Ганичев Геннадий Яковлевич
Русский дух

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 8, последний от 11/11/2009.
  • © Copyright Ганичев Геннадий Яковлевич (gennadygan@gmail.com)
  • Размещен: 07/02/2007, изменен: 08/01/2014. 161k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
      Русский дух
      
      
      Первая глава
      
      
      В помещение, куда вошел Трухачёв Петр Сергеич, пахло вениками.
      Но не только вениками!
      - Наверно, в углу кто-то пописал, - по знакомому запаху догадался Петр Сергеич.
      Он хотел уйти, но вывеска внушительно блестела, а главное, его привлекла толкучка: по старой привычке он лучше себя чувствовал, немножко потолкавшись в очереди.
      - Вы - крайний?
      - Да, я.
      - Тут всегда народу так много?
      - Всегда.
      - Зачем стоят?
      - Кто за чем.
      - И все за справками?
      - Все.
      - А какие тут справки?
      - Да любые. Извините! Я, кажется, наступил вам на ногу.
      - Ничего страшного. Вы не скажете, - доверчиво спросил он соседа, - почему тут тараканы бегают и везде веники развешены?
      - Да какие это тараканы! - тревожно зашептал новый знакомый. - Это тараканищи. Вы знаете, мне так обидно!
      - А что случилось?
      - Да веником по роже отхлестали. Я говорю: 'Вам чего надо, за что?'. А они: 'Простите, это русский дух. У нас так принято'.
      
      - У вас, кажется, есть вопросы, - подоспевший представитель фирмы услужливо склонил полысевшую в трудах голову.
      - Объясните, пожалуйста, - обратился к нему Петр Сергеич вместе с соседом по очереди, - почему тут тараканы, веники, нассано, на полу пролито пиво, стены обшарпаны и грязно.
      - Посмотрите внимательно: вы - в настоящей русской избе, - строго и наставительно сказал служащий. - Что же вы хотите? Нам надо сохранить колорит: к этому обязывает и само название нашей фирмы. И квартиру-то поэтому сняли у какого-то пьяницы, яркого представителя русского духа.
      Причем, это не просто какой-то там пьянчужка, а настоящий забулдыга: у нас все настоящее.
      Пока до вечера он вовсю кайфует, наша фирма работает, - а вечером разбредаемся, кто куда. Приходится бомжевать!
      - Но вы бы могли снять настоящий офис в центре города! - сказал сосед Петра Сергеича.
      - Что вы! - опечалился служащий. - Откуда у нас такие доходы? Ведь мы - честные люди. Это в нас главное.
      При словах 'честные люди' чиновник даже как-то весомо приосанился, а в его лице появилась значительность.
      
      Тут он не на шутку рассердился:
      - Что вы замечаете какие-то мелочи! Вы обратите внимание на главное: тут вы чувствуете себя внутри нашей истории, тут вы - настоящий русский! По-вашему, тараканы и веники - это просто грязь, да?
      Нет, гражданин!
      Это не только дань традициям нашей фирмы, но и отзвук всей истории России. Ой-е-ей, какой отзвук.
      - 'Таракан'! - пустился он в дальнейшие рассуждения. - Да, таракан. Но - какой!
      Наш таракан - мечта любого цивилизованного человека!
      Это не какой-нибудь замызганный, коммунальный таракашка, - а добротный, откормленный, гордый своим существованием.
      Он и смотрит-то по-человечески.
      Не бегает туда-сюда, не шелестит, а приятно выглядывает из уголка. Его преимущество и то, что его можно раскормить до трех килограммов, - и тогда на спор он любого с ног собьет.
      Но самое главное в нашем бесценном русском таракане - это то, что он произведен на экспорт.
      Не только мы, но и за границей уверены, что он выражает русскую душу, - а потому покупают его в больших количествах. Вот только вчера Германия закупила батальон, а Китай - целую армию.
      
      Тут Петр Сергеич решился и добавил:
      - Кстати, и мне показалось, что он ярко выражает самобытность, а, может, и всю полноту русского характера.
      Казалось бы, что тут такого? Вот он сидит в уголку - и всё, - но он так спокоен и вежлив, что это всем приятно.
      - Как хорошо, что вы чувствуете этот настоящий русский дух! - глаза служащего заблестели от восторга. - Нам как раз нужны такие клиенты! Подождите немножко - и вас окатят шайкой, а потом кто-то поддаст веником.
      
      И тут он опять обратился к соседу Петра Сергеича:
      - Неужели вам это не нравится? Значит, вы - не русский.
      Сосед угрюмо молчал.
      - Шайка и веник - это здорово, - признался Петр Сергеич, - я давно мечтал об этом. Но скажите честно: а пива потом нальют?
      - Обязательно! У нас есть все, что нужно русскому человеку, - заверил служащий. - Пива нальем непременно. А если большой праздник, то тут у нас настоящий рай: роскошных б-ей прямо на больших подносах доставляют. Так что и пиво, и бабы будут, но потом, к сожалению, и пи-дюлей накидают.
      
      - Но зачем нам пи-дюлей? - тревожно встрепенулась очередь. - Мы просто зашли культурно провести время.
      - А так полагается, - наставительно ответил представитель фирмы. - Это древний русский обычай, а мы обязаны чтить традиции наших предков. Кроме того, эта услуга входит в пакет.
      - А вы нас насчет пива не обманете? - спросил посетитель в захоженном, грязном пиджаке.
      - Конечно, мы вас обманем, - не растерялся служащий, - но обманем честно. Так обманем, что вам это понравится. Мы так умеем.
      И обманем, и всем немножко вломим пи-дюлей: так у нас принято. Таковы особенности нашей фирмы: только здесь еще знают и чтят обычаи нашей старины.
      Повторяю: здесь нет неуважения к столь почтенной публике, как вы, - но лишь дань древней русской традиции.
      
      И тут он предложил сразу всем:
      - А никто не хочет закупить партию тараканов? Если сразу пятьсот ребят, то скидка большая.
      - Но зачем? - искренне удивился Петр Сергеич.
      - Да как зачем? Подумайте сами.
      - Спасибо, пока не надо, - сказал Петр Сергеич. - Возможно, потом и понадобится, но не сегодня.
      - Не торопитесь с решением! Допустим, вам кто-то не нравится, - пустился развивать мысль сотрудник. - Вытряхните в его офис сразу всю партию - и минимум на неделю парализуете конкурента. У вас, небось, и у самого какая-нибудь фирма?
      - Да что вы! - грустно улыбнулся Петр Сергеич.
      - Признайтесь! Наверняка, на дому что-нибудь химичите.
      - Какая там фирма! - испуганно ответил Петр Сергеич. - Только-только свожу концы с концами. И заглянул-то просто так.
      - Но пиджачок-то у вас от Версачи! - молодой человек улыбнулся и приятельски подмигнул.
      - Бывшая коллега живет в Париже, так подарила, - признался тот. - Версачи, конечно, он - Версачи, да пиджачку уже двадцать лет. Ее муж не хочет донашивать, вот мне и достался.
      Тут Петр Сергеич улыбнулся:
      - А! Так вот почему вы решили, что я с деньгами!
      - Да, мы так решили, - вежливо улыбнулся обаятельный служащий. - Что ж, если вам не нужны ни веники, ни тараканы, то можем вам дать справку.
      - Справку?! Какую?! - оживился сосед Петра Сергеича.
      - Какую захотите.
      Допустим, вам СОБЕС выделил в 1947 году пятьдесят рублей, а тут вам выдадут справку, что таких денег вам никто не давал.
      Вы развелись три раза, а тут дадут бумагу, что только два. Если вы жили с Марией Семеновной, получите документ, что с Марией Петровной.
      У вас стаж - пятнадцать лет, а мы нарисуем двадцать пять.
      Или вам понадобилось приватизировать жену на неопределенный срок.
      Или деприватизировать тещу, чтоб убрать ее с глаз долой.
      Такие вот важные справки.
      Потому тут и вечная давка.
      
      - А мне как раз нужна справка, - тут глаза Петра Сергеича загорелись, - что мой сын сильно пострадал. Он родился в 1984 году рядом с чернобыльской атомной станцией. Мы после аварии не сразу уехали, я его в коляске вывозил.
      - Может, и мне самому удастся получить справку чернобыльца, - многозначительно добавил он.
      - А вы еще ее не получили? - служащий изобразил удивление.
      - Нет. Я ведь удрал, хоть и не сразу. Всё смотрел, как другие работают, а сам в это время паковался.
      - Статуса чернобыльца, - сказал представитель, подумав, - видно, уже не дадут, зато получите статус страдальца.
      - Есть такой статус?! - ахнул от радости Петр Сергеич.
      - Представьте себе, да! С доплатой к пенсии. Так что становитесь в очередь! Вам обязательно дадут.
      - Вы уверены?
      - Конечно. Вставайте, но помните, что это нелегко: вам придется стоять три дня и три ночи.
      - Я понимаю! Мне бы только день простоять да ночь продержаться.
      - Именно так.
      
      Когда служащий ушел, сосед по очереди сказал, грустно вздохнув:
      - У вас прямо на роже написано, что вас всю жизнь метелили, - так что вам быстро справку дадут. Меня-то вот годами мурыжат. Как вам повезло: вы похожи на доходягу! А мне так прямо и говорят: 'А ты, жирная морда, на что надеешься?'.
      И все равно, я - выстою! Кстати, вы знаете, что доплата от государства небольшая? Всего каких-нибудь рублей сто.
      - Мне главное не доплата, - сказал Петр Сергеич, - а чтоб на душе хорошо было.
      - Серьезно? Тогда вы не зря встали в очередь.
      
      - Итак, вот вам документ, удостоверяющий ваш статус страдальца. Так что заходите еще! И помните: только наша фирма сможет вам выдать такую справку.
      - Просто не знаю, как вас и благодарить.
      - Компания интересуется - просто для статистики - зачем вам эта справка? Доплата - совсем ничего!
      - Мне важен принцип! Зато теперь я точно знаю, что страдал. А до встречи с вами я только догадывался.
      Я-то всегда хотел счастья. Вот вы мне дали справку, что я несчастлив, - и мне стало легче. Теперь и мечтать не буду.
      Вы себе не представляете, насколько это улучшит отношения с женой! Она-то мне всю жизнь говорила: 'Чего ты несчастненьким прикидываешься? Иди, вкалывай, скотина!'.
      - Как вы не понимаете! - Петр Сергеич не на шутку размечтался. - Справка, она нужна для души. Со справкой мне жить как-то легче. Потом, это пробудит сочувствие в жене. А то она часто меня спрашивает: 'И что ты за дурачок такой?'. А теперь она поймет: я потому и дурачок, что слишком много страдал. Так что ваша справка - это очень важно.
      - Всего доброго. Заходите.
      - Спасибо большое.
      
      - Заходите! Что вы стоите в дверях? Как вас звать?! Вы, кажется, недавно у нас были.
      - Ну, 'недавно' - сильно сказано: три года назад. Вот и сына привел.
      - Хорошо. Напомните, как вас зовут.
      - Трухачёв Петр Сергеич.
      - Помню, помню. Зачем сына привели?
      - Дело в том, что он родился рядом с чернобыльской атомной станцией, сильно пострадал, когда я его в люльке вывозил. Я уже оформил справку, что я пострадал, а теперь хорошо бы и документ на сына.
      - Это можно. Как звать-то парнишку?
      - Витя.
      - Что, Витя, ты помнишь, как это было?
      - Конечно, - подтвердил детина. - Еще бы атомный взрыв не помнить! Хоть и был совсем маленьким. Это такое ощущение, будто сапожищем по роже хряснули.
      Конечно, тогда я так этого не понимал, зато сейчас это ясно до конца.
      - Серьезно?! Такой впечатлительный мальчик?
      - Да, - подтвердил парнюга. - Так оно и было. Хоть мне был всего один год, я всё, как сейчас, помню.
      
      - Что ж, справку дадим. Как хорошо, что вы, Петр Сергеич, пришли с сыном! Нам очень нравятся эти семейные заезды. Вот вас не было, а за это время произошло много нового, - причем очень позитивного! Теперь за статус страдальца от федерального правительства дают уже двести рублей. Двести рублей и - пендель.
      - 'Пендель'? А что это такое?
      - Это тот же самый поджопник, но в несколько изысканной форме.
      - 'Изысканной' - это как?
      - Как?! Да очень интересно.
      Знаете, в чем новая специфика? Теперь и просить не надо: и так поддадут.
      Но самое хорошее, что поддаст очень интересный человек.
      - Чем он так уж интересен? - недоверчиво спросил Петр Сергеич.
      - Это дама.
      - Дама? - удивлению пенсионера не было конца.
      - Да, дама. Да еще какая дама! Специально взяли на полставки. Очень интересный человек. Чтоб только посмотреть на нее, иные из Америки прилетают.
      - Вот оно что!
      - Да, так. Двести рублей - от федерального правительства, а пендель - тот уже от местных властей. Можете хоть сейчас получить.
      Мне кажется, вы как-то не уверены!
      - Да, - замялся Петр Сергеич. - Знаете...
      - Что ж тут плохого? Вам полагается не какой-нибудь, а государственный поджопник.
      Придет время - и вам дадут медаль, - а пока извольте получить то, что полагается. У нас - по заслугам. Так решила родина.
      Поймите, и поджопник, и медаль - награды Родины; правда, они разного уровня.
      Если подумать, поджопник - та же медаль, только с другой стороны.
      - Двести рублей - это приятно, - согласился Петр Сергеич, - но зачем же, как вы говорите, 'пендель'? Лучше получу в другой раз.
      - Батюшка Петр Сергеич! Весь мир мечтает пообщаться с этой прекрасной дамой, а вы сопротивляетесь!
      Если б вы узнали, какой это интересный человек, вы сами бы тот пендель попросили! Это ведь очень красивая женщина.
      - Так пусть одна меня обнимет! А то только наподдаст.
      - Что делать! Если это ее работа. Каждый делает, что умеет. Она долго училась, кончила соответствующую Академию и к нам попала не как-нибудь, а по конкурсу. Это профессионал высокого класса.
      - Интересно! Какой же факультет она закончила?
      - Спецледи. Леди по особым поручениям. Может из пулемета пулять, из пистолета-автомата, бундельревольвера, - а может и просто поддать.
      - Каким еще типом оружия она владеет?
      - Сведуща в пушках, навесных и зенитных орудиях, не испугается и станкового пулемета.
      Мы бы взяли ее в охранники, но дорого, зараза, запросила: коли ее взять в штат, то пришлось бы поставить на полную ставку.
      Откуда у нас такие деньги? Вот и предпочитаем внештатников. По договору. Экономим. Что поделать.
      - Пендель по договору!
      - А что вы хотите? Мы не можем себе позволить большого штата: мы - не в Лас Вегасе.
      Ну, так что? Неужели у вас нет желания познакомиться с этой очаровательной женщиной? О ней кто только не мечтает!
      - Только не сегодня. Если честно, я бы хотел однажды оказаться в объятьях этой женщины, - а получу поджопник!
      - Вы уже это говорили! Простите, но она делает то, за что ей платят. Ей, что же, умереть с голоду? Фактически вы предлагаете пойти ей на панель, а ведь это специалист высокого уровня.
      - Она вот поддаст, - закручинился Петр Сергеич, - а я улечу незнамо, куда.
      - Ну, слишком далеко вы не улетите! Подумайте, как торжественно это будет выглядеть: она специально прилетит!
      Вот ее сейчас нет, а если надо, она сразу воплотится.
      Ради вас.
      - Откуда прилетит?
      - Она живет сейчас на Багамах: охраняет кого надо. Работает почти бесплатно, зато стаж идет!
      - Сколько ж вы ей платите за пендель?
      - Десять тысяч.
      - Ей - десять кусков, а мне - двести рублей?
      - Да. Конечно, на поджопник тут еще есть кандидаты, не только вы.
      Так работают наши договорники. Не за бесплатно. Подумайте, сколько мы боролись с местными властями за право получить лицензию на такой роскошный поджопник! Долго искали, кому дать на лапу, помогли ему купить иномарку. Ну, вы же сами знаете, как это делается!
      - Да ей лететь с Багамов сюда - эти десять тысяч!
      - Летает она бесплатно: за казенный счет. Почему бы вам не увидеть в ней человека? Дайте этому человеку заработать! Мы ведь не можем заплатить ей только за то, что ее уважаем. Она же не виновата, что у нее такая деликатная работа.
      
      - Нет! - решительно возразил Петр Сергеич. - Простите, мне нравится ваш уровень обслуживания, - но почему же столько грубости? Утром прихожу, встаю, как все, в очередь, а охранник мне говорит: 'Вон отсюда, сволочь!'. И охранник - здоровила. Такой жахнет по башке - и дух вон.
      - Уж какого наймут! - посетовал служащий. - Извините, но охрана у нас не наша, а межведомственная; тут уж мы ничего не можем поделать. Бывают грубые люди! Бывают, - но не в нашей организации!
      
      - А вообще-то, - служащий явно впал в экстаз, - вы просто не знаете, какие люди тут работают!
      А как узнаете, будете плакать от счастья.
      Вы вот возьмите, к примеру, Пенькова Владимира Валерьяновича. У него и борода клинышком, и очки носит. Какой это культурный, тонкий человек! Кончил два ВУЗа, преодолел три жены, защитил диссертацию по справковедению.
      Да такой человек украсит любое учреждение, любое! На него смотришь и любуешься. Если хотите получить справку на вашего мальчика, идите прямо к нему!
      - А как его найти?
      - А как увидите человека, что ступает величаво, так прямо и подходите: это - он.
      А Людоедов Семен Архарович? Это ж какой человечище! Где еще вы найдете таких людей?
      
      Когда он пробирался по узкому коридору, к нему подошел охранник. Он виновато улыбался:
      - Вы - Петр Сергеич?
      - Да, это я.
      - Простите, дорогой Петр Сергеич, - охранник грустно улыбнулся, - но это входит в нашу работу: каждые полчаса мы обязаны говорить 'Вон отсюда, сволочи'. Как начальник приказал, так я и делаю.
      Иначе меня лишат премиальных.
      
      Через полчаса Петр Сергеич обиженно выговаривал чиновнику:
      - Знаете, Владимир Валерьянович болен, а другой ваш сотрудник Захария Горынович не дает справку моему сыну!
      - А вы когда-нибудь пробовали понять его душу? Вы найдите путь к его сердцу - и сразу справочку получите!
      - Простите, но я уже хожу полгода!
      - Ничего не поделаешь. Тут все годами ходят! Вам нужна справка? Нужна. Вот вы и ходите. Вы хоть узнали, как его фамилия?
      - Откуда мне знать?
      - Это Терпигорев. Захария Горынович Терпигорев. Если б вы знали, как много он страдал!
      Но есть еще одна важная черта в его характере: это гуманист уже в пятом поколении, - а потому всегда пьяный.
      - Мне только и нужно, что печать в левом углу, внизу.
      - Вот именно! Захария Горынович и поставит вам эту печать. Только он-то и поставит, больше никто.
      
