Всем нам кажется, что мир будет иным после нашей кончины, де, какие то краски без нас поменяют свой оттенок, воздух будет другим.
Хотя ясно, что ничего не изменится, все как было, так и будет.
И все же, лично мне стало интересно, пожелал ощутить сполна свое отсутствие на этом клочке грязи по имени земной шарик.
Так как я уже давно пишу, то имею свою читательскую аудиторию, ту, которая лично меня не знает, знакома со мной лишь виртуально, по книгам, по статьям в газетах, на порталах, то есть, имеются ввиду люди, которые в жизни меня не видели, а лишь слышали обо мне.
Я захотел под прикрытием инкогнито объявить им о своей смерти, поглазеть на их реакцию, установить, что они думают о моем переходе ТУДА. Стало интересно.
И я решился!
Выпил водочки 'Спецзаказ', закусил польской селедкой, напялил на голову кепку, пошел в центральный книжный магазин.
На прилавке мои книги затерялись в океане других, более весомых произведений. Говорю это без иронии, совершенно серьезно.
Подхожу к продавщице, стоит молодая девушка с влажным взглядом.
- Девушка, у вас есть книги Эльчина Гасанова?
- Да, конечно, - тут же ответила она. - Он очень читабелен, раскупается.
Мне стало приятно конечно, но я помню и цель своего визита. Набрал в себя побольше воздуха, взял в руки свою книгу, стал печальным тоном говорить:
- Жаль конечно этого автора, умер молодым. Не дожил до старости, - из моих слов.
- Да вы что? Серьезно? - она застучала ресницами. - А когда?
- Да два дня назад, в газетах писали. В автокатастрофе, - сказал, прикусив язык.
'Типун тебе на язык, Эльчин, ты что?! Накаркаешь беду, дурак!'
Продавщица поглядела как бы вдаль, грустно вздохнула, тихо ответила:
- Все мы смертны, ничего тут не поделаешь. Ася, там чай готов? Я пирожные принесла! - крикнула она своей коллеге.
Я вышел на улицу, на меня пахнул резкий пронизывающий бакинский ветер, солнце ярко светит в глаза. А меня оказывается, нет, я уже умер! Умер я! Умер проклятый метельщик!
Если это моя Родина, то почему мне тут холодно. Такое чувство, будто я родился в колодце, везде темно и дует.
Не буду писать о том, что два дня подряд в интернете на форумах я под чужими никами встревал в беседу, и, между прочим, мимоходом писал о смерти писателя Эльчина Гасанова.
Эта новость также была воспринята естественно, мол, все в норме, а как же иначе.
Одна лишь девушка (по ее постингам я понял, что это девушка) удивилась: 'как так? Вроде молод, пишет, печатается, и вдруг скончался? Жаль...'.
Но мне хотелось увидеть глаза людей, которые обсуждают мою кончину.
Судьба мне помогла, я был приглашен в одно светское общество, там собрались врачи, инженеры, работники иностранных кампаний, ученые, журналисты. Лично меня там знал лишь один профессор, мой давний знакомый, я ему моргнул, предупредив заранее о своем эксперименте.
- Может не надо? Не солидно как то? Вдруг узнают тебя, некрасиво получится..., - пытался он меня отговорить от моей затеи.
- Да это просто юмор, сатира, какая разница? Скучно жить без импровизаций. Тебе то что? Ты молчи и все! - настоял я на своем.
Сидим, пьем вино, водку, кушаем плов с бараниной, болтаем ни о чем.
Внезапно беседа переходит в русло публикуемых статей, комментарий.
Журналист, сидевший напротив меня, с непонятной серьезностью критикует лидера партии, который выступил недавно в газете '...', буквально облил грязью его высказывания.
- Нет, товарищи, это нумерной идиот! Так лизать руку правителю, да еще прилюдно, демонстрировать свой подхалимаж, это ужасно, ужасно! И это лидер партии!
