Горлов Василий Александрович
По ту сторону радуги. Волшебные сказки для детей и взрослых

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 3, последний от 24/09/2019.
  • © Copyright Горлов Василий Александрович (vasily50gorlov@yandex.ru)
  • Размещен: 29/10/2012, изменен: 29/10/2012. 684k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Детская
    • Оценка: 3.47*13  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Никаких злобных гоблинов. Просто сказки с русскими корнями. В том числе и те, в которых рассказывается о некоем Бурляндском королевстве...

    • ПО ТУ СТОРОНУ РАДУГИ

    Фантастические истории и волшебные сказки

    для детей и взрослых

      

    ЛЕХА, СЕРЕГА И КАРАНДАШНЫЙ НАРОДЕЦ

       Вечер начинается с того, что ложится спать солнце. В доме зажигаются лампочки, а в небе - звезды, и появляется Луна. В городе Луне помогают уличные фонари. Вместе они создают за окном тот неверный, мерцающий свет, который просто необходим для магического преображения вещей. А уж если на улице сильный ветер раскачивает ветви деревьев, то можете быть уверены, что их бегающие по потолку тени делают это неспроста.
       Припомни: в тот момент, когда уже пропадает обида за то, что тебя уложили спать, а тебе еще совсем не хочется; в ту самую секунду, когда в глаз что-то попадает и приходится его закрыть, чтобы прошла неприятная резь; в то самое мгновение, когда смутно начинаешь вспоминать, казалось, совсем уже забытый вчерашний сон, вдруг видишь, что привычные тени в комнате начинают выглядеть как-то по-другому: угол письменного стола почему-то смотрит в другую сторону, настольная лампа вытягивается и утончается, и появляется ощущение, что в комнате кроме тебя, точно есть еще кто-то...
       Ночью все вещи и все спящие существа - люди и животные - преображаются и начинают жить особой таинственной ночной жизнью. В это время они не похожи на самих себя и обладают совершенно удивительными свойствами.

    Ночь пришла

       "Кажется, все уснули", - подумал Синий Карандаш, осторожно выдвигая из длинного туловища руки и ноги и разминая их. Его рифленая головка в это время двигала длинным носом вправо и влево, чтобы затекшая шейка снова приобрела подвижность. Синий всегда первым просыпался для Ночной жизни и немало этим гордился, хотя почетного в этом было столько же, как если бы он был человеком и засыпал самым первым. Но Синий был о себе очень высокого, чтобы не сказать длинного мнения, хотя и был изрисован на треть. Рядом заворочался Красный - он был драчуном и вообще очень темпераментным типом, но любил полениться лишние две минутки. Вот уж этот был совсем коротышкой: он был исписан, потому, что всем известно, что в настоящем рисунке его цвет - самый главный. Последней шевельнулась Белая - она считала себя удивительно ценной, ведь ее поточили всего один раз, (кому нужен белый карандаш!) и красивой, поэтому никогда не торопилась.
       Пока Карандашный Народец просыпался, комната успела изрядно преобразиться. В настольной лампе загорелся невидимый ультрачерный свет, который залил все помещение противными сполохами, похожими на мигающее "дневное освещение" где-нибудь в парикмахерской. Вся мебель и все вещи в комнате уже выглядели совсем не так, как мы видим их днем: шкаф лупал карими коровьими глазами, тапочки оживленно болтали и от возбуждения тихо топотали на месте, а в настольной лампе ворочался ее повелитель, самый мерзкий из всех обитателей комнаты злодей, которого почему-то звали Шраммом.
       Этот Шрамм был таким злым и страшным, что мухи, случайно пролетевшие над его логовом, замертво падали на подоконник, особенно по осени, когда солнцу уже не хватало сил согреть их заледеневшую от ужаса кровь. Летом всякая мошкара пыталась по-свойски разделаться с негодяем и атаковала лампу, но силы неизменно оказывались не равны - ты, наверное, не раз видел, как букашки бились под абажуром и погибали.
       Сила Шрамма заключалась в умении подавить чужую волю и заставить выполнить любой свой приказ. Например: "Умри!". Спасало только то, что его приказы слабо доходили до деревянных, железных и стеклянных обитателей комнаты, а люди были для него крупноваты. Вот он подло и отыгрывался на всякой мелкоте.

    Злодейский план

       Однако в ту ночь в голове Шрамма созрел страшный замысел. Он придумал план, осуществив который мог бы стать властелином всей квартиры, а если повезет - чем Тьма не шутит! - и всего дома. О дальнейших чернеющих перспективах он боялся пока задумываться - могла закружиться голова, а этого следовало избегать, чтобы не разбился абажур. Шрамм так размечтался, что начал рассуждать вслух, и его услышал Ластик, забытый на столе недалеко от лампы. Он тут же тихонечко пополз прочь, чтобы рассказать обо всем карандашам. Карандаши были его друзьями, хотя он все время стирал то, что они рисовали; правда, в конечном итоге почему-то всегда получалось лучше. По этому поводу Старая Линейка говаривала: "Не тот тебе друг, кто все время хвалит, а тот, кто тебя вовремя сотрет!". Однако Ластик далеко не уполз: Шрамм почувствовал, что кто-то недалеко от него двигается, и по скверной своей привычке приказал ему умереть, но добился лишь того, что несчастная резинка без сил замерла на полпути к карандашной коробке.
       Замысел Шрамма был изощрен и коварен: он придумал, как можно усилить свои магические возможности. Тайком изучая человеческие мозги, злодей пришел к выводу, что можно подчинить себе один из них. После этого он смог бы использовать его в качестве усилителя. Ведь даже муравей, научись он командовать слоном, стал бы опасным врагом для всякого двуногого и четвероногого. Выражаясь по-человечески, Шрамм решил в качестве первого шага захватить власть над одним из живших в квартире братьев, - родители точно были ему не по зубам, а кошка - просто опасна (кто не знает ее вольнолюбие и готовность защищать его всеми своими когтями и зубами). К тому же ребячьи мозги в некотором роде лучше взрослых, ибо родители давно уже позабыли, что такое фантазировать и мечтать (самое большее, на что они способны, это придумывать, как потратить деньги, "если вдруг дадут премию").
       Повелитель лампы сосредоточил все свои силы на Сереге. Он приказал ему подчиниться и встать на колени. В это время Ластик ощутил, что связывавшие его путы ослабли (ведь Шрамм всю свою силу направил на мальчика) и быстро-быстро пополз к карандашному домику. Между тем Серега беспокойно заворочался во сне: ему привиделось что-то огромное, темное и бесформенное, которое наваливалось на грудь и мешало дышать. Это было так неприятно, что он, не просыпаясь, разозлился, и начинавшийся новый кошмар исчез. Сергей снова остался один на один с другим кошмаром - ему снилось, что он пришел на годовую контрольную и все забыл!
       "Тьма ночная и все ее кровососы!", - ругнулся Шрамм, вышвырнутый из сознания Сереги и больно ударившийся при этом о его чувство юмора. Почесывая шишку на лбу, незадачливый злыдень решил попробовать свои силы на Лешке - благо тот был младше, да к тому же и фантазии его были сильнее.
       В это время Ластик уже заканчивал свой рассказ о подслушанных им замыслах Шрамма. Карандашный Народец жутко возмутился и вознамерился помешать супостату. Белая пообещала, что немного порисует с победителем Шрамма, и, может быть, даже позволит себя немного подточить. Красный кричал, что злодея нужно сжечь, и что без него это дело не осуществить. Синий обещал заморозить, а Желтый и Оранжевый ехидничали: "Как это ты, Красный, без нас собираешься рисовать огонь?". Зеленый с Коричневым тоже кричали что-то свое, и от этого гвалта Ластик совсем потерял голову. (Потом он нашел ее: она закатилась за Точилку.) Когда все немного охрипли и заговорили тише, слово взял Простой карандаш и сказал, что решение должно быть простым. "Как это?", - спросил Голубой, который вечно витал в небесах (а что еще он может рисовать?). Простой задумался и ответил: "Ну, не сложным. Например, Леху надо спасти". "Ура, - закричали все сипло, - Простого - в вожди!".

    Шрамм начинает действовать

       Тем временем Шрамм вовсю завоевывал Леху. Нельзя сказать, что это было легко, но негодник змеей прополз в его подсознание (это такая штука, которая командует во время сна или помогает нам при неожиданной опасности, когда нет ни секундочки на раздумье). Оттуда он стал нашептывать дремлющему младшему брату, что Серега в беде и только он - Могучий и Непобедимый Алексей может спасти старшего братана, для чего нужно позволить доброму Шраммчику немножко покомандовать - под непосредственным, конечно, руководством Лехи. Лешка не хотел никаких командиров, но Сережу надо было спасать, и он уступил. Сразу после этого он впал в очень глубокий сон и уже ничего не помнил почти до самого конца сказки.
       Установив контроль над Лехой, Шрамм ощутил, что от волнения и радости у него вспотело под абажуром. "Возьми себя в руки, чудовище", - умильно сказал он сам себе и схватился за лампочку, после чего сразу же зашипел, дуя на отмороженные пальцы.
       Следующим объектом вероломной атаки стал Сережа. Заглянув в его сон, поднабравшийся силенок Шрамм увидел, что ситуация не меняется - кошмарная годовая контрольная продолжалась, а у Сереги по-прежнему ничего не получалось: на этот раз его шариковая ручка - как он ни нажимал - не оставляла на тетрадном листе никаких следов. Бедняга так старался написать хоть что-нибудь и не порвать бумагу, что не заметил даже, как все вокруг темнеет, и он как бы растворяется в чем-то шраммноватом...
       Позаимствовав у братьев их умственную силу, Шрамм обнаглел и сунулся было к своему давнему врагу - кошке. Но не тут-то было! Муська не спала и мечтала о мышке. Летом на даче ей приходилось охотиться на представителей серого племени, и надо сказать, что это были одни из самых приятных ее воспоминаний! Поэтому она неотрывно смотрела в угол комнаты, надеясь, что когда-нибудь в стене откроется вход в мышиную норку. Ощутив противное прикосновение Шраммовой мысли, кошка мысленно же выпустила из правой лапы свои острые кинжалы и махнула по физиономии повелителя лампы. Злодей взвыл и фальшиво запел - чтобы никому в голову не пришло обвинить его, великого, в слабости, - бодрую песнь "Шрам на роже мужику всего дороже". При этом он дал себе слово никогда больше не связываться с кошками и, на всякий случай, с собаками тоже, и решил сделать перерыв. Со словами "ударно поработали - ударно отдохнем!" Шрамм ударился в пьяный загул и выпил два стаканчика настойки из мушиных крыльев. После этого он задумался над планом следующей кампании.

    В штабе Карандашного Народца

       Избрав Простого своим вождем, карандаши немедленно потребовали от него начать военные действия по спасению всех угнетенных захватчиком Шраммом умов. Однако вновь заточенный руководитель сказал, что план конкретных действий сложился у него пока только вчерне, что нужно немножко подождать. "Ждать можно до посинения, - съехидничал Синий, - а повелитель лампы мешкать не будет!". "Какие мешки?", - спросил старый и глуховатый Красно-синий Огрызок. "Не мешки, - захохотал Синий, - Шрамм не будет тянуть резину". "Резину?", - недоуменно переспрашивал Огрызок, а Ластик в ужасе пищал: "Я не хочу, чтобы меня тянули!". Зеленый все время повторял одно и то же: "У Простого картина может быть только вчерне или всере!". "Правильно, - орал Желтый, - пусть Белая перепишет план набело!". "Умник, - скрипел Черный, - как же ты будешь читать белое на белом?". От этого бедлама у Вентилятора голова пошла кругом, и он даже включился. "Тихо!", - неожиданно прикрикнула на всех Точилка. "Ах вы, деревянные болтуны, дело-то серьезное, а вам лишь бы покричать! У меня есть гениальнейший план!". "Ура, - заверещали пуще прежнего карандаши, - у Точилки есть план! Точилку - в вожди!". "У Точилки, - скрипел Красно-синий, - ум, конечно, острый, но я ее боюсь. Она нас никогда не жалела!". Но его никто не слушал. В конце концов Точилке удалось установить тишину и она изложила свой план. Он заключался в том, чтобы переточить заново каждого представителя Карандашного Народца, собранную грифельную пыль тонким слоем рассыпать на столе и по ней, как по льду, скинуть лампу на пол, глядишь - и разобьется. "Гениальный вождь, веди меня", - звонко крикнул надтреснутым старческим голосом облезлый карандаш с еле читаемой надписью золотом "Пионер". "Точилка тонко чувствует мою хрупкую душу, - затянула Белая, - и я бы ей вверила себя. Но как вы думаете, Шрамм так просто позволит подсыпать под себя грифельную пыль?". Белая первый раз сказала что-то стоящее, и все затихли от изумления. В растерянной тишине кто-то начал пришептывать "Белую - в вожди!"...

    Конец Шрамма

       Слегка передохнув, повелитель лампы начал устанавливать свой усилитель. Для этого он взял тень спящего Леши и поставил ее на колени со сложенными на груди в форме лодочки руками. Нос к носу с ней он установил таким же образом тень Сергея, так, чтобы руки братьев соприкасались и образовали что-то вроде скамеечки. После этого Шрамм взгромоздился на получившееся сиденье и положил руки на их лбы. Он сразу же почувствовал, как удесятерились его силы. Шрамм увидел, что за сон снится Папе, а какой - Маме. Он даже понял, что видит во сне соседка снизу! На возню карандашей он не обращал внимания, по опыту хорошо зная, что дальше пустопорожних разговоров дело у них не пойдет.
       Дальнейший захват квартиры Шрамм решил продолжить с Мамы, поскольку рассчитывал, что она, будучи женщиной, должна быть слабее Папы. Постепенно увеличивая мощность, он приказывал ей: "Подчинись, подчинись!". Маме в это время снился приятный легкий сон про лето. Однако неожиданно она почувствовала, как меняется настроение: из светлого и праздничного - в мрачное и понедельничное. В глубине ее росла тревога и предчувствие чего-то ужасного. Ей захотелось закричать, но - как это часто бывает во сне - она внезапно онемела. Шрамм начал торжествовать победу.
       В это время Муське надоело гипнотизировать угол; что-то ей подсказало, что сколько ни смотри, норка на паркетном полу не обнаружится. Переведя глаза в середину комнаты, она своим особым кошачьим зрением увидела две зыбкие коленопреклоненные фигуры Лехи с Серегой, и сидящего между ними как на троне Шрамма. Муська заподозрила, что происходит что-то нехорошее, и кинулась на помощь. Для этого ей нужно было перепрыгнуть через письменный стол. Пролетая над ним, кошка задела настольную лампу, которая с грохотом упала на пол. Абажур разбился, а с ним пропала и вся колдовская сила Шрамма. Он соскочил на пол и заметался в поисках спасения, а очнувшийся Лешка прицелился и прихлопнул его тапочкой.
      
      
       Придя утром к ребятам будить их в школу, Мама провела следствие по поводу разбитой лампы. Серега с Лешей дали честное слово, что накануне не баловались и мебель не крушили. Правоту их слов подтверждало раскрытое окно: Мама решила, что ночью был большой ветер, который открыл оконную раму, столкнувшую в свой черед лампу на пол. За завтраком все, кроме Папы, жаловались на тяжелую голову и ночные кошмары. Муська сладко дремала, хитро улыбаясь в усы.
       Следующей ночью Карандашный Народец во всю митинговал. Голоса разделились поровну: в вожди выдвигались попеременно то Леха, то Муська.
      

    ВАЛЯ, ПОБЕДИТЕЛЬНИЦА УГОМОНА

    Валя и Бабушка Марфа

       Маленькая Валя отличалась чудовищной непоседливостью и ненасытной любознательностью. Весь день сновала она по даче, и до всего ей было дело: отчего в трубе ветер воет, а в веревках для сушки белья - свистит; зачем корова какает лепешкой, а коза - орешками; почему курочек много, а петушок - один; для чего лошадь подковывают, а корову нет... Сейчас она у конуры играет с Тайгой, глядь - уже трясется на холке пасущегося на лугу коня; только что в зарослях крапивы тщетно искала хотя бы одну зарозовевшую малинку - уже за что-то костыляет соседу Кольке по шее. Бабушка Марфа все время ей говорила одни и те же странные и тревожные слова: "Угомона на тебя нет, Валюха!".
       Валюшка ни разу не спросила, кто же он такой, этот Угомон. "Угомон, - думала она, - веселый, потому, что имя у него такое забавное, а на голове у него должен быть симпатичный колпачок с колокольчиком. И еще он должен быть маленьким...". Очень скоро одним из самых больших Нинкиных желаний стало встретиться с Угомоном и увидеть, какой же он на самом деле.
       Бабушка Марфа, маленькая сухонькая старушка с веселым морщинистым лицом, не была волшебницей. Но еще в молодости Пугливый Народец, который живет в поле, лесу, реке, в подполье, в колодце, словом - везде, рассказал ей свои тайны. Пугливым, к слову сказать, его называют потому, что он старается не попадаться на глаза людям, особенно взрослым. Но не исключено, что я ошибаюсь, и такое прозвище ему дали за то, что представители этого рода-племени сами не прочь пугнуть кого-нибудь. Помнишь, как бывает отчего-то страшно заглянуть под кровать? То-то...
       Про Угомона бабушка говорила шутливо, от всей души надеясь, что внучка перестанет быть такой неугомонной и никогда с ним не встретится. Марфа знала, что Угомон - вреднюга, тихоня и зануда, который старается всех детей сделать похожими на себя. Счастливее всего он бывает, когда мальчик или девочка, в доме у которых он поселяется, целыми днями сидят на одном месте, забыв, что можно бегать, прыгать и вообще беситься. Бабушка Марфа надеялась, что убережет внучку от Угомона, но, отловив ее вечером, с трудом уложив спать и услышав Нинкино посапывание, устало по привычке говаривала: "Угомонилась, наконец...".

    Угомон появляется

       Однажды утром бабушка отправилась на базар. Уходя, она строго-настрого наказала Нинке собак по всей деревне не гонять, со двора не уходить и глаз не спускать с младшей сестры. "Ну, хотя бы на пару часиков угомонись, внученька!", - попросила она на прощанье. С тем и ушла. "Хорошо, - решила Валя, - придется разок угомониться". Она села на крыльцо и изо всех сил начала спокойно себя вести. Но уже через пять минут, посадив на Тайгу малолетнюю сестрицу, гарцевала по всему огороду. Собака лаяла, сестренка пищала, а Валя заливисто хохотала. Словом, на даче царили тишина и порядок. Набегавшись, наша героиня захотела пить, и пошла в дом. Подойдя к крылечку, она увидела на ступеньках какую-то серую фигуру, похожую на сгусток тумана. Лучше всего неожиданный гость был виден, если рассматривать его краешком глаза. (Кстати, именно боковым зрением можно разглядеть на небе самые слабые звездочки!). Приглядевшись, Валюшка обнаружила, что на крылечке сидит маленький серый дедок в треухе и валенках. Лица его видно не было: оно было какое-то быстро меняющееся и ни на что не похожее. Иногда казалось, что из-под треуха посверкивают два острых и злых глаза.
       "Тэк-с, - сказал дедок, - а я пришел по твою душу". "Странный он какой-то, - подумала Валюшка и ответила, - здравствуйте, дедушка. Как вас зовут?". "Угомон я, - ответствовал пришелец и повторил, - пришел я, значитца, по твою душу". "А зачем вам моя душа?", - удивилась девочка. "Тьфу ты, какая глупая девчонка, - рассердился незваный гость, - это такое выражение, мол, по твою душу, значитца к тобе, али за тобой. А душа твоя мне без надобностей, не по чину мне душой интересоваться. Я - нежить маленькая, и место свое знаю". Нинке все это уже стало надоедать, а в душе зарождался непонятный ужас. "Так чего же ты хочешь от меня, дедушка?", - спросила она смелым от страха голосом. "Так ить угомонить тобе надоть, навсегда", - буднично ответил тот.

    Колдовство

      -- Тэк-с, - сказал дед. - Чичас я буду тебя заколодовывать.
      -- А может, не надо? - спросила Валюшка дрожащим голосом.
      -- Надо, егоза ты бессмысленная! - обиделся почему-то на девочку Угомон.
       Валюшка захотела убежать, но почувствовала, что ноги ее не слушаются. Тогда ей пришло в голову, что можно позвать на помощь Кольку, но и язык перестал ей повиноваться. Злобный старик меж тем начал вертеться на одном месте. Он вращался все быстрее и быстрее, и стал похож на маленький, наполненный пылью смерчик. Неожиданно он стал выкрикивать страшные заклятья:
       "Коза-егоза, брысь!
       Чичас же угомонись!
       Все случится сразу, вдруг.
       Чики-чуки-чаки-чук!".
       Валя сразу забыла про Угомона. Ноги снова принадлежали ей. Не обращая на деда никакого внимания, она подошла к лавочке, села на нее и стала смотреть на улицу. Как раз в это время мимо их забора пробегал Колька. Увидев подружку, он позвал ее на речку.
      -- Не хочу, - ответила Валя тихим голосом.
      -- Пойдем, - уговаривал Николай.
      -- Наконец-то узнаем, куда осенью прячутся раки. Мать сказала, что если я еще раз пойду купаться без ее разрешения, она мне покажет, где они зимуют!
      -- Не хочу, я лучше посижу.
       Колька подумал, что девочка заболела, свистнул в три пальца и припустился в сторону реки.
       Пока ребята разговаривали, Угомон проскользнул в дом, протиснулся в угол за печку, и разглядеть там его стало совершенно невозможно. Во всем доме установилась полная тишина, только на стене тикали ходики, да под полом вздыхал и почесывался проснувшийся домовой - он почувствовал присутствие Угомона.

    Жареные семечки

       Ближе к полудню с базара вернулась Бабушка Марфа. Поначалу она не заметила никаких перемен в своей внучке, лишь удивилась и обрадовалась, что та дома, и не нужно будет разыскивать ее, чтобы накормить обедом. Разогрев еду и накрыв на стол, бабушка вышла на крыльцо, чтобы позвать сестер. Вот тут-то она и удивилась в первый раз, заметив, что непоседа Валюшка как сидела на лавочке, так до сих пор там и сидит. "Не заболела ли", - подумала тревожно Марфа. Но лоб у девочки был холодный. Второй раз бабушка не на шутку встревожилась, увидев, что после обеда Валя села на крылечке и начала перебирать разноцветные камешки - столько времени оставаться на одном месте для внучки было совершенно удивительно. Марфа забеспокоилась уже всерьез, когда через час, вымыв посуду и сварив компот, застала внучку за тем же занятием.
       Немножко подумав, бабушка пришла к выводу, что пока она ходила на базар, стряслась какая-то беда. Но какая? Она высунула руку в окошко, и на руку к ней тут же опустилась трясогузка, которая много лет жила в дупле стоявшей рядом липы. Марфа шепнула ей на ушко волшебное слово, и птичка рассказала ей про Угомона. "Тьфу ты, - подумала бабушка, - накликала я, старая, такое лихо!". Немного подумав, она придумала, как помочь внученьке.
       Утром на базаре, среди прочих вещей, купила Марфа семечек. Сейчас она поставила на неостывшую еще печку сковородку и стала их поджаривать. Когда семечки были готовы, она немного их остудила и потом - еще очень горячими - густо рассыпала по комнате.
      -- Ох ты, батюшки, - громко запричитала она, - что же я натворила! Валя, внучка, беги скорей, помоги своей бабушке!
       Валюшка медленно встала и тихонько пошла в дом. Это было так не похоже на ее обычный способ перемещаться, что Марфа чуть не расплакалась. "Ладно, - подумала она, - сейчас ты у меня задвигаешься!".
       Босая девочка (а как еще прикажете летом ходить в деревне?) вошла в комнату, наступила на горячие семечки и подпрыгнула. Потом подпрыгнула еще раз, потом еще. Весь пол был в горячих семечках, и поэтому у Нинки получилось что-то вроде дикой индейской пляски. Бабушка прихлопывала в такт скалкой по пустой кадушке, и потихоньку девочка действительно начала танцевать, одновременно будто просыпаясь. Наконец, она все вспомнила и с криком: "Бабуля, я не хочу быть рабом Угомона" бросилась к Марфе.

    Угомон не сдается

       Все обитатели дачи зажили по-прежнему, и через несколько дней это неприятное приключение стало уже забываться. Как-то по утру, бабушка Марфа собралась в лес за лечебными травами. Утро было жарким, и Валюшка собралась на родник: в такой день очень здорово брызгаться ледяной водой. Не успела она подойти к калитке, как услышала уже почти забытый голос.
      -- Тэк-с, куды ж ты засобиралася, егоза несчастная? Али дома не сидится? Я научу тебя, несносную, порядку!
       Валюшка оглянулась и увидела на ступеньках крыльца давешнего деда. Лица его она по-прежнему разглядеть не могла, но была почему-то уверена, что он еще более зол, чем в прошлый раз.
      -- Чегой-то я несносная? Очень даже сносная! Папа меня запросто носит. Врун ты, а не Угомон!
      -- Опять ты мне голову мою старую дуришь, девчонка! - начал ругаться дед. - Ты - несносная, потому что - невыносимая!
      -- Опять соврал, дедуля. Меня даже мама запросто выносит из воды, когда я не слушаюсь и не вылезаю из речки. А ты говоришь, невыносимая. Я очень даже легко выносимая!
      -- Ну тебя, - сплюнул Угомон и снова как в прошлый раз завертелся, приговаривая:
       "Рыдай и кайся,
       Засни, не просыпайся!
       Все случится сразу, вдруг.
       Чики, чуки, чаки, чук!".
       Не успел мерзкий колдун закончить это страшное заклятие, как Валюшка тихо осела на землю, подтянула коленки к подбородку, сложила ручки под щекой и заснула где стояла.

    Угомон Угомона

       Вскоре пришла бабушка Марфа. Сначала она решила, что внучка так набегалась, что, как птичка, заснула на лету, то есть, на бегу. Но когда ей не удалось Валю растормошить, она поняла, что все это - снова проделки Угомона. Чтобы узнать, что произошло, Марфа позвала мышку. Мышка ей рассказала о колдовстве. Еще она, замирая от страха, шепнула, что домовой ей рассказал о том, что Угомон прячется за печкой и уже несколько дней живет в их доме. "Ну, злыдень, ну, нежить, держись!", - подумала бабушка.
       Но сначала требовалось позаботиться о девочкее. Бабушка запела какую-то колдовскую песню, и вскоре к ней слетелись и сползлись сотни самых разных букашек-таракашек. Выстроившись перед ней, как солдаты на параде, они хором спросили: "Что прикажешь, о премудрая Марфа?". Марфа принялась командовать. По ее приказу отряд божьих коровок принялся маршировать по Валиным голым пяткам. Команда жучков залезла девочке за воротник и начала гулять между лопатками. Две изумрудные гусеницы принялись ползать по ее ушкам, а сводный батальон муравьев, вооружившись соломинкой, начал щекотать Вале носу. Никакое Угомоново колдовство не могло удержать девочку от того, чтобы не чихнуть, не затрясти ногами и вообще не проснуться!
       Валюшка рассказала бабушке сегодняшнюю историю и попросила ее наказать злобного Угомона и навсегда выгнать его вон. Между тем Марфа не во всем согласилась с внучкой.
      -- Пойми, - говорила она, - Угомон, конечно, противный и злобный. Но, может быть, он стал таким потому, что его никто не любит и он никому не нужен? Мы все нужны друг другу, а кому дорог он? Давай попробуем его исправить!
      -- Давай, - с опаской сказала девочка и спряталась в широкой бабкиной юбке.
       Бабушка Марфа стала ворожить, призывая себе на помощь добрые силы березы, хозяйки родника и распорядителя колодца, нежность малины, свежесть яблони и еще Бог весть кого - друзей в Пугливом Народце у нее было предостаточно.
       Неожиданно на крыльцо выкатился увешанный паутиной Угомон и загомонил:
      -- Пошто пристали к мирному старику? Ни минуты покою... Чичас всех заколдую в слизняков, будете знать, как обижать заслуженную старость. Чо стоишь, егоза, тубаретку мне не предложишь? У-у, молодежь, мало я вас понаколдовывал - понавыколдыкивал!
      -- Угомонись, старый, - сказала мягким голосом Марфа. - Ну что же ты такой озлобленный, такой обиженный на всех? Хочешь, мы тебя любить будем? У нас в семье дедов много, одним больше - разницы никакой. Оставайся у нас!
      -- Чавой-то ты не к добру добрая, - засомневался Угомон. - Обижать меня поди будешь, мерзопакостно колдовать запретишь?
      -- Это уж конечно, - сурово сказала Марфа. - Но по-доброму и по чуть-чуть - разрешу. А ну, марш под душ, а то воняет от тебя, новый родственничек, как от стада козлов. И валенки вынеси на помойку!
       Причитая, что он их 300 лет не снимал, Угомон со слезами отнес валенки на помойку и зажил новой жизнью. От других членов семьи он, конечно, продолжал прятаться за печкой, но с сестрами и бабушкой был необыкновенно мил. Вечерами он ходил играть в домино с деревенскими стариками и неизменно выигрывал - ведь Марфа разрешала ему "по чуть-чуть"... Местные деды почитали Валерьян Валерьяныча (Угомон им так представился) "тонкой штучкой", знававшей лучшие дни.
       А у Вали с тех пор появился второй талант: теперь она умеет не только целыми днями бегать, но и сутки напролет спать.
      

    СЕРЕГА И ЛЕХА - ПОБЕДИТЕЛИ

      
       Серега и Леха - братья. Они спокойно жили под крылышком у Мамы и Папы. Однажды Маме на день рождения подарили компьютер, в котором было огромное количество всяческих игр. Известно, что на компьютере охотнее всего играют в "бродилки" и "стрелялки". В "бродилках" нужно пройти трудной дорогой, перемещаясь с уровня на уровень, от начала и до конца. На пути нужно преодолеть многочисленные препятствия - реки, пропасти и еще много чего. Еще тебе будут всячески мешать и строить козни всевозможные недобрые силы - в каждой "бродилке" свои. В "стрелялках" ко всему этому добавляются разные монстры, которые с оружием кидаются на тебя из-за угла. Их нужно опередить и бабахнуть первым.
       Наверно не нужно говорить, что с первых дней появления в доме компьютера эти бабахи раздавались постоянно, и братьев за уши невозможно было оттащить от новой игрушки. При этом младший, Леха, почти не отставал от Сережи.
       Как и многие неприятности в жизни, все начиналось достаточно невинно...

    Леха. О пользе домашнего задания

       ...В тот день Мама привела Лешу из школы, усадила делать уроки и пошла в магазин: на завтра нужно было сделать только рисование, и он мог справиться без ее помощи. Едва дождавшись, когда захлопнется дверь, Леха отбросил альбом и включил компьютер. Было ясно, что в скором времени кое-кому достанется, но пересилить себя и продолжать рисовать не было никаких сил. Любимая "стрелялка" непреодолимо манила его.
       Лехе удалось, наконец, пройти первый уровень и он впервые за все время углубился в тесные коридоры второго. Здесь было уже значительно труднее успевать выстрелить первым в выскакивающих с разных сторон, отвратительно скалящихся врагов. Ничего не видя и не слыша вокруг себя, прикусив от напряжения кончик языка, Лешка упорно продвигался вперед. Отбив особенно яростную атаку одетых в камуфляж противников, он опустил ствол автомата и присел на ступеньку, чтобы отдышаться. Внезапно голову пронзила паническая мысль: "Какая еще ступенька у нас в квартире?!". Леха поднял голову и сначала с удивлением, а потом с беспокойством осознал, что находится в какой-то сводчатой пещере. Оглянувшись, он увидел лежащего на каменном полу "пятнистого" - последнего, в которого он стрелял перед тем, как сюда войти. На его глазах убитый враг начал сперва бледнеть и таять, а затем и вовсе растворился в воздухе. "Что это с ним?", - подумал Леха и тут же сообразил, что попал внутрь "стрелялки" и все, что с ним происходит - понарошку: и враги ненастоящие, и убивает он их невзаправду.
       Однако надо было что-то делать. Раз уж он попал внутрь игры, надо из нее как-то выбираться. Лешка встал на ноги и пошел назад - туда, откуда вошел в эту пещеру. Отвлекшись от правил игры (голова-то была занята совсем другим!), он только в последний момент заметил нападавшего на него сверху врага. Поэтому выстрелил на какое-то мгновение позже, чем было нужно. Нападавший рухнул на пол, и тут Леха с изумлениеим ощутил боль: в последний момент тот успел-таки оцарапать его здоровенным ножом, который до сих пор продолжал сжимать в руке.
      
       Вокруг заухала, захохотала противным голосом "стрелялка":
       - Эх ты, шляпа!
       - Сама ты, шляпа, - буркнул Леха и в этот момент осознал, что ранен-то он по-настоящему!
       Только тогда ему наконец стало страшно, и он кинулся бежать со всех ног, не забывая, правда, постреливать в выскакивающих из-за углов "пятнистых". Неожиданно он понял, что, хотя бежит назад, оказывается в таких коридорах и пещерах, через которые не проходил, когда включил сегодня компьютер и начал игру. Наконец, он уперся в тупик, на стене которого красовалась издевательская надпись: "Это тупик, шляпа!
       - "Я пропал!", - подумал мальчик и, с трудом сдерживая слезы, сел на ближайший валун. - Эх, - продолжал горевать он, - лучше бы я делал рисование!".

    Серега. "Щас" до добра не доводит

       Вскоре после исчезновения Лехи вернулся из школы Сергей. Он подивился тому, что дома никого нет, а компьютер работает. Бросив портфель и даже не переодевшись, он подсел к компьютеру и, по обычаю, тут же перестал замечать все, что делается вокруг. Вслед за Серегой вернулась из магазина Мама. Увидев только одного сына, она спросила Серегу, где Леша. "Ага", - невпопад ответил тот, будучи не в силах отвлечься от игры. Увидев, что пальто и ботинки младшего сына на месте, Мама решила, что он прячется, и спокойно пошла на кухню готовить обед.
       - Леша, - крикнула Мама, - как ты написал сегодняшний диктант? - Не услышав ответа, она повысила голос - Ты меня слышишь?
       - "Ага", - раздалось из дальней комнаты.
       - Что значит "ага"? - возмутилась Мама. Сейчас же выключи компьютер и иди сюда!
       - Щас.
       Через пару минут с кухни снова раздался Мамин голос. - Серега, мой руки, бери Леху и идите кушать!
       - Щас!
       - Мне надоели твои бесконечные "щасы!", - окончательно вышла из себя Мама. - Ты что, издеваешься надо мной?
       - Ага, - ответил механически Серега, целиком погрузившись в игру, и в ту же секунду ощутил, что находится не в уютной комнате городской квартиры, а в каком-то громадном помещении. Оглядевшись по сторонам он увидел, что это была одна из пещер "стрелялки".
       В этот момент из-за угла показалось несколько "пятнистых". Сережа растерянно смотрел, как они приближаются к нему длинными прыжками. Ему и в голову не приходило стрелять - одно дело бабахать по фигуркам на экране, зная, что это - игра. Совсм по-другому чувствуешь себя, когда видишь, что к тебе приближаются пусть и небывалого вида, но очень похожие на живых людей существа. Но затем он услышал, как вокруг щелкают по камням пули, выпущенные "пятнистыми" из автоматов. Поняв, что следующая очередь может попасть в него, Серега открыл огонь.
       Отбив эту атаку, Сергей осторожно двинулся назад - как это совсем недавно пытался сделать Леха. Точно так же он скоро заметил, что обратной дороги нет. В этот момент он увидел какую-то фигуру и по сложившейся привычке дернул в ту сторону стволом своего оружия. За какую-то долю секунды до того, как открыть огонь, он с изумлением понял, что это - Леха!

    Военный совет

       Ребята кинулись друг к другу. На миг они испытали невероятное облегчение: один, как известно, в поле не воин. Но затем общая беда снова навалилась на них. Братья быстро выяснили, каким путем они оказались в "стрелялке". Оставалось неясным, каким путем вернуться обратно?
       - Я попробовал вернуться по своим следам, но у меня ничего не вышло, - пожаловался Леха.
       - Да, назад почему-то дороги нет, - согласился Сергей.
       Лешка шмыгнул носом и просительно сказал: "Давай не будем терять времени, и поищем обратную дорогу!". Серега задумчиво покачал головой:
       - Вспомни правила игры: идти можно только вперед. Придется пройти всю "стрелялку" до конца.
       - Ну да, пройдешь ее, как же! А ты заметил, что у них ножи взаправдашние? - спросил Лешка, поглаживая давешнюю царапину, которая основательно саднила.
       - И автоматы тоже, - вздохнул Сергей.
       - Так не честно, - совсем по-детски воскликнул Леха. - Почему тогда "пятнистые", в которых мы стреляем, не умирают, а "растворяются"?
       - А что ты хочешь? У них своя сказка, в которой мы - чужие. Вот они и умирают понарошку, а в нас - стреляют по-настоящему. Они, между прочим, нас не звали!
       - А как же мы сюда попали? - удивился Леха.
       - Думаю - по собственной глупости, - ответил Сергей. - Просто мы стали больше жить в придуманном мире, чем в реальной жизни. За что и поплатились. - И решительно сказал: - Пошли, и не забывай, что "пятнистые нападают на нас по-настоящему!".
       За поворотом они увидели арку, над которой горела надпись "Третий уровень".
       - Ух ты, вздохнул Леша. - Так далеко я еще не забирался!
       - Я здесь бывал, - буркнул Сергей. - Трудновато, но пройти можно. Опаснее всего будет на последнем, четвертом уровне.

    Третий уровень

       Лешка завязал на ботинке шнурок - вечно они у него развязываются! - и ребята двинулись вперед. Через несколько шагов на них из-за колонны накинулся здоровенный "пятнистый" с ножом, но они его ловко сбили короткой очередью. Так и не решив вопрос, кто именно это сделал, пошли дальше. За поворотом их глазам представилась гигантская кошмарная голова, закрывавшая дорогу вперед. Увидев их, голова засверкала глазами и заклацала острыми железными зубищами. В это момент Сергей, который шел впереди, неожиданно стал проваливаться куда-то вниз: каменная плита, на которую он наступил, оказалась ловушкой. Невероятным прыжком ему удалось выскочить, а между братьями и лязгающими челюстями образовался широкий провал.
       - Попались, шляпы! - развеселилась "стрелялка".
       Сергей лег на пол и осторожно посмотрел вниз. - Глубоко, дне не видно, - с содроганием сообщил он. В это время из бокового прохода за его спиной бесшумно выскользнул "пятнистый" и навел ему на затылок автомат.
       - Берегись, - крикнул Лешка и, не целясь, торопливо выстрелил.
       Хорошенько прицелиться у него не было времени, но он помешал это сделать и "пятнистому". Серега быстро перевернулся на живот и завалил врага. Теперь можно было отдышаться и подумать о том, как перебраться через неожиданное препятствие.
       Провал был настолько широким, что ребята не смогли бы его перепрыгнуть, разве что в середине прыжка им удалось бы оттолкнуться разок от воздуха. В пещере не было никакой растительности, и поэтому нечего было использовать в качестве мостика. К тому же на той стороне их ждали хищные челюсти, продолжавшие безостановочно щелкать зубами. Положение казалось безвыходным. Леша потихоньку начал кукситься: ему казалось, что они действительно шляпы и навеки останутся в этой жуткой пещере. Дело шло к слезам. Но тут он увидел, что Сережкино лицо оживилось.
       - Придумал? - с надеждой спросил Леха.
       - Придумать-то я придумал, - тяжело вздохнул Сергей. - Только сможем ли мы все сделать правильно?
       - Конечно, сможем! - самоуверенно сказал Леха. - Давай, говори, чего изобрел!
       - У нас только один выход, - начал Серега. - Кидай мне свой ремень!
       Лешка был удивлен, но подчинился. Сергей тоже снял свой ремень и, связывая их вместе, продолжил излагать свой план:
       - Перед нами два препятствия - голова и провал. Даже если мы переберемся на ту трону, все кончится тем, что эта башка нами закусит. Что это означает?
       - Это означает, что так не честно!
       - Нет, Леха. Это означает, что нужно одновременно решить обе задачи.
       - И ты придумал, как?
       - Придумал. Один конец связанных ремней будем крепко держать, а другой кинем прямо в пасть. Она его прикусит, и, держась за ремень, можно будет перебраться на ту сторону.
       - Что ли как в цирке? - опасливо посмотрев вниз, спросил Леха.
       - Хуже, - сурово ответил брат. - У нас страховки не будет.
       Все однако обошлось удачно: через несколько минут позеленевший от ужаса Леха и покрасневший от напряжения Серега уже обнимались на другой стороне провала.
       - Сама ты, шляпа! - громко крикнул Сергей. "Стрелялка" в ответ промолчала.
       Постреливая время от времени в "пятнистых", ребята двинулись дальше. При этом они заметили, что на третьем уровне их противники двигаются немного быстрее. Это, однако, не слишком усложняло задачу, поскольку их атаки не отличались разнообразием. Братья здорово наловчились сбивать "пятнистых" одним-двумя выстрелами.
       Как только мальчики это поняли, они тут же заметно расслабились, а Серега так даже начал насвистывать. Буквально в ходе следующей же атаки их курточки оказались простреленными в нескольких местах. Больше они уже не забывали, что борются с настоящим врагом.
       Мало-помалу узники "стрелялки" продвигались вперед. В одном из коридоров Леха случайно посмотрел вверх и увидел, как на Сергея падает здоровенный камень - он еле успел оттолкнуть брата. Эта ловушка превратила бы того в лепешку. Другой раз Лешка заметил, что у него опять развязался шнурок, и нагнулся его завязать. В тот самый миг сбоку из стены вылетела стальная стрела и пролетела там, где он должен был бы стоять. Ветерок от стрелы даже пошевелил его волосы. Один раз из ниши в стене раздался страшный рев, а с другой стороны коридора - напротив этой ниши - отодвинулась плита пола и открыла еще одну ловушку. Леха, отскочивший от неожиданности в сторону, неминуемо в нее бы упал, если бы Серега в последний момент не схватил его за руку.
       В конце одного из коридоров они попали на развилку. Над стрелкой, показывавшей налево, было написано: "Долгая смерть", над другой - "Быстрая смерть". Увидев, какой богатый выбор им предоставляется, ребята остановились и зачесали затылки (что означает напрягли лбы и наморщили ум. Тьфу, наоборот: наморщили лбы и напрягли ум).
       - Задумались, шляпы! - захихикала "стрелялка".
       Над чем задуматься, однако, действительно было. Посовещавшись, братья выбрали левую дорогу.
       - В конце концов, - мудро заметил Леха, чем больше у нас будет времени, тем больше шансов найти спасение.
       Ребята шли очень осторожно, во все глаза смотря по сторонам и не убирая пальцев с курка. Но опасность пришла оттуда, откуда ее не ждали: неожиданно они поняли, что не могут сделать ни шага: их подошвы намертво прилипли к полу.
       - Шляпы! Мухи на липучке, - не замедлила сказать свое слово "стрелялка".
       Так тут стоя и засохнете, как листья в гербарии!
       - Это мы еще посмотрим, кто тут шляпа, пробормотал себе под нос Сережа. Он вытащил из кармана какую-то завалявшуюся бумажку, разорвал ее на части и скатал несколько шариков. В то время как Лешка по обыкновению начинал сильно беспокоиться, он кинул перед собой первый шарикк и, когда он упал на землю, дунул на него. Шарик прилип. Тогда он сделал тоже самое со следующим шариком. Лишь только третий от его дуновения поднялся в воздух.
       - Не горюй, братан, - сказал Сергей. - Все совсем не так страшно. Разуемся, оставим "стрелялке" на память свои ботинки и пойдем дальше. Только постарайся подальше от них отпрыгнуть - на расстояние третьего шарика, а то прилипнешь, и уже навсегда!
       Перед тем, как двинуться босиком дальше, Лешка с удовольствием прокричал:
       - Дурилка ты, а не "стрелялка"!
       - Так не честно, - отозвалась та...
       Наконец, впереди они увидели еще одну светящуюся надпись. Она гласила: "Четвертый уровень". Однако перед тем, как туда попасть, им нужно было еще перейти на другую сторону бурной подземной реки. Зрелище это было страшное: черная вода, покрытая сединой пены, с ревом неслась между острыми камнями. В воздухе висела мельчайшая водяная пыль. Моста, можно сказать, не было. Была тоненькая дощечка шириной с ладошку.
       - Да, - сказал Серега, - ремнями нашими здесь не поможешь!
       - И по камешкам не перейдешь, как ту лужу около школы, - поддержал брата Леха.
       - Надо думать, - рассудительно изрек Сергей и присел на камень. Рядом примостился и младший. Спустя примерно час оба они поняли, что положение, думай-не-думай, безвыходное. Надо переходить по тому, что есть.
       Как раз в этот момент они увидели, что в конце коридора, по которому они вышли в реке, показалась такая большая толпа "пятнистых", какой они еще ни разу не встречали.
       Беги! - крикнул Серега и подтолкнул Леху к "мостику". Тот почти зажмурился и, быстро-быстро перебирая ногами, устремился к противоположному берегу. Следом за ним перебрался и Сережка. Оказавшись на земле, он сбросил дощечку вниз. Поворачивая за угол, они увидели своих преследователей, которые потрясали кулаками и готовились открыть стрельбу.
       - Как тебе удалось не упасть? - задыхающимся голосом спросил Сергей.
       - Я представил, что это не дощечка над пропастью, а трещина на тротуаре, - ответил Леха.
       - А я - что это разметка в школьном спортзале.

    Четвертый уровень

       Длинный коридор довольно круто поднимался вверх, поэтому ребята взмокли к тому времени, когда он закончился. Они вышли в весьма просторную пещеру. К их удивлению, она поросла травой, а в дальнем ее конце виднелась небольшая избушка, из трубы которой уютно шел дым. Там и сям росли деревья, журчал ручеек и чирикали птицы. Картина была мирная и для нормальной жизни обычная. Но после мрачных залов и коридоров предыдущих уровней она казалась просто прекрасной!
       Решив передохнуть, братья присели на замшелый ствол упавшего дерева и с интересом рассматривали это удивительное место. Неожиданно ствол под ними дернулся и изогнулся. Они еле успели соскочить с него и отбежать на несколько шагов. Обернувшись, ребята увидели гигантскую пасть, полную острых зубов, и горевшие холодной злобой глаза с вертикальными зрачками, как у кошки. Это был громадный крокодил! Леха еле увернулся от удара его гигантского хвоста, и что есть духа пустился вслед за Серегой.
       - Ничего себе деревце! - задыхаясь, прохрипел Лешка. - Еще бы немножко, и он бы нас съел.
       - Да, - подхватил Серега, - вот это жизнь: пришли из школы, сели поиграть и чуть не достались на завтрак крокодилу... Между прочим, ты заметил, как он глубоко ушел в землю? Видно, давно тут лежит.
       - Наверно, еще никто не добирался до четвертого уровня, - предположил Леха. - Вот он в землю-то и ушел. Представляешь, как он проголодался?
       - Я голоден не меньше его, - сообщил Серега. - Кстати, ты понял урок, который мы получили от этого обжоры?
       - Какой?
       - Здесь ни на минуту нельзя расслабляться, и все таит опасность!
       Между тем ребята уже близко подошли к замеченной ими издали избушке. Разговоры о еде напомнили обоим, что давно пора бы чего-нибудь перекусить. Поэтому их интерес к этому строению не был чисто исследовательским.
       Неожиданно дверь открылась и за порог вышла рослая женщина в длинном сарафане и низко повязанном белом платке. В руке она держала подойник с молоком.
       - А я думал, здесь живет горбатая бабка с клюкой и носом крючком, - громким шепотом сказал Леха.
       - Тихо ты, - буркнул Серега. - Здравствуйте, - сказал он сладким голосом, - молочком не угостите?
       - Отчего ж не угостить, - басом ответила хозяйка. - Присядьте на лавочку. - Она поставила подойник на землю и вернулась в избу.
       - Лешка, - сказал Сергей нравоучительно, - если хочешь, чтобы тебя угостили, нужно быть вежливым. Она же слышала, как ты про Бабу-Ягу намекал! Но ты все же молодец: Яга не Яга, а осторожными быть надо.
       В это время на пороге снова появилась хозяйка со стаканами и краюхой хлеба в руке. У братьев потекли слюнки, Леха даже громко сглотнул.
       - Ружьишки-то свои положите на поленницу, да за стол садитесь, - сказала женщина, щедрой рукой наливая молоко.
       Братья по незаметному знаку Сереги отказались последовать ее совету. Лишь только они взялись за молоко, как неожиданный порыв ветра приподнял хозяйкин подол. Серега с ужасом увидел под ним ногу в солдатском сапоге и краешек пятнистой брючины.
       С криком "измена!" он навел на нее (вернее на него) ствол и выстрелил. Из домика посыпались "пятнистые", но Леха был уже наготове, и ребята отбились.
       ... Когда предательская избушка скрылась за поворотом, Леха задал мучивший его все это время вопрос:
       - Мне кажется, что ты с самого начала что-то подозревал! Почему?
       - Понимаешь, - ответил Сергей, - из дома выносят пустой подойник, а вносят - полный! Когда я увидел ее с молоком, то почувствовал, что что-то не то, но что именно - сообразил не сразу. Все-таки мы никак не научимся с тобой осторожности!
       - Все-таки мы с тобой еще частично шляпы, - согласился Алеша.
       Вскоре после этой беседы произошла еще одна история. Ребята, увлеченные разговором, не забывали посматривать по сторонам. Поэтому их не смог застать врасплох "пятнистый", засевший в небольшой пещерке. Лишь только он выставил ствол своего оружия и начал наводить его на них, как заговорили автоматы братьев. И тут же раздался крик боли, и "пятнистый" жалобно закричал:
       - Помогите, помогите!
       Ребята изумленно остановились: до сих пор в "стрелялке" эти бандиты в камуфляже нападали молча.
       - Помогите! - снова раздалось из камней.
       - Пойдем скорей, - сказал Сережа. - Он просит о помощи и мы обязаны помочь ему!
       - Не ходи туда, - Леха схватил брата за рукав. - Он же сейчас растает и исчезнет.
       - Нет, в помощи нельзя отказывать никому, - упорствовал Серега.
       - Но они же все подлые обманщики, - напомнил брату Леха. - Такие правила у этой игры. Давай, иди один, а я тебя прикрою.
       Сергей подбежал к "пятнистому". Тот попросил снять у него с ног камень, который придавил его. Едва мальчик от него отвернулся, как он сел и схватился за автомат. Лешка выстрелил метко.
       Долго ли, коротко ли шли ребята, отбиваясь от "пятнистых" и разгадывая их козни, но увидели они наконец в конце коридора дверь, над которой горела надпись "Выход".

    Последние приключения

      
       Первым ее заметил Сергей. Решив, что ему почудилось, он остановился и протер глаза. Дверь не исчезала.
       - Лешка, - с трудом выдохнул он, - посмотри вперед. Что там?
       - Ура! - захлебнулся восторгом Алеша и изо всех сил побежал к светящейся надписи.
       Бежать было довольно далеко, но ликующие братья развили такую скорость, что вскоре подбегали уже к заветной цели. В этот момент раздался ужасный треск, и они провалились куда-то вниз.
       Ошеломленные и напуганные, ребята лежали на дне какой-то ямы. Она была столь глубока, что Лешка, даже встав на плечи Сереги, не достал бы до края. Это была настоящая волчья яма - ловушка, в которую ловили в старину этих опасных хищников.
       - Подло, это просто подло! - сказал Сергей. - В самый последний миг они устроили нам этот подарочек!
       - А что ты от них хочешь? - возразил Леха. - Мы сами виноваты: развесили уши от радости и забыли, где находимся и с кем имеем дело.
       В этот момент сверху раздалось мерзкое хихиканье. Ребята подняли головы и увидели противную рожу "пятнистого".
       - Попались, голубчики! Ну что, сразу вас убить или подождать?
       - Убить всегда успеешь, - ответил Серега.
       - И то правда, - согласился "пятнистый".
       - Во всех сказках, - вступил в разговор Лешка, - полагается загадывать загадку. Отгадаем - отпустишь, не отгадаем - делай, что хочешь.
       - Ишь ты, - удивился их тюремщик. Ну, была не была! Слушайте: "Зимой, летом - разным цветом!". Даю вам 5 минут. - Голова скрылась.
       Ребята задумались. Ошибаться было нельзя.
       - Одним цветом - знаю, - рассуждал Леха: - елка. А разным? Так не честно. Это может быть что угодно!
       - Море? Небо? Огурец? Валенок? - перебирал вслух Серега. - Нет, все не то!
       - Может быть, мороженое? - предложил Леха.
       - Давай порассуждаем, - совсем по-взрослому сказал Сергей. - Кто такой "пятнистый"? Тупой манекен, умеющий только бабахать. Мозги у него куриные, и думает он по-камуфляжному...
       Глаза Лехи расширились: "Камуфляж!"
       - Точно, - обрадовался Серега. Зимой - белый, в остальное время - пятнистый!
       Сверху раздалось: "Так не честно!". Вслед за этими словами к ногам братьев опустилась лестница.
       Когда они поднялись наверх, "пятнистого" нигде не было видно. Теперь уже с опаской подойдя к двери, они по очереди подергали ручку - дверь была заперта. Неожиданно по ней побежала светящаяся надпись: "Скажите пароль Скажите пароль Скажите пароль..."
       - Ну вот, опять двадцать пять! - с досадой произнес Сергей.
       - Какой такой пароль, - изумился Леха и с растущим отчаянием добавил, - не знаем мы никакого пароля!
       На двери загорелась надпись: "Нажмите кнопку помощь". Рядом показалась большая зеленая кнопка. Серега нажал на нее, и появилась новая строка: "Пароль: "Накапринакашла накабенакада накаотнакавонакаряй накавонакаронаката!" Ниже было написано: "Пароль закодирован".
       - Ерунда какая-то, - растерялся Лешка. - Настоящая абракадабра!
       - Что, шляпы, кишка тонка догадаться? - раздался знакомый мерзкий голос.
       - Н-да, - протянул Серега, - задачка!
       - До чего же мне все это надоело! - подозрительно дрожащим голосом сказал Лешка. - Все, Хочу домой!
       - Хочешь домой - думай, - назидательно ответил старший брат. - "Стрелялка" нас так просто не отпустит.
       - А чего тут думать? - крикнул Леша. - Глупость какая-то: "накашла", "накада", "накавай" и тому подобное. В этом нет никакого смысла!
       - Смысл должен быть, - настаивал Серега. - Видишь, все время повторяется какая-то "нака...".
       - Да чтоб ее вообще не видеть! - ответил Леха.
       Немного подумав, Сергей неожиданно закричал:
       - Братан, - ты - гений! Ну-ка, прочти первое слово без этой "наки"!
       - При-шла, - с трудом продрался сквозь мусор из лишних букв Леша.
       - А весь пароль "Накапринакашла накабенакада накаотнакавонакаряй накавонакаронаката!" звучит так: - торжествующе прокричал Серега - "Пришла беда, отворяй ворота!"
       Лишь только он произнес эти слова, как какая-то могучая сила подхватила обоих братьев и куда-то швырнула. В следующее мгновение они оказались у себя дома, на полу перед работающим компьютером. На экране светилась надпись: "КОНЕЦ ИГРЫ. Я - ШЛЯПА".
       С кухни раздался родной голос:
       - Мне надоели твои бесконечные "щасы!", - окончательно вышла из себя Мама. - Ты что, издеваешься надо мной? - Раздался звук швыряемой в раковину ложки и решительные Мамины шаги по коридору.
       Она вошла в комнату со словами: "А ну, марш обедать!" и остановилась на полуслове, увидев сидевших на полу ободранных, босых, но совершенно счастливых сыновей.
       Они так были похожи на выпавших из гнезда галчат!
      

    ПРИКЛЮЧЕНИЯ ДАШИ, ИЛИ МЕДВЕЖЬИ УСЛУГИ

      
       В неком царстве, неком государстве жила-была девочка Даша. Из этих слов вовсе не следует, что дело происходило давным-давно. Просто так принято начинать всякую сказку. На самом деле Даша живет-бывает в наше время и в нашем городе. У нее есть папа, Мама, старшая сестра Валя, Бабушка и Дедушка, которые живут на соседней улице.
       И вот однажды тихое течение Дашиной жизни круто изменилось. Говоря попросту, она упала со стула и ударилась головой. Событие, конечно, очень неприятное, но достаточно обычное. Хуже было то, что удар оказался сильным и вызвал сотрясение мозга. В результате девочка оказалась в постели, куда ее уложили на несколько дней. Во всем этом был только один плюс: врачи дали Даше справку, указав в ней заболевание. А справка - это документ! Попробовал бы теперь в классе кто-нибудь сказать, что Даша - безмозглая! Врачи-то небось разбираются и просто так справками не разбрасываются...

    Магазин здоровья

       Кто не знает, что заболевшему человеку (а также коту, собаке и любой другой живности) лекарство покупают в аптеке? Но надо вам сказать, что таблетки и микстуры -хотя и очень полезны - полного выздоровления не приносят. Надо еще посетить Магазин здоровья. При насморке там выбирается здоровый незабитый нос, после драки - нос неразбитый, при сломанной ноге - нога целая, и так далее. Как только врачи разрешат Даше вставать, она во сне отправится в этот магазин за новой, неразбитой головой. Почему во сне? А это чтобы проснувшись, она забыла туда дорогу - магазин-то волшебный, и просто так шастать туда кому не лень - нельзя! Но пока еще Даша должна была все время лежать и принимать лекарства. Директор Магазина Градус Порошков приходится родственником доктору Айболиту и тоже любит зверей - это у них семейное. Поэтому помощником он взял себе медвежонка с картины "Утро в сосновом бору" (той самой, которая на конфетном фантике). Первоначально медвежат было четверо, но потом художник решил одного замазать и оставить только троих. Градус забрал бедолагу себе - не пропадать же зверю! Анальгин - такое имя получил косолапый - быстро выучился говорить, но больше не вырос: как его нарисовали маленьким, так он таким и остался.
       И вот как-то Порошков отправился в командировку к директору Африканского Магазина здоровья: в городе появилось так много цветных детишек (которые тоже болели), что его запас здоровых черных ручек, ножек, животиков и других частей тела начал иссякать. А это был непорядок: Градус был большим аккуратистом и не мог себе позволить приделать к черной головенке белые ушки. Это одно из наших самых важных отличий от собак и котов: человек везде должен быть одного цвета!
       Всю торговлю директор оставил на Анальгина - за прошедшие сто лет мишка успел в магазине освоиться, и несколько дней Градус мог бы не волноваться. Анальгин был невероятно горд и решил во что бы то ни стало оправдать оказанное ему доверие. Поразмыслив, он надумал усовершенствовать работу и внести в нее что-нибудь новое. Только не думай, что он решил втащить что-то в магазин. "Внести новое" на языке взрослых означает придумать что-то небывалое и начать им пользоваться. Они вечно стараются говорить понепонятнее...
       Итак, временный директор задумался о том, что бы такое интересное придумать. И пришло мишке-Анальгину в голову, что не нужно ждать покупателей в магазине, а наоборот - магазин должен идти к больному покупателю. Для медведя, пусть даже и сказочного, мысль действительно была новой. Эта идея так захватила Анальгина, что он немедленно начал соображать, к кому бы поехать. А зачем соображать, когда существует техника! Магический компьютер в виде старинного зеркала, услышав пароль "Свет мой зеркальце, скажи...", немедленно сообщил, что у Даши рана на затылке, и что голова такого типа на складе есть. Мишка не знал, что голова - очень тонкий инструмент (у самого-то башка была вон какая толстая!), который требует тщательной и сложной настройки. Поэтому он просто схватил новую голову и со всех лап кинулся к Даше. Была поздняя ночь, и девочка спала. Анальгин сменил ей голову (которая, оказавшись на Дашиных плечах, тут же приобрела ее черты) и, страшно довольный, отправился домой.

    День первый

       Утром, как обычно, родители отправились по своим делам, сестра - в школу, и ухаживать за Дашей пришлось Бабушке. Она разбудила внучку и спросила, как та себя чувствует.
       - Чувствую себя хорошо, - странным механическим голосом ответила Даша. - Глаза фокусируются нормально, слух в пределах нормы, дыхание свободное.
       Услышав такой ответ, Бабушка не на шутку испугалась, потрогала Дашин лоб и встревожено спросила: "Дашенька, что с тобой?".
       - Со мной ничего нет, только пижама, - ответила та. - Нет также никакой информации. Теперь знаю, как меня зовут. Сколько мне лет?
       - Внученька, что случилась, - вскричала Бабушка в ужасе. - Тебе плохо?
       - Отвечаю в порядке поступления вопросов. Произошла смена головы. Плохо то, что настройка не произведена. Теперь знаю, кто ты. Если я - твоя внученька, то ты - моя бабушка. Сколько мне лет?
       В этот момент бабушке захотелось упасть в обморок. Она так бы и сделала, если было бы на кого оставить больную внучку. Вместо этого она позвонила Дедушке и попросила его срочно приехать. "Я падаю в обморок, - сообщила она. - Глаза не фокусируются, слух отказывает, воздуха не хватает". Услышав все это, встревоженный Дед приехал очень быстро и, расспросив что к чему, кинулся к Даше.
       - Чем это ты так напугала Бабушку, внученька? - бодро спросил он синим от ужаса голосом.
       - Теперь знаю, - невпопад ответила Даша, - ты - Дедушка. Сколько мне лет? Вопрос задается третий раз.
       Бедный Дед совсем не понимал, что же стряслось с внучкой после сотрясения мозга, но, разбираясь кое-как в компьютерах, сообразил, что говорила она как-то механически. Поэтому он решил просто ответить на ее вопрос и посмотреть, что получится. Лишь только узнав, что ей восемь лет, Даша сразу же заговорила как обычная девочка этого возраста. Но она продолжала изводить всех (а вскоре вокруг больного ребенка собралась вся семья) странными вопросами о вещах, казалось бы давно ей известных: как зовут Папиного любимца барбоса-немецкую овчарку, в какой школе она учится, как зовут сестру... Наконец, ближе к вечеру, Дашу накормили таблетками и она крепко уснула.
       Анальгин с помощью своего магического компьютера уже знал, какими неприятностями обернулась его медвежья услуга. Он еле дождался, когда Даша уснет, чтобы заняться исправлением ошибок.
       На это раз он сделал то, с чего должен был начать: вернул в Дашину новую головку всю ее прежнюю память. Но, будучи добрым волшебным медвежонком (сто лет не возраст!), решил добавить кое-что еще - чтобы извиниться таким образом за причиненные неприятности. Как решил - так и сделал и, очень довольный собой, стал ждать утра.

    День второй

       Утром следующего дня вся семья собралась у Дашиной постели и с нетерпением и опаской ожидала ее пробуждения. Девочка проснулась и на Папин вопрос "Как у Дашика дела?" отозвалась: "Я бодра и весела!". Все облегченно вздохнули: кажется, вчерашний ужас закончился.
       Мама отправилась на кухню готовить завтрак и крикнула оттуда: "А что приготовить Даше?" - "Что угодно, только не каши", - не задумываясь, звонко ответила та. Папа и Валя, слышавшие этот разговор, улыбнулись: уж очень забавно в рифму отвечала девочка. Мама продолжила: "Не забудь почистить зубки". И тут же услышала в ответ: "И лицо намылить губкой!". Теперь уже вся семья захохотала. Папа подошел к дочери и, погладив любимую рыжую голову, сказал: "Ты у нас маленький Пушкин". На что Даша сообщила: "И еще помыла ушки". Проходившая мимо Валя спросила: "Даш, ты так и собираешься говорить стихами?". "Не знаю, Валь, они выходят сами", - растерянно ответила Даша.
       Поскольку Даша болела, мама принесла ей завтрак в постель. "Я уезжаю на работу, - сказала она, - и попрошу посидеть с тобой Бабушку". "Ой, люблю оладышки" - пробормотала в это время Даша, уписывая за обе щеки принесенное Мамой любимое блюдо. (Не следует думать, что больная девочка кушала расписной поднос, на котором Мама принесла ей завтрак. Просто у этих взрослых каждая еда, которая подается на стол, называется "блюдом". Между прочим, и поднос не имеет никакого отношения ни к носу, ни к тому, что под носом.)
       Никто не придал никакого значения Дашиному чудачеству с рифмами: все торопились по своим утренним делам и решили, что это - игра, которая показывает, что девочка выздоравливает, и поэтому у нее хорошее настроение.
       Бабушке тоже сначала понравилось, что внучка все время говорит в рифму. Забеспокоилась она лишь тогда, когда на вопрос "Как твое самочувствие" Даша не ответила, а лишь тяжело засопела. "Почему ты молчишь, внученька? - встревожилась Бабушка и добавила, - я так переживаю, когда болеют внуки!". "К вопросу твоему придумать рифму - просто муки!", - объяснила внучка свое молчание. "А что, - сообразила Бабушка, - ты можешь говорить только стихами?".
       "А это трудно так, - мрачно сообщила Даша, - попробуйте-ка сами!". И добавила: "А если рифмы я не знаю, лежу и молча я страдаю. О, что случилося со мной, о жалкий жребий мой!". Услышав это признание, бабушка снова ощутила желание упасть в обморок, в результате чего по обычаю позвонила Дедушке. "Дела бросай свои скорей, - трагическим голосом сказала она, - и быстро к Даше. Худо ей!". "Ты что, на старости лет решила стать поэтом?", - развеселился Дед, решивший, что Бабушка шутит. "Не смей шутить о горе этом, - из последних сил сдерживаясь, всхлипнула Бабушка и добавила, - о, жалкий жребий мой!".
       Приужахнувшись, дед прилетел стрелой. Увидев его, бабушка раздумала падать в обморок и рассказала о новых напастях. (Кстати сказать, слово "напасти" не имеет никакого отношения к пастям разных опасных зверей, но тоже обозначает вещи малоприятные.)
       Дедушка сразу же понял, что все происходящее - продолжение вчерашних неприятностей. Он бодро попросил никого не волноваться и немедленно принял успокаивающую таблетку. Тут же примчались Папа с Мамой, и приехал врач. Он осмотрел Дашу, ничего не нашел (хотя искал даже в горле) и велел дать девочке снотворное. Мол, утро вечера мудренее. Выспится, и все пройдет - как накануне.
       Анальгин все это время сидел перед магическим компьютером и от нетерпения грыз когти - так ему хотелось исправить очередную свою ошибку. Наконец все уснули, и медвежонок смог убрать из Дашиной головы свой неуклюжий "подарок". Но ему по-прежнему неудержимо хотелось сделать приятное этим прекрасным людям, которые столько натерпелись из-за него...

    День третий

       Рано утром приехали Бабушка с Дедушкой. Вместе с Папой, Мамой и Валей они тихонько сидели около Дашиной постели и тревожно ждали, когда она проснется. Это было похоже на картинку из жизни королей: придворные собрались у спальни принцессы, чтобы пожелать ей доброго утра. Родня со страхом гадала, каких еще чудес принесет наступающий день.
       Наконец, Дашины глаза открылись, она села и сладко потянулась.
       - Доброе утро, доченька, - сказала Мама.
       - Гуд морнинг, - радостно пискнула в ответ та.
       - Слава Богу, не стихами, - облегченно вздохнула Бабушка. - А почему по-английски?
       - Из ит инглиш? - удивилась Даша. - Риали?
       - Дашка, - сказала Валя, - не валяй дурака. Я опоздаю в школу!
       - Ай эм нот стьюпид, - начала обижаться младшая сестра. - О, Мэмми, эм ай э клевер гёрл?
       Папа нервно улыбнулся (он первым почуял, что снова происходит что-то не то) и спросил у дочери, хорошо ли она себя чувствует?
       -Тре бьен, - звонко ответила она.
       - Господи, - охнул Дед, - теперь - по-французски!
       - Найн, найн, - крикнула Даша. - Дас ист руссиш!
       В комнате повисла потрясенная тишина.
       - Дарья, - голос Деда синел на глазах, - что с тобой опять стряслось?
       - Вочич, - горько зарыдала в ответ внучка.
       - Я этого не вынесу, - простонала Бабушка, глядя на Деда. Теперь она по-армянски ответила тебе, что "ничего". Дедушка не ответил: он сидел и напряженно думал какую-то мысль.
       Потрясенная Валя замерла в предвкушении того, как она в школе будет рассказывать о младшей сестре-полиглоте. (Не следует думать, что полиглот что-то глотает: полиглот - это человек, который знает много языков.)
       - Все хорошо, Дашик, все хорошо, - сказал Папа. - Конечно, ты говоришь по-русски, как и мы. Это просто мы шутим!
       Он дал знак всем выйти из Дашиной комнаты. Папа понял, что не следует волновать дочку, но нужно предпринять какие-то меры. Срочно вызвали врача, который - вы угадали - велел дать девочке чего-нибудь успокаивающего и сказал, что надеется, что ей полегчает. В это время Дед додумал свою мысль до конца и все вспомнил:
       - Когда-то я что-то слышал о каком-то магазине... Но что - никак на память не идет!

    Градус вернулся!

       Все это время Анальгин, совсем забросив работу, сидел перед магическим компьютером, в углу экрана которого красными буквами мигала надпись "Ошибка". Он следил за событиями в Дашином доме и переживал. От отчаяния бедолага ломал себе лапы, бился головой об стену и драл себя за хвост. От переживаний он непрерывно худел. Сначала от него осталось пол мишки, потом треть мишки, а потом и вовсе едва набиралась четвертинка.
       Неожиданно медвежонок услышал родной голос Порошкова: "Что здесь происходит? Почему меня никто не встречает? Анальгин, где ты?"
       - Почему в магазине не подметено?, - продолжал, уже начиная сердиться, директор. - Почему на полу кирпичная пыль? Почему в твоей немытой башке куски штукатурки?
       - Я головой стену разбил, - едва успел вставить слово Анальгин.
       - Зачем ты это сделал? - изумленно спросил Порошков.
       Я так скучал по тебе..., - отчаянно соврал медвежонок, стараясь при этом встать между директором и компьютером.
       - Ах ты мой маленький, - растроганно заголосил Градус. - Малыш скучал по своему папочке! (Это он своему столетнему-то помощничку!) - Ну, иди ко мне, я тебе гостинчик из Африки привез.
       Анальгин не мог отойти от магического компьютера - тогда Порошков узнал бы все. Поэтому он скромно сказал, что подарка не достоин и, к тому же, от счастья у него так кружится голова, что он может упасть.
       Градус был готов разрыдаться. Но тут старинное зеркало дребезжащим голосом заговорило: "Ошибка, медвежьи услуги! Ошибка, медвежьи услуги! Ошибка, ме...". Остального Анальгин не услышал: он уже был в шкафу на верхней полке, где спрятался среди других медвежат на фантике конфеты "Мишка косолапый".

    * * *

       Нечего и говорить, что с тех пор здоровье Дашика больше не беспокоит ни Маму, ни Папу, ни Валю. Бабушке больше не хочется падать в обморок, а Дедушка говорит только оранжевым голосом.
      

    ПРИКЛЮЧЕНИЯ ВАЛИ В БУРЛЯНДИИ

      
       Мама уже дважды напоминала, что пора спать, да и буквы на странице начинали расползаться в разные стороны. Смирившись с неизбежным, Валя захлопнула книжку и пожелала всем спокойной ночи. Умывшись, она прошла по полутемному коридору и, не зажигая света, вошла в свою комнату. Закрыв за собой дверь, она уверенно нашла в темноте постель и села.
       - Странно, - подумала Валя, ощутив под собой более мягкий матрас, чем она привыкла. Да и кровать казалась гораздо шире, чем должна была быть. Девочка пошарила рукой, но не нащупала на обычном месте выключатель. Тогда она отвернула уголок шторы ("удивительно, почему она такая тяжелая и мягкая", - мелькнула мысль) и в неверном свете луны оглядела комнату. Валя ее не узнала.
       Во-первых, она была гораздо больше. Во-вторых, в ней была уйма громоздкой старинной мебели. В-третьих, на столике около кровати стоял подсвечник с толстой свечой. Опустив глаза, девочка увидела, что одета в какое-то чудное чужое платье: длинное, с большим кружевным воротником и пышными рукавами. Не то, что бы испугавшись, но, сильно удивившись, Валя быстро встала и подошла к двери. Распахнув ее, она увидела не привычный коридор, а другую комнату, такую же чужую. На одной из стен висел ночник, в котором горела свечка. Рядом была дверь. Валя тихонько подошла к ней и, слегка приоткрыв, выглянула наружу. Она увидела длиннющую галерею, слабо освещенную чадящими факелами. У лестницы и в дальнем углу галереи девочка разглядела неподвижные фигуры часовых с топорами на длинных древках ("алебарды" - всплыло в памяти полузабытое слово). Вот теперь ей стало по-настоящему страшно. Неслышно закрыв дверь, она бросилась в дальнюю комнату и с ногами забралась на кровать, - там ей казалось безопаснее.

    Вопросы

       Отдышавшись и уняв дрожь, Валя стала рассуждать. Судя по всему, перед ней стоят два вопроса: "что случилось?" и "где она?". Валя быстро пришла к выводу (кстати, чтобы придти к выводу, вовсе не нужно никуда ходить), что на первый из них пока ответить не может.
       В этот момент девочка увидела, что перед ней на расстоянии пары метров стоят два бледно светящихся туманных вопросительных знака.
       - Ага, - сообразила она, - я же только что подумала, что передо мной стоят два вопроса. Как интересно! Значит, я оказалась в какой-то сказке.
       Лишь только она это подумала, как один из двух знаков препинания "погас".
       - Значит, я угадала, - догадалась Валя. - Ну, что ж, ответ на второй вопрос на время отложим.
       После этих слов медленно исчез и второй.
       - Ура! - воскликнула она громко, - Я все поняла! А раз так - я на коне (что на книжном языке взрослых - а Валя уже не малышка - означает "я победила").
       Сразу же после того, как девочка это сказала, она ощутила, что сидит на теплой, покрытой жесткой короткой шерстью конской спине. Было даже слышно, как этот скакун фыркает и перебирает копытами. Разумеется, ей сразу же стало чудно и страшновато.
       - Не хочу на коне, - торопливо выкрикнула Валя, и снова оказалась сидящей на кровати.
       Обрадовавшись достигнутым результатом, Валя немедленно продолжила свои опыты:
       - Хочу домой! - Ничего не произошло.
       - Хочу, чтобы зажглась свеча! - В подсвечнике затеплилась свеча, и комната озарилась слабым колеблющимся светом.
       - Хочу мороженого! - Перед Валей появилась вазочка с двумя аппетитными шариками. - Хочу, чтобы сюда пришел Папа! - Увы, Папа не пришел...
       - Понятно, - сообразила девочка. - Когда я "заказываю" что-то, что может случиться внутри сказки, это сбывается. А когда я хочу из сказки выйти, - не получается ничего.
       Изучая окружавший ее сказочный мир, Валя совсем забыла про свои тревоги. Но действительность сама напомнила о себе: неожиданно девочка услышала гулко разносившийся по галерее шум оружия и тяжелые шаги нескольких людей. Около ее дверей шаги остановились.

    Первый министр

       В дверь постучали. Затем она открылась, и в комнату вошли три человека: двое слуг с фонарями в руках и богато разодетый старикашка. Был он тонконог и лыс, длинное лицо его украшали загнутые вверх большущие усы.
       Раздвинув губы в фальшивой улыбке, старикашка поклонился:
       - Ваше высочество, Вы задерживаетесь! Заседание Государственного совета Бурляндии уже начинается.
       - Почему он не замечает, что я - это не я! - панически подумала Валя. - То есть я, конечно, я, но я же не я! Тьфу, совсем запуталась.
       - Почему Вы молчите, дитя мое? - приторным голосом спросил усатый.
       - Не смейте называть меня Вашим дитем, - сердито выкрикнула Валя: уж больно он был противный. Неожиданно она поняла, на кого он похож: если сбрить усы - будет вылитый Палыч, школьный физкультурник!
       - Не сердитесь, принцесса. Это просто такое выражение...
       - Если это выражение, - не сдавалась девочка, - то оно должно что-то выражать. Что Вы выражали, когда употребляли это выражение?
       Старик заметно занервничал:
       - Я выражал употребление... Нет, не так: выражение должно было употреблять...Нет, выражая это выражение...Или: выражая употребление? Ваше высочество, я - всего лишь старый первый министр, а Вы дурите мою бедную голову!
       Валя заметила, какой злобой блеснули его глаза, пока он не спрятал их в морщинах от притворной улыбки.
       - Эге! - подумала она. - С ним надо держать ухо востро! Видно, не слишком он любит "дитя свое". Хорошо, что я хоть узнала, кто в этой сказке он, и кто я.
       Вале очень понравились ее новые возможности, и поэтому ей хотелось еще поэкспериментировать. Не удивительно, что она с досадой подумала:
       - Чтоб ты провалился вместе со своим Госсоветом!
       Под министром громко затрещали доски пола, но ничего, к счастью, не произошло (да Валя и не хотела никаких смертоубийств).
       Министр косо посмотрел на нее и с непередаваемым выражением почтительной ненависти на лице сказал:
       - Осторожнее, Ваше высочество! Чем ломать пол, пожелали бы мне доброго здоровья...
       Валя встала и важно сказала:
       - Пойдемте, господин первый министр!
       - Пойдемте, пойдемте, Ваше высочество, - засуетился он, - Их Величество король уже заждались.

    Государственный совет

       Валю привели в большой зал, где на троне сидел седой толстый человек в золотой короне. Был он лысоват, длиннонос и очень печален. Ступенькой ниже его трона стоял еще один, пустой. В него первый министр усадил Валю. Еще двумя ступеньками ниже располагался длинный стол, за которым сидели важные, богато одетые люди. Место во главе этого стола занял первый министр (надеюсь ты понимаешь, что даже в этой волшебной сказке у стола не было головы. Сесть во главе стола - означает сидеть за его узкой частью).
       - Вы задерживаетесь, моя дорогая племянница, - с важностью сказал король. - А между тем, мы должны обсудить сегодня очень важные, я бы сказал, животрепещущие вопросы...
       - Хорошо хоть я племянница, а не дочь, - с облегчением подумала Валя.
       Над столом появилось облачко давешних вопросительных знаков, только они были меньше, их было значительно больше, и они заметно дрожали.
       - Брысь, - король раздраженно махнул рукой, и они исчезли. - Сначала следует обсудить, как наполнить нашу казну. Она - пуста. Господин Жуль фон Ик (так звали первого министра), докладывайте.
       - Глазки первого министра забегали:
       - Как я могу в нее что-нибудь доложить, - захныкал он, - у меня самого денежек на хлебушек не хватает!
       - Господин фон Ик, доложите Госсовету вопрос, - прикрикнул на того король. - Все знают, что Вы у нас бессребреник.
       - Да он же настоящий жулик, - подумала Валя. Неужели никто этого не видит? У него же шапка на голове горит!
       Фон Ик, раздраженно хлопнув по задымившейся было шапке, раскладывал перед собой бумаги. Затем откашлялся и начал доклад:
       - Сумма денег в казне составляет ноль целых, столько же десятых. При этом войску не платили три месяца, король задолжал мясникам, булочникам и прочим портным за два месяца, министрам - за один месяц, мне - за два года.
       - Врет, - отчетливо поняла Валя, которую все происходящее начало забавлять. - Наверняка наворовал на пять лет вперед. Проглотил, и даже не икнул!
       Докладчик икнул, злобно посмотрел на девочку и продолжил:
       - В качестве неотложных мер предлагаю ввести налог на голод, сон и выражение возмущения властями. Сбор первых двух налогов поручить мне, третьего - министрам полиции, тюрем, военному министру и Первому генералу. Есть и другие предложения, но их оставим на крайний случай.
       Сидящие за столом члены Госсовета начали хлопать в ладоши, а король выразил сомнение:
       - Голода и возмущения у нас в стране в избытке, так что эти налоги мы соберем. Меня волнует налог на сон: много ли мои подданные могут спать на голодный желудок?
       - Верно подмечено и гениально сказано, - поддержал короля министр тюрем. - Кроме того, мы должны подавать пример простолюдинам и тоже в меру своих скромных доходов платить налоги. Поскольку мы иногда спим (когда не служим его Величеству), а также в целях заботы о подданных, предлагаю сон налогом не облагать.
       - А поскольку мы не голодаем и всем довольны, - поддержал его министр полиции, - два других налога вводить нужно немедленно!
       - Конечно, не голодаете, - с неприязнью подумала девочка. Ишь как рожа лоснится, сейчас жир закапает!
       С подбородка министра полиции к Валиному восторгу закапало что-то желтое, и он старательно начал вытирать его своим пышным жабо (это такой кружевной воротник, не имеющий ничего общего с жабами и лягушками).
       - Господин фон Ик, - с важностью сказал король, готовьте указ.
       Тут Валя, которой было отвратительно это скопище воров, льстецов и притвор, не выдержала:
       - Ваше Величество, - обратилась она к своему "дядюшке", - Вашу казну можно очень быстро набить до отказа.
       - Отказа набить не будет никогда, - сказало мудрое величество. - Но продолжай, дитя мое.
       - Я предлагаю ввести налог на казнокрадство и поручить его собирать Главному палачу!
       - Господа Государственный совет, - оживился король, - а ведь моя племянница предлагает, кажется, очень дельную штуку!
       - Безусловно, - отозвался вмиг вспотевший от страха Первый генерал. Он как раз вчера переложил в свой карман последний золотой из армейской кассы. - Мысль хорошая - ведь она принадлежит вашей племяннице, но лично я не вижу в нашем государстве казнокрадов!
       - Положим, их можно поискать, - сказал военный министр, не любивший Первого генерала, - но кто будет исчислять размер этого налога?
       - Поручим разработать проект указа Первому министру, - решил король. - Сколько Вам понадобится времени, фон Ик?
       Жуль фон Ик, мигом почуяв опасность, закатил глаза к потолку, наморщил лоб и, выдержав длинную паузу, ответил:
       - Думаю, месяца три или больше. - Затем злобно посмотрел на Валю и добавил: - Но, поскольку налог на сон решено не вводить, а положение с деньгами ужасное, выскажу предложение, которое хотел было, оставить на потом. Предлагаю согласиться с просьбой короля Тухляндии и выдать за него нашу принцессу. Он дает за нее 100 бочек золота!
       Все, включая короля, оживились.
       Недобро улыбаясь, Ик повернул голову к Вале:
       - Конечно, ему 99 лет, он кривой, безухий и хромой, но он богат и будет Вас любить, Ваше Высочество. Говорят, в семейной жизни это - самое главное!
       Обращаясь ко всем, мерзкий старикашка добавил:
       - Кстати, завтра по дороге на охоту, он будет проезжать через наше королевство.
       - Так тому и быть, - вынес решение король (имей в виду, что при этом он остался сидеть на месте и решение никуда не таскал). - Все свободны! Оставшиеся вопросы рассмотрим на следующем заседании. Господин министр двора, проводите невесту в ее покои и поставьте у дверей стражу. Теперь нам нужно ее очень охранять - она ведь главное сокровище нашей казны!
       Нечего и говорить, что Вале все это очень не понравилось, но она не упала духом и гордо вышла из зала.
       - Я не я буду, если не оставлю их всех с носом, - твердо пообещала она себе.
       Проходя мимо Ика, девочка шепнула:
       - Все равно ты меня на кривой козе не объедешь! (мол, не обманешь и не объегоришь).
       В тот же момент фон Ик оказался верхом на одноглазой козе, которая с бебеканьем стала носиться по залу туда-сюда. Эта картина отчасти подняла изрядно подпорченное Валино настроение.
       Министр двора довел девочку до ее покоев, пропустил вперед и закрыл за ней дверь.

