Социал-демократия, несомненно, самое мощное общественно-политическое движение всех времен. По аналогии с каменным и бронзовым веками, XX-му веку более всего соответствовало бы имя - социал-демократический. Мерный ход истории властителей мира был обезображен взрывами социальной энергии, неистовой ненависти к устоям, безоглядным разрушением традиций и презрением к национальным, этническим и религиозным различиям. Общество исчерпало веру. Человеческая природа нашла путь к совместным действиям. Трудно преодолевая пороки до и после индустриального рабства, люди стали задумываться о справедливости. Униженных уже раздражали идеи о предопределенности судьбы. Возникли крамольные сомнения в наследовании права повелевать. Общество разуверилось в божественном назначении власти.
История вновь качнула маятник в сторону равенства. Родовой аристократизм терпел поражения, но вновь и вновь возвращался. К сeредине XIX века созидательный ресурс автократии достиг пределов. Все еще нерешительное общество уже бодрилось усталостью пресыщенных правителей. Вырождающееся племя наследников власти вяло и снисходительно поигрывало новыми веяниями экономики. Элита сонно поглядывала сверху на активность умножающихся числом демократических собственников. Самоуверенные правители ставили на жесткость. ...И упустили появление во сто крат большей силы. Социально ориентированная идеология бесправных несла в себе огромную потенцию катастрофы. "Низы" жаждали неизведанного вкуса свободы. Они с желанием отдавали себя эпидемиям диковинных слов. Общество предвкушало страдания и свободы.
Необузнанные массы обездоленных преодолели страх и вторглись в мир господ. Страстные вспышки освобождения хлестали этот мир. Рвущих оковы сокрушали, но они пытались вновь и вновь. Миг удачи раз за разом ускользал. Потоки реакции не однажды истязали общество, покусившееся на вечное.
И все же, народы спешили быть. Они страстно бунтовали против размеренного хода истории, с жадным энтузиазмом метались за призрачными и всегда ускользающими шансами... Следующий мог появиться через поколения, повинуясь слепому случаю бытия.
Однако возбуждения умов быстротечны, если их не подкрепить действием.
Брошенные ветрам надежд, идеи свободы врывались в беспросветное ничто и взрывали умы. Люди познавали себя. Безропотные в тысячелетиях обнаруживали в себе жажду свободы, простора для зарождавшегося сознания собственной природы, революционного интеллекта, приобщенности к силе масс... Общество полыхало мощным желанием свершений.
Порабощенные взроптали. Гнев их добывал демократию из разрушения. Всевластным террором толпы спонтанных бессознательных демократов терзали мир узурпаторов. Они не постигали того, что топчут недоступную культуру, но созданную их же руками. Они уничтожали символы ненавистного, обретая равенство нищих.
Мириады чаяний поколений воплотились в мысли, идеи и пророчества гениев. Мудрые вернули ничтожным надежду. Они мечтали осчастливить людей и разрабатывали для них идеологию. Но в невежественных умах теории справедливого мироустройства обращались в справедливость для избранных. Демократия, как власть одной части народа над другой легко превращалась в грозное оружие. Общество жаждало жизни для каждого, но не могло создавать ее из идеи для всех. Люди разрушали во имя светлого будущего. Все, что, было недоступно в прошлом, представлялось им враждебным. Люди беззаветно верили в то, что в их новом мире не может быть места ничему из мира угнетателей. Они вырвались из прошлого, но смотрели на окружающий мир все теми же глазами из прошлого. Они разрушали...
Социал-демократическое движение - это сама история, ее естественное состояние, ибо написана кровью и страданиями освобождающегося человечества, но не рассуждениями избранных. Это отчаяный вопль из веков притеснений и жизни в порочном круге наследственной нищеты и бесправия. Высвободившая сила вдруг предстала перед миром огромной и неукротимой. Вихри зарождающихся обществ из хаоса беснующихся толп открыли свету великие умы из числа безвестных. Их непорочная и покоряющая убежденность в истинности социал-демократических идеологий, казалось бы, заставит покориться и непокорных, и несогласных, и противящихся...
И все же, за сотни лет напряженной деятельности этого насыщенной интеллектом и кипящей энергией субстрата общества, квинтэссенции социал-демократии, нет ни одного жизнеутверждающего свершения.
Бесчисленные победы, бездна фактов освобождения от оков поработителей, реки крови, неописуемые героизм и жертвенность, миллионы безымянных жерт и тысячи прославляемых имен... Но ни одного счастливого, предоставленного самой жизни поколения, ни единого животворящего воплощения идей социал-демократии. Ни услады, ни покоя...
