Юлий ЧЕПУРИН 


СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ ПАВШИХ 
И ЖИВЫХ ГЕРОЕВ СТАЛИНГРАДА 

СТАЛИНГРАДСКИЙ 
"КОТЕЛ" 


Москва 
2010 



По благословению 
схиархимандрита Власия (Перегонцева) 
духовника СвятоПафнутьева Боровского монастыря 


Ю. П. Чепурин. Сталинградский "котел". - М.: 
2010. - 640 с. 

Предлагаемая читателям книга известного советского 
драматурга, лауреата Государственной премии - Юлия Пет- 
ровича Чепурина (1914-2003 гг.) "Сталинградский "котел"" 
повествует об одном из решаюших сражений Великой Отече- 
ственной войны - Сталинградской битвы. Это - воспоми- 
нания фронтового корреспондента 62-й армии, непосред- 
ственного участника героической битвы на Волге с первого 
дня обороны и до победоносного ее завершения. В своей кни- 
ге автор стремится показать - "какую высокую цену запла- 
тили мы за нашу свободу и независимость, за свои просчеты 
и ошибки в ходе Великой Отечественной войны", а также 
свои впечатления о героических днях обороны Сталинграда. 

Т. С. Чепурина 



СЛОВО ОБ АВТОРЕ 

Предлагаемая читателям книга известного советского дра- 
матурга, лауреата Государственной премии - Юлия Петро- 
вича Чепурина (1914-2003 гг.) "Сталинградский "котел"", 
повествует об одном из решающих сражений Великой Отече- 
ственной войны - Сталинградской битве. Это - воспомина- 
ние фронтового корреспондента 62-й армии, непосредствен- 
ного участника героической битвы на Волге с первого дня 
обороны и до победоносного ее завершения. 

Книгу подготовила к изданию жена писателя - Таисия 
Сергеевна. Она же выступает и ее редактором. 

Еще при жизни, в 1989 году автор задумал и подготовил к 
печати многожанровый сборник, посвященный Сталинградс- 
кой битве, и состоящий из произведений, написанных в годы 
Великой Отечественной войны. В него входили: пьеса "Ста- 
линградцы", письма воинов-сталинградцев, очерки, расска- 
зы, юмор, сатира. Очерк "Думы о Сталинграде" написан ав- 
тором в наши дни. С этой книгой он и обратился в издатель- 
ство "Военная литература". 

Издательство не располагало возможностью в таком объе- 
ме (свыше 20 а. л.) издать книгу и Ю. Стаднюк - главный 
редактор художественной литературы, дав положительную 
оценку рукописи, предложил сделать более тщательный отбор 
материала и составить книгу в 12-13 а. л., либо использо- 
вать в одном из своих изданий очерк "Думы о Сталинграде". 
Предлагалось исключить из книги пьесу "Сталинградцы", 
письма воинов-сталинградцев, сатиру, юмор и некоторые 
рассказы. 

Автор не мог согласиться с таким сокращением. В ответ- 
ном письме Ю. Стаднюку он пишет: "Для меня, как рядового 
фронтового журналиста, пьеса "Сталинградцы" была нача- 
лом большого пути в литературе. Уже в декабре 1944 года я 
был принят в члены Союза писателей. Таким образом это 
произведение как бы подытожило в художественной форме 
всю сложность, весь пафос Сталинградского сражения". 

Не согласился он и с тем, чтобы полностью исключить раз- 
дел "Пусть они расскажут сами", включающий в себя письма 
воинов-сталинградцев. "Думаю, что включение 40-50 писем 
без всякого преувеличения явятся украшением книги". 

Он хотел, чтобы его книга донесла до наших потомков - 
"какую высокую цену заплатили мы за нашу свободу и неза- 
висимость, за свои просчеты и ошибки в ходе Великой Оте- 
чественной войны", а также свои впечатления о героических 
днях обороны Сталинграда. 

Разгром основных сил немецкой армии под Сталингра- 
дом предрешил поражение гитлеровской Германии, стал по- 
воротным пунктом Второй Мировой войны. Здесь, у стен 
Сталинграда, решалась судьба нашего Отечества, свобода и 
независимость нашей Родины. В битве за Сталинград про- 
явились невиданный героизм Советских воинов, их несокру- 
шимая стойкость и воля к победе. Только такое многожанро- 
вое произведение позволяло автору, по его мнению, передать 
читателям весь ужас и трагизм, мужество и героизм, подлость 
и измену и многие другие грани жизни и смерти защитников 
города на Волге, среди которых он оказался волею судьбы. 

Не смотря на то, что книгу отказались издать в полном 
объеме он продолжает работать. 

"Работать надо до тех пор, пока рука держит перо. Я по- 
стараюсь следовать этому правилу, вдохновляясь в первую 
очередь тем, что я не сказал своему великому, любимому на- 
роду, из недр которого я вышел, и десятую долю того, что я 
хотел и обязан был сказать. Может быть в какой-то степени 
мне удастся "погасить" свой долг", и он пишет новую главу 
"На дорогах войны". 

Всю дальнейшую жизнь Ю. П. Чепурин посвятил тому, 
чтобы рассказать святую, хотя и горькую правду, правду ге- 
роической битвы на Волге. Книга начинается с мемуарно- 
историко-публицистического очерка "Думы о Сталинграде". 
В основу очерка положены личные воспоминания, подкреп- 
ленные записями фронтовых книжек автора. Чтобы вести 
повествование наиболее объективно и всесторонне, автор об- 
ращается к работе историков, воспоминаниям о грозном ли- 
холетье военачальников - участников сражений. Прежде 
всего это мемуары Г. К. Жукова "Воспоминания и размыш- 
ления", В. И. Чуйкова "Начало пути", А. М. Смехотворова 
"В огне Сталинграда", А. М. Самсонова "Сталинградская бит- 
ва" и другие, а также "История Великой Отечественной вой- 
ны - 1941-1945 гг.", "Большая Советская Энциклопедия" - 
2-е изд. и другие источники. Привлечение этого материала 
обусловлено не только желанием как можно полнее показать 
масштаб Сталинградской битвы, ее накал и драматизм, но и 
восстановить правду, которая, к сожалению, подчас искажена 
в таких, например, фундаментальных работах, как "История 
Второй Мировой войны" и "История Великой Отечественной 
войны", а также в мемуарах отдельных военных деятелей. 

"В очерке есть не только выводы и обоснованные мнения 
автора, - пишет в своей рецензии на рукопись литературо- 
вед А. Трегубов, - но и поставлены вопросы, на которые и 
сейчас еще нет убедительных ответов". 

В книгу вошел очерк "Дом Павлова". В октябре 1942 года 
автор побывал среди бойцов, обороняющих дом на площади 
имени 9 января под командованием сержанта Якова Павло- 
ва. Дом имел для 13-й гвардейской дивизии генерал-майора 
А. И. Родимцева важное стратегическое значение. Ю. П. Че- 
пурин провел среди защитников дома трое суток и написал о 
нем очерк. 

С этого момента дом Павлова вошел в большую жизнь. 
Его защитники стали известны всей стране, всему миру, а 
дом Павлова стал символом мужества сталинградцев. Обще- 
ние с защитниками дома дало обильный материал для созда- 
ния пьесы "Сталинградцы", которую Ю. П. Чепурин писал в 
Сталинграде в перерыве между боями. 

Сейчас, когда появилась возможность опубликовать весь 
материал, предложенный в свое время Ю. П. Чепуриным из- 
дательству, Таисия Сергеевна подготовила к печати книгу 
"Сталинградский "Котел"", в которую включила дополни- 
тельно новый материл "На дорогах войны", а также главу 
"Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы"". К со- 
жалению, эта глава была задумана автором, но написать ее 
он не успел. Таисия Сергеевна составила ее из аудиокас- 
сет - воспоминаний Ю. П. Чепурина, а также дневниковых 
записей, которые она вела на протяжении двадцати прожи- 
тых вместе лет, являясь его литературным редактором. (Таи- 
сия Сергеевна окончила Педагогический институт, литератур- 
ное отделение.) Исключение составляет материал о К. Симо- 
нове и А. Попове, вошедший в эту главу в значительном со- 
кращении. Он был написан и опубликован самим автором. 

Приводим краткие биографические данные: родился 
Юлий Петрович Чепурин 10 мая 1914 года, в городе Саратове, 
в семье живописца. В 1929 году, после окончания школы-се- 
милетки, поступил в Саратовское профессионально-техничес- 
кое училище, где овладел специальностью монтера-механика 
по автотракторному делу. В 1935 году поступил в Саратовское 
театральное училище на актерское отделение. В годы учебы, в 
1939 году в альманахе "Литературный Саратов" был опублико- 
ван первый большой рассказ "Цирк". Свои силы в литературе 
начал пробовать значительно раньше, с публикаций рассказов 
на страницах саратовских газет. 

После окончания училища, в 1939 году был призван на 
действительную службу в Красную Армию. Служил рядовым 
водителем. Первые четыре месяца Великой Отечественной 
войны принимал участие в военных действиях в качестве 
шофера шифровального отдела 8-го механизированного кор- 
пуса, а позже - шофером того же отдела 38-й армии Юго- 
Западного фронта. 

В октябре 1941 года решением Военного совета был пере- 
веден из автобатальона в армейскую газету 38 армии "Ста- 
линградское Знамя" в качестве литературного сотрудника. 
Писал для газеты все: очерки о героях боев, стихи, сатиру, 
юмор. С июня 1942 года - старший литературный сотрудник 
вновь созданной фронтовой газеты "Сталинское Знамя". На 
последних этапах Сталинградской битвы Военный совет 
фронта разрешил Ю. П. Чепурину приступить непосредствен- 
ной к работе над пьесой. 

Пьеса была поставлена в 1944 году Центральным театром 
Красной Армии и многими театрами страны, и высоко оценена 
прессой и общественностью. Она явилась началом его извест- 
ной трилогии. Сам автор считал пьесу "Сталинградцы" успехом 
всей его жизни. Пьеса "Сталинградцы" вошла в "Золотой фонд" 
отечественной драматургии. В том же году Ю. П. Чепурин был 
принят в члены Союза писателей СССР. 

Окончив Высшие курсы военных журналистов при Воен- 
но-политической академии, последние месяцы Великой Отече- 
ственной войны работал в армейской газете 46-й армии 2-го 
Украинского фронта в должности писателя. День Победы 
встретил в районе Праги, где вместе с нашими воинами встре- 
тился с войсками союзников - американцами. Этот период 
отражен в его второй пьесе "Последние рубежи" (1947 г.), рас- 
сказывающей о драматических событиях, разыгравшихся по 
вине некоторых американских стратегов в первый день мира. 
Эта пьеса явилась первым произведением, разоблачающим 
предательство видных американских деятелей в момент капи- 
туляции гитлеровской Германии. О дальнейшей судьбе глав- 
ных героев двух пьес "Сталинградцы" и "Последние рубежи" 
повествует заключительная часть трилогии - драма "Совесть", 
посвященная рабочему классу послевоенного Сталинграда. 
Пьеса удостоена Государственной премии за 1950 год. 

Именно здесь, в Сталинграде, коллективом Сталинград- 
ского драматического театра им. Горького была впервые осу- 
ществлена постановка трилогии Ю. П. Чепурина, получившая 
впоследствии такую широкую известность. 

В драматургию Ю. П. Чепурин принес пьесы темперамен- 
тные, боевые, напористые, резко конкретные. Примечатель- 
но, что он - военный драматург - одним из первых воспел 
послевоенный труд. На сцену выходят его пьесы "Весенний 
поток", "Мое сердце с тобой". Но по-прежнему тема войны и 
ее последствия остались ведущей в творчестве писателя. Он 
вновь возвращается к незабываемым военным дням и посвя- 
щает им героическую драму о молодых патриотах - "Когда 
нам было по семнадцать". 

Юлием Петровичем Чепуриным написано двадцать пьес 
и переведено на русский язык тридцать пьес лучших драма- 
тургов братских республик. 

Он награжден орденом "Красной Звезды", двумя ордена- 
ми "Знак почета", медалями "За доблестный труд", "За оборо- 
ну Сталинграда", "За победу над Германией". Является лау- 
реатом Государственной премии. 

Последние годы Юлий Петрович работал над книгой 
"Сталинградский "котел"". К сожалению, он не успел уви- 
деть ее при жизни. Надеемся, что эта книга будет нашей доб- 
рой памятью на долгие-долгие годы о драматурге, летописце 
ратных и трудовых свершений своего народа. 


ДУМЫ О СТАЛИНГРАДЕ 

"Ордена, словно кровь на груди у героев. 
День и ночь не смолкает твоя канонада. 
В поединке схватились в пылании боя 
Жизнь и смерть у руин Сталинграда. 

Слава всем сталинградцам! Да будут священны 
Материнских волос побелевшие пряди! 
Сыновьям твоим слава - героям военным 
И младенцам, родившимся в Сталинграде!" 

Пабло Неруда 

ОТ АВТОРА 

Люди, которых не перестает волновать История Великой 
Отечественной войны, не устают задавать вопросы: как могло 
случиться, что после поражения под Москвой в 1941-1942 гг. 
немецко-фашистская армия смогла в 1942 году дойти до Ста- 
линграда и едва не захватить его? Чем можно объяснить колос- 
сальные людские потери, которые мы понесли в ходе Сталинг- 
радского сражения и, что особенно важно, еще до его начала? 

Военно-историческая наука, к сожалению, не дает четко- 
го и прямого ответа на этот вопрос, и в этом не ее, военно- 
исторической науки, вина. 

При жизни И. В. Сталина сказать п р авду о Великой 
Отечественной войне в целом, и в частности о битве за Ста- 
линград, значило бы оскорбить "великого полководца всех 
времен и народов". 

При Н. С. Хрущеве сказать правду о Сталинграде означа- 
ло всенародно объявить, что именно он, Хрущев является од- 
ним из главных виновников Сталинградской трагедии. 

В эпоху Л. И. Брежнева едва ли не решающей битвой всей 
Великой Отечественной войны была провозглашена опера- 
ция по высадке моряков на Малую землю в районе Новорос- 
сийска. 

Не умаляя героизма и бессмертных подвигов краснофлот- 
цев и их командира, майора Цезаря Куникова, было бы не- 
правомерным сравнивать эту частную военную операцию с 
величайшим сражением на берегах Волги - Сталинградской 
битвой. 

Я - не историк. Волею судьбы мне выпала честь в каче- 
стве военного журналиста быть среди защитников Сталинг- 
рада все месяцы его обороны. Вместе с войсками Красной 
Армии я пришел к стенам Сталинграда от западной границы 
нашей Родины, где принял боевое крещение на рассвете 
22 июня 1941 года в качестве рядового бойца. 

На дальних подступах к Сталинграду я был специальным 
корреспондентом фронтовой газеты Сталинградского фронта 
по 64-й армии, а с подходом к Сталинграду 62-й армии - 
специальным корреспондентом по этой армии. 

Возможно, кому-то из читателей то, о чем я собираюсь 
рассказать, покажется настолько спорным, а подчас и не- 
правдоподобным, что он ни один раз воскликнет: "Не верю! 
Этого не могло быть!" 

Но это - было. Это святая, хотя и горькая правда. 

Правда о том, какими растерянными, беспомощными и 
беззащитными были мы по вине нашего высшего военного 
командования весной, летом и осенью 1942 года. 

Сейчас, когда Центральный Комитет партии счел необхо- 
димым создать подлинно правдивую Историю Великой Оте- 
чественной войны, быть может, мой очерк поможет уточнить 
некоторые страницы Сталинградского сражения. 

В основу очерка "Думы о Сталинграде" положены личные 
воспоминания, подкрепленные записями в записных фронто- 
вых книжках, а также воспоминания других участников Ста- 
линградского сражения. Привлечение этого материала обус- 
ловлено не только желанием как можно полнее показать мас- 
штаб Сталинградской битвы, ее накал и драматизм, но и 
восстановить правду, которая, к сожалению, подчас искаже- 
на в таких, например, фундаментальных работах, как "Исто- 
рия второй мировой войны" и "История Великой Отечествен- 
ной войны", а также в мемуарах отдельных военных деятелей. 

Москва, декабрь, 1988 г. 


1 

Летом 1952 года в Сталинград приехал видный авст- 
ралийский писатель-коммунист Фрэнк Харди с супругой. 
Мне было поручено сопровождать их в экскурсии по 
Сталинграду. 

Осмотрев места наиболее ожесточенных боев, мы все 
трое поднялись на Мамаев Курган, вершину которого 
венчали два водонапорных бака, накрытых куполообраз- 
ными железобетонными колпаками. 

В то время на вершине Мамаева Кургана, где сейчас 
возвышается величественный мемориальный комплекс, 
стоял скромный обелиск, установленный на братской мо- 
гиле. Несмотря на летний день на вершине высоты было 
холодно из-за постоянно хозяйничающего здесь ветра. 

Вокруг рос чахлый кустарник. Сквозь осколки бомб, 
мин, снарядов пробивалась жухлая, уставшая от суховеев 
и недостатка воды трава На обелиске, увенчанном венка- 
ми, тоскливо и монотонно дребезжали фольговые листья, 
и этот звук более напоминал о смерти, чем о жизни, хотя 
с высоты кургана открывался вид на новый возрожден- 
ный, полный жизни город. 

Долго молча ходил Фрэнк Харди по кургану, не от- 
рывая взгляда от земли. Нет, не от земли, а от металла, 
почти сплошным панцирем накрывшим ее. 

Мы очертили прутиком квадратный метр площади 
и стали считать осколки. Их набралось около пятисот. 

Фрэнк поднял покрытое красноватой ржавчиной хво- 
стовое оперение мины от ротного миномета и попросил 
разрешения взять его на память. 


Думы о Сталинграде 

Я не отказал ему в такой просьбе. 

- Сколько советских солдат погибло в Сталингра- 
де? - вдруг спросил Харди, и я без запинки ответил: 
- Пятьдесят семь тысяч человек. 
Возникла долгая пауза. Ее нарушал только свист вет- 
ра да жалобное дребезжание искусственных листьев на 
уставшем от одиночества и холода обелиске. 

Мне было мучительно стыдно говорить ложь Хар- 
ди - мучительно больно слушать ее. 

Ведь я хорошо знал, что за вершину Мамаева курга- 
на сражались гвардейцы генерала Родимцева, воины ди- 
визий полковника Горишного, Батюка, Сологуба, бой- 
цы стрелковой бригады полковника Батракова, другие 
соединения и части. Все они понесли колоссальные по- 
тери, которые исчислялись десятками тысяч человек. 
Но Сталин "утвердил" одну общую для всего сталинг- 
радского сражения (!) цифру наших потерь - 57 000 че- 
ловек. 

Возникшая пауза показалась супруге Фрэнка столь 
странной, что она, взволновавшись, спросила его: 

- Фрэнк, что случилось? 
- Ничего... Ровным счетом ничего, - раздумчиво от- 
ветил Харди жене, не спуская с меня глаз. 
Чтобы как-то сгладить сразу возникшее между нами 
отчуждение, я сказал Харди о 140 тысячах трупов гитле- 
ровских солдат и офицеров, подобранных на улицах и 
площадях Сталинграда и еще о каком-то количестве по- 
гребенных самими немцами гитлеровцев, но это уже не 
произвело на него никакого впечатления: неправда, 
произнесенная моими устами, сделала свое черное дело. 

Надеюсь, что наступит время, когда советские люди 
узнают точное число наших воинов, погибших в Ста- 
линграде. Я же могу сказать одно - оно было огром- 
ным. 

Могли бы наши потери быть меньшими? Имели ли 
войска Красной Армии, сражающиеся за Сталинград, 
возможность помешать противнику практически овла- 


Юлий Чепурин 

деть почти всем городом? Могли ли помешать врагу рас- 
сечь Сталинград на части, в четырех местах (!) выйти к 
Волге, тем самым поставив на грань катастрофы всю во- 
енную кампанию 1942 года? 

Прежде чем ответить на эти вопросы, вспомним с 
чего и как все это началось... 

2 

На Юго-Западный пришла весна. 

Полыхнула зеленым пламенем молодой травы степь, 
дохнула ее запахами пригретая солнцем земля. 

Затаившаяся по обе стороны переднего края тиши- 
на, напружинилась, предвещая начало больших событий. 
И они наступили. 

Молнией облетел войска Юго-Западного фронта при- 
каз Ставки Верховного Главнокомандования: освободить 
от немецких оккупантов город Харьков. 

Мы оставили этот город 25 октября сорок первого. 

С того дня судьба Харькова, его жителей, как и жите- 
лей окрестных сел и деревень, стала нашей судьбой, на- 
шим горем и болью. 

Мы знали: гитлеровцы беспощадно расстреливают, 
вешают, сжигают заживо наших советских людей - жен- 
щин, детей, стариков. 

Всю суровую зиму сорок первого - сорок второго го- 
дов войска Юго-Западного фронта вели нелегкие бои, 
шаг за шагом приближаясь к Харькову, освобождая на 
пути к нему один населенный пункт за другим. 

Мы видели извлеченные из общих могил тела уби- 
тых фашистами мирных граждан. Видели руины и по- 
жарища - запах гари, тлена и смерти витал над землей, 
еще так недавно радующей взор красотой тучных нив, 
садов, дубрав. 

Харьков, Харьков! 


Думы о Сталинграде 

В походе, в землянке, в сражении бранном 
Кровь Харькова сердце нам пламенем жжет. 
Задернутый черным и смрадным туманом, 
Товарищи! Мученик-Харьков нас ждет!* 

И вот долгожданный час настал. 12 мая сорок второ- 
го года наши войска прорвали оборону противника и 
с двух сторон - с севера и юга - повели наступление на 
Харьков. 

Наступление развивалось успешно. 

Воины 6-й, 21-й, 28-й, 38-й армий Юго-Западного 
фронта при поддержке 9-й и 57-й армий Южного фрон- 
та, преодолевая яростное сопротивление врага, продви- 
нулись к Харькову на главных направлениях от во- 
семнадцати до пятидесяти километров. Казалось, что 
никакая сила не остановит наступательного порыва 
советских воинов. Увы! На пятые сутки наступление со- 
ветских войск захлебнулось. Мало этого: 6-я, 57-я, 9-я 
армии и несколько дивизий 38-й армии оказались в ок- 
ружении. 

В течение почти двух недель наши воины бесстрашно 
и беззаветно сражались в сложнейшей обстановке, пыта- 
ясь прорваться к своим. Однако сил и средств на это уже 
не было. Танки и автомашины израсходовали горючее. 
Артиллерийские орудия и минометы - снаряды и мины. 
Пришлось, чтобы не достались врагу, взорвать и сжечь 
всю технику. Пробивались к своим главным образом но- 
чами, небольшими разрозненными группами. Экономи- 
ли каждый патрон. Винтовки и автоматы смазывали кон- 
ским и собачьим жиром. Часто пробивали себе дорогу 
одними ножами и штыками. Уносили с собой раненых. 
Предать земле успевали не всех убитых - слишком ве- 
лики были потери... 

Особенно потрясла нас страшная весть о гибели ко- 
мандующего 57-й армией генерал-лейтенанта К. П. Под- 

* "Харьков ждет". - Ю. Ч. 

Юлий Чепурин 

ласа, начальника штаба этой армии генерала А. Ф. Ани- 
сова, члена Военного совета, бригадного комиссара 
А. И. Попенко. В эти же дни, то есть в последних числах 
мая погибли и командующий 6-й армии генерал-лейте- 
нант А. М. Городнянский и вместе с ним член Военного 
совета, бригадный комиссар А. И. Власов, а также коман- 
дир армейской группы, генерал-майор Л. В. Бабкин и за- 
меститель Командующего Юго-Западным фронтом, гене- 
рал-лейтенант Ф. Я. Костенко. 

Лишь 29 мая нескольким частям нашей 38-й армии 
удалось, наконец, ударом извне прорвать вражеское 
кольцо. Это помогло выйти из окружения ничтожно ма- 
лому количеству бойцов и командиров Красной Армии. 

Могли ли войска Юго-Западного фронта избежать 
столь тяжелого поражения и тем самым преградить путь 
врагу к Сталинграду? 

Могли! 

Если бы Ставка Верховного Главнокомандования и 
Генеральный штаб разгадали военно-стратегический 
план Гитлера на 1942 год; 

Если бы командование Юго-Западного фронта (ко- 
мандующий - С. К. Тимошенко и член Военного совета 
Н. С. Хрущев, он - в первую очередь) не упросили Став- 
ку разрешить им провести широкомасштабную операцию 
по освобождению Харькова*. 

Если бы разведка Юго-Западного фронта не "про- 
смотрела" сосредоточения крупных сил противника в 
районе Харькова. 

Если бы, наконец, резервы Юго-Западного фронта 
были своевременно введены в действие. 

* Такие широкомасштабные операции на весну и лето 1942 го- 
да Ставкой не планировались из-за отсутствия резервов для их 
проведения. Для Н. С. Хрущева, в недавнем прошлом Первого 
секретаря ЦК КП(б) Украины, освобождение Харькова и, по его 
мнению, последующим за этим освобождение Донбасса, а затем 
и всей Украины было крайне престижной акцией. К чему это 
привело, читатель увидит из дальнейшего. 

Думы о Сталинграде 

Короче говоря, если бы Ставка куда более серьезно 
отнеслась к Харьковской операции и не передоверила 
руководство ею лишь Тимошенко и Хрущеву. 

Поражение, постигшее советские войска в районе 
Харькова, совпало по времени с захватом фашистами 
Керчи и Керченского полуострова, а также Воронежа. 
Практически был потерян Крым. 

Это поставило всю Красную Армию в критическое 
положение. 

Небезынтересно, как неоднозначно отреагировал Ста- 
лин на "Крымские неприятности" и поражение под 
Харьковом. 

Командующий Крымским фронтом, генерал-лейте- 
нант Д. Т. Козлов был снят со своего поста. Представи- 
тель Ставки Главного Командования на Крымском 
фронте, армейский комиссар Л. З. Мехлис был отстранен 
от обязанностей представителя Ставки, а также от обя- 
занностей начальника Главного политического управле- 
ния Красной Армии. 

Даже сейчас, спустя почти полвека, неловко читать 
телеграмму Сталина, адресованную Мехлису - в ней нет 
только площадной брани. 

А какую кару понесли С. К. Тимошенко и Н. С. Хру- 
щев, сорвавшие Харьковскую операцию, что дало воз- 
можность противнику перехватить стратегическую ини- 
циативу почти до конца 1942 года? 

Правда, управление Юго-Западного фронта было 
расформировано. Что же касается Тимошенко и Хруще- 
ва, то Сталин лишь отечески пожурил их. 27 мая он об- 
ратился к ним со странным заявлением. Отметив в нем, 
что "Харьковская операция, наполовину выигранная (?!) 
завершилась катастрофой", он ограничился пожела- 
нием на будущее: "Вы должны учесть допущенные 
ошибки и принять меры к тому, чтобы они не имели 
места". 


Юлий Чепурин 

3 


Советские военные историки единодушно утвержда- 
ют, что Сталинградская битва началась 17 июля 1942 
года, то есть в тот момент, когда в борьбу с немецкими 
захватчиками вступили 62-я и 64-я армии. 

Это утверждение дает основание нарисовать такую 
оперативно-тактическую картину: добившись победы под 
Харьковом в конце мая, немцы, не встречая сопротивле- 
ния с нашей стороны, двинулись от Харькова аж до са- 
мого Дона, где на них как гром с ясного неба обруши- 
лись две наши резервные армии (62-я и 64-я) и битва за 
Сталинград - началась. 

Позволительно спросить наших военных историков: 
а что же в это время делали армии бывшего Юго-Запад- 
ного фронта: 9-я, 21-я, 28-я, 37-я, 38-я, 57-я?* 

Ведь именно они, эти армии, понесшие большие по- 
тери в сражениях за Харьков, встретили врага, перешед- 
шего в решительное наступление на нас 28 июня. 

Момент этот очень важный, поэтому необходимо ос- 
тановиться на нем более подробно. 

Итак, когда же на самом деле началась и как развива- 
лась Сталинградская битва? 

Весной 1942 года Гитлер поставил перед своими воо- 
руженными силами две задачи: 

1. Овладеть Кавказом. 
2. Захватить Сталинград. 
В задачу данного очерка не входит описание битвы за 
Кавказ, битвы суровой и кровавой. Ограничусь описани- 
ем сражения за Сталинград. Почетная миссия "подарить" 
этот город третьему рейху поручалась командующему 6-й 
полевой армией генерал-полковнику Паулюсу и коман- 
дующему 4-й танковой армией генерал-полковнику Готу. 

* Уцелевшие и вышедшие из окружения воины 6-й армии 
влились в другие соединения. 

Думы о Сталинграде 

Не вдаваясь в военные подробности, донесу до чита- 
теля схему, по которой должны были действовать обе 
эти армии: армия Паулюса наступает на Сталинград с 
северо-запада, армия Гота - с юго-запада. Оставив (по 
мнению Гитлера) за своей спиной в большой излучине 
Дона советские войска, где они должны были быть впос- 
ледствии уничтожены, Паулюс и Гот встречаются на за- 
падной окраине Сталинграда, берут его "в клещи" и при- 
ступают к реализации директивы Гитлера, гласящей: 

"По мере проникновения в Сталинград необходимо 
уничтожать всех русских мужчин, ибо в Сталинграде его 
миллионное, сплошь коммунистическое население, пред- 
ставляет особую опасность". 

Фюреру подпевал и его министр пропаганды Геб- 
бельс: 

"Сталинград является не только важной крепостью, 
как Севастополь. Его нельзя сравнить даже с Москвой и 
Ленинградом. Сталинград - это дословно город-кре- 
пость, твердыня большевистской мощи". 

И Гитлер, и Геббельс беззастенчиво лгали. В канун 
Великой Отечественной войны в Сталинграде было око- 
ло 500 тысяч жителей. Членов коммунистической партии 
из них было чуть более 90 тысяч. 

Не было в Сталинграде и сооружений крепостного 
типа - крепостью для врага стала стойкость воинов 
Красной Армии и жителей Сталинграда - обыкновен- 
ных советских людей. 

Но я забежал вперед. 

Победы гитлеровцев, одержанные ими в ходе боев за 
Харьков, конечно же, воодушевили их, но не опьянили 
настолько, чтобы они "потеряли" голову. Почти в тече- 
ние месяца они перегруппировывали свои войска, попол- 
няли их людьми и техническими средствами, в первую 
очередь самолетами и танками. 

А мы? А наши поредевшие в тяжелых боях армии и 
их дивизии? Как укреплялись, как пополнялись резерва- 
ми они? Да никак. Сталин, обжегшись на горячем моло- 


Юлий Чепурин 

ке во время попытки немцев овладеть Москвой, теперь 
стал дуть на холодную воду. Он сосредоточил на запад- 
ном, как ему казалось, самом опасном для Москвы, на- 
правлении 50 дивизий и категорически приказал не тро- 
гать ни одной из них. Воспоминание о битве за Москву 
осенью 1941 и зимой 1942 года было для него кошмаром, 
повторения которого он, конечно же, боялся. Вот поче- 
му войска Южного и Юго-Западного фронтов не смогли 
выдержать нового удара врага, который он нанес нашим 
войскам 28 июня 1942 года. 

В течение нескольких дней они мужественно и стой- 
ко обороняли свои рубежи, но все же не выдержали на- 
несенного фашистами удара. Он был так силен, что, по- 
неся большие потери, наши войска начали отступать. 
Они отступали с оскорбительной для нашей великой дер- 
жавы поспешностью. Это было даже не отступление, а 
постыдное бегство. 

Горько об этом писать, но в иные дни противник ус- 
певал преодолевать за световой день 25-30 километров! 

Мы не успевали хоронить убитых. Крестьяне поджи- 
гали созревший урожай, забивали скот, чтобы он не дос- 
тался врагу. 

Жарко и душисто горели наши хлеба, взращенные 
крестьянскими руками. Черные султаны дыма траурно 
взмывали в небо, и такой же черный пепел - прах от 
налитых золотым зерном пшеничных полей смешивался 
с пылью редких в степи дорог. Ее поднимали колеса ав- 
томашин, увозивших с поля сражений раненых. 

Жители станиц и сел помогали нам всем, чем могли. 
Если выпадала возможность, главным образом, ночью, 
когда фрицы "отдыхали", помогали рыть могилы для 
павших воинов, восстанавливать мосты. Поили мо- 
локом, студеной колодезной водой. Угощали сотовым 
медом. 

Боль, скорбь, недоумение, обида сквозили в глазах 
стариков, женщин, детей, которые смотрели вослед нам, 
отступающим в сторону Сталинграда. 


Думы о Сталинграде 

Нет-нет да и всплеснется, бывало, за нашими спина- 
ми вскрик, горше самого страшного стона: 

- Да на кого же вы нас покидаете, роди-мы-е-е!.. 
Для бойцов Красной Армии, ее командиров и полит- 
работников это были удары в сердце. 
Кое-кто из породы Василия Теркина пытался отшу- 
титься: 

- В сорок первом, мамаша, фрица в Москву замани- 
вали, а нынче аж в самый Сталинград... 
Слова остряка подхватит кто-нибудь другой: 

- Под Москвой его морозом морозили, а нынче 
в Волге утопим. Нехай она их вниз по течению несет. 
В Каспийское море. Там их акулы сожрут. 
- Акул в Каспийском море не бывает. 
- Тогда пусть раки ими питаются. Надолго ракам 
жратвы хватит... 

Горькие шутки. Горький смех... 

Но как было сказано выше, высокий темп наступле- 
ния, броски противника по 30 километров в день стоили 
армиям захватчиков большой крови. 

Наши арьергардные полки и дивизии стояли на- 
смерть, они бесстрашно сражались и на земле, и в небе. 

...Летчик-истребитель Владимир Шалаев возвращался 
с боевого задания на самолете "И-16" - пилоты любовно 
называли их "ишачками". В бензобаке горючего ровно 
столько, чтобы дотянуть до родного аэродрома. Боекомп- 
лект почти весь израсходован - осталась самая малость. 
На всякий случай. Этот случай не заставил себя ждать. 

Четыре фашистских истребителя "Мессершмитт" нео- 
жиданно вынырнули из-за облака и ринулись на наш ис- 
требитель. 

Советский летчик не дрогнул, принял неравный бой. 
Однако снаряд, выпущенный одним из "Мессершмит- 
тов", пробил бензиновый бак "ястребка". Машина заго- 
релась. Тогда пилот направил свой горящий самолет на 
один из вражеских истребителей, врезался в него, и оба 
самолета, объятые пламенем, рухнули на землю. 


Юлий Чепурин 

...Полк немецкой пехоты строгим строем, во весь 
рост, поливая пространство перед собой огнем из авто- 
матов, пошел в "психическую" атаку. Невзирая на боль- 
шие потери, фашисты приближались к нашим окопам, 
где оставалась горстка бойцов. 

И в этот момент выбыл из строя расчет станкового 
пулемета. Трагическая развязка казалась неизбежной, но 
к "Максиму" подполз командир взвода, младший лейте- 
нант Константин Першин. Он успел заложить в прием- 
ник новую ленту. 

Свинцовый ливень, обрушившийся на гитлеровцев, 
был столь отчаянно-неистовым, что они по-пластун- 
ски хотели дать "задний ход". Не тут-то было! Пер- 
шин так низко настилал пулеметные очереди, что уце- 
левшие фашисты не могли подняться, чтобы спастись 
бегством. 

Пулемет перекалился от сумасшедшей работы. В ко- 
жухе испарилась вода. Его ствол вот-вот разорвется. 

- Мочу! Давай мочу! - хрипло кричал Першин - 
...в пулемет кто сколько может! Не упустим их, гадов! 

К несчастью, за несколько минут до подхода подкреп- 
ления, осколок вражеской мины сразил Першина. 

...Взвод младшего лейтенанта Василия Кочеткова 
держал оборону на левом фланге 111-го полка 40-й гвар- 
дейской дивизии. 

Волна за волной накатывались цепи фашистских ав- 
томатчиков на гвардейцев, но результат был один: гитле- 
ровцы откатывались, каждый раз оставляя множество 
трупов. 

После многократных, тщетных попыток занять высо- 
ту с помощью пехоты, немецкое командование бросило 
на шестнадцать смельчаков двенадцать танков. 

Ребята перевязали своего тяжелораненого команди- 
ра, гвардии младшего лейтенанта В. Кочеткова, положили 
его в окоп. Потом перевязали друг другу раны. Попроща- 
лись. 


Думы о Сталинграде 

Патроны у "кочетковцев" кончились. Противотанко- 
вого ружья у них не было. Остались противотанковые 
гранаты. С этим верным, надежным оружием они и всту- 
пили в свой последний бой. 

Два вражеских танка гвардейцам удалось вывести из 
строя в непосредственной близости от своего окопа. Но 
за это они поплатились дорогой ценой: несколько чело- 
век были убиты. 

Уцелевшие немецкие танки вознамерились "проутю- 
жить" окоп смельчаков. Тогда из траншеи выскочил один 
из бойцов и с возгласом: "Врешь, гад! Нас не возьмешь!" 
бросился со связкой противотанковых гранат под гусе- 
ницу ближайшего танка. 

Ряды храбрецов редели. Теперь на оставшихся в жи- 
вых трех бойцов - Василия Чиркова, Михаила Степа- 
ненко и Михаила Шуктомова двигалось девять танков. 
Прижав к груди по нескольку гранат, они один за дру- 
гим бросились под гусеницы машин. 

Объятые ужасом, экипажи шести уцелевших немецких 
танков, панически отошли от высотки, где оставался лишь 
один умирающий от ран младший лейтенант В. Кочетков. 
Он успел назвать подошедшим на помощь однополчанам 
имена всех погибших красноармейцев и младших ко- 
мандиров его взвода. Вот их имена: гвардии младшие сер- 
жанты - П. И. Бурдов, И. Н. Касьянов, М. А. Шукто- 
мов; гвардии ефрейторы - Н. В. Докучаев, И. И. Гу- 
щин; гвардии рядовые - И. Н. Федосимов, Г. А. Уншаков, 
А. С. Двоеглазов, В. А. Меркурьев, В. А. Чирков, Н. М. Фе- 
дотовский, Г. Ф. Штефан, А. И. Пуховкин, П. А. Бурдин, 
М. П. Степаненко. 

4 

Подобных подвигов можно насчитать сотни, тысячи, 
но разве могли они существенно изменить ход собы- 
тий, если враг бросил на наши боевые порядки 97 диви- 
зий, из которых были 10 танковых и 8 моторизованных? 


Юлий Чепурин 

900-тысячную армию захватчиков поддерживало 1200 тан- 
ков и штурмовых орудий, более 17 тысяч орудий и мино- 
метов, около 1000 самолетов. 

Этим поистине колоссальным военным силам мы 
смогли противопоставить лишь 38 дивизий. Соотноше- 
ние сил в пользу противника было: в людях 1,2:1, в тан- 
ках 2:1; в самолетах 3,6:1! Только в артиллерии и мино- 
метах силы были примерно одинаковыми, но авиация! 
Авиация!! 

Вражеские самолеты буквально не давали нам ни сна, 
ни отдыха. Вражеские бомбардировщики и истребители, 
все эти "Юнкерсы", "Хейнкели", "Мессершмитты" на- 
носили нам наиболее сильный урон. 

Мы были лишены зенитной артиллерии. Советские 
самолеты были редкими гостями в нашем родном небе. 

Сухая, горькая, липкая горечь во рту сводила челю- 
сти, обволакивала рот - язык, нёбо, а воды - не было. 
Ее не хватало даже раненым, для охлаждения стволов пу- 
леметов - перекаленные их кожуха вздувались, с треском 
лопались, как каштаны на огне. 

Хотелось кричать пересохшими глотками: 

- Где подкрепления? Дайте подкрепления! Где наши 
танки, где наши самолеты, где наша военная, державная 
СИЛА, черт побери?! 
Но не было их: ни самолетов, ни танков. Обходились 
тем, что в ничтожном количестве осталось от непрерыв- 
ных боев... 

Какая-то непостижимая тайна крылась за "худосочи- 
ем" наших войск, за нежеланием вовремя и в достаточ- 
ной мере пополнить их резервами. 

Что это было? Жестокость? Безразличие к судьбам со- 
тен тысяч людей, превращаемых в таких условиях в пу- 
шечное мясо? Или крайне ослабленный военно-про- 
мышленный комплекс, оказавшийся не способным обес- 
печить воинов Красной Армии всем необходимым для 
успешной борьбы с сильным, умным, опытным и ковар- 
ным врагом? 


Думы о Сталинграде 

К радости и гордости нашего советского народа это 
последнее предположение отпадает. 

Вот что дали фронту наши тыловые труженики - 
мужчины, женщины, подростки в первом полугодии 
1942 года. 

Самолетов - 9744. 
Танков - 11 176. 
Орудий и минометов - 70 817. 
Снарядов и мин - свыше 45 миллионов*. 


Где же были они, эти тысячи и тысячи грозных ма- 
шин, вся эта могучая техника, когда она нужна была, как 
воздух, на главном направлении Великой Отечественной 
войны? Неужели охраняли подступы к Москве? 

Выше я говорил о том, какое численное превосход- 
ство имел противник против Сталинградского фронта. 

Еще в худшем положении были в конце июля 1942 го- 
да армии Южного фронта, где превосходство противни- 
ка над ними было просто ужасающим: он вдвое превос- 
ходил их в артиллерии, в восемь раз (!!) в самолетах и в 
девять раз (!!!) в танках. 

Скажи, дорогой читатель, что бы ты сделал, если бы 
руководил всеми Вооруженными Силами страны? 

Очевидно, помог бы Южному фронту всем, чем толь- 
ко мог, проникшись пониманием драматического момен- 
та: войска Южного фронта буквально размалывались чу- 
довищной военной немецкой машиной. 

Но совсем иначе "помог" Южному фронту Сталин, 
издавший 27 июля приказ за ? 227. 

К сожалению, многие десятилетия после окончания 
Великой Отечественной войны не было позволено опуб- 
ликовать текст этого приказа полностью даже военному 
историку, автору наиболее полной монографии "Сталин- 
градская битва", академику А. М. Самсонову. 

* Г. А. Куманев. "Страна Советов от Октября до наших дней". 
Изд-во "Политическая литература", М., 1983 г., стр. 104-106. 

Юлий Чепурин 

К счастью, в моем личном архиве сохранились глав- 
ные "пункты" этого приказа. Надеюсь, они донесут до 
читателя всю ярость Сталина, которую он выплеснул на 
бойцов и командиров Южного фронта, и которых он об- 
винил в неспособности противостоять врагу (это при та- 
ком-то превосходстве противника!), в трусости, короче 
говоря, в измене Присяге. 

Вчитайтесь, вдумайтесь в эти строки. 

"Враг бросает на фронт все новые и новые силы... Не- 
мецкие оккупанты рвутся к Сталинграду и Волге и хотят 
любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ... Часть 
войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ро- 
стов и Новочеркасск... покрыв свои знамена позором. На- 
селение нашей страны теряет веру в Красную Армию (?). 
Пора кончать отступление... До последней капли крови 
защищать каждый метр советской территории... Панике- 
ры и трусы должны расстреливаться на месте". (Подчерк- 
нуто мною. - Ю. Ч.). 

Мог ли вдохновить приказ ? 227 воинов Южного 
фронта, да и воинов всей Красной Армии? Нет! 

Им нужны были не угрозы и оскорбления, а танки, 
самолеты, боеприпасы, а их было в обрез. Зато в боль- 
шом количестве "проросли" военные прокуроры, следо- 
ватели, увеличилось число военных трибуналов. Стара- 
ясь "подкрепить" слова приказа 227 "делами", они раз- 
вернули свою страшную деятельность. По малейшему, 
часто необоснованному поводу солдаты и командиры 
предавались суду военного трибунала. 

Мне довелось присутствовать на заседании одного из 
них. 

...Скромная крестьянская хата. В ней душно. В окно 
бьется муха. За столом - трое военных юристов. Кон- 
войные вводят военного с сорванными петлицами, гим- 
настерка - без поясного ремня. 

Уточняются его фамилия, имя, отчество, год рожде- 
ния, звание (бывшее), воинская должность (тоже, разу- 
меется, бывшая). 


Думы о Сталинграде 

Суть обвинительного заключения: батальон бывшего 
капитана X., сражаясь не на живот, а на смерть, вынуж- 
ден был сменить позицию на более выгодную. Не полу- 
чил приказа на это, но проявил разумную инициативу - 
сохранил остаток бойцов своего батальона. 

Приговор: за трусость и за самовольное оставление 
рубежа - расстрел. 

С каким поразительным спокойствием выслушал 
бывший командир батальона приговор военного трибу- 
нала! Ни один мускул не дрогнул на его лице. 

Через пять минут за стенами хаты раздается выстрел. 

А в окно по-прежнему бьется муха, напоминая своим 
жужжанием о том, что вот капитан ушел из жизни, а она 
еще будет жить и так же бесполезно биться в оконное 
стекло... 

Да, были среди наших военнослужащих и трусы, и де- 
зертиры, и предатели. Их было ничтожно мало, но они - 
были! В какой войне их не бывает? Но с такими и до при- 
каза Сталина сами воины расправлялись тут же, на пере- 
довой, осуждая их на постыдную смерть от имени Прав- 
ды, от имени Народа. 

5 

Приказ ? 227 намного усложнил и без того нелегкую 
работу политического состава. Но уронил ли этот приказ 
авторитет Сталина? Поколебал ли он веру в него, как в 
великого полководца всех времен и народов? 

Ни в малейшей степени. 

Сталину и в Сталина верили. С его именем бросались 
в атаки, с его именем на устах умирали. 

Ни у кого из нас не было ни малейшего недоверия к 
полководческому таланту Сталина, мы не сомневались в 
его любви к Армии. 

Нужно со всей откровенностью сказать, что наше 
чувство уважения и любви к Сталину было искренним. 
Лично мне, встречавшемуся с сотнями и сотнями солдат 


Юлий Чепурин 

и командиров, н и р а з у не доводилось услышать недо- 
брые слова в адрес Верховного Главнокомандующего. 

Если бы павшие за Сталина знали тогда о нем все, 
что мы знаем сейчас! Знали бы - сколько миллионов не- 
винных советских людей погубил он еще до войны! 

Но тогда - не знали. 

Я не случайно так подробно остановился на приказе 
Сталина ? 227. Дело в том, что этот приказ, его гневный 
пафос был лишь формально адресован войскам Южно- 
го фронта. В действительности же не меньшее раздраже- 
ние Верховного Главнокомандующего вызвало окружение 
войсками противника на западном берегу Дона свежей, 
всего лишь две недели назад вступившей в боевые дей- 
ствия 62-й армии Сталинградского фронта*. Остается за- 
гадкой и по сей день - почему Сталин и на этот раз "по- 
жалел" командующего фронтом С. К. Тимошенко и члена 
Военного совета Н. С. Хрущева. 

Чтобы читателю была понятна ситуация, о которой 
пойдет речь, необходимо вернуться к событиям первой 
половины июля 1942 года. 

Когда Ставке стало совершенно ясно, что армии, не 
выходившие из боев со времени сражений под Харько- 
вом, не в состоянии остановить врага, она выдвинула на 
боевые рубежи три свежие, полностью укомплектован- 
ные резервные армии: 62-ю, 63-ю и 64-ю. 

63-я армия была направлена на правый, северо-запад- 
ный, фланг фронта, отстоящий от Волги на несколько 
сот километров. 62-й армии предназначался центральный 
участок - строго на запад от города Сталинграда. 64-я 
армия приняла левый фланг - за ее спиной находилась 
южная часть Сталинграда и примыкающие к ней приго- 
роды: Красноармейск, Сарепта и Бекетовка. 

Поскольку 63-я армия территориально была слишком 
далеко от Сталинграда и прямого отношения к обороне 

* 23 июня 1942 г. командование Юго-Западного фронта было 
расформировано, а 12 июля создан Сталинградский фронт. 

Думы о Сталинграде 

города на первом этапе не имела, я поведу речь главным 

образом о 62-й и 64-й армиях. 

Как по-разному поначалу сложились их судьбы! 

Первой вступила в сражение с врагом 62-я армия. 
Сменив 10-12 июля истощенные в предыдущих боях по- 
редевшие дивизии 28-й и 38-й армий, бойцы 62-й армии 
бесстрашно ринулись в бой. Несколько дней они вели 
активные наступательные действия, оттеснили фашис- 
тов с захваченных ими рубежей, но удержать их не су- 
мели. Командующему армией генерал-майору В. Я. Кол- 
пакчи не удалось в полную силу использовать боевую 
мощь своей армии. Воспользовавшись пассивностью 
дивизий 62-й армии, гитлеровцы окружили боVльшую их 
часть в большой излучине Дона, в районе Калача. 

Тысячи воинов погибли. Десятки тысяч были взяты в 
плен. 

Борьба в окружении была отчаянной, но - увы! - 
итоги ее были неутешительными. 

"...В результате этой борьбы (то есть в окружении. - 
Ю.Ч.) с 23 июля по 14 августа 62-я армия понесла очень 
большие потери и вскоре отошла на восточный берег 
Дона по существу без дивизий, которые входили в ее со- 
став. Они были окружены противником и выходили из 
окружения небольшими группами. В 62-ю армию вли- 
лись дивизии, ранее входившие в 1-ю танковую армию и 
одна дивизия (112-я), ранее входившая в 21-ю армию"*. 

И хотя во главе армии вместо генерала Колпакчи ко- 
мандующим был поставлен генерал-лейтенант А. И. Ло- 
патин, боевые действия 62-й армии под новым командо- 
ванием не принесли ей большого успеха. 

Куда более удачно сражалась 64-я армия, хотя ей дос- 
тался "орешек" куда покрепче. 

Если 62-я вступила в единоборство с полевой, то есть 
с пехотной армией генерала Паулюса, то на 64-ю армию, 
которую возглавил генерал-майор М. С. Шумилов, была 

* В. И. Чуйков. "Начало пути". М., Воениздат, 1959 г., с. 40. 

Юлий Чепурин 

нацелена танковая армия генерала Гота, имеющая в сво- 
ем распоряжении сотни танков, поддерживаемых, как 
обычно, большими авиационными силами. 

И тем не менее, армия не дрогнула, ликвидировала 
все попытки взять ее в танковые "клещи". 

Правда, и 64-й армии не удалось остановить против- 
ника, но зато она резко укоротила прыть его моторизо- 
ванных колонн. Теперь немецкие танки продвигались 
вперед уже не со скоростью 30 километров в день, а в 
лучшем случае 8-10 километров. 

В те дни одно э т о дорогого стоило. Задержать хотя 
бы на одни лишние сутки врага на южных подступах к 
Сталинграду значило исподволь готовить победу над 
ним. 

Фашистов изматывали непрерывные контратаки ди- 
визий М. С. Шумилова. К тому же, его заместитель 
В. И. Чуйков, проявив инициативу, организовал на юж- 
ном участке 64-й армии мобильную боевую оператив- 
ную группу. 

Контратакуя противника в течение недели, эта груп- 
па нанесла ему серьезный урон в живой силе и технике. 

Боевые успехи 64-й армии были бы куда боVльшими, 
если бы она вступила в сражение, собранная в один ку- 
лак. Если бы Ставка и командование Сталинградского 
фронта обеспечили для этого все необходимые условия. 

Однако эти условия ей не были созданы, и, как ни 
печально, я вынужден коснуться темы не только плохой 
организации ведения боевых действий, но и небрежнос- 
ти, с какой вводились в боевые действия такие крупные 
соединения как армия. 

Послушаем рассказ В. И. Чуйкова, заместителя ко- 
мандующего 64-й армии. 

"16 июля 1942 года мы (с членом Военного совета 
К. К. Абрамовым. - Ю. Ч.) прибыли в Сталинград, в 
штаб Сталинградского фронта. Там мы узнали, что 
после неудачной наступательной операции наших 


Думы о Сталинграде 

войск на Харьков из района Изюм-Барвенково, про- 
тивник перешел в контрнаступление и вышел на ру- 
беж Чернышевская, Морозовский, Чернышковский, 
где был остановлен передовыми отрядами 62-й ар- 
мии и стал накапливать резервы для дальнейшего 
наступления... 17 июля мы получили директиву штаба: 
(фронта. - Ю. Ч.) "64-й армии в составе 229, 214, 29 
и 112 стрелковых дивизий, 66-й и 154-й мотострел- 
ковых бригад, 40-й и 137-й танковых бригад в ночь 
на 19 июля выйти на фронт Суровикино, Нижне-Со- 
лоновский, Пещерский, Суровикинский, Потемкин- 
ская, Верхне-Курмоярская. На этом рубеже закре- 
питься и жесткой обороной не допустить прорыва 
противника на Сталинград". 

Задача, поставленная директивой, была явно не- 
выполнимой, так как дивизии и армейские части еще 
только выгружались из эшелонов и направлялись на 
запад к Дону не боевыми колоннами (!), а в том со- 
ставе, как они следовали по железной дороге... Голо- 
вы некоторых дивизий уже подходили к Дону, а их 
хвосты были еще на берегу Волги (!), а то и в вагонах. 
Тыловые же части армии и армейские запасы вообще 
находились еще в районе Тулы (!!) и ждали погрузки 
в железнодорожные эшелоны. 

...В итоге войска армии после выгрузки из эшело- 
нов должны были пройти пешим маршем около двух- 
сот километров" (!!!)*. (Подчеркнуто мною. - Ю. Ч.). 

Подумать только: за Доном наши обескровленные 
армии ждут смены, ждут подкреплений, а наше высшее 
командование, а руководство Сталинградского фронта 
так неоперативно, так безответственно относится к 
тому, чтобы свежая, полная неизрасходованных сил ар- 
мия как можно скорее пришла на помощь своим бое- 
вым товарищам. 

* В. И. Чуйков. "Начало пути". М., Воениздат, 1959 г., с. 9-10. 

Юлий Чепурин 

Нам, фронтовым журналистам, категорически запре- 
щалось публиковать в армейских, фронтовых да и в цен- 
тральных газетах подобного рода факты. Нам разреша- 
лось лишь делать достоянием фронтовиков подвиги их 
боевых товарищей. Это. Только это. И хотя мы делали 
свое дело от души и чистого сердца, наше сердце болело 
при виде недостатков, а то и неприкрытых безобразий, 
которые случались в действующей армии. 

К счастью бойцов и командиров 64-й армии, как я го- 
ворил выше, возглавили представители славной когорты 
талантливых военачальников, прославивших себя еще в 
гражданскую войну. 

М. С. Шумилов и его заместитель В. И. Чуйков не ра- 
стерялись, не пали духом, не стали жаловаться на пре- 
ступную неразбериху, сопутствовавшую продвижению их 
армии на передний край. Не стали они дожидаться и 
прибытия всех дивизий - был дорог каждый час. Вот 
почему уже 17 июля они дали встречный бой танковой 
армии генерала Гота и поддерживающей ее немецкой и 
румынской пехоте. 

...Был Михаил Степанович Шумилов пятью годами 
старше Чуйкова. И боевого опыта у него было побольше. 
В Гражданскую он уже командовал полком, затем стрел- 
ковым корпусом. В начале Великой Отечественной вой- 
ны был заместителем командующего армией. 

Большеголовый, обритый наголо, предрасположен- 
ный к полноте, спокойный и уравновешенный, он разго- 
варивал негромко. Не горячился. Приказы отдавал спо- 
койным, ровным голосом. Умел слушать людей, и, слу- 
шая их, как бы соображал: на какое серьезное дело 
способен каждый из них. 

Несколько иным был заместитель Шумилова - 
В. И. Чуйков. 

Василию Ивановичу исполнилось в ту пору сорок два 
года. И за его плечами был тоже богатый боевой опыт, 
почерпнутый на фронтах гражданской войны. 


Думы о Сталинграде 

Лицо его было выразительным, запоминающимся. 
Словно не до конца проработанное скульптором, оно 
было в чертах своих несколько резковатым. Глаза всегда, 
даже в труднейших ситуациях, как бы озаряла внутренняя 
улыбка - немножко ироническая, порой - колючая. 

Говорил он быстро, метко вставлял в свою речь какое- 
нибудь неожиданное, порою острое слово, поговорку или 
пословицу. За словом, как говорят, в карман не лез. 

Этим двум, столь непохожим друг на друга людям и 
выпало на долю встать во главе двух армий*, от стойко- 
сти, мужества и воинского мастерства которых зависело 
решение жизненно-важного для всей страны вопроса - 
выстоять Сталинграду или не выстоять, 

Итак, несмотря на включение в состав Сталинградс- 
кого фронта трех резервных армий, 6-ю полевую армию 
Паулюса и 4-ю танковую армию генерала Гота удалось 
лишь значительно обескровить, но остановить их про- 
движение нашим войскам оказалось не под силу. 

6 

Подсказывало ли сердце жителям Сталинграда - ка- 
кая грозная опасность подступает к стенам их любимого 
города? 

Подсказывало! 

Еще осенью сорок первого года они приступили к со- 
оружению окопов, противотанковых рвов, эскарпов. 

На эти работы выходили в неурочное, свободное от ра- 
боты время десятки тысяч мужчин, женщин, школьников. 
Срочно прокладывалось (главным образом силами жен- 
щин) новое железнодорожное полотно, соединяющее Ста- 
линград с железнодорожной линией Астрахань-Сталин- 
град. Ее длина равнялась 180 километрам, и чего стои- 
ли они, эти 180 километров, знают лить те, кто чуть ли 

* Несколько позже, 12 сентября, В. И. Чуйков будет назна- 
чен командующим 62-й армией. 

Юлий Чепурин 

ни круглые сутки не выпускал из рук ломы, лопаты, 
кирки. 

В центре Сталинграда, в одном из крутых склонов ов- 
рага, по которому протекала речушка Царица, московс- 
кие метростроевцы прорыли и оборудовали два вмести- 
тельных помещения для военных нужд. В подземных 
штольнях, рассчитанных не только для штаба фронта, но 
и для мирных жителей, могло одновременно разместить- 
ся до 50 тысяч человек. 

Город опоясали четыре оборонительных обвода об- 
щей длиной почти двести километров. В разных частях 
его спешно рылись вместительные водоемы для запасов 
воды на случай пожаров. Брались на учет и проводились 
в соответствующее состояние все подвалы для укрытий 
раненых, женщин, детей. 

Жители прилегающих к Сталинграду поселков, сел 
и деревень, женщины-колхозницы Сталинградской об- 
ласти шили для воинов теплую одежду, валяли вален- 
ки, вязали варежки, запасали для них мясо, мед, сало, 
сухари. 

Сотрудники милиции и бойцы истребительных бата- 
льонов вылавливали шпионов и диверсантов - их число 
с каждым днем резко возрастало. Вражеских лазутчиков 
сбрасывали на парашютах в дальнем и ближнем тылу. 
Они просачивались в город под видом раненых красно- 
армейцев, командиров, комиссаров. 

Вражеские диверсанты взрывали полотно железной 
дороги, распространяли провокационные слухи, в част- 
ности о том, что 62-я и 64-я армии разгромлены, а их 
командование сдалось в плен. 

Шпионов, паникеров, мародеров уничтожали безжа- 
лостно. 

В городе царил порядок, хотя напряженность и тре- 
вога не сходили с лиц сталинградцев. 

Город, несмотря на приближающиеся залпы орудий, 
продолжал жить напряженной трудовой жизнью. Он был 
перенаселен, ибо гостеприимно принял эвакуированных 


Думы о Сталинграде 

с Украины, а также коллективы многих центральных уч- 
реждений, переведенных из Москвы в Сталинград. 

Заводы выпускали танки, артиллерийские орудия, ми- 
нометы, автоматы, делали снаряды и мины, солдатские 
каски, саперные лопаты. 

Экипажи судов Волжской флотилии усиливали бро- 
невую защиту своих пароходов, паромов, бронекатеров, 
усиливали их огневую мощь. 

Речники маскировали фарватер реки, вылавливали и 
обезвреживали вражеские плавучие мины - враг сбрасы- 
вал их с самолетов в Волгу, от Саратова и до Астрахани. 

Женщины учились оказывать помощь раненым. Де- 
вушки овладевали специальностью радисток, телефони- 
сток, готовились к нелегкой и опасной работе разведчиц. 

Всю эту работу возглавил и направлял городской ко- 
митет обороны, возглавляемый первым секретарем Ста- 
линградского обкома партии А. С. Чуяновым. 

А что происходило в описываемое мною время в 6-й 
армии Паулюса и в 4-й танковой армии Гота? 

Как работник фронтовой газеты, я имел контакт с 7-м 
отделом 62-й армии, возглавляемым майором Шелюб- 
ским. В обязанность работников этого отдела входила 
нелегкая и многообразная работа с противником. Они 
организовывали радиопередачи на немецком языке непо- 
средственно с боевых позиций. Разъясняли немецким 
солдатам и офицерам насколько беспочвенны и неосуще- 
ствимы бредовые идеи Гитлера победить советский народ. 
Допрашивали пленных. Переводили на русский язык во- 
енные документы, письма и дневники. Составляли на их 
основе убийственные по силе воздействия листовки - их 
доставляли на позиции противника различными способа- 
ми: сбрасывали ночами с наших "кукурузников", то есть с 
самолетов По-2. Заряжали ими мины. Даже прибегали к 
такому оригинальному способу, как доставка этих листо- 
вок с помощью животных, например, кошек*. 

* На страницах данной книги читатель встретит описание 
этого способа. 

Юлий Чепурин 

Работники 7-го отдела часто знакомили меня с наи- 
более интересными материалами - письмами и дневни- 
ками немецких солдат и офицеров, с письмами их близ- 
ких, а также с протоколами допросов. 

Все это давало мне возможность хоть в какой-то сте- 
пени представить себе, что чувствовали и думали фашис- 
тские солдаты и офицеры всего этого наглого, до зубов 
вооруженного воинства, вознамерившегося покорить 
нашу страну. 

К сожалению, места для такого рода материалов на 
страницах нашей газеты не находилось, но сегодня, я 
думаю, небезынтересно проследить за эволюцией, про- 
исходившей в умах немецких захватчиков, начиная с их 
"развеселого" настроения, когда нам было особенно 
трудно во время боев в большой излучине Дона, а по- 
том в междуречье между Доном и Волгой - когда враг 
теснил нас, и кончая теми днями, когда он был разбит. 

Вот какими игривыми были письма, посылаемые в 
Германию и получаемые оттуда в июле 1942 года: 

(Из России в Германию). 

"Думаю, что с русской бандой будет покончено и лю- 
бимый бог будет ко всем нам милостив - мы увидимся". 

(Из Германии в Россию). 

"Твое милое письмо и посылку с маслом с благодар- 
ностью получили". 

"Получили через сестру Цимги посуду и калоши, за 
что тебе очень благодарны и ждем, что ты приедешь в 
отпуск". 

(Из России в Германию). 

"Скоро с Россией будет покончено". 

(Из Германии в Россию). 

"Как тебе нравится Россия? Альф написал нам на 
днях, что он получил свыше 200 русских лошадей и бо- 
лее 100 русских, украинцев и поляков, чтобы ухаживать 
за лошадьми". 

"Твою посылку с часами мы получили. Также буты- 
лочку с медом и малиновое варенье". 

(Из России в Германию). 


Думы о Сталинграде 

"Слава богу, я хорошо перенес мое первое боевое 
крещенье. Я бодр и весел, и надеюсь, что так будет и 
дальше". 

(Из Германии в Россию). 

"Ах, милый муж! Не можешь ли ты привезти пару ма- 
леньких лошадок, они ведь не дороги. Манфред так час- 
то просит об этом! И еще тележку, тогда он поедет в Рос- 
сию к своему папе. О, он иногда как одержимый со сво- 
ей Россией". 

(Из России в Германию). 

"Захватили свинью и кур. К вечеру мы не могли есть 
даже жареных кур". 

7 

12 июля немецко-фашистские войска вступили на 
территорию Сталинградской области. 

В этот же день решением Ставки на базе управления 
Юго-Западного фронта создается Сталинградский фронт. 
Командующим фронтом назначается С. К. Тимошенко. 
Членом Военного совета - Н. С. Хрущев. 

14 июля Сталинградская область объявляется на во- 
енном положении. 

Вражеская авиация, в те дни господствовавшая в воз- 
духе, с рассвета до глухой темноты буквально висела над 
нашими головами, нескончаемыми бомбовыми ударами 
прижимая бойцов к земле, не давая им окопаться, втис- 
нуться в горячую летнюю землю, выбрать хотя бы кочку 
или выдолбить в грунте хоть сколько-нибудь неглубокую 
ямку, чтобы укрыться от пуль, осколков бомб, мин, сна- 
рядов - летом сорок второго гитлеровцы смертоносного 
металла для нас не жалели. 

Под натиском превосходящих сил противника совет- 
ские войска отходили к Сталинграду. Каждый метр со- 
ветской земли дорого обходился захватчикам. Дорога к 
этому городу была буквально устлана трупами захватчи- 


Юлий Чепурин 

ков, их подбитыми танками и выведенными из строя 

орудиями. 
Большой кровью платили и мы за такой урон, нано- 

симый врагу. 
Вот как, к примеру, сражались наши артиллери- 

сты - истребители танков под командованием лейтенан- 

та Н. Брилева. 

"Утром восьмого августа, часов в девять утра до 
60 танков и бронетранспортеров с пехотой подошли к 
станице Качалинской с севера. 1-я и 2-я батареи за- 
вязали с ними огневой бой. А минут через 20-30 со 
стороны оврагов, расположенных в 900-1000 метрах 
юго-западнее станицы, в направлении моей батареи 
двигалось еще до 50 танков с мотопехотой. 

Когда танки приблизились к орудиям батареи на 
прямой выстрел, мною дан был приказ открыть огонь. 
У каждого орудия, кроме командира орудия, был один 
из офицеров связи батареи, который руководил огнем 
орудия. 

...Батарея вела огневой бой с танками противника 
до тех пор, пока у орудия оставался хоть один живой, 
хотя бы раненый человек. 

Расчет 4-го орудия был полностью выведен из строя 
прямым попаданием снаряда. Тяжело раненый зампо- 
лит и с ним несколько раненых солдат расчета орудия, 
напрягая последние силы, вели огонь до последнего 
дыхания, пока не было полностью выведено из строя 
орудие и убиты замполит батареи и весь расчет. 

Тогда в бой вступили не только артиллеристы ба- 
тареи, на место убитых и раненых огневиков стано- 
вились телефонисты и радисты, которые с немень- 
шим упорством сражались с фашистскими танками. 

Бой начался с дистанции 400 метров, а дошло 
дело до выстрелов на расстоянии 10-15 метров от 
орудия. И в течение всего боя нигде у орудия не было 
такого человека, который бы струсил или даже после 
ранения оставил огневую позицию. 


Думы о Сталинграде 

У 3-го орудия не осталось ни одного живого вои- 
на, кроме командира взвода, тяжело раненого млад- 
шего лейтенанта Мгеладзе и одного телефониста. 
Они вдвоем вели огонь по танкам, направляли ору- 
дие на танки по стволу, так как прицельное приспо- 
собление было повреждено. Орудие несколько раз 
прекращало вести огонь ввиду ранений расчета, но 
затем снова оживало - до тех пор пока не были уби- 
ты и последние два человека. Младший лейтенант 
Мгеладзе был заколот штыками гитлеровцев"*. 

Командир батареи Н. Брилев получил в этом бою ше- 
стнадцать ранений и только чудом остался жив. 

Потери, которые несли армия Паулюса и танковая ар- 
мия Гота, вынудили их срочно просить у Гитлера под- 
креплений. В этом им не было отказано. Гитлер спешно 
снимал с других участков немецко-советского фронта все 
новые и новые дивизии и бросал их на помощь Паулюсу 
и Готу. Одновременно самолетами перебрасывались све- 
жие воинские силы из стран Европы. В наступление на 
Сталинград включились 8-я итальянская, 2-я венгерская, 
3-я и 4-я румынские армии. 

Только эта "инъекция" помогла Паулюсу осуществить 
дерзкую попытку захватить Сталинград с хода. 

23 августа 14-й танковый корпус генерала Виттер- 
сгейма при поддержке большого количества самолетов 
прорвал оборону 62-й армии и во второй половине дня 
вышел к Волге чуть севернее Сталинградского трактор- 
ного завода, образовав "коридор" длиною в 50 и шири- 
ною в 8 километров. Этот злосчастный "коридор" отре- 
зал 62-ю армию от основных сил Сталинградского 
фронта. Неотвратимая угроза нависла над Сталингра- 
дом. 

* "Битва за Волгу". Воспоминания участников Сталинград- 
ского сражения. Волгоградское книжное издательство. 1962 г., 
с. 23. 

Юлий Чепурин 

В тот же день, во второй половине дня гитлеровцы 
обрушили на город тысячи фугасных и зажигательных 
бомб. 

Через час-другой центральная часть города превра- 
тилась в неправдоподобно-чудовищный костер. 

Вздыбилась закованная в камень и асфальт земля. Ру- 
шились многоэтажные кирпичные здания. Огонь пожи- 
рал деревянные строения, превращая их пылающие об- 
ломки в опасные для окрестностей огненные факелы. 
Грохот взрывов был так оглушителен, что в нем тонули 
вопли, стоны матерей, крики их детей. 

Здравый смысл подсказывал людям, что единственное 
спасение для них - Волга. И они кинулись к ней не- 
скончаемыми многотысячными потоками. Но - ужас! 
Волга не могла помочь им, спасти их: пристани, прича- 
лы, баржи, плоты, катера и даже небольшие суденышки 
были охвачены пламенем. 

Высокий волжский берег был буквально вспорот тон- 
ными фугасными бомбами. 

Со зловещим завыванием и свистом они все падали и 
падали на людей, губя их, разнося их тела в клочья, и тут 
же погребая в невероятно огромные воронки диаметром 
13-15 и глубиной 6-8 метров. 

Поднятый взрывами со дна Волги ил и песок сделали 
ее воду мутно-желтой, грязной, густой, тягучей. У бере- 
говой кромки вода будто покрылась ржавчиной - от 
крови погибших людей. 

В этом адовом огне волгари, презирая смерть, при- 
нимали на борт уцелевших с бронекатеров, буксирных 
пароходов и паромов женщин и детей, увозили их на 
левый берег, а потом возвращались снова и снова. И это 
мужество речников, матросов Волжской военной фло- 
тилии не давало разрастись панике, утишило ее в самом 
начале. 

А город горел. Он разгорался все с большей и боль- 
шей силой, и очаги пожара уже невозможно было со- 
считать... 


Думы о Сталинграде 

Чтобы читатель представил себе силу пожаров, буше- 
вавших на улицах и площадях Сталинграда 23 августа, 
приведу лишь два примера. 

Вечером по Профсоюзной улице пробегали в сторону 
Волги женщины. С обеих сторон улицы на них летели 
куски горящих досок и раскаленные огнем камни. Жар 
был так велик, что женщины вынуждены были накры- 
вать чем-либо головы, чтобы не загорелись волосы. 

На самом берегу Волги пылали Дворец пионеров и 
прилегающие к нему здания. На некотором расстоянии от 
Дворца пионеров был разбит сквер, а в центре его соору- 
жен бассейн с фонтаном и скульптурной группой. Рядом с 
бассейном, наполненным водой (в нем зловеще отража- 
лись и плясали языки пламени), находилось бомбоубежи- 
ще, накрытое бревнами и присыпанное сверху землей. 

Убежище до предела было набито женщинами с 
детьми. 

Уже давно землю окутала ночь, но ни дети, ни их ма- 
тери не спали. Первые - от страха, вторые - от трево- 
ги, ибо от горящих зданий в сторону бомбоубежища ле- 
тели огненные факелы. Их было так много и горели они 
так жарко, что деревянные воздухоотводные трубы бом- 
боубежища начинали тлеть. 

Всю ночь женщины зачерпывали из бассейна воду 
и поливали деревянные трубы, не давая им загореться. 

8 

Во вступлении к этому очерку есть такие слова: "Ка- 
кими растерянными, беспомощными и, если хотите, без- 
защитными были мы... весной, летом и осенью сорок 
второго года". 

Понимая, насколько серьезны и ответственны эти 
слова, приступаю к их обоснованию. 

Итак, фашисты прорвались к берегу Волги чуть се- 
вернее Сталинградского завода вечером 23 августа. 


Юлий Чепурин 

Прорыв нашей обороны произошел на стыке правого 
фланга 62-й армии и левого фланга 4-й танковой армии 
Сталинградского фронта. 

В описываемое время 62-я и 4-я танковая армии вели 
бои в 50-60 километрах западнее Сталинграда. Новому 
командующему 62-й армии генерал-лейтенанту А. И. Ло- 
патину, сменившему генерала Колпакчи, не удавалось 
прочно закрепиться на оборонительных рубежах, армия 
с тяжелыми боями отходила к стенам города. 

Прорыву оборонительных рубежей Сталинградского 
фронта способствовали два обстоятельства: 

1. Наша 4-я танковая армия воевала... без танков!* 
Да, да, уважаемый читатель, столь дефицитная воен- 
ная профессия, как танкист, в пору, когда тыл наращи- 
вал оснащение Красной Армии танками, танкисты ис- 
пользовались в качестве рядовых пехотинцев. 

Думаю, излишне комментировать такое: танкисты, 
при всем желании, не могли заменить артиллеристов, 
минометчиков, пулеметчиков, автоматчиков. 

2. Управление нашими войсками было поставлено из 
рук вон плохо. 
В доказательство приведу один лишь пример, иллюс- 
трирующий несоразмерность героизма наших воинов с 
растерянностью и безынициативностью их командова- 
ния. 

Дело происходило 24 августа, то есть на другой день 
после того, как немцы прорвались к Волге. Наши части 
и подразделения продолжали вести бои в тылу 14-го не- 
мецкого танкового корпуса. 

Группе бойцов было приказано охранять командный 
пункт одного из полков 87-й стрелковой дивизии. Было 
это в районе высоты 137, что находилась у небольшого 
селения Малая Россошка. 

* "История Великой Отечественной войны Советского Со- 
юза 1941-1945 гг.". Военное издательство Министерства Оборо- 
ны, т. 2, с. 431. 

Думы о Сталинграде 

Охрана КП полка наскоро сформировалась из трех 
разнородных групп: связистов, автоматчиков и разведчи- 
ков. Всего 33 человека под командованием политрука 
А. Евтифеева. 

Чем они были вооружены? 4 винтовки, 1 наган, 1 про- 
тивотанковое ружье и бутылки с горючей смесью. К тому 
же это единственное противотанковое ружье и 20 патро- 
нов к нему были случайно обнаружены в соседнем око- 
пе, где лежали тела убитых курсантов Орджоникидзен- 
ского военного училища. 

И вот на этот, столь маломощный боевой заслон по- 
шли десятки немецких танков, часть из которых имела 
огнеметные установки. 

Сражение началось в 4 часа дня и закончилось в 
2 часа ночи. За эти десять часов смельчаки, вооруженные 
столь примитивно, вывели из строя 27 фашистских тан- 
ков, уничтожили более 50 гитлеровцев, не потеряв при 
этом ни одного человека! 

Подвиг этих воинов был по достоинству оценен; все 
они были награждены высокими правительственными 
наградами*. 

Но я сейчас - не о наградах. 

Я о том, как нищенски-бедно были оснащены оружи- 
ем наши герои. Ни одного противотанкового орудия, ни 
одного миномета или пулемета, не говоря уже о поддер- 
жке танками или авиацией. 

И с таким военным оснащением встать на пути мощ- 
ных танковых колонн врага! 

Командование полка в критический момент сменило 
место своего пребывания, оставив на произвол судьбы 
по существу безоружных людей. 

И невольно возникает вопрос: 

Как могло наше командование бросить в бой танко- 
вую армию (!), лишив ее танков?! 

* Очерк об этом сражении читатель встретит на страницах 
данной книги. 

Юлий Чепурин 

Как случилось, что 16-я воздушная армия, располага- 
ющая двумястами самолетов, не воспрепятствовала про- 
рыву 14-го вражеского танкового корпуса? 

Почему, наконец, днем раньше на пути фашистских 
танков не оказалось такого заслона, который сумели со- 
здать почти безоружные бойцы Евтифеева? 

Боевой успех группы воинов, возглавляемых полит- 
руком А. Евтифеевым, младшим лейтенантом Д. Пуказо- 
вым и заместителем политрука Л. Ковалевым показате- 
лен в двух отношениях: мы видим какой огромный урон 
в технике и живой силе наносили советские бойцы фа- 
шистским захватчикам; мы видим также, что даже при 
такой, в данном случае неумелой организации боевых 
действий, оказавшись без опытных командиров, наши 
советские люди тем не менее умели сражаться и умели 
побеждать. 

Сражался НАРОД и побеждал НАРОД. 

А что же происходило там, на северной окраине горо- 
да, у стен Сталинградского тракторного завода? 

Фашисты "отпраздновали" свой прорыв к Волге тем, 
что устроили в поселке Рынок и Латошинке пьяное гуль- 
бище с гиканьем и хохотом. 

Увидев, что по Волге плывет пассажирский пароход, 
гитлеровцы выстрелами из орудий подожгли его. Паро- 
ход загорелся, потерял рулевое управление и, пылающий, 
стал сноситься течением вниз. 

Спасаясь от огня, охватившего судно, пассажиры на- 
чали бросаться в воду... 

Поселки Рынок и Латошинка, куда 23 августа ворва- 
лись гитлеровцы, отделяла от Сталинградского трактор- 
ного завода заболоченная, заросшая густой сочной тра- 
вой и низкорослым кустарником неширокая долина ре- 
чушки Мокрая Мечетка. 

Первую попытку ворваться в Сталинград с севера фа- 
шисты предприняли на рассвете 24 августа. Для этого 
им нужно было преодолеть эту самую заболоченную до- 
лину. 


Думы о Сталинграде 

Но для рабочих Сталинграда ночь с 23 на 24 августа 
не пропала даром. Всю ночь они готовились к сражению. 

Воинских частей Красной Армии в городе не было - 
они вели ожесточенные бои на дальних подступах к Ста- 
линграду. Поэтому первый удар фашистов в районе трак- 
торного завода приняли на себя рабочие батальоны СТЗ, 
завода "Красный Октябрь", "Баррикады", бойцы истре- 
бительных батальонов. На помощь им пришел один из 
полков 10-й дивизии НКВД, отряд моряков Волжской 
флотилии, зенитчики, открывшие огонь по немецким 
танкам из зенитных орудий. 

Плечом к плечу с мужчинами сражались женщины. 
Их беззаветная храбрость удесятеряла силы их мужей, 
братьев, товарищей по работе. 

Гибель первой в стране женщины-сталевара завода 
"Красный Октябрь" Ольги Ковалевой, героическая 
смерть коммунистов: Симонова, Фомина, Володина, 
Кондратьева и многих-многих других, первыми вставших 
на пути врага, переплавила боль и гнев ополченцев в бес- 
страшие и презрение к смерти. 

А Сталинград продолжал гореть, и огонь расширял 
свои границы все больше и больше. 

Деревянные домишки на окраине города - на Дар- 
горе, в районе Мамаева кургана и в завокзальной части 
живо занимались огнем, и пламя легко и охотно пере- 
скакивало с одного дома на другой. И вот уже полыхал в 
адовом огне новый квартал, потом еще один, еще... и 
еще... 

Прошли сутки, вторые, третьи. 

Теперь вечерами и ночами улицы города - опустев- 
шие и глухие освещало лишь зарево пожаров. Сталинград 
обезлюдел. Лишь чернели на тротуарах трупы убитых - 
и сколько их было, боже мой! 

Они лежали, как правило, у самых стен, и это было 
объяснимо: инстинкт самосохранения подсказывал лю- 
дям, что необходимо прижиматься как можно теснее к 
стенам, в надежде уцелеть в момент, если они рухнут. 


Юлий Чепурин 

Асфальт, чисто подметенный горячими вихрями, 
поднятыми пожарами, блестел, как стекло, отражая всю 
скорбную и зловещую картину разрушения города, кото- 
рый еще вчера, позавчера, несколько дней назад жил 
своими маленькими и большими житейскими заботами. 

Горе, огромное неизбывное горе вошло в пределы 
большого города. 

Вышли из строя электростанции, водопровод, мельни- 
цы, пекарни, а между тем в городе еще оставалось огром- 
ное количество жителей, исчисляемое сотнями тысяч - 
их нужно было кормить, обеспечить водой. 

Эти заботы легли на плечи партийных и беспартий- 
ных руководящих работников, которые спасали людей - 
детей и женщин в первую очередь. Они распределяли их 
по укрытиям и подвалам, блиндажам и щелям, принима- 
ли меры к эвакуации раненых, организовывали пункты 
питания, заботились об обеспечении населения хлебом, 
продовольствием, водой. 

Не трудно представить размеры бедствия, если учесть, 
что в огне погибли многие продовольственные склады. 

В помещении пока еще уцелевшего драмтеатра устро- 
или сборный пункт детей, чьи родители погибли, а также 
воспитанников детских домов. Ими занимались главным 
образом женщины, ибо мужчины строили дополнитель- 
ные подъезды к Волге, возводили баррикады, продолжа- 
ли стоять у своих мартенов и станков. 

Бойцы дивизии НКВД помогали доставлять к пере- 
правам раненых, детей, женщин. Пресекали мародерство. 
Спасали государственное имущество. Наводили порядок 
на железной дороге. Несли охрану заводов и фабрик. Вы- 
лавливали шпионов, диверсантов, паникеров. 

Оперативный работник милиции М. С. Харламов спас 
от гибели в огне девять семей. Он не оставил своего по- 
ста, не прервал своей благородной и опасной работы даже 
тогда, когда узнал о гибели своей собственной семьи. 

На Социалистической улице возник пожар. В доме 
? 148, объятом пламенем, остались двое малышей. Их 


Думы о Сталинграде 

мать и ее соседей по дому взрывом бомбы засыпало в зем- 
ляной щели. Языки пламени вырывались из окон дома. 
Дети звали на помощь. Работники милиции Т. Д. Соловь- 
ева и Ф. И. Стефанова вынесли из горящего дома детей, а 
потом откопали попавших в западню их мать и других 
жителей. 

Вот как отложились эти события в воспоминаниях 
Т. С. Мурашкиной, которая в те дни работала председа- 
телем исполкома райсовета Дзержинского района Ста- 
линграда. 

"...Одна бомба разорвалась в здании тюрьмы. Заклю- 
ченных в ней не было, но в нижнем этаже, под массив- 
ными сводами бывшей тюремной церкви, укрывалось 
как в бомбоубежище много людей. 

Под осевшей стеной мы обнаружили девушку лет во- 
семнадцати, Нину Петрунину. Она, должно быть, пыта- 
лась вылезти из-под развалин, и ее придавило. Обе ноги 
девушки были раздроблены выше колен. Никогда не за- 
буду ее красивого лица, вьющихся волос. Она смотрела с 
такой доверчивостью и надеждой на наших бойцов*, а 
они не знали как ей помочь. Полуразрушенная стена едва 
держалась. Казалось, достаточно подойти к ней, и она 
обрушится. 

Решено было во что бы то ни стало спасти девушку. 
Шесть дней продолжалась смертельно опасная работа. 
Бойцы осторожно выбивали из стены по одному кирпи- 
чику и одновременно ставили подпорки. Все эти дни де- 
вушка лежала, придавленная стеной. Возле нее непре- 
рывно дежурили врачи, рядом сидела мать. 

Девушка была в полном сознании. Ее кормили, дава- 
ли ей наркоз, чтобы облегчить невыносимые страдания. 
Просыпаясь она спрашивала: 

- Ну, когда же вы меня вытащите? 
Наконец, ее вытащили. Нина считала себя спасенной 
и не верила такому счастью. 

* Имеются в виду бойцы дивизии НКВД. - Ю. Ч. 

Юлий Чепурин 

- Неужели я буду жить? - говорила она. 
Мы сделали все, чтобы сохранить ей жизнь. Но пос- 
ле операции, ей пришлось ампутировать обе ноги, Нина 
умерла. Весь район переживал ее смерть, хотя смерть тог- 
да не казалась уже страшной - к ней привыкли". 

Шесть суток советские люди вели борьбу за спасение 
одной человеческой жизни. И почти столько же - пять 
суток - боролись сталинградцы за спасение тракторно- 
го завода, за спасение своего любимого города. 

Да, пять суток вели неравный бой рабочие - бойцы 
отрядов народного ополчения, бойцы истребительных 
батальонов, каждый день, каждый час ожидавшие подмо- 
гу со стороны регулярных частей Красной Армии. 

Тщетно! 

Лишь 28 августа к тракторному заводу подошла, на- 
конец, 124-я стрелковая бригада полковника С. Ф. Горо- 
хова, сменив рабочих на этом жизненно-важном рубеже. 

Непостижимо! Немцы доставляли подкрепление 
своим войскам самолетами из стран Европы, а мы не 
смогли перебросить их с расстояния в несколько кило- 
метров! 

Нужно ли говорить о том, как сильно за эти пять су- 
ток фашисты укрепили образованный ими так называе- 
мый "северный коридор". Введя в него на помощь 14-му 
танковому корпусу свой 8-й армейский корпус, они не- 
преодолимой стеной отгородили весь Сталинградский 
фронт от 62-й армии. 

На трагические события в Сталинграде с досадным 
опозданием отреагировала и Ставка. Лишь вечером 27 ав- 
густа было решено выделить для укрепления Сталинград- 
ского фронта и ликвидации "северного коридора" три ар- 
мии: 1-ю гвардейскую, 24-ю и 66-ю полевые армии. На 
беду свои боевые участки они заняли с большим опозда- 
нием. И, как следствие, все попытки вновь прибывших 
армий перерезать "коридор", уничтожить прорвавшего- 
ся к Волге противника, чтобы соединиться с 62-й арми- 
ей, несмотря на все усилия, успеха не принесли. 


Думы о Сталинграде 

До сей поры военные историки не могут дать вразу- 
мительного ответа на вопрос: как могло случиться, что 
восемь (!) наших армий, а именно: 1-я гвардейская, 21-я, 
24-я, 62-я, 63-я, 66-я общевойсковые армии, а также 4-я 
танковая и 16-я воздушная армии не смогли перерезать 
образованный немцами так называемый "северный кори- 
дор" и уничтожить 14-й танковый и 8-й армейский кор- 
пуса противника? 

Ответ может быть однозначным: это было обусловле- 
но низкой боеспособностью перечисленных соединений 
и недостаточной компетентностью командного состава 
на всех уровнях. 

Вдумайся, читатель! Шесть общевойсковых, одна тан- 
ковая и одна воздушная армии не сумели одолеть ДВА 
вражеских КОРПУСА! 

Это тем более непонятно и обидно, что однажды на- 
шим войскам удалось отрезать 14-й танковый корпус 
немцев от своих основных сил, и он несколько дней снаб- 
жался боеприпасами и всем остальным по воздуху. Но в 
дальнейшем противник "очистил" "коридор" от наших 
войск и они в течение нескольких месяцев, до 19 ноября 
1942 года, то есть до дня, когда мы перешли в решитель- 
ное наступление на армию Паулюса и танковую армию 
Гота, по существу лишь "охраняли" северную границу это- 
го проклятого "коридора", время от времени ведя бои ме- 
стного значения. 

Как же реагировал Верховный Главнокомандующий 
И. В. Сталин на эту очередную неудачу советских войск? 

Рано утром 24 августа он прислал на имя генерала ар- 
мии Г. К. Жукова, представителя Ставки ВГК генерал- 
полковника А. М. Василевского, командующего Юго-Во- 
сточным фронтом генерал-полковника А. И. Еременко 
и представителя Государственного Комитета Обороны 
Г. М. Маленкова, находившихся в Сталинграде, доволь- 
но спокойную по тону директиву: 

"Первое: - Обязательно и прочно закрыть нашими 
войсками дыру, через которую прорвался противник к 


Юлий Чепурин 

Сталинграду, окружить прорвавшегося противника и ис- 
требить его. У вас есть силы для этого, вы это можете и 
должны сделать. 

Второе: - На фронте западнее и южнее Сталинграда 
безусловно удерживать свои позиции, частей с фронта не 
снимать для ликвидации противника (?!) и безусловно 
продолжать контратаки и наступление наших войск с це- 
лью отбросить противника за пределы внешнего Сталин- 
градского обвода". 

Эта директива Главнокомандующего говорила о его 
полной неосведомленности об истинном положении дел 
в районе Сталинграда. 

Ни один из пунктов директивы, перечисленных Ста- 
линым, не мог быть выполнен и не был выполнен. 

Причины этого невыполнения 10 сентября объяснил 
в докладе Сталину уже в качестве заместителя Верховно- 
го Главнокомандующего Г. К. Жуков: 

- "Теми силами, которыми располагает Сталинградс- 
кий фронт, прорвать "коридор" и соединиться с войсками 
Юго-Восточного фронта* в городе нам не удастся. Фронт 
обороны немецких войск значительно укрепился за счет 
вновь подошедших частей из-под Сталинграда. Дальней- 
шие атаки теми же силами и в той же группировке будут 
бесцельны, и войска неизбежно понесут большие потери. 
Нужны дополнительные войска и время на перегруппи- 
ровку для более концентрированного удара. Армейские 
удары не в состоянии опрокинуть противника**. 
Двумя днями позже, то есть 12 сентября, Г. К. Жуков, 
докладывая Сталину о неудачных результатах боевых дей- 
ствий армий, коими был укреплен Сталинградский фронт, 
тем не менее заявил Сталину, что "24, 1-я гвардейская 
и 66 армии показали себя боеспособными соединениями". 

* 5 августа 1942 года Сталинградский фронт был разделен на 
Сталинградский и Юго-Восточный. В оперативном отношении 
Сталинградский фронт подчинялся Юго-Восточному фронту. 
** Г. К. Жуков. "Воспоминания и размышления". Издатель- 
ство Агентства печати Новости. М., 1971 г., с. 381. 


Думы о Сталинграде 

И даже после того как всем армиям Сталинградского 
фронта не удалось пробиться через "северный коридор" 
и соединиться с отрезанной 62-й армией, Г. К. Жуков с 
непонятной настойчивостью повторяет: 

"Необходимо отдать должное воинам 24, 1-й гвардей- 
ской и 66-й армий, летчикам 16-й воздушной армии и авиа- 
ции дальнего действия, которые, не считаясь ни с какими 
жертвами, оказали бесценную помощь 62-й и 64-й арми- 
ям Юго-Восточного фронта в удержании Сталинграда. 

Со всей ответственностью заявляю, что если бы не 
было настойчивых контратак войск Сталинградского 
фронта, систематических атак авиации, то, возможно, 
Сталинграду пришлось бы еще хуже". 

К сожалению, можно согласиться с нашим выдаю- 
щимся полководцем лишь в одном: да, многочисленные 
атаки и контратаки были, были и большие жертвы. Вот 
только, несмотря на героизм воинов Сталинградского 
фронта, не было военных успехов. 

Горестно читать воспоминания одного из командиров 
соединения 66-й армии Г. В. Бакланова. Эти воспомина- 
ния свидетельствуют о переживаниях бойцов и команди- 
ров 66-й армии по поводу неудачных попыток ликвиди- 
ровать "северный коридор" и соединиться с 62-й армией. 

"...Каждый из нас знал, что противник отвоевывает 
(в Сталинграде. - Ю. Ч.) метр за метром улиц города*, 
что немцы, не щадя живой силы и боевой техники, бьют- 
ся за развалины каждого дома, что защитники города за- 
нимают в нем лишь отдельные островки, что отступать 
им некуда: они прижаты к Волге... 

...Утром войска вновь перешли в решительное наступ- 
ление. Но соединиться с защитниками Сталинграда нам 
снова не удалось. И сознание, что мы не выполнили за- 
дачи, от решения которой зависела судьба армии, нахо- 
дившейся в городе, судьба самого города, давила, как 
непомерная тяжесть. Не знаю, что чувствовали другие 

* Так у автора. - Ю. Ч. 

Юлий Чепурин 

участники неудавшегося наступления, а я мучительно 
ощущал свою личную причастность к неудаче, вину за 
то, что беспримерный героизм защитников Сталингра- 
да мог превратиться в героизм обреченных* (подчерк- 
нуто мною. - Ю. Ч.) 

Мне кажется, что этих слов Г. В. Бакланова достаточ- 
но для того, чтобы внести ясность в ситуацию, возник- 
шую в связи с возникновением "северного коридора". 

Факт остается фактом: с 23 августа по 19 ноября 
1942 года Сталинградский фронт не продвинулся в сто- 
рону 62-й армии. 

Г. К. Жуков объясняет пассивность Сталинградского 
фронта недостаточной обеспеченностью его войск техни- 
кой и боеприпасами. Но он умалчивает о главном: в пер- 
вую очередь ощущался недостаток опытных командирс- 
ких кадров. 

Вот когда бы пригодились те 40 тысяч истребленных 
не без ведома Сталина командиров Красной Армии всех 
рангов и степеней, начиная от командиров взводов и 
кончая командующих армиями. 

Что же касается боевых действий в районах, прилега- 
ющих к Сталинграду и в самом городе, то они в то время 
проходили в столь сложной оперативно-тактической об- 
становке, что изменить их ход в нашу пользу не смогли 
ни сам "гениальный полководец всех времен и народов" 
Сталин, ни выдающийся советский полководец Г. К. Жу- 
ков, ни начальник Генерального штаба А. М. Василев- 
ский, ни другие крупные военачальники наших Воору- 
женных Сил, стоящие во главе фронтов и армий. 

Но, как говорится, нет худа без добра. 

Может быть, именно эта сложная обстановка, воз- 
никшая у стен Сталинграда, невозможность одолеть вра- 
га во встрече с ним - грудь на грудь - подсказали Геор- 

* Г. В. Бакланов. Военные мемуары "Ветер военных лет". Ор- 
дена Трудового Красного Знамени Военное изд-во Министерства 
обороны СССР, 1977, с. 53-54. 

Думы о Сталинграде 

гию Константиновичу Жукову и Александру Михайлови- 
чу Василевскому столь же грандиозный, сколь, как мне 
кажется, и небесспорный замысел окружения в районе 
Сталинграда всех вражеских войск с последующим их 
полным истреблением. 

Но об этом - позже. 

9 

Подход фашистских войск вплотную к стенам города 
вызвал во вражеском стане взрыв ликования. 

Гитлер, Геббельс, Риббентроп словно соревновались 
в бахвальстве, воспевая свои войска и их командиров. 

Утаивая от народа колоссальные людские потери, по- 
несенные этими войсками у стен Сталинграда, Гитлер 
витийствовал: 

"...Наш военный план будет осуществлен с железной 
твердостью. Хотели овладеть Сталинградом, этим огром- 
ным перевалочным пунктом на Волге и... он уже взят. 

...Никто не может вырвать у нас победу! То, что нас 
кто-нибудь победит, - невозможно, исключено! Мы за- 
вершим эту войну величайшей победой!" 

В Берлине, один за другим проходили шабаши наци- 
стов, на которых фюрер под восторженный рев фашист- 
ских молодчиков и своих соратников по нацистской 
партии клялся покорить не только Советский Союз, но и 
весь мир. 

Чтобы поднять дух немецкого народа и его армии, га- 
зеты поместили на своих страницах карту, на которой 
Европа изображалась монолитным немецким государ- 
ством. Стрелы от Берлина нацеливались даже в сторону 
Нью-Йорка. 

Генерал-полковник Фридрих Паулюс был провозгла- 
шен "народным генералом". Этому "народному генера- 
лу" было прощено нарушение объявленного Гитлером 
срока взятия Сталинграда - 25 августа. 


Юлий Чепурин 

Наступил сентябрь, а сообщения о падении Сталинг- 
рада, которого так нетерпеливо ждали в Берлине, все не 
поступало. 

Теперь уже сам Геббельс и его министерство пропа- 
ганды вынуждены были выискивать хоть мало-мальски 
правдоподобное объяснение причин затяжки. 

А они были вполне объяснимы: армия Паулюса и 4-я 
танковая армия генерала Гота несли такие огромные по- 
тери в живой силе и технике, что о захвате Сталинграда 
с хода нечего было и думать. 

Оборона южной и юго-западной частей города была, 
как я говорил выше, возложена на 64-ю армию, которой 
командовал генерал М. С. Шумилов. 21 августа, после 
мощной авиационной и артиллерийской подготовки тан- 
ковые корпуса фон Гота и приданный им 6-й армейский 
корпус румын прорвали оборону 64-й армии в районе 
железнодорожной станции Абганерово и рванулись к 
Сталинграду - до него оставалось 55-60 километров: 
танкам - полтора-два часа хода. 

Самоуверенность фашистов была так велика, они на- 
столько уверовали в успех своего танкового тарана, что 
далеко позади своих танков оставляли полки румынских 
пехотинцев, дозволяя им, напившимся "шнапса", идти в 
"психические атаки". 

...Ровная, как стол, выжженная солнцем солончако- 
вая прикалмыцкая степь. 

Мало колодцев. Острый недостаток питьевой воды. 
Большие потери от бомбовых ударов противника - с 
высоты немецкие летчики хорошо просматривали со- 
средоточение наших войск и не жалели бомб для их 
уничтожения. 

И все-таки бойцы 64-й армии не позволили генералу 
Готу на полной скорости, как он мечтал, ворваться в 
южную окраину Сталинграда. 

Не вышло! 


Думы о Сталинграде 

"Ни шагу назад! Стоять насмерть!" - было девизом 
наших воинов. И, следуя этому девизу, орудийный рас- 
чет старшего сержанта, комсомольца А. Александрова у 
разъезда "55-й километр" за двое суток боев - 22 и 
23 августа уничтожил 25 вражеских танков! Снайпер Са- 
мар, рядовой, нанаец по национальности, за эти же дни 
уничтожил из своей снайперской винтовки 98 фашистов. 

Чтобы создать видимость многократного преимущества 
в количестве танков (оно и так было очевидным!) гитле- 
ровцы прибегли к хитрости. Они прицепляли к своим тан- 
кам и автомашинам по несколько циновок или связки вет- 
вей кустарника. Пыль, поднятая ими на дорогах, тянулась 
на километры. На эту хитрость генерал Шумилов ответил 
Готу своей: в тылу его армии рабочие судоверфи и заводов 
быстро "понастроили" большое количество макетов тан- 
ков. Сосредоточив их в группы и наскоро, кое-как замас- 
кировав на особенно опасных участках, Командарм-64 
ждал "охотников". И те не замедлили явиться в виде эс- 
кадрилий бомбардировщиков. Желая поразить заветную 
цель, фашистские летчики сбрасывали тысячи бомб. Успех 
их "охоты" был поистине впечатляющим: внутри макетов 
находились емкости с мазутом или керосином, и они подо- 
лгу горели к вящей радости захватчиков. 

И все-таки танковая армия противника двигалась к 
Сталинграду. Черепашьими шагами, но все-таки двига- 
лась. Верх был пока за ними - немцами и румынами. 
Их натиск на 64-ю армию усиливался с каждым днем, и 
чем ближе к южной границе Сталинграда, тем ожесто- 
ченнее становились бои. 

Вода!.. Вода!.. Как не хватало ее нашим бойцам, как 
страдали они от жажды в распаленной солнцем и огнем 
войны степи! 

И сколько погибло их в те мгновения, когда они опу- 
скали ведро в таинственную сумеречную глубину ко- 
лодцев, где вода отражала небо и плывущие по нему об- 
лака. 


Юлий Чепурин 

Южная окраина Сталинграда! Как много заманчивого 
таила она для гитлеровцев! Здесь располагалась Сталинг- 
радская ГРЭС, питающая весь город электроэнергией. 
Была судоверфь - колыбель Волжской военной флоти- 
лии. Здесь был крупный железнодорожный узел и целый 
ряд важных в оборонном отношении предприятий. 

Вот почему в тот момент, когда бойцы армии Шуми- 
лова вели бои на южных подступах к городу, здесь, в рай- 
оне Бекетовки, Сарепты, Красноармейска тоже шла борь- 
ба не на жизнь, а насмерть, и в этой борьбе чудеса героиз- 
ма показывали тыловики, рядовые советские труженики - 
надежда и опора бойцов переднего края. За дни обороны 
Сталинграда на СталГРЭС было сброшено 200 авиабомб, 
выпущено 900 снарядов, а электростанция продолжала 
жить, работать, сражаться. Однажды снаряд разорвался в 
котельном цехе, и осколок перебил мазутную линию. Хлы- 
нул горячий мазут, создалась угроза пожара. Старший ко- 
чегар, коммунист Харитонов, облитый с ног до головы го- 
рячим мазутом, обожженный бросился к поврежденному 
участку, закрыл задвижку, преградил путь для выхода го- 
рячего мазута, а затем пустил резервный котел. 

Дежурный по железнодорожной станции "Липки" 
Никита Олейников руководил работой по рассредоточе- 
нию воинских эшелонов с пушками, автомашинами, ро- 
жью во время налета вражеских бомбардировщиков. Ког- 
да на станции вспыхнул пожар, к нему прибежала сосед- 
ка по квартире и, захлебываясь от слез, показала рукой 
на развороченный взрывом блиндаж, где укрывалась се- 
мья Олейникова. 

Олейников без слов все понял, но продолжал спасать 
военные грузы. Когда пожар был ликвидирован, Олей- 
ников бросился к блиндажу, в котором укрывалась его 
семья. На месте его зияла огромная воронка, по краям ее 
громоздились комья земли, на них лежали разорванные 
куски тела его семилетней дочки Вали. 

Шатаясь, Олейников спустился на дно воронки. Здесь 
он увидел ручки дочерей Зины и Зои, под камнем обна- 


Думы о Сталинграде 

ружил руку жены и окровавленную, смешанную с пес- 
ком ее косу. 

По кусочкам собрал он дорогие и любимые сердцу 
тела трех дочерей и жены, и с помощью сына похоронил 
их тут же, в воронке. 

Постояв вместе с сыном у скорбной могилы, Никита 
Олейников сказал: "Однако, мне надо на станцию". 

Такие люди включались в битву за родной Сталинград 
в августе сорок второго года. 

10 

Не на живот - насмерть бились воины 64-й. Денно и 
нощно, без устали трудились в тылу сталинградцы. 

Отстояв главные пригородные населенные пункты, 
расположенные южнее Сталинграда (города Красноар- 
мейск, Сарепта и поселок Бекетовка), они не смогли сло- 
мать танковый клин, вбитый гитлеровцами в районе Ку- 
поросное, где они вышли к Волге 10 сентября. 64-я ар- 
мия оказалась отрезанной от своего правого соседа - 
62-й армии, слева - от 57-й армии. Взяв 64-ю армию в 
"кольцо", генерал Гот бросил часть своих танковых со- 
единений на поддержку Паулюсу. Спустя два дня, 12 сен- 
тября, к западной окраине города пробилась 6-я полевая 
армия Паулюса. Враг изготовился к последнему, как ему 
казалось, победному прыжку. Мы приготовились к смер- 
тной, до последней капли крови, но несокрушимой обо- 
роне. 

13 сентября начались беспримерные по своему нака- 
лу и напряженности уличные бои. 

Как выглядел Сталинград к этому моменту? 

Остовы обгоревших кирпичных зданий без кровли, меж- 
этажных перекрытий, пропитанные запахом копоти и 
гари. Сожженные, иссеченные осколками, опрокинутые 
железнодорожные и трамвайные вагоны. Скрученные, 
вздыбившиеся рельсы. Щетина обнажившейся стальной 
арматуры и прилепившиеся к ней комья бетона. 


Юлий Чепурин 

Большинство домов были превращены в груды кир- 
пича и камня. Завалившие проезды на улицах. Кладбище 
руин... 

Крохотными островками в этом мертвом каменном 
море были чудом уцелевшие домики. В каждом из них 
теснилось по нескольку семей, не успевших эвакуиро- 
ваться за Волгу. 

Лишь Сталинградский тракторный завод, завод "Бар- 
рикады" и "Красный Октябрь", а также рабочие посел- 
ки, примыкающие к ним, оставались нетронутыми. Это 
было объяснимо: фашисты запланировали захватить их 
целехонькими, чтобы заставить их работать на немец- 
кую армию. 

*** 

В момент прорыва противником боевых порядков 
62-й армии ею командовал генерал-лейтенант А. И. Ло- 
патин. 

Вот какую характеристику дает ему Г. К. Жуков. 

"К 30 августа войска Юго-Восточного фронта под 
давлением превосходящих сил противника отошли на 
внешний, а затем на внутренний обвод. 62-я и 64-я ар- 
мии заняли оборону на линии Рынок-Орловка-Гум- 
рак-Песчанка-Ивановка. В это время 62-й армией ко- 
мандовал генерал-лейтенант Антон Иванович Лопатин. 
Он сделал все, что от него требовал воинский долг и даже 
больше, поскольку хорошо известно, что враг действо- 
вал в численном превосходстве против войск его ар- 
мии. И все же А. И. Лопатин предусмотрительно сохра- 
нил 62-ю армию для борьбы с противником в условиях 
города, где впоследствии враг был истощен и затем 
уничтожен"*. 

Возникает законный вопрос. Если генерал Лопатин 
обладал такими высокими полководческими данными, 
подтвержденными никем иным, как Первым заместите- 

* Г. К. Жуков. "Воспоминания и размышления". Изд-во 
Агентства печати Новости. М., 1971 г., с. 375. 

Думы о Сталинграде 

лем Верховного Главнокомандующего Г. К. Жуковым, 
кстати, находящимся в тот момент в Сталинграде, то 
почему в таком случае А. И. Лопатин был смещен с по- 
ста командующего 62-й армией, которую с 12 сентября 
1942 года возглавил генерал-лейтенант В. И. Чуйков? 

Что же представляла из себя 62-я армия в эти драма- 
тические дни августа? Предоставим слово В. И. Чуйкову. 

"Количество дивизий и бригад, входивших в состав 
62-й армии, не дает правильного и полного представле- 
ния о численном составе и силе ее войск. Например, 
одна танковая бригада утром 14 сентября имела только 
один танк, две другие танковые бригады оказались вовсе 
без танков и вскоре были переправлены на левый берег 
на формирование. Сводный полк дивизии Глазкова ве- 
чером 14 сентября имел в своем составе около ста шты- 
ков, то есть около одной штатной роты; численность со- 
седней с ним дивизии не превышала 1500 человек, а 
штыков в дивизии было не больше одного штатного ба- 
тальона; мотострелковая бригада имела 666 человек, а 
штыков - не более двухсот; гвардейская дивизия полков- 
ника Дубянского на левом фланге - не более 250 шты- 
ков. Лишь одна дивизия полковника Сараева да две от- 
дельные стрелковые бригады были укомплектованы лич- 
ным составом более или менее нормально"*. 

Как журналист фронтовой газеты, находящейся в бо- 
евых порядках 62-й армии, свидетельствую - картина, 
нарисованная В. И. Чуйковым, соответствует действи- 
тельности. 

Бойцы и командиры 62-й армии в жестоких боях на 
дальних и ближних подступах к Сталинграду, в которых 
они сражались как подлинные герои (слава им!), каза- 
лось бы, израсходовали отпущенный им природой запас 
моральных и физических сил. Однако они вместе с подо- 
шедшими бойцами других дивизий, полков и бригад при- 
мут на себя еще более тяжкое бремя, пройдут через гор- 

* В. И. Чуйков. "Начало пути". М., Воениздат. 1959, с. 89. 

Юлий Чепурин 

нило жестоких испытаний и выйдут из них победителя- 
ми - поднимут над городом Красное Знамя Победы. Од- 
нако эту победу они одержат под руководством нового 
Командарма 62-й - В. И. Чуйкова. 

*** 
Нужно сказать читателю несколько слов о географи- 
ческой особенности Сталинграда. Он простирается узкой 
полосой вдоль берега Волги на 50-60 километров. Цент- 
ральный железнодорожный вокзал и Центральную при- 
стань отделяет расстояние, не превышающее одного ки- 
лометра. Над центральной частью Сталинграда возвыша- 
лась высота 102 - знаменитый Мамаев курган. 
На эти самые важные участки - Мамаев курган, вок- 
зал и Центральную пристань - Паулюс бросил все име- 
ющиеся в его распоряжении силы. 
Мамаев курган, Мамаев курган! 
Сколько огненного металла скоро примет твоя бога- 
тырская грудь! Сколько крови прольется на твоих скло- 
нах! Сколько человеческих жизней оборвется на твоей 
вершине! 
В Сталинградской битве Мамаев курган приобретал 
уже не тактическое, а стратегическое значение. 
Потерять Мамаев курган значило - предоставить 
противнику возможность не только просматривать город 
от северной и почти до самой южной его окраины, но, 
самое главное - просматривать левый берег Волги, где 
находились наши тылы, переправы, госпитали. 
Итак, на рассвете 13 сентября главные силы 6-й ар- 
мии Паулюса ринулись в решительное наступление. 
У В. И. Чуйкова, вступившего в командование 62-й 
армией лишь днем раньше, не было времени даже на то, 
чтобы составить точное представление о наличии посту- 
пивших в его распоряжение боевых сил. Однако общая 
задача была ясна: всеми имеющимися в наличии си- 
лами и средствами остановить врага, не дать ему перере- 
зать город в центральной его части. 


Думы о Сталинграде 

Весть о том, что новый командующий и его штаб на- 
ходятся на вершине Мамаева кургана, то есть на самом 
переднем крае рядом с ними, словно удесятерила силы 
бойцов 62-й. 

И хотя гитлеровцам удалось к исходу дня прибли- 
зиться к западному склону Мамаева кургана, а также по- 
дойти к поселкам заводов "Баррикады" и "Красный Ок- 
тябрь", прорваться к Волге им не удалось. Понеся огром- 
ные потери, наши воины остановили врага. 

Командарм-62 получил короткую передышку, чтобы 
сообразить: какой тактике отдать предпочтение в возник- 
шей ситуации? Обороняться или наступать? Занять жест- 
кую оборону или контратаковать? 

Конечно же, наступать! Конечно же, атаковать и кон- 
тратаковать! 

Первый свой приказ о контрнаступлении на позиции 
противника В. И. Чуйков подписал 13 сентября 1942 года 
в 22.30. 

Контрнаступление, начатое на рассвете 14 сентября и 
имевшее в первые часы некоторый успех, скоро, однако, 
захлебнулось: слишком неравными были силы. 

14 сентября в 12.00 противник завязал бои за овладе- 
ние Центральным вокзалом и повел наступление на Цен- 
тральную пристань. 

Наши бронебойщики, автоматчики, снайперы устила- 
ли трупами врага каждый метр сталинградской земли, и 
все же, несмотря на все усилия, остановить продвиже- 
ние противника в сторону Волги не удавалось. 

244-я стрелковая дивизия, сражавшаяся южнее цент- 
ральной части города, и 112-я дивизия, сдерживающая 
натиск врага севернее Мамаева кургана, истекали кровью. 

О других воинских частях и соединениях (6-я гвардей- 
ская танковая бригада, 6-я, 97-я, 189-я танковые брига- 
ды, 9-я, 38-я мотострелковые и 42-я стрелковая бригада), 
обороняющих центр города, говорить не приходилось, их 
боевые силы, их огневая мощь таяли с каждым часом, с 
каждой минутой. 


Юлий Чепурин 

До Волги, до Центральной пристани врагу оставалось 
пройти всего лишь сотни метров. 

Предвкушая скорую встречу с Волгой, гитлеровцы, 
как бесноватые, соскакивали с танков и автомашин, ис- 
ступленно орали, играли на губных гармошках, плясали 
от радости. 

В это же время фашистским автоматчикам удалось 
приблизиться к Командному пункту 62-й армии на 
опасное расстояние. В. И. Чуйков приказал срочно пе- 
ребросить с южной окраины Сталинграда, где шел бой 
за элеватор, девять тяжелых танков. Вскоре прибывшие 
танки перекрыли улицы, ведущие от вокзала к приста- 
ни. Этим танкам были приданы две штурмовые группы, 
сформированные из штабистов, политработников и ох- 
раны штаба. Фашистских автоматчиков удалось отбро- 
сить, но опасность захвата центра города не умень- 
шалась. 

В этот критический момент на левый берег Волги 
прибыла 13-я гвардейская дивизия под командованием 
гвардии генерал-майора А. И. Родимцева. 

К переправе на левом берегу подошли еще не все пол- 
ки и приданные дивизии средства усиления. Тем не ме- 
нее Родимцев получает приказ в ночь на 15 сентября пе- 
реправить подошедшие части на правый берег - был до- 
рог каждый час. 

Прибытие в Сталинград свежей дивизии не ускольз- 
нуло от вражеской разведки: гитлеровцы заранее при- 
стреляли пункты возможного сосредоточения дивизии на 
левом берегу, навесили в небе бесчисленное количество 
осветительных ракет, подожгли на обоих берегах Волги 
все, что еще могло гореть. 

Зарево пожаров отражалось в черно-красной воде. Ка- 
залось: Волга несет к низовью не воду - кровь. 

Фашистские летчики, артиллеристы, минометчики, 
пулеметчики беспрерывно вели прицельный огонь. 

Взрывы бомб, мин, снарядов вздымали сотни гигант- 
ских фонтанов, порождая крутые, злые, беспокойные 


Думы о Сталинграде 

волны. Волга буквально вскипала от обрушившегося на 
нее огня. 

Наблюдая как гибнут его бойцы на тонущих и объя- 
тых пламенем катерах, бессильный помочь им, Родимцев 
с горечью заметил заместителю командующего фронтом 
генералу Ф. И. Голикову: 

- Какая же это переправа? Это форсирование широ- 
кой водной преграды без прикрытия авиацией и артил- 
лерией. 
После войны В. И. Чуйков так оценивал значение 
13-й гвардейской дивизии: 

"...Прямо скажу, если бы не дивизия Родимцева, то 
Сталинград оказался бы полностью в руках противника 
еще в сентябре, примерно, в середине месяца". 

Да, так оно и было. 

Два полка гвардейцев (34-й и 42-й)* с ходу завязали 
бои за вокзал и Центральную пристань. 39-й полк**, пе- 
реправившийся на правый берег чуть позже и перешед- 
ший в оперативное подчинение штаба армии, включился 
в сражение за вершину Мамаева кургана. 

На защиту вокзала был брошен первый батальон 
42-го полка дивизии Родимцева, под командованием ка- 
питана З. Червякова. 

В течение лишь первого дня вокзал несколько раз пе- 
реходил из рук в руки. 

Бой за вершину Мамаева кургана шел тоже с пере- 
менным успехом. Противник не жалел сил для захвата 
этой господствующей над городом высоты. Тяжелые, од- 
нотонные бомбы, артиллерийские снаряды калибром до 
203 миллиметров весь день рвались на склонах и верши- 
не кургана, но одолеть высоту противнику не удалось. 

Чтобы отвлечь часть наших сил от Мамаева кургана и 
от вокзала, Паулюс предпринял атаку на южное крыло 
62-й армии. Под давлением превосходящих сил врага 

* Командиры С. С. Долгов и И. П. Елин. 
** Командир Д. И. Панихин. 

Юлий Чепурин 

бойцы бригады полковника Батракова, гвардейская ди- 
визия Дубянского, отдельные подразделения дивизии 
НКВД полковника Сараева были оттеснены к реке Ца- 
рица, протекающей чуть южнее Центральной пристани. 

В центре города противнику удалось захватить так на- 
зываемые дома специалистов, расположенные на самом 
берегу Волги. Началось сражение за них. В южной части 
города, откуда были отозваны наши тяжелые танки, гит- 
леровцы, воспользовавшись этим, решили захватить эле- 
ватор, они окружили его. В элеваторе загорелась пше- 
ница... 

Стало очевидным, что одна 13-я дивизия, несмотря на 
героизм ее бойцов и командиров, не в состоянии замет- 
но изменить положение в нашу пользу. Вот почему ут- 
ром 16 сентября В. И. Чуйков обратился к командованию 
фронта с просьбой пополнить армию двумя-тремя све- 
жими дивизиями. 

В Сталинград были переправлены 92-я бригада морс- 
кой пехоты и 27-я танковая бригада. О, как ничтожно 
мало было этого! Как трагически мало было этого под- 
крепления для того, чтобы остановить врага и не допус- 
тить его к Волге. 

Танкисты были направлены к Мамаеву кургану. Мор- 
ские пехотинцы - в сторону элеватора... 

18 сентября Центральный вокзал был захвачен про- 
тивником. Весь первый батальон 42-го полка 13-й гвар- 
дейской дивизии вместе с заменившим раненого комбата 
З. Червякова старшим лейтенантом Федосеевым погиб. 

22 сентября враг захватил и элеватор, в котором геро- 
ическую смерть приняли почти все его защитники. 

К счастью, чудом остались в живых командир 1-й ро- 
ты, 1-го батальона 42-го полка А. И. Драган, который 
вместе со своими товарищами по оружию сражался за 
Центральный вокзал, и командир пулеметного взвода 
92-й бригады морской пехоты Андрей Хозяинов, сра- 
жавшийся за элеватор. Их полные драматизма рассказы 
об этих боях приведены в книге В. И. Чуйкова "Начало 


Думы о Сталинграде 

пути", и я очень рекомендую всем, кого интересуют под- 
робности Сталинградской битвы, прочитать воспомина- 
ния названных героев. 

Итак, 22 сентября элеватор оказался в руках фаши- 
стов. 

В тот же день противник прорвался к Волге чуть юж- 
нее Центральной пристани и надолго оказался "соседом" 
42-го полка 13-й гвардейской дивизии. 

Сосредоточившись в большом количестве в крутом и 
широком овраге, по которому протекала речушка с гром- 
ким названием - Царица, гитлеровцы предприняли по- 
пытку зайти по кромке берега Волги в тыл 13-й гвардей- 
ской и отрезать ее от переправы, по которой она получа- 
ла все необходимое для ведения боевых действий. 

Гвардейцы не допустили этого. Все попытки врага 
были пресечены. Но это - как ни горько признавать - 
опять стоило нам большой крови. 

11 

Цементом, который превращал в могучий монолит 
наши войска, были политработники всех рангов и зва- 
ний, коммунисты, комсомольцы. Чем ожесточеннее ста- 
новились бои, чем боVльшие потери несли мы, тем боль- 
ше усиливался приток в партию, комсомол лучших бой- 
цов и командиров. 

Гордое слово "комиссар" стало собирательным образом 
людей, принадлежавшим к Коммунистической партии. 

Комиссары, политруки первыми бросались в атаку и 
увлекали за собой остальных. Часто они погибали пер- 
выми, но их смерть еще сильнее объединяла воинов в 
их ратном порыве. Комиссар, политрук, замполитрука, 
парторг, агитатор - они были кровно и неразрывно 
слитны с бойцами, деля с ними радость побед и горечь 
поражений. 

"Если погибну, прошу считать меня коммунистом". 


Юлий Чепурин 

Много, как много таких прощальных посланий, обаг- 
ренных кровью, поступало в политотделы. 

Как сказано выше, начиная с 12 сентября вся тяжесть 
ответственности за судьбу Сталинграда легла на плечи 
командующего В. И. Чуйкова, начальника штаба 62-й ге- 
нерал-майора Н. И. Крылова, члена Военного совета, ди- 
визионного комиссара К. А. Гурова, начальника Полит- 
отдела армии, бригадного комиссара И. В. Васильева и 
не только на них. 

Мне по роду своей журналистской деятельности при- 
ходилось не раз встречаться с каждым из них. 

Давайте поближе познакомимся с этими людьми - 
они достойны этого. Один только факт, заключающийся 
в том, что командование 62-й армии все месяцы оборо- 
ны находилось на правом берегу Волги в непосредствен- 
ной близости к противнику, от которого его иногда отде- 
ляли всего десятки метров, являет собой высокий при- 
мер мужества и непоколебимой веры в победу. 

Конечно, в первую очередь надо сказать о В. И. Чуй- 
кове, вклад которого в победу над сильным и коварным 
врагом, как мне кажется, еще не осмыслен до конца, не 
оценен так, как он того заслуживает. 

Я, например, не могу понять, чем можно объяснить 
причину того, что наш общенациональный герой, 
принципиальный и объективный человек и талантли- 
вый полководец маршал Георгий Константинович Жу- 
ков, сам немало натерпевшийся от несправедливости и 
необъективности со стороны Сталина, в своем обшир- 
ном, на 700 страниц труде "Воспоминания и размышле- 
ния" лишь однажды, походя, между прочим назвал имя 
В. И. Чуйкова, откровенно игнорируя и замалчивая его 
личную роль как командующего 62-й армией в таком 
великом сражении, как битва на Волге. 

Читаем: 

"62-я армия генерала Чуйкова должна была активной 
обороной сковать войска противника, действовавшие не- 
посредственно в городе, и быть в готовности к переходу 
в наступление". 


Думы о Сталинграде 

И - все! 
Вот почему хочется несколько шире осветить жизнен- 
ный путь этого незаурядного человека. 

Сын крестьянина, В. И. Чуйков уже в девятнадцать 
лет командовал полком в гражданскую войну. Сохрани- 
лась характеристика М. Н. Тухачевского, которую он дал 
Чуйкову в своем донесении в Москву 20 июля 1919 года. 

"Попытка белогвардейцев оказать сопротивление 
южнее и юго-восточнее Екатеринбурга также потер- 
пела неудачу. В районе селения Капсакуль колчаков- 
цы собрали большие силы и 19 июля задержали про- 
движение 5-й дивизии. Тогда в бой вступил лучший в 
дивизии 43-й полк. Командир полка В. И. Чуйков, 
сковав противника с фронта, с конными разведчика- 
ми обошел белогвардейцев с юга и нанес им удар с 
тыла. Противник в панике бежал. 43-й полк захватил 
1100 пленных и 12 пулеметов. 43-й полк представля- 
ется к награждению почетным революционным зна- 
менем". 

Окончив в 1925 году Военную академию имени 
М. В. Фрунзе, командовал бригадой, корпусом, был ко- 
мандующим армией. В 1939 году он участвовал в осво- 
бождении Западной Белоруссии и советско-финляндс- 
кой войне. Перед нападением гитлеровской Германии на 
Советский Союз В. И. Чуйков был военным атташе и 
главным военным советником Чан Кай-ши в Китае. 

"В период Великой Отечественной войны... Чуйков 
командовал 62-й армией, которая сыграла выдающу- 
юся роль в героической обороне Сталинграда" (Раз- 
рядка моя. - Ю. Ч.). 

Так характеризует деятельность В. И. Чуйкова Боль- 
шая Советская Энциклопедия*. Жаль, что она не под- 
тверждена таким военным авторитетом, как Георгий 
Константинович Жуков. 

* БСЭ, 2-е издание, т. 47, с. 463. 

Юлий Чепурин 

Темпераментный, энергичный, умный, обладающий 
быстрой реакцией, порой резкий и даже грубоватый, 
Чуйков, тем не менее, любил солдата, верил в него. Стра- 
тег и тактик, он мыслил широко и масштабно, умел раз- 
гадывать планы врага и направление его главных ударов. 

Но что особенно ценили в В. И. Чуйкове его непо- 
средственные помощники да и все воины шестьдесят 
второй - так это его упорство в достижении поставлен- 
ной цели, непоколебимость, веру в победу. 

Незаурядной личностью был и начальник штаба ар- 
мии, участник обороны Одессы генерал-майор Николай 
Иванович Крылов. Опытный военный специалист, ум- 
ный, тонкий, ироничный, наделенный природным юмо- 
ром, Н. И. Крылов был душой штаба армии. 

Не менее добрых слов заслуживает и член Военного 
совета, генерал-лейтенант Кузьма Акимович Гуров. Стар- 
ший кадровый политработник Красной Армии, высоко- 
образованный, спокойный, сдержанный в словах и дви- 
жениях, страстный любитель и ценитель искусства и ли- 
тературы, он в самые напряженные дни уличных боев 
боVльшую часть времени находился на передовой среди 
солдат и офицеров. 

Под стать Гурову был и начальник Политотдела ар- 
мии генерал-майор Иван Васильевич Васильев. С добро- 
душным, располагающим к себе с первого взгляда ли- 
цом, внимательный к насущным нуждам солдата и ко- 
мандира, он не столько по служебному долгу, сколько 
по зову души неослабно следил за тем, чтобы воины-ста- 
линградцы были обеспечены всем, что им положено. 

...Представьте себе тесный, обшитый досками блин- 
даж, оборудованный саперами в глинистом откосе пра- 
вого берега Волги. Под блиндажом ходуном ходит зем- 
ля - от взрывов бомб, снарядов, мин. С потолка на план 
города, разложенный на небольшом столе, сыплются пе- 
сок и глина - гитлеровцы "ищут" всеми видами огня 
"резиденцию" Чуйкова. Ищут денно и нощно. Паулюс 
никак не может поверить в то, что его заклятый враг на- 


Думы о Сталинграде 

ходится не на левом берегу, а совсем рядом, совсем близ- 
ко, в каких-нибудь сотнях метров от своих боевых по- 
рядков. 

В этом скромном, тесном блиндаже бьется сердце 
обороняющейся армии. Здесь неустанно, не зная минуты 
отдыха трудится мозг 62-й - ее штаб, ее Военный совет. 

Мне приходилось не раз встречаться с каждым из них. 

От их слаженной работы в значительной степени за- 
висело быть или не быть победе в Сталинграде. 

А до победы было ох, как еще далеко!.. 

Мамаев курган уже столько дней переходит из рук в 
руки. 

На помощь его защитникам брошена новая дивизия 
генерала В. А. Горишного, но это не разрядило грозную 
обстановку. Гитлеровцы теряли на кургане огромное ко- 
личество людей, техники, но они настойчиво пытались 
овладеть вершиной высоты. 

Как остановить врага? Какими средствами? Какими 
способами? Если подкрепления будут поступать с левого 
берега Волги, как они поступают сейчас - через час по 
чайной ложке - о какой победе можно мечтать? 

Бессонные ночи командарма... 

Посреди круглосуточного грохота, взрывов, трескотни 
пулеметов и автоматов, огня, взрывов, стонов, криков 
"Ура! За Родину! За Сталина!", нужно было думать о 
судьбах десятков тысяч людей, вверенных ему, командар- 
му, не за тем, чтобы погубить их, сынов родной земли, а 
чтобы с ИХ помощью выковать победу. 

Думы, думы, думы... 

Главный враг воинов-сталинградцев - вражеская 
авиация. Как ослабить ее воздействие? Как избавить вой- 
ска 62-й от потерь, которая она несет от ударов с воздуха? 

Как максимально уменьшить разрыв между порядка- 
ми противника и своими? Как свести этот разрыв до ми- 
нимума? До той необходимой малости, когда фашистские 
летчики не смогут бросать бомбы из-за боязни обрушить 
их на головы своих? 


Юлий Чепурин 

Бессонные ночи не пропали даром. Чуйков нашел 
ключ к решению этой проблемы. Он пошел на риск, на 
который, возможно, не отважился бы в другой обстанов- 
ке, при других обстоятельствах. В его голове созрела и 
оформилась идея создания штурмовых групп, действую- 
щих автономно. Иными словами он решил "рассыпать" 
свою армию на отдельные маленькие ячейки - в них 
каждый боец будет сам для себя и командиром и комис- 
саром. 

Значит, полное разрушение параграфов Боевого уста- 
ва пехоты? Полное разрушение принятых канонов и тра- 
диций, без коих доселе не мыслилась Армия, этот точ- 
ный, отлаженный механизм? 

Да! 

Что питало и укрепляло дерзкую мысль Чуйкова? 

В первую очередь вера в СОВЕТСКОГО СОЛДАТА. 

Учитывался и другой, чисто военный фактор. 

Из-за отсутствия надежной проводной и радиосвязи с 
дивизиями, полками и вследствие этого плохой коорди- 
нации всех боевых звеньев армии, воины часто погиба- 
ли, лишенные точно поставленной задачи. 

Быстротечность уличного боя с применением боль- 
шого количества всевозможных огненных средств, отсут- 
ствие переднего края в строгом смысле этого слова, не- 
обходимость перемещаться в самых различных, иной раз 
неожиданных направлениях, борьба за каждый выступ 
стены, за каждую лестничную клетку, подвал, трансфор- 
маторную будку, канализационный колодец - требова- 
ли не только отчаянности, но и быстрой реакции, вы- 
думки и находчивости. 

Военный совет армии тщательно обсудил и едино- 
душно одобрил идею В. И. Чуйкова. К реализации замыс- 
ла командарма приступили немедленно. Штурмовые 
группы формировались из проверенных, храбрых и на- 
ходчивых воинов. Их количественный состав мог коле- 
баться от пяти-шести до нескольких десятков человек. 
Группы вооружались ручными пулеметами и автоматами 


Думы о Сталинграде 

с избыточным запасом патронов, гранатами различных 
типов, включая противотанковые, бутылками с горючей 
смесью, ножами, радио-телефоном. 

В основе действия штурмовых групп лежало два ос- 
новных принципа: скрытое приближение к объекту, ко- 
торый предстояло отбить у врага, и стремительность 
атаки. 

Штурмовые группы руководствовались своеобразным 
"кодексом", разработанным командармом. Он был дове- 
ден до сведения всех воинов-сталинградцев. 

Вот краткая, выразительная выдержка из этого "кодек- 
са", в какой-то степени отражающая характер В. И. Чуй- 
кова. 

"Врывайся в дом вдвоем - ты да граната. Оба будьте 
одеты легко - ты без вещевого мешка, граната - без ру- 
башки. Врывайся так: граната впереди, а ты - за ней. 
Проходи дом с той же гранатой. Граната впереди, а ты - 
следом. 

Успевай поворачиваться! На каждом шагу тебя под- 
стерегает опасность. Не беда - в каждый угол гранату 
и - вперед! Очередь из автомата и опять - вперед! 

Уже внутри объекта противник может перейти в кон- 
тратаку. Не бойся! Ты уже взял инициативу, она в твоих 
руках". 

Штурмовые группы сразу же изменили ход уличных 
боев. 

Расскажу об одной из операций. 

...Штурмовой группе под руководством гвардии сер- 
жанта Василия Мартьянова было дано боевое задание: 
отбить у фашистов одноэтажный кирпичный дом в цен- 
тре города. 

В числе других в штурмовую группу вошли два нераз- 
лучных друга - Владимир Пшенов и Фатах Фарманов. 

Я знал их обоих. Познакомились мы в подвале одно- 
го из домов, пол которого был по щиколотку залит мазу- 
том. На небольшом плоту из толстых досок Пшенов и 
Фарманов несли сторожевую вахту. 


Юлий Чепурин 

Владимир Пшенов - тридцатилетний богатырь, ко- 
сая сажень в плечах, был родом из города Ош. Работал 
до войны маляром, грузчиком. Немногословный, степен- 
ный, рассудительный - ни дать ни взять шагнувший к 
нам из далекого далека Микула Селянинович. 

Фатах Фарманов - маленький, чернявенький, щуп- 
ленький узбек был много моложе своего русского друга. 
Было ему в ту пору двадцать три года, но выглядел он 
подростком. Родился Фатах в Бухаре, до призыва в ар- 
мию в 1939 года работал электромонтером на швейной 
фабрике. Фатах плохо владел русским языком, но Пше- 
нов, с которым Фарманов не расставался ни на минуту, 
понимал его с полуслова. 

В намеченной операции Пшенову и Фарманову отво- 
дилась главная роль. 

Дом было решено захватить без единого выстрела, с 
помощью одних гранат. Определили время начала опера- 
ции - два часа ночи. Пшенов и Фарманов должны были 
пробраться в тыл к немцам, проникнуть в ход сообще- 
ния, добраться по нему до двери подвала, где по данным 
разведчиков располагались фашистские офицеры, и заб- 
росать подвал гранатами. После этого другие участники 
штурмовой группы, действующие со стороны нашего пе- 
реднего края, также с помощью гранат должны были ов- 
ладеть первым этажом дома. 

Операция прошла блестяще. 

Позже я спросил у Мартьянова, почему в этой опера- 
ции он отказался от применения автоматов. 

Вот что он мне ответил. 

- Мы наметили штурм на два часа ночи. В это время 
законного человеческого отдыха все фрицы поголовно 
спят. Когда разорвутся первые гранаты, немцы подумают, 
что это где-то в стороне от дома рвутся русские мины. 
Ночью, мол, эти мины будут ложиться неточно, а от их 
осколков спасут стены. Вот именно это глупое фрицевс- 
кое соображение ипомогло нам: они не думали, что 
могут погибнуть от осколков гранат, а не от осколков мин... 

Думы о Сталинграде 

Еще большей дерзостью отличилась штурмовая груп- 
па под руководством гвардии сержанта Якова Павлова. 

25 сентября он со своими дружками Черноголовом, 
Шаповаловым и Александровым захватил четырехэтаж- 
ный дом на площади имени 9 января*. Гвардейцам было 
подброшено подкрепление под командованием гвардии 
лейтенанта И. Ф. Афанасьева. 

Что самое удивительное в эпопее, связанной с захва- 
том и обороной дома Павлова? 

А то, что гарнизон дома, командование над которым 
принял гвардии лейтенант И. Афанасьев, насчитывая 
всего 30 человек, сумел превратить 4-этажный дом в не- 
приступную крепость, которую фашисты атаковали и 
штурмовали в течение 58 дней, но так и не смогли одо- 
леть. Они применили все имеющиеся в их распоряже- 
нии средства: авиацию, танки, тяжелую артиллерию, 
минометы - тщетно! Взять дом Павлова им так и не 
удалось. 

От мощного огневого вражеского удара одна из тор- 
цовых стен рухнула - не выдержала. Но выдержали Афа- 
насьев, Павлов и их боевые товарищи. 

О доме Павлова я узнал совершенно нечаянно. При- 
ехав в Среднюю Ахтубу, где помещалась редакция нашей 
фронтовой газеты и сдав очередной материал, прибыл на 
переправу, чтобы вернуться в Сталинград. 

Стоял ясный, еще веющий последним теплом насту- 
пившей осени день. 

Из причаливших к песчаному берегу лодок вышли ра- 
неные. Ступив на еще не остывший песок, они тут же в 
изнеможении упали на него, чтобы хоть как-то сбросить 
сковавшее всех нервное напряжение - на всем пути че- 
рез Волгу фашисты обстреливали лодки из пулеметов и 
минометов, и легко можно было понять ребят, избежав- 
ших смертельную опасность. 

* Очерк "Дом Павлова" читатель встретит на страницах этой 
книги. 

Юлий Чепурин 

От одного из этих раненых я и услышал, что "повре- 
дил" его фриц в доме Павлова. 

- Это что же, где академик Иван Петрович Павлов 
жил? - на всякий случай спросил я. 
- Да какой там академик, - сплюнув после сладкой 
затяжки, ответил раненый. - Сержант Яшка Павлов дом 
захватил. Вот там меня и шандарахнуло. 
Реакция газетчика сработала молниеносно. "Туда! 
Скорее туда!" 

Добравшись до штаба 42-го полка 13-й гвардейской 
дивизии, я попросил командира полка Елина помочь мне 
немедленно пробраться в дом Павлова. Но попал я в за- 
ветный дом лишь на рассвете следующего дня. 

Было это 18 или 20 октября, то есть после самой ре- 
шительной попытки Паулюса сбросить 62-ю армию в 
Волгу. 

Сопровождаемый отчаянным разведчиком и снайпером 
Василием Мартьяновым (Я прополз по неглубокой, санти- 
метров в 40-50 траншее. Мартьянов воспользоваться ею 
не захотел, несмотря на летевшие в его сторону пули.), мы, 
наконец, преодолели трудные 200-250 метров и оба ныр- 
нули в пролом стены подвальной части здания. 

- Вот, фронтового корреспондента привел, славу вам 
добывать, - громогласно объявил Мартьянов и предста- 
вил меня командиру гарнизона дома лейтенанту И. Афа- 
насьеву и коменданту гарнизона Якову Павлову. 
Но, честно говоря, обоим им было не до меня. После 
жесточайшего трехдневного штурма, которому подверг- 
ся их дом, гвардейцы сейчас восстанавливали и укрепля- 
ли его довольно сложную систему обороны. 

Подвальное помещение, где находился штаб гарнизо- 
на, было похоже на растревоженный муравейник. Сво- 
бодные от охраны сторожевых постов, гвардейцы, небри- 
тые, с перепачканными копотью лицами, в помятых ши- 
нелях, распечатывали цинковые коробки с патронами, 
деревянные ящики с минами. Кто-то набивал пулемет- 
ные ленты, кто-то смахивал тряпкой смазку с мин, кто- 


Думы о Сталинграде 

то чистил и смазывал автоматы и винтовки - дела хва- 
тало всем. 

Вид защитников дома Павлова говорил о том, что они 
еще не вышли из того труднопередаваемого словами не- 
рвного возбуждения, хотя и радостного от мысли, что им 
удалось и на этот раз отстоять свою неприступную для 
врага крепость и в то же время тревожного ожидания но- 
вого наступления фашистов. 

Боже! С каким любопытством и почти детским вос- 
торгом я смотрел на Афанасьева, Павлова и их боевых 
товарищей, когда они, на короткое время освободившись 
от своих военных забот и сменяя друг друга, кратко рас- 
сказывали мне о своей жизни и военной судьбе: я едва 
успевал записывать. 

Ведь это они, совсем молодые и совсем обыкновен- 
ные хлопцы (лишь одному В. Глущенко было за сорок) 
вот уже почти месяц не отдают врагу этот важный для 
обороны всей дивизии четырехэтажный дом. Всего трид- 
цать человек сражаются с противником, превосходящим 
их во много-много раз, к тому же применяя все виды 
оружия, имеющегося у него. 

Медлительный, степенный, как и положено быть ко- 
мандиру гарнизона, слава о котором уже гуляла по всей 
дивизии, гвардии лейтенант Иван Филиппович Афана- 
сьев в своей новой, измятой, но все еще топорщившейся 
на нем шинели (он недавно выписался из госпиталя), бы- 
стрый в движениях и более словоохотливый гвардии сер- 
жант Яков Федотович Павлов удивительно дополняли 
друг друга. 

Меня особенно поразила одежда Павлова: стеганая 
телогрейка, перепоясанная крест на крест, вдоль и попе- 
рек пулеметными лентами, на голове - шапка-"кубан- 
ка". Черная окладистая борода делала Павлова похожим 
на партизана эпохи гражданской войны. 

В состав гарнизона дома Павлова входили представи- 
тели одиннадцати национальностей - подлинный интер- 
национал! 


Юлий Чепурин 

Я попросил Павлова показать мне весь дом. Он охот- 
но согласился, предупредив, однако, что это не совсем 
безопасно - немцы непрерывно обстреливают дом с трех 
сторон. 

И мы пошли. Нет, не пошли - побежали. Снизу- 
вверх, сверху-вниз - по этажам. Первого, второго, тре- 
тьего подъезда. 

Переход из одного подъезда в другой облегчался тем, 
что они соединялись с помощью проломов в стенах: вый- 
ти за пределы дома было бы безрассудством - смерть 
ожидала каждого, кто осмелился отойти хотя бы на пол- 
шага от него... 

Этаж за этажом, этаж за этажом... 

У дверного проема каждого из подъездов стоит на вах- 
те один из бойцов гарнизона. 

Во век не забыть сцену: мы с Павловым спускались 
со второго этажа по лестничному маршу. У дверного про- 
ема за узким выступом стены стоял на страже рядовой 
Мурзаев. В его задачу входило следить за поведением 
немцев в соседнем доме. Они, не прекращая, вели огонь 
по дверному проему, где в уголке, в "мертвом" простран- 
стве притаился Мурзаев. Пули впивались в штукатурку 
буквально в нескольких сантиметрах от лица Мурзаева, а 
он, тем не менее, должен был время от времени на мгно- 
вение высовывать голову, следя за тем, чтобы к дому не 
пробрался лазутчик с гранатой в руках. 

Увидев нас с Павловым, спускающихся по ступень- 
кам, Мурзаев негромко, с придыханием крикнул: 

- Товарищ гвардии сержант, пригибатысь! (Он пло- 
хо владел русским языком). 
И в это мгновение очередная пуля ударилась над его 
головой в стену, отломив от нее кусок штукатурки и об- 
сыпав Мурзаева известковой "пудрой". 

Квартиры... 

Вернее, то, что осталось от них. Но как еще были 
живы свидетельства живой жизни, некогда обитающей 
здесь! Вот рояль, опрокинувшийся на один бок и похо- 


Думы о Сталинграде 

жий на доисторического, смертельно раненого зверя. 
Вот детские ботики, скрипка с целыми, но ослабленны- 
ми струнами, покрытая пылью и лежащая в укромном 
уголке комнаты, словно спасаясь от гибели. 

Изрешеченные пулями бархатные шторы, семейные 
фотографии и картины, сбитые со стен взрывной волной. 
И стекло, стекло, стекло... Его осколками усыпаны полы 
почти всех комнат. 

А над всем этим неживым уже семейным уютом цар- 
ствует удушливо кислый запах пороха, жженой бумаги, 
ржавой воды, стекающей тонкими струйками из проби- 
тых батарей отопления... 

На всех этажах дома "гуляли" сквозняки: ветер вры- 
вался в него не только сквозь незастекленные окна и рас- 
пахнутые двери, но и сквозь многочисленные пробоины 
в стенах. 

Хотелось скорее освободиться от не покидающего 
тебя ни на одну минуту чувства опасности, туда, вниз, в 
"штаб" гарнизона, где запах отсыревшего фундамента, 
тем не менее, не мешал дышать легко и свободно. 

Забегая вперед, скажу: 

За 58 дней обороны дома "павловцы" не потеряли 
убитыми ни одного человека! 

Немецкие историки впоследствии признали, что в боях 
за дом Павлова они потеряли столько же солдат и офице- 
ров, сколько они потеряли при взятии Парижа в 1940 году. 

Расчет В. И. Чуйкова оправдался полностью - зака- 
лившись в горниле сталинградских сражений, штурмо- 
вые группы стали грозной для врага силой. 

12 

А в Сталинграде продолжали бушевать уличные бои. 

Вот написал "уличные бои" и - задумался. 

Задумался потому, что понял: полное представление 
об уличных боях передать невозможно. 


Юлий Чепурин 

Представьте раскинувшиеся на многие километры 
вдоль берега Волги руины. Стоит невообразимый грохот. 
Этот грохот создается всеми видами оружия. Разрывы 
бомб, залпы наших "Катюш", шестиствольных немецких 
минометов, которые бойцы прозвали "Ванюшами". Ка- 
жется вот-вот лопнут барабанные перепонки в ушах. 

В момент, когда вы слышите эту зловещую музыку 
войны, погибают люди. Много людей. И в то же время 
ни на улицах, ни на площадях, как это ни удивительно, 
никаких людей нет, так как находиться на улице или на 
площади, а тем более перебегать их смертельно опасно. 
Уличные бои кипели внутри городских руин. 

И очень часто бой шел на нескольких уровнях - 
в подвалах, на первом и втором этажах, на чердаках. 
В ходе такого боя противники подчас менялись места- 
ми, что усложняло дело, увеличивало жертвы с обеих 
сторон, так как в таких случаях невозможно было обой- 
тись без рукопашных схваток. 

Однако было достигнуто главное: вражеские самоле- 
ты, опасаясь, что их бомбы могут угодить в своих, до пре- 
дела снизили свою активность, чего и добивался Чуйков. 

Нашими опорными пунктами стали в первую очередь 
подвалы. В них, как правило, устанавливались основные 
огневые средства. Их окна, превращенные в узкие амбра- 
зуры, щетинились стволами ручных и станковых пуле- 
метов, противотанковых ружей, знаменитых "сорокопя- 
ток" - противотанковых орудий калибра 45 миллиметров. 

В подвалах разрабатывались планы атак и контратак, 
здесь формировались штурмовые группы, здесь они воо- 
ружались, здесь получали тщательно разработанные за- 
дания. Тут же перевязывали раненых и отсюда в ночное 
время их доставляли к пунктам переправы. 

Здесь чутким сном забывались в короткие промежут- 
ки между атаками бойцы, здесь они "заправлялись" 
скромным солдатским харчем, получали "наркомовские" 
стограммы. Отсюда уходили в бой и на разведку в тыл 
врага. 


Думы о Сталинграде 

Сталинградские подвалы были не только опорными 
военными пунктами - в них активно велась партийно- 
политическая работа, проводились партийные и комсо- 
мольские собрания, шел прием в члены Коммунистичес- 
кой партии и в ряды Ленинского комсомола. Здесь же, в 
подвалах, размещались узлы связи - хрупкие и нервные 
нити обороны. 

Такое же важное значение придавал подвалам и про- 
тивник. Так, например, укрепившись в подвале большого 
здания, известного под названием Дома специалистов, 
немцы считали его надежным плацдармом для броска к 
Волге, до которой было совсем близко. Однако планам 
фашистов не удалось свершиться: саперы 42-го полка 
13-й гвардейской дивизии сделали под Дом специали- 
стов подкоп, заложили большое количество взрывчатки 
и взорвали его вместе со всеми находившимися там гит- 
леровцами. 

И все-таки враг напирал. 

18 сентября он захватил вершину Мамаева кургана. 
Прибывшие в Сталинград 284-я дивизия полковника 
Ф. Н. Батюка и 95-я дивизия полковника В. А. Гориш- 
ного были брошены на самый опасный участок - на 
Мамаев курган, сражение за который снова достигло 
наивысшего накала. 

Замысел Паулюса стал ясен до предела: с выходом на 
Мамаев курган он связывал захват трех важнейших ста- 
линградских заводов - тракторного, "Баррикады", "Крас- 
ный Октябрь". Вот почему центр сражения постепенно 
сместился от центра города к северной его части, в сторо- 
ну заводов. 

Заводы еще работали и Паулюс намеревался взять их 
как можно быстрее, ибо знал, что они в любой момент 
могут быть взорваны нашими саперами. 

Во второй половине сентября Сталинградский фронт 
предпринял еще одну попытку ударом в южном направ- 
лении перерезать пресловутый "северный коридор" и со- 
единиться с 62-й армией. 


Юлий Чепурин 

Наступление войск Сталинградского фронта и на этот 
раз успеха не имело. 

Не имел успеха и встречный удар правого фланга 
62-й армии, имеющий целью перерезать "северный кори- 
дор" и соединиться с войсками Сталинградского фронта. 
Этому в первую очередь помешала вражеская авиа- 
ция. Не имея возможности с некоторых пор наносить 
нам урон в самом городе, авиация противника неис- 
товствовала за пределами городских кварталов, там где 
местность была открытой и удобной для придельного 
бомбометания и для челночных рейсов "мессершми- 
тов", вооруженных пушками и крупнокалиберными пу- 
леметами. 

До сих пор мы, участники обороны Сталинграда, не 
можем понять и объяснить - почему, если наша авиа- 
промышленность выпустила к июлю сорок второго года 
около 10 тысяч самолетов, мы почти не видели их над 
боевыми порядками врага? Передний край противника 
лишь по ночам бомбили наши легкие двухместные само- 
леты "У-2", урон врагу от которых был столь незначи- 
тельный, что его нельзя принимать в расчет при всем 
уважении к пилотам этих самолетов. 

13 

Наступил октябрь и вместе с ним самые трудные для 
воинов-сталинградцев испытания. 

Как и следовало ожидать, захватив Мамаев курган, 
гитлеровцы приступили к осуществлению своей главной 
цели - овладению заводами - тракторным, "Баррика- 
ды", "Красный Октябрь". 

В первую очередь опасность угрожала заводу "Крас- 
ный Октябрь", ибо уже 30 сентября противник сосредо- 
точил на его западной окраине огромное количество пе- 
хоты и танков. В дальнейшем фашисты намеревались 
двинуться вдоль берега Волги на север и последователь- 


Думы о Сталинграде 

но захватить сначала завод "Баррикады", а затем Сталин- 
градский тракторный. 

К счастью, в ночь на 1 октября в Сталинград прибыла 
39-я гвардейская стрелковая дивизия под командовани- 
ем генерал-майора С. С. Гурьева. Подкрепив уставшую от 
непрерывных контратак 193-ю дивизию генерал-майора 
Ф. Н. Смехотворова, "гурьевцы" часть своих сил бросили 
в контратаки, большею же частью прочно закрепились в 
цехах завода "Красный Октябрь". Бойцам Смехотворова 
и Гурьева пришли на помощь новые сформированные 
рабочие батальоны. Их неистовость в бою помешала Па- 
улюсу захватить с хода "Красный Октябрь", и тогда он 
решил захватить завод "Баррикады", наступая на него с 
западной стороны. 

Но не повезло Паулюсу и на этот раз - на левый берег 
прибыла и без промедления начала переправляться в Ста- 
линград 308-я стрелковая дивизия полковника Л. Н. Гур- 
тьева, сформированная главным образом из сибиряков. 

2 октября бойцы Гуртьева в жарком сражении овла- 
дели западной окраиной уже захваченного немцами ра- 
бочего поселка завода "Баррикады". 

1, 2 и 3 октября бойцы дивизий С. С. Гурьева, 
Ф. Н. Смехотворова, Л. Н. Гуртьева, В. Г. Жолудева, 
В. А. Горишного с трудом сдерживали натиск против- 
ника. 

