сказ Вячеслава Григорьевича Родионова
из казачьей старины
dd>
Василий, крупный широкоплечий казак с вихрастым чубом, поглаживая седеющие усы, говорит многочисленной семье, собравшейся ранним утром снедать, что завтра на покос. Слово приносит аромат степного воздуха, освобождает всех от оков домашней жизни, влечёт в знакомую, но каждый раз ощущениями новую, обстановку ночи у костра с вкусной снедью и бодрым пробуждением от короткого сна. Начинается весёлая суматоха сборов.
Казаки - взрослые сыновья, Иван и Пётр, извлекают косы. Настоящие косари знают маленькие секреты. Чтобы косу легче отбить, её смачивали рассолом и на зиму втыкали в соломенную крышу. Коса там ржавела, а перед сенокосом ржавчину отскребали, отбивали и готовили косу к покосу. На пойменную траву косу отбивали тоньше - лезвие должно быть шире, на степную - толще, потому что трава жёстче. До Троицы нельзя косить сено, даже если вёсны были затяжные. После Троицы косили две - три недели. Признак спелости трав - это когда зацветёт пырей. Вот тогда надо косить сено.
Казаки на базу осматривают и похлопывают волов по их могучим спинам, затем выводят на траву. Казачки насыпают крупы в мешочки, нарезают сало, складывают только что выпеченный душистый хлеб, наливают в большие жбаны молоко. Еды берут на три дня, чтоб хватило, пока не закончат косьбу. Приготавливают подстилки для сна. Свекровь даёт указания остающейся в доме невестке: "Смотри же, обязательно утром и вечером поливай огород. Скотина чтоб сыта...". - и без того известные невестке домашние истины.
Наконец, к вечеру выясняется, что всё необходимое приготовлено и его начинают размещать на арбе. Сначала насыпают сено, потом уже на него кладут косы, грабли, вилы, продукты, необходимую посуду, подвязывают к арбе цыбарки. Готово! Хозяин осматривает арбу, всё ли на месте, и, убедившись в этом, отправляется вслед за домашними спать.
Ночь проходит неспокойно. По несколько раз просыпаются казаки, выходят во двор, смотрят на усыпанное бисерными звёздочками небо, осматривают баз и арбу и снова отправляются спать. Старый дед тоже выходит, но в основном на баз к скотине, подкладывает в ясли сена, тоже смотрит на небо. Скоро рассвет. Ночи потеплели, молодожёны забрались на сеновал. Ну и правильно! Зачем вместе со стариками в курене!? На воле и любовь свободнее, и наговориться можно всласть.
Заалел восток, всё больше и больше расплывается светлое пятно по небу. Меркнут звёзды. Постепенно проявляются чёткие очертания церковных куполов, хуторских куреней, из тьмы высвечивается ближний лес и покрытая ватой тумана река. В довершение окрест прорывается бойкий голос кречета, возвещающего начало нового дня. Как клич полководца, разносится он по хутору и тут же к нему добавляются пронзительные и бойкие голоса других птиц. Кречета играют пробуждение, играют весело и радостно, кричат: "На поко-о-ос!!!"
Появляется солнце. Сначала это только небольшой край красного диска, над белёсой полоской тумана на пригорке, потом лучи заливают хутор, заглядывают на базы. Наступает настоящее утро. На крыльце появляется в одном исподнем молодой казачок, потягивается и медленно идёт в край база. Выходит дед, за ним взрослые казаки в белых чистых рубахах, в чириках и белых носках. Первый день покоса - праздник!
Запрягают двух упитанных волов. Двух взрослых жеребцов, кобылу и двух жеребят выводят за ворота и, стреножив, пускают на выпас, к кольям привязывают четырёх тучных коров и двух бычков. Наконец, казачки устраиваются на арбе, казаки остаются пешими.
- Митрофан! Едем уже! - кричит хозяин.
Тот легко спрыгивает с сеновала и бежит открывать ворота. Машет жене:
- Скучай! Скоро буду!
Казачья семья собралась и арба, тяжело переваливаясь на неровностях, медленно выезжает на хуторскую улицу и так же медленно начинает путь от база. Дорога не дальняя, но сначала по песчаному просёлку вверх до развилка, а потом по битой долгими веками сакме вдоль Донца к Улеше на общинном лугу. Тащится арба по степи. Из-под колёс её поднимается пыль.
-Цоб! Цобе! - умело правит волами казачка, а Митрофан, растянувшись на сене, песню играет:
А из-за леса блестят копия мечей,
Едет сотня казаков-усачей...
Солнце уже поднялось достаточно, блики от него отражаются в металлических ободьях колёс. Сверкают остро наточенные косы, словно сабли казацкие. А песня летит и летит уже несколькими мужскими и женскими голосами, перекликаясь с другими арбами, также везущими на покос казачьи семьи.
