Со слов: «Пока ты, брахман, завязав глаза...» — Учитель — он жил тогда в Джетаване — принялся рассказывать об еще одном монахе, объятом любовным томлением.

На вопрос Учителя: «Правду ли говорят, брат мой, что ты томишься любовной горячкой?» — бхиккху этот отвечал: «Правду». «О бхиккху, — заметил Учитель. — Знай, что женщин невозможно удержать от соблазна: иные мудрецы уже пытались прежде сделать это: они держали женщину при себе с самого ее появления на свет, но обуздать ее порывы не сумели». И он поведал о том, что было в прошлой жизни.

«Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал Брахмадатта, Бодхисатта воплотился в облике сына старшей жены царя. Когда он вырос и выучился всем наукам, а его отец перешел в иное существование, Бодхисатта занял его место на престоле и стал править царством в соответствии с дхаммой. Молодой царь очень любил играть в кости с домашним жрецом и всякий раз, бросая золотые кости на серебряный столик, напевал, чтобы накликать удачу:

Все реки — извилисты; кривы в лесу все деревья больные.

Исполнены скверны все жены — и старые, и молодые.

И удача всегда благоволила царю, он выигрывал, а жрец — проигрывал. Видя, что, если так пойдет дело, со временем он лишится и дома и богатства, жрец подумал: «Коли так будет продолжаться, все пойдет прахом. Надобно мне сыскать и привести в дом какую-нибудь девушку, не знавшую мужчины». «Женщину, которая видела хоть одного чужого мужчину, не уберечь от соблазна, — продолжал размышлять жрец, — поэтому нужно найти новорожденную, взять в дом и держать девочку до совершеннолетия под строгим присмотром: если нанять хороших сторожей, чтобы следили за ней, то вырастет она женщиной, преданной лишь одному мужчине, — мне самому. Тогда-то уж я сумею завладеть богатствами царского дворца».

Тут пора сказать, что жрец знал толк в телесных знаках и умел по ним определять судьбу. Как-то раз он встретил беспутную женщину на сносях и, тотчас определив, что у нее родится дочь, зазвал ее к себе и взял на содержание. После того, как в его доме она разрешилась от бремени, он дал ей денег и уговорил ее уйти и оставить у него дочь. Чтобы девочка никогда не виделась ни с одним мужчиной, кроме него самого, жрец поручил ее воспитание женщинам. Так и росла девочка, покуда к совершеннолетию не оказалась в полном у жреца подчинении.

Все время, пока девочка была еще маленькой, жрец не играл с царем в кости. Но вот она выросла, и жрец овладел ею. Вскоре после того он сказал царю: «Не сыграем ли в кости, государь?» «Охотно», — обрадовался тот и, начиная играть, принялся, как всегда, напевать свою приносящую удачу песенку. И едва только он, дойдя до слов: «Исполнены скверны все жены...» — бросил кости, как жрец перебил его: «Все, кроме моей». Тут удача впервые изменила царю: он проиграл, а жрец выиграл. «Должно быть, жрец держит в доме своем женщину, которая не знает иных, кроме него, мужчин, — подумал Бодхисатта. — Постараюсь-ка разрушить ее стойкую добродетель». Разузнав через верных людей, что его догадка верна, царь велел привести к нему одного плута, который кормился за счет женщин, и спросил его: «Сумеешь ли сокрушить добродетель женщины, живущей у моего жреца в доме?» «Сумею, государь», — ответил плут. «Тогда скорей берись за дело», — приказал царь и, дав ему денег, отослал прочь.

На эти деньги плут накупил множество благовоний, духов, порошков, мазей, камфары и всего такого прочего и неподалеку от дома жреца открыл лавчонку для торговли этими товарами. А дом у жреца был семиэтажный, с семью входами, и у каждого входа стояла стража — из одних только женщин, которые не впускали в дом ни одного мужчину, кроме самого хозяина; и даже корзинки для мусора и всякого хлама позволяли вносить только после тщательного осмотра. Видеть же молодую хозяйку мог только один жрец да еще служанка. Эта служанка, получая от госпожи деньги, ходила покупать благовония и цветы, и всякий раз путь ее лежал мимо лавочки, открытой плутом. Плут разузнал, что это — служанка женщины, живущей в доме жреца. Как-то раз, завидев се, он выскочил из своей лавки с криком: «Матушка, где же ты пропадала столько времени?» — рухнул ей в ноги и, крепко обняв их, залился слезами. Тотчас же кругом собралась целая толпа нанятых им таких же мошенников, и все они принялись дружно восклицать: «Как они похожи! И руки, и ноги, и лица, и осанка, и весь облик — все одинаково. Сразу видно, что эт0 мать и сын». Слыша со всех сторон такие возгласы, бедная женщина совсем потеряла голову и, подумав: «Должно быть, он и впрямь мой сын», сама зарыдала в голос. Оба они, обливаясь слезами и стеная, бросились друг к другу в объятия.

