| |
Школа реальная
"Школа реальная" - так я решил озаглавить эти заметки: после того, как первый набросок назвал "Школа романтическая".
Я бы не решился на эти печальные откровения, если б не одобрение создателя этого сайта Николая Чигиря, сына Алексея Ивановича, нашего физрука, которому я столь многим обязан.
Учительница НАЧАЛЬНЫХ КЛАССОВ Гриненко Вера Николаевна
Из-за нее в школу бегал с радостью! Она увлекала, школа представала заманчивой, увлекательной игрой, полной интересного напряжения.
А сколько открытий было каждый день!
Я вдруг стал замечать, что она мне ставит одну "пятерку" за другой. Это меня неизменно поражало! Я не мог понять, за что. Это намного позже я понял, что она тянула меня на отличника.
С 5 класса я стал спортсменом и хулиганом. Почему-то это получилось одновременно! Правда, увлечение спортом затянулось на всю жизнь, а хулиганство прошло, как хоть и короткая, но опасная болезнь.
Я с ужасом вспоминаю, что мы, детки Тигельного двора, сплотились в шайку и вечерами в темноте бросали камни в Дом офицеров: били стекла.
Окна Веры Николаевны были справа - и я, зная это, старался бросать ближе к центру.
Я уже тогда все дни проводил дома в полном одиночестве: мама приходила с работы очень поздно (работала на полторы ставки), а папа вообще редко бывал дома.
Именно с начальной школой связаны мои воспоминания о разладе в семье. А дело в том, что у брата уже была "плохая компания". Он часто прогуливал школу - и меня ставили в пример. В результате такой неумной тактики родителей отношения с братом не сложились: всю жизнь мы избегаем друг друга.
Только в воскресенье мама была дома - и я, вдохновленный Верой Николаевной на усиленные занятия, весь день, лежа в кровати, занимался математикой или самостоятельно учился играть в шахматы по учебнику Панова (это не муж любимого учителя!).
Вове почему-то очень не нравилось, что я так много занимаюсь. Появившись дома, он кричал маме:
- Не давай Генке так много заниматься: у него голова станет квадратной!
Я пишу о брате, потому что он учился в той же 5-ой школе, но был на шесть лет старше.
Я как-то спросил маму:
- А что такое мнимая величина?
- Не говори ему, мама, не говори! - почему-то испуганно закричал брат.
- Квадратный корень из минус одного! - ответила она.
Я так и подскочил от радости: мама - знает!!
Скоро брат исчез: родители убедили его поступать в техучилище на фрезеровщика - и я чуть не на все детство остался дома один.
Как забыть улыбку Веры Николаевны? Она вселяла в меня уверенность в себя, она всем видом говорила "У тебя все получится!".
Учитель МАТЕМАТИКИ средних и старших классов Артамонова Нина Михайловна
Если в Вере Николаевне было что-то великодушное, располагающее, значительное, то Нина Михайловна поражала своей необъяснимой суетливостью. Там, где Гриненко улыбалась (другой и не помню), Нина Михайловна смотрела на меня, ребенка, испуганно-вопросительно, словно б ожидая от меня совета.
Один случай нас и вовсе рассорил.
Нина Михайловна хотела продолжить метод Гриненко, чем вызвала мое восхищение: она тоже объявила дополнительные занятия. Она очень любила эти факультативные занятия и старалась привлечь к ним как можно больше участников.
Я все же решусь описать этот случай поподробнее: настолько он характерен.
Был дан трехчлен x^5 + 5x^3 + 4x, и надо было доказать, что он делится на 120. Напомню, x^2 = x в квадрате. Легко заметить, что 120 = 1Ч2Ч3Ч4Ч5 - пять последовательных цифр, совершенное число. Начинаешь разлагать x^5 + 5x^3 + 4x и получаешь (x^3 - 4х) (x^2 - 1), потом (x^2 - 4) x (x^2 - 1), потом (x-2)(x-1)x(x+1)(x+2). Тоже пять последовательных цифр.
Я сделал это за 15 минут и понесся к Нине Михайловне, хоть меня мучили сомнения: а как быть, если среди пяти чисел подряд есть простое число? Вот 6Ч7Ч8Ч9Ч10 разделится ли на 120? - спросил я себя.
- Да, очень легко! - ответил я сам себе. - Просто 7 не будет участвовать в делении, постоит в стороне.