Немецкие бомбардировщики не сходили с неба, сбра- 
сывая на наши боевые порядки тысячи фугасных и зажи- 
гательных бомб. Одна из зажигательных бомб угодила в 
огромный резервуар, доверху наполненный нефтью. Она 
загорелась. Резервуар взорвался и огонь перекинулся на 
другие емкости. Пылающая нефтяная река с восточного 
склона Мамаева кургана устремилась к Волге. Ее путь про- 
легал в непосредственной близости от штаба 62-й армии. 

Огненная река сжигала на своем пути все - людей, 
баржи, лодки, катера, плоты... 

Генералы Чуйков, Крылов, Гуров, работники опера- 
тивного отдела штаба, политотделы замерев от ужаса 


Юлий Чепурин 

смотрели на страшную картину: в слое горящей нефти, 
выплеснувшейся в Волгу, барахтались люди, бойцы 62- 
й! Кто они были? Лодочники? Экипажи бронекатеров? 

Непрерывно ныряя в воду, чтобы сбить огонь со сво- 
их волос, они то и дело показывались снова на поверх- 
ности, чтобы вдохнуть глоток воздуха и снова с воплями 
скрывались над водой... 

По лицу Чуйкова, почерневшем, осыпанном сажей и 
пеплом, гуляли желваки. 

Погибающим, уносимым течением Волги вниз, ничем 
нельзя было помочь. От одной этой мысли можно было 
сойти с ума. 

Наиболее сильное сражение за заводы разгорелось 
5 октября. Оно длилось несколько дней, но не принесло 
Паулюсу желанной победы. Ценой огромных жертв, про- 
явив мужество, стойкость, презрение к смерти, воины- 
сталинградцы сумели остановить врага у заводских стен. 

Истекала кровью и армия Паулюса. Она вынуждена 
была перейти к обороне. 

Обе стороны понимали: в недалеком будущем им 
предстоит решительный поединок. Он должен был дать 
ответ на вопрос: кто кого? 

Ответа на этот вопрос ждала вся наша страна, весь 
прогрессивный мир. С нетерпением ждали ответа на этот 
вопрос Берлин, Рим, Токио и Стамбул. 

Если учесть, что глубина боевых порядков 62-й армии, 
то есть все пространство от переднего края до Волги не 
превышала и трех километров, а в некоторых местах дос- 
тигала всего лишь от 200 до 600 метров, то станет понят- 
ной сложность задачи, стоящей перед 62-й армией. 

Взбешенный тем, что все сроки взятия Сталинграда 
оказались сорванными, что политический престиж тре- 
тьего рейха перед всем миром может быть подорван, фю- 
рер в категорической форме приказал Паулюсу во что бы 
то ни стало, любой ценой захватить Сталинград не поз- 
же 25 октября 1942 года. 


Думы о Сталинграде 

Вот почему с лихорадочной быстротой Паулюс, как 
говорится, "поскреб по всем сусекам" и, опасаясь гнева 
Гитлера, подготовился к последнему, как ему казалось, 
победному штурму. 

Он начался 14 октября 1942 года. 

В этот день враг досыта умылся своей кровью. Только 
лишь у стен тракторного завода он потерял 40 танков и 
3000 убитыми. Раненых, надо думать, было куда больше. 

Большие потери понесли и воины 62-й. Так, напри- 
мер, дивизии Жолудева и Горишного потеряли около 
75% своего численного состава. Только в ночь на 15 ок- 
тября на левый берег Волги было эвакуировано 3500 ра- 
неных бойцов и командиров. А сколько пало их на поле 
брани!,. 

18 октября противник захватил тракторный завод. 
Это облегчило ему наступление на завод "Баррикады" - 
теперь уже с северной стороны. 

В последующие дни бои за заводы "Баррикады", 
"Красный Октябрь" и их заводские поселки стали еще 
ожесточеннее. В них прославили себя дивизии Гориш- 
ного, Батюка, Гурьева, Смехотворова, Гуртьева, Жолуде- 
ва, Людникова, Соколова, бригада Горохова и другие. 

В эти трудные дни воины-сталинградцы обратились 
с письмом к Верховному Главнокомандующему, Народ- 
ному Комиссару Обороны И. В. Сталину. 

Это письмо довольно пространно, поэтому приведу из 
него лишь некоторые выдержки. 

"Дорогой Иосиф Виссарионович! 

В эти дни тяжелых испытаний мы, защитники Ста- 
линграда, решили послать Вам, нашему полководцу, 
учителю и другу, это письмо и наш горячий фронтовой 
красноармейский привет. 

Мы пишем Вам в разгар великого сражения, под гром 
несмолкаемой канонады, вой самолетов, в зареве пожа- 
рищ на крутом берегу великой русской реки Волги. Пи- 
шем, чтобы сказать Вам и через Вас всему советскому 


Юлий Чепурин 

народу, что дух наш бодр, как никогда, воля тверда, руки 
наши не устали разить врага. Решение наше - стоять на- 
смерть у стен Сталинграда". 

Рассказав дальше о подвигах героев-сталинградцев, 
воины продолжали: 

"...Чувствуя Вашу, товарищ Сталин, повседневную за- 
боту о нас, Ваше руководство всей борьбой под Сталинг- 
радом, мы с упорством защищаем каждую пядь нашей 
земли. В огне этих боев закаляется наша воля, растет наша 
стойкость, оттачивается наше боевое умение, и день ото 
дня крепнет сила нашего сопротивления. 

Здесь, под Сталинградом, мы сбили немецкую спесь 
и тупую немецкую самоуверенность. Еще в июле бахва- 
лились немцы, что они в три дня возьмут Сталинград. 
С тех пор не один раз лаял Гитлер, хрипел Геринг и виз- 
жал Геббельс, устанавливая сроки взятия Сталинграда. 
Но стоит непоколебимо город-боец, реками крови рас- 
плачиваются фашистские мерзавцы за каждый шаг про- 
движения вперед. Не случайно немецкие солдаты назы- 
вают дорогу на Сталинград - дорогой смерти. 

Дорогой Иосиф Виссарионович! 

Посылая это письмо из окопов, мы клянемся Вам, 
что до последней капли крови, до последнего дыхания, 
до последнего удара сердца будем отстаивать Сталинг- 
рад и не допустим врага к Волге. 

Перед лицом наших отцов, поседевших героев цари- 
цынской обороны, перед полками товарищей других 
фронтов, перед нашими боевыми знаменами, перед всей 
Советской страной мы клянемся, что не посрамим сла- 
вы русского оружия, будем биться до последней воз- 
можности. 

Под Вашим руководством отцы наши победили в ца- 
рицынской битве, под Вашим руководством победим мы 
и теперь в великой битве под Сталинградом". 

Письмо подписали тысячи и тысячи воинов-сталин- 
градцев. 


Думы о Сталинграде 

Сталин на письмо воинов-сталинградцев не ответил... 

Без ответа Сталина можно было обойтись. Но нельзя 
было обойтись без подкреплений. А они с некоторых пор 
как в 62-ю, так и в 64-ю армию поступать перестали... 

Тщетно Чуйков и Шумилов взывали к командованию 
Юго-Восточного фронта, к Ставке - ответ был одно- 
значным и категоричным: подкреплений больше не бу- 
дет. Обходитесь наличными силами. 

Что же случилось? Что произошло? Неужели наша ве- 
ликая держава истощила все человеческие ресурсы? Не- 
ужели ненасытная пасть войны заглотнула все наши са- 
молеты, танки, орудия, минометы, пулеметы? 

Что, спрашивается, произошло? 

А произошло следующее. 

Как помнит читатель, 23 августа 1942 года немцы 
прорвались к Волге севернее Сталинградского трактор- 
ного завода, в результате чего образовался "коридор" 
длиною в 50 и шириною в 8 километров. Этот злосчаст- 
ный "коридор" отрезал 62-ю армию от основных сил 
Сталинградского фронта. 

Все попытки войск Сталинградского фронта, а также 
62-й армии, включенной в состав вновь образованного 
Юго-Восточного фронта восстановить положение окон- 
чились неудачей. 

Судьба Сталинграда в первой декаде сентября сорок 
второго года буквально висела на волоске. 

14 

Опасность сложившегося положения стала столь 
очевидной, что Первый заместитель Верховного Глав- 
нокомандующего Г. К. Жуков и начальник Генерально- 
го штаба генерал А. М. Василевский, находившиеся в те 
дни в Сталинграде, 12 сентября 1942 года предложили 
Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину план 
широкомасштабной операции по окружению и уничто- 


Юлий Чепурин 

жению всех фашистских войск, втянутых в сражение 
за Сталинград. 

План этот был настолько дерзким, что Сталин лишь 
после долгих раздумий принял и утвердил его. 

Это был глубоко засекреченный план под кодовым 
наименованием "Уран". О существовании этого плана на 
первом этапе его разработки знали лишь трое: Сталин, 
Жуков, Василевский. 

Позже к разработке операции "Уран" были привлече- 
ны генерал-полковник артиллерии Н. Н. Воронов, гене- 
рал-лейтенант авиации А. А. Новиков, генерал-лейтенант 
авиации А. Е. Голованов и генерал-лейтенант бронетан- 
ковых войск Я. Н. Федоренко. 

Никто - ни командующие фронтами, ни команду- 
ющие армиями, действующих в районе Сталинграда, до 
определенного момента об операции "Уран" уведомлены 
не были. 

Делалось это в целях максимального сохранения во- 
енной тайны. 

Военная тайна - есть военная тайна. 

Но можно ли было, вопреки лучшим традициям во- 
енной науки, гуманности и целесообразности, допустить, 
чтобы военную тайну утаили от главных действующих 
лиц великой военно-исторической драмы, которыми в 
первую очередь являлись Командарм-62 В. И. Чуйков и 
Командарм-64 М. С. Шумилов? 

Можно ли представить ситуацию, когда, скажем, 
М. И. Кутузов, разрабатывая план разгрома Наполеона, 
утаил бы главные его положения от генералов Багратиона 
или Барклая-де-Толли и других своих военачальников? 

В напряженнейший момент Сталинградской битвы 
это, как мы видим, случилось. 

И здесь уместно сказать о роли Н. С. Хрущева в ста- 
линградской трагедии. 

Будучи не только членом Военного Совета Сталинг- 
радского, а позже Юго-Восточного фронта, но и членом 
Политбюро ЦК ВКП(б), что придавало ему особый авто- 


Думы о Сталинграде 

ритет и вес и, что самое главное, непосредственное об- 
щение со Сталиным по партийной линии, н е с м о г 
(или не захотел?) настоять на оказании срочной помощи 
62-й и 64-й армиям с такой же настойчивостью и реши- 
тельностью, с какой он добивался (и - добился!) разре- 
шения на проведение Харьковской операции, послужив- 
шей началом такой трудной и кровопролитной битвы за 
Сталинград. 

Если даже и он как член Политбюро ЦК ВКП(б) не 
был поставлен в известность о плане "Уран", что очень 
прискорбно, то и в этом случае его пассивность в требо- 
вании срочно оказать военную помощь Сталинграду яв- 
ляется непростительной. 

В связи с этим не лишним будет заметить, что как 
представитель Партии и как военный и политический 
деятель Н. С. Хрущев среди защитников Сталинграда 
был малоавторитетен: воины мало знали его и еще мень- 
ше видели на переднем крае. 

Да, план "Уран" был поистине грандиозным. Однако 
один из его аспектов был уязвимым, и этот аспект ка- 
сался не только военно-стратегической стороны, но и 
чисто человеческо-этической. 

Подготовка операции "Уран" требовала много сил и 
времени*, необходимого для мобилизации и сосредото- 
чения больших воинских контингентов, способных ус- 
пешно осуществить операцию по окружению войск про- 
тивника. 

Вот почему с момента утверждения плана "Уран" по- 
ступление подкреплений 62-й и 64-й армиям сократи- 
лось настолько, что возникла опасность их полного 
уничтожения превосходящими силами врага. 

Не зная всех этих стратегических нюансов, связанных 
с планом "Уран", 62-я и 64-я армии продолжали сражать- 
ся с армиями Паулюса, Гота и прибывшими им на по- 
мощь итальянскими, венгерскими и румынскими соеди- 

* Жизнь показала - более трех месяцев. - Ю. Ч. 

Юлий Чепурин 

нениями оставшимися в их распоряжении наличными 
силами. 

В такой неравной борьбе прошла вторая половина 
сентября, октябрь, две декады ноября... 

Насколько тяжелым было положение той же 62-й ар- 
мии видно из слов Г. К. Жукова: 

"В октябре в Сталинград по решению Ставки было 
переправлено через Волгу более шести доукомплектован- 
ных дивизий, так как от старого состава 62-й армии по 
сути дела ничего не осталось, кроме тыла и штабов"* 
(подчеркнуто мною. - Ю. Ч.). 

Но что значили эти шесть дивизий, если бывали мо- 
менты, когда только за один день боев каждая из них 
теряла боVльшую часть своего наличного состава. Эти ог- 
ромные потери были вызваны с одной стороны военным 
превосходством врага, а с другой - тем, что воины-ста- 
линградцы не щадили своей жизни в борьбе за каждый 
вершок сталинградской земли. 

Трагедийная ситуация! 

В то время как 62-я армия, обливаясь кровью, из пос- 
ледних сил удерживала узкую кромку Сталинграда, не- 
сколько наших армий**, доселе не проявивших необхо- 
димой боевой активности, буквально "разбухали" от вли- 
вающихся в них свежих сил. 

Читаем у А. М. Самсонова: 

"Подготовка к мощному удару Красной Армии в р-не 
Сталинграда проводилась при мобилизации сил всей 
страны. В тылу страны формировались новые армии, 
корпуса, дивизии и бригады, доукомплектовывались и 
переформировывались соединения, выведенные из сра- 
жений на Волге и Северном Кавказе. Для подготовки 
контрнаступления Советское Верховное главнокомандо- 
вание располагало значительными резервами. Осенью 
1942 года Ставка стягивала в район Сталинграда к участ- 

* Г. К. Жуков. "Воспоминания и размышления". С.402. 
** Имеются в виду армии Сталинградского фронта. 

Думы о Сталинграде 

кам намеченных прорывов крупные силы войск за счет 
своих резервов и путем внутренних перегруппировок 
фронтов. 

При создании Юго-Западного фронта в его состав 
были включены из Донского фронта: 63-я и 21-я армии, 
5-я танковая армия и вновь созданная 17-я воздушная 
армия. Кроме того, Юго-Западный фронт был усилен 
двумя танковыми (1-м и 26-м) и одним кавалерийским 
(8-м) корпусами, а также рядом танковых и артиллерий- 
ских соединений и частей. Сталинградский фронт был 
усилен 4-м механизированным, и 4-м кавалерийским 
корпусами, тремя механизированными и тремя танко- 
выми бригадами. Донской фронт получил на усиление 
три стрелковые дивизии. Всего за время подготовки к 
контрнаступлению (с 1 октября по 20 ноября) на уси- 
ление фронтов Ставкой было направлено: одна танко- 
вая армия (5-я), 10 стрелковых дивизий, шесть стрел- 
ковых бригад, два танковых, два механизированных и 
два кавалерийских корпуса, четыре танковые бригады, 
один танковый полк и около 20 артиллерийских и ми- 
нометных полков. 

Большое внимание было уделено усилению воздуш- 
ных армий фронтов. Так в ноябре из резерва Ставки в 
состав 17-й воздушной армии прибыл 1-й смешанный 
авиационный корпус, в состав 8-й воздушной армии - 
2-й смешанный авиационный корпус. Было решено так- 
же использовать в ходе контрнаступления крупные силы 
авиации дальнего действия и оперативно подчинить ко- 
мандующему Юго-Западным фронтом 2-ю воздушную 
армию Воронежского фронта"*. 

О масштабах осуществляемой подготовки к операции 
"Уран" можно судить по таким словам Г. К. Жукова: 

"На перевозке войск и грузов работало 27 тысяч ма- 
шин. Железные дороги ежедневно подавали 1300 вагонов 
груза. 

* А. М. Самсонов. "Сталинградская битва", с. 343. 

Юлий Чепурин 

...С 1 по 19 ноября через Волгу было переправлено 
160 тысяч солдат, 10 тысяч лошадей, 430 танков, 600 
орудий, 14 тысяч автомашин, около 7 тысяч тонн 
боеприпасов"*. 

Итак, последнюю "порцию" подкрепления в количе- 
стве шести доукомплектованных дивизий 62-я армия 
получила в октябре, в самый драматический месяц Ста- 
линградской обороны. Начало операции по окружению 
противника по плану "Уран" было назначено на 19-20 но- 
ября 1942 года. Но на дворе пока стоял октябрь месяц, 
и каждый новый день календаря не приносил нам радо- 
стных перемен. Вот как развивались события. 

18 октября противником был захвачен Сталинградс- 
кий тракторный завод. 

23 октября врагу удалось просочиться в северо-запад- 
ный сектор завода "Красный Октябрь". 

24 октября подразделениям армии Паулюса удалось 
овладеть центральной и юго-западной частью завода 
"Баррикады". 

27 октября гитлеровцы овладели северо-западной ча- 
стью завода "Красный Октябрь". 

Лишь подоспевшая 45-я стрелковая дивизия полков- 
ника Соколова не допустила захвата всего завода, но и 
она, несмотря на героизм ее бойцов и командиров, не 
смогла улучшить положение 62-й армии в целом. 

Насколько сложной была проблема с личным соста- 
вом войск в октябре, рассказывает В. И. Чуйков**: 

"До прихода 45-й дивизии Соколова нам надо было 
продержаться два-три дня. Но где взять силы для этого? 
И снова пошли сокращать штаты отделов и служб. На- 
брали человек двадцать. К ним присоединили тридцать 
бойцов, выписавшихся из санчастей и лазаретов, распо- 
ложенных под берегом Волги. И - о счастье! - нашли, 
точнее, вытащили с поля боя три подбитых танка: один 

* Г. К. Жуков. "Воспоминания и размышления", с. 402. 
** В. И. Чуйков. "Начало пути". Воениздат. 1959, с. 220. 

Думы о Сталинграде 

огнеметный и два легких. Их быстро отремонтировали и 
я решил "ошеломить" противника: с утра 28 октября пу- 
стить в контратаку три танка и 50 стрелков" (!) 

И однако - далекие от соображений "высокой" стра- 
тегии, брошенные на произвол судьбы, бойцы 62-й и 
64-й армий продолжали сражаться по-сталинградски - 
до последнего. 

...К окопу, занимаемому бойцами морской пехоты, - 
вспоминает бывший командир 112-й дивизии генерал- 
майор Ф. Н. Смехотворов, - подошли немецкие танки, 
намереваясь "проутюжить" его гусеницами и заживо по- 
хоронить моряков-тихоокеанцев. 

Рядовой Михаил Паникаха взмахнул бутылкой с вос- 
пламеняющейся жидкостью, намереваясь метнуть ее в 
танк, но немецкий танкист опередил его - пулеметная 
очередь разбила бутылку и, загоревшаяся жидкость об- 
дала самого Михаила. Поняв, что ему не спастись, объя- 
тый пламенем, он выскочил из окопа и "прилип" к 
вражескому танку, превратив его в огромный факел*. 

О преданности бойцов воинскому долгу говорит и та- 
кой эпизод. 

...Было это глухой ночью 4 ноября 1942 года за три 
дня до праздника 25-й годовщины Октября. 

Группа воинов из 284-й дивизии полковника Батюка 
решила преподнести Родине-матери подарок к ее вели- 
кому празднику и отбить у фашистов большой П-образ- 
ный дом, расположенный неподалеку от Волги. 

Еще не знали, не ведали бойцы, что через две недели 
они перейдут в решительное наступление. Еще не угасла 
у противника вера в то, что, укрывшись в утепленных им 
сталинградских подвалах, он досидит до весны, а затем 
все же сбросит 62-ю армию в Волгу. Именно в канун 
Октябрьского праздника и возникло в сражающемся Ста- 
линграде движение, возглавляемое коммунистами и ком- 

* Ф. М. Смехотворов. "В огне Сталинграда". "Война. Народ. 
Победа", Политиздат, 1976. 

Юлий Чепурин 

сомольцами: "Встретим 7 ноября подарками Родине- 
матери!" 

...В тесной, пропахшей копотью и соляровым маслом 
землянке, что была вырыта под обрывистым волжским 
берегом, я оказался свидетелем незабываемых приготов- 
лений группы воинов-сталинградцев, которые решили 
отбить у врага так называемый П-образный дом, превра- 
щенный врагом в важный опорный пункт. 

И вот эту задачу взялась выполнить группа добро- 
вольцев, образовавшая штурмовую группу. Перечисляю 
их имена, как они значатся в моей фронтовой записной 
книжке: 

гв. мл. лейтенант Соломатин Н. В., командир взвода, 

гв. ст. сержант Черных Стефан Сергеевич, 

гв. кр-ц Долженко Николай Павлович, 

гв. кр-ц Малинский Бронислав Григорьевич, 

гв. ст. сержант Бурлаков Николай Лукич, 

гв. кр-ц Булкин Николай Михайлович, 

гв. кр-ц Щербинин Ал. Иванович, 

гв. кр-ц Лобжинидзе Илья Виссарионович. 

Кто вел последний разговор с этими отважными 
хлопцами, не помню. К великой досаде, его фамилии в 
блокноте не оказалось. Лишь ниже списка участников 
штурмовой группы отмечено: "Нач. разведки ст. лейте- 
нант Капралов Михаил Григорьевич". Но разговор с 
гвардейцами вел не он, а сам командир полка. У него, 
немолодого уже человека, вспоминаю, было очень уста- 
лое лицо и негромкий, надтреснутый от простуды голос. 

Комполка поочередно брал у каждого автомат, выхо- 
дил из блиндажа и давал короткую очередь - хотел лич- 
но убедиться, что оружие не откажет. Затем он придир- 
чиво осмотрел экипировку каждого воина. Одеты они 
были в бушлаты, стеганые телогрейки, на голове шапка- 
ушанка (уже начались холода). На некоторых были плащ- 
палатки. Каждому участнику предстоящей операции 
было выдано по десять гранат, по две бутылки с горючей 
смесью, достаточный запас патронов для автоматов и 


Думы о Сталинграде 

ручного пулемета и продовольствие - сухари, консервы, 
по две-три плитки шоколада. Фляги наполнили водой. 

Скоротечный бой, на который рассчитывал коман- 
дир полка, тщательно разработавший план штурма дома, 
мог по тем или иным причинам затянуться. И не только 
на несколько часов, но и на несколько дней. Это име- 
лось в виду, это предусматривалось заранее - слишком 
сильно был укреплен П-образный дом. Все подступы к 
нему были минированы и пристреляны. 

Но вот оружие проверено. Проверено снаряжение 
каждого. Все, что могло создавать малейший шум, обвер- 
нуто тряпками, перевязано бечевой - ничто не должно 
выдать продвижение смельчаков к рубежу, откуда они 
сделают решающий бросок. 

Командир полка немногословен. Он лишь уточняет 
детали плана захвата. Главная предпосылка успеха состо- 
ит в том, что надо атаковать дом с тыла. Прорваться же в 
тыл к противнику чрезвычайно трудно. 

Настал момент выходить. Еще раз сверили часы. 

Командир полка всматривается в лица - одного, вто- 
рого, третьего. Подолгу задерживает руку каждого в сво- 
ей, будто не желает отпускать солдат в нелегкий и опас- 
ный путь. 

Он волнуется, он ужасно волнуется, этот уставший от 
бессонных ночей и нечеловеческого напряжения далеко 
не молодой человек, но старается скрыть свое волнение. 
Тщетно, конечно, ибо сейчас не менее командира волну- 
ется каждый участник штурмовой группы. 

Я - слово в слово - записал то, что ответил коман- 
диру полка на его напутствие гвардии старший сержант 
Стефан Черных: 

- Дом мы возьмем. Двое останется нас в живых - 
все равно возьмем. Будем действовать дружно. Фашист 
уже лапы опустил. Надо сделать, чтобы не мы его боя- 
лись, а он нас. Немцу будет жарко внизу, да и нам хоро- 
шо будет погреться". 

И вот они ушли. 


Юлий Чепурин 

Томительно тянутся минуты. Прошло около часа. Вот 
и подошел срок - дать сигнал на начало штурма. 

- Ракету в зенит! - негромко приказывает коман- 
дир, и в небо вонзается невидимая стрела. Вверху она 
рассыпается россыпью голубых звезд. 
Мы стоим у входа в блиндаж. Рядом, совсем у ног 
плещется Волга - холодная и неприветливая в эту осен- 
нюю ночную пору. 

И - началось! Поначалу трудно было определить по 
трескотне автоматов и пулеметов, по взрывам гранат, 
что происходит т а м, за невидимой роковой чертой, 
именуемой передовой. Но скоро стало ясно, что про- 
изошло худшее из того, что могло произойти: штурмо- 
вая группа была обнаружена фашистами раньше, чем 
она ворвалась в дом. Об этом младший лейтенант Соло- 
матин дал знать условной ракетой. И тем не менее (об 
этом говорила другая ракета) гвардейцы все же ворва- 
лись в здание и завязали в нем неравный, тяжкий, бес- 
перспективный бой. 

Командир полка немедленно отдал приказ своим 
подразделениям начать штурм дома со стороны Волги, 
"в лоб". Но как были ничтожны силы, которыми распо- 
лагал командир полка! Это были даже не подразделения, 
а малочисленные группы бесстрашных людей, но плохо 
вооруженных, так плохо поддержанных огнем артилле- 
рии и минометов (об авиации и говорить нечего!), что 
об успешной поддержке группы Соломатина нечего 
было и думать. Противник опоясал П-образный дом та- 
ким мощным огневым валом, что пробиться сквозь него 
не было никакой возможности. 

Бой продолжался много часов - тщетно... 

Прошли сутки, вторые, третьи... Из П-образного дома 
еще доносились слабые отголоски боя. 

Наступило 7 ноября и в доме стало совсем тихо... 

Скорбный день! Воины-гвардейцы, решившие в день 

праздника подарить Родине-матери один дом, подарили 
ей свои молодые жизни, свой подвиг... 


Думы о Сталинграде 

15 


11 ноября противник одержал еще одну, к счастью, 
последнюю свою победу: прорвался к Волге в проме- 
жутке между заводами "Баррикады" и "Красный Ок- 
тябрь". 138-я дивизия полковника И. И. Людникова бы- 
ла отрезана от основных сил 62-й армии и бои за соеди- 
нение с нею потребовали много времени, сил и новых 
жертв... 

И все-таки, несмотря ни на что, воины-сталинградцы 
били фашистов, как говорится, в хвост и в гриву. 

Мы слышали когда-то "соловьиные" трели наглых 
захватчиков. Тогда им казалось, что Сталинград - цели- 
ком в их руках. Об этом так и известила фашистская га- 
зета "Фолькишер Беобахтер" 11 ноября, аршинными бук- 
вами напечатав через всю страницу: "Сталинград - в на- 
ших руках!" 

Ныне в Волгоградском музее посетители могут уви- 
деть огромный литографский камень с отполированной 
поверхностью, на которой фашисты выгравировали сле- 
дующее: 

"Сталинград пал! Москва - это голова Советского 
Союза. Сталинград - его сердце". 

Гладко было на бумаге, гладко было на литографском 
камне, да не так-то гладко шло дело на крутом сталинг- 
радском берегу. 

Послушаем самих фашистов. 

Из письма Герберта Эльтермана матери. 

"10 октября 1942 года мы вторглись в Сталинград, и с 
тех пор находимся в смертельной опасности. До сих пор 
мне везло. Будем надеяться, что так будет и в дальней- 
шем. Из числа моих товарищей здесь остался только 
один. Остальные все убиты или ранены. 

Милая мама! Я не могу больше писать. Мы лежим в 
30 метрах от русских. Если мы не увидимся больше, - 
прощай!" 

Из дневника ефрейтора Шутце. 


Юлий Чепурин 

"15 октября. Сумасшедший день! "Катюши" и артил- 
лерия. В городе все вверх дном. Наши три полка будут сто- 
ять на Волге. Танковый завод полностью в наших руках. 

16 октября. Над Сталинградом небо, как в голубятне. 
Более двадцати наших самолетов непрерывно в воздухе. 
Здесь всевозможные типы: "Хе-111", "Ме-109", "Ме- 
110", "Хас-121", "Ю-87", "Ю-88", наш "УФФД". 

Настоящий парад. Русские зенитчики стреляют изо 
всех сил, но разве они попадут?" 

Из дневника обер-лейтенанта Отто Хеннеса: 

"23 октября. Наступление. Уличные бои. Артогонь 
противника заставил нас лежать на месте. Вечером поте- 
рял отделение. Ужаснейший день, какой я когда-либо 
переживал. 

24 октября. Вернулся в свое убежище. Ужасно. Вой- 
на - безумие. Я на грани отчаяния. Вечером выглянул 
наружу. Настоящий ад. Артобстрел. Рядом - прямое по- 
падание в кухню. Все - вдребезги. Мне выпало огром- 
нейшее счастье, только царапина на носу и слегка пора- 
нены руки. Кругом жутко. Море огня. Неистовствует ар- 
тиллерия. 

25 октября. В самом центре Сталинградского ада. Все 
то же безумие: гранаты и бомбы. Проклятый, потрясаю- 
щий день! Чертовский шум. Дьявольский праздник. 
Можно сойти с ума. Три дня ничего не ел, не пил и даже 
не курил. Когда мы вырвемся из этого ада? Бедная (не- 
разборчиво). Увидимся ли мы с тобой?.." 

Из записной книжки унтер-офицера 9-й роты 226-го 
пехотного полка 79 пехотной дивизии Иозефа Шаффш- 
тейна: 

28 октября. Городище. Недалеко от Сталинграда. 
Здесь настоящий ад. 

30 октября. В первый раз увидел Волгу. Ночью силь- 
ная бомбежка. 

1 ноября. Ночью сильная деятельность вражеской 
авиации. Думали, что нам уже конец. Наши атаки безу- 
спешны. 


Думы о Сталинграде 

2 ноября. В цехе завода "Красный Октябрь" ? 3. 
Ожесточенные бои. Дальше не продвигаемся. Большие 
потери. Ночью - авиация. 

5 ноября. Наступление безуспешное, противник стре- 
ляет со всех сторон. Нельзя показаться". 

16 

19 ноября 1942 года Юго-Западный и Донской фрон- 
ты*, а 20 ноября и Сталинградский начали осуществлять 
операцию "Уран". Обтекая фашистские войска, сосредо- 
точенные на большом пространстве в районе Сталингра- 
да, с севера и юга они взяли в гигантские "клещи" 6-ю и 
4-ю танковую армии противника, а также армии их со- 
юзников - итальянскую, венгерскую и две румынские. 

Меч возмездия взметнулся над головой наглого зах- 
ватчика! 

Трудно передать ликование бойцов и командиров 62- 
й армии, когда они узнали о переходе наших войск в ре- 
шительное наступление. 

Когда там, далеко на северо-западе и на юго-западе 
начали сжимать стальное кольцо наши армии, корпуса, 
дивизии, бригады, полки, там, где земля, скованная пер- 
выми сильными морозами и запорошенная первым сне- 
гом и первыми поземками, сотрясалась и дрожала от по- 
ступи танков, тяжелых орудий, там, где (наконец-то!) 
властелинами неба стали наши штурмовики, бомбарди- 
ровщики и истребители, здесь, в самом городе еще силь- 
нее закипели бои за каждый камень, за каждый выступ 
стены, за каждое малейшее укрытие, которое бы помогло 
фашистам спасти свои жизни. 

Теперь уличные бои приобрели особенно ожесточен- 
ный характер, и объясняется это следующим. 

* Донской фронт был организован 28 сентября 1942 г., Юго- 
Западный - 22 октября 1942 г. 

Юлий Чепурин 

Потеряв надежду полностью захватить Сталинград, 
Гитлер 14 октября приказал 6-й армии Паулюса и 4-й 
танковой армии Гота закрепиться на занятых рубежах с 
тем, чтобы "переждать" зиму в теплых убежищах: подва- 
лах, ДОТах, блиндажах. 

Оставить эти сильно укрепленные убежища и искать 
спасения в степи, которую они же превратили в мертвую 
зону, гитлеровцам совсем не хотелось. Вот почему фаши- 
сты остервенело, до последнего патрона сражались те- 
перь с бойцами 62-й и 64-й армий, пошедших на при- 
ступ захваченных ранее врагом позиций. 

Героическому гарнизону дома Павлова в первый же 
день наступления была дана боевая задача: отбить у гит- 
леровцев так называемый "молочный дом". Он находил- 
ся в северной части площади им. 9 января. Бой за него 
длился много часов. Боевая задача была выполнена, но 
какой ценой! Тяжело контужен начальник гарнизона 
дома Павлова, гвардии лейтенант И. Ф. Афанасьев, ранен 
сам Яков Павлов. Командир пулеметного расчета, ве- 
сельчак Илья Воронов получил двадцать пять пулевых 
ранений, а наводчик станкового пулемета Хаит убит. По- 
гибли и многие другие "павловцы". 

Колоссальные потери несли не только гвардейцы 
13-й дивизии Родимцева, в которую входили Павлов и 
его боевые гвардейцы. 

Мне довелось довольно продолжительное время быть 
свидетелем сражения воинов 95-й дивизии Горишного за 
соединение с отрезанной и окруженной 138-й дивизией 
Людникова*. Какие потери она несла при этом, видно 
из слов В. И. Чуйкова: 

"118 гвардейский стрелковый полк, насчитывающий 
накануне 250 штыков, к 12 часам дня имел только шесть. 
Командир полка был тяжело ранен"**. 

* Бои за соединение с дивизией И. И. Людникова продол- 
жались почти полтора месяца, с 11 ноября до 23 декабря 1942 г. 
** В. И. Чуйков. "Начало пути". Воениздат. 1959, с. 235. 


Думы о Сталинграде 

Я видел как был обрадован командир другого полка, 
майор Салаев, когда ему было выделено пополнение в 
количестве... шести человек. В их числе были писарь, сан- 
инструктор, участник дивизионного ансамбля художе- 
ственной самодеятельности. 

Ах, если бы в этот момент подошла хотя бы одна чет- 
вертая, одна пятая, одна десятая часть тех сил, что сосре- 
дотачивались где-то совсем рядом, всего в десятке кило- 
метрах! 

Но их не было. 

Оставалось уповать лишь на мужество и готовность 
воинов 62-й стоять насмерть - до последнего. 

На долю 138-й дивизии выпала особенно тяжкая 
участь. С трех сторон она оказалась окруженной против- 
ником, с четвертой, восточной, подступала Волга, по 
которой пошла "шуга", мелкий лед. Скоро эта "шуга" 
стала непроходимой для бронекатеров, которые первое 
время доставляли в дивизию Людникова самое необхо- 
димое: боеприпасы, медикаменты, спирт, сухари. 

Когда бронекатерам путь через Волгу был закрыт, 
снабжение 138-й дивизии взяла на себя наша легкая авиа- 
ция - самолеты "По-2" (тогда они именовались "У-2" 
или чаще всего "кукурузниками"). Но она не могла в дос- 
татке обеспечить воинов боеприпасами и продовольстви- 
ем. Поэтому патроны и каждый сухарь распределял само- 
лично командир дивизии. 

Наверное многие из читателей неоднократно видели 
публикуемые в нашей периодической печати фотографии 
плененных в Сталинграде и в районе "большого кольца" 
немцев, венгров, итальянцев, румын - жалкое зрелище! 

Трудно было поверить в то, что еще вчера эти извер- 
ги рода человеческого убивали наших воинов, игнорируя 
предъявленный им советским командованием ультима- 
тум о капитуляции. 

А ведь положение их было безысходным. 

Оторванные от своих тылов и баз снабжения на рас- 
стояния, достигающие двух тысяч километров, в услови- 


Юлий Чепурин 

ях, когда советские партизаны пускали то и дело под от- 
кос немецкие воинские эшелоны со всем необходимым 
для войск, гитлеровцы в первые дни нашего генерально- 
го наступления были обречены. Свидетельство этому вы- 
держки из дневников двух фашистов: И. Штаффштейна 
и И. Людвига: 

...21 ноября. Мы окружены. 

...23 ноября. Положение становится критическим. 
Фюрер руководит операцией на нашем участке. (?) 

...24 ноября. Положение обострилось. Готовимся к 
отступлению. Все подготовлено к уничтожению. 

...25 ноября. Будем удерживать наши позиции до по- 
следнего солдата. Слева и справа - тяжелые бои. Что 
будет дальше? 

...30 ноября. Питание исключительно из конского 
мяса. 

...2 декабря. Ничего, кроме снега. Продуктов нет. Мы 
все время голодаем. 

...9 декабря. Пища из гнилой картошки. 

....10 декабря. Лошадиное мясо тоже вкусное. Ужасно 
страдаю от голода. 

...26 декабря. Впервые в жизни съел кошку. 

С наступлением январских морозов (а в 1943 году они 
были особенно лютыми) положение войск Паулюса и 
Гота стало просто отчаянным. 

Что же тем не менее заставляло гитлеровское воин- 
ство сражаться до последнего, не считаясь ни с какими 
жертвами? Преданность Гитлеру? Неугасимая вера в его 
идею поработить весь мир? 

"Подкрепленная" позволением грабить жителей окку- 
пированных территорий, эта людоедская "идея" возыме- 
ла свое действие, превратив немецких солдат и офицеров 
в отпетых бандитов. 

Вот и шли наши герои 62-й и 64-й армий на кинжаль- 
ный огонь вражеских пулеметов, вот и гибли порой от 
взрывов своих же гранат, когда им удавалось все же вор- 


Думы о Сталинграде 

ваться в подземное, укрепленное логово врага и метнуть 
в этих бандитов смертоносный снаряд. 

Усилия героев-сталинградцев, их жертвы во имя ус- 
пешного завершения операции "Уран", а, значит, и ус- 
пешного окончания битвы в Сталинграде, были не на- 
прасными. 

25 января Паулюс докладывал Гитлеру: 

"...Единое управление войсками невозможно... 18 ты- 
сячам раненым не оказывается даже самая элементарная 
медицинская помощь из-за отсутствия перевязочных 
средств и медикаментов. 44-я, 76-я, 100-я, 305-я и 384-я 
пехотные дивизии уничтожены. Ввиду вклинения против- 
ника на многих участках фронт разорван. Опорные пунк- 
ты и укрытия есть только в районе города (подчеркнуто 
мною. - Ю. Ч.), дальнейшая оборона бессмысленна. Ка- 
тастрофа неизбежна. Для спасения еще оставшихся лю- 
дей прошу немедленно дать разрешение на капитуляцию". 

Такого разрешения Гитлер не дал, что предрешило 
судьбу всех воинских формирований противника. 

До предела озлобленные тем, что им не удалось вы- 
полнить приказ фюрера - овладеть Сталинградом и 
сбросить 62-ю и 64-ю армии в Волгу, фашисты начали 
вымещать злобу на мирных жителях Сталинграда, не ус- 
певших эвакуироваться за Волгу и ютившихся в своих 
домишках на склонах многочисленных оврагов. Фаши- 
сты насиловали и убивали женщин, не щадили стариков 
и детей, сжигали жилища, лишали людей продоволь- 
ствия, воды. 

О зверствах фашистов, совершаемых ими в те дни в 
захваченной части Сталинграда, рассказывает со слов по- 
терпевших военный корреспондент областной газеты 
"Сталинградская правда" П. Ульев. 

- Трудно передать как гитлеровцы издевались над 
нами, - рассказывает гражданка К. В. Фенина. - Они 
грабили, избивали, вешали... Ворвавшись в мой дом, они 
избили меня до полусмерти и забрали все, что я имела: 

Юлий Чепурин 

одежду, обувь, швейную машину, самовар, зеркало, 
часы, даже детские носовые платки и платье умирающей 
матери. У моей соседки грабители отобрали последние 
сухари, а когда она заплакала и что-то сказала им, они 
пристрелили ее, а грудного ребенка взяли за ножки и со 
всего размаху ударили головой о дверь... 

На Дар-Горе, возле церкви фашисты повесили двух 
юношей и одну девушку. Очевидцы рассказывают, что 
молодые патриоты вели себя мужественно. Один из них, 
когда ему накинули петлю на шею, ударил гитлеровско- 
го офицера ногой и громко крикнул: 

- Сволочи! Все равно вам не победить наших! Крас- 
ная Армия перебьет всех вас, как бешеных собак! 
Это был комсомолец Александр Филиппов. Осталь- 
ных никто не знает. 
Освободив Верхний поселок тракторного, наши вои- 
ны обнаружили десятки замученных жителей. Фашист- 
ские изверги, ворвавшись в землянку Марии Дмитриев- 
ны Мухиной, выбросили под откос оврага 80-летнюю 
слепую старуху Самарину. У заступившейся за нее граж- 
данки Мухиной фашисты вырвали из рук ребенка и бро- 
сили его на колючую проволоку. 

В другой землянке проживала 72-летняя Самойлова. 
Гитлеровский офицер вышвырнул ее и застрелил". 

В акте, составленном старшим лейтенантом Ямпольс- 
ким, Кристотуровым и красноармейцем Степановым, со- 
общается: 

"Во время продвижения вперед, возле захваченного 
немецкого ДЗОТа нами были обнаружены два трупа жен- 
щин, изнасилованных, а затем зверски растерзанных. 
Одна из них раздета донага. На ногах и на нижней части 
живота - шесть ножевых ран, голова разбита каким-то 
тупым предметом. У второго трупа руки сзади связаны, а 
в грудь нанесено несколько пулевых ран..." 

Эти зверства звали воинов-сталинградцев к отмще- 
нию. Их не страшило ни трехкратное, ни пятикрат- 
ное превосходство врага. Наши атаки стали в десять раз 


Думы о Сталинграде 

яростнее. В них ходили теперь днем и ночью, в любую 
погоду, и проводниками, верными и надежными по- 
мощниками в этих атаках стали жители Сталинграда - 
число желающих вступить в ряды действующей армии 
или в отряды народного ополчения возросло неимо- 
верно... 

В бой рвались и женщины, требующие для себя лю- 
бой работы, какой бы опасной она ни была. 

Сталинградские женщины и девушки! 

Трудно перечислить многочисленные обязанности, 
которые упали на их хрупкие плечи. Они тушили пожары 
и охраняли заводы, спасали раненых воинов и дежурили 
на переправах, готовили пищу и стирали белье, ходили в 
разведку и заменяли матерей тем детям, чьи родители или 
погибли во время бомбардировок или сражались на пере- 
довой. 

О подвигах некоторых из них рассказала участница 
обороны Сталинграда Р. П. Терновая: 

"Комсомолка Тракторозаводского района Дуся Дмит- 
риева, когда началась Великая Отечественная война, ста- 
ла медсестрой. В первые дни за волжскую твердыню она 
в санитарной машине мчалась туда, где бойцы тушили 
пожары, разбирали завалы, ибо там всегда были челове- 
ческие жертвы. 

Однажды машину, в которой Дмитриева везла ране- 
ных воинов, обстреляли фашистские автоматчики, нане- 
сены были 22 пробоины, загорелась кабина, но сестре и 
шоферу удалось сбить пламя, и все раненые были спасе- 
ны. А Дуся с опаленными ресницами и бровями снова 
умчалась на передовые позиции. 

А вскоре она стала боевой разведчицей. Четырнадцать 
раз ходила Дмитриева в тыл врага, и в последний раз, 
возвращаясь обратно, попала на минное поле. Ей оторва- 
ло ноги и кисть руки. Дуся нашла в себе силы доползти 
до раненой подруги, тоже разведчицы - Нади Шуриной 
и тихо сказать: "Передай маме, товарищам, подругам, что 
умираю за Родину..." 


Юлий Чепурин 

Великой благодарности заслуживают женщины и де- 
вушки - военнослужащие Красной Армии: врачи, мед- 
сестры, санинструкторы, радистки, телефонистки. Как 
же было трудно им в этом кипящем адовом огне! 

Отважной разведчицей показала себя пожилая жен- 
щина Ф. М. Пирогова, ходившая в тыл врага восемнад- 
цать (!) раз. 

Смертью храбрых погибла разведчица Лида Алимова. 
Много раз выполняла она поручения командования и из 
тыла врага приносила важные сведения об огневых точ- 
ках, расположении войск. 

Выполняя очередное, шестнадцатое задание, Лида 
возвращалась через линию фронта. Фашисты заметили 
ее и убили. Вражеская пуля пробила комсомольский би- 
лет Лиды. 

Тяжело раненая в бою разведчица Людмила Крылова 
на допросе собрала уходившие силы и плюнув в лицо 
офицеру, выкрикнула: "Советские женщины не предают 
Родину. Я горда, что собственной рукой расстреляла не 
менее десяти фашистов!" 

И, конечно же, особо хочется сказать о девушках, вы- 
носивших с поля боя раненых бойцов и командиров. 
Ведь они не были вооружены, в их распоряжении были 
только йод, перевязочные средства. И если раненый воин 
лежал на земле и хоть в какой-то степени уже не подвер- 
гался опасности от пуль, то ведь санинструктор, или 
медсестра, или санитарка должна была р аботать, на- 
клонившись над раненым, являя собой удобную мишень 
для врага. 

Даже будучи раненые сами, эти милые, бесстрашные, 
подчас хрупкие девчушки, находили в себе силы отдалить 
раненого бойца от опасного места, и часто умирали рань- 
ше этого раненого, истекая кровью. 

Нет! Не даром на вершине Мамаева кургана уже мно- 
го лет возвышается фигура женщины - гордой и муже- 
ственной, с лицом, в котором соединилось все прекрас- 
ное, что может быть в женщине. 


Думы о Сталинграде 

Достойный символ Родины-матери! 

Наступление Юго-Западного, Донского и Сталинг- 
радского фронтов, осуществляющих операцию "Уран", 
было столь стремительным, что уже на пятые сутки, то 
есть 23 ноября, они закончили окружение войск врага. В 
гигантском котле оказались 22 дивизии гитлеровцев, на- 
считывающие около 330 тысяч человек. 

Теперь перед войсками Красной Армии стояло три за- 
дачи: 

1. Не допустить, чтобы "большое" кольцо окружения 
было разорвано вражескими силами извне. 
2. Силами 21-й, 24-й, 65-й, 66-й и 16-й воздушной ар- 
мий Донского фронта, а также 57-й, 62-й и 64-й армий 
Сталинградского фронта опоясать 6-ю армию Паулюса и 
часть сил 4-й танковой армии Гота, действующих непо- 
средственно в Сталинграде, на южных подступах к нему, 
вторым, "внутренним" кольцом, тем самым лишить врага 
возможности прорвать "большое" кольцо изнутри и спас- 
ти от гибели свои армии и армии союзников. 
3. Ликвидировать все окруженные вражеские войска. 
Фашистские полчища как в самом Сталинграде, так и 
далеко отстоящие от него, сражались с отчаянностью об- 
реченных. 

В ноябре, декабре и январе на огромной территории 
Сталинградской области и в самом Сталинграде шли 
ожесточенные сражения. Победа в этих сражениях оста- 
лась за нашими войсками - 2 февраля 1943 года над Ста- 
линградом взвилось знамя Победы и в городе, уставшем 
от грохота взрывов, трескотни пулеметов и автоматов, 
наконец, поселилась тишина. 

17 

Как жили воины-сталинградцы в условиях суровой 
борьбы? Чем питались? Где спали? Как проводили ко- 
роткий солдатский досуг в перерывах между боями? Как 


Юлий Чепурин 

переправляли на левый берег раненых, на чем? Регуляр- 
но ли получали письма из дома и свежие газеты? Одним 
словом, как был устроен их быт и отдых? 

Ближним тылом 62-й армии был откос крутого волж- 
ского берега, тянущийся на всем протяжении линии обо- 
роны армии примерно на восемнадцать километров. 

О! Это был странный, неповторимый по своей "ар- 
хитектуре" земляной город, ибо три стены каждого 
блиндажа, каждой землянки была земля. Стены неко- 
торых из них были обшиты досками, фанерой, или кус- 
ками железа - всем, что могли добыть сталинградцы 
на вспаханной взрывами бомб, мин и снарядов кромке 
берега. 

В блиндажах сооружались трехъярусные нары. Около 
них мастерился "стол" - чаще всего это был земляной 
столб. Земляным, как правило, был и первый этаж 
"спальных мест". Рады были и таким. Лишь бы можно 
было вытянуть ноги, чтобы тело хоть чуть-чуть отдохну- 
ло от непрерывных перебежек, скрюченного положения 
в тесных окопах. 

Основным освещением были "лампы-молнии", как 
прозвали их сталинградцы. Делались они так. Брали 
гильзу 76 или 45 миллиметрового снаряда (их называли 
"стаканами"), верх ее сплющивали, в гильзу наливали со- 
лярку. От старой шинели отрезали ленту сукна и впихи- 
вали в "лампу". И освещение - готово. 

Наиболее "хозяйственные" старшины и бойцы часто 
украшали блиндажи предметами, найденными в разби- 
тых домах. Ковры, люстры, картины, диваны или кресла, 
все это придавало тесной земляной норе домашний уют. 

Спали в три смены. Дожидающиеся своей очереди за- 
нимались борьбой с насекомыми или приводили в поря- 
док свое снаряжение и обмундирование, чистили и сма- 
зывали автоматы, набивали диски патронами. Каждый 
боец старался запастись ими с избытком, но это редко 
кому удавалось. С момента, когда по Волге пошел лед, 


Думы о Сталинграде 

доставка боеприпасов с левого берега резко сократилась. 
Доставляемые же боеприпасы в первую очередь посыла- 
ли на самые опасные участки. 

Почти в каждом полку одна из землянок была обору- 
дована под "Красный уголок". Здесь бойцы и офицеры 
могли почитать газеты, журналы, которые доставлялись 
с удивительной аккуратностью "почтовиками", написать 
письмо, а иной раз и послушать выступление дивизион- 
ного ансамбля художественной самодеятельности. В чис- 
ло участников этих ансамблей очень часто входили про- 
фессиональные музыканты и певцы, имеющие высшее 
или среднее музыкальное образование. Особенным успе- 
хом в их репертуаре пользовались песни-пародии, вы- 
смеивающие фашистских захватчиков. 

Часто гостями сталинградцев были армейские поэты 
и писатели, работающие в армейских и фронтовых газе- 
тах. Считали за честь выступить перед воинами и такие 
известные всей стране поэты как Константин Симонов, 
Евгений Долматовский, Александр Яшин, писатели-про- 
заики Василий Гроссман, Николай Вирта и другие. 

Нет! Жизнь в ее полном и многообразном значении 
не замирала в сражающемся Сталинграде ни на один 
день, ни на один час. Горячая пища готовилась в поход- 
ных кухнях тут же, на кромке волжского берега. Отсюда 
ее в термосах разносили по ротам и батальонам. Трудное 
это было дело - доползти до товарищей с тяжелым тер- 
мосом, преодолевая каменные завалы, укрываясь от пуль 
и осколков мин или пулеметных очередей. 

Часто бойцы переднего края, у которых в отдельные 
периоды по нескольку дней не было во рту ни росинки, 
порой так и не дожидались горячего кулеша или сытной 
и вкусной похлебки из горохового концентрата. Еще 
обиднее было, когда до них не доходили заветные "нар- 
комовские" стограммы. Эта особая часть "меню" выдава- 
лась старшинам на солдат и офицеров в отдельных пунк- 
тах. И чтобы получить ее, тоже нужно было рисковать 


Юлий Чепурин 

жизнью. Пунктов выдачи водки было немного. Путь к 

ним был неблизким и, как всегда, смертельно опасным. 

Но винить в этом было некого. 

Представители интендантской службы, снабженцы 
всех рангов, старшины делали все для того, чтобы накор- 
мить и снабдить питьевой водой своих товарищей. Они 
знали: жажда мучает их куда сильнее, чем голод. О куре- 
ве и говорить нечего. 

Бывало так: сегодня дадут горячую обжигающую рот 
лапшу, а завтра - промерзший хлеб, который приходи- 
лось рубить на куски топором. 

До начала ледохода наиболее отчаянные хлопцы, осо- 
бенно из числа моряков, добывали "дополнительный 
харч", ныряя в затонувшие баржи и доставая из их недр 
банки с рыбными консервами и тушенкой. 

И все-таки на первом месте стояла забота не о еде, а 
о боеприпасах. Предвидя приближение ледохода, тыло- 
вики 62-й армии приняли все меры к тому, чтобы в Ста- 
линград было доставлено как можно больше боеприпа- 
сов всех видов. 

Этот запас, надо сказать, особенно помог группе пол- 
ковника Горохова, сражающейся в окружении севернее 
тракторного завода, и бойцам 95-й дивизии полковника 
Горишного, в течение более месяца ведущим бои за со- 
единение с отрезанной 138-й дивизией Людникова. 

Раненых переправляли на левый берег в любое время 
суток - днем и ночью: на пароходах, бронекатерах, пло- 
тах, но главным образом, на весельных лодках-"двухпар- 
ках"*. В первую очередь, конечно, тяжелораненых. В 
ожидании переправочных средств они располагались в 
специально оборудованных для этого просторных блин- 
дажах в откосах крутого берега Волги, где им оказывалась 
первая медицинская помощь. ("Первая медицинская по- 
мощь, - как сказал один из раненых, - лучше самой пос- 
ледней, профессорской"). 

* Вместительная рыбацкая лодка с двумя парами весел. 

Думы о Сталинграде 

Операции по эвакуации раненых считались одними 
из самых опасных, поэтому в экипажи переправочных 
средств подбирались, как правило, коренные волгари - 
смелые и отчаянные. Их руки с буграми желтых, почти 
окостеневших мозолей, не знали устали. 

Нередко можно было наблюдать такие волнующие 
сцены. 

Вот лодка уже сверх всякой нормы загружена тяжело- 
ранеными, она готова отчалить, чтобы направиться к за- 
ветному левому берегу. Но в этот момент прибывает но- 
вая группа раненых, среди которых много совсем моло- 
дых солдат. Некоторых из них несут на носилках, другие 
идут "своим ходом", оплетенные пропитанными кровью 
бинтами. 

И тогда происходит невероятное: один, два, а то и 
несколько тяжелораненых пожилых солдат вдруг пере- 
валиваются через борт лодки и один из них с трудом, с 
хрипом, говорит: 

- Эй, ты, белявый, садись на мое место... Мне все 
равно "хана", а тебе - жить... 

Сталинградцы оставались сталинградцами... 

Незабываемый, весь изрытый воронками с многочис- 
ленными оврагами Сталинградский берег! 

Как ты помогал нам сражаться и набираться сил! Как 
укрывал, спасал от смерти! На твоей тверди давали 
клятву на верность Родине, на верность воинскому дол- 
гу сыны и дочери Отчизны. Здесь целовали бойцы по- 
лотнища полковых и дивизионных знамен, здесь вруча- 
ли высокие награды Родины наиболее смелым и отваж- 
ным. Здесь берег принял в скромные, наспех вырытые 
могилы тела многих воинов-сталинградцев, до после- 
дней капли крови сражающихся за то, чтобы Волга ни- 
когда не стала добычей врага, чтобы ее струи текли спо- 
койно и плавно туда, куда указала ей путь Природа. 

Славный Сталинградский берег!.. 


Юлий Чепурин 

18 


Великая Сталинградская битва длилась не двести дней 
и ночей, как утверждают наши военные историки, а 
дольше*. 

Она закончилась славной победой Советских Воору- 
женных сил над сильнейшей в мире, считавшейся непо- 
бедимой немецко-фашистской армией. Итогом Сталинг- 
радской битвы был крутой перелом в ходе не только Ве- 
ликой Отечественной, но и всей второй мировой войны. 

Нелегко давалась нам наука побеждать в первые пол- 
тора года борьбы с сильным и опытным противником. 

Победителей, как известно, не судят. 

И все же... Все же... 

Все эти годы мне не дает сна и покоя мысль о непо- 
мерно великом числе погибших наших воинов. Погиб- 
ших в результате вопиющей неорганизованности в верх- 
нем эшелоне нашего военного руководства. 

Так, например, за 2 месяца (12 июля - 12 сентября 
1942 года) сменилось четыре (!) командующих 62-й арми- 
ей (генералы В. Я. Колпакчи, А. И. Лопатин, Н. И. Кры- 
лов**, В. И. Чуйков). 

Спрашивается: могли ли те же В. Я. Колпакчи и 
А. И. Лопатин, сменяя друг друга с калейдоскопической 
быстротой, хотя бы мало-мальски ознакомиться с таким 
сложным механизмом как армия? Могли ли они узнать 
качества (военные и чисто человеческие) командиров ди- 
визий и приданных армии отдельных частей и подразде- 
лений? 

Нет, конечно. Зато хозяином положения во всех от- 
ношениях становился командующий, который срастался 
с армией душой и телом, как тот же Василий Иванович 

* Началом Сталинградской битвы надо считать 18 июня 
1942 года, с момента начала наступления гитлеровцев с целью ов- 
ладеть Сталинградом. - Ю. Ч. 
** Н. И. Крылов был временно исполняющим обязанности 
командующего армией - всего двое суток. 


Думы о Сталинграде 

Чуйков или командующий 64-й армией Михаил Степа- 
нович Шумилов. 

Оба стояли во главе своих армий по пять с половиной 
месяцев, что, несомненно, явилось решающим фактором 
в победах, которые одержали обе армии под их руковод- 
ством. 

В своем очерке я приводил и другие причины, кото- 
рые приводили к неоправданно большим потерям лично- 
го состава наших войск. Вспомним хотя бы одну из "ви- 
новниц" прорыва немцев к Волге 23 августа 1942 года - 
нашу 4-ю танковую армию, которую заставили воевать, 
лишив ее танков. 

Вспомним: как непродуманно распоряжалась Ставка 
и Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин страте- 
гическими резервами. Это обстоятельство стало одной из 
причин больших жертв с нашей стороны в ходе всей кам- 
пании сорок второго года: в Крыму, Керчи, под Вороне- 
жем, Харьковом, на Кавказском и, наконец, Сталинград- 
ском направлении. 

Глубоко ошибается и тот, кто посчитает, что окруже- 
ние гитлеровцев в районе Сталинграда и ликвидация их в 
пределах самого города стоило нам малой крови. Мы до 
сих пор, к сожалению, не имеем сведений о количестве 
наших потерь в ноябре-декабре-январе 1942-1943 го- 
дов, но уже сама их "секретность" говорит о многом. 

Немецкий генерал-майор Ганс Дерр, участвовавший 
в Сталинградской битве, а затем после войны сделавший- 
ся ее своеобразным "летописцем", в своей книге "Поход 
на Сталинград" вынужден признать: 

"Только в период с 24 января по 2 февраля 1943 год 
было убито и умерло более 100 100 ??? человек". 

Всего же немецкие захватчики потеряли в боях за 
Сталинград убитыми, ранеными и пленными до 1,5 мил- 
лиона человек!* 

* Академик А. М. Самсонов. "Сталинградская битва". М., 
изд-во "Наука", 1983 г., с. 514. 

Юлий Чепурин 

Эта "сводка" невольно возвращает меня к тому, с чего 
я начал свой очерк: "Сталин "утвердил" цифру наших 
потерь в Сталинграде 57 тысяч человек". 

Это - ложь! Это злонамеренная ложь, рассчитанная 
на наивных и легковерных людей. 

Сейчас, когда я пишу эти строки, передо мной стоит 
жуткая незабываемая картина: все канавы, все прибреж- 
ные кромки оврагов в полосе фронта 62-й армии были 
забиты смерзшимися трупами наших воинов. Их было 
так много, что, уложенные в несколько рядов, они обра- 
зовывали своеобразные настилы, по которым ходили 
люди. Ужасным было и то, что мы уже привычно смот- 
рели на это, сознавая, что и мы, живые, можем в любую 
минуту пополнить эти настилы. 

Сколько же матерей не получили весточек о судьбе 
своих сыновей! Но нельзя за это строго судить команди- 
ров-сталинградцев. В Сталинграде начиная с 23 августа и 
до самого 2 февраля творился ад кромешный. Они, ко- 
мандиры, тоже гибли бессчетно, и тела многих из них 
тоже покоились в этих обледеневших, не скрытых от взо- 
ров людей братских могилах. 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 

Мы живем в дни, когда провозглашена эра Правды и 
Справедливости. 

Развенчан как "лже-военный гений" Сталин, припи- 
савший себе все одержанные в ходе Великой Отечествен- 
ной войны победы. 

Возводится памятник действительно выдающемуся 
советскому полководцу Г. К. Жукову*, лавры которого, 
равно как и лавры многих других наших славных воена- 
чальников, так же беззастенчиво и бесцеремонно при- 
своил себе Сталин. 

* Очерк написан автором в 1988 году. 

Думы о Сталинграде 

Но еще многое предстоит сделать для восстановления 
справедливости. 

Разве можно согласиться с тем, что в БСЭ (2-е изда- 
ние) не нашлось места хотя бы для самых кратких сведе- 
ний о командующем 64-й армии М. С. Шумилове, не от- 
давшему врагу южные пригороды Сталинграда, а затем 
пленившего самого Паулюса? Для Шумилова не нашлось 
нескольких слов, зато нашлось место для большой справ- 
кио шубной моли! 

Не может не вызвать недоумения и однотомная эн- 
циклопедия, приуроченная к 40-летию победы в Вели- 
кой Отечественной войне. 

В статье, посвященной Сталинградской битве, назва- 
ны соединения и части 62-й армии, действующие на под- 
ступах к Сталинграду, до начала уличных боев. Зато не 
названо ни одной дивизии, ни одной части, ни одного 
подразделения, участвующих в кровопролитных уличных 
боях в самый активный период Сталинградского сра- 
жения. Не упомянут ни один из командиров дивизий 
и бригад, чьи имена знала вся страна, это А. И. Родим- 
цев, В. А. Горишный, Н. Ф. Батюк, Ф. Н. Смехотворов, 
В. П. Соколов, С. Ф. Горохов, С. С. Гурьев, Л. Н. Гуртьев, 
Н. Е. Глазков, И. И. Людников, А. А. Сараев, В. Г. Жолу- 
дев и многие другие. 

Как же несправедливо это! 

Вот почему очень важно нам, участникам Сталинг- 
радской битвы, а также ученым, изучающим все ее ас- 
пекты, с предельной правдивостью рассказать современ- 
никам и донести до наших потомков какую высокую 
цену заплатили мы за нашу свободу и независимость. 
Какую дорогую цену заплатили за свои просчеты и 
ошибки в ходе Великой Отечественной войны. 

Много лет минуло с той поры. 

Ушли из жизни Командарм 62-й Василий Иванович 
Чуйков, Командарм 64-й Михаил Степанович Шумилов, 
другие славные наши военачальники. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Много, слишком много героев-сталинградцев не до- 
жили до наших дней, до поры, когда стала известна 
правда о Сталине, на ком в первую очередь лежит вина 
за наши военные неудачи и неоправданные, человечес- 
кие потери. 

Да! Трудно далась нам наука побеждать, но мы одоле- 
ли ее, хотя заплатили за это миллионами человеческих 
жизней. 

Победителем у стен Сталинграда стал НАРОД, наш 
великий Советский народ, которого Сталин никогда по- 
настоящему не знал, которому он никогда не доверял. 

Мы взяли на вооружение этот горький опыт. 

Многие иноземные захватчики за семьдесят лет исто- 
рии нашего социалистического Отечества пытались по- 
работить нашу страну. 

Не выходило! 

Не выходило никогда, никогда не выйдет и 
впредь! 


ПРОТИВОСТОЯНИЕ 

(Очерки о героях Сталинградской битвы) 

У БЕЗЫМЯННОЙ ВЫСОТЫ 

(Подвиг тридцати трех) 

Среди моих фронтовых записных книжек есть завет- 
ные сталинрадские. Их - несколько. Сегодня с волне- 
нием открываю одну из них. Она относится к началу боев 
за Сталинград, к августу сорок второго года. В ней почти 
со стенографической точностью записан со слов самих 
участников рассказ о подвиге тридцати трех советских 
воинов, которые 24 августа 1942 года в районе села Ма- 
лая Россошка, что в 50-60 километрах к северо-западу 
от Сталинграда, в многочасовом жестоком бою уничто- 
жили двадцать семь фашистских танков, истребили боль- 
шое количество вражеских солдат и офицеров, при этом 
оставшись целыми и невредимыми. 

Подвиг этот окрылил тогда всех советских бойцов, 
сражавшихся на подступах к Сталинграду. С необычай- 
ной, почти физически ощутимой силой он вдохнул в них 
веру в нашу конечную победу. 

Этот подвиг показал (и - доказал!), что Сталинград 
станет для гитлеровцев мельницей, из-под жерновов ко- 
торой им вряд ли удастся выбраться. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Как это было важно тогда в трудное, знойное, не- 
скончаемое лето сорок второго года! 

Имена политрука Алексея Евтифеева, младших лейте- 
нантов Дмитрия Пуказова, Георгия Стрелкова, Лаврентия 
Луханина, замполитрука Леонида Ковалева и их боевых 
друзей буквально на второй-третий день стали известны 
Сталинградскому фронту, а затем и всей стране. 

Подвиг тридцати трех положил начало массовому ге- 
роизму, который был так характерен для всего Сталинг- 
радского сражения. И если я вспоминаю сегодня именно 
об этом подвиге, то это не означает, что он нес в себе 
черты исключительности. Наоборот! В нем лишь как в 
капле воды отразилось мужество не только героев Ста- 
линградской битвы, но и всех участников Великой Оте- 
чественной войны. 

Сейчас, когда я смотрю на пожелтевшие от времени 
странички записной книжки, всматриваюсь в полустер- 
шиеся карандашные записи, в нарисованную схему боя, 
я вдруг ловлю себя на мысли о том, что не могу, не имею 
права ни убавить, ни добавить ни одного слова к тому, 
что сказали ОНИ, наши славные герои. 

Моя записная книжка, сохранившаяся в том виде, в 
каком видели ее ОНИ с записями своих рассказов, при- 
надлежит уже не мне. Она стала ценным документом, до- 
стоянием истории. 

Вот что рассказывают сами герои этого сражения. 

Рассказывает политрук Алексей Евтифеев: 

"... С Дальнего Востока приехали 5 августа. В бой 
вступили 22 августа. Был назначен политруком роты свя- 
зи. В ночь с 22 на 23 успешно отражали атаки в районе 
Малой Россошки. На этом участке немцы особенно на- 
стойчиво рвались к Сталинграду. К вечеру 23 врагу уда- 
лось овладеть высотой 137, которая являлась господству- 
ющей на этом участке. Потеря этой высоты намного ус- 
ложнила положение нашей дивизии. 

24 августа мне было приказано с группой связистов в 
двенадцать человек охранять подходы к командному 


Противостояние 

пункту нашего полка, расположенного на безымянной 
высоте несколько южнее высоты 137. Метрах в двухстах 
от высотки мы заранее вырыли щель длиною примерно 
в десять метров. Из моих связистов ранило двух человек. 
Я приказал четверым из моей группы доставить раненых 
в пункт медпомощи. Со мной осталось пять человек: 
младший лейтенант Георгий Стрелков, младшие сержан- 
ты Михаил Кондрашов и Хоржевский, ефрейтор Юрпа- 
лов. (Фамилии пятого в записной книжке почему-то не 
оказалось. - Ю. Ч.) 

24-го в 12.00 - противник открыл с соседней высоты 
137 ураганный огонь из минометов и пулеметов. Вступи- 
ла в действие авиация. Особенно яростно немцы начали 
бомбить КП нашего полка. 

К 16.00 с левой стороны стали стягиваться танки. Их 
было 15 штук. На броне сидели автоматчики. Когда тан- 
ки подошли на расстояние 500-600 метров, огонь пре- 
кратили. Начали обстреливать автоматчики. 

Вооружение у нас: 4 винтовки, у меня - автомат. 
К счастью, был еще ящик, наполненный бутылками с 
горючей смесью "КС". Решил, что этого недостаточно, 
и пополз в расположенный неподалеку окоп. В нем ле- 
жали убитые курсанты Орджоникидзенского военного 
училища. Увидел в окопе противотанковое ружье и 
двадцать патронов к нему, взял и вернулся в свой окоп. 
Выдвинул ружье на бруствер (такое ружье держал в ру- 
ках впервые), прицелился в первый танк (они шли гусь- 
ком на небольшой скорости, желая окружить нас), выс- 
трелил. Танк сразу загорелся. Стало веселее. Поправил 
каску... 

- Давай патроны! - кричу младшему лейтенанту 
Стрелкову (он был командиром штабного взвода связи). 
Вторым выстрелом промахнулся. Третьим поджег второй 
танк. Ребята кричат: "Есть! Горит!" Четвертым патроном 
попал в третий танк. Он тоже загорелся. На пятый раз 
промахнулся. Шестым выстрелом зажег четвертый танк 
и отбил плечо. Меня сменил Стрелков. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Давай, Стрелков, стреляй! Фрицы отступят! 
Он подбил два танка с восьми выстрелов. Остальные 
бойцы подавали патроны и следили за тем, чтобы к на- 
шему окопу не подобрались с тыла немецкие автоматчи- 
ки и остальные танки. Этого не случилось. Девять уце- 
левших вражеских танков повернули обратно. Ненадол- 
го. Прошел час, другой, с той же стороны на наши окопы 
пошло 56 танков Увидев шесть пылающих машин, танки 
не пошли вперед, а скрылись за высотой. 

С наступлением темноты у нас в тылу оказалось свы- 
ше 20 танков. Они обошли противотанковый ров, мин- 
ное поле и направились к окопу, где занимали оборону 
группа автоматчиков под командованием младшего лей- 
тенанта Дмитрия Пуказова и пешие разведчики под ко- 
мандованием замполитрука Леонида Ковалева. Теперь 
слово за ними. 

Рассказывает младший лейтенант Дмитрий Пуказов 
(в том памятном бою он был старшиной роты автомат- 
чиков): 

"...Весь день 23 августа противник бомбил передний 
край. Приближался вечер. Я и старшина Луханин взяли 
плащ-палатки, достали хлеба и принесли на передовую. 
Но в окопе, который должны были занимать наши ребя- 
та, их не оказалось. Встретили командира роты, спра- 
шиваем: "Куда же нам идти? Что делать?" "Воевать, - 
отвечает комроты Залевский. - Помогайте нашим раз- 
ведчикам". Так мы оказались в одном окопе с Ковале- 
вым и его разведчиками. Окоп был длиною 20-25 мет- 
ров, он имел зигзагообразную форму. Даже когда ближе 
к ночи нам прислали еще двенадцать автоматчиков, в 
траншее было не тесно. Левую ее сторону заняли мы, а 
правую - Ковалев и его товарищи. 

Утром 24 августа противник стал яростно обстреливать 
нас. Тяжелая немецкая мина угодила в одну из ячеек око- 
па. Четверых убило, двоих тяжело ранило. Убитых товари- 
щей положили на дно окопа и накрыли плащ-палаткой. 

Примерно в пять часов дня (несовпадение в указании 
начала боя объяснимо: часы были лишь у двух-трех че- 


Противостояние 

ловек - Ю. Ч.) появились немецкие танки. На каждом 
из них - немецкие автоматчики. По пять человек. Я еще 
ни разу не опробовал свой автомат. Из одного танка вы- 
шел офицер. Я дал одиночный выстрел. Офицер свалил- 
ся. Два немца выбежали из танка, хотели унести труп. 
Дал очередь - упали. Потом сбил с брони еще шесть фа- 
шистов. Сел закурить. Ребята спрашивают: "Ты что де- 
лаешь?" Курю..." - отвечаю. "Перерыв. Сейчас опять ра- 
ботать начнем". 

Как раз в этот момент загорелся первый танк, кото- 
рый поджег из бронебойного ружья Евтифеев. Завидно 
стало. А что делать? Из противотанкового ружья за сотню 
метров танк подбить можно, и поджечь можно, а из авто- 
мата - слабоV. Хоть пуля и достанет, а только укусит, ужа- 
лит. В лучшем случае фрица на тот свет пошлет, того, что 
с автоматом на броне прилепился. Смотрим, евтифеевцы 
подожгли еще один танк, потом - третий, четвертый... 
Всего шесть штук! Шесть штук из пятнадцати! Эх, думаю, 
к нашему бы окопу они ближе подошли, мы бы их, так- 
растак, горючими бутылками "приласкали"! И надо же! - 
будто фрицы меня подслушали. Оглянулись - прямо на 
наш окоп больше двадцати немецких танков прет. Напря- 
мик! Черт их знает, как они подкрались. Впрочем, ничего 
удивительного: такой грохот кругом стоит - оглохнуть 
можно. А тут еще от горящих немецких танков такой чер- 
ный дымище тянет померкло все. 

Первый танк, который подошел к окопу ближе дру- 
гих, дал огненную струю. 

В окопе началось смятение. Кричу во всю глотку: 
"Слушай мою команду! Приготовить бутылки с горючей 
смесью!" Еле-еле успели. Через нашу часть окопа прошло 
пять танков. Первые бутылки бросили я и красноармеец 
Ряшенцев. Танки сразу загорелись. Тут пошло! Били мы 
танки смело и точно. Наша группа уничтожила восемь 
танков. Ночь. Темно, хотя рядом с окопом танки полыха- 
ют. Немецкие танкисты, которые выскакивали из горя- 
щих танков, погибали от огня наших автоматов. Один тя- 
желый танк, наверно, захотел отомстить нам и начал 


Юлий ЧЕПУРИН 

"утюжить" наш окоп. Но все остались живы. А как только 
танк двинулся от окопа, думая, что все мы завалены зем- 
лей, в него сразу полетело пять бутылок с горючей сме- 
сью. Вспыхнул, как миленький. У Ковалева и его ребят 
дело тоже неплохо шло. Они даже установили рекорд - 
сожгли тринадцать вражеских танков. А как это им уда- 
лось - пусть сам расскажет. 

Рассказывает замполитрук Леонид Ковалев: 

"...24 августа нашему взводу пешей разведки было 
приказано занять рубеж и оборонять ответственный уча- 
сток в районе высоты 137. Мы заняли зигзагообразную 
щель, вырытую еще до нашего прихода на переднем 
крае. С утра шел активный огневой бой. Наш полк нес 
большие потери от бомб противника, от огня минометов 
и пулеметов. Потом в дело вступили немецкие танки. 
Они показались из-за высоты 137 примерно в 16.00. Вы- 
строившись в одну линию, танки двинулись в сторону 
КП нашего полка параллельно линии нашей обороны и 
держались на приличном расстоянии от наших окопов. 

Успешное начало бою положил политрук Евтифеев. 
Он и лейтенант Стрелков из противотанкового ружья 
уничтожили шесть вражеских танков. Остальные маши- 
ны уклонились от дальнейшего боя, повернули назад. 
Через некоторое время из-за высоты 137 вышли 56 тан- 
ков. Разделившись на две колонны, они начали окружать 
нас. Им это удалось. БоVльшая часть машин направилась 
в сторону траншеи, где находились автоматчики Пуказо- 
ва и мои разведчики. Первыми приблизились к окопу 
танки с огнеметными установками. Сначала мы увидели, 
как огненные струи направлялись в сторону автоматчиков 
Пуказова. Но вот дошла очередь и до нас. От пламени ог- 
немета загорелись младший сержант Пасхальный, красно- 
армейцы Нечупаренко и Труш. Ребята сбили их с ног и 
начали тушить - засыпать их горящие волосы и одежду 
землей, которую они сбивали со стен траншеи сапер- 
ными лопатками и касками. На мне загорелась шинель. 
Я сказал ребятам: "Будем стоять насмерть, другого выхо- 
да у нас нет". Мы боялись, что огнеметы зажгут бутылки 


Противостояние 

с горючей смесью, и стали засыпать их землей, чтобы 
они не загорелись раньше времени. 

Немцы воспользовались нашим коротким замеша- 
тельством, и их первый танк прошел над нашими голо- 
вами. Но едва он отошел от кромки траншеи, красноар- 
меец Калита не растерялся и швырнул в него бутылку с 
горючей смесью. Танк запылал. Это не остановило фа- 
шистов - их танки один за другим стали проходить над 
нашим окопом. Но мы не дрогнули. Метко и ловко швы- 
ряли бутылки во вражеские машины Мингалев, Прошин, 
Матюшенко, Титов, Пасхальный. Они зажгли десять 
танков. Три машины удалось поджечь мне. Экипажи за- 
горевшихся танков уничтожали огнем из винтовок и ав- 
томатов. Конечно, иногда ребята и промахивались, но 
чаще попадали в цель. Били и в борта и в заднюю корму, 
где расположен двигатель. 

Сколько времени прошло? А шут его знает. Не заме- 
тили, как ночь подошла, а бой все идет и идет. Одно 
помню: в два часа ночи немецкие танкисты не стали 
больше рисковать и отошли за высоту 137. Кругом горе- 
ла трава, стога соломы. Израсходовав все боеприпасы, 
мы начали догонять своих". 

*** 

Сражаясь 24 августа с вражескими танками у безы- 
мянной высоты, герои еще не знали подлинную цену 
своего подвига. 

Вспомним: Гитлер отдал приказ командующему 
6-й полевой армии генералу фон Готу и 4-му воздушно- 
му флоту гитлеровцев во что бы то ни стало овладеть 
Сталинградом к 25 августа1942 года. Немецкие полчи- 
ща трех родов войск решили "перевыполнить план" и 
захватить Сталинград 23 августа. Этот теплый и ясный 
солнечный день был смертельно опасен для Сталин- 
града. 

После многочасовой непрерывной бомбардировки го- 
рода 23 августа немецкие танки, образовав мощный 
клин, прорвали Сталинградский фронт в стыке наших 


Юлий ЧЕПУРИН 

62-й и 4-й танковой армий и во второй половине дня 
вышли к Волге, к северной окраине города. 

Неимоверными усилиями бойцов дивизии НКВД, от- 
рядов народного ополчения и зенитчиков, открывшим 
огонь по танкам из зенитных орудий прямой наводкой, 
продвижение противника к центру города было при- 
остановлено. На следующий день, то есть 24 августа гит- 
леровцы наметили новый танковый удар, нацеленный 
уже на центр города двумя танковыми клиньями, соеди- 
ненными в один мощный кулак, начав движение как раз 
из района села Малая Россошка, то есть от высоты 137. 

Удар этого мощного танкового "кулака" должен был, 
по замыслу немецкого командования, заставить Сталин- 
град капитулировать. 

Не допустить образование этого танкового "кулака", 
задержать колонну вражеских танков у Малой Россошки 
было приказано командиру пехотного полка под коман- 
дованием полковника Казарцева: наши танковые части 
еще не успели подойти к Сталинграду, они задерживали 
врага на дальних подступах к городу. Евтифеев, Пуказов, 
Ковалев и остальные герои сломали острие этого второго 
танкового клина, что нарушило планы немецкого коман- 
дования. 

Итак, степь. Две высоты. Одна из них с геодезиче- 
ской отметкой "137" - в руках немцев. Другая, безымян- 
ная - в наших руках. Между ними минное поле, про- 
тивотанковый ров и три окопа. Один, как мы помним, 
вырыли связисты Евтифеева, в другом лежат тела кур- 
сантов Орджоникидзенского училища. Третий окоп, точ- 
нее зигзагообразная траншея длиной 20-25 метров, ук- 
рыла разведчиков под командованием замполитрука Ле- 
онида Ковалева и автоматчиков под командованием 
старшины Дмитрия Пуказова. Овладев высотой 137, про- 
тивник бросает в бой все новые и новые силы, желая 
овладеть безымянной высотой, преградившей ему путь к 
городу. Близость Сталинграда пьянит его. С трудом сдер- 
живают наши войска натиск. Записная книжка сохрани- 
ла фразу, оброненную Леонидом Ковалевым: "До боя с 


Противостояние 

немецкими танками мы двое суток дрались с пехотой - 
не ели, не пили". 

Да уж, наверно, куда как было трудно, если даже свя- 
зисты во главе с политруком Евтифеевым вынуждены 
были вступить в бой с танками не имея при себе необхо- 
димого для такого случая оружия. 

Земля содрогается от взрыва бомб, тяжелых мин 
(о снарядах участники сражения почему-то не упомина- 
ли), неумолчная стрекотня пулеметов и автоматов - на- 
ших и противника. 

Горит трава, зажженная немецкими огнеметами. 
Дым, пыль, столбы вздыбленной взрывами земли. По- 
рывистый, горячий степной ветер. Нет воды. 

Все это нужно представить, читая сейчас лаконичные, 
сдержанные рассказы героев знаменательной битвы. 

Мы уже знаем, что бой завершился победой совет- 
ских воинов. 

За стойкость, мужество и отвагу, проявленные в бою 
у безымянной высоты, А. Г. Евтифеев, Л. И. Ковалев, 
Г. А. Стрелков, М. И. Мингалев, В. А. Пасхальный, В. И. Ма- 
тюшенко, С. Н. Прошин были награждены орденами Ле- 
нина. Орден Красного Знамени получили Д. И. Пука- 
зов, Л. Г. Луханин, П. П. Почиталкин, И. М. Ряшенцев, 
А. Г. Рудых, Н. Ф. Пьяночкин, Н. С. Власкин, Г. И. Баш- 
маков, Н. И. Иус, В. А. Мезенцев. Остальные участники 
боя были награждены медалями "За отвагу" и "За боевые 
заслуги". 

Мне довелось встретиться с участниками сражения у 
безымянной высоты в торжественный и счастливый для 
них день, когда им был объявлен Указ Президиума Вер- 
ховного Совета о награждении их высокими правитель- 
ственными наградами. Я попросил главных "виновни- 
ков" незабываемого сражения рассказать о себе. Передаю 
их краткие рассказы в том виде, в каком они были запи- 
саны. 

Алексей Евтифеев родился в 1911 году в Красноярс- 
ком крае, селе Балахта. Отец, Григорий Александрович, 
24 года проработал телеграфистом на почте в Балахтин- 


Юлий ЧЕПУРИН 

ском районе. Мать, Анфуза Григорьевна, 56 лет - домо- 
хозяйка. Жена, Прасковья Николаевна, работает секре- 
тарем РайНКВД. Дочке Людмиле - 3 года. Токарь по 
металлу. Член ВЛКСМ с 1930 г., член партии с 1939 г. 
Участвовал в финской войне. 

- Когда я был письмоносцем, мальчишкой еще, - 
переходит Евтифеев от "анкеты" к эпизодам из своей 
жизни, - увидел в первый раз трактор. И так потянуло 
меня к машинам! Стал неплохим токарем по металлу, в 
нашу Балахтинскую МТС пришел новый токарный ста- 
нок. Старый токарь мастерских Кононов Петр Петрович, 
имеющий десятилетний стаж, заявил, что на этом станке 
гильзы для двигателей тракторов точить и шлифовать 
нельзя. А МТС была в прорыве, испытывала острую нуж- 
ду в этих деталях. Я в это время работал нормировщи- 
ком. Директор МТС, кубанец Дядьков Максим Петро- 
вич, вызвал меня и говорит: "Ленька, гром тебя бей, ты 
знаешь, что мы в прорыве и мне нужны четыре гильзы. 
Наш токарь Кононов говорит, что на новом станке 
нельзя проточить гильзы". "Почему? - говорю я, - наш 
отечественный станок, да не проточим? Сделаем!" 

Ночью, когда все из мастерской ушли, взяли мы с ма- 
шинистом Прилуцким фонарь "летучая мышь" и присту- 
пили к работе. К утру гильзы были расточены и отшли- 
фованы. Старик Кононов стал меня упрекать: "Ты поче- 
му мой авторитет подрываешь?" "Ничего, - говорю, - 
государственный интерес я на твой личный менять не 
буду..." 

Леонид Ковалев родился в 1916 г. в Приморском крае: 
Соколовский район, село Вангово. Глушь. Сопки. Обра- 
зование - три класса. Жена, Елизавета Афанасьевна,- 
контролер сберкассы. Сыну Владимиру 5 лет. Отец, Иван 
Степанович, 48 лет, плотник на рыбозаводе. Мать, Прас- 
ковья Ефремовна, домохозяйка, общественница. Награж- 
дена значком "Отличник рыбной промышленности". Но 
если рыба идет, она не может усидеть на месте. В семье 
семь братьев. Пятеро из них - в Красной Армии. 


Противостояние 

Работать начал очень рано. Отец брал с собой на ле- 
соразработки. Был поливальщиком ледяной дороги. Ра- 
бота трудная. Днем дорога разбивалась, ночью ее нужно 
было поливать, заделывать ледовые выбоины. Потом на- 
чал работать подвозчиком леса. Весной сплавляли лес. 
Как-то мимо нашего села проходила бригада ремонтни- 
ков телефонной линии. Один из них как-то шутя сказал: 
"Айда с нами!" Пошел. Работал у них поваром. А когда 
кончили ремонтировать линию, сменил профессию по- 
вара на конюха. Работал и письмоносцем - не понрави- 
лось. Однажды комсомольская организация послала меня 
вместе с другими ребятами на рудник "Тетюхи" на про- 
рыв. За хорошую работу направили учиться в райсбер- 
кассу. Сначала дело шло плохо, потом наладилось, под- 
нажал, как следует. После окончания трехмесячных кур- 
сов стал заведующим сберкассой второго разряда. С этой 
должности и был призван в Красную Армию. 

В ту пору Леонид Ковалев уже был коммунистом, вот 
почему на фронте он скоро стал заместителем политру- 
ка роты разведчиков. Человек он скромный, степенный. 
О себе говорит скупо, как бы нехотя. Зато как он преоб- 
ражается, когда начинает рассказывать о своих боевых 
друзьях. 

Дмитрий Пуказов родился в 1917 г. в Омской области. 
Он из села Славинки Любинского района. Жена - домо- 
хозяйка. Дочь Шура - 4 года. Мать - Анна Ивановна. 
Есть пять братьев и две сестры. В Красную Армию при- 
зван в 1938 году. Служил в отдельном разведывательном 
батальоне до 1940 г. После демобилизации работал плот- 
ником в Иркутской области, в городе Усолье. 

Потом работал завмагом в городе Спасске. Вообще 
работать начал рано. Однажды в 1933 г. леспромхоз по- 
просил сплавить по реке Китой до гавани Баликтуй 

20.000 штук шпал. Расстояние - 150 километров. Река 
быстрая, вода холодная. Много порогов, камней. Жела- 
ющих было немного. Тогда я и еще шестнадцать моло- 
дых ребят взялись за это дело. За тридцать дней шпалы 

Юлий ЧЕПУРИН 

были доставлены на место. Два раза в дороге премирова- 
ли. В первый раз костюм дали, во второй - брюки. 

В 1937 году в селе Велектуй надо было разобрать две 
церкви. Охотников было мало. Тогда я, два моих брата и 
еще три сибиряка взялись за это опасное дело - церкви 
были высокие и взобраться на их крыши было не так 
просто... 

Некоторые из героев боя у безымянной высоты, как 
Леонид Иванович Ковалев, Алексей Григорьевич Евти- 
феев, дошли до Берлина и там встретили день долгож- 
данной Победы. А многие и не дошли... Защитники Оте- 
чества пали смертью храбрых на бесконечных дорогах 
войны. Пусть имена советских богатырей, высеченные на 
обелисках братских могил, всегда напоминают нам о тех, 
кто так же, как и мы, любили солнце, смех детей, наше 
будущее. 

ДОМ ПАВЛОВА 

За Волгой для нас земли нет! 

Снайпер В. Зайцев 

Город пылал. 

Уже целый месяц не прекращаются пожары, хотя ка- 
жется, что в Сталинграде уже нечему гореть. 

Уличные бои носят особенно ожесточенный характер 
в центре города, на участке 13-й гвардейской дивизии ге- 
нерала Родимцева. К вечеру 25 сентября обстановка рез- 
ко обострилась: как ни горько было сознавать, но боVль- 
шая часть жилых зданий, примыкающих к площади име- 
ни 9-го января, оказалась в руках врага. 

В штабе 42-го гвардейского полка керосиновая лам- 
па тускло освещала план центральной части Сталингра- 
да. Синие длинные линии, словно вены на старческом 
теле, - противник. Красные короткие линии (они час- 
то прерываются) - наши гвардейцы. 


Противостояние 

- Майор, а кто вот в этом доме? - вдруг спросил 
командир полка - полковник И. П. Елин. Его остро от- 
точенный карандаш уперся в заштрихованный четыреху- 
гольник, изображенный на восточной окраине площади 
9 января. На плане он был обозначен как жилой дом 
? 61 по Пензенской улице. 
- Последнее донесение, товарищ гвардии полковник 
из 3-го батальона Жукова получено четыре часа назад. 
К этому дому подходили шесть танков противника. Дру- 
гих сведений нет. 
- Выяснить! Немедленно! - приказал Елин. - Са- 
мых надежных разведчиков послать! 
Дом ? 61 взволновал комполка не случайно. Если он 
ничейный, если удастся зацепиться за него и превратить 
дом в сильный опорный пункт, тогда можно будет дер- 
жать под контролем не только площадь 9 января и дома, 
подступающие к ней, но и сковать противника, лишить 
его возможности открыто подвозить боеприпасы, произ- 
водить оборонительные работы. 

Разведать в чьих руках находится дом ? 61 приказа- 
но гвардии сержанту Я. Павлову и трем его товарищам: 
Александрову, Черноголову, Шаповалову. 

Дом отстоял от Волги примерно в 200-300 метрах. 

Ночь. Город в огне. 

Багровые отсветы пожаров уходят в небо, растворяя 
лучи наших прожекторов, нащупывающих вражеские са- 
молеты. Как искры, вспыхивают в высоте разрывы зенит- 
ных снарядов. На бесформенную землю, обезображенную 
руинами, падают длинные тени - их порождают немец- 
кие осветительные ракеты. 

Не умолкают ни небо, ни земля: вверху разрываются 
зенитные снаряды, внизу рвутся бомбы, мины, неумолч- 
но - зло и неистово - тявкают пулеметы и автоматы. 

Ползти по камням, продираться через спутанные мот- 
ки проволоки, смятые листы кровельного железа, свитые 
в узлы железнодорожные и трамвайные рельсы - было 
трудно. 


Юлий ЧЕПУРИН 

- Передохнем, - тяжело дыша, сказал Павлов. 
- В который нам дом-то? - силясь перекрыть пуле- 
метную и автоматную перебранку, не спросил - прокри- 
чал Черноголов. - В тот, что ли? 
- Туда... 
Когда стрельба немного поутихла, Павлов вроде бы в 
шутку сказал: 

- Если на фрицев в доме напоремся, маму на по- 
мощь не призывать. 
До дома оставалось не больше пятнадцати-двадца- 
ти метров, когда над головами разведчиков мертвенно- 
синими всполохами задрожала осветительная ракета. За- 
тем - один за другим - совсем рядом раздались три 
взрыва. С новой силой заговорили на своем смертельном 
языке пулеметы и автоматы. 

"Заметили!" - догадался Павлов, но не остановился, 
пополз дальше. Из дома, который был уже совсем близ- 
ко, в Павлова и его друзей кто-то выстрелил из винтов- 
ки. Раз, другой. Пули пропели настолько близко, что раз- 
ведчикам пришлось невольно вжаться в жесткую, холод- 
ную, пропахшую пороховой гарью и дымом землю. 

- Товарищ сержант, в доме-то, кажись, немцы, - 
приблизившись к Павлову вплотную, - сказал Черно- 
голов. 

Павлов не ответил. 

Вот и первый подъезд. Распахнута дверь. Там - тем- 
нота. Павлов оглянулся, чтобы еще раз ощутить близость 
товарищей и. поднявшись, рывком рванулся в дверной 
проем. 

- За мной! - уже во весь голос крикнул он. 
Павлов исчез в подъезде. Черноголов бросился вслед 
за командиром. За ним - Шаповалов и Александров. 
В вестибюле, а точнее на неширокой площадке лестнич- 
ной клетки, было темно. Ожидая нападения, разведчики 
прижались к стенам. На короткие мгновения возникла 
тишина. Такая редкая, такая непривычная для Сталинг- 
рада тишина. Только слышно было как свистят сквозня- 


Противостояние 

ки да шелестит где-то поблизости разносимая ветром бу- 
мага. 

Павлов зажег спичку и быстро погасил ее - такой 
был уговор. Никого. Еще сильнее забились сердца: "Зна- 
чит, ловушка!" 

Прислушивались долго, а может так показалось. Пав- 
лов распахнул дверь, ведущую в квартиру. Совсем близко 
раздался чей-то стон. 

Павлов отпрянул назад, уперся спиной в перила ка- 
менной лестницы и взмахнул гранатой. 

- Кто здесь?! 
И в тот же миг к ногам разведчика упал какой-то че- 
ловек, и он услышал радостный крик. Нет, скорее не 
крик, а радостно-торжествующий вопль: 

- На-аши-и!.. Милые!.. Товарищи!.. 
Разведчикам стало жарко, хотя холодный пот струил- 
ся по их лицам. Неизвестный человек не то плакал, не то 
смеялся. 

- Санинструктор же я... Калинин же я... Вот здесь... 
Сюда... Раненые со мной... Из тринадцатой гвардейской 
мы... Товарищи!.. - не уставал Калинин повторять это 
слово. 
Зарево пожара ворвалось в распахнутую дверь, в квад- 
раты окон квартиры, и свыкшиеся с темнотой глаза раз- 
личили неподвижно лежащих на полу раненых бойцов. 

Павлов облегченно, во всю грудь вздохнул. 

- Закурим, - осмелев, предложил Черноголов. - 
Вот ведь как бывает, а? Думали, на фрицев напоремся, а 
выходит, дружков из своей дивизии повстречали... 

- Двое суток уже мы в этом доме, - задыхаясь от 
радости, торопливо рассказывал Калинин. Голодные... 
Воды тоже нету, а раненых бросить не могу: они ни идти, 
ни ползти не могут... 
- А кто в нас из винтовки стрелял? - спросил Пав- 
лов. - Я. Последние патроны выпалил. Фрицы три раза к 
дому подбирались. Разминируют подходы, сволочи. Я и на 
вас подумал немцы. 

Юлий ЧЕПУРИН 

Снова застрочил пулемет, снова звякнули осколки 
стекла. Калинин схватил Павлова за руку. 

- Фашисты! Опять! От же, гады... 
Первым заметил подползающих к дому гитлеровцев 
Александров. Фашисты, укрываясь за развалинами, под- 
бирались к дому с южной стороны, со стороны неши- 
рокой Солнечной улицы. Павлов быстро оценил обста- 
новку. 

- Александров и Шаповалов - ко второму подъезду! 
Черноголов - на второй этаж! Наблюдай за северной час- 
тью площади и не подпускай фрицев со стороны Респуб- 
ликанской улицы. Калинин! Бери гранаты и становись вон 
у того окна. Я остаюсь здесь, у первого подъезда. 
Его слова погасил огонь из автоматов большой груп- 
пы немцев, вплотную приблизившихся к зданию. 
Сражение за дом ? 61 началось... 

*** 
Александров и Шаповалов первыми открыли огонь 
по приблизившимся к дому немцам. Их поддержал Пав- 
лов. Взрыв гранаты, брошенной Калининым, решил 
дело. Убитые фашисты остались лежать на земле, живые 
отползли назад, залегли за грудой камней, не прекращая 
вести огонь из своих "шмайссеров". 
Черноголов слышал завязавшуюся перестрелку, но 
помочь товарищам не мог, так как Павлов приказал ему 
вести наблюдение за площадью, примыкающей к дому с 
противоположной стороны подъездов. Он знал, что враг 
может нагрянуть и оттуда. 
Фашисты несколько раз поднимались в атаку, но каж- 
дый раз отбрасывались дружным огнем наших хлопцев и 
взрывами ручных гранат, которые ловко и метко бросал 
Калинин. Но вот он подбежал к Павлову. 

- Товарищ гвардии сержант, гранат больше нету... 
- Заряжай автоматные диски. 
Но и патроны были на исходе. Павлов написал ко- 
роткое донесение в штаб батальона. В нем он доклады- 


Противостояние 

вал обстановку, просил прислать подкрепление и боеп- 
рипасов и помочь эвакуировать раненых. Он протянул 
донесение Калинину. 

- Лети! Любой ценой прорвись. Мы тут как-нибудь... 
В штабе полка напряженно ждали. 
Прошел час, другой, третий - разведчики не возвра. 
щались. В штабе царило тягостное молчание. 

- Жаль... Хорошие ребята были, - произнес началь- 
ник разведки ни к кому не обращаясь. 
- За каждого человека спрошу! Да, да, с вас! В пер- 
вую очередь - с вас! - вспылил Елин, резко повернув- 
шись к начальнику разведки. - Людей не бережете! - 
и он не менее резко обратился к начальнику штаба: - 
Ну, а ты что теперь скажешь? 
Именно в этот момент в штабной блиндаж вбежал Ка- 
линин. Он задыхался и от волнения, и от быстрого бега. 

- Товарищ гвардии полковник! Захватил Павлов дом! 
Держит! 
Фрицы атакуют, а он с ребятами держит! Вот! Доне- 
сение приказал в батальон передать, да до вас оказалось 
ближе... 

Прочитав донесение и выслушав рассказ Калинина, 
Елин связался с командиром 3-го батальона Жуковым и, 
кратко объяснив ему суть дела, приказал: 

- Я не знаю, сколько сможет продержаться Павлов, 
но подкрепление должно быть подброшено не позже чем 
через двадцать-тридцать минут. Подходить к дому с трех 
сторон. Первыми пусти пулеметчиков, потом связистов 
и саперов. Пусть их движение прикрывает огонь мино- 
метов. Ясно? 
Начштаба едва успевал записывать. Не отставал от 
него и начальник разведки, хотя приказание отдавалось 
не ему. 

- Дополнительно, - продолжал Елин, - необходи- 
мо организовать массированный беглый огонь из мино- 
метов по Солнечной улице. Когда пулеметчики достиг- 
нут дома ? 61, пусть они ведут непрерывный огонь в 

Юлий ЧЕПУРИН 

сторону улиц Республиканской, Смоленской, а главное, 
в сторону дома железнодорожников - там укрепился 
особенно сильный гарнизон немцев. И боеприпасов Пав- 
лову побольше. Как можно больше! И гранат, гранат - в 
первую очередь. Выполняйте! 

Полковник Елин передал трубку телефонисту, отки- 
нулся на спинку невесть откуда появившегося в блинда- 
же венского стула, и облегченно вздохнул. 

Ожили, воодушевились, засуетились, задвигались 
оперативные работники штаба, торопливо, но четко от- 
давая приказания командирам приданных полку подраз- 
делений. 

- А людей беречь надо... - неожиданно тихо и с ка- 
кой-то затаенной грустью, будто самому себе сказал пол- 
ковник Елин, когда все приказания были отданы и суто- 
лока в штабном блиндаже несколько улеглась. - Да, да, 
надо беречь - повторил Елин, устало поднимаясь со сту- 
ла и скрываясь в "своей" половине, отгороженной плащ- 
палатками. 
- Сейчас заведет свою, любимую, - сказал кто-то, 
прислушиваясь к скрипу ручки старенького патефона, с 
которым полковник Елин не расставался ни при каких 
обстоятельствах. 
И действительно, скоро раздались первые слова лю- 
бимой песни гвардии полковника: "Спят курганы тем- 
ные..." 

*** 

Наступал тусклый рассвет. 

Патроны в диске автомата Павлова кончились. Замол- 
чали винтовки Александрова и Шаповалова. Следующие 
атаки отбивали лишь одними гранатами, но и их остава- 
лось немного: четыре - у Павлова, по две - у Алексан- 
дрова и Шаповалова. 

"Неужели Калинин не прорвался?" - не переставал 
думать Павлов, и вдруг в нескольких шагах от дома, как 
раз в том месте, откуда фашисты особенно пытались 
ворваться в дом, разорвалась серия мин. Радостная до- 


Противостояние 

гадка опалила мозг Павлова: "Да ведь это же свои! Дают 
заградогонь, чтобы фрицы не сунулись с Солнечной 
улицы!" 

Кто-то, истошно крича, бежал вниз по лестнице. 

- Сержа-ант! Товарищ гвардии! ...Наши! Подкрепле- 
ние!! - это был Черноголов - он первым увидел подхо- 
дящую подмогу. Она прибыла со стороны мельницы, сто- 
ящей на самом берегу Волги, и вот теперь приветствовал 
прибывших радостными возгласами: 
- Сюда, ребятушки!.. Сюда! К Павлову подошел ху- 
дощавый, с обострившимися скулами молодой лейтенант 
в новой шинели. 
- Гвардии лейтенант Афанасьев, - представился 
он. - Направлен к вам начальником гарнизона. 
- Понятно. - Павлов пожал протянутую ему руку. 
С ящиком, набитым патронными дисками для авто- 
матов, подошел боец явно азиатского вида. 

- Мурзаев... Бахрам... - представился он, не опус- 
кая тяжелый ящик на землю. - Автоматчики мы... 
- Выбирайте удобную позицию, - строго-официаль- 
но приказал Афанасьев. 
- Есть, выбирай позицию! - сверкнул зубами Мур- 
заев и растворился в сумраке подвала. 
Через несколько минут, когда Павлов докладывал 
Афанасьеву обстановку, их разговор прервал высокий 
молодой человек в кожаной фуражке. 

- Товарищ гвардии лейтенант, бронебойщики под 
командованием старшего сержанта Сабгайды прибыли в 
ваше распоряжение. 
- Хорошо. Знакомьтесь с сержантом Павловым. 
А сейчас занимайте позиции, которые вам покажет 
Павлов. 
- О-о! Теперь нас голыми руками не возьмешь! - 
ликовал Черноголов, несколько смущенный тем, что его 
командиром стал прибывший лейтенант. "На готовень- 
кое пришел, - с обидой за Павлова подумал он, - а дом- 
то все-таки мы с Яшкой Павловым захватили" Но тут как 


Юлий ЧЕПУРИН 

раз прибыли минометчики и в этом радостном событии 
обида Черноголова растворилась как-то сама собой. 

*** 
Боевые расчеты едва успели занять указанные им ог- 
невые позиции, как гитлеровцы большими силами рину- 
лись на штурм дома. Поздно! К их удивлению (и ярости, 
разумеется) они были встречены таким шквалом огня, 
что отпрянули от дома Павлова, как ошпаренные. Под- 
ступы к дому устилали трупы вражеских солдат. 
Слушая, как хорошо, четко секут станковый и ручные 
пулеметы, Павлов сказал Афанасьеву: 

- Вовремя вы прибыли, товарищ лейтенант. Теперь, 
думаю, продержимся. 
- Непременно продержимся, товарищ сержант. 
Главное вы сделали - вчетвером продержались первую 
ночь. И Калинину спасибо - и раненых не оставил, и 
вам помог. 
*** 
Хмурое утро вставало над все еще горящим и чадя- 
щим городом. В штабе полка было сыро. Полковник 
Елин всю ночь не смыкал глаз: он нетерпеливо ждал 
новых донесений из дома Павлова, как "нечаянно" на- 
звал он его, не подозревая, что под этим названием 
дом ? 61 по Пензенской улице войдет в Летопись Ве- 
ликой Отечественной войны и станет известным всему 
миру. 
Чтобы отпугнуть навязчивую дрему, полковник про- 
шел в "свою" половину и снова завел патефон. 
"Спят курганы темные, 
Солнцем опаленные, 
И туманы серые 
Бродят чередой..." 
Пластинка была донельзя заиграна, слова уже было 
трудно разобрать, но Елин все слушал и слушал... 

- Грустит наш полковник, - сказал дежурный теле- 
фонист часовому, только что сдавшему свою вахту, и ре- 

Противостояние 

шивший хоть минутку-другую послушать музыку, отдох- 
нуть от трудной и опасной ночи. 

- Местный он, сталинградский, - продолжал теле- 
фонист. - Его жена с дочкой тут недавно жили... 
- Да-а, - неопределенно протянул часовой, более 
вслушиваясь в усиливающуюся перестрелку, чем в слова 
песни. 
Полковник Елин склонился над потрепанным планом 
города, исчерченным красным и синим карандашами. За 
"перегородку" вошел адъютант. 

- Товарищ полковник! - радостно выдохнул он, - 
связной от Павлова. 

- Зови! 
Вошел боец, лихо козырнул. 
- Откуда? - переспросил Елин, будто не веря сло- 
вам адъютанта. 
- Из дома Павлова, 
- Из дома Павлова? - удивился Елин. - Это кто же 
его так окрестил? 
В ответ боец только дернул плечом. 

- Ну, ладно, давай донесение. 
Хотя донесение было предельно кратким, Елин, чи- 
тая его, часто и весело восклицал: 

- Молодцы! Правильно! Очень, говорю, правильно 
огневые точки расположили. А минометчикам и броне- 
бойщикам особое спасибо надо сказать. - Он обернулся 
к связному. - Дом Павлова, говоришь? 
- Так точно! 
- Не слыхал я что-то про такой дом, хоть и сталинг- 
радский сам. Это кто же его так назвал? - Лукаво щуря 
глаза, переспросил Елин. 
- Мы. Раз Павлов занял дом и держит его, нехай так 
и будет. А опосля войны разберемся. 
- Что ж, так вот тут и пометим, - за многие часы 
впервые улыбнулся полковник. 
- Держит, говоришь? 
- Держит, товарищ гвардии полковник! 

Юлий ЧЕПУРИН 

- А удержит? 
- Удержит! - уверенно ответил гвардеец и вдруг за- 
мялся. - Только вот... 
- Что такое? - нахмурился полковник, плохо пряча 
улыбку и, очевидно, догадываясь, о чем пойдет речь 
дальше. 
- Да вот... Ребята, так сказать... По сто граммов тре- 
буют... "Наркомовские"... Положено, мол, по уставу во- 
енного времени. Всю ночь и все утро фрицев колотили и 
ни одного своего не потеряли. Словом, за высокое каче- 
ство несения военной службы... 
Тут уж Елин не выдержал - расхохотался. Рассмея- 
лись все, кто находился в штабе. С удивлением они смот- 
рели на бойкого паренька, так ловко выполнившего "де- 
ликатную" миссию. 

- За высокое качество!.. Военной службы!.. - не мог 
он унять смех. - Законно! Выдам! Немедленно прикажу 
выдать. Сам лично и доставишь от моего имени... 
*** 
Фашисты, получив по зубам, на короткое время уго- 
монились. Отправив утреннее донесение и схему распо- 
ложения огневых точек, подбодрив ребят, Афанасьев и 
Павлов решили тщательно осмотреть весь дом, изучить 
подходы к нему, выбрать места, откуда будет сподручнее 
бить врага. Они поднялись на второй, третий, четвертый 
этажи, перешагивали через груды домашней рухляди и 
опрокинутой мебели. Они не замечали ни беспорядка, ни 
пробитых снарядами стен - все их внимание было при- 
ковано к зданиям, окружающим дом, который они сей- 
час обороняли. В них - противник. Как, оказывается, 
близко до него! 
Павлов открыл дверь в одну из комнат. В ней было 
особенно много света: крупнокалиберный снаряд оста- 
вил в стене огромную дыру. Кругом валялись книги, 
ноты. Точно слон с подбитыми передними ногами при- 
пал к полу большой черный рояль, припорошенный 


Противостояние 

кирпичной и известковой пылью. Резиновая игрушка. 
Сахарные щипцы. Калоша с ярко-малиновой ворсистой 
подкладкой... 

- Товарищ сержант! 
Афанасьев и Павлов от неожиданности вздрогнули. 
- Что такое? 
- Товарищ сержант, - повторил боец, - снова по- 
чему-то обращаясь не к Афанасьеву, а к Павлову. - 
В дому-то, оказывается, гражданские есть: женщины, 
дети. Раненые среди них... Пожалуй, больше двадцати 
человек наберется. В подвале третьей секции мы их сей- 
час обнаружили... Говорят, трое суток сидят там. пока- 
заться боятся. Думали, что в доме фрицы хозяйничают... 
Лейтенанта Афанасьева задело, что боец обратился 
не к нему, как к старшему по званию, а к Павлову. Но он 
видел, что душой обороны дома был не он, а этот скром- 
ный паренек, который не делал никаких попыток как-то 
выпятить себя. Просто такова, видимо, была логика про- 
исшедшего. Тот факт, что Павлов первым ворвался в этот 
дом и сумел со своими бойцами отстоять его в первую 
ночь, окружил личность Якова Павлова таким ярким 
ореолом солдатской славы, который оказался сильнее ус- 
тановлений Боевого Устава пехоты. Вот почему, будучи 
умным, тонким человеком и опытным командиром, ком- 
мунист Иван Филиппович Афанасьев поступил мудро: 
номинально являясь начальником гарнизона и фактичес- 
ки организуя оборону дома, он тактично как бы отошел 
в тень, отведя первую роль в этой боевой операции гвар- 
дии сержанту Якову Федотовичу Павлову. 

*** 
Афанасьев и Павлов спустились в подвал, где нахо- 
дились не успевшие эвакуироваться жители не только 
этого, но и других домов, находящихся поблизости. 
Тускло мерцали язычки "коптилок". На нарах сидели 
старики, женщины, дети с изможденными, исхудавшими 
лицами. Гвардейцы, которые присоединились к Павлову 


Юлий ЧЕПУРИН 

и Афанасьеву, стали угощать детей сахаром, сухарями. 
Раненые стонали, просили пить. 

Радость жителей, увидевших советских воинов, была 
безграничной. Женщины плакали от радости, дети ши- 
роко раскрытыми глазами смотрели на оружие бойцов - 
теперь им было не страшно... 

Афанасьев и Павлов побеседовали с жителями, как 
могли успокоили их. 

- Дом защищен надежно. Фашисты его не возьмут. 
Воду попытаемся взять ночью из Волги. А пока попробу- 
ем спустить воду из труб и батарей центрального отопле- 
ния. Пищу будем делить пополам. Все будет в порядке. 
Но "все в порядке" было лишь несколько дней. В эти 
дни гитлеровцы торопливо готовились к решительному 
штурму дома, который преградил им путь к Волге. 

Не теряли времени и гвардейцы. Днем и ночью кипе- 
ла работа. Одна часть гарнизона дежурила у пулеметов, 
минометов, противотанковых ружей. Другая пробивала 
лазы в стенах подвалов для сообщения отсеков. Свобод- 
ные от боевых вахт рыли скрытые подходы к запасным 
огневым точкам, вынесенным за пределы дома. Более на- 
дежно оборудовали и укрепляли уже существующие огне- 
вые позиции. Прибывшие на помощь "павловцам" сапе- 
ры на самом опасном участке установили мины и протя- 
нули проволочное заграждение, так называемую "спираль 
Бруно". Дополнительно перед минным полем установили 
управляемый фугасный снаряд большой убойной силы - 
им можно было управлять на расстоянии. 

Александр Александров, тот самый, что вместе с Пав- 
ловым ворвался в дом 25 сентября, устроил засаду на 
чердаке, откуда он не только зорко следил за действия- 
ми противника, но и метко стрелял из снайперской вин- 
товки. За несколько дней ему удалось отправить на тот 
свет двенадцать гитлеровцев. 

Но было бы ошибочно думать, что противоборствую- 
щие стороны все эти дни подготовки к решительным бо- 
евым действиям "мирно соседствовали". Ничуть не бы- 


Противостояние 

вало! Огневые налеты немцев не прекращались. Артил- 
лерийские, минометные и пулеметные обстрелы не да- 
вали защитникам дома ? 61 ни часа передышки. Но те- 
перь и "павловцы", в свою очередь, "огрызались" все 
злее и злее. И самое главное - они не давали врагу при- 
близиться вплотную к дому. 

...Наступило памятное пятнадцатое октября - один 
из самых тяжких дней для всей 62-й армии. 

На рассвете фашисты открыли небывало сильный 
огонь из всех видов оружия. Он длился долго. Среди 
"павловцев" появились первые раненые. 

В 8.00 гитлеровцы предприняли решительный штурм 
дома Павлова. С площади 9 января с северной стороны 
дома наступала вражеская пехота силой до полка. Левее, 
из-за группы полуразрушенных зданий к западной, глу- 
хой торцовой стене дома двинулось большое количество 
танков. Так как фашисты не могли сбрасывать на дом 
бомбы, боясь поразить свою пехоту, они начали активно 
бомбардировать подходы к дому со стороны Волги, отку- 
да Афанасьев и его гарнизон могли получать подкрепле- 
ние и боеприпасы. 

Афанасьев и Павлов поняли, что если они немедленно 
не изменят расположение своих основных огневых точек, 
рассчитанных на оборону дома главным образом с двух 
сторон - южной и северной - (западную часть дома за- 
щищало минное поле и "спираль Бруно"), то противник 
может захватить дом с западной стороны, разрушив тор- 
цевую стену огнем тяжелой артиллерии и танковых пушек. 

То и дело раздавались голоса Афанасьева и Павло- 
ва - один из них командовал в западной части дома, 
другой - в восточной. 

- Воронов! Выдвини "Максим" на запасную огневую 
точку! Секи немецких автоматчиков! 
- Есть! 
- Рамазанов! Сабгайда! Бейте из ПТР по танкам, ко- 
торые хотят обойти минное поле и прутся по Солнечной 
улице! 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Есть, бить по танкам! 
- Чернышенко! Помоги своими минометами Воро- 
нову - лупи по немецкой пехоте! 
- Мурзаев! Расставь своих автоматчиков во всех 
подъездах! 
- Мосиашвили! Перейди со своими автоматчиками 
на северную сторону! Не подпускайте пехоту! Не подпус- 
кайте пехоту! Сектор обстрела - площадь! 
- Иващенко! Турдыев! Если танкам удастся подойти 
к вам вплотную, бейте их противотанковыми гранатами! 

Грохот стоял неописуемый. 

Дом окутался дымом, тучами пыли. Фонтаны земли 
вздымались выше его крыши. Стены содрогались от не- 
истового огня врага - он приближался к стенам этой ма- 
ленькой крепости медленно, но неуклонно. 

Положение становилось угрожающим. 

Афанасьева и Павлова тревожил лишь один вопрос: 
хватит ли боеприпасов? 

Патронов к ПТР, автоматам, винтовкам и пулеметам 
пока хватало. В достатке были и мины. Имелись в запасе 
противотанковые гранаты "Ф-1" ("лимонки"). Но бой 
был так яростен и обоюдно жесток, что боезапас таял с 
каждой минутой. 

Количество раненых увеличилось, но убитых, слава 
Богу, пока не было. 
А бой крепчал, как крепчает шторм на море в лихую 
непогодь. 

*** 
Полковник Елин понимал: теперь важно не только 
отстоять дом. Надо воспользоваться скоплением против- 
ника вокруг него и нанести по нему решительный, со- 
крушительный удар. 
И он срочно связался по телефону с командиром три- 
надцатой гвардейской дивизии Родимцевым, а тот, в 
свою очередь, - с командующим артиллерией 62-й ар- 
мии генерал-майором Пожарским. 


Противостояние 

Защитники дома ? 61 по Пензенской улице, конеч- 
но, не знали об этом. Боеприпасы у них кончались... 

Тяжело ранен один из славных защитников дома Ан- 
дрей Сабгайда. 

Тяжелые ранения получили Александров, Рамазанов, 
Бондаренко, Иващенко. Ранен сам Павлов... 

Вот и кончились патроны, мины, гранаты. В ход по- 
шли кирпичи. Почувствовав, что теперь "павловцев" 
можно взять голыми руками, фашисты с наглыми крика- 
ми: "Рус, сдавайся!" бросились в очередную атаку. 

Пока защитники дома готовились к рукопашной 
схватке, коммунист-пулеметчик Иващенко успел нацара- 
пать на стене обломком металлического стержня: "Здесь 
до последнего патрона стоят гвардейцы. Умрем, но врага 
не пустим". С дикими воплями радости ринулись фаши- 
сты к дому, у стен которого лежало бесчисленное коли- 
чество трупов немецких солдат и офицеров. 

И тут случилось невероятное. Произошло чудо. Полк 
наших знаменитых "Катюш" дал залп по скоплениям фа- 
шистов вокруг дома Павлова. 

Вот как описывает этот момент в своей замечатель- 
ной книге "Дом солдатской славы" бывший начальник 
гарнизона дома Павлова И.Ф. Афанасьев. 

"...В эту минуту случилось неожиданное. На площа- 
ди, ближайших улицах и развалинах вспыхнули фонтаны 
разрывов, сплошной гул потряс здание. Не понимая, что 
происходит, мы глядели друг на друга, все еще сжимая в 
руках остывшие автоматы, приготовленные к рукопаш- 
ной. 

- Братцы, "Катюша"! - в восторге закричал Илья 
Воронов. 
- Наши бьют! - ликовали бойцы, обнимая друг 
друга. 
Огонь наших минометов и орудий продолжал покры- 
вать площадь сплошными разрывами. Ошеломленные 
гитлеровцы метались в поисках спасения от этого губи- 
тельного огня и падали сраженные. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Трудно было определить потери врага в этом бою..." 

Удар, нанесенный "Катюшами" и артиллерией, осла- 
бил напряжение боя - немецкие захватчики, потеряв 
множество убитых, отхлынули на исходные позиции, 
чтобы собраться с силами для нового наступления. 

Возникшей паузой воспользовались защитники дома 
Павлова. Без устали они таскали из мельницы, где рас- 
полагался штаб батальона, гранаты, патроны и мины, за- 
пасаясь ими впрок. И когда противник, не оставляя на- 
дежды овладеть домом, снова пошел в атаку, он был 
встречен новым шквалом огня. 

Павлов, успевший за последние дни обрасти бородой, 
в распахнутом стеганом ватнике появлялся то у пулеме- 
тов, то у минометных расчетов, то подбадривал броне- 
бойщиков. Одного его появления было достаточно для 
того, чтобы ребята забывали об усталости и опасности. 

- Огня, ребятки! - кричал он. - Огоньку побольше! 
Подпалим фрицам все возможные и невозможные места, 
чтобы они до самой смерти помнили: "чья эта улица, чей 
это дом!" Он забыл про свое ранение, обо всем на свете. 
А враг зверел все больше и больше. 

От взрывов крупнокалиберных снарядов и мин рух- 
нула западная торцовая стена дома. Но и это не помогло 
гитлеровцам - ни один из них так и не смог проникнуть 
в дом. 

Тяжело раненых Андрея Сабгайду и Александра Алек- 
сандрова пришлось эвакуировать. Все легко раненые, 
включая самого Павлова, не покинули дом до самого 
конца его обороны, то есть до двадцатого ноября сорок 
второго года, когда "павловцы", влившись в ряды вои- 
нов Юго-Западного, Донского и Сталинградского фрон- 
тов, приступили к окружению армии Паулюса и уничто- 
жению всех немецко-фашистских войск, брошенных 
Гитлером на захват Сталинграда. 

Все это будет потом, а сейчас, спустя всего несколько 
дней после самого отчаянного наступления гитлеровцев 
на позиции 62-й армии, надо снова и снова восстанав- 


Противостояние 

ливать и укреплять поврежденные огневые точки, обо- 
рудовать новые, укрывать в безопасные места боевые 
припасы, и огрызаться, непрестанно огрызаться огнем 
на непрекращающийся обстрел дома фашистами. 

Опишу "штаб" дома Павлова таким, каким я видел его 
в горячие октябрьские дни. 

"Штаб мировой революции", как шутливо окрестили 
его гвардейцы, находился в одном из подвалов жилого 
дома, в котором до недавнего времени жили семьи ра- 
ботников облпотребсоюза. 

В центре довольно обширного помещения, где рань- 
ше была слесарная мастерская, стоял массивный пись- 
менный стол с двумя бездействующими "гражданскими" 
телефонами и так же бездействующей настольной лам- 
пой бронзового литья. Все это - для "солидности". 
Вдоль одной из стен протянулся рабочий верстак, на ко- 
тором валялись в беспорядке зажимы для труб, тройни- 
ки, газовые ключи. На краю верстака, освобожденном от 
слесарных принадлежностей, лежали свернутые матрацы 
и одеяла. Пол был застелен довольно потертым ковром. 
К столу были придвинуты два массивных кресла, оби- 
тые кожей. На стенах висели золоченые рамы от картин. 
В стороне стоял видавший виды комод, а на нем - теат- 
ральное трехстворчатое зеркало и бездействующий ше- 
стиламповый радиоприемник. 

Все эти предметы были принесены сюда из покину- 
тых жителями квартир дома, и они придавали подвалу 
вид штаба чуть ли не фронтового масштаба. 

На столе горела пятилинейная керосиновая лам- 
па. Рядом с нею красовалась тарелка, наполненная ма- 
хоркой. 

Мы прибыли в дом Павлова вместе с разведчиком Ва- 
силием Мартьяновым. "Павловцы" встретили его как 
старого знакомого, как желанного и дорогого гостя. Это 
объяснялось тем, что, как оказалось, Мартьянов осуще- 
ствлял постоянную связь гарнизона со штабом роты и ба- 
тальона. 


Юлий ЧЕПУРИН 

- Как воюем? - весело спросил Мартьянов Павло- 
ва, пожимая ему руку, и как со старыми друзьями, здо- 
роваясь с остальными ребятами, свободными от боевой 
вахты. 
Получив ответ, удовлетворивший его, Мартьянов опу- 
стился в глубокое кресло и галантно обратился к Павло- 
ву, кивнув на тарелку с махоркой. "Можно?" 

Отказа, конечно, не последовало. 

Я обратил внимание на то, с каким веселым любопыт- 
ством и интересом наблюдали бойцы, да и сам Павлов и 
Афанасьев за поведением Мартьянова. Свертывая цигар- 
ку, он, в свою очередь, окинув озорным взглядом окру- 
живших его бойцов, сладко затянулся махрой, доложил о 
положении дел в роте, батальоне, в полку и, выполнив 
эту свою миссию, стал просматривать и перелистывать 
книги, лежавшие на столе. 

Бойцы почтительно выжидали, зная наперед, что это, 
так сказать, "увертюра", а самое интересное - впереди. 
Так и оказалось. 

- Братва! - вдруг вскочил с кресла Мартьянов, - 
оказывается, фрицы-то еще в первую мировую войну 
психами были. Вот послушайте. Называется: "Поголов- 
ное сумасшествие немцев". 

И Мартьянов не спеша, как говорится, с чувством, 
толком, расстановкой начал читать вслух: "Известный 
французский психиатр, доктор Тулуз, доказывает, что 
весь германский народ с кайзером во главе заболел ужас- 
ной душевной болезнью, особой формой массового пси- 
хоза, которым и объясняются неслыханные жестокости 
германских войск..." 

- Чуете? - прервал чтение Мартьянов и, подмигнув 
ребятам, продолжал. 
"Примерно такие же мысли развивает известный па- 
цифист, сенатор и бывший министр Камилл Пельтан на 
страницах газеты "Утро". В статье, озаглавленной "Су- 
масшествие", он заявляет, что германцы страдают мани- 


Противостояние 

ей грабежа и разрушения. По мнению Пельтана, герман- 
цев надо уничтожить или успокоить душем из железа и 
огня". 

Гвардейцы оживились и начали комментировать ус- 
лышанное сугубо солдатскими словами, справедливыми 
по смыслу, но не предназначавшимися для печати. 

Я поинтересовался, из какой книги Мартьянов при- 
вел столь выразительный отрывок. Оказалось, что это 
был двухнедельный журнал - сборник русской и иност- 
ранной литературы ? 20 за октябрь 1914 года, издатель- 
ство Каспари. 

В то время, как я перелистывал сборник, переданный 
мне Мартьяновым, он снова уткнулся носом в солидный 
переплетенный том. 

- Чем ты так увлекся? - спросил Павлов. 
- Жизнью замечательных людей. Кеплер. Не слыхал 
я чтой-то про такого. Видный, видать, мужик был. Вот 
слушайте: "Всякие твердые сферы несовместимы с дви- 
жением комет, бороздящих небо во всех возможных на- 
правлениях". - Понял? - обращается Мартьянов к Пав- 
лову и, повернувшись к остальным, добавляет: - Это ас- 
трономик. Дельно говорит. 
- Не астрономик, а астроном, - поправляет кто-то. 
- Я и говорю, - невозмутимо отвечает Мартьянов, 
и все весело смеются его находчивости. Павлов выдвига- 
ет на край стола тарелку с махоркой. 
- Закури еще раз, ты, "астрономик", - улыбается он, 
и взгляд его открытых юношеских глаз никак не вяжется 
с черной окладистой бородой, которую он видимо, ре- 
шил отрастить для "солидности". 
Один из бойцов протягивает Мартьянову папку с но- 
тами и скрипку с одной уцелевшей струной. 

- Может, ты лучше на скрипке нам сыграешь? 
Мартьянов откладывает книгу и с прежним важным 
видом берет в руки папку с нотами. 

- Ноты? Ноты я могу посмотреть... 

Юлий ЧЕПУРИН 

И хотя Мартьянов никогда не имел дело с музыкой, 
он перебирает нотные листы и с видом знатока торже- 
ственно объявляет: 

- Ипполитов-Иванов. "Романсеро". Штраус. "Сере- 
нада". Рубинштейн. "Мелодия". 
Один лист особенно привлек внимание Мартьянова. 
Притопывая ногой, он с самым невозмутимым видом на- 
певает про себя: "Там-ра-ра. Рара-ра..." Потом тоном, не 
терпящим возражений, авторитетно заявляет: - Танго... 
Заслуживает внимания. Исполняется в танце с участием 
женщины. Найдется у вас такая? 

- Пораньше бы сообразил, - смеются гвардейцы. - 
Всех давно эвакуировали. А там одна была... Ничего... 

- Могли бы сообщить, - продолжает балагурить 
Мартьянов. - Так - что же... - он теребит пальцем 
единственную струну, извлекая из скрипки недовольное 
гудение. 
- Не порть, Василий, инструмент! - встает Павлов. - 
А ну-ка, братва, дадим Мартьянову настоящую музыку! 

Слышится скрип накручиваемой пружины патефона, 
и подвал наполняют чудесные звуки мелодии Чайковс- 
кого: 

"Хотел бы в единое слово 
Я слить свою грусть и печаль..." 
Задумались все, притихли. 


*** 
Так вошел в жизнь 13-й гвардейской дивизии генера- 
ла А. И. Родимцева и всей 62-й армии лом Павлова. 
Все пути теперь к нашему переднему краю в районе 
площади 9 января лежали через дом Павлова. 
Разведчики, получая задание, ориентировали маршрут 
по дому Павлова. Командиры, сообщая обстановку, писа- 
ли: "Северо-западнее дома Павлова", или: "Двести метров 
левее дома Павлова". На карте полковника И. П. Елина не 
было больше заштрихованного четырехугольника, обозна- 
ченного как дом ? 61 по Пензенской улице, вместо это- 
го - "дом Павлова". 


Противостояние 

Превратившись в неприступный опорный пункт, этот 
непритязательный по архитектуре, в прошлом обыкно- 
венный жилой дом, внес существенные изменения в обо- 
рону не только 42-го полка, но и всей дивизии. Гитле- 
ровцы отныне были лишены возможности открыто пере- 
группировывать свои силы, бесцеремонно, как они 
делали это раньше, подтягивать подкрепления, укреплять 
свои позиции, вести инженерно-фортификационные ра- 
боты. 

Снайперы Василий Мартьянов и Анатолий Чехов, бы- 
вая частыми гостями "павловцев", оборудовали себе по- 
зиции на верхних этажах и на крыле дома. Они отбили 
охоту у фашистских солдат и офицеров разгуливать по 
улицам во весь рост. На "лицевом счете" обоих снайпе- 
ров были уже десятки убитых захватчиков. 

Перед тем, как покинуть дом Павлоза, я поговорил с 
главными участниками обороны дома, записал их био- 
графические данные и, конечно же, внес в свою запис- 
ную книжку фамилии всех, кто принимал участие в обо- 

роне дома Павлова. Вот они: 
И. Афанасьев К. Тургунов 
Я. Павлов В. Глушенко 
Черноголов Атабаев 
А. Александров Шереметов 
А. Шаповалов П. Довженко 
И. Воронов Г. Якименко 
А. Чернышенко Ш. Чурашев 
Ф. Рамазанов Степаношвили 
А. Сабгайда И. Киряев 
А. Сукба А. Ивашенко 
М. Турдыев Сараев 
Н. Мосиашвили И. Свирин 
Кругляк Крысин 
Киселев И. Бондаренко 
И. Гридин И. Хаит. 
Б. Мурзаев 


Юлий ЧЕПУРИН 

Кто же были они, эти чудо-богатыри, защитники 
дома Павлова, который стал символом сражающегося 
Сталинграда. 

Прощаясь с героическим гарнизоном, я, следуя пер- 
вой заповеди журналиста, побеседовал со многими учас- 
тниками обороны дома и записал их биографические 
данные. 

Начальник гарнизона, гвардии лейтенант Иван Афа- 
насьев до призыва в Красную Армию в 1937 году работал 
заведующим магазином. Яков Павлов - счетовод в кол- 
хозе "Крестовая" Валдайского района Ленинградской об- 
ласти. Андрей Сабгайда - кладовщик в колхозе. Украи- 
нец Иван Киряев - крепильщик в шахте. Таджик Мада- 
ми Турдыев - учитель начальной школы. Татарин 
Файрахман Рамазанов - грузчик в астраханском порту. 
Абхазец Алексей Сукба - машинист электростанции в 
Новом Афоне. Грузин Николай Мосияшвили - из кол- 
хоза "Михацхакая". Татарин Шакир Чурашов - кузнец в 
колхозе имени Ворошилова в Шаапузском районе Тад- 
жикистана. Бахрам Мурзаев - продавец сельпо в колхо- 
зе им. Карла Маркса Самаркандской области в Узбекис- 
тане. Алексей Чернышенко - бухгалтер на молочном за- 
воде в селе Шипуново Шипуновского района Алтайского 
края. Украинец Г. Якименко был рядовым колхозником. 

Пятьдесят восемь огневых дней и ночей Иван Филип- 
пович Афанасьев, Яков Федотович Павлов и их боевые 
друзья отстаивали обыкновенный жилой дом, превратив 
его в неприступную крепость, о которую разбивались все 
яростные атаки врага. Родина высоко оценила подвиг 
своих сынов. 

Яков Павлов был удостоен звания Героя Советского 
Союза. Иван Афанасьев стал кавалером ордена Ленина. 
Боевые награды получили и другие воины героического 
гарнизона. 

Как символ жизни, как живое свидетельство непобе- 
димости советского народа стоит ныне на одной из цен- 
тральных площадей Волгограда восстановленный в пре- 


Противостояние 

жнем виде дом Павлова, о котором знает весь мир, о ко- 
тором люди еще сложат песню. И полетит эта песня над 
Волгой и понесется во все края земли, радуя сердца всех 
людей доброй воли - великая песня Мира. 

ЛЮБИМЫЙ КОМАНДИР 

(Маленькая документальная повесть) 

...Где-то не очень далеко раздался скрипучий и вою- 
щий звук. Воздух над головой заколебался и заныл - 
сейчас поблизости разорвется серия тяжелых мин, выпу- 
щенных из "Ванюши" - шестиствольного немецкого ми- 
номета. 

Опасность толкнула меня и еще нескольких бойцов в 
узкую дверь ближнего блиндажа, куда нас молча пропус- 
тил побледневший молодой солдат-часовой, и было в са- 
мый раз: раздались взрывы - тяжелые, гулкие, какие-то 
сухие: один за другим, еще, еще, еще и еще... 

Горечь во рту, земля на зубах, томящая тоска, стис- 
нувшая сердце - каждому фронтовику знакомо это чув- 
ство. Да только ли фронтовику?.. 

И вот снова - тишина. Короткая, конечно. Снова 
стал надоедливо явственен треск пулеметов и автоматов, 
но все это было нам, как говорится, не впервой, к этому 
все мы давно привыкли. Сталинграду без этих звуков, ка- 
залось, чего-то уже недоставало. 

Выяснилось, что заскочил я, спасаясь от смерти, в 
штаб одного из полков 284 дивизии, которым командовал 
гвардии подполковник Максим Нестерович Тимошек. 

В узкой, длинной, тесной земляной норе - полутем- 
но и душно. Трудно было дышать. 

Запахи, исходящие от людей, давно не видевших воды 
и мыла, запахи порохового дыма, лекарств, не просохших 
солдатских шинелей и портянок, кисловатый запах меди, 
что шел от ящиков со снарядами, заполнивших чуть ли не 
половину блиндажа, - словом, привычные запахи войны. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Командир полка - плотный полный мужчина на 
вид лет 50-55, выглядел усталым. Было от чего устать. 
Я попал в полк в один из самых драматических для него 
моментов: его батальоны, сильно поредевшие за дни не- 
прерывных уличных боев, с трудом сдерживали натиск 
гитлеровцев, которые бросали в бой новые и новые ре- 
зервы - ведь рядом, совсем рядом была наша родная 
любимая Волга... 

Как раз в тот день, когда я оказался в штабе полка, 
противник предпринял решительную попытку прорвать 
линию обороны полка подполковника Тимошека и оп- 
рокинуть гвардейцев в Волгу. 

Именно сейчас, в эти часы, на всей линии обороны 
полка кипел бой. 

Начался он так: после усиленной артподготовки, фа- 
шисты силами, превышающими батальон, начали атако- 
вать левый фланг полка гвардейцев. Наш левофланговый 
батальон нес большие потери. Зуммеры полевых телефо- 
нов не умолкали ни на минуту - казалось, что в подзе- 
мелье залетел рой шмелей. Телефонисты еле успевали пе- 
редавать и принимать трубки из рук комполка. 

М. Н. Тимошек имел привычку слушать донесения с 
переднего края прикрыв глаза. Спокойно, уверенно и 
хладнокровно руководил он боем. Его короткие, негром- 
кие приказы, скорее похожие на советы-просьбы, отли- 
чались ясностью и четкостью. Я обратил внимание на то, 
что чем подробнее докладывали Тимошеку обстановку, 
сложившуюся там, на том конце провода, тем лаконич- 
нее были его ответы и еще лаконичнее - приказы. 

На просьбы, несущиеся в штаб полка из всех баталь- 
онов, подбросить подкрепление, у Тимошека был един- 
ственный ответ: подкрепления он дать не может. Во-пер- 
вых, потому, что резерва у него нет. А во-вторых, пото- 
му, что один боец в Сталинграде должен драться за 
троих. Сами, мол, знаете, с какими перебоями работает 
переправа 62-й... 


Противостояние 

Но резервы у М. Н. Тимошека, как у всякого опытно- 
го военачальника, были и именно включение его в дей- 
ствие в самый критический момент сражения и решил 
исход боя в нашу пользу. 

Прошедший через горнило первой мировой и граж- 
данской войны Тимошек был представителем той лучшей 
части советской военной интеллигенции, которая умела 
применять свой огромный боевой опыт в любой слож- 
ной обстановке. 

Вот и сейчас он быстро разгадал тактический замысел 
противника, с которым ему приходилось иметь дело уже 
не первый день. Проанализировав и суммировав развед- 
данные, Тимошек понял, что решив "надавить" на левый 
фланг его полка, противник хочет только замаскировать 
истинное направление своего главного удара. На самом 
деле он свой главный удар нанесет по центру, обрушив 
всю огневую мощь на батальон под командованием стар- 
шего лейтенанта И. Мосалова. 

Так и оказалось. Когда противник, упоенный успеха- 
ми на своем правом фланге, смяв наш левофланговый ба- 
тальон, уже готов был праздновать победу, Тимошек, 
усилив батальон Мосалова имеющимся в его распоряже- 
нии резервом, нанес немцам на центральном участке 
удар такой неожиданной силы, что ошеломленные гит- 
леровцы, понеся непредвиденно большие потери, стали 
спешно снимать свои силы со своего правого фланга и 
укреплять ими свой центр. 

Воспользовавшись этим, наш левофланговый баталь- 
он, уступивший противнику довольно широкую полосу 
земли, снова рванулся вперед и не только отобрал у про- 
тивника утерянные им драгоценные метры сталинградс- 
кой земли, но и прибавил к ним еще несколько... 

Это, конечно, общая схема, так сказать, абрис этого 
боя. Его динамика была куда сложнее, но факт остается 
фактом - полк М. Н. Тимошека не только устоял перед 
натиском врага, но и улучшил свои позиции. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Весь день и всю ночь шла кровавая сеча за несколь- 
ко метров земли. Дорогая в те дни была сталинградская 
земля! 

...Своего комполка бойцы и офицеры любили. Это я 
увидел и понял сразу. 

М. Н. Тимошек страдал одышкой, быстро уставал. 
По-моему, у него не все было ладно с сердцем. Он ста- 
рался не показать этого и наивно отвлекал внимание со- 
беседника или своих подчиненных в моменты сердечных 
приступов какой-нибудь смешной, будто невзначай при- 
помнившейся историей. 

Земляная нора, громко именуемая штабом полка, как 
я уже отмечал, была узкой и тесной - не повернуться. 
Солдаты уважили своего командира - раздобыли для 
него двуспальную "английскую" кровать и, конечно, пу- 
ховую перину к ней. 

И М. Н. Тимошек любил посидеть на этой кровати, 
отдохнуть, перевести дух. 

Утром следующего дня, после трудного, но так успеш- 
но закончившегося боя, я попросил Максима Нестеро- 
вича поподробнее рассказать об этом сражении. Он по- 
молчал, а потом лукаво улыбнулся. 

- Зачем же - я? Героем этого боя является командир 
батальона, старший лейтенант Мосалов. Он пусть и расска- 
жет. А я вместе с вами послушаю. Он скоро будет здесь... 
О гвардии подполковнике М. Н. Тимошеке и о том 
памятном бое я написал и опубликовал во фронтовой га- 
зете очерк "На командном пункте". Было это в конце 
сентября или в начале октября сорок второго года. В 
полку Тимошека мне больше побывать не довелось, бои 
шли на других участках 62-й армии, хотелось попасть и 
туда, и сюда, и в нервной сутолоке сталинградских дней 
и ночей образ Максима Нестеровича Тимошека мог со- 
всем уйти из моей памяти, если бы не случай... 

В январе сорок третьего года военно-полевая почта 
доставила мне почтовую открытку, исписанную мелким 
почерком. 


Противостояние 

"Добрый день, дорогой товарищ! 

Обращаюсь к вам с просьбой. Вы знаете моего му- 
жа - Максима Нестеровича Тимошек. Вы видели его 
при жизни, слышали его голос. Видно, вы часто встреча- 
лись с ним по службе. Прошу Вас - пришлите мне пись- 
мо, в котором опишите все подробности его боевой жиз- 
ни, как мой муж в своей землянке проводил свое боевое 
житье, как работал, как относился к своим товарищам. 

Я про него читала в газете "Сталинское знамя", очерк 
"На командном пункте". Автором очерка были вы. 

Как было приятно читать хороший очерк о нем, как 
об опытном командире. Я знаю: иным Максим Нестеро- 
вич быть не мог. Он - старый большевик, старый вояка, 
и где бы он ни работал, всюду получал благодарности, 
его все любили и уважали. Он был любимцем, и жизнь 
он провел прекрасно. Он сейчас убит, вы это знаете, ко- 
нечно. Это чудовищное горе поразило нашу семью. В не- 
выразимом страдании мы обращаемся к вам с просьбой, 
опишите нам подробнее ваше впечатление о Максиме 
Нестеровиче. У нас отнят отец, мой друг и муж. Его уже 
нет в живых, но дети и внуки будут читать ваше письмо 
и пусть у них останется о нем светлая память. 

Максим Нестерович оставил семью: сына трех лет Ва- 
лерика, дочь Галину семи лет, дочь двадцати двух лет. 

Все мы шлем вам свой сердечный привет, поздравля- 
ем вас с праздником Красной Армии. Желаем вам успеха 
в вашей работе. Если вам не трудно, опишите его похо- 
роны. Нас интересуют все подробности: где он похоро- 
нен, где его могила, с какими почестями было погребе- 
но его тело. Вы меня должны понять. Прожить с доро- 
гим другом двадцать пять лет!.. Я в ужасном горе, и нет 
моим страданиям конца... 

С приветом к вам: П. Ф. Тимошек. 

Мой адрес: Чкаловская область, станция Бугуруслан. 
Индустриальная улица, дом 29. 

Прасковье Федоровне Тимошек". 


Юлий ЧЕПУРИН 

Когда пришла открытка от Прасковьи Федоровны 
Тимошек, бои в Сталинграде еще продолжались. Я мог 
сообщить вдове очень немногое, в сущности только то, 
что знала и она сама. 

Гвардии подполковник Максим Нестерович Тимо- 
шек действительно погиб, погиб на боевом посту, смер- 
тью героя от осколка тяжелой мины. Его тело приняла 
сталинградская земля. 

Мог ли я предположить тогда, в январе 1943 гола, что 
много-много лет спустя мое знакомство с Максимом Не- 
стеровичем Тимошек продолжится? 

Однако это произошло. 

В журнале "Огонёк" в марте 1957 года (? 11) были 
напечатаны фотографии, относящиеся к периоду фев- 
ральской революции. Среди снимков был и такой: Пет- 
роград. Очередь за продовольствием. На тротуаре толпят- 
ся бородатые солдаты, бедно одетые женщины и дети, а 
на переднем плане, прислонясь к фонарному столбу, мо- 
лодой солдат слушает девушку, которая читает вслух га- 
зету для всех, стоящих в очереди. 

Публикуя этот снимок, взятый из архива музея Ок- 
тябрьской Революции, редакция журнала "Огонёк" не 
знала ни имени этой девушки, ни солдата, так жадно 
внимающего ее словам. 

Однако вскоре редакцией журнала "Огонёк" было 
получено из Симферополя письмо от Прасковьи Фе- 
доровны Абрамовой-Тимошек: в молодом солдате она 
узнала своего покойного мужа, Максима Нестеровича 
Тимошека. 

И тогда журнал опубликовал еще один снимок уже 
периода Сталинградской битвы. На нем М. Н. Тимошек 
запечатлен со своими боевыми соратниками, героями- 
сталинградцами, среди которых был и уже упоминаемый 
мною комбат И. Мосалов. 

Очевидно П. Ф. Абрамова-Тимошек одновременно 
сообщила редакции журнала "Огонёк", что я в свое вре- 
мя был автором очерка о М. Н. Тимошеке, опубликован- 


Противостояние 

ном на страницах газеты Сталинградского фронта. И тог- 
да редакция "Огонька" обратилась ко мне с просьбой по- 
подробнее рассказать читателям журнала о моей встрече 
с М. Н. Тимошеком, тем более, что как сообщила редак- 
ция журнала своим читателям, М. Н. стал прототипом 
одного из главных героев моей пьесы "Сталинградцы". 

Естественно, я не мог не откликнуться на эту просьбу, 
но чтобы задним числом не сочинять что-либо, я послал 
"Огоньку" тот самый очерк "На командном пункте", ко- 
торый теперь и предлагаю вниманию читателей. 

НА КОМАНДНОМ ПУНКТЕ 

...Чтобы ветер не гасил "коптилки", наспех устроен- 
ные из консервных банок, вход на командный пункт, вы- 
рытый в земле, прикрыт узкой дощатой дверью. 

Почти темно. В клубах махорочного и порохового 
дыма трудно различить лица бойцов и командиров. Уса- 
тый моряк в бескозырке, лихо заломленной на затылок, 
тихо напевая: "Закурим матросские трубки"... - чистит 
автомат. Рядом девушка перевязывает раненого. В углу, 
посреди ящиков, опутанных проводами, пристроился 
телефонист. Привычным, ровным голосом он, будто по- 
вторяет заученный урок: "Береза", я - "клен"... "Бере- 
за", я - "клен"... Почему молчишь?" 

Приходят и уходят люди. Короткие приказания. Ко- 
роткие ответы: "Есть!". 

Противник предпринял наступление на левом флан- 
ге. Над картой склонились командир полка Тимошек и 
его начальник штаба. У обоих усталые от долгой бессон- 
ницы глаза. Много дней и ночей подряд гвардейский 
полк отбивает яростные атаки врага, удерживает рубеж. 

- Противник рвется сюда, - указал начштаба точку 
на карте. - Батальон пехоты, минометы... 
- Хитрит. Отвлекает немец. - Спокойно, будто рас- 
суждает сам с собой, - отвечает на это Тимошек. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Сегодня мы будем драться с ним вот здесь, где он 
сейчас сонным прикинулся. Немца понимать надо... 
Тихо запел зуммер. Отозвалась "береза". Телефонист 
осторожно подзывает дежурного. 

- Я - "клен"... Слушает "клен". Что нового? Немцы 
нажимают? Атакуют кирпичный дом, говоришь? Пере- 
даю трубку... 
- Ну, что, Маковкин, случилось? - спрашивает Ти- 
мошек. 
- Так, так... это для нас не новость... Посмотрю. Со- 
ображу, говорю. Сейчас получишь приказ. Будет туго - 
сообщишь... 
Где-то рядом со штабом разрывается бомба. Глухое эхо 
врывается в подземелье вместе с тугими воздушными кли- 
ньями, порожденными взрывной волной. "Коптилки" по- 
гасли, на головы сквозь накаты посыпалась земля. В тем- 
ноте, среди установившейся на мгновение тишины, кто- 
то спокойно и безразлично произносит: 

- Бомбочки у фрица появились. А в последние дни 
он больше пустые бочки и всякую разную дрянь бросал... 
Эта почему-то по особенному смешно прозвучавшая 
фраза сразу разрядила нервное напряжение. Кто-то со- 
стрил по поводу того, какую "дрянь" имел в виду солдат, 
и все захохотали. Заразительнее и громче всех смеялся за- 
меститель командира по политчасти Потанин. Он при- 
нялся снова зажигать "коптилку". Свет от спички осве- 
тил лицо командира. И тогда все увидели: Тимошек 
тоже смеялся. Только смеялся по-особому, беззвучно. 
Его широкие плечи вздрагивали. 

- Товарищ гвардии подполковник, донесение! - 
вдруг раздался громкий голос. 
Сразу стало тихо. 

- Кто такой? Связной? Ты чего это, Гришаков, опоз- 
дал? 
- Это не Гришаков... Ранен Гришаков, товарищ гвар- 
дии подполковник. Не сумел он дойти - меня послали. 
Разведчик я... 

Противостояние 

Лицо командира сразу стало серьезным. 

- Гришаков... ранен тяжело? 
- Автоматчик его... В ногу... Фашист его подкара- 
улил. 
- Фашиста убили? 
- Убили, только не я... Выследили его ребята и... А я 
бегом сюда... 
Лицо связного покрыто испариной. Дыхание тяжелое, 
прерывистое. Чувствуется, парень торопился, бежал. 
Когда связной ушел, Потанин посмотрел ему вслед и, 
неизвестно к кому обращаясь, сказал: 

- Этот всюду будет искать немца... Найдет его и убь- 
ет. У нас за кровь товарища не прощают... 
Снова подает сигнал телефон. 

- Товарищ гвардии подполковник, вас срочно про- 
сит командир батальона Мосалов. 
Разговор Тимошека с Мосаловым длился несколько 
минут. Оказалось: положение значительно осложнилось. 
Немцы, как и предполагал командир полка, только де- 
монстрировали наступление на левый фланг, основной 
же удар они направили на центр обороны - на бойцов 
батальона Мосалова. Гитлеровцы подтянули сюда и пу- 
стили в ход артиллерию и шестиствольные минометы. 
Большая группа автоматчиков просочилась в тыл к Мо- 
салову, засела в овраге, а часть из них захватила четыре 
дома. Противник спешно подбрасывал сюда подкреп- 
ление. 

Бой закипел яростный, бескомпромиссный. Гвардей- 
цы по существу сражались в полуокружении, но дрались, 
как львы, удерживая свои рубежи. Мосалов сообщал, что 
настроение у людей бодрое, несмотря на крайне слож- 
ную ситуацию. 

Бодрость не покидала людей и в темном подземелье. 
Бодрость шла с командного пункта к линии огня по те- 
лефонным проводам, уносилась связными, которые, слу- 
шая четкие приказания командира полка, невольно рас- 
правляли плечи, подражая командиру. Они верили каж- 


Юлий ЧЕПУРИН 

дому его слову. Верили потому, что знали: их коман- 
дир - старый воин. В империалистическую немцев бил. 
В гражданскую беляков гнал. И теперь победит! 

Подземелье сотряслось от близкой канонады. Силь- 
нее запахло дымом, гарью. Зачастили связные. Когда кто- 
нибудь входил или выходил через узкую дверь, в штаб 
прорывались блики багрового зарева. 

Наступил решающий этап боя. 

Тимошек распахнул воротник гимнастерки, чтобы 
легче было дышать. 

В грохоте, в напряжении проходила ночь. К рассвету 
бой стал затихать и, наконец, наступила та странная "по- 
лутишина", которая так отличала Сталинград в после- 
дние месяцы: если приутих "разговор" пушек, миноме- 
тов, пулеметов и автоматов на участке Тимошека, то 
"разговор" этот продолжается по соседству - то слева, 
то справа. 

