Словами: «Колченоги, криворуки, косоглазы, видят худо...» — Учитель — он жил тогда в Джетаване — начал свой рассказ о жадном торговце.

Был, говорят, неподалеку от города Раджагахи городок под названием Саккхара, «патока», и проживал в нем некий торговец по прозвищу «Жадный сыч», богатство которого превышало восемьдесят коти. Даже капельки масла — такой крошечной, что ее можно было бы подцепить лить кончиком травинки, — не дал он никому в жизни, да и на себя ничего не потратил. Не было потому никакого проку от его богатства ни его чадам и домочадцам, ни святым подвижникам или же брахманам, пропадало жто богатство без всякой пользы, будто лотосовый пруд в руках демонов. И вот однажды, проснувшись на рассвете, с сердцем, исполненным великого сострадания ко всему сущему, Учитель обозрел мысленным взором всех тех, кому уготовано, по пробуждении, рассеять тьму незнания, и увидел, что в сорока пяти йоджанах от монастыря проживает торговец и его жена, созревшие для вступления в Поток истинного вероучения.

Тут следует сказать, что накануне торговец этот заходил в царский дворец, для беседы с государем. На пути домой он увидел голодного крестьянина, который уплетал жареные пирожки с начинкой из сладкого творога и риса, и ему страшно захотелось отведать таких же пирожков. Однако, воротясь домой, он подумал: «Стоит мне только обмолвиться, что я хотел бы поесть жареных пирожков с начинкой из творога и риса, как сейчас же соберется множество желающих разделить со мной трапезу. Для того чтобы их накормить, уйдет неимоверное количество риса, топленого масла, сахару и иных припасов. Нет, лучше уж никому ничего не говорить». Придя к такому решению, он снова начал заниматься своими делами, но желание поесть пирожков разбирало его все сильнее, с часу на час он становился все бледнее и бледнее. Под ложечкой у него сосало так, что не было мочи терпеть. В конце концов, не в силах подавить это страстное желание, он пошел в спальню и повалился ничком на постель, но, даже и дойдя до такого состояния, он продолжал молчать, боясь посягательств на свое богатство.

Тут вошла жена и, погладив его по спине, спросила: «Что с тобой, господин мой?» «Ничего», — ответил торговец. «Может, царь на тебя прогневался?» — настойчиво расспрашивала жена. «Нет, царь на меня не гневается», — отозвался торговец. «Так, может, твои сыновья или дочери, слуги или прислужницы сделали что-нибудь неприятное?» — продолжала допытываться она. «Нет, никто не сделал мне ничего плохого», — проговорил муж. «Должно быть, тебе очень хочется чего-нибудь?» — предположила тогда жена, но и на этот раз торговец промолчал, потому что он все еще боялся, как бы кто не посягнул на его богатство. «Говори же, господин, — потребовала жена, — чего ты так страстно хочешь?» Торговец нехотя пробормотал: «Хочу одной вещи». «Какой же?» — обрадованно воскликнула жена. «Хочу жареных пирожков с начинкой из сладкого творога и риса», — признался наконец торговец. «Что же ты сразу не сказал? — удивилась жена. — Ты ведь не бедняк. Сейчас пойду напеку столько пирожков, что их хватит на весь наш город Саккхару!» «Это еще зачем? — испугался торговец. — Пусть горожане занимаются своими делами и едят свои собственные припасы». «Ладно, — попробовала успокоить его жена, — я напеку только на всю нашу улицу». «Ты, верно, думаешь, что у меня денег куры не клюют?» — возмутился торговец. «Тогда я напеку, лишь столько, чтобы накормить наших домашних», — сказала жена. «У меня нет никакой охоты кормить их!» — промолвил торговец. «Ну, коли так, — предложила жена, — я напеку только на нас и на наших детей». «А при чем здесь дети?» — спросил торговец. «Хороню, — уступила жена, — я приготовлю ровно столько, чтобы могли наесться вволю мы с тобой». «А тебе-то зачем есть?» — вскричал торговец. «Так и быть, — смутилась жена, — я напеку пирожков столько, чтобы ты один мог наесться досыта». «Возле нашего дома, — сказал торговец, — вечно крутится много людей: так и вынюхивают, где что пекут... Когда будешь готовить, выбери рисовые зерна, которые уже начали крошиться, целые не трогай; приготовь, какие тебе понадобятся, жаровни и сковородки; возьми самую малость простокваши и топленого масла и немного меду и патоки и поднимайся со всеми припасами, сковородами и жаровнями на самый верхний, седьмой этаж — там и пеки. Я сяду один и спокойно поем». Жена была уже на все согласна. Собрав все необходимое, она поднялась на крышу и послала служанку сказать хозяину, чтобы шел наверх. Поднимаясь, тот тщательно закрывал за собой все двери, начиная с первого этажа, и запирал их на всевозможные засовы, крюки и щеколды. Добравшись до верхнего, седьмого этажа, он крепко запер последнюю дверь и уселся в ожидании трапезы. Жена его раздула в жаровне огонь, поставила на нее сковороду и принялась печь пирожки.

