего дня в Институте, заехал, чтобы оставить на проходной книги для Наташи Бариновой. Со мною вроде решила идти Лариса Петровна, секретарь ректора. Замечательная и милая молодая женщина. Я, правда, когда приехал в Институт, немного расстроился: БНТ тоже прислали билет на бенефис, и Лариса Петровна пойдет по билету начальника.
       Премьерным спектаклем выбрали "Комедианты господина ..." Булгакова, где Клементьев играет роль Людовика XIV. Встретила в вестибюле Г.А. Ореханова, как всегда, прекрасно одетая в какой-то сногсшибательный наряд и со знаменем той старомодной, но такой привлекательной интеллигентности в повадках и разговорах, которые так идут этому театру. Перед спектаклем под какую-то праздничную веселую музыку сама Т.В. Доронина вывела за руку бенефицианта в роскошном царском костюме, сказала несколько слов, а потом вышли умопомрачительные в своей молодости, красоте и кокетливости с полдюжины актрис в бальных платьях и молодых актеров с гитарами и заломали такой замечательный поздравительный капустник, что набитый битком зал ревел от восторга. Вот и еще одна тенденция моего любимого театра -- зал уже набит публикой, а совсем, казалось бы, недавно, верхние ярусы были пусты. Доронина своей последовательностью и верой в театр, каким она его знала и любила, тенденцию переломила. Спектакль я смотрю в четвертый или пятый раз, всегда при этом о чем-то размышляя. Здесь много всего: и построение пьесы, и секреты актерского действия. И мысль о том, что театр всегда должен быть еще и роскошен, зрелищен, что сукна и аскетизм -- это на крайний случай. Я обратил внимание, как сильно спектакль вырос, например, замечательно вписалась в стиль и действие Татьяна Шалковская, которая раньше мне нравилась значительно меньше. С каким-то отчаянием сегодня играл Мольера Кабанов и, каждый раз неузнаваем без справки в программке, Максим Дахненко. Любимец публики А. Чубченко -- снимается, В. Ровинский свою роль расцветил новыми красками, сам Клементьев бесподобен, играя чистый гений власть. Какие паузы, какие реплики. Ему 50 лет! Боже мой, только пятьдесят!
       Еще более интересны, чем сам спектакль, были поздравления на сцене, которые начались после спектакля. А народ расходиться из зала не хотел. Меня вызвали в правую кулису, и отсюда я наблюдал, как главное божество театра Т.В. командовало парадом. Меня она вывела на сцену за руку и представила публике. Что-то я, как всегда, забыл, но что-то под аплодисменты и хохоток сплел. Было здесь и о том, что падает из рук номерок, и что-то об электричестве, без которого лампы не светят. За мною выступал Леня Колпаков, как всегда, все продумавший, как всегда, с какой-то "изюминкой". На этот раз это была копия страницы из "Литературной газеты" от 11 ноября 1961 года. Сюда была остроумно вмонтирована заметка, что родился некий мальчик Валя, который станет народным артистом России и ровно через пятьдесят лет проведет свой бенефис во МХАТе им. Горького. Потом почти прорвалась на сцену группа дам из Дома актера. Это были очень говорливые немолодые женщины, словно дорвавшиеся, наконец, до сцены МХАТа. Потом, когда они все же со сцены ушли, тут же в кулисах Т.В. их отчитала -- плохо, дескать, для сцены одеты, плохо причесаны. Бога у Дорониной два -- публика и театр.
       Ах, какой замечательный состоялся потом банкет все в той же столовой! Мест, правда, в этот раз было приготовлено побольше, пришла и молодежь. Много и хорошо говорили. "Звездой" вечера был Валера Белякович, он, оказывается, знает все песни советского периода. Сколько силы, жизни, какая удивительная энергетика, добрый взгляд на жизнь и людей! 26 ноября у него в новом театре премьера. Не раньше двух привез Леню Колпакова к нему домой, а уже у себя, сквозь сон, пытался смотреть фильм про Рембрандта.
       10 ноября, четверг. Проснулся около одиннадцати, какие странные сны: маленький город, развалины, морг с покойниками вместо центральной площади, похороны, похожие на праздник, потом вроде бы я левой ногой тону в мягкой и вязкой грязи. Во сне возникает некоторая филология, я понимаю, что утонуть в грязи -- это не только образное выражение. К чему бы все это. Неужели к статье Евгения Маликова о премьере в Большой театре? Читаю статью, потом звоню Лене Колпакову и по-мужски говорю: я просто ссу от восторга. Гениальная статья, без цитат здесь не обойдешься, но она такая, что лучше статью читать целиком. Цитировать можно с любого места. Политика, полемика, искусство, традиция -- все соединено! Ура, Дима, виват!
       11 ноября, пятница. Утром понес в загранконтору анкету. Нет, ничего на Руси не меняется. Президент с наивностью неофита, получившего от учительницы первые сведения, докладывает стране, что все может решить компьютер и что надо безжалостно всех гнать, кто не владеет этой игрушкой, этим кубиком Рубика, где нужна скорее формальная ловкость. Анкету я, оказывается, в Интернете после часового поиска нашел не ту. Она, конечно, та, но в ней еще были дополнительные сведения о детях, которых у меня нет. Милая, но другая девушка опять швырнула мне новый листик и приказала искать в Интернете. Но если бы на этой анкете был электронный адрес, где ее можно найти. Ах, президент Медведев, если бы вы, милый в прошлом доцент, занимались сутью! Причем, милая девушка опять сунула мне только один экземпляр -- мы выдаем только по одному. Правда, я уже заплатил госпошлину в 2500 рублей и за эту сумму мог бы получить два листа бумаги, а не один. Девушка при этом, естественно, сослалась на низкую зарплату! Я ушел -- девушка опять занялась макияжем.
       К трем поехал на "Мосфильм". Я до их пор не уверен, что поступил правильно. Ток-шоу "Про жизнь", на которое меня пригласили, это из тех передач Первого канала, где говорит "простой народ". Одна ведущая, Ярослава Танькова, она корреспондент "Комсомольской правды". Вокруг нее пять экспертов, среди которых и я, а в специальных креслах два пенсионера, участника войны, старики. По закону им положены квартиры, у них нет даже обычной и пристойной жилплощади. Вся передача направлена против власти чиновников, я попытался чуть намекнуть, что виновато во всем безобразии другое. Перед началом передачи Лена Сергеева, дочь знаменитого актера Малого театра, которая меня пригласила, предупредила: вы не молчите, будьте активны. Ну, меня, когда я уже здесь, молчать и не заставишь. В самом начале передачи, когда показали барак без отопления и канализации, в котором живет женщина с дочерью -- инвалидом первой группы, мелькнул адрес: улица называлась Главная. Об этом, собственно, я и предложил говорить. О главном -- о власти, об экономике... Кое-что я об этом, кажется, сказал, но, полагаю, все вырежут. Когда передача закончилась, то ведущая Ярослава, сказала: мне бы, Сергей, хоть когда-нибудь дорасти до вашего уровня!
       Вернулся домой что-то около семи, но на "Мосфильме" забыл кожаную сумку, с которой обычно хожу на "официальные" встречи. А уже что-то часов в восемь все же уехал на дачу. Но охота на меня, похоже, уже началась. Уже в машине узнал, что в воскресенье вечером мне привезут новый фильм для передачи "Закрытый показ". Его сразу же надо будет и посмотреть, чтобы определиться, к противникам или поклонникам фильма я отношусь.
       Зима все-таки наступает. Еще зеленая трава покрыта легким налетом снега. Температура градуса 2--3 ниже нуля. Приехали часов в одиннадцать. Новый комендант ввел довольно строгие порядки: ворота закрыты на замок, по звонку выходит сторож, открывает ворота, переписывает номера машин.
       12 ноября, суббота. День почти закончился, выполнил намеченное: с утра начал внимательно читать раздел "Библиография" в книге о В.С., к обеду дочитал, еще раньше заставил себя сделать зарядку, потом немножко погулял. А тут и ужин, потрясающая рыба под маринадом. И здесь, как всегда, уже наступили замечательные передачи -- сначала документальный фильм "Волчата", о наших детишках, среди которых есть и убийцы, да такие ловкие, такие умелые -- насмотрелись телевидения, навыков борьбы и приемов, как убивать. Потом -- любимая народом программа "Максимум". Всегда в ней найдешь что-то про искусство. Сегодня скандал, связанный с незабвенным и всегда опасным Домом актера. Я слышал несколько историй о том, как народный артист СССР Владимир Этуш оказался на месте покойной Маргариты Эскиной, теперь показали, как и что актеры, в том числе и очень большие, как, например, Олег Табаков, говорят о предприимчивом и энергичном Этуше.
       Но теперь все же главное -- это впечатление после чтения огромной библиографии Валентины Сергеевны. Я ведь хорошо ее знал, читал каждый ее материал, но не собранные вместе -- в библиографии и основные имена каждой статьи, и отдельные высказывания. Я плохо, оказывается, знал и интеллектуальную мощь, и несгибаемость своей жены. Какая последовательность, твердость, как много за жизнь сделано! Я не аналитик и не умею как надо высказать все, что думаю.
       13 ноября, воскресенье. Вечером радио очень настойчиво расспрашивало Андрея Макаревича, группу которого освистали в Кемерове, когда со сцены было объявлено о поддержке "Единой России". Естественно, Макаревич говорит о провокации. Может, так все и было, но если мне не изменяет память, то я помню, как Макаревич ездил с Медведевым года четыре назад по стране. Приблизительно то же произошло, но уже с певицей Валерией. Здесь отбивался с теми же словами -- "провокация" -- ее муж. Мне понравилась позиция ведущих передачи, которые напоминали об участии наших либеральных нынче "звезд" в разных кремлевских начинаниях. О, эта притягательная сила бюджетных денег. С самого утра радио также много говорит об облаве на таджиков в Москве, соединяя это с судебным процессом над двумя летчиками, один из которых российский, в Таджикистане.
       Уже после семи привезли фильм "Счастье мое". Фильм вроде и про войну, и про нашу современную жизнь. Проще всего быть противником этого фильма, тем более что и снимал его какой-то русско-украинский парень, живущий в Германии, и, конечно, не на отечественные деньги. Уж чего-чего, а мастеровитость у этого человека не отнимешь. Есть эпизоды внутренне очень неправдивые, но сделаны с огромной силой художественной доказательности. Наш дух, нам еще боязно взглянуть на себя.
       14 ноября, понедельник. Еще вчера вечером начал читать книгу Жоэля Нормана "Кухня пяти президентов. Воспоминания повара Елисейского дворца". Подарил Толя Королев, у него оказался лишний экземпляр. Как он и предсказал, оторваться не смогу. Вот и когда проснулся, первым делом схватился за книгу, продолжал чтение. Интересно многое, не только таинства самой кухни, но, главное, некоторые другие, сопутствующие детали. Их у человека, находящегося в таком поразительном месте, много, я выбрал очень специфические -- облик чужой власти. "Президент имел обыкновение почти каждый вечер возвращаться к себе домой, в квартиру на улице Бенувиль в ХVI округе Парижа, где проживала его жена и четверо детей. Мы ежедневно наблюдали, как он покидает Дворец, выезжая на своей машине через арку в восточном крыле прямо на улицу Элизе. Иногда он предпочитал выезд более незаметный, находящийся в глубине дворцового парка. В этом случае президент попадал на авеню Мариньи. Для нас это было необычным зрелищем. Раньше мы в жизни не видели, чтобы президент Франции сам садился за руль собственной машины и преспокойно отправлялся домой или самостоятельно ездил по Парижу". Судя по всему, ездил президент Франции без мигалки.
       Книжка Жоэля Нормана вдохновила и меня на готовку. Все утро провозился, сначала варил грибной суп, большую кастрюлю, а потом наварил еще и маленькую кастрюлю рыбной солянки, переварив рыбный суп, привезенный с дачи, и соединив его с супом, который стоял в холодильнике. Заняло это все у меня часа три. Попутно слушал радио и в паузы между тем, как что-то надо было засыпать, ходил к компьютеру, сначала перепечатывал, а потом и читал работы к завтрашнему семинару.
       15 ноября, вторник. Вчера вечером все время по радио говорили об автомобильной аварии, когда женщина 39 лет на скорости около 100 км/ч сбила насмерть двух молодых людей. Она была на дорогой машине, а потом тоже на такой же дорогой машине подъехал к месту аварии ее муж. Выявилось социальное и имущественное лицо. Только вызванный на подмогу полиции ОМОН не дал толпе устроить самосуд. Утром также говорили о какой-то футбольной истории, когда в Грозном побили и сломали ребра футболисту, который слишком активно забивал голы чеченской команде.
       И, конечно, весь день говорили о таджиках. Масла в огонь подлил санитарный врач Геннадий Онищенко, сказав, что у многих таджиков выявляются туберкулез и ВИЧ. Людей-то, конечно, жалко, но и себя надо пожалеть. Надо еще помнить, что наши капиталисты заставляют их жить в чудовищных условиях, которые сами по себе равны болезням. Здесь много, кроме либеральной жалости к каждой человеческой особи, и других политических и экономических аспектов. А свой народ не жалко?
       Что касается рассказов Глеба Гладкова -- сегодня вторник, традиционный день семинара -- это, конечно, маргинальные сочинения, но разве не маргинализировалась наша жизнь? Это значительно интереснее, чем в свое время начинал Роман Сенчин, почти ставший классиком, круче и шире. Как всегда, ребята, как ястребы, налетали, я отбивал.
       В час тридцать началась кафедра -- она проходит у нас традиционно быстро: 30-40 минут между семинарами. Я говорил об этюдах, о работе со студентами -- президентский грант надо отрабатывать, потом, как договаривались раньше, говорил Владимир Малягин о театре. К сожалению, Володя, бывший завлит театра Маяковского, больше готов был говорить о проблемах издания православной литературы, нежели о театральном искусстве. Рассказал об общей тенденции -- модернизм вместо хлеба на основе все той же истории с Арцыбашевым. Я добавил кое-что о последнем спектакле Сергея. Потом очень интересно и страстно говорила Олеся Николаева о фильме Андрея Звягинцева. Дескать, это зады Достоевского, убийства, рефлексия. Успел еще перекусить в нашей столовой с ректором, Мишей и Алекс. Ник. Говорили об институтском журнале. Его можно будет сделать реферированным ВАКовским журналом, но тогда он должен будет выходить 4 раза в год, нужна редколлегия, а, главное, смогут ли наши профессора, большинство которых занимаются наукой "отчасти", его заполнить. Я напомнил о том, что свое звание надо подтверждать постоянно, таковы правила.
       В три часа за мною с телевидения прибыла машина, и я поскакал на передачу Гордона. Больше никогда -- а ведь хорошо знаю порядки -- не приеду вовремя. Всегда ассистенты, бесконечно боясь своего начальства, назначают время с огромным запасом, искренне начиная врать, что передача начнется через 10 минут после назначенного срока. Ждать пришлось около 2 часов. Постепенно появлялись "эксперты", разные самоуверенные молодые киноведы. Из определенно и ясно знакомых людей были Армен Медведев, еще в советское время бывший каким-то очень большим начальником в кино, и писатель Александр Кабаков, занимающий теперь, судя по слухам, то же самое место в иерархии московских писательских кругов, которое ранее занимал покойный Г.Я.Бакланов. Но до передачи, пока я скучал и маялся в коридоре с развешенными на стенах фотографиями славных деяний прошлого телевидения, нас мгновенно развели по разным комнатам -- вот тут-то я и выяснил, что мы по разные стороны баррикады.
       Все остальное было привычно, кроме того, что вторая половина этого ток-шоу была неумолимо скучна. В преддверии выборов то ли президентских, то ли в Думу, -- когда передача пойдет, неизвестно, -- все вдруг безумно политизировались и наэлектризовались. Особенно это относится к Александру Гордону. Он сразу же заявил, что картина русофобская и антипатриотическая, что тыловой быт войны показан не так, как было на самом деле, что он даже не станет читать той грозди мировых призов, которая эта картина получила. Активная сторона борцов с русофобией, сторона Александра Кабакова и Армена Медведева сразу заволновалась, и Кабаков выкрикнул, что знают они, дескать, кому эти каннские и венецианские премии даются! Они даются исключительно своим и людям со своими взглядами. Ну, я тоже успел выкрикнуть: значит, вы, Кабаков, считаете, что ваши премии вам выданы такими же принципиальными людьми? Ах, как я хорошо попал, только ради этого стоило бы идти на передачу. Все разгоралось, Гордон нагнетал, наступило время первых реплик экспертов: рекомендует ли он или не рекомендуюет смотреть в это ночное время фильм. У меня была уже подготовленная аргументация. Ну, как же через ассистентов у меня допытывались о этой первой фразе, что я скажу! Я и сказал: этот фильм вызывает у меня воспоминания о прошлом времени и размышления о времени настоящем. Сумел ли дальше я среди запасных говорунов объяснить, что фильм замечательно сделан и каждое его, даже несправедливое, положение художественно аргументированно, что перед нами страна, которая стала страной разрухи благодаря усилиям интеллигенции. Мой визави Кабаков -- мы как "писатели" сидели точно друг против друга -- еще успел, как я помню, выкрикнуть, что он удивлен, почему господин Есин не в одном окопе с ним, а представляет другую точку зрения. Господин Есин представлял здесь правду искусства и мастерства. Ну, если не правду, то хотя бы чувство справедливости. Мне вообще показалось, что многое из вполне политического видения -- может быть, команда к выборам? -- в первую очередь Александра Гордона, который на этот раз красовался, как никогда, шло именно из художественной зависти к коллеге. А все говорили, что фильм снят на украинские деньги, что он не наш, не такой, и в России никогда не было ни предателей, ни мздоимцев среди военных, ни полицаев, ни дезертиров. Но как потрясающе снят рынок, но как потрясающе снята разруха начала "перестройки". Это меня волновало больше всего. Я до сих пор горюю о стране, которую мы потеряли, об историческом шансе, который растворился между челноками и парламентариями.
       Кажется, многомиллиардный космический корабль "Фобос-Грунт", который мы послали на один из спутников Марса, как и несколько месяцев назад спутник, входящий в систему навигации, пропал в дебрях Вселенной. Снова космическая неудача. У меня есть ощущение, что все это скорее политические, нежели технические неудачи. Грустно.
       16 ноября, среда. В Москве убили чеченского поэта Руслана Ахтаханова. Он был еще и проректором Современной гуманитарной академии и в день смерти получил премию Артема Боровика. Скорее всего, это заказное убийство, проведенное почти по точной схеме убийства полковника Буданова: двор, киллер добивает жертву контрольным выстрелом, сообщник ждет в машине, которую потом сожгут. Предполагается, что убийство совершено по заказу северокавказского бандподполья. Поэт был за сохранение Чечни в составе России, но в его биографии есть разные виражи. Видимо, это особый способ и особая причина мести.
       Утром все же довольно быстро сдал документы на загранпаспорт. Но что получилось: нужно еще было, оказывается, к анкете приобщить ксерокопию двух страниц общегражданского паспорта. Я был в конторе два раза, и оба раза об этой копии мне не говорили. Естественно, сделать копии было бы парой пустяков, ксерокс у меня дома. Когда я довольно иронично спросил, нет ли ксерокса здесь, милая конторщица мне сказала, что ксерокс на перезарядке. Я ведь уже заплатил за оформление 2500 рублей! Мне тут же помогли: ксерокс есть в этом же доме, в пятом подъезде. В этом пятом подъезде я на всякий случай спросил: как часто к ним приходят люди с паспортами. Постоянно, круглый год. К этому можно добавить только одно: сегодня же мне на мобильный телефон пришло сообщение: мне могут сделать шенгенскую визу за один день. Совпадение или сообщающиеся сосуды?
       Днем ходил в баню, не без увлечения читал роман Миши Попова. Здорово сделано, но все это в холодной раскладке сюжета. Завидую этому умению, но как скучно, наверное, подобное писать -- описывать придуманное заранее. Опять читал до часа ночи, между делом что-то готовил на плите. Губы у меня сохнут -- значит, сахар повышается.
       17 ноября, четверг. Впервые в этом году проснулся от скрежета лопаты по асфальту: выпал небольшой снежок. Температура медленно, но понижается:уже 3--4 градуса ниже нуля. Впрочем, пробудился, как обычно, без пяти или без десяти семь. Меня всегда гнетет забота: надо в подробностях дочитать роман Миши Попова. Мне о нем говорить в субботу в Доме литераторов на конкурсе Пенне. А пятница, на которую я рассчитывал, будет занята: Саша Колесников, настоящий друг, зовет меня на премьеру "Спящей красавицы" в Большой театр. Утром, пока пил кофе, по радио приводились случаи давления администраций разных отечественных мест на своих чиновников: голосуйте за "Единую Россию" и чините административные препятствия всем "деструктивным силам", т.е. любым силам и любым партиям, кроме партии чиновников и капиталистов. Вот оно, новенькое мое выражение: капитализм с административным ресурсом! Радиостанции вторит Интернет. "Открепляться или нет? На выборах в Госдуму будет использовано 2,6 миллиона открепительных удостоверений. Представители партий и эксперты предполагают, что открепительные удостоверения будут подсчитаны в пользу "Единой России"".
       Утром же позвонил Ашот -- в "Независимой газете", в ее литературном приложении "Exlibris", большая статья о моих Дневниках. Газету сегодня куплю в книжной лавке.
       В половине второго за мною заехал Миша Фадеев, сын легендарного А.А. Фадеева, с которым мы знакомы уже лет двадцать, договорились ехать обедать. Мне 20 декабря предстоит вести в ЦДЛ вечер памяти Фадеева, прощупывание позиций. Я Мишу знаю с того самого момента, когда в начале "перестройки" я ездил с ним во Владивосток, на родину писателя. Кроме огромного уважения к самому писателю -- свою юность предают только люди бессовестные, -- я еще очень высоко чтил и любил мать Миши, знаменитую актрису МХАТа А.О. Степанову. Миша, который уже тогда занимался антиквариатом, сейчас, видимо, несколько разбогател. Не так, шутит он, чтобы купить себе новую большую квартиру -- он живет где-то на Юго-Западе по соседству от меня -- но чтобы каждый день не экономить и ездить на машине с шофером. За обед в ЦДЛ тоже заплатил он, не жался.
       Разговор с ним был невероятно лёгок и содержателен. Память об его благородном отце была так сильно искорежена нашими либеральными писателями, что он, житель Переделкино, превратился в такого же тихо обиженного человека, как и я. Гордость не позволяет ему об этом говорить прямо. И все это его хорошие знакомые, часто друзья или, как Наталья Иванова, жёны его друзей. "Уволили со всех должностей, вот он и застрелился!" Он отчетливо понимает, откуда и что растет и к каким сегодняшним импульсам кто и как прислушивается. Мне в подарок привез огромный том Бенедикта Сарнова "Сталин и писатели". 1179 страниц, и это всего-навсего "книга четвертая". Буду читать. Миша, как и я, в том возрасте, когда уже можно говорить только то, что думаешь. Вспомнили с ним, как МХТ Олега Табакова благополучно пропустил 100-летие со дня рождения Степановой. Сплетничать не хочу, поэтому всех деталей нашего разговора не привожу. Поговорили и о национальной проблеме, и о проблеме чтения и невежества, вернее, сознательного оглупления молодежи -- нужны избиратели и работники.
       В Институте, куда пришел пешком из ЦДЛ, меня ждала новость трагическая -- умер Владимир Фирсов. Человек незлой, со своей поэзией. Я не забыл, что именно его учеником был Леша Тиматков. Студенты Фирсова любили, он умел и любил с ними возиться. Также когда-то ему помогал Твардовский. Правда, потом другой поэт, но тоже из Смоленска, Твардовского за его доброту укорял. Да и вообще Фирсов, человек, который внес в современное сознание несколько формул, заслуживает доброй памяти. Завтра обязательно позвоню его жене Людмиле Васильевне и попрошу Леню Колпакова что-то дать в газете, но, впрочем, Леня, который внимательно следит за процессом, и сам не забудет.
       Вопреки собственным планам задержался в Институте. В 18.30 наши ребята-поэты собрались, чтобы поговорить о современной поэзии. Было человек около двадцати, в том числе Максим Лаврентьев с Сережей Арутюновым. Вела все это недавняя выпускница Лена Ратникова. Из знакомых был еще недавний выпускник Боря Кутенков. Много пропускаю, ребята говорили, что пробиться без пиара и знакомств почти невозможно. "Толстые" журналы, которые еще сохранили статусный остаток, завалены поэзией людей своего круга. Кто-то сказал, что уже вид заведующих отделами поэзии "толстых" журналов, все время что-то обещающих талантливым начинающим, но пробивающих только своих, вызывает физиологическую неприязнь. Досталось и Литинституту, говорили о его расползании, о недостаточно жесткой системе преподавания, все время подразумевалось последнее время. Я отчетливо понимал, в чью сторону летели камни, но сидел с каменным лицом и не поддался ни на какие вызовы.