Нет в истории периода, в котором запечатлелись бы изменения в обществе надолго и безмятежно естественно. Нет ни единой сбывшейся цели, которая стала бы органической составляющей общественного организма. Все попытки устройств лучшей жизни для обществ, в конце концов и порой даже в начале начал, нуждались в грандиозной отвлекающей от истинного положения дел пропаганде. Массовое производство иллюзий стало условием демократии. Общество неизбежно приводили к необходимости силы, чтобы усмирять разочарование людей или отвлекать внимание разочаровнных конфликтами и войнами.
Форма осуществления демократии - государство. Социал-демократия преодолевала разнообразные идеологии правления кучкой избранных, но так же как и прежние, встраивалась в государство. Государство было отличным механизмом с тысячелетним заводом и прекрасной репутацией работоспособности. Однако приспособить отличный аппарат подавления для управлением созиданием оказалось невозможным. Это дело, как оказалось, должно было оставаться в руках общества. Но это противоречило смыслу демократии, по которому одна часть осуществляла власть над другой. И механизм повелевания властью большинства был один - государство. Государству, в итоге, поручали защищать демократию сначала от меньшинства общества, но затем и от прочей части общества, не вошедшей во власть. Государство не общество, но лишь исполняет управление в интересах некоторой его части. Его функции определяются установленными обществом при власти принципами. Государство становится защитником общественных принципов, положенных в основу власти одной части общества над другой. Идеология и практика демократии становятся, таким образом, большей ценностью, чем жизнь. Идеи ревностно и самоотверженно государство защищает от врагов, вместо того, чтобы защищать общество, жизнь, как величайшие ценности, определяющие смысл бытия. В режиссируемое государством действо борьбы за демократию все общество втягивается неотступно и без остатка.
В моменты исторических разломов жизнь все более походила на спектакль абсурда. Не было ни начал, ни сюжета, ни кульминации, ни окончаний, ни даже ощущений, что всему этому есть природная цель. Никто даже не задумывается о том, может ли наступить предел этой борьбе, чтобы настала жизнь. Борьба за выживание идеологий в разные времена разных по оттенкам демократий становилась осознаваемым смыслом жизни общества. В надобщественном государственном слое номенклатуры формировались касты просветленных. Они сами возвышали себя над обществом и сами же возлагали на себя тяжкое бремя сохранения девственности демократической идеи. По существу, они вдалбливали то, что называли идеологией, через механизм загосударствленной квази социал-демократии в коллективные стада полутолп - полуобщества. Общество (демос) снова поклонялось - и до сего дня продолжает это делать - государству, но уже как символу непоколебимости социал-демократии, как символу идеи демократии, как таковой. Государство (кратос) возвышалось и возвышается над обществом беспощадным мерилом узурпированной справедливости. Наследование власти, как было в прошлом, сменилось такой же последовательностью смен поколений, но в иной методологии. Власть демократии формировалась и формируется номенклатурой или, в нынешней интерпретации, политическими элитами. Преданность номенклатуре определяла условия жизни общества. Идеология номенклатуры сменила идеология социал-демократии и теперь другая идеология, внешне похожая на прежнюю, предлагалась обществу в качестве идеологии социал-демократии. Аристократия воссоздала себя в новых лицах в номенклатуре и прочих элитах.
История обнажила странный парадокс. Идеи социал-демократии посеяли смятение в головах людей, чья жизнь более напоминала функционирование живых механизмов. Люди желали реализовывать свое натуральное право на общественное управление собственной жизнью. Они восставали, побеждали и приступали к сотворению собственной истории, которая ранее сотнями лет описывала только даты смен династий, завоеваний, вождей, поглощаемых богатств, жрецов... Огромные количества людей, которым ранее были ничтожным орудием воплощения желаний правителей, ощутили в себе сокровенные смыслы человеческого.
Однако практика социал-демократии, раз за разом, только формально воплощалась в проектах общественного устройства. Сохранялось государство. Создавалась неизбежная элита профессионалов государственного управления. Все общественные стремления по усовершенствованию общественной жизни брались в управление государственным аппаратом и, в конце концов, мифологизировали под социал-демократию. Для этого предлагали совершенно чуждый этой идеологии государственный механизм ее воплощения в практику. Постепенно тех же людей, которых прежде активировали социал-демократическими идеями для преобразований мира, после первых социальных побед новые власти пассивировали. Государство ограничивало информацию, независимость, свободу передвижения и права выбора. Свободы личности опутывались государственным исполнением этого права. Государственная власть над обществом объяснялось общественной необходимостью и ложью о подчиненности государства обществу. Выдающиеся личности, бывшие центрами кристаллизации общественной воли, бывшие сподвижники в завоевании власти во имя социал-демократии почти бесследно растворялись в среде подданых государства. Часть непримиримых уничтожали, порой с унижением и незаслуженным позором, чтобы не вызывать сочуствия в обществе, к тому времени значительно измененного, деструктурированного несвободой в состояние толпы.