      - Петр Сергеич, дорогой вы наш! Вы уж для меня совсем свой, так я решаюсь вам прямо советовать. Вы хоть попробовали сказать ему что-нибудь ласковое?! Конечно, нельзя сказать 'Захарушка': так говорим только мы, сотрудники, - а вы скажите 'Дорогой вы мой, Захария Горынович' или 'Хороший вы мой, Захария Горынович'.
      - Но почему он 'Захария'? Откуда этот возвышенный стиль?
      - А как же! Тут нужен библейский стиль, когда речь идет о нашем сотруднике.
      - А почему 'Горынович'? - полюбопытствовал Петр Сергеич. - У него что, отец - Змей Горыныч?
      - Да. Представьте себе! Такой интересный человек. Змей Горыныч по пьянке кого-то трахнул - вот наш дорогой Захария Горынович и получился.
      Он не только сын известного персонажа русских сказок, а значит, входит в сонм небожителей, но еще и мужчина изумительной души и высоких порывов. Это такой интересный человек, что у нас всех просто волосы дыбом.
      Как хорошо, что второго такого вы, слава богу, не встретите.
      К счастью, таких людей больше уже не будет.
      
      - Он страшно этим гордится своим отцом. Ведь что вы думаете? Какой ни запойный Змей Горыныч, а звезда двухсотсерийного сериала 'Сексуальная жизнь бомжей'.
      - А как же его хвост?
      - Прогресс берет свое: и хвост - не такой, как раньше! Хвост цивилизовался вместе с ним: уже давно - на кнопочках. Долго он прятал его в футляр от контрабаса: маскируется под музыканта. А потом и хвост продал в музей Дарвина. Съездите туда, посмотрите, как красиво он свешивается.
      
      - А по существу, не все ли равно, кто у него родственник: змей или тигр, или еще кто? Нам лишь бы хорошо работал.
      Вы уже поняли, почему он назван 'Захарией'?
      - Как библейский пророк!
      - Вот именно! А почему 'Владимир Валерьянович' - не догадались?
      - Владимир - киевский князь!
      - Вот именно, Петр Сергеич, вот именно!
      Да, такие у нас люди...
      
      - Я понимаю, но мне-то что делать?
      - Да как 'что'? А вы подкатитесь к нему с лаской! 'Так, мол, и так, дорогой вы мой, Захар Горынович!'.
      Вот это будет по-человечески!
      Что вы его боитесь? Это интересный, красивый человек. Тогда он вам поможет.
      Что ж вы так, Петр Сергеич? Привыкли видеть в чиновниках каких-то бездушных роботов! Будто мы и не люди. У него, между прочим, два высших образования: кулинарное и железнодорожное. А уж сколько он жен претерпел, этого никто не знает.
      - Наверно, три, - подсказал прислушавшийся посетитель.
      - Почему три?
      - У вас так полагается: у каждого сотрудника по несколько дипломов и жен.
      - Вы правильно догадались. А как же! Конечно. Других и не берем: такая трудная служба.
      Одна вон до сих пор за ним с кочергой бегает.
      Придет, встанет в проходе и орет:
      - Дайте мне моего Захарку! Накостыляю гада!
      
      - Да что нам его жёны! Нам важнее, что он кулинар славный! Иной праздник, бывает, и нам пирожков напечет. И такие вкусные получаются, что хоть на продажу. Ей-богу, теперь ждем всех праздников, а раньше со скуки не знали, что и делать.
      Но очень ему льстить не надо.
      Нельзя, к примеру, сказать:
      - Батюшка ты наш, свет Горынович!
      И не то, чтобы он оскорбился, но он будет долго думать, что же это значит.
      Помните, в России добрая половина Ивановых - это все Горнычевичи!
      - Такой озорник?
      - Да. Можете себе представить, как много он работает!
      Сколько он сделал для повышения рождаемости в нашем дорогом отечестве!
      Как не оценить такого человека?
      
      - Захар Горынович! Пожалуйста. Я прошу вас.
      - Вы что, по-человечески не понимаете?! - господин в пенсне отпрянул и не по-человечьи рыкнул. В его очах загорелся недобрый огонь. - Печать надо в правом углу, а вам поставили в левом! Зайдите в первый подотдел к Зое Анатольевне!
      
      - Зоя Анатольевна!
      - Я знаю свою фамилию! - дама на всякий случай мрачно зыркнула: мол, построжиться не помешает. - Я же вам говорила: нужна еще одна подпись. С этого бока, - она недовольно ткнула пальцем в справку.
      - А что это у вас тут написано? - грозно спросила она. - И все подписи почему-то неразборчиво! А тут что? Написано 'Казел'.
      А тут что за подпись? 'Дураки вы все'. Такого сотрудника у нас нет. Чья же это подпись?
      - Простите, это мой внук-второклассник. Ему двойку поставили, вот он и обиделся на весь свет. Наверно, он хотел написать, что учитель - козел.
      - И как это его угораздило? Теперь вам опять придется съездить в наш вологодский филиал. А вот тут видно, что на документ ставили стакан с чаем.
      
      - Простите, господа, но мы закрываемся! Освободите помещение!
      Толпа недовольно загудела, иные горько плакали.
      - Что будем делать? О, печаль, горе лютое!
      - Фирма закрывается на холода. Господа, приходите весной!
      - Как вы сказали?!
      - Повторяю: до весны мы ударяемся в бега.
      Мы хорошо знаем, что вы собрались со всего света: и из Австралии, и из Новой Зеландии, Штатов, Европы, Тьмутаракани. Тут есть господин из соседнего дома, а есть и наш уважаемый космонавт, только вернувшийся с Луны. И все равно, мы должны закрыться. Из-за недостатка финансовых средств.
      Поднялась новая волна плача.
      - Отцы вы наши! На кого же вы нас покидаете?
      - Как вы можете закрыться, если мы вас любим?
      - Я летела сюда с пятью пересадками!
      
      Служащий подошел к Трухачеву и ласково молвил:
      - Ничего не поделаешь, Петр Сергеич! Мы закрываемся.
      - Но я целый год стоял к Василию Петровичу.
      - А какой это Василий Петрович? У нас их три.
      - Василий Петрович Мухоморов.
      - Это наш лучший работник. Тут все на нем держится. Что с ним случись - вся работа остановится.
      - Но я целый год стоял к нему в очереди!
      - Нет! - отозвался один из очереди. - Вас тут не стояло; я точно знаю. Так что стойте - и не дергайтесь.
      - Что поделать? - посетовал работник фирмы. - Не вы один стоите. Люди тоже стоят.
      
      И тут же обратился к Петру Сергеичу:
      - Отойдем в сторонку: нас слышат.
      - Я уже поседел, бегая за этой справкой.
      - Что ж, годы идут, никто из нас не молодеет, - понимающе вздохнул служащий. - Ваша справка в центральном офисе.
      - А нельзя ее получить? Я на этот раз пришел с внуком. Смотрите, какой у меня хорошенький внучек! Ему тоже нужна справка.
      - Как я вас понимаю! Вот смотрю на вас - и прямо слезы из глаз. Но чем я могу помочь?
      - Посоветуйте, как быть. Я замучился. Где ваш офис?
      - Простите, но я не уполномочен давать советы.
      - Я вас умоляю!
      - Хорошо! Попробуйте обратиться прямо к заму шефа. Так у нас не принято, но для постоянных клиентов мы делаем исключения. Вот он.
      
      - Скажите, а не вы - руководитель этого достойного учреждения? - Петр Сергеич на всякий случай повысил служащего в должности.
      - Да, это я, - чуть не равнодушно ответил человек самого простого вида.
      Встретив такого на улице, вы бы заметили только его пальто.
      - А я - Петр Сергеич, ваш постоянный клиент последние двадцать лет.
      - Дорогой вы наш Петр Сергеич! - неожиданно преобразился тот. - Мы вас хорошо знаем. Что у вас за вопрос?
      - Где ваш центральный офис? Мне могут выдать нужную справку только там.
      - Я вам сообщу, где, но помните, что с этой конфиденциальной информацией надо обращаться осторожно.
      - Я обещаю.
      - Хорошо. Значит, так: пойдете туда, не знаю куда; найдете то, не знаю, что.
      - Ух! Даже голова закружилась, - посетовал Петр Сергеич. - Нельзя поточнее?
      - Да ничего страшного! - сказал чиновник. - Это не так далеко отсюда.
      Запомните хорошенько ваш путь! Вы едете до конечной остановки автобуса, а там на маршрутке до деревни Заковыкино.
      - Да такой и деревни-то нет! - сказал Петр Сергеич.
      - Вы поедете - и найдете эту деревню! - посоветовал служащий. - Да, ее нет, но вы-то ее найдете!
      - А точнее вы не знаете? - настаивал Петр Сергеич.
      - Точнее? - задумался чиновник. - За околицей.
      - А еще точнее?
      - Если еще точнее, х-й его знает.
      Да вы много не думайте, а просто поезжайте - и приедете. За покосившейся вывеской деревни триста метров идете вправо, в поле. Увидите избу, что дрожит под ветром. Когда пойдете к ней, вам навстречу выйдет человек и плюнет в морду.
      - Но за что? - возмутился было Петр Сергеич.
      - Что же вы удивляетесь? Это наш человек, - служащий даже обиделся.
      - Все равно, мне обидно.
      - Ну, как же вы не понимаете! - обиделся представитель фирмы. - Вам плюнут в рожу не потому, что к вам плохо относятся, - а потому, что так принято. Ну! Разве вас это не утешает?
      Мне вот если с утра никто не поддаст, так и жизнь не в радость.
      - Утешает, - согласился Петр Сергеич.
      - Вот и хорошо. Будете проходить мимо стога сена, на вас выскочит Полкаша, попытается разорвать вам штаны, - но вы строго скажите: 'Мне - к дедушке!'. Он виновато опустит башку - и вы пройдете.
      Потом к вам подойдет Степан Порфирьевич с автоматом - он-то и проводит вас до избушки! Это и есть наш офис. Там все сразу и получите.
      
      
      Вторая глава
      
      
      - Кто таков? - Степан Порфирьевич на всякий случай наставил 'Калашникова' прямо на подошедшего.
      - Здравствуйте. Трухачёв Петр Сергеич.
      - Здорово, коли не шутишь.
      - Я только хотел спросить, как вас звать.
      - Меня? Я - дедушка Степан, но вы зовите просто 'дедушкой'.
      - Вы случайно не Степан Порфирьевич?
      - Конечно, он самый.
      - Странно! Простите, но вы руководитель или сотрудник?
      - Да какой я 'руководитель' или там 'сотрудник'! Тут в лесу и званий-то таких нет. Забудьте их. Я просто человек. Я тут всегда. Собственно, тут и живу.
      - Но это - фирма?
      - Конечно.
      - А где же ваш офис? - Петр Сергеич не верил своим глазам.
      - Да вот.
      - Почему вы назвали эту избушку 'офисом'?
      - Во-первых, это не простая избушка, а на курьих ножках.
      - Что за шутки?
      - Да не шутки, а всемирно известный бренд, - поправил дедушка. - А назвали офисом просто потому, что так принято.
      - Почему ваш 'офис' так неудобно расположен?
      - Неудобно?! Как раз, очень даже удобно. Смотрите сами: за избой - болото, - а на проселочной дороге у нас свой человек на стреме. Как видит налоговую полицию, свистнет. Он-то вам в рожу и плюнул.
      Как свистнет, мы - нотбуки подмышку и ховаемся в болото. У нас уже и шалаши на болоте оборудованы.
      - Мне рассказывал ваш шеф: нет денег на офис в центре Москвы.
      - Конечно, нет. У честных людей их никогда нет. Вот и приходится обосновываться в лесу.
      - И надолго?
      - Насколько надо. Я тут всю жизнь. И на пенсию вышел сюда же. Тут уж и питаемся, чем бог пошлет: ягодой, грибочками. Еще один офис у нас был под Воронежем, в деревне Худяково. Когда ее затопило, пришлось перенести и тот офис сюда, на северо-запад России.
      - Надо же! А кто ваш шеф?
      - Так много вам знать не нужно. Да и зачем?! Справку вы и так получите. Вы ведь за справкой?
      - Конечно.
      Но Петр Сергеич решился спросить еще раз:
      - Простите, мне просто интересно. У меня вся жизнь связана с вашей фирмой.
      - Ладно! Так уж и быть, скажу. Шеф прилетит к вечеру.
      - Прилетит? - изумился Петр Сергеич.
      - А что вы удивляетесь? Конечно, тут у нас на болоте есть свой аэродромчик, есть и ликероводочный заводик. Небольшие: только для души.
      Вы что, хотите непременно шефа увидеть?
      - Конечно.
      - Что ж! - сказал дедушка. - Раз уж вы такой любопытный, можете остаться.
      
      - Обязательно останусь, но хотелось бы помыться и перекусить. У вас тут нет туалета?
      - А зачем он вам? Пописать можете в лесу. Вымойте лицо и руки росой - так здоровее. Из еды - пожалуйста, ягоды. Тут растет голубика и клюква, так что мы и не предлагаем никаких кофиев клиентам. Заходите да ешьте.
      Что тут мудреного?
      Простите, но у нас тут особых рестораций не предусмотрено! Официантов нетути. Самообслуживание.
      Так будете ждать шефа?
      - Буду.
      - Хорошо. Пока можете расположиться в шалаше. А шефа вы узнаете сразу! Ближе к вечеру поднимется ветер, завоют волки, забрешут собаки - это и значит, что шеф прибыл.
      
      - Я мог бы с ним поговорить?
      - Почему нет? - удивился дедушка. - Запомните, как ее звать - да и все. Прямо подходите, так, мол, и так.
      - Так это женщина?!
      - Конечно. И еще какая женщина! Это вам не какая-нибудь дамчатушка из подкомитета! Лидия Владимировна Костеногова. Ее девическая фамилия, кажется, Бабаягова. Очень интересная женщина! Бабец изумительной красы.
      Мужики ее столько же боятся, сколько и любят.
      - Кто знает? - тут дедушка задумался. - Может, и возьмет вас на испытательный срок. Это если уж очень понравитесь.
      - А пока что, - попросил Степан Порфирьевич, - возьмите вашу справочку. Это не так легко, как кажется, но вы постарайтесь: она завалилась за печь.
      
      - За печь?! Но почему? - спросил Петр Сергеич.
      - Сами видите, места мало. Тут сканер, там принтер, на печи - передатчик.
      - Передатчик?
      - А что вы думаете! Так и работает со времен Второй Мировой. Выходим на связь в условленное время, чтоб не запеленговали. Лезьте за печь!
      
      - Да как же мне достать справку?
      Он стоял перед огромной печью и даже боялся к ней приблизиться: настолько внушительно она выглядела.
      - Простите, но это уже не наша работа, - возразил дедушка. - Имейте почтение к моему возрасту.
      - Справка за печью! - возмущенно сказал Петр Сергеич.
      - Вот именно! Достаньте сами. Да лезьте! Не бойтесь.
      - Мне никак!
      - А вы не бойтесь. Я вас подержу за ноги.
      Вот так.
      
      - Кстати, нет ли там золотого колечка Лидии Владимировны? Она захороводила было олигарха. Думали, нашли крышу, - а он куда-то удрал. А когда влюбилась в космонавта, чуть в космос не слетали: всей фирмой.
      - Простите, пока ничего не вижу, - донесся голос Петра Сергеича. - Уткнулся мордой в какие-то бумаги.
      - Это наши документы, - строго сказал дедушка.
      - Мордой-то уткнулись, а руками-то шарьте! - наставительно посоветовал он.
      
      - Почему все бумаги в подсолнечном масле?
      - Что ж, значит, на них пекли блины. Что ж, нам умереть с голоду, что ли? Это только первый слой. Давайте, опущу вас поглубже.
      - Опускайте, только осторожно. Я все время мордой на что-то натыкаюсь.
      Что это за папка? Вся перекручена. Всю рожу исколола!
      - Это ценные документы: о создании нью-йоркского филиала.
      - Все это хорошо, - глухо отозвался Петр Сергеич, - но где тут моя справка?
      - Это найдете легко, - рассудительно ответил Степан Порфирьевич.
      - Почему?
      - Она плохо пахнет.
      - Почему она плохо пахнет? - обиделся было Петр Сергеич.
      - Ее использовали по назначению.
      - Что это значит?
      - Это трудно объяснимый технический термин. Нашли?
      - Я нашел кольцо!
      - Ну, Петр Сергеич, вот уж с чем искренне вас поздравляю. Конечно, неудобно висеть вниз головой, зато как обрадуется Лидия Владимировна!
      Нет там случайно брачного контракта? Такая синенькая бумажка с золотыми буквами.
      - Я нашел мою справку!
      - Ищите бумажку! Она должна светиться, - подсказал дедушка. - Она пропитана специальным составом.
      - У меня справка в руке, а кольцо схватил зубами. А вот и бумага!!
      - Здорово! Держитесь! Я тащу вас наверх! Явно понравитесь шефу.
      - Но тут еще много чего, Степан Порфирьевич!
      - Плюньте! Опустим кого другого в другой раз. Я тащу вас обратно! Только не дергайте ногой. Еще чуть-чуть! Ррраз! Готово.
      
      Петр Сергеич, очумелый от испытания, весь в саже, тем не менее, радостный, стоял, пошатываясь, у печи.
      - Держитесь, держитесь! - подбодрил его дедушка. - Вот вы и со справкой. А кольцо и контракт отдадите Лидии Владимировне.
      С олигархом-то обвенчалась, а потом в сердцах кольцо бросила за печку.
      Просто не знаю, как вас и благодарить.
      Ну, а теперь располагайтесь. Давайте-ка шарахнем по стакану.
      - А закусь?
      - Тушенка и огурцы наготове.
      Дедушка довольно крякнул.
      - Без вас я уже собирался пить чай. Видите мою кружку?
      - Да. Я бы предпочел из стакана.
      - Да стаканы-то все вышли! Только и остались, что кружки. У меня, дорогой Петр Сергеич, особенная кружка: она прошла всю войну! Вы не подумайте: она не грязная.
      - Да?! - Петр Сергеич, сомневаясь, покачал головой. - Очень интересно. Вы на самом деле всегда здесь жили?
      - Всегда, - ответил дедушка. - Вернее, последние шестьдесят пять лет: сначала партизанил, после войны, пока деревенька не захирела, жил, - а уж после перестройки я тут на должности.
      - Зачем же вы тут жили, Степан Порфирьевич?
      - А ведь я - многоженец. Живу с волками на болоте, а захочу отдохнуть - женюсь. Так вот женился да женился, бегал да бегал от жен, пока не нашел эту работу.
      - Больше не женитесь?
      - Нет, - ответил дедушка. - Теперь люблю начальство. Видите! Хоть поздно, а догадался.
      - Кого это? - удивленно спросил Петр Сергеич. - Лидию Владимировну?
      - Да. Как и вы. Разве нет?
      Петр Сергеич, подумав, согласился:
      - Кажется, да! Я ее никогда не видел, а почему-то кажется, что уже люблю.
      - Вот видите! Значит, много шансов, что вы сможете у нас работать.
      - Чудеса!
      
