Ноги подкосились под ним . Сел на стул. Начал соображать: "Как же так? Встал - она на месте была. Сходил во двор, проверил замки на сараях - замки целы. Снежок лег свежий - ни следочка во дворе и вокруг дома. Как же так? Почему ее нет. Так. Со двора вернулся. Умылся. Разогрел завтрак. И тут этот явился, Комар. Выпить чего бы ему. До света рыскает по селу. Выпить не дал, обойдешься. Комар сказал: дай закурить. Прошел в спальню, вынес ему сигареты. Он по-быстрому схватил одну и в дверь. Вот почему в дверь-то метнулся. Икону успел под телогрейку сунуть. Ну, гаденыш! Ну, братец двоюродный! Надо следом за ним, иначе не найдешь ни иконы, ни его самого."
Не позавтракал. Наскоро оделся и вслед за братцем двоюродным. Соображал: " Следы свежие, доведут, не дадут ему уйти." И казалось Сереже, что это сама икона украденная у него ему путь указывает, зовет его, спаси меня. Дошел Комар до дома и затоптался на месте. Значит, соображал - то ли в дом заходить, то ли прямо к кому-либо, кому можно икону по дешевке толкнуть. Кому, например? Да хотя бы Вите-кабану. Тот давно приглядывался к иконе, просил даже:
- Сереж, дай мне ее на недельку, может, пить остановлюсь, она ведь у тебя вон какая чудодейственная, ты как заимел ее, так и пить перестал. Не откажи, Сереж...
А Сережа тогда отказал:
- Еще чего, додумался. Это она мне помогла, а тебе ни одна святая и ни один святой не помогут, потому как ты безобразник, когда в пьяном виде.
Не доказательно, конечно, отказывал. А где взять-то ее, доказательность. Мало ли чего кому в голову взбредет, и каждый - дай икону, пусть отвратит она меня от вина. Иди вон в церковь и там пусть тебя хоть все скопом святые отвращают. Я тут при чем? И при чем моя икона?
Обиделся Кабан. Ушел. Сереже вроде бы неудобно, друг все же вместе выросли, теперь вот вместе бездельничают да пьянствуют. Но икону все равно не дал бы никому, даже Кабану, потому как ближе и роднее всех родных она ему стала. Оберегла ведь его от пьянки, и оберегает. Иначе давно бы...
Думать Сереже не хочется про это "давно бы".
2.
Икона появилась у Сережи год назад. Откуда взялась - он этого не знал. Так же вот осенним утром вышел на крыльцо. Руки, ноги дрожат. Внутри лихорадка горячая бьет. Вчера пережрал на халяву у соседа, у Толи Белова. У Толи сын вернулся из армии, он к тому делу самогонки наварил целую молочную флягу. Ну,Сережа и сел по-соседски на хвост. Как домой пришел - того не помнит.А утром, еле поднявшись, вышел на крыльцо, чтобы проверить - не загорелся ли свет у Беловых. Опохмеляться надо. Коня нарежешь запросто без стакана самогонки. Вон они чего выделывают и руки, и ноги. Да и внутренности все дрожат то мелкой, то крупной дрожью. Глядит, а к столбику что-то прислонено стоит. Взял в руки - доска какая-то. Вернулся в дом, чтобы при свете разглядеть да так и сел там, где стоял. Икона! Откуда ей тут взяться? Подумал: " С ума схожу. Всё, наверное белочка. Кошмар." Посидел минуту, другую, прислушиваясь к себе, проверяя свои мысли на состояние здоровья. Нет, на белочку не похоже. Закурил. Снял со стены полотенце. Протер икону. Лик святой обновился, смотрит на Сережу внимательно, можно сказать, приглядисто. И рюмаха большая перед святой. А из рюмахи отрок поднимается.
- Христос, что ли? Долго у кого-то висела, лампада перед ней чадила, укоптили всю. Наверное, машинное масло жгли. Значит, не зря говорили, что поп наш вместо лампадного масла продает машинное. Ему чего ж, он и солярку за высший сорт тебе втюхает.
Чего ощутил Сережа под дрожащими пальцами - это то, что икона была теплой. Сережа даже щекой припал к ней - теплая. Наруже холодно, а она почему -то, кажется, живая. Чудо какое-то.
