Гуреев Евгений Михайлович
В лабиринтах света и тьмы (часть 1)

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 1, последний от 16/06/2019.
  • © Copyright Гуреев Евгений Михайлович (chekanovandrey@mail.ru)
  • Размещен: 04/06/2017, изменен: 17/06/2017. 379k. Статистика.
  • Роман: Фантастика
  • Лабиринты
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Триллер - Апокалипсис - Россия (часть 1)

    • Гуреев Е.М.

    В лабиринтах света и тьмы

    (трилогия: Прошлое, настоящее, будущее)

    "Древо Познания", "Древо Возмездия", "Древо Истины".

    Философский триллер.

    И каждое слово есть ложь, и каждое слово есть истина.

      
       .
       Темно, безмолвно и безлюдно.
       Стоит Она. В глазах печаль.
       Я вдруг очнулся. Вижу смутно
       Времен мерцающую даль.
       За легкой световой вуалью
       Ступают контуры домов,
       Как крах, как вызов, как восстанье
       Осколков крошечных миров.
       Ночные призраки проснулись
       Под слабым светом фонарей,
       И чьи-то тени колыхнулись,
       И чей-то шепот у дверей.
      
       После того, как Прародители были изгнаны из Рая, на землю были занесены и семена Древо познания. Постепенно они прорастали и превратились в одно могучее дерево, незримо для глаз людских раскинувшееся над всей землей. И питалось это дерево слезами людскими, и дышало их злобой и страданиями. Поэтому выросло оно не Древом познания, а Древом возмездия. И будет суждено каждому человеку отведать плодов с этого дерева. Первые плоды уже созрели.
      

    _____________________________________________Книга 2

    Древо возмездия

       Летит Земля веселая, живая.
       И ей восторженной пока что невдомек,
       Какие бури, смерчи поджидают
       Ее среди космических дорог.
      
       День первый - Москва
       (1) Потрясающая новость - Егор услышал её в автобусе. Мол, на свалке, на которой было еще и кладбище бомжей, лежали полузакопанные трупы.
       - Бомжи рассказывают, - говорила старушка со второго сиденья, - этих, которые на поверхности, закопали кого неделю, кого две назад - мрут очень быстро. Говорят, закопали на нужную глубину: как людей старались хоронить, да ведь они и были когда-то людьми. А они, вон, на поверхности оказались. Как людей старались похоронить....
       - Что, ты бабка говоришь? Оттого, что они бомжи, они перестали быть людьми что ли? Да ты сама в бомжихи попасть можешь - вот еще "Национально разрешимые нормы социального благоденствия" примут - слышала про такие? - над ними, говорят, лучшие умы России работают, чтобы оставить нас всех без крыши над головой, и сама уйдешь на свалку, - возразил ей мужчина приличного вида, сидевший рядом с ней.
       - А ты, что за господин такой? Не, если только денег полно?
       - Ну, полно - не полно, а тоже там оказаться могу - времена такие: ни за что поручиться нельзя.
       - От сумы и от тюрьмы не зарекайся, - подтвердила пожилая женщина, сидевшая впереди говоривших, и обернулась к ним. - А я тоже слышала: говорят, и в самом деле, трупы "закопанные" были - и вдруг, словно кто-то их всех вытолкнул. Бомжи-то, как увидели, так и разбежались от страха. Потом пришли и перезахоронили.
       - Перезахоронили-то, перезахоронили, - возобновила свою речь старушка со второго ряда, только вот на следующее утро опять...
       - Ха-ха-ха, вот дают! Совсем поглупели люди, - съехидничал стоявший мужчина.
       - Сам ты поглупел, - обиделась старушка. Люди напуганы - им не до вранья.
       - Ну ладно, бабка, давай заканчивай сказки!
       Старушка, поджав губы, замолчала. Тишину нарушила еще одна женщина, стоявшая с озабоченным видом у выхода:
       - Вот так: живешь, живешь, а тебя и земля не примет.
       - Примет, не беспокойся, примет! Земля-то всех примет: собака сдохнет, и ту примет. И ты сдохнешь - тебя примет, - со злостью произнес рослый парень, висящий на поручнях на обеих руках.
       - Э-э! Как язык поворачивается на такое: "сдохнешь"! Как к скотине.
       - Я и про собаку свою такого бы не сказал, не то, что про человека, - добавил молчавший до сих пор мужчина с переднего сиденья.
       Парень молчал, словно подтверждая своим молчанием сказанное.
       - А чтобы земля приняла, похоронить достойно надо. Любую живую сущность, - продолжил мужчина с переднего сиденья.
       - Еще чего, собак, кошек что ли хоронить?! Людей-то похоронить не можем! - вспылил кто-то.
       - Вот и выбираем, кого хоронить, а кого нет. И довыбирались: кошек не надо, собак не надо, пенсионеров, так себе, скромненько захороним. Видимо, самого Президента только и нужно хоронить достойно. А уж бомжей- то!.. Я кошечку захоронила и то плакала, - не удержалась молодая женщина, умная и строгая на вид, - кто бы подумал, что она о кошечке может плакать!
       - Люди... пенсионеры! Люди те, кто жить умеет, - огрызнулся висящий на поручнях парень.
       - Мы здесь все не люди, что ли? - возмутился кто-то из стоявших.
       - А ты, оказывается, жить умеешь? - удивился мужчина приличного вида. По-моему, ты жизнь с кайфом перепутал.
       - Жизнь перепутал!? - вызывающе бросил парень, - умеешь жить - кайфовать будешь! Не умеешь - небо коптишь.
       - И не человек?
       - И не человек!
       - Это у них идеология такая: высшая цель жизни кайф. На полную катушку кайфуешь -человек, кайфуешь наполовину - так и человек наполовину. А старик или бомж, ну какие они кайфуны? Они и техники - то навороченной не видели со всякими там "Пин-кра-ора-гугу". Так что и вовсе не люди, - выговаривала парню, пристально глядя на него, женщина с переднего сиденья.
       - Кайф кайфу тоже рознь. Найдутся и такие, что покруче тебя - они в автобусах не ездят. И твой кайф по сравнению с ихним - тьфу! Для них ты тоже не человек, - парировала одна из женщин.
       - За что бомжей-то? - вот того нужно, чтобы земля не приняла, - незлобиво произнесла одна из женщин, мотнув головку на продолжавшего висеть на поручнях парня.
       Парень выразительно молчал: Мол, говорите, говорите, дуры! Сами не знаете, что мелете! Да вас просто не существует.
       Автобус остановился, и парень выскочил из него. Автобус тронулся.
       - Да, наверное, светопреставление начинается. Не иначе. С погодой-то вон тоже что творится: солнце зимою ни разу не выглянуло, хотя и снега не было; и молнии вдобавок - это зимой-то!
       Автобус тяжело и подавленно молчал.
       - О-о-х! - произнесла, наконец, женщина, стоявшая у выхода. Всё к одному. Знаете, я слышала..., - напряжённое молчание усилилось, а женщина, почти перейдя на шепот - словно опасаясь, что её услышат стенки автобуса или кто повыше - продолжала: - животворящий огонь в этом году на Пасху не сразу сошёл! - и, испугавшись собственных слов, перекрестилась.
       - Да быть такого не может!
       - Ну ведь так просто говорить не будут.... Говорят, долго ждали первосвященника с огнём. Когда решили, что произошло страшное - он вышел, но весь бледный и изнеможенный.... Такое понапрасну люди добрые не говорят.
       - Значит, - знак! Предупреждение.
       - Главное, что Господь не оставил нас, - произнесла молчавшая до этой поры женщина интеллигентного вида с цветами в руках.
       - Вот глупые бабы! Что двадцать веков до Новой эры, что двадцать после - никакой разницы, всё те же мозги куриные...- кто-то из мужчин попытался превратить разговор в шутку
       Но шутка явно не удалась - в тягучей тишине автобуса она повисла, словно камень, над головами всех, кто говорил и слушал.
       После долгой паузы в разговор вступил мужчина средних лет, подтянутый, спортивного вида.
       - А как Вы думаете, Животворящий огонь будет сходить и тогда, когда людей совсем не будет на Земле?
       - Тяпун тебе на язык!
       - Да зачем сходить огню, если людей не станет? - добавил кто-то.
       - Вот и я о том же: животворящий огонь заслужить надо. А если мы перестанем быть людьми - он сойдёт, как вы думаете?
       Автобус молчал, даже шутники озадаченно приуныли.
       - Всё будет хорошо, - произнесла, наконец, "женщина с цветами в руках", отсрочка нам дана одуматься.
       - Дана ли? - продолжил мужчина спортивного вида, - может, дана, да не всем! Да и тем, кому дана, легко не придется!
       - Если бы знать, что будет дальше?! - озабоченно произнесла женщина у выхода.
       - Не в том вопрос, что будет дальше, а в том, кто мы и во что верим, - тихо, но явственно произнес кто-то за спиной женщины.
       Это как-то перевернуло её мысли градусов на сто восемьдесят. Она обернулась и увидела аккуратно молодого человека в очках - студентик какой-нибудь. Это её ещё более удивило: молодой, а такое говорит! Откуда такой вдруг взялся? Женщина хотела что-то ответить, но в этот момент автобус резко остановился, и она, теряя равновесие, схватилась за поручни, упустив "студентика" из виду. Когда снова повернулась, его уже не было: исчез, как и появился.
       - А где молодой человек? Здесь, за мною был, - обескураженная обратилась она к пассажирам.
       На неё удивлённо посмотрели. Автобус дернулся и поехал дальше.
      
       (2) Уже целый час сидели они на скамейке парка, тянули пиво, обнимались, затягивались демонстративными поцелуями, лениво ругались, слушали по микродинамику группу "Пин-гра-ора-гугу". Свой собственный молодежный мирок, заслоненный от вмешательства ненужных звуков и мелькающих мимо изображений прохожих привычным для молодежи арсеналом средств. Короче - кайф!!! Ленивый, привычный, успокаивающий, но иногда будоражащий своей неполнотой и взывающий искать нового, искрометного. Сергей встал со скамейки, лениво поднял вверх руки: "Алена, сдаюсь!.." Казалось, он что-то придумал, чтобы перевести кайф в новое состояние, такое же лениво-сонное, но другое. Обычное дело: но попытки найти новенькое не всегда приводят к успеху. Вот почему особого интереса начавшийся эпатаж не вызвал. Поэтому, когда из микродинамика раздался неожиданный нарастающий гул (словно лавина неслась на радиостудию), все сразу же забыли про Сергея; да и ему стало легче, поскольку он сам еще не знал, что произнесет в следующий момент, надеясь на авось, а еще больше на реакцию группы, которая куда-нибудь да вывезет. Увы, истории так и осталась в неведении по поводу того, как стали бы развиваться мировые события в этом маленьком молодежном мирке, если бы не странные звуки эфира.
       Орегон постучал по микродинамику:
       - Тварь! Что у тебя там?!! - музыка западецкая была. Вот бл...!
       Угрожающие интонации отнюдь не подействовали на динамик, и вслед за гулом раздался далекий протяжный стон, переходящий в завывание, - и такая тоска рвалась из нарастающих амплитуд, что Алена не выдержала:
       - Выключи ты эту дрянь!!! Бл.., куксы поганые, что там у них случилось?!!
       Орегон послушно выключил, потянул пива из бутылки, сладко зажмурился и снова врубил
       "Пин-кра-ора-гугу".
       Душераздирающий крик! - группа оцепенела. Орегон инстинктивно нажал на "клавку" и отключил динамик. Все, оцепенев, смотрели друг на друга.
       - Что это?!
       - Что-нибудь в студии??!
       Компания сбилась в кучу и уставилась на микродинамик.
       - Ну-ка, включи! - прошептал неизвестно откуда примкнувший к группе парнишка.
       Орегон снова нажал на "клавку" - как ни в чем не бывало оттуда понеслась обалденная "Пин-кра-ора-гугу".
       - Тьфу ты!!!
       - Я же говорю, куксы поганые!
       - Да нет, это прикол такой! Браво!!!
       - Вот, лохи! - это уже про себя и свою группу.
       Конечно, всем было неудобно, что так лоханулись. Впечатление от прикола как-то угасло. Даже обидно стало: вот бы случилось что-нибудь действительно незаурядное, а то, как ни говори, скука ужаснецка- а-я! Подшучивая друг над другом, словно пытаясь этим оправдаться, группа поднялась и направилась к новым приключениям, к новым скамейкам и бутылкам пива. Увы, прежний кайф был испорчен, но в какой-то момент всем показалась, что чувство собственной надменной никчемности как-то поубавилось и вроде бы смысл жизни, какой-никакой, появился. Словом, день сегодня прожит недаром - будет что вспомнить!
       - Я страдаю, значит, существую, - философски подытожил компначитанный Орегон и вдребезги разбил бутылку пива об асфальт.
       Высоко, высоко над головою куда-то неслась стая птиц, нет не стая, даже не стаи, скорее птичий легион самых разных птиц. Заметила их группа молодых людей или нет - неизвестно. Может и заметила да не придала значения. Всё, что далеко от нас, того нет - разве не так?
      
       День второй - Москва
       (2) Придя домой, Егор забыл о разговоре, услышанном в автобусе. Но на следующее утро его ошарашила Анечка. Не успел он войти на свое рабочее место, как она подбежала к нему с расширенными глазами:
       - Егор Павлович, что творится-то! На свалке всех бомжей, которых там захоронили, наверх вытолкнуло!
       - Вытолкнуло? Чем вытолкнуло?
       - Никто не знает. Только те, кто их хоронил, клянутся, что закопали по всем правилам, даже водочки достали, выпили. А они - на поверхности! Два раза перезахоранивали - нельзя же людей оставлять так. А они снова наверху. Теперь к ним и подходить никто не решается.
       - Анечка, выбрось ты все это из головы. Кому-то что-то померещилось. Сама говоришь, без водочки не обошлось. Да у них, у бомжей, каждый день водочка.
       - Откуда каждый день-то - корку хлеба найдут и той рады. Хуже собаки. Но за что земля-то с ними так? Разве они в этом виноваты? Вот тех надо бы, кто пузо свое на Солнце греет, тогда как у других оно разбухает от голода.
       - Кто с деньгами - еще не скоро там окажется, поверь. Может, вообще вечно жить будет.
       - Ну, конечно, вечно?! Они что, с деньгами, - Богами, что ли, заделались?
       - Боги-то не вечны, а они будут - вечно. Всякие там стволовые клетки и другие технологии... - у нас для такого денег и во сне не бывает. Один уйдет, так клон на его место встанет, и имя то же самое возьмет - мы и знать не будем. А насчет покойников - бред какой-то. Возьми сама сходи и посмотри.
       - Да вы что, Марфа соседка пошла посмотреть. Подошла, а метров за триста до свалки народ толпится - никто ближе подойти не смеет. Только несколько отчаянных мужиков ходили, да бабка одна. Пришли и сказали: "Да лежат, поверх земли". Марфа домой пришла, бьет ее всю: говорит: "Не к добру все это".
       - Ну, знаешь, кто-то так "пошутил" - руки ему оторвать мало! А вообще-то нужно взять и по-людски людей перезахоронить. Не дело это - на свалке. Позволим - так всех нас на свалку отправят.
      
       День третий - Москва
       (3) На третий день о случившемся говорил весь город, и власти уже не могли не внять слухам. К середине упомянутого дня на свалку приехала милиция, потом санитарные врачи, наконец, криминалисты. Чуть попозже приехали и представители городской администрации. Никого из посторонних не подпускали. Все действия облеченных функциями были похожи на священное таинство. Функционирующие стояли на свалке кучками, о чем-то говорили, показывая вдаль рукой. Почему-то именно вдаль, а не в небо или в землю. Потом кто-то отходил на несколько шагов, делал странные обороты, возвращался на место, потом снова поворачивался и снова куда-то вдаль показывал рукой. Толпа с интересом наблюдала, пытаясь запомнить и расшифровать каждое движение этой важной "инспекции". Пока никто в толпе не мог прокомментировать эти движения - оставалось наблюдать, затаив дыхание.
       - Что там происходит? - спросила Зинаида Ивановна у стоявшего вблизи мужчины.
       - Да ничего особенного. Обычный променаж номенклатуры. Стоять, как совы, неудобно, вот и дергает их что-то - вроде как дело. А самое главное - важности напустить.
       - Не хрена они там не поймут, - добавил другой мужчина.
       Махнул рукой и пошел прочь.
       Вскоре Зинаида Ивановна поняла, что напрасно сравнивать начальство с совами. На самом деле, променаж закончился весьма решительными действиями, и стало понятно, что власть она и есть власть и со всякой чертовщиной разберется в два счета.
       . Через час - полтора подъехали грузовики с солдатами. Большая часть начальства, видимо, выполнив свои функции, отошла в сторону. Появились энергичные офицеры. Всякая мистика куда-то улетучилась и покинула даже самую падкую на неё душу. Кое-кому из зевак даже скучно стало. А на свалке закипела работа. Начальство подходило к офицерам, что-то им говорило, офицеры метались по свалке и отдавали приказы. Солдаты четко, по конвейерной системе, что-то копали, заворачивали, грузили в машины; снова, копали, поднимали, заворачивали.... Еще через полтора часа работа была закончена, и эшелон машин отправились в путь. Никто не знал, куда. Во всяком случае, было ясно, что проблема решена и пред лицом ее решения уже неважно было, как и почему. Оставалось немного посудачить для успокоения души, а так-то - пора расходиться. Расходиться успокоенными и несколько разочарованными: сенсации не получилось. А за начальство даже уважение и гордость какие-то появились: вот, мол, нужда придет, возьмётся и так чётко все организует. Куда мы без начальства-то!
      
       Задолго до дня первого.
       После того, как человек был изгнан из Рая, из мрачных глубин космоса, лишенных божественного света, были посланы на Землю три великих Предателя: Корысть, Равнодушие и Невежество. И стали они делить мир людей между собой. И были посланы мессии Света, чтобы объяснить людям черную суть этой троицы, но многие закрывали ладонью глаза и говорили, что им хорошо и спокойно в темноте.
      
       День четвертый - Москва
       (4) На четвертый день автобус, на котором ехал Егор как-то странно молчал. Вроде бы понятно: сенсаций никаких и лишь немного стыда за несбывшиеся ожидания. Но что-то в этом молчании было необычное, и Егор внимательно всмотрелся в лица пассажиров: прибитые, озабоченные и, похоже, перепуганные.
       Егор закрыл глаза и погрузился в полудрему. Из полудремы его вывел назойливый голос мужчины, вошедшего в автобус и расположившегося на переднем сидении лицом к Егору:
       - Вот, дурак, не получил высшего образования! Нет, конечно, закончил ПТУ, даже, знаешь, с отличием закончил, а вот в институт не пошел - сам виноват. Молодой был: по дурости, как и все, не понимал. Теперь спохватился, жалею. Все мы такие - о последствиях не думаем. Винить себя надо только. Понимаешь, - обратился он к сидящей рядом пожилой женщине, - себя надо винить.
       Мужчина назидательно посмотрел на окружающих и продолжил:
       - Имели бы образование, не пороли всякую чушь. А то выдумали тут. Я хоть и не пошел дальше учиться, человек самокритичный, не то что...
       - Потише можно?!, - обратилась к нему молодая женщина!
       - А я так не люблю: сидят все, словно на похоронах, - вызывающе бросил мужчина.
       Последняя фраза, как-то странно резанула ограниченное пространство автобусного салона и только подтвердила всю ирреальность происходившего.
       - Хватит читать лекцию - у нас у каждого своя лекция! - резко оборвал оратора пожилой мужчина интеллигентного вида с лысой головой.
       - Что?! А я не тебе это говорю, я с женщиной беседую, не хочешь - не слушай! - еще более громко продолжил оратор. - Вон всякую чушь о костях, вылезающих из могил, слушают. Невежество одно. Я вот на своем примере объясняю...
       Придешь домой - жене объяснишь! - холодно отрезал ему лысый мужчина.
       - Ты же слышишь, люди не хотят тебя слушать! Не до тебя! - услышал Егор собственный голос, направленный к назойливому мужчине.
       И удивился себе: что я такое говорю? "Не до тебя!" - повторил он про себя. А, в самом деле, как-то хреново.
       Разглагольствовавший мужик внезапно сник и замолчал. И всё вокруг оцепенело в неестественной тишине. А, может, вернулось к некоему изначальному покою, когда еще никого и ничего не было в мире, кроме пугающего небытия.
      
       (5) - Работают все телекомпьютерные системы! Россияне слушают, смотрят, участвуют! Внимание, важное, западающее шоу: И опять группа студентов элиминировала своего профессора! Кто прав?! Россияне слушают, смотрят, участвуют! Нужно ли судить детей за элиминацию?! Создана группа защиты! Внимание, группа защиты обращается ко всем россиянам! На чьей вы стороне, россияне?! Внимание, западающее шоу: россияне слушают, смотрят, участвуют! На чьей вы стороне россияне?! Не пропустите: опять группа студентов элиминировала своего преподавателя! Создана группа защиты. Виноваты дети или бездарный профессорский состав? Сколько будут мучить наших детей? Вы "за" или "против"? Внимание, западающее шоу. Россияне смотрят, слушают, участвуют!
       - Охренеть, опять о том же! - произнес в уличную толпу прохожий. - Больше показывать что ли нечего?
       - Глядишь, за трупы бомжей примутся?
       - За какие такие трупы?!
       - Что, еще не слышала?
       - Смотрите..! Что это?!!
       Над головами прохожих пронеслось полчище чем-то испуганных воробьев. Воробьиная паника каким-то образом отдалась в людях. Конечно, никто никуда не побежал - только внутри стало прохладнее, несмотря на летнюю жару.
       - Птицы тоже охренеть могут от нашего эфира! - громко выкрикнул тот же прохожий, и этим как-то успокоил толпу.
      
       (5) На работе Анечка посмотрела на Егора и словно онемела.
       - Анечка, что невеселая?
       - Егор...!, - она вдруг забыло отчество. - Егор Павлович, - каким-то испуганным шепотом: Что же происходит? Говорят, их вечером захоронили в братской могиле возле Подберёзовки, а сегодня оттуда приехали мужики и рассказывают, что утром на поверхности снова груды трупов. Значит, и там их земля не приняла?
       - Да что ты говоришь! Чертовщина, какая-то, честное слово. Кому всё это на руку? Может, сатанисты?
       - Может, - пожала плечиками Анечка. - Нужно было бы охрану выставить.
       - Не предусмотрели. Теперь обязательно выставят. Вот увидишь, службы этим займутся.
       - Давно бы пора! А то страшно даже, - и Анечка большими напуганными глазами посмотрела на Егора Павловича. - Да ничего власти не сделают. Говорят, они вечера на кладбище были, все такие умные, важные, всякие решения принимали, а смотри что получается. Всё насмарку, и всё заново.
       - Подонки какие-то это делают! - разозлился Егор Павлович. - Их бы носом туда ткнуть, в эти трупы.
       - Ой, не говорите такое, и так уж совсем... Егор Павлович, посмотрите на небо!
       По небу стремительно перемещались серые, разорванные клочки облаков. Раньше бы Егор никакого значения не придал этому факту. А сейчас было в этих клочках что-то тревожное, угрожающее. "И куда они так торопятся? Было ли когда-нибудь такое?" - Егор попытался вспомнить. "Мерещиться стало от этих разговоров", - попытался отмахнуться от своих мыслей Егор, сопровождая взглядом рваную несущуюся массу.
       - Посмотрите, птицы! - вскрикнула Анечка таким испуганным голосом, что Егор вздрогнул.
       - Анечка, эта же всего лишь птицы! - но последнее слово затянулось и выдало явную неуверенность и растерянность Егора.
       Да, всего лишь птицы! Большая, растянутая по небу стая птиц проносилась почти под самыми клочками облаков в том же направлении, куда и облака (куда?), словно спеша их опередить. Было нечто странное и пугающее в этом полёте, хотя трудно было выразить словами - что именно. На несколько мгновений у Егора возникло непреодолимое желание бежать в том же направлении, в котором убегали облака, а, может, и не убегали, а завоевывали пространство для чего-то.... - Ну хватит!
       - Анечка, начали работать, у нас много дел!
      
       (6) Егор был поражён: вот это, да!- только накануне разговор был у него на квартире. Сам он - главный специалист фирмы по наладке электрических систем, Мишка - высшее образование, но без определенных занятий, восторженный какой-то. Хватается за все: что-то поначалу получается, потом лопается; а он полон неиссякаемого оптимизма, книжки разные эзотерические читает, верит в эру Водолея и все такое прочее.
       Николай тоже начитан, только голова в другую сторону повернута. Вместо эры Водолея у него компьютерные программы на уме. Башковитый парень, программ множество насочинял. "Эру" же свою решил построить - земную, реальную. Хорошие деньги получал за свои цифровые продукты, и вдруг что-то разладилось. Поэтому Николай как-то замкнулся, а уж если разговорится, то желчно, язвительно.
       Надо же, они, Мишка с Николаем, как раз на эту тему языками чесались - апокалипсические настроения в моду вошли. "Ах, раз вот так, то вот так!" - что ж, клин клином вышибается. "Плохо - ну пусть будет еще хуже!", - помечтать об ужасах, а потом вернуться в обычную жизнь - и не такой уж она ужасной кажется, и есть кому кулаком грозить. И кулак хороший - Апокалипсис!
       - Знаете, а всеобщее воскрешение не за горами! - восторженно выпалил Мишка.
       Он был готов к очередной схватке с Николаем. Лицо и руки были возбужденными.
       - А это что, очень заманчиво? Клиентура у тебя появится что ли? - как всегда съязвил Николай. - Ты лучше подумай, где жить будешь, когда на одну твою квартиру сотня мертвецов восстанет. Сколько всего их за всю историю человеческую? Может, стоять и то негде будет.
       - Вот-вот, - еще больше восторгаясь уязвимостью соперника, палил Мишка, - в том-то всё и дело, что мы думаем, что поднимутся какие-то зомби.... Так не они поднимутся, а мы сами их пригласим - людей, конечно, а не зомби. Это же не "мертвецы", а знакомые наши, друзья, близкие. Понимаете: взаимное согласие! Они же, души живые! И не в земле, а на небе. Разве придут сюда, если и им, и нам плохо будет? Вот когда мы всё им подготовим: и квартиру, и работу.... - всё будет готово для воскрешения.
       - По-моему, с работой у тебя, как и с головой, у самого не все в порядке! А ты решил обеспечить умом и работой пришельцев из земли.
       - С неба!.. Вот в том и дело, что всё должно решиться разом. Мы должны изменить свое сознание и тогда: и то, и другое - все будет решено.
       Николай зверски захлопал в ладоши:
       - А все-таки, если стоять негде будет? Ты сосчитай сначала, сколько суши и сколько мертвяков, прежде чем приглашать их с того света.
       - Ну, заладил, "мертвяков".... Да не мертвяки же это, они там живее нас, на Небесах. Это же не проблема: земля шире будет, расширится - места всем хватит. Да и так ли много будет вернувшихся? Людей всегда было больше, чем душ, ведь одна душа сколько раз воплощалась!!! Отсюда и люди.
       - У тебя и Земля какая-то умная и волшебная. Знаешь, мне даже легче поверить в воскрешение мертвых, чем в то, что земля разбухать станет - от какой такой радости? И один человек, оказывается, во многих могилах лежит! Столько, сколько воплощений - да? Интересно, поднимутся из двух могил, а то и из сотни, взглянут друг на друга и от страха - снова в могилу! А если с Неба, им что там, на Небе, хуже, чем на Земле?
       - Да понимаете, ученые уже доказали...
       - Знаю, о каких ученых ты говоришь. Сначала они залезли в науку, потом она их вышвыривать из себя стала. Такие ученые!
       "Как и земля, по этим дурацким слухам, мертвецов вышвыривает ", - подумал Егор
       Мишка рьяно бросился в бой, Егор знал, что Мишка не сдастся. Чем труднее был оппонент, тем вдохновеннее Мишка. Сумел-таки Николая разгорячить.
       - Да почему ты так не любишь "мертвяков", как ты их напзываешь. Когда мать хоронил, слезы же на глазах были, а теперь? Теперь она тебе мешает?! Лицемеры мы все: хороним, плачем, а потом оказывается, в глубине души давно ждали этого! Сами еще не понимали в себе того, но ждали. А вот, как надо с того света возвратить, тогда истина и просыпается. Прикрываемся всякими зомби и прочей чепухой. Ну, загляни в свою душу! Посмотри, что там!
       Прижатый, было, к стене Мишкиным арт-ударом, Николай сам пошел в решительное наступление. Его достали.
       - Значит, речь о моей душе зашла? Если бы ты не свихнулся на своей эре Водолея, то я бы тебе иначе ответил. Ты хотя бы представляешь себе, восторженный мальчик, где мы живем? Да мы по костям ходим. Вся земля костьми усыпана. Когда-то здесь, представь, динозавры пожирали друг друга, а потом люди людей стали пожирать, а потом просто так, ради забавы....
       В этот момент Егору показалось, что черная тень разрезала угол панельной комнаты, и две панели, сходившиеся там, стали стремительно прощаться друг с другом, наклоняясь в сторону земли. Егор от неожиданности вскочил - но уже не было ни тени, ни трещины, всё находилось на своих местах, а Мишка и Николай продолжали спорить, не заметив ничего особенного, в том числе - и подскочившего Егора.
       "Вот это да! - подумал Егор, вытирая выступивший на лбу холодный пот, - надо же, померещилось...!"
      
       (7) Егор, как и подавляющее большинство людей на земле (включая, как это ни парадоксально, и значительную часть российских верующих) был материалистом. Впрочем, самым убежденным материалистом для большинства людей является их житейский разум, рассудочный, насмешливый и охраняющий сам себя от многочисленных артефактов, подвергающих его своим метеоритным атакам. Тройственное кредо: "этого не было", "это выдумка", "это показалось" - неприступный бастион, спасающий человечество от безумия.
       "Этого не было", - первым делом сказал себе Егор. - Нет, это было, - ответил он сам себе. - Это было, этого я не мог выдумать.
       - Значит, было что-то другое, а то, что ты, якобы, увидел - померещилось, показалось, - отвечал разум, и Егор успокоился, ибо ничего более успокоительного, чем "показалось", придумать он уже не мог.
       А Николай всё ещё обрушивал свой контрудар на Михаила:
       - Ты не думай, что я материалист до мозга костей. Я, конечно, не свихнувшийся "водолейщик", но кое-что в голове имею на этот счёт. Круговорот круговоротом, но я так считаю, что в круговорот природы входят только те кости, что мирно почили; а те, что не отомщены, вопиют до сих пор. Библия на этот счёт права. Не верю я, что земля примет такие кости. А ты хочешь просто так, без разбору, взять всех и оживить. Как ты думаешь, палачи и жертвы полезут целоваться друг к другу? Вот, когда все будут на "равных", вот тогда, может, и простится. А ты мечтаешь о райской жизни без Апокалипсиса? Да ребенок на свет без материнских мук не появляется. Неужели ты полагаешь, что человечество родится заново на твоих восторженных слюнях? Вон - кости у тебя под ногами, а ты шагаешь по ним, задрав башку к звездам, и мелешь чепуху!
       Егор понял, что нужно вмешаться.
       - Всё, хватит! - эта его знаменитая фраза (которую кто-кто, а он умел произносить) всегда действовала отрезвляюще. Соперники замолкли, испепеляющее глядя друг на друга, затем пересели в более отдаленные друг от друга кресла и замолчали.
       Разговор - каких было много, и Егор только сейчас подумал о нем: "Как сон в руку!". И еще раз вспомнил про разваливавшиеся стены, про неприятные несущиеся тучи, чтобы потом надолго об этом забыть. Но остался в душе тоскливый осадок: прочность мира продолжала улетучиваться и было тоскливо в новом, ненадежном и непредсказуемом мире.
      
       (8) После обеда ситуация резко изменилась. Она напоминала революционную, словно какая-то мистическое действо свершалось. Уже не стесняясь никого и ничего, люди говорили не только о трупах в Подберезовиках, но и об аналогичных явлениях в других местах. На других захоронениях с захороненными бомжами происходило то же самое: трупы не принимались землей. Выбрасывались даже совсем молодые бездомные подростки, погибшие от наркотиков и прочих напастей, а также кости давно захороненных.
       - Земля не хочет принимать эту шваль! - кричал какой-то мужик. - Сжигать их нужно! А живых - в резервации!
       - Чего ты на бомжей напал? Ты что думаешь, бомжами только из-за наркотиков становятся?
       Вышвырнули человека с работы, потом - из квартиры, обобрали, спалили - сейчас вон что происходит и никакой управы - вот тебе и бомж! Сам можешь бомжем оказаться. Посмотришь тогда, где твоя правда!
       Дискуссии о бомжах и их социальном статусе происходили довольно часто - раньше проблему бомжей предпочитали замалчивать. "Может, и к лучшему, что стали говорить?! - думал Егор. - Нужно же как-то решать эту проблему!"
       - Земля не хочет покрывать следы преступлений, - глухим, но громким голосом произнес высокий мужчина в старой шинели и с офицерской выправкой. - Решили, что всё можно: закопать, скрыть..., земля, мол, все спрячет. Нет, земля не может больше терпеть. Она требует возмездия. Она не похоронит в себе человеческие останки, пока не будет возмездия! Все, кого уничтожили изверги, вышли их покарать, извести за содеянное ими до сумасшествия.
       Егор вспомнил Николая. Да, он уже слышал эти речи и поразился, что совсем разные люди говорили об одном и том же. Но сейчас это звучало как откровение, и сказано было не в узком кругу спорщиков, а вот так... прилюдно.
       - Кто ты такой, офицер, что ли? Или пророк? - раздался голос из толпы.
       - Я человек, у меня были дети - убили, имел дом - отняли, была работа - новый работодатель показал на дверь.
       Было страшное в лице этого человека, но сквозь это страшное смотрело на мир несгибаемое человеческое достоинство. Кто этот человек: бывший боевой офицер или закоренелый преступник, на счету которого не одна человеческая жизнь? Да и у боевого офицера на счету могло быть то же самое. Но, глядя в его лицо, окружающие поняли, что он знает цену человеческой жизни, и если он убил кого и преступление совершил, то знал, что убил именно человека, а не насекомое. А сейчас?! Люди погибают тысячами, а их даже за насекомых не считают. Насекомых и то можно пожалеть! Тогда за кого нас, людей, принимают или за что? За пустоту?
       Истина обнажилась, вышла из тайников сознания, сорвала пелену с глаз. Это уверенность истины звучала сейчас в интонациях глухого голоса, который молча, словно откровение свыше, слушали люди. И никто не осмелился перечить. Да и чему перечить: разве не сама правда сейчас говорила с ними?
       Какая-то тень промчалась по земле. Егор поднял голову вверх - обычное летнее небо. И сразу же - какой-то очень далекий глухой и тревожный гул - всего несколько секунд. Егору показалось, что никто, кроме него, ничего и не заметил, и не услышал - люди были заняты своими мыслями.
      
       И темный вихрь помчался над водою,
       Извергнув ад, теней круговорот.
       Все ж пощадила страшная волна
       Печальных глаз тоску и изумленье.
       Но только детская с них спала пелена,
       Чтоб осознать высокий спрос творенья
      
       (8). Вечерело. Мало кто обратил внимание на возникшую над Москвой, где-то в районе площади Маяковского, тучу. Туча - как туча. Нужно было просто очень долго смотреть на неё, чтобы заметить в ней нечто необычное. А у нас даже метеорологи - люди вполне земные и искать необычное на небе не будут. Но маленький больной мальчик, прикованный к инвалидной коляске, мог позволить себе подолгу сидеть у открытого окна, выходящего как раз на Триумфальную площадь, и широко раскрытыми глазами смотреть на небо. Он-то и заметил, что туча возникла, словно ниоткуда: появилась и стала расширяться из одной небесной точки. Нельзя было сказать, что над Москвою стояла совершенно безветренная погода, но туча не собиралась куда-либо перемещаться, а всё расширялась и расширялась во все стороны от своего таинственного центра, разбухая при этом вниз, темнела и постепенно накрывала Москву. И не просто темнела: обычная темная синь перетекала в зловещий серо-стальной оттенок. Солнечные лучи бледно окрашивали лишь её неровно располагавшиеся по окружности края. Что-то еще магическое и сильное приковало взор мальчика к туче, и он зачаровано взирал на неё, пытаясь вобрать в себя всю её силу и мощь и какой-то внутренний жар, незримо скрывавшийся в ней.
       - Мама! - наконец вскрикнул мальчик. - Смотри, какое чудо!
       Он привстал, протянув руки к туче.
       - Ой! Да что же это?! Ты встал?! - мать, включив свет в сумеречно потемневшей комнате, бросилась к сыну и замерла в полуметре от него. - Ты встал?!
       - Мама, мама, смотри! Туда смотри, на тучу!!!
       Мать схватилась рукой за щеку и, не отрываясь, смотрела на сына.
       - Сынок, не волнуйся! Неужели ты встал? Тебе хорошо?! - слезы радости выступили на глазах матери.
       - Мне хорошо, хорошо, мама! Посмотри на тучу: какая в ней сила! Она передается мне, мама! Я это чувствую!
       Мама, придерживая сына ладонью со спины, взглянула наконец на тучу! Туча, распростертая над площадью и всей Москвой, усиливала вечерний мрак. Что-то в ней было такое, что движущиеся по улице машины и люди казались очень мелкими, придавлено суетящимися, и только Владимир Маяковский продолжал гордо и бесстрашно стоять на монументе, нисколько не обмельчав и словно призывая людей последовать его примеру.
       - Ой! Мне больно, мама! Почему так больно?! - и сын рухнул в кресло.
       Ужас охватил мать, стоящую у окна и глядящую в небо. Она не понимала, чем заворожила её эта туча, приворожила и раздавила своею силою и неизъяснимым ужасом, исходящим от неё.
       Крик сына заставил мать вспомнить материнский долг, и мать, собрав всю свою силу, заставила себя отвернуть свой взор и направить его к сыну.
       Мальчик лежал в кресле бледный, весь дрожа.
       - Маленький мой, что с тобой?! Тебе плохо?! Тебе больно?!
       - Мне больно мама!!!
       - С ножками что-нибудь?
       - Нет, нет, не с ножками, я не знаю где, - мальчик попытался снова встать, держась за кресло.
       - Милый мой, ты лучше сиди, не надо. Потом попробуешь встать, сиди. А если не получится, то и не надо. Всё будет хорошо!
       Но мальчик упрямо поднимался. Встал.
       - Прошу тебя... Ну вот видишь, ты стоишь. Отдохни немножко, потом опять попробуем.
       Но мальчик сделал шаг к окну, еще один шаг. Попытался дотянуться до оконной ручки.
       - Мама, закрой окно!!! И шторы закрой! - он прикрыл глаза ладонью, пытаясь защитить их от всепроникающего взора тучи. Она показалась ему не просто живой, но и всевидящей.
       - Сейчас, сейчас! - и мама торопливо захлопнула окно и задернула шторы. - Всё хорошо, мой маленький. Самое главное, что мы теперь можем ходить. Это самое главное, понял? - она гладила стоявшего мальчика, прижала его к себе.
       - Это не самое главное!
       Мать содрогнулась - это был не голос мальчика, а взрослого человека, уставшего, изнеможенного долгим жизненным путем. Она взглянула на него, и ей снова стало страшно: в лице своего сына на какое-то мгновение проступило нечто, напоминавшее лик ужасной тучи.
       - Мама, случилось что-то страшное, - голос мальчика стал прежним. - Лучше бы всё по-старому. Не нужно мне это теперь.
       - Что не нужно?
       - Ходить не нужно, мама.
       - Да что же ты такое говоришь?!! Ладно, ладно, это ты просто от радости - так бывает. Это слишком неожиданно для нас. Не так ли?
       - Мама, я видел тучу! Она хочет, чтобы я принадлежал ей. А я этого не хочу.
       - Я тоже видела её. Такие бывают перед грозою. Стра-а-шные, как дед бабай. Но всё это проходит.
       - Это не пройдет, мамочка. Мне жаль нас, - слезы выступили на глазах мальчика.
       - Всё, всё, спать, отдыхать, утро вечера мудренее. Всё, пошли в спальню. А я тебе сказку расскажу. Хочешь сказку?
       - Да, мама, только не страшную. Ладно?
       - Ладно, ладно. Конечно же, не страшную! Всё будет хорошо.
      
