Словами: «Мир этот полон скверны и греховен...» — Учитель — он жил тогда в Бамбуковой роще — начал рассказ о том, как замышлялось убийство.

Однажды, сидя в зале собраний, монахи говорили друг другу: «Братия, этот Девадатта не желает признавать добродетелей Учителя, он даже замышляет его убить». В это время вошел Учитель и спросил: «О чем вы, братия, беседуете?» Монахи ответили, что речь идет о злодее Девадатте. «О бхиккху, не только ведь ныне Девадатта замышляет меня убить, он и прежде вынашивал тот же замысел», — сказал тогда Учитель и поведал монахам о том, что было в прошлой жизни.

«Во времена былые, когда на бенаресском престоле восседал Брахмадатта, был у царя сын по имени Дуттха-кумара, «Порченый». Злобностью и коварством молодой царевич не уступал змее, которой наступили на хвост, и, с кем бы он ни разговаривал, тотчас же прибегал к оскорблениям и побоям. Для дворцовых слуг и для всех людей за стенами дворца царевич Дуттха был точно пылинка в глазу, и один его отвратительный вид наводил такой ужас, словно появление демона-пишача, пришедшего пожрать всех.

Как-то раз царевич с огромной свитой отправился на берег реки, чтобы поплескаться в ее водах. Вдруг налетела громадная грозовая туча, и вес стороны света окутались тьмой. «Эй, вы там! Доставьте меня на середину реки, искупайте, а потом вынесите на берег!» — закричал царевич своим слугам. Слуги отнесли царевича на самую середину, а потом, рассудив: «Что нам сделает царь? Давайте здесь же и прикончим негодяя, погрязшего в скверне», — швырнули царевича в воду, приговаривая: «Чтоб ты пропал, всеобщее несчастье!» Потом они как ни в чем не бывало вылезли на берег и, когда советники стали их спрашивать, куда делся царевич, ответили: «Мы его не видели: должно быть, заметив, что надвигается гроза, он вылез из воды прежде нас и отправился домой». Едва советники прибыли во дворец, царь спросил их: «А где мой сын?» «Не знаем, государь, — ответили советники, — туча застлала небо, и мы поспешили во дворец, полагая, что царевич опередил пас всех». Царь велел тогда отворить ворота, всем идти на берег реки и искать царевича, но, сколько его ни искали, царевича и след простыл. Между тем, после того как небо застлала грозовая туча и полил дождь, царевича подхватило и понесло течением. Увидав в воде какое-то бревно, царевич вскарабкался на него и поплыл, жалобно вопя в страхе перед неизбежной гибелью.

Тут самое время рассказать, что незадолго перед тем один богатый бенаресский торговец зарыл в укромном месте на берегу реки сорок коти золотых монет. Оттого что торговец был очень жаден до денег, после смерти он возродился змеей и стал жить как раз возле спрятанного клада. По соседству же зарыл клад на тридцать коти золотом другой торговец. Оп тоже умер и, так как тоже был жаден, возродился в облике крысы, стерегущей подступы к кладу. Когда вода затопила норы змеи и крысы, они выбрались наружу и поплыли, борясь с течением. Догнав бревно, за которое цеплялся царевич, змея и крыса вскарабкались на него, — одна с одного конца, другая — с другого, — и так все поплыли дальше. На берегу той же реки росла шелковица, и на ней жил молодой попугай. Паводок подмыл корни дерева, и оно рухнуло в бурные волны. Молодой попугай попытался было взлететь, но лило как из ведра, перья его намокли, и, будучи не в силах держаться в воздухе, он опустился на то же бревно. Так их стало четверо на обломке дерева, который быстро несся по бурной реке.

