Работа над книжкой "Прогулки с курицей" началась с того, что я составил список тем, из которых, как мне казалось, можно сделать рассказы, вернее, их записать. Ведь изначально это и были истории, которые я по разным поводам рассказывал знакомым и незнакомым. Эти истории и вошли в книжку - все, кроме одной. Оставалась она никому не рассказанной, а потому и не написанной, по многим причинам.
Во-первых, мне очень хотелось рассказать о женщине, которая мне нравилась, которую я давно знал, потом потерял на долгие годы... А вот недавно, кстати благодаря "Прогулкам...", нашел. Вернее, она меня нашла. Но писать о женщинах, которых знал, дело сложное и опасное.
Потом мне подумалось, что это должен быть рассказ о моем приятеле, даже я бы сказал друге, с которым мы были довольно близки в те далекие времена... Но жизнь развела наши пути, и меня не оставляли сомнения - а не обидится ли он.
А может посвятить рассказ моему соавтору, с которым мы написали, как нам тогда казалось, гениальную пьесу под названием "Эксперимент"! Эту пьесу прочли всего три человека, включая нас, авторов. И даже рукописи не осталось, настолько крепко и безнадежно ее забраковали. Конечно, не хочется писать про свои неудачи, но ведь это был лишь эксперимент. А в экспериментах неудачи прощаются.
Вот и попробую в порядке эксперимента объединить все это, не влезая в подробности. Просто вспомнить тех людей, которые мне дороги, как и дорога память о тех временах.
В далекие застойные 70-е, когда КВН в стране в очередной раз прикрыли (и надолго), КВНская энергия в Баку все еще продолжала бурлить. Запрет на КВН пришел как раз вскоре после второй победы "Парней из Баку". Ресурсы - и артистические, и писательские - были, было и горячее желание играть. Но - низ-я-я-я! Но природа, как известно, пустоты не терпит. Один из "парней", Леня Амстиславский, предложил перелицевать идею и формат ставшего неугодном КВН в нечто похожее, но под эгидой вполне легитимного "Комсомольского прожектора". Другими словами, дать возможность командам институтов, школ, конструкторских бюро и проч. в музыкально-юмористической форме бичевать все еще имеющиеся у нас отдельные недостатки. В перелицованном виде и сдобренное щепоткой гражданского пафоса это детище от КВНа ничем, кроме названия, не отличалось.
Так возникло "Прошу слова!". Леня - Йосик Щеголев (ныне Йосеф Шагал, автор нашумевшего "КГБ в смокинге", еще недавно посол Израиля в Белоруссии) - и я стали неформальным оргкомитетом этого, так сказать, проекта, совмещая работу днем с ночными бдениями за преферансом и придумыванием сценариев. До еще и регулярное посещение курсов английского, где я и познакомился с женщиной, о которой хотел рассказать.
Я не зря поставил Леню на первое место в нашем триумвирате. То, что "Прошу слова!" состоялось и проработало почти два года, в основном его заслуга. Леня - человек в высшей степени незаурядный, владеющий многими талантами, где главный - удивительное умение убеждать. Это редкий дар, который, как я думаю, идет от глубочайшей внутренней убежденности в своей правоте и веры в успех. Таким даром обладал Юлик Гусман, а может, еще и Ленин. Борьба за чемпионское звание "Прошу слова!" началась, работа кипела, заказы на тексты и гонорары лились рекой. Мы уже начали даже отдавать заказы на сторону - за проценты. Однажды, не успевая закончить в срок сатирические куплеты на тему "Загрязнение Каспийского моря", заказанные одной из команд, я поручил это дело моей 12-летней дочке Софе. Она прекрасно справилась с заданием. Один куплет я помню до сих пор:
Рыжий мой папа и дедушка даже.
Были мы как-то на Шиховском пляже. (самый грязный и самый близкий к Баку)
Первым отважно в мазут ныряет дед.
Теперь мы с папой рыжие, а дедушка брюнет.
Так Леня вошел в мою жизнь. Впрочем, это произошло чуть раньше, в тот день, когда я примерял принесенные очередным фарцовщиком американские джинсы. Иметь такие джинсы было универсальной советской мечтой каждого, но спекулятивные цены на них (о других ценах я даже и не слышал) - почти половина моей кандидатской зарплаты! В тот самый момент к нам зашел Леня - с очередной идеей.
