Я потеряла счет нашим с ним встречам в центре Брюсселя. Впервые это случилось на шумном торговом проспекте: лавируя между людьми, я шла в магазин уцененной одежды, а он, с несуразными чемоданами, стоял у входа в один из универмагов. В первый момент я приняла его за женщину с крашеными волосами. Но как много можно заметить, быстро минуя кого-то в толпе, - он повернулся ко мне лицом, и я увидела щетину, грубоватые черты и вовсе не женский взгляд. И - голос: он как раз доказывал что-то воображаемому собеседнику, выкрикивая слова низким прокуренным баритоном и сжимая в руках поклажу.
Его чемоданы. Они огромные, пластиковые, темно-серые, похожие на "Самсонайт". Он вообще любит траурную гамму: платье, парик-каре, длинный плащ с кушаком, колготки и туфли на низком каблуке - все в темных тонах. Его наряд неизменен: в любое время суток, в любую погоду на нем эти скорбные немаркие одежды. Глаза, как правило, густо подведены черным, но губы он никогда не красит. Ему явно за сорок, но точный возраст определить трудно: ни разу я не осмелилась вглядеться в его лицо.
Мне неведомо, есть ли у него другая одежда. Что носит он в своих чемоданах? Одеяла, скромный скарб, дешевую косметику, газеты для тепла, сентиментальные фетиши?
На что он живет, я тоже не знаю. Он никогда не просит милостыню, как десятки других здешних нищих. У него есть своя территория, но я ни разу не видела его "за работой". Иногда он, правда, исследует урны, но в основном стоит, задумавшись, на одном месте или же целеустремленно шагает по городским тротуарам, словно утомленная путешественница, что никак не может найти свой дешевый отельчик в лабиринте улиц и зданий. Ее одежда выглядит мятой и несвежей после ночного переезда, колготки перекрутились, макияж размазался, голос огрубел от жажды, чемоданы оттягивают руки, но нет денег на такси. А отельчик все не находится, и негде принять душ, утолить жажду и прилечь отдохнуть хотя бы ненадолго. Странница кружит по улицам, останавливаясь в недоумении на перекрестках и с горечью восклицая: "Да что же это такое, в конце концов! Я ведь здесь уже была! Где эта треклятая гостиница?" И с заходом солнца, устав от поисков, бредет обратно на вокзал, чтобы скоротать еще одну ночь и вновь пуститься на поиски утром.
Порой от усталости ее охватывает отчаяние и она сидит, отрешенно задумавшись, в безлюдном сквере - пасмурным субботним утром в центре делового квартала, где в этот час нет ни души и только я спешу по дорожке в бассейн. Она сидит нога на ногу, подперев щеку ладонью и смотрит куда-то вдаль и одновременно внутрь себя, а верные чемоданы смирно стоят на земле у ног. Моросит бисерный дождик, но ее укрывает от сырости крона мощного дуба.
Когда после бассейна я иду к метро, с неба льет вовсю - обычная здешняя погода. Она уже сидит под навесом станции на одном из чемоданов, по-прежнему в задумчивости, и ждет, когда кончится ливень, чтобы снова пуститься в странствие, которому нет конца.