Между тем Учитель призвал к себе великого тхеру и сказал ему: «Моггалана, недалеко от Раджагахи, в городке Саккхаре, живет жадный торговец. Решив откушать жареных пирожков и опасаясь, как бы кто-нибудь ненароком не увидел его за едой, он распорядился, чтобы ему пекли пирожки на седьмом этаже дома, на крыше. Отправляйся прямо туда, обрати этого торговца на путь истинный, исцели его от себялюбия и внуши ему щедрость и готовность к самопожертвованию. Затем своей чудотворной силой доставь торговца и его жену в Джетавану, и пусть они прихватят с собой пирожки, простоквашу, топленое масло, мед, патоку и прочие припасы: нынче и я, и все пять сотен монахов не пойдем собирать подаяние, а останемся в монастыре; эти пирожки с начинкой из жареного риса и сладкого творога и составят нашу трапезу». Выслушав Учителя, тхера молвил: «Будет исполнено!» — и, пользуясь своей чудодейственной силой, мгновенно перенесся в Саккхару. В роскошных одеждах и великолепной накидке он появился у окна верхних покоев в доме торговца, подобный изваянию из драгоценных каменьев, и встал в пространстве.

Когда торговец увидел тхеру, сердце его забилось от волнения. «Спасаясь от таких, как он, — возмутился мысленно торговец, — я и забрался сюда, и вот — на тебе: один уже стоит у окна». Не понимая того, что следовало бы ему понять, неразумный торговец запылал гневом, который вспыхнул в нем так же мгновенно, как вспыхивает горсть пряностей или сахара, брошенная в огонь. «Эй, подвижник! — закричал он, заикаясь от злости. — Неужели ты надеешься получить хоть что-нибудь за то, что стоишь в пространстве? Далее если ты примешься перебирать ногами, как бы прогуливаясь там, где никто не прогуливается, то и тогда ничего не получишь». Тхера тотчас же стал перебирать ногами, как бы гуляя в пространстве. Тогда торговец сказал: «Неужели ты надеешься что-нибудь получить, прохаживаясь возле моего окна? Даже если ты усядешься, скрестив ноги, в пространстве, и тогда ничего не получишь». Тхера подобрал под себя ноги и уселся в пространстве. Торговец опять ему: «Неужели ты надеешься что-нибудь получить, восседая возле моего окна? Даже если ты будешь стоять на подоконнике, как Учитель взял себе ровно столько, сколько нужно для поддержания жизненных сил, все остальные бхиккху, числом в пять сотен, взяли каждый, сколько ему требовалось. Затем торговец оделил всех теплым молоком с топленым маслом, медом и патокой. Когда Учитель и все пять сотен монахов насытились, они встали от трапезы. После них сам торговец и его жена вволю поели пирожков, но пирожки всё никак не кончались. И, даже когда все монахи монастыря набрали себе пирожков про запас и щедро оделили ими побирающихся нищих, то пирожков все было так же много, как прежде. Тогда пошли к Учителю и сказали: «Почтенный, пирожки никак не кончаются». «Выбросите остатки у ворот Джетаваны!» — распорядился Учитель, и по его приказу монахи сбросили оставшиеся пирожки вниз с горы, неподалеку от входных врат Джетаваны, и по сей день это место у подножия известно под именем «Капаллапува», то есть «Пирожок».