Борьба за власть? И да, и нет... Демократия - буквально означает власть народа. Естественно, не власть народа над ничем или над собой, а власть одной, победившей в соревновании, части народа над другой. В реальности, у власти оказывалась та часть народа, которая насыщала государственный аппарат. Везде и всегда.
Может показаться, что глубинный неосознаваемый общественный интерес состоял не в достижении целей, провозглашенных социал-демократией, а в завоевании власти с единственной целью - демонстрации неограниченного права на волеизъявление. Неограниченного ничем, в том числе и самой социал-демократией... Первыми под нож пришедшей во власть идеологической номенклатуры, не ведающей ограничений свободы действия, попадали, как правило, идейные соратники, идеологические конкуренты. Почти исключительно и по существу различия между ними сосредотачивались во власти, но не в идеологии. Власти государства над обществом. Люди более всего беззащитны перед теми, кого считают своими. Идеология социал-демократии оказалась более воинственной, чем милитаристские идеологии завоевателей. Цель демократических движений удивительно физиологична, природна. Даже в самой человеконенавистнической оболочке социал-деморатические идеи, пусть декларативно, но были обращены во благо. Пусть не всем, но части общества. Но все же не власти, а тем, кого принято называть простым людом. Собственность их интересовала в значительно меньшей степени, чем ощущение неограниченной власти предводительства во имя... В социал-демократии именем этим всегда был народ.
Частично проблема нашего понимания этого явления скрыта в наших же утопических представлениях об идеологической цельности и однородности невластной части общества, которые энергично осваивают и затем отстаивают социал-демократические идеи. Общество неоднородно по социальному положению и по интересам некоторых родственных сообществ в нем. Идеологически обусловленные, отчасти предвзятые, а отчасти реалистичные деления общества на классы, группы, прослойки и тому подобного, одним представляется естественным, даже очевидным разделением. Но у иных есть другие мнения на этот счет. Однако все соглашаются в одном. Общество не представляет собой однородную массу. Оно состоит из индивидов с несовпадающими взглядами на жизнь. У них совершенно различается опыт, знания, нужды, желания и стремления. Все понимают также, что есть и общие интересы у одних его частей и противоречия с другими. Но и они не постоянны. Кстати, эти процессы не исследованы современными социал-демократами, измеряющими социологию мерками прошлых, пусть и гениальных идей.
Люди имеют устойчивое свойство к миграции и изменчивости. Идеологии, экономические отношения, территориальные привязанности нестабильны в среде общества. В свою очередь, это также изменяет людей и влияет на отношения между ними. Они примыкают, изменяясь, то к тем, то к другим общественным группам. Чаще всего мигрирующие индивиды вообще не осознают того, что неосознаваемо становятся идеологическими приверженцами интересов этих социальных сообществ. Там, где люди принимают эндемическую идеологию, они обрекают свое сообщество на вырождение и вымирание.
Мир, в отличие от идеологий, изменяется непрерывно и по естественным причинам. То, что было, пусть и относительно, но верным для своего - иногда очень короткого - исторического времени, позже может обратиться в свою противоположность. Не зря, и совершенно естественно, без какой-либо идеологической однобокости некоторые исследователи не могут сегодня в 21 веке согласиться с идеями классового разделения общества, господствовавшими в идеологии 20-го. Они затрудняются в определении социально-экономических границ внутри общества. Трудно, оказалось, пользуясь старыми мерками и правилами, обозначить четкие грани в социально различных мотивациях индивидов, то есть, разделить силы общественной природы, которые мимо воли людей, определяют их отнесенность то ли к классу, то ли к сословию, то ли к социальной группе... Даже классификация прошлого века вызывает сомнения.
Для экономической социологии, в общем, нет проблем при определении социальных расслоений в обществе. Всех индивидов она соотносит друг с другом как почти идентичные элементы человеческого сообщества. Их поведение рассматривается без учета личных качеств, а только как результат действий внешних причин и обстоятельств. Люди рассматриваются как факторы рынка, как нечто схожее с хаотическими перемещениями одинаковых шариков в опыте, демонстрирующем Броуновское движение. В качестве основополагающего постулата принят основополагающая заинтересованность людей в посреднике, которым выступает собственность. Вся самобытность и уникальность личности перенесена с человека на его собственность. Социал-демократия рассматривает массивы собственности множеств людей с сближенными рыночными интересами как посредника права между большими социальными группами. Права индивидов социал-демократия вычеркивает из идеологии и оставляет на рассуждение государственного права. Этим самым индивид в социал-демократии изначально утрачивал лицо, как отдельного, в отношении социума, как общего. Свободу человека конкретного социал-демократией передавала в распоряжение власти.
