Исао Ясуда
Сюжетный параллелизм в романе Пушкина "Евгений Онегин"

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Исао Ясуда (isao@yasuda.homeip.net)
  • Размещен: 29/03/2007, изменен: 11/04/2010. 9k. Статистика.
  • Статья: Проза
  • Скачать FB2
    • Оценка: 3.27*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О толковании изображения первого снега в IV и V главах и структуре сюжетов красного образа на белом фоне в романе А. С. Пушкина "Евгений Онегин". См. японский оригинал:cf. original paper: http://repository.dl.itc.u-tokyo.ac.jp/dspace/bitstream/2261/33454/1/SLA0240001.pdf(SLAVISTIKA, Journal of Tokyo University, 2008, pp. 1-22.)
    •   Параллелизм играет значительную роль в романе Пушкина "Евгений Онегин". В настоящей статье под "параллелизмом" мы понимаем не только однородное синтаксическое построение двух предложений, но также текстовое сопоставление вообще.
      
      В романе Пушкин дважды изображает первый снег одной и той же зимы: в XLII строфе IV главы и в II строфе V главы. Ю. Лотман и В. Набоков не совпадают друг с другом во внутренней датировке в романе XLII строфы. Оба они не касаются соотношения между этими двумя строфами. Как нам представляется, обе строфы являются в равной мере высшими образцами реалистической поэзии Пушкина.
      
      Однако, тщательно сравнивая одну строфу с другой, мы замечаем их общие черты. Во-первых, обе изображают первый снег. Во-вторых, в обоих на сцену выступают веселые мальчики. В-третьих, и там и здесь описываются зимние игры: коньки (IV) и салазки (V). Наконец, возникают мелкие цветовые образы --- нечто красное на белом снеговом фоне: тяжелый гусь на красных лапках (IV) и ямщик в красном кушаке (V). Итак, мы видим, что Пушкин сопоставляет две строфы, имеющие общие признаки, которые несут в себе некий особенный смысл.
      
      Анализируя различия между двумя строфами, мы замечаем следующие характерные черты в XXXVI--XLIV строфах, которые содержат XLII строфу в контексте романа.: 1. Иронический вкус в изображении жизни Онегина летом, когда сексуальная сторона жизни Онегина в деревне ("Поцелуй белянки черноокой") не только поставлена на один уровень с "обедом" или "бутылкой светлого вина", но даже названа "святой" и "нечувствительной"; 2. XLI строфа представляет собой резкую стилизацию с помощью поэтических слов и популярных литературных мотивов.: отрицательная форма предложений в изображении зимы ("шум работ умолк", "пастух не гонит", "не зовет его рожок", курсив мой) --- это не зимний пейзаж, а скорее воспоминания лета. А "путник", несущийся в гору, спасаясь от волков, и "дева", прядущая зимней ночью, это --- западноевропейские литературные реминисценции. Итак, эту строфу Пушкин представляет скорее как карикатуру лета; 3. При всей своей живости XLII строфа является описанием зимнего пейзажа с точки зрения модного дворянина, а не представителя простого народа ("Опрятней модного паркета / Блистает речка", курсив мой); 4. В XLIII строфе, в которой автор отказывается от зимних забав из-за докучливого вида "однообразной наготы" и опасности верховой езды, Пушкин намекает на сопоставление своего реалистического текста с "Первым снегом" Вяземского, подчеркивая поэтическую искусственность описания Вяземским зимних забав.
      
      Напротив, II строфа V главы выражает точку зрения крестьянина, представителя простого народа, и характеризуется стремлением к точному описанию деревенского быта. Этот метод также использован в изображении праздника святок и сна Татьяны.
      
      Таким образом, параллелизм описаний первого снега XLII строфы IV главы и II строфы V главы обнаруживает резкую разницу между дворянской, литературной природой первой строфы и народной, реальной во второй. В XLII строфе IV главы даже слегка проступают иронические нюансы в описании онегинской жизни.
      
      Сильное впечатление производит параллелизм цветовых образов --- красного на белом фоне. Нам представляется, что сочетание красного цвета с белым, лучше всего указывает на этот параллелизм.
      
      Линия образов, сочетающих красное с белым, начинаясь банальной, хотя и очень остроумно поданной, рифмой "морозы" и "розы", и следуя через два описания пейзажа первого снега, подводит к "сну Татьяны" V главы. Во "сне" на белом фоне снега, осин, берез, мглы, возникают красные цветовые образы. Это ярко светящееся "окошко", и "череп в красном колпаке", и "огонь светильников ночных", и "кровавы языки". Пробуждаясь, Татьяна видит "зари багряный луч" и Ольгу "авроры северной алей".
      
      Цвета красный и белый до IV главы включительно окрашивают романтические эмоции Татьяны цветом эроса. Таковы "облатка розовая" на "воспаленном языке" в XXXII строфе III главы, а также бледная романтическая луна, сопровождающая постоянно, как немая подруга Татьяны --- см. стихи в VIII главе: "Она (муза) Ленорой, при луне,.../ Явилась барышней уездной,/ С печальной думою в очах...". Однако посредством "Песни девушек" и "сна" эти эмоции обретают народную фольклорную душу.
      
