Горлов Василий Александрович
Готический Тандем, Или Мир Комы Хроники Тридевятого Царства

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 13, последний от 04/09/2017.
  • © Copyright Горлов Василий Александрович (vasily50gorlov@yandex.ru)
  • Размещен: 23/09/2013, изменен: 17/01/2015. 450k. Статистика.
  • Роман:
    • Оценка: 5.62*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Настоятельно прошу иметь в виду, что все возможные совпадения носят исключительно случайный характер, перcонажи романа и описанные в нём события - вымышлены. Буде у читателя возникнут какие-либо аллюзии,причиною их станет его бурная фантазия, и только.

    • ГОТИЧЕСКИЙ ТАНДЕМ, ИЛИ МИР КОМЫ

    ХРОНИКИ ТРИДЕВЯТОГО ЦАРСТВА

      
       Настоятельно прошу иметь в виду, что все возможные совпадения
       носят исключительно случайный характер, персонажи романа и опи-
       санные в нём события - вымышлены. Буде у Вас, читатель, возникнут
       какие-либо аллюзии, причиною станет ваша бурная фантазия, и только.
      
       Во избежание недопонимания или, хуже того, обвинения в невежестве, считаю необходимым также предуведомить, что в предлагаемом тексте встречаются некоторые анахронизмы (во втором значении этого слова, т.е. "намеренное внесение в изображение какой-либо эпохи несвойственных ей черт"; по В.Далю, "невсупорица). Они, несомненно, не пройдут мимо взыскательного взгляда моего читателя. Перевернув последнюю страницу романа, терпячий человек (ещё одно вкусное словечко из того же источника!) сможет убедиться, что упомянутые огрешки играют вполне определённую роль и появились не случайно. И ещё: предлагаемый вашему вниманию опус - отнюдь не книга для чтения по истории средних веков а, в сущности, сказка. Роман-сказка...

    1

       Идти скорым шагом, да и вообще переставлять ноги, больше не было сил. Айвен Грей, тяжело дыша, остановился. На смену дневному пеклу пришла жаркая душная ночь. Влажный воздух словно прилипал ко лбу, груди и спине, стекая по ним отвратительно щекотными струйками пота. Казалось, возьми в руку нож, и густой полуночный мрак можно будет нарезать, как воздушное тесто из сахара и яичных белков, из которого его тётка готовила когда-то на праздники нежнейшие бисквиты. Нож... Айвен судорожно сунул руку под колет и перевёл дух: зловеще изогнутый клинок с наборной ручкой из самоцветных камней мирно покоился на бедре, надёжно засунутый за ремень. Его ему в своё время подарил Сам, когда Айвен разучил с ним переднюю подножку с перекатом. Что говорить, за свои маленькие удовольствия Герцог платил по-царски...
       Грей прислушался, кругом царила тишина. В этой части Города ночь наступала с заходом солнца: здесь преимущественно жили ложившиеся спать вместе с дневным светилом выходцы с Севера (хотя молодёжь, само собой, и засиживалась в шалманчиках, в которые никто, кроме воинственных северян, не осмеливался заходить) да тихие жители Архипелага, которые боялись всех, и коренных, и пришлых. К тому же район, в котором он оказался, был отделён от незасыпающего ни на час Центра рекой и ремонтируемым уже шестнадцать лет Старым мостом. Кажется, Грею удалось оторваться от агентов полиции и невидимок из СОВ, Службы Охраны Величества (остряки, готовые ради красного словца рискнуть своими шкурами, называли их "совами"). Надо было передохнуть и дождаться утра: днём, смешавшись с толпой, можно будет попробовать убраться из Города. Заметив явно оставленный хозяевами и ещё никем не занятый дом (старые горожане покидали кварталы, в которых поселялись размножавшиеся как тараканы приезжие), Айвен осторожно подошёл к приоткрытой входной двери. Прислушался. По ушам била абсолютная тишина, но отчего-то не хотелось заходить внутрь. Грей было собрался двинуться дальше, однако за углом послышался отдалённый стук множества копыт. Они ударяли в такт, и зловещая дробь эта определённо приближалась. Так ступают приученные к строю лошади из конюшен Легиона. Медлить было нельзя. Грей достал нож и, не прикасаясь к двери во избежание неизбежного скрипа, юркнул в темноту заброшенного жилища.
       Внутри пахло мочой, плесенью и ещё чем-то неопределимым, но оттого не менее отвратительным. Из узкой прихожей лестница вела прямиком на второй этаж. Неосознанно, по привычке, привитой ещё в ранней молодости в Школе разведчиков Его Высочества, беззвучно взбежал вверх, наступая исключительно на половицы, уложенные впритык к стене (теория учит, а практика доказывает, что в этом случае рассохшиеся доски лестницы почти не скрипят, что ведомо каждому профессионалу). Наверху, затаив дыхание, огляделся. Прежние жильцы вывезли всё, что было возможно, вплоть до грошовой стоимости оконных шпингалетов и дверных ручек, поэтому Грею пришлось устроиться на пыльнющем полу, усыпанном обрывками бумаги и мышиными какашками. Уселся около окна, где свет кроваво-красной, цвета несвежего мяса луны, создавал иллюзию некоторой освещённости. Попытался расслабиться. Вздохнул. Ё-моё: всего-то несколько лет назад он был беден, но зато никого не боялся! Впрочем, - чувство самоиронии Айвена не оставило, - не все кануло безвозвратно и без брызг, как камень в выгребную яму: нищета снова с ним. Усмехнувшись, Грей погрузился в - чего греха таить? - приятные воспоминания о совсем недавнем прошлом. А что, занятие, ничем не хуже прочих других: всё равно, иттить тебе некуда, приходилось ждать рассвета... [Примечание: слова, выделенные курсивом, следует проговаривать слитно и быстро, тогда они создают аллюзию известного энергичного "не очень табуированного" выражения "етить твою мать"]
      
       ...Герцог вальяжно устроился в обитом зелёной тканью жестковатом кресле (мягкая мебель, слышал он от кого-то, провоцирует геморрой) и слушал доклад сидевшего напротив первого министра. Доклад не удовлетворял, но внешне это ни в чём не проявлялось, лицо главы государства как всегда, когда он этого хотел, оставалось непроницаемо-спокойным. Однако сторонний наблюдатель, окажись в поле его зрения герцогские ноги, не сомневался бы в характере монарших эмоций: вновь вошедшие в моду испанские туфли с загнутыми носками и высокими красными каблуками (Герцог был ниже среднего роста) безостановочно перекатывались с пяток на мысок и обратно. Министр на секунду умолк, и Герцог резко, как это делают хищные птицы, подался всем телом вперёд. Оловянные, близко посаженные к носу светлые глаза его сверкнули и ощутимо начали источать леденящий холод.
       - Что значит: "обратился к заместителю управляющего Алмазной Компанией с указанием..."? Забыл, что руководство военным и полицейским министерствами, СОВ, казной и Компанией я оставил за собой? - глава государства обращался к первому министру на "вы" исключительно на людях.
       - Вы были на охоте... - упавшим голосом почти прошептал первый министр.
       Когда Герцог гневался, мало кому удавалось сохранить самообладание, в том числе и главе правительства, - не говоря уж о том, чтобы тоже обратиться к нему на "ты", как они когда-то договаривались. Как говорится, себе дороже. Неуловимое мгновение помявшись, "второе лицо" подобрало таки нужный ответ:
       - Дело-то, Ваше Высочество, было срочное...
       - И ты, наконец, дождался удобного момента?
       Глаза Герцога уже не морозили, а резали как бритва. Неожиданно озлобившись, министр быстро опустил глаза, страшась показать свои чувства. Ничего, он дождётся своего часа: через пару лет Генеральные Штаты должны будут передать корону другому, и по раскладу сил в Совете баронов выходило, что первый министр был первым кандидатом на трон.
       Казалось, Герцог умел читать мысли. Или просто в типовых ситуациях у определённого сорта не слишком умных, пусть и хитрых людей, мозги работают стереотипно. (В отличие от обладателей средненьких IQ, реакции интеллектуально сильных разнятся, но в пределах некоего "коридора разумности"; размышления же гениальных вообще протекают в ином измерении и результаты их, как правило, кажутся простым смертным парадоксальными). Так или иначе, но глава государства вроде бы не к месту рассеянно проговорил:
       - Два года - долгий срок... - и, выждав ровно столько времени, сколько потовым железам министра потребовалось для того, чтобы залить липкой влагой спину, резко сменил тему разговора: - Как выполняется моё распоряжение об увеличении жалованья нижним чинам Легиона и Гвардии?
       Первый министр перевёл дух и заметно оживился: ему было, что сказать, и вздрючки ожидать не приходилось. Стараясь сидеть прямо и, по возможности, не шевелиться, чтобы холодный компресс мокрого белья "радовал" его как можно реже, министр зачастил:
       - Во исполнение поручения вашего высочества, месячное содержание легионеров увеличено на 8 с половиной генуэзских цехинов, гвардейцев - на 7. Мы исходили из того, что войны сейчас нет и не предвидится, а охранять порядок в Герцогстве становится всё сложнее и сложнее: горожане бузят-с. Для этого...
       - Меня, уважаемый, совершенно не интересует, что вам пришлось сделать для выполнения моего распоряжения! Считаю однако, что вы пожадничали: прибавка рядового Легиона должен составлять не меньше 9 дукатов (Герцог любил быть современным: классические цехины давно в просторечии именовались "дукатами"), а гвардейцев, содержание которых уже повышалось нами ко Дню Флага моего высочества, - 73/4. Но, разумеется, генуэзские дукаты, которыми ты так легко разбрасываешься, для этой цели не подходят, в них слишком много золота. Платить будем венецианскими. Легко, господин министр, зарабатывать у солдатни популярность за мой счет! Пополнять казну - куда как сложнее...
       Разговор - увы! - вновь обострился, но глава правительства не смог, тем не менее, не отдать дань восхищения ловкости начальства: с помощью элементарной валютной манипуляции, хитрый лис прибавку к жалованью превратил в урезание оного. Поэтому дежурная лесть прозвучала почти чистосердечно:
       - Гениально, государь, гениально! - Поскольку беседа вновь и вновь принимала форму выволочки, первый министр счёл за благо достать из рукава загодя приготовленный джокер: - Чуть за делами не забыл... у меня для вас припасён сюрпризец.
       Герцог превосходно понял своего собеседника. Однако же повестка их встречи была уже исчерпана, министру он "влил" ровно столько, сколько тому причиталось, а перебарщивать в этом деле столь же не гоже, как и недосолить. Поэтому Его Высочество не стал окорачивать хитреца, а довольно приветливо поинтересовался о чём, собственно, идёт речь. Министр, заглядывая в глаза, с энтузиазмом сообщил:
       - В иезуитском коллеже, попечительский совет которого я имею честь возглавлять, появился один преподаватель...
       - Преподаватель? - перекладывая бумаги на столе, безразлично переспросил Герцог, недоумевая, о каком же сюрпризе в таком случае, может идти речь.
       - Да, преподаватель гимнастики. Он полжизни прожил на Архипелаге, и в совершенстве изучил тамошнюю борьбу. Не поверите: самолично наблюдал, как он один голыми руками уложил пятерых. - Расчёт был на то, что Его Высочество обожал единоборства.
       Герцог, что называется, "повёлся". Клюнув длинным носом, посунулся через стол:
       - Я должен его увидеть!

    2

       Айвен тихо недоумевал. Понедельник - день нелёгкий для лентяев, гуляк и тех, кто только в воскресенье вернулся с вакаций, однако для остальных прочих он ничем не отличается то вторника, среды и так далее, вплоть до субботы. Но мать твою за ногу, с какого хрена отец-ректор отменил в то утро первый урок и выгнал всех учеников (даже выпускников, готовившихся вскоре принять сан или первое офицерское звание!) на уборку территории, мытьё окон, беление яблонь в саду и прочую чепуху? Окончательно решить сей ребус преподаватель гимнастики смог лишь после того, как получил указание вывести младшеклассников в чахлый палисадник, украшавший передний фасад коллежа. Под надзором Айвена им предстояло "для блезиру" посыпать яичным порошком недостаточно яркие, на взгляд отца-кастеляна, песчаные дорожки. Аккуратно ставя среди муравьиной суеты старательно сопевших второклашек свои начищенные полусапожки, Грей пришёл к непреложному выводу, что д?лжно ожидать появления начальства, причём высокого. Во всяком случае, когда Айвен в своё время - ещё при старом герцоге - тянул лямку в горном легионе пращников, накануне приезда в часть генерал-сенешаля, ему довелось "освежать" зубным порошком почерневшие по весне сугробы вдоль подъездной дороги. "Снег, - помнится, под ржание солдатушек объяснял своё видение миропорядка господин регент-капитан, - должен быть белым, песок - жёлтым, стюдень - холодным, а баба - горячей!".
       Что ж, попробуем догадаться, кого к нам несёт нелегкая. Кого-то из мэрии? Нет, господа муниципальные советники и недоумок мэр росточком не вышли, чтоб из-за них с мётлами да кистями уродоваться, да ещё и уроки отменять. Сенешаля? Кабы ждали его, подсуёчивались бы серьёзно, без дураков, понятное дело, но так пупок не рвали бы. Архиепископа? Аналогично, как говаривает отец Амброзий, тутошний ритор. Тогда, может, главного попечителя, первого министра? Похоже на то: больше некому. Что-то он, однако, зачастил, ведь в последний раз был в коллеже буквально на днях... Айвен настолько погрузился в праздные свои мысли, что не сразу осознал, что ректор, командовавший всем этим хозяйственным неистовством, настойчиво призывая к себе некоего Брауна, имел в виду его, Грея. (Дело в том, что в силу некоторых жизненных обстоятельств, преподавателю гимнастики пришлось по приезде в Город поменять второе имя, сиречь, фамилию).
       - Все усердно трудятся, в поте лица своего зарабатывая хлеб свой, а монсеньор преподаватель гимнастики изволят по палисаднику прогуливаться? В мечтаниях, так сказать, пребывая...
       Язвительный тон начальства предвещал неминуемую бурю. Средство предотвратить её существовало: глава коллежа, готовившего проповедников и офицеров, почитал себя не только богословом, но и "военным в рясе". Знавшие сию слабость с неизменным успехом ею пользовались. Айвен щёлкнул каблуками, молодецки выпятил грудь, выпучил глаза (устав повелевал "есть командира глазами") и что есть силы гаркнул:
       - Никак нет, господин ректор! Руковожу работами по приведению в порядок дорожек, господин ректор!
       - Дуррак, оглушил! - уже почти добродушно отмахнулся тот. - Какой же недоумок взвалил на тебя непосильную ношу руководства?
       - Выполняю приказ отца-кастеляна, господин ректор!
       - Ну, я ему... Немедленно отправляйся в спортзал и вылижи его так, как Тузик (подобранный поварами коллежа беспородный пёс) не полирует свою миску. Право слово, не гимнастическая зала, а второе издание Авгиевых конюшен... На всё про всё даю шестьдесят минут. И не забудь открыть окна: у тебя там всегда воняет портянками! - На глазах разъяряясь, ректор проорал: - Эй, кто-нибудь! Найдите и приведите ко мне отца-кастеляна!
       Слегка сбитый с толку (высокие гости никогда - в полном смысле этого слова - не опускались до полуподвала, в котором располагалось хозяйство Грея), Айвен отправился повторять пятый подвиг Геракла. Работы действительно было много, но вскоре появилась присланная ему на подмогу группа выпускников, и дело пошло веселее. Через час инспектировать спортзал явился сам ректор. Был он в компании некоего неулыбчивого незнакомца. Тот держался подчёркнуто скромно, сохраняя на физиономии чрезвычайно значительное выражение. В сопровождении учителя гимнастики они обошли все помещения, включая душ, раздевалки и нужное место, после чего незнакомец запер и опечатал дверь в полуподвал. На печати - ё-моё! - красовалось Недреманное око, эмблема всевидящей Службы Охраны Величества. Увидев оттиск, Грей ощутил шок осознания. Потрясённо пробормотав "иттить тебе некуда", кинулся во флигелёк, где щедротами отца-кастеляна ему, как и другим неженатыми преподавателями, была выделена казённая квартира - выгороженный на мансарде чулан, объёмом с не слишком просторный стенной шкаф. Однако ж к вящей досаде оказалось, что обновить привезённые в своё время с Островов, ненадёванные и ждавшие особой оказии борцовские колет и килт не суждено: на двери общежития красовался замок, а сама дверь недобро смотрела на мир красновато-коричневым сургучным глазом...
       ...Герцог был невысок и ладно скроен - даром, что почти всю жизнь носил эполеты, будь то в армии, будь то в СОВ. Грей хорошо рассмотрел его, когда тот, после осмотра коллежа, встречи с учениками и беседы с преподавателями, спустился в спортзал и, никого не стесняясь и не заходя в раздевалку, переодевался в привезённую с собой борцовскую форму. Было заметно, что поддержание хороших физических кондиций было предметом его постоянной заботы. Это Айвену понравилось: каждый второй, пересев из седла в кресло, неминуемо обзаводится животиком, и через пару лет за этой трудовой мозолью уже и конца своего не разглядит. Перехватив взгляд Айвена, Герцог хитро усмехнулся, подмигнул и, затягивая пояс, сообщил:
       - Ничё-ничё, не волнуйся. Полюбоваться своим достоинством пока ещё в состоянии! И другим показать...
       Грей рассмеялся. Монарх оказался простецким мужиком, говорившем на одном с ним языке. Одновременно насторожился: уж больно легко тот прочёл его мысли. Такому палец в рот не клади, без локтя останешься!
       Герцог предложил провести спарринг. Боролся он хорошо, но чересчур агрессивно, из-за чего случались небольшие промашки, которыми грех был бы не воспользоваться. Однако же в субординации, ядрёна вошь, Грей кой-что понимал, и поэтому в последний момент притормаживал, позволяя противнику построить защиту или уйти от приёма. Тот это почувствовал, и с досадой потребовал, чтобы Айвен "не выёживался". Пришлось ускорить движения, но запредельный темп Грей, всё-таки, благоразумно не включал. В какой-то момент он умно подставился под болевой приём, полагая, что противник лишь обозначит его: спарринг есть спарринг! Не тут-то было: Айвен уже вовсю колотил рукой по ковру, и Герцог всё продолжал выворачивать ему ногу из тазобедренного сустава.
       Кажется, на долю секунды он даже потерял сознание. Когда пелена боли спала, Айвен увидел усмехающегося Герцога. Тот стоял над ним, поигрывая мышцами, и тонкий килт не мог скрыть слабую эрекцию, в которой пребывал его детородный орган.
       - Ну что, схлопотал?
       - Схлопотал, - покорно согласился Грей, неловко поднимаясь с ковра: нога до сих пор отказывалась повиноваться.
       - А мне-то про тебя говорили: мастер, мастер, одним махом пятерых побивахом! А я тебя, как ребёнка, на приём поймал...
       В Айвене взыграло ретивое. Прищурив вспыхнувшие азартом глаза, спросил:
       - А найдётся среди ваших ребяток из СОВ пяток приличных бойцов?
       - Хочешь, чтоб тебя отделали по первое число? Они мальчики серьёзные, могут и бо-бо сделать.
       - Не спарринг, полный контакт, без скидок! Мой гонорар - сорок генуэзских дукатов.
       - Идёт, но плачу двадцать, и венецианскими, милейший, венецианскими! Я не так богат, как обо мне рассказывают. Согласен?
       - Я, Ваше Высочество, боец, а не торговец. Моя ставка - жизнь, и я оцениваю её в сорок генуэзских дукатов, - шалея от собственной дерзости, твёрдо ответил Грей. - Иначе бой не состоится.
       Герцог определённо не привык, чтобы с ним так разговаривали. Взгляд его отразил странное смешение эмоций: удивлёние, недовольство и что-то похожее на уважение. Выдержав паузу, долженствовавшую показать, что он не одобряет рвачество гимнаста, пожал плечами.
       - Что ж, отвечаю сорока генуэзскими дукатами. Жизнь, говоришь? Ну-ну, ты сам это предложил!
       Через пару минут, напутствуемые Герцогом, попросившим их "примерно наказать нахала", на ковёр вышли пятеро "сов". Хотя бы разулись, черти полосатые, мельком подумал Айвен: его босым ногам придётся конкурировать с возможностями огромных, подбитых железными гвоздями башмаков охранников. Ничё, зато в этих говнодавах не очень-то попрыгаешь! Принявший на себя роль рефери Герцог звонко хлопнул в ладоши.
       Подбадриваемые своими болельщиками (потенциальная клака борца верноподданно безмолвствовала), охранники двинулись вперёд, по ходу окружая своего противника. Вся повадка их и выражение лиц выдавали полную уверенность в себе. Впрочем, насчёт мимики "сов" он погорячился: тут вполне подходила песенка Айвеновой бабки, которую та в далёком его детстве, будучи в хорошем настроении (которое случалось нечасто) или в лёгком подпитии (что происходило ещё реже), игриво напевала: "Сидит Мэри на крыльце/ С выраженьем на лице. / Выражает то лицо / Чем садятся на крыльцо!"
       Способ передвижения, положение корпуса, рук и ног свидетельствовали, что о борьбе жителей Архипелага эти ребята имеют такое же представление, как он, Грей, разбирается в различиях между латынью Кикерона и блаженного Августина. Это Айвену было на руку: с пятёркой даже посредственных знатоков островной борьбы он ни за что бы не справился, а с дуроломами, обученными стандартным приёмам армейского рукопашного боя, как-нибудь разберётся! Выбрав в качестве своей первой цели одного из двух самых крепких в этой компании, Айвен прибег к ложной атаке. Имитируя нападение, в стремительном полуприседе он ринулся на его правого соседа. Когда тот неумело поставил блок, Грей подпрыгнул на ярд с третью, выбросил левую ногу вбок и ударом пятки, пришедшемся точнёхонько в лоб, вышиб дух из никак не ожидавшей подобного исхода жертвы номер один. Стремительная эта атака, к чести охранников, не произвела на них никакого впечатления. Завершив окружение Айвена, они согласованно бросились вперёд. Сделав заднее сальто и на мгновение сделавшись недосягаемым для половины нападавших, Грей атаковал тех двоих, что были поближе. На этот раз он подпрыгнул "ножницами с переворотом", одновременно поразив пальцами ног солнечные сплетения и того, и другого. Предварительный итог - минус три. А двое - не пятеро!
       Секундная самоуверенность была немедленно наказана: собравшись в первую очередь из двух оставшихся "отоварить" второго "крепыша", Айвен на мгновение упустил из виду его напарника, и тут же пропустил тяжёлый удар по левой ноге. Устоять-то он устоял, но до конца боя потерял мобильность. "Крепыш" верно оценил ситуацию и, решив воспользоваться своим преимуществом в весе, росте и подвижности, ринулся вперёд с явным намерением добить штафирку. С тыла его на свою беду поддержал автор удара по ноге, тоже очертя голову бросившийся вперёд. Мгновенно сориентировавшись (на Островах учат замедлять время), Грей ухватил того, который нападал сзади за руку и, используя его же массу и ускорение, практически метнул в стремительно надвигавшегося "крепыша". На секунду образовала куча мала, и этого времени вполне хватило для того, чтобы нанести удар ребром ладони: нога Айвена была отмщена. Остальное было делом техники. Грей решил на закуску продемонстрировать свой коронный приём, переднюю подножку с перекатом, что с успехом и проделал.
       В установившейся тишине неожиданно громко прозвучали одинокие аплодисменты Герцога. Выражение разочарования, не сходившее с его лица в течение почти всего скоротечного боя, сменилось к его финалу детской улыбкой восхищения. Кивнув на поверженных телохранителей, Герцог распорядился "списать эту падаль в Легион", после чего подошел к победителю. Протягивая увесистый кошель, многозначительно произнёс:
       - Последний свой приём разучишь со мной в первую очередь!

    3

       За неимением напёрстка вооружившись махонькой аптекарской ступкой, одолженной у отца Нектария, преподавателя медицины и по совместительству коллежского костоправа и провизора, Айвен починял борцовский пояс. Строчка, которой около пряжки была прошита кожа сего важного атрибута островной борьбы, поистёрлась, и следовало сделать несколько стежков, для чего потребны были высушенная и вытянутая жила недавно освежёванного осла, воск, терпение и кой-какой навык. Всё это наличествовало, поэтому мысли новоявленного скорняка текли вяло, вязко и как бы вне сознания.
       Нет, не зря отец Амброзий к случаю употребляет выражение "плоды победы". Заметьте, не "плод", а "плоды"! Вот "плод любви", скажем, в большинстве случаев является в единственном числе, да и не каждый раз и не везде к радости. Победа же более урожайна и неизменно желанна. К примеру он, Айвен Грей, десять дней назад начистил чайники пятерым "совам" и остался жив. Уже само по себе это было замечательно, и приятно разнообразило его скучную академическую жизнь. Но! Победа в том бою плодоносила, что твоя яблонька-дичок. Судите сами. Сорок полновесных дукатов, которые на дороге не валяются, раз. Любезное предложение отца-кастеляна за те же смешные деньги, что он платил за мансарду, перебраться в симпатичную комнатку на втором этаже, два. Неизвестно откуда взявшееся всеобщее уважение до того разговаривавших с ним через губу коллег, три и - о чудо! - милостивое обращение отца-ректора к преподавателю гимнастики на "вы", четыре. (Последнее, правда, случилось всего единожды, да к тому же после обеда с вином, который "военный в рясе" учинил преподавателям по случаю удачно проведённого приёма Герцога, - но всё же). А если добавить к этому неясные, но определённо приятные перспективы продолжения общения с Его Высочеством... Да, житуха - штука интересная и затейливая!
       Его Высочество... Симпатия, которую Грей, как и большинство простого народа, населявшего Герцогство, испытывал к своему государю, только выросла после знаменательного поединка - несмотря на то, что в спарринге не принято доводить до конца, да ещё с избытком, болевой приём. Но азартный человек не всегда может контролировать свои действия, это Грей знал по себе. И вообще, что говорить о пустяках! А вот то, что на троне сидит простой, настоящий мужик - это здорово. Особливо после старого Сибора XIII, последнего представителя династии италийских Бурбонов. Его ещё называли "шахматистом" (острословы той не столь уж давней поры шутили, что в итальянской партии маэстро ходят е2-е4, а престарелый правитель, в отличие от них, едва-едва...) А этот - борец, имеет фиолетовый колет, говорят, фехтует как бог и даже умеет плавать. Но самое главное - начинал-то с самого низа, с родовой аристократией, как говорится, и рядом не лежал! Правда теперь, по слухам, разные там баронессы и графини борются за право полежать с ним, и не только рядом. А что? Молодец! Чего теряться-то, иттить тебе некуда, ежели женилка стоит?
       Последний Сибор, даром, что носил несчастливый, тринадцатый номер, так и не смог родить наследника. Три жены друг за дружкой дарили ему исключительно одних только дочерей, а что толку с "двустволок"? (простим Грею его лексику, ибо практически вся жизнь почтенного учителя гимнастики прошла в чисто мужской, по преимуществу армейской среде). И мужа им найди, и приданное спроворь, а трон-то хрен бабе передашь!
       Учитель гимнастики сокрушённо покачал головой, как будто перечисленные проблемы были ему хоть в какой-то степени близки. Меж тем, ненавистная подавляющему большинству мужчин кропотливая и кровавая работа с иглою подходила к концу. Оставалось прошить по второму разу, уже по верху, для чего следовало поменять жилу на красивую шёлковую нить. Не было ещё мужика, не родившегося портным, способного хотя бы с пятого раза попасть в игольное ушко! На протяжении сей процедуры Грею трижды некуда было иттить, но борьба учит терпению, и оное в конце концов было вознаграждено. Довольный Айвен тут же принялся насвистывать на мотив известной кирасирской "Поменяю милку на вина бутылку", ненароком только что сочинённую строчку: "Чищу я двустволку свечкою без толку". Получалось забавно и местами двусмысленно, отчего удовольствие от завершения нудной работы удвоилось.
       Да-с, судари мои, помер бы Сибор XIII без наследника, и началась бы смута... нет, замутилась бы смута! - достойный эксперт в островной борьбе начинал входить во вкус игры со словом. Северяне, как два пальца об асфальт, тут же объявили бы об отделении: спят и видят себя независимыми, хотя ничего, кроме как ножами махать, не умеют. А отделившись - тут и кумекать долго не надо, достаточно их пару раз увидеть - с удесятерённой силой полезли бы во внутренние графства облагать деньгастый народ данью, а иных умыкать и потом требовать выкуп. Пограничные бароны тут же собрали бы дружины и затеяли "умиротворение", поскольку первым досталось бы им, и потребовали поддержку деньгами и подкрепление пушечным мясом из Города. А Городу уже было бы не до них: в столице шла бы драчка за трон. Само собой, под сурдинку зашевелились бы и островитяне: мол, моя твоя не понимай, цем мы хузе северян, тозе хочим самостоятельности. На такой свадьбе грех был бы не выступить и всем тем, кто по ночам выщёлкивал талеры и дукаты из кошельков мирных бюргеров. И всё, капец: нету родимого государства, раздерут его более сильные и хищные соседи на куски. Вот так, сказывал Иеронимус, отец-историк, в своё время далёкую снежную страну Польшу разлили на троих пруссаки, австрияки и дикие казаки. Надо же, мля, - походя удивился неожиданно открывшемуся таланту Айвен, - обратно стих получился!
       Верняк, так бы всё и сложилось, не обратись дед Сибор к народу. С балкона главной башни своего дворца возьми да скажи в пасхальной речи, что наследственное герцогство его перекраивается в герцогство с избираемым государем, сам он постригается в монахи и передает власть начальнику СОВ с тем, чтобы тот не позднее осени организовал выборы нового герцога. Мол, выбирать будет Совет Баронов сроком на семь лет, и никто не может править два срока подряд. Вот так, ребята, "едва-едва", а башка-то еще варила!
       Во времена настоящие Грея вернул истопник Гвидо, исполнявший в коллежском общежитии по совместительству и функции консьержа. Заглянув в комнату и отчаянно кося и без того косым глазом, он провозгласил, что "господина преподавателя гимнастики вызывает отец-ректор". Не будь голова Айвена столь занята судьбами герцогства и Европы, он бы заметил, что старина Гвидо до смерти напуган. Однако с тех высот, где в тот момент парил дух Грея, столь незначительные мелочи были неразличимы. Поэтому он спокойно взял шляпу и вышел вслед за истопником в коридор. Возвращение на грешную землю было стремительным и малоприятным: двое незнакомцев сноровисто ухватили Грея за ноги, ещё двое повисли на его руках, а пятый, видимо, старший, ловко надел на него браслеты, после чего показал жетон с выгравированным на нём Недреманным оком. Ощерил щербатую пасть и пыхнув смрадом нелеченого кариеса, поинтересовался:
       - Сопротивляться, красавчик, будешь, или как? Кузнечик, мля...
       Айвен счёл вопрос риторическим и промолчал, прикидывая, что можно в сложившихся обстоятельствах сделать. Получив же авансом увесистый удар подвздох и повиснув на мгновение на руках своих конвоиров, счёл за лучшее проявить на первых порах послушание. Впрочем, ничего другого Айвену и не оставалось: пока он пытался восстановить дыхание, "совы" сноровисто связали ему и ноги, оставив только возможность семенить, подобно гейше, обутой в гэта. Всё-таки, хмыкнул Грей про себя, урок борьбы пошёл им впрок: поняли, твари, что мастер и без рук их уделает только так!
       - Гля, он ещё и лыбится! - изумился один из охранников, и резким ударом тыльной стороны ладони пустил Айвену из губы кровь.
       - Не балуй, - строго одёрнул его старшой, - велено доставить в целости. Там, на месте поиграешься. - Тронув арестованного за плечо, скомандовал: - Вперёд, кузнечик, только без фортелей!
       ...Чёрная карета с задёрнутыми шторками скрылась за углом. Когда стих цокот копыт четырёх запряжённых в неё чёрных же коней (фирменный шик СОВ!), истопник Гвидо достал из шкафа припасённый на вечер литр красного и раньше положенного налил первый стаканчик: чёрные кареты никогда не возвращали тех, кого увозили. Упокой, Господи, душу раба твоего грешного, Айвена Брауна! И даруй ему лёгкий конец...

    4

       Без фортелей, ядрёна вошь, так без фортелей. Кричать, протестовать, задавать вопросы, провозглашать свою невиновность в чём бы то ни было, равно как упираться, было не просто бесполезно, а непременно усугубило бы и без того хреновую ситуацию. Скоро станет ясно, случайность ли его арест, последствие ли старых грешков или месть СОВ за недавнее позорное поражение её людей на борцовском ковре. Однако же, долго они собирались... Ладно, побережём силы и сконцентрируем энергию - как учили - авось, ещё пригодятся. Усевшись на заднее сидение между двумя конвоирами, Грей расслабился и закрыл глаза.
       - Гля, неужто заснул наш Кузнечик? - изумился старшой, охранник с плохими зубами. - Ну и нервы!
       - А чё, пусть поспит! Небось, больше и спать-то ему не придётся. До сАмого конца...
       Штаб-квартира Службы Охраны Величества располагалась в здании старого монастыря бернардинцев, высившегося неподалёку от герцогского замка, так что от коллежа, выстроенного на заставе, ехали довольно долго. Когда экипаж въехал во двор и массивные ворота захлопнулись, охранникам пришлось расталкивать своего пленника. Айвен настолько углубился в себя, что со стороны казался впавшим в забытьё.
    Чиновник в фиолетовом фирменном камзоле без аксельбантов (что говорило о его невысоком звании) принял пленника под расписку.
       - Как его, по полной программе: в "баньку", в мельницу и к дознавателю? - подмигнув, по-свойски осведомился старшой.
       Чиновник поиграл желваками, выдерживая паузу, но все-таки снизошёл до ответа:
       - Нет, только беседа. Свободны пока!
       Определённо расстроившись, охранники вышли. Обратившись на "вы", что Грея несколько подбодрило, "фиолетовый" предложил ему пройти в какую-то дверь. За ней оказалось холодное пустоватое помещение, меблированное грубыми столом и скамьёй. На ней сидели двое, один в поношенном форменном сюртуке, второй, голый по пояс, в кожаном фартуке. Грею было предложено раздеться и выложить все вещи из карманов. Обыск закончился унизительным осмотром заднего прохода, рта (обладатель фартука, до того изучавший анус Грея, залезал пальцами - слава Богу, другой руки - за обе его щеки) и пространства под пальцами ног. Когда пленник оделся, вошел чиновник с одним аксельбантом и довольно вежливо предложил пройти за ним. Айвен решил проверить, сколь далеко простирается его самостоятельность, и довольно дерзко поинтересовался, "интересно знать, куда". "Пока на экскурсию, - угрюмо буркнул тот. - Посмотрите нашу коллекцию".
    - Коллекцию чего? - ещё больше осмелел в своём зондировании Грей.
    - Приспособлений для усмирения строптивцев и развязывания языка, - сверкнул глазами тот. - Вообще-то имей в виду, что здесь привыкли задавать вопросы, а не отвечать.
       Ага, смекнул наш герой, он близко подошёл к границе, которую не следует переходить. "Давайте, посмотрим", - с ожидаемой от него робостью ответствовал Айвен, и начал смотреть. Да, глаза бы его этого не видели...
       Что вы знаете, читатель, о пытках в те далёкие времена, когда не знали ещё электричества, а химия и не предполагала, что избавится когда-нибудь от арабского артикля "al"? Ну, про дыбу слышали все - это когда к ногам крепится груз, а связанные за спиной руки "для поддержания разговора" привязываются к вороту и тело "собеседника" растягивают или поднимают повыше, при сём плечевые суставы, само собой, выворачиваются; для пущего эффекта в комплексе применяется бичевание, либо же под ногами несчастного разводится огонь. Возможна вариация, придуманная во Франции: одновременно с выворачиванием суставов происходит удушение. Само собой, широко известны пытка водой (либо в форме разного рода утоплений, либо в виде заливания жидкости в рот), выдёргивание ногтей и забивание под оные иголок. Ну, ещё "испанские сапоги", хотя немногие уже смогут внятно объяснить, что же это такое, и с чем его едят - но звучит страшновато, намекая на искусников-инквизиторов. Самые эрудированные, пожалуй, припомнят ещё и китайские инновации: капающую с приличной высоты на выбритое темечко воду, да бамбук, благодаря скорости своего роста, за считанные дни протыкающий пытаемого насквозь. Ах да, что-то еще про крысу или змею, слегка подогреваемую с одной стороны, чтобы побудить её прогрызть путь к свободе сквозь человеческую плоть... Вот, пожалуй, и всё. Мастерам заплечных дел прошедших лет (термин, кстати говоря, родился от упомянутой в начале настоящего сюжета дыбы), было бы обидно: они столетиями совершенствовали свой инструментарий, а широкие массы и слышать не слышали о богатом наследстве...
       Младший офицер, назначенный в провожатые Айвена по этому своеобразному музею, где каждый экспонат определённо не просто хранился в "экспозиции", но и использовался по прямому назначению, явно знал и любил своё дело. Впрочем, не исключено, что он просто был хорошим психологом. Во всяком случае, "сова" оживился, а из голоса его куда-то делись посконно-канцелярские выражения.
       Уже первый раздел должен был повергнуть, да и поверг "экскурсанта" в трепет и уныние. "Начнём с утончённого и изысканного", - провозгласил "сова". Конечно, во все века в застенках особо доставалось детородным органам: деликатная их нежность сама провоцировала палачей обратить внимание на соответствующие части человеческого тела. Да и извращенцев с психопатами среди катов, в силу специфики их профессии, было предостаточно, а уж тут, как говорится, пусти козла в огород... Много чего довелось увидеть преподавателю гимнастики, однако тему сию, щадя чувства читателя, развивать далее не будем - благо, работники средневекового следствия были мастерами "широкого профиля", и другие разделы "музеона" также заслуживали интереса.
       - Вот, мил друг, извольте: разумное использование силы тяжести, - "фиолетовый" походил на владельца домашнего музея, привечающего уважаемого гостя. - Очень хорошие результаты приносит подвешивание, зачастую - с отягощением. Не буду вдаваться в ужасные для штатского человека и подчас скабрёзные подробности, скажу, что одного только привязывания вниз головой - в силу специфики устройства человеческих вен - бывает вполне достаточно для получения нужного признания.
       Затем перешли к "аксессуарам из испанского гардероба" (Греев провожатый выказал себя ещё и шутником!).
       - Во-первых, "испанский сапог", - (ежели читатель не забыл, нами уже упоминавшийся). - Модельный ряд указанной обувки достаточно длинён, но в основе изобретения лежит некий станок, внутри которого между двумя досками зажимается нога подвергаемого пытке. Специалист, которого в народе, отчего-то, называют палачом, - "фиолетовый" недоумённо пожал плечами, - загоняет в пазы клинья, в результате чего суставы и плоть ноги подследственного с прекрасной неторопливостью сжимаются, а в случае упорства "клиента", неизбежно доходят до стадии расплющения, переходящего в кровавое месиво. Во-вторых, "испанский воротник". Он, как можно убедиться, представляет из себя приспособление в форме диска, надеваемое на шею шипами внутрь. Таким образом он не позволяет своему носителю к чему-либо прислониться, "всего-навсего" не давая заснуть, и доводит нашего человека до безумия и смерти (если повезет, в форме суицида). Существуют ещё "испанский паук" и "испанская щекотка" (она же "кошачья лапка"). Первый пусть вас не волнует, он него чаще достаётся женщинам, поскольку это орудие представляет собою специальные крючья-щипцы для разрывания груди. "Щекотка" же беспола. Она, как вы видите, является подобием детских грабелек и приспособлена для разнообразнейшего полосования тела допрашиваемого, вплоть до отделения мяса от костей. Очень неприятная процедура, смею вас уверить. Но зато эффективная.
       Трудящимся застенков не была чужда поэзия - во всяком случае, в выборе названий. В этом Грей уверился, подойдя к таким изобретениям, как "дочь мусорщика" и "нюрнбергская железная дева". Идея первой из них заключалась в том, чтобы надолго зафиксировать испытуемого в какой-нибудь неудобной позе. Читатель знает, как бывает неприятно отсидеть ненароком ногу. А отсидеть всё тело? И "отсиживать" не пятнадцать-двадцать минут, а несколько суток? Что же до железной девы из Нюрнберга... Знатоки почитали её самым лютым видом казни - даже по сравнению с колесованием и четвертованием. Это такая "матрёшка" в рост человека, скрывающая в чреве своём длинные железные шипы. Жертва помещается внутрь, дверца потихоньку закрывается, и... Случалось, что несчастные, истекая кровью, агонизировали внутри Девы по двое суток.
       - Обратите внимание на то, что шипы съёмные, - радушно предложил "фиолетовый". - Их можно расположить так, что смерть будет скорой, а можно и наоборот, бесконечно продлевать мучения. Очень удобно!
       Каты уважали и "фасонную мебель". Взять, к примеру, кресла, изящно называемые "ведьмино" и "иудейское" (вариация последнего именовалась ещё - обратите внимание - "испанской лошадью"). Первое эксплуатировало и развивало идею испанского воротника и, будучи утыкано кое-где шипами, не позволяло привязанному к нему седоку расслабиться и заснуть. Сиденье кресла другого представляло собой острую пирамиду, над которой с помощью верёвок фиксировали жертву. Остриё направлялось, в соответствии со стоящими задачами или фантазией "специалиста": в анус, влагалище, под мошонку или в промежность, и палач имел возможность с той или иной скоростью приподнимать или опускать подследственного. Последний - в чём был весь фокус! - стоя на цыпочках, мог оттягивать, пока хватало сил, неминуемую встречу с орудием пытки. В результате оной, как минимум (при невероятном везении), получался калека, но как правило - заходящийся истошным криком временно живой труп. "Чудная машинка, изящная в своей простоте!"
       Ну и, конечно, по мелочи: железные башмаки с шипами (ср.: гвоздь в ботинке), вилка еретика, не позволявшая под угрозой смерти или лютой боли опустить далеко запрокинутую голову и другие полезные приспособления.
       - Вообще, если подытожить наш маленький обзор, - завершая обход "музеона", сообщил "сова", - напрашивается вывод, что - если судить по названиям - самым жарким пламенем творческая мысль горела в испанских головах великого инквизитора Торквемады и его последователей.
       - Действительно, - не стал спорить Грей, - гишпанцы - головастые ребята!
       Будучи мастером борьбы, Айвен знал, что половина боёв проигрывается ещё до сигнала к их началу. Он давно понял, что вся эта экскурсия должна психологически его разоружить и к чему-то подготовить. К сожалению, неизвестному кукловоду это до некоторой степени удалось. Чтобы доказать самому себе, что есть ещё порох в пороховницах, Грей лениво процедил:
       - Хорошо, старые железки мы осмотрели, - и, зевнув, ворчливо осведомился, - но не для этого же меня везли через весь город?
       "Фиолетовый" испытующе посмотрел на "экскурсанта" и с удовлетворением отметил испарину на его лбу.
       - Нет, просто нужно было убить время и дождаться, когда освободится следователь, который будет вести ваше дело. Прошу следовать за мной.

    5

       Воистину, мудр был тот, кто первым сформулировал известную формулу: сначала работаешь на авторитет, а потом авторитет работает на тебя! Сказать, что Грей испытывал удовлетворение, значило бы сильно погрешить против истины. Но, иттить тебе некуда, определённую гордость он ощущал: предстоящая беседа была обставлена что надо. Его не только привязали за руки и за ноги к креслу... нет, скорее стулу с подлокотниками, но и накинули сверху некое подобие рыбацкой сети, в которой Айвен неминуемо запутается, буде умудрится развязать добротно завязанные узлы и попробует сделать хотя бы шаг. Как говаривал на Островах учитель-су: "боится, значит, уважает!"
       Ага, не к месту вспомнилось и другое изречение (слово "максима" не входило в вокабуляр преподавателя гимнастики). Этими словами тётка в детстве традиционно утешала мамку, в очередной раз побитую пьяным папашей: "бьёт - значит, любит". Ну, авось до колотушек в этот раз дело не дойдёт, хотя хрен его знает... Да, в коротких рубленых фразах кроется глубочайший смысл. Вот, ещё вполне разумно говорят, "толстая - значит, красивая". Что толку с тощей, как шило, и плоской бабы? Это все понимают, даже недоделанные. Вот, скажем, как на некоторых островах Архипелага выбирают королеву красоты? Претендентки по очереди в одном и том же месте в полосе прибоя садятся на гладенький песочек, и та, чей отпечаток никто не сможет перекрыть - первая красавица...Гузно, она и на Островах - гузно!
       Грей имел возможность лениво перекатывать в голове праздные мысли, поскольку в огромном кабинете - если не считать охранников, надёжно упаковавших его, связанного, в авоську и вставших с обнажённым палашами за спиной - он был один. Широченный письменный стол, перед которым к полу было привинчено кресло Айвена, пустовал. Наконец, скрипнула неприметная дверь книжного, как думалось до того Грею, шкафа, и из него вышел тщедушный мужичок в ослепительном мундире, само собой, цвета "СОВ". Грудь его была почти полностью задрапирована аксельбантами, увешана нашивками и орденами, что твоя рождественская ёлка. Опёноть, изумлённо смекнул Грей, это ж не просто следователь: убей его индюшка лапой, если до разговора с ничтожным учителем гимнастики не снизошёл ба-альшой начальник! К чему бы это?
       Одновременно с обладателем коллекции аксельбантов в дальнем углу как бы из воздуха (во всяком случае, Айвен прозевал его появление) образовался писец, который немедленно принялся скрипеть пером. Делал он это старательно, не поднимая глаз и, как будто, совершенно не прислушиваясь к происходящему. Ого: беседа под протокол!
       Большой начальник сел (за его спиной на стене золотом было изображено Недреманное око, являвшееся единственным украшением этого неуютного канцелярского помещения) и внимательно всмотрелся в Грея. Очевидно, увиденное ему не понравилось - если судить по безгубому ротику, сложившемуся в куриную гузку. Вздохнув - долг есть долг - протянул руку за толстой папкой с бумагами и на некоторое время погрузился в документы, неторопливо шелестя страницами. Наконец, бодро прогудел неожиданно юношеским баском:
       - Преподаватель гимнастики Айвен Браун, если не ошибаюсь?
       Грей сокрушённо кивнул, соглашаясь со столь неоспоримой истиной. Тут же последовал чувствительный удар ручкой палаша по темечку, сопровождённый замечанием, что когда спрашивают, следует отвечать, а не мотать башкой. За столом поморщились.
       - Э... выйдите, вы, все трое. И заберите с собой этот сачок для ловли карасей.
       Пока охранники возились со своим неводом, хозяин кабинета достал из тумбы стола небольшой, но мощный арбалет и положил его на столешницу, направив на Грея. Арбалет, к удивлению Айвена, уже был заряжён толстым смертоносным болтом. [Справка на всякий случай: именно так, "болт", называется снаряд, выстреливающийся упомянутым видом метательного оружия]. Когда охранники, тяжело ступая, удалились, допрос был продолжен.
       - Кем вам приходится некто Айвен Грей, сын Эудженио Грея и Анны Грей, урождённой Анны Бьянки? - Вопрос был хорош, и требовал столь же хорошего ответа. Пытаясь его найти, Айвен на мгновение задумался, но подобрать что-либо стоящее не успел. - Не напрягайтесь, Грей. Мы знаем, когда и при каких обстоятельствах вы взяли другое имя: ваша жизнь нам известна в деталях. Приходскую школу, приют для беспризорных, убийство в драке отца и каторгу, за примерное поведение заменённую по истечении трёх лет отсидки десятью годами службы в горном легионе, опустим...
       Похоже, они действительно всё про него знают! А ведь ещё Сибор IХ, заняв трон, первым делом пообещал уничтожить архивы СОВ. Интересно, у них на каждого в герцогстве такая папочка имеется?
       - ...Вопрос: когда вы стали имперским агентом, в Школе разведчиков Его Высочества, во время службы на Севере или позже, после дезертирства и отъезда на Архипелаг? Лично я думаю, что после дезертирства, когда вы, скрываясь от военной полиции и трибунала, стали контрабандистом. Так? Сообщите имя вашего вербовщика!
       Ё-моё! Какой ещё, на хрен, шпионаж? Статью шьют, суки! Под колесование хотят подвести... Тоже придумали: "вербовщика"! Чёрта вам лысого! Он - честный дезертир, и не больше того...
       - Не пойму, о чём говорите, господин хороший, - Айвен решил, на всякий случай, прикинуться простаком, - какой такой вербовщик?
       - Напрягитесь, Грей. Вспомните своего соседа по казарме в Школе разведчиков, хотя бы. О чём он с вами беседовал несколько раз, и в последний - в ночь перед выпуском? Или взять хозяина фелюги, перевозившей вас на Архипелаг. Неужто забыли разговор под кувшин вина ночью, на палубе?
       Вот теперь Айвену стало по-настоящему страшно. Не потому, что его подозревали... нет, прямо обвиняли в каком-то мифическом шпионаже; и не потому даже, что он действительно теперь припоминал какие-то не совсем, скажем так, верноподданнические разговоры ни о чём, настолько пустяковые и бессодержательные, что память отказывалась восстанавливать их в каких-либо мало-мальски серьёзных подробностях. Ужасало то, что СОВ действительно знала о нём всё, вплоть до мельчайших, забытый самим Греем деталей. Сотни, если не тысячи чиновников собирали эту информацию: кропотливо-рутинно, методом опроса-подслушивания-подглядывания; развращая людей деньгами, привилегиями и страхом; поощряя их к наушничанью и доносительству и, в довершение всего, подсылая провокаторов, а когда и убийц... Господи, вот узнать бы, кто за всю его жизнь из друзей-приятелей, сослуживцев, коллег, соседей и Бог знает из кого ещё, получал тайную "совиную" стипендию, исправно стуча на ближнего своего, не гнушаясь и ближним ближнего... Добровольные, мля, аютанты! [Словечко сконструировано на основе латинского adjunctus - помощник; в романских языках и поныне наличествует соответствующий корень (ср.: фр. adjoint, испан. ayudante, итал. aiutante).]
       Последние слова Айвен, похоже, произнёс вслух, поскольку фиолетовый начальник неодобрительно поморщился и сухо указал:
       - Какая разница, аютанты, не аютанты? Не отвлекайтесь, Грей, и отвечайте на поставленный вопрос. И постарайтесь - подбирая и используя слова - выказывать уважение к той организации, в стенах которой вам довелось очутиться - для вашей же пользы.
       ...Айвен затруднился бы сказать точно, сколько времени продолжалась эта тягомотина - но не менее часа. Минуты неторопливо текли за минутами, нелепые в своей сути вопросы сменялись точно такими же и о том же, но несколько по-иному сформулированными. Тема шпионства на империю сменялась "вступлением в заговор северных инсургентов", каковое плавно переходило в работу на Империю... Перо писца прилежно скрипело, и начавший от всего этого потихоньку тупеть Грей в какой-то момент явственно осознал, что всё, безнадёга: колесование за шпионство неминуемо. Неожиданно он разъярился, подобно наевшемуся мухоморов скандинавскому берсеркеру. Другой бы на его месте впал в отчаяние и принялся вымаливать жизнь на условиях "сов". Однако у профессиональных борцов высокого уровня (а наш герой имел чёрный колет) нет навыка сдаваться без боя. Привязанный и упакованный, Грей мог сопротивляться только силой своего характера и надеяться исключительно на смекалку. Последняя подсказала ему, что для начала следует сломать ритм и темп допроса, поскольку в системе общения, построенной по схеме "сколько вам заплатили?" - "мне не платили, потому, что не за что", "и в какой же валюте вам заплатили? - "мне вообще не платили, потому, что я не шпионил" произойти ничего не могло по определению. Поэтому, услышав в очередной раз "каким было ваше задание?", Айвен выдал неожиданное:
       - А ведь ты, начальник, не представился. Как же разговор разговаривать, ежели я не знаю, как тебя звать-величать?
       Фиолетовый мигнул. Приосанился.
       - Советник безопасности I класса Жилярди. И обращаться ко мне следует на "вы". Так в каком году вас...
       - Советник, тебе ещё не надоело? Перед родиной я чист, как ангел, и если Служба Охраны Величества действительно так всеведуща, как говорят, тебе это должно быть отлично известно. Обвинить же меня можно только в том, что без спроса покинул армию старого герцога. Но ведь тот, кому я приносил присягу, давно лежит в могиле, не так ли? Так что...
       Куриная гузка на лице Жилярди сложилась в подобие улыбки, отчего не перестала походить на... в общем, то, что у птицы под хвостом. Глядя на Айвена с какой-то даже симпатией, он пробормотал то ли про себя, то ли, скорее, для того, чтобы Грей услышал и "возрадовался": "И дерзок, и упорен. Я же говорил, что сразу надо начинать с третьей степени!". Затем взял со стола золотой колокольчик и коротко позвонил.
       Не забывшему ещё недавнюю "экскурсию" Грею показалось, что он услышал звон похоронного колокола...