Мосалов коротко рапортовал по телефону: 

- Фашисты не прорвались. Вражеские автоматчики 
полностью уничтожены. Противник, понеся большие по- 
тери, отброшен. Подразделение укрепляет занятый ру- 
беж. Жду дальнейших указаний. 
- Явишься на КП. Ругать стану. Почему автоматчи- 
ков пропустил в свой тыл? 
Потом неожиданно ласково, по-отечески: 

- Заходи... Соскучились по тебе. Да смотри, осторо- 
жен будь... Ты ведь какой: грудь нараспашку... 
...Короткая передышка. Все, кому можно, спят. При- 
ткнулись, кто где сумел: просто на земляном полу, под 
столом, на разбитой спинке дивана, на хромоногой узкой 
кровати, внезапно напомнившей далекий семейный уют. 

Может быть, утром опять бой? Может, более жесто- 
кий, более упорный - кто знает? И снова командир пол- 
ка склонился над картой. 

Тихо жужжит зуммер, и телефонист устало просит, 
чтобы "орех", черт возьми, не мешал ему принять доне- 
сение от "акации", которую почему-то плохо слышно... 


Противостояние 

ИСТРЕБИТЕЛЬ ТАНКОВ ВЛАДИМИР БОЖКО 

Дороги войны круты и изменчивы. 

За полгода много увидел и перенес восемнадцатилет- 
ний парень из города Красный Луч. Он бил фашистов в 
их тылу под Смоленском, прыгал с самолета, сжав в ру- 
ках автомат, под Брянском, расстреливал танки врага под 
Сталинградом. 

Гвардии сержант, командир противотанкового истре- 
бительного орудия Божко пришел на защиту города вме- 
сте со своими друзьями - бывшими десантниками: Со- 
ляником, Белоконем, Милых. На выцветших голубых 
петлицах поблескивали рубиновой эмалью два треуголь- 
ника. Все те же серебряные птички, все тот же бирюзо- 
вый значок парашютиста. Владимир остался верен воз- 
духу, хотя теперь драться приходилось больше на земле.. 

За спиной - Волга. По вечерам ветер доносит до ог- 
невой позиции запах смолы, нефти, а когда однажды 
старшина принес на ужин сушеную тарань, Владимир, 
внимательно рассмотрев ее, безапелляционно заявил: 

- Астраханская... 
Потом, повернувшись на северо-восток, навстречу 
ветру, голосом, в котором была и тоска, и горечь, и еще 
много-много непередаваемых, но всем близких и понят- 
ных чувств, воскликнул: 

- Эх, Волга-матушка!.. 
Но грустить никому не дал. За это и любила его вся 
батарея. Голос у Владимира такой: зальется, все кругом 
притихнет. Песен до сотни знал. 

"Эх, да если б крылья дали добру-молодцу, 
К милой бы до терема я соколом взлетел..." 


- А ну, выходи в круг, Белоконь! - вдруг оборвал 
Владимир песню, ударил ладонью об ладонь, затем хлес- 
тнул ими по голенищу сапога и пустился в пляс. 
"Когда не было народу. 
Выходила к огороду. 
Как бывало опоздаю, 
Что сказать ему не знаю..." 


Юлий ЧЕПУРИН 

Лихой, веселый был парень - что там говорить. 

...На рассвете полк фашистской пехоты пошел в на- 
ступление. Орудийному расчету Божко - приказ: рассе- 
ять пехоту врага, остановить ее продвижение. 

- Зарядить осколочными! - приказал Божко навод- 
чику Белоконю и выдвинулся на несколько метров впе- 
ред, взобрался на колесо разбитого в предыдущих боях 
орудия, чтобы вести наблюдение и корректировать огонь. 
Снаряд за снарядом полетели в гущу гитлеровцев. 
В контратаку пошла наша пехота, но по ней ударил вра- 
жеский станковый пулемет. Плотно прижав к глазам би- 
нокль, Божко долго всматривался в степь, что расстила- 
лась перед ним - впереди сближались цепи немецких и 
наших пехотинцев. "Помочь своим надо, обязательно по- 
мочь. Но где же этот проклятый фрицевский пулемет? 
Где?" 

И вдруг Божко, повернувшись лицом к своим "пуш- 
карям", радостно крикнул: 

- Вижу! По немецкому пулемету, ориентир - слева 
черное пятно сгоревшей травы - огонь! 
Белоконь быстро навел орудие. Выстрел. Вражеский 
пулемет замолчал. 

- Молодец, Василий! Давай в том же духе! 
Наша пехота продвинулась вперед, но была останов- 
лена завесой плотного минометного огня. Но что это? 
Вдруг тяжелая мина взорвалась правее от Божко, и 
взрывная волна сбила его с пушечного колеса. Вторая 
мина разорвалась позади орудия, и Божко догадался. 
"Вилка. Засекли, сволочи". 

И снова Божко ищет теперь тщательно замаскирован- 
ную позицию немецких минометчиков. 

Счастливый случай помог ему: набежавшая тучка на 
минуту-другую закрыла солнце и Божко увидел дымок, 
вырвавшийся из-за копны соломы. 

- Белоконь! Прицел 12, ориентир: копна соломы - 
огонь! 


Противостояние 

Несколько выстрелов и минометный огонь прекра- 
тился. 

Атмосфера боя накалялась. Разъяренные потерей 
станкового пулемета и минометной батареи гитлеровцы 
пустили на артиллеристов пять танков с автоматчиками 
на броне. 

- Товарищ гвардии сержант! Осталось пять снарядов. 
- Осколочные есть? 
- Всего два. 
- Ударь ими прямой наводкой по автоматчикам, а 
бронебойными в упор по танкам! 
- Есть! 
Вот уже горит первый фашистский танк, потом - 
второй, за ним - третий!.. 
Артиллеристы походили на кочегаров. Божко смах- 
нул с потрескавшихся губ землю. 

- Во-оздух! 
На них шли три "Юнкерса". Поздно! Уцелевшие два 
немецких танка повернули обратно - у них не было ни- 
какого желания разделить участь уничтоженных машин. 

Грохот, дым, фонтаны взметнувшейся к небу земли, 
мгла - ничего не видать. 

Две бомбы, сброшенные "Юнкерсами", разорвались 
далеко впереди. Один из самолетов улетел, другой же, 
сделав боевой разворот, значительно снизился и снова 
взял курс на батарею. Божко видит как отрывается от са- 
молета бомба, но глазом опытного, бывалого солдата оп- 
ределяет, что и на этот раз фашист промахнулся: бомба 
попадет не в их любимую "сорокопятку", а упадет где-то 
рядом с ним. Он успевает махнуть рукой товарищам, что- 
бы те легли на землю, и это был его последний, как бы 
прощальный жест... 

Еще не совсем рассеялся дым и не осела поднятая в 
небо земля, бросились товарищи к любимому команди- 
ру. Лежал он у пушечного колеса, и руки его обнимали 
горячую резину сплющенного пневматика, как будто 


Юлий ЧЕПУРИН 

и мертвый Володя не хотел расстаться с орудием, у ко- 
торого его настигла смерть... 

*** 
Нас окружили гвардейцы - боевые друзья Божко. 
Они рассказали подробности боя и гибели своего коман- 
дира, тяжело переживая постигшее их горе. 
Артиллеристы повели нас к своему противотанковому 
орудию, израненному, со щитом, пробитым осколками, но 
живому, готовому к бою. На щите, на самом видном мес- 
те, была укреплена фотография Владимира Божко. 

- Так и живет теперь с нами. Каждый наш снаряд 
теперь напутствие имеет: первый - за Владимира! Вто- 
рой - за Божко! Третий - за нашу победу! 

НА ДОРОГАХ ВОЙНЫ 

"СТРАСТНАЯ НЕДЕЛЯ" 

Не песнь пою - жизнь мою. 

А. Вознесенский 

Воспоминания о прожитом я начну не со дня своего 
рождения, а с рассвета 22 июня 1941 года. 

Команда "В ружье!" бойцов и младших офицеров роты 
управления 8-го механизированного корпуса сорвала с по- 
стелей в три часа утра. Небольшое, двухэтажное здание 
бывшей польской школы, служившей казармой для шо- 
феров, писарей, снабженцев, ремонтников, через какую- 
то минуту наполнилось топотом сапог. И вот уже перед 
строем, как всегда подтянутый, строгий, командир роты 
старший лейтенант Маевский. Его голос звучит спокой- 
но, только как-то по-особенному твердо и отчетливо: 

- Водителям грузовых машин немедленно отправиться в 
Борислав для эвакуации семей командного состава, а также 
убитых и раненых. Дальнейшие приказания получите на мес- 
те. Водителям легковых машин - к штабу корпуса. Осталь- 
ные - к месту прохождения службы. 
Эти лаконичные распоряжения отдавались под гро- 
хот разрывов немецких бомб, сбрасываемых на город 
Дрогобыч - место дислокации штаба корпуса. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Начинает светать. Над городом нависла сизая мгла, 
ее с трудом пробивают первые солнечные лучи. Кислый 
запах порохового дыма лезет в нос. 

За мною была закреплена грузовая машина полутор- 
ка, обслуживающая Дом Красной Армии. Но добежать 
до него и доложить о получении приказа нет времени. 

До Борислава что-то около семи километров, но ехали 
мы, как мне показалось, бесконечно долго. Дорога была 
вспорота воронками от бомб, их приходилось объезжать и 
нам и идущим навстречу санитарным машинам - их ве- 
реница казалась мне бесконечной. 

Фашисты очевидно знали не только то, что в Борис- 
лаве дислоцируется одна из дивизий нашего корпуса, но 
и точное расположение казарм и домов, где проживали 
семьи командующего состава. 

Борислав был центром добывающей нефтепромыш- 
ленности Западной Украины. Сбросив зажигательные 
бомбы в район сосредоточения нефтяных вышек, вызвав 
тем самым чудовищный пожар, немцы даже без помощи 
осветительных бомб и ракет приступили к уничтожению 
наших танков и другой техники, но основные бомбовые 
удары сосредоточили на военный городок. 

Жертвы среди семей командиров были ужасающими. 
Городок походил на развороченный муравейник. Бегали 
люди: мужчины, женщины, дети, что-то кричали, маха- 
ли руками, о чем-то просили, что-то требовали, к кому- 
то взывали, но - увы - их голосов не было слышно, как 
не было слышно рыданий и проклятий в адрес Гитлера 
и его солдат. 

У въезда в город начальник контрольно-пропускного 
пункта распределяет прибывающие автомобили. 

Мне приказано ехать к военному городку и погрузить 
жен и детей командиров. Это совсем рядом. Чем ближе 
приближаюсь я к трехэтажным белым зданиям, тем более 
зримо встает передо мной картина художника К. Брюлло- 
ва "Последний день Помпеи". Только сейчас огнедыша- 
щий вулкан Везувий заменяет зловещее пламя борислав- 
ских нефтепромыслов. 


На дорогах войны 

От непрерывных взрывов бомб стоит гул. Трясется 
земля. 

Навстречу моей машине бежит женщина в белом пла- 
тье. Вид ее страшен. Она что-то кричит - понять совер- 
шенно невозможно. Ясно одно: она в ужасе от постиг- 
шего ее горя. Поравнявшись с машиной, женщина вска- 
кивает на подножку кабины и, не глядя на меня, 
показывает рукой направо. И все повторяет: "Туда, туда!" 

Машина приблизилась к обезумевшей толпе женщин. 
У многих на руках плачущие дети. Дети постарше не 
плачут, только сильнее прижимаются к матерям. 

У машины началась давка. В кузов летят узлы, чемо- 
даны. Женщина, стоящая на подножке, не дает мне вый- 
ти из кабины, чтобы навести порядок при посадке. Она 
теребит меня за рукав гимнастерки, требуя, чтобы я до- 
вез ее туда, куда она показывает рукой. Понимаю: с этой 
обезумевшей от страха толпой я бессилен что-либо сде- 
лать. 

К машине подошли майор и четверо солдат с носил- 
ками. На одних лежит мертвая девочка лет семи-вось- 
ми, на других - молодая женщина с наспех перебинто- 
ванной шеей и грудью. Бинты густо пропитались кро- 
вью, она капает на носилки. 

Моя спутница соскакивает с подножки и бросается к 
носилкам с мертвой девочкой. Она припадает к малень- 
кому тельцу так крепко, что майору и еще нескольким 
женщинам с трудом удается оторвать ее от ребенка. 

Майор вскакивает в кузов, выбрасывает из него узлы, 
свертки, чемоданы. Начинаем погрузку. В кузове вмес- 
тились только носилки и женщины с детьми. 

- Трогай, - приказывает он мне. 
Я медленно трогаюсь и вижу, как за кузов, дверцы 
кабины хватаются те, кому не досталось места в кузове. 
- Не беспокойтесь, за вами придут машины, - 
успокаивает их майор. 
Всю дорогу меня била нервная дрожь - в моих глазах 
стояло милое спокойное лицо мертвой девочки. 
А немецкие бомбы все продолжали и продолжали па- 


Юлий ЧЕПУРИН 

дать, поднимая в воздух людей и землю, обломки стен 
и машины спасателей и их самих. 

Особенно зловещий характер этой картине придава- 
ли лучи наших прожекторов, шаривших по небу и то и 
дело натыкающихся на немецкие бомбардировщики, 
бросавшие бомбы с небольшой высоты. Поражала их на- 
глость, их методичность, их какое-то особенно жестокое 
спокойствие, с каким они вершили злодейство. 

Но наши зенитки молчали. 

Не знаю, сколько зенитных стволов было в то пред- 
рассветное утро в Бориславе в распоряжении командира 
7-й моторизованной дивизии А. В. Герасимова, но факт 
остается фактом: ни одного выстрела эти зенитные ство- 
лы по вражеским самолетам не сделали. И в этом не 
были повинны ни комдив Герасимов, ни зенитчики. Был 
приказ начальника штаба 26-й армии И. С. Варенникова, 
отданный командиру 8-го механизированного корпуса 
Д. И. Рябышеву в 4 часа 30 минут утра: "На провокации 
не поддаваться. По германским самолетам огня не от- 
крывать. Ждать приказа". 

Светало. Я сделал еще два рейса - они были до ужаса 
похожи на первые два. Едва я успел притормозить у во- 
рот нашей казармы, как на подножку кабины с моей сто- 
роны вскочил старший политрук Ильин, начальник Дома 
Красной Армии. Он был разъярен до крайности. 

- Нужно грузить имущество Дома Красной Армия, а 
вы... Где вас черт носит все утро? 
- Я выполнял приказ. 
- Чей приказ? Какой приказ? Немедленно подгоняй- 
те машину к Дому Красной Армии! 
- Отставить! - раздается властный голос подошед- 
шего командира роты Маевского. 
Эти слова, этот тон, каким они были произнесены, 
окончательно выводят Ильина из себя. 

- Старший лейтенант Маевский! Вы не имели права 
пользоваться машиной, находящейся в распоряжении 
Дома Красной Армии! 

На дорогах войны 

- Ротой управления штаба корпуса командую я. Все 
без исключения машины находятся в моем распоряже- 
нии. А вы... командуйте своими плясками и танцами... 
- Товарищ Чепурин, сдайте ключи зажигания от 
этой машины воентехнику Васильеву, а сами немедлен- 
но отправляйтесь в распоряжение бригадного комиссара 
корпуса Попеля. 
- Товарищ старший лейтенант, я еще не завтракал. 
Маевский сдвинул обшлаг гимнастерки, бросил 
взгляд на часы. 

- Даю вам десять минут на завтрак. 
Стремглав я бросился в столовую, услышав за своей 
спиной слова командира роты, обращенные к старшему 
политруку Ильину: 

- Вам будет выделен другой водитель. 
Прежде чем отправиться в штаб, я заехал в казарму, 
чтобы сменить перепачканное кровью обмундирование - 
я помогал переносить тела погибших. 

...Штаб нашего корпуса размещался в массивном кир- 
пичном здании на улице Карла Маркса. Тяжелая, нека- 
зистая архитектура здания придавала ему гнетущий, 
мрачный вид. За зданием находилась обширная спортив- 
ная площадка, на которой по утрам наши командиры де- 
лали зарядку. Говорили, что до 1939 года это был "Бо- 
жий дом", пристанище для одиноких и престарелых лю- 
дей. Наша, так называемая, казарма была вовсе не 
казармой, в понимании этого слова, а небольшой, всего в 
два этажа дом, в котором некогда размещалась польская 
школа. Дом этот находился почти напротив штаба корпу- 
са, чуть наискосок, и мы очень любили это наше солдат- 
ское пристанище, которое вместило в свои стены шофе- 
ров, писарей и представителей прочих профессий, необ- 
ходимых для нормального функционирования такого 
большого соединения как корпус. 

Первое, что меня поразило, когда я остановил свою 
полуторку у въезда во двор нашей казармы, были мои 


Юлий ЧЕПУРИН 

друзья - соармейцы, которых я в первую минуту при- 
нял за сумасшедших. Дело в том, что в момент моего 
прибытия немцы уже начали активно бомбардировать 
город Дрогобыч. Отбомбив железнодорожные станции, 
нефтеперерабатывающий завод и другие более или ме- 
нее важные промышленные объекты, гитлеровцы нача- 
ли бомбить центр города, оставив, как бы "на закуску" 
здание, где размещался штаб нашего корпуса. 

Так вот. В ответ на близкие взрывы и свистящие по 
сторонам осколки бомб, мои товарищи реагировали на 
это самым странным, самым неправдоподобным образом 

- они ликовали! Да, да, ликовали - другого слова я по- 
добрать не могу. Их лица сияли радостью и торжеством, 
они взбирались на вершину довольно высокого деревян- 
ного забора из штакетника, огораживающего нашу казар- 
му, и делали непристойные движения определенного 
смысла, означающего примерно следующее: "А... Я пле- 
вал на тебя, фриц! Погодим, посмотрим, что с тобой бу- 
дет нынче вечером! Завтра! Вообще - скоро!! И это ли- 
кование выражалось в момент, когда ВОЙНА запахом 
смерти дохнула нам всем в лицо. 
Заместитель командира корпуса по политической ча- 
сти бригадный комиссар Н. К. ІІопель был небольшого 
роста, плотно скроенный, чернявый, с зачесанными на 
левую сторону волосами, весь охваченный внутренней 
тревогой и волнением. 

- Товарищ Чепурин, - обратился он ко мне. - Ко- 
мандование корпуса решило доверить вам сверхсекрет- 
ную автомашину шифровального отдела с шифрами и 
кодами армии. Так вот, если ваша машина будет захваче- 
на противником, придется менять шифры и коды во 
всей Красной Армии. Понимаете, что это значит? 
- Понимаю, товарищ бригадный комиссар. 
- Пройдите к исполняющему обязанности началь- 
ника штаба подполковнику Цинченко, он вас более под- 
робно проинструктирует. 
Бригадный комиссар вышел из-за стола и протянул 
мне руку. 


На дорогах войны 

- Желаю вам боевого успеха, милый мой. 
С такими словами "милый мой" Н. К. Попель по 
обыкновению обращался к каждому - будь то рядовой 
красноармеец, командир или политработник. Не скрою, 
такое обращение придало мне смелости. 

- Товарищ бригадный комиссар, я только что при- 
вез из Борислава убитых военных и гражданских. Среди 
них - женщины, дети. Это что война? 
Попель нахмурился. 

- Обычно о начале войны объявляет правительство 
или вышестоящее командование. Никаких указаний мы 
не имеем и, значит, следует заключить, что бомбарди- 
ровка Борислава, Трускавца и Дрогобыча очевидно во- 
енная провокация немцев... Ваша жена с детьми на гаст- 
ролях в Трускавце? 
- Так точно. 
- Давно вы видели ее? 
- Вчера*. (Попель в курсе моих семейных дел.) 
- Да... - раздумчиво произнес Н. К. Попель, - бу- 
дем надеяться, что театру удастся вырваться оттуда. Вы 
свободны. 
Полковник Цинченко слово в слово повторяет всту- 
пительную часть инструктажа и добавляет: 

- Ваша автомашина и машина, на которой обору- 
дована радиостанция, входят в оперативную группу и 
должны находиться на возможно близком расстоянии 
от командира корпуса. Для обеспечения охраны этих 
машин придается средний танк и бронемашина. В ма- 
шине должны находиться в неприкосновенном запасе 
две канистры с бензином. В случае крайней опасности 
вы должны облить свою машину бензином и поджечь. 
В плен не сдаваться. Еще раз напоминаю: шифры и 
коды не должны попасть в руки противника. Понятно? 
Повторите. 
* Моя жена, актриса Дрогобычевского музыкально-драмати- 
ческого театра с двумя детьми находилась в Трускавце, куда те- 
атр уехал на гастроли. 

Юлий ЧЕПУРИН 

Экипаж вашей машины будет состоять из шести че- 
ловек: вас, трех часовых, бойца-связного и переводчика. 
(Почему не шифровальщика? - мелькнуло у меня в го- 
лове.) Вооружение: лично у вас - карабин и две гранаты 
РГ, у часовых и связного - винтовка и по две гранаты 
РГ. Вы будете находиться в непосредственном подчине- 
нии начальника связи корпуса, полковника Корнева. 
Сейчас внизу в машину ГАЗ-АА загружают все необхо- 
димое для шифротдела. 

...Спецмашина, приданная мне, представляла собой 
обыкновенный полуторатонный грузовик ГАЗ-АА, и вся 
его "специализированность" состояла в фанерном доми- 
ке с окнами на три стороны. Задней стенки не было вов- 
се, что облегчало погрузку сейфа и двух деревянных сун- 
дуков - их погрузкой руководил мой непосредственный 
командир, лейтенант Никифоров. У машины хлопотал 
помпотех нашей роты, техник-лейтенант Васильев. Уви- 
дев меня он обрадовался: 

- Наконец-то! - он протянул мне ключи от зажига- 
ния и с улыбкой, с какой пытаются вселить надежду в 
неизлечимого больного, сказал: 
- Проверил лично. Кажется, все в порядке. Но заве- 
ди и проверь сам еще и еще раз. 
Я открыл капот, проверил уровень масла в двигателе, 
наличие воды в радиаторе и бензина в баке. Все было в 
порядке. Завел мотор. Он работал ровно и четко. Я "про- 
гнал" его на всех оборотах. Вот теперь это мой "военный 
дом". Сколько мне доведется жить в нем?.. 

Рядом с моей машиной стоял мой "опасный спут- 
ник" - радиостанция на колесах. Выглядела она солид- 
нее, чем машина шифротдела. Отныне мы будем с ней 
уподоблены сиамским близнецам. 

Я вышел из машины, чтобы прикрыть капот двигате- 
ля. В этот момент ко мне подошли двое военных и один 
в гражданской одежде. Возглавлявший эту группу майор, 
показывая на своих спутников, сказал: 


На дорогах войны 

- Знакомьтесь, товарищ Чепурин. Это лейтенант 
Никифоров - шифровальщик. А это - товарищ П... (он 
назвал польскую фамилию, которую я не запомнил). Это 
был интеллигентного вида пожилой человек высокого 
роста с благообразным лицом, покатыми плечами. Руки 
у него были женские, с узкими ладонями. Мне он поче- 
му-то сразу не понравился. Это впечатление усиливал 
легкий болотного цвета макинтош и мягкая фетровая 
шляпа с обвисшими полями. 
- Товариц П., - продолжал майор, - как старший 
по возрасту, займет место в кабине. А вы, товарищ лей- 
тенант, разместитесь в кузове вместе с часовыми. 
К машине подходит комендант штаба корпуса лейте- 
нант Гопский. 

- Товарищ майор, бойцы, выделенные для охраны 
машины шифротдела, сейчас прибудут. 
- Они проинструктированы? 
- Да. С ними разговаривал полковник Цинченко. 
Лично, - подчеркнул Гопский. 
Гопский сильно напоминает щегла. У него малень- 
кий, острый носик. Движения его рук порывисты. При 
разговоре он размахивает ими - к месту и не к месту - 
как птица крылышками. И весь он какой-то вертлявый. 
Его парадное облачение поражает своей броскостью и 
щегольством. 

- А вот и они, - Гопский указал на трех бойцов из 
нашей роты. 
Надо же! Это - мои друзья: Сашка Аистов, Виталий 
Силкин, с которыми мы в одно время и одним райвоен- 
коматом призывались в ряды армии, и балагур-весельчак 
Тарновский. 

Мои товарищи-часовые "при полном параде" - через 
плечо каждого шинель в скатке, вещмешок, противогаз. 
В руках - винтовка. По две ручных гранаты на брата. 

Майор отдает нам последние приказания: 

- Командиром группы назначается лейтенант Ники- 
форов. Его приказ для всех вас - закон. Прошу занять 

Юлий ЧЕПУРИН 

свои боевые места - приказ о выступлении может по- 
ступить в любую минуту. 

Мой мозг обжигает мысль: "А как же я? Я же должен, 
во что бы то ни стало забежать "домой", хотя бы записку 
оставить жене. Но разве я могу сейчас обратиться с 
просьбой отпустить меня хотя бы на десять-пятнадцать 
минут?" 

Неожиданно меня выручает помпотех роты Васильев. 
Его жена - активная участница художественной самоде- 
ятельности состоит в танцевальном кружке. А так как 
всей художественной самодеятельностью гарнизонного 
Дома Красной Армии с некоторого времени руковожу я 
(лишь вчера, в субботу, мы давали концерт для бойцов 
гарнизона), то отношение ко мне Васильева подчеркнуто 
уважительное. 

- Товарищ Чепурин, - обращается он ко мне, - вы 
запальные свечи, конденсаторы на всякий случай взяли? 
- Нет. (Мысленно я укорил себя за несообразитель- 
ность.) 
- Двери техсклада открыты. Ступайте и возьмите 
все, что вам может пригодиться. 
Майор повернулся к Васильеву. 

- Если вы, товарищ воентехник, считаете, что необ- 
ходимые запасные детали имеются в наличии, и они по- 
требуются водителю, доставьте их сюда сами. 
Но Васильев не растерялся. 

- Товарищ майор, я выполняю приказания только 
моего прямого начальника - заместителя командира 
корпуса но технической части. 
- Гм... - хмыкнул майор и, резко повернувшись ко 
мне, сказал: 
- Даю вам десять минут... (эти слова "десять минут" 
я слышу в это утро уже второй раз). 
Я готов был расцеловать нашего добродушного рыже- 
го воентехника, и обронив: "Есть!", срываюсь с места, 
вбегаю в помещение штаба (техсклад находился в его 
подвале) и - Боже мой! Что же я вижу? 


На дорогах войны 

Люди снуют по лестницам - вверх - вниз, вниз - 
вверх. И все - бегом, бегом, бегом... 

Мои сослуживцы по роте управления волокут наружу 
кипы бумаг. По их лицам струится пот. В воздухе висят 
черные хлопья бумажного пепла. Они застряли в воло- 
сах, осели на бровях. 

И только почему-то в этот момент я впервые за все 
утро осознаю с горькой болью: "Война!" 

Оказывается, думать о ней до этой минуты было не- 
досуг. 

А на город Дрогобыч продолжают падать бомбы. 
Поразительно! Самолеты врага летают над нашими го- 
ловами, а с нашей стороны не слышно ни одного выс- 
трела зенитного орудия, ни одной очереди зенитного 
пулемета. 

И еще более поразительно, что фашистские бомбы 
словно "щадят" здание, в котором располагается штаб 
корпуса. Ведь, без всякого сомнения, немцы прекрасно 
не только знают место расположения штаба, но и видят 
султаны дыма от костров и суетящихся около них людей. 
И тем не менее - факт остается фактом - ни одна бом- 
ба не падает даже в отдалении от здания бывшей бога- 
дельни, хотя прошло уже несколько часов. 

А здание это - совершенно беззащитно. Около него 
не удосужились установить хотя бы один зенитный круп- 
нокалиберный пулемет. Что это! Вопиющая беспечность 
или откровенное потакание врагу? 

После войны я узнал, что к моменту нападения гит- 
леровцев, наш корпус имел на вооружении всего одно зе- 
нитное орудие и шестнадцать зенитных пулеметов. 

Стремглав спускаюсь в подвал. Двери склада распах- 
нуты настежь. 

На стеллажах лежат брошенные на произвол судьбы 
запасные части к автомобилям и мотоциклам. (В состав 
нашего 8-го мехкорпуса входил мотоциклетный полк.) 
Как дорого мне это мрачное, холодное помещение, где я 
провел много месяцев, когда работал над своей первой 


Юлий ЧЕПУРИН 

пьесой "Комбриг Иванов". Только позавчера отнес руко- 
пись машинистке. 

- Прощай "Комбриг Иванов"! Спасти тебя я уже не 
успею. 
За этим столом я возрождал к жизни допотопную пи- 
шущую машинку, весившую, как мне казалось, не менее 
двух пудов. 

Напротив этого стола однажды стоял, играя пистоле- 
том перед моим лицом, боец Клименко. И только я при- 
казал ему убрать пистолет, как пуля просвистела мимо 
моего уха. Вот и сейчас виден ее след на стене. 

Но предаваться воспоминаниям некогда. Хватаю ком- 
плект свечей, пару конденсаторов, две новые камеры для 
шин. Мой взгляд упал на толстые пласты "сырой" рези- 
ны, употреблявшейся для вулканизации автомобильных 
камер. "Возьму повешу их в кабине слева от себя и за 
спиной - никакая пуля эту резину не пробьет..." 

Выбегаю с этим "хозяйством" наружу. Теперь мне ос- 
талось сделать главное - забежать в свою крохотную 
квартирку, которую я с большим трудом "отвоевал" для 
жены и детей, сообщить им о моем отъезде на фронт. 

...Совсем рядом со штабом, почти примыкая к нему, 
стоял четырехэтажный дом - в нем жили семьи неко- 
торых командиров, в том числе семья командира нашей 
роты Маевского. В этом-то доме, на первом этаже и на- 
ходилась квартирка моей семьи (иначе не могу назвать 
ее из-за крохотных размеров). С неописуемым волнени- 
ем вставляю ключ в замочную скважину, открываю 
дверь, вхожу в полутемную кухоньку. Миновав ее, по- 
падаю в комнатку, занимаемую моей женой с детьми: 
девятилетним Эдуардом и одиннадцатимесячным Ви- 
тюшкой. 

На столе, занимая чуть ли не четверть его площади, 
стоит мой "танк" - пишущая машинка, купленная мною 
за 25 рублей в комиссионном магазине. Главная гордость 
заключается в том, что эту древнюю машинку я купил 
на свой гонорар - изредка областная газета печатала мои 


На дорогах войны 

короткие зарисовки из армейской жизни. "Стоимость" 
каждого моего литературного материала оценивалась не 
ниже десяти рублей, что равнялось моему месячному 
красноармейскому содержанию. 

...В комнатке, как всегда было чисто, опрятно, уютно. 
На всех простеньких занавесках, отороченных кружева- 
ми, вазочках для цветов и кружевных салфеточках под 
ними, на дешевеньком коврике под кроватью чувствует- 
ся прикосновение женских рук. Неужели эти стены, в 
которых протекли может быть самые счастливые дни 
моей семейной жизни, я вижу в последний раз?.. 

Пишу короткую записку. 

"Дорогая Ларочка! Отправляюсь на фронт. Береги 
себя и детей, Целую. Твой Юлий". 

Теперь осталось забежать в казарму за своим "личным 
имуществом". 

Сразу, при входе во двор, бросились в глаза настежь 
распахнутые ворота гаражей, где стояли "командирские 
"Эмки". Вокруг - ни души. От этого становится жутко. 

Вбегаю на второй этаж - и здесь - ни единого чело- 
века. 

От отсутствия признаков жизни становится не по 
себе. 

Комната, где размещались мы, шоферы, хранит па- 
мять о предрассветной тревоге - не заправленные сол- 
датские койки со взбившимися в бесформенные комки 
одеялами выглядят тоскливо и тревожно. 

Тишина... Во всей казарме - ни единой души. 

Скорее, скорее туда, к людям, к моим товарищам, 
ожидающим начала боевого похода. 

Кажется, что отсутствовал я целую вечность. А у шта- 
ба все та же суета, по-прежнему жгут документы. Но- 
вость в "пейзаже" только одна: водители "Эмок" началь- 
ствующего состава размещают в салонах вещи старших 
командиров корпуса. 

Солнце палит нещадно. Все мое тело горит и от зноя, и 
от беготни, и от внутреннего напряжения. Мысль о судьбе 


Юлий ЧЕПУРИН 

моей семьи не покидает ни на минуту. От Н. К. Попеля я 
узнал, что фашисты бомбят не только Борислав, но и рас- 
положенный рядом с ним курортный город Трускавец. 
Всего неделю тому назад областной театр выехал туда на 
гастроли. Вчера я побывал там. Радовался успеху театра, 
радовался встрече с женой, детьми. Попытки моих дру- 
зей-связистов, работавших в штабе, дозвониться до театра 
ни к чему не привели - Трускавец молчит. А приказа на 
выступление все нет и нет. 

Сажусь за руль машины. В кабине уже устроился пе- 
реводчик. Он снял свой макинтош, аккуратно свернул 
его втрое, положил на колени. А поверх - свою чуднуVю 
фетровую шляпу. 

- У пана все хорошо? - спрашивает он меня. 
- Порядок, - сухо отвечаю я, почти не скрывая не- 
приязни к этому подозрительному, на мой взгляд, чело- 
веку. Про себя подумал: "Сказали - он переводчик. Но 
ведь всеми переводчиками занимается седьмой, разве- 
дывательный отдел. Почему же он попал к нам, к шиф- 
ровальщикам? Мы же относимся к восьмому отделу 
штаба?" 
Мы оба молчим. Сквозь открытые дверцы кабины тя- 
нет сквознячок - приятно. 

- Жарко, - говорю я, не давая моему соседу повода 
заподозрить меня в неприязни. 
- О, так, так, - согласно кивает он головой и, ука- 
зывая на принесенные мной пластины "сырой" резины, 
спрашивает: 
- Зачем это? 
- Надо, - отвечаю я и, чтобы не вдаваться в под- 
робные объяснения, беру одну пластину и прикрываю 
ею верх левой дверцы, а потом - пространство за моей 
спиной и говорю: 
- Пуля... не может, - я подкрепляю эти слова соот- 
ветствующим жестом, и поляк понимающе улыбается: 
- Бардзо, пан! Дюже бардзо! (Хорошо, пан! Отлич- 
но!) И добавляет. - А мне? 

На дорогах войны 

- Не положено. По уставу боевой пехоты, - отве- 
чаю я, но "переводчик" едва ли понимает смысл сказан- 
ного. 
Подошел старшина роты и раздал всему нашему эки- 
пажу, не исключая и переводчика, сухой паек: сухари, 
сахар, по банке тушенки. Есть не хочется. В горле стоит 
сухая горечь. 

Приношу из штаба свою фляжку, наполненную во- 
дой. Даю напиться моим товарищам. 

Всем воды не хватает: лейтенант Никифоров посыла- 
ет за водой одного из часовых, велев собрать у всех фляж- 
ки и наполнить по горлышко. 

Солнце все ниже и ниже опускается к горизонту. По- 
веяло прохладой. 

Освободившись от суеты и приготовлений, команди- 
ры - работники штаба высыпали из здания и "стабуни- 
лись" у его затененной стены. У всех (их - много) без- 
мятежный (удивительно!) вид, будто они в обычный, 
мирный день вышли подышать воздухом, перекурить. 

И вдруг! 

На штаб опрокинулся гром. Нет, это не гром - над 
головами командиров, на предельно низкой высоте (мет- 
ров пятнадцать - двадцать, не больше) проносится не- 
мецкий истребитель "Мессершмитт". Летчик круто на- 
клоняет самолет влево и угрожающе машет стоящим вни- 
зу кулаком. 

Только сейчас офицеры будто проснулись - и все ки- 
нулись в штаб, под защиту толстых стен бывшей бога- 
дельни. Не тронулись с места только экипажи моей ма- 
шины и радиостанции. Без особого приказа мы не имеем 
права их покидать. Сидим, ждем с тревогой, когда "Мес- 
сершмитт" развернется, и пилот уже не станет грозить 
кулаком, а стеганет по нам из пушки или пулемета. 

Но вражеский самолет больше не появляется. 

Что помешало ему израсходовать свой боекомплект и 
обезглавить штаб корпуса? Ответить на этот вопрос было 
некому. 


Юлий ЧЕПУРИН 

- Как же так? - начал размышлять я. - Разве штаб- 
ные работники не изучали БУП? (Боевой Устав Пехоты). 
Разве их не учили тому, как положено вести себя воен- 
ному человеку, командиру в случае начала боевых дей- 
ствий? 
Подошедший комендант штаба лейтенант Гопский 
объявил, что роте управления приказано с наступлением 
темноты охранять помещение штаба и прилегающие к 
нему здания. 

Это была одна из страшных ночей, какую пришлось 
пережить мне и моим товарищам. 

Мне, шоферам Багинову и Дашкевичу было приказа- 
но охранять площадку, на которой, за неимением анга- 
ров и гаражей, стояли наши грузовые машины, бензово- 
зы, походные ремонтные мастерские. 

Стоянка для этих машин находилась как раз напро- 
тив здания штаба. 

Некогда здесь намеревались построить огромное по 
размерам здание, и уже возвели для него цокольную 
часть. Забетонированная верхняя часть фундамента и по- 
служила роте управления для размещения своего автохо- 
зяйства. 

Одна сторона площадки выходила на улицу Карла 
Маркса, другая - на параллельную ей улицу. Боковые 
стороны ее (одна из них почти примыкала к нашей ка- 
зарме) были окружены деревьями и густым кустарником. 

Вот эти-то затемненные границы стоянки машин и 
было нам приказано охранять. Как было сказано ранее, 
мы были вооружены ручными гранатами и карабинами 
австрийского образца. Мы заняли свои сторожевые по- 
сты в почти непроходимом кустарнике таким образом, 
чтобы обзор стоянки машин был для нас открытым. Да 
что толку в этом обзоре, если ночь такая темная, что хоть 
глаз коли. Оставалось полагаться только на слух. 

Мы старались уловить малейший шорох, но вокруг 
стояла такая тишина, что казалось будто весь город вы- 
мер. 


На дорогах войны 

Эта зловещая, полная тревоги и ожидания опасности 
тишина и далекое зарево пожара (горел нефтеперераба- 
тывающий завод) превратили для нас эту ночь в веч- 
ность. 

До нас, конечно, доходили слухи от наших товари- 
щей, связанных с разведывательным отделом штаба, что 
военные трибуналы уже в продолжение длительного вре- 
мени судят молодых польских патриотов, приговаривая 
их к расстрелу за диверсии. Возможно, и поджог нефте- 
перерабатывающего завода очередная террористическая 
акция, акт возмездия за оккупацию их родины*. 

Вот и теперь в любой момент диверсанты могут вор- 
ваться на эту площадку, забросать машины гранатами. 
И тогда зарево нового пожара озарит еще половину неба. 

Но пока - тишина. Мертвая тишина. 

Куда девалась усталость, накопившаяся за день? Куда 
ушел сон? Чувство опасности победило все это, чело- 
веческое, всю психическую нагрузку нервы взяли на 
себя. 

...Штаб выступил далеко не ранним утром. 

Стало известно - курс на Львов. 

Основу нашей колонны составляли машины обслужи- 
вания, включая машины "Красного Креста". Колонна 
штабных машин не столь внушительна - боевых машин 
в ней совсем немного: тяжелые танки КВ - для комко- 
ра, комиссара и начальника штаба корпуса; танки посла- 
бее - Т-34 и другие - для остальных военачальников. 

Когда колонна вышла на шоссе, ведущее на Львов, сле- 
ва от нас мы увидели нечто грандиозное. Насколько мог 
охватить глаз, стояла механизированная колонна, состоя- 
щая в основном из танков разных типов, броневиков, ар- 
тиллерийских орудий, в том числе тяжелых. В моей груди 
колыхнулась горячая волна радости и восторга за нашу бо- 

* Большинство населения Западной Украины составляли по- 
ляки. - Ю. Ч. 

Юлий ЧЕПУРИН 

евую мощь. С такой силой мы (какие могут быть сомне- 
ния!) за пять-шесть дней так расколошматим фрица, что 
из него только перья полетят. 

Мы, шофера-водители, обслуживающие командиров, 
неоднократно доставлявшие их на военные учения, ко- 
нечно же знали воинские соединения и части, входящие 
в состав нашего корпуса. Знали и на этот раз - какому 
соединению принадлежит и эта, дожидающаяся нас ко- 
лонна. 

Колонну Н-ской дивизии возглавляло командование 
корпуса, и наше движение продолжилось. 

Я не мог не обратить внимания на поведение моего 
попутчика "переводчика" в момент, когда он увидел ар- 
маду военной техники. Он преобразился, помолодел. Не- 
прерывно высовывая голову из кабины, он смотрел на 
боевые машины колонны, следующей за нами. 

Он то и дело оборачивался ко мне и, показывая боль- 
шой палец, восклицал: 

- Бардзо! Дюже бардзо! 
От Дрогобыча до Львова 96 километров. Но чтобы 
преодолеть это не столь уж большое расстояние, нам по- 
требовалось несколько часов. Колонна то и дело почему- 
то останавливалась. Вызывало большое удивление то об- 
стоятельство, что движению такого крупного войскового 
соединения не мешала вражеская авиация: небо было чи- 
стое, ясное - ни облачка. 

По обе стороны шоссе гуляли волны созревшей ржи 
или пшеницы. Высокие колосья, полные зрелых, нали- 
тых зерен, колыхались нехотя, лениво. Это было настоя- 
щее золотое море - земля дарила в то лето небывало бо- 
гатый урожай. 

Но вот и Львов. Наше шоссе вливается в широкий, 
очевидно, центральный проспект города - но ступить на 
него мы не можем - колонна внезапно останавливается. 
Теперь, когда двигатели танков и автомашин приглуше- 
ны и работают на малых оборотах, причина задержки 
нашего движения становится понятной: в городе стоит 


На дорогах войны 

такая трескотня от выстрелов, что кажется, будто огонь 
ведется из окон зданий не только выходящих на проспект 
(кажется, он назывался именем Ивана Франко), но и из 
домов всего города. 

Стоим. Стоим десять, пятнадцать, двадцать минут. 
Из трофейного "Шевроле" выходит командир корпуса 
генерал-лейтенант Д. И. Рябышев, а из своих "Эмок" - 
начальник штаба полковник Ф. Г. Катков и комиссар 
Н. К. Попель. Отойдя в сторону от колонны, они о чем- 
то совещаются. 

В это время из города двое военных привели молодую 
девушку и женщину средних лет. К ним подходят не- 
сколько человек из особого отдела. После короткого доп- 
роса обеих женщин расстреливают. 

Рябышев, Катков, Попель садятся в башни своих тан- 
ков. Поступает приказ: "Вперед!" И гигантская брониро- 
ванная "гусеница", состоящая из сотен единиц военной 
техники, вползает, именно вползает в город. Покинув ко- 
лонну, вперед вырываются броневики и грузовики с бой- 
цами. 

Опередив колонну, они подошли к домам городской 
окраины. К ним присоединяются люди в малиновых фу- 
ражках - бойцы НКВД, милиционеры. Началась зачист- 
ка города от диверсионных групп. Автоматный и пуле- 
метный огонь усиливается. 

В бой с диверсантами-бандеровцами вступили воины 
нашего корпуса. Они пришли на помощь львовским че- 
кистам. 

Колонна, несмотря на обстрел, продвигается вперед. 
Моя машина следует впритык к танку командира корпу- 
са. Его широкая "спина" служит мне хоть какой-то за- 
щитой. Я стараюсь сохранять минимальное расстояние 
между танком и моей машиной. 

Выхлопные газы танка затрудняют дыхание, в горле 
стоит такая сухость, что трудно двигать языком. Плохо 
закрепленная пластина "сырой" резины мешает обзору. 
Болтается, бьет по левой руке. Ни на что не обращаю 


Юлий ЧЕПУРИН 

внимания, главное - не оторваться от танка. Интересно, 
сколько пуль приняла она, сколько пуль принял "домик" 
шифротдела, где сейчас находятся члены моего экипажа. 

Колонна сворачивает с центрального проспекта и на- 
чинает петлять по улицам города. Сколько еще будет 
продолжаться эта пытка? Не знаю. Хочу одного: чтобы 
скорее закончилась эта дорога без конца. Увы! 

Едва колонна покинула город, поступает приказ: "По- 
вторить маршрут!" Приказ - есть приказ! И мы его вы- 
полнили. 

Прошло столько лет с того памятного дня, а я до сих 
пор не могу разгадать замысел то-ли штаба корпуса, то- 
ли командования армии, в чьем подчинении мы тогда на- 
ходились, этого пробега. 

Ни в воспоминаниях командира корпуса Д. И. Рябы- 
шева, ни в воспоминаниях комиссара корпуса бригадно- 
го комиссара Н. К. Попеля, ни в воспоминаниях других 
командиров нашего корпуса я ни разу не встретил упо- 
минания о странном "крутом маршруте". Чего хотели до- 
стичь военачальники, какого бы высокого уровня они ни 
были? Запугать население Львова, деморализовать его, 
чтобы легче было захватить этот красавец-город? Но, как 
оказалось, мы и не собирались овладевать им. 

По приказу командующего войсками Юго-Западного 
фронта генерал-полковника М. П. Кирпоноса наш 8-й 
мехкорпус должен был сосредоточиться в районе города 
Броды. Некоторые воинские соединения, входящие в 
него, уже находились здесь и вступили в бой с против- 
ником. 

А что же происходило в это время в оставленном 
нами Дрогобыче? Каким-то чудом моей жене с детьми 
удалось добраться до дома, миновав все опасности на 
пути от Трускавца до Дрогобыча. В тот час у "офицерс- 
кого" дома суетились жены командиров. Одни из них 
выносили приготовленные в дорогу вещи, другие, уже 
справившись с этим делом, нетерпеливо толпились на 
проезжей части улицы в ожидании машины. 


На дорогах войны 

Моя жена с детьми поспешно прошла в квартиру, 
прочла мою записку, залившись слезами, торопливо на- 
чала собирать то, что могла взять в дорогу. Примерно в 
середине дня грузовая машина пришла. 

Из кабины выскочил капитан, из кузова выпрыгнули 
два бойца. 

Женщины ринулись к машине, зашумели, загалдели, 
но капитан, строго прикрикнув, потребовал тишины. Он 
достал из планшета список и начал вызывать по фамили- 
ям. Красноармейцы в порядке очереди заполняли кузов 
вещами эвакуируемых. И вот на тротуаре не осталось ни- 
кого, кроме моей семьи. 

- Товарищ командир, - обратилась жена к капита- 
ну. - Разрешите мне поехать с вами. 
- Ваша фамилия? 
Жена назвала фамилию. Капитан пробежал глазами 
список. 

- Такой фамилии у меня в списке нет. В каком он 
звании? 
- Красноармеец. 
- Такого в списке у меня нет, - повторил капитан 
и, нырнув в кабину, громко приказал водителю: - По- 
ехали! 
И машина умчалась. Долго смотрела ей вслед женщи- 
на затуманенными от слез глазами, и совершенно обес- 
силенная, опустилась на скамейку, держа на руках малы- 
ша. Старший стоял рядом. Улица была пустынна. Само- 
леты немцев над городом уже не летали, и эта, словно 
вымершая улица своей тишиной и безлюдием могла све- 
сти с ума. 

Просидев так на улице несколько часов, жена верну- 
лась в квартиру и, упав на кровать, зарывшись лицом в 
подушку, зарыдала от безысходности и отчаяния. 

Девятилетний Эдуард тормошил ее за плечо: 

- Мам, мам, не надо. 
Тем временем штабная колонна отъехала от Дрогобы- 
ча на 25-30 километров. Вдруг заведующий продскладом 


Юлий ЧЕПУРИН 

нашей роты, красноармеец Владимир Чабанов обратил- 
ся к водителю машины: 

- Вась, как по-твоему, жену и детей Чепурина вмес- 
те с семьями командиров эвакуировали? 
- Не знаю. 
- Выводи машину из колонны! 
- Володька! Ты что - рехнулся? 
- Выводи, говорю, машину и жми назад. 
- Да как же без приказа? 
- Я приказываю. 
- А если трибунал? 
- И в трибунал пойду я, а не ты! 
И вот полуторатонный "Газик" на предельной скоро- 
сти по свободному от движения шоссе влетает в город и 
резко тормозит у подъезда "офицерского" дома. Никого 
не видно. Чабанов облегченно вздыхает, но на всякий 
случай кричит во все горло: 

- Че-е-пу-у-рина-а! 
Ему никто не отвечает. Уже без всякой надежды он 
повторяет свой клич и видит: из дома, заливаясь слезами 
от радости и счастья, выбегает моя жена. 

- Какие вещи вы будете брать с собой? Я отвезу вас 
на вокзал. 
Они поспешно вернулись в квартиру. Первое, на что 
показала жена, - была допотопная пишущая машинка. 

- Вот это. А потом - остальное. 
Чабанов высадил мою жену с детьми у вокзала, куда 
доставили ранее семьи командиров. 
После странного дефилирования по улицам Львова 
штаб корпуса "отделился" от колонны Н-ской дивизии. 
Наш же путь лежал теперь в сторону города Броды. Не 
доезжая до него штаб расположился в небольшой сосно- 
вой роще, граничащей с шоссе Дрогобыч-Львов, Бро- 
ды-Золочев. С рощей соседствовало старинное еврейс- 
кое кладбище, тесно уставленное надгробными могиль- 
ными камнями. 


На дорогах войны 

Всем водителям автомашин было приказано вырыть 
капониры, из чего можно было понять, что оперативная 
часть штаба намеревается расстаться с этой рощей не 
скоро. На земляные работы ушло все утро. Несмотря на 
то, что грунт был мягкий, рыхлый, песчаный, у нас руки 
были в кровавых мозолях. Но дело сделано: мотор моего 
"Газика" опустился ниже уровня земли - можно быть за 
него спокойным. Рядом с нами рыл капонир и водитель 
радиостанции. В помощь ему выделили несколько бой- 
цов хозвзвода. Все мы после трудов праведных сделали 
"перекур". 

Рябышев и его помощники руководят боем. То и дело 
мелькает фигура посыльного: он то относит, то приносит 
радиограммы. 

Душно. Ужасно хочется пить. Сухость и горечь во рту 
становятся непереносимыми. Но воды нет. Все ее запасы 
поглотили земляные работы. 

Рядом с моей машиной стоит трофейный, легковой 
"Шевроле" жемчужного цвета - память о походе за ос- 
вобождение Западной Украины. Правая дверца автомо- 
биля распахнута. На краю переднего сиденья, опустив 
правую ногу на подножку, сидит красавец полковой ко- 
миссар с четырьмя "шпалами" в петлицах. Ему не более 
тридцати лет. Его лицо мне незнакомо. "Наверно пред- 
ставитель фронта", - промелькнуло в голове. 

Полковой комиссар крутит ручку настройки радио- 
приемника, вмонтированного в щиток приборов. Он ло- 
вит Москву. 

Время приближается к полудню. Зной усиливается, а 
жажда становится просто нестерпимой. Вдруг слышу ра- 
достно-восторженный возглас: "Вода! Вода!" Бегу на го- 
лос. Натыкаюсь на трех офицеров штаба - молодых ре- 
бят. Я старше их по возрасту, поэтому они величают меня 
по отчеству - Петровичем. 

- Где? Где вы взяли воду? 
- На еврейском кладбище, Петрович. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Выйдешь из рощи, пройдешь метров триста-четы- 
реста и наткнешься на родник. 
Забираю фляжки часовых, лейтенанта Никифорова 
и - стремглав за водой. Но что это? Доносится нараста- 
ющий гул авиационных моторов. Повернув голову вижу: 
к штабу на бреющем полете приближаются немецкие 
бомбардировщики. Они сбрасывают бомбы. Я падаю на 
землю, самолеты пролетают надо мной, но ни один ос- 
колок бомбы не задел меня. Мое сердце откликнулось на 
это событие такими строками: 

*** 

У кладбища еврейского, что подо Львовом, 
Атаковал нас враг, безжалостно бомбя. 
Он убивал бойцов, совсем еще зеленых, 
Смешалось все тогда для нас - 
И небо, и земля. 


Но спас меня от смерти крест могильный: 
Он, не страшась смертельного огня, 
Прикрыл меня - спокойно-молчаливый, 
Приняв весь град осколков на себя, 
На подвиг и на месть меня благословя. 


Июнь 1941 г. 

Вскакиваю с земли - Боже мой! Над штабом взмет- 
нулись черные клубы дыма. Из рощи доносятся крики, 
стоны, команды. 

Подбегаю к месту стоянки своей машины. Страшное 
зрелище. Радиостанция охвачена пламенем. Полковой 
комиссар, несколько минут назад ловивший позывные 
Москвы, мертв. 

Сквозь стволы сосен вижу еще несколько горящих 
машин. Но где же мой экипаж? Машина стоит целехонь- 
кая, но людей около нее нет. Значит, думаю, залегли в 
щели, вырытые утром комендантским и хозяйственным 


На дорогах войны 

взводами. Соображаю, что мне делать? В это время под- 
бегает подполковник и хрипло кричит: 

- Выводи машину! 
Вскакиваю в кабину. Мотор заводится с пол-оборота. 
Сдаю назад. Меж стволов сосен выскакиваю на шоссе, 
до которого всего каких-нибудь двадцать-тридцать мет- 
ров. Дорога пустынна. 

Тишина. Поют птицы. По ту сторону шоссе колышет- 
ся созревшая нива. Тишину нарушает только треск, ис- 
ходящий от костров. Этот контраст - красота жизни и 
ад, который я только что покинул, леденит душу. Куда 
ехать? В какую сторону? Свернул направо, наугад. 

Отъехав несколько сот метров, останавливаюсь. Сно- 
ва слышу звук подлетающих самолетов. Вижу в некото- 
ром отдалении от дороги холмик. Догадываюсь: "Окоп!". 
Так оно и оказалось. Я едва успел спрыгнуть в него, как 
снова раздались взрывы. Изо всех сил вжимаюсь в стен- 
ку неглубокого окопа, жду, когда удалятся отбомбивши- 
еся самолеты. Вдруг необъяснимое предчувствие чего- 
то ужасного стиснуло мое сердце. Подчиняясь чьему-то 
безгласному приказу, решаюсь расстаться с окопом. 
Опершись руками на его края с насыпанным на них 
рыхлым супесчаником, я выбрасываю свое тело нару- 
жу, и в ту же секунду - "Ух!" Мой окоп заваливается - 
земля осунулась с краев, заполнив его почти до поло- 
вины. 

Ужас сковал мое тело. Задержись я в нем еще на ка- 
кое-то мгновение и этот окоп стал бы моей безымянной 
могилой. 

К жизни меня вернул лязг гусениц: на шоссе, один за 
другим, выезжали танки Рябышева, Каткова, Попеля. 
Свернув налево, они на большой скорости устремляются 
вперед. Моментально разворачиваю свою машину и на- 
правляюсь вслед за танками. 

Из рощи выскакивают члены моего экипажа. Все 
живы, ни один из них не ранен - это какое-то чудо! Все, 
за исключением переводчика, занимают свои места. На 


Юлий ЧЕПУРИН 

место переводчика усаживается старший лейтенант Ни- 
кифоров. 

- А где поляк? - спрашиваю. 
В ответ угрюмое молчание. 
Что творится сейчас в сосновом лесочке, мне неведо. 
мо. Все внимание на танки оперативной группы штаба. 

Мы проехали всего несколько километров, а нас 
встречает неожиданный "сюрприз": с обеих сторон шос- 
се, из стоящей стеной ржи летят трассирующие пули. 
Приходится не обращать на них внимания, так как скоро 
дорога становится тесной: навстречу нам мчатся маши- 
ны с ранеными, их обгоняет целая колонна санитарных 
машин. 

Скоро мы понимаем, чем объясняется это внезапно 
возникшее столпотворение: справа от дороги идет ис- 
требление сброшенного с немецких самолетов десанта. 
Довольно большой участок ржаного поля с четырех сто- 
рон окружен нашими бойцами. Они идут с винтовками 
наперевес, все уменьшая и уменьшая смертельный для 
обеих сторон квадрат, непрерывно ведя огонь. Фашистс- 
кие солдаты в упор расстреливают наших воинов, те, в 
свою очередь, отвечают тем же, не давая вырваться из 
западни ни одному немецкому захватчику. 

С обеих сторон потери - огромные. Это видно по ко- 
личеству то и дело отъезжающих с ранеными санитарных 
машин, а также по количеству убитых с нашей стороны. 
Их тела лежат в придорожном кювете, и к ним все под- 
носят и подносят новые. 

Наконец, далеко позади остается несжатое поле. Сле- 
ва снова виднеется сосновый лесок, подобный тому, где 
мы понесли первые потери. Одна граница этого леска 
подступает почти к самому шоссе, другая опять выходит 
на необъятное нескошенное поле. 

Там, где-то за его дальней границей идет встречный 
танковый бой. 
Нашу машину встречает один из командиров, жестом 
он приказывает свернуть влево. 


На дорогах войны 

Вижу: у самой-самой границы сосновой рощицы сто- 
ит тяжелый танк КВ комкора Рябышева. Танк накрыл 
своей массивной стальной тушей широкий окоп, в кото- 
ром вижу комкора и еще двух-трех человек. Через би- 
нокли они наблюдают за ходом боя. 

В нескольких метрах от танка стоит хорошо замаски- 
рованная сосновыми ветками радиостанция - точная ко- 
пия той, что сгорела несколько часов назад. Хорошо за- 
маскирован и танк. 

Мне указывают место стоянки моей машины - это 
всего в нескольких метрах от танка и радиостанции. 

Не дожидаясь приказания, начинаем (теперь только 
вчетвером: я и трое часовых) рыть капонир, а закончив 
эту работу тоже тщательно маскируем нашу машину. 

Снова лихорадочно заработала радио-шифро-почта. 
Комкор непрестанно ведет переговоры с командирами 
вверенных ему частей. Судя по тому, как часто посыль- 
ный "мотается" от нашей машины к рации и от рации к 
окопу командира корпуса, чувствуем, что обстановка на 
поле сражения складывается не в нашу пользу. 

От работы по маскировке машины меня отвлекает 
чей-то голос. Оборачиваюсь. Вижу начальника особого 
отдела штаба, капитана, пленного немецкого солдата и 
двух бойцов комендантского взвода, охраняющих его. 

- Слушаю, товарищ майор. 
- Товарищ Чепурин, вы хорошо стреляете? 
Этот вопрос застает меня врасплох. 
- То есть. Вроде бы неплохо, товарищ майор. 
На самом деле за все время службы в армии я до это- 
го дня не сделал ни одного выстрела. 

- Отлично. Приготовьтесь. 
Беру в кабине карабин, подхожу к майору. 
- А карабин зачем? - удивляется он. 
- Так вы же... вы же спросили меня - хорошо ли я 
стреляю? 
Теперь настала очередь удивляться майору. 


Юлий ЧЕПУРИН 

- Я хотел спросить - хорошо ли вы пишите? Впро- 
чем, оставьте карабин при себе. Вот вам бумага и каран- 
даш. Сейчас мы с капитаном будем допрашивать плен- 
ного, а вы подробно запишите его показания. 
Он повернулся к капитану 

- Товарищ капитан, прикажите пленному сесть на 
землю. 
Капитан обращается к пленному по-немецки. Тот по- 
корно садится па землю, прислонившись спиной к тол- 
стому стволу сосны. 

Пленный - совсем молодой, почти юноша. Он взят в 
плен во время ликвидации воздушного десанта. 
Майор и капитан тоже опускаются на землю, покры- 
тую толстым слоем рыжей, пахучей хвои. 

- Фамилия? - спрашивает капитан-переводчик. 
- Гессельман. 
- Имя? 
- Отто. 
- Возраст? 
- Двадцать лет. 
- Кто ваши родители? 
- Занимаются торговлей. 
- Где проживали в Германии? 
- В городе Берлине. 
Все эти сведения, переведенные на русский язык, ка- 
питан докладывает майору, а я, в свою очередь, записы- 
ваю их. 

О своей военной деятельности Отто Гессельман мог 
сказать немногое: пошел в абвер добровольно в 1939 году. 
Член союза молодежи "Гитлер-югенд". Солдат десантных 
войск. Автоматчик. В плен был взят сегодня утром. 

Гессельман назвал фамилию своего непосредственно- 
го командира, номер полка, фамилию его командира. 
Допрос окончен. 

- Прикажите ему встать, - говорит майор. 
Пленный встает, становится по стойке "смирно". 

На дорогах войны 

- Снимите с него наручные часы, - обращается 
майор ко мне. 
Я выполняю приказание. Когда часы оказываются в 
моих руках, ловлю на себе настороженно-любопытный 
взгляд Гессельмана. Читаю в его глазах: "Интересно, что 
ты будешь делать с моими часами?" 

- Положите часы в нагрудной карман его френча, - 
приказывает майор. 
Выполняю и это приказание. 

- А теперь... отведите пленного подальше и расстре- 
ляйте. 
Я похолодел. Отказаться выполнить приказ? Но глаза 
майора, уставившиеся на меня, стали такими колюче-же- 
сткими, что стало ясно: мой отказ не будет принят. 

...Я вернулся к машине, и часовые потом сказали мне, 
что меня было трудно узнать: я был какой-то весь зеле- 
ный. Меня всего трясло. Я поспешил сесть в кабину, что- 
бы хоть немного придти в себя после того, что произош- 
ло пять минут назад. Однако долго переживать мне не 
пришлось. 

На нашем участке фронта большая группа немецких 
танков сломила нашу оборону и направилась на команд- 
ный пункт корпуса. Пеленгаторы засекли наше местона- 
хождение с поразительной точностью. 

Самое же удивительное состояло в том, что немецкие 
танки будто не замечали, что по шоссе, ведущему в наши 
тылы, панически отступают (именно панически!) колон- 
ны наших войск. 

Доблестные воины бегут от противника на танках, 
броневиках, автомашинах. Бегут сплошной рекой, запол- 
нив шоссе в три ряда. За танками стараются угнаться тя- 
желые орудия, автомашины с боеприпасами. 

Вражеские танки, словно наведенные чьей-то демо- 
нической рукой, вознамерились захватить командование 
8-го механизированного корпуса. 

Рябышев вылез из окопа, поднялся на танк, спустился 
в башню, но не исчез в чреве боевой машины, а остался 


Юлий ЧЕПУРИН 

стоять, сбросив фуражку и обнажив свою седую, корот- 
ко остриженную "ежиком" голову, как бы привлекая сво- 
ими красными генеральскими погонами пули и снаряды 
врага. 

В эти первые дни войны мы уже знали (успели 
узнать!), что броню наших тяжелых танков немецкие сна- 
ряды не пробивают. Вот почему спокойно, не спеша, 
танк КВ подал назад, свернул вправо и вышел на шоссе. 

Шел всего третий день войны. Но я уже устал за эти 
дни от предупреждений: "Без особого приказа машину с 
боевой позиции не уводить!" 

И вот - КВ ушел, радиостанция последовала за ним, 
а мне приказа сойти с этого рубежа - нет. Немцы подо- 
шли почти вплотную к роще. Теперь они ведут огонь 
прямой наводкой только по моей машине, которую, ко- 
нечно же, видят, несмотря на то, что она вся завалена 
зелеными ветвями пахучей хвои. Снаряды свистят слева 
и справа, над головой, - но приказа отходить - нет. 
О нашей машине просто-напросто забыли. 

Наконец, к машине подбежал капитан с совершенно 
обезумевшими глазами. 

Он хрипло кричит: 

- Выводи машину! - и вскакивает на правую под- 
ножку. 
Мы выезжаем на шоссе, забитое техникой, капитан 
снова приказывает: 

- Обогнать колонну! 
- Как? Вы же видите, что творится на дороге, - 
в ответ кричу я. 

- Обогнать колонну! - безапелляционно повторяет 
капитан и, заглядывая в кабину, обращается к лейтенан- 
ту Никифорову: 
- Пункт вашего, назначения - Жидэчув. Понял? Жи- 
дэчув! - И не дожидаясь ответа спрыгивает с подножки. 
Используя весь свой водительский опыт (за рулем я 
уже семь лет), пытаюсь обогнать поток двигающейся по 
шоссе техники. Лавирую между танками, артиллерийс- 


На дорогах войны 

кими орудиями. Временами, где это возможно, выскаки- 
ваю на обочину. Снова вклиниваюсь в густой поток ма- 
шин. И не сбавляю, не сбавляю скорости. 

"Где комкор? Где радиостанция? ІІочему мы одни? 
Почему нас бросили на произвол судьбы? - роятся в го- 
лове мысли. - Жидэчув, Жидэчув... Где он находится?" 

- Товарищ лейтенант, посмотрите на карту, - где 
это? 
Никифоров водит пальцем по карте, но безуспеш- 
но - машину кидает из стороны в сторону. 

- Найдем, - уныло говорит он, складывая карту. 
Я не переставая ищу глазами в колонне радиостан- 
цию - где она? Ведь ее высокий кузов-"домик" должен 
быть виден издалека. 

Нет, не вижу... Да и нет никакой возможности вы- 
сматривать ее, ибо мою машину могут в любой момент 
затереть, оттиснуть в придорожную канаву. 

...А в то время как мы стремились в этот таинствен- 
ный Жидэчув, далеко за нашими спинами происходило 
следующее. 

Оказывается, танк Рябышева не пристроился к ко- 
лонне отступающих, а генерал приказал поставить свой 
огромный тяжелый танк поперек дороги. 

"Пробка" оказалась надежной. 

Появление генерала Рябышева было настолько нео- 
жиданным, что всех водителей ближайших к нему танков 
оно привело в состояние шока. Молнией пронеслось в 
"хвост" колонны: 

Впереди - генерал Рябышев!... 

От машины к машине, от артиллерийского орудия к 
орудию стрелой впилось в мозг каждого: 

"Командир корпуса - впереди!" 

Перегородив дорогу двумя ближайшими к нему тан- 

ками, Рябышев медленно двинулся вдоль колонны отсту- 
пающих. Своим невозмутимым видом он производил та- 
кое же впечатление, какое производит на войне прибыв- 
шее в критический момент подкрепление. 


Юлий ЧЕПУРИН 

В считанные минуты колонна беглецов была повер- 
нута грудью к врагу: танки развернулись в боевой поря- 
док, артиллерия своим огнем обеспечивала танкам при- 
крытие. 

Завязался тяжелый бой за город Броды. На помощь 
воинам Рябышева подошли танки подчиненных ему час- 
тей, которые он вызвал по радио "открытым текстом", 
потому что находящаяся рядом радиостанция была без 
нашего шифровальщика наполовину нема и глуха. 

Конечно, такой способ сообщения между штабом и 
воинскими подразделениями был крайне опасным, но у 
Рябышева не было другого выхода - машина с шифро- 
вальщиком будто провалилась в преисподнюю. 

Ну, а мы! Мы по-прежнему двигались по направле- 
нию к неведомому нам Жидэчуву, куда нас направил ка- 
питан. А может он диверсант, а не работник штаба - 
только теперь нас посетила эта мысль, но мы отброси- 
ли ее, как бредовую. "Ох, до чего же мы были наивны 
тогда!" 

Навстречу колонне летят немецкие бомбардировщи- 
ки. С небольшой высоты они сбрасывают бомбы. Колон- 
на сразу расстроилась и это помогло мне, наконец, обо- 
гнать ее и вырваться на "оперативный простор". 

Дорога практически пустынна. Навстречу нам дви- 
жется "Эмка" бежевого цвета. Она проскакивает мимо, 
но успеваю заметить в петлицах сидящих в ней пассажи- 
ров - военных высокого ранга. "Они же могут сказать 
нам, где находится этот Жидэчув", - мелькает у меня в 
голове, и я начинаю отчаянно сигналить. 

Смотрю в стекло заднего обзора - "Эмка" останови- 
лась. Из нее выходит один из командиров и подходит к 
нашей машине. На его петлицах - четыре шпалы - пол- 
ковник. 

- Что вам нужно? - спрашивает он. 
Объясняю: нам нужно проехать к населенному пунк- 
ту Жидэчув. 

- Из какой вы части? 

На дорогах войны 

- Из штаба 8-го мехкорпуса. 
- Отдел? 
- Шифровальный. 
- Х-хорошо, - сказал полковник и достал из план- 
шета карту. - Поедете вот так, - и показал мне даль- 
нейший маршрут. 
- Понял! - заторопился я, так как услышал сигналы 
автомашин из приближающейся колонны. Поблагодарил 
и тронулся с места. 
Но не успел сделать и десяти метров, как по крыше 
моей кабины громко застучали. Выскакиваю из машины, 
спрашиваю часовых: 

- В чем дело? 
- Нас... хотели убить!.. 
- Кто? 
- Полковник, который подходил. 
В это не хочется верить. 
- Это правда? - снова обращаюсь я к часовым. 
- Как же неправда, когда мы своими глазами видели: 
он отошел от машины, вынул маузер и стал целиться в 
нашу машину. 
Только сейчас соображаю - почему он не выстрелил: 
показались первые машины, следующие в голове колон- 
ны. Они сигналили раньше, но их не было видно, так как 
наша встреча с "Эмкой" состоялась в ложбинке, из кото- 
рой движущие в нашу сторону машины не были видны. 

Как же так? Своим товарищам не верить - я не могу. 
Но не могу и представить, чтобы диверсанты были обла- 
чены в армейскую форму. 

Навстречу едет броневик. Жестом руки энергично 
прошу водителя остановиться. Подбегаю. Рядом с шофе- 
ром - старший лейтенант. Взволнованно, сбивчиво рас- 
сказываю ему о случившемся. 

- Машину запомнил? - спрашивает старший лейте- 
нант. 
- Запомнил. "Эмка" бежевого цвета. Припадает на 
левый бок - наверно сломана задняя рессора. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Разворачивай свою машину и следуй за мной. Ког- 
да догоним, я заеду вперед, ты останешься позади 
"Эмки". Тронули! 
А вот и она, наша "знакомая". Она движется нетороп- 
ливо. Кажется, что сидящие в ней считают проезжающие 
мимо них танки, орудия, броневики, автомашины. 

Броневик обгоняет "Эмку", останавливается впереди 
нее, преграждая ей дорогу. Старший лейтенант подходит 
к легковой машине, требует, чтобы сидящие в ней пасса- 
жиры предъявили документы. 

- Вы - что? Не видите?! - тычет пальцем на свои 
красные петлицы полковник. - Я - представитель шта- 
ба фронта. Вы не имеете права... 
- Еще раз прошу, - спокойно реагирует на эту тира- 
ду старший лейтенант. - Предъявите документы. 
- Ах, так! - взрывается полковник и хватается за ма- 
узер. 
В ответ на это старший лейтенант громко подает ко- 
манду: 

- Наводчик Саидмуратов! Развернуть орудие на сто 
восемьдесят градусов. Цель - легковой автомобиль. Три 
выстрела разрывными - огонь! 
Башня броневика поворачивается и ствол ее орудия 
направляется на легковушку. 

- Отставить! - вяло говорит полковник. - Хорошо. 
Пусть будет по-вашему. 
- По-вашему или по-нашему будет, когда мы прове- 
рим ваши документы. 
В салоне, кроме шофера, еще трое командиров, тоже 
высокого ранга. Первым протягивает свое удостоверение 
полковник. 

В верхнем левом углу - красный штамп штаба фрон- 
та. Справа внизу - тоже красная круглая печать. И от- 
четливо видно "Штаб Юго-Западного фронта". 

"Предъявитель сего, полковник Н. является предста- 
вителем Юго-Западного фронта. Всем воинским частям 


На дорогах войны 

и подразделениям оказывать товарищу Н. всяческое со- 
действие". 

Начальник оперативного Управления штаба ЮЗФ 
генерал-майор (подпись). 

Аналогичные удостоверения оказались и у остальных 
пассажиров "Эмки". 

Старший лейтенант аккуратно свернул все удостове- 
рения и положил их в свой планшет. 

- Что это значит?! - снова вскинулся полковник, по 
привычке хватаясь за маузер. 
- Товарищи командиры, - вежливо обращается к 
задержанным старший лейтенант, - свои удостоверения 
вы получите в штабе. Это недалеко, 
- Пусть будет по-вашему, - нехотя согласился пол- 
ковник. 
- Да, именно будет сейчас по-нашему. Но сначала 
прошу сдать оружие. 
Приняв оружие и передав его водителю броневика, 
старший лейтенант дает указание: 

- Один из вас сядет в броневик. Один - в кабину 
полуторки, что стоит рядом. Двое останутся здесь. Води- 
тель броневика поведет эту машину, а ваш водитель по- 
ведет броневик. 
Рассадив всех по местам, старший лейтенант коман- 
дует: 

- За мной! 
Обе машины проезжают несколько километров и 
въезжают в лес, что справа от дороги. 
Судя по всему, здесь дислоцируется оперативная 
часть штаба нашего корпуса. 
Задержанных препровождают в штаб. Через несколь- 
ко минут выходит старший лейтенант и приказывает бой- 
цам комендантского взвода опрокинуть "Эмку". Под 
днищем кузова обнаруживают радиопередатчик. 

Еще через несколько минут вывели задержанных. Уже 
без поясных ремней и петлиц на воротниках гимнасте- 
рок. Всех четверых отводят в сторону и расстреливают. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Начальник разведывательного отдела и начальник 
особого отдела пожимают руку старшему лейтенанту и 
мне. Потом показывают на карте местонахождение Жи- 
дэчува. При этом с уверенностью говорят о том, что КП 
комкора Рябышева там находиться не может. Лейтенант 
Никифоров в полной растерянности. Но приказ есть 
приказ. Никто его не отменял, и мы, выехав на шоссе, 
продолжаем движение в прежнем направлении. 

Навстречу летят немецкие бомбардировщики. Из-за 
отсутствия у нас средств зенитной защиты, они совсем 
обнаглели и летят на очень небольшой высоте. 

Дорога вздрагивает от серии взрывов. Колонна зами- 
рает, люди разбегаются, падают на землю подальше от 
машин. 

И вдруг лейтенант Никифоров преображается. 

- Обогнать колонну! - строго начальствующим то- 
ном кричит он мне, а когда видит новую девятку при- 
ближающихся "Юнкерсов", меняет приказание: 
- Свернуть вправо! 
Я понимаю смысл этого его приказа: справа - сосно- 
вый лес, и под его прикрытием можно спастись от опас- 
ности. 

Выполняю приказание. Расстояние между стволами 
сосен довольно большое и между ними можно, лавируя, 
двигаться вперед. 

- Дальше! Проезжайте дальше! - слыша разрывы 
бомб, снова приказывает Никифоров. 
- Выключите мотор. 
- Товарищ лейтенант, нам же приказано в Жидэчув, 
- осмеливаюсь я напомнить своему непосредственному 
начальнику. 
- Я сказал: выключите двигатель. 
Мотор смолкает. От него через пол кабины напирает 
горячий воздух, пахнущий машинным маслом. Самоле- 
ты, отбомбившись, улетели. И снова наступает звенящая 
тишина. 


На дорогах войны 

Я смотрю на лейтенанта Никифорова. Каждая ос- 
пинка на его лице блестит от капельки пота. Пот от 
страха. Самый тяжелый род болезни на фронте. Лейте- 
нант Никифоров болен этой болезнью куда в большей 
степени, чем мы, остальные члены нашего "экипажа". 

Мы не подозревали, что лес, приютивший нас, пере- 
резает дорога. Это стало нам известно тогда, когда по 
этой дороге началось отступление наших войск. 

Проклятье! И над этой колонной скоро появляются 
фашистские бомбардировщики. Мы смотрим на небо - 
хоть бы один наш истребитель появился в нем! 

Нет! Нет! И нет! Идет третий день войны, а мы за все 
время видели два-три советских истребителя, да и то 
один из них оказался "этажеркой" (бипланом И-15). 

Мучительно долго тянется время. Осколки от сбро- 
шенных на колонну бомб долетают до нашей машины, 
мы все ложимся на землю - какое же это гадкое, непе- 
редаваемое чувство унижения, когда ты, уподобившись 
свинье, начинаешь рыть носом землю!.. 

К счастью, движение колонны продолжается недолго, 
и снова в сосновом лесочке (так и хочется назвать его 
сосновым бором) возникает звенящая тишина, от кото- 
рой даже как-то становится не по себе. 

Мы стоим час, может быть, больше. 

Окружающая нас тишина давит, гнетет. Еще больше 
гнетет осознание того, что приказ нами не выполнен: за- 
ветный населенный пункт Жидэчув по-прежнему лишь 
точкой значится на карте, что лежит на коленях лейте- 
нанта Никифорова. 

Но вот он энергично складывает ее. 

- Разворачивайте машину! Поедем назад, во второй 
эшелон штаба корпуса, - резко отдает мне команду лей- 
тенант Никифоров. 
Это приказание вызвало у меня не столько недоуме- 
ние, сколько страх за судьбу шифровальщика. 

- Товарищ лейтенант! Но нам же приказано при- 
быть в Жидэчув. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Во второй эшелон! - Уже истерично повторяет 
распоряжение Никифоров. 
- Товарищ лейтенант, - пытаюсь образумить его. - 
Но это же нарушение боевого приказа. Вы рискуете жиз- 
нью. Вас могут расстрелять за трусость, дезертирство... 

- Старший здесь - я! - Почти кричит лейтенант. 
И переходя на сугубо официальный тон, повторяет: - 
Товарищ водитель, я приказываю! 
- Дело ваше, товарищ лейтенант. Мой товарищеский 
долг - предупредить... 
Шоссе запружено еще больше, чем несколько часов 
назад. Теперь танков не видно. Зато к передовой линии 
фронта торопятся санитарные машины, цистерны с го- 
рючим, грузовики с боеприпасами. Их движению меша- 
ют малолитражки и повозки эвакуирующихся из города 
Броды жителей. 

До второго эшелона штаба нашего корпуса 15-20 ки- 
лометров. Службы его расположены в лесу. Мы подъез- 
жаем к группе саперов, завершающих сооружение блин- 
дажа с кровлей в несколько накатов сосновых бревен. 
Людей здесь - много. Стоит наготове санитарная маши- 
на. Дымит походная кухня. От стоящих где-то в стороне 
бензовозов тянет бензином, и этот запах настолько силь- 
ный, что он заглушает и запах свежесрубленных сосно- 
вых бревен, и запах свежевырытой земли, и вкусный за- 
пах, долетающий от кухни. 

Никифоров едва успевает выйти из кабины, как пе- 
ред ним возникает комендант штаба и он же личный адъ- 
ютант генерала Рябышева - лейтенант Гопский. 

- Лейтенант Никифоров! За бегство с поля боя вы 
приговорены к расстрелу. Сейчас же, немедленно возвра- 
щайтесь на КП. Вот мотоциклист. Будете следовать за 
ним. 
Молоденький солдатик, совсем мальчишка, ждет нас 
у мотоцикла. Он лихо вскакивает на седло. Никифоров с 
трудом взбирается на сидение. 


На дорогах войны 

Бог мой! Как он вдруг постарел! Его лицо стало со- 
вершенно серым. Голова ушла в плечи. Он старается не 
смотреть по сторонам. 

Мы едем на предельно возможной скорости. Вот и то 
место, где сегодня утром генерал Рябышев своим танком 
преградил путь отступающим. Теперь то и дело встреча- 
лись догорающие или уже сгоревшие машины. Некото- 
рые из них, изуродованные осколками бомб, отброшены 
взрывной волной далеко в сторону. 

Нажимаю на акселератор до упора. В груди теплится 
надежда: "Чем скорее Никифоров прибудет на команд- 
ный пункт комкора, чем скорее приступит к своей рабо- 
те (я до сих пор не знаю в чем она заключается), тем 
больше у него надежды на то, что, в случае удачного ис- 
хода сегодняшнего боя, возможно Рябышев и простит. 

А вот и город Броды, о котором мы так много слыша- 
ли, и с которым в течение ближайших дней будет связа- 
на наша военная судьба. 

Весь город пронизывает запах гари и порохового 
дыма. Всюду видны следы только что отгремевшего здесь 
боя или бомбардировки. Окна в стенах домов - выбиты. 
На тротуарах трупы людей. 

Снова над нами появляются немецкие самолеты. Они 
сбрасывают бомбы где-то в стороне. На некоторое время 
я отвлек внимание от ехавшего впереди мотоциклиста. 
Но этого было достаточно, чтобы он потерялся из виду. 
Будто провалился сквозь землю. Где его искать? Без него 
не знаю, куда ехать? 

Забегаю в один, в другом двор - тщетно! Ждать боль- 
ше некогда. Принимаю решение следовать дальше в на- 
дежде встретить кого-нибудь из военных и навести 
справку о местонахождении КП. Ехать "на авось"? Те- 
перь уже подвергая риску себя и моих товарищей - ча- 
совых? Не успеваю миновать окраинные дома города 
Броды, вижу; прямо курсом на нас летит девятка "Юн- 
керсов". Непроизвольно притормаживаю машину. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Воспользовавшись этим, мои друзья-часовые выска- 
кивают из кузова, но не ложатся на землю на обочине 
дороги, а стремглав бегут к виднеющемуся справа не- 
большому бетонному мосту. 

- Стойте! Стойте! - кричу я им, выскакивая из ка- 
бины. Но эти мои слова не производят на них никакого 
впечатления. - Назад, трусы! Сволочи! 
Я хватаю карабин и даю выстрел в воздух. Узнав меня 
достаточно хорошо, полтора года совместной службы и, 
зная, что со мной шутки плохи, беглецы возвращаются. 
Вид у них, как у побитых собак. 

- Сволочи! Человек к смерти приговорен, каждая 
минута дорога, а вы?! Может, мы спасем человеку жизнь! 
Никифоров на эти мои слова никак не реагирует. Он 
как сидел, так и сидит, не шелохнувшись на своем месте. 
Продолжаю движение. Все еще теплится надежда на 
то, что мотоциклист опомнится, догонит нас, укажет до- 
рогу. Тщетно!.. 

А вот и новое испытание судьбы. Тотчас, за городом 
дорога раздваивается. Куда ехать дальше? 

Выбираю ту, что уводит вправо. И не ошибся. 

Нашу машину обгоняет "Шевроле" комкора. Распах- 

нув дверцу, на асфальт выскакивает лейтенант Гоп- 
ский. 

- А где мотоциклист? - спрашивает он. 
Получив ответ, он вскакивает на сидение "Шевроле", 
коротко приказав: 

- За мной! 
Я обратил внимание на то, что за рулем сидел не по- 
стоянный водитель Рябышева - Плинингер, а другой, 
незнакомый мне парень. Сообразил, что Плинингера, 
немца по национальности, заменили. 

Едем минут пятнадцать и сворачиваем направо. 

Проезд в лес преградил шлагбаум, охраняемый часо- 
вым. Сопровождаемые всесильным Гопским, мы без пре- 
пятствий проезжаем пост. 

Первое, что мы конечно увидели, это три танка: КВ 


На дорогах войны 

и два Т-34. Рядом с ними - Рябышев, Попель и началь- 
ник штаба Катков. 

Все трое, склонившись над картой, разложенной на 
походном складном столе, кажется, не замечают ничего 
вокруг. А вокруг, как пчелы вокруг матки, суетятся люди. 
Саперы торопливо строят очередной блиндаж, связисты 
разматывают катушки с проводами для проводной связи. 
То и дело к КП подъезжают броневики. Выходящие из 
них офицеры связи что-то докладывают комкору и, по- 
лучив приказание, снова исчезают. 

Мотоциклисты-связные дежурят у своих мотоциклов, 
готовые в любую минуту сорваться с места с пакетом или 
с устным донесением. 

Великое дело - "солдатская почта". Узнаю, что ожив- 
ление, царившее на КП, вызвано новым приказом 
"сверху" сменить место дислокации и занять исходные 
позиции на новом рубеже за несколько десятков кило- 
метров отсюда. Вот почему, оказывается, вдалеке не пе- 
реставая рвутся бомбы - немецкая авиация пытается 
разгромить наши танковые колонны, сменяющие свои 
позиции. 

Мне указывают место стоянки моей машины - ря- 
дом с радиостанцией. Не дожидаясь приказа, начинаем 
рыть капонир. 

Нашему шифровальщику чуть ли ни ежеминутно при- 
носят бланки с приказами. Никифоров с невиданной до- 
селе поспешностью приступает к работе. Едва радист на- 
чал подавать в эфир радиосигналы, как над КП появля- 
ется немецкий самолет-разведчик. Он летит на средней 
высоте, на замедленной скорости, будто всматривается: 
что делается там, внизу, на земле. Проходит еще каких- 
нибудь 15-20 минут, и на КП с воем падают вражеские 
бомбы. 

К счастью, они взрываются далеко за пределами шта- 
ба. Но это не мешает Рябышеву "взорваться" от гнева. 
Он строго обращается к подбежавшему начальнику свя- 
зи корпуса с приказанием: 


Юлий ЧЕПУРИН 

- Немедленно уберите отсюда рацию. Держите ее не 
ближе двух-трех километров. Пусть связь с ней и шиф- 
ровальщиком обеспечат мотоциклисты. 
И вот мы, "изгнанники" покидаем лес и скоро оказы- 
ваемся на его южной окраине, на границе с созревшей 
нивой. 

Радист приступает к работе и опять - проклятье! - 
над нами снова кружит самолет-разведчик. Так у нашего 
"тандема" появился "личный враг" фашистский самолет- 
разведчик, пеленгующий наше местонахождение и насы- 
лающий на нас бомбардировщиков. Другим "врагом" для 
нашего экипажа было рытье капониров. Теперь мы дол- 
жны были рыть их не только для своей машины, но и 
для машины, приютившей на своем "горбу" радиостан- 
цию. А если учесть, что были дни, когда нам приходи- 
лось рыть пять-шесть капониров в день, то станет по- 
нятным, почему мы возненавидели фашистскую сволочь 
своей особенной ненавистью. 

Был у нас еще один враг - диверсанты, обстреливаю- 
щие нас днем и ночью из автоматов из высоких хлебов. 
Устав не столько от страха, сколько от опасности поте- 
рять сверхсекретную машину, я как-то обратился к лей- 
тенанту Гопскому с вопросом: 

- Товарищ лейтенант, в Дрогобыче заместитель на- 
чальника штаба Цинченко обещал выделить для охраны 
моей машины и радиостанции танк и бронемашину. Где 
же они? 
- Де воны? - спрашиваете? Воны дэсь застрялы по 
дороге из Дрогобыча. Мабуть, колысь пидыйдут. 
Изнемогая от рытья капониров, мы утешали себя тем, 
что саперам приходится еще труднее. Ведь, находясь по- 
стоянно вблизи КП, им куда больше, чем нам приходит- 
ся потеть над возведением безопасных блиндажей для Ря- 
бышева и других командиров. 

Мы по-братски сочувствовали им еще и потому, что 
"кочевали" они вслед за КП в открытых грузовых маши- 


На дорогах войны 

нах, и опасность погибнуть от осколков бомб была так 
же велика, как была она велика и для нас. 

И вот наступил день, когда кончилась для нас - "ма- 
лина" - возможность передвигаться по асфальтовым 
дорогам. Теперь, с 24 июня мы днем и ночью пробива- 
лись лесными и наезженными проселочными дорогами. 
И если для пехотинцев, артиллеристов ночь была благо- 
словенным временем отдыха от бесконечных воздушных 
налетов, то для нас, водителей танков, броневиков, ав- 
томашин ночь после фашистов была "врагом номер два". 
Смертельным врагом. 

Ночи - глаз коли. Окраска задних бортов танков бе- 
лой краской, меловые круги, нарисованные мелом на 
задних бортах грузовых автомобилей, бензовозов, на 
всем, на всем - мало что дали. Кромешная тьма, от 
которой быстро уставали глаза, размывала эти белые 
пятна. 

Сколько уже раз я натыкался на радиостанцию, кото- 
рая с некоторых пор стала ведущей в нашем "тандеме", 
сколько раз "целовался" и с танками. 

Я снял лобовое стекло, обзор стал чуточку лучше 
(хотя о каком "обзоре" можно вести речь в непроглядно- 
темную июньскую ночь?). Началась новая напасть: ноч- 
ные жуки ударялись в лицо, грозя повредить глаза. 

Сидевший теперь рядом со мной командир в ранге 
капитана от этой "напасти" избавился просто: надел тан- 
ковые очки. Мне же такие очки еще больше мешали. 

Пришлось двигаться "наощупь", наугад. Я высовывал 
голову за пределы отсутствующего теперь ветрового стек- 
ла, чтобы хоть чуть-чуть лучше видеть. Это создавало та- 
кое нервное напряжение, что хотелось по-волчьи взвыть 
от досады и беспомощности. 

Так прошли первые дни войны, а наш корпус пока не 
вступил в бой. Он мотался из стороны в сторону во ис- 
полнение противоречивых приказов, поступающих то из 
штаба армии, то из штаба Юго-Западного фронта. 


Юлий ЧЕПУРИН 

С момента выезда из Дрогобыча мой спидометр "на- 
мотал" более 500 километров, а война шла где-то ми- 
мо пас. 

Но вот наступило 26 июня. 

По приказу генерала Рябышева наш корпус всеми 
имеющимися в его распоряжении силами повел наступ- 
ление на противника. 

Две танковые и одна моторизованная дивизии из рай- 
она севернее города Броды, преодолевая упорное сопро- 
тивление танковых и пехотных сил противника, продви- 
нулись на 10-12 километров. 

Сражение было невероятно жестоким и упорным - 
обе стороны несли большие потери, но успех был на на- 
шей стороне, а наступательный порыв - неукротимым. 

Командование корпуса готовилось к тому, чтобы с 
утра 27 июня развить успех. Но этому не суждено было 
осуществиться: на рассвете 27 июня, в 4.00 утра на КП 
прибыл представитель штаба Юго-Западного фронта ге- 
нерал В. П. Панюхов с приказом командующего фронтом 
генерал-полковника М. П. Кирпоноса, в котором пред- 
писывалось прекратить наступление и отойти на восток 
в тыл 36-го стрелкового корпуса, превратившись во 
фронтовой резерв. Причем Панюхов не сообщил о при- 
чине отвода корпуса в резерв и не проинформировал об 
обстановке на участке соседей. 

Легко представить себе состояние командования кор- 
пуса: ему предписывается стать р езервом в момент, 
когда он только что вступил в боевые действия с врагом 
и его боевые успехи были налицо. 

И потом: легко сказать "отвести в тыл". Ведь это две 
танковые и одна моторизованная дивизии. В них без ма- 
лого 1000 танков, более 150 орудий разного калибра, бро- 
невики, автомашины-бензозаправщики, мотоциклетный 
полк - огромное хозяйство! Легко ли вывести эту махи- 
ну из боя и погнать по заболоченной местности через 
леса и овраги за 70-80 километров от места боевых дей- 
ствий. 


На дорогах войны 

Но, как известно, приказы не обсуждаются, а выпол- 
няются, какими бы нелепыми и безрассудными они ни 
были. 

Теперь перед руководством корпуса стояла трудней- 
шая задача - успеть предупредить соединения и части 
корпуса, чтобы они с утра не вступали в бой, а начали 
движение в сторону 36-го стрелкового корпуса. 

На выяснение - чем вызвана приостановка наступ- 
ления не было времени. Все средства связи бросили на 
то, чтобы успеть выполнить странный и оскорбительный 
приказ командующего фронтом. Все-таки всех предупре- 
дить не успели: 34-я танковая дивизия ввязалась в бой. 
Остальные соединения (12-я танковая и 7-я моторизо- 
ванная дивизии) во исполнение приказа двинулись в 
тыл, подвергаясь яростным бомбардировкам противника 
и теряя боевые машины и людей. 

И вот - парадокс войны! Чем точнее и оперативнее 
командир старается выполнить спущенный ему боевой 
приказ, тем боVльшие неприятности обрушиваются на его 
голову. 

Едва колонны растянулись по дорогам, следуя в на- 
правлении на восток, как поступает новый приказ в 
этот же день, то есть 27 июня в 6 часов 40 минут утра. 
Его доставил на КП корпуса начальник политического 
управления Юго-Западного фронта бригадный комиссар 
Михайлов. Теперь 8-му мехкорпусу приказывалось при- 
остановить движение в тыл и двинуться в северном на- 
правлении, чтобы выбить противника из города Дубно. 

Выполнение этого приказа требовало не только но- 
вой рокировки соединений и частей корпуса, но и тща- 
тельной рекогносцировки местности, тщательной развед- 
ки сил и расположение их в районе между Бродами и 
Дубно. Требовалось пополнить баки танков горючим и 
их боекомплект. 

Все тщательно продумав и взвесив, генерал Рябышев 
назначил начало наступления на утро 28 июня. Но, вид- 
но, день 27 июня был под властью дьявольских сил, ибо 


Юлий ЧЕПУРИН 

в середине дня на КП штаба корпуса появился член Во- 
енного совета фронта корпусной комиссар Н. Н. Вашу- 
гин. 

Выслушав решение генерала Рябышева о переносе на- 
ступления на Дубно на 28 июня и соображения, вызвав- 
шие это решение, корпусной комиссар накинулся на ко- 
мандира корпуса с отборной бранью. 

- Что-о?! - грозно закричал он, наливаясь кровью. - 
Вот у меня на руках приказ командующего фронтом: 
приступить к наступлению немедленно! А ты?!. В то 
время, когда твои соседи слева и справа обливаются кро- 
вью, не выходя из сражения ни днем, ни ночью, ты ре- 
шил отсидеться в этом лесу? В тенечке? В холодочке? 
Иуда! Предатель! Ты думаешь, я добирался до тебя, ста- 
рого дурака, под бомбами, чтобы отблагодарить тебя за 
трусость? Ошибаешься! Немедленно, слышишь, немед- 
ленно отдавай приказ, чтобы твои передовые силы 
выступали в сторону Дубно... 

- Слушаюсь, - тихо ответил Рябышев. 
Это была страшная сцена. Седой генерал стоял навы- 
тяжку перед моложавым корпусным комиссаром с ли- 
цом, бледным, как полотно. Желваки гуляли под его ску- 
лами. Он смотрел в упор на сатану, вылезшую из преис- 
подней, казалось для того, чтобы погубить и его самого 
и его корпус. 

Впервые я ощутил всей своей кожей, всеми нервны- 
ми окончаниями, что такое армейская суборди- 
нация. 

Оказывается, для члена Военного совета ф р онта 
командир к о р пуса является мелкой букашкой, кото- 
рую он может запросто раздавить, растоптать, пользуясь 
своим служебным положением. 

Главное, значит, не звание (по званию Рябышев и Ва- 
шугин были почти равны), а должность. 

Корпусной комиссар направился к своей закамуфли- 
рованной "Эмке". Как выстрел прозвучала с силой зах- 
лопывающаяся дверца машины. Рябышев еще долго сто- 


На дорогах войны 

ял неподвижно и, наконец, тяжело вздохнув, обратился 
к Попелю: 

- Вот так-то, мой хороший... 
...Мы видели в своем седовласом комкоре живого 
представителя далеких грозовых лет гражданской войны. 
Еще тогда, в 1920 году, он командовал кавалерийской 
бригадой 14-й кавалерийской дивизии Первой конной 
армии. 

Он был другом и сподвижником Ворошилова, Буден- 
ного, нынешнего Народного комиссара обороны СССР 
С. Тимошенко, а значит, и кавалеристом до мозга костей. 

Принимая в 1940 году 8-й механизированный корпус, 
он долго и трудно привыкал к танкам, к технике вообще. 
Однажды даже пошутил в разговоре с Попелем: 

- Не казачье это дело - танки. ВоVни да грохота от 
них больше, чем толку. В тридцать девятом году, между 
прочим, танки ваши отставали от моих лошадок. 
Опытный и рассудительный командир, он не мог не 
оценить, а в дальнейшем и полюбить это грозное оружие. 
Авторитет Д. И. Рябышева в нашем корпусе был чрезвы- 
чайно велик. 

Вот почему, думаю, оскорбление, нанесенное ему 
представителем Военного совета фронта, было для него 
ударом в сердце. И боль от этого удара Рябышев носил в 
груди, наверное, до конца войны. 

*** 
Много лет прошло с той поры. 
Все последующие годы меня мучил вопрос: почему 
наш 8-й механизированный корпус, оснащенный мощ- 
ной по тому времени военной техникой, имеющий в сво- 
ем составе тысячи бойцов и сотни командиров, находясь 
в непосредственной близости к государственной грани- 
це, провоевал всего лишь четыре дня, после 
чего был отведен в далекий тыл? 
Какие обстоятельства были причиной его драмати- 
ческой, хотя и героической судьбы? Я снова склоняюсь 


Юлий ЧЕПУРИН 

над картами и схемами района боевых действий корпуса 
вблизи советско-польской границы. 

Будучи в то время рядовым красноармейцем, шофе- 
ром-водителем автомашины шифротдела штаба, я имел 
возможность быть в непосредственной близости с ком- 
кором Рябышевым, его заместителем по политической 
части бригадным комиссаром Попелем, начальником 
штаба корпуса полковником Катковым. 

Но у меня был "свой личный передний край" - ка- 
бина моей полуторки, и обеспечить надежность ее рабо- 
ты - было моей главной боевой задачей. 

Естественно, что "по штату" мне не положено было 
знать: почему командный пункт штаба нашего корпуса 
так часто меняет свое местонахождение, как не положе- 
но было и знать - ведут ли наши соединения и части 
бои с противником, и если ведут, то с каким успехом? 

Теперь, спустя много лет, у меня возникло непреодо- 
лимое желание посмотреть на далекие события как бы с 
высоты птичьего полета, разглядеть их сквозь дымку вре- 
мени. 

К счастью Д. И. Рябышев, Н. К. Попель, - главные 
герои моего повествования, - оставили нам свои воспо- 
минания, и это поможет мне восстановить картину тех 
грозных и скоротечных событий. 

Я склоняюсь над схемами того участка боевых дей- 
ствий. 

В памяти всплывают города, местечки, села, деревни, 
реки и речушки Дрогобыческой области: Стрый, Самбор, 
Станислав, Броды, Дубно... 

Сколько раз я и мои товарищи, шоферы роты Управ- 
ления штаба корпуса доставляли к этим лесам и полям, к 
этим речкам и населенным пунктам командиров, прово- 
дивших здесь штабные учения! 

8-й механизированный корпус входил в подчинение 
26-й армии Юго-Западного фронта, которой командовал 
генерал-лейтенант Ф. Я. Костенко. 


На дорогах войны 

Соединения и части этой армии находились во вто- 
ром эшелоне Киевского особого военного округа, пере- 
именованного 22 июня 1941 года в Юго-Западный фронт. 

Соединения и части 8-го механизированного корпуса 
дислоцировались: 

34-я танковая дивизия (полковник И. В. Васильев) - 
в г. Городке, в 48 километрах от западной границы; 

12-я танковая дивизия (генерал-майор танковых 
войск Т. А. Мишанин) - в г. Стрые, в 68 километрах от 
западной границы; 

7-я механизированная дивизия (полковник А. В. Гера- 
симов) - в г. Дрогобыче, в 46 километрах от западной 
границы. В Дрогобыче находился штаб корпуса. 

На рассвете 22 июня 1941 года немецкие войска про- 
рвали боевые порядки войск первого эшелона Юго-За- 
падного фронта, включающего в себя соединения и час- 
ти 5-й и 6-й армий. Между этими армиями возник раз- 
рыв в 50 километров, в который и устремились танковые 
и механизированные соединения и части гитлеровцев. 

Противник наступал в сторону Киева по трем направ- 
лениям: Луцк - Дубно - Броды. 

Это была полоса фронта, шириной 105 километров: 
на севере ее находится Луцк, на юге - Броды, а в цент- 
ре - Дубно. С этими тремя городами и будет связана ко- 
роткая, полная драматизма боевая жизнь 8-го механизи- 
рованного корпуса, которая для всех нас, от рядового 
бойца до командира корпуса, оказалась "Страстной не- 
делей". 

"СТРАСТНАЯ НЕДЕЛЯ" 

Вспомним, что соединения и части 8-го корпуса дис- 
лоцировались в Городке, Стрые и Дрогобыче. Именно 
они могли стать реальной силой на пути противника, 
рвавшегося на Киев. Но приказы из штаба армии и фрон- 
та были в первые дни войны настолько противоречивые, 


Юлий ЧЕПУРИН 

что только 26 июня войска корпуса вступили в бой с про- 

тивником. 

Итак: 

Воскресенье. 22.06. 4.30 утра. Телефонный звонок на- 
чальника штаба 26-й армии полковника В. И. Варенни- 
кова: "Немцы по всей границе ведут огонь, расстрелива- 
ют прямой наводкой г. Перемышль. Местами переходят 
границу. 

На провокации не поддаваться, по германским само- 
летам огонь не открывать". 

(В это время немцы уже активно бомбардируют Дро- 
гобыч, где, как известно читателю, расположен штаб 
8-го механизированного корпуса.) 

В тот же день. 9.00. Звонок командующего 26-й ар- 
мии генерал-лейтенанта Ф. Я. Костенко: "Быть готовым 
и ждать приказа". 

В тот же день. 10.00. Представитель штаба 26-й армии 
привозит приказ: "Корпусу к исходу 22 июня сосредото- 
читься в лесу западнее Самбора". 

Соединения и части 8-го мехкорпуса двинулись в ука- 
занном направлении. 

В тот же день. 20.40. Едва корпус, совершив марш- 
бросок в 180 километров, достиг Самбора, поступил 
приказ командующего Юго-Западным фронтом генерал- 
полковника М. П. Кирпоноса: "Корпусу выйти в район 
Винники - Куровице, сосредоточиться там и поступить 
в подчинение 6-й армии". 

Остановимся, читатель, и посоображаем. 

Район Винники - Куровице отстоит от Самбора на 
180 километров к северо-востоку от него. Выходит: вмес- 
то того, чтобы устремиться на запад, двинуться навстре- 
чу врагу, корпус отводился в тыл! 

Понедельник. 23.06. 12.00. Как бы спохватившись, по- 
няв, что происходит что-то не то, командующий 6-й ар- 
мии генерал-лейтенант И. Н. Музыченко ставит корпусу 

новую задачу: "Соединениям и частям корпуса сосре- 
доточиться в лесу юго-восточнее г. Яворово, а с утра, 


На дорогах войны 

24 июня во взаимодействии с 6-м стрелковым корпусом 
перейти в наступление и отбросить врага за государствен- 
ную границу". 

Снова остановимся, читатель. 

Город Яворов находится в 20 километрах от нашей го- 
сударственной границы СССР - Польша. Там идут оже- 
сточенные бои. Поэтому приказ был более чем своевре- 
менным: подход свежего механизированного корпуса 
наши войска в районе г. Яворов ждали с нетерпением. 

Но - нет! Несмотря на то, что корпусу для сближе- 
ния с врагом пришлось снова преодолеть 160-180 ки- 
лометров, в бой ему вступить не пришлось, ибо 24 июня 
в 22.00 поступил новый приказ. 

Во изменение приказа командующего 26-й армии, ко- 
мандующий Юго-Западным фронтом М. П. Кирпонос 
приказал: "К исходу 24 июня 8-му механизированно- 
му корпусу сосредоточиться в районе г. Броды, а утром, 
25 июня нанести удар по танковой группировке против- 
ника, наступающей севернее г. Дубно", в направлении 
Берестечко. 

Выполнение этого приказа было нереальным. До го- 
рода Броды было более 200 километров. Механизирован- 
ный корпус - не "телега - все четыре колеса", а гро- 
моздкое воинское соединение. Перекинуть такую махи- 
ну за короткую июньскую ночь по пересеченной 
местности при активной деятельности вражеской авиа- 
ции было безнадежным делом. 

И хотя колонны корпуса, повернув на восток (снова 
на восток!), начали движение в заданный район в 24.00, 
прибыли они к месту назначения лишь к исходу 25 июня. 

Словно какая-то злая сила оттягивала соединения и 
части 8-го мехкорпуса от вражеских танковых и механи- 
зированных колонн, тем самым облегчая им продвиже- 
ние в сторону Киева. 

"Что и говорить, странно складывалась судьба 8-го 
мехкорпуса в первые дни войны, - вспоминает в своей 
книге "В тяжкую пору" бригадный комиссар Н. К. По- 


Юлий ЧЕПУРИН 

пель. - Другие пограничные соединения, истекая кро- 
вью, пытались сдержать напор врага, а мы, словно вы- 
бирая получше место для удара, метались в заколдован- 
ном треугольнике: Стрый - Перемышль - Львов". 

Поистине, казалось, будто сам дьявол напросился в 
пособники к гитлеровским захватчикам. Но никакой 
"дьявольщины" тут не было. Была крайняя расте- 
рянность командования Юго-Западного фронта, и 
эта растерянность особенно сказалась на боевых действи- 
ях 8-го механизированного корпуса. 

Достаточно сказать, что за дни, когда корпус делал 
бесцельные "зигзаги" вдали от боевых действий, вдали от 
линии фронта, он потерял почти половину танков, кото- 
рых перед началом войны у него насчитывалось 931 бое- 
вая машина, а также понес большие потери в живой силе. 
О другой технике говорить не приходится. 

"- Таким образом, - вспоминал Д. И. Рябышев по- 
сле войны, - еще до вступления в бой 8-й механизиро- 
ванный корпус оказался значительно ослабленным". 

Одной из причин ослабления боеспособности вверен- 
ного ему корпуса командующий назвал "...почти 500-ки- 
лометровый марш, который совершался в условиях по- 
стоянного воздействия авиации противника. Дороги 
были забиты войсками и местным населением, эвакуи- 
рующимся в глубь страны, в результате чего создавались 
"пробки" и снижалась скорость движения. Службу регу- 
лирования и техническое обеспечение из-за быстро ме- 
няющейся обстановки организовать практически не 
представляло возможным. 

Затем сходу, не имея ни данных о противнике от выс- 
шего командования, ни времени на организацию развед- 
ки - перейти в атаку". 

Справедливость требует отметить, что растерянность 
в описываемые дни коснулась и руководства 8-го мехкор- 
пуса. Ведь только 26 июня его соединения оказали орга- 
низованное сопротивление наступающим силам против- 


На дорогах войны 

ника и даже перешли в контрнаступление и добились ус- 
пеха - "коридор" у Берестечко стал уVже. 

Но вернемся к нашему календарю "Страстной не- 
дели". 

Среда. 25.06. Ночь. Командир корпуса Д. И. Рябышев 
во изменение приказа командующего фронтом приказы- 
вает с рассветом 26 июня начать наступление на против- 
ника не в направлении Броды - Дубно, а в направлении 
района Берестечко - Николаев, что юго-западнее Дубно. 

Наступление в указанном направлении было пред- 
принято всеми соединениями и частями корпуса. 

В тот же день. В ходе тяжелых боев корпусу в составе 
34-й, 12-й танковых и 7-й моторизованной дивизий уда- 
лось нанести противнику ощутимый удар и продвинуть- 
ся в сторону Берестечко - Николаев на 10-12 километ- 
ров. Это была первая и внушительная наша победа. Она 
вдохновила бойцов и командиров, вселила в их сердца 
наступательный порыв. 

Увы! Развитию успеха в этом сражении не суждено 
было осуществиться, ибо... 

Пятница. 27.06. 4.00 утра. На КП корпуса прибыл ге- 
нерал-майор В. П. Панюхов с новым приказом коман- 
дующего Юго-Западного фронта: "Отвести 8-й механи- 
зированный корпус во фронтовой резерв, в тыл 36-му 
стрелковому корпусу". 

Это означало, что теперь корпус выводят в неблизкий 
от боевых действий тыл. Панюхов не сообщил о причине 
отвода корпуса в резерв и не проинформировал об обста- 
новке на участке соседей. "Надо было спешить, - пишет 
Рябышев. - Если начнется бой, из него трудно будет вы- 
вести части, чтобы выполнить приказ. 7-я МД и 12 ТД 
успешно вышли из боя. Но 34-я ТД с рассветом начала 
боевые действия и только утром, ведя арьергардные бои, 
сумела оторваться от противника". 

Почему же корпусу после успешного дневного на- 
ступления приказали отойти в тыл? А причина до удив- 


Юлий ЧЕПУРИН 

ления проста. Командование фронта вовсе не знало об 
этом успехе. 

В тот же день. 6.40 утра. Едва колонны корпуса нача- 
ли движение в тыл, как прибыл начальник политическо- 
го управления Юго-Западного фронта бригадный комис- 
сар А. Н. Михайлов с новым приказом командующего 
фронтом, генерал-полковника М. П. Кирпоноса: "8-му 
механизированному корпусу выбить противника из Дуб- 
но, затем перейти к обороне в районе Дубно и быть го- 
товым к наступлению в составе контрударной группи- 
ровки". 

Измученный этими непоследовательными, нелогич- 
ными, противоречивыми приказами, Рябышев принима- 
ет решение подготовиться к наступлению с максималь- 
ной тщательностью, так как к моменту поступления при- 
каза корпус представлял из себя три разрозненные 
группы. 

С этой целью он отодвигает начало наступления на 
сутки, но - увы! И на этот раз здравая инициатива ко- 
мандира корпуса вместо поддержки была, что называет- 
ся, "убита на корню". 

В тот же день. Середина дня. На КП корпуса прибыва- 
ет член Военного совета Юго-Западного фронта, корпус- 
ной комиссар Н. Н. Вашугин. 

Узнав о том, что наступление на Дубно перенесено на 
сутки, он от имени командующего фронтом приказывает 
немедленно повести наступление в сторону Дубно. 

Приказ есть приказ, и его надо выполнять, и коман- 
дование корпуса без промедления приступило к его вы- 
полнению. "Буквально на ходу" (слова Д. И. Рябышева) 
был создан передовой отряд одного из танковых полков 
12-й танковой дивизии (24-й ТП под командованием 
подполковника П. И. Волкова). Этот передовой отряд ук- 
репили 21 танком, взятыми из других полков. 

Вслед за ним начала выдвигаться на Дубно создан- 
ная "также наспех" (слова Д. И. Рябышева) вторая удар- 


На дорогах войны 

ная группа. Ее основу составляла 34-я танковая дивизия 
под командованием полковника И. В. Васильева. В ней 
насчитывалось 217 танков и до 9000 человек личного со- 
става. 

К чему привела такая поспешность, покажут дальней- 
шие события. А пока... 

Отданы все необходимые приказы. 

- Ну что ж, мой хороший, - обратился Рябышев 
к Попелю. - Командиром группы Васильева назначаю - 
тебя. Давай, на всякий случай, попрощаемся... 
Грустная это была картина. 

Рябышев и Попель крепко, по-братски обнялись, и 
Попель опустился во чрево своей "тридцатьчетверки". 
Как сейчас вижу эту картину: Попель по грудь стоит 
в танке и прощально машет всем нам рукой. 

Если бы знали в эту минуту, что ожидает этого бое- 
вого сподвижника генерала Рябышева, героя войны с бе- 
лофиннами. 

В тот же день. К исходу дня. По рации, имеющейся 
в танке, поступило донесение Н. К. Попеля о том, что 
передовой отряд и 34-я танковая дивизия разгромили за- 
стигнутые на марше танковый полк и тыловые подраз- 
деления танковой дивизии противника. Овладели райо- 
ном Пелча. Путь на Дубно стал свободен. 

Это было первое и последнее донесение бригадно- 
го комиссара Попеля, которое услышал Д. И. Рябышев. 
С этого момента связь с обеими передовыми группами 
прервалась, а их судьба долго оставалась неизвестной. Не 
трудно было догадаться, что их ожидало самое худшее, что 
может случиться на войне - они попали в окружение. 

Д. И. Рябышев предпринял все для того, чтобы прид- 
ти на помощь боевым силам, находящимся под командо- 
ванием Попеля. 

Суббота. 28.06. Утро. Весь день 7-я моторизованная 
дивизия полковника Герасимова и 12-я танковая диви- 
зия (не в полном составе и лишенная своего коман- 


Юлий ЧЕПУРИН 

дира) ведут яростные бои с противником, стремясь во 
что бы то ни стало соединиться с группой Попеля. Но 
тщетно! 

И это было "лебединой песней" 8-го мехкорпуса. 

Во второй половине дня противнику удалось соеди- 
нить свои танковые клещи в тылу наших дивизий. Ог- 
ромного напряжения и сил потребовалось, чтобы выйти 
из окружения. 

Воскресенье. 29.06. Приказом командующего Юго- 
Западного фронта М. П. Кирпоноса 8-й механизирован- 
ный корпус был выведен из боев и оттянут в далекий тыл. 
Он занял оборону северо-западнее города Тернополя. 

"Страстная неделя" закончилась. 

"По далеко не полным данным, - пишет в своих вос- 
поминаниях Д. И. Рябышев, за четыре дня боев войска 
корпуса, без группы Н. К. Попеля, уничтожили 4 мото- 
циклетных и 5 пехотных батальонов, до 200 танков, бо- 
лее 100 орудий разного калибра, 9 самолетов и взяли в 
плен свыше 300 солдат и офицеров противника. Потери 
корпуса составили 2308 бойцов и командиров, из них 
1673 раненых и 653 убитых и 96 танков". 

Позже стала известна и судьба советских воинов, на- 
ходящихся под командованием бригадного комиссара 
Н. К. Попеля. Но необходимо сказать самое главное. 
Приказ штаба фронта двумя передовыми группами, нахо- 
дящимися под командованием Попеля, был выполнен - 
город Дубно был в наших руках. В боях за него уничтоже- 
но более 200 танков и до 5 батальонов пехоты. Но это 
была "пиррова победа". 

Ведя бои в полном окружении, его группа потеряла 
все танки и автомашины. Погибли до тысячи бойцов и 
командиров, в том числе командир 34-й танковой диви- 
зии полковник И. В. Васильев, 5363 человека пропали 
без вести. Если к этим потерям добавить 653 убитых и 
1673 раненых и потерю 96 танков в предыдущих боях, то 


На дорогах войны 

следует сделать вывод: едва ли все эти потери, понесен- 
ные 8-м мехкорпусом, были оправданы и необходимы. 

И напрасно военный историк генерал-лейтенант 
А. Владимирский, следуя курсу ложной историографии, 
предпосылает своему псевдонаучному труду "Некоторые 
вопросы проведения контрударов войсками ЮЗФ 23.06 - 
27.06.1941 года" следующие "бодрые" слова: "Контрудары 
войск ЮЗФ в первые дни Великой Отечественной войны 
представляют собой поучительный пример их высокой 
активности, стремление вырвать у врага инициативу". 
(Подчеркнуто мной. - Ю. Ч.) 

Однако, проанализировав действия 8-го и других ме- 
ханизированных корпусов, действующих на этом театре 
военных действий, начав "за здравие", историк заканчи- 
вает "за упокой": "Следует отметить, - завершает он 
свой труд, - что ЮЗФ не был полностью готов к отра- 
жению внезапного нападения агрессора". Приведенный 
выше дневник боевых действий 8-го механизированного 
корпуса является наглядным тому доказательством. 

*** 
Изучая боевые действия, происходящие в первые дни 
войны, я не мог не обратить внимания на странное об- 
стоятельство: 8-й механизированный корпус не имел 
"локтевой связи" с соседями. Корпус действовал (точнее 
сказать, бездействовал!) в безвоздушном пространстве, в 
своеобразном вакууме, и это было обусловлено, прежде 
всего, совершенно безобразной связью всех видов, край- 
ней пассивностью авиации и плохой разведкой, как пе- 
ред намеченной передислокацией частей и соединений, 
так и непосредственно перед началом боевых действий. 
Слова того же военного историка А. Владимирского: 
"Действия войск фронта поддерживала фронтовая авиа- 
ция и дальнебомбардировочный (?!) авиакорпус" - 
пусть остаются на совести этого "историка". 


Юлий ЧЕПУРИН 

Правда, он как-то старается смягчить свое бездоказа- 
тельное утверждение следующим пассажем: "Однако из- 
за ограниченности времени (?) организовать надлежащее 
взаимодействие ВВС с механизированными и стрелковы- 
ми корпусами командованию фронта не удалось". (Под- 
черкнуто мной. - Ю. Ч.) 

Я - не историк, я - живой свидетель событий тех 
дней. И я торжественно свидетельствую, что появление 
наших самолетов, будь то истребители или бомбардиров- 
щики, было такой редкостью, что едва ли стоит вспоми- 
нать об этом. 

17 июля 1941 года 8-й мехкорпус прибыл в город Не- 
жин на переформирование. Штаб корпуса разместился в 
помещении бывшей гимназии, где в далекие-далекие 
годы учился Н. В. Гоголь. 

Моя заветная, ни разу не отказавшая полуторка, была 
замаскирована в саду, под яблоней. Лейтенант Никифо- 
ров куда-то бесследно исчез, едва мы прибыли в Нежин. 
"Отняли" у меня и моих друзей-часовых - они потребо- 
вались для штабной работы. 

Мимо сада протекала неширокая, спокойная безы- 
мянная речка, в которой я, наконец-то, мог постирать 
свое нижнее белье, гимнастерку и брюки. Славная была 
речка - тихая и ласковая, с теплой водой. 

Однажды в ворота дома, к которому примыкал фрук- 
товый сад, где-то поближе к обеденному часу, вошла 
группа военных. Они окружили незнакомого мне мужчи- 
ну явно "украинского" вида. Его усы, как у Тараса Шев- 
ченко, свисали к подбородку. На голове - барашковая 
шапка. На плечи накинут стеганый зипун, почти достаю- 
щий до колен. 

Думая, что привели очередного "шпиона", я уже со- 
брался направиться в сторону вошедших, как от группы 
отделился "незнакомец" и медленно пошел к речке. Ког- 
да он проходил мимо меня, я увидел, что из глаз "неиз- 
вестного" струятся слезы. 


На дорогах войны 

Я с удивлением смотрел вслед "украинцу", когда раз- 
дался голос подошедшего ко мне человека. Обернулся - 
и сразу узнал сержанта Коровкина, водителя танка Т-34, 
"принадлежащего" Попелю. 

- Не узнаешь? - улыбаясь, обратился ко мне сер- 
жант. 
- Кто это? - вопросом на вопрос ответил я, кивнув 
в сторону "украинца". 
- И меня не узнаешь, и бригадного комиссара По- 
пеля не узнаешь. 
- Попель?! Он - жив? Он живой? - радостно вос- 
кликнул я. А мы думали - вы все погибли. 
- Погибли, да не все, как видишь. Ну, рассказывай, 
как вы тут жили и воевали без нас. 
- Нет, это уж ты, Коровкин, не откажи мне. Расска- 
жи, как вам удалось выбраться из Дубно и пройти по ты- 
лам немцев столько сотен километров. 
- Расскажу, - охотно согласился Коровкин. 
И вот мы лежим в тени яблони и Коровкин, покусы- 
вая травинку, ведет рассказ. 
Ах, как жаль, что я не был тогда писателем! Какая бы 
это была захватывающая повесть! 
А теперь - годы ушли, память притупилась, и не 
могу при всем старании, не могу припомнить подробно- 
сти этого рассказа. 

Помню одно: вскоре по всем войскам Красной Ар- 
мии был зачитан приказ И. В. Сталина, в котором отме- 
чался подвиг бригадного комиссара Н. К. Попеля, кото- 
рый, оказывается, не только сам вышел из окружения, 
но и вывел тысячу бойцов и командиров, непрерывно 
ведя в окружении бой с противником. 

В Нежине наш корпус был преобразован в 38-ю ар- 
мию. Ее командующим назначили генерал-лейтенанта 
Д. И. Рябышева, а Н. К. Попель стал членом Военного 
совета армии. 

"Повышение" получил и я, стал старшим водителем 
шифровального отдела штаба армии. 


Юлий ЧЕПУРИН 

БОЕВОЕ БРАТСТВО 


Жизнь продолжалась. Трудная, несправедливо-жесто- 
кая. Наши войска по всему советско-германскому фрон- 
ту с боями отступали на Восток. И самолеты противника 
господствовали в нашем небе. 

Рев моторов немецких пикирующих бомбардировщи- 
ков, вой,} свист сбрасываемых с них бомб, грохот разры- 
вов - под этот зловещий аккомпанемент советские вой- 
ска, бессильно огрызаясь, творили свой скорбный путь в 
сторону Москвы. 

Было много крови убитых и раненых наших людей - 
военных и невоенных. Об этом горько и трудно вспоми- 
нать, но память сохранила и другое. 

Вместе с горечью мы несли в своих сердцах самую 
тяжелую ношу - укор в глазах людей, остающихся на 
оставляемой нами земле, непередаваемую словами тоску 
и боль в их глазах. 

В этих глазах читалось: 

- Как же так? Где же она, наша любимая, "могучая 
и непобедимая", воспеваемая в наших песнях Красная 
Армия? 
Оставлены Тернополь, Киев, Полтава. А конца от- 
ступлению не видно. 

Я пишу не историю Великой Отечественной войны - 
этим занимались, да и по сию пору занимаются истори- 
ки - военные и невоенные. Я лишь хочу восстановить в 
памяти и донести до читателя свои личные впечатления 
и переживания. Рассказать о людях, с коими довелось де- 
лить горести (радостей ведь в пору, описываемую мною, 
было совсем немного) тех далеких лет. Да и не только в 
этом я вижу свою главную задачу. Уже многие, многие 
годы мне не дает покоя мысль: почему мы так плохо во- 
евали первые месяцы войны? Эта мысль тревожит, бес- 
покоит, терзает мое сердце. 

Да, мы оказались совершенно не подготовлены к на- 
падению гитлеровской Германии. Не подготовленными 


На дорогах войны 

во всех отношениях. Это истина, и она не требует (слава 
Богу!) доказательств. 

Но вот что удивительно, мы оказались плохими уче- 
никами в овладении военным искусством. Мы не извлек- 
ли уроков ни из финской войны (что самое печальное), 
ни из первых месяцев Великой Отечественной войны, о 
чем я уже поведал на страницах этой книги. 

Но прежде всего я бы хотел остановиться на одном 
важном обстоятельстве. 

Ведя бои на территории Западной Украины мы были 
атакованы врагом со всех четырех сторон. Я уже расска- 
зывал ранее о том, что бандеровцы вели по нашим бое- 
вым колонам непрерывный пулеметный и автоматный 
огонь из густых пшеничных и ржаных полей. Переоде- 
тые в форму советских бойцов и командиров они средь 
белого дня совершали диверсионные и террористические 
акты, буквально дезорганизуя ход боевых действий. 

Представьте картину: на коротком привале танкисты 
вышли из машин, чтобы перекурить. К ним подходят 
трое командиров. 

- Здоровеньки булы, хлопцы! 
- Здравствуйте. 
Вид у командиров - благодушный, располагающий. 
- Почему "махрой" свежий воздух и свои легкие от- 
равляете? Угощайтесь "Казбеком". 
"Гуртом" задымили. В небо полетел аромат дорогого 
табака. 

- Бывайте, хлопцы, - так же непринужденно-ласко- 
во откланиваются командиры. И вдруг, отойдя на не- 
сколько шагов открывают по танкистам автоматный 
огонь и тут же скрываются в придорожной ниве. 
Устали мы не столько от открытых боев с противни- 
ком, сколько от огневого воздействия его "пятой колон- 
ны", судя по всему давно и тщательно подготовленной к 
борьбе с Красной Армией. 

Одно согревало наши сердца в первые недели боев, 
оканчивающихся, как правило, нашим отступлением: 


Юлий ЧЕПУРИН 

"Ничего! Вот перейдем нашу старую государственную 
границу... Вот остановим фрица у нашей старой грани- 
цы - там (эту мысль настойчиво вдалбливали в наши го- 
ловы политработники) ждут нас УРы (укрепрайоны)... с 
ДОТами и ДЗОТами, с блиндажами, окопами и ходами 
сообщений в полный профиль, с такой густой сетью под- 
земных сообщений, что одна рота может сражаться с 
полком неприятеля неопределенно долгое время... Сло- 
вом, воюй и в ус не дуй!.., 

И вот она - старая граница. 

Мое перо бессильно передать - ЧТО творилось с на- 
шими воинами - в каком бы звании они ни были, к ка- 
ким бы родам войск ни относились: они падали на коле- 
ни, обливаясь слезами, целовали НАШУ, родимую зем- 
лю, у порога которой царство бандеровцев закончилось, 
где уже никто не будет стрелять нам в спину... 

Обнимались как братья, и плакали, плакали от ра- 
дости... 

Как схожи были слова всех людей: 

- Здравствуй! Здравствуй, родная земля!.. 
- Здесь и умирать не страшно... 
- Никакой фриц нам теперь не страшен... 
- Здесь... здесь умереть согласны. 
Но скоро ликование сменилось недоумением: где же 
так расхваливаемые оборонные районы? Где эти знаме- 
нитые УРы с их сверхнепроходимой обороной? Где те не- 
приступные, непреодолимые бастионы, что снились нам 
по ночам? 

Увы! Обещанных укрепленных районов не было и в 
помине. Вместо них мы увидели спутанные мотки ржа- 
вой колючей проволоки вдоль обвалившихся и осыпав- 
шихся окопов, заросших бурьяном и чертополохом, бе- 
тонные лбы ДОТов. Прах. Тлен. Запустение... 

Нет! Не помогли такие УРы приостановить мето- 
дическую поступь врага. Не помогли они нам, не по- 
могли... 


На дорогах войны 

*** 


С преобразованием нашего корпуса в армию преоб- 
разовалась и моя военная жизнь. Шифровальному отде- 
лу 38-й армии выделили еще три полуторатонные грузо- 
вые машины. Они предназначались для размещения в 
них группы шифровальщиков, насчитывающих теперь 
более двадцати человек. Как правило, это были молодые 
командиры в звании не выше старшего лейтенанта. На- 
чальником шифровального отдела назначили капитана 
Тимошенко. Чернявый, быстроглазый, подвижной - с 
ним читателю придется не раз встретиться на страницах 
этой повести. 

Моих друзей - часовых Аистова и Силкина освобо- 
дили от обязанностей часовых и вернули в штаб для ис- 
пользования их в прежней роли писарей. Для охраны 
моей машины, где до поры до времени хранилось "иму- 
щество" шифротдела назначены рядовые Морозов, Пру- 
сов и Кирячко. 

Из водителей трех прикомандированных к нам машин 
особенно выделялся один. Был он среднего возраста с 
тонкими чертами лица, придающими ему вид рафини- 
рованного интеллигента, чему не в малой степени спо- 
собствовала короткая, аккуратно подстриженная бород- 
ка, а особенно пенсне, оседлавшее его изящный нос. 
Звали этого водителя Григорием. По своему характеру он 
был анархист чистой воды. За свою бородку и пенсне он 
сразу схлопотал кличку "Троцкий", на которую он от- 
кликался на удивление спокойно. 

Все поступившие в мое подчинение водители и часо- 
вые были совершенно необстрелянными людьми. Как го- 
ворится, "не нюхавшими пороха". 

Моя "война" с ними началась с первого нашего зна- 
комства. 

Главной причиной возникшего между нами конфлик- 
та было мое неукоснительное требование: при каждом 
привале рыть щели-окопы для всего личного состава 


Юлий ЧЕПУРИН 

шифротдела и для нас самих, конечно, в полный про- 
филь, то есть глубиной 2 м 25 см. 

Но, в первую очередь, конечно, требовалось вырыть 
капонир для "главной" машины, хранящей в своем кузо- 
ве "хозяйство" шифровальщиков. 

Адский труд! Каторжный труд! 

Но другого не дано. 

Можно было понять ропот и недовольство моих сото- 
варищей, но помочь им я мог лишь одним - делить с 
ними эту каторжную работу. 

Мы - отступали. 

Отступали по земле красавицы-Украины с ее лугами 
и полями, пологими холмами, по земле, украшенной не- 
исчислимым количеством душистых садов, с ее бело- 
снежными хатами, с мальвами под окнами. 

На привалах моя команда (водители и часовые) ноче- 
вали в машинах, шифровальщики располагались в хатах. 
Мне как старшему водителю вменялось в обязанность 
следить за исправностью всех автомашин, а также обес- 
печить их круглосуточную охрану. 

Свой анархистский характер "Троцкий" (он же Гри- 
горий Саидов) проявил в первый же момент, когда уз- 
нал, что ему ночью придется стоять на часах. 

Он напрямик заявил мне, что подниматься ночью на 
подмену часовых он категорически отказывается. 

В кабине своей машины он настелил на сидение не- 
сколько где-то раздобытых матрацев, перед отходом ко 
сну трижды крестился (это непременно), запирал обе 
дверцы и приказывал (!) не тревожить его до утра. 

И вот в первую ночь наступил черед "Троцкому" сме- 
нить часового. Дежурный постучал в стекло кабины. 

- Саидов! На пост! 
- Пошел... - донесся из кабины лаконичный ответ. 
Будили меня. 
Огрызаясь, как тигр, разъяренный хлыстом дрессиров. 
щика, кляня всех и вся на свете, "Троцкий", наконец, ос- 


На дорогах войны 

тавлял свое уютное "гнездо", обещая за нарушение сна 
прищемить мне дверцей своей машины одно место... 
Однажды у меня с "Троцким" произошел "мужской" 
разговор. 

- Послушай, комиссар (так он величал меня), ты из- 
за меня каждую ночь не спишь и мне спать не даешь. Да- 
вай договоримся по-хорошему. Я буду готовить жратву на 
всю нашу братию, а ты, ради Христа, освободи меня от 
поста ? 1: я на нем в свое время уже отстоял. Не ве- 
ришь? Служил я когда-то в Кремлевском военном учи- 
лище и как отличник военно-политической подготовки, 
был назначен в команду по охране мавзолея Владимира 
Ильича Ленина... 
Правда это или нет - оставалось на совести "Троц- 
кого". 

Предложение было заманчивым. Моя команда насчи- 
тывала семь человек. Получать горячую пищу из общей 
армейской походной кухни было хлопотно и крайне не- 
удобно. Кухня то и дело меняла свое место, обед гото- 
вился в разное время - часто мы просто-напросто голо- 
дали. 

- Из чего же ты будешь готовить обед? 
- Из мяса, вестимо. 
- А где ты его будешь брать? 
- Ты будешь получать на всех и приносить. Одну ба- 
ранью тушку в день - нам хватит. И часового в помощ- 
ники дашь. Остальное - не твоя печаль-забота. Котел я 
уже раздобыл. Остальное необходимое для борща напри- 
мер берусь обеспечить сам. 
Надо сказать, что еще до этого разговора "Троцкий" 

не раз удивлял всех нас своим кулинарным искусством. 
Я решил рискнуть. И не ошибся. 
Началось наше блаженство! 
"Троцкий" превзошел все ожидания - он был просто 

первоклассным поваром. Кроме того, Григорий умел так 
ловко находить подход к женщинам местечек, сел и го- 


Юлий ЧЕПУРИН 

родов, где штаб армии в ходе отступления вынужден был 
останавливаться, что всегда он был обеспечен необходи- 
мой ему приправой. На долю выделенного ему помощ- 
ника оставалась забота о дровах для костра. 

Но этому помощнику порой можно было посочув- 
ствовать: Григорий буквально изматывал его своими за- 
даниями: то принеси ему вишневую ветку, то горсть шел- 
ковицы, то нарви терна... 

И колдует, колдует у котла. 

Что же было в итоге? В итоге было то, что от борща, 
приготовленного Григорием, нельзя было оторваться. Го- 
ловокружительные, аппетитные запахи наполняли всю 
округу. Привлеченные ими шифровальщики подходили 
к нашему солдатскому застолью и завистливо качали го- 
ловами. 

Григорий ходил с той поры гоголем, важничал, начал 
разговаривать с нами, пользующимися его "столом", свы- 
сока, снисходительно. 

В свободное от поварских обязанностей время Григо- 
рий забирался в кабину своей машины, где у него нако- 
пилась целая библиотека. Он читал все подряд, предпо- 
читая впрочем духовную литературу (где только он ее до- 
стал?) Или вступал в очередную дискуссию с часовым 
Сашей Морозовым - заядлым спорщиком. 

А вот к своей машине "Троцкий" относился крайне 
небрежно. Его надо было постоянно подгонять с прове- 
дением техобслуживания, ухода за автомобилем. 

Странным, противоречивым и каким-то загадочным 
человеком был для нас Григорий Саидов, он же "Троц- 
кий", он же "святой отец". Последнюю кличку получил 
он за нательный крест и привычку креститься как нам 
казалось по всякому поводу и без повода. Это было для 
всех нас так необычно, так дико, что мы не знали, как 
реагировать на все эти причуды нашего товарища. 

Однажды обозлившись на какую-то очередную вы- 
ходку "Троцкого", я в сердцах спросил: 

- Откуда ты такой взялся? 

На дорогах войны 

На это он беззлобно ответил строкой из какой-то 
песни: 

"От Магадана до Таганрога 

Пролегла моя дорога..." 

- Этап - ничего себе, - сказал я, не преминув спро- 
сить: 
- Из этих, значит: "Ты меня видишь, я тебя - нет"? 
- Вроде того, - уклончиво ответил Саидов. 
- То-то много крестишься, Бога вспоминаешь. Грехи 
замаливаешь? 
- И это, комиссар, есть. 
Да, загадочным, непонятным был наш "святой отец". 
Что-то темное таилось в его прошлом. 

Но об этом - позже. 

Как уже знает читатель, наша команда, обслуживаю- 
щая шифровальный отдел, состояла из семи человек, 
включая меня. 

Это была единая солдатская семья, хотя по каким-то 
неведомым внутренним законам водители и часовые 
чуть-чуть сторонились друг друга. 

По-разному складывалась фронтовая судьба моих то- 
варищей в описываемые дни. Вот почему я считаю сво- 
им долгом рассказать о каждом из них все, что сохранила 
моя память. 

Кроме Григория Саидова был среди водителей и дру- 
гой Григорий, Григорий Пантелеевич Уралев. 

Он был далеко не призывного возраста, много старше 
всех нас. Поэтому мы уважительно называли его просто 
дядей Гришей, а иногда и Григорием-вторым. Он был 
прелюбопытный человек! Небольшого роста, щуплень- 
кий мужичок, не по годам подвижный и непоседливый. 

С момента нашей встречи с ним и до памятного часа 
расставания видел его в одном и том же черном комби- 
незоне. Григорий Пантелеевич был до удивления миро- 
любивым и добродушным человеком, имевший привыч- 
ку необычайно внимательно и сосредоточенно вслуши- 
ваться в то, что ему говорили. При этом непрерывно 


Юлий ЧЕПУРИН 

согласно кивал головой, как бы утверждая чуть ли ни 
каждое слово собеседника. 

Его изборожденное ранними морщинами лицо (ему, 
как оказалось не было еще и сорока пяти лет) было в та- 
кие моменты таким внимательным и сосредоточенным, 
будто он хотел впитать услышанное на всю жизнь. 

Свою профессию шофера и, конечно же машину, вве- 
ренную в его руки, он любил до самозабвения. Каждую 
свободную минуту он отдавал уходу за машиной, хотя к 
моему удивлению, шофером Григорий Пантелеевич стал 
совсем недавно. До этого он много лет проработал жес- 
тянщиком на Ростовском заводе комбайнов. 

Дядя Гриша своею обходительностью, вежливостью 
вносил в наш небольшой коллектив какой-то семейный 
уют. Он, например, добровольно, по собственной охоте, 
взял на себя обязанность мыть посуду, освободив от это- 
го нелюбимого дела нашу молодежь. 

Однажды в теплый августовский вечер Григорий Пан- 
телеевич сидел на подножке своей машины. Курил. По- 
дошел я, разговорились. 

- Я вот о чем, Петрович, думаю, - сделав затяжку, 
заговорил Григорий Пантелеевич. - Вот, думаю о войне 
этой самой. Сижу и прислушиваюсь - стреляют или не 
стреляют. 
- Конечно, стреляют. Только далеко отсюда. 
- Да, далеко мы сейчас от войны, а кажется, все ею 
пропитано: и сад этот, и земля, и воздух. 
Он помолчал. 

- А в боях бывали? - неожиданно спросил дядя 
Гриша. 
- В атаку не ходил, а все остальные "прелести" ис- 
пытал. 
- Счастливый! - заключил почему-то мой собесед- 
ник, вздохнув при этом. 
После недолгого молчания он снова оживился. 

- Я слышал, вы в этой войне с ее первого часа. 
- Да. 

На дорогах войны 

- Невероятно! И остались живым-невредимым. Зна- 
чит, вы нужны людям и Богу, - заключил он. - Я очень 
интересуюсь людьми, которые познали войну с первого 
ее часа. И очень я недовольный собой, что поздно в доб- 
ровольцы записался. 
- Вы - доброволец? - настала очередь удивляться 
мне. 
- Да, представьте. 
- У вас есть семья? 
- Да, я женат. У меня четверо детей. 
- И вас, тем не менее, послали на фронт? 
- Я сам этого хотел. Очень долго добивался. Да, мои 
года призыву не подлежат. Я - своей охотой. И скажу 
вам честно: не то, чтобы патриотизм свой показать, а уж 
очень литературу люблю. Вот и стало мне любопытно по- 
смотреть: соответствует ли "Война и мир" Льва Николае- 
вича Толстого, тому, что он описал. Пока не пришлось 
сравнить - не повезло мне. Попал не туда, куда хотел. 
Ведь я на передовые позиции просился. Вот сижу. Курю. 
Слушаю тишину. А на душе - нехорошо. Не чувствую я 
своей пользы в этой военной кампании. 
- Ничего, Григорий Пантелеевич, - успокоил я сво- 
его собеседника. - Война еще не скоро закончится. Ус- 
пеете сопоставить "войну" и "мир". 
Боже! Мог ли я тогда предположить, что "сопоставле- 
ние" придет к Григорию Пантелеевичу куда раньше, чем 
я мог подумать. 

Третьим из нашей водительской группы был совсем 
молоденький парнишка из-под Саратова, из села Ель- 
шанка. Звали Василием. Широколицый, с волосами спе- 
лой пшеницы и голубыми глазами. Василек - так с ходу 
мы прозвали его. Он беззаботно и весело смотрел на мир, 
который лично ему еще не причинил никаких огорчений 
и, тем более, зла. 

Служба в автобатальоне при штабе армии казалась 
ему совсем не трудной и даже почетной. Вот если бы 
только не рытье этих проклятых земляных щелей в пол- 


Юлий ЧЕПУРИН 

ный профиль. Ну да руки у него молодые - поболят, 
поноют от усталости, а ночь пройдет и будто живой во- 
дой его окропили. 

Славный он был парнишка! Дисциплинированный, 
уважительный к старшим. Однако имел один недостаток. 
Всех нас он буквально извел рассказом о том, как в его 
Ельшанке открыли газ, который теперь освещает и со- 
гревает Москву и еще много-много городов. 

- Вы представляете! - при каждом удобном случае за- 
водил Василек речь о своей Ельшанке. - Я по этой Ель- 
шанке сотни раз проезжал и - ничего. А тут - бац! Дыру 
в земле пробурили! А оттуда - ка-ак... фонтан. Нефть! 
Всю округу затопило, пока эти, как их... кто землю роют. 
Ах, да, геологи. Пока эти геологи не понаехали со своими 
помощниками. И начали, они бурить-сверлить и в самой 
Ельшанке, и вокруг нее, сколько огородов погубили - ог- 
ромадное количество. Всем в тройном размере за убытки 
заплатили. А потом всех с этого места выселили. 
Да, хороший был парень Василек, а вот только без 
мата никак обойтись не мог. Правда, как-то он у него 
незаметным получался и вроде бы всегда приходился к 
месту... 

Вот я и представил читателю своих товарищей-шофе- 
ров, в чьих руках в полном смысле была судьба всех ра- 
ботников шифровального отдела: их водительское мас- 
терство, умение ориентироваться в самой сложной обста- 
новке, вывести машину из-под огня, или не допустить, 
чтоб она попала под обстрел или бомбардировку - эту 
науку надо было осваивать и осваивать. 

Из трех новых часовых самой заметной личностью 
был Дмитро Кирячко, которого я хорошо знал с самых 
первых дней военной службы. 

С него я и начну. 

...В январе 1940 года нас, призывников, направляемых 
поначалу на финский фронт, завернули в Бердичев, где 
и разместили на окраине города в военном городке в ка- 
зармах, построенных чуть ли ни при Екатерине Великой. 


На дорогах войны 

Здания были мрачные, кирпичные, приземистые, в 
два этажа. Каждый этаж был разделен на отсеки, в кото- 
рых размещалось по взводу - сорок человек. 

Состав призывников представлял из себя "смесь ва- 
вилонскую" по-моему в него входили представители всех 
наций, населяющих грешную землю. Так, например, на- 
шим взводом и то командовал младший лейтенант, цы- 
ган по национальности. 

Дмитро же Кирячко был типичный украинский кра- 
савец-парубок. Из тех, по ком девчата сохнут и не спят 
по ночам: правильные черты лица, смуглая кожа, длин- 
ные ресницы, обрамляющие карие глаза. 

Сдержанный, малоулыбчивый Дмитро по нелепой 
прихоти судьбы неожиданно стал "героем" не только на- 
шего взвода, но и всего батальона. Выяснилось, что на 
утро после брачной ночи за молодоженом неожиданно 
пришла машина, чтобы отвезти его на призывной пункт. 
Этот факт, а вернее одна-единственная брачная ночь, 
проведенная с любимой Светланой, и стала поводом для 
бесконечных шуток сослуживцев, от которых можно 
было сойти с ума. 

Светлана оказалась верной женой. Она с нетерпени- 
ем ждала возвращения своего любимого. И Дмитро уже 
заготовил "дембельский" фанерный чемодан для подар- 
ков - жене и их маленькой дочке. А тут война. Этот же- 
стокий удар надломил Дмитро окончательно. Он нес 
свою службу в комендантской роте исправно, был подтя- 
нут, исполнителен. Но печать неизбывной тоски не схо- 
дила с его лица. 

О двух других часовых - Александре Морозове и Пет- 
русе Прусове я должен сказать особо, и читатель скоро 
узнает - по какой причине. 

Они резко отличались друг от друга и поэтому, мо- 
жет быть особенно врезались мне в память. 

Малоподвижный, полнотелый, не по возрасту ува- 
лень - это белорусский хлопец Петрусь Прусов. Он чем- 
то напоминал хомяка - движения его были плавны, 


Юлий ЧЕПУРИН 

неторопливы. И сам он был таким спокойным, казалось, 
что он впитал в себя все лучшие качества белорусского 
народа. Его доброта, готовность сделать что-то хорошее 
товарищу или кому бы то ни было - были поразитель- 
ными. Он мало говорил, больше улыбался и постоянно 
вполголоса напевал народные белорусские песни, каких 
знал великое множество. 

Полной противоположностью ему был Александр 
Морозов. Ладно скроенный, поджарый парень с тонким 
станом и озорным взглядом, Морозов всегда рвался в 
спор, в дискуссию. Ему казалось, что он обогащен таким 
огромным опытом жизни, такими обширными знаниями, 
что считал за грех держать их под спудом. 

Военную службу и выпавшую ему на долю роль часо- 
вого он откровенно ненавидел и не скрывал этого. Лю- 
бимец ростовской улицы, плясун и непоседа, он испы- 
тывал подлинные муки, стоя "под ружьем". 

Дружба Морозова с Прусовым была своеобразной, 
если не сказать, странной. Морозов непрестанно зади- 
рал Прусова, вызывая его на разговор "за жизнь". Прусов 
был малоречив, уклонялся от приставаний своего това- 
рища. А когда тот ему надоедал, молча поднимался и ухо- 
дил, слыша за своей спиной насмешливо-иронические 
слова Морозова: 

- Эх, Петрусь, тебя бы в школу ликбеза направить 
для повышения твоего умственного развития. 
Но, тем не менее, до больших ссор у друзей не дохо- 
дило. Некурящий Петрусь отдавал Морозову положен- 
ную ему махорку, ничего не требуя взамен. Морозов и 
тут находил язвительные слова. 

- Петрусь, как там у вас, белоруссов, говорят: "спа- 
сибо" или як у хохлов: "щиро дякую"? Не тужи! Я тебя 
по другому отблагодарю. Вот выиграю у кого-нибудь из 
шифровальщиков в карты, куплю плитку шоколада и 
расплачусь с тобой сразу за два месяца. 
На что невозмутимый Прусов отвечал: 


На дорогах войны 

- Не надо мне твоего шоколада. Я сам тебе спасибо 
скажу за то, что ты мою порцию отравы в свой организм 
принимаешь... 
Теперь, когда я познакомил читателя со своими бое- 
выми друзьями, расскажу, что произошло в одно авгус- 
товское утро. 

Шли бои за город Кременчуг. 

Штаб армии размещался в семидесяти километрах от 
места боевых действий на территории районной больни- 
цы в селе Глобино. 

Больница занимала довольно обширную площадь, на 
которой разместились одноэтажные кирпичные здания и 
дома, построенные из самана и крытые соломой. В этих 
зданиях и разместилось обширное хозяйство штаба ар- 
мии, его отделы и другие службы. 

Строения были окружены фруктовыми деревьями, 
между которыми были насажены овощи. 

Из всех помещений было вынесено наружу все, что 
мешало работе штаба: большое количество больничных 
коек, тумбочек, стульев, медицинской аппаратуры, а 
также больничная библиотека, насчитывающая множе- 
ство медицинских книг. 

Штаб армии на новом месте дислокации находился 
непозволительно долго, не меньше месяца. 

И опять приходится повторять горькую истину: два 
месяца тяжелых боев не научили наших военачальников 
ни осторожности, ни бдительности, ни необходимости 
предпринимать все меры предосторожности для того, 
чтобы штаб не был обнаружен и, тем более, разгромлен 
противником. 

И - свершилось! 

Приступаю к описанию того горестного трагического 
августовского утра со всеми подробностями, кои сохра- 
нила моя память. 

Накануне того незабываемого утра, еще далеко до за- 
хода солнца, к стоянке автомашин шифротдела подошел 


Юлий ЧЕПУРИН 

лейтенант Петров - работник оперативного отдела шта- 
ба. Обращаясь ко мне, он был лаконичен. 

- Необходимо доставить пакет командующему арми- 
ей. Когда мы сможем выехать? 
- Хоть сейчас. 
- Отлично. 
Помню: никогда я так по-особенному прочувствован- 
но не прощался со своими товарищами, хотя ни они, ни 
я не видели в моей поездке на передний край ничего осо- 
бенного - такое уже случалось не раз. 

Близился вечер. Уже через несколько минут после 
того, как покинули больницу, миновали центр большого 
села Глобино неожиданно забарахлил мотор, заработал с 
перебоями, и нельзя было понять - на двух или на трех 
цилиндрах он работает. Попытка найти неисправность не 
дала результатов. 

- Придется, товарищ лейтенант, возвратиться. Про- 
изошло что-то серьезное. 
Вернулись. 

- Сколько времени потребуется на ремонт? 
- Постараюсь управиться как можно скорее. 
- Отлично. Если ремонт затянется, мы можем вые- 
хать на рассвете. 
И вот тут мое сердце-вещун подсказало, что отклады- 
вать поездку на утро нельзя ни в коем случае. Надо вые- 
хать сегодня. Именно сегодня. Только сегодня. Мое нео- 
жиданное возвращение было принято товарищами со 
смешанным чувством тревоги и радости. 

Узнав, что явилось причиной возвращения, все кину- 
лись помогать мне. Сняли крышку блока цилиндров, на 
что потребовалось буквально несколько минут. Мы обна- 
ружили, что в бедноасбестовой прокладке между блоком 
цилиндра и его крышкой прогорела перемычка между тре- 
тьим и четвертым цилиндром. Естественно, вся система 
питания двигателя горючей смесью нарушилась. К сча- 
стью, новая прокладка нашлась. И через каких-нибудь пол- 
часа ремонт был закончен. Побежал в оперативный отдел. 


На дорогах войны 

- Товарищ лейтенант, машина исправлена, к выезду 
готова. 
- Отлично. 
До переднего края было, как я сказал, семьдесят ки- 
лометров. Машина ходко бежала по припорошенной пы- 
лью дороге. 

Только-только на землю нехотя стали опускаться су- 
мерки. Задышало легкой прохладой. Когда мы проезжа- 
ли небольшие сосновые рощи, в кабину залетал ядреный, 
щекотавший ноздри запах хвои. 

Разговорились с лейтенантом. Узнал, что орден Крас- 
ного Знамени, красовавшийся у него на груди, он полу- 
чил за бои в Испании, о простых людях которой он 
вспоминал с нежностью и любовью. 

Поставив машину в указанное мне место, я получил 
приказание не менять места стоянки и дожидаться воз- 
вращения лейтенанта. 

Вернулся Петров только утром. 

- Поехали обратно, - приказал он. 
Только спустя какое-то время Петров нарушил затя- 
нувшееся молчание. 

- С Кременчугом вот-вот будет покончено. 
И опять - молчание. 
- Да, - вдруг оживился он. - К вам, в шифротдел 
назначен комиссар. Старший политрук. Кажется, по фа- 
милии Носов. Он хотел ехать с нами, но часа три назад 
ему подвернулась легковушка. Умчался на ней. Так что, 
друзья, держитесь - теперь у вас к каждому завтраку бу- 
дут добавки - занятия по политической подготовке. 
- Наше дело - солдатское, - ответил я нейтраль- 
ной фразой. 
Попросив меня напомнить ему мое имя, лейтенант 
Петров сказал с затаенной грустью: 

- Это сколько же нашей крови, Петрович, уносит 
Днепр в Черное море? Называется - Черным, вода в нем 
до войны была голубая, а теперь, наверное, розовая? 