- Ты откуда взялась? Кто поставил на крыльце? Мать если, то она сказала бы. Да и не видел у нее такую икону. С рюмахой-то такой. Не видел. Из церкви сперли? Все может быть.
В церкви Сережа бывал не раз, к истопнику - сторожу заходил выпить, но на иконы не смотрел, глаза на них не поднимал, пробегал мимо. Да при такой жизни и не поднимутся глаза на лики святых. Это натуру да натуру надо иметь, чтобы такой пьяни беспробудной на иконы смотреть открыто.
Пока рассматривал икону да удивлялся, про опохмелку забыл. Но нет, не совсем забыл, вспомнил: икона иконой, а опохмелиться надо бы. Теперь Беловы поднялись, пора, светает вовсю.Подумают: что-то Сережа не идет.
Это ему хотелось, чтобы Беловы так подумали, хотя, знал: не вспомнят о нем, а если вспомнят, то по случаю - как бы опять Сережа не ввалился.
Глядел на икону, на вознесенные вверх вроде бы с мольбой, с призывом руки Святой, и чувствовал, как в нем пропадает, истаивает желание опохмелиться. И удивился на себя, прислушался: " А уж и выпить не хочется. С чего бы это? Будто бы и не пил вчера до беспамятства. Даже неинтересно как-то." Посмотрел внимательно на икону, погладил ее легко, спросил:
- Это ты меня уводишь от пьянки? Ты? Ишь ведь какая...
Мать клялась и божилась, что никакой иконы сыну не подставляла. Она даже пришла удостовериться - не сбрендил ли сыночек-то.
- Да я и в дом бы вошла и повесила икону в угол. Мне чего, я иль не своя...
Поверил матери - не ее рук дело.
Сходил к жене, которая жила с дочерью в родительском доме, только бы подальше от такого муженька, ее спросил об иконе, но Тамара внимательно поглядела на бывшего, отошла на расстояние - мало ли чего у него на уме, если об иконах стал заговариваться, такой и ножом ткнет за милую душу. Вон как Сашка - милашка свою Тонюську. Милашка в тюряге, а Тонюська боком ходит с палочкой.По-сорочьи скачет. Вот вам и любовь великая.
- Иди, Серый, и не придумывай про иконы, - сказала Тамара, - будешь приставать - в милицию сдам. Я мимо твоего дома не хожу, а когда надо мне в ту сторону сходить, то колесом обхожу все гнездо ваше -твое, Комара, Кабана. Вы там меж собой разбирайтесь.
- Ну да ладно, ходишь колесом и ходи, куда ходилки тебя носят. Знаем твои адреса. Смотри, как бы там ходилки-то тебе не поломали.
- Угрожаешь? - сузились глаза у Тамары.
- Нужна бы ты мне была, угрожать тебе, - ответил Сережа . И подумал:" Нет, эта не принесет икону. Сама ни разу лба не перекрестила..."
На том и разошлись. И Сережа не стал больше уточнять, кто подбросил ему икону. А зачем? Ему хорошо с ней стало. Глядит на нее, она на него глядит. Хоть целыми днями глядите друг на друга. Близкая она ему стала, своя-рассвоя. Так вот говорил бы с ней и говорил молча, про себя и про всех на свете. И ведь разговаривает она с ним. Мягко так, тихонько. О чем говорит - невозможно сказать. Но настрой душе дает самый ладный,самый умиротворенный.
Только бабка Аршиниха, заметил Сережа, пристальней стала приглядываться к нему. Она и до того, бывало, подойдет к нему, когда он с похмелья, вздохнет, скажет:
- Сережа ты Сережа, што ж ты жизнь-то свою так губишь, будто не рад ей вовсе.
А какое там Сережа жизни рад, когда колотун его бьет, кожу от костей отнимает. Сжалится совсем Аршиниха да даст ему денежку на опохмелку. Сережа и рад этому. Благодарит. Обещает огород вскопать, дрова поколоть.
Икон в доме у бабки Аршинихи много. Но она ли ему подставила на крыльцо эту - не скажет ведь. Какая-то вроде бы тайна есть такая - намоленную и заговоренную икону незаметно кому подложить, чтобы она оберегала его от всякой дурнины, от всякой беды да от лихого человека или даже от сглаза недоброго. Но подложить надо тайно.
