Как-то на днях я отправился навестить своего приятеля Генри. Еще со времен колледжа - а там-то мы и познакомились - меня восхищал его неординарный ум и исследовательский пыл. Он ставил перед собой непростые вопросы и самозабвенно брался за их решение. Однажды, например, он так углубился в раздумья о сущности любви как высшего проявления человеческих чувств, что совершенно позабыл о себе и даже не мылся и не брился - но, обнаружив спустя какое-то время, что девицы и дамы почему-то стали упорно его сторониться и брезгливо воротить носики, он во внезапном прозрении понял, что в своей теории о любви упустил некую, весьма существенную деталь, - и немедленно принял меры к исправлению ситуации.
С тех пор он успел удачно жениться (что блестяще подтверждает правильность его умозаключений) и живет с супругой и двумя детишками в удобной близости от меня, продолжая при этом самоотверженно заниматься исследованием насущных вопросов человеческой жизни. Я вынужден, однако, с прискорбием отметить, что его жена, как мне кажется, считает меня несколько простоватым, но на это я не ропщу: ведь и в самом деле, кто я в сравнении с ее мужем - пытливым, неутомимым и столь талантливым ученым?
Вот и в этот раз, придя повидаться с Генри, я заметил некоторые признаки того, что мой друг, вероятно, снова с головой ушел в раздумья: стояла жара, и изнывающие без влаги цветы перед домом печально свесили головки, а газон побурел и утратил свежесть. Я позвонил в дверь, но в ответ не раздалось ни звука: должно быть, механизм не работал. Тогда я громко постучал и, прождав с полминуты, вдруг вздрогнул от жуткого грохота внутри дома. Сразу же вслед за этим я услышал чертыханье Генри и шаги, приближающиеся по коридору. Дверь распахнулась, и на пороге предстал мой приятель. Он выглядел изможденным, но глаза его горели лихорадочным энтузиазмом.
- Привет! - сказал я.
- ЗдорОво, дружище! - ответствовал Генри. - Очень кстати, что ты зашел. Я тут работаю кое над чем, и, ты знаешь, получил уже весьма интересные результаты...
- А что это у тебя там грохотало? Это тоже твоя работа?
- А-а... да, это тоже, - ответил он, и лицо его несколько омрачилось. - Такой эксперимент, ты сам понимаешь, - работа не из легких. Но, - продолжил он окрепшим голосом, - кто-то же должен этим заниматься!..
Он жестом пригласил меня войти, и, ступив в прихожую, я не смог удержаться от удивленного возгласа.
Но я и сам уже, несмотря на сумрак, разглядел на полу осколки массивной лампы, обычно стоявшей на комоде в прихожей.
- Понимаешь, свет не работает, - пояснил Генри, - ну и я ногой за провод зацепился, и, короче... Но это мне только на руку, - загадочно добавил он.
Стараясь не наступать на то, что осталось от абажура, мы прошли в гостиную, которая тоже представляла собой плачевное зрелище: обои в потеках пучились пузырями, на ковре тут и там темнели пятна, карниз висел наискось, а в одном из оконных стекол зияла дыра. Я невольно обернулся к Генри и только тут заметил, что одна штанина у него подвернута, а нога внизу кое-как обмотана кухонным полотенцем.
- Генри, что у тебя тут случилось?! - испуганно воскликнул я.
- Это и есть мой эксперимент - теперь ты видишь, насколько это серьезно. Садись, я тебе все объясню.
Я опасливо присел на диван, и Генри начал свой рассказ, нетерпеливо меряя комнату шагами и рассекая воздух рукой.