       День пятый - Москва
       (10) На пятый день уже никто не сомневался, что происходило нечто из ряда вон выходящее. В глубине души каждый понимал, что не могут все эти безобразия, что вершил человек, твориться до бесконечности - рано или поздно придется расплачиваться всем: и кто активно творил, и кто молчанием пособничал. И вот оно (верится, не верится, щипай себя - не щипай) происходит?!! А в это время эфир был, как никогда, заполнен хохмой от бесподобной хохочущей музыки до клоунов, работавших вниз головой под куполом цирка. Набившие всем оскомину эстрадные звезды, одетые в три квадратных сантиметра, такое выделывали на экране... и постороннему наблюдателю могло показаться, что от их шуток и веселья даже камни заряжаются неиссякаемым оптимизмом. И ни слова, ни звука о происходящем...
       Люди включали телевизор, с пока еще неясной тревогой ожидая новых известий, - и, увидев нескончаемый, привычный балаган, выключали.
       В Интернете, напротив, было столько шуму, хохмы и пародий по поводу происходящего, что извлечь какую-либо достоверную информацию было практически невозможно. Когда-то власти пытались поставить Интернет под свой контроль, но это вызвало бурное недовольство молодежи, с которой власть пыталась заигрывать - и тактика была изменена. Теперь, когда в Интернет-источниках появлялось важное сообщение: например, "Кинозвезда М. Мышкина выразила неудовлетворение министром культуры М. Кошкиным", то весь Интернет взрывался от лавины информации. На одних сайтах сообщалась, что Мышкина переспала с Кошкиным. В других, что она стала его женой. Третьи сообщения были вообще трагичными: "М. Кошкина попала под поезд, когда ехала на свидание с Мышкиным". В других закоулках общероссийской паутины утверждалось, что Мышкина решила порвать со своей карьерой и получила от Кошкина благодарность в виде унитаза из чистого золота. Следующие сайты кричали, что Мышкина легла на операцию по изменению пола, а Кошкин избран министром культуры на Гавайских островах. Потеха была неимоверная. Люди и заходили в интернет из-за потехи. Гадали, какая информация дольше продержится на пиаре, делали ставки. Об истине, в её глубинном понимании, речи давно не было. Постепенно складывались виртуальные истины, зависимые от того, сколько страстей, желаний и неизъяснимых мировоззрений было в них вложено. На каждый такой самодовольный и самоуверенный виртуал рождались свои фанаты и били морды другим фанатам.
       Виртуалы продолжали завоевывать и реальную жизнь, порождая суррогаты истины, но не настолько глобально и безусловно, как хотелось бы заказчикам. Древнейшие представления об истине еще жили в человеческой памяти - в каждом человеке (хотя и по-разному); и люди заходили в Интернет не только за поисками виртуальных истин, но и в ожидании той, которая, они надеялись, однажды объявится в виртуальном пространстве, и все поймут: это она и других не надо! Вот и сейчас люди атаковали сеть, желая, как никогда, обнаружить настоящую, единственную для всех истину. Ассортимент блюд, предложенный им сетью, на этот раз был наибогатейший. Но это было не то, чего ждали люди. Разочарованные, с плевками и руганью выходили они из Интернет. Потом снова входили, и с той же руганью снова выходили...
       Новости, которым доверяли по большому, а не по виртуальному счету, распространялись с помощью "народного радио" и хотя не в таком объеме, как хотелось бы, и, увы, без обратной связи, но зато с такой быстротой, что им могли позавидовать самые продвинутые средства массовой информации.
       (11) А в остальном - всё, как обычно. Изнемогающая жара уже ни для кого не была особенным событием. Ждали снижения жары, привычно поругивали экологию - да уж сколько лет её ругали, заразу, а живы ведь. И будем жить, несмотря ни на что! Невзирая на этих ученых - им по должности пугать людей нужно: глядишь, правительство выделит бабло на их науку, и им лично перепадет. Вот и всё объяснение. А экстрасенсы - шарлатаны: так пиар надо же им делать, вот и пугают, кто кого страшнее! А то просто религиозные психопаты - ну это больные люди. Мы-то здоровые, нормальные: и умом, и разумом, и духом. Так что всё, как обычно: и рождение, и жизнь, и смерть. Ничего нового под луной! По небу, как обычно, пробегали тучи, летали птицы. По земле бегали в поисках пищи, воды и ласки наши младшие братья по разуму, привычно надоедавшие своим братьям старшим, которые отмахивались от них, как от надоедливых мух. Всё, как обычно. И мечты, мечты! В людях всегда живет мечта о невероятном. И видим сны, и придумываем сказки. Придумываем ужастики. Верим в них, пока смотрим и слушаем, а потом посмеиваемся. В общем, всё как обычно. Ах, небольшие аномалии в природе? Птицы куда-то не туда и не так полетели - это вызывает некоторое волнение, как при просмотре ужастиков. Всего лишь развлечение. Это бодрит. Это же обычное дело. Как-то странно мяукали кошки вечером? А кто их знает - у них своя жизнь, свои проблемы. Ну мяукали странно, ну и что?! Не будем же проводить уголовное расследование по этому случаю - как вы думаете? А для досужих умов - пища, напиток кофейный, чтобы не заснуть! Иногда такое насочиняют - и нам интересно послушать. Так ведь любим же сказки! Как же без них?! Вот только психопаты разные, параноики - это чересчур. Поговорили бы - и успокоились! Так нет же, ну на то они и параноики, и психопаты. Хорошо, что судебная медицина начеку - а нам дополнительное развлечение. Так что - всё в порядке. Всё, как обычно!
       (12) Тем временем произошли и другие странные события - события, коснувшиеся лично Егора. Когда Егор пришел домой, его встретила плачущая жена Наташа. Она была на базаре, и там в толпе её попытались похитить. Неизвестные молодые люди в униформе схватили её за руки и приказали следовать за ними. Она потребовала объяснений, но в ответ её потащили к крытой грузовой машине, стоявшей невдалеке. На счастье Наташи, где-то рядом оказался Константин Анисимов, давний друг Егора и работник РЦПР (федерального ведомства внутренней разведки и полиции). Привлеченный возней и криками, он бросился к месту событий и увидел растрепанную Наташу, которая, не удержавшись на ногах, упала, и теперь её волокли по земле, словно какую-нибудь тряпку.
       - Что происходит? - Анисимов рванул за руку одного из налетчиков и сунул ему прямо в лицо удостоверение РЦПР, - Ваши документы?
       Тот остановился и уставился на Константина.
       - Это мошенница - мы её давно искали, - бросил другой.
       - Эту женщину я знаю, а Вас нет. Предъявите документы!
       Толпа, которая до этого лишь искоса поглядывала на происходящее - подумаешь невидаль, то ли наркоманку, то ли воровку задержали - теперь расступилась, развернулась и пристально стала наблюдать за происходящим. Молодой человек, которого всё еще держал Константин, резко освободил руку. Бросив женщину и расталкивая толпу, молодые люди решительно направились к своей машине. Заскрипев тормозами, машина сразу же набрала бешеную скорость и исчезла за ближайшим поворотом.
       Константин, обладавший хорошей профессиональной подготовкой, тем не менее, не сделал попытки задержать налетчиков. Точнее сказать, он сразу сообразил, что никаких документов они ему не представят, но в следующий момент своим профессиональным чутьем уловил нечто такое, что заставило его отказаться от их задержания, на всякий случай (это уже было привычкой) зафиксировав в памяти номер машины.
       Успокоив Наташу, Константин заверил её, что разберётся по поводу несостоявшегося похищения. И когда вечером Егор позвонил ему в РЦПР, тот уже был в своем кабинете и, подойдя к телефону, объявил, что дело заведено и начались розыскные действия. Егор несколько успокоился, хотя и не мог понять, как Константин с его решительностью и быстротой реакций вот так просто дал уйти налетчикам? Но всё равно вмешательство и покровительство Константина давало уверенность, что ничего плохого не произойдет. Обняв Наташу, Егор пошел вместе с ней за детьми в детский сад. Вроде бы всё должно наладиться и успокоиться.
       (13) Вечером в Подмосковье наблюдали необычайно красивое явление: на небе - на фоне тонких волокон перистых облаков - появилась удивительная геометрическая структура из концентрических кругов, окрашенных лучами садящегося Солнца в нежнорозовые и золотистые тона и получившие от уходящего дневного неба тона голубые, а от наземной зелени - нежный изумруд. Группируясь вокруг центрального круга, они соединялись с ним и между собой мостиками, похожими на гирлянды бриллиантов. Это был неожиданный природный феномен, излучавший из себя в человеческие души свет и радость, а, главное, - умиротворенное спокойствие. Атмосфера, нисходящая от феномена до земли, разделилась на две части: в юго-западной части (там, где находился большой круг) вся она была пропитана золотисто-розоватым цветом, скорее даже - сиянием, а в другой, северо-восточной, - необычная синева. И там, и там была своя необычная благодать - и не могло быть ничего жестокого, подлого. Вопрос о физической природе явления утонул в этой благодати. И только некоторые беспокойные умы направляли к феномену свои умозаключения и выводы. Кто-то говорил, что это редкое природное гало, какие бывали иногда в истории. Кто-то говорил о добрых инопланетянах. Но, на фоне предшествующих событий, на людей большее впечатление произвели не физические гипотезы, а речи воцерквленных людей. Смысл речей, если привести их к общему знаменателю, сводился к тому, что "трупы-кости" и прочий "бред" предназначены людям, чтобы они поняли, что неправильно живут. А теперь, когда люди это поняли, то ушедшие в небытие странные происшествия последних дней только оттенили тот праздник души, который создан этим великолепием. Это знак всеобщего прощения и возрождения. Природа празднует с людьми - вот было бы так всегда! И всем казалось, что всё будет хорошо, что будет какое-то преображение. Это было так важно на фоне пережитых потрясений и сомнений. Люди обнаружили, что у всех в глубине души живет надежда на преображение; надежда, которая выше привычных "существует", "деньги", "успех", "карьера". Всё будет хорошо! Многие выходили на улицы и молились. И воздевали руки в небо. А потом, успокоенные и ободренные, привычно садились у телекомпьютера и с удовольствием и жадностью, как новорожденные в обновленном мире, вслушивались и всматривались в очередное провоцирующее шоу, ожидая от него не обычной церемониальной скуки, а продолжения Небесного откровения.
       (14) Увы, телекомпьютерные передачи были давно запланированы, и в них были вложено столько денег и усилий, что для вчерашнего вечернего великолепия нашлось две - три восторженных минутки в Новостях, а потом - объявленное телекомпьютерное шоу. На этот раз речь шоу было посвящено гражданским правам "Общества нетрадиционного питания". Вопрос спорный, конечно, но оказывается, члены этого общества адсорбируют не всех людей, а только добровольцев из своих собственных рядов - поэтому людоедами называть их оскорбительно. И поскольку они уважают все гражданские права, но и их гражданские права должны быть соблюдены. Оппоненты возражали, говоря о моральном ущербе для людей традиционного питания, поскольку одно напоминание об упомянутом обществе вызывает у большинства людей физиологическое отвращение, вплоть до рвотных явлений. А у кого-то возникает желание самим приобщиться к этому обществу (и таких становится всё больше и больше) - а чем это может закончиться для демографии?! Оппоненты делали также упор на детей адсорбированных: кто их будет воспитывать?
       В ответ звучало, что если бы "Общество" получило общественное признание, то можно было бы обуздать и архаичные вкусы, и все эти рвотные явления. Что касается демографии, то разве мало других причин, уничтожающих людей? На долю же нетрадиционного питания приходится самая незначительная часть уходящих с этого света. Более того, члены "Общества" самые гуманные люди на планете: они не хотят войн, терроризма, других известных способов уничтожения людей. А знают ли оппоненты, какие суммы выделяет "Общество" на помощь тяжелобольным детям и старикам (что вызвало овацию в студии)! И взаимное поедание конечно же регулируется, чтобы избежать непредвиденных последствий. Что касается родственников - то они должны понять сделавших свой выбор в пользу "Общества" и еще больше любить их.
       Дискуссия была жаркой и, как всегда, откровенной. Зрителям, потрясенным природным явлением и уже ощутившим свою причастность к преображению, эта передача показалась не просто отвратительной, но и крайне неуместной на фоне нового, просветленного психического состояния. Но еще более неуместным было бы агрессировать и возмущаться телевизионным представлением: в конце - концов - это всего лишь отражение жизни. А что касается защитников этого отвратительного общества, то...! Да, да, никому сейчас не хотелось приходить в агрессивное состояние! Кто-то просто выключил теле-компьютерную сеть. Тем же, кто привык к ней, как к наркотику, ничего не оставалось, как, переступая через свою мировоззренческую и физиологическую рвоту, постараться быть, всего лишь терпимым - не более. Всё будет хорошо, всё будет хорошо! В конце концов, это поймут и члены "Общества нетрадиционного питания", и не захочется им уходить из этой прекрасной жизни! И всё - всё прекратится.
       По окончании шоу зрители привычно отправились спать, ощущая в душе непривычный дискомфорт, словно предательство свершилось: то ли их кто-то предал, то ли они сами.
       А ночью разразился гром со стонами, криками и чьим-то смехом. Спящие просыпались, и липкий холодный пот обливал их тела, а разум метался в пределах собственной темницы.
      
       День шестой: Москва-Подмосковье
       (14) На следующий день телефонный звонок раздался в рабочем кабинете Егора. Звонил Константин. То, что сказал Константин, показалось странным. Оказывается, машины с номером, который он запомнил, вообще не существует. Но главное не в этом: Константин сообщил, что кто-то оказывает сопротивление расследованию, в связи с чем попросил Егора зайти к нему. Особенно насторожила Егора какая-то непонятная взволнованность в голосе Константина. На все это накладывалась еще и общая ситуация в городе. Хотя, если подумать, ни в том, ни в другом - пока ничего страшного.
       (15) Работа над проектом, которая шла как никогда удачно, отвлекла Егора от волновавших его мыслей, и он допоздна засиделся в рабочем кабинете. Еще немного поработает и - домой. Снова погрузился в работу. Поднял голову - секундная передышка, чтобы ощутить связь с окружающим миром - и.... В оконный проем - он вздрогнул: нет, это невозможно - на него смотрело нечто непостижимое. Это было человеческое лицо с крыльями за спиной. Крылатое человеческое существо! От неожиданности Егор вскочил со стула - какая-то внутренняя пружинка выпрямила его, а крылатое существо, словно напугавшись, что ему уделено такое пристальное внимание, растворилось в сгущавшейся вечерней темноте.
       Что это было? Померещилось?
       Здравый рассудок нередко ставит под сомнение выводы наших органы чувств, и через минуту, две, три Егор засомневается в достоверности своего ощущения: засиделся над проектом, рассуждал он, затем резкий переход от одной сферы в другую, в ту полумистическую реальность, которая обрушилась на всех в последние дни. Вот и явилось видение. Но - второй раз! А что, если... Если только серьезно отнестись к тому, о чём все говорят, то, может, ... - а что, если из подземелья стали вырываться некие темные сущности?
       Егор шел по вечерней улице домой, раздумывая над всем этим и над тем, как быстро может эволюционизировать человеческая мысль, а, может, не эволюционизировать, а вращаться по кругу, в лучшем случае - по спирали... Чем же это закончится? И тут он ощутил новый виток своей спирали, возвратившей его в привычную реальность: всё происходящее сейчас - временное явление, и нет ничего устойчивее обыденности, нашей житейской человеческой реальности, она победит. Она всегда побеждает. А этот Крылатый человек, людокрыл или крылолюд - даже не знаешь, как правильно назвать - показавшийся ему в оконном проеме? Нечто вроде человеко-лошади, кентавра. Даже, если он был, то его не было. Это всего лишь артефакт - все эти удивительные факты, которые нельзя назвать существующими, поскольку они разорвали свою связь с миром - такие вещи не могут существовать, даже если мы держим их в руках, смотрим на них.
       До дому осталось совсем недалеко. И снова виток спирали: "Да что это с ним, Егором? Иллюзия устойчивости?". Он вспомнил про весь окружающий мир, мир заполненный разочарованиями, катастрофами, человеческим криком, переходящим в вопль. Это ему, Егору, повезло. Во всяком случае, до сих пор везло: ни в пожар не попадал, ни в наводнения. А те, кому не повезло - раньше-то тоже везло, наверное; и они также полагались на устойчивость бытия... Нет, человеческое существование хрупко, ненадежно и его, Егора, упование на благополучно проложенную вдаль линию жизни - наивная иллюзия.
       Ему стало страшно. В этот момент он затылком почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд: кто-то пронзал его этим взглядом сзади. Егор торопливо обернулся. Длинная тень мелькнула в воздухе на уровне последнего этажа пятиэтажного здания и перелетела через него. Егору показалось, что он увидел крылья...
      
       (16) Взбежав по лестнице к своей квартире, Егор торопливо и энергично позвонил. Не случилось ли чего с Наташей? Он услышал шаги - Наташа открыла дверь. Всё хорошо! Егор наконец-то перевел дыхание. Дети уже спали.
       - Егор, я что-то хотела тебе сказать: померещилось ли мне, не померещилось, в окне я увидела фигуру...
       - Фигуру? Какую фигуру? - Егор насторожился
       - Вроде бы человеческая фигура, но крылья за спиной. И так странно смотрит. Я даже перекрестилась.
       - Что потом?!
       - Фигура исчезла. Я бы не сомневалась, что померещилось, но сам же знаешь, что вокруг происходит, вот и ... Что это такое, Егор, как ты думаешь?
       - Тебе в самом деле померещилось, но, на всякий случай, прошу тебя, не открывай окон. Будь осторожна - летающие люди нам не опасны, а ходячие.... Я уверен, Константин разберется, а пока нужно быть осторожнее.
       - Ты же не хочешь сказать, что моё видение как-то связано с "теми"?
       - Нет, нет, конечно, это всего лишь видение, - успокоил её Егор.
       Погладил жену по волосам. "Нужно немедленно зайти к Константину", - приказал он себе.
       (17) Сергей Александрович Неспелов, доктор наук, профессор, бывший астроном, около шести месяцев находился в коме, а душа его блуждала по необъятным просторам планеты и беседовала с такими же душами, которые не могли ни уйти в Небо, ни вернуться к привычному существованию в человеческом теле. Особенно привязался Сергей Александрович к молодому аспиранту из МГУ Алексею, который тоже попал в кому где-то около трех месяцев тому назад и, блуждая по тем же пространствам, что и Сергей Александрович и открывая в них что-то новое для себя, проявлял большую любознательность и засыпал Сергея Александровича как старшего товарища по науке и по транверсальным путешествиям (так они оба обозначили свои перемещения по планете) вопросами об устройстве мира.
       - Сергей Александрович, значит, человек не царь природы?
       - А Вы сомневаетесь в этом, молодой человек? Вот мы сейчас с тобой лежим и ждем, что с нами будет: вернемся на землю или отправимся еще в более далекое путешествие. Царям природы такое незнание не присуще.
       - Но мы продолжаем постигать законы природы и когда-нибудь сравняемся с богами.
       - Наука?! - всего лишь комплекс нашей неполноценности. Человек ограничен и во времени, и в пространстве. Пока он на Земле, ему недоступен и запредельный мир, куда уходят человеческие души после смерти и тот мир, где мы сейчас с тобой находимся. Ему недоступны другие человеческие души (даже души близких родственников), в которые так хочется проникнуть, не говоря уже о душах растений, животных и иных живых существ. Ощущение заточения, несвободы. Поскольку человеческая жизнь несопоставимо мала по сравнению с процессами, идущими на Земле и во Вселенной, то страдая от этого, человек пытается мысленно унестись за пределы ограниченных рамок времени, формулируя в своей вербальной системе то, что он обозначил как физические законы Природы. Для этого он и придумал Науку. Стараясь мысленно проникнуть за пределы своей пространственной ячейки, он с помощью тех же физических законов пытается разгадать, что происходит в Большой Вселенной за миллиарды и миллиарды световых лет. . Он всматривается в звездные миры, делает расчеты... Это тоска. Тоска по свободе. Ущемленная человеческая гордыня ощутила себя в тюрьме. Это она заставляет искать славы. И когда другой человек думает обо мне, я как бы преодолеваешь непреодолимые преграды и с мыслью этого человека проникаю к нему в душу. Это ревность. Это любовь.
       - Профессор, Вы хотите сказать, что такие высочайшие чувства как любовь, желание преодолеть пространство и время, быть всем - всего лишь комплекс, порожденный гордыней? Уязвленной и сброшенной на грешную землю гордыней?!
       - Посмотрите, Алексей, на животных - у каждого из них собственный ареал проживания, и лишь вынуждающие обстоятельства вынуждают животное прокидать его. Человек же стремится к экспансии. Где и когда возникло это стремление - мы не знаем. Но гармония с собственным ареалом была когда-то нарушена, родилась гордыня, и человек захотел большего. Ему захотелось, чтобы ареалом его проживания стала вся бесконечная Вселенная. И тогда человек занялся и науками. Возможно, именно этот период и отмечен в Библии как акт грехопадения.
       - Разве такое желание предосудительно?
       - Предосудительны средства его исполнения. Человек захотел властвовать во Вселенной, не преобразовав самого себя, не подготовившись к величайшей ответственности, посчитав, что имеющихся у него духовных средств вполне достаточно для такой задачи. Эволюция не возбраняется, но именно этим путем человек и не пошел.
       - Так Вы, Сергей Александрович, считаете, что заниматься наукой предосудительно?1
       - Ну что Вы Алексей? Вы неправильно на этот раз меня поняли. Разве безногому не нужны протезы? - но еще нужнее собственные ноги. Наука - это протезы, наше познание сначала разъединяет, прежде чем соединить. Но не все разъединимо, равно как и не всё соединимо. Целое не воссоздается из частей - оно возникает из другого целого. Правильная целостная мысль, если бы ею мог обладать человек, рождала бы и целостное бытиё. Мы не адекватны своим желаниям.
       Да и космические цивилизации, в существовании которых мы оба теперь не сомневаемся, слишком далеко ушли от нас в своем развитии. Так что ни царями Природы, ни Венцом разумного творения называться не можем. Это уже не рассуждения, а эмпирический факт.
       - Правительства большинства стран знают о существовании космических цивилизаций. Почему скрывают это от планетарного сообщества?
       - Потому и скрывают, что все человеческие институты, все мировоззрение, мироощущения, идеология и всё, что следует далее, держится на гордыне, на убеждении, что человек - Венец творения. Убери это - и всё посыплется. Весь мировой порядок рухнет, привычные, отработанные способы управления человечеством окажутся ненужным хламом. Рухнут национальные культуры, наступит хаос. Слишком глубоко проник тезис о Венце творения в человеческую жизнь и человеческие сообщества и культуру. Слишком велика гордыня. Её не ломать нужно, а заменять достоинством. И человечество выращивало его в разных человеческих средах, в дворянском, в частности. Очень медленно и с большим трудом выращивало... Увы, взращенные ростки человеческого достоинства были уничтожены при очередной жатве, а гордыня вновь расцвела буйным чертополохом. Так что всё нужно начинать сначала.
       - Внеземные цивилизации могут нам в чем-нибудь помочь?!
       - Они и помогают. Не все, конечно, а те, которых мы относим к светлым цивилизациям. Но никому не дано переступить через человеческую волю, через свободу человеческого выбора: ни светлым, ни темным.
       - И тёмным?
       - Да, да! И те, и другие задают вопросы, обращают внимание, делают акценты: светлые - свои акценты, темные - свои, - а принимаем решения мы, человеки. Именно - мы! И потому вся ответственность на нас. Даже темные не смеют вмешиваться в наш мир так, как мы, люди, возомнившие себя царями природы, вмешиваемся в окружающий мир да и в мир своих же соплеменников. Убиваем, насилуем! Творим расправу над всем живым, что есть на планете. А теперь представьте, Алексей, что внеземные цивилизации предоставили нам свои знания, свои технологии, свои транспортные корабли, свои материалы. Что мы будем делать? Мы будем задавать вопросы, делать акценты?.. - или мы превзойдем всех черных Вселенной?
       - Видимо, мы будем решать все вопросы во Вселенной так, как решаем их на Земле.
       - Вот именно. Мы станем чернее черных. Завоевывать миры, уничтожать цивилизации, пренебрегая Законами природы, включая те, которые записаны в Мировых религиях. Такой вот мировой Чингиз-хан!
       - Разве нельзя обо всем этом человечеству сказать открыто?
       - Сказано! Мировые религии открыты для человека!
       - Но если бы высшие цивилизации предстали явно перед человечеством и своими устами, а не человеческими, сказали бы о Законах, эффект был бы другим. Я не прав?!
       - Т.е. в лоб?! Ну что ж, рассмотрим эту ситуацию. Низверженный с вершин Венца творения человек, сломавший при падении свою гордыню, воспримет это как подавление его воли и свободы выбора, о которых мы говорим. И что? Либо человек весь сломается и уже ни к какой эволюции духа не способен, либо...?
       - Либо схитрит?
       - Совершенно верно: схитрит, притворится! Так всегда происходит при лобовом вторжении в эволюцию человеческой души. Человеку говорят: "Вот тебе "Десять заповедей". Ты должен следовать им - не смей иначе!" И человек подчиняется - делает вид, что подчиняется. На самом деле - придумывает хитрые оговорки, иногда - целые теории, которые раскрашивают его неподчинение в разновидность подчинения. Посмотрите, Алексей, безусловный императив "Не убий" истолкован так, что позволяет уничтожать миллионы жизней в непрерывных войнах, ведущихся на Земле, и при этом, якобы, соответствовать религиозным заповедям. Это последствия лобового воспитания. Вот почему ангелы шепчут, а не кричат в человеческое ухо. Имеющий слух - да услышит.
       - А не имеющий - и крик не воспримет, - подтвердил Алексей.
       В этот момент в том невидимом мире, в котором находились Алексей и его собеседник, стало темно. Потом - вспышка света, и вновь потемнело. Затем всё стало медленно возвращаться к прежнему состоянию. Волна тревоги пронеслась сквозь души собеседников, сообщив им какую-то важную информацию.
       - Прорыв в информационном поле! - произнес профессор с содроганием в голосе.
       Обоим стало ясно, что с информационным полем планеты, общего для физического и "потустороннего" миров, в котором они теперь находились, произошло что-то непоправимо трагическое, и затронет Оно и Рай земной, и земной Ад, и их, Алексея и Сергея Александровича души.
      
       (17) Тишина, блаженная тишина пространства, которое было и которого еще не было. Яркая вспышка света пронзила его и через мгновение черная точка вспыхнула вдали черными лучами, словно противодействуя свету. Было ощущение, что что-то произошло. В блаженной тишине раздался звук, и пространство осознало себя и всю свою бесконечность.
       Там льется музыка, там речи,
       Там каждый знает свою роль.
       И чьи-то лица, чьи-то встречи,
       И чье-то счастье, чья-то боль.
       Под белым пледом, на постели
       Тоскует женщина. Одна.
       Спит мальчик. Мгла у колыбели.
       И роза плачет из окна.
      
       (18) День первый - Жигулевская лука
       - Димочка, что с тобой?
       Дима, шестилетний мальчик прижался к маме:
       - Я боюсь.
       - Не надо ничего бояться, мама рядом. Что-нибудь показалось?
       - Зверь идет.
       - Нет никакого зверя - только мама и ты!
       - Я знаю, он идет, - и Дима уткнулся лицом в мамино платье. - У него семь голов. Никого не пощадит.
       - Что ты такое говоришь?! - мама нежно погладила Диму по голове. - Всё хорошо, Солнце светит. Сегодня купаться поедем на наше любимое озеро. Помнишь, как там замечательно? Ты хочешь купаться?
       - Хочу. А папа когда приедет?
       - Часика через три. Посмотрят с дядей Толей, как дела в заповеднике - и сразу домой.
       - Не получится. Они зверя увидят.
       Что за фантазии у ребенка? И этот зверь с семью голова - прямо, как по библии читает. Откуда всё это? Нужно Марии Петровне показать - она хороший психотерапевт.
       - Запомни, никакого зверя нет. Это твое воображение так работает. Если будешь продолжать про него говорить - никуда не поедем.
       - Я больше не буду.
      
       (19) Иван Дементьев и Анатолий Быков окончили биофак МГУ на одном курсе и, так получилось, жизнь их не развела: годика через три были направлены в Жигулевский заповедник. Работу свою они любили, и заповедник знали почти наизусть. Довелось им заглядывать и в сокровенные места заповедника, о которых из глубины веков сохранились таинственные предания и которые по нынешней терминологии считались аномальными.
       Только что они вернулись с международной конференции по сохранению живой природы - всего неделю их не было в заповеднике. Нужно было произвести его общий осмотр - обычно это делалось быстро - и Иван пообещал жене к полудню вернуться домой.
       Припекало. Друзья вышли из машины и углубились в лес. Сейчас они подойдут к двум большим муравейникам. Дикие муравьи сделали здесь гигантские муравейники по диаметру до полутора и более метров.
       Анатолий вскрикнул первым:
       - Смотри, муравейники мертвые. Пусто!
       В самом деле - ни единого муравья. Иван вынул специальную тросточку-щуп и пошевелил ею муравейник - ничего. Пусто!
       - Куда делись муравьи? Неделю назад всё кишело ими.
       Друзья осмотрели деревья, траву - с поверхности вроде всё нормально.
       - Возьмем грунт для анализа.
       В разных местах от муравейников взяли дёрн, не пощадили и сам муравейник - в разных его местах собрали пробы.
       - На неделю нельзя оставить заповедник! Тут еще и Лиза заболела.
       Лиза была их помощницей и осталась вместе с лесником приглядеть за заповедником, но лесника вызвали на совещание в город, и Лиза осталась одна.
       Зазвонил мобильник.
       - Ваня, ты скоро? Димочка сегодня немножко напуганный. Может, сон плохой видел. Ему надо отвлечься - я обещала ему выезд на природу.
       - Надя, я попытаюсь как можно скорее, но сейчас у нас небольшие проблемы....
       - Уж не зверя ли какого встретили? - пошутила Надя.
       - Зверя?.. Может и зверя, - задумчиво протянул Иван. - Понимаешь, с муравейниками что-то неладное - муравьи исчезли....
       - Муравьи? А у мамы на даче такая же история. Ты же помнишь, сколько муравьёв всегда было на дорожке к дому. А вчера мама приехала с дачи и всё удивлялась: куда муравьи подевались....
       - Ты не ошиблась?!
       - Да нет же, мама была очень удивлена.
       Листья деревьев слегка зашелестели - и какой-то шепот, что-то похожее на обрывки фраз, словно лес заговорил. Этот шепот прошел насквозь всего, что было в лесу. Ужас ворвался в каждую клеточку человеческого тела, задержался на мгновение и исчез, оставив после себя ледяной холод.
       - Ваня, что случилось?
       - Да-да..., да, дорогая! Надя, всё нормально. Извини, перезвоню позже.
       - Смотри, смотри Толя! Ты когда-нибудь такое видел? - воскликнул Иван.
       Осы, множество ос. Рой, туча - летящий осиный поток. Он не прекращался. Приятели легли на землю, но осы не обращали на них никакого внимания. Они словно торопились следовать то ли в направлении какой-то цели, то ли спасаясь от чего-то.
       - Сколько же их! Когда это закончится?!
       - Наконец осиный поток иссяк.
       - Не нравится мне это. Понять бы, что происходит, - Иван поднялся и отряхнул с себя землю.
       - Молчи! - прикрикнул еще лежащий Анатолий. - Тихо! ... Гудит! Внутри земли гул.
       - Землетрясение? Не может быть! В Жигулях - землетрясение?!
       - А если плотина?!
       - Да ты что!!!
       Оба вспомнили про семьи, оставленные ими в небольшом поселке недалеко от Зольного.
       Дрожащими руками Иван набирал номер диспетчерской Самарской ГЭС! Ответили!: Всё нормально, плотина стоит, турбины работают.
       На несколько мгновений психическое напряжение спало.
       - Нужно сообщить сейсмологам!
       Звонок к сейсмологам тоже прошел без затруднений, но на том конце невидимого провода их не порадовали.
       - Что-то происходит, но мы ничего не понимаем. Сейсмографы словно сбесились, показывают но нарастание, то падение амплитуд в самых различных точках Поволжья. Но такие же показатели по всей России.
       - Нужно домой, к семьям, - раздумчиво произнес Анатолий.
       - Давай так, ты поедешь домой, позаботишься о своих и о моих. А я сделаю пеший обход ближайших участков. Нужно побольше данных. Если что, я вызову тебя с машиной, или сторож Никита поможет.
       - Тогда я лучше с тобой останусь.
       - Нет, так не пойдет - и без того душа не на месте. Когда ты будешь вместе с нашими - спокойнее будет. Я попытаюсь разобраться. Прошу, давай!
       - Ну давай, счастливо!.. И без приключений!..
       Из чащи Анатолий опрометью бросился к машине, и уже через три минуты ехал по шоссе, удивляясь тому, что стоит непривычная для этих мест тишина, даже ветра нет; и не впереди, ни позади, ни навстречу - ни одной машины.
       Через какое-то время Анатолий понял, что не владеет ситуацией. Дорога показалась ему незнакомой. Горы, горы! Да разве это его Жигулевские горы, которые он знал, как никто в этих местах? Что-то с головой - не иначе. Он остановился. Система Глонасс показывала невозможные координаты - таких нет на земле. Он запустил систему повторно и получил одни нули. Система не работает! Где же он, Анатолий, находится? Что происходит с этим миром? Поспешно вытащил мобильник, набрал номер, но вместо сигнала - какие-то голоса, обрывки фраз - не по-русски и даже не по-человечьи. "Жутковато, однако, - подумал он, - жутковато и странно".
       Анатолий развернулся и поехал назад в надежде увидеть знакомые ориентиры. Обратно он ехал столько же времени, сколько на изначальный путь, если не больше. Пора бы вернуться к месту прощания с Иваном. Но никакого "возврата" не случилось. Одни и те же, похожие друг на друга и незнакомые Анатолию горы, и - шоссе, неизвестно когда и кем выложенное.
       Вдруг - прямо на дороге: Иван с распростертыми руками останавливает его машину. Анатолий резко затормозил, едва не задев Ивана. Радостно выскочил из машины... - уже не Иван перед ним стоял, а скелет, который покачнулся и рухнул на землю. И тут Анатолий увидел множество скелетов - они покрывали серобурой пеленой всё шоссе, обочину и распространялись вперед на необозримые расстояния. Анатолий судорожно вздохнул воздуха, схватился за сердце и рухнул рядом с машиной.
      