Она похвалила меня - и для класса это было плохо: многие прекратили ходить, решив, что со мной соревноваться невозможно.
И сама учительница меня осудила:
- Вот вы решили быстро задачу - и на мой факультатив больше никто не ходит.
Мне поставили в вину, что я - не идиот!!
Спасибо большое.
Потом занятия математикой в школе стали совсем скучные - и сама Нина Михайловна уже не сердилась, если я не ходил на уроки.
Нина Михайловна не понимала, как важно, чтоб ребенок все делал с желанием, играючи! Факультатив не посещали именно поэтому! Как педагог, она совершенно меня разочаровала.
А в 9-ом классе я сдал за 10-ый - и потом весь год не ходил на уроки: читал дома книги.
Не удержусь сказать, что я сам тщательно проработал темы "Уравнения с параметрами" и "Интегралы": я хорошо понимал, что от Нины Михайловны этого не дождешься, - так что позже мне было легко на первых курсах и на мат-мехе ЛГУ, и в военной Академии.
Уже в школе мне особенно нравились интегралы Эйлера - и жаль, что их так трудно показать в тексте.
Да, Нина Михайловна посылала меня на математические олимпиады, - но наши отношения не были сколько-то теплыми.
Учитель ФИЗИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ Чигирь Алексей Иванович
С 4-го класса я стал много заниматься спортом - и центр школьной жизни переместился на физкультуру.
Вот уж кому я благодарен: спорту и Алексею Ивановичу.
А дело в том, что почти все учителя не умели подойти к ребенку, узнать его проблемы. Все только работали! В школе был постоянный эмоциональный голод - и его утолял только спорт. Поэтому мне и не представить детство без ежедневных тренировок.
Эмоциональный голод - характерная черта всех 60-ых годов. Наши родители, наши учителя мало интересовались нашими проблемами. Столь жестокое было время! Продукты и эмоции были очень ограничены.
Так трудно было после тренировки не поесть вдоволь мяса, рыбы вообще не было, а колбаса была ужасной.
Что же мы ели мясного? Вдоволь поесть можно было только холодца из свиных ножек.
Я говорю это современному читателю, который не имеет представления о таких ежедневных лишениях.
И с одеждой, и с обувью были постоянные мучительные проблемы!
И все же посещение школы было настоящим праздником. Благодаря большей частью математике, физике - и, главное, физкультуре!
Вопреки всему школа - праздник! Уж тут ни отец, ни брат не напьется! Не насмотришься душераздирающих выяснений отношений родителей!
Это было взаимное непонимание, легко переходящее во взаимную ненависть.
Без отца было тяжело, но когда он все же выныривал из небытия, начинались мучительные разборки.
Во время войны папа попал в штрафбат, мама вышла замуж за летчика, летчик погиб, мама и папа решили соединиться снова - и папа по неслыханной слабости характера не мог простить этого маме.
А мама часто плакала, но не развелась, несмотря на мои просьбы: считала, что "надо терпеть".
Я же чувствовал себя этаким испытательным полигоном, я часто был в стрессе уже в детстве - и нормальная жизнь восстанавливалась только в спорте.
Все же моя эмоциональная жизнь шла вне школы - и тут я всем обязан спорту. В Луге тогда много играли в шахматы - и это для меня было и большим увлечением, и настоящим спасением. Спорт - лучшее в любой социальной жизни.
Эмоциональная разрядка приходила только на уроках физкультуры - и поэтому я особенно любил их. Уже тогда психологические перегрузки хорошо снимала физическая усталость. Отношения с одноклассниками на почве спорта не складывались: спорт любили мало, - и это очень объясняет разобщенность нашего класса.
Зато мои человеческие отношения сложились в областном спортлагере, где был три лета подряд: все последние классы. Увы, из Луги, кроме меня, там никого не было.
Вся огромная тема шахмат - вне 5-ой школы, - но эта игра так много дала в детстве, что странно было б об этом не упомянуть. Тут были огромные открытия! Начать с того, что я сам по учебнику научился играть в шахматы, и уже в спортлагере выполнил норму первого разряда. Хорошо помню, как Чигирь этому радовался.
Турниров было много, но все - вне школы.
Особенно удивлял себя тем, что мог играть "вслепую" - и в спортлагере так зарабатывал на мороженое, и от Луги выступал на зональных соревнованиях.
Мне очень нравились тренировки.
Как это, провести день без тренировки?
