В Москве, недавно, в одной известной и прославленной киностудии, произошла история, круто замешанная на метафизике. Как-то раз, к обеду, когда в разных павильонах киностудии шёл плодотворно творческий процесс, и творцы творили нетленные шедевры, произошёл сбой электричества. Съёмки, естественно, прервались, и пока соответствующие службы выясняли причины сбоя, ассистенты продолжили готовить актёров, репетируя сценки из будущих фильмов. В первом павильоне, где снималась картина о войне, режиссёр Бобричевский поднял скандал, так как, по его мнению, тетивы на луках из которых красноармейцы должны были стрелять по немецким танкам, были мокроваты, и эффект от такой гнилой стрельбы никаким монтажом не замазать. И вообще, палки, вилы и косы, с которыми Красная Армия должна была биться у него с немцами в белорусских степях, сделаны художником без творческого горения, да чего там, куплены наверняка в ближайшем садовом магазине! А можно было бы включить креатив, и сделать сей инвентарь, прописанный в гениальном сценарии, более воинственным и опасным для зрителя.
В павильоне номер три, где тоже снимался фильм о великой войне, продюсер Корчевский и режиссёр Манчелевский дымя трубками, благодушно пеняли известного сценариста Иннокентия Сказано-Несказанного: - Понимаешь, старик - говорили ему - это ты хорошо написал, как наши солдаты в украинских лесах на немецкие танки с дубинками бросались. Это хорошо. Хорошо, когда немецкий солдат порядок наводит среди наших пленных. Человечно. Я его ещё приодену покрасивее, лоток с хлебом дам, хорошо будет. А вот когда ребёнок к красноармейцу бежит от фашистского самолёта, это как-то нереально. Неправдой пахнет. Не поверят там. Наш солдат только что западную Белоруссию завоевал, поляков расстрелял, форма на нём некрасивая, я им ещё пилотки звёздами кривыми обошью по кантику, он же страшный и небритый, а ты ребёнка к нему за помощью. Не поймут. И вообще. Любовь у тебя, по нашим временам, какая-то целомудренная. Солдат титьку видеть перед смертью хочет, а ты ему - чуть ли не жди меня. Не поймут. Потом, танкисты после боя у тебя какие-то весёлые. Чего они веселятся? Ты же сам пишешь, они за один немецкий танк сто своих потеряли - и веселятся?
- Но один-то, случайно, подбили! - защищался расстроенный сценарист.
- А чему радоваться? Ведь людей убили. У них, у немцев, тоже и мамы и жёны и дети были. Они о чём-то мечтали, души их идеального ждали, они Гёте читали, а встретили снаряд из совковой пушки. Танкисты плакать должны и каяться перед своей совестью. Хотя нет, откуда у наших совесть? Дальше ...
А вот дальше и произошло непонятное и мистическое. Вначале как-то потемнело всё, потом стены и крыши павильонов и киностудии словно бы истаяли, и стало видно небо. Причём небо ночное, со звёздами. На фоне звёзд стали вдруг являться гигантские лики. Сначала проявилась голова актёра Черкасова в шлёме русского воина. Ну, из фильма Александр Невский, если видели, хотя да - показывают его нынче совсем редко. Следом появился царь Иван Грозный в исполнении всё того же артиста Черкасова. Затем прорисовалась голова Петра Первого из одноимённого фильма. Гневно смотрел царь Пётр на киноделателей, подёргивая щекой и усом. Далее появились очень серьёзные лица Ленина и Сталина в маршальской фуражке. И последним оформился на звёздном небе лик участкового милиционера дяди Анискина Фёдор Ивановича. Очень и очень внимательно и сурово сии лица оглядели перепуганных представителей кинобизнеса, замерших на своих рабочих местах.
- Эх вы, отсоздатели! - сказала укоризненно, но очень громко, так, что словно гром и трубы прогрохотали вблизи, голова участкового Анискина. После этого три раза ярко сверкнула молния и три раза сильно ударил гром. И стихло всё, и опять стало светло, звёздное небо ушло, а везде вновь стали стены и потолок.
Народ на киностудии работал тёртый, в мистику не верил почти никто, разве что операторы, не брившиеся до конца съёмок. Да и не все следовали этим архаичным обычаям. Поэтому, на событие посмотрели как на чей-то аттракцион, явленный с непонятной целью. Ну, попугали и ладно. Всё когда ни будь объяснится. Иннокентий Сказано-Несказанный сходил, правда, после этого в церковь, помолился, поплакал. Но, все ж знали, что Иннокентий Игоревич натура впечатлительная и за дело страдающая. Продюсер Корчевский заметку в фейсбуке написал про молнии и головы. Набрал тридцать репостов и сто три лайка. Хорошо.
