Аннотация: Всемирная литература как зеркало небытия
"Подлинный читатель - это тот, кто осознаёт, что единственная тайна текста - это пустота".
Умберто Эко
ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА КАК ЗЕРКАЛО НЕБЫТИЯ
История всемирной литературы представляет собой историческое развитие литературных трудов в прозе или поэзии, которое призвано обеспечить просвещение читателей относительно того печального факта, что их, читателей, оказывается, нет. И ничего вообще нет, в том числе и самой литературы. Это означает, что литература, с древности до наших дней, ставит перед собой вполне безнадежные задачи, еще более безнадежные, чем философия. Если последняя тщится ответить на принципиально неразрешимые религиозные (поэтому и "вечные") вопросы с позиций разума, то литература (по крайней мере, в лучших своих образцах), упорно стремиться убедить читателя в том, что ничего нет. Писателю мало небытия, в котором он пребывает, он, с упорством, достойным лучшего применения, творит еще одно, небытие небытия, напрасно рассчитывая таким образом как-нибудь выкарабкаться в бытие. Впрочем, сама безнадежность целеполагания выступает в качестве главного достоинства как философии, так и литературы. Ибо надежда умирает первой.
1) ПЕСНЬ АРФИСТА
Теперь рассмотрим историю всемирной литературы с этих позиций. Её открывает древнеегипетская "Песнь из дома усопшего царя Антефа, начертанная перед певцом с арфой". Она, от начала и до конца целиком и полностью пронизана духом Ничто. При этом неизвестный автор настолько пристально вглядывается в бездну Ничто, что начинает, прямо на наших глазах, стремительно в неё погружаться:
Процветает он, этот добрый властитель,
Прекрасный конец настиг его.
Одни поколения проходят, а другие продолжают существовать
Со времён предков.
Боги, бывшие некогда,
Покоятся в своих пирамидах.
Благородные и славные люди
Тоже погребены в своих пирамидах.
Они строили дома -
Не сохранилось даже место, где они стояли,
Смотри, что случилось с ними.
Я слышал слова Имхотепа и Джедефхора,
Слова, которые все повторяют.
А что с их гробницами?
Стены обрушились,
Не сохранилось даже место, где они стояли,
Словно никогда их и не было.
Никто еще не приходил оттуда,
Чтоб рассказать, что там,
Чтоб поведать, чего им нужно,
И наши сердца успокоить,
Пока мы сами не достигнем места,
Куда они удалились...
...Видишь, никто не взял с собой своего достоянья.
Видишь, никто из ушедших не вернулся обратно.
2) БИБЛИЯ. КНИГА ЕККЛЕСИАСТА
После того, как неизвестный древнеегипетский автор создал потрясающее по глубине мысли стихотворение, известное нам как "Песнь из дома усопшего царя Антефа, начертанная перед певцом с арфой", а некий просвещённый иудейский царь, Соломон или Азария, сочинил Книгу Екклесиаста, вся последующая литература и философия стали уже, по большому счету, не нужны. Избыточны. Больше того: поскольку Екклесиаст выступает как часть боговдохновленной Библии, это позволяет, ни больше, ни меньше, как заподозрить самого Господа в нигилизме! "И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем, ибо все - суета и томление духа", - сказал Екклесисаст. Всюду насилие и бесправие, человек властвует над человеком, суды продажны: "Место суда, а там беззаконие. Место правды, а там неправда". Богатство, слава, мудрость, власть, рождение детей, праведный труд ("Все труды человека - для рта его, а душа его не насыщается"), наслаждения, любовь - все это одинаково бессмысленно: "И нашел я, что горче смерти женщина, потому что она - сеть, и сердце ее - силки, руки ее - оковы". После того, как первые люди совершили грехопадение, присвоив себе разум, они были изгнаны из рая животного неведения и стали обречены страдать от знания своей и всеобщей обреченности: "Потому что во многой мудрости много печали; И кто умножает познания, умножает скорбь".
