Последние несколько лет, когда я думаю о писательстве как профессии, мне в голову упорно приходит сравнение с профессией столяра-краснодеревщика. Почему это так, может быть, и следовало бы объясниться, но тому сейчас не время и не место. И если я говорю об этом, то для того, чтобы было ясно: сравнение, которое будет использовано ниже, отнюдь не случайно.
Знакомство с Олегом Хафизовым как писателем (а больше мы с ним никак и не знакомы) - одно из самых больших удовольствий, доставленных мне жизнью за минувший год. Его щеголеватая, с оттенком аристократического молодечества (не говорите, что "молодечество" не сочетается с эпитетом "аристократический") проза, как-то лихо сочетающая в себе качества простоты фразы с изяществом ее линии, "плебейство" жизненного материала с возвышенностью авторского взгляда на него, чрезвычайно энергетически заряжена, она будоражит, бьет в нос пузырьками углекислого газа - чтение ее доставляет то самое чувство, которое, если выразиться монстрообразно (а я, видимо, уже принадлежу к этому разряду "существ", так что как мне еще и выражаться), есть чувство эстетического наслаждения.
Да, но кому многое дано, с того, как известно, многое и спрашивается.
Рассказ Олега при всем том великолепии предъявленного в нем читателю материала, который, когда читаешь текст, и доставляет это самое эстетическое наслаждение, по завершении чтения оставляет впечатление недоделанного краснодеревщиком изделия. Заготовки для него, каждая в отдельности, замечательны. Какое благородство линий, какой изыск, роскошество деталей. Как выявлена фактура дерева, как отфанеровано, какой лак подобран! Но чем будет это изделие служить? Столом, буфетом, гардеробом, книжным шкафом, конторкой? Похоже, Олег, берясь за инструменты, надеялся, что конфигурация получающихся деталей все решит сама за себя. Все само по себе состыкуется, приладится, войдет в пазы, встанет на клей - и вот тебе то ли шкаф, то ли стол, то ли гардероб, решайте, господа, сами, что вышло.
А вышло в итоге все: немного гардероба, немного конторки, немного стола - ни то, ни се, хотя в отдельности, повторюсь, каждая деталь роскошна. Перекатов - вот конечная цель пути, который предлагается автором пройти нам в его, авторской компании. Нелепый человек, нелепо живущий, не ведающий чувства ответственности ни перед кем (и перед самим собой тоже), чувства стыда, чувства Бога, он, как, свидетельствует весь ход рассказа, должен открыться нам в конце повествования в такой своей изначальной наготе, в такой истинно космической глубине своей нелепости, что небо содрогнется, а вместо этого Олег заставляет его всего лишь выпрыгнуть со второго этажа, а подняв глаза, увидеть того страшного мужа-прапорщика, который "знал", "простил", "любит". Да ведь нелепый Перекатов, совершая свой поступок, иначе - выпрыгивая со второго этажа с риском свернуть себе шею, выпрыгивает в иного себя, совершает переход электрона с одной орбиты на другую, при чем то ли поглощается, то ли высвобождается феноменально громадное количество энергии. Должно, во всяком случае, это произойти. Нам, читателям, важен этот нелепый человек, совершивший свой незаурядный поступок, а не то, как муж-прапорщик оценивает измену своей жены, нам прапорщик, извините, до фени, как, собственно, и его жена, истекающая похотью Ната, нам нужно с Перекатовым разобраться, мы ему отдали свои читательские чувства, - и вот на, такой обман, никакого высвобождения-поглощения энергии, а что-то вроде эффекта энтропии. Мы уже почти видели у себя перед глазами готовое изделие - предположим, замечательный письменный стол, - но неожиданно, как в одном знаменитом мультфильме, этот стол трансформировался в гардероб-шкаф-кровать-тумбочку, чтобы в итоге оказаться тем самым набором заготовок, о чем говорилось выше.
Сейчас чрезвычайно модно отвергать так называемый "социальный мессидж", по-русски выражаясь - не ставить перед собой цели повествования, не думать о ней, не отвечать перед самим собой, а для чего, ради чего ты пишешь этот текст, а вот просто писать, и главное - написать хорошо, интересно, соблазняюще. Но чем больше соблазн, тем более высока плата за него. Другими словами говоря, соблазняя бриллиантом, подсунуть потом стекло - велико же будет наше читательское разочарование.
Эта последняя метафора - не в адрес Олега, она нечто вроде реплики в сторону, и произнесена не в уподобление, а сравнение. Дело в том, что Олег со всей очевидностью как раз не принадлежит к разряду тех, кто исповедует подобную моду. Он явный антагонист ее. Тем обиднее совпадение в результате. При таком мастерстве руки, при таком умении писать и увлекать читателя, путь, на который выводит собственное мастерство, писатель должен проходить до конца. Чувствовать его, видеть цель этого пути - и переть к ней танком, как бы ни была бабочково нежна его душа.