    6

       Приказав как из-под земли выросшему служителю пригласить Кончиту ("пусть прихватит с собою трех... нет, пятерых крепких ребят"), советник потёр ладошки, как гостеприимный хозяин, затеявший разгульное и вкусное застолье. Затем выдвинул ящик стола и достал некий относительно небольшой предмет, отливавший металлом. Показал его Грею.
       - Вам знакома эта вещичка?
       "Вещичка" походила на средних размеров грушу. Из толстой оконечности этого зловещего "фрукта" исходили, раздвигаясь в стороны, две кривоватые ручки. Между ними просматривалось что-то вроде ключа - как у заводных машинок, которые должны были появиться спустя несколько веков.
       - Нет, - слегка осипшим голосом ответил Айвен. - Несмотря на серьёзность момента, краем сознания он удивился: Кончита! Неужели здесь служат женщины? Наверно, фельдшерица...
       - ...Ничего удивительного: предвидя развитие событий, я заранее приказал доставить ко мне эту безделицу. Так что вы не могли увидеть её во время осмотра нашего инструментария. Тем приятнее и неожиданнее будут ваши ощущения. Слышали про испытание грушей?
       - Нет, но тем приятнее и неожиданнее будет с ним познакомиться - голосом, который не узнал он сам, ответил Грей.
       Жилярди хихикнул.
       - Такой шанс вам в самом скором времени представится. Инновация сия была изобретена первоначально как средство увещевания неверных жён и содомитов, и предназначалась для помещения в... скажем, туда, где и с помощью чего они получали своё греховное удовольствие. Отличные результаты подсказали, что данное испытание достойно распространить и на всех упорствующих в нежелании своём помочь следствию. Будучи помещённой внутрь, "груша", по мере вращения винта, начинает раскрываться. Как кувшинка, знаете ли... Уже само по себе это крайне эффективно. Но! Края лепестков заточены, как бритва, и только добрая воля испытуемого способна остановить сначала распирание, а потом и неизбежное неторопливое взрезание изнутри. Всё это было придумано...
       По понятным причинам, Айвен слушал с чрезвычайным вниманием, хотя и понимал, что рассказчик элементарно пытается сломить его дух. Про себя он решил, что бороться, конечно, будет до последнего, но по предъявлении грушевого аргумента долго отпираться не будет и признается, что является шпионом не только империи, но и диких казаков тоже. Лекция была прервана деликатным стуком, после которого в кабинет советника безопасности I класса вошла процессия, на шаг впереди которой маршировала фигура, достойная отдельного описания. Ибо во главе катов печатала шаг удивительной красоты девушка или, скорее, молодая женщина. Была она высока ростом, крепкого телосложения и не обделена формами. Встретив такую на улице, Грей сию сильфиду не пропустил бы и непременно приволокнулся. Фиолетовое форменное платье очень шло к её рыжеватым волосам и глазам цвета спелой вишни. Лишь две детали существенно портили впечатление: строевой шаг и кожаный фартук, кокетливо завязанный на крутой попке крупным бантом. "Крепкие молодцы" интереса не представляли, если не считать того, что среди них были обладатель кариеса и тот, что разбил Грею губу при аресте. Этот, судя по всему, рассчитывал, наконец, "поиграться" с отвратительно самоуверенным везуном-"кузнечиком".
       Мельком взглянув на Айвена, Кончита вытянулась перед Жилярди.
       - Прикажете приступить?
       Метнув её через широкий стол "грушу", советник ответил:
       - Да. Но начните, моя милая, не с этого господина, а с того, над кем сейчас работаете.
       Кончита провела розовым язычком по пунцовой верхней губке.
       - Жалко. Этот такой симпатичный! С ним было бы интереснее...
       - Не переживайте, душа моя. Грей от вас никуда не денется. Выполняйте!
       Спустя непродолжительное время привели явно пребывавшего не в себе мужика, спина которого представляла собой кровавое месиво, а соски явно были надорваны или прижжены (а может, и то, и другое). Судя по выражению глаз, он уже перешагнул ту грань, которая милосердно позволяет не чувствовать боли. Кончита хозяйственно велела постелить на пол изрядное количество мешковины (узорный паркет и восточный ковёр следовала поберечь), после чего на тряпки спиной вниз уложили вновь прибывшего. Один из подручных рыжеволосой красавицы сел ему на голову, двое других - держали за руки, а оставшиеся двое подняли и развели в стороны ноги. Кончита, взяв в руки "грушу" и непроизвольно облизывая губы непрерывным движением беспокойного, как у змеи язычка, приступила к делу. Айвен, дух и самообладание которого столь долго тренировал на Островах учитель-су, Айвен, умеющий не дышать четыре минуты и способный не морщась переносить боль от режущего тело булата, торопливо отвел глаза. Сначала в кабинете сохранялась тишина. Затем раздалось глухое мычание, быстро перешедшее в нечеловеческий визг, как будто тысяча железяк заелозила по стеклу. Грей покрылся холодной испариной и начал копить энергию для последнего рывка: а вдруг, удастся оторвать от подлокотников хотя бы одну руку?
       Наконец, советник скомандовал "довольно", и визг сменился захлёбывающимся поскуливанием. Грей посмотрел на Кончиту и поразился: лицо её было облито потом, а глаза блистали, как две тёмно-коричневые звезды - если вы способны представить себе подобное астрономическое явление...
       - Ну-с, Грей, проявим добрую волю или поэсперементируем? - почти пропел Жилярди. - Посмотрите на Кончиту: девушка - само нетерпение! Так что решайте побыстрее.
       Самообладание - одна из тех черт характера, которые воспитывает борьба. Неистово желая освободиться от пут, Грей в то же время понимал, что любые его действия в этом направлении будут немедленно пресечены, поскольку на сидящего в кресле пленника неотрывно смотрело семь пар глаз (уткнувшийся в бумагу писец в счёт не шёл). Поэтому Айвен пошёл на хитрость, неожиданно вскричав "Советник, что это у вас на столе?". Присутствующие непроизвольно посмотрели на стол Жилярди, а затем перевели недоумённый взгляд на Айвена. Этой доли секунды ему хватило на могучий рывок правой рукой, в результате которого путы значительно ослабли. Теперь, повтори он подобное усилие, у него появится возможность "приласкать" Кончиту - с некоторых пор он этого страстно захотел. Поняв, что желание сие из несбыточного мечтания трансформировалось теперь в весьма вероятную возможность, Грей непроизвольно улыбнулся. Господи, как мало человеку надо на пороге вечности!
       - Гля, по новой лыбится!
       Жилярди строго посмотрел на не в меру говорливого охранника и сварливо буркнул в сторону Айвена:
       - Это что, юмор висельника?
       - Нет, мля, грушевого долгоносика! Мне так не терпится отведать вашу грушку... - Обращаясь к Кончите, ласково улыбнулся: - Иди ко мне, моя крошка!
       Номер, однако, не прошел. Один из подручных Кончиты, тот самый, которому не терпелось поиграть со связанным Греем, на свою беду что-то заподозрил и, подойдя к Айвену, вознамерился проверить его путы. Такая, под конец жизни, невезуха! Что ж, иттить тебе некуда, отоварим вместо барышни тебя. Тем более, за Айвеном был должок...
       Движения Грея были неуловимо быстры (фокус не столько в силе, сколько в резкости!). Раз, вздулся бицепс и рука освободилась от верёвки. Два, пальцы сложились в кулак, а локоть одновременно ушел назад на всю длину предплечья. Три, кулак рванулся вперед, сминая неготовый к отпору пресс, трамбуя желудок и деформируя позвоночный столб. "Сова" отдал Богу душу ещё до того, как тряпичной куклой упал на пол.
       Немая сцена длилась целую вечность (Айвен успел моргнуть целых два раза). Наконец, четвёрка охранников дружно бросилась к пленнику, но длинноногая Кончита их опередила. Кое в чём она стоила обладателя чёрного килта: Грей и дёрнуться не успел, как эта мегера ударила его длинным, появившийся в её руке буквально ниоткуда стилетом, буквально пригвоздив правую кисть к подлокотнику. Подоспевшим "фиолетовым", прошипела: "Не трогать сукиного сына! Только привязать!".
       Рука Айвена полыхала, как в огне. Он не мог отвести взора от светившихся безумием глаз "барышни" со страшными, то расширяющимися во всю радужку, то сжимающимися в почти невидимую точку зрачками. Когда пленник был снова обездвижен, освободившимся стилетом Кончита одним длинным движением распорола на Айвене кюлоты [здесь: мужские штаны длиной до колена]. Приказав подручным завалить "сукиного сына" вместе с креслом на спину, она нежно улыбнулась и проворковала:
       - Сейчас, мой жучок, ты получишь, наконец, свою грушку!
       Грей зажмурился. Сжавшись в комок, приготовился к ужасному. Отсчитывая мгновения по ударам бешено колотившегося сердца, гадал, на сколько его хватит. Однако ничего не происходило, а в кабинете советника воцарилась удивительная тишина. Затем раздался голос, который он недавно слышал, но хоть убей, не мог припомнить, когда и где.
       - Достаточно, советник. Дырявить ему руку мы не договаривались!
       Айвен открыл глаза но, будучи привязанным к креслу и лёжа на спине, мог видеть только потолок.
       - Но, Ваше Высочество, он убил одного моего человека...
       Герцог! Грей не верил ушам своим и гнал прочь внезапно полыхнувшую надежду, что путешествие в преисподнюю, участником которого он стал, возможно, близится к счастливому завершению.
       - Сам виноват, нечего было сопли жевать. Знал ведь, пентюх, с кем дело имеет... да поднимите же его, наконец, и развяжите! И пошлите за лекарем! Нет, лучше за моим хирургом.
       Раздался топот многих ног, и Айвен снова смог видеть окружающее. Встретившись с ним взглядом, Герцог одобрительно улыбнулся.
       - Здорово ты его тюкнул! Потренируешь такой удар со мной, но только после передней подножки. Сейчас тебя заштопают, и поговорим.
       Айвен позволил себе пошутить. Показав рукой на свои обнажённые чресла, спросил:
       - Прикажете явиться в партикулярном, без мундира?
       - Ну, я не баба, меня этим не испугаешь, - усмехнулся Герцог и обратился к Кончите: - Регент-фельдфебель, озаботьтесь доставить моему личному тренеру офицерский мундир СОВ. - После перевязки, Айвен, жду тебя у себя. Подозреваю, есть пара-другая вопросов, которые тебе не терпится задать.
       Айвену действительно хотелось прояснить, что означала монаршая фраза "Дырявить ему руку мы не договаривались". До чего ж он, мля, проницательный, даром, что Герцог!

    7

       Конечно, он умел презирать боль. Но, тем не менее, пробитая насквозь рука саднила так, что не приведи Господь. Ничего себе, "прелесть", - обиженно думал Грей, наблюдая, как хирург сноровисто орудует бинтом. Тот, иттить ему некуда, произнёс сие малоуместное слово, когда увидел рану, нанесённую стилетом барышни регент-фельдфебеля. Мол, остриё вошло как по заказу, между локтевой и ключевой костями, причём крупные сосуды не задеты и прочее, в том же роде. Айвена всегда удивляли эти коновалы, которые частенько, не стесняясь своих пациентов, восхищались их болячками. "Ух ты, красотища, просто классический случай гнойного перитонита!", - услышал как-то Грей из уст лекаря бригады пращников. Что характерно, того совершенно не озаботило, как подобный восторг воспримет бедолага, которого он в тот момент пользовал и который от невозможной боли не мог даже отогнать роившихся над вонючей раной, переливавшихся под горным солнцем всеми цветами радуги, жирных мясных мух...
       Впрочем, во всех остальных отношениях герцогский ескулап - так в коллеже отец Амброзий называл почему-то в подпитии своего коллегу и всегдашнего собутыльника, преподавателя медицины отца Нектария, - оказался неплохим парнем. Перед перевязкой он налил Грею стаканчик граппы - мол, для обезболивания в самый раз будет. А обрабатывая ароматной мазью рану порадовался, что "дражайшая Кончита" не успела Грея продырявить по-настоящему: не больно-то по-хозяйски было бы заливать драгоценный бальзам, прикупленный за генуэзские дукаты для полоскания герцогского горла, в чужую задницу... Шутник! После перевязки, отчего-то проникшийся к Айвену хирург, сам отвел своего пациента к Герцогу, попутно сообщив, что монаршие кабинеты имеются во всех главных правительственных зданиях Города - что уж тут говорить о СОВ, которую будущий венценосец возглавлял много лет, начав службу младшим офицером. Уже прощаясь, "ескулап" объяснил природу своей приязни к случайному пациенту: "Не люблю чванливых "сов". А тебя, парень, здесь начинают побаиваться - это дорогого стоит! Можешь рассчитывать, что в моей аптечке для тебя всегда найдётся стаканчик обезболивающего! И оно - увы - тебе понадобится: "фиолетовые" никому не прощают своего страха! И учти при этом: живой воды у меня нет...".
       Помещение, где Герцог принял своего тренера, Грею понравилось: ничего лишнего, никаких тебе фарфоровых ваз, зеркал, золота и прочего серебра. Сразу, понимаешь, видно: рабочий кабинет делового человека, а не гнездо изнеженного пид... пардон, аристократа (слово "будуар" борец, возможно и знал но, как говорят лингвисты, пассивно). Одна стена была плотно задернута плотной шторою, другая уставлена книжными шкафами. Впрочем, как показывал недавний опыт, это могли быть и двери в другие покои. В двух оставшихся стенах были прорезаны достаточно широкие бойницы, дававшие довольно света, чтобы не зажигать днём огромную кованую люстру свечей на сто. А в остальном - большие напольные часы, стол, стулья, кресло хозяина, канделябры, большие лари - всё как у людей. Разве что размеры камина впечатляли: в топке того, что увидел здесь Айвен, поместились бы две такие комнаты, как та, что он занимал в коллежском общежитии... Но Герцог на то и Герцог, чтобы хоть чем-то отличаться от преподавателя гимнастики!
       - Ну, что, грабка-то болит? - встретил Грея монарх ласковым словом. Забота его была неожиданна и приятна. Понравилось, что он проявил её сдержанно и по-мужски, без сю-сю.
       - Бывало и хуже, Ваше Высочество.
       - Молодец, не хнычешь. Завтра на ковёр выйти сможешь?
       - Если надо, значит, смогу.
       - Желательно. А уж ты понимай, как хошь: надо, не надо...
       - Выйду тогда и там, где вы прикажете, - твёрдо ответствовал Айвен. Ему было не по себе от пристального взгляда Герцога. Казалось, тот не столько изучал своего посетителя, сколько производил личный досмотр с раздеванием.
       - Вот и хорошо. Пойдём к окошку, видишь, в простенке поставец? Спорим, тебя заинтересует, что ты в нём увидишь!
       Благоразумно отказавшись от пари, Грей пошёл вслед за хозяином. Спор бы он проиграл: полки этого полезного предмета мебели были уставлены аппетитными закусками и бутылками. Внезапно "несостоявшийся узник СОВ" ощутил, что уже долгое время его мучил просто волчий голод, и гулко сглотнул. И то сказать: большие напольные часы показывали половину третьего, и от куска сыра, наспех проглоченного в семь утра и запитого кислым козьим молоком, не осталось даже воспоминаний. А сколько ему за это время досталось, и по нервам, и по мордАм?
       Положив на хлебец изрядное количество начинённого фисташками говяжьего языка, Грей потянулся за ближайшей бутылкой, полной янтарного и, показалось ему, пахнувшего ромашками, вина.
       - Поставь на место, сынок! Это амонтильядо, сиречь, гишпанский сухой херес. Если уж приспичило его махнуть, так хоть под курочку, что ли. А с говядиною надобно употреблять красное. Привыкай к политесу, ты теперь мой человек, а по слуге судят о господине. Тем более, что в правилах этих, долбанных, не одна только глупость да манерность...
       Сам Герцог из большого оправленного серебром хрустального стакана пил сильно разбавленное водой кислое итальянское красное вино, изредка забрасывая в рот в качестве закуски жирные маслины, фаршированные анчоусами, да поджаренные земляные орешки. В основном, поглядывая на своего гостя, молчаль, так хоть под курочку, что ли. , пахнувшего ромащками, вина., давая Айвену возможность спокойно сбить первый аппетит. Заметив, что тот стал чаще прикладываться к стакану, чем давать работу зубам, предложил:
       - Ну, давай свой первый вопрос.
       - У меня только один. С какого... простите, почему меня арестовали и выспрашивали про шпионство?
       - А сам-то, как думаешь?
       - Ну... - Грей для виду задумался, хотя уже сам всё раскумекал, - проверка, чтоль?
       - Видишь, всё понимаешь... А если тебя мне подставила имперская разведка?
       - Имперская разведка? - с совершенно дебильным видом переспросил донельзя изумлённый борец.
       - А чё ты удивляешься? Не смотри, что Герцогство сильно уменьшилось со времен Сибора XII, отца моего предшественника. Мы - до сих пор очень серьёзный игрок на европейской шахматной доске! А наш Флот? Ты знаешь, что нашего Флота опасаются все, даже англичане? А почему? Потому, что еще Сибор VII положил в основу его строительства принципы флота карфагенского: типовые суда со взаимозаменяемыми деталями. Корабли достаточно примитивные, зато строятся невероятно быстро, дёшевы в эксплуатации и ремонте. Да что там ремонт, иной раз проще построить новый, чем приводить в порядок потрёпанный в бою корабль. Непобедимые потому, что не уничтожаемые военно-морские силы. Понял?
       Выпитое к тому времени вино заставило Айвена ответить неподобающим для новоиспечённого царедворца образом. Мотнув растрепавшейся головою, он привычно бормотнул:
       - Понял, не дурак!
       Герцог и бровью не повёл, только в глазах его блеснула и погасла искорка юмора.
    - А раз так, тебе должно быть ясно, что Империя желала бы иметь при моей особе своих шпионов. Это же элементарная комбинация, в начале которой в коллеж, попечителем которого является первый министр, внедряется в совершенстве владеющий борьбой островитян агент. Расчёт простой: попечитель наверняка расскажет об учителе, обладающем килтом высокой степени, любящему единоборства монарху, и тот приблизит лазутчика к себе. Что скажешь?
       - Н-ну... - Грей неопределённо повёл рукой.
       - Вариант второй: Дон, держащий под своим контролем племена северян, ведущий явную и неявную борьбу с центральным правительством, решает разузнать мои ближайшие планы и поступает, как я только что описал применительно к Императору, подсылая тебя ко мне. Откуда мы можем знать, может, ты работаешь на северян? И вот, ответь мне на вопрос, нужно ли было тебя проверить перед тем, как начать доверять?
       Грей, у которого было много далеко не комплиментарных соображений на сей счет, а возражений по поводу методов подобной проверки, еще больше, против воли совершенно неожиданно для себя ответил "да, обязательно!". Ё-моё, что значат его нервы и здоровье, даже сама жизнь, по сравнению с интересами Отчизны?
       - Правильно схватываешь суть вопроса! - похвалил Грея Герцог. - Пока ты меня не разочаровываешь. Ну-ка, налей себе теперь гишпанского и возьми вон ту куриную ножку, она так и смотрит на тебя.
       Айвен охотно выполнил указание новообретённого шефа. Тот пустился в рассказ об особенностях амонтильядо, объясняемых тем, что виноград, из которого его выделывают, растет высоко в горах (в названии вина присутствует слово "гора"). Оборвав рассказ на полуслове, неожиданно спросил:
       - А тебя не удивило, что я появился в кабинете Жилярди не просто вовремя, а в самый раз? Я ведь просил его просто тебя попугать и хорошенько допросить, а они так раздухарились (особенно, дамочка), что могли основательно подпортить тебе шкурку. И тогда бы ты был мне уже не нужен, да и себе тоже!
       Грей поперхнулся.
       - Ишь, как разволновался задним числом за заднее место! - страшно довольный явно заготовленным заранее каламбуром, расхохотался Герцог, и продолжил в той же манере: - не играй очком, все было схвачено: я наблюдал за допросом с самого начала. Конечно, много чести для учителя гимнастики... Но дело в том, что у меня в отношении тебя имеются далекоидущие планы. Было бы не по-хозяйски использовать тебя только на ковре...
       Айвен, по простоте душевной, не придал по началу внимания словам о Герцогских планах в отношении себя. Его донельзя поразило, что тот всё видел. Но как? Не мог же глава государства стоять за дверью и подглядывать в замочную скважину? А тот, казалось, читал в его душе, как в открытой книге, и наслаждался этим.
       - Хочешь узнать, откуда я всё знал?
       Грей был вынужден кивнуть, поскольку рот его был забит курятиной (херес, собака, снова пробудил в нём аппетит!). Герцог молча подошёл к занавешенной стене и резким движением заголил её часть. Взгляду Айвена представились ряды больших, размером с небольшое окошко, эмблем Службы Охраны Величества. Герцог на что-то нажал, и нутро одного Недреманного ока засветилось. Приглядевшись, без пяти минут личный тренер главы государства увидел фигуру Жилярди. Тот сидел за столом и что-то читал. Грей перекрестился, а Герцог резко рассмеялся.
       - Не дрейфь, старый контрабандист. Это не чародейство, а система зеркал. Имеется и звуковая труба. Имей в виду: Недреманное око украшает стены кабинетов всех мало-мальски больших начальников герцогства... Знаешь, зачем я тебе это рассказываю?
       - Н-нет, - нетвёрдо ответил Айвен, нутром почуяв подвох.
       - Затем, что это - стрррашная государственная тайна, и теперь ты тоже один из её носителей. А закон нумер 1823 гласит, что буде только появится подозрение, что некий подданный герцогства может проговоришься о доверенной ему гостайне, таковой подлежит без суда и следствия немедленной ликвидации посредством четвертования или удушения, в зависимости от важности означенной тайны. Усёк?
       - Усёк, - упавшим голосом ответствовал Грей. - Но я не собираюсь...
       - ...И правильно делаешь. Только учти: для того, чтобы отправиться к праотцам, совершенно не обязательно болтать или иметь намерение это сделать. Трибунал не обязан никому ничего доказывать и, тем более, обосновывать свой приговор. Да и обвинения в дезертирстве с тебя никто не снимал. Да что ж ты не ешь? Вон там справа стоит кьянти. Плесни себе в стаканчик и угостись зайчатинкой.

    8

       Первое поручение, далеко выходившее за рамки обязанностей личного тренера, Грей получил довольно скоро, к исходу третьей недели службы. Как-то утром в понедельник, отработав на ковре в хорошем темпе около часу, Герцог запросил пощады и предложил Айвену вместе попариться. Надо сказать, что подобная честь ему была оказана впервые. В обширном хозяйстве, над которым попечительствовал Грей, помимо зала для единоборств, в котором боролись и фехтовали, имелись также площадка для игры в шары [родной прапрадед кёрлинга и двоюродный боулинга, современное название, петанк], манеж для занятий верховой ездой и турецкие бани. Но до сих пор Герцог проводил там время в одиночестве (общество массажиста не в счёт) или в компании с кем-нибудь из вельмож, чаще всего с безуспешно боровшимся с излишним весом первым министром. Тот делал вид, что обожает пофехтовать.
       ...Европа, друзья мои, наследовала турецкую баню от римских терм транзитом через мусульманский Восток, где сие санитарно-гигиеническое, а также spa-учреждение пересиживало, если можно так выразиться, тёмные и в прямом смысле слова грязные века раннего европейского средневековья, превратившись за это время из "терм" в "хаммам".
       Главное различие между северными финской сауной, русской баней и, натурально, южной турецкой, заключается в температурном режиме последней, легко переносимом даже неподготовленными людьми: 30?-55? по Цельсию. Название "хаммам" является производным от арабского "хам", "жарко". Только вдумайтесь, люди добрые, жарко им там было! Этих неустрашимых сельджуков, оттоманов, османов и кого там ещё, да в сухой бы пар при ста двадцати, или во влажный при девяноста, да под берёзовый, с дубовыми веточками и лапкой ёлки веничек! Воистину: "изнеженный Восток". Вернёмся, однако, в герцогский замок, вернее, на его зады, где располагалось хозяйство Грея...
       ЗАмковая баня была не велика но, как и полагается хаммаму, украшена мрамором, искусными мозаиками и так далее. Принадлежность Европе выдавало наличие скульптур, вещь в исламском мире немыслимая. Все эти венеры, вакханки, наяды и прочие нереиды изваяны были в... скажем так, смелых позах (что, между прочим, вполне соответствовало если не букве, то духу учения создателя Корана, считавшего, что хаммам должен в прямом смысле слова способствовать увеличению числа правоверных). Айвен знал, что Герцог лично отбирал статуи для своей бани.
       Натёрлись мёдом. (Некоторые любители банной церемонии верят, что процедура сия приносит тройную пользу: и пот отделяется легче, и целебная сила ароматного продукта, проникая в организм сквозь поры и оздоравливая его, попутно холит кожу). Устроились на подогреваемых каменных ложах, спиной вверх, животом на специальный горячий камень. Минут через двадцать, когда желание продлить удовольствие потоотделения вступило в неустойчивое равновесие с жаждой окатиться холодной водой, сосредоточенную тишину нарушил Герцог:
       - А знаешь ли ты, уважаемый учитель-ку (на почётнейшую степень "су" Айвен, увы, никак не тянул), что в завоёванных землях турки частенько устраивали свои бани, переделывая под них христианские храмы?
       - У, нехристи! - пропыхтел Грей, главным образом для того, чтобы что-нибудь ответить. Затем ему пришла в голову мысль, что шеф, никогда ничего не говоривший просто так, упомянул о церквах неспроста. Поэтому решил поддержать предложенную тему: - А какая, в сущности, Ваше Высочество, разница, превратить Божий храм в хаммам или, скажем, в склад?
       - С тобой согласился бы любой сарацин, - с полнейшей серьёзностью ответствовал Герцог. - Но берегись, как бы вдобавок к обвинению в дезертирстве, тебя не объявили бы ещё и еретиком! В бане все ходят голышом, а на складе, преимущественно, одетыми! Ощущаешь разницу?
       До Айвена дошло, что над ним подшучивают. А показалось, что зачем-то решили припугнуть...
       - Виноват-исправлюсь, Ваше Высочество! - гаркнул он, точно так, как а недавнем прошлом выкрикивал, радуя отца настоятеля.
       В тот же миг в парильню заглянул огромный звероподобный нубиец, который принял крик Грея за сигнал приступить к мыльному массажу. Герцог досадливо от него отмахнулся:
       - Пшёл прочь, животное! - После того, как тот испарился, монарх сел и, хитро глядя на своего тренера, поинтересовался: - Сам-то давно к причастию ходил, сарацин недобитый?
       - Не очень, - неопределённо ответил Айвен, тоже принимая горизонтальное положение и прикидывая, к чему Герцог клонит. Теперь уже было совершенно ясно, что разговор отнюдь не носил случайный характер.
       - Это - грех, - нравоучительно поднял палец тот. - Вот я и хочу помочь тебе его замолить, оказию предоставить святому Распятию поклониться... В беседе нашей банной мы ненароком о церквах заговорили, и я к случаю вспомнил, что сегодня хоронят одного человека. Надо бы сходить на панихиду, венок положить... Да, понимаешь, мне не с руки. А вот тебе - в самый раз! Что скажешь?
       - Что я всецело в руках Вашего Высочества! - эту фразу, иттить ему некуда, Грей несколько раз слышал во время его нечастых появлений во дворце и специально запомнил, поскольку счёл страшно политесной. Сейчас, вот, выдался случай блеснуть.
       - Делаешь успехи, контрабандист. Скоро тебя можно будет выпускать в приличное общество без намордника, гы! Так вот. Третьего дня кто-то замочил Большого Якоба. Слышал про такого?
       - Слышал, Ваше Высочество. Да и кто ж в Городе не знает главу тутошнего Северного братства? Не в укор Вашему Высочеству будет сказано... - тут Грей осёкся, спохватившись, что чуть-чуть не сболтнул лишнего.
       - Ну, чего замолчал? Язык проглотил?
       - Да нет, Ваше Высочество, просто понял, что чуть не сморозил глупость. Негоже заставлять монарха выслушивать мысли праздные и пустые.
       - Ловко насобачился, парень, придворному словоблудию, но меня не проведёшь. Давай, говори.
       Айвен уже достаточно хорошо узнал Герцога, чтобы понимать: юлить с ним бесполезно, а не выполнить приказ - себе дороже. Решил попробовать схитрить, заболтать вопрос. Тяжко вздохнув, заговорил ни о чём, припоминая, как делал это в коллеже отец-ритор:
       - Без всякой радости подчиняюсь, ибо подчинение монарху есть высший долг и мать благодетелей...
       - Немедленно прекрати тряхомудию и говори по существу!
       По существу, так по существу. Где наша не пропадала!
       - Не в укор Вашему Высочеству будет сказано, многие горожане высказывают мнение, что Вы - дневной правитель, а Большой Якоб - ночной. А некоторые вольнодумцы доходят до такой наглости, что утверждают, будто бы Большой Якоб правит ночью, а днём разделяет власть с вами.
       К удивлению Грея, Герцог не разгневался. Молча кивнул, почёсывая... ну, в общем, то, что мужчины непрочь себе почесать, когда предоставляется возможность и отсутствуют ограничения, налагаемые правилами приличия. Выдержал паузу. Затем, насмешливо улыбнувшись, поинтересовался:
       - Думаешь, я усидел бы в герцогском кресле хотя бы неделю, если бы не знал, что говорят в так называемом народе? Или если б обращал внимание на то, что мои честные бюргеры шепчут своим жёнам, накрывшись одеялами и потея от страха? Это всего лишь пар, исходящий из носика чайника, что не позволяет крышке сорваться. К тому же от своей борзости наши опившиеся пива говоруны ощущают себя в тот момент мужчинами, отчего приобретают нечастую возможность порадовать своих исстрадавшихся жёнушек, а значит в конечном счёте, работают на нас, умножая число наших подданных. А ты снова меня не разочаровал: не думал, что ты скажешь правду. Как говорится, похваляю! Быстро, парень, набираешь очки. Теперь проверим твою сообразительность, без неё что в жизни, что в службе, ничего не получится. Итак: если Большой Якоб такая крупная фигура, то кто, по-твоему, дерзнул его... того-с?
       Айвен не был тупицею, и прекрасно понял, на какую мысль наводил его шеф. Делать вид, что намёк не понят, было со всех сторон неразумно: получалось, мля, что или расписываешься в скудоумии или в хитрозадости. И то, и другое, хреново. Вместе с тем существуют вещи, произнесение коих вслух чревато и не рекомендуемо: как говаривал любивший сочно изъясняться господин регент-капитан, "не плюй в колодец, вылетит - не поймаешь"!
       Грей вышел из непростого положения изящно: молча встал и молча же поклонился.
       Герцог, прищурившись, некоторое время смотрел на своего тренера. Потом скомандовал:
    - Распорядись холодной воды, да побольше!
       Потом начались сладкие мучения мыльного массажа. Представьте себе, что огромный человек то сидит на вас, выкручивая из суставов руки-ноги, то сползает на пол и со всей силы бьет и мнёт ваше тело, а под конец и вовсе вскакивает вам на спину и вытанцовывает на ней, расплющивая податливую плоть по каменному ложу, а вы мычите от наслаждения и мечтаете о том, чтобы эта пытка поскорее закончилась, но с завершением её жалеете, что время столь быстротечно...
       Отдыхали, завернувшись в тончайшие байковые попонки. Герцог потреблял неизменное своё сильно разбавленное вино, на этот раз белое, Грей же сидел в обнимку с кувшином пива, в тот век напитка простолюдинов. А что выёживаться перед человеком, который знал биографию Айвена, поди, лучше его самого?
       - Да, дезертир, теперь насчёт твоего похода на панихиду. Отпевать Большого Якоба будут в церкви Всех святых, что на Собачьих холмах. Денег я тебе дам, и ты велишь сделать самый пышный венок, какой только возможно. Розы там, лилии, и никаких гвоздик! Не вздумай экономить, знаю я тебя... Лента чтоб была из самого дорогого шёлка, но без единого слова. Это - проверь: гробовщики горазды на самодеятельность. Отстоишь службу молча, ни с кем не разговаривая, и уедешь. Вопросы?
       - Но, государь, там же будут все свои. А кто я Большому Якобу?
       - Ну, народу там будет полно, не только горцы из Северного братства, но и зеваки со всего города сбегутся. К тому же ты борец, а покойный всегда привечал вашего брата.
       - Но я, Ваше Высочество, не просто борец. Я ваш личный тренер. Меня увидят и...
       - Так в том-то всё и дело, башка ты садовая!

    9

       Айвен допивал ставшее тёплым и оттого превратившееся в ослиную мочу пиво (крестьянская закваска не позволяла вылить его к чёртовой матери), наблюдал за уборщиками, драившими баню, и размышлял. А подумать, ядрёна вошь, было о чём! Неожиданное поручение неоспоримо свидетельствовало: что-то связывало Герцога и некоронованного бандитского короля. Во-первых, само собой, смерть: шеф недвусмысленно намекнул, что Большого Якоба прикончили по его приказу. (Причём, как гласила народная молва, сделано это было показательно унизительно: арбалетный болт влетел через открытую форточку и настиг северянина в тот самый момент, когда Якоб снял исподники, чтобы приголубить очередную подружку - до этого дела он был шибко охоч). Приписать себе чужие подвиги шеф конечно, мог, но для чего и, главным образом, для кого? Жалкий тренеришко по борьбе слишком ничтожная фигура, чтобы великий Герцог ему врал. Теперь вопрос: зачем монарху нужно было устранять Якоба? Зачем-зачем, видно, "неуловимый" совсем уж достал... Должен же Герцог следить за порядком и сохранением законности в государстве? Понятное дело, должен. Но...нет, мать твою в тридцать три дуги налево, не сходится!
       Ненароком Грей ругнулся вслух, и уборщики, бросив работу, начали на него испуганно пялиться. Он вяло махнул рукой, вы, мол, тут не при чём, и хватил большущий глоток прямо из кувшина - благо, ни перед кем не надо было выделываться. Отчего это тёплое вино остаётся вином, а пиво превращается в помои? Да...
       Если Герцог замочил Большого в исполнение своего монаршего долга, то к чему венок? Для понта? Слишком мало чести миропомазанному венценосцу пальцы топырить перед ворами и налётчиками... Значит, какая-то непонятная связь между Дворцом и Якобом всё же была. Но с другой стороны: если Герцогу почтить покойного (ставшего таковым благодаря его, монарха, радению!) непостижимо зачем, всё же надобно, то сделать это следует, разумеется, в тайне. Это понятно и не требует объяснений. Для чего же тогда специально посылать своего человека, пусть и не из ближнего, и даже не из дальнего круга? Вопросы, вопросы... А впрочем, какого лешего заморачиваться? Герцогу виднее, что и как делать. На то он, в конце концов, и Герцог! С колокольни дальше видно, чем из погреба...
       Эта последняя, самая глубокая мысль, пришла в голову личного тренера Его Высочества, когда он был уже на пороге собственного дома. Да, Айвен Грей с некоторых пор стал домовладельцем. Конечно, кому-то двухэтажный каменный домик аж в четыре комнаты, каждая из которых по площади могла бы поспорить с кабинкой для исповеди, покажется чуть ли не сторожкой, но для недавнего бездомного преподавателя гимнастики, а до того каторжанина, профессионального солдата, дезертира, контрабандиста и кочующего по ярмаркам призового борца, это был дворец почище, мля, чем твой Версаль. Говоря между нами, это вообще был первый дом Грея с тех пор, как он раскроил кочергою череп родному батюшке, чтоб тому черти в аду достались не ленивые! Очень скоро после вселения выяснилось, что Айвен не единственный жилец этого палаццо, помимо него был ещё и мышонок, удостоившийся пышного имени "Бэкингем". Серый брат разделял с Греем ужин, неизменно получай кусочек итальянского сыра. Папа с сыном, мля...
       Переодеваясь в "кобеднишный" костюм, Айвен неожиданно вспомнил, какая смешная рожа была у любителя "красненького" Гвидо, когда тот увидел оплаканного им и к вечеру уже крепко помянутого постояльца мансарды живым, да ещё и в мундире офицера СОВ. Дело было так. Достопамятная беседа с Герцогом у поставца с винами и закусками завершилась тем, что Грей получил "на первое время" толстый кошель, правда, всего лишь с серебром ("надеюсь, выманенные у меня сорок генуэзских дукатов ты пока ещё не успел растратить"). Всё равно, Айвен ощутил себя Крезом, и, едва выйдя из дворца, снял приличную комнату в ближайшем постоялом дворе - до поры, когда подберёт пристойное постоянное обиталище. После чего, натурально, отправился в коллеж забрать своё барахло, важнейшей - если не единственно ценной частью которого - были борцовская форма и сорок целёхоньких, покуда не разменянных золотых монет, вместе с герцогским кошелем надёжно припрятанных под половицею. Несчастный истопник, он же консьерж, выпучил глаза и, как открыл рот при виде Айвена, так и не закрывал до тех пор, пока "привидение" не удалилось. Бывший жилец пытался привести Гвидо в чувство, похлопав его по плечу, но бедняга так и не вышел из ступора, только истово крестился, шепча "свят, свят!".
       Эх, жаль, не услышал Айвен, что и как рассказывал потом Гвидо об этом событии коллежскому народцу! Все ещё посмеиваясь, Грей плотно закрыл изнутри ставни. Ему совсем не улыбалось придя, застать своё гнёздышко разорённым, возможно, теми самыми людьми, покойному предводителю которых он отправлялся покупать венок. Не успел Айвен подойти к входной двери, как услышал стук дверного молотка. Странно. Кто бы это мог быть? Сторонних приятелей в Городе у него по большому счёту не было, на службе ещё коротко ни с кем сойтись не успел, да и с новыми соседями ещё только начинал при встрече раскланиваться - так что вряд ли это зашли, по-соседски, занять какую-нибудь безделицу...
       Меж тем молоток стучал беспрерывно. Жизнь приучила Грея к осторожности, и легкомысленно распахивать дверь неизвестно кому он не собирался, как не хотел и подавать голос (порой лучшее решение - сделать вид, что никого нет дома). Вместо этого он приоткрыл прорезанный в филёнке потайной глазок, прикрытый снаружи лампадкой, теплившейся перед махоньким образком Божией Матери. Ничего себе: на крыльце стояла дама, лицо и фигуру которой скрывал широкий шёлковый и чрезвычайно дорогущий чёрный плащ! Грею показалось даже, что через глазок до него доносится запах изысканных духов. Одинокий мастер островной борьбы не был, понятное дело, схимником, и с женщинами периодически встречался. С кабацкими потаскушками, главным образом. И вот нате вам: не успел обзавестись собственным домом, как к нему пожаловала дама! Если использовать недавно освоенное им слово, Грей был заинтригован, а выражаясь привычно, помирал от любопытства. Иттить ему некуда, если он не откроет, хотя время уже и начинало поджимать.
       Заложив дверную цепочку (правда, в его доме сие кузнечное изделие заслуживало, скорее, наименования "цепь"), Грей на всякий случай поинтересовался, кто там: на медовую капельку много каких только таракашек не ловили! Раздалось еле слышное, с оттенком то ли раздражения, то ли нетерпения:
       - Открывай, Грей, мне неловко торчать под дверью: тут слишком много глаз!
       Возможно, голос был и знаком (с некоторого времени он видел, а применительно к описываемому случаю вернее было бы сказать, слышал при дворе несколько "мадамов"), но опознать пришелицу по этому еле слышному полушёпоту, да ещё доносящемуся сквозь толстые дубовые доски, Айвен не смог.
       - Ну же, Грей! Счастье стучится в дверь лишь однажды...
       Читатель, будете ли вы удивлены, если я скажу, что Грей тут же, не медля, скинул цепочку и распахнул дверь? Незнакомка со змеиной грацией проскользнула в дом и две сильные белые руки обвили шею хозяина. Его обдал колдовской запах диковинных духов. От них ли, от прилива ли крови, слегка закружилась голова. Руки зажили собственной жизнью, и сами собой не без удовольствия обхватили... нет, не талию (Айвен, чтоб вы знали, давно вышел из пацанского возраста!), а несколько выше; руки безошибочно нашли то, что стеснительно называется "бюстом": борьба, понял, учит идти к цели кратчайшим путём. Грудь незнакомки была волнующе туга и обещающе податлива. Затем, разумеется, воспоследовал пламенный поцелуй. (Разочарую некоторых своих читательниц: в отличие от женщин, подавляющее большинство мужчин, целуясь, глаза не закрывают.) И вот наконец, ощутив горячие губы нежданной гостьи, Грей увидел лицо, открывавшееся по мере того, как капюшон падал на её плечи. Ё-моё: он держал в объятиях барышню регент-фельдфебеля!

    10

       Большого Якоба схоронили уже недели три назад, не меньше, но Грей, каждый раз вспоминая события того памятного дня, снова и снова переживал всё заново, причём его неизменно бросало то в жар, то в холод. Вот и сейчас, ожидая заказа в любимой своей харчевне "Старый пращник" (сюда он частенько заходил в обеденный час, поскольку тренеру в замке не подавали), Айвен снова обратился мыслями к визиту Кончиты и всему, что за ним последовало.
       Открытие, что он обнимает мастера пыточных дел из СОВ, Грея просто ошеломило. Он живо вспомнил себя, привязанного к креслу, "грушу" в руках рыжеволосой садистки, её подвижный, как у ядовитого гада язычок и жутковатые глаза с то сужающимися, то расширяющимися зрачками. И своё желание во что бы то ни стало освободить землю от её присутствия...
       ...В детстве меня всегда удивляло, да и сейчас остаётся совершенно непонятным, не столько готовность Ивана Царевича поцеловать лягушку (от намерения до его реального воплощения огромная дистанция!), сколько то, что он физически смог это сделать. Да ещё и (по крайней мере, в первый раз) без железной гарантии, что та обернётся девицей красною, хотя в данном контексте сие и не принципиально. Однако Грей, как я понимаю, оказался в ситуации ещё более кошмарной: одно дело лобызать жабу, надеясь, что она превратится в девушку (да ещё в волшебной сказке), и совсем другое - наяву подарить поцелуй прекрасной и таинственной незнакомке, оказавшейся на деле не земноводным даже, а змеюкою!
       Разглядев, кого целует, Грей - уж простите меня за подобную подробность - ощутил спазм прямой кишки. Он отшатнулся от Кончиты, как от прокажённой. Разумеется, никаких кровожадных мыслей видение барышни регент-фельфебеля у него не вызвало - возможно потому, что та не успела в своё время - по изящному выражению Герцога - "подпортить Айвену шкурку". Было - и былью поросло. Но целоваться со своим несостоявшимся палачом... в общем, мля, попробуйте сами!
       Кончита, непонимающе взглянув на Грея, снова пошла на приступ. Постанывая от страсти, она силилась обнять борца и тянулась к его губам. Совершенно идиотская ситуация: молодой, здоровый мужчина, что есть силы отпихивает от себя сто пятьдесят с небольшим фунтов восхитительной молодой женской плоти, за счастье прикоснуться к которой многое отдали бы не только офицеры СОВ, но и большинство придворных вертопрахов! Да и сам он, чего греха таить, был бы не прочь, кабы не... В общем, сопротивлялся Грей недолго. В конце концов, личный тренер Герцога был всего лишь простым обычным мужиком, без особых комплексов (Господи, да Айвен и слова-то такого не знал!), всего-то тридцати с небольшим лет...
       Каким-то образом они оказались в клетушке первого этажа, игравшей роль гостиной. Комната была меблирована, главным образом, огромным, обитым кованым железом расписным ларём, который остался от прежних хозяев и был совершенно пуст, поскольку Грей не накопил пока достаточно добра, чтобы покрыть хотя бы его дно. Принявшая на себя роль активной стороны, барышня регент-фельдфебель повалила Айвена на эту фундаментальную "меблю" и, продолжая ритмично постанывать, принялась освобождать предмет своей страсти от кюлотов. Сказать, что он сильно сопротивлялся, значило бы погрешить против истины. Но Йезус-Мария! Не в силах справиться с многочисленными завязочками и шнурочками, заменявшими в ту пору современные пуговицы и застёжки, Кончита поступила совершенно по-мужски: откуда-то из воздуха достав свой неизменный стилет, она разом всё, к чертям собачим, разрезала! Грея было охватил протест, ведь на тот день у него было дело, требовавшее соответствующего костюма, а гардероб начинающего тренера герцога назвать богатым было пока трудновато. Но всё утонуло в сладком розовом тумане.
       Помнится, потом, когда он глядел на расчёсывающую волосы, спокойную и светящуюся каким-то внутренним светом Кончиту, Айвена посетила странная мысль. Ещё пару лет назад, до коллежа с его отцами-знатоками древностей и знакомства с дворцовыми коллекциями, она была бы для него невозможна. Грей похолодел от возможного приближения к истине: а что, если моделями для греческих скульпторов, ваявших тех мифических баб, которыми был полон его хаммам, служили женщины, незадолго перед тем достигшие любовного блаженства? Внезапно он спохватился.
       - Что ж ты наделала, нетерпеливая моя? Мне сейчас надо бежать по делам в город, а теперь не в чем!
       - Ещё скажи, что недоволен. Не доволен? - она шутливо приставила к его горлу любимый трехгранный клинок, снова, как по мановению волшебной палочки, появившийся ниоткуда.
       - Как-нибудь потом расскажешь мне, как это делается, - отвёл Грей её руку. - Но у меня больше нет приличной одежды, чтобы выйти из дома по важному делу. И я спешу.
       - Подумаешь! Надень наш мундир. Кстати, тебе фиолетовый цвет к лицу. - Кончита уже надевала плащ. - Я дам тебе знать, когда смогу снова вырваться к тебе.
       Вот так и случилось, что Грей, помимо воли, стал любовником "специалиста" из СОВ, а отправляясь за цветами для поминальной церемонии, снова надел тот мундир, который ему принесли в комнату советника Жилярди для того, чтобы прикрыть срамоту во время беседы с Герцогом. Красовался он в фиолетовом всего второй раз в жизни, но быстро ощутил все выгоды, которые извлекает из жизни носитель последнего цвета радуги.
       Офицерский мундир Службы Охраны Величества - совершенно особая одёжка (которая, кстати сказать, не так уж и часто встречалась на улицах Города: "совы" предпочитали работать в цивильном, предоставляя право щеголять в форме низшим чинам "при исполнении" - как это было, скажем, при аресте нашего учителя гимнастики). Но уж если ты вышел из дома во всём своём аксельбантном великолепии... Боятся любого "фиолетового", а уж увидев офицера, самые робкие горожане норовят даже перейти на другую сторону улицы, не говоря уж о том, чтобы встретиться с тобой взглядом. В кабачке можешь спросить вина и, ежели не в духе или вино оказалось не по вкусу - уйти, не заплатив. Девчонку какую, приглянувшуюся смазливой мордашкой, буде даже с отцом или женишком прогуливающуюся, безнаказанно щипнуть за попку - милое дело, и никто тебе не указ и не укорот. А тут ещё молодые вдовушки глазками постреливают да зазывно улыбаются...
       Грей оценил все выгоды дарованного ему мундира (судя по всему, Айвена внесли в какие-то списки, поскольку жалованье он получал в СОВ). Скажем, роскошный венок соорудили в считанные минуты, пока "господин офицер" распивал в ближайшем заведении бутылочку анжуйского, за которую, кстати сказать, не преминул позабыть оставить денежку. А ведь венки полагалось заказывать накануне или, хотя бы, за полдня до нужного срока! Опасливая услужливость гробовщика была очень кстати, поскольку позволила наверстать время, потраченное на Кончиту. Не зря, мля, потраченное! Вспоминая о фантастической этой бабе, Грей довольно хмыкнул. Вот ведь чертовка! И искусница... Пожалуй, с ней можно будет и продолжить, хотя, положа руку на сердце, Айвен немножко побаивался барышню регент-фельдфебеля. Было в ней что-то инфернальное, как сказал бы отец Амброзий, объяснивший Грею при случае, что по-нашенски это означает "адское".
       Подмастерье гробовщика за полкроны доставил Айвену вполне приличный экипаж, куда с грехом пополам уместился не только циклопических размеров венок, но и сам Грей. Венок ехал с б?льшим комфортом: отчаянно боявшийся помять цветы борец вжался в дальний угол, отсидел ногу и в результате вылез из своего не то фиакра, не то, фаэтона (хрен их разберёт, эти повозки, ему не часто доводилось ими пользоваться!) в настроении существенно худшем, чем садился.
       Когда Айвен подъехал, его взору представилось поистине удивительное зрелище. Борец и не предполагал, что в Городе наберётся такое количество роскошных средств передвижения. Всё окрестности Собачьих холмов были заставлены аристократическими портшезами и дорогими экипажами; на фоне этих глухо задрапированных носилок из драгоценных пород дерева и лакированных карет с зашторенными окнами его рыдван, дотоле казавшийся Грею вполне приличным, смотрелся, как сиволапый пейзанин, игрою случая оказавшийся в кругу блестящих придворных. Какой-то чудик, не найдя места, куда пристроить карету, загнал её аж на церковное кладбище, для чего пришлось проехать по паре могил. Некий борец за правду - такие всегда находятся в местах большого скопления людей - начал громко возмущаться. Тогда возница, огромный широкоплечий человек с невыразительным лицом, неожиданно легко спрыгнул с козел, подошёл к крикуну и негромко что-то сказал, отчего тот моментально увял. И вновь вокруг восстановилась скорбная тишина, приличествующая церемонии, на которую собрались все эти люди - кто руководствуясь долгом, кто любопытства ради, кто из чувства страха, кто, наоборот, облегчения или радости...
       Грею, как ни странно, удалось подъехать к самому входу в храм. Никто не выказывал особой радости, но пеший люд расходился перед его коняшкой в стороны, а непривыкшие никому уступать возницы, ворча, брались за вожжи и кнуты, чтобы подвинуться или раздвинуться. Вылезши, Айвен поднатужился и с кряхтеньем вытащил венок: тот был достаточно тяжёл но, главным образом, громоздок и оттого тащить его в одиночку было крайне неудобно. Проблема, однако, была разрешена быстро: Грея обступила толпа того особого народа, который всегда в подобные дни толпится на паперти в надежде сшибить крону-другую. Выбрав из них в носильщики двух самых приличных, Грей чинно вступил под своды церкви Всех святых.
       Установил на лучшее место, непосредственно в ногах Большого Якоба венок, для чего бесцеремонно раздвинул принесённые раньше. По-хозяйски расправил пустую ленту и с каменным лицом встал неподалёку. Бросил быстрый взгляд окрест. Да, народишко тут собрался разномастный: как говаривал господин регент-капитан, от королевского дяди до полковой ...маркитантки! В толпе Айвен с удивлением различил несколько придворных беретов, венчавших с десяток надменных физиономий, встречавшихся ему при нечастых посещениях передних помещений и покоев Дворца. На этих господ он успел насмотреться, и не терпел за заносчивость и подленькую привычку "ставить на место" тех, кто не мог им ответить. Но "белой кости" было исчезающее мало как, впрочем, и зевак из бюргерства (те, от греха подальше, кучковались снаружи). Голытьбы не было вовсе, её отсекали несколько серьёзных молодых людей в чёрных бархатных кафтанах, стоявшие на входе в церковь. Иттить ему некуда, наверняка люди Братства. Интересно, отчего все эти висельники так любят чёрный бархат? Прям как в форменных мундирах, мля! А он, Грей, молодец! Какой венок отгрохал! Вон, все варежки разинули, пялятся на это цветочное безобразие, которое, между прочим, стоило столько, что и подумать, не то, что сказать, страшно.
       Гордый собой, Айвен приосанился. Однако пару минут спустя его начало грызть какое-то смутное беспокойство, вылившееся в конце концов в уверенность, что смотрят, всё-таки, не на венок, а на того, кто его принёс. Ну и пусть. Это Герцог придумал, значит, знал, что делал. И тут Айвена как обожгло: ё-моё, он же в мундире Службы Охраны Величества! А об этом шеф никаких указаний не давал. Так вот чем объясняется всеобщее внимание. Пришло и запоздалое понимание того, почему его жалкую повозку пропустили к самой церкви, а его, Айвена, не выкинули вон после того, как он начал наводить свой порядок среди венков. Чудило грешный! Похоже, Грей сморозил самую большую, и нельзя исключать, последнюю ошибку в своей жизни...

