Впервые рассказ опубликован в журнале "Балтика" 2, 2020 г.
3
- Сейчас, Ванюша, сейчас, - бормотала я, торопливо шерудя кочергой в печи. - Уже скоро, милочек, скоро. - Бросив кочергу, подтянула повыше юбку. - Ждать уж недолго, - пообещала и, потирая шершавые ладони, направилась к большой сковороде, чтобы налить в нее масла. - Теперь почти готово, - наконец сообщила я с удовольствием. - Сейчас, мой сладенький, переправлю тебя в мир иной, - проворковала я зловещим голосом и зашаркала к столу, где лежал большой кухонный нож.
Скованный по рукам и ногам веревкой, трепетный как беспомощный козленок, втиснулся Иванушка в угол избы, оборвав там всю паутину мешковатую, и оттуда таращил на меня большие глаза страха. Он был еще молод. И умирать ему было очень рано. Но коли угодил ко мне обкуренный, назад пути не будет, пускай теперь полакомит бабушку молоденьким. В предвкушении сытного ужина я поторапливалась от нетерпения. Ведь в лесной глуши такая парная, нежная и аппетитная добыча редко перепадает. Кругом одна только дикая жилистая сухомятка. Целыми днями на печи лежать с хондрозом, упираясь костяной ногой в потолок, надоедает. Все приелось мне.
- Ба-ба-а, - жалобно протянул мой вкусненький, окончательно просветлев от своей травы дурманящей, - а сковородка-то для меня маловата будет.
- Да, ненаглядный мой, маловата, - согласилась я и, пригладив серебристо-серые пряди, собранные на затылке в клубок, срезала веревки, опутавшие худенькие ножки моего Иванушки.
- Бабушка, - снова заголосил он, - как же ты жарить меня станешь, коли сковорода мала?
- На куски порежу, в сковороду сложу, в печь суну, - ответила я, сглатывая в урчащий желудок.
- Так сгорю я в печи, в угольки превращусь, тебе и не останется чем поживиться, - сказал Иванушка.
Я так и замерла над ним с ножом и задумалась вслух:
- И то правда. Все самое лакомое, сочное, сахарное огню достанется. А мне что же - только горелые косточки твои обгладывать?
- Бабуль, - продолжил Иванушка смелее, - хочешь, покажу, как надо?
- Покажи, умненький, научи, - ответила я.
- Связанный не могу, - опечалился он, протягивая мне руки. - Разрежь, пожалуйста.
Я склонилась над ним, освободила ручки его от крепких пут и приготовилась принять учение. Тогда Иванушка размял пальцы, откашлялся менторски и завел свою речь о том, что мясо хорошо готовиться на вертеле. В деревне матушка так делает. Взял он мою метлу. Взял моток веревки с дубовой лавки. Взял меня под руку - дальше обучает. Мол, надо привязать дичь к вертелу. Вот, бабуль, как это делается. Я и опомниться не успела, как оказалась привязанной к метле. Тут подхватил меня Иванушка и сунул в печь. Почуяла я запах горелого. Взвыла я от жарких языков пламени. Ощутила, как огонь принялся облизывать мою спину, бока, нос. Испугалась, что урок пойдет мне прахом. А Иванушка приговаривает:
- Вот так, бабушка, надо поворачивать, чтобы мясо со всех сторон хорошенько пропекалось.
- Поняла я! Все поняла! Вынимай меня скорее! А то сгорю заживо! - ору, корчусь, визжу - все напрасно. Не для того я гусей-лебедей посылала за Иванушкой, чтобы не я его, а он меня в печи изжарил.
Пламя кусается, жжет, лижет. Я трепыхаюсь. Иванушка поворачивает. Огонь всю меня обложил. Я ужом извиваюсь, чувствуя, как жизнь моя тает, словно горящая свеча, как выступают кости, как испаряется злость. Иванушка вновь крутит. Огонь безжалостно покусывает. Я вся поджариваюсь. Иванушка и говорит:
- Гори ты, бабка, дотла. А мне к Елене Прекрасной спешить надо, свататься.