Юлий ЧЕПУРИН 

Я почувствовал, что Петров имеет сведения о наших 
потерях в боях за Кременчуг, но спросить о них не ре- 
шился. 

Мы проехали боVльшую часть пути. До Глобино оста- 
валось не больше двадцати километров. Вдруг, что это? 
В лучах утреннего солнца в небе сверкнули крылья само- 
летов. Чьи они? Ответ на этот вопрос не замедлил себя 
ждать: раздалась серия тяжелых взрывов. Сомнений не 
оставалось: немцы бомбили штаб армии. 

А по дороге, навстречу нам, мчались крестьянские 
брички, бежали люди. Там, вдали, за их спинами, слы- 
шались и слышались новые взрывы. Вот и по направле- 
нии к нам почти на бреющем полете, выстроившись в 
линию летят три бомбардировщика. 

- Стоп! - приказывает Петров, и я резко торможу. 
Немцы почему-то сбрасывают всего одну бомбу. Она 
падает точно на дорогу. Взрыв поднял огромный столб 
земли, с которой смешались и лошадь в упряжке, и воз- 
ница, и женщина, что минуту назад бежала вместе с 
мальчиком-подростком. 

- Метили в нас, - сказал Петров. Он снял фуражку и 
козырьком смахнул выступивший на его лбу пот. Это - 
мне показалось - помогло ему преодолеть минутную не- 
решительность и принять решение. 
- Вперед! Без остановок! До самого штаба! 
Мы объехали убитую лошадь, которую накрыла брич- 
ка, погибших людей, воронку. Я выжимал из машины 
все, что она могла дать. Лейтенант Петров, подавшись 
всем телом вперед, напряженно смотрел на дорогу. Вот и 
больница. Но, Боже мой! Тот ли это уютный уголок бла- 
годатной украинской земли, который мы покинули на- 
кануне? И вот теперь нас окружали одни руины. 

Лейтенант Петров выскочил из кабины, когда мы еще 
не приблизились к больнице и стремглав устремился 
вглубь ее территории. 

Больничные ворота оказались обрушенными, при- 
шлось пробиваться напролом - через нагромождения до- 
сок, мотков колючей проволоки. 


На дорогах войны 

Среди этого хаоса: вырванных с корнями деревьев, 
потолочных балок, обломков кирпичных и саманных 
стен неслись крики, стоны, мольбы о помощи, о спасе- 
нии. 

Полновластной хозяйкой гуляла сейчас по этой земле 
смерть. Будто для своей услады она понавесила на уце- 
левшие яблони с облетевшими листьями огромные тык- 
вы с плетями, словно лианами, опутавшими их стволы и 
ветки. 

Навстречу мне бежал дядя Гриша. Его лицо стало по- 
чти черным, под стать его бессменному комбинезону. 
Губы тряслись и едва могли складывать слова. Он хотел 
что-то сказать и - не мог. Но его рука, вытянутая в сто- 
рону дома, в котором размещался шифротдел, сказала все: 
здания не было. На его месте высилась груда обломков. 

- Наши живы? - был мой первый вопрос. 
- Нет. Прусов... Морозов... - он не мог дальше про- 
должать, захлебнувшись слезами. 
К счастью, никто из работников шифротдела не по- 
гиб. Во время бомбардировки они находились в столо- 
вой военторга - завтракали. Только некоторые из них 
были контужены или легко ранены. 

Буквально через полчаса после моего прибытия, тер- 
ритория больницы обезлюдела: раненых увезли, похорон- 
ная команда подбирала тела погибших. Воцарилась зло- 
вещая тишина. 

Начальник шифровального отдела капитан Тимошен- 
ко приказал всем своим подчиненным собраться на руи- 
нах, где до авианалета находился шифровальный отдел. 
Минуты две он стоял молча. 

- Нам приказано: не трогаться с места до тех пор, 
пока мы не откопаем все документы. Все до одного. 
Слова Тимошенко звучали глухо, негромко и была в 
них незнакомая мне раньше жестокость. 

- Приказ всем понятен? 
- Всем, товарищ капитан, - ответил почему-то за 
всех новый комиссар шифротдела Носов. 
- Вот и отлично. 

Юлий ЧЕПУРИН 

После этого Тимошенко зачем-то поднялся в кузов 
моей, только что прибывшей из-под Кременчуга полу- 
торки и неожиданно наткнулся там на довольно внуши- 
тельных размеров фанерный ящик, наполненный чем-то 
тяжелым. Тогда он отбросил задний борт кузова и подо- 
звал меня. 

- Что там? 
- Не знаю, товарищ капитан. 
Тимошенко ожесточенно сорвал с ящика крышку и 
увидел, что он наполнен дешевой карамелью, обсыпан- 
ной сахарным песком. 

- Чье это?! - грозно спросил он, обращаясь к сгру- 
дившимся у машины своим подчиненным? 
- М-мое... - испуганно промямлил один из лейте- 
нантов. 
- Твое?!! Твою мать!.. - взорвался Тимошенко. И с 
такой силой и яростью спихнул ногой ящик на землю, 
что чуть ли не половина конфет рассыпалась по земле. 
- Я хотел для всех... для всех!.. - залепетал перепу- 
ганный насмерть лейтенант. 
- Для всех? - с перекошенным от негодования ли- 
цом переспросил Тимошенко. Вокруг люди гибнут, а ты, 
сволочь, мародерствовать?! Тимошенко спрыгнул с кузо- 
ва и выхватил из кобуры наган. 
- А ну, становись, сволочь, рядом со своим ящиком! 
На том свете тебе слаще будет!.. 
Он поднял и вытянул руку, взвел курок и в этот мо- 
мент лейтенант упал на колени. 

- Товарищ капитан!.. Простите... Простите!.. Не уби- 
вайте!.. 
- Товарищ капитан, - сдержанно сказал комиссар 
шифротдела, старший политрук Носов, - вы можете 
предать лейтенанта суду военного трибунала, но устраи- 
вать самосуды вы не имеете права. 
Кровь схлынула с лица Тимошенко. Желваки загуля- 
ли на его смуглом, как у цыгана, лице. Он всунул наган 


На дорогах войны 

обратно в кобуру, а когда лейтенант, не веривший еще 
своему спасению, подполз к ногам Тимошенко, бормоча 
слова благодарности и прощения, Тимошенко так же 
брезгливо, как и ящик с карамелью, носком сапога от- 
пихнул от себя лейтенанта. 

- Скажи спасибо старшему политруку и молись сво- 
ему жидовскому богу... 
Потом обратился ко мне. 

- Лопата в машине есть? 
- Есть. 
- Давай. 
Я поднялся в кузов и, взяв там лопату, спрыгнул с ней 
на землю. 

- Дай сюда! - приказал он мне. 
Я протянул ему лопату, которую он тут же передал 
провинившемуся лейтенанту. 

- Пока других лопат нет, будешь работать. Один. Без 
отдыха. 
Тимошенко вдруг обратился ко мне. Назвав по фами- 
лии, спросил: 

- Ты знаешь, где находится столовая военторга? 
- Не знаю, но найду. 
- Прошу, сходи туда. Там, наверняка, вино должно 
быть. Принеси, сколько сможешь. 
В столовой военторга, брошенной на произвол судьбы, 
действительно оказалась бочка с вином. Попробовал - 
портвейн. 

На кухне обнаружил пару "конных" ведер, наполнил 
их драгоценной влагой и, стараясь не расплескать, осто- 
рожно пошел к своим. 

Путь мой лежал по аллее, обсаженной белой акацией 
и шиповником. 

Преодолел почти половину расстояния. 

Вижу: навстречу мне движется группа военных. 

Я встал в сторонке, чтобы уступить командирам высоко- 
го ранга дорогу. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Они поравнялись со мной: пять человек. Судя по 
красным петлицам и ромбам на них, понял - птицы 
высокого полета. 

Как положено, приложив правую руку к пилотке, по- 
приветствовал подошедших. Они, в свою очередь, отса- 
лютовали мне. 

- Откуда и куда направляетесь, товарищ боец? - 
спросил один из них, видимо, старший. 

Я объяснил. 

- Та-ак... - неопределенно протянул старший. - 
И кому же вы это вино несете? 

Я удовлетворил любопытство старшего. 

- Так много? - удивился он. 
- В нашем шифротделе двадцать человек команди- 
ров, да четверо водителей и еще часовых... - я хотел ска- 
зать: трое, но осекся, поправился. Было трое часовых, но 
двоих нынче убило: рядовых Прусова и Морозова. 
- А погибшие среди работников шифротдела есть? 
- Трое раненых и четверо контуженных. 
- Та-ак... Помянуть, значит, погибших решили? 
- Так точно. 
- Святое дело. Ну, ладно. Одно ведро понесешь для 
своих, второе передашь начальнику похоронной команды. 
- Так там, в столовой, - запротестовал я, еще оста- 
лось. А нам приказано раскопки вести - наш дом зава- 
лился. Знаете, сколько там работы?.. На несколько дней... 
- М-да... И у похоронной команды тоже невеселая 
работа. Будь по-твоему. Погибших помяните и за здоро- 
вье живых выпейте. 
- 
Слушаюсь! 
*** 
И вот спустя много лет я не устаю задавать вопрос, 
ответа на который не нахожу по сей день. 
Что мешало командованию армии обезопасить свой 
штаб, рассредоточить его на территории всего села. 
Или: что мешало через короткие промежутки времени 
менять его дислокацию? 


На дорогах войны 

Нет, не нахожу ответа, и от этого усиливается боль за 
погибших в тот день людей. 

...Похоронная команда подобрала и похоронила трид- 
цать шесть трупов. Позже мы узнали от оставшихся в жи- 
вых подробности. 

Больше всего погибло женщин из числа вольнонаем- 
ных: машинисток, связисток, телефонисток. Их похоро- 
нили в отдельной братской могиле и отсалютовали всем 
жертвам налета - без различия пола ружейным салютом. 

Мои товарищи-шоферы не уставали говорить мне, 
что число погибших работников штаба было бы куда 
боVльшим, если бы не глубокие, узкие земляные щели, 
выкопанные руками моей команды для работников шиф- 
ротдела. Людей в них набилось в несколько ярусов, они 
могли передавить друг друга, но, как говорится, Бог ми- 
ловал... 

Прошло девять дней после налета фашистов на штаб. 

"Археологические раскопки" шифротдела, как мы их 
называли, продолжались. Работали на них все без исклю- 
чения командиры, включая самого Тимошенко и нашего 
комиссара. Вкалывали, конечно, на этих раскопках и мы, 
водители, оставшиеся в живых часовой Дмитро Кирячко 
и двое присланных нам часовых. 

Поздно вечером, когда над больницей нависла осо- 
бенно жуткая тишина, я, подходя к стоянке наших ма- 
шин, услышал явственные всхлипывания. 

Звуки доносились из машины Григория Пантелееви- 
ча. Но в кабине никого не было. Я зашел с другой сторо- 
ны и в темноте разглядел фигуру дяди Гриши. Он сидел 
на подножке своей полуторки неподвижно, как изваяние. 
Я присел рядом, на что Григорий Пантелеевич никак не 
среагировал. 

Глаза свыклись с темнотой, и только сейчас я увидел, 
что наш дядя Гриша поседел. 

Знал ли он об этом? И поэтому ли поводу "разыгра- 
лись" его нервы? 

Он заговорил первым. 


Юлий ЧЕПУРИН 

- О Петрусе Прусове, о Сашко Морозове думаю, и 
поверить не могу. Все сдается, что они будто сегодня ут- 
ром со мной разговаривали. Сегодня уж девять дней как 
нет их с нами. Сашок все насчет моего комбинезона шу- 
тил - не по форме, мол, я одет. За это меня мол надо 
военным трибуналом судить. Озорной парнишка был, а 
добрый. А Петрусь - тихий. Неразговорчивый. Много 
слов он не успел нам сказать... 
Григорий Пантелеевич закрыл лицо руками, потом 
резко повернулся ко мне. 

- Почему ушли они, а не я? Почему Бог так неспра- 
ведлив, Петрович? 
- Потому, что его нет - Бога, Григорий Пантелее- 
вич, - ответил я. 
- А в Евангелии написано... 
- Что там написано? 
- Что Христос пришел на землю, чтобы спасти лю- 
дей, дать им мир и счастье. 
- Там и другое написано, дядя Гриша: "Не мир при- 
шел дать я, но меч". Вот он и сечет этим мечом и пра- 
вых, и виноватых. 
- Да, да, - будто самому себе сказал Григорий Пан- 
телеевич, - в Евангелии есть и такие слова. 
- Так где же он - Его мир? - почему-то ожесточен- 
но спросил я. - Вы сами сегодня видели. 
- Да, видел и испытал. 
- Ну и что же - "сопоставили" "Войну и мир" с тем, 
что здесь сегодня утром творилось? 
- Да, сопоставил. Тогда, в войне 1812 года не так же- 
стоко было. Он неожиданно сменил тему. 
- А все ж, Петрович, сегодня девятый день как их 
нет. Святой для всех упокойников день. В этот день всех 
ушедших молитвой поминать надо. 
- И помяните. 
- С радостью бы, да я ни одной молитвы не помню. 
Вы, случайно, не знаете? 

На дорогах войны 

- Нег, Григорий Пантелеевич. Но если вы так этого 
хотите, я вам помогу. 
- Как же вы это сумеете, Петрович? 
- Пойдемте к Григорию Саидову. У него на каждый 
случай жизни молитвы есть. 
- Что вы?! - удивился Григорий Пантелеевич. - Да 
ведь неудобно как-то. Спит он, наверное. 
- Ничего. Ради такого, как вы говорите, святого дня, 
может чуть-чуть и недоспать. 
Мы подошли к машине "Троцкого" и я негромко по- 
стучал в боковое стекло. 

- Что нужно? - неласково отозвался Григорий. 
- Сегодня девять дней исполнилось как Прусов и 
Морозов погибли. Хотим с Григорием Пантелеевичем 
просить тебя прочитать в их память молитву. 
- Моли-итву-у? - недоверчиво переспросил "Троц- 
кий". Затем он открыл дверцу кабины и спрыгнул со сво- 
его ложа на землю. 
- Божье дело надумали, старший. Однако почему же 
только молитву? Панихида в таком случае требуется. За 
упокой душ рабов Божьих Петра и Александра. 
- Да кто же такую панихиду отслужит? 
- Я и отслужу. 
- Ты?! - нашему изумлению не было предела. 
- Ступайте, разведите костер. И всех наших позови- 
те. Я через полчаса приду. 
Честно сказать, я не знал, что и подумать. Шутит наш 
"святой отец" или говорит серьезно? 

Костер занялся быстро. 

Машины наши стояли в окружении опаленных фрук- 
товых деревьев. Их ветви бросали на землю тревожные, 
колеблющиеся тени. Вся моя команда собралась у костра 
в ожидании Григория Саидова. 

А вот и он. Но - что это? 
На нем длинная, до самой земли черная ряса, на гру- 
ди - массивный крест, в правой руке - кадило, в ле- 


Юлий ЧЕПУРИН 

вой - молитвослов. Удивлению нашему не было преде- 
ла. Не обращая на нас никакого внимания, Григорий 
подошел к костру, взял яркий уголек и опустил его в 
чашу кадила. 

Я не знал, что мне делать. Происходящее было столь 
необычно, столь неожиданно и, по-своему опасно для 
меня, комсомольца, старшего по команде, что я не мог 
сообразить - как мне поступить? Обратить все в шутку? 
Приказать Григорию прекратить этот "маскарад"? 

Но было поздно: Григорий успел раздуть кадило и 
стал распространяться таинственный и волнующий запах 
ладана. 

"Откуда он взял все это?" - сверлила мой мозг мысль. 
Григорий тем временем начал читать. 

"Прими, Господи, души усопших рабов твоих Петра 
и Александра, а так же убиенных вместе с ними сынов и 
дочерей твоих. 

Господи, в недобрый день, когда свет стал для них 
тьмою, а земля лестницей в царство Божие. Боже отмще- 
ний! Господи, Боже отмщений, яви себя! 

Восстань, Судия земли, воздай возмездие гордым! До- 
коли, Господи, нечестивые торжествовать будут?" 

Странная это была картина! Отблески огня от кадила, 
мягко позвякивающего серебряной цепочкой, падающие 
на наши лица, то тускнели, заслоняемые рукой нашего 
доморощенного "святого отца", то снова ярко озарялись 
в такт его руки, размахивающей кадилом. Мы слушали 
слова молитвы, словно загипнотизированные бархатным 
баритоном Григория Саидова, не смея даже громко 
вздохнуть, чтобы не нарушить скорбную атмосферу этих 
незабываемых минут. 

Нашу молчаливую наэлектризованность вдруг нару- 
шил резкий всем уже знакомый голос комиссара шифр- 
отдела Носова. 

- Это что же за комедия здесь происходит? 
Все разом обернулись на голос и увидели старшего 
политрука и Тимошенко. 


На дорогах войны 

- Не комедия, товарищ старший политрук, - спо- 
койным голосом ответил "Троцкий". - Я справляю па- 
нихиду по убиенным нашим товарищам. 
- Вашим товарищам? - с подчеркнутым сарказмом 
спросил Носов. - Это каким же образом оказался здесь 
поп? Да еще с крестом на груди, во всем облачении? 
С кадилом в руках? Кто такой? - обернулся старший по- 
литрук к Тимошенко. 
- Водитель нашего отдела Саид-Гирей. 
- Как мог оказаться среди работников секретнейше- 
го отдела штаба армии священнослужитель? - спросил 
старший политрук, обращаясь неизвестно к кому - то ли 
к "Троцкому", то ли к Тимошенко? 
- С этим вопросом, товарищ старший политрук, об- 
ратитесь в секретный отдел, ведающий кадрами, - сухо 
ответил Тимошенко. 
- Это я, конечно, непременно сделаю. - Он повер- 
нулся к "Троцкому". - Как, вы сказали, ваша фамилия? 
- Саид-Гирей. 
- Мусульманин что ли? 
- Нет, православный. 
- Почему же Саид-Гирей? 
- По фамилии отчима. 
- Как вообще попали в ряды Красной Армии? 
- Был призван Усть-Илимским военкоматом. 
- В военкомате знали, что вы - поп? 
- Я был рукоположен до призыва, но несправедливо 
был лишен сана по вине иерарха Афиногена. 
- М-да... Вижу "птица" вы серьезная. Так вот, не- 
медленно прекратите этот цирк. Кто здесь старший? 
Я выступил вперед. 

- Завтра в 9.00 явитесь ко мне. 
- Слушаюсь! 
- Это ж надо, даже кадило раздобыли, - не то с 
удивлением, не то с укором сказал комиссар, уже отхо- 
дя от костра и обращаясь к Тимошенко. - Да! - вдруг 

Юлий ЧЕПУРИН 

остановился он и повернулся к нам. - И этого... свя- 
щенника с собой прихватите. 

- Слушаюсь, товарищ старший политрук. 
Костер погас. Вокруг нас сгустилась такая темнота, 
что ночь показалась невиданно, фантастически черной. 
Подавленные происшедшим, мы все молчали. 

- Спокойной ночи, дети мои, - сказал Саид-Гирей, 
направляясь к своей машине. Уже из темноты, скрывшей 
"Троцкого", донесся его голос, обращенный ко мне: 
- Старшой, если не проснусь сам, разбуди. 
Но будить Саид-Гирея мне не пришлось: утром его в 
машине не оказалось. Не оказалось и карабина и ключей 
от зажигания. На "ложе" Григория лежали аккуратно раз- 
ложенные книги, в центре которых красовалось Еванге- 
лие в прекрасном золоченом переплете. 

К комиссару шифротдела мне пришлось отправиться 
одному. 

- А где поп? - нахмурился Носов. 
- Саид-Гирей дезертировал. 
- Та-ак... Этого и следовало ожидать. - Он помол- 
чал. - Вы давно в комсомоле? 
- С тридцатого года. 
- Стаж солидный. В партию не собираетесь всту- 
пать? 
- Пока нет. 
- Правильно делаете. Такие партии не нужны. 
- Это почему же? - обозлился я. 
- Потому, что вам еще надо учиться и учиться бди- 
тельности. Доказательство этому - вчерашнее "богослу- 
жение". Почему вы это допустили? 
- Не видел в этом ничего плохого. 
- Вон оно что! Да я вижу, вас самого надо гнать из 
комсомола поганой метлой. 
- Попробуйте, если сумеете. 
- Уж постараюсь! А теперь - идите. 
Козыряя Носову и встретив его полный ненависти 
взгляд, я понял, что с этой самой минуты этот человек 


На дорогах войны 

- мой злейший враг. И еще я понял, что с нынешнего 
утра служба моя в шифротделе станет истинной пыткой. 
Так оно и оказалось. С самой нашей первой беседы 
неприязнь ко мне старшего политрука Носова стала на- 
столько очевидной, что мне начали сочувствовать все со- 
служивцы. 

Спустя несколько дней, когда шифротдел сменил ме- 
сто своего нахождения, комиссар снова вызвал меня. Его 
"резиденция" находилась в небольшом саманном доме, в 
котором коротал свои ночи и Тимошенко. Но в момент 
моего прибытия комиссар находился в комнате один. Он 
был свежевыбрит, от его лица струились волны дорогого 
одеколона. 

Я доложил о своем прибытии. Комиссар не предло- 
жил мне сесть. Я стоял посредине комнаты, опустив 
руки по швам. 

- Должен вас "обрадовать" товарищ старший води- 
тель: дезертир Саид-Гирей пойман и уже, наверное, рас- 
стрелян. - В голосе Носова звучало неподдельное тор- 
жество. - Но я вызвал вас не за тем. Хочу побеседовать 
о другом. 
И началась "беседа", похожая скорее на допрос. 

- То, что вы возили с собой походную церковь - 
этому я сам был свидетель. Но, говорят, что у вас был и 
походный ресторан? 

- Не знаю, о чем вы. 
- О том, что в нарушение общих правил, вы получа- 
ли горячую пищу не из полевой кухни, а заимели свою, 
так сказать, "персональную". 
И вдруг его тон ужесточился, стал сухим и строгим. 

- Кто выдавал вам продукты, прежде всего мясо? 
- Получали в отделе снабжения. 
- По чьему разрешению? 
- Разрешения не было. Просто... ребята-сослуживцы 
шли нам навстречу. 
- Настолько шли навстречу, что выдавали вам чуть 
ли ни по бараньей тушке ежедневно. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Да. 
- Баранью тушу на семь человек? 
- Да. Но это же в счет нашего пайка. 
- Хватало? 
- Да. Часть мяса шла на первое блюдо, часть - на 
второе. 
- На шашлыки? 
- Были и шашлыки. 
- Кто же был шеф-поваром? 
- Саид-Гирей. 
- Красиво жили! - криво усмехнулся старший по- 
литрук. - Так вот, товарищ старший водитель шифрот- 
дела (он упорно не хотел называть меня по фамилии), 
вопрос о том, останетесь ли вы на своем месте службы 
будет решен в самом скором времени. Кстати, в чем, соб- 
ственно, состоит ваша воинская служба? Ваша и других 
водителей? 
Я объяснил. 

- Та-ак! - многозначительно протянул комиссар. - 
Проверили, значит, исправность машин, вырыли щели 
на случай бомбардировки. Все? 

- Все. Если не бывает отдельных поручений, мы дол- 
жны неотлучно находиться у своих машин, 
- Ничего не делая? 
- Да. Только несем вахту. 
- Да это сколько же свободного времени у вас оста- 
ется? - в голосе Носова звучало удивление, смешанное с 
возмущением. - С завтрашнего дня я буду лично сам 
проверять прохождение военной службы вашей команды. 
Но очень скоро оказалось, что комиссар шифроваль- 
ного отдела начал проявлять сверхбдительность не там, 
где следовало. Но об этом чуть позже. Когда я выходил 
от Носова, то весь кипел от негодования. И на него и на 
"Троцкого", который совершил две подлости. То, что 
Саид-Гирей прихватил с собой карабин, это его личное 
дело. Но вот то, что он унес с собой ключи зажигания, 
это было подлостью из подлостей. 


На дорогах войны 

У крыльца столкнулся с Тимошенко. 

- Старший политрук у себя? 
- У себя. 
- Стружку снимал? 
- Не стружку. Топором тесал. Щепки летели. 
- Его топор на сучок не напоролся? 
- Его самого спросите. Сказал, что Саид-Гирея пой- 
мали. 
- Это я знаю. 
- Будет добиваться моего отчисления из шифротдела. 
- Запомните товарищ Чепурин начальником шифро- 
вального отдела являюсь я, капитан Тимошенко. Стар- 
ший политрук Носов является лишь моим заместителем 
по политической части. Пусть он получше за блеском 
своих сапог следит и поинтереснее политинформации 
проводит. А уж с кем мне работать - я и сам, без него 
разберусь... 
*** 

После трагических событий, происшедших в Глоби- 
но, штаб армии вместе со своими дивизиями отходил на 
Восток. 

Что значит "отходил"? Части и соединения нашей ар- 
мии вели непрерывные, изматывающие оборонительные 
бои, теряя рубеж за рубежом, населенный пункт за насе- 
ленным. 

Зачастили дожди. Благодатная украинская земля ус- 
ложняла боевые действия обеих сторон - ее грунтовые 
дороги, размытые дождями, становились все более и бо- 
лее труднопроходимыми. Темп наступления немцев сни- 
зился, но они настырно, упорно и настойчиво пробива- 
лись вперед, в буквальном смысле слова "наступая нам 
на пятки". 

Во второй половине сентября штаб армии разместил 
свое хозяйство в не менее обширном, чем Глобино селе - 
Очеретоватое. Село это широкой полосой протянулось на 
три-четыре километра с запада на восток. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Прошу читателя обратить внимание на эти два пос- 
ледних слова. 

Село Очеретоватое было похоже на остров, обтекаемый 
со всех четырех сторон колышущимися хлебными поля- 
ми. Село начиналось, так сказать, "без предисловия" - его 
границы четко очерчивала линия приусадебных садов. 

Немцы, как известно, всегда вели наступление на 
наши города и села со стороны Запада. Вопреки этой ак- 
сиоме и здравому смыслу секретнейший отдел штаба ар- 
мии был размещен на самой западной оконечности. Как 
бы желая первым встретить врага своей грудью. 

За садочком, примыкавшим к дому, где и обрел свое 
рабочее место шифровальный отдел, сразу же начиналась 
ровная, как стол, степь с морем тяжелых колосьев. 

Ни одному из работников штаба армии, занимающих 
высокий пост, ни капитану Тимошенко, ни сверхбди- 
тельному старшему политруку Носову не пришло в голо- 
ву, что если, не приведи Бог, к штабу прорвутся немец- 
кие танки, то их первой жертвой и добычей будет имен- 
но шифровальный отдел. 

Так оно и случилось. Мы стояли в селе Очеретоватое 
несколько дней. Как обычно, каждый занимался своим де- 
лом: шифровальщики "колдовали" в хате, мы, водители, 
рыли капониры и глубокие щели-окопы. Да! После Гло- 
бино особенно глубокие щели-окопы, как обыкновенно 
для всего состава работников шифровального отдела. 

Прежде чем рассказать о разыгравшейся вскоре тра- 
гедии, я задам самому себе вопрос: что это, собственно, 
такое - шифровальный отдел? 

Вот уже три месяца я вожу в кузове своей машины 
ящики с ручками, облегчающими их переноску, а что 
там такое есть в этих самых ящиках? 

Не знал этого ни я, ни другие водители, ни часовые. 

Даже к раскопкам в Глобино нас никого не допусти- 
ли - весь адовый труд от начала до конца выполнили 
сами шифровальщики. 

До того самого дня, о котором я собираюсь расска- 


На дорогах войны 

зать, настолько строго запрещалось приближаться к ку- 
зову, где находились эти таинственные ящики, что у всех 
у нас появился даже какой-то суеверный страх перед 
ними. 

Наступила вторая половина дня. Все наши офицеры 
уже вернулись с обеда из своей столовой. Да и наш де- 
журный доставил обед из походной кухни. 

Казалось, ничто не предвещало беды. Вокруг царила 
мирная, ублаготворенная тишина. Но внезапно она обо- 
рвалась стуком топора, доносящимся из шифротдела. Из 
печной трубы дома вдруг повалил густой дым. 

Спустя короткое время в сад, где были замаскирова- 
ны наши машины, пришла группа бойцов, вооруженных 
бутылками с зажигательной смесью. Потом еще двое 
приволокли противотанковое ружье. Все прибывшие "го- 
сти" заняли оборону на самой окраине сада, рядом с на- 
шими машинами. 

На все вопросы: с чем связаны все эти приготовле- 
ния, красноармейцы отвечали одним словом: 

- Приказано. 
Но вот на крыльцо выскочил Тимошенко. Таким я 
капитана еще не видел: - его возбуждению не было 
границ. 

- Чепурин! Всех водителей и часовых - ко мне! 
Мы незамедлительно сгрудились у крыльца. 
- Все - в дом! Берите там бумаги, бросайте их в 
траншеи, облейте бензином и жгите! Жгите! 

Все бросились в дом, но я задержался: 

- Товарищ капитан! - обратился я к Тимошенко. - 

Бензин в канистрах - НЗ! Неприкосновенный запас! 

- Не разговаривать! Выполнять приказание! 
Я вбежал в дом. Что там творилось! 
Один из шифровальщиков яростно рубил топором 
кипы бумаг, другие торопливо пихали документы в жер- 
ло пылающей русской печи. 

- Эти!.. Эти!.. - указывал нам Тимошенко на связки 
документов. - В Траншеи! Сжечь! Сжечь! 

Юлий ЧЕПУРИН 

Наша помощь пришлась как никогда кстати. Скоро в 
траншеях запылал яростный огонь. Он жадно пожирал 
бросаемые в него бумаги. Испуганно метался между садом 
и домом старший политрук Носов. Нет, лично он не при- 
нимал участия в уничтожении бумаг. Стараясь не утратить 
начальственного тона, он только покрикивал: 

- Быстрее! Быстрее! 
Но вот он наскочил на Тимошенко, выносящего из 
дома большую связку бумаг. 

- А вы что, замполит, яйца боитесь обжечь? Почему 
не бросаете документы в траншею? 
- Я... Я.. .- смешался комиссар. - Я - сейчас... Сле- 
дил, чтобы ни один документ не достался противнику. 
- Все юлите, вашу мать!.. - выругался Тимошенко, 
что привело Носова в самое активное состояние. 
А мы все выносили и выносили из дома бумаги 
(Боже, сколько же их?) и бросали, бросали в ненасытное 
пламя. Кончился бензин. 

- Масло! Лей в траншею масло! - приказал мне Ти- 
мошенко. 
Теперь в небо устремился черной завесой густой жир- 
ный дым. Тимошенко, руководивший этой скорбной 
операцией, решил для надежности перемешать шестом 
горящие бумаги, но жар был таким сильным, что к тран- 
шеям, в которых горели документы, невозможно было 
приблизиться. 

Как из-под земли перед нами вырос бывший коман- 
дир роты управления, а теперь командир автомобильно- 
го батальона старший лейтенант Маевский с двумя бой- 
цами. Каждому из нас выдали по ручной гранате, прика- 
зав приготовиться к бою. 

Что за черт? Ничего нельзя было понять. К какому 
бою? С кем? Нам было известно, что штаб армии дол- 
жен находиться далеко от переднего края, где идут бои. 
Еще несколько минут назад так ярко, так беззаботно све- 
тило солнце и вдруг... 

Но здесь раздался выстрел противотанкового ружья. 


На дорогах войны 

Мы невольно бросили взгляд в сторону, куда бронебой- 
щики направили огонь. И увидели, что к селу Очеретова- 
тое, именно к его окраине, приближается большая колон- 
на немецких танков. До них метров триста - четыреста. 

Они открыли огонь из своих пушек. Затем, разделив- 
шись на две группы, начали обтекать село с двух сторон. 

Тимошенко втолкнул в кабину моей машины маши- 
нистку нашего отдела и крикнул что было мочи: 

- Выводить машины! 
Следом незнакомый голос подал другую команду: 
- Приготовить гранаты к бою! 
Я выдернул чеку из своей гранаты, и тут же понял, 
что поторопился. Как же я смогу управлять машиной? 
Сунул гранату в руки машинистке: 

- Держите предохранитель пальцем. Вот так. Если 
отпустите палец - граната взорвется. 
Машинистка с гримасой ужаса на лице взяла гранату 
и вытянула руку, чтобы та была подальше от ее лица. 
Я первым вывел свою машину из сада и увидел: не- 
мецкие танки с далекого еще расстояния начали посы- 
лать в мою сторону трассирующие очереди из своих пу- 
леметов. 

Я не успел свернуть влево, в сторону центральной 
площади села, как перед радиатором выросла фигура Ти- 
мошенко. Перепачканный землей, с всклокоченными во- 
лосами, он потрясал пистолетом (наганом) и неистово 
кричал: 

- Назад!!! Где твои остальные машины? А вы? - 
еще яростнее накинулся к офицерам, набившимся в ку- 
зов и теперь выскакивающим из него, как горох! Трусы! 
Сволочи! Машины забуксовали, а вы!.. А ну, всем! Всем! 
В сад! Оставите машины немцам расстреляю всех до од- 
ного!.. 

Да, машины беспомощно вращали задними колесами, 
не трогаясь с места. 
Не обращая никакого внимания на стоящий вокруг гро- 
хот и треск, создаваемый выстрелами уже двух противо- 


Юлий ЧЕПУРИН 

танковых ружей и станковых пулеметов, я и Григорий 
Пантелеевич присоединили трос от моей машины к его, 
и я выдернул ее на твердый грунт. 

- Погоняй! - крикнул и стал помогать офицерам и 
часовым выталкивать другие две машины. 
- Следуйте за дядей Гришей! Я поеду последним! - 
кричал я, вскакивая то на одну, то на другую подножку! 
Теперь к моим "пассажирам" присоединились сам ка- 
питан Тимошенко и старший политрук Носов. 

- Пошел!! - крикнул мне Тимошенко (он все еще 
не расставался с зажатым в правой руке наганом), и я дал 
полный газ. И на этот раз весь состав шифровального от- 
дела оказался под защитой Всевышнего - никто, ни 
один человек не был ранен, и это было необъяснимым 
чудом. 
Отъехав на безопасное расстояние, я взял из рук ма- 
шинистки гранату, отбежал в сторону от дороги и метнул 
ее подальше в поле. 

Ощущение радости от того, что смертельная опас- 
ность осталась позади - не приходило. В ушах звучал 
голос Тимошенко: "Назад! Трусы! Сволочи! Машины в 
саду застряли, а вы?!." 

Да, я выехал из сада первым, потому что на моих зад- 
них колесах были цепи. Их не было на других машинах. 
Но как я, старший водитель, посмел выехать первым? 
Я не мог, не смел этого делать. 

Вот и центр села. 

Рядом с колодцем стояла походная кухня, на поднож- 
ке которой стоял Володя Чабанов, который вывез мою 
семью из Дрогобыча, с большим, "солдатским" черпаком. 

Наша колонна остановилась. Тимошенко и старший 
политрук куда-то направились, приказав до их прихода 
не трогаться с места. 

Я направился к кухне, чтобы поприветствовать свое- 
го друга, который в этот момент раздавал солдатам кашу, 
но в этот момент рядом разорвался снаряд, что, как это 
ни покажется удивительным, совсем не испугал бойцов, 


На дорогах войны 

не рассеял их. Они тянули свои котелки Чабанову, но он 
вдруг сорвал с головы свой поварской колпак, отбросил 
в сторону черпак. 

- А ну вас всех, - сказал он, спрыгнул с подножки и 
направился туда, откуда летели снаряды, - к немцам. 
Я еле догнал его. 

- Володя! Здравствуй! 
- Здравствуй, Петрович. И - прощай. 
- Володя, куда ты? - Пытался я остановить его, но 
он удалялся от меня не оборачиваясь. 
Стало не по себе от мысли, что мой лучший друг ре- 
шил перейти к немцам. Сделать это в момент царящей 
вокруг паники, когда, перефразируя слова А. Пушкина: 
"Смешалось все, машины, люди, кони", было совсем не 
сложно. 

Вернулись Тимошенко и Носов. 

Под близкие уже выстрелы танковых орудий и пуле- 
метов машины вклинились в колонну штабных машин, 
оставляющих село Очеретоватое и направляясь в сторону 
города Хыров. 

До сих пор не могу понять и объяснить, почему ко- 
лонна двигалась по гигантскому замкнутому кругу. 

Уже давно стемнело, небо озарилось заревом пожара, 
который все ширился, выбрасывая в небо огненные про- 
туберанцы. 

Да, странная это была картина! Мы кружили всю ночь 
вокруг фантастически-огромного костра, прислушиваясь 
к непрерывной, до отвращения знакомой музыке боя: 
там, в Очеретоватое, судя по всему, вступили в бой с 
прорвавшимися танками гитлеровцев подоспевшие час- 
ти нашей армии. 

Мы двигались всю ночь. Двигались осторожно, точ- 
но на ощупь. 

Рассветало, когда колонна машин штаба армии, рас- 
тянувшаяся на два с лишним километра, приближалась 
к железнодорожной линии, пролегавшей у самой окраи- 
ны Хырова. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Машины шифровального отдела следовали в пере- 
дней части общештабной колонны. 

Слева показался длинный железнодорожный состав, 
состоящий из одних товарных вагонов. 

Едва авангардная часть штабной колонны пересекла 
неохраняемый железнодорожный переезд, дорогу пере- 
крыли товарные вагоны. И тотчас же мы услышали за 
спиной треск множества автоматов и пулеметов. По их 
характерной "музыке", которую мы научились понимать, 
поняли: дорогу большей части машин нашего штаба ар- 
мии перекрыли немцы. 

Позже оказалось, что наше предчувствие оказалось 
верным: все товарные вагоны были набиты гитлеровца- 
ми, которые завязав бой превосходящими силами, взяли 
инициативу в свои руки. 

Теперь там, за роковой чертой, означающей ОКРУ- 
ЖЕНИЕ, сражались наши товарищи. 

Какая тревожная скорбь наполнила наши сердца! Как 
невыразимо трудно было слушать звуки боя, а еще силь- 
нее осознавать свое бессилие, возможность хоть чем-то 
помочь попавшим в беду боевым побратимам... 

Потери, которые понес штаб армии, были огромны. 
Это стало известно спустя несколько дней от команди- 
ров и рядовых бойцов, пробившихся к своим. Нашлись 
свидетели гибели командира автобатальона Маевского и 
других работников штаба. Шифровальный отдел, к сча- 
стью, и на этот раз не имел потерь в людях. Сожжен- 
ные в Очеретоватое бумаги, необходимые шифроваль- 
щикам для их работы, были не в счет. Хотя можно 
представить, как эта потеря нарушила всю систему свя- 
зи между сражающимися нашими частями и подразде- 
лениями. 

Как могло случиться, что танки противника смогли 
прорваться к штабу армии, отстоящему от своих сража- 
ющихся частей и подразделений на много-много кило- 
метров? Где была наша авиация и наземная разведка? 
Почему не сработали радио и проводная связь? Кого 


На дорогах войны 

винить в столь плохо организованном управлении войс- 
ками? 

Нам, рядовым воинам, не дано было знать всего это- 
го. Нам, рядовым воинам, оставалось лишь удивляться 
тому, почему так дешево ценится кровь советских людей, 
призванных защищать свое Отечество. Удивляться и не- 
годовать! 

Ведь из всех эпизодов настоящей книги видно, что 
наши потери подчас объяснялись не столько превосход- 
ством противника, сколько безалаберностью и безответ- 
ственностью. 

Безответственность проявил и я. Да, я снабдил свою 
машину для усиления ее проходимости цепями. Но что 
же мешало мне вооружить такими цепями и остальные 
машины? Ведь они находятся в моем подчинении, это я 
отвечаю за них в первую очередь. 

Да, вина моя была велика, и она долго точила мое 
сердце. 

Соли на мою душевную рану не преминул добавить и 
старший политрук Носов. 

Однажды он выстроил нашу команду и стал держать 
перед нею речь. Смысл ее сводился к тому, что в крити- 
ческий момент водители шифротдела оказались не гото- 
выми к выходу из трудной ситуации. А старший води- 
тель, то есть я, просто-напросто проявил элементарную 
(он явно хотел сказать "трусость", но заменил это слово 
другим) безответственность, забыв о том, что он назна- 
чен старшим. А это значит, что он, как всякий коман- 
дир, в первую очередь должен отвечать за боеспособ- 
ность и безопасность своих подчиненных. 

- Предупреждаю, - заканчивая свою речь, сказал 
Носов, - впредь за такое поведение мы будем спраши- 
вать со всей строгостью. По закону военного времени. 
Но этого нашему комиссару было мало. При каждом 
удобном случае упрекал меня в анархических замашках, 
требовал усилить заботу о живых людях, поступивших в 
мое подчиненно. 


Юлий ЧЕПУРИН 

"Что он ко мне прицепился?" - часто думал я, вы- 
слушивая очередное замечание Носова. А он не успокаи- 
вался, при каждой встрече спрашивал: 

- Вы поставили цепи на другие машины? 
- А где я их, товарищ старший политрук, возьму? 
- Это ваши проблемы, товарищ старший водитель. 
Хоть из-под земли достаньте. 
- Но я не имею права покидать свою машину. 
- Я даю вам такое право. 
- Но я подчиняюсь только приказам капитана Ти- 
мошенко. 
- Ах, вот как! 
- У вас больше свободного времени, товарищ стар- 
ший политрук. И власти, авторитета у вас больше. Дос- 
таньте цепи в каком-нибудь колхозе, а мы их установим. 
- Этот ваш совет, товарищ боец (Носов с нескрыва- 
емым сарказмом выделил это слово.), мне придется взять 
на вооружение. Буду расценивать его, как прямое ука- 
зание. (Теперь сарказм перехлестывал уже через край). 
Цепи мы, конечно, достали и без помощи нашего ко- 
миссара. Тем не менее, каждый день, проверяя нашу 
"бдительность" своими постоянными обходами, Носов, 
конечно же, видел цепи на колесах, но упорно делал вид, 
что не замечает их. 

...Странным все же человеком был наш комиссар! Ка- 
залось, что в каждом из нас, рядовых красноармейцев, он 
видел не живых людей, а бездушных манекенов. Он не 
мог скрывать своего барского, снисходительного отноше- 
ния к нам, хотя никто из нас не давал повода для такой 
неприязни. 

Наша штабная солдатская служба была трудной, мо- 
нотонной и изнуряюще-тоскливой. 

Лишенные какой-либо информации о том, что про- 
исходит за пределами нашего штаба, на фронте нашей 
армии, на других фронтах вообще и в стране в целом, 
мы были уподоблены слепым термитам, с той лишь раз- 
ницей, что слепые термиты строили свои поселения, а 


На дорогах войны 

мы, зрячие люди, покидали населенные пункты и горо- 
да, оставляя их для разрушения врагу... 

Привязанные к своим машинам, мы, водители, обслу- 
живающие штаб армии, а также часовые и бойцы хозяй- 
ственных подразделений, изыскивали малейшую возмож- 
ность, чтобы заглушить свою грусть и тоску по своим 
родным и близким, отвлечься хоть на час-другой от мыс- 
лей о войне, о наших павших товарищах. Но как отвлечь- 
ся? Не было среди нас Теркиных, которые бы заряжали 
сердца солдат, вселяли бодрость, веру в победу, в свет- 
лое, радостное будущее. 

В этом смысле мне повезло. Мой старый сослуживец 
еще по мехкорпусу, до недавнего времени бывший часо- 
вым при нашем шифротделе Сашка Аистов, став снова 
писарем, не забывал меня и часто навещал нашу коман- 
ду вместе со своей неразлучной гитарой. Мы забирались 
в кабину моей машины и пели песни, сочиненные в том 
числе и мною на знакомые мотивы. 

Но этот легкомысленный репертуар скоро заглухал, 
мы оба смолкали, думая каждый о своем. 

Заканчивался третий месяц войны, а мы с Сашкой не 
имели никаких сведений о судьбе наших семей. 

Свою жену Ларису я любил безмерно, как любил и 
сыновей - девятилетнего Эдуарда и годовалого Витька. 
Мысль о том, что немцы разлучили меня с ними перед 
самой демобилизацией, вызывала такую ненависть к гит- 
леровцам, что ее трудно было высказать словами. 

Однажды в седьмой разведывательный отдел штаба 
армии были доставлены двое: немецкий летчик и рядо- 
вой солдат. Распространился слух, что оба сдались в 
плен добровольно. Летчик посадил свой "Мессершмитт" 
на один из наших полевых аэродромов, а солдат ночью 
перешел передний край и спрыгнул в окоп к нашим 
солдатам. 

Это навело меня на мысль как-то отметить этот факт. 

Нужно сказать, что мы с самого начала войны, может 
быть, наивно, но все же надеялись, что не все солдаты 


Юлий ЧЕПУРИН 

и офицеры служат Гитлеру по собственной воле, что 
многих погнал на войну страх перед беспощадными и 
всевидящими гестаповцами. 

И вот наглядное доказательство этому. 
Этот факт я и положил в основу стихотворения, к ко- 
торому Сашка Аистов подобрал музыку. 

"Однажды после боя, 
Скрываясь в камышах, 
Шептались тихо двое: 
Солдат и унтер Швах. 

Нам с каждым днем все хуже: 
Россия - не Париж, 
Здесь сразу сядешь в лужу, 
Без дыма погоришь. 

Однажды после боя, 
Скрываясь в камышах, 
Пришли к нам в роту двое: 
Солдат и унтер Швах"... 

Мог ли я предположить, что эта незатейливая песен- 
ка так круто изменит мою солдатскую и человеческую 
судьбу? 

Я уже писал о том, какой информационный голод ис- 
пытывали мы. Не было радио, не получали газет. Жили, 
что называется, "вслепую", не зная, что творится вокруг 
нас. Но роптать мы не смели. Над нами царствовал не- 
зыблемый закон: "Выполнение приказа - священный 
долг советского воина". 

И вот однажды Дмитро Кирячко с криком: "Чепурин! 
Чепурин!" Мчится к стоянке наших машин, размахивая 
какими-то бумагами. 

Это было первое письмо от моей жены и первый но- 
мер армейской газеты "Сталинское знамя". Меня забила 
радостная нервная дрожь: увидеть на конверте милый, 


На дорогах войны 

знакомый почерк. Первое письмо от любимой, получен- 
ное солдатом-фронтовиком! Что это такое поймет толь- 
ко фронтовик. 

Я перечитал письмо пять, шесть, десять, двадцать раз. 
И все не мог поверить, что это писала ее рука. Что ее 
руки держали эти две странички, на которых видны сле- 
ды ее слез, хотя по тону письма видно, что она изо всех 
сил старалась скрыть их за бодрыми, успокаивающими 
словами. 

Жена писала, что она и наши дети живы и здоровы. 
Что добирался их эшелон до Саратовской области три 
недели. Что доставили их в село Аркадак. Всех распреде- 
лили по колхозам района. Сейчас наступила пора убор- 
ки картофеля, и жены командиров с утра до позднего 
вечера находятся на полях. За Витюшкой, успокаивала 
Лариса, ухаживает Эдик. Он заменил братишке мать и 
няньку. 

Но главные слова письма, все чувства - тоска и не- 
жность, любовь и сладко-горькие воспоминания адресо- 
ваны мне. 

Сколько заботы, сколько тревоги за мою жизнь скры- 
валось в каждом слове! Ни слова о своих трудностях, ни 
слова жалобы на усталость и пережитые ужасы долгого и 
опасного пути. 

Письмо было написано в середине июля. Поначалу я 
стал мысленно проклинать полевую почту за ее безобраз- 
ную работу. Но потом, чуть поостыв, вспомнил, что за 
три месяца войны адрес моей полевой почты менялся не- 
сколько раз. Сколько же дорог, сколько сотен километ- 
ров проделали эти смятые листочки. И все же они на- 
шли, нашли меня! 

И вместо злости и досады в груди поселилось теплое 
чувство благодарности к фронтовым почтальонам. Какое 
же благородное дело вершат они своей незаметной, 
скромной службой! 

До крайности взволнованный письмом жены, я совсем 
забыл о принесенной Кирячко газете. Взял ее в руки. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Говорят, беда не приходит одна. Но, видать, и ра- 
дость не любит ходить в одиночку. 

Армейская газета "Сталинское знамя", которую я раз- 
вернул, как бы распахнула окно в огромный мир, пол- 
ный самых различных событий, о которых мы имели са- 
мое смутное представление. На первой странице газеты 
напечатаны сообщение Совинформбюро, стихотворение 
и оперативная сводка о боевых действиях частей нашей 
армии, входящей, как и прежде, в состав Юго-Западного 
фронта. 

Все остальное место на страницах газеты занимали 
короткие рассказы отдельных бойцов, младших команди- 
ров, а также командиров и политработников, совершив- 
ших подвиги, достойные правительственных наград. Как 
правило, сообщалась не только фамилия героя, но и его 
домашний адрес, откуда он был призван в армию. 

Я сразу оценил важность и значение таких маленьких 
рассказов. Какая радость будет семье, когда она получит 
вырезку из газеты об их сыне, отце, брате, 

Но больше всего меня взволновало стихотворение, 
помещенное в центре первой страницы. Называлось оно 
"Письмо матери". Под ним стояла фамилия автора - Фе- 
дор Белкин. 

Помню конец этого стихотворения: 

Ты не печалься, мама, обо мне, 
Я - не один. Со мною побратимы. 
И поражение врага - неотвратимо 
В самим же им развязанной войне! 

Поэт затронул, может быть, самую больную струну в 
солдатском сердце и, конечно, в моем в том числе. Ведь 
помимо жены и детей, в далеком тылу молилась за меня 
моя старенькая мать. 

Вот почему по-особенному остро я воспринял стихот- 
ворение Федора Белкина. Я захотел познакомиться с по- 
этом. Ведь как-никак до войны я уже был автором не- 


На дорогах войны 

скольких опубликованных произведений, и хотя они от- 
носились к прозе, тем не менее, я чувствовал себя в ка- 
кой-то мере причастным к литературному цеху. 

Редакция газеты "Сталинское Знамя" размещалась в 
том же населенном пункте, где и штаб армии. Получив 
разрешение от Тимошенко отлучиться на короткое вре- 
мя, я быстро нашел "резиденцию" Белкина. 

Обитал он в огромной горнице деревенского дома. 
Письменный стол заменял ему большой сундук, накры- 
тый рядном. 

Познакомились. 

Образ поэта Федора Белкина резко разошелся с моим 
представлением. Это был щуплый, низкорослый с кал- 
мыцким лицом (так резко выдавались его скулы) чело- 
век неопределенного возраста. Облачен он был в видав- 
шие виды хлопчатобумажные гимнастерку и брюки и 
расхлябанные кирзовые сапоги. На петлицах гимнастер- 
ки Белкина не было никаких знаков различия, что со- 
всем привело меня в уныние. "Ну, хоть бы чуть-чуть по- 
авантажнее тебе выглядеть!" - мелькнуло у меня в голо- 
ве, и Белкин будто угадал мои мысли. 

- Рядовой Белкин, - протянул он мне руку. - А ты - 
кто? 

Я отрекомендовался. 

- Значит и разговаривать можно будет запросто. 
Так и получилось. 
Кратко поведав друг другу о своих жизненных путях. 
дорогах, оба поняли, что сошлись, как говорят, характе- 
рами. 

- Меня ведь совсем недавно мобилизовали, - ска- 
зал Белкин. - Видно поняли в Ставке, что без Белкина 
им фрица не одолеть. Вот и призвали "Глаголом жечь 
сердца людей". А обмундировали так - для маскировки, 
чтобы фрицы не догадались, какой "стратег" по их душу 
пожаловал. 
- Жечь сердца людей! - вдруг повторил он. - А как 
я могу их зажечь, когда сам ни разу под неприятельским 

Юлий ЧЕПУРИН 

огнем не был? А ты был? - неожиданно спросил он 
меня. 

- Был. 
- Давно на фронте? 
- С первого дня. 
- Вот это да! - не скрывая удивления сказал Бел- 
кин. - Первого вижу, чтобы с первого дня. 
- Хлебнул? - спросил он черев паузу. 
- Всякое было. 
Чтобы снять смущение попросил Белкина почитать 
стихи. 

- Которые в газете напечатаны? 
- Нет, те я уже читал. Пять стихотворений, кажется. 
- Понравились? 
- Конечно. 
- Не верю я тебе, земляк. Не те, не те слова. Сам 
вижу. Не загорается у меня что-то в груди. Не слова - 
мякина. Не-ет, земляк, меня не обманешь. Хочешь я тебе 
другие почитаю? 
- Конечно хочу. 
- Я их до войны написал. Вожу с собой. 
Белкин достал из полевой сумки сверток бумаг и, по- 
рывшись в нем, извлек листок. 

- Эту страницу я вырвал из журнала "Октябрь". На 
ней напечатано три моих стихотворения: "Бык", "Петух" 
и "Кузнец". Прочту вот это... 
Глуховатым, но внятным голосом Белкин начал читать 
стихотворение, которое с первых слов заворожило меня: 

Еще дремота на лугах, 
А он куражится у дуба. 
На нем серебряная шуба, 
Заря на бронзовых рогах. 

Идет в туманы, как в сады, 
У водопоя лбище бычье, 
Не узнает свое обличье - 
Бодает зеркало воды. 


На дорогах войны 

Он дочитал это чудесное стихотворение до конца. 
И нет рядом со мной неказистого рядового Белкина - 
есть Поэт, чья одухотворенная внутренняя красота не 
имела никакого отношения к его наружности. 

Белкин смолк, не спрашивая о моем впечатлении и, 
видя его напрягшееся лицо, я сказал негромко: 

- Здорово! 
- Правда? Ты не врешь? - оживился Белкин. 
- Не вру, Федор. Я хочу послушать и другие. 
И он прочитал мне и "Петуха", и "Кузнеца". Передо 
мной встали живые деревенские картины, полные очаро- 
вания и жизни. 

- А новые? Фронтовые прочти, - попросил я. 
Он прочитал пару только что законченных стихотво- 
рений. Они были слабее только что услышанных, но я 
одобрил и их. 

- Не хвали! - резко оборвал меня Белкин. Сам 
знаю, что из жилы они вытянуты. Я через настоящий 
страх не прошел, оттого и нет в этих стихах ни "горечи, 
облитой желчью", как бы сказал Лермонтов, ни подлин- 
ной страсти и ненависти к немцам, потому и не берут 
мои стихи за сердце - не слова в них - опилки... 
Мне было трудно возразить что-либо. 

- А ты стихи пишешь? - спросил Белкин. 
- Нет. Так, иной раз. В основном - для себя. Боль- 
ше о своих чувствах. 
- Чудило! Так о чем же еще может писать поэт? Вот я 
о быке, кузнеце, петухе написал - тут тоже чувство тре- 
бовалось. Я вообще больше о деревне писал... Много на- 
печатано... А вот о войне у меня что-то не получается. Не 
могу правильный тон найти. Вот ты - другое дело. У тебя, 
наверное, впечатлений - мешок и маленькая тележка. 
- Впечатления есть, таланта нет. 
- А я слышал, ты там для своих друзей концерты 
устраиваешь - песни собственного сочинения поешь. 
- Да ерунда все это, Федор. От нечего делать. Сло- 
вом, хреновина на постном масле. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Вот ты мне одну из своих "хреновин" и спой. 
И спел ему про немецкого солдата и унтера Шваха. 
- Постой! Погоди! Это ж то, что сейчас нашему сол- 
дату надо. Вот тебе бумага, карандаш - перепиши. А я 
пока по рюмашке и закусь соображу - в честь нашего 
знакомства. 
Прошло довольно много времени. О нашей короткой 
встрече с Федором Белкиным я почти забыл. Снова были 
суматошные дни, связанные с очередным отходом нашей 
армии "на заранее подготовленные позиции". 

Но вот в одно, как говорят, прекрасное утро, к нам, 
водителям шифротдела, заявился старший политрук Но- 
сов. Протягивая мне свежий номер газеты, он с ехидной 
улыбочкой сказал: 

- Да вы, товарищ Чепурин, оказывается, к тому же и 
поэт. Признаться, не ожидал... Вот, читайте. 
Действительно, на последней странице газеты я уви- 
дел напечатанной мою наивную юмористическую песен- 
ку "Однажды после боя..." 

Не скрою: велика была моя радость. Но куда большей 
была радость моих товарищей. 

- А мы эту песню первыми услышали, - хвастались 
они. - Ее сам Чепурин пел, а Сашка Аистов на гитаре 
играл, аккомпанировал. 
Лиха беда - начало. Меня будто прорвало. Слож- 
ные, противоречивые чувства, в которых переплелись 
любовь к Родине, своим боевым товарищам, к далекой 
и недосягаемой семье с ненавистью к фашистам, иска- 
ли выхода. 

Ободряющие слова поэта Федора Белкина и внима- 
ние к моим творческим опытам армейской газеты вдох- 
новили меня. В ставшей теперь для меня родной газете, 
одно за другим стали появляться мои стихи. Настоящи- 
ми стихами их, конечно, назвать было нельзя. Я пони- 
мал это. Но в моих несовершенных с точки зрения высо- 
кой поэзии стихах присутствовало то, что находило от- 
клик в сердцах солдат. 


На дорогах войны 

Мои стихи появлялись практически в каждом номере 
газеты. Одно за другим и под каждым из них стояло: 
"Красноармейский поэт Ю. Чепурин". 

Находясь в творческом запале, я не сразу обратил 
внимание на то, что со страниц газеты исчезли стихи 
Белкина. Редакция газеты теперь размещалась в некото- 
ром отдалении и я, не имея возможности относить туда 
стихи, отсылал их с экспедитором, ежедневно отправля- 
ющимся за газетами. 

Неожиданно навестил меня сам Федор Белкин. 

- Здорово, соперник, - сказал он, пожимая мне 
руку. - Пришел поблагодарить тебя за боевую выручку и 
попрощаться. Он грустно улыбнулся. 
- Я, кажется, испекся. 
- Как это? - не понял я. 
- Ты давно в газете моих стихов не видал? 
- Давно. 
- А причину знаешь? 
- Откуда мне? 
- Я забыл в прошлый раз сказать тебе. С "брачком" 
я. Не понимаешь? То есть временами больше пью, чем 
закусываю. Ну, конечно, и никакие стихи в башку не ле- 
зут. Вот две недели назад "загудел", потому и стихов моих 
не читал. В редакции твоими обошлись. Так что еще раз 
спасибо за братскую выручку. Глядишь, и сменишь меня 
на боевом посту. 
Мне эта шутка не понравилась: 

- Если ты пьяный, иди проспись. А если трезвый, 
не говори глупостей. 
- Да ты не злись. И не шучу я, а серьезно говорю: 
судя по всему, меня не нынче-завтра приказом отчислят. 
Они сейчас, наверное, замену мне ищут. Уж лучше ты 
замени меня, а то пришлют какого-нибудь очкарика-ев- 
рея наши героические русские чувства описывать. 
Только сейчас я почувствовал, что от Белкина исхо- 
дит густой запах дешевого одеколона. 
Надо сказать, что за несколько дней до нашего с Бел- 


Юлий ЧЕПУРИН 

киным разговора в лавку Военторга завезли большую 
партию парфюмерии, и конечно же, одеколона. 

И скоро по отделам штаба и его службам начало гу- 
лять следующее "поэтическое" откровение: 

"Благодарю тебя, ТЭЖЭ*, я - уже! 

Напился одеколону, потерял свою колонну". 

- Сочинение про ТЭЖЭ - твое? - по-свойски 
спросил я. 
- Мое... Что, не "классика", скажешь? 
- Остроумно. Только сам говоришь, что тебе и оде- 
колон и стихи эти "боком вышли". 
- Справедливые твои слова, коллега. 
- А ты, Федор, "завяжи", - посоветовал я. - Война 
все же, понимать должен. 
-Да понимаю я! Все понимаю! - горестно тряхнул 
головой Белкин, и выгоревшая на солнце, какая-то не- 
складная, кургузая его пилотка упала на мои колени. 

- Так что и дальше, земляк, до окончания моего 
"творческого" отпуска продолжай выручать собрата по 
перу... 
Слова Белкина оказались пророческими. Скоро в ре- 
дакцию на его место прибыл поэт Александр Золотушкин. 
Еврей по национальности, молодой, нескладный, но с 
большим гонором. Он был кандидатом в члены Союза пи- 
сателей и это, как ему казалось, давало ему право чувство- 
вать себя на голову выше остальных работников редакции. 

Но Белкин все же почему-то еще находился при ре- 
дакции до дня сдачи Харькова. То есть, до 24 октября 
сорок первого года. Чуть позже я расскажу об этом горе- 
стном дне более подробно, а сейчас, чтобы уже не воз- 
вращаться к этому больше, расскажу как закончилась по- 
этическая и человеческая судьба Белкина. 

Вечером того дня редакция разместилась в пригороде 
Харькова - селении Бабаи, где находился ликероводоч- 

* "ТЭЖЭ" - знаменитая московская парфюмерная фабрика. 
(Авт.) 


На дорогах войны 

ный завод. Журналисты "с горя" выпили крепкого спир- 
та, и Белкин на прощание "порадовал" бывших сослу- 
живцев последним "произведением": 

Не страшны нам вражьи пули 
И жестокие бои, 
Мы врага с тобой надули 
И удрали в Бабаи. 


После этого вечера никто из нас больше Белкина не 
видел. 

Объявился он в Москве уже после войны. Активно пе- 
чатался. Выпустил несколько сборников стихов. С успе- 
хом выступал на литературных встречах. 

Жил он с семьей под Москвой. А в начале шестидеся- 
тых годов Союз писателей помог ему получить двухком- 
натную квартиру в столице. Я встретил Белкина вскоре 
после этого радостного для него события. Он был дово- 
лен жизнью и своей писательской судьбой. 

И вот однажды на общем собрании московских писа- 
телей на трибуну, вне повестки дня, поднялся секретарь 
партийного комитета Московской писательской органи- 
зации В. Сытин и заявил следующее: 

- По поручению компетентных органов я должен со- 
общить собравшимся, что член Союза писателей Федор 
Белкин разоблачен как пособник фашистов и пригово- 
рен Военным трибуналом к расстрелу. Приговор приве- 
ден в исполнение. 
Можно представить, что стало твориться в зале. На 
вопросы, посыпавшиеся Сытину, он ответил кратко: 

- Белкин работал у немцев полицаем, выдавал совет- 
ских работников и коммунистов. Принимал участие в их 
казнях. 
Неисповедимы пути твои, Господи! 

Позже удалось узнать подробности разоблачения Бел- 
кина. Оказывается, отказываясь в течение многих лет вы- 
ступать вместе с другими поэтами по телевидению, Бел- 


Юлий ЧЕПУРИН 

кин однажды не устоял и поддался искушению. Его сра- 
зу опознала одна из телезрительниц, заявившая, что 
поэт, выступающий под фамилией Белкина, вовсе не 
Белкин, а немецкий полицай такой-то. Он особенно сви- 
репствовал в их селе, неподалеку от Харькова. 

И тут же мне вспомнились Бабаи, крепко "поддав- 
ший" Белкин и его озорные строчки. 

Дезертировал Белкин в день сдачи нами Харькова. 
Эпизод же, о котором я хочу рассказать, произошел не- 
сколько раньше, когда поэт А. Золотушкин сменил Бел- 
кина. С этого момента мои стихи перестали появляться на 
страницах газеты, чему я не очень удивился. Да это, чест- 
но говоря, не очень-то и расстроило меня. И вот почему. 

Однажды меня разыскал начальник Армейского дома 
Красной Армии и попросил выступить вместе с Золотуш- 
киным на литературном вечере. 

Я знал, что мои стихи далеки от совершенства, в то 
время как Золотушкин профессиональный поэт. Но бла- 
годаря своему актерскому образованию, я читал их с та- 
ким эмоциональным накалом, что зажег им слушателей. 
Золотушкин читал стихи в своей тягучей и черезчур "му- 
зыкальной" манере. 

На следующий день газета "Сталинское Знамя" дала 
короткую информацию о литературном вечере, отметив, 
что красноармеец Чепурин в этом вечере одержал "чис- 
тую" победу. 

Дивизии нашей армии, не выходя из непрерывных 
боев, продвигались к Харькову. За нашей спиной остал- 
ся город Чугуев, в котором родился Ефим Репин. Штаб 
армии, его Военный совет расположились в небольшом 
городке Валки. 

Машины шифровального отдела были замаскирова- 
ны в саду, прилегающем к дому местной учительницы. 

Эта симпатичная, далеко не старая женщина любез- 
но предложила офицерам-шифровальщикам пользовать- 
ся всем, что есть в доме, курятнике, саду и огороде. 


На дорогах войны 

- Ешьте на здоровье, не стесняйтесь. Вот в этом 
мешке - очень крупные и очень вкусные зерна подсол- 
нечника... Берите... Берите... Не стесняйтесь... А просо 
для кур вы найдете на чердаке... 
Однажды утром я решил сходить на почту, чтобы от- 
править письмо, и пошел за разрешением на это к Тимо- 
шенко. Направляясь к крыльцу, на котором стоял часо- 
вой, я увидел сидящего на лавочке напротив крыльца 
лейтенанта Башлыкова, адъютанта бригадного комиссара 
Н. К. Попеля. Мы хорошо знали друг друга еще по служ- 
бе в Дрогобыче, и поэтому обоюдно обрадовались неча- 
янной встрече. Из его слов я узнал, что член Военного 
совета (такой пост занял генерал-майор Н. К. Попель со 
дня образования 38-й армии) находится в шифротделе. 

Я двинулся к калитке, но Башлыков попросил меня 
на минутку задержаться. 

- Петрович, нет ли у тебя чего-нибудь новенького? 
Ну... ты понимаешь, о чем я... По всему штабу ходят раз- 
говоры, что ты такие концерты солдатам даешь... 
Башлыков как в воду глядел. Как раз в то утро я за- 
кончил свое новое "сочинение", и мне, конечно же, хо- 
телось проверить - какое впечатление это произведет на 
лейтенанта. 

Не заставляя себя упрашивать, я по привычке зало- 
жив руки за спину, "приступил к делу". 

Стихотворение было большим, мое "художественное 
чтение" приближалось уже к концу, когда Башлыков 
вдруг вскочил, вытянув руки по швам. 

Я оглянулся. У меня за спиной стояли Попель, Ти- 
мошенко и старший политрук Носов. 

- Продолжайте, продолжайте, - улыбаясь сказал 
Попель. 
Не раздумывая, я повернулся лицом к ним, и с еще 
боVльшим жаром завершил чтение. Отошел в сторонку, 
пропуская бригадного комиссара Попеля к калитке. 

Капитан Тимошенко, конечно, разрешил мне сходить 
на почту и я вышел за ворота следом за Попелем и его 


Юлий ЧЕПУРИН 

адъютантом. Путь наш лежал в одном направлении, но я 
из скромности хотел перейти на другую сторону улицы. 
Бригадный комиссар остановился и вдруг спросил: 

- Товарищ Чепурин, а где ваша семья? 
- Эвакуирована в Саратовскую область.. 
- Давно получали от них письма? 
- Нет. Совсем недавно, товарищ бригадный ко- 
миссар. 
- Вы, я вижу, стихи по-прежнему пишите? 
- Пишу, товарищ бригадный комиссар. 
- А почему же я не вижу их в газете? 
- Там теперь новый поэт есть. 
- Да, я знаю. 
Снова продолжаем путь. 
Попель впереди, мы с адъютантом - чуть приотстав 
от него. 
Член Военного совета снова остановился, обернулся 
в нашу сторону и неожиданно для меня спросил: 

- А что, если мы, товарищ Чепурин, переведем вас 
на литературную работу в армейскую газету? 
Вопрос этот чуть не поверг меня в состояние шока. 

- Вы не будете возражать? - переспросил Попель, 
глядя на мое растерянное лицо? 
- Буду рад оправдать ваше доверие, товарищ бригад- 
ный комиссар, - ответил я, приняв стойку "смирно". 
- Вольно, вольно, - улыбнулся Попель. - Вот и хо- 
рошо, - добавил он и обратился к адъютанту: 
- Лейтенант, не забудь мне напомнить. 
Башлыков замотал головой, адресуя этот своеобраз- 
ный знак мне: "Мол, будь спокоен, Петрович! Уж я-то 
постараюсь, не забуду". 

- Завтра к 10.00 прошу вас явиться в Военный со- 
вет, - сказал Попель, и энергично зашагал дальше. 
* * * 
Боже мой! Чего только ни передумал я в ту несконча- 
емую октябрьскую ночь! Дрогобыч... Начало войны... 


На дорогах войны 

Тревога за судьбу моей семьи... Скорое избавление от 
моего цербера - комиссара Носова. 

Господи! Да разве остановишь вихрь, ураган мыслей, 
обуявших меня? С трепетным чувством и нетерпением я 
ожидал наступление утра... 

В 9.30 я попросил вызвать капитана Тимошенко и до- 
ложил ему, что мне приказано к 10.00 прибыть в Воен- 
ный совет армии. 

- Приказы надо выполнять, - почему-то подчерк- 
нуто сухо ответил на это Тимошенко. 
И вот я переступил кабинет бригадного комиссара. 
Доложил о своем прибытии. 

- Да, да, я вас жду! - весело откликнулся Попель, 
выходя из-за стола и протягивая мне руку. Его глаза лу- 
чились отеческой добротой. 
- Вчера Военный совет армии принял решение о пе- 
реводе вас из автобатальона на литературную работу в 
нашу армейскую газету. Вопросы есть? 
- Нет. 
- Тогда отправляйтесь к начальнику Политотдела ар- 
мии, полковнику И. С. Калядину - он в курсе дела. Же- 
лаю успеха. 
Политотдел помещался в огромной саманной избе, 
крытой соломой. Приблизившись к зданию, я услышал 
неистовый стук пишущих машинок. Я нашел кабинет 
Калядина и постучал в дверь. 

- Да, да, входите! 
Я вошел, назвал себя и доложил, что прибыл по ука- 
занию члена Военного совета, бригадного комиссара По- 
пеля. 

- Да, да, я вас жду, - выходя из-за стола сказал бри- 
тоголовый человек лет сорока на вид с живыми глазами. 
Слово в слово он повторил то, что я уже слышал от 
Попеля, и добавил. 

- Мы надеемся, что ваша работа в газете поможет 
редакции, а значит и всем нам, поднимать боевой дух 
солдат. 

Юлий ЧЕПУРИН 

Потом к этим казенным словам он добавил уже нечто 
живое. 

- Ваши стихи хороши тем, что написаны человеком, 
прошедшим через огонь войны. Это сразу чувствуется. По- 
тому-то они зажигают в сердцах ненависть к гитлеровцам, 
зовут на бой, вселяют веру в нашу победу. А это так важно 
сейчас! Короче, желаю вам больших успехов. Я буду сле- 
дить за ними и радоваться за вас*... 
Слово полкового комиссара так взволновало меня, 
что на меня нахлынуло желание прочитать ему свое пос- 
леднее стихотворение. 

- Товарищ полковой комиссар. Мне нечем отблаго- 
дарить Военный совет и вас за доверие. Разрешите я про- 
чту вам свое последнее стихотворение. 
- Пожалуйста, буду рад. 
В политотделе по-прежнему стучали машинки. Но 
стоило мне начать читать, как в большом саманном доме 
воцарилась тишина. 

Я находился в состоянии какого-то экстаза. Я забыл 
обо всем на свете. Кажется, слова моего стихотворения- 
призыва произносил не я - их выплескивало из груди 
мое сердце. 

Богатырь-народ! Берись за топоры! 
На колье врага! На вилы без пощады! 
До какой же будем мы поры 
На земле своей дышать фашистским чадом? 


Так смелее ринемся в бои! 
Будет наша месть безжалостно-сурова. 
Враг бежит! Он изгнан из Ростова, 
Близок день - он будет стерт с лица земли! 


* Полковой комиссар И. С. Калядин сдержал свое слово - 
он не переставал интересоваться моими литературными делами 
даже во время Сталинградской битвы. 

На дорогах войны 

- Спасибо... Спасибо... - прочувствованно сказал 
полковой комиссар, тряся мою руку. Щеки его пылали 
огнем, на глаза накатились слезы. 
В моем родном шифровальном отделе весть о моем 
переходе в газету встретили по-разному. 

Едва я распахнул калитку, за которой вчера сидел лей- 
тенант Башлыков, теперь сидели двое - капитан Тимо- 
шенко и старший политрук Носов. 

Я доложил о результатах моего "похода" в Военный 
совет и в политотдел армии. 

- Лучших забирают, - хмуро сказал Тимошенко. 
- Незаменимых нет, товарищ капитан, - откликнул- 
ся Носов. 
И тут мой "предохранитель" сорвался. 

- Впервые слышу от вас умные слова, товарищ стар- 
ший политрук. 
От такой неслыханной дерзости наш политрук поте- 
рял дар речи. Этим воспользовался Тимошенко. Он встал 
со скамейки, крепко обнял меня и сказал только одно 
слово - "Предатель". 

Но в этом слове было столько теплоты и радости за 
меня, что оно показалось мне не только необидным, но 
отечески-ободряющим. 

А что же наш "суровый политрук"? Сделав вид, что 
он не проглотил минуту назад оскорбление в свой ад- 
рес, он, как ни в чем не бывало бодро-веселым голосом 
изрек: 

- Теперь будем надеяться, товарищ капитан, что то- 
варищ Чепурин станет отражать в газете работу работни- 
ков шифровального отдела, как она того заслуживает. Не 
правда ли? 
Я не удостоил этого хамелеона своим ответом. 

Так восприняло сообщение о крутом повороте моей 
жизни начальство. А как отнеслись мои боевые друзья, с 
которыми нас спаяла фронтовая дружба, крепче которой 
не существует ничего на белом свете. Одно заветное сол- 
датское слово: "сорок", обращенное к товарищу, куряще- 


Юлий ЧЕПУРИН 

му самокрутку, было гарантией того, что вторая полови- 
на самокрутки - твоя. 

О шоферах, часовых сказать можно одно: их радости 
и гордости за мое "повышение" не было предела. Меня 
уже ждали "поздравительные", "наркомовские" сто грам- 
мов и, конечно же, закуска к ним. 

Вечером к моей машине подошел Тимошенко. 

- Ну-ка сядем в кабину, - предложил он. 
Сели. Помолчали. Тимошенко почему-то невесело 
вздохнул, а затем сказал: 

- Послушай, "красноармейский поэт", ты в партию 
думаешь вступать? 
- Рекомендации нужны, - не сразу ответил я. - 
А кто мне их даст? 

- Гляди, найдутся люди. На, держи... - Он протя- 
нул мне лист бумаги. - Прочти. С чем не согласен - 
скажи прямо. "Отредактируй", как у вас, писателей, го- 
ворят. 
Я пробежал глазами текст и уставился на Тимошенко. 

- Что? Не подходит? - хитро улыбнулся тот. 
- Спасибо, - промямлил я. - Мне кажется, я таких 
слов не заслужил. 
- А уж вот об этом разреши судить рекомендателю, - 
назидательно сказал Тимошенко и добавил: - Сегодня 
же сдашь свою машину Григорию Пантелеевичу. Завтра 
он же отвезет тебя в редакцию. 

- А где она находится? 
- Это я у тебя должен спросить. Шучу. Так и быть. 
Скажу. Находится она в деревне Свинари, в двенадцати 
километрах отсюда. Пожитки собрал? 
- Собрал. 
- Покажи. 
Я показал ему трофейный (с польской войны) сунду- 
чок, вещмешок, шинель в скатке. 

- Порядок. Все, как положено образцовому солдату. 
Ну, а теперь - будь здоров. 
Тимошенко пожал мне руку и выскочил из кабины. 


На дорогах войны 

На следующее утро я до зеркального блеска начистил 
головки своих кирзовых сапог, пришил к вороту гимнас- 
терки белоснежный подворотничок. 

Григорий Пантелеевич в свою очередь до блеска про- 
тер мою верную полуторку, а сам чисто-начисто побрил- 
ся и даже освежил лицо одеколоном. 

Мы уселись в кабину, и Григорий Пантелеевич завел 
мотор. Вдруг дверцы кабины с моей стороны отворил Ти- 
мошенко. 

- Подвинься! - сказал он мне. 
А на мой удивленный взгляд ответил: 
- Хочу проводить тебя до околицы. Ничего, не бой- 
ся, обратно пешком прогуляюсь. Так уж мне захотелось. 
Извини. 
Вот и окраина города. Миновали и ее. Начались ого- 
роды. 

- Стоп! - Приказал Тимошенко. - Приехали. Вый- 
дем, - сказал он мне. 
Мы вышли. Тимошенко вдруг стиснул меня в своих 
объятьях. 

- Спасибо. Машину сохранил. Всех моих людей со- 
хранил. И за науку спасибо. Я все помню. 
Он резко оторвался от меня и, не оглядываясь, пошел 
в сторону города. Я конечно, был до глубины души рас- 
троган таким финалом наших с капитаном Тимошенко 
отношений. 

...Случилось это в городе Нежине, куда прибыл штаб 
нашего 8-го корпуса на переформирование в штаб армии. 

Еще задолго до прибытия в Нежин дорога нашего от- 
ступления пролегла через один из Домов отдыха в райо- 
не Харькова, уже оставленного как его администрацией, 
так и отдыхающими. 

Повсюду были видны следы поспешной эвакуации - 
двери корпусов и хозяйственных помещений были рас- 
пахнуты настежь - больно было смотреть на это остав- 
ленное людьми живописное место на берегу озера. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Случайно я наткнулся на материальный склад и об- 
наружил в нем ящики с хозяйственным мылом. С по- 
мощью часовых погрузили один из них в кузов моей ма- 
шины. 

- Ребята! - сказал я часовым, - погибнем - не по- 
гибнем, а до победы будем ходить в чистом белье и об- 
мундировании... 
И вот в Нежине, меня сняли с моей полуторки и вру- 
чили "Эмку", в которой я развозил командиров высокого 
ранга по частям в новую, 38-ю армию. Мотался, как черт, 
не доедая и не досыпая. 

Вот почему каждое мое возвращение в Нежин, к сво- 
ей шифровалыюй машине было для меня праздником. 

Моя полуторка стояла под яблоней в том же саду, где 
я несколько дней назад был свидетелем появления По- 
пеля, вышедшего из окружения. 

На дни моего отсутствия к машине был приставлен 
часовой и, казалось, мне незачем было беспокоиться о 
том, что оставалось в кузове. 

Главной же ценностью, был ящик с мылом. 

Каково же было мое удивление, перешедшее в бешен- 
ство, когда я увидел, что ящик, вмещающий сотни кус- 
ков мыла - пуст. 

Из слов часового мне стало известно, что мыло ра- 
зобрали шифровальщики-офицеры, число которых часо- 
вой определил в двадцать человек. Я хотел ринуться на 
поиски Тимошенко, но часовой сказал: 

- Капитан сам завтра утром появится. Он каждое 
утро ходит на речку купаться. 
Рано утром я отправился на речку, с удовольствием 
сбросил с себя усталость, накопившуюся за несколько 
дней и, возвращаясь обратно, натолкнулся на разъярен- 
ного Тимошенко. 

- Где мое туалетное мыло? - набросился он на меня. 
- Какое мыло, товарищ капитан? 
- Туалетное мыло "Красная Москва", которое ты 
украл!.. Сейчас же возврати мыло, иначе я... 

На дорогах войны 

Кровь бросилась мне в голову. 

Оскорбление было таким неожиданным и таким не- 
справедливым, что я на секунду потерял дар речи. 

- Я повторяю, немедленно верни украденное мыло!.. 
Я рванулся к кабине, схватил с сидения карабин, щел- 
кнул затвором, дослал патрон в патронник. 

- За клевету на советского воина, обвинение меня в 
воровстве, приговариваю вас, капитан Тимошенко, к 
расстрелу! 
И я вскинул карабин. 
Тимошенко рухнул на землю, встал на колени. 
Бледный, как смерть, он протянул в мою сторону 


руки: 

- Простите... товарищ... (он назвал меня по фами- 
лии), мне сказали... мне солгали... 

Я опустил карабин. Меня била дрожь. 

- Ваши офицеры... - задыхаясь от гнева сказал я, - 
растащили целый ящик мыла... который... которое... я бе- 
рег для своей команды... А вы?! Убирайтесь прочь! - ска- 
зал я, не скрывая своей брезгливости. 

Тимошенко встал с коленей и, пошатываясь, на ват- 
ных ногах направился к воротам. 

Никто не видел и не слышал этой сцены в то раннее 
утро. Свидетелями были лишь молчаливые деревья, чьи, 
отягощенные плодами ветви, мерно колыхались от нале- 
тевшего легкого ветерка. 

С той поры до самого нашего расставания ни Тимо- 
шенко, ни я ни одним словом или даже намеком не вспо- 
минали о происшедшем в Нежинском фруктовом саду... 

Легко понять, почему рекомендация, данная мне на- 
чальником шифровального отдела, имела для меня осо- 
бую ценность... 

Так закончилась моя работа в автобатальоне. 

Мою дальнейшую армейскую жизнь круто измени- 
ла встреча с бригадным комиссаром генерал-майором 
Н. К. Попелем. По решению Военного совета и полит- 


Юлий ЧЕПУРИН 

отдела армии меня перевели на литературную работу в 
армейскую газету "Сталинское Знамя". 

ДЕБЮТ 

...Вот и деревня Свинари. Мы с Григорием Пантелее- 
вичем быстро отыскали дом, в котором находилась ре- 
дакция. Постучав в дверь, я вошел в комнату. За столом 
сидели двое военных и играли в шахматы. 

- Могу я видеть редактора газеты товарища Жукова? 
- Да, это я, - поднялся из-за стола батальонный ко- 
миссар. 
- Моя фамилия Чепурин. Я прибыл по приказанию 
начальника политотдела на литературную работу, - на 
всякий случай уточнил я. 
- Да, я знаю, - как-то невесело сказал батальонный 
комиссар. - Да, я знаю, - повторил он. - Мы рады, - 
снова тусклым голосом повторил он и пояснил: 
- Видите ли, товарищ Чепурин, вы направлены на 
литературную работу, то есть на офицерскую должность. 
У нас же весь штат укомплектован. Поэтому вам придет- 
ся довольствоваться красноармейским денежным содер- 
жанием и красноармейским пайком. Жить же вы сможе- 
те с нашими водителями. 
В голове мелькнуло: "Не суйся со свиным рылом в ка- 
лашный ряд!" 

Возникла тягостная пауза. Редактор газеты не знал, 
что мне больше сказать, я не знал - какими словами мне 
"поблагодарить" батальонного комиссара и старшего по- 
литрука Куклиса, сидящего за шахматной доской. 

- Я согласен, товарищ батальонный комиссар, - на- 
конец сказал я. 
- Вот и отлично! - обрадовался батальонный ко- 
миссар Жуков. 
Итак, неожиданно для меня самого, я стал военным 
журналистом. 


На дорогах войны 

День, когда я появился в редакции, - 13 октября 
1941 года, был для меня столь же радостным, сколь ока- 
зался и трагичным. Именно в этот день на другом фрон- 
те трагически погиб мой младший любимый брат - Ген- 
надий, но тогда я об этом еще не знал. 

Коллектив редакции армейской газеты "Сталинское 
Знамя" состоял из добрых славных людей. Они приняли 
меня в свою семью как близкого и родного им человека. 

Шоферы, к которым меня подселили, встретили ме- 
ня настороженно-гостеприимно. Но через каких-нибудь 
полчаса от этой настороженности не осталось и следа, 
оно уступило место любопытству. Оказывается, они уже 
знали, что еще вчера я был водителем шифротдела. 
Столь неожиданное и необъяснимое для них мое воз- 
вышение поставило их несколько в затруднительное по- 
ложение. Они не знали как им со мной разговаривать, 
как себя вести. 

Я помог моим новым товарищам преодолеть этот ба- 
рьер. Спросил: сколько в редакции машин? Кто из них 
на какой работает? Мне рассказали, что трехтонный 
ЗИС-5 возит плоскую печатную машину и наборные кас- 
сы. Две полуторки с открытыми кузовами предназнача- 
лись для перевозки людей во время смены дислокации 
редакции. Еще один такой же грузовик служил для хо- 
зяйственных целей. Пятая автомашина (тоже полуторка, 
с открытым кузовом) выполняла самую важную работу: 
она курсировала между редакцией и передним краем, 
куда регулярно отвозила журналистов. Эта же машина 
заменяла редактору легковую "Эмку", когда ему было 
необходимо поехать в политотдел армии. 

Почему я так подробно распространяюсь об обеспе- 
чении редакции автотранспортом, станет понятным чуть 
позже. 

Утро следующего дня можно с полным основанием 
назвать началом моей новой жизни. 

В этот день мне предстояло выехать вместе с другими 
сотрудниками редакции в воинские части и подразделе- 


Юлий ЧЕПУРИН 

ния, в так называемую творческую журналистскую ко- 
мандировку. 

В 8.00 весь редакционный коллектив собрался у ре- 
дактора газеты, батальонного комиссара С. И. Жукова. 
Было около двадцати человек. Жуков представил меня 
журналистам. 

С нескрываемым интересом и любопытством литера- 
турные сотрудники - политруки и старшие политруки 
разглядывали меня, "красноармейского поэта", которого 
они знали лишь по опубликованным моим стихам. Ре- 
дактор объявил состав двух отправляющихся на передний 
край бригад, а также их руководителей. 

И вот я, счастливый, стою в кузове лицом к встреч- 
ному ветру и хочу угадать свою будущую судьбу. 

Старенький грузовик мчал нас - восемь политработ- 
ников со званиями от младшего до старшего политрука и 
одного рядового (это меня) в сторону, где непрерывно 
вздымались к небу то серые, то черные клубы дыма, где 
стонала от взрывов бомб и снарядов земля. 

Мои попутчики с каждым приближающим нас к 
фронту километром становились все серьезнее, все за- 
думчивее - и я понимал их - для них вся эта "музыка 
войны" была внове, их новенькие с иголочки офицерс- 
кие шинели топорщились и чувствовалось - как неуют- 
но сейчас их хозяевам. 

А мне было весело! У меня было другое чувство. 

Ведь замкнутый стенами моей полуторки шифротде- 
ла мир, в котором я пребывал с первого дня войны, - 
распахнулся. Я хотел туда, где кипели сражения. Об- 
ретенная свобода как бы расправила мои крылья, я хо- 
тел увидеть своими глазами злое лицо войны. 

"Музыки войны" за четыре месяца пребывания на 
фронте я наслушался столько, что она уже не удивляла и 
не пугала меня. 

И я понимал состояние моих новых товарищей, и те- 
перь был рад поделиться с ними своим опытом. Я рас- 
сказывал, как отличить взрыв бомбы от взрыва снаряда; 


На дорогах войны 

взрыв мины, выпущенной из ротного миномета, от взры- 
ва снаряда "сорокопятки" ("Сорокопятка" - артилле- 
рийское противотанковое орудие калибра 45 миллимет- 
ров. - Авт.). 

Поначалу они недоверчиво смотрели на меня, само- 
званного "инструктора", потом недоверие растаяло и 
меня со всех сторон засыпали вопросами. 

В свою очередь военные журналисты рассказали мне, 
как строится их работа. 

В штате газеты числится восемнадцать литсотрудни- 
ков. При выезде на передний край, они делятся на две 
группы. В то время, как одна из групп "добывает" мате- 
риал на переднем крае, другая, прибывшая оттуда, "от- 
писывается". То есть превращает свои драгоценные за- 
писи, сделанные на переднем крае, в заметки, инфор- 
мации, очерки. Потом группы меняются местами. Есте- 
ственно, что каждый литсотрудник старается использо- 
вать время, проведенное на передовой, с наибольшей 
пользой: он набирает "живого материала" как можно 
больше, чтобы дольше задержаться в редакции подальше 
от смерти. 

Практически это редко удается: газета подобна про- 
жорливой печке, она требует и требует "горючего". 

Поэтому, привезенный с фронта материал быстро ис- 
сякает и - хочешь не хочешь - дуй снова на пере- 
довую... 

В штабе N-ской дивизий, нам дали направление в два 
полка, поэтому наш "десант" разделился на две группы. 

Нужно сказать, что политработники всех рангов, от 
политрука роты до комиссара дивизии, были для воен- 
ных журналистов как бы "духовными отцами". Прибыв в 
часть, в подразделение, журналист прежде всего обра- 
щался к ним. Они вводили нас в курс событий, называли 
фамилии рядовых бойцов и командиров, отличившихся 
в боях. В свою очередь и работники армейской газеты 
были для них желанными гостями. И не только гостя- 
ми, но и помощниками. Ведь как у них, так и у нас была 


Юлий ЧЕПУРИН 

единая задача: поднять дух бойцов, их настроение, их 
наступательный порыв. 

И хотя Красной Армии приходилось пока лишь от- 
ступать, задерживая противника на отдельных рубежах, 
все равно мы, газетчики, должны были вселять в бойцов 
веру в окончательную победу над врагом, неустанно при- 
зывать воинов к стойкости, мужеству. 

Рота, взвод были конечными звеньями, где военный 
журналист уже один на один оставался с бойцами и ко- 
мандирами, только что вышедшими из боя на короткий 
отдых, или ранеными, но еще не отправленными в гос- 
питаль. 

Но вот перед тобой герой, достойный того, чтобы о 
его мужестве, стойкости узнала вся армия. Как найти 
путь к его сердцу? Как узнать о его довоенной жизни? 

Если у читателя сложится впечатление, что эта задача 
проста как дважды два четыре - он глубоко ошибается. 

Во-первых, о подвигах героев рассказывали их боевые 
друзья, командир, политрук, ибо, как правило, сами ге- 
рои о своей доблести говорить не любят. Найти "клю- 
чик" к сердцу воина - это сложная задача, и тут уже все 
зависит от журналиста. 

Но если даже боец не захочет или не сможет (в случае 
ранения) рассказать о себе с подробностью, о которой 
мечтал газетчик, журналист обязан выполнить непремен- 
ное правило: записать биографические данные воина, его 
фамилию, отчество, подробный адрес. Где родился? Кем 
работал до войны! 

Только при наличии таких сведений газета сможет 
стать связующим звеном между фронтом и тылом. 

Всю эту "журналистскую азбуку" работники газеты 
донесли до меня по дороге на передний край, точнее 
сказать в расположение штаба N-ского полка, расквар- 
тированного в большом селе. Узнаем от командира и ко- 
миссара полка, что здесь же расквартирован только что 
заново сформированный батальон старшего лейтенанта 
Шигренева. 


На дорогах войны 

Перед нами предстал стройный красавец в возрасте 
между двадцатью и двадцатью пятью годами, два ордена 
Красного Знамени горели на левой стороне его груди. 

- Старший лейтенант Шигренев! - представился 
нам командир батальона и тут же скромно отошел в сто- 
рону. 
- Батальон старшего лейтенанта завтра и послезавт- 
ра будет довооружаться, после чего незамедлительно от- 
правится на отведенный рубеж обороны, - сказал ко- 
мандир полка. 
- Кстати, - подхватил комиссар, - в батальоне есть 
опытные бойцы, награжденные за прежние бои ордена- 
ми и медалями. Армейской газете, может быть, будет 
интересен их боевой опыт. 
- Конечно, конечно, - согласился руководитель на- 
шей группы, батальонный комиссар Секирин. 
- А что, комиссар, если мы попросим товарищей га- 
зетчиков выступить перед твоим батальоном? - обратил- 
ся подполковник к Шигреневу. - Не возражаешь? 
- Никак нет, товарищ подполковник. Наоборот, спа- 
сибо скажу, - сдержанно улыбнулся старший лейтенант 
Шигренев и что-то радостно-юношеское мелькнуло в его 
улыбке. 
- Так что, товарищи газетчики, - не унимался ко- 
мандир полка. - СкаVжите хлопцам напутственное сло- 
во? 
И несмотря на то, что просьба была неожиданной, 
наш старшой не растерялся. 

- Я готов сказать несколько слов, - сказал баталь- 
онный комиссар Секирин. - Но я думаю, что бойцам 
будет интереснее послушать и красноармейского поэта, 
товарища Чепурина. Может быть, кто-нибудь из вас чи- 
тал его стихи в нашей армейской газете. 
- Читали! - за всех ответил комиссар полка. 
- Вы согласны? - обратился ко мне Секирин "на 
вы", к чему я отвык в шифротделе. 
- Согласен, - не раздумывая ответил я. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Слышал, старший лейтенант? - обратился под- 
полковник к Шигреневу. 
- Слышал, товарищ подполковник. 
- А слышал, значит, лови момент. Сколько тебе нуж- 
но времени, чтобы собрать батальон. 
- За полчаса управлюсь, товарищ командир полка. 
- Хвалю за прыткость. Вот и действуй. 
* * * 
Спустя некоторое время в сопровождении командира 
и комиссара полка мы отправились на окраину села, к 
колхозной конюшне - длинному бревенчатому соору- 
жению. 
Вошли. Дохнуло живым теплом - запахом конского 
навоза и соломы. По всей длине полутемной конюшни 
сидели бойцы. 

- Сколько тут человек? - спросил Секирин. 
- Восемьсот человек, - ответил комбат. 
- Представляй гостей, комиссар, отрабатывай хлеб. - 
Подтолкнул подполковник комиссара полка. 
Когда эта церемония закончилась, слово предостави- 
ли Секирину. Как-то смешно передернувшись в своей 
новенькой шинели, Секирин зачем-то снял шапку, и, 
когда сверкнула его гладко побритая голова, по конюш- 
не пробежал веселый шумок. 

Но это не смутило батальонного комиссара: 

- Что? Светлее стало от моей головы? - весело-за- 
дорно спросил он, и этот его вопрос еще больше разве- 
селил бойцов. 
- Хорошо видно, - крикнул кто-то из глубины ко- 
нюшни. 
- Вот и отлично! - весело откликнулся Секирин, 
потом вдруг он закинул голову, согнал со своего лица 
улыбку и зычно, как боевой клич, прозвучали первые 
слова его речи: 
- Товарищи бойцы!.. 
От того, что Секирин говорил не по писанному, он 

На дорогах войны 

то и дело запинался, его голос дрожал от волнения и это 
волнение передавалось слушателям. Проводили Секири- 
на шумными аплодисментами. И это подзадорило меня. 
Настала моя очередь. Я читал стихи: 

Я снял кургузую солдатскую шинель, передал ее сво- 
им спутникам, одернул гимнастерку, поправил поясной 
ремень. 

Подошел почти вплотную к сидящим передо мной 
бойцам и обрушил на них весь эмоциональный заряд 
первого стихотворения "ЗА ВСЁ". 

За оскорбленную жену, 
За мать, убитую прикладом, 
За пленных, преданных костру, 
За землю, топтаную гадом. 

За сотни, тысячи смертей, 
За бомбу, сброшенную в школе, 
За гибель маленьких детей, 
За хлеб, потоптанный на поле. 

За все, за все предъявим счет, 
За все с врага сполна получим, 
Фашизм свой приговор прочтет 
В народном мщении кипучем! 

За все убийства, грабежи 
Нам Гитлер во сто крат заплатит! 
Кровавый зверь не избежит 
Позорной смерти и проклятий! 

В конюшне воцарилась звонкая напряженная тиши- 
на. Я перевел дух и продолжал читать дальше.

 - НЕ ЗАБУДЕМ, НЕ ПРОСТИМ! - объявил я. 
Резко сменив тональность, я начал негромко, почти 
тихо читать следующее стихотворение: 


Юлий ЧЕПУРИН 

Я вижу Львов, в крови асфальт, 
Штыком распоротый ребенок, 
Я слышу пьяный выкрик: "Хальт!!" 
И голос, вскрикнувший спросонок: 

Пустите, изверги!! - Молчать! 
Пусти!!. - Но круг бандитов уVже, 
Заткнули рот, потом лежать 
Оставили в кровавой луже... 

Я вижу пристань на Днепре, 
Повешенных на тонкой рее. 
Я вижу казни на горе, 
Живьем закопанных евреев. 

Так не забудем, не простим, 
Еще смелей пойдем в атаку, 
Мы победим! Мы отомстим 
Фашистским бешеным собакам! 

Я никогда раньше не мог представить себе, что по- 
этическое слово, пусть не совсем совершенное, может так 
сильно и глубоко воздействовать на человека. 

Бойцы обрушили на меня шквал аплодисментов. 
С потолка конюшни на головы бойцов посыпалась соло- 
менная труха. Лица красноармейцев раскраснелись от 
волнения. Казалось, я слышал биение их сердец. 

Внимание, с каким слушали бойцы, удесятеряло мои 
силы. Голос с каждой минутой становился звонче. 

- А теперь, хлопцы, - обратился я к своим слуша- 
телям после паузы, - давайте посмеемся над фрицами. 
Вы слышали, что фашисты уже драпанули от Ростова. 
Вот и спою я сейчас вам пародию на мотив песенки из 
кинофильма "Дети капитана Гранда". 
Жил в Берлине генерал, 
Он объехал много стран, 
И нигде он поражения не знал. 



На дорогах войны 

Брюхо салом набивал, 
Шнапс за ворот заливал, 
И себя непобедимым он считал. 


И придя в ресторан, 
Генерал в Берлине браво напевал: 
"Господа, что же взять нам осталось? 
Захотите - завтра буду под Москвой. 
Господа, я в Москву собираюсь, 
Живо, урки! Выезжаем на разбой". 


Но однажды генерал 
Под Ростовом наступал, 
И на - днях себе он шею там сломал. 
Из Ростова грабь-герой 
Еле вырвался живой, 
Без штанов, а все ж решил удрать домой. 


Но боец взял прицел, 
И бандиту вслед он песенку запел: 
"Генерал, генерал, не спешите, 
Вам от смерти не уйти, не убежать, 
Лучше сядьте, завещанье напишите - 
В каком месте ваши кости собирать"... 


Смеялись солдаты, смеялись командир и комиссар 
полка, смеялся комбат Шигренев. Смеялись и мои кол- 
леги по редакции, которые откровенно были рады за 
меня. 

Бойцы просили: 

- Еще! Еще! Еще! 
- Товарищ Чепурин, у вас есть что-нибудь еще? - с 
надеждой спросил меня Секирин. 
И я продолжил. 

- Наши войска, - начал я, - недавно освободили 
город Старая Русса. И сейчас я исполню вам СТАРО-РУС- 
СКИЕ НАПЕВЫ" на мотив известной песни "Жигули". 

Юлий ЧЕПУРИН 

Скоро-скоро Гитлер сдохнет, 
Жигули, вы, Жигули. 
И никто по нем не охнет, 
Эх, до чего ж вы довели! 


Ленты бантиком, ленты бантиком, 
Ленты в петлю свяжутся. 
Над Советскою страною 
Немцам не куражиться! 


Крест мы Геббельсу закажем, 
Кол осиновый вобьем, 
В яму свалим, рот замажем, 
"Аллилуйя" пропоем. 


Слухи разные, сплетни грязные, 
Вместе с ним зароются. 
У немецкого народа 
Вновь глаза откроются. 


Как ты, фриц, там поживаешь? 
Ты чуть жив - слыхали мы. 
Каждый день штаны мараешь, 
Шлем тебе в запас штаны. 


Вольный ветер, вольный ветер 
Над фронтами носится. 
Фриц от страха волком воет - 
Он к мамане просится... 


Я родился и вырос на Волге. Песню "Жигули" я знал 
с детских лет. Размах и удаль ее мелодии были мне близ- 
ки и дороги. И уж я дал себе волю - не пожалел голоса 
и сарказма, вложенного в каждый куплет пародии. 

Но особый успех выпал на заключительный номер 
моей программы: 


На дорогах войны 

- Дорогие друзья! Все вы, наверное, слышали о 
джаз-оркестре Леонида Утесова. Так вот в его репертуаре 
есть такая песенка: "Все хорошо, прекрасная маркиза". 
Вот на эту мелодию я исполню пародию на генералов 
Зикста и Мотернера, чьи дивизии разгромили наши вой- 
ска, освобождая город Елец. Итак, слушайте. 
На прием к Гитлеру пришел с докладом генерал Мо- 
тернер. 

- О! Мотернер! Мой славный храбрый воин! 
Готов вам лавровый венец. 
Скажи скорей, чтоб был я успокоен, 
Как захватили вы Елец? 
- Все хорошо, план сделан был научно, 
Победа так была легка. 
Елец нам с рук сошел благополучно, 
За исключеньем пустяка: 
Один боец своей гранатой, 
Фон Зиксту морду поцарапал. 
А в остальном, прекраснейший мой Фюрер, 
Все хорошо, все хорошо! 


- Ах, негодяй! Как Зикста тронуть смел он? 
Что ж - генерал наш - очень плох? 
Какой конфуз с пронырою умелым, 
Но жив ли Зикст иль он издох? 
- Все хорошо, мы бились до упада, 
Мы не дрались так никогда, 
А морда - что? О ней скорбеть не надо, 
Залечит снова, ерунда. 
Снарядов сто в наш танк попало, 
И Зикста в землю закопало. 
А в остальном, прекраснейший наш фюрер, 
Все хорошо, все хорошо... 



Юлий ЧЕПУРИН 

- Какой позор! Но Зикста вы отрыли? 
И вновь повел вас генерал? 
Вы красных всех, конечно, перебили, 
И продвигались на Урал! 
- Все хорошо, прекраснейший мой фюрер! 
Не в нашем Зиксте вся беда, 
Я в тот момент от страха чуть не умер, 
Когда такое увидал. 
Штаб перебит, со штабом вместе 
Солдат двенадцать тысяч двести, 
А в остальном, прекраснейший мой фюрер, 
Все хорошо, все хорошо... 

- Ах, Мотернер, подай скорей корыто, 
Меня тошнит, знать мне конец. 
Скажи мне, друг, и прямо и открыто. 
Как все же взяли вы Елец? 
В Елец вошли, и вдруг, о правый Боже, 
случилось то, что Зикст не ждал. 
Его прикладом шлепнули по роже, 
Он на ногах не устоял. 

И тут начался тарарам, снаряды рвутся тут и там, 
Бьют пулеметы в спину нам, казаки мчатся 
по пятам, 
Клинки проклятые блестят, а сверху бомбы 
в нас летят, 
Вокруг солдат немецких стон, а тут еще проклятый 

Дон. 
Солдаты к Дону драпанули. 
И, как один, в нем утонули, 
А в остальном, почтеннейший мой фюрер, 
Все хорошо, все хорошо... 


На дорогах войны 

Меня плотным кольцом окружили бойцы, вопросы 
сыпались со всех сторон: откуда я родом, давно ли стал 
"работать" артистом, когда начал писать стихи? 

Странная сложилась ситуация: ко мне, сквозь плот- 
ную толпу красноармейцев не могли протиснуться ни ко- 
мандир полка, ни комиссар, ни Шигренев, ни мои кол- 
леги. 

Потом нас пригласили на обед. Стол накрыли хозяева 
знатный: было что выпить, было чем закусить. 

Ночевать меня пригласил к себе командир батальона, 
старший лейтенант Шигренев. Он занимал просторную 
комнату в большом деревянном доме. Две кровати были 
застелены белоснежным бельем. Мы изрядно устали, а 
поэтому без лишних слов "отправились на боковую". Но 
не тут-то было! Сон не шел. 

Мирно тикали "ходики", за окном стояла по-осеннему 
грустная тишина. Лишь изредка ветви облетевшего уже 
вяза, бережно касаясь оконных стекол, напоминали о том, 
что там, за стенами, продолжается тревожная жизнь. 

Неожиданно раздался голос Шигренева: 

- Петрович, ты спишь? 
- Нет, товарищ старший лейтенант. 
Шигренев приподнялся, уперся локтем в подушку. 
- Послушай. Петрович, сколько тебе лет? 
- Двадцать семь. 
- А мне - двадцать три. Так что извини, но давай 
без пижонства. Зови меня просто Сашей. Не возража- 
ешь? 
- Хорошо, Саша. Не возражаю. 
- А ты не обижаешься, что я тебя Петровичем зову? 
- Нет, не обижаюсь. А почему ты не спишь? 
- Не могу. Из головы не выходит твое выступле- 
ние перед моим батальоном. Лежу и думаю: скажи я бой- 
цам после того, как ты закончил: "Батальон! В наступле- 
нье!" - все, как один, кинулись бы в атаку. Ты мне ве- 
ришь? 
- Верю, Саша. Я сам однажды испытал такое. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Когда? 
- В тридцать третьем году. 
- Расскажи! 
- В тридцатом году в моем родном городе Саратове 
построили самый большой в стране цирк - на три тыся- 
чи мест. Там моя тетя работала билетершей. С тех пор я 
стал дневать и ночевать в цирке. В ту пору к нам приез- 
жали из-за границы замечательные цирковые артисты - 
каждое представление было для меня праздником. 
И вот в один из вечеров, как обычно, шло представ- 
ление. Окончилось первое отделение, объявили антракт. 
Когда после антракта зрители расселись по своим мес- 
там, и арену залило море света, вдруг, откуда-то сверху, 
из дальних рядов амфитеатра стремительно спустился во- 
енный в командирской кавалерийской шинели и громо- 
подобным голосом начал речь: 

- Товарищи! Соотечественники! Мужчины и женщи- 
ны! Братья и сестры! В Германии захватили власть фа- 
шисты во главе с Гитлером. Они беспощадно уничтожа- 
ют простой, рабочий народ. За одну ночь, которую Гит- 
лер назвал "ночью хрустальных ножей", штурмовые 
фашистские отряды уничтожили десятки тысяч против- 
ников гитлеровского режима. Фашисты расстреливают, 
вешают коммунистов, насилуют их жен, убивают их де- 
тей. Над Европой нависла зловещая черная туча. Она уг- 
рожает нашей Советской Родине. Мы предупреждаем об 
этой опасности наш народ, и говорим: Красная Армия 
стоит на страже наших завоеваний, нашего мирного тру- 
да, наших матерей, сестер, детей! Но мы, военные люди, 
чей долг в случае опасности грудью встретить врага, об- 
ращаемся ко всем: крепите оборону нашей страны! Учи- 
тесь летать, водить танки, метко стрелять! Все, все, до 
единого человека должны помнить об опасности, кото- 
рая в любой час может придти к порогу нашего дома. 
Чужой земли мы не хотим, но и своей земли не отда- 
дим - ни пяди! 

На дорогах войны 

Военный, так же стремительно, как и появился, - 
исчез. В цирке восстановилась мертвая тишина, которая 
через несколько секунд взорвалась шквалом аплодис- 
ментов. 

Люди были потрясены этой речью. Слушали ее затаив 
дыхание. А теперь были готовы устремиться за этим во- 
енным, каждое слово которого зарядило всех таким вос- 
торгом, что хотелось плакать от счастья, от мысли, что у 
нас есть такие командиры, есть такая армия... 

Произошло это восемь лет назад, но я передаю тебе 
страстную речь того неизвестного командира почти сло- 
во в слово. Так глубоко они врезались в мою память. На- 
всегда! На всю жизнь! 

И крикни тогда тот военный: - За мной, товарищи! - 
Я, да разве только я, все, кто был в цирке, пошли бы за 
ним в огонь и в воду. 

Я, к сожалению, не обладаю таким ораторским искус- 
ством, но мне кажется, что в тот памятный вечер в меня 
как бы вошел эмоциональный заряд "замедленного дей- 
ствия". Вот совсем неожиданно он проявился теперь, на 
войне. 

- А ты давно стал поэтом? 
- Я не считаю себя поэтом, Саша. 
- Как так? Ты сегодня свои стихи читал? 
- Свои. 
- Ну! 
- Так разве, Саша, это стихи? Стихи писали Пуш- 
кин, Лермонтов, Некрасов, Маяковский, Есенин... 
- Но принимали-то тебя как! 
- Это ничего не значит. Просто мои стихотворные 
призывы легли на душу бойцам. Призывы, Саша, а не 
стихи! Как говорится в поле и жук мясо. Вот я и являюсь 
таким "жуком". Настоящих поэтов не хватает, вот и за- 
нялся "литературной самодеятельностью". 
- И давно. 
- Нет, недавно. Всего два месяца. Два месяца. С тех 
пор как стала выходить наша красноармейская газета. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Чудеса! - не мог успокоиться Шигренев. - Тебя 
же так принимали, - повторил он, - и читал ты так, 
что мурашки по телу... 
- А вот этому я учился целых четыре года. 
- На артиста? 
- Да, на артиста. Окончил театральное училище с от- 
личием. И, видишь, кажется, педагоги во мне не ошиб- 
лись. 
- Послушай, Петрович, а в газете ты давно работа- 
ешь? 
- Сегодня - второй день. 
- Чудеса! - снова воскликнул Шигренев. - А до 
этого кем ты бил? 
- С первого дня войны водил машину шифроваль- 
ного отдела штаба корпуса, потом - армии. Только по- 
завчера машину другому водителю сдал. 
- А поешь ты давно? 
- Сегодня - первый раз. Можно сказать, у меня се- 
годня состоялся дебют. 
- Ну и дела! - Шигренев присел на кровати и про- 
должил свой "допрос". 
- А шофером стал давно? 
- Семь лет назад. Я не только шофер. Имею диплом 
монтера-механика. 
- Ничего не понимаю. 
- А чего тут, Саша, понимать? Ты на себя посмотри. 
Тебе только двадцать три, а ты уже командуешь батальо- 
ном. И два боевых ордена у тебя на груди. За "так" орде- 
на Красного Знамени не дают. Выходит, что и в тебе вой- 
на открыла военный талант. 
- Нет! - перебил меня Шигренев. - Ты не обо мне, 
ты о себе расскажи, пожалуйста. 
- Только в обмен, Саша, только в обмен, - пошутил 
я.- Сначала расскажи мне - как ты стал командиром 
батальона и за что награжден двумя орденами? 
- Ладно, Петрович, - сдался Шигренев. - Я тебе 
расскажу, но только очень коротко. Хорошо? 

На дорогах войны 

- Согласен. 
- Первый орден я получил в 1940 году во время 
похода за освобождение Западной Украины. А конкрет- 
нее - за штурм польской тюрьмы в городе Дрогобыче. 
- Я эту тюрьму знаю. Я в Дрогобыче войну начинал. 
- Тем лучше. Мне легче будет рассказывать. Так вот. 
Как ты помнишь, тюрьма стоит на окраине города, на 
горе, на краю широкого и глубокого оврага. Вот в этой 
тюрьме, за трехметровой кирпичной стеной и укрылся 
большой гарнизон польских солдат и офицеров. Наша 
дивизия уже захватила весь город, но из тюрьмы велся 
такой бешеный огонь из всех огневых средств, что ко- 
мандование приняло решение взять тюрьму штурмом. 
Начать этот штурм было приказано взводу, которым я 
командовал. 
Ночью мы подорвали ворота танковыми гранатами и 
ворвались в главный корпус. Мы легко отразили первую 
атаку не опомнившихся поляков. Огонь мы вели из авто- 
матов, патроны убывали, но мы не жалели их, так как 
знали, что с минуты на минуту к нам подойдет подкреп- 
ление. Но никакого подкрепления не было. Что-то там, 
за воротами тюрьмы, у наших не сработало. Поляки от- 
теснили нас от центрального входа, и нам ничего не ос- 
тавалось другого как отступить в подвальное помещение. 
Там находилась камера пыток и карцеры. Дверь в подвал 
была узкая, и поэтому мы без труда отбили у поляков 
охоту проникнуть к нам, застрелив одного за другим трех 
солдат. 

У нас оставалось по десятку-полтора патронов на 
бойца, четыре гранаты "Ф-1" и две "бутылки" - так мы 
называли ручные гранаты "РГ-1". Но спасло нас не это 
оружие, а саперная лопатка, оказавшаяся у одного из 
нас, и два австрийских штыка. Настроение у всех было 
ужасное: в огневом бою на первом этаже мы потеряли 
убитыми трех наших товарищей, пятеро были ранены. 

Устроили "военный совет" - каждый имел право 
высказать свое предложение - как выбраться из ловуш- 


Юлий ЧЕПУРИН 

ки. Каких только советов ни давали мне ребята! Но со- 
шлись на одном: надо делать подкоп. Самым трудным 
оказалось - определить у какой стены копать. Когда ус- 
тановили это, не мешкая приступили к работе. К счас- 
тью, в "камере пыток" горел электрический свет. И хотя 
он был тусклым, мы молили Бога о том, чтобы он не 
погас. 

Пол оказался довольно податливым - от времени со- 
сновые доски одряхлели. И мы легко вскрыли необходи- 
мый нам участок. В этом нам помогли австрийские шту- 
ки. Рыть землю пришлось саперной лопаткой и штыка- 
ми. Поначалу каждый не выпускал лопатку по полчаса, 
потом пересменки с каждым разом становились все чаще 
и чаще. 

С утра нас начал мучить голод, наши рты стало сво- 
дить от жажды. Жажда становилась все нестерпимее и не- 
стерпимее, она лишала нас сил и мутила сознание. 

Фундамент тюрьмы залегал на глубину двух метров. 
До "материка" мы добрались только к исходу первого 
дня. Работоспособных среди нас оставалось восемнадцать 
человек. Но мы поняли, что если не достанем воды, сил 
на окончание подкопа у нас не хватит. 

Был среди бойцов взвода армянский парнишка - Ар- 
лекян. Если я, Петрович, скажу, что это был смелый 
боец, то значит я ничего не скажу. Вот этот самый Арле- 
кян подходит ко мне и говорит: 

- Товарищ лейтенант, разрешите, я попробую дос- 
тать воды. 
- Где же ты ее достанешь? - спрашиваю. 
- Инстинкт жизни к ней приведет, товарищ лейте- 
нант. Только об одном вас прошу: не волнуйтесь за меня. 
Не забывайте, что я родился в Нагорном Карабахе, в го- 
рах, в ауле Назарчи, и шаг у меня легкий, как у барса. 
- А в чем же ты воду принесешь? 
- В каске, товарищ лейтенант. Так разрешите? 
Долго я колебался, но мои колебания рассеял сам Ар- 
лекян. 


На дорогах войны 

- Товарищ лейтенант, вы себе в ум возьмите. Если я 
без воды приду, вы дадите мне три наряда вне очереди: 
сразу три смены буду подкоп копать. 
- Ступай, товарищ Арлекян, - сказал я, едва воро- 
чая языком, такая вязкая сухость была во рту. 
Если бы ты знал, Петрович, с каким напряжением мы 
ждали этого безумного храбреца. Мы думали, что та ночь 
никогда не кончится. Арлекян взял с собой только штык 
и вся его "операция" была рассчитана на бесшумность. 

Арлекян появился так неожиданно, что его негром- 
кий возглас: "Воды, кому воды?" скорее испугал, чем об- 
радовал. 

Да, горный барс сдержал слово. Он принес не только 
полную каску воды, но и целый сверток бумаг, которую 
не без торжественности вручил мне. 

- Что это, товарищ Арлекян? 
- Штабные документы, товарищ лейтенант. На до- 
суге посмотрите. 
- Где ты их взял? 
- В канцелярии тюрьмы. Там, наверное, штаб у них. 
- Ладно, после разберемся, - сказал я, запихивая 
бумаги в свою планшетку. - А сейчас - так, - говорю. 
- Подходи по очереди. Каждому по одному глотку. 
Шигренев немного помолчал. Я боялся нарушить 
короткую тишину неосторожным словом, неосторож- 
ным вопросом. Затаив дыхание, ждал продолжения рас- 
сказа комбата. Мой мозг обжигала мысль: "Ведь я был в 
этой тюрьме, и однажды отправленный на гауптвахту, 
сидел в том самом подвале, в одном из карцеров, что 
примыкал к камере пыток. О! Сколько бы я дал сейчас 
за то, чтобы посмотреть то место, где разведчики 
вскрывали пол и рыли подкоп. Сохранились ли от это- 
го хоть какие-то следы? 

- Ты не спишь, Петрович? - спросил Шигренев. 
- Что ты, Саша! Я боюсь пропустить хотя бы одно 
слово. 
- Значит, можно дальше рассказывать? 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Я прошу тебя. 
- Так. Выпили, значит, по глотку. Для каждого из 
нас это был глоток жизни. Точно я тебе говорю. Ну, вот 
что, - говорю ребятам. - Дальше сделаем так. Пустим в 
дело одну пилотку. Будем один ее край опускать в воду, а 
потом по очереди сосать. Так и сделали. Все воспряли 
духом, сил у каждого поприбавилось. Мы уже собрались 
подкапываться под стену, как вдруг подвал пронизал яр- 
кий свет - это был луч "генеральского" карманного фо- 
наря. Кто-то из ребят успел выстрелить, и фонарь погас. 
И сразу над нашими головами затопали солдатские сапо- 
ги. Мы догадались: поляки обнаружили убитых Арлекя- 
ном часовых. Поднялся по тревоге весь штаб. В сутолоке 
боя мы забыли про дверь. Теперь же, когда возникла 
опасность новой атаки на нас, мы к нашей радости, за- 
метили, что дверь имеет внутренний запор. Конечно, мы 
не стали мешкать, и уже через минуту дверь с мощной 
стальной задвижкой, отгородила нас хотя бы на какое-то 
время от смертельной опасности. 
Чтобы лаз не искривился и не увел нас в сторону, я 
приказал разорвать нательные рубахи, наделать из них 
лент, а из этих лент связать, ну... что-то вроде веревки. 
Один ее конец мы укрепили в "камере пыток", по цен- 
тру начатого подкопа. Часть же нательного белья по- 
шла на перевязку раненых. Мы смачивали куски мате- 
рии своей мочой и прикладывали их к ранам наших 
товарищей. 

Я приказал удлинить траншею к центру подвала, от- 
ступив от стены еще на два метра. "Зачем?" - удивились 
ребята. "Узнаете", - ответил я. А когда траншея была го- 
това, сказал. 

- Похороним убитых, - сказал я, и первым снял 
гимнастерку. - Снимите гимнастерки. Так. Застелите 
ими дно траншеи. 
- Товарищ лейтенант!.. - недоуменно запротестовал 
один из бойцов. - Как же это?.. 
- Вот так же, - ответил я и обнажил голову. 

На дорогах войны 

...Через полчаса погребение наших товарищей завер- 
шилось. Вокруг нас была земля, много земли... Она 
была рыхлой и холодной. Мы засыпали ею тела бойцов, 
и когда эта скорбная работа была окончена, я сказал: 
"Прощайте, товарищи", и дал короткую очередь из ав- 
томата. 

Тюремная стена оказалась толщиной в один метр. 
А сколько же надо еще копать, чтобы достичь тюрем- 
ной стены, а потом подрывшись под нее, пробить лаз к 
оврагу? 

...Кончился второй, потом третий день нашего зато- 
чения. На четвертый день мы достигли тюремной стены, 
подрылись под нее. Воды оставалось так мало, что теперь 
я уже самолично только смачивал губы бойцов. Раненым 
же давали пососать влажную пилотку. 

Ночью, на шестые сутки в "камеру пыток" вдруг вор- 
валась струя свежего, прохладного воздуха. Мы поняли: 
путь на свободу нам открыт. Я приказал в первую оче- 
редь вынесли на свежий воздух раненых. 

Комбат Шигренев замолчал. В окна робко просился 
рассвет. 

- Что ж, Петрович, соснем минуток двести? 
- Я не усну, Саша, а тебе надо. 
- Еще как надо, Петрович! Да я засыпаю быстро - 
еще молодой! - смеясь сказал Шигренев и повернулся 
на левый бок, и уже через минуту я услышал его легкое 
дыхание. 

Но поспать ни комбату, ни мне не пришлось: за ок- 
нами раздалась одна пулеметная очередь, за ней другая. 
С другой стороны доносились короткие очереди авто- 
матов. 

- Саша! - вскочил я, как ужаленный! - Товарищ 
Шигренев! Немцы!! 
Но каково же было мое удивление, когда Шигренев 
сказал: 

- Не немцы, Петрович, - успокоил меня старший 
лейтенант. - Это мои бойцы оружие проверяют. Значит, 

Юлий ЧЕПУРИН 

первые партии оружия доставили. Позавтракаешь, при- 

ходи в штаб. Я там буду. 

Шигренев поспешно вышел. 

Мне было не до завтрака. Не прошло и двух минут, 
как я тоже был за порогом. 

Было еще темно. 

Из домов, поднятые выстрелами, повыскакивали 
встревоженные жители, но узнав в чем дело, возвраща- 
лись в тепло своих жилищ. 

Село, где был расквартирован батальон Шигренева, 
имело несколько улиц. После нескольких минут тревоги, 
они опустели и стали пустынными. Зато на задах каждо- 
го дома кипела жизнь. 

Какая это волнующая картина - наблюдать за тем - 
какая радость охватывает бойцов при получении нового 
оружия! 

Горели костры. Пахло нагретым древесным соком, 
который источали горящие поленья, дымом, конским 
навозом, душистым степным сеном... 

Но сейчас эти мирные запахи забивали запах порохо- 
вого дыма. 

И сразу становилось тревожно и тоскливо при мыс- 
ли, что этот запах царит сейчас чуть ли не над полови- 
ной родимой земли. 

А как серьезно, как сосредоточенно бойцы вскрыва- 
ли цинковые коробки с патронами, деревянные ящики с 
уложенными в них минами и снарядами. Особенно ин- 
тересно было наблюдать за артиллеристами, "хозяевами" 
знаменитых "сорокопяток". 

Сняв ветошью заводскую смазку с внутренней повер- 
хности стволов, любовно огладив чистыми тряпками всю 
наружную часть орудия, артиллеристы не отказывали 
себе в удовольствии сделать пробный выстрел. Целились 
они при этом в еще не потухшее от звезд небо и, конеч- 
но же, направляя ствол в сторону, откуда пер на Россию 
немец... 


На дорогах войны 

Эти пробные выстрелы изо всех видов оружия под- 
нимали бойцам настроение, крепили их надежду на то, 
что, вот этим самым оружием они ни за что на свете не 
отдадут врагу Харьков, остановят его проклятого... 

Вооружением батальона руководили командиры рот 
и приданных батальону взводов - пулеметного, мино- 
метного и, конечно, артиллерийского дивизиона. За этой 
операцией следил и сам Шигренев. 

Он переходил от дома к дому, и его появление еще 
более усиливало старание бойцов. 

Комбат был в хорошем настроении, переговаривался 
с бойцами, шутил сам и отвечал на шутки других. 

Один из весельчаков задал ему такой вопрос: 

- А когда, товарищ старший лейтенант, вы в после- 
дний раз женились? 
Шигренев снял фуражку, почесал ее козырьком лоб 
(его привычка), подумал и ответил так: 
- Первый раз я женился на Яблочный спас, второй - 
на ПокроваV, третий - на Рождество Христово, четвер- 
тый - на Масляницу, а пятый - в Христово Воскресе- 
ние, на Пасху, значит. 

- Шутите, товарищ комбат, - разочарованно протя- 
нул боец, задававший вопрос. 
- Шучу, конечно. Только ведь и ты, я думаю, не 
всерьез спрашивал. Жены у меня нет, а пять вышитых 
носовых платков от "невест" есть. Одна краше другой 
вышила: "Дорогому, любимому..." Нет! - нарочито-го- 
рестно вздохнул Шигренев, - жены у меня пока нет. 
Но после войны обязательно женюсь. И обязательно на 
хохлушке. 
- Почему на хохлушке, товарищ старший лейте- 
нант? 
- Поют они очень замечательно, - Шигренев не- 
ожиданно чистым, приятным голосом пропел: 
Очи вы очи, очи девочьи, 
Десь вы навчились зводить людей... 


Юлий ЧЕПУРИН 

- Ну, ладно, хлопцы, пора и честь знать. Продол- 
жайте чистить и смазывать оружие. Вон сколько вам 
женщины для этого дела тряпок панатаскали. 
Подошел старший нашей группы, батальонный ко- 
миссар Секирин. Он отвел Шигренева в сторону. 

- Товарищ старший лейтенант, - обратился Секи- 
рин к Шигреневу, - пусть товарищ Чепурин останется в 
вашем батальоне. А если он захочет вместе с вами на пе- 
редовые позиции выступить, я это ему разрешаю при од- 
ном условии: не разрешайте ему вступать в боевые дей- 
ствия. 
Спохватившись, Секирин повернулся ко мне. 

- Вы не возражаете? 
- Против чего, товарищ батальонный комиссар? 
- Против того, чтобы побыть в батальоне товарища 
Шигренева еще некоторое время? 
- Не возражаю, товарищ батальонный комиссар, - 
ответил я. 
Знал бы Секирин как радостно забилось мое сердце! 
Ведь я еще не успел переговорить с бойцами, побывав- 
шими в боях. Шигренев не успел закончить рассказ 
о втором своем ордене, да и конца "тюремной" опера- 
ции я не знал. Но самое главное, мне впервые предос- 
тавлялась полная свобода. 

Шигренев ждал поступления новых партий оружия. 
Дело в том, что удалось вооружить только половину под- 
разделений: боеприпасы были доставлены не полностью. 
Не поступила и большая партия автоматов, карабинов и 
пулеметов. 

- Все, что ни делается - к лучшему, - попытался я 
успокоить Шигренева, на что он, выдохнув боVльшую 
порцию воздуха, лаконично ответил: 
- Пожалуй. По крайней мере жизнь подарила мне 
еще одну ночь. Учти, за тобой рассказ о себе. 
- Ты не услышишь его, пока не расскажешь мне: за 
что ты получил второй орден Красного Знамени. 

На дорогах войны 

И вот снова наступила ночь. Мы лежим на чис- 
тых, мягких постелях, и без предисловий Шигренев на- 
чинает: 

- Второй орден, Петрович, я получил за участие в 
финской войне. У нас принято было говорить "война с 
белофиннами". Это была, наверное, самая позорная для 
Советского Союза война. И мы, кто участвовал в ней, до 
сих пор проклинаем тех, кто эту войну развязал. А развя- 
зали ее Сталин, Ворошилов и их генералы. 
- Саша! - прервал я его - Ты не боишься, что тебя 
кто-нибудь услышит? Ведь тебе тогда не жить. 
- А мне и так не жить, - отозвался Шигренев. Я за 
свою военную жизнь уже четвертого командира заменяю. 
Чем же я лучше их? Неделей раньше, неделей позже. 
- Не надо так, Саша! Ну, что это ты себя раньше 
времени хоронишь! Нельзя так! 
- А как можно, Петрович? - и он вдруг сказал ка- 
ким-то особенно изменившимся голосом: 
- Петрович, ты когда-нибудь слыхал, как кричат от 
страшной боли люди, когда у них начинают "оттаивать" 
обмороженные руки и ноги? 
- Не слышал, Саша, не приходилось. 
- И не дай Бог услышать! 
Шигренев некоторое время молчал. А потом продол- 
жил: 

- Во время финской я командовал ротой разведчи- 
ков, поставленных на лыжи. Это тоже, скажу тебе был 
сплошной позор: наши самые лучшие лыжники в под- 
метки не годились финским лыжникам. А лыжи?! Разве у 
нас были лыжи? Березовые чурки, которыми только 
печки топить. Об оружии я уже не говорю: у финнов ав- 
томаты, а у нас - "винтари" образца 1891 года. И хотя 
одеты были не хуже финских солдат, да только они зас- 
тавляли нас сутками лежать на голом снегу, не подпус- 
кая к своим оборонительным позициям. Вели такой 
огонь, что головы нельзя было поднять. 

Юлий ЧЕПУРИН 

Ну, так вот. Командовал я, говорю, ротой разведчи- 
ков. И опять же, замечу: у финнов маскхалаты такой бе- 
лизны, что хрен ты его на снегу заметишь. А у нас халаты 
будто из старых портянок сшитые. 

Вот поэтому-то и несли мы в той проклятой финской 
войне ужасные потери. Да ведь у нас в стране народа 
много. Уже через месяц-полтора боевых действий стали 
к нам поступать новые бойцы. Сначала из комсомольцев- 
добровольцев. Призыв такой вождями комсомола был 
брошен: "Комсомольцы-добровольцы, - вперед". Потом 
постарше возрастом стали поступать. А под конец той 
войны и бородачи-запасники появились. Ну, тех комсо- 
мольцев-добровольцев скоро перещелкали, а за ними и 
"стариков". 

Но в моей роте, слава Богу, до поры до времени по- 
тери были небольшие. И обмороженных по сравнению 
с другими подразделениями, было не так много. Но - 
были. И вот за них, за этих мне больше всего обидно 
и стыдно - лишались парни во цвете лет и рук, и 
ног... 

Ну да ладно. Хожу все вокруг да около, до главного 
никак не дойду. Однажды вели мои лыжники бой за 
один большой хутор. До подхода к нему мы по лесу ша- 
стали. Сугробы в рост человека. Какая там лыжня! Хоть 
вскидывай лыжи на плечи и марш вперед. Но вот хлоп- 
цы разведали - лес скоро кончается и впереди, до са- 
мого хутора - снежное поле, ровное как стол. Катись 
не хочу. 

Дождались ночи. И ровно в полночь пошли в атаку. 
Крики "Ура", конечно, "Вперед за Родину, за Сталина!". 

Бежим со всех ног к этому самому хутору и не сразу 
сообразили, что с нами происходит. Вроде бы наши 
лыжи не по снегу скользят, а по воде. И что ни шаг, то 
вода все выше и выше. Вот уже мыски валенок ее рассе- 
кают. И я догадался: финны где-то открыли шлюз пло- 
тины и теперь вода все стремительнее и стремительнее 
растекается по снежной шубе озера. 


На дорогах войны 

А мороз - под пятьдесят градусов. Плюнешь - пле- 
вок на лету замерзает. Да, хотят финны вморозить нас в 
лед, как пить дать. 

Что делать? До хутора не добежать - это совершенно 
ясно. Лыжи скует лед, и тогда останется одно: выдерги- 
вать ноги из валенок и двигать на врага в одних портян- 
ках с лыжами на плечах. 

Что же делать? Что же делать? Как спасти ребят и са- 
мого себя спасти? 

И вот даю команду по цепи: развернуться на сто во- 
семьдесят градусов и двигаться к лесу, откуда мы начали 
свою атаку. Повернули назад. Позор, конечно, что ска- 
жешь, еще какой позор для нашей могучей, непобеди- 
мой Красной Армии. 

Теперь, когда рота двинулась к исходному рубежу, 
меня стал мучить вопрос: успеют или не успеют валенки 
промокнуть, и напитаться водой? 

Я родился и вырос в Сибири. В настоящей, кондовой 
Сибири, где тайге конца и края не видать. В разных бы- 
вал переделках. Когда еще был мальчишкой, от взрослых 
наслушался о тайге всякого. Бывали случаи, когда охот- 
ники в пятидесятиградусный мороз тоже проваливались 
то в реку, то в таежное озеро. И спасались. Как? Вот я 
стал вспоминать: именно - как? 

Выбрались мы из леса, спустились в лощину и при- 
казал я всем проверить: сухие ноги или нет. И что же, 
Петрович, оказалось? Валенки самодельной валки, то 
есть, сваленные домашним способом, оказались такими 
плотными, что воду не успели пропустить, а наши ар- 
мейские, "казенные" пропустили воду, как сквозь сито. 
И, конечно, у ребят в таких валенках ноги были мокры- 
ми. Им я приказал: снять валенки, сбросить, портянки и 
приспустить ватные брюки так, чтобы они закрывали 
ноги. Остальным приказал разжечь три костра и нару- 
бить штыками как можно больше лапника. 

Часть лапника пошла на дымовую завесу, а часть - 
на подстилку бойцам, временно оставшимся без валенок. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Назначил три команды, которым поручил сушить про- 
мокшие валенки и портянки. 

Рисковал ли я, осветив финскую тайгу тремя огром- 
ными кострами. Конечно рисковал. Еще как! Конечно, 
на всякий случай я выставил сторожевые посты, хотя, ты 
сам понимаешь, надежда на них была слабая. 

Такая вонь от сохнущих валенок поднялась! Такой 
дохлой кислятиной понесло - вот-вот стошнит. Запах 
хвои, запах горящих сосновых ветвей не могли перебить 
этот запах. 

Пар от мокрых валенок валил такой, что дыму девать- 
ся было некуда... 

Успокоился я только тогда, когда надев сухие вален- 
ки красноармейцы могли двигаться. Что тут поднялось! 
Толкали друг друга, устраивали "кучу-малу" - от жара 
костров и от движения разогрелись так, что сосульки с 
подшлемников стали опадать. Только щеки и носы кое у 
кого прихватило - их оттирали снегом, пока из них не 
перестали холодные сопли идти. 

Вот рассказываю тебе все это сейчас и сам своим сло- 
вам не верю: неужто никто из моих разведчиков в ту ночь 
ни от зверского мороза не погиб, ни от огня финнов? 

Незадолго до рассвета послал разведать - замерзла ли 
на озере вода. Докладывают, замерзла. 

Говорю взводным и приданным моей роте пулемет- 
чикам и минометчикам: 

- Хлопцы, ночь от костров грелись, а теперь в атаке 
пусть нам всем жарко будет. 

И пошли мы в атаку. 

Мы думали, что успеем добежать до домов раньше, 
чем из них выскочат финны. Но не прошел номер. Фин- 
ны двинулись на нас стеной. Бежали навстречу нам 
со всех ног. Бегут и, понимаешь, не стреляют. "Что за 
черт? - думаю. - Опять загадка". Только долго разгады- 
вать ее было некогда. 

Даю по цепи команду: Огонь не вести! Всем бежать 
навстречу противнику! 


На дорогах войны 

Когда дело дошло до рукопашной, даю приказание: 
лупить финнов лыжами. Погреемся в рукопашной, хлоп- 
цы! 

Мои разведчики только этого и ждали. Каждый схва- 
тил по лыже. и пошла плясать губерния. Только свист 
стоит. 

После боя, когда хутор оказался в наших руках, мы 
узнали, почему финны не открывали огонь - у них кон- 
чились патроны. Вот они и кинулись на нас с одними 
финскими ножами... 

Шигренев замолчал, а потом вздохнув сказал: 

- Но и от финнов нам доставалось. Так доставалось, 
что кровь ручьями лилась. Сколько же мы там крови про- 
лили! Сколько людей калеками сделали - рук и ног ли- 
шили. Позор, одним словом. Больно и стыдно вспоми- 
нать. 
Комбат опять замолчал, и я чувствовал, как взволно- 
вали его эти нерадостные воспоминания. 

- Теперь твоя очередь, Петрович, о себе рассказы- 
вать, - напомнил об уговоре Шигренев. - Я свое обе- 
щание выполнил. Очередь за тобой. 
- Да о чем же я, Саша, после таких твоих воспоми- 
наний могу рассказать. Ничего интересного в моей жиз- 
ни не было. 
- Не хитри, Петрович. Давай начинай. А интересно 
или неинтересно об этом мне судить. 
- Хочешь, Саша расскажу, как из меня, семнадцати- 
летнего сопляка, сделали мужика. И я в каких-нибудь 
шесть месяцев научился любить и ненавидеть? 
- Хочу, Петрович! Еще как хочу! Только ты ничего 
не утаивай, все, все, как есть рассказывай. 
- Тогда тебе всю ночь спать не придется. 
- Ничего! Зато эту ночь я, может быть, на всю жизнь 
запомню. Начинай, Петрович. Нет, погоди! Вопросы за- 
давать можно? 
- Можно. 
- Теперь начинай. 

Юлий ЧЕПУРИН 

В голосе комбата звучало такое горячее желание ус- 
лышать историю моей жизни, что я начал свой рассказ 
издалека. 

В 1929 году, когда мне было пятнадцать лет, мы, па- 
цаны, ограбили частную кондитерскую немца Франца 
Миллера. Жила моя семья в городе Саратове, во Втором 
доме пролетариев - так после революции окрестили 
бывшую гостиницу "Россия", заселенную беднотой. Кон- 
дитерская находилась на первом этаже. Вот мы (шесть 
пацанов нас было) в один из воскресных дней, когда 
кондитерская была закрыта, проникли в нее через фор- 
точку со стороны двора. Набили коробки пирожными и 
благополучно выбрались наружу. 

В налете принимал участие мой братишка Генка - он 
был на два года младше меня. Руководил же всей "опера- 
цией" Женька Холупин по кличке "Жандармен". Он был 
старше всех нас и, казалось, рожден был для того, чтобы 
быть атаманом разбойничьей шайки. 

На другой же день всех нас, конечно, арестовали и до- 
ставили в уголовный розыск, начальником которого был 
знаменитый на всю Россию Свитнев. Нас вели по цент- 
ральной улице города под конвоем, и большего позора я 
никогда за всю свою жизнь не испытывал. 

После короткого допроса всех нас оставили ночевать 
в камере предварительного заключения, а утром препро- 
водили в городскую тюрьму. Это было для меня еще бо- 
лее страшным потрясением. И вот почему. 

В этой самой тюрьме, в 1905 году ожидал исполнения 
смертного приговора мой отец, участник боевой дружи- 
ны социалистов-революционеров. Его приговорили к 
смерти за убийство князя Урусова и руководство восста- 
нием крестьян, поднятого против этого князя. В тюрьме 
нас продержали одну неделю, но эта неделя перевернула 
всю мою жизнь. 

Меня и моего братишку сжигал стыд перед отцом. 

Политкаторжанин, которому смертную казнь замени- 
ли пожизненной каторгой, участник гражданской вой- 


На дорогах войны 

ны, он в восемнадцатом году вернулся из-под Царицына 
домой больным и контуженным. До самой смерти плохо 
слышал. Но это был человек такой неуемной энергии, 
что несмотря на слабое здоровье не переставал активно 
участвовать в общественной жизни города. Жителям Са- 
ратова было хорошо известно его имя. 

Не буду рассказывать, как он встретил нас с братиш- 
кой. Даже стыдно вспоминать те страшные первые мину- 
ты встречи, молчаливый тяжелый взгляд отца, устремлен- 
ный на нас глазами, полными слез. Ну, ладно. В те годы, 
если ты, Саша, помнишь, в моде были разные ФЗУ - 
фабрично-заводские училища металлистов, деревообра- 
ботчиков, каменщиков, штукатуров, электромонтеров. 

Самым знаменитым в Саратове было Александров- 
ское ремесленное училище, названное так в честь царя 
Александра третьего. В двадцать девятом же году его пе- 
реименовали. Стало оно называться профессионально- 
техническим училищем имени Анатолия Васильевича Лу- 
начарского. 

В это-то училище я и сдал экзамен. 

Преподавателями-инструкторами были здесь старые 
мастера, так сказать, еще царской закваски, и под стать 
им были учителя: по-русскому языку, математике, тех- 
нологии металлов, машиноведению. 

Учение в профтехучилище было рассчитано на три 
года и окончившие его получали диплом монтеров-меха- 
ников по тракторам и сельскохозяйственным орудиям. 
Одно слово "механик" пьянило нас, зеленое пацанье: 
уж очень здорово оно звучало. 

В первые два года мы должны были освоить столяр- 
ное, слесарное, кузнечное дело и обработку металла на 
токарном станке. И только на третьем курсе мы должны 
были освоить ремонт тракторов и сельскохозяйственных 
орудий. 

Но вдруг с середины второго года обучения наша 
учебная программа резко поломалась и мы на целый год 
раньше приступили к освоению трактора. Нас по очере- 


Юлий ЧЕПУРИН 

ди сажали на старенький американский "Интернацио- 
нал". Мы с восторгом управляли им, делая круги на зад- 
нем дворе училища. 

Этот телячий восторг чуть позже дорого обошелся 
всем нам. 

Стоял март. А в середине апреля объявили, что мы 
направляемся на практику в совхоз имени 50-летия това- 
рища Сталина, где будем самостоятельно работать на 
тракторах. 

"Самостоятельно!" Слышишь, Саша, обрати на это 
слово особое внимание. Да, нам, не оперившимся птен- 
цам, было сладко услышать это слово, что и притупило 
нашу бдительность. 

Нам было по семнадцать лет. Что мы знали? Что мы 
умели? В механической мастерской училища в основном 
только "любовались" допотопными американскими трак- 
торами: "Фордзон", "Джон-Дир", "Ойл-Пул". 

Особенно смешной был этот самый "Ойл-Пул". Пред- 
ставь себе: впереди, там, где обычно помещается радиа- 
тор, стоит большой, пузатый бак, из которого во время 
хода валит дым. Или "Джон-Дир" - его мы называли 
"лягушкой" за ярко-зеленую окраску. У этого, тоже до- 
потопного колесного трактора мотор состоял всего из 
двух больших по диаметру цилиндров, и расположены 
они были не вертикально, как обычно, а горизонтально. 
И еще отличался этот "древний ящер" высокими и ост- 
рыми шпорами на задних колесах. О "Фордзоне" я не 
говорю: уже к тому времени он был уподоблен ископае- 
мому зверю - несерьезная машина. 

Эти "древности" на колесах мы видели только со сто- 
роны - познакомиться с ними поближе нам предстояло 
на третьем курсе, но, как я сказал, до этого дело не дош- 
ло. Мы успели "пообщаться" лишь с пятнадцатисиль- 
ным колесным "Интернационалом", сделав на нем по 
несколько кругов... 

Трудно передать радость, с какой мы встретили дату 
нашего отъезда в совхоз - пятнадцатого апреля. Навер- 


На дорогах войны 

ное, радость наша была особенной еще и потому, что мы 
узнали, что вместе с нами едут на практику и две дев- 
чонки, которые учились вместе с нами, Женя и Тося. 

Когда перед глазами семнадцатилетних сорванцов все 
время мелькают милые лица девушек - поневоле ста- 
нешь учиться изо всех сил. 

Поезд доставил нас до станции Баланда. Дальше 
предстояло ехать до села Казачка, где располагалась цен- 
тральная усадьба совхоза. До нее было шестьдесят кило- 
метров. На железнодорожной станции нас ждали два 
мощных американских гусеничных трактора "Катерпил- 
лер-60" с прицепами-тележками. Погрузили мы в них 
свои шмотки и - "вперед, заре навстречу". 

Настроение у всех было праздничное. Торжественное. 
Мы уже чувствовали себя - шутка сказать - без пяти 
минут механиками и осознание того, что мы едем хотя и 
практикантами, но будем работать настоящими тракто- 
ристами, веселило наши сердца. Мы любили нашу буду- 
щую профессию, любили наши трактора, привольную 
степь, раскинувшуюся перед нами, которая как бы гово- 
рила: "Я жду вас, родные". 

Стояла середина апреля. Уже теплое солнце почти до 
основания растопило снега и огромные лужи, почти озе- 
ра, возникали на нашем пути. Но для "Катерпиллеров" 
это была никакая не преграда: они, как корабли пусты- 
ни, степенно продвигались вперед, источая сладкий для 
нас тогда теплый запах керосина, который исходил от 
двигателей тракторов. 

Дали были - необъятны. 

Мы, городские ребята, полной грудью вдыхали при- 
вольный степной воздух, мечтали о нашей будущей, как 
нам казалось, радостной и солнечной жизни... 

На коротких привалах мы по очереди поднимались к 
трактористам. И те, с нескрываемым удовольствием, 
время от времени передавали рычаги управления в наши 
руки. 

Словом, счастью нашему не было границ. 


Юлий ЧЕПУРИН 

И вот не прошло и пяти месяцев, как вся радость, 
вся любовь, какой мы воспылали к степи, к здоровому, 
ядреному, настоянному на степных травах воздуху - по- 
убавились, и этому были причины. 

Да, действительно, нас с хода сделали тракториста- 
ми, но уже через неделю-другую мы прокляли и свою 
"практику" и трактора, на которых нас заставили рабо- 
тать по двенадцать часов в сутки. Саша, ты спишь? - 
спросил я тишину, поселившуюся в комнате. 

- Нет! Что ты, Петрович! Каждое твое слово ловлю. 
Только прости, хочу тебя спросить: давно это было? 
- Десять лет тому назад. 
- А кажется, что в эпоху крепостного права... Допо- 
топные трактора, эксплуатация несовершеннолетних... 
- Нет, Саша, на этот раз нас посадили как раз на са- 
мые, что ни на есть современные машины. 
Третье отделение совхоза, или, как его еще называли 
Байшевский участок, имел в своем распоряжении амери- 
канские тракторы трех типов: гусеничные "Катерпиллер- 
60", "Катерпиллер-30" и "Катерпиллер-20". Цифры озна- 
чали количество лошадиных сил в двигателе. И были еще 
колесные тракторы, мощностью в пятьдесят сил фирмы 
"Холт". 

Все гусеничные тракторы, конечно, захватили свои, 
совхозовские трактористы, нам же сопливым практикан- 
там достались "зеленые жабы", то есть эти самые "Хол- 
ты". У этих проклятых "Холтов" заводная ручка имела в 
длину чуть ли не полметра. Чтобы завести трактор нуж- 
на была бычья сила, а не наши слабые ребячьи силенки. 
Но мы "давили фасон", храбрились, старались не пока- 
зывать - как нам трудно. В нас еще не угас огонь юно- 
шеского энтузиазма, не покинули еще ни любовь к зем- 
ле, ни к своей профессии. 

В начале мая мы начали пахоту. Полевые станы рас- 
полагались или в бывших деревнях, брошенных на про- 
извол судьбы раскулаченными, или в чистом поле, где 
мы раскидывали палатки армейского образца. 


На дорогах войны 

Помню, как меня впервые охватил не страх, а настоя- 
щий ужас. Я должен был дозаправить керосином свой 
"Холт" и направился к заправке. Была глухая ночь. Я въе- 
хал в обезлюдевшую деревню, на окраине которой нахо- 
дилась заправка. Дремота одолела меня, и я на какое-то 
время смежил веки. Будто кто-то толкнул меня, и я про- 
снулся. Я проснулся от тишины, мотору моего трактора 
не хватило горючего и он заглох. И вот эта-то тишина и 
заставила меня проснуться. Но ужас охватил меня совсем 
по другой причине: мощные фары моего трактора отбра- 
сывали два ярких луча на густую заросль бурьяна, поверх 
которого виднелись забитые досками окна дома. 

Заросли бурьяна были так густы и высоки, что каза- 
лось: они пытаются скрыть от людских глаз стыд и позор 
за людей, сделавших мертвым этот, когда-то полный 
жизни кусок земли... 

Я не мог предположить, что эта картина заброшенно- 
го человеческого жилья может так потрясти меня, но это 
случилось. 

Ту заброшенную деревню я запомнил еще по другой 
причине. Вокруг нее лежали плодородные земли, забы- 
тые людьми. Нам предстояло вспахать, взборонить эти 
земли и бросить в них зерна жизни. 

Началась весенняя страда. 

Мы работали до изнеможения, а кормежка была та- 
кая, что мы чуть не протянули ноги. Представь себе, 
Саша, на завтрак дают банку консервов "Горбуша в соб- 
ственном соку", на обед - такую же банку, на ужин - 
третью. И заметь - без хлеба. 

Уже через три дня мы начали швырять банки с этой 
"ненаглядной" горбушей в кусты или куда-нибудь по- 
дальше... 

Мы взбунтовались уже через три дня. На полевой стан 
явились начальник отделения совхоза Кузнецов и стар- 
ший механик Хрисанфов. С ними же прибыла походная 
кухня вместе с поварихой тетей Дуней и водовозом Заха- 
рычем. 


Юлий ЧЕПУРИН 

С этого момента мы стали получать горячую пищу. 
"Коронным" номером меню стали галушки из ржаной 
муки, заправленные подсолнечным маслом. Хлеб достав- 
ляли с перебоями. Изредка привозили молоко, иногда - 
свиное сало. 

Голод терзал нас. Но еще больше нас изматывали 
ночные смены. Они были для каждого из нас такой пыт- 
кой, что описать это словами просто нельзя. 

Представь: ночь. Длина загона два-три километра. 
Прорезая тьму своими огнями, трактор, мерно покачи- 
ваясь, вспарывает четырехкорпусным плугом пласт за- 
лежной земли. Газогенератор накален почти добела, от 
него идет тепло, согревая прохладу ночи. И наступает 
момент, когда твой организм вступает в борьбу со сном, 
который все настойчивее и настойчивее, все смелее и 
нахальнее подступает к тебе... 

Все чаше и чаще стали происходить случаи, когда 
трактор заснувшего пацана-тракториста выходил из бо- 
розды и брел, куда Бог на душу положит. Царапал, тер- 
зал степь своими лемехами. Или, выработав керосин, за- 
мирал где-нибудь совсем в стороне от участка, который 
мы пахали. 

Но эти случаи совсем не трогали наше прямое на- 
чальство - ни начальника отделения Кузнецова, ни 
старшего механика Хрисанфова. Оба они делали вид, что 
ничего особенного не происходит, они не уменьшали ни 
часы работы, ни освобождали нас от ночных смен. Мы 
скоро поняли, что попали в ловушку, что наша жизнь ни 
во что не ставится, что, заполучив нас на один сезон, 
руководители совхоза торопились выжать из нас все, что 
только было возможно. 

