Разрушение Дома Да Дерга

1 2 3

Некогда правил Ирландией великий и благородный король Эохайд Фейдлех. Как-то однажды отправился он на луг у Бри Лейт и увидел там у источника женщину с серебряным гребнем, украшенным золотом, что умывалась водой из серебряного сосуда, на котором были четыре птицы из чистого золота и по краю маленькие красные самоцветы.

Красный волнистый плащ с серебряной бахромой был на той женщине и чудесное платье, а в плаще золотая заколка. Белая рубаха с длинным капюшоном была на ней, гладкая и прочная, узорами красного золота. На груди и плечах с каждой стороны скрепляли рубаху золотые и серебряные пряжки с диковинными ликами зверей. Солнце освещало женщину, и всякий мог видеть блеск золота на зеленом шелке. Две косы цвета золота лежали на ее голове, и в каждой было по четыре пряди с бусинами на концах Цвета ириса в летнюю пору или красного золота были ее волосы.

Так стояла она, распустив волосы для мытья и продев руки в вырезы платья. Белее снега, выпавшего в одну ночь, мягкими и гладкими были ее руки, а щеки женщины краснели ярче наперстянки. Чернее спинки жука были ее брови, белыми, словно жемчужный поток, были ее гладкие зубы, голубыми, словно колокольчики, были ее глаза. Краснее красного были ее губы. Высоки были ровные, нежные, белые плечи той женщины. Длинны были ее руки и белоснежные пальцы. Были бока ее как пена волны, длинные стройные, нежные и мягкие, будто шерсть. Теплыми и нежными были ее белые бедра. Маленькими и белоснежными были ее прямые голени. Гладкими были прекрасные пятки. Случись смерить ее ступни ни одна не была бы длиннее другой, если б не раздалась на них кожа. Блеском ясной луны светилось лицо женщины. Гордым изгиб был у тонких ее бровей, свет невесты излучали ее королевские очи. Ямочки были на ее щеках с пятнышками цвета оленьей крови и снежной белизны. Мягким и женственным был ее голос, величавой и твердой ее королевская поступь. Воистину была она желанней, милей и прекрасней всех прочих женщин, сколько ни искать по всему свету. Сразу подумалось им, что вышла она из сидов. Отсюда повелось говорить: “Каждая хороша, пока не сравнишь с Этайн, каждая мила, пока не сравнишь с Этайн”.

В тот же миг охватило короля желание, и послал он к женщине одного из своих людей. Потом принялся он расспрашивать ее и, назвав себя, молвил:

– Случится ли мне на час обладать тобой?

– Для того и пришла я сюда, отдавшись под твою защиту,– ответила женщина.

Кто же ты и откуда пришла? – спросил король.

– Нетрудно сказать,– отвечала она,– я Этайн, дочь Этара, правителя всадников сидов 1. Вот уже двадцать лет, как родилась я в сиде, и многие из тамошних королей да благородных мужей сватались ко мне. Никому из них не давала я согласия, ибо с тех пор, как могла говорить, знала я молву про твое благородство и полюбила тебя детской любовью. Лишь увидела я тебя, как тотчас узнала. К тебе я пришла сюда.

– Да не случится тебе искать больного друга в дальних краях,– сказал на это король,– будешь ты принята мной и для тебя оставлю я любых женщин. Лишь с тобой пожелал бы я жить, доколе сохранишь ты честь.

– Дай же мне мой выкуп невесты,– сказала женщина,– а потом исполни мое желание.

– Да будет так,– ответил Эохайд и передал ей семь кумалов. Умер король Эохайд Фейдлех. И тогда Кормак2, правитель уладов, человек трех даров, оставил дочь Эохайда, ибо была она бесплодна и родила лишь одну дочь после того, как приготовила варево, как научилась у своей матери из сидов. Говорила она матери:

– Недоброе дело совершила ты, ибо понесу я девочку.

– И вправду нехорошо это,– ответила ей мать,– воля короля будет преследовать ее.

Вскоре Кормак вновь женился на Этайн и пожелал смерти дочери той, которую прежде оставил. Запретил он матери вскармливать дочь. Потом двое слуг короля понесли ее к яме, и пока несли они ее туда, улыбалась им девочка славной улыбкой. Охватила слуг жалость, и отнесли они девочку в загон для скота пастухов Этерскела, правнука Иара, правителя Тары. Воспитали пастухи девочку, покуда не сделалась она искусной во всяком шитье. Не было в Ирландии королевской дочери милее ее.