      Но тут Петр Сергеич изменил тему:
      - Но зачем вы столько раз женились? Зачем выбрали столь трудную судьбу?
      - Что верно, то верно. Возьму, немножко подженюсь, все, вроде, идет неплохо, - но вот она давай кочевряжиться: и то не так, и сё не этак. Короче, мол, давай мне золотую рыбку. Ну, думаю, лучше с медведем обниматься, чем с такой вот заразой.
      Так вот мучился, пока не встретил Лидию Владимировну. Трудоустроила, а какой человек, так и не сказать.
      Вот полюбил начальство - и так хорошо на душе стало! Что ж, хоть поздно, да осенило!
      Будете жить здесь! Зимой нашу избушку заносит снегом, тут живут тут только Полкан, да я. Шеф мне оставляет мешок костей, я их варю. Что сам не съем, отдам Полкану. Так и живем.
      - А где другие сотрудники?
      - Все на зиму разбегаются кто куда.
      - Ударяетесь в бега?!
      - Да! А что нам еще делать? Ведь мы же честные люди.
      
      Где-то таинственно запиликало.
      Дедушка выхватил из-под фуфайки мобильник и рявкнул:
      - Чего? Открыл ворд, едрит твою мать?
      Дедушка долго кого-то костерил, а, кончив говорить, глубоко вздохнул:
      - Хорошо, в ворде разбираюсь, а то бы нам кранты.
      Он произнес это задумчиво и тихо, а потом в большой печали сел на прохудившуюся шапку-ушанку.
      - Опять завис главный компьютер. Мы его возим из города в город, чтоб не засекли базу данных.
      Что ж, Петр Сергеич, везучий вы человек! Взяли да и нашли важные доку'менты.
      - Спасибо большое. Пока что побегу на болото! Поищу туалет.
      - Идите, Петр Сергеич, и не бойтесь потеряться: я тут с отцом в партизанском отряде эшелоны под откос пускал. Ей-богу, не бойтесь: я тут вас под землей разыщу.
      
      Попи'савши, Петр Сергеич вернулся, и они продолжили беседу о шефе.
      - А Лидии Владимировны не бойтесь: она только с виду дама грозная, - посоветовал дедушка. - А как прилетит, заляжет на печь - и все о каких-то небывалых мужиках мечтает. И уж такая интересная, что глаз не отвести. Если ей понравитесь, она вас навсегда здесь оставит.
      - Как это 'навсегда'?
      - А что? Будете работать в фирме. Нам тут рабочие руки всегда нужны. Когда Полкашку подкормить, когда печку подтопить. Оформит вас как референта или программиста. Вы ворд знаете?
      - Немножко.
      - Уж вы, Петр Сергеич, не говорите ей 'немножко'! - наставлял дедушка. - Она спросит об этом как бы невзначай, а вы случайно подойдите, возьмите ее под ручку, нежно загляните в глаза и скажите: 'Конечно, знаю!'.
      Ну, если с вордом не получится, все равно трудоустроим: дадим наган. Будете пугать, кого попросим.
      - Вы же говорили, что ваша фирма - официальная!
      - Вот именно! Если б неофициальная, дали б гранатомет. А наганов у шефа - целая коллекция, - причем все - первых лет революции. Троцкого, Керенского - всех этих ребяток.
      - Да, - задумчиво сказал дедушка. - Она многое, чего любит. Самолеты, к примеру.
      - А еще что?
      - Она любит разные типы вооружений, но больше всего - самоходные орудия, - и при этом она разделяет виды и типы вооружений.
      - Да? - воодушевился Петр Сергеич. - Значит, она способна на большое чувство!
      А раз она любит типы вооружений, значит, в ее душе есть что-то романтическое.
      Может, ее можно встретить на прогулке?
      Представляете, как было б романтично, если б случайно я повстречался Лидии Владимировне!
      Повстречался, да и понравился!!
      Она любит гулять?
      - Любит. Но она никогда не гуляет одна.
      - Но с кем же? Кто этот счастливец?
      - Она гуляет в обнимку с гранатометом. Увидит ли домик, дачку, хатку - как шарахнет! Дамы, они такие.
      
      - Что ж, Петр Сергеич, я лично буду вас готовить к встрече с шефом, ведь далеко не все женщины так просты, как хотелось бы. Одно неверное слово - и вы пропали. Будьте внимательны.
      Этот наш разговор можно назвать беседой, а можно и лекцией; как вам угодно.
      Главное, помните, что Лидия Владимировна, хоть и записана в 'нечистую силу', на самом деле, дама, но - дама с большими особенностями.
      - То, что она дама, я понял еще в детстве. Неужели она так сурова?
      - Да. И при этом - чудо красоты. Один раз увидишь - потом всю жизнь не очухаться. Постарайтесь не упасть в обморок пред этим идеалом красоты. О, как хотелось бы хоть немножко б отдохнуть в ее объятьях!
      - Что-то особенное?
      - Как же-с! С утра рожу драит, пока не заблестит, как паркет, а для имиджа в каждую ноздрю ее заставили вставить по бриллиантику.
      - Кто заставил?
      - Общественное мнение.
      - Поразительно! Неужели давление общественности может быть столь большим? - подивился Петр Сергеич.
      - А вы думаете! Что скажут, то и сделаешь. Никуда не денешься. Хорошо, хоть на попе не заставили нужную татуировку сделать.
      
      - Как же она стала красавицей? - с любопытством спросил Петр Сергеич. - Судя по описаниям, просто глянуть страшно.
      - Ну, про эти сказки забудьте, - дедушка усмехнулся. - Да как стала? Известное дело: все решает техника. Какую рожу в Америке заказала, такую и сделали. Деньжищам счету нет.
      - Нет ли у нее каких слабостей?
      - Вот! Вам так все секреты и выложи! - посетовал Степан Порфирьевич. - У дам секретов много. Что ж, рассказать вам, что ли?
      - Конечно, рассказать! - взмолился Петр Сергеич.
      - Ну, а..., - дедушка замялся.
      - Да что такое? Говорите прямо.
      - Представляете, каково мне тут зимовать! Короче, многого не прошу: ящик водки. Чтоб мне тут особо не грустить.
      - Ящик?
      - Да, ящик. Поймите, Петр Сергеич, меня правильно: я ввожу вас в оглобли, - а ведь дело это муторное.
      - Договорились. Почему водки? Это единственная ваша слабость?
      - Не единственная, но в нашем лесу это настоящая валюта.
      
      - Хорошо! Так какие у нее слабости? - спросил Петр Сергеич.
      - Главная ее слабость такая: любит прокатиться с ветерком.
      - Покатаю на такси. Это я умею, - обрадовался было Петр Сергеич.
      - Нет, - возразил дедушка. - Низкий полет фантазии. Слишком низкий. Берите выше.
      - На самолете.
      - Нет, Петр Сергеич! Думайте.
      - На санках.
      - Да что ж это такое! Нет, дорогой Петр Сергеич: она любит покататься на танке.
      - Ну, это слишком! На такси или сводить в ресторан - это я могу, но на танке! Это уж слишком.
      - Как я вам советую, так и сделайте. Покатайте на танке и непременно дайте пострелять.
      Обязательно чтоб полный боекомплект.
      Способ проверенный.
      Иначе к ее сердцу не пробиться.
      - Что ж, мне танк ей подарить, что ли?
      -Дарить не нужно: хранить негде. Так ведь и статью схлопотать недолго. А ты покатай!
      - Покатать на танке! Ей нужен муж - генерал танковой дивизии.
      - Ну, не так это и страшно! - усмехнулся дедушка. - Тут в десяти километрах есть воинская часть, там уже все уже знают, что есть такая Лидия Владимировна, дама со слабостями. К тому же, начальник части только что купил БМВ, ему деньги нужны. За пару тысяч баксов даст на день и танк, и боекомплект.
      Что поделать, если дама любит пострелять. В окрестностях много брошенных деревень, и одну из них она непременно должна спалить, расстрелять, раскатать по бревнышку.
      - Чудеса!
      - А вы как думали? - дедушка даже удивился. - Да, столь причудлива душа современной женщины: ей надо порезвиться, пострелять, поозорничать, - а иначе ей и жизнь не в радость.
      И так ее это утешает! И плачет, и смеется, и лепечет, как ребенок. Если б мы, мужчины, могли так ее радовать! Увы и ах. Фига!
      - И на самом деле, - горестно вздохнул Петр Сергеич, - так много мы не можем дать. Вот они, радости простых русских женщин! У нас нет никаких шансов понравиться.
      
      - Значит, лицо ее прекрасно, а грудь - какую грудь решила себе нарисовать? - полюбопытствовал Петр Сергеич. - Колесом?
      - Нет, - признался дедушка. - Если одним словом, у нее грудь такая, какая надо.
      Прежде были проблемы!
      Что ни утро, едем в магазин за бюстом.
      Иной раз прямо продавщицу попросит:
      - 'Что-то я сегодня не в духе, дайте мне, пожалуйста, бюстик поскромнее'.
      Пока японцы не помогли, весь сарай был бюстами увешан.
      Теперь - прогресс: грудь ей с утра настраивают на компьютере в фирме в зависимости от встреч, - ответил Степан Порфирьевич. - Какой размер надо, такой и поставят.
      Если попадаются какие випы, так поставит сто двадцать. Только так! Возьмет да и поставит.
      Ходит, жухарится, а кого захочет захороводить, так и случайно прижмется.
      - 'Прижмется'! Если прижмется сто двадцать, так мало не покажется.
      - Мало вы их знаете, - посетовал дедушка. - Там же грубые мужики! Им, если меньше, так ничего не почувствуют. Девяносто у них пройдет мимо рук. Ему надо, чтобы уже с утра титька придавила; иначе закочевряжится.
      - Неужели?
      - Я вам точно говорю! Если его титькой с утра хорошенько не намять, так ему и жизнь не в радость. Ходит, грустит.
      - Значит, она сама знает, какой размер ставить?
      - Конечно. Почему не знать? Ума - палата.
      
      - К примеру, она идет на встречу со мной. По своей природной скромности, она решает, зачем, мол, волновать сотрудника и - ставит грудь на нулевой режим.
      - Что это такое, Степан Порфирьевич?
      - Свесит то немногое, что есть, - вот и все. Как говорится, чем меньше повесишь, тем легче носить.
      - Но я-то хочу, чтоб меня Лидия Владимировна смутила! Я не могу ее попросить поставить девяносто?
      - Только не сразу. Упаси боже! Вот вы поработаете в фирме, а потом Лидия Владимировна сама скажет: 'Дорогой Петр Сергеич! Зайдите, пожалуйста, на минуточку после обеда'. Вы прихо'дите, а она и говорит:
      - 'Я сегодня ради вас поставила девяносто. Вы можете полежать у меня на груди, только очень не увлекайтесь. Вот решила вас немножко побаловать'.
      Полежать на груди у начальника! Можете себе представить, какое это блаженство!
      - Но это же технологическая грудь! Разве на ней так приятно поваляться?!
      - Какая-такая 'технологическая'? Очень даже приятно, уверяю вас: намягчат, как надо-ть!
      Если идет на свидание, грудь настроит так, что в нее провалишься; если на заседание, наоборот, сделает твердыми: чтоб пугать оппонентов.
      
      - Впрочем, - тут глаза у дедушки загорелись, - увеличение размера бюста - это всегда так называемое 'бизнес-решение'. Все-таки, обычно, как женщина деловая, она ставит сто двадцать.
      - Почему именно сто двадцать? Что за волшебный размер?
      - Да не волшебный он, а деловой: если сто двадцать, даму приглашают на все симпозиумы и ее грудь непременно включают в культурную программу.
      - А девяносто уже не работает?
      - Уже маловато. Сейчас такое время, что надо выставить все, что надо: иначе прохожие засмеют.
      
      - Уж на что я старый человек, а от Лидии Владимировны без ума.
      - А вас еще можно смутить, Степан Порфирьевич?
      - А почему нет? Думаю, еще можно и даже нужно.
      Не забывайте, что грудь сто двадцать более функциональна: если на конференции кто-то много спорит, какой научный оппонент, - то его проще ею прижать. Она как бы случайно придавит противника - и тогда научный спор развивается в более конструктивном русле.
      - Но почему ее везде приглашают?! Так она еще и в науке сильна?
      - А как же? По всему миру читает лекции на тему 'Гносеологические корни художественных безобразий двадцатого века'.
      
      - Хоть Лидия Владимировна и уверена, что нельзя волновать сотрудников, если не надо, но на всякий случай она все-таки нас волнует: чтоб повысить производительность труда.
      - Надо ж, какие технологии!
      - Да, дорогой вы мой Петр Сергеич. Нанотехнологии!
      А вернее, 'надо-технологии': что надо, то и висит.
      Для нас шеф обычно держит грудь опавшей, но если особенно важный вечер, она немножко может ее и подкачать.
      Это я так, к слову, а вообще, у нее далеко не все надувное. Далеко не все.
      Но это куда лучше, чем раньше: раньше ей приходилось иметь целую коллекцию бюстов!
      - Я хорошо это знаю по своей жене, - вздохнул Петр Сергеич.
      - Тоже хорошенько затарилась.
      
      - Да, - продолжал дедушка, - интересная штука - женщины! Представляете себе: Лидия Владимировна настраивает грудь как рояль. А что делать?
      Конечно, это технологический прорыв.
      Ужас, какой трудной еще недавно была жизнь этой деловой женщины: уже бегали бюсты примеривать, держали целую коллекцию съемных.
      - Да, тут уж никак! Вот и моя жена каждый вечер прячет бюст на шкаф, чтобы внучек не заиграл.
      Конечно, и мы на дому все хотели как-то усовершенствовать эту модель. Поставили шурупчики такие красивые-красивые, дымчатые, чтоб приятно мерцали. Любо-дорого. Такую грудь нельзя не полюбить.
      - Что ж, - сказал дедушка, - у вас как раз предпоследняя модель. Она уже устарела, и Лидия Владимировна лично участвовала в ее усовершенствовании: помогла с дизайном, наладила производственный процесс, да и сказала свое весомое слово в мерчендайзинге.
      - Спасибо ей за это. Я тоже такое, как у Лидии Владимировны, своей жене поставлю.
      - Да! Что тут скажешь? Если у современной женщины хоть что-то свое - это уже достижение по нашим-то временам.
      - А как называется эта последняя модель?
      - 'Гармонь'.
      - Что-то новое.
      - Да! Это я вам говорю: 'Гармонь' - последнее слово. Там у нее как бы гармошка с вделанной мелодией: при вздохе звучит 'Одинокая гармонь', при выдохе 'По долинам и по взгорьям'. Кстати, вы помните эту песню времен гражданской войны?
      И дедушка спел:
      
      По долинам и по взгорьям
      Шла дивизия вперед,
      Чтобы с боем взять Приморье,
      Белой армии оплот.
      
      - Помню.
      - Вот так-то! Поэтому когда к ней кто-то как бы случайно прижмешься, ему чудится, кто-то на баяне играет.
      
      - А остальное у нее все настоящее? - осторожно спросил Петр Сергеич.
      - Что вы имеете в виду?
      - Попа.
      - К сожалению, нет: и попа - накладная, на кнопочках.
      Оба вдруг остолбенели от ужаса. Петр Сергеич горько заплакал, да и дедушка едва крепился. Никто не решался первым нарушить горестное молчание.
      - Вот что обидно, вот о чем тоска-кручина, - тяжко вздохнул он.
      - Да! - горестно вздохнул Петр Сергеич. - Обидно, но ничего не поделаешь.
      Я как узнаю, что у кого-то попа не своя, так плачу.
      И не хочу плакать, а слезы сами текут.
      - Обидно, не обидно, но жить-то надо. Японцы ей уже обещали электронную попу, но пока технологически эту задачу не решить.
      - Почему, к примеру, нельзя на шурупах? Они ведь надежней.
      - Да поймите вы, - урезонил его дедушка, - шурупы - уже не гламур.
      - Понимаю.
      
      - А нет ли и тут прогресса какого?
      - Зачем вы так спрашиваете? - с упреком спросил дедушка.
      - Да просто я верю в прогресс.
      Дедушка рассудительно ответил:
      - Пока прогресс сказывается только в том, что она сама приноровилась прищелкивать попу на ходу. Долго этому училась. Но, вы знаете, она делает это виртуозно! Конечно, я не видел, зато слышал много раз.
      - Попа щелкает сухо, как замок? Я угадал?
      - Нет.
      - Как мелодия Моцарта?
      - Ничего подобного! - возразил дедушка. - Это и не Моцарт, и не сухой равнодушный треск, - но печальный скрип двери тюремной камеры.
      - Вы не находите это странным, Степан Порфирьевич?
      - Нет, не нахожу. Это лишний раз говорит о художественности ее натуры. Это человек с большой буквы! Главное, помните: пусть у нее попа не своя, - но человек она хороший.
      - Мне обидно, что попа не своя! - горячился Петр Сергеич. - С остальным я бы примирился легче.
      - Но сейчас никто подолгу не ходит со своей: чуть попа прохудилась, навесят новую.
      - Да, прогресс движется слишком быстро. Я понимаю, но мне все равно обидно.
      - Недаром, - продолжал дедушка, - именно она - идеал красоты всего мира. Она заслужила это звание и с гордостью его носит.
      Что ж нам-то поделать?
      Если уж мы войну прошли, то пройдем и современную женщину!
      Ей уже присвоено звание 'идеал красоты', но сейчас Лидия Владимировна борется за звание 'идеал добра и красоты'.
      Уже бы получила, если б не некоторые религиозные организации.
      
      - Попа нашей Лидии Владимировны, - воодушевился дедушка, - это краса и гордость цивилизации!
      Я не знаю, продемонстрирует ли она свою попу для вас, но для высоких гостей непременно поддевает.
      - А нам не даст посмотреть?
      - И не надейтесь! - отрезал дедушка. - Эксклюзивные показы очень редки; это должен быть человек не ниже министра.
      - Но вы-то ее видели?
      - Я? Да. Когда Васька, ее друг, прилетал.
      За литр водки дал взглянуть одним глазком. С трех метров.
      
      - Я вас предостерегаю от большой ошибки! Запомните: у Лидии Владимировны не какая-то там искусственная попа, - а такая попа, какая надо.
      Это самая нужная попа в мире!
      Она сама везде говорит, что попа для нее - самое главное.
      Ее попа - это высокотехнологичный продукт, тут вся Силиконовая долина хорошенько поработала! Эту штучку японцы мастерили! Это - продукт высочайших технологий! Вся цивилизация вложилась в эту попу.
      - Но хоть что-то она напоминает?
      - А что вы знаете о разновидностях поп?! Есть попа накладная, а есть навесная.
      Вот у вашей супруги какая попа?
      - У нее? - спросил Петр Сергеич. - У нее - своя! Я за это ее и люблю.
      - Какой вы счастливый человек!
      
