Аннотация: "И когда все закончится, будет звучать чудесная тихая музыка. И пламя маленькой свечки превратится в сияние, разлитое по Вселенной.
И разольется звучащая тишина. Свет! Свет! И да будет Свет!"
Да будет свет!
Все любимые люди как бы отвернулись от него и встали вокруг на почтительном расстоянии. Но это - в его мироощущении. А где они на самом деле в этом заструктурированном городами, улицами, домами материальном мире? Он умирал, но даже разум не мог понять этого, хотя разуму говорилось: "Да ведь это же рак!" Что касается сердца, то оно вообще отказывалось верить такому диагнозу.
Какая-то частичка разума, связанная с нижней кровоточащей частью тела, говорила ему: "Смирись!". Другая, связанная с верхней (здоровой частью тела), услышав это, сопротивлялась: "Нет, невозможно, ведь сердце - по-прежнему любящее и страдающее, голова, работающая не хуже, чем в дни юности. Эти глаза, уши! Они же видят, слышат. Как же так?"
Где Лариса, Анастасия, Юрий, Николай, Сергей ...? Некоторые из них даже не знают, что он здесь один, приговоренный. Они смотрят на него с окружности круга и не видят. Жена куда-то пошла, она еще не верит в случившееся. Она просто погружена в дела и ей непонятно, как среди этих важных, всепоглощающих дел может так просто возникнуть страшная, неразрешимая проблема.
Дочери? Дочери занимаются своими делами. Одна живет на соседней улице, а как бы - в другом пространстве. Другая - в большом красивом городе, и, быть может, сейчас на концерте. Внучка, счастливая оттого, что закончились выпускные экзамены и получен аттестат, уже готовится к выпускному вечеру. А он здесь, в молчаливом круге. И самая больная заноза - в том, что по жизни все близкие нуждаются в помощи, а он не только им, но и себе теперь помочь не может. Он мог бы и хотел бы помочь, если бы не....
С близкими друзьями и то на связь выйти не может. Через несколько часов - больничная койка, затем - совершенно бесполезная операция. Придется отменить запланированные, встречи, конференции... Как же предупредить людей, что встречи отменяются? Как? Почему он не может ни с кем связаться? Где они все? Почему именно сейчас он никого из них не найдет, когда так нужно услышать их голос, и услышать свой голос, пока еще звучащий. Все эти вопросы, обычно совершенно незначительные в повседневной жизни, сейчас обжигали его разум и сердце. Может, отказаться от госпитализации? Зачем она? Ведь все ясно.
Ему было жалко не только себя и не столько себя. Всех.
Через какое-то время каждый окажется в центре такого же молчаливого круга. И нет меж этими кругами никаких временных промежутков, есть лишь жесткая и строгая последовательность, а он - первый в ней, и каждый в свое время будет первым, подающим "пример другим". И ему жалко было весь мир, который так устроен.
А разум метался в поиске: как позвонить? Как предупредить? Как им помочь? Как, наконец, обмануть свою смерть? Иногда ведь удается обмануть, и отложить ее приход. Но отложить круг молчания - никогда! Вот сейчас придет Лариса, прикоснется к нему, скажет что-нибудь успокоительное. Как она сама, молодец, держится? Хорошо, что она улыбается, не подает виду...
И он увидел, как из молчаливого круга к нему протянулась Ларисина рука. А он ждет, чтобы все руки протянулись к нему. И, чтобы такое же было, когда придет их, его друзей и близких, черед.
И вдруг он представил себе (куда, уж, больше) мертвенно холодный ужас человека, в кругу которого или никто не стоит, или стоят очень далеко и с повернутыми к нему затылками.
Дышать ! Хочется дышать! Убежать на природу! Бегство на природу было запланировано и оно, - как сверкающий прозрачный серебряный мост, на который он всегда радостно взбегал. Но сейчас: мост есть, но по нему он уже не пробежит. Разве так бывает? Как будто все вещи вокруг, бывшие такими дружественными, вывернулись наизнанку и, недобро усмехаясь, показывают на него каждый своим пальцем.
И опять, в который уже раз за последние дни, он вспомнил поцелуй женщины, к которому шел семнадцать лет. Это случилось, но вдруг оказалось, что время будто пронеслось лет на сто семьдесят, оставив поцелуй в каком-то сумрачном прошлом.
И все-таки он был, и все-таки он был! - так утопающий хватается за соломинку, - думал он.
Но ведь он был! Это все равно, как "я мыслю, значит, существую". Это как оправдание если не смысла жизни, то какого-то ее тайного ожидания. Это как цветок жизни, конца жизни и цветок на могилу. А могила будет не только неизбежно, но и неизбежно скоро.
Неизбежность - вне времени. Неизбежность - это просто неизбежность, и все. Молодые не понимают этого. Но он войдет в эту неизбежность с маленьким цветком в руке. Это все, что ему осталось. А еще через некоторое время эстафета перейдет к другим, к его друзьям, любимым и просто незнакомым людям... Слезы сначала потекли в сердце, а потом из глаз.
Он был верующим! Молитва должна просветлять. Молитва - это слезы, обращенные к Богу.
Он еще не знает, что завтра, когда и вторая половина тела почувствует недомогание, и растают все серебряные мосты, он смирится и молитва будет его единственной путеводной звездой. И вместе с ним незримо будут молиться близкие к нему люди, и все те люди, которые по доброте своей будут помогать преодолеть ему последний путь Земной жизни. Еще посетят его безнадежность, отчаяние, протест, бунт, надежда, смирение и снова успокоение.
И он ощутит женщину, имя которой "Жизнь и Смерть", она не будет расстреливать его сердце, как это делают женщины земные. Она ласково обнимет его, и он поймет ценность каждого мгновения уходящей жизни. В минуты притупления боли он будет наслаждаться воздухом, небом, проносящимися по небу облаками. И он, вроде бы любивший их и ранее, удивится необыкновенной яркости и пронзительности этой любви, освобожденной от тщеславия и обид. Все прошло, все прощается. И он даже благодарен своей болезни, за то, что она открывает ему новое зрение.
А потом снова боль, невыносимая боль, он пытается и ее простить, осознавая, что она развязывает невероятно запутанные кармические узлы. Он осознает это почти на физическом уровне. И он ждет смерти как избавления от жестокости, равнодушия и предательства, которыми насыщен мир. А женщина еще раз обнимает его, и его уже тянет туда, где, как он чувствует, его настоящий дом. Он загостился у не слишком гостеприимного хозяина и теперь хочет вернуться, вернуться домой. И все прекрасное в этой гостевой жизни, которое он только сейчас во всей своей полноте осознал, перенесется туда, но в какой-то новой форме, более совершенной и уже не подверженной страданиям.
И когда все закончится, будет звучать чудесная тихая музыка. И пламя маленькой свечки превратится в сияние, разлитое по Вселенной.
И разольется звучащая тишина. Свет! Свет! И да будет Свет!