Вера устало пристроилась на лавочке в чистеньком сквере. Она рассеяно следила за шумными, жизнерадостными ребятишками, одетыми в яркие, ладные комбинезончики. Они смело карабкались по лестнице и с хохотом скатывались вниз по длинной горке-трубе. Мысли в голове Веры шевелились неспешно. Она даже нарисовала в воображении картинку, представив свои мысли в виде крошечных лилипутиков, сидящих в узкой длинной лодке. Человечки сидят, разомлевшие на ярком солнышке, а лодочка сама по себе плавно скользит по течению. От этой картинки Веру совсем разморило.
"Надо же, как быстро вернулась весна. Им с братом повезло, с самого их приезда стояли сказочно теплые дни. И вдруг два дня назад откуда-то налетел ледяной ветер, и враз похолодало. Конечно, когда ты находишься в таком благополучном немецком городе, как Кельн, то это не страшно. Германия - это самая подходящая для шоппинга страна. И не хочешь, но что-нибудь обязательно купишь. А уж если есть повод, то тут уж вообще не удержаться". В тот день Вера как раз гуляла по Ратушной площади со старшим братом, младший брат Виктор остался дома, сказал, что все эти достопримечательности у него уже в печёнках сидят. А Вера все не могла на эту сказку налюбоваться, поэтому и отправилась на Ратушную площадь. Николай не захотел бросать ее одну, а тут еще его сосед герр Фридрих за ними увязался. По - русски-то он не бельмеса, да и не обязан его знать, если хорошо подумать.
Не прошло и часа, как Вера просто окоченела в своей легкой ветровке. Не долго думая, пересчитала оставшиеся деньги, вздохнула и отправилась в сопровождении своих кавалеров на уже знакомую торговую улочку. И здесь ее поджидал приятный сюрприз. Она буквально сразу же увидела идеальную курточку, о которой только могла мечтать, к тому же цена ее была снижена почти в два раза. И, одно к одному, Николай сам оплатил счет, не позволив ей внести даже маленькую толику. И сегодня она, надев новую курточку, отправилась на прогулку в парк Райнгартен. А тут погода сделала новый кульбит, в полдень выглянуло солнце и, словно пытаясь наверстать упущенное, начало нещадно поджаривать землю.
Вера присела отдохнуть и теперь с удовольствием вспоминала события последних дней. Как много они увидели за эту неделю! Соборы и храмы Кельна, старый город, музеи. Конечно, современная живопись не очень-то нравилась Вере, вот и Пикассо ее не очаровал. А вот в музее духов ей было интересно. Она с удивлением узнала, что оказывается одеколон родом из Кельна и переводится, как Кельнская вода. Вообще, для Веры экскурсия в музей духов оказалась самой интересной. Она с интересом рассматривала старинное оборудование, флаконы для разных духов. Там был даже флакон, разработанный Василием Кандинским. У него колпачок напоминал луковку православной церкви. Хороший музей, живой. Там даже архив есть. В нем работал Зюскинд, когда писал "Парфюмера". И, когда фильм создавали по его книге, то создатели ленты тоже архив посещали. А еще при музее работал магазин. Вера там много подарков купила: и себе, и мужу, и друзьям. А еще Николай их с Витей по окрестностям возил. Они съездили в Брюль, посмотрели два замка, а еще один день посвятили поездке в Бонн.
Такой красоты Вера за всю жизнь не видела. Да и вряд ли когда еще увидит. Хотя, в молодости была несколько раз в Киеве - это очень красивый город. Но видела она его мельком, хотя и жила недалеко. Вот и Москва, говорят, тоже расцвела в последнее время, да только вот все как-то проездом получается ее видеть. Мысли Веры приняли другое направление, стали менее вальяжными, теперь они не напоминали разомлевших на солнце человечков, а скорее всего, солдат-новобранцев, готовых к строевой службе. Вера вспомнила свое бытие в России.
