Филимонов Олег Игоревич
Владимир Алексеевич Казачков впечатления о встречах

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Филимонов Олег Игоревич (ofilimonov1936@yandex.ru)
  • Обновлено: 28/04/2017. 165k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  • Иллюстрации/приложения: 3 штук.
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:


      

    Владимир Алексеевич Казачков

    впечатления о встречах

      
       С этим неординарным и с непростой судьбы человеком и его деятельностью может познакомиться каждый, имеющий доступ в интернет. Эти заметки я начал писать еще в 1995 году, и недавно обнаружил их в своем архиве. Дополнив, решился поделиться с читателями своими впечатлениями о встречах с ним.
       Я познакомился с Владимиром Алексеевичем Казачковым в 1991 году, благодаря своему двоюродному дяде Александру Сергеевичу Бутурлину (Саше). Саша считал, что я у него, может быть, узнаю что-нибудь новое и об Истоминых, и о Вадбельском, судьбу которого я пытался выяснить по просьбе мамы. По словам Саши, у Казачкова уникальные познания в генеалогии.
       Теперь Казачков уже фигура легендарная. Владимир Алексеевич, экономист по образованию, с детства был увлечен генеалогией и пользовался среди специалистов большим авторитетом. Он был не только знатоком генеалогии, он был еще и человеком действия. Он создал в конце 60-х годов, "Общество потомков участников войны 1812 года" при Бородинской панораме. По сути, это был прообраз Историко-Родословного общества. В наши дни члены этого общества изучают в основном дворянские родословные. С одной стороны, именно по дворянским родословным имеются в архивах обширные материалы, а с другой - большинство выдающихся деятелей нашей истории, начиная с древнейших времен и до начала ХХ века, чьи биографии и судьбы вызывают общественный интерес, принадлежали к дворянскому сословию. Да и в казачковском "Обществе потомков", в силу указанных причин, были представлены в основном дворянские фамилии. О потомках старостихи Василисы Кожиной, Герасима Курина и других руководителей крестьянских партизанских отрядов 1812 года весьма мало или ничего неизвестно, поэтому, "Общество потомков" можно считать и закамуфлированным Дворянским собранием 60-х годов.
       Не случайно, в 1990 году именно выходцы из "Общества потомков участников войны 1812 года" уже официально создали общество потомков российских дворян - "Российское дворянское собрание". К сожалению, Владимиру Алексеевичу было тогда уже под девяносто, и он не мог принимать во всем этом активного участия, но делами "Дворянского собрания" интересовался живо.
       Вообще-то, с Казачковым нас, с папой, братьями Севой и Серегой, Саша знакомил еще в 1972 году, когда "Общество потомков" отмечало сто шестидесятилетие начала войны 1812 года. В Бородинской панораме было по этому поводу торжественное собрание. Вел его Казачков, как председатель общества, Саша, как потомок участников, заседал в президиуме, а мы выступали просто в качестве зрителей. В принципе, мы с Севой по истоминской линии тоже были потомками участников Бородинской битвы П.Ф. Хрипкова и Урнежевского, но тогда мы этого не знали и на места в президиуме не претендовали. Я обычно ходил на такие мероприятия с фотоаппаратом, поэтому у меня сохранилось несколько снимков, сделанных тогда, правда, очень плохого качества. Я даже не решаюсь публиковать их здесь. Просто храню у себя, как память. Да и Казачков, как я догадывался, вряд ли помнил о нашем знакомстве.
       Я позвонил Владимиру Алексеевичу, представился, сославшись на Сашу, и рассказал, что меня интересует. Он ответил, что был дружен с Вадбельским и может рассказать мне о нем. Кроме того, узнав о моей причастности к роду Истоминых, сказал, что встречался с моим дедом Леонидом Владимировичем в лагере в Кеми в конце двадцатых годов. Это тоже было очень интересно - мы договорились о встрече.
       Приехал я к нему на Пражскую заблаговременно и минут двадцать околачивался в подъезде дома, дожидаясь назначенного времени. Наконец, звоню в его квартиру. Открыл сам Владимир Алексеевич. Он заметно постарел с тех пор, когда я его видел. Тогда это был бодрый, очень прямой, худощавый, высокий мужчина, выглядевший моложе своих лет - теперь он поправился, с трудом ходил. Я помнил его еще тем, семидесятилетним и было грустно видеть его в таком состоянии. Но, что поделаешь, ему было уже за девяносто, слава Богу, что дожил до такого возраста.
      