    Няня

       Нечего и говорить, что Валя в тайне души надеялась оказаться у себя дома - тем же чудесным путем, что привел ее и в сказку. Увы! Она оказалась в том же помещении, откуда мерзкий Ик повел ее на заседание Государственного совета. Только теперь она была здесь не одна: в свете нескольких свечей Валя увидела пожилую женщину с добрым лицом, вставшую при ее появлении.
       - Здравствуй, милая, - сказала женщина. - Ты, наверно, проголодалась. Садись, покушай!
       Прислушавшись к себе, девочка действительно ощутила зверский голод. За всеми этими приключениями она совершенно забыла о необходимости иногда поесть.
       - Ой, - всплеснула руками Валя, - правда, я такая голодная! Мне кажется, что я могла бы съесть целого слона!
       Валя ощутила в комнате какой-то новый запах: незнакомо повеяло вкусным жарким.
       - Неужели, это аромат слонятины? - с интересом подумала девочка.
       Принюхавшись и с неодобрением посмотрев на Валю, женщина открыла форточку.
       - Садись же скорее, остынет, - махнула она рукой в сторону стола, на котором стояла разнообразная вкусная, но обычная еда.
       - Жаль, что не попробую слонятины, - подумала девочка и принялась с аппетитом уписывать свой поздний ужин. - Интересно, кто такая эта тетя? Лицо у нее приятное. Она мне нравится, - решила Валя.
       Женщина, подперев голову рукой, сидела напротив девочки и с любовью смотрела, как та ест.
       - Кто же кроме Няни о тебе позаботится, - сказала она.
       - Так, значит она - моя Няня, - обрадовалась Валя новому знанию.
       К концу ужина девочка заметила в добрых глазах Няни следы какого-то беспокойства. Взяв в руки стакан с простоквашей, она предложила его Вале.
       - Спасибо, - сказала та, я не люблю кислого. Лучше я выпью холодненького лимонада.
       Услышав эти слова, добрая женщина взяла Валю за руку, подвела к окну и, приникнув губами к Валиному уху, шепотом спросила:
       - Кто ты, девочка?
       - А почему Вы об этом спрашиваете? - не очень-то вежливо ответила Валя, подумав: - Кажется, мой секрет раскрыт! - И продолжила: - И почему шепотом?
       - Спрашиваю потому, что я вижу, что ты - не принцесса. Принцесса никогда не ест шоколада, который ты только что с удовольствием проглотила. Она не пьет лимонада, зато готова целый день лакомиться какой-нибудь кислятинкой. Наконец, она всегда называет меня на "ты", а не на "вы". А шепотом я говорю с тобой потому, что Первый министр вечно все подслушивает.
       - Как он может подслушивать то, о чем мы говорим здесь? - изумилась девочка.
       - Видишь вон тот подсвечник, сделанный в виде ушастого зайца? А того слона, с большими ушами, вытканного на ковре? Они - и не только они - подслушивают каждое наше слово. И так - в каждой комнате этого дворца. Так кто же ты?
       Валя рассказала Няне свою историю и даже всплакнула у нее на плече. Добрая женщина задумалась, а потом также шепотом сказала:
       - Слезами делу не поможешь. Слушай, что я тебе расскажу.

    Рассказ Няни

       - Не знаю уж, как это получилось, но ты - вылитая копия дочери родного брата нашего короля.
       - Никто меня никуда не выливал, - обиделась Валя.
       - Так говорят про двух очень похожих людей, или про две одинаковые вещи. Не перебивай меня: у нас мало времени.
       - От нашего короля - из-за его жадности - ушла жена, так и не успев родить ему ребенка. У его брата родилась девочка, которую назвали Валли. Жуль фон Ик задумал устроить переворот и захватить корону. Однажды утром обнаружилось, что брат короля с женой пропали - в их покоях обвалился потолок. Их дочка случайно уцелела потому, что осталась ночевать у подружки. После исчезновения родителей она стала наследницей трона. С тех пор она или ты - не знаю уж, как к тебе обращаться, - стала единственной преградой на пути фон Ика к трону. Поэтому он так торопится отдать тебя Тухляндскому королю.
       - Что же делать? - растерянно спросила Валя.
       - Сегодня я узнала то, о чем давно подозревала: твои родители (можно я буду называть тебя Валли?) живы. Жуль держит их в подземной тюрьме. Ты - единственный человек, который может их спасти - я видела, тебе подвластны волшебные силы. Но времени у тебя мало: завтра утром здесь будет проездом Обжирон Первый, который навсегда увезет тебя отсюда. Тогда пропадем мы все: и твои родители, и ты, и я - потому, что много знаю. Если ты освободишь своих родителей (родителей Валли), тогда все мы спасемся, а первый министр окажется в тюрьме.
       - Но как я могу их спасти?
       -Ты просто должна сделать все, что в твоих силах. Я же могу лишь помочь тебе их найти. Если ты выведешь их на волю и все увидят, что твои родители живы, вся затея этого вредоносного Жуля лопнет.
       С этими словами Няня достала маленькую золотую шкатулку и открыла ее. Из шкатулки выпрыгнуло маленькое яркое пятнышко и заиграло на хрустальном стакане.
       - Что это, - удивилась Валя.
       - Это - солнечный зайчик, которого я поймала сегодня утром. Он покажет тебе дорогу в подземную тюрьму.
       - А сейчас, - Няня подошла к слону на ковре и повысила голос, - ложитесь спать, Ваше высочество, уже поздно. Завтра у Вас радостный день - свадьба. Нужно хорошенько отдохнуть. Я лягу у порога, чтобы никто Вас не тревожил.
       Затем она подошла в Вале и тихонько сказала:
       - В путь. Наши судьбы теперь в твоих руках.

    Ночью во дворце

       Открывать дверь Валя, однако, не стала: она вспомнила про охрану, поставленную у ее покоев по приказу короля (как вы заметили, Валя вполне осознала себя наследницей престола по имени Валли). Поэтому она еще немножко подождала. Когда часы на башне пробили полночь, девочка выскользнула в галерею со словами надежды, что часовые спят и видят уже седьмой сон. Так оно и было. Проходя мимо них, она явственно услышала сонное бормотанье того, который был подлиннее:
       - А теперь посмотрим седьмой сон...
       Идти в незнакомом дворце было легко: на шаг впереди нее бежал солнечный зайчик, и оставалось только следовать за ним. Валя настолько свыклась с предложенными ей кем-то или чем-то правилами игры, что даже не удивлялась существованию ночью солнечного зайчика.
       Яркая точка быстро двигалась в сторону лестницы, возле которой страшно, со стонами и присвистом храпел часовой - один из тех, кого она видела раньше, когда исследовала окрестности после своего "прибытия" в сказку. Когда девочка поравнялась с храпуном, тот вдруг замолчал. Валя застыла с поднятой ногой, боясь вздохнуть. Спустя мгновение страж снова взревел.
       - Как обезьяна-ревун, - подумала девочка.
       Она их видела в "Мире животных" по телевизору сто лет назад, в старой жизни. Обернувшись, чтобы проверить, по-прежнему ли часовой спит, Валя с удивлением - к этому невозможно привыкнуть! - увидела, что на верхней ступеньке, опираясь на алебарду, стоя спит волосатая обезьянка.
       Этажом ниже Валин проводник свернул с лестницы и быстро побежал вперед. Идя за ним, девочка увидела, что часовые, расположившиеся у выхода из галереи, не спят, а азартно играют на барабане в кости (надеюсь ты понимаешь, что это совсем не те косточки, из которых состоит скелет?).
       - Да, таких не усыпишь, - мрачно подумала она. Чем бы их отвлечь? Хоть бы кубик закатился куда подальше...
       Через минуту оба вояки, жутко чертыхаясь и высоко подняв обтянутые красными штанами зады, ползали на коленях в самом темном и дальнем углу галереи.
       Валя быстро перешла галерею и вошла в длинную череду комнат, которые вели вглубь дворца. Идти в темноте было страшновато, но веселый зайчик не давал девочке закиснуть (ты же не думаешь, что у нее было что-то общее с молоком или сметаной, нет?).
       Едва войдя в очередную комнату, Валя замерла в совершеннейшем ужасе. Из темноты раздался противный громкий голос:
       - Стража! Воры! Караул! Грабят! Предатели! Карлуша!
       - Тьфу ты, - перевела дух девочка, - это попугай!
       Между тем зловредная птица не унималась. Это становилось опасным - она могла разбудить весь дворец. Девочка вспомнила, что угомонить попугая можно, прикрыв его клетку платком.
       - Где ж его взять-то ночью, расстроилась она.
       Заметив, что клетка стоит около окна, Валя накинула не нее край тяжелой шторы. Прохрипев "кррругом врраги", попка затих.
       Проходя по бесконечным залам, зальчикам, галереям и коридорам, девочка спускалась все ниже и ниже. Наконец, она оказалась в подвальной части дворца.
       Мрачный, слабо освещенный коридор упирался в обитые железом двери. Они охранялись двумя гвардейскими капитанами с саблями наголо. Зайчик показывал, что пройти нужно именно здесь. Валя призадумалась, затем щелкнула пальцами и сказала:
       - Хочу корзину с десятком бутылок крепкого дорогого вина!
       Требуемое немедленно появилось у нее в руке, и она легким шагом направилась прямо к часовым.
       - Стой, кто идет? - грозно спросили они хором.
       - Это я, Валли, - сказала девочка, смело подходя к ним.
       - Что Вы здесь делаете, Ваше Высочество? - спросил один.
       - Здесь нельзя находиться штатским, - поддержал второй.
       - Даже мне, наследнице престола?
       - Даже Вам, ваше Высочество, - ответили оба. - Если Вы, конечно, не знаете пароля.
       - У меня завтра свадьба, - смущенно наклонив голову, сообщила Валя.
       - Как же, как же, наслышаны, - сказал первый.
       - Поздравляем! - гаркнул второй так, что у девочки зазвенело в ушах.
       - Я решила в знак этого события угостить господ гвардейцев..., - тут Валя подняла повыше корзину с вином, чтобы бравые вояки смогли разглядеть ее содержимое.
       ... Через четверть часа оба цербера (это такой пес-охранник из древнегреческих мифов) уже смотрели на мир мутными глазами и дуэтом распевали свадебную песенку. Однако, когда Валя попробовала открыть железную дверь, они дружно потребовали от нее сказать пароль.
       - Вот что значит гвардейцы, - с досадой подумала Валя и изобразила простушку: - Что-что?
       - Скажите пароль, Ваше высочество!
       - Пароль, - звонко ответила Валя.
       - Что пароль? - озадаченно спросил первый.
       - Что она сказала? - переспросил второй.
       - Я сказала: пароль, - подтвердила девочка.
       - Так нужно же сказать... ик! Пароль, - с трудом ворочал мозгами первый.
       - Ну она пароль... ик! и сказала, - объяснил ему второй.
       - Тогда можно, согласился первый.
       Валя открыла дверь.

    Подземная тюрьма

       Вале пришлось спуститься по скользкой винтовой лестнице еще на два этажа. Дальше она увидела длинный коридор, в который выходили решетки камер. Коридор украшали вмурованные в стены железные крючья, на которых подвешивали для пытки несчастных узников. На стенах висели разнообразнейшие пыточные орудия. Министр тюрем слыл мастером своего дела и владельцем лучшей в мире коллекции подобных инструментов. В середине коридора на лавочке под портретами короля и упомянутого министра сидел вооруженный длинным ножом и арбалетом (это такой лук с прикладом) тюремщик. На его поясе висели ключи, а сам он сладко дремал.
       - Ну, точно как в сказке про Чипполино! - подумала Валя.
       Однако ей совсем не улыбалось подкрадываться к тюремщику и, как в той сказке, тихонько вытягивать у него ключи. Это было слишком рискованно. Надо было придумать что-нибудь другое. Как на грех в голову ничего не шло.
       Но все-таки не зря в "той" жизни Валя училась в школе! Неожиданно она вспомнила урок художественного труда, когда никак не могла отодрать от пальца бумагу, приклеившуюся к нему вместе с аппликацией (таким страшным словом, не имеющим ничего общего с акацией, на взрослом языке называются разные цветные штучки-дрючки, вырезанные из ткани или бумаги).
       Невероятно гордая собой, Валя воззвала:
       - Хочу, чтобы сторожа с ног до головы залило самым клейким клеем из всех клейких клеев на свете, и приклеило к скамейке!
       Девочка сама не ожидала, какое у нее получится грозное и всамделишное заклятье! Не успела она его произнести, как в воздухе над тюремщиком закружили десятки флакончиков, и он оказался накрепко приклеенным к своему сидению - ну точно, как муха в паутине. Свободной у него осталась только одна рука, которой он, проснувшись, очень смешно размахивал. Даже рот у него оказался наглухо замазанным, так что он не мог поднять тревогу.
       Валя спокойно подошла к беспомощному стражнику, взяла у него ключи и растерянно остановилась: она не знала, в какой камере заточены родители Валли (ты же понимаешь, что в слове "заточены" ударение на букве "ы", а не на "о": люди - не карандаши!). Да и узнать их Валя не смогла бы - ведь она не была с ними знакома. Но и медлить было нельзя - рано или поздно должна была прийти смена и к гвардейцем у дверей, и к спеленатому тюремщику.
       В конце концов решение пришло само - и, как почти всегда в таких случаях, оказалось простым. Девочка просто пошла по тюрьме, заглядывая поочередно в каждую камеру.
       - Ну уж родители-то должны узнать свою дочку, - рассудительно подумала она.
       Всегда трудно задать себе правильный вопрос. Но после того, как это сделано, любая задача решается сама собой. Уже через несколько минут Валю окликнули какие-то изможденные люди с горящими глазами.
       Полились слезы счастья, посыпались поцелуи и десятки вопросов - на многие из которых Вале-Валли было трудновато ответить. Отбиться от расспросов девочке помогло напоминание о времени - узники торопливо побежали к выходу, и Валя перевела дух: ее названная мама уж очень испытывающе посматривала на свою "дочь". Маму - не обманешь!
       Уже на выходе из темницы Валя, которая бежала сзади, обернулась посмотреть на приклеенного тюремщика. Со страхом она увидела, что свободной рукой тот достал свой нож и разрезал нити державшего его клея. В следующий миг она услышала свист стрелы и почувствовала обжигающую боль в руке. Наконечник лишь скользнул по ней, но кровь текла очень сильно.
       "Родители" не оглядывались, но слышали, что девочка бежит рядом с ними, и думали, что все в порядке. В конце концов Валю оставили силы и она остановилась. "Отец", наконец, оглянулся и увидел, что с ней случилось. Он подхватил Валю на руки и... больше она ничего не помнила, как будто ее "выключили".

    * * *

       "Включилась" Валя, сидя на кровати. Протянула руку за подсвечником и наткнулась на что-то незнакомое. Это была электрическая лампа.
       Утром мама никак не могла понять, откуда у дочки на руке эта еле заметная заживающая царапина. Вчера вроде ее не было...

    Опять вопросы

       Я не знаю, где была Валли в то время, когда Валя оказалась в Бурляндии. Может быть, дома у Вали? Не знаю я и того, что случилось в королевском замке, когда Валя перенеслась домой. Заняла ли после этого Валли свое законное место? Как закончилась интрига (так по-взрослому называются козни) Жюля фон Ика? Наконец, самый главный вопрос: как вообще все это было возможным?
       У меня нет ответов. А у тебя?
      

    ПРЕЗИДЕНТ КУХНИ

       Кто будет спорить с утверждением, что кухня - самое мирное место в доме? Здесь все сверкает чистотой, здесь царят аппетитные запахи, здесь готовятся разные вкусности, здесь частенько закусывают и говорят по душам. Не знаю как вам, а мне по нраву кухни, где на стенах висят надраенные сковородки, живописные связки лука, а безупречную простоту и удобство современной мебели и разнообразных комбайнов, тостеров и миксеров оттеняет какой-нибудь допотопный бабушкин медный тазик.
       Покой такой вот мирной кухни был однажды нарушен из-за страшного соперничества, вспыхнувшего неожиданно между двумя ее достойными обитателями. Ими были Дядюшка Перец и Тетушка Лаврушка, а зачинщиком стал Мускатный Орех. Все началось с обычной болтовни, а чем закончилось! Но обо всем по порядку.

    Новая идея

       Мускатный Орех (который требовал назвать себя на иностранный лад "Мускатный О.") однажды сказал, что ему, выросшему в далекой стране, очень странно наблюдать удивительные нравы этой кухни:
       - Ми, жители культугной загганицы, - говорил он, - знаем, что для соблюдений законов необходимо выбгать пгезидент. У нас же его нет, а значит, не может бить и погядка!
       - Это кто здесь не может бить? - грозно спросил Молоток для отбивания мяса. - Выходи, и я тебе покажу, что я могу бить и тебя, и порядок!
       - Есть у нас порядок, есть, есть, есть! - зазвенели выстроенные в ряд пустые стаканы.
       - Это клевета, - поддержали их одинаково выкрашенные жестянки для круп.
       - Мускатный О. просто сам хочет стать президентом, вот и завел об этом речь, - съехидничала горькая Сода.
       Подпустила шпильку и Зубочистка:
       - Бедняжка! Им так редко пользуются, вот от безделья всякая ерунда в голову и лезет!
       - Одногазовых попгошу не высовываться! - обиделся Мускатный О. - У нашей кухни должен бить глава, как это пгинято во всех пгиличных местах.
       - Одна голова сыра у нас уже лежит в холодильнике, - серьезно заметил Дядюшка Перец.
       - Можно било бы и не остгить. Ми обсуждайт сегьезные пгоблем! - обиделся О.
       - Перец я или не Перец, как же мне не острить?!
       Тут в разговор вмешался спокойный и основательный Утюг. Обитатели кухни уважали этот прибор за хладнокровие, которое не оставляет его до тех пор, пока его не включат:
       - Перестаньте тарахтеть! Дайте Мускатному высказаться.
       - Уважаемий Утюг! Меня звайт Мускатный О. - с достоинством поправил орех. - Но за поддегжку - спасибо. Итак, нам нужно видвинут несколко соискател этой дольжност из числа самих люччих, умних и достойних.
       Повернувшись к Соде, Мускатный О. величественно сказал:
       - И совегшенно не обязателно выбигайт меня.
       - Спасибо, разрешил! - фальшиво обрадовался Ксилит, заменитель сахара.
       - Никто впгочем этого и не запгещает, - закончил свое выступление О.

    Обсуждение

       Так уж получилось, что главная роль в этих событиях с самого начала принадлежала Мускатному О. Поэтому ему поручили вести общее собрание кухонного народца. (Если ты подумал, что собрание берут за руку и куда-то ведут, то ты ошибаешься. Ведущий просто сидит в центре и говорит больше всех.) Мускатный поставил около себя графин с водой и начал работать:
       - Все ли пгисутствуют на нашем собганий? Дгожжей не вижу. Где Дгожжи?
       - Их давно уже никто не видел, - сообщил Уксус. - Они как две недели назад забродили, так до сих пор где-то и бродят.
       - Ми не можем откладать собганий из-за этих бгодяг. .Попгошу пгедлагайт пгетендентов на голь пгезидент!
       - А зачем нам на месте президента обязательно голь? - спросил как всегда резкий в своих суждениях Лук. - Почему бы не избрать кого-нибудь еще, например, кого-то в семи одежках?
       - Я сказаль не голь, а голь, - возмутился ведущий. - Что же до Ваше самовыдвижений, то я не видеть пгичин для отказ. Люк, котогый "семь одежек, и все без застежек", уважаемый на кюхне ггажданин. Он необходим для пгиготовлений почти всех блюд - кгоме компот и пигожний. - Кто еще хочет виступит?
       - Прошу дать слово мне, - поднял руку Укроп, - от группы сушеных пряностей. Мы считаем достойным кандидатом Тетушку Лаврушку. Она вносит посильный вклад в большинство первых и вторых блюд. Характер у нее покладистый, куда покладешь, там и лежит. Что...
       - Не покладешь, а положишь, - поправила Укропа ученая Поваренная Книга.
       - Я - простой деревенский Укроп, - обиделся оратор, - академиев не кончал. А и то знаю, шо перебивать не культурно. Так вот. Шо Тетушка Лаврушка суховата, то это ничего, она быстро мягчеет, кады надоть. Она - наипервейшая пряность, значитца, и кандидат важнейший.
       - Попгошу выступать в погядке очегеди. Поднимайте гуки! Слово пгедоставляется Тетушке Соли. Со своей стогоны я считайт, что самий важний на кюхне - тетушка Соль. Вот кто дольжен бить пгезидент!
       - Кто должен бить президента? - встрепенулся Молоток для отбивания мяса. Он был - что делать! - глуповат: его головой столько лет колотили по чему ни попадя.
       - Стара я для этих игр, - начала тетушка Соль. - Тысячи лет я была, да и остаюсь самой главной. Верно, Хлеб?
       - Правильно говоришь, - подтвердил Хлеб. Без Соли не проживешь, а Хлеб - всему голова. Как говорится, Хлеб да Соль. Чем богаты, тем и рады. Недосол на столе, пересол на спине. Спасибо этому дому, пойдем...
       - Опять, старый, заговариваешься, - прикрикнула на него Соль и продолжила: - Я считаю, что президентом должен быть Перец. Он моложе меня, крепкий, полезный. Главное - острый.
       - Слово пгедоставляется Могковке.
       - Как и Укроп, я выросла на земле, в деревне, - начала Морковка и от смущения покраснела. - Лука я знаю с рождения, он еще совсем зеленый был, когда мы познакомились. Мы росли по соседству, и поэтому я могу сказать, что он будет хорошим кухонным головой.
       - Ура! Головка Лука станет головой! - закричал, дурачась, Чеснок. У него с Луком были сложные отношения. - Нет, - продолжил он, - я голосую за Тетушку Лаврушку. Главной на кухне должна быть женщина.
       - Ну уж нет, - возопил Кориандр. - Зрите в корень! Шеф-повар - всегда мужчина. Везде. Даже на кухне. И хотя я небезразличен к Лаврушке, в данном вопросе голосую за Дядюшку Перца.
       - Я тоже, - неожиданно включился Холодильник. - Я знаю Перца по совместной работе. Мы оба предохраняем пищу от порчи. Я - холодом, а он - убивая микробов. Перец необходим для консервирования, а лучший руководитель - консерватор!
       - Перец груб, а Лаврушка - тонка и интеллигентна, - не согласилась Электроплита. - Я предпочитаю, чтобы мною руководили изящно. - Она была на кухне новенькой и недавно заменила старую Газовую Плиту. Поэтому всегда старалась подчеркнуть, что она - инструмент тонкий.
       Слово взяла Редька, закадычная подружка Хрена.
       - Хрена спросите, Хрена, - посоветовала она. - Хрен знает, кто лучше, Перец или Лаврушка!
       - Уважаемая Гедька, а сами-то Вы за кого пгоголосуете?
       - По мне, - ответила Редька, - Хрен Редьки не слаще!
       Голосование
       Бурное собрание непростого кухонного народца продолжалось до самого утра. Несмотря на титанические усилия Мускатного О., общее мнение выработать не удалось. Тогда ведущий предложил голосовать:
       - Пегеходим к голосований. Пгавило пгостое: один пгодукт - одна поднятая гука. Кто за Тетушку Лавгушку, пгошу голосовать!
       - Уважаемые Дгожжи, Вам газгешается подняйт только одну гуку! - развеселая компания под утро вернулась с гулянки. - Кто за Дядюшку Пегца, поднять гуку!
       К неописуемому расстройству Мускатного О., голоса разделились поровну. На секунду у него появилось сильнейшее желание разрешить Дрожжам проголосовать всеми имеющимися у них в наличии руками (а их было не счесть). К чести ведущего собрания, он поборол эту минутную слабость. К тому же, он боялся и обвинений в подтасовке результатов в пользу Лаврушки.
       Среди поднявшегося шума все громче раздавался голос известных раскольников, Щипцов для сахара (когда твои дедушка с бабушкой были молодыми, он продавался большими кусками и был таким твердым, что без щипцов от него нельзя было отколоть ни кусочка).
       - Если мы не можем выбрать одного единого руководителя для всей кухни, предлагаем назначить двух президентов: и Дядюшку Перца, и Тетушку Лаврушку. Кто голосовал за Дядюшку - будет подчиняться Перцу, кто за Тетушку - Лаврушке. Тогда у нас, наконец, установятся мир и согласие.
       - Правильно, правильно! - закричали Ножницы для разделки птицы. Они приходятся щипцам родней, и поэтому не могли не поддержать своих.
       Из ящика со швейными принадлежностями вылез Наперсток и важно сказал:
       - Нет, не правильно! Два президента - никуда не годится. Кухонный народец должен быть единым и идти за своим руководителям, как нитка за иголкой!
       Снова поднялся ужасный шум: каждый кричал, не слушая своего соседа. В тот момент, когда от отчаяния голова Мускатного О. начала раскалываться как орех, слово попросил Камень, который использовался в качестве гнета при засолке капусты:
       - Я здесь среди всех вас самый старый и основательный, и знаю, как найти выход из этой беды. Ну-ка, пусть подаст голос тот, кто согласен, чтобы над вами всеми самым главным стал Веник?
       Вокруг воцарилась гнетущая тишина. Камень продолжил:
       - Ну вот, раз никто не поддерживает кандидатуру уважаемого Веника, предлагаю и сделать его самым главным на кухне. Во всяком случае, никому не будет обидно.
       Так и сделали. С тех пор Дядюшка Перец и Тетушка Лаврушка перестали здороваться, а Веник - метет всех подряд.

    ОСУЩЕСТВЛЕННАЯ МЕЧТА, ИЛИ КОШМАРНЫЙ ДЕНЬ

    Мишка

       Эта удивительная история началась из ничего. Просто Мишка по причине разбитого у соседа окна сидел дома - это в такую-то погоду! - и смотрел во двор.
       За стеклом свободный мир встречал весну. Ребята пускали кораблики и устраивали на ручейках плотины. Счастливые обладатели резиновых сапог с серьезным и слегка недоверчивым видом стояли в лужах, наслаждаясь противоестественным ощущением сухости. На пятачках серого асфальта девчонки играли в классики и прыгали через веревочку. Малышня в песочнице увлеченно лепила куличики. Изредка проезжали ранние велосипедисты. Словом, жизнь была прекрасна, но проходила мимо него, Мишки!
       Мальчик засмотрелся на Катьку из двадцатого подъезда - ее красное пальтишко почему-то все время притягивало его взгляд.
       - Везет этим девчонкам, - в который раз думал он. - Глупо, конечно, скакать через веревочку и не играть в футбол. Но они и окна не разбивают! И родителей у них в школу не вызывают, и двоек не ставят...Везет! И влюбляются в них, а не наоборот. И за картошкой их в магазин не гоняют. Эх, был бы я девчонкой!
       Наблюдая за Катькой, мальчик вспомнил, что на днях к ним в гости должны приехать его двоюродные сестры из Вологды - двойняшки Маша и Александра. Так сложилось, что он видел их только в раннем детстве.
       - Интересно будет с ними познакомиться, - мелькнула мысль.
       Мишкин взгляд переместился в сторону ворот. В этот момент в них входил Павел Степанович, участковый. Сразу стало жарко: Миша вспомнил, как он застукал их с Шуриком. Они с приятелем раздобыли дома пару коробков спичек и устроили под лестницей "испытания атомной бомбы". Милиционер обещал поговорить с родителями.
       - Неужели идет к нам? - мелькнуло страшное предположение. - За соседское окно лишили прогулки, а за "испытания" - точно дадут ремня, - внезапно понял он.
       Увидев, что Павел Степанович через двор идет в сторону их подъезда, Мишка выскочил в прихожую, схватил куртку и пулей выбежал из квартиры. Теперь уже хуже не будет!
       Оказавшись на набережной, Миша направился на пристань. Речные трамвайчики еще не ходили, и у воды было безлюдно. Там у них с Шуриком была "явка".

    Шурик

       - Стой, кто идет? - раздалось из-за угла. - Пароль?
       - Семнадцать, - ответил Мишка цитатой из старинного кинофильма "Тайна двух океанов". - Отзыв?
       - "Сатурн почти не виден" - прохрипел в ответ Шурик.
       Миша молча присел рядом с приятелем. Говорить не хотелось. Шурик недовольно спросил:
       - Что так долго собирался? Я уж думал, не придешь.
       - Не пускали гулять. Сосед наябедничал про окно.
       - И чего?
       - Чего-чего... Удрал! Смотрю - участковый к нам идет. Ну, думаю, беда не приходит одна: сейчас схлопочу еще и за "бомбу". Ну и того... Не стал ждать, пока пропишут по первое число. И так плохо, и так плохо. Так хоть погулять перед поркой. Да, жизнь не сложилась!
       - Значит, и к нам придет, - имея в виду участкового, вздохнул Шурик. - Мне это сейчас совсем некстати!
       - А в другой раз кстати? - хмуро поинтересовался Миша.
       - Не смешно, - отрезал Шурик. - Понимаешь, у меня тоже все через пень колоду: Антонина отца в школу вызывает, грозится в четверти пару влепить. Да еще мамашин лимон любимый разбил!
       - Ну, ты даешь! - оценил невезение друга Мишка. - Она ж тебе за него шкуру спустит!
       Этот цветок был для Шурика сущим горем. Его мама носилась с ним, как с маленьким ребенком и все время гоняла сына с подоконника, на котором стояло растение. Вся беда заключалась в том, что этот подоконник был лучшим местом для игры в солдатиков, а мать обещала оборвать ему уши, если с цветком что-нибудь случится. Шурик поспорил с ней, что лимон останется цел и невредим, поставив уши против похода в цирк.
       - Вот я и говорю: домой мне никак нельзя!
       - Да, оба мы с тобой бездомные! - вздохнул в ответ Мишка.
       Пригорюнясь, ребята смотрели на коричневато-серую воду. Искать выход из безвыходного положения они и не пытались.
       - И чего мы с тобой не родились девчонками... - произнес Миша вслух давно занимавшую его мысль.

    Махнемся не глядя!

       ...- Да, - послышалось в ответ, - а мне бы родиться мальчишкой!
       - Можно подумать, что ты - девчонка, - буркнул Мишка.
       Вслед за тем раздались два голоса:
       - С кем это ты разговариваешь? - это спросил Шурик, теперь Мишка точно знал, что он.
       - Нет! Я, к сожалению, - птица, - сказал кто-то третий. Его голос был похож на голос Шурика, но звучал потоньше.
       Ребята оглянулись: вокруг никого не было (они сидели спиной к заколоченной будке гидрологов).
       - Я с тобой разговаривал, - тревожно сообщил Мишка. - Вернее думал, что с тобой говорю. Теперь вижу, что думал неправильно...
       - Думал - не думал... - передразнил приятеля Шурик. - Сам с собой ты беседовал! Знаешь, о чем это говорит?
       - Сам ты псих! - обиделся Миша. - А по башке? И, между прочим, кто обзывается, тот...
       - Это я с вами разговариваю, - раздраженно сказал кто-то. - Глаза разуйте: я у вас перед носом!
       Ребята еще раз осмотрелись, но никого, кроме воробья на парапете, не заметили. Повернув голову набок, маленькая птичка рассматривала их одним глазом-бусинкой.
       - Вы чё, никак не врубитесь? - достаточно нахально спросил воробей. - Ну вы и тормоза!
       Мальчики, раскрыв рты, в полном изумлении разглядывали чудную птицу. Не было никаких сомнений: хотите верьте, хотите - нет, но говорила она.
       - Ну чё вылупились, соколы? - снова спросил воробей. - Что ли говорящую птицу никогда не видели?
       Ребята продолжали молчать. Не так-то просто заговорить в центре города с птицей и продолжать считать себя нормальным.
       - Ну, прикол! - развеселился их непрошенный собеседник. - В кои-то веки решил поговорить с людьми, и то - нарвался на глухонемых!
       - Никакие мы не глухонемые! - обиделся Шурик.
       - А по башке? - поддержал друга Мишка.
       - Не, вижу, нормальные пацаны, - проявил миролюбие воробей. - Ну чё, махнемся не глядя?
       - Чем предлагаешь махнуться? - деловито поинтересовался Шурик.
       - Ну вы же только что жалели, что не девчонки. А мне страсть как охота стать мальчишкой - очень уж вы все меня достали своими рогатками да духовушками! Вот и предлагаю махнуться: вы превращаетесь в девчонок, а я - в мальчишку.
       Ребята нерешительно переглянулись, и Мишка отчаянно сказал:
       - Согласны! А как?
       - Как-как, знаешь, что получается? - было похоже, что воробей просто не умеет вежливо разговаривать. - Раз-два, и готово!

    Шурочка и Машка

       На мгновение картинка набережной в Мишкиных глазах раздвоилась, и больше ничего как будто не случилось. Однако потом он увидел, что воробей, сидевший перед ним на парапете, исчез. (Кстати, мне до сих пор не понятно, почему все говорят, что "птица сидела", скажем, на ветке. Птица же всегда стоит на своих лапках!). Вместо него там удобно расположился небрежно одетый в коричневый костюмчик тщедушный парень. У него был острый носик, круглые карие глаза и взъерошенная шевелюра.
       - Ты откуда в-взялся? - спросил ошарашенный Шурик.
       - Это - воробей, - объяснил приятелю Мишка, которого нереальность происходящего, казалось, нимало не трогала.
       - К-как? - только и смог спросить Шурик.
       - Ну вот, теперь этот про "как" расспрашивает, - подосадовал воробей. - Ну ты точно, парень, тормоз. Был воробей - стал Петька Воробьев. Понял?
       - П-понял, - ответил тот.
       - Ну, тогда - п-привет, - передразнил его новоявленный Петр Воробьев, надвинул Шурику на нос бейсболку и, небрежно посвистывая, удалился в сторону моста.
       В тот момент, когда Мишка смотрел в спину грубияна-воробья, превратившегося в хулиганистого Петьку, в его голове щелкнул какой-то переключатель. До него стало доходить, что в каждом обмене - а значит и в только что состоявшемся - участвуют две стороны.
       Медленно повернув голову в сторону Шурика, Мишка увидел нескладную голенастую девчонку в зеленых колготках, зеленой же юбке в клеточку и желтой (Шурик никогда бы такую не надел!) курточке. На голове, из-под до сих пор надвинутой на нос бейсболки, торчали косички. У девчонки было Шурикино лицо, и это лицо выражало полнейшее потрясение: Шурик смотрел на Мишку и не узнавал его!
       Миша осмотрел себя. Был он в голубых отвратительно чистых джинсах (слава Богу, не с голыми ногами!) и синей куртке. Лицо и шею противно щекотали два хвостика, которые безжалостно трепал речной ветер. Ногти были покрыты бесцветным лаком!!
       Шурик прочистил горло и своим старым, мальчиковым голосом спросил:
       - Девочка, здесь мой товарищ только что был. Ты не видела, куда он смылся?
       Мишке, несмотря на трагизм ситуации, стало смешно:
       - Нет, мальчик, не видела. А какой он из себя?
       - Ну, такой... - Шурик беспомощно повертел в воздухе пальцами. - Никакой!
       - А по башке? - задал Миша свой коронный вопрос.
       Шурик аж подпрыгнул:
       - Так ты Мишка... или не Мишка?
       - Машка я теперь, - вздохнул Мишка. - А ты - Александра, сокращенно - Шура.
       - Какая Александра?
       - Да на себя посмотри, Шурочка, - фыркнул Миша.

    Как жить дальше?

       Прогуливающийся по набережной случайный прохожий, имей он такую возможность и загляни за дальний угол возвышавшейся над пристанью невзрачной будки, увидел бы жалостную картину. На каменной приступочке рядышком сидели две аккуратно одетые девочки. Они держались за головы, раскачивались из стороны в сторону, вздыхали и только что не плакали. Плакать девчонки не имели права: ведь настоящие мужчины не плачут!
       - Я думал, он заливает. Где это видано? - горестно произнес Шурик (или Шура?).
       - И я думал, что гонит, - поддержал Мишка. - Иначе ни за что бы не согласился. Одно дело помечтать...
       - Домой теперь можно не идти: все равно не пустят, - рассуждал вслух Шурик. - Родители не поверят, что я - это я.
       - Что, уже домой захотелось, к мамочке? - с издевкой спросил Мишка. При этом ему самому ничуть не меньше хотелось попасть домой, оставив позади весь этот кошмар, но гордость не позволяла в этом признаться.
       - Да, - признался Шурик. - Я думаю, добавил он, - что даже с удовольствием получил бы свой фитиль и за Антонину, и за цветок, и за бомбу.
       - Ну, ты точно в девчонку превратился, - заклеймил друга Мишка. - Иди домой, расскажи всем сказочку про воробья! Признают психом и в больницу отвезут, да еще и положат в девчачье отделение.
       От такой перспективы Шурик совсем приуныл. У него совсем не по-мужски начали подрагивать губы.
       - Не расстраивайся, дорогая моя подруга Шурочка, - неожиданно бодрым голосом сказал Мишка. - У меня есть одна идея.
       - Выкладывай, Машка, - сразу же оживился Шурик. Это была одна из его замечательных черт - он не умел долго предаваться унынию.
       - А по башке? - привычно осведомился Миша, но потом неожиданно махнул рукой: - А, все равно, называй как хочешь! - Так вот, нам надо найти этого воробья-Воробьева и махнуться обратно.
       - А он захочет?
       - А мы ему в придачу чего-нибудь дадим!
       - Чего?
       - Ну, - тут Мишка задохнулся от жалости к своей коллекции, но мужественно продолжил, - мои марки, например.
       - А если будет мало?
       - Тогда твои монеты.
       Шурик поперхнулся:
       - Ну, я думаю, марок вполне может хватить..., - тут он поймал взгляд приятеля и торопливо добавил: - Но, если не хватит, то я, конечно, не против.
       - Ладно, - великодушно успокоил друга Миша, - целы будут твои драгоценные монеты.
       - Нет уж, - раскипятился Шурик, давай по-честному: и марки, и монеты! А то вдруг он не согласится...
       - А как мы их получим, эти твои монеты? Так нам их и отдаст твоя бабушка, как же! Еще и милицию вызовет, девчонок-воришек забрать. Давно с Пал Степанычем не разговаривал? А у меня дома сейчас никого нет, сам знаешь. Так что пошли ко мне, Шурочка!

    Во дворе

       Ребята (или девочки, уж не знаю, как правильнее сказать) выбрались на тротуар и отправились к Мише. Молодая мамаша с коляской изумленно смотрела на двух девчонок, которые появились неизвестно откуда и, чертыхаясь, перелезали через перила. Когда же она увидела, что одна из них длинно сплюнула через парапет, лицо ее выразило опасливое недоумение, и она торопливо, то и дело оглядываясь, пошла прочь.
       Войдя во двор, мальчики скромненько, по стеночке двинулись к Мишкиному подъеду. Им казалось, что все прохожие на них смотрят и о чем-то догадываются. Вдруг из-за колонны вышла тетя Таня, Мишкина соседка по подъезду. Мишка вздрогнул, поднял голову и начал, непринужденно посвистывая, смотреть на небо. Воспитанный Шурик, проходя мимо нее, привычно поздоровался:
       - Здрась, тетя Тань!
       - Здравствуй, девочка, - удивилась тетя Таня и внимательно посмотрела сначала на Шурика, а потом и на Мишу. - Скажите, девочки, где я могла вас видеть?
       Не найдясь, что ответить, ребята, не оглядываясь, прибавили шагу. Заворачивая за угол, они кинули взгляд назад. Соседка, поставив на асфальт сумки, смотрела им вслед.
       - Кто тебя просил здороваться, балда ты стоеросовая? - возмутился Мишка.
       - Оно само, - непонятно объяснил Шурик.
       - Следи за собой, "само" - наставительно сказал Мишка. - Мы теперь как разведчики в тылу врага, не должны ни у кого вызывать лишних вопросов. Понял?
       Когда до цели оставалось несколько шагов, пришел Мишкин черед нарушить конспирацию. Около Катькиного подъезда назревал скандал. Рыжий Вовка Шунькин, хулиган-второгодник из параллельного класса, отнял у девчонок веревку, через которую они скакали. Нагло ухмыляясь, он сворачивал ее через локоть, а Катька в бессильной ярости обзывала его дураком и тянула конец скакалки на себя. Это было то же самое, как если бы она пыталась остановить троллейбус, держась за веревку от его штанги: с каждым оборотом Вовкиной руки она на шаг подтягивалась к нему.
       Миша и так-то терпеть не мог наглого Вовку, и они время от времени сцеплялись по разным поводам. Но сейчас тот обижал девчонок и Катьку! Моментально рассвирепев, он растолкал громко гомонящих девочек и приблизился к Вовке.
       - Слушай, Шунькин, сейчас же отдай девчонкам веревку! - решительно сказал он.
       - Этто что еще за пигалица, - изумился Вовка. - А ну, мотай отсюда в куклы играть!
       - Отдай, последний раз прошу! - приблизился к нему вплотную Мишка.
       - А ты отними, - радостно осклабился Шунькин.
       Его ржанье было прервано увесистым ударом Мишкиного кулака. Пыхтя излюбленное "а по башке?", Миша быстро наносил короткие удары. Затем ребята сцепились и упали на землю. В конце концов, Вовка вырвался и со словами "я тебя запомню!" скрылся в подворотне. Поле боя осталось за Мишкой.
       Девчонки издали наблюдали за дракой, а Катька стояла рядом, и по всему было видно, что только ждала момента вступить в бой.
       - Ой, вставай скорее, ты вся измазалась! - Катька помогла Мише встать и начала его отряхивать.
       - Что ты, - отнекивался он, - я сам.
       Девочка, к счастью, так была занята приведением в порядок Мишкиной одежды, что не обратила внимания на его оговорку.
       - Спасибо тебе большое, девочка, - щебетала Катя. - Какая же ты храбрая! Как тебя зовут?
       - Миша, - пролепетал герой. - То есть Маша.
       - А меня - Катя. Ты где живешь? В нашем доме? Я тебя здесь не видела. Давай дружить! Какие у тебя джинсы клевые! А где ты научилась так здорово драться? А почему...
       От Катькиного тарахтенья у Мишки голова пошла кругом.
       - Чего они все такие трещотки, - подумал он.
       - Ой, кровь! - пискнула Катя, проведя по Мишкиной щеке и увидев на пальце крошечную красную капельку.
       - Ну что ты, пустяки, - смутился мальчик.
       - Нет, ее нужно остановить! - не согласилась Катька и, привстав на цыпочки, лизнула царапину.
       Мишка почувствовал, как кровь жаркой волной прилила к его голове. Как ошпаренный, отскочил он в сторону. Шурик, который по дворовым правилам не вступал третьим в драку и лишь азартно подбадривал приятеля, обидно захихикал:
       - Ля-ля-ля, телячьи нежности!
       Миша, совершенно смущенный, обратился к Кате:
       - Извини, мы с подругой очень торопимся. - После этого повернулся и быстро пошел к своему подъезду.
       - Приходи, Маша, я буду тебя ждать! - раздался вслед голос Катьки.
       - Любимый, я буду ждать тебя всю жизнь, - не унимался Шурик.
       - А по башке? - огрызнулся Миша и открыл дверь подъезда.

    Положение обостряется

       Поднявшись на седьмой этаж, ребята вышли из лифта. Мишка подошел к двери и полез в карман за ключом. В этот момент дверь его квартиры открылась и на пороге показалась мама. Он еле удержался, чтобы не спросить, почему она не на работе.
       Мама с веселым удивлением посмотрела на девочек:
       - Вы уже приехали? Вот не ожидала вас так рано! Думала, появитесь к вечеру. Проходите, - и посторонилась, пропуская ничего не понимающих мальчиков в квартиру.
       - Ну, давайте знакомиться. Меня зовут Наталья Петровна. А вас?
       Девочки (тьфу, то есть ребята!) в полном недоумении переминались с ноги на ногу, не зная, что сказать.
       - Может, мама заболела? - с тревогой подумал Мишка.
       Шурик совершенно перестал дышать и определенно пытался спрятаться за Мишу.
       - Какие же вы стеснительные скромницы! - засмеялась мама. - Ну, давайте я сама угадаю, кого как зовут. Ты, - она показала на красного Шурика, - наверно, Александра. А ты, - мама перевела взгляд на Мишку - Маша. Я угадала?
       - "Маша" утвердительно кивнул и перевел дух: мама приняла их за вологодских племянниц.
       - Ты, Шурочка, очень похожа на одного Мишиного товарища, жуткого озорника. А Маша, - мама оценивающе посмотрела на сына, - чем-то очень напоминает Мишу.
       Шурик начал истерически хохотать.
       - Я ушла пораньше с работы, чтобы приготовиться к вашему приезду. А где ваши вещи?
       - Э... Их украли, - Шурик счел, что пришло время и ему вставить слово.
       - Как украли?! - мама решительно протянула руку к телефону. - Надо сейчас же сообщить в милицию.
       Мишка больно ткнул локтем в костлявый Шуркин бок и через силу улыбнулся:
       - Шура шутит. Она такая шутница! Недавно в кабинете природоведения охотилась с рогаткой на утиные чучела.
       Бедная мама изумленно посмотрела на скромно стоящего перед ней Шурика и потрясенно переспросила:
       - Охотилась? С рогаткой? На чучела?
       - Маша шутит. Она такая шутница! - теперь пришел черед Шурика пинать локтем Мишку. - Она там же скелету как-то в зубы цветок воткнула. (Шурик "схитрил": в действительности это был где-то найденный окурок, который он для "правдоподобия" заменил на более, как он думал, соответствующий девочке цветок).
       Несчастная женщина перевела потрясенный взгляд на "Машу".
       - Цветок в зубы скелету? - Затем неожиданно захохотала: - Ну племянницы, ну скромницы!
       - А вещи, - продолжил Шурик, - мы в камере хранения оставили: не знали, будете ли вы дома, и не хотели их таскать целый день. А где Миша?
       - Гулять побежал. - К радости Мишки, мама не стала вдаваться в подробности.
       Ну, - сказала мама, - я пойду в магазин за продуктами, а вы располагайтесь, отдыхайте, умойтесь с дороги. Вон какие грязные! Особенно Маша. У меня обычно Мишка таким приходит с прогулки.
       - Тетя Наташа, - подал голос Миша. - Мы умоемся и, чтобы не терять времени, поедем за вещами. Можно?
       - Ну, хорошо. Когда вернетесь, все уже будут дома - и я, и Мишка, и его папа, Евгений Александрович.

    Воробьев, где ты?

       Приведя себя в приличный вид и залепив Мишкину царапину пластырем, ребята взяли марки и отправились на поиски хамоватого воробья, ставшего - они надеялись временно - грубияном Петькой Воробьевым. Где его искать было совершенно не ясно; понятно было лишь откуда начинать - с пристани.
       По дороге с ними приключился странный случай. Еще издали они заметили пару - маму, ведущую за руку плачущую дочку. Ревела она "специальным" голосом, сразу было видно, что - капризничает. Когда они поравнялись, мама обратилась к Мишке со странным вопросом:
       - Скажи пожалуйста, у Барби есть подружки?
       - А я-то откуда знаю? - коротко буркнул он и, ощутив, что получилось грубовато, продолжил: - А кто такая Барби?
       - Как, ты не знаешь, кто такая Барби? - изумились и мама, и дочка.
       Дочь даже перестала капризничать и с удивлением начала рассматривать странных "девочек". Шурик дернул Мишу за рукав и ускорил ход:
       - Сам же говорил, что не надо привлекать внимания! А Барби - это такая кукла.
       - Я в куклы не играю, - гордо сообщил Мишка. - Затем ехидно продолжил: - А ты, я вижу, поигрываешь...
       Когда ребята подходили к ведущей на набережную арке, к ногам Шурика подкатился футбольный мяч.
       - Эй, девочка, подай мяч! - крикнул один из игроков.
       Шурик ловким приемом остановил его, подработал и с левой неотразимо пробил. Удар получился неожиданно плотным и метким: мяч прилетел прямо в руки кричавшего и сбил ничего не подозревавшего мальчишку с ног.
       - Ничего себе, девочка, - развеселились футболисты.
       - Соображать надо, - обиженно подал голос сбитый Шурикиным ударом игрок. - Тоже мне, Рональдо в юбке!
       - Плохо, не был готов к приему мяча, - укорил его "Рональдо в юбке" и гордо вышел на набережную.
       Взяв старт на пристани, друзья начали "нарезать круги по округе". (Это было выражение Шурика. Он им очень гордился). Минут через пятьдесят они вышли к людному месту - станции метро и большому книжному магазину. Здесь, в толчее, им показалось, что они увидели, как невдалеке мелькнула знакомая щуплая фигурка в коричневом костюмчике. Ребята кинулись туда, продираясь через толпу.
       Когда до цели было уже недалеко, произошло неожиданное. На троллейбусной остановке стояли две женщины. Одна показывала другой только что купленные часы, которые блестели золотом на весеннем солнышке. Воробьев поравнялся с ними, подпрыгнул, цепко ухватил часы и рванул куда-то вбок.
       - Держи вора! - закричала несчастная ограбленная.
       - Караул! Милиция! - кричала другая.
       Началось столпотворение. Прохожие спрашивали друг у друга, что случилось, и тут же обсуждали:
       - Какой-то мальчишка вырвал сумочку и убежал.
       - Как молодежь распустилась!
       - Нет, их было двое.
       - Не двое, а четверо. Они избили мужа и отняли у них чемодан.
       - Кин насмотрелись про воров, и туда же...
       - А я говорю, двое. Один отнял вещи, передал другому, на велосипеде, а сам сел в автобус.
       - Помилуйте, здесь автобусы не ходят!
       - Человека убили! - заголосила неожиданно бабка, торговавшая зеленью, разложенной на ящике.
       Мишка и Шурик в этой суете даже не пытались преследовать своего недавнего знакомца.
       - Вот гад, - ругался Шурик, - часы ему понадобились! Вот все у него было, только золотых часов не хватало для полного счастья!
       - Может, он это от голода? - предположил Миша.
       - От голода он бы спер чего-нибудь съедобного! Вон вокруг, всего полно, - неистовствовал Шурик. - Нет, ему подлецу золото подавай!
       - Если он в милицию попадет, век нам в девчонках ходить! - неожиданно смекнул Мишка и как накликал: вокруг замаячили фуражки.
       Милиционеров было неожиданно много - наверно, они шли с какого-то совещания из расположенного неподалеку отделения. Среди них ребята увидели и знакомое лицо Павла Степановича.
       - Смотри, наш участковый, - по привычке испуганно сказал Шурик.
       - Да вижу я, - отмахнулся Миша. - Нельзя им позволять поймать этого воришку, вот что. А то так и помрем девочками. Но что мы можем сделать?
       Не отвечая, Шурик начал проталкиваться к участковому. Мишке пришлось присоединиться к нему.
       - Дяденька милиционер! Дяденька милиционер! - противным голосом затараторил Шурик. - Мы видели, куда он побежал!
       Мишка обмер и начал в который раз пинать приятеля в бок. Но тот не обращал внимания.
       - Куда, девочка? - спросил Павел Степанович.
       - Вон туда! - показал Шурик совершенно в другую сторону.
       К их удивлению, бурно спорившие до этого окружающие поддержали Шурика. Многолюдная погоня направилась по ложному следу.
       - Ну вот, - сказал Мишка, - теперь мы вдвойне обязаны найти этого воробья-оборотня!
       ... Через два часа, безрезультатно исходив по несколько раз вдоль и поперек ближайшие улицы и дворы, ребята отдыхали на скамейке в скверике. Они были близки к отчаянию: никого похожего на Воробьева среди сотни самых разных мальчишек, за которыми они гонялись по всем окрестностям, не было.
       - Слушай, может нам поехать поискать его на Воробьевы горы? - предложил Шурик.
       - Почему не на Воробьевское шоссе? - возразил Мишка. - Или в Останкино.
       - А что ему делать в Останкино?
       - А что на Воробьевых горах?
       На этот вопрос ответить было трудно, и воцарилась тишина.
       - Между прочим, вечереет, - начал Мишка, а...
       - Между чем и чем? - поинтересовался Шурик.
       - А по башке? - лениво спросил Мишка и продолжил: - ... а воробья этого проклятого надо найти до ночи. Не ночевать же нам под лавкой. Да и родители с ума сойдут. А чтобы его поймать, надо не только бегать по улицам, но и подумать
       - Ну и много ты надумал?
       - Ну, например, мне пришло в голову, что Воробьевское положение ничуть не лучше нашего. Даже в каком-то смысле хуже.
       - Почему хуже?
       - А ты раскинь, Шурик, мозгами! Мы хоть людьми остались, в своем городе. А этот Петька совсем один, чужой среди нас.
       - Положим, он тоже в своем городе, - Шурик любил поспорить. - Но кое в чем ты прав. Продолжай!
       - Спасибо за разрешение, о, раджа! - подхалимски-угодливо сказал Мишка и продолжил нормальным голосом. - Если будешь меня все время перебивать, мы просидим здесь до утра. Так вот: я думаю, что бывший воробей сам носится по городу и разыскивает нас. Значит, лучше всего что, Шурик?
       - Сидеть на одном месте и ждать! - отрапортовал тот.
       - Молодец! А где это место? - снова спросил Мишка и, не давая возможности Шурику ответить, торжественно произнес: - На пристани!

    Обратное превращение

       Его они заметили издали. Около моста, расположенного метрах в ста от пристани, Петр Воробьев сидел на корточках и собирал хлебные крошки, щедрой рукой рассыпанные кем-то для городских птиц. Набрав пригоршню, он отправлял ее в рот, не забывая другой рукой отгонять откормленных голубей. Нахальных воробьев он не трогал. Ребята заметили, что и эти малыши его не боялись. Узнавали, что ли?
       Тихонько подойдя к нему со спины, ребята несколько минут любовались диковинной картиной, а потом Шурик тихонько прошептал:
       - Держи вора!
       Петька вздрогнул, выронил крошки и испуганно оглянулся.
       - А, это вы... Где болтались-то столько времени?
       Было похоже, что пережитые приключения не сделали его вежливее.
       - Да так, воров разных ловили, - безразличным голосом ответил Мишка и неожиданно жестко задал вопрос: - зачем часы украл?
       Воробей норовисто вздернул голову, но потом опустил.
       - Мог бы и не сознаваться, не докажете. Но - придется рассказать, сейчас поймете почему. Во-первых, мы, птицы, любим все блестящее. Все знают, что вороны и сороки помаленьку подворовывают. Воробьи в этом не шибко замечены, а почему? Я вам скажу: силенок маловато, вот почему! Ну а нынче я вон какой великан вымахал.
       При этих словах ребята не удержались, прыснули: уж очень не подходило определение "великан" к стоявшей перед ними тщедушной фигурке.
       - Зря смеетесь, - продолжал он. - Ведь в самом слове ВОРобей скрыт намек на наши замашки. Но наши возможности отстают от наших потребностей.
       - Во-вторых, пора мне обратно в воробьи. Боялся я, что не захотите вы махнуться назад. Вот я и того, часики позаимствовал, чтобы вам предложить.
       - Чего же обратно заторопился? - задал вопрос Шурик. - Устал, что ли, безобразничать?
       Про себя ребята перевели дух: все-таки они не были до конца уверены, что их новый знакомый согласится вернуться в свое природное обличье.
       - Жизнь у вас, у людей, больно хлопотная. Не по мне! Суеты всякой много ненужной. Да и поклевать не везде найдешь. А дела свои здесь я уже все переделал: двоим вреднюгам накостылял, одному рогатку сломал, другому - духовое ружье. Все, пора в перья!
       Помолчав немного, он спросил:
       - Обратно махнуться согласны?
       Мишка сжал локоть Шурика и деланно равнодушным голосом ответил:
       - Не знаю даже... Охоты особой нет, разве что за часики? Что скажешь, Шурик?
       - Не хочется, да воробья жалко. Ладно, давай сюда часы!
       Воробей просиял, отдал ребятам часы. Потом он долго похлопывал их по плечу, говорил, что "они нормальные пацаны, а не придурки какие-нибудь", что "он сразу понял, что они не жилы" и тому подобное.
       - Ну а как все вернуть обратно? - не выдержав, прервал Шурик его излияния.
       Похоже, их собеседник утомился уже к этому моменту от своей любезности.
       - Как-как, знаешь, что получается? - Раз-два, и готово!

    Домой!

       Из-под Мишкиных ног вспорхнул воробей и присоединился к птицам, доклевывавшим крошки у моста. Ребята посмотрели друг на друга, потом на себя и не смогли удержать дружного "ура!". Кошмар кончился. Теперь предстояло одолеть трудную дорогу домой.
       - Ну, пошли по домам, - сказал Шурик враз потускневшим голосом, - видно, вспомнил про цветок и все остальное.
       - Нет, брат, я предлагаю по-другому, - ответил Мишка. - Если мы придем домой порознь, каждый получит по полной программе - это как пить дать! Давай-ка отправимся сначала ко мне. При тебе мои родители все-таки будут потише, а когда ты уйдешь - первая злость у них пройдет.
       - Ага, очень ты хитрый! А потом я приду к себе и все равно получу по полной, только еще больше, потому, что пришел поздно. Здорово ты все придумал!
       - Да нет же! Перед выходом от меня ты позвонишь домой, тебя отругают по телефону и вся злость уйдет в трубку. Когда придешь к себе, тебя только пожурят. Проверено!
       Шурик недоверчиво пожал плечами, но возражать не стал, и друзья отправились к Мишке.
       Как обычно, в одном из дворов им встретился участковый.
       - Здрась, Пал Степаныч, - издали хором крикнули они.
       - Здорово, коли не шутите, - степенно ответил милиционер.
       Ребята подошли поближе. Мишка достал из кармана давешние золотые часы.
       - Вот, Пал Степаныч, часы тут у одного хулигана отобрали, ворованные.
       - А вы почем знаете, что ворованные? - удивился участковый.
       - А это те, которые он сегодня стибрил у книжного магазина, - неловко вступил в беседу Шурик.
       - Не стибрил, а стащил или украл, - по привычке поправил Павел Степанович. - А откуда вы знаете про кражу у книжного?
       - Так мы ж там были, - Мише с трудом удавалось изображать равнодушие. - Видели, как он улепетывал. Мы и Вас видели. Вы еще за ним побежали, а мы домой пошли. А вот сейчас на пристани его встретили и часы отобрали.
       - Так что ж вы его отпустили? Ну-ка, пошли! Покажете, где он там, я его живо оформлю!
       - Так он на велике уехал, - снова вступил Шурик.
       - Упустили! - сокрушенно качал головой милиционер. - А если он завтра опять воровать начнет?
       - Этот - не начнет, я точно знаю, - убежденно сказал Мишка.
       - Ну, если точно..., - пожал плечами участковый. - А вообще-то вы молодцы!
       - Пал Степаныч! - просительным тоном заговорил Шурик, - может, Вы к нам не будете заходить?
       Милиционер усмехнулся:
       - Раз обещал зайти, значит, зайду!
       Взяв ребят за руки, милиционер вместе с ними вошел в Мишкин подъезд.
       Дверь открыла мама. Увидев эту троицу, она в испуге поднесла пальцы ко рту:
       - Ой, опять чего натворили? Отец, иди сюда, твоего сына домой милиция привела!
       Прибежал испуганный Евгений Александрович.
       - Ну что Вы, Наталья Петровна, - добродушно прогудел Павел Степанович. - Все совсем не так. Наоборот, я пришел к Вам сказать спасибо за сына. Они с Александром сегодня помогли милиции вернуть украденную вещь. Не побоялись вступить в схватку с опасным преступником. Мы их еще наградим!
       Мама и папа расплылись в счастливой улыбке и попрощались с участковым, который пошел вместе с Шуриком благодарить его родителей. Выходя из квартиры, милиционер обернулся и подмигнул Мише:
       - Я свое слово держу: раз обещал зайти, зашел!
       Счастливые родители этой фразы не поняли, а Мишка облегченно вздохнул: разговор об атомных испытаниях откладывается надолго, если не навсегда.
       - Ну, - подумал Мишка, - Шурика ждет теперь не ремень, а как минимум, торт!
       Не успел Мишка раздеться и умыться, как зазвонила дверь.
       - Это, наверно, девочки с вещами, - сказала мама. - Миша, открой же дверь!
       Открыв дверь, Миша увидел двух девчонок с одинаковыми сумками в руках. На одной были надеты чистенькие голубые джинсы и синяя куртка, на другой - зеленая юбка в клеточку и желтая куртка...
       Тряхнув хвостиками, одна из них сказала:
       - Ты - Миша, а я - Маша. А это - моя сестра, Александра.
       - Можно просто - Шура, - сказала Александра.
       У Миши голова пошла кругом: Шура была как две капли воды похожа на Шурика, а Маша тоже ему кого-то напоминала... Внезапно он понял, кого: он как будто смотрел на себя в зеркало!
       К Мишкиному облегчению, в этот момент подошла мама.
       - Что-то долго вы, девочки, ходили за вещами.
       - Как это ходили за вещами? - спросила Маша.
       - Ну вы же пять часов назад сказали мне, что поедете в камеру хранения за багажом.
       - Мы? - переспросила Шура.
       - Но мы же только что с поезда, - объяснила Маша.
       Мама изумленно подняла брови и задумалась. Потом лицо ее просветлело и она сказала:
       - Ах, да, вспомнила! Шутницы. Цветок в оскале черепа! - и пошла по своим делам на кухню.
       - О чем это она? - потрясенно спросила Маша Мишу.
       - Ничему не удивляйтесь, потом все объясню, - пообещал Мишка.
      
       С тех пор прошло уже два года. Вскоре после окончания рассказанной здесь правдивой истории, на подоконник окна, расположенного около Мишкиного письменного стола, повадился прилетать воробей. Каждый раз он, слегка повернув голову, поначалу внимательно рассматривает Мишку глазом-бусинкой. Затем начинает стучать клювом по стеклу, нагло вымогая еду. Поклевав крошек, воробей неизменно улетает, не сказав ни слова.

    УДИВИТЕЛЬНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПЕТЬКИ ВОРОБЬЕВА

    СРЕДИ ЛЮДЕЙ

       Началась эта история достаточно давно. Кто его знает почему, но, едва оперившись, я удостоился постоянного внимания Чира. Чир был у нас главным с незапамятных времен - старуха Чикча рассказывала мне, что он немало лет пробыл Старшиной уже к тому времени, когда ее бабка еще только училась летать. Вообще-то Воробьи столько не живут, но этот старый хвост вполне еще прилично порхал.
       Старшие нас, малышей, не обижали. Нашими мучителями были молодые члены стайки - еще только готовившиеся стать полноправными Воробьями. Среди них особенно отличался Чикчик - нахальный здоровяк, который, почему-то, выбрал меня в качестве своей постоянной жертвы. Он неустанно отнимал у меня всех самых аппетитных червяков и самые большие - а значит и самые вкусные - крошки.
       Не знаю, сколько бы это продолжалось, если бы не совет мудрого Чира. Однажды он подозвал меня кивком головы и спросил:
       - Пич, ты согласен с тем, что делает Чикчик?
       - Нет, Старшина, - ответил я.
       - Почему же ты позволяешь ему себя обижать?
       - А что я на фиг могу сделать, Старшина? - спросил в свою очередь я и спохватился, что позволил себе страшную для Воробья грубость: ответил вопросом на вопрос. - Он же больше и сильнее меня.
       - Конечно, он больше, - согласился Чир. - Но отчего ты решил, что он сильнее? Далеко не всегда одно вылетает из другого. Сила и слабость Воробья прячутся у него внутри.
       - Как это? - не понял я.
       - Если ты сможешь налететь на Чикчика в тот момент, когда он найдет червяка, ты получишь ответ.
       С этими словами Чир вспорхнул на ветку в глубине куста и, нахохлившись, задремал. Вечно эти старики заставляют напрягать мозги! К чему нам вообще тогда их опыт?
       Этот разговор я вспомнил через несколько дней. Сидя на любимом тополе, я увидел, что на земле, как раз подо мной, Чикчик отыскал здоровенный кусок булки - такой я находил лишь однажды, да и то его у меня отняли - вы понимаете, кто. Неожиданно меня охватила такая злость, что не раздумывая (а подумав, я бы так ни за что не поступил), я спрыгнул этому мародеру на кобчик и изо всех сил клюнул его в шею.
       Я знал, что меня сейчас ожидает - доводилось видеть. Но я был готов драться не на жизнь, а на смерть - так мне надоели бесконечные притеснения Чикчика. От неожиданности тот выпустил добычу, отскочил в сторону и повернулся к обидчику. Увидев меня, он удивился, но и обрадовался и, выпятив грудь, кинулся на меня. Однако когда я распушил все свои перья и кинулся на него, выражение радости в его глазах сменилось страхом, и он улетел прочь!
       Какие хорошие Воробьиные слова: кобчик, обидчик, добытчик, молодчик!
       Вскоре после этого меня позвали в Чиру.

    Рассказ старшины

       - Ну как, Пич, понял теперь мои слова про внутренние силу и слабость? - спросил старик.
       - Мне кажется, Старшина, начинаю понимать.
       - Хороший ответ. Если бы ты сказал, что сразу все понял, я бы в тебе разочаровался!
       - Давно слежу я за тобой, - продолжал он. - Тебе предназначено в свое время сменить меня на ветке Старшины. Понял, счастливчик?
       От удивления у меня свело клюв и я даже не смог вежливо чирикнуть.
       - Конечно, - кивнул он седым хохолком на голове, - это произойдет не сразу. Но в качестве первого шага тебе предстоит обратиться в человека и один день прожить в царстве людей. Это - обязательное условие для будущего Старшины.
       - Зачем нам эти бесхвостые воробьи-переростки? - не выдержал я. - Не то, что летать, они даже скакать по-нормальному не умеют - переваливаются с ноги на ногу...
       - Не заставляй меня разочароваться в своем выборе. Сначала думай, потом - клюй! Люди тоже кое-что умеют, даже летать - хотя давно разучились делать это как мы. Но дело не в этом. Проведя среди них день, ты, во-первых, докажешь, что можешь выжить в самых трудных условиях. Во-вторых, кое-чему у этих недоворобьев научишься - что может оказаться полезным для нас, истинных Воробьев! Но есть и третья причина: просто у нас так исстари повелось - теперь уже никто не помнит, почему. Старики рассказывали, что это - завет первого Старшины городских Воробьев, Чирчика Долгокрылого.
       - Ну, ваще, - только и мог сказать я.
       - Не вижу смысла в твоем последнем высказывании, - проворчал Чир. - Тем более, Пич, что следует говорить не "ваще", а "вообще".
       - Ну, Вы даете, Старшина, - едва успел сказать я и оказался на земле, сбитый ударом клюва промеж глаз.
       - Чем быстрее ты научишься вежливости, тем лучше для тебя.
       - Да на фиг она нужна, эта Ваша вежливость, - искренне удивился я. - Что-то она мне не помогала при разборках с Чикчиком!
       - Умный и вежливый употребляет силу иногда, и всегда - с успехом. Глупый и грубый - часто, но, как правило - без толку. Со временем ты это поймешь.
       - А теперь слушай, как обернуться человеком. Ты должен найти человеческого мальчика, желающего поменять обличье. Только с его согласия ты можешь стать человеком и потом снова - воробьем. Он же на это время станет тем, кем мечтал стать. Не забудь магические слова, которые помогут тебе: "Раз, два - и готово!". И еще: хорошенько запомни, что вернуться в птичьи перья ты должен вечером того же дня. Иначе ты навсегда останешься человеком, а Воробьиный народ никогда не получит нового старшину!
       С тех пор я начал свои поиски. Мне придется найти подходящего мальчика для того, чтобы под видом перебежчика стать разведчиком. Тоже, кстати, неплохие Воробьиные слова!
       Становлюсь человеком
       У меня вошло в привычку подслушивать, о чем говорят все встреченные мною человеческие мальчишки. Поэтому я подлетел и к этим двоим, сидевшим над пристанью за зеленым заборчиком. Конечно они, занятые своими делами, меня не заметили, вернее, не обратили на меня внимания.
       Это были те еще субчики! Они сидели и горевали о том, что они не девчонки! Если бы Воробьи были лопоухими, то у меня увяли бы уши. Об этом ли мечтают настоящие мальчишки? Само собой, я не говорю о Воробьиных, но даже и от человеческих слышать такое было противно. Поэтому я сразу невзлюбил этих голубчиков. Хотя, конечно же, напрасно: они были готовы махнуться и дать мне то, что я столько времени искал. Мы быстренько совершили наш небольшой обменчик. Они, превратившись в двух девчонок, остались на месте, а я, выросши неожиданно до неба, совершил первый шажочек по набережной.
       Должен сказать, что поначалу чувствовал я себя страшно неудобно. Вместо теплых и легких перьев и пуха, к которым я привык и которых не замечал, на мне была целая куча разной одежды и, вдобавок, тяжелые ботинки. Первые шаги я сделал, еле волоча ноги: каждый ботиночек по весу был равен трем десяткам упитанных Воробьев!
       Очень странно было смотреть на мир. Я привык видеть его от земли, и всего на несколько шагов. Сейчас же я видел далеко вперед, и у меня даже кружилась голова. Но самым удивительным и непривычным было то, что не надо было быть все время начеку и всего бояться!
       Посоветовавшись с самим собой, я решил перво-наперво найти какое-нибудь спокойное место, посидеть и составить план действий - ведь мне предстояло провести целый день в чужом мире! Ну и еще у меня были кое-какие делишки, о которых не знал Чир, и которые тоже требовали обдумывания.
       Я забрел в сквер, сел на скамейку и задумался. Размышлять было тяжеловато: мозги у меня, конечно, не куриные, но и с воробьиными много не надумаешь! Да еще когда мешают: не успел я начать думать, как ко мне пристала какая-то тетка:
       - Чего, - кричит, - бесстыжий, с ногами на скамейку залез? Здесь люди сидят!
       - Ну, думаю, - пропал я: узнала откуда-то, старая, что я не человек, а воробей!
       Потом оглянулся, смотрю - народ-то вокруг на скамейках сидит, ноги на землю поставив. А я по нашей привычке с ногами на сиденье забрался и сижу на корточках. Ну, извинился, слез. А мысль вся за это время из головы-то и ушла.
       - Чего, - смекаю, - думать-то? Идти надо, приключения искать!
       И пошел.
       Далеко однако, не ушел: смотрю, навстречу котяра идет, здоровый, черный. Упала душа моя в пятки, лежит там, не шелохнется. Ну, думаю, пропал! Сиганул я, значит, вбок, на газон, и ну на дерево карабкаться! А на тополе этом две вороны сидели. Должен вам сказать, что они - первейшие враги Воробьев: так и норовят закусить нашим братом. Слышу, одна другой злобно так говорит:
       - Смотри-ка, Воробей к нам пожаловал!
       - Где, где? - всполошилась вторая. - Не вижу! Третью сотню лет живу, глаза слабы стали - худо без очков!
       - Да вот он, человеком прикинулся. Поди, будущий Старшина. Клюй его, клюй!
       - Надо его извести, - это старая да слепая выкаркивает, - конец Воробьиному роду-племени положить!
       Набросились они на меня, понял, и давай по голове клювами своими долбить! Слышу, внизу девчонки какие-то хохочут, заливаются. Вспомнил я, что нынче не страшны мне коты эти, проклятые, не сожрут. Слез. Слышу, одна другой говорит:
       - Это ж надо, какой мальчик суеверный, как он кота черного испугался!
       Обида меня взяла, что такими словами она обзывается.
       - Сама ты, - говорю, - дура. Хочешь, в глаз клюну?
       Такое тут началось! Девчонки в рев, старушки какие-то "хулиган!" кричат, кто-то милицию зовет... А чего я такого сделал? Они первые обзываться начали! В общем, пришлось дать деру.
       Добежал я до фонтана, услышал, как вода льется - понял, что давно уже пить хочу. Лег пузом на барьер, лапой, то есть рукой, мусор всякий отогнал и пить начал. Опять, чир-чирик, поднимается крик:
       - Держите ребенка, он сейчас упадет в фонтан!
       - Смотри, Павлик, никогда так не делай: отсюда пить нельзя!
       - Сами держите, если Вам делать нечего!
       - Мама, я тоже так хочу!
       - Вот я тебе сейчас нашлепаю!
       А еще говорят, что это мы, Воробьи, шумные... Вдруг чувствую, на спину мне кто-то прыгнул, и поехал, заскользил я по мрамору фонтана в воду! Выныриваю - смотрю, давешний котяра на барьере сидит, облизывается. Выгнул спину - и сгинул куда-то, только я его и видел. На прощанье прошипел:
       - Как же я вас, воробьев, ненавижу!
       Ну вот, думаю, и этот гаденыш меня разоблачил. Что-то дальше будет...
       В городе
       Из воды меня вытащили, отругали, а какая-то тетка все приставала:
       - Скажи, мальчик, где живешь, скажи? Я отведу тебя домой и объясню твоей матери, как надо за ребенком следить...
       Ну, вырвал я руку и дал деру. В кустах разделся и тряпки эти, человеческие, развесил на солнышке для просушки. Все-таки у нас, Воробьев, проще: перышки распушил и сел на ветерке. Несколько минут - и порядочек, сухой!
       Натягиваю это я костюмчик свой полусырой, коричневый, смотрю, пара Воробьев на ветке сидит, на меня смотрит.
       - Здорово, - говорят, - Пич! Как тебе в воробъях-переростках живется?
       - Нормально, - отвечаю, - но бывает и лучше! Чего скажете?
       - Нас Чир прислал. Летите, - сказал, - Пич там один за вас всех отдувается, помогите ему, если что. Вот, прилетели.
       Полегчало у меня на сердце. Когда два верных товарища рядом - ничего не страшно. Уж я-то знаю, на что способны Воробьи. Вместе с такими орлами мы - сила! С легкой душой отправился я дальше - ведь мне нужно было побольше увидеть до вечера, когда придет пора возвращаться.
       Это самое "с легкой душой" чуть не сыграло со мной дурную шутку. К чему здесь никак не могу привыкнуть, так это к переходам: надо останавливаться и пропускать их вонючий транспорт. Здесь напрямки не полетаешь! Так вот: иду я, значит, в веселом расположении духа, за машинами поглядываю, а под ноги - нет. Вдруг чувствую, как по ногам бьет меня что-то тяжелое, и начинаю я валиться под автобус. Спасибо, мужик какой-то меня в последний момент из-под колеса выдернул, а то бы точно оно меня чикнуло пополам! Спаситель мой за уши меня драть наладился, а я оглядываюсь - за углом скрывается спина черного кота. Понял я: кранты, по-настоящему он за мной охотится. Тут я и сообразил голову поднять. Точно: две вороны надо мной круги делают, следят. Ну, думаю, еще не известно, доживешь ли ты, уважаемый Пич, до вечера! А солнышко еще высоко стоит...
       Личные дела
       Иду я себе по улице, как раз мимо магазинчика прохожу, чувствую - хлебушком свежим потянуло. Пошел на запах и оказался во дворе - там как раз ящики с батонами разгружали. Только я задумал стибрить себе на обед что-нибудь горяченькое, глядь - в глубине двора на лавке дружок мой закадычный сидит, который в меня из духовушки стрелял. Он-то и был одним из двух моих личных дел. Ну, думаю, сейчас мы на равных, сейчас мы с тобой, снайпер недоклеванный, посчитаемся!
       Подошел я к нему небрежно, сел рядышком, с восхищением на винтовку его поганую смотрю. Ему, недоумку, лестно. Он и так к ней приложится, и эдак, на меня не смотрит - занят очень. Я посопел-посопел от стеснительности, и говорю:
       - Мальчик, будь добр, дай подержать твою замечательную винтовку, пожалуйста. - Это я вспомнил слова старого Чира про вежливость.
       - Ага, щас! Сломаешь еще! Небось, никогда такой и в руках-то не держал, оборванец?
       - Не волнуйся, мальчик, держал. У моего брата такая же. Можно стрельнуть?
       - Нет, - ответствовал жадюга, - на всех пулек не напасешься!
       - А я дам тебе за два выстрела билет в кино.
       - Ну, за кино - выстрели. Гони билет!
       - Нет уж, сначала выстрелю.
       Похоже было, что мой собеседник уж очень в кино хотел: с неохотой передал мне все-таки свою двустволку и пару пулек. Взял я их, заряжаю, а сам на него поглядываю. Ишь, как глазки-то у него горит! Поди подсчитывает, Архимед, свою выгоду: во сколько раз мой билет дороже пулек этих дурацких.
       Примерился я к прикладу, да как заору:
       - Гляди, что там, на крыше?
       - Где, где? - задрал он голову.
       Я его спиной к грузчикам повернул и кричу:
       - Там, там!
       Он стоит, пялится, ничего понять не может. А я быстренько выстрелил одному грузчику пониже того места, где у него фартучек завязывается, а вторую пульку всадил а магазинное окошко. Ругань, звон, шум, гам! Пока дружочек мой ничего не успел сообразить, развернул я его лицом к магазину, сунул в руки ружье, и крикнул:
       - Целься быстрей, там около автомашины с хлебом крыса!
       - Где, где? - опять кричит и стволом в ту сторону водит.
       Ну, грузчики как раз оглядываться начали, сразу этого стрелка увидели с ружьем, в их сторону направленным, и кинулись к нам. Я в кусты прыгнул, а любитель кино стоит спокойно, не понимает, что бежит к нему в белых фартуках серьезная порка. Издали я на нее полюбовался, а когда подбитый грузчик ахнул духовушкой о столб и разломил ружьишко пополам, понял, что мое кино закончилось, и был таков.
       Иду я себе дальше довольный, все очумелое лицо снайпера вспоминаю. Не забываю при этом под ноги посматривать. И вдруг чувствую, как будто в голову мне гвоздь вогнали! Это ворона с высоты на меня упала и клюнула. Взмывая вверх, проскрипела:
       - Смеррть ворробьям, кррасиво умррешь!
       Да, в моем положении смотреть надо во все стороны, да еще вверх и вниз... Ох, чирик-расчирик, не понравились мне эти вороньи намеки!
       ... Где-то на соседней улице я увидел великолепную витрину - и меня как магнитом к ней потянуло. Она вся горела на весеннем солнышке: это был ювелирный магазин. Мы, птицы, не можем спокойно смотреть на такие вещи. Понятное дело, я остановился перед витриной как вкопанный и, по-моему, даже варежку раззявил.
       Спустя какое-то время ко мне подошел здоровенный дядька в черной форме, охранник. Грубо взял меня за плечо, велел убираться подальше и, когда увидел, что я почесал вверх по улице, снова зашел в магазин. Понятное дело, мне это не шибко понравилось. Ну, думаю, проучу грубияна! Обошел я вокруг дома, попутно размышляя, как бы мне найти второго стрелка, с рогаткой. Подошел к ювелирному магазину, смотрю, охранник опять на улицу вышел, ко мне спиной стоит. Подкрался я к нему поближе, и как гаркну:
       - Рогатку купите! - Не знаю уж, почему именно ее. Видно, о ней я только что думал, вот это слово у меня и выскочило с языка.
       Он аж подпрыгнул от неожиданности.
       - Опять ты! Ну, держись, "рогаточник"! - и кинулся ко мне, широко раскинув руки.
       Куда ему Воробья догнать! Смылся я, понятное дело, и юркнул в проходной двор. Сделал петлю и минут через десять снова осторожно подходил к той же витрине. Издали увидел, как мой враг стоит в сторонке и головой крутит - меня высматривает. Конечно, схоронился я в подворотне и стал ждать: мне торопиться некуда. Смотрю, возвращается он в магазин. Тогда я побежал изо всех сил и, пробегая мимо него на полной скорости, шлепнул по широкой спине:
       - Ну, купите рогатку, дяденька!
       "Черный" дубинку свою уронил, глаза выкатил, кровью налился и только повторяет:
       - Ты... ты... Убью!!!
       А меня и след простыл давно.
       Доволен я был, что наказал этого громилу. Будет знать, как Воробья обижать! Иду себе, посвистываю. Потом случайно оглянулся - что-то заставило меня посмотреть назад - смотрю, бежит ко мне этот охранник, уже близко, дубинкой размахивает, а перед ним ворона летит, дорогу показывает. Хорошо троллейбус рядом остановился, успел я в него вскочить. Так и спасся.
       На следующей остановке вышел и сразу попал в здоровенную толпу. Клоун какой-то стоит и на всю улицу кричит:
       - Рекламная акция! Кто не успел, тот опоздал! Бесплатные билеты на аттракционы в Парке культуры! В кассе - за 50 рублей, вам здесь - в подарок! Одному ребенку - один билет!
       Я не был бы Воробьем, если бы не протолкался и не взял два. Зачем они мне, сказать я не смог бы, но честно завоеванное с торжеством положил в карман. Но как же мне эти билеты пригодились, спустя несколько минут!
       А дело было так. После всей этой беготни присел я в одном тихом дворике отдохнуть, а заодно посмотреть, как мальчишки играют в футбол. Нормальная, кстати, Воробьиная игра. Смотрю - а в воротах второй мой враг стоит, который мне крыло из рогатки подбил. Начал соображать. Если просто в лобешник ему дать, они всей командой на меня навалятся и отметелят за милую душу. Думаю, раз я будущий Старшина, надо мне мудрость проявить. А тут они как раз набегались, на лавочку уселись, отдыхают. Вратарь рогатку достал, хвалится. Как я ее увидел, сразу план у меня в голове сложился.
       Подошел я к ним, эдак, не торопясь.
       - Покажи, - говорю, - рогаточку! Да не бойся, не отниму.
       Протянул он мне ее - больно похвастаться хотелось.
       - Неплохая штучка! - я постарался вложить в голос побольше пренебрежения. - Моя-то, конечно, получше будет, но и эта сойдет!
       - Как это сойдет? Моя - самая лучшая в районе! - обиделся, значит, дружочек мой. - Покажи!
       - Нет, не могу, - я постарался изобразить на лице горькое сожаление. - Продал я ее.
       - Почем?
       - За пятьсот рублей, - скромненько так отвечаю.
       Тут уж загалдели все:
       - Врешь! Не может такого быть! Чем докажешь?
       Ну, достал я из кармана давешние два билета и показываю.
       - Вот, говорю, на вырученные деньги поехал в Парк культуры. На восьми аттракционах катался-катался, голова закружилась, ушел. Вот, два билета остались неиспользованные. Хотите, подарю?
       Может, они мне до этого и не очень-то верили, но когда я билеты отдал - почувствовал: верят! Стали к стрелку моему приставать, чтобы не жадничал, продал свою рогатку и повел всю компанию кататься. Тот ломался-ломался, но быстро сдался: самому охота!
       - Всех вас катать не перекатать! - говорит. Ну, одного-двух может, и прокачу. Колись, - это он ко мне обратился, - кому продал свою рогатку?
       - Знаешь ювелирный в начале улицы? Вот магазинный охранник и скупает рогатки.
       - А ему-то они зачем?
       - Откуда я знаю. Коллекционирует, наверно. Оттого, пади, такие деньги и дает.
       Смотрю, футболисты мои собрались быстренько, и пошли. А я бегом, бегом, переулочками, и раньше их успел. С удобствами, напротив магазина через дорогу эдак устроился, - второе кино смотреть.
       Ну, появилась вскоре моя футбольная команда. Вратарь, как со знаменем, с рогаткой в вытянутой руке, - впереди. Болельщики на улице остались, а продавец внутрь вошел. Что там произошло - не знаю, врать не буду. Но потом дверь распахнулась, и показалась изумленно-испуганная физиономия стрелка, которого с перекошенным лицом стегал какой-то длинной хворостиной охранник
       - Это заговор! - ревел он как пожарная машина. - Я тебе покажу коллекцию! Я с тебя шкуру спущу!
       Я был полностью удовлетворен. Обидно только, что не видел я лица этого охранника, когда дружок мой заклятый предложил ему рогатку купить!
       Кошкины слезы
       Мои орлы - Воробьи, которых мне прислали на подмогу, беспрестанно шныряли тут и там, высматривая преследователя - черного котяру. А что до ворон - то я к ним успел привыкнуть и не обращал особого внимания: они все время кружили надо мной, и требовалось только поглядывать наверх, чтобы уберечься от внезапного нападения.
       Между тем время шло, и солнце сильно клонилось к западу. Его слабеющие лучики уже почти не защищали от весенней прохлады. Можно было подумать и о возвращении в царство птиц. И тут меня как ударило: а смогу ли я найти тех ребят, с которыми должен совершить обратную смену облика? Ведь мы, занятые каждый своими переживаниями, ни о чем таком не договорились!
       Я решил больше не отдыхать и беспрестанно ходить. Мне казалось, что рано или поздно я, действуя таким образом, на них наткнусь. Занятый своими мыслями, я свернул в какой-то двор и наткнулся на огромную собаку, привязанную толстой цепью около чьих-то гаражей. Пес хрипел от злобы и тщетно, став на задние лапы, пытался порвать свою привязь. Я попятился и продолжил свою дорогу. Вскоре после этого один из Воробьев подлетел ко мне и чирикнул, что поблизости в толпе был замечен кот. Я удвоил осторожность и стал чаще оглядываться.
       Повернув за угол, я увидел этого черного негодяя. Он стоял на задних лапах около телефона-автомата и что-то говорил в трубку. У Воробьев тонкий слух! Он говорил:
       - Але, это милиция? Срочно приезжайте к книжному магазину около метро. Здесь кража! Кто говорит? Котов Тимофей Петрович, пенсионер.
       Хвостатый Котов бросил трубку. Увидев меня, злобно ощерился, мигнул и скрылся в толпе. Мы, птицы, на своей шкуре знаем, что эти звери многое умеют. Поэтому я даже не удивился, что он говорил по-человечьи. Непонятно было другое: за ним стояла очередь из двух человек, также желающих позвонить, и ни один из них не удивился, увидев у автомата животное с трубкой в руке. Недаром столько чертовщины про черных котов рассказывают!
       Было не понятно, что замыслили враги мои дорогие, но на всякий случай я удвоил осторожность. Тут и увидел двух женщин. Одна из них показывала другой что-то блестящее. Как всякие уважающий себя Воробей, я тут же подошел посмотреть, что это такое, и почему блестит. Вблизи оказалось - золотые часы. Все остальное произошло в считанную долю секунды: одна из "моих" ворон пролетела за спиной у этих женщин и громко каркнула у них над ухом. Они испуганно вскрикнули и обернулись. В это время вторая ворона кинулась на часы, вырвала их из руки владелицы и бросила мне. Чтобы часы не разбились, мне пришлось подпрыгнуть верх и поймать их. Со стороны, наверно, казалось, что я выхватил их из рук счастливой хозяйки. Здорово меня подставили! А дальше я побежал - у меня сразу появилась мысль - на восемь бед один ответ - отдать их мальчишкам, если они не захотят меняться.
       Что тут началось!
       - Держи вора! - закричала несчастная ограбленная.
       - Караул! Милиция! - кричала другая.
       Началось столпотворение. Прохожие спрашивали друг у друга, что случилось, и тут же обсуждали:
       - Какой-то мальчишка вырвал сумочку и убежал.
       - Как молодежь распустилась!
       - Нет, их было двое.
       - Не двое, а четверо. Они избили мужа и отняли у них чемодан.
       - Кин насмотрелись про воров, и туда же...
       - А я говорю, двое. Один отнял вещи, передал другому, на велосипеде, а сам сел в автобус.
       - Помилуйте, здесь автобусы не ходят!
       - Человека убили! - заголосила неожиданно бабка, торговавшая зеленью, разложенной на ящике.
       Хуже всего, понял, что тут же появилась туча милиционеров, которых заблаговременно вызвал кот.
       - Если заметут, - быстро сообразил я, - о возвращении к Воробьям можно забыть.
       Поэтому я изо всех Воробьиных сил кинулся вниз по переулку. Погоня, судя по затухавшим в дали крикам, направилась в другую сторону. Но кое-кто меня преследовал! Я услышал за собой мягкий топот лап на подушечках и, оглянувшись, увидел котяру. С горящими глазами он несся за мной, и на миг я почувствовал себя беспомощным птенцом. Наваждение, однако, продолжалось не долго. Вспомнив кто я есть, я решил на этот раз в серьез поквитаться с обидчиком. Рванул, это, прямиком в сторону встреченных недавно гаражей. Котяра меня преследовал не на шутку. Поэтому, когда я свернул во двор и прижался к стене, он промчался мимо меня и попал прямо в объятия цепному барбосу. Тут поднялся такой визг и лай, каких я в жизни своей никогда не слыхал! Боюсь, досталось и собаке. Но котяре - больше!
       ... Ребят я нашел там же, где и оставил - около пристани. Часики мне помогли - как они ни упирались, а все-таки уговорил я их махнуться обратно. По возвращении Чир торжественно провозгласил меня будущим Старшиной.
       Полезные связи среди людей я все-таки заимел!