- Согласен! - поддержал его инженер. - Я читаю этого горе - политика. Это пол беды, если он вынужден протиснуться в теплое место правителя, но его никто не заставляет этого делать. Он сам инициативно делает это! Это сливки нашего общества. Делайте вывод, друзья!
- Да какие там сливки?! - удивляется врач - стоматолог. - Все дело в том, что такие писаки гордятся тем, что написали ерунду. Я не удивился, если бы он в узком кругу признался: мол, 'сорри, я все понимаю, наше общество и наш народ в глубоком дерьме, но я вынужден так выступать. Не взыщите, поймите меня правильно, у меня семья, дети, их надо поднять на ноги, обуть, одеть, кормить'. Но трагедия в том, что он искренен, он в самом деле так полагает и считает. Это опасные люди. От них надо избавляться.
Я пока молчу, слушаю, пригубил вина, откусил часть кутаба, зажег
свой 'Captain black'.
По радио передают 'Болеро' Равеля. Я продолжаю глядеть на гостей, жду своего часа, и он настал.
- Простите, один вопрос, - обратился я к врачу.
- Пожалуйста, - он вскинул брови на меня.
- А читали ли вы Эльчина Гасанова? Он писатель, также часто выступает в газетах и интернет изданиях.
Услышав мой вопрос, мой приятель - профессор, он сидит рядом со мной, ударил меня ногой в колено под столом, прикусил нижнюю губу, чуть отвернулся в сторону, будто что - то ищет. Я почувствовал внутренне, что он сдерживает свою улыбку.
По вниманию и интересу я понял, что они меня не узнали.
- Ах да...такой лысоватый, - вспомнил инженер. - Да ты его знаешь, - обратился он к врачу. - Он недавно написал статью о варварстве толпы. Вспомнил, Руслан?
- Да, да, что - то припоминаю, - напряг свое лицо стоматолог.
- Такой скандальный, часто играет на публику, но пишет смело, это нельзя у него отнять. Недавно написал книгу совместно с армянином...
- А-а! - протянул журналист. - Вспомнил, вспомнил. Да, есть такая буква.
- А что, вы его знаете? - спрашивает меня врач Руслан.
- Знал. Он умер, скончался. Попал в автокатастрофу, - говорю, и сам дрожу от улыбки. 'Только бы не засмеяться'.
Все коротко переглянулись, инженер грубым голосом заявил:
- Царство ему небесное, значит, уже не будет писать и скандалить.
- Давайте выпьем, ребята, что это мы как бы на поминках. Умер, жаль конечно чисто по человечески. Наливай Мурад!
Водка 'Немиров' разлилась в хрустальные бокалы. Послышался перезвон бокалов, небольшой галдеж. Все ели мясо, сыр, маринованные баклажаны.
Я с врачом Русланом вышли на балкон покурить, подышать воздухом.
Он искоса бегло бросил на меня взгляд, мне показалось, будто он что - то хочет припомнить. Это не удивительно, многие страницы в интернете и в газетах завалены моими фото.
'Неужели узнает меня? Эльчин, будь осторожен! Если мистификация раскроется, ты будешь смешон, Эльчин!'
Врач не милосердно дымит, смотрит на ясное ночное небо, о чем - то говорит.
А я опять ищу момент, чтобы перевести беседу на 'свою' смерть.
- Вот жизнь, жил человек, писал, строил планы на будущее, болел
тщеславием, и аха! - сыграл в ящик, - мне показалось, что я вставил эту
тему своевременно, так как Руслан что - то ляпнул о Вселенной, о
загробном мире, о том, что будет после смерти.
- Да дался вам этот Эльчин Гасанов, умер так умер. Все мы смертны! -
буркнул он, затянулся сигаретой.
Я поднял глаза к небу, над самой головой стояло таинственное созвездие. Мерцающие алмазные гвозди, прибитые к небу, мне показалось, будто небо колышется.
Слегка дрожа, я старался дышать полной грудью мучнистым воздухом. Врач опять о чем то
тихо говорил, а я же думал: 'вот она, Эльчин, твоя кончина, никто даже
не переживает, и это те, кто тебя хоть чуть - чуть знают. А что говорить
об остальных миллиардах людей, которые вообще не знают о твоем
существовании'.
