(дословно, из заявления в районное отделение милиции)
Я, Гришаков Константин Сергеевич, вчера вечером, где-то под двадцать один час, ходил по бульвару. Название его не помню. Его недавно переименовали. Теперь оно какое-то морское и женское, а точно не помню. Но он тут у нас один. Его все знают и вообще не бульвар он. Раньше назывался "Сбитый тупик". Потом переназвали в "Первый тупик Энгельса". А когда убрали мусор и посадили деревья, то назвали его тем самым бульваром, про который я все забыл.
Туда я попал после обычного разговора со своей супругой, Гришаковой Нелли Степановной, о чем она может заявить, если надо. Беседа наша была теплая, то есть, только словами. После чего я пошел погулять на бульвар, подышать воздухом и дать нервам покоя. Плохого про это лучше не думать, потому что для нас обычное дело. Даже у продавцов нервов не хватает, когда Нелли Степановна разговаривает. И даже о простом говорит она всегда громко, потому что с детства приучена при глухой матери. Ну, а я не глухой, привыкнуть не могу и потому проветриваюсь на бульваре.
Ходил я там и чувствовал себя в общем смысле здоровья ничего, только немного в голову давило от жены. Добавлю, что был я абсолютно трезвый, хотя и перемещался по бульвару в нерадостном состоянии духа. Гулял я, можно сказать, в направлении своего взгляда без всякой цели. Но имел намерение освежить нервы и голову после дома.
Гулял я гулял, когда неожиданно мне нашлась глазами лавочка с неизвестным гражданином. Сначала я прошел мимо и присел на другую лавочку с видом, что ни при чем и сижу сам по себе.
Так я просидел недолго и подумал, что уже можно пересесть на лавочку к неизвестному гражданину. Я пошел мимо его места и, как бы случайно, чтобы не пугать его своим интересом, присел на другой конец и аккуратно не обращал на себя внимание. Потом я закурил сигарету и подумал, что может я сел на занятое место встречи и спросил гражданина: свободно здесь или нет. Гражданин посмотрел на меня и ничего не сказал. Так что я понял, что тихо спросил по привычке от жены. Тогда я извинился за беспокойство и спросил громко, а не занято ли место , где я сижу или нет. Я сказал ему, что если место занято, то я могу легко уйти. И в это время ничего такого ни о чем не думал. И он мне сказал, что место не занято, другими словами говоря, сказал: нет, не занято.
Я ничего такого не хочу сказать про этого гражданина, потому что все случилось потом. Но хочу обратить ваше внимание на то, что он сам меня незаметно привлек, а мог бы для пользы дела сказать, что занято и все, ничего б не было. Не могу сказать, что он привлек меня с целью, но чего-то он хотел, чего я не понял.
Ну вот, по тому, как он мне все сказал, сразу я понял, что у неизвестного мне гражданина такое как у меня на уме и может даже хуже. И тогда я спросил из самого дружелюбного чувства, а можно ли я буду с ним разговаривать, потому что мне тяжело и всегда лучше кому - нибуть свое передать, как камень с сердца.
Время пошло к полночи и пора бы уже думать об вернуться в семью, и жена уже вот-вот уснет или даже уже.
Но в голове стоял еще неприятный разлад и мне очень нужно было поговорить, чтобы вернуться спокойным.
И вот только я хотел начать выговариваться про свое, как этот неизвестный гражданин вдруг мне и сказал, что у него умер друг. Он так сказал и больше ничего. Перебил мое горе своим, но я как вежливый человек смолчал, хоть и неохотно. Чтобы не сильно за это переживать, я подумал, что у него, может даже, тяжелее на душе, так что пусть лучше он говорит, а я посочувствую как - нибуть. И мне даже станет легче, когда одно горе тяжелее, чем твое. Бывает палец порежешь, а перед тем нога болела, так и про ногу забыл уже, когда кровища хлыщет. Я понятие в людях имею и потому очень показывал всем своим видом ему в удовольствие, что сочувствую.
Как начал ему кивать с сожалением, было около двадцати двух часов. Я специально посмотрел слегка на часы, чтобы не сильно разгуливаться в ночь. Неизвестный гражданин сильно вздохнул от моего участия, как я думаю, и откинулся на спинку скaмейки. Тогда я тоже сильно вздохнул, повернулся к нему с намеком. И стал ждать от него слов, как должно быть в понятливой компании.
Неизвестный мне гражданин не смотрел на меня, а уперся глазами поперек бульвара. Я даже и не пытался высмотреть, куда он там уставился. Весь вид его был скучный и мало радостный. Я боялся сбить его, потому что сильно мне хотелось хоть немного удовольствия получить, и только смотрел на него.
Лучше б я все же пошел спать без всякого любопытства. А так как молчал он длинно, то я его успел хорошо рассмотреть и запомнить. На нем была мятая рубаха в клетку и джинсовые штаны с ремнем. На ремне была пряжка со старинным револьвером белого цвета. Красивая, я бы сам такую носил. А туфли были темные и в тени, потому цвета я их не понял. Зато лицо у него было немолодое, как мне сразу вздумалось по джинсовым брюкам с револьвером на пряжке. Пряжка даже больше с толку меня сбила, потому что понравилась. А так скажу, что лицо у него было лет на сорок пять, если делать скидку на горестное выражение.
Мне даже стало удивительно, что он смотрится как покойник. Я их много перетаскал по соседям и разбираюсь что к чему. Но я успокоился, когда понял, что так все люди ходят под фонарями с дневными лампочками света, только себе неприятно стало, что и я как ненормальный покойник сижу при таком освещении.