Живет она с мужем и двумя погодками сорванцами в захолустной Вязьме. Когда-то, при царе-батюшке это был приятный провинциальный город. Но сейчас это поселение напоминает лоскутное одеяло, пошитое подслеповатой деревенской старухой из чудом сохранившейся в старом сундуке ветоши и обрезков дорогих тканей, подобранных на ближайшей помойке. Несколько довольно старых построек привлекают своей непритязательной и в тоже время чем-то завораживающей архитектурой. И тут же рядом унылые серые коробки пятиэтажек, соседствующих с черными кривобокими избами и вполне себе симпатичными крепкими домами. Краеведческий музей находится в храме с покосившемся крестом, который словно выбирает, на чью бы голову рухнуть. Несколько прекрасных церквей разных исторических периодов, и, конечно же, жемчужина городка: храм 17 века в честь иконы Божией Матери "Одигитрия". Это один из немногих трехшатровых храмов на территории нашей страны. Увы, не эти храмы становятся лицом города. Они притаились на окраинах, словно стесняясь уродства и убожества городка. До них не так просто добраться по колдобинам кривых улочек. Да что улочек! Дороги, ведущие в окрестные деревни, напоминают поля сражений. Так и кажется, что ты едешь по обстрелянной врагами тропе. Глубокие рытвины и трещины в асфальте делают эти дороги опасными, как африканское сафари.
Забавная ситуация получается. Нам говорят, что нужно письма писать прямо Президенту, если местные власти не реагируют. Смех, да и только. Писали, знаем! Все наши письма спускали вниз, в местную администрацию, а оттуда рапортуют наверх, что "нет подтверждения изложенным в письме фактам". Остается одно: идти в храм и воссылать молитву Господу, как верховному судье. Но как-то пока не получается достучаться. Наверное, грехи в рай не пускают...
Вера приехала жить в Вязьму, когда вышла замуж. До этого она жила на Украине, или как теперь принято говорить "в Украине". Семья у них была интернациональная: мать - русская, а отец -хохол по фамилии Шевченко. Не удивительно, что его с детства дразнили Кобзарем, а Веру и ее братьев обзывали дитями Кобзаря. Жили они в селе недалеко от Белой Церкви. Отец был хорошим хозяином, поэтому их хата считалась самой богатой в селе. В Украине села вообще богатые, хаты все справные. Таких черных покосившихся изб, да кривых улочек, как в России нет. Весна в Украине наступала раньше, чем в России. Была она щедрая, яркая, душистая. Потом приходило жаркое красочное лето и обильная осень. Зима тоже была по-своему красивой. И более мягкой, нежели в России. И все жили дружно. Во всяком случае, Вера помнит эти времена. Когда людям разных национальностей особенно нечего было делить друг с другом.
Со своим мужем Степаном она встретилась в Киеве. Он приехал посмотреть город, зашел на местный рынок и увидел там симпатичную дивчину, торгующую черешней. Слово за слово, вечером договорились погулять по городу. Потом он приехал в Белую Церковь, познакомился с ее родителями. Так она и оказалась в России. Было не так просто получить гражданство, хотя по паспорту Вера была записана как русская. Она имела среднее экономическое образование. Устроилась бухгалтером на предприятие, заочно закончила институт. Родила детей: мальчишки получились смышленые, добрые и озорные. Мальчишки такими и должны быть. Степан оказался неплохим мужем. Выпивал в меру, руку на нее никогда не поднимал.
Все бы хорошо, но с годами стала Вера тосковать по своей семье. Однажды, когда Славику с Костей было 3и 4 года, они поехали с мужем и детьми в Украину. Вернулась Вера оттуда с твердым намерением больше не приезжать, по крайней мере, в таком составе. Нет, с ними тогда не случилось ничего плохого. Степан избегал любых разговоров на политические темы, тут он был настоящим дипломатом, отделывался шутками "мы простые работяги, политика не про нас". Но к концу двухнедельного пребывания Вере показалось, что сам воздух вокруг их дома загустел, как желе, от недоброжелательных взглядов и намеков соседей. Она вздохнула с облегчением только когда пересекла границу.
Года через полтора, она вынуждена была приехать, так как тяжело заболела мать, Вера взяла тогда с собой детей, но отговорила от поездки Степана. Вернулась она через неделю, маме стало лучше, и Вера поспешила домой. Все это время, она с тревогой следила за детьми, стараясь не отпускать их надолго. И все-таки не уследила. С прогулки они вернулись в грязи, у Кости к тому же под глазом был огромный синяк. Это они так с местными пацанами выясняли отношения. Те их, оказывается, изводили всю неделю, обзывая фашистами-кацапами.