       18 ноября, пятница. Утром звонил Игорь Волгин, завтра начинается последний этап конкурса Пенне, в котором он один из троих лидеров, волнуется, поминает мой темперамент и умение вытащить автора в глазах публики, но мне жребий пал говорить о Мише Попове. Сегодня утром все же дочитал до конца его роман "Вивальди". В свое время давал свою оценку и ставил баллы, прочитав роман до половины и просмотрев окончание. Конечно, говорить буду на полную катушку, но Миша бесконечно говорлив, со второй половины интрига и запал ослабевают, много необязательного. В какой-то мере я ошибся, придав этому роману большее значение, чем он заслуживает. Не очень глубокая, но увлекательная вспашка.
       Уже совершенно свободным и почти готовым к завтрашним литературным дебатам отправился на премьеру "Спящей красавицы" в Большой театр. Все здесь интересно, поэтому кратким не буду. Естественно, меня не забыл Саша Колесников, как жизнеописателя Юрия Григоровича -- а кто, спрашивается, написал вступительную статью к его юбилейному буклету? Поэтому, как приглашенный их сиятельством, входил с 17, особого подъезда. О том, что там будут охрана и какая-нибудь немыслимая проверка, я догадался на выходе из метро. Площадь была оцеплена, даже к колоннам Большого театра проход начинался лишь со стороны скверика с фонтаном. Стояла милиция, зорко смотрела входные билеты, ощупывала каждого взглядом, и уже потом, после проверки, народ медленно тек через знаменитый скверик, уже давно лишившийся своей сирени. О том, что будет кто-то из первых лиц государства, стало бы очевидно даже неопытному младенцу. О том, что в театр приедут наш президент и президент Казахстана, я узнал уже в театре. Мои места -- первый ряд ложи номер 12 на первом ярусе. Это непосредственно рядом с правительственной, бывшей царской, ложей. Я перегнулся через барьер и увидел и президента, что-то по-хозяйски рассказывающего Назарбаеву, и даже жену президента. Наверное, наш президент рассказывал своему гостю, что в 16 раз при реконструкции и строительстве -- данные Счетной палаты -- была превышена смета. Но все эти мысли и наблюдения посетили меня позже. Сначала я отстоял очередь в этот самый 17-й подъезд. Я бывал здесь и раньше. Специально приглашен на спектакль был не один я. Охранник быстро нашел меня в очень немаленьком списке, а тем временем уже другой охранник умело, как любовник, ощупывал мой пиджак. -- Авторучка? -- Авторучка, авторучка. Естественно, все это проходило под специальной рамочкой, которая и определила у меня какой-то мелкий металлический предмет. Так как телефон и ключи не стреляли, мне их оставили. Я ведь нахожусь в новом театре, поэтому продолжаю описание, похожее на милицейский протокол.
       Сдав пальто и поднявшись по короткой лестнице -- это, конечно, был бельэтаж и проход к левой ложе дирекции, -- я тут же встретил -- дело счастливого случая -- великого балетмейстера. Юрий Николаевич, несмотря на свою гениальность и возраст, немедленно меня узнал, и мы с ним перекинулись парой слов. По крайней мере, он сказал, что рад меня видеть. Театр я, конечно, после этой встречи, еще не входя в зрительный зал, быстренько обежал. Никакого впечатления не произвели роскошные лифты, которые всунули рядом со старинными лестницами. Не думаю, что старинное здание со своей своеобразной архитектурой от этого выиграло. Уже стало трудно представить, как по этим лестницам поднималась сначала буржуазная и мещанская публика, а потом и скрипела кожаными ремнями революционная. Историчность была разменена. Не понравились мне и отделанные синтетическим полированным мрамором и два уровня просторных подземелий. Здесь какие-то новые залы. Нет, нет, я не хочу слушать в погребе симфоническую музыку. Ощущение, что надо мной фонтан и сама Театральная площадь не пугали, но и не радовали. Тем более что несколько дней назад по радио уже сказали, что на два ближайших праздничных дня линия метро, проходящая под Театральной площадью, будет закрыта. Строители, превысив первоначальную смету, как я уже написал, и предусмотрев каждую мелочь, теперь будут ликвидировать вибрацию от метродвижения. Звукозаписывающая аппаратура и приборы, находящиеся в этих мраморных чертогах, эту вибрацию чувствуют. А все эти лифты, эскалаторы, отделанные стеклом спуски -- это все, как мне показалось, сделано в первую очередь из-за следования моде и для отмывки денег. Нужно ли это театру и сможет ли театр все эти площади прожевать?
       Вот что театр в этой реконструкции выиграл наверняка -- это в звучании. Оркестр играл изумительно, каждый звук был слышен отдельно и плыл сочно, как цветок по воде. Но об этом чуть позже. Пока я все же своим излюбленным способом по лестнице, по лестнице, а не на лифте поднимаюсь на свой ярус. Приветливая билетерша в новенькой форме, внимательно ознакомившись с моим пропуском, открывает мне дверь в ложу. В ложе я застаю одного праздного и отчего-то стоящего молодого парня. Я человек вежливый, контактный, поэтому здороваюсь, но чуть позже вижу, что от уха моего соседа, одетого в черную казенную пару и белую рубашку, струйкой бежит скрученный в спиральку проводок. Ну, как здесь не догадаться, что это охранник. Я уже говорил, рядом, за позолоченной стенкой, бывшая царская ложа. Сидя разглядываю зал. Зал наполняется медленно, как я понимаю, все толкутся в вестибюле и буфете. В буфет я не заглянул, но Евгений Маликов, описывая в "Литературной газете" результаты реставрации, утверждал, что в буфете все не очень дорого и достойно. Зал блестит, подо мной сановный партер, теперь скашиваю взгляд налево и чуть перегибаюсь через барьер -- царская ложа. Зал Большого театра, как мне показалось, мало изменился. Золото стало поактивнее, уже не разглядишь, как морщины старости, трещины на лепнине. Бархат на креслах и на барьерах лож уже не пахнет временем, ладонь безо всякой брезгливости его упоительно гладит. Посветлели хитоны знакомых муз, так давно прижившихся на потолке театра. Об их реставрации много писалось. Они все же родные, знакомые с детства.
       Публика партер заполняет, как я уже сказал, неторопливо. Плотные мужчины ведут под руку молодых и моложавых женщин. Несколько дам в вечерних, с открытой спиной платьях. Ярусы почти заполнены, с них в бинокли тоже разглядывается партер. Такое ощущение, что все отыскивают знакомые лица. Народ также отчаянно фотографируется на фоне этой подзабытой царской, несколько аляповатой роскоши Время все разглядеть было, спектакль задерживается минут на двадцать пять. Кто же окажется в царской ложе? Наконец, свет немножко притушили, и тут же раздались деликатные аплодисменты. Я сразу же догадался: прибыли. Совершенно не обращая внимания на охранника, перегнулся через барьер. Подо мною метрах в пяти сам Дмитрий Анатольевич Медведев. Живой, упитанный мужчина, хороший цвет лица. Рядом, ближе ко мне его супруга, тоже женщина в расцвете лет -- Светлана. Ну, еще кто-то в ложе, и совершенно четко, потому что сегодня видел по телевизору, господин Назарбаев. Ура!
       Сразу же заиграл оркестр -- взвился занавес. Он такой же тяжелый и по виду массивный, как и прежний, но знакомых букв, идущих сверху вниз, уже нет. Я с упоением смотрю знакомую сказку.
       Все замечательно, оркестр прекрасно играет, различаю инструменты, а не только общую мелодию. Теперь осталось лишь найти слова, чтобы сказать о самом спектакле. Совершенно неожиданный размах, может быть, последний взмах рукой когда-то существовавшей империи. Роскошно. Невероятно знакомая, но каждый раз новая сказка со счастливым концом. Наверное, почти так же это все выглядело на премьере свыше 100 лет назад. Правда, зрители уже тогда с тайной горечью предвидели, что счастливому окончанию сказки не отыщется неожиданная рифма в жизни. Подобные сказки и такой размах хороши при стабильном времени. Но как уже очень уже немолодой Григорович смог собрать это невероятное ожерелье? Это ведь почти из рук самого Петипа! Какой невероятный по своей отваге и историческому промыслию подвиг! В отличие от недавней оперной премьеры балет, как всегда, не подкачал. Что меня удивило, так это крошечные, но так виртуозно придуманные -- кто уж здесь работал, Петипа или Григорович? -- народные сцены. Хорош и дисциплинирован был замечательный кордебалет, были ли сверхудачи у артистов? Интерес к спектаклю подогревался тем, что здесь мы должны были увидеть в качестве премьера американского танцовщика Дэвида Холберга, недавнее приобретение Большого театра. Ну что, своего принца в русском балете не нашлось? Были, конечно, и "звезды" Большого. Светлане Захаровой -- это все по слухам -- Григорович вроде бы предложил: принца себе выбирайте сами. Судя по программе, я обнаружил, что "принцев" было шесть, включая и опытнейшего Николая Цискаридзе. Захарова выбрала американца. Как же переменчиво мое русское патриотическое сердце. Американец был феноменальным, легким, стремительным, виртуозным, не жеманным и был похож на настоящего принца. Сама Захарова блестяща, виртуозна, победительна, отчасти похожа на Дудинскую. Почему-то вспомнил Уланову -- Джульетта-девочка. Ах, если бы каждой нашей балерине еще и широкую личностную компоненту!
       После окончания спектакля, во время шквалов аплодисментов, я вместо того, чтобы бежать на банкет, все же спустился в партер, чтобы разглядеть танцовщиков поближе. Цветы, букет от президента, букет от Назарбаева, но, наиболее любопытна для меня была, конечно, публика. В партере я обнаружил даже Юрия Любимова. Проходя к выходу, он кого-то встретил и тут же стал объяснять, как ему живется после того, как ушел из театра. Значит, болит! Обо всех других не говорю.
       19 ноября, суббота. К часу приехал в Дом литераторов на голосование и церемонию вручения премии Пенне. Для меня всегда проблема не столько, что и как сказать, а скорее -- во что одеться. Что сказать -- у меня обычно получается, потому что я заранее много думаю и нарабатываю несколько вариантов, потом они сами собой складываются. Эту церемонию я описывал уже много раз, известны и первоначальные победители -- Волгин, Пахомов и Попов. Народа было немного, казалось бы, придуманная так демократично премия стала премией медийных лиц. Я не уверен, что "избирателей" оказалось полторы сотни. Естественно, никто ничего не читал, а выбирали лишь по "внешнему виду" и приятности слов. В президиуме тоже сиделосемь человек: трое лауреатов и Турков, Сидоров, Семернеков и я. Потом ко второй части подошли двое итальянцев. Итальянцы в своих речах выразили недоумение отсутствием интереса у наших студентов и школьников к литературе. Это они путают маленький город, где культурные события, чтобы в них участвовать, надо ловить, и перекормленную телевидением и мероприятиями Москву. Победил, конечно, Волгин, он расчетливо и по-профессорски обласкал своим длинным рассказам аудиторию. Пахомов -- военный врач, работал в Африке с нашими военными, опытный рассказчик. Миша же вышел со своей бородой Савонаролы, с горящими глазами человека, претендующего на роль гения, и, конечно, при подсчетах оказался у публики третьим. Слава богу, что разница в счете оказалась не очень большой. После всех этих волнений был небольшой банкетец в пестром зале ЦДЛ. Денег за эту огромную и достаточно серьезную работу заплатили мало. Ганичева не было, он в больнице, дай ему Бог здоровья.
       20 ноября, воскресенье. Встал около восьми, делал зарядку, параллельно смотрел по телеку передачу про римских гладиаторов. Потом, как начал практиковать, в душе -- холодная и горячая. Пшенная каша с тыквой, кофе, параллельно безумно смешные комментарии по "Эху" относительно новой инициативы нашего президента, он же верховный главнокомандующий, вводить в армию бадминтон. Я как-то видел, как изящно, как два балетных танцора, Медведев и Путин на глазах у телекамеры играли в эту прекрасную игру. Сейчас, после обмолвки президента, военные, подхватив под мышки белые салфетки, предлагают ввести эту игру с воланами и ракетку для армии. Как невероятно изощренно и ведущий и радиослушатели по этому поводу издеваются. Масло в огонь для людей служивших подлило и распоряжение по министерству обороны отменить зарядку на свежем воздухе при температуре минус пять. Предлагаются следующие развлечения, тренирующие разные стороны тела и характера нашего воина: и гольф -- точность, и карточная игра -- сообразительность, и даже парфюмерное конструирование -- обоняние, чтобы вынюхивать врага. Но это все для меня между делом -- через 20 минут еду попрощаться с покойными Вл. Ивановичем Фирсовым, потом на дачу -- в понедельник придут обмерять мои владения, я хочу, чтобы без меня не было возни с документами.
       К 11 уже оказался на Пехотной улице. Район почти знакомый, месяц или два назад я приезжал в Медицинский центр МЧС сдавать анализы. Поблизости в ритуальном зале госпиталя ФСБ состоялась гражданская панихида по Владимиру Ивановичу. Потом, когда панихида закончилась, в недавно рядом отстроенной церкви состоялось отпевание. Народа было много, ученики, писатели, родственники. Вел панихиду Владимир Бояринов, первым говорил Тарасов, очень неплохо. Внес даже определенный важный акцент -- перекрестился. Это было уместно. В наше время это не только вера, но и приверженность к определенной идеологии и менталитету, к русской культуре. Говорили ученики, в том числе Максим Замшев. Фирсов незадолго до своей смерти советовал взять на кафедру Максима. Но наследство Фирсова мы уже разделили -- у нас грядет сокращение, и это будет первая сокращенная ставка, студенты разойдутся по семинарам Василевского, Седых, Барановой-Гонченко.
       На отпевание, хотя под сердцем и скребло, не остался. К метро возвращался хорошим и ухоженным парком. Морозило, шагалось легко, было много женщин с детьми, светило солнце. Уже у себя на Университете купил килограмм обезжиренного творога и в три часа один уехал на дачу. К сожалению, забыл очки, поэтому не читал, опять, но уже по телевизору, еще раз смотрел "Спящую красавицу", прямая трансляция из театра. Вел трансляцию -- это была передача на весь мир -- опять мой сосед Бэлза. На этот раз в телевизионной версии балет не оказал такого впечатления. Скорее всего, это связано с потерей нашим телевидением культуры показа балетного сюжета. Снимали большинство сцен с нижней точки, лезли танцовщицам под юбки, на сложных движениях, когда надо бы показывать все общими планами, камеры концентрировались на лицах. Массовая культура массовой, усреднённой техники.
       21 ноября, понедельник. Сижу, жду комиссию, которая должна оценить мою собственность в Обнинске, слушаю радио. Температура за окном около десяти. По "Эху" обзор прессы, главная и неожиданная для меня новость: несмотря на огромные дотации, российское кино сокращает свою аудиторию -- только 10% зрителей, а вот зарубежное кино на наших экранах свое влияние расширяет. Вчера состоялся знаменитый бой в соревнованиях "борьбы без правил". Бился наш боец, чемпион мира Федор Емельяненко, он победил. Я об этом узнал еще вчера. Путин приезжал поздравлять патриарха с 65-летием и в том числе поздравил патриарха с победой нашего россиянина. По радио передали еще некоторые перипетии боя. Путин, оказывается, после боя вышел на ринг и поздравил победителя. По радио передали этот эпизод и речь премьер-министра. В этот момент раздались свист и крики. Радио сначала сказало, что это освистывают Путина. Потом выступил почти сразу же спортивный чиновник и утверждал, что просто совпала короткая речь Путина и реакция публики на поверженного противника. У меня сложное отношение к этому эпизоду.
       Девушки-чиновницы приехали что-то часов в 10, с ними и Антон, который ведет мое дело. Разговорились, Антон, как юрист, разъяснил мне особенности "дачной амнистии". Зарегистрировать любого могу очень быстро, даже если вы подадите план, нарисованный от руки. Но это некая "засада", которую устроило наше правительство. С такой условной "регистрацией" вы можете жить, но ни передать в наследование, ни продать.
       Часа в четыре я был уже дома.
       22 ноября, вторник. Уже стало традицией, что я начинаю день с новостей по радио. Опять разворачивается сюжет с Путиным в спорткомплексе "Олимпийский". И тут же очередная жареная новость -- "нарастает скандал", связанный с МГУ. Это мне уже интереснее. Оказывается, ректор В.А. Садовничий, который входит в политсовет партии "Единая Россия", вписал весь МГУ им. М.В. Ломоносова в "Народный фронт". Описываю ситуацию, как я ее понял из сообщений радио. Какая-то часть, допускаю, что небольшая, студентов стала против этого протестовать. Устроили, не согласовав с властью, пикеты или что-то подобное, их наши бодрые полицейские похватали. В ответ энергичные ребята, не пожелавшие быть зачисленными в "Народный фронт", разразились критическими высказываниями в адрес ректора. Если, дескать, ректор не может защитить своих студентов, то пусть уходит в отставку. Это, конечно, схема. Естественно, постоянно включенное у меня "Эхо" вовсю говорит о выборах.
       В Институт мог и опоздать. В Москву привезли христианскую святыню -- пояс Богородицы, приложиться к нему можно в Храме Христа Спасителя, народа -- тьма, поэтому вся Остоженка забита транспортом. По преданию и свидетельству верующих, пояс помогает при бесплодии и заболеваниях. При состоянии нашей медицины верить большинству населения можно только в чудо.
       Очень волновался, как пройдет семинар. Мои ребятки уже утратили прежнюю интенсивность в написании текста, сегодня семинар должен был состояться без специального для обсуждения материала. Правда, они написал мне этюды, которые я им задал. Весь вчерашний вечер "доставал" из Интернета их труды и перечитывал. Интересно, что и на этом материале все было достаточно интересно. Всплыли многие проблемы, которые обычно связаны с текстом: заголовок, лишняя информация, стеб и стиль, многое другое. Совершенно свободно продержал аудиторию три часа и мог бы идти и дальше, но просто устал физически. Физическая усталость все чаще и сильнее наваливается на меня. Приходится подолгу ждать того интеллектуального просветления, которое позволяет думать и работать.
       Обедал вместе с ректором и двумя его замами. Был очень интересный разговор о времени, выборах, разнообразных событиях из нашей жизни, а тут еще подоспели угольщики. Они тоже добавили много изящного. Особенно угольщиков повеселило, как Путин встречался с неутомимым Масляковым и, "посоветовавшись" с Собяниным, подарил ему под его КВН целый огромный кинотеатр и еще дал денег на "развитие". С одной стороны, это радует. Наша власть, как и римские императоры, ценит зрелища. С другой стороны, ни римские императоры, ни наши русские самодержцы не делали таких дорогостоящих подарков. Все эти дары, конечно, к выборам. Ну, чего не сделаешь, чтобы остаться у власти. Второй рассказ касался выступлений на Пушкинской профессоров МГУ -- они все-таки желали приватизировать свои квартиры, которые находятся в корпусах нового здания. Я уже не расслышал, что пообещали им.
       В этот не очень удачный день случилось и то, что я давно уже ожидал. Мы с Алексеем Козловым окончательно сверстали книгу о Вале и подготовили ее к сдаче. Внезапно вылезло несколько лишних полос, и тут я счастливо вспомнил о нашем с ней интервью "В зоне Танатоса". Ничего не происходит случайно, интервью точно заняло свое место. В типографском деле имеет значение точное количество полос, оно подчиняется какой-то кратной цифре. И оно очень точно монтировалось с последним материалом подборки -- воспоминаниями Лени Колпакова: там и там "Литературная газета". Кстати, о Лёне.
       Перед самым семинаром я ему позвонил. Еще раньше, в пятницу, я написал и отослал в газету что-то вроде некролога на смерть Фирсова. Около страницы. Для газеты я оказался вестником, меня же попросили написать некролог, "Есин напишет без стертых слов". Но так случилось, что-то не сошлось и, похоже, кроме меня некролог заказали еще Сереже Мнацаканяну. Кого завтра напечатают, не знаю, но на всякий случай переношу в Дневник свой текст. Обиды, пожалуй, нет.
       "Умер Владимир Иванович Фирсов, поэт, преподаватель кафедры литературного мастерства Литинститута. Он учил студентов писать стихи больше 30 лет. Он сам начал рано, чуть ли не со школы. Студентом Литинститута выпустил свою первую книжку, потом этих книжек было больше тридцати. В юности его опекал Твардовский, земляк. Несколько слов о Фирсове сказал М.Шолохов, об его даре говорить о Родине. Поэзия Фирсова была традиционной, простой, очень русской. В антологии "Русская поэзия ХХ век", составленной Вл. Костровым, четыре стихотворения Фирсова. В 1960 году Фирсов писал: "Когда умрет последняя береза -- Умрет последний русский человек -- заплачет небо! И, как ливни, слезы Обрушатся в проемы мертвых рек! И тишина расколется от грома, накроет травы черная вода, И медленно закружатся вороны Над горьким прахом нашего труда. И жизнь славян покажется вопросом, Который никому не разрешить, И вряд ли вспомнят нас, русоволосых, Великих, не умевших дружно жить.
       С.Н. Есин, профессор Литинститута".
       Предвидел?
       В антологии русской поэзии "Строфы века", составленной Евгением Евтушенко, Фирсова нет.
       Последние годы поэзия Фирсова была мало востребована. Но стихи он писал, переводил; до "перестройки" вел русско-болгарский журнал. В последних стихах Фирсов часто обращается к православной тематике. Жизнь уже была на исходе...
       В.И. Фирсов преподавал у заочников. Ему было тяжело подниматься по лестнице на второй этаж. Но он приезжал, поднимался, как-то бочком проходил через кафедру в аудиторию. Студенты его любили, он обладал даром объяснять все сложное очень просто, был доброжелателен и отзывчив. Таким он и запомнился и будет помниться. Вот еще две строчки из его стихотворения: "Над грозою торжествует радуга, над бедою торжествует жизнь". Наверное, это так, но очень грустно...
       23 ноября, среда. Утром опять не занимался своими делами, начал раздумывать над выступлением в ЦДЛ на вечере Валентина Сорокина. Он поставил меня в афишу, компания резко своеобразная, но, похоже, его стихи будет читать Валентин Клементьев. Я поэзию Сорокина плохо знаю. В конце концов, решил сосредоточиться на том, о чем имею некоторое представление, на его деятельности в качестве проректора ВЛК. Заглянул в Словарь "Русская литература ХХ века" -- Валя, оказывается, из казаков. Фамилия его сначала произносилась с ударением на последнем слоге -- командир сорока, "взводный". Потом по словарю "Они учились в Литинституте" принялся считать, сколько людей, связавших свою жизнь с литературой, прошло через его руки, для кого он был и унтером, и нянькой -- 403 человека за период с 1983 по 2006. Потом, уже без меня, курсы превратились в коммерческое литературное заведение. Выписал также бывших слушателей, состоявшихся в литературе. По моим подсчетам, а они начинались с Пети Краснова, их 25. Выход более продуктивный, чем в самом Лите. Вспомнил добрым словом Борю Тихоненко, который сборник составлял.
       С огромным трудом доехал до ЦДЛ, съезд на Садовое был забит -- впереди совершенно не двигалась Остоженка, которая вела к храму. Многокилометровые очереди, очень многие стоят с детьми. Это все надежда, что тех, кого не излечила наша прогнившая медицина, излечит Богоматерь. Народа все же на вечер В.В. Сорокина собралось много, но не полный зал. За мною выступал Максим Замшев, который все сказал не без изящества, а потом Саша Проханов. Вот что значит ходить в ЦДЛ, что-то и узнаешь. У Саши чуть ли не этой осенью умерла жена, я подставляю, как сейчас ему тяжело. Он плохо видит, но все равно собирается ехать куда-то в Палестину, видимо, писать новую книгу.
       Не дожидаясь окончания вечера, пошли с Максимом попить чаю в ресторан. Рассказы о МСПС, о Московском отделении. Всего, что было сказано, специально не пишу, в Максиме есть удивительная, почти детская наивность.