       День шестой - Москва
       (20) В высокопоставленном кабинете высокопоставленный чиновник Герман Лазарев принимал руководителей спецслужб.
       - Что происходит? Где спецслужбы? Чем, Вы, черт возьми, заняты? Доложите, что происходит. Махновский, Вам слово!!!
       - Случившееся было совершенно неожиданным...
       - Совершенно неожиданным? И это говорит начальник РБСИ? Когда в Магноевке трупы вылезли из земли, Вы куда смотрели? - заорал Лазарев. - Почему не приняли мер? Почему сразу не сожгли? Что за представление устроили? На виду у всех?! А Вы? - он резко повернулся к представителю Саннадзорной службы. - Что за кладбище бомжей?! Почему на свалке?! Как Вы допустили, чтоб там толпы собирались?
       - Но...
       - Но?! Вас не только с работы отстранить нужно, но и судить. Расстреливать! Распоясались! Ни хрена не делаете! Вы понимаете, что произошло?! Кто виноват?!
       - Мы все виноваты.
       - И за это поплатитесь, если не исправите положения. Кто с противоположной стороны виноват? Кто все это организовал?
       Службисты подавленно молчали.
       - Через 24 часа, слышите?! Через двадцать четыре часа, чтобы всё, всё прекратилось, чтобы люди успокоились, - виновники найдены! А потом вернемся к вашему служебному соответствию.
       - Мы разработали меры. На все скопления бомжей и свалки направим сотрудников, всё, что найдем в земле - сожжем, установлены посты, бомжей изолируем. В СМИ дадим легенду. Злоумышленников будем искать. Но есть проблема...
       - До сих пор у Вас проблема?!
       - Мы можем зачистку провести ночью. Но люди видели трупы. Не везде, но там, где видели, необходимы церемонии. Нужны священники - для прикрытия. Всё же - это трупы людей.
       - Размазни!!! Сведите это к минимуму. Церемонии - быстро и коротко, священников предупредите. Или - свои сотрудники. Всё! Под Вашу личную ответственность. Через 24 часа доложите о полном завершении операции.
       День первый - Жигулевская Лука
       (21) Иван обошел ближайшие участки леса и окончательно убедился в том, что многие виды насекомых покинули его. Зато - несвойственное этим местам изобилие комаров и мошкары в дневное время. Повылезавшие из норок змеи равнодушно смотрели на него, но, возвращаясь назад примерно через час, он обнаружил, что и змей нет. И только комары, комары - их количество продолжало увеличиваться - и мошкара. Ни лосей на лосиных тропинках, ни ёжиков, ни лис - никого из представителей крупного животного мира он вообще не заметил. И странная тишина - без привычного крика птиц. Некое подобие птиц, правда, мелькало вверху, но, всматриваясь в них, он никак не смог определить, что это такое. Вот одна из предполагаемых птиц промелькнула над ним, потом еще раз и бросилась на него. И тут он её рассмотрел. Это было непохожее ни на что, что могло бы родиться и развиваться в нормальном физическом мире. Крылья, как у птеродактиля, распахнутый клюв, из которого выпирали зубы, змеиный хвост, какие-то рога - а над покрытым слизью трепещущим телом возвышался обнаженный скелет-каркас, из тела выглядывали еще головы, помельче. "Да так могут выглядеть только Птицы из ада", - мелькнуло в голове. Второй раз за истекшие сутки его охватил леденящий ужас, и он упал, потеряв сознание.
      
       (22) - Мама! С папой плохо! - с таким криком Димка бросился к маме, готовившей обед на кухне.
       - Ой, как ты меня напугал! - мама Надя напугалась теперь по-настоящему. У неё у самой заныло сердце.
       - Мама, он встретился..., встретился со зверем!
       - Никаких там зверей нет, сейчас мы ему позвоним.
       Надя бросилась в комнату, где оставила мобильник.
       - "Мобильник, где мобильник?" Дима, ты мобильник не видел?
       - Мама, я его нечаянно на пол уронил. Он разбился. Извини.
       - Как ты мог?!
       Надя сама не ожидала своей реакции: она дала пощечину сыну. Димка заплакал.
       - Сынуля, извини! Я сама не знаю, почему так сделала. Прости, извини! Прости!
       Она целовала и целовала его, а он плакал, пытаясь утереть ладошками слезы.
       - Всё хорошо с папой будет. Всё хорошо!
       - Я виноват, это я виноват, что мы не можем позвонить папе!
       - Сейчас я сбегаю к Лидии Ивановне, и мы позвоним папе. Всё будет хорошо!
      
       (23) Лидия Ивановна еще спала. По звонку в дверь она проснулась, наспех набросила на себя халат и, потягиваясь, открыла дверь.
       - А, Наденька!
       - Лидия Ивановна. Мужу нужно позвонить. У нас мобильник испорчен.
       - Что-нибудь случилось?
       - Сердце не на месте. Предчувствия разные. Вот и Димке что-то показалось, что с отцом плохо.
       - Сейчас позвоним, проходи. Я и сама сон нехороший видела. Будто в лесу зверь какой-то. Да не зверь, а Сатана вроде бы сам. А рядом Иван твой лежит. Ой, извини, что я говорю?! Сейчас позвоним. Вот он, мобильник - нашла наконец. Да не волнуйся, всё хорошо будет.
       - Не могу, сердце щемит, боюсь, - Надя вся дрожала. - Лидия Ивановна, позвони сама, я не могу.
       - Присядь! Ой, дура я, напугала тебя. Дура! Сейчас позвоним, всё-всё будет хорошо. Надя, номер назови!
       8.927.... - не помню, забыла. Всегда знала и вдруг забыла! Что же делать?! - Надя рухнула на диван и схватилась руками за голову. - Чувствую, что-то нехорошее случилось.
       - Ой, да вот он, он же у меня записан в телефоне, номер Ивана. Всё-всё, звоню.
       Надя выжидающе уставилась на Лидию Ивановну, а та стояла несколько секунд с окаменелым лицом, затем медленно-медленно отвела мобильник от уха и, глядя на Надю расширенными от ужаса глазами, шепотом произнесла:
       - Там...там... Там что-то нечеловеческое..., - и протянула мобильник Наде.
       Надя деревянными руками взяла мобильник, поднесла к уху. И то, что она там услышала не передается никакими словами: вой - не вой, визг - не визг и не менее страшные обрывистые фразы на непонятном языке - и будто из подвала или из самого Ада они. Нечто, угрожающее не только Ивану, не только ей с Димкой, но и всему живому на планете. Это нечто входило какими-то тайными путями в подсознание и приводило его в мистический ужас.
       - И это всё?- не отдавая себе отчета в смысле своих слов, пронесла Надя.
       Обе женщины глядели друг на друга глазами, полными ужаса.
      

    (Продолжение следует)

       День шестой - Москва
       (17) Уже вечером, нарушив молчание по поводу происходящих событий и явно забегая вперёд расследования, все средства массовой информации сообщали о какой-то секте, которая пытается завоевать популярность и распространить своё влияние, фальсифицируя события, что и породило тревожные слухи среди населения. Правительство приняло меры. Над сектой установлен контроль, её незаконные действия пресечены, прокуратура возбудила дело.
       Ни слова - об останках, но всем стало ясно, что именно это явление и подразумевается. Общественное мнение в который раз убедилось в поспешности своих выводов: оказывается, всё объясняется естественным образом. Поэтому оно, мнение, успокоилось до утра.
       Утром же было несколько будоражащих наблюдений. Кто-то видел, как куда-то увозили городских бомжей, кто-то видел большие машины, идущие со свалок, множество людей, в том числе и в форме. Это было, несомненно, связано с предшествующими событиями и разжигало острый интерес, но уже, скорее, не мистического, а политического порядка. Людям было интересно, кто и что за всем этим стоит.
       День прошел относительно спокойно. В Сосновке местный священник отпел трупы умерших бомжей, которые потом куда-то погрузили и повезли.
       - Сожгут, наверное! - предположили из толпы, наблюдавшей сие действие.
       - Да зачем же сжигать-то после отпевания?
       - А зачем тогда вообще было куда-то увозить? Здесь бы и похоронили.
       Некоторые перекрестились. Дальше констатации фактов и несвязных гипотез фантазия отказывалась работать. Вечером и ночью тоже ничего особенного не случилось. Только солдаты, сжигавшие трупы, знали, что происходило что-то совсем неладное: трупы не горели. Их обливали бензином, бензин загорался, кожа человеческая обугливалась, но дальше этого дело не шло. Поэтому трупы были снова погружены в машины, и мрачная процессия двинулась в длинную дорогу к мартеновским печам, чтобы там и произвести сожжение.
        Самоуверенные чиновники, исполнявшие указы сверху, вынуждены были констатировать, что происходит нечто такое незаурядное, что они, чиновники, вообще ничего стопроцентно гарантировать не могут, в том числе и сожжение в доменных печах. Поэтому их обычная самоуверенность стала перерастать во внутреннюю тревогу, и в чиновничьих кабинетах нависла тяжелая напряженная атмосфера.
       (25) Герман Лазарев, которому с содроганием сердца вынуждены были доложить о развитии событий, хотя всё время и орал на подчиненных, тоже уяснил себе нестандартность ситуации и впервые за несколько лет своего непрерывного восхождения во власти, испугался. Испугался Того, кто был гораздо выше и Германа Лазарева, и Премьера, и Президента вместе взятых. Того, кто выше Неба и Земли. Он вспомнил про Кислинского, человека трудной судьбы, бывшего офицера Российской армии, побывавшего в боях и в плену после одного из своих многочисленных ранений, затем по каким-то своим мотивам бросивший армию и ставший одним из известнейших криминальных авторитетов России. Через какое-то время он отошел и от этого занятия, отошел так властно, что ему не посмели перечить его бывшие сообщники по криминалу. Тем не менее, Кислинскому пришлось отсидеть несколько лет в тюрьме за старые преступления.
       Германа с ним связывали старые отношения. В период пребывания Кислинского в криминале эти отношения были дезавуированы, прикрыты, а когда Герман Лазарев услышал от него, что земля рано или поздно перестанет принимать человеческие кости, он решил порвать с Кислинским раз и навсегда. И вот теперь Герман призадумался. Прокрутив несколько раз одни и те же мысли, Лазарев решил отыскать Кислинского. Но прежде он соберет всех этих колдунов, магов и прочую сволоту (которую раньше просто стер бы в их большинстве с лица Земли), чтобы выслушать их соображения. Ему стало противно оттого, что это сборище придется организовывать, но кто еще может сказать нечто разумное по поводу случившегося? - утопающий за соломинку хватается.
       Уже через час Лазареву сообщили, что следы Кислинского затерялись в матушке России и поиск его займет немало времени. Что же касается магов, то все они на учёте - осталось составить список приглашаемых на встречу.
       Может, сначала - Григорий Градов? - подумал про себя Лазарев.
       Незаурядный человек, сидевший в застенках РЦПР, был симпатичен ему. Во всемогущие способности его Лазарев, конечно, не верил (да и какие они всемогущие, если их владелец сидит в камере) - но какие-то способности у этого академика РАЕН, несомненно, были, что отличало его от тех, кого Лазарев считал простыми шарлатанами. И в этом таилась определенная опасность, поскольку помимо особых способностей Градов обладал и большой независимостью суждений и поступков. С другой стороны, своим острым чутьем Лазарев чувствовал, что Градов может ему когда-нибудь пригодиться. Но всему свое время. Сейчас Градов должен сидеть - и он сидел. Сидеть, чтобы не мешать ему, Герману. Сидеть, чтобы не быть уничтоженным противниками Лазарева, которые боялись даже не столько Градова и его воззрений - их они и понять не могли - сколько возможного сотрудничества последнего с Лазаревым. Поэтому охотились они за Градовым весьма отчаянно.
       Что касается всех этих компроматов, придуманных продажными и шизофреничными писаками, работающими исключительно на заказ, то Лазарев на полпроцента им не верил. Но что-то еще тянуло его к Градову, какая-то личная внутренняя симпатия - таких симпатий у Лазарева наблюдалось мало. У него был даже порыв встретиться с Градовым, но он удержал себя от этого шага, полагая его преждевременным. Единственное, что он сделал для этого человека, так это приказал своим сподручным быть с ним предельно тактичными и доброжелательными. Сейчас стало воочию ясно, что, арестовав Градова, он спас его от разъяренной стаи, взявшей след. Собственный поступок льстил Лазареву.
        День второй - Антикосмос
       (26) В зияющей, ни с чем несравнимой пустоте Антикосмоса, лишенного звезд или каких-либо иных светил, плыл мрачный Замок-шастр, освещаемый багровыми всполохами. Они вырывались из замка, и взору самых далеких безжизненных пространств открывались его многочисленные острые башни, а сам Шастр казался колоссом, подчинившим себе весь антикосмос. И какой бы ужасной не казалась вопиющая безжизненность пустоты, приближение любого существа к Шастру, размеры которого становились всё более исполинскими и подавляющими по мере приближения, было исполнено чувства леденящего ужаса и собственного ничтожества. Чувство становилось невыносимым, раздирало душу на бесчисленное множество кричащих обезумевших атомов.
       Никто из тех, кто находился сейчас в Шастре, не имел ни малейшего представления ни о внутренней конструкции этого необычного строения (его коридорах и потайных ходах, его вместилищах и залах), ни об его истинных размерах.. И только сам властитель Тьмы, хозяин Шастра, точное месторасположение которого в Шастре было неведомо даже для его служителей, один мог всё видеть и всему внимать, что происходило в тайниках этой структуры.
       В зале канцлера находились трое: канцлер и координаторы. Три черные, человеческие по виду сущности, похожие на рельефные тени, восседали на мраморных стульях перед шестиугольным мраморным столом в центре зала. С шарообразного свода, на котором мигали три шестерки, исходил слабый мерцающий свет. Ниспадая на стол, он заставлял его поблескивать мертвенным цветом. Так было всегда, пока не появлялся Хозяин. Появлялся он очень редко, и никто не знал, когда это произойдет. Но непосредственно перед его приходом три шестерки становились багровыми, из них вырывалось пламя, которое пронзало зал и обжигало присутствующих, приводя их в состояние благоволения и темного восторга.
       - Начнем, - это были слова канцлера, обращенные к координаторам. - Как положение на Земле?
       - Мы достигли больших успехов. Человечество идет навстречу и делает большую часть работы. Мы лишь намекаем, - ответил первый координатор.
       - Мы сделали хороший посев. Страсти - прекрасный материал, но он не идеален. Необходимо приложить больше усилий. Божественные заповеди - они уничтожены? - вопрошал канцлер.
       - Лишь десять процентов воспринимают заповеди, другие воспринимают их имитацию.
       - Установка: не десять, а ноль процентов!
       - Этого мы не смогли сделать, - ответил второй координатор. - Пока это неприступный бастион.
       - Конечно. Его охраняет Тот, имя которого мы не можем произносить. Но лишь Взятие бастиона будет последним ударом по его Сыну. Изложите достигнутое подробнее.
       - Заповедь "Не убий". Сначала мы уничтожили её универсальную составляющую. Люди поняли, что заповедь имеет оговорки. Сначала в оговорки попал весь животный мир...
       - Но это было давно. Есть здесь что-то новое?
       - Раньше убивали животных из-за голода и страха. Теперь это носит системный характер. Антисанитария, например. Градостроительство. Чистота улиц. Медицинские опыты. Развлечения с животными. Всё это требует уничтожения животного и растительного мира.
       - Прекрасно! Дальше!
       - Оговорки распространилась и на людей... В последнее время произошли качественные сдвиги. Введены новые мотивы убийства, но главное наше достижение - скрытые убийства. Например, людей лишают лекарств, денег, жилища. Бомжи, пенсионеры, инвалиды, хронические больные - это уже узаконенные категории для таких действий. Или, напротив, снабжают водкой, наркотиками и другими опасными вещами. Их сажают на испорченный самолет, их облучают электромагнитными волнами, их кормят генетическими модифицированной продукцией. Вроде бы никто не убивает, а люди мрут. Это одобряется и государством, и обществом.
       - Всё?
       - Мы пойдем дальше. Больницы - только для избранных, дети - только для избранных...
       - Достаточно. Как с другими заповедями?
       - Заповедь "Не прелюбодействуй" - здесь мы добились разносторонних успехов. Традиционная ориентация растратила свои силы и потеряла ориентиры. Пока шла война с однополыми браками, в стане двуполых воцарились Содом и Гоморра. Дочери выходят замуж за отцов, братья насилуют сестер. Распространяется детский секс.
       - Вы оправдали наши ожидания.
       - Мы начали инициировать и другие вкусовые различия: для одних коллективные браки, для других он-лайн секс. И последнее достижение - с помощью гормональной терапии превращать человека в двуполое или бесполое существо. Также - клонирование, почкование и тому подобное. Уже есть желающие. Тех, кто не хочет нарушать заповедь, мы поймали в другой капкан - отрицание семейной жизни. Этим мы заплутали и Церковь, и общество.
       - Замечательно. Что ещё?
       - Понятие о Божественной истине - дискредитировано глубже других. Никто не говорит правды: ни простые люди, ни СМИ, ни политики.
       - А церковь? А "десять процентов"?
       - Церковные иерархи - под нашим влиянием, канцлер. Люди лишены Божественной веры - вера для них лишь часть общественного этикета, не более. Но десять процентов упорствуют и здесь.
       - Насколько продвинулась наша вторая цель?
       - Число управляемых нами достигло 66,6%. Задание выполнено. Мы еще должны заявить, о канцлер его Всемогущества, что Земля устала. Она стала выбрасывать человеческие трупы и кости. Раздор между человеком и Землей очевиден.
       - Что ж, это нужная нам новость. Земля защищается, а мы пойдем в наступление. Даже самые лучшие умы человечества не поймут, что происходит.
       Канцлер вытянул вверх руку в знак сообщности с Люцифером:
       - Ваша работа будет рассмотрена Люцифером. Он оценит её. А сейчас главное. Наши курьеры сообщают об академике Градове и его успехах. Вам известно, какую опасность он представляет для наших Планов?
       - Академик Градов изолирован и скомпрометирован. Общество от него отвернулось. Большинство призывает линчевать его.
       - По нашим данным этого недостаточно. За последнюю неделю число сторонников Градова выросло на 40 человек. А что будет дальше? Тот, имя которого мы не можем произносить, не дремлет. Итог: число управляемых нами достигло нужной отметки, а Градов еще только разворачивает свои знамена. Поэтому объявляю: приближается час Х.
       - В этом плане всё готово, сэр! Но десять заповедей...
       - Раздался страшный гул, сопровождающийся громом. Казалось, что Шастр или даже весь Антикосмос раздирает какая-то чудовищная сила. И вот восторженный звериный вой пронзил Шастр и возвестил о явлении Хозяина. Шестерки в зале полыхнули огнем, канцлер и координаторы, опаленные, упали ниц. Стены раздвинулись, и семиголовое чудовище появилось в разъеме. Несколько минут благоговейного молчания, только огонь, выдыхаемый из семи голов - дыхание самого Дьявола - создавал величественную и торжественную симфонию сил Зла, собирающих свои силы для нападения. Раздался хохот, и молодой красавец выпрыгнул из центральной пасти. Чудовище растворилось в воздухе, проем замкнулся, и молодой красавец легко подбежал к лежащим и пихнул их ногой.
       - Вот и я! Садитесь!
       Все поднялись и сели на свои стулья, а молодой человек вспрыгнул на стол:
       - Итак?! Всё хорошо? Нет, не всё хорошо. Десять заповедей и десять процентов - это предательство - но с этим мы разберемся позже.
       Молодой человек игриво засмеялся.
       - Да-да, подонки, это я, Хозяин! Сегодня праздник, и я решил предстать перед Вами вот так. Когда наша монада пройдет все круги Ада на Земле, она явится на Землю вот в таком виде.
       Канцлер и координаторы подняли головы и с удивлением посмотрели на Хозяина.
       - Нет, нет, час Х не откладывается. Только разве кто-нибудь, кроме меня, знает, что такое час Х? Так как же вы можете судить о нем?
       И он ткнул ногой канцлера. Тот упал. И веселым вкрадчивым голосом Хозяин в образе молодого человека продолжал:
       - Поднимайся, приятель! Час Х - сразу же после моего ухода. Мы, и в самом деле, не можем откладывать, а все издержки - на вас!
       - Мы готовы!
       - С людишками быть беспощадными! Со всеми! Это они поссорили нас с Ним!
       - Никаких исключений?
       - Никаких! А нашей избранной монадой я займусь сам. Пусть проходит круги Ада вместе со всеми.
       В зале засверкало. Канцлер и координаторы остались одни.
        День шестой - Москва
        (27) Лазарев позвонил по срочной связи и приказал вызвать Градова, заключенного N 3737.
       Через несколько минут Лазареву доложили, что заключенного N3737 в камере нет.
       - Что значит, в камере нет?
       - Его нет к камере, его нет нигде, Герман Павлович.
       - Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?! - закричал Лазарев.
       - Но мы не знаем в чём дело, - растерянно отвечали на противоположном конце провода.
       - Руководителей всех служб отдела ко мне! Немедленно!- Лазарев стукнул по столу.
       "Исчез, растворился? Телепортация?! - могло ли такое быть?" - спрашивал кто-то у Лазарева в его голове. Не могла бы так сразу возникнуть в голове Лазарева мысль о телепортации, если бы не события последних дней. Но сейчас, на их фоне, эта мысль возникла и немало удивила Лазарева, прежде чем он выбросил её из своего разума. Так что же произошло? Похитили! Заговор?... Или все-таки чертова телепортация, способностью к которой, по утверждению сторонников Градова, тот обладал!?... - опять возвратилась эта навязчивая мысль. Да нет же! Проще допустить, что кто-то земной работал за спиной Лазарева против него. Это могло быть делом рук тех, кто похитил у Лазарева жену и детей. И до сих пор никакой зацепки по поводу похищения - это была его постоянная головная боль и величайший позор для него лично и для его всесильного РПЦР. Враг был рядом, он проник в его ведомство, но откуда? Демократы, ЦРУ, инопланетные прищельцы - какая чушь! Если кто это и мог сделать, это Альберт Камневский - вторая сильная личность в государстве - исполнявшая роль премьер-министра и метившая в Президенты.
       О скрытом противостоянии этих двух людей, знали только они сами и догадывались самые влиятельные их подчиненные. Противостояние же было не на жизнь, а на смерть. Что касается Президента, то формально они подчинялись ему, и, конечно же, именно поэтому в их противостоянии он играл весьма существенную, почти ключевую роль. На этом все его государственные функции заканчивались - этот человек был всего лишь разменной монетой в руках двух игроков.
       Все логично, но что-то не давало Лазареву покоя. Логика не срабатывала в течение последних шести дней, и в данном конкретном случае она не казалась ему совершенно безупречной и всесильной, как было до всех этих непонятных событий.
       Через полчаса все вызванные явились, кроме одного офицера, который раз в сутки общался с Градовым, передавая ему пищу и спрашивая о самочувствии.
       - Почему нет офицера Алексеева? - это был первый вопрос Лазарева.
       - Он тоже исчез, его нет ни дома, ни на работе.
       - Почему я должен из Вас вытягивать информацию? Рапорт сюда...., - ему передали рапорт, - Я не вижу здесь ясности: когда в последний раз наблюдали Градова, где семья Алексеева? Вы что, первый день работаете в ЦРСУ, или на вас порчу навели?
       - Извините, мо мною всё нормально, - невпопад выпалил начальник тюрьмы, схватившись за голову.
       Начальник тюрьмы чувствовал себя не совсем нормально, какая-то тяжесть навалилась на него и затянула сознание туманной пеленой.
       - Я вижу, как нормально!
       - Семьи у Алексеева нет и родных - тоже. - ... А Градова последний раз наблюдали месяц назад в медкабинете.
       - Пропадает работник ЦРСУ... Вы понимаете, что это значит? А завтра исчезнет и Ваш начальник, а Вы будете гундосить себе что-то под нос?! Что с Вами происходит? Расстреляю!..
       Обычно Лазарев такие фразы на ветер не бросал. Сказал "расстреляю", значит, через несколько часов расстреляет. У всех выступил холодный пот на лбу.
       - Значит, всё "общение" проходило через Алексеева, и Вы даже не знаете, когда исчез Градов? Первый день работаете?! Может, кто-нибудь мне объяснит, что происходит? Каким образом высокие профессионалы превращаются в тупоголовых новобранцев?
       В холодном поту все молчат. Ощущение такое, что никто не понимает, что происходит и в их ведомстве, и с ними лично.
       "Не исключено психотронное воздействие со стороны Градова или его сторонников. Или это воздействие происходящих событий. Или это то и другое", - размышлял Лазарев. Он встал и резко прошелся по кабинету. Снова сел.
       - Продолжайте...
       - Но у Алексеева не было возможности вывести Градова из камеры, тем более из ...
       - У Градова была такая возможность, у Градова была, - не выдержал Лазарев. - Всех на медико-психиатрическое обследование, - приказал он.
       "Какой глупый прокол. Какая некомпетентность". Он разозлился на себя (в случае с Градовым он был обязан вникнуть в детали!!!) и изо всех сил стукнул кулаком по мраморному столу, возле которого находился. Резкая боль в руке вернула ему самообладание.
       - Соберите всех, кто может быть чем-либо полезен в этом вопросе: ученых, представителей церкви, монахов, аномальщиков, колдунов, магов - всех, кто только сможет открыть рот по этой проблеме. Признанных, непризнанных.... Идите и работайте, а обследование, почище психиатрического, я вам потом устрою! Не вздумайте допустить хотя бы одну оплошность.
       Проблемы росли как снежный ком, превращаясь в лавину, которая была готова похоронить под собою не только его, Лазарева, но и всю Россию. Впервые у него появилось сомнение в том, что он сможет справиться с этими проблемами.
       Часов через пять, вызванные ученые, "маги", представители других структур были собраны в зале для совещаний.
        День второй - Жигулевская Лука
       (28) Тем временем Иван Дементьев пришел в себя. Осознав реальность, он вздрогнул всем телом. Судороги стали ломать его. Большим усилием воли ему удалось их остановить. Увиденное не было сном. Это было более, чем реальность - обнаженная реальность бытия. Нет, нет - обнаженная реальность Небытия. А Христос, Бог? Они же были?! Есть?! Есть, конечно. Он же, Иван, родился вопреки Небытию! Значит, Бог есть. А он - не просто Иван - он Иоанн. Иоанн Предтеча - брат ему по имени. Жизнь есть, будет, не умрет! Не всё потеряно! Не всё! Есть любовь, есть любимая женщина, любимый сын!
       Эти мысли заставили его подняться, превозмочь страх. Иван достал мобильник, нажал кнопку вызова. Сейчас он позвонит Анатолию - узнает, как там.
       В трубке раздались дикие глосса, отрывки фраз и издевательский, ни с чем несравнимый хохот.
       Волна страха снова захлестнула Ивана - страха за всех близких ему. Он набрал номер жены - то же самое! Он набрал еще два номера - всё повторилось.
       "Нет, нет, нет! Не выйдет! Не получится!" - Иван закричал, бросая вызов самому Сатане. И теперь уже понял, что больше не боится его! Не боится! У него есть что защищать и за что драться.
       Несколько адских птиц повторили атаку. Иван перекрестился, схватил здоровую палку, лежавшую рядом, и взмахнул ею. С криком бросился за птицами. Кажется, помогло - они его оставили.
       Перекрестившись еще несколько раз (в жизни ему никогда не приходилось делать этого, разве лишь в церкви, соблюдая общепринятые нормы), вложив в этот крест всю силу, полученную им сейчас неизвестно откуда, может, от Иоанна Предтечи, Иван пошел. Нужно выйти из леса, затем - по шоссе. Скорее всего, никаких машин не будет - так ему казалось. Он пойдет пешком! А с близкими - не смейте! Не смейте делать им плохо! "Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, защити их, Землю и меня от этой напасти. Помоги нам выиграть этот бой!"
       В этот момент в сознание проник чужой голос:
       - Почему Господь, от которого вы все отвернулись, должен помогать вам? Он оставил вас, как и вы Его. Теперь вы в моей власти.
       - Не все отвернулись! Я только что пришел к нему.
       - Поздно! Из-за страха ты обращаешься к нему! Не поверит Он тебе!
       - В моем страхе любовь! Из-за любви, а не из-за страха!
       Голос ничего больше не ответил.
       Иван вышел на шоссе. Перед ним - поле костей, покрывших пространство впереди. Это уже не удивило и не напугало Ивана. Он побывал на самом дне ужаса и теперь поднялся не для того, чтобы вновь поддаться страху. Приблизившись к груде костей, Иван молился. По-настоящему, по-христиански и одновременно по-своему, от себя - как будто бы молитвенное состояние было давнишним и постоянным состоянием души.
       Он помолился за ушедших в мир иной, чьи кости оказались на поверхности:
       - Я не знаю, почему вы здесь? Но вы были людьми, вы любили, и было в вас светлое начало. За него я и молюсь. Пусть смилуется Господь над вами и надо мною. Пусть простит всех, кто забыл о нем, ушел, но вернулся, принеся ему любящее больное сердце. Пусть поможет он всем честным людям противостоять злу.
       И он продолжал:
       - Простите меня, ушедшие! Мы, живые, всегда ходим как будто по земле, а, по сути - по костям. И мне не первый раз это делать. Сейчас я снова пройду по костям, открытым костям, но уже в полном сознании того, что делаю. Не из-за равнодушия, а из необходимости спасти близких. Другого пути у меня нет. Простите! Господи, дай мне силы и возможность сделать это.
       И он пошел, пошел осторожно, стараясь причинить лежащим останкам как можно меньше вреда. "Вот и раньше нужно было бы так ходить по земле".
       Стало темнеть. Наконец он вышел на свободное шоссе. Перед ним предстала его служебная машина и лежащий возле неё Анатолий. Иван подбежал к нему. Схватил запястье, чтобы прощупать пульс. Пульс был слабый, неровный.
       Жив! Так вот, значит, как! А Иван рассчитывал, что Анатолий уже дома, со своей и его, Ивана, семьей. Нужно спешить.
       - Толя! Очнись! Это я, Иван! Толя!
       Анатолий застонал и открыл глаза. Гримаса ужаса изобразилась на его лице, словно увидел привидение.
       - А-а-а! - Анатолий судорожно заслонил свое лицо руками, пытаясь защититься от того, кто сейчас стоял перед ним.
       Иван видел обращенные к нему ладони и понял, что Анатолий принял его не за Ивана, а за кого-то другого, прячущегося за облик Ивана.
       - Не трогай меня, ты не Иван!
       - Я Иван, Иван! Это тот был не Иван. А я Иван. Я, как и ты, попал в переделку. Но мы выберемся. Оба выберемся.
       Иван взял его за руки, но тот с криком: "Помогите!" - стал вырываться.
       - Ты мне не веришь? Хорошо. Я больше не буду тебя трогать. Я сейчас сяду в машину и поеду. Я должен защитить свою семью и твою тоже. А ты выбирай: поехать со мной, или оставаться здесь.
       С этими словами Иван отошел от Анатолия, сел в машину и тронул её с места.
       - Стой! - Анатолий приподнялся с земли. - Стой! Я с тобой! Прости, я ведь видел тебя: ты останавливал машину, а потом превратился в скелет. Прости, я поеду.
       - Это я, Иван, Иоанн. Потрогай меня. Не бойся. Вот видишь, я крещусь, - и Иван перекрестился, - призраки этого не могут. Дотронься!
       Анатолий сжал его запястье:
       - Теперь я вижу, что это ты. Я не думал, что могу так напугаться. Ты таким меня не знал.
       - Не знал. Я и себя не знал. И то, что сила в нас есть - тоже не всегда знаем.
       Иван развернул машину.
       - Но дальше пути нет, я ехал туда гораздо больше, чем нужно. Тут всё другое. Совсем другая местность. Посмотри, Глонасс не работает. Ни сила наша, ни смелость, пожалуй, нам не помогут. Посмотри на ту гору. Её же нет и быть не может среди Жигулевских гор.
       - Ты хочешь сказать, мы в преисподней?
       - Не знаю. Но если - горы костей, то почему бы и нет? Система Глонасс не работает, мобильники тоже.
       - Может, ты и прав, но... Сдаться?!. Еще попробуем вперед... Не получится - тогда уже назад, через кости - в Зольное. Там же люди есть, поселок целый - кто-нибудь да остался. В крайнем случае, по берегу Волги - до Ширяева. Уж Волга нас не подведет, это тебе не шоссе! - как можно более оптимистично попытался закончить Иван.
       - По костям?!
       - Мы по костям постоянно ходим - я это понял. Важно лишь, зачем.
       Анатолий, было, замешкался:
       - Пусть так, но если по берегу хода нет?
       - Там, где нет, - вплавь пойдем. Это выбора у нас с тобою нет, Анатолий!
       Машина тронулась. Через полчаса оказалось, что Анатолий абсолютно прав относительно дороги - вела она в никуда...
       - Поехали назад, - и Иван снова развернул машину, - горючего не так уж много осталось.
       - Если получится "назад".
       А что можно было предпринять в этой ситуации?
       Горючее закончилось метров за триста до того места, где начинались кости. Было уже совсем темно. Взяли рюкзаки.
       - Перекусим немного, посильнее будем - сказал Иван, - потом будет не до этого.
       Перекусили. Иван повторил вслух всё, что он говорил первый раз, вступая на чужие кости. Правда, на этот раз он имел в виду не только себя, но и Анатолия. Потом и тому посоветовал:
       - Перекрестись и помолись про себя.
       Анатолий не стал перечить и выполнил всё, как сказал Иван.
       - Пошли!
       Физическая усталость и психическое перенапряжение давали себя знать. Но они шли. Молча, не жалуясь, не чертыхаясь.
       Наконец-то появился знакомый отрезок пути, да еще свободный от костей. Так они возвращались в знакомые места. Еще немного - и Зольное. Не рассчитывая на лучшее, они ожидали увидеть село в кромешной темноте, тем более, что была глубокая ночь. К их радости, в Зольном мерцали огоньки - фонари на улицах.
       - Вот тебе и преисподняя! - воскликнул Анатолий.
       Подошли к домику Серафимовского. Лесник должен быть дома. Спит, конечно, - если только всё в порядке. Домик был красивый, ухоженный, как и большинство домиков в Зольном. Стали звонить. Хозяин проснулся не сразу. Вышел.
       - А, это Вы! Где Вас черти по ночам носят? Тут ваши жены названивали, что-то совсем ужасное придумали.
       - Есть связь?
       - Да только что появилась. Какие-то перебои были - никто не знает, почему. Некоторые даже в панику вдарились. Говорят, какие-то голоса слышали.
       - А ты сам слышал?
       - Э, братцы! Вы же меня знаете. Когда в город езжу, я еще какие голоса слышу!
       Серафимовский любил выпить и, конечно, каких только голосов не наслушался по пьяни.
       Иван и Анатолий выхватили свои мобильники.
       - А что ты женщинам сказал, когда тебе звонили?
       - Сказал, что у нас ЧП не бывает, ну и голоса вражеские разоблачил. Серафимовского в залог поставил, что всё хорошо.
       Умел Серафимовский баб убеждать.
       Иван дозвонился сразу.
       - Ваня, что с тобой?
       - Всё нормально, а как у Вас?
       - А тут у нас такое было!
       - Что у Вас было?
       - Димочка что-то предчувствовал и я тоже. А потом с телефонами неладное творилось, да Серафимовский всё объяснил.
       - А я-то думал... - ну хорошо, что у Вас всё в порядке. Сейчас мы к Вам двинемся.
       - А вы где?
       - У Серафимовского.
       - У него оставайтесь, переночуете. А утром светло будет - тогда и поедете. Ой, переволновалась я, Ваня. Не хочу еще раз волноваться.
       - Ладно, ладно, - успокоил её Иван, решив, тем не менее, немедленно отправиться в путь. Он-то понимал, что вовсе ничего не наладилось и готовится что-то неладное.
       Переговорил со своими и Анатолий. И тоже, как мог, успокоил их.
       Стали собираться.
       - Вы куда? - Серафимовский снял ружье и наставил на них. - Немедленно в постель. Я и так из-за вас перенервничал. Чего мне стоило убедить ваших жен. Собрался броситься вас искать, да хмельная голова подвела - уснул. Не хочу больше никаких переживаний.
       Стрельнул в потолок.
       - Нам нужно!
       - Да, нам нужно, - подтвердил Анатолий.
       - Ну и хрен с Вами!
       - Слушай, дружище! Мы сейчас пойдем, а ты будь внимателен и осторожен. Мы сами не знаем, что происходит, но происходит что-то нехорошее. Постарайся быть на связи.
       - Не смешите меня, старого хрена. Что, так серьезно?
       - Серьезней, Степаныч, не бывает. Сейчас у тебя голова хмельная - не поймешь. А утром постараемся дать тебе информацию, если нас не опередят. И еще: в лес ни ногой. И другим скажи.
       - Я же лесничий, Вы о чём?
       - Это приказ.
       - Это я должен приказывать!
       - Всё изменилось, Степаныч. Это приказ, и это не шутка!
       Степаныч сел на кровать, опустил ружье.
       - Что-то нехорошо мне. Возможно, и не мерещилось, а видел я это наяву...
       - Что именно?
       - А ну Вас, к ... матери!
       Серафимовский встал и вышел в другую комнату.
       - До встречи, Степаныч! Держись!
       День третий - Жигулевская Лука
       (29) Вот после этого расслабления Ивану и Анатолию нужно было максимально собраться, напрячь себя и пойти тем путем, где нормальный человек и не ходит. В кромешной темноте по каменистому заросшему берегу: то по колено в воде, то там, где обрывы уходили в Волгу - вплавь. Иногда казалось: всё, тупик. Но в сознании билось, как второе сердце: "Надо, надо! Там наши любимые. Надо!"
       Прошла ночь, наступило утро. Они и в самом деле выходили на Ширяево, живописный уголок, где когда-то творили русские живописцы и поэты. Но и здесь что-то изменилось, передвинулось с места. Было бы легко объяснить происходящее тектоническими подвижками. Но эти голоса, эти "птицы". А, впрочем, здесь в Жигулевских горах, по преданиям, переведенным на современный язык, - входы в другие измерения. Возможно, тектонические подвижки открыли их, и миры проникли друг в друга. Жуткие голоса, странные птицы - всё это из других измерений. И дорога, которая вела в никуда - это дорога в одно из них.
       Такие мысли рождались в голове Ивана, пока они подходили к поселку. Анатолий почему-то странно и упорно молчал. Наконец Иван решился разрядить напряженную тишину молчания, в которой они шли.
       - Помнишь, эти байки о других измерениях. Видимо, мы в них попали. Не в байки, конечно, а в измерения!
       Реакция Анатолия была неадекватной:
       - Отстань! Хватит меня за дурака держать! Погибнем все, понятно?! - Он схватил несопротивляющегося Ивана за тельняшку, в которую тот был одет, - схватил у самого горла. - Слышишь, - ты?!
       Такой реакции Иван не ожидал. Он даже не сопротивлялся. Но ведь человек и сам не всегда отдает себе отчет, что внутри него: сила или слабость! И Анатолий, конечно, не ожидал от себя такого.
       Анатолий отпустил Ивана и рухнул ничком на землю, обхватив голову руками.
       - Анатолий, всё нормально, всё пройдет. Успокойся - нам нужно успокоиться, обоим. Самая трудная часть пути пройдена, а из Ширяева, может, и на машине доедем.
       - Отстань от меня! Слышишь, отстань! Это ты виноват! Во всём!
       Это был явный нервный срыв. Только ли увиденным он был вызван? Может, электроволны какие, чужое телепатическое воздействие? Противостоять не каждому удается. Ему, Ивану, повезло - он нашел нужную модель поведения, а Анатолий - не нашел. Слабее оказался. Но для того и сильные, чтобы помогать слабым. Иван присел на гальку.
       Наконец Анатолий повернулся и лег на спину, уставившись на Солнце. Оно привычно бросало свои лучи на вершины гор и на водную гладь Волги. Жизнерадостное сочетание переливов красок напоминало о том, что жизнь еще продолжается, что еще можно успеть и нарадоваться, и налюбиться. Только вот сроки для этого, возможно, иные.
       "Пусть полежит, отойдет немного", - решил Иван.
       Иван поднялся, стал ходить по берегу. Всё так до боли привычно. Он любил эти места более всего на свете. Их животворящая энергия наполняла его, здесь он черпал свои душевные силы. Не хотелось думать, что это может закончиться. Если происходящее вызвано спонтанным взаимопроникновением миров, то, возможно, будет найдено какое-то решение. Но если это взаимодействие всего лишь побочный результат темного вторжения, то... Иван еще раз прокрутил в себе тот, похожий на телепатический, диалог, в котором зашла речь, что люди отреклись от Бога. "Н-да!" - Иван взглянул на Анатолия. Он ждал, что Анатолий заговорит первым.
       Наконец-то Анатолий нарушил молчание.
       - Ты меня извини. Плохо мне.
       - Я понимаю, но у тебя жена и дети - они на тебя рассчитывают. Мы мужики, нам нужно держаться. Пошли.
       Анатолий поднялся, и они двинулись.
       С замиранием сердца вошли они в село, которое, как оказалось, также не миновали последние события. Встречные только и говорили о какой-то вспышке света, голосах, нарушенной радиосвязи. Кто-то видел кости в горных ложбинах. Говорили также, что дорога, ведущая на Зольное, встала на дыбы. Там всё завалено и разворочено - и никакой дороги больше нет. А в Подмосковье не только чьи-то кости, но и недавно захороненные трупы на поверхность вышли.
       Расспрашивали и Ивана с Анатолием о том, что там в Зольном. Иван старался всех успокоить, но стоило людям взглянуть на лицо Анатолия, как становилось ясно: эти люди пережили не лучшие мгновения своей жизни.
       До Прохоровки - так называлось маленькое село, заселенное всего несколько лет назад специалистами, изучавшими Жигулевские горы - машины ходили, и уже минут через сорок Иван и Анатолий стояли возле дверей своих домов.
      
