Ивашин Борис Павлович
Красные идут

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Ивашин Борис Павлович (ivashin@inbi.ras.ru)
  • Размещен: 08/01/2011, изменен: 08/01/2011. 168k. Статистика.
  • Повесть: Проза
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Чтобы читателями легче и лучше воспринимались идеи, мытарства нашего народа описаны в виде мистерии того и этого света, для чего использована моя пьеса "Грешники", опубликованная в прошлом веке. Через парадоксальные образы и ситуации лучше познаем себя и мир, приближаемся к постижению истины.

  • Борис Ивашин

    КРАСНЫЕ ИДУТ


    мистерия того и этого света


    Чтобы читателями легче и лучше воспринимались идеи, мытарства нашего народа описаны в виде мистерии того и этого света, для чего использована моя пьеса "Грешники", опубликованная в прошлом веке. Через парадоксальные образы и ситуации лучше познаем себя и мир, приближаемся к постижению истины.


    1

          Живя на планете Земля, вольготно или проклиная тяжкое существование, человек задумывается над тем, что в определенный день и час испустит дух, истинное свое "Я", и в тонком теле отправится мытарствовать по тому свету, где попытается избежать дьявольского ада и приобщиться к божественной благодати, если целой жизни под ярким солнцем ему не хватило, чтобы подняться до нее духовно. Всякий надеется в раю очутиться, да грехи туда не пускают, ибо в райские кущи попадают избранные из множества званых.
          Старый крошечный рай, посмертное местопребывание праведников, переполнен, потому и вход в него ограничен. Пожелав осчастливить больше душ человеческих, сотворил Бог новый рай, с невиданным доселе цветком, спасительным для грешников. На подхвате у Господа в благом деле подвизалась божья помощница Святая Акулина, молодая раскрасавица, с Архангелом и Ангелом.
          - Этот живительный цветок, Отче наш, удивительное творение твое, как и человек, - радовалась дева тому, что и она в какой-то мере причастна к вселенскому событию.
          Однако на лике Творца заметили все легкую грусть и невольно тоже малость опечалились.
          - В пороках люди погрязли, - сожалел он.
          Никто не в состоянии разглядеть крайнюю низость и гадость в душах под прикрытием изящных манер и словоблудия, но для Бога суть живущих и мертвых не тайна. Годы, словно цунами, погребают в пучине большого Времени поколение за поколением, а человек не может побороть в себе хищника, что и заботит Отца небесного.
          - Не без дьявола умаялись земляне, - предположила святоша, припоминая пакости нечестивца.
          И грешнику легче свалить на князя тьмы ответственность за испачканную душу, сложившую крылья сердца своего. Но зачем же забывать, что наделил Господь всех свободной волей, чтобы каждый выбирал сам в действиях и мыслях между добром и злом.
          - Коварный замысел лукавого - упечь все человечество в ад, оставить рай без праведников, - произнес Бог, обходя с ангелами и оглядывая цветок: "Ладненько ли сделан?"
          Превосходен бутон, нужно лишь вставить в него тычинки. Вдруг на краю рая появился дьявол, как заправский лазутчик, сверкающими зрачками обозревая Богов заповедник. Пригнувшись, пробирался поближе к святым, занятым каким-то делом. Любопытство губителя влекло его к новому творению Всевышнего. Раскидывал он мозгами, что же созидают для людей мировые доброхоты? Но ненароком приметила Святая Акулина торчащие из зарослей рога.
          - Бес в разведке, - шепнула она Отче, а тот уж сам разгадал намерения главного черта и пресек бы их.
          - Не заходи в рай, Асмодей.
          Обнаруженный демон, распрямившись в полный рост, уставился на цветок, как клыкастая гиена на маленького львенка, дремлющего под защитой могучего льва.
          - Неужели на хвост соли насыплешь? - съязвил он, нарочито помахивая хвостом.
          Господу изрядно надоел дьявол и расправился бы с ним он без труда, но терпит только ради него самого, что бы тот смирил непомерную гордыню и, укрепившись святой энергетикой, опять стал ангелом, любящим все, сотворенное Богом.
          - Схлопочешь в меру нахальства, - предупредил Всемогущий.
          Присмирел вроде бы бес или прикинулся послушным - не поняла Святая Акулина, но с удовлетворением отметила, как поубавилась спесь в нем.
          - Возлюби врага своего, - предложил он, - отдай Акулинушку мне. Приглашаю ее под венец.
          Высокий ангельский чин райской любимицы не вязался с носителем всемирного зла. Ответом был ее презрительный взгляд.
          - Она же дева святая, - втолковывал Владыка дьяволу, что не с его рылом к ней приближаться.
          - Где святость, там и грех, - не унимался тот, с вожделением разглядывая ее, глазищами плотоядными раздевая до нага.
          Чтобы отогнать наглеца, посланы были Архангел и Ангел.
          Не способен бес противостоять ангельской силе и отступил, поджав хвост. Не удалось ему задержаться и вблизи рая да разнюхать о цветке.
          Изготовив тычинки и воткнув их в бутон, Бог провозгласил: "Повелеваю: с тычинками в цветок вольется нектар и любая душа, вдохнув запах его, наполнится блаженством. Аминь!" И тотчас из цветка начало источаться благоухание.
          - Ах, аромат сладчайший, - ощутила небывалый прилив благостных сил дева, что умилило Святейшего.
          Завершив творение, расположился он на покой подальше от цветка. Поспешили воротиться ангелы, им тоже подавай медвяного. Никем не преследуемый, замаячил дьявол и с неприятием завидел, как от цветочного запаха восторг обуял ангельские существа, вознамерившиеся летать по раю и славить Господа.
          - О, благоухание, - смаковал нектар Архангел.
          - Райское блаженство, - вторил ему Ангел.
          Ни в какое блаженство рогатый не поверил. Ему взбрело на ум, что Боженька разыгрывает показушный спектакль с цветком и ангелами, так как после сотворения мира по-настоящему ничего не создал. Но все же забеспокоился он: "А есть ли действительно блаженство или заведомая ложь противника?"
          Чтобы узнать истину, бес рванулся к цветку и, о проклятье, нюхнул аромат. От воздействия несказанной благодати тут же отпрянул, как обычно человек шарахается от удушливых газов, ибо от избытка ее превратился бы в кроткого духа. Он этого испугался, потому что гордился дьявольской ролью во Вселенной, будучи врагом Бога и людей.
          - Сотворил-таки на радость людям. Отомщу, - злопыхательствуя, скрылся он из виду.

    2

          В Святой Акулине пробудилась жажда деятельности.
          - Господи, не возражаешь, если опробую цветок на людях, - спросила она.
          - Изволь.
          У творца всего сущего - видимого и невидимого мира всегда абсолютная вера и в свои возможности, и в результаты своего труда. А вот ангельская дева из молодых да ранних пожелала почему-то проверить воздействие цветка на людей из потустороннего бытия. Не последовала ли она примеру Евы, не внявшей наставлениям Бога и отведавшей плод с запрещенного древа. Та обрекла себя и земное потомство на греховную жизнь, а во что выльется самодеятельность Святой Акулины?
          Отведя от цветка разохотившихся до нектара ангелов, наказала им святоша: "Доставьте сюда грешника". Живо отправились они на поиски людской души, только что скончавшейся на белом свете или уже блуждающей между адом и раем.
          Спокойствие в раю вскоре прервалось. Ввалились, горланя, средневековый русский царь Иван IV и его сподвижник Малюта Скуратов:
          "Темная ночь, только стрелы летят по степи,
          Только ветер гудит в стременах,
          Тускло звезды мерцают".
          Не обратили они внимание на место необычайное.
          - Надежный опричник. Опорой моей был. Служа мне, не щадил живота ни своего, ни чужого, - не скупился на похвалы властитель, что раньше случалось редко.
          Добрые слова до слез умилили воеводу.
          Подозрительный, с малолетства необузданный, держал в ежовых рукавицах государь и князей, и бояр, и дворовый люд, поставив свою власть выше человечности. А Скуратову доверял он сполна, поручив ему политический сыск, и направлял Малюту туда, где нужно было утвердить волю самодержца любой ценой. Опричнику не было удержу в рвении, его боялись не менее царя до самой гибели в конце 1572 года в бою при осаде прибалтийского замка, обороняемого шведами. Встретившись за смертной чертой, рады друг друга видеть.
          - Для тебя, Иван Васильевич, лбом разобью крепостные ворота, - не представлял Малюта себя без кесаря как на белом свете, так и в потустороннем мире.
          С укоризной выговорила им Святая Акулина: "Загулялись и забрели без дозволения в заповедный сад".
          Не оправдывался Скуратов, но и не скрывал похождений.
          - Клеопатру желали навестить, а у нее Цезарь уже и Антоний около. Еле ноги унесли.
          А монарх, словно отрешенный от всего окружающего, впал в раздумье, чем и заинтересовал Всевышнего.
          - О чем кручинишься, Ванюша?
          - О государстве Российском. Расширял я его да укреплял. А ныне, сказывают, опосля сговора в Беловежской пуще разорили Россию. Правители под иноземную дудку пляшут. Стыдоба.
          С сочувствием отнесся Бог к нему, пожалев его, заваленного грехами по макушку, за то, что и вне белого света пёкся он о родной стране, а не о себе.
          - Подкрепись с горя нектаром, - указал он рукой на цветок.
          Упиваясь ароматом, преобразился Иван. За ним и Скуратов нацелился было пойти к цветку, чтобы тоже отдаться неземным ощущениям, но услыхал мягкий, но с властными нотками голос Святой Акулины.
          - А ты, молодец, ступай в ад.
          - За что? - ужаснулся Малюта.
          - За грехопадения.
          - А он что, чистенький?
          Всеми правдами и неправдами до сих пор избегали они адских мытарств. И вот одного сплавляют в сатанинские застенки, не дав попробовать аромата.
          - Перед Богом каждый отвечает за себя, - объяснила дева ему, а от Ивана потребовала, чтобы тот напомнил его грехи.
          И в Москве, и в Александровской слободе на церковной исповеди не солгал он ни единым словом, высказывая свои прегрешения, а уж в присутствии Господа не повернулся язык выгораживать опричника.
          - Митрополита Филиппа Колычева задушил в Отрочь-монастыре, прямо в келье. Брата моего, Владимира Андреевича, принудил яд выпить. А инакомыслящих умертвил тьму, не сочтешь. В одном только Великом Новгороде убил более тыщи...
          - Достаточно, - прервал его Бог и попрекнул Скуратова: - Чаще расправлялся с недовольными самодурством царя, а не спасал отечество.
          Суд Божий неотвратим для кого на белом свете, для кого после смерти.
          - Царь указал - я и лютовал, не рассуждая, а то бы и сам опалы не миновал.
          Сказанное было правотой Малюты, а из памяти его косяком выплывали жизнелюбивые миряне, загубленные им.
          - Морально ли совершать злодеяния, ссылаясь на приказ свыше? - обратилась святоша к Отче.
          - Ни в коем случае.
          - Опричник следовательно преступник?
          Утвердительно кивнув головой, Господь наделил мученической участью командира средневекового спецназа. Черти - Рогоносец и Весельчак, адские душегубы, подхватили на краю рая удрученного Скуратова и погнали в геенну огненную.
          А Иван продолжал блаженствовать у цветка. Глядя на него, Святая Акулина убедилась, что и на отпетого грешника-царя, получившего в народе прозвище Грозный, благотворно влияет нектар.

    3

          Колесил дьявол вокруг нового рая, заскакивая иногда внутрь и замышляя что-то против Бога. Святоша привыкла к появлению его, но, послушная одному Творцу, отворачивалась от чернодушника.
          Ангелы принесли бездыханную молодую женщину, одетую для летнего жаркого дня.
          - На улице ночью подобрали без признаков жизни, - положил Архангел ее у ног девы, одернув куцее платье на горожанке.
          Святая Акулина хотела узнать, как подействует нектар на недавно умершую. Оторвав лепесток от цветка, райская дева поводила им по ее ноздрям, и та очнулась, заойкала, озираясь, где она, что за наваждение.
          - Угомонись, покойница, - сказала ей святоша.
          При слове "покойница" женщину взорвало от обиды на всех и на всё.
          - Какая покойница! - завопила она истошно. - Перепилась я на тусовке, а бритоголовые попользовались мной и выкинули меня на свежий воздух!
          Богу не до сна: произошло невероятное.
          - Ну и отчудили - потусторонний рай и живая путана, - отчитал он ангелов. - Асмодей, ты подсунул им Молодуху из времен российской перестройки?
          Шкодливый бес не скрывал злорадства, с издевкой глянул на обескураженных ангелов.
          - Твои олухи оплошали.
          На этот раз Господь поверил дьяволу, досадуя, что не научились они интуитивно определять грань между жизнью и смертью людей и иной твари на Земле.
          - Не суди строго, Отче, - сконфузился Ангел.
          Доброта Всевышнего безгранична. Предоставив возможность ангелам самим разбираться в случившемся, расположился он поудобнее для отдохновения.
          Царя привлекла к себе полураздетым видом та крикуха, нарочито бесстыжая. Ему вспомнились свои жены и боярышни, но ни разу не попалась такая завлекательная. Тряхнув стариной, подступил он к Молодухе, играючи:
          "Ехал из ярмарки ухарь-купец,
          Ухарь-купец, удалой молодец".
          - Отцепись, обормот, - оттолкнула она прилипчивого ухажера, сделав кукиш из трех пальцев правой руки. - Вот тебе, старый козел.
          Для него эта фифа - невидаль, из другой эпохи.
          - Моя-то Марфа Собакина хаживала в кофте с длинными рукавами да в сарафане до пят. А эта, гулена, заголилась и сверху, и снизу. Срамота, - пристыдил ее Грозный, но продолжал откровенно любоваться ей.
          - Мода западная, - фыркнула Молодуха.
          Представил себя Иван в Москве с праздношатающимися девицами, едва прикрытыми лоскутами материи.
          - Оказаться бы в Москве. Эх и забалдел бы.
          А у Святой Акулины сущая головоломка: "Как отправить Молодуху на белый свет, если она от цветка зарядилась тонкой энергией - не для грубого земного мира?" Святоше и ангелам не дано лишать человека энергии, а Бог самоустранился.
          - Асмодей мог бы помочь, - рассуждал Архангел, да просить о чем-то сатану в раю не принято.
          А бес сообразил, какая у них заминка, и чтобы подобрела к нему райская дева, навязал свою услугу.
          - Дотронусь до любого - вмиг окочурится. Ради тебя, - подмигнул он деве и предстал перед Молодухой.
          Та обомлела от вида дракона среди чертей.
          - Жгучий хахаль, - повиснув смело на его шее и поцеловав пылко, упала она, замершая.
          Забравший у нее энергию князь тьмы, брезгливо скривив рот, удалился из рая.
          С обездвиженной женщиной ангелы отправились на белый свет. Вздохнула облегченно Святая Акулина - промах ангелов исправлен. Да откуда ни возьмись - Емеля, деревенский простак.
          - Куда я попал? - дивился он.
          - Слыхал про Бога, Емеля? - улыбнулась приветливо ему дева.
          - Ага, - подтвердил он, - бывало баба-яга выжрет стакан первача и кроет в господа-бога.
          Нашелся дремучий неуч, разминувшийся с Богом. Не успела она поведать ему о Господе, как в рай заявился Мишка Япончик, бывший главарь банды в Одессе. Поправляя шотландский плащ, накинутый на плечи, балагурил он залихватски:
          "Я с детства был испорченный ребенок,
          На маму и на папу не похож.
          Я женщин обожал еще с пеленок.
          Емеля, подержи мой макинтош".
          Небрежно сбросил плащ на руки Емеле.
          - Тихо. Бог отдыхает, - урезонивала святоша оглашенного, а тому все трын-трава.
          - Я заглянул в гости, и никакого салюта наций. Ха!
          Выхватив пистолет из кармана пиджака, Япончик палит в бездонное пространство.
          - Похоже на конец света, - сыронизировал очнувшийся Господь.
          Одесситу бы не сдобровать, если бы не отеческая любовь Бога к Святой Акулине, его отраде: раз уж он позволил ей общение с грешниками, то приходится быть ему снисходительным к далеко не совершенным людям.
          - Ведешь себя как империалист, - пожурил Всевышний бесцеремонного молодого человека.
          - Не империалист, а император, то бишь король гангстеров с одесской Молдаванки.
          Безразличный к нему Бог потер кончиками пальцев между лопатками.
          - Почесать? - заискивал Мишка, считая, что проникнул на том свете в тайную обитель бога Яхве.
          Восприняв молчание Творца как согласие, он благоговейно поводил ладошкой по загорбку Отчему. Как человек деловитый, осмотрел святая святых Вселенной.
          Вот бы побывать ему в семье и описать увиденное родственникам. Кто поверил бы? Разве что благочестивый дядя, вместо Яхве произносивший в молитве Адонай.
          - Чудное место, райончик не хуже Дерибасовской, - оценил корыстно он. - Уголок мне найдется?
          Деве опротивел щеголь: себе на уме да с развязными манерами.
          - У соседа рогатого вне очереди уголки и даже камеры пыток, - не стоило ничего ей выставить меркантильного субъекта.
          Чтобы повлиять на нее, плутоватый одессит применил семейный прием - принялся канючить: "Помилуйте, мне в душу наплевали на белом свете. Нежная Верочка Холодная, актриса немого кино, отвергла мои ухаживания, а блуждания по земле, опаленной революциями, оборвались трагически. В гражданскую войну белые драпали из Одессы, а я предложил себя красным. Меня назначили командиром бронепоезда. Потом я сформировал целый полк из блатных ребят. Да в бою с деникинцами дезертировали они. За их предательство шлепнули меня в затылок". Но не пронял он Святую Акулину, и выпроводили бы его вслед за Малютой в ад, если бы не Создатель...
          - Бог мой, прошмыгнуть бы к цветку Мише из незабвенной Одессы?
          - Шмыгай вместе с Емелей, - разрешил Господь непредвиденно для святоши.
          Но Бог есть Бог, его слово - закон. Не мешкая, поддал Япончик под зад Емеле коленкой.
          - Балбес, поспеши.
          У цветка они задышали, напитываясь нектаром.
    4

