Аннотация: "Смутное время" России. Правление Ивана Грозного. Переписка царя Ивана с князем Курбским. Связка самовластие-самодержавие
ГЕНРИХ ГРУЗМАН
ЭТЮДЫ (окончание)
НАГАРИЯ
2 0 1 2
"Одно волнует меня в этом мире: кто сумасшедший - я или другие"
Альберт ЭЙНШТЕЙН
"...что война - суть человеческой природы, что мы все на самом деле стремимся к войне, что Бог есть война, а насилие - начало всех начал, а весь мир - одно сплошное насилие, боль, которая исчезнет только вместе с человеком"
Монс КЕЛЛЕТОФТ
ЭТЮД III. РУССКАЯ СМУТА
Уже не кажется non sens (нелепость) утверждение, что главным фактом нашей современности является глобальный экологический кризис. Правда, для справедливости следует уточнить, что этот кризис бесспорен только в публицистическом выражении, - во всех других - научном, историческом, философском, экономическом, - он далеко не кажется очевидным для высшей научной элиты человечества, хотя активно не опровергается. В число таких загадочных акций входит обрушение советской социалистической системы, и проблема звучит следующим образом: является ли крах советского режима моментом глобального экологического кризиса? Хотя здесь, казалось, несложно прийти к общим и незамысловатым соображениям. Советская идеология, генерированная вполне определённым философским учением, онтологически воплотилась в России в гражданскую войну, диктатуру пролетариата и в конце концов, в ведомство ГУЛАГ, тобто в те условия, которые вызывают исключительно стеснённую обстановку обитания людей. Так что советский строй не может не быть экологически угнетённой и ущербной средой для этих последних. Но, как будет ясно из дальнейшего, данный довод имеет силу первого приближения, пригодного больше для широких публицистических вещаний, но совершенно недостаточного для оценки советского крушения в мировой истории планеты.
Однако какова бы не была удельная доля значимости советского феномена в общепланетарном масштабе, на регионально-российском уровне развал советской системы есть главнейший, космического плана, акт злоключения России, объяснения которого вольно или невольно, много или мало, присутствует во всех аналитических опусах, даже если сей предмет не является объектом интереса. Особо привлекательными кажутся те суждения, где сумятица с советским верховным порядком определяется чисто русским критерием - смутой. (В русской классической (дореволюционной) историографии, равно, как в современных исследованиях, шаблоном (стереотипом) русской смуты поставлен период "смутного времени" начала XVII века. Об этом хрононе в анналах русской истории имеется столько фактического материала, что впору составлять помесячную опись событий). Владимир Кобрин представил расширенное содержательное понимание смуты: "Принятый в дореволюционной историографии термин "Смутное время", относившийся к бурным событиям начала XVII в., был решительно отвергнут в советской науке как "дворянско-буржуазный" и заменен длинным и даже несколько бюрократическим названием: "Крестьянская война и иностранная интервенция в России". Сегодня термин "Смутное время" постепенно возвращается: видимо, потому, что он не только соответствует словоупотреблению эпохи, но и достаточно точно отражает историческую действительность....И в самом деле, начало XVII в. и впрямь Смутное время: всё в движении, всё колеблется, размыты контуры людей и событий, с невероятной быстротой меняются цари, нередко в разных частях страны и даже в соседних городах признают в одно и то же время власть разных государей, люди подчас молниеносно меняют свою политическую ориентацию: то вчерашние союзники расходятся по враждебным лагерям, то вчерашние враги действуют сообща... Смутное время - сложнейшее переплетение разнообразных противоречий - сословных и национальных, внутриклассовых и межклассовых... И хотя была и иностранная интервенция, невозможно свести лишь к ней все многообразие событий этого бурного и поистине Смутного времени". (Владимир Кобрин "Смутное время - утраченные возможности"http://scepsis.ru/library/id_2584.html)
А наибольшее любопытство вызывает точка зрения, где смута выводится коренным свойством русского духа. Именно такое значение смуты обнаружил в недрах русской истории Геннадий Муриков: "И вот ещё одно поразительное явление: смутные времена в нашей стране повторяются с завидным постоянством. Сам собой возникает ещё один вопрос: а что если это вообще состояние русской истории, да и русского духа? Не говоря прямо, добавим, может, так нам представляется. Кроме этой, условно говоря, первой смуты (а ведь и до неё бывало, ой как немало всевозможных усобиц), последовали казацкие восстания, церковный раскол, породивший новую смуту, которая продолжалась в течение всего 300-летнего царствования дома Романовых. А если вспомнить гражданскую войну 1917-1922 годов (но это не считалось "смутой", хотя как смотреть) и последовавший за ней великий раскол общественного сознания на многие десятилетия, то мы задумаемся. Юбилей тогдашней смуты мы отмечаем в самый разгар смуты теперешней - и конца ей не видно, чтобы не вещали временщики наших дней" (Геннадий Муриков "Мистерия русской смуты: 1612-2012" Интернет-журнал "Топос" (http://www.topos.ru/article/ontologicheskie-progulki/misteriya-russkoi-smuty-1612-2012-1)Из чего Г.Муриков выводит итоговое умозаключение своего гнозиса: "А пока с уверенностью можно сказать только одно: Смута у нас - это явление постоянное; оно не прекращалось, и прекратиться, видимо, не может, пока существует такое государственное образование, как Россия, и такой феномен, как русский народ. "А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой".Смута подпитывает социальные и идейные перемены и одновременно вызывается ими. Этот процесс многогранен и по-настоящему "полифоничен". Наше время покоя нам явно не готовит, "покой нам только снится", зато буря, начавшаяся уже во времена оные, кажется, крепчает".