«Где же ты живешь, матушка?» — спросил чуть погодя плут. «Живу я, сынок, — ответила ему женщина, — в доме у царского жреца. Есть у него молодая жена — писаная красавица, прелестью своей подобная небожительнице, я у нее в услужении». «А куда ты сейчас направляешься?» — вновь полюбопытствовал плут. «Да вот иду купить для нее благовоний, духов и цветов», — сказала служанка. «Помилуй, матушка! Зачем тебе ходить куда-то? — вскричал тут плут. — Бери отныне все, что нужно, у меня». С этими словами он надавал служанке листьев арековой пальмы, благовоний и всевозможных цветов — всего полным-полно, — а денег с нее не взял. Увидела молодая хозяйка такое обилие цветов и благовоний и сказала служанке: «Брахман, видно, сегодня особенно нами доволен». «С чего это ты взяла?» — сказала служанка. «Да вот гляжу: так много всяких подарков», — ответила женщина. «Ты говоришь про эти подарки? — спросила служанка. — Это вовсе не твой брахман расщедрился: я принесла все от своего сына». С тех пор так и повелось: деньги, что давал хозяин, служанка оставляла себе, а сама набирала, сколько хотела, цветов и благовоний в лавке у плута.

Когда минуло какое-то время, плут сказался больным и лег в постель. Пришла служанка в лавку за цветами и духами и, не видя плута, спросила: «Где же мой сын?» «Захворал твой сын», — ответили ей. Прошла служанка к постели плута, села рядом, стала гладить его по спине и спрашивает: «Что у тебя за хворь, сынок?» Тот молчит. Служанка вновь: «Что же ты не говоришь ничего, сынок?» «Умирать буду, матушка, а сказать тебе не смогу», — ответил плут. Служанка — ну его уговаривать: «Если уж мне не можешь сказать, так кому и сказать-то, сынок?» «Ох, матушка, — молвил тогда плут, — услыхал я, как ты расписываешь молодую хозяйку, и потянулся к ней всем сердцем. Нет у меня никакого другого недуга, кроме любовного. Будет она моею — останусь в живых, не будет — умру на этом месте!» «Сыночек, — сказала ему служанка, — не терзайся понапрасну: я все устрою». Успокоив юношу, служанка набрала множество цветов и благовоний, вернулась к своей хозяйке и сказала: «Госпожа, лишь только мой сын услыхал от меня о твоей красоте, прилип он к тебе всем сердцем. Что же теперь делать?» «Если только, — ответила хозяйка, — ты сумеешь ввести его сюда, я уж не упущу такого случая».

Выслушав хозяйку, служанка принялась за дело: изо всех углов дома вымела и собрала в кучу множество всякого мусора, насыпала его в корзину для цветов и пошла выносить, а когда женщина, что стояла на страже у входа, хотела было заглянуть в корзину, она возьми да и вывали на нее мусор. Оскверненная стражница побежала мыться. Точно так же служанка поступала и со всеми другими женщинами-стражницами: кто ей что ни скажет — тотчас на нее кучу мусора. После того, что бы она ни выносила из дому, что бы ни вносила в дом — никто уже не отваживался глядеть, что там у нее.

Тогда служанка посадила в корзину для цветов плута и доставила к госпоже. Плут без труда лишил добродетели молодую хозяйку и прожил у нее в доме несколько дней: только жрец за порог — любовники давай развлекаться, воротится хозяин — плут тотчас прячется. По прошествии нескольких дней молодая женщина сказала любовнику: «Господин, сегодня ты должен удалиться». «Ладно, уйду, — согласился плут, — только прежде я хочу поколотить брахмана». Хозяйка согласилась, спрятала любовника у себя и, когда брахман явился к ней, сказала мужу: «Я бы хотела потанцевать для вас, сыграйте-ка мне на вине». «Хорошо, милая, — обрадовался брахман, — потанцуй». Он взял вину и ударил по струнам. «Ах, — притворно засмущалась молодая женщина , — когда вы глядите на меня, мне стыдно. Позвольте мне закрыть вам лицо куском ткани, а тогда уж я начну танцевать». «Ну ладно, — согласился жрец, — коли стесняешься, так и сделай». Женщина взяла кусок плотной ткани и обмотала ее вокруг головы брахмана, так что глаза его оказались плотно закрытыми. Сидя с завязанными глазами, жрец слал играть на вине. Молодая женщина поплясала немного и вдруг спросила мужа: «Можно ли мне разок шлепнуть вас по голове, уж очень хочется?» Брахман, распаленный желанием, не заподозрил ничего плохого и ответил: «Можно». Тут женщина подала знак любовнику, тот подкрался, встал у брахмана за спиной и что было силы двинул его локтем по голове. У бедняги чуть глаза не выскочили из глазниц, а на голове вздулась огромная шишка. Совсем одурев от боли, брахман сказал: «Дай-ка мне твою руку». Молодая женщина положила ему на ладонь свою руку. Ощупав ее, брахман воскликнул: «Рука твоя так нежна, а удар столь силен!» Плут стукнул брахмана еще раз и спрятался, хозяйка же сняла повязку с лица брахмана и смазала ему ушиб на голове маслом. Как только хозяин вышел, служанка посадила плута в корзину и вынесла из дому. Плут поспешил к царю и рассказал ему обо всем происшедшем.