Нашими ребятами они распорядились ловко: одни 
отбывали неожиданную для нас каторгу на тракторах, 
другие занимались их ремонтом, третьи дежурили на 
заправке или выполняли работу учетчиков. 

Представь, Саша, мы работали на этот проклятый сов- 
хоз имени 50-летия товарища Сталина пять месяцев. За 


На дорогах войны 

все это время нам не выдали ни по одному куску хозяй- 
ственного мыла. Руки мы мыли керосином. В керосине 
же стирали спецовки. А умывались "натуральной", но 
мутной и теплой водой из степных "ставков", то есть не- 
больших прудов, всегда почему-то кишевшими головас- 
тиками. На этой же воде готовили нам еду. 

Кормили нас по талонам, в долг, так как денег на 
руки не давали. За все лето мы получили аванс всего 
один раз. Как "практикантам" нам достались считанные 
рубли. Пришелся этот аванс на июль, самый жаркий ме- 
сяц лета. 

То ли с радости, что получили первые "рабочие день- 
ги", то ли "с горя", но решили мы эти деньги пропить. 
Купили в ближайшей деревне несколько бутылок водки. 
Стали соображать - чем закусывать. В той же деревне 
попросили одну женщину что-нибудь приготовить? 

- Да что же я могу, сыночки? Ничего, окромя мо- 
лочной лапши я вам приготовить не смогу. 
- Давай, тетя, хоть лапшу. 
Выпили мы и закусили этой самой молочной лапшой. 
А не учли, дураки, что и водка теплая, чуть ни горя. 
чая, и лапша - с пылу-жару. 

Наелись лапши и чуть не подохли в тот день. Все. До 
единого. Так выворачивало наши внутренности, что ора- 
ли благим матом на всю степь и даже дальше. 

Не учли, Саша, что до этого никто из нас водки ни- 
когда не пил. Вот и получили в этом плане первый урок... 

И все же (это прямо удивительно!) мы не перестали 
любить степь и нашу работу, как ни старались убить ин- 
терес к ней наши безжалостные эксплуататоры. 

Распахав и засеяв большую площадь пшеницей и под- 
солнухом, мы начали поднимать парыV. 

- Прости, Петрович, - вдруг неожиданно прервал 
меня Шигренев. - Ты ни слова не сказал о ваших де- 
вушках. Как же они жили в таких условиях? 
- А так, Саша, и жили. Что называется, на общих 
основаниях. Тосю прикрепили ко мне, как к образцово- 

Юлий ЧЕПУРИН 

показательному комсомольцу в качестве помощницы и 
регулировщицы плуга. А над Женей взял шефство сам 
Николай Гуденин - наш комсомольский вожак. Он 
пользовался среди нас огромным авторитетом. Нам он 
свое решение объяснил так. 

- Вы, ребята, можете думать, что хотите, а только 
"береженого Бог бережет". Я хотя и не Бог, но Женю 
пальцем не трону и никому из вас не позволю. И за Тосю 
я спокоен - она за спиной Чепурина, как за каменной 
стеной будет... 
Да. Начали мы, значит, поднимать парыV. И тут со 
мной произошло сразу два несчастья. Наша тракторная 
бригада переезжала на другой участок поля. Остановку 
сделали на берегу степного пруда - как обычно. На но- 
вый стан прибыли вечером. Все были уставшие, потому 
и палатки разбивать не стали, отложили это на утро. 

Утром я стал заводить свой "Холт". Зажигание дало 
раннюю вспышку. Ручка заводная сделала обратный ход 
и так "звезданула" меня по скуле, что я отлетел метра 
на три. 

Сбежались ребята. Из моего рта текла кровь. Пощу- 
пал языком - не хватает двух зубов, разбита верхняя губа 
так, что изнутри болтается кусок мяса. 

Меня уложили на груду одеял. Дали воды - пропо- 
лоскать рот. Смазали йодом ножницы, которые нашлись 
у Тоси, отрезали этот болтавшийся кусочек. Потом все 
ребята отправились на смену, оставив рядом со мной 
Тосю. 

Говорить я не мог. Всю правую сторону лица разнес- 
ло так, что я еле мог пошевелить языком. Тося металась 
вокруг меня, склонившись надо мной, как над раненым 
птенцом, то и дело спрашивая: 

- Больно? Тебе больно? 
Я старался улыбнуться в ответ и отрицательно качал 
головой. Мне было жалко не столько себя, сколько ее. 
Тося то и дело смачивала мои распухшие губы и я, нако- 
нец, мог впервые рассмотреть так близко ее глаза. Она 


На дорогах войны 

заметила мой пристальный взгляд и смущенно отвер- 
нулась. 

Я вырос в семье, где было четверо мальчишек и ни 
одной девочки. А как мы мечтали иметь сестренку! 

И вот теперь, по воле несчастного случая в мою грудь 
вошло это, ранее незнакомое чувство - ощущение близ- 
кой, родной женской души. Была ли это любовь? Не 
знаю... Но скажу одно: если бы в тот день рядом со мной 
не было Тоси, я бы наверное, отдал Богу душу. 

Стало припекать солнце. Тося принялась сооружать 
надо мной навес, чтобы защитить от его горячих лучей. 

- Почему же тебя не отвезли в больницу? - прервал 
мой рассказ Шигренев. 
- На чем, Саша? На тракторе? За сорок километров? 
Да из меня все бы печенки-селезенки вытряхнуло. Нет, 
вышло по-другому. В это время бригадир нашей трактор- 
ной бригады Худяков, оказывается, смотался верхом на 
лошади в соседнее село и привез бутылку водки. 
Услышав приближающийся топот копыт, Тося радо- 
стно всплеснула руками и закричала на всю степь: 

- Худяков!! Худяков!! 
Но едва Худяков соскочил с седла, Тося, вместо того 
чтобы обрадоваться его появлению, неожиданно запла- 
кала. 

Не обращая на нее никакого внимания, Худяков на 
ходу распечатал бутылку с водкой, опустился рядом со 
мной на колени и протянул мне бутылку: 

- Выпей два-три глотка и постарайся прополоскать 
рот. 
Потом обратился к Тосе: 

- Оботри ему водкой губы. 
Тося достала из кармашка беленький носовой плато- 
чек (откуда у нее такой чистый, мелькнуло у меня в го- 
лове) и, смочив его водкой, бережно обтерла мои губы. 

Помню, как Худяков похвалил Тосю за оборудован- 
ный навес, а дальше... А дальше я провалился в глубокий 
сон. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Уже через несколько дней я снова сидел за рулем мо- 
его "Холта". Тося, как и прежде, была неразлучна со 
мной, и я все чаще и чаще доверял ей управлять тракто- 
ром. Как она радовалась этому! Но не даром говорится, 
что беда не приходит одна. 

Выпало мне на долю вспахать небольшой клин цели- 
ны. Почему сюда не послали гусеничный трактор - об 
этом история умалчивает. Вот тут-то "Холт" и показал, 
что его пятьдесят лошадиных сил ничего не стоят, если 
на задние колеса навтыканы "шпоры". Если бы кто-то из 
руководителей, будь тот же старший механик Хрисанфов 
или бригадир Худяков оставили на плуге вместо четырех 
корпусов - три, несчастья могло и не быть. 

С трудом тянул "Холт" плуг, то и дело норовя забук- 
совать. И вот на отрезке особенно "жесткой" целины 
трактор забуксовал так сильно, что его задние колеса 
ушли в землю почти по ступицу. Не оставалось ничего 
другого, как отсоединить плуг, вызволить трактор из 
"ямы", а потом, подойти к плугу сбоку и попробовать 
вызволить плуг из плена. 

Но разъединить трактор и плут оказалось не так про- 
сто. 

Возникший перекос зажал стальной соединительный 
палец-шкворень в обеих прицепных серьгах и выбить его 
мне оказалось не под силу. Попробовала мне помочь и 
Тося - да куда ей с ее маленькими девичьими ручками. 

На наше счастье (точнее - несчастье!) подъехал Ху- 
дяков. Как всегда, верхом на лошади. 

- Что тут у вас? - спросил он. Объяснили. 
- Уж такого пустяка сделать не можете! - сказал он 
в сердцах и спрыгнул с лошади. - Дай-ка сюда ручник, 
- обратился он ко мне, и я протянул ему увесистый мо- 
лоток. 
Но как ни колотил Худяков по пальцу-шкворню, тот 
не трогался с места. Худяков взмок, но отступать не хо- 
тел. Бился он минут пятнадцать, потом резко повернул- 
ся в сторону Тоси. 


На дорогах войны 

- Послушай, красавица, неужто ты не понимаешь, 
что при таком деле особые слова требуются? А сказать 
их при тебе я не могу. Сделай милость, отойди, пожа- 
луйста, как можно подальше... 
Тося покорно повиновалась. И едва она отошла на 
сто-двести метров, Худяков, обрушил на строптивый па- 
лец яростные удары молотком, сопроводив их таким не- 
сусветным матом, что его не выдержал даже стальной па- 
лец - он, как миленький, выскочил из серьги на волю. 

Завели трактор. Прежде чем сесть за руль, Худяков 
протянул мне этот палец-шкворень. 

- Держи! Я выведу трактор из "ямы", подъеду задом 
к плугу, и ты снова вставишь его в обе серьги... 
Медленно, осторожно Худяков стал подавать трактор 
назад. Я, левой рукой приподняв прицепную серьгу плу- 
га, а в правой держа наготове палец, давал указания Ху- 
дякову: 

"Еще немножко, Иван Иванович... Еще чуть-чуть... 
Еще самую малость... Тише!! Осторожнее! Осторожнее! 
Еще медленнее! 

Но в самый последний момент трактор неожиданно 
дернулся, и его прицепная серьга прижала мою ладонь к 
серьге плуга. 

Я невольно вскрикнул, Худяков рванул трактор впе- 
ред и подбежал ко мне. Он был бледен, как полотно. Буд- 
то вся кровь, что залила мою ладонь, спала с его лица. 

- П-покажи!.. - еле выдавил он, и я разжал руку, 
увидев сквозь кровь кости фаланг безымянного и указа- 
тельного пальцев. 
Я вынул из кармана грязный носовой платок и хотел 
приложить его к ране, но меня остановил строгий окрик 
Худякова: 

- Постой! 
Судорожными, торопливыми движениями он отсое- 
динил трубку, подающую керосин в карбюратор, и когда 
из нее побежал керосин, приказал: 

- Подставляй ладонь! 

Юлий ЧЕПУРИН 

Керосин смешался с кровью. Дурнота подступила ко 
мне. В голове поплыли темные круги. 

Раздался плач. Это зарыдала Тося. Зарыдала громко и 
безутешно. 

- Цыц! - прикрикнул на нее Худяков и подвел меня 
к лошади. - Садись, и скачи на стан. 
Он подсадил меня в седло, даже не спросив - умею 
ли я ездить верхом. 

- Говорю, скачи на полевой стан! 
- А в какой он стороне? 
- Она знает! - он с силой ударил лошадь по крупу, 
она взбрыкнула от неожиданности и рванулась вперед 
так, что я чуть не вылетел из седла. 
До этого дня я никогда не ездил верхом на лошади, и 
сейчас держа узду одной рукой, я не мог заставить ло- 
шадь двигаться в нужную, как мне казалось, сторону. 

Едва мы скрылись за склоном пологого холма, лошадь 
с вялой рыси перешла на шаг, и я не мог ее заставить 
снова ускорить бег. Что я только ни делал! Я бил пятка- 
ми по ее бокам, дергал здоровой рукой за гриву, даже 
пытался несколько раз ущипнуть ее, кричал, угрожал, но 
лошадь только сильнее мотала мордой и хлестала себя 
хвостом. 

Несколько раз я был близок к тому, чтобы потерять 
сознание, но лошадь это совершенно не интересовало. 

Куда ехать? В какой стороне находится наш полевой 
стан? 

Вокруг меня расстилалась покрытая разнотравьем 
степь, которой, казалось, не было ни конца, ни края... 

Но вот я издали увидел, наконец, нашу передвижную 
походную вагончик-мастерскую. Из нее выскочили двое 
мужчин (это были слесари-ремонтники), а из-под вагон- 
чика - мои товарищи, отдыхающие там в ожидании 
ночной смены. 

Увидев мою окровавленную руку, меня осторожно 
сняли с лошади, один из мужчин метнулся в вагончик, 
вышел оттуда с бинтом и флаконом йода. 


На дорогах войны 

- Раскрывай ладонь, закрой глаза и отвернись! - ве- 
лел он. А ребятам приказал: - Подержите его! 
Дальше я ничего не помню. Очнувшись, увидел, что 
лежу я на охапке сена под вагончиком. Легкий ветерок, 
стелящийся по земле, приятно освежал меня. Я отчетли- 
во ощущал пульс, который отсчитывала моя правая рука. 
В моей голове пронеслись события еще не закончивше- 
гося дня. И главным "героем" этих событий был брига- 
дир Худяков. "Почему он, сволочь, сам не доставил меня 
на стан на моем "Холте"? Ведь на третьей скорости он 
делает восемнадцать километров в час! Почему он, сво- 
лочь, устроил мне пытку верховой езды?" 

Эти мои мысли прервал голос Тоси, заглянувшей под 
вагончик: 

- Ты проснулся? 
- Разве я спал? 
- Нет. Сначала, ребята мне рассказали, ты потерял 
сознание, а когда очнулся, тебе дали валерьянки, и ты 
уснул. 
- А где эта сволочь, Худяков? - спросил я. 
- Юля, зачем ты так? - укоризненно заметила То- 
ся. - Мне сказали, что если бы он не промыл твою рану 
керосином, никакой бы йод не помог. Было бы зараже- 
ние крови... 
- Защищай! - грубо сказал я, желая оборвать "адво- 
катскую" речь Тоси. - Нашлась мне... защитница... 
- Я не защищаю, Юля. Просто Иван Иванович рас- 
терялся... ты же видел, как дрожали его руки, а губы 
тряслись так, что он почти не мог говорить... - он очень 
испугался за тебя... 
Тося вползла под вагончик и приблизилась ко мне. 

- Юля, тебе очень больно? 
Я ничего не отвечал. Тогда она бережно осторожно 
дотронулась до моей раненой руки и сказала жалостли- 
вым голосом: 

- Юля, если бы ты только знал, как я переживала за 
тебя. Ты мне веришь? 

Юлий ЧЕПУРИН 

И на это я ничего не ответил, все еще злясь на нее за 
то, что она взяла под защиту Худякова. 

* * * 
Приближалась жатва. За то, что я дважды пострадал 
на "трудовом фронте" меня наградили тем, что сняли с 
"Холта" и посадили на небольшой гусеничный трактор 
"Катерпиллер-20". 
О! Это была игрушка, а не машина. Я сразу влюбился 
в свой новый трактор. Тем более что мне пообещали 
прикрепить к нему комбайн - косить пшеницу. 
Конечно, чего скрывать, сильно обрадовала меня эта 
новость. 
Все бы хорошо, да вот только угнетало всех наша по- 
прежнему нелегкая жизнь. Мы недоедали, недосыпали. 
Двенадцатичасовые смены изматывали нас до крайней 
степени. И опять скажу: удивительно! Мы не роптали, не 
жаловались на свою судьбу. Мы продолжали любить свою 
каторжную работу, запахи степи, запахи созревших хлебов. 
Нас очаровали степные рассветы и закаты. Мы совершали 
походы за земляникой, купались в теплых степных пру- 
дах, вблизи которых, как правило, раскидывали свой стан. 
Изредка на нас обрушивались степные грозы, порою 
такие сильные, что крепление наших армейских палаток 
срывало, и намокший брезент накрывал нас, намокших 
как сусликов... 
И еще угнетало нас отсутствие радио, мы не получали 
газет. Мы кочевали по степи, ставшей для нас домом. Но 
тоска по городской жизни, по своим родным все сильнее 
и сильнее одолевала нас. 
И все равно: в свободное от работы время мы под 
треньканье неразлучной балалайки веселили наши души 
озорными припевками и частушками. 
Мы были "дети рабочих и крестьян", отпрыски не- 
имущих, бедных родителей. Почти всех нас воспитала 
улица, и мы, даже отдалившись от города, жили ее зако- 
нами. 


На дорогах войны 

Нет! Ничто нас не страшило! Ничто не могло пога- 
сить в нас огонь молодости, да и не молодости еще - 
юности! 

Осознание того, что мы несмотря ни на какие лише- 
ния вспахали землю, засеяли и вот уже готовились уби- 
рать выращенный урожай, наполняло нас чувством гор- 
дости за свой труд. 

Надо сказать, что таким боевым настроением, как 
нам тогда казалось, мы обязаны были нашему комсомоль- 
скому вожаку - Николаю Гуденину. Это был настоящий 
вожак: умный, волевой, обладающий твердостью и глу- 
бочайшей верой в победу мировой революции. 

Его авторитет был для нас непререкаем. И когда кто- 
нибудь из нас начинал жаловаться на то, на другое, на 
третье, он выбирал удобный момент и обращался к нам с 
короткой, но выразительной речью: 

- Ребята! Донесла мне разведка (любимое его выра- 
жение), что кто-то собирается "плитануть" в Саратов. 
Бросить к чертовой матери эту нашу житуху и позаго- 
рать на городском пляже. Гад я буду, если стану оста- 
навливать такого, но на прощанье скажу ему пару таких 
теплых слов, что он от них сильнее, чем на пляже за- 
горит... 
Услышать матерное слово из уст Николая Гуденина - 
это всегда было сенсацией. Но зато эти слова были для 
нас, "грешных", понятными, родными и по-особому впе- 
чатляющими. Тем более, что Николай произносил свои 
короткие речи спокойным, ровным, негромким голо- 
сом - от этого они становились еще более убедительнее. 

Только со временем мы поняли, что Гуденин был 
просто-напросто врожденным демагогом, и ему мы были 
обязаны тем, что с нами произошло в дальнейшем. 

Но сейчас мы не понимали одного, с одним не могли 
согласиться. 

Дело было вот в чем. 

Перед началом жатвы к нам пожаловал американский 

инженер Джим Мартин, представитель фирмы "Мак- 


Юлий ЧЕПУРИН 

Кормик Дерринг". Ее комбайнами мы должны были уби- 
рать хлеб. 

Наше недоумение возникало каждый раз, когда мы 
сравнивали свою жизнь с жизнью американца и его пе- 
реводчика Анжи Костальского, поляка по происхожде- 
нию. Он же был у Джима Мартина и поваром. 

Запахи жареного мяса, доносившиеся из палатки 
Костальского, которая служила им и столовой, кружи- 
ли наши головы. Эти дразнящие запахи не столько зли- 
ли и раздражали нас, сколько наводили на вопрос: по- 
чему инженер из Америки, чей труд был в десятки раз 
легче нашего, был окружен таким почетом и внимани- 
ем? И почему мы, пахари и сеятели, дети так сказать, 
земли, дети солнца, свободного и великого Советского 
Союза должны работать как каторжные, перебиваясь с 
хлеба на квас? 

Николай Гуденин изо всех сил защищал американс- 
кого консультанта. Но все равно стена отчуждения сто- 
яла между нами. 

Иногда, когда Джим Мартин бывал в хорошем на- 
строении, он давал нам американские журналы. В них 
были изображены красивые легковые автомобили, само- 
леты, прекрасные дома-коттеджи. 

Мы словно попадали в какой-то фантастический 
мир, далекий и непонятный нам. И на самого Джима 
Мартина мы смотрели как на человека, прилетевшего к 
нам из другого мира. 

Особенно мы удивлялись его способности можно ска- 
зать на расстоянии обнаруживать в комбайне ту или 
иную неисправность. Все мы мечтали стать со временем 
такими же хорошими специалистами своего дела. 

Но горькое недоумение жило в нас. Да, мы понима- 
ли, что за всю технику, что окружала нас, наша страна 
заплатила Америке золотом. Золотом же она и сейчас 
платит и Джиму Мартину и его переводчику. Но почему 
же нас кормят по бумажным талонам, в долг: завтрак и 
ужин - по 34 копейки, обед - 68 копеек. 


На дорогах войны 

Может быть мы как-нибудь и пережили бы эту не- 
справедливость, если бы ни трагических случай, проис- 
шедший в самый разгар жатвы. 

Как я, Саша, уже говорил, нас использовали на са- 
мых разных работах. По очереди мы несли и обязанность 
учетчика - замеряли убранные площади, где пшеница 
была уже скошена. 

Урожай пшеницы был небывалый. Она стояла сте- 
ной. Ночи были безросные, поэтому косовица шла днем 
и ночью. Даже заправку тракторов и комбайнов горючим 
вели прямо в поле. 

В тот день должность учетчика выпала на самого ма- 
ленького практиканта - Васю Ферапонтова. И годами он 
был моложе всех, да и росточком не вышел. Круглоли- 
цый, веснушчатый, никогда не унывающий, Вася по сво- 
ей малосильности трактора не получил и трудился по- 
мощником у кого-нибудь из нас: то прицепщиком, то 
заправщиком. Помогал нашей поварихе тете Дуне стря- 
пать для нас нехитрую еду. 

Мы тогда косили пшеницу на самом большом кли- 
не. Вечером, еще засветло, Вася пришел со своей "са- 
женью-циркулем", обмерил скошенный участок и, уви- 
дев, что нам тут еще косить и косить, отошел подальше 
в сторону, свернулся "калачиком" и, ясное дело, сразу 
заснул. 

Вася не учел, что захват косилки комбайна "Мак- 
Кормик" без малого - пять метров. 

Косили четырьмя комбайнами. Они шли друг за дру- 
гом и к середине ночи приблизились к тому месту, где 
уснул Вася Ферапонтов. Вращающееся мотовило передо- 
вого комбайна легко подхватило тщедушное тело маль- 
чишки, бросило его на транспортерную ленту, которая 
потащила Васю к первому обдирочному барабану... 

Раздался страшный крик... 

- Погиб! - вскочил Шигренев с подушки, - спра- 
шиваю, тот парнишка... - погиб? 
- Нет, Саша. Комбайнер Коля Ерохин, тоже из на- 

Юлий ЧЕПУРИН 

ших, "профтехшкольцев" успел остановить двигатель 
комбайна. 

Шигренев, облегченно вздохнув, снова откинулся на 
подушку, и вдруг снова вскочил: 

- Да где же были ваши руководители!? Где были 
взрослые? Почему вы позволяли так издеваться над со- 
бой?! 
Я не успел ответить: в комнату вбежал адъютант ба- 
тальона. 

- Товарищ комбат! Приказ из штаба полка. Высту- 
пать немедленно! В сторону села N... 
Уже через минуту-другую Шигренев стоял в полной 
амуниции. 

- Жаль, Петрович, что не пришлось услышать, что 
было дальше. Послушай, после войны опиши все это. 
- Опишу. 
- Дай честное слово. 
- Даю. 
- Все, все опиши до малейшей подробности... Вот 
как мне рассказывал. 
- Постараюсь... 
- Ну, а теперь прощай, Петрович. 
Мы обнялись, и Шигренев поспешно вышел из ком- 
наты. 
Я поспешил следом за ним. Полная луна заливала го- 
лубым светом улицы села. Они были полны движения. 
Откуда взялось столько грузовых машин? Их кузова были 
плотно набиты вооруженными бойцами, а к прицепным 
крюкам артиллеристы торопливо цепляли "сорокопят- 
ки". 

Моторы всех автомашин были заведены, но они не 
могли заглушить сдержанный говор бойцов и негромкие 
приказы командиров. 

Ко мне подошел заместитель Шигренева по полити- 
ческой части. 

- Вы с нами? 
- Да! - неожиданно для самого себя ответил я. 

На дорогах войны 

- Вид большого числа автомашин, вооруженных 
бойцов наполняли мое сердце радостью и гордостью: 
"Значит, есть, есть чем встретить немцев! Есть чем 
остановить ненавистного врага", не пустить его к Харь- 
кову! 
- Садитесь в кабину, рядом с водителем, - сказал 
замполит. 
Когда я открыл дверцу кабины, чтобы занять указан- 
ное мне место, замполит спросил: 

- Вы вооружены одним наганом? 
- Да. 
- Слабовато. Вот, возьмите, на всякий случай авто- 
мат "ППШ". На весь батальон их поступило всего сорок 
единиц. 
- А как же вы, товарищ политрук? 
- Обо мне не беспокойтесь, своя рука - владыка, - 
улыбнулся он. 
Село, где предстояло занять оборону, отделяла от на- 
ступающего противника неширокая речка с заболочен- 
ными берегами. Через нее был перекинут мост. Вот за 
этот-то мост и за ту безымянную речку уже которые сут- 
ки шли бои: об этом мне успел сообщить замполит. 

Но что же это? Не доезжая ни до моста, ни до речки, 
машины высадили пехотинцев, и они поспешно и бес- 
шумно, разделившись на две группы, скрылись в при- 
брежных кустах. Не доехали до своих огневых позиций и 
"сорокопятки" со своими расчетами. Артиллеристы за- 
маскировали орудия по обе стороны дороги, ведущей к 
речке. Замаскировались и сами. 

Короче говоря, не прошло и пятнадцати минут, как 
дорога и место будущего сражения обезлюдели и стало 
даже как-то сиротливо... 

Темнота нехотя отступала перед ленивым осенним 
рассветом. 

И чем становилось светлее, тем безрадостнее было на 
сердце при виде следов недавно бушевавшего здесь сра- 
жения. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Слева, в стороне еще дымился немецкий танк. Чуть 
дальше откинули хоботы своих пушек еще два танка. 
Справа от моста увяз в илистом дне наш танк Т-26. Он 
казался карликом в сравнении с гигантской громадиной 
на гусеницах, именуемой танком Т-35. Он сиротливо и 
одиноко стоял в зарослях прибрежного камыша, навсег- 
да расставшись с боевой жизнью... 

Мимо пробежали четверо бойцов. Они, пригибаясь, 
тащили небольшие деревянные коробки. "Саперы!" - 
мелькнуло у меня как только бойцы нырнули под мост. 

Наступила по-особенному трепетная тишина. Где-то 
далеко пропел петух. За ним - еще и еще. 

И трудно было предположить, что через какой-нибудь 
час на этом куске мирной и спокойной земли жизнь в 
очередной раз вступит в борьбу со смертью... А что она 
будет именно таковой, свидетельствовал торчащий из 
воды и устремленный в небо ствол тяжелого орудия. 

Да! Вот оно! Началось! В сторону моста степенно, не- 
торопливо двигались двадцать неприятельских танков. 
Они приближались к мосту все ближе и ближе, еще мед- 
леннее, еще осторожнее, как бы прощупывая твердость 
и надежность грунта под гусеницами. 

Не встретив огневого сопротивления, танки как бы в 
недоумении остановились и словно соображали: не кро- 
ется ли за такой мирной встречей какой-нибудь подвох. 

С замиранием сердца я вместе с истребителями тан- 
ков - артиллеристами наблюдал эту странную, непонят- 
ную мне картину. 

Вот мост миновали два, три танка, четыре, пять, семь, 
восемь... И только тогда прогремел взрыв - мост взлетел 
на воздух. Но перешедшие мост вражеские танки так же 
степенно продолжали путь в сторону села N. 

И только когда они "гуськом", один за другим, выбра- 
лись на правый берег, в их борта ударили "сорокопятки". 

Только сейчас немцы поняли, что село вовсе не оста- 
вили русские, как они думали, а просто устроили им ло- 
вушку. 


На дорогах войны 

Два танка загорелись сразу. К небу потянулись клубы 
черного дыма. Экипажи подбитых танков выскочили из 
машин, но попали под огонь пулеметчиков. Тогда немец- 
кие танкисты развернули свои танковые пулеметы и от- 
крыли из них шквальный огонь. Но били они наугад, 
бесприцельно. 

Загорелся еще один танк. Еще один. Я помогал пода- 
вать заряжающим снаряды, распаковывал ящики с бое- 
запасом. 

Все: и наводчик нашего орудия, и заряжающий, и 
мы, подавальщики снарядов, обливались поVтом. У меня 
пересохли губы, на зубах хрустел песок, глаза резало от 
гари, идущей от горящих танков. 

Но упоение боем было так велико, что можно ли было 
обращать на это внимание? 

Меня почему-то потянуло к мосту - что от него ос- 
талось? Что делают сейчас танки противника, не успев- 
шие перебраться на этот берег речки? 

Я не успел сделать и несколько шагов, как услышал 
вой падающей бомбы. Ее взрыв заглушил все звуки, ца- 
рящие до этого на поле боя. Я распластался на земле, 
ожидая следующего взрыва, но любопытство оказалось 
сильнее страха. Я побежал к мосту и увидел, что от него 
остались лишь вздыбившиеся перила вместе с деревян- 
ным настилом. 

Но не это приковало мое внимание. Я увидел, что из 
нескошенного подсолнечника, словно серые мыши, все 
выскакивали и выскакивали немецкие солдаты. Часть из 
них бежала к дороге, ведущей на мост, боVльшая же часть 
металась по левому берегу реки, очевидно, отыскивая 
брод. И они - нашли его. Сердце у меня оборвалось, 
когда фашисты плотной толпой, взбаламучивая воду, на- 
правились к противоположному берегу. 

Увидев над своими головами немецкие бомбардиров- 
щики, они задирали головы и восторженно потрясали ав- 
томатами в знак приветствия. 

"Они пройдут! Они пройдут!" - в тревоге стучала в 


Юлий ЧЕПУРИН 

моих висках кровь. И скорее от отчаяния, чем от жела- 
ния нанести врагу урон, я со злобой разрядил диск свое- 
го автомата, направив ствол в сторону серой толпы на- 
ступающих фашистов. Но Шигренев оказался куда более 
опытным, чем я. Как только немцы запрудили речку, по 
ним с двух сторон кинжальным огнем ударили станко- 
вые пулеметы. 

Рядом разорвалась очередная бомба. Когда осела зем- 
ля и рассеялся дым, я увидел рядом с собой незнакомого 
лейтенанта. 

- Почему вы здесь? - прохрипел он пересохшим 
ртом. - Что вы здесь делаете? 
- Что и все, - огрызнулся я. 
- Комбат приказал, чтобы вы немедленно покинули 
поле боя. 
- Мне замполит разрешил. Вот и автомат дал... 
- За это и досталось замполиту. 
Вой очередной бомбы помешал мне расслышать, что 
еще говорил незнакомый лейтенант. 
На этот раз бомба разорвалась совсем близко, и толь- 
ко чудо спасло нас. Лейтенант вскочил, бесцеремонно 
схватил меня за руку и поволок к воронке, что была не- 
подалеку. 

- Отпустите руку! - уже не на шутку разозлился я. 
- Немедленно убирайтесь отсюда! - изо всех сил за- 
орал на меня лейтенант. - А потом добавил: - Мы же за 
вас отвечаем. Неужели вы не понимаете?.. 
Его слова остудили мой боевой дух. 

- Слушаюсь, товарищ лейтенант, - с чувством сво- 
ей вины ответил я. - Возьмите вот автомат, он без пат- 
ронов. 
К месту сбора, где должны были собраться мои но- 
вые товарищи по армейской газете, я опоздал на пятнад- 
цать минут. 

- Что с вами, Чепурин? Откуда вы? - встретил меня 
вопросом Секирин. 

На дорогах войны 

- С передовой, товарищ батальонный комиссар. 
- Вы участвовали в бою? 
Я не знал, что ответить. 
- Вы посмотрите на свой внешний вид? Вы что - 
землю пахали? 

ОстроVта была не очень удачной, никто не рассмеялся, 
лишь старший политрук А., не сводивший с меня глаз, 
ухмыльнулся еще ехиднее, чем обычно. 

А Секирин между тем не унимался. 

- Учтите на будущее, товарищ Чепурин. Наша газе- 
та - не воинское подразделение, хотя она и армейская 
газета. И дисциплина для ее сотрудников должна быть 
военной. Вам было приказано быть на сборном пункте 
в 14.00. Мы ждем вас уже целых двадцать минут. Кста- 
ти, вы знаете, что командир батальона Шигренев - 
убит? 
- Как?! - отшатнулся я, будто меня ударили в грудь. 
- Подробностей в штабе полка еще не знают. Да, - 
вдруг спохватился Секирин. - А где же наш водитель? 
Товарищи, где наш водитель я спрашиваю? 

Все сразу засуетились. Начали смотреть на часы. Раз- 
дались голоса возмущения, догадки, всякие предположе- 
ния высказывались. Разумнее всех оказался фотограф 
Помарчук, он заглянул в кабину и бесстрастно доложил: 

- Товарищи, ни ключа зажигания, ни винтовки - 
нет. Я более чем уверен, что он дезертировал. 

И тут вспомнили: когда мы направлялись на передо- 
вую, нам нужно было, не доезжая города Валки, который 
уже был занят немцами, свернуть направо. Но шофер, 
миновав поворот, продолжал двигаться в сторону заня- 
того немцами города. Лишь после того, когда мы ярост- 
но застучали по крыше кабины, машина повернула на- 
зад и доставила нас к месту назначения. 

- Так ведь там у него семья! - внес ясность Секи- 
рин. 
- Что же делать? Что нам делать? - обеспокоенный 
не на шутку, суетился батальонный комиссар. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Разрешите я соединю зажигание напрямую и заве- 
ду мотор, - предложил я выход из положения. 
- А это возможно? - подался ко мне Секирин. - Вы 
думаете, вам это удастся? 
- Попробую. 
Я достал из-под сидения переносную лампочку, ого- 
лил концы двух проводов и замкнул цепь, подающую ток 
от аккумулятора к индукционной катушке. 

Политработники молча следили за моими действия- 
ми, при этом очень и очень сомневаясь в успехе. 
Но через минуту двигатель работал, Секирин кинулся 
обнимать меня. Все сразу повеселели. 

- Ждем еще пятнадцать минут и - трогаем, - беза- 
пелляционно объявил Секирин и обратился ко мне. - 
Вы сумеете повести машину? 
- Попробую, - сдержанно ответил я, подавленный 
сообщением о смерти моего нового боевого друга комба- 
та Шигренева. 
На следующее утро меня вызвали к редактору. 

В комнате, кроме него, находилось еще три человека, 
в том числе первый заместитель редактора, старший по- 
литрук Куклис. 

- Товарищ Чепурин, - без предисловий начал Жу- 
ков. - Объявляю вам благодарность за сохранение редак- 
ционной машины и за доставку наших товарищей в ре- 
дакцию. 
- Служу Советскому Союзу! 
- Оказывается, вы не только отличный водитель, но 
и артист. 
- Да, я имею театральное образование. 
- А те сатирические произведения, что вы читали 
бойцам - сочинили вы? 
- Да. 
- Газете крайне нужны такие материалы. Поэтому 
предлагаю опубликовать их на страницах газеты. 
- Не возражаю, товарищ батальонный комиссар. 

На дорогах войны 

- Спасибо. Теперь последний вопрос. Батальонный 
комиссар товарищ Секирин назначается заместителем 
редактора. В дальнейшем вы будете работать в отделе 
партийной жизни, начальником которого назначается 
старший политрук, товарищ А., - редактор кивком го- 
ловы указал на А., и тот с прежней своей ухмылочкой (о, 
до чего же она была противной!) ждал как я отреагирую 
на последние слова редактора. 
- Товарищ батальонный комиссар, я ничего не по- 
нимаю в партийных делах, вдруг неожиданно для себя 
возразил я. - Прошу разрешить мне работать в отделе 
армейской жизни у политрука товарища Князева. 
Жуков на несколько секунд задумался. 

- Хорошо. Мы учтем вашу просьбу. И, наконец, по- 
следнее. Товарищ Секирин и его друг, политрук Марья- 
сов приглашают вас жить вместе с ними. Оба они - 
опытные газетчики, помогут вам быстрее освоить работу 
литературного сотрудника. 
- Соглашайтесь! Соглашайтесь, - перебивая редак- 
тора и желая упредить мой ответ, - вмешался Секирин. 
- Я согласен. 
Вот и отлично. Сдавайте свою сатиру товарищу Кук- 
лису - это по его части. Ну и, конечно, ждем ваших ма- 
териалов в очередные номера газеты. 

Итак, одного врага я, еще ничего не видя, нажил. Ко- 
нечно же, старший политрук А. не простит мне отказа 
работать под его началом. 

А Марьясов и Секирин оказались великолепными то- 
варищами. Они были неразлучными друзьями и поселя- 
лись всегда под одной крышей. 

Итак, Секирин и Марьясов поселили меня к себе. По 
крайней мере до тех пор, пока я не освоюсь в новой об- 
становке... Или, - как они выразились, - пока мне не 
надоест их компания. 

С той поры мы стали, как говорится, не разлей вода. 
Я вернулся из первой командировки, переполненный 
впечатлениями. Неожиданная гибель комбата Шигрене- 


Юлий ЧЕПУРИН 

ва так потрясла меня, что я решил прежде всего расска- 
зать читателям о нем. 

Мои надежды на то, что я одним махом, с хода опишу 
то, что увидел во время командировки, что услышал от 
Шигренева, бойцов и командиров, что испытал и пере- 
жил, - рухнули: слово не подчинялось мне. 

Я не знал, с чего начать, что сделать главным, от чего 
отказаться, что, наоборот, сохранить. События и люди 
сплетались, мешали друг другу, порождали хаос. 

Первым заметил мои "муки творчества" мудрый Ма- 
рьясов. 

Два дня он наблюдал за мной, а на третий осторожно 
спросил: 

- Не пишется? 
- Ничего не могу!.. Ничего не умею!.. - с отчаянием 
отбросил я ручку и смял очередной лист рукописи. 
- Я понимаю вас, - сказал Марьясов. - Только вы 
рано отчаиваетесь, мы все так начинали. Я и до сих пор 
робею перед чистым листом бумаги, и до начала работы 
вижу в нем своего врага. 
- А как легко читать ваши статьи и очерки! - ис- 
кренне воскликнул я, что заставило Марьясова улыб- 
нуться. 
- И вы научитесь. Я слышал о вашем успехе в поез- 
дке на передний край. А теперь познакомился и с двумя 
вашими юморесками. Чувствуется, что они написаны 
способным человеком, и, тем не менее они далеки от со- 
вершенства. Так что не обольщайтесь, вам еще надо мно- 
го и многому учиться. Вот посмотрим хотя бы это... - 
Марьясов взял номер газеты, в которой была напечатана 
моя пародия "Все хорошо, все хорошо". 
- Вы, например, вкладываете в уста генерала Мотер- 
нера такие слова: "В Елец вошли, и вдруг, о, правый 
Боже, случилось то, ЧТО Зикс не ждал". Согласно пра- 
вилам русского языка, нужно было написать не ЧТО, а 
ЧЕГО. И тогда фраза должна была зазвучать так: "Случи- 
лось то, ЧЕГО Зикст не ждал". 

На дорогах войны 

И дальше генерал Мотернер у вас продолжает: "И тут 
начаVлся та-ра-рам". Опять вы допускаете стилистичес- 
кую ошибку: в слове "начался" ставите ударение не на 
последнем слоге, а на втором. 

Замечания Марьясова, которые казались мне "блоши- 
ными" укусами, порождали во мне глухое раздражение, 
неприязнь, хотя я и не мог не признать его правоту. 

Но вдруг! - вот оно - главное. 

- Работа военного журналиста отличается тем, что 
он должен писать быстро и хорошо. А главное - прав- 
диво. И хочу дать вам один совет: положите в основу 
своего прозаического материала ОДНОГО героя, не рас- 
текайтесь мыслью по древу. Не занимайтесь "сочини- 
тельством", старайтесь не украшать ЛЮБОЙ материал 
литературными красивостями. Проще и еще раз проще! 
Пишите о том, что видели, слышали, пережили. У вас 
получится, человек вы способный, можно даже сказать, 
талантливый. 
Ночь напролет не отрывал я пера от бумаги, а утром 
протянул объемистую рукопись Секирину, по старшин- 
ству. Но он передал ее Марьясову и пояснил: 

- Консультантами по литературным вопросам в ре- 
дакции являются два человека: Михаил Марьясов и за- 
меститель редактора старший политрук Куклис. 
Передвинув очки с переносицы на лоб, Марьясов 
молча стал читать, передавая страничку за страничкой 
Секирину. 

Наконец, Марьясов водрузил очки на прежнее место 
и обратился ко мне с неожиданным вопросом: 

- Вы сможете сократить материал в пять-шесть раз? 
Вспыхнув от недоумения, я резко бросил: 
- Конечно, нет. 
- Жаль. - Марьясов с минуту помолчал. - Матери- 
ал интересный, но сыроват. Требует не только сокраще- 
ния, но и литературной доработки. 
Желая хоть сколько-нибудь смягчить свою жесткую 
оценку, Марьясов продолжил: 


Юлий ЧЕПУРИН 

- Вы написали слишком большой по объему очерк. 
Но очерки, повести и романы мы будем писать после 
войны, если, конечно, доживем до победы. Сейчас же 
газете требуются короткие, оперативные материалы. 
Я слушал Марьясова, а в груди гневно колотилось 
сердце: "Не согласен! Не согласен! Не согласен! Ничего 
ты, политрук, в литературе не понимаешь, хоть и взялся 
поучать меня!" - так и хотелось мне высказать все, что 
готово было сорваться с кончика языка. Но меня опере- 
дил батальонный комиссар Секирин. 

- Я согласен с Михаилом Абрамовичем, - вмешался 
Секирин. - Но хочу отметить еще один серьезный недо- 
статок очерка. Спора нет, старший лейтенант Шигренев 
является настоящим героем. Но, понимаете, вы пишите 
о его прошлых подвигах, совершенных за два года до на- 
чала Отечественной войны. Поход за освобождение За- 
падной Украины. Но об этом "походе" нам лучше бы не 
вспоминать, тем более о войне с Финляндией. Об этом 
позорище сейчас даже заикнуться нельзя. Нам же нужны 
сегодняшние герои. Неужели вы не встретили ни одно- 
го? Вам о них не рассказали? Не может этого быть! Тем 
более, стало известно, что вы были свидетелем сраже- 
ния за мост, за переправу. А характер старшего лейте- 
нанта описан хорошо. И бой описан хорошо... Ладно! 
Будем соображать... 
Я угрюмо молчал, полностью не согласный с оценка- 
ми. Все внутри кипело от возмущения. 

- Впрочем, если вы не согласны с нами, можете по- 
казать очерк заместителю редактора Куклису. Он - про- 
фессиональный литературный критик, и лучше нас раз- 
берется - что к чему. 
Марьясов угадал мое настроение. Но у меня вдруг сра- 
ботал внутренний тормоз. Вспомнил народную мудрость: 
"Если двое говорят тебе, что ты пьян, иди и проспись". 

Моих оппонентов было двое, и в их искренности 
(а, может, и в справедливости!) я не имел оснований со- 
мневаться. 


На дорогах войны 

Когда я немного остыл, Марьясов, как школьный учи- 
тель, спокойно, ласково, даже можно сказать, любовно 
разобрал мой, так сказать, очерк "по косточкам", упирая, 
впрочем, больше на его достоинства, чем на недостатки. 
Но я был уже "тертый калач", и сразу понял эту уловку. 

Ну, ладно. Дело не в этом. Дело в том, что тот первый 
творческий разговор с моими новыми товарищами помог 
мне (кстати сказать - очень вовремя!) спуститься с об- 
лаков на землю и понять, что я далеко не Есенин и не 
Лев Толстой... 

Дорогой читатель! Я хочу быть предельно искренним 
в моей повести, и поэтому не могу не обратить твое вни- 
мание вот на такую деталь. 

Мои новые товарищи, о которых я сейчас рассказы- 
ваю, были свидетелями моего выступления перед бой- 
цами комбата Шигренева, были свидетелями моего боль- 
шого, неожиданного для них и для меня самого успеха. 
И вот, в момент разбора очерка, когда в самом конце раз- 
говора Марьясов обронил фразу: "Вы, Юлий Петрович, 
способный человек, но еще надо много учиться, не упи- 
вайтесь своими успехами", мой мозг кольнула злая 
мысль: "Да от зависти вы все это говорите! От зависти!" 

Как я был несправедлив тогда! 

Прошло много лет. Уже давно нет в живых ни Миха- 
ила Абрамовича Марьясова, ни Михаила Кузьмича Се- 
кирина. С ними я прошел большой боевой путь, и по- 
этому позволю рассказать о них чуть подробнее. 

Секирин был колоритной фигурой. 

Подвижный, суетливый, порывистый в движениях, он 
отличался во всем какой-то особой активностью. Его 
гладко выбритая голова, как-то по-особому нелепо при- 
крытая пилоткой, мелькала то тут, то там. Всех он по- 
правлял, любил давать советы. Его щеки всегда пылали 
румянцем. 

Кадровый политработник, он быстро освоил профес- 
сию журналиста, к тому же показал себя хорошим, на- 
дежным товарищем, беспокойным и заботливым. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Вот почему все мирились с его недостатками, глав- 
ным из которых был, пожалуй излишний педантизм. 

Секирин носил в себе груз какой-то не совсем понят- 
ной окружающим семейной драмы - она тяготила его. 

Самым большим другом Секирина был политрук Ми- 
хаил Абрамович Марьясов, еврей по национальности. Но 
никто тогда не придавал этому значения, а потом, его 
мягкость, интеллигентность, расположенность к людям 
могли дать десять очков вперед любому русскому. 

Он был много старше Секирина и много спокойнее. 
Весь его облик напоминал о мирной, "цивильной" жиз- 
ни - военная форма была ему явно противопоказана. 
Она никак не хотела плотно прилегать к его телу - не 
помогала ни портупея, ни офицерский поясной ре- 
мень - весь он был "домашний", чему способствовало 
его доброе лицо, увенчанное вьющимися колечками бе- 
локурых волос. 

Родом он, кажется, был из Киева. 

Никакого особого положения в редакции Марьясов 
не занимал, литературный сотрудник и литературный 
сотрудник. Только и всего. Но было интересно наблю- 
дать каким авторитетом он пользовался у газетчиков. Он 
редко выезжал на передний край, зато на нем лежала не- 
гласная обязанность писать передовые статьи, править 
наши корреспонденции, страдающие стилистическими 
погрешностями. Можно сказать, что он был правой ру- 
кой замредактора Куклиса, по существу они вдвоем 
"вели" газету, определяя ее "лицо". 

Марьясова отличала одна удивительная черта: он 
ежедневно писал письма своей жене. И если поначалу 
газетчики, как мне рассказывали, над этим подшучива- 
ли, то со временем всякие шуточки прекратились. 

Особенно приумолкли те, что успели обзавестись 
фронтовыми подругами. 

На следующее утро состоялась очередная редакцион- 
ная "летучка", которая проводилась один раз в неделю. 
Тема одна - нужны горячие, мобилизующие материа- 


На дорогах войны 

лы, нужно полнее освещать на страницах подвиги рядо- 
вых бойцов и командиров. Больше ненависти к врагу! 
Больше уделять внимания пропаганде боевого опыта. 

Все слова, произносимые редактором Жуковым, были 
настолько стандартны и общеизвестны, что никакого 
впечатления они не производили. Неожиданно общий 
интерес вызвало выступление старшего политрука А. 

- Я хочу добавить к словам товарища батальонного 
комиссара. В тот момент, когда газета должна готовить 
нашего читателя к возможным уличным боям в Харько- 
ве, увеличивать количество публикаций, связанных с 
массовым порывом воинов - вступать в коммунистичес- 
кую партию, мы стали заниматься зубоскальством, сме- 
шить бойцов в то время, когда нужно всеми средствами 
поднимать боевой дух воинов, развивать наступательный 
порыв... А мы - "хиханьки да хаханьки"... Пародии раз- 
ные, хотя на нас самих надо писать пародию, если мы не 
понимаем, что сегодня нужно газете... 
Будто по мановению дирижерской палочки, взоры 
присутствующих сразу же обратились на меня. 
Кровь бросилась мне в голову. Горький ком обиды за- 
стрял в горле. Но я нашел в себе силы проглотить его. 

- Разрешите, товарищ редактор, - резко поднялся я 
с места. 
Жуков согласно кивнул головой. 

- Хочу задать вопрос товарищу старшему политру- 
ку, - начал я. - Известно ли ему, что свои "хиханьки и 
хаханьки" я лично редакции не предлагал. У меня их по- 
просил заместитель редактора товарищ Куклис. И он был 
волен решать - печатать эти "хиханьки и хаханьки" или 
не печатать. 
И тут началось! На начальника отдела партийной 
жизни так насели коллеги, что мне, честно говоря, стало 
его даже жалко. Но вот редактор потребовал тишины: 

- Меня крайне удивило выступление старшего по- 
литрука. Хочу извиниться за его слова перед товарищем 
Чепуриным. Как говорится, сам Бог послал его нам в 

Юлий ЧЕПУРИН 

редакцию. Завтра вы прочтете в газете его первый про- 
заический материал. И мы думаем, что он придется по 
душе читателям не меньше, чем первые его сатиричес- 
кие публикации. Скажу вам больше. Мы намерены про- 
сить товарища Чепурина и художника товарища Вайс- 
борда создать в нашей газете отдел сатиры и юмора. 
И этот отдел будет у нас постоянным, какие бы гроз- 
ные события ни развивались на фронте. Сегодня ночью 
мне звонил начальник политотдела армии бригадный 
комиссар товарищ Калядин. Он попросил, чтобы мы и 
дальше продолжали помещать на страницах газеты как 
можно больше веселых, смешных и сатирически-острых 
публикаций. 

* * * 

С каким же нетерпением ждал я утра следующего дня. 

И вот держу в руках свежий, еще пахнущий типограф- 
ской краской номер газеты. 

Разворачиваю и вижу: подвал второй и третьей стра- 
ницы занимал очерк "Смерть комбата". Пробегаю его 
глазами - Боже! Насколько же его сократили! Каким 
куцым и неинтересным показалось мне то, что было на- 
печатано! 

Обида, граничащая с оскорблением тупым клином 
вошла в мою грудь. "Как они могли? Как они посмели 
коверкать, уродовать мой материал, не спросив у меня на 
то согласия?" 

Я готов был сорваться с места и бежать к редактору, 
чтобы высказать все, что думаю и о нем, и тех "редакто- 
рах", которые урезали мой очерк! Но на пороге я столк- 
нулся с Марьясовым. 

- Куда вы так устремились? - спросил он загоражи- 
вая мне дорогу. 
- Пустите! - резко ответил я и попытался отстра- 
нить политрука. Но не тут-то было! Наверное мой вид 
подсказал Марьясову линию его поведения. 
- Успокойтесь, Юлий Петрович. И не спешите. Мне 

На дорогах войны 

необходимо с вами поговорить. Давайте вернемся в ком- 
нату. 

Мы оба сели. Марьясов по привычке несколько раз 
провел ладонями по лицу, а потом пристально посмот- 
рел на меня. 

- Вы расстроены тем, как подали ваш очерк? 
- Варвары! Вандалы! Да как они посмели! Они 
считают меня топором из-под лавки? Да? Да мой рас- 
сказ еще четыре года назад Федор Панферов в журнал 
"Октябрь" взял. Он ни одной буквы не исправил, а 
здесь!.. 
"Выпустив весь пар", я снова устало опустился на 
стул. 

- Вы путаете толстый журнал и газету. Открою вам 
тайну: в редактировании вашего материала принимало 
несколько человек. Мы хотели сохранить в очерке самое 
ценное, самое существенно-важное. Вы должны остыть. 
Да, остыть. И через какое-то время прочитать свой очерк. 
И вы, Юлий Петрович, - Марьясов впервые назвал меня 
по имени-отчеству, - должны иметь в виду, интересы 
газеты всегда выше интересов автора. Кем бы он ни был. 
Конечно, до Эренбурга, или Симонова, или Василия 
Гроссмана нам с вами не дотянуться, поэтому останемся 
скромными работниками пера. 
Вошел Ваня Пономаренко. 

- Товарищ Чепурин, вам письмо. 
На солдатском почтовом "треугольнике" адрес был 
написан незнакомым мне женским почерком. Торопли- 
во вскрыл письмо. Пробежал написанное глазами. 

- Он - жив! - радостная мысль пронзила мое со- 
знание. - Комбат, старший лейтенант Шигренев - жив. 
Вот. Он пишет из госпиталя, - разъяснил коллегам в от- 
вет на их недоуменные взгляды. 
Шигренев сообщал, что под его диктовку пишет мед- 
сестричка Маша. Он находится в военном госпитале. 
Его, наверное, в скором времени отправят дальше, в глу- 
бокий тыл. Заканчивал он письмо так: 


Юлий ЧЕПУРИН 

- Петрович, если сможешь, навести меня. А если 
тебе это не удастся, пожалуйста, напиши мне продолже- 
ние своего рассказа о том, что стало со всеми вами, ког- 
да вы работали в степи. Напомню, что остановился ты на 
том, как Вася Ферапонтов чуть не погиб, когда его затя- 
нуло в комбайн. Обнимаю тебя. Саша. 
В конце письма он сообщил адрес госпиталя. 

И вдруг бурная радость, захлестнувшая меня, смени- 
лась настоящим ужасом. Меня бросило в холодный пот. 

"Шигренев жив! А я написал в очерке, что он погиб. 
Я написал неправду! В первом своем очерке я допустил 
непростительную ложь!" 

- Что с вами? - уже не на шутку перепугался Марь- 
ясов. - Вы так побледнели, что на вас страшно смот- 
реть. 
- Простите. Мне действительно так плохо сейчас, 
что не знаю как быть. - Я написал в очерке, что Шигре- 
нев убит. А он, оказывается, жив! Я счастлив этому бес- 
крайне. Но ошибка, моя ошибка, допущенная в очерке! 
Я же опозорил себя, газету! Скажите, - вдруг кинулся я 
к Марьясову, - а можно газету задержать? Чтобы она не 
попала к читателям? 
- Увы! Весь тираж уже давно ушел на армейский узел 
связи. 
- Как же я посмотрю в глаза редактору? Другим то- 
варищам? Старшему политруку А.? 
- Посмотрите всем им в глаза, как мужчина, - от- 
резвил меня Марьясов. - Вы несколько минут тому на- 
зад обрушились на редакцию за то, что она "испортила" 
ваш очерк. Возможно, вы и правы. Возможно, редакция 
допустила ошибку. Вот и вы - допустили ошибку. С кем 
не бывает. Но меня интересует другое: что для вас важ- 
нее? То, что ваш герой не погиб, остался жив. Или вас 
тревожит то, какое наказание последует за вашу журна- 
листскую ошибку? 
- И вы еще спрашиваете? Конечно, я счастлив, 
трижды счастлив, что комбат Шигренев остался жив. 

На дорогах войны 

- Хотите я дам вам совет? - спросил Марьясов. 
Я молча кивнул головой. 
- Нам всем повезло с редактором. Он изумительный 
человек. Идите к нему, объясните ситуацию и попросите 
машину для поездки в госпиталь. 
- Да разве это возможно? - робко засомневался я. 
- Ступайте. И если докторам удалось спасти жизнь 
вашему герою, вы вернетесь в редакцию с материалом 
для нового очерка "Воскрешение комбата". ДорогоVй, ма- 
териал сам просится вам в руки. Не теряйте же времени. 
Редактор действительно разрешил мне поехать в гос- 
питаль. Мы с водителем не без труда отыскали школу, 
где располагался госпиталь. 

Но, слава Богу! Нашли все-таки. 

И вот я вбегаю в просторный прохладный вестибюль, 
показавшийся мне после улицы почти темным. Но за ма- 
товыми стеклами отгороженной кабинки сумел разгля- 
деть женщину в белом халате. 

Сбивчиво, запинаясь на каждом слове, я стал рас- 
спрашивать о комбате Шигреневе. Очевидно, мое волне- 
ние было столь велико, что оно передалось дежурным 
справочного бюро, и они поспешно, но тщательно нача- 
ли просматривать свои толстые тетради. Фамилия Шиг- 
ренева в них не значилась. Мне задавали какие-то во- 
просы, уточняли месяц и день ранения, день эвакуации 
Шигренева с поля боя. Но в ответ на все их вопросы я 
протянул им через окошечко письмо - единственное до- 
казательство того, что старший лейтенант Александр 
Иванович Шигренев находится в их госпитале. 

- Так ведь это же Маша Чижова писала. Это ее по- 
черк. А ну-ка, Люба, позвони в реанимационную хирур- 
гию. Пусть Маша спустится. 
- Сейчас Маша Чижова спустится. Потерпите не- 
сколько минут. 
И вот по металлическим ступенькам лестницы засту- 
чали каблучки. Молоденькая девушка, почти девочка, 
направилась к кабине справочного бюро. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Она подошла к окошечку и звонким голоском спро- 
сила: 

- Вы меня звали, Наталья Петровна? 
- Звала, Машенька, звала. Вот тут товарищ журна- 
лист из газеты старшего лейтенанта Шигренева спраши- 
вает. А у нас в списках его нет. 
- Кто спрашивает? - метнулась Маша от окна и тут 
увидела меня. 
- Это я. Саша прислал мне письмо, которое вы пи- 
сали под его диктовку. Что с Сашей? Почему его имени 
нет в списках? 
Маша опустила глаза: 

- Он... Он... - захлебываясь слезами, с трудом под- 
бирала слова Маша. - Он... скончался полчаса назад. 
Обратный путь в редакцию показался мне бесконеч- 
но долгим. Все вспоминал, как настойчиво добивался 
возможности увидеть своего мертвого друга, как всмат- 
ривался в черты его лица, а мою грудь терзали его слова 
из присланного мне письма: 

"Напиши мне о том, что стало с вами, когда вы рабо- 
тали в степи. Ты остановился на том, как Вася Ферапон- 
тов чуть не погиб, когда его едва не затянуло в ком- 
байн..." 

В редакции увидел на стене два приказа. В одном мне 
объявлялась благодарность за спасение машины, в дру- 
гом - выговор за неточность, допущенную в очерке 
"Смерть комбата". 

ГАЗЕТЧИКИ 

(Будни военного корреспондента) 

В одной из своих книг знаменитый писатель А. Сол- 
женицин критически высказался в адрес военных жур- 
налистов, отметив, что отражение ими боевых действий, 
не передавало всей сложности и, следовательно, всей 
правды войны. 


На дорогах войны 

Замечание А. Солженицина - несправедливо, и я 
хочу вступиться за моих собратьев по перу, многие из 
которых погибли в боях, выполняя свой профессиональ- 
ный долг. 

Именно усилиями военных газетчиков была создана 
грандиозная летопись Великой Отечественной войны, 
которая еще ждет своих исследователей. 

Труд военных журналистов был бескорыстен - ника- 
ких гонораров работники дивизионных, армейских, 
фронтовых газет не получали. Единственным стимулом в 
их работе было творческое соревнование, где главным 
критерием были правдивость и достоверность того, о чем 
писал газетчик. 

На переднем крае бойцы и командиры встречали га- 
зетчиков как дорогих гостей. Это, конечно же, вдохнов- 
ляло нашего брата, заставляло нас мириться с трудностя- 
ми, свойственной нашей беспокойной профессии. 

Перемещаясь вдоль линии фронта в поисках героев 
наших корреспонденций, мы были уподоблены вольным 
птицам - никто и ничто не мешало нам самостоятельно 
отыскивать бойцов и командиров, отличившихся в боях. 
Вот это было, пожалуй, самой трудной задачей. 

Мне работалось легко и радостно. 

И этому я был обязан трем обстоятельствам. 

Главное из них состояло в том, что я до начала войны 
"отмотал" срок действительной военной службы, и без 
"пересадки" начал войну 22 июня сорок первого. 

С того памятного дня я хлебнул солдатской каши вдо- 
сталь, прошел, как говорится сквозь огонь, воду и мед- 
ные трубы. 

Второе обстоятельство было связано с моей актер- 
ской профессией - во фронтовых условиях она "обога- 
тилась" моей способностью к сочинительству. 

И, наконец, третьим, благоприятным для меня об- 
стоятельством была на первый взгляд ничтожная деталь: 
я был - с ног до головы - облачен в одежду рядового 
красноармейца. Моя солдатская шинель, в которой по- 


Юлий ЧЕПУРИН 

том я дотопал до Сталинграда и в ней же ползал по его 
окопам и колдобинам, была как бы паролем при моем 
знакомстве с красноармейцами. 

Я весь отдался работе. 

Записи в моих фронтовых блокнотах обретали свою 
вторую жизнь на страницах газеты. 

Я любил выезжать на передовую. Меня тянуло к сол- 
датам, в их блиндажи и окопы. Общение с бойцами на- 
полняло мою жизнь каким-то особым смыслом, сделало 
ее более целеустремленной что ли?.. 

Я так увлекся репортерской работой, что забросил со- 
чинительство пародий, частушек, юморесок, осмеиваю- 
щих гитлеровцев. 

Но вот однажды, в один прекрасный день меня нео- 
жиданно вызвали к редактору газеты. 

В комнате находились трое: редактор, батальонный 
комиссар С. И. Жуков; заместитель редактора, старший 
политрук Г. С. Куклис и художник газеты Марк Вайс- 
борд - по виду неоперенный птенец откровенно еврей- 
ской наружности. 

Немного остановлюсь на каждом из них. 

И начну я, конечно же, с редактора С. И. Жукова. 

Это был высокий, симпатичный блондин средних лет. 
Добрая улыбка, не сходившая с лица батальонного ко- 
миссара, говорила о его мягком характере. 

Я уже был наслышан, что в газетном деле наш редак- 
тор был не очень силен, а если сказать честно, был не 
силен вовсе. 

Но этот недостаток с лихвой компенсировался его 
способностью сплотить вокруг себя людей, всячески 
способствовать успеху их работы. 

Разительно отличался от Жукова его заместитель, 
старший политрук Г. С. Куклис. 

Мрачноватый и молчаливый, он своей сдержаннос- 
тью как бы подчеркивал свой высокий статус професси- 
онального литератора-журналиста. До войны он был за- 
местителем редактора одного из столичных журналов и 


На дорогах войны 

отпечаток этого высокого положения как бы лежал на 
всем его облике. Он имел тонкие черты лица. Темная, 
словно у мулата, кожа обтягивала высокий лоб, а в чер- 
ных волосах уже тщетно пряталась седина. На его носу 
покоились очки в тонкой золотой оправе. 

В художнике нашей редакции Вайсборде самым при- 
мечательным пожалуй была его худоба. Новая солдатс- 
кая шинель, перетянутая брезентовым ремнем, висела на 
нем, как на метле. Его иссине-черные волосы природа 
завила в мелкие колечки, что делало его похожим на па- 
стушка из древней пасторали. 

Разговор, естественно, начал редактор. 

Не буду приводить его полностью, отмечу лишь глав- 
ный смысл сказанного. 

Мне ставилось в упрек то, что я перестал предлагать 
редакции стихи, а, главное, "сочинения" из области са- 
тиры и юмора. 

На это я резонно ответил, что в редакции есть про- 
фессиональный поэт Александр Золотушкин, а сочине- 
ние сатиры и юмора не входит в обязанности литератур- 
ного сотрудника, тем более, что я не состою в штате ре- 
дакции. 

Мой ответ, произнесенный сдержанно, но с достоин- 
ством, обескуражил руководителей газеты: ведь они луч- 
ше меня знали, что за время, прошедшее со дня моего 
прихода в газету, я опубликовал значительно больше ма- 
териалов, чем это сделали другие литсотрудники. 

Но дело не столько в этом. Меня обидела, если не 
сказать больше, "атака", которую предприняли против 
меня, рядового красноармейца, военачальники, имею- 
щие не только высокие командирские звания, но и вы- 
сокое служебное положение. 

Вот почему я решил дать им "бой". Истины ради сле- 
дует сказать, что моя "смелость", граничащая с дерзос- 
тью, покоилась не только на том, что я знал себе цену, 
но и на прочности моего тыла. Ведь в газету я был на- 
правлен Военным советом и политотделом армии. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Но вернусь к тому, чем закончился наш разговор. 

Во-первых, после моего ответа батальонный комис- 
сар Жуков (Куклис в процессе всего разговора отделы- 
вался молчанием) сразу снизил голос на полтона ниже. 

Итогом встречи было следующее решение: моя "нор- 
ма" на "поставку" чисто военных материалов значи- 
тельно уменьшилась. Была высказана просьба, чтобы я 
в содружестве с художником Марком Вайсбордом по- 
пробовал создать отдел сатиры и юмора, для которого 
газета будет регулярно предоставлять довольно много 
места. 

- И это не только наша просьба, - кивнул Жуков в 
сторону Куклиса, - но и начальника политотдела, бри- 
гадного комиссара товарища Калядина, - несколько тор- 
жественно подчеркнул Жуков. 
Так родился в нашей армейской газете отдел сатиры 
и юмора "На штык", который очень скоро прославил нас 
с Марком Вайсбордом. Работать с ним было легко и про- 
сто. Мы быстро нашли общий язык, хотя каждый рабо- 
тал в своем жанре: я - сочинял, Марк - иллюстрировал 
написанное мною карикатурами. 

Темы для сатирических стихов я черпал из сводок Сов- 
информбюро, которое сообщало об успехах на фронтах 
боевых действий - от Балтики до берегов Черного моря. 

А победы эти случались, и хотя не так часто как бы 
этого хотелось, но случались. 

Так с некоторых пор я стал работать "двойной тягой": 
мои поездки на передовую теперь чередовались с крат- 
ковременными "творческими отпусками", отведенными 
на создание "репертуара" для отдела сатиры и юмора 
"На штык". 

Но такая нагрузка больше радовала, чем утомляла 
меня. Успех "Штыка" у читателей газеты подогревался 
установившейся перепиской с моей женой Ларисой. Она 
присылала мне ласковые, полные любви и нежности 
письма, в которых просила об одном: не беспокоиться о 
ней и детях. Писала, что у них все хорошо, что все они 


На дорогах войны 

живы и здоровы. Меня же просила писать ей как можно 
чаще. Говорила, что каждая весточка от меня придает ей 
силы и помогает бороться с трудностями и лишениями, 
выпавшими на ее долю. 

Сообщала, что она вместе с другими эвакуирован- 
ными женщинами - женами военнослужащих работает 
в одном из колхозов Саратовской области, где и тру- 
дится по сей день. Благодарила за присланные вырез- 
ки из газеты, радовалась за меня, желала дальнейших 
успехов... 

Конечно, я понимал, что Лариса многое скрывает, 
многое недосказывает, что ей в десятки раз труднее, чем 
другим эвакуированным женам командиров, с коими ее 
свела судьба. Ведь она в отличие от жен командиров, не 
получала от меня денежного аттестата, что лишало ее 
хотя бы какой-то материальной помощи. Мое денежное 
довольствие составляло всего десять рублей в месяц. Этих 
денег мне едва хватало на махорку. 

Могла ли Лариса представить тогда, что работа в га- 
зете была совсем не такой завидной и легкой, как ей мог- 
ло показаться, да и какой представлял ее я сам ранее. 

Увы! Эта работа приносила столько же удовлетворе- 
ния и радости, сколько и душевной боли - этого я хлеб- 
нул тоже с избытком. 

Я хочу привести лишь несколько эпизодов, которые с 
наибольшей степенью убедительности подтвердили бы 
противоречия, сопутствующие моей жизни. 

Если раньше после перевода меня из шифротдела в 
газету, я в порыве эйфории уподобил себя вольной пти- 
це, легко и свободно перемещающейся вдоль линии 
фронта (о, если бы это было так!), то очень скоро это 
оказалось совсем не так. 

В дождь, в грозу, в метель и буран, в трескучий мороз 
и в жару, по глубоким снегам и размытой на многие ки- 
лометры талыми снегами степи шлепали бывало, грызя 
на ходу ржаной сухарь, "закусывая" его ржавой селедкой, 
от одного окопа к другому, от одной роты к другой. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Наша старенькая полуторка, обслуживающая редак- 
цию, однажды не вынесла этого безобразного бездоро- 
жья - у нее полетел карданный вал. 

Чудом, можно сказать, под самым носом немцев, нам 
удалось заменить эту деталь, но это, конечно, не усилило 
проходимость автомобиля. 

Теперь каждый из нас, литсотрудников, добирался до 
линии фронта на чем Бог пошлет - порой в кабине ма- 
шиниста паровоза, порой на броне танка, или гусенич- 
ном тракторе, подвозящем к передовой боеприпасы. 
А чаще всего - на своих двоих. 

Даст тебе начпрод редакции Иван Понамаренко су- 
хой паек на трое суток и - полный вперед! 

И голод, и холод часто были моими попутчиками в 
этих странствиях по маршруту: редакция - передовая, 
передовая - редакция. 

Но вот, наконец, ты у цели - в солдатском окопе или 
блиндаже. Приветствие, две-три фразы, и вот в тебе уже 
видят родственную душу - вступает в действие неписан- 
ный закон: солдат солдату - брат. Брат по судьбе, по 
мужицкой доле, по ратному делу... 

Уж тебя, действительно, встречают как родного - 
и накормят, и обогреют, и поделятся последней порци- 
ей махорки... 

Да! Общение с солдатами и командирами было самым 
отрадным в жизни каждого газетчика. 

И какое же щемящее чувство одиночества охватывало 
тебя на обратном пути в редакцию, когда ты покидал теп- 
ло солдатской семьи. 

В январе сорок второго шли ожесточенные бои с гит- 
леровцами у села Волхов Яр, что под Харьковом. 

Морозы стояли жуткие. Снега - каких Украина не 
видела много лет. Село Волхов Яр находилось на возвы- 
шенности, раскинулось вдоль длинного холмистого кря- 
жа. По его краю немцы за осень успели понастроить 
ДОТы и ДЗОТы, укрепив их продуманной системой 
огня. 


На дорогах войны 

Многократные попытки взять Волхов Яр штурмом 
каждый раз оканчивались неудачей, так как деревня N, 
служащая исходным пунктом для наступления, лежала в 
низине. 

С превеликим трудом добрался я поздним вечером до 
этой деревни. Я безумно устал, продрог, проголодался, и 
был несказанно обрадован, когда в окне одного из домов 
увидел неяркий огонек. 

Я вошел в дом. 

В просторной горнице, лишенной какой-либо мебе- 
ли, на полу, устланном соломой, плотно сидели солдаты. 
На столе мерцала "коптилка", тускло освещая крохотное 
пространство вокруг себя. 

Из слов воинов я узнал, что рота автоматчиков гото- 
вится к предстоящему бою. 

Да это и было видно. Кто-то из солдат чистил и сма- 
зывал автомат, кто перематывал портянки, а кто просто, 
опустив голову на колени, прикорнул перед тем, как ус- 
лышать команду: "Стройся!" 

Негромкий говор, шутки, подначки... 

Кто-то, предложив "согреться", вдруг навалился на 
ближайших соседей, началась возня, сопровождаемая не- 
злобивой матерщиной. Словом, передо мной была типич- 
ная солдатская спаянная семья, спаянная не только совме- 
стной службой, но и предстоящим выступлением в поход... 

Есть хотелось до невозможности, но попросить кое- 
что из еды у солдат, я постеснялся. 

Я пробрался в дальний, затемненный угол комнаты и 
стал жадно ловить каждое слово, каждую шутку, каждую 
"подначку" автоматчиков. Я чувствовал себя приобщен- 
ным к этой солдатской семье, рядом с которой мне 
было, как никогда, тепло и уютно. 

И вдруг меня обожгла мысль: "Как же я могу жаться 
в темном углу, когда я, может быть, вижу этих хлопцев в 
последний раз? Когда же, если не сейчас, я должен, как 
могу, поднять их настроение, ободрить, вселить уверен- 
ность в своих силах, в победу? 


Юлий ЧЕПУРИН 

Я решительно поднялся, прошел в середину комна- 
ты, чтобы пламя "коптилки" хоть сколько-нибудь осве- 
тило меня, и обратился к бойцам: 

- Товарищи! 
Присутствующие примолкли и с интересом вглядыва- 
лись в меня "чужака", так беспардонно оторвавшего их 
от своих занятий. 

- Я корреспондент армейской газеты и красноар- 
мейский поэт. - Назвал свое имя и фамилию. - Может 
вы читали мои стихи и корреспонденции в нашей газете. 
Как вы видите, я тоже - рядовой солдат. Начал я войну 
22 июня. И кое-что успел повидать и испытать. А сейчас 
разрешите мне прочитать несколько моих стихотворений. 
В доме воцарилась тишина. Слышно было лишь по- 
трескивание "коптилки" и дыхание солдат. 

Со всех сторон послышались возгласы одобрения. И 
я начал читать. Бойцы слушали то с гневом на лицах, 
когда речь шла о зверствах фашистских захватчиков, то с 
хохотом и свистом, когда читал сатирические стихи. Сло- 
вом, равнодушных в полутемной комнате не было. 

- А вот это сатирическое стихотворение "Шаль и 
Шваль", - громко возвестил я, принимая серьезный 
вид, - я написал по пути к вам. 
И, подождав, когда наступит тишина, столь же серь- 
езным голосом начал: 

У колхозницы Настасьи 
Стибрил немец Шваль - шаль. 
Так тепло, уютно в шали - благодать! 
Снег и ветер не мешали 
Швали спасть. 
И к тому же, вспомнил он: 
"В фляге ром!.." 
Выпил, лег у пулемета Шваль, 
Завернулся с головою в шаль. 
Шли в разведку наши хлопцы, 
Смотрят - шаль. 



На дорогах войны 

А под шалью спит спокойно 
Шваль. 
Хлопцы вмиг сообразили 
Как им быть. 
Ноги Швали вмиг связали, 
Начали будить. 
Сладко, сладко потянулся 
Бравый Шваль. 
Только как увидел наших, 
Всю испортил шаль... 


Возникла небольшая пауза, которая вдруг, как взры- 
вом, взорвала тишину дружным хохотом. 

- А сейчас я исполню вам частушки, так сказать, с 
легкой "перчинкой" 
Громче пусть гармонь поет - 
Шире круг раздайте-ка! 
Немцам перцу поддает 
Ленинград и Балтика. 

Штык на солнышке сияет, 
Любо-заглядение. 
Как в штыки, так немец знает: 
Нет ему спасения. 

Замерзают фрицы в поле - 
Дед Мороз старается. 
Погодите, будет то ли: 
"Грелка" начинается! 

Я вижу перед собой улыбки солдат. Улыбки - не 
больше. И тогда я подхожу к "ударным" куплетам: 

У фашиста шкура тонка, 
И кишка болящая, 
Офицер украл пеленку - 
Вещь им подходящая. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Раздается смех, дружный, но пока еще робкий, осто- 
рожный. И тогда я наношу "завершающий" удар: 

Прекрати, фашист, старанья 
На разбои хамские. 
Не спасут от замерзанья 
Панталоны дамские! 

Воздух сотрясается от взрыва хохота. "Озорная" час- 
тушка наконец попала в цель. 

Вдруг с шумом распахнулась дверь. На пороге стоял 
человек в полушубке: 

- Что здесь происходит? - строго спросил он. 
Но солдаты, будучи не в силах сразу унять смех, не 
слышали слов вошедшего. 

- Что здесь происходит? - обратился вошедший уже 
ко мне, очевидно, догадавшись, что всему виной я. 
Я представился. Представился и он: 

- Старший лейтенант Седлов. Командир роты авто- 
матчиков. 
- Уморил нас, товарищ старший лейтенант, коррес- 
пондент этот, - уважительно кивнул в мою сторону один 
из автоматчиков. 
- Дело! - ответил Седлов. - Значит, веселее будет 
по снегу ползти. 
Вдруг я почувствовал прикосновение чьей-то руки и 
вслед за этим громкий шепот: "Подкрепитесь, товарищ 
корреспондент, сало вот,... хлеб... Устали, поди..." и неви- 
димый человек, сунув мне в руки еду, растворился в тем- 
ноте. Никогда в жизни я не ел такого вкусного и душисто- 
го сала. Еда сморила меня и я не помню, как уснул... 

...Проснулся я от "тявканья" станкового пулемета, 
который вел огонь, казалось, над самым моим ухом. 

Я вскочил как ужаленный, и к своему ужасу увидел, 
что комната, недавно до отказа набитая людьми, - со- 
вершенно пуста. На столе по-прежнему одиноко и сирот- 
ливо горела "коптилка". 


На дорогах войны 

Оцепенение, охватившее меня от чувства страшного 
одиночества, нарушила новая, совсем близкая пулемет- 
ная очередь. 

"Немцы"! - молнией пронеслось в мозгу, и страшная 
перспектива быть схваченным фашистами, заставила 
меня вскочить на ноги и распахнуть дверь. 

И что же я увидел? 

На невысоком крылечке около "Максима" возились 
двое. Оказалось, что ружейные мастера ремонтировали 
пулемет, неожиданно вышедший из строя перед самым 
выходом на исходный рубеж. Теперь ремонт окончен и 
мастера проверяют работу "Максима". 

- Где рота? - спросил я. 
- Где же ей быть? На передовую отправилась. 
- Почему же меня никто не разбудил? 
- Старший лейтенант приказал не тревожить вас, 
чтоб поспали вы... Там на столе ребята вам кое-что из 
еды оставили... И спасибо велели передать за концерт 
ваш. 
Сквозь морозную дымку пробивался тусклый рассвет. 

Я отправился на поиски штаба полка. Нашел я его 
легко. У просторного дома царило оживление, причину 
которого мне охотно объяснили. 

Оказывается группе разведчиков удалось в ночной 
атаке захватить вражеский ДОТ. Бой был жарким, в нем 
полегло много наших бойцов. Но погибли и все фаши- 
сты, находившиеся в ДОТе. В рукопашной схватке осо- 
бенно отличился боец-узбек Кучкар Дурдыев: саперной 
лопаткой он раскроил головы нескольким фашистам. 

- Будем представлять его к званию Героя Советско- 
го Союза, - сказал мне командир полка. 
- Я могу встретиться с ним, товарищ подполковник? 
- Как бы это было кстати, - обрадовался комполка. 
Вот только продержались бы хлопцы до подвоза им бо- 
еприпасов. Сейчас они берегут каждый патрон. Гранаты 
уже кончились. Дорога к захваченному ДОТу очень опас- 
на. Но и наступления темноты мы ждать не можем. 

Юлий ЧЕПУРИН 

Я прикажу ездовому, чтобы он привез Дурдыева сюда, в 
штаб... 

Он не успел договорить, как я обратился к нему с но- 
вой просьбой: 

- Товарищ подполковник, я такой же рядовой сол- 
дат, как ваш Дурдыев, разрешите я сам туда отправлюсь. 
Мне хотелось поскорее встретиться с этим героем, я 
не мог упустить такой сенсационный материал. 

Командир после некоторых колебаний согласился. 

И вот сани-розвальни, нагруженные ящиками с пат- 

ронами и гранатами, тронулись в путь. Могучий битюг 
по кличке "Громобой", напрягаясь изо всех сил, медлен- 
но пробивал глубокий снежный покров. Под стать "Гро- 
мобою" был его хозяин, пожилой солдат богатырского 
телосложения. Он вел коня под уздцы и непрестанно не- 
громко разговаривал с ним. Я хотел было пойти рядом с 
ездовым, которого звали Тимофеем, но он решительно 
воспротивился этому: 

- Товарищ корреспондент, вам приказано на санях 
лежать. Вот и лежите, как сказано. Убить могут. Неужто 
не слышите, как пули нас ужалить хотят? 
Я послушался ездового. Снова улегся на ящики. Стал 
вспоминать разговор с командиром полка. Я видел, ви- 
дел, как ему не хотелось давать "добро" на рискованную 
поездку к Дурдыеву, и в то же время от меня не ускольз- 
нуло его желание, чтобы о подвиге одного из его бойцов 
как можно скорее узнала армия. 

От окраины деревни Н. до расположения ДОТа было 
около двух километров по заснеженной долине, которую 
бойцы окрестили "мертвым полем" - так много за меся- 
цы боев полегло здесь наших воинов. 

Не буду скрывать - страху за время пути натерпелся 
вдосталь. И когда мы наконец-то оказались под защитой 
склона, где вражеские пули уже не угрожали нам, я бро- 
сился обнимать и Тимофея, и "Громобоя". Ездовой на- 
чал сбрасывать ящики на снег, а я стремглав стал вска- 
рабкиваться к заветному ДОТу, где уже около суток дер- 


На дорогах войны 

жали оборону автоматчики. Вдруг послышались над го- 
ловой радостные крики: "Урра-а! Тимофей боеприпасы 
привез". 

Один за другим начали скатываться со склона бой- 
цы. Один из них наскочив на меня, в изумлении остано- 
вился: 

- Товарищ корреспондент! И вы с нами? Живем!.. 
Еще разок про Швалю и шалю послушаем! 
- А где Кучкар Дурдыев? - ответив на приветст- 
вия, - спросил я. 
- Он в село за водой пошел. 
- Как - в село? Там же немцы. 
- Не-е, немцы, они все в блиндажах - шнапс пьют 
и вшей бьют. 
- Что же он один пошел? 
- Охрана рядовому не положена. - Сострил кто-то. 
- Но он же совершил такой подвиг... Я специально 
прибыл, чтобы этот подвиг описать, а самого Кучкара 
сфотографировать для газеты. 
К своему удивлению я увидел, что мои слова не про- 
извели на разведчиков никакого впечатления. 

- Он представляется к званию Героя Советского Со- 
юза, - не унимался я, раздосадованный тем, что имя 
Кучкара Дурдыева произносилось его товарищами безо 
всякого уважения. - Я хочу, чтобы вы рассказали мне, 
как было дело. 
- А чего рассказывать, товарищ корреспондент. Зах- 
ватили мы ДОТ. Кучкар с переляку тех фрицев порубал 
- первым в ДОТ ворвался. А фрицы в одних подштан- 
никах дрыхли. 
- А из вас еще никто так же не перелякался, чтобы 
Кучкару подсобить? - Резкость моих слов, в которых 
звучала неприкрытая ирония, озадачила разведчиков. 
- Почему ж? Тут фашистов на всех хватило - два- 
дцать семь душ их тут было. Так вы ж и про нас пропи- 
шите. 
- Пусть нам хоть по медали обломится. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- "За отвагу", например... 
- Обязательно напишу. Только сначала расскажите 
мне, как было дело. 
Отбитый у немцев ДОТ внутри представлял собой об- 
шитое досками довольно обширное помещение с двой- 
ными нарами по стенам. В центре стояла чугунная печ- 
ка, накаленная докрасна. Запах каменного угля, смешан- 
ный с тяжелыми запахами давно не проветриваемого 
человеческого жилья, дурманил голову. 

Разведчики повели свой рассказ. Время шло, а Дур- 
дыева все не было. Я начал волноваться. 

День близился к концу. Если Дурдыев еще задержит- 
ся, вряд ли мне удастся сфотографировать его. 

Но вот и он - будущий герой моего очерка. Боже 
мой! Какое разочарование! В узкую дверь ДОТа протис- 
нулся щуплый человек в грязном маскхалате. Он молча 
поставил два ведра со снегом на печку и сел на край топ- 
чана. 

Я с интересом рассматривал его, на что Кучкар не об- 
ращал никакого внимания. 

- Кучкар! Ты чего же не здороваешься с товарищем 
корреспондентом? 
Ответом было молчание. Я подсел к нему. 

- Товарищ Дурдыев, расскажите мне, пожалуйста, о 
себе, о своей семье. Почему, ворвавшись в ДОТ к нем- 
цам, вы не открыли огонь из автомата, а пустили в ход 
саперную лопатку? 
- Не хотел всех фриса будить, - был лаконичный 
ответ. Дурдыев назвал имена матери, отца и снова за- 
молчал. 
Да! Рассказчиком он оказался никудышным. К счас- 
тью, меня выручили его товарищи. Перебивая друг дру- 
га, они стали рассказывать о подробностях ночного сра- 
жения. Теперь, к моему удовлетворению, они будто от- 
крыли для себя другого Дурдыева - так много было в их 
словах неподдельного уважения к сослуживцу. И, в свою 
очередь, слушая боевых друзей, Кучкар как бы расцвел: 


На дорогах войны 

его рябое лицо озарилось робкой улыбкой, а щеки рас- 
краснелись. Он даже расправил плечи и теперь уже не 
казался таким тщедушным. 

Я сфотографировал Дурдыева у входа в ДОТ. Снял и 
его товарищей. 

Сгустились сумерки. Теперь обратный путь был мне 
не так страшен. То и дело взвивающиеся к небу немец- 
кие осветительные ракеты не пугали меня. 

"Промахнулись днем, ночью тем более не достане- 
те", - думал я. На ходу сочиняя очерк о Кучкаре Дурды- 
еве. В моем воображении уже вырисовывался образ мо- 
лодого узбекского батыра, и вдруг мое тело будто про- 
ткнул стальной штырь, и тут же мозг обожгла мысль: 
"Так он же зарубил саперной лопаткой семерых спящих 
людей! И сразу разгоряченное быстрой ходьбой тело ох- 
ватил озноб. Нет! О таком героизме я писать не буду". 

И сразу отлегло от сердца. 

Едва я вошел в деревню Н., где расположился штаб, 
как до меня донеслись крики людей. Они были так ис- 
ступленны, так ужасающи, что я невольно остановился, 
соображая: что бы это могло быть? 

Я распахнул дверь ближайшего ко мне дома и вошел 
внутрь. На полу, застланном соломой, метались бойцы. 
Руки и ноги их были обморожены. Доставили людей с 
передовой. 

Проклятья, грязная брань смешались в страшный не- 
человеческий вой... Быстро и молча работали медицинс- 
кие сестры. Стаскивали с обмороженных валенки, рас- 
тирали ноги и руки пострадавших снегом. 

- Почему их не эвакуируют? - спросил я военного 
врача. 
- На чем? - в свою очередь, спросил он меня. - 
Сюда их, - он мотнул головой в сторону мечущихся на 
соломе, - доставить смогли. А вот отсюда эвакуировать 
не могут. Не на чем. Впрочем, а кто вы такой? - спохва- 
тился он. 

- Корреспондент армейской газеты. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Тоже, начальство, - с сарказмом заметил док- 
тор. - Вот и опишите, товарищ корреспондент, какой 
бардак творится в нашей медицинской службе. 
- И опишу. Непременно. 
- Исполать вам. 
И военврач, уже не обращая на меня никакого вни- 
мания, продолжал заниматься своим нелегким делом. 
...В редакции, где уже знали о подвиге Дурдыева и 
моей встрече с ним, меня ждали с нетерпением. Стало 
известно, что представление о присвоении Кучкару зва- 
ния Героя уже прибыло в штаб. 

Вот почему батальонный комиссар Жуков встретил 
меня чуть ли не с распростертыми объятиями. 

- Юлий Петрович, мы с нетерпением ждем от вас 
очерк о Кучкаре Дурдыеве. 
- Его не будет, товарищ батальонный комиссар. 
- Как?! Почему? 
Сбивчиво я объяснил ему. Редактор развел руками. 
- Ну знаете ли, - сразу перешел он на официаль- 
ный тон, - это же нарушение журналистской этики. 
- Лишь бы не человеческой, - отпарировал я. - Вот 
материал в газету, - и протянул ему очерк. 
Жуков сосредоточенно и бегло пробежал его. 

- Ну что ж, - помолчав сказал он, - вы резко кри- 
тикуете организацию эвакуации с поля боя раненых и 
обмороженных. Вы, конечно, к сожалению, еще много- 
го не знаете. Армейская печать не публикует на своих 
страницах критические материалы, чего бы они ни ка- 
сались, знайте это на будущее. За отказ написать очерк 
о Дурдыеве делаю вам выговор. - И тут же смягчаясь, 
добавил, - без объявления в приказе. - И уже совсем 
миролюбивым своим "Жуковским" тоном, спросил. - 
Ну а для отдела "На штык" хоть что-нибудь привезли? 
- Привез. 
- Покажите! - встрепенулся присутствующий при 
разговоре Куклис и молчавший до этого. 

На дорогах войны 

Я протянул "Шаль и Шваль", которую как раз сочи- 
нил по дороге к Волхову Яру. 

Неожиданно, обычно сдержанный Куклис, прыснул в 
кулак, чем вызвал крайний интерес Жукова. 

- Покажите. 
Замредактора передал ему страничку с юмореской. 
Батальонный комиссар начал читать с подчеркнуто се- 
рьезным (строгим) видом, и вдруг громко, раскатисто 
расхохотался. 

- Молодец! Ну хоть этим свою вину загладите. 
А очерк о Дурдыеве в нашей газете все же появился. 
Его написал один из наших литсотрудников по материа- 
лам политдонесения. 

23 февраля, в день годовщины Красной Армии, Куч- 
кару Дурдыеву были вручены Золотая Звезда и орден Ле- 
нина. Я присутствовал при этом событии. Кучкар надел 
новую, с иголочки, форму. А когда стали произносить 
тосты в его честь, он, захмелевший, вскочил на стул и 
крикнул зычным, неожиданно прорезавшимся голосом: 

- Да здравствует первый Герой Советского Союза 
узбекского народа Кучкар Дурдыев! 
Как, оказывается, многолики опасности, подстерега- 
ющие человека на войне? От каких, порой неожиданных 
случайностей зависит его жизнь! 

В том же студеном декабре сорок первого года дове- 
лось мне оказаться в нелепейшей ситуации, жертвой ко- 
торой я чуть было ни стал. 

Наши подразделения вели сражение за деревню Гру- 
зиновку, что отстояла в стороне от Волхова Яра. 

Был поздний вечер. В штабе полка было тепло и уют- 
но. Но наслаждаться этим теплом мне был недосуг: надо 
идти на передовую. Газета, как прожорливая печка - 
сколько ни подавай материала - все ей мало. 

На крупномасштабной карте, что лежала перед ко- 
мандиром полка, Грузиновка выглядела как жирная чер- 
ная гусеница, улегшаяся вдоль дороги. Сейчас она при- 


Юлий ЧЕПУРИН 

надлежала двум "хозяевам". В одной части закрепились 
немцы, в другой - наши. 

Я попросил дать мне проводника. Предстояло идти 
довольно далеко. Ночью найти дорогу я, конечно, один 
не мог. 

Быть проводником охотно согласился старший полит- 
рук, помощник политотдела дивизии по работе с комсо- 
молом. Была такая должность! 

Теперь уже невозможно объяснить, как случилось, 
что никто из работников штаба, да и я сам, не заметили, 
что старший политрук был нетрезв. 

Отправились. Было очень холодно. На укрытую снеж- 
ной шубой землю пала колючая изморозь. Она накрыла 
все пространство мутной пеленой, видимость стала такой 
плохой, что уже в нескольких шагах фигура человека ка- 
залась призрачной тенью. Но старший политрук, как ни 
в чем не бывало, уверенно шел и шел вперед. 

Мы шли и шли, спотыкаясь в темноте и поскальзы- 
ваясь в заледеневшем снежном насте. Мы молчали, но 
оба чувствовали, что по времени мы уже давно должны 
быть у Грузиновки. Но ее не было и в помине. 

- Ч-черт! - наконец, остановившись, выругался мой 
проводник. 
Впервые я заметил как он по-пьяному качнулся. 
Грязно выругавшись, он продолжил: 

- Я г-говорю, на кой черт вам сдалось идти и раз- 
веселять (он так и сказал "развеселять") людей в такой 
мороз?.. 
И снова, еще сильнее качнувшись, спросил меня: 

- Где эта вонючая Грузиновка? А!? Знаете? И я... ик, 
не знаю... Лично я, - повторил он. - В какую сторону 
теперь идти? Возьмите... командование на себя, товарищ 
корреспондент. Я вам... как старший по званию... прика- 
зываю... 
- Вы пьяны, старший политрук! - взорвался я от 
гнева. - Как вы посмели, не зная дороги, пьяным выз- 
ваться сопровождать меня? Зачем вы взялись за это? 

На дорогах войны 

- Да не брался я... Приказано было... 
- Лжете! Вы сами вызвались. 
- Ну... вызвался... И вот... ик, благодарность... Черт! 
- в третий раз чертыхнулся горе-проводник, клацая от 
холода зубами. 
Он повернулся туда-сюда. 

- Куда ж теперь? Так можно и на фрицев напо- 
роться!.. 
И словно услышав его слова, впереди смутно заколы- 
халась какая-то бело-серая масса. 
Старший политрук вмиг отрезвел. 

- Что это? - обратился он неизвестно к кому. 
Комсомольский "деятель" скинул со своего плеча ав- 
томат, я достал из кобуры заиндевевший стареньких на- 
ган. От мороза его барабан не проворачивался, и я по- 
нял, что мое личное оружие превратилось в ненужную 
игрушку. 

Что оставалось делать? Одно: стоять на месте и ждать 
встречи с приближающимся призраком. Кстати, он вы- 
являлся из снежной мути все отчетливее, и отчетливее. 

И вот - призрак - рядом. 

Оказалось, что это вовсе никакой не призрак, а похо- 
ронная команда. Облаченные в маскхалаты, солдаты 
"скорбной службы" тянули за собой трое огромных сала- 
зок. На двух из них лежали тела убитых - жертвы днев- 
ного наступления на Грузиновку. 

Можно ли передать радость нашей встречи? 
Приободрившись, мой провожатый подтянулся и, 
приняв начальственный тон, важно представился: 

- Представитель штаба дивизии. Старший политрук, 
- добавил он с не меньшим апломбом. 
Но это не произвело никакого впечатления. Бойцы 
попросили угостить их папиросами. И старшему полит- 
руку ничего не оставалось другого, как пустить по кругу 
пачку пахучего "Казбека". 

Закурили. Засветили огоньки папирос. Потянуло аро- 
матным дымком душистого табака. 


Юлий ЧЕПУРИН 

- Сколько человек в вашей команде? - не меняя на- 
чальственного тона, спросил старший политрук. 
Ему ответили. 

- А трупов подобрали сколько? 
Получил он ответ и на этот вопрос. 
- Кто старший в команде? 
-Я. 
- Звание? 
- Лейтенант Скворцов. 
- Далеко, товарищ Скворцов до Грузиновки? 
Начальник похоронной команды махнул рукой впра- 
во от себя. 

- Километра полтора будет. 
- Найдем! - уверенно сказал комсомольский вожак. 
- Только не напоритесь на фрицев. Одна половина 
деревни в их руках, другая - в наших. 
И добавил с укоризной: 

- Что вы, товарищи, без маскхалатов? Вас в шине- 
лях за версту видать - целиться одно удовольствие. 
В этих словах, сказанных полушутливым тоном, мне 
послышалось что-то зловеще-неприятное. 
И вот мы снова остались одни, утонувшие в снеж- 
ной мути, где небо слилось с землей. Полтора километ- 
ра, которые нам предстояло преодолеть, казались недо- 
сягаемыми. 

- Я... я не знаю, куда идти? В какую сторону? - ра- 
стерянно пролепетал мой провожатый. - Вы... вы за- 
помнили направление, которое указал нам лейтенант? - 
и, не дожидаясь ответа, захныкал: - Я окончательно за- 
мерзаю... Не чувствую пальцев рук... 
Но не холод сейчас страшил его, а страх за свою 
жизнь и ответственность за мою - как-никак, а я был 
представителем политотдела армии, и его служебное по- 
ложение не шло ни в какое сравнение с моим. 

- Вы, старший политрук, негодяй и подлец! - зак- 
ричал я, чуть ни срывая голос. - Если... нам обоим уда- 

На дорогах войны 

стся остаться в живых, я добьюсь, чтобы вы были преда- 
ны суду военного трибунала за пьянство на фронте! 

Но старший политрук оказался не робкого десятка. 
В свою очередь, он нагло заорал во весь голос: 

- Прежде, чем доставить меня в трибунал, доставьте 
живым и невредимым в Грузиновку! - проваливаясь по 
колено в сугроб, он широко шагнул вперед. 
...Впереди, о, слава Богу! - темной полосой просту- 
пила длинная улица. Несомненно это была Грузиновка. 

Небо чуть прояснилось, мгла поредела, видимость 
улучшилась, и теперь мы могли различить длинный са- 
рай, стоящий на окраине деревни. Он как бы делил ее на 
две равные части. 

Внезапно залаяли собаки, и сразу в небо взвились ос- 
ветительные ракеты. Чьи? С какой стороны деревни они 
взлетели? В какой стороне наши, в какой - немцы? Где 
ждет нас смерть, а где спасение? 

Не сговариваясь, мы оба упали на снег. 

Можно ли представить положение глупее того, в ка- 
ком мы оказались по вине старшего политрука? 

Однако, грозившая нам обоим смертельная опас- 
ность, приглушила мой гнев к нему. Грудь лишь теснило 
чувство незащищенности и обреченности. 

Бог знает, по какому наитию, мы решили: 

- Будь что будет - бежим направо! 
Мы выползли из-за задней стены сарая, и, путаясь 
в полах шинелей, рванули вперед, к ближайшему дому. 
Но - что такое? Тишина. Жуткая подозрительная ти- 
шина. 
И вдруг, как гром среди ясного неба, на нас обрушил- 
ся грозный, громоподобный окрик: 

- Стой!! Кто идет?! 
И так, как мы от неожиданности и радости, перехва- 
тившей горло, не сразу ответили на вопрос, окрик по- 
вторился и теперь вопрос часового завершался отборней- 
шим матом: 


Юлий ЧЕПУРИН 

- Стой!! Кто спрашиваю, идет?!. 
Конечно, такое поведение часового противоречило 
боевому уставу пехоты, но никогда в жизни брань не ка- 
залась мне такой сладчайшей музыкой. 

- Свои! Братцы!! Свои!! - завопили мы со старшим 
политруком в один голос и тотчас же, как по заказу со 
стороны немцев раздались автоматные очереди, остерве- 
нело залаяли собаки, а небо озарилось целым фейервер- 
ком немецких ракет. 
Да, на войне в каждое мгновение тебя поджидает 
опасность. Но иногда смертельная опасность подстерега- 
ла тебя там, где ее менее всего следовало ожидать. 

Особенно врезался мне в память один случай, проис- 
шедший со мной. Следует сказать, что доброе располо- 
жение фронтовиков к нам, газетчикам, было привычным 
и повсеместным. Ведь все знали, что мы пишем о подви- 
гах бойцов и командиров, воодушевляя героев наших 
корреспонденций на дальнейшие успехи в их ратном 
труде и их примером вдохновляем всех воинов на борьбу 
с коварным врагом. 

Вот почему эпизод, о котором я хочу рассказать, по- 
разил меня своей дикостью, необъяснимой, ничем не оп- 
равданной жестокостью. 

Дело было так. 

На одном участке N-ской дивизии, в жарком бою 
лейтенанту Юрию Данилевскому удалось подбить из 
противотанкового ружья четыре вражеских танка. ПТР 
(так сокращенно именовался этот вид оружия) появился 
в боевых порядках совсем недавно, и, конечно, боевой 
успех Данилевского был достоин того, чтобы о нем уз- 
нала вся наша армия. Я получил задание отправиться на 
передний край, найти Ю. Данилевского и попросить его 
поделиться своим боевым опытом. 

Ближе к вечеру я прибыл в распоряжение батальо- 
на, в котором служил Данилевский. Передо мной была 
лощина, по которой протекала неширокая речка. По 


На дорогах войны 

обеим ее берегам расположены сельские дома. По ту и 
другую стороны речки, на пологих просторных полях 
было пустынно и тихо. Но обманчивой была эта тиши- 
на. На одном из склонов укрылось большое количест- 
во немецких танков. Что касается наших танков и под- 
разделений пехоты, то они укрывались за стенами 
домов, в любой момент готовые к отражению атаки 
противника. 

Я спустился к домам на нашей стороне, за каждым из 
которых укрывались от автоматных и пулеметных очере- 
дей бойцы-пехотинцы, связисты, командиры. Подошел 
к одной из групп, представился старшему по званию ко- 
мандиру (он был капитаном) и сказал о цели своего при- 
бытия. 

Командир строгим тоном попросил предъявить доку- 
мент, удостоверяющий мою личность, что я и сделал. 

- Та-ак!.. - многозначительно произнес капитан. - 
Так чем же мы, товарищ корреспондент, можем быть вам 
полезны? 

- Я хотел бы встретиться с лейтенантом Юрием Да- 
нилевским. 
- О! Сего героя в нашем батальоне нет. 
- А вы не знаете, где он находится? 
- Об этом могут сказать в штабе полка. 
- А где находится штаб? 
В глазах капитана отразилась какая-то пришедшая 
ему вдруг мысль. Он хитровато улыбнулся, переглянул- 
ся с окружившими нас любопытствующими бойца- 
ми, командирами, показал рукой в сторону леса, отсто- 
ящего от крайнего дома деревни в трехстах-четырех- 
стах метрах. 

- Там, в лесу... найдете... Спросите кого-нибудь, - 
как-то небрежно-неопределенно сказал капитан. 

- А вы можете дать мне проводника? 
- Конечно, конечно, - живо откликнулся капитан, 
добавив при этом. - Мы корреспондентов уважаем... - 
И тут же крикнул: - Сидоренко! 

Юлий ЧЕПУРИН 

Из толпы солдат вынырнул молодой парнишка с рас- 
топыренными ушами. 

- Сидоренко! Проводи товарища корреспондента в 
штаб полка. 
Сидоренко, недоуменно глядя в глаза капитану, не- 
смело сказал: 

- Товарищ капитан! Так обстреливают же фрицы. 
- На войне, Сидоренко, всегда стреляют, - нраво- 
учительно сказал капитан, и подчеркнуто-строго доба- 
вил: - Товарищу корреспонденту нужно срочно в штаб. 
Не будет же он дожидаться темноты. 
- Пошли, - печально сказал Сидоренко и переки- 
нул автомат через плечо. 
Внезапно мой мозг обожгла мысль: "Капитан хочет 
проверить: хватит ли у меня смелости пуститься в опас- 
ный путь и преодолеть уже пристрелянные немцами эти 
проклятые метры. 

Словно угадав мои мысли, капитан, плохо скрывая 
иронию, "участливо громко" так, чтобы слышали все, 
спросил: 

- Может вы, товарищ корреспондент, дождетесь 
темноты? Участок до леса хорошо пристреляли немцы. 
- Нет! - Так же громко ответил я. - Мне действи- 
тельно срочно нужно попасть в штаб. 
И вот Сидоренко и я ступили на "тропу смерти". Да, 
это не преувеличение, ибо едва мы отошли от крайнего 
дома, как гитлеровцы открыли огонь. 

Мой провожатый заметался и стал, оборачиваться 
назад. 

- Сидоренко, не оборачивайтесь, идите вперед! 
А мне самому так хотелось обернуться, посмотреть на 
тех, кто послал нас в объятия смерти, но я и так спиной 
чувствовал, видел, как они столпились, сгрудились и с 
интересом ждут чем закончится этот отвратительный 
спектакль. 

А немцы словно играли с нами в "кошки-мышки": 
поверить в то, что они, непрерывно ведя по нас огонь, и 
ни разу не могли попасть ни в одного из нас, было не- 


На дорогах войны 

возможно. Просто они, как и наш самодур-капитан уст- 
роили себе развлечение, - подумал я. 

Сколько длилось это состязание со смертью? Не 
знаю. 

"Надо пройти ровным шагом, не пригибаясь, не ог- 
лядываясь, не оборачиваясь назад", - мысленно прика- 
зывал я себе. И это заклинание, кажется, умилостивило 
Царя Небесного, - открытое пространство кончилось, и 
мы шагнули в редкий подлесок. Далее шел лес, где и на- 
ходился штаб. 

Только теперь мы остановились с Сидоренко, чтобы 
передохнуть. Сердце в моей груди колотилось так часто, 
так неистово, что, казалось, будто оно хочет выскочить 
прочь, расстаться с моим телом. 

В штабе мне подтвердили, что Данилевский действи- 
тельно находится в другом батальоне, и что добраться 
туда я теперь едва ли смогу: на рассвете полк начинает 
наступление. 

Ночью я долго не мог заснуть: меня терзали недо- 
умение и гнев. "За что меня подвергли такому жестоко- 
му, злому испытанию? Ну погиб бы я от немецкой 
пули, кому же от этого была польза?" Затем мысли пе- 
реключились на другое: завтра, еще до наступления 
рассвета батальон пойдет в наступление. Именно с того 
места, откуда вчера я ступил на "тропу смерти". И хотя 
нашему брату, газетчикам, строго-настрого было запре- 
щено участвовать в боевых действиях, я решил не отка- 
зать себе в удовольствии - посмотреть каковым окажет- 
ся в бою тот самый капитан, который поставил мою 
жизнь на карту. 

Еще затемно я примостился в одном из окопов на бе- 
регу речушки рядом с командным пунктом штаба бата- 
льона. Как я узнал, мой недруг-капитан был адъютантом 
командира батальона. Увидев меня, он ничуть не уди- 
вился и радушно приветствовал: 

- А-а! В гости к нам? Хорошим людям всегда рады. 
- Я понял это еще вчера, - не удержался я. 

Юлий ЧЕПУРИН 

Но капитан, судя по всему, не понял моего намека, 
а продолжал как ни в чем не бывало: 

- Не пошли к Данилевскому? Не расстраивайтесь. 
Сегодня и у нас свои Данилевские будут. С пустыми ру- 
ками в редакцию не вернетесь. 
Было четыре часа утра. Светало. Я знал, что наступ- 
ление наших подразделений было назначено на пять ча- 
сов утра. Но уже вдоль всей линии нашей обороны ца- 
рило оживление: танкисты прогревали моторы, делови- 
то суетились минометчики, хозяева "сорокопяток" 
подносили к орудиям ящики со снарядами. Автоматчи- 
ки небольшими группами жались к танкам - на их бро- 
нированных спинах им предстояло прорывать оборону 
немцев. 

В этой молчаливой сутолоке чувствовалась напряжен- 
ность, присущая подготовке к каждой атаке, каждому на- 
ступлению - все нетерпеливо ждали приказа начать бро- 
сок в сторону пологой возвышенности, где окопался 
противник. 

До начала атаки оставалось еще сорок минут. Но вот... 
Что это? Ударили вражеские артиллерийские орудия. На 
весь участок нашей обороны начали падать снаряды и 
мины. Над нашими боевыми порядками появились не- 
мецкие бомбардировщики. Выстроившись "гусиным 
строем", то есть в цепочку, гитлеровские летчики нача- 
ли степенно, по-хозяйски, сбрасывать бомбы. Они 
сбрасывали их с небольшой высоты, и поэтому уже че- 
рез каких-нибудь полчаса на земле начался кромешный 
ад: в воздух взлетали орудия, человеческие тела, кровля 
домов. Но скоро замешательство среди наших боевых по- 
рядков прошло, и чей-то хриплый голос подал команду: 
"Вперед!" 

И тогда наши танки - "тридцатьчетверки" (О! эти 
славные "тридцатьчетверки"!) дружно выскочили из-за 
домов, начали подниматься на гребень кряжа и, встре- 
ченные огнем танковых пушек противника, вступили 
в бой. 


На дорогах войны 

Впервые мне выпала возможность наблюдать встреч- 
ный танковый бой. Я выскочил из окопа и устремил 
взгляд в сторону противника. Но вдруг кто-то грубо ок- 
ликнул меня. Я обернулся и увидел капитана, адъютанта 
батальона. С пистолетом в поднятой руке он бежал впе- 
реди группы солдат, но, увидев меня, остановился как 
вкопанный и заорал, сопровождая чуть ли ни каждое 
свое слово отборным матом: 

- Почему вы здесь? Кто разрешил? Полковник при- 
казал, чтобы вы немедленно вернулись в штаб! 
- Я не подчиняюсь вашему полковнику. 
- Я сказал - назад! Или я пристрелю вас! Мы... 
здесь... без вас управимся. Я не хочу отвечать за вашу 
смерть. 
Чтобы не выводить капитана окончательно из себя, я 
спрыгнул в ближайший окоп. И только тогда капитан 
стал догонять своих подчиненных. А я, охваченный жгу- 
чим любопытством, выбрался из окопа и как заворожен- 
ный смотрел туда, где разгорался танковый бой. Я насчи- 
тал шестнадцать немецких танков и примерно столько же 
наших. Вот они начали сближаться. Между ними мета- 
лись люди. Наши автоматчики и стрелки-пехотинцы 
встретились в открытом бою. Один за другим стали заго- 
раться танки - наши и немецкие. Из горящих машин 
валил густой черный жирный дым. Его пробивали, про- 
низывали языки зловещего багрового огня. 

Мимо меня двое бойцов несли носилки. На них ле- 
жал весь в крови капитан. Его живот был вспорот оскол- 
ком мины или снаряда. Заметив меня, капитан сделал 
попытку приподняться на носилках, но сил у него не 
было. 

- Т-товарищ корреспондент... - с одышкой, тяжело 
произнося каждый слог, начал он. - Простите за вче- 
рашнее... Бог наказал меня... 
Капитана унесли. Я остался на поле боя. Он длился 
недолго, час-полтора: не больше. Смолкли танковые 
пушки и пулеметы. Замолчали автоматы. Наши уцелев- 


Юлий ЧЕПУРИН 

шие танки повернули назад. То же самое сделали и не- 
мецкие машины. Каждая из сражающихся сторон оста- 
валась на прежних позициях. 

Немцам не удалось преодолеть рубеж нашей оборо- 
ны, а нашим - овладеть заветным кряжем, нависшим 
над нашими боевыми порядками. Но жертв с нашей сто- 
роны было неизмеримо больше. И основные потери мы 
понесли от немецкой авиации. 

Это был только один маленький эпизод позиционной 
войны, так на военном языке именовался этот вид сра- 
жения. На протяжении многих месяцев противостоящие 
стороны наносили друг другу удары, изо всех сил стара- 
ясь удержать захваченные рубежи, надеясь в один пре- 
красный день переломить это противостояние в свою 
пользу. 

И все же описанный мною бой отличался от тех, что 
вела наша армия зимой. Нельзя было не обратить вни- 
мания на то, как заметно увеличилось количество тан- 
ков в наших боевых порядках. 

Всю долгую осень, всю долгую зиму войска нашей ар- 
мии пытались пробиться к Харькову. 

Бывая в частях и подразделениях, я видел, как идет 
накопление живой силы и техники. Радостно обнадежи- 
вало появление на переднем крае английских танков 
"Матильда" и "Валентин". Понимание того, что англи- 
чане на деле стали помогать Красной Армии, воодушев- 
ляло, вселяло уверенность, что скоро, очень скоро Харь- 
ков снова будет нашим. 

*** 
В январе сорок второго года страна и весь мир узна- 
ли о зверской акции фашистских захватчиков, совершен- 
ной на оккупированной ими территории Харьковской 
области. 
Немцы сожгли деревни Худоярово, Новый Лиман, 
Хотьково. Часть жителей они заживо сожгли, часть - 
расстреляли. Чудом уцелело всего несколько человек. 


На дорогах войны 

Это горестное известие опалило наших бойцов таким 
гневом, что они буквально смели с лица земли фашист- 
скую нечисть на этом участке фронта. 

Я получил задание отправиться к месту трагедии. 
Наши войска в наступательном порыве продвинулись в 
сторону Харькова. Сожженные деревни окружала печаль- 
ная тишина. 

Весь день я обходил еще, казалось, не остывшие от 
пожара пепелища. Разговаривал с уцелевшими жителями, 
заносил их рассказы в свою записную книжку. 

Мне оставалось посетить последнюю из трех сожжен- 
ных деревень - Худоярово. День клонился к вечеру. 
Было морозно, ясно и тихо. Уже веяло робким, еще да- 
леким дыханием весны. Я шел, погруженный в горест- 
ные думы, находясь под впечатлением увиденного и ус- 
лышанного. А вот и окраина Худоярова. 

На фоне чистого голубого неба зловеще чернели печ- 
ные трубы. Я приближался к ним все ближе и ближе. До 
меня все сильнее и сильнее доносился едкий запах дыма. 
Но - вдруг! - что это? Будто кто-то сильно толкнул меня 
в грудь, заставив остановиться. Впереди, в нескольких ша- 
гах от меня, на девственно-чистом снегу лежали уложен- 
ные в ряд тела мертвых людей: женщин, детей, стариков. 

Ах, как было страшно приближаться к ним. Но долг 
журналиста говорил: Надо! Я чувствовал себя человеком, 
оказавшимся в царстве мертвых, где властвуют лишь ти- 
шина и безмолвная небесная высь. 

Вокруг не было ни души. Синее небо становилось 
глубже, темнее. Предзакатные лучи солнца упали на лица 
неживых людей, и от этого, принимая живой вид, они 
делались еще более страшными... 

Несколько раз я прошел мимо погибших, потом, сняв 
с плеча фотоаппарат, стал фотографировать их. 

Ужас сковал меня. Мои руки дрожали, мешая наво- 
дить объектив на резкость. 

Ну, почему я не верил тогда в Бога? В Царя Небес- 
ного? 


Юлий ЧЕПУРИН 

Почему я не помолился за упокой душ убиенных? 
Почему не прочитал в знак вечной памяти о них?.. 

И каким же чистоплюем я вдруг показался самому 
себе, вспомнив о Кучкаре Дурдыеве. Убийство спящего 
врага тогда мне казалось жестокостью безмерной и бес- 
человечной. 

Слишком долгим мне показался обратный путь в ре- 
дакцию! Хотелось как можно скорее донести до читате- 
лей нашей газеты подробности чудовищного преступле- 
ния, совершенного на земле харьковщины. 

...След зверья, столбы холодных труб, 
А за ними - сумерки, пустыня... 
Нет ни сада, ни хмельного тына, 
Сожжены больница, школа, клуб... 

...На краю сгоревшего села, 
Где стоит разрушенная хата, 
Там вчера черемуха цвела, 
Вечерами пели там девчата... 

Эти стихи едва не стали моим последним сочине- 
нием. 

Было так. Наша редакция размещалась в городе Ку- 
пянске. Я и мои товарищи, о которых я рассказывал 
раньше, Марьясов и Секирин "квартировали" в доме од- 
ной интеллигентной гостеприимной семьи. 

В то утро я сидел за письменным столом и в полголо- 
са "сочинял", а точнее, доводил "до кондиции" стихот- 
ворение, начальные строфы которого, я привел выше. 

Я был весь погружен в трудные воспоминания, и не 
видел и не слышал никого вокруг. 

В комнате на тот момент я был не один: за моей спи- 
ной чистил свой пистолет батальонный комиссар Секи- 
рин. 

Неожиданно - один за другим - раздались два выс- 
трела. На мой стол посыпалась штукатурка. Комната на- 


На дорогах войны 

полнилась дымом. Я резко обернулся. Посреди комнаты 
стоял Секирин с пистолетом в руках. 

- Что такое? - задал я нелепый вопрос. 
Секирин не смог на него ответить. Его губы тряслись, 
правая рука с зажатым в ней пистолетом - дрожала. 

- П-прости... - только и смог выдавить из себя ба- 
тальонный комиссар. 
С трудом я вырвал из его руки пистолет, судорожно 
зажатый в ладони. 
Вот что оказалось. В тылу, в Подмосковье, у Секири- 
на оставалась жена с маленьким сынишкой. За несколь- 
ко дней до только что описанного эпизода батальонный 
комиссар получил письмо. В нем его жена, Мария, сооб- 
щала, что она полюбила другого, председателя колхоза, 
вдовца, имеющего четверых детей и выходит за него за- 
муж. 

Мои рассказы о сожженных деревнях пришлись на 
сложное душевное состояние Секирина. Строчки стихов, 
которые я вслух пропускал через себя, многократно уси- 
лили его сердечную драму, и вот - результат... 

*** 
Интересно складывалась моя журналистская судьба. 
Приходилось работать в разных жанрах. Писал все, что 
требовалось газете: короткие очерки, корреспонденции, 
серьезные стихи, пародии, частушки, юморески, стихот- 
ворные призывы-лозунги. Такие, например: 

Артиллеристы! Огнем ураганным, 
Залпами вверенных батарей 
Землю родную, что всем дорога нам, 
Очистим от подлых фашистских зверей! 

Как-то незаметно для самого себя я превратился в 
"главного" сатирика газеты, ибо никому из окружавшей 
меня литературной братии, включая профессионального 
поэта А. Золотушкина, этот жанр не давался в руки. 


Юлий ЧЕПУРИН 

А я, как говорится, "вошел во вкус". Успех "Шали и 
Швали", "Старорусских напевов" вдохновлял, подстеги- 
вал меня. Я видел, как остро нуждаются наши воины в 
"веселом репертуаре". 

В это время я написал сатирическое стихотворение 
"Дядя Ваня партизан": 

Как село заняли звери, 
Мыться в бане захотели, 
В штаб немецкий дядю Ваню 
Срочно вызвал генерал: - 
Приготовь нам, старый, баню, 
После бани - самовар. 
"Баньку? Что же, мы смогем, 
Даже глазом не моргнем. 
Приложу свои старанья", - 
Отвечает дядя Ваня. 
Генерал пыхтит, как боров, 
Немец спинку ему трет. 
Собрался в ту баню скоро 
Офицеров грязный сброд. 
Дядя Ваня, банщик вроде, 
Так и лезет угождать: 
"Разрешите, благородье, 
В баньке пару наподдать, 
Вы тут мойтесь, а бельишко 
Бабам я в ремонт отдам. 
Угодить хочу с излишком 
Благородным господам". 
Ухмыльнулся сам лукаво: 
"Будет вам ужо забава!" 
Дядя Ваня в один миг 
Зарядил свой дробовик, 
И, чтоб немцев страх объял, 
Он за баней выстрел дал. 
Сам кричит, что было мочи: 
"Кто до смерти не охочий! 


На дорогах войны 

Красных конница в селе, 
Искромсала немцев всех!" 
Начался переполох! 
Генерал в припадке: "О-ох! 
Где штаны? Подать подтяжки!" 
Где там! Лишь сверкают ляжки 
У всего офицерья: 
Валом ломятся к дверям. 
Без штанов бегут из бани. 
Вслед кричит им дядя Ваня: 
"Вам бежать наперерез, 
Через сад и прямо в лес. 
Ждите там меня в лесу, 
Я штаны вам принесу. 
Без штанов-то малость зябко, 
Да придется потерпеть. 
По снежку побейте пяткой - 
Глянь - снежок. Добро глядеть". 
Распростившись с генералом, 
Дядя Ваня - к партизанам. 
Партизан чиста работа - 
Перебита немцев рота. 
Дядя Ваня-партизан 
"Баньку" сделал господам. 
...А в лесу, под шубой снежной, 
До сегодняшней поры 
Генерал и штаб прилежный 
Ждут мундиры и штаны... 
Нет! Не мыться вшивой дряни 
В нашей славной русской бане! 


В середине декабря построили коллектив редакции и 
редактор С. И. Жуков зачитал приказ Политуправления 
Юго-Западного фронта. 

Согласно этому приказу из редакции отчислялись пи- 
сатель-прозаик Н. А. Л., поэт А. Золотушкин, а также еще 
несколько человек из числа литсотрудников. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Вслед за этим приказом, повергших всех нас в шок, 
Жуков зачитал приказ политотдела нашей армии. В нем 
был всего один пункт: Зачислить на должность штатного 
литературного сотрудника редакции с окладом 1250 руб- 
лей в месяц. Ю. П. Чепурина. 

Наконец-то справедливость восторжествовала. 

Вечером этого же дня меня пригласил к себе ре- 
дактор. 

На этот раз Жуков был не один. Компанию ему со- 
ставлял тот же молчаливый, но умный, как тысяча чер- 
тей, Куклис. 

Оба поздравили меня с "повышением", а затем Жу- 
ков обратился ко мне с неожиданной просьбой: 

- Товарищ Чепурин, - робко приступил он к разго- 
вору. - Вы не будете возражать против того, если мы 
часть вашего денежного содержания, ну... скажем, 500 руб- 
лей будем выдавать товарищу С. Нам очень хотелось, что- 
бы он остался литсотрудником редакции. 
Эх! Распахнись душа, отворяй ворота! Что для меня 
значат какие-то пятьсот рублей, если мне остается целых 
семьсот пятьдесят! Когда я теперь самый богатый на све- 
те человек! 

Я не так обрадовался за себя, как за Ларису с детьми - 
теперь они будут получать денежное пособие от меня. 

Однако, справедливости ради, должен сказать, что 
моя "персональная касса взаимопомощи" просущество- 
вала недолго. 

Не знаю, что было тому причиной, но вскоре това- 
рищ С. все-таки покинул нашу редакцию, не забыв по- 
благодарить меня за товарищескую выручку. 

Но я - отвлекся. 
Покончив с "финансовым вопросом", Жуков повер- 
нулся к своему заместителю: 

- Григорий Самойлович, выкладывай Юлию Петро- 
вичу свою затею. 
Просьба Куклиса была для меня не менее неожидан- 
ной, чем просьба Жукова. 


На дорогах войны 

- Товарищ Чепурин, не возьметесь ли вы вместе с 
художником Вайсбордом за издание к Новому году сати- 
рического приложения к нашей газете? Это был бы очень 
ценный подарок бойцам нашей армии. Мы вам дадим на 
приложение разворот, то есть четыре страницы. Вайсборд 
взяться за это дело готов, но мы понимаем, что в этом 
вопросе решающее слово - за вами. 
- Но до Нового года осталось всего две недели! - 
воскликнул я! - Что можно сделать за такой срок? 

- Да, времени крайне мало, - включился в разговор 
Жуков. - К сожалению, идея о приложении пришла нам 
в голову после вашего юмористического "залпа": "Шали 
и Швали", "Старо-русских напевов" и "Дяди Вани- 
партизана". И все же, подумайте, товарищ Чепурин, над 
нашим предложением. - Он улыбнулся своей доброй 
улыбкой и шутливо закончил. - Магарыч за нами... 
*** 
Дорогой читатель, тебя возможно интересует вопрос: 
доводилось ли мне хоть один раз ходить в атаку? 
Если сказать честно, впрямую - нет. 
Как ни приятно звучат для слуха слова журналистс- 
кой песенки: "С лейкой и блокнотом, а то и с пулеме- 
том, мы первыми врывались в города", должен признать- 
ся: я уподобился герою этой песенки всего лишь один 
раз, в мае сорок пятого года. Тогда мы с журналистом, 
капитаном Гавурой действительно первыми ворвались в 
чехословацкий город Ческе-Будеевиче, где первыми и 
встретились с американцами. Но я забежал вперед. 
Итак, в штыковую атаку я не ходил. Но принимать 
участие в штурме позиций гитлеровцев мне довелось. 
Послушай, как было дело. 
В один из декабрьских дней части нашей армии дол- 
жны были овладеть важным стратегическим пунктом - 
селом Рубежное. Село было сильно укреплено и стояло 
на пути к Харькову. Овладение им облегчало нашим вой- 
скам продвижение к этому городу. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Уже давно наши воины "прощупывали" подходы к 
нему. Вели тщательную разведку укреплений, располо- 
жение огневых позиций. 

В центре Рубежного возвышалась ветряная мельни- 
ца - с нее просматривались все действия наших подраз- 
делений. 

Но надо отдать должное артиллеристам, танкистам и, 
конечно, пехоте - они сумели обеспечить скрытность 
своих приготовлений к наступлению: орудия и танки 
были окрашены в белый цвет, пехотинцы - облачены в 
маскхалаты. Шум танковых моторов в момент занятия 
боевыми машинами исходных позиций, глушили авто- 
матными очередями. 

Я находился в одном из окопов, на передовой. Стрел- 
ки часов неотвратимо приближались к заветному часу. 
Ни секундой раньше, ни секундой позже в зенит взмет- 
нулась условленная ракета и - началось! 

Полчаса шла артиллерийская подготовка. Огонь вели 
все виды орудий, начиная от "сорокопяток" и кончая тя- 
желыми гаубицами. Едва отгремел последний залп, в небо 
взвилась новая, другая по цвету, ракета - с места сорва- 
лись танки, увлекая за собой пехоту. Я оказался в первой 
группе атакующих, которой командовал старший лейте- 
нант, судя по всему, многоопытный и отважный коман- 
дир. Он узнал меня. Увидев, что я увязался за его бойца- 
ми, он нацелил на мою грудь свой "пэ-пэ-ша"* и заорал 
изо всех сил, пытаясь перекрыть звуки завязавшегося боя: 

- Куд-да?! Я говорю, назад!! В тыл!! Приказываю!! 
И оставив меня, оскорбленного и униженного, там, 
где я стоял, он бросился в пекло разгоравшегося боя. 
Вот так закончилась моя "атака". Я был исключен из 
числа атакующих и водворен на свое "тыловое" место. 
Но все равно я оставался на поле боя, которое совсем 
недалеко от меня разгоралось все жарче и жарче. 

* "Пэ-пэ-ша" - пистолет-пулемет системы Г. С. Шпагина 
(авт.) 


На дорогах войны 

А развивалось сражение так. 

Первым ворвался в центр села Рубежное танковый 
взвод под командованием лейтенанта Могилы. Танкисты 
посеяли среди гитлеровцев панику, чем облегчили дей- 
ствия пехоты. Но фашисты скоро пришли в себя. 

Немецкие и наши пулеметы и автоматы подняли та- 
кой треск, что он глушил дружное "ура" атакующих. 

Там и тут завязывались рукопашные схватки. 

Улица была усеяна трупами наших и немецких сол- 
дат. Девушки-санинструкторы едва успевали оттаскивать 
с поля боя перебинтованных, истекающих кровью бой- 
цов в безопасное место, к стенам домов. 

Наш натиск на врага усиливался с каждой минутой. 
Яростно отстреливаясь, немцы отходили к ветряной 
мельнице, что высилась на окраине села. 

На улицу, уже очищенную от фашистов, начали вы- 
бегать жители села. Но что это? Вот они, только что по- 
кинувшие подвал, кинулись к лежащему на пепелище 
сгоревшего дома раненому немецкому офицеру. 

Оглашая воздух проклятьями, грозя кулаками, заламы- 
вая руки, они дружно плевали в лицо раненого немца, не- 
истово пинали его ногами, на что в ответ он только с тру- 
дом поднимал руки, стараясь прикрыть ими свое лицо. 

Откуда ни возьмись, около разъяренных женщин по- 
явился человек, сопровождаемый группой красноармей- 
цев. Судя по всему, это был командир среднего ранга. 
Шинель на нем была распахнута, как и у его спутников. 
Они были похожи на одержимых - чувствовалось, что 
они только что вышли из боя и находятся в том состоя- 
нии, в каком находятся и эти люди, испытавшие крайнее 
напряжение. 

- Что тут? - бесцеремонно расталкивая женщин, 
властным голосом спросил командир. 
Вместо ответа женщины вцепились в рукава шинели 
военного и потянули его в сторону сарая. Там лежали 
тела двух полуобнаженных девочек-школьниц в платьях, 
залитых кровью. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Командир рванулся назад, к распростертому на земле 
немцу, и ни слова не говоря выхватил из кобуры писто- 
лет и несколько раз выстрелил в грудь раненому. Тот раза 
два дернулся, приподняв тело, глянул в лицо стрелявше- 
го, вытянул ставшие бессильными руки и замер. 

Командир пнул немца ногой, и сунул пистолет в ко- 
буру и так же внезапно, как и появился, исчез вместе со 
своими бойцами. Женщины же, не переставая голосить, 
оставили страшное место гибели своих детей... 

...Сражение за село Рубежное подходило к концу. 

Бои шли лишь в районе ветряной мельницы, на чер- 
даке которой оборудовал огневую позицию немецкий пу- 
леметчик. А здесь, в центре села уже кипела мирная, ра- 
достная от чувства свободы жизнь. Как описать эту радо- 
стную победную суету? 

Вот ведут пленных, и женщины бросаются обнимать 
и целовать конвоиров. Те сердито-ласково отстраняют 
от себя женщин, но не так-то просто это сделать!.. 

Вон мальчишки, шустрые, как мышата, подбирают 
трофейные автоматы, немецкие противогазы, хвалясь 
друг перед другом находками. Верещат, как галчата. 
Звонкие их голоса далеко разносятся окрест... 

Вот на больших салазках бойцы везут раненую медсе- 
стру, совсем молоденькую девушку. Она грызет плитку 
немецкого эрзац-шоколада и плачет, и смеется одновре- 
менно. Такая необъяснимая противоречивость эмоций 
мне встречалась и раньше, но сейчас она почему-то осо- 
бенно бросается в глаза. 

Подхожу к танку, еще не остывшему после боя. 

Совсем по-домашнему устроившись на снарядных 
ящиках, танкисты с аппетитом, с каким едят отработав- 
шие смену трудовые люди, будь то кузнец или пахарь, 
обедали. 

Мелькнула мысль: "Так ведь для них война и есть ра- 
бота, ставшая будничной и привычной. 

Знакомимся. Оказалось, что это танк командира тан- 
кового взвода лейтенанта Андрея Могилы. Ребята при- 


На дорогах войны 

глашают разделить с ними трапезу. Охотно отвечаю со- 
гласием. 

Спрашиваю Могилу: 

- Товарищ лейтенант, почему экипаж не помогает 
овладеть мельницей? 
- Так ведь танки еще не научились на крыши мель- 
ниц вскарабкиваться, - шутливо отвечает Могила. - 
И потом, по одному психованному из пушки, как по во- 
робью стрелять - слишком много будет чести. - И се- 
рьезно добавил. - Конечно, сковырнули бы мы его за 
милую душу, да вот снаряды все вышли. Ждем, когда 
подвезут. 
...Но вот и тот самый пулеметчик - "достали" его все- 
таки смельчаки-разведчики, снесли вниз с верхотуры на 
землю под белы рученьки. Сносить пришлось в букваль- 
ном смысле слова: у пулеметчика ноги были простреле- 
ны и спуститься самостоятельно он не мог. 

Я увидел его еще до начала допроса. 

Был он высок ростом. Длинные русые волосы падали 
на лицо. Пулеметчик был хорош собой, держался спо- 
койно и с достоинством. 

К допросу пленного приступили не сразу: кровь в его 
левом сапоге смерзлась, и много времени ушло на то, 
чтобы разрезать сапог, стянуть его с ноги, что оказалось 
не таким легким делом. 

Немца обыскали. На стол перед командиром полка 
легли солдатская книжка, конверт с письмом из Герма- 
нии, несколько порнографических фотографий и отпеча- 
танная на плотной глянцевой бумаге "карточка имперских 
поцелуев". Переводчик объяснил, что это - офицерский 
пропуск в публичный дом. В одном из ближайших номе- 
ров нашей газеты я рассказал читателям об этом любо- 
пытном "документе". А сейчас все мое внимание сосредо- 
точилось на пленном. 

Вот медицинские процедуры закончились и пленно- 
му предложили придвинуться к столу. 
Но едва он поднялся с табуретки и ступил на ране- 


Юлий ЧЕПУРИН 

ную ногу, как тотчас же, будто мешок с песком, снова 
упал на нее. Он сделался белее мела, испарина выступи- 
ла на его лбу. 

Очевидно, он испытывал сильнейшую боль, но ни 
звука не вылетело из его уст. Он только плотно стиснул 
зубы, тыльной стороной ладони смахнул капли пота со 
лба, затем вдруг запрокинул голову и замер так... 

- Товарищ полковник, может, дать пленному водки, 
чтобы он мог давать показания? Ведь ранен. 
Вопрос начальника разведки был неожиданным. Все 
ожидали, что скажет командир полка. 
Полковник коротко бросил: 

- Налейте. 
С начала войны я повидал много пленных, видел, как 
они по-разному ведут себя. Но то, чему я стал свидете- 
лем на этот раз, не могло не поразить меня и всех при- 
сутствующих. 

Немец принял стакан, наполненный водкой, обхватил 
его своими тонкими длинными пальцами, отвел при этом 
мизинец в сторону, обвел всех взглядом и торжественно 
произнес: 

- За здоровье моего фюрера! 
Поставив пустой стакан на стол, пулеметчик кивком 
головы поблагодарил за угощение и тут же заявил, что 
ни на какие вопросы военного характера отвечать не бу- 
дет. И добавил, скривив в легкой усмешке губы: 

- Могу ответить только на вопросы, касающиеся 
моей личной и семейной жизни. 
Ирония и издевка звучали в каждом его слове. 

- Почему ты не сдался в плен, когда тебе трижды 
предложили сделать это? - спросил полковник. 
- Немецкий солдат в плен не сдается, - был ответ. 
- Знаешь ли ты, что ожидает тебя за смерть наших 
солдат, погибших от огня твоего пулемета? 
- Знаю, - четко ответил пленный. 
- Расстрелять! - отдал приказание полковник. 

На дорогах войны 

Не дожидаясь, когда это слово переведет переводчик, 
немец, презирая боль, вскочил, принял стойку "смирно", 
выбросил правую руку вперед и крикнул: 

- Хайль, Гитлер! 
Затем приложил эту же руку к обнаженной голове, 
как бы тем выражая всем благодарность за такое реше- 
ние его судьбы. 

Да, враг в это время был еще наглым и беспредельно 
уверенным в своей победе. Он был многолик: были одур- 
маненные обещаниями Гитлера, а были и такие идейные, 
как этот пулеметчик, глубоко убежденные в правоте сво- 
его фюрера. 

Вот с каким противником нам предстояло сражаться 
еще многие, многие месяцы, прежде чем враг будет по- 
вержен окончательно и бесповоротно. 

Все, что я увидел, пережил в ходе боев за Рубежное я 
описал в своем репортаже. Его дополняли бесхитрост- 
ные рассказы участников сражения. 

В центре этих материалов опубликовано стихотворе- 
ние "Танк пришел!" Его героями были члены экипажа 
танка Андрея Могилы: 

Где промчится вихрем танк Могилы, 
Грозной силою своей гремя, 
Там фашистов ждут одни могилы 
От напора стали и огня... 

Написал я и о немецком пулеметчике, но этот мате- 
риал не пропустил цензор. Он объяснил свой запрет тем, 
что в моем изложении немецкий пулеметчик вызывал 
скорее симпатию, чем ненависть. 

Что ж! В этом он, пожалуй, был прав, я вспомнил, 
что да, действительно, не только у меня, но и у других 
мужественное поведение гитлеровца не могло не снис- 
кать к нему уважения. 

Зато с особым интересом читатели нашей армейской 
газета отнеслись к "Имперской карточке поцелуев". 


Юлий ЧЕПУРИН 

Газета для наглядности напечатала копию этого до- 
кумента, что еще более подогрело любопытство. 

Что же представляет из себя этот пропуск в бордель? 

Да ничего особенного. Просто лист плотной бумаги 
был разделен на отрезные купоны, на каждом из кото- 
рых было четко обозначено наименование поцелуев и их 
"разовая порция". 

В примечании было указано, что данная карточка 
действительна в борделях Парижа, Брюсселя, Вены, Пра- 
ги и других городах. Не забыли они указать и Киев, и 
Ростов. 

Успех новогоднего сатирического приложения "На 
штык" превзошел все ожидания. Резко возрос на него 
спрос в воинских частях. Издательство газеты не могло 
удовлетворить и десятую долю заявок. 

Сиял художник Марк Вайсборд. Именинниками чув- 
ствовали себя славные типографские рабочие и, прежде 
всего, старейший полтавский наборщик Сидоренко. 
Пользуясь минимальным набором шрифтов, он с под- 
линным художественным изяществом распорядился ими. 
Успех издания радовал и меня. 

На первой странице приложения был изображен зим- 
ний лес. Деда Мороза сопровождал мальчуган, которому 
старик сдавал свои рубежи, свое время: 

Не ветер бушует над бором. 
Не с гор побежали ручьи. 
Мороз-Воевода с дозором 
Обходит владенья свои. 

"Доложив обстановку", старик прощался с маль- 
чонкой: 

Я начал разгром, ты докончи, 

Враг в наши "объятья" зажат. 

Смотри, как разбойники волчьи 

От холода, страха дрожат... 


На дорогах войны 

В таком же настроении был исполнен весь выпуск: 
басни, частушки, сатирические стихотворения. Лишний 
раз подтвердилась истина, что "Песня на войне дороже 
самых страстных, зажигательных речей". 

Правда, мы предлагали воинам не песни, а то, над чем 
бы они могли посмеяться. 

*** 
Политработники частей и подразделений просили ру- 
ководство газеты не только увеличить количество присы- 
лаемых экземпляров приложения "На штык", но и ко- 
мандировать к ним "сочинителя" смешного репертуара. 
Я охотно откликался на такие предложения и просьбы. 
Со временем у меня появились свои любимцы, к ко- 
торым ездил охотнее всего. В первую очередь к ним от- 
носились летчики-истребители N-го полка, которым ко- 
мандовал участник боев в Испании, кавалер ордена 
Красного Знамени майор Минаев. Его правой рукой был 
боевой энергичный комиссар, старший политрук Попан- 
допуло. 
Сражались минаевцы на "ишаках" - тупорылых мо- 
нопланах "И-16", сражались успешно, по-гвардейски. 
Вечером после полетов истребители набивались в об- 
ширную подземную "кают-компанию", что одновремен- 
но служила и штабом полка. 
Майор Минаев и старший политрук Попандопуло хо- 
рошо дополняли друг друга: сдержанный, скупой на сло- 
ва Минаев и общительный остроумный Попандопуло 
были душой полка. Будто сама жизнь подобрала эту пару. 
И хотя один из них был боевым летчиком высокого клас- 
са, а другой "земным" политработником, они походили 
на родных братьев, так много было в их отношениях про- 
стоты и искренности. 
Любимцем полка был истребитель Василий Орешин. 
До безумия отчаянный в воздушных боях, он был по- 
юношески застенчивым и скромным в общении с това- 
рищами. Его неизменным и незаменимым талисманом 


Юлий ЧЕПУРИН 

было кашне из вискозного шелка. Дважды опоясав шею 
хозяина, кашне мягко "стекало" на его грудь. 

Давно замечено: танкисты, летчики, шоферы всегда 
знают цену друг другу, чувствуют превосходство над со- 
бой истинного артиста своего дела. 

Так было и с Орешиным. Его авторитет летчика-аса 
был непререкаем. Общее уважение к нему было молча- 
ливым, но от этого не менее красноречивым. И это на- 
глядно доказал один случай, коему я оказался свидете- 
лем в один из своих приездов в полк. 

Был сумрачный зимний день. С самого утра мела по- 
земка. 

Летчики Минаева, вооруженные "Эрэсами" (по две 
штуки под каждой плоскостью), беспрестанно летали 
бомбить немецкие танки, атакующие наши боевые по- 
рядки. 

"Настырность" минаевцев в конце концов вывела не- 
мецкое командование из себя, и они решили уничтожить 
аэродром, на котором базировались советские "ястребки". 

Но Минаев ожидал этого и потому держал несколько 
самолетов на земле, готовых в любую секунду подняться 
в небо. 

У своих "ишаков" в полной готовности дежурили лет- 
чики. 

Несколько раз в тот день "Мессершмитты" пытались 
прорваться к аэродрому, но каждый раз, еще до подхода 
в нему, в воздух взмывали юркие "ястребки", которые пе- 
рекрывали им дорогу. 

...В тот день произошли два события, взволновавшие 
летчиков. 

По возвращении с задания, при посадке машина лей- 
тенанта Устинова "скапотировала". Самолет получил по- 
вреждение, а сам Устинов был ранен. 

Второе происшествие взволновало летчиков куда 
больше. И вот почему. 

Полетное время кончилось, наступили сумерки. 


На дорогах войны 

Самолеты, летавшие на бомбежку немецких танков, 
возвратились на базу. Не возвратился лишь один Васи- 
лий Орешин. 

В подземной "кают-компании", где обычно происхо- 
дила разборка полетов, поселилась тревожная тишина. 

На радиовызовы Орешин не отвечал. Искать его в 
сгустившейся темноте было бесполезно. Это понимал и 
начальник штаба капитан Титов и все летчики. 

Особенно нервничал капитан Титов. Он то и дело вы- 
ходил наружу и жадно вслушивался, надеясь уловить та- 
кой знакомый рокот орешинского истребителя. 

Тщетно! 

Время шло, а Орешин не появлялся. Каждому лезла в 
голову навязчивая мысль: "Сбили!" 

Но на чьей территории Орешин сел? 

Если на нашей, оставалась надежда увидеть его жи- 
вым, хотя, может быть, и раненым. Если же он попал в 
руки фашистов, надеяться на его спасение было безна- 
дежным делом - уж кого-кого, а летчиков гитлеровцы 
не оставляли в живых. 

А время шло... Тягуче-мучительно тянулись минуты, 
сбиваясь в очередной час. 

На командный пункт полка прибыли Минаев и По- 
пандопуло. 

Они едва успели сбросить регланы (в штабе было 
душно), как вдруг, кажется, над самыми нашими голова- 
ми подобно грому небесному раздался рев авиационного 
двигателя и следом за этим, опять же сверху, донесся ис- 
тошно-радостный крик дозорного-часового: 

- Ореши-и-ин!! 
Будто воздушным вихрем сорвало людей с мест. В од- 
них комбинезонах, без головных уборов они выскочили 
наружу, и как бы в благодарность им за это "ишак" Оре- 
шина еще раз, чуть ли ни вспахивая земляную кровлю 
штаба, еще раз пронесся над своими командирами и то- 
варищами, и снова исчез в темноте словно призрак. 


Юлий ЧЕПУРИН 

- Ур-ра!! - во все горло орали летчики, бросившись 
обнимать друг друга, и всей толпой побежали к взлетной 
полосе. Навстречу им уже выруливал к штабу истреби- 
тель Орешина. 
Отбросив назад фонарь кабины, Орешин начал выби- 
раться из самолета, и тут его подхватили руки товарищей. 
Они бесцеремонно стащили Василия на землю и стали 
подбрасывать в воздух. Орешин смешно барахтался, пы- 
таясь освободиться из объятий друзей, но ему это плохо 
удавалось... 

Это было проявление истинно братской любви и муж- 
ской солидарности. 

Ах, как же я был благодарен моим учителям, препо- 
дававшим сценическое искусство! 

Кажется, никогда до этого памятного вечера я не вы- 
ступал с таким подъемом и вдохновением. 

Вообще-то мой "репертуар" был уже знаком летчи- 
кам из номеров нашей газеты, но им хотелось услышать 
живой голос автора, и я охотно шел навстречу их же- 
ланию. 

Утром следующего дня мы с комиссаром Попандопу- 
ло пошли навестить лейтенанта Устинова, того самого, 
чей самолет скапотировал вчера. 

Квартировал Устинов вместе со своим товарищем 
по эскадрилье в небольшом, чисто прибранном домике. 

Но прежде мне хочется поведать о первой встрече с 
ним. Состоялась она на аэродроме, где Устинов со своим 
самолетом нес сторожевую службу. 

Устинов в своем летном комбинезоне показался мне 
просто великаном. Он действительно был богатырского 
телосложения - высок, широк в плечах. И было удиви- 
тельно, как он только вмещался в кабине своего коро- 
тышки "ишачка". Самолет-истребитель рядом с ним мне 
тогда показался просто игрушечным. 

Надо сказать, что в юности я сам был "болен" авиа- 
цией. Я окончил летную школу аэроклуба, летал на пла- 
нере и учил этому других. Словом хоть чуть-чуть, но при- 


На дорогах войны 

коснулся к авиации. И мой интерес к ней не угас по сей 
день. 

Вот почему мы с Устиновым сразу нашли общий 
язык. Он тоже был беззаветно влюблен в авиацию и не 
мыслил своей жизни без полетов и неба... 

Я рассказал ему о своем увлечении авиацией. Конеч- 
но, что и говорить, я безумно завидовал тому, что он ле- 
тает на боевой машине. Устинов в свою очередь интере- 
совался: как это я могу сочинять. Просил раскрыть "сек- 
рет" этого дела. 

Словом, завязалась дружеская теплая беседа обо всем 
и - ни о чем. И вдруг эту мирную, далекую от войны 
беседу, прерывает громовой голос, доносящийся из ди- 
намика: 

- Внимание экипажей дежурных самолетов! Со сто- 
роны населенного пункта N к аэродрому движется груп- 
па "Мессершмиттов". Приказываю взлететь на перехват! 
И мой собеседник, минуту назад казавшийся в своем 
полетном обмундировании неуклюжим медведем, с по- 
разительной ловкостью взобрался в кабину, взревел мо- 
тор и вот... Прошло десять, ну, максимум пятнадцать се- 
кунд, и "ястребок" Устинова на моих глазах тает в дали и 
растворяется в воздухе, как будто ни самолета-истреби- 
теля, ни его пилота вовсе и не существовало. 

Богатырь Устинов стал для меня родным и близким 
человеком. Вот почему я так тяжело переживал эпизод с 
неудачной посадкой его истребителя. 

О моем приезде и выступлении перед его боевыми то- 
варищами Устинов уже знал, но я заметил, что летчик 
был обрадован не столько моему появлению, сколько по- 
явлению комиссара полка. Не мешкая, он обратился к 
нему с неожиданным вопросом: 

- Товарищ комиссар, а сколько новый "ишак" стоит? 
- Зачем тебе? - удивился Попандопуло. 
- Я прикинул... У моих родителей дом есть, хозяй- 
ство, то есть скотина всякая значит... Огород... Они все 
продадут, только не отчисляйте меня из истребителей... 

Юлий ЧЕПУРИН 

Ради Бога прошу... Любое наказание понесу, только в 
бомбардировочную не переводите... 

- Ну, во-первых, - не сразу сказал Попандопуло, - 
дом строил не ты, а твои родители. Значит и продавать 
его, лишать отца с матерью родного угла тебе не должна 
позволить совесть. Ну, хорошо. Пусть даже старики и 
пойдут тебе навстречу. Какую выручку за все, что прода- 
дут, они получат? Ты подсчитал. 

- Подсчитал! - оживился Устинов. 
- Ну, давай, выкладывай, сколько у тебя набежало. 
Устинов схватил с тумбочки листок бумаги, на кото- 
ром записал все хозяйство родителей: дом, баню, корову 
с телком, коровник, свинью, а рядом условные цены 
проставил. 

- Что ж! Давай, как говорят бухгалтеры, подобьем 
итог, - сказал комиссар. - Десять+три+пятьсот... Ито- 
го тринадцать тысяч пятьсот рублей. 
Услышав эту итоговую цифру, Устинов шумно вздох- 
нул. 

- Теперь послушай, товарищ Устинов, меня. Сперва 
повторю то, что сказал вначале: дом, баню, коровник 
строил не ты, а твои родители. Не ты заводил и жив- 
ность, значит и на нее не имеешь права. Да, говорю, тебе 
и самому сделать это совесть не позволит. Так что 
спрячь свою "бухгалтерию" и послушай теперь, что я 
скажу. Во-первых, никто отчислять тебя из полка не со- 
бирается. Наши "технари" осмотрели утром твой "ишак" 
и место, где он споткнулся. Техники заявили, что само- 
лет можно отремонтировать на месте... 
Устинов от этой новости сначала сгоряча обхватил ру- 
ками забинтованную голову, а потом развел их в сторо- 
ны, будто собираясь взлететь. 

- Но не это самое главное, лейтенант, а в том, что 
комиссия дала официальное заключение... 
- Какое? - затаив дыхание, спросил Устинов. 
- В конце взлетной полосы ремонтники из батальо- 
на аэродромного обслуживания небрежно заделали во- 

На дорогах войны 

ронку от бомбы. Ты сажал самолет в темноте, потому и 
не заметил "вмятину" в бетоне, она и "помогла" твоему 
"ишаку" споткнуться. 

Устинов не мог поверить своим ушам. Его глаза свер- 
кнули радостью, он оживился, помолодел. Он начал ру- 
ками "рассказывать" как сажал самолет, как отжал руч- 
ку-гош от себя, как перед самым касанием колесами зем- 
ли взял ручку снова на себя. Он забыл о боли, о бинтах, 
которые мешали ему, раздражали его. Устинов так раз- 
волновался, что комиссару пришлось утихомирить его. 

- Товарищ Устинов, оставь руки в покое и успокой- 
ся. Я не расстраивать тебя пришел, а успокоить. 
Но Устинов не унимался. 

- А это точно, что не отчислите меня? Так сам ко- 
мандир полка сказал? 
- Сказал, сказал... Что, комиссару уже не веришь? 
- Верю, верю, товарищ гвардии старший политрук. 
- Ур-ра! - загорланил вдруг пилот-неудачник, взмет- 
нув кверху руки. 
- Ей Богу, сейчас доктора вызову, прикажу тебя свя- 
зать, - нарочито строго сказал Попандопуло. 
Но Устинов уже не слышал его слов - радостная вол- 
на накрыла его с головой... 

Много горького и печального, но порой и смешного 
таила в себе наша фронтовая жизнь. 

Неиссякаемый солдатский юмор, значение и силу ко- 
торого очень трудно переоценить в укреплении мораль- 
ного и боевого духа наших воинов, был на войне посто- 
янным спутником солдата. 

Приведу только три эпизода из множества других, ко- 
торым несть числа. 

...В коротком жестоком рукопашном бою старшина 
роты Бабаджан, уподобив противотанковое ружье сокру- 
шительной палице, размозжил головы нескольким не- 
мецким солдатам. Конечно, я не заставил себя ждать и 
отправился на встречу с новоявленным героем. 


Юлий ЧЕПУРИН 

В весеннем лесу, на деревьях которого только-только 
выстрелили зеленые огоньки - первые листочки, я с 
большим трудом отыскал нужную мне роту. Ее старши- 
ной, как оказалось, и был тот самый Бабаджан, встре- 
титься с которым мне так нетерпелось. 