На электронном портале "Концепция общественной безопасности" эта мысль представлена в глобальном историческом аспекте:"Таких полных циклов развития смуты в известной нам истории цивилизации Руси можно насчитать три: Первый -- пришёлся на начало первого тысячелетия и его первая фаза завершилась крещением Руси, а вторая -- установлением "монголо-татарского ига" либо "вассальной зависимости Руси от Золотой орды" -- в зависимости от трактовки периода истории, начиная с 1238 г. Второй -- начался княжением в Москве великого князя Даниила Московского и завершился в 1917 г. крахом Российской империи. Смутное время рубежа XVI -- XVII веков разделило в нём первую и вторую фазы полного цикла развития смуты. Третий -- начался установлением Советской власти. Его первая фаза завершилась крахом СССР в 1991 г. Сейчас мы живём во второй фазе полного цикла развития смуты" ("Смута на Руси: зарождение, течение, преодоление..." (http://new.vodaspb.ru/pub/p19.php).
Итак, в самом популярном понятии русской истории - смуте отчётливо распознаются два, в известной мере противостоящие, лика: смута как выразитель всеобщей неурядицы, и смута как свойство русского духа или динамический принцип. Это обстоятельство допускает некое подобие философского подхода, при котором двуликость русской смуты определяется как материалистический и идеалистический виды, о чём в дальнейшем пойдёт особый разговор. Современные же аналитики, пытаясь разобраться с этой мистерией русской смуты, ещё больше запутывают суть дела (смута всё-таки!). Не избежал этой участи и Г.Муриков в своём объёмном гнозисе: "...историк-либерал В.О. Ключевский связывает начало смуты с разложением правящего класса (это очень похоже на наше время - Г.М.), которое перекинулось на все слои общества: "Отличительной особенностью Смуты является то, что в ней последовательно выступают все классы русского общества и выступают в том самом порядке, в каком они лежали в тогдашнем составе русского общества... На вершине этой лестницы стояло боярство; оно и начало Смуту". Смута тогдашняя и смута современная - родные сёстры. Давно известно, что рыба гниёт с головы. Это отлично понимал очевидец и историк событий того времени Авраамий Палицын и великолепно понимает наш современник писатель-модернист Виктор Пелевин: "Каждый раз реформы начинаются с заявления, что рыба гниет с головы, затем реформаторы съедают здоровое тело, а гнилая голова плывет дальше. Поэтому все, что было гнилого при Иване Грозном, до сих пор живо, а все, что было здорового пять лет назад, уже сожрано" ("Священная книга оборотня"). Так как "бояре, много натерпевшиеся при Грозном, теперь при выборном царе из своей братии [т.е. Борисе Годунове] не хотели удовольствоваться простым обычаем, на котором держалось их политическое значение при прежней династии" (Опять-таки очень похоже на наше время. - Г.М.). Борис, чувствуя это сопротивление, но желая царствовать самовластно, как и прежние государи российские, ввел "пагубную" систему доносительства о возможных и готовящихся покушениях на него. Дело дошло до того, что он разослал по церквям особую молитву в свою честь. "Читая эту лицемерную и хвастливую молитву, проникаешься сожалением, - пишет историк В.О. Ключевский, - до чего может потеряться человек, хотя бы и царь". Можно с иронией констатировать, что Василий Осипович не дожил до грядущих в недалеком будущем от его размышлений времён других "царей" такого рода, которые создавали "культ своей личности". По мысли историка нравственный порядок в то время был поколеблен, а вслед за ним начал разрушаться и порядок государственный. Наверное, так и было".
Заблуждение Г.Мурикова опосредуется в порицании создания царями "культа своей личности", и из этого выводится первооснова смуты - нравственный ущерб. Но "культ своей личности", или просто "культ личности" в гнозисе русской духовной философии ставится ключевым понятием, на котором зиждется целая мировоззренческая система в философии (В.С.Соловьёв и русская духовная школа). В этом сказывается типично советское философское воспитание: в 1956 году полуграмотный генеральный секретарь КПСС Н.С.Хрущёв, безбожно спутав "культ личности" с "культом личной власти", выставил культ личности негативным знаком. Но, если неразвитое философское состояние служит диагностическим критерием умозрения советских партийных бонз, и подобное восприятие кажется тут обычным стилем, то в большой философской аналитике оно является недопустимым изъяном. Однако смута, будучи сама концентрированным изъяном, нивелирует все частные пороки и пробелы.
В русской исторической литературе, при всей её обширности и разнообразии, возможно вывести два типа причинных объяснений "смутного времени": дореволюционный (классический) и современный. В своих знаменитых лекциях по русской истории В.О.Ключевский писал о причинах смуты: "Объяснить причины Смуты - значит указать обстоятельства, ее вызвавшие, и условия, так долго ее поддерживавшие. Обстоятельства, вызвавшие Смуту, нам уже известны: это было насильственное и таинственное пресечение старой династии, и потом искусственное восстановление ее в лице самозванцев. Но как эти поводы к Смуте, так и глубокие внутренние ее причины возымели свою силу только потому, что возникли на благоприятной почве, возделанной тщательными, хотя и непредусмотрительными, усилиями царя Ивана и правителя Бориса Годунова в царствование Федора. Это было тягостное, исполненное тупого недоумения настроение общества, какое создано было неприкрытыми безобразиями опричнины и темными годуновскими интригами" (лекция сорок третья). В современной интерпретации причины смутного времени выглядят следующим, далеко небесспорным, образом: (http://znayuvse.ru/istoriya/istoriya-rossii/prichinyi-smutnogo-vremeni):"1.Династическая причина: прервался род Рюриковичей. Ожесточённая борьба за власть, отсутствие претендента с правами на престол. 2.Экономическая: последствия Ливонской войны, голодные годы 1601-1603. 3. Социальная: многочисленные мятежи и восстания. 4.Нравственный кризис: клятвопреступления. 5.Ослабление центральной власти".
