Прямо по Ленина, по главной улице города миллионщика Перми, шёл странный мужчина. Странность его была в том, что он был обут в лапти. Согласитесь, даже для начала очень плюралистического и толерантного 21 века это как-то уж совсем смело. Ещё на мужчину были надеты фиолетовые джинсы, светлая футболка навыпуск, с отпечатанным портретом команданте Че на груди и с вышитыми красными петухами по низу. На бёдрах, там, где у американских ковбоев свисают обычно револьверы, у нашего мужчины болтались, помахивая тесёмками, шапки ушанки. С левой стороны солдатская, с правой офицерская. На правый указательный палец был одет колпачок из чёрной кожи, художественно разукрашенный серебряными узорами. Через левое плечо, на широком ремне, висела полупустая холщовая сумка. За плечами у мужчины была пристроена старенькая балалайка, расписанная жёлтыми ромашками. Лет мужчине казалось что-то около тридцати - тридцати пяти, глаза у него были голубые и внимательные, волосы русые, кудрявые, густые, мягкие, расчёсанные по средине на пробор, нос крупный, рот твёрдый. Общее впечатление от мужчины исходило какое-то опасное и весёлое. Шёл мужчина свободно, не торопясь, с интересом разглядывая всё вокруг. На дворе было лето, солнце сияло жарко, мухи жужжали по рабочему, поливальные машины мочили асфальт.
Прохожие не очень-то и обращали особое внимание на мужчину в лаптях, насмотрелись, слава Богу, за последнее время на всякое. Незамужние пермячки, все красавицы и спортсменки, смотрели вообще сквозь мужчину и его лапти так, словно он был стекло, а замужние больше думали о золоте и бижутерии, чем о сомнительных приключениях с балалайками и лыковыми лаптями.
Так они все и шли мимо друг друга, пока мужчина не дошёл до здания краевого драматического театра. И не то, что его как-то привлекла замечательная архитектура сего храма искусств высокой нравственности, похожего на Ноев ковчег с колоннами, нет. Остановил его громадный плакат, вывешенный на сияющем белом мраморе фасаде театра. На плакате было нарисовано огромное что-то, похожее на:
- Жопа? - задумчиво сказал мужчина. - Етит твою за ногу! Вот она где, голуба. - Мужчина огляделся вправо, потом влево и заметил скучающего милиционера сидящего рядом на высоком бордюре и облизывающего белое мороженное.
- Эй, ты, служба, сюда иди! - сказал тут мужчина очень властно, обращаясь к предающемуся умеренным гедонистическим радостям милиционеру.
Милиционер растерянно оглянулся по сторонам. Рядом никого не было.
- Ты чё, Вань, дурак? - пробасил вдруг возмущённый голосок со стороны правого лаптя. - Ему о здоровье думать, а он околоточного злить. Ну, щас огребём!
- Шапками закидаем! - запищал теперь и левый лапоть. - А потом всю зону засмешим! Делов то.
Мужчина, которого, как услышали, зовут Иван, дёрнул щекой, но промолчал.
Милиционер зорко и быстро оглядел Ивана, всё заметил, и балалайку и лапти, потом снял фуражку, протёр рукавом козырёк, глянул в него, как в зеркало, поправил волосы, плотно надел фуражку на голову и поднялся. Мужиком он оказался невысоким, но кулаки от тяжкой милицейской работы сумел накачать огромные, на погонах пристроились звёздочки, маленькие, зато по три штуки на погон. Старлей, стал быть, милицейский. Невысок чин, но и не ефрейтор. Офицер. С уважением надо бы. Прав правый лапоть. Милиционер осторожно подошёл к Ивану.
- Как вы себя чувствуете, мужчина? - спросил он участливо.
- С утра не кашлял - твёрдо отрезал Иван. - Ты мне вот что скажи, старлей. Вот эта задница на картине давно тут висит? И ты случаем не её охраняешь?