Я стоял на балконе и смотрел вверх. Я чувствовал себя как под душем,
где сверху падает теплая вода, только это был лунный свет, белый и
светлый, изливающийся мне на плечи и голову.
Этот свет как бы проникал мне внутрь. Я стоял как памятник, сигарета
сгорела, я ее выкинул. Врач кончил курить,
обернулся в мою сторону, странно посмотрел на меня, вошел в
комнату. Я еще стоял, мне даже хотелось лечь и устремить взоры вверх,
на белые иероглифы.
Я поверхностно ощутил собственную кончину.
Как в тумане вышел оттуда, профессор остался там, я прошелся по
темным улочкам, заглянул в пивную. Сижу у окна, смакую пива, ем
горячий горох.
Напротив сидит молодой человек лет 30, с пышными усами,
напомнил мне молодость Сталина по старым фотографиям. Тоже пьет пива. Я поднял глаза на него.
- Вы не слышали новость? Говорят, умер Эльчин Гасанов, - я уже был пьян, поэтому тараторил без повода. Говорил это первому встречному. - Попал в аварию, и кранты!
- А кто это такой? Автохулиган что ли? - переспросил меня 'Сталин'.
- Нет, это диктор передачи 'В мире животных', - выпалил я, отвернулся, залпом осушил свой бокал.
Захотелось обо всем этом написать, проснулась профессиональная
привычка публициста. Может это муза? Муза обманчива, многие клюют
на нее, хотя она не для них.
Словно у человека разболелся живот, а он думает, что ему пора в уборную опорожниться. Человеку достаточно пукнуть, выпустить голубей, свои газы, и боль в животе тут же пройдет. А он бедный сидит на унитазе, напрягается, он весь красный, хочет, но не может, все без толку.
Автор мяукает и лает, рычит, жужжит, квакает, превращаясь в зверька, паясничает, лишь бы понравиться читателю - зрителю. Очень обидно, что читатели вместо хрюканья, ржут.
Попутно вспомнил одну историю, якобы быль. Но когда мне об этом рассказывали, выглядело логично, прозвучало реально. А именно вот что я слышал.
В Гяндже, во втором по величине городе Азербайджана, хоронили человека, зарыли его в могилу. Положили в гроб его любимый сотовый телефон, он так мол, завещал.
Короче, засыпали тело песком, стоят родственники у могилы, плачут.
Через сутки вновь родственники пришли посетить могилу, друг усопшего Али, звонит на мобильник умершему вниз, в землю.
'Рука сама потянулась набрать его номер, я даже не хотел', - потом скажет он.
Из под земли послышалась музыка, звонок дошел, и внезапно все оборвалось. Все замерли. И вдруг снизу кто то отвечает, будто нажали зеленую кнопку ответа....молчание.
Как то один из западных мудрецов сказал: 'почва земли принимает, впитывает в себя дождь, снег, лучи палящего солнца, лунный свет, всякие удобрения, и ...тело человека'.
;;;
Перебирая и просматривая свои письма на мэйле, наткнулся на ряд посланий от одной особы, ее зовут Оксана, русская, поклонница моих произведений.
Она пылко выражала свое восхищение тому, что прочитала, называла меня гением.
Не скрою, я был польщен, хотя, разумеется, не верил в это кощунство.
Совершенно с другого мэйла я написал от имени неизвестного человека, сообщил, что тот самый Эльчин Гасанов, от которого она без ума, скончался три дня назад, попал в аварию.
Сначала она попала в шок.
'Как? Да не может быть? Вы не шутите?'
- Да нет же! Если Вы не против, я могу при встрече с Вами рассказать об этой очень грустной истории.
Разумеется, она была согласна. Мы договорились назавтра.
В тот же вечер я получил от нее письмо уже на свой адрес, на имя Эльчина Гасанова.