       24 ноября, четверг. Утром наконец-то прочел все, что мне понаписали мастера для книжки по этюду. Сдав Алексею Козлову книгу о Вале, я будто ожил. Опять появилась творческая бодрость, сразу захотелось продолжать прерванные воспоминания, учить английский язык, куда-то двигаться. Явился в Институт, потому что вчера стало известно, что пропадает 80 тысяч рублей и решили срочно отправить четырех наших сотрудников в Екатеринбург на учебу. Двоих человек потребовали с нашей кафедры. Надежда Васильевна сразу стала всех обзванивать. С огромным трудом выбрали две жертвы -- это С.П. Толкачев и А.В. Королев. Самид ехать не может, потому что у него двое маленьких детей, у Саши Михайлова тяжело больна мать, совместителей посылать нельзя, а остальные -- не перечисляю -- не транспортабельны. Ростовцева, заслужившая на отчетно-перевыборном собрании благоволение, едет в командировку в Вену.
       25 ноября, пятница. Я опять повторяюсь: жизнь рифмует. День сегодня прошел под знаком, с одной стороны, святыни -- Пояса Богородицы, который уже несколько дней в Москве. С другой -- это невероятная активность Михаила Швыдкого.
       Днем заехал, чтобы заверить отзыв на диссер, в Институт. Здесь продолжается кампания: тратят бюджетные деньги, отправляют преподавателей на учебу в Свердловск. Времени уже не осталось, все летят самолетом. На обратном пути из Института в метро машинист объявлял, что очередь для паломников начинается в районе станции "Парк культуры". В вагоне ехало много людей, в основном, старых, много и молодых, как правило, с детьми. Вчера народа было намного больше, чтобы подойти к святыне, надо было отстоять 26--27 часов. Сегодня изменили порядок: уже никто не прикладывается, ларец с поясом поместили над аркой высотой в 2 метра, верующие по 3--4 человека проходили под нею. Возникло даже мнение, чтобы с драгоценным ларцом на борту вертолет облетел всю Москву -- своеобразный воздушный крестный ход.
       По этому поводу, касаясь невероятного стремления народа приобщиться к привезенной со св. Афона святыне, сегодня все утро по "Русскому радио" высказывался в эфире Сергей Доренко. Он увидел в этой народной потребности и массовости некое язычество. Даже по этому поводу устроил голосование, довольно много народа его поддержало. Возникла даже мысль, весьма, наверное, справедливая, что в этих очередях большое количество людей -- Доренко-то утверждал, что все, -- никогда Библию не читало. Но какое все это имеет к факту отношение? Опять повторю, здесь кроме духовного поступка есть еще и социальная компонента. 20 лет -- а в эти дни отмечается 20-летие нового режима -- основная масса населения на что-то еще надеялась, а теперь надежда только на чудо! О медицине я уже писал. Здесь тоже надежда не на совет и помощь врача, ставшего, как и все, слугой заработка, а скорее на помощь Богородицы.
       Теперь о М.Е. Швыдком. Вчера вечером он вел свою "Культурную революцию" по каналу "Культура". Я увидел на экране Владимира Ивановича Новикова, который что-то просторное лил на предыдущий режим, и переключился на первую станцию. Здесь все было повеселее -- Владимир Жириновский вел дебаты с "Единой Россией" в лице ее представителя Александра Хинштейна. Это был особый концерт, в обвинениях одного партийца против другого проявлялась всеобщая грязь нынешней жизни. Море грязи. Государственная Дума предстала как некое собрание криминальных авторитетов, мошенников, обманщиков и бандитов. И олигархов, "курирующих" свой бизнес, тоже. Имена иногда звучали самые громкие. Особый психолого-медицинский интерес представлял сам Владимир Вольфович, который по обыкновению аргументы заменял криком. Он даже потряс в эфире наручниками и, естественно, для самой взыскательной аудитории выкрикнул, что он за русских. В контексте выступления его противника прозвучали машины, дачи либерала, записанные на жену и его земельные участки. 122 квартиры, записанные на лидера, -- это, оказывается, уже в прошлом. Хинштейн на фоне происходящего тоже не выглядел победителем. Но я отвлекся. А рассказ надо начинать с раннего утра, когда я принялся читать "Российскую газету" и сразу же наткнулся на большую статью доктора искусствоведения, посвященную Большому театру.
       Швыдкой очень талантливо защищает все свои промахи, связанные с Большим театром. Начинает с директора Анатолия Иксанова, который ничего в музыкальном театре не понимал, но он мог опираться на экспертов. Экспертов министр культуры назвал -- они не живут в России. А вот Всеволожский и Теляковский жили и успешно с театральными курсами справлялись. Иксанов правит уже 11 лет, мог бы чему-нибудь и научиться и хотя бы беречь творческих людей. А здесь не без скандала ушли из театра Наталья Осипова и уже ставший почти легендой Иван Васильев. Ушел премьер балета Андрей Уваров, написал о тяжелой атмосфере в театре Николай Цискаридзе. В своей статье Швыдкой не смог не пнуть другую легенду Большого -- Владимира Васильева, это вполне русский предшественник петербургской птицы Иксанова. Пафос, как мне кажется, статьи -- стремление как-то реабилитировать провалившуюся художественную политику. В подтексте -- грустная премьера осовремененной оперы Глинки "Руслана и Людмилы" с криками "Позор!" и свистом. Об этом бывший министр пишет так: "Поклонникам инноваций будет казаться архаикой все, что не нарушает сложившихся вкусов. Замечу только, что неравнодушие зрительного зала, выражающееся в громогласной хвале и хуле, свидетельствует о том, что на сцене происходят вполне живые творческие процессы". От себя добавлю: вот появилась "Спящая красавица", и разговоры о новаторстве можно пока прекратить.
       Но и это не все. Когда ехал из Института, вдруг в метро на эскалаторе увидел объявление о новом мюзикле. На этом же щите была фамилия Швыдкого. Наш пострел!..
       Вечером отправился на день рождения Юрия Ивановича Бундина -- ему 60 лет.
       26 ноября, суббота. О вчерашнем замечательном празднике чуть позже. Импульсы по утрам мне задает радио. По "Русскому радио" -- надо держать моего будущего читателя в курсе происходящего в стране -- о смене секретаря союзного государства Бородина на Рапоту. В связи с этим радиостанция долго рассказывала о перспективах -- слиянии сначала российской и белорусской промышленности, а потом и будущей политической интеграции. Мне кажется, что все это мечты капиталистов. А вот "Эхо Москвы" утренник посвятило освистыванию партии "Единая Россия" и лично премьер-министра на различных мероприятиях. По уверению радиостанции все началось с концерта Андрея Макаревича в Кемерове. Вспомнили и вчерашнее выступление Вигилянского, когда он объяснял, что если чиновники и приходят без очереди к поясу Богородицы, то это их молитвенное послушание. Они так много работали, не жалея живота своего на благо народа, что заслужили эту привилегию.
       Теперь о вчерашнем праздновании. К счастью все это не приняло, как у меня, грандиозных размеров. Юрий Иванович созвал своих ближайших родственников -- племянника с сыном и двух своих сыновей, друзей. Было невероятно интересно, потому что умно и много не пили. Мне бы записывать все, что там было наговорено из политики и чиновничьего быта, но кое-что я запомнил. Все происходило в ресторане "Корчма" на Садовом, как объяснял Юрий Иванович -- между Счетной палатой и Министерством иностранных дел. Стилизованный под украинский быт и с украинской кухней ресторан. На горячее ели вареники -- с мясом, ливером, капустой, картошкой, грибами, малиной, вишней. Перечислить все разнообразие этой кухни невозможно. Чтобы не забыть, вписываю имена. Сергей Николаевич -- мой полный тезка, доктор, профессор, проректор одного из московских вузов, Сергей Петрович -- аудитор Счетной палаты, кажется, именно он накопал воровство в Пенсионном фонде, знаток финансовой системы Александр Николаевич -- мой непосредственный сосед по столу -- тоже доктор, профессор, аналитик, создавал информационную систему в правительстве Ельцина. Еще один, но постарше дядя, сидящий напротив, аналитик. Племянник Юрия Ивановича, предприниматель из Рязани Андрей, его сын -- Саша. После этого вечера они оба уехали к себе в Рязань. Сюжеты вечера я выпишу отдельно. Написать бы пьесу -- "День рождения генерала". Удивительны отношения Юрия Ивановича со своими сыновьями -- и безусловный авторитет, и друг. Юрий Иванович переезжает в Питер. Теперь он проректор в одном из вузов культуры.
       27 ноября, воскресенье. Утром в постели читал Мандельштама -- о романе, это мне пригодится на ближайшем семинаре. Потом разбирал интернетовскую почту, которую изрядно запустил. Ответил Василию Близнецову и, наконец-то, внимательно прочел довольно старое письмо Анатолия Ливри. Суть его такова. В издательстве у Вадима Месяца у Анатолия не вышла книга стихов, которую Вадим обещал выпустить. Анатолий еще не привык, что писатели для издателя ничего не стоят. Возможно, у Месяца нет денег на это издание. Письмо Анатолия очень горячее, но несколько пассажей представляют общий интерес. По своей привычке выписываю.
       "Я Вам это все пишу для Вас же -- но и для авторов предисловия и послесловия неизданного Вами сборника, профессоров Литинститута и МГУ, которые тоже ждали того, что Вы их опубликуете, а потому высылаю им копии -- с правом письмо моё публиковать и разбирать:
       Вы получили большие премии, и Вас расхваливают солидные в прошлом журналы. Но подлинная Ваша ценность проявится лет через 40-50 после Вашей смерти, когда тусовка Ваша и Вы давно умрёте".
       Мне тоже хотелось бы взглянуть на ту тусовку, которая иногда пляшет на моих костях. Но здесь надежда только на справедливость и Господа Бога.
       Вторая цитата касается точной интерпретации расхожего выражения "нет времени". Как это не только верно, но и точно сформулировано.
       "А происходит сие потому, что Вы не учитесь, не садитесь за школьную скамью -- а это надо повторять и в 30, и в 40, и в 50... лет -- опять же гордыня мешает? (называется современным языком "времени нет")".
       Еще утром по радио услышал, что сегодня состоится два митинга оппозиционных партий, посвященных выборам. Все заранее предполагают, что выборы будут, как и всегда, в пользу правящей партии. Два этих митинга на набережной Тараса Шевченко и на Болотной площади меня не волновали, но объявили, что в час дня студенты МГУ, недовольные, что их всех записали в Объединенный Народный фронт, соберутся возле метро "Университет". Это в пяти минутах от меня. Шел дождь, но я все равно пошел. Это, конечно, уже не наше поколение. Какая смелость, дерзость, отвага! С десяток ребят с плакатами стояли полукругом, а впереди молодой парень говорил, что большинство студентов МГУ не сочувствуют "Единой России". Председатель студенческого союза МГУ, некий аспирант, который живет в Университете и состоит в аспирантуре восемь лет, а все не может защититься, ни с кем не посоветовавшись, как карьерист, записал все студенческое сообщество во Фронт. Этот парень, а потом и другие говорили, что ничего невозможно, даже мелочь, решить без ректора, а вот когда их после первого митинга стала хватать милиция на территории Университета, буквально на ступеньках лестницы, ректор за них не заступился. Среди лозунгов был и такой: "Ректор -- смени вектор". Ребята, кстати, все были со славянскими лицами, скромно одетыми. Шел дождь, вокруг собралось человек 150--200. В сторонке стояли несколько полицейских, их тоже мочил дождь. Парень, который начинал митинг, -- я расспросил, -- был математиком, даже уже кандидатом наук, не побоялся. Все это усиленно снималось разными людьми, было несколько телекамер. Потом ребята рассказали совсем некрасивую историю, как в Универе готовятся к выборам. Я сразу понял, что это действия не партии, а ректората, который боится, что слишком велик будет процент голосующих против партии, которая распределяет бюджет. Внутри Университета принято решение, что живущие в общежитии должны до 30 ноября подать заявление, что они будут голосовать. Причем об этом практически никому не было сказано, никаких объявлений. Объявление уже теперь вешают студенты. Мало бунтующих избирателей -- выше процент проголосовавших "за".
       В половине пятого вместе с моим крестником Сережей, сыном С.П., поехал на метро в Музыкальный камерный театр -- там сегодня премьера оперы Моцарта "Идоменей", посттроянский сюжет. По дороге купил "Новую газету". Там очень занятная статья Юлии Латыниной -- ох, учили недаром -- все на ту же тему. По обыкновению, две цитаты:
       "Увы, проверить, освистали Путина или нет, было чрезвычайно просто: следовало подождать и посмотреть -- придет Путин в "Олимпийский" или больше не придет. Если не придет, значит, освистывали его.
       Ждать долго не пришлось: ровно через неделю после боя Емельяненко Путин снова должен был явиться в "Олимпийский", чтобы протестовать против наркотиков вместе с давним фондом "Федерация", -- и не появился".
       Огромные плакаты с портретом нашего премьер-министра и призывом фонда "Федерация" я видел несколько раз. Но вторая цитата:
       "Проблема не в том, что Путина освистали. Проблема в том, что это не единичное явление. Ровно в тот же день болельщики освистали хоккеиста Антипова, который сразу после матча "Трактора" и ЦСК стал агитировать за ПЖиВ; в Кемерове на концерте Макаревича освистали ПЖиВичика, который вылез на сцену и заявил, что концерт происходит при поддержке ПЖиВ, и то же самое произошло на концерте певицы Валерии".
       Спектакль был превосходным. Дело в том, что эту не очень ходовую оперу Моцарта в свое время отредактировал Рихард Штраус. Будто протерли старый хрусталь. Виктор Вольский сделал прекрасные декорации, в которых все стало видно и укрупнилось, как в линзе. Пели по-русски, это давало возможность публике следить за сюжетом. Главное -- пели превосходно, как бы ты был погружен в иной мир прямых высказываний: любовь, Отечество, кровь, Родина.
       В театре встретил В. И. Пьявко и Всеволода Шиловского. Пьявко все же отнесся несколько скептически к оформлению. А где же луга, цветы, море, ромашки?.. На реплику Вольского, что именно этот -- "потемнее" -- вариант оформления был выбран Геннадием Рождественским, сказал: "Он всегда был космополитом..." Шиловский, оказывается, еще в 87-м году ушел из МХАТа -- там же одни телевизионные лица. Когда 16-летнего Лариосика играет необъятный Семчев, которому 41 год, подобное мне вынести трудно. Сейчас Шиловский преподает: нас учили, чтобы из каждого получался штучный товар. Надо заниматься не через ассистентов, а самому, и все пять дней в неделю.
       Сережа Толкачёв, который стоически вынес все три акта оперы, вдруг сказал: но они все поют лучше, чем Николай Басков! Мои друзья очень порадовались, когда я передал им эту фразу.
       Вечером был сосед Анатолий -- философствовали на темы дня и быта.
       28 ноября, понедельник. В 10 позвонила Лариса Петровна, секретарь ректора, -- умер Леня Бородин, отпевание сегодня в 11 часов в церкви в Хамовниках, это рядом с музеем Льва Толстого и почти напротив СП России. Успел на метро еще до начала. С этой церковью у меня связано почти детское воспоминание. Лет в 15 я ходил сюда на пасхальную службу. Народа молодого было много, в саму церковь попасть было невозможно. Сегодня все открыто, в правом приделе, под двумя большими иконами Христа и Богоматери лежит в большом полированном гробу маленький и весь исхудавший Леня. С молодости сидел, как диссидент, в тюрьме, писал, хорошее было письмо, потом много лет руководил журналом "Москва". Народа было много, но в лицо я многих не знаю. Тех, кого помню: В.Н. Ганичев, Вал. Гр. Распутин, Володя Крупин, Алексей Варламов, Саша Сегень, Миша Попов, Ст. и Сергей Куняевы, Алексей Шорохов, Капитолина Кокшенева, был наш ректор. Все как-то довольно скромно, даже скудно, по сравнению с банковскими служащими, одеты, почти компания из домоуправления. В "Москве", говорят, уже смотрят, кому достанется портфель. Кажется, на это место нацелилась Капитолина. Служба проходила не спеша, с достоинством. Поколение оплакивало себя, почти каждый из присутствующих может быть следующим. Я опять во время службы искал в себе веру, переживал, молился, чтобы мне ее дали.
       Вернулся на метро домой. Вчера на съезде "Единой России" выдвинули для выборов на должность президента -- Путина. Сегодня радио по этому поводу распелось. Для начала говорил Зюганов, в программе КПСС есть и приватизация, и новая шкала налогов. Но, полагаю, он первым, как и обычно, поздравит Путина с победой. В свое время он так же поздравил с победой Б. Ельцина.
       По радио последнее время много говорят о предпринимательнице Наталии Гулевич, которая находится, как подозреваемая, в тюрьме. Она тяжело больна, у нее отказывают почки. Каждого человека удивительно жалко. Я уже узнал, что у нее непорядки и с мочевым пузырем, что у нее катетер. Информация об этом звучит постоянно. Адвокаты -- их, кажется, много -- все время хлопочут о переводе женщины на домашнее содержание. Суд вроде бы готов на это, но требует 100 миллионов рублей залога. Сумма, конечно, непомерная. Вчера опять было какое-то заседание, где суд опять не согласился с доводом защиты. Но вчера я впервые узнал, что госпожа Гулевич, обвиняемая в мошенничестве, по словам обвинения, присвоила 600 миллионов рублей. Конечно, если госпожа Гулевич представит эти 100 миллионов, многое прояснится.
       29 ноября, вторник. Накануне долго читал Дениса Семенова, которого уже, правда, исключили из Института, за не сданный весной старослав. Но Денис еще ходит на семинар; кажется, он устроился в Москве. Я даже не очень верю, что он так уж хочет опять впрягаться в учебу, свободная жизнь его, кажется, устраивает. Его подборка, в которой какие-то туманные ежики из мультфильмов и проблески рассказов, конечно, вызовет яростную критику, но все же что-то в парне есть и его не следует бросать. Так оно и получилось: критиковали его сильно, но все же девочки нашли, что здесь есть тема и некоторые движения. Семинар прошел, в общем, неплохо, были еще ребята Анатолия Королева, который сейчас вместе с С.П. в Екатеринбурге -- поднимает свой преподавательский уровень. На следующий раз договорились, что обсудим одного из королёвских молодцов. Обсуждали также старые, оставшиеся еще с прошлого раза этюды. В качестве интеллектуальной добавки я прочел отрывки из статьи Мандельштама о романе. Меня самого эта статья очень возбудила, а я ведь раньше ее уже читал. Роман после войны с Наполеоном социализировался, герой всегда или помнит стремительное движение Бонапарта -- это Стендаль и Толстой, или героем становится общество, а герой лишь водитель по нему. Надо бы сюда вставить цитату, но книгу я отдал до следующего семинара кому-то из своих студентов.
       Из наших кафедральных новостей -- постоянные звонки от Вишневской по поводу оплаты. Она не хочет быть профессором-консультантом, а хочет быть все же действующим профессором. Но нагрузки для нее на кафедре нет. Она была, когда я вел за нее семинар, а сейчас ведет его Вл. Малягин. В свое время я, как бы предчувствуя могущую возникнуть ситуацию, предлагал пока семинар драматургии развести по другим семинарам. Сидоров прекрасный театральный критик, я тоже в этом разбираюсь. Чистого и известного драматурга, кроме очень энергичного Курочкина, за последние двадцать лет мы не выпустили. А если бы возник новый всплеск, тогда семинар бы снова возродили. Но может быть, так оно и к лучшему.
       Во второй половине дня пошел на семинар к И.И. Ростовцевой. Были некоторые недовольства: дескать, скучновато. Но мне показалось, что все обстояло неплохо, хотя несколько академично, много теории, и теория эта не как у любого крупного практика -- своя, а не заемная. Как лектор И.И. Ростовцева видимо неплоха. Семинар начался с опозданием на 30 минут, мы все ждали. Посещение плохое -- сначала было только 4 человека, потом подошли. Обсуждали Костю Сюбаева. Кажется, он из тех мест, где отбывал срок Заболоцкий -- из Темиртау. Как всегда, мнения были разные. Стихи могли бы показаться вторичными, и Бродский, и Мандельштам, даже в одном из стихотворений прозвучало слово "погром". Но мне все же кажется, что это была некоторая перекличка поколений. Парень, безусловно, со своим неровным, но голосом, со временем разовьется. Студенты выступали довольно точно, готовились, но, как всегда, со стремлением немножко подтопить товарища. Хорошо и разумно говорил староста семинара Костя Сунгатов, есть интонация. Видимо, этот Костя отчетливо готовит себя к писательской судьбе. Утром он отсидел семинар и у меня.
       Вечером по каналу "Россия" в прениях выступал Зюганов, говорил все то, что я уже слышал по радио, блоки и выражения, я бы сказал, даже отточенные. Цифры у Зюганова убийственные. В связи с этим я вспомнил, что сегодня на кафедре была Л.Г. Баранова-Гонченко, она работает советником Зюганова и даже в качестве совершенно непроходимого кандидата выставлена на выборы по списку КПРФ в одной из областей. Совершенно уверен: если бы ее поставили на первое или второе место, то выборы бы она выиграла. Но, судя по разговорам, в КПРФ все такие же, как и везде, порядки: молодежь рвется вперед, главное, чтобы выбрали. Богатым нужна депутатская неприкосновенность.
       Но все эти события ни в какой счет не идут с тем впечатлениями, которые я получил совершенно неожиданно. Еще утром я нашел у себя на столе присланную мне книгу. Я сразу обнаружил, что это ученик чуть ли не моего самого первого выпуска Володя Кузнецов. Я его хорошо помню, он был военным летчиком и в самом начале "перестройки" его демобилизовали. У него было отличное, тонкое письмо, но, по-моему, его тянуло к непосредственным высказываниям. Кажется, Володя был из семьи натурализовавшихся очень давно немцев. Помню его некий своеобразный выпендреж -- одно время он писал свою фамилию с приставкой "фон". Уже очень давно, после окончания Института, он оказался в Тульской области, там и живет. К книге было приложено письмо. По обыкновению, Володя чуть ироничен. "Я хорошо помню, как вы были внимательны к "опусам" своих студентов и находили достоинства в, казалось бы, уже совсем порченых текстах, чем Вы, вероятно, занимаетесь и сейчас". Вечером же взялся за эту книжку, читал ночью -- поразительно интересно. Володя монархист, его нелюбовь к современным, не патриархальным формам жизни исключительна. Как говорится, цивилизацию не перегородишь. Но человечество, расширяя зоны своего интереса и совершенствуя жизнь, все время загоняет себя в тупик, в котором все меньше и меньше остается места собственно для самой жизни.
       30 ноября, среда. Встал поздно, в постели опять читал книжку Володи Кузнецова, наслаждался самим строем и развертываемыми картинами. Но сначала, чтобы было что-то ясно, продолжу цитировать письмо Володи.
       "Книгу "Эволюция мещанства" я написал пять лет назад, а издал ее за свой счет (50 экз.) только сейчас. Книга включает роман "Сошествие в рай", повесть "Метаморфозы", рассказы. Вся книга -- моя ненависть к мещанству.
       Мои нападки на современную цивилизацию, интеллигенцию, на "священную корову" Нобелевский комитет, различного рода политические инвективы не новы и вряд ли кого могут шокировать.
       С технической стороны мои тексты не безупречны: есть смысловые повторы, вольное обращение с источниками".
       Письмо заканчивается так: "В былые времена Вы, Сергей Николаевич, "приложили руку" к моей судьбе, потратили на мою "формовку" значительные душевные силы, и, разумеется, я помню и всегда буду Вам признателен и благодарен".
       У огромного эссе Володи -- 100 страниц -- есть уже для нашего безграмотного века одно качество -- дается невероятно широкий обзор литературы. Сколько же он прочел. Показано, как мещанство, т.е. отношение Хама к жизни, пробивало себе ход в разные времена. Кто-то может сказать, что это тенденция жизни, но становилась ли от этого ярче духовная жизнь, которая, в принципе, и у человечества сходит на нет? Замечательные фразы и толкования такого явление, как еврейство, его тяга к журнализму, торговле, банковскому делу. Моим друзьям это, конечно, не понравится, но это написано и, значит, это свято.
       Володя для меня еще и подвижник -- писать, жить на крохи и напечатать свою книгу тиражом в 50 экземпляров. Уже при чтении вечером я думал о том, что надо бы это эссе показать Куняеву для его журнала -- вполне во вкусе и характере, и в этот момент сам Куняев и позвонил: поставить ли мою фамилию под некрологом Леонида Бородина, который они дают в журнале? Ставьте, ставьте, но я Куняеву сразу про Володю Кузнецова. Договорились, что когда я прочту, пришлю ему текст.