Милиционер вскользь оглядел полотно с рисунком, вывешенное на белом фасаде театра, ещё раз внимательно посмотрел на лапти, в которые обут был Иван, на шапки ушанки застывшие на бёдрах, на романтичного товарища Че на футболке, и осторожно ответил: - А вы на балалайке играете? Очень хорошо. Особенно сейчас, когда космополитизм. Очень своевременно. А в лаптях удобно, да? И ноги не потеют? Здорово. Русь значит. А шапки зачем? Мух гоняете? Это правильно. А документы у вас есть? Сейчас без документов нельзя, приказ вышел, слышали?
- Не балалайка это, а гусли самогуды скрытые. Так что с задницей-то?
- Вы не волнуйтесь, мужчина. Жарко сегодня, не надо в такой день переживать много. Хотите, пройдёмте со мной, я вам место организую в холодке. Вы там с интересными людьми встретитесь. Пройдёмте?
- Понятно. За дурака принимаем. Морок. Хорошо. А ты всё ж мне скажи, служивый, что нарисовано-то? Не задница? Ты это как видишь? Что там?
Милиционер ещё раз оглядел плакат с рисунком. Картина как картина. Современная. Какой то муляж головы, но без глаз, носа и рта. На болванке этой сидит парик, рыжий, лохматый, волосы развеваются в разные стороны. Болванка посредине пробита вертикальной трещиной, видимо материал от времени треснул. Нет, конечно, так если подумать, то похоже на нечто такое, известное всем и похабное, но при чём здесь парик? Где ж это граждане художники видели задницу, волосатую по бёдрам и пояснице, а не в ином месте? Ерунда какая. Конечно это голова, муляж, подставка. Вон и написано - плутовская комедия.
- Сельпо! - рявкнул вдруг грозно старший лейтенант. - Ты кто? Художник? Артист? Ты чего тут посреди миллионного города выражаешься, деревня?! Зад он увидел! Да тебе яблоко райское покажи, ты всё равно ничего другого не увидишь! Ты чего тут строишь?! Ты чего тут строишь из себя, а? Лапти одел, так думаешь теперь всё можно?! Купил всё!? Народ, блин. Ксенофоб! Понаехали из деревень, задницы везде видят. Интеллигенция. Очки ещё одень, мудрило. Паспорт покажи.
Я ксенофоб!? - лицо у Ивана стало красным, руки опустились на бёдра к шапкам ушанкам. - У меня невеста лягушкой зелёной холодной была, пока не сплыла, это как?! У меня медаль бронзовая на чердаке висит, за высочайшую толерантность полученная. Сам Сивый Мерин вручал, руки мои белые копытами мозолистыми жал, жал, чуть не сломал!
- Почему одет так национально?
- Русские мы.
Милиционер вспомнил об остатке мороженного, и отбросил его в сторону ближайшей урны. Спросил сурово - Мужчина, говори короче, чего хочешь и вали дальше. Некогда мне с дураками вошкаться, служба стоит.
- Кто дурак? Иван дурак?! - Иван рванул ворот футболки. Футболка не поддалась.
- Ваня, пятна растут бешено, завязывай с эмоциями! - пискнул тонкий голосок со стороны левого лаптя.
Иван же взял себя в руки, сделал несколько вдохов-выдохов с закрытыми глазами, и уже спокойным и даже добрым голосом сказал: - Ну, не знаешь, и не знаешь. Подумаешь. Я тоже в детстве бабушку за дедушку принимал. Морок. Видать та задница-то, правильно адресок указали. Ладно, иди не мешайся, я сейчас её мочить начну.
Иван полез в сумку на поясе, покопался и вытащил большую рогатку. Огляделся вокруг, нагнулся, поднял камушек. Вложил его в резину с рогатки и с прищуром приценился к картине. Сквозь зубы процедил - Боишься, перпетум мобиле проклятый. Слезай на суд правый, время пришло.