3) СОФОКЛ. ЭДИП ЦАРЬ
Софокл в своей трагедии оставил нам построенную им модель бытия, переходящего в небытие. Автор как бы намекает на скрытую запредельную реальность небытия, которую Эдип хочет разгадать. Но еще ярче все это видно не в самой драме, а в гениальной экранизации Пазолини. У него потрясает абсолютная пустота в глазах Франко Читти, устремленных в небытие.
В драме "Эдип в Колоне" мы встречаем рассуждения, которые вполне соответствуют духу Ничто: "Не родиться - вот что разумнее всего. Но когда уж увидел свет, самое разумное возвратиться туда, откуда пришёл".
4) ПЕТРОНИЙ. САТИРИКОН
Самый древний роман, предвосхитивший основную идею гоголевского романа 19 века "Мертвые души", в котором ясновидец Гоголь выдал самый страшный секрет человечества. Он заключается в том, что все люди, хоть и представляются живыми, на самом деле безнадежно мертвы. За это, после смерти писателя, разъяренные упыри и зомбаки, в бессильной злобе, залезли к Гоголю в могилу и открутили ему голову. Роман римского автора Петрония "Сатирикон" повествует о приключениях компании трёх молодых людей без определенных занятий и с сомнительным прошлым. Эти люди, получив образование, но не имея ни денег, ни твердых моральных устоев, ведут паразитический образ жизни. То есть, это им кажется, что у них жизнь, но на самом никакой жизни нет, есть лишь зловонное колыхание праха. Гонимые своей внутренней пустотой, они скитаются по свету, постоянно странствуя по направлению в никуда, и яростно предаваясь утехам однополой и двуполой любви. Их попытки обрести таким образом видимость жизни терпят постоянный крах. Рукопись обрывается на том, что Эвмолп решает в последний раз перед тем, как покинуть Кротону, поиздеваться над кротонцами. Он составляет завещание, где говорится, что его наследство получит тот, кто согласится публично съесть его труп. Это основное место в романе. Интрига заключена в следующем: съедят или нет? Федерико Феллини в своей экранизации дал однозначный ответ: конечно съедят. Ведь все персонажи романа мертвы, и, сладострастно урча, пожирают друг друга, чтобы придать своему небытию видимость жизни. Так все поступают и сейчас. Но тщетно.
5) ДАНТЕ. БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ
Похождения извращенных персонажей Петрония тают в пустоте на фоне наглядности и убедительности изображения небытия в поэме Данте. Его произведение "Комедия", к названию которого впоследствии добавили прилагательное "божественная", что сделало это название еще более двусмысленным, представляет собой потрясающую своей эпичностью картину воображаемого небытия. Данте назвал свою поэму комедией, поскольку "начало ее ужасно и печально, конец прекрасен и радостен". Ужас и печаль получились у поэта столь убедительными именно потому, что он списал их с окружающей жизни. В результате, при чтении этого произведения, возникает стойкое ощущение, что Данте живописует не небытие, а именно бытие, по сравнению с которым переход в подлинное, окончательное небытие не может не быть прекрасным и радостным.
6) УИЛЬЯМ ШЕКСПИР. ГАМЛЕТ
А не пора ли нам замахнуться на Уильяма нашего Шекспира? Его самая известная драма (на самом деле её сочинил Френсис Бэкон) "Гамлет" чуть больше, чем полностью состоит из диалогов Гамлета с пустотой. После встречи с призраком своего отца Гамлет разговаривает с пустотой вплоть до конца драмы.
