Джатака о пьянстве (81)
Словами: «Напелись, наплясались мы...» — Учитель — он жил тогда в роще
Гхоситараме, близ Косамби, — начал свой рассказ о тхере Сагате. Прожив все время
дождей в Саваттхи, Всеблагой отправился бродить по стране, собирая подаяние.
Паломничество привело его в городок Бхаддаватику, где все тамошние пастухи — и
те, что пасли коров, и те, что пасли коз, — крестьяне и просто путники, едва
завидев Учителя, почтительно его приветствовали, а затем принимались дружно
уговаривать Всеблагого никогда не приближаться к тому месту на берегу реки, где
росли манговые деревья. «Почтенный, — говорили они, — в той манговой роще на
берегу реки, где основали свою обитель длинноволосые подвижники, проживает
смертельно ядовитый и опасный змей-наг по прозвищу «Амбатиттхика» — «Обитающий в
манговой купели». Этот змей способен причинить тебе, Всеблагой, любое зло! Не
ходи туда!» И, хотя Всеблагого остерегали так трижды, оп сделал вид, будто
ничего не слыхал, спокойно направился к той роще на берегу реки, неподалеку от
Бхаддаватики, и там расположился. Покуда он безмятежно отдыхал, близкий к
Пробужденному тхера по имени Сагата, наделенный чудотворными, хотя и вполне
доступными даже простым мирянам способностями, направился в ту самую обитель
длинноволосых подвижников, принес охапку травы, бросил ее на землю около жилища
царя нагов и уселся на нее, подобрав под себя ноги. Не в силах сдержать ярость,
змей-наг стал выпускать клубы дыма. То же сделал и тхера. Наг начал жечь его
огнем. И тхера, в свой черед, принялся палить его! Но змеи своим жаром ничего не
мог поделать с тхерой, а тхера своим жаром одолел нага. И, в мгновение ока
обратив повелителя нагов на путь истинный, указав ему на Будду, дхамму и сангу
как на единственные прибежища и наставив царя змей в заповедях, тхера воротился
к Учителю.
Пожив вБхаддаватикестолько, сколько ему требовалось, Учитель со всем своим
окружением отбыл в Косамби. К тому времени известие о том, что тхера Сагата
обратил нага на путь истинный, облетело всю округу. Выйдя навстречу Учителю,
жители города Косамби почтительно его приветствовали, затем подошли к тхере
Сагате, который следовал за Учителем, окружили его и оказали ему особые почести.
«Скажи нам, почтенный, есть ли что-нибудь такое, что тебе трудно достать? —
спрашивали они его. — Обязательно добудем это для тебя». Тхера промолчал, но
шестеро раскольников-бхиккху ответили за него:»Достойные! Вступившие на стезю
монашества принуждены обходиться без красного, как ноги попугая, вина, — а оно
для них — величайшее лакомство. Но смогли бы вы достать для тхеры хорошего
красного вина?» «Охотно», — обрадовались горожане. Они пригласили Учителя с
учениками отобедать у них на другой день, а затем обошли весь город, взывая к
жителям: «Пусть каждый из вас угостит тхеру!» Везде было заготовлено крепкое
красное вино. Все принимали у себя тхеру и поили и угощали его. Тхера упился до
потери рассудка и, выходя из города, споткнулся и упал у самых ворот. Так он и
лежал там, болтая всякий вздор.
Возвращаясь вместе с другими бхиккху из города после обеда, устроенного в
его честь, Учитель увидал тхеру, валявшегося в столь непотребном виде, и сказал
монахам: «Заберите Сагату, братия». Монахи подхватили тхеру и отнесли его в сад.
Туда же пришел и Учитель. Бхиккху положили тхеру головой к ногам Татхагаты, но
он повернулся и лег ногами к Учителю. «Как вы полагаете, бхиккху, — вопросил
тогда Учитель, — выказывает ли Сагата мне такое же почтение, как раньше?» «Нет,
не выказывает, почтенный», — ответили бхиккху. «Скажите, бхиккху, — вновь
спросил Учитель, — кто сумел обратить на путь истинный царя нагов, что жил возле
манговой рощи?» «Сагата, почтенный», — отозвались бхиккху. «А как вы думаете, —
продолжал Учитель, — удалось бы Сагате в таком состоянии обратить хотя бы
безвредную водяную змею?» «Нет, конечно», — отвечали монахи. «Так скажите же
мне, — вновь вопросил Учитель, — следует ли пить зелье, лишающее людей
рассудка?» «Не следует», — дружно откликнулись монахи. Заклсимив в этих словах
тхеру, Учитель заключил, обращаясь к монахам: «Тот, кто пьет вино и другие
хмельные напитки, — совершает дурной поступок, который можно искупить только
покаянием». Наставив так бхиккху в важнейшей из заповедей, Учитель поднялся и
проследовал в свою благоухающую душистыми травами и цветами келыо.
