--
Все черное, но изредка как расстилаемая простыня пробежит по пространству волна серых неясных пятен и все снова успокоится Ничем. Кто-то в этой темноте возится, устраивоется поудобнее, кашляет.
--
На черном, как на пишущей машинке появляются буквы и, наконец, читается фраза: Все как-то шло своим чередом.
--
После очень маленькой паузы диктор читает с некоторым сомнением и не полным согласием с тем, что он читает: Все как-то шло своим чередом.
--
Сразу взолновалась чернота, замерцала пятнами серого и какими-то странными и нелепо-красивыми вспышками цветного бесформенного. Короткими, чтобы можно было назвать их вспышками, но дастаточными, чтобы можно было рассмотреть расходящиеся в черном круги от этих цветных феерий, которые иногда что-то напоминали:...то ногу, то плод, то откусывающие от него зубы, то прыгающую вверх зверушку неопределенного вида.... И вдруг упала капля пронзительно голубого и расплылась на весь экран становясь бардовым, бардово-коричневым с алыми всплывающими пузырьками и ...утихло черным с легкими, пробегающими вдаль серыми волнениями.
--
Снова печатает машинка: Что-то было, чего-то небыло.
--
И снова кто-то начинает это говорить, откашливается и снова, повторяясь, говорит: Что-то было, чего-то небыло.
--
Делает небольшую паузу, во время которой колышется чернота поболее, как бы ожидая чего-то, и продолжает:
--
Hо там, где было,...что-то с чернотой стало твориться невероятное. Какие-то Мандельбротовы пейзажи в почти черном вплывают из-за спины и разворачиваются черным на черным с легкими отметинами белого и цветных оттенков кое-где. Потом вдруг сворачивается в турбку ковра и рассыпается прахом, который развеивается невесть откуда взявшимся ветром. Ветер легким присвистом катит что-то с шелестом и отдаленным скрежетом неясно-темное. Наплывают сверху и исчезают киселевые потеки чуть-видно-цветного, разрезаемого резкими вычурными формами, тут же растворяющегося или убегающего узора. И снова повторяет: Но там, где было,...- и заканчивает после неуловимой паузы, - ...то было уж наверняка.
--
Взбеленилась чернота зветоми формой. Вдруг ворвались стремительные кадры рождения ребенка, войны, ...и снова Мандельбротовы сменяющиеся пейзажи, смываемые волной, сдуваемые ветром и тающие от собственного жаркого зноящегося цвета.
--
И сказал: А если где чего и небыло, то - совсем ничего.
--
Черное успокоилось, лишь изредка волнуясь своим расстилаемым серым колыханием за словами: Вот там, где ничего небыло, там небыло Земли, неба, звезд, как небыло и блажи чьей-то создать все, что есть. Да и создавать не из чего было. Ну, прям полное, беспросветное ничто. И чернота изредка заполняла все и успокаивалась и только серые края, опоясывающие черноту, показывали что она собою есть чернота, а не ничто.
--
И снова заиграл цвет в черном на черном. Катятся какие-то шары, как катится стальной шар на стальном листе. Но шары черные, дышущие размером и числом все прибывающие и прибывающие... И голос, все более уверенный, говорит: Полное - да, беспросветное - да, ничто - нет сомнений, -... и, после небольшой паузы, в которой шары заполняют все и шум от их катяшейся неумолимости становится угрожающе заполняющим все, голос уверенно продолжил:...- но, когда совсем ничего, то и названия нет. Что-то как-то там было.
--
Шары стали лопаться, а пространство сворачиваться от краев к центру, и все сворачивается и сворачивается...И голос, как бы вторя всему этому продолжил: Может и не там, но возле, почти там, но было наверняка.
--
И снова тишина и покой. Чернота. И голос, который изредка пытается прервать цвет уходящий тоннелями по черному вдаль. Целыми пачками тоннелей, почти черных на черном спроблесками неяркого, но сочного цвета, растворяющего в черноте. И голос продолжал в это время: И вот, в этом ничто, неведомо как что-то произошло.