    0x01 graphic

       Эта фотография Владимира Алексеевича Казачкова была сделана в 1990 году А.С. Тутуновым. Я нашел ее в интернете.
       Если не ошибаюсь, на лацкане пиджака у него медаль, которой награждали в 1912 году всех участников парада в честь столетия Отечественной войны 1812 года. Владимир Алексеевич участвовал в параде, будучи кадетом Императорского 1 Московского Екатерины II кадетского корпуса. В верхнем углу справа портрет великого князя Константина Константиновича. Мало того, что он был известным поэтом, (свои произведения подписывал - КР) он одно время заведовал военными учебными заведениями России и очень много сделал для повышения уровня образования в кадетских корпусах и улучшения быта кадетов. Кадеты его боготворили. Кстати, КР - внучатый дядя Тани Павловой ней ниже).
      
       Принял меня Казачков очень тепло. Жил он в трехкомнатной квартире с сестрой своей покойной жены. Отношения со свояченицей, которая была примерно его возраста, были у него, как я понял с его слов, натянутые. Говоря о жене, он сказал, что она была урожденная Булыгина, и многозначительно посмотрел на меня. Но тогда эта фамилия мне ничего не говорила.
       Рассказал о встрече с дедом в лагере, в Кеми, когда Владимира Алексеевича везли с Соловков в ссылку. Отбывал он ее где-то в районе нынешней Братской ГЭС. Стал рассказывать о некоторых эпизодах своей жизни, о встречах с разными людьми. Это было интересно, но, вообще, слушать его было трудно. Стоило ему в разговоре упомянуть какое-нибудь лицо, тут же следовало подробное описание рода, к которому это лицо принадлежало, упоминались все знаменитые представители этого рода, а так же фамилии, с которыми они состояли в родстве. Генеалогическая память у него и в этом почтенном возрасте была потрясающей. Потом он опять возвращался к основной теме разговора, но - снова звучало чье-то имя, и все повторялось сначала.
       Рассказал он и о моей троюродной сестре Тане Павловой, внучке княгини Наталии Владимировны Урусовой (урожденной Истоминой) по материнской линии, и правнучке великого князя Константина Николаевича по отцовской, о ее сестре Лидии Александровне Голубенковой. До этого я ничего не знал о них, а тут вдруг обзавелся сразу еще двумя сестрами. Рассказал о княгине Ксении Петровне Трубецкой, урожденной Истоминой - дочери Петра Владимировича Истомина, младшего брата нашего деда Леонида Владимировича. Получалось, что она двоюродная сестра мамы. Сказал, что они с Ксенией Петровной почти ежедневно перезваниваются. На мою робкую просьбу дать ее телефон, он тут же позвонил ей:
       - У меня в гостях Ваш двоюродный племянник. Он просит Ваш телефон.
       Разрешение дать телефон - было получено. В дальнейшем я довольно много общался с тетей Ксаной, как я стал называть ее по ее - не просьбе, а указанию. От нее я тоже узнал кое-что новое об Истоминых.
       Уже через пару часов от обилия почерпнутых сведений голова у меня понемногу начала идти кругом, а до Авенира Авенировича мы еще не добрались. Наконец я спросил его о графе Вадбельском. Он поправил меня:
       - Вадбольские, не польские графы, а русские князья, причем, Рюриковичи. Принадлежат они к ветви князей Белозерских. И пишется их фамилия Вадбольские, а не Вадбельские, - и, конечно, тут же я получил подробное описание всего рода князей Вадбольских.
       Кстати, позже, в Дворянском собрании я познакомился, и у нас сложились хорошие отношения с князем Георгием Всеволодовичем Вадбольским, человеком интересной судьбы, ветераном внешней разведки. Но он принадлежал к другой ветви этого рода. Об Авенире Авенировиче узнал от меня.
       Из шкафа, который стоял рядом, Владимир Алексеевич достал папку с надписью "Авенир" и стал просматривать ее, одновременно рассказывая о своем знакомстве с Авениром - как он его называл. Отметил, что имя его было упомянуто в "Расстрельных списках" в "Вечерке" за 6 февраля 1991 года (N 25). В газете "Вечерняя Москва" в конце 80-х - начале 90-х годов была такая рубрика с краткими сведениями и фотографиями о людях, расстрелянных в Москве в 20-х - 30-х годах по данным архива КГБ. Мне потом удалось найти эту газету.
       Я показал Казачкову несколько стихотворений Вадбольского, записанных мной со слов мамы. Одно или два из них он знал, достал из папки и подарил мне еще одно - "Островок".
      