Милиционер бросился на Ивана стремительно, тот и опомниться не успел. Скрутил Ване руку и ткнул его носом в пыльный асфальт.
- Ишь строит из себя! Я те построю! - рычал старлей.
- Что вы делаете! Вы зачем народ мучаете, фашист! - крикнула звонко худенькая и, хотя и без очков, но очень умная на лицо старушка. Она замахнулось жёлтым полиэтиленовым кульком с покупками и отчаянно предупредила: - Я космонавта Гречку знаю! Сейчас же отпустите мужчину, он на гармошке играет!
А вокруг милиционера и Ивана тут же собралась большая толпа заинтересовавшихся пермяков. Народ вёл себя разно, молодёжь просто любопытствовала, и посасывала ароматное пивко из стеклянных бутылок, пенсионеры конечно же ругались. Кто на Ивана, мол, развелось алкашей, уже возле драмтеатра на балалайках играют, а кто и на милиционера, мол, вот, держиморда, простому человеку уже и лапти нельзя одеть, сразу в кутузку. Ну разве это народная власть?
Милиционер, придерживая Ивана в согнутом положении, оглядел народ и с укором сказал - Зря вы граждане власть космонавтами пугаете. Власть не боится. Но я вам по человечески скажу, чтоб потом не жаловались в интернете. Этот хулиган в лаптях хотел расстрелять вот это произведение искусства. - Милиционер отпустил у Ивана правую руку и указал на картину. - Полотно с высокой идейной нагрузкой этот псевдонародный скинхед хотел пробить острым камнем. Вот этим - милиционер показал рогатку. - Что ж теперь целовать его? А на гармошке мы все играть мастера.
Воспользовавшись тем, что милиционер ослабил захват, а правую руку и вовсе отпустил, Иван осторожно выпрямился и сказал людям - Мужики! Господом нашим Иисусом Христом прошу - Иван перекрестился и поклонился - Время идёт смутное, коллайдер в земле немецкой уже запустили. А виной всему - Невидимая Рука Свободного Рынка, тварь! - Иван сплюнул в сторону плаката с рисунком. - Невидима она, потому сеет раздор и конкуренцию по всему белому свету. Но у неё есть видимая часть, Задница Свободного Рынка, хотя об этом и помалкивают отечественные средства массовой информации. Прячется она хитро, чтоб не пленили и не накинули бы через неё узду на руку невидимую. Ищут страшную задницу по всему миру богатыри, а она вот! - Иван указал пальцем в чёрном колпачке на плакат, висящий на стене драмтеатра. - Везёт мне. Сейчас в плен толстуху заберу. Не мешайтесь, а? Дайте отличиться перед Сивым Мерином.
- Ну вот - сказал милиционер. - Ещё и дурак. Бред несёт. И не безобидный бред, заметьте, а с политическим заворотом. Время сейчас, конечно, вольное, говори что хочешь, лишь бы без ксенофобии, но рынок-то свободный не трожь! Это святое. Это нельзя.
- Обоснуй - сказал строго некий человек в костюме и галстуке. Он достал из кармана диктофон чёрного цвета, нажал кнопку и сунул под нос Ивану.
- Ну, на море овин горит, по небу медведь летит - ответил по философски Иван. - Мужики! И бабы. Не о том говорим. Отдайте задницу свободного рынка. Хватит ей малых детушек сиротить, красных девок на бордюр посылать! - Иван мягко вынул из руки старлея рогатку и оглядел народ. - Щас сгоню и пленю вонючку заморскую.
- Нет, это не может быть задницей, здесь же парады военные проходят и начальство стоит, ладошками машет - сказал рассудительно мужчина в годах. - Что, губернатор задницу от приличного рисунка не отличит? Он же с образованием. Да и мэр тут и другие. Нет, это не задница.