Общество все же не рынок. Оно живет не только экономическими влияниями и движется не только экономическими мотивами. Проблемы жизни человечества, проблемы мыслящего живого, проблемы соотношения стремлений биологического носителя и предпочтений разума не вытекают только или в большей степени из экономических проблем общества. Мы часто забывает о том, что индивид не только составная часть экономики общества. Он в равной мере с обществом выступает как субъект социально-биологических разнообразных и разновекторных общественных отношениях. Религии конца 20 начала 21 веков быстро раскусили обезличивающую прагматичность социал-демократии и пытаются наверстать упущенное и монополизировать нишу идеологий духа. Хотя, конечно, и им никуда не деться от рыночных основ, ведь и для поддержания духа жрецов нужны средства для жизни.
(Пришло время внести одну идею, которая, при некотором напряжении ума, внесет, полагаю, ясность в понимании вопроса.
Мы рассматриваем в единой структуре индивидуально - общественных отношений, проявляющих себя одновременно, следующие структурные элементы:
человек,как выразитель духовных ценностей собственного "Я",
человек, как выразитель идеологий общественного "Мы",
человечество, как источник и среда натурального права,
общество, как часть человечества, носитель смыслов культурных и идеологических особенностей натурального права,
социальный слой, группа как подсистемы общества,
государство, какпринудительный способ общественного волеизъявления, как посредник в осуществлении индивидуального права человека .
Диалектика создает здесь большие трудности для исследования, так как ориентирована на представление и исследование противоположностей в дуальном виде. Эти трудности неосознаваемы. Попытка рассмотрения противостоящих и взаимодействующих одновременно сил только попарно, собственно, и приводит к заблуждениям, упущениям, к путаннице множествавзаимодействующих пар, их перестановок, сочетаний... а в практике мы придем к тем же химерам. Но мы можем рассматривать такие сложные системы субъектно-объектных отношений с позиции множественности равных противоположностей.Интуитивно исследователи давно действуют по этой методике, ибо она отражает действительные процессы жизни. Для пояснения примером, в качестве аналогии, по методу теории сложных систем, можно вспомнить как "плоская" геометрия Евклида была включена, как частный случай, в "пространственные" геометрии Риммана или Лобачевского. Диалектика множественности противоположностей соотносится с "евклидовой" диалектикой также, как в геометрии старой и новой идеологии метода)
Индивид далеко не всегда пользуется идеологическим посредничеством общества в общении с другими индивидами. Причина этого не в первичности возникновения понятий: что сложилось раньше, когда человек формировался как человек, - понимание своего Я или понимание себя, как части Мы? Эти формы отношения к бытию имеют общие и различные интересы, мотивы и способы их достижения. Множественность противоположностей действий человечества как системы делают каждого человека местом концентрации, борьбы и единства идеологий. Проявляются они в разной степени, так как человек включен в разнообразные отношения между людьми в разной степени влияния, а стимулы воздействуют на него одновременно от всех отношений, динамично изменяя силу и время действия. Изменения в самобытии этих сторон человека так же одновременны, хотя и разновекторны. По мере возникновения взаимодействий, они усиливаются и ослабляются во времени, как усиливаются и ослабляются взаимодействия в реальном обществе. Они подвижны, изменчивы непрерывно... Отсюда и сложности моделирования классового общества или прочих формально обозначенных групповых единств. Отсюда же возникает и необходимость пересмотра понятийных формул, которые были верны для своего времени, поскольку изменения в реальных отношениях сделали эти формулы химерными.
И, кроме того, где границы допустимых усреднений экономических потребностей индивидов, которые исследователи могли бы представить как обощенные экономические интересы общественных групп, в которые их отнесят те же исследователи. Для человека, если он решится на крайний шаг отчаянья на почве экономических обстоятельств, мотивом невозможности продолжения жизни будут все же не эти реальные обстоятельства его жизни. Подталкивают его к роковому шагу не обстоятельства жизни, а этические нормативы, являющиеся для него абсолютно непреодолимым препятствием для продолжения жизни. Он может перешагнуть через экономические обстоятельства, Скажем, обанкротившись, пойти воровать для добычи средств к существованию. Препятствуют его только этика, только идеология общечеловеческих ценностей. Вопрос только в том, что окажется сильнее. Кстати, и в подтверждение тезиса противоположным примером, современное экономическое положение провоцирует в обществе преодоление такого рода запретов.