Насытясь, богатый торговец и его жена почтили Всеблагого и встали перед ним чуть поодаль. Всеблагой поблагодарил их, и, выслушав эти слова благодарности, оба они вступили в Поток, приобщась к Восьмеричному Пути. Сердечно простясь с Учителем, по той же самой лестнице, что начиналась прямо от врат Джетаваны, супруги поднялись наверх и оказались в собственном доме. Вскорости после этого случая богатый торговец пожертвовал восемьдесят коти монастырю во славу великого учения Будды.

Наутро Пробужденный, как обычно, отправился в Саваттхи собирать подаяние. Воротясь в Джетавану, он наставил монахов в дхамме благого Пути и удалился на отдых в свою благоухающую цветами и травами келью. Вечером монахи, сойдясь в зале собраний, говорили о добродетелях тхеры Моггаланы. «Подумайте только, почтенные, — рассуждали они, — сколь огромно могущество великого тхеры Моггаланы: в мгновение ока сумел он обратить жадного торговца на путь истинный и заставил того отринуть себялюбие, внушил ему щедрость и готовность к самопожертвованию; потом он доставил еговместе с пирожками в Джетавану, привел к Учителю и побудил ко вступлению в Поток. О, сколь велико могущество тхеры!» В эту самую минуту в залу вошел Учитель и спросил: «О ком это вы, братия, беседуете?» ?»Да все о тхере Моггалане», — отвечали бхиккху. «О бхиккху, — сказал тогда Учитель, — когда какой-нибудь монах обращает на путь истинный мирян, он должен, разъясняя благую суть Пробужденного, действовать осторожно, никого не раздражая и никому не причиняя вреда, подобно пчеле, собирающей нектар с цветка». И в пояснение сказанного, к вящей славе Моггаланы, Учитель спел собравшимся такой стих из «Дхаммапады»:

Как пчела, набрав сока, улетает, не повредив цветка, его окраски и запаха, так же пусть мудрец поступает в деревне (49).

Желая еще больше восславить добродетели тхеры, Учитель заметил: «Не только ведь ныне, монахи, обратил Моггалана скупого торговца на путь истинный: и прежде уже он обращал его и показывал связь между деянием и плодом». И он рассказал слушавшим его о том, что было в прошлой жизни.

«Во времена стародавние, когда на бенаресском престоле восседал Брахмадатта, жил торговец по имени Иллиса. Богатство его превышало восемьдесят коти, но он полон был всяческой скверны. Мало того что он был хром, горбат и косоглаз, его душу отравляло полное неверие, и был он нечистым скупцом, который и другим никогда ничего не дает, и сам ничему не умеет радоваться. Дом его походил на лотосовый пруд, подпавший под власть демонов. И, хотя его мать с отцом и все семь предшествующих поколений предков были людьми щедрыми, не жалевшими подаяний, сам он, как только сделался торговцем, презрел добрые законы рода своего: приказал сжечь богоугодное заведение, где подавали милостыню просящим, и велел пинками и тычками прогонять всех собирающих подаяние от ворот своего дома. Все его старания направлены были на то, чтобы сберегать и приумножать богатство.

Однажды этот торговец, по дороге домой из царского дворца, где он был на приеме у государя, увидел крестьянина. Утомленный дальним переходом, этот крестьянин присел на скамью, наполнил чашу кислым пальмовым вином из кувшина и принялся не спеша пить это вино, закусывая вонючей рыбой. Глядя на это, торговец и сам захотел выпить, однако испугался, что, если он станет пить там вино, вокруг него тотчас же соберется множество жаждущих напиться, и ему придется потратить уйму денег. Подавив в себе страстную жажду, он пошел дальше и занялся делами, но, по мере того как шло время, он чувствовал, что жажда становится неодолимой. От непереносимых мук он весь пожелтел, будто лежалый хлопок, и жилы набухли на его измученном теле. Зайдя в свою спальню, он упал ничком на постель, к нему подошла жена и, погладив его ласково по спине, спросила: «Что с тобой, господин?» И вся их последующая беседа была в точности такой же, как и та, о которой уже рассказывалось.