Мое появление в роте совпало с прибытием в нее све- 
жего пополнения, и это обстоятельство еще более разож- 
гло мой журналистский азарт. Бойцы расположились в 
окопах. На поверхности находились лишь дозорные, не 
спускающие глаз с позиций противника. А до него было 
рукой подать. Наши и вражеские позиции разделял глу- 
бокий овраг. Сквозь редкую гребенку молодого подлеска 
хорошо были видны немецкие солдаты, они безбоязнен- 
но то и дело мелькали между деревьев. 

Командир и политрук роты обрадовались моему по- 
явлению. Через несколько минут должна была состоять- 
ся встреча Бабаджана с новобранцами. Старшину попро- 
сили поделиться своим боевым опытом с молодыми бой- 
цами. В ложбине, где собралась рота, я увидел немало 
немолодых лиц. По всему было видно, что люди на вой- 
не не первый день. 

Скоро появился и сам герой. 

Два бойца, сопровождавшие его, несли термосы с пи- 
щей. Отдав им какое-то указание, Бабаджан коротко ко- 
зырнул командиру роты и политруку и скромно отошел 
в сторону. 

- А вот это и есть тот самый герой - Рубен Бабад- 
жан, которого вы все так хотели послушать, - предста- 
вил бойцам старшину политрук. 
Старшина нерешительно топтался на месте, очевидно 
ожидая от начальства каких-то указаний. Я присмотрел- 
ся к нему. 

Совсем молодой парень. Чернявый, как и подобает 
быть каждому, уважающему себя армянину. Бабаджан 
окидывал веселым взглядом дожидавшихся его расска- 
за бойцов и чего-то ждал. Политрук шагнул вперед и 
сказал: 


На дорогах войны 

- Товарищи бойцы! Вы, конечно, все слышали, что 
в недавнем бою старшина роты товарищ Бабаджан унич- 
тожил несколько гитлеровцев. Сейчас он вам расскажет, 
как было дело. 
Бабаджан опустился на одно колено. Его огромные, 
широко распахнутые глаза, сверкающие синеватой белиз- 
ной глазных яблок, окинули сидящих и стоящих перед 
ним бойцов, и он почему-то улыбнулся. 

После первых произнесенных им слов стало видно, 
что он не совсем хорошо владеет русским языком, отчего 
его речь носила своеобразный колорит, что ничуть не 
убавляло в ней выразительности. 

- Я биль старшин рот, биль, - без предисловий на- 
чал Бабаджан. - Ми ходиль с двумя товарищи к поход- 
ной кухня. Ми хотель получить обед, хлеб и водка. Но 
водка у того старшины не быль, а быль спирт. Ми полу- 
чаль гороховый суп, пшенную кашу-концентрат и хлеб. 
Потом тот другой старшин даваль нам полный котелок 
спирту. Ми пришли в роту, все солдат сидаль на земля, и 
ми наливаль всем в котелки суп. Я приказаль всем сол- 
дат приготовить крышки с котелок, чтоб я всем наливал 
спирт - вот эта стопка. - Бабаджан вынул из глубины 
кармана брюк серебряную стограммовую стопку и пока- 
зал присутствующим. 
- Я только первую стопку наливаль, и тут фриса по- 
шел в атаку. Ми тоже пошел контратаку. Я держаль коте- 
лок со спиртом в руках. Я ничего не знал, что мени нуж- 
но биль делать? Я тогда, чтобы во мне больше смелость 
биль, взяль и весь этот спирт выпил. Мине так стало хо- 
рошо. - Бабаджан блаженно улыбнулся, потом вдруг 
снова стал серьезным. 
- Тогда я пошель, - продолжал он с воодушевлени- 
ем, - помогать наш ребят побить фрица. Там уже силь- 
ный бой шел. Уже много биль убитых. Смотрю: на земля 
лежит наш убитый бронебойщик с ПТР. Это такое боль- 
шое ружье, - на всякий случай пояснил Бабаджан. - 
Меня такой ужасный зло взял, я тогда хваталь это ружье 

Юлий ЧЕПУРИН 

и стал им вот так над головой крутить, что биль у меня 
сил. Я стал фрицев стучать ружьем по их головам. Иду 
и по башкам - раз, потом еще - раз, потом еще раз... 
Я семь фрицев убиль, - с гордостью закончил Бабаджан. 

Среди слушателей возникло оживление. На лицах 
многих заиграли улыбки. Один пожилой красноармеец, 
поглаживая пышные усы, смачно прокомментировал 
рассказ Бабаджана: 

- Котелок спирту... Да ежели бы мне норму спирта в 
целый котелок определили, я, может, не семь, а поболе 
на тот свет фрицев отправил... 
Встреча с героем завершилась. Весело переговарива- 
ясь, перебрасываясь шутками, красноармейцы расходи- 
лись по взводам. 

Недоволен был один политрук. Отведя в сторону Ба- 
баджана, он похвалил его за рассказ: 

- Еще раз говорю, товарищ Бабаджан, молодец! 
Только вот зачем ты про котелок-то со спиртом? 
И вдруг глаза Бабаджана гневно вспыхнули, он резко 
ответил политруку: 

- Как биль, понимаешь. 
Мою информацию об этом боевом эпизоде наша га- 
зета не напечатала. "К сожалению, - сказали мне, - та- 
кой "боевой опыт" редакция пропагандировать не мо- 
жет". Моя попытка обойтись в информации без котелка 
со спиртом, ни к чему не привела. Впрочем, Бабаджан и 
не нуждался в этом, положенный ему орден Ленина он 
получил. 

А вот и другой эпизод, правда, напрочь лишенный 
трагикомической ситуации. 

В одном из освобожденных от немцев населенных 
пунктов наши бойцы взяли трофей - бочку с виноград- 
ным вином. Прикатили ее в расположение своей роты, 
вскрыли днище, начали снимать "пробу". Только-только 
во вкус вошли, вдруг, откуда ни возьмись, прибегает сол- 
дат с большущим конным ведром. 

Истошно кричит: 


На дорогах войны 

- Товарищи! Прекратите пить! Приказано доставить 
бочку с вином на экспертизу, для анализа! 
- Чего-о?! - Попытался оттолкнуть от бочки непро- 
шенного представителя "медицины" руководивший "про- 
бой" сержант. 
Но не тут-то было. 

- Я говорю: приказано доставить бочку с вином в 
штаб для медицинского анализа. Я на это дело уполно- 
моченный. 
- А пошел ты... - еще энергичнее оттолкнул сержант 
"уполномоченного". - Уполномоченный, говоришь? Эк- 
спертизу хочешь наводить? Тогда макни палец, лизни и 
давай заключение. 
Сообразив, что трофейное вино ему заполучить не 
удастся, "посланец" взмолился: 

- Хлопцы! Так же у вас много. Налейте нам троим 
хоть по пол-литра. 
А вот свидетелем какого забавного случая мне дове- 
лось быть. 
На нейтральной полосе, отделяющей наши позиции 
от немецких, была сброшена с немецкого самолета ме- 
таллическая бочка со спиртом. 

Нашу линию обороны занимал батальон морской пе- 
хоты. Как морячки догадались, что в бочке спирт, а нич- 
то не иное - одному Богу известно. 

Немцы, решили свою бочку с драгоценной влагой во 
что бы то ни стало захватить, перетянуть на свою сторо- 
ну. Такое же решение приняли и наши моряки. Один из 
них, доброволец, обвязался веревкой, взял в руки авто- 
мат и пополз. Направился к бочке и немец. 

Началось "состязание": кто быстрее доберется до 
цели. Наш морячок оказался проворнее - он первым 
оказался у бочки, ловко накинул на нее веревочную пет- 
лю и, дав отмашку своим, крикнул: "Тащите!" Когда гит- 
леровцы поняли, что добыча уплывает из их рук, откры- 
ли по бочке автоматный огонь. Но огонь этот был бес- 
прицельным, потому что боялись попасть в своего. Тем 


Юлий ЧЕПУРИН 

более что немец оказался настырным, он будто приле- 
пился к бочке, ухватившись за веревочную петлю. 

- Тяните быстрее! - истошно орал наш "добытчик", 
потому что одна из немецких пуль все-таки угодила в боч- 
ку. Из пробоины тугой струей начал выливаться спирт. Ре- 
бята поднапряглись, потянули веревку изо всех сих, она 
начала двигаться, прыгая на неровностях почвы. Видя та- 
кое дело, наш "добытчик" не растерялся, подправил боч- 
ку, так, чтобы спирт выливался в его сторону, и теперь, 
прикрывая ладонью пробоину, подобно раку, двигался 
"задом наперед". 
И вот бочка в расположении наших! Что тут нача- 
лось! Немцы открыли яростный огонь - со злости, а 
наши салютовали им не менее яростными очередями - 
с радости. 

Первая кружка спирта, конечно же, досталась бес- 
страшному морячку. И осушил он ее с превеликим удо- 
вольствием. 

Дорогой мой читатель! У тебя может возникнуть за- 
конный вопрос: зачем я в своей повести отвлекаюсь на 
такие малозначительные эпизоды? Пусть, по-своему ко- 
лоритные, юмористические, но неизбежно отвлекающие 
внимание от главного. Что это - случайность? 

О, нет, конечно! Без таких "малозначительных" эпи- 
зодов боевая жизнь уподобилась бы каше без соли и мас- 
ла. Вот такое сочетание трагического и комического мо- 
жет воссоздать правдивую картину войны. 

Наша газета по разным причинам не всегда могла до- 
нести до своего читателя многие детали солдатского 
быта, сочность юмора советского солдата, его смекалку, 
сообразительность, все это шло в мою "журналистскую 
копилку" - фронтовой блокнот. Поэтому, каждый раз 
сдавая очередной "проходимый" материал в газету, я как 
бы оставлял в своем сердце кусочек наиболее сокровен- 
ного. Из этих "кусочков" со временем сложатся портре- 
ты и характеры персонажей пьесы "Сталинградцы". 

Морячок, отбивший у немцев бочку спирта, во мно- 


На дорогах войны 

гом похож на отчаянного краснофлотца Яшку Бубна. 
Сержант, руководивший "дегустацией" вина, будет как 
бы прототипом разведчика Максима Ножкина. Бабад- 
жан передаст некоторые черты своего национального ха- 
рактера Фатаху Фарманову. А пожилой солдат-усач, 
"комментирующий" рассказ Бабаджана словами: "Да 
ежели бы мне норму спирта в целый котелок определи- 
ли, я, может, не семь, а поболе на тот свет фрицев от- 
правил..." навел меня на мысль непременно включить в 
будущую пьесу такого пожилого солдата. Им и стал в 
"Сталинградцах" один из моих любимых героев - таеж- 
ный сибиряк-охотник Афанасий Кудров. 

Оказывается, незаметно для меня самого, в голове 
бродили мысли о создании народной драмы. Окончатель- 
ное решение утвердилось в моем сознании уже в самом 
воюющем Сталинграде. 

А пока... Пока я с упоением отдавался работе в газете. 
Как же интересна была эта работа! Какую творческую ра- 
дость доставляла она мне! 

Еще до наступления Нового 1942 года я был представ- 
лен к ордену Красного Знамени*. Мне было присвоено 
звание "младший политрук". Я был принят кандидатом в 
члены партии. Это, конечно не могло не радовать меня, 
но и еще большая ответственность возлагалась на меня. 

Другие сотрудники были представлены к медалям "За 
отвагу" и "Боевые заслуга". Вскоре в нашу газету прибы- 
ли два профессиональных поэта, члены Союза писате- 
лей - Зиновий Кац и Матфей Талалихин, (оба, как и 
предсказывал Федор Белкин, оказались евреями, что не 
мешало им быть славными хлопцами). 

Не скрою, мой энтузиазм, мою неуемную творческую 
активность питала моя тайная любовь к Г. Но об этом 
особый разговор. 

* Правда, вместо ордена "Красное Знамя" я получил орден 
"Красной Звезды". Надо заметить, что в первый период войны 
боевыми орденами награждали крайне скупо. 

Юлий ЧЕПУРИН 

*** 


...Это случилось спустя какое-то время после моего 
прибытия в редакцию. Схема моего жития была одно- 
сложна и проста", отправился на передний край за мате- 
риалом, вернулся, "отписался", то есть сдал добытый ма- 
териал, и снова туда, "где снова бой, покой нам только 
снится". 

Но вот однажды, вернувшись с передовой, я, "спотк- 
нулся" подобно "ишачку" лейтенанта Устинова. Я торо- 
пился сдать последний материал нашей редакционной 
машинистке. Шел по узкому коридору сельской школы, 
где расположилась редакция, и чуть не столкнулся с де- 
вушкой, красота которой лишила меня дара речи. Я про- 
сто-напросто остолбенел. Она же, оценив мое состояние, 
слегка, лишь одними уголками губ, улыбнулась и, опус- 
тив глаза, попросила, чтобы я посторонился. 

Спрятав глубоко в душе опалившее меня сильное чув- 
ство, я решил покорить эту красивую украинскую дивчи- 
ну. И хотя мои внешние данные обещали слабую надеж- 
ду на успех, я верил в свою счастливую звезду. 

Помню сколько хитрости, уловок, смекалки и даже 
наглости пришлось мне пустить в ход лишь для того, 
чтобы еще раз увидеть ее, а если повезет, то и услышать 
ее голос!.. 

Как в песне поется: "Карие очи, черные брови..." По- 
моему, тот, кто сочинил эти слова, видел перед собой Г., 
ибо ее карие глаза могли свести с ума любого. А волосы? 
Темно-каштановые, они мягкими локонами ниспадали 
на плечи девушки, порой закрывая ее лицо. Какими ми- 
лыми движениями она отводила их назад своими тонки- 
ми пальцами, и бархатные ее брови каждый раз почему- 
то хмурились при этом. 

Немало часов потратил я на то, чтобы разработать на- 
дежную тактику моих отношений с Г. В конце концов я 
остановился на наиболее коварном ходе: нарочитой холод- 
ности к ней. Бывая в редакции, я старался не попадаться 
ей на глаза, а если приходилось случайно встретиться, на- 


На дорогах войны 

меренно торопливо старался разминуться с девушкой. Да, 
я делал вид, что совершенно равнодушен к ней. Пусть 
увиваются около нее мои коллеги-сослуживцы. Настанет 
день ( я верил в это), что ей надоедят эти назойливые уха- 
живания и ее взор обратится в мою сторону. 

С этой поры я старался как можно дольше задержи- 
ваться на передовой. Пусть она реже видит меня. Пусть 
обо мне ей напоминает моя фамилия, которая постоянно 
появлялась на страницах газеты. 

Любовь подбросила в мой творческий костер жару: 
стихи, юморески, пародии, очерки - все легко выходило 
из-под моего пера. Теперь я посвящал каждую написан- 
ную мною строчку двум любимым женщинам: Ларисе 
(да, да, понимаю - жестокий парадокс!) и Г. Обе они, 
каждая по-своему, были далеки от меня. Но это еще 
больше распаляло мою любовь, порождая жажду вовсе не 
платонической любви. 

Какая-то особенно холодная напряженность с неко- 
торых пор поселилась во мне, и виной тому, конечно, 
была Г., любовь к которой мне становилось скрывать все 
труднее и труднее. 

И это затянувшееся любовное томление однажды, со- 
вершенно для меня неожиданно завершилось драмати- 
ческой развязкой. Я написал, а газета напечатала мое 
очередное стихотворение "Харьков ждет". 

В одной из строф речь шла о партизанах, которые 
дважды воздвигали на пьедестал повергнутый наземь па- 
мятник Тарасу Шевченко. И были в стихотворении та- 
кие строки: 

Его подымали безвестные люди, 
Чтоб бронза певца освещала им путь, 
Чтоб близкие залпы советских орудий, 
Вдохнули надежду в Тарасову грудь... 

Какая же ярость охватила меня, когда я увидел в газе- 
те, что слово, "безвестные" заменено на слово "безызвест- 


Юлий ЧЕПУРИН 

ные". Казалось бы, что смысл один, но как же жестоко 
ломалась ритмика стиха! Прихватив с собой краткий ор- 
фографический словарь, я буквально влетел в корректор- 
скую. Там, кроме Г., находилась еще одна девушка - ее 
напарница. 

Сухо поздоровавшись, я ястребом накинулся на Г. 

- Скажите, вы что-нибудь о правилах стихосложе- 
ния знаете? 
- А в чем дело? - не менее сухо поинтересовалась 
моя тайная возлюбленная. 
- А в том, что вы своею безграмотностью испортили 
стихотворение, - я чуть ни швырнул на стол газету. 
- Объяснитесь, - побледнев, отпарировала Г. 
- На каком основании вы слово "безвестные" заме- 
нили на "безызвестные"? Вам что, лень было заглянуть в 
орфографический словарь? 
- Существуют две формы этого слова: "безвестные" 
и "безызвестные". Замена не меняет смысла того, что вы 
хотели сказать. 
- А о нарушении ритмики стиха вы подумали? Вы же 
своим "новаторством" разрушили ритм стихотворения, 
на что не имели права. Чтобы такое впредь не повторя- 
лось, вот дарю вам на память краткий орфографический 
словарь. Кровь схлынула с лица Г. Она смертельно по- 
бледнела, губы ее искривились, и она стиснула их зуба- 
ми, чтобы не закричать. 
Прошло месяца полтора. Я уже носил на петлицах два 
"кубаря", мою гимнастерку украшал орден "Красной Звез- 
ды". А в очередную годовщину создания Красной Армии 
был зачитан приказ Политуправления Юго-Западного 
фронта о награждении меня часами за успешную работу в 
армейской печати. 

К этому времени мы с художником Вайсбордом вы- 
пустили второй номер юмористического приложения 
"На штык". 

Но все эти радости затмила коротенькая записочка, 
которую с хитрой улыбкой передал мне один из сотруд- 


На дорогах войны 

ников газеты. На узкой полоске бумаги (как она напом- 
нила мне мои "депеши" студенческой поры) было всего 
несколько слов: "Ю. П., сегодня у меня день рождения, 
приглашаю вас в семь часов вечера. Г." 

Ведро какой воды опрокинули мне на голову - хо- 
лодной или горячей? Я на несколько секунд лишился 
способности что-либо соображать. "Посланец" наблюдал 
за моей реакцией, улыбаясь ждал ответа. 

- Ну? Какой ответ последует от вас, товарищ млад- 
ший политрук? 
- Скажи: приду. 
- Может, ответите письменно? 
- Нет. 
- Виноват. Извините за беспокойство. 
Все так же хитро улыбаясь, "посланец" ретировался. 
Я же, как сомнамбул, вернувшись домой, сел за стол и, 
не отрывая рук от листа бумаги, написал не очень про- 
странное стихотворение. Что было в нем? Какие слова? 
Не помню. Помню лишь одно: в нем не было даже и на- 
мека на мои чувства. Я просто запечатлел в нескольких 
строфах тот образ украинской девушки, чья красота яви- 
лась миру на радость людям. И, конечно, в конце сти- 
хотворения было высказано пожелание, чтобы эта кра- 
сота никогда не увядала. 

Застолье было немногочисленным, но веселым и 
шумным. Мои коллеги упражнялись в остроумии, захле- 
бывались смехом от собственных острот. Я молча долго 
смотрел на эту кутерьму, и когда она мне порядком на- 
доела, попросил слова. 

Все притихли, ибо поднялся я со стула к удивле- 
нию для тех, кто меня хорошо знал, непривычно тор- 
жественно. 

Прочитав стихотворение, я положил его на стол перед 
именинницей, извинился за необходимость вернуться в 
редакцию и вышел из дома. Была глухая ночь. Звезды 
ярко сияли на далеком черном небе. Тишину дурманил 


Юлий ЧЕПУРИН 

запах сирени и сладковатый запах только что распустив- 
шихся тополиных почек. 

Я не успел сойти с крыльца, как услышал за спиной 
топот чьих-то ног и хрипловатый от волнения голос. 

- Подожди! 
Я обернулся, руки Г. обхватили мою шею. Она почти 
повиснув в воздухе, приникла к моей груди. 

- Зачем, зачем ты не встретил меня раньше? - то- 
ропливо начала она. - За что ты так невзлюбил меня? 
Нет, - перебила она свой жаркий шепот. - Я... Я - 
тоже. Ты мне очень нравишься. Я полюбила тебя... Но 
я - беременна. Вот уже пять месяцев. Нет, нет, ты его 
не знаешь. Его отправили в резерв до того, как ты при- 
шел к нам в газету. Прости меня. 
- За что? - резко освободил я свою шею от обхва- 
тивших горячих тонких рук. - И какое мне дело до тво- 
их личных дел? Ты меня совсем не интересуешь, как не 
интересует и твоя беременность. 
В ответ на эти слова Г. закрыла лицо руками и, поша- 
тываясь, вернулась в дом. 

А я еще долго стоял, пока ни пришел в себя от шока, 
который парализовал меня. Какая чудовищная, неправ- 
доподобная смесь противоречивых чувств разрывала мою 
грудь! Любовь и ненависть, ревность и зависть, жалость 
к самому себе и к этой будущей молодой матери - все 
смешалось, все переплелось. 

Но Бог не оставил меня в эти трудные дни: почта до- 
ставила мне очередное письмо моей жены Ларисы, из 
конверта выпала фотокарточка. На ней были изображе- 
ны Лариса и два наших сына. О, как же забилось мое 
сердце, когда я увидел такие близкие моему сердцу лица, 
которые оторвала от меня сначала служба в армии, а за- 
тем война. 

Лариса держала Витюшку на руках, старший же, Эду- 
ард, прильнул щекой к плечу матери. Боже, какая же ху- 
доба была на всех трех лицах! В какие жалкие одежды 


На дорогах войны 

были облачены все трое. И тем не менее Лариса улыба- 
лась, словно бы хотела издалека успокоить меня и ска- 
зать: "У нас все хорошо, все славно. Не волнуйся за нас, 
ради Бога". 

И чем больше я всматривался в лица любимой жены 
и в лица детей, тем больше, тем сильнее охватывал меня 
стыд за измену им, моим кровинкам, моим самым люби- 
мым на всем белом свете. Пусть эта измена была лишь в 
мыслях, но она была, была! Да, Бог миловал меня, не до- 
пустил до грехопадения, и все же стыд, жгучий, испепе- 
ляющий душу стыд сжигал меня. "Прости, Лара, прости, 
любимая! Прости за малодушие, за слабость духа. Это 
никогда больше не повторится! Никогда!" - шептал я, 
всматриваясь, вглядываясь в грустные и уставшие глаза 
моей верной подруги, с которой так жестоко разлучила 
нас война... 

Я поведал о своей любви к Г. Но была ли это любовь 
в самом высоком, самом святом значении этого слова? 
Была ли она хоть сколько-нибудь похожа на ту любовь, 
которая связывала меня и мою жену Ларису? 

Нет! Конечно же, нет! Это был скорее всего "острый 
приступ" сексуального влечения. Я как бы возжелал мою 
Ларису через Г. 

"Возжелал"! Даже не поинтересовавшись - "возже- 
лала" ли она? Но мне тогда до этого не было никако- 
го дела. Факт остается фактом - измена верной спут- 
нице моей жизни преданной жене свершилась. Я нару- 
шил этим главную заповедь Божию: "Не прилюбодей- 
ствуй!" 

Моя измена, пусть пока поселившаяся только в моем 
воображении, уже принесла мне тяжкие душевные стра- 
дания. 

Они были обусловлены осознанием того, что я пре- 
дал не только Ларису, я предал настоящую любовь. 

Послушай же, дорогой читатель, как она, эта настоя- 
щая любовь пришла к нам обоим. 


Юлий ЧЕПУРИН 

*** 


...Я был студентом первого курса театрального учи- 
лища. Занятия уже начались, шли полным ходом, когда 
заведующая учебной частью Клавдия Гавриловна ввела в 
аудиторию девушку. 

Все мы, парни, конечно, в первую очередь, с понят- 
ным интересом и любопытством "обстреляли" новенькую 
глазами с ног до головы. Ничего особенного: среднего ро- 
сточка, с лицом, которое нельзя было назвать красивым. 
Она привлекала внимание пожалуй лишь своими волоса- 
ми: темно-каштановые, они были на вид такими мягкими 
и шелковистыми, что как бы обтекали лицо Ларисы вол- 
нистыми прядями. 

Приехала она в наш город с юга, с берегов Черного 
моря, из Новороссийска. В этом городе каждое лето гас- 
тролировал наш Саратовский, известный на всю Россию 
драматический театр имени Карла Маркса. 

И вот однажды один из режиссеров этого театра был 
приглашен на смотр городской художественной самодея- 
тельности. Он сразу обратил внимание на одну из деву- 
шек, исполняющую в веселом спектакле-водевиле озор- 
ную девушку - плясунью и хохотушку. 

Это и была Лариса Кольченко. 

После спектакля режиссер сказал ей: 

- Вам нужно поступить в наше театральное училище. 
Вот его адрес и моя записка директору. 

И вот Лариса среди нас. 

Скоро мы узнали, что ее приезд на учебу был своеоб- 
разным подвигом, ибо ей пришлось оставить в Новорос- 
сийске на попечение своих родителей трехлетнего сына. 

Разлуку с ним она переживала мучительно-тяжело. 
Несколько раз она пыталась прекратить учебу и вернуть- 
ся домой, но этому категорически воспротивились ее ро- 
дители. Сами они некогда были артистами самодеятель- 
ного городского театра, и теперь хотели, чтобы их лю- 
бимая дочь стала профессиональной актрисой. 


На дорогах войны 

С мужем - красавцем-парнем, но гулякой и пьяни- 
цей, она перед отъездом в Саратов развелась, навсегда 
вычеркнув его из своей жизни. 

Прошло несколько дней. 

И - новый сюрприз. 

Так же, как и в первый раз, растворилась дверь и в 
аудитории появилась та же Клавдия Гавриловна в ком- 
пании с симпатичным чернявым молодым человеком. 

- Знакомьтесь. Это - Анатолий Антонов. Надеюсь, 
вы поможете ему наверстать упущенное... 
Анатолий оказался много старше по возрасту всех нас, 
что дало нам повод подумать: "Этот подвижной, быст- 
роглазый товарищ попал в наше училище несомненно по 
блату". 

Но оказалось, что это было не так. 

Наш новый однокашник прибыл из одного из север- 
ных лагерей, где находился в заключении. Правда, из 
пятнадцати лет, положенных ему по приговору, он "от- 
мотал" лишь семь, и был досрочно выпущен на свободу 
по личному приказанию самого Генриха Ягоды, тогдаш- 
него начальника ОГПу. 

Что же такое приключилось с нашим новым товари- 
щем? За какое преступление он был осужден на такой 
большой срок? 

Оказалось, - за убийство человека. Вот как это было. 

Анатолий работал кассиром сберегательной кассы. 

Однажды он проиграл в лото крупную сумму денег. 
Настолько крупную, что о возмещении ее не могло быть 
и речи. 

И тогда он решил покончить с собой. 

Он вышел из игорного зала на улицу, вынул револь- 
вер из кармана, но выстрел раздался прежде, чем он под- 
нес револьвер к виску. 

Выстрелом был убит случайный прохожий. 

Вот и получил Анатолий срок сразу за два преступле- 

ния: за растрату казенных денег и за убийство человека. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Врожденный актер и режиссер, Анатолий все годы 
заключения занимался постановкой драматических спек- 
таклей, в которых, конечно, играл ведущие роли. 

В один из своих инспекционных приездов в город На- 
рил Ягода посмотрел спектакль "Аристократы". Он спро- 
сил: кто поставил спектакль и кто играл Костю-капита- 
на? Ему доложили. 

Последовало "высочайшее" указание: заключенного 
Анатолия Александровича освободить досрочно с разре- 
шением вернуться в свой родной город. 

Особенно Анатолий сошелся со мной, на то была своя 
причина. Я был еще одиннадцатилетним мальчишкой, 
когда в пригороде Саратова, в клубе так называемой Мо- 
настырской слободки ставились с огромным успехом 
спектакли. 

Теперь, спустя одиннадцать лет, я узнал, что их со- 
здателем был никто иной, как наш великовозрастный 
"студент" Анатолий Антонов. 

У Антонова перед арестом были жена и дочь. И вот 
он снова увиделся с ними - уже чужой для них обеих... 

Несмотря на выпавшие на его долю испытания, Ана- 
толий не утратил ни жизнерадостности, ни веселости, 
ни юмора. Он смеялся так раскатисто и заразительно, 
что невольно вызывал к себе симпатию. 

Только теперь, в стенах театрального училища я по- 
нял, что учиться на стипендию в пятьдесят рублей - это 
не для меня. 

Проходя однажды по улице Максима Горького, я за- 
метил у входа в двухэтажное здание табличку: "ПРОФЕС- 
СИОНАЛЬНЫЙ СОЮЗ РАБОТНИКОВ ИСКУССТВ" ("РА- 
БИС"). Идея пришла мгновенно. Беру спортивный чемо- 
данчик с костюмом и париком и клоунскими 
башмаками, иду "предлагать свои услуги". 

Поднимаюсь на второй этаж, стучусь в дверь кабине- 
та председателя профсоюза. За письменным столом си- 
дит типичный на вид бюрократ: роговые очки, костюм- 
тройка, озабоченный исподлобья взгляд. 


На дорогах войны 

Я представился, услышал приглашение сесть. И с 
ходу с приместью наглости пошел в наступление. 

- Хочу работать в вашем цирке. 
- Простите, в каком качестве? 
- В качестве буффонадного клоуна. 
- Очень приятно. 
- Прошу дать мне направление в дирекцию. 
- С удовольствием. С большим удовольствием... 
И вот тут моя наглая самоуверенность утратила бди- 
тельность. Я не уловил в голосе профсоюзного вожака 
издевательской насмешки. 

- Вы работали раньше клоуном? 
- Работал. 
- Где, позвольте вас спросить? 
- В плодоовощном совхозе имени Микояна и в кол- 
хозах Черноярского района Саратовской области. 
- По линии филармонии или по личной инициативе? 
- По линии художественной самодеятельности. Вот 
снимки с моим партнером. 
- Прекрасно. Очень хорошо. Очень интересно. 
- А партнер ваш - кто? 
- Мой младший брат. 
- Он тоже хочет работать в нашем цирке? 
Опять, гадство, не уловил я в голосе председателя ни- 
какого подвоха. 

- Нет, он со мной работать не будет. Я один. 
- Печально. Ничего! Со временем партнера мы вам 
найдем. Что же вы будете делать на манеже один? 
Я поделился своими соображениями. 

- Понимаю! Соло-клоун! Неплохо! 
- Скучно не будет, - пообещал я. 
- Прекрасно! Очень интересно. Спасибо, что при- 
шли. Клоуны нам крайне необходимы. Когда же вы смо- 
жете начать работу? 
- Да хоть завтра. 
- Очень хорошо. Сейчас я позвоню режиссеру цирка. 
Он набрал номер телефона. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Дядя Карлуша? Здравствуйте. Беневаленский вас 
приветствует. У меня к вам серьезное дело. Сейчас к вам 
придет молодой человек. Он хочет работать в нашем цир- 
ке рыжим клоуном. К сожалению, партнера у него пока 
нет. Прошу принять его и оказать помощь. 
Беневаленский положил трубку. 

- Идите в цирк. Вас там ждут. Пройдете через слу- 
жебный вход и найдете Карла Ивановича Лиона. Он все 
устроит. Желаю успеха. Всего доброго. 
Этого дядьку, который после такого разговора совсем 
перестал быть похожим на бюрократа, я готов был рас- 
целовать за его чуткость и доброжелательность. 

И вот я в цирке. Передо мной стоит тот самый дядя 
Карлуша - щупленький, сухонький человечек. 
Выслушав меня, Карл Иванович Лион сказал: 

- Пока мы будем подыскивать вам партнера, "бело- 
го", кажется? Ах, да, вы ведь "рыжий". Так вот, пока мы 
будем подыскивать вам партнера, поработайте пока в 
униформе. 
Он попросил проходящего мимо юношу позвать не- 
ведомого мне Утехина. И через минуту-другую передо 
мной предстал широкоплечий, широколицый, с высту- 
пающими скулами, парень. В руках он держал грабли, 
совок и метлу. 

- Познакомься Жорж. Это - студент театрального 
училища. Он будет работать у нас клоуном. А пока офор- 
ми его в твою бригаду. Ах, ты уже все необходимое при- 
нес? Молодец! 
И только теперь я понял, какую злую шутку сыграл 
со мной профсоюзный "вождь" и этот самый дядя Кар- 
луша, который и впрямь походил на очкастого карлика. 
Гариллообразный Жорж расплылся в улыбке. Мы оста- 
лись с ним вдвоем. 

- Что умеешь делать? - спросил Жорж. 
- В смысле? 
- В смысле - сальто крутишь? Флик-фляк, стойку 
на руках делаешь? 

На дорогах войны 

- Стойку - могу. 
- Давай! 
Утехин лег спиной на барьер, поднял вверх руки. 
Я легко сделал стойку: 

- Это - умеешь. Вижу. Ладно. Пойдем, покажу твое 
место. 
"Ничего, Чепурин, ничего, - утешал я себя. - Пора- 
ботаешь пока униформистом, а часа своего все равно 
дождешься". И он пришел, мой час. 

В Саратов приехал со своим конным цирком дресси- 
ровщик Манкевич. Для одного из номеров его програм- 
мы потребовался клоун. И вот он - я, собственной пер- 
соной. Предлагаю свои услуги. Облачаюсь в свой кос- 
тюм, надеваю гигантские башмаки, пристраиваю на 
голову рыжий парик с поднимающимися волосами. 
Манкевичу мой клоунский облик понравился, и мы с 
ходу начали репетицию. Поперек арены устанавливались 
ширмы, вместо дверей навешивались занавески, состоя- 
щие из двух половинок. Манкевич "приглашал" из ко- 
нюшни кобылицу Ладу и затевал со мною спор: сумею 
ли я убежать от лошади или нет? Ударяли по рукам и 
погоня начиналась. Я "змейкой" двигался вдоль ширмы, 
"продираясь" сквозь занавески, и лошадь неотступно 
следовала за мной. 

Номер получался веселый, так как я "расцвечивал" 
его своими воплями, криками: "Ая-яй-яй". Иногда, обо- 
гнав лошадь, я намеренно падал, вскакивал, снова "змей- 
кой" преодолевал занавески. 

И однажды случилось непредвиденное: я ошибся в 
направлении движения и - грудь с грудью столкнулся с 
Ладой. Лошадь испугалась, вскинулась на дыбы, я тоже 
перепугался насмерть, развернулся на сто восемьдесят 
градусов и стал улепетывать со всех ног. И Лада снова 
продолжала погоню за мной. 

Это случайное столкновение зрители посчитали за от- 
репетированный номер. И он произвел на них непереда- 
ваемое впечатление. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Но на следующий день Манкевич объявил, что он 
меня увольняет. Он психовал, кричал на весь цирк, что я 
вчера сорвал лучший его номер. 

И как же он был поражен, когда в ответ на его ругань 
я спокойно сказал: 

- А зачем вам меня увольнять? Просто давайте при- 
учим Ладу каждый раз сталкиваться со мной. 
Манкевич остолбенел, потом сказал: 

- Черт бы тебя побрал! Ведь это сколько работы по- 
требуется? Ты представляешь? 
- Это меня не касается. Тем более, что я уже уволен. 
Несколько вечеров роль "убегающего" исполнял один 
из наших униформистов. И сразу - каким же скучным 
стал номер! 

Однажды после представления в комнату униформи- 
стов зашел Манкевич. Я уже собирался уходить домой. 

- Послушай, "артист", брось ты свое театральное 
училище и поступай ко мне ассистентом. Я буду хорошо 
платить. И номер с Ладой отрепетируем, как ты предла- 
гаешь. 
От приглашения в ассистенты я, конечно, отказался. 
А вот просьбу продолжать номер с Ладой - уважил. 

В училище прошел слух о том, что я работаю в цирке 
клоуном. Это заинтриговало моих однокашников, осо- 
бенно девушек, так сильно, что они, пользуясь как сту- 
денты скидкой на билеты, не отказывали себе в удоволь- 
ствии увидеть меня на цирковой арене собственными 
глазами. 

А вскоре я снова удивил своих однокурсников. На од- 
ном из уроков физкультуры неожиданно для всех сделал 
классную стойку на руках. "Классную", это значит 
"планжем". То есть я поднял вверх ноги, плотно прижав 
их одну к другой, до предела вытянув при этом носки. 
Долгонько я репетировал этот номер, и вот теперь он 
пришелся, как никогда кстати. 

Настало время рассказать о моих друзьях по театраль- 
ному училищу. К концу первого курса у нас сложился на- 


На дорогах войны 

стоящий "союз вздыхателей". Так я в шутку назвал нашу 
дружную компанию, в которую кроме меня и моей воз- 
любленной Лидии Ведяницкой входили Женька Ельцов и 
Вера Дубровина. А вскоре в нее были включены Лариса 
Кольченко и Анатолий Антонов, полюбившие друг друга. 

Наш "союз вздыхателей" расцветал. Это была друж- 
ная, веселая студенческая семья, где правила бал плато- 
ническая любовь. Какое это было для нас, ребят, наслаж- 
дение ощущать рядом присутствие наших любимых деву- 
шек. Да есть ли в природе вообще что-нибудь прекраснее 
этого чувства. Все мы были увлечены и поглощены осво- 
ением театрального искусства. 

Мы жили будущим - своими грядущими сцениче- 
скими успехами. Мы мечтали о славе, жаждали ее. 

Так прошел первый год нашей учебы. 

Я был в описываемое время редактором стенной газе- 
ты театрального училища. Моим "шефом" был председа- 
тель нашего профкома Борис Андреев, впоследствии 
ставший выдающимся советским киноактером. 

Члены "союза вздыхателей" помогали мне в выпуске 
каждого номера стенгазеты. Я редактировал заметки ав- 
торов-студентов, писал свои, сочинял стихи, пародии. 
На Женьке Ельцове нашем Аполлоне Бельведерском 
(так он был красив) лежало художественное оформле- 
ние газеты. Девушки, наши возлюбленные, переписы- 
вали печатными буквами тексты заметок, а Анатолий 
развлекал всех нас рассказами о бесчисленных его при- 
ключениях, что случились с ним за годы его пребыва- 
ния в заключении. 

Любимым местом для встреч членов "союза вздыха- 
телей" был читальный зал городской библиотеки. Мы, 
ребята, приносили девчонкам пакетики с драже-шоко- 
ладом. И, наслаждаясь теплом и уютом читального за- 
ла, "терзали" сочинения классиков, выискивая в них от- 
рывки на "заданные темы": зависть, жестокость, мило- 
сердие. А если нужных примеров не находили, сочиняли 
их сами, подгоняя под стиль того или другого писателя. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Казалось, что никакая сила не разрушит наше малень- 
кое сообщество влюбленных. Но жизнь распорядилась 
по-своему. 

Наступили летние каникулы. Мне и Лидии, как от- 
личникам учебы, дали путевки в Дом отдыха. Женька 
Ельцов вместе с театром уехал на гастроли в Воронеж. Его 
подружка, студентка хореографического отделения, Вера 
Дубровина уехала в Сталинград к матери. Лариса уехала к 
своим родителям и сыну в Новороссийск. Ее возлюблен- 
ный Анатолий Антонов остался в Саратове оформлять на- 
следство - дом, оставшийся ему от родителей. Итак, мы 
остались с Лидией вдвоем. Помню, как сидя на берегу 
пруда, я сшивал тонкой медной проволокой мои "разъе- 
хавшиеся" тапочки, в то время как Лидия штопала мои 
носки. Мы оба были бедны, как церковные мыши, и в то 
же время богаты как крезы. Богаты любовью. 

И когда нам не выслали денег на обратную дорогу, 
наша любовь не стала ронять перья - ее крылья были не 
подвластны любым, казалось испытаниям. 

Лидия и я вернулись в Саратов. Я вскоре покинул го- 
род, устроился на работу шофером в одну из МТС. При- 
нял грузовую полуторку и начал "катать" на ней разъезд- 
ного механика. МТС обслуживала семь колхозов. От од- 
ного до другого был не ближний путь, так что редкий 
день я не "наматывал" триста километров. 

Трястись на порожней грузовой машине по полям, я 
скажу, удовольствие ниже среднего. Но мне нужны были 
деньги, чтобы обуть, одеть себя достойно, как подобает 
жениху. О том, что я непременно буду в этой роли, не 
могло быть никаких сомнений. 

Иногда мне выпадало счастье побывать в Саратове - 
я отвозил колхозниц на рынок продавать фрукты. В та- 
кие дня Лидия получала гостинец и от меня: яблоки, 
смородину, вишню... 

Как же ласково встречала меня! Сколько радостного 
блеска было в ее глазах! И с какой нескрываемой грус- 
тью провожала в обратный путь. 


На дорогах войны 

Каникулы подходили к концу, и я уже был готов к 
"бою". В гардеробе у меня были новый шевиотовый кос- 
тюм (первый в моей жизни), новые полуботинки и ста- 
ринные наручные часы, которые я купил за восемьдесят 
рублей у ветеринарного врача. 

В один из приездов в Саратов старший брат протянул 
мне почтовую открытку из Новороссийска. Это была нео- 
жиданная для меня весточка от Ларисы. Она вкратце со- 
общала о своей жизни, о смерти отца, которого похоро- 
нили без нее, не хотели отрывать от учебы. Грусть сквози- 
ла в каждом слове Ларисы, она доверительно открывала 
мне одну из страничек своей жизни, завершая ее фразой: 
"Дорогой Юлик, я по тебе очень соскучилась". 

Моя душа, мое сердце были полны Лидией, только 
Лидией. И я не придал заключительным словам Ларисы 
никакого значения. Дней за десять до начала занятий ко 
мне в МТС приехал Анатолий, подышать деревенским 
воздухом, посетовать на то, как он скучает и тоскует по 
Ларисе, как ждет не дождется встречи с ней. Он опеча- 
лен был тем, что за все лето Лариса не прислала ему ни 
одной весточки, хотя он так просил ее написать о себе. 

Не знаю почему, но внутренний голос подсказал мне, 
что не стоит говорить Анатолию о том, что лично я вес- 
точку от Ларисы получил. Чтобы развеять тоску-печаль, 
Анатолий захотел поездить со мной по полям, посмот- 
реть, как идет уборка урожая. Я мог предложить ему 
только место в кузове. 

Вечером, когда мы вернулись в МТС, Анатолия труд- 
но было узнать: казалось, что он уменьшился наполо- 
вину. Щеки ввалились, губы запеклись от ветра и зноя, 
глаза покраснели от пыли. И все-таки юмор не поки- 
нул его: 

- Сп-пасибо за д-достав-вленное уд-довольствие... 
На следующее утро Анатолий умчался обратно в Са- 
ратов. Боязнь опоздать к приезду Ларисы снедала его, он 
не находил себе места. Ему почему-то казалось, что она 
непременно приедет за несколько дней до начала учебы. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Я не стал его отговаривать. Сам же я решил появиться в 
училище точно первого сентября - ни днем раньше, ни 
днем позже. 

В те годы первого сентября отмечался Международ- 
ный юношеский день. Вместо занятий учащиеся всех 
учебных заведений строились в праздничные колонны, 
и город наполнялся песнями, звонкими голосами, му- 
зыкой... 

И вот наступил мой солнечный день! "Как денди лон- 
донский одет", я направляюсь в училище. Мой путь ле- 
жит мимо нашего общежития. 

Захожу в комнату ребят, поприветствовать Женьку 
Ельцова. И - первый удар: Ельцов принят на работу в 
Воронежский театр, и в училище не вернется. Крайне 
расстроенный этим сообщением, вышел в коридор и на- 
правился к выходу. И вдруг кто-то подкрался сзади и об- 
нял меня. Я резко обернулся и увидел сияющее радостью 
лицо Ларисы. 

К сожалению, жар и трепет ее приветствия не переда- 
лись мне. И меня можно было понять: каких-нибудь 
полчаса отделяло меня от встречи с "моей Джульеттой". 
Я засыпал Ларису вопросами о моей Лидии: 

- Лидушку увидишь, она вместе с нами будет на де- 
монстрации. 
- А Толя? 
- Толя... - она запнулась и как-то нехорошо вспых- 
нула при этом. - Толя больше в нашем училище не учит- 
ся. Он теперь будет работать начальником клуба при Са- 
ратовской тюрьме. 
Я не мог поверить своим ушам, 

- А... А как же вы? - единственное, о чем я мог 
спросить. 
- Он сказал, что будем встречаться с ним, как и 
раньше. Не волнуйся. 
А мне, честно сказать, и не хотелось за них волно- 
ваться. Их привязанность друг к другу была мне хоро- 
шо известна, и поэтому сейчас я мечтал об одном: как 


На дорогах войны 

можно скорее увидеть мою любимую. Я взглянул на 
свои часы: до начала демонстрации оставалось всего 
пятнадцать минут. Их хватит лишь на то, чтобы нам 
добежать до училища. Какая же злость охватила меня на 
себя и на Ларису, когда я увидел, что демонстрация уже 
началась. 

Бегом мы кинулись догонять колонну нашего теат- 
рального училища. Едва догнали. Не нарушая порядка и 
стройности рядов, мы с Ларисой пристроились к после- 
дней шеренге колонны. 

Тщетно я искал глазами Лидию - она была где-то 
впереди, и теперь нужно ждать, когда колонна остано- 
вится. Только тогда можно будет подойти к любимой. 

Наконец-то людская река остановилась, и я, протис- 
киваясь сквозь толпу, ринулся вперед. Да, Лидия, дей- 
ствительно, была в первом ряду. Вместе с другими девуш- 
ками она азартно пела задорную жизнерадостную песню. 

- Здравствуй, Лида! - радостное волнение перехва- 
тило мое горло. 
- Здравствуй, - крайне сухо ответила моя "Джульет- 
та" на мое пылкое приветствие. 
Я был потрясен настолько, что не знал, как мне даль- 
ше вести себя. Что говорить? Как говорить? 

- Ты... Ты, Лида, сегодня вечером свободна? 
- Нет, сегодня вечером я занята, - подчеркнуто 
официально ответила моя возлюбленная. И тут же повер- 
нувшись к девушкам, забыв обо мне, как ни в чем не бы- 
вало, подхватила следующий куплет песни. 
Как передать мое состояние? Как передать чудовищ- 
ную силу удара, обрушившегося на меня? 
Колонны снова начали движение. Я протиснулся в 
сторону тротуара. Кто-то крепко вцепился в мою руку. 
Резко повернувшись, увидел Ларису. 

- Что тебе? - спросил я, резко вырвав руку из ее ла- 
дони. 
- Что с тобой? - в свою очередь, спросила она, на- 
прягая голос, стараясь перекричать радостные и лику- 

Юлий ЧЕПУРИН 

ющие голоса юношей и девушек. - На тебе лица нет. 
Господи! Что такое она сказала тебе? 

- Кто? - холодно проронил я. - О ком ты, Лара? 
- Пойдем, пойдем к ней! Догоним колонну. 
- Нет! - тем же холодным тоном, за которым скры- 
валась бушевавшая в моей груди ярость, сказал я. - До- 
гонять я никого не собираюсь. 
Я вынул из бокового кармана своего нового костюма 
пачку денег и протянул Ларисе. 

- Что это? - отступив от меня, спросила она. 
- Возьми... 
- Ты сошел с ума! Зачем мне твои деньги? - лицо 
Ларисы пылало неподдельным гневом. 
- Возьми... Мне они теперь не нужны. Мне теперь 
ничего не нужно. 
Я попытался всунуть деньги в руки Ларисы силой, но 
она, вырвав свою ладонь, отскочила в сторону. 

- Возьми! - заорал я. - Или я выброшу их! Порву! 
- Делай, что хочешь, - неожиданно спокойно ска- 
зала Лариса, и добавила, не скрывая иронии: 
- Какой же ты, оказывается, слабонервный. 
И она оставила меня одного со своим горем, со своей 
бедой. 
Не помню, как я добрел до дома, не помню, о чем 
меня спрашивали мать и старший брат - я умер для них, 
для себя. 

Вечером следующего дня ко мне примчался Анато- 
лий. Нарочито веселым голосом он с жаром начал рас- 
писывать свою работу в тюремном клубе, и с еще боль- 
шим жаром о своих чувствах к Ларисе. И чем красноре- 
чивее Анатолий описывал их встречу, тем тоскливее 
становилось у меня на душе: счастье моего друга разби- 
валось о скалы моего несчастья. 

И лишь за одно я был благодарен ему: он ни словом 
не коснулся нашего разрыва с Лидией. И в знак благо- 
дарности за его чуткость я делал вид, что близко к серд- 


На дорогах войны 

цу принимаю его слова, его надежды на то, что скоро, 
очень скоро он и Лариса соединят свои судьбы. 

Однако был момент, когда я с горечью подумал, что 
уход Анатолия из училища ради материального благопо- 
лучия, был тоже своего рода изменой творчеству, будуще- 
му, но до этого мне теперь уже не было никакого дела. 

Измена Лидии в один момент превратила меня в со- 
вершенно другого человека. Оказалось, в то время, когда 
я от зари до зари мотался на потрепанной полуторке по 
колхозным полям, зарабатывая на свои "жениховские" 
обновки, Лидия проводила время с заезжим московским 
студентом. Перемена, происшедшая со мной, была столь 
разительной, что этого не могли не заметить все окружа- 
ющие. Я замкнулся в себе, стал молчалив. Куда девались 
мои веселость, общительность, подначки и розыгрыши? 

Сразу после окончания занятий, не задерживаясь ни 
на минуту, уходил домой. И там почерневший от горя и 
обиды метался, как раненый вепрь. Я был близок к са- 
моубийству, к умопомешательству. Каждый день я видел 
Лидию, и в то же время не видел ее - она была для меня 
мертва. Таким же живым трупом казалось мне, был для 
нее и я. 

Прошло три недели. О, как же много событий вмес- 
тили они в себя! 

Самым важным, пожалуй, был показ отрывка из "Ру- 
салки" А. С. Пушкина, в котором Лариса исполняла роль 
дочери старика-мельника, а я - ее отца. Лариса потряс- 
ла и педагога и всех нас, ее однокурсников. 

Столько лиризма, нежности доносил созданный ею 
образ! Как драматично звучал ее голос, когда она обра- 
щалась к изменнику-князю: "Ты женишься? Скажи, ты 
женишься?" 

Всем нам стало ясно, что Ларису ожидает большое ар- 
тистическое будущее. 

В эти скорбные для меня три недели я общался лишь 
с ней. Еще во время репетиции отрывка из "Русалки" я 
шутливо обращался к ней по окончании занятий: 


Юлий ЧЕПУРИН 

- Что ж, дочка, проводишь меня до трамвайной ос- 
тановки? 
- Провожу! Конечно, провожу, - обрадованно отве- 
чала она. 
Нам было о чем поговорить: я расспрашивал ее о 
сыне, о здоровьи мамы. Она интересовалась здоровьем 
моей дочери. Ни одного раза не спросила она меня о том, 
почему я расстался с матерью моей дочери, ни разу не 
спросил и я, чем был вызван ее разрыв с мужем. 

Спустя некоторое время Ларисе и мне было дано за- 
дание подготовить отрывок из пьесы украинского дра- 
матурга Ивана Микитенко "Светите, звезды!" 

Я должен был играть главного героя пьесы Тереня 
Крыженя, она мою подругу, Елену Череду. 

Пьеса нам нравилась. Спектакль по этой пьесе с 
большим успехом шел в Саратовском драматическом 
театре. 

Прежде чем продолжить свое повествование, хочу 
поведать о двух незначительных на первый взгляд эпи- 
зодах. 

...В нашу учебную программу, помимо всего прочего, 
входили уроки балета. В "балетном классе", где вечно 
стоял терпкий запах пота, девушки становились у стан- 
ка у одной стенки, мы, парни, - у другой. Конечно, не 
было ничего удивительного в том, что "мужская поло- 
вина" класса всегда с интересом ждала начало каждо- 
го урока. Как же было заманчиво-любопытно видеть на- 
ших девчонок-однокурсниц, облаченных в купальные ко- 
стюмы. 

И вот однажды (это было еще до создания "союза 
вздыхателей") мои глаза скользили довольно спокойно 
от одной девушки к другой, как вдруг, дойдя до Ларисы, 
мой взгляд остановился: меня обожгла волна жгучего же- 
лания. "Вот кого бы я хотел!" - метнулась в голове 
шальная мысль. Но последовали первые аккорды музы- 
ки и властный голос педагога: 

- Встали в позицию! 

На дорогах войны 

И сразу наваждение исчезло. Казалось, что не- 
скромный эпизод уйдет из моей памяти навсегда. Ка- 
залось, но... 

Репетировали мы заданную нам сцену в одной из 
аудиторий нашего училища. В эту вечернюю пору в нем 
никого, кроме старика-сторожа, не было. Мы оба изряд- 
но устали и решили отдохнуть. Сдвинули в два ряда сту- 
лья, легли рядышком, и начали мечтать о нашем артис- 
тическом будущем. В какой-то момент наши бедра со- 
прикоснулись, и меня пронизал ток безумного желания. 
Я вскочил со стула и отошел к окну, не смея повернуть- 
ся к Ларисе лицом: оно горело так, будто я полдня ты- 
кался им в крапиву. 

- Что с тобой? - испуганно спросила Лариса, но в 
ее голосе звучал не столько вопрос, сколько ответ на 
него. 
Тоска по утраченной любви искала выхода. Она звала 
меня к действию. К какому - я не знал. Что я мог, на- 
ходясь в состоянии крайней депрессии? 

Желая заглушить неутихающую боль в душе, я пошел 
в цирк. К счастью программа представления была очень 
хорошей. С удовольствием вдыхал я запах навоза, доно- 
сившийся из конюшни, слушал сонное рычание льва, 
ржание застоявшихся лошадей... 

Все в цирке было мило и дорого моему сердцу. Моя 
душа кажется начала немного оттаивать, успокаиваться. 
Умиротворенный, я впитывал в себя неувядающую пре- 
лесть цирка: ласкающее сияние его огней, бередящую 
сердце музыку. 

Все было чудесно. Но вот... 

В короткий перерыв между двумя номерами на арене 
начали устанавливать три турника. И тотчас же всего 
меня будто пронизало электрическим током: ровно год 
назад я был свидетелем трагического случая. Он произо- 
шел с одним из артистов такой же группы гимнастов. 

В цирке проходила областная партийная конферен- 
ция. После ее окончания должно было состояться цир- 


Юлий ЧЕПУРИН 

ковое представление. Руководитель группы гимнастов на 
турнике Игорь, он же и клоун, исполняющий, как это 
заведено в цирке, самые сложные трюки, принял черес- 
чур большую дозу горячительного. В ответ на возмуще- 
ние товарищей, руководства цирка Игорь начал буянить, 
осыпая всех и вся отборной матерщиной. Нам, унифор- 
мистам, пришлось его связать и завернуть в ковер. 

Дальше произошло следующее. Посоветовавшись то- 
варищи Игоря решили не сокращать программу своего 
выступления. Исполнить же клоунские трюки Игоря 
взялся самый молодой гимнаст группы Михаил. 

Поначалу все шло прекрасно. Мы, униформисты, 
приняв близко к сердцу предательский поступок Игоря, 
своими ободряющими криками изо всех сил создавали 
"кураж", тем самым помогая гимнастам успешно завер- 
шить программу своего выступления. 

И вдруг, перед самым окончанием выступления, Ми- 
хаил, исполняя "банолу"* не поймал руками переклади- 
ну и, сорвавшись с нее, ударился спиной о перекладину 
соседнего турника. 

Через семь дней Михаил скончался в больнице. За эти 
семь дней Игорь, поседевший, постаревший, стал неуз- 
наваемым. По окончании утренней репетиции он подни- 
мался в верхние ряды амфитеатра и там в зыбком суме- 
речном свете сидел до самого вечера, вслушиваясь в гул- 
кую тишину цирка, не заполненного зрителями. 

Эта драматическая история так отчетливо всплыла в 
моей памяти, так взволновала меня, что я решил пове- 
дать о ней людям. 

И я написал рассказ "Цирк". 

Как сейчас помню, он начинался словами: 

"Их было пять человек, а труппа носила звонкое, звуч- 
ное имя: 5-АЛЬДИ-5". Многие думали, что они братья, 
но их роднила только любовь к цирку и к своей профес- 

* "Банола" - трюк, когда гимнаст перелетает с турника на 
турник в положении "стойка на руках". (Авт.) 

На дорогах войны 

сии: они были гимнастами на турниках и беззаветно лю- 
били свою профессию..." 

Учился в нашей группе драматического отделения Ти- 
мофей Фадин - молодой поэт, чьи стихи время от вре- 
мени появлялись в молодежной комсомольской газете. 
Я попросил его прочитать рассказ. 

На следующее утро Тимка, как все мы его звали, по- 
дошел ко мне и буднично-прозаически сказал: 

- Сегодня понесем рассказ в Союз писателей. 
- Ты что? - почему-то испугался я. 
- Ничего. А вот ты - молодец. Не зря, оказывается 
всю прошлую зиму в цирке ошивался, народ смешил. 
В Саратовском отделении Союза писателей Тимку 
уже знали, так что представляться пришлось одному мне. 
Узнав о цели нашего визита, секретарь отделения из- 
вестный в городе поэт Вадим Земной принял из моих рук 
рукопись и попросил прийти за ответом через неделю. 
И вот ровно через семь дней мы с Тимкой поднима- 
емся по массивной лестнице Дворца труда. 
Разговор был коротким. 

- Рассказ хороший. Мы опубликуем его в ближай- 
шем номере альманаха "Литературный Саратов". Руко- 
пись остается у нас. Поздравляем начинающего автора. 
Я был убит, да убит таким неожиданным поворотом 
дела. Я был мрачен, будто у меня только что отняли ро- 
димое дитя. А Тимка скакал по ступенькам лестницы, 
как молодой козленок, и, смеясь, похвалялся тем, что это 
он открыл миру выдающегося писателя... 

Осознание того, что в моей жизни произошло что-то 
чрезвычайно важное, пришло ко мне несколько дней 
спустя. После окончания занятий ко мне подошла Лари- 
са и попросила дать ей почитать мой рассказ. 

- От кого ты узнала? - удивился я. 
- Да об этом уже все училище знает. Я счастлива, 
что первой могу тебя поздравить. - Она выжидательно 
смотрела на меня. - Так дашь почитать? 
- Нет. Сейчас не могу. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Даже мне?! 
Эти слова были наполнены такой обидой и недоуме- 
нием, что заставили меня покраснеть. Ведь в трудные дни 
моего отшельничества никто не проявлял ко мне столько 
внимания и участия, сколько эта, на вид непритязатель- 
ная молодая женщина, так рано ставшая матерью. 

- Хорошо, Лара. Завтра я принесу копию рукописи. 
Но обещай мне, что кроме тебя о ее содержании не будет 
знать никто. 
Шли дни. Неожиданный успех на литературном по- 
прище пришел ко мне в самый что ни на есть нужный 
момент. Гордость от сознания, что я "не лыком шит", что 
я кое-чего стоVю, подняли меня в моих собственных гла- 
зах, и хотя рана от измены Лидии не зарубцевалась, я те- 
перь смотрел на происшедшее как на малозначащий эпи- 
зод моей жизни. 

Но, как покажет время, скорбной истории моей люб- 
ви будет суждено иметь не только продолжение, но и со- 
всем неожиданный конец. 

Однажды во время лекции мне переслали коротень- 
кую записочку. Под ней стояли подписи Веры и Ларисы. 

"Юлик! Мы восхищены твоей твердостью и принци- 
пиальностью. Лида страдает от осознания своей вины и 
не знает - как попросить у тебя прощения. Она пригла- 
шает нас сегодня вечером к себе пить чай с вареньем из 
привезенных тобой ягод. Ответь, пожалуйста, нам и ей: 
скажи "да"". 

Только одно упоминание имени некогда любимой де- 
вушки привело меня в радостное и в то же время горест- 
ное смятение. Я силюсь вспомнить сейчас, что застави- 
ло меня сказать в ответ короткое слово - "Да!". Помню 
только, какая буря противоречивых чувств разбушевалась 
в моей груди. "Ведь я же ее люблю, люблю! Я не могу 
жить без нее" - говорило сердце. "Не забывай об изме- 
не! Не смей простить ее!" - говорил разум. 

Сердце победило конечно. И мир между мною и Ли- 
дией был восстановлен. Моя неверная "Джульетта" про- 


На дорогах войны 

щена, и нечего терзать свое сердце ревностью. Ведь до- 
статочно было Лидии прильнуть ко мне своим гибким 
телом, сказать ласковое слово, чтобы тень этого неведо- 
мого мне московского студента исчезла. 

Мы снова стали проводить вечера в городской биб- 
лиотеке, куда изредка наведывался Анатолий. Уже не та- 
кой оживленный и веселый, как раньше, он нетерпели- 
во дожидался закрытия читального зала, чтобы провести 
остаток вечера наедине с Ларисой. Правда, встречались 
они теперь редко. И после каждой очередной встречи со 
своим возлюбленным Лариса становилась все более груст- 
ной и печальной. 

Но как же бывает хрупок лёд, еще не схваченный 
крепкими крещенскими морозами! 

Мы шли пустынной улицей, освещаемой неяркими 
огнями фонарей, как вдруг Лидия остановилась. 

- Когда же ты дашь мне прочесть свой рассказ 
"Цирк"? 
- Когда он выйдет из печати. 
- Значит, Ларисе можно дать читать его в рукописи, 
а мне нет? 
- Да, ей можно. (В моей груди закипал гнев, обра- 
щенный к Ларисе, которая, как я подумал, нарушила 
свое обещание.) Это Лариса тебе рассказала? 
- О чем? О рассказе? Нет, я подсмотрела, когда она 
его украдкой читала. Как я ни просила дать мне почи- 
тать, она наотрез отказала. "Подруга" называется!.. Так 
ты дашь прочесть рассказ или нет? 
- Нет! 
- Ну и гори ты со своей Ларисой голубым пламенем! 
Плюю я на вас обоих! - гнев и ревность душили Лидию, 
она совсем утратила контроль над собой. 
- Утремся, - спокойно ответил я, и повернулся, 
чтобы уйти. 
- Куда ты? Ты же хотел проводить меня! 
- Отсюда до моего дома ближе, - ответил я, и по- 
шел прочь. 

Юлий ЧЕПУРИН 

Настал день, когда Лариса перестала ходить вместе с 
нами в читальный зал библиотеки. На мой вопрос - чем 
это можно объяснить, она уклончиво ответила: 

- Не хочу мешать вам с Лидой. 
И, почувствовав, что ее ответ малоубедителен, доба- 
вила: 

- Анатолию не нравится, что мы с ним мало времени 
проводим вместе. 
Ну, что ж! В это можно было поверить. Я знал, что 
Лариса стала для моего друга смыслом жизни. С упоени- 
ем говоря мне о своем большом чувстве к Ларисе, он весь 
сиял, с воодушевлением вспоминая о каждой встрече с 
ней, чего нельзя было сказать о Ларисе. Она становилась 
все более и более грустной и печальной. 

Но, честно говоря, нам с Лидией было не до них. 
Наше робко возрождающееся былое чувство взаимной 
любви казалось заслонило собой весь мир. Мы, словно 
родившиеся заново, или только-только оправившиеся от 
тяжелой болезни, боялись неосторожным словом или 
воспоминанием о прошлом спугнуть умиротворение, со- 
шедшее на наши души. 

Мы гуляли по вечерам по аллеям городского сада 
"Липки", усеянными золотыми листьями кленов, любо- 
вались огнями пароходов, плывущих по Волге, и говори- 
ли, говорили... О чем? Да кто же может сказать, о чем 
говорят влюбленные? 

Итак, "союз вздыхателей" распался. Я по сути остался 
один с тремя девушками. 

Я видел, как было тоскливо Ларе без ласкового и за- 
ботливого Анатолия. 

С бескорыстным, чисто братским чувством, я угово- 
рил Ларису, чтобы она присоединилась к нам с Лидией, 
ближайшей подругой которой она была. И мы начали 
втроем ходить на спектакли, в кино, на генеральные ре- 
петиции оперного или драматического театров. 

Поначалу все шло хорошо. Лариса чуточку повеселе- 
ла, ей с нами было не так одиноко. Жизнерадостная 


На дорогах войны 

улыбка озаряла ее милое лицо. Но зато я вскоре заметил, 
как улыбка все чаше и чаще покидала Лидию. Однажды 
она не выдержала: 

- Зачем ты все время зовешь ее с нами? - пытаясь 
скрыть раздражение, спросила она. 
На это я простодушно ответил: 

- Но ведь рядом с ней нет Анатолия? Неужели ты не 
видишь, как ей тоскливо и одиноко? А потом - она же 
лучшая твоя подруга, ей доставляет радость быть рядом 
с тобой. 
После этого разговора Лидия замкнулась, показывая 
своим молчанием, что она обижена на меня. К Ларисе 
же она стала относиться более сдержанно. 

Однажды мы, студенты, как обычно были приглаше- 
ны в театр оперы и балета на генеральную репетицию ба- 
лета "Кавказский пленник". Пошли втроем. В антракте я 
решил угостить девушек мороженым и принес в ложу 
три порции "эскимо". 

Сам не знаю почему, но первой я протянул "эскимо" 
Ларисе. Как же вспыхнула Лидия? Это не укрылось от 
глаз Ларисы. Еще до окончания антракта она поднялась, 
чтобы уйти, а на мой вопрос: "Что случилось?" грустно 
улыбнулась: 

- Ужасно разболелась голова. 
Я сочувствовал Ларе, жалел ее, успокаивал, говорил, 
что уход из училища был для Анатолия не таким простым 
и легким, что он предпринял этот шаг для блага их обо- 
их. Лариса в ответ просила лишь об одном: чтобы я не 
приносил огорчений Лидии. 

...Кончились зимние каникулы, и Лариса вернулась 
из Новороссийска. В первый же день по возвращении 
она подошла ко мне и непривычно сухо-официально 
обратилась. 

- Ты можешь сегодня вечером прийти в училище? 
- Вечером? - удивился я. - Зачем, если не секрет? 
- Именно, секрет, - на полном серьезе ответила Ла- 
риса. 

Юлий ЧЕПУРИН 

Честно сказать, мне ужасно не хотелось жертвовать 
вечером. 

За дни каникул мы так сблизились с Лидией, я так 
был переполнен чувством любви к этой взбалмошной 
девчонке, что провести даже один вечер в разлуке с ней 
было для меня тяжелым испытанием. 

- Хорошо, Лара, я приду. 
И вот мы в аудитории, которая служила студентам и 
лекционным, и спортивным залом. В углу аудитории 
стоял рояль. 

- Слушаю тебя, Лара. 
- Подожди! Сыграй что-нибудь. 
- Да какой же из меня пианист? 
- Не скромничай. Сыграй. Что-нибудь. Пожалуйста. 
Я сел за рояль и начал наигрывать знакомые мело- 
дии, досадуя на то, что я на весь вечер оставил Лидию 
одну. 

- Я хочу просить тебя, ...вас, - прерывистым голо- 
сом начала Лариса. 
- Просить? О чем? - лениво-небрежно спросил я. 
- Я прошу... тебя и Лиду. Мне не нужны ваши забо- 
ты обо мне. Я же вижу, как страдает Лида от моего при- 
сутствия. 
- Да вовсе не страдает, Лара! - торопился я успоко- 
ить Ларису. - В последнее время ты почти и не бываешь 
с нами. 
- Нет! Нет! - нервно воскликнула Лариса. - Дай 
мне честное слово, что ты, ...вы ...оставите меня в покое. 
Я так хочу! Я требую! 
- Хорошо. 
- Нет, ты дай честное слово, что вы не будете заме- 
чать меня. 
- Хорошо. Если ты хочешь... 
- Я требую! Дай честное слово! 
- Даю честное слово, что с завтрашнего дня я не 
буду замечать тебя. 

На дорогах войны 

Я не солгу, если скажу, что дать такое обещание мне 
не составляло никакого труда: Лидия, одна Лидия владе- 
ла всеми моими помыслами и чувствами. 

Прошло еще какое-то время. Зима была в самом раз- 
гаре. 

У нас была страдная пора. Мы, студенты второго кур- 
са, работали в оперном театре в качестве статистов. До 
одурения слушали оперы, смотрели балеты, конечно, 
участвуя при этом в массовых сценах. И было нам те- 
перь не до встреч в читальном зале библиотеки. Мы за- 
рабатывали "приварок" к нашей нищенской стипендии. 

Вместе с нами трудились на этом поприще наши 
подружки по распавшемуся "союзу вздыхателей" - Ла- 
риса и Вера. Вера была "чином" выше всех нас - она 
уже танцевала в кордебалете. Мы с радостью и гордос- 
тью смотрели, как прекрасно она танцует, не уступая в 
мастерстве профессиональным балеринам. Свободной 
от забот о дополнительном заработке была лишь Лидия: 
ее мать, артистка театра Юного зрителя, работала не 
покладая рук, стараясь снять с дочери думы о хлебе на- 
сущном. 

Все вечерние часы Лидия проводила на катке. И у нас 
с ней стало традицией: после окончания спектакля я то- 
ропился на каток, чтобы оттуда проводить свою люби- 
мую до квартиры, где она жила. 

Разрумянившаяся, счастливая, с волосами, опушен- 
ными падающими с неба снежинками. О, как она была 
хороша! Я не мог налюбоваться на свою подругу в эти 
тихие зимние часы, и хотелось, чтобы дорога к ее дому 
никогда не кончалась... 

А время шло. 

В один прекрасный день Лариса попросила меня ос- 
таться после занятий в училище. Я не стал спрашивать - 
зачем, но догадался, что ее просьба каким-то образом 
связана с Анатолием. 

Я уже давно не видел его, и мне было интересно 


Юлий ЧЕПУРИН 

узнать, как идут у него дела в Саратовской "темнице", то 
есть в тюрьме. 

- Слушаю тебя, Лара, - сказал я. 
Лариса молча протянула мне лист плотной бумаги, 
сложенный пополам в виде буклета. На обороте первой 
страницы, в левом верхнем углу был акварельный рису- 
нок, обрамленный виньеткой: два голубя целовались у 
своего гнезда. А ниже рисунка следовало в трогательных 
выражениях предложение Ларисе от Анатолия стать его 
женой. 

Удивительное дело! Несмотря на то, что я знал о вза- 
имоотношениях Анатолия и Ларисы, об их обоюдной 
любви, я, тем не менее, был потрясен таким стремитель- 
ным развитием событий. 

И все-таки радость за моих друзей была неподдель- 
ной и искренней. Я был взволнован. 

- Поздравляю тебя, Лара! Тебя и Анатолия. Вы - 
отличная пара, вы будто созданы друг для друга. Желаю 
вам обоим счастья. 

Я сделал движение, желая обнять Ларису и поцело- 
вать ее, но она вдруг оттолкнула меня. Ее глаза наполни- 
лись слезами. Я растерялся настолько, что не сразу обрел 
дар речи: 

- Что случилось, Лара? 
В ответ послышалось рыдание. 
- Лара! Объясни же! Что случилось! Почему ты пла- 
чешь? 
- Я... не люблю его, - с трудом выдавила из себя 
Лариса. - Что мне делать? Скажи! Только ты можешь 
сказать... 
- Не знаю... Я не знаю, что тебе сказать и, тем более, 
что делать? Я должен встретиться и поговорить с Анато- 
лием. 
- Нет, нет! - Схватила меня за руку Лариса. - 
Я... сама... скажу. Нет, сама напишу ему... 
"Господи! - подумал я про себя, - что будет со мной, 
если такие вот слова услышу от своей Лидии?". В этот 


На дорогах войны 

момент я особенно остро ощутил, как сильно люблю ее. 
Мой эгоизм и мысль о том, что меня не постигнет участь 
моего друга, помогли мне довольно спокойно отнестись 
к драме Ларисы. Я не знал чем ей помочь. Мои слова 
были казенные и сухие. Они не принесли Ларисе облег- 
чения. Мы расстались недовольные друг другом. 

...Мой путь в училище пролегал мимо нашего обще- 
жития. И я редко отказывал себе в удовольствии загля- 
нуть туда: поболтать с ребятами, поиграть "на пару" с 
Витькой Чаловым на домбрешке и балалайке. Словом, 
"потрепаться". И почти всегда, проходя мимо "кубовой" 
я видел в ней Ларису. Она то стирала, то гладила рубаш- 
ки парням, то подстригала волосы девчатам и ребятам, 
короче, крутилась, как белка в колесе. И я уже давно за- 
метил, что Лариса пользуется у студентов особым уваже- 
нием. 

А еще ее любили за украинские песни. Как она их 
пела! Сколько чувства вкладывала! Каким чистым и про- 
никновенным был ее голос! 

А свой разговор с Анатолием, хотя Лариса и запрети- 
ла мне, я почему-то все откладывал. 

Ни о чем не спрашивал я и Ларису. Она тоже с неко- 
торых пор изменила свое отношение ко мне. Встретив 
меня в коридоре, она скромно здоровалась и торопилась 
пройти мимо. 

Дни шли за днями, а учеба становилась все интерес- 
нее и интереснее. Однажды шла опера "Даиси" ("Сумер- 
ки") грузинского композитора Палиашвили. В ней так же 
были задействованы наши студенты. В основу сюжета 
положена междоусобная война между двумя грузински- 
ми племенами. Жертвой этой войны становится главный 
предводитель одного из племен. Его похороны были 
скорбны и торжественны. В сумерках, при огромном сте- 
чении народа, при свете факелов гроб с телом героя не- 
сут его боевые соратники. Девушки в национальных 
одеждах, выстроившись в одну линию, поют прощаль- 
ную песню, ее подхватывает мужской хор. 


Юлий ЧЕПУРИН 

И вдруг Лариса, стоявшая в одном ряду с хористка- 
ми, увидела, что лицо ее соседки, размалевано как у кук- 
лы. Это было настолько неожиданно, что Лариса, не- 
смотря на траурную атмосферу, царящую на сцене, рас- 
смеялась. И мгновенно вступил в действие жестокий 
закон театра: смех быстролетучей эпидемией пронесся 
по рядам хористок: драматическая сцена похорон была 
сорвана. Ларису тут же вызвали за кулисы и предложили 
немедленно покинуть театр. 

После окончания спектакля я не пошел, как обычно, 
на каток, а направился в общежитие. Едва открыв дверь, 
услышал приглушенное рыдание из маленькой кухоньки 
общежития. Я шагнул туда и, несмотря на темноту, ско- 
рее почувствовал, чем увидел Ларису. Она сидела за сто- 
лом спиной к двери, закрыв лицо руками. 

Что-то подсказало мне: ее ни в коем случае нельзя 
утешать и, тем более, жалеть. Поэтому я только поло- 
жил на ее плечо руку, что заставило ее вздрогнуть и рез- 
ко обернуться. 

- Что тебе? - резко спросила она. 
- Я... я забыл передать тебе переписанные роли из 
отрывка, заданного нам. Вот... Возьми. 
Но Лариса даже не шевельнулась. Тогда я положил 
тетрадку на стол и, сказав негромко: "до-свидания", тихо 
покинул общежитие. 

Я был одним из немногих, кто знал истинную причину 
ее неутешного горя. В Новороссийске у нее оставалась 
мама, на попечении которой находился ее сын. Жили они 
очень бедно, и работа в театре давала Ларисе возможность 
посильно помогать им. Вот почему позорное изгнание из 
театра было для Ларисы тяжелым ударом. 

Утром ко мне подскочила Лидия: 

- Почему ты вчера не пришел за мной на каток? 
Я рассказал ей о происшедшем в театре, но мой рас- 
сказ не произвел на нее никакого впечатления. 

- Значит, утешал Ларису? - с ревнивой ноткой в го- 
лосе спросила она. 

На дорогах войны 

- Нет. Просто расстроился, ей запретили приходить 
в театр. 
- А ты добейся, чтобы разрешили снова, - теперь в 
ее голосе сквозила уже не прикрытая издевка. 
- Попробую... - сам не знаю почему ляпнул я. 
- Попробуй. У тебя получится. - И Лидия, как 
обычно ласково прильнула ко мне, давая тем самым по- 
нять, что она не хочет, чтобы между нами возникла оче- 
редная ссора. 
Директором театра оперы и балета был старый теат- 
ральный зубр, всесильный Ефим Ганелин. Я понял, что 
решить судьбу Ларисы может только он. Только он один 
сможет простить ей происшедшее на спектакле. Но как 
подобраться к нему? Какие ключи подобрать к его серд- 
цу? Кого он захочет выслушать? На чье заступничество 
откликнется? 

Мой выбор пал на заведующую учебной частью на- 
шего училища почтенную Клавдию Гавриловну. Ведь это 
она первая восхитилась исполнением Ларисой роли до- 
чери мельника в "Русалке". Это она прислушалась к ре- 
жиссеру, рекомендовавшему Ларису в наше училище 
вопреки тому, что курс был уже целиком набран. К тому 
же муж Клавдии Гавриловны много лет руководил музы- 
кальной частью драматического театра и, конечно же, 
какие-то контакты у него с Ганелиным были. 

О случившемся в театре Клавдия Гавриловна уже зна- 
ла, поэтому я был избавлен от необходимости рассказы- 
вать все подробности. Лишь поведал ей о том, чего она о 
жизни Ларисы не знала и не могла знать. Разговор касал- 
ся в первую очередь ее больной матери и сына: увольне- 
ние Ларисы из театра лишало их, пусть ничтожной, но 
все-таки материальной поддержки. 

Прошло несколько дней. В один из перерывов между 
лекциями ко мне подбежала Лариса. Ее глаза сверкали 
радостью. 

- Спасибо! - порывисто сказала она. 
- За что? 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Меня только что вызывала к себе Клавдия Гаври- 
ловна. Она разговаривала с директором театра. Мне раз- 
решили снова приступить к работе. Спасибо тебе, - еще 
раз повторила она и закрыла мои губы ладошкой. - 
Молчи! Не оправдывайся! Я все знаю... 
И снова потекли дни, до краев заполненные занятия- 
ми по сценической речи, над отрывками из пьес, рабо- 
той в театре, подготовкой к занятиям. 

Но как бы я ни был занят и загружен, совесть трево- 
жила меня: ведь прошло уже довольно много времени, 
а я все откладывал и откладывал встречу с Анатолием. 

Давно уже он не появлялся ни в читальном зале, ни в 
общежитии, где жила Лариса, и это показалось мне не- 
добрым признаком. Я отправился в тюрьму и с великим 
трудом получил пропуск в тюремный клуб. 

Я застал Анатолия в просторном фойе, где один из 
заключенных на длинном полотнище из обоев, рассте- 
ленном на полу, крупными буквами выводил лозунг: 

"Наша правда - свобода! Наша свобода - честный 
труд!" 

Анатолий встретил меня радостно-шутливым воскли- 
цанием: - Ба! Кого я вижу? Сам не рад! А ты не боишь- 
ся, что отсюда ты так легко не выйдешь, как легко во- 
шел? 

Острота была не из лучших, а бодрость в голосе - 
наигранной. Я начал без предисловий: 

- Мы можем где-нибудь поговорить с глазу на глаз? 
- Конечно! Прошу в мой кабинет, - и он широким 
жестом показал на узкую дверь. 
Кабинет был крохотной, полутемной комнатушкой, 
пропитанной запахом тюрьмы. 
Мы сели. 

- Анатолий, что случилось? 
- О чем ты? 
- О том самом. Скрылся, будто сквозь землю прова- 
лился. Не показываешься ни в училище... 

На дорогах войны 

- В училище - зачем? - поспешно спросил Ана- 
толий. 
- Ну... не в училище. В читальном зале библиотеки. 
- А там - зачем? - так же торопливо-поспешно сно- 
ва спросил он меня. - Ты и Лариса вечерами работаете 
в театре. 
- Мы сейчас говорим о тебе и Ларисе. Скажи прямо: 
вы поссорились? 
- Помилуй Бог! Как у тебя повернулся язык? 
- Мой хоть повернулся, а свой ты вообще проглотил. 
Анатолий тяжело вздохнул: 
- Значит, есть тому причина. Он помолчал, видимо, 
собираясь с мыслями, а затем продолжил. - Ровно ме- 
сяц тому назад я сделал Ларисе предложение. Она гово- 
рила тебе об этом? 
- Нет, - почему-то солгал я, при этом внутренне 
вздрогнул. 
Если бы в кабинете было чуть посветлее, то от Ана- 
толия не укрылась бы краска стыда, залившая мои щеки. 

- А я думал, ты знаешь. И навестил меня по ее 
просьбе. 
- Нет, нет! - поспешил я успокоить своего друга и, 
чтобы скрыть свое замешательство, попросил: - Расска- 
жи, пожалуйста, что между вами произошло? 
- Не знаю, Юлий, не знаю. Мы встречались, как и 
раньше, нам обоим было весело и хорошо, а когда я по- 
ступил сюда на работу, мы стали встречаться все реже и 
реже. Она объясняла это своей занятостью, необходимо- 
стью готовиться к занятиям. Я умирал от тоски по ней, 
муки мои стали нестерпимыми, и я решился - послал 
ей по почте письмо, в котором в сотый раз объяснил- 
ся ей в любви и сделал предложение стать моей женой. 
С тех пор прошел месяц, а от Ларисы - ни слуху, ни 
духу. Здорова ли она? 
Когда я ответил утвердительно, Анатолий с горечью 
продолжил. 


Юлий ЧЕПУРИН 

- Ничего не могу понять. Не могу сообразить. Все 
шло так хорошо, нам обоим было так чудесно... 
Анатолий помолчал, а потом устремил на меня пе- 
чальные глаза: 

- Как, по-твоему, что могло произойти? 
- Не знаю, - снова уклонился я от ответа. 
Передо мной сидел совсем другой Анатолий, потуск- 
невший, постаревший. Его небольшая фигурка стала еще 
меньше, она как бы съежилась, уменьшилась в объеме. 

"Вот что может сделать с мужчиной измена любимой 
женщины", - подумал я, всматриваясь в своего друга. 
Что, собственно, я знал об Анатолии? Разве то, каким 
унижениям и оскорблениям он подвергался за семь лет 
лагерной жизни. Когда он перед самым ничтожным над- 
зирателем, не говоря уже о более высших чинах страж- 
ников, то и дело повторял холуйское: "Слушаюсь". 

Это раболепие, к сожалению, не исчезло вместе с об- 
ретением свободы: нет-нет да и прорывалось оно и в об- 
щении с нами, его однокурсниками, и с любимой де- 
вушкой. 

И вдруг я понял Ларису, понял только сейчас, что 
именно это не приняла в Анатолии гордая и независимая 
девушка с берегов Черного моря. "Я не люблю его!" - 
звучало у меня в ушах ее горестное признание, которо- 
го она боялась сама, и которым не хотела убивать Ана- 
толия. 

- Зачем ты ушел из училища? 
- Не знаю. Теперь сам не знаю. Хотел, как лучше. 
- Лучше - кому? 
- Нам с Ларисой. Не смогли бы мы жить на наши 
стипендии. Оба мы получали бы сто рублей, а здесь у 
меня оклад - пятьсот. Есть разница? 
- Есть, конечно. Да только разве Ларисе твой оклад 
был нужен? Деньги? 
- Нет! Ни деньги, ни я сам, потому что самому мне 
цена - два с полтиной. Проигрался я, Юлий, в пух 
и прах. Не на то ставку сделал. Так мне, дураку, и надо. 

На дорогах войны 

Противоречивые чувства обуревали меня, когда я воз- 
вращался от Анатолия. Мне было искренне, по-челове- 
чески жаль его, и в то же время где-то в глубине моей 
души шевелилось радостное чувство. Я радовался за Ла- 
рису, за то, что она нашла в себе мужество, может быть в 
решающий момент жизни сказать себе: "Нет!", когда по- 
чувствовала подступивший холодок к ее сердцу. 

...Тот вечер не предвещал ничего необычного. 

Как всегда, я зашел за Лидией на каток, чтобы про- 
водить ее до дома. Тихо опускался на землю снег. Фона- 
ри, преломляя пучки света в легко-прозрачной снежной 
завесе, как бы излучали тепло. Счастливые, мы строили 
планы на будущее. Проходя мимо освещенных окон, и 
увидев в одном из них, скажем, оранжевый абажур, мы 
начинали мечтать, что когда-то нашу квартиру будет ук- 
рашать точно такой же. Мы расставляли мебель в "на- 
ших" трех комнатах (на меньшую квартиру в наших меч- 
тах мы были не согласны), потом начинали обставлять 
мебелью столовую, спальню, детскую комнату. 

В разгар наших мечтаний Лидия приникала своей 
прохладной щекой к моей, и этот скромный знак люб- 
ви был для меня дороже самых нежных, ласковых слов... 

На невысоком крылечке мы распрощались. Лидия 
юркнула за дверь, и только я собрался уйти, как услы- 
шал ее голос: 

- Подожди! Не уходи! Подойди поближе к двери! 
Я выполнил просьбу, и вдруг услышал измененный 
до неузнаваемости голос моей Джульетты. 

- Я люблю тебя! Слышишь? Я люблю только одного 
тебя! А теперь - ступай. 
Но я не уходил. Оцепеневший от услышанных слов, 
я, наконец, обрел дар речи и неожиданно для самого 
себя с болью и разочарованием произнес: 

- Зачем ты мне это сказала?.. 
Да, разочарование мое было непередаваемым. Я был 
просто-напросто убит неожиданным признанием Ли- 
дии. 


Юлий ЧЕПУРИН 

В моей душе поселилось какое-то смятение. Казалось, 
что на мое горячее чувство любви вдруг стали накатывать 
холодные волны - то ли сомнений, то ли раздумий. Я стал 
заметно сдержаннее, молчаливее, и Лидия не уставала 
спрашивать - что со мной случилось? 

А я и сам не знал. Я сам терзался от перемены, про- 
исшедшей со мной. Я пытался свалить вину на Лидию, 
отыскивая в ней всяческие изъяны. "Так ли уж она хоро- 
ша? Взбалмошна, груба с матерью. К тому же эгоистка, 
"зубрилка", начетчица" - шептал мне один голос. "Зато 
какая умница! Как начитана! Сколько в ней девичьей 
грации, обаяния, целомудрия!" - нашептывал мне дру- 
гой голос. И я не мог с ним не согласиться. Да, целомуд- 
рия у нее было не отнять. За это все можно простить. А в 
чем собственно я мог обвинить ее? В том, что она пер- 
вой призналась мне в любви? Да разве за это можно каз- 
нить ее? Ты лучше вспомни случай на Волге, что про- 
изошел прошлой зимой. 

...Мы с Лидией решили сходить на лыжах в город Эн- 
гельс, что находился на левом берегу Волги. Туда дошли 
хорошо, а на обратном пути у меня сломалась одна из 
лыж. Пришлось идти "пешком". 

День был тусклый, с холодным обжигающим ветром. 
Я приказал Лидии бежать на лыжах в сторону Саратова. 
После долгих пререканий она нехотя согласилась и на- 
чала продолжать путь одна. 

Но она явно хитрила: то и дело останавливалась и, 
повернувшись к ветру спиной, ободряюще-приветливо 
махала мне рукой. На мне были старенькие кожаные пер- 
чатки "на рыбьем меху", которые скорее помогали, чем 
мешали коченеть моим пальцам. 

Мне показалось, что руки мои стали терять чувстви- 
тельность. Я остановился, снял перчатки и стал расти- 
рать руки снегом. Увидев это, Лидия примчалась ко мне. 

- Что с руками? - с тревогой спросила она. 
- Ерунда, - прикинувшись бодрячком, ответил я. 

На дорогах войны 

- Ничего не ерунда. А ну стряхивай снег и давай их 
сюда! - она подняла передний край своего теплого сви- 
тера и, сунув под него мои руки, прижала их к своим не- 
большим трепетным грудям. 
Удивительное дело! До этого момента, за целый год 
нашей дружбы, мои ласки ограничивались единствен- 
ным поцелуем: я запечатлел его на ее спящей щеке, ког- 
да мы плыли на пароходе. И вот теперь - такое! Но в 
моей голове не промелькнуло даже намека на вульгар- 
ную мысль. В тот момент я видел в Лидии лишь сестру, 
заботливую, ласковую сестру. Мы оба не придали этому 
эпизоду никакого значения, и это говорило о прочнос- 
ти нашей дружбы, которую ждал логичный и есте- 
ственный конец - наша женитьба. 

И вот, о ужас! Еще недавно казавшийся чистым го- 
ризонт теперь застилала какая-то непонятная пелена. 
Мир сразу потускнел. Все вокруг стало серым и неинте- 
ресным. 

Лидия, предчувствуя беду, не уставала спрашивать: 

- Что случилось? 
- Ничего. 
- Тебе со мной скучно? 
- Что ты, Лида! - уходил я от честного ответа. 
- Может, я в чем-то провинилась? 
- Что ты, Лида! - односложно, как попугай повто- 
рял я. 
...В тот вечер я пришел на каток в привычное вре- 
мя и, как обычно, ждал ее у края катка в условленном 
месте. 

А вот и моя Лидия! Она катилась, держась за руку мо- 
лодого красивого парня. Заметив меня, она еще издали 
взмахнула рукой: "Мол, вижу!" 

Жду. Вот снова они поравнялись со мной. И снова - 
взмах руки и возглас: "Я сейчас!" Еще круг. Еще. Мои 
окоченевшие ноги, ставшие деревянными, уже начали те- 
рять чувствительность. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Но вот, кажется, в моей Джульетте заговорила со- 
весть. Оторвавшись от своего партнера, она подкатила к 
краю катка. Я уже протянул руку, чтобы помочь ей взоб- 
раться на сугроб, как вдруг услышал: 

- Я еще покатаюсь, - и, не дождавшись ответа, она 
вернулась к своему партнеру и через какую-то минуту оба 
затерялись среди катающихся. 
Кровь хлынула мне в голову. В памяти тотчас же блес- 
ком молнии сверкнуло первое сентября прошлого года, 
незабываемый день моей скорби и униженного мужско- 
го достоинства. 

И план "мести" созрел сам собой. 

Я пришел домой, отрезал узкую полоску чистой бу- 
маги и бисерным почерком написал на ней: "Вспомни 
первое сентября тысяча тридцать шестого года. И - про- 
щай". 

Я свернул полоску в тонкий рулончик, и сразу почув- 
ствовав душевное облегчение, лег спать. Утром ко мне 
подбежала взволнованная Лидия. 

- Что случилось? Почему ты ушел с катка? 
Вместо ответа я протянул ей свою "депешу". 
- Что это? - с оттенком испуга спросила Лидия. 
- Там написано. 
Лидия торопливо, нервно размотала тонкий скатыш 
и пробежала глазами написанное. 

- Что такое? Я ничего не понимаю. 
- Тем хуже. 
Я повернулся, чтобы уйти, но Лидия вцепилась свои- 
ми тонкими пальцами. 

- Прости! Прости! Я не подумала вчера... Я не хоте- 
ла. Я не подумала. 
- Тем хуже, - повторил я и оторвал руки Лидии от 
своей груди. 
Я успел заметить, что ее глаза наполнились слезами, 
но, удивительно, это совсем не тронуло меня. Оказалось, 
что я могу быть не только ангельски-добрым, но и жес- 
токим. 


На дорогах войны 

Итак, мою жизнь заполнила пустота. Единственной 
отрадой были занятия - с каждым днем они станови- 
лись интереснее и интереснее. И вдруг здесь тоже посе- 
лилась пустота. В прямом смысле этого слова. Придя в 
одно прекрасное утро на занятия, я был поражен непри- 
вычной тишиной в училище. Оказалось, что все студен- 
ты, проживающие в общежитии, заразились чесоткой и 
подверглись карантину. 

Препротивное, прилипчивое заболевание особенно 
оголило наш второй курс: подготовка этюдов, репети- 
ции отрывков из пьес прекратились. И тут я вспомнил 
Ларису. Почему? По какому праву? Ведь после нашего 
памятного разговора с ней, когда я обещал оставить ее 
в покое, я честно исполнял данное Ларисе обещание и 
практически, действительно перестал с ней общаться. 
Вот уж Лидия была рада этому. Но тогда Лариса была 
здорова. А теперь? Почему же теперь я, охломон, очер- 
ствел настолько, что забыл о ее существовании? Ведь 
она была душой нашего "союза вздыхателей". И хотя он 
распался, но память-то о многих прекрасных незабыва- 
емых днях осталась. 

Решено! Сегодня же вечером после окончания спек- 
такля в театре наношу Ларисе визит. Карантин? Пле- 
вать я на него хотел! Как председатель профкома я 
имею право посетить общежитие без разрешения вра- 
чей и санитаров. 

Отправился. Поднимаюсь на второй этаж, прохожу 
мимо комнаты ребят, стучусь к девушкам. И тут же за 
дверью раздались визг и девчачьи крики: 

- Кто? Кто там? - всплеснулось сразу несколько го- 
лосов. 
- Председатель профкома, - солидно ответствовал 
я, понимая однако, что моя "смелость" больше походит 
на нахальство. 
Девчонки наконец угомонились, и мне разрешили 
войти. Прямехонько направился к кровати Ларисы, чем 
вызвал у нее крайнее замешательство. 


Юлий ЧЕПУРИН 

- Не подходи близко! - строго и в то же время умо- 
ляюще попросила она. - Ты же знаешь - карантин! 
Нельзя!.. 
- Мне, как начальству, можно. Меня никакой чесо- 
точный клещ не возьмет. 
- Зачем ты пришел? - неласковым вопросом отве- 
тила на мою шутку Лариса и, когда я чуточку замешкал- 
ся с ответом, повторила: 
- Я спрашиваю: зачем ты пришел? 
- Пригласить тебя на прогулку. Врачи сказали мне 
(я взял прежний шутливый тон), что чесоточный клещ 
боится холода, а сейчас на улице такой морозище, что 
все клещи, которые вцепились в тебя... 
Девчонки-дурехи поверили моим словам и загалдели, 
требуя, чтобы я объяснил правда ли это. 

- Правда, правда, но только для одной Ларисы Коль- 
ченко. Сейчас она пойдет со мной на прогулку, а осталь- 
ным - не трогаться с места до особого распоряжения... 
Девчата, наслышанные о моих эксцентрических вы- 
ходках, ведь клоун же, раскудахтались снова, а я, вос- 
пользовавшись этим "шумовым антрактом", негромко, 
но твердо обратился к Ларисе: 

- Лара, я прошу надеть пальто и спуститься вниз. 
Я буду ждать тебя. Это очень важно. 
И вот стучат ее каблучки, торопятся узнать: какой 
еще новый фортель выкину я. "Фортель" заявил о себе 
неожиданно. Едва Лариса спустилась с последней сту- 
пеньки, как я крепко обнял ее и осыпал лицо жаркими 
поцелуями. 

Ларисе большого труда стоило оттолкнуть меня, и 
она скорее с испугом, чем с возмущением накинулась на 
меня. 

- Что с тобой?! Как ты смеешь? 
- Прости... Прости! - с неописуемым волнением по- 
вторял я. - Не думай, Ларочка! Дорогая! Любимая!.. Не 
думай. Я не сошел с ума. Я просто смертельно истоско- 

На дорогах войны 

вался по тебе. Я пришел. Я прошу... Прошу тебя... стать 
моей женой. 

Наступила пауза. 

- Ответь же! Ты согласна? Согласна? 
Вместо ответа Лариса вдруг приникла к моей груди и 
разрыдалась. Что-то подсказало мне, что не следует уте- 
шать ее, задавать какие-либо вопросы, только еще силь- 
нее прижать ее к себе. И только когда она смолкла и за- 
мерла, словно неживая, я осторожно спросил: 

- Я очень обидел тебя? 
Теперь уже Лариса, обхватив мою шею руками, при- 
пала своими губами к моим губам, и мы, как путники, 
истомившиеся от жажды, стали осыпать друг друга таки- 
ми нетерпеливыми, такими упоительными поцелуями, 
что порой нам не хватало воздуха, мы рисковали задох- 
нуться в пароксизме страсти. 

Мы оба молчали. Мы оба молчали и только настой- 
чиво, снова и снова искали губы друг друга. 

А на следующее утро все училище знало, что Лариса 
и я решили соединить свои судьбы. 

Здесь я должен остановиться и ответить самому себе 
на вопрос: чем можно объяснить такое резкое изменение 
как в моем поведении, так и в поведении Ларисы. А все 
очень просто. 

Теперь, отойдя от описываемых событий более чем 
на полвека, я, кажется, могу объяснить, что произошло. 

Оказалось, что мы оба, Лариса и я, не подозревали, 
что таили в своих сердцах большое чувство подлинной 
любви друг к другу. Таили и скрывали это как от самих 
себя, так, конечно, и от других. А угли между тем тлели, 
тлели и вот вспыхнули, наконец. И какая там Лида, ка- 
кой там Анатолий! Взрыв наших взаимных чувств оглу- 
шил нас обоих, мы забыли обо всех и обо всем. 

А как же на это отреагировала Лидия? Как обычно, я 
заранее заготовил ей последнюю "депешу", в которой 
было всего три слова: "Прощай. Будь счастлива". Я, как 


Юлий ЧЕПУРИН 

и прежде, свернул свое "послание" в тонюсенький ру- 
лончик и стал ждать Лидию. Вот и она! Не подошла, 
подлетела с пылающим от гнева и растерянности лицом: 

- Это правда? Это правда? Ты женишься на Ларисе? 
Она задыхалась от волнения и чтобы прекратить эту 
нелегкую для нас сцену, я молча протянул свое "посла- 
ние". Судорожными движениями она развернула узень- 
кую полоску бумаги. Пробежав глазами написанное, Ли- 
дия смертельно побледнела, вскрикнула, закрыла лицо 
руками, а потом стремглав бросилась к лестнице, бегом 
спустилась к нашему гардеробу, накинула на плечи паль- 
то и выбежала на улицу, где бесновалась вьюга. 

Спустя всего несколько дней эпидемия чесотки была 
ликвидирована, и Лариса появилась в училище радостно 
озаренная. Она будто стала выше ростом, стан ее распря- 
мился, а губы... а губы были распухшими от наших нена- 
сытных поцелуев. 

Но поцелуев нам было уже мало. Вот почему Лариса 
обрадовалась, когда я сообщил ей, что снял для нас по- 
луподвальную комнату на "горах". Это было очень дале- 
ко от училища. Туда надо было добираться трамваем, а 
потом еще долго идти пешком, почти до самого затона. 
Да разве это могло испугать нас? Мы так исстрадались в 
ожидании уединения, что готовы были поселиться на 
краю света. 

И вот в один прекрасный день "свадебная процессия" 
отправилась в путь. Подружки Ларисы несли все необхо- 
димое для наведения "марафета" в наших апартаментах, 
ребята - постель и кое-что из снеди, украшением кото- 
рой были две бутылки дешевого портвейна. 

Надо сказать, что наше с Ларисой решение стать му- 
жем и женой было с воодушевлением воспринято сту- 
денческим братством - Лариса пользовалась всеобщим 
уважением, да и меня уважали. 

И вот тосты произнесены, вино выпито, макароны 
по-флотски, единственное угощение, были с аппетитом 
съедены. И наконец пришла ночь любви, описать кото- 


На дорогах войны 

рую я не берусь. Это было безумство страсти, нежных 
признаний: каждый из нас рассказывал о самом сокро- 
венном, то, что особенно врезалось в память каждому из 
нас. С подкупающей откровенностью Лариса рассказала 
мне, когда она полюбила меня. Как трудно было ей 
скрывать эту любовь от Анатолия, Лидии и в первую оче- 
редь от себя самой. Вспомнила, например, свой давний 
разговор с Лидией, который состоялся между ними вско- 
ре после того, как начались занятия в училище. 

Однажды Лидия разоткровенничалась: 

- Если бы ты знала, Лара, как мне нравится один 
парень из нашей группы. 
- Кто это, Лидушка? 
- Отгадай. 
Я начала перечислять однокашников и, конечно, на- 
чала с самых привлекательных. Вот названы кажется все, 
а Лидия, смеясь, все отрицательно машет и машет голо- 
вой. Наконец она торжествующе сказала: 

- Не отгадала. И не отгадаешь. Подвинься ко мне, я 
тебе на ушко скажу. 
И она назвала твое имя. Я вдруг поняла, как мне было 
нелегко слушать признание Лиды и соглашаться с твои- 
ми достоинствами, которыми ты так увлек ее. Ведь и 
сама я всем существом почуяла опасность, исходящую от 
тебя. Твоя независимость, чувство превосходства над 
другими ребятами, не скрываемые тобой. Твои успехи в 
учебе интриговали не только нас, девушек, но и всех ре- 
бят. Да, ты очень нравился мне, но я поклялась самой 
себе, что помогу Лиде стать твоей подругой. И ты зна- 
ешь, что это удалось мне, что я делала для этого все, что 
могла и даже более чем могла... 

Рассказала Лариса и о своих чувствах к Анатолию. Да, 
она увлеклась им, даже, казалось ей, полюбила его всей 
душой. Но день за днем, неделя за неделей ее чувство 
гасло, а уход Анатолия из училища погасил его совсем. 

В ответ на признание Лары я со столь же беспредель- 
ной искренностью рассказал ей о моем чувстве к Лидии 


Юлий ЧЕПУРИН 

и о том, какой удар этому чувству она нанесла мне своей 
изменой первого сентября прошлого года. 

- Что тогда с ней случилось? - впервые за все про- 
шедшее с того дня время, спросил я. 
- Ничего особенного. На каникулы приехал к роди- 
телям студент из Москвы. Они познакомились на танц- 
площадке. Знаю только, что зовут его Игорем, и учится 
он в театральном институте. Обещал Лиде перевести ее 
на учебу в Москву. После его отъезда дружба между 
ними кончилась. Лида очень страдала. Ты тоже очень 
страдал, - поспешно добавила она, заметив, как судоро- 
га горьких воспоминаний исказила мое лицо. 
- Но я была счастлива, правда, счастлива, когда вы 
помирились, - сказала Лариса, приникнув своей теплой 
щекой к моему лицу. 
- Не надо, Лара! Никогда больше не надо об этом. 
Мы - вместе. Мы нашли друг друга, и я благодарю судь- 
бу за то, что она пожалела нас обоих и помогла нам най- 
ти друг друга. 
Эти разговоры, признания, взаимные объяснения 
в любви перемежались любовью, слезами счастья и на- 
дежды. 

Обо всех этих девичьих тайнах я ничего не знал, да и 
знать не хотел. Я так увлекся учебой, что, кажется, не 
видел никого вокруг. К тому же в то время я еще не уво- 
лился с работы в гараже завода комбайнов. Я не успевал 
высыпаться, потому что использовал каждый свобод- 
ный час, каждую свободную минуту на подготовку к 
очередным занятиям. Я был замкнут, малоразговорчив 
и серьезен не по годам. Впрочем, поначалу на меня 
мало кто обращал внимание. Однако первые отличные 
оценки по всем предметам скоро выделили меня среди 
однокурсников. 

Интерес ко мне объяснялся не только моими успеха- 
ми в учебе. Многие обратили внимание на то, что каж- 
дый день после занятий к училищу подъезжала легковая 
автомашина. Я с барским видом садился на заднее сиде- 


На дорогах войны 

ние и автомобиль срывался с места, оставляя голубой 
дымок. 

Никому невдомек было, что за рулем сидел мой на- 
парник, которого я должен был сменить. Мы любили с 
Корзинкиным (так звали моего сменщика) наблюдать 
лица моих сокурсников, которые прилипали своими но- 
сами к оконным стеклам. 

Конечно, как бы я тщательно ни умывался перед при- 
ходом на лекции, я не мог отогнать от себя "шоферской 
дух": от меня исходил запах бензина, кожи (я носил ко- 
жаные брюки и кожаную тужурку, выдаваемые в те годы 
нам, шоферам в качестве спецодежды). И эти мужицкие 
запахи тревожили девчонок и, может быть, даже волно- 
вали их. 

Это были последние денечки в качестве шофера, так 
как с открытием зимнего сезона Саратовского цирка я 
поступил на работу в качестве униформиста в тайной на- 
дежде, что в один прекрасный вечер выйду на арену в 
гриме и костюме рыжего клоуна. Мне удалось осуще- 
ствить эту мечту. 

Спустя некоторое время Лариса поехала в Новорос- 
сийск за сыном. Да, да! Мы единодушно решили, что 
отныне он будет нашим сыном. 

И вот он приехал. О! Это был "подарок судьбы". На- 
чать следует с того, что этот симпатичный трехлетний 
мальчуган обладал удивительной способностью - гово- 
рить и делать все наоборот. 

Скажешь ему: 

- Эдик, сейчас будем обедать. Садись за стол. 
- А я не буду обедать, - безапелляционно заявлял 
пацан. 
- Эдик, сейчас пойдем с тобой гулять. 
- Сегодня я не пойду гулять, - отвечал на это ма- 
ленький паршивец. 
Это был совершенно неуправляемый ребенок. В лице 
этого маленького деспота Бог послал нам испытание. Ис- 
пытание нашей любви, нашим характерам, нашей выдер- 


Юлий ЧЕПУРИН 

жке. Я видел, как страдала Лариса, как она пыталась что- 
либо исправить в поведении ребенка. Несколько раз Ла- 
риса порывалась сурово наказать мальчишку, но я каж- 
дый раз останавливал ее. 

- Не надо, Лара, это пройдет, все будет хорошо. 
Терпеть выходки маленького деспота становилось все 
труднее и труднее. Но так была велика моя любовь к Ла- 
рисе, что я кажется не замечал этих трудностей. 

И мое терпение было вознаграждено! Кто подсказал 
мне этот хитрый и, конечно же, не педагогический ход? 
Кто вручил мне в руки поистине "волшебный ключик", 
с помощью которого я в один прекрасный день "распе- 
чатал" сердечко пацана? 

Вместо привычных слов: "Эдик, садись за стол, сей- 
час будем обедать", - я произносил совсем другие: 
"Эдик, сегодня ты с нами обедать не будешь". 

- Нет, буду. 
- Нет, не будешь. 
- Буду! Буду! - набирался детского негодования па- 
цан и первым кидался к столу, что нам и было нужно. 
И после этого стало привычным: 

- Эдик, сегодня ты не пойдешь со мной гулять. 
- Нет, пойду! 
- А я спрячу пальто. 
После этих слов мальчишка поспешно надевал паль- 
тишко. 
Наблюдая за "магическим" действием моих слов, ко- 
торые помогали нам добиваться желаемого, Лариса бла- 
годарно улыбалась мне своей милой улыбкой. 

А скоро в нашей академической группе появился еще 
один "студент", наш трехлетний сын. Преподаватели 
быстро привыкли к его присутствию в аудитории, а уж 
о девчатах и ребятах, наших сокурсниках, и говорить не- 
чего. 

Но я отвлекся. Остановился я на том, что в моей го- 
лове бродили мысли о создании народной драмы. О том, 
как она создавалась пойдет речь в следующей главе. 


КАК СОЗДАВАЛИСЬ 
ПЬЕСА И СПЕКТАКЛЬ 
"СТАЛИНГРАДЦЫ" 

"Спектакль "Сталинградцы", постав- 
ленный по пьесе военного журналиста 
Ю. Чепурина, воссоздает волнующую, ге- 
роическую картину небывалого сражения, 
разыгравшегося на Волге. Яркие человечес- 
кие характеры, нарисованные автором, об- 
разуют тот великолепный сплав, перед ко- 
торым бессильны самая крепкая, прочная 
сталь врага. Действие в пьесе и спектакле 
развиваются стремительно, подчиняясь ло- 
гике военных событий". 

(Газета "Комсомольская правда", 
июль 1944 г.) 

"Пьеса "Сталинградцы", постановку ко- 
торой осуществил Центральный театр 
Красной Армии, наглядно показывает - 
что составляет главную силу Красной Ар- 
мии. Это - ее бойцы и офицеры, генера- 
лы, моряки Волжской военной флотилии. 
Талантливо поставивший спектакль глав- 
ный режиссер ЦТКА народный артист 
СССР А.Д. Попов и руководимый им твор- 
ческий коллектив сделали достойный пода- 
рок советским воинам, сражающимся на 
полях Великой Отечественной войны". 

(Газета "Труд", июль 1944 г.) 


Юлий ЧЕПУРИН 

"Какой же нескромностью, прочтя эти строки, с до- 
садой подумает читатель, - наделен автор этой пьесы, 
если он начинает ее такой рекламой и саморекламой!" 

Нет, дорогой читатель! Это не реклама и не само- 
реклама, это фейерверк, нет, точнее, это салют в честь 
победы ПРАВДЫ над темными силами, над САТАНОЙ, 
который хотел с помощью своих веельзевулов помешать 
созданию такого драматического произведения, кото- 
рое бы на века прославило славных защитников Ста- 
линграда. 

Хвалебные рецензии, рукоплескания благодарных 
зрителей, - все это будет потом... 

Близится к завершению мой жизненный путь. Вот по- 
чему я решил рассказать о том, как создавалась пьеса 
"Сталинградцы", рассказать о тех, кто вдохновил меня на 
ее создание, а так же о тех, кто сделал целью своей жиз- 
ни не допустить появления драматического произведения 
о героях-сталинградцах. 

На всем протяжении Сталинградской битвы я был 
специальным корреспондентом фронтовой газеты 62-й 
армии. 

Увиденное и пережитое в огненном Сталинграде за 
месяцы обороны было столь горько-впечатляющим, что 
мои чувства искали выхода. Их не могли вместить те га- 
зетные материалы, которые я регулярно отсылал в редак- 
цию своей газеты. 

Меня преследовала неотвязчивая мысль: рассказать 
о героях Сталинграда в художественном произведении. 

Уже в октябре, когда я трое суток провел среди за- 
щитников Дома Павлова, возник замысел пьесы. Имен- 
но пьесы, ибо мне казалось, что лишь драматическое 
произведение сумеет донести накал великой битвы, мыс- 
ли и чувства воинов-сталинградцев. 

Богатейший жизненный человеческий материал пе- 
реполнял меня. Подлинные герои сражения вдруг нача- 
ли сливаться в моем воображении с образами будущих 
героев задуманной мною народно-героической драмы. 


Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 453 


Но кто мне даст возможность написать пьесу? Идет 
война. Тем не менее думы о создании пьесы меня не по- 
кидают. Будущие ее герои не дают мне спать по ночам, 
живут во мне помимо моей воли. И я решил обратиться 
к редактору нашей газеты Л. И. Троскунову. 

В очередной короткий приезд с передовой с собран- 
ным для газеты материалом иду к редактору. Говорю ему 
о желании написать пьесу, рассказываю несколько бое- 
вых эпизодов из будущей пьесы. 

- Вы мне посоветуйте, что делать? Мне трудно уже 
жить с этим грузом. Освободите меня от работы на ка- 
кое-то время для написания пьесы. 
Троскунов выслушал меня, но особого восторга 
моя просьба у него не вызвала. Надо сказать, что я был 
одним из ведущих корреспондентов по 62-й армии. 
И за этот период получил уже шестнадцать благодар- 
ностей. 

- Хорошо, мой хороший. (Это у него была такая при- 
вычка, обращаясь к сотрудникам, говорить "мой хоро- 
ший".) Я понял, насколько это серьезно, и должен доло- 
жить об этом Военному совету фронта. 
Время шло, а ответа все не было. И вот однажды иду 
я такой грустный, а навстречу мне идет майор Соловь- 
ев - инструктор политуправления фронта, красивый па- 
рень лет тридцати. 

- Юлий, ты что такой грустный? 
А меня все знали по роду службы и мое имя было на 
слуху. 

- Хочу написать пьесу, а кто мне разрешит? К кому 
обратиться? 
И рассказал ему несколько эпизодов. 

- Юлий, а что ты хранишь это в себе? Ты иди смело к 
заместителю начальника политуправления фронтом Ко- 
щееву и скажи ему о своем желании. Расскажи так, как 
мне рассказал и больше ничего. Что ты сидишь, ждешь? 
И даже накричал на меня. И я подумал, а действи- 
тельно, чего я сижу. И пошел к Кощееву. Это было в 


Юлий ЧЕПУРИН 

Ахтубе, на берегу Волги в тридцати километрах от Ста- 
линграда. 

Стучу. Открывает мне дверь миловидная женщина 
лет тридцати пяти. Представился ей и говорю: 

- Хочу видеть товарища Кощеева. 
- А по какому поводу? 
- Задумал написать пьесу о Сталинградской битве, 
хочу услышать его мнение. 
- Проходите, пожалуйста. Сейчас я доложу. 
Вхожу. Встречает меня высокий, худощавый, с аске- 
тическими чертами лица, остроносый комиссар. 

- Проходите. Садитесь. Я вас слушаю, что вы мне хо- 
тите сказать? 
- Я корреспондент... 
- Это я знаю. 
- За шесть месяцев боев у меня накопился такой ог- 
ромный материал, товарищ бригадный комиссар, что я 
растерялся и не знаю, что мне делать? Все герои просят- 
ся на бумагу, а поскольку я журналист, хочу написать об 
этих людях пьесу. 
Вдруг: 

- Странно! А вы писали когда-нибудь пьесы? 
- Нет. Никогда не писал. 
- Ну как же вы так, вдруг? 
- Не знаю, вот так получилось, генерал-майор. 
- А у вас есть план, задумка? 
- Да, у меня есть эпизоды, в голове. 
Он сидит за столом на стуле с высокой спинкой, а 
за его спиной стоит эта женщина и следит за нашим 
разговором и кивает мне одобряюще, мол не робей, 
смелее. 

- Ну расскажите мне что-нибудь из того, о чем вы 
хотите поведать в вашей пьесе. 
- Расскажу о гибели моряка Опилкина. Ему только 
исполнилось восемнадцать лет. Он накануне просил 
меня: "Напишите красиво заявление в партию". Я напи- 
сал, постарался. Он поблагодарил, унес. А через некото- 

Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 455 


рое время его приносят на носилках синего. Снайпер по- 
пал прямо в сердце. 

Увлекшись, я еще долго рассказывал эпизод за эпизо- 
дом. 

- Хорошо. Я доложу Военному совету, - пообещал 
комиссар. 
Шла первая декада января 1943 года. Бои в Сталин- 
граде подходили к концу. 62-я армия покинула Сталин- 
град и находилась в Ахтубе. Я, находясь непосредственно 
в Сталинграде, приступил к написанию пьесы. Но ждал 
решения - могу ли я прекратить работу в газете и зани- 
маться только пьесой. 

И вот 13 января в третьем часу ночи меня вызывает к 
себе Троскунов и с грустью говорит: 

- Военный совет фронта разрешил вам приступить к 
работе над пьесой. Вам дали срок один месяц. 

Я обрадовался, поблагодарил его. 

А до этого, буквально за несколько дней, я спас его 

от крупной неприятности. Редакцию он отправил в 
Сальск, где она должна была разместиться, а сам с не- 
сколькими сотрудниками задержался по делам в Ахтубе. 
И тут вдруг обрушился такой небывалый снегопад. Пре- 
кратилась связь. Телефонной связи нет, телеграфной - 
нет. Он не знает где находится редакция. Выходит ли га- 
зета? Посылает своего шофера в Сальск. Тот возвраща- 
ется - пробиться не может. Посылает во второй раз - 
тот же результат. Вызывает меня. 

- Товарищ Чепурин, я слышал вы опытный шофер 
(я с 30-го года сидел за баранкой). Вся надежда на вас. 
Ведь я без связи, в отрыве от политуправления. Выходит 
ли газета, не выходит? Войдите в мое положение. Мне 
нужно во что бы то ни стало связаться с редакцией. Ина- 
че мне грозит крупная неприятность. Вы смогли бы по- 
пытаться? Я посылал шофера, он вернулся ни с чем. 
- Я попытаюсь, попробую, Лев Изральевич. 
Я надел цепи на колеса, взял с собой часового, лопа- 
ты, и мы прорвались через эти сугробы. Нашел редак- 


Юлий ЧЕПУРИН 

цию. Иду на узел связи. А там на имя Троскунова пачка 
телеграмм. 

- Товарищ Троскунов, где редакция? 
- Почему не выходит газета? Безобразие, объявляю 
строгий выговор... 
- Товарищ Троскунов, газета не выходит пятый день. 
Вы подлежите исключению из партии... 
Я взял эту стопку телеграмм и думаю, что мне с ними 
делать? Да, думаю, была ни была. Беру бланк и разма- 
шистым почерком пишу текст телеграммы на имя на- 
чальника политуправления фронта. "Связь с газетой ус- 
тановлена. Газета начала выходить регулярно. Так будет 
и впредь. Троскунов". Возвращаюсь. Докладываю. 

- Мой хороший, спасибо, что вы нашли редакцию. 
Ну как там газета выходит? Как там все живы, здоровы? 
- Газета выходит. И протягиваю ему два номера га- 
зеты и связку телеграмм. 
Через какое-то время вызывает к себе. Сидит перед 
телеграммами серый, как земля. 

- Мой хороший. Я вот все прочитал... Неужели ты 
не догадался?.. 
- О чем, Лев Изральевич? - словно не понимая его, 
спрашиваю я. 
- Неужели ты не догадался сообщить, что я еще не 
умер, живой. 
- Я дал такую телеграмму, - и протянул ему копию 
текста. 
Он пробежал глазами и бросился обнимать меня. 

- Мой хороший, ...мой милый, ...мой любимый. Ты 
спас меня от позора. Ты представляешь, что ты для меня 
сделал? 
А он был правой рукой Хрущева Никиты Сергеевича. 
И тот давал ему рекомендацию в партию. Хрущев в это 
время был членом Военного совета Сталинградского 
фронта. Поэтому Троскунову осрамиться перед Хруще- 
вым было равносильно смерти. 

И вот за все это как он меня "отблагодарит" впослед- 
ствии. 


Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 457 


Дорогу вскоре очистили, и Троскунов уехал в Сальск. 
А я остался в этом блиндаже, где он меня так благодарил. 
Куда мне податься? Где устроиться работать? Думаю, об- 
ращусь к члену Военного совета армии товарищу Гурову 
Кузьме Акимовичу, с которым я лично не знаком, но слы- 
шал, что он добрый и чуткий генерал. В это время 62-я 
армия после боев отошла на отдых в село Средняя Ахтуба. 

Я прихожу к нему в блиндаж. Прошу адъютанта до- 
ложить Гурову, что пришел корреспондент фронтовой 
газеты Чепурин и просит принять его. 

И вот меня принимает бритоголовый генерал лет со- 
рока пяти, с густыми черными бровями, очень симпа- 
тичный, добродушный. 

- Садитесь, товарищ Чепурин. Чем могу я быть вам 
полезен? 
- Товарищ генерал. Я хочу написать пьесу о героях 
Сталинграда. Получил разрешение от Военного совета 
фронта начать работу над пьесой. 
- Пьесу о Сталинграде? А не много ли будет пьес о 
Сталинграде? Пишут многие. Погодин пишет, Долма- 
товский, братья Тур, Вирта, Симонов, Гроссман. 
- Чем больше будет пьес, тем лучше, товарищ ге- 
нерал. 
- А что у вас? Есть какой-то материал, планы, напи- 
сано что-нибудь? 
- То, что у меня есть, все во мне. Сейчас у меня раз- 
розненные эпизоды. Я могу рассказать вам несколько 
из них. 
- Расскажите, пожалуйста. 
Надо сказать встретил он меня поначалу суховато, 
как и положено генералу принять старшего лейтенанта. 
Но когда я стал рассказывать эпизоды, сам войдя в ат- 
мосферу событий, о которых говорил, мой накал пере- 
дался ему. 

И вот через пятнадцать-двадцать минут он и го- 
ворит. 

- Одну минуточку, товарищ Чепурин, - и постучал 
в ладоши. 

Юлий ЧЕПУРИН 

Входит адъютант. 

- Организуй лучшее, что есть на стол, все, что луч- 
шее. 
Пока я с ним разговаривал, примерно через полчаса 
был накрыт великолепный стол. 

- Товарищ Чепурин, чем я могу вам помочь? 
- Товарищ член Военного совета, я не знаю, где мне 
устроиться работать. Я в блиндаже нахожусь. Мины все 
время обстреливают, не дают головы поднять. 
- Товарищ Чепурин, всем, чем может помочь вам 
62-я армия, она вам поможет. Пишите. Желаю вам ус- 
пеха. 
Вызывает майора Когана. 

- Вы повезете товарища Чепурина в Среднюю Ахту- 
бу, в наш Дом отдыха. Устройте все: питание, снабжение 
и мне доложите. 
Под Дом отдыха приспособили пустовавшие большие 
дома. Их остеклили, завезли туда кровати, постельные 
принадлежности и все необходимое оборудование. 

Майор Коган ведет меня в один из домов. 

- Располагайтесь, товарищ Чепурин. Вот ваши ком- 
наты. Тут пока холодно, но будет приходить ежедневно 
утром женщина и топить печь. Питаться будете в офи- 
церской столовой. Вас будет ежедневно навещать врач. 
Он принес мне несколько одеял. 

И вот я работаю над пьесой. Начинал день с того, что 
рано встав, выходил в степь, бродил, обдумывая о чем я 
буду писать сегодня, выстраивал ход событий, затем шел в 
столовую, завтракал, а потом возвращался к себе. К этому 
времени печь была истоплена. Я прижимался спиной к 
этой круглой печке и писал. Правда, тепла хватало лишь 
на несколько часов, остальное время она не грела, а холо- 
дила. Работа шла трудно. 

Невозможно было все, что у меня накопилось, вме- 
стить в рамки пьесы. Я ставил себе ежедневную задачу - 
написать не менее четырех страниц мелкого убористого 
текста, иначе я не шел обедать. Мне мое чутье подсказа- 


Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 459 


ло - надо торопиться писать. И действительно, не окон- 
чился еще мой отпуск, как ко мне приезжает наш шофер 
осетин и протягивает бумагу от редактора Троскунова. 

"Товарищ Чепурин, с кадрами плохо. Прошу немед- 
ленно явиться в редакцию". 

Что делать? Мною написано только половина пьесы. 
Бросить на середине я не могу. Я во власти своих героев. 
Останавливаться нельзя. Я уложил шофера на свою кро- 
вать, укрыл его тремя одеялами, а сам всю ночь обдумы- 
вал, как мне быть? 

Что мне грозит за невыполнение боевого приказа? 
Трибунал. Но если у меня пьеса получится и если я зару- 
чусь положительными отзывами участников сталинград- 
ской битвы, мне, может быть, будет снисхождение - 
меня пошлют в штрафной батальон. 

Я решил так: или умереть, или написать пьесу. В ре- 
дакцию не поехал. Отсылаю шофера обратно с запиской: 
"Товарищ подполковник, я получил ваше предписание и 
принял такое решение. Буду следовать в сторону Ново- 
сальска - Ростова, по пути описывая восстановление же- 
лезнодорожной магистрали Сталино - Сальск - Рос- 
тов". И подписался. По правде говоря, никуда я не соби- 
рался ехать. Я тянул время. 

Моя связь с редакцией на этом оборвалась. 

Решение я принял, а настрой уже не тот. Мысли, рас- 
суждения лезут в голову. Я не выполнил приказ. Но ведь 
мне дан месяц, а он еще не истек. Хорош, - думаю я, - 
забыл как я его спас от позора. Вот в таком состоянии я 
дописывал пьесу. 23 февраля в 14.30, в день 25-й годовщи- 
ны Красной Армии, ставлю последнюю точку. Пьеса за- 
кончена. Теперь мне надо было ее где-то опробовать, про- 
читать кому-то. Читаю ее в дивизии Родимцева, в госпита- 
лях, работникам штаба. Получаю несколько официальных 
отзывов. Но на душе у меня тем не менее не спокойно. 
И вот узнаю, что сюда прибыл командующий 62-й армии 
Василий Иванович Чуйков. Он поселился в том же Доме 
отдыха, где находился и я. Решил прочитать пьесу ему. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Иду к Чуйкову, а сам робею, вспоминая первую 
встречу с ним. Тогда он меня, мягко говоря, выпрово- 
дил. 

А было так. Я по заданию редактора прибыл к Чуйко- 
ву. И докладываю: 

- Старший литературный сотрудник фронтовой газе- 
ты "Сталинградское знамя" старший лейтенант Чепурин 
прибыл по заданию редактора... 
Чуйков окинул меня с ног до головы взглядом - про- 
питанная нефтью шинель, словно не с моего плеча. Вид 
бравого солдата Швейка. 

- Скажи, ты кто такой есть? 
Доложил снова. 
- Сотрудник литературный. Ты что от меня хочешь? 
- Я хочу выполнить задание нашего редактора Льва 
Изральевича Троскунова. Он просил вас написать статью 
об организации штурмовых групп для уличных боев. 
- А твой Лев Изральевич спросил, есть ли у меня 
время? Он соображает, к кому обращается с такой 
просьбой? У меня что дел нет других? 
- Товарищ командующий. Я выполняю задание ре- 
дактора. Если вы говорите, что у вас нет времени, разре- 
шите я напишу эту статью. Вы проверите и подпишите. 
Это было неслыханной дерзостью с моей стороны. 

- Что? Что? Что ты сказал? Ты что, напишешь за 
меня статью, а я под твоей статьей должен поставить 
подпись? 
- Так точно, товарищ командующий. 
- Николай, - обращается он к своему подчиненно- 
му, - ты слышишь? Ты видел такого мудреца-храбреца. 
Ты кто такой есть? 
Звонит. Вызывает адъютанта. 

- Ты кого ко мне пропустил в мой блиндаж? Ты до- 
кументы проверил? 
- Да. Старший литературный сотрудник фронтовой 
газеты. 
- Ну иди. 

Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 461 


- Товарищ командующий. Я так понимаю, вы пи- 
сать статью не будете и мне не позволили. Разрешите 
быть свободным. 
- Будь свободен, - коротко бросил командующий. 
И я в мгновение ока выскочил из блиндажа. 
- С чем пожаловал? - встретил меня вопросом Чуй- 
ков на сей раз. 
- Товарищ командующий, я написал пьесу о Сталин- 
градской битве. Пьеса большая, я хочу прочитать вам 
две-три сцены, которые относятся к Военному совету 
62-й армии и услышать ваше мнение. 
Получив согласие я начал читать. Он слушал, не пе- 
ребивая. Когда я закончил, молча встал из-за стола, по- 
дошел к окну. Долго молча смотрел в окно, а потом 
поворачивает голову ко мне и говорит: 

- Все это ерунда. 
Трудно представить положение начинающего драма- 
турга. 

- А в чем, собственно говоря, товарищ генерал, дело? 
- Да я не о тебе. Разве народ поймет, как тут было? 
Как ты ни рассказывай, как ни описывай, никто ничего 
не поймет, что тут творилось. 
- А ты молодец. Ты где же сидел, под койкой, когда 
заседание Военного совета шло или у тебя шпионы 
были? Откуда ты, интересно, этот материал получил? 
- Товарищ генерал, это писательская интуиция, до- 
мыслы, фантазия. 
- Фантазия... Разве о таких вещах пишут фантазии. 
Кто ты такой? Откуда ты свалился со своей фантазией? 
Я молчал. 

- Нет, ты молодец, молодец. Что ты от меня хочешь? 
- Ничего, товарищ командующий. Только ваше доб- 
рое слово, если одобрите. 
- Ну смотри, если что будет надо, скажи. 
Скоро из редакции я получил донесение, что меня за 
невыполнение приказа редакции отдают под трибунал. 
Помню солнечный мартовский день. Я иду по Ахтубе, 


Юлий ЧЕПУРИН 

а мне навстречу идет начальник политотдела 62-й армии 
генерал-майор И. В. Васильев, один из моих болельщи- 
ков за создание пьесы. 

- Петрович, ты что такой хмурый? 
- Да вот, Иван Васильевич, спешу в редакцию. 
- Ну и что? 
- Так мое дело в трибунале. 
- В каком еще трибунале? 
И я поведал ему свою грустную историю. 
- Да брось думать об этом. Вместо Хрущева членом 
Военного совета Южного фронта назначен твой добро- 
желатель - Кузьма Акимович Гуров. Он уже прибыл к 
месту назначения. Мчись к нему смело, как к отцу род- 
ному, и все расскажи. 
Вот как повернулось дело. Я воспрял духом. А что, ду- 
маю, Чепурин, может и обойдется. Улететь было невоз- 
можно. И я договорился со своими друзьями-летчиками 
тяжелого бомбардировщика ПП-3, которые летели в Ро- 
стов, взять меня с собой. Весь фюзеляж самолета был заг- 
ружен ящиками со снарядами. И между ящиками и 
крышкой фюзеляжа оставалось пространство, которое и 
занял я, распластавшись на них. 

В Сальске самолет сделал вынужденную посадку. 
А так как за день земля оттаяла, то колеса самолета ушли 
в грязь по самую ступицу. Утром просыпаемся, а колеса 
так приморозило, что их не оторвать. А мне лететь надо 
до Ростова, в редакцию. 

И вот я на летном поле. Справа стоят в ряд штук двад- 
цать легких бомбардировщиков У-2. У них под крылья- 
ми две фанерные гандолы для десантника, а под гандо- 
лами прикреплялись реактивные снаряды. Диверсант в 
нужный момент нажимает сброс бомбы. 

Нахожу командира. Представляюсь ему, объясняю 
ситуацию и прошу его посодействовать вылететь в Ро- 
стов. 

- Хорошо, полетите вот на этой машине, - указыва- 
ет на одну из них. 

Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 463 


Но подходит к этой машине девица в великолепном 
полушубке, садится на предназначенное мне место, и са- 
молет взлетает. 

- А как же я? - спрашиваю. 
- А вы на следующей полетите. 
Приходит другая девица, садится, и самолет взлетает. 
И вот так взлетают один самолет за другим. 
Март. Я стою в легких сапогах. Солнце уже садится за 
горизонт. Темнеет быстро. Я понял, что сегодня в Ростов 
не улечу. Тогда я нашел комиссара авиационного полка, 
который здесь базировался, и обратился к нему. 

- Товарищ комиссар, я корреспондент фронтовой га- 
зеты "Сталинское Знамя", старший лейтенант Чепурин. 
Может вы встречали мою фамилию в газетах. 
- Ну, конечно же, товарищ Чепурин. 
- Случилось так, что самолет, на котором я летел в 
Ростов, сделал вынужденную посадку на вашем аэродро- 
ме, а взлететь не может. Ваши товарищи не смогли меня 
отправить. Помогите мне долететь до Ростова, где нахо- 
дится моя редакция. 
У меня остается свободный вечер. Чтобы время зря 
не пропало, могу провести у вас литературный вечер. 

- А что, товарищ Чепурин, мы будем вам очень бла- 
годарны. Мы ждем вас. 
Это был мужской полк истребителей. Беру с собой ру- 
копись пьесы. Я только что читал ее Чуйкову. Настрое- 
ние было приподнятое. Решил программу разделить на 
две части. Сначала прочитать смешные вещи, развеселить 
летчиков, а потом прочитать несколько эпизодов из пье- 
сы. Так и сделал. Прочитал им сатирические стихи. На- 
строение у них поднялось. Смеялись от души. Сделали 
небольшой перерыв. А потом стал читать пьесу. 

Когда остановился, меня стали просить: 

- Читайте всю пьесу. Мы готовы слушать всю ночь. 
- Не могу, товарищи, пьеса большая, а я устал. 
- Когда и где можно будет увидеть этот спектакль? 
Можно ли попасть на него? 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Товарищи летчики, я не знаю, когда вы увидите 
этот спектакль. Но на всякий случай напишу вам не- 
сколько билетов. И если нам с вами повезет, то мы уви- 
дим этот спектакль. 
И я от руки написал несколько билетов: "Этот билет 
является пропуском на мой спектакль "Сталинградцы", 
где бы и когда бы он ни шел. Ю. Чепурин". 

После выступления меня пригласили на ужин. 
Утром я просыпаюсь от присутствия кого-то. Надо 
мной стоит лейтенант, через руку свисает полотенце. 

- Товарищ Чепурин, не хотел вас будить, но весь ко- 
мандующий состав ждет вас завтракать. 
Я понял, что за этим почтением кроется что-то боль- 
шое. Значит мои стихи, пьеса тронули их сердца, значит 
не зря потрачено время и силы. И может быть еще ожес- 
точеннее и смелее будет драться с врагом летный состав 
этого полка. 

Вхожу, уже все в сборе, стол накрыт. Командир полка 
вызывает летчика. 

- Тебе дается боевое задание - доставить нашего то- 
варища Чепурина в Ростов в Нахичеваньский аэродром, 
обмундировать его. 
Кабина У-2 открытая и мне дали полушубок, унты. 
И вот я лечу в трибунал с таким почетом. Надо сказать, 
что встреча с летчиками вселила в меня такую уверен- 
ность, что никто и ничто меня не одолеют. 

Забегая вперед, скажу об этих билетах, которые я на- 
писал. Идет премьера в театре Красной Армии. Я пре- 
дупредил билетерш о своих билетах. Вдруг кто-то и при- 
дет, на что мало было надежды. Идет война, это было 
8 апреля 1944 года. И вот бегут ко мне взволнованные 
администратор и билетерша: 

- Юлий Петрович, пришли с вашими билетами ста- 
линградцы. 
Мы бросились к нашим дорогим зрителям. Это была 
незабываемая встреча. Все: артисты, администрация ста- 


Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 465 


ли обнимать их, целовать. Усадили на почетные места. 
Зрители рукоплескали им. Наплакались от радости. Это 
был их спектакль, о них спектакль. Они были живые ге- 
рои этой пьесы - защитники Сталинграда. 

Итак, летчик истребителя У-2 доставил меня в Ростов 
14 марта 1943 года. Город только освободили от немцев. 

Сияло солнце, народ высыпал на улицы. Радостные, 
оживленные разговоры, лузгают (щелкают) семечки, тро- 
туары усыпаны шелухой подсолнечника. Праздничная 
атмосфера царит во всем городе. 

Вхожу в редакцию. Мои соратники по фронтовой га- 
зете опустили головы и делают вид, что меня не замеча- 
ют. Меня, конечно, это удивило. Но мне было не до их 
реакции. Я прохожу в кабинет редактора Троскунова. 
Докладываю ему по всей форме. 

Никакого ответа. Сидит за столом, обложенный бу- 
магами, газетными полосами. Я подождал и докладываю 
снова. Тот же результат. Принимаю третью попытку. 

Наконец после третьей попытки поворачивает голову 
и спрашивает: 

- Вам что? 
- Старший лейтенант Чепурин прибыл из команди- 
ровки. 
- А когда закончился срок вашей командировки? 
- 13 февраля. 
- А сегодня какое число? 
- 14 марта. 
- За невыполнение боевого приказа ваше дело на- 
правлено в военный трибунал. А до вынесения пригово- 
ра военной прокуратуры отправляйтесь на передовую. 
Вызывает секретаря и дает ему указание выписать на- 
правление. 

- Я не согласен. 
- Что-что? - повернувшись ко мне всем корпусом 
спросил Троскунов. 
- Я не согласен с вашим решением. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Это как? 
- Я оставляю за собой право, как коммунист об- 
ратиться к члену Военного совета фронта товарищу Гурову. 
Он встряхнул головой, обдумывая, как ему поступить 
в этой пикантной ситуации. 

- Хорошо. Даю вам сутки. Чтобы завтра в это время 
были здесь. 
Приезжаю я в Новошахтинск. В одном из шахтерских 
домиков размещался командный пункт штаба фронта. 
Докладываю адъютанту о себе и прошу о встрече с диви- 
зионным комиссаром товарищем Гуровым. 

- Кузьма Акимович просил передать, чтобы вы при- 
шли сегодня в два часа ночи. 
Прихожу. 

- Садись. Слушаю тебя, драматург. 
На столе у Гурова лежит томик Шекспира большого 
формата. Он очень любил Шекспира и никогда с ним не 
расставался. 

- Ну, рассказывай, - как дела? 
- Да вот написал пьесу. Вот отзывы, - показываю 
ему. 
- Давай, читай пьесу. 
Я не знаю, как ему сообщить, с чем пожаловал к нему. 
Читаю. Часа в три утра к нему входит такой миниатюр- 
ный, марионеточный генерал-майор. Это был М. М. Про- 
нин. Садится за уголок стола. Послушал полчаса и молча 
вышел. Всю пьесу я прочитать не мог, она очень большая. 

- Оставайся. Завтра дочитаешь. 
- Я не могу. Троскунов приказал через сутки явиться 
в редакцию. 
- Слышал я про твой трибунал. У тебя, считаем, 
были веские основания отсутствовать в редакции. 
Дочитал я пьесу до конца, и он меня спрашивает: 

- Что тебе еще нужно? 
- Нужен еще месяц на доработку. 
- Возвращайся в редакцию и скажи Троскунову, что 
я приказал дать еще месяц на доработку пьесы. 

Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 467 


Приезжаю и докладываю Троскунову. Пришлось ему 
подчиниться Гурову. Работаю над пьесой. Редакция 
объявила мне бойкот. Не разговаривают со мной, счита- 
ют, что я на почве драматургии сошел с ума. 

В один из апрельских дней 1943 года к домику на ок- 
раине города Шахты, где разместилась редакция нашей 
фронтовой газеты, подскочил видавший виды легковой 
ГАЗик. Правая половинка его лобового стекла отсутство- 
вала. Его заменял кусок некогда красной ткани, фраг- 
мент от какого-то лозунга. 

Из машины стремительно выскочил человек в воен- 
ной форме. И я узнал в нем лихого военного корреспон- 
дента "Комсомольской правды" майора Василия Коро- 
теева. 

Бывший сталинградский комсомольский работник, 
ставший в суровую военную годину талантливым журна- 
листом, он посылал в свою газету темпераментные кор- 
респонденции, правдиво рисующие ход уличных боев в 
Сталинграде*. 

Коротеев чуть не сорвал с петель дверь и, распахнув 
ее, не переступая порога, прокричал, будто отдавая при- 
каз батальону на атаку. 

- Давай! В машину! Симонов хочет прочитать твою 
пьесу! Он ждет! 
Я опешил не столько от натиска Василия Игнатьеви- 
ча, сколько от слов, что меня ждет, хочет видеть сам 
Константин Симонов. 

Популярность К. М. Симонова среди воинов Красной 
Армии была в ту пору огромной. Возможность встретить- 
ся с ним опалила меня вполне понятной и объяснимой 
радостью. Но, к сожалению, ехать на встречу со знаме- 
нитым поэтом, корреспондентом газеты "Красная звез- 
да" я не мог. К моменту появления Василия Коротеева 

* После войны В. Коротеев долгое время работал ответствен- 
ным секретарем "Литературной газеты", главным редактором ко- 
торой был К. Симонов. 

Юлий ЧЕПУРИН 

мной была доработана лишь первая половина пьесы 
"Сталинградцы". 

Но победа осталась за майором Коротеевым. Через 
несколько минут, потребовавшихся на пререкания и спо- 
ры, ГАЗик лихо мчал нас в город Новошахтинск - там 
размещались штаб, Военный совет и политуправление 
фронта. 

Я знал, что пьеса моя далека от совершенства, что 
вторая ее часть требовала еще большой дополнительной 
работы. 

"Как же я покажу ее в таком виде Симонову?" - этот 
вопрос сверлил мой мозг. Даже "хохмы" и шутки Коро- 
теева, его ободряющие монологи не могли рассеять моей 
тревоги до самого крыльца шахтерского домика, где ос- 
тановился К. Симонов. 

И вот я стою перед типичным шахтерским одноэтаж- 
ным домиком. Перед домиком полисадник, огородик. 

- Костя! Вот! Доставил! Получай! Твой приказ вы- 
полнен, гони премию! - так своеобразно, в своей обыч- 
ной шумно-шутливой "коротеевской" манере представил 
меня Симонову В. Коротеев. 
К. М. Симонов в те дни приболел. Он лежал на узкой 
койке и читал "Мертвые души". В ответ на тираду своего 
друга, Симонов приподнялся с подушки, отложил книгу 
в сторону и, улыбаясь, протянул мне руку. 

- Рад. Рад товарищ старший лейтенант с вами позна- 
комиться. 
Симонов, продолжая улыбаться, с интересом рассмат- 
ривал меня, долго не выпуская мою руку из своей. 

- Пьесу привезли? - обратился он почему-то к Ко- 
ротееву, а не ко мне. 
- Привез, привез, - успокоил его Коротеев. - Не 
хотел ехать, негодяй, кивнул в мою сторону Коротеев. - 
Чуть ли ни силком в машину запихал: "Не поеду и - 
всё!" 
- Что так? - спросил Симонов. 
Я объяснил. 

Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 469 


- Ничего, ничего, - успокоил меня Симонов. - Это 
хорошо, что вы недовольны своей работой. Ваша пьеса 
заинтересовала меня теперь еще больше. 
Он помолчал. 

- Знаете, что, - вдруг оживился он, - давайте сде- 
лаем так. Вы смогли бы прочитать свою пьесу вслух? 
- Конечно. 
- Вот и отлично. Не будем откладывать. Устроим 
читку сегодня же. Вы не будете возражать, если мы при- 
гласим кое-кого из работников штаба, политуправления. 
А, может быть, и кто-нибудь из военных медиков захочет 
послушать. 
Возражений и на это предложение с моей стороны не 
последовало. 

В эту минуту как раз вошел секретарь Военного сове- 
та подполковник Гапочка. Он зашел справиться о само- 
чувствии дорогого гостя. Симонов без дальних слов об- 
ратился к нему: 

- Товарищ подполковник, сегодня вечером мы будем 
читать новую пьесу. Смогли бы вы пригласить на читку 
человек десять-двенадцать из работников штаба? Или 
политуправления. Может быть, захотят послушать и во- 
енные медики. 
- Будет сделано, - охотно отозвался Гапочка. - Ука- 
жите точное время. 
...Как я дожил до вечера? Что пережил? Что переду- 
мал, что перечувствовал? 
Войдя в "резиденцию" моего знаменитого доброжела- 
теля на пятнадцать минут раньше назначенного часа, я 
обомлел. 

У щедро накрытого стола хлопотал подполковник Га- 
почка. Гости явились минута в минуту. Их лица откро- 
венно сияли от радости и счастья: через несколько минут 
им предстоит услышать новую пьесу Константина Си- 
монова, услышать его голос, налюбоваться им. 

К. М. Симоновым можно было любоваться: умные, 
несколько грустные глаза, густые, черные, чуть вьющие- 


Юлий ЧЕПУРИН 

ся волосы, "казацкие" усы, смуглое, немного удлинен- 
ное лицо, добрая улыбка, - все придавало Симонову 
какое-то особенное обаяние, благородство. 

- Ну, что ж, товарищи, - не сильно гроссируя, об- 
ратился Симонов к приглашенным, сидящим за сто- 
лом. - Стол так хорош, что давайте будем считать, что и 
пьеса будет не хуже. Начинайте, пожалуйста, товарищ 
старший лейтенант, - попросил он меня. 
Я откашлялся. 

Надо было видеть разочарование присутствующих. 
С каким недоумением гости обратили взоры сначала на 
Симонова, потом на меня, которого они, как мне каза- 
лось, до этого совсем не замечали. 

...Я смог прочитать лишь половину пьесы - она была 
огромна и требовалось по крайней мере еще полтора- 
два часа, чтобы одолеть ее до конца. 

Во время читки стояла гробовая тишина, прерывае- 
мая всхлипываниями женщин-врачей в наиболее драма- 
тических местах. Я как бы отключился от реальной жиз- 
ни - никого не видел, ничего не слышал, кроме своих 
героев, их голосов, их стонов, их крутых солдатских 
шуток. 

- Я больше не могу, - сказал Симонову. - Очень 
устал. 
Симонов ответил не сразу. Когда раздались дружные 
аплодисменты, присоединился к ним, благодарно и при- 
стально посмотрев на меня: 

- Ну, что ж, товарищи, я думаю, мы поступим пра- 
вильно, если пожалеем автора. Будем надеяться, что всю 
пьесу целиком мы увидим на сцене театра, чего и поже- 
лаем автору. 
Когда гости уже "по-настоящему" поздравили автора 
и разошлись, Константин Михайлович сказал: 

- Разрешите вторую половину пьесы я прочту глаза- 
ми. Утром. На свежую голову. Приходите ко мне, эдак, 
часика в три... 
- Константин Михайлович, стоит ли вам читать вто- 

Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 471 


рую часть пьесы в незавершенном виде? Я ведь говорил 
вам, что над ней еще надо много работать. 

- Посмотрим, посмотрим, - улыбнулся Симонов 
своей доброй, но чуть-чуть лукавой улыбкой. - Посмот- 
рим, а потом вместе решим. 
- Вы правы, - сказал Симонов, когда я пришел к 
нему на второй день. - Вторая часть действительно сла- 
бее. Но в ней есть все зерна для того, чтобы стала лучше, 
сильнее, чем первая. Вы - молодец. Расскажите-ка мне 
о себе. Кто вы, откуда родом, кем были до войны, давно 
ли начали писать? Расскажите все, мне хочется узнать о 
вас как можно больше. 
Внимательно выслушав историю моей жизни, он 
сказал: 

- А теперь послушайте меня. Московский театр Ре- 
волюции заказал мне пьесу о героях Сталинградской бит- 
вы. У меня договор с театром на ненаписанную еще пье- 
су. Я не буду ее писать. 
Симонов на короткое время задумался и, как бы раз- 
мышляя вслух, сказал: 

- Да. Чтобы написать о солдатах Сталинграда так, 
как написали вы, нужно было находиться рядом с ними 
все месяцы обороны. Я же был в Сталинграде всего три 
дня... Давайте условимся так: завтра я улетаю в Москву. 
Я доложу руководству театра о вашей пьесе. Они рас- 
торгнут договор со мной и заключат его с вами. Вы со- 
гласны? 
Это был неслыханно широкий жест. Знаменитый 
поэт, драматург, журналист отошел в сторону, чтобы дать 
мне, малоизвестному старшему лейтенанту, дорогу в 
большой мир творчества! 

Горячий ком подступил к горлу. Я настолько расте- 
рялся, что не мог сразу ответить на "условия" К. Си- 
монова, и он по-своему расценил затянувшуюся паузу. 

- Я понимаю. Вас беспокоит незавершенность вто- 
рой половины пьесы. Сколько времени нужно вам на ее 
доработку? 

Юлий ЧЕПУРИН 

- С месяц, наверное. 
- Вам в редакции дадут этот месяц? 
- Нет. Это исключено. Редактор ни за что не пойдет 
на то, чтобы освободить меня на этот срок от моих кор- 
респондентских обязанностей. 
- Пойдемте к члену Военного совета. 
Член Военного совета генерал-лейтенант Кузьма Аки- 
мович Гуров принял нас без промедлений. 

- Товарищ член Военного совета, - без предисловия 
начал Симонов, - товарищ Чепурин написал хорошую 
пьесу о воинах-сталинградцах. Он должен ехать с ней в 
Москву. Там его будут ждать в театре Революции. 
Гуров, главный болельщик моего нарождавшегося де- 
тища, с гордостью отца, радующегося за успех своего 
сына, сказал: 

- Мне приятно это слышать, товарищ Симонов. 
Я слежу за работой нашего драматурга (К. А. придал это- 
му последнему слову чуть шутливо-подзадоривающий от- 
тенок) с января 1943 года. Так говорите, в Москву? Ког- 
да он должен быть там? 
- Я был бы рад взять его с собой, но автор просит 
месяц на доработку пьесы. Прошу вас, Кузьма Акимович, 
как члена Военного совета оказать Чепурину содействие 
в освобождении его на этот срок от работы в редакции 
фронтовой газеты. Дальше - будет видно. 
- Я постараюсь, - ответил на это Гуров, - но при 
одном условии, если автор пригласит Военный совет на 
премьеру спектакля*. Ну, как, товарищ драматург (та же 
шутливо-задористая окраска этого слова), согласны? А я 
думал, вы откажетесь. - И Гуров, обычно сдержанный, 
весело рассмеялся. 
- Зайдемте на несколько минут ко мне, мне нужно 
вам что-то сказать, - сказал Симонов, взяв меня за ло- 
* К сожалению, К. А. Гуров не дожил до премьеры (он умер 
25 сентября 1943 г.). 

Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 473 


коть. - Нет, не по поводу вашей пьесы, вы доведете ее 
до "кондиции" и без моих советов. Уверен в этом. 

И вот мы снова в счастливой для меня комнате. 

- У вас есть где остановиться в Москве? 
- Нет. 
- В таком случае я напишу письмецо начальнику го- 
стиницы при Центральном доме Красной Армии. Как го- 
ворится, на всякий случай. Вот, возьмите. Это - первое. 
Второе - вот мой московский телефон. Правда, сейчас я 
в Москве бываю редко, но, может быть, вам повезет, за- 
станете меня. Желаю успеха. 
Мы обнялись. Я набрался храбрости и попросил Кон- 
стантина Михайловича подарить мне на память свою 
фотографию. Вот она, читатель, перед тобой. Слева от 
К. М. Симонова - Василий Коротеев, виновник всей той 
затеянной им "бузы", которая стала рубиконом в моей 
жизни. 

На обороте этого фотоснимка Симонов написал: 
"Юлию Чепурину с добрым чувством и верой в успех его 
работы. К. Симонов, г. Новошахтинск, 15 апреля 1943 г." 