Сойдясь в зале собраний, монахи долго потом говорили друг с другом о
скверне, проистекающей от хмельных напитков. «Поистине велика скверна, исходящая
от випа, — рассуждали они между собой. — Даже мудрый Сагата, наделенный
чудодейственными способностями, во хмелю не признал добродетелей, коими обладает
наш Учитель». Тут в залу вошел Учитель и спросил собравшихся: «О чем это вы,
братия, здесь беседуете?» Монахи поведали ему, о чем шла речь. «Не только ведь
ныне, бхиккху, — заметил тогда Учитель, — монахи лишаются рассудка от вина, — и
прежде уже случалось то же самое». II он рассказал собравшимся о том, что было в
прошлой жизни.
«Во времена стародавние, когда на бенаресском престоле восседал Брахмадатта,
Бодхисатта появился на свет в царстве Каси. Отцом его был брахман с
северо-запада. Когда Бодхисатта вырос, он сделался подвижником. Достигнув
прозрения и овладев всеми совершенствами, он жил со своими пятьюстами учениками
в предгорьях Гималаев, наслаждаясь погружением в глубины сосредоточенного
размышления. Как-то раз, в нору дождей, ученики обратились к Бодхисатте с такой
просьбой: «Наставник, позволь нам спуститься в долину и попросить у людей соли,
пряностей и соды?» «Достойные, — сказал им в ответ наставник, — я останусь
здесь, а вы ступайте. Подвергнув испытаниям плоть вашу, с окончанием поры дождей
возвращайтесь обратно». «Хорошо», — сказали ученики и, почтительно простясь с
Бодхисаттой, отправились в Бенарес.
Ученики провели ночь в царском саду. Наутро они отправились собирать
подаяние в деревню близ города, где их хорошо накормили. На следующий день они
пошли в город. Люди охотно подавали им милостыню, и в скором времени придворные
доложили царю: «Государь, с Гималайских гор пришли к нам пятьсот великих
подвижников, поборовших соблазны плоти, людей, истинно праведных. Они
расположились в твоем саду». Наслушавшись хвалебных речей о добродетелях
подвижников, царь сам направился в сад, почтительно приветствовал гостей и в
знак своего к ним внимания пригласил их пожить у него все четыре месяца, пока
идут дожди. Ушел он только после того, как заручился их обещанием погостить у
него еще некоторое время. С того дня подвижники жили в саду, а питались в самом
царском дворце.
Но вот однажды в городе был праздник, вовремя которого разрешается нить
вино. «Подвижникам ведь очень редко приходилось пить хмельное», — подумал царь и
велел послать им множество кувшинов отменного вина. Напившись, подвижники
вернулись к себе в сад. Хмель совершенно лишил их разума: одни пускались в пляс,
другие начинали петь, третьи, наплясавшись и напевшись, сбрасывали и пинали
ногами корзины и чаши для сбора подаяния. Потом они все погрузились в сон. Когда
подвижники, протрезвев, очнулись, то пришли в ужас, увидев, что они натворили, и
услышав рассказы о своих непотребствах. «Мы сделали то, что недостойно
подвижников, — горестно восклицали они и стенали: — Мы впали в такую скверну,
потому что ушли от нашего наставника!» И подвижники тотчас покинули царский сад
и направились обратно в Гималаи. Они почтительно склонились перед наставником и
уселись немного от него поодаль, поставив рядом жертвенные чаши. «Ну как,
любезные, — стал их расспрашивать наставник, — не устали ли вы от сбора
подаяния? Счастливо ли пожили в миру? Не ссорились ли?» «О Учитель, — сказали
подвижники, — жилось нам хорошо, однако мы выпили запретного и, утратив разум и
память, принялись петь и плясать». Чтобы объяснить наставнику, что с ними
произошло, они сложили и спели такой стих:
Напелись, наплясались мы сполна —
и улеглись, устав от кутерьмы.
Одно лишь утешительно: вина
испив, мартышками не стали мы.
«Так всегда и бывает, — сказал им Бодхисатта. — с теми, кто не живет со
старшими, под их присмотром». Он выбранил учеников и сказал им: «Смотрите же,
впредь не делайте этого!» И, наставив так подвижников, Бодхисатта погрузился в
глубины сосредоточенного размышления, которое больше уже ничем не прерывалось, и
так подготовился к возрождению в мире Брахмы».
В завершение своего урока дхаммы, Учитель так истолковал джатаку (отныне мы
уже не станем употреблять слов «связав перерождения»): «В ту пору подвижниками
были ученики Пробужденного, а их наставником я сам».
(Перевод Б. Захарьина)