    МИШКА И ШУРИК - СПАСИТЕЛИ МИРА

       Мишка
       Первой их почувствовала Шельма. Шельма - это моя черно-подпалая такса, существо умное, хитрое и уютное. Еще она бывает уморительной - когда хочет поднять мое настроение или выклянчить чего-нибудь. Когда же она защищает свои права и широко раскрывает полную неожиданно кошмарных зубов пасть, то становится похожей на атакующего крокодила - особенно выражением глаз. При этом она невероятно добра.
       Нетерпеливый читатель наверняка захотел уже узнать, кто такие "они". Если я скажу, что это были "луканьки", вы все равно ничего не поймете, даже если случайно слышали где-то столь редкое слово. Поэтому предлагаю потерпеть и дождаться в рассказе того момента, когда и мы с Шуриком начали хоть что-то понимать.
       В тот день я не пошел в школу: у меня поднялась температура, и заболело горло. Когда я утром пожаловался маме на свое самочувствие, она первым делом поинтересовалась, не предвидится ли сегодня контрольная по математике. Потом предположила, что я хочу посмотреть повтор вчерашнего матча на еврокубок - по причине позднего времени меня уложили спать, не дав досмотреть даже первый тайм. И лишь потрогав мой лоб, она перестала шутить и поставила градусник. 37,9 градуса сняли все вопросы. Родители вызвали врача и ушли на работу (мол, ты уже взрослый и несколько часов можешь побыть один). Я, понятное дело, не возражал, но хотелось бы знать, почему я взрослый, чтобы в одиночку встречать врача, и ребенок, когда по-нормальному хочу досмотреть футбол.
       Итак, первой их почувствовала Шельма. Утро она провела, свернувшись калачиком под одеялом у меня в ногах, изредка протестуя, когда я пытался переменить позу. Затем она вскочила, спрыгнула на пол и деловито куда-то побежала. "Мало ли зачем", - подумал я, почти не отвлекшись от книги. Затем собака вернулась и начала, пофыркивая, обнюхивать углы. Это становилось интересным, и я отложил читавшегося в шестой раз "Капитана Сорви-Голову".
       Явно нервничая, такса несколько раз убегала и возвращалась, возмущенно лаяла, а потом встала на задние лапы, поставив передние на мой диван. Я обратил внимание, что она явно возбуждена и встревожена: загривок ее топорщился, а длинный хвост, обычно выгнутый наподобие турецкого ятагана, нервно бил по бокам. Точно также она вела себя на даче, когда к нам в гости пожаловал ежик.
       Ворча и обзываясь (на самом деле я был рад поводу нарушить данное маме слово не вставать до прихода врача), я поднялся и пошел на разведку. Шельма сопровождала меня, громко лая. Разумеется, я не увидел ничего необычного. Я снова лег, но читать уже не удавалось: отвлекала собака, которая постоянно лаяла и стремилась привлечь к чему-то мое внимание.
       Так продолжалось до прихода врачихи, которая выписала мне кучу лекарств и сделала укол. Потом собака просто лежала в кресле со вздыбленным загривком и время от времени тихонько ворчала. Я заснул или, выражаясь по-книжному, впал в забытье - врач измерила мне температуру, и оказалось, что она поднялась еще выше. Именно поэтому окружающие долгое время воспринимали мои слова, как бред.
       "Сон"
       Сначала я услышал тихое бормотанье, которое поначалу принял за шум крови в ушах. Потом мне показалось, что в этом неясном гомоне мне почему-то знакомы отдельные слова. Я начал вслушиваться, и смысл этих слов постепенно начал "проявляться" у меня в сознании. При этом все услышанное звучало, как некая словесная каша.
       - Надо усилить напряжение.
       - Место выбрано правильное.
       - Человек не услышит.
       - Удвоить осторожность.
       - Наших дел пока маловато.
       Я так и услышал слово "наших", как будто его выделили интонацией. Удивительно, но я не задался вопросом, кто это говорит. Видимо, сказывалась высокая температура: ничего из происходившего вокруг не казалось мне удивительным.
       - Кто-то пришел, - вяло подумал я. - Зачем они меня разбудили? Хотя... если им надо поговорить, - пусть говорят. Лишь бы не заставляли открыть глаза и отвечать!
       Затем раздался истеричный лай Шельмы. Голоса на секунду затихли, а потом я отчетливо услышал первые фразы, которые можно было понять от начала и до конца:
       - Как только наберем достаточно сил для семикилограммового существа, немедленно займемся этой собакой!
       - Так точно, господин М?рок первого ранга!
       Это было уже слишком. Мало того, что какие-то незнакомцы пришли к нам домой, так они еще и собакой моей собираются заняться! Мое возмущение было так велико, что вязкие щупальца болезненного сна начали меня отпускать, я смог сесть в постели и открыть глаза. Вот так впервые я их и увидел.
       Знакомство
       Позже мне объяснили, что если бы не случайное совпадение фактов (болезнь, высокая температура, вызванный ею сон и сделанная врачом инъекция), я бы ничего не увидел и не услышал. Вполне вероятно, что в этом случае всё, что "не-наши" (это еще одно наименование луканек) задумали, осуществилось бы.
       Итак, я их увидел. На письменном столе копошились какие-то маленькие фигурки, которых я не назвал "предметами" только потому, что у них просматривалось нечто, напоминающее конечности и голову. Перемещались они в вертикальном положении, поэтому условно верхние конечности можно было бы назвать "руками", а нижние - "ногами". Они были почти прозрачными, но имели и окраску. Это был цвет воды, какой она становится во время мытья очень грязных рук, только с добавлением малой толики зелени (надеюсь, ни один Толик, читающий эти строки, на меня не обидится).
       Я придвинулся ближе к столу и постарался получше их разглядеть.
       - Он нас видит, господин М?рок первого ранга!
       - Вы уверены, господин рукбриг? Теория этого не предусматривает! И еще: сколько раз вам говорить, что в неофициальной обстановке вполне достаточно по-товарищески обращаться ко мне просто по званию, не упоминая то и дело ранга.
       - Слушаюсь, господин М?рок первого ранга, то есть я хотел сказать, просто господин Морок!
       - Если я господин М?рок, то уже одно это доказывает, что я не могу быть "просто". Зарубите себе это на носу! А вот вы для меня - просто рукбриг!
       - Слушаюсь, господин М?рок. Разрешите проверить, видит ли нас человеческий детеныш?
       - Разрешаю. Но лучше бы вы, рукбриг, ошиблись.
       Получив дозволение, тот, кого называли "рукбригом", упал на колено и навел на меня обе руки. Его поза полностью совпадала с позой одного из моих старинных оловянных солдатиков - в них еще играл отец. Папа называл это "стрельбой из маузера с колена". Совершенно инстинктивно я закрылся ладошкой - притом, что в силу малых размеров "рукбрига" в "руках" у него я ничего разглядеть не мог.
       - Господин М?рок, - тут же услышал я, - он заслонился! Это несомненное свидетельство того, что он способен нас видеть.
       - Выводы, рукбриг, делаю здесь я.
       - Виноват, господин М?рок первого ранга!
       - Если он нас видит, то, возможно, и слышит, - продолжал этот М?рок. - Коль уж мы не способны нейтрализовать его, придется вступить в переговоры. Рукбриг!
       - Я!
       - Возьмите обера в напарники. Подойдите к детенышу и предложите ему провести со мною переговоры!
       Дожидаясь прибытия парламентеров, я старался понять: почему "М?рок" - звание начальника этих странных существ, что-то мне напоминает?
       Начало переговоров
       Рукбриг махнул рукой в направлении настольной лампы, и к нему подбежал еще один такой же полупрозрачный. Я посмотрел в ту сторону и увидел возившуюся там небольшую группу этих существ. Подбежавший третий - видимо "обер" - пристроился на полшага позади рукбрига, и вдвоем они замаршировали в мою сторону. Когда они подошли к краю стола, я смог рассмотреть их получше. Размером они были меньше мизинца. Теперь я уже не сомневался, что у странных существ были руки, ноги и головы с лицами. Но черты этих малюсеньких личек, из-за почти полной прозрачности странных пришельцев, разглядеть было трудно. Лишь отчетливо посверкивали из-под козырьков маленькими иголочками крохотные глазки.
       Странная парочка тоже, видимо, какое-то время разглядывала меня. Затем рукбриг начал выполнять порученное ему задание.
       - Человеческий детеныш, слышишь ли ты меня? - Сделав небольшую паузу, он повысил голос. - Отвечай!
       Признаться, я терпеть не могу, когда на меня кричат, и хорошо помню те немногие случаи, когда это делали мои родители. Положа руку на сердце должен сказать, что взбучку я тогда вполне заслуживал. Но больше никому - даже Антонине (это наша классная руководительница), - я старался не разрешать на себя орать. Поэтому, несмотря на охватившую меня от болезни слабость, я ощутил нарастающую злость.
       - Во-первых, - начал я, - не шуми. Мне все равно, рукбриг ты, или бригрук. Мне ты не командир, и отвечать я буду лишь в том случае, если сочту это нужным. Во-вторых, впредь попрошу обращаться ко мне как положено: Михаил. В-третьих, если вы что-либо сделаете с моей собакой - хотя я думаю, у вас кишка тонка! - пеняйте на себя. И в- четвертых (тут я вспомнил Майн Рида), говорить я буду только с вашим вождем, то бишь с этим, с Мороком! Все понял?
       - Так точно! - гаркнул рукбриг и подбросил руку к козырьку кожаной фуражки с высоченной тульей (точно такая же была и на обере). Очевидно, моя решительность произвела на него впечатление.
       Надо сказать, что эти малявки мне сильно не понравились. От них веяло чем-то враждебным. Это даже физически ощущалось при общении с ними: как будто дул какой-то холодок, как из форточки. И хотя голова у меня была от температуры дурная, я сообразил, что они могут быть опасными. А из этого следовало, что надо постараться выведать о них побольше: кто они, откуда и чего хотят.
       Тем временем двоица парламентеров дошла, наконец, до своего начальства. Рукбриг начал свой доклад, нимало не заботясь о том, что я его отлично слышу. Так же частенько бывало и в дальнейшем, и я до сих пор не понимаю, то ли они не скрывались от презрения ко мне, то ли до них просто не доходило, что я могу слышать их разговоры, для меня не предназначенные.
       - Разрешите доложить, господин Морок первого ранга.
       - Докладывайте, рукбриг-1.
       - Человеческий детеныш нас слышит и понимает. Его имя или звание (в виду краткости разговора понять до конца не удалось) - Михаил. Очевидно, занимает высокое положение среди людей (или среди их детенышей, установить не удалось), поскольку говорить со мной отказался: согласен только на беседу с вами. Указанный Михаил дорожит своей собакой, и грозил местью в случае нанесения ей вреда. Отчего-то считает, что у нас есть тонкие кишки.
       - Это все?
       - Так точно, господин Морок первого ранга!
       - Ну-с, тогда я побеседую с глазу на глаз с этим Михаилом неизвестного ранга. А там - посмотрим, что будем делать и с ним, и с его чудовищем.
       Это он про мою-то Шельмулю? На себя бы посмотрел, сморчок прозрачный!
       Разговор с Мороком
       Мороку притащили на край стола - поближе ко мне - валявшийся неподалеку ластик, и он с удобством расположился на нем: не вести же столь важному чину переговоры стоя! Он тоже некоторое время молча изучал меня, а затем довольно вежливо произнес:
       - Уважаемый Михаил, хотелось бы для начала, чтобы ты немножко рассказал о себе.
       Я сразу решил, что буду в той же мере вежлив, что и он. Поэтому также обратился к нему на "ты".
       - Я выполню твою просьбу, но также хотел бы услышать кое-что и о вас: кто вы, откуда и зачем появились у нас.
       Морок важно кивнул головой, а я - начал свой рассказ, имея в виду, что чем меньше противник узнает обо мне правды, тем увереннее я буду чувствовать себя во время предстоящей схватки. А что борьба предстоит нешуточная, я уже начинал понимать.
       - Зовут меня Евгеньевич, - начал заливать я, - что означает, что я - из рода Евгениев. Такое имя носит мой отец. При рождении нас записывают рядовыми в гвардию, и на сегодняшний день я имею звание Михаила. Так ко мне и следует обращаться. Моя семья живет в этом доме с тридцатых годов прошлого века. У меня есть друг-сосед. Он - тоже гвардеец, по званию - Шурик. Должен сказать, что в михаилы и шурики относятся к старшим офицерам, поэтому не рассчитывай получить от меня секретную информацию: гвардейцы нашего ранга умрут, но ничего не выдадут врагу. Умереть, однако, я тоже не могу, потому, что имею секретный волшебный талисман-оберег. Теперь я хотел бы услышать и твой рассказ.
       Надо сказать, что я был горд этой придуманной мною на ходу фантастической историей. Особенно радовала деталь о приписывании с рождения к гвардейскому полку. Я думаю, что рассказывавшая нам недавно об этом историчка могла бы гордиться мною! Единственным, что слегка тревожило, было то, что я еще не успел придумать, что же именно является моим талисманом. В конце концов, я решил, что никому не обязан его называть - раз он секретный.
       - Не знаю, насколько ты подготовлен, чтобы услышать и понять мои слова, - напыщенно начал Морок. - Но я постараюсь попроще и абсолютно откровенно рассказать тебе о нас и наших миролюбивых планах.
       - Ну, насчет твоей откровенности и дружелюбия, таракан стеклянный, я сильно сомневаюсь, - подумал я: с этими существами достаточно было пообщаться хотя бы несколько минут, как делалось не по себе от исходившего от них ощущения чуждости и враждебности.
       - Мы - выходцы из идеального мира, который окружает и насквозь пропитывает ваш материальный мир. Я назвал его идеальным потому, что его невозможно почувствовать или обнаружить приборами, которыми так гордится ваша наука. Что же он представляет собой? Каждая мысль людей, населяющих ваш, земной мир, не исчезает без следа, а оставляет некий след, отпечаток. То же самое относится к человеческим словам и поступкам. Наш мир и составляют эти незримые следы или отпечатки. Доступно ли я объясняю?
       Доступно было не очень, но я мотнул башкой: не признаваться же, что Михаил не совсем может понять какого-то слепка или, прости Господи, отпечатка!
       - Ну вот, - продолжил мой собеседник, - мы недавно изобрели способ, как приобрести форму и цвет, а также нашли дорогу в ваш мир. Мы пришли с миром и дружбой. Мы - это младший класс существ, населяющих наш мир. Вопросы?
       Вопросы у меня, конечно, были. Он так все гладко рассказал, пенек слюдяной, что просто плакать от счастья захотелось. Тоже мне, посол доброй воли!
       - А почему, - спрашиваю, - вы в гости вроде как военным отрядом приехали?
       - Так гораздо удобнее, - не запнулся мой Морок, - и легче управлять. У меня три бригады - ими руководят рукбриги. В каждой бригаде по два обера и четыре лейтенанта. Каждый лейтенант командует... ну, в общем, своими людьми.
       Вот здесь он, гад, сбился. Чуть не сказал, сколько подчиненных приходится на одного лейтенанта. Зная, что их - двенадцать, можно было бы вычислить общую численность его войска - теперь я уже не сомневался, что это - или армия вторжения, или ее авангард.
       - Правильно ли я понял, - поинтересовался я с самым невинным видом, который смог на себя напустить, - что вы - наши мысли и поступки?
       - Ну, так сказать было бы не совсем точно. Как не совсем точно было бы сказать, что твоя фотография - это ты. В нашем случае, если продолжить этот пример, я воплощаю множество мыслей и поступков разных людей, являясь как бы отпечатком множества фотографий. Доступно?
       - Вполне доступно, - кивнул я.
       Во всяком случае, кое-что я начал понимать, и в связи с этим у меня зародилось очень неприятное подозрение. Ведь люди совершают хорошие и плохие поступки, мысли тоже бывают у них разные - благородные и подлые, я уж не говорю о словах - некоторые из них приличные люди даже наедине с самим собой не произносят! Так вот: томил меня вопрос, гости мои незваные, дорогие, к какой части своего "идеального" мира вы относитесь? Но в лоб спрашивать об этом не хотелось - Морок был далеко не дурак, и понял бы, что я их раскусил. Поэтому наморщил я свой лобик потный, и задал новый вопрос:
       - А почему вы выбрали наш дом для первого посещения?
       - А ты умен, - явно постарался мне польстить Морок, - хорошие вопросы задаешь! - Было очевидно, что он тянет время, чтобы сформулировать ответ, - недаром у тебя звание гвардейского Михаила!
       - А ты не очень-то мудр, - подумал я, - коли поверил всей этой лапше! Однако вопрос-то мой не по душе тебе пришелся, ей-богу, не по душе!
       - Ваш дом, - заговорил наконец мой собеседник, - мы выбрали из некоего списка, в который вошли дома, соответствующие некоторым условиям. - И удовлетворенно вздохнул, хитрюга!
       Но и я не лыком шит! С самым любезным видом я повторил свой вопрос. Мороку пришлось развивать эту тему дальше, хотя невооруженным глазом было видно, что делает это он с большой неохотой.
       - Нам нужно было место, где в разные эпохи, но достаточно постоянно происходили всякие события... Знаешь, как сгущенное молоко: сгущенные человеческие дела. Они нам очень нужны для саморазвития. Иначе говоря, если мы много их наберем, то сами станем больше и сильнее. - Было похоже, что он себя оборвал на полуслове, чтобы не наболтать лишнего.
       - Понятненько..., - пронеслось у меня в голове, - что за дела человеческие вас интересуют!
       Напротив нашего дома три с половиной века назад казнили Емельяна Пугачева, главаря крупного крестьянского восстания; на заднем дворе - как гласит популярная в доме легенда - стояли палаты и личная тюрьма Малюты Скуратова, главного подручного страшного царя Ивана Грозного; в прошлом веке тоже многим из проживавших здесь крепко доставалось. Занятные дела и мысли были нужны этим прозрачным поганкам для совершенствования! За таким товаром - отлично понимал я - с открытой душой не приезжают!
       - Я хочу задать еще два вопроса, - сообщил я.
       - Давай, но только они будут последними, - с облегчением сказал Морок, - а то у меня еще много дел. Ну, и потом мы еще успеем наговориться, впереди много времени!
       - Скажи мне, - снова обратился я к Мороку, - а почему вы не расположились в старой школе на набережной, ведь ей около двухсот лет?
       - Она нам не подошла по ряду причин, - "доходчиво" объяснил господин первого ранга.
       А мне и не надо было услышать ничего, кроме отказа: если им не подходит здание, насквозь пропитанное добром (а чем еще может быть наполнена старая школа?), то значит, они совершенно определенно представляли темное начало своего мира. Значит, война! Оставалось задать последний вопрос, так сказать, для порядка, чтобы поставить последнюю точку:
       - И в конце мне хотелось бы узнать, как вы себя называете - чтобы правильно к вам обращаться.
       - Ну, тебе совершенно ничего не даст, если ты будешь знать, как мы зовем сами себя - твой язык просто не сможет произнести это слово. Люди сталкивались с нами изредка и раньше - когда кому-то из нас случайно удавалось проникнуть в ваш мир. Тогда они и прозвали нас луканьками. Остро ощущая, что мы совсем другие, твои соплеменники также называли нас, употребляя слово "не-наш". Любым из этих слов ты и можешь нас называть.
       На этом наши "переговоры" закончилась. Я прилег отдохнуть - уж больно я устал от всего этого, а Морок занялся своими неотложными луканьковскими делами. Я не виноват, если вы еще не поняли, с кем нам пришлось иметь дело! Имейте терпение, скоро и для вас все прояснится, как в свое время прояснилось для меня.
       Заснуть мне не удалось. У окна жужжали не-наши, а в голову лезли всякие мысли (интересно, кстати, если рот закрыт, мысли в голову лезут через уши или через нос?). Как ни врал и ни изворачивался этот Морок (я теперь понял, почему его звание было мне знакомым - от выражения морочить голову), было понятно, что пришли эти луканьки не с добрыми намерениями. Потом: что это за название? Не-наши, хотя бы, понятно: не люди. Но луканьки? Было в этом что-то шутовское, не соответствующее серьезности события. В этот момент я посмотрел на часы и понял, что друг мой Шурик уже должен был вернуться из школы. Я позвонил ему (благо телефон стоял в коридоре и луканьки не должны были слышать наш разговор) и попросил срочно зайти. Я не рискнул ему рассказывать обо всем по телефону - он бы принял меня за сумасшедшего, и был бы прав...
       Шурик
       Мишка заболел неожиданно, и поэтому мы не перенесли встречу по футболу на кубок Палыча, нашего физкультурника. В результате - проиграли "бэшникам", ребятам из параллельного класса. Это было позором, такого не случалось последние полгода, и поэтому я был страшно на Мишку зол. Но когда он позвонил и попросил придти, я по голосу сразу понял, что он - болен "без дураков", и вся злость сразу прошла.
       Встретил он меня так, что мои опасения насчет его здоровья резко усилились. Выбежав на мой звонок в пижаме, он открыл мне дверь, а потом схватил за руку и потащил в ванную комнату. Я начал упираться, но он по своей привычке задал коронный вопрос "а по башке?", затем запер дверь и включил воду. В этот момент я подумал, уж не сошел ли Мишаня с ума? Когда же он рассказал всю эту историю про пришельцев из идеального мира, которые хотят - видимо - нас поработить, я понял, что Мишка пропал! Гвардии Михаил второго ранга свихнулся по причине высокой температуры! Наконец, чуть ли не со слезами, Миша попросил меня выполнить одну только его просьбу и после этого - если я захочу - вызывать "чумовоз" - так он назвал санитарную карету скорой психиатрической помощи. Он хотел, чтобы я хотя бы посмотрел на "его гостей дорогих, незваных". Его надо было успокоить. Что для друга не сделаешь: я согласился!
       И тут же пожалел: Мишка спросил меня, помню ли я, как была открыта планета Плутон. Самое время поговорить об астрономии, которую, кстати, преподают в старших классах! Но Мишка у нас академик... Я, понятное дело, не только не помнил, но и не знал. Тогда он прочел мне небольшую лекцию, а я все думал, при чем же здесь прозрачные захватчики?
       - Планету Плутон сначала открыл за письменным столом Персиваль Лоуэлл с помощью математических вычислений. Он указал астрономам, где ее надо искать. И в 1930 г. Клайд Томбау увидел ее в телескоп в предсказанном месте. Понял? Это очень важно!
       - Но при же чем здесь твои пришельцы? - Про себя я решил, что, несмотря на очевидное заболевание, Мишка - молодец: надо же такое упомнить!
       - Я это к тому, - объяснил Миша, - что астрономы много раз в течение долгих лет изучали ту область неба, где был Плутон. Но они считали, что планет там быть не может, и поэтому изучали только звезды. Планеты они не видели! Но когда им сказали, что она должна там быть, они немедленно ее открыли. Потому, что увидели.
       - Все равно, я не понял, - ответил я Мишке, - о чем ты просишь, и что я должен сделать?
       - Прошу я только одного: когда мы войдем в мою комнату, посмотри на письменный стол и постарайся увидеть этих не-наших. Если ты будешь стараться не увидеть ничего, ты ничего и не увидишь! Просто представь себе, что я не сумасшедший, а потом, если надо, вызывай чумовоз.
       Это меня убедило.
       Не буду описывать, что я почувствовал, когда увидел на Мишином столе этих странных созданий. Позже я согласился с моим другом, что уже при первом взгляде на них почему-то понимаешь, что они чужие, и не просто чужие, а враждебные. Разумеется, я сразу же извинился: как я мог усомниться в словах и разуме друга! Мишка представил меня Мороку, сказал, что я славный гвардейский Шурик, и быстро увел меня обратно в ванную комнату. Там он попросил меня выяснить вопрос о луканьках и прочих названиях пришельцев - все-таки у меня было с кем посоветоваться: бабушка до пенсии была филологом и преподавала в университете.
       Уложив Мишу в постель, я отправился выполнять задание.
       Бабушка только весело приподняла брови, когда я спросил у нее, кто такие "луканьки" и "не-наши".
       - Откуда ты, Шурик, таких словечек набрался? Но поискать их можно и даже интересно... Скажи, чтобы облегчить мне работу, в связи с чем ты их слышал?
       Рассказывать про Мишкиных приятелей я не мог, поэтому вспомнил главного "гостя" и ответил:
       - Не помню точно, но они как-то связаны с Мороком.
       - Ага, - обрадовалась бабушка, - это уже значительно легче!
       С этими словами она отправилась в кабинет, и занялась любимым делом: стала рыться в своих бесценных книгах. Не успел я перекусить, как она позвала меня.
       - Задачка твоя оказалась не сложной, но интересной. "Луканька" и "не-наш" - прозвища беса, или черта. "Луканька", видимо, от "лукавый" - это словечко тоже заменяло нашим предкам черта, чтобы не называть его по имени - они верили, что сказав "черт", могут его ненароком пригласить в гости. Из той же серии морока, мара, ляхой, игрец, шиликун, шишига, отяпа и другие столь же забавно звучащие слова. И еще несколько слов отдельно о мороке. Помимо замены слов "бес" и "черт", морок, морока имели значение "мрак", "обаяние". А глагол "морочить", как ты понимаешь, означает "обманывать хитростью". Удовлетворен?
       - Да, бабуля, большое спасибо!
       - Не хочешь мне, все-таки, сказать, отчего тебя заинтересовали эти старинные словечки?
       - Это меня Мишка зачем-то попросил у тебя узнать, - почти не соврал я. И отправился к другу.
       Мишка
       Ближе к вечеру пришла мама. Она поставила мне градусник, удовлетворенно кивнула, увидев, что температура пошла вниз, и отправилась на кухню. (Кстати, тебе не кажется, что у температуры много общего с горным туристом, который постоянно ходит вверх-вниз?) Услышав, что она начала мыть посуду, я немедленно туда зашлепал, чтобы под шум воды рассказать ей о своих сегодняшних открытиях.
       Разговора не получилось. Сначала она от меня отмахивалась со словами "я устала, проголодалась, здесь куча немытой посуды, а ты опять со своими шуточками". Потом она стала на меня подозрительно поглядывать, предлагая сесть на табуретку и "не волноваться". Потом энергично бросила ершик в раковину и решительно направилась в мою комнату. К сожалению, она не стала слушать мою историю про планету Нептун и, наверно, потому ничего и не увидела. В результате она уложила меня в постель и позвонила отцу. Ее состояние лучше всего характеризуют слова, которые она прокричала в трубку:
       - Какое совещание, когда твой сын сходит с ума! Приезжай немедленно!
       Хорошо, что в тот момент я не знал еще результатов изысканий Шурикиной бабушки. У меня хватило бы ума и об этом рассказать маме. Тогда она уж точно отправила бы меня в дурдом!
       Кстати, она и Шурика не хотела впускать. Но гвардеец не подвел: он сказал, что принес мне устное послание от Антонины. Мать классную не любила, но препятствовать не стала. Когда я узнал результаты бабушкиных изысканий, мне, конечно, еще больше стало не по себе. Конечно, никакой дьявольщины в нашей истории не было. Но выбор имен ясно показывал, что добра от этих "отпечатков" ждать не приходилось. Становилось также понятным, что свои попытки завоевать наш мир они начали предпринимать давно, и что наши предки - к их чести и славе - раскусили их. Не знаю, как там у них "идеальном мире", но следы в нашем языке ясно на это указывали.
       Обратил я внимание и на одно забавное совпадение. Хотя: просто ли это совпадение? В конце моих "переговоров" с Мороком я подумал, что у моих гостей очень несерьезное название, от которого отдавало чем-то шутовским. Так вот: одним из слов-заменителей слова "черт" было - шут! До сих пор ведь иногда говорят: "А шут его знает!".
       Короче, решили мы с Шуриком, что утро вечера мудренее. Все, что мы узнали, надо было хорошенько переварить, а потом уже думать, как избавиться от опасных гостей.
       Потом пришел папа. Он не стал охать и ахать, а внимательно меня выслушал, пару раз переспросил (я даже подумал ненароком, уж не поверил ли он мне?), а потом сообщил маме, что я, конечно, абсолютно нормален.
       - Просто сын начитался книжек, до которых еще не дорос. Хотел бы я знать, это в школе они с ума посходили, или он сам додумался читать Вернадского?
       Потом он обратился ко мне:
       - Был такой ученый, академик Вернадский. Он считал, что слова и мысли - материальны, и, будучи раз произнесены, никуда не исчезают. Никто этого до сих пор не смог ни доказать, ни опровергнуть. Все это очень сложно и спорно. Тебе еще просто рано об этом думать. А при высокой температуре - вообще вредно.
       После этого он поправил мне подушку, поцеловал, погасил свет и ушел. Так мы с Шуриком остались вдвоем против всей армии вторжения луканек.
       Ночной разговор
       Заснуть мне, хотя я и лежал с закрытыми глазами, конечно, сразу не удалось. В голову лезли всяки мысли, например: если существовали "слепки" с плохих мыслей, так сказать отрицательные, то должны быть и противоположные им, положительные. На память сразу пришел герб Москвы, на котором Георгий Победоносец поражает копьем змия. Действительно, - думал я, - силы добра не могут мирно сосуществовать со злом. Может быть, Морок и его отряд прячутся у нас от своего противника?
       - Нет, - услышал я неожиданно мелодичный голос, - Морок у вас не прячется. Ты с самого начала правильно понял, что он возглавляет авангард армии вторжения. Они надеются, захватив ваш мир, победить в извечной борьбе и нас.
       Я открыл глаза и огляделся. В комнате не было темно, хотя я отчетливо помнил, что уходя, отец погасил свет. Было похоже, как будто горит ночник, хотя его в моей комнате нет. Недалеко от себя на спинке дивана я заметил нечто, отделано напоминающее солнечного зайчика. Только у этого угадывался объем, и он не слепил глаза, а наоборот - постоянно притягивал взгляд. Больше всего он напоминал блистающий апельсин средних размеров. Странно, но бубнящие и копошащиеся на столе луканьки не обратили на него никакого внимания.
       - Кто ты, - спросил я, хотя сам уже знал ответ.
       - Представитель сил, которые уже много тысячелетий ведут борьбу с луканьками. Их нужно остановить! У нас было правило, которое соблюдали обе стороны, по которому запрещалось втягивать в нашу битву вас, жителей этого мира. Иногда они хитрили и в малом числе ненадолго проникали сюда. Тогда и нам приходилось вступать с ними в бой на вашей территории. Сейчас же они изобрели способ массовой переброски своих сил в материальный мир. А это означает, что они получают большой перевес в борьбе с нами. Для вас же это означает просто смертельную опасность!
       - Что же нам делать?
       - По правилам, я не имею права вмешиваться и подсказывать - вы сами должны создавать свое будущее. Все, что я могу сделать, это - предупредить. И еще: постоянно думай о хорошем, и делай добро - это вам поможет. Один раз ты сможешь прибегнуть к моей помощи, но только учти: всего один раз! Поэтому позвать меня можно будет в самом крайнем случае.
       - Но с чего же мне начать? - в отчаянии выкрикнул я.
       - Любое дело следует начинать одинаково - надо подумать...
       В комнате снова стало темно.
       Мозговая атака
       На следующее утро настроение у меня было, хуже некуда! Смотри, как все переплелось: во-первых, заболел; во-вторых, нашествие это дурацкое, причем никто нам не поможет, да еще и не поверит; в-третьих, начались каникулы, но из-за первых двух пунктов все мои каникулярные планы полетели к чертям. "К чертям" - это я хорошо сказанул!
       Едва часы показали десять, как появился Шурик. Он просто сгорал от любопытства и беспокойства. Настоящий гвардеец: не мог бросить в трудную минуту друга! Немедленно перебравшись в ванную комнату и открыв воду, мы начали военный совет.
       Для начала я рассказал о вчерашней беседе с посланцем союзных сил.
       - Ничего себе союзничек, - возмутился Шурик, - отказывается помогать, а когда его просят хотя бы о совете, отвечает: думай сам!
       - Но он нам хотя бы все объяснил, - попробовал возразить я.
       - Да мы и так уже сами почти все поняли! - не сдавался мой друг. - "Постоянно думай о хорошем, и делай добро - это вам поможет", - так, что ли, он говорил? Тоже мне, боевое указание! Да бабушка по пять раз на дню мне тоже самое говорит, а что толку?
       - Действительно, что толку такое говорить тебе? - переспросил я.
       - А по башке? - неожиданно задал мне Шурик мой любимый вопрос.
       - Во всяком случае, - я проигнорировал Шуркину провокацию, - толк в этом, как ты выразился, "боевом указании", все же есть: нам ясно напомнили, что зло можно победить только добром.
       - Ага, согласился этот непримиримый спорщик, - особенно когда знаешь, как именно можно победить!
       С этим было трудно не согласиться, и мы погрузились в мрачное молчание. Время от времени один из нас торжественно провозглашал "а что, если...", но затем махал рукой и замолкал. Я постоянно возвращался к словам моего ночного собеседника, хорошо понимая, что все, сказанное им, говорилось неспроста.
       - Понимаешь, Шурик, - начал я, - этот совет - "думать", дан нам не просто так. Ведь чтобы думать нужно что?
       - Голова нужна, а в ней - мозги, - раздраженно буркнул он.
       - Хорошо: голова есть, мозги тоже, цель и задачи ясны. А чего не хватает?
       - Терпения у меня не хватает слушать твои разглагольствования, вот что!
       - Нет, брат, ты не прав! Чтобы думать, нужна еще ин... Что, Шурик?
       - Информация!
       - А где мы ее сможем получить? Правильно, Шурик, у самих луканек - если будем умными и хитрыми!
       Второй разговор с Мороком
       Когда мы подошли к моему письменному столу, я обратил внимание, что за прошедшие сутки отряд Морока существенно пополнился. Это было похоже, как если бы кто-то выстроил на столе своих солдатиков ровными длинными прямоугольниками - так они стоят перед началом парада, когда на экране телевизора показывают вид Красной площади с птичьего полета. Я почему-то сразу решил, что один такой прямоугольник - бригада. На столе их было две; третья группа "гостей" была существенно меньше.
       - Видимо, еще не все прибыли, - сообразил я и шепнул Шурику - у нас мало времени!
       Он согласно кивнул и ответил: - Похоже, только до вечера.
       Заметив нас, к привычному месту переговоров на краю стола важно подошел Морок.
       - Приветствую вас, доблестные гвардейцы, - напыщенно произнес он.
       - Привет и тебе, Морок первого ранга! - я специально назвал его звание полностью, чтобы он понял, что разговор у нас будет серьезным.
       - Что хочешь сообщить мне, гвардии Михаил Евгеньевич? - Похоже, он принял мой сигнал.
       - Мы тут посоветовались с господином гвардии Шуриком, и пришли к некоторым выводам, которыми хотим поделиться с тобой.
       - Ну и у нас будет к тебе кое-какое предложение, - подхватил, как и было задумано, Шурик.
       - Ну-ну, это очень интересно, - засуетился Морок.
       - Мы обдумали все, что ты счел возможным нам рассказать, - начал я, напустив на себя возможно большую солидность. - Конечно, ты не мог всего рассказать совершенно незнакомым людям - и мы на тебя не в обиде.
       Морок начал протестующее размахивать руками, но я не дал времени ему ничего сказать.
       - Когда твой народ ведет борьбу не на жизнь, а на смерть, нельзя болтать о своих секретах, с кем ни попадя!
       Наш собеседник перестал размахивать руками и широко развел ими, как бы говоря: "вы же все понимаете: я делал не то, что хотел, а то, что был обязан!". Я продолжил:
       - Уже после нашего первого разговора мы поняли, какие именно силы своего мира ты и твои храбрые воины представляете. Затем ночью я имел переговоры с вашими противниками. Их представитель подтвердил наши догадки и предложил занять их сторону. Для этого он предложил нам подумать.
       - Да, - неожиданно вклинился в мою речь Морок, - мы знаем, что ночью ты беседовал с противником. Я рад, что ты мне об этом рассказал сам, это свидетельствует о твоей честности перед нами!
       - Мы подумали, - торжественным голосом сообщил я, - и решили выбрать вашу сторону!
       - Браво! - отсалютовал мне Морок.
       - Мы решили выбрать сторону сильного, - подхватил Шурик. - Злых людей, слов, мыслей и действий на свете больше, чем добрых. Мы считаем, что лежачего бьют, что семеро на одного - правильно, что кто смел, тот и съел! Умный - всегда с сильным, и поэтому умному всегда достаются выгоды победителя, а не слезы побежденного!
       Признаться, слушая эту отвратительную по содержанию Шуркину речь, я сильно опасался, что он переборщил. Ну, никто нормальный поверить, что все это говорится серьезно, просто не может. Однако я, видимо, еще не до конца понимал, с кем мы имеем дело. Ибо Морок с нескрываемым восторгом встретил Шуркины словоизлияния.
       - Браво, - кричал он, - браво! Никогда бы не подумал, что вы настолько разумные и цивилизованные люди. Оч-чень правильный подход к жизни, оч-чень правильный!
       В этот момент я вспомнил известную поговорку, что "все судят по себе" и перестал удивляться. Между тем наступал самый ответственный момент нашей операции, и я страшно заволновался.
       - Мы хотим и готовы вам помочь. Но для этого поподробнее расскажи нам о своих целях, задачах и оружии.
       - Хорошо, - согласился наш новый союзник. - Но сначала, в знак доверия, расскажите про ваши секретные талисманы-обереги!
       Здесь он меня поймал. Решивши в свое время, что на подобный вопрос отвечать не буду - секретный, мол, он и в Африке секретный, я не был готов к ответу. Здесь требовалось продемонстрировать свою искренность и "честно" ответить. Но я не знал, что наврать! Выручил, как это не раз бывало, Шурик:
       - Вот, - доверительным шепотом сказал он, вытягивая вперед свою левую руку. Одновременно он правой рукой схватил мою левую и тоже показал Мороку. - Вот наши секретные обереги!
       Все гениальное - просто! Нам с Шуриком на Новый год из каких-то своих соображений родители подарили одинаковые часы. Наверно, чтобы мы не сравнивали и не завидовали. И Шурка придумал предъявить их недоверчивому Мороку. Тот был доволен.
       - Я решил вас проверить еще один раз, на всякий случай. Должен сказать, что я удовлетворен, проверку вы прошли, и теперь мы - настоящие союзники, у которых нет секретов друг от друга!
       - Так я ему и поверил, - шепнул мне Шурик. С таким прохиндеем нужно все время держать ухо востро!
       - Это уж точно, - подтвердил я. - Он скорее подавится, чем кому-нибудь расскажет все свои секреты! Но там-то с тобой нужен всего один...
       Рассказ Морока
       Морок подозвал какого-то обера и снова продемонстрировал полное пренебрежение тем, что мы можем услышать его разговоры с подчиненными. Он попросил передать рукбригу-1, что человеческие детеныши готовы стать предателями благодаря его, Морока, дипломатии. После этого он повернулся к нам и, как ни в чем ни бывало, продолжил разговор.
       - Как вы правильно догадались, - начал он, - луканьки представляют мир зла. Мы - младшие среди сил, населяющих идеальный мир. Ваши предки, когда им приходилось иногда с нами встречаться, именовали нас по всякому, но нам больше всего нравились слова "мелкий бес" и "недотыкомка". Как нам представляется, они ближе всего соответствуют нашей внутренней природе. (Именно поэтому при первой нашей встрече я сказал про луканек - чтобы не сразу выдавать вам все наши секреты.) Мы действительно являемся слепками или следами плохих слов, мыслей и дел, и несем отрицательный заряд, который был в них заложен. Вместе со своими старшими товарищами (а они - следы великих злодейств и злодеяний) мы боремся с так называемым силами добра, которые, по сути, такие же слепки, как и мы, но только - со всяких слюнявых "хороших слов" и слюнтяйских "хороших дел".
       Эта борьба продолжается с переменным успехом уже в течение долгих тысяч лет. Много раз мы пытались открыть второй фронт здесь, в вашем мире, но терпели неудачу: нам, представителям другого, идеального мира, не так-то просто здесь выжить. Да и эти, добренькие, постоянно нам всячески мешали. И вот однажды один наш старший Аггел придумал, как можно перебросить сюда, к вам, большое войско и сохранить свою форму. Имеется в виду не военная одежда - если говорить всерьез, мы в ней вообще-то не нуждаемся, а то, что вы называете телом.
       Как бы почувствовав наш с Шуриком интерес к этому последнему вопросу, Морок поспешно сказал: - Только не спрашивайте меня, что и как мы делаем со своими телами! При всем моем доверии к вам сказать этого я не могу: это тайна не моя, а всех нас.
       Конечно, мне хотелось бы узнать важнейшую их тайну, но, раз нельзя - значит нельзя. Да и нелишне было показать этому не-нашему, что самые их главные тайны нас не интересуют: "Торопиться надо нету", - как говаривал мой дед... Опять же, теперь Мороку придется обязательно ответить на следующий вопрос - нельзя же "союзнику" два раз подряд отказывать!
       - Тогда хотя бы расскажи нам, своим будущим соратникам, - пусть попробует после этого сослаться на тайну! - как вы проникаете в наш мир?
       Было видно, что Морок и на этот вопрос отвечать не хочет, но что ему оставалось делать?
       - Аггел, творец теории перехода в ваш мир, в ходе различных опытов установил, что один их моих недотыкомок может, благодаря своим необычным способностям, силой воли создавать коридор между нашими мирами. Сейчас он спешно разыскивает другого такого же, а мы - времени терять нельзя - отправились на разведку боем. Здесь мы должны были найти источник отрицательной, злой энергии, и, используя ее, начать расти и крепнуть. Конечная цель первой части операции - создать в вашем мире опорный пункт. К вечеру переброска будет окончена, и с утра мы начнем действовать. Вот тогда-то нам и понадобится ваша помощь.
       После этого Морок извинился, сказав, что ему надо идти к своим подчиненным. Мы поблагодарили его и постарались уверить, что он получит от нас любую помощь, какую луканьки (или недотыкомки?) запросят, и какую мы сможем им оказать.
       Мозговая атака 2
       - Ну как, - спросил меня Шурик под шум воды в ванной комнате, - много ты полезной информации собрал?
       - А что, по-твоему, мало, что мы теперь знаем, как они сюда перебрались?
       - Ну, хорошо: мы знаем, что какой-то недотыкомка (словцо-то какое, а?) создает коридор для их переброски сюда. А нам-то что с это? Мы не знаем, ни кто именно это делает, ни как он это делает! Ничего не скажешь, море информации...
       - Не скажи, - ответил я. - Давай-ка вспомним, что я услышал вчера, когда они появились в первый раз. Я закрыл глаза и постарался перенестись во вчерашний день. Итак, мне плохо, я хочу лежать с закрытыми глазами, у меня шумит в ушах - в точности, как шумит сейчас вода в раковине... И я вспомнил!:
       "- Надо усилить напряжение.
       - Место выбрано правильное.
       - Человек не услышит.
       - Удвоить осторожность.
       - Наших дел пока маловато".
       Пересказав все это Шурику, я начал развивать свою мысль дальше:
       - Теперь, через двое суток, почти все из того, что я тогда услышал, понятно. Кроме первой фразы. Но, может быть, речь здесь шла о настройке процесса переброски? Сопоставь это с тем, что кто-то усилием воли создает коридор для прохода в наш мир.
       Вопреки своему обыкновению (и против всех моих ожиданий) Шурик сразу согласился:
       - Да, похоже на правду. Уже становится немного яснее. - Но потом его энтузиазм на глазах растаял: - Но мы же не знаем, кто конкретно создает коридор. Не знаем мы и того, что нам со всем этим делать!
       - Крепись, Шурка! У нас с тобой есть прекрасный совет: думать!
       Мы снова погрузились в долгое молчание, и на этот раз его прервал Шурик - настал его черед проявлять гениальность.
       - Слушай, - неожиданно обратился он ко мне. - А как по-твоему, все эти луканьки-недотыкомки, одинаковые?
       - Нет, конечно, - с недоумением ответил я. - Ты же знаешь, что там есть Морок первого ранга, три рукбрига, оберы...
       - Нет, от нетерпения Шурик разве что не подпрыгивал, - я говорю про внешний вид.
       - Ну, они в кожаных фуражках с высокой тульей, какие-то грязноватые с зеленцой..., - начал я и осекся. Там действительно было что-то еще, отличное от других! Ай да Шурик, ай да молодца!
       - У одного их этих пеньков прозрачных, - с торжеством сказал Шурка, - на голове желтенькая не то, пилотка, не то, фуражка. Он еще в самой глубине стоит, как будто его особенно берегут. А зачем его так беречь, и в то же время выделять среди других? Ну-ка, Миша!
       - Ничего не поделаешь, пришлось проглотить и отрапортовать: потому, что он, скорее всего, и есть тот самый, который их сюда перебрасывает!
       - Молодец, Пискулов, садись, - противным голосом Антонины сказал Шурик. - Теперь, - продолжил он уже своим голосом, - остается придумать самую малость: как устранить этого самого перебросчика.
       На эту тему у меня уже тоже появилась идея. У нас в классе был свой гений - радиолюбитель Олег. Я надумал посоветоваться с ним. Конечно, всего ему я рассказывать не собирался: слишком хорошо помнил, как на эту историю отреагировал в первый раз лучший друг Шурик. Поэтому я позвонил ему и спросил, что нужно сделать с деталью, которая держит систему под напряжением (!) и которую требуется быстренько разрядить.
       Олег обозвал меня дикарем (подумаешь, я же не обзываюсь, что он не знает всех спутников Юпитера!) и предложил заземлить эту деталь. И рассказал, как. Мне страшно понравилось, что этого выходца из чужого мира мы заземлим!
       Конец армии вторжения
       Совершив все необходимые приготовления, мы вернулись в мою комнату, подошли к столу, и я махнул рукой, подавая сигнал Мороку, что хочу с ним поговорить. Как обычно не торопясь и сохраняя важный вид, он подошел и спросил, что нам от него понадобилось?
       - Я очень занят, - говорил он, - так как мы не укладываемся в график и сильно опаздываем.
       - Уважаемый друг, - с отвращением выговорил я, - мы пришли к тебе с приятной новостью. Мы тут подумали немножко, и нашли, как во много раз расширить коридор, который с таким трудом удерживает тот бедный малый в желтой пилоточке!
       - Как вам удалось догадаться, что это делает именно он?
       - Дорогой Морок, - вступил в разговор Шурик, - вы же сами не так давно говорили, что никогда бы не подумал, что мы настолько разумные и цивилизованные люди.
       - Впрочем, это и не важно, - противореча самому себе, сказал главарь недотыкомок. А вы действительно можете сделать то, что обещаете?
       - Настоящие гвардейские михаилы и шурики никогда не обещают того, чего не могут выполнить, - с обидой проговорил мой друг. - Испытайте нас, и вы не разочаруетесь!
       - Самое главное, - пробурчал этот прозрачный недоумок, - что я уж точно ничего не потеряю. Зато выиграть смогу очень много. Может даже, меня произведут в Аггелы? Пожалуйста, прошу вас, действуйте!
       Пока Шурик напильником зачищал от краски небольшой пятачок на батарее, я капнул рядышком чуточку крови из наколотого на глазах Морока пальца. Олег говорил про соленую воду, но я рассудил, что такой таинственный обряд придаст больше достоверности в глазах склонного ко всякой мистике Морока. Так оно и вышло. Увидев кровь, он совершенно перестал беспокоиться, а я вспомнил строчку из песни Верещагина из "Белого солнца пустыни": "Перестаньте, черти, клясться на крови...".
       - Теперь, - провозгласил Шурик, - самое главное, и, в то же время, самое простое: ваш перебросчик должен сначала вступить в кровь моего друга. А потом - наступить на этот маленький кружок отчищенного от краски металла.
       - И все? - удивился Морок, - так просто? - в его голосе вновь послышалось недоверие.
       - Ну даже если ничего и не получится, что изменится, - изображая обиду этим недоверием, спросил я. - Просто мы потеряем ваше доверие, вот и все!
       Дальнейшее произошло очень быстро. Мелкий бес в желтой пилотке наступил на капельку крови, а затее встал на зачищенное Шуриком место на батарее. Раздалось шипение, мелькнула фиолетово-зеленая искра и все! Войско Морока первого ранга вместе с ним, его рукбригами, оберами, лейтенантами и перебросчиком исчезло. Разве что в воздухе остался противный острый запах серы.
       Радовался я долго. Целый день. Когда стемнело, на спинке дивана снова засиял давешний "апельсин". Он поблагодарил меня за помощь и попросил не забывать, что Аггел рано или поздно найдет еще одного недотыкомку на роль перебросчика...
       С тех пор я живу в постоянной тревоге и ожидании. Рано или поздно борьбу придется продолжить. А пока мне остается только увеличивать в меру своих скромных сил количество добра на Земле.

    ВЛАДЫЧИЦА СУДЕБ

       Шурик
       Доводилось ли вам когда-нибудь разыскивать вещь, которая, по всему, никуда не должна была деться? Согласен, вопрос звучит странно. Но не странно ли - безнадежно разыскивать, скажем, только что отложенную книжку и не находить ее. Ты точно знаешь, что, побежав открывать дверь, положил "Таинственный остров" на диван (причем положил в раскрытом виде корешком вверх, что тебе категорически запрещает делать бабушка, большой друг книг). Впустив маму, обнаруживаешь, что книжки на месте нет. Побродив, чертыхаясь, по всей квартире, допросив с пристрастием бабушку, обнаруживаешь пропажу на столе в другой комнате (хотя трижды уже туда заглядывал). При этом, заметьте, книга оказывается закрытой. Конечно, приходилось! А случалось ли приезжать на лифте на чужой этаж, хотя ты отлично знаешь, что нажимал на кнопку своего? А не бывало ли так, что, попав в другой район города, где еще не бывал, ты внезапно обнаруживал, что окружающие окрестности пронзительно, что называется, до боли знакомы, хотя ничего похожего ты в жизни своей не видывал? Можете не отвечать, и так знаю, что бывало!
       ...Эта история началась с того, что куда-то задевалась моя коллекция монет. Еще вчера я надраивал свои сокровища зубным порошком, готовя их для школьной выставки. Тогда же решил не убирать монеты в ящик, а оставить на подоконнике - чтобы утром, собираясь в школу, не терять времени. Все-таки прав отец, который говорит, что портфель надо собирать с вечера: утром моей коллекции на подоконнике не было! Родители и бабушка клялись, что не трогали ее, я не верил им и отказывался идти в школу, и все это до тех пор, пока мама не обнаружила пропажу на холодильнике.
       Я молча взял коробку с монетами и запихнул ее в портфель. Мама предположила, что я переутомился. Папа подмигнул и дружески сообщил, что лунатизм неизлечим. Возможно, добавил он, на моей памяти сказалась травма, нанесенная мне Мишей (Мишаня поранил мне лицо во время игры в мушкетеров, и я ходил с временно заклеенным глазом). А я не отвечал и не спорил: я точно помнил, что перед тем как заснуть, я, глядя на коробку с коллекцией, думал о том, что хорошо бы получить первую премию и утереть нос задаваке Хвостову. У Хвоста не коллекция, а кошелек с мелочью из отцовых командировок...
       Топая с Мишкой в школу, я рассказал о странном происшествии с моими монетами.
       - Может, папа прав, - не упустил случая Мишка, - и ты - лунатик?
       Лунатизм - это такая болезнь, во время приступа которой люди временами совершают поступки, о которых в последствии не помнят. Многие поколения мальчишек рассказывают друг другу жуткие истории о "лунатиках", которые при полной Луне гуляют по перилам и проводам.
       - Тебе легко шутить, - отвечал я, - а каково мне, если я точно знаю, что к моменту моего засыпания коллекция лежала на подоконнике.
       - Эх, ты! Не "засыпания", а "к тому времени, когда я заснул". Или "засыпал". Понял, неуч?
       Можно было бы и обидеться на всегдашнее стремление Мишки поучать, но сейчас мне было не до этого.
       - Понимаешь, Мишаня, все точно было так, как я и рассказывал. Гадом буду! А это значит, что в нашем доме опять происходит что-то...
       - Перестань, ничего не указывает на то, что повторяется история с луканьками!
       - Де нет, я не о том. Просто надо признать, что происходит нечто необычное.
       - Ну, если честно, - признался Миша, - у меня тоже случилось на днях что-то в этом роде. Сидел на подоконнике и смотрел во двор. И вдруг вижу - уже темнеет. Значит, во дворе прошло несколько часов, а для меня - секунда! Ну, решил, что просто заснул. Да, дела...
       - Мишка, - я еле сдерживал стук своего сердца, - смотри-ка: и в твоей, и в моей историях одно и то же место действия - подоконник!
       Надо вам сказать, что живем мы с Мишей не только в одном доме, но и в одном подъезде, и наша квартира расположена этажом ниже.
       - Ну и что из этого? - спросил Мишка и задумался. - Да, пожалуй, что-то в этом есть, - сказал он спустя некоторое время. - Но пока я не знаю, как это можно объяснить. Может, это обычное совпадение?
       Но ближайшие события показали, что дело обстоит далеко не так. Правда, мы не сразу это поняли.
       Рассказ Сереги
       Когда мы уже подходили к школьному зданию, нас нагнал учившийся в параллельном классе сосед по подъезду Серега. Выглядел он встревоженным и грустным.
       - Здорово, Сергей, - поздоровался с ним Мишка.
       - Чего это ты сегодня один? - поинтересовался я. У Сереги есть младший брат, Лешка, и в школу они всегда ходят вместе. - Что ли Леха заболел?
       Серега как-то странно посмотрел на нас и почти шепотом ответил:
       - Леха пропал.
       - Как пропал? - удивился Мишка.
       - Да вот так! - развел руками Серега. - Позавтракали, он пошел собирать портфель - и пропал!
       - Да вы что, в лесу, что ли, живете? - не поверил я.
       - Наверно, не захотел в школу идти и в шкаф спрятался, - предположил Мишка.
       - Да нет, мы всю квартиру обыскали. Отец с матерью до сих пор ищут. Есть, правда, надежда - что он потихоньку один в школу ушел. Вот, - показал он, - мне мобильник дали, чтобы я позвонил, когда его найду. Но сначала надеру уши, - с мрачной решимостью закончил он.
       Пришли мы как всегда, к самому звонку. Едва дождавшись переменки, пошли искать Серегу с Лехой. Серега был один.
       - Родители, - сообщил он нам, - обратились в милицию. У папы поднялось давление. Мама все время плачет. Ума не приложу, куда он мог деться! Он же почти все время был у меня на виду! Я на секундочку вышел в коридор, потом вернулся в нашу комнату, глядь на подоконник, а Лехи-то и нету!
       - На какой подоконник? - спросил Мишка внезапно осипшим голосом и со значением посмотрел на меня.
       - На какой-какой! На обыкновенный, - было видно, что Сережа осерчал от дурацкого, как он думал, вопроса.
       - Серега, - сказал я, - расскажи поподробнее. Это очень важно, мы тебе потом объясним, почему.
       - Да тут и рассказывать нечего. Мы уже должны были выходить из дома, Лешка завозился с портфелем. Сидел на подоконнике и потихоньку копошился. Я пошел к маме за деньгами, возвращаюсь - Лехи нет! Все!
       - Смотри, Шурик, - обратился ко мне Мишка, - все в точности так, как было с твоей коллекцией.
       - С какой еще коллекцией? - вышел из себя Серега. - Вы, ребята, если чего-то знаете, не темните!
       Я объяснил ему, что в нашем доме с недавних пор происходят странные вещи, связанные с подоконниками: Мишка, сидя у окна, потерял из жизни полдня, у меня вчера коллекция с подоконника необъяснимым путем перебралась на кухню. Теперь вот Леха пропал. А ведь тоже на подоконнике посидел.
       Серега послал нас куда подальше с нашими подоконниками и отправился к своей классной отпрашиваться - сидеть в школе ему было невмоготу. Нам, признаться, тоже, но нас никто бы не отпустил. Потом мы так и не смогли вспомнить, что было на оставшихся четырех уроках - так наши головы были заняты фантастической историей Лешкиного исчезновения. Кое-как дотерпев до конца пятого урока, мы почти бегом кинулись домой. Братья жили ниже нас, поэтому зайти к ним и узнать новости - было "по дороге".
       Узнаем новости
       Дверь открыл мрачный и испуганный Серега. По его виду все было ясно без слов. Увидев нас, он заметно обрадовался - тоскливо, видно, было ему одному в квартире.
       - Проходите, ребята.
       - А ты чего один? - спросил Мишка, но подумал-то он то же самое, что и я: "хорошо, что старших нет дома, а то пришлось бы их утешать, - а как?".
       - Отец, по району мотается, разыскивает Леху. Меня на телефоне оставили. Мама - в милиции. - Серегин голос начал предательски дрожать, и я поспешил деловито задать новый вопрос:
       - Ну, показывай, где все произошло!
       Сергей провел нас в их с братом комнату. Как обычно с завистью посмотрев на турничок, я подошел к окну. За стеклом текла обычная жизнь: ездили машины, куда-то спешили прохожие, во дворе детского сада малышня занималась своими важными делами. Совершенно не верилось, что обычным утром, в обычной городской квартире произошло невероятное событие - пропажа человека. На какую-то секунду мне захотелось открыть дверцу шкафа и проверить, не прячется ли там проказливый Лешка.
       Серега подошел к окну, откинул занавеску и ткнул пальцем в подоконник:
       - Вот здесь он и сидел. Брал с письменного стола тетрадки и засовывал в портфель. Я ему еще сказал, что стоя это делать удобнее.
       - А он чего, - задал Мишка необязательный вопрос.
       - Смеялся, что сидеть всегда удобнее, чем стоять...
       Неожиданно Сергей засуетился, начал беспорядочно отодвигать занавески, открывать и закрывать шкаф, заглянул, зачем-то, под стол. Он явно чего-то искал.
       - Что-нибудь еще пропало? - спросил на всякий случай я.
       - Погоди, - непонятно ответил Серега и начал набирать мобильный телефон.
       - Але, пап, это я. Есть какие-нибудь новости? Нет, никто не звонил. Слушай, ты не убирал никуда Лешкин портфель? Нет? Да так просто. Ладно, пока.
       Посмотрев на нас большими глазами, Серега сообщил, что с подоконника пропал портфель, который лежал там все утро.
       - Когда я побежал в школу проверить, не там ли уже братан, портфель все еще оставался на этом месте. Так что небывальщина продолжается!
       На всякий случай мы перерыли вверх дном всю квартиру, но ничего не нашли. Совершенно обессилев, мы взяли по яблоку и уселись отдохнуть: Серега на диван, я - на стул, Мишка - на свое любимое место, на подоконник.
       - Ты че, тоже хочешь куда-нибудь испариться, - вяло спросил Сережа. - Иди, - он похлопал рукой около себя, - садись рядом.
       - Да ну вас, - отмахнулся Мишка. - Это все глупости и суеверия! Лучше идите вы ко мне. Может быть, сидение на подоконнике подтолкнет наши мозги в нужном направлении, и мы сообразим, что приключилось с Лешкой.
       Мы с Серегой подумали и решили, что в этой идее "что-то есть". Окно было широким, так что места хватил всем.
       - Ну-с, господа, - сказал я "солидным" голосом, - позвольте считать наш военный совет открытым. На повестке дня один вопрос: что случилось с Лехой, и где он?
       - Ну ты, адмирал Нельсон, - сейчас же отозвался, намекая на мою временную одноглазость, зануда Мишка, - это не один, а два вопроса!
       Где мы?
       Сразу после этих слов мир взбесился: меня как-то закрутило, обычный дневной свет померк, и я очутился в странном вращающемся зеленом шаре, вроде елочного, только гораздо больше. Сколько времени я в нем провел, сказать трудно. Затем все кончилось: я обнаружил себя сидящем на блестящем мраморном полу (как а историческом музее, куда мы как-то ходили с бабушкой) в окружении своих друзей. Мы были в небольшом зале, каменные стены которого уходили высоко вверх и были цвета сырокопченой колбасы.
       - Конечная остановка, освободите вагон, - гнусаво пробормотал Мишка.
       - Ни фига себе, - с трудом смог выдохнуть я.
       - Ну вот, теперь и я пропал, - панически сообщил Серега. - Родители с ума сойдут!
       Как вы заметили, первым в новой ситуации начал ориентироваться именно Сергей. Сказывался опыт, накопленный им с утра. Однако мне было трудно полностью согласиться с его словами:
       - Интересное кино! А мы что, не пропали? Наши родители тоже, между прочим, не каменные!
       - Чего там, мужики, - постарался примирить нас Мишка. Всем не здорово. Но, я думаю, у нас появляется шанс найти Леху.
       - Все по новой! - это снова подал голос Серега. - Один раз я его уже выручал!
       После этого он рассказал, как они с братом оказались в плену у "стрелялки". По-моему мнению, правда, не Сережка выручал тогда Лешу, а они вдвоем искали выход из трудного положения. Но я не стал спорить: во-первых, ему было видней, а во-вторых, сейчас мы действительно чувствовали себя спасательной командой, отправившейся (правда, не по своей воле) на спасение товарища.
       - Ну, не будем терять времени, - Мишка, как всегда, взял на себя роль командира. - Судя по всему, на этот раз шуток со временем не будет: сколько часов или дней мы просидим здесь, столько же часов или дней нас не будет дома. А это значит, нужно торопиться.
       - Миш, - подал голос Сергей, - ты, конечно, все правильно сказал, но мне хотелось бы знать, где это "здесь"?
       - Где-где... У черта на рогах! Откуда я знаю, куда нас занесло! Пойдем и узнаем!
       Против этого было трудно что-нибудь возразить, и мы двинулись вперед, в неизвестность. В помещениях, через которые мы проходили, мебели было немного, но вся она была вполне человеческой, что вселяло хотя бы какую-то надежду: всегда лучше иметь дело с людьми - пусть и не с самыми лучшими, чем с какими-нибудь монстрами. По мне так лучше разговаривать с людоедом, чем изъясняться жестами с молчаливым осьминогом!
       Наконец, мы попали в большой зал, сплошь заставленный книжными стеллажами. Книги были в кожаных переплетах с большими металлическими застежками. Некоторые мы пытались полистать, но те, которые удалось открыть, были написаны (именно написаны от руки, а не напечатаны!) на каком-то незнакомом языке. По крайней мере, ни Мишка, ни мы с Серегой не смогли узнать ни одной буквы. Потихоньку продвигаясь вперед по этим книжным улочкам-переулочкам, мы одновременно остановились, услышав чьи-то голоса. Один из них явно принадлежал Лехе, второй - какому-то старику с высоким, почти детским голосом.
       - Так не честно, - раздался возмущенный голос Лешки. - Ты жульничаешь! Если б1 - "рана", а1 и в1 - "мимо", то б2 должно быть "ранен" или "убит". Меня не обманешь!
       - Вот скандалист свалился мене на голову! - ответил второй голос. - Ну обшиблась я, б2 - ранен.
       - Кррруто! - со вкусом сказал Серега. - Всех на уши поставил, а сам в "морской бой" играет!
       - А я думал, что он играет с каким-то старым дедом..., - удивленно прошептал Мишка.
       - Вот зачем, - догадался Сергей, - они потом портфель утащили: была нужна бумага "в клеточку"...
       Меня же удивило, что второй голос употребил выражение "свалился мне на голову". Это что же получается, Алеша сам сюда проник, что ли? Что-то не похоже! Между тем игра продолжалась: второй голос азартно выкрикнул:
       - Ж7! Ну, что ты там задумался? Жухаешь? Я же знаю, что у тебе там подлодка!
       - Это ты жухало, - немедленно ответил Леха. - Так не честно! Сама сказала, что знаешь, что здесь у меня корабль! Выбирай: или - ясновидение, или - "морской бой"!
       - Да не могу я отказаться от ясновидения, подарочек ты мой нежданный! Это у мене врожденный порок. Навроди глаз разного цвета. Как, значить, родилась я с ним, так, значить, и помру. Кому, значить, на роду написано быть разноглазым, а кому - ясновидящим. Или щей. Ж10!
       - Каких еще щей? Накормила клубникой, а теперь щей предлагаешь? Ж10 - мимо!
       Конечно, было забавно слушать эту перепалку. Но не затем мы сюда прибыли. Поэтому, выстроившись рядком, вошли мы в "игральный зал". В его центре, под расписным балдахином сидела дивной красоты молодая женщина в дорогих одеждах с золотой короной на голове и толстой косой на груди. В руках у нее был листок бумаги и шариковый карандаш. Напротив нее на подушках, горой накиданных на полу, сидел Леха с портфелем на коленях. Захваченные игрой, они не обратили на нас никакого внимания. Мишка кашлянул.
       - Ой, хтой-то? - испуганно спросила хозяйка трона стариковским козлетончиком. - Хто такие, и чаво надоть в моих владениях?
       Было видно, что она оправилась от неожиданности. Гордо задрав подбородок, все тем же несерьезным голосом, но уже с угрожающими интонациями, это странное существо строго спросило:
       - Хто вас впустил во дворец Владычицы судеб, и чаво вам здесь надоть?
       - Опа! - вырвалось у меня. - Приехали...
       - ... во дворец Владычицы судеб, - очень складно закончил за меня Мишка.
       Владычица судеб
       Инициативу вести переговоры взял на себя Серега. Это было вполне справедливо, поскольку искали мы его братца. Поэтому он ответил за троих:
       - Я, заявил он достаточно торжественно, - брат вот этого мальчика, которого ты похитила. А эти двое - мои друзья, которые помогают мне его вызволить из твоей неволи.
       - Классно, что ты приехал, - испортил Леха впечатление от речи брата. - я хочу домой, а то она жухает! - И, обращаясь к нам: - Здорово, ребята!
       Сергей, однако, не собирался менять избранный им тон, который, по его мнению, приличествовал переговорам на столь высоком уровне:
       - Кто ты, называющая себя Владычицей судеб?
       - Я-то? Владычица и есть, чаво спрашивать, коли и сам знаешь! Командую судьбами всех людишек, вашими, значить, тоже. Кому - замуж, кому - в армию; кому сто тыщ в лотерею, а кому и в гроб...
       Тут уже вмешался Мишка. Нашему профессору до всего есть дело:
       - Это что же получается, вся наша жизнь в одних твоих руках? А то, что мы планируем и выбираем - ерунда? Все решаешь ты?
       - Ни, усе решать я не могу. Я могу, и даже должна вмешиваться - чтобы в жизни всегда была случайность. А усе я не могу! Усе записано в тех книгах, мимо которых вы проходили. Вот там - действительно, усе!
       Теперь обиду за себя и свое будущее почувствовал и я.
       - Получается, уважаемая, что вся наша жизнь уже записана в этих книгах кем-то заранее? Кем же, интересно знать!
       - Кем или чем - не знаю. Просто записано, и усе! Но эти записи постоянно изменяются, каждый раз, когда каждый из людишек делает какой-нибудь выбор. А мое дело - следить, чтобы усе было в порядке. И иногда вмешиваться.
       - А зачем ты Лешку похитила? - вернулся к главному вопросу Серега.
       - А ить похищала-то не я! - почему-то обрадовалась Влалычица. - Это внучек мой шалит, дитя неразумное... Внучик! - неожиданно громко воззвала она. - Сейчас прибежит, пострел.
       Владычица встала со своего роскошного трона и подошла к нам.
       - Житья мне нету от внучика маво ласкового! Кажную минуту шалит, шумит, фалюганничает! Это чичас убег - я ему сказала, что будет мешать мне играть - убью. Чижало мне с ним, старой! - И снова взревела: - Внучиииик!
       - Сколько же лет тебе, бабушка? - поинтересовался на правах старого знакомого Лешка.
       - Тыщ пятьдесят уже стукнуло, - уклончиво ответила Владычица, скромно опустив стрелы ресниц. - Потому и путаюсь иногда, забываю что где, и что к чему... А вы потом найти чаво-нибудь не можете, или ишшо какая оказия случается. Внучиииик!
       - Да иду я, иду! - раздался мальчишеский голос, и в тронный зал вошел, шаркая ногами, старый седой как лунь дед.
       - Чаво разоралась-то, бабушка, - тряся козлиной бородой, обратился он к Владычице. - То все отстань, да отстань, а то приспичит, и пожалуйста: все бросай и беги к ней!
       - Вот он, мой шалопут! - представила нам внука Владычица. - Отвечай, - обратилась она к "шалопуту", - пошто похитил этих мальчишек и доставил ко мне во дворец? Ладно уж одного, младшенького... С ним хучь поиграть можно! А эти-то мне зачем? Отвечай, сорванец!
       - Озорую я, баушка, - начал оправдываться дед. - Скучно мне цельный день одному. Ты-то при деле, а мне каково? Читать я еще не умею, поиграть мне не с кем. Вот и шалю.
       Тут снова подал готов Лешка. Похоже, его сильно занимал вопрос возраста его временных хозяев:
       - Сколько же лет внучку вашему, Владычица?
       - Энтому шкету? - переспросила та, - дык совсем ишшо зеленый: пятисот нетути!
       Серега у нас - просто кремень. Как только в разговоре образовалась пауза, он тут же вернулся к единственной занимавшей его теме:
       - Уважаемая Владычица! Не пора ли уже вернуть нас всех домой? А потом можете разбираться со своим пострелом (тут он все-таки поперхнулся), сколько угодно!
       Владычица погрустнела.
       - Отпустить-то может, и пора, да вот не знаю: отпускать ли? Больно Лешка мне по сердцу пришелся! А вас я хоть сейчас отправлю, куда ни пожелаете!
       - Смотри, бабка, - зашипел, забрызгал слюной внучек, - или Леха, или я! Родней не бросаются! Унук я тебе, или не унук?
       - Никшни, недоросль! - прикрикнула на него Владычица.
       Все хорошо, что хорошо кончается
       В зале установилась гнетущая тишина. По выражению лица Владычицы было видно, как в душе у нее борются противоположные чувства. Наконец, он горько вздохнула:
       - Ладно уж, всех отпушшу домой. Работать надоть круглые сутки, не отвлекаться ни на минуту! Планида у меня такая. Но будет у мене и условие: я вас возвертаю домой, а вы мне - добываете средство не слышать болтовню внучика моего родненького! По другому - не согласная я!
       Услышав эти слова Владычицы, Мишка и оба брата приуныли. А у меня словно щелкнуло что-то в голове: я сразу понял, что можно предложить этой длиннокосой красавице.
       - Уважаемая Владычица, - начал я, - у меня есть средство, которое поможет тебе. Только вещь эта находится у меня дома. Отправь нас обратно, а потом я положу это на подоконник, а ты - заберешь. Я еще записочку приложу, как этим пользоваться.
       - А не надуешь? Я ж тогда тебе такую жизнь устрою, взвоешь, касатик!
       - Честное слово, не надую! Чтоб мне всю жизнь не с той ноги вставать!
       - Ладно, верю, - махнула рукой наша хозяйка. - Только пушшай Леха оставит мне свои тетрадки в клеточку. Обучу своего балбеса "морскому бою", когда читать научится!
       Лешка достал из портфеля пару тетрадей, отдал Владычице и ангельским голоском попрощался:
       - Прощай, красавица-бабушка! Приятно было познакомиться.
       Владычица смахнула непрошенную слезу и ответила:
       - Прошшай, внучек ты мой ненаглядный, Алешенька! Не увижу я тебя боле. Не держи на мене обиды, не вспоминай с досадою. А жизню я тебе обешшаю сладкую. - Затем она повернулась ко мне: - Смотри, не обманывай старуху! Со мною шутки плохи!
       Видимо, у нее было припасено прощальное слово для каждого.
       - Ты, - сказала она Мишке, - будешь, видно, большим ученым. Только придется много работать. А ты, - это уже Сереге, - очень целеустремленный. Только нужно иметь большую и хорошую цель, и все тогда у тебя получится.
       После этого она обратился ко всем сразу:
       - Ну, присядем на дорожку! - и уселась на трон. Потом звонко хлопнула в ладоши и сказала: - Прощайте навсегда!
       Сразу после этих слов мир взбесился: меня как-то закрутило, свет померк, и я очутился в знакомом вращающемся зеленом шаре, вроде елочного, только гораздо больше. Сколько времени я в нем провел, сказать трудно. Затем все кончилось: я обнаружил себя сидящим на подоконнике в компании Мишки, Лешки и Сереги. Отчаянно звонил телефон.
       Поднявшись к себе на этаж, я вошел в квартиру, взял недавно подаренный мне плейер, написал инструкцию, как им пользоваться, и положил на подоконник. Потом пошел переодеться и помыть руки. Когда я вернулся в свою комнату, подоконник был пуст.
       Иногда бывает, что когда я иду куда-нибудь по делам, в моей голове начинает звучать музыка. Я понимаю: это привет от благодарной Владычицы судеб. И еще: в моей жизни и в жизнях моих друзей все складывается удивительно хорошо. Все наши знакомые называют нас одинаково: четыре везунчика!

    БУРЛЯНДСКИЙ ЛЮДОЕД

    И

       ЧЕРНОКНИЖНИК
       Как и всякая порядочная страна, Бурляндия имела своих злодеев: всяких разбойников, великанов и злых волшебников. Среди них выделялись Каккенкрюкки - семейка прожорливых людоедов. Мама у них была из обычной семьи, и после того, как она родила старому Каккенкрюкку одного за другим двух наследников, она, на взгляд своего муженька, полностью выполнила свое жизненное предназначение. Через несколько лет папаша вместе с подросшими сыновьями надумали ее съесть - не пропадать же добру! Об этом прознала Мальдина - фея-хозяйка горы, на которой стоял Каккен - фамильный замок этих милых людей. Как-то ночью она забрала добрую женщину к себе, и тем спасла ей жизнь.
       Прошли годы. Старый Каккеннкрюкк сошел с ума и съел самого себя - это случается иногда с людоедами: своего рода профессиональная болезнь. Старший сын женился и поселился отдельно. Этот тоже оказался слабым на голову, но его самоедство проявилось в пожирании собственной родни. Доев оставленную напоследок жену, он умер от голода. Таким образом, к началу описываемых нами событий, в замке на горе жил последний из Каккенкрюкков, воплотивший в себе самые яркие фамильные черты.

    Мечта

       У Каккенкрюкка была мечта. Он очень хотел пробиться в приличное общество. Осуществлению этого пылкого желания в какой-то степени мешала дурная слава, которой он пользовался среди соседей - не в последнюю очередь из-за своих гастрономических пристрастий. Но не это было главным препятствием: в конце концов, некоторые особенности каккенского меню вполне можно было бы представить чудачеством неординарного человека. В гораздо большей степени осуществлению планов Каккенкрюкка мешало отсутствие на дверце его кареты баронской короны. Другим этот вожделенный знак отличия достается по наследству от папаши; старый же людоед был из плебеев. Поэтому его сыну не оставалась ничего другого, как купить себе титул. Но и этого он позволить себе не мог: вечно нуждающийся в средствах Пумпон Бурляндский, король этой благословенной страны, драл страшные деньги с желающих приобщиться к аристократии. Между тем у нашего людоеда таких денег не было.
       Из всего сказанного становится понятным, что все помыслы Каккенкрюкка были направлены на то, чтобы разбогатеть. Само собой, возможностей для этого было не так уж и много. Во-первых, можно было заняться грабежами на большой дороге, которая, кстати сказать, пролегала недалеко от Каккена. Во-вторых, неплохой доход приносила, по слухам, работорговля. Наконец, привлекательной была идея самому делать золото с помощью философского камня.
       Обо всем этом Каккекрюкк размышлял постоянно. Вот и сейчас он отдыхал после обеда и, сидя возле огромного очага, прикидывал, откуда бы добыть побольше денег. (Надеюсь, ты понимаешь, что говоря "прикидывал", я не имею в виду, что он что-то кидал, кроме разве что поленьев в огонь). Грабеж, как известно, занятие опасное, а Каккенкрюкк был трусоват: возможность получить сдачи полностью исключала этот вид обогащения. Работорговля представлялась более перспективным занятием, но и здесь не исключалась возможность больших колотушек: время от времени случались восстания рабов, и тогда их хозяевам весьма серьезно доставалось на орехи. Да и потом, все это было очень хлопотно - что разбой, что работорговля. Тут следует сказать, что еще одной целью Каккенкрюкка было, имея кучу денег, ничего не делать - ибо ленив он был безмерно. Итак, решено: он займется алхимией! Однако и здесь все было не так просто: для изготовления философского камня требовались огромные знания, а наш людоед был таким грамотеем, что умудрялся делать по четыре ошибки в словах из трех букв. (Если ты ещё не догадался, каким образом это возможно, подсказываю: "исчо".) Получалась безвыходная ситуация, и Каккенкрюкк с досады разбил об пол кубок с послеобеденным бальзамом, который хорошо возбуждал аппетит. Это сразу помогло: в голову пришла мысль, что нужно посоветоваться с Сармат?й, злой колдуньей и старой подругой их семьи. Придется раскошелиться, с тоской понял он, положил в карман пару золотых и велел седлать коня.

    СарматА

       СарматА жила в густом ельнике, покрывавшем подножие горы, на которой располагался Каккен. Старые ели, скрывавшие жилище колдуньи, представляли собой удивительное зрелище: пышные внизу и достаточно густые в середине ствола, они вздымали к небу лысые макушки, украшенные торчавшими здесь и там сухими ветками без хвои. Издали казалось, что это гигантские крысы уткнулись в землю носами, задрав в небо омерзительные голые хвосты, покрытые отдельными редкими волосинками ...
       Войдя в узкую и низкую дверь хижины, Каккенкрюкк, как это бывало всегда, задохнулся: старуха не дружила с водой, и вместо утреннего умывания годами брызгала на себя настоем душистых трав. Если учесть, что вдобавок к этому под потолком Сарматовского жилища сушились жабы, змеи и прочие летучие мыши (то есть предметы, совершенно необходимые для колдовства и предсказания будущего), то станет понятным, что дышать там человеку непривычному было нечем. Хозяйка сидела у камелька (это такая печка, если ты не знаешь) и варила по заведенному обычаю что-то вонючее.
       - А, Крюккаша, - гнусаво изобразила радость старуха, - заходи, гостем будешь. С чем, сокол, пожаловал?
       - Да вот, мимо ехал, решил навестить, - привычно соврал людоед.
       - Как это мило с твоей стороны, мальчик мой! - восторженно ответила СарматА, ни на секунду не поверив собеседнику. - Как поживаешь, сокол ясный?
       - Так себе, баба Сарма, так себе. А как ты?
       - Старая я стала, болею все. Кушать нечего, да и не чем. Так, прозябаю в нищете и убогости.
       Каккенбрюкк, который с детства слышал про старухины кувшины, полные золота и зарытые где-то под полом хижины, сочувственно покивал головой и добавил, что и у него не каждый день бывает денежка на кусочек мяса.
       - Хочу, - добавил он, - совета у тебя попросить, бабушка СарматА.
       - Дельный совет нынче, милок, товар не дешевый, - беззубо улыбнулась колдунья.
       - Да как же тебе не стыдно, старая, - театрально завопил людоед, - ты же мне как родная! С родни деньги за помощь брать? - со слезой в голосе спросил он, и уронил голову на грудь, как бы не имея сил пережить такое коварство.
       - Бесплатно тебе только кукушка накукует, сколько жить осталось, - спокойно ответила СарматА, на которую этот любительский спектакль не произвел ни малейшего впечатления.
       Людоед, рассудив, что сделал все, что мог, со вздохом достал из кармана два золотых.
       - Вот это - другое дело, - сказала старуха, придвигаясь поближе и потирая ладошки. - Что за тяжесть, соколик, на сердце твоем?
       - Да вот, любезная, задумал я алхимией заняться, да нет у меня времени: хозяйство-то, сама знаешь, не маленькое, опеки и внимания требует. Что присоветуешь?
       - А ты найди верного человека, науки превзошедшего, который и поработает под твоим руководством... Он тебе - мешок золотых, а ты ему - медный грош!
       - Дело говоришь, старая. Я всегда считал, что людоед с людоедкой договорятся! (СарматА, по слухам, в молодости баловалась этим делом). Но где ж взять такого человечка?
       - А ты денежки-то отдай, а потом и скажу тебе, где!
       Каккенкрюкк вздохнул горше прежнего: была у него надежда старуху обмануть и денег все-таки не дать. Не вышло! Дрожащей рукой он пододвинул золотые к старухе. СарматА неуловимым кошачьим движением смела их со стола и сказала:
       - В городе живет чернокнижник Крокомович. Если кто и может тебе помочь, так это - он.