Особо следует обратить внимание, что в обоих способах объяснений прослеживается та же двухфакторная структура: материалистический фактор и идеалистический фактор. Причём материалистический характер смуты резко довлеет в современных толкованиях причины смутного времени, что составляет принципиальное отличие его от классического объяснения. Из материалистических объяснений самым непонятным и загадочным кажется следующее: "Тяжёлый системный кризис московского государства во многом связан с правлением Ивана Грозного" (Википедия - свободная энциклопедия). Почему тираническое правление Ивана Грозного, в принципе аналогичное другим диктаторским режимам, за исключением национальных особенностей, оказало столь великое влияние на русскую историю, что привело к возникновению смуты? Почему правление Ивана Грозного, давшее Московскому государству силу, какую не могли дать иные правители Руси ни до, ни после него (за исключением, разве, Петра I) стало зародышем величайшего обвала (смуты) русской истории?
Территориальные приобретения Московского государства при царе Иване IV по своей значимости не идут ни в какое сравнение, ни с прошлыми, ни с будущими присоединениями русских земель: на востоке - Московское государство заимело свой географический хребет - Поволжье (Казанское и Астраханское ханства) и выставило твёрдую заявку на обладание сибирскими просторами; на юге - Московское государство окончательно приструнило своего злейшего врага - Крымское ханство, от которого оно несло наибольший урон; на севере - Московское государство пробилось к берегам Балтийского моря (на тот момент общеевропейского бассейна); на западе - Московское государство показало собственную вооружённую силу своим надменным соседям - полякам, литовцам, шведам.
Время правления царя Ивана IV всегда было наибольшей трудностью для аналитического труда русской исторической науки, а С.М.Соловьёв, один из её титанов, поставил это обстоятельство в типическую особенность самого правления. С.М.Соловьёв указал: "Век задавал важные вопросы, а во главе государства стоял человек, по характеру своему способный приступать немедленно к их решению. К сказанному прежде об этом характере, о его образовании и постепенном развитии нам не нужно было бы прибавлять ничего более, если б в нашей исторической литературе не высказывались об нем мнения, совершенно противоположные. В то время как одни, преклоняясь пред его величием, старались оправдать Иоанна в тех поступках, которые назывались и должны называться своими очень нелестными именами, другие хотели отнять у него всякое участие в событиях, которые дают его царствованию беспрекословно важное значение. Эти два противоположных мнения проистекли из обычного стремления дать единство характерам исторических лиц; ум человеческий не любит живого многообразия, ибо трудно ему при этом многообразии уловить и указать единство, да и сердце человеческое не любит находить недостатков в предмете любимом, достоинств в предмете, возбудившем отвращение. Прославилось известное историческое лицо добром, и вот повествователи о делах его не хотят допустить ни одного поступка, который бы нарушал это господствующее представление об историческом лице; если источники указывают на подобный поступок, то повествователи стараются во что бы то ни стало оправдать своего героя; и наоборот, в лице, оставившем по себе дурную славу, не хотят признать никакого достоинства"
(С.М.Соловьёв "История России с древнейших времён" т.6, гл.7
И для современных исследований также характерно отсутствие однозначного восприятия этой эпохи: разнобой, причём радикальный, в оценке значения правления Ивана Грозного, сохранился до настоящего времени. Пример: "Для России время правления Ивана Грозного осталось одной из самых мрачных полос её истории. Разгром реформационного движения, бесчинства опричнины, "новгородский поход" -- вот некоторые вехи кровавого пути Грозного. Впрочем, будем справедливы. Рядом вехи другого пути -- превращение России в огромную державу, включившую земли Казанского и Астраханского ханств, Западной Сибири от Ледовитого океана до Каспийского моря, реформы управления страной, упрочение международного престижа России, расширение торговых и культурных связей со странами Европы и Азии"
(А.А.Зимин, А.Л.Хорошевич "Россия времён Ивана Грозного", М., 1982, с.151).
Итак, правление Ивана Грозного не имеет рационального объяснения в историографическом познании, тобто в сугубо материалистическом выражении, и в традиционном когнитивном контексте оно есть мистерия, едва ли не самая большая из всех каденций русских царей. В существующие современные материалистические пояснения русской смуты вкралась, казалось бы, несущественная неточность: Иван VI именуется тут "первым русским царём" (электронная "Всемирная история в лицах", Википедия - свободная энциклопедия). Но это ошибка: первым царём на Руси был дед Ивана Грозного - Иван III. В.О.Ключевский свидетельствует: "После того, как спало с Москвы татарское иго, в сношениях с неважными иностранными правителями, например, с ливонским магистром, Иван III титулует себя царём всея Руси... Иван нашёл, что теперь ему непригоже называться в правительственных актах просто по-русски Иваном, и начал писаться в церковной книжной форме: "Иоанн, Божьей милостью государь всея Руси". За этой опечаткой таится глубокий смысл.