Чигирь не давал мне индивидуальных заданий: я занимался по плану Циркова, тренера Областной спортшколы.
Но Алексей Иванович был близко, мы часто разговаривали - и это вспоминаю с благодарностью!
Учитель ФИЗИКИ Людмила Николаевна Панова
Она хорошо преподавала физику - и тут я могу только ее похвалить.
Приятно было думать, что сегодня будет ее урок! Конечно, не помню, что именно она говорила, но что на ее уроках было интересно, это помню слишком хорошо.
Но еще важнее было чувствовать в ее преподавании нечто домашнее, успокаивающее, ведь дома разыгрывалась драма со смертью отца.
С февраля по октябрь 1969 года, со второй половины 9 класса и до второй четверти 10-го фактически дома нельзя было находиться из-за ужасных криков отца: ему умирать от рака было очень больно. Приходилось странствовать по родственникам, а они не всегда были ко мне расположены.
Людмила Николаевна посылал меня на городскую физическую олимпиаду, но в физике я уже не чувствовал себя столь уверенно, как в математике.
Учитель ЛИТЕРАТУРЫ Валентина Александровна Киндюк.
Валентина Александровна, дорогая вы моя! Вы были добрым, сердечным человеком, но в преподавании литературы мне-то хотелось совсем другого! Вы говорили, словно б читая по учебнику: "от" и "до".
Поэтому, простите, вы были мне неприятны.
Особенно в старших классах.
Вы ведь больше скрывали, чем информировали!
Почему моя жена, что родилась в трех тысячах километров от Москвы, уже в школе слышала о Пастернаке, Платонове, Булгакове? Почему ваше преподавание пахло мертвечиной?
Да, я все же благодарен вам: вы были очень корректны!
А когда я на выпускном экзамене прочел наизусть "Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины", вы даже поставили мне "пятерку"!
И что?
Да, вы честно отрабатывали свой хлеб, - но разве не стоило иметь свое мнение? Не верю, что оно у вас было.
Учитель ХИМИИ Мария Ивановна Реховская
Как благодарен Марии Ивановне! Она по-человечески меня пожалела - и мне это до сих пор приятно: из-за смерти отца в октябре 1969, месяцев за восемь до окончания школы я был в ужасном состоянии - и органическую химию просто не учил. Она сжалилась: поставила "четверку".
Мария Ивановна посылала меня на городскую химическую олимпиаду - и то, что я ее выигрывал или оказывался вторым, было для меня потрясением: я-то твердо знал, что химию знаю плохо. Значит, те, кто со мной соревновался, совсем уж ничего не знали!
Реховская меня неприлично притягивала: она была такой большой, теплой и мягкой в моем воображении. Это были только мои мысли, конечно! Тогда не было порнофильмов, и вообще секса как бы и не существовало: нам только по-идиотски объясняли, что мы - "дети". При этом в старших классах иные мои одноклассники и ровесники уже открыто сожительствовали.
Я с завистью думал:
- Живут же люди! Надо ж, какие умные!
Для меня-то атмосфера в классе казалась столь бесчеловечной, что я не мог и помышлять о романе с одноклассницей.
Я хорошо помню один парадокс, смущавший меня своей неприличностью: Людмилу Николаевну я любил, но прижаться к ней не хотелось. Марию Ивановну я не любил, но прижаться к ней хотелось очень.
Реховская была по типу настоящая мама! Это моя мама нудно, изнурительно вразумляла меня, что надо работать, что жизнь тяжела, а увидишь Марию Ивановну - и так хочется от души ее обнять!!
Однажды мы сидели совсем близко: она чему-то меня учила - и я неожиданно для себя самого прижался к ней. Это продолжалось какое-то мгновение - и резко отодвинулась именно она. Я не мог помышлять о сексе с ней, но прижаться хотелось на очень долго.
В этом контексте я не удержусь от упоминания о Дейч Марии Лазаревне, нашей изящной учительнице пения: она казалась мне слишком решительной: до жестокости.
Мне чудилось, если ее обниму, она расцарапает мне все лицо своими длинными острыми ногтями.
Так что, возможно, и хорошо, что она исчезла с моего социального горизонта: зато приятно сохранилась в памяти.
Преподаватель БОТАНИКИ, зоологии, биологии Иван Федорович Белов.
Биологию вел Белов: невероятный рассказчик: его, как иного артиста, хотелось слушать бесконечно. А еще мне казалось, он в классе - как на своей кухне: до того по-свойски. Как будто в домашних тапочках! И такой милый дядечка: постоянно улыбается, и зубы красивые.