     
       (30) Прошло несколько часов, но ситуация оставалась непонятной. Сейсмологи явно чего-то недоговаривали. Иван понимал, что они владеют большей информацией, чем сообщают, но обработать эту информацию им не под силу. Позвонили по проводному телефону Серафимовскому (благо связь восстановилась). Дома оказался племянник, который сказал, что Серафимовский исчез. Поехал на 12-ый километр, обещал вернуться - и нет его.
       - Я же предупредил, чтобы он ничего не предпринимал! - рассердился Иван. - Кто-нибудь ездил за ним?
       - Николай Ерофеев поехал, но тоже что-то не возвращается.
       - Ничего не предпринимайте.
       - Как это?
       - Просто ждите. Ждите и всё. Кажется, где-то в том месте временная воронка открылась. Нельзя туда никому.
       - Ну, это уже фантастика!
       - А разве раньше люди не пропадали?
       - Пропадали, но... - не в этих же местах.
       - Всё сместилось. Умоляю, ни шагу из Зольного.
       - А в Зольном безопасно?
       Что мог ответить Иван?
       - По крайней мере, в настоящее время безопасно. Держитесь!
       Все попытки что-либо прояснить с помощью электронных СМИ ни к чему не приводили. Большинство информационных станций вещало о чём угодно - только не о волнующей Ивана и жителей близлежащих сёл проблеме. Словно ничего и не происходило. Словно команда была дана: "Молчать!". Что касается станций, традиционно воспроизводивших информационный шум, то Иван, который раньше их не слушал, теперь попытался выудить из них полезную рыбку. И тоже ничего не получилось, за исключением одного: стало очевидно, что на всей территории России происходят непонятные явления. Также зафиксировано несколько случаев на Американском континенте, в Австралии и даже в Антарктиде.
       Нужно было что-то предпринимать. Сначала - наведать Анатолия.
       Анатолий встретил его с бутылкой в руках. Пил Анатолий редко да метко. Уж если напивался, то контролирующую часть разума терял полностью. Сейчас это - совсем некстати. А, может напротив, отойдет человек, стряхнет с себя тяжесть?
       Раньше бы Иван выхватил бутылку у Анатолия и шарахнул бы её об пол. Но теперь сдержался.
       Анатолий ухмыльнулся:
       - Проходи, гостем будешь. Вот мы тут с Никой Свет на тот Свет провожаем. Как, ничего?
       В углу комнаты сидела заплаканная Ника.
       - Что ж, ты, подлец, делаешь? - хотел наброситься на Анатолия Иван, и опять сдержал себя.
       Подошел к Нике, обнял за плечи:
       - Крепко напился, нервы сдали. Мы что-нибудь придумаем. Я вас не брошу.
       - Не "бросишь"!!!, ишь ты, какой богатырь объявился! Да ты лучше за своим Димкой проследи! - желчно прокомментировал услышанное Анатолий.
       - Анатолий, мы с тобой друзья. Мы никогда друг другу не хамили. И сейчас, разве я дал повод?
       - Дал, не дал! А, может, и дал, честник ты наш. Садись. Выпьем - поговорим. Или брезгуешь? Ах, тебе человечество спасть надо? Мою семью? Да ты в свою нос сунь сначала.
       - Хорошо, я выпью. Только давай играть по правилам: всё начистоту. Если я тебя обидел, расскажи.
       Анатолий налил два стакана горькой:
       - Без тоста!
       - Согласен.
       Выпили.
       - Так вот, с Димкой разберись. Ему шесть лет, а он себя Гангтургом назвал.
       - Это всё?
       - Ему же шесть лет. Откуда он про Гангтурга знает? А я этого Гангтурга вчера видел, пока без сознания валялся у машины.
       - Стоп, стоп, всё по порядку. Кто такой Гангтург? Как ты его мог видеть, если был без сознания? Когда Димка успел назвать себя Гангтургом, когда ты Димку сегодня даже в глаза не видел?
       - Без "сознания"?! Как красиво сказано. Это у меня на этой планете сознания не было, а вот там, в аду, оно побывало, и мне всё объяснили: и где раки зимой зимуют, и каким раком я являюсь.
       - Стоп, в каком Аду? Ну было видение - и у меня было! Может, и Ад это - что из того? Нам в Ад не нужно. У нас, Анатолий, другая с тобой дорога.
       - Ну ладно, гордись, гордись своим видением. Только оно мизинца моего не стоит. Ни хрена не стоит.
       - Насчет Гангтурга?
       - Темная это личность. Там в Аду я это имя услышал. А потом, когда он в мою душу раскаленными щипцами полез и стал выворачивать - то и физически ощутил.
       - Понятно. Димка здесь при чём?
       - А вот там, когда я на берегу лежал, ко мне Димка твой пришел, погладил меня ласково по голове и сказал: "Дядя Толя, а Гангтург это я, - и исчез".
       - Постой, постой, - это видение было! Всего лишь видение!!!
       - Всего лишь "видение", - язвительно повторил Анатолий. Да нас только видения и преследуют в течение последних двух суток. Этого мало?!
       - Анатолий, это всего лишь видение!
       - Вот когда в видении мне душу щипцами выворачивали, мне не казалось, что это видение.
       - Анатолий, мы разумные люди...
       - Нет больше разума, нет! Кончился разум! Скончался! Настало время сумасшествия, всеобщей потехи! С калёными щипцами! Вот так!!! - и Анатолий хлобыстнул что было сил по столу лежавшей рядом плетью.
       Ника заплакала, обхватив лицо руками:
       - Ваня, что с ним?!
       Потом бросилась к Анатолию:
       - Толя, не надо так! Да за что же это наказание нам?! - и она тоже всей силой ударила кулачком по столу. Ножка стола не выдержала, и стол рухнул, опрокидывая стаканы, бутылки с водкой.
       Анатолий внезапно замолчал, и молча направился к своей кровати. Рухнул на неё.
       - Не получилось у нас разговора, Иван. Прости меня.
       - Приду попозже, договорим, - и, уже обращаясь к Нике, Ива успокоил. - Пусть отдохнет. Звони.
        
       (31) Иван вернулся домой.
       - Где Димка?
       - Спит. Ой, что-то неладное с ним. С утра просил меня с ним в церковь сходить. Почему в церковь? - он там никогда еще не был. Говорит, что, если этого не сделать, зверь всех съест.
       Иван подошел к спящему Димке, долго смотрел на него, потом тихо погладил по волосам.
       - Иван, разбудишь! - предупредила жена.
       Но Димка уже открыл глаза.
       - Папа, папочка! - он бросился отцу на шею. - Я думал, чтобы тебе было хорошо. Я просил Зверя, и он тебя не тронул.
       - Димуля, какого зверя ты просил? Ты во сне его увидел?
       - Я его стал часто видеть. Он угрожает всем: и маме, и тебе.
       - А тебе?
       - Не знаю. И мне тоже, если я к нему не присоединюсь. Я не хочу, папа! Спаси меня.
       - Папа с тобой, мама с тобой!
       - Это не поможет. Он сильный.
       - А что поможет?
       - Отвези меня в церковь!
       - Конечно, мы и сами хотим это сделать. Ближайшая церковь в Ширяево. Правда, на ремонте. Подумаем, в какую лучше съездить. Лучше к отцу Никодиму. Решим некоторые проблемы, выясним, как дороги. И поедем. Обязательно.
       Сын отстранился от отца и внимательно посмотрел ему в глаза:
       - Папа, решай проблемы быстрее. Я не хочу, чтобы зверь меня забрал.
       - Мы с мамой тоже не хотим.
       - Этого мало, - и Димка снова прижался к отцовской шее: сильно, сильно - и поцеловал отца.
       "Сколько у меня времени? Серафимовский, Анатолий, Димка - столько проблем. Вот так сразу - не знаешь, с какой начать. Конечно, с Димки - словами ребенка нельзя пренебрегать. Да-да, конечно. До ближайшей работающей церквушки, там, где отец Никодим, километров двадцать. Если дорога нормальная, сейчас и поедем".
       Иван навел справки. Церковь работала. Достать машину - ну с этим проблем никогда не было. Никогда. Но когда Иван стал обзванивать знакомых насчет машины, выяснилось, что кто-то уехал, у кого-то машина внезапно вышла из строя. Наконец, удалось: обещали, часа через четыре будет.
       Звонок насчет Серафимовского не принес ничего утешительного: еще четверо человек пропали.
       Пока есть время, нужно снова сходить к Анатолию и решить вопрос об отъезде из этих мест.
       Анатолий всё еще спал, и Иван разговорился с Никой.
       - Он сам не свой, - рассказывала Ника, - плакал, говорил, что мучили его. Может к психотерапевту его?
       - Ника, нам всем нужно уезжать отсюда. Туда, где спокойнее. А потом - обязательно к психотерапевту. Здесь это не поможет, поверь.
       - Ой, Иван извини его. Что он такое наговорил про Димульку - извини его!
       - Конечно, конечно. Но Ника, выслушай меня серьезно. Уезжать нужно. Серафимовский вчера вас успокаивал, а сегодня сам пропал.
       - Как пропал?
       - Ты же помнишь легенды о Жигулях. Что-то такое вдруг раскрылось: то ли подземелье, то ли параллельный мир. Оставаться здесь опасно.
       Ника смотрела на него с большими расширенными глазами.
       - Ваня, скажи, с вами было что-нибудь страшное?
       - Ника, подробности рассказывать не буду - скажу коротко: было.
       Наступило молчание.
       - А куда же мы поедем?
       - Ну вам можно к матери, в Подмосковье. А мы с Надей еще подумаем.
       Анатолий застонал.
       - Ну вот! - Ника вышла из комнаты.
       - Анатолий, это я Иван.
       - Что же так официально? Ах, да, прости - я был на пределе. Нам нужно поговорить.
       - Я тоже так думаю.
       - Давай немножко винца. Хорошо?
       - Только без перебора - нам ведь поговорить нужно.
       Они выпили.
       - Я, наверное, слабый человек, сломался, - начал Анатолий. - Вот вывернулся наизнанку и сам себя увидел, а через себя всё человечество. И стыдно, и страшно мне стало за человечество. Голодные страсти в нас живут и съедают нас, как раковая опухоль.
       - Даже раковая опухоль не всех съедает.
       - Да, конечно - скажу банальную истину: исключения подтверждают правило. Только, как распознать исключения? Вот живет себе человек, хороший человек! Помогает всем. Только есть у него один недостаток: везучий слишком. Искристо везучий!
       - Это как?
       - А так вот - на виду его везение. Поскольку этот человек хороший, многие радуются за него. Ведь чем лучше ему, тем лучше и им. А кто-то завидует. Страшно, по дикому завидует. Голодные страсти рвут его на части и вот однажды вырываются и летят стрелы в "хорошего человека", ядовитые стрелы, смертельные. Но это одна сторона медали - человеческий уровень, но есть и другая: уровень судьбы. Она любит везунчиков, но только до определенной планки. А выше планки - табу, нельзя. Оказывается это вредно для человека: возгордится он, сам того не заметив. Так вот для его же воспитания ставит его судьба на место. Всё правильно, только вот жестоко. Для того человека жестоко и для тех, кто его в образец для подражания возвел - жестоко. С точки зрения судьбы - это идол, оказывается. Вот она и поправляет. Беспощадно. А ведь человек же и виноват. Это его голодные страсти и сытое самодовольство нужно подправить. Но вот выясняется, что не получается. Не хочет человек их отдавать, а напротив, весь исходит, чтобы насытить их необъятную утробу. И что делать? А вот и решено списать нас всех. Понятно?
       - Самобичевание полезно, Анатолий, но лишь до той поры, пока не приходит время исправлять себя. Это время пришло.
       - Да я не только об этом. Хочу ли я исправиться - это вопрос другой. Я о тебе. Вот ты пошел по тропе исправления - молодец. Только ведь кажется тебе, что ты пошёл, а на самом деле..... Сын, твой сын. Ты своим сыном наказан, понимаешь?!
       - Анатолий, я многое могу стерпеть, но сына не трожь!
       - Я всё понимаю, а теперь посмотри на это, - и Анатолий закатал рубашку на спине. А на спине - огненные рубцы в виде трех шестерок. - Знак сатаны! Моя душа - что, в его власти? А я не хочу. А знаешь, кто это сделал? Знаешь! - я тебе говорил. Ты меня сумасшедшим считаешь?! Так вот, хочешь спасти своего сына - спасай его! Спасешь его - может, и меня спасешь.
        - Анатолий, если ты ошибаешься...
       - Я не ошибаюсь, и ты сам знаешь об этом. Ты отец, ты должен чувствовать, должен знать.
       Иван резко поднялся и вышел. Был первый этап: он хотел спасти семью - и Господь помог ему. И он, Иван, сосредоточился только на физическом спасении - уехать, убежать. Но не убежишь. Настал второй этап - этап спасения души, духа Божественного в этой душе. И здесь Иван оплошал.
        
       (32) Когда Иван пришел домой, к нему подбежала перепуганная Надя.
       - Димка бредит, нужно что-то делать! - встретила его Надя. - Мобильник, как назло, сломан - хотела тебе звонить.
       - Одевай его. Едем в церковь.
       - Как, в таком состоянии? Да он горит весь. Врача нужно, а он пропал: в лес пошел - и пропал.
       - Еще одна проблема!.. Собирай его, прошу! Я понесу его. Пойдем пешком, пока машина не нагонит.
       - Разве это разумно?
       - В данных обстоятельствах разумно. Димульчик, сейчас мы с тобой пойдем, куда ты просил.
       - Димка потянулся руками к отцу.
       Мама надела майку, трусики. Отец позвонил Фёдору, водителю, который должен был подъехать чуть попозже, и попросил встретить их на дорогое. Взял Димку на руки и пошел. А рядом - Надя.
       Прошло три часа, но никто их не нагнал, не встретил. Попытки Нади дозвониться до Федора по мобильнику Ивана ни к чему не привели. Наконец дозвонились до жены Федора, и та, плача, объявила, что Федор пропал... Впрочем - через час-полтора, по прикидкам Ивана, они дойдут до церквушки. Иван корил себя, что не отправился с сыном сразу же.
       Димка спал на руках отца, но когда стали подходить к церкви, проснулся.
       Увидев церковь, стал вырываться из рук.
       - Не хочу!
       - Димульчик, ты сам просил, - просящим голосом обратилась к нему мама.
       - Я больше не Димульчик. Я Гангр!
       - Ты - Дима, Дима! Слышишь, ты Дима! - отец прижимал его всё крепче к себе. Он был полон решимости дойти. Оставалось совсем немного.
       - Папа, быстрее! Меня хотят похитить, - и Димка стал целовать отца в лоб. - Быстрее, папа, быстрее!
       Иван побежал, а за ними - перепуганная мать.
       - Господи, помоги! - Иван ощущал, как подгибаются у него колени, ноги делаются ватными. Господи, помоги! - уже вслух. - Мать молись за сына! Молись же!
       В этот момент Иван упал. Сто метров не более отделяли его от церкви. Димка отлетел на несколько метров.
       - Ты уронил меня, - произнес он, поднявшись на ноги. Глаза его, большие серые глазища смотрели на отца так выразительно...
       - Димуля! - Иван протянул к нему руки. - Беги в церковь, быстрее!
       К ним подбежала перепуганная и ничего не понимающая Надя.
       - Димочка, ушибся?
       Мальчик посмотрел на неё холодно:
       - Я Гангр, меня зовут Гангром. Зверь съел меня. Прощайте, - и он побежал прочь.
       Иван вскочил и помчался за ним, но малыш бежал так быстро, как никогда еще не бегал. Ко всему прочему, Иван за что-то задел ногой и снова упал. Сын исчез за поворотом изгороди.
       Иван и Надя бегали, кричали, спрашивали прохожих, не видели ли они чужого мальчика. Никто ничего не видел. Отец Никодим, настоятель церквушки, сразу же организовал прихожан на поиски Димки. Время шло к закату, но никакой новой информации отец и мать о сыне не получили. Уехать они не могли, поэтому остались ночевать у отца Никодима.
        
       День четвертый - Жигулевская Лука
       (33) Обессиленная Надя лежала на кровати, а Иван подробно рассказывал отцу Никодиму о случившемся.
       Отец Никодим слушал молча, не перебивая. Он слыл мудрым священником. И вот теперь, с содроганием выслушав всё, он пришел к весьма неутешительным выводам.
       - Иван, такое происходит сейчас везде. Может, не так сильно и ярко, как в наших местах. Боюсь назвать вещи своими именами, но... нужно подумать о душе. О своей собственной. И пусть Надя подумает. Поможете себе, - поможете и другим людям.
       - А сыну?
       - Не знаю. В околоправославных кругах (это не сосем православные), но я вынужден прибегнуть к их аргументам, считается, что монада античеловека будет тщательно выпестована путем многократных воплощений. Она пройдет все круги Ада на земле, чтобы быть готовой к темному служению - считается, что для этого она должна родиться от темных родителей и обучать её должны темные воспитатели. Я не совсем разделяю последнюю точку зрения. Человек настолько темен, что нет надобности на всех этапах ставить специально подобранных воспитателей. Монада может получить свое воплощение и от светлых личностей - ведь посланник Ада должен знать в лицо своих врагов. Он должен обнаружить их слабые стороны, пострадать от них и их возненавидеть. Эти слабые стороны на следующих этапах воспитания будут преподнесены воспитуемому как аргумент несостоятельности человечества и убедят его в собственной исключительности.
       Поэтому не ищите в себе темного назначения, а идите по пути света. Только он вам поможет. Там возле Зольного ты избежал ошибки. Ты был непреклонен - и это тебе помогло. Затем ты успокоился, и та темная сила, которая наблюдала за тобой, воспользовалась этим.
       Всё, что я сказал тебе - слова. Они могут и ошибаться. Поэтому похорони их в глубине своей души и обратись сердцем к Свету. Когда будет нужно, эти слова воскреснут.
       - Я бы мог спасти своего сына?
       - Теоретически - да! Практически - нет! Не на этой, так на другой ошибке поймали бы тебя.
       - Что же делать?
       - В монастырь!
       - Но еще Анатолий...
       - У вас нет оружия, которым вы смогли бы им помочь, - перебил его отец Никодим. - А в монастыре вы попытаетесь это оружие обрести. Может, кому и поможете. Но сначала - себе! Обратитесь к другим наставникам, если хотите услышать иное. А я вижу только такое решение. Если не возражаешь, поговорю с твоей женой.
       - Я подумаю. А сражаться за сына всё равно не перестану!
       - С Богом, дорогой, - и отец Никодим перекрестил его.
       Утром следующего дня решение было принято. Через сутки Надя и Иван распрощаются и направятся в ближайшие монастыри, где станут послушниками на тот короткий срок, который был отведенный людям. И будут молиться за душу своего сына.
       Анатолий будет беспробудно пить и ночью, два через дня после описанных событий, уйдет в мир иной. Куда он попал: в Рай, Ад или куда еще - не нам судить. Земного Ада он, по крайней мере, избежал. А семья осталась для прохождения дальнейших испытаний.
        
        День четвертый - антикосмос
       (34) В Шастре намечалось празднество, и Явление Люцифера было объявлено.
       Люцифер явился в виде того самого молодого человека, каким он однажды предстал перед своей свитой. На этот раз он радостно выбежал из потайной двери, подбежал к праздничному столу и поставил ногу на кресло, предназначенное исключительно ему.
       - Ну как, мне этот образ нравится. А вам?
       - Все наклонили головы в знак согласия, а канцлер подытожил:
       - И нам нравится!
       - Еще бы! Мой вкус безупречен. Не так ли?
       - Да, сэр, - подтвердил канцлер.
       - Объявляю: у нас маленькая победа. Но наши маленькие победы многого стоят! Наша монада выдержала первое испытание.
       - Сэр, а что будет дальше?
       - А кто же знает? Даже Тот, чье имя я запретил здесь поизносить, полагаю, этого не знает.
       - А если не получится?
       - Не получится, заменим другой монадой - только и всего! Лучшая монада - не единственная монада, и разве я сказал, что она первая?
       Хлопок в ладоши - и на праздничном столе появились яства.
        Эта монада - моя маленькая слабость. Но у нас есть время выбора, хотя времени отчаянно мало! - и молодой человек, чья нога по-прежнему стояла на кресле, весело засмеялся.
       - Сэр!
       - Не надо, канцлер, перебивать. Кажется, кто-то хочет подпортить атмосферу праздника своими сомнениями?! Но об этом - в следующий раз. Вернемся к теме. - Итак, праздник, начинается!
        
       День седьмой - Москва
       (35) Поток информации, ложившийся на стол Лазареву, многократно увеличивался. Если бы только события распространялись на новые территории, если бы только возрастала их интенсивность и частота. Но самым шокирующим было то, что эти события трудно было уложить в единую схему. Не только останки людей появлялись на поверхности земли: где-то люди слышали странные звуки непонятной природы, где-то возникали миражи, коллективные галлюцинации...
       Ученые и маги, которых Лазарев потребовал собрать в качестве членов чрезвычайной комиссии, внезапно засопротивлялись, заявляя, что им необходимо серьезно подготовиться, и требовали дополнительной информации. Лазарев и сам осознал, что возникли новые аспекты и обязал сотрудников служб предоставить членам комиссии кое-что из новой информации под подписку о неразглашении. С другой стороны, откладывать обсуждение в долгий ящик невозможно: кто же знает, насколько терпит время и не произойдут ли уже в ближайшие часы некие необратимые события. Поэтому отсрочка была дана ровно на сутки.
       На следующее утро Лазареву доложили, что мартеновские печи, в которые стали сбрасывать трупы и кости, потухли - что является недопустимым с технологической точки зрения. Чуть ли не катастрофа технологическая.
       - Не нужно мне про катастрофу! Что с останками? Не сгорели - почему не сгорели? Вы мне об этом докладывайте! - технологической катастрофой пусть Министерство промышленности занимается.
       Получив весьма неутешительные сведения, Лазарев еще раз проверил, как идет подготовка к работе чрезвычайной комиссии. Ему доложили, что специалисты работают без сна и отдыха. Увы, Кислинский и Градов - у которых есть какие-то специфические знания - недоступны.
        
       Машины с необычным грузом не могли долго оставаться перед мартеновскими печами, и Лазарев позвонил министру транспорта, озадачив его проблемой срочной переброски груза в "район Х", секретный полигон Военного министерства, где груз нужно было временно складировать.
       Запыхавшихся академиков всех академий, ведущих экстрасенсов и ясновидцев, представителей всех религиозных конфессий наконец-то собрали в большом Зале конференций. Личный секретарь Лазарева зачитал новую информацию, после чего Лазарев в своей короткой реплике попросил сосредоточиться и сделать предварительные выводы и практические рекомендации правительству по принятию срочных мер.
       Однако наладить сколь-нибудь плодотворную работу не удалось.
       Если не считать, что некоторые специалисты и конфессии не определились в проблеме и требовали дополнительной информации, а также личного допуска к самим событиям, разброс мнений среди остальных был настолько велик, что принять на основе их какое-либо решение Лазареву было еще труднее, чем до этого необычного совещания. Тем более, что эти мнения, чаще всего, носили весьма экзотический характер.
       Одни утверждали, что Земля не в состоянии противостоять черной энергетике, которая ложится в неё. Другие настаивали на том, что земля не хочет более покрывать человеческие преступления - обнажившиеся человеческие останки призывают искать виновников.
       Клуб "Всеобщего права" заявил, что "это не земля выталкивает кости, а сами они вопиют к небу и хотят, чтобы нашли виновников их преждевременного ухода в мир подземный". Кто-то говорил о колдовстве темных общин, о секретных военных технологиях, о том, что скоро начнется воскрешение мертвых и т.д. И, конечно же, речи о заговоре мирового правительства, о проделках инопланетян, о параллельных мирах, о какой-то вынужденной деятельности жителей внутренней поверхности полой Земли.
       Известный маг Людмила беседовала с Землей и Земля ей сказала, что, если люди не внимут предупреждению, произойдут еще более тягостные вещи.
       Директор центра Духовной космологии Анастасия Колмогорова очень горячо убеждала присутствующих, что хоронить вышедшие из земли кости не следует - все равно не получится. И что они не в наказание людей, а во благо им, - знамение перехода человечества в новое измерение. И предназначены "Они" для живых, и что нужно всем раздать по косточке, хранить которые лучше всего на груди, тогда они исцелят от болезней и дадут человеку защиту и бессмертие.
       Еще один известный ясновидец утверждал, что кости просто напоминают человечеству, что оно смертно. Когда человечество поймет это, кости сами уйдут в землю.
       Представитель секты "Единственных толкователей" объявил, что земля изначально не была приспособлена для приема мертвого вещества, но после грехопадения человека она вынуждена была этому следовать, и вот теперь набралась сил для отстаивания своих прав. Следовательно, трупы нужно сжигать, а то, что их не удалось сжечь, говорит лишь о том, что их можно будет сжечь только вместе со всеми останками, находящимися в земле.
       Ему возразили, что выкопать все трупы - задача явно не выполнимая, и не может земля требовать от человека невыполнимых задач. А вот собирать кости в одном месте - это значит служить темным силам, которые хотят создать из них сатанинскую армию. Чтобы убедиться в последнем, достаточно посмотреть, чьи трупы выбрасывает земля. Поэтому выброшенные кости и трупы нужно немедленно рассредоточить по всей земле.
       Ведомство Лазарева уже давно осуществляло тайное сотрудничество с представителями внеземными цивилизациями, что, конечно, тщательно скрывалось от общественности, равно как проводило и множество засекреченных экспериментов. Но в последнее время связи с внеземными цивилизациями по непонятной причине прервались, а в секретные эксперименты вмешивались какие-то силы (внутренние, внешние), неподконтрольные всемогущему Лазареву.
       Не раскрывая обозначенных секретов, Лазарев, тем не менее, задал вопрос, на который не могли ответить ученые специалисты его собственных служб:
       - Мы можем просить помощь более развитых цивилизаций? Как Вы считаете?
       - Мы могли бы просить помощи у академика Градова, но где он? Что Вы с ним сделали? - задала вопрос директор центра Духовной космологии.
       - Лазарев не собирался заниматься ни идеологическими, ни политическими пререканиями. Он давно терпел эту непокорную бабу: "Диктатор!? Если бы я был такой диктатор, которого мне приписываю оппоненты, я бы давно стер её с лица земли". Лазарев сам удивлялся себе, почему он, и в самом деле, жесткий, нет - жестокий, неофициальный диктатор, иногда отступал от своих диктаторских принципов.
       Он ответил коротко и сухо:
       - Я просил бы отвечать только на те вопросы, которые я ставлю, и не задавать вопросов мне. Как считаете Вы? - обратился Лазарев к профессору Козыревскому, который вдобавок к своему профессорскому званию носил звание известного ясновидца.
       - Много информационного шума в околоземном мироздании. На телепатическом уровне тоже шум. Невозможно установить контакт.
       - А что считает маленький Дима? - обратился Лазарев к стеснительному, испуганному мальчику, который был приглашен на совещание вместе с мамой по рекомендации одного из членов чрезвычайной комиссии.
       Мальчик Дима, проживавший с матерью недалеко от метро "Маяковская" внезапно привлек внимание жителей Москвы и специалистов открывшимся у его даром предсказаний. "Очень точные предсказания. Он талант! Да, да - это один из детей Индиго", - заявили о нём в центре нетрадиционных исследований.
       Мальчик встал, глубоко вдохнул и стал говорить:
       - Сейчас я ничего не вижу по тому вопросу, который Вы мне задали. Было совершенно правильно сказано - информационный шум. И он усиливается. Связаться с внеземной цивилизацией Сириуса, с которой я еще вчера разговаривал, уже невозможно. Но вчера, когда я их попросил о помощи, мне ответили, что они приняли меры, нужно только подождать. Они сказали, что всё зависит от каждого из нас. От нашей веры..."
       - Веры во что? Они имели в виду религиозную веру? - переспросил Лазарев.
       - И да, и нет... Веру в Бога и в свои силы тоже. Веру во Вселенский разум, и в свои силы тоже. Мы не одни. С нами Бог и его представители во Вселенной. Они нам помогут, если каждый из нас поможет сам себе и в вере, и в своих действиях".
       - Хорошо, есть тебе еще, что сказать?
       - Это всё, но самое главное - всё зависит от каждого из нас. От каждого в отдельности. От его места в мире.
       - Спасибо, мальчик. Ты неплохо подвел итоги сегодняшнего заседания. Если обстоятельства позволят, комиссия продолжит работу. К сожалению, правительство пока не получило ни ясности, ни практических рекомендаций. Вывод в настоящий момент: мы не можем, как стало очевидно, полагаться ни на одну из концепций. Поэтому суммируем все в равной мере: действия какого-то государства или действия тайных сообществ, действие инопланетных сил, протест Земли - не исключено, что это и действует суммарно. Будем держать все это в уме и работать по всем направлениям. Впрочем,.. - Лазарев выдержал паузу, - одна рекомендация и, я считаю, очень существенная, у нас есть. Я возвращаюсь к тому, что нам сказал здесь маленький мальчик Дима. Каждый из нас, каждый гражданин России, каждый гражданин Земли должен осознать, что наше общее будущее как никогда зависит от него лично: от его веры и его действий! Мы должны обратиться к гражданам России и всей планеты! Образуем рабочую группу, и она разработает это обращение. Есть еще какие предложения?
       От имени духовенства поднялся православный архиепископ Александр:
       - Каждая конфессия должна выполнить свой молитвенный долг в своих храмах. Я как православный архиепископ призываю к православному подвижничеству и к Крестным ходам в защиту жизни.
       -- Это пока единственные практические шаги, которые мы можем предпринять. Вы будем предоставлять вам дальнейшую информацию. Мы вас соберем, когда возникнет необходимость. Надеюсь, в следующий раз вы сумеемте поставить диагноз и предложить действенные меры.
       Лазарев закрыл совещание. Он ничего не сказал о том, когда будет создана рабочая группа, и никто даже не заикнулся, не напомнил. Он был утомлен и зол на себя. Он не любил долгих речей и с подчиненных требовал краткости. На этот раз он говорил, как ему показалось, долго и неубедительно. Что это? Зачем? В своем самом длинном диалоге он и сам чуть ли не поверил в то, что говорил. Да, все сказанное им нужно осуществить, но не это главное. Главное - это воля. Его воля, воля Лазарева. Если кто-либо подумал, что он стал либералом-мудрецом, глубоко ошибается. Да он с них десять шкур спустит, если на следующем заседании комиссии кто-либо будет нести ахинею, которую он слышал сегодня. "От каждого зависит..." - прекрасные слова, только кто это будет выполнять: слабаки, негодяи разных сортов? Они прислушаются? Они станут мудрыми?
       Да и он отнюдь не мудр, как вдруг ему показалось. Возможно, здесь и нужен мудрец, мудрец типа Ганди, а, может Будды, а, может, самого Иисуса Христа. Но нет этого мудреца сейчас. Нет мудреца, который заразил бы мудростью все человечество. А есть он Лазарев, призванный карать, сдерживать... И он выполнит свою миссию настолько, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах.
       Что касается рабочей группы, то - никакой бестолковой демократии! Его ведомство само сделает для народа необходимые объявления, когда это будет нужно. Да, он привык держать слово, никогда не уходя в кусты, но сейчас выполнить слово - это признак слабости Лазарева и его ведомства. На следующем заседании будет официально объявлено, что все рабочие группы будут создаваться только внутри Ведомства.
       Какая-то тень сомнения в правильности избранной методики шевельнулась в голове, но Лазарев немедленно её подавил.
        