Русская смута, как целокупный феномен, имеет себя, прежде всего, в историческом ракурсе, и всегда рассматривалась и рассматривается исключительно в исторической плоскости. Это означает, что здесь, как и везде при историческом познании, особое значение принадлежит методологическому критерию, а в недрах последнего, новому историческому методу, свёрнутому в русской духовной философии в виде религиозной философии истории Н.А.Бердяева. Когнитивное ядро бердяевской теории составляет двуаспектный подход: земная история и небесная история, - первая объемлет par excellence (по преимуществу) материально-предметные знания, а вторая имеет par excellence (по преимуществу) идеалистический, виртуальный характер.
Все обширные анналы академической историографии, взятой в её познавательной ёмкости, есть не что иное, как натуральная земная история, принадлежащая так называемому материалистическому пониманию истории. Небесноисторический (духовно-идеалистический) обзор исторического процесса, как компактный способ исторического познания, неизвестен в аналитической практике, хотя те или иные всплески и проявления небесной истории наблюдаются фактически у каждого крупноформатного историка. Поэтому практическое использование небесноисторического подхода в отношении русской смуты требует дополнительного, пропедевтического курса, ибо в подобном освещении русская смута обнаруживает ранее незнаемую, в известной мере парадоксальную, преамбулу.
Все титаны русской исторической науки единодушны в том, что после избавления от татарского ига, наибольшим историческим свершением в истории России стало собирание изолированных феодальных княжеств в компактное Московское государство. В.О.Ключевский писал: "Вот тот основной факт, от которого пошли остальные явления, наполняющие нашу историю XV и XVI вв. Можно так выразить этот факт: завершение территориального собирания Северо-Восточной Руси Москвой превратило Московское княжество в национальное Великорусское государство и таким образом сообщило великому князю московскому значение национального великорусского государя. Если вы припомните главные явления нашей истории XV и XVI вв., вы увидите, что внешнее и внутреннее положение Московского государства в это время слагается из последствий этого основного факта"
Особо активным деятелем на начальных этапах этого процесса являлся великий князь Иван III (1440-1505). В своих знаменитых лекциях В.О.Ключевский много говорит о его целеустремлённой и энергичной деятельности на этом поприще, и доказывает мысль, что, возложив на себя впервые в России венец "царя всея Руси", Иван III совершил отнюдь не акт тщеславного самомнения, а исторический поступок, соответственный с логикой "этого основного факта", суть которого раскрывается в небесной истории, и который, по сути дела, и есть небесная история per se.
В динамическом плане небесноисторический подход оплодотворяет своё credo: внутренний духовный диапазон человека, члена объединённого государства, качественно отличается от кругозора человека, члена удельной вотчины. Отсюда вытекает, что "территориальное собирание" разрозненных феодальных наделов в Московское государство не было механическим административным сочленением, а являло собой факт сознательной воли. "Этот факт, - пишет Ключевский, - утвердил в уме московского государя новый взгляд на свою власть, как и в умах великорусского народа новый взгляд на своего государя. Почувствовав себя на высоте национального властителя, московский государь страшно вырос в своих собственных глазах, как и в глазах своего народа. Но, заронив в умы новые политические понятия, тот же факт вызвал и новые политические отношения. Политическое объединение Великороссии глубоко изменило положение и взаимные отношения классов объединённого русского общества и прежде всего состав и настроение его верхнего слоя, боярства, а перемена в составе и настроении этого класса изменила его отношение к государю и изменила не в том направлении, в каком изменилось отношение к нему остального общества"
Идея соединения русских людей в единое сообщество переросло, закономерно и сознательно, в идеологию самодержавия, что наполнило новым качественным содержанием сущностный смысл ранга и фигуры царя. В этом пункте небесноисторический подход празднует своё наибольшее достижение, выражающееся в реальном становлении радикального понимания и самобытной ценности параметра "самодержавие" (см. мой трактат "О биографии русского еврейства"). Таким образом, царское самодержавие этого периода было не менее, чем новоявленная русская духовность, а само понятие "царь" обрело высший нравственный статус, зафиксированный в народной аллегории "царь-батюшка". Это ёмкое и сложное виртуальное содержание русского духа, на базе которого осуществлялось собрание русских феодальных наделов в единое монолитное образование Московского государства, выразил в своей публицистике известный идеолог конца XIX - начала XX веков Л.А.Тихомиров: "Самодержец тот, кто сам державствует, независимо от кого бы то ни было. Государь есть власть, выше которой нет никакой. Самодержец есть власть, ни от кого не зависящая". И ещё: "возросшая в одном процессе с Русской нацией, царская власть представляет две яркие типичные черты: 1) полное единство в идеалах с нацией, как власть верховная, 2) единение своего государственного управления с национальными силами".
Credo небесноисторического подхода, требующего повышенного духовного индекса у членов расширенного скомпонованного государства, даёт объяснение генезиса самой большой мистерии исторического хронона этого времени - ереси жидовствующих (в своих хрониках В.О.Ключевский даже не упоминает этого названия). По сути, наименование "ересь жидовствующих" бессодержательно и односторонне: духовное содержание тут никак не тянет на ересь, ибо есть в действительности синтезированная компиляция духовных знаний из еврейских, христианских и мусульманских источников, - правильнее, это была просвещенская акция, продукт своеобразного Русского Просвещения (академик Д.С.Лихачёв писал: "По-видимому, ереси эти не имели какого-либо законченного и упорядоченного учения. Вероятнее всего, это даже была не ересь, сколько движение вольнодумцев. Это было, по всей вероятности, гуманистическое течение"). Неверно и с "жидовствующими", ибо еврейского населения в России того времени не было, хотя доля еврейского духовного материала в русской просвещенской акции была наибольшей (как сказал А.В.Карташев: "Это было вольномыслие под еврейским соусом").