Что-то где-то слышал Сережа об этой тайне, но не задумывался. Кто ему подложит икону, кому он нужен. А вот и подложили. Значит, нужен и он, Сережа, какой-то доброй душе
3.
Покой пришел к Сереже в дом. Люди стали поглядывать заинтересованно: чего это вдруг с мужиком приключилось. Друзей всех - по боку. И пообщаться с ними не хочет. И глаза бы его на них не глядели. Благостный какой-то стал. В чистых рубашках ходит. Пострижен. Побрит. Голубей опять завел. Смолоду водил, а как запивать стал, то одних поменял-попропил, другие сами разлетелись кто куда. А теперь вон какие завидные голуби. Одни столбовые что стоят. Далеко окрест ни у кого нет таких. В Курск за ними ездил, с выставки брал.
Интресно было, что же это за икона у него такая? У кого узнать? У попа? Нет, к попу он вблизь не подойдет, потому что поп этот человек недобрый. К кому же? Дп к учителю, к Николаю Вастльевичу! Этот должен про все знать. Книг у него тьма-тьмущая.
Пришел к учителю, то да се, разговор ни о чем, только чтобы разговорить учителя. И когда выбрал момент - спросил:
- А вот Иконы вы все знаете, Николай Васильевич?
- Всех икон не узнаешь, - сказал учитель,- тебя какая интересует?
- Ну, такая, глаза ласковые, а перед ней рюмаха большая стоит, из рюмахи мальчик поднимается. Наверное, Иисус Христос.
Учитель открыл толстую книгу, полистал и показал Сереже икону:
- Она?
- Она, - обрадовался Сережа,- она, как есть!
- Ну, коль она, то это НЕУПИВАЕМАЯ ЧАША, - сказал учитель.
- А как это неупиваемая? - спросил Сережа. - Неупиваемая - это когда сколько не пей - все не выпьешь. Так что ли? И при чем здесь мальчик,если даже он и Исус Христос? Он почему из рюмахи поднимается? Он что, он и есть то, чего никогда не изопьешь?
Учитель с любопытством разглядывал Сережу.
- А ты и в школе такой был. Задавал вопросы, на которые ответа нет и не будет.
На том и разошлись. Сережа был недоволен: "Какой же ты учитель, если признаешь, что на некоторые вопросы ответа нет и не будет"
Дочка, Светка, стала ходить к Сереже. Радовался на нее. Рослая. Красивая. На него похожа. Учится хорошо. Десятый класс закончила. Невеста.Спрашивал:
- Мать не ругает тебя за то, что ко мне ходишь?
Светка рада отцу была, говорила:
- А ты, папка, хороший, добрый какой стал. Уютно тут у тебя, надежно как-то.Голуби такие красивые. Наверное к тебе перейду жить. Я и мамке так говорю.
- А она?
- А она говорит - яблочко от яблоньки далеко не откатится.
- Она права. А ты и не откатывайся от меня далеко. Вместе - оно надежнее. Вот школу закончишь, дальше учиться пойдешь, в институт поступишь. А я тебе помогать буду. Изо всех сил помогать.
А как-то попросил Сережа дочку:
- Ты, дочка, вот что, как будешь в райцентре, так зайди там в библиотеку, найди, что там про икону про мою написано, про эту НЕУПИВАЕМУЮ ЧАШУ. Хочу знать о ней всё.
И Светка сходила в библиотеку. Выписала, что в книге было написано про икону. Принесла отцу. Он читал и перечитывал особо внимательно. Все читал. И одно усвоил прочно: Икона Богоматери НЕУПИВАЕМАЯ ЧАША явилась миру как неистощимый источник помощи для тех, кого неодолимо влечёт губительная страсть винопития.
Вот и открылась тайна для Сережи. Вот в чем сила этой иконы, в помощи тем, кого губит винопитие..