Особенно благоприятна для сохранения непорочности установок индивидуальной этики, выживающего в неблагоприятных экономических условиях гражданина, социал-демократическая идея коллективной собственности. Гражданин, как индивидуальный субъект права, взаимодействующего с обществом через государство, в контексте идеологии коллективизма социал-демократии, верует в натуральность своих прав на всю и всякую собственность. Он олицетворяет себя в обществе и общество в себе, что вполне согласуется с идеологией социал-демократии. Он ощущает себя владельцем собственности безотносительно к реальному праву на нее, по праву ее созидателя, в трактовке правообладания собственностью в социал-демократической идеологии. Той собственности, которая "принадлежит всем" или которая присваивается де факто государством, а, следовательно, принадлежит, как ему представляется для обоих случаев, всем. Ведь и государство в системе социал-демократических ценностей приобретает идеологический флер общественного органа управления. Хотя сущность не изменить идеологическим напором и государство, независимо от идеологий, остается тем, как было создано в те времена, когда под напором необходимости общество уступило права управления избранным.
Социал-демократическая идеология создает в сознании индивида красноречивую логическую последовательность:
Моё Я - часть всеобщего Мы; Наше общество владеет государством; Государство владеет собственностью; Я - совладелец собственности государства.
Практика показывает, к тому же, что вера, даже в сверхъестественное, проявляет себя сильнее юридической казуистики. Всякое экономическое затруднение провоцирует активность поиска. Одновременно обстоятельства подталкивают к преодолению этических ограничений, если духовные ценности становятся препятствием. Индивид мотивирован природой, но фундаментальные первичные стимулы сильнее всех прочих. Воля противодействует диктату неотвратимости физиологического эгоцентризма. Сила этой воли - это достояние общества. Он сконцентрирована в освоенном человеком опыте.
Социал-демократия гордится тем, что отстаивает интересы той части общества, которая занимает низшие ступени социально-экономической иерархии по отношению к средствам производства и по типу производственных отношений. Вполне понятно, что рядовые сподвижники, "движущие силы" социал-демократии, по естественным обстоятельствам их жизни, не являются адептами высших достижений человечества в формировании самобытной и уникальной культуры личности. Отсюда и тлеющая внутри индивида сила, которая способна, будучи организованной извне, "разогретой" политиками, подавить нравственный императив личности (или помешать здраво осознать происходящее) и с легкой уверенностью в силе стадного поведения, бросить своё Я в толпу.
Можно утверждать, что человек в таких случаях подавляет сам себя. Его природные мотивы выживания утверждают жизнедеятельные стремления, которые входят в противоречия с его же производными общественных стремлений. Нужно утверждать, что человек борется с природой человечности. Он противопоставляет своему образу персональной физиологической природы образ себя, но в природе общественных отношений. Но в этом противоборстве эгоистического инстинкта и разума человека возникает также и сила формирующая социал-демократические идеи долженствования общественного развития.
Общество свободно пользуется единственно общедоступной для всех деятельных индивидов сферой общественных отношений - экономическими отношениями. Эти отношения значат для общества то же, что и метаболизм для организма индивида. Это - процессы обмена и преобразований вещей и представлений о вещах с неизменно следующей необходимостью для последующих обменов на другие вещи и представления или для преобразований их в следующие.
Организм индивида, при вмешательстве в естественный ход его физиологических процессов собственной воли его разума, независимо от желаемого результата, сам реагирует на эти действия. Сам - значит так, как реагирует природа его. И совсем не обязательно, чтобы наше лечение себя привело к выздоровлению. Может быть, нам хочется, чтобы так случилось, может быть мы даже имеем основания предполагать, что так может случиться, но не зная истинных закономерностей нам придется экспериментировать над собой с надеждой на удачу. Но человек по-разному относится к себе и к обществу. То, что он с великой предосторожностью проделывает со своим организмом, он с легкостью проделывает с обществом своим поведением и интенцией.
Такова природа человека. Он часть природы вообще, часть закономерностей которой мы познали в каком-то приближении к их истинному состоянию. Экономическая природа человеческих отношений происходит не от воли человека. Но волей человек движим в его влиянии на экономическую природу. И она также не изменяет свое существо, но переходит из одного состояния в другое. Не в любое состояние, придуманное разумом, который движим идеей, но в одно из возможных или единственно возможное, предоставленное природой. Как река нащупывает путь своему руслу и размывает самые податливые берега, так и все идеи, теории и свершения общества не изменяют законы развития общества, но обретают наиболее рациональные пути для своего исторического русла. Здесь нет фатальной предопределенности. Здесь мириады возможностей. Но нельзя надеяться на успех, учитывая для составления модели обществa одни параметры и оставляя без внимания другие.