          Прибывший в рай Архангел сообщил, что доставлена женщина для опыта.
          - Надобности никакой, - ответил Бог.
          И Святая Акулина уверилась в том, что пахучий цветок получился отменным, каким и намечался Господом. Так как Ангел уже ввел молодую женщину с военной выправкой, в кожанке, то Архангел спросил: "А красотка в раю. Что с ней делать?"
          - Не красотка, а Комиссар революции, - поправила его вошедшая.
          Очень любит Господь людей, имеющих благородные устремления, идущих через трудности к вершинам духа.
          - Вы, материалисты, громогласно трубите, что бог вымысел. Убедилась в обратном?
          - Вижу, упитанный, ухоженный, а на планете Земля маются миллионы и миллионы обездоленных. Но в раю шантрапа наподобие Япончика, грабителя, никогда не работавшего, не создавшего ничего полезного для общества. Трудовой же класс у дьявола в кипящей смоле.
          В правоте слов Комиссара он не сомневался. Ему она понравилась: цельный характер, настоящий борец за светлое будущее всего человечества. Такие люди быстро сгорают на белом свете, жертвуя собой ради социальной справедливости.
          - Одессит тут не за благодеяния. Он подопытный греховодник, проживший отпущенный ему срок во мгле и на халяву. Ты совсем другое дело: боль народную чувствуешь как свою, но по большому счету пока не для рая.
          Могла ли Комиссар согласиться с тем, что ее не оставляли в раю?
          Ее дед был не раз порот кнутом на конюшне, будучи крепостным у помещика. Ее отец ишачил по двенадцать и более часов в день за гроши в литейном цехе, а из нужды так и не выбрался, но зато барствовала в земном раю семья капиталиста. И сама она на фабрике с юных лет. Хотя и не надеялась на скорые перемены в царской России, но пошла в народ, сея в души светлое и доброе. Пред ликом Всемогущего готова она отстаивать свои выстраданные убеждения, как не раз это делала, становясь на бочку или на броневик, чтобы ее видели и слышали.
          - Меня за правдивое слово гноили в тюрьмах, за правое дело расстреливали. Борясь за лучшую долю людскую, разве я не заслужила рая?
          Вопрос не из простых. Святая Акулина симпатизировала революционерке, желая допустить ее к цветку для подкрепления нектаром, но последнее слово за Творцом.
          - Намерения твои были похвальны, но всегда ли безошибочно двигалась ты по правильному пути? Подумай в аду. Ступай, - сказал Господь, не допуская возражений.
          Выставили ее ангелы за пределы рая, где Рогоносец и Весельчак с криками "В тартар её! В преисподнюю!" накинулись на нее, стараясь пощупать прелести и надсмеяться над ней, да сбросила Комиссар их блудливые лапы со своего тела.
          - Без грязных лап, джентльмены! - гневный голос ее осадил адских выродков, не привыкших к отпору со стороны грешников, и мужественная женщина зашагала в ад, как когда-то шла на расстрел, ненавидя врагов революции, захвативших ее в плен.
          Наступило умиротворение в раю. Но надолго ли? Вон и дьявол незаметно для святоши подбирается к Мишке Япончику, делает ему знаки, подзывая к себе. Тот без промедления направляется к бесу.
          - Доложи, - потребовал приглушенно князь тьмы.
          - Все идет штатно, шеф, - обнадежил его одессит.
          - Жди. Скоро.
          Приступает сатана к осуществлению своего замысла, внедрив соглядатая в рай.

    5

          Совсем не обычное зрелище - ад. Слабонервным лучше не видеть. Да как его избежать после смерти, коль дорога к нему настолько широченная, что вмещает почти все человечество. Одно из мытарств ада - котел со смолой, где подогревается пестрая публика из разных исторических эпох.
          Это на белом свете люди с властью и богатством, чтобы управлять и помыкать бедными, а самим возвыситься, учредили для себя и опорного окружения высшие чины и титулы, разные почести и награды, кичатся элитарным положением в обществе. А в адских мытарствах цари и президенты, патриархи и папы, имамы и раввины, магнаты и знаменитости, прочие высокопоставленные, оставив почет и состояния за гробовыми крышками, явлены своими сущностями, без надетых ролевых масок, без наигранных чувств. Все в горячей смоле. Там и Комиссар, Скуратов, Лев Толстой, Историк, Истеричка, Обыватель, Партиец. Можно, конечно, условно названным дать конкретные имена и фамилии, но стоит ли? Они же похожи мышлением и поведением на многих, живших в разные исторические эпохи и ныне живущих. Грешники, спасая себя, стремятся в ущерб соседу занять место, где меньше смолы. Один Толстой переносит тяготы стоически, не суетясь, смирившись с выпавшей ему долей.
          Под вопли мучеников рядом с котлом режутся в карты черти Весельчак и Рогоносец, успевая поддерживать пламя под котлом да следить, чтобы никто не выбрался из смолы.
          - Ой, тону - заголосила Истеричка, почти до подбородка уйдя в жидкую черноту.
          Жалкая, цеплялась она за Обывателя, а тот шарахался как от чумной.
          - Вытащите меня, миленький!
          Не трогала чужая беда обыкновенного Обывателя.
          - Спасите...
          Рискуя собой, Комиссар потянулась к тонущей, нацеливаясь ухватить ее наверняка и покрепче.
          - Взбирайтесь повыше.
          Помощь революционерки придала силы Истеричке, и ее плечи наконец-то вынырнули из смолы.
          - Спасибо, товарищ Комиссар.
          Вечные страдания предстояли грешникам в аду, но не свыклись они с безысходностью.
          - Ваше чертячье благородие, - упрашивал слезно Обыватель, - раз уж дьявол вдалеке от ада, уменьшите, пожалуйста, пламя под котлом.
          Но черти - нуль внимания, фунт презрения. И тут выплеснулась наружу агрессивность опричника Скуратова.
          - Эй, образина, - гаркнул он воинственно на Рогоносца, находившегося поблизости. - Убавь огонь, а то вылезу - отутюжу, и дьявол не узнает!
          Распалившийся Малюта перекинул было ногу через край котла, да натренированным ударом Рогоносец сбросил его обратно в смолу.
          - Похлебай вдоволь.
          Никому не давали спуску черти. Наблюдавший безучастно за происходящим граф Толстой сделал вывод: "Не противьтесь злу насилием. Терпите с благодарностью". И мытарились грешники в смоле, а Весельчак напевал:
          "Сто веков назад, а может двести
          Кто-то слова первые сказал:
          "Люблю тебя, люблю" -
          И хвост на шее галстуком связал.
          Но вот пришло жестокое столетье,
          Ракеты завертелись колесом,
          Стихи читаешь даже в туалете,
          А водку распиваешь за углом.
          И я, набравшись в стельку иль в дрезину,
          К жене на четвереньках приползал:
          "Люблю тебя, люблю",
          Чтоб дьявол поскорей тебя забрал".
          Умел проникновенно петь Весельчак, тронул напарника за живое.
          - Про дьявола ни звука, - набычился Рогоносец, - он с моей чертихой наставил мне рога, - нагнул слегка башку вперед.
          - Удлиненные рога тебе к роже.
          У чертей, как и у людей, заботы и неприятности.
          Устал увертывать Обыватель голову от Историка, норовившего что то нацарапать на теменной коже.
          - Не порти лысину, Историк, - сердился обладатель роскошного муходрома.
          - Я записываю историю ада, - запечатлеть события загробного мира ученому мужу было негде.
          А Истеричка сокрушалась: почему она, скромница в жизни, оказалась в аду, а не в раю. Выполняла же заповеди библейские и наставления священников.
          - Не грешила я, - стонала она, - и в посты скоромную пищу не ела. Так позвольте хоть на минуточку выбраться из котла?
          - Надоело вариться? - прикидывался участливым Весельчак.
          - Да, да, - обнадежилась бабонька, не чувствуя подвоха.
          - Так зажарим на шампуре, - съехидничал он, беря штырь внушительных размеров.
          Вообразив, как ее насадят на эту железяку, бросилась она в середину барахтающихся грешников.

    6

          Оттолкнув Историка от себя, Обыватель позавидовал: над котлом возвышался Партиец, как памятник себе, стоя по щиколотки в смоле.
          - Послушай, Партиец, был ты бессменным членом политбюро - от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича, с крутыми деяниями, а в смоле не тонешь.
          - Я твердо стою на голове у товарища Сталина.
          Позавидовать Обыватель не успел - стремглав влетел дьявол.
          - Часовые и в картишки? - распекал он рогатых. - Захотели к чертовой матери?
          Затрепетали адские служаки, потому как мать, породившая дьявольское отродье, была свирепее сатаны, и не дай Бог попасть в ее намертво хватающие лапы.
          - Подтянуть дисциплину, - приказал бес.
          При всей взыскательности он настроен невраждебно: туча пронеслась мимо чертей. Притихли и грешники перед князем тьмы.
          - Историк! - выкрикнул он.
          - Я, - откликнулся представитель науки.
          - Марксизм-ленинизм не забыл?
          - Продолжаю повторять.
          Решительным был дьявол, как Цезарь, когда переходил Рубикон.
          - Напомни-ка, как возникают революционные ситуации?
          - Когда "низы" не хотят жить по-старому, а "верхи" не могут по старому управлять, - отчеканил Историк тезис из научного коммунизма.
          Лукавому это известно, а понятно ли молодым чертям?
          - Усвоили?
          Те тупо помалкивали. Бесполезно спрашивать невежд.
          - Прибавить огонька, довести страдальцев до отчаяния, чтобы они взбунтовались, и не удерживать восставших, - растолковывал им бес. - Пусть бегут из ада.
          - А зачем? - поскреб затылок веселый черт.
          - В запальчивости они перевернут рай вверх тормашками. За вторжение выгонит Господь оттуда без разбору всех: и этих, и тех, что в раю. Мы обреченных опять в пекло, а Боженька заплачет в гордом одиночестве, что и требуется доказать. Действуйте.
          Настропалив истязателей, пропал пропадом князь тьмы. Они вовсю раздули огонь под котлом, отчего забурлила смола и смрад усилился до невыносимости. Пуще прежнего завопили и запричитали грешники, плача навзрыд. Но кто мог помочь им?
          - Пытки адские, а в раю блаженство, - помнил Скуратов, как его не пустили к цветку.
          Атмосфера в аду была предгрозовой: люди не выдерживали мук, обжигаясь смолой, а черти, намеренно отойдя подальше, дурачились. Дальновидный Партиец точно угадал - назревало восстание.
          - Ведите нас в рай, Комиссар, - отдал он ей первую скрипку в революционном оркестре.
          Закаленной в вихрях враждебных женщине не впервой поднимать массы на бой, святой и правый. Взметнула она руку над головами грешников, призывая: "Час настал. Терять нам нечего. Кто был ничем, тот станет всем. За мной, орлы!" Во главе с Комиссаром грешники выбрались из котла и, спасаясь бегством от сатанинских терзаний, устремились в светлый путь.
          Погашен огонь. В остывающем котле остался Толстой, погруженный в нирвану.
          - Меланхолик, догоняй орлов, - подтолкнул его Рогоносец.
          - Я не орел, я лев... Лев Николаевич Толстой.
          - Выметайся, Лева, в рай, - добродушно поторопил его Весельчак.
          Не собирался рваться куда-то великий писатель земли Русской, где-то искать призрачное успокоение. В родной-то стране душа изболелась, когда доводили до отчаяния, нищеты и голода крестьян и наемных работников, расстреливали и вешали их. На закате жизни Толстого, в последние семь лет, приговорено к смерти, тюрьмам и каторге свыше восьмидесяти тысяч человек за то, что надоело им трудиться то на барина, то на буржуя. Да три миллиона крестьян вывезли в товарных вагонах, как скот, в Сибирь и в Среднюю Азию на поселение. Вывезли бы туда помещиков - их было мало, а землю отдали бы тем, кто ее обрабатывает. Не сделали так, ибо власть была у крупных землевладельцев, потому и поплатились бедняки. Лев Николаевич и себя винил в этом, ибо принадлежал к древнему дворянскому роду, но не мог молчать - писал, обличая кровососов, за что и был поносим ими. Так и умер, мечтая о первобытной справедливости, когда все равны, земля и природа для всех. Если белый свет в глазах совестливого графа был черным, то что ему ад?
          - И в котле теперь Сочи, - заупрямился Толстой.
          Черти в некотором замешательстве: гнать его силой?
          - На ремонт закрываемся, - выдумал причину Весельчак, понукая старика вылезти из котла.
          От безделья Рогоносец тасует карты. Игроком увлекающимся был и писатель.
          - Сыграем? - предложил он Рогоносцу.
          - Сдавай на троих, - передал тот карты грешнику.
          Сдал их Толстой как мастак, и пристрастилась к подкидному странная троица. Любил Весельчак тренировать свое горло:
          "Был я очень рад ночку всю подряд веселиться, танцевать.
          Моя Марусечка, танцуют все кругом.
          Моя Марусечка, попляшем мы с тобой.
          Моя Марусечка, а всё-то кружится.
          И как приятно, хорошо мне танцевать с тобой одной,
          Моя Марусечка..."
          Внезапно вбежал дьявол. У игравших посыпались карты из рук и лап.
          - Нечистая сила, - пролепетал отлученный от церкви граф, отдаляясь от сатаны, а потом, как резвый юноша, удрал из ада. Обрушился на чертей негодующий князь тьмы, не скупясь на пинки и ругань.
          - Доигрались, мракобесы! К чертовой матери - марш!
          Выгнав подручных, Асмодей был рад опустевшему котлу и воображал, что натворят в раю грешники, когда явятся туда нежданно-негаданно.
    7

          Бог подремывал, напрочь отключившись от Вселенной и потустороннего мира. Как и всякая молоденькая, Святая Акулина прихорашивалась перед зеркалом. За приятным занятием и застал ее дьявол, подкравшись сзади, но нечаянно выдал себя: в зеркале мелькнула отвратная его харя и насторожила деву. Разоблаченный, вынужден был он обхаживать ее.
          - Малышка, скучаешь?
          - Блюду покой Вседержителя, - следила безотрывно она за бесом, чтобы не схапал ее.
          - Пока он дрыхнет, успеем насладиться, - зависла над святошей мохнатая лапа.
          - Позову на помощь, - предупредила она.
          - Молчи, аппетитная. Я и сам справлюсь.
          Для ангельской девы быть близко с дьявольской мужской энергетикой волнительно, но не позволительно, и она, совладав с собой, отодвинулась от него.
          - Фу, противный искуситель.
          - Но любовь зла - полюбишь и дьявола.
          Чтобы отогнать беса, Святая Акулина позвала: "Господи!" Пробудившийся Бог узрел быстро удаляющегося Асмодея. И в эту минуту послышались топот и выкрики: "Сюда! Вот рай!" Наперегонки прибежали из ада запыхавшиеся грешники, но без Комиссара и Толстого.
          - Красотища - словами не выразить! - восхищалась Истеричка великолепием рая.
          - Комфорт на мировом уровне! - предположил Обыватель, сравнивая умозрительно, так как попутешествовать за кордоном ему не обломилось.
          А Партиец, пожалуй, с чем-то подобным знаком. Частенько в бархатный сезон ездил он к морю, где проводил отпуск в санаториях ЦК.
          Очутиться по воле Господа в раю - великая благодать божья, но грешники вторглись, не очистив душ своих.
          - Заполоняете грехами святейшие покои, - привстал уже Бог, чтобы выпроводить самовольщиков в ад на еще большие муки.
          - Не прогоняй их, Боже, - пожелала Святая Акулина. -Полюбопытствовала бы я, что произойдет дальше.
          Для девы, проведшей дни и годы в раю и не познавшей ничего иного, поведение сбежавших из ада настоящая забава. Слегка нахмурив брови для строгости, согласился он с просьбой чада любимого.
          - Развлекись, Акулинушка.
          Вдосталь насмотрелся Господь на заблуждения землян и на их бездуховные попытки достичь счастья, потому и отдыхал покойно.
          Запах нектара привлек грешников, началось столпотворение у цветка.
          - Дорваться бы до бесплатного, - подбадривал себя Обыватель, работая локтями, чтобы пробиться к цели.
          За ним увязалась Истеричка и почти приблизилась к цветку, но ее оттер от Обывателя Мишка Япончик, старожил рая.
          - Молодой человек, уступите место - подышать ароматом, - попросила она одессита.
          - Мои легкие тебе тоже уступить?
          Всплакнула она, глядя, как напористые уплетают нектар. Обнадеживающийся донельзя Партиец не сомневался в том, что ему достанется место под боженькиным солнцем.
          - Дорогу члену политбюро к блаженству, - почти продекламировал он зычно, как бы повелевая.
          Не разучился он командовать. Дрогнули люди, боготворившие еще со школьной скамьи партийных бонз, и расступились почтительно, пропуская номенклатурную особу к спецпитанию.
          Случайно столкнулись недавние гуляки. Вцепившись в Ивана Грозного, Скуратов вывел его из толпы и насел медведем.
          - Перед сильными рая грехи свои на порученца перегрузил. Получай, - влепил затрещину царю-батюшке, чего при жизни и во сне то не смел сделать.
          - Охолонь, Малютушка, - отбивался венценосный.
          К выясняющим отношения подскочил Историк.
          - Эй, забияки, и вам, и мне не достанет нектара. Вынюхают весь. Объединимся?
          Моментально те утихомирились.
          - Айда напролом, - пошел бульдозером Малюта на людей, облепивших цветок.
          Грозный, как и Истеричка, уперся в Япончика.
          - Опричник, шибани-ка франта.
          Словно в старые времена выполнил он указание государя, долбанув одессита, полетевшего кубарем.
          - Ша, деревня, - окрысился Мишка, но не рыпнулся дать сдачи, ибо жидковат был против громилы.
          В рай входит Комиссар, поддерживая притомившегося Толстого. Еще в дороге хватилась она - среди бегущих нет гениального писателя и возвратилась за ним. В одиночку вряд ли удалось бы ему преодолеть этот путь.
          - Вам бы, Лев Николаевич, нектару для бодрости, - сказала она.
          - Не мешало бы, но, вероятно, кому-то нужнее аромат. Да и за глоток его Бородинская битва.
          Борющиеся грешники мешали Господу нормально подремывать.
          - Что за шум? - спросил он Святую Акулину.
          - Алчушие ссорятся из-за нектара.
          Для Бога это обыденщина: потому они и грешники, что звериные инстинкты превышают духовность.
          - Блаженны алчущие и жаждущие правды моей, яко те насытятся, - изрек Господь.
          О духовных истинах они не помышляли вовсе, а бились за энергию для оболочек, подобно людям живым, земным, враждующим из за собственной материальной и иной выгоды.