    11

       В стародавние времена охота была благородным развлечением и привилегией дворян, не говоря уж о "первых среди равных", венценосцах. (Представители высшего духовенства, тоже по происхождению дворяне, в нарушение всех канонов позволяли себе иной раз участие в сём мирском развлечение - хотя это и порицалось Римом.) То, что настоятельно не рекомендовалось священнослужителям, прямо - под угрозой лютой смерти - запрещалось всем прочим: крестьянам (даже на собственной земле!) и горожанам, в том числе и тем, в чьих сундуках денег хранилось побольше, чем у иного герцога. Как сказал бы Грей, феодализм, мля!
       Охота или, по-старорусски, ловитва, бывала псовою и соколиною (с применением разных ловчих птиц, которых, в зависимости от размера, использовали для травли рябчиков, фазанов дроф, зайцев и так далее, вплоть до волков). Охота также подразделялась на королевскую и обычную: монархи и принцы крови с собаками охотились на кабана, благородного оленя, медведя. Все прочие - на косуль, куниц, зайцев, лис и иную живность того же калибра. Благородная эта забава была основным времяпрепровождением между войнами (впрочем, перерывы эти не бывали длинными), и почти столь же опасна. Даром, что, выходя один на один с большим разъярённым зверем, охотник пользовался копьём, а если оно ломалось, мечом.
       Так вот, шеф Грея, Герцог, тоже был страстным охотником. Но не любителем скакать за сворой заливающихся в истерике собак, или сломя голову нестись по буеракам за соколом, который, в отличие от всадника, имеет возможность лететь по прямой и, разумеется, пользуется этим правом. Глава герцогства не видел особой доблести в том, чтобы, как многие другие, наскочить во весь опор на какого-нибудь секача, к тому же отвлекаемого борзыми, и ткнуть ему под ребро копьём или тем паче, отнять законную добычу у любимой птички. Он охотился с гарпуном на привлекаемых кровавой приманкой здоровенных акул, подплывая к ним на утлой лодочке, всего с парой гребцов. А? И оригинально, и будоражит кровь, да к тому ж завораживает бюргера, обсуждающего с супружницей у теплой печки после ужина доблесть правителя! Правда, выехавшие в сопредельные страны сторонники Сибора XII клевещут, что жало гарпуна отравлено ядом морской осы, медузы южных морей, но кто поверит россказням жалких эмигрантов? [Клянусь, тварь эта реально существует, и многими почитается самым ядовитым на Земле животным]
       К чему это я всё рассказываю? Да к тому, что, когда терзаемый плохими предчувствиями Грей прискакал во Дворец, чтобы доложить об исполнении поручения и получить всё ему причитавшееся за то, что и как было сделано, выяснилось, что Их Высочество отбыли на побережье, и изволят там пробыть ровно столько, сколько им будет благоугодно...
       Робкий человек прячет голову под крыло, и чем дольше ждать ему неминуемо грозящих неприятностей, тем лучше ("авось рассосётся, а если нет, то хоть сегодня посплю спокойно"). Решительный же и нетерпеливый предпочитает "ускорить процесс", ибо для него ничего нет хуже, чем тоскливо ждать, когда случится неизбежное. Решительности Грею было не занимать, так что можете представить себе, что творилось у нашего борца на душе. Ведь не ехать же, в самом деле, к Герцогу в его рыбачий домик! В таких случаях помогает работа, можно уйти в неё с головой, чтобы хоть на время освободить оную от неотвязных мыслей. Но и этого Айвену, ввиду отсутствия его единственного ученика, было не дано! Ну, забредут двое-трое молодых придворных шалопаев пофехтовать, или сразятся в шары на дюжину бургундского, и что? Конечно, можно было бы попробовать обратиться к Кончитке: та, будучи в ударе, разогнала бы печаль даже приговорённого к смерти а ночь перед казнью! Разыскать Рыжую было бы достаточно просто, но... это был тот самый случай, когда "и хочется, и колется". К тому же, она достаточно определённо дала понять, что при наличии свободного временя сама найдёт Айвена. Так что оставалось единственное, и за пять тысячелетий возделывания человечеством виноградной лозы, хорошо проверенное средство.
       Приём указанного лекарства осуществлялся в "Старом пращнике", где ж ещё? Грей появлялся в кабачке в четыре часа пополудни, ближе к обеду. В первой половине дня он изобретал себе работу то в хаммаме, то в одном из спортивных залов: закладывать за воротник с утра пораньше Айвен почитал последним делом: уж на что господин регент-капитан уважал с утра принять "сто грамм для дам", и то говаривал: "ныне натощак, завтра натощак, ан и корову со двора тащАт!".
       Вот и в тот день, где-то в четверть пятого, Грей уселся за свой любимый столик в дальнем углу у стены (разумеется, как и всегда - если не считать тех проклятых похорон - он был в цивильном). Кабатчик, ничего не спрашивая, молча поставил перед постоянным клиентом кувшин красного, тарелки с солёным сыром, разрезанными пополам помидорами, а также блюдце с маслинами и острыми перчиками: перед едой следовало хорошенько разогреть аппетит. Потом пришёл черёд второго кувшина под фирменное местное жаркое. Его готовили из хорошо вымоченной в вине с травками ослятины, которую после этого обжаривали, а потом долго тушили в горшочке с фасолью, лаврушкой, сельдереем и черным перцем. После ослятины наступала очередь третьего и последующих кувшинов, выпивавшихся исключительно под маслинки, вплоть до сигнала к тушению огней.
       Где-то между четвёртым и пятым кувшинами, к Айвену подвалил симпатичный мужик со смутно, как показалось борцу, знакомым лицом, явно, из бывших солдат. А что тут удивительного? Насмотревшись одного и того же дерьма, нахлебавшись одной и той же тощей каши на биваках, вволю пролив своей и чужой кровушки, все ветераны чем-то неуловимо напоминают друг друга. Как, мля, двоюродные братья!
       Держа в руке кружку и слегка покачиваясь (а что, имел право, ядрёна вошь, не к обедне пришёл!), он всмотрелся в нашего героя и вежливо спросил:
       - Слушай, бродяга, а ты, случайно, не Грей?
       - Он самый, - лаконично ответил Айвен, после чего подбросил и поймал губами маслину. Прожевал. Помедлив, решил вступить в разговор: - А ты думал, Папа Римский?
       Незнакомец расхохотался.
       - А ты за словом в карман не лезешь. Будем знакомы. Я - Дик-глазник: одним ударом кулака, на хрен, вышибаю глаз. Служил в пятнадцатом полку горной стражи. Видел тебя в бою на ярмарке в Старом Бурге, где ты был лучшим, хотя все прочие боролись, уж извини, как дерьмо. Разрешишь присесть и выпить за твоё здоровье?
       Обходительность и деликатность нового знакомца пришлись Грею по душе, и он разрешил. Потом, как водится, - ведь не дикарь же он с Архипелага, ядрёна вошь! - предложил, в свою очередь, выпить за здоровье Дика. Когда кувшин Айвена был опорожнён, а вдвоём это делается, кто бы мог подумать, не в два, а в три раза быстрее, новый приятель заказал следующий. И пошло-поехало...
       Говорили, понятное дело, о лихой молодости, проведённой в рядах доблестной армии Его Высочества. Ветеранам было, что вспомнить! Дик-глазник рассказал, как к ним в полк приехал однажды с инспекцией сам господин сенешаль.
       - А у нас, понял, служили два близнеца, но в разных ротах, - заранее посмеиваясь, вспоминал Дик, - Мигель и Хуан. Хуан в первой, а братец его во второй. Первая рота показала его превосходительству достижения в военном беге и бою на алебардах. Для второй он устроил призовые соревнования по рукопашному бою, победителю - десять дукатов...
       - Жаль, меня там не было! - громыхнул кружкой по столу Айвен. - А вот фехтование на алебардах - трудная штука, так мне и не далось! Помню, однажды...
       - ...За упражнениями первой роты сенешаль, стручок перца ему в задницу, наблюдал издали, с возвышения. А вот борьбу, сам понимаешь, смотрел с близи, кресло ему поставили чтоб, значит, удобнее было. И случилось так, что победил Мигель. Ну, армейский рукопашный бой такой - ты знаешь - что правил в нем нет, бьют чем попало и куда попало...
       - ...Однажды я здорово получил алебардой, хорошо, удар по каске плашмя пришёлся. А армейская рукопашная, мля...
       - ...Поэтому заработал он здоровенный фингал. Мля буду, с это блюдце! Ну, господин сенешаль его подзывает, интересуется, как зовут, отдаёт приз и милостиво спрашивает: как мол, глаз-то, видит? Мигель ему отвечает: "Приходится нарушать устав!". "Как так?", - изумился сенешаль. Ну, тот ему и отчебучил: "По уставу полагается есть Ваше превосходительство глазами, а я могу только глазом!". Их сиятельство развеселился и дал Мигелю еще пару дукатов, "на лечение".
       Грей, решив, что рассказ закончен, принялся хохотать и бить себя руками по ляжкам.
       - Подожди, Айв, это еще не все, - остановил его Дик. - После обеда господин сенешаль собрался в Город, велел закладывать лошадей и, в ожидании отъезда, отправился прогуляться на плац. И там он натыкается на Хуана, второго близнеца. "Как это, - говорит, солдатик, ты избавился от своего синяка?". А тот, не будь дурак, отвечает: "В благодарность за доброту вашу, молился я своему святому покровителю, архангелу Михаилу о здравии вашем [св. Михаил у католиков, наряду с прочим, "отвечает за здравоохранение"]. Вдруг слышу глас с неба: "Просьба твоя, о, раненый воитель, услышана. Будет здоровье и господину сенешалю, и тебе! И вот, как видите: сошёл с меня синяк, и следов нету!". Ну, тот подивился, прослезился и отдал в благодарность Хуану весь свой кошель".
       Отсмеявшись и провозгласив тост за находчивость, Грей отблагодарил нового приятеля, ответив своей историей.
       - Служил у нас в горном легионе пращников один регент-капитан. Был он у начальства на хорошем счету: храбрый офицер, служака и отец солдатам. Одна только у него слабость, мля, просматривалась: был он востёр на язык, через что и страдал время от времени. И вот как-то полковничиха наша стала ему указания давать, как обучать новобранцев строевому шагу.
       - Да, жена начальства иной раз хуже чирья на ж...! - со знанием дела кивнул Дик и сделал огромный глоток.
       - Иттить тебе некуда, ты мудр как Екклесиаст! Ну, регент-капитан и послал её подальше. Та, сучка, тут же наябедничала мужу. Не проходит и четверти часа, как приходит господин майор и радостно так сообщает капитану, что того ждёт полуметровый фитиль поперёк себя шире. Мол, господин полковник приготовили и срочно ждут. И вот, представь картинку. Открывается дверь, и в штабную комнату задом, как рак, пятится наш регент-капитан. При этом голову назад повернул, ест глазами полковника и честь ему, сукин кот, отдаёт! Тот обомлел, глаза выпучил, орёт: "Ты что, тудыть твою растудыть, совсем ополоумел? На каторгу захотел? А регент-капитан ему: "Никак нет, господин полковник! Разрешите доложить: к приёму фитиля готов! Приступаю к спусканию штанов!".
       - Что, так и сказал!
       - Слово в слово. И вид сделал, что ремень расстёгивает.
       - А полковник?
       - А что, полковник? Ржал так, что чуть плохо ему не стало. Простил он тогда нашего капитана, даже чарку ему налил. Давай и мы выпьем.
       ...Где-то после седьмого или восьмого кувшина (они же не считать их сюда пришли, ядрёна вошь!), Дик придвинулся к Айвену поближе и, понизив голос, спросил:
       - А как тебе нынешний Герцог?

    12

       На небе не было ни облачка, и солнце жарило не по осеннему. Положение спасал свежий бриз, которому не хватало сил, чтобы поднять мало-мальски заметную волну, но вполне удавалось приятно холодить кожу. Погода не просто развращала, а прямо-таки растлевала: совершенно не хотелось напрягать голову и заниматься делами. Первый министр посмотрел на Герцога. Тот сидел на носу, босой, голый по пояс, в простых белых портах длиною чуть выше щиколотки и сосредоточенно мазал гарпун какой-то вонючей гадостью, надев для этого - при нынешней-то жаре - перчатки из толстой замши. Небось, в молодости, когда в кабаках записывал за людьми, что они про правительство говорят, тАк за ручонками своими не следил! Тоже мне, венценосец, монарх Божьей милостью! - с острой кастовой неприязнью подумал глава правительства, чей отец, бюргер в третьем поколении, дослужился до личного дворянства, работая в тюремной инспекции. Сам первый министр был в сплошном батистовом купальном костюме, оставлявшем голыми только ноги от колена и руки. Ступни его облегали изящные сандалии из невесомой рисовой соломки. Несмотря на узкие плечи, толстоватый гуз и бабье лицо, глава правительства смотрелся бы неплохо, кабы не выпиравшее из-под батиста пузцо, обещавшее через пару лет, аккурат к тому времени, когда придёт его черёд садиться на трон, превратиться в брюшко.
       Казалось, первый министр расслабленно нежится под солнцем, но внутри у него всё кипело. Всего-то пару-тройку дней назад Герцог отбыл из столицы на рыбную охоту, и в привычной манере тут же собрал совещание кабинета у себя в рыбачьем домике на побережье. Ну, "рыбачий домик", положим, одно название для непосвящённых: в действительности это средних размеров замок с огромной территорией, ограждённой двойной стеной. Но чего ради, спрашивается, надо было срывать с места людей? Он что, до своего отъезда не знал, что существует нужда встретиться? Революции или войны, чёрт побери, вроде бы не предвиделось! Ладно, стараясь дышать ровно, успокаивал себя глава кабинета, будем считать, что просто выдались внеплановые вакации. И надо последить за собой, быть сдержаннее: зачем доставлять удовольствие этому упырю... Закрыв глаза, он подставил лицо солнцу.
       Тем временем Герцог, продолжая колдовать над жалом гарпуна, еле скрывал улыбку. Ему были понятны эмоции его спутника, и он наслаждался бессильным бешенством главы кабинета. Удовольствия добавляло и предвкушение тонкой интриги: он собирался подсунуть главе правительства ядовитую идею: заменить привычный народу, ходивший в герцогстве нюрнбергский фунт английским. Как говорится, люди уже были заряжены... Внезапно мелькнула мысль: а не предложить ли тому подготовить второй гарпун? А что: лотерея, новомодная парижская игра, етить твою налево! Процентов сорок за то, что этот белоручка, пенёк обосс....й порежется, и одна из проблем будет решена. Ну, а если нет - значит, повезло, не судьба пока... Эх, жаль, нельзя: эта сволота сиборская, родственником своим почтенным от трона отодвинутая, из своих швейцарий да лонд?нов тут же вой поднимет, что трон узурпирован убийцею и преступником, обманувшим-опоившим их батюшку-дядюшку. А нам это пока ни к чему, дукаты да талеры любят тишину: ломбардские банкиры, макаронники недоношенные, могут задержать обещанный и столь необходимый кредит.
       Тишину нарушил один из гребцов, обративший внимание Герцога на две лодки, отвалившие от причала.
       - Ваше превосходительство, - с комической почтительностью монарх встал и обратился к первому министру, - проснитесь, сейчас к вам присоединятся ваши коллеги по кабинету, и начнём охоту. Эк вас разморило! - на людях, разумеется, он обращался к нему только на "вы".
       Потянувшись, его превосходительство вознамерился освежиться в море, но вспомнив об акулах, с содроганием отказался от этой мысли. Тем более, что гребцы начали опорожнять за борт одну за другой корзины с говяжьей и бараньей требухой, для подкорма этих прожорливых хищниц, способных учуять кровь на расстоянии нескольких лье. Вскоре в воде появились отдельные характерные плавники, а спустя короткое время акул уже было не счесть. Ничего удивительного, морща нос, подумал первый министр: смердит так, что слышно, небось, даже у казаков, в Москве. К тому моменту, когда к герцогу и первому министру присоединились Баррас, военный министр, главный полицейский Шильке, суперинтендант, ведавший финансам и казной, министр почты и начальник тюрем, гребцы насадили на крюк огромную, отвратительно вонявшую лошадиную полутушу, и можно было начинать.
       ...Герцог охотился на сельдёвых акул, коих на сегодня существует два с лишним десятка видов. Самая известная родственница обычной сельдёвой акулы - так называемая белая акула, главный морской людоед. К счастью, в европейских водах этот жуткий гигант не водится. Но и "обычная" хищница Средиземноморья и Северной Атлантики размерами не обделена, и достигает в основной массе от полутора до трёх метров; не самые крупные из них запросто потянут на тысячу фунтов. Она вооружена острыми трехгранными зубами, расположенными в шесть рядов в виде пилы, причём первый ряд выступает вперёд, второй растёт вертикально, а прочие наклонены в сторону глотки. Из такой пасти не вырвешься. Обычная еда этой акулы угадывается по её названию, но она с удовольствием лакомится тюленями и, поэтому, слегка обознавшись (зрение сей живой торпеды уступает её обонянию), вполне способна закусить и человеком, на которого, всё же, специально не охотится. Знатоки считают мясо сельдёвой акулы весьма вкусным, и поэтому хищную эту рыбку безжалостно отлавливают. Гурманы предпочитают плавники а, скажем, английское простонародье исстари и по сей день с удовольствием употребляет жареное акулье филе с жареною же картошечкой, да под кружечку пива!
       ...В своё время Герцог ввёл традицию, которая неизменно соблюдалась: чтобы охота была успешной, перед её началом распивать анжуйское, а саму бутылку с остатками вина отправлять за борт в качестве жертвы акульему богу. Впрочем, чаще он называл это "взяткой ихнему главному". Три лодки, на которых располагались охотники, встали борт о борт, один из гребцов открыл вино, а второй на закуску достал из загодя приготовленной корзинки жареные куриные грудки. Сочетание еле ощутимого и не заметного до того покачивания лодки, аромата вина, запаха курятины, миазмов от смердящей ноги на крюке и воняющей требухи за бортом вызвало у первого министра приступ тошноты. Отбросив походный стаканчик, он отбежал на корму и перегнулся через борт. Лучше бы он этого не делал: рядом с лодкой из воды на него смотрел свинячий глаз не меньше, чем десятифутовой акулы. Глава кабинета отшатнулся, и тут его, наконец, вырвало.
       - Бедная, бедная девочка! - под хохот министров прокомментировал произошедшее Герцог.
       Тем временем приманка, привязанная к недлинному прочному шесту, была опущена в воду, которая в тот же миг вскипела. Акулы, надо отдать им должное, в отличие от большинства сухопутных своих "коллег", не ссорились между собой из-за добычи. Они дружно накинулись на угощение; каждая из хищниц улучала момент, одним могучим рывком отхватывала часть туши и уходила в сторону, чтобы, проглотив, снова вернуться. Иные в азарте выпрыгивали из воды, и зрелище их кошмарных челюстей приятно щекотало нервы. Впрочем, не всем: первый министр, определённо, отдал бы часть своих немалых сокровищ, нажитых на ниве нелёгкой службы престолу, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте.
       Герцог, вооружившись гарпуном, стоял на носу и высматривал добычу. В той круговерти, которую устроили акулы, в плескании спинных плавников и месяцеобразных хвостов, в кровавой пене, не так просто было не ошибиться: трофеем должна была стать рыбина семи-восьми футов длиной (какой смысл возиться с меньшей, а с большей - себе дороже!). Его примеру последовал Баррас, а остальные, со вновь наполненными стаканчиками, приготовились играть, возможно, менее интересную но, безусловно, более безопасную роль наблюдателей. Впрочем, в этих утлых посудинах и устроиться с удобствами было затруднительно, и в случае каких-либо осложнений остаться в стороне от оных (как мы это вскоре увидим) более чем проблематично...
       Акулья шкура чрезвычайно толста и прочна (а у сельдёвых по фактуре она вдобавок еще и напоминает очень крупный наждак, чтобы не сказать тёрку). Поэтому гарпуном наносить удар следовало исключительно в глаз, всё иное было бесполезно [Вообще, охота на эту бронированную хищницу с холодным оружием, примерно то же, что учинили польские уланы в 1939 году, атаковавшие в конном строю с пиками наперевес германские Т-3]. Однако сделать это было не так-то просто, учитывая скорость передвижения огромных рыбин и то, что они постоянно мотали своими рылами из стороны в сторону. Промазавший, или нанёсший недостаточно сильный удар охотник, сильно рисковал: раненое рассвирепевшее животное запросто могло или опрокинуть лодку, или свалить в воду гарпунщика (тем более, что тот - стоя - находился в неустойчивой для пассажира лодки позе). Ну а уж оказаться в воде в обществе ошалевших от вкуса крови акул, пусть даже и предпочитающих в своём повседневном меню сельдей...
       Первым удар нанес военный министр. То ли рука у Барраса оказалась нетвёрдой, то ли рыбина слишком резво дёрнула головой, но его гарпун лишь чиркнул по акульей шкуре, не нанеся никакой раны. Акула относительно спокойно ушла на глубину, не выказав желания атаковать лодку. Однако сам Баррас всё же едва не оказался в воде, увлечённый вперёд силой собственного удара, которую в случае успеха должна была погасить акулья туша. С дико вытаращенными глазами он несколько секунд байвенсировал на планшире, пока министр почты не ухватил его за пояс и не без труда втянул обратно в лодку.
       - Хреновато, господин министр! - насмешливо крикнул Герцог. - Надеюсь, в военных делах вы более ловки!
       С этими словами Его Высочество сильно размахнулся и всадил гарпун точнёхонько в глаз проплывавшей на свой грех мимо его лодки хищницы. Та забила хвостом и ушла под воду, разматывая с большой катушки крепкий линь, конец которого был привязан к гарпуну. Лодка дёрнулась и, ускоряясь, поплыла вперёд. Теоретически это было опасно, однако до серьёзной угрозы дело не дошло: вскоре поражённая умелой герцогской рукой хищница всплыла брюхом вверх.
       - Раз! - торжествующим голосом открыл счёт трофеям Его Высочество.
       ...Это случилось уже под конец охоты. Министр тюрем неудачно атаковал свою акулу, которая, к тому же, оказалась значительно большего размера, чем предполагалось. Та дёрнулась, и всей тушей ударила по лодке Герцога, в которой, как мы помним, находился также и первый министр. Монарх ухватился за мачту, гребцы - моряки Флота Его Высочества - вообще не шелохнулись, а вот глава правительства оказался подброшенным в воздух. В результате нижняя часть его тела очутилась в воде, а руками он безуспешно пытался ухватиться за ходивший ходуном борт. Все вскрикнули от ужаса: к висящему в воде первому министру стремительно приближался огромный, говоривший о размерах его обладательницы, плавник. Ближе всех к попавшему в беду находился герцог, но он неподвижно стоял, продолжая держаться за мачту, и бестрепетно смотрел в глаза своему "сменщику". Тот устал бороться, отпустил склизкий борт и, оказавшись в воде, издал пронзительный вопль, напоминавший предсмертный крик зайца. Один из гребцов очнулся от столбняка, вырвал из уключины весло и подал несчастному, который ухватился за него мёртвой хваткой.
       ...Пятнадцатифутовая акула чиркнула по борту лодки в тот момент, когда первый министр коснулся тиковых досок, устилавших её дно. Что за гадская лотерея, - мелькнуло в голове Герцога, расточавшего в это время спасённому слова сочувствия и дружбы. Какого чёрта после всего этого ждать два года, чтобы поквитаться? - неожиданно осознал тот, одновременно уверяя монарха в ответном чувстве приязни и братской любви.

    13

       Вернёмся однако в "Старый пращник", где мы оставили на время слегка загулявших Айвена и его нового приятеля Дика.
       - Что значит, новый герцог? - рассеянно спросил Грей, ловивший в это время взгляд кабатчика, чтобы показать жестом, что требуется очередной кувшин. - Не такой уж он и новый...
       - Ну хорошо: как тебе нынешний герцог?
       - Нормальный мужик! - не задумываясь, ответил Айвен.
       - Нормальный-то, может быть, и нормальный, - осторожно отозвался Дик, - но при старом Сиборе курица стоила шесть крон, а сегодня - двенадцать! При старом много, если вешали раз в год, а сейчас четвертуют, колесуют, рубят головы и так далее чуть ли не каждую субботу. При старом по воскресеньям, а на ярмарках и в будние дни выступали скоморохи, а теперь только хоровое пение, и то по годовщинам дня восшествия на престол Его Высочества да по дням его ангела.
       - Всё в этом мире со временем дорожает, одна только человеческая жизнь постоянно теряет в цене. Зато днём на улицу не страшно выйти, - парировал Айвен, которого разговор этот уже переставал забавлять. - И хлеб нищим раздавать начали...
       Дик захохотал:
       - Ой, уморил: на улицу ему страшно выйти. Да это другим должно быть страшно, когда ты по мостовой навстречу топаешь! - Грей тоже хмыкнул: смешно получилось. Дик, плеснув вина в кружки, продолжил: - А насчёт раздач существует правило Дика Глазника, которое гласит, что с хлебом бесплатно расстаются лишь тогда, когда самим уже его девать некуда. Чтоб народ сам не вернул себе того, что у него отняли, понял? Да и как "делятся", кость им в глотку: из каждого отобранного ведра "раздают" чашку!
       Ещё со времён своего бытия контрабандистом, Грей зарёкся ввязываться в политику. До дезертирства, изо дня в день тягая армейскую лямку, о политике он просто не думал. Так нормальный непраздный человек не заморачивается вопросом, сколько чертей может уместиться на кончике иглы (помнится, в коллеже об этом любил пофилософствовать отец Игнациус). Чё рассуждать-то попусту? Суть текущего момента и распоряжения властей разъясняли отцы-командиры, понятно, мля, и доходчиво. С какого... изумления не верить господину регент-капитану? Хрена ли тому врать? И вообще: разумно ли сс..ь против ветра? А по ветру, ежели разобраться, и ребёнок сможет...
       Сбросив мундир и поменяв имя, Айвен сразу же и не по своей воле очутился в мире тени, где не только воруют, убивают и всячески нарушают закон по-человечески, но ещё и преступают его во имя неких "высших интересов", для чего тоже воруют, убивают и всячески нарушают закон. Но в первом случае было понятно, зачем. Во втором же, нет. Тем более, что за политику судьи всегда дают больше. Не, братцы мои, ну её подальше!
       Короче говоря, Грей решил, что с него хватит, и пора грести домой. Всё же просто так встать, послать этого Дика куда подальше было не с руки - как-никак, вместе выпивали и неплохо проводили время. Придётся схитрить: политес, мля! Провозгласив: Стременную!", Грей взял кувшин и принялся в полном смысле разливать вино, б?льшая часть которого оказалась не в кружках, а на столешнице. Икнул.
       - Что-то меня п-повело. З-забористое здесь, приятель, винцо! Давай, махнём по кружечке... ик! на дорожку, и п-по домам.
       Дик, удерживая Айвена на месте, положил крепкую ладонь ему на плечо.
       - Махнуть-то, обязательно махнём, но ты обещал мне сказать, что на самом деле думаешь про Герцога.
       Грей был, конечно, навеселе, но отнюдь не пьян, чтобы не помнить, что он говорил, а чего нет. Слова Дика ему не понравились. Конечно, они могли быть и выражением обычной пьяной настойчивости-привязчивости, но что-то подсказывало борцу, что не всё так просто. Решив, что уйти он всегда успеет, Айвен сделал вид, что с неохотой сдаётся. Схватив свою кружку, он одним движением опрокинул её в глотку и с грохотом поставил на стол, после чего положил голову на руки, имитируя близкую к крайней, степень алкогольной истомы. Разумеется, сквозь ресницы он наблюдал за своим визави.
       - Да, брат, тебя действительно развезло, - Дик теребил плечо собутыльника, что бы понять, насколько тот пьян.
       - В-вина! - взревел Грей, и снова уронил главу.
       - Будет тебе вино, будет! - как маленького утешил Айвена Дик.
       Тут и кабатчик подоспел с новым кувшином. Дик наполнил кружку Грея (в свою, змей, плеснул только для вида!), взял в руки острый перчик и разломил пополам. После этого выкинул цветы из небольшого глиняного стаканчика, украшавшего центр стола, и плеснул туда чуток воды для омовения рук. Вся его повадка выказывала совершенно трезвого человека, целеустремлённо выполнявшего некий план, так что о "пьяной настойчивости" можно было забыть. Любопытство Айвена возросло до невозможности, но вместе с ним всё громче звенел колокольчик, напоминавший об опасности. В упомянутый стаканчик Дик щедро сыпанул соли, едва ли не треть объёма. Разболтал. Потом, не слишком ласково приподняв за подбородок голову Грея, резко нажал большим и указательным пальцами на его щеки, заставив своего "приятеля" раздвинуть челюсти и раскрыть губы в немом звуке "о", после чего засунул в разверзшийся рот обе половинки перца. Грей - а как же иначе? - немедленно подскочил, вытаращив глаза и высунув язык. Тогда Дик точным движением начал лить в Айвена приготовленный рассол, и тот, чтобы не захлебнуться, вынужден был всё это проглотить.
       - Ну как, проснулся?
       Не отвечая, Грей схватил две половинки помидора и отправил в рот. Никакая жидкость, ни вода, ни алкоголь, не снимает перечного жжения; с успехом спасает лишь томатный сок. Но тут же его скрутила рвотная судорога (крепкий раствор соли действует без осечки). Зажав рот, несчастный борец, проклиная себя за любознательность, кинулся к выходу из "Старого пращника".
       Айвену, как он ни хотел, опорожнившись, уйти, пришлось вернуться: он не мог позволить себе исчезнуть, не заплатив. Пусть даже и до завтра. Дик, развалясь на стуле, его ждал, и встретил понимающей усмешкой:
       - Ещё бы, столько выпить! Но теперь ты чистый, давай, освежись!
       Грей не отвечал, пытаясь понять, чт? именно до него сейчас дошло. А, точно! Войдя со света в полутёмный кабачок и издали, от дверей посмотрев на физиономию Дика полуанфас, он вспомнил, что видел его (или очень похожего человека) тогда, на отпевании в храме Всех святых. Точно, закутанный с ног до головы в чёрный плащ, он возвышался в глубине южного придела и, стоя вполоборота, неотрывно смотрел на него, Айвена. Так что борцу при первом взгляде не показалось, и он действительно встречал Дика раньше! А реально существующее внешнее сходство многих армейских ветеранов тут не при чём...
       Приключившаяся с Айвеном история становилась всё интереснее! Как сказал бы господин регент-капитан, любивший сдабривать свою речь смачными сравнениями, произошедшее было сходно с "женской ножкой: чем выше движется рука, тем завлекательнее". Новую информацию требовалось срочно обдумать, и Грей решил, что выпивание кружки с последующей закуской, такую возможность ему предоставят. Получилось даже лучше: плеснув Грею до краёв, а себе капелюшку, хитрец долго держал кружку у рта, изображая, что налито поровну, а потом встал из-за стола сообщив, что "сходит до ветру".
       Итак, что же мы имеем, господа пращники? Некий хмырь умело втирается в доверие рядового Грея и пытается напоить его до изумления и ещё чуть-чуть. Напоив или думая, что напоил, вышеозначенный хмырь начинает лезть к вышепоименованному Грею с дурацкими вопросами, всячески, иттить ему некуда, сбивая на политику. Это - с одной стороны. С другой, хмырь сей шелудивый был замечен в церкви Всех святых на отпевании Большого Якоба. Отсюда, господа пращники, проистекает вопрос: кто есть дружок наш недавно обретённый, рядовой кабацкий стукачок, человек из Северного братства, "сова" или всего-навсего обычный дурак, бездельник и зевака, чего тоже нельзя отметать, мозгами не раскинув. Нет, дурак не стал бы столь ухищрённо спаивать (чего стоит эта попытка для продолжения "откровенной" беседы слегка Айвена отрезвить?). Полицейскому стукачу, приписанному к "Старому пращнику", нечего делать на похоронах главы горцев, его рабочее место здесь и только здесь. Остаётся всего два варианта. Думай, Айв, думай: сейчас вернётся Дик, и нужно будет что-то предпринимать. Грей чертыхнулся: в дверях показалась фигура Дика если, конечно, его так зовут. Вот, мля, накаркал! Ладно, попробуем узнать, чего он хочет.
       - Порядок: место освободил, могу ещё выпить хоть ведро, - радостно сообщил Дик. - Махнём?
       - М-махнём. А ч-то ты хотел у меня спросить?
       Дик оценивающе посмотрел на собеседника. Перехватив его взгляд и поняв, что тот прикидывает, насколько Грей пьян, Айвен решил подыграть и очень натурально клюнул носом. Подумав, для достоверности ещё и икнул. По глубокому вздоху своего визави, он понял, что тот решился.
       - Хочешь послужить родине, ветеран-пращник?
       - Я ф-фсю жизнь её служу, ик!
       - А сейчас она от тебя требует подвига. Готов отдать за родину жизнь?
       - Всегда готов. Я п-присягал Его В-высочеству...
       - О нём речь и идёт, о Сиборе XII, вернее, о его старшей дочери. Если б она заняла престол, в герцогство пришёл бы золотой век, а ты бы стал бароном.
       - Я? Бароном? - пьяно изумился Айвен.
       - Да. Если б ты помог законной правительнице согнать с отцовского трона узурпатора...
       - Я?
       - Ведь ты же работаешь у Герцога. Ты бы мог...
       - А откуда т-ты знаешь, где я р-работаю?
       Дик заметно смутился.
       - Ну, видел тебя, как-то, выходящим из дворца.
       Нет, понял Грей, этот не от бандитов, этот - "сова". А коли так... Хитро подмигнув и приложив палец к губам, Грей страшным шёпотом произнёс:
       - Нак-клонись-ка ко мне поближе, я тебе с-скажу страшную тайну. Только: тсс!
       Глаза Дика блеснули и он с готовностью посунулся вперёд. Айвен тоже наклонился над столом, но в последний момент резко ускорился и со страшной силой ударил "приятеля" головой в лицо. Грей явственно расслышал хруст носового хряща. Дик, заливаясь кровью, без звука сполз на пол.
       - Хозяин! - совершенно трезвым голосом проревел Айвен. - Тут у тебя шпионов, как тараканов. Пошли-ка за стражей и за лекарем. Или нет: сначала за лекарем... И еще: всем вина - плачу. За здоровье нашего Герцога!

    14

       В ту ночь Грей впервые за последние несколько суток спал спокойно: необъяснимым образом эта очередная проверка (а чем же ещё могла быть "случайная" встреча с беднягой "Диком"?) успокоила нервы Айвена. Впрочем, ничего удивительного в этом, если разобраться, не было: никогда не спится так сладко, как после благополучно сданного экзамена - пусть даже впереди маячит гораздо более серьёзный...
       На следующий день, расслабленно завтракая ароматными лепёшками с мёдом, которые нажарила приходящая стряпуха, и запивая их горячим разбавленным вином с травами (о чае и кофе в ту пору и помину не было), Грей вспоминал произошедшее. Он сидел у окна на втором этаже своего домика, и подобно коту жмурился в лучах утреннего солнца. Прикинул и так, и эдак, и получалось, что появление на его горизонте "Дика" может сулить некоторые перспективы. Логика тут была простой: новая проверка - новые поручения и полномочия, выходящие за пределы ответственности обычного тренера. Да, возможно, всё так бы и было, кабы с нелёгкой руки Кончитки он не явился на похороны Якоба в пресловутом фиолетовом мундире! Настроение Айвена, до того безоблачное, резко ухудшилось.
       Ощутив, как повлажнели спина и лоб (это организм, благодарно восприняв утреннее вино, отреагировал на вчерашние излишества), Грей стал прикидывать, ополоснуться ль перед выходом из дома или дождаться хаммама. В этот момент до него донеслось хорошо знакомое каждому жителю Города пронзительное пение серебряных рожков, услышав которое, конные и пешие, благородные и простолюдины, клирики и миряне, дабы не быть раздавленными, разбегаются как тараканы с проезжей части улицы, прижимаясь к стенам домов и вдаваясь в дверные проёмы. Визг рожков приближался, и вот уже прямо под окнами Айвенова дома бешеным галопом проскакали, четверо в ряд, во всю ширину узенькой улицы, едва не задевая друг друга коленями, гвардейцы из Личной охраны Его Высочества. В руках крайних горели огромные факелы, центральные не переставая, трубили. Едва стих топот копыт вороных жеребцов гвардейцев, как послышался приближающийся шум, казалось, целого табуна, и по улице, одна за другой, промчались две одинаковые кареты с задёрнутыми шторками, каждую из которых влекла вперёд восьмёрка дышащих огнём лошадей. Одна из них - но никто никогда не знал, какая именно в этот раз - везла монарха. В арьергарде второй кареты скакали ещё четверо гвардейцев. Вот и дождался, вздохнул Грей и торопливо засобирался во дворец.
      
       Трудно сравнивать бытие современного большого чиновника и его средневекового коллеги, да и нужно ли? Во всяком случае, головы тогда летели куда чаще (в прямом смысле слова), и это - неоспоримый минус. Но и работали они всё больше не в казённых "присутственных местах", а у себя на дому. У кого повернётся язык сказать, что это не плюс?
       Приехав с герцогской охоты к себе во дворец на улице Лилий (выехали все вместе, одним конным поездом), первый министр, приведя себя после дороги в порядок, заперся в кабинете и приказал до особого распоряжения "никого не принимать, пусть и самого Герцога", добавил он в сердцах. Его душевное состояние мы описывать не будем, поскольку даже обделённый фантазией читатель способен представить себе бурю отрицательных (и, как гласит христианское учение, греховных) эмоций, которые переполняли душу номинального главы правительства.
       Задёрнув шторы (шутки шутками, но бережёного Бог бережёт: говорят, что даже ласточки подряжены уже на службу к Герцогу в качестве шпионов), хозяин кабинета подошёл к стоявшему в углу массивному железному шкафу с невероятным количеством сложнейших замков доброй немецкой работы. Это был прапрадедушка современных сейфов, если кто не понял. Что-то повернув у него сзади, первый министр неожиданно легко развернул его на 180?. На задней стенке находился тайник, размером с современный дверной почтовый ящик. Сняв с шеи цепочку, первый министр выбрал ключик и открыл "тайное тайных". Среди бумаг он выбрал одну и направился к письменному столу. Усевшись в кресло, глава правительства достал чистый лист бумаги и наложил на него то, что достал из тайника: это был квадрат из плотного пергамента, размером в 2/3 тогдашнего стандартного листа. В пергаменте виднелось множество хаотично разбросанных квадратных окошек. Это был чудо-код, которым его обладатель пользовался только в исключительных случаях...
       Читатель! Доводилось ли вам в детстве переписываться с друзьями с помощью доморощенных шифров? Наверняка, да. Обычно мы делали это, заменяя буквы какими-нибудь значками - в точности, как подобное практиковалось и в старину. Но со временем методы тайнописи делались изощрённее, и появился магический квадрат: картонка, с прорезанными в ней там и сям окошками. Возможно, вы знаете эту систему: заполнив буквами все окошки, ты поворачиваешь картонку на 90?, и - о чудо - перед тобой опять свободные окошки! Сия операция повторяется четырежды, и в результате на бумаге появляется квадрат из n-ного количества неудобочитаемых строчек, содержание которых можно понять, только снова наложив на текст ключ и последовательно его поворачивая. Совершенно элементарно, но в стародавние времена прочесть подобное послание постороннему было абсолютно невозможно. Единственный минус описанного метода шифрования заключался в том, что решётку можно было похитить или скопировать, но тут уж, как кому повезёт!
       ...Аккуратно выровняв ключ на бумаге, первый министр прорисовал в первом окошке цифру 33 (это был номер ключа; аналогичный имелся у адресата, а свой, использованный, он собирался сжечь по написании послания). Затем надолго задумался, ибо допустимое количество букв, а значит, и слов было ограничено, сказать же надо было многое. Наконец, вздохнул и округлым девчачьим почерком начал вписывать буковку за буковкой (слева текст письма, как он был виден через окошки последовательно поворачиваемого ключа; справа - абракадабра, которая представлялось взору не владеющего ключом любопытствующего).
       33 увы друг нет смысла ждать 33адмепрж.ылооиумзясован
       2 года мне кажется он хочет от гироьпежетояснв.оддусбаль
       меня избавиться полож. угрож. йьокесымяветотвйяд.азоч2л
       следует его опередить войди в оешабяиеонжаач.от.едавутс
       сношения с доч. старого сибора оевлыпноиьвакаеняжапонм
       можно для вида поддерж. ее гыохагитеттадож.тигсуоезот
       притязания трон а после побед. ылмдийезеятепбаосорремеп
       ставим ей ультиматум должна рягиуенатуттосдждрусттсяж
       выйти за меня замуж я со своей аднрпуорлофиезнопарелонс
       стороны пыт. ликв. узурпатора жйивларонндивдрисмсттсту
      
       Составление письма потребовало больше времени, чем можно было подумать: несмотря на всю очевидную его лапидарность, работа заняла более получаса. Закончив с криптографией, первый министр первым делом сжёг ключ, а потом набросал уже обычным языком следующее письмецо. "Милый брат, - писал он, - поздравляю тебя с днём ангела, желаю тебе исполнения всех твоих, да и моих мечтаний (сдаётся мне, они скоро сбудутся). Посылаю в качестве подарка некоторую сумму на поддержание пристойного для нашей фамилии существования. В качестве приложения - головоломка, решив которую, ты узнаешь мои пожелания к празднику. Привет и поцелуи супруге и племянникам. Твой любящий брат".
       Запечатав перстнем конверт с письмом, первый министр отпер дверь и воззвал к секретарю, чтобы тот немедленно нарядил нарочного в Берн, "к нашему брату". Еще распорядился позвать казначея, но тут в приёмную торжественным шагом вошёл мажордом, ударил жезлом о пол и громогласно возвестил:
       - Его Высочество, Герцог!
       Сразу же следом за ним быстрым шагом вошёл монарх и, как всегда отрывисто, спросил:
    - Не помешал? Есть разговор.
       Господи, мелькнуло в голове первого министра, надо же, накаркал! Что, спрашивается, потянуло за язык сказануть: "никого не принимать, пусть и самого Герцога"... Что у него, седьмое чувство, что ли, имеется? Тут же появился, хитрый лис! "Deus ex machina"... Изображая на лице в противоход собственным мыслям и эмоциям небывалую радость от лицезрения дорогого но, к сожалению, редкого гостя, он приглашающе повёл рукой в сторону кабинета.
       Войдя, Герцог слегка дёрнул носом: в воздухе явственно витал запах горелой бумаги. Он бросил взгляд на камин, тот - по тёплой еще погоде самого начала средиземноморской осени - был пуст, и разжигать там было нечего. Зато явственно виднелась небольшая кучка серого пепла. Хотите, назовите это мнительностью и подозрительностью, хотите - проявлением мощного инстинкта самосохранения, но первой же мыслью монарха было, что первый министр перед самым его приходом уничтожал нечто, уличавшее его в злоумышлении против верховной власти. По старой сововской привычке, решил "взять на арапа":
       - Сжёг? Думаешь, получится похерить?
       Хозяин кабинета побледнел и, облизнув верхнюю губу, с самым дурацким видом переспросил:
       - Что сжёг? Чего похерить?
       Даже самому доверчивому человеку было бы очевидно, что рыльце у первого министра в пушку и он тянет время, мучительно подбирая правдоподобный ответ. Уверившись, что был прав, Герцог отыграл назад:
       - Говорю, мысленно сжёг воспоминания о жуткой акуле, и пепел решил похерить на дне души. И правильно! Охота - мужское занятие, и мы должны преодолевать опасности без страха и упрёка. Удивлён, что я к тебе пожаловал?
       - Ну, некоторым образом... - первый министр начал приходить в себя, хотя сердце его постукивало неровно: только ребёнок мог поверить, что Герцог, говоря о "сжигании воспоминаний", использовал несвойственную для него романтическую лексику всерьёз. А глава правительства ребёнком не был.
       - Понимаешь, - доверительным тоном заговорил Герцог, положив собеседнику руку на плечо, - время бежит быстро, и близится час, когда мы поменяемся местами. Вот и решил примериться, каково работать в твоей нынешней резиденции. Типа, рекогносцировка.
       Услышав подобное объяснение, отвечавшее его тайным устремлениям, первый министр невольно вздрогнул, что и уловила чуткая монаршая рука. Эге, подумал Герцог, да ты и впрямь тут кознями занимаешься! Ладно, кто бы сомневался...
       - Если серьёзно, то ехал мимо и решил заглянуть, поделиться кое-какой мыслью, возникшей по дороге с охоты. Так что давай теперь давай о деле. Что думаешь о собираемости налогов?
       - Падает, Ваше Высочество.
       - Отчего?
       - Расходы растут, а взимать налог больше не с чего. Берём даже за дым. База налогообложения исчерпана.
       - А фантазию включить... слабо?
       - Не понял, Ваше Высочество.
       - Устал я от вас, непонятливых! Вот смотри. Люди рождаются? Умирают?
       - Да, и мы взимаем налог на рубашки для крещения, на приобретение освященной земли для погребения и даже на надгробный камень - хотя это и вызвало некоторые... волнения.
       - А женятся-то они до сих пор бесплатно! И заметь: играть свадьбы люди будут продолжать, не смотря ни на что! Конечно, налог на девственность невесты звучит как-то двусмысленно, поэтому подготовь указ за своей подписью о введении единовременного взноса о взимании с новобрачных одного генуэзского (не будем жадничать) талера в фонд борьбы с э... эпидемиями, на оплату опасной работы мортусов, собирающих по улицам трупы. В конце концов, они же в браке будут рожать детей, которые потом будут умирать от Чёрной смерти и холеры! Платить будут! Вариант беспроигрышный, ибо людям свойственно жениться. Это как при геморрое: сходить в отхожее место больно, но ведь ходят, деваться-то некуда! Всё понятно?
       Да, первому министру всё было понятно. Введение подобного налога не только не прибавит ему популярности, но просто воспламенит народ, как пить дать. Герцог нанёс хорошо рассчитанный удар, причём удар неотразимый: первый министр имел право только совещательного голоса, что в стародавние времена означало: высказывайся исключительно тогда, когда тебя спросят. [Это не фигура речи: именно подобным образом трактовалось упомянутое понятие когда, скажем, молодой Ришелье с правом совещательного голоса впервые в своей жизни был введён в государственный совет.] Глава правительства отнюдь не был дураком и понимал, что в испанской партии за первыми ходами е2-e4 и е7-e5, неминуемо следует Кf3. Иными словами, когда народ возьмётся за вилы, герцог отменит налог на мортусов и заявит, что это всецело была инициатива первого министра. А он, невинный агнец, в это время охотился...
       - Всё понятно, Ваше Высочество. Завтра утром приказ будет обнародован во всех городах герцогства...

    15

       Поспешание Грея оказалось никчемушным: до позднего вечера просидел он в своем борцовском хозяйстве, но никакой весточки от герцога так и не получил. Провёл пару занятий с несколькими молодыми придворными (благодаря увлечению Герцога островная борьба становилась модной), да показал некоему готовившемуся к поединку аристократу пару нехитрых приёмов при бое на мечах. Благодарный дон подарил золотой талер, но это приятное событие ни на йоту не уменьшило снедавшую Айвена тревогу. Ночь он провёл неважно: тревожные мысли напрочь гнали сон: упорное молчание Герцога ничего хорошего не сулило. Забылся под утро, но и во сне мучили кошмары - чего с Греем отродясь не было, всегда спал, как младенец.
       Так прошли два дня. Утро третьего ничем не отличалось от предыдущих: больная от недосыпа голова, жажда от известного уже читателю "лекарства для нервов", которое подавали в аптеке у "Старого пращника", и отвратное настроение. С ненавистью глотая кислое овечье молоко (из-за участившихся послеобеденных нагрузок, обычное утреннее горячее вино из санитарных соображений было временно отменено), Айвен неожиданно понял, что ему всё обрыдло. Иттить тебе некуда, что за жизнь? А не слинять ли куда подальше, хрен с ним, с впервые обретённым домом и с перспективой спокойной и обеспеченной жизни! Тем более, что светит ему прямо противоположное...
       Чем больше Грей размышлял на эту тему, тем больше мысль сия ему нравилась. А, чего сопли жевать? Ждать, когда придут "совы" и предадут его в ласковые ручки Кончитки? Его аж передёрнуло. Борец вскочил, достал из тайника сбережения (несмотря на покупку дома, кое-что осталось), завернул свой капитал в пояс и был таков. Перед уходом, положил Бэкингему сыру - на первое время хватит, а там, глядишь, и новый благодетель появится. Смешное дело: все на хрен бросить было не жалко, а мышонка оставить - как будто друга предать...
       Шагая по улице, отчего-то ломал голову на тему о том, как повела бы себя его подруга ненаглядная, вишнеокая, доведись снова встретиться им в пыточной: пощадила бы, и сразу прикончила, или всласть покуражилась? Вот, подумал он, еще один, мля, аргумент за то, чтобы тихо исчезнуть.
       Весёлое сентябрьское солнце вполне по-летнему гладило лицо ласковыми тёплыми ладонями, ветерок по-женски нежно перебирал Айвеновы волосы, и с каждым шагом его всё сильнее пьянил воздух свободы. Так всегда бывает: главное, решиться, а потом ещё будешь удивляться, отчего так долго тянул с очевидным... До ворот святого Себастьяна оставалось минут пятнадцать ходьбы. Да, он бродяга, призовой борец, перекати поле и, вообще, уличный пёс! Он не будет ходить в ошейнике, и не желает быть ни чьим холуём, ядрёна вошь! Душа Грея настолько была переполнена счастьем, что он слишком поздно заметил, что уже несколько минут шагает в окружении трёх вооружённых шпагами спутников, а около городских ворот явно ег? дожидается человек в фиолетовом мундире. Ё-моё! Вот ведь ворона, размечтался, мля! Прям, как в любимом анекдоте господина регент-капитана: "- Слепой, а, слепой! - Чаво? - А ведь ты меня... того! - Ой! А я и не вижу...".
       Хозяин был сумрачен. Сидя за столом, он хмуро смотрел на стоявшего перед ним Грея.
       - Ты чё, ноги решил сделать? - беседа-допрос (это как еще повернётся!) происходила в уже знакомом Грею кабинете Герцога в штаб-квартире Службы Охраны Величества, но никакого погребца не было и не предвиделось.
       Пока Айвена в чёрной карете везли из предместья в Центр, он успел пораскинуть мозгами, подготовиться и сделать некоторые выводы. Например, что Герцог устроил ему нервотрёпку не просто так (само по себе умозаключение не слишком-то тонкое!), а с неким умыслом, свидетельствующим о том, что монарх имеет ещё какие-то планы в отношении своего личного тренера. В самом деле: ну не месть же это была?! Слон, мстящий муравью... Хотя, с другой стороны, и следить владетельной особе за ничего из себя не представляющим призовым борцом, странновато, скажем так. По новой что ль, испытывал? Ладно, надо посмотреть на развитие событий. Но если отбросить весь неприятный антураж (словечек-то каких он поднабрался в последняя время, бляха-муха!), то скорее всего, продолжение может оказаться и не неприятным. На сей случай Грей продумал и ответ на только что заданный Герцогом вопрос.
       - Помилуй Бог, Ваше Высочество! С чего бы это я от обеспеченной жизни, да от домашнего очага в бега подался? И сбежал, не продав дом?
       Аргумент был серьёзным, но герцог продолжал сыпать вопросами.
       - И куда ж ты пятки смазал, в паломники намылился? Или в Китай надумал пешочком прогуляться? Решил Марко Поло заделаться? Или к Папе Римскому, учить того стрелять из пращи?
       Айвен вспомнил отца-ректора, и молодцевато выпятив грудь, гаркнул:
       - Никак нет, Вашсочество! В виду отсутствия вашего интереса к моей скромной особе решил на пару дней навестить родной городишко! - И уже на два тона тише, добавил: - Для того и деньжат взял, может, кто из родственников живой остался - подсобить.
       - Складно врёшь, - по-прежнему мрачно выговорил Герцог, но по глазам его, на мгновение приобретшим человеческое выражение, можно было понять, что - поверил. - Впредь из города без моего разрешения не отлучаться! - И безо всякого перехода: - Доложи, что ты там с венком учудил!
       Грей убито вздохнул. Первая фаза схватки была проведена хорошо, но вот что говорить и делать дальше, он так и не решил. Рассказывать правду, означало выставить себя на осмеяние, что не очень-то приятно и, самое главное, представит его неким дурачком. Сказать, что обряжение в фиолетовое было импровизацией (в вокабуляре Айвена - "в одночасье пришло на ум"), неминуемо вызвало бы вопрос, "какого лешего тебе думать, ты должен делать, что велят!", или, того хуже, "такое могло прийти в голову только слабоумному". Предстоял мало приятный выбор из двух плохих вариантов менее хренового.
       Существует принцип: когда не знаешь, что выгоднее, соврать или рассказать всё, как было, выбери второе - это Грей помнил еще по армии. Но он помнил также и наказ господина регент-капитана: не хочешь неприятностей, соври правду! Поэтому, потупившись, Айвен ответствовал:
       - Просто неожиданно оказалось, что мне не в чем пойти на панихиду. Мышь (пришлось оклеветать друга, Бэкингема), знаете ли, похозяйничала в сундуке с камзолом...
       Герцог захохотал.
       - Я всё ждал, как именно ты соврёшь. А ты предпочитаешь говорить правду... почти всю. Это тебе зачтётся, придётся дать денег, чтобы купил себе побольше одёжки. А мышку ту, рыженькую, сдаётся мне, я знаю...
       - Ага! - только и смог подумать Грей, услышав про рыженькую мышку...
       - ...Вообще, с сегодняшнего дня мы намерены оказывать тебе больше милостей, чем прежде. И вот, первая. Небось, интересует тебя, зачем за тобою в последнее время ходили "совы"? [Я понимаю, вас, читатель, шокировало словечко "небось". Что делать: Герцог, когда не следил за собой, не мог отделаться от простонародного говорка - на что автор уже несколько раз нижайше обращал ваше внимание.]
       - Интересует, - честно признался Грей.
       - Что ж, объясню, хотя вовсе не обязан это делать. Кунштюк, который ты выкинул в церкви Всех святых, заново поставил вопрос о твоей честности: грубо говоря, на кого ты работаешь. Это вполне могло быть попыткой одного заклятого друга подставить меня, обвинив в несуществующей связи с ночными бандитами. Вот я и решил заставить тебя понервничать, чтобы ты от страха потерял голову, и посмотреть, что будешь делать ты, и кто, возможно, попытается выйти с тобой на связь. Уразумел?
       - Так точно, Ваше Высочество, уразумел! - то, что Грей гаркнул, как на парадировке, не помешало ему оценить изящество выражения "несуществующая связь с бандитами". А о чём, ядрёна стелька, свидетельствовал сам факт посылки венка?!
       - Вольно, - вяло махнул рукой Герцог. - Важно, что ты оказался балбесом, а не предателем. Тебе дурашлёпстово сохраняет жизнь, а мне твоя несомненная честность позволяет использовать тебя там, где я не могу поручить дело другим (сам посуди: не рисуя компрометацией, кого из офицеров или придворных я мог послать на панихиду по Большому Якобу?). Со временем поумнеешь - и (заметь, как всё в жизни связано!) приумножишь свой доход.
       Что же до казуса с мундиром СОВ, то получилось даже неплохо: кто-то обоср...я, кто-то надулся от гордости, кто-то - задумался, но в итоге никто ничего не понял. Это хорошо: рыбка лучше всего ловится в мутной воде. И потом: когда действия человека непонятны, его опасаются, что неплохо. При этом ты засветился, как мой человек, а значит, быть тебе послом при дворе главы Северного братства! Только без импровизаций, что означает, чудило грешный, без самодеятельности! Рад?
       - Как прикажете, - вспотевшим голосом ответствовал вновь назначенный амбассадор.
       - Прикажу. Тем самым ты входишь в близкий круг моих доверенных людей. Это ли не счастье?
       Вместо ответа Грей упал на колено и поцеловал руку, милостиво протянутую Герцогом. Иттить ему некуда! Безродный ярмарочный атлет, бывший каторжник и контрабандист в свои тридцать с небольшим становится доверенным лицом монарха! Ах, если б мамаша покойная могла узнать, да порадоваться за сынка непутёвого...
       Приказав Айвену встать, Герцог отпер массивный железный шкаф и что-то достал из потайного отделения. Снова усевшись, наконец-то разрешил присесть и Грею. Раскрыл ладонь, на которой блеснул гранью камень довольно массивного перстня. Полюбовавшись его игрой, предложил:
       - Примерь-ка.
       - Это мне?
       - Нет, Папе Римскому! И не делай вид, что ты б?льшая бестолочь, чем на самом деле. А то я могу и разочароваться в тебе...
       Перстень пришёлся на безымянный палец правой руки. Увидев это, Герцог бледно улыбнулся.
       - Вот ты и обвенчался со мной. Те самые доверенные люди, о которых я только что говорил, носят такие же. Это знак их положения и, если хочешь, вещественный пароль. Но не только... - Герцог выдерживал паузу до тех пор, пока Грей, любовавшийся игрой камня на своей руке, не перевёл взгляд на него. - Весь ближний круг моих людей - для пущей верности - повязан кровью. Вот и тебе предстоит пройти эту инициацию (экзамен, ежели попросту).
       У Грея отвисла челюсть. Мелькнула мысль, что матушка за него порадовалась бы вряд ли. Он запоздало пожалел, что побег из Города не удался. Одно дело убивать людей на войне, или защищая себя от грабителей, и совсем другое - чтобы доказать кому-то свою преданность. Не-ет, мы так не договаривались! Очевидно, все эти мысли отчётливо выражались на его лице, поскольку Герцог криво усмехнулся.
       - Не хочется напоминать об известном тебе законе о носителе государственной тайны, как и о приговоре по делу о дезертирстве. Выгоды твоего нового положения расписывать тоже не буду - они очевидны... - Монарх протянул руку, взглядом указывая на перстень. - Дай-ка его сюда!
       Грей, обрадовавшись, что Герцог вдруг передумал, с радостью сдёрнул с пальца драгоценный знак отличия и с облегчением отдал. Герцог надавил на что-то, и камень (рубин, подумал не шибко-то разбиравшийся в таких вещах борец) сдвинулся в сторону, обнажив под собой пустое пространство. Впрочем, он не было совсем уж пустым: там лежала некая белая крупинка.
       - Всё очень просто: бросаешь это в бокал вина, и человека нет! На, надень.
       Айвен послушно выполнил приказ, но у него было ощущение, что вокруг его руки обвилась ядовитая змея.
       - И кого же я должен... устранить?
       - В таких случаях выбирают человека, достаточно близкого испытуемому - иначе инициация теряет всякий и всяческий смысл. Кажется, ты неплохо провёл время с некоей Кончитой? Похоже, близость с ней не была тебе неприятной...