Социал-демократия создана отрицанием мифа о династической естественности власти, отрицания прав собственности на себя у имущих ее. Она же, в свою очередь, создала миф о человеке - преобразователе общественной природы. Попытки преобразования природы социума под влиянием социал-демократических идей приводили человечество к катастрофам разного масштаба и в 19, и в 20 веках. Здесь можно задаться вопросом об истинности социал-демократических идей или методов их воплощения в жизнь, о соответствии высказываний, лозунгов, призывов социал-демократии закономерностям развития человеческого общества. Разумеется, у социал-демократии никогда не было идеологического постоянства, за исключением идеологии, которая в разных интерпретациях левых и правых, правильных и оппортунистов может быть выражена примерно так: хорошо должно быть людям, которые являются оконечными в ряду создателей ресурсов. До начала 20-го века доминировало еще социал-демократическое ограничение права на лучшую жизнь среди прочих - обязательные мышечные напряжения, физическая работа индивида в создании ресурсов, как некий символ пролетаризма. Идеологи и практики социал-демократии сделали вывод из единственного обоснования - своего жделания, и сами уверовали в то, что мир можно изменять как угодно, приспосабливая его к фантазиям мыслителей а-ля хеппи-энд. Хотя никто не говорил так буквально, но можно сделать вывод, что главное для социал-демократических мыслителей - это придумать подходящую к идеям модель общества, а уж миру останется только приспособиться к этой модели. Каждый раз, как только социал-демократия оказывалась при абсолютной власти, она "строила" общественные формации и общественные отношения, все больше и больше применяя силу к сопротивляющимся этому людям. Вся идеология социал-демократии всегда в практике была принципиально директивной и назидательно, даже навязчиво морализующей. Изменять к тому же социал-демократы собирались только социальную сферу общества в надежде, что остальное никуда не денется и втянется в засасывающий омут безысходности. История показала, что остальное не втягивается. И ничего не изменяется кроме власти и имен власть имущих. И изменялись, в результате, не социальные отношения в обществе, но мораль и мировоззрение людей, пришедших к власти...
Решения других проблем общества и проблем слоев общества рассматривались только как этап, следующий за насыщением властью. Например, проблемы молодежи и стариков. А это насущные проблемы половины всего человечества. Половина рода людского не производит материальные блага, то есть, следуя идеологичесим жимерам социал-демократии, "паразитирует на теле трудящихся". Эту половину человечества идеология социал-демократия игнорирует как фактор общества в силу его непродуктивности для великих свершений и низкой пригодности для массовых движений. Обычно, в коловращении массовых идеологий, речь идет не о людях, как носителях человеческого, а о врагах и о пролетариях, трудящихся, рабочих и крестьянах и о "судьбоносных" идеях и великих деяниях.
Человечество всегда находилось в такой ситуации, когда потребности в ресурсах для свободного их потребления индивидами были весьма ограничены. Всегда вставала проблема создания новых собственных ресурсов или проблема организации доступа к чужим ресурсам. С появлением общественных форм производства проблема осложнилась, так как возникла проблема распределения ресурсов. Эти проблемы провоцируют индивидов на изъявление воли к защите прав на свои или чужие ресурсы, а также на приобретение или захват прав на них. Воля направляется целью. Цель формируется идеологией. Идеология развивается из идеи. Половина общества, молодежь и старики, потребляют ресурсы, но не производит их по совершенно естественным причинам. Но это - слои общества, которые еще не могут или уже не могут эффективно предъявлять права на ресурсы. Как человек забывает проблемы детства и не может представить будущие проблемы собственной старости, так и производящая часть общества озабочена своими насущными социально-экономическими проблемами, не отдавая отчета в том, что эти проблемы являются главными только для половины общества. Хотя доктрина социал-демократии такова, что все, что не производит, не имеет прав на потребление произведенного. Все "остальное" может существовать из сострадания, от лукавого, из милостыни и от щедрот...