    Крокомович

       Крокомович обитал в пригороде Бумберга, бурляндской столицы. Все обычные жители предместья жили в домах, и лишь знаменитому звездочету, чернокнижнику и алхимику жилищем служила старая высокая башня. А иначе и быть не могло: людям его профессии полагается жить поближе к небу.
       Все свое свободное время он проводил за большим столом, уставленным различными диковинного вида стеклянными сосудами, спиртовыми горелками, непонятными бронзовыми приборами и другими нужными вещами. На стенах этой комнаты висели полки, на которых стояли бутыли, бутылки и бутылочки, банки и баночки, в которых чего только не было! Вдоль стен стояли столы, заваленные старинными книгами и свитками. А в углу располагалась специальная печь с мехами, которая называлась тигель. (Мехи - это такая штука, нажимая на которую в печь вдувается воздух, - для повышения температуры). Когда же приходила пора считать звезды, Крокомович, кряхтя, взбирался по скрипучей лестнице на самый верх башни. Там стояла большая труба с толстыми стеклами. Она так здорово приближала рассматриваемый предмет, что однажды звездочет смеха ради направил ее в окно королевского кабинета и прочел что-то секретное на Пумпоновом столе. Впрочем, он не любил об этом вспоминать: слишком большого труда стоило ему тогда доказать министру полиции, что он, Крокомович, обычный чернокнижник, а не тухляндский шпион.
       Однажды поздним вечером Крокомович услышал, что кто-то стучит в дверь его обиталища. Он как раз поднимался на крышу к своей любимой трубе, и поэтому поздний гость был совсем некстати. С трудом преодолев последние ступени, звездочет подошел к краю крыши и посмотрел вниз. Разумеется, он ничего не увидел: ночь была безлунная, и давно уже наступила кромешная темнота.
       - Кто там? - задал естественный вопрос Крокомович.
       - Открывай, добрый хозяин! Меня зовут Каккенкрюкк, и я принес тебе добрые новости!
       - В такое время приносят только плохие новости, - пробурчал чернокнижник себе под нос. И задал следующий, столь же разумный вопрос: - И что тебе от меня надо?
       Людоед начал раздражаться, но постарался взять себя в руки, (он был не брезглив и мог это сделать). Будучи неплохим оборотнем, Каккенкрюкк умел прикинуться душкой, чтобы обаять нужного человека.
       - Молва о твоей учености долетела и до тех краев, откуда я родом. Я специально приехал в Бумберг, чтобы посоветоваться с тобой по важному делу. Не отказывай мне в этой малости и позволь напиться из источника твоей мудрости.
       "Какой приятный человек", думал простодушный звездочет, с трудом спускаясь на первый этаж.

    По рукам!

       Очень скоро чернокнижник решил, что в жизни своей не видывал человека более симпатичного. Полночный гость хохотал над каждой шуткой хозяина, сам рассказывал смешные истории, большинство которых, почему-то, были про людоедов и оборотней. Он охотно ел и пил, при этом сам выставил на стол покрытую паутиной бутылку дорогущего старого бурляндского (из которой при этом подливал в основном самому себе, поскольку пил в два раза быстрее). Но Крокомовичу и этого количества было больше чем достаточно: в скором времени язык его стал заплетаться, время между стаканчиками - укорачиваться, а паузы между словами - удлиняться. Людоед опытным глазом наблюдал за радушным хозяином, чтобы не упустить время для серьезной беседы. Наконец, он пришел к выводу, что чернокнижник дозрел.
       - Милый хозяин, - начал он, - слышал я, что ты далеко продвинулся в деле создания философского камня.
       - Т-сс, - старик приложил палец к губам, - это большая т-тайна! Об этом ни с-слова!
       Каккенкрюкк перешел на шепот:
       - Но со мной-то об этом можно говорить. Ведь я - самый надежный человек в мире. Кремень!
       - С-с тобой - можно. С д-другими - нельзя. Но и т-тебе на с-скажу: ты - пьян! А пьяный - с-своему языку - не кх-хозяин!
       Неожиданно чернокнижник залился жутким хохотом.
       - Чтоб тебе лопнуть, чертов пьяница! - пробурчал под нос людоед, как будто и не он весь вечер подливал старику вина. Громко же сказал: - Но слышал я также, что для продолжения опытов тебе не хватает денег.
       - Этто правда, - кивнул головой алхимик, - чтобы заработать г-гору золота, мне не хватает жалкой кучки золотых! - и сокрушенно воздел руки к потолку. - Вина! - обессилено уронив руки на стол, взревел он неожиданно с такой мощью, которую трудно было ожидать от его цыплячьей груди.
       - Если я дам тебе эти деньги, - быстро проговорил людоед, подливая Крокомовичу вина, - поедешь ли ты в мой замок для завершения работы?
       - К-куда угодно и к-когда угодно, - бормотнул чернокнижник, уронил голову на стол и захрапел.
       - Чертов пьяница, - опять ругнулся Каккенкрюкк и достал из кармана заранее заготовленный договор.
       С большим трудом ему удалось растолкать Крокомовича, всучить ему перо и заставить расписаться.
       - По рукам, - закричал, поставив подпись, звездочет, и запел: - Когда я пьян, а пьян - всегда я, ничто меня не устрашит!
       Людоед же, заполучив подпись алхимика, совершенно умиротворился и, пощипывая усики и глядя в огонь камелька, коротал время за новой бутылочкой, которая долгое время дожидалась своей очереди в его необъятных карманах. Теперь, когда ни с кем не нужно было делиться, делал он это не торопясь.

    Новая идея

       На следующий день отправились в путь. В дороге людоед слегка расслабился и разговорился.
       - Представляешь, дорогой мой алхимик, как мы заживем после того, как под моим руководством ты создашь философский камень! Я стану бароном или графом, а может быть, и..., - тут Каккенкрюкк прикусил язык и испуганно оглянулся. Но вокруг никого не было, дорога была пуста, и он успокоился: - Купив титул, я женюсь на соседской графине и построю новый замок - если не переберусь в столицу. А что будешь делать ты? Небось, мечтаешь стать маркизом?
       - Нет, - задумчиво ответил Крокомович, - я куплю много старинных книг и продолжу свои занятия. А если хватит денег - куплю еще более толстую трубу и построю новую башню до облаков.
       - Да он же чистой воды дурень, - подумал людоед. - Ну и приискала же мне СарматА помощничка! - Вслух же добродушно пробурчал: - И на башню хватит, и на книги, и на титул. Мы тебя еще самого женим!
       Всему этому предшествовали сборы - требовалось упаковать всю алхимическую лабораторию Крокомовича и перевезти ее в Каккен. Пришлось взять с собой и Бурика, соседского мальчишку, который помогал алхимику: качал мехи в тигле, растирал в ступке разные волшебные порошки и вообще делал всю мелкую работу по дому. Зато, как ни уговаривал его звездочет, людоед не разрешил взять с собой большую трубу: "Надо работать, а не на звезды смотреть", - наставительно указал он чернокнижнику. Но в общем он по-прежнему был мил: до Каккена было еще далеко, а Крокомович в любой момент мог заартачиться и не поехать - несмотря на подписанный договор.
       В разговорах время прошло быстро, и через положенное время они въехали в окрестности Каккена. Подъезжая к подножию своей горы, Каккенкрюкк заметил на опушке старого ельника тщедушную фигурку Сарматы, которая по вечерней зорьке собирала волшебные травы. Пришпорив коня, он приблизился к колдунье и хвастливо сообщил, что ему удалось найти самого лучшего в мире алхимика - Крокомовича, и теперь он станет богатейшим в мире человеком. СарматА сделала вид, что забыла о том, что именно она и присоветовала людоеду найти чернокнижника. Приторно улыбнувшись, она поздравила "соколика":
       - Слов нет, как я рада за тебя, Крюккаша! На что собираешься потратить денежки?
       - Куплю баронскую корону и женюсь на графине, - понесло Каккенкрюка, - потом проведу в Каккен дорогу, мощенную серебряным булыжником! Потом...
       - И-ии, сокол ясный, кое-что можно сделать уже сейчас, не дожидаясь большой деньги...
       - Ну, это - вряд ли, - изобразив на лице недоверие, сказал людоед, - большие цели требуют больших жертв! (он очень любил громкие слова). - И добавил вкрадчиво: - А что ты имеешь в виду?
       Старуха жалостно сморщила лицо, и без этой гримасы походившее на печеную картофелину:
       - Что-то жизнь стала такая дорогая! Намедни отдала за веревку удавленника целых десять грошей, а полгода назад просили - пять!
       Каккенкрюкк отлично понял колдунью, но на всякий случай сделал вид, что ее слова до него не дошли.
       - И не говори, баба Сарма! Все дорожает!
       - А добрые советы, милок, по-твоему, дешевеют?
       - Чтоб ты подавилась, ведьма, - подумал "милок" и бросил старухе золотой.
       - Вот и спасибочки, соколик, - обрадовалась СарматА. - А ты попробуй уже сейчас жениться, не дожидаясь денежек! Людоед ты видный, глядишь, граф и отдаст за тебя дочурку-то. А как все это обстряпать, - я тебе присоветую! Приходи ко мне в полночь, да гляди, не забудь пять золотых и шишнадцать грошей - для круглого счету.
       Шестнадцать грошей Каккенкрюкк отторговал обратно и, довольный собой, обещал не опаздывать.

    Сватовство

       На следующее утро людоед собрался свататься. В кармане у него лежали баночки с волшебными составами: сыворотка правды, которую нужно было дать будущему тестю, приворотное питье для невесты, успокоительная эссенция для будущей тещи и освежитель мыслей для себя - если придется за столом выпить лишнего. Всем этим за немалые деньги его снабдила старая СарматА. Еще она строго-настрого предупредила:
       - Дашь графу сыворотку правды - надо будет точно знать, что он надумает. Графине дашь успокоитель - она женщина буйная, если ты ей не понравишься, может все испортить. И упаси тебя нечистый: ничего не перепутай, иначе - пеняй на себя! Напутаешь - все пойдет прахом!
       - Мне это не свойственно! - как всегда напыщенно и самоуверенно ответствовал хозяин Каккена.
       Спускаясь во двор, где его уже ждала карета, он зашел к чернокнижнику. К его крайнему неудовольствию, тот сидел за столом, уткнувшись носом в старую книгу, и время от времени подливал что-то в булькавшую на огне мензурку. Увидев эту картину, Каккенкрюкк в первый раз показал характер (надеюсь, понятно, что до этого он его нигде не прятал, а сейчас - не доставал!). Сурово сдвинув брови, он спросил у Крокомовича:
       - Уважаемый алхимик! Для чего, по-твоему, я трачу на тебя громадные деньги? Чтобы ты книжки читал да из пустого в порожнее переливал? Работать надо, а не бездельничать! Молчать!! - неожиданно взвизгнул он и с тем вышел, громко хлопнув дверью.
       Несмотря на эту неприятную сцену, приехав к соседу, Каккенкрюкк вошел в гостиную улыбчивым и милым. Похвалив архитектуру замка, красоту роз на клумбе у главного подъезда, ухоженность графских собак, вышколенность лакеев и найдя еще с десяток причин потрафить соседу, людоед перешел к делу. Как и советовала старуха-колдунья, начал он издали.
       - Я слышал, граф, у вас в замке очень большие подвалы. Так ли это?
       - Да, дорогой сосед, это так, - достаточно любезно ответствовал граф, который, хотя и не любил выскочек, тем более о которых ходили неприятные слухи, не устоял перед камнедробительной лестью людоеда. - В моем замке самые большие подвалы в нашей провинции.
       - Дорогой граф, не могли бы вы за хорошую цену сдать мне на время часть ваших подземелий?
       - Да на что они вам, сосед?
       - Видите ли, граф, я начинаю перестройку своего замка - мужчине моего возраста давно пора быть женатым. Вот я и решил, что, пока буду приглядывать себе супругу, обновлю покои своего жилища для молодой жены.
       - Но я не понял, сосед, при чем же здесь мои подвалы?
       - При том, что мне понадобится куда-то поставить на хранение свою старинную библиотеку, в которой сто тысяч книг, - на голубом глазу соврал Каккенкрюкк, у которого не было и сотни книжек, из которых он не прочел и половины. - Вот их-то я и хочу временно разместить у вас, потому, что в моих подвалах совершенно нет места - все занято мешками с золотом!
       Услышав все это, старый граф оживился. Выскочка-то безродный, оказывается, богат! Имея на руках перезрелую дочь, и не такому холостяку обрадуешься! А что до неприятных слухов... Ну, хорошо, пусть он людоед. Но и Ехильда, дочка любимая, тоже не подарочек. Еще не известно, кто кого сожрет! А вот его, отца, она точно уже не будет целыми днями поедом есть, коли удастся ее замуж спихнуть!
       А Каккенкрюкк тем временем соловьем разливался о своих планах. Он так увлекся, что по старой привычке оборотня начал было превращаться в эту серую птаху. От конфуза его спас зуд в спине от прорезающихся крылышек - и он вернулся на землю. Между тем граф совсем потерял голову. Это случилось сразу после того, как людоед рассказал про дорогу, мощенную серебряными булыжниками. Безголовый хозяин тут же пригласил дорогого гостя "откушать кофею совместно с моею дражайшей супругою и дочкою". Поломавшись для вида, Каккенкрюкк согласился. Пока все развивалось так, как и было задумано!
       В кофейной комнате мужчин уже дожидались графиня с дочкой. Если мать оказалась маленькой и круглой толстушкой с красным от постоянного гнева и глуповатым лицом, то дочь была длинна и суха, а на лице ее выделялись длинный нос, поджатые злые губы и маленькие немигающие глазки. Людоед стойко выдержал процедуру знакомства и даже поцеловал холодные и влажные пальцы девицы, - все ее недостатки искупались в его глазах возможностью наследовать за папочкой графскую корону.
       Сели к столу. Теперь требовалось незаметно плеснуть в кофе волшебный эликсир - каждому свой. Не утруждая себя поиском повода, людоед просто показал пальцем в окно и громко закричал:
       - Смотрите, смотрите, что это там?
       - Где, где, - загалдело общество, уставясь в окно, а наш людоед тем временем выполнил свой замысел.
       - Наверно, почудилось, - сказал гость, убирая пустые флаконы в карман.
       Кофепитие мирно продолжалось. Спустя какое-то время Каккенкрюкк заподозрил что-то неладное. Старая графиня начала ему делать глазки, вздыхать и беспрестанно подкладывать пирожные. Поначалу он воспринимал это как должное, поскольку ни секунды не сомневался в своей исключительности. Но когда старушка улучила момент, когда на нее никто не смотрел, и послала ему воздушный поцелуй, людоед задумался: уж не приворотное ли зелье капнул он в чашку старой графини? Тем временем графская дочка уронила в кофе свою конфету и внятно захрапела.
       - О дьявол, - прошептал людоед, - неужто я дал ей успокоительное? - Он с тревогой посмотрел на главу семейства.
       Старый граф испытующе смотрел на гостя. Глаза его были трезвы и холодны.
       - Так вы говорите, сосед, что собираетесь мостить дорогу серебром? Разумно ли это? Серебро ведь очень мягкий металл, и ваша мостовая быстро придет в негодность.
       - Я, я..., - заговорил, запинаясь, Каккенкрюкк, с ужасом чувствуя, что ему хочется
       говорить правду! Это было совершенно новое ощущение, ни разу в жизни им не испытанное.
       Между тем граф продолжал задавать вопросы:
       - Я знавал вашего батюшку и должен сказать, что он был небогат. Откуда же взялись мешки с золотом в вашем подвале? Мы не можем рисковать своим именем и связываться с богатством неизвестного происхождения. Да и дочка моя явно не испытывает к вам никакого интереса - смотрите-ка, как сладко заснула!
       - Будь проклята старуха вместе с ее сывороткой! - не понятно для окружающих, но с чувством выкрикнул людоед и затараторил, не имея сил остановиться: - Нет у меня никаких мешков с золотом, нету! И библиотеки никогда не было! А дочь ваша - страшна, как сто чертей! А вашу графиню я не стал бы есть даже под угрозой голодной смерти! А...
       Дальнейшего граф не услышал, поскольку расторопные слуги уже успели выкинуть "дорогого соседа" за ворота.

    Удача

       После неудачного сватовства все свои силы Каккенкрюкк направил на "руководство" работой Крокомовича. С утра до вечера он ел его поедом, правда, пока еще в переносном смысле: кто же будет съедать курицу, которая должна снести золотое яичко?
       Ежеутренний разговор между ними протекал, обычно, таким образом:
       - Ну что, смог что-нибудь сделать?
       - Удалось немного продвинуться вперед, я узнал кое-что новое.
       - Ну?
       - Если при полной луне смешать розовую серу с углем от сожженного папоротника, сорванного в новолуние, и добавить немного жабьего пота, то получается сыворотка философского камня. Знаете, что это означает?
       - Ну?
       - Это означает, что к следующему полнолунию я скорее всего смогу получить сам философский камень.
       - Он сможет получить! Он один работает, а я отдыхаю! Ты бездельничаешь уже три месяца, а я без выходных напряженно работаю - вырабатываю идеи, как потратить деньги, которые нам даст мое открытие. С сегодняшнего дня будешь работать без выходных! Я трачу на тебя свои деньги, а ты ждешь какого-то полнолуния! Мне почему-то ждать его не нужно. Лоботряс! Если через две недели не будет результата, ты пожалеешь, что сто лет назад родился на этот свет! Ну, ладно: иди, работай, а я пойду прилягу отдохнуть после завтрака.
       И вот однажды утром на вопрос "ну что, смог что-нибудь сделать?" старый алхимик неожиданно достал кусочек золота - так, ерунду размером с горошину. Людоед оживился:
       - Неужели получилось?
       - Как видишь, - торжествующе ответил чернокнижник.
       - Что хорошо, то - хорошо, - похвалил его хозяин Каккена. - Ведь можешь, когда захочешь! А почему так мало?
       - Мне пока не удалось добиться того, чтобы философский камень жил долго. Пока еще время его годности составляют всего лишь пять минут.
       - Почему только пять?
       - Все сразу не получается. Но это ничего! Очень скоро я сделаю его вечным.
       - Ну вот, - расстроился людоед, чуть не доглядел, и тут же устроили глупость! - Ты что, сам сразу не сообразил, что лучше, чтобы он был вечным? Как тяжело, когда кругом одни дураки!
       Выведенный из себя постоянными глупыми придирками и оскорблениями, алхимик огрызнулся:
       - А тебе не тяжело одному умному жить среди дураков?
       - Да, - скорбно качая головой, совершенно искренне признался Каккенкрюкк, - одиноко...

    Новый план

       Тем же утром людоед велел запрягать карету для поездки в столицу. Пока укладывали бесконечные чемоданы, он отдавал последние распоряжения. Сначала вызвал главного повара.
       - Что-то, друг мой, ты давно не готовил мне человечинки! Я вернусь через две недели. Все это время хорошенько корми старика и его мальчишку. Старик стар и костляв, из него приготовишь мне наваристого бульону. А вот мальчишка хорош будет на жаркое. Ты знаешь, как я люблю: с травками, целиком на вертеле. Закатим славный пир! Стряпать начнешь по приказу мажордома. Иди, по дороге пришли его ко мне.
       Мажордом (он следил за порядком в Каккене) получил приказ взять у Крокомовича философский камень, как только он его добудет, и запереть его вместе с инструкцией в потайной шкаф. Только после этого нужно было дать команду главному повару приступить к приготовлению праздничного обеда. Еще он приказал держать чернокнижника с помощником под замком и никуда одних не выпускать.
       Как обычно, по дороге во двор людоед зашел к чернокнижнику. Был он чрезвычайно мил и обходителен, потрепал Бурика по щеке, а Крокомовичу подарил полбутылки старого бурляндского. Однако строго-настрого приказал: через две недели, в полнолуние, передать ему, Каккенкрюкку, или мажордому философский камень вместе с подробным описанием того, как с его помощью добывать золото.
       - Когда я вернусь, - пообещал он, - я с тобой полностью рассчитаюсь. Не забуду и про твоего симпатичного помощника. Не скучайте!
       С тем и уехал.
       Неблизкий путь до Бумберга людоед коротал, смакуя свой новый план. Он надумал обратиться к королю Пумпону с предложением построить для его флота десяток новых кораблей.
       - Король, - полагал Каккенкрюкк, - не станет отказываться. А когда он получит в подарок эти корабли, он спросит, чем может меня отблагодарить. Я попрошу назначить меня адмиралом, и Пумпон, конечно, согласится. Но адмирал должен быть, как минимум, графом, и королю придется даровать мне этот титул.
       Приехав в столицу, Каккенкрюкк обратился к знакомому людоеду, который был вхож во дворец. Посулив ему бочку с золотом и пустив в ход излюбленное выражение "неужели два людоеда не договорятся", он добился приглашения на ближайший королевский пир. Разумеется, его усадили за самый дальний стол, и он с трудом видел, не то чтобы слышал Пумпона. Во время смены блюд, когда ненадолго стихал стук ножей и вилок, он тщетно напрягал слух, чтобы к месту вставить в королевскую беседу с приближенными свое предложение. Но он не отчаивался: на обычных, непраздничных королевских пирах - таких, как этот - предусматривалось двадцать восемь перемен, так что время было.
       Король был не в духе. Выписанный с Трухляндских островов лекарь отказался лечить Пумпонову дочь, сказав, что ее болезнь неизлечима. К тому же у короля разболелся зуб, а тут еще казна была, как всегда, пуста. Вдобавок ко всему, Чучёс Тухляндский опять грозил войною.
       За главным столом говорили о налогах и возможности пополнения казны.
       - Да, - мрачно сказал Пумпон, - уплыли денежки, и никто не знает, на что...
       Настроение Каккенкрюкка к этому моменту начало портиться: прошло уже двадцать шесть смен блюд, а он до сих пор еще не смог приступить к выполнению своего плана. Поэтому, еле расслышав слово "уплыли", он не стал медлить, решив, что пробил час его торжества.
       - Я помогу уплыть еще дальше, Ваше Величество, - неистово заголосил он. - У меня есть план!
       - Это что еще за дурак? - нахмурил и без того сдвинутые брови король. - По-моему, он над нами издевается. Притащите его сюда, - кивнул он стражникам, - и пригласите палача - может быть, хоть так мы поправим свое настроение!
       Стражники кинулись к людоеду, не особо церемонясь, схватили его под руки (сидел-то он за дальним столом), протащили по залу и бросили на колени перед Пумпоном.
       - Как твое имя, смерд? - процедил тот сквозь зубы.
       - К-каккенкрюкк, В-Ваше В-величчество, - проблеял людоед, не ожидавший такого к себе обращения. Про себя же он смекнул, что никогда еще не был так далек от вожделенного титула, как в эту минуту.
       - Ну и как ты собираешься помочь мне избавиться от моих денег?
       - Я? - изумленно переспросил Каккенкрюкк. - Это ошибка, Ваше Величество!
       - Тебе мало того, что ты надо мной издеваешься? У тебя хватает еще наглости говорить, что я ошибаюсь? Эй, палач, взять его!
       Людоед от ужаса взмок. Отбиваясь от палача в красном колпаке, он истошно закричал:
       - Это какое-то страшное недоразумение, Ваше Величество. Умоляю, выслушайте. Я всего лишь хотел сказать, что мечтаю подарить вам десять больших военных кораблей!
       - Ты? - недоверчиво спросил Пумпон. - Откуда же у тебя деньги, смерд? И почему я о них ничего не знаю? - Король обратился к Главному Фискалу: - С тобой тоже придется разбираться...
       Фискал с ненавистью посмотрел на людоеда и стал что-то записывать у себя на манжете. Каккенрюкк понял, что попал из огня да в полымя.
       - Ваше Величество, этих денег у меня еще нет, я еще только собираюсь их заработать! К полнолунию в моем имении Каккен они уже появятся.
       - Ну, это - другое дело. Отпустить его! - распорядился Пумпон и, обращаясь к людоеду, продолжил: - На днях я собираюсь в ваши края. Я загляну в этот Каккен, и горе тебе, если ты не приготовишь к тому времени свой подарок!
       Людоед не помнил, как он забрался в свою карету. В его памяти остались только часы на городской ратуше, показывавшие без пяти полночь, и страшный крик: "гони!", раздававшийся из его собственной глотки.

    Тем временем в Каккене

       С отъездом Каккенбрюкка работа у Крокомовича пошла заметно быстрее: никто не висел над душой. Поэтому однажды в полночь он смог сказать:
       - Бурик, иди сюда! Посмотри, что ты видишь?
       - Какой-то зеленый кристалл. Что это, учитель? Неужели...
       - Да, мальчик мой, это - философский камень. И теперь он никуда не исчезнет, и будет приносить пользу людям! Жизнь моя прожита не зря, и я надеюсь, что еще многое успею сделать!
       - Зря надеешься, чернокнижник, - услышали они незнакомый женский голос. - Дни твои и этого мальчика сочтены.
       - Кто здесь? - испуганно спросил алхимик, которому людоед строго настрого запретил впускать в лабораторию посторонних. Он оглянулся и увидел женщину в белом. - Кто ты?
       - Я - несчастная мать Каккенкрюкка.
       - Но ты слишком молода, чтобы быть его матерью.
       - Я была совсем молодой женщиной, когда мой сын-людоед вместе со своим братом и отцом задумали сожрать меня. Добрая фея-хозяйка горы, на которой стоит этот проклятый замок, спасла меня, забрав к себе. Внутри горы время течет совсем по-другому; на взгляд людей, оно неподвижно. Поэтому я кажусь вам молодой.
       - Но почему, добрая женщина, - вскричал Бурик, - ты сказала, что мы скоро умрем?
       - Потому, что вы во власти людоеда, который собирается съесть вас тогда, когда Крокомович создаст философский камень и нужда в вас отпадет. Когда мальчик растет и становится мужчиной, снаружи у него вырастают усы, борода и седые волосы; изнутри - стремление защитить слабого, жажда знаний и другие благородные чувства. У людоедов благодарность не вырастает никогда!
       - Что же нам делать?
       - Я выведу вас отсюда. В горе вам делать пока нечего: чернокнижник еще не сделал всех открытий, которые ему суждено сделать, а ты, малыш, - обратилась она к Бурику, - еще и не начинал жить. Видите эту дверь? - спросила она, показывая на давно знакомую им дверь в стене.
       - Конечно, - ответил ей алхимик. - Это - дверь в нашу спальню.
       - Войдите в нее.
       Ничего не понимающие узники людоеда взялись за руки, подошли к двери и вошли в нее. Они оказались на пороге башни Крокомовича в Бумберге. Часы били полночь.

    Конец людоеда

       Утром Крокомович проснулся от голоса глашатая. Тот громко зачитывал королевский указ.
       - Его Величество король Пумпон Шестой Бурляндский оповещают, что каждый, кто вылечит от страшной болезни ее высочество принцессу Пумпильду, получит титул герцога, руку принцессы и полгосударства в придачу! (Надеюсь, ты понимаешь, что король не был людоедом и не раздавал свою дочь по частям: отдать руку - означает "выдать замуж".)
       Разумеется, чернокнижник превосходно знал принцессу - он не раз бывал при дворе.
       - Бедная девочка, - сказал он, и отправился ее спасать: теперь у него был его философский камень.
       Как обычно, все необходимые принадлежности нес Бурик. Наших героев беспрепятственно впустили во дворец - лишь только они сказали, что могут помочь больной принцессе.
       По требованию алхимика их оставили с больной наедине. Крокомович достал философский камень и положил его больной на лоб. Волшебный кристалл мгновенно из изумрудного стал рубиновым.
       - Тзк-с - тэк-с, - произнес алхимик волшебные слова и положил кристалл в стакан с обыкновенной водой.
       Вода тут же приобрела ярко красный цвет. Тогда он дал ее выпить принцессе, и та моментально выздоровела. Король был абсолютно счастлив и спросил Крокомовича, когда он хочет сыграть свадьбу (не скрою, ему хотелось заполучить такого отличного врача в семью: с годами число Пумпоновых болячек росло).
       - Ваше Величество, - отвечал алхимик, - я слишком стар для этой милости. Но мой помощник скоро превзойдет меня, и он будет отличным мужем для Пумпильды.
       - Хорошо, я согласен. Но от герцогской короны тебе отказаться не удастся!
       Крокомович был слишком хорошо воспитан, чтобы двойным отказом обижать короля. На герцога пришлось согласиться. Свадьбу сыграли на следующий день, а свадебным путешествием стала давно намечавшаяся поездка по стране. Сразу после венчания длинный поезд из сотни карет и трехсот повозок выехал из ворот Бумберга.
       Перенесемся теперь в Каккен.
       Невозможно передать дикую злобу и отчаяние, охватившие людоеда, когда, мокрый насквозь от ужаса, он прикатил в свой замок и узнал, что его узники исчезли, а вместе с ними - и все его надежды. Честно говоря, если бы он не был таким противным и вдобавок ко всему - людоедом, я бы его даже пожалел.
       Первый день он провел в полной неподвижности, изрыгая проклятия и топоча ногами. Он пытался придумать, как спасти свою шкуру: он не сомневался, что король приедет и выполнит свое обещание. Затем Каккенкрюкк вспомнил о Сармате. Набив карманы остатками золотых, он отправился на поклон к старой колдунье.
       Выслушав людоеда и заглянув в волшебный колодец (на его поверхности она читала будущее), СарматА молча ушла в свою хибару, долго возилась там, а потом вышла, держа в руке пригоршню грошей.
       - Вот, - сказала она, - это все, что у меня есть.
       - Врет, - вяло подумал людоед.
       - Забери эти гроши и уходи!
       Каккенкрюкка с новой силой охватил ужас: какое же будущее его ждет, если старая ведьма не только отказывается от золота, но и расстается со своими деньгами! Выдрав очередной клок из своей редеющей шевелюры, людоед бросился прочь.
       И вот однажды утром его разбудил шум, раздававшийся со двора. Выглянув в окно, хозяин замка увидел, что в ворота въезжают одна за другой бесчисленные кареты. Из первой вышел Пумпон и роскошно одетый Бурик, а под руку с ним - принцесса! Из следующей кареты с герцогской короной на дверце степенно вылез Крокомович.
       Решив, что он еще не проснулся, Каккенкрюкк протер глаза. Увы! Чудовищная картина не исчезала. Людоед страшно захохотал и, услышав свой смех, понял, что сходит с ума. Зная о судьбе отца и старшего брата, он постарался взять себя в руки. (Мы помним, что он был небрезглив, и раньше мог это сделать.) Но на этот раз страшный яд зависти и ненависти переполнял его, и взять такое в руки было смертельно опасно для жизни!
       ... По приказу короля Каккен был обыскан от верхушек башен до подвалов, но его хозяина так и не нашли. В спальне людоеда слуги потом еще долго оттирали большое, липкое и противно пахнущее пятно, недоумевая, что же здесь было пролито? Потом Крокомовичу пришлось лечить этим несчастным руки - они покрылись страшными черными язвами. Но философский камень в добрых руках мог творить чудеса!
       ПО ТУ СТРОНУ РАДУГИ
      
       Пара слов о зеркалах
      
       Слово "суеверие", если вдруг ты с ним не знаком, состоит из двух частей: "суе" и "вера". Первая из них дословно означает "напрасно, попусту". Узнав об этом, легко догадаться, какой смысл они приобретают, соединившись вместе. Так вот, собственно, о чем я: бытует масса суеверий, связанных с зеркалом. Одни считают, что с его помощью можно гадать; другие уверены, что разбить его - очень плохая примета, непременно ведущая к большой беде; третьи убеждены, что оно запоминает все, что появляется перед ним; четвертые... В общем, бумаги не хватит, чтобы перечислить все.
       Вера в магические способности этого отшлифованного куска стекла или реже, металла, основана на убеждении, что существует особый, зазеркальный мир, окном или входом в который зеркало и является. Насчет окна спорить не буду, хотя и не уверен. А вот по поводу входа ни за что не соглашусь: зеркало потому и зеркало, что отражает все, что оно видит, и не впускает при этом в себя ничего, ни единого лучика света. А вот если бы наоборот - ничего не отражало бы, вот тогда, оно было бы совершенно черным, потому, что втягивало бы в себя (ученые говорят "поглощало бы") весь падающий на него свет! Когда-нибудь учитель физики тебе все про это объяснит...
      
       Серега
      
       Не исключено, что все совпало случайно, но очередное наше с Лехой приключение опять началось с маминого дня рождения. Точнее, с подарка, который принес кто-то из гостей. Это была репродукция чуднСй старинной картины. На ней был нарисован чернющий квадрат и больше ничего! Мама сказала, что ее автор - знаменитый Казимир Малевич, который написал ее в 1913 году. Папа сказал, что с мамиными словами он спорить не будет, и, хотя кое-как в живописи разбирается, эту картину не понимает, но допускает, что "в ней что-то есть". Гости подарок сдержанно хвалили, а некоторые даже пытались объяснить, что они на картине видят. Не знаю, возможно, я слишком мал, но что можно видеть в простом черном квадрате? Братан меня поддержал: у нас с Лешкой одинаково трезвый взгляд на жизнь.
       Картину, конечно, повесили. Папа это сделал так ловко, что ее можно было разглядеть, только когда вы входили в большую комнату. Все остальное время она оставалась вне поля зрения, украшая угол стены с окнами. Леха первым заметил, что, если сидеть на диване и смотреть в зеркало, висящее в прихожей около вешалки, то можно увидеть отражение творения Малевича. Было забавно сидеть за столом, смотреть направо и видеть "Черный квадрат", висящий слева от тебя. В этом случае он казался квадратным отверстием, аккуратно выпиленным в зеркале, за которым виднелся как будто натянутый сзади него иссиня-черный бархат. Не помню уж, кому из нас первому в голову пришла мысль, что это не отражение непонятной картины, а дверца в другой мир. Я еще тогда сказал Лехе, что он не должен быть похож на Алисино Зазеркалье. Мы быстро нашли, что, если пристально смотреть в центр отраженного квадрата, то его чернота, не делаясь менее густой, обретает какую-то форму и перестает казаться однородной: как будто в чернильницу налили несколько сортов одинаково черных, но разных чернил, которые не перемешались до конца. Открыли мы и такое странное свойство чуднСй картины: она обладала способностью завораживать, заставлять смотреть на себя еще и еще - так бывает с огнем в костре и плещущимся морем. Слишком поздно мы обратили внимание еще на одну ее особенность: долгое рассматривание квадрата приводило к легкому головокружению. Похожее случается, если выйти на балкон и долго смотреть вниз.
       Это длинное вступление понадобилось для того, чтобы вы лучше поняли все, что случилось с нами в дальнейшем.
       Леха
      
       Как обычно, я пришел из школы первым. С мамой мы договорились, что математику я сяду делать после обеда, и поэтому с легким сердцем я включил телевизор и начал смотреть какой-то мультик. Потом пришел Серега, сел рядом со мной на диван и потребовал, чтобы я рассказал ему, что было сначала. Не сводя глаз с экрана, я нехотя начал пересказ увиденного. В какой-то момент я почувствовал, что брат меня не слушает. Покосившись на него, я заметил, что Сережка смотрит совсем в другую сторону - в прихожую. Проследив направление его взгляда, я понял, что он уставился в отражение странной картины Малевича.
       - Ты че, Серега, - толкнул я его в бок, - телевизор в другой стороне! Или тебе по зеркалу мультик показывают?
       - Посмотри, что делается с Квадратом, - тихо, почти шепотом ответил Сергей.
       Я присмотрелся. Действительно, выглядел он как-то непривычно: густая чернота внутри картины как будто клубилась. Не сговариваясь, мы повернули головы налево: висевшая на стене картина выглядела как обычно. "Сейчас что-то случится", - неожиданно понял я и взял Серегу за руку - что ни говорите, а старший брат - это сила!
       Между тем "движение черноты" (я не могу подобрать других слов для того, чтобы описать происходившее внутри отражения "Черного квадрата" в зеркале) ускорялось. Оторвать взгляд от этого коловращения было невозможно.
       - Тебе не кажется, - спросил меня Серега, - что с нами опять происходит какая-то чертовщина?
       - Похоже! - Ответил я и добавил: - Но это же классно! Может быть, опять попадем к Владычице судеб?
       - Вряд ли! Тут что-то дру...
       Сережка не успел договорить: не знаю, что почувствовал он, но у меня было ощущение, что чья-то гигантская рука схватила меня и бросила в центр отражающегося в зеркале загадочного Квадрата. Трудно описать, что было потом. Представьте себе, что вы стремительно падаете вверх, какое-то мгновение далеко внизу видите себя и брата, сидящими рядышком на диване, а потом оказываетесь в гигантской темной трубе, чем-то похожей на наклонные тоннели с эскалаторами в метро. И все это время продолжается "падение вверх". Невозможно сказать, сколько это длилось - минуту или вечность. Но затем на долю секунды мы оказались в бескрайнем ярко освещенном помещении, а затем - хлоп! - снова сидим на знакомом диване.
       С трудом вырвав руку из моих пальцев, Сережка с облегчением произнес: - Уф, на этот раз пронесло! А то надоели мне эти волшебные путешествия!
       - Жалко, что мы не вернулись к Владычице судеб, - продолжал я гнуть свое. - Крутая старуха! А как играет в морской бой...
       - Никто тебя домой не тянул, - неожиданно вспылил Сергей и, встав с дивана, подошел к окну. - Мог бы у нее и навсегда остаться! - Неожиданно он замолчал, а потом, присвистнув, чужим голосом позвал меня: - Леха, иди сюда!
       Я уже начал надуваться в ответ на его последнее высказывание, но что-то в Серегином голосе заставило меня забыть про обиду. Я быстро подошел к окну. За стеклом был совершенно чужой двор! Я опустил глаза и обнаружил, что подоконник, около которого мы стояли, не белый и крашенный, как у нас дома, а серый и каменный.
       - Лешка, прошептал Сергей, - это не наш мир! Мы попали не домой!
       Я огляделся вокруг. За исключением подоконников, все остальное в комнате ничем не отличалось от привычной, знакомой от рождения обстановки.
       - Может, пока нас не было, родители сделали ремонт? - задал я глуповатый вопрос.
       - Ага, а заодно сломали во дворе детский сад и автостоянку!
       - Так не честно! - вырвалось у меня привычное. - Хочу домой!
       - А может, к Владычице судеб? - подколол меня брат. Но было видно, что испугался и он. - Надо отсюда как-то выбираться...
       - Дело-то привычное, приободрился я. - Сколько раз мы уже оказывались в разных ловушках? Надо или идти вперед, или назад - откуда пришли. Или просить кого-нибудь о помощи.
       - "Или вперед, или назад", - передразнил Серега. - Мысль глубокая, дай-ка я ее запишу, чтобы не забыть!
       Тут я вспомнил, что уже собирался обидеться и понял, что сейчас - самое время. Но Сережа снова не дал: схватил за руку и потащил обратно на диван.
       - Вернемся к тому, с чего все началось! Давай сядем, как сидели, и будем смотреть вглубь отражения "Черного квадрата".
       Ну, что ж! Братан оказался прав. Не успели мы, взявшись за руки, уставиться на зеркало, как чернота внутри отражения снова начала клубиться, и спустя некоторое время мы снова оказались внутри уже знакомого тоннеля.
      
       Серега
      
       Лехе, конечно, было полегче, чем мне: у него рядом был старший брат, на помощь которого в трудную минуту он привык полагаться. Мне же приходилось рассчитывать только на себя и на наш совместный опыт участия в фантастических приключениях. Так вот этот опыт подсказывал мне, что на этот раз мы влипли серьезнее обычного.
       Оказавшись внутри "Черного квадрата" во второй раз, я уже знал, что нас ожидает, и поэтому спокойнее перенес "падение вверх". Благодаря этому мне удалось хоть что-то рассмотреть в тот последний перед "финишем" момент, когда мы проносились через освещенное ярким светом пространство. Картина была столь неправдоподобна, что я решил, что все это мне пригрезилось, и решил пока больше на эту тему не думать.
       Все завершилось, как и в прошлый раз: нас с силой бросило на знакомый диван. Нет, я ошибся, знакомым он не был, хотя и стоял на привычном месте. Да и вся комната была заполнена совершенно другой мебелью. Из знакомых вещей оставалась только репродукция таинственной картины, из-за которой, как я понял, все и произошло.
       - Где мы? - задал Леха очень правильный вопрос. Я было собрался огрызнуться, но во время вспомнил, что брату - по малолетству - еще страшнее, чем мне.
       - Продолжаем, как видишь, наше путешествие, - как можно беспечнее постарался ответить я. - Только на этот раз нас забросило, по-моему, еще дальше от дома.
       - Что забросило? - сегодня Лешке удавались вопросы, - и куда?
       - Что забросило, мне неизвестно, и я думаю, мы никогда этого не узнаем. Какая-то сила, пробудившаяся в "Черном квадрате", после того, как он отразился в зеркале. Не понять нам с тобой, Леха, и куда, но одна мыслишка у меня все-таки есть...
       - Выкладывай, - потребовал братец: было заметно, что ему не только интересно узнать ответ на свои вопросы, но и просто хочется поговорить, чтобы отогнать страх. Нам бы отложить этот разговор и побыстрее сматываться оттуда, но и я ощущал на своей спине холодок страха - и поэтому тоже был не прочь потрепаться.
       - Помнишь, когда мы разговаривали с твоей разлюбезной Владычицей судеб, она говорила о том, что, хотя в ее книгах записано все, что будет с каждым из нас, в жизни всегда должно быть место случайности...
       - И что записи постоянно меняются, - перебил меня Лешка, - когда кто-то из людей делает свой выбор.
       - Ну, вот, я и подумал, что после принятия решения, которое меняет нашу жизнь, такая "запись" не стирается бесследно, а где-то сохраняется. А это означает, что где-то жизнь течет по старому руслу.
       - Нет, - сказал Леха, - я не понимаю. Повтори еще раз!
       - Представь себе, что мы едем по дороге и достигли развилки. Повернули, скажем, направо и отправились дальше, оставив поворот за спиной. Но ведь та часть шоссе, которая вела налево, никуда не исчезла! Понял?
       - Нет, - честно признался Леха. - Ведь нас же нет на том шоссе!
       - А откуда ты это знаешь? - спросил я его, и в этот момент в комнату вошла женщина.
      
       Леха
      
       Снова оказавшись не дома, я отчасти успокоился: ничего особо страшного с нами не происходит, глядишь, и на этот раз как-нибудь рассосется. С другой стороны, появилось жутковатое подозрение: а вдруг так и будем до посинения плутать из одного мира в другой? Поэтому я и задавал свои вопросы, хотя и понимал, что у Сереги нет, и не может быть на них ответов. Но когда разговариваешь, как-то спокойнее...И вот, когда я совсем уже собрался продолжить наше необычное путешествие, в комнату вошла мама. Сердце мое дернулось, а глаза повлажнели - понятно ведь, если мама рядом, то все беды - позади! Но затем мне сразу стало трудно дышать: это была совсем другая, хотя и очень похожая на маму тетя.
       - Сергей, - сказала она громко, - тебе давно пора на тренировку. А это кто такой, - показала она на меня пальцем. - Ты учишься вместе с Сережей? Как тебя зовут, дружочек? - Она обратилась теперь к Сереге: - Что-то он маловат росточком для того, чтобы учиться в седьмом классе!
       Конечно, мне стало не по себе. Говорившая была вылитой копией нашей мамы, но у нее был только один сын! И одета она была непривычно, и гостиная наша выглядела по-другому...Но во всем этом было и кое-что забавное: стоило только посмотреть на Сережкины вытаращенные глаза и открытый рот. Боюсь, правда, что и я был не краше!
       - Это..., - запинающимся голосом начал Серега, - это младший брат моего школьного товарища. Его зовут Алеша.
       - Очень приятно, - ответила женщина. - Хотите, ребята, попить чего-нибудь холодненького?
       - Да, пожалуйста, - выдавил из себя Серега.
       - Сейчас я принесу вам кваса.
       Едва "мама" вышла из комнаты, как он схватил меня за руку и уставился в отражение проклятой картины. Я сделал то же самое. Честно говоря, я ни минуты не сомневался, что ничего у нас не выйдет, и мы останемся в этом чужом доме. Но страхи оказались напрасными. Все получилось, и даже быстрее, чем в прошлый раз. Последнее, что я услышал перед тем, как увидеть со стороны нас с братом, сидящими на диване, был испуганный вопрос: "Мальчики, что с вами?".
      
       Серега
      
       Во время этого очередного путешествия я уже знал, на что обратить внимание и подготовился к последнему его этапу - ярко освещенному помещению. Предвидя, что меня ожидает, я за короткий миг успел кое-что заметить и запомнить. Точнее, увиденная картина запечатлелась в памяти, как сделанная при помощи фотовспышки.
       ...Это было огромное, совершенно бескрайнее помещение, залитое ярким и каким-то неживым светом. Оно было плотно уставлено чем-то вроде снежно белых статуй, изображавших людей в самых разных позах. Но это не было музеем: в музеях экспонаты расставлены так, чтобы можно было их лучше рассмотреть. Здесь же эти фигуры стояли очень плотно, как... памятники на кладбище. И при всей их неподвижности они не были - я это точно знал! - мертвыми изваяниями. Так вот почему в прошлый раз открывшаяся мне картина показалась неправдоподобной! Потом уже, много позже, когда все закончилось, я не раз думал, что же я видел, и где это происходило? Почему-то, чаще всего в памяти всплывало известное выражение "на том свете". Хорошо, что Алеша ничего этого не заметил.
       ...Нас снова с силой бросило на что-то мягкое. Это оказалась высокая железная кровать с блестящими металлическими шарами, украшавшими сверху ее спинки. Помещение, в котором мы оказались, совершенно не было похоже на гостиную в нашей уютной квартире! Маленькая комната была плотно уставлена какой-то допотопной мебелью из старых кинофильмов. На стенах висели желтые фотографии, часто по несколько штук в одной рамке. Знакома была только непременная деталь - картина Малевича и отражающее ее старое зеркало. За стенкой раздавались чьи-то голоса и шум передвигаемой мебели. Не знаю, поймет ли меня читатель, но в воздухе пахло бедой.
       - Они что там, по-английски разговаривают? - спросил Лешка.
       - Похоже, по-немецки, - прислушавшись, ответил я.
       - Ну вот, - упавшим голосом прошептал братец, - теперь мы в Германии.
       Но действительность оказалась гораздо хуже. В коридоре раздался грохот сапог, и в двери показалась фигура в черном мундире и рогатой каске. С изумлением увидев нас, он что-то гортанно проорал. Тут же появился невысокий мужчина в штатском, мельком взглянул на нас и отдал команду "рогатому". Тот козырнул и убежал вглубь дома. Тем временем невысокий подошел к нам и фальшиво улыбнулся.
       - Кто ви, малшики, и где ви прятаться?
       Леха стиснул зубы и непримиримо посмотрел на немца. "Так дело не пойдет", подумал я и ответил:
       - Дяденька, мы здесь случайно оказались, зашли погреться!
       - А, педные воропышки, - понимающе кивнул тот, высунул голову в коридор и что-то скомандовал.
       Тотчас раздались шаги нескольких людей, и двое фашистов (к тому времени я уже понял, в каком времени мы оказались) втолкнули в комнату бородатого человека в очках и поношенном костюме. Тот посмотрел на нас и изумленно распахнул глаза. Затем повернул голову и громко сказал:
       - Немедленно отпустите детей. Дети здесь не при чем!
       - Ви мне не сказайт, господин партизан, что у вас ест киндер! Где ви их пряталь?
       Штатский взял бородача под руку и вывел из комнаты. "Рогатый" встал в дверях и навел на нас автомат. Тем временем я успел шепнуть Лешке, что мы в этой игре лишние, что нам лучше не нарываться на неприятности и постараться как можно быстрее исчезнуть - чтобы не затруднять жизнь тем, кто остается. "Рогатый" что-то пролаял и погрозил нам оружием. Видимо, он получил команду не давать нам разговаривать. Но было поздно: мы уже взялись за руки и изо всех сил уставились в зеркало. В последний момент я пожалел, что не увижу их рож, когда они поймут, что мы исчезли.
      
       Леха
      
       Видимо, мы натренировались: "проход за ту сторону радуги" получался у нас раз от разу быстрее. Неприятно было оставлять того бородатого дядьку в руках у фашистов. Он-то о нас сразу подумал - крикнул, что мы не причем и что нас надо отпустить. Но Серега был прав: места для нас в этом мире не было, и мы могли только причинить хорошим людям новые неприятности. И потом: любые наши действия могли создать новую "развилку", которая привела бы нас (а может быть, и не только нас) черт знает куда!
       ...На этот раз нас выбросило в большое, темное помещение, в котором угадывались колонны. Оно было слабо освещено неверным желтовато-красным светом, проникавшим сквозь высокие, до пола окна. Мы с братом сидели на странном полукруглом диване, верх спинки которого был сделан из полированного резного дерева. Как мы уже привыкли, справа от нас на стене висело зеркало, слева - копия все той же картины. Зеркало на этот раз было высоченным и обрамлено в резное дерево - как и вся мебель в зале, выдержанная в одном стиле. Ближе к окну стоял большой рояль. Внезапно во дворе послышались крики и раздались выстрелы. Свет в окнах стал ярче, и что-то затрещало. "Пожар", - сообразил я. Затем в зал вбежали какие-то люди с чудными, пахнущими керосином высокими лампами в руках. Одеты они были по-разному, но большинство - в длинных шинелях без ремней и хлястиков и в высоких косматых шапках. Одни из них начали торопливо собирать в мешки висевшие на стенах картины и разные безделушки, другие - вытаскивать мебель. Пятеро, кряхтя, пропихивали в окно рояль, двое других отдирали от стены зеркало. До меня не сразу дошло, что прямо сейчас, на наших глазах, мы лишаемся своего "средства передвижения". Тем временем один из бандитов высоко поднял фонарь, повернул в нашу сторону бородатое лицо и удивленно выдохнул:
       - Хлопчики! - Повернувшись к своим, он крикнул: - Эй, бегите до батьки, скажите, что Чепуренко двух барчуков нашел!
       - Вот теперь мы попали по-настоящему, - шепнул мне Серега, и скомандовал: - ты - глухонемой, что бы ни случилось, говорить буду один я!
       Пока я соображал, стоит ли обижаться на брата за его слова о том, что я - глухонемой, в зал вошел высокий человек в бурке и папахе, опоясанный шашкой и с большим пистолетом на ремне, который при ходьбе бил его по коленям. Встав перед нами и похлопывая по лакированному сапогу плеткой, он коротко спросил:
       - Кто такие? Откуда?
       - А ну, отвечайте батьке, - замахнулся такой же плеткой обнаруживший нас бородач.
       - Мы из города, - противным голосом захныкал Сережка, - потерялись на вокзале, пробираемся к тетке.
       - Как фамилия? Кто родители?
       - Юматовы мы. Отец - артист, мать - учительница. Меня зовут Сережа. А это вот -братан мой убогий, глухонемой Алеша. Дяденька, пожалейте, не бросайте нас! Я на рояле играть умею!
       Я решил, что Серега сошел с ума. Нам драпать надо, а он к бандитам в отряд просится. Потом сообразил: без картины Малевича, которую уже к тому времени засунули в один из мешков, нам - хана. Ай да Серега, ай да башка!
       Батька с сомнением посмотрел на нас, потом, похоже, принял решение и кивнул головой:
       - Чепуренко! Присмотри за мальцами. Что-то здесь не чисто. Убегут - головой ответишь!
      
       Серега
      
       Все происходившее вокруг мне страшно не нравилось. Наше возвращение домой и сама жизнь висели на ниточке. Даже если бандиты не прикончили бы нас на месте, хороши бы мы были - московские школьники из ХХI века, оказавшиеся в водовороте гражданской войны, полыхавшей в России лет за восемьдесят до нашего рождения! Мы были бы одинаково чужими и подозрительными для обеих враждующих сторон, и наверняка не дожили бы до того времени, когда в каком-нибудь из музеев нашли бы репродукцию проклятой картины! Так что единственным выходом для нас было - задержаться в захватившей нас банде и попытаться использовать для спасения уже приведшую нас сюда копию "Черного квадрата".
       ...Бандиты быстро покидали подожженную ими усадьбу. Все они были на конях, а награбленное добро погрузили в телеги. В одной из них сидели и мы с Лехой. Наши ноги были связаны, а концы веревок Чепуренко обмотал вокруг своего сапога, подергал, удовлетворенно крякнул и теперь дремал, сидя напротив нас с винтовкой в руке.
       Воспользовавшись случаем, я рассказал Лешке, что я думаю о нашем положении.
       - А зачем ты обозвал меня глухонемым? - обиженным голосом задал Леха долго мучивший его вопрос.
       - Вовсе я не обзывался! Вдруг это нам пригодится: при тебе они не будут бояться разговаривать, и мы сможем узнать что-нибудь полезное.
       - А, - облегченно вздохнул братец. - А почему мы перестали попадать в комнату, похожую на нашу, как это случалось в начале всей этой истории? Почему нас теперь заносит не только не туда, но и в не тогда? Это уже не объяснишь твоими развилками на шоссе!
       - Лешка, ты достал уже меня своими вопросами! Откуда я знаю, почему? Может быть, мы случайно съехали с шоссе и едем по проселку совсем в другую сторону?
       Леха широко раскрыл глаза, но не успел задать следующий вопрос - проснулся стороживший нас бандит.
       - Ты чего там шепчешь, хлопчик? - обратился он ко мне.
       - Молюсь.
       - Ну, молись, молись, - Чепуренко был со сна добродушен. - Тебе ох, как Божья помощь понадобится, когда возьмется за вас батька Седой! Он никому не верит, потому и гуляем мы на свободе уже третий год.
       - А чего ж нам не верить? Чем мы ему можем быть опасны? - решил я "разговорить" бандита.
       - Батьке видней, чем вы ему опасны, - неожиданно замкнулся наш страж.
       Через минуту стала понятна перемена в его поведении: к нашей телеге приблизился атаман Седой. Неожиданно появившись из мрака, он придержал коня и поехал вровень с нами.
       - Ну, Чепуренко, как себя хлопцы ведут?
       - Который старший, не то Богу молится, не то с братом глухонемым шушукается - в темноте не разберешь. Еще вопросы разные задает: как тебя зовут, чем он тебе может быть опасен... Смышленый малец! Не разведчик ли?
       - А ты, Чепуренко, если сомневаешься, хлопни их прямо здесь, в телеге. Сначала младшего, а потом и старшего.
       Было видно, что этот приказ смутил бандита. Неужто, думаю, сохранилось в нем что-то человеческое? Но он меня не разочаровал.
       - Ваше, - говорит, благородие, а может не в телеге? Может, на землю спустить, а то замараем тут все?
       - Разговорчики! - прикрикнул на него Седой, а сам все на нас посматривает.
       Не скрою, ушла душа в пятки, хотя и подозрительным мне все это показалось. Начал я истово креститься, а сам думаю: "Не дай Бог Леха забудет, что он глухонемой, и страх им свой покажет?". Тогда - точно расстреляют! На брата покосился - смотрю, а он голову опустил и сидит себе, спит! Батьке сверху-то, с лошади и не видно, что у Лешки глаза закрыты.
       - Отставить! - крикнул Седой Чепуренке, который прикладывал уже было приклад к плечу. - Видать, и вправду глухонемой - не дернулся, как я тебе приказ отдавал.
       С этими словами батька поскакал в голову отряда, а я прислонился к Лехе и тоже задремал.
      
       Леха
      
       Вся эта история изрядно мне поднадоела. Проснулся я оттого, что телега остановилась. Во сне я расслабился: мне снились мама, кошка Муська и вообще наш мир, со всеми его неприятностями, вроде домашнего задания. Когда я открыл глаза и увидел мохнатые шапки бандитов, мне даже захотелось плакать - настолько окружавшая меня действительность была далека от только что виденного во сне.
       Нас развязали и отвели в какую-то хату, где ужинали бандиты. Во главе стола сидел батька Седой. Он приказал усадить нас рядом с собой. При виде еды у меня потекли слюнки: уже был поздний вечер, и я успел забыть, что давали на завтрак в школе. Меня окружали жареные куры, горы крутых яиц, огурцы, помидоры, снопы зеленого лука, здоровенные шматы сала и прочие радости. Переглянувшись с Серегой, мы набросились на еду.
       - Ну что, хлопец, хорошо в лесу с атаманом? - опрокинув граненый стакан с мутной жидкостью, обратился ко мне Седой.
       Сережа наподдал мне под столом ногой и невнятно ответил: - Угу!
       Я на него не обиделся, потому, что совсем забыл про свою глухоту и немоту и собирался атаману ответить. Хитрый, гад, чуть-чуть меня не подловил! Затем он обратился к Сережке:
       - А где вы в городе жили?
       Я чуть не поперхнулся: вопрос был поставлен очень четко, и я не представлял себе, как Серега выйдет из положения. Все посмотрели на меня, но я сделал вид, что задохнулся от чеснока, которым закусывал нежно-розовое сало.
       - У матери была квартира при гимназии, где она преподавала, - не моргнув глазом, ответил брат.
       - Почему остались одни?
       - Так отец еще давно на Дон уехал, а теперь и мы на юг собрались. А на вокзале облава случилась, паника. Мы мамку-то и потеряли. Вот решил братана к тетке в Ташкент отвести, а потом на юг - родителей искать.
       Бандиты за столом захохотали. А я сидел и дивился: каких же фильмов Серега насмотрелся, что так складно врал?!
       - В Ташкент пешком, что ли, собрались, орлы сизокрылые? - давясь от хохота, спросил здоровенный мужик, всего с пятью зубами в пасти, зато с огромной серьгой в ухе.
       - А то, - солидно ответил Серега, - грошей-то на чугунку нету!
       Бандиты опять заржали. Между тем Седой подозрительно прищурился:
       - Как-то странно ты говоришь, друг мой Сережа. То - как городской, то - на деревенскую речь сбиваешься... Давно уже в городе железку чугункой не называют! Признавайся, кто таков?
       Я так и знал, что Сергей заиграется! Но он и на этот раз с честью вышел из положения:
       - Так с нами бабка деревенская жила, вот я от нее и набрался. Еще ох, как от родителей доставалось, что говорю неправильно!
       Батька на время угомонился и занялся куриной ножкой. В это время распахнулась дверь, и несколько бандитов вкатили в хату рояль. Атаман оживился и приказал Сережке "слабать" чего-нибудь веселенького. Сергей послушно заиграл вальс "Амурские волны", а Седой, не стесняясь меня - ведь он уже не единожды убедился, что я глухонемой - приказал кому-то из бандитов ехать наутро в город и разузнать про семейство Юматовых. Когда Серега вернулся за стол, я встал, чтобы пропустить его, сделал вид, что мне плохо, и упал. Он наклонился ко мне, и в это время я шепнул ему: "Сегодня, или никогда". Последующие его действия показали, что он понял меня правильно.
       - Братцу моему убогому плохо стало, - сказал он, обратившись к Седому, но перед тем, как идти спать, в благодарность за приют мы бы хотели показать фокус.
       - Что за фокус, - спросил, прищурившись, атаман.
       - Сюрприз, уважаемый батька, - рискованно ответил Серега. - Нам для него потребуются зеркало и картина с черным квадратом, что висела в усадьбе и угодила в один из мешков, которые были в нашей телеге. Их нужно поставить друг против друга. А мы с Лешей сядем между ними. Оторвите нам головы, если потом не скажете, что никогда не видели ничего подобного!
       На мой взгляд, последнее Серегино предложение были совершенно излишними. Но как я, глухонемой, мог протестовать! Твердо пообещав себе круто с ним поговорить - если, конечно, все обойдется - я только вздохнул. Седой приказал расставить все, как просил Сережа, затем демонстративно достал маузер и велел нам показывать свой фокус. Слов нет, как мы волновались, но сюрприз удался на славу!
       Серега
      
       Новый переход совершился удивительно легко: мы едва успели, глядя в зеркало, взяться за руки, как тут же началось "падение вверх". Спустя какое-то время, длительность которого, как вы уже знаете, определить было совершенно невозможно, я ощутил, что сижу на знакомом диване. Те же стулья, в дальнем углу - телевизор...
       - Дома! - почти взвизгнул от восторга Леха.
       - Погоди радоваться, - охладил его я, - надо еще проверить, что к чему.
       Первым делом я подошел к окну. Вроде, все на месте: автостоянка, детский садик, папина машина около подъезда... Погоди-ка, какого цвета она должна быть? Эта - белая.
       - Леха, какого цвета наша машина?
       - Желтенькая.
       - Какая?!
       - Тьфу ты, белая. Желтая была раньше!
       Уффф... Ну и напугал меня братец. Из кухни раздался мамин голос:
       - Ребята, моем руки и за стол! Быстренько! У отца мало времени.
       В комнату вошел папа и, широко улыбаясь, спросил:
       - Где это вы прятались? Я только что пришел, но вас не видел.
       Глядя на него, я похолодел: у папы исчезли усы. Против воли, запинаясь, поинтересовался:
       - А где твои усы?
       - Пришлось сегодня сбрить. Еду на пробу, а герой - безусый (отец-то у меня по жизни действительно - артист!).
       В это время в комнату вошла кошка Муська - еще одно доказательство подлинности этого дома. Узнав меня, она подошла потереться о ногу и поурчать - так мы здороваемся. Тем временем Леша успел умыкнуть на кухне пирожок и ковырялся в портфеле. Когда я вошел в нашу с ним комнату, он сидел за столом и с озадаченным и счастливым видом разглядывал дневник.
       - Что, - спросил я его, - случайно в дневнике нашел сто рублей?
       - Не-а, - ответствовал братец, - просто я все наше приключение мучался от того, что когда мы вернемся, придется делать домашнюю по математике. А оказалось - ничего не задавали... Совсем мне голову заморочили эти твои "развилки на шоссе"!
       - Все стынет! - снова раздалось из кухни.
       Отправляясь обедать, мы сделали крюк и заглянули в зеркало - чернота в глубине картины Казимира Малевича больше не клубилась.

    НАШЕСТВИЕ ОБОРОТНЕЙ,

       ИЛИ

    ВРЕМЯ "К"