Роль отдельных евреев, на что упирают некоторые исследователи, в этом судьбоносном русском явлении не может иметь сколько-нибудь значительной роли ибо само явление по определению требовало творца изнутри, из народной гущи, а не посторонней личности из вне. Таким творцом явился Фёдор Курицын, думский дьяк (в современной табели о рангах - министр иностранных дел) при Иване III, личность во всех отношениях историческая и выдающаяся, требующая считать себя первым русским философом (см. мой трактат "О биографии русского еврейства"). Главная особенность философского настроения Фёдора Курицына, как и всего просвещёнческого, "гуманистического", течения этого времени (неправильно, "ереси жидовствующих") состоит в том, что оно нацелено на самодержавие, и является, по своей природе, философским обоснованием самодержавия - идеологии формирующегося Московского государства. В этом положена странность, ставящая в тупик русских историков: факт широкой распространённости ереси жидовствующих в русском обществе того времени, захватывая царя Ивана III и его приближённых.
Однако бурный процесс становления Московского государства, осенённого идеологией и философией царского самодержавия, натолкнулся на яростное сопротивление наиболее воинствующих кругов православного клира во главе с архиепископом Геннадием Новгородским и преподобным Иосифом Волоцким. Здесь родилось определение "ересь жидовствующих", впитавшее в себя уничижительное и презрительное отношение к новым духовным веяниям, охватившим русское общество при становлении Московского государства. Иосиф Волоцкий пишет, что царям и инокам "подобает осужати и проклинати еретики и отступники", используя все доступные средства или "благопремудростные коварства" (чем не адекват иезуитской морали?). Итак, "ересь жидовствующих" укоренилась в русском обществе, в основном среди православного церковничества, ещё в качестве негативного отношения к крамоле.
Архиепископ Геннадий побывал в Европе, где его более всего впечатлила инквизиция, как способ борьбы с инакомыслием, и оттуда он привёз в Россию свой клич: "Только жечь и вешать!". Клерикальная оппозиция архиепископа Геннадия добилась своего: Фёдор Курицын с группой единомышленников был сожжён. К счастью, русское православие не приняло инквизицию в целом. Официальная же аналитика старательно замалчивает факт сожжения в России инакомыслящих, как и то обстоятельство, что задолго до Петра I воздействие Запада на Россию сказалось через смрадные инквизиторские кострища. Поэтому академическая историография не знает, что ересь жидовствующих (в его негативном значении), включая сожжение инакомыслящих, есть преамбула русской смуты.
Однако эмбрионы русской смуты зарождались не только при церковном противостоянии новаторским тенденциям в русском обществе XV-XVI веков (III период русской истории по В.О.Ключевскому), но и в недрах самого радикального движения. Гениальный Ключевский, не видя коренных оснований, всё же проницательно заметил: "Во всяком случае, с тех пор, как обеспечен был успех московского собирания Руси, в Иване III, его старшем сыне и внуке начинают бороться вотчинник и государь, самовластный хозяин и носитель верховной государственной власти. Это колебание между двумя началами или порядками обнаруживалось в решении важнейших вопросов, поставленных самым этим собиранием, - о порядке преемства власти, об её объёме и форме. Ход политической жизни объединённой Великороссии более чем на столетие испорчен был этим колебанием, приведшим государство к глубоким потрясениям, а династию собирателей к гибели" (В.О.Ключевский "Русская история. Книга первая", 2000, с.с. 452,453,467,457-458).
Итак, в новом мировоззрении, одухотворяющем гражданское сознание русских людей, Ключевский разглядел действующую пружину борьбы нового со старым: противостояние "вотчинника и государя, самовластного хозяина и носителя верховной государственной власти" (выделено мною - Г.Г.). А самые острые и судьбоносные формы данное противостояние преподнесло в сфере верховной власти, став жизненным и историческим испытанием личности царя, где оно заимело вид: самовластие против самодержавия. Колебания между этими константами есть обязательный динамический признак, приобретающий право принципа всецело для общества, а для индивидуальной персоны царя - это всегда трагедия (вспомните монолог пушкинского Бориса Годунова: "Достиг я высшей власти //Шестой уж год я царствую спокойно//Но счастья нет моей душе"). Именно доминирование самовластия, как общественного мнения и как самозначимого акта, генерирует смуту; самовластие есть первейший антагонист самодержавия и суть родная мать русской смуты. В данном историческом отрезке летописи России самовластие привело, как определил В.О.Ключевский, "династию собирателей к гибели", тобто стало духовной причиной "смутного времени".
Таким образом, фигура "царя" в русской иерархии роковых десниц есть не сан, не звание, не икона, и не жребий, а суть судьба, находящаяся в заложниках двучленной связки самовластие - самодержавие. Самовластие опознаётся в показаниях земной истории, а признаки и приметы самодержавия находится в компетенции небесноисторического метода. Первый русский царь Иван III продемонстрировал подлинное самодержавное сознание, провозгласив для русского государства ранг царя (не императора, не короля, а русский самородный венец), но он же совершил действия самовластия, когда отступился от Фёдора Курицына со товарищи, которые были сожжены при его попустительстве, - царь здесь самовластно явил себя двурушником и предателем.