Есть еще одна важная идеологическая проблема социал-демократии, которая могла бы чудесно и познавательно разнообразить общественную мысль фантазиями, если бы не попытки воплотить эти идеи в жизнь. Социал-демократия, как идеология, возникла и окрепла (и все еще живет) в переходный для эволюции государственности период: от единоличной и неограниченной власти к единоличной, но ограниченной. Этот, длящийся много веков процесс, особенно не занимает внимание социал-демократии. Все авторы социал-демократических идей лучше или хуже, но воздали должное государству. Это необходимое зло теоретически было распято вдоль дороги к лучшему будущему. Однако во всех случаях, когда социал-демократия добиралась к власти, не было ничего придумано нового кроме того же государства, но "хорошего". Конечно же, делались попытки смягчить оскал сурового государственного лица. Изменялись названия институтов государства, вводились всяческие нововведения, заменялись в революционных изменениях ненавистные чиновники на своих, но(!) существо государства не изменялось. Его правовые методы и даже принципы осуществления непрямой, а отчасти и прямой, власти над обществом не изменялись. Никогда и ни в чем. Этот идеологический конфуз тщательно маскировался и маскируется социал-демократией. Ибо в противостоянии государства и демократии demos, то есть, народ, не обладает полнотой kratos, то есть власти. Общество, по-прежнему, служит, прислуживает, лишь время от времени слегка поправляя институты власти выбором другой политической компоненты, но из того же набора политического конструктора. Наличествует, в определенном понимании, выборная авторитарная система, выбор которой осуществляется между разными противоборствующими авторитарными группировками.
Государство, институты государства, служивый люд государственного аппарата - самое слабое место в социал-демократических моделях устройства "справедливого" будущего. Разумеется, здесь имеются принципиальные ошибки. Государство и общество - антагонисты. Уж как ни крути. И задача общества создать эффективные ограничители, способы контроля и замены негодных частей, если уж невозможно избавитьтся от государства в целом. Социал-демократическая идеология - это система взглядов, призванная для создания такого рода справедливости, когда каждому должно воздастся по его вкладу в общественное благополучие. Именно в общественное благо. Социал-демократия настаивает на социально-экономических аспектах интересов своего движения. Государству в этих моделях, со всем его аппаратом и его далеко не общественными интересами, отводится скромная служебная роль. Государство, ни много, ни мало, должно просто делать возможным житие для общества только в социал-демократическом благе - когда мягко, расширяя для demos границы дозволенного, а когда и жестко, показывая в чьих руках kratos. Все зависит от того, какие из социал-демократов доберутся до власти.
Во всей идеологической мистерии социал-демократии государство играет роль необходимого зла во всех вариантах устройства общества справедливости. Согласованию этого зла с общественным интересом в воплощении социал-демократических идей отдано много сил и энергии социал-демократов. Но опыт печален для социал-демократов. Государство всегда оказывалось победителем. По большому счету государство даже никогда не боролось. Парижская коммуна и октябрьская революция, например, с легкостью начисто уничтожили весь старый чиновничий аппарат государства и создали заново свой, сохранив то же государство. Но и новый чиновничий пул их пожрал, не оставив никаких шансов на выживание идеи. Не может государственный аппарат принимать в свой идеологический портфель идеологические приоритеты общества. Общество, под влиянием победившей социал-демократии, создает для удовлетворения своих нужд государство, которое отторгает себя от общества. Государство из управляющего делами общества становится правителем общества. Впрочем, о государстве читатель может сам составить свое мнение из чтения и из практического опыта.
Далее необходимо воздать должное еще одной странной тенденции в социал-демократии.
Вся идеология социал-демократии деперсонализирована. Социал-демократы измеряют проблемы человеческого мира только с вершин коллективных интересов. Отдельные люди, по общему мнению идеологов, живших в разные времена, слишком отдельны и слишком конкретны, чтобы расточать социал-демократический интеллект на частности.
Социал-демократии необходима толпа для интимного разговора. Идеология коллективизма социал-демократами противопоставлена идеологии индивида так, как главное противопоставляется второстепенным. Но человек, прежде всего, ощущает свое Я, а только затем, взвесив ценность своего Я на нравственных весах собственного понимания общественных ценностей, может жертвовать своим Эго или частью его во имя общественных интересов.
Вообще-то, причины возникновения и живучести идеи, называемой в социал-демократии - "народные массы", понятны. Здесь имеют место психологические, социальные и экономические факторы. Ярким индивидуальностям в социал-демократических моделях мира отводится мало вакансий. Это вожди в небольшом количестве и еще кое-кто из идеологической прислуги возле них. Они только и играют исторические роли. Остальным надлежит вращать колесо истории. Понятие "роль личности в истории" - идея социал-демократическая, которая совсем не подразумевает для этой роли всякую личность и уж совсем не каждую из общества. Растворив человека в массе, социал-демократия представила человечество толпой, пусть разделенной на классы, сословия, типы, группы, но толпой равноголовых участников стад, которых пасут вот те самые исторические личности. Социал-демократия гордится своим идеалом коллективизма, справедливо считая, что это объединяет людей перед лицом испытаний. А испытания, по их просвещенному мнению, будут всегда. Однако люди не могут непрерывно преодолевать трудности и жить в борьбе. Они хотят просто жить. И тогда идея коллективизма обнаруживает еще одну сторону - усреднение людей, обезличивание их до уровня партийной единицы или классового функционера боевого отряда. И тогда одинаково серые (ведь не может же быть одинаково самобытных) начинают пристально приглядываться к неуместным и потому подозрительным Личностям. Достается, впрочем, и тем личностям, которым социал-демократия отвела "особую роль в истории" и многим другим личностям, имена которых вписаны жертвами в бесконечной истории человеческих преступлений.