После этой поездки Вера посетила родственников только раз, ровно через год после той поездки. Случай был подходящий: брат Витя пригласил на свадьбу. Вот тогда она и видела всю свою семью в последний раз. Приехала она одна, без детей и без мужа. Пробыла неделю. И все время ловила на себе недоброжелательные взгляды соседей. Было страшно обидно, ведь это были люди, на глазах которых она выросла. А уж телевизор вообще было лучше не смотреть. Все передачи шли на украинском языке, на всех каналах говорили о нарастающей угрозе со стороны России. После таких передач Вере было страшно даже на глаза соседям показываться.
И все-таки, сейчас вспоминая этот визит на Родину, Вера думала, что это была хорошая поездка. Вся семья собиралась во время трапез за общим столом. Все шутили, смеялись, и выглядели такими счастливыми! Совсем, как в былые времена. А через год старший брат Николай уехал на заработки в Германию. Вера с тех пор никого из родных не видела, только перезванивалась по телефону.
Николай удачно устроился на работу в Кельне, стал зарабатывать неплохие деньги, и вот теперь затащил в гости сестру и младшего брата, оплатив им билеты и, соблазнив огромными скидками в магазинах в связи с пасхальной неделей. Вере понравилась квартира Николая: по западным меркам - однокомнатная, а по нашим меркам - хорошая двушка. Оказывается, это только в нашей стране однокомнатная квартира - это квартира с одной комнатой. На Западе - это квартира с одной спальней и гостиной.
Соседи у Коли тоже хорошие, хоть и немцы. Вежливые. Улыбаются при встрече, говорят "Guten tag", ну, значит, здравствуйте по-нашему. Вежливые - это хорошо, но Вера предпочла бы больше сердечности. Хотя у некоторых этой сердечности многовато будет. Вера вспомнила герра Фридриха - еще одного соседа Николая. При первой встрече, когда Коля их представил друг другу, герр Фридрих прямо ощупал ее своими рыбьими глазами. Он захотел узнать о ней все: замужем ли, есть ли дети. Чем муж занимается. И даже намекнул тут же - это при первой же встрече - что любит детей и готов жениться на женщине с детьми, если подходящая встретиться.
И дернул же нечистый ее спросить, находит ли он ее подходящей партией? Не иначе как ветер свободы опьянил, захотелось пококетничать, почувствовать себя женщиной. А что? Ей еще и 35 лет нет. Несмотря на роды, она сохранила хорошую фигуру. Поджарая, высокая, кожа чистая, волосы светлые, глаза серые лучистые. Она заметила, что на нее тут многие мужчины заглядываются. А тут первый день за границей. Радость от встречи с родственниками пьянила, как вино. Да и сам герр Фридрих был мужчиной, хоть куда, даже глаза рыбьи его не очень портили. И, очень некстати, вспомнился Степан, который со временем стал относиться к ней, как предмету интерьера. Для него главное, чтоб обед стоял на столе, чтобы дети были умыты и уроки кто-нибудь с ними сделал. И, чтоб никто не мешал ему новости по ящику растреклятому смотреть. И уж чего греха таить, нрав у Степы угрюмый очень. Шуток он совсем не понимает, нет у него никакого чувства юмора.
А герр Фридрих каким-то шестым чувством почувствовал ее женскую неудовлетворенность. Прямо проходу не дает. Даже в Брюль увязался, хотя это, может быть, и неплохо было. Поехали-то на его машине, это было очень удобно. Машина у герра Фридриха дорогая, она пахла хорошей кожей и мужским дорогим одеколоном. Герр Фридрих был сама любезность, посадил ее на переднее сиденье рядом с собой, сыпал остротами и комплиментами. Николай все добросовестно переводил. Вера крепилась, не поддавалась на ухаживания немца. Тем более, что на расстоянии Степан стал казаться очень милым. Все же пьет в меру, руку на нее не поднимает. И деньги все в дом несет. А это в семейной жизни уже не мало. А герр Фридрих - чужой. Хоть и очень симпатичный. Вот вчера пока по центру гуляли, Николай в туалет забежал, она стояла съежившись от холода, так герр Фридрих прижал ее к себе, вроде, как согреть хотел. На Веру пахнуло слегка мускусным запахом здорового чистоплотного мужика. У нее даже голова слегка закружилась, и сразу же ее в жар бросило, даже о холоде забыла на минуту. Только отстранилась, а тут и Николай вернулся. А она сразу же о покупке куртки заговорила, не мерзнуть же и дальше было, тогда никто ж не знал, что так быстро потеплеет.