К сожалению, не по моей вине и, тем более, не по 
вине Константина Михайловича Симонова пьеса "Ста- 
линградцы" театром Революции показана не была. Ее по- 
ставил Центральный театр Красной Армии. Как и поче- 
му это произошло читатель узнает позже. 

Когда Симонов уехал, Гуров вызвал меня к себе. 

- Значит, еще месяц. Вот вы, литераторы, какие мо- 
лодые. Вместо того, чтобы сразу, когда я давал тебе ме- 
сяц, попросить два... Ну что ж. Поезжай к редактору и 
скажи ему. Что я даю тебе еще месяц отпуска. 
Что творилось с Троскуновым. У него такие покрови- 
тели, а сделать со мной ничего не может. 
Я продолжаю работать. Прошло две недели отпущен- 
ного срока. 
Вызывает к себе Троскунов: 

- Вам машинистка, наверно, нужна? 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Да, конечно, нужна. 
- Хорошо. К вам ежедневно будет приходить одна из 
машинисток на час. Определите время. 
Проходит пять-шесть дней. По редакции проходит 
слух. 

- Печатать это невозможно. Нервы не выдерживают. 
Женщины есть женщины, они чутки к чужому горю. 
Вот и машинистка печатает, а потом выбежит в сени, на- 
плачется и снова возвращается печатать. Те, кто объявил 
меня сумасшедшим, заинтересовались пьесой. Начали 
сомневаться, а такой ли я на самом деле сумасшедший? 
Отпечатали пьесу, получилось 109 страниц. 

Я уложился в дополнительный месяц, данный мне Гу- 
ровым по просьбе Симонова. И отвез пьесу Гурову, пе- 
редав ее через адъютанта. 

- Остановись где-нибудь поблизости и жди, когда 
тебя вызовет Гуров, - сказал адъютант. 
В 12 часов дня приглашает меня Гуров. Смотрю, моей 
пьесы на столе нет. Он берет ключик, открывает сейф и 
достает ее. 

- Вот, что я думаю. С этой пьесой в Москву... (пауза) 
ехать можно. 
Мне показалось, что между этими словами "в Моск- 
ву" и "ехать можно" прошла вечность. 

- Что тебе нужно для поездки? 
- Ничего не нужно. 
- Ну-ка покажись? 
Звонит начальнику вещевой службы. 
- Придет к вам старший лейтенант Чепурин, одеть 
его по высшему разряду. Он летит в Москву по заданию 
Военного совета фронта. 
- Иди к начальнику политуправления фронта Про- 
нину и выписывай командировку в Москву сроком на 
месяц. 
К моему злейшему врагу посылает меня. Прихожу. 
Докладываю с чем пришел. 


Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 475 


- Ну идите к делопроизводителю и выписывайте. 
Я вам что, делопроизводитель что ли? (нелюбезно огрыз- 
нулся он). 
Иду. Диктую машинистке и думаю: дай я прибавлю 
еще полмесяца. И прибавил. Несу на подпись Пронину, 
а потом Гурову. 

- На какой срок я дал тебе командировку? - спро- 
сил Гуров. 
- На один месяц. 
- А тут на полтора. Как же это можно расценить? 
- Виноват, товарищ дивизионный комиссар. Боюсь, 
что не уложусь, вспомнил ваши слова: "Сразу просил 
бы два". 
- Ну и хитер. - Он положил удостоверение на стол, 
покряхтел, а потом подписал. 
- Ну ладно, драматург, прощаю. - Он встал из-за 
стола. - Птице большого полета. Удачи тебе, драма- 
тург, - и обнял меня. 
И вот я, одетый с иголочки, возвращаюсь в свою ре- 
дакцию за вещами. У меня в кармане билет в Москву. 
Подходит ко мне наш сотрудник и говорит. 

- Товарищ Чепурин, вас приглашает (уже не вызы- 
вает) к себе редактор. 
Вхожу. 

- Товарищ Чепурин, вы не ознакомите коллектив ре- 
дакции с вашей пьесой? 
- Хорошо. Назначайте время. 
Послушать пьесу оказалось много желающих. Я про- 
читал ее так, словно вновь пережил те боевые дни. Она 
не оставила их равнодушными. В редакции поняли, на- 
сколько несправедлив был ко мне Троскунов. Я видел 
неловкость сослуживцев, но мне было уже не до их реак- 
ции, меня ждали с пьесой в Москве. 

Однако я хорошо понимал, что пьеса моя далеко еще 
не совершенна, что над ней надо еще много и много ра- 
ботать. 


Юлий ЧЕПУРИН 

С этим согласилось и руководство фронта (теперь 
уже переименованного в Южный), продлив в дальней- 
шем мой, если так можно назвать, "творческий отпуск" 
еще на несколько месяцев. 

Большую роль в том, чтобы пьеса "Сталинградцы" 
была окончательно завершена, а спектакль по ней был по- 
ставлен на сцене Центрального Театра Красной Армии 
(ныне Академический театр Советской Армии) сыграли 
три человека: член Военного совета Южного фронта, ге- 
нерал-лейтенант К. А. Гуров, корреспондент газеты "Крас- 
ная звезда", известный поэт и драматург К. М. Симонов и 
художественный руководитель Центрального театра Крас- 
ной Армии, народный артист РСФСР А. Д. Попов. 

Прежде чем предложить вниманию читателей пьесу 
"Сталинградцы", расскажу, как непросто складывался ее 
путь на сценах театров нашей страны, прежде всего, на 
сцене Центрального театра Красной Армии. 

В театре Революции, как и обещал К. М. Симонов, 
меня ждали. Едва я представился Николаю Михайловичу 
Горчакову, возглавлявшему тогда коллектив театра, он 
немножко бесцеремонно выхватил у меня сложенную по- 
полам и перевязанную бечевкой рукопись. 

- Это она? 
Театр принял пьесу с энтузиазмом, она была включе- 
на в репертуар, мне был выплачен аванс. Все это походи- 
ло на сказку, на неправдоподобный сон. 

И вдруг и сказка эта, и этот неправдоподобный сон - 
оборвались. Прибыв в Москву 1 июня 1943 года, я оста- 
новился в гостинице Центрального дома Красной Ар- 
мии, расположенной на площади Коммуны. 

С интересом рассматриваю монументальное здание 
Центрального театра Красной Армии, господствующее 
над этой площадью. И странно: мне почему-то даже не 
приходила в голову мысль, что когда-нибудь я смогу уви- 
деть свою пьесу на сцене этого театра. 

До войны, будучи студентом Саратовского театраль- 
ного училища, я, разумеется, много читал и слышал о 


Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 477 


создателе и художественном руководителе театра Крас- 
ной Армии Алексее Дмитриевиче Попове, о его прослав- 
ленных спектаклях "Виринея", "Поэма о топоре", "Мой 
друг". 

В те дни труппа театра была в эвакуации в Свердлов- 
ске, и огромное, несколько обезображенное грязными 
пятнами камуфляжа, здание театра казалось безжизнен- 
ным, мертвым. 

Галок было много над ним. И они громко кричали. 

Итак, с двумя тысячами рублей в кармане, с догово- 
ром на постановку пьесы в театре Революции, с биле- 
том на самолет до Ташкента, где находилась в эвакуа- 
ции моя семья, я 12 июня 1943 года зашел на летнюю 
веранду театра ЦДКА, выходящую в парк. Хотел под- 
крепиться перед ночным полетом. Поужинал. До отъез- 
да в аэропорт еще оставалось время. Я сидел и курил. 
Парк дышал свежестью, со стороны прудов доносилась 
прохлада, слышалась музыка. Война отодвинулась дале- 
ко-далеко. 

На веранду ресторана чуть вихляющей походкой во- 
шел А. Ходурский, как выяснилось через несколько ми- 
нут, актер Центрального театра Красной Армии. Когда- 
то, много лет назад, Ходурский работал в Саратовском 
театре имени Карла Маркса. 

- Товарищ Ходурский! - невольно воскликнул я, об- 
радовавшись встрече с земляком. 
Ходурский, удивленно посмотрев на меня, остановил- 
ся. Через минуту его удивление рассеялось. Встретить 
земляка ему было не менее приятно, чем мне. К нам по- 
дошел еще один человек - режиссер А. Шапс. Узнав о 
том, что я написал пьесу о героях битвы за Волгу, о том, 
что пьеса принята к постановке театром Революции, 
Шапс не мог скрыть досады и огорчения. 

- Как же так? - растерянно спрашивал он, глядя то 
на меня, то на Ходурского. 
Но ахать и охать было поздно. Так, по крайней мере, 
казалось мне, всем троим, пожалуй. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Уже видимо примирившись с большой, по его мне- 
нию, несправедливостью, Шапс вдруг спросил: нет ли у 
меня сейчас с собой экземпляра пьесы. 

Я ответил отрицательно. 

- А в гостинице? 
- Мой чемодан уже на аэродроме. 
- А в чемодане? 
Шапс и Ходурский проявили такую напористость и 
настойчивость, что устоять перед их просьбой дать им 
возможность хотя бы ознакомиться с пьесой было невоз- 
можно. 

Пролетел месяц отпуска... И вот снова - Москва. 
Снова встреча с Николаем Михайловичем Горчаковым, 
беседы с актерами театра Революции о будущем спектак- 
ле, мечты, планы... 

Но у жизни есть своя драматургия. 

Мне потребовался экземпляр пьесы, оставленный Хо- 
дурскому и Шапсу. Звоню на квартиру Шапсу, и что же 
я узнаю? Моя пьеса уже прочитана труппе театра Крас- 
ной Армии, обсуждена на открытом партийном собра- 
нии, где принято решение - просить Главное полити- 
ческое управление передать пьесу "Сталинградцы" теат- 
ру Красной Армии. В Главном политическом управлении 
эта просьба нашла поддержку. И вот ждут автора, чтобы 
окончательно утрясти этот вопрос. 

Произошла моя встреча с начальником отдела агита- 
ции и пропаганды ГлавПУ РККА генерал-майором Весе- 
ловым. Визит был коротким и трудным. Для меня, по 
крайней мере. В вежливой, но энергичной форме мне ре- 
комендовалось передать пьесу Центральному театру 
Красной Армии. Но как я заберу обратно пьесу у театра 
Революции? 

- Очень просто. Честно, откровенно, без диплома- 
тии сказать Горчакову, что я, старший лейтенант, полит- 
работник, фронтовой журналист совершил бестактность 
по отношению к Красной Армии, что, написав пьесу о 
героях сталинградской битвы, я тем не менее не принес 

Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 479 


эту пьесу в Армейский театр, который такую пьесу ждет, 
в такой пьесе нуждается. 

Конечно, в словах генерала Веселова была своя прав- 
да, но идти к Горчакову с просьбой вернуть мне пьесу 
для передачи другому театру? 

Трудная это была встреча, не веселым был разговор 
для обоих. К счастью, Горчаков понял, что я, как чело- 
век военный, не мог не подчиниться приказу, хотя он и 
выглядел как "рекомендация". Буквально на следующий 
день я был приглашен в театр Красной Армии. 

На гранитных ступенях трехмаршевой лестницы те- 
атра меня встретил заведующий литературной частью 
Г. Бояджиев. Мы познакомились. Он повел меня слож- 
ными, путаными переходами во чрево прохладного, не- 
обжитого, чем-то напоминающего старинный собор, но- 
вого здания театра. В небольшой комнате нас встретил 
высокий человек средних лет с резкими быстрыми дви- 
жениями, с усталыми глазами, с черными, тронутыми 
сединой волосами. Это был Алексей Дмитриевич Попов. 
Бояджиев представил нас друг другу. Алексей Дмитрие- 
вич жестом пригласил меня сесть. Голос его был глухо- 
ватый, с хрипотцой, не очень громкий и тоже - уста- 
лый. В начале нашей беседы Алексей Дмитриевич сидел 
спиной к окну - мне было плохо видно его лицо, зато я 
имел возможность, вслушиваясь в его голос, вдумывать- 
ся в его слова. 

Разговор завязывался как-то туго, трудно. Неизвестно 
от чего это происходило. Возможно, Алексея Дмитрие- 
вича смутила моя молодость, возможно, его смутил мой 
несколько независимый вид. 

Честно говоря, мою настороженность и напряжен- 
ность усугубил сам Алексей Дмитриевич подчеркнутой 
сдержанностью, вежливой официальностью в момент 
нашего знакомства. А потом, давая более чем сдержан- 
ную оценку пьесе "Сталинградцы". После добрых, взвол- 
нованных слов по поводу пьесы, сказанных мне К. Си- 
моновым, Н. Горчаковым, я, как мне казалось, мог рас- 


Юлий ЧЕПУРИН 

считывать на другой, более приветливый прием со сто- 
роны А. Попова. 

- Я познакомился с материалом* вашей пьесы, - 
сказал Алексей Дмитриевич после каких-то общих, мало 
значащих для нас обоих фраз. - Материал мне, в общем, 
понравился, чувствуется, что человек написал пьесу не 
понаслышке. Сам хлебнул из той чаши. Это - нравится 
в первую очередь. Есть сцены, есть и люди хорошие, но 
это еще - не пьеса. Много "муры". Фальши тоже много. 
Комкаете, торопитесь. Хотите сказать обо всем, что ви- 
дели, всю армию в пьесу впихнуть хотите. Зачем? Чело- 
века надо на войне показывать крупным планом. Иначе 

- скучно, не интересно. Никому это будет не нужно. 
Газеты мы каждый день читаем. И оперативные сводки. 
Вы же не сводку пишете... Материал надо тесать и те- 
сать, строгать и строгать. А главное - людей выструги- 
вать - строить. Многое меня в них раздражало, когда 
читал. Правда характеров мешается с небылью, с врань- 
ем. Много "липы" в них, неправды. Зря вы не верите сво- 
им героям. И нам не верите, читателям. Читатели умнее 
многих ваших героев, и выходит, - обижайтесь не оби- 
жайтесь - но и - автора. Плохо это? Плохо! Автор дол- 
жен быть умнее всех нас. Он нас учит. Должен, обязан 
учить. Уж если взялись за гуж... 
В голосе Попова не было ни иронии, ни сарказма, ни 
попытки смягчить свои жесткие оценки. Была резкость, 
положенная на раздумье... Говорил он, казалось, очень- 
очень быстро. А это выходило не так, если прислушать- 
ся как следует. Слова Попова как бы наскакивали одно 
на другое, мешали друг другу - потом, уже много лет 
спустя, я понял, "разгадал" "секрет" этой необычной 
разговорной манеры А. Д. Попова: чисто языковая, сти- 
листическая "корявость", которая была так характерна 

* Любимое словцо А. Д. Попова в разговоре с драматурга- 
ми. - Ю. Ч. 

Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 481 


для него, инверсии - неправомерная перестановка слов 
в предложении - все это шло от глубины, обширности, 
масштабности его мысли, желания выпукло, зримо, об- 
разно донести свою мысль до слушателя. 

Алексея Дмитриевича нужно было слушать, непре- 
менно глядя на него, ибо паузы - порой крохотные, по- 
рой - очень длинные, бесконечные, в сочетании с дви- 
жениями рук, больших, крепких, "мужичьих", его мими- 
ка, блеск его глаз, которые уже одни могли сказать 
многое - все это делало речь Алексея Дмитриевича до 
предела убедительной, хотя он имел привычку никогда 
не настаивать на категоричности своей точки зрения. 

Говорил резко, кратко, сухо, нимало не заботясь о 
впечатлении, которое он производил на собеседника. Он 
и молча - говорил. В трудных местах разговора видно 
было, как он спорит с собой, ищет правильный ответ в 
себе, в своем молчании, в молчании оппонента. 

- Материал ваш портит явный детектив с Константи- 
ном*. Вся история с предательством - чушь. А сцену 
встречи с родителями вы списали с какой-то ужасной пье- 
сы. Тошно было читать это. Были предатели - знаю. 
А какие - не знаю. А вы - обязаны. Предателя вы сочи- 
нили. Он фальшивый насквозь. А вы дали ему в руки дра- 
матургию вашей вещи - сюжетные вожжи - тяни. Не 
вытянет он. Погубит. И пьесу, и спектакль. И вас, и меня. 
Искусство губят, портят такие заштампованные вредите- 
ли. Уберите Константина и Капитона Лапина из вашей 
вещи - они портят, губят ее. А вообще, почему обязатель- 
но в пьесах должны быть предатели и шпионы? О чем вы 
хотите написать? О героях или о подлецах, которые всего 
лишь кусок дерьма на поверхности Волги? О них пишите, 
о героях. Солдат вы знаете. Вот о них и давайте. А "муру" 
пусть другой пишет. Сейчас многие будут пьесы и романы 
о войне писать. 
* В окончательном варианте пьесы "Сталинградцы" предате- 
лем является Егор Лапин. - Ю. Ч. 

Юлий ЧЕПУРИН 

Это - не стенограмма. Это общее содержание пер- 
вой беседы с А. Д. Поповым, беседы, которая, нечего 
скрывать, безмерно огорчила, ошеломила меня. 

Я сидел, слушал. И все во мне клокотало от гнева и 
возмущения, от протеста, от недоумения. 

Кое-что из его критики я принимал, но согласиться с 
неприятием того, что неоднократно слушали и утверди- 
ли своим одобрением сами участники Сталинградской 
битвы - солдаты, офицеры, генералы, журналисты, во- 
енные врачи, тот же Константин Симонов, тот же Нико- 
лай Михайлович Горчаков... Ну, нет! С этим я не мог со- 
гласиться и не согласился. Не согласился и с предложе- 
нием Алексея Дмитриевича, которое у него, очевидно, 
возникло по ходу нашей беседы: он, Алексей Дмитрие- 
вич, еще несколько раз прочтет мой "материал", укажет 
"липовые" места (всю эту "муру" нужно безжалостно, 
беспощадно убрать), и вместо этого мне предлагалось 
написать целый ряд новых эпизодов, которые он объеди- 
нит общим планом построения не пьесы, в строгом 
смысле этого слова, а драматической композиции, эпо- 
пеи, ибо, по его мнению, никакая каноническая форма 
драмы не сможет вместить в себя масштаб и накал вели- 
чайшей битвы. 

Мой отказ принять это предложение был кульмина- 
ционным моментом нашего разговора. И тут надо отдать 
должное такту и чуткости Г. Бояджиева, оказавшемуся 
буквально между двух "огней". С присущей ему мягко- 
стью и врожденной интеллигентностью, покашливая от 
волнения, вызванного острым разговором, в котором, как 
могло показаться, сошлись не союзники, а противники, 
заведующий литературной частью внес поправки в пози- 
ции и Попова, и в мои. Понимая, что эта первая встреча 
может оказаться последней, искренне веря в пьесу, в ав- 
тора, желая сохранить пьесу для театра Красной Армии, 
Бояджиев решил весь дальнейший огонь полемики при- 
нять на себя. Он спросил о том, как я думаю дорабаты- 
вать пьесу? Что именно менять в ней? В какой степени? 


Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 483 


Вместо того, чтобы прямо ответить на эти вопросы, я, 
еще не остыв от незаслуженной и не справедливой, как 
мне казалось, обиды, вдруг начал рассказывать о войне, 
о том, что видел, о моих погибших и живых товарищах, 
о предателях, которых казнили на моих глазах. Конечно 
же, это был ответ на слова Попова, на его критику. 

Рассказа о войне, а не анализа пьесы - вот что нуж- 
но было тогда, чего ждали от меня оба... 

Алексей Дмитриевич слушал внимательно, не переби- 
вал, не мешал мне высказаться до конца. Он то вставал 
со стула, то садился снова. По его лицу ходили красные 
пятна - что-то клокотало, бурлило в нем. Он умел слу- 
шать. Для него это был активный, действенный акт - 
слушать собеседника. 

Повторюсь, я не помню всех подробностей, деталей 
нашего первого разговора. Но смысл той беседы, ее ат- 
мосферу, накал я не забуду до конца моих дней. Я хоро- 
шо, отчетливо помню, что расстались мы почти холодно, 
несмотря на доброе желание Бояджиева как-то сгладить 
остроту разговора и нашего расставания. 

Через день-два мне вернули мою пьесу с замечания- 
ми и пометками Попова. Долго сидел я в одиночестве в 
номере гостиницы, склонившись над рукописью, по не- 
скольку раз вчитываясь в жестокие и несправедливые, 
как мне тогда казалось, слова рецензента. Их безаппеля- 
ционность, подчеркнутая резкость казались мне бездока- 
зательными, неубедительными. 

"Что делать? Уступить? Согласиться с жестоким при- 
говором? Почему, - думал я, - Алексей Дмитриевич бе- 
рет на себя смелость считать и думать, что он, человек, 
не "нюхавший пороха", знает войну и людей на войне 
лучше меня? Как же можно было вначале говорить, что 
материал ему в основном понравился, если тут столько 
этих пометок "ложь", "фальшь", "лобуда"? 

Я был в отчаянии. 

Написать пьесу на фронте, в боевой обстановке было 
не таким простым и легким делом. Сколько сил отдано 


Юлий ЧЕПУРИН 

ей! Сколько адского труда! И вот мое детище дискреди- 
тировано. И кем? Человеком, который должен дать этой 
пьесе жизнь, вдохнуть в нее звуки и голоса, заставить за- 
биться ее неживое пока сердце. 

При очередной встрече с Бояджиевым, по просьбе 
Попова, он передал мне лист бумаги с итоговыми заме- 
чаниями по пьесе. 

Да, этот драгоценный лист бумаги можно было с пол- 
ным основанием уподобить живой воде из волшебной 
сказки. Значит, дело обстоит не так уж плохо. Ведь по 
существу из одиннадцати картин пьесы Попов одобрил 
восемь. Значит, надо только еще и еще продумать и взве- 
сить - прав или не прав Алексей Дмитриевич, давая от- 
рицательный отзыв двум, жизненно важным на мой 
взгляд пластам пьесы. 

Здесь наступил момент забежать вперед и, опережая 
события, отметить одну особенность Попова: его какую- 
то гипнотическую силу, направленную на то, чтобы заста- 
вить тебя НЕ СПОРИТЬ, а РАБОТАТЬ и работой доказать 
свою правоту или неправоту. Он умел (не следя специаль- 
но за этим) сломить твое внутреннее сопротивление, упор- 
ство, заставить выложиться полностью, очистить свой 
"творческий чемодан" с запасом опыта и наблюдений - 
до дна. 

Ответить нужно было делом. А время - не ждало. 
Шла война. Наши войска, ломая бешеное сопротивле- 
ние, развивали успех на Орловско-Курской дуге. Уже 
прогремел над Москвой первый артиллерийский салют в 
честь победителей. Уже знамена победы клонились в 
нашу сторону. Мои товарищи сражались на фронте. Хо- 
телось, о, как хотелось рассказать об их ратном подвиге, 
о нашей суровой, справедливой борьбе. Но времени было 
мало. В обрез. 

И я решил учиться. Решил учиться драматургии и 
пройти этот курс учебы за рекордно короткий срок - 
две-три недели - весь оставшийся резерв моего отпуск- 
ного времени. Мне страстно хотелось показать и дока- 


Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 485 


зать А. Д. Попову, что пьесу я написал не случайно, как 
не случайно стал в свое время актером, а потом - воен- 
ным журналистом. Интуитивно я угадывал, что одно об- 
щение с ним может на всю жизнь обогатить меня, при- 
близит к пониманию многих сложных проблем теории и 
практики театрального искусства. 

Думаю, почти уверен, что Попов не подозревал, ка- 
кую силу вдохнула в меня вторая встреча с ним. Дождь, 
запах прелой травы, ворвавшийся в окно, негромкий, 
прерывистый - от напора мыслей - голос, впервые про- 
тянувшиеся ниточки взаимного доверия - никогда не 
забыть этого. 

Теперь можно с твердой уверенностью сказать, что 
тот первый вариант пьесы, который читал Попов неко- 
торое время назад, не существовал для меня больше. Впе- 
реди предстояла работа, объем которой трудно было даже 
представить. 

Человек сильного характера, волевой, зоркий, умный, 
резкий в своих суждениях, Алексей Дмитриевич казался 
мне суровым и недоступным. Но его сдержанность в лич- 
ных отношениях с окружающими людьми, строгость и 
неласковость, от которых, как мне всегда казалось, По- 
пов страдал сам, не могли скрыть от взоров этих людей 
неоценимое богатство его красивой и благородной души: 
неугасимый творческий огонь, честность, принципиаль- 
ность, искренность, умение принести в жертву ради 
большого дела свое личное, субъективное. 

И вот на основе моего нового варианта пьесы Попов 
создает "свой", режиссерский вариант начала первой кар- 
тины, который как будто бы по смыслу мало отличался 
от рукописи автора. Начало пьесы в интерпретации По- 
пова было более динамично, стремительно, драматично, 
что психологически и исторически оправдано. Драматур- 
гия в варианте Попова была выше уровнем - он как бы 
задал всей пьесе темп и ритм, лишний раз напомнил, что 
нельзя рассиживаться, затягивать экспозицию перед со- 
бытиями, от которых сейчас качнется земля. Ведь через 


Юлий ЧЕПУРИН 

минуту-другую сцену заполнят обезумевшие от страха и 
ужаса жители города - женщины, дети, старики. Земля 
будет вставать дыбом от непрерывной бомбардировки, а 
кровь мирных жителей окрасит Волгу. 

Вот почему Попов требовал как бы "сжать" начало 
пьесы, напрячь, как сильную пружину. Тишина, мир, ли- 
рика, поцелуи и объяснения в любви кончились - еще 
до начала спектакля. Началась величайшая за всю исто- 
рию человечества битва с сильным и жестоким врагом. 

Как-то Алексей Дмитриевич пригласил меня с Бояд- 
жиевым к себе домой. Жил он в районе арбатских пере- 
улков на пятом этаже. Лифта не было. 

Мы пришли вечером. Было это в конце сентября 
1943 года. В этот день я прочитал пьесу художественному 
совету театра. Все мы были под впечатлением ее обсуж- 
дения - горячего и взволнованного. Стало ясно, что трех- 
месячная работа по созданию окончательного варианта 
пьесы закончилась победой. 

И снова разговор пошел вокруг пьесы, вокруг буду- 
щего спектакля. По-существу говорили лишь о второй 
картине - переправе. Видно, Попов искал к ней режис- 
серские подступы, что-то его мучило, не устраивало, что- 
то не устоялось в его видении этой важной для спектак- 
ля картины, в которой, по замыслу автора, должны были 
выразиться непреклонность воли и величие характера со- 
ветского человека в трудную годину. 

Как это ни покажется странным, но боVльшую часть 
своих мыслей и высказываний Попов посвятил эпизоди- 
ческой роли часового на переправе. 

- Кого из персонажей второй картины вы считаете 
главным? - неожиданно задал мне вопрос Алексей 
Дмитриевич. 
- Конечно, Климова, командира дивизии, - не заду- 
мываясь ответил я. - Его дивизия опаздывает, не может 
вступить в назначенное время в бой за город. Самого Кли- 
мова назначают командиром "чужой" бригады, он вынуж- 
ден расстаться со своей дивизией, страдает от этого. 

Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 487 


- Нет, нет, - быстро перебил меня Попов. - Не то, 
не то! Вы не знаете своего героя в этой картине. Не Кли- 
мов! Нет! Климов - попадает в острую драматическую 
ситуацию, но он - не герой здесь. Главный герой второй 
картины - часовой. 
- ?? 
- И только часовой. Почему? Тут хитрая штука. Ча- 
совой в этой картине - самая действенная фигура. Он 
стоит с ружьем, с автоматом - да. Он не может отойти 
от своего боевого поста - да. Но на его глазах погибло, 
потонуло три баржи и паром с живыми людьми. Мимо 
него проносят убитых и раненых, на его глазах умирает 
интендант, а он - стоит, не имея ПРАВА покинуть свой 
боевой пост. Ведь это же кровью можно изойти от ужа- 
сов, которые он видит. Он поседеть может, с ума сойти. 
Но он - не умирает и не сходит с ума. Он - РАБОТА- 
ЕТ. Наводит порядок, даже философствует, он дает со- 
веты вновь прибывшим солдатам. Для этого надо иметь 
нервы и нервы. И он - не дубовый человек, нет! Он доб- 
рый и - хороший. Но солдатом стал недавно. А уже при- 
вык, пообтесался, не гнет голову при каждом взрыве. 
"У нас тут тому, кто не растеряется, - говорит он, - 
жить можно". Значит, часовой... как бы это сказать... яв- 
ляется ну, нервом, что ли всей переправы. Актер на эту 
роль должен быть с юмором. Я думаю, его хорошо сыг- 
рает наш Сергеев. 
- В чем отличие первой картины от второй? - про- 
должал рассуждать вслух Попов. - В первой картине - 
паника, неорганизованность мирных жителей, вызванная 
внезапным нападением с воздуха. Там могут быть и кри- 
ки, и слезы, и детский плач - там это нужно. Во второй 
картине - нужна военная ДЕЛОВИТОСТЬ, люди РАБО- 
ТАЮТ, РАБОТАЮТ НА ВОЙНУ, НА ПОБЕДУ. Да, здесь 
сильный актер нужен на роль часового. 
Вообще ставить вашу вещь чертовски трудно - не 
знаешь, за что ухватиться сначала. И это важно, и это 
нужно. Весь секрет - найти общий ключ к спектаклю. 


Юлий ЧЕПУРИН 

И по-моему, этот ключ - часовой, то есть такие люди, 
как ваш часовой. Неприметные, не болтливые - работя- 
ги фронта, войны. Они, такие - победят. Вот что мы 
должны сказать спектаклем. 

Как-то на репетиции Алексей Дмитриевич, обраща- 
ясь к труппе, сказал: "Если вы, актеры, донесете хотя бы 
сорок процентов того, что донес автор, я буду счастлив". 

А. Д. Попов, как известно, нашел ключ к спектаклю. 
Вместе со своими соратниками и помощниками по ис- 
кусству он создал впечатляющий памятник героям Вели- 
кой Отечественной войны. 

Газета "Правда" в июле 1944 года в статье, посвящен- 
ной спектаклю "Сталинградцы", писала: 

"Пьеса Ю. Чепурина составлена из цепи эпизодов, и 
внутри каждого эпизода - своя драматургия, часто не 
имеющая связи с остальными эпизодами, она композици- 
онно напоминает эпическую песню, где последовательная 
смена картин завершается концовкой, синтезирующей и 
связывающей все предыдущие. Такая драматургия нео- 
бычна, ибо исключает проходные, незначительные сцены, 
от каждой сцены требует внутренней законченности. Иг- 
рать такую пьесу трудно, и то, что Центральный театр 
Красной Армии эту пьесу не только поставил, но и значи- 
тельно доработал всем своим коллективом, большая его 
заслуга". 

Высокую оценку спектаклю "Сталинградцы" дала и 
газета "Красная Звезда". 

Вот как оценил работу Центрального театра Красной 
Армии писатель В. С. Гроссман - корреспондент этой 
газеты: 

"Великая Сталинградская эпопея, ставшая поворот- 
ным пунктом в ходе Отечественной войны и отразившая 
в себе всё напряжение и весь драматизм борьбы, кото- 
рую ведет наш народ, представляет огромный интерес 
для работников нашего искусства. 

Художник, скульптор, драматург, писатель будут чер- 


Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 489 


пать из этой сокровищницы народного героизма, терпе- 
ния, страданий, сокровищницы славы советского солда- 
та и воинского торжества материал и образы для своих 
произведений. И вполне законно и естественно, что 
Центральный театр Красной Армии, который призван 
обслуживать борющуюся и побеждающую армию совет- 
ского народа, первым из театров страны поставил пьесу 
"Сталинградцы". Эта пьеса посвящена самым тяжелым 
и самым трудным дням сталинградской обороны, тем 
дням, когда полчища Паулюса, вырвавшись к Волге, за- 
вязали бои с нашими войсками на улицах и площадях 
Сталинграда. 

...И, наконец, в третьей картине зритель видит разва- 
лины Сталинградского дома, где горсть бойцов ведет 
тяжкий бой. В этой сцене герои не произносят громких 
слов, не бьют себя в грудь, не клянутся. Бой ведут совет- 
ские люди, бойцы Красной Армии, и зритель видит их 
мужество, их усталость, видит страшную тяжесть, нава- 
лившуюся на их плечи, их человечность, их слабости и 
всепобеждающую силу, их юмор, он слышит искренний 
смех, рождающийся в самые тяжелые минуты. 

Вообще надо сказать, что боец-пехотинец, сыграв- 
ший великую роль в сталинградской битве, хорошо по- 
казан в пьесе. Это немалая заслуга. 

Человек, видевший Сталинград в сентябре и октябре 
1942 года, поглядев на сцену, скажет: "Так было". Всякий 
зритель, не видевший Сталинграда, сразу же, вечно живу- 
щим в каждом человеке чутьем к правде, чутьем, без кото- 
рого не могло бы жить искусство, тоже скажет: "Я чув- 
ствую, так было, это правда". 

В этом сценическом очерке есть живая искра той 
правды, которая является душой высшего искусства. Этот 
очерк, где нет ни сюжета, ни конфликта, ни "узлов", ни 
прочих элементов ремесленного драматургического ас- 
сортимента, захватывает зрительный зал. Не дыша, сле- 
дят сотни людей за тем, что происходит на сцене. Ведь 


Юлий ЧЕПУРИН 

это не сцена, а сама жизнь. Всё тут есть - сюжет, конф- 
ликт, "узлы". Всмотритесь в них, вдумайтесь, они глубо- 
ки, подлинны, не выпячены, не выдуманы". 

Но я забежал вперед. Чтобы услышать такие отзывы, 
нам всем предстояло работать и работать. Вместе с Алек- 
сеем Дмитриевичем и труппой театра мы отрабатывали 
картину за картиной на сцене театра. 

Репетиции в театре подходят к концу. Дело идет к 
премьере. Осталась последняя, пятая картина, над кото- 
рой я работал. И вдруг меня срочно вызывают в Главное 
политическое управление по требованию начальника по- 
литуправления Южного фронта генерал-майора М. Про- 
нина и отзывают из Москвы на фронт, в редакцию. 

Оказывается, в то время как я работал над пьесой, в 
ГлавПУ РККА поступали письма, что Чепурин под ви- 
дом работы на пьесой пьет и развратничает в Москве. 
Звонят, проверяют. Звонят не только днем, но и ночью 
будят, а я нахожусь на месте, работаю. 

6-го ноября 1943 года. Город Мелитополь. Резиден- 
ция начальника Главного политического управления 
Южного фронта генерал-майора М. Пронина. 

Обширная комната. Меня только что доставил сюда 
редактор фронтовой газеты "Сталинское Знамя" полков- 
ник Кокарев, сменивший Троскунова, которого забрал к 
себе Н. Хрущев на прежнюю должность - редактора га- 
зеты "Правда Украины". В комнате много народа: воен- 
ные, несколько женщин. 

Пронин подписывает наградные листы к октябрьским 
праздникам. Узнав о моем прибытии, он отодвигает их в 
сторону, будто они помешали ему, и обрушивает на меня 
водопад, шквал самых страшных обвинений и оскорб- 
лений. 

- Вы - Хлестаков от литературы!.. Вы написали пьесу 
на крови своих товарищей!.. Вы - дезертир Советской 
Армии! Под видом работы над своей, так называемой пье- 
сой, вы вот уже несколько месяцев пьянствуете и разврат- 
ничаете в Москве. В то время как ваши товарищи... 

Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 491 


Гнев Пронина набирает силу. Генерал раскраснелся, 
даже помолодел от нервной разрядки, повод для кото- 
рой дал ему я. 

- В трибунал... Понизить в звании... Отменить реше- 
ние о награждении орденом Красного Знамени... Немед- 
ленно на передовую... 
"- Ого! Оказывается моей персоной Пронин зани- 
мался основательно. Даже знает, что я был представлен 
к ордену Красного Знамени..." 

Я стою в некотором отдалении от стола, за которым, 
размахивая руками, беснуется генерал-майор. Слева от 
меня стоит улыбающийся редактор фронтовой газеты, 
полковник Кокарев. 

"- Что я сделал плохого этому человеку? - мелькает 
в моем мозгу. Что плохого я сделал генерал-майору Про- 
нину, готовому расстрелять меня вот тут же, в своем ка- 
бинете, на глазах своих подчиненных?". 

Поток брани, обрушившийся на меня, льется уже 
около часа. Я стою перед столом начальника политуп- 
равления по стойке "смирно" Ноги у меня затекли, чув- 
ствую тяжесть и в кистях рук. 

Я плохо слушаю генерала. Его голос звучит где-то да- 
леко впереди, и я смотрю поверх его головы в распахну- 
тое окно. Я будто окаменел. Всего меня будто сковал мо- 
роз - все мое тело, все внутренности. Но стою я на но- 
гах твердо - меня будто пронзили с ног до головы 
стальным стержнем, 

Но вот генерал Пронин наконец-то выдохся. Главные 
слова им сказаны: В трибунал! На передовую!.. Он смол- 
кает. И тогда подаю голос я: 

- Товарищ начальник политуправления (мне не хо- 
чется называть его генералом), разрешите обратиться. 
- Что еще? - резко вскидывается генерал. 
- У пьесы, которую уже репетирует Центральный те- 
атр Красной Армии, не отработан финал. Прошу про- 
длить командировку для завершения работы над ней. 

Юлий ЧЕПУРИН 

- Что-о-о?? - это уже был не крик, не вопль, это 
был визг, полный еще не растраченной оказывается до 
конца ярости. 
Пронин повернулся в сторону Кокарева: 

- Вон! Вон! Сейчас же на передовую!.. Немедленно!.. 
Сегодня же!.. До вызова в трибунал... До решения,.. до... 
- Пронин задыхался от гнева, вызванного моей 
просьбой. 
И вот мы едем обратно в редакцию, которая находи- 
лась в некотором отдалении от Мелитополя. Оба мол- 
чим. По дороге к Пронину Кокарев был куда разговор- 
чивее: тогда он, сидящий на переднем сидении, обер- 
нувшись ко мне с сарказмом спросил: 

- Почему же вы, товарищ Чепурин, так долго пиши- 
те свою пьесу? Чехов работал куда быстрее... 
- Во-первых, я - не Чехов, - отрезал я. - А по- 
том - Чехов не был в Сталинграде, где я начинал свою 
пьесу... 
Послали меня на передовую на переправу Днепра в 
районе Никополя, где шли ожесточенные бои. 
Орден Красного Знамени я опять не получил. Мне 
дали медаль "За оборону Сталинграда". 

А в это время в Москве, в театре идет репетиция пье- 
сы. Дошли до пятой, заключительной картины, а она на 
доработке у автора. 

- Где автор? 
- Он на фронте. 
- Как на фронте? Как мы без пятой картины спек- 
такль будем выпускать? 
А. Д. Попов дошел до Главного политуправления 
РККА. Когда генерал-полковник А. С. Щербаков узнал, 
что автора без разрешения и согласования с театром 
вызвали на фронт, дает телеграмму М. Пронину: "Не- 
медленно откомандировать старшего лейтенанта Чепу- 
рина в Москву - председатель ГлавПУ РККА А. Щер- 
баков". 


Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 493 


Кинулись, а меня найти не могут. Да, был здесь, 
но ушел на другой объект. Пришлось им поискать меня. 
А когда нашли, то под охраной доставили в политуп- 
равление фронта, под охраной - к поезду, и отправили 
в Москву. 

За время написания пьесы дважды меня хотели от- 
дать под трибунал. Но дважды у них ничего не получи- 
лось. Дважды был представлен к ордену Красного Зна- 
мени - дважды заменили другой наградой. 

Я дописал заключительную картину. В начале апреля 
1944 года состоялась премьера. 

После премьеры пьесы "Сталинградцы" Главное по- 
литическое управление РККА направило меня слушате- 
лем на Высшие курсы военных журналистов при Воен- 
но-политической академии имени В. И. Ленина. По 
окончании курсов зачислили в резерв ГлавПУ РККА 
2-го Украинского Фронта. В декабре 1944 года приняли 
в члены Союза писателей. На фронт в свою редакцию 
меня уже не послали. 

Последние месяцы Великой Отечественной войны 
работал спецкором в армейской газете 46-й армии 2-го 
Украинского фронта "Герой Родины" в должности писа- 
теля. Мне уже было присвоено звание капитана. 

День победы встретил в Праге, где мне довелось вме- 
сте с нашими воинами встретиться с войсками союзни- 
ков - американцами. Этот период отражен в моей вто- 
рой пьесе "Последние рубежи", также поставленной 
Центральным театром Красной Армии, в 1948 году. 

После демобилизации из армии занимаюсь литератур- 
ным трудом. 

А вот отзывы на спектакль некоторых других изданий. 

"Спектакль "Сталинградцы" вызывает великое чув- 
ство гордости за наш советский народ, вызывает восхи- 
щение мужеством защитников Сталинграда, их беззавет- 
ной отвагой, бесстрашием, готовностью пожертвовать 
жизнью за правое, святое дело. Постановщику спектак- 
ля, народному артисту СССР А. Д. Попову удалось сред- 


Юлий ЧЕПУРИН 

ствами театра показать правду жизни, какой бы суровой 
она ни была". 

(Газета "Вечерняя Москва", июль 1944 г.) 

"То волнение, какое охватывает зрителя на спектакле 
Центрального театра Красной Армии, обязано и автору 
пьесы Ю. Чепурину и всему талантливому коллективу ак- 
теров, и всем, кто принимал участие в создании этого 
эпического полотна. Особая заслуга принадлежит худо- 
жественному руководителю театра, народному артисту 
А. Д. Попову, сумевшему передать дух и атмосферу Ста- 
линградской битвы". 

(Газета "Воздушный флот", июль 1944 г.) 

"Чем отличается букет естественных цветов от кра- 
сивого букета цветов искусственных? Тем, что искусст- 
венные цветы не передают аромата, ибо они - мертвы. 

Так же пьесу "Сталинградцы" Ю. Чепурина отличает 
от множества произведений на военную тему - она пол- 
на жизни и подлинной, не выдуманной правды. 

Эту правду великолепно донес до зрителей спектакль 
"Сталинградцы" поставленный на сцене Центрального 
театра Красной Армии. Коллектив этого театра, возглав- 
ляемый народным артистом СССР А. Д. Поповым, со- 
здал сценическое произведение, которое никого не мо- 
жет оставить равнодушным". 

(Журнал "Крокодил", июль 1944 г.) 


Светлой памяти генерал6лейтенанта 
К. А. Гурова, члена Военного совета 
626й армии. 

СТАЛИНГРАДЦЫ 

Народная героическая драма 
в четырех действиях, 
пяти картинах, с эпилогом 


Юлий ЧЕПУРИН 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 


Дыбин - командарм. Муж Галчихи. 

Л а в ро в - начальник штаба ар. 
мии. 
К л и м о в - командир дивизии. 
Ж и л и н - начальник штаба ди. 
визии. 
Шелест - комиссар дивизии. 
Яшка Бубен - краснофлотец. 
К у д ро в - снайпер. 
Фарманов Фатах - боец. 
узбек. 
А н д ре й - сержант. 
Ви ть к а. 
С о к о л - адъютант Климова. 
З е м ц о в - молодой военинже. 
нер, командир понтонного бата. 
льона. 
З о я - телефонистка. 
Те ле фони ст. 
Рад и с т. 
Гребешков - писарь наград. 
ного отдела. 
З а х а ры ч - бакенщик. 
Юлька - его дочь. 
Е г о р - жених Юльки, студент 
с Урала. 
Слепой старик. 
Галчиха. 


Валентина Андреевна. 
Женя - ее дочь, 15 лет. 
Молодая женщина. 
П р о х о р - рабочий завода. 
Игнатьевна - его жена. 
Первый хозяйственник. 
Второй хозяйственник. 
Комендант переправы. 
Часовой на переправе. 
Г о рб о в - начальник штаба 
бригады. 
Начальник боепитания. 
Коляда - боец. 
Первый офицер связи. 
Второй офицер связи. 
Третий офицер связи. 
Скворцов - офицерсвязи. 
Ра н е ны й. 
Ш а м ра й - подполковник. 
Адъютант Дыбина. 
Свя з ной. 
Второй связной. 
Растерявшийся боец. 
Х е н н е с - немецкий офицер. 
Т а у б е - немецкий солдат. 
Бойцы, командиры, женщины, 
дети, рабочие завода. 


Сталинградцы 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ 

КАРТИНА ПЕРВАЯ 

Правый берег Волги. Избушка бакенщика утопает в зелени. Ви- 
ден левый берег реки. Близко к вечеру. З а х а р ы ч выносит 
сигнальные фонари, торжественно заворачивает их в парусину, 
спускается в яму, вырытую около старой опрокинутой кадки. 
Гудок парохода. 

З а х а ры ч. Плачешь? Сигнальные огни ищешь? По- 
хоронены... На ощупь иди. Теперь - на ощупь... А как 
пароходу без моих огней?.. Говорил начальству - слу- 
шать не хотят. Того - нельзя, того - не можем, этого - 
не имеем права. (Взрывается.) А город за городом сда- 
вать - на то право у вас имеется? 

Входит Егор. 

Е г о р. Юльку не видал, Захарыч? Станки на паром 
грузить заканчивают. Последнее задание выполню, и 
можно ехать. 

Протяжный гудок парохода. 

З а х а ры ч. Как надрывается! Человек будто. (Кричит 
в рупор.) На ощупь иди! На о-шупь!.. (Егору.) Юлька? На 
воде она, у лодок мельтешится. 

Е г о р. Решил, отец? С нами едешь? 

З а х а ры ч. С кем это с "вами"? Ты мне не зять по- 
куда. Аль тайком обкрутились? 

Е г о р. Поехали бы на Урал одной семьей. Не переде- 
ремся, чай... 

З а х а р ы ч. "На Урал"! До Урала добраться надо. 
Я - лицо должностное. У меня имущества казенного 
рублей на триста. На кого брошу? "На Урал"! Кабы за де- 
сять верст... Нет-нет да и проведал... 

Е г о р. Путь не ближний, верно. 

З а х а ры ч. То-то и оно-то... Это тебе, приезжему че- 
ловеку, все одно - Царицын али Рязань-город. А я, мо- 


Юлий ЧЕПУРИН 

жет, через год ослепну, ежели волжской водой умывать- 
ся перестану. А Юльку не держу - не удержишь. 

За сценой Ю л ь к а поет широкую, надсадную песню. 

Вот она! Огни на Волге потухли, немец кровью Волгу за- 
мутил, а она горло дерет. 

Вбегает Юлька. 

Ю л ь к а. Отец, все лодки отправила. 

Е г о р. Где ты пропадала? Ехать скоро. 

Ю л ь к а. Тихо, тихо, Егор Лексеич. 

Е г о р. "Тихо"! Немец к городу прорвался. Все уезжа- 
ют. А отец не хочет. Ему Волгу жалко. А нас - не жалко. 

Ю л ь к а. Успокоился? И ему сейчас шепну словечко, 
и он станет добрый-добрый... Папаня, мы... пожениться 
мы решили... 

З а х а ры ч. Вчерашние это новости. Опоздала. 

Ю л ь к а. Егор проболтался? 

З а х а ры ч. А то у отца-то глаза помутнели. 

Ю л ь к а. А чего ж? Вчера сказал - еду, нынче - не 
еду. (Ласкается.) А внучонка обещал нянчить... 

З а х а ры ч. Ты подлезешь, ерша те в бок. (Пауза.) Эх, 
ребята, ребята!.. Нашли время. Уж не знаю - плакать или 
смеяться... (Смотрит в сторону Волги.) Тебя растил - 
знал, что потеряю. А вот Волгу... Ну что ж! Ухи свежей 
на прощанье похлебаем, будто свадьбу отпразднуем. 
(Юльке.) Ты узлы-то проверь, не забыл ли чего. (Ушел в 
хату.) 

Ю л ь к а. Погрузили станки? 

Е г о р. Без меня закончат. На полчаса отпустили: за 
тобой, за стариком. Вещи взять. 

Ю л ь к а. Как это всё... сразу. Не верится. 

Е г о р. Все когда-нибудь сразу случается. Поедем на 
Урал, работать станем, жить заново начнем. 

На Волге рабочие поют песню. 

Ю л ь к а. Почему так: кто бы на Волгу ни вышел, 
обязательно его на песню тянет? 


Сталинградцы 

Е г о р. Погрузка легче идет. 

Ю л ь к а. А по мне, когда глядишь на Волгу, глазу и 
душе просторно делается. Вечером плывешь на лодке, 
вода тихая-тихая. Течет, течет... Смотришь, и будто вся 
жизнь перед тобой проходит... Вспоминается, что поза- 
ди осталось, и думается, что впереди будет... И обяза- 
тельно или слезы к горлу подступят, или петь захочет- 
ся... (Пауза.) Может, и они так. Хорошо поют, потому 
что для себя поют. 

Вбегает запыленный К о л я д а с пустым ведром. 

К о л я д а. Хлопцы, воды трохи не найдется свижень- 
кой? Трэба в машине жару збавиты. 

Из хаты выходит Захарыч. 

З а х а ры ч. Воды найдем. Что там, за городом-то? 

К о л я д а. Бой! А вас бомбами не трогает? 

З а х а р ы ч. Волгу бомбит, а про город не слыхать. 

К о л я д а. Це фриц думает город целым у лапы за- 
грабастать... А ось як его раздразнимо - спалит, кат... 

К о л я д а набрал воды, ушел. 

Ю л ь к а. Отец, не забудь костер погасить. Приказа- 
но Волгу в темноте держать. 

З а х а ры ч. Да ведь Волгу-то, Юлька, разве твоей юб- 
кой прикроешь? В нее звезда упадет - вот тебе и огонь. 
Луна на себя посмотреться захочет - вот и опять свет. 
А звезд ведь сколько на небе? Тыщи!.. (Пауза.) Можно и 
приглушить. Уха, поди, разогрелась. 

Ю л ь к а. А тихо вдруг как! Будто уснуло все... 

Слышен гул самолета. 

З а х а ры ч. Вот тебе и тихо. Накликала. 

Е г о р. Разведчик. Не опасно. Разливай, Захарыч, уху. 
А я разолью... (Достал бутылку.) 

Захарыч. Диета? (Горько.) Давай разгонную... (Вы6 
пил водку и вдруг.) Никуда я отседова не поеду... 


Юлий ЧЕПУРИН 

В Волгу падает бомба. Взрыв. Все трое ложатся на землю. 

Воздухом берет, сукин сын!.. 
Частые, надрывные гудки парохода. 

Ю л ь к а. Отец! Пароход тонет! 
Далекие крики о помощи. 


Раненые! (Сбросила с головы косынку, сняла туфли, бежит.) 

Захарыч (преградил дорогу). Куда? 

Ю л ь к а. Пусти! (Бросается в Волгу.) 

Егор (снимает сапоги). Ч-черт!.. 

З а х а ры ч. Выше бери, дочка! Снесет! Так! Напе- 
ререз, наперерез! Эко горе... Тридцать семь лет корми- 
ла ты меня, матушка. Ужели сейчас выдашь? (Бросает6 
ся в Волгу.) 

Голос за сценой: "Егор! Его-ор Лексе-ич!" 
Вбегает П ро х о р. 

П р о х о р. Егор Лексеич, где ты провалился? Стан- 
ки! Станки... 

Е г о р. Чего кричишь? Толком говори. 

П р о х о р. Паром наш... разбомбило... у самого бере- 
га... Тонет... Семерых убило... 

Егор и Прохор убежали. Некоторое время сцена пуста. С Волги 
доносятся крики. 
Юлька вводит раненого Бубна. 


Б у б е н. Хорошо, что... подсобила... Раненый я. Мог 
на дно прогуляться... Раны умеешь перевязывать? 

Юлька. Угу. 

Б у б е н. Быстро! 

Ю л ь к а. Боюсь. 

Б у б е н. Плыть не боялась, а тут испугалась. Стран- 
ная женщина! 

Ю л ь к а. Я не женщина - девушка. 

Б у б е н. Поживем - увидим. 

Ю л ь к а. Дурак. А еще моряк. 

Б у б е н. Не промахнулась. В Черном море пять лет 
плавал - в луже тонуть пришлось. 


Сталинградцы 

Ю л ь к а. Пойдем в хату, там перевяжу. 
Б у б е н. Зовут тебя как? 
Ю л ь к а. Юлька. 
Б у б е н. Отдышусь - разгляжу. Моя будешь. Все! 


(Откинул голову.) 

Ю л ь к а. Больно? 

Б у б е н. Витьку спасли? 

Юлька. Кого? 

Б у б е н. Нету Витьки! (Рванулся.) Фриц... семь гро- 
бов!.. Ребятишек топить? 

Юлька. О ком ты? 

Бубен (не сразу). Мальчишку я из виду потерял. 
Хороший пацан... С нами на пароходе плыл... Отча- 
янный... 

За сценой шум, голоса. Бубен пытается приподняться. 

Спасают? 

Ю л ь к а. Спасут, спасут... 

Б у б е н. Врешь, всех не спасут. Разведчик это в нас... 
сыпанул... Значит, и на город налетит фриц. Уезжай, 
Юлька, на ту сторону. Если тебя фриц убьет, я тогда 
ему... семь гробов!.. 

Юлька уводит Бубна в хату. Входят Витька и Захарыч. 
Старик идет сзади, растопырив руки, как это делают, когда за- 
гоняют цыплят. 

З а х а ры ч. И не думай лучше, не пущу! Закоченел 
ты весь. К костру иди. Ты зачем к острову подался, когда 
я к тебе подплывать стал? 

В и т ь к а. Испугался. Захлебываться стал. Платье на- 
мокло. 

З а х а ры ч. Платье? Ты разве девчонка? 

Витька (обиженно). Разве платья только девчачьи 
бывают? И на тебе платье. 

З а х а ры ч. Боек ты, ерша те в бок! Ну и ладно. Пла- 
тье так платье. 

Гул самолета. 


Юлий ЧЕПУРИН 

В и т ь к а. Дедушка, опять они! У-у, гадины!.. 

З а х а ры ч. Наши. Отогнали немца. 

Витька плачет. 

Мокрый ты, и еще сырость разводишь. Эка, срам какой! 

Не девчонка вроде, сам сказал. Ну об чем ты? 

В и т ь к а. Утонул он... 

Захарыч. Кто? 

В и т ь к а. Моряк. Ты не знаешь! Хо-ороший! 

З а х а р ы ч. Моряка другого найдем. 

В и т ь к а. Такого не найдешь. Наган обещал дать. 

З а х а р ы ч. Ухи горячей похлебай - согреешься. 

Витька. Не хочу. (Плачет.) 

З а х а ры ч. Будет, будет! Сейчас Юлька моя придет- 
переоденет тебя. 

Из избушки выходит Ю л ь к а. 

Ю л ь к а. Кто здесь плачет? 

З а х а ры ч. Никто не плачет, показалось тебе. (Тихо.) 
Мальчонку я из воды вытащил. Переодеть бы его. 

Ю л ь к а. Сейчас. (Ушла.) 

З а х а ры ч. Отца нет, что ли? 

Витька. На фронте. 

З а х а ры ч. Солдатом? 

В и т ь к а. Солдатом! Майором. 

З а х а ры ч. Гляди ты! Живой, значит? 

В и т ь к а. Не знаю. Целый год его не видал. 

Захарыч. А мать? 

В и т ь к а. Нет у меня. Умерла. 

З а х а ры ч. А на пароход как попал? 

В и т ь к а. Тетка меня потеряла. Паникуха она. Сама 
все время в погребе сидит и меня не выпускает. (Довери6 
тельно.) Я от нее убежал. Мечта у меня одна есть. 

Захарыч. Какая? 

В и т ь к а. Поехатъ в Африку и уничтожить там всех 
знахарей. А потом поднять восстание и открыть второй 
фронт. 


Сталинградцы 

З а х а р ы ч. Верно, ерша те в бок! На тебя вся на- 
дежа. 

В и т ь к а. У меня и граната есть, моряк подарил. (До6 
стает из кармана гранату.) Порох только в ней подмок. 
Угли еще есть! (Положил в костер гранату.) 

Захарыч (вскочил). Что делаешь? (Выхватил из огня 
гранату, отбросил в сторону.) 

В и т ь к а. Ты думаешь, я с гранатами обращаться не 
умею? Взрывателя в ней нет, а порох мокрый. Она бы 
только пшикнула. 

З а х а ры ч. "Пшикнула"! Да ты озорник, я вижу. 

В и т ь к а. Ага! Лен Андреевна, учительница, отцу на 
фронт писала: "Виктор ваш озорник, а учится на "отлич- 
но". Во! 

З а х а ры ч. Тебя Витькой звать? 

Вбегает Е г о р. Волосы растрепаны. 

Е г о р. Станки потонули! 

З а х а ры ч. Как так? Господи! 

Е г о р. Веревки давай... Говорил - ехать надо. Дотя- 
нули! Теперь не уедешь. Всех на оборону мобилизуют... 

В дверях избушки - Бубен и Юлька с одеждой для 
Витьки. 

Б у б е н. Прощай! (Неожиданно обнимает Юльку, креп6 
ко целует.) Может; еще мелькнешь на горизонте... 

Егор поражен. 

Витька (бросаясь к Бубну). Дядя Яша! 

Б у б е н. Семь гробов! Витька! Жив? А я думал: про- 
щай, Африка! Сам выплыл или помогли? 

Витька. Ага. 

Б у б е н. Что "ага"? 

В и т ь к а. Дедушка этот. А тебе? 

Б у б е н. Девушка эта. 

Е г о р. Юлия, иди сюда. 

Юлька. Ну? 


Юлий ЧЕПУРИН 

Е г о р. Что же это получается? Кому не лень - под- 
ходи, целуй, щупай? 

Юлька. Егор! 

Е г о р. Ладно, после поговорим. Держи веревку. 
Станки потонули. (Захарычу.) Тащи вещи к воде. 

Убежал с Юлькой. 

Бубен (Захарычу). Кто это? 

З а х а ры ч. Юлькин жених. Студент с Урала. На за- 
вод приехал практику отбывать. 

Б у б е н. Дочка у тебя - хороша. 

З а х а ры ч. Юлька? В ажуре девка. 

Б у б е н. Ногу вылечила, а сюда... (показывает на 
грудь) ранила. Пойдем, Витька. Покажем фрицам семь 
гробов... 

Уходит вместе с Витькой. 

З а х а ры ч. Отчаянный! Одно слово - флот. (Несет 
узлы к лодке.) Жизнь у царицынских песков прожил, а те- 
перь подумать не могу, чтобы немец в Волге ноги мыл, 
которыми Расею топтал... 

Тяжелые раскаты. Крики толпы. Пробегает ж е н щ и н а 
с узлом. 

Гражданка, что там? 

Ж е н щ и н а. Центр бомбят. 

З а х а ры ч. Господи! (Крестится.) С земли не уда- 
лось, - с воздуха, паразит, решил рассчитаться. 

С криками пробегают женщины с детьми. 

Г а л ч и х а. Люди добрые! Сюда бежим, тут к пере- 
праве ближе. 

Первая женщина. Гриша! Гриша-а! 

Вторая женщина (первой). Моего не видала? 

Третья женщина. Всю семью мою... как в под- 
вале сидели... 

Четвертая женщина. Куда бежать-то? 

Галчиха (мужу). Глухой черт! Здесь я, здесь! 


Сталинградцы 

Пятая женщина. Помогите! 

Шестая женщина. С дитем я! 

Галчиха (увидела лодку). Бабы, лодка! 

Женщины перевертывают лодку. 

З а х а ры ч. Откатись, бабы! Худая она, потонете. 

Вторая женщина. Дедушка, меня посади! 

Пятая женщина. Меня! Меня! 

Первая женщина (всё кого6то ищет). Гриша-а! 
Гриша-а-а! 

Г а л ч и х а. Я вперед всех прибежала. (Мужу.) Кидай 
узлы. 

Шестая женщина (Захарычу). Хотъ дитенков 
увези. Мне все одно. 

В т о ра я ж е н щ и н а. Пропадем здесь. Дедушка, 
помоги! 

Г а л ч и х а. Бабы, тащи лодку на воду! 

З а х а ры ч. Да вы что? Белены объелись? 

Входит Егор. 

Егор Лексеич, скажи им - дырявая лодка, потонут. 

Женщины бросаются к Егору. 

Шестая женщина. Товарищ, ребятишек пере- 
вези. 

Е г о р. Неисправная эта лодка, худая, понимаете? 

Г а л ч и х а. Бабы! Бросьте его уламывать! 

Четвертая женщина. Ему самому, видно, бе- 
жать надо. 

Шестая женщина. Детей бы пожалели! 

Е г о р. Тише! Чего набросились? Не еду я никуда. 
Мне станки из Волги доставать надо. (Ушел в избушку.) 

Г а л ч и х а. Бабы! Плоты подошли. Все уедем! 

Женщины убегают в сторону Волги. 
Двое рабочих несут девочку лет пятнадцати. Ноги де. 
вочки обернуты простыней, пропитанной кровью. За рабочи. 
ми, пошатываясь, идет Валентина Андреевна. 



Юлий ЧЕПУРИН 

П е рв ы й ра б о ч и й. Ну вот, Валентина Андреев- 
на, чем могли, тем помогли. 

Валентина Андреевна. Спасибо. Большое 
спасибо вам... 

Второй рабочий. На завод спешим. 

Первый рабочий. О муже своем не беспокой- 
тесь. Все передадим, как вы приказали. 

За сценой голоса рабочих. 

Может, вы до лодок-то сами дойдете? Вот Захарыча по- 
просите, он слова не скажет, перевезет. 

З а х а р ы ч. Об чем разговор! 

Входит группа рабочих, во главе с Прохором. 
С ними Игнатьевна. 

В т о р о й р а б о ч и й. Прохор Тимофеевич! Прохор 
Тимофеевич! Приказали - все, кому можно, на завод 
чтобы шли... Бой там. 

П ро х о р. Знаю. (Рабочим.) Бросай имущество, по- 
шли... Нам только до завода добежать, там и получим все, 
что для боя положено. 

Третий рабочий. Не имеем мы права, Прохор 
Тимофеевич, станки в Волге оставлять. 

П р о х о р. Хочешь, чтобы мы город немцу оставили? 

Четвертый рабочий (в сторону Егора). Отча- 
ливать надо было, а не с бабой прощаться! 

Т ре т и й ра б о ч и й. Что же начальству про станки 
скажем, П ро х о рТимофеевич? В Волге они. 

П е рв ы й ра б о ч и й. Не бойсь, Василий, Волга 
станки не украдет. 

П р о х о р. Вернемся - достанем. К заводу, мужики! 
(Повернувшись в сторону избушки.) Егор Алексеич, тебя 
ждем! 

Егор (выходит из дома). Не могу я с вами. Не пойду! 
Я за станки отвечаю. Станки достать обязан. (Ушел в из6 
бушку.) 

И г н а т ь е в н а. Прошенька! Тебе помирать скоро, а 
ты за ружье схватился. 


Сталинградцы 

П ро х о р. Потому и схватился, что помирать не хочу. 

Игнатьевна. Да как же я одна-то останусь? 

П ро х о р. Ты с нами не вяжись, лучше Валентине 
Андреевне помоги. Успокой... (Ушел следом за рабочими.) 

Игнатьевна (Валентине Андреевне). Уходи ты от- 
сюда, милая. Дочку бери да уплывай. За лодочником иди, 
а я посижу, погляжу за ней. 

Ж е н я. Мама, я с тобой... (Пытается приподняться.) 
Стрелять будут. Не уходи... 

Валентина Андреевна. Я здесь, Женечка, 
здесь. 

Ж е н я. А Верочку не нашли? Я хочу к ней. Она по- 
дошла и говорит: "Женя, не плачь... У тебя другие ножки 
вырастут". (Слабо улыбнулась.) 

Валентина Андреевна. Я приду, Женечка, 
приду. Лодочника найду и приду... (Ушла.) 

Входит с л е п о й старик. Левой рукой прижал к груди р е- 
б е н к а,в правой - посох, которым он нащупывает дорогу. 

С л е п о й. Чу... чу... 

И г н а т ь е в н а. И ты, Иван Яковлевич, в путь-до- 
рожку собрался? 

С л е п о й. Где ни помирать... 

Игнатьевна. Дитятко-то чей? 

С л е п о й. Настенки Будниковой, соседки. Дом-то в 
аккурат загорелся, она этого-то схватила, а старшую впо- 
пыхах и забыла... В дом обратно побежала, да вот и нет... 
Горе! Не плачь... Не плачь! 

Ж е н я. Мама! Мама! 

Игнатьевна. Что тебе, доченька? 

Ж е н я. Мама... 

Игнатьевна. Чего, родная? 

Ж е н я. Мама... 

Игнатьевна приподнимает девочку. 

Я... я... Ма-а-ма...ма... (Глубоко вздыхает и умирает.) 

Игнатьевна (крестится и начинает голосить). 
Господи! Где мать-то? Мать-то где? 


Юлий ЧЕПУРИН 

Слепой (долго не может найти место, где лежит 
девочка). Погоди, погоди, Игнатьевна... Где вы? Помер- 
ла? Померла? 

И г н а т ь е в н а. Ох сердце разрывается! Уноси птен- 
ца-то! 

За сценой женский голос: "Дедушка! Дедушка!" Вбегает м о- 
л о д а я ж е н щ и н а. Увидела слепого, бросилась ему на- 
встречу. 

Молодая женщина. Иван Яковлевич! Жив? 
Жив? (Схватила ребенка.) Крошка моя! Лапушка моя! 
Солнышко... 

С л е п о й. Вот что значит мать! Подошла - он и за- 
молчал. А дорогой кричал все... 

Молодая женщина. Дедушка, век благодарить 
буду. 

С л е п о й. А большенькая-то где? 

Молодая женщина. Не успела ее... выхватить... 
Задохнулась... (Плачет.) 

Вбегает Валентина Андреевна, за ней Захарыч. 

Валентина Андреевна. Умерла? Умерла? (Ос6 
торожно подходит к девочке.) Женя! Женечка! (Бросилась 
на грудь дочери.) Женечка! Женюрка! Вернисъ! А-а-а! (Ры6 
дает.) 

Молодая женщина (целует ребенка). Ишь как 
проголодался... Того гляди грудь проглотит. Тяни, тяни, 
чего смотришь?.. Ягодка... Радость моя... 

З а х а ры ч. Надо бы вам ее на лодку сразу. На воде 
воздух мягче, - глядишь, продержалась бы. 

Слепой (Валентине Андреевне). Плачь... Плачь, ми- 
лая. Никто тебя не осудит... Слезами вся боль выйдет. 

Захарыч (взял мертвую девочку на руки). Пойдемте. 
Хоть на бревне - а перевезу! Мертвую, а - перевезу! 

Раздается негромкое шипение, глухой взрыв. За сценой вспы- 
хивает огромное зарево. 

С л е п о й. Что там? Будто глаза мне ожгло. 


Сталинградцы 

Захарыч (неопределенно). Горит... 

Е г о р. В нефтяные баки, видать, попало. 

Вбегает Ю л ь к а. 

Ю л ь к а. Стойте! Куда вы? Отец, нефть на Волге го- 
рит. Вся Волга горит! 

Егор (Юльке). Не уехали вовремя, теперь кувырком 
все пошло. Уезжай, Юлия! Деньги возьми, на ту сторону 
переплывешь, в Рыбачьем хуторе остановишься. 

Ю л ь к а. Не надо... Пусть у тебя... Приедешь ведь... 

Е г о р. Прощай... (Порывисто многократно целует 
Юльку и уходит.) 

Со стороны Волги выбегают женщины с детьми. 

Первая женщина. Гриша-а! Гриша-а-а! 

Пятая женщина. Боже мой! Боже мой! 

Вторая женщина. Куда же нам? Куда? 

Пятая женщина. Горит! Вся Волга горит! 

Г а л ч и х а. Бабы! В степь бежать надо. Надо в степь! 

Т ре т ь я ж е н щ и н а. Бежать надо! Бе-жа-ать! 

Шестая женщина. Куда же я с ребенком? 

Вторая женщина. Господи! За что же нам горе 
такое? Беда такая лютая! 

Вбегает седая женщина. 

С е д а я ж е н щ и н а. Немцы... Немцы поселок зах- 
ватили!.. 

Толпа приходит в движение. 

З а х а р ы ч. Стойте! Катер с левого берега пришел. 
Военные идут! 

Входят Климов, Шелест, Сокол, Земцов, Связной. 

К л и м о в. Сокол! Укрыть всех людей в овраге. 

Сокол. Есть! 

З е м ц о в. Товарищ полковник, разрешите идти? 

Климов. Да. 

Земцов ушел. 

Связной! 


Юлий ЧЕПУРИН 

Связной. Слушаю. 

К л и м о в. Десять минут сроку. Узнать, где находит- 
ся КП армии. 

С в я з н о й. Есть - узнать, где находится КП армии. 
(Убежал.) 

Климов (Соколу). Избушку - под узел связи. 

С о к о л. Понятно. 

К л и м о в. Комиссар, иди сюда. 

Шелест подошел к Климову, оба склонились над картой. 

С о к о л. Бабоньки, сейчас я вас провожу. Мешаете 
вы тут... 

Голоса женщин. Куда же мы? 

- В огонь, что ли? 
- Все одно, один конец. 
- Куда же нам-то? 
Г а л ч и х а. Светопреставление! Все бегут. 
Шум. 

Климов (оторвался от карты). В чем дело, товари- 
щи? Кто бежит? Бойцов здесь видели? 

Галчиха. Нет. 

К л и м о в. Рабочие на левый берег переправлялись? 

Вторая женщина. Все на заводе. Бой там сейчас. 

К л и м о в. Ну вот. А мы им на помощь прибыли. 
И о вас позаботимся. Сокол! Нефть отгорит, людей пере- 
править на левый берег! Женщин с детьми - в первую 
очередь. 

Толпа начинает успокаиваться. Вдруг вбегает р а с т е р я в- 
ш и й с я б о е ц . На лице ужас. Он, как рыба, глотает воздух. 

Растерявшийся боец. Ап... прорвались... Ап... 
танки прорвались!.. Больше... ап... сотни... Прямо... ап... 
сюда жмут. (Пронзительно.) Спасайтесь, граждане! (Уви6 
дел Климова, ахнул, волчком повернулся на месте и, подо6 
брав полы шинели, стремглав побежал обратно.) 

Толпа в ужасе делает движение. Мгновение - и снова вот-вот 
паника овладеет сотнями людей. 


Сталинградцы 

Климов (шагнул вперед; жест в сторону убегающего 
бойца). Вот это орел! (Адъютанту.) Адъютант! Разведчику 
Сидору Петровичу - благодарность за быстрое выполне- 
ние моего приказа и за точное сообщение о количестве 
прорвавшихся танков. А за то, что он, не спросив у меня 
разрешения, опять на поле боя убежал, арест! (Смотрит 
вслед убежавшему, восхищенно.) Вот это орел! 

Толпа в недоумении. 

Галчиха. Это... ваш? 

К л и м о в. Молодец! Вот это разведчик! 

Шелест (Климову). Чей это? 

Климов (тихо). А черт его знает... Растерялся, ви- 
дать, парень. 

Ш е л е с т. Прибыли на рекогносцировку местности, 
а выходит, с хода в бой вступать надо. 

Климов. Надо... 

Взрыв. Женщины припадают к земле. 

Сокол! Я же сказал: покажи женщинам, где укрыться. 

Г а л ч и х а. Мы сами найдем. У вас и без того заботы 
много. 

Женщины, дети ушли, Захарыч и Юлька уходят в избушку. 

Климов (Шелесту). Комиссар, в штаб армии тебе 
самому придется сходить: я поеду навстречу дивизии. Так 
и доложишь командующему: наша дивизия в шестидеся- 
ти километрах от Сталинграда. К переправе должна по- 
дойти в полночь. С рассветом вступим в бой. 

Вбегает связной. 

С в я з н о й. Товарищ полковник! КП армии пере- 
ехал. 

К л и м о в. На левый берег? 

Связной. Ближе к немцам. 

К л и м о в. А чего же кричишь? Проводишь на КП 
комиссара. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Связной. Есть! 
К л и м о в. На переправе, Вася, встретимся. Не про- 
щаюсь. 
Шелест и связной ушли. 

Сокол! Лети к соседу слева. Выяснить обстановку, нане- 
сти на карту. 

Сокол. Есть! (Ушел.) 

Сумерки сгущаются. Из избушки выходят З а х а р ы ч 
и Юлька. 

Климов. А вы кто такие? 

З а х а ры ч. Бакенщиками мы. Я - лицо должност- 
ное. Пароходы-то не идут. А делов от меня и казенное 
имущество никто не принимает. 

Климов. А она? 

З а х а р ы ч. Дочь, Юлька. На ту сторону собиралась 
ехать, да поломалось все. 

Ю л ь к а. Я сама себе хозяйка. 

К л и м о в. Давно, отец, на Волге живешь? 

З а х а р ы ч. И-их! В Волге родился. Мамаша бредень 
тянула, когда в тяжестях была, в воде и приключилась 
оказия. 

К л и м о в. Ну-ка, отец, присядь поближе. Разговор 
военный и сугубо секретный. 

Захарыч (Юльке). Отойди в сторону. 

К л и м о в. Она не мешает. Волгу хорошо, говоришь, 
знаешь? Мост перекинуть надо, чтобы дивизия моя про- 
шла. 

З а х а р ы ч. Мо-ост? Через коренную не протянешь. 
Матерьялу много надо. Да и времени немец не даст. (Вор6 
чливо.) Через Волгу - мост... Не через канаву, чать... 

Климов (встал). А я думал - большую помощь ты 
нам оказать можешь. 

З а х а ры ч. Да ведь это... Да ведь что не так присове- 
тую сам же первый расстреляешь... 

Климов (кричит в сторону катера). Товарищ Зем- 
цов! 


Сталинградцы 

Подходит З е м ц о в. 


Ну? Докладывай решение. 


З е м ц о в. Не знаю, что делать, товарищ полковник! 

К л и м о в. Сколько времени надо, чтобы понтон че- 
рез Волгу протянуть? 

З е м ц о в. Невозможно через всю, товарищ полков- 
ник. Широко. 

З а х а р ы ч. А зачем тебе через всю? До острова пон- 
тон, или как бишь его, а с острова на тот берег мостки 
можно перекинуть. Место одно подходящее знаю. Мелко 
и быстряк не так крутит. 

К л и м о в. Ну вот, видишь, и помощник тебе... Дей- 
ствуй, отец! Показывай место, где мостки строить. 

З а х а ры ч. А на работу сколько? 

Климов. Ночь. 

З а х а ры ч. Но-очь? Да я раньше за одну ночь еле- 
еле успевал перемет раскинуть. 

К л и м о в. А теперь вместе с моими инженерами 
мозгами пораскинешь - мост построите. 

Захарыч (соображая). Ночь... Я, конечно, постара- 
юсь, но не ручаюсь... 

Захарыч и Земцов ушли. 

Климов (Юльке). А вы теперь куда? 

Ю л ь к а. Куда глаза глядят. 

Климов. Сейчас - на меня. 

Юлька. Нет, не на вас - на Волгу. (Вдруг.) Зачем 
они пришли? 

К л и м о в. Чтобы умереть на чужой земле. (Пауза.) 
Улица Революции далеко отсюда? 

Ю л ь к а. Рядом. Только у немцев она. 

К л и м о в. Сынишка у меня там. 

Ю л ь к а. Всех разбросало... Мне... куда? 

К л и м о в. На мост, отцу, саперам помогать. Диви- 
зия моя идет. Сейчас - мост, только мост... 

Сокол (кричит). Товарищ полковник! Товарищ 
полковник! 


Юлий ЧЕПУРИН 

Климов. Ну? 
С о к о л. Сосед слева приказал передать что... 
Ушли. Входит ж е н щ и н а. Она ведет за руки двоих детей. 
Женщина (остановилась на обрывистом берегу). 
Гри-и-ша-а!.. Гриша-а-а! 
Становится почти темно. На Волге горит нефть. 

Занавес 


Сталинградцы 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ 

КАРТИНА ВТОРАЯ 

Левый берег Волги. Ночь. Спуск на переправочный пункт ар. 
мии. Виден горящий город. На сцене - ящики с боеприпаса. 
ми. У спуска на переправу стоит ч а с о в о й. В неглубокой 
земляной нише примостилась телефонистка З о я. Далекая ру. 
жейно-пулеметная перестрелка мешается со стуком топоров: 
на острове идет строительство моста. 
Вбегает С о к о л. Он совершенно измучен. 


Сокол (сбросил шинель). Неужели не пришли? 

Ч а с о в о й. Нет, товарищ лейтенант. 

Сокол (тяжело опустился на ящик). Может, про- 
смотрел - мимо прошли? 

Ч а с о в о й. Не иголка - дивизия. Полковник раза 
три подходил. Тоже спрашивал. 

С о к о л. Только сейчас с железной дороги я, и там 
их не видали. Не знаю, как полковнику докладывать. Дал 
он командующему слово, что на рассвете дивизия в бой 
вступит. Скоро светать начнет - и ни души... 

За сценой голоса. 
Не они? 
Ч а с о в о й. Насчет парома вашего крик: отобрать со- 
бираются. Хорошо, что вы пришли... Измучился я... 
Сокол (вскочил). Кто отбирает? Я, чтобы паром по- 
лучить, восемнадцать верст верхом скакал. 

Входят комендант переправы и два 
хозяй с твенн и ка. 

Первый хозяйственник. Товарищ комен- 
дант... 

Второй хозяйственник. Товарищ комен- 
дант... 

Первый хозяйственник. Дайте же мне... 

Второй хозяйственник. Вторые сутки ниче- 
го не могу перебросить... 


Юлий ЧЕПУРИН 

К о м е н д а н т. Тише! Говорите кто-нибудь один! 

Первый хозяйственник. Я не могу людей 
голодными оставить... 

Второй хозяйственник. У меня ответствен- 
ность - двести шестьдесят ящиков гранат... 

Первый хозяйственник. Вы хотите, чтобы 
меня расстреляли? 

Комендант. С ума сойти!.. С фронта - немец, с 
флангов Волга, а с тыла - интенданты... 

Первый хозяйственник (второму). В кон- 
це концов, нужно иметь уважение к старшим, това- 
рищ интендант. У меня больше прав на погрузку. Моя 
часть - гвардейская, а сам я (распахнул шинель) ордено- 
носец. 

Второй хозяйственник. А я депутат Верхов- 
ного Совета, если на то пошло. (Быстро6быстро достал 
из планшета газету.) И... указ о награждении имеется. 

К о м е н д а н т. Товарищи! Товарищи, выслушайте 
же... Полчаса назад немец последнюю баржу с боеприпа- 
сами потопил. Дивизия Колосова отрезана, вторые сутки 
без патронов сидит. Патроны ей доставить не могу. 

Первый хозяйственник. Паром пустой стоит. 

Второй хозяйственник. Сдесяти вечера. Бе- 
зобразие! 

К о м е н д а н т. Паром предназначен для прибываю- 
щей дивизии полковника Климова. 

Первый хозяйственник. Пока она прибу- 
дет... 

С о к о л. Не отдам паром! Нам дивизию переправ- 
лять. 

Первый хозяйственник. Переправляйте! 

Второй хозяйственник. Дивизии-то нет? 

Сокол (шагнул вперед). Есть! 

Второй хозяйственник (осмотрелся по сто6 
ронам). Не вижу. 

Сокол (нашелся). Какой же дурак в военное время 
так дивизию располагает, чтобы ее видно было? 


Сталинградцы 

Входит Климов. 


(Облегченно.) Вот и товарищ полковник. 

Климов. В чем дело? 

К о м е н д а н т. Товарищ полковник, разрешите ваш 
паром использовать. Луна за облака зашла, рейс сделаем. 

К л и м о в. До тех пор, пока не переправится моя ди- 
визия, парома дать не могу. 

Комендант и хозяйственники, препираясь между собой, уходят. 

(Адъютанту.) Где дивизия? 

Сокол. Нет. 

К л и м о в. На станции был? 

С о к о л. Только сейчас оттуда. 

Климов. И что? 

С о к о л. Эшелоны наши еще не прибыли. 

К л и м о в. Что начальник станции говорит? 

С о к о л. Или мимо проехали, или... под бомбежку 
попали. 

Климов. Что-о? 

С о к о л. Вчера с обеда немцы все железнодорожные 
станции в радиусе ста километров бомбили. (С надеж6 
дой.) Или пешком идут. 

К л и м о в. "Или, или"!.. За каким же чертом я посы- 
лал тебя, если ничего толком сказать не можешь? 

З о я. Товарищ полковник, вас к телефону. 

Климов уходит в земляную нишу. 

Ч а с о в о й. Тяжело, поди, с таким громом служить, а? 

С о к о л. Я этот гром на тихую украинскую ночь не 
променяю. На том берегу как? 

Часовой. У самой воды бой идет. 

С о к о л. Эх, сейчас бы туда дивизию нашу! 

Климов (у телефона). Климов у телефона. Слушаю, 
товарищ сорок шесть. Нет. Не пришла. Не знаю. (Волну6 
ется.) Есть, товарищ сорок шесть. Ясно. Доложить через 
двадцать минут. Будет исполнено, товарищ сорок шесть. 
(Положил трубку, достал портсигар, он - пустой.) Со- 
кол, курить! 


Юлий ЧЕПУРИН 

Вошел комендант. 
Следом за ним - хозяйственники. 


К о м е н д а н т. . Товарищ полковник, дивизии ва- 

шей еще нет. 
С о к о л. Придет. 
К о м е н д а н т. . Если до рассвета я не подброшу пат- 

роны, гранаты, продукты... 
С о к о л. Нас это не касается. 

Климов ходит взад-вперед, мучительно соображает. 
Большая пауза. 

Климов (коменданту). Переправляйте боеприпасы! 
Комендант (кричит). Приступить к погрузке! (Ухо6 
дит.) 

Хозяйственники уходят вслед за комендантом. 

С о к о л. Как же так, товарищ полковник, я доставал, 
верхом на лошади скакал... 
К л и м о в. Бери машину, еще раз все дороги на этом 
берегу обшарь... 

Уходит вместе с Соколом. 
С двух сторон на сцену вваливаются к ра с н о а рм е й ц ы. 
Бойцы, присланные с поручениями на левый берег, стремятся 
проникнуть на паром. У кого из них мешок за плечами, у ко. 
го - термос. Другие бойцы цепочкой грузят ящики с бое. 
припасами. 


Го лос а. 

- Сторонись! 
- Дер-жи-й!.. 
- Эй, глухари! Бабий базар! 
- О-ох! 
- Тише, о-о, черт!.. 
Катят пушку. 
Зап е в а ла. 
Солдат видит - баба дышит, 
Рубашонку грудь колышет, 



Сталинградцы 

Все. 

Молодая! 

Э-эх!.. Молодая... 

Зап е в а ла. 

Черноброва, круглолица, 

Да в глаза взглянуть боится, 

Доля злая... 

Все. 

Э-эх!.. Доля злая... 

Удалились. 

Часовой (бойцу, который особенно настойчиво пы6 
тается проскочить на паром). Куда лезешь! В снаряды 
немец угодит, утонешь, дурья голова! 

Боец с газетами. Хрен с ней! А приказ не вы- 
полнить я не имею права. Газеты свежие везу. (Тихо, 
словно по секрету.) Тут и про переправу и про часовых 
написано. На-ко, почитай. 

Голос запевалы за сценой: 
"Расставались - целовались, 
Обнимались - миловались 
До рассвета..." 
Все. 
Э-эх!.. До рассвета... 


Часовой (другому бойцу, писарю Гребешкову). Стой! 
Стой, приказываю! 

Гребешков. А ему - можно? 

Ч а с о в о й. Газеты он везет. Политическое дело. Или 
не понимаешь? 

Г ре б е ш к о в. А я ордена везу. Моего начальника 
миной ранило, а я доставить их должен или нет? 

Часовой (почтительно). Наградные ордена? (Не6 
громко.) А медали есть? Ты приедешь - погляди. Подуш- 
кин моя фамилия. Я медалью награжденный. (Громко.) 
Проходи! (Торжественно.) И это есть лично-политическое 
дело... (Наседающим бойцам.) Стой! Стой, говорю! Спе- 
циального назначения посудина. Вооружение доставляет. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Несколько бойцов катят огромную бочку. 


Это еще что такое? 


П е рв ы й б о е ц. Али по нежному запаху не чув- 
ствуешь? Водка! 

Ч а с о в о й. Не могу. Не дозволено. 

П е р в ы й б о е ц. Хы! "Теоретик" мне! Наркомом 
разрешено, а он: "Не дозволено"! 

В т о ро й б о е ц. Ребята! Тиш-ше!.. Не расколите!.. 
Не подвергайте смертельной опасности солдатскую ра- 
дость. 

Входят хозяйственники. 

Первый хозяйственник (строго). Петров, я 
же сказал - отставить! Все на погрузку боеприпасов! Уб- 
рать бочку! 

П е р в ы й б о е ц. Есть - на погрузку боеприпасов! 
(Остановился.) Только, товарищ интендант, пусть бочка 
за-ради бога поблизости находится, на виду. 

Второй боец. Потому как на нее глянешь - 
силы прибавляются. 

Первый хозяйственник. Если силы прибав- 
ляются, нехай стоит. 

Погрузка продолжается. 

Второй хозяйственник. Отчаянные! Смот- 
ришь и думаешь: куда торопятся люди? 

Первый хозяйственник. Будто на свадьбу. 
Каждый боится опоздать. 

Второй хозяйственник (первому). Помоги 
шинель снять - в пот ударило... И рука... О-о!.. Зажи- 
вать не хочет. 

Первый хозяйственник (помогая снять ши6 
нель). Гриша, мне на складе крупы не хватило... Выручи 
до завтра, а я тебе консервов могу одолжить. 

Второй хозяйственник. Когда мы из-за пшен- 
ной крупы дружбу теряли. Степан? Конечно,выручу. 

Вбегает первый боец. 


Сталинградцы 

Первый боец. (второму хозяйственнику). Това- 
рищ интендант! Гвардейцы хлеб наш выбросили, а мясо 
свое пихают. 

Первый хозяйственник. Правильно делают. 

Второй хозяйственник. Что? Правильно? 
Я паром достал, а вы - порядки на нем устанавливать?! 

Первый хозяйственник. Если бы не мое 
горло, еще бы неделю сидели. 

Входят комендант и Юлька. 

Второй хозяйственник. Товарищ комендант! 

Первый хозяйственник. Правильно дейст- 
вуют. 

К о м е н д а н т. Да бросьте вы ругаться, товарищи. 
И гранаты, и хлеб, и мясо - все погрузили. 

Первый хозяйственник. Тогда разрешите 
уж и эту... (Показывает на бочку.) Что она тут без закуски 
делать будет? 

Комендант. Не возражаю. (Юльке.) Сейчас найду 
вам полковника Климова. (Ушел.) 

Появляются б о й ц ы. 

Первый хозяйственник. Петров! Погрузить 
бочку. 

Первый боец. Есть! 

Бойцы катят бочку. 

Стойте! Такие вещи на руках надо! 

Зап е в а ла. 

Эх, солдату только б силы, 

На руках тебя носил бы, 

Дорогая... 

Все. 

Э-эх!.. Дорогая... 

Смех. Дружно и осторожно подняли бочку. Ушли. 
Входят Климов и Сокол. 

Климов. В чем дело? 


Юлий ЧЕПУРИН 

Юлька. Это я к вам. 

Климов (всматривается). А... "Куда глаза глядят". 

Ю л ь к а. С моста я... От товарища Земцова. Передать 
он велел, что можно начинать погрузку. Мост строить за- 
кончили. А вы, я вижу, и без приглашения грузитесь... 

К л и м о в. Да... Хорошо... Значит, вы... Все в поряд- 
ке, значит? 

Ю л ь к а. В порядке! Отец одно твердит: "Уважим 
полковника! Для е г о орлов все сделаем". 

К л и м о в. Хорошо. Только дело в том, что... диви- 
зия моя еще не пришла. 

Неловкое молчание. 

Ю л ь к а. А сына нашли своего? 

К л и м о в. Нет, не нашел. Пропал Витька... 

Ю л ь к а. Постойте! Его Витькой зовут? Пароход то- 
нул, отец мальчонку спас. Его звали Витькой. Нет, не он... 
Слыхала я мальчонка говорил: "Папа у меня майор". 

Климов (быстро). Полковником я недавно. Что, 
что он еще говорил? 

Ю л ь к а. Про Африку много говорил... 

К л и м о в. Он! Витька! 

Ю л ь к а. Сказал, что матери у него нет... 

К л и м о в. Мой! Мой сын... Где он? 

Ю л ь к а. С моряком в город ушел. 

Гул самолетов. Свистит бомба. Глухой взрыв. 

Ч а с о в о й. Товарищ полковник, паром с бойцами 
тонет! (Во всю силу легких.) Во-оздух!!.. 

Вспыхнуло зарево. 

Снаряды сейчас рваться на пароме начнут. 
Климов. Где лодки? 

Вбежал комендант. 

К о м е н д а н т. Лодки на во-о-ду!.. 

Климов, Юлька, комендант бегом спускаются к Волге. За сце- 
ной шум. Начали рваться снаряды. 


Сталинградцы 

Часовой (наблюдая за паромом). А-а-а!... Уходит! 
Под воду уходит... 
Зарево исчезло. 

Все! Будь ты проклят! Вот служба - хуже пытки. Стой и 
смотри, как живых людей фашист топит... 

Зоя (у телефона). Слушаю!.. Слушаю!.. Есть! Как? 
Как? Повторите!.. Товарищ сорок шесть... Товарищ со- 
рок шесть!.. 

Связь оборвалась. 

(Схватила трубку.) "Урал"! "Урал"!.. (Бросила трубку, 
плачет.) Товарищ часовой... 

Ч а с о в о й. Ложись! Не ровен час - осколок зале- 
тит. 

Зоя (сквозь слезы). Связь оборвалась... Что-то пере- 
дать хотели... 

Ч а с о в о й. А плакать к чему? Перестань! И зачем вас 
таких набирают! 

Зоя (плачет). Я... доброво-ольно... 

Ч а с о в о й. Одно слово - женщина... 

З о я. Лично от командира дивизии две благодарно- 
сти имею... (Рванулась в сторону.) 

Часовой. Куда ты? 

З о я. Может, это на берегу... Обрыв найду... (Убежала.) 

Часовой. Эх!.. 

Комендант ведет под руку писаря Гребешкова; одной 
рукой Гребешков прижал к груди маленький чемодан. 

К о м е н д а н т. Тонешь, а чемодан не выпускаешь? 
Если бы я не успел, так бы с барахлом и на дно пошел? 

Гребешков. Пошел бы. 

Ч а с о в о й. Товарищ комендант, да ведь... это... па- 
рень с орденами... Орденов у него много... 

Комендант (вежливо). Тем более непростительно, 
товарищ. Орденоносец, а жизнь свою не бережете. 

Ч а с о в о й. В чемодане этом ордена... 

Г р е б е ш к о в. Туда... ребятам... награды вез. Писарь 
наградного отдела я... Гребешков... 


Юлий ЧЕПУРИН 

К о м е н д а н т. Доложу командующему... Молодец!.. 
Г ре б е ш к о в. Закурить бы... 

Входят Лавров, Климов, Юлька, Шелест и не- 
сколько бойцов. Лавров и Климов несут второго 
хо зя йствен ника. 

Климов (Лаврову). Да вы ему голову поднимите, 
черт возьми! Заходите! Идите первым... 

Л а в ро в. Молчите! Без вас знаю. 

Положили тяжелораненого. 

Второй хозяйственник (приподнялся). Сте- 
пана... спасли? Накладные... у меня в кармане... Возьми- 
те... Макароны... мясо недополучено... (Умирает.) 

Ч а с о в о й. Кто это? Неужто тот, что о солдатах та- 
кую заботу имел? 

Все обнажили головы. Пауза. 

Лавров (тихо). Унесите... (Коменданту.) Полковни- 
ка Климова ко мне. 
Климов (докладывает). Командир дивизии полков- 
ник Климов. 
Ш е л е с т. Комиссар дивизии, старший батальонный 
комиссар Шелест. 
Погибшего уносят. 

Л а в ро в. Где дивизия? 

Климов. Не знаю. 

Л а в ро в. Как вы доложили Военному совету? 

К л и м о в. Дивизия прибывает на левый берег в пол- 
ночь. На рассвете вступает в бой. 

Лавров (Климову). Где дивизия? 

К л и м о в. Товарищ генерал... 

Лавров (присутствующим). Вы свободны. 

Все, кроме Лаврова, Климова и Шелеста, уходят. 

Ты думаешь, у начальника штаба армии только и рабо- 
ты - твою дивизию разыскивать? 

Климов (вспыхнул). Моя дивизия... 


Сталинградцы 

Л а в р о в. Я не разрешал говорить вам, полковник 
Климов. 

К л и м о в. Виноват. 

Л а в ро в. Командующий седьмые сутки глаз не смы- 
кает. Я штаб из-за тебя бросил. Да не дай бог, что-ни- 
будь с командующим случится... Кто его в первую оче- 
редь обязан заменить? 

Климов. Вы. 

Л а в ро в. Так что же, по-твоему, начальник штаба 
армии - боевой заместитель командующего или курьер? 

К л и м о в. Получив приказ Военного совета прибыть 
на рекогносцировку местности, я оставил дивизию на на- 
чальника штаба полковника Жилина. 

Л а в ро в. Что такое начальник штаба? Ты - хозяин. 
Ты отвечаешь. 

К л и м о в. Вы же сами сказали; начштаба - это пер- 
вый боевой заместитель командира. 

Лавров (смутился). Ну... да. (Резко.) Хороший на- 
чальник штаба, а не тряпка какая-нибудь. (Короткая па6 
уза.) Человека посылал? 

К л и м о в. Дивизия на станцию не приходила. Нем- 
цы всю вторую половину вчерашнего дня бомбили под- 
ходящие резервы. 

Л а в ро в. Мы все тылы оголили. На западной окраи- 
не бой идет, а вот на одном участке немец к Волге рвет- 
ся, остановить нечем. (С трудом сдерживает себя.) Вы 
понимаете, что значит сейчас для нас свежая дивизия? 
Военный совет приказал установить виновных и радиро- 
вать Верховному главнокомандующему. 

Климов. Виноват я. 

Шелест. И я. 

Л а в ро в. Оба хороши. 

Голос часового за сценой: "Стой! Кто идет?" 

Горбов (его еще не видно). Свои. 
Комендант. Кто "свои"? 



Юлий ЧЕПУРИН 

Горбов. А в чем дело? 

К о м е н д а н т. Я - комендант переправы. 

Г о р б о в. А я - полковник Горбов. По приказанию 
командующего армией штаб моей бригады прибыл с пра- 
вого берега. 

Л а в ро в. Что, что? Кто там? 

Г о р б о в входит и, увидев Лаврова, замер в положении "смир- 
но". 

Кто, говоришь, приказывал? А ну иди сюда! 

Г о р б о в. Я... мы... Товарищ генерал-майор, разре- 
шите доложить... 

Л а в ро в. Говори. 

Г о р б о в. Три свежих полка противник на нас бро- 
сил... Комиссар бригады убит... Начальник штаба тяжело 
ранен. Документы, штаб... я сюда перевез... 

Лавров (спокойно). Ты считаешь, что если бригада 
будет драться с фашистами на правом берегу, а ты со 
штабом будешь сидеть здесь, на левом, тебе удастся вы- 
полнить поставленную перед тобой задачу? 

Г о рб о в. Несомненно. Сейчас наладим радиосвязь... 

Лавров (взорвался). Шкуру спасаешь? Командую- 
щий армией в сорока метрах от немца сидит, а ты... в де- 
зертиры?.. 

Вошел второй связной. 

Второй связной. Товарищи командиры, пол- 
ковника нашего тут не видали? 

Л а в ро в. Что такое? Какого полковника? Кто ты? 
Из какой дивизии? 

В т о р о й с в я з н о й. Красноармеец Лукьянов. Из 
бригады полковника Горбова. 

Л а в ро в. Зачем здесь? 

В т о ро й с в я з н о й. Связной первого батальона. 
В штаб бригады меня послали. На том берегу целый час 
штаб искал, сказали - сюда он переехал. 

Л а в ро в. Где ваш батальон? 

Второй связной. У самой воды бой ведет. 
К центральной пристани мы фрицев не подпускаем. 


Сталинградцы 

Л а в ро в. Кто боем руководит? 

Второй связной. Капитан Дорохов. 

Л а в ро в. Скажешь Дорохову: помощь получите. 
Сейчас ваш штаб будет на том берегу. 

У Горбова вырывается вздох облегчения, он хочет что-то ска- 
зать, но Лавров опережает его. 

Полковник Климов! Принять командование бригадой и 
восстановить положение. А этого (жест в сторону Горбо6 
ва) расстрелять перед строем бойцов бригады. О выпол- 
нении приказа доложить. 

Климов. Есть! 

Горбова обезоружили и увели. 

Товарищ генерал-майор... У меня же есть свои бойцы. 
Я с ними с начала войны. Каждого знаю... (Ему очень тя6 
жело.) 

Л а в ро в. Военный совет отвечает за всю армию, в 
том числе и за вашу дивизию. Выполняйте приказание! 
(Другим тоном.) Выручай, Климов. Восстановишь поло- 
жение - не забуду. (Пожал руку.) Удачи! 

Климов (тихо). Спасибо, товарищ генерал. 

Лавров (увидел ящики с боеприпасами). Это что? 

Ч а с о в о й. Боеприпасы. 

Лавров (коменданту). Вызвать начальника боеснаб- 
жения! 

Комендант. Есть! (Ушел.) 

Лавров (часовому). Давно стоишь? 

Часовой. С вечера. 

Л а в ро в. Скучно? 

Ч а с о в о й. Привык, товарищ генерал. 

Л а в ро в. Вижу, что привык. Ящики от луны блес- 
тят, а ты прикрыть не догадаешься... 

Входит комендант. 

К о м е н д а н т. Ваше приказание выполнено. На- 
чальник боеснабжения сейчас прибудет. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Лавров (коменданту). Пусть ждет. Покажи, где 

понтоны ставишь. (Ушел с комендантом.) 
Пауза. 
Климов (Шелесту). Ну вот, комиссар, и навоева- 

лись мы вместе. 
Ш е л е с т. Набрось, Сережа, шинель на плечи - ве- 

тер какой... 
К л и м о в. Все равно теперь... 
Ш е л е с т. Ты не очень-то там горячись. Слышишь? 
К л и м о в. Прощай... (Обнял Шелеста.) 
Ш е л е с т. Я тебя провожу... 

Ушли. Входит З о я. 

З о я. Товарищ часовой, что здесь случилось? Полков- 

ник сейчас встретился, показалось, будто плачет он. 
Часовой (отвернувшись.) Знай свое дело! 
З о я. А вот я сама обрыв нашла. Связала. Опять со 

штабом говорить можно... 

Входит начальник боепитания. 

Начальник боепитания (часовому, негромко). 

Где он? 
Ч а с о в о й. Приказал здесь дожидаться. 
Начальник боепитания. Кричал? 
Ч а с о в о й. Все было. Мне так легонько сказал, а 

вроде как обухом по голове ударил. 

Входят Бубен и несколько бойцов. 
Среди них Егор. 

Бубен (часовому). Браток, кто здесь "феньками" за- 

ведует? 
Ч а с о в о й. Какими "феньками"? 
Б у б е н. Гранатами Ф-1. 
Начальник боепитания. В чем дело? 
Б у б е н. Одну тыщу гранат. Паром на наших глазах 

потонул. Как бога его ждали, пришлось самим плыть. 
Начальник боепитания. Требование есть? 
Б у б е н. Если бы не требовалось, не приплыли бы. 


Сталинградцы 

Начальник боепитания (тщательно 
рассматривает бумажку. Возвращает Бубну). Не могу! 
Неразборчиво написано. 

Б у б е н. Товарищ начальник, бумажку эту комбат на 
камнях писал, не в кабинете. 

Начальник боепитания. Не мое дело. 

Б у б е н. Что же моторку вхолостую гонять? Обстре- 
ливает фриц. Гранаты вот так (жест) нужны! 

Начальник боепитания (рассматривает бу6 
мажку). Не то сто, не то тысяча. И подпись не разбе- 
решь. А я за каждый ящик головой отвечаю. Поезжай, 
оформи как следует, потом говорить будем. 

Бубен (увидев, что уговоры бесполезны, делает това6 
рищам знак). Ты что же, бюрократ, шутишь? Братва на 
том берегу без гранат сидит, а ты обратно с голыми рука- 
ми посылаешь? 

Во время скандала, который устраивает Б у б е н, его друзья бы- 
стро таскают ящики к лодке. 

Тебе, может быть, на пишущей машинке манифест отпе- 
чатать да гербовую печать приложить, писчебумажная 
твоя душа? 

Начальник боепитания. Вы не кричите! 

Бубен (увидев, что ящиков уже нет). Виноват. Да- 
вайте бумажку, я ее как следует оформлю... (Идет.) 

Начальник боепитания. А... ящики где? 

Б у б е н. Уплыли. 

Начальник боепитания. Что-о-о? Тридцать 

ящиков? 
Входят Лавров и комендант. 

Л а в р о в. Ага! Убрал! Убрал ящики, говорю, сукин 
сын! Догадался. 

Начальник боепитания. Не убрал! Украли, 
товарищ генерал. 

Л а в р о в. Кто украл? Что украли? 

Начальник боепитания. Тридцать ящиков 


Юлий ЧЕПУРИН 

гранат. (Показал на Бубна.) Он! Пока я требование ра- 
зобрал, они тридцать ящиков погрузили и увезли. 

Л а в ро в. Долго бумажки читаешь. (Коменданту.) 
Подобрать хорошего парня. (Начальнику боепитания.) 
А тебе другую работу дам, где бумажки читать не придет- 
ся. Передать хозяйство. (Бубну.) Ты склад ограбил? 

Б у б е н. Я, товарищ генерал. 

Л а в ро в. Сколько ящиков взял? 

Б у б е н. Не знаю. Пока я тут оформлял... (жест), ре- 
бята погрузили. 

Л а в р о в. Почему сам за боеприпасами приехал? 

Б у б е н. Не могу я, товарищ генерал, спокойно смот- 
реть! На моих глазах фриц две баржи и паром потопил. 

Л а в ро в. А тебя что, мины не берут? 

Б у б е н. Берут не берут, а гранаты доставлю. 

Л а в ро в. Доставишь? 

Б у б е н. Доставлю. 

Л а в ро в. Сорок штук возьмешь себе, остальные до- 
ставишь батальону Дорохова. Найдешь его у центральной 
пристани. Распределишь гранаты - в штаб армии ко мне 
явишься... 

Бубен. Есть! 

Лавров ушел. Начальник боепитания - за ним. 

Толковый генерал! 

Ч а с о в о й. Доставал, доставал - и при пустом инте- 
ресе остался. 

Б у б е н. Что я, воровать приехал? Так и думал - 
снабдить всю армию. 

Ч а с о в о й. В штаб наказывал прийти. Определенно 
награждение последует: у нас тут, в Сталинграде, тому, 
кто не растеряется, жить можно. 

Входит Юлька. 
Юлька. Яша! 
Б у б е н. Юлька! Каким ветром тебя сюда? 


Входит Е г о р. Бубен помрачнел. 


Сталинградцы 

Ю л ь к а. Яша! Егор рассказал: под начальством он у 
тебя... 

Б у б е н. А-а... Понимаю. (Официально, Егору.) Поче- 
му не уехали? 

Е г о р. Товарищ старшина второй статьи, баркас с 
гранатами я отправил, а моторная лодка стоит, как при- 
казали. Вас дожидается... 

Ю л ь к а. Встретились мы с ним... 

Б у б е н. Ненадолго. (Егору.) Поехали! 

Ю л ь к а. Яша, разреши Егору остаться... Я его на 
своей лодке подвезу. Можно? На десять минут... 

Б у б е н. Не могу... 

Ю л ь к а. На пять... На три минуты... Проститься... 

только. 
Бубен резко повернулся, ушел. 

(Смотрит вслед Бубну.) Что с ним? 

Е г о р. Приглянулась ты ему. (Хочет обнять.) 

Юлька (отстраняясь.) Подожди. Ты что же, добро- 
вольно в армию пошел? Или мобилизовали? 

Е г о р. Немцы к пристани прорвались, когда я со 
станками возился. Батальон бойцов у завода "Баррика- 
ды" оборону занял - я под начальство этого моряка по- 
пал. Все документы у меня забрали. Красноармеец те- 
перь я. 

Юлька. А в городе как? 

Е г о р. Прет фашист, ничем его сдержать не могут. 
Боюсь, к рассвету всех нас в Волгу сбросит. 

Юлька. Да ты что!.. 

Е г о р. Ты поближе к этому берегу держись, чтоб не 
потеряться нам в случае чего. Может быть, выберусь я. 
Попроси Бубна, пусть отпустит он меня. Уедем. 

Ю л ь к а. Да ты что - за кого меня считаешь. Никуда 
я из Сталинграда не поеду. 

Входит Сокол, за ним - группа бойцов дивизии Кли- 
мова. Среди них Кудров, Фарманов, Андрей. 

Пришло подкрепление. Смотри, Егор! А ты говоришь... 


Юлий ЧЕПУРИН 

Юлька и Егор уходят. 


С о к о л. Вот и тут можно, сюда проходите. Кудров! 
Фатах!.. Черти! Мы уж и надежду потеряли... 

К у д ро в. Воды бы питьевой, товарищ лейтенант. 

С о к о л. Вода - рядом. Сейчас комдиву о вас доложу. 
Умрет от радости. (Кричит кому6то.) Спичек не зажигать! 

На правом берегу вспыхнул новый очаг пожара. 
Бойцы замерли. 

К у д ро в. Вот это полыхает! Как там живые люди не 
задохнутся? Ад кромешный... 

А н д р е й. Пропал мой город. Наш квартал горит... 

К у д ро в. Вот это - война. Крутом гудет. Это же... 
мать его, фрица, свободно убить могут... 

А н д ре й. Небо как раскалилось. Плесни на него во- 
дой - лопнет... 

К у д ро в. Волга-матушка!.. 

Входит полковник Ж и л и н. 

Ж и л и н. Сидите, товарищи, отдыхайте. (Соколу.) Где 
же полковник Климов? 

С о к о л. Я пошел вас встречать - он тут оставался. 
Сейчас найдем. Ищет вас где-нибудь. 

Жилин (показывая бойцам на горящий город). Страш- 
но? 

К у д ро в. А ты как думаешь? 

Ж и л и н. Давно в армии, товарищ боец? 

К у д ро в. Пятьдесят семь дён. 

Ж и л и н. А не знаете, как нужно командиру отвечать. 

К у д ро в. Почему не знаем? Больно хорошо знаем. 
Мудрости в том особой не имеется. 

Ж и л и н. Делаю вам замечание. 

К у д ро в. А ты кто будешь-то? 

Ж и л и н. Не "ты", а "вы", товарищ красноармеец! 
Я начальник штаба дивизии, полковник Жилин. 

К у д ро в. Начальник штаба? Виноват. (Встал, пошел.) 

Ж и л и н. Вернитесь! Смирно! 


Сталинградцы 

Кудров козырнул, щелкнул каблуками. 


Вот так. Чем занимались до войны? 

К у д ро в. Охотник. В тайге вырос. 

Ж и л и н. Охотник, а с оружием обращаться не умее- 
те. Возьмите винтовку, как положено. Фамилия? 

К у д ро в. Кудров. 

Ж и л и н. А почему, товарищ Кудров, хромаешь? Ноги 
натер? Переобуйся. Портянки переверни. 

Ушел с Соколом. 

К у д р о в. Тоже хороший командир. Такие ранги 
имеет, а с нашим братом о портянках разговор ведет. 

Ф а рм а н о в. Пазар... (Кивает в сторону горящего 
Сталинграда.) Там есть пазар... 

К у д ро в. Базар? Ты, Фатах, отдаешь отчет своим 
словам или нет? Какой к черту базар, - в огне все! 

Ф а р м а н о в. Пазар... Немес... Фриц-собака... Огонь... 

К у д р о в. Вон ты о чем... Пожар! Пожар не уймешь. 
Всю Волгу вылить - не хватит. 

Ч а с о в о й. Вы огнем любоваться бросьте. Еще на- 
глядитесь. Подкрепляйтесь, ежели есть чем... 

К у д р о в. Это верно. Доставай, Фатах, сухари, селед- 
ка там... Шестьдесят верст пешком без передыху отмаха- 
ли - не шутка. 

Ф а рм а н о в. Моя не хочет... Страшно!.. Кушать не 
хотим... 

Андрей (Кудрову). Потерпи. Сейчас комдив при- 
дет - переправляться будем... 

Ч а с о в о й. Не хотел при лейтенанте говорить ребя- 
та: не дождетесь вы комдива своего. 

Б о й ц ы. Почему? 

- Что случилось? 
- Убит? 
Ч а с о в о й. На ту сторону его генерал направил, по- 
тому как, вас не дождавшись, вручили ему другую 
партию. Бригаду в бой повел. 

Кудров. А... мы? 


Юлий ЧЕПУРИН 

Ч а с о в о й. Невозможно было ждать. Фрицы к Вол- 
ге лезут. Пока тут стою, на моих глазах немец три баржи 
и паром потопил. А ребят потонуло сколько!.. Горе! 

К у д р о в. Как хотите, братцы, а я чистую рубаху на- 
дену... 
Входят Шелест, Жилин, Сокол. 

Ш е л е с т. Где вы пропадали, полковник? 

Ж и л и н. К узловой подъехали - "юнкерсы" налете- 
ли. Эшелоны, которые для нас приготовили, разбомби- 
ло. А начальник станции других не давал. Пять часов с 
ним скандалил. Пришлось - пешим маршем. 

Ш е л е с т. Отставших нет? 

Жилин. Нет. 

Ш е л е с т. Здравствуйте, товарищи! 

Б о й ц ы. Здравствуйте, товарищ комиссар! 

Ж и л и н. Как же без комдива? 

Ш е л е с т. Сейчас узнаем. (Зое.) "Урал". Хозяина. 
(Взял трубку телефона.) Товарищ сорок шесть, доклады- 
вает Шелест. Прибыли. Да... Да... 

К у д ро в. Верно ты, Фатах, сказал. Ничего в глотку 
не лезет. (Соколу.) Товарищ лейтенант, цигарку бы свер- 
нуть да затянуться до самого сердца. 

Шелест (Соколу). Скажите, чтоб тише. (В трубку те6 
лефона.) Ясно. Будет сделано, товарищ сорок шесть. (По6 
ложил трубку.) Приказано немедленно переправляться. 

Жилин. Как? 

Шелест (Зое). Вызовите строительство моста. 

З о я. Даю. 

Ш е л е с т. Климову спасибо скажи: все для перепра- 
вы подготовил. (Взял трубку.) Земцов? Можно переправ- 
лять? Встречай. Выходим... (Положил трубку.) По прика- 
занию командующего армией первый наш полк пере- 
правляется немедленно, прорывается к немцам в тыл, 
отвлекает от берега часть сил противника и помогает 
полковнику Климову закрепиться на берегу. С первым 
полком иду я. 

Жилин (Соколу). Лейтенант, стройте бойцов. 


Сталинградцы 

С о к о л. Есть. Стано-о-вись!.. 

Гул самолетов. Над Волгой повисла ракета. 

Ш е л е с т. Немец мост ищет. Эх, сейчас бы хороше- 
го стрелка! 

Кудров вскинул винтовку, выстрел. Ракета погасла. 

Кто стрелял? 

К у д ро в. Я, Афанасий Кудров. 

Ж и л и н. Молодец! Получишь снайперскую винтов- 
ку. Будешь Волгу в темноте держать. 

К у д ро в. Скажи, чтобы скорее тащили, а я пока из 
этой постараюсь. 

Взрыв бомбы. Зарево близкого пожара. 
Вбегает комендант. 

К о м е н д а н т. Товарищ комиссар, мост горит!.. 

Входят Захарыч и Юлька. 

З а х а ры ч. Доложить прибыли, что мост мы закон- 
чили. 

Шелест. А он горит! 

З а х а р ы ч. Хрен с ним. Для того и строили, чтоб го- 
рел. 

Шелест (Юльке). Он что? Пьян? 

З а х а ры ч. Нахлебался водички, она в градус и уда- 
рила. 

Ю л ь к а. Горит фальшивый мост - отца выдумка. 
Немец бомбу сбросил - не попал. А ребята сами фаль- 
шивый мост подожгли. 

Шелест (в восторге). Старик! Эх, старик! Как толь- 
ко увижу полковника Климова... медаль будешь иметь! 
(Бойцам.) Товарищи! У центральной пристани идет руко- 
пашный бой. Полковник Климов ждет нас... (Захарычу.) 
Веди на мост! 

Занавес 


Юлий ЧЕПУРИН 

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ 

КАРТИНА ТРЕТЬЯ 

Улица. В глубине сцены виден большой дом. На переднем пла- 
не кусок стены - все, что уцелело от квартиры. На полу разби- 
тая мебель, тряпье, камни, земля - следы разорвавшихся мин 
и снарядов. Немцы обстреливают стену из пулемета и, уверен- 
ные в том, что за стеной нет ни одного живого бойца, с криками 
идут в атаку. Раздается команда: "Огонь!" Из-под обломков ме- 
бели поднимаются бойцы под командой Б у б н а: А н д ре й, 
Кудров, Егор и другие. Швырнув в сторону немцев гра- 
наты, они скрываются за стеной. Слышны шум и крики немцев. 

Бубен (негромко). Огонь!.. 

А н д ре й. Нету больше... 

Б у б е н. Врешь! 

Из-за стены падает ручная граната. 
Ложись! 
К у д ро в. Сволочь! (Подполз, схватил гранату. Хотел 
швырнуть обратно - задержался.) 

Б у б е н. Бросай! 

К у д ро в. Записка к ней привязана. 

Бубен. А ну... (Прочитал записку.) Ультиматум. 

Е г о р. Читай. 

Бубен (читает). "Полковник Климов послал вас на 
верную смерть, вы попали в окружение, и мы пять суток 
беспощадно истребляем вас..." 

А н д ре й. Ребята, фриц хочет, чтобы мы пощады по- 
просили. 

К у д ро в. Об том не сказано. 

Бубен (читает). "Мы даем вам три минуты поду- 
мать. В городе не осталось ни одного живого советского 
бойца. Полковник Климов сдался в плен немецкому ко- 
мандованию..." (В сторону немцев.) Брешешь, сука! 

Е г о р. Дальше-то... дальше что? 

Б у б е н. "...У вас нет патронов, хлеба, воды, поэтому 
бросай оружие и... (замялся) переходи наша сторона..." 


Сталинградцы 

К у д ро в. Как, как? 

Бубен. Эх!.. (Ищет гранату.) 

А н д р е й. Патронов бы, товарищ старшина второй 
статьи, для ответа. 

Б у б е н. Штыками ответим! Беги в соседние окопы. 
Бумажку комиссару передай. Доложишь: в живых оста- 
лось восемь человек. Отбиваться нечем. Но не сдадимся. 
Понял? 

А н д ре й. Понял. 

Б у б е н. Крой... Подожди!.. Скажешь, что мы... (Мах6 
нул рукой.) Ладно... Беги... 

А н д р е й. Понятно, товарищ старшина второй ста- 
тьи. (Ушел.) 

Голос за сценой: "Немецкий командований ожидает еще один 
минут!" 

Кудров (немцам). Подумать дай, дура-лошадь! 

Б у б е н. Посмотри, - может, у кого-нибудь хоть 
одна граната осталась. 

Б о е ц. Нету. 

Б у б е н. Погорячились. Без "феньки" помирать скуш- 
но... 

К у д ро в. Виноват, братцы, виноват... (Достает из6 
под половицы что6то завернутое в одеяло). Имеются три 
штуки... 

Е г о р. Хозяйственный мужик! И на войне с запасом. 

К у д ро в. Запас хлеба не просит... 

За сценой снова шум. Немцы кричат: "Немецкий командова- 
ний больше не может ждать". 

А нам не к спеху... 

Бубен (торопливо разворачивает сверток). Запеле- 
нал, будто дитенка... 

Близкие крики. Б у б е н и Кудров бросают в немцев гранаты. 
Взрывы. Тишина. 

К у д р о в. Вот те "переходи наша сторона". 

За стеной слышны немецкий говор, крики, команда. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Ф а р м а н о в. Товарищ командир, за спиной у нас... 
Ой, сколько их!.. 

Е г о р. Этих не остановишь... 

Бубен (встал). Штыки у всех? 

Б о й ц ы. Имеются. 

Б у б е н. Сбрасывай барахло, чтобы в пот не ударило. 
(Сбросил шинель, остался в тельняшке, надел бескозырку.) 

Бойцы также готовятся к неравному бою. 

Кто письма не успел отправить? Давай сюда!.. 

Кудров, Фарманов и еще один боец отдают ему свернутые тре- 
угольниками письма. Бубен прячет письма под камень. 

К у д ро в. Когда-нибудь наши будут новый дом стро- 
ить - найдут. 
Молча прощаются. 

Егор (Бубну). А я Юльке ничего не написал. 

Б у б е н. Такую девку захватил, черт... 

Е г о р. А ты думал: раз Волга впадает в Каспийское 
море... 
Пьяные немцы запели песню. 

Б у б е н. Фрицы!! Не пой, сволочь! 

Стало тихо. Слышно громкое шипение. Это дает залп наша 
"Катюша". 

(Восторженно.) Не пой, сволочь, когда наша "Катюша" 

поет. Братцы!.. Полковник жив! Слышите?.. 

Ф а рм а н о в. "Катюша"! 

К у д ро в. Спой, "Катюша", спой, милая, фрицам, 

чтоб их!.. 
Разрывы. 

Б у б е н. Семь гробов! Гитлеру, Геббельсу, Герингу, 
Муссолини, Маннергейму, Антонеску... 

К у д ро в. Эх, а Риббентропу-то! 

Вбежал А н д ре й с пулеметными лентами в руках. 

Ф а рм а н о в. А-а, фриса домой пошла... 


Сталинградцы 

А н д ре й. Живем, братцы!.. (Бубну.) Товарищ стар- 
шина второй статьи, комиссар тебя требует. 

Б у б е н. Есть идти к комиссару. Кудрову дашь десят- 
ка два, ребятам по обойме, остальные - себе. Остаешься 
за старшего. Понял? Стрелять только в крайнем случае. 
(Исчез за выступом стены.) 

Пауза. 

К у д ро в. Затишка, аж страшно... 

Е г о р. Эта затишка нам боком выйдет... 

А н д ре й. Чего пугаешь? Впервой, что ли? 

К у д ро в. А что, ребята, сидим мы тут, любезности с 
немцами разговариваем, а вдруг и впрямь фриц в городе 
полный хозяин? 

Раненый (он лежит в ванне). Рота, за мной! Огонь! 
Огонь! Т-так!.. 

Бойцы смотрят друг на друга. 

Андрей. Кто это? 

Е г о р. Остроухов... Раненый. Живой еще... 

Р а н е н ы й. Ку-да? Огонь! Ого-онь! Подпускай бли- 
же... За мной!.. (Подражает пулемету.) Та-та-та... Огонь - 
пли! Огонь - пли!.. Т-так... Мария! Мария-а! (Страшно 
кричит.) А-а-а!.. Кровь! Уберите кровь!.. 

К у д ро в. Что ты! Что ты! Нету крови. 

Р а н е н ы й. В животе кровь... Кругом кровь... 

Пауза. 

Ф а рм а н о в. Сколько так сидеть будем? 

А н д ре й. Пока приказ не получим. 

Е г о р. От кого? Командира полка убило. 

К у д р о в. А комиссар на что? Комиссар дивизии с 
нами. 

Ф а рм а н о в. Зачем вперед не идем? Зачем назад не 
идем? Зачем сидим так? 

К у д ро в. Трудно мне с тобой по политическим во- 
просам разговор вести: не агитатор я. (Внушительно.) 
А затем сидим, что полк наш имеет первый номер, и 


Юлий ЧЕПУРИН 

потому все опасные дела без него обойтись не могут. Мы 
вот прорвались в тыл к фрицам, положили их без числа, 
без счета, а тем временем полковник наш фрицев от воды 
отпихнул, чтобы им пить нечего было... 

Е г о р. А нам - жрать... 

Кудров (не обращая внимания на реплику Егора). 
А вот нынче полковник дом этот... Андрей, Домом спе- 
циалистов, что ли, он зовется? 

Андрей. Ага. 

К у д ро в. Специалистов дом возьмет, мы со своими 
соединимся, ты враз забудешь, что пять суток в окруже- 
нии сидел, зубами от голода щелкал. 

Ф а рм а н о в. Моя не понимает... 

Кудров (Егору). А ты, Егор, не суйся, когда челове- 
ку положение обьясняют. 

Егор (Андрею). Давай патроны. 

А н д ре й. Подучи. 

Е г о р. Пять штук? Всего? Я лучше кирпичами буду. 

К у д ро в. Злой ты, парень. 

А н д ре й. С голоду. 

Б о е ц. Со страху. 

К у д р о в. А что? Верно! И я со страху злой стал, ког- 
да к Волге впервые подошел, пожар увидал. 

Б о е ц. Хы! Это что! Вот я намедни натерпелся стра- 
ху, да! На всю жизнь. Признаться, второй год на фронте, 
а с фрицами до этого случая встречи не имел. Мое дело 
было пищу готовить да за кухней следить. Иду как-то с 
термосом по берегу, смотрю - пленного фрица ведут. 
Такой меня интерес разобрал, иду и на него глазею. Под- 
водят ребята немца к блиндажу, а около блиндажа какой- 
то дядька дрова колет: фуфайка стеганая на нем, шапка 
каракулевая, а брови нахмуренные. Невзрачный, одним 
словом, на вид человек. Подбежал я к нему, за рукав дер- 
гаю, кричу: "Папаша, бросай работу, пленного фрица ве- 
дут! Глядь, какого пымали!" Повернулся он к фрицу ли- 
цом, ребята конвойные руки по швам и докладывают: так 
и так, что делать с фрицем? Он говорит: "Фрица - на 


Сталинградцы 

допрос, а этого, - на меня показывает, - на передовую. 
Ему, я вижу, на фрицев охота поглядеть". Вот я и по- 
пал... 

К у д ро в. Кто же это был-то? 

Б о е ц. Сам командующий армией. 

Кудров. Ну? 

Боец. Вот те и "ну"! 

А н д ре й. Какой же он из себя? 

Б о е ц. Описать невозможно. Потому как от страху у 
меня все тогда в глазах помутнело. 

Бойцы смеются. Их смех отрывистый, короткий: видно, нер- 
вы у всех предельно напряжены. 

К у д ро в. Гляжу на эту семейную кровать и своих 
вспоминаю. И такая злоба у меня к фрицу является, что 
бил бы его живого и мертвого, сволоча... 

Е г о р. Чудо будет, если спасут нас... 

К у д ро в. А ты в чудеса верь! На земле чудеса бы- 
вают. 

Е г о р. Какие? 

К у д ро в. Да вот хоша бы: кто смерти боится, того, 
говорят и воротами придавит. 

Фарманов (быстро). Зачем сказал так? 

К у д ро в. Ага! Понял! Ты на меня, Фатах, не оби- 
жайся, я - человек лесной, откровенный. Гляжу на тебя 
и думаю: ты, поди, до войны такой арап был, пробу не- 
где ставить. А тут дурачком прикидываешься: "Моя не 
понимает". 

Ф а рм а н о в. Моя не понимает. 

К у д ро в. Врешь! Ты все понимаешь! Хлеб - пони- 
маешь? Вода понимаешь? 

Ф а рм а н о в. Мой домой Андижан хотим... Мой дом 
хорош есть... Солнце много. Чайхана... Жена Жахар. Плов. 
Барашек. Абрикос, виноград много есть... (Другим тоном.) 
Здесь хлеб нет... Табак нет. Немес стреляет. Наш не хочет 
так... Моя жить хотим... 

К у д ро в. Живи... (Негромко напевает.) 


Юлий ЧЕПУРИН 

Бежал бродяга с Сахалина 

Сибирской дальней стороной... 
(Пауза.) А ты думаешь, я домой не хочу? В тайгу родную. 
Думаешь, у меня по глухим лесам, по тишине душа не ис- 
тосковалась?.. Хорошо у нас в тайге, красиво. Особливо 
утром. Пройдет дождь и будто серебра на дереваV навесит... 
Изумрудными каменьями роса горит. Каких только птах у 
нас нет! Иную простым глазом не различишь, а зальется... 
и-их! Выйдешь утречком, глянешь на мир - божья благо- 
дать! Крикнешь: "А-га-га!" А леший тебе в ответ: "Уго-го!" 

Немцы дают очередь из пулемета. 

Е г о р. Тише, черт!.. 

А н д р е й. Рассказывай, рассказывай, Кудров! Я с 
фрицев глаз не спускаю. Пугни их еще разок... У тебя у 
самого голос, как у лешего. 

К у д ро в. А воздух какой! Захлебнешься! Чистый! 
Он, как здоровая кровь, силу в себе имеет. (Другим то6 
ном.) А жрать здорово хочется. Охоты нет говорить. Не 
могу рассказывать. 

Ф а рм а н о в. Зачем война? Зачем немес-фашист 
пришел? 

К у д ро в. Плов твой узбекский жрать, жену твою 
Жахару мучить. 

Фарманов вскочил, застонал. 

А-а, понимаешь? Пришел фриц наш хлеб жрать, на на- 
ших постелях спать, наших баб портить. 

Фарманов. У-у-у! (Как всегда в минуты сильного 
волнения не находя русских слов, произносит проклятия в 
адрес немцев на узбекском языке.) Пусть только подойдет 
к моей жене фриц-собака! 

К у д р о в. Зубами скрипишь? Гордый ты человек, 
Фатах, а на настоящую драку неспособный. 

Фарманов. Фатах - трус? 

К у д ро в. Этого не скажу. Ты зубами заскрипел, ког- 
да я правду о фрицах сказал. Значит, не накипело в твоем 


Сталинградцы 

нутре, ежели злоба твоя, как искра на ветру, вспыхнет и 
опять погаснет... (Быстро вскинул винтовку, выстрелил). 
Пятьдесят седьмой. (Вынул стреляную гильзу, рассматри6 
вает ее.) А у меня вот с каждым часом злость на фашистов 
все больше и больше. Оттого и промаха не знаю... (Достал 
из кармана пригоршню стреляных гильз.) Как до сотни до- 
гоню, в партейные буду подаваться. Слово себе такое дал. 

Ф а рм а н о в. Учи Фатаха так стрелять. Учи... Как 
ты, снайпер будем... 

Андрей. 

Снайпер с девушкой встречался 

Очень осторожно, 

Только раз поцеловал 

Из пяти возможных... 

К у д ро в. Веселый ты, Андрейка! Ты кем до войны- 
то, слышь, был? 

А н д р е й. Тут, в Сталинграде, живописцем работал. 

К у д р о в. Это что же - инженером, вроде? 

А н д р е й. Не-е, мастер по жилищному строитель- 
ству. Оштукатурят строители квартиру и меня приглаша- 
ют. Прихожу и соображаю: какой же ей нарядный вид 
придать, чтобы людям не скучно жить было? Приправ- 
лю стены "синим камнем", медным купоросом, значит, 
и начну расписывать. Эх!.. Потом женился... 

К у д ро в. Была не была? 

А н д р е й. Нюра моя модельщицей работала в литей- 
ном цеху, тоже художественная работа... Приятно жили! 
Она работает, я работаю. Вечером встретимся, идем в 
кино, в театр. Оба смеяться любили. Я иной раз так на- 
смеюсь - на работу выходить не могу. Сколько раз бюл- 
летень брал. Ей-богу! 

Бойцы смеются. 

Эх, Нюра, Нюра!.. (отвернулся.) 

К у д р о в. Ничего, Андрюша, встретитесь... 

А н д ре й. Может быть, не встретимся, может, по- 
встречаемся... (Достал из6под разрушенного пола гармонь, 
наигрывает, поет.) 


Юлий ЧЕПУРИН 

Может быть, не встретимся, 
Может повстречаемся, 
Может, все забудется 
В горький час беды. 
Все равно, хорошая, 
Выйди, попрощаемся, 
Мне дорога дальняя 
Сквозь огонь и дым. 
Выживу, не выживу, 
Что со мною станется, 
Не к добру загадывать, 
Сердце бередить. 
Может, не доехать мне 
До последней станции, 
Может, посчастливится - 
Буду невредим... 

К у д ро в. Пой! Пой, Андрюша! 

Бойцы настороженно следят за немцами и в то же время слу- 
шают песню. 

Ан д рей. 
Выйди, моя милая, 
В сад, где пахнет вишнями, 
Встретим зорьку алую 
Мы в последний раз. 
Разве, моя милая, 
На земле мы лишние, 
Что двенадцать месяцев 
Смотрит смерть на нас?.. 


Пауза. 

К у д ро в. И на самом деле: выходит, русский на зем- 
ле лишний, а он фриц, - не лишний! 
Е г о р. Размечтались! Смотри... 

Андрей бросается к пулемету. 

К у д ро в. Стой! Погоди, не стреляй! 
Фарманов. Кто бежит? 



Сталинградцы 

К у д ро в. Мальчонка какой-то... Из большого дома 
выскочил к нам. верно, перебежать хочет... 

Б о е ц. Снимут его гады сейчас. 

А н д р е й. Кудров, прикрывай его огнем... Я - из пу- 
лемета... 

Стреляют. Вбегает В и т ь к а. Он грязный, оборванный. 

Ранен? 
Витька падает, его окружают бойцы. 

Е г о р. Испугался он только. О камни поцарапался. 

Б о е ц. Посчастливилось парню. 

Андрей. Ты чей? 

Витька. Это вас так мало? 

К у д ро в. А тебе много надо? 

В и т ь к а, Кто у вас командир? 

А н д ре й. Зачем тебе? 

В и т ь к а. Доложить обстановку. 

Бойцы смеются. 

А н д ре й. Стратег. Отдышись сначала! 

Витька. А вам в тот дом надо? Ага? 

А н д ре й. Больно любопытный... 

В и т ь к а. А чего же! Тут вы не пройдете! Оборону их- 
нюю не перегрызешь... Я вам другой ход покажу. Тут кру- 
гом фашисты все заминировали, а вон там, где детпло- 
щадка была, не успели. Если будете слушать мои прика- 
зания, мы из детской площадки ворвемся. 

Бойцы смеются. 

К у д р о в. Ну, ты даешь жизни! Где ты, паря, раньше 
был? Давно бы мы в твоем доме на постелях спали. 
Жизнь, Фатах! 

Входит Бубен. 

Б у б е н. Почему стреляли? (Увидал Витьку.) Витька! 

Витька. Дядя Яша! 

Б у б е н. С неба свалился? 


Юлий ЧЕПУРИН 

В и т ь к а. Дядя Яша, фашисты минометы на крышу 
вытаскивают. По вас стрелять хотят... 

Б у б е н. Ясно. С земли не взяли, с неба хотят. Куд- 
ров, наблюдать за крышей! (Витьке.) Много немцев там? 

В и т ь к а. Целый гарнизон. Тыщи две. 

Б у б е н. Придется зарываться в землю. (Витьке.) 
Идем к комиссару. 

Ушел с Витькой. 

К у д р о в. От горшка два вершка, а разговор генерала 

имеет. 
Бойцы наблюдают за домом. 

А н д ре й. Эх, сейчас бы какой-нибудь художествен- 
ной пищи, вроде... сухаря. Когда я на Юго-Западном во- 
евал, трофеи мы однажды немецкие взяли: эрзац - сли- 
вочное масло. Коробочка золотом отделана, ключик для 
раскупорки - чисто, аккуратно. Снимешь крышку, а 
там... пусто! Запах один. 

К у д ро в. То есть это как же? 

А н д ре й. Очень просто. Такой масляный дух идет, 
что голова кружится. Садятся фрицы в кружок, макают 
хлеб в запах и рубают почем зря... 

К у д ро в. Ну ты скажи!.. И надолго хватает? 

А н д р е й. Пока фрицы новое село не разграбят и на- 
стоящего масла не наворуют. 

Е г о р. Брось сказки, тошно! У людей от голода судо- 
рога, а ты клоуна из себя строишь. 

К у д р о в. А по мне, Андрюша, сейчас русских щей 
бы... 

А н д ре й. Ложка есть... (Вынул из6за голенища метал6 
лическую ложку.) 

Е г о р. Не выбраться нам, братцы! Какой бой без ору- 
жия! 

А н д ре й. У солдата всегда есть личное оружие. (Под6 
нял руку с ложкой.) Во! 

К у д ро в. Ложка! 

А н д ре й. Это не ложка. 


Сталинградцы 

Кудров. А что же? 

А н д ре й. Пулемет - знаете, что такое? 

Голоса. Знаем. 

А н д ре й. Миномет? 

Голоса. Знаем. 

А н д ре й. Пулемет, миномет, а это - "ложка-каше- 
мёт", или, как по-научному, ЛК-42 - "ложка-кашемёт 
образца 1942 года". 

Голоса. Вот черт! 

- Придумает же! 
А н д ре й. Как и всякое оружие, "ложка-кашемёт" 
состоит из трех основных частей: едало, стебель едала и 
держало. Едало представляет собой углубление яйцевид- 
ной формы, при помощи которого пища вводится в орга- 
низм человека. Стебель едала... (показывает на черенок) 
имеет ребро жесткости и два боевых уступа. 

Г о л о с а. Мать честная! 

- В сам деле оружия! 
А н д ре й. Стебель едала служит для соединения едала 
с держалом. Держало имеет вид расширенной металличес- 
кой пластинки и служит для прихвата средним, указатель- 
ным и большим пальцем правой руки, согласно уставу. 

Бойцы смеются. 

(Егору.) Ты чего, Егор, скис, мешаешь ребятам с веселой 
душой смерть принять? 

Входят Шелест, Бубен и Витька. 

Ш е л е с т. Здравствуйте, товарищи! 

Б о й ц ы. Здравствуйте, товарищ комиссар! 

А н д р е й. Есть нечего, товарищ комиссар, так бас- 
нями себя тешим. 

Ш е л е с т. Дело неплохое. 

Свистит мина, взрыв. 

А н д ре й. Не бойся, братцы, это немцы по нас пока 
пристрелку делают. Фатах, под стенку не ложись - обва- 
лится. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Ш е л е с т. Пока немцы сделают пристрелку, стемне- 
ет. Ночью они стрелять не будут. Ночь наша. Товарищ 
Б у б е н! Будем брать штурмом Дом специалистов. 

Фарманов (Кудрову). Говори комиссару!.. Зачем 
штурм? За Волгу уходить надо. 

Шелест слышит эти слова, но не подает виду. 

К у д р о в. За Волгой от одного срама жизнь не в ра- 
дость станет. 

Ш е л е с т. Правильно, товарищ Кудров! За Волгой 
для нас земли нет. Нам или жить, или умирать - здесь, в 
Сталинграде. (Фарманову.) А вы... когда соединимся с на- 
шими товарищами, разрешаю вам переправиться на ле- 
вый берег. В госпиталь. В тыл. Санитаром. А сейчас от- 
дайте мне свою винтовку. 

Фарманов (вскочил). Моя не дает! Моя немес бьет! 
Моя госпиталь не хочет! 

Ш е л е с т. Товарищ красноармеец, отдайте винтовку, 
а сами берите мой автомат. 

Фарманов стоит, широко раскрыв глаза. 

Мне штык нужен. 

Фарманов (схватил автомат). Хорош есть! Спа- 
сибо. Клянусь здоровьем матери, Фарманов не будет тру- 
сом. 

В и т ь к а. Стрелять умеешь? 

Кудров. А ты? 

В и т ь к а. Я-то умею. Я двух фашистов убил. Я их, 
гадов, до самой смерти теперь буду убивать. 

К у д ро в. Следует, Витька. 

В и т ь к а. Меня за Волгу три раза отправляли, а я 
убегал. (Шелесту.) Товарищ комиссар, прикажите мне 
любой приказ. 

К у д ро в. Стратег! 

Ш е л е с т. Товарищи! К нам в гости пришел сын на- 
шего комдива. Вот он. 

Б о й ц ы. Полковника нашего? 


Сталинградцы 

- Отчаянный! 
- Братва, качать его! 
В и т ь к а. Не надо. Вы подбросите, а немцы из пуле. 
мета в меня попадут... 

К у д р о в. Говорю - стратег! 

Ш е л е с т. Мы его качать будем, когда отцу целым и 
невредимым доставим. 

Б о й ц ы. Доставим! 

Ш е л е с т. Товарищи! Пять суток мы не имеем связи 
с дивизией. Но вы знаете, что полковник Климов от- 
швырнул фашистов от Волги и ведет бой за соединение с 
нами. Немцы укрепились в Доме специалистов и меша- 
ют нашему соединению. Поможем нашим друзьям, вор- 
вемся в этот дом, который отделяет нас от боевых това- 
рищей. Фашисты прислали нам ультиматум. Нам пред- 
лагают сдаться. Нам обещают пощаду. Но мы не сдаемся. 
И не сдадимся! 

А н д р е й. Не сдадимся, товарищ старший батальон- 
ный комиссар! 

Ш е л е с т. Товарищ Бубен, последние патроны отда- 
ем вам. Будете поддерживать штурм. Ваша группа идет 
последней. Мы будем действовать оттуда. Пойдем с од- 
ними штыками. Прорвемся, товарищи! Начало штурма - 
красная ракета. 

Б у б е н. Понятно. 

Ш е л е с т. А Виктор нас поведет. Только от меня ни 
на шаг. Оружие тебе не дам, чтобы легче по камням было 
ползти. 

В и т ь к а. Без оружия меня скорее убьют. Я без нага- 
на не пойду. 
Шелест (обнял Витьку). Ну ладно, дам наган. Идем! 
(Бойцам.) Не прощаюсь... 
К у д р о в. Увидимся, товарищ комиссар! 

Шелест, Витька ушли. 

Егор (тихо поет). 
Извела меня кручина, 
Подколодная змея... 



Юлий ЧЕПУРИН 

Все (подхватывают). 

Догорай, гори, моя лучина, 

Догорю с тобой и я. 

К у д ро в. Господи! До чего же помирать неохота! 
Кончится война, приеду я лет через пять в Сталинград 
и у школы, где подбил первый немецкий танк, литр 
водки выпью. Потом пойду на вокзал, где сжег второй 
танк... 

А н д ре й. Не дойдешь: пьяный будешь, тебя мили- 
ционер задержит. 

К у д ро в. Вот и хорошо! Скажу: "Браток, доведи до 
вокзала, я там второй фрицевский танк спалил, давай 
вместе второй литр разопьем". 

Б о е ц. И что за война! Один дом, и никак его не ото- 
бьешь! 

Андрей (неожиданно вскакивает). Чуть не раздавил. 
Смотри! 

К у д ро в. Музыкальная скрипка... Дай погляжу. (Ос6 
торожно берет скрипку.) Ты скажи! Легкая, как перыш- 
ко, а уцелела... (Тронул пальцами струну.) 

Ф а рм а н о в. Часы так... бум... бум... 

Скрипка пошла по рукам. Бойцы бережно рассматривают ин- 
струмент. Вдруг раздается пронзительный крик раненого, ко- 
торый лежит в ванне: "Пристрелите! Пристрелите меня!" 
Пауза. 

Е г о р. Яша, просьба у меня одна к тебе есть. Испол- 
нишь? 

Б у б е н. Говори... 

Е г о р. Юлька мне карточку свою подарила. Возьми. 

Б у б е н. Зачем? 

Е г о р. Чувствую, не увидеть мне ее больше... 

Б у б е н. Ну и дурак... 

Е г о р. Возьми. 

Бубен (берет фотокарточку). Давай, сберегу. А по- 
сле боя морду тебе набью за хлюпкое настроение... 

Вспыхнула ракета. 


Сталинградцы 

Внимание! Начало штурма. Приготовиться! Все по мес- 
там. Кто струсит и побежит - пристрелю! Смелый на 
всю жизнь другом останется. 

А н д ре й. У солдата, как у живописца, все под рукой 
должно быть. Мазнул - и все в порядке! 

Крики "ура" бойцов, штурмующих дом. 

К у д ро в. Фатах, Фатах, не копошись, не копошись, 
спокойность надо иметь... 

Фарманов. Наши пошли! 

Б у б е н. Огонь! 

К у д ро в. Фатах! Видишь, из окошка пулемет сечет 
наших. А ну! 

Фарманов. А ну!.. (Стреляет из автомата.) 

К у д ро в. Наши у дома почти. Мальчонка впереди... 

А н д ре й. Мины немец ложит... Эх, как ложит, сво- 
лочь! Убит кто-то... 

К у д ро в. Комиссарупал... 

А н д р е й. Не разговаривай. Бей! 

Кудров. Бью. 

Б о е ц. Комиссар убит, ребята! 

Кудров (в сторону соседних окопов). Ребята! Комис- 
сар убит!!.. 

По цепи передаются эти страшные слова. 

Б у б е н. Комиссара вынести надо. Кто добровольно? 
Голоса бойцов. Я! 

- Меня пошлите! 
- Разрешите, товарищ командир! 
Б у б е н. Щуплого надо и сильного... 
Фарманов (шагнул вперед). Я. 
Б у б е н. Ползи! 
Фарманов исчез за стеной. 

К у д р о в. Хорошо ползет. Хорошо... 

Б о е ц. Мальчишка в подвал прыгнул. 

К у д р о в. Фатах до комиссара добрался... 

А н д ре й. К нам возвращается... 


Юлий ЧЕПУРИН 

Б у б е н. Вторая группа пошла. Огонь не прекра- 
щать! 

К у д ро в. Убиты... Нет... Ползут... (Андрею.) Бей! Пол- 
зут... Ах, Фатах!.. Фаташка, дорогой!.. 

Бубен (кричит Фарманову). Голову не поднимай! Эх, 
неопытность!.. 

К у д ро в. Фатах! Поднажми, Фатах! 

Фарманов подползает все ближе и ближе, и, когда до него оста- 
ется несколько метров, бойцы во главе с Бубном, не сговарива- 
ясь, выскакивают из-за стены, бросаются на помощь Фармано- 
ву, втаскивают окровавленных и обессилевших Ф а т а х а и 
Ш е л е с т а. 

Простреленный ты весь, Фатах... 

Ш е л е с т. Бубен, веди... ребят... Дом взять!.. (Упал.) 

Б у б е н. Егор! Ты лучше всех нас эти развалины зна- 
ешь. Умри, но прорвись! Доставить комиссара в штаб. 
Доложишь, что и как... Жив останешься - Юльке при- 
вет. Прощай... 

Е г о р. Прости, если я тебя чем... 

Уносит Шелеста. 

Б у б е н. Андрей, останешься здесь с пулеметом. 
Смотри, чтобы фрицы в спину нам не ударили. В дом 
ворвемся, прикроем тебя, приползешь... Фатаха прине- 
сешь. За мной! 

Бубен и бойцы ушли. 

А н д ре й. Фатах, чем мне помочь тебе? Кровью ты 
весь истекаешь. 

Ф а рм а н о в. Моя жить хочет... Моя фашист убивать 
хочет... Хочешь смотреть, какой Фатах Фарманов есть?.. 
Хочешь? (Схватил автомат, пополз за товарищами.) Там 
товарищи мои, знаешь? 

Крики "ура". Перестрелка. 

А н д ре й. Фатах, милый! В дом наши ворвались! 

Ф а рм а н о в. Сил у меня нет, умираем. 


Сталинградцы 

Андрей (вскочил). Фатах, наши в доме! Ура! 
Выстрел. Андрей падает. 
Ф а р м а н о в. Андрей... Зачем так?.. Андрей! 
Крики немцев. 
Собака немес! Спина бить хочешь! (Дает очередь из ав6 
томата.) С песнями, товарищ, умираем! Фриц, знаешь! 
(Теряя силы, отбивается от наседающих немцев.) 

Автомат замолчал: кончились патроны. 

Патрон нет, кинжал нет, - камень есть... Фатах не будет 
трусом! (Схватил камень, подбегает к окну.) 

Крики "ура". 

Наша дом вошла! Наша... (Повернулся лицом к прибли6 
жающемуся врагу.) Меня убивай, мала польза будешь... 
(В восторге кричит что6то по6узбекски, а затем по6рус6 
ски.) Бубен - хорош! Комиссар хорош! Кудров - хорош! 
Советска народ - хорош! (Сраженный пулей, повис на по6 
доконнике.) 

Е г о р втаскивает 
Ш е л е с т а. Увидев убитых Андрея и Фар- 
манова, бросается к ним. 

Е г о р. Андрей! Андрей! Фатах, что с тобой? Ранен? 
А меня... немцы не пропустили... Сюда они ползут... 
Близко... (Мечется.) Куда же мне? 

За стеной крики немцев, отрывистая команда. 

Товарищ комиссар! Товарищ комиссар! Разрешите, я - 
в дом... Потом за вами приду... К нашим разрешите... 

Ш е л е с т. Иди, товарищ, спасайся... 

Егор убежал за стену. Пулеметная очередь. Егор вбегает обрат. 
но, ищет, куда ему спрятаться, прижимается к камням. Близко 
слышны голоса гитлеровцев. На сцену врывается Т а у б е. Он 
осматривает убитых бойцов, обращается к кому-то за кулисы 
на немецком языке. Зовущий жест. 
Вбегает Хеннес. 



Юлий ЧЕПУРИН 

Т а у б е. Герр обер-лейтенант, входите: никого нет. 

Х е н н е с. Но я видел своими глазами, сюда кто-то 
вбежал. 

Т а у б е. Вам показалось, герр обер-лейтенант. 

Х е н н е с. Проверить! 

Таубе стреляет из автомата в трупы Андрея, Фатаха и целится 

в Егора. Егор вскочил. 

Хеннес отпрянул назад. 

Е г о р. Не убивайте! (Поднял руки.) 

Х е н н е с. Черт вас возьми! Я говорил! 

Т а у б е. Виноват. (Целится в Егора.) 

Е г о р. Не убивайте! 

Х е н н е с. Отставить! (Егору.) Где есть остальной 
зольдат? 

Е г о р. Н-нет... никого... 

Х е н н е с. А вы? Почему вы здесь? 

Е г о р. Комиссара... мне велели отнести. 

Хеннес (живо). Комиссар! Кто есть комиссар? Это! 
Это? 

Е г о р молчит. 

Хеннес выходит из себя, отдает приказание на немецком язы- 
ке Таубе. Таубе наводит на Егора автомат. 

Шелест стонет. 
(Егору.) Это? 
Е г о р. Да... 
Ш е л е с т. Сволочь! 
Х е н н е с. Сколько здесь было русских? Я жду... 
Е г о р. Тринадцать. 

Шелест стонет. 

Х е н н е с. Зачем так? Поднять его! 

Ш е л е с т. Я... сам... (С трудом встал, опирается о вы6 
ступ стены.) 

Х е н н е с. Господин комиссар, я хочу беседовать с 
вами. Где есть штаб полковника Климюва? 


Сталинградцы 

Ш е л е с т. От меня вы ничего не услышите. 

Хеннес (Егору). Русский зольдат, мы оставляем вас 
живой. Вы можете сказать, где есть штаб полковника 
Климова? 

Е г о р. Да... 

Ш е л е с т. Это не русский! 

Х е н н е с. Покажите комиссару, что делает русский, 
когда перестает быть инструментом. Таубе, дайте русско- 
му зольдату автомат. 

Е г о р. Господин офицер... Я... я... 

Хеннес (показал на Шелеста). Стреляй! 

Предатель не может поднять автомат, его руки трясутся. За сте- 
ной крики "ура". В Доме специалистов идет гранатный бой. 

Ш е л е с т. Вот мои солдаты! Русские!.. В доме... 
Я слышу тебя, Бубен, слышу! (Падает.) 

Занавес 


Юлий ЧЕПУРИН 

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ 

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ 

Командный пункт Климова - бетонная труба-туннель. Место, 
где помещается сам Климов, отгорожено плащ-палатками. 
Справа от зрителей - небольшой стол. Слева - широкая дву- 
спальная кровать. На столе несколько телефонов. В углу при- 
строился т е л е ф о н и с т. Он не отрывает трубку от уха. Стены 
туннеля серые, мрачные - освещаются фронтовыми "молния- 
ми" - лампами, сделанными из снарядных гильз. На кровати, 
укрывшись шинелью, спит З о я. К л и м о в разговаривает по 
телефону. 

К л и м о в. "Фиалка"... "Фиалка"... Дорохов? Климов. 
Докладывай. Жмет? Держись! Терпи, говорю. До "свадь- 
бы" пятнадцать минут осталось. Что-нибудь придумаю. 
Да. Подкрепленье? Получил. Много. Орлы! Тебе - в пер- 
вую очередь... А пока от меня помощи ждешь, ты сам 
Зорину помоги. (Положил трубку.) Хоть бы с полсотни 
боевых ребят... (Взял трубку первого телефона.) Зорин! 
Свяжись с Дороховым... 

Входит Сокол. 