- Не надо поливать власть, армию, милицию, ФСБ грязью! Хватит! - сказал тут горячо мальчик лет восьми, держащийся одной рукой за бабушку, другой - пластмассовый автомат непонятной марки. - Не позволим!
- Если это задница, то вы фашист! - сказала смело бабушка прямо в лицо Ивану.
- Почему? - не понял Иван.
- Потому! - отрезала бабушка и погладила внучка по голове. - Лапти надо сушить, вот. И не заносится. Образованные все стали, погулять с дитём негде.
- Нет. Это голубь мира. Так видит художник - сказала молодая красивая женщина. - Смотрите. Небо. Круг - символ земли, символ мудрости. Голубь спит, крыльями закрылся. А волосы это символ грядущей радости. Как тут можно увидеть жопу? Вообще не понимаю. Какое-то больное видение мира.
- Нет, это фигура, символизирующая творческую мощь нашего города, нашей культурной элиты, нашей мэрии, если хотите! - сказала толстая женщина, держащая на собачьем поводке толстую испуганную кошку. - Надо же нам как-то войти в мировое художественное пространство! Да, может это и похоже на то, что кто-то наблюдает над унитазом. Но это современно! Сегодня весь мир так видит. А что, лучше если здесь пиво будут рекламировать?
- Ой нет! - горячо поддержала та же молодая и красивая женщина. - Не надо пива, я с него пучусь. Пардон.
- Эх! - сказал тут веско мужчина с диктофоном. - Новая, свободная жизнь даёт вам гигантские возможности для реализации человека. Да, это не задница. А жаль. Пусть и молодёжь знает как человек устроен. Не всё пестики тычинки. Чему мы учим подрастающее поколение? Где правда? Вы посмотрите, автобусный парк рушится, на новый транспорт денег нет. Всюду зайцы! Разве так построишь гармоничную жизнь? Дисциплина где? А я говорю, введите общественный капиталистический контроль со строгой ответственностью. Как на западе, в той же Америке цивилизованной. Поймал зайца и тут же его, прямо на этой же остановке и расстрелял. И чтоб все видели, не отворачивались. Тогда народ и к власти и к художникам повернётся, и художники народу будут улыбки рисовать, а не всякие абстракции.
- Современное искусство есть высшее проявление человеческого ума всех времён и народов! - сказал звонко всё тот же мальчик с пластмассовым автоматом и бабушкой в руке. - Пока не отменим практику посадки в тюрьмы несовершеннолетних, будем смотреть не искусство, а его имитацию.
Бабушка прослезилась и дала мальчику шоколадную конфету.
- Морок. Смотрим в книгу, видим фигу - подвёл под оживлённой дискуссией черту Иван и обратился к внимательно слушавшему граждан милиционеру - А что, служба, не сплясать ли нам? Народ заводится, как бы далеко не зашёл, пора уводить.
Милиционер промолчал, только досадливо дёрнул плечиком. Мол, не отвлекай. Иван стянул с плеча балалайку, которая, как он говорил, есть гусли самогуды маскированные, пригладил волосы, ударил по струнам и пустился в пляс, напевая грубым голосом:
Как овца в гнезде да яйцо садит,
По поднебесью да сер медведь летит,
Он ушками, лапками помахивал,
Он черным хвостом да принаправливал.
По синю морю да жернова плывут,
Жернова плывут, да туг певун поет,
Как гулял гулейко сорок лет за печью,
Ишша выгулял гулейко в лоханке воду:
- А не то ли, братцы, все сине море?
Как увидел гулейко, из чашки ложкой шти хлебают:
- А не то ли, братцы, корабли бежат,
Корабли бежат, да все гребцы гребут?!