Николай увертюры герра Фридриха тоже заметил, не слепой же, а вот Витя и внимания на это не обратил. Николай - другой, тот сразу все схватывает. Разговор у них состоялся вчера вечером. "Ты подумай, Вера, не упрямься, - морщил лоб брат, - я этого Фридриха знаю года полтора, как сюда заселился. Он человек состоятельный. У него и дом загородный в хорошем месте стоит, напрасно ты туда отказалась поехать. Дома что тебя ждет? Ну, вырастишь детей, лет через 10-15 разлетятся они кто-куда. Найдут себе баб, а про мамку и забудут. А со Степкой-то ты радости много видишь? И не думай, что с годами он лучше станет".
Вера понимала, что Николаю здесь вовсе не так чудесно живется, как он пытается представить. Одиноко ему. Конечно, в городе много русскоговорящих. Именно так. Не русских, а русскоговорящих. И живут все они мирно. И украинцы, и татары, и чеченцы, и белорусы... В общем, почти все жители бывшего Советского Союза. Кроме чукчей, наверное. Тем по - прежнему хорошо живется среди своих оленей.
Друзья-друзьями, но без родни тяжело. Многие перетащили сюда жен, или родственников. Вот и Николай пытался уговорить Витю приехать работать в Германию. Но тот, в отличие от Коли, не хочет трудиться на полную катушку. Глядя на него, Вера всегда вспоминала слова из советского мультика: "Не были мы ни на каких Таити, нас и тут неплохо кормят". Да и зачем Вите Германия? У него под боком жена Татьяна и годовалый сын Михась. Да и денег ему хватает. Работает трактористом. Отец помог, он купил трактор, теперь еще за деньги работает на полях односельчан. Так что на свой кусок хлеба с маслом всегда заработает.
Николай тоже почувствовал, что от Вити толку не будет, поэтому взялся за сестру. Еще бы, такая возможность появилась! Вера понимала, что в словах Коли есть доля справедливости, да и Фридрих ей нравился, как мужчина. Вот только что-то удерживало ее от этого шага. То, что передавалось с молоком матери. Ну, не могла она бросить своего мужа, не могла. Какой никакой, а свой. Сколько лет вместе. Дети у них. Отца любят, да и он их тоже, неплохой из него папа вышел. И ее тоже он любит, по своему, как умеет. Вот, на 8 марта букетик тюльпанов или мимозы несет.
И вообще не может быть все гладко в семье. Вот и мать Тереза об этом же говорила. Вере случайно попались на глаза ее слова. Хотя так ли случайно это было? Вера верила, что на пути каждого человека встречаются важные знаки, которые ему посылает Господь. Просто многие внимания на это не обращают. Но в ее случае не заметить этот знак было просто невозможно. Во время поездки в Бонн они зашли в какой-то храм. Там внутри было что-то вроде стендовой выставки. Внимание Веры привлекла картинка с изображением счастливого улыбающегося семейства. Под картинкой был текст, она попросила Николая перевести. Это оказалась цитата матери Терезы: "Для создания семьи достаточно полюбить. А для сохранения- нужно научиться терпеть и прощать". Для Веры эти слова стали предостережением от возможной непоправимой ошибки.
Да и что ей в Германии делать? Сидеть этакой клушей дома, квартиру убирать, обеды готовить, по магазинам бегать...А в России у нее есть работа, друзья. Да и со Степаном вон сколько лет вместе. Много чего пережили, разве это в один день забудешь?