    16

       Бессмысленно состязаться с велеречивыми писателями XIX века и пытаться описать бурю, бушевавшую в душе Грея, когда он выходил из кабинета шефа. Вместо множества красивых слов употребим одно, современное - стресс (есть еще полузабытое исконно русское "нАпряг"). Для краткости, констатируем лишь, что взвесив все "за" и "против", Айвен решил пройти испытание. Он многое бы отдал, чтобы его не было, но с...ь против ветра, как мы уже знаем, он считал занятием бессмысленным и небезопасным (это не было его modus operandi, как сказал бы отец Амброзий). Кончитка, конечно, была сладкой (самой сладкой из всех его женщин, чего уж там!), и за одно это ей многое могло бы проститься, но... она ведь была и безжалостным палачом, психопатом, изо дня в день рвущим своими волшебными пальчиками человеческую плоть и получающим от этого наслаждение. Получалось что, уничтожив её, Грей совершил бы нечто вроде благородного поступка. Да и вообще: тогда, сидя привязанным в кресле, мечтал же он с ней разделаться. И непременно прикончил бы, кабы не судьба. Ох, как наша совесть, ядрить её в тридцать три дуги налево, умеет нас успокаивать!
       Итак, ничего и никого не замечая вокруг, Грей стремительно шёл по коридорам штаб-квартиры СОВ. Он был настолько погружён в свои переживания что, спускаясь по парадной лестнице, налетел на человека, шедшего ему навстречу. И что бы вы думали? Это была рыжеволосая регент-фельдфебель, незабываемая Кончита...
       Вы верите в совпадения? Айвен верил не слишком; на сей счёт у него была своя теория. Как выразился бы всё тот же отец Амброзий, нашпигованный латынью и умными словами, как запеченная баранья ножка чесноком, основные постулаты указанной концепции были изложены в двух нижеследующих тезисах.
       1. Любое совпадение подозрительно, и требует внимательного изучения: не устроено ли оно, ядрёна вошь, кем-то, кто заинтересован именно в таком, а не в ином развитии событий. Пример: в бытность Грея контрабандистом, пароль, известный только посвящённым, назвал некий хмырь; однако он не знал продолжения и, будучи припёртым к стенке, сообщил, что ответил как полагалось, чисто случайно. Во время допроса с пристрастием, бедолага в смертной тоске признался, что работает на начальника таможни.
       2. Если совпадение действительно имеет место, то является не результатом игры случая, а следствием действий Судьбы, подправляющей неверно развивающиеся события. То есть, и при так?м раскладе, если поглубже копнуть, случайность, иттить тебе некуда, оказывается предопределённой! Пример: к шайке дезертиров, которую возглавлял одно время Грей (они перебивались на большой дороге, освобождая странствующих торговцев от их товара), прибился как-то один удалец. За него ручались служившие вместе с ним другие члены шайки, но он сразу пришёлся не по сердцу Айвену: уж больно был похож на удавленного как-то по случаю полицейского шпика. И представьте себе, господа хорошие: он не был покойнику ни братом, ни племянником, так что о фамильном сходстве говорить не приходилось, но, как оказалось, тоже работал на полицию! Да-а...
       И вот - неожиданная и необязательная встреча на парадной лестнице штаб-квартиры Службы Охраны Величества. Что это, подстава Герцога или судьба, благоволя за что-то выделенному ею бывшему призовому борцу, милостиво сокращает длительность Греевых мучений? К гадалке не ходи - подстава... А, - Айвен мысленно махнул рукой, - не один ли хрен?!
       - О, господин личный тренер Его Высочества! - девица регент-фельдфебель сделала глубокий книксен, не преминув показать через вырез форменного лилового платья всё богатство своей плоти, - лёгок на помине. Вот прямо сейчас шла, и думала: что-то не разыскивает мой петушок ненаглядный свою курочку. Аль забыл...
       - Да ты ж сама велела ждать, когда время выберешь... - смешался Грей. Разговор с самого начала пошёл как-то криво.
       - И этого робкого воробышка я назвала своим петушком! Да если б ты действительно хотел меня ещё раз увидеть, ты бы прошёл сквозь стены, ты бы достал меня из-под земли, ты бы... А, что говорить! - Кончита соблазнительно провела язычком по пухлым губкам. - Знать, не судьба больше...
       - А как ты сегодня? Может, прогуляемся, или зайдём куда?
       - Ну, наконец-то! У мальчика пробиваются усики! Я сегодня освобожусь часа за два до сигнала к тушению огней и сразу же приду к тебе. Разумеется, никаких гулянок в Садах или посиделок в кабачках: я девушка серьёзная, и мне это не к лицу. Угостишь меня ужином у себя дома. И, наконец, пора уже меня раздеть: не вечно же тебе любить меня, как пьяному рейтару, в платье и на барабане!
       Сделав ещё более глубокий книксен, Кончита застучала каблучками по мраморным ступеням и исчезла быстрее, чем Айвен подобрал подходящий случаю ответ. "Вот штучка!" - пробормотал он с неодобрением, круто замешанном на восхищении, но затем вспомнил, чт? должно произойти за два часа до сигнала к тушению огней, и помрачнел, что твоя грозовая туча. С того момента и до вечера (если не считать заказа, сделанного в лавке соседа-бакалейщика), он произнёс всего три слова: на площади Страждущих мучеников (во, мля, совпадение!) Грей на мгновение остановился, словно наткнувшись на каменную стену, развёл руки и к радости прохожих отчётливо прорычал: "Иттить тебе некуда!".
       Странен человек! В ближайшие часы тебе предстоит убить ближнего своего, причём не в бою, защищая себя (дело-то привычное!), а воровски, подсыпав в стакан яду. При этом, мля, бабу, а не мужика, причём бабу, которую паял. Казалось бы, только об этом должен и думать, а вот, хрен вам: едва переступив порог своего дома, который, как мнилось минувшим утром, он покинул навсегда, Грей испытал радость от возвращения к вновь обретённому очагу и тут же вспомнил о своём мышонке. Как он там, сэр Бэкингем? Бедняга: чуть не стал сироткою...
       Наскоро осмотрев своё "палаццо" и порадовавшись, что никто не воспользовался его отсутствием, Грей подошел к жилищу мышонка и негромко свистнул. Обычно, этого бывало достаточно, чтобы почти ручной зверёк вылез на свет Божий. Однако на этот раз призыв остался без ответа. На повторный свист из норки показались два глаза-бусинки. Внимательно разглядев нарушителя тишины и дёрнув крошечным носиком, Бэкингем пренебрежительно скрылся в глубине своего убежища. Обиделся, дурачок, - умилился Грей и положил у входа в Buckingham-Hall кусочек неострого, ноздреватого темно-желтого и слегка сладковатого сыра Качотта, прикупленного у бакалейщика по дороге домой. Еще в корзинке лежали пара бутылочек анжуйского, пармская ветчина, помидоры, перчики, крохотный горшочек дижонской горчицы, маслины, персики с виноградом и прочая ерунда. Аромата южно-итальянского сыра Бэкингем не выдержал и сделал одолжение - откушал.
       Накрыв на стол и напившись воды - его отчего-то мучила жажда - Айвен приступил к решению непростого вопроса: что делать с телом Кончиты, когда всё будет кончено. Ишь, лярва, не захотела прогуляться по Садам или, на худой конец, сходить в кабачок на берегу затона - там бы он знал, что делать. В конце концов пришла идея: спрятать труп в знаменитый ларь. Почему бы, подумал Грей с юмором заправского ассасина, ему не послужить не только ложем любви, но и гробом? [Кто не знает: ассасинами называли членов мусульманской террористической секты, которые, будучи одурманены гашишем, совершали убийства по указке своего учителя. К середине XIV века это слово в большинстве европейских языков приобрело значение "убийца".] Как ни странно, прозаические сии размышления почти успокоили Грея. Махнув стаканчик вина, он сел у окна и принялся ждать свою "вишнеокую". Он даже начал испытывать голод, хотя какой-то час назад, делая продуктовые закупки и ощутив запах еды, Айвен еле удержал тошноту. Часы на башне герцогского замка мерно отсчитывали время, отбивая четверти, получасы и часы. Осенний вечер быстро переходил в ночь. Грей опять начал волноваться, и снова вернулась нестерпимая жажда, которую он, как опытный человек, пытался утолить исключительно водой: голова должна была быть ясной до конца дела. А уж потом...
       Вскоре после того, как окончательно стемнело, раздался осторожный стук дверного молотка. Для Грея он прозвучал оглушительнее пушечного выстрела. Борец вздрогнул и пошёл открывать. Последние полчаса его снедало нетерпение, едва ли не большее, чем он испытал в юности, собираясь на первое в своей жизни любовное свидание. Снова, как и в прошлый раз, едва Айвен открыл дверь, как две нежные, но сильные руки обвили его шею. Отдышавшись от поцелуя, он осведомился как можно безразличнее: мол, сразу займёмся делом, или сначала перекусим? Решение девицы регент-фельдфебеля было поистине сократовым: "а нельзя объединить и то, и другое?".
       Всё складывалось более, чем удачно. Оставив Кончиту в спальне, Айвен отправился на свою кухоньку, чтобы собрать поднос с нарезанной заранее снедью и, ничего не опасаясь, высыпать содержимое перстня в чашу, предназначенную для гостьи (не перепутать бы, в нерваке, ядрёна вошь!). У Айвена так дрожали руки что, розливая вино, он пролил мимо чуть ли не половину бутылки. Ополоснув лицо - оно было мокрым от пота - Грей явился пред Кончитовы очи.
       - Как это мило: даже ополоснулся! - восхитилась она и позвала: - Ну иди ко мне, потопчи свою курочку!
       - Может, сначала выпьем? - туповато спросил-предложил Айвен, маниакально стремясь поскорее закончить с этой долбаной инициацией (и кто, мля, придумал это дурацкое слово?).
       - Мальчику нужно для храбрости? Не бойся, я тебя не съем. Впрочем, давай, в горле пересохло...
       Пригубив из чаши, Кончита глухо застонала и впилась губами в судорожно сжатый рот Грея. Тот испуганно отпрянул: кто его знает, этот яд: может, достаточно и той капелюшки, что сохранилась на губах девушки? Пассивность Айвена не ослабила напора Кончиты но, несмотря на все её ухищрения, он оставался холодным, как прошлогодний лёд в погребе у мороженщика. Утомившись от безуспешных попыток расшевелить Грея, она приподнялась на локте и усмехнулась.
       - Из безусых мальчиков, и сразу в бессильные дедушки? Знаешь, на стаканчик вина мог бы позвать и соседа...
       Ну не объяснять же этой ведьме, что невозможно нормальному мужику объестествить бабу, которую он только что убил, только она ещё не знает об этом!

    17

       Отпустив Грея, Герцог не торопился покидать гостеприимные стены СОВ. На час пополудни была назначена конгрегация (так, на церковный лад, традиционно называлось совещание высших чинов Службы). Их было меньше десятка - Провинциалы и несколько руководителей центральной штаб-квартиры, с каждым из которых Герцог - ещё до своего восшествия на трон - был не только лично знаком, но и вместе тянул нелёгкую лямку Охраны Величества. Ровно без одной минуты двенадцать, как и всегда в дни таких совещаний, к Герцогу явился глава СОВ (эта избыточная пунктуальность являла собой его особый, личный шик). Обойдясь без камердинера, он просунул голову в приоткрытую дверь и осведомился:
       - Дозволено ли будет войти, Ваше Высочество?
       - Заходи, старый товарищ!
       Лоран Лоран (так звали главного "сову") бочком протиснулся в кабинет. Был он высок и невообразимо толст, что, вкупе с его именем, в незапамятные ещё времена подвигло кого-то из коллег-остряков придумать ему прозвище "Лоран-В-Квадрате".
       - Садись и рассказывай, как продвигается торговля с Московией. Никто на эту твою привилегию не посягает? - Скуповатый и практичный, он оплачивал верность соратников не чистоганом, а предоставлением максимальных возможностей обогащаться самим.
       - Слава святому Лаврентию, моему покровителю, дела идут хорошо. Казацкие меха просто улетают: похоже, наши бабы совсем ополоумели: я трижды за последние два года поднимал цену, а им хоть бы хны! А насчёт посягательств... Один шпак, потомственный купчишка из Заречной провинции пытался на меня хвост задирать: пожаловался придурок, губернатору, что моя привилегия противоречит свободе торговли, и подал в суд. А? Это ж надо не круглым даже, а квадратным дураком быть, чтоб с Лораном Лораном судиться, гы! А сам, меж тем, тайком послал в Архангельск корабль. На последние деньги...
       - И...?
       - Потоп тот корабль на обратном пути, без вести, так сказать, пропал. Все соболя да куницы морскому царю достались. А вскоре и склад его в порту сгорел. Да, не повезло человеку.
       - Так он тем более захочет ещё разок рискнуть: один успешный рейс, и все потери покроет с прибытком!
       - Не захочет: колдуном он оказался, и сожгли его на хрен, гы!
       На этот раз краем рта улыбнулся и Герцог. Дань вежливости была отдана (в их кругу расспросы о деле исполняли ту же функцию, что и непременные разглагольствования штафирок о погоде). Посмотрел на часы, убедился, что до начала конгрегации оставалось ещё довольно времени, и перешёл к более серьёзным вещам.
       - Хочу с тобою тет-а-тет один вопросик обкашлять, так сказать в предварительном порядке...
       Лоран понял, что Хозяин заговорил о серьёзном, и наклонил к нему поближе свою большую лысую голову, слегка повернувшись к Герцогу левым ухом (правое плохо слышало еще со времён полицейской молодости: во время ночного обхода по улицам Города, Лорана, тогда ещё совсем молодого стражника, по нему "приголубил" кистенём уличный грабитель). Йезус-Мария, хирург потом удивлялся, как только черепушка выдержала?! Кстати сказать, вот за это-то геройство молодого Лорана и удостоили фиолетового мундира...
       - Вот, понимаешь, не дает мне Бог наследников мужского пола. В браке-то я сколько лет? То-то и оно, девятнадцать...
       От подобного вступления тянуло тухлятиной. Лоран Лоран насторожился: мало того, что материя сия была деликатной, не приведи Господь ляпнуть что-нибудь невпопад, не в ноту, так ещё и Герцогиня приходилась его супружнице двоюродной сестрою, сиречь, кузиною. Не то, чтобы они были особенно в близких отношениях, но всё же... Опять же, через Матильду приходился он какой-никакой роднёй монарху, а прервись эта ниточка? Однако что-то же отвечать было надобно, и начальник СОВ напрягся. Для начала решил излагать нейтрально, с лёгким юмором:
       - И что, Ваше Высочество? Вон, сколько лет было святым Иакову с Анною, когда Бог послал им младенца, ставшего Девою Мариею! Поди, лет двадцать, ежели не тридцать, молились, и вымолили! Не теряйте надежды, с верою и с должным упорством...
       - Не балагань, Лоран! - в голосе Герцога отчётливо прозвенела сталь. - Вопрос не праздный и гораздо серьёзней, чем ты предполагаешь!
       Лоран-В-Квадрате немедленно отыграл назад:
       - Я в этом вопросе, ни ухом, ни рылом, Ваше Высочество! А уж балаганить и не думал!
       - "Ни ухом, ни рылом..." - раздражённо передразнил собеседника Герцог. - Можно подумать, что я с тобой, как с лекарем по женским болезням, решил посоветоваться! Да ты только одно лекарство для бабы знаешь, "грушу"!
       Лоран не удержался, фыркнул.
       - Нет, Ваше Высочество, еще "испанскую лошадь"!
       Герцог стёр с лица появившуюся было ухмылку.
       - Всё! Кончай ржать и слушай. Наипервейшие эскулапы в этом деле, немцы и французы. Я лекарей выписывал из Брауншвейга и Парижа, причём оба пользовали дамочек из монарших семей, придворные, так сказать, ... [Слово изъято автором по соображениям нравственности и приличия]. И всё без толку! Безнадёга: пытаться обрюхатить в наши еще не такие старые годы Герцогиню, всё равно, что воду в решете носить. Понял?
       - Понял, Ваше Высочество! - со вздохом ответствовал Лоран.
       Начальник СОВ решил, что теперь он действительно всё или почти всё понял, и был весьма доволен тем, что пространно отвечать не было нужды. Затем ему кое-что пришло в голову, и эта идея давала надежду на то, что развод не состоится. Очевидно, что описанный мыслительный процесс вызвал в глазах Лорана некую искорку, которая не осталась незамеченной Герцогом.
       - С моей-то стороны все в порядке, врачи проверяли. К тому же имеется и доказательство: вот на что ты стоглаз и всеведущ, а не знаешь, что в Швейцарии у меня растёт отпрыск - нагулял в Женеве, когда пас там господ эмигрантов. Ему уже лет восемнадцать, должно быть. Да и здесь, в Герцогстве, растёт пара-тройка п?трохов. Так что осеменю любую тёлку, что твой бык-производитель! Однако же, мне нужен законный наследник. Понимаешь, за-кон-ный. А не две наследницы, которых, понимаешь, ещё нужно куда-то пристраивать.
       - Значит, надумали развестись?
       - Ой, Лоран, ты только о себе и думаешь! - в очередной раз проявил недюжинную проницательность монарх. - Если всё пройдёт так, как я задумал, твоё положение упрочится и без двоюродного родства по женской линии... Посмотри шире и задайся вопросом, отчего это шеф так озаботился законным сыном?
       Лоран-В-Квадрате не возглавлял бы Службу Охраны Величества, если бы ему пришлось долго разгадывать подобный кроссворд, да ещё и с подсказкой. Он молча смотрел в глаза Герцогу, и в ответном взгляде прочёл, что не ошибся. На башне замка раздался бой курантов. Герцог посмотрел на напольные часы в углу кабинета, досадливо поморщился и звякнул маленьким золотым колокольчиком. Тут же из воздуха материализовался камердинер.
       - Господа конгрегация уже собрались?
       - Да, Ваше Высочество.
       - Извинись за меня, попроси немного подождать. Распорядись подать венгерского и изюму. - Дождавшись, когда слуга выйдет, Герцог продолжил разговор вопросом, казалось, заданным невпопад: - а что, думаешь, через два года первый министр не посадит в твоё кресло своего человека? - И сам же ответил. - Обязательно посадит: это же ключевое место! Может, и не первым же указом, но...
       Лоран встал и склонился в почтительном поклоне.
       - Счастлив быть облечённым доверием основателя новой, великой династии!
       - Сядь, сядь, старый конь! До этого ещё далеко. Взять, хотя бы, Совет Баронов: не все там будут в восторге от этой идеи, да и позиции главы нашего правительства достаточно сильны, было бы непростительно их недооценивать. Народ и армия в основной массе на моей стороне, но нельзя пускать дело на самотёк, всё следует обеспечить с тройной степенью надёжности. Как только дело дойдёт до конкретного плана действий, работы окажется уймища. Вот, кстати, и займись этим планом - кому ж ещё? Через недельку встретимся, обсудим проект. Пока обо всём, связанном с наследственной монархией должны знать только мы с тобой! Но в частных разговорах позондируй среди коллег, как они смотрят на эту твою идею. - Увидев, как тревожно вытянулось лицо начальника СОВ, рассмеялся и хлопнул того по плечу: - моя, моя идея, щучу я... Но зондируй от своего имени! Карты раньше времени сбрасывать на стол нельзя. Понятно?
       - Понятно, Ваше Величество!
       Старому зубру политического сыска, только что прибегнувшему к гениальному подхалимски-угодническому ходу, действительно было понятно: орехи (в разной пропорции) на двоих, а занозы одному ему...
       - Ладно-ладно, - расплылся полной луной Герцог, - до этого еще далеко, как пешком от Рима до Бергена. Но ведь, как известно, дорогу осилит идущий. А для этого следует, для начала, сделать первый шаг. Какой?
       Это было вполне в его манере, даже самый важный разговор внезапно превратить в экзамен. Для Лорана Лорана сие было не в диковинку, и он не колеблясь отрапортовал:
       - Развестись и снова жениться.
       - Плохо, - сделавшись вдруг похожим на строго учителя, покачал головой Герцог. - Никуда не годится. Наша святая церковь не одобряет разводов, а от её позиции в задуманной нами комбинации, зависит многое. С попами, конечно, можно договориться... Но насчёт снова жениться, ты прав.
       - Но ведь...
       - Ага, вдовцов народ жалеет. - И снова повисла длинная пауза, во время которой собеседники, ничего не говоря, просто смотрели в глаза друг другу. Наконец, герцог проговорил: - Мне от тебя многого не надо, просто не лезь в это дело, хотя следствие подобного рода и входит в твои прямые обязанности. Не рой, короче. Хотя твоя старая карга и проест тебе всю плешь за свою кузину.
       Всё так же молча, не соглашаясь и не отказываясь, Лоран-В-Квадрате смотрел Герцогу в глаза. Тот понял.
       - Мне кажется, твоей дражайшей половине пойдёт корона виконтессы, поскольку виконт Лоран будет стоять по правую руку от меня во время коронации на царство.
    Начальник Службы Охраны Величества, наконец, мигнул и задумчиво проговорил:
       - Виконтство, конечно, звучит красиво, но правой рукой Вашего Величества, по справедливости, должен быть герцог...
       - Согласен! Быть по сему.
       Позвонил в колокольчик, приказал камердинеру позвать "господ консисторию". Когда притомившиеся приглашенные чинно разместились за длинным столом, провозгласил:
       - Коллеги, мы собрались сегодня для того, чтобы решить, как отразить угрозу, грозящую нашему государству с севера. Пора обуздать сепаратистов, и сделать это раз и навсегда...

    18

       Ядрить твою в тридцать три дуги налево! Врагу своему Грей такого никогда не пожелает: сидеть и ждать, когда баба, которую ты целовал, а теперь отравил, отдаст, наконец, Богу душу. Да еще, чёртова перечница, вместо того, чтобы быстро и чинно отойти в мир иной, разлеглась в твоей кровати и издевается над тобой за мужскую несостоятельность. Кто его знает, как быстро должен был подействовать яд. Или доза оказалась мала? Она же сделала всего глоточек... А может, Хозяин разыграл его? Может, перстень содержал безобидный порошок, о чем Кончита (если она в курсе) сейчас ему со смехом сообщит? Нет, не получается: Айвен мог - и, чёрт побери, должен был бы, будь поумней! - проверить, яд это или не яд. Вон сколько вокруг бродячих кошек да собак, проверяй - не хочу. Конечно, перстень содержал яд. Так что же, ждать или...
       - Слушай, петушок мой малохольный! Если у тебя не получается хорошенько оттоптать свою курочку, так может, хоть выпьем? Подай мне бокал, маслинку и кусочек этой восхитительно пахнущей ветчины. Может, если не удалось ... [слово изъято автором по соображениям нравственности и приличия], то хоть поужинаю. Должна же от тебя быть хоть какая-то польза?
       Просьба Кончиты была кстати. Обливаясь потом, Айвен подал требуемое и, если б неуместная сия гримаса не породила ненужных вопросов и сопутствующих им осложнений, зажмурил бы глаза. Вместо этого пришлось поднять свою чашу и через силу улыбнуться.
       - Знаешь, день был очень трудный и нервный. Сейчас выпьем, и повторим. На этот раз всё получится. За успех!
       Кончита насмешливо фыркнула и, не ответив на тост, опрокинула в себя всё содержимое чаши. Грей едва пригубил из своей. Не в силах отвести глаз (чего ему нестерпимо хотелось), он неотрывно смотрел на барышню регент-фельдфебеля. Всё произошло стремительно и совсем не так, как ожидал Айвен. Девушка с явным удовольствием допила вино, взяла точёными пальчиками маслину и... беззвучно опрокинулась навзничь.
       В наступившей тишине Грей слышал только тяжкие удары своего, готового разорваться, сердца. Бу-бух! Бу-бух! Неожиданно для себя он рухнул на колени и, обхватив ноги Кончиты, тяжко зарыдал без слёз, подвывая, как собака на покойника. И это, вывернуть тя через задницу и посолить, старый вояка, положивший народу больше, чем у иного волос в... на груди!
       Закон природы: занудный осенний дождик заряжает на весь день, а летняя гроза скоротечна. Так и бурная истерика Грея: разразилась и иссякла. Тем более, что кто-то дотронулся до его буйной шевелюры. Подняв голову, он увидел улыбающуюся Кончиту, причём глаза её - иттить ему некуда - были влажны!
       - Что, жалко свою маленькую девочку, невинно тобой убиенную?
       Айвен на миг подумал, что сошёл с ума. Или умер, и это начало его адских мук? Однако здоровая солдатская закваска взяла верх над мистическим началом человека его эпохи, и он осознал, что всё происходит наяву.
       - Чёртова баба, ты издевалась надо мной! - Ярость Айвена была тем более глубока, поскольку отчаяние, в котором он пребывал только что, было абсолютно беспросветным. - Ты... ты... и твой Герцог... - у него просто не хватало слов, чтобы выразить то, что переполняло душу, и тем облегчить её. - Чем был "яд", которым я "отравил" тебя? Каким-нибудь ванильным сахарком? Отвечай, перед тем, как я выкину тебя из дома!
       Сколь ни яростен был Грей, его не могла не поразить реакция Кончиты на всё происходящее. Страха, ужаса и стыда он не ждал - в конце концов, он прекрасно знал, с кем имеет дело: в СОВ кисейных барышень не держали. Но спокойная деловитость?!
       Девушка не торопясь обернулась простыней, обтянув тонкой тканью свои тяжёлые груди, но оставив оголёнными точёные плечи. Грей совершенно не к месту уставился на просвечивающие соски. Кончита же, откинулась на подушки и приняла чрезвычайно соблазнительную позу. Покачивая ногой, проинформировала:
       - Если вопросы закончились, я готова и даже должна на часть из них ответить. Или на все, это зависит от твоего поведения. Может, угомонишься и присядешь? Время позднее, а оставаться у тебя до утра я не хочу.
       Айвен вознамерился выслушать негодяйку стоя, и грозно сложил руки на груди. Затем до него дошёл комизм этой сцены: он в позе грозного судии перед девушкой, вольготно расположившейся в его постели. Сел.
       - Для начала скажи мне, борец мой непобедимый, что тебя больше задело: то, что тебе пришлось убивать меня, или то, что это не удалось? Только, чур, как на духу!
       Это был ВОПРОС! Попервоначалу, конечное дело, одна только мысль о необходимости отправить на тот свет бабу (свою бабу!) была совершенно непереносимой. Но потом... Уже, мля, когда решился, когда своими руками насыпал это дрюченное зелье ей в вино, тогда... Ё-моё: что ж получается, все эти волнения и колыхания совести зазря?! А ведь, иттить ей некуда, умна Кончитка: и вправду, что ж ему жальче? Ведь если второе, получается, что он - полное дерьмо! А кто ж в этом сознается по собственной воле?
       Вот сука! - в полном соответствии с законами мужской логики, подумал Грей. А ведь, действительно, с некоторым удивлением тут же понял он, ему сейчас жальче себя, Айвена, который так красиво не хотел убивать эту бабу, но потом - понуждаемый непреодолимыми обстоятельствами, решился на убийство, - чем объект этих страстей. Вернее, жалко собственных переживаний...
       - Вот видишь, - мягко сказала Кончита, которая читала мысли Грея, явственно написанные на его физиономии, - тебе обидно, что великого борца провели, как мальчишку. Вместо бяки подсунули сахарок... Ты мне в прошлый раз показывал своего дрессированного зверя, как его... Бэкингема. Тащи сюда это чудовище.
       Без единой мысли в голове, Грей послушно отправился на кухню, свистнул особым образом, а когда его сожитель выглянул из норки, подставил руку. "Серый брат" доверчиво перешёл на ладонь и принялся умываться. Когда барышня-фельдфебель увидела мышь, нос её - в точности, кстати, как у Бэкингема - дёрнулся, го она удержалась от обычного женского визга. Отломив кусочек сыру, Кончита вылила на него случайно оставшуюся в бокале капельку вина и положила на стол.
       - Угости своего дружочка.
       Мышонок и сам учуял запах угощения и нетерпеливо засучил лапками. Будучи поставленным на столешницу, он стремительно кинулся к деликатесу, но через мгновение уже лежал на спине, успев всего лишь раз дёрнуть длинным хвостиком. Глазки-бусинки остекленели.
       - Ты что наделала? - вне себя вскричал Айвен.
       - Ага, поганую мышь жалко, а меня нет? Я тебе просто продемонстрировала, что в перстне был настоящий яд, и что ты, петушок мой возлюбленный, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пытался меня убить. Но не случилось...
       - Почему? - против воли спросил Грей, понимая всю дикость ситуации.
       - Что ты знаешь о Митридате?
       - Какой-нибудь древнегреческий борец? - сконфуженно предположил Айвен, ни единого дня не посещавший школу; все его познания о классической истории ограничивались неясными (по уважительной и объективной причине) воспоминаниями о достаточно бессвязных разглагольствованиях отца Амброзия за бутылочкой.
       Кончита звонко рассмеялась, будто колокольчик серебряный прозвенел.
       - Голова ты садовая! Митридат - царь Понта Евксинского, чуть ли не последнего государства, дерзнувшего сопротивляться мощи великого Рима. Ныне это владения султана.
       - И причём тут несчастный Бэкингем?
       Кончита снова чуть не прыснула, но увидев на лице Грея ходившие туда и сюда желваки, остереглась: так, действительно, можно и схлопотать. Выдерживая паузу, чтобы успокоиться, требовательным движением поднесла к Айвену свою опустевшую чашу, которую тот послушно наполнил.
       - Притом, что Митридат жил, постоянно опасаясь предательского убийства: его матушка хотела править вместо него, а римский сенат желал править без него. И вот, то ли его кормилица придумала, то ли он сам так решил, но каждое утро сей восточный царь начинал с чаши яда. Сначала - по чуть-чуть, а потом всё больше, но в конце он принимал количество, достаточное для того, чтобы отправить на тот свет несколько человек. В результате его организм стал к яду нечувствительным, и он мог опасаться только железа, огня и воды. От яда оборониться невозможно. А от всего остального - тем более царю - значительно проще.
       - Так ты... - это бы еще один вопрос, за который потом Айвену было стыдно.
       - Ну, да: за завтраком я выпиваю чашу яда.
       - Так кто же ты?!
       Кончита улыбнулась, встала со своего ложа (при этом простыня, её укутывавшая, упала, на что девушка не обратила ни малейшего внимания), и запустила руку в лиф небрежно сброшенного в стоявшее рядом кресло фиолетового форменного платья. Там, очевидно, располагался потайной кармашек, из которого она извлекла на Божий свет нечто.
       Этим нечто был тайный знак, как две капли воды похожий на тот, который Грей получил от Герцога (понятно, что тяжёлый мужской перстень нелепо смотрелся бы на женской руке). Показав его потрясённому Айвену, девица-фельдфебель (скорее всего, даже наверняка, смекнул в тот момент Грей, её звание в СОВ было несравненно выше) проворковала:
       - Ну, иди же сюда, мой петушок! Пришла пора познакомиться ещё ближе. Надеюсь, теперь всё будет в порядке!

    19

       Сказать, что все описанные нами события - начиная с боя в коллеже, через арест, разнообразное общение и заканчивая всем, связанным с перстнем, никак не повлияли на отношение Грея к Герцогу, было бы неправильным. Комментарий Айвена, буде он решился бы теперь вслух сформулировать своё отношение к "носителю государственного суверенитета", звучал бы со свойственной борцу поэтикой: "накормил дерьмом до отвала". Согласимся, что существует некое меньшинство, особая порода людей, готовых обожать власть имущих, которые постоянно кормят их сей неаппетитной субстанцией; но, представляется нам, в процессе кормления, у большинства homo sapiens (и наш борец не был в этом плане исключением) обожание рано или поздно уступает место несколько иным чувствам. Собственно, потому они и sapiens...
       Вместе с тем Грей - как и большинство людей его эпохи - считал, что монарх имеет право на то, что непозволительно всем прочим, имеет по своему положению и задачам, им решаемым. В трудах, мля, и заботах о простом человеке, не до пардонов! И если для дела приходится наступить кому-то на хвост, значит, так тому, опёноть, и быть. Оценка "нормальный мужик" ревизии не подверглась, но стало очевидным, что впредь с шефом следовало быть куда как осмотрительнее и не подставлять этот самый хвост. Тогда, глядишь, можно будет и на ёлку сесть, и ж... не оцарапать: что ни говори, а только ленивый да неуспешный, имея подобный перстень, не заработает талер-другой детишкам на молочишко, да правнукам на старость. И, стало быть, спасибо ему, радетелю за благо народное, за то, что Грея из всех прочих выделил и наделил...
       Герцог, кстати сказать, так и не удосужился поинтересоваться у Айвена результатами "применения перстня". Когда на следующее утро Его Высочество явился на занятие, то ни словом не обмолвился об "инициации", и даже для виду не поинтересовался, как прошло дело - понятно, "девушка в лиловом" успела подсуетиться: отчиталась, лиса рыжая, о "проделанной работе". Забавно, Айвена это монаршее безразличие расстроило. Пытаясь понять, почему, Грей вдруг с отстранённым удивлением обнаружил что, как маленький мальчик хочет, чтобы его похвалили за точное и мужественное выполнение неприятного упражнения. Айв, - упрекнул он себя, - ты становишься таким же, как вся эта кошачья рвота, которая толпится около трона и занята исключительно тем, что лижет Герцогу что ни попадя. Ё-моё, ты готов на всё, как последняя дешёвка, ради улыбки Его Высочества!
       Это было ново и противно, и он импульсивно захотел забыть о своём открытии как можно скорее. Возможность представилась тут же: едва закончив тренировку, монарх объявил, что "пришла пора отоваривать перстенёк".
       - Как считаешь, не следует ли тебе вновь повидаться со старыми друзьями?
       Гадать, кого Герцог имел в виду, не имело смысла: сам сейчас всё расскажет. Был соблазн уточнить: его, Айвена, друзей имел в виду шеф, или своих, но Грей, памятуя о недавнем решении быть осмотрительным, шутить поостерёгся. Занятия борьбой научили его тому, что во время встречи с длинноруким соперником (а если уж у герцога не длинная рука, то у кого?) следует соблюдать дистанцию. В результате ограничился политесным "Как прикажет Его Высочество".
       - Прикажу. Сегодня вечером в "Орлином гнезде" соберутся уважаемые люди: будут выбирать замену Большому Якобу. Твоя задача заключается в том, чтобы Братство в Городе возглавил Мак-Горбун. Справишься - перед тобой открыты все пути. Нет... - Герцог пожал плечами и задумался, как бы подыскивая лучшие слова для выражения своей мысли. - В общем, для тебя было бы лучше, чтоб справился.
       - Но что я... - поручение было неожиданным и казалось невозможным, и Грей не представлял себе, как, собственно, его можно выполнить. - Чем я могу на них надавить?
       - Полагаешь, одного факта твоего появления недостаточно? - Айвен на всякий случай приосанился, но благоразумно промолчал. - Молодец, не заносишься. Но и недооценивать своего веса, как моего представителя, было бы неправильно. И если к этому авторитету добавить собственные умения...
       Грей тоскливо вздохнул, не имея ни малейшего представления ни о собственных "умениях", ни тем более о том, как ими пользоваться при выборах "ночного правителя Города". "Пойди туда, не знаю куда, и сделай то, не знаю что" - сказки с подобным сюжетом рассказывались по всей Европе, не только на её восточной опушке. Правда, в его случае было хоть известно, куда пойти...
       - ...То ты добьёшься того, о желательности чего я донёс уже до верхушки братства по другим каналам, о которых тебе знать не надобно. Они, понимаешь, люди шибко самостоятельные, и без моего глаза оставлять их во время столь важного мероприятия не след. Вопросы есть?
       Вопросов была уйма, но Грей понимал, что задавать их сейчас было не просто бесполезно, но и опасно. Подозрительный Герцог мог счесть дополнительные уточнения проявлением неуверенности или нерешительности, даже трусости - не говоря уж об отсутствии сообразительности. Всё, что Его Высочество полагал необходимым сообщить своему посланцу, уже было сказано.
       - Завтра утром буду иметь честь доложить Вашему Высочеству о результатах, - с поклоном сообщил Айвен.
       "Орлиное гнездо" был одним из тех кабачков, которые коренные горожане обычно обходили стороной, поскольку заведение это, принадлежавшее северянину, было облюбовано его соплеменниками, делавшимися чрезвычайно агрессивными в тех случаях, когда им были гарантированы численное большинство и относительная безопасность. Если днём в "Гнезде" ещё можно было изредка увидеть посторонних (уж больно хороши были кухня и вино!), то с наступлением вечера за столиками в двух его залах сидели исключительно горцы. Бывало, и они выясняли между собой отношения, и тогда наутро стражники находили в глухом тупичке за "Орлиным гнездом" свеженький труп с отрезанной головой. Тамошний околоточный, получавший от хозяина кабачка по воскресеньям рюмку наливки и цехин, а по церковным праздникам - два цехина, и не думал в таких случаях проводить дознание: мало ли в Городе бродяг, грызущихся между собою, как бездомные собаки?
       Грей был в этом небезопасном месте всего один раз: как-то, ещё в бытность преподавателем гимнастики, он столкнулся на улице с однополчанином по бригаде пращников, по происхождению северянином, и тот затащил его в "Гнездо" отметить встречу. Дело было днём, к тому же он был как бы гостем "своего", так что всё обошлось вполне мирно. Но Айвену запомнились какие-то липкие, недоброжелательно-оценивающие взгляды, которые порой исподтишка бросали в его сторону демонстративно "не замечавшие" чужака посетители. Хотя и на... плевать, но неуютно, мля!
       Судя по тому, что в упоминавшемся уже тупичке за "Орлиным гнездом" стояла всего одна приличная карета, Грей пришёл именно так, как и рассчитывал, с запасом. Снова сказались навыки борца: опаздывающий вынужден примениваться к обстоятельствам и противнику и обороняться, действующий с опережением - атакует или готовит атаку. Удовлетворённо вздохнув, он расправил затянутыми в лайку пальцами гофрированную горгеру, испанский стоячий воротник (читатель хорошо представляет себе, как он выглядел, хотя бы, по знаменитому портрету Марии Стюарт) и толкнул входную дверь. На это раз Айвен был затянут в починённый соседкой-белошвейкой кобеднишный костюм...
       В тесноватом проходе, ведшем в первый зал, стояли два человека, выделявшихся чудовищной шириной плеч, при этом не прямых, а скошенных под тупым углом. Они молча жевали орешки и внимательно осматривали входивших. Видимо, стояли уже довольно долго, о чём свидетельствовали скорлупки, обильно устилавшие вокруг них пол. Один из церберов на свою беду грубо схватил Айвена за руку и прохрипел (правда, все-таки, со всей доступной ему вежливостью, которая, правда, ничего не гарантировала):
       - Позволь, уважаемый...
       Грей, знавший манеру северян с самого начала "поставить себя" (то есть при первом же контакте, где бы то ни было, показать, "кто здесь хозяин"), решил, что использование чужой тактики не повредит и ему. Не останавливаясь, Айвен применил элементарную "рукокрутку", в результате чего бедолага-охранник лишился возможности пользоваться своею десницею дней на десять, а разговаривать - минуты на три, поскольку от болевого шока лишился сознания. Да, не служил он под началом господина регент-капитана, который учил: "не зная броду, костями не шевели!" Его напарник не сообразил, в чём дело - настолько всё произошло стремительно - и, подняв руки и растопырив пальцы, как хищная птица, кинулся на помощь. С этим всё было ещё проще - увернувшись, Грей элементарно стукнул его лбом о стенку. Поместив обоих в случайно обнаруженный чулан, дополнительно успокоил бедолаг чувствительными ударами по темечку. Пара пахнувших мышами тряпиц сошла за кляпы. С большим трудом запер дверь на тяжеленную приржавевшую щеколду (хрен-то её теперь просто так кто откроет!), после чего чинно прошествовал в залу. Пёс его знает, может, всё это и было недипломатично, но зато вполне соответствовало Айвеновому интуитивному пониманию ситуации. И его умениям, мля!
       Айвен пристроился у окошка, больше похожего на бойницу, с целью не прозевать съезд высоких гостей. Уселся на тяжеленную дубовую лавку, спросил вина и бросил взгляд окрест. Бросилось в глаза, что вход во второй зал занавешен ковром, и около него стоят двое широкоплечих горцев, практически двойников тех, которых только что Грей приголубил. Значит, бандитский "конклав" состоится там, и уже это было хорошо: Айвена всё время беспокоило, как бы мероприятие сие не произошло во внутренних помещениях, проникнуть в которые значительно сложнее.
       Вина не несли, хотя половые постоянно шныряли с кувшинами туда и сюда. Грей раздражённо привстал и в поисках кабатчика оглядел зал. Того не было видно, но зато Айвен заметил, что взгляды всех, сидевших за соседними столиками, направлены на него. Похоже, он был главной, если не единственной темой застольного разговора этих бражников. Да и ладно, лишь бы не устроили драчку. Самог? столкновения он не боялся, но понимал, что участие в потасовке (пусть и не им спровоцированной) не совсем соответствует нынешнему статусу Грея как "ока государева". В этот момент один из половых подошёл к соседнему столу, чтобы заменить очередной пустой кувшин.
       - Эй, милейший! - громко позвал его Айвен.
       Тот и ухом не повёл, круто развернулся и удалился с гордо поднятой головой. Вокруг обидно захохотали. Борец почувствовал, как кровь прилила к голове. Схватив за шиворот другого "человека", также норовившего прошмыгнуть мимо, Грей снял у него с подноса кувшин и еле удержался от того, чтобы не поддать невеже леща. Установилась нехорошая тишина. Айвен невозмутимо уселся, потягивая вино (оказавшееся действительно отменным!). Посмотрел в окошко. Очень вовремя! Сквозь мутное толстое зеленоватое стекло Грей разглядел остановившийся у входа в "Гнездо" поезд из нескольких дорогих карет, а в отражении - пустой кувшин, стремительно опускавшийся ему на голову.

    20

       Совещались в узком кругу. Собрались все свои, людей Герцога - военного министра Барраса, начальника полиции Шильке, суперинтенданта и, само собой, Лорана Лорана не пригласили. Чтобы это не было подозрительным, повестку заседания кабинета первый министр сформулировал максимально misИrable: "О целесообразности перехода с нюрнбергского фунта на английские фунт, а также и фут".
       - Господа кабинет! - открывая заседание, заявил он, - мы собрались сегодня, чтобы обсудить важную тему - изменение национальной системы измерения веса и длины. В дальнейшем, я думаю, мы должны будем расширить нашу реформу, включив в неё единицы объема жидких и сыпучих тел. Но не всё сразу, реформы должны быть энергичными, просчитанными и поступательными, но не скоропалительными и непродуманными. Суть нашей задумки - приблизиться к английскому рынку, заговорить с ним, так сказать, на одном языке. Выгоды, которые получит торговля герцогства, несоизмеримы с издержками которые, если говорить по существу, минимальны. Слово для доклада имеет глава Академии наук Его Высочества.
       Возраст академика, седого как лунь, сухонького человечка не поддавался исчислению: он был уже глубоким стариком, когда при Сиборе XII, отце последнего наследного герцога, много лет возглавлял академию. Отчаянно боясь ухода на покой, он без раздумий согласился сделать сей доклад, основные тезисы которого первый министр набросал своей рукой. Пригладив пушок, окружавший его геометрически правильную круглую лысину, глава заговорил неожиданно громким фальцетом.
       - Господа! Сегодня нам представляется возможность для того, чтобы viribus unitis, что означает соединенными усилиями, - привычно перевёл академик, давно привыкший к тому, что чиновники не понимают благородного языка науки, - совершить историческое деяние: первый шаг к унификации мер и весов...
       Так вот в чём дело! - смекнул министр почты, который никак не мог взять в толк, с какого такого испуга первый министр взялся за эту не самую обязательную реформу. Который год уже финансы трещат, цены растут (кое-где уже и соль в дефиците) и каждый месяц приходится ломать голову, откуда брать средства на оплату армии. К тому же: реформа вряд ли станет в народе популярной: привычки устойчивы, и наверняка еще несколько поколений будет мерить "старыми фунтами". А теперь всё ясно: Его Превосходительство просто вознамерился попасть в скрижали истории! Что ж, незатейливо, но эффективно. Но всё равно не понятно: с чего бы это вдруг английский фунт а не, скажем, каролингский?
       Министр почты не знал, да и знать не мог, что причина крылась не в честолюбии первого министра (хотя сей мотив и не стоило совсем уж сбрасывать со счетов), а кое в чём другом, более существенном. Впереди честолюбия всегда идёт меркантильный расчёт, то, что в старину называлось "сребролюбием". Не так давно к главе правительства явился старшина не самой большой по численности гильдии купцов, торгующих с Англией, и пожаловался, что существенная разница меду фунтом, принятым в герцогстве, и фунтом английским, мягко выражаясь, не способствует их негоциациям. Мол, хитрые англичашки сильно объегоривают отечественных торговцев при пересчёте. "Что же вы хотите от меня?", - поднял брови первый министр. "А нельзя ли, Ваше превосходительство, приравнять наш фунт к аглицкому?". "На сколько же это уменьшит ваши потери, и как скажется на доходах казны?". "Казна существенно пополнится", - ответствовал старшина, с поклоном достав из кармана и положив на стол первого министра скромных размеров бархатный мешочек. Тот почувствовал себя оскорблённым: что такое для главы правительства десяток, ну, полтора десятка пусть даже генуэзских цехинов? Скривившись, он небрежно оттолкнул приношение. Но тут из не туго завязанного мешочка посыпались чистой воды бриллианты...
       Первый министр вынырнул из приятных воспоминаний. Глава академии всё ещё продолжал вещать:
       - ...Фунт используется в большинстве европейских стран, это наследие Рима, причём исторически совсем недавно в той же Франции (как и в других странах) его значение имел право устанавливать каждый владетельный синьор, вне зависимости от носимого им титула, от герцога до барона. Поэтому и сейчас в Европе существует более 100 разных фунтов. Из них самые известные: нюрнбергский, английский обычный и тройский (аптечный), а также австрийский, амстердамский, французский (известен также, под названием "ливр"), испанский, португальский, венецианский, каролингский, шведский, датский...
       - Всё ясно, уважаемый академик! - первым не выдержал не отличавшийся хорошими манерами начальник тюрем. - Не стоит перечислять названия всех ста с лишним фунтов! Лучше ответьте на вопрос: отчего нам надобно предпочесть всем прочим фунтам английский а не, скажем, венецианский или французский? В конце концов, Генуя и Франция к нам гораздо ближе, и все мы предпочитаем генуэзские цехины... Да и торговля с ними - пусть меня поправит министр торговли, если я ошибаюсь - гораздо более разносторонняя. Вина, шелка, бархат, пряности и другие полезные вещи.
       Было заметно, что глава Академии Его Высочества смешался. Пробормотав "интересный вопрос!", он начал перебирать лежавшие перед ним бумаги. Потом бросил страдальческий взгляд на первого министра. Не получив поддержки, неубедительно заговорил о взаимной пользе слияния двух рынков, континентального, в лице герцогства, и островного, английского.
       Глава правительства понял, что пришла пора поспешить к нему на помощь. Этот чёртов тюремщик со своими неуместными вопросами может всё испортить. Да и дурак-академик тоже хорош! Ишь, что удумал: "спасительное для Атлантического океана слияние с Женевским озером"! Курам на смех, прости, Господи...
       - Господа кабинет! Обсуждаемый проект, родившийся в нашей Академии, лично мне очень нравится! - это был главный аргумент, так сказать, "основное блюдо", все прочие доводы - гарнир...). - Уважаемый докладчик начал со второстепенного. Основная же причина выбора английской системы заключается в том, что за ней будущее. Франция погрязла в дрязгах с Испанией, думаю, они взаимно ослабят друг друга. Венеция - всего лишь город-государство, и вы сами знаете, как быстро возвышаются и падают небольшие государства на италийском сапожке. Англия же, расположенная на острове - на века! И государственная мудрость диктует нам этот выбор. Я очень благодарен Академии Его высочества за своевременно сделанное предложение. Предлагаю голосовать. Кто "за"? - и демонстративно поднял вверх прямую руку.
       После единогласного голосования первый министр попросил присутствующих задержаться ещё на пару минут: неожиданно выяснилось, что у главы правительства в тот понедельник случился день ангела. Солнце грело почти по-летнему. Перешли на балкон, нависавший над входом во дворец. Внесли вино, стремительно входившее в моду мороженое, изюм и орешки. В тот день наливали венгерское, но никто, кроме хозяина и его кравчего не знали, что перед подачей, в благородный напиток плеснули изрядное количество aqua vitae, волшебной жидкости, не так давно дистиллированной искателями философского камня.
       [После выход в свет классических трудов знаменитого алхимика Арно де Вилланова из Монпелье, упомянутая субстанция приобрела популярность под названием "spiritus vini". Мессир Арно писал, что "спиритус" "укрепляет тело и продлевает жизнь". Великий Парацельс ввёл в употребление изначальное название эликсира: первооткрыватели-арабы нарекли чудесную жидкость "алкоголь"...]
       Минут через сорок энергичных возлияний, которые в силу естественного влияния скрытых обстоятельств чрезвычайно возбудили публику, слово взял именинник. К слову сказать, он был единственным из присутствовавших, кто лакомился "несерьёзным" анжуйским...
       - Господа кабинет! Я хочу поднять этот бокал за вас! Мне было приятно сообща с вами работать на благо процветания нашего герцогства...
       Смысл слов, произнесённых первым министром, не сразу дошёл до разгорячённых министров. Не очень задумываясь, они по инерции дружно "выпили тост", но потом начали недоумённо и даже тревожно переглядываться. Выдержав паузу, глава правительства заговорил намеренно тихо, чтобы слушателям пришлось напрягаться, и с помощью сего нехитрого приёма добился не только всеобщего внимания, но и усиления тревожного настроения своей аудитории.
       - Среди своих я могу говорить открыто. Как вы знаете, через два года должен наступить мой черёд возглавить государство. Но есть кое-кто, кому совсем не с руки изменение существующего на сегодня status quo. - Несмотря на высказанное намерение говорить без экивоков, первый министр, следуя благоприобретённой привычке, без которой не дожил бы до своих сорока лет, держал речь, тщательно подбирая слова. - Этот кто-то на днях, благодаря своему бездействию, едва не превратил место первого министра в вакантное - министр почт подтвердит. - Главный почтмейстер, вспомнив недавнюю рыбную охоту, побледнел и отчаянно закивал. - Полагаю, попытки подобного рода будут продолжаться... Ну и, как вы понимаете, капля точит камень, день моих похорон не далёк. И тот же день обозначит окончание ваших министерских полномочий: кое у кого уже не будет необходимости хотя бы внешне соблюдать баланс, и он назначит в кабинет на ваши места своих людей. Скажу вам больше... вернее намекну, вы поймёте. От верного человека я узнал, что планируется вернуться к... порядкам времен старой династии, что навсегда закрепит новую расстановку сил, навечно сделав вас и ваших потомков, людьми второго сорта. Как говорится, имеющие уши, да услышат!
       Не имеющих ушей не оказалось. Что же до языка... Присутствующие словно онемели, но не только и не столько от ужаса в связи с открывшимися страшными перспективами, сколько из опасения перед вездесущей СОВ. Конечно, министров душили вопросы, но заговорить было опасно, а промолчать - невозможно. Положение спас министр торговли, может быть потому, что настоящий негоциант должен быть в том числе и дипломатом.
       - У Вашего Превосходительства имеются идеи?
       - Первый министр потому и занимает своё кресло, что в отличие от членов кабинета всегда знает, что надобно предпринять, - с достоинством ответил глава правительства.- Я тут подготовил одну бумагу, которую - в качестве первого шага - всем присутствующим требуется подписать. Кровью! - неожиданно, и потому страшно, повысил голос он.
       Достал из кармана четвертушку пергамента и перо, положил на стол. Рядом - серебряный нож для фруктов. Оглядел притихших "господ кабинет".
       - Я зачитаю документ, а потом каждый его подпишет. "Декларация. Мы, нижеподписавшиеся, обязуемся оказать любое потребное вспомоществование, и материальное, и иное, владельцу первой подписи на сём документе, в его стремлении максимально послужить Отечеству. Обязуюсь хранить в тайне замыслы и деяния нашего союза, и да постигнет кара нарушившего эту святую клятву". Свою, первую подпись я уже поставил.
       Бумага была составлена мастерски, и обвинить подписавшего её в государственной измене было чрезвычайно трудно: действительно, что плохого в том, что члены кабинета максимально помогают первому министру осуществлять его многотрудную деятельность? Многоопытные бюрократы и крючкотворы помялись, но один за другим подписали. Заартачился только начальник тюрем: ежедневная рутина убедила его, что сесть может каждый.
       - Ваше превосходительство, я остаюсь вашим покорнейшим слугою, но подписывать этого не стану! Самому на себя собирать досье... - министр развел руками. - Но рассчитывать на меня вы можете по-прежнему. Во всём! - многозначительно добавил он. - Засим, позвольте мне откланяться. Дела-с.
       - Спасибо, мой друг! Я не осуждаю вас. Прошу задержаться ещё на пару минут, я приготовил для вас небольшой презент. - Первый министр дернул за кисточку звонка и повелел вошедшему мажордому: - Подать гостям мальвазии! Господину начальнику тюрем в знак моей дружбы - в серебряном бокале работы Бенвенуто Челлини!
       Выпили. Полуобняв начальника тюрем, глава правительства шепнул:
       - Восхищён вашей осторожностью. Эти безмозглые люди были бы готовы подписать всё, что угодно, лишь бы сохранить свои привилегии. - И уже громким голосом продолжил: - Прошу вас, мой друг, принять сей стаканчик в знак моего неувядающего к вам уважения!
       Когда начальник тюрем вышел, хозяин позвал гостей к балюстраде и приказал снова налить.
       - Господа, за что поднимем бокал перед тем, как разойтись?
       Раздались разные предложения, но преобладала идея выпить за удачу. Глава правительства не согласился.
       - Это мы ещё успеем сделать не раз: борьба предстоит долгая и нешуточная. А сейчас, - тут его глаза устремились на фигуру вышедшего из парадного входа дворца и направившегося к подъехавшей карете начальника тюрем, - давайте не чокаясь выпьем за нашего дорогого товарища, только что покинувшего нас!
       На балконе наступила изумлённо-испуганная тишина. Тем временем начальник тюрем с трудом залез на подножку, на мгновение замер, а затем покачнулся и упал навзничь. По брусчатке улицы Лилий, звеня, покатился драгоценный стаканчик, изготовленный знаменитым итальянцем...