"Сколько, сколько? - искренне удивился он. - Даже и не думай! Джинсы надо покупать по своей цене". (Словосочетание "своя цена", настолько привычное тогда, сегодня звучит странно). "А такое возможно?" - робко поинтересовался я. "Конечно, возможно. Я могу сделать это за 5 минут".
В течение последующих 5 минут я безмолвствовал - у меня просто отпала челюсть. Леня достал из кармана красную телефонную книжку (позже я узнал, что это был горкомовский справочник с телефонами, фамилиями и, что самое важное, с именами-отчествами всего городского начальства, включая торговое). Затем он спросил: "А какой универмаг к тебе самый близкий, Шаумяновский?" Я кивнул. "Здравствуйте, Мамед Юсуфович, как поживаете? Это Амстиславский вас беспокоит. Надеюсь, помните. Я все там же, все там же... Тут у нас у одного интуриста джинсы украли, американские. Надо срочно заменить. Размер 32. Я сейчас пошлю человека... Нет-нет, обязательно с оплатой. Оплатит наличными, вы только ему квитанцию выдайте для отчета. У нас, вы же знаете, строго. Спасибо, дорогой Мамед Юсуфович! Не забывайте, если что, всегда помогу". Леня повесил трубку и уже в мою сторону: "Все. Езжай. Но чтобы сдачу взял всю - до копейки. И квитанцию не забудь". Ровно через час я стал обладателем голубых джинсов "Wrangler" за 34 рубля 26 копеек. "Как ты не понимаешь, - объяснял мне Леня, - эти люди не могут знать и помнить всех. А добра у них в магазинах навалом. Тут, как говорит одна моя знакомая, проще дать, чем объясняться".
Но вернемся к теме творчества. В нашей первой команде "Парни из Баку" был популярен лозунг "Поставим КВН на индустриальные рельсы!", что собственно говоря мы и осуществили в 1967 году. На такие же рельсы, похоже, становился и "Прошу слова!". Апогеем Лениной изобретательности стал утвержденный горисполкомом "Новогодний карнавал в Баку" с приличным бюджетом на сооружение чуть ли не дюжины сценических площадок в центре города.
На этих площадках планировалось во время зимних школьных каникул по несколько раз в день давать развлекательные представления: кукольные, музыкальные, комедийные и т.п. Поскольку бюджет карнавала предусматривал оплату сценаристам и актерам, то мы, оргкомитет, стали отдавать эти места на откуп друзьям. Так, хозяином одной из площадок под названием "Рыбовизор" стал Юра Рубенчик - фанат и поклонник Талии. Юра был одним из столпов студенческого театра в нашем институте, а позже народного театра при Доме офицеров. Мы с Юрой подружились. Надо сказать, что звучание его типично еврейской фамилии было непривычно для армянского уха. Как-то Юра, опаздывая на репетицию, позвонил мне и попросил пойти к коменданту и взять ключ от зала, чтобы начать репетицию. Когда я сказал коменданту, что я от Рубенчика, то в ответ мне пришлось выслушать от пожилого армянина гневную тираду: "Слушайте, как вам не стыдно! Рубенчик, Рубенчик... Он же взрослый парень. Почему не Рубен, ва-а? Стыдно, клянусь, честное слово".
Был у нас в Баку замечательный вокально-инструментальный квартет "ГАЯ". Я имел удовольствие (благодаря Гусману) пару лет до описываемых событий поработать над элементами их новой программы и познакомиться с этими талантливыми музыкантами. Периодически они заказывали слова к новым песням, и мы с Юрой довольно успешно стали сотрудничать на этой стезе.
Квартет был очень популярен, много гастролировал за рубежом. Из этих поездок они привозили грампластинки, недоступные для рядовых советских людей. Процесс заказа слов к новой песне происходил так. Теймур Мирзоев, руководитель ансамбля, давал нам с Юрой маленькую "сорокопятку" (были такие диски-пластинки на 45 оборотов), показывал песню на совершенно непонятном языке и говорил: "Мелодия эта нам подходит, но нужны слова. Слова за вами. Тема - мой талисман или что-то вроде этого". Мы творили и получалось, как считали заказчики, неплохо, и "авторские" рубли, хоть и небольшие, приятно дополняли наш бюджет и щекотали самолюбие.
