Об Авторе
И воззвала душа людская,
Купаясь в божьей благодати,
Как лебедь нежится в прозрачной
Воде озерной:
«Господь, мой Бог, мое блаженство,
Вот я — одна твоя пылинка!
К Тебе взлетел, чтоб распластаться
Перед Тобой
И рассказать: я сын Твой верный,
Тобою послан в путь жестокий,
Но не ропщу, благословляя
Тебя, Отец небесный, ибо
Ниспосланное испытанье
Есть знак любви Твоей, о Боже!
Я знаю, что Тобой я избран!
Земные люди измельчали,
Забыв Тебя, рабами стали,
А рабство — всех грехов начало.
В грехах погрязли
Дети рабства,
И человек пред человеком
Склоняется! А кто способен
Вот так склоняться перед ближним,
Тот, Господи, есть Твой хулитель!
Тебя, господь, позорят люди,
Но так не может длиться вечно —
Вновь обретешь свое величье!
Ты дал мне жизнь, Отец небесный,
Я посвящу ее Тебе,
И будет ли за то награда —
Но думаю об этом я!
Ведь каждый раб готов трудиться,
Когда награду посулят,
Но без надежды на награду
И без желания наград
Трудился я и снова буду
Трудиться точно так и впредь!
И будет мне вознагражденьем,
Что из несчастнейших рабов
В людей вновь превратятся люди...
Хоть грешники они, но все же
Я их люблю.
О Боже правый,
Дай света, Боже, дай мне сил,
Чтоб ради ближних потрудиться
Мне не напрасно удалось!»
Такую речь душа сказала
И возвратилась с небосвода
Обратно в тесную каморку,
Где тело ждет ее, застыв.
И вот мужчина содрогнулся,
Озноб прошел по телу,
Холодный пот блеснул на лбу
Въявь это было или снилось?
Въявь.
Потому что спать хотелось.
Устал летать.
И на ресницы
Уселся сон.
И человек
Свое измученное тело
Приподнял и понес, шатаясь,
К соломенному тюфяку.
И вот
Тот самый,
Кто недавно
Беседовал на небе с Богом,
Теперь валяется на грубой
Подстилке, где-то на полу.
Пал на солому благодетель
В тот час, когда владыки мира,
И палачи, и нечестивцы
На шелковых подушках спят.
В последний раз ночник мигает,
И гаснет язычок усталый,
Рассеивается за окошком
Ночная тьма.
Вдаль уплывают тайны мрака,
Заря, садовница вселенной,
Проснувшись, рассыпает розы
На стекла окон городских.
А вот и солнце.
Луч рассвета
Ложится на чело мужчины…
…Так время шло.
И на рассвете
Семнадцатого года жизни
Лучи всходящего светила
Рассеяли туман сознанья,
И каждый луч слипался в букву,
И буквы стали письменами.
«…Когда б вы мне взглянули в душу,
Наверное бы полюбили
Меня вы так же, как сейчас
Вы ненавидите меня!
Когда б вы мне взглянули в душу,
Вы поняли б свою ничтожность
И веток бы рубить не стали,
Где созревает плод для вас!
В тени вот этих самых веток
Когда-нибудь вы отдохнете!
О близорукие ребята!
И вы полюбите меня!
Ей-богу! Я уверен в этом!»
Ребята, слушая, смеялись.
Все уверения Сильвестра
Служили лишь зарядом новым
В ружье насмешки. То ружье
Всегда нацелено на сердце
Сильвестру было. И подросток
Все дальше отходил от мира,
Все глубже уходил в себя.
Всех избегал. И стало другом
Лишь одиночество ему.
Так он и жил... О чем он грезил,
Пустой мечтой считали люди,
Но знал Сильнестр — его виденья
Живыми были существами,
Прообразами дней грядущих.
Они ему глядели в душу.
И как Коран магометане,
И словно Библию евреи,
Историю он мировую
Читал...
О, как она прекрасна,
Та книга чудная!
Ведь каждый
Все в ней найдет, чего он ищет.
И для одних она — блаженство,
А для других она — мученье.
Жизнь для одних она, другим же
Сулит погибель книга эта.
Одним дает она оружье:
«Ступай, борись! Бороться будешь
Ты не напрасно!
Ты человечеству поможешь!»
Другим же говорит: «Довольно!
Слагай оружье!
Бороться стал бы ты напрасно!
Ведь будет мир несчастен вечно,
Как и в былых тысячелетьях!»
Что юноша прочел в той книге,
О чем он думал,
Когда дрожащею рукою
Закрыл он книгу?
«Вот виноградина,— он думал,—
Невелика она, а все же,
Чтоб виноградина созрела,
На это требуется лето!
Земля ведь тоже плод огромный,
Так сколько лет необходимо,
Чтоб этот мощный плод созрел?
Тысячелетья? Миллионы?
По все же и земля созреет,
Созреет этот плод великий,
И будут лакомиться люди
Им до скончания веков!
...Под солнцем зреет виноград,
И прежде, чем он станет сладок,
Мильоны солнечных лучей
В пего вдыхают пламень жизни!
Вот так же и земля! Она
Ведь тоже зреет под лучами,
Но те лучи не солнце льет,
А человеческие души.
Явление души великой
И есть вот этот самый луч,
Но появляются не часто
Такие души на земле.
Так как же можем мы хотеть,
Чтоб этот мир созрел столь быстро?
Я чувствую, я — тоже луч,
И помогаю зреть я миру.
Лучи живут лишь день, единый,
И знаю я: когда начнется
Тот виноградный сбор великий,
Я отгорю уже, погасну,
И след моих трудов ничтожных
Затерян будет меж великих
Трудов всего людского рода.
Но все же придает мне силу,
Спасает от боязни смерти
Сознанье, что я тоже — луч!
Так принимайся
За работу,
Душа моя!
Пусть ни минуты,
Ни дня потеряно не будет!
Задача велика,
А время
Летит,
И жизни дни — недолги!
А какова цель жизни? Счастье!
А счастье нам дает свобода!
Бороться буду за свободу,
Как многие уже боролись!
Пусть суждено платить мне кровью,
Как с многими уже случалось!
Примите, витязи Свободы,
Меня в ряды свои святые!
На верность знамени Свободы
Я присягаю! Если в теле
Найдется у меня хоть капля
Дурной, изменнической крови —
Ее я выжму или выжгу
Из самой сердцевины сердца!»
Такое сделал он признанье.
Признанья не слыхали люди,
Но Бог услышал. И открыл Он
Священный фолиант,
В котором
Записаны все жертвы,
И записал в ту книгу имя
Сильвестра.
Так вырос в юношу подросток,
Так вырос юноша в мужчину,
И год за годом приходили,
И на земле они гостили
И, не прощаясь, уходили,
Не обошли они Сильвестра —
И каждый год оставить след
Стремился на лице и в сердце.
Сильвестр давно окончил школу,
И шел по жизни он, как будто
В толпе,
Где толкотня такая,
Что от толчков и от ударов
Тускнеет и души разумность,
И свежесть юного румянца.
Мир не совсем таков на деле,
Каким рисуется в мечтах,
Он с каждым днем казался меньше,
И все ничтожней были люди,
Которых некогда Господь
По своему подобью создал:
Те, что должны смотреть на солнце,
Теперь клонили очи долу,
Как будто у червей учились
В пыли дорожной пресмыкаться.
Но чем казались меньше люди,