--
Вихри, вихри, взрывы цвета, феерия перемежающихся форм...А голос ровно продолжает: Словно какая-то неподвластная разумению сила выметала карту и выпало на судьбу.
--
Вдруг угомонилась природа. Черное растеклось и успокоилось, а голос подтвердил и открыл новое: И явился Некто.
--
Он проявился из черного. Серый серебристо поблескивающий то рукой, то кучей рук, то глазом из серого комка. Огромный, еле вмещаемый в пространство он ворочался как медведь в непомерно тесной клетке, но не метался, не волновался, а по-хозяйски устроился и замер. А голос, почти дождавшись конца Его укладывания и устраивания поудобнее, продолжил: ... И его тоска, и его блажь, и его воля, и даже смутное в Некто о том, как свою тоску утешить и волю во благо себе употребить.
--
И пока говорилось это, Он то поднимал лениво руку, голову поворачивал, то снова возвращался в изначалное, слегка весь передвинется и утихнет...
--
А голос, помедлив чуточку, сказал всем: И вот Некто начал.
--
В черном он появил свое лицо и взгляд больших глаз, напоминающих воспоминания о греческом боге, утомленный суетой веков, но с любопытством вскинувшийся на детский смех в ожидании чуда мелочи, готовой растревожить однообразие...А голос в это время (только глаз изредко моргал и начинал пристальнее всматриваться) продолжал: Это потом разошлось, что вначале слово было. Некто сам в истории себя, связки ради и простоты...
--
Он махнул рукой и снова улегся в тесной черноте, опять поблескивая прорывающимися из нее обрывками форм его тела, которое все боле и более угадывалось. А голос продолжал несколько ускоряя повествование, словно боясь надоесть Ему:... прибавил слегка. Какие там слова, когда сам Некто толком не знал отчего он, откуда и почему такая тоска его щемит, не ведал зачем ему воля, с которой можно было
--
И снова показалось лицо...и рука облокотилась о край черноты, зачерпывала ее и ссыпала как песок в унылом нетерпении. Голос спешил. Голос предчувствовал что-то: ...еще обойтись как-то и куда-то употребить.
--
И снова все успокоилось. И Он заворочался и отвернулся. И начал было растворяться в черном ничто и так, до того, еле видимый, ...исчезал...
И голос уже медленно и слегка растерянно сказал: Вначале была тоска. И тоска была огромная и терзающая.
--
Голос продолжал с какой-то просящей интонацией и спешил, и каялся спеша: А мир был мал. Он весь был Некто.
--
И Он заполнил все до конца. Он перевернул весь мир, а голос сказал: А Некто был весь мир.
--
И снова он выглянул из совего ничто и в глазах его была тоска и воля, Он ласкал щекой черноту, а волосы его метались струями, увязая в черноте и расплескивая ее черными маслянными пятнами... А голос поведал: И Некто был ужасно сам себе, и тоска его была безмерная, потому что бесчувственная и убиенная. И Некто начал с тоски употреблять волю. С себя б всякий начал, но и всякого там небыло.
--
Он оглянулся провел руками по всему вокруг, склонил лицо...И голос рассказал ужасное: Некто сам себе был всякий.
--
И вдруг взбесновалась чернота, которой почти небыло видно за Ним. Она выплескивала себя, сочилась, пыталась залить все и Его тоже. И он вдруг заворочался, забеспокоился, изредка выглядывая из мира своего. То рука его упруго попытается раздвинуть тесноту мира, токолено упрется в верхний край... Голол понимал происходящее т спешил рассказать, что началось нечто: И Некто создал себе ощущения, чтоб удовольствоваться, если найдется чем.
--
И продолжил голос:...Для того же и сотворил себе органы чувств. Что плеснуло цветов в Него. Что-то изнего выбрызнулось яркое, почти искрами и стремительно исчезло, что-то в нем стало переливаться уже не серым, а цветным, пусть все еще почти серым, но цветным с сияющими сочными проблесками абрисов форм его существования. И голос все ускоряя темп повествования и волнуясь рассказывал: А чтобы эти органы в каком-то полезном порядке ему удобны были в пользовании, заодно создал тело для их размещения.