       (36) Александр Рубинский, историк, в прошлом профессор одного из столичных университетов, по достижении восьмидесятилетнего возраста обосновался в поселке Ширяево, живописном местечке на Волжском берегу Жигулевской луки. Здесь он предавался чтению, свободным размышлениям - и иногда писал статьи в научные журналы, где его хорошо знали, ценили. Но теперь к его статьям относились с большой долей осторожности. Старик не то, чтобы предал академическую науку, но слишком свободно и вольготно стал её трактовать. Впал в мальчишество - говорили в редакциях.
       Он был хорошо знаком с местными зоологами Иваном и Анатолием, и когда вчера по селу распространился тревожный слух о том, что в Жигулевских горах то ли разверзлась воронка времени, то ли открылись параллельные пространства, он чисто случайно встретил их, спешащих куда-то. Осторожно спросил их, что происходит. Ему ответили, что да, что-то произошло, и, пока всё не выяснилось, ему лучше отбыть в Москву.
       Рубинского, однако же, как историка само словосочетание "воронка времени" привело в некоторое замешательство и даже любопытство. Он понимал, что это фантастика, но почему бы под старость лет и не помечтать о том, чтобы посетить исторические времена и пространства, увидеть всё собственными глазами, проверить отдельные предположения, которые он вынашивал десятилетиями. Что ему было терять? Если на одну чашу весов положить свои восемьдесят лет и срок, отпущенный еще пожить на земле, а на другую - увидеть своими глазами то, чему посвятил всю свою жизнь, работая в науке, то неизвестно еще какая чаша весов перетянет. Да, нет, известно, конечно: вторая и перетянет. Он посмеялся над собою: "Мечты, мечты - в детство впал, а реальность она и есть трезвая реальность - скучна и банальна в своем непомерном постоянстве - догматизме, так бы он сказал.
       Эти свободные мысли стали небольшим толчком, чтобы порассуждать о России не с точки зрения профессора, а с точки зрения юноши, наивными, непредвзятыми глазами смотрящего на мир.
       Вот это большое, клокочущее, бьющее из земли особой энергетикой пространство. Энергетикой, перекатывающейся с Востока на Запад, и тревожащей умы диких, а, возможно, просто одичавших племен, населяющих эту территорию. Энергетика пугала, вытесняла отдельные племена на запад, но происходившие генетические мутации народили множество людей, для которых эта энергетика стала живительной средой. А на крайнем Западе этого энергетического поля она даже заманивала их на Восток, явиться на те пространства, в которых был её источник, и завладеть этим источником.
       Внезапно перед взором профессора возникла живая карта, и он увидел на ней не один, а целую группу бьющих из-под земли источников и людей, протянувших к нему руки. Они тянули их в надежде на что-то и в познавательном пылу. Им казалось, что это хорошо.
       Внезапно яркий свет озарил источники. И Рубинский разглядел возникшие неизвестно откуда купола башен, многочисленные архитектурные сооружения, городские улицы, дороги, соединяющие населенные пункты. Рубинский был изумлен: это было большое государство, простиравшееся на десятки тысяч километров, перешагнувшее границы современной ему России; государство, от которого исходила сильная, жизнеутверждающая энергия, которую он ощутил, казалось, каждой клеточкой своего тела.
       И вдруг... все померкло, погрузилось в кромешную темноту. Затем эту темноту стали озарять багровые вспышки, что-то в этой темноте возилось, металось, билось в судорогах, потом понеслись конницы, падали люди, и вспышки стали освещать текущую по земле человеческую кровь. И снова долгий хаос, и снова перемещение людей. Долгое, длительное перемещение, пока вновь не засиял свет, началось строительство, налаживалась жизнь... - и опять всё погрузилось во тьму.
       Что это? Прошлое или будущее? Если - прошлое, то неужели Россия однажды уже была могущественным государством? Но тогда кто или что погубили её? Какой враг опустошил её земли: внешний, внутренний? Не воплотилась ли эта сложная российская история в гены русского человека? Не потому ли русский человек на генетическом уровне чувствует врага, страшится иноземцев и своих тоже боится, и себе не доверяет? Не отсюда ли эти страшные русские фобии? И что все эти видения означает для будущего его страны? Эти мысли одна за другой проносились в голове Рубинского, едва успевая за проносящимися на карте видениями.
       Карта была совершенно явной и Рубинский даже дотронулся до неё и в испуге отшатнулся: "Не может быть!"... Но разве не об этом я мечтал?! Но, - охладил он себя, - то ли это материализация подлинной истории, то ли моих мыслей, частично погруженных в подсознание? Как определить, что именно? Нужен второй наблюдатель? Но где его взять сейчас - все они в Москве.
        В который раз он прокручивал в голове времена и события тех времен, когда формировалась Россия, чьи объединительные тенденции были вызваны не столько культурой и языком, сколь необходимостью отражать внешнего врага. Внешний враг и объединил Россию и оказался, таким образом, лучшим другом её государственных правителей. Не нужно было особенно задумываться о выращивании многоэтажной, многоуровневой культуры от духовных её вершин до экономического и правого её аспектов - достаточно указать врага, тем более, что их и не занимать было тогда России. Церковь, поставив вроде бы правильную задачу искоренения язычества путем преобразования языческих обрядов и культов в православные, сумело выполнить это не на глубинном духовом уровне, а на внешнем, показушном - в результате чего язычество, сидящее троянским конем в православии, оказалось для него более опасным противником, чем язычество вне православия. Оно-то и взорвется в 1917 году, поменяв Бога, воспринятого больше как идола на другого идола, Ульянова Ленина, потом на Партию и так до бесконечности.
       Но почему, почему? Начнем с церкви. Задача-то благородная: пройти по острию ножа. Да-да, пограничная область: побороть язычество и не впасть в нарушение догм христианских, соблюдая заповедь "не убий", не сжигать на кострах, как это делала церковь католическая. Но ведь известно: чем больший праведник - тем больше на него черти ополчаются. Вот идет он по острию ножа - одна неосторожность - и падение в ту или иную сторону. Какая же мудрость и осторожность нужна была церковным иерархам, какая самопожертвованность, да не только, но и продуманность до мельчайших деталей. А рядом Русь бушующая. А рядом враги и особенно опасные враги - католики. Уж лучше язычники-кочевники, уж лучше "татаро-монгольское иго"!. Торопились, метались, принцип "не убий" реформировали - красиво, величественно реформировали как оборону, как защиту святую Отечества. А кто говорит, что Отечество не нужно защищать?! Защищать, конечно, защищать, но принцип "не убий" нельзя было реформировать, нельзя! Как совместить?! Как-то иначе - как именно Рубинский не знал, но предчувствовал. Вот ведь убил только что комара на руке, а сам пожалел его (может, старый стал): "Что же, дурачок, ты комаром-то родился, кровь чужую пьешь, разве это дело?! Извини, брат, не тебя убиваю, а греховность твою и надеюсь, что ты еще родишься в существе более достойном, коль затронул профессорское сердце". Что-то в таком роде должно быть.
       Ему, Рубинскому, конечно же, не решить такой задачи, но тем, кто был призван вести Россию к Богу, нужно было всё положить на алтарь этого решения. Не смогли - не смогли, не справились с задачей! Не обвинял он, но вопрошал, и вопрошал Рубинский церковных иерархов. Вопрошал он, каким образом сами поддались язычеству и на культовый трон возвели государственность, империю? И стало государство языческим идолом, восседающим на уровне самого Сына Божьего. Сомкнулись иерархи с государственной машиной и тем самым поставили разрешительную печать и на народных языческих идолах. Споткнулись раз - споткнулись и второй.
       Смирение. Ему Александру Рубинскому приходилось смиряться, но когда он это делал, знал он, что смирял в себе страсти бушующие, страсти неразумные. Смирение - это смирение страстей - так понимал Рубинский. Но человеческое достоинство смирять нельзя, ибо человеческое достоинство - не гордыня, нет - а именно человеческое достоинство - это и есть искра Божья, таящаяся в человеке. Разве можно её смирять, разве можно бросать её на колени?! На колени перед кем?! Как всегда - перед идолом человеческим! Но почему же Русь православная перед злом смирялась, становилась на колени?! Ведь Иисус Христос страсти свои смирял на распятии, но не пал на колени и милости не просил! Почему же сейчас носителей Иисуса Христа в своем сердце учат обратному?
       И приходил Рубинский к выводу, что самое грозное оружие россиянина это достоинство его и хороший кнут для собственных страстей - тогда никакой враг не страшен. Только упало это грозное оружие на землю и мало кто хочет поднять его!
       "Достоинство и труд", - добавил в своих мыслях Рубинский. Лежит россиянин на печи и молится, чтобы урожай был. Плохой это россиянин. Настоящий россиянин в поле выйдет, орудия труда возьмет, помолится и за дело примется. А так, как первый - так искушает Господа своего, а заканчивается это всегда печально. И опять-таки, идолов полно, даже из молитвы сделали идола, а ведь молитва в сердце должна быть и в уме человеческом, тогда она с Богом, а не с идолом. Тогда она не искушает Бога своего.
        
       Рубинский блефовал перед собою - он явно упрощал историческую ситуацию, чтобы добраться до конца рассуждений и получить какой-никакой результат. Возьми он всю знакомую им глыбу теоретических построений - результат будет исторически обоснован, потому убедителен, только не результат это будет, а нуль. Поскольку к результату и не пробьешься, если не использовать наивные, полудурацкие модели. "А что если полудурацкие модели приведут вовсе не к дурацким результатам?" - эта крамольная мысль как раз и поселилась в голове Александра Рубинского. Крамольные в области истории - а в физике? Разве Альберт Эйнштейн не выдвинул свои "дурацкие постулаты", из которых удалось создать величайшую теорию современности. Почему "дурацкие", а потому, что ничем не обоснованные.
       А какая разница, яблоко ли на голову упало, музыкальное произведение фантазии породили, или споткнулся ученый обо что-то и вдруг ему эти постулаты в голову пришли? Главное, что заработали. Главное, что предсказали физические факты и физические приборы. Вот и все премудрости старческой методологии. Да, почему бы и не выдвинуть в рассуждениях о России в качестве опорных точек простые, но ясные версии. Итак, Россию объединил внешний враг. Правители российские, церковь православная не смогли образовать в России культурный слой, который бы самообеспечивал себя и не нуждался бы во враждебном окружении. А эта культура, как смерч, должна "произрастать сверху донизу. Пока земли не коснется её хоботок - смерчу не бывать. Так и культуре: пока не погрузится она в экономику и быт человеческий, не заработает никакая высокая духовность на земле! Этого не поняли! Вот такие постулаты!
       Не будь Рубинскому 80 лет, не отважился бы он перед научным сообществом такой примитив нести. Но теперь ему это позволено, старикам прощается. Тем более, что, ... побери, работает же и еще как объясняет безумие, которое он наблюдает в России с далеких тех времен, когда еще мальчишкой был!
        И тогда, и сейчас внешний враг всегда казался опаснее внутреннего, того врага, который сидел почти в каждом россиянине, раздваивая его на Христа и Антихриста. А, в конечном счете, приходит время и побеждает один: в ком Христос, а в ком - Антихрист.
       "Что значит любить Россию? - думал Рубинский. Любить её такую, какая она есть - со всеми мерзостями и уничижением человеческого достоинства? Любить такую, какой мы её хотим сделать по собственному фанатичному плану, рожденному разгоряченным умом? Боже упаси от такого выбора".
       Только сейчас, под старость, Рубинский стал осознавать необходимость России светлой, Небесной, управляемой Божественное Иерархией - в отличите от классической демократии - и при этом открытой для всех на этой планете в отличие от классической монархии. Иерарх должен прививать культуру своим подданным: когда-то через насилие, а теперь... Рубинский был уверен, что СМИ можно использовать не только для Содомистских целей, но и во благо всем людям земли. А дальше? А дальше пусть люди решают, что выбрать: Содом или истину жизни - это будет сознательный выбор.
       Есть две России: светлая, небесная Россия и темная сатанинская. Есть Россия Христа и Россия Антихриста. Оба придут в России, и будет их великое сражение. Эти времена наступают. И то, что временной канал какой-то открылся - это не просто физическое, а сакральное явление для России.
        
       День седьмой - Москва
       (37) Егор почувствовал, что за ним следят. Какие-то мелочи, окружавшие его и не улавливавшиеся сознанием, видимо, изменились, появилось нечто новое в них, и это новое фиксировалось в подсознания, возбуждая внутреннюю тревогу. Он шел к Константину, и это неведомое сопровождало его внутри подсознания всю дорогу. Он пытался понять. Зазвонил мобильник. Взволнованный голос Наташи:
       - Егор, за мною, кажется, кто-то следит.
       - Наташа, где ты, что ты видишь?
       - Антон Григорьевич попросил сбегать на телеграф.... Позади мужчина. Понимаешь, несколько раз попался мне сегодня. Стоит повернуться, видишь чей-нибудь взгляд на себе. И вообще что-то не так. Может, я просто напугана?
       - Прошу тебя, будь внимательной и осторожной. Постарайся реже выходить из рабочего кабинета. К концу работы подъеду к тебе. Звони, если что.
       - Ладно.
        
       День седьмой - Москва
       (38) Анисимов принял его вне очереди. Он попытался быть, как всегда, радушным, но Егор не мог не уловить напряженной тревоги, которая скрывалась за этим радушием. Первым делом Константин поинтересовался, как дела у Егора, не заметил ли чего особенного? И тогда Егор понял, что разговор будет о достаточно серьезных вещах - он решил быть откровенным.
       Молча выслушал Анисимов рассказ о крылатом человеке, и лицо его помрачнело.
       - Может, из подземелья всё это, как и кости? - попытался шуткою разрядить обстановку Егор.
       Анисимов молчал. Потом, подняв глаза на Егора, произнес то, чего никак не ожидал услышать Егор от человека такой ответственной профессии. С расстановкой, медленно, в несвойственной этому человеку монотонной интонации он говорил Егору о том, что крылатые люди - не иллюзия и не демоны из подземелий, а с "неба" - с того "неба", на котором находятся властители нынешней России. Речь может идти о сверхсекретных генетических разработках. Утечка информации об этом столь мала, что даже в таком ведомстве как РЦПР об этом мало кто знает.
       - Ты должен понять, что все незаконные владельцы этой информации, подлежит безусловному уничтожению. В том числе - и я.
       Анисимов сделал паузу.
       - Свидетели, видевшие крылатых людей, тоже подлежат уничтожению.
       И снова - продолжительная пауза.
       - Вот почему я открылся тебе. Понимаешь, за тобой следят. И они знают, что ты у меня.
       И снова тяжелая тишина.
       - У нас мало шансов остаться в живых. Впрочем, насчет тебя - не знаю.
       - ...
       - Это они пытались похитить твою жену. И видение в оконном проеме - не случайно. Но почему? Почему твоя жена?
        Константин говорил медленно, с большими паузами. Видимо, ему было очень трудно говорить на эту тему, и каждая пауза наполнялась невидимым предгрозовым разрядом, который вот-вот полыхнет безумной молнией. Каждое слово врезалось в ничего непонимающий разум Егора. Но постепенно доходило, проникало в своей непонятности: вот и твоя человеческая очередь пришла, хватит блаженствовать.
       Зачем ты и твоя семья им нужны? - вот в чем вопрос. Я думаю, здесь один ключ - твой брат.
       Брат Егора, с которым они давно не виделись и были в довольно прохладных отношениях, был никто иной как всемогущий Герман Лазарев, руководитель того самого всепроникающего ведомства РЦПР, в котором служил и Константин. Первая мысль, которая пришла в голову Егору: это с его ведома, с ведома Германа за ним наблюдают. Но нет, это нелогично. Кто такой Егор Лазарев, чтобы высокопоставленный брат вёл такую слежку. Инженер-конструктор электрических систем, не имеющих секретного значения.
       - Какие-то силы, возможно, хотят скомпрометировать или шантажировать твоего брата, - Анисимов словно продолжил мысль Егора, - у тебя один выход: обратиться за помощью к Лазареву. И один шанс: время. У тебя еще есть время, у меня его нет, - и Анисимов горько улыбнулся.
       - Хорошо, я сделаю, как ты сказал. Один вопрос: кости из земли - это тоже чей-то эксперимент?
       - Если бы! Это гораздо хуже.
       - Почему?
       - Потому что никто причин не знает.
       Они обнялись и распрощались. Говорить какие-либо слова было неуместно.
        
        (39) Выйдя на улицу, Егор посмотрел на небо - что-то толкнуло его к этому: июльское небо с обычными барашками-облаками. На мгновение показалось, что он сам летит в этом небе, летит, как птица, улетая от всех земных проблем, летит и здоровается с каждым облачком:
       - Я не знаком был раньше с Вами. Как Вас зовут?
       А облачко отвечало:
       - А разве у нас есть имена? У нас есть только время и пространство - и это прекрасно!
       - Но Вы же не похоже на другие облака, у Вас своя форма, своя траектория движения. Давайте я дам Вам имя.
       - Это было бы интересно.
       - Вот ты будешь Ивашкой, а то облако, что плывет рядом - Антошкой...
       - А почему?
       В этот момент порыв ветра направил Ивашку прямо к Антошке и Ивашка испуганно вскрикнул:
       - Мы сольемся сейчас!
       - Это страшно? Но ведь это обычное дело между облаками.
       - Когда я стал Ивашкой, мне стало страшно потерять имя, - и облачко заплакало, а вниз к земле покатились тяжелые капли..
       - Прости, я не знал. Я пошутил, ты вовсе не Ивашка, ты не можешь быть Ивашкой - понял?
       - Спасибо! - и два облачка проникли друг в друга и образовавшееся облачко продолжало свой путь по небу, а Егор захотел лететь дальше... Вдруг что-то потянуло его к земле. Он вспомнил про дочерей, про жену. У него есть долг и он должен вернуться на землю.
       "Что это со мной, - очнулся Егор, - нет, никогда не удастся мне унестись в это бескрайнее небо, даже если бы захотел, даже если бы был свободен".
       Он еще раз взглянул на небо. Облаков стало больше, они стали темнеть и затягивать небо. "Как быстро сегодня затягивается небо". Еще через несколько минут небо потемнело, а черные тучи с рваными краями производили устрашающее впечатление. Сверкнула молния и природная благость превратилась в грозные всесокрушающие импульсы. В таком небе Егору не хотелось бы летать.
      
       (40) Профессор Рубинский вздрогнул, ощутив, что он не один в комнате. Слегка повернув голову, он увидел рослого человека, восседавшего в кресле почти напротив него, Рубинского. Его изумление было вызвано еще и тем, что сидящий человек был не просто похож на Петра Великого, но и сидел в его царственном одеянии.
       - Пётр?! Царь Пётр?!
       - Царь Пётр, - просто ответил сидевший.
       - Это исторический царь Петр или это материализация моих представлений об императоре? - не удержался Рубинский, подумав: "О чём же я спрашиваю?".
       Царь Петр, будем его так называть, рассмеялся:
       - Ты, старик, слишком прямолинеен. И то, и другое. Я пришел к тебе из информационного поля, так, кажется, вы называете некую сущность. Твой образ в этом поле - отец, образ Петра Великого - мать. Они соединились, и родился я.
       - Как Вас называть?!
       - Царь Пётр или просто - "ты" - не смущайся.
       - Но, царь Пётр, откуда тебе известно про информационное поле, почему ты говоришь на современном русском языке?
       - Я же объяснил - в результате слияния твоих мыслей с информацией, хранящейся во времени.
       - Но тогда насколько правомочно с Вашей стороны именовать себя царем?
       - В любом случае я уже не царь! Не так ли?! Но ведь даже свой мысленный образ обо мне ты назвал царем. Я ведь опять прав. Поскольку на престол я не претендую, то семантика моего имени довольна просторна.
       - Хорошо, но ответь мне: царь Пётр читает мои мысли?
       - Я из твоих мыслей родился. Но, отделившись от тебя, продолжаю подпитываться ими, только уже не в полном объеме. Что-то мне в тебе недоступно и непонятно.
       "Он, и в самом деле, состоит из моих мыслей, - подумал Рубинский, - вот даже понятие "семантика" использует. А интересно, и эти мои "комментарии" он читает?"
        Рубинский, посмотрев на Петра и не увидев желания того отвечать на возникшие мысли, спросил его:
       - Если всё обстоит так, как ты, царь Пётр, говоришь - а мне нет оснований тебе не верить, - то какая польза мне от общения с тобою?
       - Ответ простой. Если ты делаешь акцент на "царе", то, увидев, что этот царь имеет двойственную природу, ты разочарован. Но, советую, сделай акцент на себе. Вот твои мысли про Петра - только твои и всё. А теперь они прозаимодействуют с реальным образом Петра. Как ты думаешь, твои мысли станут более совершенными?
       - Пожалуй, я получу нечто для размышлений.
       - Вот-вот! Теперь ты становишься прежним профессором истории. Итак, поскольку твое подсознание вызвало меня, что тебя интересует? Ты спрашиваешь меня, любил ли я Россию? Но я хочу уточнения. Мы оба хотим уточнения, не так ли?
       - Скорее всего, я задал бы именно тот вопрос, поскольку у меня возникли сомнения: любил ли Петр Великий Россию?
       - Царь Петр не мог не любить Россию, так как он вложил в неё свою душу.
       - Но какую Россию? Реальную, живую? Или всего лишь образ России, который он создал для себя?
       Пётр резко встал и, повернувшись спиной к профессору, подошел к окну. Рубинский заметил за окном какую-то людскую суету. Окно выходило прямо на Волгу, и профессор не мог не видеть встревожено мечущихся по берегу людей. "Опять что-то происходит, - отметил он про себя, - и всё же это не назовешь массовой паникой: большинство сельчан, видимо, сидит дома", - ну а я, Рубинский, вообще увлечен разговором со своим удивительным собеседником.
       Отвернувшись от окна (видимо, происходящее на улице не очень-то его удивило), Пётр снова обратился к Рубинскому:
       - Образ России может быть выше реальной России. А разве реальную Россию можно было любить?!
       "Да, - подумал Рубинский, - любить её такую, какая она есть: со всеми мерзостями и уничижением человеческого достоинства? Разве он, Рубинский, такую Россию любил? Разве он не выдумал свой России и не объяснился ей в любви?"
       - Признаюсь, после посещения "Немецкой свободы" я плакал, ощущая себя царем государства, полного невежества и изоляционизма, - продолжал царь Пётр. - Вот тогда во мне и родился образ сильной, независимой России, не уступающей Западу. И россияне поддержали меня. Они были благодарны царю Петру, что он дал им Великую цель.
       Пётр снова сел, нервно закинул нога за ногу и закурил неизвестно откуда взявшуюся у него трубку.
       - Не все!
       - Великая цель требует великих жертв, - Пётр вынул трубку изо рта. В этот момент за окном что-то сверкнуло, а Пётр продолжал: - Были изгои, но и они заслужили право называться русскими, поскольку им тоже пришлось принести в жертву свои жизни.
       - Без их собственного согласия! - и Рубинский вздрогнул от протяжного ноющего звука, раздавшегося где-то в горах.
       - Жертвы тех, кто сознательно шёл за мной, были угодны Господу. Они получили высокое звание мастеровых Российского государства. Что касается других: если лошадиное дерьмо оставить в конюшне, оно будет вонять, а если положить удобрением в огород, то будет подобно золоту.
       - Послужили России в качестве навоза?!
       И вдруг, мгновенно - темень, непонятная темень среди бела дня! Солнечное затмение или непроницаемые тучи закрыли небо. И только свечка, которую зажег по какому-то велению души Рубинский, тускло освещала пространство комнаты, в которой они с Петром находились.
       Профессор подбежал к окну, но уже ничего не смог увидеть. Попытался включить свет - электричества не было. Пётр усмехнулся, глядя на него.
       - Страшно?! А есть ли у тебя выбор? И у них разве был выбор после того, как они отвергли служение России?
       - Твоей России! - Рубинский пытался всмотреться в заоконную тьму, прорезать её своим взглядом. - Вот и я, скромный профессор - о том же! О выборе! Есть нечто более высокое, чем пребывание в пустяшном существовании и служении воспарённым человеческим идеям.
       - Видимо, ты имеешь в виду Божественное предназначение человеческой жизни на земле? Но разве каждый его реализует? Вот - ты?! Видишь? - тьма! Может, это конец твоей жизни. Ты реализовал своё предназначение?
       - Не тебе, даже если ты Великий Государь, судить об этом. Ты заменил неосознанное Божественное предназначение своими целями. Попытался подменить Бога. Но Бог более всемогущ и, вдобавок, терпелив.
       - У тебя уже нет времени. Я не мог бездействовать, потому что у меня его тоже не было, и однажды я понял, что исполняю Божественную волю. Разве не для того дает Господь силу Государю, чтобы он её использовал?
       - Более силы Государю нужна мудрость повести свой народ к Культуре сердца и разума. Это то, что попытался умело или неумело сделать Запад, пока Россия то умилялась собственным невежеством, то пыталась прикрыть его Западным лоском. Время, отведенное сейчас мне - это тоже момент истины. Истины понять последнюю мудрость на Земле.
       - Разве итог мудрости не в Величии? Разве я не построил Великую Россию?
       - Великая Россия агонизирует. Содом и Гоморра правят на ней, а новые политики, рассуждают с твоих исторических позиций, царь Петр. Мудрость не в величии, а в понимании.
       - Ты осуждаешь меня?
       Порыв воздуха распахнул дверь, задув свечу. Но в этот момент какие-то слабые багровые отблески заполыхали в комнате, превратив её в некое иное пространство. От этих отблесков лицо Петра стало жестким и решительным. В багровых отблесках проступило величайшее сражение и здесь же на него, словно в кинофильме, наложилось какое-то грандиозное строительство: таскали камни, бревна, что-то вязали... Это Россия, Россия Петра Великого. А Петр - в одном месте махал топором, в другом - мчался на коне с развевающимися волосами, в третьем стоял на палубе корабля среди бушующего океана вод.
       - Нет, всего лишь сожалею, что Пётр не повел Россию к открытости перед внешним миром и своим народом. Культура - вот нереализованное желание России! - отвечал Рубинский, сам освещаемый багряными всполохами и каким-то чудом видящий себя со стороны. - Но не я тебе судья, а Господь Бог, который - и мой судья.
       Багровые всполохи участились, и два лица, проступавшие сквозь тьму, были в чем-то родственны, невзирая на разные судьбы их владельцев. Наверное, - общностью своих дум и мыслей при всем различии их ответов. А были ли ответы различными? Просто фразы не сошлись! Кто знает, нашел ли в эти мгновения Рубинский последнюю мудрость или у него еще осталось немного времени найти её, анализируя разговор и проносившиеся видения?
       Тот Петр, который еще стоял перед ним, словно сумев прочитать его мысли, спросил:
       - Так ты не передумал в своих выводах?
       На секунду задумавшись, Рубинский решительно ответил:
       - Нет!
       Волны заполнили всё пространство, толкнули Рубинского, и он, взмахивая руками, стал падать. Успел заметил, как те же волны подхватили царя Петра во всех его многочисленных проявлениях воина и строителя, за исключением основного, первоначального варианта: главный оппонент оставался на месте, пристально глядя на Рубинского и постепенно тая среди бушующих волн. Последнее, что увидел профессор - множество костей, несущихся в водной массе и о чем-то вопиющих. И ему показалось, что они жаловались ему, Рубинскому, о несостоявшемся предназначении людей, которым они когда-то служили и которые были за что-то благодарны профессору, Может, за заступничество?!
       - "Мне жаль вас, но не был бы виновен Петр, если бы вы знали про себя, зачем вы пришли в своё время на белый свет в облике людей! Каждый отвечает за своё. Не надо винить во всём Петра".
       Рубинский упал, глотнул воды, задохнулся. Но тут нашествие водной стихии прекратилось, и он попытался встать, ощупывая предметы возле себя.
       Было по-прежнему темно. Встав, попытался сориентироваться в пространстве. Нащупал стены - вот они, на месте. Дверь! Раскрыл её. Вспышки разорвали небо на части, словно сотни молний, сверкнувших в разные стороны.
       За спиной, в комнате раздался знакомый голос, знакомый по аудиофайлам, кинофильмам - голос вождя народов Иосифа Сталина. Рубинский повернулся. Слабое фиолетовое сияние освещали лицо человека задумчиво стоявшего у кресла и смотревшего на Рубинского. Да, это была вылитая копия Сталина.
       - А разве сам Сталин мог бы явиться сюда? - строго спросил Рубинский.
       - Я и есть Сталин.
       - Ожившие мои мысли о нем?
       - Разве это имеет значение? Древние говорили: "Познай себя". И ты познаешь мир. Или ты себе уже не веришь?!
       Сомнения роились в душе Рубинского? Но в чем сомнения? В своих выводах сомнений не было, но была в них какая-то недосказанность, недообоснованность. И тут Рубинский отметил для себя, что его стариковское уединение закончилось. Он снова неравнодушен к людям, и ему очень хочется им помочь. Но чем он может быть полезен людям вот в этой встрече со Сталиным?
       - Сталин любил Россию? - задал вопрос Рубинский.
       - Сталин не мог не любить Россию, так как он вложил в неё свою душу.
       Любой тиран любит страну, если вложил в неё душу, - отметил Рубинский про себя, - но разве людям от этого легче? И вложить душу можно по-разному. И любить - тоже по-разному - вплоть до ненависти ненасытной. Понять Россию, понять страну и только тогда создавать её образ, и только тогда составлять планы и действия. Но кто из властителей не поленился сделать этого? Рубинский знал, что его возраст делал его равным великим тиранам. Равным перед смертью, а, значит, и перед жизнью. Но не более того. Равенства с Господом возраст ему не давал, и он больше никого не хотел судить. Значит, искать смягчающие обстоятельства? А как же люди там, за окном? Куда они все подевались и не нужна ли им его, Рубинского, помощь?
       - У меня мало времени. Я хотел бы знать, почему Сталин здесь?
       - Ты вызвал Сталина сам.
       - Но это было в прошлом.
       - Это было минут двадцать назад, - отвечал Сталин, закуривая трубку.
       - Масштабы времени изменились. Двадцать минут - это далекое прошлое. У меня нет к тебе вопросов, за исключением одного: ты любил людей?
       Сталин стал ходить.
       - Ты торопишься. Но торопиться не надо. Пока я обдумываю ответ, ты обдумай, что будешь делать дальше.
       А что будет делать дальше Рубинский? Нужно выйти на улицу. Крикнуть людей, где они? Постучаться в соседний дом к Алексею Васину. Потом, может быть, спуститься к Волге, где еще недавно видел толпу. Ах, да! Вот она стариковская память: нужно взять спички, фонарь. Что еще?.. Надеть ботинки - я же босиком. А где они? Вот у двери.
       Рубинский вдел в них сначала одну ногу, затем другую.
       - Я же говорил, не надо торопиться: "поспешишь - людей насмешишь", - Сталин выбил пепел в пепельницу, стоявшую на столе. - Я был требователен к людям, как и к себе...
       - То есть мерил их своей меркой? - Рубинский, наконец, нашарил коробок спичек в темном углу в тумбочке, оставалось найти фонарь.
       - Моя мерка прошла испытания революционной борьбой и ссылками - не такая уж плохая мерка.
       - А снисхождение?
       - Меня никто не перебивал, и я умел слушать.
       - Хорошо.
       "Так где же фонарь? - что-то он давно не попадался на глаза", - торопил себя Рубинский.
       - Снисхождение, любовь - это всего лишь оттенки. Недопустимые пристрастия ("Страсти", отметил про себя Рубинский). Нужно не любить, а ценить людей. Главное в человеке - его возможности ("Его предназначение, социальное предназначение", - перевел для себя Рубинский). Возможности служить делу, классу, партии. Я ценил людей, служивших общему делу, и уничтожал врагов.
       - Враги все, кто не служил общему делу?
       - Кто не с нами, тот против нас.
       - И Сталину было не жалко тех, кого он уничтожал?
       Рубинский открыл все ящики на столах - ничего. В тумбочке фонаря тоже нет. Вот исторический материал Рубинский умел классифицировать, раскладывать по полочкам, а с вещами всегда так - анархическая компенсация за порядок. Нужно осмотреть полки.
       - Жалость! Политику бывает очень трудно убить её, бывает порою очень болезненно. Но это необходимо сделать, иначе он не политик.
       - У Сталина нет оправданий перед человечеством. - Рубинский залез на стул, приставленный к полке и стал там шарить.
       - У любого политика нет оправданий перед человечеством.
       - Но мера преступлений!
       - Мера не имеет значения. Имеет значение только цель и её достижение. Разве лучше тот псевдополитик, который распустит нюни, будет всех жалеть, а придет враг и этих "всех", кого он якобы жалел, попросту уничтожит?
       - В истории были и другие политики - это я вам как историк говорю. Ах, вот он фонарь! Мне пора!
       - Ты хочешь идти спасать людей? Я дам тебе последний совет. Не считай Сталина злодеем. Он жертва исторических обстоятельств, человек, взваливший на себя тяжелую ношу ответственности. Когда мы взяли власть, то вскоре поняли, что просчитались. Инициатива раскрепощенных людей выразилась только в одном, все бросились расхищать награбленное. Марксистская теория оказалась утопией. Но назад пути не было: власть была взята, нужно было идти вперед. Мы хотели счастья для людей, а люди - хамских наслаждений и живот набить. Ты - историк, знаешь про прокрустово ложе. Мы стали подгонять людей под марксистскую теорию. Иного выхода не было...
       - Выход был: уйти из власти. А еще лучше - не брать её, если не понимали меры ответственности. Вам помешали сделать это ваша безбожная гордыня и самоуверенность.
       Рубинский подошел к двери.
       - Ты, историк, прав. Теперь я знаю, что Бог всемогущ и абсолютен - его не обойти. Но я о другом. Твое желание спасть людей - такая же марксистская утопия. Мой совет тебе: спасай только тех, кто хочет спастись, а не использовать тебя для своего спасения. Опасайся последних! Твое время вышло. Иди! И помолись за Сталина - он дал тебе правильный совет. Ты прощаешь его?
       - Я хотел бы простить, но это не в моей власти. Я не судья Сталину. Я адвокат. Я попрошу перед Ним и за Сталина.
       Образ Сталина исчез в темноте, в которой снова оказалась комната. Рубинский вышел в кромешную тьму. "Значит, и Сталину нужна теперь помощь!", - вот ведь как. И неважно, была ли это душа Сталина или ожившие мысли Рубинского. Он понял, что любой ответственный политик должен бояться последнего момента человеческой истории, поскольку именно в этот момент со всей остротой будет поставлен вопрос: "Кто виноват? Кто приложил руку? Кто молчал? Кто не противодействовал?"
       Мысли прервались, и внезапно острая боль пронзила мозг Рубинского: "Россия гибнет! Это не сон. Это происходит наяву!
       Центробежная сила внезапно сменилась на центростремительную - и заныло сердце. Почему оно так ноет? Почему? Потому что он, Рубинский, не может без России, без этой грязной, неумытой старухи, которая есть его родная мать. И его потянуло к ней со всей ностальгической силой, которая родилась в его внутренней эмиграции. Ему захотелось прижаться к ней, заплакать, умыть её грязное лицо своими слезами, сказать: Мамочка, прости". И тогда она расцветет и станет неписаной красавицей, затмевающей всех красавиц мира. Он протягивает к ней руки. А она смотрит на него и удаляется. Все дальше и дальше! А вслед - чей-то далекий во времени и пространстве смех и ругательства. И там, наверное, есть и его, Рубинского, ругательства. "Мамочка, прости!" Поздно. Все поздно! Не успели! Опоздали!
       Потекли слезы. Рубинский схватился за сердце: ломящая боль напомнила ему, что у него нет времени. Нужно идти. Сейчас... сейчас... отойдет... И он выйдет на улицу. Он должен кому-то помочь. Обязан.
      
        
       (41) - Есть здесь кто-нибудь?.. Кто-нибудь живой есть? - Рубинский постучал в дверь соседа. Никто не ответил. - Кто-нибудь живой есть?
       - Сюда, сюда! Спускайся к воде! - услышал он отдаленные звуки.
       И снова какой-то воздушный порыв. Что-то густое посыпалось с неба, и внезапно хлынули солнечные потоки света. А на земле густая черная непонятного состава масса. Ноги проваливались в неё. На берегу возле катера стояла группа людей: в основном женщины и дети.
       Рубинский приблизился к ним.
       - Что это было? - обратились к нему, как-никак - профессор.
       - Не знаю, братцы. Не знаю! Как и вы слышал про временную воронку. Хорошо бы, если только над Жигулями. А остальные где?
       - Нет, больше никого.
       - Откуда вы знаете?
       - Да где Вы были Александр Сергеевич? Земля всех поглотила. Посмотрите вокруг.
       Действительно, местный рельеф сильно изменился - земля, словно на дыбы встала.
       - Нужно пройти по домам. Кто со мной?
       - Нет там никого. Уезжать пора, свою шкуру спасать надо! - раздался чей-то возглас.
       - Да и пройти невозможно! - вставил еще кто-то.
       - Не ново, парень! Кроме шкуры еще душа есть. Шкуру спасешь, а душа ныть будет - и шкуре будешь не рад. Кто со мной? - Рубинский повернулся и медленно пошел к селу.
       Несколько мужиков нехотя отделились и пошли за ним.
       - Подожди, Сергеич!
       Рубинский понимал их. Пересилить себя, сломать страх - задача не из легких.
       Идти было трудно, лишь через час удалось обойти уцелевшие дома. Другие поглощены землей или выброшены в какое-нибудь невидимое пространство. Кажется, и в самом деле, никого более не осталось.
       - Куда-то кошки с собаками подевались, - растерянно констатировал один из мужиков.
       - Почуяли опасность и ушли.
       Еще через некоторое время люди сели на катер, и минут через десять он преодолел густую массу, плавающую в воде. Небо стало проясняться. Казалось, что всё позади. По крайней мере, так хотелось думать.
        
