Словами: «Все, что на части разделимо, бренно...» — лежавший на смертном одре Учитель ответил на мольбу тхеры Ананды: «О Всеблагой, только не в этом ничтожном городишке!»

«Когда я еще жил в Джетаване и был известен как Татхагата, — размышлял Учитель, — великий тхера Сарипутта, родившийся в деревне Нала, ушел в ниббану. Случилось это в Бараке в день полнолуния месяца каттика. В том же месяце каттика, в день, когда луна была на ущербе, скончался великий Моггалана! Обоих моих лучших учеников уже нет в живых, и я тоже удалюсь в ниббану в Кусинаре!» В подобных размышлениях он отправился вскоре в очередное благочестивое странствие. Придя за подаянием в Кусинару, Учитель лег на топчан, что стоял изголовьем к северу, под двумя сросшимися саловыми деревьями, и уже более не вставал. И сказал Учителю почтенный тхера Ананда: «Только не здесь, достойнейший: не уходи, Пробужденный, в ниббану в этом ничтожном крохотном городишке, всеми позабытом и позаброшенном. Пусть, Всеблагой, твои уход в ниббану произойдет где-нибудь еще, в большом городе — таком, как Раджагаха, или ином». В ответ на мольбы тхеры Ананды Учитель молвил: «О Ананда! Не называй этот город «ничтожным, всеми позабытым и позаброшенным, крохотным городишком», ибо в прежние времена, когда на престоле восседал повелитель всей земли царь Судассана, я жил в этом городе, и был он в ту пору огромным. Окружавшая его стена из самоцветов достигала двенадцати йоджан протяженностью». И, уступая просьбам тхеры, Учитель поведал ему о том, что было в прошлой жизни, и изложил сутту о великом царе Судассане.

«Во времена стародавние случилось так, что великий царь Судассана вышел из своего дворца дхаммы, подошел к находившемуся вблизи пруду, поросшему тростником, и прилег на поставленное для него на берегу ложе из золота и серебра, изукрашенное драгоценными каменьями. Он лег на правый бок, и более уже не суждено ему было подняться с этого ложа. Я, видя его там, царица Субхадда молвила: «Под твоей властью, государь, восемьдесят четыре тысячи городов, начиная с главного — столицы твоей Кусавати, — наслаждайся же владычеством над ними». Но сказал в ответ царь Судассана: «Не говори так, государыня. Лучше утешь меня таким советом: «Откажись от мирских притязаний и отринь суетность». И вопросила царица Субхадда: «Почему так говоришь, государь?» И ответил ей Судассана: «Потому, что сегодня я покончу счеты с жизнью».

Поминутно вытирая полные слез глаза, царица Субхадда кое-как пролепетала слова утешения, о которых просил ее царь, а после зарыдала в голос и запричитала, а вместе с ней зарыдали и заголосили все остальные восемьдесят четыре тысячи царских жен. Заплакали советник и все придворные — никто не мог удержаться от слез, слышались только всеобщие рыдания. Но Бодхисатта, который был тогда царем Судассаной, попросил: «Полно! Перестаньте шуметь!» — и, когда все утихли, сказал, обращаясь к царице: «Не плачь же, государыня, не рыдай. Ибо все, что состоит из частей, — вплоть до самого крохотного кунжутного семечка, — бренно в этом мире, удел же всего преходящего — разрушение». И, желая наставить царицу в дхамме, он спел ей такой стих:

Все, что на части разделимо, бренно,

не миновать ему распада, тлена.

Явившись, исчезает непременно!

Успокоенье — ты одно бесценно!

В преддверии великого спокойствия, сопутствующего окончательному и вечному Исходу, царь Судассана наставил все огромное скопление народа, сказав: «Будьте щедры в даяниях, свято храните нравственные заветы и неукоснительно блюдите посты!» И, дав такой совет своим подданным, великий царь Судассана подготовил себя к возрождению в мире богов».

Заканчивая урок дхаммы, Учитель так истолковал джатаку: «Царицей Субхаддой в ту пору была мать Рахулы, старшим сыном царя — сам Рахула, придворными — ученики Пробужденного, великим же царем Судассаной был я сам».

Джатака о великом Судассане (95)