Народ обалдел. Образовался большой круг, вокруг которого встала толпа уже человек в сто. Иван же ходит в круге гоголем, притоптывает, да прихлопывает, продолжая грубовато голосить речитативом:
- У меня жена красавица, под носом румянец, во всю щеку сопля. Как по Невскому прокатит, только грязь из-под ног летит. Зовут ее Софья, которая три года на печке сохла. С печки-то я ее снял, она мне и поклонилась, да натрое и развалилась. Что мне делать? Я взял мочалу, сшил, да еще три года с нею жил. Послал я ее к рынку купить из-под хвоста грудинку, хрящик, самый-то ящик. Там фурманщики ее убили, так мне досадили, даже слезы покатились, только назад воротились. С головы вошь свалилась, да с трем курам драться схватилась, я насилу разнял. Пошел на Сенную, купил за грош жену другую, да и с кошкой. Кошка-то в гроше, да жена-то в барыше, что ни дай, так поест. Эх - эх - эх! Был я в зверинце. Ну, уж там удивленье, со зверями представленье. Там медведь боролся с козой. Коза не выдавала, медведю в зубы поддавала. Вот на что поддалась она - в помочь привели слона, вот как слон с медведем начал биться - коза бросилась топиться. Я вижу, что нам не место, пойдем домой, невеста. Она захлопотала: посидим покуда. А нас и выгнали оттуда. Эх!
Иван топнул ногой, остановился, убрал инструмент за спину и утёр рукавом потное лицо. Огляделся. Народ стоял молча, смотрел на Ивана очень серьёзно. Толпа ещё увеличилась. Большое количество людей, молодёжь, забрались на высокие бордюры, отделяющие драмтеатр от улицы.
- Айн, ту, три - возгласил на всю округу Иван, зубами содрал кожаный колпачок с серебряными узорами с правого указательного пальца, и поднял руку с торчащим пальцем над головой. - Ох, братцы, хорошо на печи пахать, да заворачивать круто. Ну-ка, посмотрим все внимательно на этот весёлый пальчик. Всем видно? Кому не видно на цыпки подымайсь, не дрейфь.
Иван и сам потянулся вверх на цыпочках, демонстрируя всем свой палец. Народ вперился в Ивана и его палец внимательно внимательно. Первым рассмеялся мальчонка с философским взглядом на жизнь, автоматом и бабушкой. - Палец! - сказал он, давясь и ломаясь в пояснице от приступа смеха. - Смешной!
- Смешной - закатилась в приступе смеха несчастная молодая женщина, которую пучило от пива.
- Смешной - трясся от смеха милиционер, уткнувшись лицом в фуражку.
- Смешной - ревела весело вся собравшаяся толпа.
- Смешной - сказали бы и мы с вами, уважаемые граждане, если б были тогда на том месте и видели бы тот необыкновенно весёлый палец.
Громовые раскаты смеха перекатывались с одного конца собравшихся горожан на другой. - Смех, да и только! - утирались от слёз пермяки. - Как же он его таким сделал, чудило?! - ревела толпа.
Иван стоял ровно, внимательно оглядывая народ вокруг. Сам старался на палец не смотреть.
- Дело Мастера боится - пропищал довольный голосок со стороны левого лаптя. - Давай Ваня, покажем ей где раки зимуют!
- Поспешишь - людей насмешишь - урезонил торопыгу басок от правого лаптя. - Осторожнее Иван. Чуть что, сразу переговоры предлагай. Драчливый петух жирен не бывает. Народная мудрость.
И вдруг послышались очень громкие звуки - пуф, пуф, пуф, - как будто какой-то гигантский паровой котёл вдруг стал стравливать пар. Звуки всё убыстрялись и становились громче. Резко запахло какой-то невообразимой тухлятиной. - Жопа, жопа падает - закричали в толпе испугано и удивлённо. Народ зажимал носы, толкался и тыкал пальцами в сторону плаката. С рисунком на плакате творилось что-то нереальное. Рыжий парик с болванки каким-то непонятным образом свалился, болванка действительно стала уже просто гигантской задницей, и эта задница отчаянно хохотала так, как умеют это делать только они, с грубыми, вызывающими звуками и неприятным запахом. И от того сильного дрожания сорвалась таки эта, со слов Ивана, интимная часть Свободного Рынка, и пала на асфальт. Но не расшиблась, не заплакала, хотя и мягкая со всех сторон, а двинулась, продолжая ужасно грубо хохотать в сторону Ивана.