       ОСТРОВОК
      
       На переломе дня с материка печали
       В забытый край монашеских седин
       Еще один сюда, случайный гость причалил
       Искать покоя у выброшенных льдин.
      
       Как неизбежный ход в опустошенном зале,
       А солнце пьет из озерных глубин,
       Лучами шевеля, по оживленной стали
       И тонет гордо царственный рубин.
       На переломе дня.
      
       Хотя б лучом одним полярные вуали
       Сорвать с тоской безжизненных годин,
       Тихонько заглянуть в оторванные дали,
       Откуда звук не слышен ни один.
       И улыбнуться вновь материку печали
       На переломе дня.
      
       Я здесь не буду пересказывать то, что рассказал мне Владимир Алексеевич о Авенире Авенировиче, я напишу о Вадбольском отдельно, собрав все, что мне о нем на сегодня известно.
       Рассказал немного Казачков и о себе. До революции он учился в Первом Московском Кадетском Корпусе, но окончить его не успел. Позже в интернете среди материалов о Владимире Алексеевиче я прочитал и о том, что в ноябре 1917 года он, вместе с другими кадетами, участвовал в перестрелках с большевиками в Москве. Мне Владимир Алексеевич об этом не говорил. Потом, в 1925 году по "кадетскому делу" он был арестован и попал на Соловки. Там и познакомился с Вадбольским, который пробыл на Соловках с 1924 по 1927 года. Авенир Авенирович работал в административной части Соловецкого Лагеря Особого Назначения - СЛОН. Из личного дела узнал, что Казачков - бывший кадет и взял над ним шефство, как над младшим товарищем. После Соловков, как я уже говорил, Казачков отбывал ссылку в Сибири. Во время войны воевал, был офицером Советской Армии. В беседе незаметно пролетели часа три.
       Под конец он предложил мне выпить чаю. В те годы было непросто с продуктами, но что-то к чаю, на всякий случай, прихватил и я, когда шел на встречу. Владимир Алексеевич достал бутылку водки и предложил выпить за знакомство, что мы и проделали с удовольствием. Потом он достал большую непочатую коробку с пакетиками чая "Липтон", сказал, что ему недавно подарили - тогда это была роскошь. С не меньшим удовольствием попили и чаю. В конце концов, мы тепло расстались, и я получил приглашение приезжать еще.
       Я ехал домой, настроение было приподнятое, и совсем не от выпитой рюмки водки. Было светло на душе от общения с таким человеком, как Владимир Алексеевич. Его доброжелательность, интеллигентность, огромные знания как-то уводили от серой обыденности. И ты невольно вспоминал, что жизнь, это не только суета, связанная с добыванием хлеба насущного, что есть и духовная жизнь, есть и другие ценности. И нельзя забывать о них, чтобы иметь право называться человеком, а не быть биороботом, запрограммированным на добывание материальных благ. Конечно, никуда не денешься от первой стороны жизни, но не стоит забывать и о второй.