Противостояние самовластия и самодержавия обрело самые крайние формы в каденцию царя Ивана IV, - в русской истории нет иного правления, где это противоборство имело бы более трагические обороты. Н.М.Карамзин, давая своеобразную оценку царству Ивана Грозного, непроизвольно сформулировал едва ли не формулу русской историологии: "Между иными тяжкими опытами Судьбы, сверх бедствий Удельной системы, сверх ига Монголов, Россия должна была испытать и грозу самодержца-мучителя, устояла с любовью к самодержавию...". Аромат самодержавия ("любовь к самодержавию"), но никак не субъективный запах самовластия, поэтически ощущал А.С.Пушкин, и упомянутый ранее Геннадий Муриков задаётся вопрошанием: "Не отсюда ли и пресловутые "царистские" симпатии великого поэта?".
Тот же Муриков высказал своё интересное мнение, не дающего, однако, решения проблемы Ивана IV: "Вполне очевидно, что "тиранство" Ивана Грозного - не продукт неких социальных противоречий или борьбы за абсолютную власть, а естественное продолжение его, если можно так выразиться, "религиозно-философских" взглядов на свою собственную роль и задачи, стоящие перед царством. Назвать это мировоззрение христианским, конечно, нельзя, но совершенно ясно, что нельзя считать царя и психопатом-извращенцем, как делали некоторые историки. Марксистские исследователи времен Сталина идеализировали образ "грозного" царя, да и сам советский вождь с благожелательным интересом присматривался к своему "коллеге" и предшественнику. В ход пошла концепция о Грозном как о "царе-демократе", борце с богатеями и олигархами в лице бояр. Эта мысль сегодня воспринимается скорее как достояние прошлого, ведь лишь небольшая часть бояр была в оппозиции, да и как бы смог работать государственный механизм без боярства... Больше всех страдал от эксцессов его правления в первую очередь именно простой народ, как, впрочем, и при Сталине".
А между тем, Иван Грозный находился на верховном престоле более всех других держателей трона в русской истории, и правил более 50 лет. Один только этот факт обстоятельство того, что правление Грозного не имеет в русской истории рационального объяснения, делает его крупным изъяном русской историографической науки, а точнее, говорит о недостаточности традиционной методики исторического познания, тобто упущении общепринятого материалистического понимания истории. Новый исторический подход, сотканный из дуализма материалистического (земная история) и идеалистического (небесная история) факторов, внесло в изучение общественной истории новое познавательное средство: связку самовластие - самодержавие.
Это средство пролило незнаемый ранее свет на главный документ эпохи Ивана Грозного - переписку царя Ивана IV и князя Андрея Курбского, а точнее, делает этот документ главным свидетельством данного исторического хронона. Хотя эта неординарная и уникальная переписка всегда находилась в центре аналитического внимания, как классического, так и современного способов исследования. По справедливости следует заметить, что последний способ, в силу своей идеологической ангажированности, уступает по глубокомыслию дореволюционному (классическому) способу, - так, к примеру, Геннадий Муриков не увидел в факте эпистолярного конфликта царя Ивана и князя Курбского ничего, кроме мистических предзнаменований: "История показала, что в дискуссии царя Ивана и князя Курбского последний оказался прямо-таки провидцем, царь как бы сам готовил себя и своему роду возмездие, а государству ужасные потрясения".
Но оба эти способа не обращают нужного внимания на насыщенность текста переписки библейскими аргументами, доводами и доказательствами, а это означает, что оппоненты одинаково широко используют ересь жидовствующих. Стало быть, невзирая на злобствующее противодействие православной церкви, ересь жидовствующих полно и просто вошла в обиход государственной политики Московского государства, что опосредованно показывает задолженность в переписке тематики самовластия и самодержавия.
"Из-за чего же шёл спор? - спрашивает В.О.Ключевский и отвечает: - "Обе стороны отстаивали существующее. Чувствуется, что они как будто не вполне понимали друг друга, что какое-то недоразумение разделяло обоих спорщиков. Это недоразумение заключалось в том, что в их переписке столкнулись не два политических образа мыслей, а два политических настроения; они не только полемизируют друг с другом, сколько исповедуются один другому... Но и в этой полемике, веденной обеими сторонами с большим жаром и талантом, не находит прямого и ясного ответа на вопрос об этих причинах, и она не выводит читателя из недоумения" (В.О.Ключевский "Русская история. Книга первая", 2000, с.с.496,491).
Хотя эта переписка "не выводит читателя из недоумения" (а это действительно так и по настоящее время), несложно обозреть черту, проходящую через всю эпистолярию: оба автора излагают, или, как выразился В.О.Ключевский, "исповедуются один другому", содержательно общую мысль - утверждение идеала самодержавной власти. Антиподом самодержавию выступает самовластие, в грехах которого один оппонент обвинял другого. Князь А.М.Курбский порицал царя Ивана, опираясь на идеалистические доводы небесноисторического метода: "...в своём ожесточении против Бога и совести, всячески поправ чистую совесть, вложенную Богом во всякого человека, которая словно недреманное око и неусыпный страж бережёт и хранит душу и ум бессмертный в каждом человеке" ("Третье послание Курбского Ивану Грозному"). А Иван Грозный оправдывал самодержавную власть посредством принципов земной истории: "Царь должен быть царём на деле, а не только по имени; если где разделится царство, там сейчас же произойдёт нестроение... Царь - гроза не для добрых, а для злых дел; хочешь не бояться власти - делай добро, а делаешь зло - бойся, ибо царь не зря носит меч, а для кары злых и для ободрения добрых".