После долгих препирательств жена торговца сказала наконец: «Ну хорошо, я пойду сделаю столько вина, чтобы ты мог напиться вволю». Но муж возразил: «Нет, если ты будешь готовить вино дома, это увидят слишком много людей. Не послать ли кого-нибудь за вином в лавку? Потом я смогу распить его дома». Решившись в конце концов, он позвал слугу, дал ему мелкую монету, велел купить и принести ему кувшин пальмового вина. Когда слуга доставил все заказанное, торговец приказал ему следовать за ним с вином. Вместе они вышли из города и дойдя до берега реки, спрятались в кустах неподалеку от проезжей дороги; торговец велел слуге поставить кувшин с вином на землю, а самому отойти в сторону. Отойдя достаточно далеко, слуга уселся на землю и стал ждать. Убедясь, что слуга ему не помешает, торговец наполнил чашу вином из кувшина и принялся пить.

Здесь самое место сказать, что родитель торговца при жизни щедро раздавал милостыню и совершал иные добрые дела, поэтому он возродился в мире богов в облике Сакки, их владыки. Случилось так, что в тот самый день Сакка решил проверить, цело ли еще состояние, переданное сыну, или же пошло прахом. И узнал Сакка, что богатство пропадает втуне и что сын его, поправ закон их рода, велел сжечь дом, где подавали милостыню, и приказал гнать от ворот всех, собирающих подаяние. И еще узнал Сакка, что сын его обуян скупостью. Владыка богов увидел воочию, как сын его, боясь, чтобы не пришлось делиться с людьми, спрятался в кустах и пьет пальмовое вино в полном одиночестве. И подумал тогда владыка богов: «Ладно! Я задам ему хорошенько, обращу на путь истинный и растолкую, какая связь'' между деяниями и плодами. Я научу его быть щедрым в даяниях и подготовлю к возрождению в мире богов». Приняв такое решение, Сакка спустился в мир людей в обличье торговца Иллисы: такой же хромой и горбатый, с косыми глазами, неотличимо похожий на своего сына. В обличье Иллисы он вошел в город Раджагаху, приблизился ко входу в царский дворец и попросил придворных доложить о его приходе царю. «Пусть войдет», — распорядился царь. Получив разрешение, Сакка направился к царю, почтительно его приветствовал и скромно стал перед троном. «Что привело тебя ко мне в неурочный час, великий торговец?» — спросил царь. «Государь, — ответил тот, — дома у меня хранится богатств на восемьдесят коти, я пришел потому, что хочу передать все тебе: пусть мои богатства пополнят твою казну...» «Довольно, — остановил Сакку царь, — да будет тебе, великий торговец, известно, что в нашем доме богатств много больше, чем в твоем». «Если, государь, — сказал тогда Сакка, — тебе не нужны мои богатства, то я сам раздам их, кому захочу». «Раздавай, торговец» — одобрил его намерение царь. «Да будет так, государь!» — молвил мнимый Иллиса, простился с царем и отбыл в дом торговца.

Все слуги и прислужники в доме торговца окружили Сакку, но никто из них не заподозрил, что это не хозяин. Войдя в дом, Сакка задержался на пороге двери, которая вела во внутренние покои, и сказал привратнику: «Если явится какой-нибудь другой человек, похожий на меня, и станет уверять, будто это его дом, поколоти самозванца палкой и вели вышвырнуть вон». С этими словами Сакка пошел наверх в гостиную, сел на роскошное ложе и велел послать за женой. Когда она явилась, он сказал ей с улыбкой: «Дорогая, давай раздадим наши богатства!» Лишь только жена торговца, его дети, слуги и прислужницы услыхали о намерении Иллисы, им всем пришла в голову одна и та же мысль: «За всю жизнь он ни разу не высказывал желания пожертвовать своими богатствами. Сегодня он выпил пальмового вина. Сердце его, видимо, размягчилось, и он захотел стать щедрым». Они принялись шептаться между собой. Жена же торговца сказала просто: «Раздавай, кому хочешь, господин». «Тогда, — молвил Сакка, — вели позвать глашатая, пусть он ходит но всем улицам города, бьет в барабан и возглашает: «Все, кому нужно золота, серебра, самоцветов, жемчугов и иных каменьев, пусть отправляются к дому торговца Иллисы». Жена торговца исполнила приказание Сакки. Немного погодя у ворот дома торговца собралась огромная толпа людей с корзинами и мешками. Сакка приказал открыть двери во все семь сокровищниц, которые были в доме, и крикнул толпе: «Отдаю все вам, берите, кому сколько нужно, и ступайте прочь!» Толпа накинулась на богатства. Из огромной кучи наваленных на полу сокровищ каждый клал себе на золотое блюдо, сколько хотел, и шел прочь.