"Быть или не быть? Вот в чем вопрос". Разумеется, не быть - отвечает в пустоту Гамлет и люто, бешено мечтает перейти в небытие: "О, если бы вы, души моей оковы, ты, крепко сплоченный состав костей, упал росой, туманом испарился!" Гамлет совершенно чужд страха небытия. Он жаждет его. Он не кончает самоубийством только из-за страха могильных снов, потусторонних мук. При этом он свою жажду небытия, как единственного средства избавиться от ужасов жизни, возводит в общую категорию: "Окончить жизнь - уснуть. Не более. И знать, что этот сон окончит грусть и тысячи ударов - удел живых. Такой конец достоин желаний жарких". Все жаждали бы его, все стремились бы к нему: "Когда бы мог нас подарить покоем один удар - кто нес бы бремя жизни?" Но Гамлета останавливает смутное сомнение: а действительно ли там небытие, или все-таки какое-никакое, а бытие? К ответу на вопрос, возможно ли абсолютное небытие, будет ли потусторонний покой, - сводится вся проблема: "быть или не быть?" В конце концов, Гамлет закономерно склоняется на сторону небытия.
7) ПЕДРО КАЛЬДЕРОН. ЖИЗНЬ ЭТО СОН
Всё величие драмы Кальдерона заключено в её названии. Саму драму можно не читать. Но все-таки:
...И лучшие дни страшны,
Потому что сны - это только сны,
И вся жизнь - это сон.
Занавес.
Как говорил Мишель Бланшо: "Чем крепче сон, тем страшнее затаившаяся в спальне беда".
8) МИГЕЛЬ СЕРВАНТЕС. ДОН КИХОТ
Дон Кихот - единственный нормальный человек в мире психов, поскольку он не копит денежки, а странствует, поставив свою доблесть на службу Дульсинее Тобосской. Она, как и любой идеал, есть воплощенная пустота. Фактически рыцарь в течение всего романа не столько странствует, сколько вопиет в Пустоте. Дон Кихот считает, что мир это иллюзия, его заколдовали злые волшебники, "дабы окутывать мраком и обращать в ничто подвиги праведников и освещать и возвеличивать деяния негодяев". Сделав все, что было в его силах, и разочаровавшись в попытках расколдовать мир, рыцарь с чувством выполненного долга отправился в подлинный мир - мир небытия.
9) БАЛЬТАСАР ГРАСИАН. КРИТИКОН
Великий испанский мыслитель, иезуит, первым, еще до Сервантеса, переведенный на русский язык. Его произведения очень ценил Шопенгауэр, что само по себе является неплохой рекомендацией. В философском романе "Критикон" в аллегорической и саркастической форме изобразил всю человеческую жизнь - от рождения и до смерти. Одна из глав этого романа так и называется: "Пещера Ничто":
"Испустив тяжкий вздох из самых глубин своего огорчения, Честолюбивый сказал:
- О, заботы людские! О, всесильное Ничто! Узнай же, Критило, это и есть та самая, столь же знаменитая, сколь бесславная, пещера, гробница для многих и многих живых, последнее пристанище для трех четвертей человечества, это - только не пугайся! - Пещера Ничто.
- Как это - Ничто? - возразил Андренио. - Я вижу, как в нее вливается мощный поток века, бурная река мира, многолюдные города, шумные столицы, целые королевства!
- Но заметь - хотя, как ты говоришь, все туда уходит, пещера все так же пуста.
- Ух, а сколько людей туда проваливается!
- А внутри - ни души.
- Что с ними делается?
- То, что сами делали.
- Во что они обращаются?
- В то чем занимались: были ничем, занимались ничем - и обратились в ничто".
Рубаи великого иранца не нуждаются ни в каких комментариях:
Меняем реки, страны, города.
Иные двери. Новые года.
И никуда нам от себя не деться,
а если деться - только в никуда.
----
Вокруг меня, в груди ли - пустота?
В лесу, где прежде львы бродили, - пустота.
Ты что ни ночь бутыль обмахивал от пены.
Мы наконец пришли! В бутыли - пустота.
----
Что есть счастье? Ничтожная малость. Ничто.
Что от прожитой жизни осталось? Ничто.
Был я жарко пылавшей свечой наслажденья.
Все, казалось, - мое. Оказалось - ничто.
----
Все, что в мире нам радует взоры, - ничто.
Все стремления наши и споры - ничто,
Все вершины Земли, все просторы - ничто.
Все, что мы волочем в свои норы, - ничто.