    21

       Известны и даже задокументированы случаи, когда вполне обычные люди уворачивались от летящей в них пули, выскакивали из-под колёс вывернувшей из-за угла и мчавшейся на предельной скорости автомашины или выдёргивали детей с рельсов буквально в тот момент, когда к ним уже прикасался снегоочиститель локомотива; опять же, лётчики в кабинах современных сверхзвуковых самолётов время от времени демонстрируют физиологически невозможные для человека скорости реакции. Точно так же великие волейболисты имеют дар на краткий миг победить земное притяжение, "зависая", вопреки законам физики, над сеткой. Что уж тут говорить о ситуации "вся жизнь в один миг пролетела перед глазами", которая знакома едва ли не каждому, сталкивавшемуся со смертельной опасностью - я, во всяком случае, не понаслышке знаю, как это бывает. Природа сего достаточно распространённого явления и по сию пору не понятна многомудрым учёными мужам, впрочем, от этого оно не стало менее реальным...
       Если читатель не забыл, в начале нашего повествования мельком было упомянуто, что на Островах, где Грей постигал секреты местной борьбы, он овладел искусством замедления или, что то же самое, растяжения времени. Учитель, ставший для чужеземца-скитальца почти что отцом, не убоялся монастырского трибунала и познакомил с этим заповедным искусством своего названного сына: изучение его запрещалось под страхом смерти, неминуемо грозившей и наставнику, и ученику; даже большинству островитян само существование подобной техники было неведомо. Эта полумистическая практика позволяла замедлить время на неуловимый, ничтожно короткий миг, которого было вполне достаточно, чтобы победить в ситуации, неминуемо безнадёжной для любого соперника, с указанным древним учением не знакомого. Так что призрачное видение занесённого над головой Айвена глиняного горшка, представившееся его взору в мутном оконном стекле, включило в борце описанный таинственный механизм - помимо воли, на уровне инстинкта, выработанного годами изнурительных тренировок. Всё окружающее стало видеться четче, а звуки, наоборот, доносились как сквозь плотные ватные тампоны.
       Но времени, времени, ядрёна стелька, совсем не оставалось, хошь растягивай его, хошь замедляй! Ну что можно сделать за тот неуловимо короткий миг, потребный уже набравшему ход кувшину, направляемому, к тому же, сильной мужской рукой, чтобы преодолеть какой-то ярд?! Разве что, втянуть голову в плечи - отличная, мля, защита! Однако же Грей, ни на что не надеясь, отработал по максимуму: сомкнув кисти, стремительно поднял руки, чтобы прикрыть темя предплечьями, а продолжением того же движения нанёс нападавшему максимально чувствительный удар двумя сомкнутыми кулаками в солнечное сплетение. Не удар даже, а тычок. Чтобы получить хоть какой-то эффект, он оттолкнулся при этом ногами от стоявшей напротив лавки - дубовое чудовище даже не пошатнулось - и вдобавок что было сил боднул затылком воровски напавшего сзади сукиного сына. Бледная немощь, а не "эффективность"! Из этакой позиции, спереди назад, через голову, удар не нанести - разве что, пощекотать... Езус-Мария, хорошо, что учитель-су не видел: слёзы, а не блок с контратакой!
       Как и следовало ожидать, каменный пресс нападавшего никак не отреагировал на выпад Грея, боднувшего его с мощью и решимостью новорожденного козлёнка. Зажмурив глаза (кувшин наверняка расколется: со сломанной рукой он ещё потягается, но без глаз...), Айвен приготовился к болевому шоку и продолжению боя в заведомо невыгодных условиях. Но боли не было. Айвен услышал то ли звон, то ли хлопок и последовавший после них взрыв голосов. Гортанные выкрики ещё не успели стихнуть, как он уже стоял в боевой стойке и сканировал ситуацию.
       Около стола Грея, всё еще с занесённой рукой, с недоумённым выражением лица стоял некий горец. Кулак его по-прежнему сжимал ручку кувшина, но сам сосуд превратился в груду черепков, устилавших стол Айвена. Среди них виднелась и причина, заставившая сосуд рассыпаться столь драматически вовремя: тяжёлое металлическое, диаметром с небольшое блюдце, метательное колесо с пятью острыми зубцами. Грозное оружие в умелых руках, и северяне не расстаются с ним ни днём, ни ночью, с младых ногтей научаясь поражать сим неказистым на первый взгляд диском цель с невероятной меткостью и на приличном расстоянии. Ярдах в семи виднелся и спаситель, вернее, спасительница: черноволосая северянка, по-прежнему застывшая в позе метателя - время всё еще текло для Грея чуть медленнее, чем для окружающих.
       Внезапно голоса зазвучали громче. Нападавший на него северянин, недоумённо посмотрел на ручку кувшина, злобно отбросил её в сторону и свирепо оглянулся в поисках неразумца, посягнувшего на его планы. Его взгляд из-под косой челки, скользя окрест, заставлял говоривших умолкать. Так ворвань, вылитая на морские волны, на миг их утихомиривает что, порой, даёт шанс терпящему бедствие кораблю.
       Спасительница Айвена выпрямилась и, поправляя непокорную прядь, убеждённо проговорила:
       - Это не по-мужски! Одно дело, засада в горах: подкараулил врага и ударил с тыла. Умный и хитрый - вдвойне сильный. А за столом... - она сморщилась, как будто глотнула настойки из коры бузины, которой на её родине лечат лихорадку, - только трус ударит в спину вкушающего за столом!
       - Урсула? - удивился её оппонент. - Что ты делаешь в этом кабаке? Немедленно уходи отсюда, женщина! А не то я не посмотрю, что ты моя сестра...
       - Полегче, милейший, полегче, - счёл необходимым вступить в разговор полностью оправившийся и готовый к стычке Грей. - Порядочные сеньоры подобным тоном с синьоринами не разговаривают! Или с синьорой...? - с поклоном осведомился Айвен у неведомой красавицы.
       - Ты, собака! - выкрикнул брат Айвеновой спасительницы, доставая нож. - Будешь поучать своих братьев-свиней на том свете! Я отрежу тебе уши, а потом и голову!
       К этому моменту почти все посетители "Орлиного гнезда" встали со своих мест и окружили оппонентов плотным, слегка приплясывающим кольцом. Подбадривая соплеменника, они разразились воинственным пением и громкими криками, содержание коих привести я не решаюсь, поскольку самым приличным и некровожадным из них было пожелание Касперу (очевидно, так звали брата красавицы), "натянуть южанину глаз на ж..у". Грей осклабился и нравоучительно заметил:
       - Если собачий брат - свинья, то это как раз про тебя, щенок с пятачком... Иди сюда, я сделаю тебе бо-бо!
       Каспер взревел и со скоростью пушечного ядра ринулся на Грея. Осмотрительности при этом он не терял и, держа нож в далеко вытянутой вперёд руке, не спускал глаз с ног Айвена: опытные бойцы именно по перемещениям стоп вычисляют намерения своего противника. Что ж, это Грею было по душе: победа над зелёным салагою ни славы, ни удовлетворения не приносит.
       Внезапно раздался негромкий, но звонкий хлопок в ладоши. Северяне, словно, по команде (а скорее всего, смекнул позже Грей, это и была команда!), затихли. Как вкопанный остановился и Каспер. Все взгляды устремились на появившемся при входе в первый зал тучном мужчине в тёмно-синем бархатном кафтане и скуфейке. Айвен узнал в нём Бородача Альберто, хозяина "Орлиного гнезда". Окинув пронзительным взглядом зал, Альберто властным тоном вопросил:
       - Что здесь происходит? - и сразу, без паузы: - кто последним видел Джима и Джека?
       Видать, сила этого человека в северном сообществе была велика. Грей понял, что наступил подходящий момент для того, чтобы выпутаться из паутины кабацкой драки - в которой Айвен запутывался всё больше и больше и перейти, наконец, к тому, для чего он, собственно, и прибыл в это отнюдь не орлиное, нет, но осиное гнездо. Властным движением отстранив несколько зрителей, Айвен вышел из кольца горцев и подошёл к Альберто. Надменно кивнув кабатчику (он подсмотрел это движение во дворце у аристократов) и глядя поверх головы собеседника, небрежно уронил:
       - Могу ответить на оба твоих вопроса, уважаемый.
       Бородач хмуро посмотрел на незнакомца. Богатый наряд и придворные манеры произвели на него некоторое впечатление, но в глазах всё равно плескалось недоверие. Буркнул:
       - Слушаю! - но, столкнувшись с твёрдым немигающим взглядом Айвена, помедлив мгновение, все же добавил: - ...Ваша милость.
       - Так-то лучше, - бормотнул вошедший в роль Грей и снова начал изучать некую точку, находившуюся в паре дюймов нал головой кабатчика. - Да, так насчёт этих, как их... Джима и Джека, коли так зовут этих головорезов. Представь, они вознамерились не пустить меня в "Горный орёл", и даже попробовали распускать руки. Это в отношении-то меня, благородного человека! (в этом месте спича Айвен чуть не добавил излюбленное "иттить тебе некуда, но сдержался). Хамьё сиволапое! Пришлось поучить негодников хорошим манерам. Найдешь их связанными справа от входа, в чулане. Надеюсь, ни у кого из них нет насморка и они не задохнулись: пришлось заткнуть их вонючие пасти кляпом.
       Кто-то из прислуги кинулся в сторону чулана. В это время, наконец, появилась процессия прибывших на дорогих каретах "уважаемых людей". Ни на кого не глядя, один за другим, они степенно прошествовали во второй зал. Пора было поторопиться туда и Грею. Не дожидаясь, когда появятся жаждущие мести Джим и Джек, он подошёл поближе и Альберто и понизил голос:
       - Теперь о том, что здесь происходило. Я пришёл с твою убогую харчевню с важным поручением от...- тут он многозначительно посмотрел в потолок, чтобы кое-что передать Маку-Горбуну. А эти люди, - Айвен небрежно кивнул через плечо, - решили оказать мне "горячее горское гостеприимство". Если бы ты пришёл чуть позже, пришлось бы кое-кого из них покалечить, в особенности вон того, про прозванию Каспер... Ещё вопросы есть?
       - Нет, - машинально ответил Бородач, прикидывая, чему из услышанного верить, и верить ли чему-либо вообще.
       - Тогда мне пора! - решительным тоном сказал Грей, быстрым шагом подошёл к ковру и шмыгнул во второй зал. Охранники, видевшие, как подозрительный незнакомец о чём-то шептался с их хозяином, и слышавшие, что он сделал с Джимом и Джеком, не сделали попытки его остановить.
       "Уважаемые люди", к которым вскоре присоединился и корчмарь, стояли около камина (после захода солнца, всё-таки, уже было холодновато), и неторопливо беседовали о пустяках, поскольку старинный горский обычай требовал не начинать с главного: торопливый рискует сбиться с дороги. Воспользовавшись этим, Грей по-хозяйски подошёл к креслу, стоявшему в торце длинного стола и явно предназначенному самому уважаемому члену совета (другой торец был пуст). Невозмутимо устроив на мягкой подушке свой тощий зад, предложил:
       - Прошу рассаживаться, господа северяне! Пора начинать...
       Наступившая тишина была осязаема, как густой осенний туман, во время которого всё, расположенное дальше вытянутой руки, лишь угадывается, а уже в паре ярдов не разглядишь и ветряной мельницы. Эти люди давно успели позабыть, что такое наглость (по крайней мере, проявляемая по отношению к ним). За подобным поведением незнакомца они угадывали силу - всё остальное было выше их понимания и, главное, противоречило всему их жизненному опыту. Сила вызывала уважение (но не страх, главарям Северного братства чувство сие было неведомо - иначе они не стали бы "уважаемым людьми"). Несколько мгновений "конклав" внимательно разглядывал Грея. Затем к нему неслышным шагом подошёл страшно сутулый мужчина лет пятидесяти (иттить тебе некуда, наверняка, он и есть Мак-Горбун, смикитил Грей), и бесцветным голосом негромко спросил:
       - Кто таков?
       - А ты попробуй, угадай! - предложил Айвен, неторопливыми движениями стаскивая перчатку с правой руки.
       Глаза Мака (это действительно был он) сузились.
       - Когда я спрашиваю, полагается отвечать.
       - Неужели?
       Перчатка, наконец, снялась, и Айвен предъявил Горбуну перстень. Ювелирное это изделие оказалось Горбуну судя по всему, знакомо (Грей смутно представлял себе, чтобы он делал, кабы Мак перстня не опознал; во всяком случае, ничего хорошего для себя при подобном раскладе он не ожидал). Во всяком случае, Горбун попросил Грея снять перстень и показать ему - мол, с годами слаб стал глазами. Придирчиво рассмотрев каждую грань, он со вздохом вернул перстень владельцу, не забыв прикоснуться к рубину губами. После этого, ни слова не говоря, уселся во второе по значению кресло, стоявшее по правую руку от председательского, как бы признавая носителя перстня представителем Герцога. Только после этого к столу потянулись остальные.
       - Господа, - солидно откашлявшись, начал Грей. Я потерял слишком много времени, дожидаясь вашего появления, поэтому предлагаю сегодняшнюю встречу начать сразу с голосования! - Избранная Айвеном тактика нахрапа себя вполне оправдала, и он не видел причины от неё отказываться. - Со своей стороны вношу кандидатуру уважаемого Мака-Горбуна и для экономии времени предлагаю закрыть список. Прошу голосовать...
       - Может быть, вы не знаете, что мы собирались обсудить другие кандидатуры? - поигрывая кинжалом, спросил самый молодой из участников конклава, лет сорока пяти.- И мы не любим, когда в наш монастырь лезут со своим уставом.
       - Может быть вы не знаете, - издевательски передразнил его Грей, что, кроме прикормленного околоточного, в городе существуют еще и другие силы правопорядка, например, гвардия СОВ? И мы не любим, когда нам противоречат!
       - А, вспомнил! - неожиданно прокаркал самый старый из собравшихся, до того старательно стачивавший небольшим ножичком до невозможной тонкости щепочку, неизвестно откуда появившуюся в его руках, и, казалось, никак не реагировавший на происходящее. Не ты ли принёс венок на панихиду по Большому Якобу?
       - Прошу голосовать! - проигнорировал вопрос Грей, и с удовольствием увидел, как с разной степенью неохоты одна за другой, поднялись руки всех присутствующих.
       Иттить тебе некуда, у него получилось!

    22

       И снова, как и памятный спарринг с Герцогом, выборы ночного правителя Города, вернее успешное участие в них Грея, имели ряд последствий, причём столь существенных, что борцу не хотелось морочить себе голову и размышлять о странных связях главы государства с паханом, возглавлявшим крупнейшее и самое безжалостное преступное сообщество герцогства. Проведя некоторое время на нижней из ступенек, ведущих к трону (или даже около неё, не суть важно), Айвен начал несколько по-иному смотреть на сей вопрос. Теперь-то он понимал, что предыдущие его воззрения были наивными и по-детски слюнявыми. Не забота о соблюдении закона, а нечто иное и всем понятное двигало хозяином, когда тот вступал в сношения с Ночным Братством. Опёноть, это проще, чем трижды три: как пчёлы медоносный взят?к, так и все остальные Божьи создания везде и всегда ищут свою выгоду! Бесплатно, ядрёна вошь, и комар не укусит: даже эта бесполезная тварь норовит урвать своё и, хотя бы чуток, сверх того. Комар и блоха берут кровью, собака - мозговой косточкой, а люди - от водоноса до Герцога - талерами... Ну, да ладно, не будем лезть в чужие игры: пусть себе благородные играют в шах-и-мат, а мы, безродные, сгоняем в зернь. Авось, кости выпадут так, что в убытке не останемся!
       Однако же нет-нет, а свербело: неужто Его Высочество платит своим полицейским теми самыми монетами, которые ночные хозяева улиц вытрясают из мирных бюргеров? Или, того хуже: платит северянам деньги, выпотрошенные у бюргера мытарями, чтобы те отбирали кошельки у кого надо и можно, и делились с Его Высочеством? Иттить тебе некуда, лучше об этом не думать...
       Вернёмся, однако, к последствиям, которыми обернулся для Грея драматический визит в "Орлиное гнездо". С первым из них Айвен столкнулся примерно через неделю после событий, описанных в предыдущей главе. Оно явилось ему в лице герцогского камер-пажа, который пригласил господина тренера следовать за ним: "Его Высочество желают вас видеть". Это было что-то новенькое: до того дня шеф ни разу не приглашал Грея для беседы во дворец. Айвен слегка обеспокоился, но больше обрадовался, увидев в приглашении знак того, что судьба его пошла в гору.
       Герцог, как не раз уже бывало, с первых же слов огорошил своего тренера. Айвен полагал, что разговор пойдет о его недавней миссии, и приготовился живописать, натурально, скромно и к месту оттенив свою роль. Герцога же, как выяснилось, интересовало совершенно другое. Милостиво поздоровавшись, он поинтересовался, много ли у Айвена учеников и вообще, посетителей.
       - Хватает, Ваше Высочество. Благодаря вам борьба среди придворных стала модным занятием...
       - Всё лучше, чем протыкать друг друга копьями или рубиться на мечах!
       - Истинно так. Многие, к тому же, захаживают поиграть в шары и пофехтовать, а также погреться в хаммаме. Не в обиду вашей милости будет сказано, от некоторых так смердит...
       - До чего же ты невоспитанный, необразованный и грубый человек, Грей! Это всего лишь аромат былых веков, запах голубой крови родовой аристократии! Ну, конечно, они ещё и мыло заменяют духами, из особой, нам с тобой непонятной, утончённости... - Потомственному плебею в двадцатом колене Айвену была понятна и симпатична ирония парвеню Герцога. - Но я призвал тебя не для того, чтобы обсуждать благорастворение, распространяемое моими придворными. Скажи-ка лучше: знаешь ли в Городе приличных борцов и фехтовальщиков?
       У Грея ёкнуло сердце. Мать твою за ногу да об стол! Это что ж получается, он тут губу развёз, размечтался о карьере и богатстве, а его хотят заменить?! Видимо, у Айвена изменилось лицо, поскольку Герцог хмыкнул и пояснил:
       - Подбери двух-трёх человек. Работы всё больше, а ты один. К тому же, ты мне будешь нужен для выполнения других, важных поручений. Использовать тебя как учителя гимнастики - не по-хозяйски: то же самое, что хорошего костоправа поставить на бойне разделывать туши. Наконец, не гоже регент-советнику третьего класса учить разных придурков подножкам да перекатам. Отныне будешь заниматься только со мною - если, конечно, чин позволяет...
       До Грея не сразу дошёл смысл герцогских слов. Иттить тебе некуда! Регент-советник третьего класса, это же всего на полшага ниже, чем чин господина ректора, который получил советника третьего класса, возглавив коллеж! Если так дело пойдёт он, в недавнем прошлом призовой борец, скоро станет весьма важным вельможею. Да и теперь уже... Айвен приосанился, но потом спохватился, упал перед Герцогом на колени и почтительно поцеловал монаршую руку. Тот - как ни мала была радость от торжества над ничтожным в масштабах главы государства и венценосца преподавателем гимнастики - секунду помедлил, не отнимая руку и наслаждаясь своей властью. Наконец, согнал довольную ухмылку.
       - Ладно тебе, не бери пример с придворных: те руку целуют, чисто кобель течную сучку облизывает, не оторвёшь... Себя в первую очередь благодари, доказал, что способен серьёзные вопросы решать. И потом: негоже будет тебе моими делами заниматься, не имея ни чина, ни титула. - Увидев, как встрепенулся Грей, Герцог погрозил пальцем: - ну, насчёт титула ты не очень, до него тебе пахать и пахать, пока не поседеешь. Может, и уйдешь на покой обладателем герба, ежели расстараешься. Но пока я на троне, можешь надеяться... Во всяком случае, начал ты неплохо! Как это тебе в голову пришло занять в той харчевне председательское кресло?
       Опа! Айвен на миг даже слегка присел, как на ковре во время атаки противника. Герцога он не видел уже дней шесть, доклада о выборах главы Северного братства не делал, но хозяин знает подробности того памятного вечера... от кого? Во втором зале, где произошло толковище, были только члены "конклава" и сам Грей, так от кого же хозяин узнал, как всё происходило? Выходит, "другой канал", о наличии которого он прямо сказал во время инструктажа, далеко не шестёрка: кто-то из авторитетных северян "работает на дядю". А вдруг, чем чёрт не шутит, все члены "конклава" по секрету друг от друга работают на Герцога?! Ох, ядрёна вошь, интересно и опасно: выходит, действительно, нигде и никогда нельзя быть уверенным, что за тобой не наблюдает Недреманное око... Интересно: Его Высочество случайно проговорился, или сделал это намеренно, чтобы сообщить Айвену именно то, что он и сообщил? Ой, иттить ему налево, не верилось что-то Грею, что Герцог способен на подобные "оговорки"!
       Не подавая виду, что голова его занята разгадыванием подкинутой головоломки, Айвен самодовольно улыбнулся (решив, что именно этого ждёт от него хозяин) и честно - врать всегда лучше тогда, когда нет другого выхода, и есть гарантия, что не поймают на слове, - ответил:
       - Это вышло ненароком, как-то само собой. Но ведь получилось здорово?
       - Именно на это я и рассчитывал: на твои интуицию, профессионально быструю реакцию и здоровый авантюризм. Рад, что не ошибся. Вот, возьми патент на чин и кошель. Там золото, тебе за труды от меня лично. А регулярное жалованье "государственного человека" будешь получать теперь в казначействе. Иди, даю тебе два дня, чтобы нанять помощников. И всегда помни, как трижды три: долго, счастливо и добычливо живёт послушный, молчаливый и умеющий забывать. И, конечно, хорошо знающий своё место... Свободен!
       Следующим последствием, прямо вытекающим из предыдущего, была смена жилища. В той конуре, которая стала его первым домом, мог проживать преуспевающий одинокий бюргер; средней руки чиновнику, коим Грей стал щедротами Его Высочества, подобало более просторное жильё, с прислугой и выездом - пусть даже это будет скромный возок, в который запряжена всего пара коняжек. Ох, опять хлопоты, пустые мля хлопоты, хотя и приятные...
       С новым домом Айвену повезло: сосед получил неожиданное наследство, и спешно засобирался обживать свалившееся с неба поместьице, так что вполне приличный дом в десять комнат обошёлся Грею не слишком дорого. В придачу он получил и челядь: неопрятного вида стряпуху, готовившую не так скверно как, глядя на неё, можно было предположить; косоглазого камердинера, вороватого ровно настолько, насколько он выглядел, и красноносого конюха, вопреки сей неопровержимой улике, совершенно непьющего. Зато сосед не уступил кучера и не выставил на продажу пару буланых кобыл и фаэтон - резонно заметив, что ему ещё надо добираться до нового места жительства Это, однако, ничуть не обескуражило новоявленного домовладельца: конечное дело, он мечтал о вороных жеребцах, как это принято у приличных людей. В новое "палаццо" господин регент-советник третьего класса перебирался с радостью, но не без сожаления: первый дом самый любимый, поэтому он его не продал, став "крупным" домовладельцем.
       Призовой борец Айвен Грей не был силён в схоластике, хотя и распил в свою коллежскую бытность не одну бутылочку вина вместе с отцом Игнациусом, большим мастаком и по тому, и по другому. Поэтому на вопрос, что отличает жилище от дома он, может быть, и не ответил бы, но наверняка бы сказал, что дом не дом, если в нём нет хозяйки и кучи ребятни, мал мала меньше. Вот здесь мы и подходим ещё к одному, может быть, самому главному из последствий, аукнувшихся Грею после известной вечеринки в "Гнезде орла". Похоже, непобедимый обладатель чёрного килта пропустил сильнейший удар, пришедшийся точнёхонько в сердце.
       А чего тут удивительного, ежели разобраться? Кто, будучи холостым да не старым устоит, если от смертельной опасности его спасёт писаная красавица? Да ещё и искусная в тех же умениях, где ты и сам мастер... Романтика, мля! В общем, в какой-то момент Грей ощутил что, чем бы он ни занимался, мысли его постоянно возвращались к Урсуле. Это было что-то новое: до этого он забывал о красавице, с которой провёл ночь, сразу же после прощального утреннего поцелуя.
       Исключений было два.
       Первое - сорокалетняя старуха-маркитантка. [Вижу возмущённо вскинувшихся своих читательниц, но не забудем, что описываем происходившее в темные века европейской истории, когда жизнь была как минимум, в два раза короче, чем сейчас, и уже тридцатилетние считались зрелыми дамами.] Эту, знававшую лучшие дни лихую торговку, даже с пьяных глаз никто не нашёл бы привлекательной, не говоря уж о том, чтобы назвать красавицей. Полупьяная и неопрятная, она превратила прыщавого новобранца пращника Айва в мужчину; дело было не ночью, а днём, в терновнике позади полковой выгребной ямы. Сами понимаете, там и тогда было не до поцелуев. Однако же первый опыт, понятно, не забывается...
       Вторым исключением стала несравненная девица регент-фельдфебель, но такую, иттить тебе некуда, попробуй, забудь! Да Кончита и сама не даст этого сделать. Впрочем, воспоминания о ней покоились в чулане памяти и изымались оттуда от случая к случаю. Урсула же постоянно стояла перед глазами Айвена, чем бы он ни занимался. Обнаружив сей прискорбный факт, Грей сам себе поставил диагноз: втюрился, как чудак на другую букву. Когда-никогда, а такое случается, рано или поздно, с каждым...

    23

       Жизнь новоявленного регент-советника третьего класса потихоньку налаживалась: помощники взяли на себя б?льшую часть его прежних забот, а сам Айвен целиком окунулся в новый для него мир, где уже далеко не всё зависело от его сил, умения и реакции, где соперники лишь изредка сходились в открытой схватке, где практически всему приходилось учиться заново, в том числе говорить и даже думать. Наблюдая за окружающими - среди них, надо признать, изредка попадались и достойные люди - Айвен открыл для себя удивительную вещь: оказалось что, кАк мы говорим, тАк и думаем, а также принимаем решения (сия странность становится особливо заметной, если была альтернатива, но борец, не зная сего слова, называл это просто "выбором").
       Отец Амброзий в подпитии, глядя на рожу непременного своего собутыльника отца Иеронимуса, частенько говаривал, что "vultus est index animi", бишь, лицо - зеркало души. Может быть, и так, хотя Грей знавал сущих висельников с внешностью ангелов и наоборот... Между тем совершенно непреложным он счёл своё теперешнее открытие, что наша речь, в свою очередь, зеркало того, что прячется внутри черепа. Путаная, сбивчивая и засорённая, она саморазоблачительна настолько, что собственное убожество не прикроешь - хоть лоб расшиби - ни вицмундиром, ни шапочкой с квадратным верхом и чёрной мантией, которые выдавались, наряду с дипломом, в тогдашних сорбоннах. Так что с фразочками типа "Это самое, ваше сиятельство, налоги, они придуманы для того, значить, чтобы их, так сказать, платили, то есть уплачивали. Короче, господин Герцог полагает, что вы это самое, не доплачиваете...", пришлось бороться (впрочем, не всегда: Грей по старому ещё опыту знал, что во многих случаях гораздо выгоднее говорить с собеседником на одном языке - и понимание найдёшь быстрее, и не вызовешь подозрения, как белая ворона из "не нашей стаи"). Впрочем, Айвен сильно подозревал что, находясь в узком кругу или наедине с собой (что почти то же самое), утончённые "сиятельства" и "превосходительства" в своём большинстве говорили ничуть не изысканнее обитателей казармы бригады пращников. При этом, надо признать, мыслили эти люди более изощрённо, хотя по части ума, иттить тебе некуда, до господина регент-капитана им было как до неба.
       В общем, приходилось с азов разбираться в тонкостях цивильной службы, в хитросплетении интересов различных чиновных начальников, кланов и стоявших за ними высоких особ и многом другом, о существовании чего простые люди, далекие от власти, даже не подозревают. Превращение многоопытного учителя-су, главного в герцогстве, хотя и неофициального авторитета по части единоборств, в зелёного новичка, само по себе было уже достаточно болезненным. А тут ещё эта оказия со свалившейся, как снег на голову, l'amour... Назови, как хошь: оказиею ли, проблемою или задачею, но вопрос, иттить тебе некуда, должен быть снят! Ну, а коли так - вперёд, в атаку до полной победы!
       Чего-чего, а решительности недавнему призовому борцу было не занимать
       Осознав наконец, что Урсула - это серьёзно, господин советник, вернувшись как-то вечером "из должности", переоделся в свои старые одёжки (само собой, любимые, "кобеднишные" но, странное дело, показавшиеся ему теперь вульгарными), взял в руки трость (подарок Герцога ко дню ангела) и отправился в "Орлиное гнездо". Разумеется, он и не помышлял, вот так, сразу, встретить там предмет своих воздыханий (на трактирную потаскушку девушка никак не тянула), но ведь начинать же с чего-то было надо. Само собой, можно было бы потолкаться на Заречном базаре, территориально примыкавшем к кварталам, где жило больше всего северян, постоять на вечерней службе в тамошних храмах, просто прогуляться по улицам той части Города - вариантов было несколько, и каждый стоил другого. В том числе и с точки зрения здоровья: заниматься расспросами в "Гнезде" или бродить среди горцев по узким улочкам за Старым мостом - занятия, одинаково долголетию не способствующие...
       Конечно, существовала ещё одна возможность, обратиться к Кончитке: Служба Охраны Величества знала всё обо всех, и этот шарик точно бы прокатился. К тому же, Айвен узнал бы не только адресок, но и всякие подробности о характере, знакомствах и прочее в том же духе. Однако в случае обращения к вспыльчивой, как порох и неистовой девице-фельдфебелю, опасность для жизни Грея из возможной, неминуемо и немедленно превратилась бы в неотвратимую. Свят-свят, иттить тебе некуда!
       Человеку не дано одновременно думать над двумя вещами. Но, как правило, он способен одномоментно совершать два разных действия, правда, только в том случае, если хотя бы одно из них не требует "включения" головы. Скажем, любая женщина, знакомая со спицами и крючками, может вязать носок и вести с товаркой оживленную беседу, лишь изредка для порядка поглядывая на своё рукоделие (готов, впрочем, согласиться, пример приведён не самый удачный: что чесание языком, что вязание петель не требуют особых умственных усилий).
       Тем не менее голову Грея, когда он оказался в паре шагов от "Гнезда орла", посетили сразу две мысли, и он умудрился параллельно поразмышлять над обеими - чтобы не сказать, подискутировать с самим собою. Одна из них появилась после того, как в поле зрения Айвена мелькнул некто, явно за ним следивший и, убей меня индюшка лапой, настолько напоминавший Каспера, что наверняка им и был. Размышления по этому поводу вылились в короткую вереницу мыслеобразов: "бандитская рожа - разговора не получится - зря пришёл - драки не избежать - покалечу - хрен она захочет знакомиться". Одновременно Грей умудрился себя за то же самое и похвалить: "правильно начал отсюда - корчмарь должен меня помнить - перстень - старик поможет". В описываемые времена слово психиатрия ещё не было придумано, так что диагноз "шизофрения" Айвену не грозил...
       Борец Айвен отступать не любил и не умел. В отличие от него господин советник третьего класса Грей научился понимать, что ретирада, вовремя предпринятая, бывает гораздо важнее и плодоноснее бравого наступления или даже, иной победы. Поэтому, не став дожидаться, когда мстительный северянин нападёт на него из темноты, он ускорил шаг до неприлично быстрого, и взлетел на крыльцо "Гнезда": на свету как-то спокойнее, опёноть!
       При входе стоял всего один человек - понятное дело, в тот вечер "слёта тузов" не ожидалось, - и это был один из тех двух мордоворотов, которых Грей, оприходовав, запер надысь в чулане. Как и в прошлый раз, вокруг него по полу красовалась россыпь ореховых скорлупок: работа челюстей и слюнных желёз безупречно восполняет отсутствие навыка напрягать мозги.
       - Помнишь меня, кошачья рвота? - нежно поинтересовался Айвен. Тот, судя по изданному им зубовному скрежету, помнил. Увидев, как напряглись мышцы широкоплечего северянина, Грей обидно хохотнул и предостерёг: - Смотри, не пукни. Лучше отведи к Бородачу Альберто, он меня ждёт.
       Упоминание об ожидающем хозяине и воспоминания об унизительном пребывании в чулане подействовали, и вышибала смирил свой нрав. Поиграв желваками, он молча махнул рукой, предлагая Грею возглавить их маленькую процессию. Тот отрицательно качнул головой:
       - Нет, мил-друг, топай-ка впереди. Ты - последний человек в городе, которому я позволю разглядывать свою спину...
       Магический перстень действительно помог: корчмарь и бровью не повёл, когда на вопрос, что угодно уважаемому господину, услышал в ответ, что того интересуют некие юные северяне по имени Урсула и Каспер (горцы никогда и никому из посторонних ничего не рассказывали о своих). Отчего-то вздохнув, он сообщил, что молодые люди - ни больше, ни меньше, как родные дочь и сын Большого Якоба, покойного главы Северного братства! Как говорится, приехали: искал понравившуюся бабу, а нашёл, похоже, приключения на свою... голову.
       Могу ли я поинтересоваться, уважаемый, - после секундной паузы продолжил Альберто, - в связи с чем вы их разыскиваете? Если потому, что неразумный мальчишка напал на вас, пока вы дожидались начала э... совета, то не стоит обращать внимания на шалости молодёжи. Сами понимаете, молодо-зелено! К тому же, с самого начала следовало мне представиться.
       Ничего себе, "шалости": бутылкой по черепушке! Но Грей, памятуя о маске, выбранной им для общения с тутошними "уважаемыми людьми", не стал обсуждать предложенную тему. Вместо этого поиграл тростью, удивлённо вскинул бровь и надменно осведомился:
       - Хочешь сказать, что знаешь лучше меня, что и как мне следует делать?
       - Помилуй Бог, сударь! - с деланным испугом всплеснул руками хозяин "Гнезда", - кто я такой? - но по сверкнувшим глазам его было понятно, что показное смирение - всего лишь маска, хотя и менее искусная, чем у Айвена.
       - Вот и я об том же, - через губу процедил Грей. - Кстати, где проживает Ур... этот Каспер?
       По губам кабатчика пробежала еле заметная усмешка. Он был далеко не глуп, этот сын гор! Оговорка Айвена ответила на все его заданные и не заданные вопросы, и он позволил себе понимающе-покровительственно улыбнуться.
       - Дети живут там, где им и полагается, в доме своего отца, на улице Медников, ближе к реке. Но, сударь...
       - Да, милейший?
       - Северянки встречаются только с северянами: таков обычай нашего народа. И даже перстень не спасет от ножа, вздумай вы подходить к Урсуле с недостойными предложениями!
       Грей слегка смутился: он не думал, что его маленький секрет так легко разгадать. Исключительно смущением можно объяснить дурацкий вопрос, сорвавшийся с уст Айвена:
       - Почему недостойными?
       - Потому, что любое предложения южанина горской девушке - недостойное! - отрезал кабатчик. - Но... из уважения к лицу, давшему вам перстень, я готов дать добрый совет: забудьте Урсулу, и забудьте навсегда. Более того, возможно, я спасу вам жизнь: хорошо знаю обидчивость и злопамятность её брата, поэтому пойдёмте, я выпущу вас через потайную дверь. Думаю, пользоваться парадным входом было бы неосмотрительно...
       Ошарашенный Грей позволил взять себя за руку. Они прошли по каким-то закоулкам и, к удивлению Айвена вошли в большой, по виду платяной шкаф. Его задняя стенка беззвучно отодвинулась в сторону, и борец оказался в проулке, который одним концом упирался в упоминавшийся тупик, на который выходил задами "Горный Орёл", а другим соединялся с соседней улицей. По достоинству оценив изобретательность строителя покинутого им питейного заведения, Айвен неторопливо побрёл вперёд. Ему остро захотелось посидеть в каком-нибудь шалманчике и хорошенько набраться: всё, что борец только что услышал, прямо скажем, не радовало.
       Внезапно впереди Грей увидел несколько неясных теней. Иттить тебе некуда, там шла нешуточная драка: в свете звёзд поблескивали ножи, кто-то, вскрикнув, упал на мостовую. Судя по всему, несколько человек напали на одного. Грей предположил, что это шайка ребятишек из "ночного братства" "обрабатывает" одинокого прохожего. Опёноть! Именно подраться сейчас ему было бы в самый раз! И вообще: пятеро на одного - не по правилам!

    24

       Лоран Лоран пожевал нижнюю губу и протянул руку за золотым колокольчиком, подарком коллег к сорокалетию. Это был прелестный образчик итальянской мелкой пластики: ручка звонка представляла собой фигурку вздёрнутого на дыбе еретика. Тонкая и реалистичная работа, даже лопатки выпирали, как надо. Вошедшему регент-адьютанту приказал немедленно вызвать смотрителя по улице Лилий, после чего вернулся к лежавшему перед ним отчёту.
       На днях скоропостижно скончался министр тюрем. Что ж, бывает. Не велика потеря: покойник не был человеком Герцога, и кроме родни, никто особо не переживал (да и детишки его, судя по отчётам, скорее радовались близкому наследству, чем скорбели и посыпали голову пеплом). Правда, главный тюремщик отправился к праотцам сразу после того, как вышел из особняка первого министра, ну и что? Где безносая настигнет, там и оскалишься! Тем более, что господа кабинет выпивали по поводу дня ангела главы правительства, и многие были, так сказать, навеселе... Но Герцог своим звериным нюхом - всё-таки, он полицейский от Бога! - почуял что-то не то, и попросил Лорана-В-Квадрате пробежать своим глазом уголовное дело, которое, по установленным порядкам, было всё же открыто, причём, учитывая статус покойного, не городской полицией, а Службой Охраны Величества. И нА тебе: интереснейшая хреновина уже на второй странице! Придётся кое-кого показательно вздрючить...
       В дверь поскреблись, и бесшумно материализовавшийся регент-адьютант сообщил, что смотритель по улице Лилий доставлен (приказания Лорана выполнялись почти столь же быстро - если не быстрее - как и герцогские). Лоран Лоран приглашающе махнул рукой, и в кабинете появился донельзя испуганный человечек неопределённой наружности. Приседая от страха, безуспешно попробовал вытянуться в струнку и дрожащим голосом по всей форме представился:
       - Обсервант по улице Лилий, адьютор двенадцатого класса Джузеппе Брюн.
       - Вольно, адьютор! Это ты составлял предварительный отчёт об обстоятельствах смерти министра тюрем? Да не трясись так, не на служебном трибунале. Пока ещё...
       Упоминание о внутреннем суде СОВ, знавшем только два приговора - "не виновен" и "виновен, приговорить к смерти через удушение", повергло достойного смотрящего в ещё больший ужас. Заикаясь, признался: да, автор документа он. Глава СОВ открыл в деле заложенную страницу и ровным голосом зачитал:
       - "Министр тюрем поднялся на подножку кареты, после чего упал на мостовую. Из кармана означенного министра выпал белого металла стаканчик, предположительно серебряный. Каковой стаканчик подобрал выбежавший из особняка первого министра мажордом. После чего вышеозначенный мажордом разогнал зевак, каковые в количестве семнадцати человек успели собраться вокруг. Поименованный мажордом приказал появившейся вместе с ним челяди занести тело означенного министра в дом...". - Лоран Лоран поморщился, посконный канцелярский язык отчёта горчил, что твоя бузина. - Ну, и так далее. Теперь, обсервант, напрягись и честно скажи: всё было именно так, как ты описал?
       Не очень понимавший, что от него хочет всесильный глава Службы, Брюн нерешительно покивал. Спохватившись, гаркнул, как на плацу:
       - Точно так, Ваше превосходительство!
       - Министр упал, выбежал мажордом, подхватил стаканчик и занялся министром тюрем? - Лоран стремительно поднял руку, стараясь опередить адьютора двенадцатого класса. - Только не ори как роженица!
       Адьютор выпучил было глаза, как раз собираясь максимально громко отрапортовать, но в последний момент поймал свой вопль буквально за хвостик. Выдохнув, задушенным голосом подтвердил, что так всё и было, даже для убедительности перекрестился на Всевидящее око украшавшее, разумеется, одну из стен кабинета. Нет, не врёт, понял Лоран и отпустил беднягу восвояси. Тот помялся, отвесил низкий поклон и поплёлся к двери. На пороге остановился и робко проговорил:
       - Не знаю, может, я и зря отвлекаю Ваше превосходительство от важных дел...
       Лоран Лоран вскинул голову. Интуиция подсказала ему, что у Брюна осталось в загашнике нечто важное. Нетерпеливо пришпорил мявшегося адьютора:
       - Давай, давай, обсервант, не тяни!
       - Мажордом этот, который у господина первого министра служил...
       - Служил? - со значением переспросил глава СОВ.
       - Да, служил. Третьего дня схоронили его: упал с лестницы и свернул шею.
       - Таак! Молодцом, Брюн. Голова у тебя не только для того, чтобы капюшон носить! Присваиваю тебе десятый класс. Свободен!
       Интересная, однако, картина вырисовывается! Знатный гость покидает особняк первого министра и на пороге, на глазах прочих гостей, ему становится плохо. Бывает. Выбегает мажордом, разумеется, посланный хозяином. Разумно и понятно, закон гостеприимства: пока гость не уехал, хозяин за него в ответе. Да и вообще, коллеги... Но что же делает этот посланец? Сначала подбирает пресловутый стаканчик, и только потом обращает внимание на лежащего на земле министра тюрем. Такого не может быть потому, что так не бывает! Если только слуга не выполнял указание своего господина... И потом: кабы он захотел украсть драгоценную вещицу, то не решился бы сделать это на глазах толпившихся на балконе людей. Значит, господину первому министру во что бы то ни стало было нужно изъять с места происшествия... что? Улику, чёрт побери! А потом бедолага мажордом совершенно случайно падает с лестницы да так неудачно, что ломает себе выю. Да убей меня индюшка лапой, если это случайность!
       Дважды скрупулезно от корки до корки пролистав дело, Лоран-В-Квадрате к полной своей досаде так и не увидел, чтобы дознаватели поинтересовались, что случилось с раритетом работы Челлини после рокового происшествия. Хорошо хоть, кто-то поинтересовался, откуда вообще взялся стаканчик ("подарок министру тюрем от главы кабинета") и задал вопрос, не случилось ли между хозяином и гостем в тот день нечто бросающееся в глаза, ссора ли, острая дискуссия ли... Впрочем, господа кабинет все, как один, утверждали, что ничего особенного не произошло, поскольку обсуждалась всего лишь реформа системы мер, принятая единогласно. Конечное дело, министры могли и соврать (даром, что собирались только свои), но доказать это было невозможно, поскольку персон подобного ранга без санкции главы государства не арестуешь и пытке не подвергнешь. А для санкции нужны веские улики. А жаль, ишачьим хвостом тя по голове! Что ж, похоже, Герцогу было о чём доложить. По дороге во дворец, Лоран Лоран решил завернуть к первому министру: бумажки бумажками, доклады докладами, а посмотреть в глаза подозреваемому и вообще, понюхать что к чему собственным носом (а этому своему красному и угреватому украшению старая ищейка доверяла абсолютно), никогда не помешает.
       Глава СОВ давно привык к тому, что его появление редко и мало где добавляло присутствующим радости: специфика службы, харинг-паленг!
       ...В биографии Лорана-В-Квадрате был эпизод, когда он "пас" приверженцев младшей ветви правившей династии, окопавшихся в Приморских низинных землях, в более позднее время получивших название "Нидерланды" и строивших оттуда козни Сибору XII. В ту пору молодой агент СОВ превратился в завзятого любителя тамошних малосольной селёдки и копчёного угря, названия которых на местном диалекте - "харинг" и "паленг" - стали его привычной присказкой...
       Да, вот и в особняке первого министра никто при виде главы Службы Охраны Величества особого счастья не выказал. А хозяин, к которому Лорана провели без доклада - не заставлять же такого важного вельможу терять время в гостиной! - так просто побледнел, как смерть. Почувствовав, что выдаёт себя, он выдавил улыбку мученика и пожаловался, что после падения в море, случившегося во время последней охоты, у него временами случаются приступы слабости. После чего с деланной небрежностью поинтересовался:
       - С чем пожаловали, дорогой Лоран Лоран?
       - Так, ехал мимо. Дай, думаю, заскочу, выражу сочувствие в связи с недавним ужасным событием: ведь покойный министр работал еще, кажется, с вашим батюшкой?
       - Да, это было ужасно и, главное, неожиданно! - первый министр принялся растирать слева свой обширный торс, производя тем самым колыхание, благодаря которому его грудина жирноватого сорокалетнего мужчины приобрела неприятное сходство с персями девочки-подростка. - Я помнил его с детства.
       Первый министр мигнул и смахнул слезу. С интересом наблюдавший за ним Лоран Лоран неожиданно подумал, что по относительным размерам, форме и выражению, точно такие же глаза у мопса: большие, выпуклые и грустные. Эта мысль его развеселила. Ну, погоди, мопсик! Скорбно покачав головой, Лоран прочувственно произнёс:
       - Беда никогда не приходит одна! Ведь я слышал, что и мажордом ваш тоже скоропостижно отдал Богу душу...
       Хозяин остро взглянул на опасного гостя и как бы впав в ещё более глубокую скорбь, прикрыл пальцами глаза. Судорожно вздохнув пару раз, пролепетал:
       - Себастьян прожил у меня двадцать лет... и был предан мне, как верный пёс. Это и вправду, тяжёлая потеря!
       Выждав несколько мгновений, Лоран-В-Квадрате нанёс завершающий удар:
       - А что сталось со стаканчиком?
       - К-каким с-стаканчиком? - кровь снова отлила от лица первого министра.
       - Серебряным или оловянным, почём я знаю? Хотелось бы на него посмотреть. Мои люди, расследуя странную смерть министра тюрем, не догадались этого сделать. Таков уж у меня характер: не люблю оставлять невыясненных деталей. Может, кто из ваших гостей отравил беднягу... - Лоран понимал, что следов яда - если они и были - остаться не могло, но его атака носила чисто психологический характер.
       - А, вы про стаканчик работы Бенвенуто Челлини! - первый министр успел прийти в себя и говорил совершенно нормально. Представьте себе: он пропал! Не хочу грешить на беднягу Себастьяна, но похоже, он не устоял перед соблазном. Знаете, как это бывает с простыми людьми: чёрт попутал. Если так, то его преждевременная смерть - Божья кара!
       - Да, похоже, - сухо согласился Лоран Лоран и, не прощаясь, пошёл вон. Всё, что он хотел узнать в этом доме, глава Службы Охраны Величества узнал.

    25

       Профессиональные борцы в большинстве случаев - невозмутимые и спокойные ребята, старающиеся в обыденной жизни избегать конфликтов. Они, умея многое, не любят распускать руки - ни при наличии подходящего повода ни, тем более, без оного. Говорят, дело тут в неких философских доктринах, сопутствующих или даже лежащих в основе большинства систем борьбы, а может, как утверждают, для успеха в единоборствах действительно в первую очередь требуется холодная голова, а вспыльчивым да горячим большие успехи не светят? В меньшей степени наше наблюдение относится к мастерам смешанных единоборств и участникам боёв без правил, но это уже, как говорится, совсем другая история, там не до философии, а всё первобытно-яростно: бей-мочи-добей. Вместе с тем справедливости ради следует признать, что наша новейшая история убедительно доказывает, что при желании и умении воспитать из молодого человека брутального уличного бойца - пусть даже он и будет поначалу проникнут философией, скажем, таеквондо - увы, совсем не сложно...
       Вернёмся, однако, к Айвену Грею, которого мы оставили в тот момент, когда он с воодушевлением приготовился вступить в бой с пятью грабителями, напавшими на одинокого прохожего. Впрочем, насколько он понимал в колбасных обрезках, тот пока ещё ухитрялся как-то справляться: один из нападавших корчился на земле, другой только имитировал атаку, баюкая раненую руку, вместе с остальными окружив свою жертву и выжидая ошибки оборонявшегося. Но этот малый пока, ядрёна вошь, не ошибался, напротив, совершенно артистически вёл оборону, создав вокруг себя непреодолимую стену с помощью длинного кинжала и кривого ножа, лезвие которого, как Грей разглядел чуть позже, было выковано в виде вытянувшейся в прыжке рыси. Однако ж, к гадалке не ходи, долго его круговая защита продолжаться не могла: прибегая к ней, человек тратит слишком много сил, и четыре ну, пусть, три с половиной его противника, если не будут подставляться, достаточно скоро одержат верх над выдохшейся в конце концов жертвой.
       - Держись, парень! - приободрил незнакомца Грей и без всяких сомнений бросился вперёд - притом, что противники его были вооружены ножами или чем там режущим, в темноте не разберёшь.
       Полагавшуюся к форме советника и горячо ненавидимую им шпажонку, Айвен носил исключительно будучи "в должности" и, поскольку в тот момент у него было "tempo personale", пояс Грея приятно оттягивал один только внушительных размеров кошель. Впрочем, в своих порывах он не был столь самонадеян, как могло бы показаться на первый взгляд. Наступательным и столь же оборонительным снарядом в умелых руках вполне мог служить подарок Герцога, чёрная, прочная и тяжеленная трость, сделанная из привезённого из Африки драгоценного эбенового дерева. Иттить тебе некуда, не поверите, люди добрые, но она тонула в воде, что твоя чугунная кочерга! Настоящий мастер единоборств способен обороняться с помощью любых подручных средств, а уж с такой хреновиной...
       Появление нового персонажа существенно повлияло на дальнейшее развитие пьесы. От группы, окружившей жертву нападения, отделился один из налётчиков, самый рослый. С явным намерением деморализовать свалившегося им на голову храбреца-недотёпу, громила издал низкий рёв. Выставив вперёд солидных размеров тесак, он опрометью кинулся на Грея. Айвен успел разглядеть, что тот был из коренных горожан, южанин, а не горец. Чудило грешный, он сам напрашивался на головомойку! Айвен справился бы с недоумком и голыми руками, вернее, одной левой, но не бросать же монарший дар?! Сделав финт, он ушел от атаки и сделал подсечку. Дело довершил набалдашник трости, с сухим стуком впечатавшийся в череп громилы как раз в тот момент, когда его ноги отрывались от земли. Ударившись оземь, бедолага застыл, напоминая кучу тряпья, что вызвало у Грея лёгкое сожаление: по опыту он знал, что именно так выглядят лежащие трупы. Но, в конце концов, выходя с кистенём на ночную улицу, тот знал, что делал и чем рисковал!
       Расправа над главарём полностью дезорганизовала ряды грабителей, а говоря попросту, вызвала у них панику, обернувшуюся беспорядочным бегством. Вмешательство Айвена оказалось более чем своевременным: именно к описанному моменту силы окончательно оставили жертву нападения, и он тяжело осел на землю. Привалившись к каменной тумбе (к таким привязывали лошадей) и опустив голову, бедняга прижимал руку к груди. Приблизившись, в неверном свете луны Грей увидел, что вдобавок ко всему тот был еще и ранен. Спасённый поднял голову, в результате чего открылось его лицо, дотоле скрытое в тени капюшона, и еле слышно произнёс:
       - Благодарю тебя, незнакомец! Ещё пара минут... - в этом месте прочувственный монолог, едва начавшись, прервался, и голос говорившего окреп почти до крика: - Ты?!
       - Ты?! - эхом отозвался Грей, разглядевший, наконец, что перед ним сидит его новый заклятый знакомец - век бы его не видеть!
       Айвен, уже протягивавший руку раненому, чтобы тот мог встать, поспешно её отдёрнул и даже отступил на пару шагов. Затем ему стало стыдно. Ну, да, в том кабаке Каспер пытался напасть на него со спины. Подкараулил, мля, на горной тропе... Хотел, молодой дурак, потешить соплеменников и покрасоваться: мол, вот какой я крутой! Но ведь Айвен уже помстился: на глазах тех же горцев назвал Каспера псом и ушёл после этого живым. А уж коли довелось сейчас спасти парня от верной смерти, то отчего бы и не подать ему руки? Ведь Грей старше и умнее, а в столкновении двоих виноват всегда умный. К тому же спасение брата, не исключено, открывало путь к сердцу сестры...
       Читатель, вам понадобилось не менее полуминуты, чтобы прочесть перечисление причин, заставивших Грея снова протянуть руку Касперу, хотя Айвену для принятия этого решения не потребовалось и секунды. Больше не колеблясь, он шагнул вперёд, но словно споткнулся о ненавидящий взгляд горца.
       - Не прикасайся ко мне, южанин! Всевышнему зачем-то было угодно, чтобы ты спас меня - его пути неисповедимы, и не мне, грешному, пытаться понять его резоны - но моя рука никогда не пожмёт руку человека, не принадлежащего к нашему племени и пожирающего к тому же ослиное мясо! И, клянусь прахом своего прадеда, мне жаль, что я не убил тебя тогда, в "Орлином гнезде"!
       Вот-те нате, изумился Грей. Воистину, благодарность этого щенка не имеет границ! А он-то губу развёз: размякший от нечаянного спасения Каспер предложит своему спасителю стать названным братом, потом представит Грея сестре, потом... Стараясь не показать своего разочарования, Айвен широко осклабился и, бросив пренебрежительное "Кишка тонка!", развернулся и был таков. Правда, он не поленился по дороге заглянуть в "Гнездо" и сообщить человеку у входа, что если тот не поленится, то за углом найдёт "малость поцарапанного и хнычущего парнишку из ваших". Эта шуточка слегка подняла Грею настроение но, пока он добирался до "Старого пращника", Айвен снова стал мрачен, как грозовая туча. Посему заказал для начала не один, как обычно, а сразу два кувшинчика: всё одно нехорошо!
       Иттить тебе некуда, что за люди эти северяне? Ведь ещё в допотопные времена кто-то из первых Сиборов присоединил к герцогству Северный Край. Грей и не помнил даже, с какого точно века живут в одном государстве южане, островитяне и северные горцы, но до сих пор эти последние ведут себя, опёноть, как кошки. Шибко, мля, независимые и презрительные, нехотя позволяют себя гладить и снисходительно едят с руки, но потеряй хоть на миг осторожность, прояви доверчивость - непременно хвать, и готово дело: ладонь насквозь прокушена! Но тут Айвен вспомнил однополчанина-горца, который приводил его в первый раз в "Орлиное гнездо" и схватился за кувшин: за здоровье лихого пращника следовало махнуть полный стаканчик. Нет, всех северян одним миром мазать не гоже! Нормальный ведь был мужик, честно и храбро служил (они рождаются солдатами, что и говорить!), делился последним сухарём... Разве сравнишь того парня с этим сопляком, бешеным Каспером? И ведь таких, как братец его дролечки, всё больше, а мужиков, вроде того, с кем он делил свой солдатский хлеб, всё меньше. Видно, кому-то выгодно новое положение вещей, греет кто-то на всём том руки, ищет, кошачья рвота, свою грязную выгоду. Да, что-то не так, ядрёна вошь, в родном герцогстве, а что именно - поди, разбери с его полутора классами приходской школы! Грей горестно покивал и потянулся за вторым кувшином. Тот оказался пустым. Дырявый, что ль? Изучив дно совершенно целого сосуда, Айвен изумился и гаркнул кабатчику, чтоб нёс пару новых, да пополнее наливал, каналья! А не то...
       Затем мысли господина советника снова обратились к предмету его воздыханий. Эх, дроля-дролечка! Видно, не сложится у него с ней ни черта. А ведь до чего ж хороша собой, и смела, да и хозяйки из северянок, говорят, отменные получаются. Другое дело, что они почти никогда не венчаются не со своими, да и кабатчик говорил о том же. Но Айвен в себе не сомневался! И вот нА тебе... Неожиданно Грею стало почти до слёз жаль себя. С недоумением прислушавшись к новому ощущению, он разозлился. Из-за какой-то смазливой бабёнки прокис, как сопливый школяр! Ну, не станет она госпожой советницей, ей же, в конце концов, хуже! А он, молодой, недурной собой, в скором времени богатый (да и сейчас, мля, домовладелец, а не хрен собачий!), с приличным чином и светящим где-то впереди титулом, он что, не найдёт себе бабу не хуже? Да кругом полно в сто, в тысячу раз лучше! Вот возьмёт в жёны какую-нибудь родовитую и, как водится, нищую аристократочку, вот она локти-то себе и пообкусывает! И-эх...
       На ум неожиданно пришла лихая строчка из старинной школярской песенки. Принявшись отбивать по столу такт опять отчего-то пустым кувшином, Грей с чувством затянул: "...В бабах не нашёл себе отра-ады" и остановился, поскольку дальше забыл. Попробовал с тем же успехом ещё пару раз. Слова, хоть ты тресни, не вспоминались. Брюнеточка, одиноко сидевшая за соседним столиком, с надеждой подняла голову и улыбнулась, показав неплохие, но мелковатые зубки.
       - Что, кудрявый, загрустил по настоящей женской ласке?
       Получив невольную подсказку, Грей поблагодарил её кивком и разродился:
       Будут бабы, только б кудри вились!
       Будут бабы не тебе чета.
    Знаю я, что ты меня не любишь,
       Да и ты мне на фиг не нужна!
       Дойдя до последнего куплета, Айвен из последних сил проревел завершающее "...как ловил я ласковые взгляды между догорающих страстей" и потребовал "вина для меня и вон для той чёрненькой, с лисьей мордашкой!".
       Незадолго до сигнала к тушению огней, с частично прояснившейся головой (всем известно, женщина трезвит), опустошённый и полный презрения к себе, Грей не совсем твёрдой, но скорой походкой шёл уже по своей улице, приближаясь к вожделенному ночлегу. Внезапно из ниши дома, мимо которого он проходил (в таких ставили размером в полроста человека статуи Богоматери, над ними, по обычаю, теплились лампадки), неслышно появилась закутанная в черное фигура. Увидев её перед собой, Айвен резко остановился и взял трость наперевес, точно это была плюмбата, или "свинчатка" - короткий тяжёлый дротик позднеримских времён. Пока до него доходило, что напугавшая его фигура, скорее всего, принадлежит женщине, та откинула с головы покрывало и в неверном свете плавающего в масле фитилька Грей увидел глаза, которые все эти дни ему постоянно грезились. Жаркая волна обдала Айвена, закрутила и лишила, братцы, на фиг дыхания. Господи, да за неё жизнь отдать не жалко, а он-то, он-то, "будут бабы не тебе чета"...