Видать, Оксана хотела уточнить, перепроверить мою информацию. Она написала следующее:
'Эльчин, здравствуйте. У Вас все нормально? Я слышала кое - что, с Вами все в порядке?'
Ответа не последовало, я молчал. Значит, я умер.
На следующий день мы встретились с Оксаной, я представился, как Омар.
Меня волновал один вопрос, узнает ли она меня? Ведь в интернете, по статьям, да и повсюду раскиданы мои фотографии.
Поэтому я напялил усы, которые мне одолжила гримерша из театра Русской драмы, она мне помогла навести на правую щеку шрам, надел дымчатые очки, и пошел на печальную встречу.
Стою, жду ее у станции метро, я описал себя, она не могла меня не узнать даже среди многолюдной толпы.
Подходит ко мне высокая стильная девица с плетеной косой, в шляпке, в черной курточке, на высоких каблуках.
Широкоскулое личико с ее черными вытаращенными глазками имело в себе нечто, напоминающее лошадь.
- Вы Омар? - хлопает глазами.
- Да, к Вашим услугам.
Разговорились по пути, сели в мою машину, поехали ужинать в ресторан 'Кавказ'.
Оксана покачивала головой с притворной развязностью, даже как бы с некоторым сознанием неотразимости своего пола.
Мы в ресторанчике расселись у окна, в неудобном месте. Дуло ледяной сыростью.
Заказали салаты, котлеты по - киевски, шампанское, некоторое время молча ели. Она ела с аппетитом, мне почудилось, что она лишь кушать и пришла.
Иногда пристально глядела на меня, один раз меня даже передернуло.
'Ну, все Эльчин, твой розыгрыш лопнул, она тебя признала!'
Но нет, она продолжала задавать мне вопросы по поводу смерти Эльчина Гасанова, изредка переходила на общие темы, типа мода, спорт, Евровидение. Но я снова и снова подгонял беседу под траур.
- Я тоже был его читателем, хороший был автор. Хотя некоторые повести его были весьма бездарные, - говорю я, пытаясь завести простой разговор.
- Не знаю, я не припомню таких, я все вычитала, что он написал. Как грустно... он был моим идолом, - она отвела глаза в сторону.
- Я ведь скоро собиралась с ним встретиться, живу я одна, в трех комнатной квартире в центре города.
Он был плодовитым писателем, выпускал в год три - четыре книги, массу статей и рассказов.
Так вот я хотела предложить ему переехать в мое жилище, планировала создать для него все условия для работы.
Я даже его не видела, чувствовала, что он - мой идеал.
Поэтому для меня моя квартира - это не жертва с моей стороны.
Я серьезно больна, мне скоро в путь, дорожку, я искренне желала в этой жизни сделать добро, но не первому встречному, а тому, кем я воистину довольна.
Читая его, у меня появлялась ладность, я со всеми его изречениями и мыслями была согласна полностью. У читателя это встречается редко.
Она говорила, а я чувствовал, что мое нутро горит, мороз гуляет по спине, лодыжки звенят. Я не верил своим глазам, ушам.
'Эльчин, вот это да! Квартира, поклонница, хотя подожди, она больна говорит, а чем больна?'
- Простите за пикантный вопрос, Оксана ...А... чем вы болеете, ...если конечно это не секрет?
Она резко остановилась, посмотрела вниз под себя.
- Уже нет. У меня рак. А, вы испугались, вижу, глаза Ваши забегали...
Не бойтесь, рак так не передается, тем более через общение. Кстати, у Вас ус отклеился. Как в кино, ей Богу.
Я стал приклеивать заново свои усы, как Лелик в фильме 'Бриллиантовая рука'.
Оксана усмехнулась, встряхнула свою головку. Ее пышные волосы рассыпались по спине как водопад.
- Эльчин, Вы меня за дебилку принимаете? Я не идиотка. Будто я Вас не узнала...
Я с трудом проглотил кусок хачапури.
- А то, что рак....это Вы серьезно? - не своим голосом спрашиваю ее я.