Иван стоял молча, уперев руки в бока и ждал приближение врага. Огромная, словно копна сена, трубя и воняя, переваливаясь с бока на бок, задница приближалась к Ивану. Испуганный народ разбегался в разные стороны. Философски обученный мальчик стрелял одной рукой из пластмассового автомата по чудо-юду заморскому, а за другую бабушка быстро волокла его прочь. Иногда у неё доставало храбрости оборачиваться, и тогда она кричала Ивану - Фашист! Фашист!
Но милиционер остался возле Ивана, не сбежал, с нервишками у них там в пермской милиции всё в порядке оказалось. Вынул он пистолет системы Макарова из-за пояса, наставил его на приближающуюся гиперболизированную правду жизни и страшно сказал - Жить хочешь?
Задница пыхнула особенно громко и милиционер пал, задохнувшись от мощного удара в нос. Падая, только и успел прошептать бедняга - Акции, акции не сбрасывайте! Завтра отыграют.
Иван и задница остались одни, друг напротив друга. Задница протрубила что-то повелительное.
Иван усмехнулся - Ты и не знаешь, что Кирдык с Каюком со мной? Не предупредили? И то верно, кто ж их под личиной учует. Не повезло.
В принципе, если вот так смотреть прямо и непредвзято, то задница была всё-таки больше красной, чем жёлтой. После же этого заявления Ивана, она стала белой, тут же развернулась и хотела броситься переваливать прочь. Но Иван-то стоял рядом!
- А ну, брат Каюк, запри-ка сии ворота нежеланные! - отчеканил категорично Иван и пнул задницу правым лаптем.
- Берегись бед, пока их нет - успел пробасить правый лапоть и врезался в по назначению. Попа отреагировала на это ужасным воем.
- Проклятый Каюк - вдруг пробулькала она на удивление довольно отчётливо. После этого она начала вертеться на одном месте, слегка подпрыгивать, свистеть на манер электрички и уменьшатся в размерах.
Иван осторожно щурясь, стараясь не смотреть в упор, надевал на смешливый палец колпачок с серебряными узорами. Ждал. Наблюдал за метаморфозами сакральной части Свободного Рынка, по сторонам не смотрел. Зря. Потому что получил внезапно в ухо добрый удар крепким кулаком и отлетел прилично в сторону. Только и кхекнул Иван от неожиданности, но ничего, жизнь штука внезапная, бывает и не такое, поднялся. Перед ним стоял крепкий мужчина в зелёной пятнистой форме, в чёрном плоском бронежилете, с челюстью, как у английских лошадей. За мужчиной стояли два чёрных и больших джипа с тёмными стёклами, а возле них приготовились действовать ещё с десяток таких же бойцов, один выше и мясистее другого, в фуражках с пятнистыми козырьками на пол-лица. У всех в кулаках зажаты длинные и толстые резиновые палки, огнестрельное оружие в кобурах.
- Всемирная служба охраны памятников культуры - представился сухо мужчина и коротко приложил руку к виску отдав честь. Говорил мужчина с очень заметным прибалтийским акцентом. - Вы уничтожили произведение искусства. Вы будете отвечать.
- Чё ж ты дерёшься-то стразу? - обиженно ответил Иван, отряхивая пыль с одежды. - Главное сзади ударил. Некрасиво это, у русских так не принято.
Задница, уменьшившись до естественных человеческих размеров, затихла и лежала неподвижно у Ваниных ног.
- Президента в машину, лапотника в багажник - резко распорядился охранник всемирных памятников. Его бойцы двинулись вперёд, беря Ивана в кольцо.