И построили пастухи девушке домик из прутьев, и не было в том домике дверей, а только окно и отверстие в крыше. Узнали про этот домик люди короля Этерскела и решили, что пастухи хранят там еду. Раз приблизился один из них к дому, заглянул внутрь и увидел прекрасную собой девушку. Рассказали о том королю, и повелел он сломать дом и привести к нему девушку, не спрашивая пастухов. Бездетен был король, и предрекли ему, что лишь женщина неведомого рода принесет ему сына.

– Вот женщина, назначенная мне в жены,– сказал он. Между тем на другое утро увидела девушка птицу в отверстии крыши. Залетела птица внутрь, сбросила на пол птичье оперение, подошла к девушке и овладела ею. И сказала потом птица:

– Придут сюда люди короля разрушить дом и силой увести тебя. Ты понесешь от меня и родишь на свет сына, что вовеки не должен будет убивать птиц. Наречешь ты его Конайре, сын Месс Буахалла Так звали ту девушку.

Вскоре привели ее к королю вместе с пастухами, и стала она его женой, получив семь кумалов. Семь кумалов дали и пастухам сделав их людьми благородного звания по праву, отчего и произошли два Федлимида Рехтайде3 .

Родила девушка королю сына и назвали его Конайре, сын Месс Буахалла. Три желания поведала она королю, ибо желала, чтобы рос ее сын в трех семьях: у пастухов, что воспитали девушку, у Медоречивого Мане4 и у нее самой. И говорила она, что пусть любой из ирландцев, желающих сделать добро ее сыну, принесет этим семьям дары для его защиты.

Так и рос мальчик, о рождении которого в тот же час узнали все жители Ирландии, и вместе с ним росли Фер Ле, Фер Гар и Фер Рогейн, три правнука героя Донн Деса5, воина из отрядов ее сын.

Три чудесных дара было у Конайре – дар видеть, дар слышать и дар суждения, и каждому из них он научил одного из своих молочных братьев. Какое бы кушанье ни приготовили Конайре, все четверо ели его вместе, и даже случись быть всем трем долям, каждый из них шел к своей доле. Не различить было их по одежде, оружию или масти коней.

Между тем умер король Этерскел. Собрались тогда ирландцы на праздник быка6. По обычаю, на нем убивали быка, и один из мужей наедался досыта его мясом и пил отвар, а потом над его ложем произносили слово правды. Тот, кого случалось ему увидеть во сне, должен был стать королем. Помертвели бы губы его, лишь осмелься сказать он неправду.

В ту пору Конайре и его молочные братья предавались играм на колесницах у реки Лиффи. Приблизился к своим братьям Конайре и объявил, что отправится на праздник быка. И привиделось тогда спящему, что движется по дороге в Тару обнаженный муж, вложив в пращу камень.

– Утром вернусь я за вами,– сказал братьям Конайре. Потом оставил он братьев играть, повернул колесницу и пустился в дорогу. У Ат Клиат заметил он вдруг огромных птиц с белыми пятнами, невиданной красоты и цвета. Бросился за ними Конайре и скакал, покуда не истомились его кони. И все. это время не подпускали его птицы на бросок камня, но и не улетали дальше. Сошел тогда Конайре на землю и достал из колесницы свою пращу. Двинулся он вперед и подошел к морю, где опустились птицы на воду. Уже занес он руку, но тут сбросили птицы оперение и предстали перед ним воинами с мечами и копьями. Вступился тогда за Конанайре один из воинов и сказал:

Я Немглан, король птиц твоего отца. Запрещено тебе убивать птиц, ибо нет перед тобой никого, кто не был бы близок тебе и отцу или матери.

– Доныне не знал я об этом,–- ответил Конайре.

– Отправляйся в Тару,– сказал Немглан,– ибо для твоего это блага. Там сейчас праздник быка, и после него станешь ты королем. Будет им тот, кто под утро обнаженным придет по одной из дорог в Тару с камнем в праще.

Пустился Конайре в путь, и на каждой из четырех дорог, ведущих в Тару, ждали его по три короля с одеждой, ибо знали, что явится он обнаженным. Наконец заметили они Конайре на дороге, где оставил тот своих молочных братьев, и, возведя на колесницу, облачили его в королевское платье. Сам же король передал им залог.

