А.Фельдман
Грустная сказка
Пошумев утренним прохладным ветерком, к полудню лес незаметно стих. Лениво и едва приметно пошевеливались верхушки деревьев. Случайным шорохам не доставало сил, чтобы спуститься вниз. Под деревьями разлеглась душная тишь.
Дом лесника выглядел бодрячком среди охватившего все вокруг полусонья. Хотя и у него с трудом это получалось. Уныние полудня заморило все вокруг. Краски утреннего веселья мельтешащей листвы пожухли, разбелились назойливой солнечной желто-горячностью.
Во дворе дома подремывал Егор Иванович Рябой, лесник по должности, но еще больше по убеждению. Он сидел на охапке сена, прислонившись спиной к липе. Дерево заботливо укрывало его раскидистыми ветвями. Когда-то он сам и посадил дерево как памятный знак по вступлению в должность. Участок под его присмотр в лесничестве дали не ахти какой. Почти треть его протянулась вдоль реки. С пятницы по воскресенье, а иногда и до понедельника отдыхающие переполняли прибрежную полосу леса, отведенную под зону отдыха, да еще и прихватывали участки заповедного леса. Горожане приезжают, чтобы разбавить природой сгущенное городом до опасного напряжения организм... Приезжают, опьяняются в момент до полной расслабленности чувств и в радостном возбуждении... нападают на лес. Это для Егора Ивановича лес словно тихий и ласковый ребонок, отоспавшийся и рассеяный с просонья... Люди города чувствуют его совершенно иначе. Он для них, привыкших выживать среди камня и асфальта, что слабак. Приезжают они разгоряченные, злые на выматывающую суетность прошедшей недели. Энергично, с агрессивной инерцией городской жизни они начинают обустраивать местность, пытаются приспособить лес под привычные мерки городской жизни. На полянах вытаптываются квартиры и белые тела по началу резво снуют между деревьями, медленно погружаясь в неторопливую безмятежность природы. Но в первые часы, еще в ритме городской жизни, они все вокруг упорядочивают, нагружают себя заботами, жуют, заготавливают дрова, растапливают... В общем, глаз да глаз нужен. И начинается присмотр с четырех утра, когда первые расторопные туристы, спешат занять облюбованные места.
Сегодня Егор Иванович изрядно устал. С утра он успел обойти мелколесье, протянувшееся вдоль берега заезженной лодочниками речки. Пришлось присмирить парочку не в меру расслабившихся компаний. А в полдень, когда турист обычно затихает, измотавшись активным отдыхом, разешил и себе немного отдохнуть.
Из дрёмы Егор Ивановича вернул в солнечный полдень чей-то голос.
- Дядь, а дядь? - снова повторил кто-то.
Егор Иванович сначала нащупал в траве форменную фуражку, накинул ее на макушку, потянулся в нагрудный карман за куревом и только после этого подвел глаза на голос.
"Хипеец" - подумал видавший виды лесник глядя на странно одетого гостя.
- Доброго здоровья!
- Привет - буркнул Егор Иванович. Он недолюбливал длинногривых парней, не соблюдающих формы одежды.
Возле кустов, недалеко от забора, стоял босой русоволосый парень в изрядно изношенной холщевой рубахе на выпуск и таких же штанах до земли, истрепанных до бахромы... Ни дать, ни взять, парень из деревни какого-нибуть из прошлых времен. Кино, да и только...
"Вырядился... Небось спер из старых клубных запасов самодеятельности. Где еще возьмешь такую зашмырганную одежонку... А рожа вроде не порченая, хоть волосья и не чесал с неделю... Сейчас они что на реку, что в городе, хоть и в деревню к магазину все как один в трусах ходят, а этот видать форсу перед девками нагоняет. Хипует... Весь взмокнет, а холстину не сымет... Клоун!" - Егор Иванович даже слегка улыбнулся удачно найденному сравнению и, неожиданно подобрев к гостю, вслух сказал:
- Ну, заходь... -
На удивление, парень не прыгнул через забор, а учтиво обошел довольно длинный забор, вошел через калитку и аккуратно притворил ее за собой. Он подошел к леснику неторопясь, уверенно. В его стати, походке, манерах было что-то неуловимо уверенное и значительное. Со стороны могло бы показаться, что не лесник был хозяином леса, а он сам. Впрочем, пожалуй, парень как парень с обычной по возрасту показушной придурью и скоморошинкой.
Только собака на удивление разволновалась. Даже и не то, чтобы тявкнула, приличия ради, как на какого-нибуть неурочного гостя, как положено по службе показно послужить хозяину. Но она повела себя жалко и невуренно, взгвизнула, резво, в этакую-то жару, забралась под крыльцо и оттуда недоверчиво обозначалась ворчливым испуганным голосом. Днем обычно, если, конечно, хозяин во дворе, переступая через нее можно было пройти к дому. Могла бы и ухом не вести. А сейчас, вон, встала без дела на четыре лапы, да на стороже. Не лает как бы, а фыркает, ворчит...