    8

          Из-за беспорядков у цветка Историку почти не перепало аромата. Недовольный, искал он того, кто унял бы анархию.
          - Комиссар, справедливость в загоне, - обратился он к молодой женщине в кожанке.
          А та хорошо все понимала, да ждала, когда возненавидят жадюг, пресытившихся нектаром.
          - Люди, остановитесь! Нектара для полного удовлетворения Бог не припас. Мы должны сами построить огромный цветок и обеспечить нектаром всех.
          Осуществимо ли такое дерзание - неведомо никому. А если взяться сообща да переделать потусторонний мир...
          - Утопия, - покачал головой Грозный, отрицая идею.
          Не скрывал неуверенности и Обыватель, так как по натуре не был первопроходцем, а довольствовался серостью последователя, не пахал на новой ниве ради процветания всего общества. Ему лишь бы от старого цветка урвать чуток аромата. А в душе у Толстого затеплилась романтическая надежда: "Мечтал я об обществе всеобщего благоденствия, но умер, так и не углядев его зачатки. Мечту бы воплотить в реальность". В возникшем галдеже схлестнулись разные мнения, а обстоятельства требовали целенаправленного действия.
          - Медлить - терять удачу, - увлекла Комиссар грешников личным примером на строительство светлого будущего. - Провозглашаем равенство и братство. И меньше слов - больше дела!
          Чтобы разместить цветок, а точнее цветище внушительных размеров, потребовалось подготовить ровный участок. Расчисткой его от райской кущи занялись все. Рьяно вкалывал царь Иван. Жившему вообще без физического труда, ему это было полезно.
          - Начинай, дружище, - дернул он за рукав Емелю, лень которого раньше его родилась.
          С неохотой поволок тот вместе с Грозным тяжеленный камень, да вскоре упарился: "Эй, граф, подмогни-ка". Толстой хоть и благородных кровей, но не чурался крестьянской работы и тут пришелся ко двору. Япончик же только обозначил, что трудится, а на самом деле прохлаждался, путаясь под ногами у грешников.
          - Посторонись, лоботряс, - потребовал Скуратов.
          Отпрянул Мишка, как осой ужаленный, от мордобойщика. У грешников дело спорилось, что особенно поразило Святую Акулину.
          - Небывалое явление, - поделилась она с отдыхающим Отцом небесным, - навоображали себе рай без Бога. Если получится, сделай милость, оставь их в раю. - Но на лике Вседержителя промелькнула понятная ей ироничная улыбка: рая без Господа не бывает, а божий храм надо сооружать каждому в сердце своем еще на белом свете. - Если затея не удастся, то дорога грешников - обратно в ад. Так, Отче?
          - Самостоятельно человек идет в ад, а с Богом может обрести рай по трудам души своей.
          Последнюю траву с участка выкинув, Историк отряхнул руки и подвел итог.
          - Удобная площадка для цветка.
          - Отлично, - похвалила Комиссар всех, изрядно попотевших, отдавших много сил работе. - Подышим нектаром старого цветка, энергии наберемся.
          Обставляя всех, к цветку потопал, как ни странно, Емеля, но его окликнул Историк: "Недотепа, не отрывайся от масс".
          - И верно, - повернул тот назад, не обижаясь на неуважительное обращение к себе. - Сила дурака в коллективе.
          Выбрала Комиссар из оставшейся кущи длинный стебель и положила его на твердь, обозначив предел, чтобы все потребляли нектар на одном расстоянии от цветка.
          - Отсюда полакомимся ароматом, - пригласила она грешников к указанной отметке.
          Расположились трудящиеся без давки и тесноты, вдыхали запах нектара не взахлеб, но его вполне хватало для восстановления сил.
          - Добавим аромата работавшим с огоньком - Грозному и Толстому, - допустила Комиссар двух трудоголиков ближе к цветку.
          - Правильно, - одобрила комиссарские действия Истеричка.
          Обыватель тоже употребил бы и довесок, но не перетрудился. На лицах людей читалось, что Комиссар себя-то не обделит, пристроится к Грозному и Толстому и потребит нектару сверх нормы.
          - А себе не выше средней платы хорошего работника, - глянула она открыто в их глаза и присоединилась к обществу, встав рядом с Истеричкой и Обывателем.
          Эта женщина в кожаной куртке из плеяды первых русских коммунистов, беззаветно служивших трудовому народу.

    9

          Энергична Комиссар на стройплощадке.
          - Приступим, товарищи, к сборке из подручных материалов цветочных корней, стебля, листьев и бутона.
          Работа спорилась, творчество масс ускоряло созидание. Вдруг на краю участка Емеля споткнулся об чьи-то ноги, высунувшиеся из райской зелени.
          - Глянь - ноги, - затормошил он Историка. - Бабьи или мужичьи?
          - Женские ноги как Эйфелева башня: чем выше по ним, тем больше дух захватывает, - потребовалась бы тому целая лекция для раскрытия разницы в ощущениях.
          Проверяя истинность слов ученого насчет духа, запустил он под листья руку. Через пару секунд ноги задергались, из кущи выполз раздраженный Япончик.
          - Ух и дам - носом закусишь, - пригрозил Емельке.
          - И закушу. Я гурман.
          Мишкино отлынивание от работы показало, что в обществе не без сачка.
          - Лодырь объявился, - отчитывала его Комиссар. - А у нас кто не работает, тот не ест.
          - Лишь прилег, - изворачивался бездельник, - сон приснился, будто я в Одессе, в ресторане на Ришельевской улице. Поет Леня Утесов, и от его волнительного голоса в душе запах белых акаций.
          Переживал Япончик сильно, что попался. Могли выгнать из рая. Тогда ему предстояло объяснение с дьяволом. И это его пугало.
          - Тунеядцу, - обвинила его Комиссар, побуждая грешников к суду над ним.
          - Наше, - добавил Грозный.
          - Народное, - продолжил Историк.
          - Презрение! - как припечатал Партиец, не раз пригвождавший к позорному столбу нерадивых работников.
          Всем обществом выкрикнули: "Тьфу на Япончика!" и оставили его в раю для перевоспитания.
          К одесситу миролюбиво подкатился Емеля.
          - Не очень я пошалил?
          - Умный, да? - осерчал Мишка.
          - Кто умный? Я умный? Сам ты умный, - вскинулся простофиля и повел разгильдяя к работающим.
          Тому ничего не оставалось, как приступить к работе. Уже угадывалось величие совершаемого в раю. Где летописцы? Среди грешников, конечно же, есть владеющие мыслью и словом.
          - Товарищи Историк и Толстой, займите значимые для общества места, - усадила Комиссар их поудобнее, чтобы обозревалась ими всенародная стройка, обеспечила необходимыми для письма принадлежностями. - Я прошу вас отобразить развитие общества в правдивых произведениях.
          - В меру таланта, - заскромничал Лев Толстой, занимая место писателя.
          - Объективность прежде всего, - замахнулся Историк на идеал в своей науке.
          Да потупил он взор, вспомнив, как переписывал учебники по истории в угоду сменяющимся политикам. Но то было на белом свете. Хоть в загробном-то мире пора уважать себя, проявляя принципиальность и неподкупность.
          Святую Акулину поразил всеобщий трудовой порыв народа.
          - Поотшибала пальцы, а корни не получаются, - призналась Истеричка женщине в кожаной куртке.
          Для любого Комиссар была открыта к общению. Душа ее болела заботами каждого человека. Она умело управляла строительством нового цветка, необходимого всем, сплачивала людей в единое общество, где человек человеку товарищ и друг. Когда возникали трудности, успевала подставить свое плечо, не считаясь с затратами собственной энергии. Главное - дело общенародное. Вот и с Истеричкой усердно мастерила корневую систему, важнейшую часть цветка.
          Рядом со святошей объявился дьявол.
          - Удивляешься их прыти? - осторожничал он в движениях и голосе, чтобы не нарушить покой Творца.
          - Комиссар вдохновила людей, - ответила нехотя ему дева. - Один человек увлек за собой все общество.
          Бесовский князь ошибся: Бог не прогнал возмутителей спокойствия в ад. Поступки Всевышнего непредсказуемы и для сатаны, лихорадочно соображающего: "А если сделают цветок и осядут в раю? Разве можно такое допустить?"
          От чрезмерных усилий Комиссару не поздоровилось. Сказались старые раны на энергетической ауре, полученные в сражениях за советскую власть. Ее бережно поддерживают.
          - Што с теткой? Што за напасть? - метался с вопросами Емеля.
          - Выдохлась голубка, - отозвалось болью сердце Грозного.
          Жалели Комиссара, а еще жаль грешникам самих себя, бывших за ней как за каменной стеной.
          - Не случилась бы с ней беда, - выразил общее мнение Обыватель.
          - Тогда сбиться с пути недолго, - делился опытом Партиец, хоронивший не раз одряхлевших генеральных секретарей и ожидавший кару за собачью преданность покойникам, а не народу.
          Увлекшись райским представлением, Святая Акулина тоже переживала.
          - Потерять Комиссара боятся, - почти про себя проговорила она, а дьявол услыхал и сделал роковой вывод.
          - Не забрать ли у предводительницы остатки энергии...
          Как на охоте, мягко ступая, подобрался бес вплотную к толпе.
          Не желая, чтобы из-за ее недомогания срывалась работа, Комиссар наставляла грешников: "Друзья мои, во что бы то ни стало нужно достроить спасительный цветок-красну..."
          Но не успела договорить: в мгновение ока сатанинская лапа ударила ослабевшую женщину по плечу, лишив ее последней энергии, и та свалилась, как настигнутая белогвардейской пулей. Потрясены люди, а злодей, вильнув хвостом, умчался из рая.
          - Убийца! - пожалела райская дева, что не прогнала его раньше, да что теперь проку.
          Следивший беспристрастно за событиями Историк записал в книгу: "Комиссар так и не назвала - какой цветок строить. Отныне грешникам надо самим строить цветок и развивать общество".
          - Чего же добиваться? Что будет с нами? - размышлял вслух Обыватель, заранее опасаясь перемен в обществе.
          На него зашикали - не ко времени разговор.
          Под звуки печальной песни, исполняемой грешниками, Комиссара накрыли красным полотнищем.
          - Прощай, наш друг и учитель, - всплакнул Партиец, привычно поправляя красную материю.
          Несмотря на скорбь, ученый писал: "Пламя комиссарских сердец не гаснет, а превращается в путеводные звезды".

    10

          На строительстве цветка больше спорили, чем делали. "Смерть Комиссара опечалила созидателей и замедлила ход общественного корабля, - зафиксировал в летописи Историк и как активный член общества внес предложение: - Поднялись бы вы, Лев Николаевич, на капитанский мостик".
          Без руля и без ветрил плыло райское общество в неизведанную даль. Кончится ли это добром? Вряд ли.
          - Слишком глубоко уважал я Комиссара, чтобы осмелиться замещать ее, - взвешивая каждое слово, произнес Толстой, имевший высокую гражданскую ответственность перед народом.
          Заспорили люди жарко: кто будет руководить обществом?
          - Я бы смог, - не страдал Грозный комплексом неполноценности.
          - Под тобой земщина стонала, - утопил его Скуратов, чтобы вновь не попасть под чугунную пяту Ивана.
          И у Мишки Япончика самомнение взыграло: верховодить бы - малина.
          - Чем Япончик не фигура для капитана, - закинул удочку он.
          Закоперщик блатной Молдаванки прошелся гордым гусем перед грешниками. Внешнее впечатление выигрышное. Влюблялись в него дамы безоглядно. Но Партийца его выпендривание не впечатлило. Представлял и он себя у общественного руля, да виду не показывал.
          - Обществом управлять - не шайкой в приморском городе, -унижал он соперника.
          Не заседал Япончик в российской думе при демократах, не привык к тому, чтобы на него прилюдно выплескивали политические помои.
          - Но для шайки мозги обязательны, - отпарировал одессит, намекая на то, что на белом свете в правители чаще всего выбиваются бездари, исправно тянущие свою лямку. - Удержать в узде тысячную банду головорезов можно только с талантливым котелком на плечах.
          Не подфартило ему, но в запасе у него было правило: не достигаешь чего-то впрямую - сделай ход конем.
          - Емеля, ты возглавишь осиротевших, - рискнул Мишка деревенщину превратить в марионетку.
          - Не, я тугодум.
          - Не причина для отказа, - уговаривал он разиню. - Судимость имеешь?
          - Не-а.
          - Род занятий на белом свете?
          - Иногда в печку подбрасывал уголек.
          Затосковал по печке Емелюшка, привыкший спать и ездить на ней при необходимости. В Мишкином уме, как тараканы на раскаленной сковородке, завертелись домыслы: "Уголь... Значит он потерся об уголек... Увязать бы это с политикой..."
          И увязал да еще как.
          - Наилучшая кандидатура с незапятнанным прошлым - Емеля. Шахтер.
          Покатило со смеху общество, осыпая их обоих колкостями да ругательствами, а прохвост настырно, без стыда и совести лоббировал своего человека во власть.
          - Кто против? - атаковал публику он. - Не вижу. Воздержавшиеся? Тоже нет. Выходит - все за!
          - Скоморох на троне, - подтрунил Скуратов над таким вожаком.
          Япончик развивал наступление на потешающихся над избранием главы общества.
          - Емеля, обратись с воззванием.
          А тот на полном серьезе воспринял произошедшее.
          - Чё им сморозить?
          Знал одессит, что надо использовать специалиста, и привлек Партийца, идеолога со стажем.
          - Быстренько черкни ему пару слов.
          Получив шпаргалку, Емеля еле-еле прочитал написанное: "Цели ясны. Задачи определены. За работу, товарищи!"
          Балаганное настроение у людей постепенно улетучилось, но зато беспокоило их: то ли хохму какую-то разыграли перед ними, то ли вправду власть прибирают к рукам? Но всех вернул к реальности Грозный.
          - Кончай базар, - требовательным голосом заставил он строителей слушать его, - дабы не выставили нас в ад, продолжим начатое Комиссаром.
          И сам возобновил работу над цветком, грешники тоже наверстывали упущенное время на рабочих местах.
          Подойдя к Япончику, горе-оратор честно признался: "Упрел читаючи. Я же дур..." Но тот не позволил досказать, зажав ему рот рукой, чтобы не сболтнул лишнего.
          - Самокритика не для выдвиженца.
          Приосанившись, бесцельно прохаживался Емеля по стройплощадке. Работа ему по боку. А одесситу и вовсе вынь да положь дармовщинку: встал у цветка, поглощая аромат. Дотошный историк писал: "Япончик воровал бодрящие запахи общественного цветка". От его наглости опешили грешники. Но вместо того, чтобы возмутиться и защитить народное добро, как водится, смолчали, избегая осложнений. А у Истерички сдала расслабленная нервная система.
          - Не дышите общественным нектаром! - напала она на него. - Еще не заработали!
          - Отвали, фиалка Монмартра занюханная, - насыщался он нектаром как ни в чем не бывало.
          - Я девицей умерла, - вскипела Истеричка, хотя по возрасту была женщиной в летах, но оскорбилась, ибо ее, недотрогу, сравнили с парижскими девками легкого поведения.
          - По нынешним временам тебя в музее показывать надо да под колпаком, чтобы никто не посягнул. Юбку-то приспусти и не завлекай голыми икрами ударников коммунистического труда.
          Она враз, как монашка, прикрылась до пят. Однако Историк заметил: "По конституции за порядок отвечает глава общества - Емеля".
          Кинулась к нему обиженная, привыкшая при советах обращаться в органы, когда нарушался общественный порядок.
          - Емелечка, приструни нахала.
          Дошло до него: если назвали и скоморошьим руководителем, действовать придется. А как это делается, ему невдомек. Да и первый блин, известно, комом. Изобразил он, как сумел, начальственное лицо, направившись робко к породившему его.
          - Пасешься украдкой, - упрекнул он Мишку, но мягковато, переминаясь в нерешительности.
          - Изумительный цветок. Эстетика.
          Последнего слова Япончика он отродясь не слыхал и почел его неприличным.
          - Не матюкайся. Иди, Мишуня, и соревнуйся с передовиками.
          - Еще чего. Своих не узнаешь, что ли?
          Выучка сторожевого пса не позволила Скуратову быть безучастным, когда назрел конфликт правящего с прочим.
          - Не улещать - принуждать пора, - скрутил Малюта одессита и отшвырнул от цветка.
          С облегчением вздохнули грешники: обрели какую-никакую, а власть.
          - Ловко, - доволен Емеля опричником.
          - Когда я заправлял войском государевой безопасности, хватал так, что хребтина трещала.
          - Будь и в раю зашибалой.
          Выпало Малюте и в потустороннем мире попасть на привычную службу, потому как втемяшилось Емелюшке, что и с головой, набитой мякиной, можно держать в повиновении народ, имея крепкую карательную дубину.