Между тем говорил народ в Таре:

– Похоже недобрым был наш праздник и лживым слово истины, коли явился сюда безбородый юнец.

– Неправда,– отвечал им Конайре,– не бесчестит вас молодой благородный король. По праву отца моего и деда связан я с Тарой залогом.

Тогда приветствовали его люди и возложили на Конайре правление Ирландией. И сказал король:

– Спрошу я совета у мудрых, дабы сам я мог сделаться им. Все говорил он, как научил его воин на морской волне, что предрек Конайре:

– Будут запреты лежать на правлении твоем, но благородна власть птиц. Вот каковы те запреты.

Нельзя обходить тебе Брегу слева направо, а Тару справа налево.

Нельзя убивать тебе диких зверей Керны7.

Каждую девятую ночь не можешь ты покидать пределы Тары.

Нельзя тебе проводить ночь в таком доме, откуда наружу виднелся б огонь или свет был заметен оттуда.

Три Красных не должны пред тобой идти к дому Красного.

Не должен случиться грабеж при правлении твоем.

Да не войдут в твое жилище после захода солнца одинокий мужчина или женщина.

Не должно тебе решать спор двух рабов.

Всего было вдоволь в стране при Конайре. Семь кораблей приплывали к Инбер Колбта8 каждый день, по колено желудей было осенью, в реках Буас и Бойн вволю рыбы в июне, и не случалось ни одному ирландцу тогда погубить другого. Для каждого голос другого был ласков, словно мелодия арфы. От середины весны до половины осени не шевелил ветер хвосты скотине, и не бывало в то время бурь и иного ненастья9.

Между тем, не по душе было молочным братьям Конайре, что лишили их даров отца и деда – грабежа, разбоя, убийства и разрушения. И каждый год три кражи совершали они у одного человека, забирая теленка, свинью и корову, ибо желали узнать, что за наказание придумает им король и что за напасть принесет воровство в его царствие.

И каждый год приходил тот крестьянин жаловаться королю, и говорил ему Конайре:

– Отправляйся к трем правнукам Донн Деса, ибо это они похитили твою скотину.

Но всякий раз грозились братья убить крестьянина, и уж не возвращался он к королю искать защиты, ибо страшился позора. И так охватила их злоба и гордость, и принялись братья грабить, собрав сыновей знатных ирландцев. Трижды пятьдесят мужей наставляли они тому ремеслу в Коннахте, когда заметил их свинопас Мане Милскотаха. Не случалось ему видеть такого дотоле, и обратился он в бегство. Услыхали его воины и погнались за ним. Тогда закричал свинопас, и сбежались к нему люди двух Мане 10 что захватили трижды пятьдесят мужей и привели в Тару. Предстали они перед судом короля, и так сказал он:

– Да убьет каждый своего сына, но пусть пощадят моих воспитанников.

– Добро же,– сказали тут все,– да свершится по-твоему!

– Воистину нет,– молвил король,– не продления их жизни желаю я. Да не будут они убиты, но пусть вместе с достойными мужами отправятся грабить Британию.

Так и было сделано. Вышли они в море и повстречали сына короля Британии, Ингкела Одноглазого, из Конмаикне 11. Три мужа их наставниками были с ним, когда встретились они в море. Заключили воины союз и отправились вместе с Ингкелом разбойничать.

Вот разбой, что учинил Ингкел по своей воле – мать и отца и семь братьев погубил он в одну ночь в доме короля своего племени. А потом поплыли они к Ирландии, дабы отплатить разбоем за разбой, что по праву причиталось Ингкелу.

Мир царил в Ирландии при Конайре, и лишь два Корпре решали свой спор оружием у Туадмуму. Были там два молочных брата короля, но нельзя было их примирить, если бы не явился сам Конайре Между тем запрещал ему гейс 12 приходить, пока его не позвали Все же пришел он и кончил ту ссору, а потом провел пять ночей с каждым из воинов и снова нарушил гейс.

Разрешив спор, отправился король к Таре. Ехал он туда мимо Уснеха, что в Миде, и вдруг предстали вокруг разрушения на юге и севере, на востоке и на западе. Увидели король и его люди войска и отряды, и обнаженных мужей, и пламенело небо окрест над всей землей О'Нейлов.