----
О невежда, вокруг посмотри, ты - ничто,
Нет основы - лишь ветер царит, ты - ничто
Два ничто твоей жизни предел и граница,
Заключен ты в ничто, и внутри ты - ничто.
----
Если у прочитавших эти стихи есть под рукой какой-нибудь колокол, нужно немедленно в него ударить.
11) ИОГАНН ГЁТЕ. ФАУСТ
Драма Гёте начинается с того, что иллюзия жизни, подобно вертлявой потаскушке, неуклонно ускользает из судорожных объятий стареющего Фауста. Небытие, как всегда, пожирает бытие с помощью времени. Обмануть время, заключив договор с дьяволом, Фаусту в итоге не удается. С помощью Мефистофеля он вызывает из небытия много столетий назад умершую Прекрасную Елену, лишь для того, чтобы убедиться, что этот призрак ничем не лучше и не хуже окружающих его обывателей. Затем Фауст затеял строить плотину, чтобы потешить свою иллюзию о том, что его работа принесёт большую пользу людям. Ему невдомёк, что люди суть призраки, и что, под видом плотины, по заданию Мефистофеля духи небытия копают его могилу. Узнав, наконец, об этом и вспомнив про контракт с Мефистофелем, Фауст просит именно здесь остановить мгновенье его жизни. Согласно условиям договора душа Фауста должна попасть в ад, но ад на поверку оказался такой же иллюзией, как и жизнь. Поэтому доктор Фауст угодил прямиком в небытие.
Мир бытия - досадно малый штрих
Среди небытия пространств пустых.
12) ДЖОРДЖ БАЙРОН. КАИН
У Байрона устремлённость в небытие носит очень романтический и мрачный характер:
"Наша жизнь есть ошибка природы; она не находится в гармонии с миром; это - суровый приговор, неизгладимая печать греха, ядовитое дерево. Корень его - земля, листья и ветви - небеса, которые сыплют на человека, как росу, болезни, смерть, рабство, все свои бичи, все бедствия, которые мы видим и, что ещё хуже, которые мы не видим, которые неотразимо проникают в душу и наполняют её всё новыми терзаниями".
В другом высказывании Байрон ещё более категоричен: "Сочти радостные часы, которые ты пережил; сочти дни, свободные от тоски, и знай, кто бы ты ни был, что есть нечто лучшее: не существовать".
В поэме Байрона "Каин", когда Каин пожаловался Люциферу, что древо познания добра и зла было обманом, потому что "мы ничего не знаем, а за обещанное нам знание платим смертью", Люцифер возразил ему: "Быть может, смерть привела вас к знанию более высокому. К Ничто".
13) БОНАВЕНТУРА. НОЧНЫЕ БДЕНИЯ
Величайшее произведение мировой литературы (1804), авторство которого приписывают немецкому философу Шеллингу. Говорят, что в старости Шеллинг испугался исходящего из его романа, шибающего в нос и разящего наповал Духа Ничто, и пытался выкупить весь тираж и сжечь, но куда там... Прислушайтесь только к этой музыке сфер:
"Я рассеиваю в воздухе эту горстку отцовского праха и остается Ничто!
Там стоит на могиле Духовидец и обнимает Ничто!
И в склепе напоследок слышен отголосок - Ничто!"
"Ночные бдения" это философский роман с одним героем, который постепенно сознает, что он ничто.
"Какие бы глазки не строила нам личина, она никогда не обходится без мертвой головы, и жизнь - лишь наряд с бубенчиками, облекающий Ничто, и бубенчики звенят, пока их не сорвут и не отбросят в гневе. Всё лишь Ничто, и оно удушает само себя, жадно себя оплетает и это оплетание есть лукавая видимость, как будто существует нечто. Однако, если бы удушение замедлилось, отчетливо бы проявилось Ничто, перед которым нельзя не ужаснуться. Глупцы усматривают в таком замедлении вечность, однако это и есть доподлинное Ничто, абсолютная смерть и, напротив, жизнь заключается в непрерывном умирании".