       Начало. Даша
       Честно говоря, отношение у меня к истории, которую я собираюсь вам рассказать, довольно странное: с одной стороны, конечно, хочется побыстрее забыть эти несколько дней - самых страшных в моей жизни. С другой - во время борьбы с оборотнями я пережила величайшее приключение из тех, которые достаются далеко не всем людям. К тому же, когда все закончилось, Папа сказал, что я вела себя молодцом - значит, мне есть чем гордиться. Ну, да ладно: начну по порядку.
       Все случилось на Майские праздники. Родители уехали на несколько дней отдохнуть, а со мной и старшей сестрой Валей на даче сидела Бабушка. В действительности она, конечно, не только сидела, и даже в основном не сидела, но во взрослом языке есть масса непонятных выражений. Перед отъездом Мама именно так и сказала: "С вами посидит Бабушка".
       В тот же день вечером позвонил Папа. Он сказал, что они уже искупались в море, и спросил, что привезти мне в подарок. Я обещала подумать. А на следующее утро увидела через забор идущую по дорожке Маму. Этого просто не могло быть, но и не верить своим глазам особых причин тоже не было. "Наверно, вернулись", решила я и обрадовалась: я уже начинала скучать. Тем временем Мама посмотрела на меня и спокойно прошла мимо. Но не это удивило меня! Я была поражена тем, что перехваченный мною взгляд был взглядом совершенно постороннего человека. Такие глаза бывают у занятых своими мыслями прохожих, с которыми мы случайно сталкиваемся на улице. Как зачарованная, стояла я у забора и смотрела вслед чужой, но так похожей на Маму женщине. Рядом неожиданно раздалось недружелюбное рычание. Это был наш пес Кельт, любимец всей семьи. В этих довольно громких звуках отчетливо слышалась враждебность. Тут я окончательно успокоилась: рычать на любого из нас Кельт ни за что бы не стал, ну, если только увлекшись игрой. Конечно же, это была не Мама!
       Я подняла сосновую ветку и изо всех сил бросила, пес азартно кинулся ее догонять, и воспоминание о странной встрече потихоньку ушло из моей памяти. Следующее непонятное происшествие случилось после обеда. Я еще сидела за столом и допивала сок, когда увидела незнакомого дядю, медленно идущего вдоль нашего дома. Выбежав на улицу, я увидела, как он повернул за угол. Мне совсем не было страшно - ведь я же была у себя дома, и ярко светило солнце, - поэтому я быстро пошла за ним. Но, повернув за угол, я никого не увидела! Все было тихо и пусто, разве что у забора слегка шевелилась трава. Я посмотрела и там, но, конечно, ничего, кроме небольшой дырки в штакетнике, не нашла.
       Бабушка и Валя сказали, что мне померещилось, и что посторонних тут просто не может быть. Потом приехал Дедушка. Ему я тоже рассказала про незнакомого дядю, а заодно вспомнила и утреннюю встречу с женщиной-двойником нашей Мамы. Дед меня рассеянно выслушал и сообщил Бабушке, что сторож у ворот пожаловался ему на появление в поселке каких-то посторонних людей.
       - Я ему говорю: чудак-человек, зачем же ты их сюда пускаешь? На то ты и сторож, чтобы чужих не пускать! А он мне: они через калитку не ходят!
       Бабушка рассмеялась:
       - Наверно, через забор лазают!
       - Вот-вот, - подхватил Дед - я ему то же самое ответил. Нет, говорит, за оградой они специально следят, никто через нее не перелезает. Потом, представляешь, нагнулся ко мне, и шепчет: мы некоторых на территории остановить пытались, и все без толку: за угол повернут, и исчезают!
       Я как услышала Дедов рассказ, у меня аж мурашки по коже забегали! А Дед повернулся ко мне и говорит:
       - Не поеду я, пожалуй, сегодня к себе. Заночую тут с вами - так спокойнее будет!
       Ночью. Кельт
       Перед тем, как продолжить свой рассказ, я должна сказать несколько слов о нашей немецкой овчарке - трехлетнем Кельте. И дело не в том, что я его люблю: просто он сыграл очень важную роль во всей этой истории. Я уже говорила, что наш барбос - любимец всей семьи. Причем он знает, с кем и как надо себя вести. Мама и Бабушка ругают меня, если я произношу это слово, но поверьте - когда он играет с нами, или когда выпрашивает себе что-то, нельзя без смеха смотреть на его хитрую рожу. Со мной, Валей, Мамой и Дедом с Бабушкой он держится на равных, но когда приезжает Папа, Кельт круто меняется: он всячески показывает ему и всем окружающим, что является послушным рабом любимого вождя. Если, прочитав эти строки, вы сделаете вывод, что этот пес очень умный - вы не ошибетесь.
       Проснулась я оттого, что кто-то тихонько стаскивал с меня одеяло. Открыв глаза, я ничего не увидела: была глухая ночь, и за окном было темно. Испугаться, однако, не успела, разглядев в слабом свете молодого месяца, что одеяло, зажав его угол в зубах, тянет на себя Кельт.
       - Дурачок, ты что, днем не наигрался? - спросила я его шепотом, чтобы не разбудить спавшую в соседней комнате Бабушку. - Отстань от меня, и ложись сейчас же спать!
       Но пес не унимался. Еле слышно поскуливая, он тянул и тянул одеяло к себе. Его настойчивость заставила меня сначала сесть, а затем и вовсе вылезти из постели. Еле слышные, гораздо тоньше комариного писка звуки, которые издавал Кельт, выдавали крайнюю степень охватившего его возбуждения. Едва я оказалась на полу, барбос тотчас бросил одеяло, подбежал к двери и, остановившись на пороге, вопросительно посмотрел на меня. Не понять этого приглашения было просто невозможно. Не раздумывая ни минуты, я решительно сунула ноги в тапочки и пошла за овчаркой, которая уже клацала когтями по лестнице, ведущей на первый этаж. На полдороге Кельт сел, показал длинным носом куда-то вниз и вильнул хвостом. Подойдя к нему поближе, я услышала чьи-то голоса. Вытянув шею и заглянув под лестницу, я увидела несколько серых теней, расположившихся в кружок. Я вспомнила, что перед самыми праздниками Папа обнаружил в этом месте дырку в стене. "Это - крысы!", - неожиданно с омерзением поняла я.
       Подслушанная тайна
       Твари разговаривали по-человечьи и, более того, сильно прислушавшись, я могла даже понять, о чем. Судя по всему, у них проходило какое-то совещание.
       - ... Но, уважаемый Кшиштоф, - с поклоном сказала тощая крыса, сидевшая спиной ко мне, - притом, что каждое Ваше слово - закон для любого из нас, я хотел бы все-таки спросить: не преждевременно ли Ваше решение? Поверьте, задать этот вопрос меня заставляет не недостаток уважения к Вашей воле, а долг командующего Вашей армией!
       - Господин Шуршов, Вы знаете, если я принял какое-то решение, то я никогда его не отменю! Но, хотя все вы и так обязаны беспрекословно выполнять распоряжения главы вашего рода, я готов еще раз повторить причины, заставившие меня отдать приказ расчехлить боевые знамена.
       - Вы оказываете им излишнюю честь, друг мой, - обратилась к Кшиштофу сидевшая рядом с ним по левую руку толстая крыса.
       - Вы как всегда правы, дорогая Шушаник, - ответил ей Кшиштоф, - но поскольку предстоит серьезная операция, я хочу, чтобы все руководители понимали смысл нашей борьбы.
       - Я готов безо всяких объяснений отдать за Вас всего себя, от усов до самого кончика хвоста! - пылко выкрикнул другой участник совета, сидевший от Кшиштофа справа.
       - Благодарю вас, господин Шушниг, - кивнул ему оратор, но соблаговолите, все-таки, выслушать меня!
       В это время сосед Шушнига начал что-то ему шептать на ухо.
       - Смотреть и слушать надо сюда! - строго зашипел Кшиштоф.
       В его голосе послышалось раздражение, а длинный голый хвост начал нервно постукивать по полу. Почувствовав перемену в настроении своего главы, остальные участники совещания затаили дыхание.
       - Вам не нужно напоминать, что до появления человека славный род мышиных процветал, не зная горя. Наши младшие сестры - мыши и, в особенности, мы - крысы, не имели на земле серьезных врагов. Не считать же таковыми лис да сов, волков да всяких филинов. Когда уничтожают тысячу наших солдат, мы выставляем десять тысяч новых!
       Я почувствовала, как при последних словах главной крысы Кельт завозился на месте и вздохнул. Он явно отлично понимал, о чем говорит этот Кшиштоф, и был готов скатиться вниз по лестнице и показать этим наглым грызунам, кто в доме хозяин!
       - Без сомнения, - продолжал свою речь оратор, - крысы - венец творения! Мы устроены так, что подвижные кости нашего черепа могут сжиматься, чтобы можно было пролезать в самые узкие дырки. Нам даны такие зубы, что мы легко прогрызаем кирпичные стены. Мы способны есть все и жить повсюду! Достаточно напомнить вам, дорогие соратники, что наши родственники, прибывшие вместе с людьми на далекие океанские острова, приспособились жить на пальмах и никогда не спускаться на землю. Поистине, нам нет преград!
       Последние слова Кшиштофа утонули в горячих аплодисментах, прозвучавших, впрочем, достаточно приглушенно, поскольку производились мягкими лапками. Между тем глава рода, выждав паузу, продолжал:
       - Конечно, люди чувствуют, что мы совершеннее их, и хотят нас уничтожить. Много веков назад человек объявил нам смертельную войну. Все вы знаете трагическую историю про Гамельнского музыканта. С тех далеких пор люди научились вдобавок к разным колдовским штучкам и крысоловкам еще и травить нас ядами! Хочу быть справедливым: от человека немало пользы - он изготавливает много всякой вкусной еды. Но вреда от него гораздо больше! Настало время решительно покончить с нашими единственными смертельными врагами!
       Хорошо, что я сидела на ступеньке, обнимая Кельта за шею! Мне поэтому удалось удержать его на месте, когда после кровожадных слов Кшиштофа он снова вскочил с намерением всех их растерзать. А ведь надо было обязательно дослушать, что там задумали эти мерзкие мышиные! Словно подслушав мои мысли, крысиный царь (так я решила его называть) провозгласил:
       - Как вы знаете, уже второй год охрана этого поселка травит нас новейшим антикрысином. В прошлом году из-за него мы лишились многих наших товарищей... Зато те, кто выжил, многократно усилили свою приспособляемость к окружающему нас миру, а некоторые из вас научились принимать облик людей. Я хочу, чтобы они поделились своими впечатлениями с Советом. После этого я расскажу, что придумал.
       Первой взяла слово Шушаник.
       - Всего, как вы знаете, на земле насчитывается около шестидесяти видов наших родственников-крыс. Большинство из них живут в теплых краях, но Черные и Серые, - к последним принадлежим и мы с вами, - расселились повсюду. Есть, к сожалению, среди нас и предатели: когда-то могучие черные норвежские крысы за десятки лет жизни в клетках под надзором человека из хищников превратились в маленьких белых мышек, которые по всему миру помогают людям в их лабораториях ставить различные опыты, и тем увеличивают силу нашего главного врага. Этот позор!...
       - Любезная Щушаник, - перебил ее Кшиштоф, - прошу Вас перейти ближе к делу.
       Толстая крыса безропотно подчинилась:
       - По просьбе моего царственного супруга, я первой в нашем клане обернулась человеком. В качестве образца я выбрала хозяйку дома, в котором сейчас мы проводим наше историческое заседание. Превращение было достаточно трудным. Выяснилось, во-первых, что нам гораздо легче уменьшить голову, чем увеличить. Имеется в виду механическая, так сказать, сторона вопроса: кости нашего черепа не приспособлены к расширению большему, чем объем нормальной крысиной головы. Во-вторых, мне было необыкновенно трудно спрятать свою крысиную стать под маской женщины. Но и это еще не последняя проблема, которую мне пришлось решать. Говорят, что лицо - зеркало души. Видимо, это действительно так! Во всяком случае, моя крысиная душа никак не хотела занимать свое место в новом теле. Это что касается минусов. Плюсы: встречные люди со мной здоровались, а у сторожей не было повода мною интересоваться. Должна, однако, предостеречь и о возможной опасности: случайной встрече с людьми, близко знающими оригинал. В этом случае возможны самые неожиданные затруднения.
       Слушая эту толстую крысу, я испытывала разные чувства. С одной стороны, вполне понятные ужас и омерзение. С другой - облегчение оттого, что, наконец-то, раскрылась тайна моей давешней встречи с Мамой-немамой. И еще: я была горда тем, что Мама такая хорошая и красивая, что крысе-оборотню неуютно в нее превращаться!
       - Пожалуйста, уважаемая Шушаник, - вмешался Кшиштоф, - сообщите совету, какой вы делаете вывод.
       - Полагаю, что принимать вид именно тех людей, которые живут в нашем поселке, следует с величайшей осторожностью и в крайнем случае.
       - Благодарю вас, Шушаник. Слово предоставляется господину Шушнигу.
       - Когда по приказу нашего вождя я обернулся человеком, у меня не было проблем, о которых рассказала нам Шушаник - за исключением жуткой боли в голове. Очевидно, это связано с тем, что в качестве образца я взял человека, собиравшего пустые бутылки на платформе электрички. Мне было вполне уютно в этом обличье. Однако сторож не пускал меня на территорию нашего поселка, и мне пришлось вернуться в крысиное состояние, чтобы пролезть в дырку в заборе. Все встречные дачники почему-то внимательно на меня смотрели, никто не здоровался, а потом позвали сторожа и показали ему на меня рукой. Я завернул за угол дома, чтобы никто не увидел момента моего возвращения к прежнему обличью, и прекратил эксперимент.
       - Надо было более вдумчиво подходить к выбору человеческой модели, - проворчал крысиный царь. - Что Вы можете нам посоветовать, дорогой Шушниг?
       - Уважаемый Кшиштоф! Под угрозой смерти я не осмелюсь вам что-либо советовать! Остальным же соратникам я бы рекомендовал держаться подальше от собак и кошек: они нас чуют нутром, и их не проведешь!
       Кельт старался сидеть очень тихо. Казалось, он понимал, что нам очень важно дослушать до конца совещание оборотней. Услышав крысиную оценку собак, он вздохнул и посмотрел мне в глаза: мол, слышишь, как меня уважают!
       Крысиный план
       - А теперь перейдем к конкретному плану операции, - предложил крысиный царь. - Первая и решающая наша задача - захватить и удерживать постоянно полный контроль над дачным поселком. Если мы ее выполним - перейдем ко второй фазе, но об этом - несколько позже. Итак, что нам нужно для захвата контроля в поселке? - Неожиданно усы у Кшиштофа дернулись и обнажились кошмарные клыки: - господин Шуршов, вы только что зевнули, Вам неинтересно?
       - Что вы, уважаемый Кшиштоф, мне страшно интересно, а зеваю я от волнения!
       - То-то же... Впредь постарайтесь выражать свое волнение как-нибудь по-другому. Так на чем я остановился?
       - Что нам нужно для захвата контроля в поселке, - услужливо подсказал трясущийся от полученной выволочки Шуршов.
       - Молодец, - поощрил крысиный царь своего командующего армией. - А нужно нам в первую очередь обезвредить сторожей поселка! Причем сделать это надо поздним утром, когда матери и, особенно, отцы разъедутся по работам, а на дачах останутся дети и деды с бабками. Но не позже полудня, чтобы у нас было время подготовиться к вечернему съезду родителей. Время начала операции обозначим, как время "К".
       - Почему "время "К"? - поинтересовался Шушниг.
       Кшиштоф раздулся от важности. Если бы он и так не был предельно отвратительным, можно было бы сказать, что в этот момент он стал еще омерзительнее.
       - Потому, что это означает "Время крыс"! Для того, чтобы справиться со сторожами, следует одному из вас оборотиться начальником охраны, а дальше - дело техники. Затем - сгоняем всех людей в клуб. Крысы занимают их место в дачах и дожидаются вечернего приезда из Москвы тех, кто уехал утром. Все приезжающие также доставляются в клуб. В течение двух-трех дней отловим всех случайно отсутствовавших. Рисковать нам нельзя!
       - Ну, а потом мы их всех ..., - Шушаник, не договорив, плотоядно облизнулась.
       - Нет, ни в коем случае! - сказал, как отрезал, Кшиштоф. - Пусть пока поживут. Не долго. Они нам пригодятся для второго этапа операции.
       - На что же могут пригодиться жалкие людишки? - задал вопрос Шуршов.
       - Я все больше и больше убеждаюсь, что не зря назначил Вас командующим своей армией. Вы, слава Голому хвосту, - не стратег: двух стратегов у нас было бы многовато! Людишек мы будем изучать, чтобы лучше перенять их манеры, ибо конечная наша цель - захват власти в городе и стране! Ну и, на крайний случай, они пригодятся нам в качестве заложников.
       - Захватить власть в стране! Не может быть! - вскрикнул Шуршов и прикусил язык.
       - Господин Шуршов! - хрюкнул от удовольствия крысиный царь, - вы мне определенно перестаете нравиться! Извольте побрить горло, чтобы в случае Вашей следующей ошибки мне было бы удобнее прокусить его.
       Под лестницей повисла напряженная тишина. Ее разрядила Шушаник:
       - Да и мне, мой друг, в последнее время Шуршов все менее приятен!
       - Представьте себе, друзья мои, - как ни в чем ни бывало, продолжал крысиный царь, - что будет, когда спустя какое-то время крысы под личиной сидящих под замком людей разъедутся по своим делам! Они займут большие кабинеты в серьезных учреждениях. В скором времени они вытеснят оттуда людей и начнут захват новых руководящих постов - по всему городу. Все будет в наших руках. А в дальнейшем - нас поддержат братья-грызуны в российских городах Шуе и Шушенском, в американских Шушане и Шошони, в африканских Шугарбуше, Шишаве, Шошонге и Шипиндо, в азербайджанской Шуше, в венгерском Шимонфе и албанской Шупензе, в китайском Шуйдине, в швейцарском Шюпфхайме и польском Щучине... Словом, по всему миру! И вот тогда - всем людишкам придется встретиться со смертью. Крысы, ура!
       Хвостатые твари начали шипеть свое "ура!", но ликовать им пришлось недолго: Кельт вырвался из моих рук и как сумасшедший кинулся вниз. В мгновение ока толстопопые члены высокого совета вскочили и улизнули от возмездия через малюсенькую дырку в стене. Если бы я не видела всего этого своими глазами, ни за что бы не поверила, что такое возможно. Еще труднее было осознать, что мне не приснились весь этот военный совет и зловещий план новоявленных оборотней.
       Больше не одна!
       Разогнав крыс, барбос, победоносно повиливая хвостом, вернулся на лестницу. Всем своим видом он явно старался сказать что-то вроде "Вот какой я молодец! Похвали меня!". Он действительно был умницей: сначала разбудил, а затем дал дослушать план оборотней (хотя можно себе представить, как трудно ему было терпеливо сносить наглые заявления крыс). Более того: Кельт умудрился провести атаку на крысиный совет молча, ни разу не гавкнув. Поэтому никто не проснулся, и мне не пришлось объяснять, что я делаю ночью в пижаме на лестнице. Ну что бы я могла сказать бабушке с дедушкой? И вообще, можно ли кому-нибудь рассказать о своем открытии? Поверят ли мне? Могу ли я одна что-либо предпринять, чтобы предотвратить победу заговора оборотней? Вообще, что нужно для этого сделать? Слишком много вопросов свалилось на бедную Дашину восьмилетнюю голову!
       Сначала я честно призналась самой себе, что в одиночку крыс не победить. Но кто же станет моим союзником? Конечно, Валя! Кто, кроме тринадцатилетней сестры, способен поверить мне и помочь? Родители - в отъезде, да и вообще все взрослые - включая даже Дедушку с Бабушкой, - погружены в свои скучные взрослые дела, а мой рассказ воспримут как фантазию маленькой девочки. Нет, им ничего рассказывать нельзя! Еще и в постель уложат... Ведь даже сестра не поверила, когда я рассказала ей про встречу с Мамой-немамой! Но ее можно убедить: она всего на пять лет старше меня, и поэтому не успела еще разучиться верить в небывалое!
       Приняв это важное решение, я спустилась с лестницы и тихонько вошла в Валину комнату. Пес увязался за мною, и тут я ничего не могла поделать, поскольку он на равных участвовал в этом ночном приключении. Сестрица спокойно спала. Я собралась ее разбудить, но Кельт опередил меня. Он подошел к постели, ухватился зубами за одеяло и потянул - в точности, как делал это недавно в моей комнате. Валя открыла глаза, увидела меня, барбоса, села и начала заспанным голосом ругаться:
       - Что случилось, Дашик? Я хочу спать! Зачем ты меня будишь? Кельт, отстань!
       Услышав ее голос, я почувствовала, как страшное напряжение, охватившее меня при первых звуках голосов подслушанных мною оборотней, стало проходить. Его место заняла жуткая усталость. Пришли и слезы: я уселась в ногах у Вали и разревелась. Плачу я чрезвычайно редко, поэтому сестрица сразу окончательно проснулась.
       Валя
       Пробуждение у меня в то раннее утро было веселеньким. Представьте: ни свет, ни заря собака стаскивает с вас одеяло, а никогда не плачущая младшая сестра плюхается к вам на кровать и начинает безудержно рыдать. Первая мысль - случилось что-то с родителями или с дедАми. Первые минуты от Дашки нельзя было добиться ни одного вразумительного слова, но я поняла, что эти мои опасения не оправдались, и сразу же успокоилась. Поглаживая сестренку по спине, я ждала, когда она выплачет весь запас слез. Но Кельт ждать в бездействии не захотел. Своим длинным и нежным языком он начал вытирать слезы на Дашиных щеках. Эта неожиданная забота быстро сестру успокоила, вызвав на ее губах мелькнувшую на мгновение привычную улыбку.
       Вытерев слезы, Даша очень подробно рассказала мне о своем открытии, поминутно перебивая саму себя одним и тем же вопросом: "Валь, ты мне веришь?". Поверила я почему-то сразу: то ли потому, что придумать такое Даше вряд ли было под силу, то ли потому, что эта история хорошо сопрягалась с рассказом Дедушки о его беседе со сторожем... Но главное - из-за Кельта: никогда раньше он не приходил будить меня, стягивая зубами одеяло! Было заметно, что Дашик почти успокоилась, переложив на меня часть непосильной для нее одной ответственности. Оставалось решить, как же победить проклятых оборотней?
       - Валя, - обратилась ко мне сестра, - а кто такой Гамельнский музыкант?
       - Это из старинной германской сказки. В ней рассказывается, что в немецкий город Гамельн пришли когда-то полчища крыс, которые сожрали там все запасы зерна, и начался великий голод. Были испробованы все средства борьбы с этими тварями, но ничего не помогало. И тогда к мэру пришел никому не известный человек и подрядился...
       - Что такое "подрядился"?
       - Даш, не перебивай! Подрядился - означает "взялся за плату выполнить какую-то работу". Так вот: он подрядился очистить город от крыс. Затем этот незнакомец вышел на главную площадь Гамельна, достал флейту и заиграл на ней. Тотчас из всех подвалов начали вылезать крысы. Музыкант пошел вон из города, а грызуны - за ним. Затем он зашел в реку, и хвостатые захватчики все до одного утонули. Но потом мэрия отказалась платить, и тогда этот колдун с помощью своей флейты увел куда-то из Гамельна всех детей.
       - Да, - сокрушенно покачала головой сестра, жаль, что у нас нет такой флейты!
       - Действительно, жаль. Но нам с тобой надо не сказки вспоминать, а придумать, как справиться с нашими оборотнями!
       В это время Кельт, расположившийся на пороге моей комнаты мордой в сторону лестницы, заворчал и вскочил. Затем подбежал к крысиной дырке, нервно обнюхал ее и улегся, почти уткнув в нее нос. Надо думать, хозяева норы решили было произвести вылазку.
       - А знаешь, - сказала я Даше, - они ведь должны всех нас знать. Возможно, во всех дачах у них есть разведчики, которые долгое время нас изучали и подслушивали.
       - Тогда, - посмотрев на меня серьезно, ответила Даша, - мы тоже должны подготовиться и произвести разведку. А потом - придумаем, что же нам делать.
       На том и порешили.
       Разведка. Даша
       После завтрака мы с сестрой пошли "погулять" по поселку. Бабушка несказанно удивилась нашему решению, - обычно нам бывает вполне достаточно своего участка, но отпустила, с условием, что мы не будем выходить за ворота, и что я во всем буду слушаться Валю.
       Начинался один из тех теплых майских деньков, которые делают этот месяц одним из лучших (если не лучшим) в средней полосе: приятно согревало уже горячее, но еще не знойное солнце; ласковый ветерок трепал в сочной, не выгоревшей траве желтые головки одуванчиков. Царили мир и покой, и совершенно не верилось, что вокруг творятся такие грозные и страшные события, казалось невероятным, что мы не просто решили побродить, а отправились на разведку.
       - Знаешь, - сказала Валя, - только во время таких прогулок можно спокойно поговорить.
       - Почему? - поинтересовалась я.
       - В доме или около него нас теперь всегда могут подслушать наши враги. Сейчас у нас перед ними только одно преимущество: мы знаем их планы, а они думают, что людям ничего не известно.
       - Ну, нам же действительно ничего не известно! Да и врагов у нас нет! - громко сказала я, а когда сестрица изумленно ко мне повернулась, молча показала ей пальцем на колышущуюся траву. Кто-то в ней быстро от нас удалялся.
       - Ты чего, теперь уже и ежей боишься? - удивилась Валя.
       - А если это была крыса? - ответила я. - Лучше давай-ка теперь о серьезных делах будем с тобой шептаться.
       - Да, это был не еж, - ответила Валя и показала на толстую крысу, в отдалении перебегавшую дорожку. - Ты молодец, Дашик, - похвалила она мою осторожность. - Кстати, заметь, - продолжила она, - Алексей Толстой в "Буратино" очень точное имя дал этой крысе, Шушере, которая жила за очагом. Как будто он встречался с нашими оборотнями!
       - Может, и встречался, только не с нашими, а с их пра-пра-прадедушками и пра-пра-прабабушками.
       Валя предложила пойти осмотреть клуб - будущее место заточения людей, когда наступит "время К". Пока мы туда шли, возник вопрос: когда же это самое время будет "уважаемым Кшиштофом" объявлено.
       - Очевидно, - предположила Валя, - у них все готово, а крысиный царь не хочет тянуть. Наверно, это будет в первый же рабочий день после праздников.
       - Жаль, что нам не надо в школу, - расстроилась я (в школе был ремонт, и отменили занятия на три дня между Первомайскими праздниками и Днем Победы).
       - Ага, - возмутилась Валя, - мы бы удрали, и позволили оборотням захватить поселок!? А потом бы все равно вместе с родителями сами приехали к ним в лапы! Ведь нам бы никто не поверил, что поселок захвачен оборотнями. Нет, мы должны оставаться здесь и победить!
       Увлекшись разговором, мы не заметили, как добрались до клуба. Это было старое трехэтажное здание, первые два этажа которого занимали разные административные службы. На третьем располагался актовый зал со сценой и большим экраном. Судя по всему, именно здесь крысы предполагали устроить тюрьму для людей. Когда мы поднялись на третий этаж, зал был открыт: в нем как раз протирали полы.
       - Чего ищете, девочки, - спросила нас уборщица.
       - Да нет, ничего особенного, - ответила ей Валя. - Просто мы здесь никогда не были, вот и пришли посмотреть.
       - А, понятно, - кивнула головой уборщица, - Это раньше, когда не было теликов и видиков, народ сюда два раза в неделю приходил. А теперь - только на собрания, а вам-то что на них делать?
       Валя не забывала, что пришла сюда на разведку:
       - Скажите, пожалуйста, куда ведет вон та дверь? - указала она на закрытую дверь в дальнем конце зала.
       - Эта-то? Пожарная лестница, она всегда заперта!
       Спасибо, - поблагодарили мы хором и отправились восвояси. На первом этаже Валя ненадолго задержалась около вахтера, за которым виднелась доска с ключами. Они висели на гвоздиках, и к каждому была прикреплена бирка: "склад", "котельная", "щитовая" и другие. В нижнем углу щита виднелся ключ с надписью "акт. зал пожарн. вых." На улице Валя задумчиво сообщила:
       - Утром в "день К" нам с тобой придется этот ключик стащить.
       Я совсем уже было собралась спросить "зачем?", как сообразила - чтобы выпустить плененных оборотнями людей на свободу. Вместо этого родился другой вопрос:
       - Но ведь оборотни захватят у сторожей оружие, и ничто не помешает им пустить его в ход против безоружных дачников. Как же нам справиться с вооруженными крысами, прикинувшимися людьми?
       - Над этим я как раз и думаю, - ответила Валя. - И еще одну задачку надо решить: как уничтожить крыс, которые останутся в крысином обличье?
       План вырисовывается. Валя
       Я об этом думала все время, начиная с самого утра. У нас, размышляла я, по существу, не один, а два врага: крысы, оставшиеся в своем естественном обличье, и их сородичи, оборотившиеся людьми. Еще не известно, кто опаснее, оборотни, способные применять человеческое оружие и равные нам по физической силе, или относительно небольшие грызуны, незаметные, умело прячущиеся и практически не боящиеся никаких преград. Но потом я себя поправила: враг все-таки один, но способный принимать по желанию любой из этих двух обликов. Я не очень могла объяснить свой вывод, но чувствовала, что эта способность наших оборотней увеличивала их силы не в два, а по меньшей мере в четыре раза.
       - Мне кажется, - посмотрев на меня неожиданно взрослым взглядом, молвила Даша, - я знаю, как можно будет расправиться с крысами-крысами!
       - ?
       - Надо попросить Кельта в связи с предстоящими событиями провести переговоры с поселковыми собаками. Хорошо бы еще, чтобы они сговорились со своими бродячими сородичами - помнишь, сколько их бегает на рынке?
       Дашина идея показалась мне очень дельной, однако, не решающей этого вопроса полностью:
       - Боюсь, собачьих сил для этого может не хватить, - выразила я сомнение. - Судя по всему, этих мерзких грызунов - тьма-тьмущая.
       - Можно привлечь и котов, - ответила Дашка, души не чаявшая в этих красивых, но самостоятельных и коварных зверюгах. - Если нас так хорошо понимает Кельт, то можно будет сговориться и с каким-нибудь сообразительным котом. Мне кажется, одного такого я знаю. Он живет у сторожей в проходной.
       - Что ж, - признала я, - если тебе это удастся, то решение одной задачи, возможно, нам найти удалось!
       Тут Дашкино лицо приобрело то особое отстраненное, но хитрое выражение, которое оно принимало тогда, когда мы играли в какую-нибудь игру, и она собиралась сделать выигрышный ход.
       - Может быть, я знаю, как решить и вторую задачу, - деланно скромно пискнула она.
       Даша приучила меня к самым разным чудесам, поэтому я не удивилась, а просто спросила:
       - Как?
       - Ты будешь спорить, что наш Папа самый умный, и что он может все?
       - Нет, не буду, - честно ответила я.
       - Так вот, надо попросить его привезти какое-нибудь заморское средство от крыс, которое действовало бы и на оборотней!
       Безумная надежда, появившаяся было у меня, пропала.
       - Дашик, - я старалась говорить так, чтобы не обидеть ее, - боюсь, это нам не поможет. Во-первых, совсем не известно, есть ли такое мощное средство. А во-вторых, рассказать ему обо всем и попросить купить что-то в этом роде мы не можем - он нам не поверит, потому, что признать возможность существования крыс-оборотней нормальный взрослый человек не сможет.
       - Но ведь можно же не говорить про оборотней, а просто сказать, что крысы расплодились так, что мы просто не можем больше жить на даче! Пусть он привезет флейту Гамельнского музыканта, а остальное мы сделаем сами!
       Все-таки с высоты своих тринадцати лет мне было хорошо видно, как здорово быть восьмилеткой! Легко сказать: пусть он привезет флейту Гамельнского музыканта! А где ее взять? Хотя, с другой стороны, кто быстрее сможет найти ее, если не наш Папа? Может быть, Дашка и права...
       Мы еще немножко посовещались с ней, и поняли, что стоявшую перед нами задачу можно решить - если Папа сможет найти какое-то средство от грызунов, а мы - сможем его уговорить сделать все так, как надо. Оставалось поговорить с отцом, что мы не медля и сделали. Первой трубку мобильника взяла Даша. После приветствий и ответов о здоровье она заговорила о главном:
       - Папа, я тебе обещала подумать о том, что бы мне хотелось, чтобы ты привез из вашей поездки. Я придумала: какой-нибудь прибор, разгоняющий крыс. Их здесь развелось ужасающее количество. Я знаю, что ты не забудешь! Передаю трубку Вале.
       Моя задача была не менее сложна, чем у Дашки. Я сказала Папе, что в день их приезда будем у Дедушки с Бабушкой. Он удивился, на что я ответила:
       - Папочка, это очень важно! Не спрашивай, почему. Просто вечером не заезжайте с Мамой за нами, а сначала отправляйтесь на дачу. Обязательно захвати с собой свой подарок для Даши. Когда вы на даче оглядитесь, что к чему - позвоните Деду. Теперь обещай мне одну вещь: пожалуйста, запомни то, что я сейчас скажу, и не думай, что твои дочки сошли здесь с ума! Обещаешь? И ни о чем не спрашивай! Так вот: тринадцатый ряд и тринадцатое место. Запомнил? Нет, нет, не спрашивай. Объясню все потом. При встрече. Просто запомни: тринадцатый ряд, тринадцатое место. Целую!
       Не знаю, как у родителей, а у нас после этого разговора на душе полегчало. Хотя, если говорить честно, конечно, знаю: им стало тяжелее ровно настолько, насколько легче нам.
       ... Когда мы вернулись с разведки, Дедушка собирался домой, к себе на дачу, которая была совсем недалеко от нашего поселка. Двум таким лисам, как мы с Дашиком, ничего не стоило уговорить его увести всех нас рано утром после выходных к себе - чтобы потом нас забрали родители. Бабушка было заколебалась, но мы быстро уговорили ее, сказав, что обо все уже договорились с родителями. Решающим доводом был Дашкин стон:
       - Я так соскучилась по Пилсу! (Пилс - это бело-рыжий барбос, который у них живет. Его полное имя - Апельсин, сокращенно - Пилс, а крестная мама - Даша). Да и бабушке надо отдохнуть...
       Почти все, за исключением нескольких мелочей, было подготовлено, оставалось только ждать.
       Даша. "Работа над мелочами"
       У нас с Валей оставалось целых два дня, чтобы окончательно подготовиться к времени "К". Во-первых, надо было предусмотреть возможность проникновения на территорию дачного поселка, минуя проходную, поскольку крысы, обернувшись сторожами, будут задерживать всех входящих и отправлять в клуб. А ведь если у нас не будет свободы передвижения, цена нашему плану борьбы против крысиного заговора будет равна нулю! Выполнение этой задачи взяла на себя моя сестра - она была постарше и значительно сильнее, что было важно: требовалось вытащить из забора несколько гвоздей, но доски оставить на месте. Тогда, когда придет время, их можно будет отодвинуть в сторону и пролезть в образовавшуюся щель.
       Вечерочком, вооружившись с трудом найденными в кладовке гвоздодером и плоскогубцами, мы отправились "пройтись на ночь". Делать надо было все тайком, чтобы не увидела охрана. Забавно получалось: чтобы спасти тех же сторожей, нужна была дырка в заборе, но проделывать ее приходилось в тайне от них. Место для прохода выбрала Валя.
       - Со стороны станции, конечно, работать было бы удобнее: там и деревья повыше, и тень погуще. Но и охрана более внимательна к этой части забора. Давай-ка свою лазейку сделаем со стороны шоссе. Ты садись на лавочку и посматривай вокруг - не идет ли сторож...
       - ... И не бежит ли крысиный разведчик, - закончила я за Валю.
       - Приятно иметь дело с родной сестрой, - ухмыльнулась она, - понимает с полуслова!
       После этого начались наши мучения: я ужасно переживала за Валентину, а сестренка мучилась с ржавыми гвоздями. Может быть, для привычного человека задачка и была пустяковой, но Валя-то взяла гвоздодер в руки первый раз в жизни! В конце концов, все случилось в точности, как в бабушкиной любимой поговорке: "Глаза боятся, а руки - делают!". Запыхавшаяся Валя вернулась и, посасывая прищемленный палец, сообщила, что ни за какие сокровища больше пальцем не притронется к "этим проклятым железякам". Дело было сделано.
       Следующей задачей было заполучить в союзники окрестных кошек. Утром последнего праздничного дня я попросила у бабушки кусочек рыбки и пошла навестить своего знакомого - кота Василия, который, как вы уже знаете, жил в сторожке, расположенной около проходной.
       Вообще-то я ужасно люблю кошек! Они такие пушистые, зеленоглазые симпатяги. Но, к сожалению, мне не разрешают завести дома одну из них - приговор врачей обжалованию не подлежит: аллергия. Но я не упускаю случая поиграть с какой-нибудь чужой кошкой - особенно когда не видят Мама или Бабушка. Василий - исключение. Мне разрешено кормить его и даже гладить - когда он сам не возражает против такого панибратства. Правда, потом нужно бежать домой и мыть руки.
       Подойдя к сторожке, я позвала кота. На "кис-кис" он приходит от случая к случаю, но если услышит "Вася-Васенька", приходит обязательно. Громко урча и задрав хвост трубой, он потерся о мои ноги и сел, прикрыв хвостом лапки и вопросительно глядя на меня. Угощение он взял у меня с ладони как всегда очень деликатно, но потом отбросил хорошие манеры и быстро проглотил весь кусок. После этого, облизываясь, внимательно посмотрел мне в глаза, интересуясь: мол, больше ничего нет?
       Я наклонилась к нему и тихонечко прошептала:
       - Василий, у меня к тебе серьезный разговор.
       Кот, не проявляя особого интереса, зевнул и встал на все четыре лапы, явно собираясь уходить по своим кошачьим делам. Я обеими руками взяла его за пушистую шею и настойчиво повторила:
       - Вася-Васенька, мне нужно с тобой серьезно поговорить. Я в опасности и мне нужна твоя помощь!
       Василий вопросительно посмотрел на меня и уселся напротив. Он был готов слушать!
       - Ты знаешь, что в нашем поселке поселились крысы?
       Мой собеседник широко раскрыл пасть с внушающими уважение зубами и с отвращением помотал головой. Было понятно, что он прекрасно осведомлен об этих непрошенных "дачниках", и не испытывает восторга по поводу соседства с ними.
       - Так вот, они научились прикидываться людьми (в этом месте моей речи Василий выгнул спину и злобно зашипел, показывая, что для него и это - не новость). - Они собираются разделаться со всеми жителями поселка, а заодно с кошками и собаками. Ты согласен помочь нам справиться с оборотнями?
       Кот поднял переднюю лапу и положил мне на колено. Я перевела этот его жест как "ты можешь на меня положиться".
       - Завтра вечером мы с сестрой придем сюда. Жди нас вон у того дерева (я показала на большую сосну, росшую неподалеку от проделанной Валею лазейки в заборе). Прошу тебя договориться со всеми местными котами. Если получится, позови и деревенских - чем ваша армия будет больше, тем выше наши шансы на успех.
       Василий повторил операцию с передней лапой, после чего бесшумно растворился в сгущающихся сумерках.
       Перед сном я договорилась и с Кельтом. Он уже давно лелеял мечту отомстить мерзким и наглым оборотням, так что уговаривать его не пришлось. С видимой радостью он встретил и предложение объединить усилия с уличными собратьями из деревни и с рынка - он давно уже хотел с ними покороче сойтись, но Папа не разрешал, опасаясь, что наша овчарка наберется от них дурных манер и блох. Гораздо труднее было убедить барбоса в необходимости сотрудничества с кошками. Кельт, как и всякая уважающая себя собака, при виде кошки всегда приходил в неистовство и гнал ее до ближайшего дерева или забора. Но в конце концов любовь к людям пересилила: он тяжело вздохнул и утвердительно кивнул головой.
       Выходные заканчивались. Все легли спать.
       Валя. Тревожное утро
       Учитывая по-настоящему нелегкие испытания, которые нам двоим предстояло наутро преодолеть, я легла спать в Дашиной комнате - там стоит двухэтажная кровать. Не скрою, принимая это решение, я хотела также быть и подальше от крысиного лаза, который, как вы помните, располагался на первом этаже в стенке под лестницей.
       Когда Дашка уже заснула, да и я собиралась последовать ее примеру, зазвонил мой мобильный. Это был Папа. Тихим голосом он настойчиво расспрашивал, все ли у нас в порядке? Говорил он тихо, как я понимаю, чтобы не услышала Мама. Очевидно, он решил ее лишний раз не волновать. Затем он попросил передать Дашику, что купил страшилку для крыс: работающий от батареек приборчик, которые издает неслышные для нас, но нестерпимые для крысиных ушей звуки. Я ужасно обрадовалась - это было именно то, что надо! Я попросила Папу, когда он поедет завтра вечером на дачу, положить этот приборчик (ну чем не гамельнская флейта!) в карман, ничему не удивляться, а также не забывать про тринадцатый ряд и про нашу просьбу позвонить Дедушке. Повеселев после этого разговора, я крепко уснула.
       Проснулись мы рано утром. С дедом накануне договорились, что он заберет всех нас в половине девятого. Он еще удивился - зачем так рано. Не могла же я сказать, что нам надо уехать из поселка в основном потоке утренних машин, иначе всех арестуют крысы-оборотни! Пришлось ответить, что хочется подольше побыть у него в гостях до того, как вечером нас увезут родители. Дедушка обрадовался, и больше ни о чем не спрашивал.
       Наскоро перекусив и оставив Бабушку собирать вещи, мы с Дашей снова "захотели пройтись". На этот раз я взяла свой велосипед, и мы отправились к клубу. Надо было закончить с последней "недоделкой".
       У клуба я с помощью подходящего сучка безжалостно сняла велосипедную цепь с зубчатого колесика, после чего вошла внутрь и стала упрашивать вахтера починить мне велосипед. Он немножко повредничал, но потом все-таки вышел на улицу и занялся ремонтом. Даша выскользнула из-за двери, за которой от него пряталась, и бесшумно кинулась внутрь. По дороге она сдернула с гвоздя ключ от пожарной двери, вихрем поднялась на третий этаж, зашла в актовый зал и спрятала мой мобильник под креслом N 13 в тринадцатом ряду. Увидев ее на пороге клуба с ключом в руках, я стала громко задавать вахтеру разные глупые вопросы, всячески его отвлекая. Когда я убедилась, что сестра благополучно оказалась на улице, я поблагодарила своего помощника, и мы отправились домой.
       - Не понятно, сказала Даша, - почему нельзя было рядом с мобильником оставить и ключ от пожарного выхода?
       - А если там будет стоять вооруженный оборотень, который не подпустит Папу к двери? Нет, мы не можем рисковать. Действуем, как договорились!
       На даче нас уже дожидался Дед. Часы показывали 8.45, пора было уносить ноги. Теперь оставалось только ждать вечера и надеяться на догадливость отца.
       Заложники. Папа
       Должен сказать, что телефонные разговоры с дочерьми не способствовали спокойному отдыху. В их голосах слышался еле сдерживаемый страх, а непонятные просьбы сбивали с толку. Но я действительно верил, что ничего по-настоящему страшного не происходит: в противном случае со мной связались бы Дед с Бабушкой, да и сами девочки не стали бы ничего скрывать - у нас в семье это не принято. Жене я ничего не говорил: нам с трудом удалось вырваться отдохнуть на несколько дней, и не хотелось ее попусту волновать.
       Как я мог так заблуждаться? Но кто бы предположил, что бедные Валя и Даша будут вынуждены скрывать страшную правду потому, что в нее действительно никто бы не поверил! Но это еще полбеды. Гораздо хуже то, что, расскажи они о крысином заговоре, ему был бы обеспечен полный успех, поскольку, не поверив, никто бы не разрешил сестрам сделать то, что они запланировали...
       Я выполнил просьбу Дашика и купил симпатичный приборчик, разгоняющий домашних грызунов. Испускаемые им ультразвуковые волны нагоняют на крыс и мышей нестерпимый ужас. Как раз перед самым отъездом я обнаружил под лестницей небольшое отверстие в стене, но не успел заделать. Видимо, решил я, девчонки видели мышей и испугались. Мысль о том, что это могли быть крысы, просто не приходила мне в голову.
       Тревожные мысли о дочках не покидали меня весь день, поэтому я постарался освободиться пораньше, и уже в седьмом часу вечера поехал на дачу. Подъезжая к воротам поселка, я начал понемногу успокаиваться - мягкая зелень сосен обладает такой особенностью. Знакомый охранник, казалось, не узнал меня и вежливо попросил пройти в клуб. На вопрос "зачем?" ответил, что врачи нашли на территории какую-то редкую инфекцию и всем приезжающим в срочном и обязательном порядке делают прививки. Решив про себя, что дочерям крупно повезло, что их забрал к себе Дед, я послушно направился в клуб - с инфекционными болезнями не шутят!
       Я обратил внимание, что поселок как бы вымер. Окна дач были темны, а по дорожкам не гуляли отдыхающие.
       - Где же весь народ? - спросил я у мирно шагавшего рядом со мной охранника.
       - Большинство в актовом зале на процедурах, - ответил он, - но многих врачи отправили в больницы.
       Беспокойство с новой силой охватило меня. Только сейчас я обратил внимание, что мой сопровождающий вооружен. Держали в руках оружие и два сторожа, стоявших у входа в клуб. Поднявшись на третий этаж и подходя к дверям актового зала, я удивился безлюдности коридора. Убедившись, что вход и здесь охраняется вооруженным человеком, я заподозрил, что что-то не так, и резко остановился. Было, однако, поздно: один из них широко распахнул дверь, а второй с силой впихнул меня внутрь. За спиной я услышал щелчок замка.
       В кинозале собралось почти все население поселка - как отдыхающие, так и служащие. Среди них, к моему изумлению, был и только что встреченный сторож из проходной. Только этот - в отличие от первого - вежливо помахал мне рукой. Вдоль сцены и у дверей, в которые меня только что впихнули, стояли вооруженные люди. Один их них направил на меня автомат и потребовал, чтобы я подошел к столу и отдал свой мобильный телефон. На привезенный Дашику в подарок приборчик они не обратили внимания, да и я, сказать по правде, тоже о нем забыл. Потом мне сказали, что я могу пойти и сесть.
       - Кино у нас длинное намечается, - осклабился один из бандитов (я не сомневался, что это были именно бандиты), - устанете стоять!
       Не желая подчиняться их приказам, я подошел к стене. Время от времени дверь зала открывалась, чтобы пропустить нового пленника.
       Во всей этой истории я не видел ни малейшего смысла. Долго скрывать захват поселка будет совершенно невозможно. Если бандиты хотят получить выкуп за заложников, то неизбежный штурм и их арест - дело времени. Слава Богу, в очередной раз подумал я, что жена задержалась в городе, а дети гостят у Бабушки с Дедом. Вспомнив о дочерях, я неожиданно вспомнил и о данном им по их странной просьбе обещании - не забывать про тринадцатый ряд и тринадцатое место. Как будто они знали, что я окажусь в кинозале! А, может быть, действительно предвидели? Значит, они были осведомлены и о захвате заложников? Почему же не предупредили меня и Маму? Я почувствовал в себе сильное желание рассердиться, но подавил его: это все были предположения, а реальных фактов я не знал.
       На всякий случай я прошел к тринадцатому ряду и уселся в кресло N 13, которое то ли случайно, то ли благодаря человеческому суеверию оказалось свободным. Если, рассуждал я, во всем этом действительно кроется какой-то смысл, то здесь должно быть для меня приготовлено или объяснение, или сообщение. Медленно опустив руку, я нашарил под креслом мобильный телефон. Оглядевшись по сторонам, я незаметно достал его. Это был аппарат Вали! Вот как, подумал я обрадовано, значит, я напал на верный след. Так, что я должен сделать дальше? Ага, позвонить Деду!
       Набрав номер, я принял вид бесконечно усталого и отчаявшегося человека: локти на коленях, голова опущена и зажата обеими руками. В одной из них я держал мобильник. К телефону подошла Валентина. Она мне сообщила совершенно невероятные вещи, но я уже был подготовлен к тому, чтобы поверить. Мы договорились, что "крысиную страшилку" я буду держать наготове, и включу в тот самый момент, когда откроется пожарная дверь.
       Теперь мне оставалось только ждать и восхищаться хитроумием дочерей, предвидевших, что "несчастливое" кресло в "несчастливом" ряду обязательно будет свободным, а я не забуду их просьбу в него сесть - все из-за того же необычного сочетания цифр.
       Конец оборотней. Валя
       Нечего и говорить, что весь день мы с Дашей были сами не свои. Ни о чем, кроме крысиного нашествия мы говорить не могли и не хотели, но при Бабушке и Дедушке эта тема была запретной. От волнения не хотелось ни кушать, ни играть. Бабушка дважды мерила нам температуру, а потом объявила, что термометр испорчен: упрямо показывает 36,6? у совершенно больных детей! Звонили с работы Мама и дважды Папа. Время тянулось медленно, и день казался нескончаемым.
       И все же Папин звонок из клуба прозвучал неожиданно. Надо было видеть лицо Деда, когда он слушал то, что я говорила по телефону отцу! Хорошо хоть Бабушка в этот момент возилась на улице с цветами! Потом, когда я повесила трубку, Дед сказал, что никуда нас не повезет и вообще, все сделает сам. А еще лучше, вызовет милицию.
       - Интересно, - спросила я его, - что ты им скажешь? Что крысы-оборотни захватили соседний поселок? Знаешь, кто приедет к тебе вместо милиции?
       - Знаю - сокрушенно ответил Дед. - Я бы на их месте тоже прислал скорую психиатрическую помощь...
       - А что, - вмешалась Дашка, - ты сможешь вместо меня договориться с котом Василием или пролезешь в нашу с Валей лазейку?
       Дед только сидел и крякал. Но он у нас мудрый: быстро понял, что иного выхода нет, поэтому не стал тратить попусту время и говорить лишние слова. Просто встал, и пошел открывать гараж. Бабушке мы сказали, что Папа за нами не приедет, и просит дедушку самого отвезти нас к нему.
       Уже через несколько минут мы подъезжали к нашему поселку. Я попросила Деда высадить нас у проделанного мною отверстия в заборе, а самому подъехать к проходной и поговорить со сторожами, чтобы отвлечь их.
       Проникнув на территорию, мы - хотя этого очень и не хотелось - разделились. Дашиной заботой были животные. Требовалось сообщить коту о том, что через пять минут начнется паника среди крыс, и его отряду нужно быть готовым их уничтожить. В ее задачу также входило выпустить из дома Кельта, чтобы он возглавил собачью часть армии возмездия. Я же должна была открыть пожарный выход из актового зала, чтобы выпустить пленников и не дать оборотням в последний момент что-нибудь с ними сотворить. Ну и, как вы знаете, мое появление должно было стать сигналом к включению Папой "гамельнской флейты".
       Увидев, что Даша пошепталась с Василием, который, как они и договаривались, ждал ее на условленном месте, и направилась в сторону нашего дома, чтобы выполнить вторую часть своей задачи, я на коленках тихонечко поползла ко входу в клуб. Неожиданно сзади меня раздались крики "Эй, кто там!" и "Стой, стрелять буду!". По кустам замелькали ручные фонарики. "Дашку заметили!" - обожгла тревожная мысль. Послышался лай Кельта. "Успела, все-таки" - поняла я. Это означало не только то, что собаки поучаствуют в охоте на грызунов, но и гарантию Дашкиной безопасности - наш барбос никому не позволит причинить ей ни малейшего вреда.
       От всей этой паники, поднятой лже-сторожами, была даже польза: она отвлекла внимание оборотней, которые караулили вход в клуб. Поэтому я смогла беспрепятственно в него войти и тихонечко подняться по черной лестнице на третий этаж.
       От волнения я никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Потом выяснилось, что у меня не хватает сил, чтобы провернуть заржавевший от долгого бездействия механизм замка. Я чуть не плакала, но проклятая железяка никак не хотела подчиняться. В отчаянии я огляделась вокруг и увидела валявшийся в углу здоровенный ржавый гвоздь. Я вставила его в головку ключа, с двух сторон ухватилась за получившийся рычаг и из последних сил налегла на него. Раздался щелчок, и дверь открылась.
       После темной лестницы сияние ламп в клубе показалось мне ослепительным. В долю секунды я увидела большую группу людей, среди которых был и наш Папа. Вокруг них стояли одетые в черное вооруженные оборотни. В тот же момент Папа поднял вверх руку с какой-то блестящей коробочкой. Все произошло мгновенно. Уже рванувшиеся в мою сторону два оборотня внезапно остановились, уронили автоматы и начали страшно корчиться. То же самое началось и с другими. Неожиданно одежда, надетая на каждом из них, начала падать на пол, образуя небольшие кучки. Из-под каждой такой кучки выбегали отвратительные серые крысы и начинали суматошно метаться между людьми, большинство которых остолбенело наблюдали эту фантастическую картину, а некоторые - в основном женщины - взобравшись на стул, истошно визжали, добавляя тем суматохи. Наконец, мерзкие твари ринулись в мою сторону. Я догадалась выйти из проема двери, и грызуны с мягким топотом ринулись вниз по черной лестнице.
       За окнами слышался страшный лай огромного множества собак и отвратительный крысиный писк. Кошки, очевидно, сражались молча. Они вообще очень тихие животные.
      
       Тем же вечером мы сидели во дворе нашей дачи. Собрались все: Дедушка с Бабушкой, Мама, Папа, мы с Дашиком и Кельт. Мы уже выплакали все слезы (в этом нас поддержали Мама с Бабушкой и, по-моему, Дед тоже) и все рассказали по несколько раз. Папа сказал, что мы держались молодцом, и что он гордится нами. Кельт наслаждался покоем, лежа у наших ног и время от времени вставая для того, чтобы сунуть нос под лестницу. Судя по тому, что он не ворчал и не лаял, непрошенные соседи больше не делили с нами крышу этого дома.
       Внезапно Кельт вскочил и с сумасшедшим лаем кинулся к забору. Там, выгнув спину и устрашающе шипя, стоял кот Василий. На полпути барбос уперся всеми четырьмя лапами в землю и резко затормозил. Пару последних метров он преодолел тихо-тихо, а затем приблизил свою громадную голову к коту и... лизнул его! Вы ни за что не поверите: котофей в ответ лизнул Кельта.
       Да, совместная борьба сближает. Даже собака может дружить с кошкой - если против крыс!

    ВЕТЕРОК

      

    Холли и Ветерок

       Ветерок жил на одной из поросших густым лесом гор, которые зеленой грядой тянулись вдоль берега. В хорошую погоду, когда не было бури, дождя или снега, - а в этом благословенном краю подобная благодать продолжалась 350 дней в году, - так вот, в хорошую погоду Ветерок любил погулять. Для начала он скатывался вниз по глубокому ущелью, прорытому в незапамятные времена быстрой горной речкой, и отправлялся к морю, где гонял по пляжу крохотные песчаные смерчики и плескался маленькими ласковыми волнами, которые и волнами-то назвать можно было с трудом.
       На неприступном утесе, гордо возвышавшемся над заливом, стоял старинный замок. Здесь жила ХСлли, королевская дочь. Ей минуло шестнадцать лет, и во всем королевстве не было девушки краше. Как, впрочем, и в соседних странах - Бурляндии и других. Во всяком случае, так считал Ветерок, который, наигравшись в море, каждый день прилетал в замок, чтобы поиграть ее волосами и ласковым прикосновением погладить бледные щеки принцессы.
       Холли была сиротой: ее родители, славный король КларИт и его супруга, несравненная Клара, умерли несколько лет назад от неизвестной болезни, сгорев, как свечки, в один день. Их похоронили в закрытых гробах - столь заразно было заболевание. Придворный лекарь Пирамидон смог спасти только их дочь, но с тех пор принцесса не выходила на улицу и каждый день должна была принимать кучу лекарств. Ее единственным развлечением было, встав вместе с солнцем, посидеть на балконе и, подставив лицо ласковому Ветерку, любоваться морем, горами и небом. К счастью, Пирамидон говорил, что дела, наконец, пошли на поправку, и что в скором времени принцесса совсем выздоровеет и навсегда забудет о порошках и пилюлях.
       Через год с небольшим Холли должно было исполниться восемнадцать, и она стала бы самой юной королевой на всем побережье. Пока же всеми делами заправлял КАхшель, бывший первый министр короля Кларета, а ныне регент при несовершеннолетней принцессе. "Регент" - означает "временно управляющий", и Кахшель, а еще больше его жена Гог?ча, готовы были пойти на все, лишь бы избавиться от слова "временный". Иными словами, случилась старая, как мир история: регент спал и видел себя королем, а свою дражайшую половину - королевой.
       Тут я должен отвлечься и кое-что пояснить: не следует думать, что, употребив слово "дражайшая", я имел в виду какую-то "дрожавшую половину" регента. Просто так иногда называют жен, и означает это "дорогая половина супружеской пары". Хотя, сказать по чести, Гогоче не больно-то подходило это слово - "половина": она была в два раза толще своего муженька и в три раза подлее.
       Ладно, поехали дальше.
       Эту свою мечту почтенная семейка от всех тщательно скрывала. Конечно, кое-кто, может, и догадывался, но сказать вслух боялись: Кахшель был злопамятен, а все, кто осмеливался сказать против него что-либо, или оказывались в тюрьме, или неожиданно заболевали и умирали, причем помочь им зачастую не удавалось даже Пирамидону. Злодейский план не был секретом только для Ветерка. Залетая в комнаты замка, гуляя, переодевшись сквозняком, по его коридорам, он многое знал. Как уморить Холли, Кахшель не раз обсуждал с Гогочей, сидя у раскрытого окна высокой башни, в которой они жили. Из предосторожности они всегда говорили шепотом, но это не мешало Ветерку подслушивать их беседы. Попробуйте представить себе его отчаяние: враги хотят расправиться с его любимой, а он не имеет никакой возможности вмешаться! Все, что Ветерок мог сделать, это еще нежнее ласкать лицо и руки принцессы и как можно чаще залетать в покои регента, чтобы всегда знать, что тот собирается предпринять. Ветерок был в отчаянии то того, что ничего другого он сделать не мог, но считал, что когда придет пора, он найдет способ спасти Холли. Он помнил, как еще много лет назад Кларет говаривал: "Предупрежден, значит, защищен!". Кстати, о родителях принцессы: Ветерок начинал думать, что та, давняя их болезнь, отнюдь не была случайной...

    Заговор

       В разгар весны, в середине мая в королевстве по древнему обычаю отмечали Праздник Верности и Чести. В этот день в королевском замке собирались все бароны и графы страны для того, чтобы преклонить колено перед королем. Тогда же вся молодежь, унаследовавшая в течение прошедшего года эти высокие титулы, приносила королю присягу. Если короля не было, то преклоняли колено перед королевской короной (и присягали ей же). Корону держал в руках регент, а наследник (в нашей истории - наследница) располагался рядом, но на ступеньку выше.
       Здесь я вынужден еще раз отвлечься. "Присяга" - то вовсе не какая-нибудь вещь, которую можно таскать туда-сюда, и приносить, кому ни попадя. "Принести присягу" означает "дать клятву верности". "Унести присягу" - никто не говорит, но если так сделает, обязательно попадет под суд.
       Итак, ясным майским утром Кахшель и Гогоча снова разговаривали за утренним кофе, сидя у открытого окошка за чересчур, по обыкновению, обильным для завтрака столом. Из своих покоев они удалили всех слуг, чтобы в тишине обсудить ближайшие планы. Веявшая с моря прохлада, едва колышущиеся занавески и полное уединение создавали ощущение абсолютной безопасности.
       - Дорогой мой супруг, - говорила Гогоча, облизывая усыпанные бородавками и драгоценными кольцами пальцы, - не кажется ли Вам, что Вы бездарно упускаете время?
       - Что Вы имеете в виду, моя дорогая?
       - Этот проклятый Пирамидон болтает по всему дворцу, что дела девчонки пошли на поправку и что к своему совершеннолетию она абсолютно выздоровеет.
       - Да, мне доносили об этом. И все из-за Вас, моя дорогая: нечего было жадничать и экономить на ребенке. Дали бы ей взрослую дозу, столько же, сколько и родителям, и давно были бы королевой!
       - Ладно, мой дорогой Кахшель, кто старое помянет, тому глаз вон! Но я не об этом. Раз уж не получилось с первого раза, дело надо завершить хотя бы сейчас: конец, как Вы знаете, делу венец. Нечего ждать, когда из волчонка вырастет волчица и начнет задавать вопросы!
       - С Вами трудно спорить, моя дорогая. Но этот старый коновал Пирамидон неотлучно находится при девчонке день и ночь! Он лично готовит для нее все порошки, обнюхивает всю ее еду и питье. Боюсь, он что-то подозревает. Может быть, начнем, так сказать, с него?
       - Чтобы ненужным риском поставить под удар весь наш заговор? Нет уж, любезный муж, сделаем по-другому. Прикажите ему осмотреть Вашего племянника, якобы тяжело заболевшего графа Штуцера. Пирамидон уедет на два-три дня, а больше нам с Вами и не надо.
       - Но, убедившись, что его обманули, Пирамидон вернется сюда и узнает, что Холли за это время умерла. Он поймет, в чем дело, и учинит скандал!
       - Тогда его уже никто не будет слушать: Вы станете королем. Не забывайте, что через два дня - Праздник Верности и Чести. Вся знать королевства соберется здесь и, всплакнув у гроба принцессы, присягнет на верность Вам. Что после этого будут значить слова какого-то лекаришки?!
       - Дорогая Гогоча, я всегда говорил, что у Вас поистине государственный ум!
       - Мой милый Кахшель, история нашего царствования будет вписана в летопись золотыми буквами!

    Заботы: Кахшель и Пирамидон

       Завершив столь примечательный разговор, подслушанный, как обычно, Ветерком, почтенный регент со своею супругою занялись каждый своими делами: Гогоча - кухонными, а Кашхель, сами понимаете, государственными.
       Регентша заперлась на кухне, отправив стряпуху и поваренка на рынок за продуктами. Разжегши затянутыми в перчатки руками большой огонь в очаге и завязав предварительно лицо полотенцем, она начала приготовление "последнего, - по ее словам, - лекарства для бедной девочки". Все свои действия она совершала, сверившись предварительно со старинной книгою, на черном кожаном переплете которой красовалась выведенная золотом надпись: "ЯДЫ И ДРУГИЯ ПОЛЕЗНЫЯ ЗЕЛЬЯ". Книга была настолько ветхой, что все ее страницы давно выпали из переплета и хранились в нем, как в папке.
       Смешав несколько засушенных корешков, листиков и почек, принадлежавших разным видам одной ей ведомых растений, Гогоча присыпала к ним пару-тройку кристаллов молочно-белого цвета - это был выпаренный яд ехидны. Затем она истолкла все в ступке и отварила полученный порошок вместе с грибами-поганками. После этого, слив отвар, она наскребла на дне горшка несколько крупинок осадка. Аккуратно завернув их в пергамент, регентша бросила в огонь перчатки и полотенце. Теперь ей оставалось только тщательно все проветрить. В прошлый раз она держала окно открытым недостаточно долго, и потом пришлось объясняться с матерью поваренка: наглая женщина требовала объяснить, отчего внезапно слег в постель ее с утра еще совсем здоровый мальчишка!
       Тем временем Кахшель отдавал последние приказания, связанные с проведением предстоящего Праздника Верности и Чести. Покончив с неотложными делами, он приказал вызвать к нему Пирамидона. Когда спустя некоторое время старый врач вошел к нему в кабинет, регент в знак уважения привстал в кресле и предложил вошедшему сесть. Помолчав, Кахшель придал своему лицу скорбное выражение и заговорил:
       - Как поживаете, дорогой Пирамидон? Как себя чувствуете? Вы мало гуляете, забывая, что Ваше долголетие - залог нашего здоровья!
       - Поживаю помаленьку, - кряхтя, отвечал старый доктор. - Болеть мне нельзя: пациенты доверяют только здоровым врачам. Да и здоровье Холли - хотя и улучшилось - требует моего неослабного внимания.
       - А я слышал, что ей, к счастью, стало намного лучше, - вкрадчиво проговорил регент.
       - Лучше-то лучше, - остро взглянув из-под бровей на собеседника, отозвался Пирамидон, - но я стараюсь постоянно быть рядом с ней. Очень опасаюсь повторного приступа той болезни.
       "Проклятый старик, - мелькнула у регента мысль, - похоже, действительно догадывается о чем-то". "Ну, ничего, - с внезапным ожесточением подумал он, - скоро ты у меня донамекАешься!". При этом, сохраняя прежнюю скорбную мину, Кахшель произнес:
       - Боюсь, что караулите не там. Я только что получил печальную весть, что наш возлюбленный племянник, граф Штуцер смертельно болен. По описанию очень похоже на заболевание, унесшее жизни нашего покойного монарха и его супруги, и чуть не ставшего роковым для Холли. Приказываю Вам немедленно выехать в графство Штуцер и оказать графу всю потребную помощь!
       - Но как же принцесса?
       - Ничего с ней за несколько дней не сделается! Тем более, что упущено много времени, и болезнь зашла уже слишком далеко. Боюсь, что к Вашему приезду все будет кончено, и Вы там не задержитесь. Не теряйте времени, доктор, промедление смерти подобно!
       Последние слова Кахшель произнес дрожащим голосом, и на глазах его выступили слезы. Пирамидон сочувственно покачал головой и торопливой походкой вышел из кабинета.
       Отдав на ходу приказ собираться в дорогу, славный доктор отправился к своей любимице, прихватив некий саквояж, а также запас лекарств на несколько дней.
       - Не забыть бы про снотворное, - бормотал он себе под нос, - девочка жаловалась на плохой сон. С этими словами он капнул сонного эликсира в сладкое молочко, которое. Холли всегда пила на ночь.
       Принцесса, по своему обыкновению, сидела в кресле на балконе и грустными глазами следила за игрой чаек, охотившихся за рыбой в теплой прибрежной воде.
       - Девочка моя, - наедине Пирамидон разговаривал с ней по-свойски, - я, к сожалению, вынужден на несколько дней покинуть тебя.
       - Как, неужели я останусь одна? Я чувствую, нет, я уверена, что без тебя, дядюшка Пирамидон, обязательно случится что-нибудь страшное! - вскричала Холли, также не утруждавшая себя соблюдением этикета, когда разговаривала со старым доктором без свидетелей.
       - Не бойся, дитя мое. Меня не будет всего несколько дней. Главное, выполняй мои указания. Во-первых, принимай только те лекарства, которые я оставляю на время своего отсутствия. Вот они, - с этими словами он положил на блюдце у постели принцессы несколько порошков, завернутых в пергаментные пакетики. - Во-вторых, пей воду только из этого кувшина и не ешь ничего, кроме сушеных фиников - вот они, - показал Пирапмидон, раскрывая саквояж. - Еду и питье спрячь получше, а все, что тебе будут приносить, выбрасывай до последней крошки и выливай до последней капли. И тогда все будет хорошо.
       - Без тебя я снова заболею и на этот раз умру! - тонким голосом всхлипнула Холли.
       - Не заболеешь, если будешь выполнять все мои указания. И не устраивай сквозняков! - Доктор протянул было руку, чтобы прикрыть окно с едва заметно шевелящимися занавесками.
       - Мне страшно! - снова пискнула принцесса. - А окошко закрывать не надо, я люблю, когда ветер гуляет по комнате.
       Пирамидон сжал ее холодные пальчики и внимательно посмотрел в глаза.
       - Ваше Высочество, я когда-нибудь обманывал Вас?
       - Нет, - должна была признать Холли.
       - Так вот, я Вам обещаю: все кончится хорошо, и даже лучше, чем Вы думаете!
       С этими словами старый доктор вышел вон, потому, что останься он еще хотя бы на минуту, у него не хватило бы решимости отправиться в путь.

    Днем накануне праздника

       В свою карету Пирамидон садился с тяжелым сердцем. (Надеюсь, ты понимаешь, что этот орган нашего организма не может произвольно изменять свой вес: просто так говорят про людей, которых мучают беспокойство и дурные предчувствия). Но не ехать было нельзя, ведь врач всегда должен быть там, где нуждаются в его знаниях! К тому же, придворный лекарь просто не мог ослушаться приказа регента - как бы он к Кахшелю ни относился.
       Пирамидонова карета была весьма примечательным и заметным средством передвижения. Она была о восьми колесах, поскольку четыре колеса не смогли бы выдержать вес ее кузова, который был в два раза длиннее обычного. Дело в том, что доктор всегда возил с собой целую аптеку и госпитальную палату на одного больного. Но повозка его была примечательна не только этим. Она была покрашена в снежно-белый цвет, и ее двери украшали большие красные кресты. Она была такая одна во всем королевстве, и завидев издали этот экипаж, каждый знал: Пирамидон торопится к больному.
       Оставим пока старого доктора в его чудной карете трястись по бездорожью, и перенесемся обратно в королевский замок. Там наступило время обеда, и Холли подали ее любимые кушанья - суп из только что пойманной рыбы, оладьи с подливкой из лесных ягод и шоколадное мороженое. Ветерок встревожился - не забыла ли принцесса наказ старого доктора? Однако Холли, к его облегчению, дождалась, когда слуга выйдет из комнаты, со вздохом сожаления выбросила обед с балкона в море, поклевала докторских фиников, запила их глоточком воды и устроилась в кресле на балконе. Ветерок по своему обыкновению с удовольствием начал играть ее волосами, и девушка, погрузившись в свои невеселые мысли, незаметно для себя уснула.
       В другом конце замка в своих покоях широкими мужскими шагами из конца в конец расхаживала Гогоча. Ее терзали нетерпение и смутный страх, который часто посещает души даже самых закоренелых преступников. Наконец, взглянув на часы и прошептав "Пора!", она вышла в коридор и направилась к башне, в которой жила принцесса. Неслышно отворив дверь, отравительница крадущимися шагами прошла через комнаты, отметила, что тарелки пусты, и подошла к двери на балкон. Неожиданно раздался звонкий смех. Вздрогнув и побледнев, Гогоча выглянула и увидела Холли, играющую с чайками. Почувствовав порыв ветра, она отпрянула назад, быстро подошла к блюдцу с лекарствами и заменила один из порошков, подложив вместо него вынутый из кармана и завернутый в такой же пергамент. После этого регентша, не замеченная никем из придворных, вернулась к себе.
       В горловине водосточной трубы от отчаяния и бессилия рыдал Ветерок. Девушка, услышав этот заунывный посвист ветра, нашла его слишком созвучным своему настроению и ушла с балкона. Но дверь не закрыла: она любила свежий, пахнущий солью воздух.
       Вечером, когда солнце уже закатилось, принесли ужин. Холли отправила его вслед за обедом. Выбрасывая удивительно вкусно выглядевшее содержимое тарелок, она заметила, что в воде - далеко внизу под окном - что-то серебрится. Вооружившись подзорной трубой, подаренной ей еще отцом, обещавшим со временем назначить принцессу адмиралом, девушка увидела, что это - дохлая рыба. Холли вспомнила, что ее учитель де Пюпитр всегда советовал, столкнувшись с непонятным явлением, искать для него самое простое объяснение. Мысль, пришедшая вслед за тем, ее ужаснула: "Рыба - отравлена!". Кто же это сделал? Да она сама, когда выбрасывала с балкона свой обед. Значит, отравить хотели ее! Холли в ужасе заметалась по комнате.
       Дорогие читательницы, чего вам хочется сделать больше всего тогда, когда вы очень напуганы? Думаю, того же, что захотела и принцесса: залезть в постель и с головой накрыться одеялом. Но она была человеком дисциплинированным, и поэтому сначала подошла к блюдцу с лекарствами. Когда она развернула пергамент, который содержал порошок, принесенный Гогочей, Ветерок взвыл от ужаса, и этого дуновения хватило на то, чтобы сдуть адское зелье с бумаги и отправить в окно.
       - Ох уж эти мне сквозняки, - без особого расстройства сказала девушка (она ненавидела лекарства) и выпила сладкое молочко.
       Через несколько минут снотворное доктора Пирамидона подействовало, и она крепко уснула под своим одеялом. Да так, что уловить ее дыхание смог бы только очень крепко любящий человек. Или Ветерок.
       Да, кстати, а как там наш доктор?
       Пирамидон трясся в своей карете, мрачно глядя в окно. Сердце его переполняла тревога, и он уже в который раз проклинал свою мягкотелость, не позволившую ему ослушаться приказа и не ехать в далекий Штуцер. Ведь он же прекрасно знал, что Кахшелю верить нельзя, что регент - преступник, готовый на все, лишь бы получить, а потом закрепить за собой власть! Знал, но легко поддался его хитрости, заглотнув крючок вместе с наживкой - врачебным долгом: "Не теряйте времени, доктор, промедление смерти подобно!", - передразнил он регента и от переполнявшего его отвращения к самому себе сплюнул.
       Между тем за окном все чаще мелькали встречные экипажи с коронами на дверцах - со всех краев королевства знать съезжалась на предстоящий праздник. Неожиданно одна из этих карет остановилась, с ее к?зел на землю соскочил кучер в богатой ливрее, побежал навстречу Пирамидоновой повозке и начал яростно махать шляпой.
       Такое, на первый взгляд незначительное событие, круто изменило течение нашей истории. И виновником этого драматического поворота снова выступил Ветерок. Снедаемый беспокойством, он носился по всей округе, дуя то в одну, то в другую сторону. Случайно он оказался на дороге, и в одной из карет увидел графа Штуцера, спешившего, как и все остальные бароны и графы, выполнить свой долг и преклонить колено перед королевской короною. Издали заметив экипаж старого доктора, Ветерок поднял в воздух основательную щепочку и поместил ее прямехонько в Штуцеров глаз. Племянник регента тут же зашипел от нестерпимой рези и приказал остановиться: в трясущейся повозке было невозможно вытащить из глаза соринку. И тут к своей неописуемой радости, граф сквозь слезы разглядел на приближающейся карете красные кресты, после чего велел кучеру остановить Пирамидона.
       Попробуйте, дорогие читатели, представить себе состояние достойного врача, когда в окне кареты он увидел здорового Штуцера, лежащего якобы при смерти в своем имении! В долю секунды, как при вспышке молнии, увидел он весь замысел адского заговора, затеянного регентом и его супругою, и ужаснулся. Одним ловким движением белоснежной салфетки он прекратил мучения страдальца.
       - Дорогой Пирамидон, - рассыпался в благодарностях граф, - как я могу отблагодарить Вас?
       - Пустяки, - ответствовал скромный доктор, - но если Вам не трудно, отвезите меня в своей карете обратно в королевский замок. Моя повозка слишком тихоходна, а я только что узнал, что меня там ждут неотложные и жизненно важные дела!
       - Разумеется, дорогой доктор, разумеется. Будем поспешать. Я тоже опаздываю. Эй, кучер, гони!

    Ночью в замке

       Выждав несколько часов после ужина, Гогоча снова пришла в покои принцессы. Тихо, как тень, прошла она по покоям и внимательно осмотрелась, ничего не упустив. Кругом было тихо. Посуда снова оказалась пустой, а на блюдце валялась пустая бумажка из-под порошка. Холли нигде не было. Регентша было забеспокоилась, но потом заметила в постели под одеялом худенькую фигурку. Неслышно приблизившись, она приподняла уголок одеяла и увидела бледное личико девушки. Глаза были закрыты. Гогоча низко наклонилась над ней, но и с такого расстояния не услышала ни вздоха. Удовлетворенно улыбнувшись, отравительница прикрыла лицо принцессы и удалилась со словами "Дело сделано!".
       Кахшель сидел в своих покоях и нервно обкусывал ногти: наступила самая решающая ночь в его жизни. Но это был единственный признак, по которому можно было догадаться, что он нервничает, ибо лицо регента выражало каменное спокойствие, а бесцветные глаза, казалось, были обращены внутрь самих себя. Между тем волновался он изрядно - почти все пальцы были в крови.
       Неожиданно распахнулась дверь. Кахшель вздрогнул и вопросительно посмотрел на вошедшую супругу. Та присела в низком реверансе и торжественно вопросила:
       - Прикажете подать шампанского, Ваше Величество?
       - Что, все кончено? - срывающимся голосом отозвался Кахшель.
       - Бедное дитя уснуло, - лицемерно вздохнула Гогоча, - и боюсь, навсегда!
       - Шампанское, дорогая, пить рановато - еще надо провернуть дельце с присягой. Да и беспричинная радость может вызвать у прислуги подозрения - потом, когда они узнают о страшной беде, постигшей этой ночью всех нас... Несчастное дитя! - регент всхлипнул и промокнул глаза носовым платком, после чего продолжил будничным голосом: - но вот настоечки из моего потайного шкафчика мы нальем всенепременно!
       Благодарный Штуцер высадил Пирамидона неподалеку от королевского дворца и укатил дальше, в свою городскую резиденцию. Доктор ненадолго зашел к себе - он жил как раз напротив главного входа во дворец, а затем прямиком направился во дворец. Стражники отказались его пропускать: доктор не знал ночного пароля. Однако заспанный лейтенант, который вышел из кордегардии, заслышав их спор, немедленно доктора пропустил: не только из уважения к должности придворного лекаря, но и в знак благодарности. Дело в том, что Пирамидон в свое время избавил его от ужасных болей в правой ноге, причиной которых была шпора. Эта мучительная болезнь могла стоить бедняге золотых офицерских шпор. (Подробнее о шпоре ты можешь расспросить своих бабушку или дедушку, они знают).
       Попав во дворец, доктор изо всех сил заспешил к покоям принцессы. При этом он старался пользоваться черными лестницами и старинными переходами, избегая лишних встреч. Успокоился он только тогда, когда чутким ухом уловил дыхание спокойно спящей
       Холли и измерил ее еле заметный пульс. Удовлетворенно покивав бородкой, он достал из кармана пузырек с ярко красной жидкостью и капнул из него пару раз на нижнюю губу девушки. Не просыпаясь, принцесса розовым язычком слизнула влагу и неожиданно вздрогнула. Тотчас с ее бледных щек сошел румянец, а пульс теперь не нашел бы и самый опытный лекарь - не считая, конечно, самого Пирамидона. Подержав около губ Холли зеркальце и не увидев на нем следов дыхания, доктор опять покивал бородкой и тихо вышел вон.
       Затем Пирамидон заглянул к начальнику стражи и спросил у него ночной пароль, который доблестный служака незамедлительно ему и сообщил. После этого старый врач вышел из дворца и снова пошел к своему дому. Постучав три раза в дверь, он приготовился ждать, но почти тотчас к нему вышли две закутанные в длинные черные плащи фигуры. Все трое направились ко дворцу, но на этот раз к другому подъезду. Сообщив пароль, Пирамидон уверенно двинулся вперед, небрежно бросив страже: "Эти со мной!".
       Оказавшись внутри дворца, доктор вместе со своими таинственными спутниками благополучно, никого не встретив, добрался до своего кабинета, в котором он обычно вел прием больных придворных. Запершись там, они стали ждать утра.
       Подождем его и мы с вами, мои дорогие читатели!

    Утро

       Утро долгожданного дня выдалось совсем не праздничным. А если говорить точнее, оно было просто трагическим. Слуги, пришедшие прибрать покои принцессы и подать завтрак, обнаружили ее бездыханной. Срочно оповестили регента и послали в город за лекарем, поскольку Пирамидон куда-то уехал. У госпожи Гогочи, когда ей сообщили о несчастье, случился обморок, и работы у врача прибавилось вдвое. Она утроилась после того, как регент, узнав о случившимся, лишился голоса. А ведь предстояло не только переделать все необходимые печальные дела, связанные со смертью наследницы престола, но и организовать традиционный праздник, на котором следовало привести к присяге новому королю его верных баронов и графов. Так что денек выдался на удивление непростой!
       Поднятый с постели ни свет ни заря испуганный доктор Кальцекс подтвердил, что принцесса мертва, и безошибочно установил, почему: смерть от неизвестной причины. Госпожа регентша пришла в себя после доброго стаканчика коньяку, найденного ее супругом в потайном шкафчике. То же лекарство вернуло голос и самому регенту. Больше Кальцексу в замке делать было нечего, и он ушел домой, а заодно - и из нашей сказки.
       Бедную Холли нарядили в лучшее платье и поместили во дворцовой часовне. Там она лежала, усыпанная живыми цветами, и все утро вокруг нее плакали люди: принцессу очень любили за добрый нрав и глубокий ум. Сильнее всех убивалась Гогоча. Ей опять стало плохо, и ее унесли к ней в покои, где она немедленно перелистала свою страшную книгу, чтобы лишний раз убедиться в силе яда. Потом в часовню пришел посланец от Кахшеля и велел всем выметаться: оставалось мало времени, и пора было готовиться к принесению присяги. Поднялся ропот, а кое-кто из старых придворных несогласие с подобной спешкой даже высказал вслух. Кахшелев человек спокойно все выслушал, переписал для памяти имена недовольных и велел разойтись. Гроб накрыли крышкой, и часовня опустела. У ее дверей поставили караул из двух гвардейцев.
       Спустя некоторое время к ним подошел доктор Пирамидон.
       - Что, голубчики, скучно вам здесь стоять?
       - Как можно, уважаемый доктор...
       - Да ладно, врачу надо говорить правду! Небось, хочется посмотреть на церемонию принесения присяги? Ведь не каждый год страна получает нового короля!
       - Если честно сказать, - начал один из них, еще совсем безусый, - страсть как хочется!
       - Но приказ есть приказ! - внушительно добавил второй, который был постарше.
       - А что, ребятушки, если я вас отпущу? Вот, видите, у меня есть ключ от часовни, и мы ее запрем.
       - А наше начальство..., - затянул было безусый.
       - А начальству скажете, что придворный лекарь дон Пирамидон запер часовню и не велел вам болтаться около дверей. Идите, идите...
       Но гвардейцев не нужно было уговаривать! Они уже подхватились и, громко топая тяжеленными сапогами, кинулись в Большой тронный зал.
       Тут же из-за угла вышли две закутанные в плащи фигуры с большими капюшонами на головах - это были давешние незнакомцы, приведенные доктором во дворец. Втроем они вошли в часовню, достали Холли из гроба и унесли в Пирамидонов кабинет, не позабыв запереть за собою дверь часовни. Там ее положили на кушетку, и таинственная двоица, повинуясь жесту врача, скрылась за ширмой. Доктор порылся в полном всяких склянок шкафу и достал мензурку с какой-то голубой жидкостью. Разжав принцессины зубы, он влил в нее ложечку снадобья. И случилось чудо: лицо девушки порозовело, дыхание стало размеренным и глубоким, а потом она раскрыла глаза и села!
       - Где я? Что со мной? - это были первые слова, слетевшие с ее языка.
       - Все хорошо, моя дорогая, мы - в моем медицинском кабинете. Как ты себя чувствуешь?
       - Спасибо доктор, хорошо. Я полна сил.
       - Они тебе сейчас понадобятся. Предстоит еще одно тяжелое испытание, но потом все будет хорошо! Ведь ты мне по-прежнему веришь?
       - Да, милый Пирамидон, - просто ответила Холли и протянула ему руку.
       - Тогда пойдем, - сказал доктор и взял принцессу за руку.

    Праздник Верности и Чести

       Задержимся на минуту в кабинете Пирамидона. Когда за ним и Холли закрылась дверь, незнакомцы вышли из-за ширмы и уселись за стоявший у открытого окошка стол. Движение воздуха колыхало их низко надвинутые капюшоны - это Ветерок кружился по комнате в счастливом танце. Не в силах сдержать восторга, он вылетел в окно, чтобы ничто не мешало его веселью. Пролетая мимо окна Гогочи, он по привычке заглянул в ее покои. Комната была пуста, а на столе лежала раскрытая черная книга. Ветерок знал, что с ее помощью отравительница творила свои мерзкие дела. Ветерок заскочил внутрь, закружил в воздухе старинные страницы - сколько удалось поднять - и вынес на улицу.
       В это время один из незнакомцев, тот, который был повыше, говорил второму:
       - Справедливость можно восстановить. Но будем ли в безопасности мы? Как уберечь от мстительного Кахшеля Холли и дона Пирамидона? Нет, для полной победы нужны неопровержимые доказательства того, что Кахшель и эта Гогоча - отравители. Но как это сделать?
       Тут из-под капюшона второго собеседника раздалось слабое "Ох!": в окошко влетел какой-то лист бумаги и упал на стол прямо перед ними. Говоривший поднял его и начал читать.
       - Я не верю своим глазам, - вне себя о радости вскричал он, - само небо посылает нам недостающее звено обвинения! В моей руке - страница из старинной книги с рецептом излюбленного яда Гогочи и ее пометками на полях. Я узнаю ее почерк. Теперь они в наших руках!
       Таинственные гости Пирамидона поднялись и устремились с Большой тронный зал. Последуем за ними и мы.
       Трон стоял в самом большом помещении королевского дворца. Это было огромное, украшенное резьбой и позолотой кресло под красным бархатным балдахином. Спинку трона украшал усыпанный самоцветами государственный герб. Одна стена зала сплошь состояла из высоких окон. На расстоянии нескольких шагов от них проходила колоннада. С одной ее стороны, у окон, располагались зрители - придворные и их гости. С другой - титулованная знать, которой предстояло принести присягу. Для зрителей попроще был отведен балкон, который поддерживали все те же колонны. Все были разодеты, в воздухе витал запах духов и живых цветов.
       Только что Кахшель, поддерживаемый под руки старейшими баронами королевства, взгромоздился на трон, к которому вели три ступеньки. Рядом с нижней ступенькой на скамеечке, явно для нее маловатой, сидела грузная Гогоча. Около трона стоял герцог Конфор. Как самый знатный из всех остальных вельмож, он собирался возложить корону на голову нового короля. В зале царила мертвая тишина. Конфор поднял руки с драгоценной короной, и в этот момент с балкона раздался чей-то голос:
       - Остановитесь! Немедленно остановитесь!
       Все взоры обратились наверх. У перил стояли Пирамидон и Холли. Никто не произнес ни звука, пока они спускались в зал. Кахшель был красен, как рак, а госпожа Гогоча - бледна, как мел. Она первой опомнилась от этого удара:
       - Какое счастье! Дон Пирамидон вылечил нашу любимую принцессу!
       - Что за счастливая неожиданность! - с трудом проскрипел Кахшель. - Я не могу найти от радости слов...
       Поднялся невероятный шум. Все кричали ура, бросали в воздух цветы и шляпы. Несколько старых придворных, хранивших особую верность королевскому дому, рыдали. Тишину установил Пирамидон, властно поднявший вверх руку.
       - Это не просто счастливая случайность, - тихо сказал он. - Это - предотвращенное преступление!
       Вокруг разом заговорили:
       - Что он говорит? Он от старости сошел с ума!
       - Я так и знал, что дело не чисто!
       - Как вы можете так говорить, он недавно вылечил мою племянницу. У него ясный ум!
       - Здесь душно, дорогой, расстегни свой воротник, ты посинел!
       - А я вам говорю, он сошел с ума от горя.
       - Какой позор! Куда смотрит Канцлер?
       - Извольте объясниться, дон Пирамидон! - подал голос пришедший в себя Кахшель. - О каком преступлении Вы говорите?
       - Я обвиняю Вас, господин Кахшель, и Вас, госпожа Гогоча, в заговоре с целью захвата трона. Для выполнения этой задачи вам нужно было отравить короля Кларета и королеву Клару и устранить со своего пути их наследницу - принцессу Холли. К счастью, мне удалось вам помешать...
       - Слов нет, - вмешалась Гогоча, - принцессу вылечить Вам удалось. Но что за чушь Вы несете, говоря о заговоре? Бедная девочка тяжело болела, так же, как и ее покойные родители. Берегитесь, Вы прилюдно оклеветали нас с регентом. Это Вам так просто не пройдет!
       - Что вы там говорите о клевете? - раздался новый голос, и в тронный зал вошли уже известные нам незнакомцы. Они медленно подошли к трону, в котором все еще не по праву сидел обессилевший Кахшель, и скинули с лиц капюшоны. - Узнаешь нас, убийца?
       По залу пронеслось: "Король! Королева! Ожили!" В голосах было поровну радости и ужаса - ведь на их похоронах рыдало все население страны.
       И снова первой нашлась Гогоча, хотя голос ее предательски дрожал:
       - Если вы не духи, а люди, то вы должны объясниться: зачем вы морочили всем головы своей мнимой смертью? И кого мы похоронили несколько лет назад?
       - Все началось с того, - не опуская вниз обвиняющей руки, начал Кларет, - что когда мы заболели, дон Пирамидон сразу же установил причину - это был старинный яд. Мы подозревали, кто стал отравителем, но у нас не было доказательств. Было также ясно, что за первой попыткой последует вторая, третья и так до тех пор, пока грязное преступление не увенчается успехом. Поэтому по совету доктора мы "умерли", а все эти годы жили под его крышей. А хоронили вы, - обратился король к семейке преступников, - закрытые гробы, в которые доктор накидал уголь.
       - Прости нас, доченька, - обратилась к Холли королева Клара, - тебе слишком много горя пришлось пережить. Мы не могли открыться тебе: от радости ты могла бы случайно нас выдать. А мы должны были появиться неожиданно и с доказательствами на руках. Попытка отравить тебя и захватить трон и стала одним из них.
       - Все это - голые слова, - не сдавался Кахшель. - Мы не знали, что вы живы. И мы тяжело переживали смерть принцессы, полагая, что она умерла. Страна должна иметь короля - и по закону короноваться намеревался я. Что в этом преступного? А что до этой сказочки об отравлениях...
       - Я прошу господина Канцлера подойти ко мне, - снова подал голос Кларет. - Я передаю Вам вот эту страницу из старинной книги о ядах. Как Вы сможете убедиться, на ее полях имеются пометки, сделанные рукой Гогочи. Если же Вы прочтете сам текст, то увидите, что описание действия яда полностью совпадает с признаками заболевания, от которого "умерли" мы с королевой.
       Канцлер с поклоном принял лист из книги и резким голосом скомандовал:
       - Стража, взять их!
       Преступников увели, король Кларет занял свой трон, и Праздник Верности и Чести пошел своим чередом. Было действительно душновато, и открыли окна. В них ворвался счастливый Ветерок и нежно поцеловал румяное лицо Холли.
      
       Кахшель и Гогоча были приговорены судом к отсечению головы, но Кларет заменил казнь на вечное заключение в подземной тюрьме. О преступниках быстро забыли, а сторожа рассказывали, что Кахшель сошел с ума: время от времени он начинал колотить бывшую регентшу и выкрикивать: "Я тебе прикажу подать шампанского, я тебе прикажу!"
      

    КАК БУРЛЯНДСКИЙ КОРОЛЬ ЖЕНИЛСЯ

      
       Ты никогда не задумывался над тем, почему происходят всякие события? Задумывался? Значит, знаешь, что ответить на этот вопрос трудно, если не невозможно. Зато можно попробовать разглядеть, как эти события начинают происходить.
       Например: можешь ли ты сказать, почему седеет дедушка? Нет? А вот как седела его голова, можно проследить по старым фотографиям. Или пример посложнее: трудно объяснить, почему ты выбрал себе в подарок игрушечный автомобиль, а не солдатиков - ведь одинаково хотелось и того, и другого. Но если бы ты мог вспомнить свой вчерашний сон, в котором уже играл похожей игрушкой, ты смог бы понять, когда, что и как повлияло на твой выбор. Короче: большинство явлений, а также все наши поступки, равно как и поступки других людей, происходят не "вдруг". Если проследить цепочку совсем вроде бы не обязательных и часто совсем незаметных событий, которые привели к тому или иному результату, картина открывается удивительная.
       КОМАРЫ
       То лето в Бурляндии выдалось очень жарким и не скудным на дожди, а значит, и комаров народилась тьма-тьмущая. Как только в Бумберге, столице страны, начинало вечереть, огромные звенящие тучи этих кровопийц оккупировали окрестности дворца и удерживали свои завоевания до рассвета. Но и утро не спасало горожан: отряды летучих разведчиков продолжали свои налеты и при солнечном свете. В историю страны это лето вошло под названием "комариного".
       ДОЧЬ ЛЕСНИЧЕГО
       Дочь Лесничего Тилли выросла в лесу. Поэтому она знала всех птиц и зверей, ей были ведомы все потаенные тропы, и она знала силу лесных трав и цветов. Но она не была дикаркой: ее мама научила девочку иностранным языкам, а также решать уравнения с иксами. Жизнь девушки была интересна и полна, вся лесная округа стала ее большим домом. Единственное, чего не позволял ей отец - это приходить в город. Еще когда дочка была совсем крохой, гадалка рассказала ему, что будущий муж дочери не разрешит ему носить в своем присутствии шляпу. Гордый Лесничий счел, что так может поступить только заносчивый горожанин, и решил никогда не пускать Тилли туда, где она смогла бы познакомиться с возможным женихом.
       В то утро Тилли гуляла по лесу, собирая лесные цветы - она хотела сделать себе подарок на шестнадцатилетие. В самом глухом месте леса, у родника, она увидела бородатого старика, одетого во все черное. Старик сидел у воды, раскачивался, держался за голову и горько вздыхал.
       - Что за беда приключилась с тобой, незнакомец? - спросила Тилли.
       - Это не беда. Это хуже! - странно ответил старик.
       - Что же может быть хуже беды? - удивилась Тилли.
       - Знание. Что хорошего в том, что я знаю, что король на следующей неделе отдаст приказ казнить меня?
       - Кто же ты?
       - Я - Крокомович, звездочет, чернокнижник и алхимик.
       - За что же тебя казнят?
       - За то, что я не смогу предсказать будущее короля: не успею вырастить магический кристалл. Но я не говорю, что меня обязательно казнят. Я вижу только, что будет отдан подобный приказ. Но кто станет медлить с таким веселым делом? Вот я и горюю. А ты иди, девочка. Все будет хорошо, это тебе говорю я, Крокомович! Только не бей сегодня комариков ладошкой, гоняй их веточкой. Так будет лучше. Это я тебе говорю, Крокомович!
       БРАДОБРЕЙ
       Старшина цеха брадобреев Пупсифон вернулся в тот день с работы как обычно усталый. Говоря по правде, он просто валился с ног. Так всегда бывало во время рекрутских наборов: когда военный министр начинает забривать лбы, парикмахерам приходится работать по десять часов в день без перерыва. Выкурив трубочку и прикончив кружку доброго бумбергского эля, Пупсифон отправился на боковую. Разумеется, заснул он очень быстро. В скором времени однако, его разбудил зуд от укуса комара, невесть каким образом проникшего в спальню. Еще хуже было то, что мерзкое насекомое беспрестанно в темноте пищало, явно намереваясь продолжить удачно начатый ужин.
       Зажегши свечу, облаченный в длинную ночную сорочку, Пупсифон попытался отловить негодяя, но тот прятался очень успешно. В отчаянии, вооруженный полотенцем брадобрей надумал даже приманить кровопийцу, приговаривая "цып-цып", но все попытки оказались тщетными. Не получалось и отлежаться, накрывшись одеялом с головой: больше минуты в такую жару выдержать было невозможно. Один раз он увидел злодея на потолке и залез на табуретку. Как раз в это время в спальню вошла жена Пупсифона. Увидев высокую, до потолка фигуру в белом, достойная женщина решила, что встретила привидение и закричала "Караул!". От неожиданности брадобрей упал и сильно расшибся. Кончилось все это тем, что на следующий день Пупсифон явился на службу заспанным и рассеянным.
       САПОЖНИК
       Сапожник Перидор гордился своей бородой. По густоте она напоминала веник, а по жесткости - стальную проволоку. С помощью бороды Перидор ловил рыбу: стоило ее опустить в быстрый ручей, как в ней сейчас же запутывалась какая-нибудь рыбешка, большая да маленькая. Во всяком случае, сапожникова жена на рыбу не тратилась и в постные дни отправляла мужа за город пополоскать бороду. От всего этого было только одно неудобство: если в густой растительности, покрывавшей Перидоров подбородок, застревали маленькие рачки, они начинали пребольно щипать, за что ни попадя. Из сказанного выше совершенно понятно: Перидор дорожил бородой и не собирался с ней расставаться.
       И вот в тот день, вечером которого Пупсифон боролся с вероломным комаром, Перидор отмечал свой пятидесятый день рождения. Собралась куча родственников, пришли собраться по ремеслу. Среди них - веселых и открытых людей - был один завистливый и вредный сапожник, чья лавка стояла по соседству, и которого поэтому нельзя было не позвать. Он приехал в Бумберг издалека, и поэтому часто употреблял малопонятные иноземные слова и пословицы. Вот и на этот раз, произнося тост за юбиляра, он зачем-то сказал, что "Седина в бороду - бес в ребро".
       Утром башмачник посмотрел на себя в зеркало, привычно полюбовался роскошной, чуть седеющей бородой и неожиданно вспомнил обидные слова неприятного соседа. "Не хочу я никакого беса в ребре", - подумал он и отправился в цирюльню. Брадобрей удивился решению Перидора, но бороду сбрил. При этом он отчаянно зевал, и поэтому пребольно порезал сапожнику ухо. "Не иначе, как проклятый сосед наколдовал", - подумал Перидор.
      