       Такие же чувства я испытывал позже, общаясь с дядей своего троюродного брата Саши Истомина, графом Андреем Александровичем Гудовичем, с отцом Борисом Старком в Ярославле. Эти люди, родившиеся еще до революции, воспитанные в образованных, и, в большинстве своем, обеспеченных семьях, были людьми другого склада, чем те, кто, в основном, окружал нас - "гомо советикус". Я не берусь самонадеянно давать характеристику того поколения, но есть черты, которые бросились мне в глаза при общении и с этими людьми, и некоторыми другими их сверстниками - их интенсивная духовная жизнь, которую я ощущал, общаясь с ними. Начитанность. Рассказывая о себе, о случаях из своей жизни, они часто, подкрепляя ту или иную мысль, цитировали строки из стихов, как известных поэтов, так и ныне совершенно забытых. Причем, здесь совершенно не было желания удивить меня своими познаниями, произвести впечатление. Это получалось у них как-то удивительно естественно. Исключительно уважительное и доброжелательное отношение к собеседнику и какое-то спокойное, пренебрежительное и даже ироничное отношение к своим житейским трудностям. А было это, в основном, как сейчас принято говорить лихие девяностые годы", когда большинству "уважаемых россиян", как обращался к нам Ельцин, жилось очень непросто, а им, кому было под и за восемьдесят, тем более. И оптимизм. Они верили в Россию. Может быть, пережив гражданскую войну, сталинские эксперименты над народом тридцатых годов, войну, они видели, что как только становилось хоть чуть-чуть легче, Россия медленно, с трудом, но начинала оживать. Ну, и просто, они были патриотами, они любили Россию. Они помнили, какая была Россия до большевистского переворота, и верили, что она не погибла. Хотя Солженицын говорил, что Советский Союз и Россия соотносятся, как убийца и убитый.
       Я помню, как отец Борис Старк рассказывал нам о себе, когда мы навестили его в Ярославле. А надо сказать, что ему в начале двадцатых годов, пятнадцатилетним мальчишкой, удалось эмигрировать. Вначале было очень тяжело, причем, это "начало" длилось лет 10 - 15. Потом он окончил институт во Франции, стал инженером-электриком, жизнь изменилась к лучшему. Принял сан. А в 1950 году, он вместе с Петром Григорьевичем Трубецким, будущим мужем тети Ксаны, вернулся в Советский Союз. Трубецкому определили житье в Рязани, а отцу Борису с семьей - в Ярославле. Ни в тогдашнем Ленинграде, ни в Москве жить им не разрешили. Хорошо, хоть не посадили, как многих репатриантов, поверивших посулам сталинских эмиссаров, и угодивших сразу после приезда в лагеря. Жили в Ярославле Старки в деревянном доме. Центрального отопления не было, был водяной котел, который надо было топить углем, и восьмидесятилетний отец Борис каждый вечер возил на тачке уголь, чтобы поддерживать в доме тепло.
      

    0x01 graphic

       Отец Борис с матушкой Натальей Дмитриевной. Снимок сделал я. Отцу Борису он очень понравился, и он посылал его своим друзьям. По его просьбе я отправил ему штук 60 таких фотографий.
      
       В беседе с нами отец Борис сказал:
       - Конечно, живется нам здесь непросто, но каждое утро, проснувшись, я благодарю Бога за то, что дал мне возможность жить, а потом и умереть, в России.
       На нас это произвело впечатление.
      