Важно заметить, что не всегда замечает академическая, казённая аналитика, что установка на самодержавную власть у обоих мыслителей исходит из близких, если не одних и тех же, источников: князь А.М.Курбский упирает на "каждого человека" (своеобразный культ личности), а царь Иван Грозный стремится к индивидуальному началу в верховной власти, решительно отвергая коллективное боярское участие. В.О.Ключевский глубокомысленно заключил: "Никогда у нас до Петра Великого верховная власть в отвлечённом самосознании не поднималась до такого отчётливого, по крайней мере, до такого энергического выражения своих задач" (В.О.Ключевский "Русская история. Книга первая", 2000, с.495).
Можно сказать более. В российской литературе (особенно в современном науковедении) нет подобного руководства по части верховной власти, состоящей из двух составных частей, связки самовластие-самодержавие, чисто русского изобретения. Переписка князя Курбского и царя Ивана IV до сих пор не заявила о себе как эпохальное открытие оригинальной русской государственной мысли, равноценного члена в ряду судьбоносных споров нашей цивилизации: Аристотель - Платон; Иисус Христос - фарисеи; Лютер - Роттердамский; Ньютон - Гюйгенс; Эйнштейн - Бор.
Спор князя Курбского с царём Иваном не вписывается в эту когорту знаменосцев высшего человеческого духа в силу того, что более, чем кто-либо другой, он разрушает цитадель традиционного исторического познания - материалистическое понимание истории. Царское правление Ивана Грозного нельзя обрисовывать однотоной палитрой - положительной или отрицательной, материалистической или идеалистической, цветами небесной истории или красками земной истории. Взаимопроникновение или совмещение (со-существование) противоположных акций (в данном случае, самовластия и самодержавия) составляет внутренне-имманентное свойство того исторического свершения, которое снабдило такой мощью Московское государство при Иване IV. Эта двойственность суть великий исторический урок, оставленный русской истории её выдающимися представителями - царём Иваном Грозным и князем Андреем Курбским.
Самая большая ошибка русских историков при оценке эпохи Ивана IV состоит в их одностороннем подходе, который исключает диапазон его политической мысли. Действительно, В.О.Ключевский пришёл к пониманию: "Но когда дело дошло до практического самоопределения, этот полёт политической мысли кончился крушением. Вся философия самодержавия у царя Ивана свелась к одному простому заключению: "Жаловать своих холопей мы вольны и казнить их вольны же". Для подобной формулы вовсе не требовалось такого напряжения мысли. Удельные князья приходили к тому же заключению без помощи возвышенных теорий самодержавия и даже выражались почти теми же словами: "Я, князь такой-то, волен кого жалую, кого казню". Здесь и в царе Иване, как некогда в его деде, вотчинник торжествовал над государём" (В.О.Ключевский "Русская история. Книга первая", 2000, с.495).
В этом светится только одна сторона: сторона превалирования самовластия ("вотчинника") над самодержавием ("государём"), но тут же обязана зримо присутствовать и другая сторона, - сторона доминирования "государя" над "вотчинником". Как указал очевидец Г.Штаден: "Хотя всемогущий Бог и наказал Русскую землю так тяжело и жестоко, что никто и описать не сумеет, всё же нынешний великий князь достиг того, что по всей Русской земле, по всей его державе - одна вера, один вес, одна мера! Только он один правит! Всё, что ни прикажет он - всё исполняется и всё, что запретит, - действительно остаётся под запретом. Никто ему не перечит: ни духовные, ни миряне" (Г.Штаден "Записки немца - опричника", 2002, с.72-73).
Выведение генетических корней русской смуты ("смутного времени" XVII века) из правления Ивана Грозного есть глубокое заблуждение, связанное с игнорированием исторического урока, заданного знатными именами и знаменательным временем. Все последующие после Ивана IV правители России, по крайней мере, в ближайшую сотню лет, не обладали врождённым царским даром, тобто способностью к самодержавному ощущению своей личности, потому не могли усвоить исторического урока великого царя, а спонтанно и целиком были погружены в идеологически прошлое болото удельной вотчины. На фоне яркого представления мощи Русского государства при Иване IV это и есть русская смута per se. Стало быть, свой генезис "смутное время" ведёт не от царского правления Ивана Грозного, а от фальсификации этого правления, при котором игнорируется его исторический урок. Но всякий исторический урок суть явление вечное, и потому оно несёт в себе силу, которая способна сломить смуту, что и произошло в русской истории. Итак, следует повторить резюме: двойственность правления Ивана Грозного, вошедшего в исторический урок его эпохи, органически чужда русской смуте, и не она породила эту последнюю, а она, в конце концов, подавила её.
Вершиной идеологии русской смуты, если у хаоса может быть идеология, следует считать явление самозванства в России. Самозванцы, их ещё называют претендентами, есть не менее, чем всеобщий обман, возведённый в ранг политики. Но даже не обман, как ложное представление, а внушение внешнего кумира, - таково содержание чисто русского течения самозванства, которое было генерировано "смутным временем", и в дальнейшем присутствовало, как существенный элемент любой смуты в России. Крепким противовесом самозванству, как и всему явлению смуты, служит исторический урок как таковой, который в исторической теории Бердяева рассматривается как духовный конструкт, обладающий немалым удельным весом при небесноисторическом подходе.