- Да пошутила я, не обращайте на меня внимания. Разыграла я писателя. Ха - ха - ха!...- она притворно вздрогнула, сделала попытку прижаться ко мне.
Непритворно было лишь чувство, внезапно охватившее ее: она остро ощутила ко мне влечение, ко мне, к большому, сильному, цельному в своем безобразии и беспощадной мрачности. Но в тот момент я не ответил на ее движение.
Ночью мы неплохо провели время, все было на уровне, даже слишком.
Оксана счастливая, принимала мои ласки, страсть не знает разницы между любимой и случайной женщиной. Секс - это единственная акция, где нет фальши, тем более в ту ночь я был рыцарски почтителен и дружески сердечен.
Она была страстна в наслаждении, я опьянел от счастья, эта женщина умела пламенно отдаваться во власть минуты, она с щедростью раскрывала сокровенную глубину своей души.
Но затем все померкло в противоестественной забывчивости.
Я без Оксаны ноль, а с нею два нуля.
Лучше бы она вышла замуж за хорошего мужика, а не занималась культурной проституцией.
Как говорила одна русская поэтесса:
'Когда Адам пахал, а Ева пряла,
Не был ли мир подобьем идеала?'
Я продолжал экспериментировать опыты со своей мнимой кончиной.
Спустя три дня после встречи с Оксаной я случайно встретил старика Абдуллу, ему 70 лет. Он прогуливался в парке воскресным утром, я тоже частенько прохаживаюсь по утрам в безлюдном парке, потому что могу думать только на ходу, на улице, в ожидании чего нибудь.
Фонтаны не работают, скамейки пусты, поблизости никого. Хорошо и тихо.
Мы стали с Абдуллой ходить в ногу.
Я ему рассказал о своем эксперименте со смертью.
Он поглядел на меня как - то странно, взгляд означал примерно следующее: 'вот это идея пришла тебе в голову!' Затем стал говорить.
- Я понимаю тебя, ты писатель, хочешь выдумать нечто необыкновенное, собственная гибель, и прочее. Но смерть не стоит того, чтобы о ней думать, это именно так.
Разница между мухой и человеком состоит в том, что муха живет год, это максимум, а человек может прожить и до ста лет, даже больше. Поэтому он ценит жизнь, она у него достаточно продолжительна, чем у мухи.
Мухе абсолютно все равно, прибью ее, попадет она в паутину или сгинет от мороза. Она не ценит свою жизнь, ибо живет мало. Все дело в продолжительности.
Жил бы человек как муха год, он не думал бы о загробном мире, и не успел бы создать религию. Для истории что год, что 50 лет - все одно.
Проще говоря, смерть не стоит того, чтобы о ней серьезно думать.
...
Мы разошлись, я побрел домой.
Вечером того же дня узнал новость: скончался мой близкий товарищ, с которым мы вместе росли еще с горшка. Причина смерти странная: выпил эссенцию, то ли спутал с водкой, то ли еще что - то, мнения расходятся. Черт знает что...
Брожу нахмуренный, в душе накурено. Водка не допита, рыба не докушана. Мне нужен уборщик для души, слишком много хлама в этой клоаке по имени душа.
Все же я решил довести до конца свой эксперимент, не люблю половинчатость.
Ясно, что все это от нечего делать, мне скучно, тем не менее, надо дописать эту повесть, надо же тебе голову поморочить, мой достопочтенный читатель. Я шучу, играюсь, с моей стороны это игра, но эту игру надо довести до конца, как любой анекдот.
Вспомнил эпиграмму Александра Иванова:
'Чуть - чуть устал. Нет - нет, да вытру пот,
сейчас - сейчас, я все же весь в работе.
Еще чуть - чуть, да- да, уже вот - вот...
А впрочем, все равно вы не поймете...'
У многих образованных людей бывает, что они всецело поглощены какой либо великой идеей, они свято чтят ее, а затем эту идею подхватят бездари и вытащат к таким же дуракам, как и сами, на улицу.
И вы вдруг встречаете эту идею уже на толкучке, в грязи, неузнаваемую, поставленную нелепо, без пропорции и гармонии, поставленную игрушкой у глупых ребят.
