Среди историков либеральной наклонности стало вдруг известно, что именно сегодня ночью, ровно в полночь, в библиотеке Научной и Гуманитарной Информации, что в Москве, наконец-то будет уже окончательно переписана История России. И по такому случаю, соответственно, будет организована достойная сего исключительно важного действия оргия. В смысле, праздничный фуршет и упивание страданиями. Приглашения не рассылались, но кому надо, те узнали и галстуки нагладили. И только успели часы пробить одиннадцать вечера, как в фойе библиотеки уже собрались многочисленные и важные участники сего исторического деяния.
На входе всех прибывающих интересантов русской истории встречал прославленный эпатажными заявлениями директор библиотеки Егор Брагухлёбов. Был он с чёрной бабочкой на шее, весел и энергичен. А гости прибывали всё не простые. Первой величины гости, соответственно случая. Был там и Лёня Млекояйкин, знаменитый сладким голосом и Карлос Свинарёв, первый из борцов с русским тоталитаризмом. Был Борис Чижиков, Везун Власолюбов, Маргарита Чудилова, Юля Кантри. Даже провинциальный сиделец музейного Гулага Виктор Шмыгов успел прилететь. Ну и, естественно, Тихущкин Адам, Андрюха Дубов, Игорь Бабайс, Михаил Нетотфедотов, Женя Бабец, Борис Надюшкин. Всё, так сказать, звезды, видимые крупно, заметные публике невооружённым глазом.
Гости первым делом подходили к бронзовому бюсту лысого, бородатого мужчины, выставленного на специальной подставе посреди вестибюля библиотеки. Надписи, что это за деятель на памятнике не было. Было лишь выгравирована чернью на месте для фамилии цифра - 60 000 000. И всё. Гости подходили, склоняли голову, почтительно гладили мужика по холодной лысине и выстраивались полукругом возле бюста. В определённый момент, когда все, кто должен, собрались, директор Брагухлёбов встал рядом с бронзовой головой и важно обратился к присутствующим:
- Дамы и господа. Наконец - то подлинная сакральная книга истории России в наших руках. Не спрашивайте, чего мне стоило её добыть. На один день она здесь, но мы успеем. Мы успеем внести в неё правки, отвечающие объективности. Каждый сможет подойди и переписать главу. И это останется в истории России, а чтобы её вновь не переписали неадекваты, книга будет надёжно спрятана. Внесите.
Толпа расступилась и к Брагухлёбову подошли четверо мужчин, с трудом несущих старинный деревянный сундук. Сундук открыли и на стол перед директором положили толстую обшитую красным бархатом книгу. Золотом на ней было написано - Россия. Брагухлёбов потянулся к книге рукой, но тут тишину прервал уважаемый Карлос Свинарёв.
- Погоди, Егор. А Его? Разве мы не позовём Его на этот праздник? Старик столько сделал. Он заслужил.
- Конечно позовём, Карлуша. Как ты мог обо мне так подумать? Я хотел чуть позже. Вот мы свои цифры вобьём, а там и он порезвится.
- Нет, так нельзя. Надо сейчас.
Брагухлёбов кивнул, и встал перед бюстом, глядя пристально в глаза бронзового старика. Остальные историки положили руки друг другу на плечи, закрыли глаза и стали слегка раскачиваться. При этом они негромко и немузыкально мычали. Даже как-то, честно признаемся, страшновато стало от тех звуков. Чертовщиной и мистикой понесло. А Егор Брагухлёбов визгливо и пронзительно заговорил, глядя на бюст.
- О великий дух Неполживец! Пришло время. Сейчас мы перепишем историю России. И твои великие цифры, нас разбудившие, окончательно закрепятся на скрижалях истории. Настало наше время. Просыпайся, мастер.
Брагухлёбов взял бронзовую голову за уши, и три раза поцеловал шершавую лысину бородатого старика. И потеплела бронза, от лысины пошло фиолетовое свечение, а у статуи открылись глаза. Смотрели глаза радостно и Неполживец заговорил:
- Ну, молодцы! Не обнаверился я в вас. Нашли всё-таки мерзкую книгу. Надо ж, придумал, просто книг и информации - мало. Чтоб навечно вбить правду, ещё и в специальную книгу отпиши. И заныкали её, гады! Я уж так искал, так колготился везде. Молодцы! Ну-с. С чего начнём?