Жалко вот только, что с родней не может она больше встречаться. Завидует она своим друзьям. Те в праздники к родичам едут, или те к ним, а у них со Степой, как будто и нет никого. Его родители умерли несколько лет назад, один за другим ушли. За отцом-то вообще пришлось год ухаживать: лежачий он был. Все тяготы на ее плечи легли. Степан - на работе, на детей тоже это не взвалишь. Конечно, помогал он ей, когда мог. Но, в основном, все тяготы легли на ее плечи. Она с одной работы на другую бежала - домой за лежачим присматривать, да с детьми уроки делать, да обеды и ужины готовить. И снедала ее страшная тоска по своим родителям, по отцу с матерью. Страх поселился в ее сердце, что вот помрут они, а она так и не увидится с ними до их смерти.
У России отношения с Украиной вконец испортились. Кто прав, кто виноват - и не разберешь. Только вот встретиться на территории Германии оказалось проще, чем приехать к родне в гости на Украину. Да и родне в Россию добираться непросто. Поезда отменили, а автобусами, говорят, едут по 32 часа. И это еще хорошо, если через границу пропустят. Маме может быть и проще добраться будет, но она одна не может поехать, слаба здоровьем, а отцу с Витей вообще путь заказан...
Что ж, счастье, что удалось хоть с братьями пообщаться. Конечно, грустно, что мать с отцом давно не видела, но, кто знает, может Бог даст, свидятся еще. Вера встала со скамейки и медленно побрела к выходу из парка. Завтра последний день пребывания их в Кельне. Коля с утра обещал отвести ее на службу в храм. Уж очень ей хотелось побывать на местной службе. Посмотреть, как она проходит, орган послушать. Витек собирался с утра в местную пивнушку заскочить. Там с утра до ночи футбольные матчи демонстрировали. Для Вити - это то, что надо. Качественное пиво и футбол по телеку! Как он говорит: "Клевый отдых!" Потом покупка последних сувениров, вечером -праздничный ужин, а на следующее утро они улетают домой. Вера в Москву, а Витя в Киев...
ХХХ
Служба Вере понравилась. Было все чинно, красиво, торжественно. Как и должно быть в церкви. Но как-то менее замысловато, чем у нас. И священники одеты попроще. И еще - скамейки, на которых можно было сидеть. Не стоять, переминаясь с ноги на ногу, и, толкаясь в толпе, таких же замученных жизнью и болезнями теток, а спокойно сидеть и слушать...Служба проходила на латыни. Речи священника звучали торжественно и весомо. Возможно от того, что это был мертвый язык. Вера подумала, что такие благоговейные чувства испытываешь, когда видишь слова, начертанные на античных стелах. Ты осознаешь, что между сказанными, или написанными тобой сейчас словами, и этим камнем с древними письменами стоит целая вечность, в которой перемешаны судьбы целых народов, крушение империй и возрождение цивилизаций.
И орган! Он вгрызался в мерные слова латыни подобно буре, готовой сокрушить все на своем пути. Возносился к небесам и обрушивался каскадом резких и одновременно мелодичных звуков на головы прихожан. Вера замерла на скамейке, подобно раненой птице. Из ее глаз текли слезы, но она их не чувствовала. Плакало ее сердце, плакало из жалости к себе, своей семье, разделенной политическими амбициями правящих верхушек, плакало по Родине, по туманному будущему своих детей, плакала от жалости к Николаю, такому одинокому в этой благополучной Германии и еще плакала ... по своему счастливому детству, которое уже никогда не вернется...
Она не заметила, как закончилась служба. Слезы высохли, но она сидела неподвижно и смотрела широко открытыми глазами прямо перед собой. Она не заметила, как закончилась служба, и как священник стал проходить вдоль рядов и беседовать с прихожанами. Неожиданно он остановился прямо перед ней и что-то спросил. Вера растерялась. Она не знала немецкого языка, в магазинах и музеях все переводил Николай, он хорошо знал немецкий. Но тут и он растерялся, не ожидал видно, что священник у них что-то спросит. Вера вспомнила несколько слов из школьного учебника. Ей показалось, что эти слова объяснят священнику, почему она его не понимает. "Ich bin russische!" - выдавила она. Священник улыбнулся, перекрестил ее и пошел дальше.