А на следующий день на киностудии началась метафизика. Та самая, из мира непонятного, непознанного, да и прямо сказать, мешающего творческим людям плодотворно трудиться при производстве грёз. Сновавшие по длинному коридору киностудии со срочными киношными делами сотрудники были вынуждены на какое-то время прижаться к стенам, потому как по центру коридора шла воинская колонна. Усталые солдаты с винтовками, некоторые бойцы катили на колёсиках пулемёты максимы. Мало того. В центре колонны шёл танк - Т-34 и вот это было совсем непонятно. Как он умещался в коридоре, и кто пустил сюда эту боевую технику? Продюсер Спанделевский попытался было заговорить с сидевшим в люке танкистом - Какого чёрта? - Но на него не обратили внимания. Танкист громко крикнул - К бою! - и скрылся в глубине танка, захлопнув люк. Солдаты сноровисто разбежались по сторонам, залегли и сразу стали стрелять куда-то вперёд. Застрочили максимы. Танк взревел, повёл дулом и выстрелил. Грохот был ужасный. Дым волной поплыл по коридору. Киношники - женщины и мужчины, упали вдоль стен и стали кричать о помощи. Но не слушали их солдаты. Стреляли, строчили, били из танковой пушки вдоль коридора, и им отвечали! Среди солдат разрывались снаряды, кто-то со стоном падал. Вот появились и враги. Немецкий танк шёл навстречу, за ним бежала немецкая пехота, стреляя из автоматов. Т-34 выстрелом сшиб с немецкого танка башню. Пулемёты, уполовинившие ряды немецкой пехоты, смолкли, и наши сошлись с немцами врукопашную. Это было жутко. Стреляли в упор. Тыкали штыками и ножами. Рубили сапёрными лопатками. Густо стоял мат, грубый и хриплый. Неслись предсмертные крики и вопли ярости. Возле лежащего на животе продюсера Спанделевского упал немец с разрубленной головой. - Ханде хох! - прохрипел с ненавистью немец в лицо Спандилевсому и затих. В какой-то момент немцы дрогнули и те кто остался живым, бросились отступать, отстреливаясь на ходу. Наши бегом преследовали противника. Вот стреляющая толпа скрылась, войдя прямо в стену. Всё стихло. И стало совсем непонятно. Стреляли, стреляли, дым от выстрелов по коридору плавал, а где запах пороха? Нету. Убитые - наши и немцы, оставшиеся лежать после боя, тоже куда-то взяли и пропали. Спанделевский, поднявшись, утёр лицо рукавом пиджака. Потрогал штаны. Штатские встали с пола. Зазвучали гневные высказывания в адрес правительства и Кремля. Совсем уже! И у кого не было неотложных дел, связанных со съёмочным процессом, ибо съёмки - это святое, ринулись в сторону кабинетов администрации жаловаться и требовать компенсации за страдания.
Но ничего у них не получилось. Ибо начальство было уже в курсе дела и трактовало происходящее как форс мажор. А как трактовать иначе? Не только ведь в этом коридоре бой случился. Война шла уже на всей территории киностудии. По всем павильонам, коридорам, кабинетам и студиям ходили строем и не строем различные группы военнослужащих, одетых в форму разных эпох русской и мировой истории. Наши в кольчугах и шлёмах. Рыцари разных стран в доспехах. В районе тонстудий Суворов повёл колонну войск и атаковал с ходу баррикаду, за которой прятались французы и поляки. В районе технической кинобазы Чапаев вместе с Слащёвым и батькой Махно возглавил атаку на изготовившихся к бою англичан. И так везде. Дурдом какой-то! Жуков с Кутузовым заняли кабинет директора киностудии, расстелили на столе карты и развернули оттуда работу по управлению! В районе участка компьютерной графики вообще какая-то инфернальная дребедень творилась. С нашей стороны богатыри - Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алёша Попович и другие всякие чудо - герои типа Ивана Царевича и Руслана без Людмилы. С другой стороны Супермен и Капитан Америка и другие иноземные громилы и страшилища. Ревут, бьются, рубят друг друга огромными мечами. Годзилла пламенем брызжет.