- Ты сам прекрасно знаешь, что люди вечно только и делают, что сражаются с бытовыми проблемами: все время что-то ломается, пропадает, пачкается; приходится бесконечно что-то улаживать, утрясать, договариваться, бегать по инстанциям и мастерским, отдавать одни вещи в чистку, забирать другие из починки, что-то искать, покупать, отчищать, убирать, закрашивать... Спрашивается, какой в этом в смысл?! Мы тратим уйму времени на все эти хлопоты, вместо того, чтобы посвящать время прекрасному: дорогим нам людям, музыке, книгам или размышлениям о высоких и достойных предметах... Но самое главное-то что? Ты когда-нибудь об этом думал? - он простер ко мне руку и замер в ожидании ответа. Я завороженно покачал головой. Тогда Генри воздел обе руки горЕ и, потрясая ими, драматически воскликнул:
- Им же конца и края не видно! Ты заметил? Они не кончаются ни-ког-да! Стоит починить кран в ванной, как тут же ломается что-то другое, а когда и это починишь, обязательно случится что-нибудь еще: или пропадет неизвестно куда жизненно важный документ, или ребенок сломает руку, или придет бумага, что ты не доплатил налоги и тебе грозит тюрьма, и так далее, и тому подобное, и все в таком же духе! Одни неурядицы сменяются другими или же сыпятся на тебя все сразу, и так всю жизнь - пока уже кому-то другому не придется ломать голову, где, как и на что тебя похоронить. Как будто судьба специально выжидает момент, чтобы подсунуть очередную гадость... И вот я решил - я не хочу поддаваться такому порядку вещей! Я желаю твердо знать: если я прямо сейчас перестану решать те проблемы, которые у меня уже есть, перестанет ли судьба подкидывать мне новые? Оставят ли меня в покое, пока я не разберусь хотя бы вот с этим? - он обвел комнату рукой. - Существует ли некий предел насыщения, за которым - жизнь, свободная от мелкой и досадной суеты?..
Он умолк и устремил задумчивый взгляд в пространство. Я, пораженный, был не в силах вымолвить ни слова. В молчании прошло некоторое время - затем я выдавил не без труда:
- Но Генри... а как же твоя семья?
- В том-то и дело, что они все уехали - к бабушке с дедушкой на каникулы. Мне бы не хотелось их травмировать, да и, в общем.., - он слегка замялся, подбирая слова, - это, скорее, осложняющий фактор - ты ведь понимаешь, что я имею в виду?
Я послушно кивнул, но, если признаться честно, до конца так и не мог осознать происходящее. Слова Генри привели меня в смятение и я не нашел ничего лучшего, как предложить ему свою помощь.
- Спасибо тебе, дружище, - тепло отозвался Генри, - но, боюсь, это может повлиять на чистоту эксперимента, а мне хотелось бы, чтобы результаты были как можно более надежными. Я должен справиться сам. Мы еще посмотрим, кто уступит первым.
Он помолчал и вдруг спохватился:
- Да, я ведь даже чаю тебе не предложил - сейчас поставлю.
Он направился в кухню, и я услышал, как из крана полилась вода. Она лилась и лилась, а Генри все не возвращался. Наконец он возник в дверном проеме и озабоченно сообщил:
- Дружище, ты только не обижайся, но, кажется, кран сломался: никак мне его не закрыть. Ты уж прости, но я должен срочно что-нибудь придумать, а то затопит еще весь дом...
- Но Генри, ты уверен?.. - начал я, поднимаясь.
- Да, - твердо ответил он. - Извини - получается, что я тебя выпроваживаю, но я уверен, что ты меня поймешь.
С тяжелым сердцем покинул я дом друга и дал себе слово вернуться сюда назавтра пораньше и, тайно или явно, разведать, не требуется ли все-таки мое вмешательство. Остаток дня и ночь я провел в тревоге, так что за завтраком кусок не лез мне в горло, и я с трудом - только уговаривая себя, что мне понадобятся силы - одолел яичницу с беконом. И тут зазвонил телефон. Полный недобрых предчувствий, я снял трубку и с облегчением услышал голос Генри.
- Доброе утро, дружище, - сказал он почему-то шепотом.
- О, Генри! Доброе утро! Как ты?!
- Да я-то жив и здоров. А вот эксперимент..., - он замолчал, и стало понятно, что говорить ему трудно. - В общем, друг, ничего не вышло. Жена вернулась - правда, без детей. Кто-то из соседей ей позвонил, ну и...
- Но ты не отчаивайся, Генри. Ты вел себя как герой. Ты ведь не виноват, что так получилось.
- По крайней мере, телефон теперь работает, - с горькой иронией тихо проговорил он. - И, в общем, ты знаешь - я тут подумал: может, в этих самых проблемах смысл какой-то и есть... Ведь вдумайся: что бы иначе делали плотники, медики, сантехники, адвокаты и вся эта честнАя братия?
Я задумался над его словами, и тут он неожиданно и опять же шепотом добавил:
- Слушай, друг, а можно мне у тебя переночевать?..