Я после долгих колебаний как-то его спросил:
- А что такое гомосексуализм?
Он, такой умный, прикинулся идиотом - и я перестал его уважать.
Его дочь Оля оставляла очень приятное впечатление: было видно, что она станет умной и скрытной женщиной. Она заставляла думать о себе - и тем невольно поднимала и без того высокий авторитет своего отца.
Преподаватель НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА Михайлова Екатерина Федоровна
Да, Екатерина Федоровна была очень внимательна, очень мила. С ней я выиграл олимпиаду по немецкому языку, - но именно поэтому я всю жизнь на нее обижен. Почему? Потому что она ставила оценки формально.
Дорогая Екатерина Федоровна! Олимпиада была в 7 классе, а потом немецкий язык уже вовсе вами не преподавался!
Вы приходили, тихонько отсиживали, давала формальные задания и уходили.
И ТАК ПРОШЛА ВСЯ ШКОЛА!!
За все годы вы ни разу не попробовала поговорить с нами по-немецки! Мы получали только формальные оценки! Никто, кроме меня, не учил язык - и они получали "три".
Да, мне "учитель" ставила "пять", - но формальность "учебного процесса" меня разозлила на всю жизнь.
Разве это можно назвать "учебой"? Кому нужно такое идиотское "обучение"?
И так всегда! Нас держали за идиотов! Так вот обида осталась на всю жизнь.
Поэтому я попал в жизнь совершенно неподготовленный.
Этого формализма было слишком много, слишком.
Уже в школе жизнь предстала настоящим адом: все были формальны: и отец не хотел быть отцом, и брат не хотел быть братом, и большинство учителей только формально отрабатывали свой кусок хлеба. Да, по-человечески их можно понять, но все же такой формалист в школе - это трагедия для учеников.
ДИРЕКТОР Степанов Борис Васильевич
Странно, но Борису Васильевичу я более обязан эмоционально, чем знаниями. Нас он не учил. Мне было приятно, что он есть - и не приходило в голову требовать большего.
Если честно, для меня он был представителем власти.
Да, серьезно: директор школы мне уже казался большим начальником. Это обусловливается моей средой, где не было "начальников".
Когда все же моя тетя (из уважения имени не назову) стала партначальником, она сразу стала привилегированной - и ее уровень жизни сразу стал выше нашего - и она давала понять, что мы пониже, чем она.
В целом, я больше обязан не самому Борису Васильевичу, а его сыну Юре, моему шахматному сопернику в течение 30 лет.
Спасибо, Борис Васильевич, что вы были!
Вы и сейчас для меня живете.
ЗАВУЧ Елена Александровна Алексеева
Елена Александровна никогда нам не преподавала, но была чем-то вроде доброго ангела школы. Вот возьмет - да и приятно мелькнет. Она казалась самим воплощением корректности: спокойная, выдержанная, рассудительная, она была воплощением настоящей женщины в отличие от тех, что порой пьяными валялись в траве.
Учитель ИСТОРИИ Нина Степановна Кузнецова
Про наше вторжение в Чехословакию она сказала: "Вошла армия советских политработников". Я не очень поверил.
Она, как и Киндюк, рассказывала "от" и "до", - и мне было скучно, хоть я не пропускал ее уроков.
С пониманием социальной жизни у меня были особенно большие проблемы - и Нина Степановна ничему меня не научила.
На экзамене она справедливо поставила мне "тройку", потому что я сказал, что численность компартии больше численности профсоюзов.
Она вообще давала понять, что считает меня распущенным, если не хулиганистым парнем - и я бы даже сейчас не решился с ней спорить.
Нина Степановна была типична.
Да, иные учителя мне неприятны, как преподаватели, а на их человеческие качества я не покушаюсь: наверно, в обычной жизни они были хорошими.
Тут уж не шло и речи о том, чтобы я увлекся: нет, мне просто было скучно, когда дело касалось современности.
От детства у меня осталось твердое убеждение, что люди более всего боятся фактов, а выше всего ставят свои слабости.
А что же государство? Я решил, что его задача - позволить им лелеять эти свои слабости, купаться в них.
Вольно или нет, но и учителя включались в советскую идеологическую гонку: и они учили всему, кроме реальной информации, реальных знаний о мире. Из нас выращивали идиотов, и нам же при этом объясняли, как это хорошо.
