Lib.ru/Современная:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
Живое сердце
Трагедия
Действующие лица:
Он, около 30 лет в начале действия и около 40 в последних сценах, программист по профессии.
Ляля, его жена
Хор, мужчина 33-х лет, джинсы, свитер грубой вязки, борода, очки.
Действие, за исключением эпилога, происходит на малометражной московской кухне 80-х годов. В центре стоит круглый стол. Обстановка на кухне неприметно меняется по ходу действия, и ее изменения явно говорят о наступающем достатке хозяев квартиры. Появляются большой холодильник, микроволновая печь. Книги, лежавшие на столе, исчезают.
В начале действия Он одет также как и Хор, но его костюм меняется в унисон с обстановкой на кухне.
Декорация эпилога напоминает двор крупнопанельного дома.
1
Он:
В субботу я пошел на стадион.
На поле две столичные команды
в азарте заколачивали мяч,
то в левые, то в правые ворота.
Матч был отличный. Полтора часа
я охал, и ругался, и кричал,
наверно, что-то вроде: Феде дай!
Куда ж ты смотришь! Экое мазило.
Все было б просто славно. Но судья
все время ошибался: то увидел
офсайд и чистый гол не засчитал,
потом проспал пенальти очевидный,
а под конец и вовсе учудил:
любимейшего Федю выгнал с поля.
Само собой -- поднялся жуткий хай
и кто-то закричал: "Судью на мыло!"
Я слышал этот возглас сотни раз,
но по тому, как изменились лица
и кто-то ядовито произнес:
"Давно пора, а то наел бурдюк", --
мне показалось: что-то происходит.
Конечно, эти перебои с мылом
всех здорово достали: по куску
хозяйственного в месяц на лицо, --
так ни на что ведь больше и не хватит,
прошу простить мне этот эвфемизм.
2
Он:
Опять с утра по радио Шопен.
Или не знаю кто, но только ясно,
что центр уже к полудню перекроют,
и если я случайно не войду
в родную похоронную команду,
которой руководство и партком
окажут честь от имени народа
проститься с незабвенным и великим,
то я останусь и без двух отгулов,
и без ежевечерней чашки кофе.
К несчастию, любимая кофейня
находится как раз за оцепленьем,
а похороны эти каждый год.
3
Он:
Вы посмотрите, как он бодро начал!
Конечно, молодой и энергичный.
Гудит "приспело время перемен".
Пускай разгонит эту богадельню.
Наверно, богадельню он разгонит,
а дальше что? Придут другие лица
моложе, злее -- разве это лучше?
Ведь самому едва за пятьдесят,
а значит, он засядет в этом кресле
на двадцать лет -- не меньше, может, больше.
Как только я подумаю об этом,
какая-то тоска меня берет.
Ведь что произойдет за двадцать лет?
Навряд ли я его переживу
с моим никчемным сердцем. Вероятно,
мне предстоит до гроба созерцать
его портрет на улице, в конторе,
да и везде -- куда ни бросишь взгляд.
А как ни странно -- я чего-то жду.
Ну, может, хоть полегче станет с мылом.
Он тут недавно долго говорил,
что, дескать, чистота -- залог здоровья.
4
Он:
Сегодня мне приятель институтский
рассказывал, что много лет назад,
еще как будто при царе-тиране,
какой-то самоучка-одиночка,
как водится, босой и сумасшедший,
буквально на коленке разработал
отличный способ производства мыла
из трупов. Но тогда его, конечно,
прямехонько услали на Вилюй.
Но метод-то остался. И теперь
его как будто снова раскопали,
и есть какой-то цех, почти секретный,
где этим занимаются. Сырья,
конечно, не хватает, и они
удумали чего: теперь ты можешь
им тело свое грешное продать
при жизни, и совсем не мало платят.
Конечно, это дикость; я боюсь,
что если эти слухи просочатся,
народ и вовсе мыться перестанет.
5
Он:
Все думаю об этом разговоре.
Но ведь скелеты сроду продавали.
А нынче получается у них
навроде безотходного процесса:
скелет -- студентам-медикам,
жирок -- на мыло, очень нужное народу.