Брагухлёбов, не говоря ни слова, подошёл к книге и открыл её.
- Как с тобой работать? - спросил директор, обращаясь к фолианту.
- Говори цифры и факты. Текст я сформулирую - неприветливо ответил басом некто явно из книги.
- Репрессии! Шестьдесят миллионов! - завопил вдруг громко бюст духа Неполживца - а с войной сто миллионов!
- Дальше - сказал резко голос из книги.
А дальше все стали кричать одновременно:
- Голодомор! Сорок миллионов! Курская дуга! Три тыщи советских танков разбито! У немцев три в ремонте! Чудское озеро! Немцы семь рыцарей потеряли и не помнят такой битвы! Полтава! Ржев! Киевский котёл - миллион! Чеченская компания - сто тыщь! Только первая! Немытая, пьяная, мильён!
В общем, кричали все долго, взахлёб, цифры звучали большие, круглые, и страшные. Голос из книги время от времени говорил громко - Принято! Наконец минут через пятнадцать выдохлись все и замолчали. Последней Женя Бабец что-то о невыплаченных кому-то миллиардных компенсациях за моральные страдания сказала, и стало тихо.
- Принято! - подвела итог книга. - Информация получена. Но, прежде, чем впишу цифры, по инструкции техники безопасности историков я вас предупреждаю. Есть правило. Если ваша цифра отличается от той какая была на самом деле в реале, то информация будет помечена галочкой, как платная реклама. Человек назвавший неправильную цифру будет наказан.
- Как это?- удивились тут все историки. - За что?
- За всё! Наказание такое - насколько твоя цифра отличается от реальной, настолько у тебя с гонораров за историю будут реквизированы деньги. Из расчёта один к одному. Устраивает?
- Держите свои грязные лапы подальше от наших счетов! - дружно возроптали историки. - Что ещё за сталинщина с бериевщиной! Мы в каком веке живём? И что значит один к одному? В какой валюте опять же? А курс? Доллары с евро тоже конфискуют? А если они в Америке? А если в саду под летним туалетом закопаны?
- Один к одному, значит одна деньга за каждый день ошибки. В какую сторону ошибка, вверх или вниз - нам без разницы. Какая валюта - нам тоже по барабану. В рублях счёт - значит в рублях. В долларах, значит доллар за день пойдёт. Где деньги лежат, для нас вообще не вопрос. На то мы и хранители подлинной информации, чтобы обо всём всё знать. Как деньги спишем? За границей? Спишем. Если денег меньше чем ваша цифра, долг под чисто символический процент оформим. С будущих гонораров рассчитаетесь. Да вы не трусьтесь, мы финансовую информацию органам не сливаем. У нас другая миссия. Ну что, вписываю информацию в подлинную историю России? Кто подтверждает свои цифры?
В зале повисла тишина. Народ возмущённо смотрел на такого же злого и молчащего Брагухлёбова, на книгу, и молчал.
- Я подтверждаю! - задиристо крикнул тут бюст духа Неполживца. - Подтверждаю и шестьдесят и сто миллионов! Впихивай числа, цифровод!
- Я ваши цифры не учитывал - ответил презрительно голос из книги. - У вас баланса нет. А счета родных не считаются.
- Но мои книги ещё выпечатываются! Мои цифры ведают миллионы людей! У меня есть положительный баланс!
- Ваш баланс во втором рву девятого круга. Ровно там, где вы ныне и обретаетесь. А ваши цифры через десять лет будут помнить только специалисты, как пример информационной войны. Так, всё! Желающих нет, считаю до трёх и ухожу. Всех предупреждаю. За сегодняшний ложный вызов придётся ответить. Это даже не я решаю. Ждите. Раз, два ... .
В зале стояла тишина. На счёте - Три - книга резко, с хлопком, закрылась, сама плавно поднялась в воздух и опустилась в сундук. Крышка сундука захлопнулась так, что гул пошёл по помещению. Сундук поднялся в воздух и, как-то по шмелиному гудя, вылетел в открытое окно.