Через всё пространство романа проходит знаковый образ черепа, скрывающегося под личиной.
"И личины вертятся в безумно стремительном танце вокруг меня, именующего себя человеком, а я пошатываюсь в средоточии круга, мне дурно от этого зрелища, а я тщетно пытаюсь обнять хоть одну маску, сорвать личину с настоящего лица. Они пляшут и пляшут - а я - что делать мне в хороводе? Кто же я такой, если маски обречены исчезать? Дайте мне зеркало, вы, масленичные скоморохи, чтобы я хоть раз увидел самого себя, мне надоело смотреть на ваши переменчивые лица. Вы качаете головами - как? - в зеркале не появляется никакого "я", когда я подхожу к нему, - я мысль мысли, греза грезы, вы не можете даровать мне тело и только сотрясаете свои бубенцы, когда я думаю, что это мои? Ха! Ведь ужасно одиноко в моем "я", когда я прикрываю ваши маски и хочу взглянуть на самого себя; всё - исчезающий отзвук без бывшего звука, никакого предмета. Всё-таки я вижу - да это Ничто - вот что я вижу! Прочь, прочь от "я" - продолжайте свою пляску, личины!"
В принципе, все остальные персонажи "Ночных бдений" суть ступеньки на лестнице, ведущей главного героя в никуда. Осознав, что всё - Ничто, Крейцганг (обратите внимание, в его имени есть и св. крест, и священная река индусов Ганг"!) противопоставляет пожирающей мощи времени, которое традиционно выступает как орудие Ничто, свою свободу. В отличие от окружающих его унылых филистеров, Крейцганг больше не жертва, Ничто становится его свободным выбором: "Я смело иду навтсречу тебе, Бог или Ничто!"
14) ДЖАКОМО ЛЕОПАРДИ
Глубокий поэт мировой скорби. В детстве выучил много языков, включая иврит. Всю свою недолгую жизнь был инвалидом и потому не смог принять предложений зарубежных университетов о сотрудничестве. В романтическом мировоззрении, разделяемом Леопарди, индивид, чувствуя себя несчастным, распространяет это состояние на всю вселенную и объявляет всякое существование страданием. Свой жизненный опыт Леопарди рассматривал как поиски истины, которая, будучи найденной, оказалась проклятием: если богам истина говорит об их блаженстве, человеку она лишь открывает глаза на безысходность его страданий. Отсюда убеждённость Леопарди в том, что знание губительно для счастья. Вообще, у этого поэта отчаяние по отношению к личному счастью и общественным устремлениям достигает высочайшей степени. В одном из писем он говорит, что пессимизм доставляет ему положительное наслаждение: "Я радуюсь, убеждаясь всё более и более в ничтожестве людей и вещей, осязая его и чувствуя леденящую дрожь по мере того, как проникаю в грустные и ужасные тайны жизни". В другом месте он пишет: "Всё вокруг нас исчезает. Только одно достоверно, что страдание всегда остается неизменно". И повторяет вывод Софокла: "Но совсем не видеть света, я полагаю, было бы всего лучше". "Себя реальной тьмой явило Небытие, а мир - Безлюдной мглой", - говорит он.
В своей поэзии Леопарди, описал небытие мира и человека относительно вселенной, оплакивая безосновательность условий человеческого существования. Замечательно его стихотворение "К самому себе" в переводе Бальмонта:
Итак, теперь ты навсегда утихнешь,
О, сердце утомлённое моё.
Погиб обман последний, крайний, тот,
Который я считал в себе бессмертным.
Я чувствую, что умерла не только
Надежда на обманы дорогие,
Погасло их желанье. Успокойся,
Навеки. Ты довольно трепетало.
Нет ничего, что б стоило твоих
Движений, и земля не стоит вздохов.
Тоска и горечь - наша жизнь, не больше;
Мир - грязь. Теперь притихни и замри.
В последний раз отчайся. Рок нам не дал
Иного дара, кроме умиранья.