Это означает, что они опошлили все дерьмо, которое и так было дерьмом, но они его вообще уничтожили полностью и окончательно.
Имею ввиду в основном политические и религиозные идеи, типа, национализм, коммунизм, фашизм, Ислам, крестовые походы, монархия, республика, и прочая ересь.
Я так иногда смешон сам себе до неприязни.
Прямо недавно вынашивал в себе идею о собственной кончине, сижу, выпил 150 гр. водки, гляжу на экран, выступает Ксения Собчак, с кем - то скандалит как всегда, затем вспомнил себя, свои шумные дела, всякую мишуру, рассматриваю свои фотографии, и вдруг неожиданно стал смеяться над самим же собой.
Самым простонародным образом стал смеяться над самим собой. О самом себе стал выражаться в юмористическом тоне.
У меня есть знакомый редактор одной из второсортных газет, я ему неплохо заплатил, а затем мы посидели в ресторане, довольно дорогом ресторане для такого редактора, он того не стоит. Вся абра - кадабра с моей стороны была затеяна лишь потому, чтобы он на страницах своей газеты выставил бы некролог, мол, умер Эльчин Гасанов, писатель, публицист, гражданский деятель, и пр. и пр.
Он согласился.
И ты веришь мне, читатель, эта информация стала просачиваться в массы, интерес ко мне возрос, обо мне стали говорить, роптать, люди начали интересоваться мною, моим творчеством. Ходили в книжные магазины, чаще стали посещать мои страницы в Интернете, мой персональный веб сайт. Я уже не говорю о том, что мне звонили мои знакомые на сотовый.
- Эльчин, ты? Живой?
- Слышь, дорогой, мне сообщили, что некролог вышел в какой то газетенке...Что за фигня?
И тому подобное, что - то в этом роде. Толпа прощает тем, кто умер всю их вину, все их грехи.
Чуть далее, спустя две недели после этого, или около того, я пустил утку в городе, что Эльчин Гасанов сошел с ума, рехнулся. Это равносильно смерти, если человек тронулся, он умалишенный, то почти никакой разницы между ним и трупом нет. Он ходячий труп, дышащий кусок мяса.
И вновь, в который раз обо мне стали судачить, промывать мои косточки.
Читатель, ты знаешь, что такое известность?
Я это знаю.
Сижу в комнате с гостями, приглашен на банкет, дверь приоткрывают, показываться головы, идет шепот, 'это тот самый писатель Эльчин Гасанов?'
Некоторые подходят непосредственно ко мне, жмут мне руку, таращат на меня глаза.
Все это я видел своими глазами, а глаза и сейчас при мне. Был даже такой момент, что я не выдержал такого внимания, такого дыхания славы, задрожал всем телом, ко мне льнули роскошные девицы, белокурые и смуглые. Мои читательницы.
Но это ладно...Ерунда.
Идем дальше. Пошла у меня значит идея, воздвигнуть себе памятник при жизни, в Баку это сделать нереально, придется ставить этот памятник, ну или бюст где - то в дерене, на периферии.
Встретился, договорился со скульптором, в селе Дигях, окраина Баку, хорошее место, чистый воздух.
Заплатил скульптору, он стал лепить меня из гипса.
'Эльчин, ты совсем обнаглел! Что ты делаешь? Какой еще памятник!? А если узнают в верхах? У тебя абсолютно нет инстинкта самосохранения!'
Интересно, а что будет с моим именем через 100 лет? По моему внучка Наргиз испортит все мои строки, осквернит вот этот мой памятник, над которым трудится седой старик.
Ночью мне снится сон. Едем мы в лодке со Сталиным, Генералиссимусом. Он сидит рядом в сером военном кителе, покручивает усы, курит трубку.
Редеет утренний туман, диктатор хитрыми глазами смотрит на меня, а я ему читаю свой рассказ о двух обманщиках - пророках.
Читаю с интонацией, красноречиво, пылко.