       Днем, как всегда по средам, устроил себе день здоровья. Сделал большую зарядку, полежал под штангой, перед сном погулял, но лег все-таки поздно, вцепился в статью Володи Габышева -- кажется, я еще по радио знаю этого меломана -- о премьере "Руслана и Людмилы" в Большом театре. Самое главное -- все эти современные новации Дмитрия Черникова -- давно виденное и очень вторичное. А теперь самое главное, о чем давно хотелось бы написать и что радует душу. Расцвела несколько дней назад орхидея, которую года три назад мне подарила Катя Писарева, которая была Пчелина. Я каждый день любуюсь невероятно изящным цветком лимонно-желтого цвета. Какая изысканность и прихотливость линий и какая функциональность. Низ большого цветка устроен как некий мешочек, куда может забраться насекомое. И быть прихлопнутым. Не так ли устроена и литература?
       1 декабря, четверг. Еще неделю назад В.Н. Ганичев предупредил меня, что сегодня в знаменитом Доме Пашкова вручают Большую премию В.Г. Распутину, другим писателям и Дорониной. Не представлю ли я Татьяну Васильевну? Ну, конечно, представлю, мне это, конечно, не трудно, но целую неделю все же думал, перебирал и так, и сяк. В честь парадного зала, который я видел, наверное, только в детстве, я решил одеться понаряднее. Я еще помню, как Татьяна Васильевна отчитывала неких актрис, оказавшихся на сцене МХАТа во время юбилея Валентина Клементьева: и одеты не так, и не причесаны. Надел свой парадный синий костюм -- сюртук и брюки, пошитые Зайцевым, белую шелковую рубашку и синюю бабочку. Был так одет я один, но это совершенно меня не смущало.
       Внутри, в вестибюле Дом Пашкова оказался тесноватым. Я помню, как долго и настойчиво этот дом реставрировали, и сколько вокруг этого шло разных разговоров. Но реставрация, как мне показалось, была какая-то поверхностная. Довольно скверные наверху в двухсветном зале полы, жалковатая бронза, очень блестящий и какой-то современный --не без наполнителей ли -- полированный гранит или мрамор на лестницах. Но вид из окна, которого каждый, прочитавший Булгакова, ожидает, не подвел. Он, конечно, не такой, какой, наверное, с крыши, но тоже почти космический.
       Большая премия, которую раздают уже 12 лет, впервые расположилась в этом зале. На церемонию пожаловали персоны, которые редко посещают мероприятия, проводимые Союзом на Комсомольском. Был С. Степашин, как глава Книжного союза, приехали
    А. Авдеев, министр культуры, председатели по культуре обеих палат парламента. Народа было тоже немало. Высоких гостей я отношу исключительно за счет надвигающихся выборов. Кстати, все гости говорили очень хорошо, с некоторым даже стоном по утраченной прежней культуре.
       Были две "главные" премии -- Распутину и Дорониной. Валентина Григорьевича представлял В.Н. Крупин, Доронину -- я. Володя Крупин привел некоторые бытовые детали, обаятельно, мило, комплиментарно. Я довольно сложно построил свою речь. Вспомнил и рассуждение Райзмана о патриотическом слое литературы, и высказывание Сережи Толкачева (маленького) о "звездах", провел аналогии и хорошо закончил моей старой мыслью о русском репертуаре, который был Дорониной сохранен для русского театра. Валентин Григорьевич в ответном слове -- он его написал, говорил об Ангаре, о том, как просил Путина закрыть строительство очередной ГЭС на Ангаре и получил "нет". Впервые я узнал, что В.Г. выдвигался, видимо Солженицыным, на Нобелевскую премию, комитет это выдвижение проигнорировал. Из знакомых мне людей премию получили еще Геннадий Красников, Саша Казинцев и ведущий детской передачи про умниц и умников Вяземский. Люди все интересные и достойные.
       Жену Вяземского -- Татьяну Смирнову -- я хорошо знал, она преподавала у нас французский язык. Рассказала, как тяжело на Первом канале проходит эта передача. Теперь ее переместили с воскресенья, когда ее могли смотреть школьники, на субботу, когда они учатся. Деньги дает только федеральное агентство, но их так мало, что ни привезти школьников за счет передачи, ни дать им переночевать, ни даже накормить во время съемки -- за 2--3 дня их пишется сразу 12 штук, на 3 месяца, -- возможностей нет. Только горячий сладкий чай. В мое время на телевидении было все по-другому.
       Но я опять упустил основное впечатление. После моих слов вышла Т.В. Доронина, сказала несколько слов, а потом вдруг прочла стихотворение Есенина. Она начала очень тихо, а потом вдруг на публику обрушился просто львиный рев. Она подняла звучание до немыслимой страстной патетики. О шквале аплодисментов, об овации я уже не пишу. Вряд ли что-то подобное этот просторный зал видел. Сзади Дорониной сидел министр культуры, я полагаю, что он-то понял, что все это означает. Это на фоне вчерашней сходки главных режиссеров ведущих театров страны, с участием
    В.В. Путина, в московском Ленкоме. На этой конспиративной сходке О.П. Табаков предложил подсократить количество театров в стране. Даже экономный к культуре В.В. Путин его обрезал.
       Вечером довольно долго говорил с Г.А. Орехановой по телефону. Все о театре, о жизни, о наших обидах. Также звонил и разговаривал с В.М.. Вообще-то настроение плохое, сижу дома один, никого не жду. Надо переболеть и это.
       2 декабря, пятница. Утром дочитывал философский трактат Володи Кузнецова. Дочитал. Кроме отдельных просто блистательных фрагментов, здесь много сырого, не до конца продуманного. Ходил утром за молоком и творогом, но, кажется, я вчера в легком пальтишке все же простудился.
       Просидеть весь день дома не удалось. Звонил Максим Замшев, они приняли в Союз какого-то банкира и поэта, и по этому поводу сегодня в Пестром зале состоится легкий фуршет. Надо, дескать, показать кого-нибудь из крупных писателей -- не приедете ли к 18.20? А у меня в кинотеатре "Художественный" начинается фильм "Ходорковский", билет на который мне дал режиссер Виталий Манский, пока мы ехали с ним из Останкино. Как ни странно, везде успел.
       Банкир этот оказался лет 40-45 с псевдонимом. Зовут, кажется, если не ошибаюсь, Николай, отчество, как и у покойной Вали, Сергеевич. Читал стихи, довольно дилетантские. "Наши", во главе с Бояриновым, вокруг него вились, значит, что-то ожидают. Я подарил вновь назначенному члену Союза писателей свою книгу "Власть слова" -- пусть образовывается, отделался Что касается этого сурового парня-банкира, то Бог с ним, с его членством, важно другое -- значит, и звание писателя и членство в Союзе писателей еще что-то означает.
       Хорошо, что был на машине. Поставил на бульваре, возле филиала мединститута, и быстренько добежал до кинотеатра. Народа тьма, все забито. Что касается фильма, большого, растянутого, довольно, кстати, объективного. Конечно, это не явление искусства, а скорее собрание кадров, хотя все как-то стянуто. И, конечно, сделан он -- откуда иначе деньги, Зин? -- в защиту олигарха и сидельца. Но объективно фильм для меня многое прояснил, в частности, сидит Ходорковский не зазря. Основной тезис всех этих Невзлиных и других беглых и расторопных миллионеров с криминальным прошлым, что, дескать, да, в начале "перестройки" мы не вполне в соответствии с этикой и законом приобрели свои капиталы, но ведь потом-то, на следующем этапе, мы закладывали и торговали вполне в соответствии с правилами и юридическими законами. Да, по дешевке все приобрели, да, Ельцин отдал то, что через полгода стало в сто раз дороже, но у российских капиталистов и денег больших не было, отдали, так сказать, в свои руки. Кстати, Ходорковский на суде, на вопрос о национальности отвечает, что он русский. Справедливо, мать у него действительно русская женщина. И вот эта русская черта в крови его и подвела -- он вернулся из Штатов, когда уже начались посадки в "Юкосе". Русская черта -- все же пострадать, если жил и работал (грабил) не по закону и совести. Именно поэтому, думаю, пошел в тюрьму.
       Что послужило стартом к самому "делу "Юкоса"", не только налоги -- в то время "Юкос" платил их в бюджет больше, чем "Газпром". Самое главное, что в какой-то момент постоянных переделов собственности, чтобы обезопасить себя, русский человек Ходорковский решил обменять акции "Юкоса" на акции американской компании. Это фильм. В этом случае -- это уже не фильм, а мои сведения -- 96% активов национальной компании уходили бы за рубеж. Ни одно государство в мире этого бы допустить не могло. А мы о каком-то политическом соперничестве Ходорковского и Путина! Как ни странно, после этого фильма в защиту Ходорковского за Путина захотелось и проголосовать. Ах, если бы не его партия!
       Выходя из кинотеатра, встретил очень похудевшую Аллу Смехову, а потом Ксению Шергову. Проводил Ксению до машины, которая стояла где-то на площади, говорили об увиденном фильме, о Галине Михайловне. Я радовался, что та, кажется, еще чувствует себя неплохо. В разговоре мы обратили внимание, что уже не смотрим "художественных" передач, сериалов и чего-то подобного. Начали-то мы разговор с рекламы фильма "Высоцкий". Ксения его уже видела. Я был почти уверен, что фильм с "актером" про Высоцкого получиться не может, а Ксения видела и сказала, что не получился. И, наконец, самое последнее, о чем забыл. Собственно фильмом "Ходорковский" открывался фестиваль "АртДокФест", самой церемонии не было, вместо нее показали небольшой фильмик, выборы в Верховный Совет во времена Сталина и врезанные в него анонсы фестиваля и некое рассуждение Виталия Манского. В частности, он сказал, что документ, даже снятый в какой-то мере с конъюнктурными намерениями, все равно характеризует эпоху. И даже не одну...
       3 декабря, суббота. Не собирался идти на выставку-ярмарку интеллектуальной литературы в Дом художника на Крымской набережной, но позвонил Коля Головин. Сегодня там состоится презентация книги "Магистр. Или Тайна восьми жизней Вячеслава Зайцева", будет еще и, так сказать, исторический показ мод. Коля идет с женою и зовет меня к ним присоединиться. Толпа невероятная, никто уже, видимо, ничего путного от художественной литературы не ожидает, а литература факта и события последнее время, в противовес литературе иллюзорной, процветает. После показа и презентации я уже один походил по выставке -- интересно. Видел выступающего среди читателей Игоря Волгина -- вивисекции над Достоевским, видел и, пожалуй, единственную длинную очередь за автографом -- Юнна Петровна Мориц терпеливо подписывала одну детскую книжку за другой. Вот уж репутация неколебимая!
       Теперь о "Магистре", который написала режиссер из балтийского Калининграда Алла Татарикова-Карпенко. Перед входом в довольно большой, расположенный амфитеатром конференц-зал продавали книгу, роскошный, тяжелый альбом, 1200 рублей. Потом его проецировали на экран: было несколько очень интересных рисунков самого Зайцева. И линия, и некоторая эротика, тени Обри Бердслея, модерна. Я еще, зная, что Зайцев рисует много, удивился: все время показывали только несколько рисунков. Зал, естественно, набился. Я сидел в проходе во втором ряду, видно было прекрасно. И вдруг мимо меня, в пышных, топорщащихся волосах, на каких-то туфлях-платформах, похожих на котурны, в которых выступали греческие актеры, проходит... Я сначала не понял, мне показалось, что это какая-то женщина, пародирующая певицу Аллу Пугачеву. Но оказалось, что это все же сама Пугачева, примадонна, как ее любят называть на телевидении, шествует и садится в первый ряд. Вскоре все началось.
       Вышли Зайцев, в каком-то восточном кафтане, и авторша -- слово "авторица" писать не хочу, хотя следовало бы. Она долго и занудно читала отрывки, как она считала, из романа. Это были знакомые из популярной литературы и телевизионных передач исторические рассказы из истории Египта, Индии и какие-то уже тысячу раз рассказанные истории из молодости Зайцева. Между этим чтением с выражением выходили прекрасные, как ливанские кедры, но с гордыми и недобрыми лицами манекенщицы и демонстрировали одежды. С такими манерными и выспренними текстами я бы не допустил студента до диплома. Зал изнывал, сидящий через проход от меня мужчина во время этих литературных кампаний читал. И это продолжалось довольно долго, но ведь жизней-то, судя по названию книги, у Зайцева восемь. Но я недаром сказал о примадонне -- ни характер, ни харизму никуда не денешь. Где-то после пятого чтения раздался ее знакомый голосок: дескать, гони картинку, это мы прочтем и сами... Вежливый все-таки она человек, меня и под дулом револьвера читать подобное не заставишь... Все пошло быстрее, еще раз рассказали о его первой "рабочей" коллекции, о которой я прекрасно уже все знал. Девушки в немыслимых туалетах, потом цветы, аплодисменты.
       Потом, распрощавшись с Колей и Эльвирой, я уже один погулял по выставке. Купил за 820 рублей новую книгу ленинградца Пирютко. Пришел домой и читал. Потом разбирался с интернетовской почтой, в частности с моей перепиской с В.Ю. Дмитриевым, знаменитым киноведом.
       "Многоуважаемый Сергей Николаевич, две недели не отвечал на Ваше любезное письмо от 21 ноября, пытаясь войти в привычный ритм жизни и стараясь не заниматься тем, что бы меня от этого отвлекало. Пока вроде бы получается.
       О здоровье обязательно думайте. Если у Вас нет дополнительных источников дохода и нет надежды на помощь общественности, любым способом начинайте собирать деньги. Только дорогая и очень дорогая частная медицина сможет чем-то Вам помочь, все другие варианты, я в этом убедился, не слишком эффективны. Поэтому лучше постарайтесь вообще не болеть.
       Статью о Вашем Дневнике в "Независимой газете" я прочитал не без некоторого ехидства, но Вы ведь и сами мало кого щадите. Вероятно, так и нужно.
       Никак не погляжу фильм о Высоцком. Как когда-то постыдную глупость о нем написал в "Молодой гвардии" Ваш друг Станислав Куняев, так и сейчас захлебывающийся восторгом реванш вызывает иногда недоумение. Но пять томов только что вышедшего в свет собрания сочинений Владимира Семеновича мы с женой сразу купили, и это одно из наших лучших книжных приобретений за все последние годы. Ждем еще шесть томов.
       Посмотрел несколько новых картин. Что-то ничего мне особенно не показалось.
       Когда ждать новый том Ваших "Дневников"? Всё надеюсь, что хоть в одном из них Вы всё же усомнитесь в ВЕЛИКОМ драматическом даре Татьяны Дорониной.
       Искренне Ваш,
       Владимир Дмитриев".
       Но это письмо -- ответ на мое предыдущее. Я и его привожу, чтобы прояснить контекст:
       "Как хорошо, что вы подлечились. Я разделяю Ваши соображения о том, как может вылечиться простой человек. Вот этого-то я и боюсь... Я еще не знаю, как все это оформляется... Всегда надеюсь, что на лету... Здесь в "Exlibris'е" в прошлый четверг была большая статья на первой полосе о Дневниках... Как-то очень грустно.
       Не смотрел еще ни Звягинцева, ни Смирнова и даже Михалкова. Обязательно все посмотрю, чтобы потом поехидничать. С.Н., с невероятным почтением".
       А теперь уже мой ответ на письмо В.Ю.:
       "Дорогой Владимир Юрьевич! Советами Вашими о медицине я, конечно, не пренебрегу. Некоторая небольшая заминка с Дневниками лишь потому, что в типографии книга о Валентине Сергеевне. Она выйдет уже в декабре, и первый экземпляр будет Ваш. Я-то к статье в "Exlibris'е" отнесся нормально. Текст был про одно, а потом дежурный по газете или по полосе расставил свои "постеры". С моей легкой руки сейчас довольно много выходит подобной литературы, дневников, пишут о них чрезвычайно редко. Я-то многих еще милую. Что касается Т.В. Дорониной, то два дня назад в Доме Пашкова состоялась церемония вручения одной из премий -- ей и В.Г. Распутину. Были министр культуры, Степашин, председатели комитетов по культуре обеих палат. Я-то чего-то сплел, но после меня Доронина читала стихотворение Есенина, ее репертуар, про волка. Такой овации я давно не слышал. И такой ее полной, еще молодой, немыслимой отдачи -- был рев и стон. Я подумал, бедный министр, теперь ему удалось понять, что такое гениальная актриса. Для меня это одно из очень сильных впечатлений в жизни. Я эти мгновения храню. Что касается Куняева, то он мои Дневники, которые всегда печатал в конце года, выборкой, как он говаривал, "для подписки", уже не печатает -- мне передали, что я мало заострен на его любимых темах. Кстати, посмотрел фильм "Ходорковский" -- не очень, но зато стало ясно, за что именно его посадили и держат. В одном из журналов под фотографией узника, которому я, как человеку, сочувствую, была такая подпись: "Один за всех, НО РАЗВЕ НИ ЗА ЧТО?" Это не мои выделения шрифтами, а журнала "Российская Федерация". Вот об этом, как мне показалось, и этот фильм, хотя намерения автора, наверное, были другие. С фильма я выходил с одной очень известной в кругах кино, в частности документалистов, дамой. Она видела и "Высоцкого". Качество фильма не соответствует рекламе, которую гонят на него".
       4 декабря, воскресенье. С каждым днем я сплю все больше и больше. Я успокаиваю себя, говорю: это зима, зимняя усталость. Нет, это просто старость. Сегодня день голосования, мое любимое радио "Эхо" не умолкая говорит о подлогах при голосовании, о вброшенных бюллетенях, о нашем избиркоме, который не зарегистрировал партию Касьянова, Немцова и Рыжкова. Много говорят и о том, что хакерской атаке подверглись сайты некоторых радиостанций и газет.
       Собственно весь день провел за письменным столом. Сначала читал материал к семинару -- некое странное произведение парня из семинара Королева. Скорее всего, дайджест многих бандитских сериалов. Есть такая форма работы в некоторых издательствах: дают молодому человеку пару кассет с фильмами и просят на их основе сделать повестушку или роман. Все это еще ужасающе написано.
       Вечером стали объявлять итоги по голосованию. "Единая Россия" потеряла в Думе конституционное большинство и чуть ли не 60 мандатов. Укрепились КПРФ, "Справедливая Россия" и ЛДПР. По телевидению Владимир Соловьев собрал большую и представительную аудиторию и очень весело и умело разбирал итоги разгрома правящей партии. Уже прошли слухи, что Грызлов покинет свое место. Но если в его кресло сядет Андрей Исаев, который так за последнее время вырос в объемах, то это будет уже полной катастрофой. Как сказала бы Валя, у него все написано на лице. Много говорят и о снижении рейтинга Путина. Занятно, что, выступая в избирательном штабе "Единой России", и Медведев, и Путин расценили эти выборы как победу. Мне показалось, что все стало напоминать советские времена: говорим про одно, а думаем про другое. Знаменательно, что половина избирателей страны не пришла на выборы. Я думаю, что не пришли именно те, кто проголосовал бы против правящей партии. Почему так снижается рейтинг? Потому что не дали подписать 20-ю статью конвенции о коррупции -- там конфискация, потому, что эта партия поддерживает олигархов и капиталистов. Но кто же поддерживает эту партию? Понятно, что чиновники Москвы, понятно, что чиновники по всей стране. Понятно, что в известной мере выборы прошли под давлением: если ты не проголосуешь -- уволим. Понятно, что чуть ли не 99% избиратели за "Единую Россию" проголосовали в Чечне -- им Аллах посылает деньги непосредственно с неба. Чечне вторят Татарстан и Башкирия. Жалко, что не проходит в парламент партия Явлинского -- этот заводила в парламенте бы не повредил. Но чуть ли не половина русских, ой, не так, российских избирателей в Лондоне проголосовало именно за Григория Алексеевича. Но хватит. Новых выборов мне, пожалуй, не увидеть.
       5 декабря, понедельник. Не делал утром зарядку, а прямо пошел в банк -- брал деньги на издание книги о Вале. А уже потом повез их в Институт. Оттуда сразу же поехал на Ваганьковское кладбище. Надо было заплатить деньги за нишу в колумбарии -- здесь прах моего отца. После отъезда Тани все это оказалось на мне, я, правда, немного все это запустил. Недавно звонила Татьяна, после того как она похоронила мать, Татьяну Алексеевну, у нее возникло желание забрать прах отца во Францию и захоронить рядом с матерью. Я к отцу не ездил, вернее, был только один раз. Еще с давних времен у меня сохранилась какая-то к отцу враждебность. Может быть, потому что Юра был у него любимый сын, а я его практически не знал. Может быть, обида за мать, с которой он разошелся сразу же после лагеря. Впрочем, кто их знает, кто кого оставил. Но мать уже была немолода, а Татьяна Алексеевна родила ему дочь.
       Сегодня поехал, заплатил за несколько лет, хотел заплатить потом еще за 10 лет, но не взяли. Зашел в колумбарий, в 32-ю секцию, нашел нишу с надписью и портретом отца, и такое на меня нашло умиротворение. Все плохое забылось. Так по-родственному сжалось сердце. Позвонил Валерию: хотел ли отец быть похоронен на чужой земле? Нет, не отдадим. Мелькнула даже мысль перевезти сюда прах Вали и мамы. Обязательно переправлю захоронение на себя, а потом передам эти права Валерию. Кладбище, с его огромными и нескромными памятниками актерам и деятелям искусств, произвело на меня своеобразное впечатление. Скульптуры, мавзолеи, глыбы граниты и мрамора -- неуемное купечество. Если мне не изменяет память, то надгробия Стендаля и Вестриса на Монмартрском кладбище выглядят намного скромнее, Пруст вообще захоронен под общей могильной плитой. Впрочем, чем больше имя, тем меньше нужно гранита. Толстому вообще понадобился только холмик.
       Дома принялся читать новый номер "Нашего современника" -- два прекрасных материала. Один, из двух статей Володи Бондаренко и Ст. Куняева, о встрече наших писателей с Путиным. Володя сделал комментарии к стенограмме, а Куняев начертил еще и исторические параллели. У меня в Дневнике уже есть детали этого собрания, теперь новые.
       Другой материал --прекрасная статья Сережи Небольсина. Она сделана как рецензия на книгу Вл. Новикова "Александр Блок", серия "Жизнь замечательных людей". Смешные пассажи, касающиеся самого Вл. Ивановича Новикова, я опускаю. Небольсин помнит его еще с университета. Вот большой фрагмент из статьи. Небольсин упрекает автора книги в незнании, так сказать, истинных причин.
       И наконец, отдельно еще одна большая статья, связанная с юбилеем М.В. Ломоносова. Я-то, казалось бы, все о Ломоносове знаю, много его читал, прочел книгу Евгения Лебедева, даже написал роман, где Ломоносов один из героев. Но это знания романиста, а не аналитика и исследователя. Как я неглубок и поверхностен.
       6 декабря, вторник. Завтра рано утром улетаю на три дня на Кипр. Лена Богородицкая купила мне билет туда и обратно -- хочешь не хочешь -- лети. Сложность еще и в том, что еду без подарка. А что мне ей подарить после того, как она подарила мне машину?
       Собственно весь день сегодня и весь день вчера все говорили о прошедших выборах. Вчера я впервые в своей жизни вошел в Живой Журнал. Он действительно полон самых прямых и ядовитых по отношении к власти высказываний. Партийные лидеры оппозиции жалуются на вбросы бюллетеней в пользу "Единой России", рассказывают, как на избирательные участки не допускались наблюдатели, или о том, как по одну сторону Профсоюзной улицы в некоем избирательном участке за партию власти подают свои голоса 70% избирателей, а по другую сторону -- только 30. Это вызывает вопросы. Но лучше всего о создавшейся ситуации рассказывает фольклор, анекдоты. Вот два, которые мне после семинара по моей просьбе выписал из Интернета Миша Стояновский.
       "Хорошая новость для электората "Единой России": для того, чтобы проголосовать за любимую партию, не нужно идти на избирательный участок -- ЦИК поставит галочку за Вас!"
       "Если набрать в поисковике "потомственный жополиз", он сразу показывает этого режиссера. Если набрать "партия козлов", показывает эту партию. Но почему-то если написать "два козла", этих козлов не показывает. Цензура, однако".
       На семинаре в самом начале рассказал ребятам о трех статьях в "Нашем современнике". Решил ребятам рассказать о наших "толстых" журналах.
       Кстати, во время перерыва Маша Бессмертная спросила меня, Сергей Николаевич, почему вы ничего не говорите о выборах? В ответ на это, когда перерыв закончился, я попросил к следующему разу написать о выборах полстранички. Разбирали этюды, лучший, как обычно, у Маши Поливановой.