Был в толпе один крестьянин, который впряг стоявших во дворе быков торговца Иллисы в его же повозку, насыпал в нее драгоценности семи видов и поехал из города. Выбравшись на большую дорогу, он погнал быков по ней и, как раз когда повозка проезжала близ придорожных кустов, принялся в полный голос воздавать хвалу добродетелям торговца: «Живи сто лет, господин торговец Иллиса! Благодаря тебе я до конца дней своих смогу, не работая, жить в свое удовольствие. И повозка — твоя, и быки — твои, и все эти драгоценности семи видов я тоже взял в твоем доме: не от матери и не от отца, я получил их от тебя, господин мой!» — кричал крестьянин. Услышав эти речи, торговец, затаившийся в кустах, подумал со страхом: «Этот парень то и дело поминает мое имя. Неужто царь приказал раздать мои богатства?» Он выскочил из кустов и, узнав своих быков и повозку, с криком: «Стой, вор, Это мои быки и повозка моя!» — кинулся к быкам, ухватился за кольца в их носах и остановил повозку. Крестьянин спрыгнул на землю и закричал: «Нет, это ты вор-злодей! Великий торговец Иллиса раздает свои богатства всему городу. Чего тебе надобно?» Он ринулся на торговца, будто громовая стрела, сбил его с ног, ударил изо всех сил в спину и поехал дальше. Иллиса, весь дрожа, поднялся на ноги, счистил с себя грязь, помчался что было мочи вслед за повозкой и, вцепясь в быков, вновь остановил ее. Крестьянин снова слез, ухватил торговца за волосы, согнул его в три погибели и принялся изо всех сил молотить кулаком по голове, затем сдавил ему горло, швырнул на землю, толкнув в ту сторону, откуда торговец прибежал, и уехал. От такого грубого обращения мужество окончательно покинуло Иллису, и он, трясясь от страха, поспешил к собственному подворью — только затем, чтобы увидеть, как народ растаскивает его богатства.

«Послушайте! Да что же это такое? Да как же царь позволяет разорять меня?» — кричал торговец. Он бросался ко всем, кто уносил сокровища с его двора, и хватал их за руки, но они били его и отшвыривали прочь. Обезумев от боли, Иллиса попытался было войти в свой дом, но стражи у дверей остановили его, крича: «А, вот он, самозванец! Куда лезешь?» Они избили его бамбуковыми палками и вытолкали взашей. «Нет у меня теперь никакой защиты, кроме самого государя», — подумал торговец. Он отправился во дворец и, добившись приема у царя, воскликнул: «О властелин! Ты разоряешь мой дом!» «Да нет, торговец, — ответил ему царь, — я и не собирался тебя разорять. Ты ведь сам приходил ко мне и говорил; «Если ты не возьмешь у меня моих богатств, я раздам их», — а потом приказал бить в барабан и возглашать по всему городу, что ты раздаешь свои сокровища». «Государь, не был я у тебя! Тебе ли не знать моей скупости, тебе ли не ведать, что я никому не дам даже капельки масла — такой крохотной, что ее можно подцепить лишь кончиком травинки, — взмолился торговец. — Вели, государь, привести того, кто раздает мои богатства, и допроси его хорошенько!»