      - На что похожа попа Лидии Владимировны?! - дедушка задумался. - А вы видели купола церквей? Конечно, речь идет о совсем другого рода духовности, но внешне довольно похоже.
      - Неужели из чистого золота?
      - В основе своей это металлическая конструкция, покрытая нержавеющей кованой сталью с вакуумным накоплением нитриттитана, золота и алмазной пыли. Слой золота достаточно тонкий.
      - Какое еще 'накопление'?
      - Ну, понимайте, как напыление.
      - Попа - с напылением! - восхищенно воскликнул Петр Сергеич. - Какая идея! Вот это дамы!
      - А что вы думаете? Да, и напыление: чтоб не ржавела. А как иначе? Дело тонкое.
      - А что же у нее свое? - в ужасе спросил Петр Сергеич.
      - А то, что надо-ть, то и свое, - строго ответил дедушка.
      Тут он, видимо, решил проявить характер и грозно посмотрел на собеседника:
      - Дамы лучше нас знают, что нужно. Что им надо свое, то и свое.
      
      - Как это все же грустно! - посокрушался Петр Сергеич. - Но хоть что-то свое у нее есть? Раз попа и грудь сделаны по новейшим технологиям, то, наверно, и все остальное тоже.
      - Думаю, вы ошибаетесь: у нее там много чего своего.
      - С чего вы взяли, Степан Порфирьевич?
      - Это мне подсказывает интуиция.
      - Я бы все же не доверял интуиции в столь ответственных вопросах! - посоветовал Петр Сергеич.
      - Вы что же, никогда не слышали про теорию интуитивного познания? У нас в лесу она очень распространена.
      - А что еще вам подсказывает ваша, так сказать, 'наука'?
      - К примеру, вот что, - охотно поведал дедушка, - как почуешь, что вот-вот накостыляют, так беги сломя голову.
      - Так это я и так знаю!
      - Знать-то вы знаете, но поймите нашу специфику: мы в нашем лесу подо все подводим научную базу: чтоб всем было веселей.
      
      - Знаете, какая любимая привычка у нашей дорогой Лидии Владимировны?! На ночь она вешает попу на гвоздик у печки, а грудь сжимается до мягкого кристаллического экрана.
      Все, как полагается. Все на высшем уровне.
      - Все же, если конкретно: что же у нее своего?
      - Догадайтесь с трех раз.
      - Я понял!! - воскликнул Петр Сергеич.
      - Видите! Насколько рассудительны дамы! То, что главное, у них свое, - а прочее можно заменить, подвесить, поддуть, надуть, компьютеризировать, вербализировать, наполнить музыкой и романтизмом.
      У нее только грудь звучит, а могла бы и попа заиграть на баяне!
      Раньше в самолетах говорили 'Пристегните ремни!', а теперь - 'Пристегните ремни и попы!'.
      Теперь такое говорят даже на внутренних авиарейсах.
      И все эти достижения - благодаря Лидии Владимировне!
      
      Тут дедушка погрустнел:
      - А сколько она боролась, чтоб иметь русскую, родную попу! Она могла бы использовать американское фирмы, но она решила поддержать нижнетагильский комбинат. Тамошний тип поп особо распространен в России.
      - А я ведь был в Нижнем Тагиле в командировке!
      - Тогда знаете: современный цех расположен в бывшем танковом.
      - Когда надо, делают танки, - а когда надо - попы!
      - Именно так! Правда, Лидия Владимировна хотела купить экспортный вариант этой попы. Это на сто долларов дороже, зато на двести - надежней.
      Хотела - и что вы думаете?! Не дали!
      - Почему?
      - Не производят! Прежде всего, сам российский потребитель предпочитает попы китайского изготовления: они хуже, но дешевле. Для нее, для патриотки, это - острый нож. Она считает, Лю Шао Бинь обидел ее лично: наша элита полюбила его, - а наших богатырей, наших производителей забыла. Все кинулись за мудростью к китайцам, а народное оставили только на уровне ярмарочной продажи меда.
      Вот она и осерчала, да так, что ушла в американскую политику.
      - А на родине? Ведь у нас она могла бы украсить демократическую партию!
      - На родине не лезет ни в какую партию, хоть ее зазывают все стороны. Правда, сунуться в американскую политику ей выгоднее по ее дискурсу.
      - А что это такое?
      - Есть умники, что говорят: если ты - Баба-Яга, - то полезай в свой дискурс.
      - Ну, ну! И что это такое?
      - Дискурс, - наставительно ответил дедушка, - это такое литературное стойло, куда всех персонажей поленом загоняют. Лидия Владимировна борется со своим собственным дискурсом, но понимает, что слишком-то с ним ратоборствовать не стоит.
      Ведь что получается? Как литературный персонаж, она не может игнорировать современное понимание художественности, - а тут без дискурса никуда. Квакай, как все!
      Мало того, что ей не дают поносить родную, русскую попу. Нет! Трагедия шефа еще и в том, что без такой американской попы ей не вписаться в дискурс эпохи.
      Как раньше коня вводили в оглобли, так теперь человека - в энтот самый дискурс. А куда ты выскочишь?
      Если б только это! Ее заставили признать, что она - мифологема.
      - Во, гады!
      - Да! Как говорится, сели и поехали. Ей так и объявили на научной конференции: 'Лидия Владимировна, вы - мифогема'!
      Запрягли, короче, девчатку.
      
      - Степан Порфирьевич, дорогой, но вы не объясните мне, в чем смысл искусственной попы? Я пока не могу понять ее преимуществ. Разве может искусственная попа быть сколько-то интересной?! На что же она похожа?
      - Казалось бы, это металл! Но вы не почувствуете его веса. Это такой большой, золотистый, душистый, очаровательный пряник.
      - Надо же! То есть это не нормальная, тугая попа, а бог знает что! - возмутился Петр Сергеич.
      - То-то и оно! Если б вы знали, как ей хотелось поставить себе родную русскую попу из воловьей кожи: хотя бы потому, что она наиболее устойчива в сложных ситуациях.
      Но общественное мнение оказалось против - и восстала, прежде всего, американская 'Лига Совсем Уж Свободных Женщин'.
      Нашу дорогую Лидию Владимировну заставили носить американскую попу. Ее достоинство только то, что она резонирует на диво. Представляете?
      - Вот где печаль-то! - расходился дедушка. - Мало того, что такая попа недостаточно весома - она еще и порой неожиданно вибрирует. Представьте, в какой-то ответственный момент попа вашей подруги вдруг начинает ходить ходуном! Подумать-то страшно.
      - Конечно, - согласился Степан Порфирьевич, - кнопочки не могут гарантировать безопасности. Того и гляди, как бы попа вовсе не улетела!
      Потом лови ее.
      - Да! - продолжал дедушка. - Она пошла на эту жертву, потому что в Америке неизбежны такие уступки общественному мнению. Она за то и любит Россию, что здесь ее можно отстегнуть.
      Вы сами видите, как это сложно!
      
      - И с мужчинами - сложно: с одной стороны, она о нас мечтает, - но с другой, - она с нами борется.
      Отсюда некоторая противоречивость ее характера.
      - Противоречивость характера?! Но что это значит?
      - А то и значит, что может поддать, - назидательно сказал дедушка. - Так что, на всякий случай, говорите о любви.
      Но сразу на колени не падайте: может не поверить.
      
      - Вы намекаете, что мы, мужчины, вызываем столь сложные чувства. А это не опасно для нас? Она не шарахнет? - с тревогой спросил Петр Сергеич.
      - Что вы! Тут все предусмотрено самой природой.
      К счастью, можно предвидеть этот неприятный момент в общении с нашей красавицей.
      Если она скажет 'Милостивый государь', то на всякий случай отступите шаг назад.
      - А что так?
      - Может шарахнуть. К сожалению, у нее душа простого человека: сначала шарахнет, а потом подумает.
      - Но что же делать? Как спастись?
      - Как только она скажет 'Милостивый государь', нежно прижмитесь к ней и страстно шепчите:
      - Я всегда вас любил, Лидия Владимировна, всегда!
      Иначе спасенья нет: звезданет.
      - Да, такие вот дамы!
      - А что делать? Это у нас нет права на слабости, а у начальства оно есть.
      - Спасибо, что предупредили.
      
      - Но у нее не только недостатки: у нее есть и странности.
      - Это какие же? - спросил ошарашенный Петр Сергеич.
      - Представляете, какой парадокс? Ей, чтобы почувствовать себя человеком и женщиной, надо напиться до бесчувствия.
      - Ну, тут-то ничего нового. Хоть тут-то без выкрутас. Вот и видно, что наш человек.
      
      - И еще: помните и том, что она одержима идеей, возможно, ложной справедливости. Здесь смотрите в оба! Если она решит, что это честно и справедливо: вам дать, - она непременно даст. А сами ни в коем случае не просите: осерчает.
      - Надо же! Такое удивительное понимание долга и ответственности. Значит, мужики ей по фигу. Тогда чем же она тут в России занимается?
      - А запрется и кайфует: курит махорку и гонит самогон. И все тайком, чтоб не повредить своему же имиджу. Вот чем занимается женщина, - а должна бы радовать нас, мужчин!
      - Я ее тоже понимаю, Степан Порфирьевич! Мужчины вызывают в ее душе слишком сложные чувства. Ей самой не по силам эта сложность.
      Но откуда такие сложности? В чем их природа?
      - А вы не знаете?
      - Конечно, нет.
      
      - Если одним словом, - наставительно сказал дедушка, - это - гламур.
      - Что?! Вы уже говорили, что попа - гламур.
      - Но разве дело только в попе?
      Отнюдь.
      Вы не думайте, что у Лидии Владимировны все искусственное: нет, у нее все - гламурное.
      Она, бедная, гламурится по необходимости. У нее и рожа-то не просто блестит, но сияет, как надо. Именно, как надо, но не более того. Ноги, руки, попа, грудь, рожа - все именно такое, как надо.
      А чем, выдумаете, занимается наши молодые бабы?
      Гламурятся, паскуды!
      Ведь что такое идеал современной женщины?
      Это вот такая в пух и прах разгламуренная паскуда. Рожу-то так нагламурит, что сияет, как солнце.
      А что делать? Именно таков идеал современной красоты.
      
      - С одной стороны, нашему шефу надо оправдывать свой бренд: свое звание нечистой силы, - а с другой, и выглядеть надо гламурно. Без гламура ее просто никто не заметит.
      Отсюда и презентации, и скандалы: все, что полагается ей по статусу.
      - Какие скандалы?
      - Как 'какие'? - ответил дедушка. - Если сам глава МЧС строго-настрого запретил ввозить ее попу в пределы России!
      - Почему?
      - Потому что эта американская попа высокотоксична и не удовлетворяет нашим стандартам.
      При производстве попы использовался химический элемент бузоний.
      Я уж ей говорю:
      - Дорогая Лидия Владимировна! Период полураспада бузония - 24 тыщи лет! Зачем вы его внедрили в попу? Вы что же делаете? Все это время ваша дорогая, ваша бесценная попа будет под подозрением!
      Тут она сказала таинственную фразу:
      - Что вы понимаете в искусстве, Степан Порфирьевич?
      
      - Захотелось вы'е-нуться - это можно понять, - сказал Петр Сергеич.
      - Да, Петр Сергеевич! Международный скандал. Так что она ее в Россию вовсе не возит. Приезжает налегке. Но ей тут и без попы тоже хорошо.
      - Как это странно!
      - А что странного? На родине она отдыхает.
      Правда, и отдохнуть-то не всегда удается!
      Иной раз прибежит:
      - Ну, ребята, не знаю, что и делать: на этот раз что-то никак не откупиться.
      И давай слать телеграммы куда-то в космос, закидывать СМС-ками околоземные пространства!
      
      - Вот смотрите - что это, по-вашему?
      - Вывеска какая-то. Написано 'Москва'.
      - Это не вывеска, а указатель, в какую сторону материться.
      Тут важно не перепутать направление.
      Тут-то ночами она и ворожит.
      - Как?
      - Ходит голая по лунной дорожке и зычно матерится в сторону Москвы.
      - А вам не страшно было увидеть ее голую?
      - Что тут скажешь? Это ужасающее, но и поучительное зрелище. Вы бы знали, как это любопытно!
      
      - Как жаль, - вздохнул дедушка, - что сейчас свое не котируется! Если грудь не сделана, так она уже и не грудь. Что свое, то как бы и не в счет.
      Помните, как нас учили марксизму-ленинизму? База и надстройка! Сейчас база - ничего, а надстройка - все!
      Но вы, Петр Сергеич, должны понять сложность положения современной женщины: она, бедная, обречена гламуриться изо всех сил. Гламур, как вампир, уже вытянул всю ее душу, выпил всю ее кровь, но косточки еще остались. Она дурит, но дурит в духе времени.
      При этом Лидии Владимировне особенно трудно: ей надо-ть перегламурить всю эту публику, выросшую на гламуре. Каково ей с ее тысячелетней историей играть в эти современные игры!
      Ну, а попа - важнейшая часть остнастки!
      - Неужели мне даже одним глазком никогда не увидеть ее попу?
      - Увы, думаю, что да! Если какие випы попросят попу показать, она не откажет, а простому смертному, вроде меня, увидеть такое произведение искусства - подарок на всю жизнь.
      
      - Хороши же эти самые 'империалисты'! - сокрушался дедушка. - Ведь что они там, в Америке, думают? Мол, как это возможно: идеал красоты - и с русской попой?!
      Тут политическая борьба.
      Ввезти русскую попу в Америку тоже невозможно: налог особенно большой. В свою очередь и тамошние феминистические организации запретили ее вывоз.
      Да и на нашей границе потом были бы проблемы: как ее вывезти?
      Такого рода изделия пока что считаются национальным достоянием.
      - Да, Степан Порфирьевич! Теперь баба вся в подтяжках, в протезах. Все-то, они, голубки, на запчастях.
      Это не значит, что красивых женщин стало меньше!
      Теперь чуть дама поинтересней - ее сразу разберут на запчасти.
      Кто что унесет.
      Теперь мужик какой соберет себе такую разборную даму из съемных деталей - и зачем ему живая баба?
      Чего только женщина не сделает ради красоты! Когда ее обнимешь, чудится, она вся треснет, развалится на детали. А то придет на свидание, да и забудет какую-нибудь часть тела. Такова плата за цивилизацию!
      С другой стороны, так уж все плохо?
      Сейчас баба такую сисю себе соорудит, что ты в ней с радостью утонешь.
      
      - Но жизнь, к сожалению, легче не стала, - вздохнул Петр Сергеич. - Сейчас я вам расскажу препечальную историю.
      Помню, однажды я полюбил прелестную дамчатушку.
      Уж как мы миловались, каких чувствий нагнали!
      Но недолго она тешила мои взоры!
      Как-то раз ее обнял, - а она возьми да и раскатись в моих руках на гаечки и винтики.
      - А где же вы были прежде?! Как же вы просмотрели? Вы что же, в первый раз ее обняли?
      - Нет, не в первый. Мне и прежде показалось, что там у нее какие-то шарико-подшибники, шарниры...
      Да, я уже тогда сразу заподозрил недоброе, но не успел сильно испугаться.
      Да и очень уж хотелось любить!
      Так что тогда любовь легко изгнала сомнения.
      А тут вот раскатилась - да и все.
      - Что ж, так бывает, рассудительно сказал дедушка. - Даму собрали, а смазать забыли.
      Вот она и развинтилась.
      - Хорошо вам говорить!
      Но я-то, как я горько плакал! Казалось, не наплачусь никогда. Моей грусти, казалось, не будет конца. С виду нежная, мечтательная дамчатушка, - а вот тебе на! С этой дамой навсегда развинтилась и моя мечта о счастье!
      Так обидно, знаете.
      Теперь вот боюсь обнимать женщин.
      Я так сильно загрустил, что вновь полюбил свою жену.
      
      - Что значит 'рассыпалась'? - рассудительно ответил дедушка. - Значит, она из китайских материалов. Вот и рассыпалась.
      А купили бы вы даму из отечественных материалов, и она бы не подвела вас в решающую минуту. Тут нельзя экономить.
      - Нет, это было ужасно! Сначала упала одна гайка.
      Потом другая подскочила и печально покатилась в угол. Потом третья.
      Потом любимая треснула в моих руках.
      И вот - с громом обрушилась!
      Какие-то мгновения - и предо мной лежала куча металлолома.
      Как мне теперь мечтать о любви?
      Клянусь вам! Она как-то вся разом распаялась.
      - Я сразу понял, - ответил дедушка, - в чем тут дело: даму собрали, - а детали смазали не все. Что делать, если как раз на эту даму не хватило горюче-смазочных материалов?
      Не стоит так убиваться по этому поводу, дорогой Петр Сергеич.
      Все-таки, женщины весьма рассудительны: то, что можно и надо приделать, они приделают, - но главное у них - непременно свое. Вот что обнадеживает.
      
      - Поэтому так и жду встречи с Лидией Владимировной! - сказал Петр Сергеич. - Я почему-то верю, что она вернет мою прежнюю доверчивость. Брак еще не совсем погубил мою душу, я еще надеюсь на большое чувство.
      - И правильно делаете! Шеф непременно оценит ваши порывы. Вы правильно загорелись! Иная обнимет, но шепнет не 'Я люблю тебя', а 'Подпишите контракт'. Наша - не такая. Шеф вас не разочарует.
      