       Довольно долго я возился с 50 страницами королевского студента. Это почти полная безнадега -- бандиты, погони, драки, любовь окраин, все поверхностно, без стиля, без пафоса. Уехал из Института уже в три часа.
       7 декабря, среда. Лена живет, как оказалось, на хуторе. Это даже не деревня, а просто с полдюжины домов возле дороги у моря. Домов, правда, комфортабельных, просторных, со стоянкой для автомобиля, с садиком, бассейном, огромной общей комнатой, террасой, несколькими спальнями. Собственно я впервые попал в дом к настоящей буржуазии. Чего там описывать, есть еще джакузи на улице в каком-то роскошном деревянном футляре, сауна, выписанная прямо из Финляндии, две антенны на крыше. Есть, естественно и прислуга -- филиппинка, говорящая по-английски, две машины во дворе, клетка с попугаями, которую на ночь филиппинка перемещает с террасы в дом, в огромную комнату, где и кухня, и столовая, и гостиная.
       Встретила меня Елена, как всегда мила, обаятельна, сердечна. За что она меня любит? Из аэропорта добрались довольно быстро под грохот разговоров о прошедших выборах. Я оперировал вычитанными в газете сведениями. Возникнет ли у нас площадь Тахрир? Сведения о московских делах циркулируют на Кипре еще свободнее, чем в Москве. Здесь еще и западные новости. По крайней мере, известно, что дивизия Дзержинского в городе. Кстати, власти довольно много и сами говорят о том, что происходит смена войск, введенных в город на время выборов.
       8 декабря, четверг. Утром от буржуазного хутора, от дома до столичной Никосии добрались за сорок минут. Елена ездит без шофера, за рулем сама и делает это очень ловко. По дороге мне все рассказали о современной истории острова, оказавшегося разделенным между греками и турками, об архиепископе Макариосе и об Англии, которая здесь долго управляла. А дальше я увидел, что такое адвокатская контора. Это в самом центре столицы. Целый этаж в современном, чуть ли не высотном доме. Из окон потрясающий вид: крепость, историческая часть, зеленые пространства, предгорья. Под самой конторой расположена одна из центральных радиостанций, можно прокатиться в одном лифте с диктором. В самой конторе просторный, как зал, кабинет хозяйки, приемная и несколько больших комнат, в которых, как муравьи над бумагами, бумажками и бумажными сводами человек 10-12 народа. Кажется, все это очень нелегкая работа. Вечером, когда я вернулся в эту же контору и сидел в приемной, ожидая, когда Лена завершит что-то очень неотложное, обратил внимание на груду конвертов, готовых к отправке, -- похоже, один из результатов работы за день.
       У Лены для меня уже оказалась продуманная и насыщенная программа. Такую программу, думаю, не смогло бы предоставить для меня никакое туристическое агентство. Она в первый день решила свозить меня на северную, турецкую сторону Кипра. Я и помечтать об этом не мог, когда вместе с Сашей Мамаем и его родителями впервые чуть ли не 20 лет назад оказался на Кипре. Вскоре пришли и сопровождающие -- некая семейная пара, Светлана и Михаил Побединские. Потом я обнаружил, что о лучшем сопровождении я не мог и мечтать. Постепенно я о них кое-что узнал. Он, кажется, военный морской врач. Она филолог, в наше, еще советское, время защитила диссертацию по антиутопии 20-х годов. Это сразу нас сблизило -- тема серьезная. Лена, по своему обыкновению жить интересно и много общаться с людьми, каким-то образом принимала участие и в судьбе этой пары. Потом, когда я взял в руки одну из подаренных мне на Кипре книг, роскошно и богато изданную, то обнаружил, что среди трех или четырех организаций, которые оказали поддержку этому дорогостоящему проекту, и фирма, принадлежащая Елене. Ну, о щедрости Елены чего здесь писать, для меня она давно очевидна и знакома. Я уже не говорю, как она любит помогать обездоленным, которых просто притягивает к ней. Доставать квартиры, отправлять кого-то на лечение. Я не пытался узнать, как Побединские попали на Кипр. С годами мои взгляды стали шире, у людей возникают разные обстоятельства. Но самое главное они здесь -- себя нашли. В первую очередь это выразилось в том, что они взялись за описание местных именно христианских церквей и храмов, за историческое краеведение. Я повезу в чемодане с пяток книг, которые они мне подарили. Это очень неплохие, красочные, на хорошей бумаге, не только исторически выверенные, но и прекрасно изданные книги. Михаил, кстати, замечательный фотограф, снайперски снимающий с руки. Как я понял, заслуги Лены перед ними довольно велики, вряд ли иначе очень занятые люди повезли бы нас через границу на северную, турецкую сторону Кипра.
       Этот, уже другой, Кипр все время присутствует в жизни местного населения. Из офиса Елены, как я уже написал, видна крепостная стена, когда-то опоясывавшая весь город, а теперь ограничивающая центр. А дальше, уже далеко за городом, огромный, выложенный на склоне горы из какого-то соответствующего материала флаг Турции. Здесь, конечно, полумесяц и слова легендарного первого президента Турции Ататюрка: "Я счастлив, что родился турком". Там, под флагом, уже турецкая часть Кипра, отделенная от части собственно греческой ничейной зоной и постоянным контингентом войск ООН.
       Некоторые специалисты говорят, что на разминирование отдельных участков этой полосы может уйти не один десяток лет. Надо сказать, раньше киприоты и турки как-то уживались на протяжении многих лет.
       Поехали на прекрасной машине супругов. В турецкую зону есть несколько проходов. С чем-то подобным я сталкивался, когда был в Северной Корее. Там тоже был переход, конечно, процедура была более жесткая. На Кипре практически пропускают всех, но субъективное впечатление то же -- опасности и тревоги.
       Посетили два памятника. Было холодно, моросил дождь, я забыл в машине бушлат. Сначала стариннейший собор. Это пламенеющая готика, памятник, которым могла бы гордиться любая страна Европы. Раньше, при крестоносцах и лузиньянах -- это королевская династия, несколько веков правившая на острове -- здесь был католический монастырь, а позже, при византийском владычестве, православный храм. Старые огромные иконы до сих пор стоят в иконостасе. Надо отдать должное туркам: они не только продают билеты в этот туристический объект, но и, по возможности, берегут. Территория и сам памятник достаточно ухожены. По словам наших гидов, турки по отношению к христианам ведут себя лояльнее, нежели католики по отношению к православным. Православные тоже "лютеран" недолюбливают и их святыни чтут плохо. Кстати, для мусульман и христиан иудеи -- это "люди книги".
       Вторым знаменитым памятником на северной стороне Кипра стала легендарная крепость... Это грандиозное сооружение знаменито тем, что за многовековую историю оно никогда не было взято противником. Стены невероятной толщины. В самой крепости прекрасный музей. Здесь есть так любимые мусульманами казематы, в которых почти всерьез мучают, полагаю, христианских, пленных -- разумеется, куклы, -- но есть и оружие, а главное, выставлены подлинные остатки греческого судна эпохи Александра Македонского. Нашел затонувший корабль какой-то ловец губок, искали и поднимали со дна американцы. Музей, вернее его часть с кораблем, напоминает музей корабля Ваза в Стокгольме.
       Крепость стоит у порта, который когда-то был монополистом по вывозу плодов хлебного дерева. Вспомнил начало Отелло. Какой-то шекспировед решил, что это Фамагуста.
       Обратно ехали несколько другим путем. За колючей проволокой вдоль дороги стоят воинские части. Вообще-то турецкая часть Кипра по вывескам ресторанов, по рекламе, по белым особнякам не очень отличается от греческой, чуть, правда, погрязнее.
       Уже в Никосии, которую я и не предполагал увидеть, обедали в знаменитом рыбном ресторане. Здесь свили свое обеденное гнездо министры и депутаты. Когда на острове был Медведев, тоже здесь обедал.
       Уже дома Лена готовила и кормила нас всех замечательным пирогом. Вкусно и сытно. На всякий случай я записал рецепт. Вкрутую 6 штук яиц. Чуть поджарить половину небольшого вилка капусты. Все смешать. Тесто: 3 яйца, пачку масла, 200 г сметаны, стакан муки, пекарский порошок. На слой теста высыпаем начинку, снова заливаем тестом. 30 минут жарим при температуре 180 градусов.
       9 декабря, пятница. В 10 часов приехал на своей машине Николай, и мы поехали с ним в невероятное для рядового туриста путешествие -- монастырь Пресвятой Богородицы Кикской. Николай очень занятный парень лет тридцати двух. Он работает у Елены директором на строительстве какого-то специального кинотеатра-аттракциона. Если на экране брызги, то ты ощущаешь их на лице. Это все строится, командует всем Андрей. Судя по всему, у Андрея есть и еще один бизнес, те самые деревянные джакузи, которые выпускаются в Финляндии. Нагреваются от электричества, сверху специальная крышка, в общем, держат температуру. Если бы я был помещик, обязательно что-то подобное бы купил. Андрей эти занятные приборы распространяет. Это я к тому, что жить хорошо в любой стране -- значит, постоянно и много работать. Что касается Николая, он, судя по цепкости и психофизике, наполовину еврей. Закончил экономический факультет, потом учился в Северной Америке, жил в Южной, занимался бизнесом на Кипре. Он был клиентом Лены, и здесь она, с ее природным знанием людей, его и нашла. Рассказывал Коля обо всем очень занятно, но ум его состоит не столько из наработанных убеждений, а скорее из мнений. Сторонник только рыночной, без какого-либо вмешательства государства, экономики, либерал и уклончивый демократ. Его знамя -- индивидуализм и разумный эгоизм. Я попенял ему, что не он это придумал, а еще первые русские народные демократы. По натуре он, конечно, еще и гуляка. Ехали долго, но по кипрским дорогам, хорошо оборудованным и толково проложенным, ехать одно удовольствие -- следствие ли это английского управления или разумного управления кипрских чиновников, не знаю. По дороге заезжали, по крайней мере, один раз попить кофе где-то высоко в горах. Здесь везде есть селения и в каждом, даже самом глухом, свой ресторан. На обратном пути из монастыря довольно долго просидели в одной из деревенек за прекрасными обедом с "бараньей лодыжкой". За это время погода изменилась, похолодало, пошел дождь, дорога покрылась льдом, мы на подъеме попали в такое обледенение, что машина дальше не пошла. Честно говоря, я изрядно перенервничал. Вот тебе и машины с автоматической коробкой передач. Обычную машину я бы заставил двигаться. Тут я Колей просто восхитился, он не дрогнул. Все равно, дескать, спасут, в крайнем случае, приедет Андрей на джипе и вытащит.
       На дороге ни одной машины, ни в ту, ни в другую сторону, мы почти на перевале, и вдруг, как чудо, появляется небольшой пустой автобус. В это время я толкаю машину, она уже давно на другой стороне дороги, Коля как-то пытается развернуться, чтобы сползти назад, вниз, машину несет на ограждение, автобус проходит мимо, и когда у нас уже совсем не остается надежд вырваться из этой ситуации, из пурги появляется человек. Это, конечно, тот же водитель автобуса, остановив машину метрах в тридцати ниже нас, он по льду карабкается, чтобы дать совет и помочь двум интеллигентам развернуться. К счастью, все так и произошло, потом мы довольно долго на одном тормозе, без сцепления, ползли до какого-то поворота и поехали себе уже дальше нижней дорогой. С шофером перед этим на перекрестке обнялись и попрощались. Это, оказывается, в крови у киприота -- помочь любому человеку и на дороге, и в трудную минуту.
       Теперь о монастыре. Мы и туда подъехали уже под конец дня, поэтому были почти одни. Я опять молился Богу, чтобы он послал мне веру. Здесь одна из самых знаменитых икон православного мира, написанная, по преданию, апостолом Лукой. Подробности опускаю, они есть в прекрасной книге Светланы Побединской об этом монастыре. По завету, лицо Богородицы всегда завешено некой пеленой, я поцеловал икону в серебряную руку оклада. Что-то в моей душе произошло. Канона в храме нет, свечи я зажигал у алтаря и, как мне сказали, тут же гасил, про себя произнося имена близких. Оставил и две записочки о молении за живых и покойных.
       Вечером идти с Леной и Андреем ужинать куда-то в ближайший ресторан, который ведет некий англичанин-гастроном, у меня уже не было сил. Пили чай с Николаем и Лилией Иосифовной.
       10 декабря, суббота. Утро сегодня открылось все в блеске и божьей славе. До 10 часов завтракали, разговаривали с Андреем, потом я возился с Васей, который и не подозревал, что мне его игрушки нравятся не меньше, чем ему. Потом приехала Катя и забрала сына к себе в город. Я простился с Лилией Иосифовной, сказал привет филиппинке Мэри, погрузил свой багаж в "грузовик" Андрея, и мы втроем, вместе с Леной, поехали смотреть их новое, строящееся поместье. Это в глубине острова, не на привычном для туристов морском берегу. Казалось бы, ну как можно уезжать от светлой лазури. Лена много раз говорила, что можно было бы и купить дом, который они сейчас снимают, но и дом им не очень нравится, и деньги, которые за него просят, слишком велики. Кстати, вчера, по дороге в монастырь Николай транслировал мне мечту любого киприота. Это построить дом и ждать, когда приедет немыслимо богатый русский и купит у него дом и землю за баснословные деньги, и тогда киприот, наконец, тоже станет немыслимо богатым. Сложность этих покупок заключается в том -- это уже рассказ Лены, -- что очень часто все эти дома, а порой и земли, имеются у хозяев без документов. Часто попадаются на этом и русские, которые покупают дома без адвоката. Мы ведь хорошо знаем английский, прочли договор, и в нем ничего не было опасного, а вот теперь выяснилось, что дом и земля принадлежат какой-то компании.
       Ехали довольно долго, а когда все же добрались, я увидел у подножья холма фундамент для будущего дома и сразу все понял. Я так и увидел русскую помещичью усадьбу, с рощицей где-то сбоку, с огородом и садом чуть поодаль. Фундамент уже готов, а в центре стоят два английских больших жилых трейлера. В одном из них живет сейчас молодая семья двух румын -- тихо и не торопясь они что-то роют и сажают. У Андрея все капитально продумано и уже что-то готово. Здесь 2 га земли, наконец-то я воочию увидел, чем 2 га отличаются от 6 соток. И система сточных вод, и канализация, и водоснабжение, когда к каждому молодому деревцу подведена пластмассовая трубочка -- гениальное изобретение израильтян. Но это все, пожалуй, не главное в характере Андрея. Весь собственный участок у него по периметру усажен молодыми -- иногда не больше 30 см -- кипарисами. Это понятно: хочется отделиться от фермы соседей и уберечься от ветров, но его "геополитическая экспансия" распространяется и на соседние "государственные" земли -- он подсадил молодые сосенки на проплешинки соседней рощи. Это, так сказать, коммунальные действия русского человека, теперь разумные действия государства. Когда-то ведь весь Кипр был сплошными лесными зарослями, потом многое повырубили, возле берегов почти все. Теперь государство открыло кампанию: вы бесплатно можете получить саженцы различных, в том числе и фруктовых, деревьев, но должны их посадить и позже отчитаться -- они растут. В прошлом году Андрей получил 400 саженцев, в этом уже дали меньше -- 40.
       Сразу из "поместья" меня повезли в аэропорт. Там все было четко и быстро: единственно, с моей лакированной сумкой на колесиках мне не дали войти в самолет. Сидящая на регистрации старая, видимо, одинокая гречанка, компенсирующая свою неустроенность точным следованием правилам, отправила мою сумку в багаж -- перегрузился я местными книгами. Ну, естественно, уже в Москве я обнаружил, что что-то мне от сумки оторвали.
       Около 11 добрался до дома. Сразу включил радио -- там об огромных протестных акциях, предпринятых оппозицией, о признании выборов недействительными. Оппозиция требует -- естественно, это уже не коммунисты и не жириновцы -- как минимум, отставку Чурова и неучастие Путина в выборах президента. Я вспомнил также мимолетный разговор вчера в машине с Колей, когда он сказал, ссылаясь на Интернет, что недовольной "классической" оппозиции предложили сдать в качестве протеста свои мандаты. Естественно, мандаты оказались дороже принципов. Готова на все оказалась лишь "Справедливая Россия". Миронов становится неплохим игроком.
       После 10 минут радио включил телевидение -- по всем каналам субботняя развлекательная благодать. Путин, хорошо причесанный, взвешенно рассказывает, что если оппозиция действует в рамках закона, то ее надо выслушать. Что-то говорит доктор Рошаль, член путинского выборного штаба. Главой штаба назначен Станислав Говорухин, который в свое время столько сделал разных фильмов о России, в том числе криминальной. Как идеологически растут люди. Пошел спать.
       11 декабря, воскресенье. Опять начинаю с телевидения. По "24" замечательный документальный фильм о разгроме немцев под Москвой. Параллельный монтаж русской и немецкой хроники. Все это звучит под песни, исполняемые самыми великими голосами прошлой эпохи -- Леонид Утесов, Марлен Дитрих, Лидия Русланова -- каждый о своих, иногда "в контраст". Были места, когда я начинал плакать. Была Родина, за которую каждый готов был отдать жизнь, и слова "наша страна" звучали величественно. Потом, пока пил кофе и завтракал, Алексей Венедиктов разговаривал о позавчерашней инициативе московских "школьных" властей сберечь "психику школьников": чтобы они не оказались на митингах оппозиции, в два часа для старшеклассников устроили общегородскую контрольную работу. Вот теперь-то и придется многое школьникам объяснять, о чем они лишь смутно догадывались. Например, что такое "нечестные выборы".
       Телевидением день и закончу. Человек -- лишь объект и радио, и телевидения, в нем концентрируются все отблески направляемых электрических волн. День я, как справедливо написала "Независимая", "как раб на галерах", сидел над Дневником. Кстати, созвонился с Максимом, который редактирует 2010 год. Еще раньше мы выработали с ним более экономное, чем ныне у меня, решение печатать Дневник по два года. И вот тогда же подумали, не сокращать ли из экономии бумаги кое-что из моей "болтовни". Максим говорит, что он сравнил мои последние годы и том Дневника, выходивший ранее, в котором было собрано по три года: без быта и подробностей все начинает прогибаться. Вряд ли это связано с редактурой, просто нынче я все пишу более раскованно.
       Ходил в баню, пытался выбить из себя остатки простуды. Не знаю, декабрь ли, хотя он и безморозный, действует на меня плохо, сон тяжелый, ощущение, будто ты в какой-то, с проблесками света трясине.
       Так вот, о телевидении. Вечером в очень смелой передаче "НТВшники" говорили о выборах, вернее о недостойных и лживых выборах. Занятно, что защиту "Единой России" и ее представительство возложили -- ах, ах, как много все потом говорили о русском национализме -- на людей с некоренными фамилиями -- Тина Канделаки, которая, оказывается, член Общественной палаты, Александр Хинштейн, депутат, Анна Саркисян, редактор правительственного телевизионного журнала. Все, конечно, были недовольны и не очень-то защищали подделки и выбросы -- о них тоже говорили немало, но никто не сказал, почему все-таки такое недовольство "Единой Россией" и такое раздражение против Путина. Только ли усталость и понимание, что теперь 12 лет, если он выиграет выборы, ничего не поменяется? Нет, у народа ясное понимание, что это курс не на капитализм, а на преумножение богатства очень богатых людей. Кстати, что бы ни случилось, подумал, встретившись со своими мыслями, на будущих выборах, проголосовав против "Единой России", я, наверное, буду голосовать за В.В..
       12 декабря, понедельник. Тороплюсь, чтобы не забыть записать свой сон. Я в каком-то новом, почти средневековом городе -- это остатки видений Кипра -- и со мною две собаки. Это друзья? И ощущение Вали, которая в каком-то другом обличии бродит со мною по развалинам и едет в машине. Или я ее домысливаю везде?
       Два раза сегодня ходил за иностранным паспортом. Народа в конторе стало, конечно, меньше, чем в былые времена, и конторщики работают быстро. Но порядок, о котором я писал месяц назад, сохраняется -- никого не предупреждают, что необходимо принести еще и ксерокс собственного паспорта и всех посылают через двор в некую частную лавочку. Прошлый раз, когда я удивился, что, заплатив 2500 рублей, я не имею возможности сделать тут же еще и ксерокс, мне объяснили, что ксерокс на перезарядке, сегодня я убедился, что он все еще перезаряжается. Я не удивился бы, если бы обнаружил, что ксерит документы на другом конце двора фирма, принадлежащая какому-нибудь родственнику сотрудника. Одни крадут бюджет, другие пользуются возможностями службы при бюджете.
       На обратном пути, уже с паспортом, зашел на рынок. Покупал молоко, творог, сметану. Продавщица в палатке мне объяснила, что ни одного сорта российского сливочного масла, включая фирменное дорогостоящее "Вологодское", без примесей импортного пальмового масла не выпускается.
       Вечером показали митинг молодых людей в поддержку Путина, Медведева и "Единой России" на Манежной площади. Это студенты, привезенные с разных концов страны. Совсем молодые люди били в барабаны.
       Уже перед сном добрался, наконец, до книжки Льва Бердникова "Евреи государства Российского", которую он мне прислал. Уехавшие из страны евреи с огромной любовью пишут о своих корнях в России. Книгу, выборочно, я только начал читать. Но уже сразу наткнулся на несколько удивительных историй -- дядя Осипа Мандельштама Леон был тоже довольно известным поэтом. Но, похоже, был евреем и знаменитый поэт Надсон, над биографией которого я никогда не задумывался. А вот пассаж из статьи об одном из Гинцбургов, Давиде, я все ищу известия о том, кажется, из них, который изображен на знаменитом портрете Серова. "Покровительствовал он и еврейским талантам. Именно он увидел в пятнадцатилетнем Самуиле Маршаке будущего крупного поэта, рекомендовав его влиятельному В. Стасову, а уже с подачи последнего юное дарование стал потом опекать Максим Горький". Мне все время приходится возвращаться к еврейскому вопросу, потому что вижу вокруг себя такое множество открыто еврейских или просто еврейских писателей, которые так успешно и славно живут в литературе. Меня к этому пассажу принудила большая статья Марины Кудимовой в прошлой "Литературной газете" о премиальном процессе в России. Здесь определенно у них свое очень действенное лобби.
       13 декабря, вторник. Я все время помню, что семинар -- это не только приобретение профессиональных навыков, но и воспитание человека, без чего писатель немыслим. Подолгу разговариваю со студентами, веду по три часа. Сегодня даже не успел рассказать ребятам о своей поездке на Кипр. Как начали разбирать этюды о последних выборах, так и провозились с ними два часа. Уже потом разобрали две небольших работы Антона Баранова. На эти этюды меня спровоцировали сами ребята, еще на прошлом семинаре. Начала Маша Бессмертная: мы что-то тогда серьезно разбирали, и в конце семинара Маша сказала: "Сергей Николаевич, а что вы не спрашиваете нас о выборах?" Ну, тогда я им и говорю: "Напишите о выборах к следующему разу по страничке". Весь вчерашний вечер эти этюды о выборах, которые ребята мне присылают анонимно, потом мы выбираем победителя в творческом соревновании, я читал и разбирал. Сегодня на оценку и комментирование этих материалов я потратил много времени. Во-первых, выяснилось, что семеро из моих, как я считал, аполитичных молодых людей побывали на митингах. И на Чистых Прудах, и на Болотной площади, а где еще были митинги? Я начал допрашивать их о стимулах: гражданская позиция, любопытство, возможность набрести на новый материал? Спор вокруг выборов и позиций по этюдам разгорелся невероятный. В основном большинство чувствует себя обиженными: с ними не посчитались. В споре о том, "кто раскачивает лодку" или "были вбросы или нет", все доходило до определенного ожесточения. Антон Баранов, как некий аргумент "из практики", рассказал, как он лично на прошлых выборах, он тогда, кажется, учился в Перми, за 5000 рублей должен был навербовать 100 человек студентов из общежития, каждый из которых еще получал по 200 рублей за голоса в пользу "Единой России". В этюдах были довольно занятные высказывания, но я их, пожалуй, приводить не стану. Но вот этюд, написанный в виде русской сказки, который признан лучшим, перепечатаю. Это написала Таня Саруханова.
       "Налетели на земли русские черны вороны, набежали на земли русские серы волки. Черны вороны на расхищенье, серы волки на растерзанье. И пошел великий плач по земле разоренной, разоренной земле да растерзанной. Обратился тогда черны ворон добрым молодцем и сказал:
       "Буду у вас княжить".