    11

          Общественный летописец внес в хронику очередную запись: "Руководитель из Емели никудышный, но дело двигается благодаря энтузиазму сограждан".
          Практичный Партиец, видя шаткость Емелиного возвышения, задался целью укрепить его власть и себя во власти, иначе другие перехватят рычаги управления.
          - Не похож ты на верховного, - остановил он гуляющего Емелю.
          - На Комиссара?
          - Подберем прототип попроще, - предложил ветеран, - по системе Станиславского войдешь в образ. Но за обучение мне и Япончику - нектарные льготы.
          С тех пор, как в России размножились в домах телевизоры, наглазелся Емелюшка на кремлевских судьбоносцев. Ему казалось, что они не лучше его самого: заурядные, не сказать, чтобы шибко грамотные, звезд с неба не хватали, но увешаны рукотворными звездами.
          - Попробую, - доверился он Партийцу и Япончику.
          Сговорившаяся троица улизнула со стройки, где каждый выкладывался для блага всех.
          Сладко спалось Господу, будто наскучило ему мироздание, что позволяло бесу своевольничать в раю.
          - Привет, соседка, - завертелся он около девы.
          Да что ей, святой, до когда-то падшего ангела, погубленного собственной гордыней. Но за ним последовали люди на планете Земля, возгордившиеся властью, богатством, силой, красотой и чем угодно. Отсюда огорчения и слезы одних и дьявольская радость других.
          - Уйди, - надоел он ей: мешал наблюдать за непрошенными гостями из ада.
          - Не гони. Согласен мириться. С Боженькой заключим союз, и наступит мир во Вселенной.
          - Обманешь.
          - Провалиться мне в бездну, - клялся дьявол.
          Почему-то не скалит зубы он, измываясь, но не впасть бы Святой Акулине в заблуждение относительно его. Спокойнее ей, когда он у себя в аду.
          - Отвлекаешь от грешников с Емелей.
          - Какой из Емельки начальник? Никто не предположит, что выкинет придурок. Возьмет да и построит обещанный Хрущевым коммунизм.
          Вдруг как бы вырвал он лапами из груди бьющееся сердце и протянул его ей, изобразив на роже приятную истому.
          - Нарываешься на неприятность, - предупредила она его.
          - Да мое бытие - сплошные неприятности. Мне к ним не привыкать.
          Вроде бы в дьявольской заскорузлой душе светлело в присутствии девы, как при звездочке в черном небе. Не дотла сгорела в нем ангельская любовь? Был он покладист с виду, а лапы влеклись к ней.
          Господь сам вовремя помогает тому, кто искренне верует в него и находится в крайней нужде или опасности.
          - Ты здесь, Асмодей? - спросил Бог, чтобы уберечь ее от поползновения его.
          - Да, Отче.
          - Что зачастил в рай?
          - Он мириться собрался, - известила Святая Акулина.
          - Сперва, исчадие ада, очистись от скверны, покаявшись в грехах
    предо мной, и прекрати коверкать души человеческие. Кайся, - сделал паузу Всевышний, но от дьявола не услыхал ни звука. - Основной твой грех не пакости мне и ангелам, а то, что совращаешь живущих с истинного пути. До чего ты довел людей: понуждаешь их поедом есть друг друга из-за денег и вещей. Ты внушаешь, что всего им мало. В пещерах жили - было мало, в хижинах - мало, во дворцах - опять мало. Устроили гонку за барахлом модным да за славой. Под твоим влиянием люди поставили во главу угла собственность, а не духовность, хотя и называют себя разумными. Я терпеливо жду, когда они поймут, что высший смысл их существования - восхождение в духе. Быть бездуховным просто - с рождения ребенок бездуховен. И в течение жизни чем выше поднялся он в духе, тем больше стал человеком, а не животным. А ты, Асмодей, своими дьявольскими посулами заманиваешь людей все глубже в трясину низких, грязных страстей и этим омрачаешь и укорачиваешь им годы пребывания на Земле, приближаешь всю цивилизацию к гибели, ибо жизнь человеческая, будучи бездуховной, становится бессмысленной, какие бы совершенные материальные ценности не производились. По делам сужу, а не по словам. Если продолжаешь чернить души, то слова твои лживы. Не для замирения ты у нас.
          - Всех собак на меня повесил, - возразил бес. - Я лишь трудности подбрасываю людишкам, а звереют они сами.
          Никак не отреагировал Бог на его попытку обелиться.
          - Иди и помни, что я не только люблю всех и тебя тоже, но и наказываю для вразумления.
          - Ладно, Отче, поразмыслю, - растворился князь тьмы в пространстве, попав в привычную стихию.
          Убедившись, что в раю без особых изменений, Бог преспокойненько повернулся на другой бок и продлил приятный отдых, предоставив Святой Акулине возможность следить за событиями.

    12

          Снова перед грешниками Партиец, Япончик и не Емеля-простак, а товарищ Емельян, одетый в сапоги, галифе, белую вышитую рубаху и белую фуражку. В руках у Япончика деловая папка. У Партийца через плечо лента с надписью: "Министр". Емельяна распирало невесть откуда взявшееся высокомерие.
          - Стройка огромадная. Закачаешься, - брякнул он громко.
          Побросав работу, все с удивлением уставились на прибывших.
          - Никак Емеля, - признала Истеричка.
          - Не Емеля, а товарищ Емельян, - заявил Япончик.
          Приветствуя, глава общества помахал фуражкой строителям.
          - Знакомые манеры, - невесело вздохнул Обыватель.
          Кое-кто позволил себе открыто пошутить над правительственной персоной, что побудило Япончика перейти к полицейщине.
          - Скуратов! - позвал Мишка.
          - Чего? - плохо соображал Малюта, что происходит, так как жил на белом свете на четыре века раньше, чем подобные типы.
          - Я референт главы общества, - властно представился одессит.
          Признав в нем шишку на ровном месте, сориентировался опричник по-военному.
          - Слушаю, товарищ референт, - отчеканил прирожденный охранник.
          - Нетактичные смешки в адрес первого лица.
          Сжав кулак, референт поднял и резко опустил правую руку. Обычно сильные мира не дают прямых указаний о расправе, чтобы потом не отвечать за последствия, но их жесты и намеки красноречивее слов.
          - Разберусь.
          Засучив рукава кафтана, Скуратов с охотой оседлал своего конька - усмирителя, рявкнул на легкомысленный люд: "За ухмылку в ссылку!"
          Оторопь взяла грешников: не вякнули и полслова, подчинившись властолюбцам. Совладав с работниками, референт предложил министру отдать распоряжение.
          - Товарищ Грозный, назначаетесь начальником строительства цветка. Отвечаете за выполнение плана, - давать ценные указания было привычное и приятное его занятие. - Товарищ Емельян посетит официально стройку в удобное для него время.
          С чувством победителей чинодралы удалились, а работа не возобновилась. Переживают люди: над ними совершено моральное насилие. Когда вырвались они из ада и закрепились в раю вместе с Комиссаром, ощущали себя равными, товарищами по борьбе. И вдруг превратились во второсортных членов общества: на них взгромоздились погоняльщики. Неприятно это, руки опускаются, но спасение грешников в построении светлого будущего для самих себя, невзирая на препятствия.
          - Некогда прохлаждаться! - встряхнул их Иван Грозный. - Пора работать.
          С усердием трудилась грешная братия, стараясь расторопностью и прилежанием компенсировать потерю Комиссара. Тем временем Партиец и Япончик тоже действовали. Добыв где-то стол и стул, установили их для Емельяна рядом с цветком.
          - Не шибко приняли меня, - загрустил он, восседая как взаправдашний глава общества, - почтения ко мне нету.
          Кому что: вшивому баня, а чиновнику хочется, чтобы проехал он в открытой машине по улицам родного города вместе с папой римским и рукоплескали бы жители ему, не уважив даже главного католика.
          - Когда отсутствует настоящий авторитет, раскручивается его видимость, - растолковывал министр. - Надобно умело пустить пыль в глаза публике. Воевал, Емельян?
          - Не довелось, - черпнуть-то нечего из его пустой биографии, - но однажды издалека пялился на схватку Ильи Муромца с соловьем-разбойником.
          Услыхавшему это политтехнологу было проще пареной репы подать Емельяна толпе.
          - Заявим, что присутствовал на поле брани с Ильей Муромцем, - открыв ящик стола, министр вынул орденскую коробочку. - Итак, за участие в разгроме черных сил наградить товарища Емельяна золотым боевым орденом.
          Партиец приколол орден к рубашке первого лица и троекратно поцеловал орденоносца.
          - Помру со стыда перед богатырем, - засмущался он, любуясь цветным металлом на груди.
          - Муромца наградим позже медалью, - замял для ясности Япончик.
          Не возразил Емельян референту. Прежде грелся он на печи да ел матушкины пироги, а ныне ни с того ни с сего управитель в раю. Ну и загорелся желанием совершить что-то героическое, чтобы показать себя перед обществом.
          - Во здорово. Боевой кавалер. Да я для своего народа размахнусь на всю ширь. Вот планов наших "громадьё", - взял папку у Мишки, раскрыл ее. - Цифры круглые, а я их увеличу.
          Лихостью блеснули его глаза. Чтобы он не наломал дров, Партиец запротестовал: "Решение твое - волюнтаристское".
          - Объявим - по просьбе трудящихся, - закусил удила глава общества.
          Не отговаривал Япончик Емельяна, так как для воровского ума политические выверты были внове. А министр старался вдолбить бесшабашному, что люди не осилят с потолка взятых завышенных требований, надорвутся в работе, а могут и выйти из повиновения. Тогда им, зарвавшимся деятелям, будет худо.
          - Пущай вертятся, - настаивал на своем Емельян. - Щас поговорю с тружениками.
          Видя, что тот совсем одурел от власти и может навредить себе и им, они уговорили его остаться, и Партиец занялся идеологической работой с кадрами. Историк изложил ему свои взгляды: "Публично оповестили, что товарищ Емельян в молодости был шахтером. Я перерыл архивы, искал шахту, где гнул он горб, но не нашел". Как сама вежливость, министр расплылся в улыбке.
          - Но шахта дореволюционная. Могла и завалиться вместе с архивами.
          - Вероятно ли?
          - Непременно.
          Уверен Историк, что беды общества начинаются с загнивания зажравшейся интеллигенции. А Партиец убежден: переламывать через колено ученых, писателей и прочих публичных людей правительству дороже: возмущений много, толку мало. Но есть более действенный способ, не раз примененный. Осыпать их благами, и они станут ручными.
          - Изучение истории труд ответственный, - услащал его слух идеолог. - Я разрешаю вам подвинуться к цветку на пару метров.
          Торопливо пересел жрец науки. Аромата прибавилось, потусторонний мир стал прекрасней.
          - Благодарю, - расплылся он от блаженства.
          - Кстати, товарищ Емельян отличился в сражении с соловьем-разбойником, - вкрадчиво сказал министр.
          - Достоверна ли новость?
          - Героизм товарища Емельяна бесспорен.
          Собрал в себе остатки мужества Историк.
          - Внесение непроверенных фактов в учебники по истории - это преступление перед молодыми поколениями, - начал он бойко, но быстро сник, выдохся, потому что уже проглотил наживку - добавку аромата.
          - Дышите нектаром, сообразительный. Да не занимайте не те позиции, освещайте историческую обстановку прогрессивно, и со временем вы академик.
          После ухода министра, внимательно перечитав очерки, сдрейфил он от того, что был автором слов: "Смеха ради возложили обязанности покойного Комиссара на Емельку". Но как изменился его статус... Райский летописец вырвал из книги страницу, а потом, написав, вклеил другую: "В преемники Комиссара по праву выдвинут ее бесстрашный соратник товарищ Емельян". Подыгрывая сильным загробного мира, он заботился не о душе.
          Министр навестил графа Толстого, увлеченно пишущего очередной шедевр мировой литературы.
          - Актуальной ли темой занялись, Лев Николаевич? - спросил он.
          - Современностью.
          В минуты творческого порыва писатель стремился к одиночеству, чтобы не расплескать вдохновение, был немногословным. Вынужден Партиец искать подход к великому гражданину.
          - Эпоха выпала нам грандиозная, - рассуждал он. - Вам ее отображать. И чтобы полнее восстановить силы, прошу вас к цветку.
          Проницательности не занимать графу, повидавшему на своем веку всякие повороты человеческой глупости и хитрости. Куда клонит министр, не загадка для него.
          - Место писателю указано Комиссаром, и нектара для творчества вполне достаточно.
          "Если бы все были в обществе бескорыстны, как Толстой, то давно бы построили социализм", - превозносил в душе идеолог классика, а чтобы не досаждать ему дополнительной подачкой, сменил тему беседы.
          - Каковы ваши принципы в творчестве?
          В ответ Лев Николаевич прочел стихи поэта:
          "...художник, твердо веруй
          В начала и концы. Ты знай,
          Где стерегут нас ад и рай.
          Тебе дано бесстрастной мерой
          Измерить все, что видишь ты.
          Познай, где свет, - поймешь, где тьма.
          Пускай же все пройдет неспешно,
          Что в мире свято, что в нем грешно,
          Сквозь жар души, сквозь хлад ума".
          Судя по настрою писателя, не так просто запрячь Толстого во властную колесницу и в загробном пространстве.
          - И свет, и тьма, и свято, и грешно - идейные шатания. Впрочем, сочиняйте. Почитаем.

    13

          Снова Архангел привел Молодуху в рай.
          - Опять она? - всплеснула руками Святая Акулина.
          - Погибла в Чечне при бомбежке города.
          - Не перепутал?
          - Проверено, - не сомневался он.
          - Выходит, Отче наш предопределил ей в молодости покинуть белый свет, - заключила святоша. - Оставь ее в раю.
          Не до Молодухи было грешникам: работы невпроворот. А Иван Грозный, бывший многоженец, тут как тут.
          - Вернулась, люба моя, - тянуло его приласкаться к ней, уж больно глянулась ему она. - Облобызаемся для знакомства?
          Всегдашнее желание ее спрятаться от невзгод житейских за мужской спиной, надежной и постоянной. А спины, как назло, попадались хлипкие да временные.
          - Сегодня ублажаешь меня, а завтра потащишься к Екатерине Второй. Имела я мужика-бабника, такого бабника, что не знала от кого у меня дети.
          - Остепенюсь, - уверял Грозный.
          Из Молодухи в перестроечной вакханалии вытравили любовь, внушая, что любви нет, а есть только деньги и жилплощадь. Циничной ее сделала насаждаемая сверху рыночная экономика, когда и человек, особенно женщина, стал товаром для продажи.
          - Кем в раю числишься?
          - Начальником строительства.
          Ей польстило, что он не из простых, хорошо бы из загребущих.
          - Подходишь, - не тратить же ей время на поиски более крутого. - Квартиру добудешь с раздельным санузлом. С совмещенным жила: я в ванной, а муж на краю унитаза, как горный орел на вершине Кавказа, и дети в дверь скребутся.
          - Добуду и нектару, и квартиру, - обещал истомившийся Иван, не представляя, как в раю выполнить ее условия. - Не томи, сударушка.
          Нарочито вздохнув, как в первый раз уступившая, Молодуха повернулась сдобной грудью к Грозному.
          - Уговорил беззащитную, - позволила она обнимать себя вдосталь.
          Но лобзания царя прервал Обыватель.
          - Не пора ли тебе вдохновить нас на новые трудовые свершения?
          Раздосадованный, он отлип от Молодухи.
          - Приказано ждать распоряжений руководства о дальнейшем победоносном движении, - выпалил он сердито.
          Недоумение на лицах грешников: на кой черт им указания Емельяна? Ему бы лыко вязать...
          На стройку принесло озабоченного Япончика.
          - Прибывает глава общества, - сообщил референт и поручил Грозному организовать торжественную встречу лидера.
          - Ни хрена себе, - сказанул простодушно Иван. - Уж я-то отвык от царских почестей, а Емельке и привыкать ни к чему. Народный же он ставленник.
          Время подпирало. Вместо того чтобы самому проникнуться важностью момента, начальник строительства своим пренебрежительным отношением к товарищу Емельяну расхолаживал людей.
          - Мелкий критикан, - завелся референт - не обойдется он без принуждения.
          Но положение спасла Молодуха.
          - Я устрою встречу.
          - Опытная?
          - Ходила на демонстрации, славословила.
          - Дерзай, комсомолочка.
          Япончик вынужденно переадресовал Молодухе ответственное поручение, а Ивану дал нагоняй за политическое взбрыкивание. Прыткой бабоньке и впрямь известно, как организуются митинги и что хотят видеть и слышать вожди, когда важничают перед народом. Вскоре стройплощадка расцвела портретами Емельяна и флажками. Все, как положено в таких случаях, но кругом пресноватые лица.
          - Вы вялые, унылые, - наставляла грешников Молодуха. - Высокого же гостя встречаем. Взбодритесь! Несколько минут бурных аплодисментов, переходящих в овацию, и всем по два отгула плюс молоко за вредность.
          Довольная, оживилась публика. Подождав, когда к народу направился товарищ Емельян, в парадном костюме с золотым орденом на груди, в сопровождении референта Япончика и охранника Скуратова, воскликнула Молодуха: "Товарищу Емельяну - ура!" По стройке прокатился энергичный клич.
          По ее отмашке толпа раскованно рукоплескала с величальными возгласами. Он ошалел от почести, принимая происходящее за чистую монету. Взойдя на трибуну, вытащил из бокового кармана пиджака бумагу с написанной Партийцем речью и принялся читать. А так как в детстве Емельку обучала баба-яга, грамотейка та еще, то строчки одолевал он с запинками.
          - Товарищи! Несмотря на загруженность государственными делами, я выбрал день для знакомства с вашей уникальный стройкой.
          Как было заведено на митингах и собраниях, отпил воды из стакана, насладившись родниковой влагой. А в эту минуту дьявол мимоходом из-за спины оратора стянул бумажную речь прямо с трибуны. Емельян растерялся вконец: что говорить?
          - Э... да... интриги из-за рубежа...
          И куда девалась его внешняя солидность - жалко смотреть.
          - Чего брякнуть? - спросил он тихонько Япончика.
          Подсказки референта лидер по-своему истолковал публике.
          - Зову сообщественников туда, вперед. А чё впереди? Закончить бы древо, куст рыжий, как жар-птица. Короче, ядрена вошь, держи хвост трубой водопроводной. Трудись, паря, а то труба рабочему, труба крестьянину, труба интеллигенту. Всем хана. А дьявол обхохочется.
          Не вынесший несусветной чуши первого лица, беспардонный Грозный прервал его треп.
          - Поконкретнее бы. Какой же цветок строить?
          Что строить знала Комиссар, а Емельян предполагал, что народ сам ведает, что творит. Натужно пошевелил он единственной извилиной в сером головном веществе.
          - Да лопух и сварганить.
          В толпе шумная разноголосица.
          - Лопух? - засомневался Обыватель.
          - Именно лопух, - подтвердил глава общества, обрадовавшись, что вспомнил хоть одно растение с цветками.
          Тактически подкованная, Молодуха захлопала, чтобы грешники тоже потренировали ладони. Вялые хлопки проводили Емельяна с трибуны. А заводила, достав из чулка листок и заглядывая в него, затараторила: "С волнением восприняли мы яркую, образную речь товарища Емельна, в которой проанализировано международное и внутреннее положение. Уверенно двигаясь курсом Комиссара, товарищ Емельян наметил исторический этап - воздвигнуть лопух. И мы претворим в действительность его предначертания".
          Удовлетворенные тем, что встреча закончилась на достойном уровне, чиновники покинули строителей.