       Рубинский вышел на палубу, закурил, затем подошел к Альге, молодой женщине лет сорока, которая стояла на палубе и молча смотрела вдаль. Красивая женщина с черными глазами и черными волосами производила на жителей поселка мистическое впечатление. Никто в точности не знал её национальности. Кто-то говорил, что цыганка, кто-то называл персиянкой. Были и другие предположения. Но никто не решался спросить её об этом прямо.
       Её побаивались, считая ведьмой, которая способна и сглазить, и заколдовать любого, кто с ней заговорит. Поэтому старались по возможности избегать Альгу. Но, когда подступала болезнь, то приходили к ней за помощью, и она никогда не отказывала. Впрочем, у неё были три подруги, с которыми она делилась своим сокровенным, только вот они никому и ничего не рассказывали. Глядя на них, изумлялись: какие у них с Альгой могут быть дела? Может, приколдовала? Советовали: не ходили бы вы к ней - глаза у неё черные, жизнь испортит.
       С жизнью-то у них как раз было хорошо до последних событий. Только вот сейчас не было их на катере: исчезли они, как и многие жители поселка. И стояла Альга совсем одинокая, но, как всегда, гордая и независимая и смотрела вдаль. Что она там видела? И какое отношение имеет ко всем этим событиям? Впрочем, все забыли об отличительных особенностях Альги, кроме Рубинского да пьяного Васьки Похмелкина, который тоже был на палубе и время от времени выкрикивал что-то нечленораздельное по поводу Альги: "Она, это а-а-а всё он-на! Вот, кошкой и-и-и притворилась. Ты, кто герой? Вот сейчас а-а-а жарить нас поведет! Вон... её, суку!"
        -Хватит, - по-отечески бросил ему Рубинский.
       Тот упал на палубу и захрапел. "Такое ощущение, - насмешливо подумал Рубинский, - что я сам приобрел параспособности".
       - Альга, скажи мне, ты что-нибудь видишь?
       - Вижу. Черноту вижу. Ожила она, разум приобрела. Это не только здесь, это везде, где мысли черные.
       - Что будет дальше?
       - И позади чудовища, и впереди!
       - То есть мы плывем туда же, откуда уплыли?
       - Да!
       - Альга, а что с твоими подругами и с другими? Где они?
       - Им лучше, чем нам. Поверь мне!
       - Ты уверена в том, что говоришь?
       - Разве когда-нибудь я говорила лишнее? Да и сам ты всё видишь, просто хочешь проверить себя! - и она пронзила его своим черным взглядом.
       В этот момент на палубу вышла бабка Чернильница - прозвище такое получила у селян. Просто потому, что по паспортным данным - Антонина Чернильная. Да нет, не просто. Фамилия лишь повод для меткого сравнения. Бабка могла своими "чернилами" запачкать кого угодно. Больше всего она не любила кошек и собак, а также Альгу. Почему она не любила собак и кошек - сразу не объяснишь. Может, с рождения, может - с воспитания. Да что тут гадать, разве мало ходит по России мужчин и женщин, для которых любая живность, бегающая, прыгающая, летающая и ползающая кишки внутри переворачивает? Что же касается Альги, то здесь была профессиональная ревность. Дело в том, что бабка, считавшая себя православной прихожанкой, в свободное от молитв время занималась народной серой магией, т.е. заговорами, гаданиями, целительством - всем понемножку. Профессиональная ревность обязывала Чернильницу обливать Альгу самыми черными обвинениями: "сатанистка", "служительница антихриста", "жена дьявола" и тому подобное.
       Итак, бабка Чернильница вышла на палубу. В руках её был шевелящийся сверток.
       - Что это? - Альга пристально посмотрела на Чернильницу. - Тебе чем кошка не угодила?!
       - Я и говорила, что за тобою сила нечистая! Смотри, обратилась она к Рубинскому, -знает, что в этом свертке её сатанинский кот - от сатаны это у неё!
       - Там кошка? - удивился Рубинский.- Все животные куда-то исчезли. Почему эта у Вас?
       - А я не дала этому коту исчезнуть. Ишь какой, спрятаться хотел! - и бабка зло тряхнула сверток. - Пусть за всё ответит!
       - Да ты сумасшедшая! Отпусти кота. Дай его сюда. - Альга подошла вплотную к Чернильнице.
       - За что должна ответить кошка?! Люди должны ответить: я должен ответить, Альга и Вы уважаемая Антонина Чернильная - за свои поступки. А кошка-то за что? - попробовал вмешаться Рубинский.
       - Все эти сатанинские отродья, - бабка тряханула свертком, - людей смущают. Посмотри, как людей прельстили, даже на их кроватях лежат. А сколько заразы от них?! Тьфу! Нечисть поганая!..
       - Сама ты нечисть! Давай кота сюда, - перебила её Альга. - Она его утопить хочет, - бросила Альга Рубинскому.
       - Что силой отнимать будешь? А ты на расстоянии свою силу сатанинскую покажи! На, попробуй! - и Чернильница стала неистово молиться свободной рукой. - Не в силах тебе Господа превозмочь, окаянная!
       - Антонина Сергеевна, дайте мне кота! - Рубинский властно протянул руку.
       - Погибаем все, а Вы кота спасаете! Отдам я его, только не тебе, а Волге-матушке нашей! - и Чернильница размахнулась рукой со свертком, намереваясь выбросить сверток за борт, а вместе с ним выбросить всех этих кошек, собак, донимавших её то своим попрошайничеством, то просто тем, что мешались под ногами, лаяли, мяукали - предмет своей застарелой ненависти:.
       Сверток жалобно мяукнул, словно предчувствуя свою судьбу.
       - Остановись и отдай кота! - Рубинский сам удивился властной силе своего голоса.
       Бабка попятилась, руки её задрожали, и она выронила сверток. - _Изыди, нечистый! Изыди! - Бабка стала перепугано и неистово креститься, продолжая пятиться.
       Рубинский нагнулся и освободил кота из заключения.
       - Твой?
       - Альга подняла кота и, поглаживая, прижала его к груди.
       - Они колдуют, они колдуют! Это они всё натворили! - кричала бабка, продолжая трястись и креститься!
       - Успокойтесь Антонина Сергеевна! Помолитесь лучше за свою душу! - уже спокойно произнес Рубинский.
       - Тоже мне священник нашелся, - но Чернильница явно сдавала позиции, как-то сникла, а затем направилась вниз. Минуты через три она уже спала в кресле.
        
       День седьмой - Москва
        
       (42) Действовать нужно было немедленно, но как встретиться с братом, обманув наблюдателей? Наверняка, почта просматривается, телефоны прослушиваются, электронная связь под контролем.
       Звонок по телефону прервал размышления Егора - звонила Антонина Анисимова, жена Константина.
       - Константина убили! - голос её срывался.
       Егор ошеломленно молчал - слишком быстро всё развернулось. И если была еще небольшая надежда, что всё происходящее несерьезно, шутка природы, то эти кричащие слова поставили точку. Надеяться, что всё обойдется само собой, не приходится.
       - Как это случилось, где?
       - Ой, не могу! Егор...! - Антонина плакала, - Позвонил он в дверь, я открыла, и тут сзади...- слова утонули в рыданиях, а затем - короткие гудки. Гудки били и били в разум Егора, и он никак не мог положить трубку.
       Значит, те, которые за ним, за Егором, наблюдают, отследили их встречу с Константином и, поняв, что тому многое известно, без колебаний уничтожили его. А он, Егор, жив. Значит, и в самом деле, на него делается большая ставка. Понять бы, в чем она? И какая связь со всем, что происходит вокруг? Простое совпадение? Нет, связь есть. Опосредованная, но есть. Что-то копилось, копилось в обществе, что-то тяжелое и нехорошее давило, давило, пока не превратилось в этот апокалипсический хаос, в эту несуразицу, неподвластную здравому смыслу. За что убили Константина, за что преследуют Егора? В чем они провинились? В чем?
       Егор больно ударил себя кулаком по лбу. И внутри что-то хлестнуло, больно и жестоко. Впервые хлестнуло. Виноват! Он, Егор виноват! Все виноваты! Словно вспышка внутри сознания, которое только сейчас стало сознанием, проснулось и ужаснулось. Мнимое благополучие - благополучие, которое он внушил себе. Да, интересная работа, да, друзья, любимая жена, дети. Всё было: дружеские дискуссии, походы в театры и музеи, занятия спортом, альпинизм. Жизнь била ключом. И он не понимал людей, которые не могут устроить себе эту самую жизнь. Ему хотелось объяснить, научить. "Нужно думать, нужно работать...", - говорил он. Его слушали и не понимали. А он не понимал, почему его не понимают. Жаль было этих людей, не принявших протянутую им руку - так он считал.
       И только сейчас обозрел, увидел всё множество их, прошедших мимо него, такими, какие они есть, какими были на самом деле, и которые тоже были талантливы, даже талантливее его, тоже имели любимых женщин, и им тоже хотелось делать дело, и они пытались его делать, а потом пошло всё наискосок. Кто-то слишком углубился в себя и не заметил, как к нему приближается беспощадный молох, давящий всех зазевавшихся. А кто-то взглянул на обочину прямой жизненной дороги, замешкался, заметив на ней безобразия, и тоже попал под молох. Кто-то не захотел уступать дорогу, так и встал перед молохом, разорвав рубашку и обнажив грудь. Кто-то пытался остановить его собственными руками или положить свое тело, под него, лишь бы остановить его.
       А ему, Егору, просто посчастливилось найти широченное шоссе, на которое до поры до времени Молох не обращал никакого внимания. Даже не "посчастливилось" - помогли друзья, родственники, знакомые - вот в них ему повезло! А везучим всегда везет, до поры до времени везет. Неужели он был уверен, что на этом шоссе хватило бы места и для других? И откуда это ослепление, что однажды молох не пройдется и по благоустроенному шоссе?
       Что-то загудело, какой-то глухой далекий гул. Словно лавина сходит. Егор взглянул в окно - там солнечно, спокойно. И этот гул. Где? В доме? На соседней улице?
       Егор осмотрел квартиру - ничего. Снова выглянул на улицу. Люди шли. Спокойно, только некоторые поворачивали головы и словно тоже искали источник гула. Гул внезапно стих. Что это было?
       И Егор снова погрузился в размышления о своей жизни.
       Никогда его не интересовала политика. "Прежде всего, нужно изменить самого себя, - говорил он. Затем можно думать о политике, выборах и президентах". И он был прав. Вопрос в другом: сам-то он сумел изменить себя, как надо?
       Он вспомнил, это было лет семь назад: на остановке метро стояла девушка с плакатом, приглашавшим на пресс-конференцию в независимый пресс-центр по поводу "незаконного уголовного преследования Дмитрия Волгина". Это был ученый, шокировавший общественность своими открытиями. То ли это был гений, перешедший дорогу власть имущим, то ли еще что-то, но Егор был далек от всего этого. Мелькнула мысль: а не сходить ли ради интереса на пресс-конференцию? "Ну и зачем? - возразил внутренний голос. - Ты решил разобраться в непонятных проблемах, в которых и академики толком не разберутся? Пусть его поддержит тот, кто во всем разобрался". И он не пошел - как и многие другие. Потом узнал, что пресс-конференция прошла при малом стечении народа. Ораторы доказывали, что никаких оснований для задержания Дмитрия Волгина нет. Не доказали. Но Егору - какое дело до этого? Он, Егор, творил и не лез на рожон - разве у кого есть основания его упрекнуть? И вдруг примерно через месяц в газетах промелькнуло сообщение, что Дмитрий Волгин скончался в больнице от сердечного приступа. Тогда и у Егора сердце кольнуло, но не физической болью, а ощущением своей вины, предчувствием расплаты.
       Вот и докатилось, и будет он теперь так же одинок, как Дмитрий Волгин да и Константин Анисимов тоже. А Григорий Градов? - вспомнил Егор. Он-то за что пострадал? Какое-то странное обвинение. Егор посмеялся, как и все, а подпись в защиту Градова не поставил. Почему? Наверное, наплевать было. А теперь самому взывать о помощи не к кому.
       И заметил он сейчас только, что несвободен от эгоизма, от горделивого самомнения - отверг всех, кто не принял его жизненную позицию. Вроде бы спрашивал себя: как им помочь? Но это было всего лишь самооправданием, бегством от жестокой истины. Он готов был оказывать помощь, но лишь на своих условиях: чтобы самому было легко, чтобы не ломать голову над обстоятельствами чужой жизни. Так было проще. Помогать же людям на иных условиях, навязанных им бытом и обществом, он не мог и не хотел. И утвердил себя в своей "непререкаемой" правде. А ведь его помощь была нужна вовсе не для того, чтобы увернуться от молоха, а чтобы уничтожить его. И вот теперь молох настигал его лично и всех, чья жизнь шла рука об руку с его жизнью по вышеупомянутому шоссе.
       Земля внезапно вздрогнула. Что-то треснуло в ней. Задрожала мебель. И всё стихло. Землетрясение! - мелькнуло в сознании. В Москве землетрясение! Только этого не хватало. Егор включил телевизор - обычная хохма. Подошел к компьютеру, включил, запустил Интернет. Ага, вот первые сообщения: "Гудит земля. Непонятный толчок в Москве. Почему молчат сейсмологи?", "Сейсмологи сообщают о сейсмологической активности в Москве. Ситуация изучается. Оснований для волнений нет", "Друзья, Москва провалилась под землю - её больше не существует. Житель Подмосковья Артем З", "Сейсмологическая активность в Самаре", "Земля заходила под Новосибирском".
       Чем не светопредставление? Подождем развития событий. Егор отключил Интернет и телевизор и снова предался размышлениям.
        
       И настигал молох Егора уже давно, только Егор не хотел себе в этом сознаваться. Разве не перестал Егор посещать обычные магазины и другие общественные места, в которых из-за хамства и сквернословия можно было получить такой заряд агрессии и ужаса, чтобы надолго выйти из психического равновесия? По этим магазинам стала ходить его жена, а он бегал по элитным заведениям. Всё меньше и меньше ходил пешком, доверяя себя машине. Редкие попытки пройтись по улице заканчивались головной болью и потерей работоспособности.
       С рождения Егор был жизнерадостным мужчиной. Не допускал вспышек гнева, не кричал. Уверенность на лице и здоровое спортивное мужское тело производили впечатление. Психологически всегда превосходил соперника, и из любой ситуации мог выйти с достоинством. Умело гасил зарождающийся бытовой пожар в семьях своих друзей.
       Но с какого-то времени эти качества Егора перестали срабатывать. Общественное сознание и мораль как-то незаметно выбросили из себя понятия благородства, достоинства, сострадания, уважения к другому человеку.
       Этому и в школе перестали учить. Учили чему-то модному, заказному, искусственному. Поэтому все более и более люди стали походить на некие искусственные организмы со странной организацией чувств и разума. Развязная молодежь стала чаще встречаться на его пути - у неё было свое оружие: развязность, наглость и количественная сила. Его психологическое оружие уже не работало.
       Однажды вечером, когда он поравнялся с группой юнцов, один из них присел и, не обращая внимания на Егора и на проходивших мимо девушек, стал справлять нужду на тротуар.
       - Что же ты делаешь, поганец?! - вырвалось у Егора.
       Он впервые почувствовал себя психологически беспомощным.
       - Тебе что, мужик, надо? Иди своей дорогой, закричал кто-то из шпаны и нанес Егору удар "электрическим шприц-мастером", так называлась опасная самоделка, изготовляемая юнцами, которая парализовала даже мастеров по боксу.
       И все же Егору удалось не только отбиться, но и потрепать распоясавшуюся шпану, после чего она разбежалась. Но событие потрясло его тем, что ему впервые пришлось применить грубую физическую силу.
       Потом это как-то забылось, поскольку вечерних выходов на улицу у Егора стало меньше. И опять жизнь потекла по благополучной колее. За стенами его дома происходило нечто ужасное, но Егор об этом не знал. Точнее, не хотел знать. Незаметно для него широченное жизненное шоссе сузилось, оградилось колючей проволокой от окружающего пространства.
       Но вот жизнь снова изменилось: угнали машину и Егору пришлось ездить на работу на общественном транспорте. И тогда ему показалось, что он перенесся в другую эпоху времени, а, может, на другую планету. На самом деле, он просто вышел из своей тюрьмы в общественную жизнь и попал в еще более страшную тюрьму.
       Первый же его выход ознаменовался встречей с миловидной девушкой, вышедшей ему навстречу из соседнего подъезда. Между ними оказались две большие лужи да длинная узенькая дорожка между ними. Девушка остановилась докрасить губки перед зеркалом. И Егор, немного полюбовавшись девушкой, двинулся, лавируя между лужами, словно акробат. Он уже почти преодолел путь между лужами, как девушка закрыла зеркальце, положила его в сумочку и, совершенно игнорируя Егора, двинулась по дорожке навстречу, перекрыв и себе, и Егору движение. Егор с интересом её спросил: "Как расходиться будем?". Девушка стала мрачно протискиваться между Егором и лужей.
       - Девушка, я лучше назад вернусь и пропущу тебя, - пошутил Егор.
       На него отреагировали, как на столб, стоящий на пути.
       Поскольку Егор не мог не уступить девушке, он попытался отклониться в сторону и, пошатнувшись, рухнул в лужу.
       Весь мокрый, Егор поднялся и ошеломленно посмотрел вслед девушке, деловито вышагивающей вслед за своими мыслями и никак не отреагировавшей его падение. Даже если бы сейчас он сломал ногу, разбил голову - ей-то какое дело до этого? Для неё он всего-навсего досадная преграда на пути. Мелочь? Плюнуть и не обращать внимания? Егор загрустил. Загрустил по понятным и привычным с детства вещам, которые куда-то исчезли, уступив место непонятным и непривычным. С миром явно что-то происходило.
       Никогда раньше Егор не признался бы себе, что его охватил страх, страх перед новой, чуждой ему жизнью. Но сейчас нужно сказать себе правду об этом. Вот он момент истины. Нужно быстрее покупать новую машину, чтобы спрятаться в ней и от этого мира, от этой совсем непостижимо нечеловеческой улицы, и, наверное, от самого себя.
       А теперь вот дошло и до совсем серьезных событий!
       Егор ощутил себя предателем жизни, которую, казалось, он так любил, так лелеял. И если бы не семья...! Взял бы и покончил с собой одним махом. Но Наташа, Димка, Светлана - что будет с ними. Их тоже предать?
       Егор еще раз стукнул себя кулаком в лоб, сильно, в отчаянии.
       Нужно встречаться с братом, но идти "ва-банк" - риск для семьи. Эх, если бы знать, что брат ни в чем таком не замешан!
       Других решений не было - придется пойти в бой с "открытым забралом".
       (43) Северный ледовитый океан. Котловина Нансена. Станция "Северная-2".
       На гигантском сооружении, вонзившимся в глубины Земли километров на 30, работали люди: российские, норвежские и американские специалисты. На этот раз местом их работы был самый нижний ярус шахты, или инфракосмоса, как нравилось говорить тем, кто был причастен к этому грандиозному искусственному живому организму. Мы не оговорились. По своей сложности - это действительно был живой, причем, весьма разумный, до мелочей компьютеризированный организм. Превосходная эстетика и высокотехнологические средства защиты были предназначены для того, чтобы экипаж инфракосмоса смог забыть о том, что его отделяет от поверхности океана многокилометровый слой воды, металла и бетона.
       Время приближалось к обеду, и исследовательская группа (всего седьмая по счету - но в ней уже были свои "старожилы") собралась в столовой. Столы были накрыты: жареная курица, салаты и вино.
       - Мы в мантии, а над нами еще трехкилометровая масса воды, а это даже не ощущается - словно дома! - не обращаясь ни к кому, произнес Гарбузов Анатолий, практикант-студент из МГУ.
       Он впервые в инфракосмосе. Анатолий только что прибыл сюда и ожидал здесь специфической романтики - как-никак инфракосмонавты-инронавты всё же. Должна же быть романтика героизма, преодоления трудностей, особой ответственности перед человечеством, близкой к мессианству. А тут - нормальная температура, музыка тихая звучит, оранжерея - целый ботанический сад, птиц только не хватает - уют, одним словом. И разговаривают все по обыденному. Всё, как на земле.
       Одна из глубочайших на Земле исследовательских шахт (она же станция "Северная-2") была организована международным сообществом несколько лет назад. На поверхности океана шахта была представлена массивным искусственным сооружением из металла, бетона и гранита. По форме - правильный диск диаметром в два километра, возвышающийся над водной поверхностью метров на пятьдесят. К воде же и далее в воду сходили многочисленные ступеньки с поручнями и различные наклонные плоскости с подъемными механизмами на краях, а также подвешенные над водой катера и шлюпки. На самом диске поднимались башенки различной высоты со смотровыми окнами-щелями, своеобразные небоскребы из металла и гранита высотой в 20 этажей (административные здания и гостиницы для гостей), какие-то мачты, шары, цилиндры, пирамиды, и направленные в небо приемно-передающие тарелки. Конечно же, вертолетные площадки, небольшой аэродром и даже два небольших космодрома с надлежащими для них вертолетами, ракетами и самолетом. Издали всё это гигантское сооружение напоминало огромный лайнер, на котором преобладали серые, синие и белые тона, но изредка мелькали и красно-голубые и желто-золотистые. И, конечно же, развевающиеся и видимые издали флаги мирового содружества и академий многих стран. Сама шахта, начинающаяся посередине надводного сооружения, по размерам была намного скромнее - в поперечнике всего лишь 200 метров. Зато её глубина поражала воображение. Скоростные лифты связывали её надводную часть с многоярусной подводной частью. Невидимо для глаза в той части сооружения, которая была в воде, были пришвартованы подводные лодки, на которых, равно как и на других транспортных средствах, можно было экстренно покинуть территорию станции в случае непредвиденной катастрофы. Основным же средством спасения были подводные ракеты, готовые почти мгновенно унести людей от опасного места.
       Уж если надводная часть могла поразить своим техническим оснащением, то подводная и подземная части в своем внутреннем "убранстве" представляли из себя - вершину технологических достижений землян. И, конечно же, для будущих работников этой шахты были предусмотрены все условия для работы и отдыха. Колоссальные финансовые средства и колоссальный научно-технический потенциал позволили за двадцать с небольшим лет подготовить станцию к захватывающим экспериментам. Работа станции была апробирована и сейчас на станции находилась седьмая по счету небольшая группа исследователей и технических специалистов, завершающих последние приготовления для полнофункциональной работы.
       Нужно сказать, при строительстве станции то и дело происходили странные и непонятные вещи. Строители давали расписку о сохранении тайны, однако слухи все же просачивались наружу. Говорили, будто строители шахты столкнулись с новой формой жизни - чуть ли не с разумными существами. Говорили о том, что в толще земли наблюдались большие в подземные водоемы и большие пустоты, говорилось о каких-то непонятных звуках и видениях.
       Но это было как бы уже в прошлом, поскольку конструкция шахты надежно защищала интронавтов от всяческих внешних проникновений. И только за специальными "выходными" дверями, которыми интронавты еще ни разу не воспользовались, находился, на языке интронавтов, открытый глубинный "космос". Пока в него посылались лишь автоматические аппараты. Одни из них плавали в темных водоемах и уже принесли первые научные результаты - обнаружение простейшей жизни в разных срезах подземного царства, весьма своеобразной и весьма отличной от жизни на поверхности земли.
       Другие аппараты ползали по подземным пустотам и пещерам, фотографируя какие-то вспышки и записывая ни на что не похожие звуки. Третьи вгрызались в твердые породы и путешествовали по ним подобно кротам, принося исследователям образцы пород. Непрерывно работали всевозможные стационарно закрепленные датчики на внешних поверхностях станции, которые давали достаточно большой и значимый объем информации о внутренних процессах в коре земли. Оказалось, что кора жила очень активной геофизической и биологической жизнью.
       Но главным на данном этапе исследований было доведение до ума всех этих ползающих, плавающих, летающих, копающих аппаратов. И хотя на большой Земле, кажется, считали, что автоматического обследования вполне достаточно, чтобы ответить на стоящие перед наукой вопросы, исследователям, принимавшим участие в совершенствовании аппаратов было ясно, что готовится человеческий десант во все подземные структуры, которые граничат с шахтой, и что вопрос десантирования - это всего лишь вопрос времени, а в настоящий момент обеспечиваются технические средства безопасности и надежности для десантных путешествий. Пожалуй, эти средства безопасности превзойдут те, которые используются при полетах астронавтов к дальним планетам.
       На станции всегда находились специалисты, обладающие необходимой информацией и проводящие исследования по секретным программам. Большинство из таких специалистов не раскрывали себя перед остальными сотрудниками станции. Но некоторым не было особой необходимости скрывать, что они работают по некоторой секретной программе. Над ними подшучивали, что вот, мол, они хотят установить связь с подземными рептилиями, или работают по программе полой Земли и хотят установить контакт с жителями внутренней полости Земли. Короче на станции были свои байки и слухи.
       В последнее время что-то случилось. Датчики показывали уже не просто активную жизнь коры, а некое сумасшествие, происходящее в ней. Их показания стали быстро меняться и зашкаливать. Это относилось и к вектору магнитного поля, и к показаниям гравитационного поля, и к характеристикам кривизны окружающего пространства, и к частотным характеристикам звуковых колебаний. То же самое происходило и с другими показателями. Внезапно со всех сторон стали приходить ударные волны, обрушивающиеся на станцию. Их частота и сила нарастали до последнего момента. И хотя ударная сила была все еще недостаточной, чтобы разрушить станцию, дальнейший её рост вызывал серьезные опасения. На Земле никак не комментировали происходящие события и лишь требовали своевременных отчетов и тщательного наблюдения. Складывалось впечатление, что на большой земле растеряны и не имеют какой-либо модели происходящего - слишком быстро и массированно всё происходит.
       - Мы в мантии, а над нами еще трехкилометровая масса воды, а это даже не ощущается - словно дома! - могла бы записать слова Анатолия Гарбузова сверхсовременная аудио-видеоаппаратура, которой была напичкана шахта. В столовой этой аппаратуры не было, и, казалось бы, интронавты могли позволить себе за обедом несколько расслабиться. На самом деле роль аудио-виедео-аппаратуры здесь выполнял обычный человеческий мозг, и он зорко следил за каждым произнесенным словом.
       Опытные интронавты отдавали себе отчет, где они находятся и чем может обернуться мнимое благополучие, особенно, если оно породит благодушие. Автоматика и все прочее - надежные ребята (так этих роботов и называли), но случись серьезное происшествие, рассчитывать можно будет только на себя да на ракетокрылые аппараты, установленные на станции. Сначала на скоростных лифтах к крыше шахты, где лифты сразу же состыкуются с ракетами, затем быстрая герметизация и расстыковка,., а далее ракета, днище которых сидит в шахте, а носовая часть в толще океана, пронзает толщу воды и поднимается на несколько сотен метров над ней, а затем на выпущенных крыльях - приводнение на значительном удалении от места возможной аварии. Каждые три месяца интронавты проводили учения по эвакуации, теряя при этом дорогостоящие ракеты -- всё было штатно. А при реальной аварии?
       Осознание опасности доходило до новичка не сразу, а когда доходило, человек становился суеверным до боли, до ужаса в душе. Всевозможных примет и всевозможных церемоний по этому поводу было множество. Любого новенького сразу же обучали этой неожиданной для того науке, а потом знакомили и с научными средствами безопасности. Чистая случайность, в рассмотрение которой мы входить не будем: Анатолий был лишен этой процедуры.
       Если бы Анатолий только знал, что натворил, произнеся выше обозначенную фразу. Все мгновенно остолбенели и изменились в лице. Анатолий не понял, в чем дело:
       - Я что-нибудь не так сказал?!!
       - Никогда не говори таких вещей, никогда! - прокричал ему Архипов Петр, старший биофизик, весь обросший бородой, сверкая белыми зубами и хватая Анатолия за шиворот. - Понял?! Тьфу!
       - Тьфу-тьфу-тьфу! - стала тьфукаться и плеваться вся команда на удивление остолбеневшего Анатолия. Что это такое? Ученые со степенями - и какой-то дикий обряд, шаманство настоящее!
       - Напрасно ты так с ним, - произнес Ковальский (Петр Ковальский был начальником экспедиции), - сами виноваты: не научили главному. А ты что стоишь, - обратился он уже к Анатолию, - давай тьфукай вместе с нами!
       Совершено ошарашенный Анатолий тоже стал тьфукать. Так продолжалось до тех пор, пока Ковальский не произнес:
       - Достаточно!
       - Может достаточно, а, может, нет, - съехидничал Архипов.
       - Я бы не против еще пофукать да и потанцевать неплохо было бы, - пошутил американский биохимик Стэнли.
       - На сегодня всё, а то парень и в самом деле подумает, что мы свихнулись.
       - Дело серьезнее того, чтобы размышлять, кто что про кого подумает, - недовольно пробурчал Второй Петр, он же Архипов, садясь за стол. - Мне сегодня сон ..., - и... подпрыгнул!
       Все стояли, остолбенев второй раз за сегодняшний день: Архипов и сам не заметил, как нарушил первую главную заповедь: не садиться за стол ранее руководителя экспедиции. Что это с ним?! Да вот и еще: забыл своевременно рассказать про сон - это уже третья заповедь нарушена!
       - Н-да! - произнес Стэнли.
       Петр Ковальский мрачно посмотрел на Архипова, потом на всех и решил сохранить хотя бы остатки процедуры:
       - Помолимся за своих близких. Чтобы нашим близким было хорошо! - это подразумевало и благоприятный исход экспедиции.
       Все помолились. По-своему. Анатолий смущенно перекрестился.
       - Садимся, - приказал Ковальский и показал жестом, что Архипову надлежит сесть рядом с Анатолием.
       Вино пили молча. Каждый (если не считать Анатолия) осознавал, что табу нарушено и не миновать чего-то плохого. Но вслух об этом тоже нельзя было говорить - такова была третья заповедь.
       Четвертая заповедь состояла в том, чтобы искусственно не веселить и не уводить от темы разговора - а всего было 665 заповедей (две заповеди пришлось слить в одну, чтобы не получилось три шестерки). И вот, согласно всему этому кодексу заповедей, после вина заговорили о работе и о том, что предстояло выполнить в день сегодняшний. Среди задач, естественно, была и проверка всех аварийно-спасательных систем.
       Архипов мрачновато и холодно пояснил Анатолию, что без специальной молитвы нельзя выражать никаких предсказаний или пожеланий.
       - Здесь тебе не земля, а инфракосмос! Здесь любые пожелания исполняются: по прямому или по обратному - но исполняются!!! Так что, пока сути не поймешь, чем меньше будешь говорить, тем лучше.
       - Закусываем, - приказал Ковальский... -
       ... и в этот момент завыли все личные радиотелефоны. Многие из сидевших вздрогнули в душе: сигналы общей радиотелекоммуникации сюда не проходили, а роботы общались с людьми через динамики, и только в крайнем случае они имели право на радиотелефоны.
       - Я же сказал: недотьфукали! - подскочил Архипов.
       - Много заповедей нарушили! - вскрикнул кто-то!
       - Тихо!!! - Ковальский прислонил радиотелефон к уху и сделал жест остальным. В радиотелефонах раздался далекий нарастающий стон, постепенно переходящий в гул, затем в камнепад... потом обрывки фраз, множество голосом, крики, уже вопли!..
       Что это, откуда?
       Стены шахты задрожали. И уже не только из радиотелефонов, но и из динамиков и, наконец, в самой голове стали раздаваться непонятные сигналы, крики о помощи, смех.
       - Электромагнитные волны. Хорошо структурированные и организованные! Они пронзают нас. Амплитуды нарастают, - это был Дэн Стэнли, радиофизик.
       - Откуда, почему? - голос Ковальского. - Все к приборам!
       - Нет, нет, бесполезно, - твердо произнес Стэнли, - сейчас начнутся галлюцинации. Нужна немедленная эвакуация.
       - Мы должны понять, в чем дело - для этого мы здесь, - жестким голосом возразил Ковальский. - К приборам!!!
       Все, кроме Стэнли, бросились из столовой.
       - Назад!!!- закричал Стэнли, нарушая не только заповеди, но и обычную субординацию. - Через десять секунд мы потеряем разум! Это я вам говорю, Нобелевский лауреат!
       В этот момент в одну из дверей столовой ворвались красивые обнаженные девушки с цветочными венками на голове и бросились к инронавтам.
       - Вот видите! - воскликнул Стэнли. - Их нет, запомните: их нет!!! Они только в Вашем мозгу!
       "У нас что, мозги у всех одинаковые?" - подумал Анатолий.
       - Эвакуация! - приказал Ковальский, и все бросились к дверям, за которыми находились скоростные лифты.
       - Вас нет, вас нет! - кричал Анатолий, вбегая в одну от дверей и яростно отбиваясь от обнаженных красавиц, одна из которых даже успела его поцеловать.
       Ковальский схватил Анатолия и впихнул его в свой лифт: молодой еще, лучше вдвоем!
       В этот момент из стенки лифта, на которой находилась пусковая кнопка, отделился начертанный кем-то из мужчин рисунок обнаженной русалки, превратился в обнаженную девицу и та, обняв Ковальского за шею и страстно целуя, нежно убаюкивала:
       - Не улетай, не улетай от меня! Кто тебя еще так приголубит? Не надо улетать, не надо! Разве жена умеет так? Она тебя бросила здесь на дне колодца! Останься со мною, милый!
       Ковальский попытался отбиться, но безуспешно.
       - Жми кнопку, жми кнопку! - закричал он Анатолию.
       В следующий момент из закрытой дверки лифта выскочило множество девичьих рук, похожих на те руки, которые страстно обнимали Анатолия когда-то и которые он так любил целовать. На этот раз они обвили его тело и стали щекотать.
       - Ой, не могу! Ой, не могу, - визжал и истерично смеялся Анатолий. - Ой, не могу. Да отстаньте же!
       - Закрыв глаза и повторяя вслух фразу: "Тебя нет, тебя нет, изыди, сатана!" - Ковальский пошел своей рукой в наступление. Кнопка должна была скрываться на уровне головы девицы, и вот рука дотронулась до её лица, прошла насквозь, ощутив какую-то липкую мякоть, и сквозь эту мякоть и сквозь внутреннюю рвоту и невзирая на увещевания девицы: "Ну что ты делаешь?! Я люблю тебя. Это я, жена Валя, ты не узнал?! Ты же дома, а не в шахте. Открой глаза, проснись! Мне больно!!! - его рука медленно приближалась к своей цели. Сейчас, сейчас, кнопка должна быть уже под рукой...
       В последний момент Ковальский открыл глаза: это был его дом, его спальная, его жена Валя, лицо которой было в крови. Он будто проснулся и ужаснулся. Снова закрыл глаза и в отчаянии, уже не зная, где правда, а где ложь? где явь, а где сон, рывком прошел рукою до конца сквозь человеческую-нечеловеческую плоть и нажал на кнопку. Лифт засвистел и помчался вверх по шахте. Никого, кроме него и Анатолия в лифте не было - только чья-то кровь на полу, да остатки плоти. Обоих вырвало. Когда произошла стыковка, оба перескочили в крылатую ракету, и еще через несколько мгновений она пронеслась над океанам и опустила их километров за двести от шахты. Наваждение исчезло, и Ковальский включил надводную связь, предназначенную для общения между членами группы. В эфире была тишина. Включил центр. Во всем эфире была тишина. Тут он услышал голос Анатолия:
       - Петр Николаевич! Это не земля! Это какая-то другая планета! Посмотрите на небо!!!
       И снова истерично захохотал, словно девицы продолжали его щекотать.
       На небе плыли (не плыли, а застыли!) сумрачные свинцовые облака, но не такие, как земные, а какие-то совсем иные, необыкновенные - словами не передать. Скорее всего, из них исходила какая-то магическая сверхразумная, всепроницающая подавляющая сила - сила чистого ужаса. Похоже, они действительно были не на той Земле, которую знали и любили. Петр Николаевич опустился на пол и потерял сознание. Глядя на него, Анатолий тоже потерял сознание.
       Сначала очнулся Петр Николаевич, а затем, словно по инструкции и по 108 завету инронавтов, очнулся и Анатолий. Они лежали в столовой, а вокруг них были разбросаны тела их коллег и товарищей. У некоторых была расстегнута ширинка, а у других - того хуже.
       Петр Николаевич потрогал свою ширинку - она была расстегнута - и судорожно застегнул её. Анатолий в этот момент застегивал собственную.
       Через несколько минут, после того, как Анатолий и Петр Николавеич всех растормошили, началось обсуждение произошедшего. Оказалось, что все побывали в странных мирах. Кто-то точно знал, что побывал на Юпитере и, хорошо, что не на самой поверхности, а то сплющило бы в лепешку. Кто-то летал на астероиде, который был нанизан на ведьмину метлу, а кто-то даже в царстве Бабы Яги побывал!
       Детский сад, какой-то! - выругался Ковальский, - да кто нам поверит, всех в психушку упекут!
       Мрачный Архипов рассказал, как он восседал на троне какого-то царства. Царица, увидев, что на троне восседает некто страшно бородатый (явно не её муж!) стала кричать: "Измена!" Архипова схватили, куда-то тащили, он терял сознание, его приводили в чувство и снова тащили. Страшно хотелось спать, а его допрашивали и все время пытали. Затем объявили самозванцем и сожгли на костре - а прах развеяли. От этого стало еще хуже. Одна из частичек праха случайно попала в чье-то лакомое блюдо, и Архипов побывал в животе девицы, которая это блюдо украдкой скушала. При этом он всерьез утверждал, , что он провел в своем невероятном путешествии три года, три месяца и три дня.
       - Так что это было? - обратился Ковальский к коллегам.
       - Несомненно, радиоволны. Поля такого качества еще не изучены, поэтому от них можно ожидать чего угодно, ответил Стэнли.
       - Значит, иллюзии? - переспросил Ковальский.
       - Не обязательно! Могли быть перемещения во времени или просто по иным мирам.
       - Но "Баба Яга"?! Царство с престолом?! Это тоже иные миры?
       - Могут быть миры наших идей! - возразил зоопсихолог Яша, у которого на шахте была какая-то секретная программа исследования.
       - Наконец-то наши идеи доросли до уровня Бабы Яги! Поздравляю! - съязвил Стенли и потряс руку усатому геологу Семену Семеновичу, который побывал у Бабы Яги.
       А Ковальский на одно мгновение пристально и подозрительно взглянул на Яшу.
       - У тебя есть идея посерьезнее, чем идея наших идей?! - иронично спросил он Яшу.
       - Конечно. Выпили, а потом долго не закусывали. Здесь тебе не земля, а инфракосмос! - добавил он, передразнивая Архипова.
       Все вынужденно рассмеялись. Но всё же какая-то разрядка произошла.
       - А может, и в самом деле, командир, перекусим?
       Соблюдая все заповеди, группа инронавтов приступила к трапезе. Но на душе у всех было неспокойно. Объяснений произошедшему не было. И было непонятно, что делать, если происшествие еще раз повторится. А находились они, как-никак, всё в той же шахте, да и еще практически на самом её дне. Теперь уже и Анатолий осознавал, где он находится и почем фунт лиха. И была у всех только одна надежда: исполнение заповедей.
       - Скучная там жизнь у человечества наверху, не то, что у нас, - нарушил тишину Анатолий и поперхнулся: не нарушил ли он еще не изученную им заповедь? Видимо, неправильно истолковав ответное молчание, он решился на инициативу:
       - А знаете, нужно в 666-ой заповеди написать, чтобы все прибывающие на станцию расписались в ознакомлении с заповедями.
       Анатолий не знал, что в 665 заповеди говорилось о том, что следующий за ней номер никогда и ни при каких обстоятельствах не должен произноситься на станции.
       Наступила зловещая тишина. Анатолий, словно нашкодивший котенок, сжался и был готов ко всему.
       Тишина внезапно разрядилась и Архипов, сверля взглядом Анатолия, жестко обратился к нему:
       - Ты, голубчик, как в универе-то занимался? - и затем очень резко и зло спросил у Ковальского:
        - Нам что теперь двоечников стали присылать?! - он же не хрена не понимает, что ему говорят!
       - Способный студент, вообще талант, а в жизни - пока мальчишка! Вот и всё! Только не надо ведьм искать, а то вы всё произошедшее спишете на появление Анатолия, - парировал Ковальский.
       - А ты на что здесь? Принимаешь мальчишек, так учи на горшок садиться! - Архипов угрожающе надвинулся на Ковальского.
       - Вот что, - примирительно произнес Стенли, - давайте пополним 665-ую заповедь предложением Анатолия, - он похлопал Анатолия по плечу, - и дело с концом, как говорится у русских. Будем считать, что приобрели опыт.
       - Центру будем докладывать? - спросил Ковальский, и сам же ответил: - Сначала разберемся, что докладывать. Связь работает?
       - Заработала!..
       - Ну, ну! - скептически отозвался Стенли, - с кем связь, с фантомами?
       Ковальский молчал.
       Осознав, что последний дискурс был не просто неудачен, но и опасен в сложившихся обстоятельствах, Стэнли дезавуировал его:
       - Я шучу потому, что... связь действительно заработала. Всё нормально...
       Стэнли единственный догадывался, что "нормально" не было да и, пожалуй, уже не будет.
        