Егор Иванович с удивлением глянул на собаку. Уж сам по себе этот взгляд и удивление были большой редкостью в их отношениях. Они жили как бы не замечая друг друга, без приговоров, без обмахиванием уж слишком хвостом. Дружно и надежно жили, делая друг для друга свою работу.
- Ты чего?! - прикрикнул на нее Егор Иванович, что уж совсем было из ряда вон. Но отмахнулся от нее в душе, кто это животное поймет, что у них на уме. Он с еще большим любопытством продолжал рассматривать чудного парня.
Хотя рассматривать, собственно было и нечего больше. Просто ему хотелось смотреть на этого ладного чудаковатого парнишку с приятным, даже ласковым выговором и неспешной, уверенной манерой общения.
- Дядь, я посижу тут у Вас, можно?- спросил парень, пригладив рукой и без того гладкие выбеленные сонцем волосы.
- Чего ж, сиди... - ответил Егор Иванович и как-то вдруг сразу увидел тусклые уставшие глаза гостя. "С голодухи пришел, за харчами... и стесняется сказать"-подумал он и вслух добавил:
- Молока попьешь?
- Не откажусь - вежливо и с естественным достоинством ответил парень, присаживаясь на лавку у стола.
"Ишь ты, "не откажусь" - молча пошевелил губами Егор Иванович, заходя в дом.
Вышел он не сразу. Но вынес и на столе у летней печи разложил пол ржаного деревенского хлеба, кусок сала, завернутый в тряпицу, две свежесорванные еще утром на завтрак головки лука, солонку с крупной солью и большую глиняную кружку молока.
- Сголодались?...Поешь, чем....- не договорил Егор Иванович, избегая по привычке упоминать Бога при молодежи, чтобы не дождаться в ответ глупых, по молодости, разъяснений и шуток.
-В городе, небось, такого нет. Хлеб, правда, из деревни, самому печь летом некогда, а то все свое. Это тебе не мокрая колбаса...-продолжил он, присаживаясь за стол напротив парня.
Парень спокойно глядел на лесника, с благодарностью, но без особенной горячности и излишнего любопытства. Уверенно и со странной, не возрасту, учтивостью он помог расставить еду на столе и, приняв на себя ответную вежливость важного гостя сказал:
- Садитесь и Вы, дядя?
- Ничего, лопай. Я уже отобедал себе...-совсем уж тепло и доверчиво ответил Егор Иванович.
Он дивился необычному пареньку. Совсем был мало похож он на своих неустанно резвящихся сверстников. Заигравшись, те, пусть и без зла, могут обидеть и не заметят, а заметят, то еще и посмеются, что невзначай обидели. Парень ел неспешно, кусал крупно, но в меру, жевал основательно и вообще вел себя за столом с тем большим удовольствием, что было направлено на уважение к хозяевам, так, что не чувствовать уважительной благодарности в его манере есть было просто невозможно. Егор Иванович чуть ли не улыбался, глядя на этого парня, но сдерживал по привычной скромности своей порывы чувств. Он похваливал про себя его степенные добротные манеры и довольно наблюдал как гость неторопливо и с удовольствием ел непривычную снедь.
- Как зовут-то тебя? - спросил Егор Иванович, завызывая разговор.
- Иваном...
- Что ж, работаешь или учишься где?
- Работаю...
- Кем?
- Царевичем...- Парень приостановился и испытующе посмотрел на Егора Ивановича и продолжил трапезу.
Ответ был необычным даже для видавшего молодежные вырутасы Егора Ивановича. "Эка, завернул", - подумал он. Если кривляется, то уж очень не вязалось это со всем, что видел в нем лесник. Но в ответе Ивана слышалась такая неподдельная искренность, что Егор Иванович отбросил сомнения как нелепые, не вяжущиеся с этим парнем.
- Это в каком театре? Или про между собой работу так называете? - продолжил он разговор и пытаясь все же прояснить и понять сказанное. Очень ему любопытен был это парень, этот Ваня.
- В сказке работаю. Царевичем... А Серый волк, вот, сбежал...Нужно ему было...
Егор Иванович сочувственно и печально смотрел на парня. "Вот оно что", - думал он - "Парень-то не в себе. Оттого он смирный такой, непохожий... Про что и говорить-то с ним?..."
- Чего это он сбежал? - нашел все же тему для продолжения Егор Иванович, чтобы не разобидеть приятного гостя остановкой в сомнительном месте. Он решил направить разговор в нейтральную сторону.
- Вез он меня долго... Устал. Воды попить захотел. Только к реке вышли... А тут с гитарами... Громко очень шумели. Вот он и сбежал, чтоб не показываться попусту...