    14

          Разочарованы грешники. Не на шутку разгневавшись, накинулся Грозный на Молодуху.
          - Предначертания, исторический этап. Да лопух - бред. Если его и построим, нектара в нем с гулькин нос. Население будет полуголодным, а ты лисой растявкалась.
          Поглаживая царскую бороденку, как бы убирала она лишние энергетические заряды, охлаждая его.
          - Но, золотце, откровенно гутарят, когда на кухне варят, - оправдывалась она, - а я побрехивала с трибуны.
          Возмущенные голоса раздавались по всему раю. Святая Акулина наблюдала за грешниками, как зритель в театре абсурда, но своего отношения не выказывала.
          - На лопух не согласны, - подал голос и осторожный Обыватель, бывший цветовод-любитель.
          - К дьяволу лопух, - поддержал его граф Толстой.
          - А что, - расхрабрилась Истеричка, - заменим лопух на цветок более душистый. Мы же вправе, мы - народ.
          Возвратясь, Япончик и Скуратов застали негодующих врасплох.
          - Речи крамольные, - не предвещал ничего хорошего тон голоса референта.
          - В обществе свобода слова, - напомнил ему Грозный.
          На разговоры о свободе слова Япончику наплевать. Насмотрелся он на эту свободу в Одессе. При последнем русском царе офицеры на корабле убили матроса за отказ есть борщ с гнилым мясом, с червями, за отстаивание своего человеческого достоинства. С концом монархии два года в городе творилась кутерьма. Первыми гайдамаки и юнкера навязывали свою свободу. Но орудийные залпы кораблей и бушлатные отряды втолковали им, что есть свобода по-матросски. Затем австро-венгерские войска, захватив город, вывозили эшелоны с мукой, салом, награбленным добром. В городе начался голод. За возмущенные слова тысячи горожан и поселян были брошены в тюрьмы. Потом англо-французская эскадра высадила пятидесятитысячный десант в Одессу. Сговорившись с местными богачами, оккупанты расстреливали рабочих с Пересыпи, считая, что те еще не доросли до европейской свободы слова и дела. После них в город хлынули деникинцы тоже со своей свободой слова, установив белогвардейский террор. Опять потекла кровь тех, кто им не сочувствовал. Невзлюбил Япончик интервентов и беляков. И уяснил он, что у богатых и властных свободы хоть отбавляй, у бедных реальная свобода - прозябать на задворках жизни. А свободные слова бедняков против засилья богачей принимаются ими в штыки. И они, толстосумы, имея не формальную, а фактическую власть, используя карательные органы, прислуживающие им, защищают себя от обираемого ими народа.
          И вот в загробном мире нашелся еще один любитель свободы слова. Не стал Япончик сам переубеждать Ивана Грозного.
          - Просвети заблудшего, - обязал он Историка.
          - Свобода - это осознанная необходимость, - извлек тот цитату из своих интеллектуальных залежей.
          Так как козырь власти страж порядка, то на авансцену выдвинулся Скуратов.
          - А ты, Иван Васильевич, не счел лопух за цветок необходимый, - размял Малюта богатырские плечи. - Выскажись и ты, Обыватель.
          Обыватель и есть обыватель, как глина после дождя податливый, не станет камнем преткновения.
          - Лопух - замечательное открытие товарища Емельяна.
          - Учись понятливости у Обывателя, - посоветовал Грозному одессит, - никогда не пропадешь. Возобновляй работу.
          - Мартышкин труд, - не сдавался Иван. - Я отказываюсь.
          Тут уж напал Малюта, сжимая непокорного так, что тот закряхтел от напряжения в тонком теле.
          - Артачишься!
          - Неужто государя поволокешь как холопа?
          - Извини, кесарь, я на новой службе. А ты теперь не на коне, а под конем.
          Содержал Иван Грозный кровавых подручных и использовал их, как живое орудие мести и казни. А здесь бумеранг ударил по нему. Предугадывала Молодуха, что Грозным роль начальника строительства доиграна. Ей цепляться за обесцененного да еще и старикана не резон, но по-бабьи пожалела его, попросив референта: "После убийства сына Ивана у царя нервы сдали, оттого он не в себе. Сжальтесь над ним, не прогоняйте его в ад. Как-никак, а известное лицо в российской истории".
          - Отпусти шизика, - распорядился Мишка, учтя заслуги активистки в проведенной встрече с главой общества.
          Освобожденный из ухватистых ручищ опричника Грозный стоял на своем: лопух - мусор.
          - В чернорабочие переквалифицируешься, - спустил его референт по должностной лестнице вниз за непослушание, - а тебя, Обыватель, перевожу в начальники. И чтоб лопух цвел.
          - Если родина приказывает, зацветет, - ссутулился он перед Япончиком под бременем ответственности, свалившейся на него.
          - Крутись, лояльнейший, - напутствовал тот при прощании.
          Не ради личных выгод отстаивал правду Грозный. Ему дорога судьба общества. И тошно видеть Ивану и Обывателя, и людей, спасающих свои шкуры, когда должно было проявить характер и патриотизм, настояв на строительстве иного, более полезного цветка, вернуться к нормальным социалистическим отношениям, как при Комиссаре, а не задыхаться в извращенном строе. Припомнился царю князь Курбский, споривший с ним и писавший ему не лестно, но искренне. Наконец-то зауважал государь его.
          С Обывателем, как оплеванные, поплелись люди к недостроенному цветку - будущему лопуху, а перед Молодухой остывал от возмущения Грозный.
          - Достукался, а напрасно, - было муторно на душе и у нее.
          - Проживем как-нибудь.
          - На как-нибудь поищи марфуту без столичных запросов. Я была фавориткой начальника строительства, а стала девкой работяги.
          Негодовала она, как базарная покупательница с всученным ей завалящим товаром. Влюбленный Иван попытался нежностью расположить к себе женщину.
          - Не прикасайся!
          - Не обрывай близкие отношения, - упрашивал он.
          Ему бы свалиться на колени и целовать ее ножки, да царское чванство помешало.
          - Близость нужно обеспечить, неудачник.
          Пренебрегла Молодуха чернорабочим рая. От обиды вырвалось у него из сердца: "Ах ты, блюдолизка!"

    15

          В потустороннем мире у грешников работы навалом, а от бюрократов в верхах помощи никакой. У них положение обособленное. За столом в кресле восседает товарищ Емельян. Рядом с ним цветок, сотворенный еще Богом. Перед столом невзрачный стул для посетителей. Открыв дверь, в кабинет заглянул Партиец.
          - Здравствуй, Емельян, - приветствовал вошедший, натаскавший его на роль главы общества, используя элементы актерского мастерства. - Оглох?
          Неодобрительно уставился тот на министра, на его ленту через плечо.
          - Обращаешься не к приятелю. Главный в обществе я, не ровня тебе. И запомни: товарищ Емельян - раз, а два - постучи в двери. Министерство культуры завели, а культура где? Зачни сызнова.
          Явно не ожидавший прохладного приема идеолог стушевался, попятился и вышел молча. Приходя в себя, постоял минуту-другую. Слабо постучав в дверь и приоткрыв ее, побоялся ступить через порог.
          - Товарищ Емельян, разрешите войти?
          - Заходь.
          Опять он в кабинете, но не осмелился сесть на стул без приглашения, а его и не последовало.
          - Как там лопух?
          - Делается. Лопух без сомнения цветок, но, по утверждению науки, низшего сорта.
          Униженный министр дал понять заправиле, что он недалекий и заставляет народ пыхтеть над примитивным цветком.
          - В родительском огороде, окромя лопуха, иные цветочки не росли. Предупреди науку, чтобы рот заштопала. А общество разумеет меня с полунамека. Мы горы своротим, реки завернем, Землю сдвинем!
          Не миновать бы осмелившемуся перечить взбучки, да вдруг Емельян нервозно заерзал в кресле.
          - В животе бурчит, - признался он. - Отлучусь по нужде. Перекури.
          Над комично выскочившим из кабинета посмеяться бы, но не до потехи Партийцу: уселся в кресло у цветка, усиленно задышав нектаром. Хорошенько напитавшись, впал в блаженство, болтая: "Его сделали начальником, свиньей он сам стал. Устроил персональный рай, а рядом терпеливые стараются выжать крохи нектара из чахлого лопуха. Как бы в ненависти не расправились люди с ним и с прихлебателями вроде меня. - Проник незамеченным в кабинет Емельян, прислушался. - Сместить бы его с поста да швырнуть в отхожую яму истории. Но представится ли случай?"
          Рука главы общества клещами опустилась на плечо идеолога.
          - Целишься вышибить меня из кресла? В нем уютно сидеть...
          - Пошутил неудачно, - извинился он, освободив кресло.
          Но Емельян теперь опасался его, стреляного коршуна.
          - Кремлевские интриги вспомнил. Охрана!
          Вбежал Скуратов.
          - Враг народа, - показал лидер на перепуганного министра. - Маскировался под рубаха-парня. Взять его!
          Не церемонясь, сцапал Малюта Партийца. Не запамятовал тот годину репрессий, когда в кратчайший срок стремились переделать белых в красных, а упрямцев отправляли к дьяволу в ад. От страха упал на колени перед лидером.
          - Товарищ Емельян, ковриком постелюсь. Прости, отец родной, - склонился он покорно.
          - Англо-американский шпион, - заклеймил его глава общества.
          Снятую с Партийца министерскую ленту охранник положил на стол, а его самого толкнул к выходу.
          - Стереть его в лагерную пыль. Нет человека - нет проблем, - вынес ему окончательный приговор Емельян.
          Но вдруг от крайнего отчаяния выпрямился Партиец, как кавалергард, и плюнул в лицо Емельяну, лапотнику, облеченному высшей властью.
          - Переигрываешь роль, Емеля, я тебя такому не учил. Ох, уж эта система Станиславского.
          Взашей был вытолкнут он охранником из кабинета.
          - Пришли ко мне Молодуху! - крикнул Емельян вдогонку Малюте.
          В душе у главы общества кошки заскребли: ведь когда-то пробивались наверх вместе, но вынужден убирать конкурентов.
          - С нами был, но не наш, оттого и упекли сивку в крутые горки.
          Зашла Молодуха. Как держать себя с лидером, инструкций не получила. Но ее женское чутье подсказывало, что, какой бы пост не занимал начальник, он прежде всего мужчина и ничто человеческое ему не чуждо. Изобразила она саму невинность, а глазки искрились завораживая.
          - Товарищ Емельян, вызывали?
          Взмахом руки пригласил ее подойти, что она и сделала, подавая себя как манекенщица.
          - Башковитая ты бабенка. За министра смогёшь?
          Отметил он в ней томность и расположение к нему.
          - Постараюсь, - заверила Молодуха, хотя и не представляла, чем занимается министр, но порешила, что не глупее она этого мужлана.
          - Принимай министерскую ленту, - подал ей символ власти.
          - Сочту за честь.
          Была она такой очаровашкой, что собой украсила эту ленту.
          - Потребляй нектар, - позволил глава общества.
          Пока молодая женщина насыщалась запахом цветочного бутона, разглядывал он ее, как тульский медовый пряник.
          - Сдобная. Сонная не лягаешься?
          - Что вы. Я воспитанная.
          Ее сердечко угадывало, что заигрывание с ним не напрасно.
          - В порыве чувств кусаешь? - допытывался Емельян.
          - Легонько. Для полноты ощущений.
          В дурацкой улыбке расплылся он, потому что противоположные чувства одолевали его. Самое очевидное - жить без хомута на шее, но, должно быть, без женщины и лидеру несладко. И поколебавшись, сдался ее чарам.
          - Выходи за меня, - предложил Емельян. - Зауважают как первую бабу.
          Кокетливая Молодуха защебетала: "Фу, грубовато. Первая леди".
          - Лады.
          Ей не грезилось такое и в распрекраснейшем сне.
          - Бесподобнейший, - брала она над ним верх приятными ручками. - Гегемончик твердолобенький.
          Но, видать, переборщила в словах и неге.
          - Будя обольщать, - поубавил он ее пыл. - Вначале об обществе покумекаем.
          - Общество перетопчется.
          Людей в обществе, что волос на роскошной шубе, а она в единственном числе - важная особа. Она на олимпе рядом с главным и с завидным цветочным достатком.

    16

          Резиденция дьявола. В одиночестве грустит он. Надежда его на скорое возвращение в ад всех грешников не оправдалась. Да вообразить он не мог, что под носом у Бога примутся они создавать новый цветок. Конечно, Владыка согласился на это, чтобы развлеклась святая дева. И все же, когда Господь вытурит грешников из рая? А может Святая Акулина ждет, что они очистятся от грехов и одухотворятся, чтобы остаться в раю. Малоопытная, она еще не убедилась в том, что сатане всегда легче измазать душу человеку, чем Богу выпестовать в нем духовность, ибо всякому проще проявлять грубые страсти - ума не надо. Чтобы очеловечиться, облагородиться, необходим длительный труд для постижения накопленных веками духовных и культурных ценностей, для понимания себя в круговерти жизни и смерти.
          В ад был вызван к дьяволу Япончик.
          - Направил я тебя в рай для чего?
          - Развалить рай изнутри, - притих он под мрачным взглядом беса.
          - И где результат?
          Еще суровее сделалась рожа сатанинская, а изо рта вот-вот посыпятся ругательства.
          - Старался, ей-Богу, - выкручивался грешник. - Осечка вышла. Но причина не во мне, а в их социалистической системе. У них ни бедных, ни богатых. Середнячки. Каждый получает от главы общества немного нектара и удовлетворен. Они не соперники. Добрые отношения их сплачивают.
          Отступил он благоразумно от князя тьмы, чтобы уменьшить отрицательное влияние дьявольской чернейшей энергетики на себя.
          - Так убеждай их - стоит рухнуть тому строю, что создала Комиссар, сразу все разбогатеют, - поучал адский стратег.
          - Кто поверит?
          Вообще-то одессит не корил комиссарский строй - справедливость, равноправие, все обеспечены нектаром для поддержки сил, никто никого не унижал, не вытирал ноги о душу другого. Головотяп Емельян по дурости, по незнанию социалистических законов отошел от идей Комиссара. Народу стало хуже во всех отношениях. Но Господь пока их держит в раю. А Япончик и в самом деле не приложил особых усилий, чтобы поскорее Бог изгнал грешников. Поэтому сатана недоволен им и наставляет его.
          - Души человеческие мечтают о манне небесной. Так нарисуй им заманчивую картину благополучия. И они, устав от надоевшего быта и очумев от иллюзий, совершат переворот, как в Москве, когда расстреляли из танков Верховный Совет, и побегут вприпрыжку, задрав штаны и приподняв юбки, к дикому капитализму. Когда опомнятся, будут уже в аду. Разве Советский Союз не образец падения непобедимой державы? Возвращайся и прояви диссидентские замашки, принародно обличай, оплёвывай порядки и Емелю тоже.
          Уяснил Япончик, что требуется от него. Чтобы он там не уклонялся от задания, а действовал, перед его носом угрожающе замаячил когтистый палец дьявола.