Сказал так удалой хитрец, бросил меня в огонь, заслонкой печь закрыл и кинулся бежать прочь из моей избы на свободу в восторге пылкого желанья.
2
На том и завершил я главу моей новой сказки. С удовольствием отложил я перо, закрыл чернильницу и, расправив плечи, встал из-за стола с легким чувством от удачной работы. Теперь, решил я, прогуляюсь по осенним Болдинским окрестностям, чтобы свежий ветерок с прозрачных лугов напел мне счастливые мысли. Только я взялся за плащ, как услыхал топот конских ног. Влетел ко мне в комнату царь Кощей весь в блеске стальных доспехов, на вороном коне и встал передо мной с такими словами:
- Ты почто бабку спалил? Как дозволил сие злодейство? Ничего, что другой у нас нет?
- Спалил, потому что надо было Иванушку выручать, - ответил я уверенно. - Рано ему в печи пропадать.
- Ты это брось, Пушкин, - заверил Кощей, помахивая своим длинным костлявым пальцем. - Кто границу между нашими мирами стеречь будет? Кто живых будет провожать в мертвые?
- Ни за что, - заупрямился я. - Если бабку верну, она снова станет охотиться на невинных молодцев да жизнь у них отбирать.
- Тогда защищайся, негодяй! - пригрозил Кощей и спустился с коня.
- К вашим услугам, - отважно ответил я.
- На чем драться будем? - спросил костлявый аристократ с презрением.
- Клинок нам судья, - ответил я, недолго подумав.
Тогда Кощей поднял руку, и в одно мгновение схватил из пустоты взявшийся Меч-Кладенец.
Я снял сюртук, повесил его на спинку стула, подвернул рукава сорочки, подошел к стене и снял свою турецкую саблю - подарок графа Паскевича, рывком вынул ее из серебряных ножен.
И завязалась наша дуэль. Заходили мы недруг перед недругом, пристально взирая в глаза, готовясь биться не на жизнь, а на смерть. Царь сделал первый выпад. Я парировал удар его, и оружие наше, лязгая, скрестилось. Кощей силен, но я проворен. Он бессмертен, а я, благодаря судьбе, призрачен. Размахнулся я в свою очередь и ударил саблей по плечу царя мертвых. С таким ярым звоном оружие мое брякнулось на вражеский доспех, брызнув искрами, что приглохло все вокруг. Но вреда костлявый не получил. В другую минуту он, разрезав пустоту со свистом, провел мечом понизу. Я своевременным прыжком перемахнул через его меч. Так подлетел, что едва не стукнулся головою о потолок и, опустившись, нанес удар саблей по Кощеевой кирасе. Злодей содрогнулся и двинулся на меня с напором. Так бились мы с четверть часа. Наконец я изловчился и нанес Кощею меткий удар, смахнув голову его с плеч. На том дуэль наша и завершилась. Подобрал царь свою голову, влез на коня и поникший умчал прочь сквозь стену, так свободно, словно в плотный туман. Я перевел дух. Вложил саблю в ножны и повесил ее на прежнее место. Вот и подтвердила борьба наша размышления мои о том, насколько автор властен над своими героями, не способными повлиять на ход его творческих убеждений. Приходится стоять за свою правду. Утвердившись в этом, я надел сюртук, плащ и вышел в тихий сельский день в надежде, что прогулка вернет мне душевный покой для продолжения моих славных литературных опытов.
На прогулке я думал о силе авторского духа. Фантазия человеческая витиевата и способна решать самые неожиданные, смелые задачи. Тишина и покой вызывают к хорошему автору вдохновение. Оно позволяет создавать оригинальные образы. В уюте Болдино я вновь успешно сочинительствую, и яркие картины легко являются мне, рожденные животворящей природой. Здесь, вдали от новой вирусной напасти, мои поэтические способности обратят скучные деревенские дни затворничества в безудержный поток фантазии, приносящей радость и счастье.