      - Ну, теперь вам все ясно?
      - Не совсем. Где Лидия Владимировна хранит свою бесценную попу? Наверно, это какой-нибудь неприступный сказочный замок.
      - Что вы! Все банальнее. Попа - конечно, предмет особых забот: по Америке ее носит специальный мужик в золотом чемоданчике. И чемоданчик-то волшебный: нежно светится изнутри.
      - Это главный хранитель ее поп?
      - Нет. Он носит только эту основную попу.
      - Но кто же носит столь важный чемоданчик? Кому досталась такая интересная работа? Я всю жизнь мечтал именно о такой.
      - Интересная работа, - наставительно сказал дедушка, - досталась интересному человеку. Представьте себе, этот человек знает только одно слово.
      - Одно слово?! Но где же он так научился?
      - Нигде. Самородок. От природы.
      - Во, дает!
      - Такой вот парень: с головой. И знай он слов больше, он ни за что бы не понравился бы Лидии Владимировне.
      - Вы меня заинтриговали! Но что же это за волшебное слово, почему оно так много значит?
      - Все-то вам расскажи! Это, если хотите, тайна фирмы.
      - Ящик водки обеспечен? - на всякий случай переспросил дедушка. - Подтверждаете?
      - Конечно. Говорите это заветное слово.
      - Х-як.
      - Как вы сказали?
      - Х-як. Конечно, вы, Петр Сергеич, знаете это слово, но вы, к сожалению, знаете много других. Я вот всю жизнь живу на болоте среди волков, вы сидите с вашей нищенской пенсией, - а человек знает только одно слово - и ходит по Америке. Так-то вот. Кстати, наука доказала, что это вообще первое слово, которое сказал на земле человек.
      - Значит, он просто сумел с тех времен остановиться в развитии?
      - Да. Вот такой хитрый. Он усилием воли воскресил в себе древнего человека. И он на самом деле до того прост, что дух захватывает.
      - А как это он сумел?
      - Использовал систему Станиславского: долго работал над собой. Наука так и говорит: он, мол, - единственный неандерталец, доживший до нашего славного времени
      Представляете, какой нужен уровень интеллекта, чтоб вот так продвинуться вглубь веков.
      - И такой человек чудом сохранился до наших дней! А как звать этого мужика?
      - Точно никто не знает, но она его зовет 'Васька Гад'. Ну, гад-то он только в художественном смысле, - а на самом деле прекрасный человек.
      Он отвечает за сохранность ее попы во время коммерческих выставок.
      - В каком же музее можно ее увидеть?
      - Она путешествует по лучшим музеям мира. Через месяц ее выставят в Бильбао: музей просит попу на целый год в постоянную экспозицию.
      На выставке за сто баксов позволяется эту попу поцеловать. На пуленепробиваемом стеклянном стенде висит надпись 'Поцелуй - сто баксов'. Тут Вася и должен смотреть, как бы какой гад зубами бриллиантики Тиффани не выковырял.
      - Но какой-нибудь фанатик поцелует попу страстно - и от нее ничего не останется!
      - Но Вася и смотрит, чтоб поцелуй 'выражал благоговение'. Так и предписано в программке.
      - Какие деликатные обязанности! - вздохнул Петр Сергеич. - Да! Лучше б и не учиться, а знать одно такое заветное слово.
      - Точно! - подтвердил дедушка. - Что, Петр Сергеич? Вы не разочарованы? Скоро сами увидите, насколько наша Лидия Владимировна - интересный, тонкий человек. Она нашла в себе мужество порвать со своим темным, сказочным прошлым, начала с нуля.
      Что делать? То, что самое главное, оставила, а остальное заменила и усовершенствовала.
      - Но уж очень много наставного!
      - А что ж вы хотите? Большего нельзя и потребовать от столь остросовременной женщины, как Лидия Владимировна. Все-таки она склоняется к натуральным материалам. У других попы из бриллиантов, а она только немножко стилизовала обычную телячью кожу в духе новейших тенденций.
      Другая бы попрактичней заказала себе попу из антивандальных материалов: тогда хоть молотком стучи! - но наш шеф все же не хочет порывать с классической традицией.
      Именно из патриотизма, из любви к России она отказалась от гнусной рожи Бабы-Яги. Это было для нее жертвой!
      - Жертвой?
      - Конечно! Прежде от мужиков и вовсе отбою не было. Ведь спят не с женщинами, а с имиджем! Всем все равно, какая у тебя рожа, если ты известный человек.
      Кстати, Петр Сергеич: отдохнуть вы можете на печи.
      - Спасибо. Это высокая честь.
      
      
      Третья глава
      
      
      Степан Порфирьевич встретил шефа, как полагается: он вышел навстречу даме с болгаркой, всем видом показывая, как много он работает:
      - Здравствуйте, Лидия Владимировна.
      - Здравствуйте, Степан Порфирьевич. Вы что-то хотите сказать?
      - Да что сказать, Лидия Владимировна? - многозначительно вздохнул дедушка. - Очень бы хотелось остаток жизни провести в ваших объятьях.
      - А вы знаете, Степан Порфирьевич, пожалуй, что и можно, - торжественно провозгласила дама.
      Роскошная дама, где надо, изящно круглилась, а где надо, утончалась до невероятности.
      - Так я могу надеяться?! - дедушка подскочил от радости.
      - А почему нет? - тут дама приветливо улыбнулась.
      Они смотрели друг на друга влюбленным взором, обещавшим столько нежности, но тут Лидия Владимировна произнесла:
      - Только давайте немножко подождем: я еще подумаю.
      Разочарованию дедушки не было конца:
      - Но сколько можно думать?
      - Но поймите меня, Степан Порфирьевич: это тот редкий случай, когда мне думать приятно.
      
      И дама изменила тему:
      - Так у нас новый работник?
      - Да. Петр Сергеич. Какая же трепетная душа: как услышал о вас, так сразу и полюбил!
      - Что ж, это очень приятно. Тогда объясните, почему вы ему рассказываете какие-то небылицы о моей несчастной попе? Почему? По инструкции должны поведать о сокровищах моей души! Почему у вас нет сочувствия ко мне? Да, я вынуждена сдавать мою попу напрокат, чтоб хоть как-то свести концы с концами. Я годами ее не вижу: то попросят на международную выставку, то умоляет одолжить какая подруга-депутатша!
      Я живу в разлуке с моей попой. Если б вы знали, как это грустно!
      - Такие времена! Даже у вас, Лидия Владимировна, попа не своя! Если б вы знали, сколько мужчин этот простой факт сделал пессимистами!
      - Какое мне дело до этой породы! Подумайте, разве это не кошмар: я - только образ, - а меня заставляют платить налоги!
      
      - Но это еще не все, дорогой Степан Порфирьевич! Да, вы работаете, все как бы и хорошо, - но, простите, мне бы хотелось обратить внимание на существенный недостаток во всей вашей многоплановой деятельности ....
      - Какие же? - ахнул дедушка. - Неужели у меня есть недостатки? Я ведь так беззаветно вас люблю!
      - Да, представьте себе. У вас есть недостаток - и очень важный: вы непростительно мало думаете о моей душе!
      - Я вас хочу. Разве этого мало, Лидия Владимировна?
      - Мало, Степан Порфирьевич, мало! Да, меня все хотят - и что? Эротических переживаний мне хватает: с утра насмотрюсь, каких не надо журналов - голова болит, - а вот тонкие струны моей души забыты.
      Почему вам не хочется на них немножко поиграть?
      Загляните мне в душу, я прошу вас.
      
      - Ладно, Степан Порфирьевич, не будем о грустном! Я рада, что вы по-прежнему меня любите, - но как идет работа? Не тяжело ли вам порой?
      - Да, я люблю вас! - одно предположение, что может быть иначе, казалось, сильно возмутило дедушку. - Я не могу себе представить человека, кто бы, встретив вас, остался к вам равнодушным.
      - И что дальше? Нет новых нюансов?
      - Есть нюансы, но, к сожалению, они старые.
      - Какие же? - с тревогой спросила дама.
      - Я люблю вас, Лидия Владимировна, - спору нет, но так сильно, что нет сил заготавливать дрова.
      - Не надо так сильно меня любить! - резонно посоветовала дама. - Вы иногда отдыхайте от любви.
      Она сказала это решительно и строго, но при этом в ее очах как бы тайно мелькнула шаловливая нежность. Эта трепетная женщина самого неопределенного возраста, казалось, и не догадывалась о своей красе, столь дивно выпиравшей то там, то сям.
      - Но почему просто не купить эти дрова?
      - Потому что в бренде записано, - наставительно изрекла красавица, - что они 'заготовлены вручную самой нечистой силой'.
      - Вы, что же, предлагаете мне самой это сделать? - уже строгонько спросила она. - И пусть ваше чувство лишь укрепляется на этих столь важных лесозаготовках.
      
      Тут Лидия Владимировна страстно воскликнула:
      - А кто мне заготовит дрова, если не вы? Да что ж это такое: опять старая песня: вы призываете меня работать! Как же вам не стыдно!
      Почему все хотят, чтоб я много работала?
      Я - простая труженица литературы - и что же вы еще хотите?
      Если вы меня любите, Степан Порфирьевич, больше не говорите про работу!
      Никогда не говорите!
      - Да, я люблю вас, Лидия Владимировна! - страстно воскликнул дедушка, - но давайте купим дрова! Зачем самим-то горбатиться?
      
      Молчание затянулось - и дедушка признался:
      - Я люблю вас, Лидия Владимировна, - но, если честно, уже немножко и приустал от этого большого чувства.
      Так что давайте закусим - и тем самым несколько разбавим нашу затянувшуюся большую любовь.
      
      - Нас же никто не контролирует, Лидия Владимировна!
      - Степан Порфирьевич! Это будет неуважение к клиентам.
      Давайте-ка, лучше я вам выдам из директорского фонда в качестве поощрения еще один ящик водки, а вы уж немножко постарайтесь.
      - Спасибо, Лидия Владимировна! Вы, как всегда, с легкостью прочли мои тайные мысли.
      - Это не трудно! Я слишком ценю моих сотрудников.
      
      - Степан Порфирьевич! Я в тысячный раз прошу вас: полюбите меня за мою душу! Поймите, у меня тонкая, нежная душа, а по работе мне часто приходится хулиганить.
      - Но разве не важнее ваше тело, Лидия Владимировна? Как я могу не мечтать о вас? Это было бы кощунством.
      - Но что же важнее, по-вашему?
      - Конечно, тело.
      - Как вы не правы, Степан Порфирьевич!
      
      
      Четвертая глава
      
      
      Петр Сергеич мирно спал на печи, когда небо заненастилось, а порыв ветра чуть было не унес избушку. Тут дверь с шумом отворилась - и в избу вошла прекрасная дама с мощной сигарой.
      Столь грандиозно пахнуло пятой Шанелюшкой, что Петра Сергеича снесло с печи.
      
      Он позволил себе улыбнуться при виде столь грозной гостьи:
      - Здравствуйте, Лидия Владимировна.
      - Вы знаете мое имя! Что ж, очень приятно, - строго ответила дама. - Так у вас мое кольцо и брачный контракт?
      - Да, - скромно ответил Петр Сергеич и передал ценности. - Очень благодарен вам за справку.
      - Значит, мы не зря работаем! - пришелица как бы строгонько, но с легким оттенком нежности зыркнула на мужчину.
      - Да не справка мне нужна, Лидия Владимировна: я просто зашел просто на вас посмотреть. Поверьте, только взглянуть на вас - уже приятно.
      Дама широко улыбнулась прекрасными, сделанными в Америке зубами и значительно крякнула, словно б только что приняла на грудь стакан водки.
      
      - Конечно, не зря! - подхватил наш герой, догадываясь, какую тему надо развивать. - Ваша фирма оформила для меня, можно сказать, самые важные документы моей жизни. Так что я вам бесконечно обязан.
      - А что вы еще скажете, дорогой Петр Сергеич?
      - Я рад встречи с вами.
      Тут дама грозно нахмурилась.
      - Как?! Только-то? Да вы что же, батюшка, Петр Сергеич! Ох-ели, что ли? Перед вами дама, а вы не знаете, о чем говорить!
      Вот они, недостатки семейной жизни: все полезные навыки забыты.
      Или головенка не работает?
      - Неужели вы увидели меня, - гневалась дама, - и в вашей жизни ничего не изменилось?
      А ну-ка, подумайте хорошенько.
      Дама на всякий случай грозно блеснула очами.
      
      Петр Сергеич не растерялся:
      - Знаете, Лидия Владимировна, я только теперь понимаю, почему всю жизнь гонялся за справками: на самом деле, я искал встречи с вами.
      - Я так хотел этой любви, так хотел этой встречи, - пылко признался он, - и вот она произошла.
      - Вот уж никогда не думала, что услышу такие приятные речи! Но почему вы меня любите, Петр Сергеич?
      
      Тут Петр Сергеич изменил восторженный тон на таинственно-грустный:
      - Лидия Владимировна! Я как увидел вас, так сразу поверил, что вы сможете меня трудоустроить. Сами подумайте, как я мог вас не полюбить? Я пенсионер, но сил еще много, да и не выжить на пару сотен баксов в месяц! Просто не выжить.
      - Что ж, вашу любовь легко понять: вы любите меня как начальника. А как женщину?
      - Еще пуще!
      - Вы уверены?
      - Конечно.
      
      - Что ж, - сказала дама. - Продолжим испытание.
      Объясните поподробнее, почему вы меня любите.
      - Лидия Владимировна! У меня пока что первое, трудное чувство.
      Дайте ему оформиться.
      - Хорошо. Вы высказали очень важную для меня мысль: любить меня трудно, - но можно.
      С этой мыслью вам будет легко работать в моей фирме.
      Пусть это и трудное чувство, но это уже любовь.
      Значит, вы все же меня любите.
      - Спасибо. Даже если будет очень нелегко, я все равно буду вас любить.
      - Вы делаете первые шаги явно в нужном направлении.
      С этим я могу вас поздравить.
      - Да, не скрою, - трепетно сказал Петр Сергеич, - я прежде много любил, но с вами я делаю первые шаги в большом чувстве.
      
      - Не буду спорить, - торжественно заявила дама. - Вы можете работать, вы приняты в штат!
      
      - А вы знаете, что вы красивы? - продолжил свою атаку Петр Сергеич.
      - Нет. Я только догадываюсь, а знать должны вы. Ваша задача - психолога: доказывайте мне при каждой встрече, что лучше меня нет никого на свете. Это главное в вашем нелегком труде.
      - Надеюсь оправдать ваши ожидания.
      - Хорошо. Теперь вашим трудоустройством займется начальник отдела кадров Семен Егорович Леший.
      - Леший? - испуганно переспросил Петр Сергеич. - А кто же тогда у вас главный бухгалтер?
       -Наш главный бухгалтер - Кощеев Дурён Бессмертович.
      - Так это - Кощей Бессмертный?
      - Да что в нем такого бессмертного? - с досадой возразила Лидия Владимировна. - Только имя. Так по-глупому договорился, дурачок, с фирмой, что его теперь постоянно где-то, да клонируют.
      - Чем же это плохо?
      - Как чем? - строго спросила дама. - Продешевил. Устроился очень плохо: в Лондоне работает в каком-то банке. Обычным клерком.
      - Клерком? Это же дисквалификация!
      - Конечно. Вы ведь, Петр Сергеич, помните строчку
      
      Где царь Кощей над златом чахнет?
      
      Так вот он именно, что чахнет, - а с деньгами надо работать! Что над ними 'чахнуть'? Их надо пускать в оборот.
      Так что нашего Кощея теперь показывают детям как плохой пример: как не надо относиться к деньгам.
      'Вот, ребята! - говорят теперь детям. - Смотрите на этого человека и не делайте тех глупостей, которые были им сделаны'.
      Он создал ложный русский идеал!
      
      - Но как же хорошо, что вы нашли это колечко! Я вдруг вспомнила, как влюбилась в олигарха. Увы, любовь была недолгой: сбежал!
      Тут она изрядным кулачищем кому-то погрозила:
      - У, скотина!
      
      - Да что я все о грустном? И нежно, и печально вздохнула она. - Так ли, сяк ли, а вы проложили путь к моему сердцу. Теперь я, конечно, попрошу Кощеюшку подумать о вашей судьбе.
      
      - Петр Сергеевич! Я вам откровенно скажу: мне нужен человек на очень ответственную должность, - и я почти уверена, что вы справитесь со столь трудным делом.
      - Лидия Владимировна, я на все готов ради вас.
      - Мне нужен Хранитель Печи.
      - Я думаю, лучше меня вы никого никогда не найдете! - скромно ответствовал наш герой. - Если б вы знали, как я люблю лежать на печи! К сожалению, моя супруга почему-то уверена, что меня не надо баловать, - а то бы я лежал на печи гораздо больше.
      - Не в этом дело! - вздохнула дамчатушка. - Належитесь-то вы вволю.
      
      -Эх, дорогой вы мой Петр Сергеич! - продолжила она. - Это совсем не простая печь. В тринадцатом веке деревню, где была эта печь, сожгли татары, - и я видела один остов, - но с тех пор, где бы я ни была, прилетаю на эту печь, чтоб душевно на ней отдохнуть.
      - Такая старая!
      - Это я-то - старая? - грозно встрепенулась Лидия Владимировна.
      - Что вы! Я про печь.
      - А! Меня-то вы, надеюсь, не находите слишком старой?
      - Что вы, Лидия Владимировна! Вы молоды и изящны. Я не понимаю, почему вы не пойдете в модели. Я только могу себе представить, какой бы вы имели успех, если б вышли на подиум немножко голой!
      - Спасибо за коварный совет. Но вы схватили главное: я сама изящна - и жду того же от других.
      
      - Вернемся, однако, к печи.
      Впервые она упоминается уже в 'Повести временных лет'. Помните? 'И совлокутся, и бьются вениками до бесчувствия' - и все такое. Тогда же для парилки использовалась кислота для изготовления кож. Я восстановила эту технологию, поэтому попариться отбою нет. Успех - невероятный!
      Тут свобода полная, Петр Сергеич! Это вам не заграница: привози хоть батальон б-ядей - мне все равно. Гони бабки - и дури себе вволю. Само собой, у меня и прутья, и обливание холодной водой. Если я немножко легализовалась, к чему меня толкали обстоятельства, то не зря: мне уже премию обещали: стольких оздоровила.
      
      - И такую печь я буду сторожить?
      - Да. Петр Сергеич! Это знаменитая полуподпольная Лесная Печь, полежать на которой записываются за полгода. Запись осуществляется по интернету, так что, надеюсь, на каком-то уровне, да вы им владеете.
      - Дедушка говорил про ворд.
      - Да, он у нас специалист по ворду. Дело необходимое: нам именно по ворду сообщают, что кого-то из наших замели.
      
      - Но скажите, бесценная Лидия Владимировна, почему печь-то подпольная? Почему ее нельзя легализовать до конца?
      - Немножко можно, а до конца - нельзя: если провести через все инстанции, на это уйдет три года, а на взятки - годовая выручка.
      Так что, если вас схватят, вы не говорите, что вы здесь работаете. Скажете, что гуляли по лесу и набрели.
      - Дедушка говорил, можно спрятаться на болоте.
      - Это возможно только до первого стакана. После второго и третьего уже не убежать. Так что будьте готовы к самому плохому.
      
      - Итак, ваша официальная должность - Хранитель Великой Печи! Принимайте клиентов, берите с них деньги, смотрите, чтоб особо не проказили, но пуще всего стерегите мою печку как зеницу ока.
      Конечно, мой дедушка еще хоть куда, но ему нужен помощник. Да и не может же он вечно работать!
      А для меня печь - это главное в жизни.
      
      - Поверьте, для меня нет ничего более приятного, чем напиться и залечь на печи, - лицо дамы озарилось печальной улыбкой. - Собственно, это единственная моя слабость, зато уж капитальная.
      Сколько самых дорогих воспоминаний связано с печью! На этой печи в незапамятные времена по молодости я занималась любовью с Соловьем-Разбойником.
      - Эх! - с грустью сказала она. - Давно люблю гада, и давно не знаю, за что люблю.
      - А почему не с Ильей Муромцем? Это было бы интереснее!
      - Петр Сергеич, это не смешно! Илья - мой брат. Он полжизни на этой печи пролежал! У меня годы ушли, чтоб согнать Ильюшу с печи: как залег колодой, так ни туда, ни сюда.
      Я уж ему прямо говорю: 'Ильюшка, ты дашь мне полежать или нет? Чего разлегся, мать твою ети? Твоя печь, что ли? Да что ты за мужик такой?'.
      Обломов - тот хоть сутками дрыхал, а этот - годами! Такой вот скотина.
      Лежит-лежит - да вдруг как ринется драться! И сам не знает, кого метелит. Кто под руку подвернется!
      - Но почему он сразу бьет по роже? Это призвание или просто душевный порыв?
      - О, это зов души! Тут он истинный художник. Сейчас, правда, хорошо устроился: скрывается в Латинской Америке. В горах Колумбии. Там он возглавил международный наркосиндикат. Эксперты оценивают его состояние в триллион долларов.
      А такой был засранец! Спасу нет.
      Сколько я братульчика моего, Илью Муромца, просила меня крышевать. По знакомству!
      Ни в какую. Не хочет на родину, гад. Калачом не заманишь.
      - Лидия Владимировна, что вы говорите! Неужели он не хочет вам помочь?
      - Не хочет, скотина.
      