       ПОРТНОЙ
       Знаменитый бумбергский портной Синикель был человеком исысканным. Подбирать чулки в тон камзолу могли и плебеи. Синикель с вечера подбирал себе костюм, и после этого обращался к ночным рубашкам - его ночное одеяние должно было соответствовать по тону завтрашнему дневному. Ночные колпаки он подбирал на полтона светлее - некоторая небрежность оттеняла его тонкий вкус.
       Каждый приличный человек знает, что башмаки - очень серьезная часть туалета. Наш портной относился к своей обуви так, как хороший охотник относится к своей собаке - с любовью, лаской и заботой. Поэтому он послал башмачнику Перидору пару своих лаковых туфель - на всякий случай, чтобы не подвели. Дело в том, что Синикелю нужно было на следующий день идти к генералу - тот пригласил его, чтобы заказать новый мундир.
       Беда случилась, когда сапожник осматривал левую туфлю. Когда он запустил палец в самый его носок, боль в порезанном ухе так дернула, что следом за ней дернулся и его перст. Результатом этой чепухи стало то, что гвоздь, вылезший в этом месте, остался незаколоченным. (Если ты еще не представляешь, как боль может дергать, желаю тебе узнать это как можно позже!)
       На следующий день тонконогий портной с сантиметром в руках порхал вокруг необъятного генерала Виттенбуха. У бедного Синикеля от боли в ноге перед глазами крутились разноцветные круги. Он не был способен думать ни о чем, кроме этого проклятого гвоздя. В результате разговаривали они следующим образом:
       - Ваше превосходительство, поднимите правый гвоздик!
       - Чего? - генерал уперся в портного красными налитыми глазами, с которых никогда не сходило свирепое выражение.
       - Я имел в виду ручку, Ваше превосходительство! А теперь повернитесь ко мне гвоздиком!
       - Чем?
       - Я имел в виду спиною, Ваше превосходительство! Кителечек будет на восьми гвоздиках?
       - Как?
       - Я имею в виду пуговки, Ваше превосходительство!
       Самое поразительное, что Виттенбух ничего странного в Синикеле не заметил. Что же до портного, то к концу примерки он совершенно обезумел от боли и серьезно ошибся, измеряя необъятную талию генерала. Через три дня портной принес заказчику его новый мундир, который генерал должен был надеть на Большой прием во дворце.
       ГЕНЕРАЛ
       На Большом приеме генералу полагалось командовать почетным караулом, и нельзя было опаздывать. Утром за ним заехали два ординарца. Вместе с денщиком они с большим трудом втиснули генеральские телеса в тесную обнову. В результате, направляясь в королевский дворец, несчастный Виттенбух в своем новом мундире совершенно не мог дышать и говорить.
       Большой прием был назначен для того, чтобы представить двору невесту короля. Вдовый Пумпон Четвертый один воспитывал годовалую дочку и пожелал жениться. В соседнем королевстве нашли некую престарелую Бальтуду, племянницу тамошнего короля, такую противную и с таким мерзким характером, что спросу на нее не было, и она состарилась в девках. Ее дядя мечтал кому-нибудь сбагрить свое сокровище.
       Пумпон не знал, как избежать этого бракосочетания: согласие он давал, глядя на портрет невесты, и хотя портрет безбожно врал, он не хотел брать назад свое королевское слово - такой был человек! Министры, которым король задал вопрос "как быть?", по обыкновению, не знали, что сказать. Первый министр, который никогда ничего не советовал сам и поэтому пребывал в своей должности уже второй год, рекомендовал обратиться с этой проблемой к чернокнижнику Крокомовичу. У того, как на грех, засох старый магический кристалл, а новый никак не хотел расти. Крокомович его и поливал, и удобрял - все без толку! Пришлось Пумпону засадить звездочета в подземную тюрьму и назначить день свадьбы.
       Приехавшую во дворец Бальтуду приветствовал почетный караул. Придя в восторг от выучки гвардейцев, она захотела поговорить с их начальником, генералом Виттенбухом. Однако тот ни разу не ответил Бальтуде, только сипел и вытирал со лба пот. Вздорная невеста сначала оскорбилась, а потом - испугалась, решив, что генералу даны какие-то ужасные на ее счет поручения и его заранее мучает совесть. В результате Бальтуда прыгнула в свою карету и укатила восвояси. Говорят, король был счастлив и закатил бал.
       ПОВАР
       Повар в этой истории сыграл очень маленькую роль, поэтому он будет просто Поваром, без имени. По сути, его роль свелась к получению не очень сильного увечья.
       Дело было так. Лишь только кони-звери Бальтуды умчали ее из Бумберга прочь, несчастный Виттенбух слабо пискнул и упал ниц. Поднялась порядочная суматоха - генерал - не каштан какой-нибудь, чтобы на его падение никто не обратил внимания! До кордегардии тащить пострадавшего было далековато, и поэтому генерала принесли на кухню. Это было гуманно - старый вояка любил поесть (он это называл пожрать), и умирающему тем самым дали возможность еще раз вдохнуть столь любимые им ароматы. Сердобольный Повар - мужчина не хрупкий - смог расстегнуть на генерале все крючки, застежки и пуговицы. Эффект получился поразительный: умирающий оказался вполне еще живым. Он сделал такой глубокий вдох, что загасил все печи и поднял в воздух тучи муки, перца и прочих пряностей. После этого в знак благодарности обнял Повара, и так намял ему при этом бока, что уложил в больницу на неделю. Или на две. Сами понимаете, что завтрак королю на следующий день пришлось готовить Поваренку.
       ЗАВТРАК КОРОЛЯ. ПОВАРЕНОК
       О завтраках короля Бурляндии ходили легенды. (Если сможешь, представь себе стремительно идущую куда-то легенду!) Рассказывали, что каждое утро на тарелках чистого золота ему подаются двадцать закусок, сорок горячих блюд, а еще конфеты, пирожные и фрукты. Так вот: это все вранье! Тарелки были всего лишь из чистого серебра, а горячих блюд было только семь, шесть из которых постоянно менялись, а седьмое оставалось неизменным - это было сваренное по особому рецепту куриное яйцо. Рецепт был не сложен, но его следовало неукоснительно соблюдать: положив продукт в холодную воду, довести ее до кипения, сосчитать до ста сорока четырех и снять с огня. Недосчитать, равно как и пересчитать, было серьезнейшим преступлением: король сразу замечал отступление от требуемой крутизны яйца, и тогда сам становился крут.
       В то судьбоносное утро неопытный Поваренок после счета "девяносто" сбился и продолжил: "восемьдесят один, восемьдесят два..." - и так до конца. В результате яйцо оказалось переваренным, завтрак - скомканным, незадачливый кулинар - наказанным, а настроение Его Величества - испорченным.
       Перейдя из малой столовой (это было специальное помещение для монаршего завтрака) в кабинет, король начал прием министров. По дворцу сразу поползли слухи, что "Его Величество сегодня изволят быть не в духе". Министры толпились в приемной, но никто не решался первым войти к королю с докладом - каждый великодушно уступал это право другому, отчаянно при этом завидуя Первому министру: королю еще перед завтраком доложили, что тот покорнейше просит разрешения не являться сегодня с докладом по причине острого отравления трюфелями, полученного на службе Его Величества.
       КАБИНЕТ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА
       В старину словом "кабинет" первоначально обозначали не комнату, а мебель: так назывался очень большой шкаф со множеством отделений, дверок, ящиков и ящичков, в том числе и потайных. По желанию хозяина в нем могли предусмотреть и специальную выдвижную доску, на которой можно было как на столе что-нибудь написать. Потом это название перешло на помещение, где стоял кабинет. В этой комнате работали с документами, вели всякие деловые разговоры и частные беседы. Еще позже, с изобретением должности министров, "кабинетом" стали называть правительство, из них состоящее. У Пумпона Четвертого, натурально, были все три "кабинета". На то он и король.
       Заскучав в одиночестве, Пумпон начал раздражаться все сильнее. В это время в приемной члены Кабинета объединились против Министра почты и силой втолкнули его к королю. Выбор был мудрым: этот министр вскрывал все письма и пересказывал своему монарху их содержание, что всегда его развлекало, а иногда бывало и полезным.
       - Заставляете себя ждать, сударь мой, - ворчливо встретил его Пумпон (мягкость приема объяснялась страстью короля к свежим сплетням). - Ну, что нового говорят наши подданные?
       Министр почты раскрыл толстый портфель и углубился в бумаги.
       - Жена Министра молока и сметаны, Ваше величество, написала своей подруге, что ее муж - осел.
       - Я всегда говорил, что она - умнейшая женщина! - оживился Пумпон. - Что еще не ускользнуло от ее острого взгляда?
       - Она считает, что к вашему титулу следует добавить "...повелитель Солнца и Луны".
       - А это не будет нескромно? - обеспокоился Его Величество.
       - Наоборот, - изогнулся министр, - это только оттенит вашу природную застенчивость!
       - Распорядитесь внести изменения в мой полный титул, а эту достойную даму я назначу Президентом Академии наук. Что еще?
       - Первый генерал в письме сыну наклеветал, что истинным монархом в нашей стране является Первый министр.
       Лицо короля мгновенно приобрело цвет малинового варенья.
       - Как мне надоел этот выскочка! Но, к сожалению, он мне пока еще нужен. А вот генералов у меня полно, на три армии хватит. Назначить его министром народного благосостояния и тут же посадить в крепость!
       - Ваше величество, в указе надо будет написать, за что?
       - Как за что? За то, что не смог поднять благосостояние! У вас все? Пригласите ко мне Министра тюрем.
       Настроение Пумпона, испорченное за завтраком, продолжало ухудшаться от доклада к докладу. По традиции последним отчитывался Министр двора. К этому времени король был чернее тучи и жаждал крови.
       ЗВЕЗДОЧЕТ
       - Ну-с, любезный, чем порадуете? - сварливо поинтересовался король.
       Министр двора Жорж де Жоржетт был старым царедворцем. Он начинал свою службу еще при дедушке нынешнего короля, Пумпоне Втором. Быстро сообразив, какую линию надо вести (только не думай, что он достал мел и начал рисовать на полу), де Жоржетт радостно заулыбался:
       - Ваше Величество, вчера у главного палача не работала голубиная почта, а скорохода к нему я посылать не стал.
       - Как, Вы осмелились не выполнить мой указ о казни окаянного чернокнижника? Нет, не верю! Наверно, Вы хотите доложить, что лично совершили казнь, мой верный слуга. Я угадал?
       - Нет, Ваше Величество. Я еще лучше выполнил Ваше распоряжение.
       - Берегись, мошенник! Если ты удовлетворительно не объяснишь мне свои действия, я велю казнить тебя!
       - Ваше Величество, - бестрепетно ответствовал де Жоржетт, - вчера у Вас был счастливейший день: вам удалось сохранить честь и не жениться на Бальтуде. А шесть лет назад вы издали закон, по которому запрещалось казнить кого бы то ни было в тот день, когда Вы - счастливы.
       - Вы правы, господин де Жоржетт! На этот раз - прощаю! Надеюсь, Вы пришли сообщить, что казнь состоится сегодня?
       - Ваше Величество, в ней нет нужды!
       - Неужели он помер? - спросил разочарованно Пумпон.
       - Нет, он сделал лучше: он вырастил магический кристалл и предсказал Ваше будущее!
       - И что там, - кисло поинтересовался король.
       - Крокомович предсказывает скорую и счастливую свадьбу, Ваше Величество.
       - Опять свадьба... - Король сморщил длинный нос. - Ну, если счастливая...
       Затем Пумпон неожиданно оживился:
       - Если за неделю свадьбы не будет, отрубите ему голову... Нет, лучше повесьте... Нет, я придумал: отрубите ему голову и повесьте остаток!
       МИНИСТР ТЮРЕМ И ЕГО ЖЕНА
       Министр тюрем фон Хватте слишком хорошо знал свое хозяйство. Именно поэтому он никогда не обсуждал со своей супругой Хватильдой состояния государственных дел и уж тем более - короля. При ее болтливости он бы в два счета очутился на самом нижнем этаже подземной тюрьмы, официально именовавшейся "Профилакторий Горный воздух". Но в этот день он не выдержал: гнев Пумпона был столь ужасен, а отставка так неожиданно близка, что откушав стаканчик старого Бурляндского, он потерял всякую осторожность.
       - ... И все из-за какого-то невыеденного яйца! Меня, который сажал еще во времена его батюшки, назвать дармоедом!
       - Дорогой мой супруг, не принимайте это так близко к сердцу. Король имеет право быть не в настроении!
       - Назвать казнокрадом слугу, который готов двадцать четыре часа проводить на службе!
       - Дорогой мой супруг, просто король хорошо умеет считать: если бы Вы посвящали службе только восемь часов, Вы бы таскали в три раза меньше, то есть - как все!
       - Засадил в тюрьму чернокнижника, который не выдержал режима и нагадал ему, что в течение недели он счастливо женится!
       - Вот как! - заинтересованно воскликнула Хватильда. - Надо будет сообщить об этом моей сестричке - несравненной Жабельдине. Она давно подыскивает себе достойную партию!
       - Да и мне не помешает свой человечек около Пумпона, - прошептал фон Хватте и решил, что впредь будет советоваться с женой.
       ГРАФИНЯ ЖАБЕЛЬДИНА
       Рядом с женой Министра тюрем Хватильдой любая вреднюга выглядела сущим ангелом. Таким же ангельским существом начинала смотреться и Хватильда, когда она оказывалась рядом со своей сестрой графиней Жабельдиной. При этом обе были чудо как хороши (если, конечно, не обращать внимания на холодное и лживое выражение глаз, присущее всему их семейству).
       Оповещенная сестрой, Жабельдина немедленно приступила к действиям: были вызваны парикмахеры, маникюрщицы, специалисты по гриму, духам, лучшие портные, чулочники и обувщики. Не были забыты поэт для составления экспромтов (экспромт - это стихотворные строчки, которые сочиняются заранее, но автор делает вид, что они родились прямо сейчас, под влиянием вдохновения) и юморист для подготовки шуток. Судя по приготовлениям, король был обречен. Оставалось лишь дождаться удобного момента.
       КОРОЛЕВСКАЯ ОХОТА
       Желая отпраздновать избавление от брака с Бальтудой, Пумпон Четвертый объявил о большой охоте, которая должна была начаться на следующий день. Приглашались все придворные. Чтобы не испортить охоту, Министр двора лично сварил пресловутое яйцо и собственноручно подал его королю. Услуга была оценена: Пумпон отцепил от своего камзола золотую звезду Ордена "Самоотречение и достоинство", и награда нашла героя (только представь себе: нюхая паркет и отчаянно виляя хвостиком, награда кругами носилась по залу).
       После завтрака кавалькада роскошно одетых всадников и всадниц углубилась в лес. Графиня Жабельдина стремилась держаться поближе к королю. При первой же возможности она завела с ним беседу.
       - Ах, Ваше Величество! Сегодня я надевала перед зеркалом шляпу и неожиданно увидела в нем Вас.
       - Графиня, это какое-то колдовство! Расскажите подробнее, прошу Вас!
       - Ваше Величество, Вы были во всем белом и вели куда-то даму под вуалью, тоже всю в белом.
       - Эге-гей, - подумал про себя король, - не мою ли свадьбу видела в зеркале Жабельдина? - И кто же была эта дама?
       - Не могу сказать, Ваше Величество, - притворно потупив глазки, ответствовала хитрюга. - Но жена одного из Ваших министров называла ее сестрой.
       Пумпон вызвал в памяти своих министров и вспомнил про то, что Жабельдина - сестра Хватильды, супруги Министра тюрем.
       - Может быть, это судьба? - подумал он. - Ведь Крокомович говорил о скорой свадьбе...
       В это время Жабельдина, как бы забыв в творческом порыве об этикете, взяла короля за руку и продекламировала "экспромт":
       - Не надо больше говорить "ля-ля", люблю я сильно короля!
       С этими словами графиня стала терять сознание и невзначай приобняла Пумпона - просто чтобы не упасть. Король начал терять голову. Ему все больше казалось, что это -судьба!
       - Какие бесподобные стихи сочиняет эта дама! - успел подумать король. - И как легко!
       В этот момент Жабельдине пришло в голову, что пора показать Пумпону, что она умеет и хорошо шутить. Вспомнив советы своих наставников, она громко спросила:
       - Что открыл Колумб, Ваше Величество?
       - Америку.
       - Нет, он открыл, что самое простое - это яйцо!
       Существует предание, что, ведя переговоры с индейцами, открыватель Америки Христофор Колумб уговаривал их стать подданными могущественного испанского короля. Если он такой могущественный, сказали ехидно индейские вожди, может ли он поставить в вертикальное положение куриное яйцо? Легко, отвечал Колумб и, ударив яйцом о стол и надломив этим скорлупу, отпустил руку и оставил яйцо стоять. Говорят, с тех пор появилась пословица: "просто, как Колумбово яйцо!"
       Последние слова Жабельдины королю очень не понравились. Он решил, что в них скрывается намек на его нежную привязанность к старинному рецепту яйца, сваренного в мешочек.
       - Нет, - решил Пумпон, - если это и судьба, то не моя!
       ТИЛЛИ
       В это время на поляну, где происходила вся приведенная выше сцена, вышла дочь лесника Тилли. Она была столь хороша, что Пумпон, забыв про Жабельдину и про все государственные дела разом, пришпорил коня и поскакал к ней. Проявим скромность и не будем подслушивать их разговор. Для нас важно, что эти два человека, наконец, встретились.
       Король потребовал, чтобы его отвели к леснику. Тот, увидев короля, в соответствии с этикетом немедленно снял шляпу и сразу же вспомнил старое гадание. Разумеется, лесник не мог отказать королю в руке своей дочери. Столь же понятно, что тем же вечером чернокнижник был выпущен из темницы.
       ЧЕРНОКНИЖНИК
       Комариное лето закончилось. Наступила золотая осень. Тилли, королева Бурляндии, тихо ехала на своем любимом коне по лесной тропинке. Она так любила свой лес, что каждый день приезжала сюда погулять.
       В самом глухом месте леса, у родника, она увидела бородатого старика, одетого во все черное. Старик сидел у воды, раскачивался, держался за голову и горько вздыхал.
       - Что за беда приключилась с тобой, о мудрый Крокомович? - спросила Тилли.
       - Это не беда. Это хуже! - привычно странно ответил старик.
       - Что же может быть хуже беды? - снова простосердечно удивилась Тилли.
       - Знание. Что хорошего в том, что я знаю, что король на следующей неделе отдаст приказ казнить меня?
       - За что же тебя казнят?
       - За то, что я не смогу предсказать пол будущего наследника короля: снова не успею вырастить магический кристалл. Но я не говорю, что меня казнят. Я вижу только, что будет отдан такой приказ. Но кто станет медлить с этим веселым делом? Это тебе говорю я, Крокомович! Вот я и горюю.
      
      
       Скучные взрослые могут сказать, что комар тут ни при чем. Что королю и так, и так надо было жениться - работа такая. Да и дочка маленькая без мамы. Все это правильно. Но мы-то с тобой знаем, что если бы комар не укусил брадобрея Пупсифона, не началась бы удивительная цепь маленьких событий, которая помогла Пумпону не жениться на Бальтуде и, более того, обрести невесту в лице Тилли. Конечно, и без комарика король бы обязательно женился, но не тогда и не так, как и когда в этой правдивой истории.
      
       ИЗ ЖИЗНИ ДОМОВЫХ

    Домовой - дух-хранитель и обидчик дома.

    Вл. Даль. Толковый словарь.

    ГЛАВА ПЕРВАЯ: БУДНИ И ПРАЗДНИКИ

    Прокоп

       Прокоп сладко потянулся и сел. Вполне можно было бы поспать еще, но дел было невпроворот. Позевывая, он скреб пальцами свою тощую грудь и с зажмуренными еще глазами пытался нашарить валенки, в которых ходил круглый год. С трудом разлепив глаза, Прокоп увидел лишь один из них, левый, который почему-то не стоял, а валялся около лежанки. Второго не было. Энергично ругнувшись, Прокоп его поднял и зашлепал по полу босыми ногами, с тоской вспоминая то время, когда в доме еще был порядок. Правый обнаружился за сундуком, который исполнял роль платяного шкафа, буфета и сейфа. Сев на него, хозяин каморки чертыхнулся еще раз и обулся.
       Прокоп был домовым и жил за зеркалом, висевшим в прихожей. Он принадлежал к "старой гвардии" и перебрался в свое время в эту квартиру из снесенного деревенского дома, когда Москва проглотила очередную пригородную деревеньку. Таких ветеранов оставалось уже немного; одни, не вынеся столичной суеты, уехали подальше в глушь, другие ушли на покой, и их сменила восьмидесяти- столетняя молодежь. Этих Прокоп недолюбливал: они не соблюдали традиций, насмехались над стариками, курили и вообще вели себя кое-как.
       Был он невысокого роста - спокойно мог положить подбородок на раковину в ванной комнате, отличался фантастической бородой и общей косматостью. Сквозь патлы неопределенного серо-стального цвета поблескивали небольшие настороженные глазки. Сильная худоба скрывала невероятную физическую силу.
       Осторожно выглянув в зеркало и убедившись, что в квартире никого нет, домовой, покряхтывая, спустился в коридор. Прилюдно разгуливать по дому считалось плохим тоном, хотя взрослые, как правило, и не могли их разглядеть. Другое дело дети, собаки и кошки. Но двухлетнего Шурика мама успела уже увести на утреннюю прогулку, а кошка Машка дремала, приоткрыв на мгновение один глаз - в тот момент, когда валенки Прокопа коснулись паркета.
       Домовой скользнул на кухню, неодобрительно посмотрел на перемытые тарелки, нашел надкусанное печенье и горько улыбнулся, вспомнив былые годы, когда у печи ему всегда оставляли стаканчик молока.
       - Где он, этот стаканчик, - глухо бормотнул Прокоп и, выдержав паузу, добавил, - да и печи этой давно нету! Вот ироды! - помянул он нынешних владельцев жилья. - Редко мне чего-нито оставляють, так ить и горшки с мисками кажный день моють. Все с тараканами, нелюди, борются. И чем они им плохи? Ох-охонюшки!
       Прокоп напился из раковины воды, как всегда попутно обругав "эти новомодные рукомойники", и отправился к своему приятелю Савлу, обитавшему этажом выше. Для этого ему вовсе не нужно было выходить из квартиры: он просто вошел в электрическую розетку, и в то же мгновение уже деликатно стучался у входа во владения соседа.

    Савл

       Савл сидел на кухне и мрачно пил квас, шевеля пальцами босых ног, пятки которых покоились на портянках, которые были одного цвета с темно-серым линолеумом. Протянув гостю мохнатую ладошку, спросил:
       - Квасу хошь? - он всегда отличался немногословностью. Сигизмунд, лизун с девятого этажа, клялся, что как-то провел с ним целый вечер, в течение которого Савл произнес всего двадцать семь слов, поддерживая при этом разговор на любую тему.
       Вчерашняя дегустация мухоморной настойки, присланной Савлу троюродным племянником, сарАяшником из Архангельской области, обернулась сегодняшней жаждой, и Прокоп оживился.
       - А то? - радостно ответил он и потянулся за стоявшей на полке кружкой.
       Савл гостеприимно кивнул головой в сторону кастрюли, поставленной для сбраживания около батареи.
       - На чем квас хозяйка делала, на ржаных сухариках или на готовом сусле? - от души зачерпнув недобродившего еще напитка, начал беседу Прокоп.
       - Здеся один хозяин, я! - внушительно ответил Савл. - Котора квас делала - жиличка.
       - Ну ты че, Савлушка! - зачастил гость. - Я ж не хотел тебя обидеть, так, самоё вырвалось... Помню я, само-собой, что издавна домовой зовется хозяином, да ить люди-то позабывали уже. И дедушкой нас называли раньше, и лизуном, и батАнушкой, и доможилом... Ни, так таперича нас не называють..., - и горестно замотал головой.
       - Да, а еще пСстень, жировик и суседко, - разговорился вдруг хозяин.
       - Ага, - поддержал гость, - а ить как? ласкаво слово-то, "суседко"! А энти-то, нынешние, все какого-то "барабашку" поминають. - И неожиданно рассерчал: - Тьфу ты, черт его возьми совсем!
       - Угу, - мрачно поддержал приятеля Савл.
       - Давно хотел спросить, - допив квас, Прокоп поставил кружку на стол, - у тебя в дому в последнее время никаких безобразиев не случается?
       - Бывають.
       - Вот и у меня, Савлушка, кто-то озоровать начал. Сегодня валенок за сундук спрятал, третьего дни ключ под подушку спрятал, а тому неделю назад...
       - У нас на кухне, - перебил его приятель, - намедни чашку разбили, когда - заметь! - все были на работе, а я спал. Видно, не хозяева мы теперь в собственном доме! - дрогнувшим голосом проговорил Савл, окончательно утомленный собственным красноречием.
       - Ладно, не будем о горьком, - переменил тему разговора Прокоп.
       - О горьком? - внезапно оживился его собеседник и метнулся в угол коридора, где он жил за обоями. Спустя какое-то время Савл вернулся с небольшим бидончиком.
       - Мухоморовка!? - блаженно-недоверчиво прошептал заскучавший, было, гость.
       - Заначка, - пояснил хозяин, поднимая крышку.
       Вдвоем быстро накрыли стол: горсть волчьей ягоды, тарелочка паштета из бузины - все из той же посылки. Что еще надо для второго завтрака?
       - Слушай, - было видно, что Прокопа неожиданно посетила какая-то мысль, - а можеть, в доме еще кто поселился из невидимого народца?
       Хозяин поперхнулся:
       - Кто?
       - А я почем знаю? - ответил Прокоп. - Но чтой-то здеся не так! Надо бы с народом посоветоваться. Ты меня поддержишь?
       - Угу! - ответствовал Савл.

    Акоп

       Первым делом Прокоп забежал домой. Судя по времени, Шурика должны были уже привести с прогулки, и поэтому Прокоп вернулся в квартиру через розетку в большой комнате. Он оказался прав: кухня была занята - там обедали. Домовой вернулся, чтобы выполнить добровольно взятую на себя обязанность - предстоял дневной сон, и следовало выгнать из детской всех мух и комаров. Ему нравился Шурик, и в те редкие минуты, когда мальчик оставался без присмотра, он с удовольствием с ним играл. Правда, теперь все реже и реже: ребенок уже вовсю лопотал и мог выдать их тайну родителям.
       Других неотложных дел у Прокопа в квартире не было, поэтому, засунув по привычке одну из Шуриковых игрушек в карман папиного пиджака, он снова нырнул в электророзетку и отправился с визитом к Акопу. Домов и квартир в городе понастроили столько, что на все батанушек не хватало, поэтому каждый из них, как правило, следил за несколькими человеческими жилищами. Акоп, авторитетный домовой, жил на пятом этаже.
       Акоп был личностью примечательной. Вообще-то домовых не удивишь количеством волос: можно сказать, что это - главное достоинство их внешности. Но даже среди косматых собратьев Акоп славился особой густотой растительного покрова. Предметом не меньшей его гордости был также нос. Сигизмунд клялся как-то, что видел, как он в минуту особой задумчивости жевал его кончик. Старожилы сказывали, что в 1827 г. Акоп прибился к обозу генерала Ермолова, когда Алексей Петрович возвращался в столицу после того, как его отозвали с Кавказа. Сам же Акоп по секрету всем и каждому сообщал, что еще в 334 г. до нашей эры участвовал на стороне Александра Македонского в разгроме персов при Гранике, но потом дезертировал и пошел пешком на север. История эта каждый раз звучала по-новому и вообще была сомнительна, поэтому дезертиру-долгожителю никто не верил. Впрочем, вслух этого не говорили - хозяин пятого этажа был очень вспыльчив.
       Когда Прокоп вошел в комнатку Акопа, тот кушал. Он никогда не говорил "я ем" или, приглашая гостя, "зайди, перекусим". Всегда звучало "я кушаю" или "заходи, дорогой, покушаем". Так вот, Акоп кушал и немедленно усадил гостя за стол напротив себя. Однако от радушно предлагаемого угощения Прокоп решительно отказался. Конечно, он никогда не был против того, чтобы немножко подхарчиться, но конкретно у этого кулинара основу любого блюда составлял перец, а у нашего домового была нешуточная язва. Сигизмунд, правда, руку давал на отруб, что Акоп специально все переперчивает, - в целях экономии.
       Не отказавшись от стаканчика чаю с вареньем из огурцов, (которое, как он и надеялся, наперчено не было), Прокоп приступил к осторожным расспросам.
       - А что, брат Акопушка, нового слышно?
       - Да вот, наши опять в футбол проиграли. Зачем?! - Акоп был страстным болельщиком, и во время международных турниров целыми днями пропадал внутри телевизора. Прокоп иногда размышлял, болельщиком какого вида спорта был его собеседник, когда футбола и в помине не было? Ничего, кроме гладиаторских боев, ему на ум не приходило...
       - А вот Савл жалится, что у него в дому кто-то неизвестный озорует, - подвел разговор поближе к интересующей его теме Прокоп.
       - Слушай, так и есть, честное слово! Я тут вырезал из газеты расписание боев, тьфу ты, матчей, и над кроватью повесил. Утром смотрю - это диета для молодых мам. Думал, совсем сумасшедший стал. Ты прав! Озорничают! Руки поотрываю, когда поймаю, честное слово, мамой клянусь!
       - Не горячись, Акопчик, - начал его успокаивать гость, - побереги себя. Разберемся, наведем порядочек...
       - Как не горячиться, честное слово, - продолжал бушевать Акоп, - когда из меня дурака делают! Разорву мерррзавца! Баран больше начхал, чем от него останется, клянусь, честное слово!
       Кое-как успокоив горячего доможила, Прокоп отправился дальше.

    Вилли

       Следующим в его списке стоял домовой по имени Вилли. В этом доме он появился поздней осенью 1957 г., сразу после запуска первого спутника Земли. Тогда образовалась вакансия - старый п?стень, живший до него на третьем этаже, ушел на пенсию в Муромские леса, где стал Главным лешаком. До этого Вилли пытался пристроиться дедушкой в Главное здание МГУ на Воробьевых горах. Но идея оказалась изначально порочной: уют выстроенных пленными немцами стен не компенсировал круглосуточной колготы студенческого общежития.
       Несмотря на свое явно иноземное имя, внешне Вилли ничем не отличался от других домовых. Да и привычки у него были практически те же. Разве что, когда была возможность выбора, всем прочим напиткам он предпочитал пиво. Скупо и неохотно рассказывал Вилли о своей жизни в Немецкой слободе, которую после смерти Лефорта, любимца царя Петра, стали со временем называть Лефортово. Было видно, что в жизни ему немало доставалось, особенно в прошлом веке, когда домовые дважды подвергали его бойкоту во время германских войн. Даже сейчас, бывало, Сигизмунд, которого не отпускала надежда когда-нибудь, все-таки, разозлить флегматичного Вилли, шипел ему вслед: "Перец, немец, колбаса, кислая капуста!" и "Фриц недобитый!".
       Между тем он был самым добрым хозяином в доме, и частенько гладил людей мягкой ладошкой, что, как известно, к добру. И действительно: на третьем этаже, где он командовал, постоянно случались выигрыши в лотерею, с утра в день получки в кармане старых брюк обнаруживались заныканные пятьсот рублей, а у ребят в школах отменялись диктанты, и вовремя заболевала математичка.
       Вилли, как всегда, был дома. Прокоп застал его за расчесыванием колтунов любимицы - крупного ирландского сеттера Лаймы. Заметьте: испокон веков одним из главных развлечений всех домовых было заплести побольше колтунов в конских гривах! (Это если они хорошо к ним относились, а на не любых могли и паралич наслать...). Но добряк Вилли любил животных, да и коней, к тому же, в доме пока не было.
       - Ну что за люди, - ответив на приветствие Прокопа, заговорил Вилли - заведут себе собаку, а ухаживать за ней кто будет, Пушкин?
       - Пушкин? - удивился гость, - это из какого же дома батАнушка? Чегой-то я такого не припомню...
       - Темный ты, Прокоп, - вздохнул Вилли. - Чего пришел?
       - Да вот, поговорить надоть. Мабудь, попозжей зайтить?
       - Да уж сиди, коли пришел. Айн момент, и освобожусь.
       Закончив собачий туалет, Вилли потрепал Лайму по симпатичной морде, подмел выпавшую шерсть, помыл руки и снял передник. Только после этого он присел рядом с гостем.
       - Я тебя слушаю, друг мой.
       - Эта, значить, примечаю я, что в нашем доме начались разные безобразия. Поговорил я, значить, с Савлом и Акопом, и они со мной согласные... А ты? - бестолково начал Прокоп.
       - Попробуй еще раз, по порядку, - посоветовал хозяин. Гость глубоко вздохнул и попробовал:
       - Смекаем мы со товарищи, что с некоторых пор в нашем доме происходють странные вещи, нарушающие естественный ход событий. - Тут Прокоп утомился и перешел на обычный свой слог: - Хулиганничает хтой-то, исподтишка, значить, порядок нарушаеть, а мы, значить, не в курсе... А должны! А ты, эта, Виллюшка, не замечал чего странного?
       Теперь глубоко вздохнул Вилли. Было видно, что говорить ему неприятно, но еще неприятнее - не ответить на прямо поставленный вопрос.
       - На днях в семнадцатой квартире загорелись обои. Мать того симпатичного мальца-аккордеониста... ну, знаешь, который играет Майн либер Августин...
       Прокоп понятливо помигал глазами и нетерпеливо кивнул головой.
       - ... была в квартире одна, готовила обед. Загорелось в прихожей. Я был в девятнадцатой квартире, там у кота Сэма день рождения, заходил побаловать его рыбкой из аквариума - сам он не дотягивается...
       Прокоп уже был не рад, что задал свой вопрос обстоятельному хозяину. Но надо было терпеть и слушать до конца.
       - ... я бы этот сорт в таком аквариуме не разводил. Ну вот, услышал я крик, кинулся в семнадцатую. Там уже все погасили. Очень это все неприятно: непорядок, доннерветтер! И не понятно, кто его устроил.
       Прокоп уже узнал, что хотел, но в душе тоже был педантом, поэтому на всякий случай спросил:
       - И больше ничего?
       - Ну, была еще одна ерунда, но связанная только со мной. Не знаю, может, это нескромно...
       - Выкладай! - скомандовал Прокоп.
       - Понимаешь, уже несколько дней подряд я прихожу в свою каморку, а там на полу мелом одна и та же глупость написана: "Вас ист дас? Кислый квас". И почерк, понимаешь, не Сигизмундов!
       - Здорово, - восхитился Прокоп, - число странных хвактов увеличивается!
       - Ничего здорового не вижу, - обиделся Вилли.
       Но беспокойного гостя уже не было. Все-таки электричество - полезная вещь!

    Сигизмунд

       В списке Прокопа оставалось еще два имени: Аграфена и Сигизмунд. Дело в том, что остальными домовыми служила здесь зеленая молодежь, советоваться с которой было бесполезно, да и просто ниже Прокопова достоинства. Выбор, с кого начать, был очевиден. Но, оказавшись на первом этаже, Прокоп обнаружил, что хозяйки Аграфены нет - вышла куда-то. К Груше он был неравнодушен, поэтому - расстроился. Пришлось оставить дома гостинец для волосатки и идти к сплетнику и гордецу Сигизмунду, домовому недоброму и в общении неприятному. "Ну, ничего, - утешал себя наш герой, - зато Груня останется напоследок!".
       Сигизмунд был настоящим вралем и бахвалом. Рядом с ним Акоп, с его невинной страстишкой прихвастнуть, казался самой правдивой в мире нежитью. Доподлинно было известно только, что Сигизмунд имел какое-то отношение к Великой армии Наполеона, вторгшейся в Россию в 1812 г. Скорее всего, он оказался бесплатным приложением к трофеям, взятым французами в Герцогстве Варшавском, хотя туманно намекал на какие-то героические подвиги. В 1918 г. он пытался уйти из Киева в Польшу вместе с гетманом Скоропадским, но попал в окружение и вернулся в первопрестольную. Иногда Сигизмунда начинало нести (особенно в присутствии единственной на весь дом волосатки), и тогда он рассказывал чудовищно неправдоподобные истории про свою помощь Лжедмитрию I, или с мельчайшими деталями живописал, как по протекции этого предателя в 1605 г. ненадолго стал главным кремлевским доможилом. По сему поводу его жилище украшала афиша оперы "Жизнь за царя", датированная 1903 г.
       Квартиры на девятом этаже - хозяйство этого домового - из-за его скверного характера пользовались среди жильцов дурной славой. Здесь беспокойно вели себя домашние животные, люди часто болели, и вообще происходили всякие неприятности. Сигизмунд любил иногда показаться кому-нибудь из обитателей, хорошо зная, что это - плохая примета (если не на Светлое Воскресение). Ему мало было просто безобидно проказить, стучать по ночам, как это делают все нормальные домовые; ему нравилось залезть к спящему на грудь и слегка придушить, или с наступлением темноты давить пальцем на животик грудничкам, чтобы они "уакали" всю ночь и не давали спать родителям. В общем, он был вредным домовым, и характер его больше подошел бы какому-нибудь злюке-водяному.
       Когда Прокоп вошел к Сигизмунду, тот полировал бархатным напильником когти и фальшиво насвистывал арию Ивана Сусанина. Зная вздорный характер хозяина, Прокоп с порога, то бишь не выходя из розетки, вежливо осведомился:
       - Эта, войтить можно?
       - Извольте, - отозвался Сигизмунд. - Чем обязан?
       - Чегой-то сразу "обязан"? Я так зашел, по-суседски покалякать. За жизнь, значить.
       - Свушаю Вас. - Сигизмунд в большинстве случаев не выговаривал "л", особенно в начале и конце слов. Гость откашлялся.
       - Вот, зашел к тебе, Сигизмундушка, узнать, как живется-можется...
       - Ближе к деву, почтеннейший! - нагло перебил хозяин. - И потом: я же настоятельно просиу, пся крев, тАк ко мне не обращаться. Не можешь выговорить "Сигизмунд", говори "пан Сигизмунд", в крайнем случае, просто - "пан".
       "Чтоб ты копыта до крови сточил, сморчок маринованный", - подумал Прокоп, но сдержался:
       - Эта, пан, как дела?
       - Милейший, какие именно деуа Вас интересуют? Вы ходите вокруг да оково, честное суово! - На самом деле было видно, что разговор Сигизмунда забавляет, а придирается он по привычке, "держит форс". Прокопу в очередной раз удалось взять себя в руки, но он дал себе слово с "ляхом" при случае поквитаться.
       - Значить, пан, в дому хто-то озоруеть. Наша задача - не дасть им безобразить. Что ты об энтом знаешь, и что могешь посоветовать?
       - Да, свучаются разные шавости, стаукивался. Это все барабашки, так сказать, племя мвадое, не знакомое. Но двуг мой, поделитесь новостями!
       Однако Прокоп не собирался снабжать старого сплетника свежим материалом и упрямо гнул свое:
       - Эта, а шо за слово такое, "барабашка", черт его подери?
       - Ты у нас умный, тебе и знать надобно, - окрысился Сигизмунд.
       - Да кто ж они такие?
       - Откуда же мне знать, уважаемый? - было видно, что гость хозяину уже надоел. Неожиданно, на лице его появилась противная улыбка. - Может, Саввушка твой? Да, вповне может быть твой двужок вохматый! Шавопут трехсотлетний!
       Сигизмунд задумался, а Прокоп воспользовался паузой и был таков! Очень уж ему на нервы действовал "пан кремлевский доможил"...

    Аграфена

       История жизни Аграфены очень занимательна и необычна. Она была не простой волосаткой из рода-племени домовых, а происходила из русалок - существ, хотя лизунам и родственных, но очень сильно от них отличающихся: и внешностью, и образом жизни, и привычками.
       Юность Груши прошла в чистых водах Москвы-реки. Не надо усмехаться: всего сто лет назад они были достаточно чистыми для того, чтобы прямо около Кремля можно было поймать увесистого судака или стерлядочку, не говоря уже о раках, которых было полно под низко нависающими над водой ветвями деревьев и кустов. А триста пятьдесят лет назад неосторожный купальщик мог встретиться на свою беду еще и с водяными, либо с русалками. Немало добрых молодцов завлекла, защекотала в то время Аграфена - самая красивая и шаловливая водяница на всем протяжении реки от Звенигорода до Пахры. Но неожиданно этой развеселой жизни пришел конец. В Кремле быстро возмужал царь Петр Алексеевич и, побуждаемый своими иностранными друзьями-советниками, начал собирать свою знаменитую коллекцию диковинок. За них платили хорошие деньги, и вот несколько рисковых мужичков поймали однажды в крепкую сеть русалку Аграфену и отнесли в Приказ Большого дворца.
       Прослышав про находку, царь повелел отдать ее ученому и предсказателю Якову Вилимовичу Брюсу для изучения и сохранения на века в банке со спиртом. Лаборатория Брюса располагалась в Сухаревой башне. Москвичи, считавшие его магом и чернокнижником, проходя ночью мимо нее, со страхом показывали на огонек в окошке - ученый засиживался за работой допоздна. Груша покорила Брюсово сердце; ослушавшись царского приказа, он не только не заспиртовал красавицу-русалку, но на свой страх и риск провел уникальную хирургическую операцию по разделению рыбьего хвоста на две белые стройные ноги. Этот обрусевший шотландец умер в 1735 году. Всю жизнь он хранил страшную тайну, но перед смертью рассказал обо всем в письме старинным своим друзьям-датчанам. Через сто лет конверт с письмом попался на глаза молодому Гансу Христиану Андерсену - так родилась его знаменитая сказка "Русалочка".
       Аграфена под фамилией Водяницыной-Майковой несколько десятилетий считалась первой красавицей и завидной невестой на Москве: влюбленный Брюс оставил ей неплохое завещание. Ко всеобщему удивлению, она отказывала всем женихам, даже самым блестящим, ведь перестав быть русалкой, Груша так и не стала человеком, хотя и мечтала об этом. Так продолжалось до екатерининских времен, когда в Москву, проездом в Санкт-Петербург, не нагрянул Джузеппе Бальзамо, известный больше как маг и алхимик граф Калиостро. Они встретились на балу у генерал-губернатора, и таинственный иностранец заверил Аграфену, что может освободить ее от мучительных сомнений и колебаний.
       - Я вижу, - говорил он, чтС Вас мучает. Доверьтесь мне, и я устраню саму причину Вашей скорби!
       Ее не надо было долго уговаривать. Глухой ночью Груша тайно приехала к Калиостро. Граф дал ей выпить волшебного элексиру, и светская красавица снова превратилась в нежить, только не в русалку (после Брюсовой операции это стало невозможным), а в ее близкую родственницу - волосатку. Самое удивительное, что мошенник выполнил свое обещание: став лизуньей, Аграфена успокоилась!
       Закончив разговор с Сигизмундом, Прокоп на минутку заскочил к себе - захватить подарок для Груши: с прошлого приезда Шуриковой бабушки у него хранился пузыречек домашней вишневой наливки. Зная любовь Аграфены к сладкому, он в свое время предусмотрительно наполнил ароматным напитком склянку из-под микстуры от кашля.
       Как ни торопился Прокоп к Волосатке, он все же нашел минутку для важного дела: заметив в ванной комнате приготовленное для стирки белье, взял оттуда носок Шурикиного папы, основательно извозил его в пыли, накопившейся за зеркалом, и подбросил в гостиную, аккурат в центр комнаты под люстру. То-то Борисыч подивится, найдя здесь свой носок!
       Аграфена встретила гостя приветливо: усадила за стол и дала яблоко. Лицо ее, как правило, серьезное и нахмуренное, в этот раз было улыбчивым. Такое случалось не часто: жившая на первом этаже публика требовала от нее постоянного внимания и строгого отношения.
       - Вот, накося гостинчик, Грушенька, - начал Прокоп беседу, ставя на стол склянку с наливкой. - Оченно даже советую!
       - Спасибо, Прокопушка, - поблагодарила волосатка, - спасибо за подарочек! Я уж думала, не вспомнишь обо мне. Сигизмунд говорил, что вишневки этой у тебя несколько бочек, и ты день-деньской ею балуешься!
       Гость от возмущения чуть не подавился яблоком.
       - Клевета, Грушенька, клевета! Я ее даже не пробовал, отлил тебе маленько, и все! А пана этого завирального не слушай. Ужо я ему язык подрежу! Тараса Бульбы на него нетути!
       - Да не волнуйся ты так, Прокопушка! Я ему цену знаю, доверяю не шибко. Сказывай лучше, с чем, мил-друг, пожаловал? Вижу ведь, что не только на меня посмотреть заявился!
       Прокоп не стал отпираться - с волосаткой спорить, только время терять!
       - Нелады в доме творятся, голубка ты наша сизокрылая! Навроде как озоруеть хтой-то. Вот и решили мы с Савлом разведать, что к чему. А ты - хозяйка справная, непорядок на полметра, эта, под землей чуешь, как тебя не спросить-то?
       - Что-то в доме не так, это точно! Намедни во второй квартире слышу стук, звон, грохот. Опять думаю, дерутся: там у меня такой народ подобрался, что ни день - чистка чайников. Ну, я мигом туда, смотрю - жильцы мои спят, на полу разбитые чашки да стаканы валяются, а на стене полка на одном гвозде еще качается... И никого вокруг, кто мог бы все это сотворить! Надо бы нам, Прокопушка, серьезным старым домовым, собраться всем вместе, да и "обкашлять" подробненько этот вопросец!
       - Умничка, Грушенька, - восхитился гость. - Завтра у нас пятница, тринадцатое, вот и соберемся вместях на чердаке, покумекаем! Ну, спасибочки за угощеньице да за умный разговор, побежал я. До свиданьица, рыбонька наша..., - тут Прокоп поперхнулся: всем было известно, что Аграфена не любила намеки на свое русалочье прошлое. Покраснев, он буркнул: - То есть голубка наша белогрудая, - и юркнул в электророзетку.

    Собрание на чердаке

       Все пятеро приглашенных собрались вовремя. Сели в кружок, помолчали. Видя такое дело, собрание взялся вести Прокоп: в конце концов, ведь это он все заварил...
       - Уважаемые доможилы и волосатушка! Мы, эта, собралися здеся по важному поводу творения безобразиев неизвестно кем. Как есть мы домовые, вышуказанный беспорядок должны пресечь. Сиводни надоть эта, решить, что пресечь, и как...
       - Высечь! - Неожиданно гаркнул Савл.
       - Кого высечь? - переспросил сбитый с толку Прокоп.
       - Всех! - мотнул бородой куда-то в пространство Савл и снова погрузился в молчание.
       - ... Для доклада, эта, слово предоставляется Вилли, - скомкал свое вступление Прокоп.
       - Майне дама унд лизунен, кхм, то бишь, уважаемые госпожа волосатка и господа домовые! Уважаемый Прокоп попросил меня сделать небольшой реферат...
       - Хотевось бы, пся крев, чтобы докуадчик выражауся яснее. Что такое реферат? - спросил из вредности Сигизмунд.
       - ... доклад, - поправился невозмутимо Вилли, - о возможном значении слова "барабашка", поскольку есть подозрение, что именно это существо или существа вносят беспорядок в жизнь нашего дома. Я связался с коллегами из Академии Наук (есть там у меня одна мохнатая лапа), и кое-что интересное выяснил.
       Сначала о самом явлении, спасибо хаусгайсту Фрицу из Физического института. - Тут Вилли остановился, посмотрел на Сигизмунда и перевел: - домовому Фрицу. Так вот, за границей все это называется одним словом - "полтергейст". В переводе на русский - "шумящий (или гремящий) дух". Его действия: перемещение предметов, их порча; возгорание; написание записок, шум, ругань и прочие безобразия. Как видите, ничего мистического и такого, чего бы не смогли сделать - при желании - российские батанушки, но, в силу своего хорошего воспитания, - тут Вилли снова посмотрел на Сигизмунда, - не делают.
       - Ты на что намекаешь, пес-рыцарь недотопленный? - взвился в воздух Сигизмунд. - Все свышали? Он меня оклеватау!
       - Ты сам клеветник, мамой клянусь, честное слово! - подскочил к Сигизмунду Акоп.
       - Наподдай ему, Акопчик, - подзадорила дремавшего до того домового Аграфена.
       - Цыть! - прикрикнул на всех Савл.
       В установившейся после этого тишине Вилли продолжил изложение результатов своих изысканий.
       - В нашей стране явления полтергейста получили название "барабашка". Рассмотрим, что означает это слово, спасибо коллеге Гансу из Института русского языка.
       - Я не поняу, мы в Москве, или в Мюнхене?
       - Но точно не в Варшаве, клянусь, честное слово! Ты можешь не перебивать, о сын греха?
       - Все свышали? Он меня оскорбиу!
       - Дуэль, дуэль, - потерла поросшие нежной шерсткой ладошки Груша.
       - Прошу соблюдать тишину! - безнадежно взывал к собравшимся Прокоп. - Нечисть, будем взаимно вежливы!
       - Цыть!
       - ... И тут нас ждут интересные открытия, - флегматично зачастил дальше докладчик. - В старину жители Пскова называли барабашкой хлебец, вываленный в муке. В тамбовской и рязанской губерниях было словечко "барабошить". Оно обозначало: будоражить, суматошить, тревожить, ерошить, клСчить.
       - Что такое клСчить? - вмешалась Аграфена.
       - Рвать в клочки, - вращая белками и глядя на Сигизмунда, ответил Акоп.
       - А еще, - Вилли поторопился прервать зарождавшуюся перепалку, - "барабошить" - означает "пугать" и "возмущать". Остается добавить, что на тамбовщине "барабошкой" называется бестолковый, суетливый и беспорядочный человек.
       - Чего ж из этого, значить, следует? - авторитетно спросил Прокоп.
       - Ну, можно сделать вывод, что барабашка - это какая-то бестолковая, шумная, пугающая и кл?чащая все, что ни попадя, нежить.
       - Господа домовые, приступим к обсуждению! - торжественно провозгласил Прокоп. Слово предоставляется...
       В этот момент разом погасли все девять свечей, освещавших неверным светом ночной Совет. В тишине слышались только тяжелое дыхание, сопение, тугие удары по чему-то мягкому и гортанные крики Акопа "зарежу!".

    Барабашки

       Вскоре потасовке был положен конец. В темноте забасил Прокоп:
       - Вот он, вот! Я держу супостата! Бей его, Савлушка, бей!
       Раздался громкий звук удара, клацнули зубы, и послышался громкий крик: "Бестовочь, своих бьешь?". Шмякнул еще один удар, еще, и на чердаке стало достаточно светло.
       - Пожар! - крикнул дурным голосом Сигизмунд. Подумал, и добавил: - Наших бьют.
       - Почему пожар, - спросила Аграфена, принюхавшись, - где горит? И кого бьют?
       - Пожар потому, что свечи погасуи, а светуо! Горим, свавяне! А бьют меня...
       - Я им в глаз засветил, вот и стало светло, - спокойно объяснил Савл.
       Участники Совета огляделись. Все, кроме Савла, были достаточно помяты: Груша - больше обычного растрепана, Акоп держался за распухший нос, у Прокопа расцарапано лицо, а у Сигизмунда под глазом наливался зловещим светом здоровенный фонарь. Еще б?льшие фонари украшали лица двух девяностолетних шалопаев, рыжего и белобрысого, домовых из того же дома. Вместе с фингалом Сигизмунда они давали довольно яркий свет, примерно как лампочки, ватт по сорок каждая.
       - Я требую удовлетворения морального и физического ущерба, - заныл Сигизмунд.
       - Цыть, не до тебя!
       - Как вы сюда попали? - обратился Прокоп к задержанным молодым жировикам. - Как вы смели, молокососы, явиться на наш Совет и устроить черт знает что?
       - А я знаю, - захихикала Груша, - это и есть барабашки. Как там говорил Вилли? "Бестолковая, шумная, пугающая и кл?чащая все, что ни попадя, нежить". Очень похоже!
       - Это правда? - устрашающе-спокойно спросил Прокоп.
       - Вот почему барабашек никто никогда не видит! - догадался Акоп: - они соблюдают главный закон домовых - не попадаться людям на глаза. Хоть это выполняют, честное слово! Не то, что некоторые...
       - Попвошу! - взвизгнул Сигизмунд и осекся под грозным взглядом Савла.
       - Как вас, милки, зовут-кличут? - поинтересовалась Аграфена.
       - Прошу, эта, все-таки ответить, - Прокоп был настойчив, - все эти барабашечьи безобразия - ваших лап дело?
       - Лучше - отвечайте, - внушительно обронил Савл.
       - Меня зовут Вати, - заговорил, наконец, рыжий. Он выглядел постарше. - А его, - он кивнул на белобрысого, которому не было и восьмидесяти, - Тий.
       - Какие симпатичные мальчики, - прошептала под нос Груша.
       - Таких имен не бывает, - укоризненно сказал Савл и легонько шлепнул говорившего пониже спины. От удара у того мотнулась голова и он торопливо поправился:
       - Это наши дворовые имена. А по бумагам я - Савватий, а кореш - Евтихий.
       - Как же так, изуродовать столь прекрасные имена, - лицемерно простонал Сигизмунд и заглянул в глаза Савлу.
       - Отвечай, Евтихий, - обратился Прокоп к младшему, рассчитывая, что тот быстрее признается, - барабашки - это вы?
       - Не упрямься, мальчик, - увещевающее сказал Вилли, будешь молчать - выпорют!
       - Всех не перепорете! - убежденно выкрикнул Тий-Евтихий.
       Между тем Вати, он же Савватий, вздохнув, признался: "Да, мы!".
       - Я же говориу! - злобно прошипел Сигизмунд.
       - Что именно по этому поводу Вы говорили? - педантично уточнил Вилли.
       - Матка бозка! Я много чего говориу, - отыграл тот назад.
       - Пороть, как сидорова ишака, пороть! - экспансивно вскричал Акоп.
       - Козу, - спокойно вмешался Савл.
       - Что - козу? - совершенно смешался Прокоп.
       - Сидорову козу, - удивился Савл его непониманию и решил пока помолчать.
       - Мальчики, - снова по-матерински мягко заговорила Груша, - но зачем же вам это было надо?
       - А так, надо, и все! - запальчиво ответил Тий.
       - В знак протеста, - пояснил Вати.
       - Протеста против чего, майне либер киндер? - удивился Вилли.
       - Так вы же даже наших имен не знаете! - возмущенно вскричал Савватий-Вати. - А ведь мы с вами в одном доме столько лет живем! Вы нас вообще за батанушек не считаете! Мы для вас не нелюди!
       - На Ивана Купала варите чай из цветов папоротника, а нас хоть раз угостили? - со слезой в голосе поддержал друга Тий. - Все по-своему устраиваете, а с нами хоть раз посоветовались?
       - Нет, они советуются с Сигизмундом, - хмыкнул Вати. - А вы хоть знаете, что он тырит у вас по каморкам чего повкуснее?
       Акоп стремительно бросился к "соратнику Лжедмитрия" и кошачьим движением вытащил у него из кармана горсть волчьих ягод. Вслед за этим Сигизмунд взвыл от ужаса, а затем - от боли: могучая лапа Савла ухватила его за горло.
       - А ведь мальчики кое в чем правы, - неожиданно сказал Вилли. - Натюрлихь, правы, - повторил он убежденно.
       - Мне кажется, да, - подтвердила Груша. - И вообще, Савватий обещает вырасти в отличного дедушку!
       - В конце концов, - разразился вдруг речью Савл, - недаром у людей было еще одно название для нечисти - "другая-половина"! Все мы - другая половина. А значит, должны быть дружны!
       На этом бы и закончить первую часть этой истории, но мне не дают покоя слова Аграфены, произнесенные ею во время праздника, который Совет закатил в знак примирения между "стариками" и "молодежью". Глядя в дрожащий огонек горящего в кружке пунша, она шептала: "Если мы - "другая половина", не означает ли это, что такая же половина единого целого - люди?".

    ГЛАВА ВТОРАЯ: ЧУЖИЕ СВОИ

    "Обратно не хорошо!"

       Праздник Примирения - как и все праздники - когда-то должен был завершиться. Уже разлили по последней, и опустел шестиведерный самовар с пуншем; уже не было охочих пригласить Аграфену на бешенный гавот или плавную кадриль - в основном здесь соперничали Вати и Тий; да что говорить: уже даже Акоп смотрел на Сигизмунда без обычной вражды, а тот не искал случая сказать про кого-нибудь гадость. Вилли поднял свою кружку и приготовился произнести прощальный тост. В этот миг Савватий воспользовался образовавшейся паузой и, восторженно глядя на Аграфену, произнес:
       - Однако же если говорить сурьезно, то в нашем доме действительно появился еще кто-то, кроме нас, домовых...
       - Я же говориу! - издал торжествующий крик Сигизмунд, но съежился под тяжестью установившейся вокруг тишины.
       - Паря, так не шуткують! - заросшее морщинистое лицо Прокопа выражало обиду и недоверие. - Ты же сам признал, что вы здеся, эта, барабошили...
       - Нука-нука, - мурлыкнула Аграфена, - чем глубже в омут, тем интересней!
       - Мамой поклянись, что не врешь, - раздалось с другого конца стола.
       - А че мне врать-то, - обиделся Вати, - Евтихий, подтверди!
       - Ну! - убедительно поддержал тот товарища.
       - Обратно не хорошо! - горестно вскричал Прокоп.
       - Не обратно, майн либер Прокоп, а снова, - поправил педантичный Вилли.
       Тут шевельнулся Савл и сказал свое веское слово: - Шо в лоб, шо по лбу - все едино нехорошо! - Немного подумав, добавил: - Я так и знал!
       - Эта, о чем ты, Савлушка? Неужто от товарищев чавой-та скрывал?
       - Знал, да забыл, - загадочно ответил Савл и крепко сжал губы, показывая всем своим видом, что больше не намерен издать ни звука.
       - Доннерветтер! - всегда выдержанный Вилли шарахнул по столу кружкой. - Давайте, Вати, рассказывайте обо всем, что знаете.
       - Вати - давайте, - пропела Груша и поощрительно положила лапку на Савватиево плечо. - Расскажи все без утайки, пусть даже нам это будет неприятно.
       - А драться не будете? - Вати опасливо посмотрел в сторону Савла. Получив заверения, что "либер киндеру" бояться нечего, продолжил: - Вы когда-нибудь всерьез задумывались о том, что делается на тринадцатом этаже? Вы просто забыли о нем! А ведь последний обосновавшийся там суседко сбежал уже год назад! И с тех пор ни один постень уже не захотел там жить. Вы так поглощены на своих этажах разыми мелкими заботами, что вам нет дела до того, что творится в доме! Вы переживаете из-за того, что на девятом у Сигизмунда все время болеют...
       - Ах ты, говопопый мовокосос! На кого, клеветник, хвост задираешь? Да я тебя...
       - Замолчи, бигос недоеденный! Мамой клянусь, научу тебя слушать!
       - Цыть!
       - Продолжай, Ватик, - улыбнулась Аграфена и нежно пообещала Сигизмунду: - Еще раз кого-нибудь перебьешь, защекочу до смерти!
       - ...Значит, все время на девятом болеют. А что на тринадцатом люди умирают, и не от старости, а неизвестно от чего, старейшин не касается? Мы, молодежь, одни с этим справиться не можем, а вас волнует только, кто валенки в доме прячет...
       - Ничё не скажешь, уел! - только и смог сказать Прокоп. Остальные участники веселого еще недавно застолья хранили тяжелое молчание. Нарушил его Евтихий:
       - Сдается нам с Вати, что пару раз видели мы в доме какую-то чужую нечисть... Один раз как-то клубок черной шерсти сам собою катился, вдругорядь - какое-то облачко по коридору плыло...
       - Ах, знал, да забыл! - снова донеслось из угла, в котором сидел Савл.
       - Квубок? - переспросил Сигизмунд и, сделав честное лицо, соврал: - Нет, никогда не видеу.
       - А ить я, братцы, видел, - сознался Прокоп. - Аккурат в тот день, кады на моем этаже два кенаря сдохли. Думал, барабашки шуткують, под ноги мне всяку дрянь катають. А оно во как повернулося...
       - А ведь мальчики оказались и внимательнее, и ответственнее нас, самодовольных старейшин, - Аграфена с неудовольствием покачала головой. - Старею я, видно. - Вати и Тий немедленно принялись разубеждать в этом прекрасную волосатку, но их остановил голос Вилли, решившего подвести итог этому небедному на события вечеру:
       - Придется нам, либе Груша унд лизунен, понаблюдать и думать. Тебя, Савл, прошу напрячься и вспомнить. А вам, молодые люди, спасибо: и за науку, и за наблюдательность.

    Прокоп и Савл

       С того памятного дня минула без малого неделя. Она не была отмечена какими бы то ни было значительными событиями - если не считать прекращения деления домовой нежити на уважаемых "стариков" и шалопайскую "молодежь". Хотя нет, я ошибся: исчез Савл. Точнее, не то, чтобы совсем исчез, но перестал появляться в обществе. Пару раз его пытался навестить Прокоп, но каждый раз натыкался на повешенную с внутренней стороны электророзетки табличку "Просьба не беспокоить". Ее когда-то подарил Савлу на день рождения Сигизмунд, уверявший, что стибрил этот сувенир в 1613 году в "Метрополе", где некоторое время жил после того, как его выдворил из Кремля Михаил Федорович Романов. - Надо было уступить место новой, костромской команде, которую привез с собой первый царь новой династии, - доверительно понизив голос, обычно пояснял он, рассказывая эту историю.
       Савл всегда был не очень общительным, но столь долгое затворничество не на шутку встревожило Прокопа, и он решил, несмотря на запрет, навестить своего лучшего друга. Тому была и еще одна причина: Прокоп надумал провести инспекцию тринадцатого этажа, а идти на столь опасное - в свете рассказанного Тием и Вати - дело без сопровождения могучего Савла, было по меньшей мере неосмотрительно. С учетом этих соображений, однажды утром Прокоп презрел написанный на табличке призыв и решительно вошел в обиталище затворника.
       - Савлушка, - воззвал незваный гость, озираясь вокруг. Ответом ему была тишина. Разволновавшись сверх меры, он осторожно двинулся вперед, чутко прислушиваясь: сколь сильно он ни хотел увидеть друга, не следовало попадаться на глаза обитавшим в квартире людям. К счастью, однако, все ушли на работу. Наконец, в дальней комнате обезлюдевшей квартиры, Прокоп нашел-таки Савла. Тот сидел по-турецки на падавших из окна косых лучах восходящего солнца и, обхватив обеими руками свою косматую голову, смотрел остановившимися глазами куда-то в угол.
       - Эта, Савлушка, значить, зашел я все же, потому как, значить, Савлушка, все же... - Сказать по правде, Прокоп сильно опасался, что ему влетит от приятеля за то, что он вошел, несмотря на предупреждение. Из-за этого его и без того путанная речь приобрела поначалу характер прямо-таки безумный. Однако, не встретив ожидаемого "горячего" приема, Прокоп понемногу осмелел, что не замедлило сказаться на внятности его слога: -Значитца, беспокоюся я. ПонИже, то есть, потому, что давно не виделися. Да и дело есть одно. Савл, ты меня слышишь? - внезапно обеспокоился он молчанием приятеля и, вспомнив маму Шурика, которая любила поговорить по телефону, добавил: - Алёу, Савлушка, Вас не слышно!
       - Да вспоминаю я! - отозвался, наконец, хозяин. - Тока-тока мыслишку за хвост ухватил, а тут ты: "алёу, алёу"... - Огорченно махнув рукой, Савл сполз с солнечного столба и затопал на кухню - это было его самое любимое место в квартире. Прокоп засеменил следом, заглядывая приятелю в глаза и прикидывая, не угостит ли тот его чем-нибудь вкусненьким. Не угостил. Вместо этого, хмуро поглядывая на снова почувствовавшего себя неловко Прокопа, гостеприимно спросил:
       - Чего пришел?
       - Так ить, эта, давно не виделися, не слышалися! Вот, зашел проведать, гостинчик, извиняйте, забыл захватить. Опять же: беспокоиться, эта, начал. Думаю: не случилося ли чего? Года наши, эта, не малые, мабуть хвороба какая напала?
       - Не каркай, старая нежить! - как-то лениво рявкнул Савл: было заметно, что забота приятеля его тронула. Почувствовав перемену в настроении хозяина, Прокоп заговорил увереннее:
       - Задумка у меня одна появилась...
       - Ну?
       - Надоть нам с тобой, Савлушка, походить по тринадцатому этажу, поразнюхать, чего там и как! Кому ж, как не нам? Все лучшейше, чем в воздухе цельный день сиднем сидеть!
       - И т?! - согласился Савл и потянулся за развешенными на батарее портянками.

    Разведчики

       На тринадцатом этаже что-то было не так. Это друзья почувствовали сразу, еще когда только вылезали из мусоропровода. Они решили предварить обход квартир осмотром коридора, и поэтому воспользовались не удобным и гигиеничным электрическим прСводом, а мусоропровСдом. На эту тонкую разницу в ударениях Прокопу как-то указал Вилли, большой знаток и любитель русского языка. - Объяснить этого, ферфлюхтер тойфель, - ругнулся при этом он, - нельзя; в это можно только верить!". Прокоп поверил.
       Так вот. Вылезши из мусоропровода и отряхнувшись, наши разведчики почувствовали, что им как-то не по себе. Для старых и матерых батанушек это было настолько новое ощущение, что по началу они и не поняли, что к чему. Как потом рассказывал Прокоп, он решил, что "зря, эта, позавтракал двумями пачками дрожжей и запил квасом". Что чувствовал Савл, осталось неизвестным. Сам он никогда об этом не говорил, а его, понятно дело, никто не осмеливался расспрашивать. Впрочем, в частных беседах Сигизмунд голову давал на отсечение, что первыми словами могучего домового были "боязно как-то!".
       Поежившись и переведя дух, разведчики выглянули из коморки, в которой располагались приемники мусора. В коридоре было пусто, но из-за угла, где располагались лифты, слышались человеческие голоса. Пришлось подождать пару минут, пока не хлопнули двери лифта и люди не уехали по своим делам. Этого времени нашим домовым вполне хватило для того, чтобы понять, что им совсем не хочется обследовать тринадцатый этаж а, наоборот, неудержимо тянет домой.
       - Чтой-то, Савлушка, разохотилося мне иттить смотреть на энтот проклятый этаж! Совсем, эта, невмоготу!
       - Такоже и мне.
       - Так, мабуть, и черт с ним? Пойдем себе спокойненько домой, на батарею, значить, лягем, я конфет, эта, натырил, покалякаем... - На Прокопову беду, Савл любил кино про войну, особенно старые фильмы о том, как Красная армия громила фашистов. Фильмы эти он смотрел бессчетное количество раз, забравшись при этом внутрь телевизора и становясь как бы непосредственным участником показываемых событий. Поэтому, услышав позорное предложение приятеля, Савл приосанился и буркнул:
       - Русские не сдаются!
       После этих слов Прокопу не оставалось ничего другого, как последовать за товарищем, который отважно, но осторожно вылез из коморки и медленно пошел вперед. Прокоп понуро брел сзади, но именно он первым увидел почти прозрачное облачко, которое при виде их - он был готов поклясться, что это именно так! - стремительно втянулось в щель под дверью 113-й квартиры. Облачко было не белым, каким бывает пар, струей бьющий из носика чайника, а темноватым, как будто кусочек черной грозой тучи.
       - Савлушка, видел?
       - Угу!
       - Чтой-та было, шут его задери?
       - Не знаю. Но, сдается мне, чичас вспомню. - С этими словами Савл решительно двинулся в сторону пожарного крана и скрылся за его запечатанной дверцей. Туда же затрусил и Прокоп. И вовремя: из лифта вышли братья Юматовы из 108-й квартиры.
       - Чегой-то рано, эта, занятия севодни закончилися, - сделал полезное наблюдение Прокоп, но осекся: его поразило чрезвычайно сосредоточенное лицо Савла, обхватившего голову обеими руками и раскачивавшегося из стороны в сторону. Снова хлопнула дверь. Это Серега с Лехой, сбросив рюкзачки и схватив по яблоку, вышли и начали вдоль коридора гонять мяч.
       - Вот, принесла же их нелегкая! - посетовал Прокоп, - сиди теперь тута, до посинения. - Савл неожиданно подпрыгнул, ударившись головой о низкий потолок.
       - Что ты сказал, повтори! - приказал он страшным голосом.
       - Я ссс-казал, - от неожиданности Прокоп ужасно испугался и начал заикаться, - чч-что, эта, нн-нелегкая их принесла...
       - Вспомнил! - взревел Савл и полез обниматься. Видно, очень мучила его в последние дни старческая потеря памяти.
       - Что ж ты вспомнил, Савлушка? Да отпусти ты меня, медведь окаянный, совсем ведь раздавишь!
       - Собирай домовых, расскажу всем сразу, че зря языком два разА трепать! - Прокоп не стал упрашивать: он знал, что Савлово слово - кремень, и упрямый суседко теперь будет молчать, как партизан. К этому времени дорога освободилась: мама загнала братьев обедать, и разведчики получили возможность возвратиться на свои позиции. С чувством выполненного долга Савл отправился сушить портянки, а Прокоп побежал по этажам собирать нежить на внеочередное собрание. К счастью, уговаривать никого не пришлось, поскольку все хотели знать, что же вспомнил Савл. Разве что Акоп попросил разрешить ему досмотреть футбол, да для вида немного поломался Сигизмунд:
       - Я же всегда просиу, чтобы о всех мероприятиях меня предупреждали заранее. Что за гововотяпство! Может быть, у меня срочные деуа! А вы требуете, чтобы я все бросиу и пошеу на ваше собрание!
       - Ежели шибко, эта, занят, можешь не приходить! - в сердцах огрызнулся Прокоп, которому изрядно надоели Сигизмундовы выкрутасы.
       - Общие интересы важнее личных, - отыграл тот назад, - что девать, приду!
      

    Что вспомнил Савл

       Собрались как обычно, на чердаке. Новым было лишь присутствие Евтихия и Савватия. При полной тишине с места поднялся Вилли - как-то незаметно в общине лизунов бразды правления перешли от Прокопа к нему.
       - Майне либе Аграфена, лизунен унд киндер-хаусгайстер! - Пока звучало это приветствие, Савл показывал Сигизмунду кулак, и тот не стал по своей привычке приставать к Вилли с заявлениями типа "я не поняу, мы в Москве или в Гамбурге?". - В прошлый раз достойные юниоры Тий унд Вати обратили наше внимание на тревожную ситуацию, сложившуюся на тринадцатом этаже. Сегодня дорогие наши Савл цузаммен с Прокопом совершили там разведку. О ее результатах они нам сейчас и доложат. Битте, дорогой Прокоп!
       - Эта, мне и рассказывать-то почти нечего. Савлушка ить вспомнил-то, а не я!
       - Дойдет очередь и до Савла, мамой клянусь! Не тяни ишака за хвост, начинай, всем же не терпится, клянусь, честное слово!
       - Майн херц, расскажи нам подробно что ты увидел, и какие у тебя остались впечатления. Для нас важны свидетельства вас обоих.
       - Подробно говоришь? Значить, так. Отодвинул я, эта, табличку "Просьба не беспокоить" и без спросу вошел к Савлу. А почему не войтить-то, ежели надоть? Позвал его, а он молчить. Тогда...
       - Прокоп, милый, давай сразу с тринадцатого этажа, - не выдержала Груша.
       - Чтой-та не пойму я вас, путаники! То подробно, то скачи как козел с пятого на десятое... Сами не знаете, чего хочете! Ну, да ладно. Вылезли мы из мусоропровода, и как-то тошно нам стало, скажи, Савл? Ну прям все бросил бы, и обратно пошел. Но мы и подумать такого не могли, скажи, Савл? Вышли мы, эта, в коридор, и я первый заметил, скажи, Савл?
       - Слушай, не тяни кишки, да! - снова взорвался темпераментный Акоп. - Скажи, что заметил?
       - А я почем знаю, - упавшим голосом ответил Прокоп. - Акоп картинно закатил глаза и схватился за сердце. - Чтой-та навроде пара, тока не белое, а эта, какС-то грязноватое. Скажи, Савл?
       - Продолжай, гнедиге Прокоп, - попробовал подбодрить его Вилли.
       - Оно эта, вылупилося на нас, а потом уползло прямиком в щель под дверью 113-й квартиры. А щели-то там и нетути: дверь новая, железная.
       - Ага! - многозначительно сказал Сигизмунд и сделал умное лицо.
       - Да, это то самое, что мы видели, - с облегчением подтвердил Тий. - Было похоже, что юного домового все время мучило опасение, что его свидетельству на памятном заседании не очень-то поверили. - А что значит "вылупилось", - добавил он, - что, у призрака были глаза?
       - Не знаю я, врать не буду: зенок его не видел. Но, эта, точно скажу: смотрело оно на нас, скажи, Савл? И добавить мне боле неча. - Тяжело отдуваясь, усталый Прокоп, не дожидаясь новых вопросов, отправился на свое место. Ну что сказать, поговорить этот суседко, конечно, любил, но оратором не был! Хотя все на свете относительно: если сравнить Прокопа с его другом...
       - Либер Савл, теперь Ваша очередь.
       На чердаке стало так тихо, что чуткие уши собравшихся могли различить даже топот тараканов, возившихся в темноте дальнего угла. Никто из присутствующих (включая лучшего друга - Прокопа) еще ни разу не слышал, как Савл выступает. Всю жизнь он ограничивался отдельными словами, в крайнем случае - одной двумя короткими фразами.
       Набычившись, докладчик вышел вперед и мучительно задумался. Затем отчаянно махнул лапищей и хрипло заговорил:
       - Стародавние дела это. Прокоп помог вспомнить.
       - Кто, я?
       - Я всегда говориу, что у этих дружков рука руку моет! Это заговор! Они хотят захватить в доме вуасть!
       - Грушхен, душечка, пощекочи-ка его до посинения, но не до смерти - на первый раз!
       - Все, все! Я замоукаю. Я только обратиу ваше внимание... - Когда Вилли удалось, наконец, восстановить тишину, Савл невозмутимо продолжил:
       - Прокоп вдруг сказал про ребятню с тринадцатого, что "их принесла нелегкая". И я сразу вспомнил, прабабка моя про них рассказывала: Нелегкая, Мара, Недоля, Лихо Одноглазое, беспятый Анчутка... Все они, кроме беспятого, иногда являлись людям в виде черного клубка или такого вот дымкА.
       - Теперь и этот зурну свою завел, мамой клянусь! Да кто ж они такие?
       - Майн гот! Это же третьи, самые младшие по старшинству невидимые существа древних славян, - пояснил заметно напуганный, но не растерявший своей эрудиции Вилли. Она делала его совершенно незаменимым при разгадывании кроссвордов. - И заметьте, майне херен, это очень злые, как бы теперь сказали, демоны! Подчинялись они Чернобогу, выше которого был Триглав, подземный царь.
       - Плыли-плыли, и приплыли! - точно выразила общее мнение Аграфена.
       - Теперь я поняу их любовь к цифре тринадцать, - Сигизмунд самодовольно ухмыльнулся и свысока оглядел присутствующих.
       - Точно, - подскочил на месте Тий, - и этаж тринадцатый, и квартира на ту же цифру заканчивается!
       - Это потому, - пояснила Волосатка, - что Лихо Одноглазое обозначалось этой цифрой.
       - А почему? - это подал голос Вати.
       - Сегодня уже трудно сказать. Но вообще магическими цифрами обычно становились нечетные. Тройка, пятерка, семерка и девятка почти у всех народов считались и считаются счастливыми. Одиннадцать - это две единички. А вот тринадцать - какое-то очень колючее, выпадающее из общего ряда число! Опять же: следующая цифра после двенадцати, дюжины. А дюжина считалась очень хорошим числом. Значит, для сохранения равновесия, после нее должно идти число очень несчастливое. Тринадцать так и называли: чертова дюжина!
       - Друзья, - решил навести порядок Вилли, не отвлекайтесь на нумерологию! Мы столкнулись с серьезной проблемой (если не опасностью), и нам нужно решать, что делать.
       - Что делать? Начхать! Лихо-михо, Анчутка-манчутка... Мистика все это!
       - Ты, Акопушка, эта, выбирай выражения! Тут, промежду прочим, особа женска пола имеется! А касательно "начхать", мил человек, тьфу ты, лизун, скажу я так. Тот и могет быть храбрым, кто на своей шкуре, эта, не испытал, как твоя "мистика", прости милая за выражение, - оборотился Прокоп к Груше, - выдавливала нас с Савлом с тринадцатого этажа. - Для пущей убедительности Прокоп прижал к груди обе руки: - оно есть, и начхать на себя не дасть!
       - Да-с, и дано нам в ощущениях, - прекратил бесполезную дискуссию Вилли. - Уже поздно. Объявляю перерыв до завтра.
      

    Детские вопросы

       Евтихий и Савватий увязались за Вилли. По молодости лет (у домовых неполный век считается ранним детством) они почти ничего не понимали, и, как это делают все дети, забрасывали старших (в данном случае это был дедушка немецкого происхождения) разнообразнейшими вопросами.
       - Дядя Вилли, почему, если все вы слышали про Древних, никто не мог ничего понять, пока дядя Савл не вспомнил?
       - Мостком от нашей памяти к действительности стали клубок и облачко, про которые вспомнил Савл и связал их с Древними.
       - Кто такой Чернобог?
       - Сейчас уже трудно точно сказать, дорогие мои: больше тысячи лет прошло. Сохранилось знание, что он был предводителем черных сил,- это видно уже из его имени. Его соперником был Белобог. Можно думать, что уже тогда существовало такое понятие, как "другая-половина", причем не только в широком (люди-нелюди) но и в узком смысле. Множество славянских божеств имели пару, обладавшую обратными свойствами: Белобог - Чернобог, Доля - Недоля, Правда - Кривда, Живот (Жизнь) - Смерть... Майн гот! Голова кружится, когда начинаешь об этом думать!
       - А Триглав?
       - Я вам уже говорил, что это - владыка подземного мира. Вся тогдашняя нечисть подчинялась ему: он был их Кёниг. Да и наши предки, стародавние домовые, из той же команды.
       - А почему же мы с Тием жили себе спокойненько и не знали ничего ни о Чернобоге, ни о Триглаве?
       - Наверно, потому, что за минувшие столетия мы стали больше людьми, чем нам полагалось бы. Да и время древних богов, надеюсь, прошло!
       - Почему надеетесь?
       - Потому, что древние боги безжалостны, кровожадны и мстительны!
       - А что, неужто эти Анчутка, Лихо, Мара, Недоля, Нелегкая и другие - наши родственники?
       - Надо думать, да. Но я виль нихьт таких родственников!
       - А чем они знамениты? - это спросил Вати.
       - Лихо - это олицетворение беды; Недоля - несчастье; Мара - воплощение болезни и смерти; Нелегкая - несчастье и невезение. А есть еще 12 лихорадок - дочери Морского царя, летающий злой дух Анчутка, он живет около воды и у него нет пяток, разные Вилы, да мало ли еще кто!
       - А кто такие Вилы?
       - Забыл, дружочек. Помню только название, но точно знаю - хитрые и злобные твари! Слово такое еще в старину было - "виловатый", означало "хитрый, лукавый".
       - Да, дядя Вилли, родственников не выбирают, - задумчиво произнес Вати. Кстати, о родственниках: только сейчас понял, что Лихо и лихорадки - одного поля ягоды.
       - Чего же они хотят от нас? Зачем они вернулись? - заволновался Тий.
       - Думаю, что ничего хорошего это нам не несет. Но точно сказать пока ничего не могу. Сдается мне, однако, что хотим мы того, или не хотим, но достаточно скоро ответы на эти вопросы все равно узнаем.
       - Почему?
       - Потому, что сказавши А, нужно говорить Б, В, и так до самого Я, иначе получишь себе на голову кучу неприятностей. Это как спускаться на санках с горы: лучше уж доехать до конца, чем пытаться развернуться на середине - обязательно перевернешься! Можно считать, что древние силы первые буквы алфавита уже произнесли, а медлительными и нерешительными они никогда не были.
       - Ну а добрые-то духи существовали?
       - А как же! Только здесь все не так просто! Древних нельзя примитивно делить на постоянно плохих и постоянно хороших - хотя были и те, и другие. Б?льшая их часть в разных ситуациях выступала то в одной роли, то в другой. Впрочем, так же бывает и в обычной жизни.
       - А почему...
       - Хватит, ребятки. Всем спать! Завтра будет трудный день...
      

    Несостоявшаяся дуэль

       Домовые собирались, как правило, по вечерам. Поэтому следующий день начался как обычно. Батанушки хлопотали по дому, ухаживали за домашними животными и маленькими детьми, устраивали мелкие пакости - в общем, выполняли свои рутинные обязанности. Исключениями были Аграфена и Сигизмунд.
       Сигизмунд, обиженный на весь мир и особенно - на Вилли, заперся у себя, и все утро не выходил. Разве что на заре стибрил у Мишки Пискулова лист ватмана, а у братьев Юматовых - набор карандашей для рисования и скотч.
       Волосатка же рано по утру, часа эдак в четыре, отправилась на прогулку. Вообще-то, домовые на то и домовые, чтобы сидеть дома. Нормального лизуна на улицу и калачом не выманишь, ну разве что флягой забористой мухоморовки, да и то, вряд ли. Короче говоря, нормальный лизун - всем домоседам домосед. Только вся штука в том, что Груша-то была урожденной русалкой! Поэтому у нее не было такого предубеждения перед открытыми пространствами, как у других домовых, и она иногда выходила во внеурочный час подышать свежим воздухом, а то и поплескаться в протекавшей неподалеку реке. Куда она ходила в этот раз и зачем, мы скоро узнаем.
       После обеда Прокоп любил отдохнуть. В это время мама Шурика частенько вызывала водопроводчика: она принимала Прокопов храп за неисправность труб. Водопроводчики приходили, гремели ключами, меняли всякие прокладки, ахали, чесали затылки, разводили руками, но поделать ничего не могли. "Пение" труб заканчивалось само собой ближе к пяти часам. В этот раз режим оказался нарушенным: не успел Прокоп скинуть валенки и залезть на лежанку, как нему пожаловал Акоп.
       - Здравствуй, сосед! Мимо пробегал, дай, думаю, зайду, новости расскажу.
       - Каки таки новости, - недовольно пробурчал хозяин, натягивая валенки. - Че случилося-то, трубы, что ли, прорвало? Али крыша, эта, потекла?
       - Не угадал, честное слово! Совсем не угадал, клянусь!
       - Мабуть, у Груши жильцы съехали? Али хтой-то ногу сломал? Уж не из наших ли хто? А каку, леву или праву? Хотя какА разница... Вот кабы руку сломал, тады другой коленкор! Правая-то понужнейше будет. Ну не томи, говори, хто руку сломал?
       - Опять совсем не угадал. Вилли вызвал Сигизмунда на дуэль!
       - Врешь!
       - Мамой клянусь!
       - За что ж он его вызвал на эту дуэлю? - В голосе Прокопа сквозило нескрываемое недоверие.
       - Сигизмунд нарисовал на бумаге домового со словами на лбу: "я - Вилли". А еще стихи написал:
       Гутен морген, гутен таг,
       Шлеп по морде так и сяк.
       - Дурь, конечное дело, но за это на дуэлю вызывать? - засомневался Прокоп.
       - Так он же этот плакат в лифте приклеил! Вай, мама, теперь все жильцы в доме друг у друга спрашивают, кто такой Вилли, которого побить надо!
       - Ну, тогда совсем другое дело! За это можно, эта, и того... От же бесстыдник ясновельможный! Не выдержал, Виллюша, значить... А что Сигизмунд?
       - Отпирается, сын греха! Говорит "я это не пописывау, докажите, что я это рисовау и сочиняу...". Потом приперли мы его, согласился драться. Родина, говорит, в опасности, а вы гвупостями занимаетесь. Вилли ему предложил выбрать оружие, так тот учудил: на пращах, говорит, тремя камнями, в ста шагах.
       - А что Вилли?
       - А что он может сделать? Сигизмунд имеет право выбрать любое оружие. Другое дело, что ни тот, ни другой пращи в руках и не держали никогда. Ну, Вилли сплюнул, да и пошел. А Сигизмунд знай себе, посмеивается, клянусь, честное слово.
       - Это ему так не пройдеть! Виллюшка ему это не спустит! Ой, батюшки! Надоть сегодни, эта, на собрании-то, рассадить их от греха подальше. Не ровён час, подерутся.
      

    Тем же вечером на чердаке

       В назначенное время домовые снова собрались на чердаке. Сигизмунда посадили в дальнем углу. С двух сторон от него сидели державшиеся на чеку Савл и Акоп. Сидевший за подобием стола Вилли старался не смотреть в их сторону. Ровно в полночь зажгли свечи, и ведущий открыл собрание.
       - Айн, цвай... зибен. Так, я - восьмой. Все на месте. Можно начинать.
       - А меня он посчитау? - плаксиво спросил у Савла арестованный смутьян. Тот молча показал ему кулак, и Сигизмунд счел ответ исчерпывающим.
       - Итак, дорогие друзья, мы теперь знаем, что в нашем доме поселились Древние. Откуда они взялись? Чего они хотят? Как нам от них избавиться? Вот те вопросы, на которые мы должны найти ответы. Прошу высказываться, битте.
       - А кто сказау, что от них нужно избавляться? Это - наши родственники, места на всех хватит! Мне кажется, они достаточно мивые. - Не глядя в сторону Сигизмунда и подчеркнуто обращаясь сразу ко всем, Вилли парировал:
       - Больше года они творят безобразия на захваченном ими этаже. За это время там приключилось столько бед и несчастий, сколько не было за все время, пока стоит наш дом. Я понимаю - слегка похулиганить, это нормально и необходимо. Но отправлять людей в больницу или еще куда подальше?! Нет, совершенно очевидно, что наш долг - избавить жильцов от этой угрозы. И потом: я что-то не слышал, чтобы кто-нибудь смог договориться с Древними - кроме древних людей. Но где ж их взять-то в XXI веке?
       - Дайте мне сказать! - вытянул лапу вверх Акоп. - Если вопрос стоит так: сдаваться или бороться, то я - за борьбу! Тем более, что по словам Вилли с ними не договориться. Но, может быть, их можно перехитрить? Вах, это было бы красиво! Помню, однажды, когда мы с Македонским только начинали вторжение в Персию...
       - Либер Акоп, я попросил бы не отвлекаться! Вы можете предложить что-нибудь по существу?
       - Че, то есть нет, к сожалению.
       - Я эта, лизун мирный, - вступил в дискуссию Прокоп. - Поэтому я завсегда за то, чтобы эта, договориться. Пошто сразу от энтого отказываться? Вдруг договоримси? А ежели не выйдет, тогда что ж... - Прокоп воинственно задрал бородатую голову, - тряхнем стариною!
       - А козлик седою трясет бородою, - ехидно процитировал Жуковского Сигизмунд, но больно прикусил язык после сильного подзатыльника, которым его одарил Савл. У насмешника аж слезы из глаз брызнули: у Савла, как известно, лапа тяжелая!
       На чердаке воцарилось молчание. Тий и Вати были готовы за общее дело и в огонь, и в воду, но по существу, как того просил Вилли, им предложить по малолетству было нечего. И вообще: доможильские правила приличия требовали, чтобы зеленые еще дедушки не лезли поперед батьки в пекло. Тишину нарушила Аграфена:
       - Мне кажется, я могу ответить по крайней мере на один вопрос, поставленный нашим другом Вилли: откуда они взялись? Вчера мне кое-что пришло в голову, и сегодня рано утром я отправилась походить по округе и проверить свои подозрения...
       - Она не только прекрасна и умна, но и отважна! - восхищенно шепнул Вати Тию, предварительно ткнув его в бок. Перехватив осуждающий взгляд Вилли, он виновато опустил глаза и покраснел.
       - ... Достаточно скоро я нашла то, что искала. На задах нашего дома, как вы знаете, стоит старинная церковь, которую постоянно реставрируют. И припомнила я, что рассказывал мне знаменитый архитектор Василий Иванович Баженов в те дни, когда жил в Москве и строил Царицыно. Принимала я его у себя, женихался он ко мне в то время... - Груша тяжело вздохнула и продолжила: - Очень часто новую церковь ставили там же, где и старую - ведь место для строительства всегда выбиралось в округе самое лучшее. К тому же оно считалось за долгие годы "намоленным", как бы немножко святым. Так и получилось, что некоторые современные храмы до сих пор стоят там, где тысячу лет назад появились первые часовни. А первые церкви во времена крещения Руси очень часто ставили на месте языческих капищ. Короче говоря: под нашей церковкой сохранилось такое капище, а год с небольшим назад, во время земляных работ, его потревожил бульдозер. Вот откуда в наш дом и пришли Древние.
       - Клянусь, честное слово, Груша - молодец! В самую десятку попала, - выразил общее мнение Акоп.
       - Да, энто вам не про два конца и два кольца разгадку найтить, - согласился с ним Прокоп. - Здеся, эта, соображать надоть!
       - А какому же богу поклонялись здесь древние язычники? - задал вопрос любознательный Вати.
       - Судя по несчастьям, обрушившимся на тринадцатый этаж, скорее всего Триглаву или Чернобогу, - предположила Аграфена. Это в их подчинении самые злобные демоны - Лихо и другие.
       - Так вот с кем нам предстоит вступить в схватку... - голос Тия предательски дрогнул.
       В этот момент пламя свечей затрепетало, и они по очереди начали гаснуть. По чердаку загуляли ледяные сквозняки. Ветер на улице взвыл и яростно набросился на крышу дома, пытаясь унести ее с собой. В наступившей темноте особенно яркой показалась ударившая неподалеку молния, и по-особому гулким - удар грома. Когда он отрокотал, одна за другой затеплились свечи...
      
      

    Не буди Лиха...

      
       В углу стояла невысокая фигура. В неверном свете мерцающих свечей домовые сразу заметили незваного гостя. Что-то в нем было от давешнего облачка, которое на кануне встретили разведчики: незнакомец был весь какой-то струящийся и поминутно меняющий форму. Чтобы видеть его, приходилось напрягать зрение - так бывает, когда стараешься увидеть что-то через толстое, темное и пыльное стекло. Между тем, приглядевшись, можно было разобрать нечто вроде человеческой фигуры, на плече которой сидело совершенно невообразимое крылатое существо с телом птицы и отвратительной лысой головой, украшенной плоским утиным носом и большми ушами.
       - Ну что, родственнички, глаза вылупили? - скрипучим голосом осведомился пришелец. - Али онемели от радости? Могли бы и первыми поздороваться, я, чай, постарше вас буду... - Произнеся последние слова, он тряхнул головой и между прядями рассыпавшихся длинных седых волос засверкал желтым огнем его единственный глаз.
       - Лихо Одноглазое! - бормотнул Савл и смачно сплюнул.
       - Невежи! Чертопродавцы! Перерожденцы! Ужо я вас! - подало голос то, что сидело у Лиха на плече.
       - Майн гот, это - Анчутка, - догадался Вилли. - Что ж, лучше поздно, чем никогда, - обратился он к грубиянам, - проходите и садитесь. Долго же вы собирались, чтобы познакомиться!
       - Век бы вас не видел, предатели! - голос у Анчутки был что надо: не то кряканье, не то карканье. Но было в нем что-то такое, отчего слушателям становилось не по себе.
       - Мы пришли к вам с миром, - сообщило Лихо, но, странное дело, весь облик его говорил об обратном. - С миром, если вы согласитесь с нашим предложением, но коли откажетесь, вас ждет суровое наказание, быть может, даже смерть!
       - Майн либер фройнд, не знаю, как это было тысячу лет назад, но сегодня то, что Вы только что сказали, называется "ультиматум", но никак не предложение мира!
       Лихо всплеснуло рукавами своего балахона: - В том-то и беда ваша, домовые, что слишком увлеклись вы новомодными штучками, забыли про корни свои и стали потакать людишкам. Или вы нелюди, или люди! Середины не бывает. Увы мне! Людишки про вас байки сказывают, что вы метлами заметаете их грехи! Говорят, что вы - "адамовы дети", то есть признают вас за близких родственников, а вы и рады! За эти столетия из грозных демонов вы превратились в подобие домашних животных! Одумайтесь, иначе вашим древним хозяевам придется вас усыпить. Терпение Чернобога и Триглава не бесконечно!
       - Осознали, неполноценные? - добавил Анчутка. Племя людей должно трепетать перед нами, поминутно ожидать несчастий и приносить живущим в домах Невидимым кровавые жертвы!
       - Я осознау, - вдруг тонким голосом выкрикнул Сигизмунд. На него обратились негодующие взоры прочих батанушек, но он скороговоркой продолжил: - я осознау, что я домовой, а не проклятый идоу, или свуга идоуа. Убирайтесь, пся крев, вон из нашего дома к себе под землю! - Раздался гром аплодисментов: никогда, ни до этого вечера, ни после, слова Сигизмунда не встречала подобного приема. Тут загомонили все, а Савл, выразительно глядя на посланцев Древних, начал закатывать рукава своей косоворотки. Те вскочили со своих мест. Анчутка крикнул, что "неразумным братьям меньшим дается три дня на принятие решения", после чего, обернувшись черными клубками, они стремительно покатились в темноту и скрылись в ближайшей стене. На мгновение установилась тишина, в которой особенно громко прозвучали слова Сигизмунда:
       - А теперь я осознау, что как всегда погорячиуся!
      