Все вроде бы логично. Я не знаю,
к чему тут придерешься. Атеист
спокойно будет мыться этим мылом.
Ведь мясо мы едим, а тех баранов
перед употребленьем забивают.
А здесь все совершенно добровольно.
К тому же можно и подзаработать.
Ну, в принципе, не все ль тебе равно,
сожгут тебя и станешь горсткой пепла
или отправят запросто на мыло.
Конец один, другого не бывает.
6
Он:
Сегодня я послушал выступленье
великого по ящику. Оно
меня, признаться, просто поразило.
Он повторил буквально по слогам
то, что я думал. Может, покондовей,
а, в общем, то же самое, приплел
заботу о народонаселенье
и прочую туфту, но повторил.
Наверно, я провидец и пророк.
Ну что ж, теперь я должен согласиться
с ним или (то же самое) с собой.
Хотя я абсолютно не готов,
чтоб из меня, во благо, не во благо,
наделали отличнейшего мыла.
Он призывал, чтоб каждый завещал
по смерти свое тело государству,
тогда мы вместе справимся с проблемой --
антисанитарию победим
и будущее встретим в чистоте,
которая нам так необходима.
Газеты вышли с шапками: "Отдай
всего себя народу до конца!"
Уже не просят -- требуют, но, впрочем,
они, наверно, все-таки правы.
Ведь говорил же классик: все равно,
где истлевать, -- так хоть на мыловарне.
А мыла, кстати, не было и нет.
7
Он:
Я все-таки никак не ожидал,
что все зашло настолько далеко.
Но этот человек -- не знаю даже,
что и сказать. Культурен, образован,
немного по-английски говорит,
и в нашем деле тоже понимает,
и термины не путает. Мне с ним,
наверное, работалось бы славно.
Он профессионален, это много.
Но это предложенье отдает
каким-то непонятным неуютом.
Хотя, возможно, все мои слова --
не более чем чистоплюйство. Мне
предложено переменить работу,
пойти на этот мылокомбинат.
Как выяснилось, дело полным ходом
идет и перспективы необъятны.
Они купили технику; теперь
необходимо написать программы
учета и контроля и т.д.,
чем, собственно, всю жизнь и занимаюсь.
Но техника -- конечно, не сравнить
с конторской нашей полуразвалюхой.
Ответа я не дал, сказал, что я
подумаю. Он дал мне трое суток
на размышление и осознанье
величия и важности трудов,
мне предстоящих, если я решусь.
8
Он:
Нет, диссидентов я не понимаю.
Все эти посиделки-переглядки,
листовки на машинке, разговоры
и книжки запрещенные. Не знаю,
по-моему, вся эта болтовня --
банальнейшее самоублаженье:
"Смотрите все, как я борюсь за правду".
Ну, здесь-то их, положим, не увидит
никто почти, красуются они
лицом на Запад, чтобы заработать
свой небольшой, но прочный капиталец
защитника, борца. Потом уехать, --
конечно, с помпой: выгнали, лишили
родной земли, обидели беднягу.
А там уже в спокойной обстановке
писать статьи, и пожинать плоды,
и выступать по радио "Свобода".
Нет, есть, конечно, искренние люди,
но эти просто дураки слепые.
Ведь изменить-то ничего нельзя:
как было, так и будет, хоть ты что --
хоть выпрыгни в окно, хоть влезь обратно.
9
Он:
Но все-таки там ставка вдвое выше.
А техника! Аж слюнки потекли --
цветные терминалы! Боже мой,
ведь это же уму непостижимо.
А здесь, ну что? Опять командировки,
а денег до зарезу не хватает,
дотянешь от получки до аванса --
и счастлив. Ну подумай, это жизнь?
А перспективы? Четко -- никаких.
Жене, опять же, нужно сапоги.
Она свои-то носит десять лет.
Нет, надо будет с ней поговорить.
Наверное, она не согласится,
ну, ничего, быть может, уломаю.
Ведь там еще надбавки, прогрессивки
и премия за перевыполненье
процентов двадцать, а глядишь -- и сорок.
И если не спустить на пустяки,
то можно загадать и о машине.