      - У меня есть один интимный вопрос. Позвольте его задать.
      - Валяй.
      - А вы, случайно, не бессмертны?
      - Да вы что, Петр Сергеич, с луны, что ли? Конечно, бессмертна. Это основной род моих занятий.
      - Признайтесь, вам ведь приплачивают за то, что вы вечны!
      - Как раз наоборот! Дума предписала мне шесть процентов: по упрощенке. Меня оформили как индивидуального предпринимателя.
      Как ИП, плачу шесть процентов с вечности.
      - А сколько же это?
      - Сто тыщ в год.
      - Так дорога эта вечность!
      - Да. Это-то и обидно.
      
      Петр Сергеич решился пооткровенничать:
      - Мне это очень хорошо знакомо, Лидия Владимировна: я плачу точно такой же налог. И даже по духу он - такой же, как и ваш: налог на вечность.
      - Вы думаете, я не знаю обо всех ваших проказах? Вы пользуетесь упрощенной системой налогов, чтоб работать Лениным на Красной площади!
      Я все знаю о ваших безобразиях!
      Знаю, как вы там напиваетесь, как деретесь между собой.
      Не стыдно вам?
      Вы - из той самой предприимчивой шайки исторических персонажей, что ошиваются у Красной площади!
      Небо содрогается от ваших безобразий!
      Как вы там фоткаетесь за еврики в обнимку с иностранцами!
      Пора вам быть серьезней, Петр Сергеич!
      Я давно хотела разогнать вашу шайку, потому что вы конкурируете со мной, настоящей нечистой силой.
      - Так вот! Я больше не Ленин, а верно служу вам.
      - Но зачем вы орали на всю округу: 'Всем - чайку, а потом - расстрелять!'?
      - Откуда вы знаете?
      - Мне пожаловались. А вот я работаю законно! То, что я - вечна, - это мое частное, так сказать, 'предприятие'.
      
      - Лидия Владимировна, а вы случайно не помните ваш первый поцелуй?
      - У меня не было первого: я же вечная. Все мои поцелуи - последние.
      Что вы еще слышали о Бабе-Яге?
      - Я?! Я не просто слышал, но мечтал о ней всю жизнь.
      - Да что вы говорите! Значит, вы не просто хотите трудоустроиться, но на самом деле любите меня?!
      - Да, я люблю вас, хоть чувство пока что робкое, первое.
      - А что робеть-то? Вы что, боитесь меня?
      - Нет, я не боюсь вас, - твердо ответствовал Петр Сергеич. - Позвольте к вам немножко прижаться.
      - Подождите, Петр Сергеич: я вас приглашу. Пока что давайте разбираться в ваших чувствах.
      Неужели вы не пугались, когда вам в детстве рассказывали о Бабе-Яге? 'Баба-Яга, костяная нога' - ну, и все такое.
      - Нет, - грустно ответил Петр Сергеич.
      - Но как же так? - удивилась Лидия Владимировна. - Дети обычно пугаются. У меня во рту непременно только один зуб, да и то гнутый-перегнутый. Вы, что же, были исключением?
      - Да! Я только о вас услышал, как сразу начал о вас мечтать.
      - Что же получается?! Женщина должна вас сильно напугать, чтобы вы ее полюбили?
      - Не без этого... но не только это! Не только! Поймите меня верно: уже тогда я подумал: 'А что за душа у этой женщины?'. Я когда вижу женщину, моя первая мысль - о ее душе.
      
      - Давайте немножко психоанализа. Вы не против?
      - Да что вы, Лидия Владимировна! Буду только рад.
      - А как у вас было с женой?
      - Сначала она прикинулась овечкой, а как расписались, давай меня пугать. И чем дальше, тем пуще.
      Но меня, скажу честно, оскорбило другое: она так и не стала личностью!
      Она больше не растет духовно. Я все прощу, только не это.
      - А чтой-то за личность такая вам нужна, Петр Сергеич? Жена как жена; баба как баба.
      - Мне нужна такая личность, как вы. Разве я б женился, если б знал, что вас встречу? Нет! Я бы подождал.
      Я полюбил ее 'про запас': в надежде, что она усовершенствуется в браке, - а она опустилась.
      Я, правда, еще люблю ее, но только как мать моих детей.
      Одно ваше слово - и я навсегда останусь с вами.
      Моя жена с громадным облегчением и неслыханной радостью передаст меня вам, в ваши надежные руки.
      Конечно, вас, наверно, смущает то, что я пенсионер, но душа у меня не растрачена.
      
      Тут вдруг неожиданно, как из-под земли, появился дедушка.
      Он грозно посмотрел на собеседников и внушительно брякнул:
      - Амуритесь, гады? Я там дрова заготавливаю, а вы тут амуры крутите!
      Он презрительно и гневно разглядывал Петра Сергеича.
      Тот не растерялся:
      - Конечно, я, как дедушка, буду заготавливать дрова, но помните, Лидия Владимировна, что мое главное призвание - любить вас.
      - Да, Степан Порфирьевич, - заступилась Лидия Владимировна, - мы не понимаем вашего наскока. Что плохого в нашем культурном знакомстве? Пожалуйста, продолжите ваше дело с дровами и - больше не ревнуйте.
      Недовольный дедушка ушел восвояси.
      
      - Что тут поделаешь? - спросила себя же Лидия Владимировна. - Он не умеет говорить о душе, поэтому пусть работает физически.
      
      - Я хоть и рад своему счастью, - сказал Петр Сергеич, - но скажите откровенно: а ваши аксессуары - они существуют?
      - Что именно вас интересует? - спросила дама.
      - К примеру, помело.
      - Такой пустяк! Да, пожалуйста. Вам, как сотруднику, я удовольствием это покажу.
      Они вышли на крыльцо.
      - Избушка у меня на курьих ножках. Уже бы давно их выбросила к чертовой матери, да без этого никак: такие ножки входят в бренд 'Баба-Яга'.
      Они зашли в покосившийся сарай, сбоку сиротливо притулилась полусгнившая швабра; она печально выглядывала из хлама деревенской утвари.
      - Вот это мое помело. Надо бы отдать на научную реставрацию.
      
      - Лидия Владимировна, а почему сарай-то не починить? - по наивности спросил Петр Сергеич.
      - Как мало вы знаете Россию! Как мало ее любите! Если это будет новенькое, то уже американское. А если вот-вот развалится - это наше, русское.
      Когда все дышит на ладан - вот это родина.
      Мне она нравится именно такой.
      Я уверена: стоит мне починить избу, как сюда никто не поедет, я потеряю всех клиентов.
      Это мой бренд: избушка на курьих ножках, а в ней баня. Да такая банька, что с того света приезжают попариться.
      - Значит, не зря написано, что вы живете в избушке на курьих ножках.
      - Я бы сформулировала так: мой образ там прописан самим ходом истории. Но я здесь не живу, а только иногда отдыхаю. Сами подумайте, разве это справедливо: другие, как люди, живут в хоромах, а мне - курьи ножки!
      Нет! Я тоже хочу жить по-человечески.
      
      Они подошли к покосившейся сараюшечке, на которой было как-то криво написано 'Банька'.
      - Банька - набекрень. Как это красиво! - мечтательно произнесла дама и продолжила в более строгих тонах:
      - Вот наша известная на весь мир баня. Главная ее особенность в том, что она еще не развалилась.
      Вот уже лет пятьсот она потихоньку разваливается, но так интересно, что это вызывает неподдельный интерес у всего мира.
      Вы теперь понимаете, какая у вас работа?
      Главная ваша задача - поддержать эту знаменитую ветхость в нужном состоянии.
      Пусть наша банюшка разваливается так, чтоб это вызывало слезы и сочувствие, - но пусть не грохнется никогда!
      Пусть все плачут, хотя бы понемножку, но никто не взвоет от ужаса.
      - Я понимаю! У вас ветхость - это философия.
      - Правильно. Это как вот я: я ведь никогда не напиваюсь до самого конца, - но всегда с запасом.
      И вы должны почувствовать эту тонкую грань, разделяющую пьянство и умение напиться для души.
      
      - Скажите, Петр Сергеич, я не могу обратиться к вам с просьбой?
      - Конечно, обратитесь. Какой просьбой?
      - Расскажите, пожалуйста, подробней, как вы меня любите. Мы уже было начали этот содержательный разговор, но тем важнее его продолжить.
      - О! Об этом я готов говорить дни и ночи. Я еще в детстве подумал: 'Раз 'нечистая сила' - значит, интересная женщина'. Именно о вас я впервые подумал как о женщине. Вы влекли меня с детства.
      Знаете, что я вам скажу? Мое призвание - любить вашу душу.
      - Вы понимаете, что вы сказали?
      - Еще как понимаю, Лидия Владимировна!
      
      - Очень вам признательна за такие слова, - сказала она, едва скрывая слезы счастья, и показала на помело:
      - Вот на такой-то дешевенькой метле я, дура, и носилась по всему свету!
      Как при Советской власти? Прицеплю двигатель 'Жигуленка' и лечу.
      Так бы, дура, и порхала, но мне, как началась перестройка, а потом глобализация, прямо сказали: 'Хватит, бабушка, напорхалась! Цивилизуйся, а то шарахнем ракетой'.
      Тут я и подумала: 'Хватит! Пора цивилизоваться'.
      Да сколько ж можно, как дура, мотаться туда-сюда? Я, что, глупее других? Сколько можно людей-то смешить? Теперь у меня настоящий самолет-невидимка. Делали на оборонном предприятии по спецзаказу. Технология 'Стеллз'.
      - Вы меня покатаете как-нибудь по знакомству?
      - Петр Сергеич! - лукаво улыбнулась она. - У вас закружится голова.
      Конечно, покатаю; как и всех моих сотрудников.
      
      - Да, есть у меня ореол странного, неземного создания, но, поверьте, в то же время я остаюсь простой русской женщиной - и мне это важно.
      Я вот с утра выпила бутылку водки с одним огурцом - и что вы думаете? Мне стало очень хорошо.
      Мне до сих пор неплохо.
      Утречком хватану банку огуречного рассола - и опять веселюсь.
      В Нью-Йорке у меня офис занимает весь сто пятнадцатый этаж небоскреба, но я люблю жить в России.
      Думаете, зачем я прилетела?
      Чтоб поночевать на настоящей русской печи. Положа руку на сердце, на кой черт мне этот джакузи! По-моему, нет ничего лучше, как напиться и уснуть на печи! Как дам храпака - за версту слышно.
      
      - Какой вы интересный человек! Но почему вы не останетесь в России?! Вы могли бы возглавить большой национальный проект. К примеру, 'дешевое жилье'.
      Лидия Владимировна, бесценная вы моя! Вас бы все так любили!
      Я лично прошу вас: возглавьте наше демократическое движение!
      А сколько сейчас насущных социальных проблем!
      Неужели вы не хотите спасти родную русскую нацию?
      
      - Но есть предложение еще лучше, - воодушевился Петр Сергеич. - Лидия Владимировна, возглавьте оппозицию! Россия вас заждалась.
      - Зачем соваться в политику? Как раз пиз-лей накидают! Разве не хватит того, что у меня есть серьезная, всеми любимая фирма? Еще не было такого, чтоб кто-то пришел ко мне и не напился: так глубоко я понимаю народную душу.
      Главный критерий моей работы - народная любовь.
      Казалось бы, зачем мне, обеспеченной, солидной даме еще и фирма? Но как еще выразить свою любовь к людям?
      - Я так и понял, дорогая Лидия Владимировна: вы, как можете, помогаете людям.
      - А как мне еще выразить мою любовь к ним? Я даже напиваюсь из этого высокого чувства. Да, я могу дать по морде, но даже при этом мне важно остаться гуманисткой.
      
      - Если б вы знали, какие люди тут бывали, разве б вы такое предложили?
      - Что вы имеете в виду? - спросил Петр Сергеич.
      - А то, что демократов тьма, а президент один.
      Вы догадались, о чем я говорю?!
      - Как?! - Петр Сергеич едва не упал со стула. - Тут бывал Ельцин?
      - 'Бывал' - не то слово: живал месяцами.
      Помню наши особенные вечерние беседы. Сначала мы встречались как государственники, но после двух стаканов решительно склонялись к демократии.
      На этом строилась моя духовная близость с Борисом Николаевичем...
      - А раньше? Тут не бывало случайно киевских князей?
      - Бывали!
      Еще как бывали!
      И каково мне, видевшей, как князь Игорь собирался на Царьград, якшаться со всеми этими людьми?
      Я им сочувствую, но не настолько, чтобы их пиарить...
      Я сердечно любила Борюшку.
      В его время Русью правили богатыри, но какие-то не наши богатыри: тырили все без разбору и не по нашим правилам, - зато на Руси была воля!
      Теперь воли нет, но много параллельных структур... Кто кого стережет, понять невозможно.
      
      - Но встреча с вами подняла бы нашу демократию на качественно новый транснациональный уровень!
      Вы хоть представляете, что будет?
      В России - где-то тыщ тридцать демократов.
      Мы всех их пригласим, вместе напаримся, напьемся, подеремся - это же какая реклама, это качественный прорыв в понимании российской демократии!
      Сразу напишут, что вы организовали оргию, в которой участвовали все демократические силы!
      У нас будут тучи клиентов!
      - Ну, и что?
      Петр Сергеич!
      Как же вы политически незрелы!
      Печь 'тучу' не выдержит. И потом, властью это может быть оценено как открытое противостояние - и тогда меня попросту потихоньку прикроют.
      Тогда сюда прилетят не налоговики, а ОМОН.
      Об этом вы думали?
      Еще по Женевским соглашениям Россия обязалась изничтожить нечисть, а в Хельсинских договоренностях об этом есть специальный параграф.
      Сам генсек ООН указал на наличие нечистой силы в России и заметил, что этот фактор мешает развитию демократических сил в российском обществе.
      А Брежнев поклялся, что к двухтысячному году Советский Союз избавится от нечистой силы!
      - Так мы их не просто так пригласим! Мы тут их перекуем в кого надо!!
      - Как это так?
      - Мы так их напарим, так всех разовьем, куда надо...
      - Но это же против власти!
      
      Дама сразу как-то погрустнела:
      - Зачем вы так, дорогой Петр Сергеич? О, как нехорошо вы меня тревожите!
      Поразительно, что политическая близорукость у вас сочетается с самыми возвышенными мыслями. Что ж, вы - такой! Не срезать же вам за это зарплату?
      Зачем вы призываете меня бороться? Нет, я рождена для лучшей доли!
      Давайте-ка лучше шарахнем по стакану!
      Вот чего требует душа, а не ваших сражений.
      Как написал обо мне поэт?
      
      
      Не для житейского волненья,
      
      Не для корысти, не для битв:
      
      Ты рождена для вдохновенья,
      
      Для звуков сладких и молитв...
      
      
      Такие вот прекрасные строчки посвящены мне.
      'Сладкие звуки', тут, конечно, - звон стаканов.
      И мои молитвы, чтоб сильно не наезжали, тоже упомянуты.
      И сколько поэтов писали обо мне и как часто!
      Помните это?
      
      Поднимем стаканы, содвинем их разом!
      
      Разве это не обо мне? Да тут ярко выражена вся суть моей непростой души!
      И как поэт сумел так глубоко заглянуть в мою душу?!
      
      - А вы? - дама с горестной укоризной посмотрела на растерявшегося Петра Сергеича. - Что же такое вы мне предлагаете? Социальные битвы?!
      Я вам что, Гаврош какой, чтоб по баррикадам бегать?!
      Следующий раз, если вы все же хотите понравиться даме, предложите ей культурную программу, а не эти безутешные сражения!
      
      - Милостивый государь, что же такое вы предлагаете даме! - все больше раскочегариваясь, сказала она. - Я бы меньше обиделась, если б вы мне предложили пойти на панель.
      - Лидия Владимировна, дорогая! - Петр Сергеич склонился к даме и нежно ее обнял, памятуя советы дедушки. - Вспомните, как я люблю вас, - и больше не серчайте.
      - Милостивый государь, не гневите меня больше, не взывайте к моим самым простым чувствам!
      - О, я люблю вас, Лидия Владимировна! - страстно зашептал Петр Сергеевич, - но вы же вспомнили 18-19 века! Теперь нет баррикад: все наши оппозиционеры сидят по кабинетам. Это смирные ребята! Только они вас увидят, как сразу поймут, что вы - их мечта. Они сразу полюбят вас!
      Представляете, насколько интереснее жить-то станет?! Это оживит образ демократии в России.
      Мы тут все сольемся в одном печном экстазе - и СМИ всего мира с восторгом сообщат об этом!
      Это будет новое слово в истории социальной мысли России!!
      А как это обновит ваш бренд!
      А заодно, тут бы и вы отдохнули в их объятьях.
      Что тут плохого?
      - Да они не знают радости отдыха, эти люди!
      Я не хочу с такими закусывать.
      Где они - там безутешная борьба.
      
      - Мне кажется, вы не верите в демократию.
      - Да, я не верю, потому что знаю: если демократа хорошенько распарить и напоить, он сразу станет государственником.
      Все они - демократы до встречи со мной.
      Я бы легко вам это доказала, но я никогда не позволяю себе пускаться в столь низкие страсти.
      Может быть, тут трагедия всей моей жизни...
      Тут дама впервые горестно вздохнула.
      - В чем?
      - Дело в том, что у меня, к сожалению, волшебный поцелуй: в моих объятиях все демократы становятся государственниками.
      - То есть сталинистами в переводе на современный русский язык?
      - Да! Поэтому я столь осторожна в близких знакомствах!
      Вы что, не верите, что мне достаточно поцелуя, чтоб навсегда превратить вас в приверженца сильной власти?
      - Можно сказать, вы - сталинистка по призванию!
      - Да ни в коем случае!
      Я вам еще раз говорю: политика мне неприятна, потому что там слишком много борьбы.
      Да, и меня приглашали в правящую партию - и что?
      Я буду шататься по их съездам и сказки народу рассказывать?
      Да я лучше рыбкой закушу!
      
      - Так уж вам хочется, чтобы я боролась!
      Разве вы забыли, что сказал обо мне наш великий поэт?
      
      Радость чуя,
      Не хочу я
      Ваших битв.
      
      Все! Больше не говорите мне об этих людях.
      
      - И еще, Петр Сергеич, - и никогда не говорите женщине 'Иди работай'!
      Вот вы гнали на работу вашу жену - и что вы получили?
      О, как я ее понимаю!
      'Иди работай'!
      Никогда больше так не говорите!
      Забудьте эти страшные слова.
      Забудьте, как страшный сон.
      
