| |
Удивительно кстати - вдогонку замечательной федор-толстовской биографии Поликовского, речь о которой шла в прошлом номере, - выскочила еще одна книжка об Американце, и тоже увлекательная, живая и забавная. Поскольку, по сути, это другая версия известных событий - любопытно читать их подряд; и надо сказать, версия тульского литератора О. Хафизова кажется не менее эксцентричной, чем толстовские эскапады. Если это и биография, то не то что апологетическая - а прямо-таки героическая. Хафизовский Толстой - кто-то вроде русского д'Артаньяна: неизменно благородный, плутоватый, непредсказуемый эгоцентрик и храбрец. Автор исключительно лоялен своему герою - для него это широкий русский человек, симпатичный во всех, пусть самых диких, своих проявлениях: если жениться - то на орангутанихе.
Сюжетный маховик романа - чье название обыгрывает грэм-гриновское "Тихий американец", а стиль имитирует образчики прозы XIX века - кругосветная экспедиция Крузенштерна и Лисянского 1803 года, которую едва не сорвал Толстой. Хафизов сочинил "подлинную" хронику плавания, в авторской версии предстающего скорее фарсом, чем серьезным научным и дипломатическим предприятием. Неиссякаемый источник комизма - конфликтные отношения Крузенштерна и посланника Резанова, второго начальника экспедиции; Толстой выступает в роли трикстера, провоцирующего обоих.
Способом написать убедительную книжку о Толстом-вегетарианце стала версия о том, что дурная слава "Американца" - "крепко на руку нечист" и проч. - есть не более чем "молва", и на самом деле ему часто приписывают поступки, которых он не совершал, ну или совершал - но не по тем причинам (например, его сожительство с обезьяной оказывается результатом пари, которое он заключил с неким еще более эксцентричным англичанином). Толстой якобы не то что оболган - но мифологизирован, и даже история о том, что его высадили на необитаемом острове, свидетельствует лишь о том, что его просто списали с корабля в Петропавловске.
Пожалуй, единственное, в чем можно упрекнуть автора этого шуточного псевдоисторического романа - он изо всех сил стремится не повторять самого себя и в этом желании быть оригинальным несколько теряет берега, забалтывается и даже, пожалуй, заговаривается: здесь есть, например, несколько страниц, написанных, м-м-м, "от лица" обезьяны: "Старый самец в сырой стране называл меня Зена" и проч. Если не думать об этой чертовой обезьяне, то беллетристика Хафизова, несомненно, заслуживает самых искренних аплодисментов.
20 июля 2007
Специально для "Афиши"
|