И вот, когда жрец пришел по своим делам во дворец, царь предложил ему: «Не сыграть ли нам в кости, брахман?» «С удовольствием, государь», — ответил тот. Царь велел принести столик для игры и, перед тем как бросить кости, принялся петь свою песенку. Едва дойдя до слов: «Исполнены скверны все жены», он бросил кости. Не подозревая, что жена его разорвала узы верности, брахман воскликнул, как и в прошлый раз: «Все, кроме моей», — и, лишь только он это сказал, выпал ему проигрыш. Царь же, знавший всю правду, сказал тогда своему жрецу: «Почему ты, брахман, говоришь: «Кроме моей»? Знай, что жена неверна тебе. Растя девочку с самого ее рождения, выставив стражу у семи входов в свой дом, ты надеялся, видно, уберечь ее от соблазна. Да хоть засунь женщину к себе в брюхо и ходи так с нею, все равно не оградишь от скверны, ибо не существует женщины, хранящей верность лишь одному мужчине. Вот и твоя жена: сказала тебе, что хочет танцевать, и в то время как ты с повязкой на лице наигрывал на вине, подвела к тебе любовника, тот треснул тебя локтем по голове, а потом твоя жена благополучно выпроводила его из дома. Неужели ты и теперь все еще считаешь ее непохожей на прочих?» И, не дожидаясь ответа, царь спел такой стих:

Пока ты, брахмлн, завязав глаза,

супругу услаждал игрой на вине,

Они тебе наставила рога.

Не верь же этим женщинам отныне!

Бодхисатта растолковал брахману суть дхаммы. Вняв его наставлению, жрец отправился домой и заявил жене: «Ты, говорят, совершила такие-то и такие-то непотребства?» «Да кто это мог тебе сказать, господин? — воскликнула она. — Ничего я дурного не делала: это я тебя шлепнула по голове, и никто другой. Если ты мне не веришь, могу поклясться, что рука никакого иного мужчины, кроме тебя, меня не касалась. Чтобы доказать тебе свою правоту, я готова взойти на костер». «Быть по сему», — сказал жрец. Он распорядился приготовить большую кучу дров, разжечь костер и привести жену. «Если ты сама веришь тому, что говорила, — молвил он, обращаясь к жене, — войди в огонь». А молодая женщина успела научить перед этим свою служанку: «Ступай, матушка, приведи твоего сына. Как только подойду к огню, пусть он оттащит меня за руку». Служанка отправилась к юноше и передала ему все, слово в слово.

Плут тотчас явился к дому жреца и стал в толпе зевак. И тогда жена брахмана, желая обмануть своего мужа, воскликнула в присутствии многих людей: «О брахман! Клянусь, что не знала я прикосновения рук иного мужчины, кроме тебя, и, если это правда, пусть огонь не причинит мне вреда». Только было шагнула она в костер, как плут выскочил вперед и, вопя: «Посмотрите, добрые люди, что вытворяет этот брахман — царский жрец: такую женщину хочет сжечь на костре!» — схватил жену брахмана за руку и стал оттаскивать. Вырвавшись, женщина обратилась к мужу: «Господин, клятва моя нарушена, я не могу войти в огонь». «Как так?» — спросил жрец. «Да ведь я только что поклялась, — отвечала жена, — что не знала прикосновения рук иного мужчины, за исключением моего повелителя. А этот человек только что держал меня за руку». Жрец, однако, догадался, что женщина обманула его, и, побив ее, прогнал с глаз долой.

Поистине, правы те, кто говорят, что женщины исполнены скверны: ведь, сколь безгранично дурным ни было бы злое дело, они обязательно его свершат, а потом, стремясь обмануть мужей, станут заверять их, будто ни в чем не повинны, и при свете белого дня дадут ложную клятву, ибо сердца их вероломны. Недаром ведь говорится:

От этих женщин скрытно-хитроумных

добиться правды нипочем нельзя, —

Вразвалку ходят, непостижны сутью:

так рыбы вьются, в толще вод скользя!

И ложь для них — как истина, а правда —

для них, коварных, все равно, что ложь!

Им, как коровам, корм потребен свежий,

так подавай дружков им новых сплошь!

К тому ж они свирепы, будто змеи,

коварнее зыбучего песка,

И все, о чем мужья толкуют тайно,

известно женам их наверняка».

Заканчивая наставление в дхамме, Учитель повторил: «Женщин нельзя удержать от соблазна». И он разъяснил изнывавшему от любовного томления бхиккху суть четырех благородных истин, и монах укрепился на благом Восьмеричном Пути. Учитель же истолковал джатаку, так связав перерождения: «В ту пору царем Бенареса был я сам».

Джатака об одураченном (62)