Резко Сталин встает, сверкнул глазами, ус кусает, и, поднатужившись, за борт меня бросает.
Просыпаюсь тут же, встаю наполовину, вся подушка моя мокрая. Целую ее, начинаю думать сквозь сон: 'Эльчин, ты кадр! Напрасно теряешь время на эту дуру - литературу, но ничего, зато вдохновенье приходит!'
Утром звонит мне старый друг, Алик.
- Поехали брат в Худат! Гульнем, выпьем колодезной воды, водочки российской, шашлычка отведаем. Поехали! - кричит он хриплым голосом.
- Поехали! - согласился я.
- Люблю я тебя, братан, черт меня трижды побери! - орет на проводе Алик.
Короче говоря, мы уже в Худате, это на границе с Дагестаном. Хорошие места для отдыха, курорт. Бодрящий воздух, леса, лужайки, ручьи журчат...Что еще сказать? Все ОК.
Взял я туда свои черновики, чтобы прочесть их Алику, чтобы он оценил мои гениальные творения.
Но так вышло, что не до творчества было. Пошла пьянка, настоящее русское застолье: на столе огромный бутыль водки, соленья, черника, ежевика, земляника, большой баллон студеной родниковой воды.
Сидим, болтаем, пьем, гудим, смеемся.
Рядом со мной прямо слева на тахте моя тетрадь - черновик, наброски романа.
После всего я с Аликом пошли прогуливаться по деревне. У меня в руке как всегда моя тетрадка, ищу момент, чтобы прочитать ему свое творение.
'Эльчин, чтобы получить паспорт известности навеки, стать бессмертным, ты должен чаще говорить уже с покойными классиками. Сколько тебе этому учить, Эльчин!'
Забурился сам в себя, вошел в свое нутро как улитка, сижу, ясно и реально представляю в своем разуме следующее.
Подходит ко мне Есенин:
- Что ты хочешь от жизни? Заболел славой? Вот, дурак!
- Эй, ты откуда! Ты чего это...того!? - кричит мне Блок.
Обернулся, гляжу, стоит толпа классиков: там и Толстой, и Тургенев, и Достоевский, все одеты в белые балахоны, возмущенно кричат мне хором:
- Позвольте! Откуда!? Что?! Вот так всегда! Ты что это творишь то, братец! Ты что надсмехаешься над литературой?! - кричат они очень писклявым голосом.
А мне непонятно, что же я такое совершил, что они не довольны. И вдруг гляжу, посмотрел я на себя, екнуло сердце!
Ведь я лежу в постели с Жорж Санд, с самой Авророй Дюдеван, подобрался к ней, ласкаю груди ей, целую ее в губы, снимая постепенно сарафан.
Надоело все! Все от тоски.
В кишках сидит и погоня за славой, и тщеславие, честолюбие, отзывы читателей, издатели, и прочая дребедень.
'Найди себе хорошую любовницу, Эльчин. Найди, отыщи! Ты же можешь, старый ловелас!'
Причем надо найти старуху, престарую вдову, или просто одиночку. Чтобы жила одна, и чтобы я к ней ходил за музой. И чтобы она обязательно умерла перед моими глазами, хочу ощутить смерть своей поклонницы перед собственными глазами.
Я не геронтофил, но человек получает всегда то, на что подает свою заявку. Мой заказ и выбор сделан: и я вот уже пол года как встречаюсь с 65 летней женщиной, Эльзой, биолог по образованию, кандидат наук, небольшого роста, смотрит на меня недоверчиво.
- Писателям доверять нельзя - любит она говорить.
Но я ей нравлюсь, она читает меня взахлеб.
- Ты что не женишься никак? - часто спрашивает меня в постели. - Нашел бы себе хорошую девицу, посвятил бы ей свои книги. А то пристал ко мне, к старой рухляди, - долго и пристально смотрит на меня, затем продолжает:
- Мне кажется, тебе вообще не надо жениться. Не от книг же твоя жена забеременеет, у тебя есть только одна жена - это твоя литература.