Ни социал-демократия, как движение и идеология, ни демократия как форма власти не являются фундаментальными явлениями человечества. Нет сомнений в том, что идея принуждения и необходимой для этого власти не является органической тенденцией человеческого сообщества. Любование устаревшей за тысячи лет демократией - это не просто идеологический архаизм. Человечество изобрело эти формы отношений в свое время, но отнюдь не вначале своей истории. Есть альтернатива власти одной части народа над другой. Она отрицает то, чем оканчивается моделирование общества в социал-демократической литературе.
Гуманизм, как сообщество индивидов, использующих собственные ресурсы для реализации индивидуальных интересов в общественных отношениях, противопоставляется социал-демократическим общественным образованиям, в которых только кем-то определенная и разрешенная общественная необходимость определяет доступ индивида к общественным ресурсам для реализации индивидуальных интересов. Воля общественной личности противопоставлена воле безличного общества программированного идеями социал-демократии. Проблемы социал-демократической идеологии начинаются с того, кто формулирует "общественный интерес" и каким образом он собирается "собирать" индивидуальные ресурсы в "общественные".
Думается (и этому имеются кое-какие подтверждения), что история человечества началась не с установления власти. Хочется верить (и этому также есть примеры), что человек стремится к тому, чтобы жить своей волей, уважая волю других людей.
Заканчивая панегирик оптимизму в отношении социал-демократической идеологии, несколько слов о самой болезненной проблеме.
Собственность. Скучная тема для экономистов и юристов, но для социал-демократии - это наиболее лозунговая идея и весьма эффектная для пропаганды в массах. Мы, естественно, постараемся не касаться тех аспектов собственности, которые разработаны в литературе. Обратим лишь несколькими штрихами внимание читателя к нетронутой еще проблеме относительности меры собственности в дилемме: индивидуальное - общее.
Социал-демократия, презирая возможность будущего за частной собственностью, никак не может отмежеваться от ерундовой проблемы - личной собственности. Эта самая личная собственность, любой из ее предметов, может стать той самой пресловутой частной собственностью. Скажем так, в самом простом случае, этот личный предмет можно продать с прибылью. Тем самым эта ничтожная чепуха низводит самого левого, самого праведного социал-демократа в ряды ненавистных частных собственников. Именно так. Потому что любой частный собственник остается частным собственником даже тогда, когда приостанавливает всякую деятельность с использованием собственности. Для ортодоксальных социал-демократов эта метафора, если, правда, удастся пробиться в их суровые мозги, может стать пострашнее любого из фильмов - ужасов. Даже, если на человеке ничего не одето, все же, необходимо утверждать, что он - частный собственник, так как в его собственности находится его интеллект, нравственные ценности, опыт и тело. Все это может быть продано. А нежелание продавать может лишь свидетельствовать об "отсутствии деловой активности", но не о прекращении состояния - быть частным собственником.
Но и это не все. Общественная собственность, во всех моделях социал-демократии, не является собственностью каждого, но специфической собственностью всех. Ей предписано иметь свойство исключительной теоретической цельности и неделимости. Она же обладает еще и странной иллюзорной управляемостью, заданной определением. И она, от каждого ко-собственника - члена общества, требует некоего распорядка, контроля, учета и так далее. В жизни также.
Общественная собственность нуждается в управлении. Кого, справедливо спросит читатель, предугадывая ответ. Да. Все того же государства. Или, на худой конец, правления акционерного общества. Общества особых людей. Кого бы вы думали "наша" собственность назначает нам в начальники по социал-демократической версии устройства человечества? Кто управляет "нашей" собственностью? Ответ все тот же - чиновники государства. И вот так, несестественная в государстве общественная собственность совершенно естественным образом функционирует в общественных отношения как частная собственность чиновничьего аппарата со всеми ее прелестями, которые многократно описаны и правыми, и левыми. Скучная, повторюсь, тема - собственность. Особенно тогда, когда современные социал-демократы насмерть стоят за идеологические химеры.
Не думаю, что мне удалось исчерпать все аспекты, предложенной мною темы. К тому же, многие из утверждений автора требуют более пространных и всесторонних доказательств и пояснений. Однако мне показалось важным обозначить некоторые проблемы как актуальные в свете нынешних знаний и богатого опыта поколений.