Трио "само" - самодержавие, самовластие и самозванство - определяет характеристические параметры феномена русской смуты. Мысль о том, что советский режим относится к русской смуте, кажется, несомненно, смелой сентенцией, имеющей вроде бы веские основания, но, как мысль, она недодумана до конца, ибо суждение этой мысли не отрефлектирована до глубины ни одного из этих "само". И происходит это в силу того, что в аналитике не только не решён, но даже не поставлен главный вопрос: подвержено ли советское правление историческому уроку о двойственности. А это означает, что нет ответа на вопрос: содержатся ли в советском режиме антропософски положительные моменты, и каковы они? Если советский режим ассоциировать с русской смутой, то где та внутренняя сила, которая способна изгнать смуту с просторов гигантской страны? Негативные эксцессы большевистского правления в России широко известны, а после его крушения данные вопрошания превратились в самую актуальную и злободневную проблему постсоветского общественного состояния (не хочу говорить - общества). Действительно ли, за три четверти века советского правления, в обществе могло создаться ещё и нечто духовно ценное и положительное, достойное перейти в будущее, или вся реальность Страны Советов ex toto (целиком, без остатка) относится к разряду русской смуты и должна безвозвратно кануть в прошлое?
Методологическая ошибка на этом пути, постоянно заявляющая о себе, свёрнута в том, что ключевые параметры советской "смуты" ставятся в одно уравнение с идентичными моментами "смутного времени" - стереотипа русской смуты. Внутренняя сущность любого исторического свершения выражается в некоем уникуме, присущем данному эону, и качественное уравнение настоящего с прошлым, и, особенно, перенос свершившего в грядущее бытие, есть не что иное, как отрицание самой истории в целом. Так что отождествление большевиков с царскими опричниками времён Ивана Грозного или допущение аналогий В.И.Ульянова-Ленина с лже-Дмитрием (М.Н.Покровский) суть неумная фантастика. Здесь нельзя забывать, что если исторический урок представляет собой категорию вечности, то элементы русской смуты есть временно преходящие рефлексы, и никаких фациальных аналогов с настоящим временем иметь не могут.
Насколько неудовлетворительно решается эта проблема в современном российском познании отчётливо видно из соображений уже упоминавшегося Геннадия Мурикова. Этот исследователь повествует: "Замученный, убитый царевич - в русском сознании стал символом замученного Христа, а его воплощение в претенденте - своего рода воскресение Христа после казни. Когда в 1917 году Николай II отрёкся от престола, буквально бросив Россию на произвол судьбы, сразу же изо всех щелей поползли разные "претенденты", доселе "скрывавшие" свою "богоизбранность". И кого богоискательский народ одобрил в качестве истинного нового царя - тот и взошёл на престол. Лже-царь проиграл в ХVII веке, но (в лице Ленина) победил в смуте начала ХХ века, а в лице "царя Бориса" вновь победил и в конце того же столетия. Народ судит "сердцем", а не разумом, поэтому всякого рода материальные выгоды и предполагаемые житейские улучшения в таком выборе большой роли не играют. А вот вопрос, где истина и где Христос, действительно ли тождественны эти понятия, - остается и поныне одним из важнейших....Претендента называли и польским агентом, и "казацким царём", и даже народным вождём в будто бы имевшем место крестьянском восстании (точка зрения историка-марксиста М.Н. Покровского). В последнем случае совершенно очевидна параллель с деятельностью большевиков. Причём, когда сегодня мы смотрим на вещи с противоположной позиции, то даже эта мысль вовсе не выглядит противоестественной. М.Н. Покровский сравнивал лже-Дмитрия с Лениным. Возобладавшим в советской исторической науке сталинистам это казалось, чуть ли не кощунственным, но нам представляется, что идея совсем не глупа, тем более что первого обвиняли в связях с поляками, а второго считали немецким шпионом. Тут есть над чем подумать, ведь и Борис Ельцин - такой же "претендент", ставший царём, тоже иными критиками рассматривается как агент "американского политбюро". История знает определённые архетипы, которые как бы просвечивают сквозь канву событий в течение многих веков, ничуть не меняясь в своей основе. А от себя добавим, что и в 1991 году услужливые бояре с готовностью "сдали" Москву новому "царю". Ведь он, как никак был "царского" рода (своего рода боярин, член ЦК КПСС), был "всенародно" одобрен - и хотя не убит, но втихаря смещён новыми "претендентами"... Ещё один штамп советского периода - о "польско-литовской интервенции", которая якобы привела "царевича" на престол. Нет. Проблема гораздо сложнее. Пути лже-Дмитрия и Ленина были похожи и внешне, и по существу, но определялись они классовыми и государственными интересами лишь во вторую очередь. Главным было то, что поиск праведного и истинного царя и определил итог этих событий"
Таким образом, попытку увязать происхождение русской смуты с "...поиском праведного и истинного царя" нельзя понимать иначе, как профанацией смысла самодержавного царизма и сущности русской смуты, которая в советское время получило название "империи зла". "Империя зла" же, как таковая достаточно просто включается составной частью в глобальную экологическую катастрофу со стороны большевистского феномена. Но если в советском правлении обнаружатся некие признаки и приметы, отвергающие суть "империи зла" (или, что то же, русской смуты), то этим определится место советской коллизии в мировой истории планеты.