1
По справедливости оставив славу за Пушкиным, я откинулся на спинку стула и вытянул ноги. Теперь можно и отдохнуть. Крепко зажмурился, чтобы не видеть испещренного строками экрана компьютера замученными глазами. Накопилась усталость, и больше не приходило мне в голову никаких подходящих мыслей, а только задумался я об отдыхе. Тогда по примеру Пушкина вышел я из-за стола и отправился на прогулку, чтобы освежить свои силы для успешного продолжения творческих планов, вдыхая свободу просторов заповедного Болдино.
Весна принялась возрождать промерзшую в лютую зиму природу. Апрельское солнце растопило серовато-синие залежи снега. Со звонким болтливым говором разбегались всюду ручьи. Лишь в тенистом лесу еще белели снежные перины, среди которых в тесных проталинах уже тянулись к свету проснувшиеся первоцветы. С глубокого синего неба доносились крики летящих с юга пернатых странников. Прислушиваясь к оживленным гусиным перекличкам, журчанию воды среди кочек, шороху ветра в голых ветвях деревьев, я ощутил приливы вдохновения. В этих вот пробуждающихся лугах, перелесках и канавах все жаждало новой жизни, все трепетно тянулось к солнцу. И душа моя, тоже утомленная теснотой холодных зимних дней, рвалась к свободе, где обитает бесстрашная чудесная сила. И только я так подумал, как в небе раздался громоподобный рев. Я поднял голову, но грозовых облаков не нашел - на небе по-прежнему чисто. Но что это там, в стороне, над лесом? Одна темная тучка возникла, как из невидимой дыры, и решительно заклубилась. А в следующую минуту, произведя сумятицу в летящей стае чувствительных гусей, на широких крыльях опустился передо мной Змей Горыныч. Что за диво!
Треглавый мой герой сел подле меня, подняв штормовое волнение среди стройных березок, и выкатил из пастей своих клубы нестерпимого жара.
- Приветствую тебя, православный, - сказали головы в унисон.
- Здравствуйте! - ответил я с волнением.
- Не ты ли позволил Пушкину сжечь Ягу в печи? - спросил Горыныч.
- Признаюсь, кроме меня тут больше некому, - неохотно ответил я.
- Как посмел ты покуситься на древнюю нечисть русского леса? - возмутился Змей, сверкая полными ярости глазами.
- Мой Пушкин должен был спасти жизнь юного Иванушки.
- Но зачем бабулю сжигать? Можно было и погуманнее чего придумать.
- Так ведь она снова принялась бы за свои злодеяния.
- Верни нам старуху, - попросил Горыныч. - Без нее наша жизнь наполнилась тоскою. Не едет к нам Иван-царевич, не идет солдат, не причаливают в ладьях царевны. Некому переправить в наш мир удалого человека. Верни. А потом проси, чего хочешь.
Выслушав Горыныча, я задумался: не грешно будет и в самом деле проявить великодушие - думал, думал и надумал.
- Хорошо, - ответил я твердо. - Верну вам Ягу. Без нее и в самом деле новые сказки будут лишены нравственного смысла. Некому дураков образумить.
- Спасибо, сказочник, выручил, - обрадовался Змей. - А в благодарность прими в дар бессмертие, - сказав так, он преподнес мне волшебное перо птицы Феникс, после чего взмахнул крылами и, поднявшись в небо, разогнал там любопытных гусей и скоро исчез из виду.
По возвращении домой сел я было за компьютер, но вспомнил о подарке Горыныча, взял перо Феникса, открыл старую чернильницу и принялся за работу аккуратно, чтобы с непривычки не наделать клякс.