    17

          Лопух делается грешниками медленно, несмотря на висящий плакат: "Даешь лопух!"
          - Темпы наращивайте! Темпы! - призывал начальник строительства, но у многих из рук все валится, потому что строят заведомо худший цветок, а с Комиссаром могли бы претендовать на самый ароматный.
          - Трудно дается цветок, - ворчал Грозный. - Без Комиссара хоть плачь. И при Емельяне нектара для поддержки сил выделяется меньше. Почему?
          К его недовольным репликам Япончик подкинул правду-матку.
          - С Емельяном пропадем. Полуграмотный, вызубрил одни популярные лозунги.
          От Мишкиной критики в адрес главы общества растерялся начальник строительства.
          - Гадости о товарище Емельяне? - недоумевал Обыватель. - Вы же его референт.
          Но одессит еще пуще поносил того нехорошими словами, выдавая себя за поборника справедливости.
          - Честно говоря, наш лидер неотесанное бревно, - повысил голос он, чтобы слышали и в отдалении.
          Не могли взять в толк грешники, что заставило референта, пригревшегося возле власти, пачкать Емельяна.
          - Провоцируете нас на откровенность, а потом за длинный язык и в каталажку, - прикусила язык Истеричка для наглядности.
          Завидев проходившую мимо Молодуху, отважился Япончик при ней ругнуть главу общества.
          - Насадил Емельян страх в обществе, - ретиво актерствовал он. - Выразил протест Партиец и пострадал.
          Из-под тишка следил референт за реакцией на свой выпад новоиспеченного министра в юбке.
          - Не заносись на повороте, - остерегла его Молодуха.
          - Начинаем понимать, что к чему, - с гонором сказал он больше для толпы, как бы настраивая людей против нее и Емельяна.
          Не вступила она публично в перепалку с зарвавшимся, но последнее слово оставила за собой.
          - Браво, Япончик, - приободрилась Истеричка, клюнувшая на его уловку.
          Одессит расположил к себе людей.
          Молодуха уже рядом с Историком, потому что как министр контролировала все виды деятельности в обществе.
          - Чем порадуете, уважаемый Историк?
          Выложил перед ней научный сотрудник увесистый фолиант, над которым корпел без передышки.
          - Подготовил монографию о выдающемся деятеле товарище Емельяне, -похвастался он с гордостью.
          - Похвально. Вы избраны академиком, - поздравила она ученого. - Получите академический паек - лепесток цветка с нектаром.
          Не удостоился Историк звания академика при жизни. Как не лебезил он перед членами академии, но при тайном голосовании его проваливали с треском. И вот приятное чувство заполнило его душу.
          - Признателен товарищу Емельяну и лично вам.
          Япончику требовалось нагнетать напряженность в раю. Как не зацепить министершу, толкующую с ученым.
          - Внес бы ты, Историк, в летопись, что строители разочаровались в руководящей и направляющей силе.
          Противодействие чиновника возмутило Молодуху, служившую добросовестно Емельяну.
          - С каких это пор одесское ворье заботится о людях? - уела она его.
          Сравнение с ворьем оскорбило Япончика. Если бы кто-нибудь обозвал его вором в прежние времена в Одессе, то последовало бы возмездие.
          - Я никогда не был вором, - негодовал одессит. - Я был налетчиком на банки, магазины, фирмы, но ни разу не тронул честного простолюдина. Но хочу...
          Министр перебила референта: "Но хочешь расшатать устои общества - тщетные потуги".
          Перед ними из пустоты вырос демон.
          - Умыслы дьявола сокрыты для смертных, - пробасил он, подбадривая Япончика, и сгинул.
          Святая Акулина уверилась в том, что падший ангел не оставит в покое грешников и в раю.
          Отойдя от Историка и референта, Молодуха повстречала Емельяна.
          - Историк-академик написал вашу биографию, - доложила она.
          - Пущай включит в нее завтрашний мой юбилей, - потребовал он категорично.
          - Укажу ученому.
          Привлекая ее внимание к ордену на своей груди, глава общества постукивал по нему пальцами.
          - Чем обрадуешь ко дню ангела?
          Еще не привыкла распознавать его желаний.
          - Не издать ли указ, - неуверенно начала она, - за особые успехи наградить золотым трудовым орденом... Позволите?
          - Да не рассусоливай. Прикалывай.
          Подражая генеральным секретарям, правившим в Советском Союзе, выпятил Емельян грудь колесом, а министр, достав орден из кармана, приколола к пиджаку лидера.
          - Поздравляю великого... - намерилась первая баба произнести хвалебную речь, но...
          - Рано поздравляешь. Прицепи еще парочку, тогда и поздравляй, - настаивал глава общества.
          Приколов следующий орден, пошарила по пустым карманам.
          - Ордена кончились.
          Полуулыбка Емельянова сменилась кислой миной.
          - Ускорь штамповку наград.

    18

          Как же Емельяну не покрасоваться в орденах перед графом, изобразившим в прозе уйму сановников в расшитых золотом мундирах.
          - Приветствую, - завернул он к писателю, чтобы разглядел тот его побрякушки.
          - Мое почтение, - сухо ответил Лев Николаевич.
          Равнодушие знаменитого старика задело самолюбие героя войны и труда.
          - Ро'ман настрочил? - поинтересовался он.
          - Повесть.
          Глава общества предложил министру бегло ознакомиться с произведением, а сам пыжился сказать что-либо этакое, заковыристое, чтобы интеллигенция ахнула и зауважала его, но в голове почему-то ветер сквозил, как в пустом сарае с распахнутыми окнами и дверями.
          - Давненько не общался с писателями, - снисходительно вещал он, как бы набивая себе цену, но умных мыслей не было, пришлось закрыть рот.
          Полистав рукопись, Молодуха зацепилась взглядом за какую-то страницу и процитировала: "Безрассудные Емелины указания измотали строителей рая, - а дальше сквернее, - невежество, наделенное непомерными правами, поощряет угодничество и льстивые заверения в преданности".
          - Наплел с два короба, - осерчал Емельян. - Денно и нощно вкалываю для общего блага, некогда муху согнать с носа. Хам ты, не уважающий начальство, а не граф.
          - Гнусный поклеп, - возвратила министр бумаги Толстому.
          - Зарисовка с натуры, - признался реалист.
          - Всё-то у вас, Лев Николаевич, философские романы да повести, - сетовала она. - Хоть здесь бы писали голубые с танцами. Вон на белом свете, как словесный понос напал на писателей, что ни сочинитель, то стремится через месяц-два состряпать ходкое чтиво, с бандитскими разборками, с убийствами людей, как баранов, с чернухой да порнухой. И никаких философских вопросов, но зато авторам большие гонорары да литературные премии.
          - Язык не повернется назвать их писателями, - излагал гений убежденно. - Это пи'сатели и пи'сательницы, изливающие макулатурную грязь в души. Писатель должен очищать душу читателя, чтобы он становился человеком морально красивым, а не жил бы образованной обезьяной. И сейчас я написал правду: совесть не позволяет унижать сограждан ложью.
          Насупившийся Емельян с натугой переваривал сказанное Толстым, вопросительно взирая на министра. Как выйти из создавшегося положения, соображала она, и спасительная соломинка нашлась.
          - Послушайте суждение Историка, - привлекла она ученого для поддержки.
          Прирученный и обласканный, он не медлил: "Спасибо вам, родной товарищ Емельян, за то, что вы такой, какой вы есть".
          Ах, как сладко слышать главе общества подобные речи - самомнение разбухает стократ. Да граф был грозой бахвалов.
          - Путь в светлое будущее менее тернист, когда предводитель истинный философ и опытный практик. И тот же путь устлан невинными жертвами, а сердца переполнены горечью и болью, если поводырь...
          - Я - поводырь? - не ошибся в предположении лидер. - Несешь напраслину, дедок.
          Испортилось настроение у главы общества от строптивости писателя и провозглашения им своих идей, вредных для власти и полезных для народа.
          В зрелые свои года, видя одного с сошкой, а над ним семерых дармоедов с ложками, Лев Николаевич искал смену власти, изучал разные учения об обществе.
          - Знакомы с Марксом? - испытывал он оппонента.
          - Нет, - отрубил Емельян.
          - А с Энгельсом?
          - Да нет же.
          О какой социальной справедливости могут мечтать грешники, если у главы общества нет ни малейшего понятия об этом, о пионерах коммунизма.
          - А с Лениным хоть ознакомились? - дознавался заступник неимущих.
          - Иди ты, граф, к черту, - взвинтился он. - У тебя своя компания, а у меня своя. И вообще - замолкни! Я хозяин общества! Я! Я!
          Потерявший самообладание верховный, резко повернувшись, поспешил вон. Не позавидуешь Толстому: попал в немилость к сильнейшему в обществе.
          - Охрана! - призвала Скуратова Молодуха.
          Как и положено, тот наготове с желанием заключить под стражу ерепенистого сочинителя, но попридержала она жандарма.
          - Толстого при самодержавии не арестовали, потому что слава его всемирная не вмещалась в российских тюрьмах. Его на лечение в желтый дом - старик и образумится.
          Отправилась сама вслед за Емельяном, чтобы облегчить ему душу, а опричник принялся за Льва Николаевича.
          - Товарищ граф, министерство выделило тебе путевочку в загородный пансионат.
          Не усомнился Толстой в том, что изолируют его от общества, хотя и без ареста.
          - Я вам уступлю эту путевочку.
          - Не выкобенивайся, - полуобнял графа Малютушка. - Иди. Там и обмозгуешь житье-бытье.
          Уставшая старость не могла противиться грубой силе. И побрел писатель в изгнание, приговаривая: "Все течет, все изменяется, но по прежнему не позволяют быть мудрее доморощенного хозяина".

    19

          Снова кабинет главы общества. Сидит он за столом, наподобие известного американского президента в Овальном кабинете, млея от ласк и поцелуев Молодухи, что не позволяет ему сосредоточиться на работе с документами. Затянула она любимую песню:
          "На той кроватке Люся лежала,
          На правой ручке Емелю держала..."
          - Размяк чего-то я, - обленился он подле нее, да от дел куда деться? - Говоришь, в обществе бузят диссиденты?
          - Бывает...
          Ему часто мерещилось, что в гиблый день всколыхнувшаяся народная толпа выкинет его из кабинета.
          - Не давай спуску горлопанам, - внушал он ей неприязнь к вольнодумцам, - но со Львом Николаевичем Толстым не переборщи. Публика бы не зароптала в его поддержку, не пришлось бы, как в Новочеркасске, учинять пальбу.
          А у Молодухи было иное на уме. Ей подавай кутеж с гиганьем и свистом. Тормошила она Емельяна, заигрывая и напевая с надрывом:
          "Люблю графинчик, люблю стаканчик,
          Люблю я милого карманчик..."
          Но вдруг в кабинет ворвался дьявол, за ним два черта - Рогоносец и Весельчак.
          - Ко мне? Вы? - вырвалось невольно у главы общества от испуга.
          - Не дрожи, герой паркетный, - заговорил бес, как имеющий власть над людьми. - В непотребном виде в рабочем кабинете.
          - Проигнорировал бы, - чихала на его нотации молодка. - Ух, инквизитор.
          - Рогоносец, убрать ее!
          Языкастую бабу выдворять за шиворот не пришлось.
          - Ох испужалась, - повыкаблучивалась дама с министерской лентой и, подхватив под лапу рогатенького, выпорхнула с ним из кабинета.
          Как перед тигром-людоедом, замер Емельян, болезненно воспринимая аурой черную дьявольскую энергетику.
          - Явились забрать душу мою?
          - Полагаешь, я кровожадный? Ничуть. Правда, обстоятельства иногда вынуждают...
          Не поверил Емельян в доброту сатанинскую, нутром чуя, что не для прогулки принесло сюда изверга рода человеческого.
          - Повременили бы с приходом... Мы строим развитое общество. Экономика стала экономной. Скоро возведем древо жизни - цветок с нектаром, после чего наступит всеобщая благодать, и Господь, надеемся, смилостивится.
          Вытряхнув главу общества из кресла, бес уселся в него, поигрывая с хвостом.
          - Стремишься угодить лишь Богу, совсем забывая обо мне. Знай: всякий человек мечется беспрестанно между Богом и дьяволом и не находит успокоения.
          У Емельяна чуть крыша не поехала от противоречия. Трепетал он перед дьяволом без заступничества Бога. А если бы раньше приобщился он к Богу, то разве бросил бы Господь его одного перед князем тьмы?
          - Есть предложение, - продолжил падший ангел.
          Так как хозяин кабинета желал закрепиться в раю, а не попасть туда, где адские мучения, то пообещал: "Выполню".
          - Рассчитывал я, Емеля, что после кончины Комиссара ваше общество быстро деградирует. Но удивительно, что и под твоим бездарным руководством общество, стремящееся к социальной справедливости, развивается, несмотря на тяжелейшие издержки. Чтобы окончательно добить его, с чего следует начать?
          - С верхушки, - отпустило внутри у главы общества, не так уж страшно, когда дьяволу понадобился он зачем-то.
          - Точно, - похвалил бес грешника. - Тому яркий пример: хороша была советская власть, да дуракам досталась. Они и угробили тот народный строй с моей, естественно, помощью. А ты угробишь свое общество.
          От поставленной перед ним задачи Емельян огорошился. Готов был он к личным неприятностям в раю, но причем тут все общество. Грешники же надеются на светлое будущее. Как можно отбирать у людей веру в завтрашний день...
          - Каким образом? - спросил все-таки он, хотя не желал умышленно никого и ничего гробить.
          - Сменишь курс, - учил дьявол. - Верным тебе раздашь народную собственность, остальные обнищают. Меньшинство станет господами, большинство холуями. Любой кинется загрызать собрата из за прибыли. За услуги обеспечу в аду шикарную обитель.
          В русских сказках Емеля - добрая душа, зла никому не делал, но попадал сам в неприятные переплеты.
          - Совесть заест меня, - выдавил из себя Емельян. - Жаль сотоварищей.
          Прикипел он к обществу, хотя и немало дров наломал, оттого что с печки пересадили его на трон.
          - Совесть - пережиток социализма, - наставлял дьявол. - Познаешь тонкости рыночной политики - превратишься в беспринципного делягу. Будешь нагло лгать и картинно улыбаться; бесстыдно обещать и тут же забывать обещания; безжалостно проливать кровь мирного населения и скорбеть вместе со всеми. Соглашайся.
          Асмодей потирал лапы, предвкушая полный развал райского общества, после чего Бог изгонит всех грешников, как ни на что не способных, как когда-то выпроводил из рая Адама и Еву.
          - Люди пострадают, - упирался глава общества, не понимая, что за него все решено, что он битая карта.
          Проще было дьяволу уничтожить его, но на сей раз бес терпеливо уговаривал грешника, потому что ему требовался убежденный лидер-разрушитель.
          Есть пример тому, когда в американском Белом доме приняли прибывшего из Советского Союза одержимого тщеславием одного из десяти высших должностных лиц. И устроили ему прием на уровне главы государства, подогрели его амбиции и всемерно поддержали. После чего в угоду заокеанским покровителям приложил он руку к обрушению устоев социализма. Народ, обнищав, попал под пресс баснословно разбогатевших на государственной собственности.
          Надумал дьявол из Емельяна сделать такого же отщепенца.
          - Люби не людей - люби власть, - выпрыгнул бес из кресла и размялся. - Упивайся властью всласть. Возлагай на себя диктаторские полномочия и, как уральский мастеровой, низвергни символ союза крестьян и рабочих - серп и молот: серп забросишь в одну сторону, молот в другую.
          При нависшей над ним опасности не о самосохранении беспокоился Емельян, в нем проявилось народное сознание.
          - На подлость толкаете, - противился он доводам сатаны. - Лучше снова стану обычным Емелей, погреюсь на печке.
          - Не финти, - процедил сквозь зубы Асмодей, склоняя боевые рога напротив грешника.
          - Я коренной русский мужик, не растаптываю наше кровное. Забери душу мою или отпусти подобру-поздорову.
          Дьявольская затея использовать лидера для уничтожения своего же общества сгорела в душевном пламени Емельяна.
          - Япончика ко мне! - послал за ним Асмодей черта Весельчака.