    26

       - Этот сучий выкидыш определённо что-то замышляет! - эмоции настолько переполняли Герцога, что он, вопреки обыкновению, не застыл в своём кресле, перекатывая ступни с пятки на носок, а вылетел из него, что твой болт из арбалета, и начал стремительно расхаживать по кабинету. - И без хиромантии ясно: не терпится обмылку сесть на мой трон! Складывается, складывается помаленьку мозаика в картинку, и презанятнейшую.
       - Точно так, складывается, ваше величество! - с некоторых пор Лоран-В-Квадрате исключительно подобным образом обращался к Герцогу - когда они беседовали наедине.
       Тот топнул ногою.
       - Сколько раз тебе повторять, "высочество" я, пока ещё только "высочество"! - было же однако заметно, что льстивое упорство шефа СОВ монарху приятно. Сделав глубокий выдох и отдышавшись от душившего его гнева, Герцог снова уселся. - Первый министр ведёт против меня тайную переписку...
       По старой привычке, Лоран Лоран слушал шефа, оборотившись к нему левым ухом. Поэтому мог позволить себе незаметно для того поднять правую бровь, выразив тем самым крайнюю степень удивления: он не докладывал еще о подозрительной почтовой активности главы правительства, а Герцог, поди ж ты, уже осведомлён! Неужто у него имеются свои источники, о которых он, Лоран-В-Квадрате, не знает? Век живи, век удивляйся!
       - ...О каковом факте, вопреки натуральной природе вещей, глава Службы Охраны Величества узнаёт от меня, а не наоборот.
       Хорошо зная шефа, глава СОВ понял, что запахло жареным. Исхитрившись - при его-то огромном росте - заглянуть Герцогу в глаза, он скорбно прогнусавил:
       - Осмелюсь перебить, ваше вел... высочество. Упустил я из виду, что за избыточным усердием неизбежно воспоследует пеня за грех. Mea culpa! [грешен!] Исключительно гордыня заставила меня, недостойного, отложить доклад до полного прояснения вопроса.
       Герцог против воли хмыкнул: уж больно похоже Лоран изобразил каноника, духовно окормлявшего придворных в замковом храме. К тому же подтверждалась его догадка, мелькнувшая давеча, когда он заезжал к главе своего кабинета. Монарший гнев истаял. Улыбнувшись, предложил:
       - Давай, старый конь, рассказывай. Только без буффонады, достаточно уже.
       Вместо отчёта довольный собой Лоран Лоран потянулся за чудной работы резным ларцом из ароматного сантала, или сандалового дерева, стоявшим рядом с ним. Такого рода шкатулки частенько использовались вместо грубовато скроенных, имевших всего одно отделение портфелей; в течение всей беседы глава СОВ не сводил с него глаз. Снял с шеи ключик, отпер, безошибочно достал из стопки документов пару нужных, почтительно подал один из них государю. Тот пару секунд недоумённо рассматривал уже знакомый нам квадрат, каждая из десяти строчек которого содержала неудобоваримую абракадабру из букв, точек и цифр. Наконец, его осенило:
       - Тайнопись? Откуда? Чья?
       - Письмо первого министра брату в Берн, государь. Мои люди в придорожном кабачке, уже в Швейцарии, когда нарочный потерял бдительность, выпили с ним на ночь самую малость, по стаканчику, но бедолага так крепко заснул, что позволил им вскрыть конверт и скопировать записочку. Бьёмся, но прочитать без ключа пока не можем, дело небыстрое, приходится действовать методом тыка или, как выражается наша математик, "подбора". И взять его негде: обычно ключ, по использовании, сжигают. Отсюда и задержка с докладом: чего ж рассказывать о подозрениях, вам факты нужны! Кроме того, там была приписка и на обычном языке, вот эта, - и Лоран протянул Герцогу второй документ.
       Прошептав: "Так вот что он тогда сжигал!", Герцог впился глазами в текст: "Милый брат, поздравляю тебя с днём ангела, желаю тебе исполнения всех твоих, да и моих мечтаний (сдаётся мне, они скоро сбудутся). Посылаю в качестве подарка некоторую сумму на поддержание пристойного для нашей фамилии существования. В качестве приложения - головоломка, решив которую, ты узнаешь мои пожелания к празднику. Привет и поцелуи супруге и племянникам. Твой любящий брат". Перечитав дважды, государь делано спокойно поинтересовался:
       - Твои соображения?
       Соображения у Лорана-В-Квадрате были, причем в немалом количестве и давно заготовленные. Но зачем же лишать Герцога возможности продемонстрировать остроту ума?
       - Ну, само собой: суть приписки в том, чтобы представить шифрованное письмо безобидным розыгрышем-ребусом ко дню ангела, - Лоран даже позволил себе слегка пожать плечами.
       - И это всё?
       - Отчего же, Ваше Величество. Из означенной писульки, (а также из самого факта посылки шифровки) далее неоспоримо вытекает, что братец тоже в сём деле погряз по уши. Ну и, само собой, очевидно, что интрига развивается уже достаточно давно: "сдаётся мне, они скоро сбудутся". Это скАзка быстро сказывается, а государственный переворот готовится долго!
       - С точки зрения того, чт? можно выжать из скопированного письма, недурственно. Хотя ты и упустил такой вот важный момент: братец нашего заклятого друга проживает в том же городе, что и дочечка покойного Сибора, моего предшественника. А мы с тобой знаем, что эта сучка до сих пор не может простить папаше то, что он лишил её трона, и спит и видит, как бы угнездить в нём своё обширное гузно. Очень даже логично предположить, что она вовлечена в интригу, или это планируется сделать: часть старой аристократии, которой я основательно прижал хвосты, с удовольствием поддержит претензии старой перечницы - в надежде вернуть былую вольницу. И потом: в твоём анализе не хватает глубины. Что же ты, старый полицейский, не связал два кончика в одну ниточку?
       - Что Ваше Величество имеете в виду? - почтительно поинтересовался Лоран Лоран, давно и скрупулёзно разобравшийся в обсуждаемой проблеме (собственно, а как иначе можно было ехать на доклад во дворец?). Однако старый лис почитал за благо, если использовать выражение "совиного" профессионального арго, еще некоторое время "гонять дурку": на его авторитете в глазах Герцога это никак не скажется, а тому - приятно, а значит шефу СОВ - полезно...
       Морщины на лбу Герцога разгладились - это был верный признак того, что он испытывает удовлетворение. Лицо же, по обыкновению, оставалось холодно-бесстрастным.
       - Это проще, старый конь, чем в лужу плюнуть! Смотри: налицо факт переписки первого министра (наверняка преступной, что до времени не доказано, но для нас с тобой очевидно). Идём дальше. Известно, что по выходе из резиденции всё того же первого министра, после завершения некоего совещания, формально собранного по пустячному поводу (на котором, заметь, были только свои!), один из его участников скоропостижно и при более чем подозрительных обстоятельствах отдаёт Богу или дьяволу свою грешную душу. Выводы?
       Дальше "тупить" было уже опасно, и Лоран Лоран отчеканил:
       - Заговор, скорее всего, созрел. Министр тюрем, судя по всему, решил выйти из игры, и его из дидактических соображений (такое ждёт каждого отступника!) показательно опоили какой-то отравою. После вынужденной экзекуции, из страха, что мы до них доберёмся, заговорщикам придётся ускорить свои действия. Вывод прост: нам следует их опередить. Dixi.
       Под конец разошедшийся Лоран-В-Квадрате блеснул латинским словцом, означавшим "я сказал", чем немало изумил Герцога, на памяти которого он никогда не употреблял на языке Овидия и Кикерона ни одного выражения, кроме популярного среди офицеров Службы Охраны Величества in vino veritas (истина в вине). Mea culpa и прочие церковные словечки, понятное дело, не в счёт.
       Герцог скупо улыбнулся:
       - Ведь можешь, когда захочешь! А я уж начал думать, старый конь сходит с круга...
       Следовало закрепить успех, и многоопытный глава СОВ поспешил пойти с козыря, которого, как хладнокровный игрок, до поры придерживал.
       - Да, государь, старею: на голове волос всё меньше, а в ушах и в носу - все больше. Но всё же в мою бедную старую башку пришла одна смешная мыслишка, правда, для её осуществления потребна ваша санкция...
       - Ладно, не прибедняйся. Знаешь, старик обижался: "С годами знаю всё больше, но никто не спрашивает!". - Лоран фыркнул, лицо же Герцога осталось невозмутимым. Дождавшись, когда шеф СОВ посерьёзнеет, продолжил: - А я спрошу. Что за мыслишка?
       - Над перехваченным письмом - пиши не пиши - придётся биться и расшифровывать. Рано или поздно получится. Но можно сделать так, чтобы следующие послания тайны для нас уже не составляли.
       Герцог схватывал на лету. Секунду подумав, он хмуро покачал головой.
       - Я понимаю, что ты предлагаешь: скопировать ключи, хранящиеся где-то у первого министра в резиденции. Но, понимаешь, глава моего правительства и мой преемник не та фигура, к которой можно вот так запросто вломиться в дом с тайным обыском - я уж не говорю про официальный. Нет, не пойдёт, хотя и очень заманчиво!
       - Да мне в голову подобное не приходило! Но ведь у вашего преемника имеется братец...
       Герцог просиял.
       - Это же совсем другое дело! Господин Лоран Лоран, я вам разрешаю, нет, я вам приказываю послать верных людей в Берн для копирования ключей.
       - Эх, Ваше Величество, ещё б отдали мне на денёк одного из тех, кто присутствовал на тогдашней сходке у первого министра! Вернее, даже не мне, а одной известной рыжеволосой мастерице... Можно организовать так, что никто и не узнает.
       - Нет, братец, не выйдет. Министра брать надобно с должным основанием - чай, не пейзанин какой! Да и сам рассуди: начну я их сдавать не по подозрению даже, а по подозрению на подозрение, кто ж ко мне служить пойдёт? А пойдёт, смогу ли я рассчитывать, что не сдаст он меня при первой же оказии за сотню цехинов? Нет, терпеть надо и закрывать глаза до последней возможности. Таких, как ты, у меня не много. - Лоран скромно потупился, что выглядело угрожающе: представьте себе скромничающего носорога. - Впрочем, жизнь покажет: ежели иной возможности не будет, пойдём и на это... Теперь доложи, что сделано для осуществления твоей идеи?
       - Простите, Ваше Величество? - поднял брови глава СОВ\
       - Операции "Герцог Лоран", разумеется.
       Старый полицейский чертыхнулся про себя. Так её и разэдак, вдоль и поперёк с присвистом через семь гробов! "Операция, мля, Герцог Лоран", загробные рыданья ежу в уши! Охолонул и скрестил пальцы: помянул "загробные" ни к чему, не накликать бы... Однако оценил монарший экспромт - как многообещающий лично для него.
       - Наряду с заговорщиками, это моя главная забота, государь. Все провинциалы "мой" план поддержат, тут сомнений нет, я получил от них железные гарантии. Только...
       Лоран-В-Квадрате умолчал, что в разговоре с каждым из собеседников прозрачно намекнул на истинное авторство; к тому же, тёртые охранники короны и сами быстро смекнули, что к чему: чай, не мальчики...
       - Что "только"? - посунулся вперёд Герцог.
       - Коллега из Заречной провинции всё время уходит от разговора. Сразу начинает рассуждать, что СОВ - не преторианская гвардия, чтобы менять императоров. Мол, наше дело охранять корону, а не предлагать её, пусть даже и лучшему.
       Герцог на несколько мгновений погрузился в раздумья, потом неприятно хмыкнул.
       - У этого чистоплюя, кажется, лицензия на ввоз и торговлю шёлком?
       - Точно так, Ваше Величество.
       - Что ж, убьём двух зайцев. Своим указом я понижу - разумеется на время, казна пострадает не слишком - пошлину на шелка. Цена в рознице упадёт, куда ж ей деваться? Знать и дворянство возрадуются и ещё шибче меня возлюбят. А наш чистоплюй понесёт убытки и быстро поймёт, что к чему. Трогать его мы пока не будем: честные ребята ныне редкость, и могут пригодиться... Что ещё?
       - Из неотложного всё, государь.
       - Старый маркиз РобИр помер, не оставив прямых наследников, и мы намереваемся отобрать у его племянников весь маркизат целиком в казну - сдаётся мне, нам эти богатейшие угодья нужнее. Не вижу причин, отчего бы не передать их тебе, если сможешь нарыть на первого министра что-нибудь солидное, тянущее если не на эшафот, то на изгнание. Иди, работай!

    27

       С того дня, а если быть абсолютно точным, с того самого вечера, когда перед ним из ночной мглы неожиданно возникла его, предназначенная только ему женщина (Айвен в это свято верил), жизнь Грея наполнилась новым содержанием. Он всегда жил в охотку, но теперь, как в очень раннем детстве, ложился спать в нетерпеливом предвосхищении каждого нового утра, которое могло подарить радость свидания. Вот и сейчас, размышляя об очередном задании Герцога и неторопливо завтракая копчёной рыбой, вымоченным терпеливой поварихой в молоке в течение шести часов и затем зажаренным до румяной корочки зайцем и сыром - предстоял тяжёлый день - где-то на втором этаже сознания Айвен мучился вопросом, удастся ли свидеться с Урсулою. Любить северянку - это не только большой обоюдный риск, но и постоянная неопределённость: незамужние женщины горцев свободны, но в то же время опутаны по рукам и ногам обычаями, среди которых одним из главнейших была обязанность беспрекословно подчиняться отцу, а в случае его отсутствия - другим родственникам-мужчинам, и в первую очередь брату. Айвен гадал: выйдет ли она сегодня к вечерне, и если да, то одна или в сопровождении служанки или, упаси Боже, Каспера?
       ...Тогда, на улице, при их неожиданной и невозможной встрече, Грей, иттить тебе некуда, замер на месте что твой пень. Он был не в силах выдавить из себя ни звука, точно волынка с дырявым воздушным мешком. Только сипел, мля, подтверждая точность этого сравнения. Северянка же, судорожно сжимая у горла полы своего плаща, еле слышно заговорила голосом дрожащим то ли от волнения, то ли от ночного холода, а может, и от страха (время-то, братца мои, было позднее!):
       - Сударь, я ждала вас, чтобы поблагодарить за спасение брата. Моя благодарность тем сильнее, что у вас были все основания не помогать ему.
       - Вы... вы! - только и мог выговорить Айвен.
       Жаркая волна, закружившая Грея при виде Урсулы, по-прежнему мешала ему дышать и думать. Да и молодое вино, принятое в немереном количестве, тоже не способствовало остроте ума и красноречию. Поэтому переполнявшие его чувства вылились в такое вот, у него самого вызывавшее отвращение, идиотское блеянье. Девушка меж тем сняла с руки колечко с блеснувшим в тусклом огне лампады самоцветом, и протянула Айвену.
       - Вот, сударь, возьмите этот ничтожный знак моей безмерной благодарности. Наша семья не бедна, но мне больше нечем вас одарить.
       И тут на Грея, что называется, нашло. Не иначе как по подсказке старика Бахуса, он упал на колено и пылко зачастил:
       - Прекрасна донна, ваш подарок бесценен. Но вы не правы, говоря, что у вас ничего больше для меня нет. Вы сделали бы меня счастливейшим из смертных (не зря, мля, впитывал как губка, что и как говорят придворные!), кабы сами надели мне на палец свой перстень.
       После некоторых, вполне объяснимых колебаний (хитрец акт дарения превратил чуть ли не в обручение), девушка вздохнула, и Греев мизинец с большим трудом был втиснут в кольцо. В тот же миг Айвен поймал руку Урсулы и, не позволяя вырваться, покрыл её поцелуями.
       - Что вы делаете, сударь, нас увидят! Не дай Бог, узнает мой брат... Отпустите! Да отпустите же!
       - Отпущу, если только дадите мне обещание встретиться со мню!
       - Сударь, это жестоко! Вы же знаете, чем это грозит и мне, и вам!
       - Ещё более жестоко отказать в моей просьбе.
       - Умоляю вас, отпустите! И прошу вас, ни в коем случае не появляйтесь в церкви Всех святых! Я туда обычно хожу к вечерне...
       С тех пор Айвен Грей стал примерным прихожанином означенного храма, и не пропускал ни одной вечерней службы. Таким вот образом у него появилась нечастая возможность издали любоваться своей дролечкой, а иногда и перемолвиться с нею парою словечек. Ничтожно мало для утоления снедавшей его страсти, но вполне достаточно для того, чтобы чувствовать себя если и не вполне счастливым, то уж точно не несчастным. В общем, он жил мечтой и надеждой, которая, как известно, умирает последней. Ведь, рассудите сами, братцы мои: если б недотрога действительно не хотела больше встречаться, назвала бы она прилипчивому нахалу свой приход? Тем более, что ни о чём подобном он и не спрашивал... Это почти как в любимой байке господина регент-капитана про кошку, предлагавшую коту поиграть в прятки: "Если ты меня найдешь - я твоя, а если нет - я за трубой!".
       ...Завтрак был окончен. Допив обычную утреннюю чашу горячего, приправленного мёдом и пряностями вина, Грей обрядился в фиолетовый колет офицера СОВ, опоясался шпагой и велел закладывать лошадей. Пора уже было отправляться в Алмазную Компанию, где предстояло кое с кем разобраться. Собственно, с кем именно, было пока не совсем ясно, поскольку Герцог как раз и поручил господину советнику выяснить, кто из двух помощников управляющего (то есть самого Его Высочества) подворовывает камешки и по своим каналам переправляет их в Амстердам. (Туда, от инквизиции подальше, после завоевания части Нижних Земель испанской короною, из Антверпена перебрались лучшие гранильщики, по национальности и вероисповеданию дети Израиля).
       - Понимаешь, дружески положив своему тренеру руку на плечо, объяснял Его Высочество, - подключить к этому делу ребят из СОВ я не могу: быстро решить сей вопрос тайно они не смогут, ибо подготовка, да и мозги у них не те, а ведь каждый день дорог, поскольку в чужой карман утекают мои денежки. А арестовать подозреваемых в хищении...
       Грей про себя отметил, что выборный глава государства считает казённые деньги (Компания числилась за казною) своими, но особо не удивился, посчитав, что тот имеет на это полное право: монарх он, или гулькин хрен?
       - ...Невозможно, не имея на руках верных доказательств.
       Изумление Айвена было так велико, что он позабыл об этикете:
       - Но почему, государь? Разве вы не всесильны?
       - Ну, в герцогстве помимо меня существует ещё и Совет баронов с Генеральными Штатами... Но дело не в этом! - Герцог махнул рукой, как делают, когда упоминают о чём-то малосущественном. Пожевав губами, продолжил несколько туманно, а говоря попросту, непонятно для Греева разумения:
       - Ты уже большой мальчик, должен понимать: это только родители да педели [в описываемую эпоху - воспитатели, надзиратели за студентами] сами могут позволять себе то, чего не разрешают детям и школярам. Но дело не только в этом. Слуга, конечно, должен бояться господина, иначе совсем распояшется, но он должен также чувствовать, что ему доверяют, тогда он служит усерднее - вот, как ты! Но и это еще не всё. Мои бюрократы - это было новомодное словечко, а герцог любил быть современным) должны быть уверенными, что пока они держатся в рамках, я их не сдам ни СОВ, ни прокурору, ни министру полиции. Ладно, это всё ля-ля, вернёмся к делу.
       Из дальнейшей беседы Айвен узнал, что без СОВ, всё-таки, не обошлось: именно до её представителя в Антверпене дошли некие глухи слухи из Амстердама о воровстве на самом верху Алмазной Компании. Грею предстояло переговорить с обоими подозреваемыми ("...Можешь делать сними всё, что захочешь, как говорят французы, даю тебе carte blanche - чур, только не калечь. С невиновным договорюсь я, с виновным - твоя рыжая подружка, но если ты не добьёшься признания ни от одного, ни от другого, мне придётся отдать им тебя, учти. И ещё: во всех случаях ты будешь действовать как бы от своего лица; хорошенько заруби себе на носу: приказа жёстко разобраться со своими заместителям я тебе не давал!" Не того уровня эти люди...). В заключение разговора Герцог показал Айвену некрупный алмаз, посулив подарить, если тот удачно выполнит свою миссию. Камень был желтоват, что существенно снижало его стоимость, но всё равно, ничего подобного этой пустяковине у мастера островной борьбы в жизни никогда не было. Вот, мля, жизнь пошла, в точности, как говаривал господин регент-капитан: "или полковник, или покойник"!
       На полпути в Алмазную компанию, Грею в голову пришла забавная мысль. Открыв окошко в передней стенке своего возка, он приказал кучеру ехать в штаб-квартиру СОВ. Подобная идея никогда не посетила бы преподавателя гимнастики Айвена; господин же советник третьего класс Грей возрадовался своей находке: заскочить к Рыжей и позаимствовать у неё на время пресловутую "грушу". Не хреново иметь такую штучку наприпасе в качестве последнего аргумента! Само собой, он далёк был от того, чтобы пустить чёртову машинку в ход, но отчего ж, иттить тебе некуда, не приужахнуть при случае их превосходительства?
       Айвен застал Кончиту за чтением протокола. Дама регент-фельдфебель была приятно удивлена. Отложив в сторону заляпанный кровью пергамент, она встала из-за небольшого бюро и пропела:
       - Кого я вижу! Мой петушок соскучился по своей курочке! Я-то совсем уж затосковала-закручинилась, все глазоньки свои ясные выплакала...
       До чего ж хороша, собака! - против воли подумалось Грею. Он не мог оторвать взгляда от её статной фигуры, особливо от вызывающе не лежавших даже, а торчавших в вырезе форменного платья тяжёлых грудей. Айвену было срамно: он всей душой любил Урсулу но, увидев свою Кончитку, ощутил, что его по-прежнему неудержимо влечёт к этой рыжей ведьме. Та почувствовала волнение Грея и, правильно его истолковав ("Как только бабы, иттить им некуда, так тонко чуют такие вещи? Прям как лиса курятину..."), нежно улыбнулась.
       - А то я уж думала, нашёл себе какую-нибудь молодую тетёрочку, навсегда позабыл-позабросил свою верную Кончиту... Я же говорила тебе когда-то, - тон Рыжей стал ощутимо суше - что сама при возможности буду находить тебя! Вот, как раз завтра и собиралась...
       - Я по другому делу... - начал было Грей, но запнулся, увидев молнию, мелькнувшую в разом принявших дикое выражение глазах цвета спелой вишни. Поспешно поправился: - Конечно, соскучился, иначе б не пришёл. Но есть и деловой интерес.
       - Ну, ладно! - холодок недоверия в невозможных глазах постепенно таял. - Так что надобно господину советнику третьего класса?
       - Не мог бы я одолжить у тебя грушу?
       - А ты, чаем, не ошибся адресом? Тут, между прочим, Служба Охраны Величества, а не лавка зеленщика!
       - Я говорю о железной груше... с ручками и винтом.
       - Йезус-Мария, никак хочешь открыть частную практику?
       Грею надоела эта игра. Приняв строгий вид, он заговорил официальным тоном:
       - Госпожа регент-фельдфебель! У меня важное поручение, и я тороплюсь. Вы готовы мне помочь?
       Спускаясь по парадной лестнице штаб-квартиры Службы и сжимая в руке суконный мешочек с "фруктом", Грей озабоченно пытался понять, случайно или нарочно Кончита упомянула "тетёрочку": тетерева-то были горными птицами, жившими в альпийских лесах...

    28

       Приехав в штаб-квартиру Службы Охраны Величества, Герцог быстрым шагом прошёл к себе в кабинет. Можно было подумать, что у него дело к Лорану-В-Квадрате но, вызвав звонком секретаря, он попросил пригласить к нему регент-фельдфебеля Кончиту Розетти. Дождался, когда секретарь вышел. Отдёрнул скрывавший множество эмблем СОВ занавес (об этой детали интерьера Герцогова кабинеты мы уже упоминали), всмотрелся в ряды похожих на клавесинные, клавиш, которыми располагало каждое "око", выбрал ту, на которой была наклейка "Советник 2-го класса К. Розетти" и с силой надавил. В засветившемся хрустальном экране появилось изображение Кончиты. Рабочее место Рыжей отнюдь не походило на пыточную; её кабинет, благодаря книгам и горам древних манускриптов, напоминал лабораторию учёного или алхимика, что в те времена означало одно и то же. Когда же приходила нужда надеть кожаный фартук, дама спускалась в подвал.
       Сидя на высоком стуле, Кончита возилась с колбами и ретортами. Слуховая труба глухо донесла до Герцога голос служителя, приглашавшего "даму регент-фельдфебеля к шефу". Кончита встала, поправила форменное платье, послала ослепительную улыбку прямиком в Недреманное око и исчезла из виду. Чертовка, хмыкнул Герцог. Отличная из неё вышла бы королева! И умна, и хороша, бестия! Жаль, что плебейка: такую рядом с собой на трон не посадишь, дворянство не поймёт-с... Но до чего ж сладкая, чаровница! От нахлынувших воспоминаний Герцог вздохнул. Э, ладно: пусть теперь Грей полакомится, заслужил: со временем он всё больше и больше ему нравился.
       В дверь постучали. Герцог задёрнул занавес и отошел к окну. В кабинете появилась Кончита. В глубоком реверансе показала, что все её прелести, по-прежнему, при ней. Проворковала-промурлыкала:
       - Всегда к услугам Вашего Высочества!
       - Проходите, капитан, и садитесь. Не обидно вам, офицеру и советнику второго класса, носить нашивки регент-фельдфебеля?
       - Служба Вашему Высочеству не может быть обидной.
       - Ну-ну, в добрый час! Однако же поверьте мне, близится время, когда я смогу прилюдно надеть на вас ленту ордена святого Лаврентия. Причём на вас будут мундирное платье полковника СОВ при регалиях советника первого класса. Ну, а после этого, я вас посватаю за одного из моих баронов. Или, - тут он вспомнил Грея, - подарю титул на свадьбу.
       Кончита Розетти удивлённо вскинула глаза, но промолчала. Всё, что ей полагается, она услышит и без лишних вопросов. "Вот за это я тебя и ценю!", с неожиданным для него чувством приязни подумал Герцог.
       - Это время как никогда близко, моя дорогая. Причём гораздо ближе, чем ты можешь подумать, - заговорив о деле, Герцог перешёл на "ты". - И в твоих силах помочь мне ускорить бег времени. Можешь ли ты доставить мне... некое средство, которое не оставляет внешних следов и действует не сразу. Причём, такое, чтобы невозможно было его обнаружить или заподозрить даже, что человек был... ну, в общем, что ему помогли расстаться с этой юдолью слёз, и отойти в лучший мир.
       Пожевав прелестную верхнюю губку, слегка припухлую, отчего та производила впечатления капризной, будущий полковник ответила:
       - У меня имеется то, что необходимо Вашему Высочеству: яд морской осы.
       - О чём ты говоришь? Он оставляет следы на человеческой коже и убивает в течение нескольких минут! Мои бедные акулки...
       - Ваше Высочество позволит перебить себя? Действительно, в чистом виде, даже в небольших дозах яд морских ос убивает чрезвычайно быстро - в чём на своё несчастье смогли совсем недавно убедиться моряки дона Жоржи ди Менезеша в 1526-м и дона Иньиго Ортис де Ретеса в 1545-м, двух славных капитанов, открывших нам Новую Гвинею. Яд этих страшных медуз одновременно ударяет по нервной системе, коже и сердцу, да ещё и вызывает такое чувство, будто к телу приложили раскалённые угли...
       - Вот видишь!
       Очевидно, пользуясь старым знакомством, Кончита не стала теперь извиняться, без затей перебив Герцога:
       - ...Но это в чистом виде и в небольших дозах! А я предлагаю Вашему Высочеству применить потребное вам средство иначе, в дозах неизмеримо малых.
       - О чём ты?
       - Если из небольшой рыбёшки, убитой морской осой, выпустить и собрать кровь, затем развести её в одном амстердамском леггере воды [это весьма приличный объём; амстердамский legger приблизительно равнялся 215-220 шведским каннам, если любознательному читателю так понятнее], добавить настоя кожуры земляных орешков на винном уксусе и ещё кое-чего, то получится именно то, что ищет Ваше Высочество. А именно: если в течение трёх дней разбавлять нашим средством вино, то человек, его принимающий, умрёт от разрыва сердца. Причём в одночасье: постепенного ухудшения не будет, вред будет накапливаться внутри, а потом сердечко взорвётся, как петарда. И даже кощунственное и богохульное вскрытие подтвердит обычный сердечный диагноз.
       - Два-три дня... А чтобы подольше? И хорошо бы, чтобы это не было связано с приёмом пищи или питьём - такое всегда подозрительно.
       - Ну, при купании - скажем, в хаммаме - можно добавлять до десяти капель в ванну. При условии посещения терм два раза в неделю, пройдёт месяц...
       - А что-нибудь для благорастворения воздусей туда можно ещё добавить? Чтоб, понимаешь, ванна была приятственней. И чтоб не надо было сильно уговаривать её принять.
       - Действию нашего... средства не повредят маслА алоэ и горной лаванды.
       - Превосходно! Когда ты сможешь предоставить мне это зелье?
       - Так, сегодня у нас среда. В понедельник, Ваше Высочество.
       - В понедельник получишь изумруд удивительной чистоты, который так пойдёт к твоим глазам, чаровница. Эй, кто-нибудь! - Герцог огласил кабинет звоном колокольчика. Испуганному служителю приказал: - Вели запрягать!
       Куранты - новомодное итальянское изобретение - пробили полдень. Герцогиня сидела у окна и вяло перебирала свитки с записями древних морских песен: когда-то было объявлено, что она от них без ума и намерена сохранить сие бесценное наследие для потомков. С тех пор чудаки со всего герцогства, да из-за границы тоже, шлют ей тексты этих примитивных, в большинстве своём унылых речитативов. Она уже видеть не могла оные дурацкие, зачастую плохо рифмованные стихи про волны, ветер и непременно старушку-мать или безутешную невесту, напрасно ждущую на берегу сына или суженного. Господи, ну почему Герцогу не пришло в голову сделать её собирательницею рыцарских романов, что ли? Или того лучше: нотных записей для игры на лютне! Так нет же: "простым людям будет приятно, если супруга правителя интересуется народным творчеством"... Тьфу на это творчество четыре раза!
       Раздражённо отбросив очередной опус о том, что "лишь чайки всплакнули над тем моряком, да ветер стенал, завывая", Герцогиня встала из-за стола и подошла к окну. Мысли её закономерно обратились к мужу. Собственно, она привыкла называть его про себя иначе - "супругом" поскольку, в понимании Герцогини, "муж" - это тот человек, с которым ты не только связана узами Гименея, но и спишь; плотские же утехи, как-то сами собой, ушли из их жизни уже лет десять тому назад. Впрочем, первая дама герцогства от этого особенно не страдала: среди придворных у неё был вполне приличный любовник, хотя - как она не без основания подозревала - он и выполнял деликатное поручение Герцога. Ну и что с того? Зато "интимный друг" искусно исполнял все её прихоти и прекрасно оттенял удовольствие от густого и сладкого греческого вина, в котором Герцогиня всё усерднее черпала усладу и утешение...
       Кстати, мысль интересная и своевременная! Герцогиня подошла к двери кабинета, прислушалась - не идёт ли кто, часом? - ничего не услышав, довольно кивнула, после чего открыла запертый на ключ нижний, самый большой ящик своего бюро. Достав объёмистую квадратную бутылку, налила стаканчик розового вина, с наслаждением выпила. Снова заперев свой тайник, маленьким золотым ножичком отрезала от огромного персика чёрно-красный бочок, и удовлетворённо вздохнула. Так что там она о супружнике своём дражайшем? Ах, да: что-то её венценосный журавлик затевал, к гадалке не ходи! Будучи скрытным и недоверчивым человеком, Герцог никогда и никому - если на то не было особой нужды - не доверял своих планов. Но за двадцать-то лет, б?льшую часть этого срока прожив бок о бок, любого, даже самого упёртого молчуна научаешься без слов понимать ... ну ладно, чувствовать, что тоже неплохо. Так что ж мы чувствуем?
       Жажду мы чувствуем, во-первых, и во-вторых! Да и персик вон, разрезанный, засыхает без толку... Повторив процедуру с нижним ящиком бюро, дама вновь присела к окну. Вот ей-же-ей, мнится ей (надо не забыть случайную рифму: потом можно будет блеснуть изящным экспромтом!), она даже почти уверена, что этот хитроумец задумал остаться на троне навечно. По тому, как зачастил во дворец этот бегемот, Лоран Лоран, с которым супруг почти ежевечерне запирается в кабинете, по тому, как Герцог стал двигаться, как часами разглядывает потемневшие от времени портреты былых властителей, какие новые нюансы появились в герцогской одежде (её, женщину, не проведёшь!), как он рассуждает о дочерях и сожалеет об отсутствии сына, опираясь на всё это и многое другое, её женская интуиция делает свой неопровержимый вывод. Вопрос заключается в том, хорошо это лично для неё, для Герцогини? "Ваше Величество" звучит гораздо приятнее "Вашего Высочества", тут и думать не надо. Да и дочерям...
       В этот момент бесшумно открылась дверь, и на пороге возникла невысокая, но ладно скроенная фигура Герцога. Герцогиня вздрогнула: deus ex machina. Вечно он появляется беззвучно и неожиданно, точно чёрт из шкатулки! [У латинского "бог из машины" корни греческие: выражение сие означает неожиданное появление кого-либо, как это случалось с богом, являвшимся перед зрителями античного театра из-под сцены с помощью соответствующих механизмов.] Оглядевшись и принюхавшись, Герцог сладко улыбнулся.
       - Позволите, дорогая, нарушить вашу скуку?
       - Что вы, Ваше Высочество! Я так увлечена этими прелестными стихами! Вот, послушайте, какая прелесть: "Лишь чайки всплакнули над тем моряком, да ветер стенал, завывая..."
       Она злорадно заставила его прослушать эту галиматью до конца, прекрасно понимая, что супруг её - ещё больший любитель морского фольклора, нежели она сама. К чести Герцога отметим, что он бестрепетно всё выслушал (хотя баллада была необыкновенно длинна), постоянно удерживая на лице выражение неподдельного интереса. Герцогиня лишь не учла, что мстительного супруга дразнить небезопасно. Выслушав последнюю строфу, он громко зааплодировал.
       - Дорогая, вы же прекрасно играете на лютне. Всё складывается просто превосходно. На той неделе мы отмечаем день рождения старшей дочери и, по традиции, будет дан концерт. Прошу вас, подберите мелодию и спойте гостям эту балладу. - Герцогиня закусила губу: вот ведь дура, сама напросилась! - Кстати, о дочерях, - поменял тему Герцог. - Скоро уже думать об их замужестве, а ведь коровы коровами! Образование мы им дали, но ведь замуж берут не за мозги, а за... - тут Его Высочество запустил такую полковую шутку, что супружница - уж на что была тренированной женщиной - покраснела.
       От обиды ли за дочерей (сказать по правде, действительно неловких и толстоватых), или пребывая в расстроенных чувствах после грубости мужа, то ли из-за всего сразу, но Герцогиня брякнула такое, чего говорить не следовало:
       - Ничего, за кронпринцесс из новой династии еще и драться будут!
       Лицо Герцога закаменело; ничем больше он не выдал охватившего его волнения - тем более сильного, что тайна переворота была им доверена считанному количеству людей, ни один из которых никак не мог проговориться. Тем более этой!
       - Не пойму, о чём вы, сударыня, говорите. Не при ваших придворных будет сказано, это не просто чушь, а чушь собачья! Отвечайте, с чего бы это, вам пришла в голову сия вздорная мысль?
       Герцогиня обомлела от ужаса. За двадцать с лишним лет, она никогда не видела своего супруга в подобном гневе. Причём врать было бы себе хуже: Его Высочество, сам отменный лжец, моментально замечал даже намёк на фальшь в речах других В таких случаях кара удваивалась. Всхлипнув, она изложила Герцогу знакомые нам резоны, и стала покорно ожидать наказания которое, к её счастливому удивлению, не воспоследовало. В задумчивости пожевав губы, Герцог лишь поинтересовался, с кем "его дорогая" делилась такого рода мыслями. Услышав твёрдое "ни с кем", он внимательно посмотрел на супругу и вздохнул. Что ж, возможно, это даже к лучшему...
       - Вы знаете, сударыня, что я всегда узнаю обо всём, что происходит не то, что в замке, а в целом герцогстве. Ежели вы начнёте болтать, то в течение часа будете объявлены одержимой и заточены навечно в монастырь. Это понятно?
       - Да, - только и могла пролепетать бедняжка.
       - Это хорошо. Теперь о дочерях. Станут они кронпринцессами или не станут, но я хочу, чтобы они позанимались с моим тренером для улучшения фигуры. Скажем, совсем не вредно поиграть в шары и научиться фехтовать: развивает глазомер ловкость и позволяет сбросить лишний жирок. Теперь о вас. Миропомазание на царство - если до этого дойдёт - проводится и для короля, и для королевы. Вы давно на себя в зеркало смотрели чистым глазом, а не через стаканчик с греческим вином? Я требую, чтобы вы походили в хаммам и попринимали там лечебные ванны. А я на месячишко уезжаю на побережье. Поохочусь и вдали от любопытных глаз поработаю над тем, чтобы ваши мечты осуществились. Берегитесь, если к моему возвращению не будете выглядеть как свежая роза! Договорились?
       Потрепав по щёчке заметно успокоившуюся и даже начинавшую улыбаться супругу (такой супружеской фамильярности не случалось уже несколько лет!), Герцог удалился.

    29

       Контора Алмазной Компании располагалась не близко, в районе торговой части порта. По дороге следовало обдумать некую новую проблему, с некоторых пор появившуюся на жизненном горизонте Грея. Иттить тебе некуда: в бытность его преподавателем гимнастики (Йезус-Мария, когда это было-то?) горизонт сей был чист и омрачался исключительно придирками отца-кастеляна да взбучками отходчивого отца-ректора. Теперь-то он понимал, что это были даже не неприятности, а так, щепотка пряностей в безвкусную, как пресный тосканский хлеб, жизнь за толстыми стенам иезуитского коллежа. Да, конечно, проблемы соразмерны обстоятельствам, возрасту, положению и всему такому прочему, но вот вам вопрос, братцы мои. Кто, мля, страдает больше: малец, уныло несущий отцу розгу перед тем, как снять штаны и получить своё по жалобе учителя из воскресной школы, или проштрафившийся министр, едущий в золочёной карете на массаж прямой кишки к Герцогу?
       Короче говоря, проблем в жизни у Грея прибавилось заметно, и каждая из них стоила другой. Но одна стояла особняком и не была связана ни с Урсулой, ни со службой Герцогу. Или, всё-таки, была? И как, ядрёна вошь, выходить из ситуации? Вот об этом и стоило раскинуть мозгами, коротая время в тесноватом возке, неторопливо тащившемся по узким улочкам Города. Кстати, надо бы уже прикупить новый, и сменить коней. А ещё лучше, получить к тому же право пользоваться каретами из конюшен Службы Охраны Величества: не по собственной же надобности он стирает подковы своих коней! Да и почёту больше, и страху, что работе оченно споспешествует, ибо людьми двигают исключительно страх и алчность! Что-то он снова отвлекается...
       Да, так вот с некоторых пор Айвен заметил за собой слежку. Грей узнал об этом совершенно случайно, услышав ненароком, как какой-то незнакомец пытается узнать у кучера, куда держит путь его хозяин. Кучер получил двойное внушение, которое должно было гарантировать в подобных случаях его молчание: устное и палкой по объёмистому, мля, заду. Затем господин советник 3-го класса задумался. Первым, что пришло в голову (а говорят, что именно первая мысль и есть самая правильная!), была догадка, что это штучки дролиного братца, дружка его разлюбезного, Каспера. Затем Грей засомневался: внешностью шпион походил на южанина, а ведь северяне не доверяли всем прочим, и не привлекли бы никого из посторонних к своим тайным делишкам. Но, самое главное, это то, что Айвен прошляпил начало слежки. Очень важный, понимаешь, стал чиновник! Раззявил, мля, рот и считал ворон, вместо того, чтобы внимательно смотреть по сторонам. А из этого факта неумолимо следовало (в себе он был уверен), что по его следу, понял, идут волки, лучшие знатоки своего дела. Значит, полиция или СОВ?
       Но с какого, братцы мои, хрена? Перед законом он чист, а чиновника его класса полиция просто так - без серьёзных прямых улик, позволяющих обвинить в совершении тяжкого преступления - беспокоить не будет. Да и тыл его прикрывает высокий - выше не бывает - покровитель... "Совы"? Но эти могли прицепиться только по приказу герцога или, хотя бы, с его ведома. Очередная проверка? Нет, в это плохо верилось: сколько ж можно? Потом Грею вспомнился незабвенный преподаватель медицины костоправ отец Нектарий, между бутылочками красного научивший учителя гимнастики выражению "in dubitantibus et ignoramibus suspice luem", что означает "в случае сомнения или незнания, подозревай сифилис". Что ж, если в сём золотом правиле имелась хоть крупица истины, получалось, что исходить следует из того, что по его следу, всё-таки, идёт мстительный Каспер. Всё остальное было менее опасным, а готовиться разумнее всего было к худшему жребию. Как учил господин регент-капитан, "собираясь к замужней, припаси твёрдый стручок для неё и тяжёлый дрючок для него!". Да, такого бы ума, как у старого пращника, да нашим министрам!
       Многое прояснилось несколькими днями позже. Айвен возвращался из церкви после очередного, в тот раз успешного свидания с Урсулой: они не только умудрились обменяться рукопожатием, но и договорились встретиться наутро в Садах за мельницей. Разумеется, в церковь Всех святых он ехал кругами и менял экипажи. Собственно, поэтому в ту ночь он и возвращался домой пешком - без всякого удовольствия. К хорошему, братцы мои, привыкаешь быстро, и ботинки топтать по брусчатке хотелось все меньше и меньше. Тем более, из козлиной кожи...
       Да, приближается он, значит, к дому. И представьте себе: на подходе к святому месту, где произошла знаменательная встреча с Урсулой, его чудесный собачий нос начинает ощущать отвратительный гнойный запах больного рта. Айвен взял наизготовку эбеновую трость, с которой после некоторых событий не расставался, сделал два бесшумных кошачьих шага и безжалостно ткнул ею в глубину ниши, где скрывалась от непогоды фигурка Девы Марии. Так и есть: некто пытался составить Святой Деве компанию. Наконечник трости встретил мягкое сопротивление; послышались слабый стон и, одновременно, звук падающего тела и звон прыгающего по мостовой ножа. В тот же момент из ближайших подворотен на Грея накинулась толпа людей. По мере сил отбиваясь (а каждый его удар укладывал очередного противника на землю), Айвен позвал на помощь. А чего стесняться? Стыдно, когда пришёл к девке, а ничего сделать этой штукой не можешь, только пописать... Короче, всполошились соседи, Айвеновы немногочисленные домочадцы, зажглись огни, и разбежались шакалы, унося своих. Но тот, первый, остался. Иттить тебе некуда, он оказался "совой", тем самым, что был старшим во время ареста Грея и, мнилось ему, болельщиком во время знаменитого боя за приз в сорок генуэзских дукатов. И тут его осенило: а не было ли всё это местью, о которой предупреждал Айвена доктор, зашивавший рану, нанесённую стилетом Кончиты: Служба не прощает тех, кто наносит ей поражение и заставляет бояться, и обязательно мстит...
       Каждый раз немилосердно подпрыгивая, когда колесо наезжало на неровно лежащий камень - а таким был каждый второй - Грей размышлял, не пора ли попросить защиты у Герцога. Уже на подъезде к конторе Алмазной Компании, окончательно решил: нет, не стоит. И Герцог, и Айвеновые неведомые враги-"совы" совершенно справедливо воспримут это его телодвижение, как проявление слабости, что не прибавит уважения у покровителя, и только раззадорит противника. Прав, прав был господин регент-капитан: "спрятался и наложил в штаны - найдут по запаху!". Ладно, сами разберёмся.
       Заместителей Герцога по Компании звали де Брие и фон Гольц. Первый был на месте, а второй ещё не приезжал. Что ж, каплуна с таким же успехом можно начинать есть с левой ножки, что и с правой! Велев доложить о себе, Грей неторопливо пошёл вслед за семенившим перед ним дворецким, облачённым в зелёную, цветов Компании, ливрею. Впрочем, тот поспешал не больно шибко: третий класс г-на Грея его не особо впечатлил. Айвена подмывало дать этой облезлой макаке леща, но какой был смысл тратить силы на лакея, вообразившего, что величие Алмазной Компании делает его чем-то большим, чем "кушать подано"? Ничё, он разомнётся на хозяине!
       Разминки пришлось подождать пару минут. А как же, насмешливо подумал Грей, "блестящий" статус г-на де Брие не позволяет ему сразу же принять какого-то советничешку. (Фамилия де Брие происходила от французского "briller", блистать. Жизнь контрабандиста заставила Айвена понимать с грехом пополам основные европейские языки). Сосчитав до ста двадцати, Айвен решительным шагом подошёл к двери кабинета советника I класса маркиза де Брие, решительно отстранил попытавшегося ему помешать секретаря и вошёл.
       Господин маркиз кожаною подушечкой любовно полировали ногти. Он обомлел от наглости посетителя. Де Брие только набирал в обширную, заплывшую жиром грудь воздуха, чтобы испепелить мерзавца, когда Грей уже решительно подошёл к его столу и сунул под нос свой перстень. Шарик сдулся (Айвен в детстве любил надувать ещё сырые, не подсохшие рыбьи пузыри, а потом протыкать их иголкою). Прокашлявшись, он успел отдышаться и прийти в себя (всё же в Компании он был заместителем самог? Герцога). Еще раз кашлянув, с лёгкой надменностью в голосе прогнусавил:
       - Полагаю, г-н Грей, у вас какое-то прошение? Его нужно было оставить в канцелярии, но раз уж вы здесь... - де Брие небрежно протянул руку.
       Секретарь, который всё ещё торчал на пороге, услышав, что беседа мирно началась, счёл, что в его присутствии не нуждаются и вышел, беззвучно прикрыв за собой дверь. Айвен положил в белую ладошку господина маркиза мешочек с ужасным плодом, полученным у Кончиты. Тот с недоумением посмотрел на него, положил на стол, вытащил "грушу" и перевёл взгляд на Грея.
       - ?
       - Как вам нравится эта штучка?
       - Вы что, коммивояжёр и предлагаете мне купить эту ерунду?
       - Нет, я предлагаю тебе купить себе жизнь и здоровье!
       Увидев, что де Брие опустил руку под стол - с явным намерением подать сигнал тревоги - Айвен резким ударом трости раз и навсегда пресёк подобные попытки. Маркиз взвизгнул и плаксиво вопросил:
       - Что вы себе позволяете? Что за тон?
       - То, что ты держишь в руке, - Грей говорил страшным шёпотом, игнорируя вопросы де Брие, - замечательное изобретение испанской инквизиции и отлично развязывает языки. Специалисты из СОВ давно это поняли...
       - Так вы оттуда?
       - Я сам от себя, но меня страшно интересуют твои делишки в Амстердаме. Уточняю: как, через кого ты сплавлял налево камешки и сколько на круг своровал. Сейчас я дам тебе по темечку вот этой тростью, а когда ты придёшь в себя, у тебя во рту уже будет кляп, а в... - сей шарик. Ну, а затем он начнёт раскрываться, и ты пожалеешь, что родился. Просто поговорим, или начнем?
       - Я буду жаловаться! - собрав остатки самообладания, пообещал де Брие.
       - Кому? - обнажил зубы в хищной улыбке Айвен.
       - Тебя послал Герцог?
       - Тебе-то какая разница, когда ты откушаешь сию грушку? - спросил Грей и показал, как работает "инструмент". - Ну-ка, поверни голову налево, чтобы мне половчее было тебя ударить: не приведи господь, пришибу раньше времени... - Затем Айвен достал нож и, раскрыв, объяснил: - Это чтоб не возиться с застёжками на твоих штанах.
       Грею было легко и дышалось полной грудью; некое приятное тепло разливалось по телу; в голове было звонко и отчего-то постоянно хотелось улыбаться. Не осознавая того, он наслаждался своей властью над де Брие. В эти минуты Айвен ничем, кроме мускулов и отточенной координации движений, не напоминал былого учителя-су.
       Маркиз начинал сдаваться.
       - Я отвечу, но только Самому.
       - Ответишь здесь и сейчас. Окажешься невиновен - что ж, жалуйся кому хочешь. Признаешься в воровстве - судьбу тебе определит Герцогов суд. Солжёшь - найду на дне моря, и я познакомлю тебя с Нюрнбергской девой. Будешь упорствовать, прямо сейчас превращу главную точку того, на чём сидишь в фарш. Выбирай!
       - Я не...
       Неуловимым движением ножа Грей распорол пояс кюлотов де Брие и занес над его головой рукоятку трости. У него не было намерения подвергать того пытке, но г-н маркиз-то этого не знал! Умоляюще подняв сцепленные руки, он зачастил:
       - Было, было, один лишь только раз, будь проклята моя жадность! Камней на десять каратов всего... Я обнаружил, что фон Гольц, проклятый шваб, подворовывает. Он организовал дело через амстердамского купца Блюма. Гольц предложил за моё молчание - в качестве первого взноса - как раз ту горсточку алмазов. Но я именно сегодня собирался верноподданнически доложить...