    Тем же вечером на чердаке (Продолжение)

       Ретирада Сигизмунда сняла напряжение, и лизуны принялись хохотать. Держались за живот Вати с Тием, колокольчиком заливалась Аграфена, хватался за сердце и вытирал слезы Акоп, мелким козлиным смешком заходился Прокоп, и даже усы Савла топорщились в молчаливой усмешке. Спокойствие сохранял один лишь Вилли. Посчитав, что после всего случившегося нервная разрядка коллегам необходима, он выдержал паузу и продолжил полуночное собрание.
       - Не вижу, дорогие мои хаусгайстен, повода для веселья. Нам поставлен ультиматум, который мы единодушно, - тут он с сомнением в первый раз за вечер посмотрел в сторону Сигизмунда, - хм, отвергли, и теперь перед нами стоит задача найти достойный ответ Древним.
       - Говосвовно утверждать об отсутствии среди нас единодушия - играть на руку врагу! Я вовсе не колебауся и не трусиу, как некоторые пытаются утверждать. Я - размышляу почём фунт лиха!
       - ... Пока что было высказано только одно деловое предложение...
       - Девовое? Хотеу бы знать, кем?
       - Мною, ответил Вилли и покраснел. - Сигизмунд обидно захохотал. - Я сказал, -продолжал Вилли, - что с древними умели договариваться только древние же люди. Конечно, их не так просто разыскать в наше время, но, может быть, стоит попытаться? По крайней мере, если не будет других предложений.
       - Сумлеваюся! - громыхнуло из угла, в котором сидел, казалось, давно заснувший Савл.
       - Я вот сижу и думаю, - вступила Груша, - в чем сила Лиха одноглазого и всех остальных, кто захватил тринадцатый этаж?
       - Клянусь, это же просто, как персик скушать: в древнем колдовстве! - Аграфена кивнула Акопу и продолжила:
       - Конечно, в нем. Но не только! Почему они появились именно год-полтора назад? Потому, что строители разрыли старое языческое капище. Вот где таится их сила! Может быть, если снова зарыть туда вход, они исчезнут?
       - Голубушка! - восторженно заблеял Прокоп, - пытливый и эта, ясный ум!
       - Дело! - поддержал его Савл и, совсем заболтавшись, добавил, - но как?
       - Я вопату в руки не возьму, у меня воудыри на вадошках выскочат! Я доможиу, а не трактор! Не наше это деуо, землю копать!
       - Клянусь, асфальт я бы еще уложил... Но лопатой махать? Вай, мама джан, да эти Древние, как только увидят нашу бригаду, порвут нас на части, честное слово! Хитростью надо брать, хитростью!
       - Ну, вы здесь все такие хитрые, - проворковала Груша, - вам и карты в руки! А я девушка простая, бесхитростная. - С этими словами она откинулась на спинку единственного на чердаке стула (остальные сидели на чем попало) и занялась расчесыванием косы.
       - Может быть, нанять какой-нибудь скрепер? - неуверенно предложил Вилли. - У кого есть сбережения?
       С деньгами оказалось туго. У Акопа в потайном кармане лежала одна тетрадрахма, да у Савла нашлась полустертая полушка времен Медного бунта. Сигизмунд с честным лицом заявил, что "денег никогда в руках даже не держау", в доказательство чего все время выворачивал левый карман портов, при этом глубоко засунув руку в правый. Аграфена была готова достать сережку из ушка, но от такой жертвы общество отказалось: попробуй-ка продай ювелирное изделие XVIII в., не имея на лапах никаких документов! В это время голос подала молодежь: руку поднял девяностолетний Вати:
       - Можно мне сказать? - Пока Вилли раздумывал, педагогично ли предоставлять слово "мальшику", в то время как еще не высказались все взрослые, окончательно разговорившийся Савл буркнул: "Валяй!". Савватий от волнения порозовел и выкрикнул:
       - А если нам обратиться к людям? - На мгновение на чердаке повисла тишина, которая затем взорвалась криками.
       - Ишь, чего придумау! Где это видано? Одно суово, барабашка безмозгвый!
       - Эти мальчики вырастут в хороших дедушек, или я не разбираюсь в мужчинах!
       - Майн гот, гениально!
       - Хм!
       - Я, эта, что думаю? Думаю, эта, толковое предложение. Однако сумлеваюся я! Пошто, спросите, сумлеваюся? А я, эта, отвечу: люди в нас не верят, пужаются, эта, кады нас увидють. Кого, значить, просить-то будем?
       - В нас, - задумчиво сказал Вилли, - могут поверить только какие нибудь киндер.
       - Я знаю таких, - вставил свое слово Тий. - На тринадцатом этаже живут Леха и Серега, бедовые братья. Они нам помогут!
       - Вот и славно, - подвел итог Вилли. Ведение переговоров поручим Тию и Вати. Дети легче найдут общий язык.
      

    Серега

       В то утро воскресное утро Лешка, как обычно, встал раньше меня. Так всегда бывает: по будням первым встаю я - видно, к седьмому классу вырабатывается какая-то привычка; когда же в школу идти не надо, первым вскакивает брат-второклассник, деятельная натура которого не дает ему долго валяться в постели.
       Итак, Леха проснулся и занялся своими делами. Я же нежился под одеялом и пытался вспомнить увиденный под утро сон. К сожалению, как это часто бывает, многие детали стерлись, но главное осталось: лохматый, заросший до самых глаз рыжей бородой домовой о чем-то меня просил. Почему-то мне казалось очень важным выполнить эту просьбу, но хоть убей - все остальное из памяти стерлось! Поняв, что усилия мои тщетны, я отправился умываться: из кухни потянуло оладьями, и я рисковал остаться без завтрака - Лешка у нас лют до выпечки!
       После завтрака папа повел Леху в гостиную, и через минуту оттуда раздались печальные звуки пианино - в музыкалке предстоял концерт, а у брата не все получалось в разученной им пьесе. Мама присела почитать, а я торчал у окна, продолжая безнадежную борьбу со своей памятью. Ближе к обеду Лешка освободился и немедленно начал ко мне приставать, чтобы мы сыграли в его любимый "морской бой". Играть мне было неохота, и поэтому я сказал, что до тех пор, пока не вспомню один сегодняшний сон, прошу ко мне не приставать
       - Подумаешь, - обиделся Леха, - я тоже сегодня сон видел. Про домового! Здоровенного, белобрысого и мехового! - Я как услышал, аж вздрогнул! Ведь так не бывает! Что за совпадение, чудеса... Если, конечно. не считать того, что "мой" домовой был рыжим.
       - Он еще помочь просил, - продолжал братан, - извинялся, что залез ко мне в сон: говорил, что въяве им разрешено являться к людям лишь один раз в год - в ночь на Светлое воскресение, а дело не терпит. - Только Лешка это сказал, как я все вспомнил!
       - Он что, - с замиранием сердца спросил я, - просил помочь засыпать ход, разрытый год назад под нашей церковкой?
       - Точно, - обрадовался Леха, - а откуда ты знаешь? Он еще сказал, что будет большая беда для всех, если мы этого не сделаем.
       - Да и я такой сон видел, да позабыл сначала. А чего же ты, коли помнил, ничего мне не сказал?
       - Вот сейчас и говорю, - невозмутимо ответил Алексей. - А ты что, всегда мне свои сны рассказываешь? - На это, признаться, возразить было нечего. До обеда еще оставалось время, и мы отправились "погулять" во двор - посмотреть, о чем же все-таки в наших снах шла речь.
       Пробравшись за дощатый забор, который год окружавший стоявшую в лесах церковь, мы увидели широкий провал, зиявший под ее южным приделом. Не помню уж, кто из нас предложил туда спуститься и осмотреться, но сделать это оказалось нелегко. По мере нашего приближения к этому провалу, мне все явственней стало казаться, что из него дует ледяной ветер, вызывающий сильный озноб. Я посмотрел на брата и увидел, что у него посинели губы и начал мелко подрагивать подбородок. Нас неудержимо потянуло домой.
       - Что-то, Леха, расхотелось мне идти смотреть эту проклятую яму! Совсем, знаешь, невмоготу что-то!
       - Мне тоже.
       - Так, может, и фиг с ним? Пойдем себе спокойненько домой, пообедаем, в морской бой сыграем...
       - Нет, - не согласился Алеша, - нас же просили о помощи. Значит, надо помочь! А для этого придется залезть в яму... - Ну не мог же я спасовать перед младшим братом!
       Спустились мы вниз и начали углубляться в темное и сырое нутро провала. Каждый шаг давался со все большим трудом. Подташнивало, ноги, казалось, налились свинцом, а сердце с трудом гнало кровь по жилам. Через пару метров мы оказались в небольшой пещерке, но здесь охвативший нас ужас стал совершенно невыносимым.
       - Атас! - пискнул Леха и опрометью кинулся к выходу. Я бросился вслед за ним. Слегка отдышались мы только тогда, когда дощатый забор был уже далеко позади.
       - Что это было? - задал дрожащим голосом вопрос Лешка.
       - Я сам бы хотел это знать, - переводя дух, буркнул я.
       - А ведь это совсем не хотело, чтобы мы спускались вниз, и старалось нас побыстрее выгнать! - продолжил братец.
       - По крайней мере, там скрывается что-то чуждое нам и очень недоброе, - ответил я. - Теперь понятно, почему домовые так хотят, чтобы это все закопали! Но как мы можем им помочь?
       Весь остальной день мы с Лехой ломали над этим голову, но так ничего и не смогли придумать.

    Леха

       В понедельник по дороге в школу мы продолжали обсуждать эту проблему. Мое предложение собрать друзей, и самим закопать провал Серега обсмеял. "Да кто ж нам разрешит?", - спросил он и добавил: "Разве только, поспрашивать у ребят: может быть, у кого-нибудь родители смогли бы посодействовать". После этого пришел мой черед поднимать его на смех: интересно, как бы мы объяснили родителям, зачем нам понадобились эти земляные работы? Потом я в шутку предложил обратиться в милицию. Брат вдохновился и начал фантазировать, какое лицо будет у Пал Степаныча, нашего участкового, когда мы попросим его зарыть провал под церковью, потому, что этого хотят от нас домовые...
       Когда после четвертого урока, когда я спускался вниз к пришедшей за мной маме, меня догнал Сережа, дружески ткнул в плечо и заговорщицким шепотом произнес: "Ты - гений!", после чего побежал дальше. Я, конечно, не стал спорить со старшим братом, но мне стало интересно, почему же я все-таки гений? Ответ на этот вопрос пришлось отложить почти три часа, пока он не пришел из школы. Однако и тогда на все мои вопросы он делал страшные глаза и шептал, что поговорим потом, когда мама поедет по делам. Но и после ее ухода Серега сказал, что я скоро все узнаю сам, а пока ему надо позвонить Мише и Косте и кое-что сделать.
       - А что, ты им уже рассказал про наши сны?
       - Да, и как мы с тобой ходили на разведку - тоже. Одни, без помощи друзей, мы не справимся!
       Братан не поддавался ни на какие уговоры, и мне пришлось ждать прихода ребят. К счастью, они пришли очень скоро.
       - Принесли? - таинственно спросил у них Серега. Те покивали в ответ, а Костик вдобавок тяжело вздохнул:
       - Ох, и попадет же мне, если отец заметит, что я стащил у него курево!
       По-прежнему ничего мне не объясняя, брат засобирался на улицу. Понятное дело, я постарался увязаться за ними: если вместе со мной это дело начиналось, надо вместе и заканчивать. Я им прямо сказал, что иначе - не честно! На улицу мы вышли вчетвером.
       Увидев, куда Серега держит путь, я почти пожалел, что настоял на своем участии: шли мы на задний двор, который жители нашего дома называли церк?вкой. Отступать, однако, было нельзя, и я принялся насвистывать что-то веселое, надеясь, что это поможет скрыть охвативший меня ужас. Тут я заметил, что Мишка с Костиком уже несколько минут молчат, и понял, что им тоже не по себе. Я сразу почувствовал себя бодрее. Дотянувшись до Мишиного плеча, я похлопал по нему и сказал:
       - Не дрейфь, Мишаня! Мы - с тобой! - Мишка как-то странно посмотрел на меня, а Серега не больно дал щелбана. Я надулся и замолчал.
       Вот и забор! Пролезая между досками, я был готов отдать все на свете, лишь бы оказаться дома. К нашему с Сережей удивлению (мы потом обсудили этот вопрос), на этот раз мы легче перенесли приближение к провалу. Видно, когда знаешь, что тебя ждет, это действует слабее. Или мы сильнее сопротивлялись беззвучному приказу убираться куда подальше. Зато на Мишку с Костей было жалко смотреть! Неужели и мы в прошлый раз так же жалко выглядели? А ведь им было легче: они уже знали, что вернутся назад целыми и невредимыми...
       Оказавшись в пещерке, ребята быстро достали и разложили вокруг принесенное с собой: старую колоду карт, подобранные по дороге две пустые банки из-под пива и початую пачку сигарет. После этого мы дружно двинулись к выходу, причем Костик и Михаил далеко нас обогнали. Снаружи, когда мы присели на доски, я, наконец, услышал Серегин план. Важную роль в его осуществлении отвели и мне - раз уж я здесь оказался. Теперь оставалось только ждать.
      

    ... И никаких проблем!

       Уже начинало темнеть, когда в проходе между домами показался участковый. Сергей, Миша и Костик, превозмогая себя, снова двинулись к провалу. Леша, как и было заранее условлено, выждал пару минут и побежал навстречу Павлу Степановичу. Привлечь его внимание было просто: стоило лишь встретиться с ним глазами, но не поздороваться, а прибавить хода. Что Леха по Мишкиному совету и сделал.
       - Мальчик, погоди-ка минуту! - раздался строгий голос милиционера. - Ба, да это Алексей Юматов! Сразу и не узнал тебя. Чего не здороваешься?
       - Тороплюсь, Пал Степаныч! Поздно уже, а я еще уроки не делал. Извините.
       - Ну-ну. А чего один, где Сергей?
       - Гуляет где-то... - Лешка, как учили, подозрительно отвел глаза, хлюпнул носом и потянул из кармана платок. Вслед за ним на землю посыпались специально для этой цели помещенные туда Серегой спички. Павел Степанович, как охотничья собака, моментально сделал "стойку":
       - Откуда у тебя спички? А родители знают, что ты гуляешь один и таскаешь их с собой? Отвечай, где взял?
       - Нашел, - ответил Леха и снова отвел глаза. Участковый, разумеется, не поверил. Прокашлявшись, он взял мальчика за плечо и внушительно приказал:
       - Ну-ка, пройдемся туда, где ты их нашел! - Алексей притворно захныкал:
       - Мне домой надо, дяденька участковый! А где нашел, я забыл.
       По упорному нежеланию Лешки показать место своей находки, опытный милиционер почуял неладное. Прихватив его за ухо, он пригрозил:
       - Выбирай: или идем туда, или - в милицию! - В ответ Леха плаксиво запричитал и, почему-то, это у него получилось очень естественно:
       - Не могу я Вас туда отвести, Пал Степаныч! Ребята заругают, скажут, что я - предатель!
       - Ничего, у меня не заругаются, веди!
       Для вида повырывавшись и почти по-настоящему громко всхлипывая, Алеша повел милиционера к забору. Показав на провал, он сообщил, что спички взял там и сел на землю со словами, что больше он туда никогда не войдет. Участковый, кряхтя, полез под землю. Его потрясенному взору предстала кошмарная картина: трое мальчишек сидели на корточках перед большим плоским камнем, на котором в беспорядке были рассыпаны карты, стояли две пивные банки и валялась распечатанная пачка сигарет. При виде милиционера ребят как ветром сдуло. Когда он, чертыхаясь, выбрался на белый свет, вокруг церкви не было ни души.
       На следующий день задний двор преобразился. Здоровенный бульдозер под руководством участкового зарыл и заровнял провал, а Павел Степанович лично проверил, не проваливается ли земля. "Во избежание", - как объяснил он окружавшим его рабочим.
       Вот, собственно, и все. Остается лишь добавить, что той же ночью после полуночи чей-нибудь особо зоркий глаз мог бы разглядеть в чердачном окошке известного вам дома мерцание свечей, а чье-то невероятно чуткое ухо, окажись оно в это неурочное время прижатым к чердачной двери, уловило бы за ней тихий звон кружек.
      

    ГЛАВА ТРЕТЬЯ

    ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ ДРЕВНИХ

       Приблизительно через неделю после того, как был засыпан провал под церковью, произошли два события, на первый взгляд не связанных между собой. Одно из них случилось за забором, уже много лет ограждавшим реставрируемый "памятник истории". Разумеется, рабочие исчезли оттуда сразу же, как только участковый потерял интерес к этому месту. И вот, однажды под вечер, в ту пору, когда небо еще кажется светлым, а вблизи стен и под деревьями уже ничего не разглядеть, поднялся сильный ветер и закружил на месте засыпанного отверстия пылевой вихрь. Из невысокой насыпи, сделанной бульдозером, посыпались комья земли, а сама она зашевелилась, как будто изнутри кто-то силился ее приподнять. Затем над засыпанным отверстием появилось почти незаметное в сгущающихся сумерках темное облачко, которое тихо поплыло в сторону дома. Второе событие произошло непосредственно после первого и, в отличие от него, незамеченным не осталось...
      

    КОМИССИЯ

       Доможилы, которым удалось так лихо зарыть Лихо (каламбур Акопа), отпраздновали свою победу достойно. На состоявшейся по этому поводу вечеринке было, между прочим, решено, что следует обязательно отблагодарить Сережу и Лешу Юматовых, помощь которых была признана бесценной. Создали специальную Комиссию по благодарности, в которую вошли Вилли (председатель), Аграфена (секретарь), а также Прокоп и Евтихий (члены). Комиссионеры должны были придумать, как жировики должны выразить свою признательность, и в пятидневный срок доложить собранию.
       Комиссия заседала ежевечерне, разумеется, в каморке у Вилли.
       - Благодарность, - объяснял свой взгляд на проблему Прокоп, - это когда, значить, тебе чего-нито дарють. Презент, значить, побогаче (словцо "презент" было из тех, которые он подхватил в 1812 году у Мишеля - то ли обросшего до изумления пленного французского гренадера, то ли донельзя обстриженного трофейного мезон-эспри). Лучшейше, понятное дело, получить, вещь эта, нужную, как говорится, пользительную. Валенки там, али мокриц маринованных... Но дарить можно и приятное, как говорится, для души - дрессированных, эта, клопов, горчичного чаю, али там галчонка какого, певчего. Главное в энтом деле - чтоб от всего сердца, значить!
       - Теория вопроса нам понятна, - прервал его Вилли, - но скажи-ка, братец, что предлагаешь подарить мальчикам ты?
       - Ни, стразу не скажу! Тута думать надоть, эта, кумекать! Ну, как говорится, эта, для затравки: можно перестать тырить у них карандаши и всяку другу мелочь. А что, - оживился Прокоп, - оно и пользительно им будеть, и приятственно!
       - Ничего себе благодарность, - подала голос Груша, - "не тырить"! Мелко мыслишь, Прокопушка!
       - Тебе-то, конечно, виднейше будеть, где глыбже! - съязвил тот.
       Аграфена, как мы знаем, не любила намеков на свое русалочье прошлое, и поэтому нахмурилась:
       - Попридержи язык, Прокопчик! А что до подарка, то можно сделать так, чтобы они видели только хорошие сны. Вот это действительно "и пользительно им будеть, и приятственно", - передразнила она Прокопа.
       - Мысль не дурна! - одобрил предложение волосатки Вилли. - Что еще?
       - А что если... - Евтихий покраснел, когда все взгляды обратились на него, - сделать так, чтобы у пианино пропал звук! Тогда бы их не заставляли каждый день музыкой заниматься...
       - Нет, не пойдет! - очень резко сказал Вилли. - Дорогие вещи ломать не будем, не барабашки какие-нибудь!
       - А если, - не сдавался Евтихий, - мы им легкий насморочек будем посылать во все дни контрольных?
       - Уже лучше, - отозвался председатель, - но хороша благодарность: простужать детей! А вот чтоб училки на контрольные опаздывали... Над этим подумать можно!
       - Эта, - оживился Прокоп, - а коли наоборот? - Он победоносно оглядел коллег по комиссии. - Оно точно лучшейше будеть!
       - Майн гот! Что наоборот? Чтобы кнабен на уроки опаздывали?
       - Ни, я о другом... Надоть не насморк, эта, насылать, а так сделать, чтобы ваще не болели ни ухом, ни рылом... Тьфу ты, заговорилси: чтобы не болели, и в болячках, эта, ни ухом, ни рылом!
       - Хочешь сказать, дружочек мой медоречивый, чтобы мальчики вообще забыли, что такое болезни?
       Прокоп благодарно кивнул Груше головой. Ну не был он оратором, хотя и любил это дело! Потом поднялся Вилли:
       - Я думаю, что в благодарность за помощь, оказанную нам ребятами, следовало бы одарить их некоторыми сверхъестественными способностями, которые имеются у нас. В конце концов, надо смотреть в будущее: один раз мальчики нам уже помогли, возможно, их содействие понадобится нам еще. Можно было бы, например, научить их... - Здесь Вилли пришлось прерваться, поскольку в комнату без стука вошел Савватий.
       - Прошу извинения у членов уважаемой комиссии, - вежливо начал он, - но поступили важные известия, которые я хотел бы сообщить председателю и всем вам...
       - Вас ист дас? - недовольно спросил председатель.
       - На тринадцатом этаже появился новый постень, - ответил Вати.
       - Шо? - немузыкальный возглас Прокопа, раздавшийся в гробовой тишине, как нельзя лучше передал общее настроение комиссионеров.
      

    РАСПОЛАГАЙТЕСЬ, ПОЧТЕННЫЙ ГОСТОМЫСЛ!

       - Откель, как говорится, знаешь?
       - Время от времени мы с Тием по очереди проверяем, как там идут дела, - пояснил Вати. - Вот я сегодня туда и отправился. Только вылез из розетки в 110-й квартире, слышу - поет кто-то на кухне! А в 110-й все работают, и днем никого не бывает! Что бы это, думаю, могло быть? Никак заболел кто? Залез я за обои и тихонечко, на цыпочках пошел посмотреть. Вдруг слышу, пение оборвалось, и незнакомый голос ехидненько так спрашивает: "И что там за нежить от своих прячется?"
       - Так и спросил? - выстрелил вопросом Тий, слушавший эту историю с горящими глазами и отчаянно жалевший, что, заседая в этой скучной комиссии, пропустил такое приключение!
       - Угу. Ну, думаю, раз ты сам нежить, и меня под обоями чуешь, можно вылезать. Захожу на кухню и вижу...
       - На кого он похож, Ватик? - не утерпела Аграфена.
       - Старичок такой старый, бородища до пола... В белом рубище, подол длинный, пяток не видать. И все улыбается, как будто мы старые знакомые...
       - А чё он пел-то, энтот твой новый знакомец? - задал совсем уж необязательный на взгляд других комиссионеров вопрос Прокоп. - Каку-нибудь нашенску песню, али чухонские, значить, ля-ля?
       - Не понял я, дядя Прокоп. Совсем незнакомый мотив какой-то, дикий, ни на что не похожий. Что-то заунывное такое, от чего мурашки по шкуре.
       - Ладно, не будем отвлекаться. Что он там поет, не суть важно! - вернул разговор в деловое русло Вилли. - Он сказал тебе, откуда взялся?
       - Нет, да я и не спрашивал. Сказал только, что у нас в доме порядок: каждый новый доможил должен прийти к тебе и представиться, получить добро на проживание.
       - Да, навроде пачпорта, пояснил неизвестно для кого Прокоп.
       - Молодец, - одобрил Вилли действия Савватия. - Б?льшего ты по молодости лет сделать и не мог. - Будем ждать, когда он придет!
       - А как его звать-то? - поинтересовался Тий.
       - Гостомысл.
       - Гостомысл? - переспросил Вилли, - ну-ну...
       В этот момент раздался осторожный стук в дверь. Вслед за тем она отворилась и на пороге появился новый суседко, очень точно, как выяснилось, описанный Савватием.
       - Могу ли я потревожить столь славное собрание и незваным войти в помещение совета?"
       Вошедший незнакомец, указав на Вати, продолжил столь же витиевато:
       - Сей славный вьюнош сообщил мне о похвальных порядках, принятых в этом мирном доме, и я поспешал со всей доступной мне борзостью к главе вашей общины.
       Вилли величаво кивнул. Минимум лет сто пятьдесят не слышал он подобных речей, но ветерана Кукуя трудно было удивить цветистостью выражений.
       - Решил я, - продолжал незнакомец, - поселиться в ваших пенатах, если, конечно, это не вызовет у почтенных домовых возражений. - Закончив свою речь, он изящно присел на табурет, услужливо подставленный ему потрясенным Прокопом.
       - Отнюдь, - внушительно ответствовал Вилли. - Мы только рады будем столь почетному для нас пополнению нашей разноликой семьи. Хотелось бы полюбопытствовать, досточтимый доможил, как Ваше имя, и откуда прибыли Вы в наши окрестности?
       - Откликаюсь я на данное мне при рождении имя Гостомысл, которое некоторые произносят как Достомысл. Прибыл же я в Московию из чухонской стороны, где влажный климат в последнее время стал особенно вреден для моих старых костей.
       - Мы очень рады. Располагайтесь, почтенный Гостомысл, на тринадцатом этаже и чувствуйте там себя как дома! Надеюсь, мы подружимся.
       Гостомысл с достоинством кивнул и вышел вон. Не успела за ним закрыться дверь, как в комнатке зашумели голоса.
       - Он шо эта, шибко вумный или, извиняюся, больной? Нормальные, как говорится, постени так не разговаривають!
       - Это вы зазря, дядя Прокоп! - возразил Вати - Нормальный интеллигентный батанушка, культурный, даром что приехал из-за границы.
       - Ага, из Чухны - и сразу культурный?! - вскипел Прокоп. Мы это уже проходили: помню, в тыщу двести забыл каком году тоже некоторые в рот магистру тевтонскому смотрели... - но осекся, не желая обидеть ненароком Вилли, который был совсем не причем, и в ледовом побоище не участвовал.
       - А этот Гостомысл - ничего дядечка, гладенький, и говорит округло..., - молвила Груша. - Но что-то в нем не то чувствуется...
       - Да, мои дорогие, - подвел итог Вилли, - мне он тоже не больно-то понравился. Но это - не повод плохо о нем говорить. Ох, непростой батанушка к нам пожаловал...

    ТАЙНА: НОВЫЙ СУСЕДКО

       Надо ли говорить, что с того знаменательного дня семь пар настороженных глаз внимательно наблюдали за новым домовым. Это занятие вносило приятное разнообразие в устоявшийся быт и давало пищу для многочисленных пересудов. Хотя, сказать по правде, наблюдать было особо нечего: Гостомысл вел уединенный образ жизни и редко покидал свой этаж. К себе он никого не приглашал; дверь его каморки всегда была заперта, а попытки зайти к нему в гости заканчивались ничем: хозяин встречал незваных посетителей на пороге, не проявляя намерения пригласить их внутрь. По этому поводу всегда особенно неистовствовал и злобствовал Сигизмунд, чье любопытство и высокомерие новый суседко страшно уязвлял:
       - Самозванец, это ваш Гостомысв! Чучево огородное, а туда же! Вечно он такой девовой, минутки у него нет побеседовать по-соседски! Убей меня индюшка вапой, если он не шарватан! Что он там у себя прячет, аферист чухонский?
       - Кажный имеет право жить, эта, как он хочет, - частично поддерживал Сигизмунда Прокоп, что само по себе было достаточно удивительно, - не хошь в гости звать - твое дело! Но пошто он обчества, эта, сторонится? Разумная тварь, - с глубоким убеждением продолжил Прокоп, - тем, как говорится, и отличается от неразумной, что могет и любит поговорить.
       Эту свою излюбленную теорию он развивал, сидя в гостях у Савла, к которому часа полтора назад "забежал на минутку". Уловив в глазах приятеля огонек несогласия, гость поправился:
       - Натурально, иногда бывають разумные твари, которы не любять поговорить. Но они редко, эта, встречаются...
       - Огонек в Савловых глазах погас. Пожевав губами, как будто раздумывая, размыкать их или не стоит, молчун все же решил высказаться:
       - Зато новенький складно сказывает, не то, что некоторые...
       Прокоп, ощутив неожиданный укол, ах взвился в воздух:
       - Ты на кого, эта, намёкиваешь? Ты на меня намёкиваешь? А прямо, как говорится, сказать слаб?? Не боись, говори, коли хоцца: Прокоп мол, - необразованный, эта, деревенский лапоть! Ну, говори! Мабудь я и лапоть, да свой, исконный... А твой грамотей Гостомысл - чухонский засланец!
       Окончательно рассерчав, Прокоп вскочил с табуретки и кинулся к выходу. В дверях он столкнулся в Аграфеной. Та ухватила его за рукав и проворковала:
       - Куда ты, сокол мой сизокрылый? Чуть с ног не сбил, торопыга! Эх, твою бы резвость, да нынешним молодым...
       - Отпусти, меня, милая. Отпусти от греха! - и, обращаясь к Савлу, который невозмутимо взирал на всю эту колготу, выкрикнул: - Ноги моей, эта, здеся больше не будеть!
       - Да что ты, Прокопчик? Что произошло?
       - Савлушка, дружочек мой закадычный, сказал, эта, что я - лапоть деревенский, и что я ногтя грамотея нашего чухонского, врагами засланного не стою!
       - Не может того быть! - убежденно проговорила Груша. - Савлик, милый, что произошло?
       - Не ведаю. Ничего такого я не говорил.
       - Как не говорил? А кто, эта, сказал, что я - валенок деревенский?
       - Ты!
       - Я?! - тут Прокоп задумался и, растерянно улыбаясь, признался: - А ведь и вправду, кажись, я...
       - Ну чисто порох, а не батанушки! - рассмеялась Аграфена и, вмиг посерьезнев, продолжила: - Новости у меня есть. Очень странные новости. Вы Савватия давно видели?
       - Как тебе сказать, милая: не то, чтобы шибко давно, однако ж, эта, и не так, чтобы прям надысь!
       - Угу, - подтвердил слова приятеля Савл.
       - Ох уж эти мне ваши одесские "чтобы да, так нет"! Я еще Ришелье за это ругала! Так вот: с тех пор, как у нас в доме появился этот противный Гостомысл, Савватий в обществе почти не появляется. Я это знаю точно, поскольку взяла в свое время над ним шефство.
       - И то верно, - согласился неожиданно Прокоп, - не видать хлопца в последние дни было. Да и Тия. А, Савл?
       - Угу.
       - Ну, так вот, - нетерпеливо отмахнувшись от приятелей, сказала Груша: - я узнала, чем он занят. Дни и ночи он проводит у Гостомысла. Только не спрашивайте у меня, что он там делает!
       - Почему? - тут же задал вопрос Прокоп.
       - Потому, что я не знаю"!!
      

    У ВИЛЛИ

       Как повелось, за ответом на свои вопросы компания отправилась к Вилли. Об этом обычае со свойственной ему афористичностью когда-то высказался Прокоп: "Назвался, эта, председателем - полезай в кузов!".
       Председателя пришлось подождать, поскольку он был занят: на третьем этаже проживало много детей, среди которых у него был любимец - полуторагодовалый бутуз Жорик, который неожиданно заболел. Хаусгайст пытался старинными способами унять поднявшийся у мальчика среди ночи жар, но ничего не получалось: мальчик подхватил где-то новейший вид гриппа, против которого заговоров еще не было. Пришлось жировику будить родителей. С жутким грохотом уронив в ванной комнате мыльницу, он осуществил задуманное и отправился домой. Увидев нежданных посетителей, Вилли не удивился и привычно предложил чаю. Лишь после этого поинтересовался причиной, приведшей "либе Грушу и дорогих батанушек" в гости. Нетрудно догадаться, кто заговорил первым:
       - Виллюшка, эта, вопросец один, значить, имеется: а ты замечал? Мы-то с Савлушкой попервоначалу сказали, что ничего особенного эта, не видели. А потом Грушенька, как говорится, вниманию нашу обратила, и мы вспомнили. И в правду: а чего, значить, они тама делают?
       Во время это небольшого спича Вилли внимательно смотрел на Прокопа, потом перевел взгляд на Савла, продолжавшего согласно кивать даже тогда, когда его друг уже высказался. Наконец, он обратился к Груше, по опыту зная, что сэкономит немало времени, если станет расспрашивать ее.
       - Душечка, что случилось такого, чего сначала не заметили наши друзья? На что обратила внимание ты? И, наконец, кто эти таинственные двое, действия которых вас так волнуют?
       Прокоп толкнул приятеля в бок и громко прошептал:
       - Никак в толк, эта, не возьму: отчего немца нашего все понимають, а я, как говорится, такое иной раз заверну, что и сам не разберу, чё сказать-то хотел?
       - Это - талант! - непонятно объяснил Савл, предоставив другу решать, кого из двух ораторов он имел в виду. На всякий случай Прокоп приосанился.
       Аграфена отхлебнула из чашки и приступила к рассказу:
       - С тех пор, как к нам присоединилась молодежь, я стала присматривать за Вати - он мне сразу приглянулся: в нем чувствуется хороший будущий дедушка! Но вот, после того, как несколько дней назад в доме появился этот Гостомысл, я стала замечать, что все реже и реже вижу Саввтия. Пропадать он начал где-то, одним словом. Если мыслью по древу не растекаться, то выяснила я, где он проводит дни и ночи: у пришельца этого противного. Не нравится мне все это: ни сладкоголосый Гостомысл, ни то, что Ватик так прилип к нему - ведь зеленого юнца так легко сбить с пути!
       - Кхм, - издал Вилли звук, в котором явственно читалось недовольство собой. - Как-то все это прошло мимо моего внимания, а жаль! Я так был занят размышлениями по поводу нового домового, что ничего не видел вокруг. Иначе бы я раньше пришел к тем выводам, которыми хочу сейчас поделиться с вами. Хорошо бы еще Акопа позвать вместе с ...
       Не успел Вилли договорить, как раздался стук в дверь, и вслед за тем появился Акоп, тащивший за руку упиравшегося Евтифия.
       - О, легки на помине! - заулыбалась, было Аграфена, но затем, разглядев выражение лиц вошедших, она посерьезнела.
       - Вчера не смог, сегодня поймал! - громогласно объявил Акоп, выталкивая в середину комнаты Тия. Клянусь, в душу мне плюнул, веришь? - адресовал он свой вопрос почему-то одной лишь Груше. - Посмотри в глаза старшим, о червь в яблоке моего сердца! Посмотри на прекрасную волосатку! Посмотри, безмозглый шакал, на мудрого председателя! Ты...
       - ... Видишь это все в последний раз, - немузыкально пропел себе под нос Савл, любитель военных сериалов, включивший на кануне телевизор раньше времени и заставший поэтому кусочек какого-то концерта.
       - Акоп, объясни, пожалуйста, в чем дело, - потерял Вилли терпение.
       - В чем дело?! - повторил за ним Акоп, вздымая вверх руки и закатывая глаза. - Этот сын греха и ехидны вместе со своим позорным приятелем украл вчера хомячка из 47-й квартиры.
       - Не могет энтого быть! - Выкрикнул Прокоп и начал успокаивающе поглаживать по плечу Аграфену.
       - Как не может? Сами судите: я делал обход и заметил, как они подозрительно быстро юркнули в электророзетку. Клянусь, честное слово, даже не поздоровались! Я внимательно осмотрелся и что же увидел? Клетка хомячка распахнута, а самого зверька нет! Вчера был, сегодня нет, что за фокус? - И повторил, обращаясь уже к Тию: - Что за фокус?
       Красный от стыда Евтифий, закусив губу и опустив голову, упрямо молчал. Если у кого-то еще и были сомнения (например, у Груши), то они быстро рассеялись: уж больно виноватой выглядела фигура молодого доможила.
       - Дружочек, - мягким голосом заговорил Вилли, - мне кажется, что вы с другом попали в беду, с которой одним вам не справиться. Ты же знаешь, что мы вас любим, и вы во всем можете на нас положиться. Чем раньше ты все расскажешь, тем легче будет помочь.
       - Если я расскажу, я погублю Савватия!
       - Ого! - удивился председатель. - Уже так далеко дело зашло? Нет, дружок, ты его погубишь, если не расскажешь. Ну!
       - Вати сказал, что это - вопрос жизни и смерти.
       - Слушай, не тяни, да!
       - Савватий спросил меня, не знаю ли я, живет ли в нашем доме какой-нибудь маленький зверек, меньше кошки. Я слышал, что в 47-й есть хомяк. Он попросил помочь ему утащить его, сказал, очень нужно. Ну, мы и утащили.
       - Зачем, клянусь, не понимаю, ему понадобился несчастный хомячок? Говори!
       - Евтихий, - снова вступил в разговор Вилли, - если ты начал признаваться, говорить следует до конца!
       - Его об этом попросил Гостомысл, которому было нужно...
       И тут случилось странное: Тий на полуслове замер с открытым ртом, и глаза у него при этом сделались совсем стеклянные. Поднялась ужасная суматоха, его уложили на кровать, а Савл с Прокопом начали над ним бормотать полузабытые заклинания. Через некоторое время Евтихий пришел в себя, но при попытке ответить на тот же вопрос снова впал в "столбняк".
       - Плохо дело, Виллюшка! - сообщил Прокоп. По всему видать, что эта, заговорили нашего Тийушку. И так заговорили, что эта, мы с Савлом ничего не могем сделать. Та сила, видать, посильнейше будеть!
       - Да, друзья мои, все сходится! - Вилли выглядел сильно встревоженным, но в то же время и довольным тем, что разгадал еще одну шараду. - Я нуждаюсь еще в одной проверке, однако уже сейчас могу поделиться с вами некоторыми выводами.
       - Не тяни, мон шер, - в голосе Груши послышалась интонация хозяйки старомосковского салона.

    НЕ ВЕРЮ, КЛЯНУСЬ, ЧЕСТНОЕ СЛОВО!

       - Друзья мои, - в голосе Вилли звучала глубокая озабоченность, - очень надеюсь, что ошибаюсь, но похоже, что к нам снова пожаловали Древние...
       Внезапно установилась тишина, в которой особенно громко прозвучал голос Акопа:
       - Не может того быть! Не верю, клянусь, честное слово! Ведь мы же их зарыли, нет?
       - Да, мой горячий друг, но при этом забыли о страшной силе древнего ведовства! Боюсь, что это - моя вина... Я должен был предвидеть, что единожды выпущенные по случайности на свободу, они не позволят так легко снова погрузить себя в небытие. По-настоящему навсегда изгнать их можно только с помощью сил столь же могучих, и столь же древних, как и они сами. Увы, лопатой или даже бульдозером с ними не справишься...
       - Эта, Виллюшка, а пошто ты утверждаешь, что Гостомысл - кость ему в глотку - из древних? Мабудь, он нежить из наших?
       - Нет, фройндик Прокоп! И в этом меня убеждает верблюд, вернее его спина.
       - Причем здесь, Виллюшка, верблюжья спина? - изумленно спросил Прокоп, после чего озабоченно шепнул на ухо Савлу: - Кажись, немец-то наш того! Переутомилси!
       Схожее суждение о состоянии здоровья Вилли можно было прочесть в глазах и остальных жировиков. Между тем председатель, как ни в чем ни бывало, начал объяснять:
       - Существует такой славный старый вопрос: "Сколько нужно соломинок, чтобы сломать спину верблюду?". Ясно, что сотню-другую он даже не почувствует, но если их все время подкладывать, какая-то - стотысячная, или миллионная - сделает вес сена невыносимым для несчастного животного.
       - Он что, - снова наклонился к Савлу Прокоп, - решил сломать чухонцу спину?
       - Давно пора! - ощерился Савл.
       - Если вернуться к вопросу о Гостомысле, - продолжал Вилли, - то некоторые известные нам странные факты по отдельности не могут свидетельствовать о том, что он - представитель Древних. Однако же если собрать их все воедино, то картина сложится достаточно определенная. Что же мы знаем? Пришелец поет странные и дикие песни (тут я должен извиниться перед Прокопом, который обратил на это внимание, а я поначалу - нет), это раз! Незнакомец назвался - и в этом его ошибка - редким языческим именем, это два! Чухонец разговаривает с нами совершенно неестественным языком, таким, каким не говорит ни один домовой, это три! Этот Гостомысл разыскивает в доме какого-нибудь зверька, размером поменьше кошки, это четыре! Наконец, он накладывает на бедного Евтифия некое заклятие, против которого наши чары бессильны, пять! Так какой же вывод мы должны сделать?
       - Вот и я хочу, эта, спросить, какой? - используя паузу, немедленно влез Прокоп.
       - Гостомысл - представитель Древних, которые не хотят оставить наш дом в покое!
       - А зачем, душа мой, ему понадобился хомячок? - задал давно мучивший его вопрос Акоп.
       - Да все очень просто: чтобы совершить жертвоприношение. Древние очень кровожадны, и их жестокие порядки требовали постоянного и частого заклания жертв.
       - Нэнавижу!!! - страшным голосом прокричал Акоп и начал сгибать и разгибать толстые волосатые пальцы.
       - Какой ужас! - поддержала его Аграфена.
       - Я скажу больше, - Вилли внимательно оглядел присутствующих, - можно предположить, что пришелец - кто-то из наших старых знакомых. Возможно, именно этим объясняется его странная речь: говоря таким образом, Гостомысл надеется, что мы его не узнаем. Но ничего, есть у меня одна мысль, которая поможет нам все точно узнать! Понимаете, - поделился председатель своей идеей, - наряду с прочим смущает меня также и одежда нового доможила. В таких балахонах давно никто уже не ходит, и он, если хочет показаться нам обычной нежитью, должен был бы одеться нормально, как все. Его же странный вид означает, что у пришельца должна быть какая-то важная причина облачиться в это длиннющее рубище. Вот и посмотрим, что он под ним прячет.
       - Не уверена, друг мой, что он нам это позволит!
       - Конечно, не позволит. А мы его перехитрим! Пригласим под благовидным предлогом ко мне, скажем,... обсудить план мероприятий в связи с приближающимся полнолунием, падающим на пятницу, тринадцатое число. Я протяну что-нибудь Гостомыслу и "случайно" уроню на пол, а Тий, как самый молодой из нас, нагнется, чтобы поднять. При этом он как бы ненароком приподнимет подол Гостомысловой хламиды и все, я надеюсь, станет окончательно ясным.
       Идея была принята большинством голосов при одном воздержавшемся (Евтифия совсем не радовала перспектива прикасаться к страшному чухонцу). Договорились, что Груша вечерком зайдет за Гостомыслом и приведет его на общее собрание. С тем и разошлись.
      

    ПЛАН ВИЛЛИ

       Отправляясь вечером на собрание, Прокоп по привычке зашел за Савлом. Против ожиданий, того дома не оказалось. Беспокоясь, не забыл ли приятель о вечернем мероприятии, Прокоп отправился его искать по всем квартирам Савлова этажа. Хозяин нашелся в общем коридоре, где, запершись в комнатке для мусоропровода, играл в войну. Вместо скучных оловянных солдатиков, которые, как вы понимаете, сами двигаться не могли, Савл использовал тараканов, силой своего взгляда заставляя их выполнять разнообразные команды, строиться в каре, маршировать и перестраиваться. Одну армию составляли рыжие насекомые, а вторую - черные. Играть в эту игру очень трудно потому, что нельзя ни на минуту отвлекаться, поскольку тараканы, почувствовав ослабление внимания играющего, моментально разбегаются по углам.
       - Чё надоть? - недовольно спросил Савл, безуспешно пытаясь восстановить контроль над своими войсками.
       - Чё-чё, - сварливо передразнил его Прокоп. - Али забыл, Нахимов несчастный, шо надоть к Виллюхе идтить?
       - Сам ты Нахимов! Сказал бы что ли, Суворов - ишшо куда ни шло...
       Как и было договорено, домовые загодя собрались в каморке у Вилли - не хватало только Груши, Савватия и самого Гостомысла. Не имея желания поить того чаем, хозяин поставил на стол только орехи (пустой стол наводил на славного хаусгайста уныние).
       - С Савватием удалось переговорить? - поинтересовался Вилли у Тия.
       - Нет, он безвылазно сидит у Гостомысла, - почему-то виновато ответил Евтифий. - Может, Аграфена его захватит вместе с Гостомыслом?
       Но волосатка смогла доставить одного только чухонца. Войдя вслед за ней, чужак замер в дверях и проговорил:
       - Я вижу, все члены общины уже собрались! Прошу господ жировиков извинить меня за невольное опоздание, коего не было бы, если бы достославная Аграфена зашла за мною чуть пораньше.
       - Шерше ля фам, - кисло проговорил Сигизмунд. - Что за пошвая манера - сваливать вину за свое опоздание на вовосатку!
       Гостомысл сделал вид, что не расслышал этого выпада и с достоинством уселся за стол.
       - Хотелось бы осведомиться, - Вилли наклонился в сторону пришельца, - почему наш новый друг пришел без Савватия, который, по нашим сведениям, все последнее время находится у него?
       - Оный славный вьюнош нездоров, и я в меру своих скромных сил пользую его с помощью некоторых известных мне со стародавних времен снадобий и заговоров.
       - Что случилось с моим дорогим Ватиком? - всплеснула руками Аграфена. - Я должна его немедленно увидеть!
       - С превеликим отчаянием должен отказать Вам в осуществлении этого желания, - с состраданием в голосе ответил чужак. - Сейчас ему в первую голову надобен покой!
       - Но я сама знаю немало старинных лекарских секретов. Вся окрестная нежить живет не болеет благодаря мне! - на сдавалась Груша. - Нет, нет, я должна его увидеть!
       - Хорошо, после собрания, - неожиданно согласился Гостомысл. - Передайте мне, добрейший Вилли, орешки!
       Тот казалось, только и ждал этой просьбы. Внимательно посмотрев в глаза Евтифию, он передал чужаку вазу с орехами, а затем неловко протянул щипцы, чуть раньше, чем требовалось, выпустив их из руки. Щипцы звякнули об половицу, и в ту же минуту Тий со словами "позвольте мне" метнулся под стол. Одновременно с ним наклонился и Вилли, что позволило ему застать тот момент, когда на миг задрался подол Гостомыслова рубища.
       Чухонец вскочил и, не говоря ни слова, направился к дверям. Уже выходя, он злобно бросил через плечо:
       - Перерожденцы! Ужо я вас!
       - Маска, я Вас знаю! - игриво крикнула ему вслед Груша, как она это делала, наверно, на московских карнавалах в середине XVIII в.
       - Да, он перестал притворяться, как только понял, что разоблачен, - подтвердил Вилли.
       - А шо ты эта, увидел? - обратился к нему Прокоп. - А говорить он навроди Анчутки, шибко эта, похоже. Скажи, Савл?
       - Умгу!
       - Увидел я, собственно, то, что и ожидал. Вспомните, как называется тот, кто во время первого явления Древних сидел на плече у Лиха Одноглазого: "Анчутка беспятый"! Увидев Гостомыслову хламиду до пола, я сразу заподозрил, что он таким образом хочет скрыть отсутствие пяток. Ну а раз здесь Анчутка, друзья мои, значит, недалеко и его одноглазый приятель, а может быть, и кое-кто похуже...
       Нам снова нужно думать, как избавиться от Древних, и при этом не забывать, что у них в плену наш товарищ Савватий, выручить которого - наш долг. Полагаю, что в этом деле снова не обойтись без помощи славных братьев Сережи и Алеши. Задача для них знакомая... Ну, а мы со своей стороны их кое-чему научим - и им, и себе на пользу. Придвигайтесь-ка поближе, давайте пошепчемся!
      

    ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

    ПОБЕДА НАД ДРЕВНИМИ

    СЕРЕГА

       Я хорошо запомнил тот день. Начался он со страшной невезухи, случившейся на втором уроке. Это была география - если не любимый, то, во всяком случае, один из приятных для меня предметов. Как раз на кануне мама рассказала мне историю из своей школьной жизни, как одной девчонке, которой география была до фени, задали вопрос, какой город является столицей Австралии, и она повторила дурацкую подсказку: "Вена". Мне эта история понравилась, и я решил взять шутку на вооружение. Фиг-то я угадал! Когда у Клима училка стала допытываться, чем восточная долгота отличается от западной, я громко зашептал: "Длиной!", но Людмила Васильевна это услышала и с удовольствием влепила мне двойку.
       На русском было еще хуже. Опять к доске вызвали Клима, чтобы он под диктовку написал несколько слов из орфографического словаря. В первом же из них, слове "аккумулятор", он сделал ошибку, забыв про удвоенное "к". На вопрос Антонины, каким должно быть правильное написание, я решил ответить пижонской фразой, которая должна была начинаться словами "Конечно же...". Я только об этом и думал, и поэтому под общий хохот произнес: "Конечно же, через одно "к"!". Разумеется, Антонина не упустила случая нарисовать в журнале напротив моей фамилии "неуд".
       Мне бы угомониться, но нет! На перемене перед уроком биологии Татьяна повесила плакат "Рыбы северных морей" и отправилась в учительскую. На голубом фоне здоровенной картонки виднелись всевозможные рыбины, названия которых были напечатаны темно-синей краской. Под одной из них было написано "Нельма", которую я с помощью шариковой ручки - цвет оказался очень похожим - передала в "шельму". С нетерпением ожидал я начала урока, предвкушая оторопь преподавателя и хохот класса. Дойдя до "шельмы", Татьяна Ивановна действительно запнулась, но стала уверять, что такая рыба, не смотря на смешное название, действительно существует. Мне бы усмирить гордыню, но после урока я сознался, что пошутил, переделав "нельму" в "шельму". Училка не поверила, но на всякий случай поставила мне двойку.
       Не буду описывать мучения на остальных уроках, скажу лишь, что несчастья преследовали меня с утра до вечера. Даже за ужином я перепутал солонку с сахарницей и после того, как круто посолил чай, начал с нетерпением ожидать отхода ко сну - должен же был когда-нибудь закончиться этот день! Но и во сне мне не удалось уйти от проблем! Мне снова приснился домовой, только не рыжий, как в первый раз, а белобрысый. Назвался он Тием и сообщил, что рыжий попал в беду: его взяли в плен вернувшиеся Древние, которых мы так славно урыли с помощью участкового. Еще Тий поведал, что страшная опасность грозит всем обитателям нашего дома - и людям, и нелюдям, поэтому нам с братом снова нужно будет сразиться с демонами из прошлого. Я, конечно, согласился, и тогда он сказал, что рано утром приведет ко мне домового по имени Вилли, который расскажет, как можно победить Древних.
       На рассвете я проснулся от тихого поглаживания по плечу маленькой мохнатой ладошкой. Было полнолуние, и поэтому в предрассветной тьме я мог разглядеть маленького страшно волосатого старичка, сидевшего у меня в ногах. Других подробностей о его внешности я не запомнил или не заметил. Может быть, на голове у него был полосатый колпак с длинным, постепенно сужающимся концом, перекинутым через плечо. Но в этом я не уверен: похожие колпачки носят в мультиках гномы, и про головной убор я мог додумать позднее. Понятное дело, в первую минуту я решил, что все еще вижу сон, но потом вспомнил разговор с Тием и понял, что это происходит уже наяву.
       - Ну, здравствуй, - сказал незнакомец. - Вот решил пойти противу всех правил и познакомиться с тобой, так сказать, наяву. Дело очень серьезное, нам о многом надо поговорить, и я должен быть уверенным, что ты все правильно поймешь.
       - Здравствуйте, - ответил я, и, как положено, представился: - Сережа!
       - Молодец, воспитанный киндер, - похвалил домовой.
       Приподняв свой колпачок, он сообщил, что его зовут онкельхен Вилли, "но можно и по-нашему, по-русски - дядюшка Вилли". Я было открыл рот, чтобы сообщить, как мне приятно это знакомство, но домовой поднял ладошку, предложив не тратить время на взаимные любезности.
      

    ЗАДАНИЕ

       - Мы и так уже давно знаем друг друга, - заметил Вилли. - В прошлый раз нам удалось ненадолго избавиться от так называемых Древних, но я не учел их магической мощи и злобной настойчивости. Однажды выпущенные на волю, они не желают возвращаться в небытие. Доможильских скромных сил для этого оказалось явно недостаточно, да и люди без поддержки кого-нибудь из Невидимых беспомощны. Таким образом, возникает вопрос, к кому мы должны обратиться за помощью?
       - Может, к ученым? - это было первое, что пришло мне на ум.
       - Ученые - тоже люди, и поэтому в нашем вопросе они так же бессильны. Хотя я нежить образованная и силу науки уважаю... Знаешь ли ты, что такое гомеопатия? - неожиданно спросил он. - Вот она-то нам и поможет!
       - Это что-то, связанное с лекарствами, - ответил я, вспомнив, что видел где-то вывеску "Гомеопатическая аптека".
       - Конечно, можно сказать и так, хотя это будет и не совсем точно. Так вот: главный принцип гомеопатии - лечить подобное подобным. Этот принцип мы и постараемся использовать в нашей борьбе с Древними.
       - От них есть какое-то лекарство? - изумлению моему не было границ.
       - Да нет, - досадливо махнул лапой Вилли, - я говорю о принципе. Понимаешь: подобное - подобным! Наших Древних мы можем победить только с помощью Древних, но других!
       - Каких других? - переспросил я, чувствуя себя круглым дураком.
       - Я думаю, - ответил домовой, - что за помощью нужно будет обратиться к одному из языческих солнечных божеств, например к Сварожичу, сыну Сварога (старших мы трогать не будем, себе дороже!). Еще, пожалуй, надо попросить Белобога. Кому же, как не ему, сразиться с Чернобогом!
       - А как могу я к ним обратиться? И вообще, где мне их искать? - задал я вполне естественные вопросы.
       - Общаться с ними - дело опасное и деликатное: языческие боги капризны, вероломны и, подчас, непредсказуемы. Перед тем, как попросить их о чем-либо, следует принести жертву.
       - Зачем?
       - Их требуется умилостивить, даром они ничего не делали. Может быть, в этом и была их главная ошибка... Также и сегодня: Средоточие Зла всегда стремится вступить в торг!
       - Хомячка или котенка, дядюшка Вилли, я убивать не буду! Ни за что!
       - О чем ты говоришь, добрый кнабе, то бишь, мальчк! Я и сам такого никому не позволю! Нет, к счастью существуют способы и бескровного принесения жертв. К какому-нибудь из них мы и прибегнем.
       - Где же я все это буду делать: просить помощи, умилоствлять, нет, умилостивливать, тьфу ты, жертвоприношать или ...приносить?
       - Жертвоприношение совершается перед идолом, которого вам с братом еще только предстоит найти. Сейчас расскажу, где и как. Слушай внимательно, мой юный друг, и запоминай. Для начала вам нужно обязательно найти какое-нибудь древнее капище, что в современной Москве более чем не просто.
       - Да уж, - сказал я про себя, но вслух поинтересовался: - А как?
       Вместо ответа Вилли задал мне очередной вопрос:
       - Ты уже начал изучать геометрию?
       Пора уже было бы привыкнуть к тому, что домовой время от времени задает неожиданные вопросы, но каждый раз он заставал меня врасплох. Так случилось и на этот раз, поэтому вместо того, чтобы ответить, я только тупо мотнул головой.
       - Вот и хорошо, - обрадовался мой собеседник. - А что такое пентаграмма, ты знаешь?
       Пришлось сознаться, что нет. Домовой сообщил, что это не страшно, поскольку он хорошо умеет объяснять:
       - Чтобы не вдаваться в ненужные подробности, пентаграмма, говоря попросту, это хорошо тебе знакомая геометрически правильная пятиконечная звезда с одинаковыми по длине лучами.
       - И только-то? - я не смог скрыть разочарования.
       - Пентаграмма, - дядюшка Вилли не обратил на мои слова ни малейшего внимания, - с древнейших времен используется в магических обрядах. Кстати сказать, - добавил он, - во времена Древних магия и была собственно наукой. Так вот: этот знак поможет нам найти другое языческое капище, где ты и сможешь изложить свою просьбу.
       - ?
       - Ты должен знать, что Москва - очень древний город, это только по документам ему немногим меньше девятисот лет. Но ваши предки селились тут еще задолго до появления на Боровицком холме городских укреплений: река, полная рыбы, и густые леса со всеми их дарами не могли не привлечь сюда пращуров. Мою правоту подтверждает и то, что, как выяснилось, на месте церкви на заднем дворе дома в свое время стояли языческие идолы. Судя по всему, идол главного бога Перуна располагался на холме по-над рекою, где-то на территории нынешнего Кремля. Можно предположить, что, в соответствии с магическими законами, капища остальных - Сварога, Дажьбога, Велеса, Мокоши и Ярила строились так, чтобы образовать вокруг него пентаграмму. Если наше предположение верно, то мы получаем шанс.
       Я только раскрыл рот, чтобы спросить: "какой?", как в голове моей забрезжила догадка. В последний момент я поймал за хвост невысказанный вопрос, благодаря чему домовой получил возможность спокойно продолжать объяснение.
       - Надо всего лишь взять карту и провести по ней прямую от нашей церковки до центра Кремля. Далее, считая эту прямую одним из пяти лучей, надо будет построить звезду, концы которой укажут нам районы дальнейших поисков. Просто, не правда ли?
       Не оставалось ничего другого, как согласиться. Мы договорились, что я выполню "домашнее задание", после чего мы встретимся в то же время для завершения разговора.
      

    СОБЫТИЯ РАЗВОРАЧИВАЮТСЯ

       Сразу после памятного собрания, закончившегося разоблачением Гостомысла, доможилы принялись гадать, каким же будет ответный ход захватчиков. Разумеется, он не заставил себя ждать. Сигизмунд потом всех уверял, что "для первой атаки его выбрали не свучайно, поскольку он оказау Древним самый сильный отпор". С ним не спорили.
       Итак, вечером того же дня Сигизмунд сидел у себя, "насвистывау повонез Огиньскего" и занимался любимым делом - полировал бархатным напильником когти. Время от времени он отводил руку подальше и издали любовался результатами своего труда. Неожиданно из противоположной стены, как из носика закипевшего чайника, пошел густой не то пар, не то дым, клубы которого резво оформились в уже знакомую нам одноглазую фигуру.
       - Узнал ли ты меня, о гнусный человеческий лизоблюд?
       - Да, - коротко ответил домовой, - изрядно, надо сказать, напуганный этим театральным появлением. - Ты - Лихо Одногвазое, и нельзя сказать, что я тебе рад. Не хочу согвашаться и с твоими свовами. Я не чевовеческий...
       - Трепещешь, предатель! Я обещало тебе, что мои Древние повелители усыпят всех вас, ибо терпение их иссякает. Час пробил! Отныне и до самой смерти (поверь мне, она не за горами!) ты будешь постоянно делать самое неприятное для себя - такое наказание назначил тебе Чернобог. Замри на полчаса, а я пойду и нашлю на всех жильцов твоего этажа грипп и несварение желудка. Только жертвами, кровавыми жертвами смогут они испросить у нас милости!
       С этими словами Лихо снова обратилось в дым и всосалось обратно в стену, а Сигизмунд с изумлением ощутил, что не может пошевелить даже наманикюренным мизинцем.
       Следующим собеседником мстительного Лихо стал Акоп. В тот день - а была среда - показывали футбольные матчи Лиги чемпионов, поэтому наш болельщик безвылазно сидел в телевизоре, облюбовав себе место на перекладине ворот одного из соперников. В какой-то момент, когда мяч застрял в центре поля, Акоп ощутил, что давно умирает от жажды. Выпрыгнув из экрана и метнувшись к бочонку с водой, он нос к носу столкнулся с одноглазым посетителем.
       - Ага, изменник, прячешься! - возликовало Лихо, которое, появившись в каморке Акопа пару минут назад, чуяло его присутствие где-то рядом, но никак не могло найти: во времена язычества телевизоров не было.
       - О помесь мотоцикла и веревочнойщетки, - намекая на единственный глаз демона и его растрепанные патлы, раздраженно спросил Акоп, - говори скорее, чего тебе надобно? - как и всякий болельщик, он не любил тех, кто отвлекает его от любимого зрелища.
       - Мне надобно сообщить тебе, что дни твои сочтены! - шипя и дергаясь при каждом слове, провозгласило Лихо.
       Очевидно, оно ожидало большего эффекта от своих слов, поскольку реакция Акопа его явно расстроила:
       - Слюшай, потом поговорим, да? Мамой клянусь, некогда!
       - Потом поздно будет! Это - твой последний еврокубок! Замри на полчаса, а я пойду и нашлю на всех жильцов твоего этажа грипп и несварение желудка. Только жертвами, кровавыми жертвами смогут они испросить у нас милости! Мстительно посмотрев на Акопа, беспомощно застывшего перед телевизором, одноглазое чудище удалилось. Потом Акоп клялся, что страшно напугал Лихо взглядом и вынудил его отступить. С ним никто не спорил: говорят, в армии у Александра Македонского и не такие чудеса случались... И вообще, любой диспут с Акопом был бесполезен в принципе: в ответ он всегда начинал неистово клясться.
       Прокопа и Савла Лихо Одноглазое застало вдвоем: как водится, тосковавший по собеседнику Прокоп зашел к другу поточить лясы. Тема для разговора в последнее время, сами понимаете, не менялась.
       - Я вона что думаю, - толковал Прокоп, - всякие эти лихи, значить, и анчутки - не к добру! Тревожно мне, значить, и эта, плохая предчувствия гложить. Как говорится, сердце - вещун, а окромя того, ишшо и носом беду чую. Меня не обманешь, не-е! Кумекаю: огребем мы нынче неприятностев с лишком! А какая твоя мнения будеть?
       - Огребем!
       - Вот, и ты эта, меня поддерживаешь. Значить, не обшибаюся я. И вот что я мыслю...
       В это время из стенки появился знакомый нам столб пара. Савл на него уставился молча, а Прокоп затараторил:
       - Ой, глянь, Савлушка, чтой-та деется! Поговорить, значить, спокойно не дають... Ишь, эта, расфулюганилися!
       Тут из пара и дыма образовалась фигура Лиха. Сверля друзей желтым глазом, оно направило на них длинный крючковатый палец и спросило:
       - Готовы ли вы, предатели, к жуткой смерти?
       - Врешь, не возьмешь! - процитировал Савл героя любимого кинофильма "Чапаев".
       - Кишка тонкА! - не менее героически взвизгнул его приятель.
       - Замрите на полчаса, а я пойду и нашлю на всех жильцов ваших этажей грипп и несварение желудка. Только жертвами, кровавыми жертвами смогут они испросить у нас милости!
       Как вскоре выяснили доможилы, похожие сценки произошли и в каморках остальных - Аграфены и Евтихия. Вилли дома не оказалось, поэтому у него разговор с древней нежитью не состоялся. В отместку ему разгромили его уютный хаус, а на стенах написали всякие глупости, типа: "Шваб - сын швабры". Впрочем, эпидемия гриппа и желудочных заболеваний не миновала и его этажа.
       Среди жильцов дома остался почти незамеченным плакат, появившийся около лифта: "Заклавший жертву да надеется!". Зато батанушки сразу догадались, чьих лап это дело. Появившийся ближе к ночи Вилли объяснил, что нежить начала осуществлять свой план, и это - первый ход, призванный приучить людей к мысли о необходимости принесения жертв. На вопрос, где же он пропадал, председатель ответил, что ему понадобилось проконсультироваться с геноссе Паулем, хаусгайстом из Совета по делам религий и культов.
       Общее тревожное настроение усиливалось странным поведением Сигизмунда. Он был необыкновенно мил, приветлив, похвалил Прокопа за прекрасный слог, Акопа - за гостеприимство, Вилли - за мудрость и тактичность. Никто не удивился, что он наговорил кучу комплиментов Груше, но он также умудрился сообщить Савлу, что у того - характер настоящего русского богатыря! Правда, нелюди несколько успокоились, узнав, что пан просто наказан Древними, с помощью колдовства заставившими его выполнять самое для него невыносимое - проявлять вежливость и приветливость. Прокоп прокомментировал Сигизмундову метаморфозу следующим образом:
       - Жисть, эта, штука сложная. Ажник в самом плохом, если приглядеться, можно увидеть, значить, чтой-та хорошее!
       Прокопа поддержал Акоп:
       - Клянусь, нам самим следовало бы пригласить Древних хотя бы для того, чтобы из этого сына шакала и ехидны сделать обходительного суседку!
       - Умгу, - согласился Савл.
      

    ГЛАВА ПЯТАЯ

    КИКИМОРА НА ВЫДАНЬЕ

    Сплетни

       Как всегда, первым обо всем узнал (или, по крайней мере, заговорил) Сигизмунд. Однажды после обеда он заглянул к Аграфене. Та, хотя и не любила этого чванливого болтуна, не принять его не смогла: сказалось старомосковское светское воспитание. Предложив гостю морсу, хозяйка молча села напротив, не откликнувшись на дежурные замечания Сигизмунда о погоде, намекая тем самым, что визит этот не доставляет ей никакого удовольствия. Между тем Сигизмунд чувствовал себя вполне комфортно и, сделав внушительный глоток, перешел непосредственно к теме, с утра его волновавшей.
       - Груша, душенька, ты свучайно никаких новостей о Саввушке нашем не свышава?
       Аграфена, конечно, не питала по поводу своего собеседника никаких иллюзий и понимала, что следовало бы выставить его вон и не слушать очередных лживых сплетен. Однако, с другой стороны, не ее ли долгом было узнать что-то о старом добром Савле, который, быть может, нуждался в помощи, но по врожденной скромности никому не рассказывал о своих проблемах? А если Сигизмунд распространяет ложь, то кто, как не она, должен запретить ему это? Достойная лизунья даже от себя пыталась скрыть, что ей до смерти хочется посплетничать - такова природа большинства волосаток. Проиграв это неравное сражение, в котором она схватилась сама с собой, Груша кратко ответила:
       - Нет, - и придвинула к Сигизмунду кувшин, показывая тем самым, что готова продолжить беседу.
       - Наш могучий доможиу, кажется, решиу жениться! - Лицо Сигизмунда сияло, и было видно, что он переживает одну из самых лучших минут в своей жизни. - Чтоб гваза мои лопнули, ежели соврау! - Груша еле сдержала рвавшееся наружу "врешь!" - оно прозвучало бы глупо вслед за последними словами Сигизмунда, и с деланным спокойствием поинтересовалась:
       - Откуда знаешь?
       "Откуда, откуда... От верблюда!" - подумал сплетник, но вместо грубости выпалил: - Я вчера видеу, как он привеу в дом какую-то, с позволения сказать, даму!
       - Даму? - с непередаваемой интонацией переспросила волосатка.
       - Ага, в его вкусе, - сморщил аристократический нос Сигизмунд, - маленькая, сгорбленная, не пойми во что одетая... Одним свовом, настоящая мымра!
       - Кто ж такая? - начала размышлять вслух Аграфена. - Волосатка? Баба-запечельница?
       - Нежить какая-то, а уж какого роду-племени..., - Сигизмунд пренебрежительно махнул рукой. - Нет, но наш-то каков, а? - Опорожнив стакан, начал прощаться: - Ну, вадно, спасибо за угощеньице, побегу дальше. Не знаешь, Акоп у себя?
       После ухода Сигизмунда Груша ненадолго задумалась: новость действительно была потрясающей, и волосатка, привыкшая в своей среде ко всеобщему поклонению, услышав про появление возможной конкурентки, забеспокоилась. Поэтому она подвела брови сажей, которой немало скапливалось между окнами благодаря дымившей неподалеку ТЭЦ, и отправилась в гости к Прокопу - поделиться новостями, а при случае и разузнать заодно что-нибудь новое, благо тот был не только соседом, но и другом Савла.
       Прокоп, на счастье, оказался дома и сидел в своей зазеркальной каморке. Увидев дорогую гостью, он отложил в сторону протершийся валенок, который пытался починить с помощью полузабытых заклинаний, и радостно засуетился. Бестолково мечась от ларя к топчану и обратно, пододвигая к Груше табуретку и неожиданно отбирая ее, чтобы протереть грязным полотенцем, одновременно угощая волосатку брикетом окаменевшего концентрата киселя с надписью "Употребить до 1 января 1955 г.", он беспрерывно говорил:
       - От радость-то привалила... КакА неожиданность-то приятна! Откушай-ка концентратику, рыбо... кхм, ласточка! Не чаял уж, что зайтить ко мне соберешься, сердечная. Неужто просто так зашла, али дело как? есть? Мабудь, чё подмогнуть надоть? Это мы мигом... - От Прокопова коловращения и многословия у Груши голова пошла кругом, но она терпеливо ждала мгновения, когда он выдохнется. Но не тут-то было: - Али беда какА стряслася? Вижу, не с тобою - целенькая навроди... Значитца, еще с кем-то: она же, беда, значить, завсегда с кем-нибудь, это, случается! ТакА у ей особость! Ну, сказывай: с кем что приключилося? Я мыслю...
       - Говорят, Савл жениться надумал, мымру какую-то к себе привел! - отчаявшись, перебила хозяина Груша. - Ты, часом, ничего не слышал?
       - Ни часом, ни ухом, - пробормотал потрясенный Прокоп, до которого, похоже, не сразу дошли слова Аграфены. - Как, и я, его лучшейший друг, узнаю об этом последним? - В отчаянии тряся головой, Прокоп громко вопросил: - И это называется друг? Нелюдь он после этого, одно слово! Уходи, душечка, оставь меня страдать, эта, одного!
       Расстроенная виновница столь бурного отчаяния встала и направилась к двери, которая в этом жилище выполняла также роль окна, поскольку в действительности была оборотной стороной хозяйского зеркала, висевшего у выхода из квартиры. В тот момент, когда Груша выглянула из зеркала в коридор, проверяя, нет ли поблизости кого из людей, она услышала за спиной торопливый топот Прокоповых валенок и его козлетончик:
       - Погодь, а кто ж тебе это, значить, сказал-то?
       - Сигизмунд.
       - А, энтот... - Было заметно, что Прокоп слегка успокоился. - Энтот совреть, не дорого возьметь! Однако дыма, эта, без огня не бываеть! Надоть с Вилли посоветоваться, он ить лизун башковитый... Пойдем-ка вместях!
       У дверей Вилли, наши домовые столкнулись с Акопом, торопившимся туда же. Схватив Прокопа за плечо и вращая глазами, темпераментный доможил прорычал:
       - Только что у меня Сигизмунд был. Я его когда-нибудь прикончу, клянусь, честное слово! Этот сын греха пришел о нашем Савле посплетничать. Сам не знаю, зачем я его не зарезал, мамой клянусь!
      

    У Вилли

       Вилли всегда радовался гостям, даже незваным. Вот и на этот раз он радушно велел пришедшим рассаживаться поудобнее и начал собирать на стол - все знали, что хозяин совершенно по-особому заваривает чай из горных трав, которые ему присылал дальний родственник из Баварских Альп. Выяснилось, однако, что гостям не до чаю.
       - Виллюша, ты, эта, слышал что-нибудь про Савла? Говорять, он теперя не один, значить...
       - Сигизмунд сплетни распускает, клянусь, честное слово, про свадьбу какую-то клевещет! - перебил Прокопа Акоп. Но тот продолжал гнуть свое:
       - Значить, Сигизмунд, теперя эта, все знает, а я, Савлов лучшейший друг - ничё!? Нежить всякая, значить, в доме, эта, появляется, а мы про то знать не могем? Так, что ли?
       Тут в разговор вступила и Аграфена. Обратившись к хозяину, она задала мучивший ее вопрос:
       - Действительно, мой друг, рассуди: в доме появилась не то волосатка, не то запачельница, а мы ничего не знаем!
       - Да всего-то вчера из-под Архангельска к Савлу троюродная внучатая племянница заехала погостить, проездом в Тобольск. А вы сразу: дело швах, дело швах! Он что, не имеет права близкую родственницу на пару дней приютить? Или всем докладывать должен?
       - Но Сигизмунд... - начал было Акоп.
       - А Сигизмунда вообще слушать не надо! Он сплетник и наглец, и мы с ним еще встретимся у барьера! Майн гот, я неделю мастерил эту нелепую пращу, я месяц тренируюсь по два часа в день, и мой камень уже летит в ту сторону, куда я целюсь, а не в обратную... Скоро я вас избавлю от него!
       - Так кто ж она, - Груша умела быть настойчивой, кто же эта мымра?
       - Знаешь, фройляйн Аграфена, не разглядел, потому, что не приглядывался. Маленькая, горбатенькая... Мымра, говоришь? Возможно, кикимора домашняя...
       - Зачем кикимора? - вмешался Акоп, решивший, что Вилли обзывается, и посчитавший своим долгом по-рыцарски заступиться за неизвестную.
       - Понимаете, друзья, когда я ее случайно увидел, то понял, что она - наша родня, хотя от нас чем-то и отличается. А когда я сейчас услышал про мымру, то многое мне стало понятно.
       - Я же говорил, что Виллюха у нас - самый башковитый! Так что же ты, эта, понял?
       - Произнесенное Грушей слово "мымра" показалось мне подозрительно похожим на "момру"...
       - Тоже мне, объяснил, клянусь, честное слово! Мымра-момра, тарелка-марелка...
       - Не перебивай, либер Акоп! Я после истории с Лихом Одноглазым начал ходить по ночам в Румянцевскую библиотеку и стал теперь гросс-специалист по нашему брату. Так вот: кикимора находится в родстве с Марой или Морой. Иное имя Моры - Момра. Имею я право после этого предположить связь между мымрой и кикиморой?
       - Ну, ты и загнул, братец, - не без удовлетворения в голосе отозвалась Груша.
       - Зачем так говоришь, - подал голос отходчивый Акоп, - очень даже похоже! - Получивший поддержку Вилли с удовольствием продолжил:
       - Можно изучать вопрос и дальше. "Кика" - старинный славянский двурогий головной убор. "Мора" - мрак, мор, морок; "Мара" - блазнь, наваждение, призрак. Значит, кикимора - нежить, призрак женского рода, ворожея, приносящая беду.
       - Не было печали, так ить, эта, черти накачали! - подал голос Прокоп. - Только мымры-моры нам и не хватало! Опять двадцать пять!
       - Дружочек Вилли, - снова заговорила Груша, - может быть, ты все же ошибаешься? Я, как вы все знаете, относилась в свое время к водоплавающим, и что-то слышала про болотных кикимор...
       - Увы, фройляйн! Кикиморы - домовая нечисть, и только в Сибири встречаются их лесные родственницы. Хотя и у нас, в старой Центральной России они обожают подзыбцы и темноту. Но, может быть, все не так плохо: Савл, несомненно, вскоре познакомит нас со своей родственницей, и - кто знает? - вдруг она окажется милой симпатягой?
       - Ну-ну, - с сомнением сказал Акоп и принялся жевать свой ус.
       - Оно, конечно, - бурчал Прокоп, - но, с другой стороны, как сказать! Опять же, можеть, оно и так, но ить кто ж его знаеть? Ох, сумлеваюся!
       - Так мы будем сегодня чай пить, или как? - неожиданно задала вопрос Аграфена, прекрасная волосатка.
       Напившись чаю и немного успокоившись, Прокоп отправился домой. Войдя в свое обиталище, он с удивлением увидел там Савла, воспользовавшегося правом друга и дожидавшегося в одиночестве хозяина. Приняв оскорбленный вид, Прокоп холодно поинтересовался:
       - Чем, эта, обязан? - Савл, изумленный необычным приемом, молча вылупился на приятеля. - Интересуюся, значить, - продолжал Прокоп, - причиною тваво появления в моей, эта, юдоли печали.
       - Ты чё, - удрученно спросил гость, - приболел?
       - А ты чё? - теплеющим голосом ответствовал вопросом на вопрос хозяин. - Али скучно тобе с гостьей своей? Нешто сбёг от нее? Как плохо стало, так сразу и друга вспомнил? Ну, сказывай, что приключилося. Я отходчивый, это, зла долго не держу!
       По заросшему Савлову лицу можно было прочесть, что он мучительно пытается понять, о чем говорит приятель. Бросив, наконец, гадать (а переспрашивать было не в его привычках), Савл изложил свое дело, использовав всего десять слов:
       - Сродственница у меня остановилася проездом. В полночь на чердаке гульнем.
       - О, как говорится, другое, эта, дело! - оживился Прокоп. - Отчего ж не гульнуть? А что за сродственница? Откель? Долго ли эта, гостить собирается? Как звать? Какого, извиняюся, возрасту? Кого еще позовешь на эта, вечеринку? А будешь ли...
       - Ну, я пошел! Пока всех обежишь... - вздохнул Савл и тяжело затопал вон.
      

    Со свиданьицем!

       Сервировка стола отличалась практичностью, свойственной сельским жителям. Блюда и напитки были отменного качества, а ограниченность ассортимента восполнялась количеством. Подавались: паштет из бузины, маринованные светлячки в желе из волчьей ягоды и жаркое из гадюки, запеченное под бледными поганками. Десерт ограничивался куриными гребешками в меду. Из напитков мужчинам предлагалась знаменитая мухоморовая настойка, а женщинам - ландышевая наливка. Впрочем, ее предпочел и Сигизмунд, нашедший мухоморовку недостаточно изысканной для своего тонкого вкуса.
       Званы были все доможилы, не исключая, как вы уже поняли, и Сигизмунда. Его присутствие на вечеринке Савл красноречиво объяснил одним словом: "Нехай!". У двери чердака гостей встречала виновница торжества - махонькая горбатая шишимора в белом платочке, небрежно завязанном под бородатым подбородком. Входящим она лодочкой протягивала мохнатую ладошку и в меру скрипучим голосом представлялась: Иришка. Невооруженным глазом было видно, что она совсем еще молода - не больше ста лет.
       Евтихий нашел Иришку "клевой герлой", Савватий - "прикольной". Впечатления их старших товарищей разошлись. Если Груша сочла Савлову родственницу простоватой на вид, но хитрой, то Акоп - "умницей, клянусь, честное слово". Прокоп все время вился вокруг Иришки, поминутно сообщая всем и каждому, что "она это, шибко напоминаить ему босоногое детство в деревне". Сигизмунд буркнул что-то про "пейзанку", обошел вокруг стола, сделал выбор и больше от паштета не отрывался. Разумный Вилли, как всегда, с оценками не торопился.
       Итак, все собрались, и вечеринка началась. Вилли оглядел присутствующих, причем взгляд его скользнул по Сигизмунду, как по пустому месту, и постучал вилкой по тарелке.
       - Прошу внимания, дорогие мои. Сегодня мы собрались здесь, чтобы отметить приезд родственницы нашего дорогого Савла, его внучатой племянницы Ирины. Битте, девочка, чувствуйте себя у нас, как дома! Со свиданьицем, дитя мое!
       - Ага, "как дома"! Наквасит тебе в твоей стерильной ванной заячьей капусты, будешь тогда знать, чистюля швабская! - ни к кому не обращаясь, тихо, но внятно сказал Сигизмунд и потянулся за новой порцией паштета.
       - Неужто она дочь нашего немца? - обращаясь к волосатке, поразился Вати.
       - Это у него возрастное, - мурлыкнула в ответ Груша, - наш хусгайст почувствовал себя папхеном.
       В это время вернулся Акоп, который выходил к себе за перцем: он нашел, что привезенные Иришкой блюда необыкновенно вкусны, но недостаточно остры. Подняв бокал, он провозгласил тост за русскую провинцию, "в глубине которой произрастают столь нежные, клянусь, честное слово, цветы, как эта юная шишимора, которая издалёка..." "заброшена к нам по воле рока", - продекламировал Сигизмунд. Никто, однако, кроме Вилли, не понял его юмора, поскольку тот был единственным из всех (кроме Сигизмунда), кто читал "На смерть поэта", причем в рукописи.
       К тому времени, когда перешли к сладкому, чинное застолье с торжественными тостами вступило в фазу, когда участники разбиваются на небольшие разрозненные группы. Виновница торжества, как заправская светская львица, переходила от одной такой группы к другой, оживленно беседуя с каждым доможилом. Размякший Савл, рассеянно улыбаясь и наблюдая издали за гостями, согласно кивнул Прокопу, шепнувшему ему на ухо:
       - Славная растет у нас эта, смена!
      

    Проблемы: Савл

       Первым батанушкой, который по-настоящему столкнулся с трудностями, вызванными приездом Иришки, был Савл. К трудностям он, однако, привык: сколько Савл себя помнил, он все время что-то преодолевал.
       В 1238 г. после взятия татарами небольшого городка в Рязанском княжестве, молодой жировик Савл, как и многие в то время на Руси, остался без кола, без двора. Жизнь на открытом воздухе - лешим там, или луговиком его не привлекала, а новую крышу над головой найти оказалось нелегко: домовых было с избытком, не то, что сейчас. Выручило в конце концов то, что запрет на язычество вышел всего за двести пятьдесят лет до описываемых событий, и по лесам да пустошам все еще прятались волхвы. Один из них, проникнувшись сочувствием к бездомному доможилу, исхлопотал для него у таинственного языческого идола Семаргла разрешение жить среди людей до тех пор, "пока не падет грозный град к ногам грозного царя".
       Имея врожденное пристрастие к домашней скотине, Савл вскоре устроился конюхом. Но долгожданного покоя так и не обрел. Подводила его бесконечная, на человеческий взгляд, длительность жизни домовых: не успевал он обустроиться, как окружающие начинали шептаться, что, мол, все вокруг стареют, а конюх наш не меняется. Приходилось ему время от времени, на Юрьев день (когда обычай разрешал отъехать от старого барина), бросать насиженное место и искать ветра в поле. Однажды ему повезло: прибился к монашеской обители, где время текло столь неспешно, что на него никто не обращал внимания. Но однажды его вызвал старший конюх и определил к инокам Ослябе и Пересвету, которых отец-настоятель благословил на ратный подвиг в войске Дмитрия Московского. Ох, и натерпелся же Савл на Поле Куликовом!
       За проявленную доблесть он был взят в дружину великого князя, где и прослужил сто семьдесят с лишком лет, до 1552 г., когда Иван Васильевич Грозный сокрушил Казань. Вспомнив слова волхва, Савл счел, что его время пришло, и дезертировал. Тем более что любимец царя, Малюта Скуратов, как-то нехорошо начал на него посматривать. К тому же после 1480 года жилья начали строить больше, и к середине следующего века сирых домовых почти не осталось. Савл, кстати, поучаствовал в том знаменитом стоянии, от души пометав сулицы с заговоренными наконечниками в сопровождавших ханский обоз джиннов и шайтанят.
       Обосновавшись на посаде в Москве, он вернулся к невидимой жизни батанушки, и поэтому десятилетия Ливонской войны Ивана IV, моры и напасти лихолетья Смутного времени, тяготы Северной войны Петра I обошли его стороной. Однако, погрузившись в городскую жизнь, славный жировик столкнулся с новыми бедами: он оказался участником Соляного, Медного и других московских бунтов, одно время даже был сторонником охального смутьяна протопопа Аввакума. Неразговорчивый от природы, после посещения Приказа тайных дел и общения с тамошними кАтами, Савл стал настоящим молчуном. Сигизмунд, правда, утверждал, что это свойство он приобрел много позже, в результате кампании по ликвидации кулака как класса и удушения налогом кустарей-одиночек.
       Вернемся, однако, в наше время. Итак, первым из домовых, столкнувшихся с проблемами из-за молодой шишиморы, был Савл. На следующее после вечеринки утро он делал обход своих квартир. В одной он убаюкал проснувшегося, было, ребеночка - мать уложила грудничка спать и выбежала в магазин за кефиром; в другой - успокоил маленького щеночка таксы по имени Шельма, которая, оставшись одна, горько плакала у входной двери. Для этого ему пришлось немного поиграть с ней: достав из туалета рулон бумаги, Савл показал, как весело его гонять, разматывая, по всем комнатам. Сделав два таких добрых дела, он пребывал в хорошем настроении. Вернувшись к себе и увидев в руках у Иришки пару задушенных щеглов, подозрительно похожих на птиц из 88-й квартиры, он помрачнел и на секунду потерял дар речи.
       - Что это? - задал он дурацкий вопрос, поскольку отлично видел что.
       - Да вот, деда Савл, курей на обед припасла. Только вот чтой-та они у вас тут больно хилые!
       - Немедленно выброси!
       - Ты не смотри, что тошшие: так скухарю, пальчики оближешь! - по-своему поняла его Иришка.
       - Выброси, - голос домового понизился до низкого рокота, и больше - ни-ни!
       - Как же так, дедушка? Кикимора я, иль не кикимора? А мы завсегда курей воровали, воруем, и воровать будем! Тем более, что здеся я ни одного куриного бога не заметила...
       - Я сказал: больше - ни-ни! - для убедительности Савл грохнул кулаком по столу и проломил столешницу. Он тут же пожалел о своей резкости, но внучатая племянница не выказала признаков особого расстройства: молча отошла в угол, присела на табурет, а минут через пятнадцать прихватила несчастных птичек и куда-то вышла.
      