    20

          В поте лица трудились грешники над цветком, но были они и в раю не свободны от ухищрений сатаны.
          - Благородство нынче не в почете, приспособленчество в чести, - высказал демон, разочаровавшись в Емельяне.
          Вскоре Весельчак привел Япончика. Вынув из пазухи бумагу, бес отдал ее одесситу. Тот прочел, потом плюхнул орденоносца в кресло, положив на стол перед ним лист с текстом.
          - О чем документ? - насторожился он.
          - В связи с твоей неизлечимой болезнью добровольно уходишь с поста главы общества и передаешь бразды правления, - пересказал Мишка коротко его содержание.
          - Неужели тебе, преступнику? Шиш! - взъярился Емельян.
          Отвесил бы обидчивый Япончик подзатыльник пока еще главе общества, но дьявол отвлек его воспоминанием: "Известно, что на южном берегу Крыма мной меченный не подписал отречение. Последствия плачевные: страна развалилась, смута началась, а его самого свалили, как гнилое дерево".
          - Автограф и на заслуженную пенсию, - уговаривал настойчиво референт.
          - Не заставишь, - отбрыкивался лидер.
          - Носом подпишешь, - прошипел язвительно одессит.
          Ухватив за волосы голову строптивца, сунул нос его вместо пера в чернильницу, затем в бумагу, стараясь изобразить подпись главы общества.
          - Манифест подписан, - предъявил он бесу, чтобы удостоверился.
          - Молодец, - расхохотался Асмодей.
          - Узурпатор! - закричал на Мишку рассерженный Емельян.
          - Зря шумишь. Высшие полномочия получит не Япончик. Он бытовой бандит. От его разбоя плакали десятки человек. Пустяки. Но есть политики, от действий которых страдают миллионы. Такого и подберу, - пройдясь по кабинету, наказал демон Весельчаку: - Емельку в ад, в котел к Сталину. Вдвоем побултыхаются в смоле и побеседуют о возможности построения рая в отдельно взятом аду.
          Подталкиваемый Весельчаком к выходу Емельян страдальчески запричитал: "Только не к Сталину. Он спросит: - К чему я привел общество после Комиссара? Не оправдаюсь". Одессит остался с князем тьмы и метил на должность главы общества: работенка не пыльная, не нужно надрываться, а руководи, как дьявол на душу положит.
          - Придется провозгласить демократию, - решил лукавый.
          - А с чем ее едят?
          - Демократия - в переводе народовластие. Но при частной собственности и рынке у власти не народ, а политики, зависимые от богатеев и заигрывающие с народом. Для успеха тебе дам агентов, - озирался дьявол, будто кого-то разыскивал. - К ноге! - и нате вам: отовсюду из пространства проявились черти разных мастей. - Вот исполнители.
          Не из трусливых Мишка, но и у него забегали мурашки по коже.
          - Откуда столько нечисти?
          - Откуда и я - с земли обетованной.
          Видно было, что сатане они дороже и милее, чем святое семейство.
          - С такими страшилищами провозглашать буржуазные ценности? - усомнился одессит.
          - Они научились преображаться, подстраиваться под тех, с кем живут, - разъяснил ему бес и приказал пришельцам из ниоткуда: - Смените рожи на лица.
          Отвратительные чертячьи мордовороты приняли человеческие обличья.
    - Невероятно - люди как люди.
          Отличались они от людей тем, что у них были чертовы характеры.
    - Покажите умиление, смирение, - тренировал их дьявол, и они изображали то, что требовалось, да так искусно, что актеры бы позавидовали им. - Настоящие хамелеоны. Из века в век они разваливают неугодные мне режимы и правительства, разрушают стабильные общества и наводят там мой, дьявольский порядок. Бери их, Мишель, и вперед, Одесса! - спохватился тут он. - Забыл про главнокомандующего. Ко мне!
          Из пространства вывалилось рогатое чудище и предстало перед сатаной.
          - Яви обличье!
          Вмиг превратился черт в небезызвестного Партийца. Его стирал в лагерную пыль Емельян.
          - Ба, непотопляемый политбюрошник, - увидел Япончик того, кто возглавит общество, а он на второй роли.
          - Выдвинем тебя в президенты, - погладил бес оборотня.
          Того что-то не устраивало, и демон вопрошал его взглядом.
          - Положительного президента забегаешься искать. Некому подражать. Нельзя назваться королем или герцогом?
          - Устарелые титулы, - отмел дьявол. - Да что тебе до них? Ты же в раю станешь президентом, а не на белом свете.
          Однако идеолог продолжал пребывать в нерешительности.
          - Откажется, - обрадовался было одессит.
          Но князь тьмы был иного мнения.
          - Не рвется во власть здоровый, духовный человек, не обремененный бесовщиной. А он, неоднократно проверенный, при возможности и в президенты, и в фюреры на четвереньках доберется, перекусав соперников по дороге.
          - Не прокатят ли его на выборах? - допытывался Мишка.
          - Исключено. С недельку подкормим избирателей нектаром старого цветка, из Партийца создадим образ благодетеля. А он наобещает народу золотые горы.
          - А вдруг все-таки провал?
          Дьявол на то и дьявол, что мог обделывать любые махинации и выкручиваться из сложнейших передряг.
          - Тогда устроим оранжевую провокацию, объявим выборы подтасованными, как на Украине, поколотим безвинных людишек и поднимем на щит Партийца как спасителя нации.
          Япончику крыть было уже нечем.
          - Дьявольщина! - воскликнул одессит, полностью доверившись коварному князю тьмы.
          - С Богом, слуги мои, - напутствовал бес и Партийца, и Япончика, и всех людей-чертей.

    21

          На том свете случилось все, как спланировал дьявол. Ни Бог, ни Святая Акулина не вмешивались в дела грешного общества, чтобы люди сами совершенствовались и преодолевали дьявольские козни. Должны же когда-нибудь люди научиться отличать добро от зла в красивой обертке.
          На площадке для строительства цветка грешники в ожидании кого-то. Над ними эмблема серпа и молота. Историк записывает в книгу: "Во главе общества встал борец с привилегиями, всенародно избранный президент".
          Партийцу, первому президенту, и Япончику, с лентой министра через плечо, рады от души, приветствуют того, кого сами выбрали подавляющим числом голосов, не подозревая, что кукловодом был сам дьявол. Как волнительно сознавать, что лично причастен к избранию этого деятеля, изрядно натерпевшегося при Емельяновом режиме. Всем кажется, что дальше будет гораздо лучше.
          - В раю танка нету. Влазьте на стол, - помог Обыватель подняться на него новому лидеру.
          - Господа! - зазвучал хорошо поставленный его голос, толпа недовольно зашумела.
          "Рано ляпнул про господ, - спохватился президент, - они же еще по уши в социализме".
          - Извини, но мы товарищи, соратники, - обрезал того грубо Иван Грозный.
          Пришлось всенародно избранному поиграть словами.
          - Господа, - повторил он, - господа, понимаешь ли, своей судьбы.
          Людям самим давно хотелось заменить лопух на душистый цветок, да инициатива была наказуема.
          - Тоталитарный режим Емельяна пал, - торжественно провозгласил глава общества, - избрав меня, вы выбрали путь обновления.
          Восторженная толпа принялась крушить то, что связано с именем Емельяна, а заодно сбросила эмблему серпа и молота, надеясь, что новые принципы общественного устройства будут еще справедливее.
          - Я как президент гарантирую, что ухудшения жизни не допущу, иначе лягу на рельсы, хотя и шея короткая.
          Вот это гарантия - лечь под электричку в случае неудачи при преобразовании общества. И поверили ему, как дети, и положились на него.
          - Я обеспечу полную свободу, - неслось из его уст.
          Но слово "свобода" вызвало роптание.
          - От чего свобода-то? - желал узнать Скуратов, так как переменчивая жизнь убедила его, что быть свободным в обществе нельзя, разве что на необитаемом острове в абсолютном одиночестве, но когда появятся там звери или птицы, человек станет зависимым и от них.
          - От всего свобода, - гнул свою линию лидер. - Все дозволено, что не запрещено. Берите собственного суверенитета сколько сможете. Творите и вытворяйте.
          Совсем он сбил с толку грешников. Всплеск положительных эмоций вызвало возвращение графа Толстого, освобожденного новым правительством. В лучах славы великого писателя купался Партиец. Ореол гения коснулся и его.
          - Господин граф, - приветствовал Япончик Толстого, - новое рыночное правительство чествует вас в свободном обществе. Дворянская кровь снова в цене.
          Упоминание о дворянстве воскресило память у Обывателя.
          - Послушайте, - теребил он министра, - и я из дворян. Моя бабушка была любовницей адмирала Колчака, когда тот командовал Черноморским флотом. Вы должны помнить, господин Япончик, ту порядочную даму из Одессы.
          Развеселило Мишку то, что нераспознавшие политического хода с Толстым пытаются реанимировать посыпанное нафталином и отжившее дворянство.
    - Как же, - ответил он, - сошлась с моим помощником - Моней. Разбитная дамочка. Не чета местным, - подковырнул он зардевшуюся Истеричку. - Юбка монашеская. Заглянуть некуда.
          - Возможно ли теперь, господин министр, поднять юбку сантиметров на тридцать, приоткрыть на коленках чашечки?
          - Приподними на полметра и будет виден весь сервиз. При демократической власти вдосталь желающим аморалки.
          В душе Истерички шла борьба с соблазнами, хлынувшими в общество с подачи министра. И это подметила Молодуха, жившая на белом свете, когда в постсоветской России все пошло на распродажу - и народная собственность, и совесть, и духовность. Став падшей, она старалась столкнуть в пропасть распущенности и других, скромных и неопытных, теша себя низкой мыслью, что не одна она такая. И приобщила Истеричку к группе оголтелых, где девичья честь - разменная монета.
          - Демократия! - отчаянно закричала уж иная Истеричка, отстегнувшая и отбросившая большую часть юбки.
          Народ праздновал победу. Но чью победу? Президент скрыл от людей, что это победа дьявола и его сообщников, чертей-перевертышей, организовавших выборы в пользу Партийца.
          - Для ломки устоев общества подготовлена прихватизация, - доложил Япончик президенту. - Прошу указ.
          Осторожничал Партиец: для контрреволюционного переворота следует подобрать удачный момент.
          - Погоди. Дадим людям порезвиться. Веселящихся, бездумных только и охмурять.
          Развлечения продолжались. Перестав трудиться до седьмого пота, чтобы достичь цели, грешники беспечно бездельничали. Однако они нисколько не сомневались в том, что теперь восторжествуют настоящие социалистические принципы и светлое будущее, по заветам Комиссара, не за горами.
    22

          Предчувствовала Молодуха, что новая власть что-то затевает, и прямиком к одесситу.
          - Молодые за девочками ухлестывают, а министр озабочен. Иль не глянусь?
          - Не до тебя, - был занят он подготовкой к важнейшему мероприятию. - Политический строй меняем.
          Такое, как говорится, она проходила, когда сгрудившиеся вокруг полуживого земного лидера кулуарно делили и расхватывали общенародную собственность. А ей ничего и не выпало, кроме неприятностей. Не оставаться же и в потустороннем мире с носом. Главное для нее - заполучить мужчину, пусть и подонка, но с властью. На Мишку и положила глаз.
          - При любом строе мое оружие при мне и срабатывает безотказно, - прельщала она министра. - Задумал что-то? Возьми меня в свою тусовку и в прочее. Умная и обаятельная женщина - залог успеха.
          Нравится ему, когда женщина говорит по-деловому.
          - Заметано, - ударили они по рукам, как купцы при сделке. - Начнем богатеть за счет старого цветка.
          - Прекрасно, - поддержала она.
          Перед Япончиком собрались люди дьявола.
          - Шакалы! - обратился он к ним. - Готовность номер один.
          Те заняли исходные позиции.
          - Я поведу их, - набивалась она в соучастницы.
          - Захватишь собственность, - предвкушал он, что живя с ней, зашикует как цыганский барон. - Президент, пора.
          Настало время перемен для райского общества.
          - Отныне вы становитесь частными собственниками!
          Прекратив гулянку, президентский возглас озадачил грешников. В висках явственно застучало: "Зачем им собственность, когда она общая?" А подручные Япончика обрабатывали граждан, агитируя: "Хуже не будет! Поживем как на Западе!"
          - Обзавелась бы и я хозяйством, - не возражала Истеричка, не улавливая разницу между личной и частной собственностью.
          - Дармовой кусок рот не дерет, - принял равнодушно реформы Иван Грозный, не испытавший на себе гнета частника, ибо как царь Всея Руси любого мог скрутить в бараний рог да еще и вывернуть.
          Когда, проявив неосведомленность, обросли грешники искаженными в верхах истинами, вбил президент гвоздь в гроб социализма.
          - Подписываю указ о прихватизации. Поворачиваю вас к рынку, как настаивает Запад и лично дядя Сэм, - подмахнул лихо он приговор комиссарскому строю.
          Сразу и не поняли грешники - радоваться им или огорчаться, но не унывали: все образуется. Дотошный Историк сунулся за уточнением к министру: "Определены ли справедливые принципы распределения собственности?" Но тому не до вопросов и не до людей. Он уже дал команду Молодухе и своим боевикам: "Фас!" Метнулась свора к старому цветку, окружив его так, чтобы никто не ухитрился полакомиться ароматом.
          В воображении выстраивала Истеричка воздушные замки, мечтая обрести женское счастье в новых условиях.
          - Вольготно заживем, товарищи, - обнималась она с встречными и поперечными.
          - С собственностью мы не товарищи, а господа, - загордился Обыватель. У него слюнки потекли: можно будет надышаться нектаром до отвала - ведь свобода, все дозволено. - Не желаете отведать нектару, господа?
          Да кто же против.
          - Почему бы не насладиться, - подкрепился бы и Толстой после возвращения из мест отдаленных.
          - Идем к цветку, - всколыхнул Грозный строителей.
          Дружно двинулись за Иваном, но далеко не прошли. Им дорогу преградила Молодуха - руки в боки, как хозяйка-барыня.
          - Дальше запрещено, - остановила она их. - Частные владения.
          Вот тебе на: столпились перед ней, как перед заморской диковинкой. Что бы это все значило?
          - Общественное же достояние, - доказывал с жаром писатель, его поддержали.
          Высокомерно оглядела она наивняков.
          - Было при красных - общественным, - прочищала им головы бывшая первая леди при Емельяне, а при президенте правая рука олигарха, - а у побелевших стало частным. Усекли?
          Воцарилась мертвая тишина. До всех дошел смысл перестройки, но слишком поздно. В толпе нарастала ненависть к предателям, хладнокровно обобравшим грешников. У Молодухи затряслись поджилки: вот-вот хлынет людская лавина на нее.
          - Где спецбульдог? - потребовал Япончик, отслеживая ситуацию.
          - На боевом посту, господин министр, - отрапортовал четко бдительный Скуратов.
          - Новые русские в опасности, - указал одессит на Молодуху с рвачами. - Защити их.
          Незамедлительно Малюта приготовился к потасовке.
          - Сдай назад, - напирал охранник на обнищавшую толпу. - Частная собственность неприкосновенна!
          Святая Акулина с вниманием смотрела на творящееся в раю. "Место им в аду, - думалось ей, - потому что дальше нектара насущного ничего не видят, о Боге не вспоминают. И как это понимать: охранник, спецбульдог за глоток аромата от частного владельца мордует таких же бедных, как и сам. И на белом свете, видимо, кучку богатеев обороняют от миллионов обездоленных такие же бедняки, нанятые за деньги, теряющие достоинство человека".
          - Любезнейший, - обратился к министру граф Толстой, - у нас всё принадлежало всем. Полюбуйтесь - наиболее ценное уже схвачено.
          Япончик развел руками, показывая свою покорность обстоятельствам, хотя заранее подготовился к наихудшему.
          - Кому-то достался цветок с нектаром, кто-то получит чеки-ваучеры, также часть собственности. Вот они. Разбирайте, обогащайтесь.
          Ушлый одессит швырнул в толпу пачку бумажных чеков. Вообще не представляя, куда их заведет затея с ваучерами, грешники жадно расхватывали листочки.
          - Я собственник! - размахивал чеком Обыватель.
          Проворнее его оказалась Истеричка.
          - Хапнула два чека. Богаче тебя, Обыватель.
          Как и положено научному работнику, тем более академику, Историк глубже копнул проблему с ваучерами.
          - Красивые чеки, а какова в них доля собственности?
          Пожал плечами Япончик.
          - Вы все собственники.
          - Какие собственники? - тужился понять Грозный.
          - Владельцы ваучеров, - темнил одесский бандит, ставший министром в рыночном правительстве.
          - Что ты нам зубы заговариваешь? Мы с пустыми бумажками, а Молодуха и ты, и президент будете цветком наслаждаться.
          Если бы попался этот мухлевщик Ивану в его царствование, то на лобном месте отделили бы ему голову от туловища в назидание живущим и потомкам.
          - Когда чеки овеществят? - уточнял Обыватель, не раз обманутый на белом свете.
          - Со временем, - напустил туману министр, смываясь якобы по срочным делам.
    23