Вот и на месте. Трава стоит зелёная и сочная, ножа требует. Арба сворачивает с дороги, по траве подъезжает к большому раскидистому тополю. Приехали. Теперь за работу, пока солнце не очень высоко и не жарко. Хозяин берёт косу, примеряется. Потом даёт указание казачкам сходить к реке нарезать камыша и устроить добротный букан, пока казаки уложат на землю первые валки скошенного сена.
- Да получше устройте, чтобы от солнца надёжа была. - и затем уж к казакам: - С Богом, что ли?
- С Богом! - откликаются те.
Все осеняют себя крёстным знамением и, положив косы на могучие плечи, идут к застоявшейся в ожидании траве.
Разошлись на длину взмаха косы, поплевали на руки и пошли в едином ритме взлетающих кос. Первым пошёл дед, потом дедов сын, потом дедовы внуки. Так всегда приучались чтить старика и учились у него, сколько загребать, как зря силу не тратить. Если трава густая, значит коса меньше должна брать, если редкая - значит её угол меняется, захват должен быть шире, чтобы валок оказывался больше. Упали первые стебельки. Взмах, и трава ложится ровными валками. Взмах, взмах, ещё взмах... Косы взлетают одновременно. Справа налево, назад и снова справа налево. Работа спорится, казаки двигаются чётко и молча. На шажок, на захват взлетают косы, падает трава. Только на минуту остановятся, глотнуть немного воды, и вновь за косу. Изредка, по мере необходимости останавливаются, ставят косу на косовище, обтирают жменем травы полотно косы и, вынув привязанный к поясу оселок, подтачивают лезвие и снова в ряд, взмах за взмахом.
А солнце всё выше и выше, лучи его беспощаднее и беспощаднее. Посмотришь вверх, с голубого небесного простора без единого облачка, ослепительный диск без устали посылает на землю испепеляющие лучи. Жара становится нестерпимой
- Батя, уже полдень.
- Трошки погодь.
Ещё некоторое время надуваются мускульными желваками широкие казачьи спины. Наконец казаки не выдерживают палящей жары, бросают косы и лезут на время в налаженный казачками букан, около которого вкусно пахнет приготовленным кулешом.
Постукивают деревянные ложки о край большой деревянной миски, казаки дуют на кулеш и отправляют его в рот, закусывая кусками сала и зелёным луком. Потом запивают всё охлаждённым в земляной ямке молоком
С первым глотком по всему телу разбегаются маленькие иголки, впиваются в разморённое, разогретое тело. Но уже второй глоток убивает это необычное ощущение. Потом молоко перестает с лёгкостью переливаться в желудок, но с лёгкостью согревается в нём. Крынка пуста. Казаки вытирают губы, хозяин приглаживает пышные пшеничные усы и забирается подальше внутрь букана, вытягивает ноги и испускает вздох натруженного работой и едой человека. Тоже проделывают и сыновья. Можно отдохнуть, пока не спадёт жара. Казачки тем временем ручками граблей быстро проходят по валкам скошенной травы и разбрасывают их по стерне для просушки.
- О Господи, жарища-то, - вздыхают казачки, убирая остатки еды.
На воздухе ни ветерка. Скошенная трава под солнцем начинает жухнуть - это солнце делает нужную работу, пока казаки отдыхают. Остальная жизнь временно затихла, даже птицы попрятались.
Постепенно солнце начинает снижаться. Косые его лучи уже не так пекут. Пора продолжить. Все выбираются из букана, вытирают взмокшие лица и как-то расслабленно нагибаются за косами. Но это только так кажется. Подняв их, казаки мгновенно смотрят на солнце, потом переводят взгляд на нескошенную траву.
- Ну, казаки, за дело! - и начинают...
Так до самой темноты казаки косят, казачки, взяв грабли, перебирают сено, чтобы равномерно подсыхало, и песню играют:
Бабы с граблями рядами
Ходят, сено шевелят...
Медленно, точно нехотя, уползает на запад солнце, длиннее становятся тени. Когда солнце скрывается за горизонт, казаки прислоняют косы к арбе, и рассаживаются возле костра.
Через такой же трудный день уложат они душистое сено на арбу, заберутся на него, а волы потащат поклажу на родной баз. Зимний запас сена будет готов. Пока впереди ночь, прекрасная степная ночь, с трелями сверчков, потрескиванием костра и рассказами деда об историях на войне, и рассказы молодых об историях в лагерных военных сборах.
Перед самым сном, сложит Митрофан руки рупором и закричит на всю степь:
- Эге-ге-ге-гей! Любимая, я скоро приеду! Солнце нам светить будет! - и прозвучит это как гимн любви.
Ушёл день из казачьей жизни, неповторимый и своеобразный, хотя в чём-то похожий на другие. И всё во славу Господа!