    Проблемы: Прокоп

       Следующим домовым, существование которого оказалось омраченным молодой гостьей, стал Прокоп. Мы еще не рассказывали краткую историю его жизни, только намекнули, приведя слова Прокопа о том, что Иришка "это, шибко напоминаить ему босоногое детство в деревне". Восполним этот пробел.
       Детство Прокопа (если вообще к домовым применимы термины, характеризующие периоды человеческой жизни) прошло среди берендеев, народа, описанного А.Н.Островским в пьесе-сказке "Снегурочка". В те достославные времена люди делали вид, что не видят доможилов, а те, соблюдая правила игры, прикидывались, что прячутся от них. Сложные взаимоотношения берендеев и батанушек, конечно, не ограничивались только этим. Люди оставляли домовым около печки молочко, просили за это помощи в мелких домашних делах. Жировики иногда помогали, иногда - хулиганили: мешали спать, стучали, сквашивали молоко, прятали по темным углам всякую хозяйственную мелочь, но, в общем, в большинстве своем не мешали берендеям жить. Хотя, конечно, изредка попадались и, говоря современным языком, отморозки. Эти - издевались над скотиной, могли даже замылить лошадь, или протащить ее через подворотню, а то и нагло показаться человеку средь бела дня. Впечатлительные берендеи истово верили, что увидеть суседку в любое время, кроме ночи на Святое Воскресение - к смерти, и умирали! К счастью, подобных злодеев было мало, ибо их презирали даже самые несознательные домовые.
       Вот так, можно сказать, идиллически, протекали молодые годы Прокопа. Конечно, у них в деревне водились и кикиморы. Вот с ними берендеи жить вместе не хотели. Самым невинным удовольствием этих неопрятных старух было перепутать пряжу. Они таскали кур, всячески вредили хозяевам и стремились выжить из дома всех мужиков, пуще - всех хозяев. Еще они иногда выходили замуж за домовых и рожали им детей - шушуканов. Появившись на свет, те вылетали через печную трубу и по мелочам устраивали людям гадости. Хорошо еще, что срок жизни у них был недолгий - до 19 января.
       Вот мы и подобрались к самой светлой странице в долгой Прокоповой жизни. Однажды хозяева избы, в которой он жил, затеяли большой ремонт и пригласили артель плотников. Те оказались изрядными шалунами (чтоб не сказать крепче) и "напустили" на дом кикимору. Для этого обычно делалась кукла из щепок и тряпок, которую прятали или под матицу, главную балку, на которой держалась крыша, или в переднем углу дома. Так в жизнь Прокопа вошла Луша. Может, она кому и не нравилась, но Прокоп погиб сразу, как только ее увидел. Их счастье было недолгим: уже через год хозяин, выведенный из себя постоянными пропажами домашней птицы и непрекращающимся кавардаком в избе, произнес старинное заклятие:

    "Ах ты, гой еси, кикимора домовая,

    Выходи из горюнина дома скорее!".

       Это положило конец недолгому счастью нашего героя, расцветшему бледным лесным цветком в тихой берендеевской деревеньке, располагавшейся в чащобе соснового бора.
       Укромное расположение малой родины Прокопа, где он безвылазно провел несколько первых сотен лет своей жизни, сформировало его характер и привычки: он был по-деревенски приветлив, болтлив и незлобив. К тому же доможила миновали все бурные события, разворачивавшиеся на Руси: чужаки вглубь леса заходить не рисковали. Крушение Прокоповой любви случилось где-то году в 1600-м. Вот тогда-то, не в силах оставаться на месте, где все напоминало ему о Луше, отправился он в большой мир. Наивность, а паче обида на несправедливость судьбы, помноженная на врожденную совестливость, привели его к участию в восстаниях Ивана Исаевича Болотникова, Степана Тимофеевича Разина, Кондрата Афанасиевича Булавина и Емельяна Ивановича Пугачева. Неизменные поражения повстанцев, а также ужасная смерть Болотникова (он был ослеплен и утоплен) погрузили нашего батанушку в глубочайший пессимизм, от которого он пытался спастись, вернувшись в родной лес и исхлопотав должность лешего. Но здесь он не задержался, поскольку натуре его претила обязанность кружить в чащобе людей, доводя их до смерти. Да и поговорить было толком не с кем, что для Прокопа всегда было страшнее святой воды. Поэтому он с удовольствием пристроился к обозу партизан бравого Дениса Давыдова, и в конце 1812 года приехал в Москву. Та бурно отстраивалась после пожара, поэтому вскорости Прокоп устроился в новом симпатичном домике на Волхонке, где и познакомился с соседом - немногословным жировиком Савлом.
       И вот к этому-то романтику пришла тем утром заплаканная Иришка. Уткнувшись носом в Прокопово плечо, она стала орошать его потоком нескончаемых слез. От жалости и сострадания захлюпал носом и сам хозяин.
       - Чтой-та, Арина, милая, случилося? Зачем же, значить, убиваться-то? Надоть эта, успокоиться, как говорится! Кто ж тобе, эта, обидел? КакА жестокость-та! Ишь, удумали дитятко неразумное забижать!
       - Дядечка, родненький, за что? - безудержно рыдала та. Что я такого сделала, что он меня так...?
       - Да кто ж та нелюдь, что тебя, солнышко, обидел?
       - Деда Са-а-авл! - сквозь слезы протянула Иришка. - Я ему обед готовить надумала, а он, а он... Меня обругал и вы - ы - ыгнал! - Шишимора посмотрела сквозь пальцы на расстроенного Прокопа и добавила: - И побил ишшо, - после чего закатилась пуще прежнего.
       - Неужто Савл мог так? сотворить? - ужаснулся Прокоп. К его чести надо признать, что поверил он не сразу. И только когда рубаха жировика стала совсем мокрой, Иришка его убедила.
       - Ну, коли так, не друг он мне боле! - ожесточенно выкрикнул Прокоп, перед внутренним взором которого неожиданно возникла незабвенная кикимора Луша.
       После этих слов Савлова троюродная внучатая племянница как-то быстро успокоилась и незаметно выскользнула вон.
      

    Проблемы: Евтихий и Савватий

       Евтихий сидел у себя и переживал. Конечно, ничего страшного не произошло, более того, кто-нибудь мог бы счесть его поступок вполне нормальным и достойным. Подумаешь, эка невидаль: домовой разбил вазу! Но беда заключалась в том, что в квартире, где все это случилось, жил кот Тишка, к которому он каждый день заходил поиграть. Сегодня под руку попалась эта несчастная ваза, которую молодой доможил в азарте не заметил. Очень неловко вышло: вечером Тимофея, с которым они были очень дружны, ждало незаслуженное наказание. Тия мучила совесть. Он разрабатывал самые разнообразные планы спасения своего хвостатого друга, не замечая, что говорит вслух:
       - Например, можно убрать осколки, и пусть хозяева сами решают, куда делась эта проклятая ваза: на кота они точно не подумают. Нет, не пойдет, - решил Евтихий: - необъяснимое исчезновение вазы отдает мистикой. Еще можно прийти и честно сказать, что... Нет, - понял он с сожалением, - честность тоже исключается.
       Ломая голову над этой неразрешимой проблемой, Тий пропустил момент, когда в его комнатку вошла Иришка. Кикимора сделала шажок и остановилась, потупив глазки и теребя уголок фартука.
       - Я не помешала тебе, дорогой Тий?
       - Нет, Иришка, что ты! - воскликнул обрадованный Евтихий. "Как она скромна", - восхищенно подумал он при этом. Ему и в голову не пришло, что скромница постучалась бы, допречь войти в чужой дом!
       - Прости меня пожалуйста, за то, что я пришла к тебе, - начала незваная гостья. Хозяин сделал протестующее движение рукой, но Иришка, не обратив в волнении (так показалось Тию) внимания на его жестикуляцию, продолжила: - Но у меня в этом холодном доме никого, кроме тебя, нет! Я вспомнила, как ты смотрел на меня вчера вечером, и решила обратиться к тебе за помощью. Если хочешь, прогони меня!
       Не нужно и говорить, что Евтихий вскочил, бросился к Иришке, припал к ней и начал убеждать, что он - ее вернейший друг. Кикимора была наблюдательна и точно все рассчитала: вчера он действительно не мог отвести глаз от нее глаз. Поэтому не удивительно, что Тий выразил готовность помочь молодой шишиморе, и начал упрашивать ее рассказать о своих трудностях. Для виду поломавшись, Иришка взяла с него честное слово, что он будет свято хранить ее тайну и поведала свою грустную историю:
       - Деда Савл все время ко мне придирается, как ни стараюся я ему угодить. Надысь стала я обед кухарить, а он побил меня и начал выгонять. А дружочек его дядечка Прокоп все подзуживаеть, да подзуживаеть. Говорить "гони в шею эту никчемну девку". А что мне делать-то? На тебя одного, Тийчик, надёжа моя... Если люба я тебе, возьми меня в жены!
       Услышав такие речи, Евтихий совсем обезумел от жалости и негодования и пообещал Иришке жениться.
       - Вот и договорились, - тут же успокоилась шишимора и пошла вон. - Я скоро вернусь, - пообещала она. - Жди меня на днях с вещами!
       Савватий же в то утро совсем не выходил из своей, как он говорил, норы. Долг и совесть звали его на обход вверенной ему территории, но любовное томление, со вчерашнего дня поселившееся в его сердце, требовало выхода. Поэтому Вати по-быстрому сгонял к братьям Юматовым, стибрил у них пару листков бумаги и карандаш, и засел писать стихи. Первые шесть строчек выскочили сами, ему не пришлось даже задумываться:
       Прикольная кикимора Иришка,
       Я полюбил Вас очень слишком!
       Вчерась Вы были, хохоча,
       Без Вас сгораю, как свеча!
       Душа от страсти рвется ввысь,
       О, клёвая герла, явись!
       Дальше дело застопорилось. Вати даже начал подумывать, не поставить ли точку: в конце концов, кто сказал, что стихотворение обязательно должно быть длинным? Ведь главное в стихе - чувство, слог и стиль. А всего этого в его произведении было навалом!
       Неожиданно он услышал за спиной какое-то движение и обернулся. Что это? Савватий не поверил своим глазам: перед ним стояла Иришка!
       - Передо мной явилась ты... - прошептал ошеломленный поэт, не подозревая, что в этот момент стал плагиатором. Вглядевшись в нежданную гостью, он испуганно вскричал: - Что случилось? Почему у тебя заплаканные глаза? - Мгновенно оценив ситуацию, кикимора слабым голосом нелогично ответила:
       - Я уже не чаяла тебя увидеть...
       - Что случилось, душа моя? - настойчиво и ласково продолжал расспрашивать Вати. На глазах Иришки выступили слезы. Застенчиво делая носком правой туфли какие-то дугообразные скребущие движения по полу, она потупилась и тихим голосом призналась:
       - Со вчерашнего дня я только и думаю о тебе. Я так обрадовалась утру, которое приблизило нашу новую встречу. Но тут на мою бедную одинокую голову... - голос бедняжки дрогнул, но усилием воли она справилась с подступившим волнением: - ... свалились ужасные беды. Сначала к дедушке пришел его приятель Прокоп и начал говорить про меня гадости. Потом деда Савл побил меня и выгнал вон, сказав, что я не умею готовить. Потом... - Савватий, сердце которого радостно забилось от первых слов Иришки, почувствовал, что по мере развития ее рассказа его захлестывает неудержимый гнев. - ... Потом я встретила Евтихия, который начал приставать ко мне и требовать, чтобы я вышла за него замуж. Я отказалась, сказав, что мой суженый - ты. Тогда он пригрозил, что сначала убьет тебя, а потом - меня...
       - Пусть только попробует! - в ярости воскликнул влюбленный поэт.
       - Я испугалась, и спряталась, а потом пошла к тебе.
       - И правильно сделала! - пылко воскликнул Вати. - Я тебя больше никуда не отпущу, и горе тем, кто осмелится тебя обидеть!
       - Нет, дорогой! У меня остались еще кое-какие дела, поэтому мне надо ненадолго уйти. Я вернусь. Через несколько дней мы будем вместе! Береги себя!
       И была такова.
      

    Проблемы: Акоп, Сигизмунд и Аграфена

       Акоп сидел перед телевизором и смотрел бокс. Вообще-то сказать "сидел" - значит, ничего не сказать. Домовой сучил ногами, поминутно подпрыгивал, иногда вскакивал, проводил по воздуху удары справа, слева, серию прямых по корпусу и так далее. Время от времени он бессвязно выкрикивал что-нибудь вроде "так его, так, еще раз... эх, ушел!". Акоп не болел, а жил на ринге. Поэтому появление Иришки осталось незамеченным, и наш болельщик осознал, что не один в комнате лишь тогда, когда она погладила его по плечу. Он нервно обернулся и бросил:
       - А, это ты... Бери стул и садись, - после чего отвернулся и снова уставился в экран.
       На какое-то время кикимора была обескуражена: ей еще не приходилось сталкиваться с таким приемом. Послушно присев, она затихла. Прошло еще несколько минут, и Иришка сочла, что можно начинать разговор:
       - Как ужасно вы живете в городе!
       - Умгу, - не отрывая глаз от телевизора, ответил Акоп.
       - У нас в деревне все суседки и шишиморы дружат... - конючливо продолжила Иришка.
       - Умгу!
       - А у вас здесь все друг про друга гадости говорят... - гнула свое кикимора, но испуганно замолкла: Акоп в это момент неожиданно вскочил и начал громко считать.
       - Семь, восемь, девять, аут! - после чего снова сел, повернул голову к Иришке и нормальным голосом спросил: - Если в гости пришла, зачем молчишь? "Этот для меня остается пока загадкой", - подумала кикимора и, зашмыгав носом, тоненько запричитала:
       - Как ужасно вы здесь живете! Все друг про друга гадости говорите, женский пол забижаете!
       - Кто здесь женщин обижает? Скажи сейчас же, на смерть мерзавца убью, клянусь, честное слово!
       - Да все забижають, дядечка Акопчик! Дед Савл дерется и выгоняет за то, что кушать ему не готовлю; дядечка Прокоп деду говорит "выгони ты эту дармоедку", да еще за ухи дерет; Савватий и Евтихий, постылые, насильно замуж тянут... А уж как меня-то, сирую, ругають! И тебе достается, слушать-то таку клевету прямо невмоготу!
       - Мне достается? Не может быть!
       - Могет, дядечка, ишшо как могет! Дед Савл тебя зовет "наш чернявый", Прокоп обзывал "вралем македонским", а малолетки эти наглые кличуть "баклажаном".
       - Меня?!
       - Тебя, батюшка, тебя!
       - Ррррразорву! Я им покажу баклажана македонского! Спасибо, умница, век тебя не забуду! Голыми ррруками разорву, клянусь...
       Ухода Иришка Акоп не заметил: праведный гнев застилал ему глаза.
       Сигизмунда дома не оказалось. Не нашла его кикимора и в других квартирах, находившихся под его попечением. Другая бы махнула рукой и занялась чем-нибудь другим, но не такова была Иришка! Поразмыслив, она направилась на чердак.
       Сигизмунд действительно был на чердаке. Держа в руках кое-как, на живую нитку сделанную пращу, он тренировался в ее раскручивании. Получалось неважно, поэтому он непрерывно ругался. Еще в дверях кикимора услышала злобное:
       - Пся крев, не повучается! Опять запутавась, мерзошчь!
       Иришка скользнула в темную глубину чердака и тоненьким голоском пискнула:
       - Доброе утро вам, дядечка Сигизмунд! Как живется-можется?
       - Кто там? А, это ты, мавышка пейзанка... Живется мне не пвохо, а обращаться ко мне следует не "дядечка", а "пан"! Усвоива?
       - Усвоила, усвоила, пан дядечка! А чтой-та ты над головою крутишь?
       Сигизмунд фыркнул, услышав это дурацкое "пан дядечка", но сдержался: что возьмешь с деревенщины? Но на вопрос ответил:
       - Вот, к дуэли готовлюсь!
       - Не с немцем этим вашим, как его... - шишимора сделала вид, что забыла имя.
       - С ним, с Вилли, будь он трижды неваден!
       - Ой, пан дядечка, что я тебе сейчас скажу! Один ты ко мне вчера хорошо отнесся, не приставал с разговорами, знай себе кушал... Погубить тебя хочут!
       - Меня? Погубить? Я говориу! Скажи скорее, деточка, кто эти звоумышленники?
       - Да все. Савватий с Евтихием мастерят по чертежам Давида каку-то особу пращу, Прокоп заговаривает метательные камни, Савл и Акоп проводят с Вилли "курс молодого бойца", а Груша ваша замечательная их подзуживает да приговаривает: "Выбьем Голиафу глаз"!
       - Голиафу гваз? - в ярости переспросил Сигизмунд.
       - Ага, а еще "Глаз шляхетский на анализ!".
       - Я так и знау! Ну, ничего, они у меня еще пожалеют... Посмотрим еще, чья возьмет! Все свое повучат!
       - До свидания, пан дядечка! Пойду я, пожалуй, - удовлетворенно сказала Иришка. Но Сигизмунд не отвечал: уставясь невидящими глазами вдаль, он строил планы страшной мести...
       План у Иришки, если вы еще не поняли, был до примитивности прост: рассорить всех со всеми, и воцариться в доме. С Вилли, почуяв его ум, шишимора напрямую схватиться не решилась. Но здесь она рассчитывала на меткость Сигизмунда - вчера во время застолья сначала Вати, а потом и Тий рассказали ей о предстоящей дуэли. Оставалась еще Аграфена. К ней-то, оставив "пана дядечку" на чердаке, Иришка и отправилась. Нельзя сказать, что кикимора не опасалась волосатки; однако по некоторым признакам она поняла, что Груше не чуждо женское тщеславие - вот на этом-то она и рассчитывала сыграть.
       Аграфена сидела в своей светелке и расчесывала густые волосы. Жила она в старой вазе, многие годы стоявшей на подоконнике. Если вы не забыли, Прокоп жил за зеркалом, Савл - за обоями, такие же чудные каморки были и у остальных домовых. А дело все в том, что в их мире все устроено по-другому, не так, как в нашем, человеческом. Там иначе течет время, совершенно по-иному измеряются длина, ширина, высота и глубина. У нас может пройти минута, а у них - три часа и наоборот; в нашем мире за обоями не уместится и комар, а там - запросто располагается большая комната Савла, в которой он живет и принимает гостей (хотя предпочитает кухню хозяйской квартиры)... Ну, ладно, не будем отвлекаться и вернемся к нашему рассказу.
       Итак, Иришка вошла к Аграфене тогда, когда та занималась своими дивными волосами. Гостья застыла у дверей, прижав лапки к груди, распахнув глаза и широко открыв рот. Всем своим видом она выказвала невероятное восхищение увиденным - и волосатка это оценила, ласково улыбнувшись и приветливо махнув рукой.
       - Заходи, девочка. Рада тебя видеть!
       - Ой, тетечка Груша, какие же у Вас красивые волосы!
       - Ну что ты, детка! Вот если бы ты их видела хотя бы лет двести пятьдесят назад...
       - Тогда бы я, наверное, просто умерла на месте! - пискнула шишимора.
       Аграфена была покорена. Она тут же подумала, что, похоже, на кануне ошиблась: девочка явно очень наивна и простодушна.
       - Что привело тебя ко мне, дитя мое? - поинтересовалась Аграфена.
       - Нас ведь тута всего двое женска пола, правда? - заговорщицки понизив голос, спросила Иришка.
       - Да уж! - хмыкнула хозяйка, рассматривая себя в зеркало. "А я еще очень даже ничего", - думала она при этом.
       - Вот и я так подумала. А это значить, что окромя Вас, тетечка Грушенька, мне и посоветоваться не с кем.
       - А что случилось, душенька?
       - Вы никому не расскажете?
       - Кому же я передам наши женские тайны?... - изумленно вопросила волосатка, закончив фразу уже мысленно: "...огрызок несчастный!".
       - Тетечка Груша, я не знаю, что мне делать! Ко мне сватаются Савватий и Евтихий...
       "Да, и у меня в свое время были такие же неразрешимые проблемы!", - подумала Груша, нанося на кожу под глазами собранную несколькими часами ранее первую росу. "Новых морщинок, кажется, нет...".
       - ... так этого, тетечка, мало! Сигизмунд предложил мне руку и сердце...
       "Ай да шляхтич! Боек, боек, нечего сказать!", - ухмыльнулась волосатка про себя, и начала массировать лицо.
       - ... потом Акоп сказал, что я - "персик, и он готов вся жизнь возделывать этот сад в своей душе", - я даже не поняла сначала, о чем это он.
       С этого момента Аграфена отложила зеркало и слушала, не отвлекаясь. Но на лице ее продолжала играть добрая и ясная улыбка, в то время как в душе заполыхало пламя, посильнее московского пожара 1812 года. Иришка меж тем безмятежно продолжала:
       - Потом дядечка Прокоп предложил мне эта, если не побрезгую, значить, вьюнком обвить его усталое, эта, сердце и украсить евонную старость, значить, дыханием молодости".
       После этих слов кикиморы Груша, сохраняя на лице прежнее выражение, сломала в руках невесть откуда взявшиеся ножницы.
       - Они, тетя Грушенька, как быдто сговорилися: дядя Вилли предложил мне уехать с ним в Германию, либе дихь, говорит, до гроба. А дед Савл предупредил, что сегодня вечером хочет со мной серьезно поговорить на личную тему. Вот я и хочу у Вас по-женски спросить: что же мне делать?
       Волосатка немного подумала и сказала, что ничего пока делать не надо, глядишь, и само рассосется. А ежели нет, то потом они вдвоем, мол, что-нибудь путное обязательно придумают. Мудрость, сказала Груша, вовсе не в том, чтобы обязательно что-то предпринимать; иногда мудрее всего ничего не делать. Когда же шишимора отправилась восвояси, волосатка дала выход своему гневу: никогда еще за один раз она не перебивала столько посуды.
       Интриганка еще только закрывала за собой дверь Грушиной каморки, как услышала звон первой разбитой чашки и поняла, что успех сопутствовал ей и здесь. В одном по молодости лет просчиталась Иришка: самый простой путь разрешить проблему, столь красочно обрисованную Груше, заключался всего-навсего в удалении из дома самой кикиморы. Умудренная жизнью Аграфена поняла это сразу.
      

    Пожар в сумасшедшем доме во время землетрясения

       Именно этими словами Вилли, председатель Совета домовых, охарактеризовал позднее сложившуюся в доме ситуацию.
       Сначала к нему ворвался Прокоп. Он был неузнаваем, настолько были искажены бешенством его черты.
       - Это что же, значить, получается, - спросил он от порога: - разные, как говорится, бывшие друзья могут это, издеваться над невинными овечками и творить все, чё захочут?
       - О ком ты? - ошарашено спросил Вилли.
       - О ком, о ком... Савл совсем ополоумел и шпыняет внучку почем зря, индо бьет! Рази так с Лушей можно?
       - С какой Лушей? - изумился немец.
       - Тьфу ты, с Ариной, кака разница? - Отказавшись от пива и совершенно расстроившись, Прокоп пошел к себе.
       Не успел Прокоп уйти, как с грохотом распахнулась дверь, и в каморку ввалился Акоп. Рухнув на стул и совершая странные движения рукой, как будто хлопая по ноге несуществующим хлыстом, он проревел:
       - Мамой клянусь, но эти издевательники свое получат!
       - Кто-кто?
       - Эти напившиеся молока безумной ослицы нелюди, которых я считал друзьями, и которые издеваются надо мной и обзываются! Зачем?!
       - О ком ты, майн фройнд, говоришь?
       - О детях позора: о Савле, Прокопе, Евтихии и Савватии, да будет их пища вечно недосоленной!
       Следующим был Савл. Выглядел он озабоченным, но спокойным.
       - Чтой-та с Акопом? - начал он. - Пролетел чичас мимо меня, толкнул?! - с явным недоверием к собственным словам произнес Савл. - С ума посходили: надысь Прокоп не поздоровкался... А дело у меня такое: внучка, Иришка, надумала тут щеглов на обед схарчить! Ну не дело же!
       Потом несмело постучался Тий. После тысячи извинений и расшаркиваний, он попросил разрешения посоветоваться. Из его слов выходило, что Савл, науськиваемый Прокопом, отлупил Иришку и выгнал из дома.
       У Вилли голова пошла кругом. Но потом пришел еще и Савватий, который сообщил, что они с кикиморой любят друг друга и собираются жениться, но Евтихий грозит из ревности их убить, а Савл с Прокопом обижают и бьют его невесту. Но окончательно добила славного жировика Аграфена, сообщившая, что он, Вилли, вместе с остальными шестью обезумевшими батанушками сражается за руку и сердце Иришки.
       - Носом чувствую, здесь что-то не то! - из последних сил вымолвил он. - Приходи завтра, Грушенька, вместе обо все подумаем.
       К его радости, прекрасная волосатка согласилась, присовокупив, что и она чувствует во всем этом какую-то фальшь.
       ЗасыпАл Вилли под крики Сигизмунда, который ломился к нему в дверь и кричал, что никакие Давидовы пращи не помогу Вилли и его банде.
       Воистину, это был трудный день! Но следующее утро оказалось не многим лучше. Подрались Савватий и Евтихий, выбив друг другу по зубу. Прокоп намазал дверь Савла клеем "момент" и выпотрошил на нее подушку. Савл подбил глаз Акопу в ответ на его вызывающую фразу "Ты сам баклажан рязанский!". Аграфена расцарапала щеку Сигизмунду после того, как тот обозвал ее "ни рыба, ни мясо".
       Когда староста домовых и Груша, наконец, уединились, педантичный Вилли предложил записать на бумаге все потрясающие новости прошедшего дня. Вот что получилось:
        -- Прокоп возненавидел Савла;
        -- Акоп был готов разорвать Савла, Прокопа, Тия и Вати;
        -- Савл обиделся на Иришку;
        -- Тий заимел зуб на Савла и Прокопа;
        -- Вати был вне себя от Савла, Прокопа и Евтихия;
        -- Аграфена пришла в ярость от Прокопа, Акопа, Вилли, а заодно и от Тия, Вати и Сигизмунда;
        -- Сигизмунд поклялся отомстить Вилли, Вати, Тию, Прокопу, Акопу и Груше.
       - Ну и что? - спросила Аграфена, когда Вилли своим аккуратным круглым почерком вывел на бумаге этот список взаимных претензий. - По-моему, чепуха!
       - Чепуха-то чепуха, - ответил кроссвордист, - но здесь есть над чем подумать! Свари-ка пока кофе, моя золотая, а я - подумаю.
       К тому времени, когда был готов ароматный напиток, Вилли сиял и всем своим видом показывал, что решение найдено.
       - Понимаешь, - обратился он к Груше, - первый список смотрелся, как чепуха на постном масле потому, что все странные факты были свалены в нем в кучу, в том порядке, в каком я их узнавал от наших доможилов. Немного подумав, я составил список N 2, в котором постарался систематизировать, то есть привести в порядок имеющуюся у нас информацию, пусть даже она выглядит совершенно нелепой. Вот что получилось:
       1. Савл обиделся на Иришку;
       2. Прокоп возненавидел Савла;
       3. Евтихий заимел зуб на Савла и Прокопа;
       4. Савватий вне себя от Савла, Прокопа и Евтихия;
       5. Акоп готов разорвать Савла, Прокопа, Евтихия и Савватия;
       6. Сигизмунд поклялся отомстить Вилли, Савватию, Евтихию, Прокопу, Акопу и Груше;
       7. Аграфена пришла в ярость от Прокопа, Акопа, Вилли, Евтихия, Савватия, Сигизмунда и, отдельно, от Иришки.
       - Начинаешь понимать, либе Груша, что к чему?
       - Не очень. Вижу только, что чем ближе к концу списка, тем больше упоминается в нем имен. Но почему ты расставил их именно в таком порядке?
       - Сейчас отвечу. Но сначала скажи мне, почему ты вчера сказала, что чувствуешь во всей этой истории фальшь?
       - Понимаешь, мне кажется подозрительным, что все как-то взбесились, стоило в нашем доме появиться кикиморе, и подумала, что с ее уходом все успокоится.
       - Ага, ты тоже об этом подумала! А я обратил внимание на нее еще и потому, что, не имея возможности проверить россказни про остальных батанушек, про себя-то я точно знал, что не предлагал Иришке поехать со мной в Германию! Поэтому, составляя по замеченному тобою признаку список N 2, на первое место я поставил единственную жалобу на кикимору. И что же получилось? Чем дальше по списку, тем больше число "виноватых"!
       - И что же это означает?
       - Это означает, что кашу действительно заварила шишимора, последовательно обходя наших домовых и жалуясь каждый раз на б?льшее число "мучителей".
       - Извини, мой друг, не поняла!
       - Но это же очень просто! Сначала Савл отругал ее за птиц. В отместку она пожаловалась на него Прокопу. Потом пошла к Тию и наябедничала на Савла и Прокопа. Потом пошла к Вати...
       - А, теперь поняла! Ну, хитрюга...
       - Да, она очень коварна. Теперь, когда мы поняли ее замысел, нужно подумать о том, что нам с ней делать. Но для начала нужно установить мир. Прошу тебя, собери сегодня всех на нашем обычном месте. Тебе это сделать будет не сложно: на тебя надулся один Сигизмунд и, я думаю, ты сможешь убедить его прийти. А я пока подготовлюсь к вечеру.
       - Шишимору звать?
       - Обязательно, ведь она - главное действующее лицо!

    Разрешение проблемы

       Вилли, как это часто бывало и раньше, снова оказался прав: Груше достаточно легко удалось договориться с домовыми о встрече на чердаке. Хотя каждый из них и чувствовал себя глубоко обиженным и потому был непримирим, все они ощущали душевный дискомфорт оттого, что их мирные дружеские отношения оказались нарушенными. Поэтому, при появлении надежды на возврат к старой, спокойной жизни, доможилы согласились на встречу. Слегка поупирался, как и ожидалось, один Сигизмунд.
       - Что, - с горечью спросил он, увидев Аграфену, - явивась за аа-анализом?
       - За каким? - растерялась волосатка.
       - За шляхетским. Г-глаз на анализ!
       - Ты что, Сигизмунд? - искренне удивилась Груша, но быстро смекнула, что странные эти речи - результат Иришкиных "хлопот". - Приходи вечером на сбор, и все объяснится!
       - Хотевось бы знать, что именно. Пводы вашего ззз-заговора? - От злости жировик заикался.
       - Приходи, и ты узнаешь, что никакого заговора и не было!
       - Верю даже ежу, а тебе - погожу! - буркнул Сигизмунд и согласился поучаствовать в общем собрании.
       Перед тем, как вернуться к себе, Аграфена заскочила к Вилли, чтобы сообщить о результатах переговоров. Славный хаусгайст сидел в кресле и казался полностью погруженным в размышления. Однако когда Груша уже взялась за ручку двери, он встрепенулся и попросил ее ночью по дороге на чердак зайти к нему:
       - Тебе придется немного опоздать, моя дорогая! Я попрошу тебя сначала вымыть пол в комнатке у Савла (разумеется, когда они с кикиморой уже уйдут на собрание), а потом уж подняться наверх.
       - Вымыть пол? Зачем?
       - Шишиморы очень не любят папоротника. На моем этаже живет один человек, у которого болит спина. Свой радикулит этот чудак лечит тем, что спит на матраце, набитом сушеным папоротником, и всех уверяет, что это - отличное средство. Я у него немного позаимствую папоротникового сена и сделаю волшебный отвар, которым надо будет обработать их комнату.
       На том и порешили.
       Почти все доможилы - за исключением кикиморы и Вилли - собрались на чердаке сразу после полуночи. Это лишние раз доказывает, что они тяготились нынешним бедственным положением вещей. О причинах опоздания Иришки можно только гадать; мне лично представляется, что она хотела избежать общения с соседями, которых, мягко выражаясь, обдурила: из ее разговора с каждым из них остальные могли начать догадываться, что к чему. Что бы, например, подумал Савватий, если бы услышал, как Евтихий спрашивает у шишиморы, по-прежнему ли она хочет выйти за него замуж? Хотя, конечно, Иришка и в этом бы случае выкрутилась... Что же до Вилли, то он задержался намеренно, чтобы начать собрание сразу же, как только он появится на чердаке. Так он и сделал.
       - Гутен абенд, коллеги! - обратился председатель к участникам ночного сборища.
       "Коллеги" ответили мрачным молчанием. Вилли поднял глаза и чуть не улыбнулся, столь необычное зрелище представляла собой эта компания, еще недавно такая веселая и добродушная! Все сидели очень напряженно, стараясь не смотреть друг на друга. Тий, усаживавшийся всегда подле Вати, на этот раз разместился так, чтобы их разделял стол. Прокоп, столь же постоянно тяготевший к Савлу, обживал на этот раз противоположный от бывшего друга угол (сам-то Савл уселся, конечно, на своем излюбленном месте, в самом темном углу). Акоп сел между председателем и Грушей, напротив Сигизмунда, которому приходилось горше всех: он причислял к своим врагам каждого из сидящих за столом.
       - Вы наверно думаете, что всех вас собрал здесь сегодня я. Это не так, вернее не совсем так, поскольку собрала нас сегодня Иришка, а я лишь пригласил домовых поучаствовать в собрании. - Под изумленными взорами доможилов, среди которых особенно выделялась шишимора, широко распахнувшая по-детски невинные глаза, Вилли подошел к Иришке и положил ей на плечо руку: - вот это коварное создание всех нас и перессорило!
       Шишимора вздрогнула, но не издала ни звука, лишь из глаз у нее посыпались крупные слезы. Она обвела присутствующих взглядом, и каждый (в первый момент даже немножко Груша) почувствовал, что именно к нему она обращается за помощью, чтобы защитить от столь грубой клеветы.
       - Как смеете Вы, уважаемый Вилли, утверждать, что Иришка коварна? - воинственно вскинулся Вати.
       - Эта, Виллюшка, возьми-ка скорейше поклёп энтот позорный назад, значить! Руки, эта, прочь от Луши! То бишь от Аринки, какА, значить, разница! Как говорится, не позволим!
       - На верю! - рычал, вращая глазами Акоп, - Мамой клянусь, не верю!
       - Гхм, пресвовутая пейзанская хитрость? - раздумчиво теребя себя за ухо, вопросил Сигизмунд. Этот, похоже, начинал кое-что понимать: и сам был не дурак облыжно наговорить на соседа!
       На чердаке повисла мертвая тишина. Снова заговорил Вилли:
       - Ну, хорошо! Все доказывается достаточно просто: Иришка, сможешь ли ты повторить, глядя мне в глаза то, что сказала Аграфене? Я имею в виду о приглашении тебя мною в Германию.
       - Конечно, дядечка Вилли! И обещал увезти меня в Баварские Альпы...
       Услышав столь беззастенчивое вранье, бедняга хаусгайст потерял дар речи и даже - стыдно сказать! - открыл в изумлении рот. Тишина за столом стала приобретать ярко выраженный оттенок враждебности. Не давая перерасти ей в действие, Вилли не без труда справился с потрясением и продолжил допрос:
       - А сможешь ли ты в присутствии твоего троюродного деда подтвердить, что он вместе с Прокопом избивал тебя?
       Тут в углу заворочался Савл, медленно подошел к кикиморе и навис над ней. Воспользовавшись возникшей ситуацией, председатель повторил свой вопрос. Ответом ему была тишина. У съежившейся шишиморы не хватило духа даже поднять голову. Над столом прошелестел всеобщий вздох.
       Вилли прошествовал на свое место, уселся во главе собрания и, как ни в чем ни бывало, продолжил:
       - Все действия шишиморы были достаточно примитивными, но действенными. С самого начала она замыслила захватить в доме власть, для чего в первую очередь следовало нас перессорить. Скорее всего (надеюсь, мы этого никогда не узнаем), она планировала вообще выжить всех домовых вон. Ну, может быть, оставить Тия или Вати, чтобы было кого попирать каблуком. Так кого из них? - обратился он к Иришке.
       Взоры обратились к шишиморе, и это вызвало новое потрясение среди участников собрания: они увидели оскаленную морду, с которой исчезло выражение обиженного ребенка. Маленькие глазки были прищурены и злобно сверкали, а на щеках исчезли всякие следы былых слез. Так и не дождавшись от Иришки необязательного в сложившихся условиях ответа, Вилли вздохнул и задумался. Затем снова заговорил:
       - Наша кляйне гостья, привыкшая воровать кур, утащила в 71-й квартире щеглов и
       попыталась приготовить из них обед. Получив от деда легкий нагоняй, она решила отомстить ему, а заодно и начать осуществлять свой план.
       - Как? коварство! В тихом, как говорится, омуте... - выдохнул уязвленный в самое сердце Прокоп.
       - ... И вот наша кикимора отправилась к Прокопу и наврала ему с три короба про Савла. Потом пошла к Тию и наговорила на Савла и Прокопа. Потом пошла к Вати и оклеветала Савла, Прокопа и Тия, и так далее. Она последовательно обошла Акопа, Сигизмунда и Аграфену, в беседах с которыми действовала по той же схеме. В результате мы получили то, что получили. Еще немного, и ее план начал бы осуществляться.
       Я не спрашиваю вас, виновна она, или нет - вы сами имели возможность убедиться в том, что Иришка злоумышляла против нашего сообщества. Мы должны решить, что с ней делать? Прошу высказываться!
       - Поднять руку на существо женского пола? Невозможно, клянусь, честное слово! Отпустить - тоже не верно: опять начнет кикиморить, если не прав - ишак мне братом будет! Нельзя простить, и нельзя наказать, вах! - Акоп уронил голову на грудь и схватился рукой за сердце.
       - Можно, конечно, заклятие, эта, сказать! Всего одиннадцать, значить, слов, и как говорится, адью, - вспомнил Прокоп любимое словечко пленного француза, с которым познакомился в обозе Дениса Давыдова. - Однако же ж, вот так на улицу же ж... Ни, - снова представив себе Лушу, отверг свое предложение Прокоп, - не пойдеть!
       - Может быть, возьмем с нее честное бвагородное свово и оставим здесь? - подал голос оппортунист Сигизмунд.
       - Ить внучка же, - неожиданно тонким голосом поддакнул из своего угла Савл.
       - Остаться здесь ей уже не удастся, - откликнулся Вилли. - Я предвидел возможность такого рода предложений и попросил обработать помещения настойкой папоротника: для шишиморы этот запах невыносим!
       - И вообще: кикиморы - не воспитуемы! - мстительно добавила Аграфена. - Но и обратно к себе она вряд ли уже вернется...
       - Но что же делать? - в отчаянии вскричали хором Евтихий и Савватий.
       - Вати! Вати! - крикнула неожиданно Иришка. - Вспомни, что я любила тебя!
       Можно было подумать, что шишимора читала "Трех мушкетеров", настолько точно воспроизвела она слова миледи. Савватий, не в силах вынести этой сцены, вскочил подобно д'Артаньяну, но Вилли, в точности как Атос, преградил ему путь.
       - Кикимору, милый Вати, не перевоспитать! Она покинет этот дом, или сначала ты схватишься со мной!
       Савватий в отчаянии рухнул на табуретку.
       - А что предлагаешь ты? - неожиданно раздался голос Савла.
       - Я предлагаю отдать Иришку замуж, - неожиданно для всех ответил Вилли.
      

    Разрешение проблемы (продолжение)

       Отвечая на витавший в воздухе безмолвный вопрос, Вилли напомнил, что в особняке, располагавшемся наискосок от их дома - если идти через сквер, - живет суседко Козьма.
       - Там раньше был жилой дом, - рассказывал председатель, - но потом сделали ремонт и отдали особняк под посольство. Все домовые разбежались еще во времена НЭПа, и с тех пор Козьма жалуется на одиночество.
       - Он ишшо в 1861 году, когда после отмены крепостной зависимости в город потянулись крестьяне, мечтал найти себе жену-волосатку, - авторитетно подтвердил Савл.
       Услышав, в какую сторону поворачивается ее судьба, Иришка перестала скалиться и снова надела на лицо выражение невинной чистоты.
       - А не опасно ли Козьме такую подвость сдевать? - в голосе Сигизмунда непередаваемо смешались опаска и радостное предвкушение.
       - Жена в дом - радость в дом, зачем подлость?! - откликнулся Акоп.
       - Насколько я знаю, - продолжил Вилли излагать свой план, - Козьма Илларионыч - доможил непростой! Вряд ли наша шишимора сможет доставить ему беспокойство. А вот он, скорее всего, сможет ее перевоспитать!
       - Неужто? - усомнилась Аграфена. - Я вот слышала, что он любит вышивать гладью картинки с видами старой Москвы...
       - Ты не знаешь его жизни. Майн гот! Он почти всю жизнь провел в подвалах Тайного приказа...
       - ... Где я с ним и познакомился, - размягченным от воспоминаний о молодости голосом вмешался Савл.
       - ... Его детскими игрушками, - Вилли не легко было сбить с мысли, - были иглы для забивания под ногти и другие пыточные приспособления! При князь-кесаре Ромодановском он дослужился до главбатанушки пыточной избы! Да и в последующие годы, пока не отошел от дел, не изменял Козьма своему призванию. До сих пор консультирует... Нежить он серьезная, основательная. Отличный будет муж для Иришки: ласковый и твердый, опора, так сказать, в жизни.
       Какие будут суждения?
       - Эта! - немедленно отозвался Прокоп. - В отношении того, либо энтого, оно конечно: нужно, полезно, приятно! Однако все те, подте или иные, которые данные, я бы не сказал, чтобы нет, но и не так, чтобы очень. Однако случись такая беда, и - пожалуйста!
       Друга поддержал из своего угла и Савл:
       - Значит, вот, прочего всего... Прокоп прав!
       - Какие еще есть мнения? - несколько обескуражено спросил Вилли, так и не сумевший понять, что же, собственно, имели в виду два предыдущих оратора.
       - Я - согласная, если он драться не часто будет... - неожиданно подала голос Иришка.
       - Это как будешь себя вести, майне тойбин!- ворчливо отозвался Вилли.
       - У меня есть вопрос, - подняла руку Груша, - как мы все это организуем?
       - Ты, дорогая, и организуешь, - улыбнулся хаусгайст. - Выступишь в качестве свахи.
       - Я?
       - Рассуди сама, кому ж еще? Мы все урожденные домоседы, хотя в молодости и постранствовали... Вати и Тий еще молоды, им такое поручение - не по возрасту... Так что не обессудь, свахой придется быть тебе!
       - А если я ему не понравлюсь? - выразила сомнение шишимора.
       - Тем, милая, будет хуже для тебя! - холодно заметила Груша. - Но я уж постараюсь, чтобы понравилась!
       - Пондравишься-пондравишься, - успокоил Иришку Прокоп: - Лирионыч, эта, втору сотню лет невесту ишшет, как тута не пондравишься!
      
       ... Свадьбу сыграли на следующий день, в пятницу, тринадцатого. Гуляли у Козьмы, и батанушкам пришлось, скрепя сердце, изменить на время своим домоседским привычкам. Жених и невеста были счастливы. Радовались и наши домовые, столь удачно избавившиеся от недавнего кошмара. Один лишь Вати, хлебнув заморского пойла из посольских подвалов, тихо ронял слезы в бокал. Сигизмунд, правда, потом рассказывал, что таким образом он разбавлял слишком крепкий для себя напиток...
      

    ТОТ-КОТОРЫЙ-ПОД-КРОВАТЬЮ

       История, которую я хочу вам рассказать, будет понятна каждому, независимо от его возраста. Потому, что для одних это - далекое, полустертое воспоминание; для других - недавнее прошлое; наконец, третьи уже сегодня вечером встретятся - как это было и вчера, и неделю назад - с Токопокром, как окрестил его герой этой сказки.

    Малёк

       На самом деле его звали Миша, но в незапамятные времена, года четыре назад, папа придумал ему другое имя - Малявка. С тех пор он повзрослел, и "Малявка" потихоньку превратился в "Малька". Так его в доме все и зовут, даже сестра Ленка, которая и старше-то всего на пять с лишним лет. В этом году он пошел в первый класс, через три года ему будет десять, и тогда пусть она только попробует тАк к нему обратиться!
       Удивительные приключения, о которых я хочу рассказать, случилась несколько лет назад. Жизнь Малька в то дошкольное время текла по раз и навсегда заведенному порядку. Рано утром его безжалостно будили, вне зависимости от того, что было за окном: солнечный весенний рассвет или зимняя темень. В семье было принято завтракать всем вместе, и поэтому за стол садились родители, сестра, бабушка-пенсионерка и он. Когда все расходились, бабушка садилась на телефон и начинала заниматься общественными делами. На самом-то деле сидела она на обыкновенном кресле, но Малек слышал, как она жаловалась своей подруге тете Фросе, что все утро "просидела на телефоне". Затем следовала прогулка в сквер, что напротив дома. День катился по накатанной колее, завершаясь вечером маминым поцелуем, пожеланием спокойной ночи и щелчком выключателя. Комната погружалась в темноту. Но Малек оставался не один: в спальне их было двое - он и Тот-Который-Под-Кроватью. Впрочем, тогда еще Малек не знал его имени, и от этого он казался еще страшнее.
       Токр, как Малек назвал его для удобства позднее, никогда не занимал его мозги днем; он вспоминал о нем вечером, когда приходила пора ложиться спать. Лишь однажды эти ночные страхи вернулись во внеурочное время. Дело было в воскресенье, родители были дома, и мальчик осмелился приподнять покрывало и, трясясь от ужаса, заглянуть под кровать. Разумеется, он ничего не увидел, чему не особенно удивился: Токр был не так прост, чтобы позволить какому-то мальчишке столь легко обнаружить себя! Странно, но Мишау никогда не приходила в голову мысль рассказать о нем родителям или сестре. Как будто существовал какой-то запрет.
       Тот-Который-Под-Кроватью (напоминаю тем, кто почему-либо забыл), опасен тем, что может в темноте схватить за ноги. Малек никогда не пытался представить себе, что он будет делать после этого, но было совершенно очевидно, что должно произойти нечто страшное. Единственным спасением от него было залезть под одеяло до того, как мама погасит свет, и ни за что не вставать с кровати в темноте - даже если очень надо. Хуже было, если свет перед сном приходилось гасить самому. Но в этом случае спасал уговор (при том, что они, разумеется, никогда не разговаривали): не хватать за ноги, пока они в тапочках. В этом случае следовало подходить к кровати, наступая на определенные паркетины, и сбрасывать тапочки на весу, чтобы моментально спрятать ноги под одеяло. Задача трудная, но выполнимая! Главное - накрыться с головой: в получившемся душноватом, но надежном домике никто уже не был страшен.
       И вот наступил день, вернее вечер, когда у Мишаа появилась тайна.

    Тайна

       В тот день с утра он себя плохо чувствовал, вяло позавтракал, и когда родители отправились на работу, а сестра - в школу, прилег на диванчик: очень горели глаза, и не хотелось шевелиться. Странное поведение внука заметила бабушка - это было в один из тех редких моментов, когда она ненадолго "слезла" с телефона. Измерили температуру, после чего Малек немедленно оказался в постели, а бабушка, вернувшись в кресло, на этот раз "повисла" на телефоне, вызывая врача. К вечеру начался жар, от которого спасала холодная влажная марлечка, которую мама то и дело накладывала больному мальчику на лоб. Очень болела голова, и в полумраке (на письменном столе горела накрытая чем-то настольная лампа) комната казалась чужой и таящей угрозу. Малек был совершенно уверен, что в лампе скрывается виновник болезни, а за шкафом кто-то прячется и только ждет, чтобы он закрыл глаза и уснул. Говорят, что сон - лучшее лекарство. Так вот, из-за этого неведомого зашкафного врага, наш герой сам себя лишал возможности его применить.
       Неожиданно он услыхал негромкий голос:
       - Не бойся, там никого нет. Закрой глаза и постарайся заснуть. Никто, кроме мамы, сюда не войдет. Я покараулю твой сон.
       Казалось бы, Малек должен был испугаться. Но голос был так спокоен и мягок, что никаких неприятных чувств у не вызывал. Даже наоборот: показалось, что при его звуке головная боль слегка уменьшилась.
       - Кто ты? - спросил мальчик. - Ты - друг?
       - Друг.
       Малек еще успел заметить, что невидимый собеседник хитроумно ушел от ответа на первый вопрос, но задать его еще раз не смог: прекратив сопротивляться, он проваливался уже в крепкий сон.
       Весь следующий день Малек провел в постели - температура держалась, и чувствовал он себя прескверно, да еще ночью мучили какие-то страшные сны, от которых остался неприятный осадок. И еще было очень скучно: сами попробуйте от рассвета до заката пролежать в постели, катая туда-сюда по одеялу маленькую машинку! Не пробовал наш больной и поговорить со вчерашним Другом, отчего-то понимая, что он не принадлежит к дневному миру. Разумеется, поэтому же о нем он никому ничего не рассказывал. Не удивительно, что Малек с нетерпением ждал вечера, когда придет мама, а потом, может быть, снова раздастся таинственный голос... Правда, один раз он дал о себе знать - когда пришла врачиха. Очевидно, почувствовав, что Малек совсем загрустил, он решил развеселить его. Для этого он дождался момента, когда она присела на кровать рядом с больным, достала эту свою холодную штуку с трубочками, вставила их в уши и начала слушать легкие.
       - Дыши... Глубже... Еще дыши... Ой, что это?! - врачиха подпрыгнула.
       - Что Вы у него там услышали? - трагически закатив глаза, спросила присутствовавшая при этом бабушка.
       - Ни... ничего страшного, - ответила врачиха, стараясь незаметно посмотреть под кровать. - А теперь, - обратилась она к мальчику, - повернись спиной и постарайся не дышать - я послушаю сердце... Ой, кто там у вас?
       - Где, - ледяным тоном спросила бабушка, начиная подозревать, что ее разыгрывают.
       - Под кроватью, - паническим голосом ответила несчастная врачиха. - Он меня за ноги хватает!
       Бабушка за ее спиной выразительно покрутила у виска пальцем и нежно проворковала:
       - Вы, наверно, утомились? Вам нужно отдохнуть!
       - Да, с утра было столько вызовов, - слабым голосом отозвалась бедняга и позволила бабушке вывести себя из комнаты. Но предварительно встала на колени и тщательно осмотрела пол под кроватью. Возвышавшаяся над ней бабушка еще раз покрутила пальцем и закатила глаза.
       Эта история Малька ужасно развеселила, и он хихикал вплоть до прихода с работы родителей. Но вот мама дала на ночь лекарство, поцеловала в лоб и погасила свет...

    Тот-Который-Под-Кроватью

       - Ты здесь? - Немедленно спросил Малек и тревожно замер: ко нему снова вернулись прежние страхи.
       - Нет, Миша, я уже вышла, - закрыв дверь, мама не успела еще сделать и шага, поэтому услышала его голос и вернулась. - Тебе что-то нужно?
       Пришлось соврать, что хочется пить, а потом ждать, пока принесут воду. Наконец, он один! Снова задав мучивший его вопрос, он услышал:
       - Да, я всегда здесь. До тех пор, пока ты не вырастешь.
       - Если всегда, то почему я никогда тебя не видел?
       - Потому, что увидеть меня невозможно. По крайней мере, тебе.
       - А кому возможно, - немедленно заинтересовался Миша, но его собеседник промолчал. Тогда он решил зайти с другой стороны.
       - Кто ты? Вчера ты сказал, что - друг. Но я спрашиваю не кто ты мне, а кто ты есть?
       В комнате повисла тишина, потом раздался вздох и голос произнес:
       - Ты ставишь меня в трудное положение. Если я начну объяснять, ты меня вряд ли поймешь и продолжишь задавать вопросы. В конце концов я расскажу тебе то, чего не должен говорить никому. К тому же нам вообще строжайше запрещено разговаривать с людьми.
       - Кем?
       - Вот видишь, каждое мое слово вызывает у тебя новый вопрос.
       Малек снова обратил внимание, что и на этот раз голос умудряется с ним разговаривать, ни о чем не рассказывая, и сообщил ему об этом, добавив, что так - не честно! Вздохнув еще тяжелее, он отозвался:
       - Называй меня Тот-Который-Под-Кроватью. Я здесь для того, чтобы..., - тут он замялся и сделала паузу, - ... в общем, я один из тех, кто должен помогать тебе преодолевать опасности. Самый младший из них.
       Мальчик собрался было спросить, сколько их всего, и кто у них старший, но сообразил, что он опять промолчит.
       - Молодец, - услышал он, - ты начинаешь понимать правила!
       "Он может читать мысли", - сообразил Костя, - "интересно, что еще он умеет?". Набравшись уже кое-какого опыта, спрашивать об этом он не стал, а задал другой вопрос:
       - Зачем же ты столько времени меня пугал, что схватишь в темноте за ноги?
       - На то было две причины. Первая, чтобы ты быстрей лег, закрыл глаза и заснул. Вторая - чтобы ты не лазил все время под кровать и не докучал мне. Ты доволен ответами?
       Мише пришлось признать, что доволен. Он уже открыл рот для того, чтобы продолжить беседу, как голос ласково напомнил:
       - А теперь - пора спать. Закрой, пожалуйста, рот, а заодно и глаза.
       - Еще минуточку! - взмолился мальчик. - У тебя очень длинное имя. Можно я буду назвать тебя сокращенно: Токопокр? Нет, даже еще короче - Токр?
       - Можно. Спокойной ночи.
       - Спокойной ночи!

    Сглаз

       На следующий день, несмотря на то, что ночью его мучили кошмары, дела мальчика быстро пошли на поправку. По крайней мере, так сказала врачиха, которая на этот раз не рискнула сесть на кровать и попросила принести ей стул. Этих ее слов о "поправке", однако, он понять не мог: какие могут быть дела, если целый день лежишь в постели?! Миша пытался представить себе длинную вереницу своих дел, уныло бредущую куда-то... Во всяком случае, ему разрешили ненадолго вставать и отменили самый горький из порошков. Жизнь вроде бы налаживалась, но вечером Малька ждало жестокое разочарование: голос, то бишь Токр, не отзывался, сколько тот его ни звал. В результате уснул он жестоко обиженным, а на утро проснулся совсем больной. Возвращение хвори подтвердил и градусник, так что Малек начал думать, что всю оставшуюся жизнь проведет в постели, так никогда и не выздоровев.
       Вечером без особой надежды он снова воззвал к Тому-Который-Под-Кроватью и, к неописуемой радости, тот отозвался.
       - Где ты был? - первым делом спросил мальчик.
       - В углу, - мрачно ответил он.
       - В каком углу?
       - В каком-каком, - в голосе Токра Малек в первый и в последний раз услышал раздражение. - В обыкновенном! Ты что, никогда в углу не стоял?
       Вопрос был, как говорят взрослые, по адресу! Уж Мальку ли не знать, что такое стоять в углу! У него даже существовал свой способ скрасить время, там проведенное. Дело в том, что стены квартиры были разрисованы всякими непонятными узорами - не то пятнами, не то цветочками, не то еще чем-то. Бабушка это называла "под шелк". Костя же приспособился в этой мешанине разыскивать что-нибудь знакомое. В "его" углу, например, при известном усилии и хорошем воображении можно было увидеть в одном месте выглядывающего из кустов зайчика.
       Малек почувствовал к Токру сочувствие и задал очередной вопрос:
       - А за что тебя поставили?
       - За то, что с тобой разговаривал! И еще за врачиху...
       - А что же сейчас разговариваешь?
       - Мне сказали, что раз уж я нарушил все правила и заговорил, то могу теперь продолжать.
       - Ну, тогда - продолжай, - успокоено сказал мальчик. - О чем будем говорить?
       - О причине твоей болезни.
       - Так врачиха же сказала, - тут Малек напрягся, чтобы выговорить новое для него слово, - распинаторная инфекция.
       - Респираторная, - поправил Токр. - Только на самом деле это - никакая не инфекция.
       - А что же?
       - Сглаз!
       Мальку, если говорить честно, в тот момент стало почему-то жутковато, хотя значения слова "сглаз" он тогда и не знал.
       - Это что, болезнь такая? - предположил Костя.
       - Ну, в каком-то смысле его можно считать и болезнью, - ответил Тот-Который- Под-Кроватью. - Но правильнее будет сказать, что сглаз вызывает болезни. Сглаз - это чье-то действие, которое с помощью магических средств приносит вред. Короче, тебя сглазили, и поэтому ты болеешь.
       - Кто же это сделал?
       - Пока я не знаю, но надеюсь, что к завтрашнему утру нам с твоей помощью это станет известно. Если, конечно, ты позволишь мне заглянуть в твой сон.
       "Ух, как интересно", - подумал Малек и, конечно, разрешил. Уже через несколько минут он крепко спал, убаюканный Токром, пообещавшим, что на этот раз все увиденное мальчик запомнит.

    Сон

       Малек лежал в постели и не мог встать. В окно били безжалостные лучи палящего солнца. Мучили жажда и страшная слабость: не было даже сил позвать кого-нибудь, чтобы дали попить. Во рту было так сухо, что язык казался раскаленным камешком, по недоразумению попавшим в рот. Собрав последние силы, он изо всех сил позвал, но с губ сорвался лишь жалкий писк. Его переполняло отчаяние: дверь в комнату была закрыта, и услышать его просьбу было невозможно.
       Неожиданно дверь открылась, и в проеме показался знаменитый бабушкин халат, на черном шелке которого были нарисованы фиолетовые цветы. В руке у бабушки был стакан Костиного любимого клюквенного морса. Он жадно схватил его и начал пить, но тот оказался не кислым, а соленым, отчего жажда удесятерилась. Малек удивленно поднял глаза и с изумлением увидел, что около него стоит не бабушка, а какая-то другая женщина, лицо которой ему было смутно знакомо. Он отбросил стакан и закричал.
       Громко сигналя, из тоннеля показался поезд метро. Малек с папой стоят на перроне и ждут поезда. В руке у мальчика любимое миндальное пирожное. Настроение отличное. В первом вагоне народу немного, можно спокойно сидеть и, болтая ногами, задавать самые разные вопросы. Папа показывает Мальку на дверь, ведущую в кабину машиниста. На ее стекле, замазанном бежевой краской, чернеет процарапанная кем-то дырка. Он подходит, встает на носочки и заглядывает внутрь. Жутко интересно: темный тоннель, бегущие по бокам огоньки, освещенные фарами рельсы и шпалы, стремительно несущиеся навстречу... Любоваться этим можно было бесконечно, и Малек в восторге замер, молясь всем подземным богам, чтобы следующая станция была еще не скоро.
       В этот момент машинист начал медленно оборачиваться к двери. "Интересно, - успел Костя подумать, - он заметит мой глаз или нет?". Вот уже целиком он повернулся спиной к переднему окну своей кабины и внимательно смотрит со своей стороны в ту же дырку. "Видит!" - понял Малек. И тут я заметил две жуткие вещи: во-первых, поезд на всей скорости несется прямиком в стену, в которую совсем недалеко впереди упираются блестящие рельсы; во-вторых, из-под форменной фуражки железнодорожника на него глядит не машинист, а какая-то женщина, лицо которой ему смутно знакомо. Оцепенело глядя в ее глаза, Миша раскачивался вместе с вагоном, который мчался в тупик, все ускоряя ход.
       Речной трамвайчик ощутимо покачивается на волне, поднятой встречной баржей. Малек с папой (мама обычно оставалась дома, чтобы приготовить обед) совершают очередное путешествие по Москве-реке. В яркий солнечный день особенно здорово проплывать под мостами, погружаясь вопреки природному движению солнца ненадолго в вечерний сумрак. В руке у Малька стакан лимонада и бутерброд с копченой колбасой - все, что надо для счастья! Он о чем-то хочет спросить папу, поднимает голову и видит, что около него сидит не отец, а какая-то женщина, лицо которой ему было смутно знакомо. Костя отбрасывает стакан и кричит.
       - Ну, все, хватит, - слышит Малек знакомый голос, - просыпайся и запомни свой сон!
       Мальчик открывает глаза. Комнату заливает рассветное солнышко, а он с неистово бьющимся сердцем лежит в своей постели.

    Ведьма

       Отдышавшись и осознав, что все только что пережитое было сном, Малек немедленно позвал своего друга: у него появилось слишком много новых вопросов.
       - Токр, ты здесь? Отзовись!
       Разумеется, ответом была тишина. Переполненный впечатлениями, Миша забыл, что Тот-Который-Под-Кроватью, разговаривает со ним только по ночам. Хотя, с другой стороны, бедную врачиху он хватал за ноги днем? Отчаявшись, он махнул рукой: кто их, Токров, разберет! Было ясно одно: чтобы обсудить с ним эти странные сны, нужно ждать вечера.
       - Ты действительно серьезно болен, - сказала мама, когда Малек сразу после ужина со страдальческой миной на лице попросил не гасить свет и дать ему таблетку от головной боли. - В здоровом виде в тебя лекарство и колотушкой не запихнешь! Вот, выпей, и немедленно спать! - Озабоченно покачав головой, она погасила свет и вышла из комнаты.
       - А ты взрослеешь, - раздался одобрительный голос Токра, - осваиваешь потихоньку искусство управления родителями! Я тоже не мог дождаться, когда тебя оставят одного. Ну, рассказывай!
       - А что рассказывать-то, - вяло поинтересовался Малек, - ведь ты был в моем сне и сам все видел.
       - Видеть-то видел, но понял не все. Скажи мне, чье лицо преследовало тебя изо сна в сон? Ты узнал его?
       - Не помню. Вроде бы знакомое, но кто эта тетка такая - хоть убей, не знаю!
       - Ты должен вспомнить! Я тебе помогу. Закрой глаза и напрягись. Вот ты сидишь рядом с отцом на скамейке речного трамвайчика. В руке у тебя стакан газировки...
       - Не газировки, а лимонада!
       - Хорошо, хорошо, не отвлекайся: лимонада. Ты медленно поднимаешь глаза и видишь лицо...Михаил, - спросил он неожиданно строгим голосом, - чье лицо ты сейчас видишь?
       - Да это же Надежда Петровна! - Малек совершенно четко увидел одутловатое лицо, глаза, прятавшиеся за очень толстыми линзами, и крашенные в густой темносвекольный цвет волосы соседки по этажу. - Точно, это та вредная тетка, которая живет через лестницу напротив нашей квартиры!
       - Расскажи мне о ней, - попросил Токр. - Я допускаю, что в твои годы многого о соседях ты знать не можешь, но ведь наверняка что-то слышал, что-то видел... Ты у меня мальчик наблюдательный!
       Польщенный комплиментом, Миша раздулся от важности и начал вспоминать. Очень быстро обнаружилось, что рассказывать-то в общем и нечего.
       - Ну, живет она одна. Как-то взяла котенка, но он от нее сбежал. Лешке из двадцать первого подъезда недавно велосипед купили, а она из-за колонны ему прямо под колеса прыгнула. Он еле успел в сторону вывернуть, спас ее, так она ему вслед кричала "Чтоб ты ногу сломал!". Он и сломал ее через два дня на физкультуре. Бабушка как-то говорила, что у нее было три мужа, и все умерли. А детей Бог не дал. Да, еще она говорила, что Надежда Петровна - кляузница, но я не знаю, что это такое. Вот и все.
       - Вполне достаточно. Теперь я не сомневаюсь, что это она наслала на тебя порчу или сглазила. Я тоже видел ее лицо, когда мы вместе смотрели твой сон, и предполагал, что ведьма - она. Знаешь, как бывает во время пищевого отравления: достаточно представить себе продукт, которым ты отравился, и сразу начинает тошнить. Примерно по этой же схеме твой наполовину спящий мозг показывал тебе все время Надежду Петровну - причину хвори. При этом заметь: встреча с ней всегда была неприятна. То, что ты рассказал о ней, только подтвердило мои подозрения: она сжила со свету трех мужей, даже кошка не смогла с ней ужиться, она имеет дар сглаза (вспомни Лешкину ногу). Да и занятие у нее подходящее для ведьмы: писать доносы! Возможно, она за что-то затаила зло на твою бабушку-общественницу, а отыграться решила на тебе!
       - Точно, - обрадовался Малек своей памятливости, - было дело: бабушка пришла с какого-то собрания и сказала: "Ну все, теперь Надежда Петровна съест меня с потрохами!". А через два дня я и заболел... Что же будем делать, Токр, миленький?
       - Продумать надо, - отозвался Тот-Который-Под-Кроватью. - Ты поспи пока, а когда я чего-нибудь надумаю, - разбужу. Времени терять нельзя. Эта твоя соседка - опасная ведьма. Не исключаю даже, что у нее есть маленький хвостик. Спи, не мешай мне думать!
       - Еще один вопрос: что такое "кляузник"?
       - Очень опасная смесь вруна и ябеды!

    План вырисовывается

       Попробуй-ка, засни, когда такие интересные дела творятся! Малек долго вертелся, вспоминая то пронзительный немигающий взгляд Надежды Петровны, то Мишкин велик, то папино обещание сводить в Исторический музей... Особенно мешали мысли о любимой машинке, которой Миша играл в кровати - она куда-то пропала. Наконец он задремал.
       - Да проснись же ты, наконец! - услышал Малек нетерпеливый голос Токра. - Скоро светает, а я должен еще тебе все объяснить. Ты можешь меня слушать?
       Мальчик собрался было хвастливо сообщить, что вообще не спал, но вовремя вспомнил про чудесные способности Токра, и заспанным голосом буркнул: "Могу!".
       - Мы можем с тобой справиться с ведьмой сами, не привлекая старших..., - начал Тот-Который-Под-Кроватью.
       - Конечно, - перебил его Миша, - папа справится с ней одной левой!
       - ... Но для этого ты должен будешь мне помочь. А когда я сказал "старших", - Токр сделал вид, что не заметил, что его перебили, - я имел в виду своих старших. Твоим справиться с ней не по силам - для этого нужно специальное знание.
       Скажи мне, можешь ли ты этим утром остаться в квартире один?
       - А как же бабушка?
       - О том я тебя и спрашиваю: можешь ли ты сделать так, что она ненадолго уйдет куда-нибудь?
       - Можно попробовать, - солидно ответил Малек, совершенно не представляя, как этого добиться.
       - Хорошо. А сможешь ли ты в то время, пока не будет бабушки, позвать к вам в квартиру Надежду Петровну?
       - Ведьму? - не поверил тот своим ушам.
       - Да, ее, - подтвердил Токр.
       - Придется попробовать, - продолжал Малек в том же духе.
       - Но я же вижу, что ты не знаешь, как можно сделать и то, и другое! - проявил беспокойство его собеседник.
       - Придется придумать, - успокоил Токра Миша.
       - Ну, хорошо. Когда приведешь ее, ничему не удивляйся!
       Вскоре взошло солнце, и Малек остался наедине со своими невеселыми думами. Сказать-то легко, а попробуйте сами составить подобный план! Но, как говорит бабушка, "Кто ищет - тот всегда найдет!". Спустя несколько часов план был готов. Оставалось только дождаться ухода родителей и сестры, и не умереть при этом от нетерпения.

    Победа!

       Когда в доме затихла утренняя суета, и все занялись своими делами, Миша вылез из постели и отправился к бабушке. Она по своему обыкновению "сидела на телефоне" и с кем-то страшно ругалась из-за того, что до сих пор не починили лифт. Увидев внука, она довольно недружелюбно спросила: "Чего пришел?" - очевидно, его присутствие мешало ей заниматься общественной работой. Тот скорчил самую несчастную мордочку из всех несчастнейших мордАх и хнычущим голосом сообщил, что хочет клубнички.
       - Мать придет, ей об этом и скажи, - отмахнулась общественница.
       - Мама придет поздно, а ягоды кончатся, - привел Малек серьезный, на его взгляд, довод.
       - Да где ж я тебе клубнику возьму? - начиная сдаваться, спросила бабушка.
       - А у нас под окнами продают, и очередь небольшая, - продолжал тот невинным тоном.
       - Ладно, Лена из школы придет, и купит, - это уже была почти капитуляция.
       - Так ведь пока Лена придет, останутся одни мятые. Она и не попробует, - это был решающий удар. Видя, что бабушка все еще колеблется, Малек довершил разгром: - Может, последний разочек клубнички попробую, - и всхлипнул.
       Через десять минут за бабушкой закрывался лифт, а Костя звонил в дверь Надежды Петровны.
       Соседка открыла очень быстро и заметно удивилась, увидев на площадке Малька. Вид у него, надо думать, был довольно жалкий: на бледном лице румянец от температуры и волнения, лихорадочно блестящие глаза, нечесаные вихры, ночная рубаха... Однако Надежда Петровна быстро справилась с волнением, поджала губы и спросила:
       - Что случилось,Михаил? Разве тебе разрешают вставать с постели? Я слышала, что ты тяжело болен...
       - Да, у меня какая-то неизвестная болезнь, - ответил мальчик убитым голосом. - Врачи с ума сходят, не могут найти причину. А к Вам я пришел попросить помочь: бабушка ушла, и некому сделать укол. А делать их надо строго по расписанию!
       - Уколы тебе не помогут, - убежденно сказала соседка. - Да и вообще мне некогда!
       - Вот здорово! - фальшиво возликовал Малек, - значит, можно будет пропустить хоть один, а то они такие болезненные! Я после каждого укола по полчаса плачу. - И повернулся, собираясь уходить.
       - Болезненные, говоришь..., - услышал он за спиной задумчивый голос ведьмы.
       Не успел Миша сделать и двух шагов, как услышал ее приторный голос:
       - Подожди меня, мой мальчик! Твое здоровье, Михаил, ценнее любых, самых неотложных дел. Конечно же, я с удовольствием сделаю тебе укол!
       - Еще бы, - подумал про себя Малек, - но с еще бСльшим удовольствием ты мне что-нибудь отрезала!
       Когда они пришли в Мишину комнату, мальчик лег на постель, а Надежда Петровна, взяв в руки заранее приготовленный шприц, стала озираться в поисках лекарства. Честно говоря, теперь, когда Малек знал, что она - ведьма, ему было очень неуютно лежать перед ней на животе, подставив беззащитную спину и даже не зная, что она собирается делать.
       - Михаил, а где же лек...
       Неожиданно раздался страшный грохот. Малек ожидал чего-то в этом роде, и то испугался. А соседка уронила шприц (хорошо не на голую спину!) и вскрикнула:
       - Ой, что это такое, Миша?
       - Ага, - подумал тот, когда тебе страшно, меня уже и Мишей можно назвать!
       Грохот делался все громче и невыносимее, и в тот момент, когда от него стали болеть уши, он резко оборвался. Раздался торжественный голос, в котором Малек не сразу разобрал знакомые нотки и интонации Того-Кто-Под-Кроватью:
       - Остановись, женщина! Остановись, если тебе дорога жизнь!
       - Кто ты?... Вы... Кто Вы? - пролепетала напуганная соседка.
       - Я тот, - продолжал на ходу изобретать Токр, - кто уже семьдесят лет внимательно наблюдает за тобой. Я все знаю про тебя, и сейчас неминуемая кара тебя настигнет!
       - За что? - было видно, что ведьма начинает приходить в себя. - Что я такого сделала?
       - Ты собиралась сделать совершенно бесполезный, но болезненный укол этому мальчику!
       - Ничего не бесполезный! Очень даже полезный - раз его доктор прописал!
       - Ты отлично знаешь, что против твоего сглаза не помогают никакие уколы! Тебе было мало ребенка сглазить, тебе захотелось еще и причинить ему боль.
       - Сглаза? - испуганно переспросила ведьма упавшим голосом, но потом тряхнула крашенными волосами и закричала: - Вы все врете! Я буду жаловаться!
       - Женщина, - еще более страшным голосом заговорил Токр, - не увеличивай новой ложью свою вину! Я знаю, что ты - ведьма, что ты уморила трех своих мужей, что огромное количество людей ты замучила своими кляузами, сглазила многих детей в этом доме, а теперь взялась и заМишу. Чаша моего терпения переполнилась, и пришло время ответить тебе за все!
       - Кто же ты? - в ужасе вскричала Надежда Петровна.
       - Когда я назову тебе свое имя, ты умрешь. Так слушай же: меня зовут...
       Ведьма упала на колени, зажмурилась и заткнула уши руками.
       - Умоляю, не надо представляться! Я не хочу знать, как тебя зовут! Я больше не буду! Клянусь великой ведьминской клятвой, что никогда больше не стану наводить порчу, смотреть дурным глазом, вынимать след, красть тень, присушивать и засушивать. Клянусь!
       - А как же этот мальчик, - спросил Токр, - так и останется неизлечимо больным?
       - Нет, - отвечала ведьма, - смотри, он уже здоров!
       И действительно, сразу после этих слов Малек почувствовал себя совсем здоровым. И почему-то очень голодным.
       - Хорошо же, - продолжал Тот-Который-Под-Кроватью, - иди к себе. На первый раз я тебе поверю. Но если ты нарушишь свою клятву, я немедленно приду к тебе и расскажу, как меня зовут. Смерть твоя будет ужасна!
       Надежда Петровна быстренько ушла, и больше ее Малек не видел. Говорили, что перестав делать гадости, она с непривычки захирела и слегла в постель, и только изредка по ночам выползает во двор дохнуть чистого воздуха. Так ей и надо!

    Малек. Год спустя

       После той истории он больше никогда не болел. Бабушка, кстати, до сих пор считает, что это она вылечила внука, купив тогда клубники. Малек же с Токром еще долго веселились, вспоминая напуганную ведьму. Это он здорово придумал: будешь себя плохо вести, и скажу тебе, как меня зовут. Страшная угроза!
       Как-то у Миши с его другом произошел странный разговор. Уже засыпая, Малек вспомнил, что не сделал домашнюю по математике и попросил Того-Который-Под-Кроватью сделать ее за него. Раньше Мише такое не приходило в голову, а в тот момент показалось отличным выходом из положения. Токр сказал: "А ты - вырос!", после чего буркнул, что ладно, мол, сделает, но только в первый и в последний раз. На утро Малек получил за домашнюю работу пятерку.
       Вечером того же дня Токр не отозвался, сколько Михаил его ни звал. То ли он дуется, решил мальчик, то ли его опять поставили в угол. Он заснул, а утром обнаружил около подушки свою маленькую машинку, которой любил раньше играть в постели. Мальчик был уверен, что она давно уже потерялась, и даже позабыл про нее.
       С тех пор Малек никогда больше не слышал Того-Который-Под-Кроватью.
      
      
       СарАяшник - домовой, обитающий в сарае. Еще различают домовых конюшника, бАенника (от "баня"), овинника и др. Родственная домовым нежить: полевой, леший, кикимора, русалка и водяной.
       "Мой любимый Августин" (нем.), старинная немецкая песенка.
       Черт побери (нем.)
       Изредка встречаются домовые женского рода. Название им: "волосатка", "домовуха", "большуха", а также живущая за печкой "баба запечельница".
       Русалок еще называли: водяница, водяная, шутовка, лопАста, мавка, майка.
       По-немецки домовой - если транскрибировать русскими буквами - "хаусгайст", дословно означает "домашний дух". Забавно, что второе значение слова хаусгайст - "домработница"!
       Польское национальное блюдо из тушеной капусты
       Вонючий черт (нем.)
       Дети-домовые (нем.)
       Вместе (нем.)
       Пожалуйста (нем.)
       Уважаемый (нем.)
       Господа (нем.)
       Наука, занимающаяся магическими свойствами чисел. Не признается официальной наукой.
       Король (нем.)
       Не хочу (нем.)
       Доброе утро, добрый день (нем.)
       Примитивное метательное оружие: ремень с расширенной средней частью, куда вкладывался камень или металлический шарик. Затем с помощью вращения ему придавалась требуемая скорость.
       Один, два... семь (нем.)
       Нет (арм.)
       Место поклонения языческим богам.
       Мой дорогой друг (нем.)
       На севере России иногда рассказывают, что домовые и прочая нежить - первые дети Адама и Евы, которые родились столь безобразными, что родители не решились предъявить их Создателю.
       Отступление (устар.)
       Самоходная землеройно-транспортная машина.
       Древняя греческая монета.
       Старинная русская монета в полкопейки.
       Народное восстание в Москве, произошедшее в сер. XVII в. из-за обесценивания медных денег.
       В православном храме - небольшая бесстолпная пристройка.
       Шутка, игра слов, основанная на их звуковом сходстве. Например: "Замок без замка не замок". (Сравните: зАмок и зам?к). Или: "Осип охрип, а Архип осип".
       Домовой (франц.). Дословно: "домашний дух".
       Мальчики (нем.).
       Кукуй - название иноземной слободы в г. Москве, где в XVI - нач. XVIII вв.селились иностранные ремесленники, лекари и т.д. Располагалась на правом берегу р. Яузы в р-не совр. ст. метро "Бауманская".
       Пенаты - у римлян - боги хранители домашнего очага. В переносном смысле "пенаты" - родной дом.
       Чухонцы - старое название эстонцев и карело-финского населения северо-запада Руси.
       В1241 г. на льду Чудского озера полки Александра Невского разбили немецких крестоносцев. А годом раньше, на р. Неве, им было разбито шведское войско. Тогда-то, собственно, новгородский князь Александр и стал зваться "Невским".
       Дюк (герцог) Ришелье, эмигрировал в Россию во время Великой французской революции. Находясь на русской службе, в 1795 г. основал г. Одессу, в 1805-1814 гг. был генерал-губернатором Новороссии. Здесь Аграфена что-то путает, поскольку существенно раньше, еще в екатерининские времена, она была, как вы помните, превращена в волосатку и вряд ли могла общаться с французом. Однако ж кто теперь точно скажет! - прим. Авт.
       Мой друг (франц.).
       Собственное изобретение обрусевшего Вилли, долженствующее обозначать слово "дружочек": к немецкому "фройнд", означающему "друг", он ничтоже сумняшеся прибавил русское окончание "ик".
       Боевой порядок войск, выстроенных квадратами или прямоугольниками. Применялся европейской военной наукой в XVII-XIX вв. Ныне можно увидеть только на парадах.
       Нахимов Павел Степанович, выдающийся русский адмирал XIX в.
       Суворов Александр Васильевич, гениальный русский полководец XVIII в.
       Ищите женщину (франц.)
       Столица Австралии - г. Канберра; Вена же, как известно, - столица Австрии.
       Домовые для чего-то специально стирают из памяти видевших их людей воспоминания о своем облике. Поэтому все видевшие их говорят только о сплошной волосатости и густой бороде.
       Дяденька Вилли (нем.).
       Система лечения микродозами лекарств, которые в случае употребления их в б?льших количествах, могут вызвать явления, сходные с симптомами (признаками) болезни, от которой хочет избавиться больной.
       Пращур - родитель прапрабабки или прапрадеда, в переносном смысле - очень древний предок.
       Михаил Клеофас Огиньский, граф, (1765-1833). Знаменитый польский композитор. Ему приписывается авторство песни "Ешче Польска не згинела" ("Еще Польша не погибла"), ставшей в последствии государственным гимном страны.
       Между прочим, это хорошо нам знакомое выражение имеет и первоначальный смысл: лясы - заготовки для изготовления деревянных ложек. Видно, в старину нехитрый этот труд давал мужикам возможность
       вволю наговориться!
       Дом (нем.).
       Швабы - германское племя, в раннем средневековье жившее преимущественно на юге нынешних Германии и Швейцарии.
       Товарищ (нем.).
       Здесь: изменение.
       Плохо дело (нем.).
       Обращение к незамужней девушке (нем.). Сравни с русск. "барышня".
       Большой (нем.). Вилли хочет сказать, что стал большим специалистом по всяческой нежити.
       Колдунья (устар.). От "ворожить" - колдовать.
       Прокоп намекает на изгнание Лиха Одноглазого и Анчутки, описанное в этой книге выше. Кикимора (шишимора) - злой дух дома, стремящийся выжить из него хозяев. Враждебно относится к мужчинам.
       Влажные, мокрые места во дворе. Отсюда, возможно, пошли и лесные сибирские кикиморы, известные нам в качестве "кикимор болотных".
       Крестьянку (исковерк. иностр. яз.).
       Папочкой (исковерк. нем.).
       Жрецы у древних славян, по совместительству - чародеи и предсказатели.
       Легенда гласит, что преподобный Сергий Радонежский благословил двух своих иноков на участие в Мамаевом побоище, которое они и начали поединком с двумя татарскими богатырями утром 8 сент. 1380 г.
       В октябре-ноябре 1480 г. Полки Ивана III встретили войско хана Ахмата на р. Угре. Ахмат вознамерился наказать великого князя за отказ платить дань. Простояв длительное время на восточном берегу, хан не решился переправиться и убрался восвояси. В летописях это событие получило название "Стояния на реке Угре". Оно обозначило завершение татаро-монгольского ига.
       Сулица - русское название дротика, короткого метательного копья.
       Джинн (араб.) - дух; шайтан (араб.) - в исламской мифологии - злой дух, сатана.
       Кат - заплечных дел мастер, палач.
       Специальный ?берег от кикимор: на вход в курятник на веревочке вешается камешек с отверстием в середине; заменить его может и горлышко разбитого кувшина.
       Что это такое, не совсем понятно, но знающие старики оценивают это деяние как одно из самых страшных прегрешений домовых.
       Закончились соответственно в1608, 1671,1708 и 1775 годах.
       Ветхозаветная легенда рассказывает, что пастух Давид метко пущенным из пращи камнем убил великана Голиафа.
       Люблю тебя (нем.).
       Между прочим, это не выдумка: некоторым такой матрац действительно помогает!
       Добрый вечер (нем.).
       Маленькая (нем.).
       Непринципиальный, склонный к соглашательству человек.
       "Новая экономическая политика", проводившаяся советским правительством в 20-е годы ХХ века.
       Сподвижник Петра Великого.
       Моя голубка (нем.).
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       171
      
      
      
      
  • Комментарии: 3, последний от 24/09/2019.
  • © Copyright Горлов Василий Александрович (vasily50gorlov@yandex.ru)
  • Обновлено: 29/10/2012. 684k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Детская
    • Оценка: 3.47*13  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.