Ничего хорошего! В реальной жизни мы получали по морде, потому что ее не знали.
Историчка ничего не объясняла из происходящего вокруг: она только добавляла тумана в мою глупую башку
Что еще меня ужасает в той советской школе, так это полное нежелание хоть как-то нас цивилизовать, привить любовь к искусству.
Я с огромной благодарностью вспоминаю старичка-историка, что превращал уроки в фейерверк мыслей. Он казался немножко не от мира сего: говорил без нарочитой самоуверенности, неловко подтягивал штаны, словно забыв надеть ремень, - но он рассказывал о том, чего я не знал.
Как жаль, что он скоро исчез: он буквально очаровал меня неформальностью рассказа. Как он рассказал о первой мировой войне! До сих пор вспоминаю.
Нина Степановна говорила то же, что и радио - и это было скучно, обидно, противно, потому что не просто не совпадало с реальной жизнью, но противостояло ей.
Учитель ГЕОГРАФИИ Галина Павловна Зайцева.
Я у нее учился откровенно плохо - и мне приятно, что она была со мной подчеркнуто корректна.
Как и со всеми.
Хотя почему "плохо"? На "четверки" выруливал.
Вообще-то милая, эта географичка любила напускать на себя серьезности - и очень мне нравилась в таком состоянии.
Как-то она строго сказала:
- Не занимайтесь онанизмом: детей не будет!
Я аж подпрыгнул от удивления: о таком можно говорить в школе!! Я ведь уже привык к тому, что в школе от нас прятали реальную жизнь.
Но за все годы учебы в школе о сексе была сказана только эта одна-единственная фраза.
Кстати, припомню и такую историю. Был в школе и лектор! Рассказывал о чем-то умном - и о Германии. Мы с Ефимовым подошли к нему после лекции и спросили о проституции.
Он весомо ответил:
- Знаете, ребята, она есть, но она спрятана под большими деньгами.
Меня так поразила серьезность ответа, что до сих пор вспоминаю с благодарностью.
Девочки нашего класса мне не нравились, но были и увлечения, никак не реализовавшиеся: общих вечеров танцев не было. Были школьные КВН - тоже вне класса.
Да, моя школа дала только немножко знаний, но ни в чем меня не увлекла.
Да, такой была наша школа.
Я все же решусь сказать, что в 1970 году покидал и школу, и Лугу с искренним чувством ужаса: я боялся там остаться, я боялся ненависти брата и непонимания мамы.
Но не только этого!
Как-то в 10-ом классе нас привезли на станцию Толмачево и привели на химическое производство. Ясно дали понять, что ждут нас уже в качестве рабочих, - но при этом они не поняли, как нас напугали: мы увидели людей-призраков: они выходили, замотанные в странные белые одежды, они излучали ужас.
И сам воздух фабрики прямо обещал смерть!
В школе я впервые ощутил всю тяжесть, весь ужас одиночества. Поскольку школа была единственным социальным институтом, в котором я пребывал, то от школы я и ждал хоть какой-то правды, хоть какой-то ясности.
Ничего такого и близко не было: меня учили не понимать, от меня просто нагло скрывали информацию.
Да, я тогда не понимал это столь ясно, как сейчас, но чувствовал еще острее.
В школе мне особенно трудно было привыкнуть к самому себе: ведь со мной никто не говорил, никто не объяснял мне самого себя.
Мне часто было больно, но я никому не мог сказать об этой боли.
Три ипостаси этого мира: насилие, похоть, унижение - их я познал в школе.
В школе никогда не звучало слово "свобода".
Все же школа не была тюрьмой! А многое мне и прощалось. Вообще не учил органическую химию и астрономию: так был подавлен смертью отца, - но меня просто пожалели.
Тогда нам лгали из идеологических соображений, а сейчас сама эпоха переполнена ложью. Зачем думать, если есть сериалы и шоу? Тогда скрывали информацию, а теперь ее столько, что человек не в состоянии ее понять.
Но что же мои одноклассники?
Они мне нравились.
Космачевского Сашу и Толю Ефимова я никогда не забывал.
А скольких еще!
Сейчас, оглядываясь на всю жизнь, я могу сказать откровенно и определенно, что школа учила плохо и мало.
26 февраля 2014 года
Воспоминания "Школа романтическая" и "Школа реальная" написаны для школьного сайта Николая Чигиря.
Связаться с программистом сайта.