Ну, что тут поделаешь? Не получилось. Историки, как и полагается при либеральных наклонностях, громко и бескомпромиссно переругались друг с другом. Особенно на Егора Брагухлёбова напирали за то, что не просёк фишку заранее, и чуть не пустил всех по миру. Принципы - принципами, а поперёк человеческих условий жизни при занятии отечественной наукой тоже переть не след. Деньги он конфискует! Ишь гусь. Ты их заработай сначала. Сидит там в книге на всём готовом, и туда же. Большевики какие-то, а не сакральные хранители.
- А не выпить ли нам виски с бурбоном? Столы-то ломятся! - предложил наконец Брагухлёбов. А действительно? Склока тут же прекратилась, и народ дружно прошёл в зал к накрытым столам. Бюст Неполживца два молодых помощника аккуратно перенесли и поставили во главе стола. Ну, как водится среди неполживых историков, первый тост выпили за тех, кто не устаёт бороться за историческую правду в этой стране. Неполживец хороший тост сказал, прочувственный, так что все всплакнули. Лёня Млекояйкин вылил рюмочку французского коньяка в рот бронзовому Неполживцу, и ушёл куда-то коньяк! Пьёт, железяка! Потом пили за правду, за открытие архивов, за гранты и взаимовыручку. Помянули добрым словом всех, кто сражался с комуняками за эту страну, кто издаёт миллионные тиражи о миллионных потерях и пишет о повальном скотстве, куда скатился этот народ. Но не мы! Мы ещё повоюем! Потом музыку врубили и плясать пошли. Борис Чижиков опять что-то с Карлосом Свинарёвым не поделили, стали красным вином плескаться и за грудки цапаться. Тихушкин Адам их разнимал - разнимал, и по морде получил. Брагухлёбов танцевал Женю Бабец и приглашал её к себе на работу секретаршей. А та и не отказывалась, и не соглашалась. Только таинственно улыбалась и мягко просила не прижиматься так сильно. И вдруг.
Двери с треском распахнулись и в комнату влетел отряд ОМОНа.
- Стоять! Лежать! Сидеть! Не выражаться! ... мать! ...уки! Лежи ...лять! - ревели полицейские, одетые в шлёмы со стёклами и чёрные пластмассовые доспехи. И лупили они со всей дури нежных историков резиновыми дубинками и твёрдыми берцами. Столы все перевернули, закуски с бутылками иноземного алкоголя растоптали. Стоял ужасный крик и шум. Неполживец огрёб случайно (за ним музейный Шмыгов из Гулага успел присесть) резиновой палкой по лбу и вновь стал просто бронзовой фигурой некоего древнего деятеля. Командир омоновский учуяв как-то в Брагухлёбове старшего, сгрёб Егора за шиворот и грозно спросил:
- Колись, урюк, где фуры с палёными арбузами поставил?!
- Какой урюк?! Какие арбузы?! Я заслуженный историк России! У меня дипломы. У меня награды! Меня весь мир знает! Да я сейчас Суркову! Я президенту! Я начальнику милиции телеграфирую! Я директор!
Омоновец с удивлением посмотрел на разбушевавшегося Брагухлёбова, потом потряс головой и протёр глаза.
- Морок какой-то. Не понял? А это мы где? А вы чего здесь? Историю переписываете? А где Рафик?! А-а, уйдёт! Орлы, бросайте всё, не наши злодеи. Ещё успеем! По коням!
И все полицейские, ох чувствовалась выучка и долгие недели тренировок, мгновенно покинули разбитое помещение. Тут же на улице раздались звуки отъезжающих полицейских сирен.
И вот вы как хотите, а мне ребят омоновцев жалко. Нажалуются на них неполживцы, как пить дать, нажалуются. И вступятся ведь за них властные органы. А как не вступится? А морок не морок, кто будет разбираться. Влетит ребятам.
По мне, так историки эти сами виноваты. Нечего мистикой с хиромантией по ночам упражняться. Неровен час сожгут по пьянке библиотеку, что тогда? Да и за слова отвечать когда-то начинать надо или как?