2
Велев подать коня, вышел я после трудов своих из дому, прогуляться верхом по свежему осеннему воздуху. Отведать аромат увядающих осенних красок. Послушать печаль в голосах улетающих к теплу птиц. Но что-то все теребило мою душу, какое-то гнетущее чувство никак не покидало меня. Это ссора с нечистой силой навеяла печаль. Я задумался: а ведь прав был Кощей - зачем было губить несчастную одинокую старушку, находящую себе развлечение в поедании непослушных иванушек, полетах в ступе, общении с дремучей нечистью. Без нее и сказка пуста. Не будет от нее учения. Как же поступить? Вскоре конная прогулка приободрила меня. Появилась одна замечательная идея. Тогда повернул я коня на дорогу к чертогам Кощеева замка.
Вдруг сомнения вновь явились мне. 'На какой черт старуху возвращать? - размышлял я. - Ведь она снова станет молодцев жарить. С Кощеем и Горынычем царевичей на сообразительность испытывать. Детей малых пугать. Впрочем, на то она и нужна, чтобы ума-разума иванушки набирались да свободу пуще смерти ценили. Лишать родной фольклор такого важного персонажа - грешно. Так и быть. Пускай себе живет'.
В задумчивости явился я во мрачный замок Кощея, громоздящийся на вершине скалы высокой, о подножие которой море бурное волны свои с шумом разбивает в пену, а башенные шпили царапают угрюмые тучи, чтобы те дали чистой воды. Вошел я в зал престольный. Сидит на троне Кощей, печалится и меня дожидается.
- Верну вам Бабу Ягу, - пообещал я. - Так и быть.
- Нам другого и не надо, - обрадовался Кощей.
- Тогда послушай, царь, внимательно, - продолжил я. - Через леса, степи, в оврагах бежит Калинов ручей. Скачи к нему, что есть духу, набери из него воды Мертвой и вернись в избу на курьих ножках. Там выгреби из печи золу да угли. Полей их Калиновой водой. Бабуля и восстанет.
- Спасибо тебе, Пушкин, за совет, - оживился Кощей. - На века полезен тебе буду.
- Поторопись, царь, не то мыши все уголья по своим норам растащат, - сказал я.
- Уже скачу, - откликнулся царь и свистнул в два пальца.
Как явился ему конь вороной, взобрался костлявый на него и помчал в лес дремучий.
'Значит, автору все же не дурно из сердечности своей прислушиваться к чаяниям своих героев, - рассуждал я на обратном пути. - Справедливости ради, на благо мира да равновесия в нем не худо будет сменить гнев на милость. Пускай себе живет. А добро само пробьется и по справедливости будет и впредь держать над злым духом победу'.
С такими мыслями вернулся я домой переделывать свою сказку.
3
Очнулась я под пристальным взором друзей моих верных: царя Кощея и Змея Горыныча. Оба, едва дыша, склонились надо мной и не спускают с меня пронзительных взоров. Под боком серебряный кувшин стоит. Я всхлипнула, шмыгнула своим длинным носом, пошевелила пальцами. Тогда Кощей плеснул мне в лицо остатки воды из кувшина, и я вздохнула глубоко и живо. А он уж новую метлу мне под руку сует.
- Возьми, душа моя, - говорит. - С выздоровлением!
Горыныч крылом обмахивает.
- С возвращением! - поздравляет.
Поднялась я, опершись на метлу, огляделася. Изба моя целехонька. Вся чисто прибрана. В печи огонь мирно потрескивает. Ступа в углу дожидается. Всё в полном здравии. Знать, опять куролесить будем - порадовалась я. Подошла к столу, а он уже накрыт празднично: гуси-лебеди жареные, яблоки молодильные, киселя молочные. Все далось нам на вечную славу. Устроили мы пир за мое бесконечное здоровье и наше сказочное процветание.
А в это время к моей избушке (ну что поделать) уже шагал по лесной тропе очередной Дурак.