Икона теперь не на стене в углу вмсела, а стояла на столе, на хлебнице. А перед иконой стоял стаканчик с солью, куда Сережа втыкал свечку и когда ему особо хотелось смотреть на икону, он зажигал эту свечку, глубоко вдыхал дух расплавленного воска. Он даже по-своему отреставрировал икону. Налил в блюдце чистого растительного масла и аккуратно стал протирать ватными томпонами, смоченными в масле. Солнышко светило слева в окно, на обновляемую икону. И икона светлела ликами и одеждами, делалась все теплее и теплее. Это радовало Сережу. Он тихо говорил:
"Спасибо тебе, спасительница ты моя. Теперь уж погиб бы я, вон как Мураш, как Миша Остроух, как Юрка-карлик. Сколько их ушло на тот свет за этот год. А я вот с тобой, в радости, в покое. Дочка вон ко мне потянулась. А как же? Отец же я ей. Работу вот мне дали, старшим сварщиком в бригаде опять работаю. Живу тихо, спокойно. Это ведь только кажется, что пьющие весело живут. Не-е-ет, не весело. Они в постоянной болезни живут. В дикой болезни. Спасибо тебе. И сыночку твоему спасибо."
И думалось Сереже о попах, которых он знал по своему сельскому попу и не больше. Чего же это они не помогают людям.У них ведь в руках вон какая сила, данная Божьей матерью. Так ставили бы на колени перед ней пьянчужку и заставляли слезно вымаливать прощение. Нет, так тоже нельзя, так не отвратит она от пьянства. Должен сам найти ее и пасть перед ней ниц. Вот тогда она снизойдет, тогда она накроет благодатью своей.
А что попы?
И Сережа поморщился, вспомнил неприятный случай. Шли они осенью по непролазной грязищи. Сережа, Комар и Кабан. Куда шли? Да выпить где бы найти. Забота одна.Стемнело уже. В буераке машина влезла в грязь по самые крылья. Поп стоит их сельский, Борис. Говорит:
- Ну-ка, чады, пособите. Вызвольте меня из этой грязи.
А они все трое и не подумали вызволять его, мимо шествуют:
- Нальешь - вытащим.
А Витя-кабан еще возьми да скажи:
- Еще чего, сиволапых всех будем вызволять из грязи.Как залез в нее, так и вылезешь.
Тогда поп закатывает рукава на рясе своей и говорит:
- Видит Бог, не хотел я так поступать. Но поучить чад этих надо.
Первому Кабану как дал кулачищем в скулу, Кабан только хрюкнул и зарылся в грязь. Второму - Комару.Третьему - Сереже. Барахтаются они в грязи, а отец Борис подняться им не дает. Ох и отметелил же. Ловкий. Говорят, до поповства-то боксом занимался. Натренированный, кормленный... Не то что эти алкоголики.
4.
Сережа шел по следам Комара, как опытная охотничья собака по следу зверя. И болела душа у него: ведь все его нынешнее благополучие, вся благодать, сошедшая на него, на ней на одной держится, на матери Божьей, на Неупиваемой чаше. А не станет ее у него в доме - и что тогда? Вновь? Потому он тосковал душой. Ему казалось, что все, что с него запросят за икону - он отдаст. Больше отдаст. Не жить ему без этой иконы.
Неподалеку в проулке мелькнула спина на длинных тонких ногах.
- Комар! - окликнул Сережа. - Комар! Где икона?
Комар ударился бежать. Сережа за ним. Настиг его, толкнул в спину, Комар полетел с дороги в сторону. Сережа навалился на него:
- Где икона?
И Комар вдруг не стал отпираться, а просто так сказал:
- Кабану отдал. Он давно просил меня, чтобы я взял у тебя эту икону. Говорит, подлечиться хочет. Как Серега. Ну, как ты это. Подлечиться надо человеку. За это не бьют, понял.
-Пошли к Кабану, - отпустил Сережа Комара.
-А чего к нему ходить? Вон он сам идет. И икону твою несет. я ему теперь литр буду должен. Заранее ведь запил под икону.
Сережа молча взял из рук Кабана икону, подумал - отмывать ее теперь придется от их грязных рук. И так же молча пошел домой.А под телогрейкой становилось все теплее и теплее от иконы. Она будто радовалась там, что Сережа отыскал ее и несет домой. И вновь на душе у Сережи стало легко, спокойно, умиротворенно. И Комар с Кабаном вдруг показались ему не такими уж злыднями. И даже жалко ему стало их - пропащие они. Нет у них своих икон.