– Что это? – молвил Конайре.

– Ясно, что был тут нарушен закон короля13, раз уж земля вся объята огнем,– отвечали ему.

– Куда же нам ехать?

– На северо-восток, – сказали люди короля.

И тогда обогнули они Тару справа налево и Брегу слева направо, а потом гнались за дикими зверями Керны, хоть никто и не ведал об этом, пока не закончилась охота.

Не кто иной, как демоны, окутал мир магическим туманом, ибо нарушил Конайре свои гейсы.

Великий ужас обуял тогда Конайре, ибо не было у него иного пути, кроме дороги Мидлуахра и дороги Куаланн14. Отправились они по берегу моря на юг. И спросил Конайре на дороге Куаланге где проведут они ночь.

– Позволь мне ответить, о Конайре,– сказал Мак Кехт15, сын Снайде Техед, воин Конайре, сына Этерскела.– Каждую ночь чаще спорят ирландцы, кто встретит и примет тебя, чем сам ты ищешь ночлега.

– Вовремя же я вспомнил,– сказал Конайре,– есть у меня друг в этих краях. Только бы отыскать нам дорогу к его дому.

– Кто же это? – спросил Мак Кехт.

– Да Дерга16 из Лейнстера, – ответил король.– Приходил он ко мне за дарами, и не было ему отказа. Дал я ему сто коров из своих стад, да сто плащей из кожи. Дал я ему сотню жирных свиней. Дал я ему сто пар голубого оружия для боя. Дал я ему десять золотых заколок. Дал я ему десять добрых сосудов. Дал я ему десять рабов. Дал я ему десять мельниц. Дал я ему трижды девять псов с серебряными цепочками. Дал я ему сто коней. И впредь не будет ему отказа, коли придет он еще. Не могу и помыслить, чтоб недоволен он был, встретив под вечер нас.

– Когда я узнал его Дом,– сказал тут Мак Кехт,– была эта дорога границей его владений17. Так она и идет, пока не упирается в сам Дом, ибо пересекает его насквозь. Семь входов в том Доме и семь покоев между ними, но всего лишь одна дверь там и приставляют ее к тому входу, откуда дует ветер.

– Зная все это, иди же вперед, покуда не ступишь на землю в том Доме.

– Да будет так,– сказал Мак Кехт,– пойду я вперед, чтобы разжечь огонь прежде твоего прихода.

Тогда поехал Конайре по дороге Куаланн и вскоре увидел впереди трех всадников18, скачущих к Дому. Три красных плаща на них были, три красные рубахи, три красных копья да три красных щита в руках, три красные копны волос да три красных коня. С ног до головы были красными их тела, волосы и платье, кони и они сами.

– Кто это там впереди? – спросил Конайре.– Гейс запрещает мне ехать за ними, тремя Красными к Дому Красного. Кто пойдет к ним и велит ехать вослед мне?

– Я пойду,– ответил Ле Фер Флайт, сын Конайре. Пустился он за всадниками, но не под силу ему было угнаться за ними. Не мог он приблизиться к ним ближе, чем на бросок, но и они не удалялись от него. Крикнул им Ле Фер Флайт, чтобы не ехали они впереди короля. Не остановились всадники, но пропели ему через плечо:

– О мальчик! [...] 19

Потом поехали они дальше, и не мог Ле Фер Флайт их удержать. Дождался мальчик людей короля и передал отцу то, что услышал. Не по нраву пришлось это королю, и сказал он:

– Езжай вслед за ними и посули им три быка и три свиньи да скажи, что никто в Доме не сядет между ними от очага до стены.

Погнался мальчик за всадниками и предложил им все это, но опять не остановились всадники и пропели через плечо:

– О мальчик! [...]

Вернулся назад Ле Фер Флайт и рассказал все Конайре.

– Поезжай вперед,– снова сказал король,– и посули им шесть быков и шесть свиней да скажи, что никто в Доме не сядет между ними от очага до стены.

Догнал мальчик всадников, но не смог удержать их, и опять пропели они через плечо:

– О мальчик, великие вести! Устали наши кони – то кони Донна Десскорах из сидов. Хоть мы и живы, все же мертвы. Великие знамения. Гибель живого. Пища воронам. Битва и схватки. Кровь на мечах. Щиты с разбитыми шишками после захода солнца. О мальчик!