    30

       Желтоватенький алмаз - награду за удачно проведённую операцию в Алмазной Компании, был очень кстати: будет чего подарить Урсулке. Такой женщине ничего не жалко, к тому же Айвен не терял надежду когда-нибудь на ней жениться а, стало быть, камешек, каких у него отродясь не бывало, останется в семье. Де Брие, к удивлению Грея, остался на своём месте. Фон Гольца уволили в связи с тяжёлым заболеванием, мешавшим исполнению им своих обязанностей. На следующий день шваба нашли утопившимся: он стоял на коленях перед большой бадьёй для купания, опустив голову в воду. Было объявлено, что Гольц не вынес мук, вызываемых болезнью. Его с подобающими почестями похоронили. На траурной службе Герцог сидел рядом с вдовой, держа её за руку. Вдове определили огромную пенсию. Не знаю, не знаю, братцы мои, но обычный человек, не знакомый с островными практиками остановки дыхания, если не находится во власти врага рода человеческого или агента СОВ - что почти одно и то же - просто не способен таким варварским образом свести счёты с жизнью. Чё-то они перемудрили. Хотя, может быть, это просто было ужасным назиданием другим? Если так, то в самый раз!
       Да, алмаз алмазом, но им одним дело не ограничилось. Герцог остался верен себе: преданная служба и удачное выполнение непростых заданий щедро вознаграждались. Судя по всему, он столь же последователен и в случае своего недовольства или, упаси Пресвятая Дева, гнева...Опёноть, помирать не хочется никогда, но эдак, как фон Гольц, практически, под пыткой?!
       Ладно, в?ру - в?рово, а Грею - Греево. Вручив обещанный камешек, Герцог, по своей манере, скупо, похвалил:
       - Что ж, сработано неплохо. Имей в виду: верная служба вознаграждается постоянно и многократно, а за предательство воздаётся единожды, но сторицею... - Неожиданно лицо его омрачилось. - На свою голову, старый контрабандист, раскопал ты воровство барона фон Гольца.
       Иттить тебе некуда! Сердце у Грея упало, ликование сменилось отчаянием.
       - Что-то не так, Ваше Высочество?
       - Придётся тебе пострадать-помучиться... - Герцог искоса посмотрел на собеседника, выдерживая паузу, - займёшь его место в правлении Алмазной Кампании!
       Лицо Айвена, до того смертельно побледневшее, сейчас, вследствие резкого обратного прилива крови, по цвету угрожающе приближалось к вишне, какой она бывает за неделю до того, когда ягоды пора собирать. Герцог расхохотался и милостиво хлопнул его по плечу.
       - Смотри, не отдай Богу душу от счастья. Ты мне ещё пригодишься... - Герцог позволил Грею облобызать щедрую руку, и продолжил. - Не хотел я торопиться, но выхода нет: мой зам по Компании просто не имеет права носить третий класс. Первый давать просто неприлично, а вот второй, придётся. С соответствующим повышением оклада содержания, небольшим участием в прибылях Компании и обычными привилегиями советника второго класса. Счастлив?
       - Как никогда в жизни, государь, - бесхитростно ответствовал Грей. - Но я же ничего не понимаю ни в самоцветах, ни в их добыче и огранке, ни...
       - Ты предан и честен, это главное. На первых порах твоей обязанностью будет приглядывать за де Брие. С этим справишься, а попозже я расширю круг твоих задач.
       - Де Брие... Вы его простили?
       Герцог ворчливо объяснил:
       - Если я посажу или казню всех, кто того заслуживает, у меня останешься один ты. Маркиз теперь на крючке, и хорошо это знает что, безусловно, полезно для службы.
       - Но сможем ли мы с ним работать вместе после всего, что произошло?
       - Сможете! Тебе на него наплевать, а он тебя боится и ненавидит. Значит, начнёт в свою очередь смотреть за тобою в три глаза, выискивать огрешки. Для дела это не вредно. Само собой, будет строчить доносы, что тоже хорошо. Цену им я знаю, и буду, не глядя, складывать в папочку. Но если что... Ладно, свободен: у меня полно дел.
       Иттить тебе некуда, и не знаешь, радоваться или плакать! Ох, совсем не так сладка, как представляется, жизнь тех, кого простой горожанин видит исключительно в окошке кареты! Смертельно опасно ежедневно иметь дело с Герцогом, всякими там Маками Горбунами, Бородачами Альберто, де Брие и иже с ними, даже если живёшь в особняке, имеешь второй класс, волшебное кольцо и пользуешься конюшнею Службы Охраны Величества (начиная со второго класса, чиновнику сие полагалась). Но, мля, лучше в петлю, чем вернуться в компанию достославных отца Амброзия и отца Нектария!
       Жизнь устраивалась с такой стремительностью (и года ведь, братцы мои, не прошло с тех пор, как некий советник II класса преподавал гимнастику в иезуитском коллеже!), что впору было скрестить пальцы. Тьфу-тьфу... Да и с Урсулой начинало складываться, правда не так быстро, как хотелось бы, но все же! Ведь поначалу совсем была недотрогой, подойдёшь к ней ближе, чем на шаг - отпрыгивала, что твоя козочка от змеи! А теперь - когда удаётся изредка погулять в Садах - позволяет держать себя за руку. Айвен даже пару раз, будто в задумчивости, поцеловал её пальцы, а дролечка, хитрюга, сделал вид, что не заметила. Всё это, конечно, было замечательно, но Грей давно уже вырос из детских штанишек. Из месяца в месяц таскаясь за девушкой по самым заброшенным дорожкам Замельничных садов и рассказывая занимательные истории из своей богатой на события жизни, он ощущал себя полным идиотом. Прав был господин регент-капитан: разваренное пшено превращается в кулеш только тогда, когда добавишь в него сала! Но Урсула и слышать не хотела о свидании где-нибудь ещё, кроме Садов...
       Тем большим было изумление Грея, когда как-то июньским вечером, выйдя из церкви Всех святых, он ознакомился с запиской, ловко переданной ему его неуступчивой возлюбленной. Послание было коротким: "В Садах больше гулять не буду. Жди завтра, за два часа до тушения огней, в твоём старом доме". Иттить тебе некуда: читая эти строки, он испытал то же, что пережил и в разговоре с Герцогом, когда тот, сперва напугав Айвена, потом объявил ему о своих новых милостях. Пытаясь унять бешено стучащее сердце, Грей старался понять, что же произошло такого, что Урсула отказалась от прогулок и решилась на уединённое свидание. Этот бывший призовой борец, а ныне господин советника второго класса, был настоящим сыном Адама, поэтому в голову Айвену не пришло ничего иного, кроме самодовольной мысли, что гордая северянка не устояла таки перед его красотой и мужественностью. А хрена лысого, братцы мои? Правильно говорят, что капля камень точит!
       Досадуя, что этого никому поручить нельзя (и времени нет, и негоже человеку его уровня по лавкам таскаться!), Грей отправился к бакалейщику, чтобы прикупить всё необходимое для скромного, но изысканного ужина. Осчастливил по дороге цветочницу, не торгуясь забрав у неё весь товар: некоторое время назад к большому своему изумлению, от знающих людей узнал, что для романтического ужина, мля, потребны не только хорошая снедь и изысканное вино, но и такая никчёмная ерунда, как цветы. Ну раз положено, пусть этих дурацких цветочков будет много, ему для дроли ничего не жалко. Не пальцем деланный!
       Уже по пути к дому увидел цыганку, велел кучеру остановиться (разумеется, ехал в своём экипаже: для него уже не было секретом, что возницы из конюшен СОВ ежедневно дают полный отчёт о передвижениях своих седоков). Подошёл, бросил в тарелку с несколькими медяками серебряную монету. Гадалка, фантастическая старуха с гривой седых нечесаных волос, встрепенулась. Одним опытным взглядом увидев внутри кареты гору цветов и корзину с торчавшими из неё горлышками бутылок, а перед собой - взволнованного молодого мужчину, смекнула, что того интересует.
       - Свидание тебя ждёт, красавчик, - нараспев заговорила она. - С молодой, красивою и несговорчивою. Судьбу свою желаешь узнать?
       - Да, матушка.
       - А позолоти ручку, поделись своим успехом, чтоб он подольше оставался с тобой. К щедрому и судьба щедра.
       Айвен выгреб пригоршню серебра и ссыпал в миску, которая к этому моменту, будто по волшебству, была уже девственно пустой. - Старуха, смекнув, что одно это гадание будет кормить её до Успения и Вознесения Девы Марии [отмечается католиками 15 августа], решила сорвать банка и потребовала:
       - Дай золотой: весточка о завтрашнем дне к меди ползёт, к серебру идёт, а к золоту бежит. - Получив требуемое, заговорила страшным шёпотом: - Свидание будет счастливым, а счастье недолгим. Но утешишься ты быстро, и взлетишь высоко. А чтоб я увидела, что будет дальше, дай ещё один цехин!
       - А морда не треснет? - выражение из Айвеного детства выскочило как-то само собой.
       Пнув ногой миску со старушечьей добычей, он круто повернулся на каблуках и направился к карете. Хорошо, что Грей не видел гадалкиного лица и не мог прочитать по её губам, каким страшным проклятием она его одарила...
       К чести Айвена и справедливости ради надо сказать, что по мере приближения часа свидания, вся его благоприобретённая чиновная вальяжность начала облетать, как зонтики с поседевшего одуванчика. Прислушиваясь к бою часов, он всё больше и больше напоминал самого себя, каким был ещё весной прошлого года. Голова горела, и удары сердца отдавались в ней грохотом янычарских барабанов (как-то раз ему довелось услышать ту наводящую ужас музыку, под которую турецкая гвардия идёт в атаку). Он даже поставил раскладной стульчик возле самой двери и сидел там, чтобы открыть сразу же, как только раздастся стук. Для чего-то сдерживая дыхание, Грей присушивался к каждому звуку, доносившемуся с улицы. И всё равно, едва слышный шлепок дверного молотка, прозвучал для него неожиданно и оглушительно, как первый удар грома начинающейся грозы.
       В последовавшие затем несколько секунд Урсула удивила его дважды. Сначала тем, что с порога без всякого стеснения упала к нему в объятия, принявшись исступлённо целовать его губы. А потом Айвен понял, что девушка совершенно не умеет целоваться! Это было чудн? и пробуждало особую нежность. С какой-то торопливостью горянка сняла с себя легкую накидку, в которую была закутана с ног до головы, без всякого смущения посмотрела прямо в глаза Грею и просто сказала:
       - Хочу, чтобы ты взял меня.
       Айвен молча поднял её на руки. Уже на лестнице, ведшей на второй этаж, нежно шепнул:
       - Девочка, тебе будет больно.
       - Не страшно. Женское счастье всегда приходит через боль...
       Нет, братцы мои, цветочки цветочками (кстати, как ни странно, они явно были не лишними), но добрый кусок пармской сыровяленой ветчины прошуто любви не помеха. Вы бы посмотрели, как её уписывала моя дролечка, когда неистовая страсть уступила место голоду! Урсула вся светилась от счастья, хотя то, что она рассказывала, совсем не было весёлым.
       - В последние дни мне всё время казалось, что за мной следят. В знак справедливости этих моих подозрений я, конечно, голову под топор не положу, но в разных месте Города я постоянно встречала одних и тех же людей. Конечно, наша столица не Рим и не Париж, поэтому совпадения возможны, но всё же...
       - Это были северяне или южане? - быстро спросил Грей.
       - Трудно сказать. Возможно, и те, и другие. Знаешь ведь, если смотреть мельком и не особенно вглядываться, не всегда определишь, особенно издали.
       - Что ж ты, своих издали не узнаешь?
       Урсула надула губки.
       - Ты будешь слушать, или лезть с дурацкими вопросами? Так вот, я страшно нервничала и меня не покидало плохое предчувствие. И вот, два дня назад...
       - То есть накануне нашей встречи в церкви Всех святых?
       - Ну, это же очевидно. Не перебивай меня, иначе я не успею рассказать до своего ухода. Уже пробило четверть десятого, мне давно следовало бы быть дома. Так вот, позавчера вечером брат вернулся домой и закатил страшный скандал. Я знаю, кричал он, что в Садах ты тайком встречаешься с южанином. Ну и что, орал он, размахивая кинжалом, что у вас не зашло пока слишком далеко. Если эти встречи не прекратятся, я убью и тебя, и его. Под конец он сказал, что в августе, в годовщину смерти нашего отца, когда по традиции мы поедем на Север помянуть его всем родом, он вернётся один, а меня выдаст замуж за первого, кто пожелает с нами породниться и оставит там. Вот я и пришла к тебе: не хочу принадлежать никому, кроме тебя.
       Грей в отчаянии одним махом осушил кубок.
       - Он хочет нас разлучить! - затем ему в голову пришла другая, ещё более страшная мысль. - Но ведь если тебя выдадут замуж, и обнаружится, что ты не девственница...
       - Меня убьют, - равнодушно кивнула Урсула.- Здесь ли я останусь, увезут ли меня на Север, конец один... Но перед смертью я хотела любить тебя и принадлежать тебе. Было бы несправедливо умереть, не изведав всего этого. Жаль, что у нас никогда не будет детей.
       Айвен вскочил и начал метаться по маленькой комнатке, как лев в Герцоговом зверинце. Затем внезапно остановился, будто натолкнувшись на стену.
       - Давай завтра же утром тайно поженимся!
       - Ни за что. Тогда погибну не только я, но и ты.
       - Мы уедем в Италию.
       - Ты не знаешь наших горцев. Они достанут и в Китае.
       - Я попрошу защиты у Герцога!
       - Глупыш, он только делает вид, что борется с властью Совета северных вождей! На самом деле они платят ему за то, что Герцог не мешает Совету править так, как тот находит нужным. Кому, как не мне, дочери Большого Якоба, этого не знать! А еще северяне в благодарность держат в полном подчинении жителей Островов. Ты же там был, вспомни: гарнизоны сплошь состоят из моих соплеменников, и островитяне боятся их паче проказы. Да и в Городе, это все знают, кт? дневной глава, а кт? ночной... Да за добрые отношения с вождями Севера, Герцог отдаст полк таких, как ты!
       - Что же делать? - впервые в жизни Айвен Грей, непобедимый борец, растерялся.
       - Просто жить и радоваться каждому дню. Что будет, то будет. И не торчи там, как майское дерево, иди ко мне, мы не знаем, сколько времени нам осталось...

    31

       Герцог был сух и деловит.
       - Грей, я уезжаю на охоту. Пробуду на побережье с месячишко. Если появится что-то очень срочное, шли донесение с фельдъегерем. Как развиваются отношения с твоим лучшим другом?
       Айвен вздрогнул: с какого хрена Герцога заинтересовал Каспер? Потом сообразил, что тот имеет в виду маркиза де Брие. Ещё один, мля, заклятый дружок... Видя нерасположение Его Высочества тратить слова и время, постарался ответить покороче.
       - Пыхтит...
       - Это ничего, ему полезно, - скупо улыбнулся Герцог. - Я тебе пришлю одного человечка, он в итальянской двойной бухгалтерии собаку съел: пригодится держать маркиза на коротком поводке... лучше сказать, в тренаже. Кстати, о тренаже. Я хочу, чтобы ты позанимался с моими дочерьми и с Её высочеством: они ведут сидячий образ жизни, так что подвигаться им не помешает. Тебе виднее, но я бы прописал девочкам игру в мяч и фехтование, а мадам - гимнастику и хаммам.
       - Будет исполнено, Ваше Высочество.
       - Да, теперь вот что. Ты не забыл ещё свою добрую знакомую, регент-фельдфебеля Кончиту Розетти?
       Невольно бросив взгляд на правый кулак, украшенный шрамом от стилета Рыжей, Айвен отрапортовал:
       - Никак нет, не забыл, господин Герцог!
       - Вот и хорошо. Завтра с утра она придёт к тебе в твоё спортивное хозяйство наниматься. Уж будь любезен, не откажи. Вопросы есть?
       Естественно, вопросов не воспоследовало, на том и попрощались. На следующее утро Грей навестил своё "хозяйство", как назвал его Герцог. Теперь он нечасто здесь бывал, исключительно тогда, когда Его Высочество изъявлял желание поразмяться или ему самому приходило в голову и было время провести тренировочный бой или погреться в хаммаме. Вся текущая работа была возложена на помощников. Дожидаясь появления Кончиты, Айвен размышлял о своей жизни и службе.
       Личная жизнь складывалась недурственно - если смотреть глазами бабочки, вся жизнь которой - несколько коротких летних деньков. И то - если воробей не прихватит... Они с Урсулой встречались несколько раз в неделю, и каждая встреча приносила счастье, но могла также стать последней - и для неё, и для него. Это придавало их любви совершенно особый, неизъяснимый вкус. Однако же ужасный конец и так был не за горами, вернее, именно там, за Северным хребтом, он и поджидал его дролечку. А без неё - Айвен был уверен в этом - теряла смысл и его жизнь. Значит, надо было искать выход, хотя Урсула довольно точно описала безвыходность их ситуации. Но Грей не привык сдаваться, точнее сказать, просто не умел. И, казалось ему, кое-что он нащупал. А что, если спрятать дролю в его старом доме, а накидку её, без которой горянка не выходила на улицу, подбросить в омут за старой мельницей, в Садах? В поисках сестры Каспер поднимет на ноги все Северное братство. Рано или поздно накидку обнаружат. Такие дорогие вещи обычные горожане не носили, значит, не будет особой загадки, кому она принадлежала. "Утопилась с горя", решат все. Поищут ещё пару недель, понятное дело, но со временем всё закончится: вода, иттить тебе некуда, уёдёт в песок. Ну, а тогда можно было бы попробовать унести ноги куда-нибудь в Нижние провинции или а Англию, жениться и открыть своё дело: кой-чё Грей подкопил, авось, не пропадёт.
       План был ничего себе, но у него было два, нет, три недостатка. Первый - Город был относительно невелик, и по одному этому долго прятать кого-то в доме было мало реально: обязательно чей-нибудь длинный нос что-то унюхает, а не менее длинный язык проболтается. Второй - Айвен не мог никому поручить служить Урсуле, а сам, будучи фигурой довольно заметной, незамедлительно бы вызвал подозрения, шатаясь по лавкам и таская снедь и прочую всячину в свой старый "пустой" дом. Конечно же, мля, пойдут пересуды, и всё, тайны нет. Ну, и третий, самый важный: Урсула категорически не хотела, как она это назвала, "жить как моль в сундуке". Она, дурочка эдакая считала, что всё, что должно случится, обязательно произойдёт, суетись, мля, или не суетись. Эта её упёртость бесила Грея, но он рассчитывал со временем (которого ни хрена не было!) уговорить упрямицу. А сам тем временем готовил потихоньку припасы, каждый раз прикупая больше, чем было необходимо для одного ужина.
       Конечно, в случае осуществления этого полубезумного плана, с мечтами о баронском титуле пришлось бы расстаться но, что поделаешь, за любовь надо платить. Когда Грей дошёл до этого места, мысли его вполне объяснимо переключились на Герцога. Удивительное дело, откровения Урсулы насчёт тайных взаимоотношений Его Высочества и северных вождей, Айвена не шибко-то удивили: он и сам успел к тому времени кое-что узнать и понять. Это раньше он решил бы, что в словах девушки кроется обычное женское недомыслие или, что почти то же самое, что она бездумно повторяет чью-то клевету. Теперь же он поумнел или прозрел, как хошь. Ну и что, что глава государства вступает в договорные отношения со своими вассалами, которые, впрочем, и не особенно вассалы? А что плохого в том, что он получает от них деньги? На то он и сюзерен! В армии северяне служат? Служат! Держат в страхе робких, но коварных островитян? Держат. Проворачивает делишки с Северным братством? Значит, так ему нужно: не его, Грея дело судить самог? Герцога. А что политика штука грязная, или что деньги, настоящие деньги, а не гроши, честно не заработаешь - так это ж очевидно любому, кто стоит на земле, а не витает, мля, в облаках! Маленькая она ещё, его дурочка, с нежностью подумал об Урсуле Грей.
       Открылась дверь, и в комнату торжественно, как сорокапушечный фрегат, вплыла Кончита. Вот уж кто, ядрёна вошь, стоит на земной тверди обеими ногами! Если дроля - при всём её огневом нраве и храбрости - ласковый котёнок, то эта - настоящая, прости Господи, сука. Даже не сука, а сучья свора, но до чего ж хороша! Айвен неожиданно для себя ощутил острое желание, и устыдился: а как же Урсула? Но постарался задвинуть это неудобное чувство подальше, на задворки сознания: ведь возжелал же Рыжую не он, а его плоть. А натуре, иттить тебе некуда, не прикажешь! Встал со своего места, усадил гостью. Кончита была в штатском. Её формы выгодно обтягивало праздничное платье богатой горожанки, ограниченной законом против роскоши. Тёмно-бордовое тонкое сукно отлично гармонировало с волосами, а глубокий вырез, задрапированный почти прозрачным тончайшим батистом, выглядел ещё более вызывающе, чем если бы был полностью открыт нескромным взорам. Да, мля, как ни вспомнить господина регент-капитана: с такими сиськами можно и не румяниться: всё одно никто не заметит!
       Потупив глазки, рыжая скромница застенчиво проговорила:
       - Господин советник второго класса, я пришла похлопотать о местечке. Не найдётся ли какой работы для бедной сиротки? Я - женщина работящая, готовая на всё...
       Кончита со значением посмотрела на Грея и положила локоть на его стол, а голову на руку, для чего ей пришлось сильно нагнуться вперёд, так что... батист оказался у него прямо под носом. Вот же зараза, как это она чувствует, что у него гульфик трещит по шву?! Точно, ведьма: сквозь столешницу видит... Грей нахмурился и, подыгрывая Рыжей, строгим голосом ответил:
       - Не знаю, не знаю, милочка. Вакансий на сегодня не имеется, да и на работу во дворец без рекомендаций мы никого не берём. Вот, разве что, нужники чистить?
       - А в хаммаме никакой работёнки нет? Вот за его чистой я с удовольствием бы посмотрела.
       - Нет, в хаммаме нужен человечек спинку тереть, а на эту работу мы берём только хорошеньких. Нет, дорогуша, нужник, только нужник. Или соглашайся, или иди, откуда пришла.
       Кончита, наконец, фыркнула, а затем не выдержала, расхохоталась.
       - Хорошеньких, говоришь? Что ж, я уже совсем не нравлюсь своему петушку? Старая стала, морщинистая? Молодую, что ли, где приглядел, нецелованную?
       Айвен почёл за лучшее уйти от скользкой темы.
       - Так действительно, где ты хочешь работать?
       - "Хочешь", "не хочешь" - это для капризничающей барышни, а я девушка серьёзная. Мне надо работать в хаммаме. Вот и придумай, чем я там буду заниматься. Только без всяких там "спинок", разве что тебе или... Герцогине.
       А, смекнул Грей, Герцог откомандировал её сюда для того, чтобы она служила Её Высочеству. Ну, и охраняла, конечно: будучи женщиной, она сможет всё время и во всех помещениях находиться рядом с Герцогиней. Здесь ведь не дворцовые покои, где на каждом шагу то придворный, то гвардеец на посту стоит.
       - Что ж, завтра выходи на службу. Будешь следить за чистотой ванн и помогать мыться Её Высочеству (хотя для этого существую камеристки, но это уж, не моего ума дело). Массаж делать умеешь?
       - Давай, загляну к тебе сегодня в твой старенький домик? Покажу, что я умею, и как.
       Айвен смешался. Сейчас, в данный конкретный момент, предложение Рыжей показалось ему более чем соблазнительным. Но Урсула... С появлением в его жизни этой девушки, встречи с Кончитой, и без того не частые, стали случаться всё реже и реже, а потом он и вовсе от них отказался, каждый раз придумывая всё новые и новые отговорки. Иногда, опёноть - если быть совсем уж честным - не без сожаления.
       - Нет, сегодня, к сожалению, не получится. Давай как-нибудь здесь, когда начнёшь работать.
       - Хорошо хоть, "к сожалению". А почему не сегодня, не у тебя?
       - У меня... у меня сегодня вечером дела: Его Высочество, уезжая, кое-что поручил.
       - Не в Садах, за мельницей, часом?
       Иттить тебе некуда! Откуда это мы такие осведомлённые? Что ж, выходит, слежка за Урсулой - её дело? Или нет? Её! То-то она как-то к случаю горную птичку вспоминала... С другой стороны - Каспер тоже узнал о Садах, вон, кинжалом махал. Что, следили и он, и Рыжая? Многовато получается для одной бедной горяночки... Что-то тут не так! Все эти мысли молниеносной чередой пронеслись в Айвеновой голове, никак, впрочем, не отразившись на его лице. Островная школа! Удивлённо пожал плечами. Равнодушно поинтересовался:
       - С чего ты взяла? Нет, конечно.
       Внезапно в кадык Айвена упёрся снова неизвестно откуда взявшийся стилет. Вкрадчивый, но холодный и какой-то безжизненный голос Кончиты без всякой угрозы - что было гораздо страшнее, чем если бы она кричала, произнёс:
       - Смотри, петушок, не заигрывайся. С Кончитой Розетти такие шуточки не проходят! И если дело с этой северяночкой у тебя зайдёт слишком далеко, пеняй на себя...

    32

       Некоторое время Грей раздумывал, стоит ли говорить Урсуле о том, что следить за ней мог и не Каспер. С одной стороны, надо бы, чтобы хотя бы отчасти снять с её души груз страха перед местью соплеменников; с другой - никак нельзя, поскольку тогда пришлось бы рассказывать о Кончите, чего - по понятным причинам - совсем не хотелось. В конце концов, решил промолчать, памятуя о риторе, незабвенном отце Амброзии. Тот, бывало, после третьей бутылки красного любил потолковать о том, что профессия преподавателя противна букве Священного Писания, ибо сказано в нём: умножающий знания умножает скорбь! А что, братцы мои, неглуп был старик Екклесиаст!
       Но господин советник второго класса Грей тоже не дурак! До Айвена, наконец, дошло: не один ли хрен, кто организовал слежку за Урсулой, братец ли ласковый, или ревнивая фурия, регент-фельдфебель СОВ? Конечно, если Каспер, дело обстоит малость хуже, но и Рыжая, мля, не подарочек! Поэтому-то вывод мог быть только один: дорогой дроле, если она хочет жить, следует как можно скорее схорониться в доме Айвена; volens nolens, а придётся! [в переводе с латыни, "хочешь не хочешь": всё-таки, он многого поднабрался у отцов-иезуитов!] Ну и, само собой, отчего бы не попробовать устроить "утопление"?
       В результате Грей категорически потребовал от Урсулы, чтобы та перебралась к нему - благо они встретились буквально через несколько дней после знаменательного разговора с Кончитой. К его удивлению, девушка не сильно возражала, и Айвен понял, что это только внешне она хорохорилась (северянка!), а на самом деле помирала уже от длительной пытки страхом. Скорее всего, сработала и вошедшая в плоть и кровь каждой горянки привычка подчиняться решениям мужчины. Договорились, что на следующий день Урсула захватит самое необходимое и пойдёт к утрене, а Грей - благо, с отъездом Герцога на охоту у него появилась некоторая свобода - будет ждать её после Терции [третий час утреннего чтения Священного писания у католиков в Средние века, после 9 часов утра] неподалёку в наёмном экипаже.
       Пока всё складывалось неплохо (Айвен ожидал, что дроля будет непреклонна, и приготовился к тяжелому разговору). Перед ними замаячила призрачная возможность вырваться из западни, а много ли человеку надобно для того, чтобы почувствовать себя счастливым? Их свидание тот вечер было покойным и счастливым. Грей и Урсула были веселы и беспечны, а в своих ласках влюблённые проявляли особую нежность. Надежда на лучшее зачастую бывает упоительней, чем его воплощение...
       Проводив Урсулу, Айвен не торопясь возвращался домой. Впервые за несколько прошедших недель, на душе у него было спокойно. Конечно, беспокоили мысли о дороге: от Города до Лондона путь не близкий, через несколько границ и сине море. Иттить тебе некуда, трудностей, сопровождавших в то время любое путешествие, и всяких дорожных грабителей Грей не боялся. Его тревожили дролины соплеменники, коих можно было встретить в любом европейском городе и, если в почтенной госпоже Грей они признают дочь Большого Якоба (или вообще, просто северянку!), путешествие молодожёнов в тот же миг закончится и начнётся другое: в мир теней. Смерти недавний учитель-ку не боялся, это умение приобретается на самых ранних ступенях обучения островной борьбе. Но, ядрёна вошь, он совсем не хотел в объятия к Костлявой, особливо сейчас! И, конечно, было жалковато несбывшихся мечтаний о титуле, поместье и родовом замке, по двору которого бегали бы наследники его будущих богатств, маленькие барончики Греи. Или маркизята... Ничё, Урсулка нарожает ему детишек и в Англии, и только от Айвена зависит, сколько и что они от него унаследуют.
       Беспокойные мысли гнали сон. Это в безоблачном прошлом Грей - в бытность его солдатом, контрабандистом, призовым борцом, не говоря уж об учителе гимнастики, засыпал в тот самый миг, когда голова его опускалась на подушку или что там её заменяло, - тёплый бок случайной подружки или дорожная котомка. Господин же советник второго класса ждал ночи если не со страхом, то с беспокойством, а впадал в недолгое забытьё исключительно после одного-двух кубков сдобренного ароматными успокаивающими травами горячего вина. А уж тут такие события! В общем, Айвен проворочался до рассвета, но так и не сомкнул толком глаз.
       В серый предутренний час, когда Грей пребывал между сновидением и явью, его посетило - многим знакомо подобное ощущение - некое прозрение. Это не было каким-то логическим выводом; Айвен увидел странную и невозможную картину. Перед его умственным взором одновременно предстали Урсула и Кончита. Дроля повторяла свой рассказ о размахивавшем ножом брате: "Я знаю, кричал он, что в Садах ты тайком встречаешься с южанином. Ну и что, орал он, размахивая кинжалом, что у вас не зашло пока слишком далеко". А рядом Рыжая, с неизменным стилетом в руке: "Смотри, петушок, не заигрывайся. С Кончитой Розетти такие шуточки не проходят! И если дело с этой северяночкой у тебя зайдёт слишком далеко, пеняй на себя...". Иттить тебе некуда! Грей сел в постели, широко раскрытыми глазами глядя в темноту. Как это он, голова два уха, раньше не обратил внимания? Эти два совершенно разных человека рассказывали об известном событии одними и теми же словами! Значит, один говорил словами другого. Но возможно ли, что Каспер поделился своим открытием о свиданиях сестры с совершенно незнакомой ему дамой, тем более, служащей СОВ? А вот Кончитка, с присущим ей коварством, могла! И это выражение, "зайти слишком далеко", могло ли оно быть произнесено полуобразованным Каспером? А вот Рыжая, когда не придуривается, говорит по-книжному. И потом: брат явно не знал имени человека, с которым встречается его сестра. Иначе бы обязательно назвал ненавистного ему Грея, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это сообразить. Значит, Рыжая, опасаясь, что Каспер зарежет Айвена, эту деталь умолчала. Кончита?! По всему выходило, она... Решила, мля, руками Каспера устранить из жизни Грея его Урсулу. Ну точно, сучья свора, а не баба!
       Ругнувшись, пусть даже и про себя, Грей по благоприобретённой привычке перекрестился, прошептав "Прости меня, Господи, грешного!". Религия, скромно топтавшаяся где-то на околице его мироощущения, незаметно, можно сказать, тихой сапой, вошла в жизнь господина советника. [Служба в бригаде горных пращников дала Грею возможность на своём опыте узнать, что такое "тихая сапа". Слово это французского происхождения и обозначает подкоп, который рыли для того, чтобы скрытно приблизиться к противнику или заложить под его укрепления пороховой заряд. Отсюда "сапёр".] Айвен начал регулярно посещать церковь после того, как в его жизни появилась Урсула. Толкнула его к этому поначалу полная безнадёжность на взаимность, а потом - страх потерять возлюбленную. Добавим, что служба у Герцога постоянно отягощала его совесть поступками, требовавшими регулярного отпущения грехов. Да и фортуна, на милость которой обладатель герцогского перстня не раз рассчитывал в своих рискованных эскападах, тоже зависела от горних сил...
       Зевая и почёсываясь, Айвен подошел к иконе своего святого, - Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Каждый божий день по всей Европе перед его иконой молились крещёные в честь Иоанна многочисленные Джоны, Джеки, Джованни, Жаны, Жуаны, Ианы, Иоганны, Йованы, Йоханнесы, Оуэны, Хуаны, Шоны, Яноши и Яны. Сказывают, свои Айвены есть даже в Казакии и на Востоке... Встав на колени, Грей в меру горячо помолился об успехе сегодняшнего предприятия. Может, и не шибко-то поможет, ядрёна вошь, но отчего ж не подстраховаться? Теперь можно было подкрепиться, и в дорогу!
       Как это обычно бывает, утром, когда Айвен неторопливо завтракал, ночные открытия и умозаключения уже не казались ему столь же убедительными, как в предрассветном полусне. Да и потом: теперь уже, всё равно. Всего делов-то: пересидеть пару-тройку недель, и тихо исчезнуть. День предстоял хлопотный, и господин советник откушали достаточно плотно: лёгкий бульон из говяжьего языка, сваренные в пиве с укропом, лавровым листом, кориандром и сливочным маслом раки, половинка жареного на углях цыплёнка и лепёшки с мёдом. В конце трапезы, подумав, Грей запил обильную снедь не как обычно, горячим вином, а памятным ему ещё с первой встречи с Герцогом амонтильядо: возможно, предстояла сшибка, и требовалось посильнее разогреть кровь. Дворцовые куранты пробили первую четверть девятого. Пора было в дорогу. Велев закладывать лошадей, Грей опоясался не форменной шпажонкой, а длинным и тяжёлым кавалерийским эспадроном. Прихватил и с некоторых пор неизменную эбеновую трость. Ну, как говорится, с Богом!
       Когда Айвен усаживался в карету, кучер сказал, что какой-то подозрительный тип вертелся тут вокруг и задавал разные вопросы, "да с подковыркой". Какие именно, повторить не смог: мол, слишком мудрёные, а с подковыркой потому, что получалось, он, кучер, должен рассказать, куда они поедут. Ощущая нарастающий гнев, Грей с деланным спокойствием поинтересовался, что же он, толстозадый боров, ответил? Оказалось, учинённая в прошлый раз порка положительное воздействие всё же возымела:
       - Как вы и приказывали, Ваша милость, отвечал уклончиво.
       - Точнее, милейший! Повтори дословно!
       - Говорил, "а пошёл ты на хрен!".
       - Молодец! Приедем, дам тебе на полведра пива. А не приметил, горец это был или горожанин?
       - Как не приметил? Очень даже приметил! Островитянин это был. Как есть, островитянин!
       Вот те на! Грей отчего-то решил для себя, что если северянин, то это - человек Каспера, если горожанин - "привет от Кончиты". А как прикажете понимать появление жителя островов, для которого одинаково были чужды и те, и другие? Возница, не дождавшись новых вопросов, тронул, направляя коней к зерновой бирже (в этом людном месте Айвен собирался взять наёмный экипаж). Грей между тем поразмыслив, решил предпринять дополнительные меры предосторожности, и велел поворачивать к замку. Там он вошёл в одни ворота, вышел из других, и уже пешком добрался до Биржевой площади. К девяти часам Айвен был на условленном месте. Примерно через час должна была появиться дроля. Сдерживая нетерпение, Грей рисовал себе картины райской жизни в Лондоне. Там, слышал он, за удачную коммерческую деятельность можно получить дворянство. Ну, не барон, не судьба... Что ж, сэр Айвен звучит тоже неплохо!
       С каждыми прошедшими пятнадцатью минутами его нетерпение нарастало. Наконец, пробило десять часов. Сейчас, вот, сейчас... Грей вскакивал каждый раз, когда в узком проулке, ведшем к месту встречи, появлялась женская фигура, и каждый раз разочарованно плюхался обратно на сидение. В четверть одиннадцатого он уже не мог усидеть на месте, и вышел из кареты, прохаживаясь туда и сюда. Злость на "копушу" сменилась беспокойством, которое стремительно перерастало в отчаяние. Он уже совсем было собрался идти в церковь Всех святых, когда увидел показавшуюся из-за угла Урсулу. Была она без вещей и шла как-то неуверенно. Умница какая, чтоб не задавали лишних вопросов, ничего с собой не взяла! Да он купит ей всё, что нужно. И даже больше! До чего же она бледненькая... Небось, малышка, натерпелась страху-то.
       По-хорошему, следовало бы дожидаться дролю в карете. Куда там! Грей бросился Урсуле навстречу. Она словно ждала этого, и упала в его раскрытые объятия. Айвен не сразу разглядел торчавший из бока невесты широкий нож в форме прыгающей рыси.

    33

       Будет ли разочарован читатель, если я не стану описывать то, как Айвен Грей пережил столь трагическое крушение своей любви и, как ему казалось, жизни? Да, жить не хотелось, и мысль о самоубийстве с регулярностью минутной стрелки, неизменно навещающей цифру двенадцать, постоянно приходила ему в голову; да, в разгар южноевропейского лета ему светило чёрное солнце, окрашивающее всё в траурный цвет днём, и кровавая луна, не позволявшая заснуть ночью; да, все былые проблемы и заботы казались мелкими и несущественными, а ранее пережитые беды чуть ли не подарками судьбы... Но хватит об этом. Три дня Грей не выходил из своего старого домика, и каждый волен представлять себе, как он провёл эти семьдесят два часа.
       Утром четвёртого дня личный тренер Его Высочества явился в своё "хозяйство" - благо приступившая к обязанностям хозяйки хаммама Кончита уже присылала узнать, когда он продолжит занятия с супругой и дочерьми Его Высочества. Что ж, спокон веков известно: лучшие лекари душевных ран - время и работа. Правда, существует ещё и месть, но воздаяние обидчику - это такое блюдо, которое, чтобы хорошо удастся, требует длительного приготовления...
       Грей был бледен и мрачен; меж его бровей залегла глубокая складка - раньше её не было; в остальном же Айвен ничем не отличался от себя обычного, и ничто больше не говорило, что он пережил глубокое горе. Нет, что ни говори, но долгий путь к высоким степеням владения островной борьбой, закаляет и преображает не только тело, но и душу! При встрече Кончита - сама скромность в простом строгом платье с белым воротничком, не нарумяненная и строго причёсанная - испытующе оглядела Грея с ног до головы. Задала естественный вопрос:
       - Где это ты пропадал?
       - Приболел, - болтать Айвену совсем не хотелось, тем более с этой... Степень её вины он ещё установит, но что она замазана в дерьме по уши, в этом Грей не сомневался.
       - Чем же, если не секрет?
       - Простыл.
       - В такую жару?
       - Бургундское пино со льда.
       - Что-то ты неразговорчив.
       - До сих пор побаливает горло.
       - Дай-ка я посмотрю! Ты же знаешь, я достаточно сильна в медицине.
       Кончита протянула ручки к его подбородку, но Айвен отскочил от неё, как чёрт от ладана. Последние сомнения исчезли: Айв оказался умнее, чем она думала. Похоже, они с девчонкой вычислили наблюдателей, которых Кончита приставила к горянке, что позволило Айву включить её в круг виновных в гибели сей вульгарной простушки, Урсулы Как-Её-Там. Подобное развитие событий не входило в планы капитана СОВ в мундире регент-фельдфебеля, и следовало срочно принять меры. Обычная женщина со стандартно-банальным мышлением попробовала бы для начала пустить слезу, но Кончита Розетти под определение "обычная" никак не подходила. Она скорбно покачала головой и задала тот единственный вопрос, который Грей никак не ожидал от неё услышать:
       - Небось думаешь, что я виновата в смерти твоей любушки, этого прелестного ребёнка Урсулы, дочери Большого Якоба?
       Айвен вздрогнул, как кулачный боец, пропустивший тяжёлый удар по печени. Столь прямо поставленный вопрос требовал такого же прямого ответа.
       - Да.
       - Но почему? Ты, наверно, не знаешь: я организовала наблюдение да девушкой - но не потому, что хотела ей навредить, нет! Просто, как всякой любящей и ревнивой женщине, мне хотелось застукать тебя с поличным и бросить в лицо обвинение в двуличии. И ничего больше! Каюсь, я задействовала агентов СОВ, но это говорит только о силе любви твоей Рыжей и степени её обиды. Кстати, мои люди засекли другую группу шпионов, неотступно следовавших за Урсулой, горцев и, как теперь стало понятным, послал их этот бандит, Каспер. Ну, будь умницей и рассуди, причём здесь я? Если я в чём-то и виновата, то в том, что слишком люблю тебя!
       Любому мужчине, услышавшему такое, не просто сохранить голову холодной. Грей попытался.
       - А как же объяснить, что Каспер с сестрой говорил теми же самым словами, что и ты со мной? Ну ладно, ты-то ученая, а этот горец? Он не мог так изъясняться! А значит, повторял за тобой.
       Да, Кончита действительно недооценивала ум своего петушка. Ничего, выкрутимся!
       - А как, дорогой мой инквизитор, изъяснялась с тобой его сестра?
       Айвен помрачнел.
       - Не напоминай. Она говорила, как, как... как Иоанн Златоуст!
       - Что ж, ты попал в точку. Или Урсула говорила тебе, что окончила коллеж святого Иоанна Златоуста, лучшее светское учебное заведение Города? Большой Якоб мог себе это позволить. И если брат использовал неподобающие слова, думаешь ли ты, что сестра повторила бы их тебе? К тому же - это чтоб ты знал! - тремя годами раньше тот же коллеж окончил и Каспер. Так что он был образованным малым, а совпадения моих и Урсулиных слов - чистая случайность. Мы, образованные люди, все говорим книжно и, потому, похоже. Это ты, иттить тебе некуда, неповторим и неподражаем. Мля.
       Айвен против воли улыбнулся. Да, с Рыжей не соскучишься, умеет излагать. Что ж получается, она действительно не при чём? Может, и так... Но Каспер-то точно, виновен. И при встрече он убьёт его, причём так, что тот сам будет просить не тянуть с последним ударом! На Грея снова накатила боль, и он не выдержал, закрыл на мгновение глаза. Ах, дроля, дроля... Воспользовавшись этим, Кончита неслышно встала (эта крупная женщина умела двигаться не только стремительно, но и беззвучно, как кошка), подошла сзади к Айвену, прижала его пылающую голову к своей объёмистой груди и шепнула:
       - Айв, я тебе искренне сочувствую. Благодаря тебе я тоже знаю, что значит потерять любовь. Я всегда буду рядом. - Грей открыл глаза. Рыжая уже стояла у двери. - Пойдемте, господин начальник, встречать высоких клиенток. Её высочество с дочерьми вот-вот прибудут.
       Самое время, дорогой читатель, рассказать, как были организованы занятия Герцогского семейства. Начнём с, выражаясь по-современному, "спортивной формы". Вообще, занятия гимнастикой подразумевают минимум одежды. В представлении людей того далёкого времени, применительно к женщине это означало нетяжёлое, но достаточно сковывающее движения длинное платье с рукавами ну и, сами понимаете, со всем необходимым под ним. [Среди этого "всего необходимого" был и прадедушка современного лифчика, первые образцы которого были запатентованы в 1889-1914 годах. В Средние века дамы носили нечто вроде древнеримского mamillare, эдакую кожаную штуку, стягивавшую грудь для того, чтобы патрицианки не походили на сисястых простолюдинок.] Разумеется, ходить без перчаток и простоволосой было немыслимо. Обычным головным убором знатных дам был эннен, знакомая нам по сказкам островерхая шляпа с вуалью, непременный аксессуар фей. Но на головах Герцогини и её дочерей, когда они приходили в "хозяйство Грея", были надеты столь же типичные для того времени плотные головные повязки, которые охватывали голову до бровей и закрывали подбородок. Поверх неё обычно надевали или круглую шляпу, называвшуюся шапель, или обруч. Шляпу, разумеется, во время занятия спортом, высокопоставленные клиентки Грея снимали.
       Нужно отдать должное Герцогу: идея заставить женщину, пусть даже и свою благоверную, заняться гимнастикой, была для той эпохи революционной. Максимум, что приличия позволяли патрицианке, это игра в серсо. Наиболее экстравагантные дамы еще и фехтовали, но это уже ближе к новому времени, на излёте Средних веков. Так что Герцог в сём вопросе определённо опережал время. И тем труднее Айвену было выполнить монаршее поручение, поскольку следовало соблюсти строгие правила приличия и еще более строгие нормы придворного этикета. Негоже было мужчине наблюдать за тем, как высокородная или, хотя бы, высокопоставленная дама задирает ноги и совершает массу других неподобающих её положению телодвижений. Выход из трудного положения был найден. В одном из двух смежных помещений занималась Её Высочество, в другом Грей показывал упражнения и отдавал команды. На пороге стояла Кончита, видевшая и тренера, и его монаршую ученицу. Она дублировала движения Айвена, которые старательно копировала и Герцогиня.
       С подростками-дочерьми было проще. Их черёд приходил после матери, когда Кончита уводила Герцогиню в хаммам на массаж и для принятия ванны. Сначала девушки безо всяких церемоний, которыми отягощалась работа с мамашей, обучались фехтовальным приёмам (Грею лишь запрещалось к ним прикасаться). Уже в то время были изобретены фехтовальные маски для лица; руки и торс защищались легкими кожаными "доспехами".
       Напоследок играли в шары. Цель игры состояла в том чтобы, бросая металлические шары, как можно ближе положить их рядом с маленьким деревянным шаром, который носил забавное название "кошонет", в переводе с французского - "поросенок". Герцогским дочкам она страшно нравилась - в отличие от фехтования. [Примечательный факт: игра сия была настолько популярна, что в XIV веке в ряде стран её пытались запретить как пустое времяпрепровождения, отвлекающее от полезных занятий фехтованием или стрельбой из лука.]
       Герцогские дочери нравились Грею. Они действительно были толстоваты, некрасивы и неуклюжи, но смешливы и незаносчивы. Если в начале каждого занятия они ещё старались держаться, как подобало настоящим дамам, то увлекшись, становились обыкновенными колченогими девчонками, хотя превращение в барышень было уже не за горами. Старшая, леди Диана, проявляла больше усердия в фехтовании, и нередко просила провести с ней несколько дополнительных схваток. Младшей, леди Анне, беспримерно удавались броски точнёхонько в кошонет.
       С Герцогиней было сложнее; если её высокомерие было ожидаемым и потому не задевало, то неожиданные знаки внимания, которыми эта перезрелая мадам одаривала вдруг время от времени своего тренера, были опасными. Ведь следовало сохранять с ней почтительно-дружеские отношения (не забывая о пропасти, отделявшей жену Герцога от наёмного тренера), и ни в коем разе не позволять им развиваться глубже. Иттить тебе некуда, не хватало ещё, в добавление ко всему, что свалилось Айвену на голову, заполучить во враги и её, и Его Высочество!
       Днём ещё было сносно. Дела, заботы. Айвену почти удавалось не думать и не вспоминать. Ночей же Грей боялся, пуще Страшного суда. Тет-а-тет с самим собою грозил безумием. Как-то так само вышло: не дождавшись сороковин, Грей пригласил Рыжую разделить с ним ужин...

    34

       Дел в Алмазной Компании у Грея в тот день не было Из дворца прислали сообщить, что Герцогиня занемогла и не изволит сегодня прийти. Девочки остались с матерью, так что у Айвена, в отсутствие Герцога, которого ждали со дня на день, неожиданно выдалось свободное время. Воспользовавшись отсутствием Урсулки, которая, после получения известия из дворца, моментально куда-то исчезла, Грей решил подбить бабки по дополнительным прибылям за прошедший квартал. Дело в том, что успешное выполнение ещё нескольких непростых заданий Его Высочества - о них мы не рассказываем по той простой причине, что поручения эти были настолько тайными, что даже мы никаких подробностей о них не знаем - принесло Айвену пару новых статей дохода.
       Герцог не любил раздавать "живые" деньги - и по скупости своей, и в силу маниакальной любви к секретности: мол, кто-нибудь начнёт интересоваться, за что такой-то получил из казны энную сумму? По злому умыслу или из праздного любопытства начнёт разнюхивать и ненароком раскопает что-нибудь эдакое, чего ему знать совершенно необязательно. К тому же всякие выплаты неминуемо оставляют следы в бухгалтерских документах, как их ни подчищай, а в памяти разных ничтожных счетоводов, тем более остаются навсегда, и даже передаются из поколения в поколение. Во избежание и в предупреждение, Его Высочество завёл иной порядок расчётов. Вот, взять хотя бы Грея. Официально он получал основной оклад содержания из кассы СОВ и дополнительный - хотя и больший - в Алмазной Компании. Столь же официально ему полагалась десятая часть каждого процента её прибыли. Плюс к этому - и уже секретно - в его карман капали деньги от всех выловленных рыбаками в море тунцов и найденных в лесу драгоценных шампиньонов. Распоряжением Герцога рыбаки и собиратели под страхом смерти должны были всю свою рыбу и все до единого грибы продавать оптом по фиксированной цене подставным купцам, представлявшим на самом деле господина советника Грея. Итог трёх месяцев радовал. Цифра была четырёхзначной, не хреново, мля!
       Спрятав в тайник записи и золото, Айвен от нечего делать пошёл в зал, поупражняться в петанк: не к лицу преподавателю проигрывать: леди Анна на удивление быстро превратилась в серьёзного противника. А на вид, мля, колода-колодой! Как говорил господин регент-капитан? Талант - как деньги: или есть, или нет... Мысли Грея, лениво бредя по своими прихотливым дорожкам, от младшей сестры незаметно перешли к старшей. Ядрёна вошь, похоже, Леди Диана пошла по стопам своей мамочки: тоже потихоньку начала заигрывать со своим тренером. Это было неопасно и даже забавно. Длинноносая толстушка - скорее всего неосознанно, следуя указаниям извечного бабского инстинкта - строила ему глазки, а когда Айвен разучивал приёмы или фехтовал с Анной, с самым глупым видом молча на него пялилась. Хорошо хоть, дурёха, рот не открывала! Несколько раз, будто забывшись, пожимала тренеру руку. Последней придумкой пятнадцатилетней козы было предпринять длинную, в несколько шагов атаку и, сделав последний выпад, якобы не удержаться на ногах и всем телом врезаться в Грея. Ладно бы была хорошенькая, как говорится, с нашим удовольствием! А то ведь страшна, как ночь перед казнью, и тяжёленькая, что твоя годовалая тёлка. Того и гляди, с ног сшибёт...
       Грей трижды подряд попал в "поросёнка", и решил, что на сегодня хватит. Громко хлопнул в ладоши. Появившемуся, как из-под земли нубийцу, приказал приготовить хаммам. Вернулся в свой закуток, громко именовавшийся "кабинетом" (вообще-то, в описываемую эпоху этим словом именовали огромный шкаф со множеством отделений и дверок, потайных ящичков, полок и полочек, откидывающимся столиком и всем прочим такого же типа). Поколебавшись, взялся за "Справку о финансовой деятельности АК", подготовленную его личным бухгалтером. Не к месту вспомнил господина регент-капитана, клеймившего нерадивых шуточкой: "Не могу стоять и смотреть, как другие работают. Хочется лечь...". Плюнул, и отправился греть кости в хаммам.
       Уже там, в сладкой истоме, когда он почти засыпал в клубах ароматного пара, Айвена неожиданно торкнула мысль, показавшаяся поначалу совершенно завиральной: а хрена лысого, мля, не жениться на Герцогской дочке? Такую, как покойная дроля, он уже никогда не встретит, это как пить дать. Что ж теперь, помирать из-за этого холостым? Диана, дурында толстомясая, в него, похоже, втюрилась по уши. Если ещё нет, то неужели он, опытный взрослый мужик, не сможет превратить её полудетскую влюблённость в настоящее чувство? Сыновей у Герцога нет, значит всё, что он оставит после себя, будет разделено между дочерьми. Причём у старшей, у Дианки, будет больше прав... Иттить тебе некуда, такие открываются возможности, дух захватывает!
       Ну, да, нужен Герцогу такой зятёк, держи карман шире! Небось, найдёт для девчонок женишков королевских кровей. Вон, все владетели Европы так или иначе связаны родственными узами... А захотят ли они брать в жёны дочь бывшего агента тайной полиции? Пусть даже и бывшего Герцога. А согласятся, так такое приданное возьмут, что оставят папочку без штанов! А мы не гордые, мы ломаться не будем...
       Идея сия настолько захватила Грея, что оставаться в хаммаме уже не хотелось. Отказавшись от массажа, он наскоро ополоснулся ледяной водой и велел подать к себе в "кабинет" охлаждённого белого вина (он по-прежнему предпочёл бы пива, но в своём нынешнем положении уже не мог себе позволить плебейского напитка). Потягивая любимое бургундское пино, Айвен прикидывал, может ли из его гениального матримониального плана получиться что-нибудь стоящее? Или - и это ещё в лучшем случае - пинком под зад и оревуар! Во всяком случае, торопиться нельзя, всё следует делать аккуратно. И, конечно, Диана должна сама уговорить отца, А он, Айвен Грей, как говорится, в этом деле ни ухом, ни рылом, не видел, не знал и не слышал. Но, будучи человеком дисциплинированным и ответственным, опять же, своим и проверенным, отказать Герцогу не сможет...
       Было и нечто, что Грей даже в своих сумасшедших мечтах не решался внятно сформулировать. Достаточно часто встречаясь с Герцогом, который не слишком трудился перед столь мизерной букашкой скрывать... нет, не мысли свои, а эмоции, Айвен понял чутьём, что тому не хочется, ох не хочется уступать своё место на троне. А это означало... Всё, стоп! Губу развёз, мечтатель хренов, Айвен Первый, мля! Но игра, иттить тебе некуда, стоила того, чтобы рискнуть головой! В дверь осторожно постучали. На раздражённый вопрос "кого там, на хрен, несёт?", появилось обеспокоено лицо нубийца. Это был непорядок: нарушать уединение хозяина было строжайше запрещено. Грей поморщился, не пытаясь скрыть неудовольствие:
       - Чего надо, болван?
       Приобретение второго класса и общение с себе подобными, не прошло для Айвена бесследно; в манере его поведения стало проявляться нечто, обозначавшееся в русском просторечном языке XIX века словом "ндрав". Пушок побледнел. Вообще-то, родители назвали нубийца Паитси, но Грей решил в своё время переименовать его: уж больно веселились высокородные клиенты, узнав, что огромного черного человека зовут Пушок.
       - Ваша милость, явились господин первый министр, и требуют вас к себе. Говорят, срочно...
       Новость в корне меняла дело. Пробурчав, "свободен пока, а то уж собирался тебе влить", Айвен торопливо накинул мундир и поспешил на зов: как-никак, его требовал к себе человек, который имел все шансы менее чем через пару лет стать очередным властителем! По дороге соображал, что к чему. С отъездом Герцога, первый министр резко потерял интерес к фехтованию, любовь к которому до того старательно имитировал, и аккуратно посещал "хозяйство" Айвена. Не слишком понятно было, какого хрена он сейчас припёрся. Стало тревожно. Грей не раз замечал, как вызванные на ковер чиновники и прочий служилый люд, вплоть до самых титулованных, в ожидании своего часа, потели в приёмной. До этого ему пока ещё было далековато, но неприятную влажность в районе подмышек - особенно досадную после недавнего хаммама - Айвен ощутил, и осерчал на себя. "Мать твою за ногу", - ругнулся и почувствовал: успокаивается.
       ...Утром того дня первый министр пережил настоящее прозрение. Обычно люди, его испытавшие, рассказывают о счастливом, порой судьбоносном озарении, объяснившем некую тайну или показавшем выход из трудного положения. В его случае было не совсем так, или даже совсем не так. Однако, по порядку.
       Всё шло вроде бы неплохо. Заговор против Герцога, который первый министр задумал и возглавил, начал понемногу приобретать конкретные очертания. Дочь Сибора согласилась со всеми условиями. Глава правительства лично переговорил с представителями некоторых старых аристократических родов - с теми, кому можно было доверять, и идея досрочного смещения нынешнего герцога нашла понимание. Этому в немалой степени способствовал и сам нынешний обладатель трона: судьба маркизата, отторгнутого у наследников старого РобИра в пользу казны, многих заставила задуматься. Может быть, не все они пока готовы к решительным действиям, но заговорщики будут благодарны, если те в решительный час проявят хотя бы бездействие.
       Поначалу главной бедой сторонников первого министра было то, что силой оружия они мало что могли сделать. Армейское офицерство, Легион и Служба Охраны Величества были на стороне Герцога. Им можно было противопоставить частично полицию, где глава правительства имел немало сторонников, а также Пограничную стражу и Таможенный корпус - обе эти службы по давней традиции подчинялись министру почты. Конечно, силы были несопоставимы, и приходилось рассчитывать на энергичность и неожиданность выступления. К сожалению, последняя оказалась под вопросом, что стало известным, благодаря всё тому же почтовому министру. В его ведении находился так называемый Тёмный кабинет, подразделение для перлюстрации писем. И, хотя во главе его стоял человек Лорана-В-Квадрате, сотрудниками были почтовые служащие. Стало быть, из некоторых намёков в письмах высоких чиновников стало понятно, что после смерти министра тюрем, появились подозрения, что некие силы внутри герцогства и за рубежом замышляют переворот. Пришлось пожертвовать безопасностью и ускорить подготовку. Казалось, успех был близок.
       И вот утром приходит письмо из Берна. Чёрт побери, восхитительное письмо! Под знамена Сиборговой дочери удалось собрать б?льшую часть дворян-эмигрантов. А это означало, что вместе с их слугами, домочадцами и прочими, в распоряжении комплотантов [от фр. le complot, заговор] оказывалось более тысячи шпаг! В самом конце брат сообщал, что любимый перстень его дорогой супруги, слава Богу, нашёлся. Тот самый, принадлежавший Карлу Великому. Несколько недель назад в их дом забрались воры, и похитили эту по-настоящему дорогую драгоценность, не польстившись ничем иным. "И вот теперь она нашлась. Представь себе: садовник выловил её из колодца, набирая воду для полива роз. Воистину, история столь же чудесная, как и с Поликратовой драгоценностью!" [Легенда гласит, что самосский тиран Поликрат, дабы проверить свою везучесть, бросил в море перстень, который нашёлся в рыбе, которую ему готовили на обед.]
       И вот тут-то на первого министра снизошло озарение. Нет, сначала было просто удивление: что за странные воры, ограничились только одной, пусть даже и самой ценной драгоценностью (которую к тому же, именно благодаря её уникальности трудно будет продать, ювелиры отлично знают, кому какие раритеты принадлежат). Раз приходили за этим перстнем, значит, кража задумана и организована знающими людьми. Но взять-то такой уникум могли только дилетанты! И только растяпы уронили бы его в колодец... Господи, да ведь перстень элементарно и надёжно спрятали! Чтобы придать операции видимость банальной кражи. Так, что искали в доме растяпы-брата? Как что, секретный шифр! Скопировали, понятное дело. Кто? Натурально, СОВ. Он погиб! Так, срочно вспомнить, что было в последних письмах брату и от брата... Кажется, ничего серьёзного, одни намёки. Боже, а то послание, которое он держит в руках? Первый министр буквально почувствовал, как над его головой вздымается топор палача. Конечно, он прав: только агенты СОВ могли пожертвовать перстнем понимая, что если его обнаружат у них, вся операция провалится. Впрочем, время у него есть: Герцог в отъезде, раз. Судьбу первого министра и будущего главы государства формально может решить только Совет баронов, два. Совету нужно будет представить убедительные доказательства, в том числе и того, что шифрованная переписка принадлежит первому министру, а не сфабрикована умельцами из СОВ. Это три. На всё про всё потребуется много времени, так что совсем уж паниковать не следует. Но что же делать? Причём энергично и решительно...
       И тут глава правительства вспомнил про личного тренера Его Высочества.

