Снова я не рассчитала линии, а время уже поджимало. Слякоть и теснота на узком тротуаре мешали идти быстрее - как в занудном сне, сменяли друг друга похожие улицы, спины прохожих, и не было тому конца. Продвижение вперёд затрудняли еще и два пакета, цеплявшиеся за всех и вся, а окоченевшие пальцы никак не могли нащупать в кармане бумажку с заветным адресом. Когда же она, наконец, была извлечена на свет, оказалось, что нужную линию я уже проскочила, и пришлось с проклятьями возвращаться назад.
Опоздав к назначенному часу минут на пятнадцать, я остановилась перед обитой черным дерматином дверью. Мои каракули гласили: два кор. и один дл. Я протянула руку к звонку, но тут дверь внезапно открылась сама. В проеме стояла невысокая женщина.
- Здравствуйте, - от неожиданности я растерялась. - Я к Серафиме Львовне...
- Здравствуйте, это я. А Вы Алена? Заходите...
Я вошла в темноватую прихожую и встала грязными ботами на коврик.
- А я как раз собиралась позвонить... Извините, что опоздала.
- Ничего страшного. Раздевайтесь, я Вас чаем угощу.
- Да я на минутку - за книгой только...
- Вы спешите?
- В общем-то, нет, но...
- Ну вот и хорошо. Раздевайтесь, сейчас я Вам тапочки дам.
Мы посуетились у вешалки, я освободилась от своих вериг и смогла наконец-то разглядеть хозяйку. В полумраке она показалась мне чуть ли не старушкой, но теперь, в освещенной кухне, куда мы прошли, я поняла, что ей слегка за шестьдесят. Кожа ее была довольно смуглой, но лицо выглядело бледным: без прозелени или голубизны, типичной для этих мест, а скорее с пепельным оттенком, возможно, после болезни. Довольно длинный нос сочетался с неуловимо восточными чертами. Маленький рост ее усугубляла сутулость, вдобавок, левое плечо немного выдавалось вперед, будто сведенное болезненной судорогой. Через него был наискось повязан серый пуховый платок. Волосы хозяйки, все еще темные, седина просолила прядями, а пальцы слегка скрючил артрит. В кухне стоял застарелый душок сигаретного дыма, и я невольно стала искать взглядом пепельницу. Словно уловив мои мысли, Серафима Львовна достала ее со шкафа и спросила:
- Ничего, если я буду курить? Вы переносите дым?
- Конечно, курите. А можно к Вам присоединиться?
Все было в порядке вещей. Серафима, как я стала называть ее про себя, отличалась от бывших моих преподов лишь нездешним обликом, да еще тем, что никогда и ничего не преподавала - насколько мне было известно. В остальном же антураж был привычен и предсказуем, вплоть до дешевых отечественных сигарет, которые она курила.
Я предложила ей свои "Мальборо лайтс".
Конечно же, она отказалась. В конце концов, мы были едва знакомы.
Держа сигарету слегка на отлете, она налила воды в чайник и поставила его на огонь. Потом правой рукой довольно ловко принялась доставать из шкафчика чайные причиндалы, тут же выставляя их на стол. В тесноватой кухне места хватало на полтора человека, но зато до всего было рукой подать - в буквальном смысле. Мы светски обсуждали погоду, меня так и подмывало спросить, из каких краев она родом, но я не решалась. Напоследок Серафима сняла с полки какие-то мешочки и коробочки и расставила их рядом с керамическим заварочным чайником. Тут она впервые сдержанно улыбнулась и сказала:
- Извините, кофе у меня закончился - как раз сегодня утром. Вы ведь пьете чай?
- Конечно, - ответила я. - В такую погоду чай - самое то.
Тут из-за ее плеча повалил пар, она обернулась к плите и предложила:
- Пока я заварю чай, Вы, может быть, возьмете книгу в гостиной? Она лежит на столе. Это сразу напротив кухни, дверь открыта.
Чуть не растворяясь в воздухе от деликатности, я направилась в гостиную.
Больное небо за окном сочилось скудным светом, и в комнате царил полумрак. Вдоль стен громоздились темные шкафы, набитые книгами, сувенирами, всякой всячиной, у окна стоял старый письменный стол карельской березы, а пространство над ветхим диваном почти сплошь покрывали картины и фотографии в рамках, и в самом центре этой ассамблеи висел портрет молодой женщины. Я сразу поняла, что это Серафима лет сорок назад, - нос на картине был явно ее. Одно из двух: либо художник ей польстил, либо в те годы она и правда была колдовски притягательна: жгучие волосы, янтарная кожа, озорные искорки в глазах.
Посреди стола в гордом одиночестве лежала тоненькая книжка в защитной обложке. На всякий случай я осторожно приоткрыла титульный лист и прочла: Д.С. Кранков. Оккультные ритуалы в идеологии нацизма. Монография.