С тем и уехали они.

– Вижу, что не удержал ты их,– сказал Конайре

– Воистину не в моей это было власти,– ответил ему Ла Фер Флайт и передал, что сказали напоследок всадники.

Не возрадовался тут никто, и с той поры тяготели над ними дурные знамения.

– Все гейсы против меня в этот вечер,– сказал Конайре, -ибо эти трое спаслись от изгнания20.

Между тем приблизились всадники к Дому и уселись внутри привязав красных коней ко входу

Направился Конайре со своими людьми в сторону Ат Клиат, и вскоре встретился им одноногий, однорукий и одноглазый человек с черными волосами21. И были они такими жесткими, что если бы да же мешок диких яблок свалился ему на голову, ни одно не упало бы на пол, наколовшись на волосы. Если бы носом зацепился он за ветку дерева, то так и остался бы висеть. Длинными и толсты ми, словно ярмо, были его голени. Зад его был словно два сыра. Держал он в руках железный раздвоенный шест, а на плечах нес черную, опаленную, визжащую свинью. За спиной его стояла широкоротая женщина, огромная, темная, угрюмая, уродливая. Если бы зацепился ее нос за ветку, то так бы и осталась она висеть. До колен свисала нижняя губа женщины.

Приблизился тот человек к Конайре и приветствовал его.

– Приветствую тебя, о господин мой, Конайре,– сказал он. -Давно уж известно о твоем приезде.

– Кто же приветствует меня? – спросил Конайре.

– Фер Кайле, что принес свинью, дабы мог ты наесться. Воистину, ты славнейший король из являвшихся в мир.

– Как зовут твою женщину? – спросил король

– Кихуйл,– ответил человек.

– Любую другую ночь провел бы я с вами,– сказал Конайре, -а сегодня оставьте нас.

– Вот уж нет,– ответил Фер Кайле,– там, где и ты, проведем мы сегодня ночь, о благородный господин Конайре!

С этими словами вошел он в Дом, неся на плечах черную, опаленную визжащую свинью, а за ним вошла женщина. И было это одним из гейсов короля, а другим был запрет грабежа в его царствование.

Между тем взялись за разбой сыновья Донн Деса, и было у них пять сотен людей, не считая слуг. И было это одним из гейсов Конайре. Жил в те времена в северных краях один воин по имени Повозка Через Прутья. Звали его так, ибо подминал он под себя врагов, словно повозка – сухие прутья. Великим героем он был. Взялся и он за разбой, и было при нем пять сотен воинов, не считая слуг.

Но неустрашимей всех их были семь сыновей Айлиля и Медб22. Мане звали каждого из них и все имели прозвища: Мане Похожий на Отца, Мане Похожий на Мать, Мане Мягкий Благочестивый, Мане Очень Благочестивый, Мане Немедлящий, Мане Медоречивый, Мане Хватай Их, Мане Говорливый. Творили они разбой, и было с Мане Похожим на Мать и Мане Немедлящим четырнадцать раз по двадцать мужей, с Мане Похожим на Отца триста да пятьдесят, с Мане Медоречивым пять сотен, с Мане Хватай Их семь сотен и столько же с Мане Говорливым. По пять сотен людей было у остальных.

Жили в те времена три отважных мужа из Уи Бриуин Куаланн, что в Лейнстере – три Красных Пса из людей Куалу. Взялись и они за разбой, и было с ними десять раз по двадцать мужей да отряд безумных. Так и случилось, что добрая треть всех ирландцев творили разбой при Конайре. Довольно было у короля силы и власти, чтобы избавить от них страну и прогнать на другую сторону, но недолго спустя возвратились разбойники к себе на родину.

На морских волнах встретились они с Ингкелом Одноглазым да с Эйкелом, двумя внуками Конмайкне из бриттов. Воистину груб и ужасен был Ингкел. Лишь один глаз был у него во лбу, огромный, словно бычья шкура, и черный, как майский жук. Виднелись в нем три зрачка. Тринадцать сотен людей плыли с Ингкелом, а у ирландцев было больше.

Встретились они на морских волнах и тогда сказал Ингкел:

– Да не свершится это и да не нарушится правда мужей, ибо вас больше!