Отныне презри самого себя,
Природу, оскорбительную силу,
Которая, скрываясь, заправляет
Ущербом общим, презри бесконечность
Тщеты всего.
15) МУШКЕТЁРЫ, ВОИНЫ ПУСТОТЫ
Роман Александра Дюма "Три мушкетера" вызывает много вопросов. Один из них связан с названием: отчего "Три мушкетера", когда главных героев четыре? При этом основной из них, д'Артаньян, уже в финале первого романа трилогии становится не просто мушкетером, а лейтенантом королевских мушкетеров.
Александр Дюма был масоном. Широко известен масонский девиз его мушкетеров: "один за всех и все за одного". А в Уфе живёт офтальмолог-оккультист Эрнст Мулдашев. Он был на Тибете и встретил там атлантов, которые сидят под горой Кайлас в положении самадхи. Мулдашев считает, что масон Дюма зашифровал в мушкетерской трилогии кабалистическое содержание. Действительно, если убрать из имен мушкетеров первые буквы, то остаётся: Тос, Ортос, Рамис, Артаньян. Теперь прочитаем первые буквы новых имён, и у нас получается: ТОРА. Шалуны, однако, эти криптомасоны!
Но это ещё не всё.
Автор "Трех мушкетеров" не скрывал своей принадлежности к роду выдающегося британского философа Дэвида Юма (1711-1776), который развивал агностицизм, учение о непознаваемости мира. Настоящее имя Дюма - Alexandre d'Humas - то есть Александр из рода Юма.
Старший современник Юма, епископ Беркли утверждал, что мир непознаваем потому что жизнь это сон, следовательно, и познавать нечего. Согласно Юму, отсутствует не только объект познания, но и сам субъект. А значит, нет вообще ничего и никого.
Поэтому не случайно в романе Дюма есть ещё один скрытый смысловой ряд. По сравнению с ним меркнут любые масонские тайны. Мушкетеры - это воины Пустоты. Или, точнее, воины Абсолютного Отсутствия. Но не все, а лишь трое из них. Отсюда и название - "Три мушкетера".
Абсолютное Отсутствие представляет собой предельную степень аннигиляции, не имеющую совершенно никакого отношения к иллюзии бытия. А вот три модуса Абсолютного Отсутствия связаны с этой иллюзией: Ничто со всем, Пустота с наполненностью, Небытие с бытием.
В философской трилогии Дюма д'Артаньян олицетворяет Небытие, Атос Ничто, а Портос Пустоту. При этом, в русской экранизации, мушкетеры обращаются к своему первоначалу, именуя его Ничего
- Я задержу их, Ничего!
Известно, что Дюма изучал исторические хроники, и мушкетеров писал с реальных людей:
![[]](/img/f/filatow_w_w/text_0420-3/5518015065_dccf5b14d8_b.jpg)
![[]](/img/f/filatow_w_w/text_0420-3/1-1.jpg)
![[]](/img/f/filatow_w_w/text_0420-3/2.jpg)
![[]](/img/f/filatow_w_w/text_0420-3/3.jpg)
![[]](/img/f/filatow_w_w/text_0420-3/4.jpg)
![[]](/img/f/filatow_w_w/text_0420-3/5.jpg)
![[]](/img/f/filatow_w_w/text_0420-3/6.jpg)
![[]](/img/f/filatow_w_w/text_0420-3/7.jpg)
![[]](/img/f/filatow_w_w/text_0420-3/8.jpg)
![[]](/img/f/filatow_w_w/text_0420-3/9.jpg)
![[]](/img/f/filatow_w_w/text_0420-3/10.jpg)
![[]](/img/f/filatow_w_w/text_0420-3/11.jpg)
![[]](/img/f/filatow_w_w/text_0420-3/12.jpg)
![[]](/img/f/filatow_w_w/text_0420-3/13.jpg)
![[]](/img/f/filatow_w_w/text_0420-3/14.jpg)
![[]](/img/f/filatow_w_w/text_0420-3/15.jpg)