По пути обратно меня встретил запах травяного отвара. На кухне я не удержалась:
- Извините, Серафима Львовна, я случайно заметила - у Вас там портрет над диваном. Красивая такая девушка. Это Вы?
- Между фотографиями? Да, это когда я была помоложе. Спасибо за комплимент. Это один знакомый нарисовал в шестидесятые - был влюблен и приукрасил, конечно. Я ведь и тогда маленькая была, да еще худющая. Хотя то время, пожалуй, самое счастливое... Вы знаете, мне повезло с компанией - такие славные ребята! Много физиков, математики; гуманитарии тоже встречались. Совершенно неугомонные: все время что-то рисовали, сочиняли, пели... Да, Алена, - вздохнула она, - жить тогда было гораздо интересней. А Дёма, то есть Дементий Семенович, учился на философском, очень был талантлив, много писал, печатался. Бедный мальчик...
Она опять закурила, присев на краешек углового дивана. Я скосила глаза на книгу. Вдруг в памяти всплыло, пробившись сквозь наслоения каждодневной шелухи: оригинальная работа... редкое издание... близко знакомы... очень переживала... Я старалась припомнить еще хоть что-то, но не смогла.
Очнувшись и снова переведя взгляд на замолчавшую хозяйку, я едва подавила возглас изумления: на спинке "уголка", совсем рядом с плечом Серафимы, стояла на задних лапках мелкая мышь. Но поразило меня не это - мышей хватало и в моей квартире, хотя такой позы я еще не видала, - а то, что мышь, похоже, пребывала в состоянии нервного возбуждения, то припадая на передние лапы, то опять выпрямляясь. Я уже открыла было рот, чтобы осторожно предупредить хозяйку, как мышь внезапно запищала. Мы обе вздрогнули, Серафима быстро обернулась, но не завопила, а только как-то странно махнула рукой на непрошеную гостью: иди, мол, отсюда. Но мышь не унималась, и сколько-то секунд длилась эта пантомима, пока серая тень, наконец, не шмыгнула с дивана прочь.
- Простите, Алена, ради Бога! Совершенно с ними измучилась! Тараканов еле отвадила, а с мышами - никакого сладу.
- Э-э... у меня они тоже есть... в квартире... А Ваши, похоже, дрессированные?
- Нда, в некотором роде... В наследство от бабки достались... Да, мы же про чай совсем забыли! Я Вас, наверно, голодом уже уморила!
Серафима торопливо поднялась с дивана и принялась разливать пахучую заварку. Против обыкновения, она не стала разбавлять ее водой, но чай в итоге получился не черный, а темно-янтарный, очень ароматный. Вкус у него был чудесный: от удовольствия я даже прикрыла глаза и словно бы перенеслась в летний лес с запахами нагретой коры, брусники, зверобоя - чего там только не было!
- Чай у Вас просто волшебный! Я даже про зиму забыла!
- Рада, что Вам понравилось. Он еще и целебный, к тому же. А Вы, значит, аспирантка?
- Да, у Светланы Захаровны. Но я начала недавно: пока только план составлен, да вот материалы собираю. Спасибо Вам за монографию, я сделаю ксерокопию и верну. Говорят, работа очень интересная.
- Да, Дёма был очень талантлив, - повторила она. - Жаль, что все так случилось. Берите печенье. Очень вкусное, я себе позволяю иногда. А так - все время на диете, соли почти не употребляю, совершенно пресная жизнь. Вот чаем разве только и спасаюсь.
Печенье действительно оказалось на славу, и, вставая после угощения из-за стола, я ощущала чуть ли не блаженство, а слякотная улица внушала уже не такое отвращение, как прежде.
Пока я ковырялась в прихожей с пакетами, ботами и одеждой, Серафима стояла рядом, дымя сигаретой.
- Алена, - вдруг сказала она, - Вы меня извините за то, что я вмешиваюсь не в свое дело, но хочу Вам сказать: Вас ждут хорошие вести, скоро все переменится.
- Простите?..
- То, что Вас мучит сейчас, скоро отпустит, можете мне поверить.
- Спасибо, надеюсь. Я Вам на днях позвоню.
Спускаясь по лестнице, я перебирала в голове впечатления от этого странноватого визита. Однако, едва захлопнулась за мной входная дверь, как мысли автоматически перескочили на другое, и я подумала: надо бы еще успеть у метро купить сока, воды, фруктов каких-нибудь. Времени до приемного часа вполне достаточно, идти, правда, далеко, но ничего, успею. И тут я внезапно вспомнила конец печального рассказа. Бедный Дементий Семенович: чудом не угодил ня Пряжку, сидел на таблетках, шел в Публичку, сбила машина, всё.