Что до Бодхисатты, то он задолго до этого времени появился на свет в царстве Каси, в семье брахманов, уроженцев северо-запада, и, достигнув зрелости, сделался подвижником. В то время, о котором идет речь, Бодхисатта жил у излучины реки в крытой пальмовыми листьями хижине, которую сам для себя выстроил. В полночь, расхаживая взад и вперед по своей хижине, Бодхисатта услыхал вдруг доносившиеся с реки громкие вопли царевича. «Может ли исполненный любви и жалости ко всему сущему подвижник спокойно смотреть на гибель человека? — подумал Бодхисатта. — Нет, я вытащу его из воды, спасу ему жизнь». И, подбодряя царевича криками: «Не бойся, не бойся», отшельник бросился в воду и поплыл наперерез потоку. Достигнув бревна, могучий, как слон, Бодхисатта ухватился за него, одним толчком подогнал бревно к берегу и перенес царевича на берег. Заметив на бревне спутников царевича, Бодхисатта вытащил и их, перенес всех спасенных в свою хижину и развел огонь. Прежде всего он обогрел животных, считая, что они слабее человека, а потом уже помог царевичу. Приведя всех спасенных в чувство, отшельник принес еды и сперва накормил змею, крысу и попугая, а затем уже попотчевал разнообразными плодами самого царевича. «Я царский сын, а этот паршивый отшельник оказывает предпочтение животным», — вознегодовал царевич и затаил злобу против Бодхисатты.

Через несколько дней, когда все спасенные немного оправились и вода в реке спала, змея, сердечно поблагодарив отшельника, сказала ему на прощание: «Почтенный, ты оказал мне огромную услугу. Не думай, что я бедная: у меня в одном месте припрятано сорок коти золотых монет. Если тебе когда-нибудь понадобятся деньги, я могу отдать весь клад. Только подойди к моему жилищу и позови: «Эй, длинная!» С этими словами змея уползла прочь. И крыса обещала отдать отшельнику богатства, которые она охраняла. «Коли будет нужда, - сказала она, — приди и крикни: «Эй, крыса!» И она убежала домой. Пришел прощаться и попугай. Почтительно склонясь перед отшельником, он молвил; «У меня, почтенный, денег нет, но, если тебе когда-нибудь понадобятся белые рисовые зерна, подойди к дереву, где я живу, и крикни только: «Эй, попугай!» — я тотчас призову своих родичей, и мы сможем набрать для тебя хоть целые телеги риса». И с этими словами попугай улетел. Наконец, пришел прощаться и царевич, замысливший дурное против Бодхисатты. Своих черных замыслов он, разумеется, отшельнику не раскрыл и, думая: «Пусть только явится ко мне, тотчас велю его прикончить», — сказал своему спасителю: «Приходи ко мне, почтенный, как только я воссяду на престол. Я велю предоставить тебе все, в чем нуждается подвижник: и кров, и еду, и одежду, и лекарственные снадобья». И, простясь с подвижником, царевич отправился к себе во дворец. Вскорости после того он воссел на престол.

По прошествии некоторого времени Бодхисатта решил: «Проверю-ка я их искренность». Сначала он навестил змею: пришел на условленное место и, став неподалеку, крикнул: «Эй, длинная!» Змея не заставила его звать себя вторично: тотчас же выползла и с почтительным приветствием прошипела: «Почтенный, вот здесь зарыты сорок коти золотых монет, выкопай их и забери себе».»Пусть пока полежат тут, — сказал ей Бодхисатта, — если возникнет нужда в деньгах, я дам тебе знать». Простясь со змеей, он направился к крысе, вызвал ее, как было условлено, и крыса тоже предложила Бодхисатте свой клад. От крысы Бодхисатта пошел к попугаю и позвал: «Эй, попугай!» Попугай тоже не заставил звать себя дважды: слетел с вершины дерева и, почтительно приветствуя Бодхисатту, проверещал: «Не прикажешь ли, почтенный, чтобы я созвал своих родичей? Мы соберем для тебя весь дикий рис, растущий в окрестностях Гималаев». «Если будет нужно, я дам тебе знать», — сказал ему Бодхисатта, простился и Зашагал дальше.»Пойду испытаю царя», — решил он, переночевал в дворцовом саду, а наутро, одевшись в подобающие одежды, отправился в город просить подаяния. Как раз в это время неблагодарный царь, восседая на спине лучшего из своих слонов, богато украшенного по этому случаю, в сопровождении огромной свиты совершал торжественный объезд города. Приметив Бодхисатту еще издали, он подумал: «Этот гнусный отшельник явился сюда, чтобы жить за мой счет. Пока он не успел порассказать моим приближенным о том, сколько добра он мне сделал, прикажу-ка отрубить ему голову». По знаку Царя к нему приблизились слуги и спросили: «Чего изволишь, государь?» Царь распорядился: «Я думаю, вон тот гнусный отшельник пришел домогаться моих царских милостей. Не допустите того, чтобы этот отшельник, приносящий несчастья, увидел меня, — сразу же схватите его и, связав ему за спиной руки, проведите по городу, и пусть на каждом перекрестке его бьют палками. Затем выведите его за городскую стену и там, на лобном месте, отрубите ему голову, обезглавленное же тело пусть насадят на кол».