Иван начал нервничать. - С тылу-то не заходите, не люблю я. Грудь на грудь, главное - по честному. - Иван сделал быстрое движение руками и в кулаках у него оказались, сжатые за тесёмки, шапки ушанки, висевшие до этого на бёдрах. В левой солдатская, в правой офицерская, с фиолетовым отливом. - Как старые люди говорят - не бей по голове, а колоти по башке. Ну, мать ядрёная, выручай непутёвого!
И Иван ринулся в бой. Как обычно бывало с Иваном в таких ситуациях время убыстрило свой бег настолько, что Иван мало что помнил и соображал в такие мгновения. Только отдельные фрагменты крупным планом мелькающие перед его глазами. Резиновая палка идущая в лоб. Кокарда с солдатской шапки рассекает дубину, свободная тесёмка от этой шапки бьёт в центр бронежилета и боец складывается пополам. Офицерская шапка, запущенная хитрым образом, летит мимо бойцов и касается ласково кого ушами, кого тесёмками, кого козырьком с кокардой. Одно касание - одно обездвиженное тело. Найди бражку в тумане - вспомнилось Ивану название страшного приёма. Рука начальника тянется к кобуре с пистолетом. Верх шапки касается руки. Начальник пропадает. Два бойца сбоку замахиваются на него дубинами. Офицерская шапка, возвращаясь, бьёт их одновременно обоими ушами шапки каждого по затылку. Бойцы пропадают. Иван поднимает шапку. Радиатор машины перед глазами. Тесёмка разносит стекло. Никого нет.
И тогда время потекло с положенной скоростью, и Иван, повесив боевые шапки на положенные места, осмотрел поле боя. И не нашёл ни задницы, ни агентов по охране памятников.
- Сбежала - сплюнул в сердцах Иван. - Пока бился, сбежала. Вот тварь хитромудрая! Ничего, далеко не уйдёшь. По запаху найдём.
- Иван, помоги - позвал Ивана слабый голос. Милиционер сидел метрах в пяти, бледный, и протирал платочком лицо. Иван присел рядом на корточки.
- Как это ты их? - спросил старлей. - Один таких бугаёв?
- Шапками закидал - ответил легко Иван.
- Как же ты про картину прознал? - спросил старший лейтенант.
- Морок. Она вишь, задница рыночная морок напускает, маскирует дела свои тёмные. Ну, а где морок больше, значит там и задница ближе. Тебе вишь обувка моя диковинной показалась, хотя ты и не француз, а над головой задница висит, а ни ты, ни народ внимание не обращает. Чего уж тут думать-то? Морок, знамо дело. Ну, ладно, ты давай оклевывайся тут, а мне не досуг. Доложиться надо. Пока, служба.
Иван очень по дружески подмигнул милиционеру, слегка коснулся его плеча и пошёл прочь. Всё так же спокойно и уверенно.
Милиционер подобрал валявшийся рядом огрызок от перебитой непонятно как надвое резиновой дубинки, осмотрел её край, и задумчиво проводил взглядом уходящего Ивана.
***
На какой-то стройке, где в это время не было ни рабочих, ни охранников, среди неоштукатуренных стен и поддонов с красным кирпичом, стоял Иван. Оглянувшись удостовериться, один ли он, или кто подглядывает, и не увидев опасности, Иван со словами - А ну, брат Кирдык, отвори-ка мне двери, яви мне Мерина Сивого, для доклада по существу - пнул левым лаптем по кирпичной стене и отошёл на несколько шагов назад. По стене тут же побежали разноцветные, в основном зелёные и фиолетовые огоньки, и через мгновение посредине стены образовалась дыра окружностью где-то с метр. И тут же в образовавшуюся дыру просунулась улыбающаяся голова лошади сивого цвета. Кто не в курсах, сивый это цвет серый с примесью седого.