С о к о л. Товарищ полковник, ваше приказание вы- 
полнено. Начштаба сейчас будет. 

Климов. Что там? 

С о к о л. Подкоп заканчивают. Такой подземный ход 
под Дом специалистов подрыли - вся наша дивизия раз- 
меститься может. Полторы тонны взрывчатки подтащи- 
ли. Взрыв будет! Ни одного фрица в живых не останется! 

К л и м о в. Беги к артиллеристам. Как только услы- 
шат взрыв, по ориентирам четыре и шесть - заградитель- 
ный огонь. 

Сокол. Есть! (Ушел.) 

Климов (телефонисту). Подполковника Гончарова. 

Т е л е ф о н и с т. Есть! "Ландыш"! "Ландыш"! Я - 
"Пол-литра". "Пол-литра", говорю, вызывает... 


Сталинградцы 

К л и м о в. Какой "пол-литра"? Что за позывной, 
черт возьми! 

Т е л е ф о н и с т. Опять сбился, товарищ полковник! 
Позывной на эти дни чудной дали: "палитра" какая-то! 
А что это такое, никто не объяснил. Такого и слова-то 
нет, наверно. 

К л и м о в. Есть такое слово. А не узнал, что оно оз- 
начает, плохой солдат. 

Телефонист (в трубку). "Ландыш"! "Ландыш"! 
(Протянул трубку.) 

К л и м о в. "Ландыш"! Почему не отвечаешь? Мина у 
блиндажа разорвалась? Обрыв? Связал? Молодец! Как 
твоя фамилия? Ерохин? Давай, Ерохин, хозяина. Климов. 
Чем порадуешь, Гончаров?.. Что? Повтори... Гончаров... 
(Бросил трубку.) Радист! 

Р а д и с т высунулся из-за плащ-палатки: "Слушаю". 

Лови позывные Гончарова. Телефонная связь оборвалась. 
Гончарова давай... 

Входит Жилин. 

Ж и л и н. Что с Гончаровым? 

К л и м о в. Черт знает... Недоброе что-то. Доложить 
не успел. Дежурный! Проволочную связь с Гончаровым. 

Голос дежурного: "Есть!" 

Закончили? 

Ж и л и н. В подкопе спички гаснут, воздуха не хвата- 
ет. Саперы задыхаются, а работают. 

Голос радиста за плащ-палаткой: "Буря", я - "Дождь". "Буря", 
я - "Дождь". Ты слышишь? Ты слышишь? "Буря", я - 
"Дождь", "Буря", я - "Дождь"... Перехожу на прием... Не отве- 
чает Гончаров, товарищ полковник. Питание у них вышло или 
передатчик миной разбило - не иначе. Радист у них мировой". 

Климов. Давай еще раз. (Жилину.) Если Гончаров 
не выдержит, значит, подготовка к взрыву Дома специа- 
листов насмарку. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Перестрелка. Вбегает С к в о р ц о в. 


С к в о р ц о в. Товарищ полковник!.. Офицер связи... 
младший лейтенант Скворцов... (Качнулся, но усилием 
воли заставил себя стоять.) От Гончарова... КП полка ок- 
ружен. Немцы сняли боевое охранение. Прошли наше 
минное поле... (Опустился на кровать.) 

Климов. Что? 

Скворцов хочет встать. 

Сидите! 

С к в о р ц о в. Бой... Подполковник приказал... Арто- 
гонь по КП. Эх, ребята!.. (Упал.) 

Ж и л и н. Мертв. 

К л и м о в. Кто минировал участок Гончарова? 

Ж и л и н. Инженер Земцов. 

К л и м о в. Ко мне Земцова! 

Жилин. Есть (Ушел.) 

Климов (телефонисту). Минбат! (Взял трубку.) 
Пшенов? Огонь по КП Гончарова. Да! Да! Давай! 

Входит С о к о л. Бойцы уносят Скворцова. 

Сокол, лети к соседу слева. Пусть демонстрируют наступ- 

ление, чтобы отвлечь силы немцев от Гончарова. 

С о к о л. Ясно, товарищ полковник, (Ушел.) 

Телефонист (радостно). Товарищ полковник, 
есть! Скорее! 

К л и м о в. "Ландыш"? Гончаров? Жив? Ну, ну... 

Входят Жилин и Земцов. 

Лезут? Силы подбросили? Ага... ага... Держись! Держись! 

(Положил трубку телефона, обратил внимание на газету, 
которой накрыт стол, читает вслух.) "В Уфе открылся 
новый родильный дом". (Улыбается.) Родятся ребятки. 
(Военинженеру, неожиданно строго.) Ты какого же черта 
такие мины ставишь, по которым немцы пешком ходят? 
Проверить лично и доложить фамилии виновных! Так 
и знай: Гончаров погибнет - тебя первого расстреляю. 


Сталинградцы 

З е м ц о в. Есть! Слушаю. Разрешите идти? (Ушел.) 

Ж и л и н. Что у Гончарова? 

К л и м о в. Держится. Из Дома специалистов прямой 
наводкой по нему бьют. Скорее взрывать надо. 

Ж и л и н. Осталось вынуть несколько кубометров 
земли. 

К л и м о в. Саперам помочь! Всех, кто есть в штабе, 
на помощь саперам! 

Жилин ушел. Входит ра д и с т. 

Р а д и с т. Радиограмма из штаба армии. 

Климов (читает). "Немедленно высылайте боевое 
донесение". Радируй: будет! 

Радист. Есть! (Ушел.) 

Климов (телефонисту). Поднимай Зойку, а сам 
беги, саперам помогай! 

Телефонист (снимает со спящей девушки шинель). 
Будить страшно. Как спит... Ишь, губами чмокает, улы- 
бается... 

К л и м о в. Не трогай. Иди... Я сам... 

Телефонист ушел. Климов осторожно накрыл девуш- 
ку шинелью. 

Сокол (входит). Товарищ полковник, комендант 
переправы и лодочник просят разрешения войти. 

Климов. Давай. 

С о к о л. Входите! 

Входят комендант переправы и Захарыч. 

Захарыч (без предисловий, Климову). Ну не безобра- 
зие, ты скажи? 

К о м е н д а н т. Товарищ полковник... 

Захарыч (коменданту). Погоди! (Климову.) Я опос- 
ля вчерашнего боя всех раненых не могу на ту сторону 
перекинуть, люди на глазах мрут, а он... этот... Отдай, 
вишь, ему эти две лодки. 

К о м е н д а н т. Товарищ полковник, мне надо пере- 
править с того берега сто сорок ящиков гранат, двести 
пятьдесят ящиков патронов. 


Юлий ЧЕПУРИН 

З а х а р ы ч. Тебе патроны, а у меня люди кровью ис- 
текают. Не дам! 

Климов на секундочку задумался. 

Климов (Захарычу). Ты перевезешь на тот берег 
всех раненых. 

З а х а ры ч. Слушаюсь. 

Климов (коменданту). А ты с того берега доставишь 
сюда все, что положено. (Захарычу.) Отвечаешь за каж- 
дого человека. (Коменданту.) За каждый патрон. Отсюда 
все лодки загружать ранеными, оттуда - боеприпасами. 
Ясно? 

З а х а р ы ч. Мудро, ерша те в бок. И порожних рей- 
сов не будет. 

Комендант (виновато улыбнувшись). Мозга за моз- 
гу, товарищ полковник, зашла, такой ерунды не могли 
сообразить. 

З а х а ры ч и комендант уходят. Входит Ж и л и н. 

К л и м о в. Почему до сих пор не отправляешь в штаб 
армии боевое донесение? 

Ж и л и н. Написано. 

Климов. Читай! 

Жилин (читает). "В результате пятидневных боев 
соединиться с отрезанным первым полком не удалось. 
К исходу сегодняшнего дня противник несколько раз пы- 
тался сбросить дивизию в Волгу. Все атаки отбиты, но 
дивизия понесла большие потери и в данный момент яв- 
ляется небоеспособной. Прошу Военный совет оказать 
поддержку людьми или немедленно отвести дивизию на 
отдых. 

К л и м о в. А название почему не указал? 

Ж и л и н. Название - чего? 

К л и м о в. Дома отдыха для дивизии. 

Жилин (обиженно). Это боевое донесение, товарищ 
полковник! 

К л и м о в. Жалобная книга. (Разрывает донесение.) 


Сталинградцы 

Ж и л и н. Я не понимаю... 

К л и м о в. Что же, черт тебя возьми! Через три ми- 
нуты дом штурмовать, а ты бумагу слезами мочишь? 
Принимал участие в разработке плана операции, а теперь 
хвостом виляешь? 

Ж и л и н. План был составлен вчера. Со вчерашнего 
дня дивизия непрерывно ведет бой. Она потеряла две 
трети своего состава. Я буду говорить откровенно, Сер- 
гей Васильевич! Я привык говорить правду. Потеря отре- 
занного полка для нас с тобой очевидна. 

К л и м о в. Полк в тыл к немцам послал я. Дальше? 

Ж и л и н. Эта потеря... 

К л и м о в. Крови пролито много. Знаю. Но задачу, 
поставленную командующим, я выполнил? Заданный ру- 
беж держу? Короче - что ты предлагаешь? 

Ж и л и н. Объяснить Военному совету всю серьез- 
ность обстановки, доказать, что полоса земли, на кото- 
рой мы висим, не имеет ни стратегического, ни такти- 
ческого значения, и просить разрешения вывести уцелев- 
шие полки дивизии на доформирование. Они заслужили 
это большой кровью. 

К л и м о в. А победа разве поцелуями дается? 

Ж и л и н. До победы надо дожить. 

К л и м о в. И ты смеешь, полковник, бросая город на 
растерзание фашистскому зверю, говорить о жизни? 

Жилин порывается что-то сказать. 

Молчи! Ты думаешь, наши бойцы меньше нас с тобой 
любят жизнь? Ради жизни они стоят и будут стоять здесь 
насмерть. 

Ж и л и н. Если бы эти красивые слова прибавили нам 
тысячу бойцов... 

Климов (горячо). Ту самую тысячу, которую мы по- 
теряли из-за того, что дивизии с ходу пришлось вступить 
в бой. 

Ж и л и н. Я тридцать лет в армии и позволю себе на- 
помнить, что если к началу выполнения боевой задачи 


Юлий ЧЕПУРИН 

командир лишается более половины своего состава, он 
обязан пересмотреть план операции или приступить к 
осуществлению последней только с санкции высшего на- 
чальства. 

К л и м о в. Ты предлагаешь бежать? 

Ж и л и н. Это крайности. Ты знаешь, дивизия на- 
ходится в чрезвычайно тяжелом положении. Но ты не 
подозреваешь, насколько это положение катастрофично. 
В полку Зорина - девяносто восемь штыков. У Гончаро- 
ва - сто тридцать штыков. Пульбат Дорохова почти весь 
выведен из строя. Полки истекают кровью. Всякой на- 
грузке есть предел. 

К л и м о в. Ты - математик. Ты подсчитал все: 
сколько потеряли, где, когда, чего... А я не математик. 
Я - командир дивизии. За пять дней боев моя дивизия 
стала в пять раз меньше. Но я знаю: каждый боец сегод- 
ня дерется за троих, а завтра будет драться за пятерых. 
Ты видел офицера связи? Он вбежал в блиндаж почти 
мертвым, но он заставил себя жить еще одну минуту, что- 
бы выполнить приказ. Я плохой математик. Я плохой и 
командир. Я доверил тебе дивизию на железной дороге. 
Я доложил командующему. Я верил, что полки не задер- 
жит в дороге никакая сила, а ты побоялся расстрелять 
двух мерзавцев на железной дороге... Ты знаешь, чего это 
нам стоит? Если бы ты опоздал на час, немцы не подо- 
шли бы к заводу. Если бы ты опоздал на два часа, мы не 
отдали бы им площадь. Если бы ты опоздал на три часа, 
мы вгрызлись бы в землю у самой воды и удержали бы 
ее, потеряв десяток бойцов. Но ты опоздал на пять часов! 
За это время немцы прошли площадь, укрепились в Доме 
специалистов и пятые сутки поливают нас оттуда огнем. 
Это тоже математика? 

Ж и л и н. Плохая математика в результате плохой 
тактики. 

Климов (вскипел). Тактика? (Схватил обрывки бое6 
вого донесения.) Эта? 

Жилин порывается что-то сказать. 


Сталинградцы 

Молчи! Пока ты сочинял свою хваленую "тактику" хоро- 
нил дивизию, вымаливал разрешение переправиться на 
левый берег, сто тридцать бойцов Гончарова отбили во- 
семь атак, сожгли одиннадцать немецких танков и сорва- 
ли новое наступление врага. Вот моя тактика! 

На лице Жилина растерянность. 

Все! Пиши! 
Жилин пишет. 

Рубеж будет удержан. Настроение бодрое. 

Жилин (бросая карандаш). Но это же неправда! 

К л и м о в. Твою правду можешь доложить Военному 
совету. Разрешаю. 

Вошел радист. 

Р а д и с т. Штаб армии. Опять насчет боевого доне- 
сения. 

Климов берет бумажку, которую только что писал Жилин, и 
уходит с радистом за плащ-палатку. Голос Климова: "Рубеж 
будет удержан. Настроение бодрое. В пополнении не нуждаем- 
ся. Зашифровывай..." 

Голос радиста: "Двадцать два. Сорок три. Двадцать девять. 
Одиннадцать. Сорок семь. Пятьдесят три. Двадцать шесть. 
Двадцать восемь". 

Ж и л и н. Я тридцать лет в армии... 

Голос радиста: "Готово, все". Голос Климова из-за плащ-палат- 
ки: "Подожди... Полковник, ты свою правду зашифровывать 
будешь или открыто передашь - пусть немцы послушают?" 
Жилин выхватывает пистолет, подносит его к виску. 

Зоя (вскочила с постели, кричит). Товарищ полков- 
ник! 
Вбегает Климов. 

Климов. Что такое? (Увидел у Жилина пистолет, 
выхватил оружие. Зое.) Молодец! (Держит на ладони пис6 
толет.) ТТ, образца тысяча девятьсот тридцать восьмого 


Юлий ЧЕПУРИН 

года. А какого образца дурак ты, полковник? (Короткая 

пауза). Положи на стол партийный билет! 

Ж и л и н. Вы не имеете права... 

К л и м о в. Я командир дивизии и не привык повто- 
рять или отменять своих приказаний. 

Жилин кладет партбилет. 

После боя получишь. Если... заслужишь... (Горячо.) Если 
бы ты сейчас убил себя, я бы второй раз расстрелял тебя 
за то, что в такую минуту ты оставляешь дивизию без 
начальника штаба. 

Жилин (просветлел). Сергей Васильевич!.. 

Вбегает Сокол. 

С о к о л. Товарищ полковник, к взрыву все готово. 
Тол заложили. Вашего приказания ждут. 

Климов (возвращает оружие Жилину). Непосред- 
ственное руководство операцией по захвату Дома специ- 
алистов поручаю тебе. Отдавай приказание! 

Жилин. Есть! (Соколу.) Красную ракету в зенит! 

Сокол. Есть! (Ушел.) 

Ж и л и н. Сергей Васильевич... 

К л и м о в. После боя... после боя... 

Жилин (горячо). Я считаю своим долгом... 

К л и м о в. И о долгах, старина, после. Рассчитаем- 
ся... (Телефонистке.) Давай, Зойка, командиров полков. 
По очереди... Жилин секунду стоит, не зная, что ему де- 
лать, потом решительно выходит из блиндажа. 

Зоя (вызывает). Говорите, товарищ полковник! 

К л и м о в. "Фиалка"? Дорохов, начинаем "свадьбу". 
(У другого телефона.) "Ромашка"? Начинаем "свадьбу". 
(У третьего телефона.) "Василек"? Начинаем "свадьбу". 
(У четвертого телефона.) "Ландыш"! "Ландыш"? "Чайная 
роза", черт возьми! Гончаров, начинаем... (Положил 
трубку.) Пусть фрицы этот букет понюхают... (Зое.) Выс- 
палась? 

З о я. Ага. 


Сталинградцы 

К л и м о в. Чтобы тебе не мешали, я всех из штаба 
выпроводил. Мертвая тишина была. 

Зоя (улыбнулась). Да, тихо... 

Голос Сокола за сценой: "Сюда... Сюда!.." Вбегает С о к о л. 

С о к о л. Товарищ полковник! Саперы бикфордов 
шнур зажгли, через пять минут взрыв - а... тут... 

Климов. Ну? 

Сокол (обернувшись в сторону входа, кричит). Сюда! 

Климов. Кто там? 

Сокол (задыхаясь от быстрого бега). Снайпер... из 
окружения. От комиссара, товарища Шелеста. 

Вбегает 
К у д р о в. Его трудно узнать. Шинель изорвана в 
клочья. Голова перевязана. В руках винтовка. 

К у д ро в. Разрешите... 

К л и м о в. Как фамилия? 

К у д ро в. Афанасий Кудров. 

Климов. Откуда? 

К у д ро в. Товарищ полковник, немцев в доме - 
тыщи... Прижали было нас... Ну да моряк у нас есть. 
Нами командует вместо комиссара. Яшка Б у б е н. Дает 
немцам жизни. Бой, одним словом, мы ведем... 

К л и м о в. А комиссар? Комиссар где? 

К у д р о в. Не приносили разве? Ранило его тяжко. 
Моряк решил... Приказал Егору... такой с нами был... че- 
рез немцев прорваться... к вам доставить... Не был? 

Климов. Нет. 

К у д ро в. Обоих, значит... А мне приказано сказать... 
Ворвались мы в дом. 

Климов (вскочил.) Что? 

К у д р о в. Девять человек. Угол у фрицев отбили. Дер- 
жим! Час держим. И ребята сказали: "Беги, Кудров, за 
подмогой. Беги, а мы будем драться до тех пор, пока не 
останется у нас ни силы, ни крови, ни воздуха в легких". 

Климов (Зое). Саперный! (Взял трубку.) Холодов? 
Сколько минут осталось до "свадьбы"? (Положил трубку, 


Юлий ЧЕПУРИН 

подошел к схеме.) Откуда, с какой стороны в дом ворва- 

лись? 

К у д р о в. Не разбираюсь. 

Климов (торопливо). Это - Волга. Здесь - мы. 
Это - Дом специалистов. Вы находились... вот... Около 
какой стены сейчас твои товарищи находятся? 

К у д р о в. Со стороны детплощадки мы нагрянули. 
Ищи, ежели нарисована. 

Климов. Ясно. 

К у д ро в. Мальчонка нас провел... (Вдруг.) Товарищ 
полковник... так это же... сын же ваш! Витька! Господи! 
Забыл! Письмо наказал вам передать. (Передает записку.) 
Товарищ полковник, выручать их надо! Дом захватить. 
Дом возьмем - легче жить станет. 

Климов (с трудом сдерживая волнение). Товарищ 
Кудров! Дом мы возьмем. Взорвем и возьмем. 

К у д р о в. Верно! Чтобы всех фрицев... Сколько они 
нам крови испортили... (Спохватился.) Погоди! То есть 
как это - взорвать. А ребята? Товарищ полковник, ребя- 
та как же? 

К л и м о в. Удастся - спасем... 

К у д р о в. Выходит, они... Комиссара мы потеряли. 
Андрея нет... Фатах-азиатец - светлая душа... И этих?.. 
Всех... Один я, значит, в живых останусь... (Тяжело опус6 
тился на край кровати.) 

Климов (Зое). Отведите товарища в санчасть. 

Кудров (встал.) Нет! С ними хочу смерть принять... 
(Резко повернулся, направляется к выходу.) 

Климов (строго). Товарищ красноармеец! 

Кудров (остановился). Это... как же? Как же это? А 
без динамита, грудью вперед, штыками выручить смело- 
сти не хватает?! 

К л и м о в. Я приказал - санчасть. 

Кудров, ругаясь, уходит. Зоя - за ним. 

(Развернул письмо сына, читает.) "Папа, милый! Целую 
тебя крепко-крепко. Писать больше некогда. Твой сын 


Сталинградцы 

Виктор Сергеевич Климов". (Повторяет.) "Писать боль- 
ше некогда"... Это он писал... Его рука... Его подпись... 
(Поцеловал записку.) Девять человек своих и тысячи нем- 
цев... Потерять девять бойцов сегодня или завтра поте- 
рять дивизию?.. 

Упал на кровать вниз лицом. Вбегает С о к о л. 

Сокол (восторженно). Товарищ полковник! Две ми- 
нуты осталось! Штабисты гранатами запаслись, тоже 
взрыва ждут. Вот сейчас из фрицев перья посыпятся!.. 

К л и м о в. Николай... Коля, свои в доме... Девять че- 
ловек... С ними Витька мой... 

Сокол (ошеломлен). Наши? Ваш? Товарищ полков- 
ник! Так еще полторы минуты осталось... Я успею добе- 
жать... Саперы оборвут шнур... (Делает движение.) 

К л и м о в. Отставить! 

С о к о л. Погибнут они! 

К л и м о в. Отставить! (Через борьбу.) Беги! Колька... 
Беги! 

Сокол. Есть! 

Климов. Стой! (Ему очень тяжело.) Чего стоишь? 

Беги! 
Сокол стремглав убегает. 

Я сказал "отставить" и не предупредил полки... Они ждут 
взрыва... Они готовы к штурму... (Схватил трубку телефо6 
на, опустил ее.) А если Сокол не успеет добежать и взрыв 
произойдет раньше? А я дам приказ не идти на штурм! 
(Отдернул занавеску, скрывавшую план города.) Дом специ- 
алистов... Выход на площадь... Железная дорога... Запад- 
ная окраина города... Потом я выгоняю противника в 
степь, на простор... Девять человек своих и тысячи нем- 
цев. Потерять девять бойцов сегодня или завтра потерять 
дивизию? Только так... Только так... Прощайте, дорогие! 

(Выбежал из блиндажа.) 

Доносится его голос: "Сокол, назад!" 

(Вошел.) Одна минута... Только одна минута... Держись, 


Юлий ЧЕПУРИН 

Климов! Пережить одну минуту, а дальше все пойдет хо- 
рошо... (Медленно отсчитывает вслух секунды.) Раз, два, 
семь... Одиннадцать, шестнадцать... Почему нет Сокола?.. 
(Догадался.) Да, я его тогда... (У телефона.) Холодов? Со- 
кол у тебя? (Кричит.) Гони его! Взорвать дом! Взорвать! 

Вбегает З о я, плачет. 

З о я. Товарищ полковник, он... он... Кудров... 

Климов. Что? Убит? 

З о я. Гранат полны руки нахватал, по-матерному об- 
ругал, вырвался и убежал... 

К л и м о в. Кончится война, мы расстреляем его, Зой- 
ка, за бесчеловечное отношение к женщине. 

З о я. Зачем вы шутите, товарищ полковник, когда... 

Входит возбужденный Ж и л и н. 

Ж и л и н. Сергей Васильевич, я встретил Сокола. Это 
безрассудно. Зачем ты отменил взрыв? 

Глухой взрыв. Климов стремительно выходит из КП. 

З о я. Товарищ полковник... Там же его сын... (Пла6 
чет.) 

Ж и л и н. Сергей Васильевич!! (Выбегает.) 

Доносится его крик: "Се-ер-гей!.." 

З о я. Неужели нельзя иначе? Я сойду с ума... 

Далекие крики "ура". Приглушенная трескотня пулеметов. Вхо- 
дит К л и м о в. Он без головного убора. 

К л и м о в. Гончарова. 

Зоя (всхлипывая). Вызываю. 

Климов (тихо, спокойно). Гончаров? Климов. Ну? 
Дальше! Ворвались? В доме гранатный бой идет? Пере- 
довые группы подходят к площади? Сейчас... Сейчас... 
(Зое.) Артиллеристов! (Взял трубку.) По пяти штук на 
трубочку. Отрезать! Да. (Зое.) Перестань всхлипывать. (В 
телефон.) Не тебе... Ты молодец... (Положил трубку. Зое.) 
А ты... тоже молодец... Дорохова! 


Сталинградцы 

З о я. Даю. 

Климов (в трубку). Дорохов? Как дела? Умница. 
Пленных взяли? Положить их, обезоружить и сюда! А сам 
замри на этом месте. Понял? Гранат подброшу. 

Входит телефонист. 

Телефонист (протянул бумажку). Товарищ пол- 
ковник, от начальника штаба. На КП полка он. 

Климов (прочитав). Хорошо! Молодец! 

Телефонист (торжествующе). Узнал я, что такое 
палитра, товарищ полковник. Доска какая-то, краски на 
ней художники растирают. 

К л и м о в. Молодец. Смени Зойку. Она не выспа- 
лась. То и дело глаза закрывает, аж до слез... (Руководит 
боем.) 

Приходят и уходят с в я з н ы е. Вручают пакеты. Короткие 
приказания. Часто слышатся слова: "Дом специалистов". 
Входит Сокол. 

(Соколу.) К коменданту штаба. Арест трое суток. 

Сокол. За что? 

К л и м о в. Кричал тебе - слыхал? 

С о к о л. Слово "Сокол" слыхал, а "назад" не слыхал. 
Мины... как начали!.. 

К л и м о в. Дурень! А если бы мы с тобой дивизию 
погубили?.. (Ушел.) 

Сокол (хотел выйти следом за Климовым, вспомнил, 
что арестован). Арест! (Зое.) Да если бы наши ребята в 
доме уцелели, я бы после войны добровольно года на два 
в тюрьму сел. 

Голоса за сценой: "Сюда! 
Полковник приказал. Осторожно! 
Тише!" 

З о я. Сюда... к нам кого-то несут. 

Санитар и двое бойцов вносят Бубна. Тельняшка 
на нем окровавлена. 

Сокол. Кто? 


Юлий ЧЕПУРИН 

С а н и т а р. Моряк. Насилу справились... Удержать 
не могли... вгорячах был. А теперь... помирает... 

Б у б е н. Товарищ полковник... Как вы фрицев... За 
все... А ребят не спасли... 

Сокол (санитару). Врача! 

Санитар. Есть! (Ушел.) 

Б у б е н. А ребят не спасли... Приподымите меня... 

Зоя наклонилась над Бубном. 

Кто это? Юлька? (Хочет приподняться.) Последний 
раз взглянуть... Умираю я... Чувствую... Дышать легче... 
Прощай, Юлька... Помни Яшку Бубна... Карточку твою 
мне... Егор подарил... С собой возьму... 

З о я. Вы не умрете... Вы будете жить! 

Б у б е н. Помнишь, говорил: "Может, мелькнешь на 
горизонте"? Не довелось... Витька где? Витьку вытащи- 
ли? (Уронил голову.) 

Зоя (Соколу). Коля! Вина ему! 

Б у б е н. Не надо... Ничего... (Тихо, с трудом поет.) 

...Не страшны ему ни горе, ни беда, 

Ведь ты моряк, Яшка, моряк не плачет... 

Входит врач. 

З о я. Товарищ военврач! Спасите его... Спасите... 
Полковник вас... очень просил... И я вас очень... прошу... 

Врач (осмотрел Бубна, тихо - Зое). Поздно, девушка. 

Вбегает Е г о р. 

Е г о р. Товарищ лейтенант, срочный пакет полковни- 
ку Климову. Из штаба армии. Немцы офицера связи под- 
стрелили... Мне приказано донести. От лодочной пере- 
правы я бежал... 

С о к о л. Давай сюда. Полковника нет. Отнесу. 

Бубен (приподнялся). Егор! 

Егор (растерялся). Яша!.. 

Б у б е н. Живой? Спас? Комиссара спас? 

Е г о р. Не смог... 


Сталинградцы 

Б у б е н. Где комиссар? Почему не донес? Сюда по- 
чему? 

Е г о р. Умер он... Почти до лодок его дотащил. Сюда 
мертвого хотел, да пакет... Связного убили... Бегом при- 
казано... 

Бубен (горько). Эх, сволочь! Тебе как... как челове- 
ку доверил... А ты... шкуру свою... 

Е г о р. Не виноват я... 

Сокол и Егор уходят. 

Бубен (собрав последние силы, рванулся). Где ко- 
миссар? (Упал, тихо.) Я не прощу ему за комиссара, то- 
варищ полковник... Витька где? Кудров где?.. Юлька!.. 
(Умирает.) 

За сценой голос Климова: "Комендант! До рассвета перевести 
КП дивизии в подвал Дома специалистов!" Голос в ответ: 
"Есть!" 
Входят Климов и Жилин. 


К л и м о в. А ты, полковник, говоришь, сознанье чуть 
не потерял. Мы у командующего не одни. В обморок 
начнем падать - курортов не хватит, а их еще отвоевать 
надо. (Увидел мертвого Бубна, тихо.) Умер? 

З о я. Да. 

Климов (всматривается в лицо моряка). Что гово- 
рил перед смертью? 

В р а ч. О комиссаре... О товарищах... Они все по- 
гибли? 

Климов. Да. 

Вбегает К у д ро в. Шинель изорвана. Голова забинтована. 

Вот единственный от всего полка... 

К у д р о в. Товарищ полковник, ваше приказание вы- 
полнено... Насчет пленных фрицев... 

К л и м о в. Ведите пленных в особый отдел. 

К у д ро в. Нету их. товарищ полковник... Они все до- 
рогой померли... 

Климов. Что-о? 


Юлий ЧЕПУРИН 

С а н и т а р. Тише... Человек тут умер... 

Кудров (увидел Бубна). Яша!.. Яша!.. (Вынул пригор6 
шню стреляных гильз.) Посмотри, сколько я их набил... Те- 
перь сто... Ровно сто... (Гильзы выпали из рук, рассыпались.) 
Яша, подымись, я вместо тебя лягу... (С криком упал на 
грудь Бубна.) Я за тебя не прощу!.. Я за Фатаха не прощу!.. 

Климов (негромко). Встаньте! 

Кудров встал. 

Товарищи! Дорогой ценой досталась нам сегодняшняя 
победа. Когда товарищ Бубен, товарищ Кудров и их бое- 
вые друзья ворвались в Дом специалистов, они сказали: 
"Будем биться с врагом до тех пор, пока у нас не оста- 
нется ни силы, ни крови, ни воздуха в легких". Эти сло- 
ва, эту клятву мы напишем на знаменах дивизии. (Повер6 
нулся к Бубну.) У нас нет цветов, чтобы украсить твою мо- 
гилу. Но мы клянемся не забыть тот кусок нашей земли, 
который примет тебя... (Пауза.) Унесите! 

Бубна уносят. 

(Возвращает Жилину партбилет.) В следующий раз, Гри- 
горий Васильевич, такими вещами не разбрасывайся! 
А за блестящее проведение операции - спасибо! 

Ж и л и н. Разрешите приступить к перемещению КП 
в Дом специалистов? 

Климов. Да. 

Входит Сокол. 

С о к о л. Товарищ полковник, пакет. К л и м о в. От- 
куда? 

С о к о л. Из штаба армии. Офицера связи немцы под- 
стрелили, пакет другой боец принес. 

Климов (вскрыл пакет, читает). Что? Приказ на 
отход? (Жилину.) Читай! (Подошел к карте.) 

Жилин (читает). "Сегодня в четыре ноль-ноль 
отойти с занимаемого вами рубежа, оставить на своем 
участке боевое охранение и сосредоточиться в овраге 


Сталинградцы 

"Кривой палец". В шесть ноль-ноль начать операцию за 
овладение западной частью названного оврага. Военный 
совет". 

Климов (во время чтения ориентируется по карте). 
Ничего не понимаю! Отходить назад? Лезть в овраг, в 
капкан к немцам? А то, что отвоевали сегодня? А смерть 
комиссара? А кровь, которую мы пролили! (Зовет.) Ра- 
дист! 

Вошел радист. 

Штаб армии. 

Радист ушел. 

Ж и л и н. Только, умоляю, не горячись... 

Радист из-за плащ-палатки: "Товарищ полковник, к аппарату". 
Климов ушел за плащ-палатку, и оттуда доносится его голос: 
"Передавай. Товарищ сорок шесть... докладывает Климов. Ваш 
приказ один сорок один выполнить не могу. Борьба стоила 
много крови, и если опять..." Радист: "Штаб отвечает". Пауза. 
Работает телеграфный аппарат. К л и м о в вышел из-за плащ- 
палатки, держит в руках бланк с ответом командующего. 

Жилин. Что? 

Климов (читает). "Не выполнишь приказ - рас- 
стреляю". 

Жилин. Но это же... 

К л и м о в. Пусть так. Все равно - наших могил на 
левом берегу не будет! (Жилину.) Пиши приказ: через 
тридцать минут полкам начать отход в указанном направ- 
лении. (Пауза.) Где тело моего сына? (Нетвердой поход6 
кой выходит.) 

Занавес 


Юлий ЧЕПУРИН 

КАРТИНА ПЯТАЯ 

Командный пункт штаба армии - просторная землянка. Стены 
обиты досками. Слева другое отделение блиндажа. Горит элек- 
трический свет. Далекая пулеметная перестрелка. По блиндажу 
нервно ходит подполковник Ш а м р а й. Шикарные рыжие усы 
придают ему бравый вид. Адъютант командарма склеи- 
вает карту. Шамрай задевает ее, карта падает со стола. 

А д ъ ю т а н т. И чего вы волнуетесь, товарищ подпол- 
ковник? 

Ш а м ра й. На три часа вызывал. Десять минут чет- 
вертого, а его нет. 

А д ь ю т а н т. Разве вы у командующего один? 

Шамрай (насторожился). Многих вызывает? 

А д ъ ю т а н т. К хорошим командирам сам ходит, а 
кого и вызывает. 

Ш а м ра й. Гм... И что же, больше кричит? 

А д ъ ю т а н т. Напрасно у вас такое мнение о коман- 
дующем. Обыкновенный человек. Вот со мной, напри- 
мер, обращение приличное. 

Шамрай (воспрянул духом). Люди разрисуют!.. 

А д ъ ю т а н т. Конечно, если вы за собой вину какую 
чувствуете... 

Шамрай (зашагал снова). Хотя бы уж сразу! 

За сценой возмущенный голос Дыбина: "Ты за это головой 
отвечаешь! С тебя первого за каждого неподобранного ранено. 
го спрошу! У тебя врачи санитарами руководят или санита. 
ры врачами? Почему раненый на поле боя остался? А я знаю. 
Расследовать этот факт и доложить!" 
Входят Дыбин и Лавров. 


Дыбин (Лаврову). Парень в голову ранен, санитары 
решили возиться не стоит. А он не хочет умирать. Если 
бы я на него не наткнулся... 

Шамрай приветствует генералов, но Дыбин проходит мимо. 
Лавров, поравнявшись с Шамраем, сочувственно качает го- 
ловой. 


Сталинградцы 

Связь с Климовым есть? 

А д ъ ю т а н т. Нет, товарищ командующий. 

Д ы б и н. А ты почему не разбудил, когда Быков зво- 
нил? 

А д ъ ю т а н т. Вы же на пять минут заснули... 

Д ы б и н. Так ты что - хочешь, чтобы я навеки ус- 
нул? Немцы к Волге лезут, на моей шее петлю стягива- 
ют, а он мой предсмертный сон охраняет! 

Л а в ро в. Это я приказал не будить вас. 

Д ы б и н. Ты? А-а... Заступник... (Адъютанту.) Член 
Военного совета пришел? 

Л а в ро в. Кузьма Акимыч пошел на правый фланг. 

Д ы б и н. Он опять отдыхать не ложился? 

Адъютант. Нет. 

Д ы б и н. Свалится старина. (Адъютанту.) Карту! 

Шамрай (лихо стукнув каблуками). Товарищ коман- 
дующий, подполковник Шамрай прибыл по вашему при- 
казанию. 

Д ы б и н. На сколько вчера отошел? 

Ш а м ра й. Половину бани отдал. 

Д ы б и н. Сегодня? 

Ш а м ра й. Всю оставить пришлось. 

Д ы б и н. А я предупреждал, что, если ты оставишь 
баню, твои соседи окажутся под ударом? 

Ш а м ра й. Весь день бился! 

Д ы б и н. Садись. 

Ш а м ра й. Разрешите стоять? 

Дыбин (строго). Садись. 

Шамрай садится. Пауза. 

Подполковник Шамрай, ты водку пьешь? 

Шамрай (вскочил). Никак нет, товарищ генерал- 
лейтенант! 

Д ы б и н. Сиди. Ты баб любишь? 

Шамрай (вскочил). Никак нет, товарищ командую- 
щий! 

Дыбин (горячо). Жизнь не любишь, сукин сын, по- 


Юлий ЧЕПУРИН 

тому так плохо и воюешь. Защищать тебе нечего. "Весь 
день бился!" А ночь приходит - сидишь. Почему ночью 
противника не штурмуешь? Темноты боишься или нем- 
ца? К рассвету доложить, что сидишь в бане. 

Л а в р о в. Бери баню, Шамрай, а то мы с командую- 
щим давно о березовом венике скучаем. 

Д ы б и н. КП куда перенес? 

Ш а м ра й. В заводскую трубу. 

Дыбин (угощает Шамрая папиросой). Ну тогда на, 
подыми, раз в трубу, черт усатый! Ты у меня смотри! 
(Мягко, просительно.) Возьми баню, Шамрай! 

Шамрай (просветлел). Возьмем баню, товарищ ко- 
мандующий! Разрешите идти? 

Д ы б и н. Не идти, а бегом! 

Шамрай козыряет, поспешно уходит. 

Хороший командир, только в руках держать надо. А на 
Климова кричи не кричи - толку нет. Ну пусть мне толь- 
ко связь дадут, я с ним поговорю! 

Л а в р о в. Вы на него напрасно, товарищ командую- 
щий! 

Д ы б и н. Что напрасно? Дрогнул, струсил - факт. 

Л а в ро в. Это еще неизвестно. 

Д ы б и н. Как неизвестно? (Взял со стола радиограмму.) 
Это что? Ему приказ послали, чтобы любой ценой закре- 
пился в Доме специалистов, а он (читает): "Разрешите не 
выполнить..." Антимонию разводит. Три запроса сделали, 
чтобы объяснил, в чем дело, - полчаса молчит. 

Л а в ро в. Связи нет. 

Д ы б и н. И плохо. Ты же понимаешь, Николай Ива- 
нович. Мы с тобой всю ночь сидим, огород городим, со- 
ставляем план операции, и что же? В жизнь-то провести 
я его не могу! Я же должен быть уверен в том, что Кли- 
мов прочно закрепился на своем участке и обеспечил мне 
безопасность левого фланга, чтобы я смело действовал на 
правом. Я, что ли, за него должен о связи беспокоиться? 
Не заступайся! 


Сталинградцы 

Л а в ро в. Не заступаюсь. Я только хочу сказать, что 
Климову верить можно. 

Дыбин. Ну и верь! Что у тебя? 

Л а в р о в. Оперативный приказ. 

Д ы б и н. Адъютант! Схему третьего участка! Людей 
надо. А где их взять? (Пауза) Эх, людей у нас с тобой, 
Николай Иванович, маловато! А у противника четырех- 
кратное превосходство. Шутишь! 

Л а в ро в. Зато у нас есть одно преимущество, Васи- 
лий Иванович. 

Д ы б и н. Какое? 

Л а в ро в. Нам некуда отступать. 

Д ы б и н. Это верно. А хорошо бы ударить немца с 
двух рук. Ох, хорошо бы... (Адъютанту.) Пусть офицеры 
связи никуда не уходят. 

Адъютант (открыл входную дверь). Офицеры свя- 
зи, никуда не уходить! 

Д ы б и н. Адъютант, тише! 

Тишина. 

(Лаврову.) А если Луков сначала ударит первым полком... 

Близкий разрыв мины. 

Адъютант, я же просил, нельзя ли потише! 

А д ъ ю т а н т. Это немцы, товарищ командующий. 

Дыбин (улыбнулся). Немцы? Вот черти! 

Дыбин и Лавров уходят в левое отделение блиндажа. Быстро 
входят первый и второй офицеры связи. 

Первый офицер. Вот бьет... 

Адъютант. Тише. А третий где? 

В т о ро й о ф и ц е р. Руки ему сейчас осколком... 
Часовой перевязку делает. 

Первый офицер. Весь день по оврагам, по горе- 
лому железу бегаешь, ноги ничего не чувствуют. Остано- 
вишься - дрожат. 

В т о ро й о ф и ц е р. Рефлекс скаковой лошади... 


Юлий ЧЕПУРИН 

П е рв ы й о ф и ц е р. Сколько на блиндаже накатов, 
Адъютант? 

Адъютант. Шесть. 

Первый офицер. Легкая мина не возьмет, а тя- 
желая - проткнет. 

А д ъ ю т а н т. Садитесь. Отдыхайте. Не скоро еще. 

Первый офицер (опускается в кресло). Когда я 
готовился к защите диссертации, вот так, бывало, при- 
дешь в университетскую библиотеку, опустишься в глу- 
бокое кресло, сядешь... 

Входят Д ы б и н и Л а в ро в. Офицеры связи вскочили. 

Второй офицер. Офицер связи от дивизии пол- 
ковника Быкова лейтенант Седов. 

Первый офицер. Офицер связи от дивизии пол- 
ковника Жукова младший лейтенант Куликов. 

Входит третий офицер связи. 

Т р е т и й о ф и ц е р. Охвицер связи вид пидполков- 
ника Батракова лейтенант Махиня. 

Д ы б и н. Сейчас получите приказы. 

Перестрелка из автоматов. 

Адъютант, узнай - в чем дело? 

Адъютант ушел. Первый и второй офицеры получают от Лавро- 
ва пакеты. Третий офицер делает слабое движение руками, но 
поднять их не может. Второй офицер подскакивает и открывает 
планшет товарища. 

Второй офицер. Давайте я ему положу, товарищ 
генерал-майор. 

Л а в ро в. С руками что? 

Т р е т и й о ф и ц е р. Сейчас миной... царапнуло. 

Л а в р о в. А как же доберешься? Ползти ведь придет- 
ся. 

Т р е т и й о ф и ц е р. Ничего, товарищ генерал, до 
свадьбы заживэ... 

Второй офицер. Мне по пути, я его провожу. 


Сталинградцы 

Л а в р о в. Отправляйтесь! О начале операции будет 
сообщено дополнительно. 

Вбегает адъютант. 

А д ъ ю т а н т. Товарищ командующий, к командному 
пункту прорвались немецкие автоматчики. Наша развед- 
рота бой ведет. 

Д ы б и н. Ты что мне офицеров связи пугаешь? 

Л а в ро в. Товарищ командующий, я сейчас... 

Д ы б и н. А ну, Николай Иванович, подпусти побли- 
же, ошпарь гранатами и автоматами. Николай Иванович, 
ты сам-то не очень. Не увлекаться! 

Лавров уходит. Перестрелка ближе. 

(Офицерам связи.) Приказы доставить любой ценой. При- 
ступить к выполнению по моему особому приказанию. 
Личных документов при вас нет? 

Первый офицер. Нет. 

Третий офицер. Нэма. 

В т о р о й о ф и ц е р. Партбилет я сегодня получил. 
А заодно и фотокарточка... Жена с дочкой. Возьмите, то- 
варищ командующий, чтобы фрицы не издевались в слу- 
чае чего... (Протянул документы.) 

Д ы б и н. Положи. Идите! 

Офицеры козырнули. Ушли. Адъютант берет автоматы и грана- 
ты и направляется к выходу. Перестрелка. 

Лезут. Куда лезут, сволочи? 

А д ъ ю т а н т. Товарищ командующий, разрешите 
взять пятерых автоматчиков для охраны нашего блиндажа. 

Д ы б и н. Возьми. И - положи пару гранат мне на 

стол. 
Адъютант кладет гранаты, выходит. 

(Прислушиваясь, склонился над картой.) Здесь сто пятьде- 
сят метров от воды, здесь - шестьдесят, здесь - сорок. 
Но ведь это земля! Это моя земля! 

Перестрелка. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Противное ощущение, черт возьми! Будто стоит кто-то 
за спиной и ждет, когда я наклоню голову, чтобы опус- 
тить нож. Нет, фон Паулюс, будем встречаться лицом к 
лицу. (Прошелся по блиндажу, увидел фото, оставленное 
офицером связи.) Глаза как у моей Валюшки: такие же лу- 
кавые, с прищуркой. Спит девчушка и не знает, что ее 
отец с пакетом в руках ползет сейчас мимо смерти. Спит 
и не знает, что в этот страшный путь послал его я, Ды- 
бин, жестокий человек... 

Гудит зуммер. 

(Взял трубку телефона.) Сорок шесть слушает. Так, так. 
Дальше. Подожди, посмотрю карту. Еще восемьдесят 
танков подошло? Ясно. (Положил трубку. Спрятал фото.) 
Спи, девочка! Если тебе и моей Вальке не доведется уви- 
деть своих отцов, будьте сестренками. К черту! Я не хочу 
умирать. (Взял трубку другого телефона.) Включай сорок 
четвертый. Василий Гаврилыч, ну-ка стукни по букве 
"П". Да, да. Да! 

Перестрелка. 

(Повышает голос.) А это немецкие автоматчики стреля- 
ют. Ничего, сижу, слушаю. (Кладет трубку. Продолжает 
работать.) Ну, Паулюс, будем играть ва-банк. 

Разрыв мины. Обваливается потолок в боковом отделении 
блиндажа. Вбегают Кудров и адъютант. 

К у д ро в. Вот бьет, мать его, фрица! По своей земле, 
как вору, приходится красться: ползком, на карачках. 

Д ы б и н. Здорово фрицы воюют? А? 

К у д ро в. И не говори... 

А д ъ ю т а н т. Товарищ командующий, связной это. 
От полковника Климова. 

Дыбин (быстро). А чего молчишь? 

К у д ро в. Виноват, товарищ командующий. Ранги-то 
не разгляжу. (Протянул пакет.) Примите пакет. Все пат- 
роны расстрелял, пока по назначению прибыл. 


Сталинградцы 

Дыбин (разрывает пакет). А фрица хоть одного по 
дороге убил? 

К у д ро в. Ночью не видать, а они мертвые-то не 
кричат, не объявляют. 

Дыбин (прочитал донесение). Какой приказ Военно- 
го совета? Какой овраг "Кривой палец"? Что за бред? 

К у д ро в. Не могу знать. 

Д ы б и н. Откуда ты? 

К у д ро в. Из оврага же. 

Д ы б и н. Кто тебе бумажку дал? 

К у д ро в. Полковник Климов. 

Д ы б и н. За каким чертом его в овраг "Кривой па- 
лец" занесло? 

К у д ро в. Боем руководит. 

Дыбин (бросил бумажку на стол). Адъютант! На- 
чальника штаба! Бегом! (Схватил трубку телефона.) Куз- 
нецов? Своего левого соседа слышишь? Климова слы- 
шишь? Нет? Срочно пошли к нему своего связного. От 
моего имени передай, что, если Климов сейчас же не 
восстановит со мной связь или не явится лично, я его 
утром трибуналом судить буду. (Положил трубку.) Что он 
наделал! Что наделал! Отошел от Дома специалистов, от- 
ступил, какой план испортил!.. 

Входит Л а в ро в. Он радостно возбужден. 

Л а в р о в. С полторы автоматчиков просочилось. Ре- 
бята прижали немцев к нефтебакам и шпарят по ним 
вовсю. 

Д ы б и н. Что мне твои автоматчики, когда все летит 
к черту! 

Л а в ро в. Как? Немцы начали наступление раньше, 
чем мы думали? 

Д ы б и н. Зачем им наступать, когда Климов добро- 
вольно немцам весь свой участок отдал. Дом специалис- 
тов сдал, понимаешь! 

Л а в ро в. Не может быть! 

Д ы б и н. Не может, не может! Читай! 


Юлий ЧЕПУРИН 

Лавров (читает). "Телефонной связи с вами уста- 
новить не удается. Все рации вышли из строя. Прошу 
разрешить после окончания операции в овраге "Кривой 
палец" явиться в штаб армии..." (Пауза.) Это недоразу- 
мение. 

Д ы б и н. Опять ты свое! "Недоразумение". Преступ- 
ление, а не недоразумение. 

Л а в р о в. Не мог он без причины в овраг попасть. 
Кто это принес? 

К у д р о в. Я, товарищ генерал. 

Л а в ро в. Где бой идет? 

К у д р о в. Кругом. В овраге и у самой воды. 

Д ы б и н. Дом специалистов - наш? 

К у д р о в. Из рук в руки переходил. А сейчас - не 
знаю. 

Лавров (строго). Тебе пакет час назад вручили. По- 
чему так долго шел? 

К у д ро в. Мальчонку я на себе тащил. Витьку... 

Д ы б и н. Какого Витьку? 

К у д ро в. Сына полковника нашего. 

Д ы б и н. Климова? 

К у д ро в. Ага. Вместе с нами в Доме специали- 
стов немцев бил. Ноги мальчонке повредило во время 
взрыва. 

Л а в ро в. Где он сейчас? 

К у д ро в. В медсанбат я его сдал. Поблизости тут. 

Д ы б и н. Дом специалистов... Дом специалистов... 

К у д ро в. Разрешите идти? 

Д ы б и н. Жди. (Положил руки на плечи Кудрова.) Спа- 

сибо, солдат. 
Пауза. 

Л а в ро в. Товарищ командующий, а если послать 
Климову наш последний резерв автоматчиков? 

Д ы б и н. Поздно! Придется жертвовать. Жертвовать 
всем. Климовым, берегом, землей. Бьем в намеченном 


Сталинградцы 

направлении на правом фланге. Остальное сейчас - 
к черту! Армия защищает город, и с нас спросят не за 
потерю одной дивизии, а за потерю ключевой точки все- 
го фронта и, в данный момент, - всей страны. 

Вошел адъютант. 

А д ъ ю т а н т. Есть связь с Климовым! Вот радио- 
грамма. Только что приняли. 

Дыбин (прочитал про себя). Вышел к нам в штаб. 
А зачем он мне сейчас нужен? Если б я узнал о его пора- 
жении на полчаса раньше, я бы все перевернул. Я бы мог 
сделать это и сейчас, но что у него осталось? Может, он 
на КП с пустым чемоданом идет прощения просить? 
А мы теперь сиди и жди у моря погоды. 

За сценой голос часового: "Стой, говорю!" 

(Адъютанту.) Что там? 

Адъютант вышел. Слышен взволнованный голос Юльки: "Не 
могу я ждать... Понимаете, не могу!.. Заявить должна!" Входит 
Ад ъю та нт. 

А д ъ ю т а н т. Товарищ командующий, лодочница вас 
хочет видеть. 

Д ы б и н. Не до лодочницы сейчас. 

А д ъ ю т а н т. Плачет она. Говорит, что-то важное пе- 
редать надо. 

Дыбин. Зови! 

Входит Юлька. 

Ю л ь к а. Вы должны его задержать... 

Д ы б и н. Кого! В чем дело? 

Ю л ь к а. Сейчас... Все в голове перемешалось... 

Д ы б и н. Садись. 

Ю л ь к а. Жених у меня был. Девять дней с ним не 
виделись. А сегодня... 

Д ы б и н. Что - сегодня? 

Ю л ь к а. У лодок встретились... (Разрыдалась.) 

Л а в ро в. Воды! 


Юлий ЧЕПУРИН 

Адъютант подает воду. Ю л ь к а пьет, стакан дрожит в ее 


руке. 


Ю л ь к а. Ласковый он был... Не разобрала сначала 
почему: радость затмила. Будто чуяла, что его встречу, 
сердце весь вечер болело. Немцы лодку мою пробили, 
вода хлынула... а я доплыла... Увидела его: бледный, ху- 
дой! Пять суток он в окружении находился. 

Дыбин. Ну? 

Ю л ь к а. Не от холода дрожь его била. (С трудом, как 
стон.) К немцам он меня звал. Сказал, что с ними уже 
договорился. Убить его хотела, да не смогла... (Плачет.) 

Л а в ро в. Кто такой? Фамилия? 

Ю л ь к а. Егор Лапин. 

Кудров (шагнул вперед). Кто? Кто? 

Ю л ь к а. Егор Лапин. 

К у д ро в. Сво... Виноват, товарищ командующий! 
Я его знаю. В окружении с ним вместе пять суток стра- 
дали. 

Дыбин. Что? 

К у д р о в. Ну да. Приказали Егору этому комиссара 
нашей дивизии раненого с поля боя вынести, он его где- 
то бросил. 

Дыбин (Юльке). Где он сейчас, знаешь? 

Юлька. Знаю. 

Д ы б и н. Пойдешь покажешь! 

Ю л ь к а. Не могу его видеть... Расскажу, как найти... 

Д ы б и н. Николай Иванович, разберись. 

К у д р о в. Разрешите мне, товарищ командующий, 
Егора этого пымать. Я охотник, от меня не уйдет. Хочу 
ему, зверю, в глаза глянуть. 

Юлька (у двери). Он меня ждет... 

К у д ро в. Ну вот, тебя ждет, а от меня дождется! 

Лавров, Юлька и Кудров уходят. Гудит зуммер. 

Дыбин (взял трубку телефона). Ну? Ну? Слушай, 
Быков, ты у меня не один. Его судьбе не завидуй. Вы мне 
оба за этот рубеж ответите. 


Сталинградцы 

Входит Климов. 


К л и м о в. Товарищ командующий, полковник Кли- 
мов по вашему приказанию... 

Д ы б и н. Вижу. Ты что? Хочешь, чтобы я поставил 
тебя перед столом военного трибунала? Ты понимаешь, 
что ты наделал? Весь план нашего контрнаступления 
скомкал. 

К л и м о в. Я действовал согласно вашему приказу, 
товарищ командующий. 

Дыбин (вспылил). Какой к черту приказ, когда ты в 
овраге торчишь? Какое имел право без моего разреше- 
ния от Дома специалистов в овраг отойти? 

К л и м о в. Я действовал, как было указано в вашем 
приказе один сорок один. 

Д ы б и н. Покажи приказ! 

Климов протягивает приказ. 

(Прочитал приказ, вскочил, схватил карту.) Ты приказ 

выполнил? 

Климов (насторожился). Выполнил. 

Д ы б и н. С точностью? 

К л и м о в. Как было приказано. 

Д ы б и н. Доложи. 

Климов (у планкарты). Согласно вашему приказу, 
я оттянул полки в овраг "Кривой палец", а на сво- 
ем прежнем рубеже у Дома специалистов оставил бое- 
вое охранение. Немцы впустили меня в овраг, не при- 
няв боя. 

Дыбин (нетерпеливо). Дальше! 

К л и м о в. Ровно через пятнадцать минут с трех на- 
правлений на мое боевое охранение у Дома специалистов 
рванулись немцы... 

Д ы б и н. Сняли охранение и зашли тебе в тыл? 

Климов. Нет. 

Дыбин, оторвавшись от карты, резко оборачивается. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Я такое боевое охранение у Дома специалистов оставил, 
что мои бойцы выдержали восемь атак, сами перешли в 
контрнаступление и улучшили свои позиции. 

Дыбин (просветлел, слушает, будто боясь вспугнуть 
неожиданную радость). Дальше! 

К л и м о в. Убедившись, что прорыв у Дома специа- 
листов не удался, противник захотел вернуть овраг об- 
ратно... 

Дыбин (быстро). Отдал? Овраг "Кривой палец", 
спрашиваю, отдал? 

К л и м о в. Нет. Мои бойцы отстаивали его так ожес- 
точенно, что немцы оттянули с берега большую часть 
своих сил, бросили их на овраг. Мое боевое охранение 
воспользовалось этим, снова выскочило вперед, сковало 
значительную группу врага, расширило плацдарм запад- 
нее Дома специалистов и закрепилось на захваченном 
участке. 

Дыбин (прошелся по блиндажу. Скрывая восхищение, 
строго). А зачем такое боевое охранение оставляешь, ко- 
торое в наступление ходить может? 

Климов (осторожно). В приказе не было указано о 
размере боевого охранения. Усилил малость... 

Дыбин подходит к Климову, порывисто обнимает его, целует. 

(Опешил.) Товарищ командующий... 

Д ы б и н. Знаешь, чей приказ ты выполнил? Немец- 
кий. (Берет со стола бумагу.) Вот какой приказ мы по- 
слали тебе. Вот за невыполнение какого приказа я тебя 
расстрелять хотел. Я приказывал тебе Дом специалистов 
любой ценой удержать. Понял? 

Климов (прочитал приказ - нервная разрядка). Раз- 
решите сесть, товарищ командующий. 

Д ы б и н. Садись. 

Климов тяжело опускается на стул. За сценой голос Лав. 
рова: "Климов пришел?" 
Входит Л а в ро в. 



Сталинградцы 

Л а в ро в. Ага, явился? Ты что же, полковник, меня 
перед командующим в дурацкое положение ставишь? Ду- 
маешь, если я хорошо к тебе отношусь... 

Д ы б и н. Крой, крой его, Николай Иванович! Что 
твой любимец-то наделал, а? Всю музыку фон Паулюсу 
испортил. (Подает Лаврову немецкий приказ.) Гляди, что 
ему немцы подсунули. 

Л а в ро в. Ложный приказ! 

Д ы б и н. А вместо этого... Дом специалистов удер- 
жал да плюс еще триста метров земли у противника от- 
бил. А? Немецкой дубиной и немцев же по голове. (За6 
разительно смеется.) 

К л и м о в. Какой негодяй приказ этот мне подсунул? 
Я найду его! 

Д ы б и н. Об этом не беспокойся. Предоставь нам - 
разберемся. Ты лучше скажи, какую мне для тебя награ- 
ду придумать. Чем наградить? Чего ты хочешь, Климов? 

Климов (не сразу). Не знаю... 

Л а в р о в. Проси больше, полковник, торгуйся и не 
уступай. 

Дыбин. Ну? 

К л и м о в. Сказать страшно, засмеете, а помочь от- 
кажетесь. 

Д ы б и н. А ты попробуй. Может, и не откажем. 

К л и м о в. Пушек противотанковых у меня не хвата- 
ет. Мне бы пушек пяток... При переправе потерял. 

Д ы б и н. Ой, хитрый жулик! Ловко подъехал. Дам пу- 
шек не пять, а семь. Что скажешь? 

К л и м о в. Спасибо скажу. 

Д ы б и н. А кроме пушек ты, Климов, мечтаешь еще 
о чем-нибудь? 

К л и м о в. Отоспаться бы досыта, товарищ команду- 
ющий... 

Д ы б и н. Верю... (Пауза.) И все-таки не об этом ты 
мечтаешь, полковник. 

Делает знак Лаврову. Лавров уходит. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Нет, Климов, в самом деле. Представь на минутку, что 
я - всемогущий царь. Волшебник. Как в сказке. Я могу 
сделать для тебя все, что ты захочешь. Чего бы ты сейчас 
хотел? Не ври... 

Климов (тихо, грустно). На сына бы взглянуть... 

Д ы б и н. На сына? Чего не могу - того не могу. 

Автоматчики, охраняющие штаб, негромко поют песню: "Ой да 
ты калинушка, ты малинушка..." 

А я, Климов, ребятам петь разрешил. Пусть поют, если 

охота. 

К л и м о в. Хорошо поют. 

Дыбин (взял трубку телефона). Члена Военного со- 
вета. (Климову.) А ты поседел, Климов. Когда успел? 

К л и м о в. Не знаю. В зеркало смотреться времени 
нет, товарищ командующий... 

Дыбин (у телефона). Кузьма Акимыч? Все в поряд- 
ке. Все остается по-старому, как заварили. Да, вот пере- 
до мною сидит. (Смеется.) Я и говорю. Приходите, ждем. 
(Положил трубку.) Да, плохой я волшебник. Сидят мои 
ребята, как Ермак на берегу, и объяты их головы одной 
думой: скорее бы победить... Многие смерть чуют... (Па6 
уза.) И большой у тебя сын, полковник? 

К л и м о в. Был - такой. А теперь не знаю. Давно не 
видал. 

Входят Лавров и Витька. Одна нога у мальчика перевя- 
зана. 

Лавров (кашлянул). Товарищ командующий... 

Д ы б и н. И все-таки я волшебник, Климов. Хотел ты 
сына - получай сына. 

Климов медленно, точно завороженный, встает, идет навстре- 
чу сыну. 

Витька (кричит). Папа! Пустите меня! (Вырывает6 
ся из рук Лаврова, делает шаг вперед, падает.) 

Климов берет сына на руки. 


Сталинградцы 

Климов. Что с тобой? 

В и т ь к а. Нога... Ходить я не могу. 

Д ы б и н. Ногу вылечим. 

Л а в ро в. До свадьбы заживет. 

Витька (сквозь слезы радости). Я жениться не буду. 

Д ы б и н. Это ж почему? 

Витька. Рано... 

К л и м о в. Товарищ командующий, дивизия готова к 
выполнению любого боевого задания. 

Д ы б и н. Как же тебе задания давать, когда ты при- 
казы не выполняешь? Немцы пишут - отходи назад, а 
ты лезешь вперед. 

К л и м о в. Ваш приказ я выполнил, хотя и не полу- 
чал его. 

Входят первый и второй офицеры связи. 

Второй офицер. Товарищ командующий, на 
участке нашей дивизии немцы стягивают танки. 

П е рв ы й о ф и ц е р. Замечено: около двух полков 
пехоты противника сосредоточиваются в районе завода 
"Богатырь". 

Д ы б и н. Заметались! Теперь пусть хоть самого черта 
сосредоточивают. Сегодня наступать будем мы. Ну, Кли- 
мов, держись! (Лаврову.) Николай Иванович, сколько 
времени осталось? 

Л а в ро в. Подошло. 

Д ы б и н. Сейчас наша музыка начнет играть. (Лавро6 
ву.) Отдавай приказ на огонь. 

Лавров (снял трубку телефона). Сорок четыре. Ва- 
силий Гаврилович, у тебя все готово? Огонь! 

Д ы б и н. Так ты, Климов, о пушках мечтаешь? А я, 
грешник, еще и о другом думаю: хоть бы одним глазком 
на жену взглянуть... 

Вбегает а д ъ ю т а н т. 

А д ъ ю т а н т. Товарищ командующий, шифровка из 
штаба фронта. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Дыбин (прочитал шифровку про себя, тряхнул ею). 
Вот он ключ от Берлина, полковник Климов! 

Лавров. Что? 

Дыбин (читает вслух). "Северная и южная группи- 
ровки наших войск замыкают кольцо вокруг группиров- 
ки немецких войск генерал-фельдмаршала Паулюса". 

Л а в ро в. Побожись, Василий Иванович. 

Д ы б и н. Истинный крест, не вру. (Смешно крес6 
тится.) 

Канонада. 

Занавес 


Сталинградцы 

ЭПИЛОГ 


Гаснет свет. Канонада переходит в музыку победы, которая ста- 
новится все радостнее и торжественнее. Вспыхивает свет - 
море света. Зима. Заснеженный, сверкающий на солнце крутой 
волжский берег. На первом плане слева - выход и спуск из 
блиндажа Дыбина. Справа - уходящая вдаль замерзшая Волга. 
Красные флажки на фоне снега придают картине праздничный 
вид. Берег полон движения: проходят б о й ц ы, возвращаются 
из эвакуации жители города. У входа в блиндаж коман- 
дарма стоит часовой. 

Ч а с о в о й. Тишина-то какая! 

Из блиндажа выходят Дыбин и Лавров. 

Д ы б и н. А помнишь, Николай Иванович, как тебя 
осенью в блиндаже засыпало и ты приказал, чтобы тебе в 
дыру телефон просунули, боем руководить? 

Л а в ро в. Как не помнить!.. А помните, как од- 
нажды... 

Входит боец. 

Б о е ц. Товарищ командующий, пленных немецких 
генералов привели. 

Д ы б и н. Убери их к черту, чтобы настроение не пор- 
тили! 

Входят Климов и Кудров. 

К л и м о в. Товарищ командующий, генерал-майор 
Климов по вашему приказанию явился. 

К у д р о в. Товарищ командующий, Герой Советско- 
го Союза старший сержант Афанасий Кудров прибыл по 
вашему приказанию. 

Д ы б и н. Вот это гости! А то - немецкие генералы... 
(Климову.) Ну вот, Климов, и дожили до первого празд- 
ника. А? 

К л и м о в. Дожили, товарищ командующий. 

Вбегает адъютант. 


Юлий ЧЕПУРИН 

А д ъ ю т а н т. Товарищ командующий, член Военно- 
го совета просит вас не опоздать на митинг. 

Д ы б и н. Опять шумишь? Дай же, адъютант, людям 
к тишине привыкнуть... 

Вдруг врываются звуки духового оркестра, шум, возгласы 
толпы. 

Адъютант (жест в сторону города). Все равно - 
там, товарищ командующий... 

Д ы б и н. Так это - там. Чтобы эту музыку услышать, 
мы шесть месяцев бились. Пусть шумят, радуются наши 
орлы. Эх, был бы у меня сейчас дворец, накрыл бы я сто- 
лы и сказал... 

Л а в ро в. А вот сейчас на митинге и скажете... 

Д ы б и н. Что ты, Николай Иванович. Не смогу. Где 
слова подходящие взять? 

Появляются г о ро ж а н е. Они тянут салазки с домашним 
скарбом. 

Г а л ч и х а. Да ты ногами-то быстрей перебирай! Ше- 
велись, говорю, Петенька. Последними выезжали и опять 
через тебя в хвосте плетемся. 

М у ж Г а л ч и х и. Кричи, кричи шибче. Я сегодня на 
тебя - добрый. 

Л а в ро в. Молодцы! Барахлишко - на салазки, то- 
нут по пояс в снегу, а идут, возвращаются... Хоть и мер- 
твые камни, а родные, зовут... 

Д ы б и н. Куры откуда-то взялись... Петухи поют. 
Вчера дохлой кошки нельзя было найти, а сегодня пе- 
тухи. 

Вбегает Витька. 

В и т ь к а. Афанасий Павлович, скорее, на киноаппа- 
рат нас будут снимать! 

К у д р о в. В присутствии старших по званию ты, 
Витька, должен обращаться ко мне по всей форме. 

В и т ь к а. Опоздаем ведь. 


Сталинградцы 

Д ы б и н. Не опоздаем, сынку! День только начина- 
ется. Солнца сколько! Февраль... весной пахнет. 

Из-за обрыва появляются пленные немецкие сол- 
да т ы. 

К у д ро в. Вот они - фрицы. (Немцам.) Не огляды- 
вайся, не оглядывайся, твоих тут нет, не признаешь. 

Д ы б и н. Что же ты, товарищ Кудров, столько фаши- 
стов упустил? Это ведь твои все, а? 

К у д р о в. Которые мои, те больше не ходят, товарищ 
командующий. 

Д ы б и н. Сколько ты гитлеровцев здесь уложил? 

К у д ро в. Сто девяносто штук. 

Д ы б и н. До двухсот не догнал. 

К у д р о в. Фрицев примемся догонять, и я свой счет 
до положенного числа догоню. 

Дыбин, Лавров, Климов и Кудров поднимаются на обрыв. 
Проходят бойцы. 

Д ы б и н. Орлы-сталинградцы! Фашисты отброшены 
от Волги. И не удержаться им за Доном, за Днепром. Не 
удержаться на нашей земле! Бейте врага по-волжски, по- 
русски, гоните его на запад, гоните до тех пор, пока не 
станет свободной вся наша Советская страна! 

Крики "ура!". Музыка. 

Занавес 


ПУСТЬ ОНИ 
РАССКАЖУТ САМИ 

(Письма воинов-сталинградцев)* 

Передо мной сто тридцать пять подлинных писем вои6 
нов6сталинградцев. Как возникли они? 

В середине декабря 1942 гола, в разгар наступления на6 
ших войск на бешено сопротивляющуюся 66ю немецкую ар6 
мию под командованием фельдмаршала Паулюса, редакция 
газеты Сталинградского фронта, чьим специальным коррес6 
пондентом по 626й армии я был в течение всех месяцев ве6 
ликой битвы, обратилась к советским воинам с письмом, 
текст которого приводится ниже. 

15 декабря 1942 г. 

Действующая армия 

ТОВАРИЩ! 

Скоро Новый год. 

Он принесет нам победу: Мы завоюем ее в жестоких 
боях с проклятым немцем. Мы принесем ее, как сынов- 
ний дар нашей любимой матери - Родине, великому 
Сталину. 

Победа! 

* Стилистика и орфография всех писем сохранены. - Ю. Ч. 

Пусть они расскажут сами 

Сколь много ты передумал о ней в пылающем горо- 
де - городе-герое, имя которого стало символом стой- 
кости, отваги и беззаветной любви к Родине, примером 
ратного мастерства! 

Мы пойдем вперед! 

На штыках будем нести святую месть черному врагу. 
На штыках мы принесем победу. Будет и на нашей улице 
праздник! Да здравствует Новый, 1943-й год - год раз- 
грома гитлеровского государства, его армии, его "нового 
порядка в Европе"! 

Напиши нам, товарищ, о том, как ты встречаешь Но- 
вый год? 

Поделись со своей газетой: что волнует тебя, выска- 
жи свои новогодние пожелания, мечты воина-сталинг- 
радца. 

Ты прошел сквозь огонь небывалых боев, прошел че- 
рез самую смерть. Напиши о своем боевом опыте, о тех 
приемах, которыми ты бил врага и которые сильно по- 
любились тебе. 

Ты изучил звериные повадки врага. Напиши, как ты 
был в трех шагах от смерти, и все-таки врагу не удалось 
тебя одолеть. 

Ты создал славу Сталинграду, городу-герою, ты вы- 
рос в богатыря. Напиши нам, как научил тебя Сталинг- 
рад любить и отстаивать Родину, ее честь и свободу, честь 
и свободу своей семьи. Напиши, как выковал он в тебе 
чувство боевого содружества с бойцами других нацио- 
нальностей нашей страны, с которыми ты бил врага. 

Напиши о самом дорогом и заветном для тебя, что хо- 
тел бы ты, сталинградец, поведать советским людям, 
встречая Новый год: может был ты в такой перепалке, что 
не забудешь ее вовек - напиши; может ходил ты на лихой 
штурм ДЗОТа, дома, вражьего опорного пункта - напи- 
ши; может был у тебя заветный товарищ и друг, которого 
сразила вражья пуля, но он оставил тебе наказ - напиши. 

Обо всем газета расскажет твоим товарищам - нашим 
читателям. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Посылаем тебе бумагу с готовым адресом. Сложи ее 
треугольником и отдай своему почтальону. 

Мы желаем тебе, товарищ, быть здоровым и бодрым, 
бить врага по-сталинградски. 

Мы желаем тебе победы! 

Редакция красноармейской газеты "Сталинское Знамя". 

Наш адрес: 2193 полевая почта, часть 24. 

16 декабря на борту бронекатера ? 13 я доставил на 
правый берег пять тысяч экземпляров обращения. Все 
они были распределены по дивизиям. 

И сталинградцы откликнулись. 

Редакция получила более тысячи ответов. Часть пи- 
сем была обнаружена у наших убитых воинов - они не 
успели отправить свои ответы. На отдельных письмах со- 
хранились следы крови. Многие бойцы, написавшие их, 
сказали людям свое последнее слово. 

Многие солдатские письма еще и сейчас хранят на 
себе следы неровностей почвы или камней, которые за- 
менили воину стол. Как правило, письма написаны на- 
спех, крупными буквами, руками, отвыкшими за многие 
месяцы боев держать карандаш. Письма - горячие, 
взволнованные, искренние, маленькие исповеди - на- 
ступающий Новый год располагал к разговору по душам. 
Здесь и мечты о победе, и боль за погибших товарищей, 
и обращение к матерям, отцам, женам, детям, и описа- 
ние боев, солдатской нелегкой жизни. 

Мне, работающему в те дни над пьесой о героях Ста- 
линграда было разрешено отобрать те письма, которые 
могли бы пригодиться в творческой работе. Пригоди- 
лись! Еще как! Я и поныне считаю эти письма одной из 
самых священных для меня сталинградских реликвий. 
Бесценным человеческим документом! Они и сохрани- 
лись в моем архиве. Судьба остальных писем мне неиз- 
вестна. Жаль, если они безвозвратно погибли. 

В этой книге, к сожалению, я не мог привести все сто 
тридцать пять писем. Но как трудно было отобрать - все 
они заслуживали того, чтобы их опубликовали. 


Пусть они расскажут сами 

Хочется верить, надеяться, что авторы писем, высто- 
яв в Сталинграде, пронесли боевые знамена нашей слав- 
ной Советской Армии до последнего дня войны, до Дня 
Победы, что вернулись они домой к своим семьям, к 
мирному труду, о котором с такой любовью пишут мно- 
гие из них. 

Прочтите эти письма. 

"УМРЕМ, НО СТАЛИНГРАД НЕ СДАДИМ" 

"Мы, бойцы 149 бригады оправдаем свое красноар- 
мейское звание и дадим Родине и великому нашему пол- 
ководцу тов. Сталину обещание, что будем бить врага до 
тех пор, пока можем держать винтовку в руках и видят 
глаза. И не пустим врага, куда он попытается полезть. 
Дадим сокрушительный удар, чтоб он не захотел нашей 
русской земли. 

Я, красноармеец Колосов Василий Петрович, обязу- 
юсь бить врага до тех пор, пока могу держать оружие в 
руках и не отступать ни шагу назад. И клянусь я Родине, 
умрем, но Сталинград не сдадим. 

Красноармеец Колосов В. П. 

"МЫ - МОРЯКИ!" 

"По всем частям пролетела весть о героизме семнад- 
цати моряков. 

...Осенняя ночь. Командир роты, старший лейтенант 
Филимонов с пятнадцатью моряками занял оборону на 
самом ответственном участке. Остальная часть роты за- 
няла оборону правее его, где старшим поставил своего 
заместителя, а сам остался на занятом рубеже. 

Через несколько часов командир батальона, старший 
лейтенант Жуков (ныне rапитан), обходя район оборо- 
ны подошел к ним. Теперь их стало семнадцать. 


Юлий ЧЕПУРИН 

С рассветом немцы пытались атаковать, но моряки 
во главе с Жуковым и Филимоновым, отбили атаку. 

После сильной артиллерийской и минометной подго- 
товки, фашисты, численностью до двухсот человек, пред- 
приняли вторую атаку, решив любой ценой прорвать 
нашу оборону, смять горсточку моряков, преградивших 
им путь на направлении главного удара. 

Но гитлеровцы не учли, что оборону держали здесь 
моряки Беломорской флотилии, прибывшие на помощь 
сталинградцам, сражающимся за город. 

Фашистские танки приблизились к переднему краю 
обороны. За ними двигались автоматчики, изготовивши- 
еся к новой атаке. 

- Уничтожить танки! - прогремел голос старшего 
лейтенанта Жукова. 
Станковые пулеметы были выставлены на флангах. 
Пулеметчикам было приказано уничтожить противника 
огнем с флангов, а ручным пулеметчикам и автоматчи- 
кам - косить немцев с фронта. 

- Разрешите выполнять? - обратился к Жукову крас- 
нофлотец Борисоглебский, держа в руке связку гранат. 
Борисоглебский стремительно пополз вперед. Главстар- 
шина Репин с другим моряком также по-пластунски по- 
ползли навстречу второму танку, который двигался правее. 

Первый вражеский танк продолжал лезть вперед. До 
Борисоглебского ему оставалось двадцать, пятнадцать, 
десять метров, девять метров, восемь метров... 

Лишь когда до танка оставалось семь метров, Бори- 
соглебский метнул в него гранаты. Танк замер на месте. 
Экипаж стал выскакивать из машины, но его скосили 
наши автоматчики. 

Главстаршина Репин подорвал второй танк. Тем не 
менее, фашистские пехотинцы бросились в атаку. Но два 
наших станковых пулемета, укрывшихся на флангах, взя- 
ли их в огненные клещи. 

Стволы пулеметов и автоматов сильно нагревались, но 
огонь моряков не прекращался. Гитлеровцы не выдержа- 
ли, отошли, оставив на поле боя свыше ста убитых. 


Пусть они расскажут сами 

Этим все не кончилось. В этот же день противник 
еще раз атаковал рубеж, обороняемый семнадцатью мо- 
ряками. И снова противник потерпел поражение. 

Неудачи еще больше разгорячили фашистов. 

Рано утром следующего дня немцы возобновили свои 
яростные атаки. Теперь на моряков наступало более двух 
батальонов пехоты. Они шли во весь рост под прикры- 
тием большого количества танков. Кроме того, они уси- 
лили артиллерийскую и минометную поддержку, до пя- 
тидесяти немецких самолетов бомбило наш передний 
край. 

Хорошо, что моряки за ночь достали три противотан- 
ковых ружья и пополнили боеприпасы. Как же пригоди- 
лись теперь эти ПТР! 

Вражеских танков было много. За ними - в три эше- 
лона - немецкие солдаты. 

Каждый наш пулеметчик и автоматчик получили за- 
дачу, свои сектора обстрела. Пулеметчики обоих станко- 
вых пулеметов должны были вести кинжальный огонь с 
флангов. Противотанковые ружья вручены в умелые ру- 
ки - Борисоглебскому, краснофлотцу Балацину и глав- 
старшине Репину. 

Танки приблизились к переднему краю обороны. Од- 
ним выстрелом Балацин подбил ведущий немецкий 
танк. Борисоглебский вывел из строя второй. Метким и 
хорошо организованным огнем из ПТР моряки подбили 
семь фашистских танков. Остальные повернули обратно. 
Несмотря на это, пьяные гитлеровцы бросились в атаку. 
Своим числом они в десятки раз превосходили наших 
моряков. 

Первую цепь немцев уничтожили... За ней - вто- 
рую... Но все-таки часть фашистов достигли передние 
окопы. На их головы полетели десятки гранат. Пыль и 
гром - всё смешалось, казалось, ничего уж нельзя было 
разобрать. Наконец, и эта, третья цепь немцев была 
уничтожена. Уцелевшие фрицы убегали от краснофлот- 
цев на третьей скорости - даже пулеметный огонь еле 
догонял их. Это и понятно: немцы наступают без тан- 


Юлий ЧЕПУРИН 

ков в исключительных случаях, а без танков они боль- 
шие трусы! 

И в этот день бесстрашные моряки отбили еще пять 
таких крупных атак, снова поддерживаемых танками. Ре- 
зультат один: моряки не отступили ни на шаг. 

День кончился... Кровопролитное сражение подошло 
к концу. 

Семнадцать моряков за один день уничтожили до двух 
с половиной батальонов вражеских солдат и офицеров. 
А сколько было ранено, нам не удалось установить. 

Старший лейтенант Филимонов и политрук Золотни- 
ков (ныне старший лейтенант) три раза поднимали мо- 
ряков в контратаку. Сам Филимонов уничтожил двадцать 
два гитлеровца, а Золотников - двадцать. 

Так дерутся моряки беломорской флотилии в боях за 
Сталинград. 

Под командованием полковника Героя Советского Со- 
юза Батракова Беломорские моряки за короткий срок унич- 
тожили несколько тысяч немецких солдат и офицеров. 

Среди семнадцати героев-краснофлотцев сражались 
Самрин, Зинченко, Кудреватый, Турыгин, главстарши- 
на Варава, старшины 2-й статьи Березин, Скрозников, 
Савин. 

Правительство высоко оценило подвиг моряков-бело- 
морцев и наградило всех орденами и медалями. 

Капитан Келехсаев Владимир Федорович". 

Ноябрь, 1942. 

"НАЧИНАЮ ПИСАТЬ О СВОЕЙ БОЕВОЙ ЖИЗНИ..." 

Начинаю писать о своей боевой жизни. 

26 июля 1941 года я был мобилизован в РККА защи- 
щать свою любимую Родину. 15 августа я встретился ли- 
цом к лицу с немецкими захватчиками на Западном 
фронте, недалеко от Смоленска. 

Вот один пример. 

Тянули связь на КП около Днепра. Со мною было 


Пусть они расскажут сами 

еще два бойца. Неожиданно на нас напало около взвода 
немцев. Первые мои минуты были очень страшные, я 
живым решил не сдаваться. 

Немцы сжимали нас в кольцо. Мы их понемногу 
били и били, их стало меньше. Но они решили взять нас 
живыми, невзирая ни на какие потери. Окружили на ше- 
стьдесят метров, кричат: "Русь! Сдавайся!" Но мы в от- 
вет посылали металл. Но дело было плохо - истекли 
патроны. Дошло дело до гранат и рукопашного боя. По- 
беда была за нами. Подошли наши товарищи нам на по- 
мощь, истребили всех фашистов, ни один не ушел. Лич- 
но я убил десять фрицев, но был тяжело ранен, получил 
четыре ранения и был доставлен в госпиталь. 

После этого я выздоровел хорошо. Приехал в город 
Рязань, в одну из дивизий. 13 июля 1942 годя на Ста- 
линградский фронт. Меня назначили заместителем ко- 
мандира роты. 

9 августа наша рота отбила три атаки немцев и унич- 
тожила несколько десятков солдат и офицеров. 

15 августа, рано утром, немцы пошли снова в атаку. 
Пустили на нас около 30 танков. Слева был овраг, пра- 
вее - высота, где расположена моя рота. Два танка мы 
подбили из ПТР, немцы повернули обратно, но через 
некоторое время снова пошли в атаку, прорвали первый 
эшелон, где находился КП нашего батальона. Мы под- 
били гусеницу еще одного танка, но танки продолжают... 

(На этом письмо обрывается, фамилию его автора 
установить не удалось)*. 

"УКАЗАННЫЕ СВЕДЕНИЯ ПОДТВЕРЖДАЮ" 

Вот уже скоро пять месяцев как я сражаюсь с крова- 
вым врагом в Сталинграде. Сначала я защищал светлые 
берега Дона, сейчас - Сталинград. 

* По некоторым косвенным данным можно предположить, 
что им был воин из 396 части, ППС 2185, Деревенсков. 

Юлий ЧЕПУРИН 

За эти месяцы я научился драться с врагом и уничто- 
жать его там, откуда он появится и в какое время: будь 
это днем или ночью. 

В настоящее время, с 11 декабря по 20 декабря из род- 
ного миномета я уничтожил 22 фрица и разбил несколь- 
ко блиндажей и огневых точек противника. Бойцы мое- 
го подразделения за это же время уничтожили 95 фаши- 
стов. Командир подразделения Дрелих (гвардии 
младший лейтенант) уничтожил 37 фашистов, красноар- 
меец Катаев - 14, красноармеец Коршунов - 23. 

Мой лучший подарок Родине к Новому году - это 
десятки истребленных гитлеровцев. 

Зам. к-ра подразделения по политчасти, лейтенант 
Витезев Б. Н. 

Дополнение на полях письма: "Указанные сведения 
подтверждаю. 

Зам. к-ра 117 гсп по политчасти, гв. майор С. Широ- 
ков". 

ОТ КРАСНОАРМЕЙЦА 
ШИШКИНА ИВАН ПАВЛОВИЧА 

ПИСЬМО 

У меня на счету 22 фрица. Я обещаю в новом году 
убить не менее 35 фашистов. 

Меня волнует: быстрее разгромить врага под Сталин- 
градом, не отпустить ни одного живого фрица, который 
не сдается в плен. 

При наблюдении мы увидели однажды немецкого ча- 
сового. Я его убил. В это время противник открыл по нас 
огонь из ручного пулемета. Я стал наблюдать, откуда он 
стреляет и увидел огневую точку. Из русской трехлиней- 
ной винтовки я уничтожил пулеметчика. 

25 ноября, утром, на рассвете, наше отделение под- 
держивало пулеметным огнем пехоту. Мы продвигались 
около трех километров. Мы с товарищем Шушмаркиным 


Пусть они расскажут сами 

Николаем Васильевичем договорились биться до после- 
днего патрона и не бросать друг друга, но сразила его 
вражеская пуля. 

За своего товарища мстил и буду мстить до последне- 
го дыхания своей жизни. 

18 декабря мы наблюдали сторону противника с крас- 
ноармейцем Башкардиным. Снайпер противника хотел 
уничтожить Башкардина. Тогда мы применили военную 
хитрость: взяли валенок, надели на него шапку, я ото- 
шел вправо метра на два и высунул чучело из окопа. Про- 
тивник попытался стрелять по чучелу, но в это время я 
его уничтожил. 

К сему Шишкин И. П. 

22.12.42 г. 
ППС 1769, часть 31. 
"ДАЛ КЛЯТВУ ИСКУПИТЬ СВОЮ ВИНУ..." 

...В Сталинград я прибыл 14 декабря. Был направлен 
на фронт штрафником, имея срок пять лет. 

Как только прибыл на передовую, я сразу дал клятву 
искупить свою вину боевыми делами, хорошими успеха- 
ми и подвигами, беспощадно уничтожая гитлеровцев. 

Как хороший стрелок, придя в роту, я стал снайпе- 
ром. Выбрал удобную позицию, откуда хорошо можно 
видеть как немцы перебегают и ходят. 

И уже с 15 декабря я открыл боевой счет: за первый 
лень моей "охоты" я уничтожил 2 фрицев. А на 22 декаб- 
ря имею на боевом счету уже 13 убитых фашистов. Ко- 
мандование возбудило ходатайство о снятии с меня су- 
димости и сейчас судимость с меня снята. 

Так я искупил свою вину боевыми делами, защищая 
Сталинград. 

Гвардии красноармеец Лымарь Михаил Иванович. 

ППС 2185, часть 129. 


Юлий ЧЕПУРИН 

ОТВАГА 


Бойцы одной нашей части, действующей в Сталинг- 
раде, получили боевое задание занять одну укрепленную 
линию противника. 

Задача была нелегкая. Но выполнить ее было надо. 
Это требует фронт, это требует Родина и весь наш совет- 
ский народ. 

На выполнение этой задачи был выслан отряд в ко- 
личестве десять человек, который разделился еще на три 
группы и двинулся на выполнение задания. 

Старшим первой четверки был назначен молодой 
боец Гриценко. Этот юноша, рождения 1924 года и по- 
вел своих бойцов к оборонительной линии немцев. 

Искусно маскируя свое продвижение, шли они по об- 
ломкам зданий, камней, по садам, воронкам от снарядов, 
по кустам, кюветам дорог и наконец приблизились по- 
чти вплотную к неприятельской оборонительной линии. 

В небе было неспокойно. 

Из бесконечного голубоватого пространства отчетливо 
доносился гул самолетов. Следом возникали разрывы зе- 
нитных снарядов. Наконец грохот наполнил все атмосфер- 
ное пространство. Со страшным воем рвались авиабомбы. 

Гриценко установил свой пулемет и стал ждать сиг- 
нала. 

Через три минуты сигнал был дан. 

Засыпая свинцовым дождем окопы немцев, зарокотал 
пулемет и Гриценко. Фашисты от неожиданного и дерз- 
кого налета забегали в панике, часть из них обратилась в 
бегство, но тут же скашивалась пулеметным огнем. Ос- 
татки же немцев наши бойцы забросали гранатами и с 
возгласами "ура!" ворвались в окопы. Завязалась руко- 
пашная борьба. 

Гриценко подбежал к немецкому дзоту, но тут полу- 
чилось неожиданное: его встреча с пьяным фашистом. 
Увидев Гриценко, фашист завозился и крикнул: "Русь, 
сдавайся!" 


Пусть они расскажут сами 

- Врешь, сволочь! - злобно ответит Гриценко и с 
одного прыжка очутился верхом на противнике. Борьба 
продолжалась двадцать минут. Оба они выбились из сил. 
Наконец Гриценко собрал последние силы и стал вытал- 
кивать фашиста наверх. Заметив в амбразуре дзота еще 
одного немца, на помощь Гриценко подбежал сержант и 
общими силами враг был извлечен и уничтожен. 
Вот сейчас-то, когда окончился бой, сержант и Гри- 
ценко почувствовали боль в своем теле. Они были ране- 
ны, но до санчасти дошли самостоятельно, а через пол- 
часа сержант и Гриценко рапортовали о выполнении за- 
дания. 

Командование фронта наградило сержанта и Грицен- 
ко медалью "За отвагу". 

26.12.42 г. Фед. Ворожев. 
ППС 2193, часть 502. 
ВАСЬКА - КОТ В РАЗВЕДКЕ 

3-й батальон занимает оборону на "Сапожке" это воз- 
ле кирпичных красных домов. Немцы всего в расстоянии 
находятся 15 метров. Васька-кот пришел с плену от нем- 
цев 13 ноября. В то время немцы хотя немного кормили 
Ваську-кота, но настали морозы, Васька-кот часто, в 
ночь 3-4 раза бывал и у нас, и в немецких блиндажах и 
дзотах. Васька-кот хорошо знает все блиндажи наши и 
немецкие. Там, где лучше кормят, там Васька-кот поча- 
ще бывает. Но, как известно, немцам самим нечего есть, 
а кота совсем нечем кормить. Но мы кормим всем, даем 
от пуза, да и водки установили Ваське-коту 10-15 грамм. 
А как к немцам Васька-кот идет, даем 50 грамм водки. 
Васька-кот носит к немцам наши листовки, Информбю- 
ро и "В последний час". (Привязываем к шее и - побе- 
жал Васька-кот к немцам.) Через некоторое время воз- 
вращается без почты. Васька-кот нам показывает немец- 
кие дзоты, блиндажи. Как побежит, а мы смотрим за 


Юлий ЧЕПУРИН 

ним, куда побежит, как спустится в блиндаж, так там и 
немцы. 

20.12.42 г. Маргоскин М. И. 
1794,часть 17. 
Разъясняю редакции 

"Сапожок" мы называем ввиду того, что наш взвод 
занимает (оборону. - Ю. Ч.) на скате кирпичных домов 
"Сапогом". Это на мокрой Мечетке, напротив поселка 
Спартановка. Здоровый серый кот, шерсть большая и 
пушистая. Когда немцы кормили кота, то он жил в нем- 
цах, а как самим немцам нечего есть, кот пришел 
от немцев. Бойцы наши прозвали кота "Васька-кот". 
А, как вам известно, немцы от нас 15 метров от нашей 
обороны, на "Сапожке". Когда наши самолеты сброси- 
ли листовки для немцев, и часть листовок попала к 
нам, их занесло ветром. Мы привязываем к шее Кота- 
Васьки листовки и посылаем кота к немцам, а также 
вырезаем из газет "В последний час", сколько немцев 
забрато в плен и уничтожено. Васька-кот показывает 
блиндажи и Дзоты, а наши минометчики точно броса- 
ют туда мины. 

Маргоскин Максим Иванович. 

"Я ХОЧУ ПОДЕЛИТЬСЯ..." 

...Я хочу поделиться с другими товарищами, которые 
приходят к нам теперь, в те дни, когда мы не обороняем- 
ся, не сдерживаем натиск противника, а гоним его, и 
метр за метром, очищаем от его поганого сапога нашу 
родную, любимую землю, как мы оборонялись и отстаи- 
вали наш великий город, город-герой Сталинград. 

Наша часть - гвардейская. Командир ее генерал-май- 
ор Гурьев. И тот участок заводского района, который был 


Пусть они расскажут сами 

нам поручен оборонять, мы его отстояли. Правда нам 
пришлось его оставить на некоторое время, но теперь он 
снова наш. 

Выше завода "Красный Октябрь" по центральной 
трамвайной улице проходила наша линия обороны. В те 
дни немцы стремились любой ценой прорваться к заво- 
ду и выйти к Волге. 

Вот, начиная с 23 октября они лезли на нас силою до 
полка и несколько десятков танков. Но сопротивления 
нашего они не сломили. Тогда они решили взять нас с 
флангов, где и добились успеха, а нас взяли в кольцо. 
Нас осталась горсточка, и комбат, гвардии ст. лейтенант 
тов. Кочетков В. Р. сказал нам: "Ничего, товарищи, что 
они нас окружили. У нас есть люди и позади нас. Они их 
оттуда нажмут, а мы отсюда. Но без приказа мы не пой- 
дем с этого места". 

И так мы продержались до 27 октября, затем наш ге- 
нерал приказал нам выйти к Волге и выбить прорвав- 
шихся немцев из цехов. Ст. лейтенант Кочетков собрал 
нас всех в воронку и говорит: "Ну, товарищи, нам дано 
указание выйти к Волге и выбивать немцев из цехов от 
берега. Давайте пробиваться к своим". 

Приказ был получен по радио. Ну! мы решили дей- 
ствовать без боя в направлении на юго-запад. Не про- 
шли и 500 шагов, как нас встретили гранатами и ливнем 
пуль. Мы отошли обратно. Тогда решаем идти прямо в 
завод. Меня комбат с группой посылает передовой дозо- 
ром-разведкой. Дошли до половины цеха. Нас снова 
встречает ливень пуль и разрывы снарядов, тогда мы за- 
легли под вагоны, посовещались и решили принять ле- 
вее, северо-западнее, в другие цеха. А если будет снова 
огонь, то и мы открываем огонь и вступаем в бой. Ну! И 
здесь нас встретили автоматным огнем, а раз так, мы 
тоже открыли огонь и бросились на штурм. 

Уничтожив эти огневые точки, мы прорвались к Вол- 
ге, захватив с собой всех раненых, их было четверо. (До- 
стигнув берега, мы получили новый объект обороны - 


Юлий ЧЕПУРИН 

мартеновский цех.) Нас оставалось всего тридцать чело- 
век. Заняв оборону с 27-го на 28-е, утром, на рассвете 
мы идем в наступление - очищать цеха. Продвинулись 
метров на 100-200. Нам дают приказ закрепиться и 
ждать подкрепления... 

Письмо на этом обрывается, но его автор успел по- 
ставить свою фамилию, имя и отчество: "Щербаков Ге- 
оргий Яковлевич". 

ППС 2182, часть (неразборчиво). 19.12.42 г. 

"И ДАЛИ МЫ КЛЯТВУ..." 

Здравствуйте, мои товарищи! 

Я, ефрейтор Боев Митрофан Елизарович, шлю вам 
пламенный привет. Я вам опишу, как мы стояли за город 
Сталинград. 

Я был телефонистом. Давали связь бесперебойно: и 
под артиллерийским огнем и под бомбежкой. Приходи- 
лось по нескольку дней не спать и не есть, но связь была 
нами обеспечена. 

17 октября были убиты мои лучшие товарищи и наш 
командир, старший сержант. Мы дали клятву, что будем 
бить врага до полного уничтожения. 

Был у меня такой случай. Иду по линии. Вижу: сидит 
в яме мужчина с большой бородой. Когда он меня уви- 
дел, то захотел спрятаться, но это ему не удалось. Я дос- 
тавил его в наше подразделение. Он оказался румыном, 
был послан в разведку немцами, но решил сдаться нам в 
плен. 

Правительство наградило меня орденом Красной 
Звезды. 

Еще я хочу сказать о своем товарище, телефонисте 
Ларионове. Ему была поставлена задача навести связь че- 
рез Волгу. На Волге его ранило, но он продолжал тянуть 
связь. Его ранило вторично, и все-таки связь нашей бри- 
гады с артдивизионом была обеспечена. Ларионова от- 


Пусть они расскажут сами 

правили в госпиталь, когда он был без памяти. Вот ка- 

кие связисты служат в нашем батальоне связи. 

Боев Митрофан Елизарович. 

ППС 1794, часть 488. 

"Я СЕЙЧАС ОПИШУ ВАМ СВОЕ 
ВЕСЕЛОЕ НАСТРОЕНИЕ" 

... Я сейчас опишу вам свое веселое настроение. 
Очень чувствую себя веселым и бодрым: громим немец- 
кую свору день и ночь. Не даем им покоя, разбиваем их 
блиндажи и дзоты, чтобы быстрее очистить Сталинград 
и уничтожить всю германскую армию. Я - комсомолец. 
Иногда приходилось нам очень трудно - фашисты в не- 
которых местах прижимали нас к Волге, но ничто не 
сломило нас. Немцы узнали, что за город Сталинград, и 
еще узнают. Я лично немало перебил негодяев, которые 
хотели сбросить нас в Волгу. Но это им не удалось и не 
удастся никогда! 

1943 год мы встретим победой в Сталинграде, и пого- 
ним врага на Запад. Будем уничтожать его до полного 
уничтожения. 

Филипенко Михаил Андреевич. 

38-я дивизия, 120 полк, 1 батальон. 

"БЫЛ НЕОБЫКНОВЕННО ГОРЯЧИЙ БОЙ..." 

...26 октября 42 года немцы бросили в атаку танки и 
пехоту. Армада бомбардировщиков со свастикой бросали 
тысячи килограммов бомб. 

Наша рота связи находилась в одном из домов, не- 
посредственно расположенном вблизи от переднего 
края. Бесчисленное множество раз рвалась связь. На ли- 
нию выходили связисты и под ливнем осколков всегда 
восстанавливали связь. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Неувядаемую славу заслужил красноармеец Прока- 
зин. Он был послан на линию. Очередной взрыв. Прока- 
зину оторвало ногу. 

Но как можно не выполнить приказ командира? Ис- 
текая кровью, напрягая все свои силы, он нашел обрыв и 
устранил его. Все это он делал под пулеметным огнем 
немцев. 

Слава бессмертная герою! 

А бой все разгорался. Тринадцать танков с десантом 
окружили наш дом и били прямой наводкой. В бой всту- 
пили все свободные от дежурства на аппаратах. 

Смелость и отвагу проявил старший сержант Уткин. 
Он раздобыл противотанковое ружье и в упор расстрелял 
фашистский танк. Будучи раненым, он не ушел с поля 
боя, несмотря на требование командира. 

Так дрались герои-связисты. 

Вечная слава погибшим, слава и дорога вперед жи- 
вым! 

20.12.42 г. 
Живетьев Василий Михайлович. 
ППС 2185, часть 107. 
"КАК СРЕДИ ЛЬДОВ МЫ ПЕРЕПРАВЛЯЛИСЬ 
ЧЕРЕЗ ВОЛГУ..." 

...Напишите несколько слов, как мы среди льдов пе- 
реправлялись через Волгу. 

Нас было трое: я, сапер, младший лейтенант Иван 
Локтев, красноармейцы Хатлиулин и Нижник. Нам было 
приказано наладить связь с тылом и вернуться обратно в 
эту же ночь. 

Мы, преодолевая трудности, сквозь льдины, под ми- 
нометным обстрелом добрались до левого берега Волги и 
в ту же ночь вернулись обратно и представили самое цен- 
ное - продукты. У нашей части их уже не оставалось. Еще 
хуже было с боеприпасами. Ну, все трудности пережили и 


Пусть они расскажут сами 

сумели очистить от фрицев деревню Спартановку. 

Скоро Новый, 1943 год. Пусть помнит враг, как мы 
били его у города Сталинграда. Я буду мстить гитлеров- 
цам за отца и брата, которые погибли в Отечественной 
войне. 

Мы придем к Новому году с новыми боевыми успе- 
хами. 

Я мечтаю очистить наш завод - СТЗ от вшивых за- 
разных фрицев и наш любимый Сталинград. 

Я награжден орденом Красной Звезды. 

Локтев Иван Яковлевич. 

ППС 1794, часть 508. 

"...И БУДУТ ПОМНИТЬ ВСЕ ЗАЩИТНИКИ 
СТАЛИНГРАДА..." 

Я, боец 62-й армии Сталинграда, хочу написать о сво- 
ем товарище, Филимонове. Это был бесстрашный воин- 
связист, были такие случаи, когда враг нахально лез на 
нашу оборону, на горстку бойцов. Особенно нахальными 
были немецкие автоматчики. Вот они уже совсем близко 
от нас. Тогда Филимонов взял в руки винтовку и начал в 
упор расстреливать фрицев. Но его сразила вражеская 
пуля. Он погиб, но его подвиг будут помнить все защит- 
ники Сталинграда. 

Писал Андреев Василий Васильевич. 

ППС 2185, часть 107. 

"НЕ ДАТЬ НЕМЦАМ ПИТЬ 
ВОЛЖСКУЮ ВОДУ!" 

...В боях за Сталинград бойцы моего взвода ни разу 
не струсили, не побежали, хотя фрицы создавали ужас- 
ные условия, в которых, казалось, не выдержит ни один 
человек. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Почему же это произошло? 

Трудно передать, что переживалось каждым бойцом в 
отдельности, но мысли и чувства всех были направлены 
к одному - защитить великий город, не дать немцам 
пить волжскую воду. 

Девизом было: "Все - за одного, один - за всех!" 

Мариец Тукбаев заявляет, что выполнял приказ Ста- 
лина "Назад - ни шагу". Украинец Друзенко говорит: 
"За Волгой для меня земли нет". 

Командир взвода, лейтенант Фортов. 

ППС 1794, часть 988. 

"ОТДАЛ СВОЮ МОЛОДУЮ ЖИЗНЬ, 
СПАСАЯ ТОВАРИЩЕЙ" 

Красноармеец-радист нашей части Челданов Султан 
в сентябре 1942 года попал в плен к фрицам. Он был на 
КП, его блиндаж завалило землей от взрыва вражеской 
бомбы. Немцы обыскали Султана, отняли у него красно- 
армейскую книжку и заставили подтаскивать мины к не- 
мецкому миномету. 

Товарищ Челданов с первой же минуты задумал убе- 
жать к своим товарищам. Расстояние между линиями 
фронта было метров 400. Как только наши минометчики 
нащупали минометное гнездо фрицев, они открыли 
сильный минометный огонь. Фашисты припали к земле, 
вокруг поднялись столбы пыли и дыма. Воспользовав- 
шись этим случаем, Челданов бегом, под разрывами мин, 
прибежал в свою часть, где его с радостью встретили 
наши бойцы. 

В плену у гитлеровцев Челданов был часа четыре. Он 
сказал: "Лучше умереть от разрыва наших мин, чем быть 
в плену у фашистов". 

2 ноября Челданов погиб от вражеской бомбы - он 
раскапывал блиндаж, где находились без воздуха его то- 
варищи. Фашистский стервятник заметил его и бросил 


Пусть они расскажут сами 

две бомбы, осколками которых был убит наш славный 
боевой товарищ. 

Он отдал свою молодую жизнь, спасая жизнь своих то- 
варищей. Мы не забудем товарища Султана Челданова и 
возьмем за его жизнь несколько жизней поганых фрицев. 

21.12.42 г. Младший лейтенант Н. Янин. 
ППС 1974, часть 488. 
"МЫ ПЕРЕПРАВИЛИ 150 РАНЕНЫХ" 

Во-первых, я хочу вам сообщить о приезде на Ста- 
линградский фронт. 

19 августа 1942 года мне пришлось столкнуться с 
большими силами врага. Я тогда командовал отделени- 
ем. На нас пошли немецкие танки, их было около 
20 штук с автоматчиками. 

Я дал приказ своим бойцам: "Назад - ни шагу!" 
И мы выступили навстречу. Атаку немецких танков оста- 
новили, а потом сами перешли в контратаку и отбросили 
немцев назад. Это дало нам возможность переправить 
через Волгу 150 раненых. 

В Сталинграде я прошел самую суровую школу. Рас- 
скажу один характерный эпизод. На нас повели наступ- 
ление немцы. Их было до батальона, а нас всего 13 чело- 
век. Из строя вышел командир роты, его заместитель - 
политрук. Оставался за командира младший лейтенант. 
Немцы вели ураганный огонь. В нас летели гранаты, они 
падали нам прямо под ноги. Бомбили самолеты. Но мы 
стояли стойко, положили фрицев около четырех десят- 
ков. Тогда они откатились как пробки. Даже интересно 
было смотреть, как они бежали... 

Многое описать можно, но все боевые эпизоды не 
опишешь... 

22.12.42 г. ППС 2185. Часть 151. 
Гвардии младший лейтенант Копылов Федор Нико- 
лаевич. 


Юлий ЧЕПУРИН 

"ОНИ ПАЛИ СМЕРТЬЮ ХРАБРЫХ" 


...Скоро наступит Новый год. Я встречу его так же, 
как и каждый воин новыми победами. У меня на бое- 
вом счету около двадцати убитых фрицев. У меня боль- 
шая ненависть к врагу. У меня есть отец, мать, братья, 
сестра, которые хорошо жили на Украине до оккупиро- 
вания* ее немецкой сволочью. Они эвакуировались. И в 
настоящее время я не знаю их местонахождения. Не- 
мецкая орда разорила дом, где они жили. Тяжело стари- 
кам особенно. Во что бы то ни стало, скорее бы уничто- 
жить врага, помочь нашим матерям и отцам вернуться 
на свою прекрасную Украину. За эти мечты бьются все 
наши бойцы. 

Прошло уже больше месяца, как наше подразделение 
освободило поселок Спартановку. Были тяжелые бои. 
Остались в памяти образы двух товарищей: лейтенанта 
Тимофеева и бойца Мокроусова. Их участие в бою мож- 
но сравнить с выдающими сталеварами нашей Родины, 
которые дают по десять и более норм. 

Сколько мужества и геройства проявили наши това- 
рищи! Они пали смертью, не считаясь с опасностью шли 
вперед. Они уничтожили не менее двадцати фашистов. 
Они боролись за жизнь, за общее дело. 

Припоминаю: когда мы освободили указанный насе- 
ленный пункт, я как-то разговорился со стариком, кото- 
рый вылез из своей землянки и глубоко дышал свежим 
воздухом. Заметно было, что этот старик долгое время 
провел под землей. На мой вопрос: "Ну, как, отец, дела?" 
он ответил: "Ничего, сыночек, вот радуемся, что немцев 
отогнали, этих сволочей. Мне шестьдесят пять лет, но у 
меня большая ненависть к врагу. До этого, когда я не ви- 
дел, я жалел курицу зарезать. А теперь... теперь...". Он не 
мог договорить. У него на лице появились слезы. "Я их, 
мерзавцев, с ненавистью могу резать, бить, уничтожать". 

* Так у автора. - Ю. Ч. 

Пусть они расскажут сами 

И взгляд его стал суровым. Он смотрел в сторону, где еще 
находились фашисты. В его глазах я видел и радость, 
и горе. 

Пройдет время, будет восстановлено хозяйство, и 
снова зацветет ныне разрушенная Спартановка. Будут 
петь веселые песни о нашей победе и девушки и парни. 
И с ненавистью будут вспоминать фашистских убийц, 
посылая им проклятья в века. Мы верим в это, ибо вели- 
кий русский народ никогда не встанет на колени перед 
фашистскими мерзавцами. 

Шакрай Алексей Косьянович. 

ППС 1794, часть73. 

"Я - СЫН ПАРТИЗАНА" 

...Я - сын партизана. Отец мой вместе с другими 
партизанами завоевывали для нас светлую, счастливую 
жизнь. Отправляя меня в армию, он крепко давал наказ - 
мужественно бороться с фашистской нечистью, не щадя 
своей жизни. Защищая город Сталинград, я родительский 
наказ выполнил. Уличные бои научили нас применять 
разные методы борьбы. Для нас нет никакой преграды. 
Враг хотел нас запугать, бросая ежедневно на нас тысячи 
самолетов, но мы ни шагу не сдали назад. Это значит, что 
мы научились отражать молниеносные удары врага. 

Со своим грозным оружием, 120-миллиметровым ми- 
нометом, мы беспощадно уничтожали врага. Этим ору- 
жием мы погоним врага назад, не дадим ему опомниться. 
Ему будет мало места не только на нашей земле, но и на 
территории, откуда он пришел. 

Некоторые малодушные рассуждают о том, что, мол, 
у фрицев большая техника. Такие рассуждения я считаю 
неправильными. Ихняя немецкая техника напоролась на 
нашу стойкость, мужество и отвагу. Это свидетельствует 
защита Сталинграда. Бои за этот город войдут в историю 
человечества. Нет, наша техника не хуже ихней. По ка- 


Юлий ЧЕПУРИН 

честву я считаю ее даже лучше. Как например, миноме- 
ты, пушки, танки, самолеты. Да и прочее оружие. Мы 
научились метко бить из него врага. 

Нами уничтожены следующие силы врага. 

27 сентября 1942 г. подавили одну артиллерийскую 
батарею врага и уничтожили склад с боеприпасами. 

2 октября уничтожили два взвода пехоты противника. 

4 октября уничтожили пулеметную батарею против- 
ника. 

19 октября уничтожили одну роту автоматчиков и со- 
жгли автомашину. Кроме этого разгромили еще одну ми- 
нометную батарею фрицев. 

Прошу написать письмо родителям, что я действи- 
тельно выполняю их наказ - бью врага беспощадно. 
Скоро настанет время, когда Гитлер, как змея, будет вер- 
теться на наших стальных штыках. Таковы наши задачи 
на 1943 год. 

Адрес моих родителей: Новосибирская область, Кузе- 
деевский район, Н-Кирнековский сельсовет. 

Бекренев Илья Васильевич. 

ППС 465, часть 45. 

"РОДНАЯ ЗЕМЛЯ НАС СПАСЛА, 
УКРЫЛА..." 

Товарищи! Встретить Новый год я хочу только лишь 
в Сталинграде, где не будет ни одного немца, пробрав- 
шегося на нашу землю в качестве поработителя. 

Я - сапер. И минные поля приходилось ставить у са- 
мого носа немца, даже тогда, когда он забрасывал нас 
гранатами, не говоря уж о пулеметном и автоматном 
огне. 

Но все-таки родная земля нас спасла, укрыла от вра- 
жеских пуль и гранат. 

Товарищи! У нас с вами одни мечты: нанести сокру- 
шительный удар фашистам под Сталинградом и освобо- 


Пусть они расскажут сами 

дить нашу священную землю от немецких псов. Они тер- 
пели поражение на Чудском озере от Александра Невско- 
го, так вот и сейчас они будут полностью уничтожены - 
эти мерзавцы. 

Сержант Бебешко М. Я. 

ППС 1794, часть 508. 

"МЕЖДУ НАМИ НЕ БЫЛО РАЗНИЦЫ..." 

Я буду встречать Новый год новыми победами и ос- 
вобождать тракторный завод от фашистов. Я бил врага 
штыком и гранатой, бил из винтовки и автомата. Я обра- 
щаюсь ко всем товарищам, которые помогают нам в 
тылу: берегите оружие и еще больше присылайте его нам. 
Сберегать оружие мы должны для победы. 

Я и мои товарищи находимся сейчас очень близко 
от врага, но на нашем участке фронта он не прошел, 
мы его не пустили. Немцы бросили на наш участок 
30 самолетов и до 20 танков, но все-таки победить нас 
не могли. 

Чему научил меня Сталинград? Нужно каждый дом 
оборонять до конца, превращать его в крепость. Я нахо- 
жусь среди бойцов другой национальности, между нами 
не было разницы. Мы друг другу помогали, и у нас была 
одна мечта: скорее победить врага. 

Много раз я находился под бомбежкой, а 2 ноября 
враг начал бросать мины. Начал он с пяти часов ночи и 
до пяти часов дня не прекращал огонь из своих миноме- 
тов. Над нами гудели вражеские самолеты. Это число я 
сроду не забуду. 

Хипилов Г. М.* 

ППС 4794, часть 508. 

* Фамилия написана неразборчиво. - Ю. Ч. 

Юлий ЧЕПУРИН 

"ПРИКАЗ - ЕСТЬ ЗАКОН" 


Впервые прибыли в город Сталинград. Я был старши- 
ной от саперной роты. И в этот же день наша молодая 
часть вступила в бой с коварным врагом, который хотел 
задушить нас своей техникой, сбросить в Волгу. 

Но враг просчитался. Наша часть вынесла все натис- 
ки врага. Но в этот первый день боя был ранен помком- 
роты по материальному обеспечению. Командир роты 
отдает приказ, чтобы эту должность занял я. И отдает 
второе приказание: к 23 часам представить боеприпасы и 
продукты роте. Но в эту ночь враг вел такой ураганный 
огонь, что трудно рассказать. Но приказ - есть закон, 
его надо выполнить в указанный срок. Дело решено. За- 
прягаем лошадей и скачем на выполнение задачи. Нем- 
цы заметили нас и начали обстреливать., снаряды и мины 
рвались сбоку, и спереди. 

Но это не остановило нас. Приказ был выполнен, не- 
смотря на все преграды врага. 

За отличное выполнение боевых приказов я награж- 
ден медалью "За боевые заслуги". Мне присвоено звание 
"младший лейтенант". Мы поклялись стоять за Родину 
так, как стояли и сражались за нее бойцы, которых мы 
сменили на этом маленьком клочке земли у поселка 
Спартановка. 

23.12.42 г. 
Младший лейтенант Шатилов А. С. 
ППС 1794, часть 508. 
"ДЕЛО БЫЛО В МАРТЕНОВСКОМ ЦЕХЕ..." 

Дело было в мартеновском цехе завода "Красный Ок- 
тябрь", Немец хотел вытеснить нас из цеха, и хотя нас 
тогда было немного, нужно было удержаться и не допус- 
тить немчуру в цех. 

На следующий день нам дан приказ: выбить фашис- 


Пусть они расскажут сами 

тов из цеха. У меня тогда в отделении было всего три 
человека. Ждем, когда кончится наша артподготовка и 
нам дадут сигнал ракетой. Вот уже замолчали последние 
залпы, и в воздух взвивается наша белая ракета. Я подал 
команду: 

"Приготовиться!". А потом - "Пошли!" Но немного 
пришлось нам идти - начался сильный огонь. 

Мы короткими перебежками, укрываясь за балками 
и завалами железа стали приближаться к немцам, кото- 
рых поначалу было не видно. Они тоже прятались за раз- 
ными металлическими балками и арматурой. Вдруг я за- 
метил, что в метрах пятидесяти от нас перебежал немец 
и вдруг куда-то скрылся. Я пополз в том направлении 
и бросил гранату... 

Через некоторое время цех был очищен от немцев. 

12.12.42 г. 
Гвардии сержант В. Шувалов. 
"14 ОКТЯБРЯ СОРОК ВТОРОГО..." 

Жаркий был этот день для всех родов наших войск. 
Противник в этот день производил сильную бомбежку, 
ну я хочу написать про свое подразделение. 

У нас, минометчиков, огневые позиции были заранее 
хорошо оборудованы и замаскированы. Было установле- 
но тщательное наблюдение за противником. Наша бата- 
рея имела со штабом хорошую связь. Когда получили 
приказ открыть огонь, у нас было все готово. 

Раздалась громкая команда: "Огонь!" 

В сторону врага полетели первые наши мины. Мы 
были очевидцами того, как на вражеской стороне всё 
взлетало на воздух. Благодаря хорошей работе миномет- 
чиков, противник понес большие потери. Было уничто- 
жено 2 роты пехоты, 12 станковых пулеметов, 5 автома- 
шин с боеприпасами. Был подавлен огонь вражеских ба- 
тарей. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Противник откатился на свои позиции с большими 
потерями. 

И сейчас минометчики по старому опыту наносят 
удар за ударом, уничтожая гитлеровскую нечисть. 

23.12.42 г. 
Сержант Рублев Иван Петрович. 
"КЛЯНУСЬ ПЕРЕД РОДИНОЙ" 

Я, Шахова Тамара Германовна, прибыла в 120-ю гвар- 
дейскую дивизию 11-го 1942 года*. Работаю в качестве 
санинструктора. Приехала защищать родной Сталинград. 
Под свист пуль, под разрывами снарядов я оказываю ско- 
рую помощь раненым бойцам и командирам. 

Клянусь перед Родиной, что я с честью выполню свой 
священный долг. Не видать немецким паразитам Сталин- 
града, не пить из Волги воды. Пусть знает враг, что мы 
сильны, что советский народ непобедим. Наше дело пра- 
вое, враг будет разбит, победа будет за нами. 

Шахова Тамара. 

ППС 2185, часть 199. 

"Я ИЗУЧИЛ ВСЮ ТАКТИКУ ВРАГА..." 

Я, красноармеец Григорьев встречаю Новый год с ус- 
пешной победой. Я изучил всю тактику врага. Я бью вра- 
га, как бьет его наша 62-я армия. На своем боевом лице- 
вом счету я имею 49 убитых гитлеровцев и обязуюсь к 
Новому году увеличить это число. 

Немало нам приходилось сидеть под бомбежкой, ког- 
да на маленький клочок 2 ноября 1942 года фриц сбро- 
сил тысячу тонн металла. Но все равно не пришлось вра- 
гу взять этот наш клочочек. 

* Месяц не указан. - Ю. Ч. 

Пусть они расскажут сами 

Да здравствует Новый год, разгром гитлеровского 
государства, его армии, его "нового порядка" в Европе! 

23.12.42 г. 
Григорьев Алексей Дмитриевич. 
ППС 1794, часть 73. 
"Я - МОЛОДОЙ КОМАНДИР РККА..." 

Редакция! 

Я, старший сержант Закиров Хаким, обязуюсь в Но- 
вом году героически защищать советскую землю и ежед- 
невно убивать не менее двух-трех немецких оккупантов, 
я буду охранять боевой рубеж и одновременно помогать 
бойцам-узбекам и туркменам овладевать русским язы- 
ком. Буду бдительно и зорко наблюдать за противником 
и беспощадно уничтожать его. 

Я, молодой командир РККА, буду добросовестно и 
честно выполнять приказы командиров и ни шагу не от- 
ступлю назад. 

Старший сержант Закиров Хаким. 

"НЕ ЖАЛЕЙ СИЛ, ОКАПЫВАЙСЯ!" 

Вот уже четвертый месяц я веду борьбу с подлыми фа- 
шистскими захватчиками, полезшими на Сталинград. 

Опыт говорит, что глубоко окопавшийся боец недо- 
ступен для врага. Не жалей сил, окапывайся, окапывай 
свою боевую технику. 

Особенно хорош метод уничтожения фрицев - это 
совместное действие минометчиков со снайперами. Ми- 
нометчики выкуривают фашистов из их логовищ, а снай- 
пер подбивает тех, кто уцелел и пытается бежать или 
ищет новое логовище. 

23.12.42 г. Красноармеец Белканов. 
ППС 1794, часть 368. 

Юлий ЧЕПУРИН 

"СКВОЗЬ ОГНЬ И САМУ СМЕРТЬ" 

"...С сентября месяца сего года мне пришлось прой- 
ти через огонь и саму смерть. 

Однажды, стоя на посту 11 ноября 1942 года, я зорко 
наблюдал за действиями противника. Ровно в 7.00 груп- 
па фашистов силой до роты шла во весь рост вдоль цеха 
ширпотреба завода "Красный Октябрь". Было ясно, что 
они собрались контратаковать небольшую группу нашего 
подразделения. Послав красноармейца Бимурзина доло- 
жить об этом командиру, я открыл огонь по скопившей- 
ся группе фашистов. Под командованием командира 
подразделения капитана Вязникова подоспевшая группа 
бойцов и командиров (всего их было 12 человек) сумела 
отразить контратаку гитлеровцев, нанеся им большой 
урон: только убитыми немцы потеряли в этом бою свы- 
ше 20 солдат и офицеров. Лично я истребил 10 фашис- 
тов, и после этого боя вступил в партию. 

20.12.42 г. 
Гвардии старшина Юхненко Иван Захарович. 
ППС 2185, часть 396. 
"НАСТАНЕТ ЧАС РАСПЛАТЫ" 

Товарищи бойцы! Мы сражаемся с коварным врагом 
уже семнадцать месяцев. Но скоро настанет час распла- 
ты с гитлеровскими головорезами. Я лично, Абасаликов 
Кадыр Газитинович, буду драться до потери сознания. 

Меня взяли в армию недавно, но я уже не раз ходил с 
товарищами в наступление и давали неплохие результа- 
ты. В настоящее время я нахожусь в гвардейской части, 
где командиром Егин Константин Алексеевич. Этот че- 
ловек научил многих бойцов владеть станковым и руч- 
ным пулеметом, а также противотанковым ружьем. 

Теперь это оружие я прекрасно знаю. Научил он меня 
и как пользоваться ручной гранатой. 


Пусть они расскажут сами 

Товарищи бойцы! Мы боремся за освобождение сво- 
их братьев, матерей, сыновей, сестер, которые находят- 
ся под игом Гитлера-людоеда. И поэтому я с остервене- 
нием бью поганых людоедов, в которых нет человечес- 
кого сердца. 

Абасаликов Кадыр Газитинович. 

ППС 2185, часть 313. 

"Я, КРАСНОАРМЕЕЦ ГОРДЕЕВ ВАСИЛИЙ 
ВЛАДИМИРОВИЧ..." 

Я, красноармеец Гордеев Василий Владимирович, уже 
пятнадцать дней нахожусь на фронте борьбы с германс- 
ким фашизмом в районе города Сталинграда. Действую 
ПТР. При наступлении наших стрелков я прикрываю их 
действия огнем из своего противотанкового ружья. Заме- 
чаю вражеские огневые точки и сразу прекращаю их дей- 
ствия своим огнем. Днем и ночью я тщательно наблю- 
даю за движением противника и сразу реагирую на его 
действия. К Новому году я надеюсь еще лучше усовер- 
шенствовать свою боевую работу по очистке Сталингра- 
да от гитлеровских мерзавцев. 

Гордеев В. В. 

"ДЛЯ НАС, ГВАРДЕЙЦЕВ, ЗЕМЛИ ЗА ВОЛГОЙ 
НЕ БЫЛО" 

Зная наказ Родины и приказ Верховного Главноко- 
мандующего товарища Сталина "Ни шагу назад!", мы не 
отступили ни на одну пядь, ибо для нас, гвардейцев, 
земли за Волгой не было. Наш боевой лозунг - идти 
только вперед. Этот час настал. С каждым днем наши 
победоносные славные воины продвигаются вперед, на 
Запад, очищая от фашистской чумы улицы и дома Ста- 
линграда. 


Юлий ЧЕПУРИН 

Здесь много национальностей, но у всех у нас одна 
мысль: как скорей разбить гитлеровскую вшивую орду, 
пришедшую на нашу землю в качестве воров и граби- 
телей. 

Каждый из нас имеет на боевом счету по нескольку 
уничтоженных фашистов, и мы обязуемся с каждым днем 
увеличивать их число. 

Мы, защитники Сталинграда, согретые материнской 
заботой о нас всего народа и нашего вождя И. В. Стали- 
на, не испытываем ни в чем недостатка. 

Мы сумели остановить врага у стен города, значит, 
мы сумеем окончательно добить его на нашей земле. 

18.12.42 г. 
Гвардии младший лейтенант Сапрыкин. 
Старшина Рожков. 
Красноармеец Еремин. 
ППС 2185, часть 120. 
"АРТИЛЛЕРИСТЫ - НАРОД ОСОБОГО СКЛАДА" 

Я коротко выражу свое пожелание всем защитникам 
дорогого нам города-героя Сталинграда. 

Наше подразделение, где командиром т. Горин, на 
подступах к Сталинграду уничтожило 35 танков и до 
8500 фашистов. Цифры остаются цифрами, но за ними 
стоит большой смысл - ведь это факт, что если несколь- 
ко тысяч оккупантов нашли себе могилу, то десятки ты- 
сяч наших мирных жителей - отцов, братьев, жен, мате- 
рей, детей будут жить и здравствовать. 

Вот что значит убить немцев! 

А нужно еще и то выразить, что наше подразделение 
очень малочисленное по сравнению с количеством унич- 
тоженных врагов, а почему это так? Да потому, что ар- 
тиллеристы - народ особого склада. Они бьют фашис- 
тов и с расстояния десяти километров и ста метров. 


Пусть они расскажут сами 

В трудные минуты наших артиллеристов объединяет 
и сплачивает одна мысль: да разве можем мы отдать го- 
род, который носит имя товарища Сталина. Ведь это 
было стыдно, да и позор на весь мир. Да и кроме того, 
ведь своим упорством мы спасаем жизнь всему нашему 
народу. Каждый из нас чувствовал свою ответственность. 

У всех у нас одно желание: в Новом году уничтожить 
окруженного врага в советском мешке. 

22.12.42 г. 
Орденоносец капитан Каргапольцев Михаил Ивано. 
вич. 
ППС 1794, часть 955. 

"СОВЕТСКИЕ КОМАНДИРЫ 
НАУЧИЛИСЬ ИСКУСНО РУКОВОДИТЬ ВОЙСКАМИ" 

Немецко-фашистские звери, осуществляя свои "вели- 
кие планы", хотели в 1942 году сделать глубокий обход 
Москвы и взять ее. Но этот "обход" откладывает отпе- 
чатки на их собственных спинах. 

Сейчас немцы, окруженные под Сталинградом наши- 
ми войсками, мечутся из угла в угол, как бешеные соба- 
ки, стараясь вырваться из котла. 

Не выйдет! Советские командиры научились искусно 
руководить войсками, они набрали большой опыт за вре- 
мя Отечественной войны. Они научились с малым коли- 
чеством бойцов побеждать превосходящие силы против- 
ника. 

Так, 29 октября 1942 года я с группой бойцов в один- 
надцать человек отбил яростную атаку двух взводов не- 
мецкой пехоты. Враг, оставляя много убитых, поспешно 
откатился на прежние позиции. Таких примеров очень 
много. Все подвиги защитников Сталинграда, воинов 
62-й армии сосчитать невозможно. 

Я желаю воинам 62-й армии встретить Новый год 


Юлий ЧЕПУРИН 

новыми героическими подвигами, от которых бы немцы 

живыми лезли в землю навечно! 

Гвардии лейтенант Одокиенко Григорий Михайлович. 

ППС 2185, часть 150. 

"ЗАВЯЗАЛСЯ ЖЕСТОКИЙ БОЙ" 

Это было 7 августа 1942 года на подступах к городу 
Сталинграду. Этот день мы никогда не забудем. 

С раннего утра противник пошел в наступление при 
поддержке артиллерии, танков и "веселых ребят" (так 
называют наши бойцы пилотов фашистских стервят- 
ников). 

Завязался жестокий бой. Драться нам пришлось до 
позднего вечера. 

Немцы подходили на восемьсот метров, их танки за- 
жимали нас в кольцо. Мы расстреливали их прямой на- 
водкой. Своей стойкостью мы остановили врага. 

Мы, защитники славного города Сталинграда, обязу- 
емся придти к Новому году с новыми боевыми успехами, 
будем умножать количество истребленных фашистов и их 
техники. Мы покажем всему миру как могут и как дерут- 
ся сталинградцы. На победоносных наших знаменах мы 
понесем победу вперед, на Запад. Любовь к партии, лю- 
бовь к народу и своей Родине мы докажем не на словах, 
а на деле. 

Наводчик, младший сержант П. Савва. 

Командир орудия, старший сержант П. Хорошилов. 

ППС 1794, часть 970. 

"СЕКРЕТ ПРОСТОЙ" 

Подразделение, которым командует старший лейте- 
нант Кропотко, уже 4-й месяц ведет борьбу с озверевши- 
ми фашистами за город, носящий имя родного Сталина. 


Пусть они расскажут сами 

За это время наше минометное подразделение истреби- 
ло не одну сотню фашистской нечисти. 

За этот период наша батарея потеряла только одного 
бойца. Он был убит. Что же помогло нам сберечь живую 
силу и конский состав? Потерь лошадей нет вовсе. Сек- 
рет простой. Бойцы и командиры, занимая боевые по- 
рядки, не жалея сил глубоко закапываются в землю, со- 
блюдают маскировку. 

Мы сами искали врага, а не ждали, когда он найдет 
нас. За этот период наши люди выросли, закалились в 
боях, научились воевать. Вот один наш боевой день. 

22 декабря 1942 года огнем своих минометов мы унич- 
тожили четыре ручных пулемета, один станковый пуле- 
мет, одну грузовую автомашину, два блиндажа. Рассеяно 
и уничтожено до взвода немецкой пехоты. 

Встречая Новый год, бойцы и командиры нашего 
подразделения заверяют рабочих тыла, выпускающих 
мины, что каждая мина, нацеленная нами на врага, точ- 
но поразит его. 

22.12.42 г. 
Младший лейтенант Михайлюта Иван Абрамович. 
ППС 1794, часть 368. 
"Я НЕ ЗАБУДУ ТЕ ДНИ..." 

Я не забуду те дни, когда десятки пикирующих бом- 
бардировщиков выли над головами защитников города, 
превращая его в развалины. Но сталинградцы не дрогну- 
ли. Особенно 62-я армия. Она остановила врага, обеск- 
ровила и заставила откатиться назад. Нам, артиллерис- 
там, истребителям танков, пришлось принимать горячее 
участие в уничтожении фашистов, которые, напившись 
шнапса, шли в психические атаки - из своего орудия мы 
расстреливали их в упор. 

Когда мы остались у орудия в живых только с навод- 
чиком, не покинули боя и продолжали вести смертонос- 


Юлий ЧЕПУРИН 

ный огонь по врагу. За это были награждены соответ- 
ствующими правительственными наградами. 

Я теперь подхожу с новым результатом к Новому 
году, вступая кандидатом в члены ВКП(б). я обязуюсь 
еще крепче бить врага, пробравшегося на нашу священ- 
ную землю. 

22.12.42 г. 
Сержант Карасев Алексей Викентьевич. 
ППС 1794, часть 970. 
"ПРИЦЕЛЬНЫМ ОГНЕМ" 

Мы прибыли на Сталинградский фронт в тот момент, 
когда нашей стране угрожала серьезная опасность. Не- 
мецкий фашизм лез вперед, не считаясь с огромными по- 
терями своих войск. Он торопился напиться воды из на- 
шей русской реки Волги и захватить наш славный город 
Сталинград. 

Мы, идя на фронт, были уверены в нашей победе. 
В первый же день после прибытия на фронт с команди- 
ром батареи, старшим лейтенантом Борисовым нам была 
поставлена боевая задача: метким и шквальным огнем 
встретить фашистских собак, остановить их на нашем 
участке, дать возможность пехоте занять выгодные рубе- 
жи и закрепиться. Не допустить фашистов до берегов 
Волги, а напоить их собственной кровью. 

Приказ командира был выполнен: прицельным огнем 
наших минометов было уничтожено до тысячи солдат и 
офицеров противника и много его техники. 

Старший лейтенант Борисов - строгий и требова- 
тельный к себе и своим подчиненным командир. Но в то 
же время он и отзывчив на все запросы своих подчинен- 
ных. В бою он отважен и находчив. Он умело выбирал 
огневые позиции для взводов, благодаря чему батарея не 
имела потерь в технике. Находясь на переднем крае обо- 
роны, наш командир устанавливает связь со стрелковы- 


Пусть они расскажут сами 

ми подразделениями, уточняет их запросы, а потом лич- 
но корректирует огонь. 

Вот почему так губителен огонь наших минометов 
для врага. 

Красноармеец Казанцев Дмитрий Иванович. 

ППС 1691, часть 277. 

"ПРОШЕЛ СУРОВУЮ ШКОЛУ ВОЙНЫ" 

Находясь в Красной Армии с 12 июля 1941 года, я 
прошел суровую школу войны, приобрел большой опыт 
и за это время изучил все уловки и похоти проклятого 
врага. 

Семь месяцев я командую взводом. За это время в не- 
прерывных боях взвод уничтожил не один десяток фаши- 
стов. Здесь, в Сталинграде, лично я уничтожил шесть 
гитлеровцев, захватил четыре трофейных пулемета, не- 
сколько винтовок и запас патронов к ним. 

Главное мое правило: при наступлении не теряться, 
предварительно изучить место, которым ты должен овла- 
деть, выявить как можно больше огневых точек врага. 

Тогда можно смело быть уверенным, что боевое зада- 
ние будет выполнено - для этого нужны теперь смелость 
и отвага. 

Гвардии младший лейтенант Селиверстов. 

"С КАЖДЫМ ДНЕМ МЕТР ЗА МЕТРОМ 
ПРОДВИГАЕМСЯ ВПЕРЕД" 

С 30 на 31 октября мы получили подкрепление. Сно- 
ва идем вперед. Очистим от поганой нечисти мартеновс- 
кий цех. Тем самым обеспечиваем свободную доставку 
себе боеприпасов и продовольствия. 

С каждым днем метр за метром продвигаемся впе- 
ред. И к Новому году думаем быть на своих прежних 


Юлий ЧЕПУРИН 

рубежах. Нашего комбата, гвардии старшего лейтенанта 
Кочеткова наградили орденом Отечественной войны 2-й 
степени. 

Я сам - военфельдшер батальона. И мне приходится 
спасать жизни своих товарищей в разной обстановке: и 
под бомбами, и под разрывами мин, снарядов, и под 
сильным жужжанием пуль. 

За время с 1 октября и по сей я спас и оказал помощь 
почти восьмистам бойцам и командирам. Надеюсь по 
выздоровлению они будут довольны мною. 

Были дни, когда мне самому приходилось брать вин- 
товку и отстреливаться. 

Гвардии старший военфельдшер Щербаков Г. Я. 

"БУДЕМ КОВАТЬ ЭТУ ПОБЕДУ ВМЕСТЕ" 

Колхозники колхоза "Искра" Чащинского района Че- 
лябинской области! Я, ваш земляк, красноармеец Степа- 
нов Абрам Никитович, ваш наказ - беспощадно уничто- 
жать фашистскую нечисть - выполняю с честью. Я му- 
жественно защищаю город-герой Сталинград. 

Встречая Новый год, мне хотелось бы пожелать вам хо- 
рошей работы, чтобы в 1943 году вы дали нашей Красной 
Армии больше хлеба, масла, мяса и других продуктов. Это 
даст возможность нам, воинам Красной Армии, еще силь- 
нее бить врага, это ускорит нашу победу над ним. 

Будем ковать эту победу вместе: я на фронте, вы - в 
тылу. 

22.12.42 г. Красноармеец Степанов Абрам Никитович. 
ППС 1794, часть 368. 
"ВРАГ УПОРНО АТАКУЕТ НАС" 

Несколько суток враг упорно атакует нас. Небольшая 
группа бойцов и командиров находится в обороне. Враг 


Пусть они расскажут сами 

близко. Он за каждым листом железа, за каждым кирпи- 
чом, за каждой трубой подстерегает нас. Наша группа 
оказалась отрезанной. Но бойцы бодры. Весел их дух. 
Нет паники и уныния. 

Связь с остальными нашими товарищами поддержи- 
вает нас. Мы чувствуем себя связанными с ними. О на- 
шем положении известно командованию, нам всегда ока- 
жут помощь. 

Но враг хитер. Он рвет провода и поджидает телефо- 
ниста, чтобы убить его или забрать в плен. Мне, как свя- 
зисту, приходилось по нескольку раз в день, под огнем 
противника, буквально у него под носом, восстанавли- 
вать связь, а в свободное время держать оборону вместе с 
нашими бойцами-автоматчиками. 

Командование наградило меня медалью "За отвагу". 
Это в дальнейшем даст мне силы, новую отвагу на под- 
виги во славу Родины. 

Гвардии красноармеец Ролдугин Николай Степано- 
вич. 

ППС 1825, часть 107. 

"МОЕ ВОСПОМИНАНИЕ" 

Товарищи бойцы! Я с малых лет полюбил военное 
дело, и когда подлый враг напал на нашу Родину, я с пер- 
вых дней пошел в Красную армию. 

С мая 1942 года нахожусь на передовой. Я интересу- 
юсь тактикой противника, изучаю каждый его шаг. Я был 
минометчиком. Уничтожал огневые точки врага, а сей- 
час я - командир стрелкового взвода. Много раз мой 
взвод вступал в сражение с врагом. В ходе наступления я 
лично уничтожил девять гитлеровцев, притом захватил 
один пулемет, одну винтовку, гранаты и много патронов 
к немецким автоматам. Наш взвод, как правило, выхо- 
дил из схваток с фашистами победителем, не имел по- 
терь. Пусть так будет всегда! 


Юлий ЧЕПУРИН 

За боевые успехи несколько моих бойцов награждены 
правительственными наградами. Сам я получил медаль 
"За отвагу". 

Мы обязуемся в Новом году еще беспощаднее унич- 
тожать кровожадных фашистов, чтобы окончательно 
очистить нашу землю от подлых пришельцев. 

Старший сержант Баранов Григорий Кузьмич. 

ППС 2185, часть 377. 

"Я БЫЛ НАЧАЛЬНИКОМ МИННЫХ ПОЛЕЙ" 

Разрешите мне, как командиру саперного взвода, по- 
делиться своим опытом работы. Я был начальником мин- 
ных полей на участке обороны нашей бригады. Мы зами- 
нировали много танкодоступных мест, проходов, дорог, 
балок, по которым враг мог приблизиться к Сталинграду. 
Зачастую приходилось устанавливать мины под сильным 
минометным и пулеметным огнем. Но наши саперы не 
прекращали своей работы. 

Как нам было трудно, покажу на одном примере. 

Старший сержант Кирюшин находился на охране 
минного поля. Сильным минометным и артиллерийским 
огнем была повреждена сеть связи. Кирюшин, невзирая 
ни на бомбежку, ни на обстрел, ползал по всей сети, но 
все же обрывы линии нашел. 

И еще один случай. 

Был получен приказ заминировать берег речки Ор- 
ловки. Взяв несколько бойцов своего взвода, я отправил- 
ся минировать Орловку. Расставили около ста мин на бе- 
регу речки, и немцы в этом месте не прошли. Им при- 
шлось идти обходным путем, где их ждали наши бойцы, 
устроившие засаду. Фашисты понесли большие потери. 
Они потеряли несколько танков и много пехоты. 

Мое желание: к Новому году окончательно уничто- 
жить окруженную под Сталинградом группировку врага. 

Гвардии лейтенант Сажин Николай Львович. 

ППС 1794, часть 508. 


Пусть они расскажут сами 

"УНИВЕРСИТЕТ УЛИЧНЫХ БОЕВ" 


Бои в Сталинграде, как сообщалось в газете "Красная 
Звезда", создали университет уличных боев. Да, это дей- 
ствительно так. Сталинград научил нас вести бои и за- 
щищать Родину, находясь от противника в двадцати-пя- 
тидесяти метрах, и защищать рубеж на таком расстоянии 
в течении месяца. Это требует большой военной выучки 
и сноровки, и кроме того, это показывает, что мы изучи- 
ли все повадки врага. 

И если откровенно признаться, то силу и грозность* 
в бою дают гранаты. Это я понял в Сталинграде, в ближ- 
нем бою. Это же незаменимое, безотказное оружие, и 
правильно оно называется "карманной артиллерией". 

Гранатами я уничтожил несколько гитлеровцев. Гра- 
наты мне спасли жизнь в боях за один из заводов. 

Недостатком в ближних уличных боях на сегодня яв- 
ляется неумение использовать все виды связи для улич- 
ных боев. 

И вот еще что. Тот командир, который не берет за 
главное тщательную разведку огневых точек противника 
и не доносит боевую задачу до каждого бойца, а также 
игнорирует связь, тот может проиграть бой. 

Гвардии старший лейтенант Василий Николаевич 
Еременко. 

ППС 907, часть 227. 

"НАШИ КОНИ ГОТОВЫ СОВЕРШАТЬ 
ЛЮБЫЕ РЕЙСЫ..." 

Наша 2-я батарея артдивизиона 149 бригады подго- 
товилась встретить Новый год на "отлично", и прежде 
всего это касается подготовки нашего боевого друга - 
коня. Все бойцы ухаживают за порученными им конями 

* Так у автора письма. - Ю. Ч. 

Юлий ЧЕПУРИН 

добросовестно. Следующие товарищи: Ипатов, Лисеев, 
Овчаренко, Быструхин добились средней и выше сред- 
ней упитанности коней. И вся батарея имеет хороший 
конский состав. Наши кони готовы совершать любые 
рейсы, чтобы совершать удары по огрызающемуся врагу. 
Мы пойдем вперед на верных боевых друзьях-конях. 

Вперед за мать-Родину! 

Красноармеец Бичурин Константин Иванович. 

ППС 1794, часть 947. 

"ПОЛУЧИВ ДЕНЕЖНОЕ СОДЕРЖАНИЕ..." 

18 сентября 1942 года получив денежное содержание 
в финотделе для личного состава отдельной саперной 
роты, я должен был немедленно доставить его на правый 
берег, то есть в Сталинград. Но в тот день противник не- 
прерывно бомбил Волгу, обстреливал ее из арторудий и 
минометов, и переправа не работала. Тем не менее, я с 
двумя другими начфинами соединения сумел перепра- 
вить на правый берег и своевременно выдал денежное со- 
держание бойцам и командирам. И в последующие меся- 
цы денежное содержание выдавалось мною своевремен- 
но. Я борюсь за безналичный расчет с личным составом 
путем досрочного внесения займа и вовлечения во вкла- 
ды в полевую кассу Госбанка. Вот итог моей работы: за 
сентябрь 90% безналичности, за октябрь - 91, за ноябрь 
100 и декабрь - 100. Вовлечено во вклады: в ноябре - 
48% личного состава, в декабре - 75. 

Охвачено досрочным внесением займа - 80%. 

За свою работу я получил правительственную награ- 
ду - медаль "За боевые заслуги". 

Обязуюсь, как коммунист, приложить все силы и ра- 
ботать еще лучше. 

Лейтенант интендантской службы 

Доронин Михаил Иванович. 

ППС 1794, часть 508. 


Пусть они расскажут сами 

"КАК ОБЕСПЕЧИВАЮТСЯ ПИТАНИЕМ 
БОЙЦЫ-СТАЛИНГРАДЦЫ" 

"В боях за Сталинград решающее значение имеет сво- 
евременное обеспечение бойцов горячей пищей. Эту за- 
дачу выполняют бойцы и командиры снабженческих ап- 
паратов, которым приходится действовать в условиях не- 
бывалых уличных боев в городе-герое Сталинграде. 

Основным препятствием для снабженцев являлся вод- 
ный рубеж - Волга: противник все время держал ее под 
обстрелом и бомбежкой. 

Первое время предполагалось перебрасывать продукты 
питания в готовом виде, например, в термосах, так как ра- 
нее опыта приготовления горячей пищи в условиях улич- 
ного боя у нас не было. Но, во-первых, переправа через 
Волгу была крайне опасной да и термосов мы едва ли б 
могли найти в большом количестве. Поэтому решили че- 
рез Волгу поставлять только необходимые продукты, а 
приготовлять еду на правом берегу. Так и сделали. Поход- 
ные кухни временами располагались в 150-200 метрах от 
передовой линии - даже впереди КП батальонов. 

Поварам приходилось готовить горячую пищу под 
усиленной бомбежкой и минометными обстрелами. Час- 
то, в критические моменты, они, вооружившись винтов- 
кой, автоматом или гранатами, сами вступали в бой с 
фрицами. Были среди этих отважных ребят и жертвы. 

Несмотря на все трудности, воины-сталинградцы, как 
правило, получали горячую пищу два раза в сутки. Прав- 
да, когда по Волге пошел лед и доставка продуктов была 
затруднена, были моменты, когда бойцы сидели на полу- 
голодном пайке, деля иногда сухарь на несколько человек. 

Четырехмесячная борьба за Сталинград выковала из 
работников тыловых органов мужественных бойцов, спо- 
собных в любых условиях обеспечить питанием воинов 
Сталинграда. 

Гвардии лейтенант Баринов К. 

ППС 2185, часть 129. 


Юлий ЧЕПУРИН 

"РАБОТАЛА Я ТРАКТОРИСТКОЙ..." 


В армии я совсем недавно, но еще будучи в тылу, я 
отдавала все силы на защиту любимой Родины. Работала 
я трактористкой, и все стремление было - как можно 
больше дать продуктов фронту для быстрейшего разгро- 
ма врага. 

Обком комсомола обратился с призывом ко всем ком- 
сомольцам стать на защиту Сталинграда, города-героя. 

Я с комсомолками-подругами встретили этот призыв 
добровольным вступлением в армию. 

Я буду защищать Сталинград до последней капли кро- 
ви, не щадя своей жизни. 

Я связистка, работаю на коммутаторе, работа для меня 
новая, но я даю слово, что в ближайшие дни освою рабо- 
ту так, чтобы обеспечить связь безо всяких задержек. 

Мои пожелания: быстрее разгромить проклятого 
немца и на штыках принести победу любимой матери- 
Родине, великому Сталину. 

Пускай же мои пожелания и мой красноармейский 
привет пронесется от края и до края нашей необъятной 
страны. 

Красноармеец Одринская Ксения Андреевна. 

ППС 464, часть 0-32. 

"ОНИ СЕЙЧАС ЗАРЫЛИСЬ В ЗЕМЛЮ..." 

На Сталинградский фронт я прибыл недавно, всего 
десять дней, за это время я уничтожил три фрица. Я сам 
пулеметчик, и за порученным мне участком я смотрю, 
не спуская глаз. Они сейчас зарылись в землю и редко 
показываются, и когда я увижу фашиста, у меня сердце 
бьется. Я всегда так думаю, что он убил моего отца, мою 
мать и братьев, которые сейчас находятся на оккупиро- 
ванной зоне Украины, и я должен отомстить. 

Я знаю, что немцы хотят сделать советских людей ра- 


Пусть они расскажут сами 

бами, но это у них не выйдет. Быть рабом немецких ок- 
купантов, это значит постепенно помирать. Нигде, как в 
советском государстве имела такую прекрасную жизнь 
молодежь. Я сам был воспитанником в Красной Армии, 
где учился в школе... Я сейчас имею среднее образова- 
ние, это меня воспитала советская власть. 

Я нахожусь в подразделении командира, который 
получил награду за отвагу и имеет хорошие результаты. 
С этим командиром я буду ходить в бой и истреблять фа- 
шистскую гадину. 

20.12.42 г. Цап Василий Иванович 
ППС 2185, часть 377. 
ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО 

Листик бумаги, вырванный из школьной тетради в 
полоску. Верхняя часть листка - оторвана. Нижняя, по- 
чти во всю длину окрашена жидкостью бурого цвета - 
кровью автора письма. Привожу полностью текст в том 
виде, в каком он дошел до нас. 

"Нахожусь я сержант к. от. (командир отделения. - 
Ю. Ч.) на сталинградском фронте с августа месяца 
1942 года. 131 дивизия неоднократно приходилось отби- 
вать психические атаки со своим отделением мужествен- 
но и стойко отстаивали Сталинград я с уверенностью со 
своим отделением заверял что Сталинград отстоим. Наше 
мужество и твердость выполнена и заверяли и заверя- 
ем что враг на сталинградском фронте будет уничтожен. 
Я Чумаков 16 сентября 42 года был привален бомбежкой 
землей, был скоро откопан и опять после откапывания 
вступил в бой с фашистом. А 17 сентября был ранен при 
психической атаке немцев был ранен 2 час дня атака была 
отбита и ушел с поля боя 4 часа вечера пролежал в госпи- 
тале 35 дн. и вернулся опять на сталинградский фронт в 
39 гвардейскую дивизию 120 полк 1 батальон работал 
старшиной 2 роты и выполнял все боевые приказы ко- 


Юлий ЧЕПУРИН 

мандования в срок всегда находился на передовой до 1 де- 
кабря потом перевели меня ком. отдел. батальона пита- 
ния по снабжению батальона я обеспечивал полностью с 
запасом и сам лично доставлял на передний край оборо- 
ны... (пропуск в тексте. - Ю. Ч.) всегда нахожусь под пе- 
рекрестным огнем не считаюсь ни с какими трудностями 
выполняю боевое задание для разгрома окончательного 
врага в Сталинграде и заверяю своей твердостью и стой- 
костью и не посчитаюсь своей жизней но разбить врага 
до окончательного разгрома в Сталинграде. 

Сержант Чумаков Н. К. 

22.12.42 г. 
ПОСЛЕСЛОВИЕ 

Я не стал исправлять орфографические и граммати- 
ческие погрешности письма сержанта Чумакова, пусть 
оно дойдет до читателя в том виде, в каком сохранила 
его для нас История. 

Судя по тому, что на листке из школьной тетрадки 
нет штемпеля полевой почты, письмо было доставлено в 
редакцию кем-то из боевых товарищей Чумакова, кото- 
рый был ранен или (в это не хочется верить) - убит. 

Во всяком случае кровь, окропившая его письмо, 
придает мыслям и чувствам воина-сталинградца особый, 
волнующий смысл. 

Читая это послание из далекого далека, невольно про- 
никаешься неистовым боевым ритмом великого сражения 
на Волге. Письмо Чумакова скорее напоминает телеграм- 
му, где нет ни точек, ни запятых - человек торопится, то- 
ропится сказать, передать людям то, что переполняет его... 

Ах, если бы сержант-гвардеец Н. К. Чумаков уцелел, 
не погиб в огне сталинградского сражения. Если бы он 
дожил до наших дней! Какая бы это была радость для 
всех нас, живущих, обязанных своей жизнью мужеству, 
бесстрашию, отваге тысяч и тысяч таких, подобных сер- 
жанту Чумакову, героев! 


СОДЕРЖАНИЕ 

Слово об авторе ........................................................... 3 
Думы о Сталинграде ................................................... 8 
Противостояние. (Очерки о героях Сталинградской 
битвы) ........................................................................ 113 
У безымянный .......................................................... 113 
Дом Павлова .............................................................. 124 
Любимый командир. (Маленькая документальная 
повесть ........................................................................ 147 
На дорогай войны ........................................................ 161 
"Страстная неделя" .................................................. 161 
Боевое братство ........................................................ 220 
Дебют ......................................................................... 280 
Газетчики. (Будни военного корреспондента) ......... 346 
Как создавались пьеса и спектакль "Сталинградцы" 451 
Сталинградцы ............................................................... 495 
Пусть они расскажут сами ......................................... 594 



Подписано в печать 07.02.2010. 
Формат 84.1081/32. Бумага газетная. 
Печать офсетная. Тираж