А неизвестный гражданин так больше и не поворачивался ко мне потом и говорить начал тихо и мимо меня. От этого в раздумьях я упустил начало его разговора. Я только понял, что он говорит про своего друга, что тот у него единственный. Это бывает. Я тогда подумал так, но и тогда сразу мне показалось какое-то не то в этом гражданине и его словах. У меня, к примеру, друзей навалом, и немного жалко бывает, если что. Да и главное про этого единственного друга я понял не сразу, потому что этот неизвестный гражданин все путал. То он говорил, что он все время с ним и завтра будет с ним, то он сказал, что будет с ним всегда. Сначала я испугаться придумал за себя, что с ненормальным в темноте сижу, - кто ж будет с покойником жить и завтра, и всегда. Но потом я вспомнил, что это как в фильмах так говорят, что покойник будет вечно жить в душе и останется там до самой смерти. И хоть жизнь и не кино, а я его понял. Очень он много еще говорил про своего друга, как делился с ним всем, как они вместе были всегда и всякое такое разное. Глаза у него блестели в темноте и я видел, что что у него слеза пошла по правой щеке. Он так и не стер ее, сколько я не смотрел, потому, как я думаю, он доверял мне, что я верю в его серьезные чувства.
Потом он сказал, что хоть они и не разговаривали, а все равно он его понимал всегда. Тут я и подумал, что его друг немой. Но первым в голову пришло, что этот друг - иностранец. Я так думал пока не увидел сбоку, как шевеляться губы неизвестного гражданина. И понял я основательно, что друг этот покойный мог угадывать слова по губам. И ничего тут такого, когда тебе другого не остается. Сам я тоже засмотрелся на губы и как бы стал угадывать какие сейчас будут слова. Рот у него открывался не широко, но вот на букве "В" у него нижняя губа, под конец буквы, подвертывается немного внутрь рта и каждый раз, когда я уже и уши закрывал, то букву эту из его рта угадывал сразу. Так что, я думаю, его можно было и глухому понять.
Еще могу уточнить, что на руке неизвестного гражданина кольца не было, а был браслет из камня, такого как малахитовая шкатулка - весь с узором. Рукой он этот браслет погладил и сказал, что это память о друге, о их первой встрече. Подумалось мне тогда, а вам сейчас может поможет делу, что был он один в семье и в детстве его разбаловали. Весь его вид мне напоминал, что в таком возрасте человек без достойного вида в пряжке с револьвером и с браслетом. А дальше гражданин все время называл имя своего друга как-то тихо, да так тихо, что у меня шея заболела прислушиваться. Все-таки я уловил, как несколько раз с грустным выражением повторил: Люка, Люка... Сначала даже послышалось - "клюка". Как говорится, с клюкой старуха, как про смерть говорят. Кивнул я ему тогда даже головой, вроде бы как что-то такое сказал: или ага, или да-да. Я потом только понял, как это может быть. Даже ведь меня, Константина, то есть, могут называть Котя, смотря, конечно, где и кто. И еще тогда стало мне легко от посторонних мыслей и я захотел домой. Но я человек с совестью. Никто меня здесь не видел из своих и никто б потому, ничего б не сказал, если б я сразу ушел без всяких. А мне не все равно взять и оставить человека с горем без внимания. Решил я пару минут еще посочувствовать неизвестному гражданину и потом уже придумать причину, чтобы идти домой.
Точно помню, что было уже двадцать три двадцать. Я спросил:
- А как его имя?
Неизвестный гражданин сказал, что звали его Люка. Тогда я спросил, как же его полностью звали. Извинился, что я так вроде бы пристаю, но может я знал его. А неизвестный гражданин тут мне и говорит, что это самое полное и верное имя - любимый пес, Люка.
Сначала я думал обидеться по-настоящему, с разговором и обзыванием, скрывать не буду. Все-таки я ростом повыше и поздоровее того гражданина. Потом подумал, что какое мне дело, кто за что горюет. А - то разницы хоть отбавляй. Я сам горевал правильно, за покой в человеческой семье. Ну, а потом, подумал, что собаки-то разные бывают, дорогие или ценные какие-нибуть и решил поддержать разговор, несмотря, что времени было в обрез. И спросил почти что на последок, про то, какой он был масти. Тогда гражданин ответил. Но я не так спросил. Я не собачник, слова их не знаю и хотел совсем про другое, просто слово забыл. Когда подобрал нужное, то сказал, что не про то я, а вот может это был санбернал или борзый тип собаки? Он ответил тихо, что испаниел, как я расслышал. Название такое строгое, что ясно стало, что мощная собака сдохла, здоровая была по всему псина, а не домашняя пищалка. И ясно стало, что питался он, наверное, тоже много. Ну, я просто так, по любопытству, неизвестного гражданина и спросил.
Гражданин этот замолчал. Слегка повернул голову ко мне, посмотрел странно на меня, дернул рубаху на верхних пуговицах и что-то тихо поводил губами. Как я тогда не понял, что не к добру такой недоворот голову, ума не приложу. А я ведь тертый калач. Присыпил он мою бдительность, разжалобил на пустом.
Я переспросил его и сказал, что не расслышал, сколько же он ел всего, когда живой был. И тут гражданин сказал мне оскорбление.
Оно не то, чтобы сильно меня задело, я и не такое слышал, а вот за собаку терпеть не хотелось. Как гражданин я и сказал ему по совести все про него и его исдохшую собаку. Сказал одну правду, тут уже кто хочет меня поймет, что ничего страшного не случилось и даже наоборот. Когда я закончил эти слова, то неизвестный гражданин вдруг так быстро меня ударил. Так быстро, что я не успел.
Упал я уже без памяти и оказался в беспомощном состоянии. Потом я очнулся и встал. Был уже следующий день.
Гражданина не было, зато у меня был синяк. Очень прошу принять меры и найти злобного хулигана. Считаю неправильным, когда человека бьют за издохшую собаку.