- Начальству привет - молвил тут же Иван учтиво, но без особой подобострастности.
- И тебе Иван, именуемый под оперативным псевдонимом Дурак, привет - поздоровался не менее учтиво и Сивый Мерин. - И вам силам затворяющим и отворяющим пространства, именуемым для краткости и устрашения Каюк и Кирдык, от Сивого Мерина, исполняющего обязанности Покш начальника - привет.
Лапти - левый и правый прокашлялись, но почему-то промолчали.
- Докладываю - продолжил Иван. - Мною, по наводке, обнаружена здесь, в граде Перми Российской Федерации, замаскированной под произведение искусства Задница Свободного Рынка. Попытка пленить не удалась, объект сбежал. Но противной стороне нанесён урон, Каюк затворил зад, теперь ей с запорами придётся туго. Думаю, в ближайшее время она будет обретаться здесь, потому прошу помощь. Хотя бы парочку богатырей, а?
- Нету свободных богатырей, Иван. Людей полно, а богатырей нет. Все за Невидимой Рукой Свободного Рынка гоняются. За невидимостью совсем озверела тварь. Про коллайдер знаешь? Так что работай. А может, это, Иван, твой крест мир от задниц спасать, а? Не беги от трудностей, человек, вези воз пока не привёз. Вот. Хотя, кто без дела болтается, для оперативной работы можешь привлекать. Даю добро. И не забывай, у тебя Кирдык с Каюком. Они сами по себе такая сила, что о-го-го.
- У меня жалоба - пробасил вдруг правый лапоть, то бишь сила неведомая, затворяющая, под псевдонимом Каюк.
- Жалуйся - важно кивнул головой Сивый Мерин.
- Все мы в курсе про болезнь Ивана, под названием псориаз. Ну, там пятна всякие на коже, которые с таким трудом ликвидировала великая лекарша наша Кузькина мать.
- Хотя об этом есть и другие мнения - вставил и своё писклявое соображение левый лапоть, то бишь всё отворяющий Кирдык.
- Ивану наказано не раздражаться, не сердится, не злиться. Иначе пятна вновь пойдут. А он чуть что, сразу драться лезет! И злится, и злится!
- Что ж тут поделаешь? - всхрапнул сухо Сивый Мерин. - За то и псевдоним получил, что чуть не по нему, сразу в ухо лезет. Натура. Что вы предлагаете?
- Выговор бы ему, с занесением. Чтоб нервы берёг.
- Эх, друг! А я его братом называл! Я его щёткой-то чистил, чистил, спать у головы ложил. Тьфу!
- Подумаем. Просьбы, предложения есть?
- У меня просьба - проворчал Иван. - Медаль у меня на чердаке висит, за толерантность из копыт ваших полученная.
- Помню - кивнул Сивый Мерин.
- Боюсь, Аника Воин спереть может. Она из бронзы, а это ж цветмет! Сопрёт и сдаст, чё я его не знаю.
- Использование служебного положения? - пропищал задумчиво и негромко левый лапоть.
- А, не надо! - встряхнулся тут Сивый Мерин. - Мне ещё на митинге врать. Как раз после Сивой Кобылы с её бредом выступаю. Пока. - Сивый Мерин качнул головой, всхрапнул ещё раз на прощанье и удалился. Дыра в стене тут же затянулась кирпичом.
- Умный был бы человек, кабы не дурак - вздохнул Иван и покачал головой. Повернулся и пошёл прочь с этого места.
- Это ты про кого, Иван - спросил Каюк. - Это ты про начальство, да? Иль про меня?
- Почём знать, чего не знаешь? - туманно ответил Иван. - Не мешай грибам цвести, и всё будет нормалёк, товарищ.
О чём-то они ещё говорили, естественно, выбираясь со строящегося здания на улицу, но то уже нас граждане не касается, ибо конкретно эта история закончилась. Все пошли спать.