       Успокоилась земля русская, да не на один день, а на четыре года, да не на четыре года, а на восемь лет. Позабыли русские девицы про красоту душевную, позабыли добры молодцы про удаль богатырскую. И сотворил ворон второго молодца по своему подобию. И стали они вместе княжить.
       И сказали князья:
       "Да не будет нефть!"
       И потекла нефть реками черными, реками черными да бурлящими, да не в свои земли, земли русские, а во чужую сторону.
       И сказали князья:
       "Да не будет газ!"
       И понесли ветры сильные, ветры сильные да свирепые газ не в земли русские, не в поля широкие, а в поля заморские. И вернули газ в земли русские по другой цене. Так свершилась воля княжеская. Поняли князья, что все, что ни скажут они. совершается, и подняли крик:
       "Да не будет образование! Да не будет армия! Да не будет сельское хозяйство! Да не будет оппозиция! Да не будет ничто русское!"
       И заплакал народ слезами горючими, слезами горючими да неустанными. Но расславилась по свету речь, что изгнать ворона можно. Стали люди думу думати, стали люди предвыборные программы слушати. Покатилось по свету яблочко золотое, не золотое яблочко, а серебряное, не серебряное яблочко, а зеленое.
       Красный молодец говорил:
       "Мы не восемь лет да четыре года ворона терпим, а все двадцать лет. Истребим его! Девицы у нас снова красоту душевную вспомнят, а молодцы удаль богатырскую! Образование возродим!"
       Обрадовались старцы и проголосовали за него. А яблочко всё катилось и катилось.
       Паяц при дворе княжеском говорил:
       "Мы на русских землях русскими быть не можем! Изгоним ворона! Станет счастие!"
       Обрадовались юноши да проголосовали за него. А яблочко все катилось и катилось. И просило яблочко:
       -- Ворон, ворон, ты верни нефть!
       -- Нет, не верну.
       -- Ворон, ворон, ты верни газ!
       -- Нет, не верну.
       -- Ворон, ворон, у меня голосов больше будет!
       -- А я тебя съем!
       И укатилось яблочко в Лондон.
       И тогда ворон сотворил великое волшебство. Люди галочки ставили, ставили -- галочки все с жердочек своих улетали. Люди бумагу пергаментну в ларцы клали, клали -- бумага-то исчезала. Люди ворона-то и видеть не хотели, а он влез в телевизор и сказал:
       "Благодарим всех, кто поддерживал нас. Выборы прошли честно и справедливо"".
       Собственно за всеми моими семинарскими страданиями совершенно забыл о, может быть, самом главном -- министерство не дало Тарасову возможности, как в свое время мне, быть ректором до 70 лет. У нас выборы в марте. Но и это обстоятельство, как я понял, известное ректору уже довольно давно, до сего дня держалось в тайне. Мне, честно говоря, Тарасова жалко. Он так привык быть ректором и барином, так поднимался в собственных глазах. Придется теперь снова возвращаться на свою кафедру. Для меня-то все это было если не игрой, то просто обстоятельствами, не затрагивающими мою внутреннюю жизнь. Бедный Боря. Сегодня встретил приехавшую из Вены И.И. Ростовцеву. Только-только она завоевала своими фантастичными выступлениями на перевыборном собрании доверие и любовь ректора, а теперь надо будет подлаживаться к новому. Ой, как тяжела ноша творческого человека!
       Но день не закончился. Несколько дней назад, когда звонила жена Рейна Надя, я успел шепнуть Надежде Васильевне, чтобы она договорилась относительно посещения выставки Караваджо. Больше десятка картин из музеев Италии и Ватикана привезли в Москву. Очереди возле музея им. Пушкина стоят огромные. А Надя -- чуть ли не ученый секретарь музея. Я приехал заранее, но, к счастью, нашел место для машины и час занимался приведением в порядок отчетов по семинарам, чтобы их выставить в Интернет. Уже в 16 часов встретился с С.П., и через боковой вход без очереди вошли в музей. Корю себя, что этой возможность не пользовался никогда раньше. А на столько выставок, глядя на очереди, я только облизывался.
       Караваджо -- особая фигура в итальянской живописи. Довольно долго все рассматривали, купили по каталогу. Я -- за 1000 рублей альбом итальянца, С.П. за 800 альбом с рисунками Блейка, потом договорились обменяться. Блейк С.П., как замечательному литературоведу, ближе. В наше время Караваджо мог бы стать замечательным кинорежиссером. Блейк все время ощущал себя художником и тьму нарисовал, но все это бы исчезло, если бы не его стихи.
       Дома до ночи работал над Дневником.
       14 декабря, среда. Опять своя, кровная работа, новая книга о моих воспоминаниях не подвигается. Весь день сидел над составлением проспекта о новой кафедральной работе по этюду. Мне это приказал сделать А.Н. Ужанков, который , конечно, вибрирует от желания стать ректором. Я и представить не могу тех страстей, которые сейчас разыгрываются в кабинетах нашего ректората! Чего хотелось бы Тарасову, я приблизительно догадываюсь, а также такого поворота событий, который желала бы Людмила Михайловна. Мотивы у обоих, конечно, близкие. Сколько в этой ситуации заинтересованных, включая нашего главного бухгалтера! Сегодня же принял решение, что в воскресенье все же позову гостей, раз так уже расположился наш календарь, что невозможно, как я привык, день в день отпраздновать свой день рождения в Институте. Я вспомнил, как лишь единственный раз, когда В.С. была в больнице, мы не справили ее дня рождения. Она сочла это плохой приметой.
       Довольно внимательно читаю четвертую книгу Бенедикта Сарнова "Сталин и писатели". Отчетливо выясняются мотивы зоологической нелюбви новой интеллигенции к бывшему начальнику всей советской литературы и одному из лучших советских писателей. Ну, правда, писатель никого не любит, потому что больше всего на свете любит себя. Во-первых, конечно, за некий довольно объективный взгляд на этнический состав Союза писателей. Когда Фадеева доконали его товарищи, он напишет не позднее 24 марта 1953 года письмо о балласте в Союзе писателей.
       "Много случайных людей, не имеющих самостоятельных литературно-художественных произведений, попало в Союз писателей в годы войны и в первые послевоенные годы -- в силу стремления большого числа людей, имеющих косвенное отношение к литературе, проникнуть в Союз для получения материальных преимуществ, связанных с пребыванием в нем (снабжение, литерные карточки и т.д.)
       Среди этого балласта -- немало людей, которые, не имея возможности существовать на свои литературные заработки, иждивенчески относились и относятся к Союзу писателей и добиваются по всяким поводам материальной поддержки из средств Литературного фонда..."
       Это, так сказать, преамбула, посылка. Дальше идут поразительные цифры, которых Фадееву не простят никогда! Цифры вскрывают механику нашей жизни.
       "...Значительную часть этого балласта составляют лица еврейской национальности и в том числе бывшего "Еврейского литературного объединения" (московской секции еврейских писателей), распущенного в 1949 году.
       Из 1102 членов московской организации Союза писателей русских 662 чел. (60%), евреев 329 чел. (29,8%), украинцев 23 чел., армян -- 21 чел, других национальностей -- 67 человек.
       При создании Союза советских писателей в 1934 году в московскую организацию было принято 351 чел., из них -- писателей еврейской национальностей 124 чел.(35,3 %). В 1935-1940 гг. принято 244 человека, из них писателей еврейской национальности 85 человек (34,85); в 1941-1945 гг. 265 чел., из них писателей еврейской национальности 75 человек (28,4 %)..." Дальше мне скучно набивать эти веселые цифры. Уже знаю, что многие мои друзья и адресаты по переписке обидятся, перехожу сразу к фадеевским выводам: "Такое искусственное завышение приема в Союз писателей лиц еврейской национальности объясняется тем, что многие из них принимались не по их литературным заслугам, а в результате сниженных требований, приятельских отношений, а в ряде случаев и в результате замаскированных проявлений националистической семейственности..."
       Здесь бы мне поставить точку, но прекрасная, с обилием материалов книга выпускника Литературного института Бенедикта Сарнова дает возможность заглянуть и по другую сторону кулис. Писатели любили переписываться с вождями. Мне просто лень переписывать письмо 1932 года, написанное после роспуска РАППа, но здесь уже жалоба другой группы на ту, в которую входил Фадеев. Поэты пишут на прозаиков. Вот подписи, в национальности подписантов и качестве их поэзии пусть разбирается читатель: Николай Асеев, Джек Алтаузен, Александр Безыменский, Александр Жаров, Вера Инбер, Семен Кирсанов, Михаил Светлов, Илья Сельвинский, Иосиф Уткин, Эдуард Багрицкий.
       Теперь второй мотив. Покойный Фадеев так искренне не любит нашего интеллигента, в большей своей части замешенного на определенном этносе, не только потому, что хорошо его узнал, уже работая в Москве. Надо сказать, что Фадеев, убежденный большевик, почти всегда руководил писателями. Еще раньше, в эпоху "Разгрома", он убедился, что интеллигент -- это почти всегда ..... В этом смысле он солидаризировался с В.И. Лениным. Они оба хорошо пострадали от этих вязких и быстро меняющих взгляды личностей. Здесь, конечно, нужна бы цитата из самого Фадеева, но я ограничусь цитатой из Сарнова. "Автор "Разгрома", похоже, был искренен в своем отвращении к интеллигентам. Он, судя по всему, действительно верил, что интеллигент по сути своей неизмеримо хуже и гаже "чистого пролетария"". Может быть, этим самым, еще неосознанным свойством, и привлек меня "Разгром" еще в юности?
       Напоследок два анекдота, которые мне выписали из Интернета. Естественно, о выборах.
       "Анекдот первый. Хорошая новость для электората "Единой России": для того чтобы проголосовать за любимую партию, не нужно идти на избирательный участок -- ЦИК поставит галочку за вас!
       Анекдот второй. Если набрать в поиске "потомственный жополиз", сразу показывают этого режиссера. Если набрать -- "партия козлов", сразу показывают эту партию. Но почему-то если написать "два козла", этих козлов не показывают".
       15 декабря, четверг. Небо низкое, черное. Медведев, отменив сезонные изменения времени, кажется, заставил нас страдать. Сил никаких, но я отчетливо понимаю, что это не только время и атмосферное давление, но и бремя старости. Даже мозги уже работают не как прежде, а требуют раскачки, долго по утрам не встаю с постели, читаю.
       Утром, в 12, началась транслируемая по телевидению большая встреча с Путиным. Делает он это не первый раз, но сегодня его выступление приобретает особое значение. Это связано с тем, что упал рейтинг "Единой России", которую он создавал, и большая критика раздается в его адрес. Значение, конечно, имеют и митинги, которые прошли. В стране, которой он управляет, порядка немного, коррупция. Поначалу мне показалось, Путин был немножко не в своей тарелке, но быстро овладел аудиторией. Надо сказать, что аудитория-то на этот раз была почти своя, люди неплохо устроенные и явно связанные своим благополучием с властью. Были здесь деятели культуры -- С. Михалков, Ф. Бондарчук, С. Миронов, не теряющий своего всеобщего обаяния, телевизионщики, которых всегда, как Усманов выбросил из "Коммерсанта" сотрудников, можно снять -- Вл. Соловьев, совершенно не зависимый от власти, но зависимый от бюджета врач Лев Рошаль и многие другие. Путин, конечно, блестяще информирован, замечательно держит удар, опытный рассказчик, умеющий отвлечь внимание. Его спрашивают, не его ли освистали в "Олимпийском", он долго рассказывает о ходе боев, а потом, когда интерес к вопросу ушел за эти подробности, что-то говорит. Он разумен и почти всегда доказателен в том, что он говорит. Хотя так упорно защищает своих подельников. Кстати, кажется, судят, по крайней мере, уже предъявлено или у нас, или за границей обвинение, бывшему "блестящему" министру связи Рейману. Вот они, птенцы гнезда Петрова! Он их "не сдает", он их отдает под суд. Занятен был и другой рассказ, связанный с нецензурными словами на избирательном бюллетене в адрес Путина, за публикацию именно этой "красочной картины" Усманов и расправился со своим коллективом. Бюллетень этот был опущен в избирательную урну в Лондоне! Естественно, и здесь Путин красиво и хорошо сплясал!
       Я внимательно выслушал все эти длинные речи. Что бы там ни было, но это русский человек, с русским умом и русской изворотливостью. Его избрание в президенты предопределено -- лучшего нет.
       16 декабря, пятница. С большой опаской сегодня треплют по "Эху" имя Путина. Между тем, вчера на встрече несколько раз показали в красном очень ярком джемпере главного редактора Алексея Венедиктова. Задал ли он Путину неудобный вопрос, я не знаю, на 15 минут отходил от телевизора стричься. Парикмахерская у меня в доме, стрижет молодой узбек Алик, дешевле, чем кто-либо -- 250 рублей в кассу, 100 рублей я отдаю ему лично.
       Сегодня состоялся у нас ученый совет -- О.Ю. Саленко, которая заведует аспирантурой, отчитывалась за год. Называла, кого они отчислили за "потерю связи с руководителем". Я, сославшись на обыкновение телевидения не называть людей, особенно высокопоставленных, которые кого-то сбили на машине, попросил Ольгу Юрьевну назвать этих самых "потерявших связь со своими аспирантами руководителей". С некоторым неудовольствием Ольга Юрьевна назвала. Потом я спросил, почему не попала в аспирантуру Катя Ратникова, которая очень хорошо закончила Институт... Но, впрочем, несмотря на объяснения, я по обыкновению догадывался почему. Как постарел Институт, как оброс связями и обязательствами мир стариков... Но это все мелочи, потому что потом стали говорить о выборах. Я пропускаю сомнительное заявление ректора о том, что ему, в отличие от меня в свое время, не дали продлить срок ректорства после достижения 65 лет. Дескать, документы того собрания, когда он выкручивал коллективу руки, чтобы все проголосовали за коллективную просьбу продлить ему срок нами командовать, пролежали без движения у него в столе, а министерство тем временем предложило ему организовать выборы. Занятно, что когда мы ездили с ним в Германию, он уже все знал. Впрочем, Бор. Леонов, у которого есть значительные связи в министерстве, уже давно говорил, что срок БНТ не продлят. Да я и сам знал. Были и еще разные занятные моменты, где мне тоже не удалось помолчать... Всех пугали, что, дескать, если мы будем рыпаться и на наших выборах спорить и интриговать, то пришлют кого-то с ленинградской пропиской. Я знаю эту манеру пугать, чтобы под шумок выбрать кого-нибудь, кто смог бы закрыть все, что происходило в Институте за последнее время.
       Из Института после ученого совета, как всегда, до Дома на набережной подвозил Марию Иванову. Поговорили о перспективах и предстоящих выборах. Настоящей, звездной и яркой кандидатуры у нас нет. Вряд ли мне удастся уговорить на собрании кафедры Варламова или Басинского, все остальные хотят лишь собственной карьеры. Между прочим, Маша рассказала, что А.Н. Ужанков уже баллотировался в Свято-Тихоновском монастыре, где он прежде работал на должности ректора. Проиграл с каким-то уничтожающим счетом. Я всегда также помню, что А.Н. очень близок с нынешним ректором по миросозерцанию, не по религиозным убеждениям, как можно было бы подумать.
       Вечером художественную литературу, как окончательно дискредитировавшую себя междусобойчиками, я не читаю. Читал, может быть, уже во второй раз переводного "Вателя" -- немножко исторических сплетен и рецепты XVIII века. Книга начинается с нескольких строк из письма мадам де Савинье.
       "Вечер пятницы, 24 апреля, 1671 года. Я намеревалась рассказать Вам, что Король прибыл вчера вечером в Шантильи: он загнал оленя при свете луны; фонари были чудо как хороши, фейерверк несколько поблек перед сиянием нашей лучезарной подруги; но в конце концов и вечер, и ужин, и игры -- все прошло превосходно. Сегодняшняя погода внушала надежду, что столь приятное начало получит достойное продолжение. Однако, приехав сюда, я узнаю нечто, от чего до сих пор не могу прийти в себя, так что уже не знаю, что выходит у меня из-под пера: в общем, что Ватель, великий Ватель, дворецкий г-на Фуке, ныне дворецкий Принца, человек исключительных способностей, чья золотая голова способна вместить заботу о целом государстве; итак, этот человек, коего я знала лично, обнаружил сегодня поутру, что не доставлена свежая рыба; и вот, не в силах вынести мысль о неизбежном грядущем позоре, он, одним словом, закололся. Можете вообразить, какой ужасный беспорядок внесло в праздник столь чудовищное происшествие. Подумать только, что свежая рыба, быть может, была уже доставлена, когда он испустил дух. Я ничего более об этом не знаю. Пока что. Полагаю, Вы найдете мой рассказ недостаточным. Несомненно, было большое смятенье, что весьма досадно на празднике стоимостью в 50 000 экю".
       Вот этих строчек хватило, чтобы судьба человека не провалилась, а оказалось вписанной в историю!
       17 декабря, суббота. Завтра у меня некий "балок" по поводу моего рождения -- 76 лет. С некоторым трудом в 10 часов разбудил по телефону С.П., заехал за ним, вместе поехали на рынок. Покупал мясо, овощи, сушеные фрукты и прочее, даже две бараньих ноги -- одну на завтра -- будут Лева, Леня, С.П. и я -- другую на Новый год, после которого сразу мы с С.П. улетаем на Гоа. Вернулись довольно быстро, С.П. поехал к себе на дачу, проверять хозяйство и участок, я начал раскладывать запасы по холодильникам.
       Вечером ходил в Большой театр, завершается год Италия--Россия, давали знаменитый балет "Excelsior". Этот балет вошел в историю искусства, как нечто очень знаменательное и даже эпохальное. По крайней мере его в Париже видел Чайковский, и, наверное, тогда возникли у него идеи относительно балетов-ревю, какими стали "Спящая красавица" и "Щелкунчик". Когда говорят "Excelsior", то в первую очередь вспоминают хореографа Манцотти, а не композитора Маренко. Композитор этот бравурный, очень плодовитый, но не он главный здесь. Впервые в балете были показаны "абстрактные" вещи. Свет, Прогресс, Гений Тьмы, Индустриализация, Наука, Обскурантизм, даже Электричество. Все танцуют, я уже не говорю о "сопровождении" -- кордебалете, мимансе, детской группе. Теперь я уже знаю, что Вольта трудился и "изобретал" электричество на острове Камо. Но во время балета вдруг возникнет и Бруклинский мост, зрители увидят сшибку тоннеля. Много дивных чудес дарует нам мир.
       Это далеко не самый конец XIX века. Мир ожидает чего-то необыкновенного от цивилизации. Ни композитор, ни хореограф еще не предполагают, что принесет нам цивилизация. Балет надежд и дерзких намерений. Правда, чуть позже пришел тоже очень современный Дягилев, но содержание его балетов было снабжено более крутой музыкой, и у него было общечеловеческое содержание.
       Опять, но уже под влиянием высказываний Цискаридзе рассматривал зал и все остальное в Большом. Туалет где-то внизу, в новых мраморных казематах, которые раньше были подвалами. В первом ярусе действительно паркетный пол заменен флорентийской мозаикой, скользковато. Зал блестит без того таинственного мерцания, которое было у него раньше, за реставрацией спряталась таинственная мерцающая подлинность. Над большими боковыми ложами снова появились царские короны, а на занавеси вместо "СССР" -- "Россия". Торопливая смена эмблематики всегда страдает безвкусием. Ах, эти фигуры прежних цезарей с новыми головами!
       Тем не менее, каждое посещение Большого становится событием. Видел несколько дам в роскошных туалетах. А один молодой человек, проходя по нижнему фойе, в смокинге и бабочке, в одной руке держал бокал, а в другой палантин своей дамы. Все это поместилось в роскошной золотой коробочке Большого театра.
       Вечером, уже после спектакля, пил чай со своим соседом Анатолием Жуганом, разбирали одну его сердечную коллизию. Иногда я поражаюсь цинизму современных молодых женщин. Подумываю о пьесе. Современная пьеса обязательно должна быть только комедией. В этом смысле Мария Иванова, с которой мы говорили об этом вчера в машине, совершенно права.
       18 декабря, воскресенье. По "Эху" Майя Пешкова, как обычно, вела утром свою интересную передачу "Непрошедшее время". На этот раз это был Бродский, в прошлый раз Эренбург. По Майе, как в свое время по Тане Винокуровой, можно безошибочно, кто бы и с какими бы русскими фамилиями ни выступал, определять национальность объекта передачи. Разговаривал по-русски какой-то шведский литературовед, в том числе сказал и об отношении Бродского к православию. Лучше всего Бродский, оказывается, относился к протестантизму, а точнее, к наиболее требовательной части его учения -- к кальвинизму. Майя здесь не утерпела и спросила, а как Бродский относился к иудаизму.
       С утра стал готовиться к ужину по поводу своего дня рождения. Натирать солью и шпиговать чесноком баранину и принимать звонки. С каждым годом их все меньше и меньше. Первым позвонил Юрий Иванович из Ленинграда, а вторым -- Слава Ядринский, я жду звонка Лены из Германии. Она давно не звонила, и я волнуюсь. Тем не менее, с утра на меня все же обрушился ливень звонков. Не забыли, позвонила даже З.М. Кочеткова.
       Естественно, весь день крутился на кухне, пек пирог и жарил баранью ногу. Что-то к трем часам, вернувшись с дачи, пришел С.П., затаренный водой, соками, тортом и салатами из "Перекрестка". К пяти собрались все мои негустые гости. Лева с Таней и Леня Колпаков с Ирой. Как хорошо можно посидеть и поговорить, когда народа немного. Я уже и не помню, о чем особенно говорили, но выпили много. Лева, как всегда, прочел очередную оду. Надо бы все собрать и издать. Во время "банкета" звонки не прекращались. Особенно тронуло меня, что позвонили мой армейский сержант Игорь и Саша Рудаков, с которым я работал на Радио. Ну, конечно, звонили еще и ученики: Ксюша Фрекауцан, Антон Соловьев, Миша Тяжев. Во вторник кое-что на работе придется продолжить.
       Что-то часов в двенадцать, загрузив всю посуду в машину, я лег спать. Пить надо меньше, а гулять больше. Гости благополучно разошлись. Перед сном вдруг вспомнил, что Л.И. Швецову и Ресина выбрали и определили в Думу. Людмила Ивановна будет вице-спикером, а что касается зама Лужкова по строительству Ресина, о котором, говорят, Кобзон сказал, что он не иудей, а Иуда, то ему подарили депутатскую неприкосновенность.
       19 декабря, понедельник. Видел утром кусок из передачи Пушкова о развале СССР. С тех пор уже прошло 20 лет. Стала ли наша жизнь лучше? Стало ли лучше культуре и появились ли новые шедевры в искусстве? Появился страх смерти, вернее, где и как тебя похоронят. Впрочем, это тоже не имеет значения, в конце концов, даже великого Моцарта скинули в общую могилу. Появилась "пепси-кола", "баунти", и все мы стали выездными. В передаче Пушкова совершенно определенно сказали, что все это -- результат ненависти Ельцина к Горбачеву и давление его молодого окружения. Гайдар текст соглашения о ликвидации СССР написал от руки. Над всем витала черная тень Бурбулиса, рядом подвякивал "мальчик на каблуках" Шахрай.
       Утром же объявили, что умер Ким Чен Ир, теперь власть должна перейти к внуку оперуполномоченного МВД из Хабаровского края. Я представляю, как везде напряглись дипломаты.
       Весь день маялся, что-то почитывал о Фадееве, искал интонацию, с которой завтра буду говорить, главное -- все мысли как-то уложить. Впрочем, перед выступлением никаких мыслей наверняка не будет, но соберусь и начну. Я всегда говорю, выкручивая фразы к общему смыслу, до тех пор, пока мне не станет скучно.
       20 декабря, вторник. Слава Богу, кажется, пронесло -- день прожит. Я-то думал, что сорвусь, что-то сделаю не совсем так. А расписание дня было грозное: утром семинар, в 12.30 кафедра, потом небольшой междусобойчик под аккомпанемент огромной 5-литровой бутылки виски, а уже в семь часов вечер в ЦДЛ. Как я уже, наверное, писал, я -- ведущий, значит, весь вечер на манеже. Встать пришлось около семи, утром ездил на велосипеде и сделал весь комплекс упражнений. Вечером, когда уже вернулся из ЦДЛ, звонила Лена Мушкина, она, оказывается, сидела в зале: ты такой подвижный и быстрый и, в принципе, ты мне понравился. Вот поэтому и быстрый.