--
Начал Он прорисовываться. Но непросто, а со смыслом. И не просто со смыслом, а с попытками и возвращениями в изначальное. Прорисуется нек5ая форма и сотрется. Видно не по душе пришлась. И прорисовалось, почти только контуром, Но понятно и мерцающе подвижно. И голос уже уверенно, не очень торопясь, но все еще волнуясь, продолжил:...Тут уж не поспоришь, отчего две руки или ноги, почему то или это... Так получилось, такой кураж был, стих нашел, вдохновение, озарение произошло, наитие, одним словом.
--
И вихрь серебрянных линий в черноте и вращающейв нем серой определенности, прерыываемой четкими проявлениями ног, рук, спины, подбородка... А голов в то же время заявил:
--
... И Некто стал быть. Голос выдержал паузу, пока останавливался вихрь и теперь уже понятный формой он снова раскладывался во всем его мире. Но недождавшись удобного Его успокоения,...
--
...голос продолжил с печалью и надеждой: Сам. Один. И все еще одинокий в своей тоске. А она еще больнее навалилась через созданное им для себя естество. И тогда Некто...
--
Голос замер. Все исчезло и осталась чернота с серыми волнениями неяных форм...А голос вкрадчиво и взволновано продолжил:... сделал вдруг себе подобного.
--
Что-то начало волноваться с чернотой. Возникли линии, формы, исчезали и вновь возникали... И голос в то же время спокойнее продолжал:... То ли неловко статью повел, то ли мыслью хлестнуло, но сделал.
--
Возник человек и стал он заполнять собой весь мир, вытесняя черноту и Его самого. Голос спокойно и уверенно объяснил, пока этот новый пытался все заполнить собой: Создал и истребил его тут же в прах. Еле успел. Подобный получился, ну точь в точь как он сам - Некто... - и ироня в голосе возникла , и едкая самонадеянность проскользнула в нем, -... Все может. И Некту может, как и Некто его.
--
Все исчезло, проглоченное чернотой. Проявился Он и снова ушел в черноту мира. И начал прорисовываться как бы Он, но не он, а с немерцающим абрисом и уже не серым, а серо бардовым... И голос пояснял в то время:... Со второго раза Некто сотворил себе такого как надо подобного. Чтоб мог как Некто, но не больше него, и с таким законом, чтоб мог все что мог, но с разбором. Создал.
--
Расплодились во множестве и сливались и распадали... и осталось с десяток... Голос все это комментировал:... С десяток, не меньше.
--
Все засуетилось, а голос пересказывал суетное серо-бардовое на черном:... И стали они ощущать, суетиться чего-то, общаться и соображать. Лучше должно было б уже стать, но вокруг темень кромешная, не разберешь, кто где и где чего. Подобные копошаться, но чего делают не поймешь.
--
Как- заполнили они все собой, ходят, натыкаются, руками размаховают, отпихывают и хватают. Сверху навис Он и его задевают, Он уже и подергиваться от их рук начал...А голос продолжил:.... Вокруг ни зги не видно и тишина вымороченная. И тоска вроде бы не щемит, но и хорошего мало.
--
Голос сказал: И создал Некто свет, - выдержал паузу, во время которой что-то счелкнула и слегка громыхнуло, но продолжил сразу же:.... чтоб видеть, и воздух, чтоб слышать.
--
И види снизу как Он висит сверху и дивится сотворенному. А дивится тому, что внизу (перескакиваем по взгляду его вниз) похожие на него чинно ходят, жестикулируют, принимают позы грациозные и со значением... И голос (опять же ирония какая-то взялась):... Увидел сразу все Некто и обомлел. До того хорош и норовист сам себе он через лики себе подобных представился.
--
Он свержу ухватился за светлый в красках мир, встряхнул его с сияющим глазами, вошедшего в раж ребенка, и шмякнул на место. Да так, что все его копии, поприсели и некоторые даже попадали. А Он расставив руки,уперся ими в границы мира и встрепенулся и громыхнул слегка. И голос все это видел так:... Восславив сделаное, решил Некто поправить слегка.