Но в какой-то момент вдруг стало понятно всем, что события которые разворачиваются здесь на киностудии - ненастоящие. Нет, друг друга воины стреляют и уничтожают очень даже по настоящему, плачут и умирают они натурально, но потрогать-то никого нельзя! Это как? Ходят воины сквозь работников киноискусства и даже не щекотно? Вообще, голограммы какие-то! Взрываются, стреляют, сквозь стены и коридоры проплывают огромные американские корабли авианосцы и наши ракетные крейсера. Бьют орудия, рвутся борта линкоров, звук, цвет, всё сочно, а вот запаха и телесности нет! И не до конца понятно - видят сами-то воины, где они бьются? Людей настоящих, коридоры студийные, замечают ли? Неясно. Вроде и замечают, но разговаривать как-то не хотят. А вроде и не замечают.
И что делать? Работа встала, а планы по сдаче фильмов никто не отменял. Позвонили, конечно, в ФСБ, сообщили о непонятной атаке террористической направленности против отечественной кинопромышленности. Люди в костюмах приезжали, на битвы посмотрели, возле Жукова с Кутузовым посидели, послушали. Уехали задумчивые. Потом кто-то из документалистов захотел снять на плёнку битвы эти непонятные. И ничего на плёнке не было! Вообще. Пусто. Ни солдат, ни криков с выстрелами. То есть, получается, что если по сторонам не отвлекаться, работай себе на здоровье, выполняй график съёмок, монтажа и озвучания. Ну и пошла работа по идеологическому окормлению масс дальше. А что делать? Бизнес есть бизнес. Неустойки за срыв обязательств платить никому неохота.
Закрутилась вновь кинофабрика на полную катушку. Продолжилось клепание отечественных мегахитоблокбастеров. Хотя, конечно, соседство с дерущимися голограммами напрягало. Чего уж. Неприятно, если ты кофейком турецким с сигареткой в ближайшей кафешке на студии вознамерился побаловаться, а тут возле тебя солдатик с пулей в груди умирает. Ещё и смотрит с ненавистью. Хочется такому сказать, чего мы тебе сделали солдат, что ты так смотришь? Мы тоже кино про войну снимаем. И не мешай общаться. Ведь в общении в киностудийных кафешках и зарождаются обычно великие замыслы про мегакино.
А потом вдруг выяснилось, что голограммы настоящих людей видят, но общаться с ними не хотят. Это как прояснилось? Актёр Серёга Бубенцов приметил как-то, что некий, абсолютно похожий на него персонаж, в фуфайке и пилотке, воюет в этой войне почему-то не на нашей стороне, а на противоположной. Какие-то американцы со звёздами ставят ему задания, а тот потом по нашим стреляет. Неприятно это, конечно, было Серёге и само по себе и перед друзьями. Он эту голограмму вылавливал, пытался заговорить, выяснить, отчего тот против своих идёт, но не разговаривала с ним голограмма. Смотрела презрительно и уходила нашим вредить. Тогда Серёга Бубенцов от отчаяния придумал сходить в церковь и взять бутылочку пластмассовую со святой водой. И набрызгал он этой водой на так похожую на него голограмму в надежде ликвидировать предателя. И вот тут-то и открылось! Обратила на него внимание фигура. Как-то она отвердела, что ли? Плотью ощущаемой объективно налилась. И врезала Серёге по челюсти со всего размаха. И пнула его ещё раз, и два. - Гад! - кричит голограмма - Ты зачем в этом ублюдочном фильме снимался!? Ты разве не знаешь, что война идёт!? В реале, в астрале, где угодно! В любом измерении! И кинофронт - первый из фронтов! Его бойцы народу дух крепят! На бой смертный в атаку поднимают! Пока есть герой - стоит Россия! Так, мало уже наших! Здесь ведь тоже убивают! Ещё как! Вся Европа с Голливудом против нас пропаганду клепает, а мы почти на одних советских запасах держимся! Всё что вы сейчас делаете, вы ж врагам подкрепление делаете! А я из за тебя, говнюка, теперь должен против своих идти! Всякая лажа на экране, это же нож в спину! Тебе что денег мало?! Голодаешь?! - и пнула голограмма ещё раз Серёгу. Но нога в этот раз мимо прошла. Действие святой воды оказалось кратковременным. Плюнула тут голограмма на Серёгу и ушла по своим предательским делам.
Вот так. Серёга заплакал и пошёл всем рассказывать правду. А его уволили с сериала. И пропуск на киностудию отменили. А чего он людей смущает?