      - Кто это придумал, что надо работать?
      Наверняка, какой-нибудь мужичонка.
      Покажите мне его - и я ему сразу головенку откручу.
      
      - А что до того, чтоб нацию спасти, так выберите меня президентом!
      А так-то на фига мне трепыхаться?
      Почему я должна делать чужую работу?
      Меня все призывают работать, а я люблю отдыхать.
      Я, кстати, и так возглавляю один проект.
      - Какой же?
      - Помощь сиротам в 'Детском фонде'. Другие проекты мне не доверяют.
      - Лидия Владимировна! Зачем вы избрали столь неблагодарное поприще? Вы бы могли организовать всю нечистую силу России и построить транссибирскую шоссейную магистраль! А потом - аж до Пекина!
      - Этого как раз я не могу.
      Я могу другое: если какая опасность, я сообщаю моим клиентам, - а спасать весь мир никогда не было моей задачей.
      
      - Я ведь только - свободный художник: где хочу, там и порхаю, - чуть не торжественно произнесла дама.
      - Но вы могли бы спасти человечество!
      - Конечно, хотелось бы его спасти! - пылко сказанула Лидия Владимировна. - Но я бы всех спасла на свой манер: будь я президентом, у каждого было бы, на что выпить и закусить! Я бы это записала первой строчкой в конституции.
      - Это ваш идеал? - робко спросил Петр Сергеич.
      - Да, это - мой идеал, - твердо ответила дама.
      - Каждому - по стакану водки! - торжественно проронила дама.
      По всему было видно, что Лидия Владимировна сказала программную речь. Казалось, сбылись ее заветные мечты; она задыхалась от счастья, ее очи нежно заблестели.
      
      Но вот в ее голосе появились стальные нотки:
      - А что до человечества, то на фига его спасать?
      Даже все мои простые советы как пить и как закусывать воспринимаются как претензия на власть.
      - Лидия Владимировна! А я всегда думал, что закусывать - высшая форма лояльности. Прав ли я?
      - Я совершенно с вами согласна. Я предлагала внести эту статью в Конституцию. Пока она застряла в подкомитетах.
      
      - Знаете, родина есть родина: тут хорошо развеяться душою.
      В Америке у меня свой дом, офис и запасной аэродром, - а тут я, как была 'нечистой силой', так и осталась.
      Власти даже отказались прописать меня в городе; так и числюсь на этом болоте.
      Там мне уже два ордена дали: 'За дружбу между народами' и 'За укрепление американо-российских связей', - а тут не хотят легализовать.
      Причем, второй орден - с красивой, такой шелковистой ленточкой!
      Я говорю нашим властям: 'Какая же я 'нечистая сила', если у меня документы в порядке?'.
      А они: 'Простите, но у нас иммиграционная политика'. Приехал работать - зарегистрируйся.
      Я говорю: 'Я же - Баба-Яга. Какая мне на фиг нужна регистрация?'.
      А они: 'Нечистую силу прописываем на общих основаниях'.
      
      - Как я болею душой за тех, кто хорошо знает, что такое огурец и стакан водки!
      Вот это люди, а прочие мне духовно чужды.
      - Это потому что вы не знаете наших демократов! - опять понесло Петра Сергеича. - При близком знакомстве многие из этих достойных мужчин захотели бы побывать в ваших объятьях!
      - Оставим эти пустые мечты, Петр Сергеич.
      Как же мало вы знаете о женщинах!
      Что вы обо мне думаете?
      На самом деле, у меня робкая, стыдливая душа, а по работе - вы знаете, у меня есть фирма - мне приходится много хулиганить.
      - То есть?
      - Гламуриться. Вот с утра и гламурюсь.
      - А нельзя с утра вам кофе в постель приносить?
      - Не стоит. Знаете, Петр Сергеич, дама я многосоставная, - и пока там спросонья найдешь все свои части, пока соберешь себя во что-то приличное!
      А что до гламурства, то, к примеру, теперь у всех большие сиськи, - и я вслед за всеми не могу себе позволить маленькую грудь, хоть это было б куда удобнее. Тяжело быть бомбовозом, но этого требует эпоха. Таково веление времени - и зачем бодаться с эпохой?
      
      - Поэтому я так сильно устаю от работы над образом.
      - Но какой системе вы отдаете предпочтение?
      - Когда закусываю, мне ближе Станиславский.
      В загуле я - вахтанговка.
      А безобразничаю - по Мейерхольду.
      
      - Да что вы все о работе?
      Вы мне лучше скажите: 'Я люблю вас за тонкую, трепетную душу', - и тогда я заплачу от счастья, а вам из директорского фонда выдам ящик водки.
      А вы меня зовете на баррикады!
      
      - Вы вот, ответьте на такой ответственный вопрос, Петр Сергеич: почему хотите в мои объятья?
      - Мне больше негде отдохнуть душой. Я, как голубь, прилетел бы на вашу грудь и там благодарно затих.
      
      - Но за что же вас не прописывают в России? - осторожно спросил он.
      - Меня не могут зарегистрировать 'на общих основаниях': они сами не поймут, дух ли я или баба какая.
      - Это на самом деле странно. Вы так много сделали для России! А как вы зарабатываете в Америке?
      - Я - предсказательница. У меня тысячи клиентов. Они все занесены в компьютер. Мне платят за советы по существу.
      - Например.
      - К примеру, баба какая бамбину захотела, - я ей мужика запросто подыщу.
      А то дам ценный совет: звоню клиенту и говорю: 'Сегодня лучше не выходите из дома, а то непременно накостыляют'. Он и сидит дома, не чирикает.
      Еще ни разу моя интуиция не ошиблась.
      Выйдет, голубчик, из дома - и получит по морде.
      Как пить дать.
      - И много клиентов?
      - Тысячи. Во всех странах.
      - Откуда у вас информация, Лидия Владимировна?
      - Как откуда? Из космоса.
      - Как это - 'из космоса'?
      - Да так. Поступает прямо на мой личный сайт.
      - На каждого вашего клиента?!
      - Ну да. По моему запросу.
      Прямо так и придет на такую-то фамилию сообщение из космоса: 'Не дергайся, парень!', - так я его и предупрежу.
      - Как?
      - Я пишу: 'Сеньор! Нынче не выходите из дома: накостыляют'.
      Он - мне: 'Я - не могу: нынче свиданье с полюбовницей! Очень ответственное!'.
      Я - ему: 'Баба - не волк: в лес не убежит, - а шкуру в целости сохраните'.
      И точно! Он посадит муляж в машину, а его взорвут.
      Да сколько ж раз так было!
      
      - Услуги оказываю самые разные. Допустим, бабушка хочет внучка, а муж дочки гуляет. Я мужика-гада так приворожу, что всю жизнь пред женой на коленях стоять будет.
      Это самый простой случай.
      
      - А бывает и трудно! Часто сообщения из космоса приходят только на русском языке, да еще в зашифрованной, только мне понятной форме.
      К примеру, написано 'Делайте ноги, ребята'. Все хватаются за голову. Никто не понимает, что же это такое - и получается, что только я могу верно интерпретировать столь сложное послание из Вселенной.
      Или так: 'Вломят пи-дюлей'. Другому человеку это непонятно, но я же общаюсь с высшими силами! Я могу переводить столь сложные фигуры речи на американский и современный русский язык.
      - Судя по рекомендациям, на небесах собралась какая-то стайка хулиганов.
      - Я не думаю, что эти ребята - хулиганы, - но что правда, то правда: повеселиться они любят. Это мои знакомые черти на небесах организовали кооператив и потихоньку деньгу качают.
      Конечно, их уже обозвали 'преступным синдикатом', - а зачем?
      Люди просто живут, не тужат - вот и все.
      Люди просто хотят жить интересно!
      
      - А бывает, что вы работаете бесплатно? Как вот сейчас многие в России? Если вас просто кто-то попросит помочь ему по дружбе?
      - Со мной 'по дружбе' не бывает: я требую, чтоб клиент до начала совместных операций доказал свою платежеспособность.
      - А если он не ваш клиент, а как бы невзначай спросит 'Что же мне делать?'.
      - Пусть не прикидывается дурачком! 'О, сеньор! - печально говорю я. - Х-й его знает'. Меня на мякине не проведешь. Деньгу - вперед.
      - Лидия Владимировна! Вы могли бы предотвращать крупные теракты!
      - Конечно. Я помню, как в сентябре 2001-го из космоса пришло серьезное сообщение: 'Нью-Йорк: один большой пи-дец'.
      Вот и грохнули два небоскреба.
      Что я могла? Сообщила клиентам, чтоб они на всякий случай сидели дома.
      Перед тем как шарахнули сирийского премьер-министра, пришло загадочное сообщение: 'Шеф п-здой накрылся'. Поди, угадай, о чем тут речь! Он не был моим клиентом, так и погиб. Я не могу обслужить весь мир!
      
      - Надо ж, какая ответственная у вас работа! Вам приходится хорошо выглядеть.
      - А как же! Теперь уж я слежу за модой. Это раньше я могла прилюдно показаться с одним гнутым зубом, нос торчком, - а теперь и зубы, и нос сделаны, как надо.
      Кстати, именно после этих операций я стала привередой и слишком многого жду от мужчин.
      А с другой стороны, разве вы - не привереды? Вам вон непременно подавай нечистую силу, - а то и жизнь не в радость.
      - Вот именно, что не в радость.
      - Петр Сергеич! Давайте я вам попробую помочь. А то, чего доброго, вы бросаетесь на меня только потому, что больше не на кого. Бабу, конечно, найти нелегко, но можно.
      
      Дедушка вернулся. Он был мрачен, хоть и старался не подавать виду, что страдает.
      - Я закончил, - твердо и сухо отчеканил Степан Порфирьевич.
      - Спасибо вам за работу. А мы вот продолжаем беседовать.
      - Что же он вам такого сказал, что вы вся сияете? - спросил дедушка.
      - Мы говорим о любви.
      Сами подумайте, Степан Порфирьевич: я б-ла тыщу лет - и вдруг встречаю человека, который любит мою душу! Это дорогого стоит.
      
      Трухачёв не решался открыть рот.
      
      - Ну, и что? А разве я не люблю вас? - гневно возговорил дедушка.
      - Вы любите, Степан Порфирьевич, и любите страстно, - но Пете удалось больше: он озарил мою душу.
      
      Трухачёв весь задрожал от счастья.
      
      - Как любили вы, мой дорогой Степан Порфирьевич? Вы меня безутешно домогались. Я не скажу, что мне это вовсе не нравилось, но ведь и в любви есть иерархия жанров!
      Неужели вы не понимаете, что склоняете меня к бл-ву?
      Петр Сергеич возвысил мою душу, - а у вас этого не получилось.
      Вот пришел этот человек - и как бы мимоходом обдал мою душу счастьем.
      Иногда, знаете, так шайкой обольешься - и до того приятно!
      Да, я долго заблуждалась, но на нашем дорогом Петре Сергеиче я решила сделать небольшую, но душевную остановочку.
      А сейчас, Степан Порфирьевич, дайте нам договорить. Я скоро к вам подойду.
      
      - Петр Сергеич, я вижу, ваши отношения с женой зашли в тупик - и потому постараюсь вам помочь. Прямо щас занесу в свой компьютер и постараюсь кого-нибудь подыскать. А обо мне лучше и не мечтайте!
      - Но почему?
      - Потому что я феминистка и борюсь за права американских женщин африканского происхождения.
      - Но почему не за права наших женщин?
      - Дума к этой теме и близко меня не подпускает.
      - Но почему так, Лидия Владимировна?
      - А дело в том, что я по характеру не могу слишком много бороться.
      Немножко посражаюсь - и отдыхаю.
      Я могу только немножко бороться, для души.
      Поэтому знакомые думские бабы называют меня 'кайфовщицей'.
      Честно говоря, я и феминистка-то - тоже для души.
      Я вообще не люблю сильно напрягаться.
      А что до мужиков, я еще могу с ними наклюкаться, - но на большее почти не тянет.
      В итоге, я, конечно, отдамся, но не это во мне главное.
      
      - Так что вы на всякий случай помните, что в мои обязанности входит с вами, мужиками, бороться.
      - Какое страшное это слово 'бороться'! - грустно провозгласил Петр Сергеич.
      - Не говорите! Я не понимаю сам дух нашей эпохи: почему все только и делают, что борются? Разве не лучше посидеть, выпить, закусить? Что это за мода такая - бороться?
      А какой дурак придумал, что надо работать?
      Зачем работать?
      Давайте сядем да закусим - вот это жизнь.
      Что вы, дураки, все горбатитесь?
      И как вам не надоело?
      
      Петр Сергеич осторожно прервал ее пламенный спич:
      - Неужели мужчины вам на самом деле не нравятся?
      - Честно говоря, да.
      - Это почему? - огорчился Петр Сергеич. - Как же такое возможно? Это просто не укладывается в голове.
      - Ребята, вы меня не расслабляете! - откровенно ответила сразу погрустневшая дама.
      - Интересно! - возмутился наш герой. - А что же мы тогда делаем? Вы подвергаете сомнения главную цель нашей жизни.
      - Вы, мужчины, меня напрягаете. В этом ваш главный недостаток. Поэтому я требую от сотрудников, чтоб они говорили о любви: только это примиряет меня с мужчинами.
      - Вы немилосердны! - воскликнул Петр Сергеич.
      - Я даже не знаю, как это объяснить, но когда я вижу мужика, мне хочется его шарахнуть. Почему, сама не понимаю.
      Сейчас, к примеру, так бы вам и поддала!
      Ну, уж не буду: по знакомству.
      Иль вот, к примеру, гуляю по лесу. Если зайчиха пробежит - ничего, - а зайцу непременно наподдам. Тут уж мне все равно, заяц, мужичок, или еще что мужского рода: шарахну на всякий случай.
      Просто для души.
      Часто и сама не замечу, как пи-дюлей накидаю.
      Думаете, мне это обходится без последствий?
      И совесть мучает, и напьюсь, как дура.
      Конечно, мне по статусу полагается хотя бы немножко быть пьяной, но с другой стороны, надо следить за здоровьем...
      
      - Моя проблема - совсем другого свойства, - признался Петр Сергеич. - Я хочу вам задать важный вопрос: почему я все время получаю пи-лей? К примеру, мне с утра вломят пи-дюлей, - а я до вечера хожу и думаю, за что.
      Понимаете, как обидно?! Вломят, - а за что, не скажут.
      - А! Значит, у нас одна проблема, но несколько разные к ней подходы: вам - поддают, а я - люблю поддать. Зато сразу видно, что мы оба подходим философски к решению столь важного вопроса.
      - Это и говорит о нашем единстве душ! - поспешил заверить Петр Сергеич. - Меня, бывает, молотят, а я спрашиваю: 'Хоть объясните, за что'.
      А они: 'Простите, сейчас нам некогда; мы потом объясним'. А потом так и не объяснят: забудут.
      - А я подхожу к этому совсем иначе. Сначала накидаю пи-дюлей, а только потом начинаю задумываться: а кому? А за что?
      - Что вы посоветуете, бесценная Лидия Владимировна?
      - Может, вам стоит снисходительнее относиться к небольшим человеческим слабостям? Ну, немножко получили по загривку - что тут плохого?
      
      - А вы не знаете, Лидия Владимировна, почему у нас в России так легко получить по морде?
      - Этого никто не знает. Существует теоретическая база, овладение которой очень поможет вам ориентироваться в жизни.
      Есть три рода пи-дюлей: потому, что так надо; потому что так исторически сложилось; в силу непонятных причин.
      - Мне что обидно? - Петр Сергеич посерьезнел. - Хоть тебе талитаризм, хоть дерьмократия: все едино, пи-дюлей накидают. Вот что грустно!
      - Вот именно! Значит, вам поддали в силу исторической необходимости. Понимание этого факта должно вас существенно утешить.
      - Меня это на самом деле утешает.
      
      - Я вот встречаю моего обидчика, накостылятеля другой раз.
      Как обычно, он насовал мне поджопников и тут сочувственно говорит:
      - Помню, вы интересовались, за что вам костыляют.
      - Конечно, мне это очень интересно, - сказал я.
      - Так вот знайте! Вы лю'бите не тех, кого надо. У вас и чувства-то какие-то нерусские.
      - Я просто не знаю, кого любить, - тогда признался я. - Мне никто не посоветовал.
      - А что вам советует сама жизнь?
      Тут я задумался, но потом откровенно признался:
      - Я не знаю.
      - А я вам скажу! - горячо и даже чуть ли не страстно посоветовал этот интересный человек. - Вам же говорят, дуракам: 'Укрепляйте вертикаль власти!', - а вы чем занимаетесь? Вас строят, а вы не понимаете, что вас строят; вот вам и достается на орехи.
      - Ну! - сказал он, прощаясь. - Нашей бригаде надо еще десять точек объехать. Представляете, сколько работы?
      - А платят-то вам хоть хорошо? - спрашиваю.
      - Денег всегда не хватает, а работа ответственная, - печально признался он.
      - А я сначала думал, вы случайно мне накостыляли.
      - Да вы что! За это нам не заплатят. Никто не будет работать бесплатно. И уж вы не подумайте, что мы хотели как-то вас обидеть.
      Мы просто работаем, просто немножко вразумляем, когда человек не понимает самых простых вещей.
      Грубая работа, но кто-то же должен ее делать.
      - Трудно работать?
      - Очень. Каждому надо шарахнуть по загривку и сунуть поджопник. Мы даем по возможности легкий поджопник, иначе после работы очень болят колени.
      - А по морде?
      - По морде не полагается. Можешь дать и по морде, но за это не заплатят. Так что смысла нет.
      - А как вас звать, к примеру?
      - Могу сказать и это. Пи-дюль Иванович Замойский.
      
      - Лидия Владимировна! Я ведь и сам понимаю, что поддать мне иной раз просто-таки надо. Если я знаю, что за дело, так я сам приду: выдайте мне пи-дюлей!
      Сколько надо, столько и дайте.
      - А сколько вам надо? - поинтересовалась дама.
      - Я сам не знаю. И не могу знать. А вот начальство знает. На то оно и начальство. Если не знает начальство внизу, то президент точно, что знает.
      Я спрашиваю этого человека:
      - Неужели мне пи-дюлей полагается?
      - А почему нет? - отвечает он. - Чем вы хуже других?
      - А я не получу лишнего?
      - Что вы! У нас работают мастера. Наверху лучше вас знают, сколько вам нужно.
      - Как же звать вашу организацию?
      - Да обычная выездная пи-дюль-бригада. Так вот с утра и ездим. Там-сям пи-дюлей навесим.
      Трудная работа, руки ломит, - но раз надо, так и работаем: часто через-не-могу.
      - Ну что, пойду? - сказал на прощание этот интересный человек. - У нас еще много работы.
      