Выслушав царя, слуги ответили: «Будет исполнено». Без промедления они кинулись к Великосущему, связали ему руки и, колотя его палками на каждом перекрестке, потащили через весь город на лобное место. Бодхисатта, однако, сколько его ни били, не вопил чего-нибудь вроде: «Ох, матушка! Ох, батюшка!» — а невозмутимо пел стих:

Мир этот полон скверны и греховен.

И люди в нем порою хуже бревен.

Этот стих он пел на каждом перекрестке, где его колотили. И тогда прохожие, из тех, что поумнее, стали спрашивать Бодхисатту: «Послушай, подвижник, а за что гневается на тебя царь? Уж не сделал ли ты ему какого-нибудь доброго дела?» Бодхисатта поведал им обо всем происшедшем и, заканчивая свой рассказ, молвил: «Я спас царевича, вытащил его из бурного потока, это и навлекло на меня беду. Как только вспомню, что не последовал совету, что дали еще в старину мудрые люди, так повторяю этот стих». Выслушав Бодхисатту, все собравшиеся там кшатрии, брахманы и прочие горожане из иных сословий возмутились; «Благочестивый отшельник спас царя от смерти, но этот неблагодарный отвечает Злом на добро. Как же нам стать добродетельными при таком царе? Схватим его!» Исполненные гнева, горожане преградили дорогу слону, на спине которого восседал царь. Они набросились со всех сторон на неблагодарного царя, осыпая его стрелами, метая дротики, швыряя камни, круша дубинами — словом, пуская в ход любое оружие, какое только оказывалось под руками, и так забили царя до смерти. Потом они ухватили мертвое тело за ноги и спихнули в сточную канаву. Затем помазали Бодхисатту на царство и препоручили себя его царским заботам.

Время шло. Бодхисатта правил царством в согласии с дхаммой. Однажды надумал он испытать верность спасенных им животных. В сопровождении огромной свиты царь отправился к змеиной норе и позвал: «Эй, длинная!» Змея выползла, почтительно приветствовала Бодхисатту и сказала: «Вот, господин, твое золото, забирай его». Царь вручил сорок коти золотых монет своим советникам, направился оттуда прямо к жилищу крысы и позвал: «Эй, крыса!» Крыса тотчас же выскочила и, почтительно приветствовав царя, передала ему тридцать коти монет. Поручив и эти деньги заботам советников, царь пошел дальше — к жилищу попугая — и позвал: «Эй, попугай!» Попугай сейчас же слетел к нему и, почтительно приветствуя, спросил: «Ну что, господин, прикажешь собрать для тебя рис?» «Нет, — ответил царь, — когда мне понадобится рис, тогда и принесешь». «Поедете со мной», — обратился он к змее, крысе и попугаю и, забрав семьдесят коти золотых монет, вместе со своими друзьями направился парад в город. Войдя в свой прекраснейший дворец, царь сел на престол и велел поместить золото в казну — под строгую охрану. Потом он приказал отлить из золота трубу и устроить в ней жилище для змеи. Для крысы он распорядился сделать домик из прозрачного горного хрусталя, а для попугая повелел изготовить золотую клетку. И еще царь наказал слугам каждый день хорошенько кормить животных и подавать им еду на золотых блюдах: змее и попугаю — поджаренные зерна риса, подслащенные медом, а крысе — рисовую кашу с пахучими приправами.

Бодхисатта еще долго царствовал, щедро одаривая всех, подавая милостыню и творя иные добрые дела. И все четверо — царь, змея, крыса и попугай — жили в полном согласии и довольстве до конца своих дней, а когда вышел назначенный им срок, перешли в другое существование в соответствии с накопленными заслугами».

И, заканчивая свое наставление в дхамме, Учитель повторил: «Так что, монахи, не только ныне Девадатта покушается убить меня, но и в прежние времена уже он вынашивал тот же замысел». Затем он истолковал джатаку, так связав перерождения: «Царем Дуттхой в ту пору был Девадатта, змеей — Сарипутта, крысой — Моггалана, попугаем — Ананда, а царем, обретшим царство и правившим в согласии с дхаммой, — я сам».

Джатака об истине (73)