- Что ж теперь сценарии переписывать? - спросил у гендиректора киностудии продюсер Корчевский. - Они госприёмку прошли, на них финансирование выделено. А лажа - не лажа, дело субъективное. Что - НКВД-СМЕРШ солдатики не боялись больше немцев? Что, родина не била сапогом генералов по лицу? Урки, воюя с милицией и первыми секретарями, не восстанавливали справедливость? А террористы не человечнее ФСБ - ГРУ? И трупами мы немцев не завалили? Не победили потому, что у них патронов было меньше, чем у нас солдат? И Иван Грозный не садист-психопат? Да не гоните мне клюкву, я не у станка работаю! Читали, за границу ездили. Всё разоблачено. Надо уже выдавить из себя рабов-то, в самом деле!
На том и порешили и производство кина на киностудии продолжилось. Но дело не закончилось на этом. Кто-то ведь и туда, на самую верхотуру, настучал. Люди тут со связями обретались. Важнейшее из искусств, понимать надо. И стало известно, что на студию едет сам Президент, чтоб самолично на чудо посмотреть, и если надо, то и необходимые распоряжения отдать. Народ на выход устремился, но там уже охрана всё оцепила. Пускали только самых своих: Корчевского, Спанделевского, Манчелевского, Бобричевского. Сценариста Сказано-Несказанного не пустили, рылом пока не вышел, а ему хотелось. Президент из машины у самых дверей киностудии вылез, сдержанно кивнул создателям киномира, с Манчелевским за руку поздоровался.
- А что у вас здесь, собственно, происходит? - спросил с любопытством Президент.
- А вот - любезно начал было отвечать Манчелевский и замолчал. Потому что из дверей киностудии вышел Будённый Семён Михайлович. В бурке, с усами, орденами и шашкой на боку.
- Вот что, голубь сизокрылый - сказал твёрдо, властно, но и задушевно, Семён Михайлович. - А ну-ка пройдём-ка со мной до кабинета. Ждут тебя уже те, кому ждать вообще-то не положено.
Президент оробел, конечно. Сам Будённый! Пошёл за ним. Дошли до кабинета директора киностудии. Дверь уже открыта была. Тут Будённый показал на дверь: - Туда. Остальные здесь побудьте.
- А что там? - спросил, волнуясь, Президент.
- Малое Кинополитбюро - пояснил кратко прославленный маршал.
Начальник охраны заглянул в дверь, как ему по службе полагалось, но увидев, что президента за столом ждут те самые деятели, чьи лики проявлялись в небе в начале этой мутной истории - заробел. И Сталин здесь, и Ленин, и Пётр Первый, и Грозный, и князь Александр Невский камнем точильным за столом меч правит! Заробеешь тут. Во главе, за председательствующего, сидел милиционер Анискин и что-то писал в блокноте. Президент побледнел слегка, но воли набрался и вошёл. Дверь закрылась.
Что уж там между ними происходило неизвестно, только гром гремел и молнии сверкали свирепые. Вышел Президент минут через сорок пять. Красный весь. Вспотевший. А народу его ожидающего уже поболее стало. И киношники многие по блату проскользнули, и сущности голографические подошли. И наши, и не наши. Огляделся Президент. Сдержанно попрощался с Будённым, пошёл на выход. Идёт по коридору мимо людей киношных и людей военных, тут из-за поворота увязался за ним Мальчиш Плохиш голографический. Бежит рядом с Президентом, в руках трёхлитровую банку с вареньем держит и кричит вредным голосом: - Дядь, возьми варенье! Дядь возьми варенье! - А за Плохишом Главный Буржуин семенит. Подмигивает Президенту. - О, я, я! Вкусный варенье. Много печенье. - Охрана пытается схватить, убрать этих врагов, да как их взять? Воздух один. Ну тут у Президента нервы не выдержали. Крепких выражений давно не слышал, а тут, видимо, наслушался. Повернулся он к Главному Буржуину, да как пнёт его туфлёй под зад! И туфля мимо не пролетела! Врезалась куда целились. Улетел с визгом Главный Буржуин в стену и пропал. За ним и Плохиш скрылся. Вот оно как?! Нога президента и в инфернальном мире может карать, что ли?
Президент из киностудии вышел, у своей машины остановился, повернулся к элитным киношникам, ожидающим его у машины и сказал сурово:
- Так жить нельзя. - Сел решительно в машину и уехал.
И вот что теперь думать? Снимать кино или сценарии переписывать? Ничо не понятно. Одно хорошо. Мир метафизики опять невидим стал. Пропали все голограммы. Кофе хоть спокойно попить можно. Глядишь, сюжетец какой гениальный зародится. Жизнь в кино, она ведь очень интересная.