      - Забыли главное? - спросила дама.
      - Но что для вас главное? То, что я люблю вас? - нашелся Петр Сергеич.
      - Правильно. Только когда мужчина говорит о любви, я понимаю, что это человек.
      - А если не говорит? - спросил Петр Сергеич.
      - Если не говорит, так зачем он нужен, эта скотина!
      - Неужели так трудно вам понравиться? Неужели нет надежды?
      - Очень мало. Главное не забудьте: чтобы у меня работать, надо уметь говорить о любви. Это одно из условий службы, это, наконец, доказательство вашей профессиональной состоятельности.
      - Да я вам очень вам благодарен за это условие! Дело как раз в том, что я очень люблю говорить о любви, но до сих пор жена не позволяла развиться этой страсти. Я только начну, а она: 'Все ты врешь, скотина!'.
      
      - Лидия Владимировна! Мне вот очень интересно, что же про любовь говорит Степан Порфирьевич.
      - Дедушка-то? Он очень красиво говорит.
      - Как?
      - 'Я люблю вас, - обычно говорит он, - за грусть в очах'.
      - Но давайте его спросим, - загорелся Петр Сергеич.
      - Хорошо, - согласилась дама. - Почему же нет? Мне тоже интересно узнать, насколько глубоко он осознает свое чувство.
      Только не будем спрашивать прямо: пощадим эту тонкую душу: спросим при случае.
      - Да, пойдемте его утешим.
      
      Слышно было, как Степан Порфирьевич впрок заготавливает дрова. Эта работа лечила его от плохого настроения.
      Нашли его легко.
      - Как вы поживаете, Степан Порфирьевич? - нежно спросила дама. - Да отдохните вы!
      - А как же дрова? - спросил дедушка.
      - Вы ведь немножко поработали! Переусердствовать не надо.
      - Как-нибудь сделаете, - приветливо улыбнулась дама. - Вы помните, что вы мне сказали? Что хотели бы остаток жизни провести в ваших объятиях.
      - Я помню об этом каждое мгновение. Вы не могли бы как-то этому поспособствовать?
      - Это очень хорошо, мой дорогой Степан Порфирьевич, что вы так правильно выбрали позицию: в моих объятьях, - но почему вам так важны мои объятья? - приятно изумилась дама.
      - Только в ваших объятьях я чувствую себя человеком.
      - Но почему 'человеком', а не 'мужчиной'? - полюбопытствовала она.
      Дедушка строго ответил:
      - Мне важно подчеркнуть гуманизм начальства.
      Изящным движением дама вывернула из воздуха бутылку водки со стаканом и налила полный дедушке:
      - Спасибо, Степан Порфирьевич.
      
      Они отошли, и дама наставительно сказала:
      -Теперь вы поняли, Петр Сергеич, что за люди работают у меня в фирме? Откуда у этого простого человека столь величавые мысли? Нам ничего не остается, как молча склониться пред мастерством нашего милого дедушки.
      Сами видите, какого интеллектуального и человеческого уровня этот человек!
      Вам есть, чему поучиться!
      Меня это необычайно трогает.
      
      Петр Сергеич не смог сдержать своего восхищения:
      - Как тонко вы понимаете мужчин! Потрясающе. Выходите за меня замуж! Я готов на вас жениться хоть сейчас.
      - Как это 'хоть сейчас'? Вы же не разведены.
      - Лидия Владимировна, если я скажу жене, что оставляю ей квартиру, нас разведут в пару дней.
      - Неужели вы так меня любите?
      - Конечно!
      - А что у вас есть такого, что бы могло меня очаровать?
      - У меня таинственная душа.
      - Это неплохо, но этого мало.
      
      - Расскажите еще об олигархе. Почему вы его любили?
      - Потому что была такая мода. В годы войны я самолично пускала составы под откос, потому что это было модно. По моде ходила в фуфайке и в ней отдавалась.
      - Вы любили вашего олигарха?
      - Да, я любила этого мужика и до сих пор, чего доброго, люблю. Столько раз катала его на своем самолете - и что? Он предпочел меня какой-то политической партии: женился на ней. Легализовался, ушел в политику, а я - прости, прощай.
      Вот вы какие, мужики: неблагодарные скоты.
      - Это, Лидия Владимировна, ваш второй брак, а первый, как я понимаю, был с Соловьем-Разбойником. Почему он распался?
      - Понимаете, нельзя любить мужчину, который не уверен в своей любви! Соловьюшка не способен на большое чувство. Сколько я его ни воспитывала, сколько ни приручала к браку, ничего не получилось. Может быть, поэтому он и спился: он так и не понял, что любит меня.
      Сунулся, было, в бизнес. Так трудно все шло поначалу: какое акционерное общество ни откроет: хоть добыча угля, хоть ловлю рыбы, хоть лесозаготовки, - получается публичный дом
      - А что с ним теперь?
      - Деньгу зашибает в Нью-Йорке. Все дурака валял, пьянствовал, а теперь вот свистит на Бродвее. Организовал свое шоу 'Русский хулиган в Нью-Йорке'.
      - Так у него еще и менеджерские способности?! Я-то думал, только художественные.
      - Это я его подбила деньги зарабатывать. Он всегда был первым хулиганом губернии. Я ему говорю: 'Что толку тут свистеть? За границей за это платят, а тут ты простой хулиган'.
      - Какие интересные люди вас окружают! Почему именно в Нью-Йорке он показывает свое шоу? Там же очень дорого снять под концерт помещение!
      - А он его и не снимает! Показывает прямо на улице. Весь свой спектакль он называет почему-то 'проект' и очень гордится этим названием.
      Весь этот район в центре Нью-Йорка заранее оцепляется полицией, и входят только люди с билетами. Потом он начинает свистеть. Полисмен, переодетый актер, делает ему замечание. Он посылает представителя власти куда подальше. Тот его шарахает дубинкой. За него вступаются прохожие. Подтягивается отряд полицейских - и мордобой приобретает более масштабный характер.
      Он, наш Соловушка, кричит и рвется, как оглашенный, головой проламывает витрину.
      Все в восторге.
      - Да здравствует русский хулиган! - восторженно воет толпа.
      Тут на него набрасывается сразу сто человек!
      А он, как свистнет, - всех повалит. Они опять его так и сяк пытаются повязать, - а он их свистом раскидывает.
      И вот такая вот х-етень - на целый час. Всем смешно - до чертиков.
      И что вы думаете? Это тут у него репутация хулигана, а для всего Нью-Йорка он - очень интересный человек. Сразу объявил набор на курсы свистунов; отбою нет.
      - Но работа! Какая тяжелая работа!
      - Не говорите. Конечно, достается ему на орехи! Так отпи-дят, что никаких денег не захочешь. Что ж, просто так никто деньжаткой не осыпит. Таких пи-дюлей накидают, что мало не покажется. Конечно, это все - только шоу, - а все равно шкура-то трещит по швам!
      Главное, конечно, что ему очень нравится эта работа.
      И вот он, повязанный, раскланивается публике, но заканчивает выступление тем, что сходу выпивает ведро водки!
      Поверьте, на это нельзя смотреть без восхищения!
      
      - За особую доплату, - продолжила дама, - можно получить и особые пи-дюли.
      Каждый участник шоу может при желании немножко полетать!
      Человек выходит на открытый помост - и наш Соловушка умелым поджопником закатывает его свистом в заранее подготовленную резиновую ловушку.
      Метров пятьдесят этот человек летит по воздуху, всяко кувыркаясь.
      Обычно зритель летит с задумчивым видом, осваивает три кувырка и - красиво падает в большой резиновый сапог самого веселого вида.
      - Как интересно! - восхищенно произнес Петр Сергеич.
      - Да, очень интересно!
      Посетитель влетает в резиновую ловушку вверх тормашками. Оттуда его участливо выковыривает наш работник, который затем изящным поджопником возвращает клиента на его место на импровизированной трибуне.
      А что же дальше, спросите вы?
      Все стонут от радости!
      Все получили пи-дюлей, и все плачут от счастья - такая вот типично русская ситуация в американском городе Нью-Йорке.
      Так вот и славянский менталитет получает свое международное звучание.
      
      - Призвание Соловушки - свистеть, - и уж в этом он реализуется на все сто процентов.
      Он уже занесен в книгу Гинесса как 'самый свистучий соловей'.
      Но это еще не все: он с гордостью носит звание 'самого главного хулигана в мире'.
      Долго колебались, как его назвать: 'самый главный' или 'самый большой' хулиган.
      Решили было назвать его просто 'скотина', но потом одумались и предпочли 'главный хулиган'.
      Словно б есть 'неглавные' хулиганы, словно б тут какая-то иерархия.
      Вот подождите! Эту ночь он не даст вам уснуть, - что-то тогда вы скажете: вот тогда вы и решите, кто же он: 'самый главный' или 'самый большой' хулиган!
      
      - Но что же мне делать, Лидия Владимировна?!
      - Можно найти управу, но надо знать секрет. Если сильно разойдется, пойдете с дедушкой его увещевать.
      А это не так-то легко!
      Он человек сердечный, но от душевной щедроты при встрече может и двинуть по башке.
      Так поддаст, что закручинишься.
      
      - Если ты скажешь Соловью-разбойнику: 'Господин Разбойник! Соблюдайте хотя бы ночами тишину и порядок', - он мрачно зыркнет и буркнет: 'Пошли вы на х-й!'.
      А если по-дружески ему крикнешь: 'Ты что же, скотина, ночами-то свистаешь? Совсем, что ли, о-уел? Тебе что, больше и делать-то нечего?', - так он хотя бы для вида повинится и на какое-то время постарается так напиваться, чтоб ночами не свистеть.
      
      - Простите, что я порою матерюсь, но это принято: и на Бродвее, и здесь, в глухом лесу. Уж больно много всякой нечисти шастает!
      - А Змей Горынович? Это же ваша компания. Я встречал одно время его в вашем офисе, потом, смотрю, он куда-то исчез.
      - Парень загульный, где-то бомжует.
      Захочет закусить - встанет у метро и пламя пускает.
      И так высоко пускает, что пожарных на всякий случай вызывают. Его сначала в цирк брали, но характер у парня запойный: не сумел удержаться.
      Пару раз прямо на арене засыпал.
      Зрителям нравится, а директор - в расстройстве: да сколько можно!
      
      - К счастью, не все только хулиганы среди нашей лесной публики!
      Вот хороший пример: судьба Алеши Поповича складывается более удачно: он открыл новое направление в духовной жизни Америки, основав художественный стриптиз.
      Под его руководством проведены уже первые международные соревнования по этому интересному виду спорта.
      Мы-то думали, это только богатырь, а оказалось, очень занимательный человек: так красиво и себя, и других раздевает, - просто загляденье!
      - Что ж, неплохо!
      
      - Да. Все мои коллеги по нечисти пошли в шоу-бизнес и - все пристроились неплохо.
      - А Микула Селянович?
      - Устроился в Лас-Вегасе вышибалой. У него тоже свой номер: так поддаст, что летишь со свистом.
      - А помните, как о нем писали? 'Сошка не обирана'.
      - Что ж, и сошку не забыли: стоит посреди игорного зала.
      
      - А теперь, Лидия Владимировна, я бы сам охотно остановился на особенностях моего чувства. Если вы позволите.
      - Полный вперед.
      - Главное в вас - это душа.
      - Не буду спорить.
      - Но в чем тут проблема? - продолжал Петр Сергеич. - Мир вас не понимает, потому что вы слишком хороши для него.
      - Вы так думаете?
      - Я уверен, это главное в вас. Оттого и неизбывная грусть в ваших очах. Но моя любовь излечит вас от грусти.
      Вот вы отметили, что политически незрел. Да, это так, зато я беру душой. Академиев я не кончал, но мысли о высоком чувстве всегда роились в моей душе. Причем именно мысли о романтичной, необычайной любви.
      - Я вас очень прошу, Петр Сергеич: полюбите меня за мою душу! Ни в коем случае не следуйте примеру дедушки, что безутешно меня домогается.
      Конечно, я должна признаться, меня несколько волнует и такой стиль отношений - и все же моя душа больше тяготеет к высокому!
      - А разве я не понимаю этого? Знаете, как сказал о таких женщинах поэт?
      
      Господь из лучшего эфира
      Соткал живые души их.
      Они не созданы для мира,
      И мир был создан не для них.
      
      Это ваш случай.
      - Не надо лишний раз упоминать большое начальство, - урезонила было дама, но тут же поправила себя:
      - А впрочем, сойдет.
      - Сидит себе в своих высотах, в ус не дует, а я вот внизу, среди людей, я всегда с моим народом, - добавила она с укоризной.
      - Но позвольте мне уточнить, дорогая Лидия Владимировна: нет, это не только ваш случай: это НАШ случай. И не просите любить вас за вашу душу: это уже произошло, как только я вас встретил!
      - Вот сколько я знала мужчин, - и вы знаете, в целом они мало ценили мою бесценную душу.
      - Лидия Владимировна! Мое призвание - думать о вашей душе.
      - Боже мой! Какое счастье! Неужели такие мысли бывают у мужчин?
      Петр Сергеич приосанился:
      - Не только бывают, а вот я с ними прожил всю жизнь.
      - Какое везение! Давайте сразу, мой дорогой Петя, возьмем курс на высокое чувство - и это обогатит наши отношения, это озарит наши души, а заодно и весь мир.
      
      - Но как же вы до сих пор жили без меня, мой дорогой Петенька?
      - Я страдал. Все начиналось, впрочем, не столь мрачно. Я женился по любви. С женой мы много обсуждали романтизм наших отношений до свадьбы - и вдруг всего через месяц она объявляет: если любишь, работай на серьезном производстве.
      Как, - спрашиваю я, - Варвара Петровна! Зачем вы требуете подвигов в работе, если я рожден для любви?
      И что она?
      Она меня - матом.
      - Петя, я тебя умоляю: расскажи подробнее о природе вашего чувства?
      - Охотно, Лидочка! Что тут сказать? Прежде всего: как тебя не любить?! Ты слишком хороша. И хороша ты - душой!
      - А знаешь, чем меня-то потрясла наша встреча? Я впервые задумалась о душе.
      Да, казалось бы, я вечна. Мол, делай, что хочешь. Но я - не такая! И сколько можно безутешно бля-вать?
      Нет, теперь буду много думать о душе!
      Вот и сейчас так замечталась, что и напиться забыла!
      
      - Петенька!
      - Лидочка!
      
      Тут Петр Сергеич прошептал:
      - Конечно, надо думать о душе - и все же, Лидочка, иногда осторожно меня прижимай. Это же тебе не трудно.
      - Да можно, Петенька, можно! Давай немножко паренька приголублю.
      Ты ведь давно мечтал оказаться в моих объятьях.
      Но главное в тебе - другое: ты задал даме верное направление мыслей
      
      - Что-то ветер пахнул похолодней, - задумчиво сказала Лидия Владимировна. - Неужели опять на нас движется восьмая налоговая вертолетная дивизия?
      - Я ничего не слышу.
      - А я слишком хорошо слышу. Опять за мной эскадрилью послали. Сейчас нагрянут.
      - Что ж, - тяжело вздохнула она. - Шефам тоже отдыхать надо.
      
      - Степан Порфирьевич! - позвала она.
      Кто-то аукнулся на болоте.
      - Сейчас прилетят, - грустно поморщившись, сказала дама.
      
      - Что ж, Петр Сергеич, сейчас через огороды организованно отходим к болоту.
      Если эта обычная атака случится без меня, ждите, чем всё кончится и звоните уже потом.
      Только б избушку по пьянке не спалили! Нагрянут под видом спецоперации, а сами парятся всю ночь.
      
      - Да, налоговики - страшное дело, - вздохнул Петр Сергеевич.
      - Заберутся в избу, гонят самогон, поют похабные песни и - парятся. Для чего они меня атакуют? Только для того, чтоб попариться в моей печке.
      - Почему им надо париться именно на нашей печи?
      - Считается лучшим средством от запоя.
      Я им говорю: 'Тогда хоть заплатите за помывку!'.
      Не платят: делают вид, что ничего не было.
      А я вижу, как моей Печи достается: все задвижки раздерганы, сама Печь залита вином, кругом веером презервативы.
      Хоть бы подмели на прощанье! Какое там!
      
      - С одной стороны, мне обидно, что они усеют всю поляну растрепанными вениками и истерзанными презервативами, - но, с другой, не это ли есть лучшее доказательство крепости русского духа?
      В этом обилии презервативов я вижу наиболее ясное выражение русской национальной идеи.
      Простите, а как еще ее выразить?!
      Только так.
      Веник, стакан, презерватив - это те же самые 'православие, самодержавие, народность', выраженные по-новому в начале третьего тысячелетия.
      Вот она, вечность огромной, всепобеждающей идеи!
      - А я думал, такие идеи бывают только в книгах.
      - Нет, дорогой Петенька! Идея только тогда чего-нибудь стоит, если она проведена в жизнь.
      Вот мы сейчас загуляем, напьемся, подеремся, - но все это не имело бы смысла без идейной платформы.
      Пусть они тут пируют, а мы на танке покатаемся.
      
      - А вообще в древней Руси легче жилось или веселей?
      - Да, уж какое там 'веселей'! Чуть растеряешься, объявят ведьмой, да и сожгут в срубе вместе с чародейными бумагами! Только так, за милую душу, хвост оторвут!
      - Неужели так жестоко?
      - А как вы думаете, Петр Сергеич? Ни за что пи-дюлей накидают.
      
      - Помните ваш главный недостаток?
      Ни в коем случае больше не призывайте меня работать.
      Словно б других занятий уже и не бывает.
      Лучше заметьте, как много значит моя печь для всего человечества! Уж на что налоговики - грубые мужики, а напарятся - плачут от счастья.
      
      Наконец, Степан Порфирьевич вернулся.
      - Лидия Владимировна, - вкрадчиво спросил он, - вы помните, что люблю вас, или немножко подзабыли?
      - Нет, я все помню, дорогой вы наш Степан Порфирьевич. Приготовьте стаканы: скоро запируем.
      - Летят эти архаровцы, - грустно заметила она. - Что ж, вернемся к ленинским традициям: накроем в шалашах.
      И она повернулась к Петру Сергеичу:
      - Отметим ваше вступление в наши ряды.
      - Как там, - она обратилась к дедушке, - там все готово?
      - Конечно.
      И они все трое потопали на болото.
      
      - Вот подумайте, Степан Порфирьевич, насколько же нам хорошо живется: вы обо мне мечтаете, я о вас думаю.
      Так и живем.
      Люби'те меня и дальше - и пусть это трепетное чувство не помешает вам вести хозяйство!
      - А нельзя вас приобнять?
      - Это с какой стати?
      - Но я ведь - не просто дедушка: я - страстный дедушка.
      - Когда придет время, тогда и обнимете. Я взяла вас в штат за высокий склад вашей души, за речи о любви - и вы, пожалуйста, не уклоняйтесь от верно выбранного курса.
      И впредь прошу вас оправдывать мои самые трепетные ожидания. Пойдемте, закусим - и я уверена: вы вернетесь к трезвому взгляду на жизнь.
       2006
  • Комментарии: 8, последний от 11/11/2009.
  • © Copyright Ганичев Геннадий Яковлевич (gennadygan@gmail.com)
  • Обновлено: 08/01/2014. 161k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.