Об армянах... Это очень трудная и болезненная для меня тема. Я родился, провёл детство и юность в столице Грузии - Тбилиси. Там живёт армян больше, чем грузин. Дело в том, что их привозили из армянских горных селений на лошадях и использовали в основном, как строительных рабочих. Очень многие большие и красивые здания были построены именно армянскими строителями. Даже главная площадь Тбилиси носила название Эриванская - по старому названию города Еревана - "Эривань". Потом уже эта площадь стала носить имя Берия, потом Ленина, потом Свободы, а сейчас не знаю какое, давно в Тбилиси не был. Но, как говорится, "дело не в этом".
Отношение грузин к армянам было сложное. С одной стороны в них нуждались, в основном, как в строителях, но и просто в рабочей силе. Их обвиняли в жульничестве, в жестокости к недругам, в спорах об имуществе и деньгах. Эти споры доходили порой до убийств не только "инородцев", но даже и своих родственников. Я тоже по старогрузинской привычке пишу про армян разные "сатирические" вещи, но здесь я хочу рассказать совсем о другом - о том, что гложет меня с детства и до сих пор. И хочу поделиться с читателями об этом.
В детстве в младших классах школы со мной училось много армян. Мой дедушка - отец матери граф Егоров, зная, что у меня в классе много армян, часто просил перечислять их фамилии, что я и делал:
На этой фамилии у дедушки начинался гомерический хохот. "Пох" - по армянски "деньги", а окончание фамилии "сранян" дедушка воспринимал как "каков". Стало быть, эту фамилию он переводил на русский как "деньгокаков", что и вызывало у него неудержимый хохот. На самом же деле это окончание означало "любимый, прекрасный", но дедушка этого признавать не хотел. Но, как говорится, "дело не в этом"...
В младших классах школы я дружил с армянином Эдиком Манукяном - моим одноклассником. Я ходил к нему домой, там жила достаточно взрослая его мама (а, может бабушка?), очень простая малограмотная женщина, но которая очень приветливо меня принимала. Эдик даже несколько стыдился её простоты. Но и он частенько заходил в гости ко мне. Бабушка его тепло встречала, мы пили чай (пить другое для нас было ещё рано!), говорили о жизни. Я почему-то хорошо запомнил его последнее посещение. Он пил с нами чай, чем-то закусывал, благодарил бабушку за это. Я хорошо запомнил выражение его лица - оно было благодарное, но не радостное, а серьёзное. Эдик ушел, я проводил его, всё было нормально.
А утром к нам приходит мой с Эдиком соученик и просит деньги на похороны Эдика. Бабушка даже "окрысилась" на него - чего ты врёшь, Эдик только вчера был у нас, ты нас обманываешь! Но он пояснил, что вчера вечером Эдик пытался "прицепиться" к трамваю ( что, что, кстати делали почти все мальчишки-школьники), но не удержался и трамвай отрезал у него ноги по бедра. Эдик умер от потери крови в тот же вечер... Это было первая в моей жизни потеря друга.
Далее. В школе я учился в одном классе с мальчиком Борисом Вартапетяном, как и я - отличником. Мы дружили, вместе ходили в гости к товарищам-одноклассникам. Родители этих одноклассников очень приветствовали наши их посещения, так как мы были отличниками и на хорошем счету. Помню, Борис как-то сказал мне: "Ты мой друг, и я тебя очень люблю!" Меня удивили его слова, я бы сам не смог сказать мальчику, что я люблю его, это я считал ненормальным. Но соучеников наша дружба злила, на Кавказе, в том числе и в Тбилиси очень процветала зависть, и наша дружба была ненавистна соученикам по классу. И им удалось нас рассорить - они спровоцировали мою с Борисом "драку портфелями", быстро вызвали милиционера и он отвёл нас в отделение милиции. Мама Бориса приехала туда тут же, и его с ней оставили в приёмной милиции, а меня отвели в подвальный коридор, по обеим сторонам которого были "камеры" с арестантами. Я в страхе бродил по этому коридору, пока не пришла моя мама и меня тоже подняли в приёмную. Милиционер прочёл нам "лекцию" о правильном поведении на улице и отпустил. Но мы с Борисом рассорились, его перевели в параллельный класс и мы перестали встречаться.
Он, оказывается, поступил в тот же ВУЗ, что и я, и перед летней поездкой на студенческую практику нашёл меня и встретился со мной. Мы очень тепло поговорили, я видел, что он был просто счастлив. Я тоже был очень рад нашему примирению, и мы договорились встречаться. После чего он поехал со своей группой на практику. Но поезд, в котором он ехал был медленным, часто останавливался, в том числе и на берегу Чёрного моря. Стояла страшная жара и студенты выбегали и бросались в море. Борис поступил так же, но, увы, его сердце не выдержало, и он сразу же утонул. Спасти его так и не удалось...
Это известие было для меня большим ударом. Вот так я лишился второго друга.
И, наконец, третий друг - студент нашей группы, староста, отличник Юра Меликджанян. Мы сразу подружились, стали ходить друг к другу в гости. Я познакомился с его матерью, пожилой женщиной без образования. Юра стыдился её, но нас познакомил. Но дружба двух "отличников", один из которых к тому же был старостой группы, вызвала, как это часто бывает на Кавказе, зависть одногруппников, и они рассорили нас, вернее меня с ним. Я перестал общаться с Юрой, но он продолжал хорошо относиться ко мне. Он часто пел мне песенку: "Нурка, моя Нурка, Нурка дорогая... Эта "Нурка" была у него вместо "Мурки" в известной "блатной" песне. Когда наша соученица, уже моя жена Лиля вдруг получала плохую оценку на экзамене, а "плохой оценкой" для неё была даже "хор" (тогда она лишалась стипендии), Юра, как староста шёл к преподавателю и просил поставить ей "отл". Иначе, как он говорил, она лишится стипендии, и так как мы с ней жили только на наши стипендии, мы оба вынуждены будем отчислиться. Преподаватель "уговаривался", и хоть с ворчанием, но ставил "отл". И это всё при натянутых отношениях у меня с Юрой!
Так почти в ссоре мы окончили ВУЗ. Прошло более 15 лет, и я, отдыхая в Сухуме, случайно встретился с Юрой. Мы узнали друг друга, забыли про ссору, расцеловались. Выпили маленько, поговорили. Помню, он удивлялся моим научным успехам и повторял: "Ты так молод и уже доктор наук, профессор, зав. кафедрой в Москве! Почему у меня так не выходит?" Я его успокаивал, что всё обязательно "выйдет", мы снова расцеловались, договорились встречаться и расстались. Оказалось, что навсегда. Юра вскоре умер от болезни. Он жил в Тбилиси, я узнал об этом не сразу, и не его похоронах не был.
И во всех трёх случаях расставался я с друзьями преждевременно и "навечно". Особенно поражали меня два последних случая, когда после долгой ссоры, мы мирились, целовались и расставались "навечно", даже не успев "насладиться" продолжением нашей дружбы!
Вот какая печальная дружба связывала меня с моими армянскими друзьями!