      "Сон" Татьяны наполнен густой атмосферой эроса и смерти. Неоднократно отмечалось, что переправа через реку является не только устойчивым символом женитьбы в свадебной поэзии, но и символом смерти в сказках и народной мифологии. По тексту романа мы отмечаем, например, мотив вырывания украшений Татьяны заснеженным лесом, выражение "Как на больших похоронах", мотив умыкания, когда Онегин "тихо увлекает / Татьяну в угол и слагает / Ее шаткую скамью / И клонит голову свою / К ней на плечо".
      
      "Сон" с атмосферой эроса и смерти, с образом красного на белом фоне вплетается в сюжетную основу следующих глав. При этом сочетание красного цвета с белым выступает в качестве указателя сюжетного параллелизма; и дело здесь не только в "крови" Ленского в VI главе, что уже неоднократно отмечалось комментаторами.
      
      В V главе "Багряною рукою / Заря от утренних долин / Выводит с солнцем за собою / Веселый праздник именин". На празднике появляются гости, имеющие причудливые имена, такие как мосье Трике "в рыжем парике". Они как будто перекликаются с чудовищами во "сне". Другой параллелью оказывается ссора Онегина с Ленским из-за Ольги.
      
      В VII главе Татьяна посещает дом Онегина в отсутствии хозяина. Этот сюжет тоже является геометрическим параллелизмом со "сном": "Уж за рекой, дымясь, пылал / Огонь рыбачий. В поле чистом,/ Луны при свете серебристом / В свои мечты погружена,/ Татьяна долго шла одна" (XV строфа VII главы, курсив мой). Переход за реку, образ красного "огня" на белом фоне "серебристой луны" --- это ясные указатели параллелизма со "сном". "Ребят дворовая семья" играет ту же роль как лакея-медведя во "сне" ("Взяв барышню под свой покров", курсив мой). В таком случае чудовищам, в отношении параллелизма со "сном", здесь соответствуют портрет Байрона, статуэтка Наполеона и романтические книги в кабинете Онегина. В этой сцене слегка ощущается эрос: "Всё душу томную живит / Полумучительной отрадой..." (курсив мой).
      
      И в Москве VII главы и Петербурге VIII главы действуют образы красного и белого. В сценах Москвы и Петербурга самые города выступают как белые образы. С одной стороны, в VII главе Пушкин зовет Москву "белокаменной" и пишет: "Ну! не стой,/ Пошел! Уже столпы заставы / Белеют" (курсив мой). С другой стороны, представительницей высшей сферы национальной культуры светской России выводится Нина Воронская с "мраморною красою". При этом ее эпитет: "Клеопатра Невы" показывает, что это культура лучших европеизированных дворян с честью, гордостью и свободой.: образ Клеопатры несмотря на ее развращенность вводит в контекст европейской культуры, но также ассоциируется с образом аристократа, сохраняющего гордое одиночество.
      
      Здесь Татьяна появляется на сцену "в малиновом берете". То есть, она сама ассоциируется с образом красного цвета как представительница народной культуры. Нам представляется, что для Пушкина сравнение Татьяны красной с Ниной белой (в VIII главе), и красный пожар белой Москвы (в VII главе) выражают идеальную народность, высшую национальность. В последних главах эрос уже погружен на дне души Татьяны как "немые ее страдания".
      
      Но здесь появляются "необходимые глупцы". Пушкин рисует их приемом красного пуантилизма: "В дверях другой диктатор бальный / Стоял картинкою журнальной,/ Румян, как вербный херувим..." (курсив мой). Они, словно чудовища во "сне", нагнетают атмосферу смерти последекабристского времени.
      
      Таким образом, в "Евгении Онегине" сюжет "сна", основанного на русской фольклорной фантазии, сплетается с сюжетом романа, внося в него атмосферу эроса и смерти. Роман представляет собой как бы своеобразные вариации, где текстовые фрагменты представляют разнообразные сочетания красного цвета с белым.
      
      В статье "О народности в литературе" (1825-26) Пушкин указывает, что истинная народность состоит не в выборе предметов из русской истории, и не в русских словах, а в "образе мыслей и чувствований", отраженных в зеркале народного фольклора. Это позволяет нам сделать вывод, что Пушкин представил в "Евгении Онегине" образец истинной народности, развертывая свой современный роман на основе принципа сюжетного параллелизма, присущего народной фантазии.
      
      - 18/02/2006 Первая версия.
      - См. японский оригинал.
      - См. original paper: http://repository.dl.itc.u-tokyo.ac.jp/dspace/bitstream/2261/33454/1/SLA0240001.pdf
    (SLAVISTIKA XXIV, Journal of Tokyo University, 2008, pp. 1-22.)
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Исао Ясуда (isao@yasuda.homeip.net)
  • Обновлено: 11/04/2010. 9k. Статистика.
  • Статья: Проза
    • Оценка: 3.27*8  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.