--
А Он уже к ним присоединился. Ходит-бродит между ними, пытается дистанцию держать -они-то ничего не понимают, трутся обнего как свои... И голос то же говорит:... Больно уж все без пользы друг на дружку похожи. Не разбирают они - где сами, а где и Некто. Приятно, конечно, со стороны в каждом себя видеть, хорошо вышло, пристойно и показать, но и неловко за них, хоть и без их вины. Галдят, резвятся... сами себе. Не ведают, что Некто их своими сделал, и Некто для них отдельно свой.
--
И Он снова вопарил и занял все пространство вверху, как-то незаметно погрузнев и расширившись, еле вмещаясь в тот верх. И стал Он что-то руками водить, пальцами напряженно шевелить, шептать губами, буд-то переживая, подсчитывая, соображая, сомневаясь и...решительно заканчивая свои сомнения... И голос это чувствовал и вторил этому: ... Пользы нет, видит Некто, поправить дело нужно. И поправил. Приделал всем творениям крылья, благо воздух был, и нарек их ангелами. И каждому имя дал. И прозапас имен этих создал, на всякий случай. Дал им дыхание и речь, и дал любовь к себе. И дал им чин, родство и место.
--
И вдруг видим, что сотворил Он. То, что и сказано было. И имена ссыпались им от Него и как-то прилипли к ним и растворились в них: Иаков, Иафет, Хам, какие-то еще. Стали они речи держать. Откуда ни возмись пъедестал образовался, взбираются они и вещают себе же. А кто-то из них так вообще себе что-то объясняет, руками в себя тычет, невидимому собеседнику кивает, ответствует...
--
Он смотрит радуется. Да так радуется, что погромыхивает от его веселься. Но там внизу как-то все то же. Все те же пъедестал и ораторы, все так же одиночки все с теми же жестами и манерами все говорят. И шум от их слов какой-то слитный уже, равномерный, блеклый... А голос все неустанно в параллель действу рассказывает: Тоску как рукой сняло.Бытие развернулось.Смысл означился. Но быстро как-то все утряслось, устоялось, ублагочинилось, поблекло и обрыднет вот-вот.
--
И в самом деле, Он что-то стал закисать малость и грома не стало, и не веселится уже, а так ...искоса улыбается. И ссыпал он им в толпу еще таких же... Они сыпались, падали, подхватывались и сначала потолкавшись, привыкая и приспосабливаясь, затем уже по-трое на пъедестал норовят взобратся и по-трое же стоят рядом и говорят с невидимыми собеседниками и как заводные куклы в унисон жестикулируют, рту открывают... А голос все это прокомментировал: ...И тогда Некто еще новых прибавил. Создал. Созерцает. Но счастья нет, вялость одна. Вроде бы неразберихи добавилось, веселей стало, но не то. Первые как-то рядком и чином рядятся, но слишком благостные, скукой веет. А новые еще не пообтерлись.
--
Спустился к ним. Ходи присматривается. Все на одно лицо и все одно и тоже пачками вытворяют, куда не глянь... Взмахнул рукой... и остался один. Один в громадном белом мире, где он заполняет все, поглядеть внимательнее, так мир велик, а он в тоске своей мал. И голос это все пересказывал:...Как-будто резвые, глазу приятные, но и суетно с ними стало. Сзади и спереди без должной оглядки напирают, невзначай и заденут, а там гляди и толкнут, и пнут в толчее... Истребил всех. Поскучав потом,
--
.... первых вернул, чтобы за лучшим хорошего не растерять.
И поднялся вверх Он и... вернул первых. Спустился, стал в центре и...голос тут все стал пересказвать: ... И определил их по обе руки. Начали общаться со смыслом, но без услады. Суеты, неразберихи недоставало. Смотреть не на что, пресно все. Так и сказал, мол не хлебом единым, мол постное не в скоромный день, мол время давать, но и время брать.