Царь тогда распорядился призвать Сакку. Но ни сам он, ни его советники не могли обнаружить никаких различий в обликах обоих торговцев. «Какой же он торговец, государь, — возмущался жадный Иллиса, — Это я — торговец!» «Я не в силах разобраться, — отвечал ему царь. — Нет ли кого-нибудь, кто мог бы опознать истинного Иллису?» «Моя жена, государь!» — воскликнул Иллиса. Царь велел по-Звать его жену, но, когда у нее спросили: «Который из двоих твой муж?» — она ответила: «Вот этот!» — и встала рядом с Саккой. Призывали и чад, и домочадцев, и слуг, и служанок, но все они указывали на Сакку. «У меня на голове, под волосами, есть бородавка, — вспомнил торговец. — Знает о ней лишь брадобрей, попрошу-ка я позвать его». И он сказал царю: «Государь, меня может опознать мой брадобрей, вели привести его». Брадобреем его, надо заметить, был Бодхисатта. Когда привели брадобрея, царь спросил его: «Можешь ли ты узнать торговца Иллису?» «Если я осмотрю их головы, то узнаю, государь», — ответил брадобрей. «Что ж, — повелел царь, — осмотри у них головы!» В то же мгновение Сакка с помощью чудодейственной силы сделал так, что и у него на голове появилась такая же бородавка, как у Иллисы. Бодхисатта осмотрел у обоих головы и, обнаружив одинаковые бородавки, сказал царю: «Великий! У них на головах совершенно одинаковые бородавки, я никак не могу распознать, кто же из них двоих истинный господин Иллиса», — и он спел по этому случаю такой стих:

Колченоги, криворуки, косоглазы, видят худо,

Бородавки у обоих, — кто ж Иллиса — знать откуда?

Торговец весь дрожал от волнения. Утрата богатства усугубляла его отчаяние. Услышав слова Бодхисатты, он в беспамятстве рухнул на пол. В то же мгновение исполненный божественного величия Сакка поднялся над землей и, стоя в пространстве, молвил царю: «Великий государь, я — не Иллиса, я — Сакка». Слуги побрызгали на Иллису водой и вытерли ему лицо. Он поднялся на ноги и почтительно приветствовал владыку богов. И сказал тогда Сакка торговцу: «О Иллиса, это богатство принадлежит мне, а не тебе, ибо я твой отец, а ты мой сын. Я прожил жизнь, раздавая милостыню, жертвуя бедным и святым и совершая иные добрые поступки, благодаря своим заслугам я и возродился Саккой. Ты же порвал с обычаями нашего рода, пренебрег дхаммой щедрости и стал скупцом, ты велел сжечь богоугодное заведение, где подавали просящим, и гнать от ворот своего дома всех собирающих подаяния и только копил богатства, не пользуясь ими сам и не позволяя пользоваться другим. И богатства твои лежали втуне, будто пруд, попавший во власть ракшасов! Знай же, что, если ты отстроишь заново основанное мною богоугодное заведение, где подавали бедным, ты сохранишь счастье и богатства. Не сделаешь этого, не станешь щедрым в даяниях своих — заберу все твое богатство и снесу тебе голову вот этой самой громовой стрелой и так лишу тебя жизни!» Трепеща от страха за свою жизнь, торговец Иллиса тотчас дал клятву стать щедрым в даяниях своих. Сакка взял с него клятву, что он сдержит обещание, уселся в позе лотоса в пространстве, наставил сына своего в дхамме и заповедал ему блюсти нравственные заветы. Затем он отбыл в свою обитель на небесах. Иллиса же с тех пор стал щедролюбцем, принялся раздавать милостыню и творить иные добрые дела и тем обеспечил себе посмертное возрождение в райской обители Сакки».

Завершая свое наставление в дхамме, Учитель повторил: «Вот, монахи, — не только ведь ныне Моггалана сумел обратить на путь истинный жадного торговца, но и прежде уже он обращал его». И Учитель истолковал слушателям джатаку, так связав перерождения: «Иллисой в ту пору был наш жадный торговец, Саккой, повелителем богов, был Моггалана, царем — Ананда, брадобреем же я сам».

Джатака об Иллисе (78)