       (44) После того, как Лазарев прочитал донесение о серьезной аварии на "Северной-2", он немедленно вызвал главного научного специалиста Игоря Арсентьева.
       - Как это могло случиться? Вероятность аварии на шахте "- 10 в минус тысяча двадцать четвертой степени" - вершина технологической мысли. Разве не так?
       - Это было бы так, если происходящее укладывалось в рамки наших знаний о Земле. Даже 100-кратный запас надежности, по сравнению с этими знаниями, не сработал.
       Наступило долгое молчание, потом Арсентьев, ожидая очередного всплеска ярости от шефа и стараясь тщательно подбирать слова, продолжал:
       Выхода из шахты не существует. Что-то необратимо разрушило всю верхнюю часть шахты. Это несколько километров. Люди погребены заживо. Связи с ними нет, если не считать попыток телепатической связи. Что-либо сделать современными научно-техническими средствами невозможно. Мы вынуждены отозвать службы.
       - Отозвать без разрешения правительства, без моего разрешения?!
       - Освободить пленников можно только или изменив законы природы, или усовершенствовав порядка на два спасательную технику
       - Так, где эти два порядка?
       - Их нет! - твердо ответил Арсентьев.
       - Я понимаю, - жестко с расстановкой, с яростью и отчаянием стал говорить Лазарев, - глупый котенок сначала сует свою голову в дырку, затем думает, как её оттуда вытащить! - и сдерживаемая ярость сверкала в его глазах. Но почему мы продолжаем уподобляться глупому котенку. Почему, залезая в дырку, не думаем, как оттуда выбраться?!
       Арсентьев молчал, понимая, что Лазарев знает ответ и говорит это не только ему Арсентьеву, но и всему обществу, да и самому себе тоже. И тот же всемогущий Лазарев знает, что даже ему, Лазареву, не под силу остановить всю неиссякаемую мощь и скорость прогресса, который не будет ограничивать своей скорости только ради того, чтобы его догнали какие-то там средства безопасности. Как ученый Арсеньев осознавал, насколько беспомощной оказалась наука в развивающейся ситуации - а все чего-то ждут от неё, в том числе и Лазарев. Кто виноват? И ученые, и политики! Первые выпрашивали максимальное количество денег на свои исследования, подавляя исследования "побочные". Вторые потворствовали им в этом. Но "побочных" исследований нет и быть не может! Просто закрыли целые направления науки. И вот теперь, когда эти направления могли бы сказать своё решающее слово - тишина! А ведь средства безопасности шахты вроде бы считались беспрецедентными. Значит, одной беспрецедентности мало! Нужно было работать и на "невозможную катастрофу", готовить отброшенные и якобы ненужные технологии, спасательную технику. Вот именно, еще двух порядков спасательной техники и не хватает в нашей технологии безопасности планеты. А, может, и трех. Вот в чем просчитались!
        
       Лазарев встал и стал ходить туда-сюда по кабинету. Подчиненные уже знали эту своеобразную форму признания собственной вины и покаяния.
       - Они еще живы? Каковы результаты телепатической связи?
       Результатам по телепатической связи Арсентьев, не говоря уже о Германе Лазареве, не особенно доверял, хотя оба были сторонниками исследований в этой области.
       - Вероятность, что живы, 10 процентов. Больше ничего.
       И снова молчание. На шефа, конечно, все эти проблемы лавиной навалились. То ли дело премьер Каменский - он просто всё отрицает и перекладывает проблемы на Лазарева. Политическая игра с далекими перспективами. А теперь, может, и перспектив нет.
       - Вам больше нечего сказать? - в голосе Лазарева проступила вся его усталость и внезапно проявившие себя отчаяние и беспомощность и столь же отчаянная воля куда-то еще идти и что-то делать.
       "Напрасно мы все так плохо думаем про Лазарева", считая его "Зверем"- подумал Арсентьев, хотя сам уже давно перестал считать его "Зверем". Сейчас он единственный из аппарата, кто принял на себя всё. А "зверь", тот запрятан в ком-то другом да так, что и догадаться трудно.
       Эти мысли Арсентьева породили несколько неожиданное продолжение его диалога с Лазаревым:
       - Наша знаменитая ясновидящая считает, что они могут продержаться еще года три если не... С технической точки зрения, это вполне вероятно.
       Говорить в кабинете Лазарева про ясновидящих не было принято, но сейчас вместо вспышки негодования Лазарев переспросил:
       - Три года?! Зная, что помощи не будет?!. - про себя подумав, что неизвестно, сколько еще продлится род человеческий на поверхности Земли.
       - Ясновидящая считает, что они не осознают, что произошла катастрофа, и что они оторваны от Земли.
       - Как это может быть?
       - Они в мире каких-то иллюзий. Им даже кажется, что они общаются с нами.
       - А наука?! Что она может сказать по этому поводу?
       - Они подверглись каким-то воздействиям. Электромагнитным, быть может - а это при определенных условиях может породить иллюзии.
       - Как я понял, в событиях на шахте - непосредственная связь с нашей текущей глобальной проблемой?
       - Очень вероятная связь. Очень вероятно, это звенья одной цепи.
       - Так усильте исследования. Что Вам для этого нужно?
       - Привлечь все силы, все школы. На этот раз не будем гнушаться даже ясновидящими.
       - Хорошо, идите!
       Арсентьев повернулся и направился к выходу. Какая-то сила заставила его, в нарушение этикета, обернуться, и он увидел Лазарева, который, опираясь локтями на стол, сильно сжал свою голову.
       Жутко треснуло. Нет, не голова Лазарева - обоих на мгновенье посетила эта холодная и липкая мысль - нечто иное. Треск повторился, уже более слабый, и направил их взоры к окну и далее на небо. Бледная белая трещина расколола небо на две части и исчезла, словно её не было. Скорее всего, нырнула в человеческие сердца, поселив в них предчувствие чего-то чуждого и неизбежного. Ничего не говоря, Арсентьев поспешно вышел.
        
       (46) В Шастре было празднество. Сегодня гостям Шастра были предъявлены величайшие темные вести с Земли. Полупрозрачные серые головастики, пролетая от Земли к Шастру через атикосмос, чернели и приобретали в нем скалящийся рот, поблескивающий черно-желтыми зубами. Влетая в Шастр, они приносили торжественные, торжествующие сообщения. Пока рот извивался в беззвучном смехе, собравшиеся, одетые в черные блестящие одежды, ниспадающие до полу, стояли неподвижно, воздев голову, и читали нисходящую от головастиков информацию. Информация свидетельствовала о вступления человечества в новую "Тёмную эру" своего существования. Эру, в которой дети ненавидели стариков, старики боялись детей; Эру, в которой общества, низвергавшие Божественные заповеди, процветали, а их проповедники были во всех эшелонах общественной жизни. Когда Смерть приобретала притягательные черты, в то время как жизнь считалась никчемной и достойной насмешки. Когда место жизни заняли темные страсти, а Наука обслуживала их. Когда гуманитарное образование исчезло, а религиозные деятели изымали суть священных книг и подменяли её сладкой темной сутью. Когда всё общество беспомощно дергалось в паутине информационных систем... Пауку пора выходить на охоту.
       Вот поэтому черный хозяин явился в зал в виде большого черного паука, и все благословенно раздвинулись перед ним и устремили к нему взоры. Две руки вышли из паучьего тела, поднялись вверх и зажгли красные огни ненависти и войны.
        
       День седьмой - Москва
        
       (47) Совещание у Лазарева возобновилось.
       Кто-то из присутствующих настойчиво утверждал, что нужны особые магические заклинания всех жителей планеты, чтобы эти кости исчезли. А для этого всем нужно последовать по пути общины "Новое солнце жизни".
       Еще одно утверждение состояло в том, что все это игра-праздник полтергейста, объединившегося в одно государство.
       Представитель фирмы "Физикон" заявил, что явление носит природный характер и виновниками всему, выброшенные Солнцем информационные волны, несущие на себе память о земных событиях.
       "Солнечники" тоже заявили, что виновато Солнце. Просто-напросто оно ведет диалог с Землей, а выброшенные останки всего лишь наглядный материал в этом диалоге, и что через какое-то время они станут не нужны и исчезнут сами по себе.
       Представитель одной из традиционных религиозных конфессий заявил, что нужно вернуться к традиционному способу захоронения, но нужно соблюсти все правила захоронения, молиться за усопших и находить причину каждой смерти и её виновников. Насильственно умерщвленные должны быть отомщены.
       А представитель чрезвычайных служб подал к сведению, что старцы Оптинской пустоши были в одном из сел, где восстали трупы и кости, и молились за ушедших и за то, чтобы они были отомщены, после чего кости самозахоронились. Однако, на следующий день ученые из Комитета Лазарева явились туда, стали выкапывать самозахороненных мертвецов, чтобы убедиться в самозахоронении и сделать еще кое-какие анализы, и тогда еще раз похороненные мертвые снова легли по поверхность земли.
       - У нас не было выбора, - сухо отрезал Лазарев на поводу замечания старцев, - я и сейчас не вижу единодушия приглашенных по проблеме, поэтому не стоит обвинять нас в неправильных действиях - они укладываются в тот разброс, который присутствует в зале.
       Затем Лазарев спросил, сколько времени молились старцы и сколько времени им нужно, чтобы сделать то же самое по всей России. Выяснилось, что молились ровно 24 часа, а на всю Россию понадобится несколько лет.
       - У нас нет времени ни в политическом плане, ни в плане общественной безопасности. Оставим это. Я жду обоснованных, понятных и эффективных предложений. Что скажет наука?
       Ответ академиков его не удовлетворил. Оказалось, что Комитет по лженауке, созданный при РАН, предотвратил академические разработки по паранормальным направлениям, поэтому специалистов по данной тематике просто нет.
       - Что же делать? Государство вкладывает немалые деньги в головные институты РАН и вот теперь, когда государству нужна помощь, выясняется, что деньги пущены на ветер?
       - Мы можем привлечь к исследованиям институт Сосновского - к сожалению, его представителя здесь нет, - но сколько уйдет времени у института на прояснение проблемы, сказать никто не может.
       - До вечера вы останетесь в этом зале - к вашим услугам столовая, буфет и всё необходимое. Договоритесь о чем-либо определенном, составьте рекомендации. Требую осознания ответственности. Оставьте в стороне амбиции, фантазии и придите к приемлемому решению. Если решения не будет или оно не сработает, каждый из вас, повторяю - каждый из вас! будет расстрелян - я получу на это санкцию Президента. Чрезвычайное положение в стране может быть введено в любой момент.
       Вечером Лазарев вошел в зал в плохом настроении. Только что ему сказали, что в зоне Х происходят новые непонятные явления - что-то вроде выплесков звукового ветра. Зону охватывают волны ужаса, младший персонал отказывается подчиняться. А еще какие-то монстры и видения.
       - Итак, Ваше решение.
       Вышел академик Филлипов:
       -. В институте Сосновского, как мы выяснили по мобильной связи, провели некоторые эксперименты и пришли к выводу, что ядерный взрыв непременно уничтожит "материал", но большинство присутствующих высказались против этого из-за несоответствия такого действия с их религиозными убеждениями а также непредсказуемости дальнейших событий. Мы решили, что пока "материал" следует держать в зоне Х - на настоящий момент это наиболее правильное решение.
       - Это всё?
       - Всё.
       - Боюсь, что Вы не выполнили своей задачи. А я свои обещания исполняю. Идите. Все, идите! Вон! ...
        
        
       Тем временем собственные службы НКЦР работали по иной программе. Они искали причастность к событиям иностранных государств. Мотивировалась эта работа не только общей программой безопасности НКЦР, но и тем обстоятельством, что все отмеченные события концентрировались внутри российского государства. На других географических просторах пока что наблюдались слабые отблески происходящих в России событий.
       Но эта же концентрация, расширяющаяся концентрическими кругами, давала еще больше оснований для другой версии. Именно в Московском регионе находился главный центр всех этих концентрических кругов, а еще два центра - в Поволжье и в Сибирском регионе, недалеко от Байкала. Это позволяло предполагать премьера Каменского, у которого был второй или даже первый центр власти, неподотчетный НКЦР. Лазарев чувствовал, что институты, подчиняющиеся Каменскому, ведут некие секретные разработки, которые скрываются от НКЦР. И очень тщательно. Это указывало на какую-то большую и опасную игру, которую вел Каменский против Лазарева, да, видимо, и против его Лазарева, родины - России. Но пока что Лазарев не смог обнаружить ни одной ниточки, которую можно было бы раскрутить до потайных лабораторий Каменского.
       Что же касается чрезвычайной комиссии, то она ни черта не делает и сделать не может. Никаких ценных идей. На саботаж не похоже, но, тем не менее, по законам военного времени, а сейчас практически это и было военное время, наказание неизбежно. Нужна жестокая дисциплина. Необходимо, чтобы люди работали. Пусть под страхом смерти - но работали. Головой работали. С другой стороны, - опасность массовой истерии. Поэтому расстрел комиссии может сработать в любую из этих двух сторон. В какую?
       Когда Лазарев не имел оснований для предпочтительных действий, а действие нужно совершать незамедлительно, он выбирал то, которое использовал в предыдущий удачный выбор. Итак, выбор сделан. Через несколько минут Лазарев подпишет указ о расстреле всех членов комиссии, исключив из этого списка мальчика Диму, еще через несколько часов указ будет исполнен, и по всем средствам массовой информации передадут, что такие-то и такие-то профессора, академики, маги расстреляны за невыполнение важного правительственного задания.
       Тотчас же оппозиционные средства массовой информации обрушат на Лазарева все обличительное негодование и весь профессиональный сарказм, требуя немедленной его отставки, роспуска НКЦР и суда над Лазаревым и его организацией по обвинению в преступлениях против человечества. И тотчас же ответная волна, превзошедшая первую. Эта волна прошла даже не в СМИ, а в сознании людей, напуганных происходящим. Многие молились сначала Богу, потом - Лазареву, считая его единственным человеком в России, который мог обуздать разыгравшуюся стихию. И всем было страшно, и умеренным демократам тоже. И все предпочли Лазарева. Еще одна жестокость не просто сошла с рук, но и создала для Лазарева выигрышную политическую ситуацию. Но, самое главное, по замыслу Лазарева, его решение действительно предотвратило панику в элитных рядах номенклатуры.
        
       (45) Что-то страшно ударило по всему корпусу шахты.
       Стэнли взглянул на датчики. Все они указали на разрушения верхних ярусов. Невероятно! Даже 1000-бальное землетрясение, случись такое, не могло разрушить шахту! Невероятно!
       - Что показывают датчики? - крикнул опрометью вбегающий Ковальский.
       - Плохо!
       Ковальский уставился на датчики.
       - Что за чертовщина! Данные прыгают так, что и прочитать их невозможно?
       Стэнли еще раз взглянул на датчики. Индикация менялась, как сумасшедшая. Но вот она застыла, показывая норму.
       - Быть того не может. Я только что видел на датчиках сигнал о разрушении верхних ярусов.
       - Чему же верить?
       - Возможно, это опять фантомы?
       - Ты специалист по ним, так делай же что-нибудь! - Ковальский уже кричал на Стэнли, словно сам Стэнли был фантомом или породил их.
       - Нужно подниматься наверх, - выразил свою мысль Стэнли.
       Ковальский сердито взглянул на него и выбежал из модуля.
       Через десять минут все собрались в кабинете Ковальского.
       - Нам нужно решать проблему фантомов... - Ковальский внезапно осекся. Из стены его кабинета медленно выдавливалась темная густая масса. Прорыв? Снова фантомы?
       - Отдавай приказ!- крикнул Ковальскому Стэнли.
       Сначала было оторопев, Ковальский собрался:
       - Экстренные спасательные средства не работают. Поэтому лифтами наверх и далее по обстановке. Быстро!
       Бросились к двери подъемного лифта, но её заклинило. Последняя возможность выбраться - дверь на подъемную лестницу. Удача - она без проблем открылась, и люди бросились вверх по лестнице.
       - Быстрее! Быстрее! Посмотрим, что на следующем ярусе.
       Стэнли первым выбежал на следующий ярус и подбежал к двери подъемного лифта. Она открылась, но, увы, датчики лифта, которые должны были гореть, ударили по надеждам спасающихся своей темнотой - лифт не работал.
       - Назад! Лифт не работает!
       И снова бег наверх. А это более тридцати километров! Но иного выбора не было.
       Несколько раз Стэнли или Ковальский выбегали на очередной ярус. Везде было одно и то же: темная масса медленно, очень медленно, но неумолимо вытекала, выползала из стен тех помещений, которые почти прилегали к подъемной лестнице. Видимо, масса уже заполнила отсеки, прилегавшие к внешней оболочке шахты. Впрочем, времени на проверку этого предположения совсем не было.
       - Серный запах! Вы ощущаете? Серный запах появился.
       - Температура повысилась!
       - На сколько?
       - На датчике на два градуса.
       - Пока на два! Сколько же снаружи? Неужели +50000? Тогда электромагнитная защита не выдержит.
       - Откуда такая температура?
       - Прорыв оболочки?
       - А каким тогда должно быть внешнее давление? Как в белом карлике что ли?
       - А если фантом? Мы тогда напрасно бежим! Стэнли! Это по твоей части!
       - Стэнли, есть какие-нибудь объективные данные для фантома?
       - Не исключаю, но какая разница, от чего погибнуть! Раздавит или сгорим от такого фантома! Не расслабляйтесь!
       - Тридцать километров по лестнице вверх?!
       Люди тяжело дышали, пот лил с них ручьем; и если бы не специальные рубашки, отводившие и поглощавшие пот, они давно бы сбросили мешавшую им одежду.
       - Всё! Передышка! Короткая!
       Ковальский выбежал на очередной ярус, в котором были всё те же угрожающие признаки, быстро сложил из холодильника (такие стояли на каждом ярусе) запасы жидкости и некоторое количество пищевых таблеток. Выбежав на лестницу, присел на ступеньки, на которых сидели или лежали остальные члены команды.
       - Вот вам, пейте! Таблеточки, чтобы сил набраться! - и первым запил освежающей жидкостью несколько таблеток. - Хорошо бы, если на верхних ярусах всё было о-кей! - говорил он, тяжело и часто дыша.
       - Хорошо бы! - поддержал кто-то из команды, также тяжело дыша.
       - Минут десять вздремнуть, иначе не поднимемся.
       - Да, конечно, - согласился Ковальский, - таблетки таблетками, а естественный сон укрепляет. Но только десять минут
       Мгновенно все погрузились в сон.
       А минут через десять они снова взбегали наверх.
       Путешествие со всё возрастающими передышками продолжалось уже несколько часов. Ярус за ярусом. Временами забегали в их внутренние помещения, чтобы пополнить жидкости и таблетки и посмотреть, что происходит там. Всё то же самое! Только количество выделившейся из стенок массы было более значительным, да запах стал сильнее. Повышение температуры составило +4 градуса от стандарта. Появилось и еще нечто, что уже появлялось в начале событий - это ощущение страха, приходящего откуда-то извне и вползающего в тело, и оседающего в мозгу.
       - Спать полчаса, - приказал Ковальский.
       Еще двадцать километров! Но десять уже преодолели! Значит, имеет смысл подниматься и дальше. Примерно с такими мыслями люди уснули.
       Но проспать полчаса не удалось: уже на середине сна все проснулись от короткого, но жуткого пронизывающего звука, похожего на человеческий вопль!
       - Что это?!
       - Будильник, - съязвил Архипов, первым вышедший из оцепенения.
       - Да, "будильник"! Пора! - скомандовал Ковальский.
       ...................
       Шестнадцатый час подъема.
       - Выходим на уровень океана, - объявил Ковальский.
       - Нужно проверить ярус.
       - Иди, - разрешил Ковальский Анатолию.
       Через пять секунд взбудораженный Анатолий вылетел на лестничную площадку:
       - Ура! Здесь всё нормально! Идемте!
       - Наконец-то, - произнес Архипов, и полушутя добавил. - Мальчишка не заповедь нарушил, а радость принес.
       - Не надо бы лишний раз про заповеди - сглазить легко, - напомнил Стэнли, и сплюнул.
       Невзирая на одышку и усталость, все несколько раз тьфукнули. Можно было немного расслабиться
       .
       - Мы с Архиповым пойдем посмотреть датчики, а всем остальным - спать! Час или два - в зависимости от обстоятельств.
       С этими словами Ковальский, а вместе с ним и Архипов направились в приборный отсек.
       ...................
       Часа через два.
       Сквозной подъемный лифт по-прежнему не работал. Детально изучив информацию с датчиков, Стэнли и Архипов пришли к выводу, что нижние ярусы поглощены неизвестной массой процентов почти на семьдесят, а некоторые и более того. Это при том, что корпус шахты был цел и невредим. Тогда что же происходит? Что за физический процесс?
       Стэнли едва успел раскрыть глаза, как получил строгий наказ Ковальского выяснить суть этого физического процесса: фантом он, или нечто с другим именем.
       Стэнли только усмехнулся про себя: это какие-то квантово-механические процессы. Но какие - это не менее года исследований.
       - Я полагаю, что первоочередная задача - выбраться отсюда! - возразил он.
       - Ну хорошо, если это нам поможет. А если нет?
       - Вот там на поверхности эти вопросы и поставим. А сейчас минуты терять нельзя. Мы расслабились, и это плохо.
       - Через десять минут поднимаемся. Еще около трех километров. Пробьемся!
       Распоряжение главного было неукоснительно выполнено: минут через десять все были готовы к подъему.
       ...................
       Часа через три.
       - Пусть вперед идет мальчишка! - крикнул Архипов, и, забыв про заповеди, добавил. - Он нам стал удачу приносить.
       Стэнли констатировал про себя, что все до сих пор находятся в расслабленном состоянии. Пропустив Анатолия вперед, добавил от себя:
       - Я за ним.
       - Согласен, - согласился Ковальский
       - Согласен! - и Архипов весело пропустив Стэнли.
       Сейчас откроется верхний люк, и ... свобода! Воздух! Море! Солнце! Иначе быть не может. Иначе, зачем они преодолели всё это?! И всё же, а вдруг! Поэтому все застыли в ожидании: радостном и немного тревожным.
       - Ура! - закричал Анатолий, наполовину поднявшись из выходного люка на "палубу станции".
       Звук восторга застыл на последней гласной, застыл и сам Анатолий. Застыло время - всего на несколько мгновений...
       - Что там? - крикнул Анатолию Стэнли.
       Молча Анатолий стал было опускаться вниз, замер и потом снова, так же молча, стал поднимался из люка. За ним - Стэнли и все остальные.
       Еще не вечерело, а станция, похожая на гигантский корабль, была погружена в серый, тяжелый сумрак, на который сверху давили мощные тучи, темные, серо-черные, застывшие. И только непосредственно над палубой, вверху зарницами сверкали неслышимые молнии, освещая палубу и океан. Да прожектора привычно высвечивали поверхность вод, поднявшихся почти до уровня палубы. На поверхности бурлило, кипело, как во время сильнейшего шторма, хотя холодный ветер, проносившийся по палубе то в одном, то в другом направлении, не объяснял всей силы водного бурления. Горизонт смыкал на себе небо и водой сильными бурунами, видимыми с палубы.
       - Что же это? - нарушил молчание Ковальский - подавляющая, безнадежная усталость прозвучала в его голосе.
       - Есть какие предложения? Стэнли!
       - Я полагаю, на палубе делать нечего. Спустимся вниз.
       - Зачем?
       - Просто спустимся вниз.
       - Нет. Мы на поверхности. Там Россия! - Ковальский указал рукой. - Там берега. Там наши семьи. Мы должны быть там, что бы то ни происходило здесь. Или в мире. - тихо добавил он.
       Стэнли молчал. Внутренняя интуиция подсказывала ему, что всё случившееся случилось не только на станции, но и далеко за её пределами.
       - На катера! - скомандовал Ковальский.
       - Я остаюсь здесь, - решительно произнес Стэнли. - Вот теперь время для научных экспериментов.
       - И ничего другого?
       - Ваш выбор - вы погибнете.
       - Все с этим согласны? - спросил Ковальский, пристально вглядываясь в лица.
       Волны застонали, загудели. И какая-то мелодия послышалась из далеких бурунов. Она куда-то звала, куда-то тянула всех. Она звала в Россию. И никто из стоящих на палубе, кроме Стэнли, не сомневался в своем выборе.
       Стэнли направился в люк, но лишь взялся за поручни, как волна, неизвестно откуда взявшаяся, прокатилась по палубе, сбив людей с ног и протянув их по палубе почти к самому краю. Стэнли успел схватить Анатолия за руку.
       - Пусти, я с ними!- Анатолий вырвался и побежал к поднимавшимся людям. Они едва успели взбежать на один из катеров, как следующая волна швырнула его в океан, и он исчез из виду, словно погрузившись в темные глубины вод.
       - Подождите меня! - Анатолий бежал к тому месту, где только что был катер.
       - Назад! - закричал Стэнли. - Их уже нет - все погибли! Назад!
       - Не могу, я доплыву, я должен вернуться! - Анатолий обернулся, махнул рукой Стэнли и бросился вниз, в водную пучину.
       Стэнли в отчаянии стукнул кулаком о крышку люка, окровавив кулак.
       Это всё. Он один. Он один в этом океане. Один в мире. Один во Вселенной.
       Закрыв за собою люк, Стэнли спустился в ярус, примыкавший к палубе. Вошел в приборный отсек, сел в кресло. Приложив лицо к сложенным ладоням, долго и внимательно смотрел на приборы на пульте управления. Медленно поднялся, сел в другое кресло (кресло предполагавшегося коллеги), и снова долго и долго смотрел на приборы, единственные, после него, "живые существа", оставшиеся на планете. Они его единственные собеседники на многие годы, если позволят складывающиеся обстоятельства, если не убьет его так же, как и остальных. И он попытается выяснить... Что? Выяснить, что убило его друзей, и, по всей видимости, его семью в далекой Америке. Всех людей на этой планете. Когда выяснит - тогда он тоже уйдет вслед за Анатолием, Ковальским, Архиповым и остальными.
       А если?.. Правительственные убежища - почему он забыл о них? Конечно, их надежность несопоставима с надежностью станцией, но вероятность того, что кто-то уцелеет, есть. Там должны быть ученые... Значит, нужно ждать. Ждать какого-нибудь сигнала. Маленькая надежда, но нужно попытаться её сохранить.
       Он сжал голову руками, чтобы осознать все это. Но как осознать, понять эту новую Вселенную? Где найти силы?
       (48) День шестой. Самарская область. Чапаевск.
       Катер причалил у Самарского порта. Рубинский, Альга, Чернильница и другие попутчики вышли на набережную.
       Самара встретила их не очень приветливо. Небо серое, хмурое. Стабильно сильный ветер, какие-то отдаленные звуки, напоминающие взрывы, тревожные лица самарцев. "И здесь то же самое", - подумал Рубинский.
       Попутчики помчались кто куда, на ходу попрощавшись друг с другом. Кратко и как-то безнадежно. А ведь столько лет рядом жили. Чернильница подошла к полицейскому и устроила какую-то громкую перебранку. Кажется, требовала пищи, крыши над головой и эвакуации в спокойные края - Рубинский услышал только обрывки фраз. Обстановка сильно меняла людей. Казалось, добрее должны стать друг к другу. Но разная она бывает горе. Горе - безнадега это так буднично и особенно страшно. Люди подавленные, но, пожалуй, не только психологически - наверное, какие-то волновые импульсы проникают сразу в мозг. Вот и с ним, с Рубинским, что-то творится. Как бы потерял интерес к окружающему. Разум еще заставляет его интересоваться окружающим, а в глубине сознания - пустота и отчуждение.
       Куда идти? У кого-то, наверное, родственники в Самаре, знакомые. А у Рубинского... Не пойдет же он в такой обстановке, в какой оказались жившие в Среднем Поволжье люди подойти к полицейскому и начать качать права, как это делает Чернильница. А ведь рассчитывал, что люди, которые едут вместе с ним на катере, бывшее хорошие соседи поинтересуются, куда он пойдет и, может, что-то посоветуют. Почему вдруг так?
       - Не отчаивайтесь, - услышал он голос Альги.
       Она подходила к нему со своим котиком. Надо же, сумку кошачью где-то достала!
       У Рубинского как-то потеплело на душе.
       - Не отчаивайтесь, - повторила Альга. - Они сами не уверены в том, помогут ли им их знакомые. Да и знакомые у многих лишь шапочные. Они также растеряны, как и Вы. И нуждаются в помощи не меньше Вас.
       - Вы читаете мои мысли.
       - Конечно. На то я и Альга.
       - А знаете, Чернильница в первую очередь пропадет. Нельзя её бросать.
       Альга рассмеялась:
       - Ну да, Вы её спасете, но Вас потом от неё никто не спасет. Поверьте Альге. Да и нет её уже здесь.
       Рубинский обернулся, полицейский тронул полицейскую машину, а в ней сидела Чернильница.
       - В дом престарелых её везут, - успокоила Альга.
       Котик жалобно и протяжно мяукнул.
       - Ну иди, дорогой, иди!
       Альга поставила сумку на землю и выпустила котика. Он мгновенно куда-то помчался и скрылся за ближайшими кустами.
       - Он же не вернется, Вы его отпустили на свободу?
       - В природу я его отпустила. Природа его зовет. Скоро здесь будет то же самое, что в Жигулях. Котик чувствует. Поэтому уезжать надо. Я на Байкал, а Вы?
       - На Байкале безопаснее?
       - Да нет. Просто там моя родина. Там хочу быть. Там хочу встретить его.
       - Кого?
       Альга молчала, и Рубинский не стал настаивать.
       - Поедемте со мной, если хотите, - предложила Альга.
       - Спасибо. Наверное, и мне тоже на родину надо. В Санкт-Петербург. Знакомые еще остались. Возможно, помогут.
       - Значит, обоим на вокзал, пойдемте, я Вас провожу.
       И Альга взяла за руку профессора и, как мальчика, повела.
       На автобусной остановке стояли очень долго. Было ощущение, что автобусы перестали ходить. Но вот вдали показался автобус. Странно, за долгое время стояния никто на остановке, кроме Рубинского и Альги, так и не появился. Город - словно обезлюдел. Подошедший автобус подтвердил это - он был совсем пустой. Если не считать водителя, то всего лишь два молчаливых пассажира сидели в нем, словно тени.
        Альга подола к ним и стала расспрашивать. Оказалось, что население покидает город. Те, кто остался, боятся мародеров и не выходят из домов.
       "Мародеров? - удивился про себя Рубинский. - Неужели в такой обстановке еще могут быть мародеры? Ну в военное время кто-то планировал спрятаться, пересидеть войну, выжить и благоденствовать на награбленном. А сейчас, какие перспективы? Какие могут быть перспективы?"
       - А вот на вокзале, - продолжали пассажиры, - столпотворение. Билетов дожидаются неделями, или приобретают по черному. Многие покидают город на личном транспорте.
       - Так значит, можно не приобрести билеты? - переспросил Рубинский.
       - А Вы знаете, что я Вам посоветую, - сказала одна из женщин, - поезжайте в Чапаевск. Знаете такой городок под Самарой?
       - Да, конечно, когда-то я в него заезжал.
       - Многие сейчас едут в Чапаевск. Говорят, там спокойно. Единственное место в Поволжье, где спокойно. Там и переждете, пока не уедут все, кто хочет уехать. А потом уж и Вы...
       Рубинский посмотрел на Альгу.
       - Я думаю, это не лучший вариант. Наметили цель - будем добиваться. Я уеду на Байкал, даже если под вагоном придется ехать, или на крыше. Я не отступлю.
       Приехали на вокзал. Столпотворение и в самом деле чудовищное. Вся привокзальная площадь забита людьми. Здесь же бойкие торговцы продавали продукты и воду по баснословным ценам, что еще раз поразило Рубинского. Но теперь он не мог в точности определить, как к этому относиться. С одной стороны, всегда чудовищно наживаться на беде других людей, а с другой стороны, это как-то обнадеживало подсознание Рубинского: значит, не все люди сдались, отчаялись. Во что-то же они верят, или, напротив, не верят. Верят в спасение, не верят в апокалипсис. Уже одно это хорошо - и появляется в душе слабенькая надежда: а, может, обойдется? Как бы хотелось забыться, уснуть, проснуться - а в мире все по-прежнему.
       До касс дальнего следования было не добраться. А вот на пригородные поезда, как сказали Рубинскому, можно пройти обходным путем. Там полиция будет стоять, там все оцеплено, но на пригородные пропустят. Да, действительно, кто не может отправиться в дальние края, едут в Чапаевск. Там пока все спокойно. Тоже много народу едет, но сесть в электричку можно.
       "Хорошо еще, что электрички ходят", - подумал Рубинский.
       - Ну что же, будем прощаться, Альга?!
       Они обнялись, и Рубинский пошел по обходным путям на пригородные платформы.
        
       День седьмой - Москва
        (49) Оставшись один после очередной беседы с подчиненными, Лазарев изо всех сил стукнул кулаком по спинке кресла. Надо же, он сам себя готов расстрелять. Почему он медлил, терял минуты, часы? Нужно все было делать в ускоренном темпе, как и всегда. Да, ситуация необычная, и это его сбило. Но к чему оправдания - нужно что-то делать.
       Ему позвонили с зоны Х и сказали, что состояние в зоне ухудшается.
       - Грамотеи чёртовы: "Следует держать в зоне Х" - перестрелять вас всех надо как и тех шарлатанов. - Лазарев понял, что на нем вся полнота ответственности - и ответственность эту не с кем разделить, Ответственности за что: за противостояние Богу? Дьяволу? Природе? Инопланетянам? США? Тайному правительству? Стать наравне с ними? Ну, что ж, он примет решение, раз никто другой его принять не может.
       Лазарев сделал распоряжения, и уже через несколько часов к зоне было доставлено ядерное оружие, а утром прогремел взрыв. Еще через час ему позвонили и сказали, что проблема решена. Хотя бы эта маленькая проблема, Ну вот, можно минуты три передохнуть, хотя быть уверенным на все 100% , что даже проблема решена, нельзя.
       К середине дня никаких новых угрожающих новостей по теме выбросов на землю не поступало. Поэтому один из высокопоставленных чиновников выступил в 13-ь часов с заявлением, что разоблачена, как и было обещано, преступная тоталитарная секта, ее лидеры арестованы. Замешан также академик Градов. Продолжатся аресты рядовых членов секты. Возможны отдельные преступные акты со стороны оставшихся на свободе, но в основном "проблема решена". Руководители тоталитарной секты преследовали далеко идущие цели, и всех их ждет неминуемое и суровое наказание.
       А уже через 30 минут в Барнауле разнесся слух, что на одном из городских кладбищ открываются могилы и выбрасывают останки всех без исключения лежащих.
       Горожане толпами, крестясь и молясь, со страхом бросились на Барнаульское кладбище. Навряд ли кто осознавал, что им нужно будет делать с выброшенными останками родственников, но какая-то сила гнала людей туда.
       Ведомство Лазарева сработало на этот раз идеально: бежавшие толпы наткнулись на военных, которые перекрыли все дороги к кладбищу. Нет, все же не идеально сработали: перекрыли раньше, чем осмотрели само кладбище. Оказалось, что ничего особенного на нём не произошло - просто слухи по чьему-то злому умыслу.
       Лазарев был разъярен и приказал пропустить народ на кладбище, чтобы все убедились, что все нормально. Но народ не поверил: оцепление так просто не ставят. Пошли слухи, что военные запустили там какую-то машину и только потом пустили на кладбище людей. Потом подобные слухи стали возникать и в других местах обширнейшей России.
       Сторонники "Нового солнца" стали продавать какие-то кости, утверждая, что это кости восставших из могил, и что только лишь амулет из них спасет человека в новых условиях, предотвратит его встречу с трупами. Многие стали покупать эти кости в какой-то надежде или просто "на всякий случай".
       К вечеру в стране было введено чрезвычайное положение, и Лазарев отдал приказ о расстреле всех паникеров, всех, кто распускает слухи, всех, кто торгует "костным материалом". На следующий день были арестованы сотни людей, лишь меньшая часть которых была повинна в том, что им вменялось. И они были расстреляны на площадях городов для устрашения и возвращения общественного ума в общественную голову. Это шокировало, но не настолько, чтобы заявить протест или побежать к трибунам слушать редких ораторов о правах человека. Зато несколько остудило горячие головы.
       Выступил с обращением и Президент. Но этот пост занимала столь мелкая политическая личность по сравнению с Германом Лазаревым и премьером Арнольдом Каменским, что мало кто и слушал это обращение.
       Тем не менее, ситуация опять грозила выйти из-под контроля, теперь уже в основном из-за распространяемых ложных слухов. Лазарев настоял на суровом наказании за слухи - вплоть до расстрела. Люди перестали открыто обмениваться по этому вопросу, но зловещий шепот продолжал распространяться. Возникло множество сект и тайных обществ, поклонявшихся происходившим событиям и их атрибутам.
       Особенно стал распространялся зловещий слух о том, о чем умалчивали средства массовой информации: о взрыве ядерной бомбы на полигоне, где находились человеческие кости, и о том, будто бы сразу после взрыва был слышен какой-то крик или стон, а потом, якобы, кто-то явственно произнес: "Сейчас вы убили самих себя".
        Многие стали слышать голоса из-под земли: стон, вопль, то какой-то очень уж глухой вздох. Говорили, будто бы при появлении этих звуков, волосы на всем живом человеческом теле вставали дыбом.
        