    35

       - Господин советник, заставляете себя ждать!
       - Ваше превосходительство не предупредили о своём приезде, - ответствовал с подобающим поклоном, но не оправдываясь а объясняя, Грей.
       Первый министр был готов вспылить, но поборол сей порыв: покамест ?н зависел от дерзословца, а не наоборот. Ничего, только бы выпутаться, а уж повод и возможность научить шельмеца почтительности найдётся! Тяжело вздохнув (Господи, скольких людей он уже записал в этот свой "синодик", дожить бы!), глава правительства неожиданно для Айвена сообщил:
       - Вот, - решил с вашего позволения заняться борьбою, и если у вас не намечено более неотложных дел, - глаза его при этом пыхнули таким огнём, что Грей тут же пожалел о проявленной им гордыне, - попрошу вас немедля начать первый урок.
       Айвен присел в глубоком придворном поклоне.
       - Как будет угодно вашему превосходительству!
       Для начала Грей, как он это всегда делал с новичками, дабы увлечь неофита, при ассистировании одного из своих помощников показал несколько наиболее эффектных приёмов. Затем рассказал об истории борьбы, её философии и перечислил основные требования к физической форме занимающегося (умение делать растяжку, координация и прочее). К исходу первого получаса, аккурат к тому моменту, когда все служащие Грея узнали, что к ним прибыл первый министр, и увидели его в зале для борьбы, высокий ученик счёл, что для оправдания его встречи с личным тренером Герцога сделано достаточно. Сделав вид, что подвернул ногу, он не очень естественно захромал и позволил отвести себя в "кабинет" для массажа, где наконец-то удалось уединиться. Айвен, обмануть которого несуществующей травмой не удалось, насторожился. Иттить тебе некуда, начиналось самое интересное!
       Первый министр выдержал некоторую паузу и непонятно поинтересовался:
       - Переживаете?
       - О чём вы, Ваше превосходительство? - втирая в полноватую бабскую щиколотку своего пациента ароматную мазь, несколько растерянно переспросил Айвен.
       - О смерти вашей возлюбленной, дочери покойного Большого Якоба.
       Грей вздрогнул как от удара ската: однажды он наступил в мутной воде на эту дьявольскую рыбину. Откуда, мать его раз так и раз эдак, он знает про Урсулу? Министр, прекрасно понимая, что твориться у Айвена в голове, снисходительно начал объяснять:
       - Первый министр, юноша, по должности обязан знать обо всём, что происходит в герцогстве... - в этом обращении, "юноша", был особый изыск, поскольку он был максимум на пятнадцать старше далеко не мальчика Грея. - Именно поэтому со мною по всем вопросам советуется Его Высочество как, разумеется, и я с ним...
       Первый министр сказал ровно столько, сколько следовало сказать для начала, после чего замолк. Его собеседник не мог не проглотить наживку что, собственно, тут же и произошло.
       - Н-не понял, Ваше превосходительство, какое касательство к смерти Ур... дочери Большого Якоба имеет господин Герцог?
       - А вы до сих пор не поняли, мой бедный друг? Эх, молодо-зелено... Его Высочеству не нравилось, что его ближайший помощник, на которого он возлагал - до того, как узнал об этом - большие надежды, якшается с Северным братством. Как вы знаете или, может, пока ещё не знаете, у нас с горцами довольно сложные отношения, не дружба и не вражда, не война, но и не мир. Герцог не мог допустить, чтобы человек из его ближнего круга был связан с северянами какими-то личными отношениями. Он советовался со мною, я отговаривал его от крайних мер, но... Вы же знаете характер Его Высочества. Он убрал девушку руками её брата, и вся недолга.
       Первый министр, разумеется, лгал. Информацию об убийстве возлюбленной советника второго класса Грея он получил от свояка, начальника полиции Города - хоть эта служба и не могла соперничать с СОВ - возможности не те! - но работать тоже умела. Остальное же было достаточно просто домыслить или измыслить, как хотите, причём более чем правдоподобно - при его-то знаниях тонкостей внутренней политики и характера Герцога! Самое интересное, что первый министр угадал почти всё, за исключением роли, сыгранной в описываемом деле Кончитой. Но он был всего лишь политиком, а не ясновидцем, да и детали в данном случае его не интересовали...
       Это был, как сказали бы современные преферансисты, неловленный мизер: проверить или опровергнуть слова министра Айвен не имел ни малейшей возможности; ему оставалось только поверить или не поверить. Вынужден констатировать, что Грей без особого труда поверил, ибо он давно уже не был наивным горожанином-преподавателем гимнастики: минувший год многому научил Айвена, лишил иллюзий, а присущие ему от рождения здравый житейский ум и простонародную хитринку превратил в глубочайший цинизм. Главным приобретением господина советника на этом пути стала способность изначально верить в худшее, о человеке ли шла речь, или о событиях, Причём, как показывал немалый уже опыт, действительность, как правило, почти всегда оказывалась отвратительнее и страшнее самой мерзкой и кошмарной фантазии. Впрочем, что ж тут удивляться: тёмное и грубое Средневековье...
       И грудничку, мля, понятно, что попервости Грей опупел: как же так, ядрёна вошь? Чем Герцогу могла помешать его любовь к Урсуле, его несостоявшееся семейное счастье? На мгновение захотелось повеситься. Затем, натурально, его обуяли ненависть/злость и обида. Иттить тебе некуда, да за это убить мало! Ах, как жаль, что Герцог сейчас на побережье... Описанные эмоции и побуждения хорошо читались на обычно бесстрастном лице мастера островной борьбы, и первый министр с удовольствием и интересом читал им самим написанную миниатюру. "Дочитав" до конца, произнёс очередную загадочную фразу:
       - Да, они трудно сочетаются друг с другом...
       Айвен, давно бросивший массаж, но продолжавший сидеть перед своим клиентом на маленькой табуреточке, непонимающе поднял глаза. Звук голоса доходил до него как бы сквозь вату, но Грей не постигал смысла услышанных слов. Переспросил:
       - Вы что-то сказали? - затем сказалась благоприобретённая привычка, и он добавил: - ... Ваше превосходительство?
       - Говорю, в некоторых ситуациях кодекс чести порядочного человека - скажем, того, чью невесту подло убили - плохо сочетается с его святой обязанностью верой, правдой и животом своим служить сидящему на троне властителю. Не так ли?
       Грей лишь скрипнул зубами. Глядя на его покрытое потом лицо и скрюченные пальцы - как будто тот душил невидимую жертву - первый министр поёжился. Однако же всё происходило именно так, как он и надеялся, поэтому глава правительства поторопился закрепиться на завоёванных рубежах.
       - Христианская мораль и предписываемое нам церковью поведение, противоречат ветхозаветному правилу "око за око, зуб за зуб". Но ведь Ветхий Завет является составной частью нашей святой Библии, не так ли? Приняв сей факт во внимание, думающий человек вправе задаться вопросом, а так ли уж порочна святая месть?
       ...Его превосходительство сознательно лукавил. Выпускнику, кстати сказать, иезуитского коллежа, господину первому министру, в отличие от полуобразованного борца, было отлично известно, что приведённая им формулировка из книги Левит, третьей части Пятикнижия Моисеева, отнюдь не узаконивала личную месть как таковую. Она являлась принципиальной установкой, руководящим принципом для древнееврейских судей и, в конечном итоге, призвана была остановить страшную круговерть вендетты, бушевавшей в древней Иудее ничуть не меньше, чем где-нибудь на Корсике. ["19. Кто сделает повреждение на теле ближнего своего, тому должно сделать то же, что он сделал:
       20. перелом за перелом, око за око, зуб за зуб;"] Впрочем, для старого солдата, каковым был Грей, прошедшего каторгу, имевшего за спиной опыт и контрабандиста, и дорожного грабителя, ссылки на Библию для отправления личной мести не имели никакого значения, здесь первый министр перестарался. Но он ведь пребывал в том положении, когда ничто не слишком. И потом: ему требовалось направлять ход мыслей Айвена в нужном направлении.
       - Вас не интересует, Грей, для чего я рассказал, как и почему умерла ваша бедная возлюбленная?
       Айвен быстро взглянул на министра: именно над этим он в тот самый момент и размышлял. Иттить тебе некуда, глава правительства, похоже, читал мысли с такой же лёгкостью, что и Герцог! Вопрос не требовал ответа, но промолчать было бы не политесно.
       - Да, Ваше превосходительство.
       Наступал ответственный момент, и первый министр невольно напрягся. Внешне, впрочем, это никак не проявилось. Он по-прежнему светился печальной улыбкой сострадания.
       - Видите ли, мой бедный друг, в своё время меня постигла та же беда, что и вас: из-за Герцога я потерял возлюбленную... - не раскрывать же, в самом деле, свои карты перед этим ничтожеством! - Подробности вам знать ни к чему, но они не менее ужасны и драматичны, чем обстоятельства вашей беды. Вот я и хотел бы, в наших обоюдных интересах, совершить акт возмездия, где исполнителем будет вы, а я - мозговым центром нашей совместной операции и её страховкой на случай затруднений. Как вы полагаете, нам есть что обсудить?
       Эмоции Айвен научился обуздывать ещё в первые дни своего ученичества на Островах - учитель-су именно с этого начал свои наставления. Первый шок, который Грей испытал, услышав рассказ первого министра начал проходить. Только что заданный вопрос пробудил его природную осторожность, подкреплённую опытом, которого Айвен поднабрался на государевой службе. Будучи не в силах ответить "нет", он не хотел говорить "да". Грей выбрал нейтральное "что вы можете, Ваше превосходительство, мне предложить?".
       Некто, страстно желающий услышать что-то, зачастую желаемое и слышит. В такие минуты человек, как тонко подметил Александр Пушкин, "сам обманываться рад!". Вот и первый министр воспринял вопрос Айвена, как согласие. Удовлетворённо вздохнув, он покровительственно улыбнулся и немедленно перешёл на "ты".
       - Я не раз видел, как Герцог после хаммама выпивал вместе с тобою свой неизменный стаканчик разбавленного вина. Я дам тебе кое-какое волшебное средство, которое надо будет растворить в чаше Его Высочества... и всё. Сей чудодейственный бальзам не имеет ни вкуса, ни запаха, его следов не обнаружит ни один алхимик, не говоря уж о лекарях. Тебе нечего бояться, я говорю правду: мне совершенно не нужно, чтобы ты попал в руки умельцев из СОВ, где неминуемо заговоришь. Но не волнуйся, тебя никто не заподозрит, зато твоя возлюбленная будет отомщена! Конечно, её не вернёшь. Но, став после смерти нашего общего врага герцогом, я отблагодарю тебя так, чтобы это хоть отчасти сгладило твои страдания. Считай, что патенты на титул и высокую придворную должность у тебя в кармане. Согласен?
       Глава правительства ел Грея глазами. Тот непонятно качнул головой и задумался. Если он откажется, придётся повторить попытку; коли и она будет безуспешной, борца придётся безотлагательно убирать: лучше оправдываться за убийство по неосторожности безродного чиновника, чем отвечать за заговор и государственную измену. В случае немедленного согласия, первый министр будет вправе заподозрить Грея в глупости или хитрости. Но уж глупцом-то советник, сумевший стать доверенным лицом Герцога, точно быть не мог. Значит, это будет означать, что он начинает свою игру...
       Однако к облегчению первого министра Айвен ответил наиболее естественным для той ситуации образом:
       - Мне надо подумать, Ваше превосходительство. Всё это так неожиданно...
       - Подумай. Но имей в виду следующее. Если тебе дорога твоя молодая жизнь, не вздумай бежать и докладывать о нашей беседе своему хозяину. Я заявлю, что ты всё придумываешь с целью выслужиться. Прикинь, кому из нас поверят? Бездоказательные обвинения в адрес второго человека в герцогстве, так просто тебе не сойдут. Я буду преследовать тебя, и я тебя уничтожу - а возможности первого министра ты знаешь. Та же участь тебя ожидает и в случае, если решишь просто тихо отсидеться и ничего не делать: носители такой тайны опасны сами по себе, собираются они стать доносчиками, или нет. Ну и, конечно, тебе не удастся банально сбежать - за этим проследят мои люди в полиции. А теперь думай. Много времени дать тебе не могу и не хочу. Следующее занятие у нас через три дня. Так что...

    36

       Гонцы, посланные слишком поздно, опоздали. Герцог не успел чуть-чуть: в тот самый момент, когда его взмыленные кони проносились сквозь ворота замка, большой колокол возвестил о кончине Герцогини. От лёгкого недомогания до вызвавшей у врачей опасения хворости прошло чуть больше суток, затем началась мучительная агония, длившаяся пару часов, так что бедняжка после соборования не успела даже причаститься.
       Государь стремительно шагал по длинной анфиладе, начинавшейся от парадной лестницы и ведшей вглубь замка. За ним, отчаянно стараясь не отстать, семенил лейб-медик Шарпантье. Поспевать на коротких ножках за Его Высочеством, при этом нести объёмистое пузцо и одновременно говорить было трудно, поэтому лекарь задыхался, и речь его была прерывистой.
       - Первый раз... за всё время... что я практикую... наблюдал такую... стремительную смерть от... грудной жабы!
       - Других причин быть не может? Когда я уезжал месяц назад, Герцогиня была совершенно здорова! Может быть, её... сглазили? Или она съела что-нибудь не то?
       - Исключено! Это... сердце! Какое... горе!
       Наконец, дошли. Из дверей пахнуло запахами лекарств и елея. Оттолкнув толпившихся вокруг смертного одра монахов и священников, Герцог рухнул на колени и глухо зарыдал. Челядь, уважая горе властителя, неслышно покинула спальню.
       На отпевание собрался весь Город. Само собой, приехали владетельные сеньоры из провинции, вожди северян и островная знать. Герцог с чёрным лицом сидел около гроба и, казалось, никого и ничего вокруг не замечал. Грей, как ему и полагалось по чину, занимал место в одном из последних рядов. Заупокойная служба создавала неплохой фон для размышлений. А подумать было о чём! Заканчивался второй из трёх, отпущенных первым министром Грею на размышление, дней. С другой стороны, мозгой мля, раскидывай не раскидывай, толку мало. Ситуация в точности, как в присказке господина регент-капитана: размышлял петух-мудрец: лучше в суп иль в холодец?
       ...Когда Грей охолонул и привёл мысли в порядок, его первоначальный порыв растаял без следа. Если даже инициатором убийства дроли был Герцог (а похоже, так), то какой смысл его убивать? Чтобы порадовать первого министра? Или чтобы повеселить горожан зрелищем собственного четвертования (а то и смерти в объятиях нюрнбергской железной девы, свят, свят!)? Ну, помстится он, а что дальше? Надежды на титул и денежки, вложенные в дело и другие, ещё не заработанные, тю-тю, нету их! И сумасшедшая мечта о руке мадам Дианы туда же, коту под хвост! И вообще, положа руку на сердце: нужна ли была ему в жёны северянка и все те неприятности, которыми грозила эта свадьбы? С мадам, конечно, вряд ли что получится, но подходящую партию при титуле и при деньгах найти не трудно. Герцог, можно сказать, как строгий отец, желающий своему отпрыску лучшего, разлучил Айвена с неровнёй. А что столь жестоким способом - что ж, как умеет...
       Настучать Его Высочеству на главу правительства? Отговорится ведь, хитрый лис! [Не забудем, что Айвен не знал о подковёрной борьбе первых лиц герцогства!] Потом они помирятся, это как пить дать, а крайним будет он, Грей. Можно не сомневаться, такую пешку Герцог отдаст не задумываясь, даже не считая за жертву! Отказаться? Сделать вид, что разговора не было? Не пройдёт-с: тут уж или "да" или... Его превосходительство выбора не оставил. Очень убедительно, мля, всё объяснил, разве что, на пальцах не показал. Что ж, семь бед, один ответ; попробуем всё же для интереса сделать ноги. Как говаривал Одноухий Джонс, английский шкипер (в бытность свою контрабандистом Айвен провернул с ним некое выгодное дельце), "as well be hanged for a sheep as for a lamb": вроде того, что один хрен, за что повесят, за овцу или за ягнёнка - если по-нашему. Удастся смыться - хорошо, не пройдёт номер - хоть не будет Грей себя перед смертью корить, что не пытался спастись...
       Служба закончилась. Гроб начали выносить, и публика тихонько двинулась следом. Увидев Грея, Герцог знаком подозвал его к себе.
       - Что-то я не заметил среди прощавшихся де Брие, - брюзгливо сообщил он. - Что, твой коллега действительно не соизволил прийти?
       - Я его тоже не видел, Ваше Высочество.
       - Хорош гусь, нечего сказать! Слушай, контрабандист, после похорон езжай в Алмазную Компанию и жди меня там. Получишь инструкции: тебе придётся сегодня же отправиться в Нижние провинции. Заодно узнаем, чем же таким неотложным заняты их милость, господин маркиз де Брие!
       Идя за Герцогом, Грей перехватил несколько обращённых на него недоумённых взглядов. Иттить тебе некуда, он потерял контроль за своим лицом и просто светился от радости! С трудом принял скорбный вид. Оказавшись в глубине кареты, радостно улыбнулся и перекрестился: ангел-хранитель изобретательно пришёл к нему на помощь, избавив от необходимости давать наутро ответ первому министру, и отправив вместо этого за границу. А из Амстердама или какого-нибудь Антверпена он и не подумает возвращаться в Город, хрен-то они угадали!
       Ожидание Герцога не затянулось: похоже, в Компанию он поехал прямо с похорон. Руководство АК встречало Его Высочество с обнажёнными головами, у входа. Милостиво кивнув Грею и его личному бухгалтеру (на самом деле тот был доверенным счетоводом главы компании, то есть Герцога), последний пригласил их немедля пройти в его кабинет. Проходя мимо де Брие, Герцог, не глядя на него, предложил маркизу отправиться к себе и придумать уважительную причину, почему его не было в храме. Уж на что Айвену де Брие был не симпатичен, и то в нём шевельнулась жалость: судя по выпученным глазам и красной роже, ещё чуть-чуть, и господина советника первого класса хватит удар. Что ж, умение не заноситься - талант, и даден он немногим; отсутствие его рано или поздно проявляется и, как правило, сей момент совпадает с закатом карьеры...
       ...Представьте себе, читатель: вам грозит неминуемая и грозная опасность, но судьба милостиво указывает путь, как избежать неприятностей и выйти сухим из воды. Вы бурно радуетесь, переводите дух, вытираете со лба пот, строите радужные планы и неожиданно обнаруживаете, что путь к спасению оказывается тупиком. Примерно такой же афронт пережил и Грей, когда узнал о сути своего амстердамского поручения.
       Точнее говоря, мля, это был даже не афронт, а серпом по... пальцам. Сначала Грей вообще не понял, что к чему. Судите сами, братцы мои. Самолично заперев дверь (как будто кто-то дерзнул бы войти без приглашения в его кабинет!), Герцог достал из объёмистого кармана, расположенного с внутренней стороны полы кафтана, увесистый мешочек, эдак с немаленькую репу. Развязал тесёмочку и небрежно высыпал на столешницу россыпь крупных бесцветных алмазов.
       - Нравятся? - спросил он у Айвена, небрежно перебирая адаманты пальцами.
       Тот поднял брови.
       - Разве такое не может не нравиться?
       - Молодец, соображаешь что к чему! Однако не следует отвечать вопросом на вопрос, по крайней мере, когда разговариваешь со мною. Ладно, огранить тебя время ещё будет, а теперь к делу... Вот эти самые камешки ты должен будешь отвезти в Амстердам, передать купцу Блюму (ты уже наслышан о нём) и получить денежки. Торговаться не надо, сумма уже оговорена. Да я и не доверил бы тебе это дело: ты разбираешься в торговле, как морской ёж в трюфелях! Бухгалтер поедет с тобой, качество денег и правильность суммы - на нём. Полученные деньги отвезёшь в Павию (это в Ломбардии), банкиру Мадзини и положишь на мой личный счёт. Само собой, и там, и там, получишь расписку. Обо всей этой операции никому ни слова, угрожать не буду, но замок на языке гарантирует сохранение головы на плечах. Ну и, конечно, честность и верная служба вознаграждаются: получишь пятьсот венецианских цехинов, половину сейчас, половину по возвращении. Что-нибудь не понятно?
       - Но государь, с такой огромной суммой вдвоём через пол-Европы...
       - А кто тебе сказал, что вдвоём? Вас будет семеро (это если тебя считать за одного, а следовало бы, минимум за пятерых!). Ты, бухгалтер и пятеро офицеров СОВ. Ты будешь следить за счетоводом, тот - за тобой, а "совы" за вами обоими и друг за другом. Таким образом, сговориться не получится ни у кого, и камешки целёхонькими приедут в Амстердам, денежки - ломбардцу Мадзини, а вы все семеро прибудете в Город, и никто не потеряется по дороге. Камни в Срединные земли повезёшь ты, деньги в Ломбардию - счетовод, расписку от банкира - снова ты. На всё про всё отпускаю десять дней. Ещё вопросы есть? Нет? Хорошо, отъезд через два часа.
       Совершенно оглушённый, Грей отправился за нехитрым своим багажом. Его в качестве почётного эскорта (или конвоя, понять было трудно) сопровождали те самые пятеро "сов", которые по приказу Герцога должны были разделить его путешествие. Это, мля, называется, везёт, как утопленнику: в такой компании, которую герцог собрал для путешествия, не забалуешь и, уж тем более, не слиняешь по дороге. Иттить тебе некуда! По ходу дела у него появились ещё кое-какие мысли, но Айвен отложил их на потом: в тот момент ни о чём, кроме крушения своих надежд, Грей думать не мог. Правда, и не предавался совсем уж греху отчаяния: не приучен.
       Плаванье на парусном судне при устойчивом попутном ветре удивляет сухопутного человека: корабль движется со скоростью ветра, и поэтому на палубе - как бы ни был свеж бриз - относительное безветрие. Впрочем, Грей не был новичком - в отличие от "сов", вышедших в море впервые и отчаянно страдавших от морской болезни. Прислушиваясь к явственно слышимому клокотанию рассекаемой форштевнем воды, Айвен прикидывал, как бы использовать то благоприятное обстоятельство, что пятерым позеленевшим офицерам Службы Охраны Величества было не до окружающих: собственные страдания поглощали всё их внимание без остатка. Впрочем, толку от этого - с точки зрения побега - было немного: учитель-су, даже умея останавливать время, не был способен ходить по воде аки посуху. К тому же капитан вскоре применил к "совам" жестокий, но действенный метод лечения. Налив бедолагам по полной чаше aqua vitae, он велел им выпить этот al cohol не отрываясь, что называется, одним глотком. Иттить тебе некуда, "совы" тут же наперегонки кинулись к борту, и с нечеловеческими завываниями принялись травить всё, что ещё оставалось в их желудках. Дождавшись, когда эти сухопутные крысы опорожнятся, кэп повторил процедуру. На сей раз "совы" быстро угомонились, попадали один за другим, а проснувшись, позабыли о морской болезни. Вот бы, мля, и Грею так же радикально избавиться от своих проблем!
       В виду Амстердама, под вечер, произошло знаменательное событие. Весь день моросил мелкий, едва заметный дождь, способный, тем не менее, быстро промочить до нитки. Такая погода установилась сразу же, как только вошли в Немецкое море. (Помощник капитана, уроженец Дельфта, говорил по этому поводу, что на всем протяжении северной части Срединных земель от Гронингена вплоть до окрестностей Брюсселя, в год случается всего около пятидесяти солнечных дней, за что эту местность называют "ночным горшком Европы", а голландцы шутят, что если дождь не идёт, значит он только что кончился или вот-вот начнётся). Так вот, Герцогский счетовод (между прочим, советник первого класса!) пригласил Грея к себе в каюту скоротать время и согреться за кружечкой горячего глинтвейна. Иттить тебе некуда, для такой погоды приглашеньице хоть куда! Глинтвейн, известный еще со времён Древнего Рима, готовился по старому доброму швабскому рецепту: кларет, обычные специи и трава галангал. Новомодным было добавление коньяка - напитка, совершенно случайно изобретённого во времена Столетней войны: отступая, французы закопали - чтобы те не достались врагу - бочки с дорогущим в ту эпоху spiritus vini, которые вырыли только через несколько лет...
       Глинтвейн черпали из нехилого оловянного бочонка, под которым тлели кипарисовые веточки, сохранявшие напиток горячим, и наполнявшие каюту ароматным дымком. Когда ковш начал уже скрести по дну этого сосуда радости, счетовод небрежно, глядя куда-то в сторону поинтересовался, что Грей собирается делать, получив плату за камешки.
       - Как что? - изумился тот. - Везти денежки в Ломбардию.
       - Разумно ли это? Ведь рядом Англия, где с такими деньжищами нас всегда примут и никогда не выдадут Герцогу...

    37

       Айвен надолго задумался. Потом сделал огромный глоток, бросив на собеседника быстрый взгляд поверх кружки. Тот, казалось, всецело был поглощён выбором подходящей изюмины, достойной того, чтобы быть отправленной в рот. Однако, хитрый клоп, косячка на Грея исподтишка давил! Что это, новый подарок судьбы или очередная проверка? Ох, ядрёна вошь, не верилось что-то Айвену в то, что личный счетовод Герцога вот так запросто решится на предательство. Что ж, проверим: Айвен решил сделать вид, что "повёлся" на его предложение.
       - А как же пять человек охраны?
       Счетовод, до того напряжённый, заметно расслабился. Усмехнулся.
       - Этим достаточно сунуть по сотне цехинов, и они нас "прошляпят". Дадим всей пятёрке сонного порошка, у меня имеется запасец. Они его примут на ночь, и вся команда даже под пыткой подтвердит, что когда мы с вами пропали, они не смогли добудиться доблестных офицеров СОВ. Мол, не в себе были, хотя и не пьяные. А "совы" расскажут, что их коварно усыпили, и предъявят остатки томатного супа со следами моего зелья...
       Изложенный план никуда не годился хотя бы потому, что офицеры Службы никогда не оценили бы свои жизни и карьеры в сто цехинов, венецианских или генуэзских. Всё было, что называется, шито белыми нитками, и явно сочинено наспех, если не экспромтом. Подобные дела таким образом не готовятся. Значит - проверка. Интересно, она задумана Герцогом или счетовод развлекается на свой страх и риск? Ладно, хошь посмотреть буффонаду - мы это устроим...
       Грей сделал ещё один добрый глоток, допив до конца: глинтвейна было жаль, а кружка ему понадобится пустой. Заговорщицки подмигнул счетоводу (мол, хитр? придумано) и потянулся к бочонку. Словно увидев в нём нечто постороннее, удивлённо вопросил: "что это там?", а когда его сотрапезник в свою очередь сунул нос в остатки напитка, хорошенько приложился ему по темечку кружкою (между прочим, тоже оловянною). На совесть связав господина советника первого класса, уселся напротив и стал дожидаться, когда тот очухается.
       Ждать пришлось недолго: удар был не сильный, поскольку в планы Айвена никак не входило калечить "личного бухгалтера". В конце концов, если тому удастся доказать своё чистосердечие, ничто не мешало извиниться, и совместно придумать более реальный план отрыва от пятёрки "сов". Счетовод застонал, на миг открыл глаза, снова закрыл и помотал головой. Болезненно сморщился. Проморгавшись, без особой любви исподлобья посмотрел на Грея.
       Меж тем Грей молча вывалил из тарелки изюм, заменив его едва рдевшими угольками кипариса. Подул, те засияли ярче. Удовлетворённо кивнул и адресовал счетоводу страшную улыбку.
       - Я буду, дружочек, по одному ссыпАть их тебе за шиворот, пока не расскажешь, с кем из "сов" ты сговорился (без помощника "усыпить" их никак не получится). Потом вместе с сообщником отправишься в карцер, где посидишь до приезда в Город. А Герцога я завтра же, как только ступлю на землю, извещу о твоём предательстве по почте. Ну что, начнём "горячую беседу", или так расскажешь?
       - У меня...на шее...ключик... - счетовод говорил отрывисто и хрипло.
       - От твоего языка?
       - От шкатулки, что стоит на столике около иллюминатора. Открой...и прочти бумагу, что лежит на самом верху.
       Сказано - сделано. Перед взором Грея предстал нижеследующий любопытный текст: "То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства". Далее следовали дата (день отплытия в Амстердам) и подпись Герцога. У Айвена появилось смутное чувство, что он уже когда-то читал эти строчки, но углубляться в пустые изыскания было, как говорится, не время и не место.
       - Объяснитесь! - потребовал он у счетовода, сочтя возможным перейти на "вы". Тот прокашлялся.
       - Извольте меня развязать! В таком виде я не намерен вести разговор.
       - Ещё чего! И это не разговор, а допрос. Я должен понять, предатель вы или кто?
       Счетовод сдался. Подарив ещё один "любящий" взгляд, заговорил. Вернее, закаркал - настолько его душила злоба.
       - Его Высочество предупреждал меня, что вы упрямец... Сей документ, можно сказать, доверенность, он передал мне со словами: "Я проверял Грея на смелость, преданность и сообразительность. Проверки большими деньгами он ещё не проходил. При случае, устройте ему и этот экзамен". Всё ясно?
       - Всё, да не всё! - буркнул Грей, разрезал путы господина советника первого класса, и вышел из каюты, громко хлопнув дверью.
       Дурацкую эту историю можно было бы забыть, плюнуть и растереть, но! Иттить тебе некуда, получив кружкой по черепушке, счетовод обиделся, и стал чрезвычайно подозрительным: старался, кошачья рвота, нарыть хучь какой материалец для доноса - помститься. В итоге, и так достаточно ничтожный шанс смыться, становился совсем уж иллюзорным.
       Сами рассудите, братцы мои. Где-то на подъезде к Павии Айвену в голову пришла сногсшибательная мысль: хрен с ними, с деньгами, отрываться следует налегке. Ежели монеты будут у счетовода, то советник потеряет всякий интерес к Грею, а "совы" - тем более, они во все глаза будут смотреть исключительно за хранителем казны. Разумно? Хрена лысого! В Павии, когда вся компания, уже без двух тяжеленных мешочков с золотом вышла из дома-крепости банкира Мадзини, Грей сообщил, что собирается пойти помолиться в базилике Сан Микеле Маджоре. Мол, занемог и хочет попросить здоровья у архангела Михаила, святое же дело, мля! И сугубо личное, кстати сказать. Так этот клоп вонючий, счетовод, мля, отрядил с Айвеном аж трёх "сов". Дескать, для безопасности. На резонное замечание Грея, что он и сам способен себя защитить, тот ответил, что его заботит безопасность расписки, а не господина советника второго класса. При этом, пенёк обписанный, отказался на время принять драгоценную расписку: "не нам, милостивый государь, отменять приказы Его Высочества".
       Вот так и получилось, что Грей вместе со всеми вернулся в Геную, где их ожидал корабль, и отплыл домой. Из Генуи в герцогство идти морем всего ничего, и дорога заняла времени как раз, чтобы крепенько воспечалиться о бездарно растраченной жизни, стремительно катившейся к безвременному завершению. Впрочем, оставалась надежда пожалиться Герцогу: чем чёрт не шутит, пока Бог спит: может, и возьмёт он под своё крыло верного тренера. А то еще и отблагодарит...
       Вот так, добравшись в мыслях до Его Высочества, Грей неожиданно осознал: ё-моё, только что, и не без его, Айвенова споспешествования, Герцог украл из казны немалую сумму денег и положил за границей в банк на своё имя. Конечно, он - монарх, и казна как бы его собственность... Но через пару лет Совет баронов может и должен избрать нового главу государства, и тогда... что? Получается, Герцог - не чист на руку, да что там: всем ворам вор! Неожиданно вспомнился разговор с Герцогом, когда речь зашла о воровстве чиновников, и тот сказал: "Ты уже большой мальчик, должен понимать: это только родители да педели сами могут позволять себе то, чего не разрешают детям и школярам". Тогда Айвен ничего не понял, но теперь у него открылись глаза. Иттить тебе некуда: воруя по-крупному, Его Высочество вынужден был закрывать глаза на подворовывание своих людей! Действительно, что бы произошло, начни он воевать с мздоимством и казнокрадством? Любой из этой камарильи мог бы прилюдно сказать: "Ваше Высочество, подойдите к зеркалу, и поищите там главного расхитителя!".
       Отчего-то засосало под ложечкой. Ещё не осознав, в чём дело, Грей напрягся. Борец привык доверять своей интуиции (в бытность его на островах Архипелага, учитель-ку специально придумывал упражнения для её развития). Йезус-Мария... фон Гольц! По своей ли воле заместитель Герцога по Алмазной Компании катался в Амстердам к этому барыге Блюму? К тому самому, которому продал камешки и Айвен? До чего же тупым и слепым он был! Конечно же, Гольц выполнял тайное поручение Герцога, а де Брие каким-то образом это разнюхал, и с фон Гольцем пришлось попрощаться "не по-хорошему". А когда придёт черёд Айвена Грея? Рано или поздно Его высочество сочтёт полезным расстаться со своим тренером: Грей слишком много знал. Носители подобных секретов долго не живут. Ох, убей его индюшка лапой, не станет Герцог спасать от мести первого министра своего человечка, нет, не станет! Посетители сомнительных девиц не берегут по использовании срамные штучки из мочевых овечьих пузырей, выбрасывают за ненадобностью...
       В таком вот настроении Грей прибыл в Город. Наскоро привёл себя в порядок после дороги и, несмотря на позднее время, поехал во Дворец. Его Высочество ценил в своих людях точность и пунктуальность. В воротах Герцогской резиденции столкнулся с выходившим оттуда бухгалтером, его недавним попутчиком. Тот, скроив надменную рожу, сделал вид, что не заметил Айвена. Подсуетился, гнида, поди, настучал чего... Ну и хрен с ним!
       Герцог к своему посланцу не вышел. Запечатанную в конверт расписку Айвен отдал министру двора, который, увидев Герцогский перстень, очень любезно поклонился и удалился вглубь покоев. Министр довольно долго отсутствовал, а вернувшись, более чем холодно сообщил, что Грей свободен. Айвен счёл это плохим знаком и в состоянии, близком к отчаянию, отправился домой. Но и там ему было не по себе, не сиделось на месте и страшило приближающееся утро - хотя до него и было ещё много времени. Кончилось тем, что Айвен вооружился солидной баклажкой гишпанского, и отправился в свой старенький домик. Приникнуть к корням, как сказали бы романтики или, используя их же фразеологию, восплакать о былом. Бывший призовой борец не был склонен к самоанализу, иначе изумился бы, как прямо пропорционально росту цинизма, в нём увеличилась сентиментальность. Впрочем, эти слова так и не вошли в его вокабуляр...
       Через час и три четверти после сигнала о тушении огней, Грей услышал лёгкий стук молотка о специальную дощечку у входа в дом. Этот звук вызвал в нём такую горячую волну воспоминаний, что Айвен распахнул дверь, даже не пытаясь узнать, кто за ней стоит. Впрочем, опасаться было нечего: две тёплые ручки обхватили его голову, а знакомые горячие губы впились в него с силою, сравнимою с той, с которой трубач бригады пращников приникал к своему горну, чтобы сыграть отбой. С трудом оторвавшись от Кончиты, Айвен задал мучивший его вопрос:
       - Как ты узнала, что я приехал?
       - А что, мой петушок не доволен? Нипочём не поверю! А ты поверишь, что я соскучилась? - Кончита скинула на пол плащ и все телом приникла к Грею. - Скорей возьми меня! На том самом сундуке, помнишь?
       Не ожидая от Айвена ответа, Рыжая схватила его за руку, и как на буксире потащила в комнатёнку, главным украшением которой был достославный ларь. Покорно следуя за своим сорокапушечным фрегатом, Грей повторил вопрос. Кончита остановилась и уперла руки в крутые бока.
       - Как ты думаешь, петушок, трудно ли такую мелочь узнать капитану СОВ, каковым на самом деле является твоя Рыжая? Но хватит разговоров: я сама себе напоминаю Везувий за миг до взрыва!
       Иттить тебе некуда! Ошарашенный Грей больше не сопротивлялся. Кончита никогда не была холодной женщиной. Но той ночью она была горячей огня. Как в первый раз, подумалось Айвену. Или как будто прощается...
       Рыжая словно прочла его мысли. Встала с ларя. Тяжело дыша, начала приводить в порядок свою одежду. Одновременно горячо зашептала:
       - Ну, дорогой, и заварил же ты кашу! Герцог в бешенстве. Если этой ночью ты не исчезнешь, завтра к вечеру мне придётся угостить моего петушка грушей, и на этот раз нам ничто не помешает.
       У Грея подкосились ноги и он не сел даже, а рухнул на сундук.
       - Что стряслось?
       - Леди Диана только что сообщила отцу, что вы любите друг друга, и попросила Герцога отдать её за тебя замуж. Тот уже из-за чего-то и тАк был тобой недоволен, а тут просто впал в неистовство. Так что поберегись, дружок! Но я-то, я-то! Опасалась дура, какой-то ничтожной горянки, а мой петушок, оказывается, собирался взлететь выше орлов... - Кончита всплеснула руками. - Ну, да я зла не держу. Бог тебе судья. Поцелуй меня на прощание и немедленно уходи. После полуночи за тобой придёт СОВ. Мне приказано дать тебе сонного порошка: Герцог боится, что иначе с тобой не справятся. Свяжи покрепче свою курочку, не забудь про кляп, и прочь отсюда! Может быть, ещё удастся спастись и уйти из города...
       ...Айвен осторожно подошёл к приоткрытой входной двери. Прислушался. По ушам била абсолютная тишина, но отчего-то не хотелось заходить внутрь. Грей было собрался двинуться дальше, однако за углом послышался отдалённый стук множества копыт. Они ударяли в такт, и зловещая дробь эта определённо приближалась. Так ступают приученные к строю лошади из конюшен Легиона. Медлить было нельзя. Грей достал нож и, во избежание неизбежного скрипа не прикасаясь к двери, юркнул в темноту заброшенного жилища. Внутри пахло мочой, плесенью и ещё чем-то неопределимым, но оттого не менее отвратительным. Из узкой прихожей лестница вела прямиком на второй этаж. Неосознанно, по привычке, привитой ещё в ранней молодости в Школе разведчиков Его Высочества, беззвучно взбежал вверх, наступая исключительно на половицы, уложенные впритык к стене. Наверху устроился около окна на пыльнющем полу, усыпанном обрывками бумаги и мышиными какашками. Попытался расслабиться.

    38

       Патрули Легиона прилежно и со знанием дела шерстили заречный район. Они уже трижды нарушали неспешный ход дремотных мыслей Грея, появляясь под окнами его убежища на привыкших к строю мышастых конях (в отличие от СОВ, разъезжавшей, как мы помним, на вороных, легионеры отбирали в свои конюшни животных серого колёра). Что это, мля, совпадение, и именно в эту ночь правительство решило приступить к выполнению старого обещания очистить Город от ночных преступников? Или он принимает парад Легиона в честь прибытия в город советника второго класса Грея? В совпадения, как мы знаем, Айвен ни черта не верил. По всему, иттить тебе некуда, именинник сегодня - некий бывший призовой борец.
       Похоже, произошёл невероятный случай, и интересы Герцога и первого министра в кои то веки совпали: обоим не терпится подрезать язычок носителю вельможных тайн. А он их просил, в тридцать три дуги тудыть налево, эти самые тайны ему раскрывать?! Тайны, секреты...Интересно, кстати, отчего это Кончитка так осведомлена о его делах, настроении Герцога, монарших намерениях и прочем? Столько времени они были близки, а он - барашек безмозглый - так о ней ничего и не узнал. Это ж надо: капитан СОВ!
       Неожиданно по-прежнему сидевший на полу Грей ощутил, как кто-то прикоснулся к его спине. Плохо: размечтался, как перестарок на чужой свадьбе, и не услышал врага! Неторопливо поднял руки, показывая, что признает поражение. Прикинул, что нападавших не может быть больше двоих - иначе непременно бы услышал. Вздор, пара легионеров для него не противники!
       Какое-то мгновение ничего не происходило, потом раздалось утробное мурчание, и из-под Айвеного левого локтя беззвучно вышел огромный чёрный котяра. Сел, уставившись на покрытого потом беглеца огромными светящимися глазами, цветом и размером с генуэзский цехин. Ах ты, скотина безрогая! - выдохнул, наконец, Грей. Прихватив зверюгу за загривок, отшвырнул в темноту комнаты. Тот обиженно мявкнул и растворился. Так дело не пойдёт: гляди, он ещё и заснёт тут, "совам" да легионерам на радость! Грей прижал нос к холодному и мутному стеклу. На улице никого не было. Когда-то он играл в кости, и у него пять раз подряд выпало двенадцать. Вдруг снова повезёт, и удастся целым унести ноги?
       В глубине дома что-то звякнуло. Айвен прислушался, но ничего больше не доносилось. Этот кошак действительно скотина, шуму производит, что твоя корова! А что - мысли Айвена неожиданно приняли новый оборот - поселиться в Швейцарии, прикупить молочных коров (золота в его поясе для этого хватало!), жениться, родить сына... нет, лучше двух сыновей и дочку: в хозяйстве нужна помощница...
       - А я тебя, сынок, похоже, плохо учил: в темноте нельзя сидеть на фоне окна: я-то тебя вижу, а ты меня - нет! - Грей шевельнулся, и тут же услышал звук взводимой тетивы. - У меня тут заряженный арбалет, имей в виду на всякий случай...
       Айвен почему-то сразу узнал это голос, хотя не слышал его тысячу лет. Не оборачиваясь, скорее, с удивлением, нежели желая обидеть, спросил:
       - Никак, вы ещё живы, господин регент-капитан?
       - Бери выше: полный капитан, командир роты Легиона Его Высочества! Как говорится, служил семь лет, выслужил семь реп. Ты руки-то вытяни перед собой, упрись в подоконник. Неровён час, учинишь что, придётся тебя того-с. А у меня приказ: взять тебя живьём!
       Айвена охватила тоска. Не злость, не страх, не сожаление о несбывшемся, а просто - тоска. Неторопливо выполняя команду, он незаметно скользнул правой рукой по левому бедру и, ухватив нож, спрятал его в рукаве. Теперь можно и упереться в подоконник. Нет, что ни говори, но в темноте есть свои преимущества, даже если сидишь у окна! Капитан снова заговорил:
       - Допречь я ребятушек свои кликну, скажи на милость, сынок, что ж такое ты сотворил? Из-за одного бывшего пращника на уши поставили весь Город: и "совы" тебе, и полиция, и Легион, и даже Мак-Горбун всех своих на улицы послал!
       - Я работал на герцога, а потом стал не нужен.
       - Ты работал на Его Высочество? - капитан не скрывал недоверия. - Ну, предположим. Но какого лешего тебя должна искать целая армия?
       - Я, батя, был его доверенным человеком.
       - Ты?!
       Грей повернул на злополучном перстне камень гранями наружу. Он заискрился - для это хватало даже того света, что давала луна.
       - Этот перстень - знак моего особого положения. Таких в герцогстве всего несколько штук. Вы знаете, я - простой человек, но Его высочество меня возвысил. А потом использовал, и решил выбросить. Кто я для него? Простой деревенский парень...
       Раздались шаги, и движимый недоверием и любопытством капитан осторожно подошёл к Айвену. В руках старого вояки действительно был заряженный арбалет, по-прежнему направленный на пленника. Осмотрев перстень, старик, к удивлению Грея, согласно кивнул.
       - Да, я видел однажды такой же. У человека, который отчитывал за что-то генерал-квартирмейстера, командира Легиона. Похоже, не врёшь. Отпустить тебя? А как же присяга?
       В задумчивости капитан позволил отклониться на дюйм от груди Грея, и этого хватило. Молниеносно выхватив нож, Айвен нанёс разящий удар точно между левыми третьим и четвёртым ребрами. Капитан даже не понял, что произошло. Эх, батя, батя... На хрена же ты меня нашёл? Видать, судьба! Интересно бы ещё узнать, как? Если бы Грей додумал последнюю мысль до конца, всё бы, возможно, закончилось по-другому, но для этого требовалось остановиться и задуматься...
       Не испытывая никакого облегчения, и ощущая исключительно тот комплекс отрицательных эмоций, который обнимает чрезвычайно ёмкое английское слово "misery", Айвен наугад начал искать лестницу на чердак: надежда уйти сохранялась, если только он сможет выйти на крышу. Вход в дом, конечно, был перекрыт и с улицы, и со двора. Поиски в темноте, да ещё и на цыпочках, занятие не для слабонервных. Дважды чуть не наступив на проклятого кота, Грей каким-то чудом наткнулся на лестницу и выбрался наверх. Что ж, это уже было удачей: по смыкающимся одна с другой крышам можно было двинуться - в пределах квартала - в любую сторону.
       Странно, но радости не было. А вот чувство безысходности и бессмысленности происходящего, ставшее совсем невыносимым после убийства бати, углубляясь с каждой секундой, превратилось, наконец в то, что именуется "смертною тоской". Поэтому Грей не пошевельнулся, когда из-за соседних труб появились человеческие фигуры. В одной из них он узнал Каспера, наводившего на него арбалет. Так вот, мля, кто его выследил и навел капитана, - мелькнула вялая мысль. Что ж, пусть он получит своё удовольствие но, Господи, не дай им взять меня живьём... Это у лука тетива, отправляя стрелу в полёт, звенит; тетива арбалета в отличие от неё спускается с резким шуршанием, которое и стало последним звуком, которое услышал Айвен Грей.
       Бог внял.

    39

       Он что, на том свете? Кто это, ангелы или демоны? Говорят на каком-то странном, полупонятном языке.
       - Пульс? Альфа, бета, тета и дельта ритмы?
       - Пульс сорок пять. Основные ритмы мозга - норма... нет, альфа слабоват. Может быть, через капельницу...
       - Не надо. Он напичкан химией по уши. Давайте, разнообразия для и пощады организму ради, попробуем дедовским способом: сестра, дайте больному нюхнуть нашатыря!
       Айвен почувствовал резкий неприятный запах. Застонал. Глаза ещё не открывались, но между ресницами забрезжил серый свет.
       - У больного задвигались глазные яблоки.
       - Я же говорил! Положите ему ватку около носа.
       Господи, где он? Ничего не видно, кроме белого и очень высокого потолка. Такой был в Замке, только с лепниной...
       - Больной, вы меня слышите?
       Это, что ли, вопрос у нему? Надо ответить, но губы не слушается.
       - Oui...sМ...yes...ja...да!
       - Он всё ещё бредит.
       - Отнюдь, уже выходит из бреда. Отвезите его в палату, пусть поспит. Будет бузить, посоветуйтесь с анестезиологом, но только очень прошу: что-нибудь совсем мягкое. О любых изменениях в состоянии больного докладывать немедленно мне лично: описание этого удивительного случая станет украшением моей монографии!
       ...Прошло около десяти дней. За это время Айвен Грей узнал и ещё больше вспомнил много интересного и важного. Например, его больше не поражал тот невероятный факт, что на самом деле его зовут - иттить тебе некуда! - Иван Александрович Серов. Оказалось, что он москвич, круглый сирота, мастер спорта международного класса, тренер школы "Самбо-70". Шесть месяцев назад вечером, по дороге домой, заступился за девушку, которую тащила куда-то компания черноволосых молодых людей. Получил в итоге удар заточкой в грудь. Врачами Склифа был введён в искусственную кому, из которой его долго не удавалось вывести. В тот самый момент, когда медики начали терять всякую надежду, произошло чудо: Иван "вернулся", причём ему удалось не только вспомнить, что было до ранения, но - что было совершенно невероятно - что происходило в его голове во время комы.
       Вот тут-то и началось самое интересное. Когда Серов достаточно окреп для того, чтобы без вреда для здоровья, в течение часа - полутора поддерживать беседу, заведующий отделением, доктор Нектаров, стал ежедневно приходить к нему с диктофоном и подробнейшим образом расспрашивать о содержании бреда или, как он выражался, ФПСС, "фантасмагорического пролонгированного связанного сна". Это был новый термин, специально придуманный им для Серова. Накануне дня, о котором идёт речь, у Ивана с доктором произошёл любопытный разговор.
       - Понимаешь, - говорил Нектаров, - ты - совершенно уникальный случай! Во-первых, ты вышел из длительной комы, что случается достаточно редко; ещё реже такие больные умудряются сохранить здоровый мозг, который продолжает работать так же, как и до заболевания. К тому же помнишь свой бред, который связан настолько, что можно подумать, будто тобою прожита вторая жизнь.
       - Порой мне кажется, доктор, что так и есть. Точнее, первая, настоящая жизнь протекала в герцогстве, а эта, нынешняя, как бы вторая, дополнительная...
       - Интересно, дружок, а какой же по счёту была твоя жизнь до драки с горячими горцами около метро "Автозаводская"?
       - Ёлки-палки, действительно... Но ведь и там я родился, вырос ну, и так далее, до самой своей смерти - Иван поморщился: последние воспоминания были не самыми приятными, да и говорить о своей кончине, хотя бы и в прошедшем времени...
       - Всё не так просто. О своём прошлом до того дня, как в коллеж приехал Герцог, ты помнил. А всё, что происходило с этой поры, ты пережил. Чувствуешь разницу? Так часто бывает во сне. Что-то изначально известно, так сказать, входит в правила игры (как в школьной геометрии: дан треугольник abc...), а потом, собственно, начинается само сновидение. Скажем, некий сон начинается с того, что ты идёшь по незнакомому дому. Но тебе изначально известно, что в одной из комнат тебя ждёт опасность. Я это называю сверх- или сомнус-знанием, от имени римского бога сна.
       - Вы хотите сказать, что моя осведомлённость о том, свидетелем чего я никак не мог быть - скажем, беседы Герцога с разными людьми - это...
       - Вот именно! Всё то же сомнус-знание.
       - Ну да... - в голосе Серова слышалось удовлетворенное согласие, поскольку сей вопрос его давно уже мучил. - Но всё же: все эти связанные между собой события, вся эта цепь дней и ночей, составлявшая мою жизнь в герцогстве, откуда всё это взялось?
       - Ну, молодой человек, что я могу сказать... Во-первых, наука ещё далеко не всё знает о тайнах мозга (если вообще понимает, что в нём происходит). Мы регистрируем активность тех или иных его зон в определённых ситуациях (скажем, занятия сексом, ощущения голода, ярости, напряжённое размышление и так далее), но почему, для чего и отчего они возбуждаются мы, по-существу, до сих пор не знаем. Напридумав массу терминов, учёные делают вид, что им всё понятно. На самом же деле всё обстоит в точности так, как в космологии, где теоретики из факта разбегания галактик совершили методом индукции предположение о большом взрыве, родившем вселенную из некоей точки, внутри которой была какая-то сингулярность (причём, что это такое, походя опускается, ибо объяснений нет). Так вот, о мозге мы знаем ещё меньше! Покойная Наталья Петровна Бехтерева... Ты о ней слыхал?
       - Эта не та, которая "капли Бехтерева"? - проявил эрудицию мастер спорта международного класса.
       - Нет, капли - это её великий отец. Наталья Петровна была нейрофизиологом, академиком, длительное время возглавляла научный Центр "Мозг". Так вот даже она признавалась, что понимает в работе высшей нервной деятельности так немного, что вынуждена предположить наличие Бога.
       - Значит, объяснить мою... мой бред невозможно?
       - Отчего же? Скажика-ка, Ваня, как ты относишься к "Трём мушкетёрам"? Я имею в виду книгу, а не фильмы.
       - В детстве обожал и перечитал, думаю, раз двадцать, не меньше.
       - Вот, я так и думал. Кое-что из этой, действительно замечательной книжки, - очевидно, наряду с прочими - послужило основой для создания твоим мозгом псевдожизни в герцогстве, эдаком мире комы (очевидно, ему это было необходимо для того, чтобы не "сломаться" от бездействия). Посуди сам, я приведу только некоторые примеры: Грей за бой получает сорок дукатов - чем не сорок пистолей д'Артаньяна; твоего... прости, Айвенова мышонка зовут Бэкингем; рыжая Кончита - почти вылитая шпионка кардинала Миледи; наконец, текст письма, которое получил "твой" бухгалтер перед отплытием в Амстердам от Герцога, дословно - я проверял - совпадает с бумагой, полученной Миледи от Ришелье, и отнятой у неё Атосом. Убеждает?
       - Пожалуй, - вынужден был согласиться Серов. - А почему вы и фамилией и лицом похожи на отца Нектария?
       - Иногда человек видит то, что хочет или ожидает увидеть, - доктор изящно ушёл от необъяснимого совпадения имён. - Короче, при желании - а оно у меня имеется - в содержании твоего ФПСС можно найти аллюзии, навеянные и другими произведениями и авторами. Думаю, здесь не обошлось без Стругацких и прочих писателей. Предстоит интереснейший анализ, и я предвкушаю его. - Иван против воли зевнул, и Нектаров это заметил. - Ну, на сегодня хватит. Процесс выздоровления идёт хорошо, и с завтрашнего дня я разрешаю тебе телевизор. Пора более активно включаться в реальную жизнь.
       Дверь одноместной палаты - это была привилегия для его "особого" случая - без стука открылась (вы когда-нибудь слышали, чтобы в больнице стучались?) Сестра вкатила столик на колёсах, на котором стоял древнего вида "Сокол". Спросив, где удобнее поставить телевизор, она подключила приёмник, вручила Серову пульт и удалилась. Что ж, приобщимся к цивилизации XXI века! Часы показывали 10:07, стало быть, главные новости прошли. Ничё, ядрёна вошь, подойдут и второстепенные!
       Рассеянно слушая комментарий про виды на урожай, Иван с удивлением подумал, что герцогство со всеми его обитателями как-то незаметно начало из его памяти стираться. Так возвращаешься из длительной командировки и пару дней живёшь как бы в двух измерениях - "там" и "здесь", а потом просыпаешься однажды утром, и про "там" уже не помнишь и не думаешь, как будто его и не было...
       Неожиданно Серов вздрогнул: с экрана на него смотрел де Брие. Правда, без парика и не в кафтане. Сделал звук погромче. "Рост цен на бензин в нашей стране, несмотря и даже благодаря возросшему объёму добычи, обусловлен мировым трендом. Тут приходится выбирать: или правительство будет держать цены, и образуется острый дефицит, или топлива будет в изобилии, но мы будем платить, как во всём цивилизованном мире..." Вот гад, так твою и раз так, в тридцать три дуги налево, через колено! Ругнувшись, Иван переключился на другой канал. Йезус-Мария, ещё не легче: это же вылитый Лоран-В-Квадрате. "У преступников нет национальности и религии, поэтому все разговоры о роли руководства диаспор в так называемом отмазывании правонарушителей..." Ругнувшись ещё круче, Иван выключил телевизор и потёр шрам от заточки. И там, и здесь, одно и то же паскудство, и никуда от него не денешься. Продолжать телепросмотр расхотелось. Сунул пульт под подушку и закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Внезапно вспомнил про канал "Культура". Вот его-то он и посмотрит! Сунул руку за пультом и нащупал не один, а два удлиненных предмета! С удивлением вытащил один из них, и это оказалось нечто, завёрнутое в тряпицу. Развернул и увидел невозможное: клинок с наборной ручкой из самоцветных камней, подаренный Герцогом после того, как они разучили переднюю подножку с перекатом. Иттить тебе некуда!!!
       С бьющимся сердцем откинулся на подушку, и вдруг ощутил холодок вещего прозрения: это не абстрактному "тебе", это нам, нам всем ИТТИТЬ НЕКУДА!
      
      
      
      
      
      
      
      
       69
      
      
       113
      
      
      
      
  • Комментарии: 13, последний от 04/09/2017.
  • © Copyright Горлов Василий Александрович (vasily50gorlov@yandex.ru)
  • Обновлено: 17/01/2015. 450k. Статистика.
  • Роман:
    • Оценка: 5.62*5  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.