       Семинар сегодня проводил без обсуждений, слегка поговорил с ребятами, размялся на Фадееве, прочел им -- урок не только подмечать, но и прописывать детали -- кусок из мадам Савинье, попугал. А вот ребята преподнесли мне замечательный подарок, и как раз из тех, что я так люблю, т.е. сделанный своими руками. В роскошном посылочном ящике, с прибаутками, что нашли возле Института, они вручили мне самодеятельную из картона корону, украшенную разноцветными радиодеталями. Смастерила корону, как я потом узнал, Маша Поливанова, автор идеи -- Миша. Все детальки прикреплены маленькими болтиками, Маша, видимо, привыкла держать в руках плоскогубцы. Кстати, немного позже я получил и другой подарок от учеников. Приехали Леша Упатов и Антон Соловьев -- привезли необыкновенной красоты остекленную природную фотографию Антона. Заря и крошечная на горизонте церквушка.
       Кафедра была посвящена одному лишь вопросу -- кто будет будущим ректором, мы должны были кого-то выдвинуть на эту должность от кафедры. Я сначала прочел список всех сотрудников, которые по возрасту, только по возрасту могли бы претендовать на эту должность. Сегень -- отказался, но и не прошел бы, Михайлов -- отказался баллотироваться, отказался Толкачев, Агаев, который отчетливо понимал, что не пройдет. На заседании не было Варламова и Басинского. Но по квалификационным требованиям претендент должен был проработать в Институте не меньше пяти лет, думаю, что оба, по крайней мере Басинский, до этого не дотягивают. Я на всякий случай сбегал на заочку к Варламову -- хочет ли он? Он тоже отказался, но по глазам я увидел -- единственный шанс пролетел. Но при всем прочем, его бы никто и не выбрал, к Варламову в Институте очень настороженно относятся -- очень уж успешен и тих. Олеся Александровна, хотя я первым завел разговор о Варламове, все же что-то про него лепетала. Традиция собраний Союза писателей кого-то выкрикнуть, чтобы потом долго считаться "своим", укоренилась глубоко. Очень толково выступил умница Е.Ю. Сидоров -- надо выдвигать, для того чтобы победить, и выдвигать нужно только одного человека. В общем, дружно все помыслили, взвесили свои негустые возможности и решили выдвигать Мишу Стояновского. Правда, Малягин, по своей склонности к христианской общности, предложил Ужанкова, но я сказал, что его выдвинет другая кафедра. Я думаю, что Минералов не утерпит.
       Сразу же после быстрого окончания Надежда Васильевна внесла блюдо с бутербродами, а я достал свою замечательную бутылку. Всем сразу стало хорошо. Получил опять кучу подарков. Две коробки чая -- Л.М. и И.А., книжку новых переводов Гессе от переводчицы Маши Зоркой, носки от "мерзкой старушонки" и моего друга Евгении Александровны, были и другие мелочи. Леша Козлов, который пришел попозже, сделал грандиозный подарок -- визитные карточки, такие, как я и хотел: безо всяких званий, только ФИО и телефоны
       Два обстоятельства на вечере Фадеева -- полный зал и некоторый скандал, когда я объявил выступление Н.К. Сванидзе. Сам вечер, по общему мнению, прошел хорошо. Приехала Инна Макарова, зал от нее был в восторге. Я выступал первым, высказал свои привычные тезисы, добавив только удивительную веру Фадеева в коммунистическую идею. Мой тезис о несовпадении калибров, как обычно блестяще выступавший Николай Афанасьев потом вспомнил. А вот когда я объявил Сванидзе, то в зале раздались какие-то крики. В жизни отторгнутый от своих политических дефиниций Николай Карлович мне нравится, он спокоен, как все кавказцы, необыкновенно вежлив. Рядом с ним все время жена, высокая, чрезвычайно элегантная женщина с вызывающе обритой головой. Говорят, что именно она является мозгом этого говорящего рупора либеральных и антисоветских идей. Когда раздались возгласы, типа "долой", "как вам не стыдно!", я немедленно из-за кулис выскочил на сцену и стал утихомиривать зал. "Я вот, например, являюсь политическим оппонентом Сванидзе, но это не означает, что ему не надо давать говорить". Возможно, этот инцидент несколько облегчил речь Н.К., но говорил он очень хорошо -- о "несделанном" писателем из-за тисков долга. Понимал ли Николай Карлович, что очень часто писатель заслоняется своей гражданской работой от навязчивых мыслей о простое? А ведь не пишется! Почему прирабатывали в разведке Тургенев и Тютчев, почему издавал журнал Некрасов, работал в литчасти МХАТа Булгаков. И не из госработы ли часто черпали они импульсы для работы настоящей, творческой?
       Еще один момент хотелось бы отметить. Перед началом выступления мне передали письмо некоего ветерана. Я его внесу в Дневник, еще как материал, который не следует потерять. Если еще раз буду переиздавать "Смерть титана", обязательно все поправлю.
       Когда вернулся домой, еще застал метателей бисера на канале Культура. Это новая передача о литературе, которую ведет Игорь Волгин. Не помню, о чем говорили в прошлый раз. Это особенность речи современных литературных критиков: говорят обычно ярко, складно, но запомнить невозможно. Помню, о чем-то энергично вещал В.И. Новиков. Кто-то недавно о Владимире Ивановиче рассказывал, что в университетское время был лихой парень, хорошо выпивал. На этот раз я даже записал кое-какие фамилии. Впервые увидел, как наш Игорь Волгин чуть заискивает перед современной литературой. Привык к классике и растерялся. Говорил о "Заповеднике" С. Довлатова, который я недавно читал. Сфокусировался я на этой передаче лишь потому, что известный критик Николай Александров говорил следующее: вот, дескать, "Заповедник" -- это правда, а вот "Матера" -- это некая подстава. Волгин тут же, чтобы не прослыть человеком вне прогресса, записал Довлатова в классики. Еще в передаче участвовали Андрей Арьев, друг Довлатова, но говоривший о нем очень сдержанно, и две девушки. Одна из них -- Лидия Дмитревская, филолог, довольно живо оппонировала умным литературоведам и их терминологии.
       21 декабря, среда. Утром пришла "Литгазета", Леня Колпаков напечатал мое предисловие к "Молодой гвардии". На первой полосе с продолжением на внутреннюю полосу. Утром же, перепечатывая письмо с поправками к моему роману, нашел телефон корреспондента и позвонил. Это Искра Юльевна Герман -- ей 86 лет. Душевно поговорили, сказала, что если я пришлю ей роман с автографом, то она будет держать его под подушкой. Работала экскурсоводом в Музее революции. Вот ее письмо.
       "Уважаемый автор книги "Смерть титана. В.И. Ленин" С. Есин.
       К Вам с посланием обращается научный сотрудник Музея революции Искра Герман. С большим интересом я прочитала Вашу книгу. Восхищена Вашим мужеством в наше время, когда деятели революции заплеваны, история искажена. Мне понравилась композиция книги, Ваше знание трудов В.И. Ленина, уважительное отношение к Н.К. Крупской. Книга читается с захватывающим интересом, я ее перечитала два раза в этом году, но, к сожалению, есть неточности в датах и др. помехи. Восемь лет тому назад я пыталась дозвониться ректору Литинститута Есину С. Я звонила в течение двух недель, но секретарша не соединяла с Вами.
       И вот я специально пришла в ЦДЛ, чтобы вручить свое послание. При повторном издании прошу исправить досадные промахи.
       Оставляю свой домашний телефон, если Вы захотите побеседовать на темы по истории СССР ХХ века. Искра Юльевна Герман.
       Неточности в книге: 1. Стр. 22. В.И. Ленин был председателем СНК, а главами государства были Я.М. Свердлов, М.И. Калинин.
    2. Стр. 43. Неверная дата мятежа в Кронштадте -- 1921 г.
    3. Стр. 52. Неправильное название документа "Декларация прав народа" (а не масс). 4. Стр. 63. Я.М. Свердлов был председателем ВЦИК в 1918 г. 5. Стр. 88. Инесса Арманд с больным сыном лечилась в Кисловодске и Нальчике, на Кавказе умерла в 1920 г., гроб с ее телом встречал В.И. Ленин на Казанском вокзале, В.И. Ленин шел за гробом до Красной площади. 6. Стр. 171. Неприличная фраза "еврейская интеллигенция -- в кусты". 7. Стр. 171. Последний абзац неточен. В.И. Ленин жил на квартире Фофановой, связь с ЦК шла через нее. 8. Стр. 189. Сталин впервые появился на съезде РСДРП. На
    II съезде РСДРП не было встречи И.В.С. с Л.Д. Троцким.
    9. Стр. 189. III съезд РСДРП был в Лондоне в 1905 г. IV съезд был в Стокгольме в 1906 г., V съезд был в Лондоне в 1907 г. 10. Стр. 193. Троцкий Л.Д. был в ссылке на Урале, в Березове (где отбывал ссылку Меншиков -- XVIII в.), оттуда бежал. 11. Поляк (Ф.Э. Дзержинский) никогда не был членом Политбюро (ни при В.И. Ленине, ни при И.В. Сталине). 12. Стр. 485. С 1914 г. Петербург был переименован в Петроград.
       P.S. С Новым годом. Хочется пожелать Вам создавать еще и еще исторические романы, этот роман о В.И. Ленине Вам очень удался. Герман И.Ю.
       Р.P.S. Сейчас Музей революции называется Музей современной истории, Москва, Тверская, д. 21".
       К трем, так ничего и не сделав дома, поехал на защиту, на диссертационный совет. Защищались две девочки, аспирантки Минералова, одна из них была даже беременной, по слухам, уже вторым ребенком. После совета соискательницы, которые уже стали кандидатами наук, накрыли замечательный стол, с массой всего вкусного, но для меня плохо съедобного. Я отметил, что у Минералова всегда самые красивые аспирантки и всегда после защиты хорошо кормят. Я, правда, почти на эти пиры не хожу.
       Как всегда, на защите остро и хорошо говорила М.О. Чудакова. В ней есть отчаянный старый заквас научной правды. Ее выступления, правда, советом всегда воспринимаются как-то кисловато, дескать, умничает, мы тоже с усами. Но только усами ведем плохо. В одном случае она говорила, я ей вторил, о термине "лиризация" и библиографии. На три упоминания Лотмана приходится шесть упоминаний Минералова. В другом -- о некоторой архаике произведений, которые привлекаются к защите. Я с нею абсолютно согласен и об этом уже несколько раз говорил. Надо думать еще и о том круге конкретных знаний, которые будущий педагог понесет в аудиторию.
       22 декабря, четверг. Вроде бы договорился с Ясей и Аленой устроить у меня сегодня маленький бал, даже сходил в магазин, чтобы печь пирог по рецепту Лены Богородицкой, но тут вспомнил, что вечером юбилей РАМТа -- надо идти.
       Уже два дня валит снег. С машины, на которой все равно не поеду, счищал слой сантиметров двадцать.
       Днем, где-то в половине первого, позвонила Галина Степановна Кострова -- она внимательный читатель. Хвалила меня за статью о Фадееве, некоторые слова были так высоки, что я и повторить их не могу. Правда, вчера мне приблизительно то же говорил и Лева. Он особенно отмечал последнюю часть статьи, я ее перечел вчера перед сном, неплохо. Поговорили с Галей и чуть-- чуть о политике. Она спросила меня, смотрю ли я сейчас выступление президента Медведева, она не смотрит, но Володя Костров смотрит. Закончив разговор, я тут же побежал на кухню и включил телевизор. Это был как раз некий "четвертый" пункт, кажется, его необходимых в ближайшем будущем решений. Естественно, речь шла о коррупции. В этот момент президент говорил о конфискации. Боже мой! Наконец-то! И о недопустимости родственников в управлении государственных и компаниях с государственным участием. В этот момент показали зал. Аплодисменты были несмелые, но какие скучные и мгновенно раздумывающие лица стали у сидящих чиновников. Мне показалось, что в эту и последующие минуты большинство зала только и думало о том, что делать и как бы сохранить то, что было нажито. Все, что было сказано потом, было привычно. Путин, Матвиенко и Патриарх были в первом ряду. Громов, уже потерявший весь нажитый в Афганистане авторитет, сидел рядом с Собяниным. Долго не мог отойти от этих картинок. Какие лица!
       Давно хотел написать некоторые свои размышления о Путине. Выборы в Думу прошли, Бог с ними, но Путин уже давно другой. Он затаился, он многое понял, он, мне кажется, теперь думает, каким он останется в истории. Потом, при всем прочем, он русский человек. Мне кажется, что в ближайшее время он по-настоящему займется жизнью населения, социальными проблемами. Практически Медведев путь озвучил, и я не думаю, что он это сделал, не посоветовавшись с председателем правительства. Что бы и кто бы ни думал и ни говорил, но я полагаю, что это будет лучший вариант для страны.
       С воскресенья или с субботы все СМИ говорят о крушении плавучей платформы для добычи нефти. Произошло это где-то возле Сахалина. Платформа перевернулась, погиб практически весь экипаж. 14 человек спаслись, остальные или были найдены уже мертвыми, или "пропали без вести". Первый анализ этой катастрофы подтвердил старую истину -- хищнический характер капитализма, владельцы платформы были готовы на все ради выгоды и прибыли. Получили крушение.
       Вечером ездил с Жуганом в РАМТ -- Анатолий, несмотря на жуткую погоду, повез меня на машине, и все обошлось -- там сегодня юбилей и дают особый спектакль. Собственно, показали много разных отрывков и прелестных номеров студентов. Много номеров на движение, танцы, вокал и даже фехтование. Никакой нудятины и никаких приветствий, показали все, чем располагает современный актер и чему театр и Бородин учат. Демонстрация интеллектуальной и эстетической атмосферы, в которой живет театр. Все это проходило на сцене, над которой были вывешены планшеты с поколениями актеров, создававших славу этого театра. Многих я, по своей плохой памяти на лица, не узнал. Несколько было "устных" номеров -- монологи из Стоппарда, Уайльда, Шекспира, Ахматовой, Пастернака и Бродского. Подбор, конечно, своеобразный, но вполне лояльный. Все звучало достаточно остро, но главное смотрелось. Я хлопал беспрерывно. Всего 46 номеров, которые прогнали за 2 часа. Все прекрасно было и оформлено. После спектакля в фойе были накрыты столы -- юбилейный банкет, но я уже не остался.
       Встретил, естественно, много народа, в том числе и Валерия Лукова с женой Наташей, они чуть ли не воспитанники этой сцены. Сидели и люди с "медийными" лицами -- Ноткин, Волгин и другие, в основном это любители Бродского, хотя и я его люблю. Любовь Михайловна мне сказала, что в Департаменте по культуре сейчас некоторое недоумение -- кто придет к власти, тот и будет заказывать музыку. Сказанное в основном касалось московской премии. Капков, нынешний начальник, может уйти на место Л.И. Швецовой.
       По поводу кадровых движений. Спикером стал Сергей Нарышкин, о назначении и избрании которого на этот пост заговорили еще два или три месяца назад, а вот новым главой президентской администрации -- Сергей Иванов. Путин обустраивается.
       23 декабря, пятница. На улице опять снег, никуда не выходил и не ездил. Сидел дома и весь день перепечатывал и правил новую повесть о Вале, которая просто перерастает в мои мемуары. Очень интересен сам этот процесс выпрямления материала ближе к действительному и правде.
       По радио теперь идет напряженная подготовка к митингу на проспекте Сахарова. Все это просто так не утихнет, и я начинаю бояться новых потрясений. Какие-то новые действия торопливо произвел президент. Внес в Думу закон о политических партиях. Эта как бы конфетка будет через неделю. Выборы, которые прошли так нагло, конечно, пугают. Но еще опаснее, если власть перейдет к людям, которые позиционируют себя как либералы. Вчера в Интернете поинтересовался скандалом, который возник вокруг Немцова. Об этом говорила Ксения Ларина, причем ничего не сказала о сути, только о том, что бедный Немцов и структуры "слили" на него компромат. Но что оказалось:
       "Немцов: Лимонов -- тварь, ему чем хуже, тем лучше.
       Немцов о Лимонове: Смердящий завистливый старый пердун.
       Немцов и Яшин: Через неделю собрать много людей будет уже сложновато.
       Немцов о "Яблоке": Это секта. Они обоср...ся!
       Немцов и Гозман: Эти дауны Явлинский, Жирик. Навальный -- м...дак: послушал Яшина, у которого детство в ж...пе играет.
       Немцов об участниках митинга: Большинство -- интернетовские хомячки.
       Немцов и Михаил Шнейдер: Пономарев -- пи...деныш и провокатор.
       Немцов о Явлинском: Он же пид...рас законченный.
       Немцов и Пархоменко: Она такая сучка редкая, эта Чирикова.
       Немцов и Рыклин: Рынска -- ебл...вая отвратительная телка, Лева Пономарев -- маразматик и идиот, Илья Пономарев -- мразь, бл...дь, тварь и сука.
       Немцов о Божене Рынске: Страшнее атомной войны, законченная сука и уродина.
       Немцов и Пархоменко: Илья Пономарев -- провокатор.
       Немцов и Шорина: Пархоменко -- е...нутый и самовлюбленный, Митрохин -- глупый м...дак.
       Немцов о Митрохине: Ты лидер партии или х...й с горы?
       Немцов об оргкомитете митинга: Бессмысленные м...даки, только вы...ваться умеют.
       Немцов и Пархоменко: Пономарев -- пи...рас, будет нас мочить.
       Немцов и Пархоменко о Пономареве: Этот м...дак будет говорить "а почему не я ведущий митинга?"
       Немцов и Пархоменко: Гудков и Пономарев -- два пи...дюка, которые орали, что сдадут мандаты, а сами не сдали.
       Немцов об Акунине: Он, бл...дь, считает, что все знает на свете. Он вообще ох...евший.
       Немцов и Демушкин обсуждают, как поделить, кто будет выступать на митинге.
       Немцов заверил Гудкова, что не будет требовать от него сдать мандат.
       Немцов об Акунине: Этот м...дак, великий грузинский писатель. Интриган, бл...дь, я его сегодня послал на х...й.
       Немцов о Гудкове: Он ко мне обратился со слезами на глазах с просьбой не третировать его.
       Немцов о Венедиктове: Нас сегодня Веник на х...й послал. Я думаю, что Веник обоср...ся.
       Немцов и Рыжков: Грише (Явлинскому) объяснили, что он на х...й никому не нужен.
       Немцов и Каспаров: Демушкин -- реальный отморозок. "Эта скотина устроит нам бойню".
       Немцов о Пархоменко: Он нагло врет по указанию Акунина".
       Эта занятная картинка, достойная попасть в материалы знаменитой фольклористки Галкиной-Федорук, в свое время специализировавшейся по бранной лексике, прекрасно дополняет характеристику В.И. Ленина, обозначившего интеллигенцию одним словом. Но здесь еще и пропись неудержимой страсти этих людей к власти. Для них мы все лишь материал, который должен способствовать их захвату кормушки.
       24 декабря, суббота. Еще вчера думал, что пойду на митинг, который оппозиция организует на проспекте Сахарова. Ах, нет Лужкова, а то бы он на этом проспекте, где так хорошо собирать большие митинги, чего-нибудь бы построил. Но вчерашний мой улов в Интернете, показавший весь цинизм одного из лидеров этой оппозиции, меня расхолодил. Кстати, утром, когда Ирина Покровская и Ксения Ларина занимались телевизионными разборками, они опять не бранили Немцова за его отношение к своим товарищам, а все жаловались на то, что его, дескать, слили. Мы будем безобразничать и двурушничать, а вы уж нас не подслушивайте. Вообще, весь этот митинг, в частности его заявленные главные персонажи, кажутся мне весьма одиозными. И Акунин, абсолютно коммерческий писатель, и Ксения Собчак, в которой вдруг проснулась гражданка, а раньше была только дочка своего папы и мамы. А кто, как не Путин, сделал маму сенатором, а теперь Ксюша недовольно порядком, при котором, так сказать, окуклилась. Будет выступать и учить народ бывший премьер-министр Касьянов, которого в свое время звали "Миша 2%".
       В общем, ездили с С.П. в "Ашан", в котором так удивительно проясняется наша торговая политика. Цикорий, который я пью, в "Ашане" стоит на 30 рублей дешевле, чем в "Перекрестке", а молоко, литр, на 20, чем в "Лавке деликатесов" на улице Строителей. Народа в магазине тьма, но довольно быстро и удобно. Удивительно, что "дешевый "Ашан" это магазин турецких предпринимателей. Нашим продавцам нужны наценки и несусветная прибыль. Вспомнил, что Алексей Толстой в "Петре Первом" писал о русских купцах. Вот оно, провидение писателя. Так наши ведут себя в строительстве, медицине, в высшем образовании и в школе -- везде хотим задрать планку личных прибытков.
       После "Ашана" решили сходить в кино. Купили билеты, и я отвез на машине продукты домой. В том же торговом центре есть еще и два кинотеатра. Мне всегда везет в искусстве -- и не в искусстве тоже -- выхожу в лес, и на меня уже бежит дичь. Это "Уорнер Бразерс", но наш Бекманбетов и несколько наших актеров. По крайней мере, сначала в титрах, а потом и на экране я узнал Гошу Куценко. Уже после фильма я дал себе слово, что никогда, увидев его фамилию в театральной афише, не пойду на спектакль, а обнаружив его лицо на экране, сразу выключу телевизор. Фильм называется "Фантом". Это собрание всех штампов современного американского кино. Нападение на Землю инопланетян, осталась горстка людей, отбиваются, выживают несколько. Естественно, в конце брезжит надежда. На этот раз все дело происходит в Москве. Роскошная московская жизнь, в которую прилетели американцы, потом по местам боевой славы -- на Красной площади, возле высотки на Котельнической набережной, у библиотеки Ленина. Очень молодой зал над всей этой чухней посмеивался. Я увидел за всем этим огромную, иногда вычурно, иногда талантливо воссозданную пошлость. У наших подростков это не прошло, пройдет ли эта русская клюква у американских ребятишек? Последний штрих -- атомная подлодка на Москве-реке.
       Вечером смотрел митинг, диктор прямо сказал, что это первый митинг, направленный непосредственно против Путина. Посмотрев на выступающих, хотя я и сам мог бы быть среди митингующих, я подумал: на ближайших выборах буду голосовать за Путина. Кажется, наша определенная интеллигенция хочет "оранжевой революции". В Интернете резолюция митинга, на котором, по данным полиции, было 30 тысяч человек, по данным организаторов -- 120 тысяч.
       1.Немедленное освобождение всех политзаключенных и всех заведомо неправомерно осужденных.
       2. Отмена итогов сфальсифицированных выборов.
       3. Отставка Чурова.
       4. Регистрация всех оппозиционных партий и принятие демократического законодательства до февраля 2012 г.
       5. Проведение новых и честных выборов.
       6. Создать московское подразделение избирателей для контроля над выборами.
       7. Не отдать Владимиру Путину ни одного голоса на выборах 4 марта.
       По НТВ прямой трансляцией шла свадьба Максима Галкина и Аллы Пугачевой. У Аллы Борисовны это уже пятый муж, Максим женится впервые. Но острить по этому поводу не стану, а фраза есть: браки совершаются не на небесах, а в шоу-бизнесе. Но это их работа. Одно Пугачева сказала верно: надо жить и не думать о будущем.
       25 декабря, воскресенье. Утром по "Эху" "пели дифирамб" Юрскому. Это прямой эфир, и, как я понимаю, артиста пригласили, чтобы он соответствовал вчерашнему митингу в представлении зажигательной Ксении Лариной. А Юрский не поддался, у меня возникло ощущение, что он не оправдал ожиданий. Говорил взвешенно, продуманно, я еще раз понял, как правильно я сделал, что год назад поддержал его на премии "Москва-Пенне".
       26 декабря, понедельник. Написал два письма: Марку Авербуху и Семену Резнику, потом ходил в магазин и слонялся по дому. Вечером приходил Игорь, и мы довольно долго говорили с ним о романе, который он хочет написать. Я объяснял, что надо не хотеть, как он говорит, чего-то вроде "Божественной комедии", а садиться и писать. Кажется, у него возникает нечто биографическое. Это будет интересно, как он считает, следующим поколениям, как нам интересны 60-е годы в Америке. Разные Керуаки и Буковские. Здесь он, пожалуй, прав. Обещает меня изобразить в виде Дракона.