       (50) Багровое пламя вокруг Великого Шастра бушевало, как никогда. В большом зале заседаний за черным длинным столом, приготовленным для самых изысканных яств, собрались представители всех Шастров из всех антигалактик объединенного антикосмоса.
       Посередине черного стола стояли три огненные шестерки так, что они были обращены "лицом" к каждому зрителю темного действа.
       Все стояли возле своих кресел в ожидании прихода "того", кто однажды поднял восстание против самого Создателя, поведя за собой легион, состоящий из трети части ангелов. Не имея Победы на Небе, он решил восполнить недостающую часть на Земле - ровно две третьих части населения Планеты, что составило три шестерки - 66,6% человеческих голов. Достижение такого количества послушников было первым основным условием начала Большой операции. Но были и другие условия.
       Собравшиеся находились в торжественном черном настроении. Все ждали, какой итог подведет Первый из них и что он объявит. Столь же мистически таинственным был и ожидаемый облик, в котором он явится.
       Содрогающий своды Шастра, разрывающий его пространство громкий Победный гул, подобный многоголосому вою, перешедший затем в космическую симфонию Превосходства, Наступления и Победы и завершившийся непередаваемым словами громовым разрывом, от которого закачалось всё, кроме трех шестерок, возвестил о приближении того, кто когда-то был Светоносным ангелом, первым ангелом света, носившим имя "Люцифер".
        Свет потух, затем под самым куполом появилась багрово-фиолетовая звезда, сияние которой, расширяясь кольцами, поглотило присутствующих и из него вышел Повелитель. Третий раз вышел он в виде молодого, красивого юноши с развевающимися белыми волосами. Это был облик, который обретет его любимая темная монада, если она взойдет на человеческий Престол.
       - Сегодня Великий День! Я возвещаю о начале Великой операции! - возгласил он возвышенным величаво-капризным голосом избранного им воплощения на Земле. Его игриво-притворные интонации - воплощение самого совершенства (в отличие от неумелых земных подражателей), его воистину королевская изящность потрясли присутствующих.
       Все сложили ладони в знак согласия и восторга, и затем вознесли их ввысь к багрово горящему своду зала. И снова раздалась победная симфония Величайшего зла Вселенной.
       - Садитесь и угощайтесь! Затем мы обсудим подробности Операции и ответим на ваши вопросы.
       Он развел ладони, и все члены черной миссии оказались в креслах, а перед ними возникли еще никогда и никем не испробованные яства, окутанные не только сладкими ароматами запаха, но и сладкими ароматами музыки и живописных сияний - в последних преобладали, как всегда, багровые цвета, черные пустоты антикосмоса и маленькие сверкающие шестерки.
       - Все вкусили первые шесть изысканных яств, выпили бокал черного, поблескивающего багрянцем вина, вобравшего в себя подобно волшебному объемному зеркалу изображение всех присутствующих, и произнесли очередную клятву верного служения темному делу.
       - Канцлер, ваше слово! - когда мы победим, мы заменим слова, чем-нибудь более изящным. Итак?!
       - Сэр, Тот, имя которого мы здесь не произносим, спасает преданных ему людишек.
       - Это его сущность. Что скажет второй канцлер?
       - Если будет спасён хотя бы один - всё начнется сначала.
       - Больше всего вы должны бояться моего гнева. Первый канцлер?!
       Разрешите использовать всю силу Ада!
       - Я отвечаю: использовать всю силу Ада время не пришло. Нас ожидают Вселенские битвы - для этого эта сила предназначена.
       - Если мы докажем несостоятельность человеческого рода - спасать будет некого.
       - Так докажите! Своими силами - а я с вас спрошу! Это мой ответ. Поэтому пир продолжается!
        
       51. Кошмарный сон снился Егору. Он будто провалился в недалекое будущее, чем был несказанно обрадован, поскольку в его квартире стояли устройства, о которых он либо мечтал, либо предчувствовал, но мечтать не смел.
       Вот это устройство для приготовления пищи.
       - Набери программу, - произнесло устройство.
       И Егор всё понял: достаточно набрать программу и будет изготовлено любимое блюдо. Где же клавиатура?
       - Не нужно клавиатуры, - достаточно подумать, раздался голос устройства в его голове.
       - Хочу русских щей, давно их не ел, - подумал и произнес Егор.
       - Не надо говорить, экономьте свои силы. Комментарии тоже никому не нужны, и к тому же отбирают у Вас силы.
       - Хорошо, - старался выговаривать про себя Егор, боясь при этом, что его не расслышат, но у меня нет капусты.
       - Слово "хорошо" лишнее в данной ситуации, а капуста будет получена телепортацией.
       - Но где моя кредитка? - подумал Егор.
       - Она у тебя в голове, деньги будут сняты автоматически.
       - Но какая сумма?
       - Не стоит думать о сумме - нужно думать о наслаждении, - это главное.
       Появились русские щи, и Егор стал их жадно хлебать.
       - Пращур, что ты делаешь? - вскрикнуло некое странное устройство, внезапно появившееся перед ним. Да это же была его дочка Машенька, точнее лишь небольшая часть лица, которое он увидел, было Машенькой, из других мест торчали какие-то проводки, усики. А вообще лицо напоминало сейф, со вставленными в него разноцветными ящичками.
       - Ты понимаешь, что натворил? - продолжало устройство. - Щи - это такая древность, а за древность платят бешеные суммы денег, теперь их называют силами, если ты не забыл. Ты опустошил почти все наши силы. А еще ... Ты представляешь, сколько сил мы заплатили за лишние слова, которые ты произнес?! Сколько раз мы тебе говорили, что при общении с автоматами нужно быть экономным!!!
       - Он разорил нас, - произнесло другое появившееся устройство, в котором Егор узнал другую дочку - Анечку. - А всё оттого, что эта устаревшая помойка не хочет портить свою внешность! Помнишь, как мы убеждали своих пращуров объединиться с компьютерными системами! И что они говорили, - морщась, продолжала она: - что они старомодные, что им это не по возрасту, что молодые пусть делают, а еще лучше, пусть и молодые не делают, потому что некрасиво. Сначала они отказались поместить внутри себя всемирную энциклопедию, затем переводчики и наконец - научные знания. И как они думали, оставшись в классе примитивных насекомовидных, с нами общаться?! А мы всё убеждали! Другие сразу расправились со своими примитивными пращурами и были правы.
       - Что, что?! Что ты говоришь?! ... Где мама? - спрашивал Егор.
       - Недоразвитый биологический тип, которое ты называешь мамой, сейчас появится, а мы сделаем окончательное решение насекомовидного вопроса.
       - Нет, нет, нет, - это ужасно во что вы превратились! Вернитесь назад: Машенька, Анечка, ведь я люблю вас!.. Этого не должно быть!.. Я люблю Вас!.. Этого не должно, не может быть!.. Мы с мамой любим вас! -Егор изо всех сил схватился за какую-то рукоятку, торчавшую из обеденного стола... - и проснулся!
       Его рука, сжимала раздавленный мобильник, а на лбу выступил холодный пот. Он всё еще продолжал повторять: "Этого не должно быть!.. Мы любим вас!.."
       В спальную вбежали девочки.
       - Папа, что происходит?!
       - Вы здоровы?!. Ничего, ничего - просто страшный сон. Подойдите сюда - и он сделал жест рукой. - Я люблю вас, вы верите в это?
       - Конечно, папа. И мы тебя любим. И маму.
       Их глаза смотрели на него таким чистым светом, что глядя на них, Егор успокоился. За их души успокоился.
       Но что означает сон? Им что-то угрожает? Нет то ли самое, что сейчас происходит? Егор никогда не верил в сны, но в такой сон невозможно не поверить - вот если бы точно можно было идентифицировать угрозу. Надо что-то делать - нельзя откладывать.
        
       День восьмой - Москва
        (52) На следующий день Егору пришлось отпроситься с работы.
       - Завтра никто не выходит из дома, - объявил он с вечера.
       Хотя Наташа была очень напугана происходящим, она не могла понять, каким образом "сутки не выходить из дому" может быть решением проблемы. Егор и сам не знал этого. Просто был на срыве.
       Забаррикадировавшись в собственной квартире, вынул охотничье ружье, которым не пользовался уже полтора года, почистил, зарядил и стал ждать вечера. Почему-то он был уверен, что к вечеру, не дождавшись Егора на улице, чудовище заявится тем или иным образом к нему на квартиру. Возможно, это снова будет крылатый человек. Что это за существо? Может и ум у него такой же гибридный. Легче встретиться с хищным зверем в лесу, чем с этим чудищем. Егор поднял ружье и нацелил его на окно. Юридическая ответственность Егора не пугала: какая ответственность? - увидел чудо-чудище за окном, перепугался.... Сквозь прицел представил Крылатого человека. Не так просто: будто в человека целишься. Но разве есть выбор? Он взглянул на вошедшую в комнату Наташу. Ради семьи, ради детей - он это сделает!
       - Егор, ты что делаешь? Не пугай меня!
       Егор отложил ружье.
       - Наташа, мы, в самом деле, оказались в трудной ситуации. Если эта гадость снова сунется к нам, она получит свою порцию.
       Наташа с ужасом смотрела на него.
       - Неужели ничего нельзя сделать? Да что происходит? Апокалипсис что ли?
       - Ты же видишь, никто ничего не понимает. Власти не понимают. Вот только это, - он поднял сжатое в руке ружье.
       Наташа схватилась руками за виски и выбежала в другую комнату - кажется, у неё истерика.
        Прошел час, прежде чем Наташа вошла - Егор сидел почти в той же позе - и уже как-то покорно пригласила его на кухню пообедать. Обедали как обычно, только разговор не клеился. И лишь дети пытались, как обычно, баловаться и никак не могли понять молчаливости родителей. Но, наконец, и до них дошло, что что-то происходит, и они замолкли.
       - Егор, подливку сделать?
       - Сделай, Наташа.
       Отобедав, Егор вышел в вестибюль и снова взял ружье в руки, осмотрел его, прицелился в оконный проем, в котором Наташа видела чудище, и выстрелил, пробив дырку в оконном стекле. На выстрел вбежали испуганная Наташа и дети.
       - Егор!!!
       - Ничего, всё нормально. Пусть знают, что их ожидает, - он был уверен, что за его окном уже следят. Теперь он и сам знал, что выстрелит.
       Стало темнеть. Дети попросили включить телевизор, но Наташа прогнала их в спальную: там есть маленький телевизор - пусть смотрят - и присела к Егору, поглаживая ему волосы.
       - Иди к детям, - посоветовал Егор.
       Наташа не стала возражать. Когда она пришла в спальную, по телевизору выступали Балбасян и Алидурова. На фоне того, что могло произойти, их набившие оскомину дурачества казались кусочком райского блаженства. Наташа еще раз проверила, насколько плотно занавешены окна, включила слабенький ночник и присела к детям. Через несколько минут Егор услышал их смех и подумал, что тому, кто... Он убьет всякого, кто покусится на этот смех.
       Темнота внезапно сгустилась - некто незримый этого словно и ждал - и крылатое существо вновь появилось в оконном проеме.
       - Ты что не видишь дырку? Вторая будет в тебе!!! - Егор не узнал своего голоса - никогда он так страшно не кричал, - и выстрелил в упор: раз, два...
       Существо исчезло. Вбежала испуганная Наташа, захлопнув за собой спальную комнату.
       - Всё нормально! - крикнул Егор, - я подстрелили его. Запри дверь в спальную и в квартиру, и не открывай, пока я не вернусь, - крикнул он, выбегая с ружьем из квартиры. - Да мобильник взять в спальную не забудь!
       Никогда с такой скоростью не сбегал он со своего этажа.
       Когда он выбежал из подъезда, раненая человеко-птица билась на земле. Егор снова вскинул ружье, но в этот момент существо набралось сил и взлетело, затем вновь рухнуло вниз, но уже за соседним домом. Егор помчался туда, где оно должно было упасть, но ничего, кроме пятен крови, не обнаружил. Продолжать дальнейшее преследование было небезопасно для оставленных дома детей и жены. И Егор повернул назад, потом побежал. Взлетел на этаж. Позвонил.
       - Кто?!
       Отлегло на сердце.
       - Это я, Егор.
        Войдя в квартиру, обнял Наташу, прижал к себе.
       - Что там?
       - Пусть попробуют еще раз сунуться, - он поцеловал Наташу.
       Он понимал, что сражение не закончилось, но следы крови доказали ему, что противник оказался не таким уж неуязвимым, как казалось Егору первоначально.
       День восьмой - Москва
        
       (53) Премьер Арнольд Владиславович Камневский посмотрел на часы. Через десять минут - назначенное им совещание. Он никогда не опаздывал и всегда появлялся за три секунды до момента "Х", за что и получил прозвище "Трисекунды". Вот уже 8 лет он возглавляет "Главный Комитет Национального Благоденствия" и сумел снискать мистическое почитание своих подчиненных не только за эти "три секунды", но за столь же точную, как и его внутреннее время, математическую реакцию на все происходящие события. Всё было рассчитано и на этот раз, и Рублевское шоссе бежало навстречу его машине, словно по точно выверенному хронометру. Внезапно шофер затормозил. Сопровождавшие машины тоже затормозили.
       - В чем дело? - холодно и сухо спросил Арнольд Владиславович водителя.
       - Такое ощущение..., что... по чьим-то костям проехал!
       - Что?!
       - Что-то было на дороге.
       - Размазня!!! Что было на дороге?!
       Водитель попытался, вопреки всем инструкциям, открыть дверцу машины.
       - Ты что?! А ну, сука, за руль! Быстро!
       Машина снова понеслась по шоссе, наверстывая потерянные секунды.
       - Пятнадцать суток ареста и вон! вон!
       Еще через несколько мгновений Арнольд Владиславович процедил сквозь зубы:
       - По костям мы тут давно уже ездим, найдутся же такие..., - и Арнольд Владиславович сплюнул, - сопли! А за панику и расстрелять не мешало бы.
       На совещание Арнольд Камневский вошел ровно за три секунды до официального начала. Все встали, затем по мановению его руки сели.
       - Нам нужно внести на заседание Думы важный законопроект "О максимальной экономии средств в рамках национального благоденствия страны". Перечисляю основные принципы:
       1. Возрождение России - основной приоритет государственной политики.
       2. Все должно быть оплачено по его реальной стоимости. Высшие национальные интересы требуют, чтобы иждивенчество было искоренено бесповоротно.
       3. Никаких дешевых товаров и услуг не бывает. Мера стоимости должна определяться способностью населения выдержать ее. Всё остальное - уступка населению. С уступками надо кончать.
       4. Прекратить разбазаривание народного достояния в виде дешевых спичек, сахара, соли, хлеба, мыла, воды, воздуха. Все нынешние трудности вызваны давно укоренившимся обычаем распродавать перечисленные товары по баснословно дешевым ценам, никак не соответствующим затратам на производство этих товаров.
       5. Итак, мы провозглашаем политику допущения максимальных цен.
       6. Что касается социальных вопросов, то нам придется что-то выделить для инвалидов и стариков, чтобы не дразнить этой проблемой внешний мир. Но минимально, подчеркиваю - минимально.
       Мы должны объяснить всё это олухам из Думы. Пора перейти к решительным действиям. Есть вопросы? Стихотворский Алексей Андреевич...!
       - Как практически будут устанавливаться цены?
       - Практически, каждая компания будет нащупывать максимальную планку. Если у населения остаются деньги, значит, их не смогли взять. Но это проблема самих компаний. Теперь, Румянцев Василий Петрович.
       - Население привыкло к дешевой питьевой воде, а воздух - всегда потреблялся бесплатно. Сможет ли население выдержать оплату кислорода?
       - Пора прекратить рождаться на свет за халяву. Пить человек хочет? Значит, заплатит. Дышать хочет? - значит, заплатит. Это внутренние принципы суверенной демократии, верховенства государства, осуществляющего высшую справедливость.
       - Не исключены волнения.
       - Волнения? Мы что, все еще не справились с этой задачей? Слово ведущему политологу. Илья Илларионович!
       - Волнения будут на личном уровне, но дальше кухни не распространятся. Для этого все готово: СМИ, Интернет, все компьютерные технологии под контролем - Вы же знаете. Осталась свободная бумажная продукция, Самиздат.
       - Этот вопрос решен, бумага теперь тоже будет на вес золота. Разве я не сказал про бумагу? - все заулыбались.- Пора привыкать к этому. Еще раз подчеркиваю: забыть о дешевых продуктах: на земле, в небе, под водой и под землей.
       - Тогда, собственно, всё.
       Илья Илларионович уже хотел сесть, но потом добавил еще.
       - На личном уровне проблема решается пока на 70%.
       - Что еще за 70%?
       "Черт меня за язык дернул", - подумал Илья Илларионович
       - Мы сумели приковать население к телевизору процентов на семьдесят. Пока человек смотрит телевизор, мы в состоянии убедить его, что все мы заботимся о нем, ну, как говорится, не щадя живота своего и прочее. Он отходит от телевизора с улыбкой, а потом.... Ну... охлаждается, я бы сказал.
       - Так создайте ему жаркие условия и на кухне. Пресмыкающимся полезно тепло, не так ли?
       И все засмеялись - как дружные аплодисменты.
       Герман Лазарев продолжил:
       - Конечно, есть еще народное радио, митинги.... Но это под хорошим контролем?
       - Эта проблема решена. Мы спокойно относимся к массовым выступлениям. Они хорошо выпускают пар, пока наше ведомство контролирует их. Иногда мы их и сами организуем.
       - Так не потеряйте контроль, - и Арнольд Камневский рассмеялся. Все снова дружно рассмеялись.
       Только Герман Павлович Лазарев не чувствовал в себе особого рвения в этой обычной процедуре дружного посмеивания. Потерять контроль над людьми? - он достаточно высокий профессионал в этой области, чтобы сомневаться в своих силах. Но контроль над Подземельем или Небом - сейчас и не разберешь, откуда вторжение - это уже слишком! В мрачном настроении Герман Лазарев покинул совещание.
       Арнольд Владиславович, напротив, был собран, как никогда. С одной стороны, он готов был на этот раз добиться принятия Думой его законопроекта - это будет триумф его политической воли и политического гения. С другой, его ожидала поездка в Америку на совещание двадцатки по экономическим критериям развития.
       Эта поездка была многообещающей для Арнольда Владиславовича и для его политического будущего - на новых президентских выборах он собирался выдвинуть свою кандидатуру как руководителя одной из крупнейших процветающих компаний России, в которую намечались большие финансовые вливания, отчего компания становилась ведущей компанией в мире, "мировой компанией".
       Всё складывалось, как нельзя удачно. Только вот этот сон: он бежал марафонскую дистанцию - по сути, это была отражённая в сновидении карьерная дистанция - и вдруг понял, что бежит по знакомому Рублевскому шоссе, что даже неприятно удивило, поскольку Арнольд Владиславович привык проезжать его со скоростью 180км в час. А этот бег? - похоже, он не догонит самого себя! И тут кто-то хватает его за руку. Но он хотя и в холодном поту, но продолжает бежать, стараясь догнать воображаемую машину и стараться не обращать внимания, что за ним кто-то волочится. Внезапно его сильная воля изменила ему, и он, не выдержав, взглянул на свою руку, обнаружив при этом, что её цепко держал человеческий скелет. "Тьфу!" В ярости Арнольд Владиславович резко взмахнул рукою и отбросил кости в сторону, но за три потерянные секунды мчавшаяся впереди машина исчезла из поля зрения.
       С неровным биением сердца Арнольд Владиславович проснулся. Опять эти "кости"! Где-то он сегодня уже слышал про них. Лезет всякая чушь в голову! А вот марафон - он продолжает бежать первым: не во сне, а в реальности - и он не уступит!
        
       День девятый - Москва
       (54) Утром, еще раз уговорив жену не ходить на работу, а детей - в школу, Егор отправился на поиск следов человека с крыльями. Там, где крылатый человек должен был упасть второй раз и где Егор видел пятна крови, стояла группа оживленно разговаривающих женщин, которые при этом постоянно крестились. Егор прислушался:
       - Мертвецы поднимаются - провинились мы.... Этот из ада прилетел, несомненно...
       - Кто из ада прилетел? - вмешался в разговор подошедший к ним Егор? Вы здесь кого-нибудь видели?
       - Вот Екатерина Осиповна вечера здесь крылатого человека видела, - ответила интеллигентного вида пожилая женщина, указывающая на старушку, стоявшую рядом.
       - Да, да, упал, весь в крови, дернулся и снова взлетел!
       - А куда он полетел? - поинтересовался Егор.
       - А Вы его ищете? - все женщины пристально уставились на Егора, перестав креститься.
       - Да, его ищу. Он преследовал меня. Точнее - мою семью.
       Наступила полная тишина. Кто-то снова перекрестился.
       - Куда он полетел? - настойчиво повторил Егор.
       "Екатерина Осиповна" махнула в сторону ближайшей девятиэтажки:
       - Туда полетел. Обогнул вот отсюда, - Мария Осиповна показала рукой, как Крылатый человек огибал эту девятиэтажку, - и скрылся. Не Вы ли его ранили? - и Мария Осиповна перекрестилась.
       Егор не стал отвечать и быстро направился в указанном направлении, подумав, не напрасно ли оставил ружье дома?
       - Ох, господи! Молодой человек, Вы уж с ним не очень..., если найдете.
       Егор резко махнул рукой - не оглядываясь. А если бы оглянулся и прислушался, увидел бы и услышал, как женщины молились и за него, и за Крылатый человека, и за себя, и за весь многострадальный мир, страдающий то ли от чьих-то происков, то ли от собственной неустроенности.
        
        
       День восьмой - Подмосковье
       (55) Арнольд Владиславович проснулся ровно в 7-00, вышел на цветистую лужайку, окружавшую его особняк. Цветочника в саду почему-то не было. Это показалось странным. "Тьфу, что за гадость - как в минувшем сне!" - Арнольд Владиславович уставился на груду пожелтевших костей, лежащих у него перед ногами. Что-то буро-желтое, воздушное обволакивало их. Арнольд Владиславович повернул голову, чтобы еще раз посмотреть, где садовник, но не обнаружил его. Нажал кнопку срочного вызова и к нему уже бежали два охранника.
       - Что это такое?!
       - Не знаем. Мы только что на такое же наткнулись.
       - Я Вас спрашиваю, что это такое?!
       Охранники подавленно молчали.
       Каменский выжидательно уставился на них
       - Арнольд Владиславович, никто в усадьбу не проникал. Это невозможно. Мы сейчас займемся этим.
       - Уберите эту гадость, и чтобы все выяснить. Где садовник?
       В этот момент третий охранник подбежал к Арнольду Владиславовичу.
       - Арнольд Владиславович, там садовник, в кустах. Он мертв. Рядом - чей-то скелет.
       - Что за чертовщина?! Где Аширов?
        Арнольд Владиславович, Ащиров на связи!
       - Арнольд Владиславович...
       - Ты знаешь, что творится у премьер-министра под самыми окнами?
       - Арнольд Владиславович!..
       - Ты начальник службы безопасности или засранный говнюк?!
       - Арнольд Владиславович!..
       - Я хочу знать, что происходит! Что это такое?! Что это сейчас лежит передо мной?.. Какие скелеты?.. Какие кости?.. Какой мертвый садовник?!! И это на даче у Каменского? А что тогда происходит за её пределами? Моджахеды Москву захватили, с вашего разрешения?! Я спрашиваю, что это такое?!
       - Арнольд Владиславович!..
       - Я что-нибудь услышу, кроме "Арнольд Владиславович"?!! Вы кто, служба безопасности или нашкодившие щенки?
       - Арнольд Владиславович, мы всё знаем...
       - Вы все знаете?! Чудесно! Превосходно! Тогда объясните, что это сейчас лежит перед моими ногами и почему оно лежит? И почему до сих пор лежит?! Кому я приказал, чтобы эту мерзость убрали? - заорал Каменский, обернувшись на ошалело стоящих возле его охранников.
       - М-ы-ы должны сначала вы-ы-яснить...
       - Но сначала это о-о-о-о-о-бнаружил я! Это что - обязанность премьер-министра великой страны "сначала" обнаруживать, а потом службу безопасности приглашать?! Может, он и шпионов за Вас ловить будет? ... Это ваши проблемы - убрать немедленно.
       - Аа-а-а-рнольд Влади..славович, это.. ве-е-зде сейчас происхо-о-о-дит... по-по всему подмосковью... Мы-ы- не успеваем...- продолжал на другом конце связи стоящий перед аппаратом громкой связи Аширов, и весь бледный, в поту, с мелко трясущимися руками и дрожью на лице.
       - Что я узнаю? Значит, по всему Подмосковью?! А, что извините, по всему Подмосковью происходит?.. Позвольте удовлетворить любопытство премьер-министра. Может, потеряете свое дорогое время и расскажете ему, то, что, по всей видимости, уже каждая кухарка знает?! И еще я у Лазарева спрошу, с какой стати руководитель службы личной безопасности премьера отвечает за Подмосковье? Это вас Лазарев так учит - сначала Подмосковье, а потом премьер-министр?! Так что ли!
       - А-а-а-рнольд Владисла-а-а-вович, повсюду ... ко-о-о-сти.
       В трубке раздался далекий, слабо нарастающий гул, похожий на гул прибоя и отчего-то очень тревожный. Арнольд Владиславович отнял трубку от уха, удивленно осмотрел её и снова приложил к уху.
       - Что ты несешь!!! Что вы там все с ума посходили? Все ведомство Лазарева в дурдом нужно отправить,,, Слышать этот бред не хочу. Чтобы через час все было убрано, через полчаса! И ко мне с докладом. И проверьте, что со связью! Вам ясно?! - заорал Каменский.
       - Но, Арнольд Владиславович ...!
       Арнольд Владиславович положил трубку, не дослушав. Он всегда говорил кратко и быстро. Каждая мысль излагалась за три секунды - не более. Сейчас - сорвался. Но это первый и последний раз - сказал себе Каменский и повернулся, чтобы идти.
       Тут третий охранник, нарушая видимые и невидимые границы приличия, принятые в этом доме, позволил себе вмешаться.
       - Арнольд Владиславович, такое повсюду. Не только в Подмосковье - кажется, чуть ли не по всей стране.
       Такого свирепого взгляда охранник не видел даже у Арнольда Владиславовича. Тот подошел к охраннику и сбил его ударом кулака на землю - приемы всяческие Арнольд Владиславович знал-таки.
       - Распустились под Лазаревым, - Каменский уже совершенно не скрывал свою неприязнь к Лазареву, - Сгною!!! Паникер, провокатор! "Чуть ли, кажется...!" С кем приходится работать?! Все проблемы должны быть решены. Уже решены! Ты против?!
       Стоявший перед ним охранник побледнел, а тот, который все еще лежал на земле, страшно пучил глаза, пытаясь выставить перед собою руки в защитной позе, словно кто-то более страшный, чем Арнольд Владиславович, собирался на него напасть. Тут только Арнольд Владиславович заметил, что земля возле него вспучивается и из нее вытягивается вверх чья-то рука, точнее ее кость, потом земля словно вышвыривает содержимое вверх, оно взлетает и падает прямо у ног Арнольда Владиславовича в виде еще одной груды костей. Оторопев, Арнольд Владиславович вопросительно взглянул на свою охрану, но охрана прытью бежала от этого места.
       Ошеломление длилось три секунды. За это время Арнольд Владиславович вспомнил, что он не только мужчина, но еще и отец двадцатилетней девушки Алисы, муж своей жены Клары и один из руководителей государства, отвечающий за его благосостояние, защищающий его интересы, руководитель всемирно известной фирмы, будущий Президент страны. И то, что он сумел сейчас взять разум и волю под контроль, еще раз убеждало его, что он является именно тем, кого всегда в себе создавал, что он подлинный патриот и владыка этого государства.
       Ударив по костям и сплюнув на них, он решительным шагом прошел в дом, вызвал к себе Акирова, руководителя внутренней службы апартаментов, и устроил разнос. В частности, за нарушение внутреннего распорядка и нарушение присяги трем "головорезам", как он их шутливо называл, предстоит суровое уголовное наказание и даже свыше того. Что касается костей, которые, сколько их не убирают, а они снова у этих недотеп выскакивают, он еще с этим разберется. А сейчас нужно подготовить некоторые материалы: вечером он будет в правительственном аэропорту, а потом - Америка. Важно лишь то, что запланировано - это Арнольд Владиславович исполнял точно.
       - Ты понимаешь, что через час проснутся Клара и Алиса? Они не должны всего этого видеть, - обратился он к руководителю внутренней службы.
       - Но...
       - Никаких "но". Если кости "выпрыгивают", то нужно немедленно с этим разобраться.
       Так просто кости не выпрыгивают, тем более, на Рублевке - думал он. Это заговор? Приурочили к моей поездке в Америку, сволочи?! Пытаются её сорвать? Конечно же! Но не получится - Каменский всегда выполнял запланированное и без задержек шел к цели.
       - А пока - все заасфальтировать! - продолжил он.
       - Что заасфальтировать? - не понял руководитель внутренней службы.
       - Всё вокруг дома.
       - И газоны тоже?! Но что скажут Ваши домашние?
       - Скажи, что я приказал - потом во всем разберемся. Потом. Сейчас я - на работу. Приеду, чтобы всё было заасфальтировано, а девочек из дому не выпускать "по причине обустройства парка". И сообщите Герману.
       Герману... Ну что же, ребята привыкли, что костерил Каменский Лазарева, а уповал на Германа... Ну что ни бывает, человек он везде человек, даже на государственном посту. Это тебе не короли и королевы, цари избранные Богом и приносящие себя и свои семью в жертву, а собственный брат сволочной, сумевший подняться наверх, и ничто человеческое ему не чуждо. А люди, как известно, сволочи.
        
       День девятый - Москва
        (56) Постепенно, постепенно, благодаря пятнам крови и рассказам очевидцев, Егор шел по следам этого существа, которого внезапно назвал про себя "человеком", человеком безо всяких приставок и уточняющих слов. Да, да, после той первой беседы с женщинами, которые попросили за Крылатый человека, Егор ясно осознал, что это человек, которого, может, и превратили в зверя, но что-то человеческое должно в нём остаться. Ведь даже умалишенного продолжаем считать человеком, умершего тоже продолжаем считать человеком. А сами мы кто? - тоже ведь люди, хотя и озверели от бескультурья? "Я стрелял в человека!" - вздрогнул он от внезапной мысли. И снова вспомнил про Анну, про детей - был ли у него выбор?
       Наконец, пройдя несколько дворов, увидел впереди оцепление.
       "Это здесь", - понял он.
       Стал подходить к охраннику, но тот, увидев приближающегося Егора, замахал руками и закричал:
       - Сюда нельзя! Нельзя!
       - А что случилось?! - крикнул Егор.
       - Иди, иди, иди! - вновь закричал охранник и двинулся в направлении Егора. Вид у него был достаточно свирепый и решительный. Егор счел благоразумным отступить.
       Но ведь не может он просто так стоять здесь, пока там, за оцеплением скрывают какую-то важную для него жизненную правду. Единственно, что оставалось, залезть по пожарной лестнице на крышу дома, откуда хоть что-нибудь можно увидеть. Подпрыгнуть до пожарной лестницы, которую он заметил вблизи, было невозможно, и Егор, озираясь, пытался найти какое-нибудь подсобное средство, вроде доски или валяющегося столба. Но ничего не увидел, кроме лавочки, сиденьем которой как раз и служила длинная доска. Он бросился к лавочке и стал ожесточенно отрывать доску. На истеричный вопль женщины, наблюдавшей за происходящим из окна, охранник обернулся и медленно направился к Егору, всем видом показывая, что этот человек ему изрядно надоел.
       "О чем думают люди? О лавочках! Больше им думать сейчас не о чем!" - отчаялся Егор.
       Пришлось отойти на значительное расстояние.
       Около часа он пытался где-нибудь обойти оцепление. Не получалось. Оставалась надежда на жильцов верхних этажей тех зданий, что прилегали к оцепленному двору. Наверняка, жильцы пытались тайно наблюдать за происходящим, несмотря на крики и предупреждения охранников. Егор даже видел слегка приоткрытую занавесочку на девятом этаже и выглядывающее девичье личико.
       "Что же они, спецслужбы, там делают так долго? Если там Крылатый человек - погрузили, увезли. А, может, еще что? Может, раненые люди?" - Егор терялся в догадках.
       Наконец из оцепления выехали несколько крытых машин, потом оцепление тоже погрузилось в машины и уехало. Егор бросился к зданию, в окне которого видел личико. Подъезд был закрыт, и Егору пришлось, придумывая всякие небылицы, долго уговаривать в домофон хозяйку рассчитанной им квартиры, чтобы она его впустила. Наконец уговорил. Встретила его напуганная девушка лет восемнадцати. Входя в проходную дверь, заметил, как тряслись её руки. Дома она была одна. Ну что ж, нужно уговорить её ответить на ряд вопросов.
       - Как Вас звать?
       - Алиса, - ответила девушка, приглашая Егора сесть.
       Но он не сел, а подошел к окну, из которого был виден двор. Да, действительно, эта девушка могла видеть всё или почти всё.
       - Алиса, - начал Егор, - мне кажется, что здесь был раненый человек с крыльями...
       Алиса испуганно отшатнулась от него:
       - Нельзя говорить об этом! - и поняла, что проговорилась. - Уходите, я ничего не знаю, ничего не видела!
       - Алиса, у меня трагедия. Может случиться трагедия - в моей семье. С детьми и женой.
       - Уходите или я вызову полицию! Буду кричать!.. Помогите!!!
       Егор резко подошел к Алисе и закрыл её рот рукой. Алиса стала вырываться.
       - Послушай, Алиса, ничего плохого тебя я не сделаю, но под угрозой моя семья. Её могут убить. Поэтому выслушай меня, прошу. Не смогу я так просто уйти отсюда. Это я стрелял в это существо! Я, понимаешь!
       Он всё еще держал её рот.
       - Сейчас я тебя отпущу - и ты выслушаешь меня. Ты же не хочешь погубить мою семью?!! Ты просто выслушаешь меня. Потом я уйду.
       Он отпустил её и сел в кресло. Алиса снова закричала.
       В дверь постучали соседи. Егор встал и направился к двери:
       - Значит, ты не хочешь помочь мне?
       Егор открыл дверь и два мужика появились в проеме:
       - Что случилось?
       - Ничего не случилось! Извините! Извините! - Алиса подбежала к двери и закрыла её. - Хорошо, я слушаю Вас.
       - Вы решительная девушка, - задумчиво произнес Егор.
       Осторожно подбирая слова, Егор рассказал ей о том, что крылатый человек преследовал его близких. Подробно рассказал о том, как получилось, что стрелял в него. Как разыскивал.
       Девушка повернулась спиной к Егору, раздвинула шторы и какое-то время стояла так, глядя во двор.
       - Что же у нас происходит? - задала она вопрос, не поворачиваясь к Егору.
       Потом повернулась:
       - Нас предупредили, чтобы мы ничего не говорили. Все жильцы дали подписку.
       Она снова замолчала. Егор ждал.
       - Хорошо, я расскажу Вам, но и Вы должны понимать, что теперь моя жизнь под угрозой.
       - Никто не узнает, что я у Вас был. А для соседей что-нибудь придумаете. Вы сможете это сделать или придумаем вместе?
       - Да, конечно, смогу. И вообще, соседи - хорошие люди.
       И Алиса рассказала ему о том, что рано утром - было где-то около шести - она встала, чтобы произвести утренний туалет и посмотрела в окно: во дворе бездыханно лежало странное существо с крыльями. Несмотря на раннее время из подъездов стали выходить люди. Кто-то крикнул, что нужно вызвать полицию. Потом вдруг появились люди в масках и (здесь на глазах Алисы появились слезы) - они стали стрелять!
       - В кого?
       - В людей! Я не могла смотреть. Потом раздались очереди вверх: стреляли по окнам.
       - Что потом?
       - Я долго боялась подойти к окну. А когда подошла, во дворе лежали трупы, - Алиса вытерла слезы. - А еще через несколько минут приехали эти... Они стали что-то замерять, потом убирали трупы. Нам кричали, чтобы задернули шторы и не подходили к окну.
       - А ты?
       - Я задернула шторы, а потом.... Потом я подсмотрела. Ведь тетю Машу убили - хорошая была женщина, - и Алиса расплакалась. - Потом ходили по квартирам, страшно стучали и кричали, заставили всех расписаться. Сказали, что дело страшное, сверхсекретное и сверхсерьезное - и если "что", то и с нами будет то же самое, как с теми на улице...!
       Алиса упала на диван и забилась в истерике. Егор стоял и гладил ей волосы. Острая струя жалости к ней и ко всему роду человеческому пронзила его сердце. Ему самому хотелось заплакать.
       Понемногу Алиса успокоилась, села, вытерла слезы. Егор очень осторожно, пытаясь не вызвать новой истерики, спросил:
       - А Крылатый человек, человек с крыльями..?
       - Его уже не было. Наверное, те, первые, увезли.
       - Прости меня, Алиса и спасибо. Ты помогла не только мне.
       - Я поняла.
       - Больше никому не говори об этом.
       Алиса молча кивнула головой:
       - А Вас как звать?
       - Егго..., - сердце сначала неровно стукнуло в груди, затем защемило, наверное, от напряжения. - Егор, - поправился он.
       - Егор, так что же происходит?
       - Видимо, много бед наделали мы в этом мире. Да ты не беспокойся, ты хорошая девушка, - и, сделав паузу: - Прорвемся. На всякий случай запиши мой номер телефона. Если что, звони.
       Продолжение будет опубликовано после "1000 просмотров + 2 комментария".
      
      
      
      
  • Комментарии: 1, последний от 16/06/2019.
  • © Copyright Гуреев Евгений Михайлович (chekanovandrey@mail.ru)
  • Обновлено: 17/06/2017. 379k. Статистика.
  • Роман: Фантастика
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.