В Союзе не придавали большого значения защите прав вообще и авторских прав в частности.
Любовь Юры к театру увлекла и меня, я стал частым гостем в его театре, и однажды, обсуждая постановку следующего спектакля, нам обоим пришла в голову мысль - а почему бы и самим не написать пьесу...
В то время перестройка делала первые робкие шаги, и хотя на кухнях еще продолжали ныть по поводу низких зарплат и уравниловки, уже стали появляться первые элементы хозрасчета. Поскольку эти проблемы волновали и нас с Юрой, то идея пьесы пришла чуть ли не сама собой.
Выглядела она примерно так.
Небольшое конструкторское бюро. Все друг друга знают много лет: вместе отмечают дни рождения, вместе встречают праздники, любовь, интрижки... Те же разговоры на тему низкой зарплаты и дефицита. Но вдруг, как гром среди ясного неба, приходит представитель горкома и объявляет, что данная организация попала в список экспериментальных, которым разрешается перейти на полный самостоятельный хозрасчет. То бишь, вот вам бюджет, вот вам план работы, кого хотите - увольняйте, какие хотите зарплаты - устанавливайте, лишь бы работа была сделана качественно и в срок. Но в рамках бюджета. Просто какой-то капитализм. Ну, если и не капитализм, то уж точно конец всех привычных устоев. Нет, это не приказ, это потенциальная возможность: для воплощения ее в реальность нужно, чтобы не меньше 2/3 коллектива проголосовало "ЗА". Тут, конеччно, начинаются споры, коллектив делится на два лагеря: за и против. Все эти разговоры и скандалы в ожидании дня общего собрания мы с Юрой разделили на куски, часть ему, часть мне, написали все за три месяца, сшили куски вместе, назвали пьесу "Эксперимент" и, гордые и счастливые, решили, что надо все же кому-то ее показать.
Был у Юры театральный ментор - режиссер Бакинского русского драматического театра Джанна Селимова - большая умница, очаровательная женщина, настоящий профессионал. Лучшей кандидатуры на первого слушателя придумать было трудно. И вот мы с Юрой в доме у Селимовой.
Джанна терпеливо выслушала текст в нашем исполнении, прочла нам замечательную лекцию об основах драматургии и посоветовала оставить это дело навсегда. Потом мы пили чай. Возможно, чтобы нас утешить, она сказала: "Но не все там плохо. Мне вот понравился разговор Сени и Жанны. Довольно жизненно".
.....Рукопись мы с Юрой, подражая гениям хоть в этом, сожгли. В памяти остался (ведь писал его я) только фрагмент, который понравился Джанне. Он выглядел так.
Сеня: Дался тебе этот эксперимент, живи себе спокойно. Тебя же первую уволят.
Жанна: Главное, чтобы тебя оставили. Оставят же. Чего ж ты волнуешься?
Сеня: Волнуюсь, потому что не хочу приходить на работу, где тебя нет. Где нет запаха твоих духов. Я так к ним привык.
Жанна: Это ты верно сказал - привык. Ты просто привык, а я просто устала. Я тебя очень люблю, но просто устала. От наших скрытных отношений, от коротких свиданий. От редких вечеров вместе, когда ты, стараясь, чтобы я не заметила, смотришь на часы, чтобы успеть домой к семье. Я тоже хочу семью, детей...
После слов Джанны я почувствовал странную смесь сладости похвалы и горечи от услышанного: за несколько месяцев до этой читки я слышал именно эти слова от той самой женщины, запах духов которой я так любил, о которой хотел, но так и не решился рассказать.
Не знаю, удался ли мне очередной эксперимент - написать рассказ о нерассказанном, о молодости, глупости, творчестве, дружбе и любви.
В конце концов все, что мы делаем в жизни, можно считать экспериментом. Иногда он короткий и печальный, как первый выход в океан на ловлю лосося, когда сразу понимаешь, что это не для тебя и повторять это самоистязание больше не стоит. А иногда он бесконечный, трудный и радостный, как строительство новой жизни в новой стране.