          Авантюра удалась властям: народную собственность прибрали к рукам чиновники и их приближенные.
          - Братцы, нас надули, - метал гневные молнии Иван.
          Загудела толпа, послышались призывные выкрики, но вмешался опять охранник.
          - Митинг не санкционирован. Расходитесь!
          Малюта подтолкнул Истеричку, чтобы та шла на рабочее место.
          - Не пихай слабую, - норовила она поцарапать ему рожу.
          - Заткнись ваучером, - поиздевался он над ней и накинулся на грешников: - Вы против демократических преобразований?
          Куражился опричник Скуратов, хотя признавал, что, используя широко ложь и средства массовой информации, новые правители заморочили головы людям и пустили их по миру. Запрезирал царь Иван заплечных дел мастера. Но тот не привык обижаться на государя.
          - Потребность во мне имеется, - по-свойски делился он с Грозным. - Я телохранитель. Подсуетись и ты, место найдется.
          А тем временем в кресло, стоящее вблизи цветка, уселась Молодуха, подгоняя веером цветочный аромат к носу. Довольство явно проглядывалось на ее лице, она вдруг сказала охраннику: "Пропусти царя ко мне".
          - Иди. Госпожа велела, - направил Малюта Грозного к ней, а остальных отвел на стройплощадку.
          - Окрутила министра и опять при богатстве, - упрекнул Иван молодую женщину.
          - Порочная, обожаю мужичков с толстыми кошельками, потому как нажилась при скудных средствах.
          Роскошно потянулась она, как у себя дома.
          - Дай нюхнуть нектару, - попросил он. - Оголодал очень.
          Ей ничего не стоило пустить его на пару минут к цветку, но она уже вошла в роль частной собственницы.
          - Заработай.
          Грозному поверилось, что Молодуха заскучала по нему. Раскатал он губы, чтобы понежить буржуйку, но та отстранилась.
          - Не это. Повкалывай над новым цветком - получишь порцию нектара. И тот цветок я приобрету.
          - Ты сильно разбогатеешь, а я к нищете скачусь, - раскусил Иван Грозный акулу империализма.
          - Кроме рук, ничем не располагаешь. Такова участь пролетариата, - обрисовала она его незавидное положение при рыночной демократии.
          В душе его накапливалось отвращение к ней.
          - Работники недовольны тем, что сменили строй и нас облапошили, но мы... -припугнул бы он ее народным бунтом, но она прервала его речь.
          - Вы, голодранцы, оказались с чеками в глубоком шоке, а я на пиру жизни. Научу вас рынок любить. Подползи на брюхе ко мне - снизойду до тебя, выделю глоток аромата. Ползи, не стесняйся. Привыкай кланяться хозяевам.
          С ненавистью взирал на нее Грозный и видел перед собой не личного врага, а врага всего трудового народа.
          - Унижаться - душу губить. Прощай.
          Не сумев превратить его в поденщика, взбеленилась Молодуха.
          - Еще будешь лизать мне зад, выпрашивая каплю нектара.
          Обуреваемый невеселыми думами, шел Иван на стройку. Он уже не сомневался, что душа не распускается цветами, но наоборот, сжимается, а то и обливается слезами, когда наемник работает на господина, завися от прихотей его; когда же нет господ и каждый трудится во благо себя и народа, раскрепощается душа, человек из пресмыкающегося становится Человеком. Первым встретился ему начальник строительства.
          - Прогуливаешь, - сделал замечание он Грозному. - Смотри, попадешь под сокращение.
          - О чем ты?
          - Не в курсе случившегося? Акции недостроенного цветка кто-то скупил, - известил его Обыватель. - И это отныне тоже частная собственность.
          - Как? Без согласия строителей?
          По выражению потухших глаз Обывателя, без объяснений догадался, что рабочих не спрашивают, что Молодуха с покровителями накинула сеть на всю стройку.
          - Принимайся за сборку бутона, - подвел его начальник к заготовкам для цветка.
          - Прекратите работу, - влез Историк в их дело.
          Впервые видел Иван, чтобы академик бросил писанину и ходил по строительной площадке.
          - Ему ли вмешиваться в производство? - спросил он у Истерички.
          - Порушили рыночники науку. Ученый перестал описывать историю загробного мира и нанялся в услужение к богатым.
          - Держатель акций, - доводил до их сведения господский приказчик, - закрыл стройку, так как лопух - цветок нерентабельный. В вас, господа, более не нуждаются.
          Ошеломленные грешники, вложившие свою энергию в возведение цветка, лишились работы.
          - Но где нам заработать нектар? - заплакала Истеричка.
          Ее слезы не тронули Историка. Он-то пристроился удачно, понюхивал иногда хозяйский аромат.
          - Правительство предоставило вам свободу, а не зарплату.
          - Пожалуемся президенту, - заявил было писатель Толстой, но осекся, потому что разуверился давно и в царе, и в его правительстве. Что им рабочие и крестьяне? Люди низшего сорта.
          - Жаловаться? - не скрыл иронии Историк. - На выборах вы поддержали президента и его курс.
          - Мы хотели как лучше, - потрясла Истеричка его за плечи, хотя он не владелец стройки.
          - А получилось как всегда - плохо, - подытожил прислужник, высвобождаясь из рук нервной женщины. - И не ждите, что президент ляжет на рельсы, как обещал в случае ухудшения жизни. Не дождетесь. Сами доверились ему сдуру.
          Чаяния грешников рухнули в одночасье: и гарантированная работа, и социалистические отношения. Они попали в полную зависимость от господ.
          - Плохо трудягам, а наверху им хорошо, - печалился Грозный.
          Историк не возражал: "Властям хорошо, на то они и власти".

    24

          Для Япончика с Молодухой в раю возвели что-то наподобие дачи. Вольготно жить не запретишь, тем более не на кровно заработанные, а на доходы от бывшей народной собственности. К ним в гости заглянул президент. Расположились на коврах мужчины, а хозяйка хлопотала с угощением.
          - Палаты на зависть персидскому шаху, - порицал президент министра за алчность.
          Как водится, греб он под себя, но и под Партийца. Так надежнее - оба повязаны.
          - Посолиднее и покрасивее готовится для президента.
          Но тому уже донесли о доме в райских кущах.
          На подносе подала Молодуха каждому по ароматной веточке от цветка и уселась на ковре возле мужчин. Проветрив сначала свои легкие, президент принялся вдыхать живительную свежесть. Они аппетитно потребляли нектар.
          - Прихватизацию ты провел, между нами говоря, как разбойник на большой дороге. Массам что-нибудь оставил?
          - Мелочевку несущественную. Трудновато будет грешникам прокормиться на грани выживания, да привыкнут, - сознался Япончик без угрызения в душе.
          - Могут восстать, - тревожился президент. - Гнев красным валом прокатится по раю.
          Не придал значения министр грустной ноте, взятой президентом.
          - Их некому возглавить, а без вождя они сброд, - успокаивал одессит, растянувшись на ковре.
          Пожелал он присутствующим пролежать так блаженно, без дьявольских мытарств до скончания века.
          - Море удовольствий, - расслабился приятно и Партиец.
          Им, одурачившим и ограбившим общество, хотелось вечно блаженствовать в раю.
          Вдруг прорвался к ним через охрану взбаламученный Историк. У отдыхающих пропало благодушие.
          - Что стряслось? - всполошилась Молодуха. - Крейсер "Аврора" подошел к Кремлю?
          Но ученый настолько был чем-то потрясен, что слова застревали в горле. От него распространялся неприятный запах. Все повскакивали с ковров.
          - Медвежья болезнь, - сморщил гадливо нос и лицо Япончик, обнюхав академика.
          Партиец поднес к лицу Историка свою цветочную веточку.
          - Попробуй аромату для укрепления нервов.
          Сделав пару вдохов, тот начал приходить в себя: "Из котла со смолой вылез с помощью Емели и сбежал из ада товарищ Сталин".
          Ясно им, что и в их мире он сможет поднять народ в последний и решительный бой. Зарвавшихся господ объял такой ужас, что они оцепенели.
          - Далеко он? - преодолел президент тягостное состояние.
          - Да на подходе.
          - Опять революция, - запаниковал рыночный министр. - Опять чрезвычайщина. Куда бежать? Где прятаться?
          Если бы они заботились о своем народе, о его благе, то не пришлось бы ждать расплаты.
          И Молодухе бесконечно жаль терять то, чем обзавелась в раю.
          - Дьявол обязан вас спасти, а с вами и меня, - советовала она им. - Он же направил вас в рай, чтобы развалить грешное общество, а сам сплоховал - упустил Сталина из ада.
          - Проснется Бог - не поможет в раю и дьявол, - поставил их в тупик Партиец, привыкший в трудную минуту рассчитывать только на себя.
          А Япончик выискивал лазейку, как спастись.
          - Я всего-навсего министр, исполнитель, а президент ты. Ответишь перед товарищем Сталиным.
          - Когда корабль тонет, сбрасывают балласт. Тебя и сброшу, - предупредил старый аппаратчик.
          Привык налетчик из Одессы к вольготному существованию, да снова все наперекосяк. Разжалобился он, ища поддержку у женщины: "Видала? Стрелочника под колеса толкает. Не везет в политике - повезет в любви". Обожал он Молодуху, подарившую ему упоительные вечера на райской даче. А она привыкла направлять хвост по ветру. К несчастью для Мишки, ветер переменился.
          - Не люблю проигравших, - не скрывала она свое кредо, отказываясь от струсившего добытчика.
          А вот президент не раскис, мужественно держал удар судьбы и, конечно, для пробивной бабы, забывшей про любовь, более привлекателен. Прикинула она, что выгоднее переметнуться к Партийцу, используя свое испытанное обаяние.
          - Взгляни на меня повнимательнее, - старалась вкрадчиво проникнуть в его душу. - Я же вторая твоя половина. Чем мы не пара?
          - Мужа при перестройке стоит ли менять? Неизвестно, чем закончится она.
          И он прав, что проку трепыхаться. Судьбу свою не обойдешь и не объедешь.
    25

          Строительство нового цветка свернуто. Святой Акулине любопытно, какие злоключения постигнут грешников при навязанном строе. Все слоняются без дела, опустошенные.
          - Подышать бы нектаром, да негде взять, - грустил Иван Грозный, мыкая горе вместе с обществом, потому что стройку закрыли, жуткая безработица.
          О светлом будущем никто уже не заикался. Теперь бы просто выжить.
          Еще на белом свете поражался граф Толстой повадкам богатых и сытых собственников, нещадно гнетущих трудовой люд. Но думал, что это от дурного их воспитания, и ждал, что явится когда-нибудь добрый предприниматель и справедливо поделится доходами с рабочими и крестьянами. Да в потустороннем мире убедился, что психология частника одна во все времена: ради наибольшей прибыли для себя он будет из других безжалостно выжимать последние соки.
          - Как существовать, господа? - ломала голову Истеричка.
          - Беднота - не господа, - оценил трезво условия существования Обыватель, уволенный начальник строительства. - Мы товарищи.
          Столкнувшись с бездушием рыночных отношений, понял он, что самыми счастливыми и одухотворенными были грешники, когда общество возглавляла Комиссар. А писатель и философ Толстой склонялся к тому, что болтовней да оханьем положение не исправить.
          - Чтобы восстановить народный строй, надо объединиться, выдвинуть вождя.
          Не сговариваясь, графа поддержали все строители.
          - Выдвигаю Ивана Грозного, - подала голос Истеричка, - он накопил опыт в руководстве державой на белом свете и неприкаянными нами в потустороннем мире.
          - Плевать на Ивана, хоть и Грозного. Он мелко плавал в классовой борьбе, - доказывал Обыватель, побывавший в социальных потрясениях двадцатого века.
          Заспорили грешники, так как от личности предводителя зависит их будущее. К ним подошел Малюта Скуратов. Настороженность людей, недовольных безработицей и унижением, не удивила его.
          - Не остерегайтесь меня. Долго мне казалось, что служу обществу. После прихватизации превратился в цепного пса, охраняющего разжиревших котов двуногих. Душа изболелась - хватит. Отныне я не в охранке, а с вами.
          Больше всех обрадовался царь Иван, обнимая опричника.
          - Не разлучимся, Иван Васильевич, - привечал Малюта земляка да спросил у публики: - Слыхали новость?
          - Какую? - встрепенулась Истеричка.
          Он сообщил, что из ада сбежал и приближается к раю вождь мирового пролетариата - Иосиф Виссарионович Сталин. Общее ликование захлестнуло райскую бедноту.
          - Вот кто нас возглавит, - поднял Обыватель кулак солидарности вверх. - Достанется новым русским и старым большевикам, перекрасившимся в рыночников.
          Перекрасились многие партийцы быстро, ибо проделали подобное еще живыми, так как в раздутую коммунистическую партию вступали не по убеждениям. Их тянуло туда то, что должности в стране, даже невысокие, раздавались по наличию у трудящихся партбилетов.
          В отдалении от толпы стоял укромно президент, не рискуя подойти к возбужденному народу. За его спиной Япончик с Молодухой.
          Ожидание генералиссимуса накалило обстановку в обществе. И вдруг послышались звуки шагов человека в хромовых сапогах, становясь все громче. В каждом нарастает внутреннее напряжение: вот-вот должен подойти Сталин. Но разразился воплем старик, бросившийся наутек из рая.
          - У Хрущева нервы сдали, - тихо сказала Молодуха на ухо Партийцу.
          Он кивнул головой и добавил: "Помню, как Сталин вытащил Хрущева из шахты и вознес его к вершинам власти, а Хрущев за это вынес Сталина из мавзолея".
          Еще побежали прочь некоторые известные личности, чувствуя вину перед народом и партией. Но вот звуки шагов начали стихать. Вероятно, отец отечества искал дорогу в рай.
          - Пронесло, - перевел дух министр.
          - Сомневаюсь, - известна президенту настойчивость и целеустремленность этого человека.
          - Он ищет нас, - уверяла грешников Истеричка. - Он вернется, товарищи! Он нам нужен, он наш рулевой. И мы пойдем за ним через любые невзгоды!
    26

          Внезапно раздался рокочущий смех дьявола, пролетевшего мимо толпы прямо к Святой Акулине, сидящей рядом с отдыхающим Богом.
          - Святоша, имею желание повернуть действие к трагическому концу.
          И бес показал лапами, как следует раскручивать действие и взбудоражить строителей, доведя их до безумия.
          - Прекрати вмешиваться в их настоящее и будущее, - потребовала она, защищая сбившихся с пути.
          Волынка в раю дьяволу осточертела. Вознамерился он устроить бучу, чтобы Бог, проснувшись, шуганул всех в ад.
          - Совращение душ - моя отрада. Распалю страсти, войну гражданскую устрою, кровь польется водопадом. Посмотри-ка, по мановению моей лапы...
          Приготовился Асмодей пустить в ход свою дьявольскую энергетику, дева же помолилась Господу.
          - Что, Святая Акулина, - обозрел он новый рай с грешниками и злодеем.
          - Мир устал от козней дьявола, а он ожесточился на людей, - изъяснила наболевшее она Отцу небесному.
          Терпел он князя тьмы, но тот запредельно зарвался, превратившись в ловца душ человеков. Всемогущий сделал знак рукой, и перед ним предстал Архангел с сонмом ангелов-воинов.
          - Изгоните сатану, - повелел Господь.
          Небесные воины ринулись на беса, и все исчезли, сражаясь, а Бог назидательно молвил грешникам: "Позволяю вам в последний раз воспользоваться данной вам свободной волей, чтобы жить по справедливости и восходить в духе".
          Проснувшийся Бог усугубил положение господствующей элиты в обществе.
          - Лишились дьявольской защиты. Теперь и судить могут за переворот и его последствия, - выговаривал президент министру. - Иди к народу, поворотись к простым людям, к их бедам, войди в доверие. Если не поверят да вернется товарищ Сталин, то нам ад покажется раем.
          И куда девалась бравада Япончика. Оробел перед народом.
          - Господа. Демократическое руководство немало сделало. Но сознаемся - ошибались. Наворотили во всех отношениях - сразу не разгребешь. Брали на себя много - отдавали мало. Однако мы с президентом имеем перспективные наработки. Примем меры, чтобы жилось лучше, жилось веселее. Верьте нам, люди.
          Ему внимали вполуха, потому как раньше понаслушались завлекательных слов на выборах, а в результате угодили в рыночный капкан.
          Общественная ненависть к президенту, министру и Молодухе подвигла Грозного выступить: "Народу с господами не по пути. Окрепла бы вера в Бога и промысел его. Боже, милостив буди нам грешным и направь нас на путь правый, на создание ароматного цветка и общества народовластия".
          Всевышний внял покаянию грешного из грешных - царя Ивана, сказав: "Отпускаются грехи ваши, вольные и невольные. Не грешите больше, чтобы не было хуже. Вы уже и в раю породили частную собственность, хлебнули горя. Так и в мире: имеющие капиталы и власть еще больше богатеют, присваивая результаты труда народа. Идет беспрерывный передел частной собственности, порождая насилия, убийства, войны. Но вам повезло. В январе 2004 года закончилась эпоха, длившаяся свыше пяти тысяч лет, когда процветали люди с тяжелой внутренней энергетикой. Они будут ускоренно уходить из жизни, так как в пространстве Вселенной темная энергетика сменилась на светлую, а такие люди ей не соответствуют. Светлая же мировая энергетика с каждым днем и годом усиливается, создавая условия для роста духовности в обществе. Частная собственность и рыночные отношения главенствовали в прошлой эпохе, но они чужды народившейся эпохе и будут искореняться ходом истории. Вы же народ, источник власти и богатства. Зачем же вам отдавать власть и богатство господам, а потом за их подачки на них работать, приумножая их капиталы, и поддерживать их власть. Так имейте власть трудового народа и общенародную собственность. Этим и спасетесь в светлой эпохе.
          - Выходит, наша песенка спета, - вздохнул удрученно президент.
          - Моя не спета, - заволновался Япончик. - Я выкручусь. Он же наш Бог Яхве, спасет меня, - и направился одессит к Богу: - Бог Авраама, Исаака и Иакова, ты избрал нас из всех народов. Ты возлюбил и приблизил нас. Ты возвысил нас над всеми племенами и освятил нас своими заповедями. Ты привлек нас, Владыка, к служению тебе. И именем твоим святым и великим ты нас назвал. А я выполнял заветы, договор твой с моим народом, так возьми меня и тут под свою опеку.
          - Какой я тебе Яхве? Я не Бог какого-то племени или одного народа. Я - Единый Бог для всех людей, для всех народов во Вселенной. Когда я смотрю с небесной высоты на планету Земля, вижу всякие религии и секты. Их приверженцы враждуют и бьются между собой, пытаясь доказать друг другу, что именно они ближе к Богу, что их вера самая правильная, что у них самые священные тексты и писания, полученные непременно от Бога. Да никогда и ни с каким народом не заключал я договоров, никому не давал священных текстов, никого не выделял. Люди сами пишут свои мифы, свою историю, сами хотят превознестись над другими, ссылаясь якобы на благоволение к ним Бога. Это их грех. И ты в потустороннем пространстве намерен встать ближе ко мне, чем остальные грешники. Отойди от меня. И воздастся тебе обществом по деяниям твоим.
          С позором возвратился Япончик от Всемогущего, прячась за спиной президента от глаз людских.
          Изгнав сатану и вразумив обитателей рая, Господь продолжил почивать.
          Воспрянувшие духом грешники сплотились, готовые к решительным действиям. Вперед вышел Лев Толстой, еще при жизни называемый зеркалом русской революции.
          - Соотечественники и соотечественницы! Мы осознали себя настоящими гражданами общества. Мы встали плечом к плечу. Да осенит нас красное знамя Комиссара!
          Снова слышны шаги входящего вождя трудового народа, звучащие как набат. .

    2005 г.

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Ивашин Борис Павлович (ivashin@inbi.ras.ru)
  • Обновлено: 08/01/2011. 168k. Статистика.
  • Повесть: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.