- Что ж ты теперь делать будешь? - спросил Егор Иванович и с досады от своего неудачного вопроса стал суетливо сметать ладонью крошки со стола."Нужно как-то увести его от придуманного. Нужно ему что-то про обыкновенное сказать. Может все это временно помутнение. Все пройдет...только бы не нажать на больное случайно, не раззадорить..."-рассуждал он про себя и наскоро перебирая возможные вопросы.
- Найдет он меня! - парень улыбнулся неожиданно широкой и теплой улыбкой, - Он меня всегда находит. Было как-то, его охотники погнали. Я неделю его ждал, а он все равно меня нашел. Беспокойно стало в последние времена... А иначе нельзя, работать нужно...
Иван-царевич сложил остатки еды на столе, продолжая улыбаться каким-то своим воспоминаниям и снова поднял на Егора Ивановича свои безмятежно чистые и искренние глаза, чем смешал его совершенно.
- Так уж и нельзя? - снова невзначай вырвалось не прошенное у Егора Ивановича.
- Сказку делать надо. Вот не найдет вдруг меня Волк, что же в сказке дальше будет?... Нет. Так нельзя. Тут стараться нужно.
Егор Иванович опечалился, хотя виду и не подал. Он понимающе кивал головой и незаметно про себя вздыхал.
- А вот и Волк!- продолжил он уже не пытясь сменить тему, но просто подыгрывая Ивану.
Иван-царевич задумчиво промолчал и, как-будто что услышав, пристально стал всматриваться куда-то в сторону. Егор Иванович все никак не мог придумать чем бы отвлечь парня от пустых мыслей. Не хотелось, да, наверное, и нельзя его расстраивать... Пойдет в таком состоянии в лес - пропадет...
- Да ты не спеши. Поешь, отдохни... Я тебе на сеновале постелю. Там тенек и свежим сенцем пахнет хорошо...- начал было уговавать Ивана лесник, "Поживет маленько, авось оклемается, все пройдет"- думал он, впрочем без всякой надежды на то.
- Спасибо Вам, дядя, за хлеб, за соль!- поблагодарил Иван за угощение.
Парень встал из-за стола и поклонился хозяину в пояс. Это было очень необычно, непривычно и даже стеснительно для Егора Ивановича, но вместе с тем приятно
и волнующе до слез.
- Ты, Иван, не уходь... Я тебе как раз расскажу...- начал было говорить, подавляя страдание в голосе, но не договорив, Егор Иванович замер с открытым ртом.
Во двор, легко перепрыгнув через забор, вбежал здоровенный волчище с сердитыми бегающими глазами и свирепым оскалом. Собака, выглядывающая до этого на гостя с впол высунутой головой, молча кинулась под крыльцо и там уже от страха начала захлебывающе, но не громко, ворчать, но скоро стихла, как если бы ее и не было. Волк же, даже не глянув в сторону собаки, трусцой подбежал к парню и как-то не по-волчьи понимающе посмотрел ему в глаза.
- Садись, царевич, путь долог! - Волк криво растягивал пасть и оттуда хрипло, путаясь в слюне, вылетали не очень внятные слова.
- Прощайте, дядя! - парень подошел к Волку и боком уселся на его спину.
- Что ж, заезжай, как сможешь...- проговорил растерявшийся окончательно Егор Иванович. Он совсем не испугался и с непонятной для него проясненностью восторженно смотрел то на Ивана-царевича, то на волка. Он хотел сказать что важное, что-то очень человечное и мудрое, что переполняло его, но не решался нарушить эту минуту, ставшую необыкновенно торжественной и значительной для него.
- Шумно тут у вас. Мешают... - царевич грустно посмотрел на Егора Ивановича, похлопал Волка и тот не спеша пошел со двора. Собака мочала. Лес замер.
До самого вечера сидел за столом Егор Иванович напротив того места, где сидел Иван-царевич. Нет, не сомневался он в увиденном, а горевал. Горевал по тяжкой доле Ивана-царевича и Серого Волка. И чем больше горевал, тем сильнее нарастал его гнев.
Потом он решительно встал, вывел из конюшни взнузданного коня, вынес из избы двустволку, обозначая серьезность намерений, сел в седло, одернул гимнастерку, поправил фуражку и с места рванул в лес прямо через забор...
С той поры заморил штрафами и строгостями отдыхающих Егор Иванович. Заметно они поутихли со временем не только в лесу, но и в зоне отдыха. Придирается дотошно, за каждую мелочь.
Но и спокойнее и чище лесу стало...
Все так же садится он днем под свою липу и ждет, не покажется ли случаем Иван-царевич. Уж постарался он для него. Да и только ли для него...Но чувствует он, что не видать ему больше Иван-царевича. А жаль... Не так и много осталось привольных мест, где еще можно делать сказку.
4