    0x01 graphic

       На фотографии отец Борис показывает мне грамоту, которой его наградила Военно-Морская академия. В грамоте весь антураж: Ленин, красные знамена, Слава КПСС, за нашу Советскую Родину... А дальше: "Награждается Борис Георгиевич Старк в ознаменование семидесятилетия начала его работы в Военно-морской академии и в Училище командного состава флота и его заслуг в патриотической деятельности на благо отечества. Начальник Высшего Военно-морского училища им. Фрунзе контр-адмирал Ковальчук. Начальник политотдела капитан первого ранга Козлов". Отец Борис очень гордился и ценил эту грамоту.
      
       Да и тетя Ксана как-то сказала мне, что у нее много знакомых и родственников за границей, они приглашают ее навестить их, берут на себя все расходы.
       - Но я человек старый, - посетовала она, - могу там умереть и меня там же и похоронят. А я хочу быть похороненной только в России.
       Она с гордостью говорила, что никто из Истоминых не эмигрировал, не покинул Россию. Правда, потом я обнаружил, что внук адмирала Константина Ивановича Истомина, капитан Николай Константинович Истомин, двоюродный брат отца тети Ксаны и нашего деда, воевал в Белой армии, эмигрировал и умер в Париже в 1934 году. Скорее всего, если бы он остался, то умер бы значительно раньше. Но узнал я это уже после смерти тети Ксаны.
       Это было такое лирическое отступление о поколении, родившихся в конце XIX - начале ХХ века. Конечно, разные люди среди них были. Были и святые, были и палачи, но мне встречались и удивительные люди, кстати, все они были из дворянских семей.
       Потом, через несколько недель, я еще раз навестил Казачкова, пообщались мы с ним так же очень душевно. Владимир Алексеевич рассказывал о Соловках, о последующей ссылке. Рассказал, как случайно ему удалось после окончания ссылки получить "чистый" паспорт, в котором не было отметки о том, что он был репрессирован. Это спасло его от последующих арестов, а, может быть, и от гибели. Я очень жалел, что у меня нет диктофона. Запомнить эту массу информации, которая обрушивалась на меня, было просто физически невозможно, а сколько в ней было интересного...
       Между прочим, тогда я сорвал мероприятие руководства Дворянского собрания. Незадолго до этого вышел первый номер "Вестника Дворянского собрания". Я купил два экземпляра - себе и для Владимира Алексеевича, и подарил ему при встрече. А спустя несколько дней к Казачкову приехали князь Андрей Кириллович Голицын - предводитель, и главный герольдмейстер Сергей Алексеевич Сапожников, чтобы торжественно вручить ему первый номер "Вестника", и были очень удивлены, когда он им сказал:
       - А он у меня уже есть.
       Владимир Алексеевич, смеясь, рассказал мне об этом, когда мы в очередной раз созвонились. Еще несколько раз мы перезванивались, Владимир Алексеевич приглашал зайти, видимо, ему не хватало общения. Я обещал, но отвлекало то одно, то другое, так и не собрался. В начале 1993 года Саша Бутурлин сообщил мне, что у Казачкова тяжелый инсульт, в результате которого он лишился речи. А весной 1994 года тетя Ксана позвонила и сказала, что Владимир Алексеевич умер.
       Отпевали его в церкви Ильи Обыденного на Пасхальной неделе. Царские Врата были открыты. Проститься с Владимиром Алексеевичем пришло много народа. В том числе были и члены Дворянского собрания, и члены "Общества потомков участников войны 1812 года". Очень проникновенно говорил о нем священник, видимо, хорошо знавший его.
       Я не знаю, оставил ли Владимир Алексеевич воспоминания или записки. Если нет, то очень жаль, с ним ушло столько интереснейших сведений, какая-то частица нашей истории. Это был генеалог от Бога, и очень хороший человек - настоящий, а не записной, патриот России. Сейчас я жалею, что совсем в небольшой степени использовал так неожиданно представившуюся мне возможность и мало общался с Владимиром Алексеевичем Казачковым.
      
       1995 - 2017
      
      
      


  • Оставить комментарий
  • © Copyright Филимонов Олег Игоревич (ofilimonov1936@yandex.ru)
  • Обновлено: 28/04/2017. 165k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.