       Днем не только, как написал, слонялся по комнатам, но и просмотрел одиннадцатый номер "Нового мира". Буду еще читать, это, кажется, интересно. Пока выписки из библиографических листков. Здесь тоже много забавного. Например, в большом списке периодики (составители А. Василевский, П. Крючков), которая подвергается рецензированию в "Н. М." есть много чего, в том числе и литературного. Например, "Книжное обозрение", "Литературная Россия", "Наш современник", но "Литературной газеты" нет -- это к вопросу о вопиющей объективности. Теперь мои выписки. Я выписываю, что совпадает с моим взглядом на жизнь и литературу. Взгляд, правда, старческий. Кое-что из этих цитат я потом возьму для семинара.
       Дмитрий Губин. Проза без жизни. -- "Огонек", 2011, N 35, 5 сентября.
       "Этим летом сбылась мечта, которую я бы назвал мечтой идиота. Я больше месяца валялся, условно говоря, на диване и читал -- по преимуществу то, что называется современной русской прозой.
       Итак, первое: ни в одной из книг темой, пусть даже второго плана, не был труд, то есть, прошу прощения за избитый оборот, созидательный труд.
       Второе. В современной русской литературе нет места страстям, нет места любви. То есть описания типа "наутро Михаил понял, что не может обойтись без Елены, он набрал ее телефон и долго вслушивался в гудки" -- такие цепочки слов есть, но это с точки зрения романа не любовь. Это дерьмо. Я не знаю, что случилось и почему никто из писателей не может любовь нарисовать, в лучшем случае обозначить: типа, да, влюбился, страдал, а она крутила с менеджером постарше и не ценила. У меня вообще есть подозрение, что то, что мы называем любовью -- (по)жар страстей, зажигающий конкретную исторически и социально определенную жизнь, -- это результат воздействия не столько вброшенных в кровь гормонов, сколько культуры. Под влиянием культуры игра крови принимает ту или иную форму...
       Третье. Как ни странно, несмотря на все обвинения в разнузданности, современная русская литература удивительно неэротична.
       Все, что в современной прозе есть, даже самой изощренной, вроде пелевинской (и быковской, разумеется), -- это социальная сатира. То есть вся нынешняя русская литература есть публицистика".
       Сергей Исрапилов. 2011: "Первый год войны миров". -- "АПН", 2011, 15 августа.
       "Нынешний, 2011 год -- особенный. Он полон важнейших событий, которые пока воспринимаются нами изолированно...
       Во-первых, начался длительный период снижения уровня жизни на Западе, что создает условия для выдавливания мигрантов...
       Во-вторых, возникли условия для резкого ухудшения ситуации в странах мира ислама. Цены на продукты питания уже выросли до исторического максимума и, несомненно, будут быстро расти. Рост цен на продовольствие наиболее чувствителен для мусульманских стран, так как демографический взрыв увеличил численность населения в несколько раз при отсутствии реального прогресса в развитии сельского хозяйства...
       И в-третьих, "арабская весна" стала началом полномасштабного кризиса государственности западного типа, которая так и не прижилась на мусульманском Востоке...
       Сегодня налицо системный кризис всей западной цивилизации. И, как обычно, кризис в первую очередь коснется периферии Запада, которой, собственно, и был мусульманский Восток".
       "Может быть, каждый из нас гений". Поэт Ольга Седакова о кардиограмме времени и великих фигурах культуры. Беседовала Елена Яковлева. -- "Российская газета" (Федеральный выпуск), 2011, N 180, 17 августа.
       "Как говорил Сергей Аверинцев, времени нужны не те, кто ему поддакивает, а "совсем другие собеседники". Обратите внимание: не спорщики, а собеседники. Мне кажется досадным недоразумением привычная присказка о том, что "в споре рождается истина". Ничего такого в споре обычно не рождается. Истина рождается в другом месте. Самостоятельных художников всегда очень немного. По разным причинам множество людей, выбравших своим полем действий искусство, времени поддакивают, то есть плетутся вслед за тем, что принято считать востребованным и "современным", за медийным образом современности. В этом смысле, на мой взгляд, особенно несамостоятельно то, что называют "актуальным искусством"".
       "Пока возможен только личный бунт..." Беседовал Михаил Бойко. -- "Литературная Россия", 2011, N 35, 2 сентября.
       "Алексей Вячеславович Цветков (р. 1975), к фамилии которого часто прибавляют "младший", чтобы отличить от тезки, органически совмещает в себе сразу несколько амплуа -- талантливого прозаика, левого активиста, радиоведущего...
       Говорит Алексей Цветков: "Единственные, у кого сегодня есть четкая, последовательная и осознанная классовая оптика, -- это наши буржуа. Чтобы убедиться в этом, достаточно открыть любой "экспертный" журнал или просто глянцевый или еще проще -- включить телевизор. Они очень хорошо знают, чего хотят -- окончательного превращения жизни в платную услугу, которую смогут позволить себе далеко не все, хотят окончательного разделения на элоев и морлоков и высокой охраняемой стены между ними, которая и называется у них "государство". И еще лучше они знают, как все это назвать, чтобы оно понравилось почти всем, как убедить людей купить себе рабство. Пока столь многие смотрят вокруг их глазами и говорят обо всем их словами, возможен только личный бунт, а не общее восстание".
       Посмотрел также "Российскую газету" Как они все-таки осветили антиправительственный митинг. "Шум стоял такой, что казалось, находишься не на митинге, а на футбольным матче. Многих выступавших было просто не слышно. Один из организаторов митинга -- Алексей Навальный, эмоционален, постоянно переходил на крик. Я насчитал около десятка ораторов, и не все они получили поддержку. Некоторых даже освистывали или глушили недовольным гулом. Особенно досталось Виктору Шендеровичу, Борису Немцову, Ксении Собчак, Гарри Каспарову, а также известному музыкальному критику Артемию Троицкому, который появился перед публикой в белом плюшевом костюме с красной бабочкой". Вчера по поводу белого костюма досточтимого Артемия по телевизору я слышал другую версию. Сам Артемий Троицкий сказал, что он оделся презервативом. Изысканный человек так протестовал против путинского обозначения белых ленточек у оппозиции. Дескать, эти ленточки "похожи на контрацептивы". Насколько я понимаю, Троицкий изображал половой член, с надетым на него презервативом.
       Уже в одиннадцатом часу по "Эху" Евгения Альбац расспрашивала Алексея Навального, он был очень решителен и провокативен. Я застал конец разговора и, естественно, о Ходорковском. Я вспомнил, что Навальный учился где-то в Америке, как и А.Н. Яковлев.
       27 декабря, вторник. Утром, когда приехал на работу, на столе нашел телеграмму, о которой мне по телефону еще вчера рассказала Евгения Александровна. По причине всегда хвастать переписываю текст.
       "Дорогой, нежно любимый Сергей Николаевич! (Знаки препинания расставляю сам, нарушая, быть может, волю автора.) Как радостно сознавать, что Ваше блестящее писательское перо крепнет год от года. Едва стукнуло 76, а "Литгазета" публикует великолепную статью об Александре Фадееве, в которой есть все: и глубина анализа творческого пути, и человеческая глубина в осмыслении важнейшей психологической драмы писателя, и слог ясный, чистый, высокий. Примите искреннее поздравления и нашу верность и любовь. Здоровья и жизненных сил на долгие годы, дорогой наш человек -- Художественный руководитель -- директор МХАТ имени М. Горького народная артистка СССР Татьяна Васильевна Доронина".
       Надо сказать, что по поводу именно этой статьи я получил довольно много отзывов, еще раньше звонили Кострова и Матонина, женщины, кое-что в этом искусстве понимающие. А в Институте Надя Годенко принесла мне ту же "Литературку" с небольшой ремаркой ее отца Михаила Годенко, написанной прямо на полосе. Он, как человек знакомый с местным бытом и прошедший войну, выделил ту часть статьи, где я напоминаю, что ребята стали подпольщиками без тыканья старших, по собственному разумению и внутреннему убеждению советских людей. "Молодец, Серёжа! Я всегда так считал и сейчас считаю! В том-то и честь и сила "Молодой гвардии", что она без "помочей", сама была на высоте. Мих. Годенко".
       Вместо семинара я провел дольно большую консультацию. Особенно интересно было поболтать о литературе с Сережей Сдобновым и Димой Жуковым. Консультация, конечно, не семинар, здесь многое рассказываешь из сокровенного. Основное -- здесь уже раскрываешься весь и раскладываешь все свои приемы. С Сережей разбирали два его этюда, один как бы впечатление от четырех месяцев в Литинституте, второй этюд наверняка можно было бы развернуть в рассказ -- об одном из митингов и молодом человеке, отправившемся вроде бы туда, но попавшем в совсем другое место. Очень занятно. Сережа, кстати, ходил на митинг на проспекте Сахарова.
       Остальная часть дня прошла в мелких разностях, поговорил утром с Волгиным о телевидении, Довлатове и статье об этюдах, которую он должен мне написать. Был также Алексей Варламов, как всегда тихий, скромный и послушный, с ним также говорил о нашей будущей институтской книжке. Потом по телефону дал небольшую взбучку уважаемому С.П.. Он тоже мой должник по этой самой работе.
       Около пяти вечера встретились у Цирка на Цветном с Егором Анашкиным и пошли навещать Юру Авдеева. Он, как всегда, сидит один. Его помощник, который занимается хозяйством, ускакал на работу, собаки, которую Юра так любил, нет, она умерла или ее, чтобы упростить хозяйство, извели, а скорее всего, просто собака умерла от тоски и без длительных, как раньше, прогулок. Юра смотрит с утра до вечера телевизор. Мне показалось, что он стал лучше разговаривать и у него улучшилась память. Посидел часик, повспоминали театр, жизнь, поговорили о телевидении. Какая же участь через несколько лет ожидает меня?
       Вернулся в Институт, где у меня стояла машина, и еще минут на двадцать забрел на семинар к Волгину. Мне кажется, что он работает серьезнее всех из наших поэтов. Он сразу обсуждает несколько человек. Его поэтическая эрудиция почти бесконечна, я лично наслаждался.
       Домой прихватил с собой в машину и своего соседа Ашота. По дороге он много чего рассказывал. Рассказал, в частности, что по многим признакам своим преемником наш ректор видит
    А.Н. Ужанкова. Я ректора могу понять: старый приятель и удобный для него человек. Посмотрим.
       28 декабря, среда. Левое плечо у меня по-прежнему болит. Я почему-то даже решил, что из Индии, из Гоа, куда я полечу вместе все с тем же верным С.П., я могу прилететь, если у меня все же это сердечные боли, уже в металлическом ящике. Как же я не люблю доставлять кому-либо хлопоты. Но и умирать не хочется, жить и наблюдать это тщеславный и увлекательный муравейник тоже очень интересно. В общем, я по телефону записался к врачу в мою профессорскую поликлинику и без двадцати двенадцать был уже в его кабинете. Поступил я, конечно, отчасти расчетливо: перед Новым Годом поликлиника пустая. Милая молодая женщина внимательно посмотрела мои кардиограммы, послушала меня -- хрипов нет, сердце в порядке, "у Вас, миленький, остеохондроз". Я обрадовался почти так же, когда в свое время Дима Хазарашвили выпустил меня из Боткинской больницы, не поставив грозного диагноза. Я тогда по пути к метро купил замечательные рюмки. Пока опять пронесло. Ездил в поликлинику на машине и еще, вернувшись домой, съездил сделать страховку на следующий год. Опять внес в страховое свидетельство Володю Рыжкова и Сашу Дорофеева -- боюсь, что иногда кто-то из них должен будет меня возить.
       В три пятнадцать состоялся диссертационный совет. Защищались очень хорошо две наши аспирантки. Обе наши выпускницы. Одна -- Юлия Маринина, аспирантка В.И. Гусева, "Жанровые искания в российской религиозной философии Серебряного века (1890--1935)", другая -- руководитель А. К. Михальская -- Оля Ткаченко, у нее название диссертации посложнее и длиннее: "Лексико-семантическое поле моральной оценки и этическая структура художественного мира Ф.М. Достоевского (к проблеме творческой эволюции)". Одна -- теория литературы, другая -- русский язык. В обеих диссертациях тот широкий контекст общей литературной жизни и проблематика, из которой вырастают университетские курсы. Правда, у Ткаченко слишком много теории, иностранных слов, понятий, которые мне не очень близки. В качестве иллюстрации к диссертации Ткаченко приведу записочку, которую мне передал, исчезая после защиты своей выпускницы Марининой, с совета Е.Ю. Сидоров.
       "Дорогой Сережа, с Новым Годом! Счастья (авторского) и здоровья на долгие годы. Будь добр, проголосуй за меня. Я ничего (или почти ничего) не понимаю в лексико-семантической арифметике. Да еще освещающей моральную оценку. Велеречиво. Е.Ю. Сидоров.
       P.S. По-моему, структуралисты (типа Лотмана и Цветаны Тодоровой и наши стиховеды (типа М. Гаспарова) были прекрасно ясны и сами предельно, даже религиозно моральны. Писать чисто и ясно и есть художественная моральность. Е.С."
       На совете я выступал два раза. Один раз об огромном материале, поднятом и той и другой соискательницей. Другой раз говорил о том, что чем диссертация лучше, тем больше вокруг нее замечаний и споров. Это, конечно, элемент приобщения к теме.
       Маленький закусон, который всегда собирают соискатели для друзей и членов совета, в самом начале внезапно превратился в ремейк моего дня рождения. Начала Мария Иванова. Видимо, та кафедральная, почти келейная встреча оказалась для Института, привыкшего к "святости" 18 декабря, недостаточной. "Новогодние празднования по традиции начинались с дня рождения С.Н.". Было сказано несколько слов обо мне, прозвучавших некой фрондой в сторону ректора. На этом же празднике жизни и уже состоявшихся молодых ученых вдруг для меня возник еще один сюрприз. Еще в самом начале защиты в зал вошла дама средних лет, как-то значительно и стильно одетая, я еще подумал, что в возрасте некоторые женщины-профессора как-то талантливо отыскивают свой стиль. Дама оказалась оппонентом по диссертации по языку Достоевского -- Татьяна Викторовна Маркелова. Доктор, профессор, Московский университет печати. Во время защиты и выступления именно этого оппонента я как-то смирился с несколько излишне оснащенной иностранными словами речью соискательницы. Именно Татьяна Викторовна мне все и разъяснила. Так вот, за столом эта дама поднялась и начала свою речь с воспоминаний, как она впервые меня увидела на писательской встрече в начале "перестройки" в пединституте в Мичуринске, что я навсегда останусь для нее автором нескольких романов. Ах, сколько воспоминаний всколыхнулось во мне. На этой запомнившейся и мне встречей в Педе я был с Таней Бек. Какая была молодость. Так чего же я все скулю! Я еще жив!
       29 декабря, четверг. Вечером довольно долго выбирал, что бы мне почитать. Начал, как и предполагал раньше, с Олега Ермакова, в "Новом мире". Это новеллы связанные музыкой и размышлениями. Весною на даче писатель живет один чуть ли не месяц и слушает музыку. Конечно, это очень интересные отрывки с иногда искренними и точными соображениями дилетанта и о музыке, и о жизни, и о философии. И все же обо всем этом интереснее писать, нежели читать, за всем это некая интеллектуальная любительщина. Слишком все возвышенно-художественно. Часиков в двенадцать отложил "Новый мир", решив не продолжать, и тут вспомнил, что Максим Лаврентьев переслал мне два месяца -- март и апрель -- рукопись моих Дневников за 2010 год. Вот за них я и принялся, вот уж что мне действительно интересно читать! Где-то к часу ночи я понял, что все мои тревоги, будто Дневники мелеют, будто я слишком много делаю политических выписок, безосновательны. Это интересный и самодостаточный текст, который увлекательно читается.
       На этом я и заснул, но в пятом часу проснулся в ужасном настроении. Видимо, упало давление, что-то поменялось во внутреннем положении. Начал раздумывать о том, что напрасно я думал в молодости, будто у меня такая крепкая психика, и я никогда не замахнусь на самоубийство. Задумался о своем одиночестве, о том, что становлюсь старым и уже никому не интересным, что как писатель я загнал себя в какой-то резерват, как прозаик закончился, как у драматурга в последнее время, несмотря на желание, у меня что-то не складывается, работа начинает тяготить, и пришел к выводу, что со мною все еще может случиться. Унижение одинокой и просящей помощи старости я не переживу и, возможно... Господи, прости меня за помыслы мои. Но я уже знаю, что единственное, что в таком состоянии может привести меня в норму, это работа. Все равно уже до утра не заснуть. Хорошо, что листы Дневников лежали тут же на диване, где я спал. К восьми часам я все дочитал, это приблизительно три листа. Жизнь определенно не проходит даром. Мое время будут изучать все-таки не по блогам и записям в Живом Журнале, а по моим Дневникам. Я жив, сегодня вечером придут мои ученики, они потребовали моего дня рождения, на который в этом году они не попали. Будем жить, как трава, и не задумываться о будущем.
       Поел и, с восьми до десяти, снова заснул. Потом ходил в "Ашан", купил мясо и кое-что еще. На обратном пути в лифте встретил свою соседку с шестого этажа. Года два назад она родила, с ее матерью и отцом я в добрых отношениях, они работают в торгпредстве в Сирии. Пока лифт шел до моего пятого этажа, состоялся разговор, я просил передать привет родителям, спросил, как ребятенок, соседка сказала, что с ребенком летит к родителям.
       -- Не страшно?
       -- А что мне делать? У меня там семья.
       -- А муж уже там? Он тоже работает в Сирии? -- спросил, вдруг вспомнив, что ее мужа, милого. широковатого, интеллигентного парня, я давно уже в доме не встречал.
       -- Муж умер.
       Его избили хулиганы возле метро "Войковская", он умер в больнице, это случилось год назад, в январе. Я вспомнил, как два, наверное, года назад, перед тем, как ее выписывали из родильного дома, на лестнице внизу, в вестибюле, рабочие устанавливали небольшие сходенки, чтобы ей было удобнее выходить на улицу с коляской, гулять с малышом. Она объясняла мне это спокойно, без экзальтации, мы привыкаем к самым внезапным утратам и поворотом судьбы.
       Уже дома, открыв дверь, я связал эту трагическую историю с чуть ли не вчера полученными во дворе сведениями: умер мой сосед по подъезду с седьмого этажа -- 56-летний профессор-математик из МГУ.
       Радионовости. В Химках блогеры проникли на секретный, по идее охраняемый завод, на котором делали жидкостные ракетные двигатели. Кажется, это тот завод, на котором работал брат Вали Сергей. Проникли и хоть бы хны. Радио ведет дискуссию, кого наказывать: блогеров, сторожей или начальство...
       Вечером стало известно, что возник пожар на ракетном подводном крейсере "Екатеринбург". Трагическая рифма к "Курску". Здесь, кажется, есть пострадавшие, но все, слава Богу, живы. Корабль загорелся во время ремонта в доке, сначала загорелись строительные леса. Предполагается, что от окурка. Это опять рифма с "Химками": полное вокруг разгильдяйство.
       Из Интернета.
       "ГУ МВД Москвы отстранило от работы руководство отдела лицензионно-разрешительной работы УВД по Центральному административному округу. Об этом сообщается на сайте ведомства".
       По предварительным данным, пятеро сотрудников и руководители отдела регулярно получали взятки от частных охранных организаций, которые проходили ежеквартальные проверки или проводили ежегодную переквалификацию охранников. Минимальный размер взяток составлял пять тысяч рублей.
       "Сотрудники отдела собственной безопасности провели в отделе лицензионно-разрешительной работы обыск. Были изъяты конверты с деньгами на сумму 300 тысяч рублей. На конвертах были пометки с названием частной охранной организации и целью платежа, например, "за декабрь"".
       Верной дорогой идете, товарищи полицейские.
       Я все время спрашиваю себя: не много ли у меня в Дневниках политики, выдержек, сносок на радио и телевидение. Но что я, дитя советской эпохи, могу с собой поделать -- все общее, казалось бы, идущее за боротом моей личной жизни близко и трогает меня. Первый мой большой очерк, напечатанный в "Московском комсомольце" на целой полосе, так и назывался -- "Весь мир меня касается".
       Вечером пришли гости -- Ярослав, Алена, Максим, Алиса Ганиева. Это славно опять окунуться в заботы и интересы молодых. Я разболтался и многое рассказывал о себе и своей молодости. Ребята тоже не молчали. Практически праздновали мой день рождения. Я нажарил мяса и нажарил картошки, борщ был уже сварен позавчера. Яся, по своему обычаю, принес помидоры, базилик и моцареллу. Сидели до двенадцати, но, если бы не метро, можно было бы разговаривать и разговаривать. Опять много интересного узнал о себе.
       Не обошлось и без подарков. Максим с Алисой принесли две книжки, обе мне необычно интересны. Это, во-первых, книжка с повестью Алисы, за которую она получила премию "Дебют", и воспоминания племянника Виктора Некрасова о своем именитом дяде. Предвкушаю, сколько там наворочено, а писатель был первостатейный. Алена с Ясей принесли книголюбский журнал "Читаем вместе" и огромный том Франко Дзеффирелли "Автобиография". Потрясающая книга, читал до четырех ночи, делал отметки, но об этом позже. В журнале большая статья о моем "Маркизе" с высшим рейтингом журнала -- пять звездочек. Некоторое грустное удовлетворение я нашел в том, что у новой книги Романа Сенчина "На черной лестнице" и у "Последней книги" Сергея Довлатова этих звездочек только четыре. Правда, по пять -- Боже мой, какое детское тщеславие, -- у Уинстона Черчилля и Анатолия Лысенко.
       30 декабря, пятница. Вставал тяжело, лег поздно и весь вечер позволял себе лишнее в еде, и в питие. Сплю под телевизор, поэтому утро встретил с Путиным. Здесь была предвыборная "разборка" со старой историей, начавшейся с аварии на Саяно-Шушенской ГЭС. Недели полторы назад Путин грозно попросил проверить, как родственники госначальников в этой отрасли устроились под патронажем своих принципалов. Схема простая, действующая, кстати, во многих других отраслях хозяйства: папа или муж, предположим, директор госкомпании или электростанции, а сын, дочка или жена что-то в этой компании ремонтируют и, естественно, подписывают акты друг у друга. Сегодня перед лицом телевидения Игорь Сечин назвал семерых таких умельцев, добровольно подавших прошения об отставке. Коты всегда знают, чье сало они съели. Путин, соединив брови, любезно попросил при необходимости передать дела на этих скорохватов в правоохранительные органы. Полагаю, что этого никто не сделает. Сам Сечин, "недоглядевший" родственные отношения, тоже останется на своем месте.
       31 декабря, суббота. Встречаю Новый год дома. В холодильнике лежит баранья нога, которая будет разморожена и запечена. Салаты из "Перекрестка" принесет С.П.. Ящик вина, купленный заблаговременно, и бутылка шампанского ждут своего часа. Я уже сделал порцию рыбы под маринадом. Лениво смотрю пляшущее и танцующее телевидение. Развлекла только предновогодняя "выборная" декларация наших кандидатов в депутаты.
       "Согласно данным, которые в ЦИК предоставил лидер КПРФ, за последние четыре года он заработал 7,68 млн. рублей. На счетах Зюганова более 3,7 млн. рублей. Вместе с женой он владеет половиной квартиры в Москве, общая площадь которой составляет 167,4 кв. метра. Также у него есть дача в Подмосковье площадью 113,9 кв. метра.
       У супруги Зюганова на счету в банке около 738 тыс. рублей, а ее доход за четыре года составил примерно 350 тыс. рублей.
       Доход Владимира Жириновского, согласно декларации, за четыре года составил более 22 млн. рублей. В банках на его счетах находится чуть менее 750 тыс. рублей. Кроме того, ему принадлежат почти 74 млн. акций банка ВТБ. Жилой недвижимости у лидера ЛДПР нет, имеется лишь нежилое помещение в Саратовской области площадью 10 тыс. кв. метров. Также ему принадлежит старенькая "Волга".
       У супруги Жириновского Галины Лебедевой в собственности 10 земельных участков общей площадью 10 га, 8 дач и 3 дома в Московской области, а также 3 квартиры в Москве, одной из которых она разрешает пользоваться супругу. Ездит она, согласно декларации, на "Мерседесе S350" 2007 года. Лебедева является владелицей нескольких компаний, на ее банковских счетах 15,8 млн. рублей. Ее доходы за последние четыре года составил 46,6 млн. рублей".
      
       Внимание! Дневники Сергея Есина, обнимающие пространство с 1985-го, издаются и в книжном варианте. Их можно приобрести, позвонив по телефону 8 903 778 06 42.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       1
      
      
      
      

  • © Copyright Есин Сергей Николаевич (rectorat@litinstitut.ru)
  • Обновлено: 22/11/2015. 1382k. Статистика.
  • Эссе: Публицистика

  • Связаться с программистом сайта.