--
И взмахнул Он руками и свернулось все вместе с белым миром в комок и исчезло все (только голос не останавливался) . Черным все стало как было и черен он стал и формы его как бы расплываться стали. Но появилась рука, как была в белом мире и бросила горсть чего-то и встал в черном почти черный дворец, который стремительно рос, наливался сначала черно-цверными красками, потом все пространство занял и краски расцвели. И дворец заполнил все так, что мы уже внутри его и в пустом зале на нас наехала занавесь и распахивалась, и открыаалась чернота. А голос продолжал: И создал вертеп. И создал лицедеев. И нарек их людьми. Одним должно скуку разгонять, другим их зрить и ценить.
--
И голос продолжал: И создал им Землю, чтоб там быть. Сотворил им твердь и воду, всякую живность для потравы и погоду. ...
--
И видим мы как откуда-то сверху спустился бутафоркий круг. И стал тот круг все на той же веревке вращаться и стал превращаться в шар на веревке (голос все рассказывал как было...) И появились небо, все другое... Налепились животные, деревья...Люди. Все прилеплено к шару, крутится...И стряхнул кто-то шар... и ссыпались вверх тормашками все животные, люди, деревья (а голос все рассказывает...) И ссыпались на... сцену. Бесконечную, огромную... Загнулась она вдалеке, волной пошла и поднялся задник, кулисы показались И вот задник сцены оказался той же бутафорской Землей...
--
И вышли к рампе люди толпой несметной. Стоят безучасные...И голос сказал: Сотворил по счастливому озарению им еще чувств, органов и волю для умножения числа.
--
Сказал это голос и заволновались люди, засуетились, кто-то кого-то за руку взял, кто-то распихал всех и куда-то стремительно пошел. Зашевелилась и стала разбредаться толпа.
--
А в центре все еще стояли двое, взявшись за руки. Смотрим, а уже со сцены видим их и прожектора рампы слепят нас, Двигаемся к ним, чтобы уйти от их ослепления...
--
И видим зал, а в зале сидят те, оторых Он сотворил. И он сидит между ними в центре, но один. Важно сидит. И все сидят важно и безлико смотрят какбывыпученными глазами пристально на сцену. И голос все рассказал: Свите этого не дал, за ненадобностью, а себе ни к чему. Чтобы сутолоки небыло и интересней смотреть, назначил им срок.
--
И видим снова эту пару. Он и Она. Прекрасны и когда голос рассказывает про чувства земные, по лицам пробегают все оттенки добрых чувств и к ним заглядывают лица с недобрыми чувствами и исчезают, пытаясь что-то выкрикнуть злое или гадкое, рукой схватить,... но тщетно... Вот что голос говорил об этом: Дал любопытство, зависть, корысть, разделил на сильных и слабых, расселил всюду, будто зерна ветром развеял. Назначил множество языков для говорения. Потом еще и добавлял, потехи ради. Кому дал еще щепоть добра,кому - пригоршню зла, кому не досталось - отрешенности или безумства. А еще сильным дал страсть и слабым веру.
--
И видим, что он сидит в окружении безликих похожих на него. И на лице его пробегают чувства от того, что видит он на сцене. Он, то пристально всматривается в сцену, то откидывается в кресле, то смахивает слезу, то смеется счастливо, то скучает и нервничает... И голос поясняет все с ним происходящее: Все дал, что на ум пришло. Ни в меру, ни в пол-меры, ни впрок и без усмотрения. А чего не дал, научил от земли своей взять, от неба, от других творений своих. А чему не бывать - надежду дал. И все.
--
И снова сверху смотрим на огромный зрительный зал, где Он сиди с истуканами. И мы уходим вверх и видим как огромен и пуст зал и поворачиваемся к сцене и видим как огромна она и в ней вращается ...Земля... А голос сказал последнее: Начал смотреть. Даже в антрактах. Все равно пойти больше некуда.
--
И Земля все вращается и вращется и уплывает вдаль и сливается с звездным небом. И только слышно чьи-то театральные голоса, и...аплодисменты.