Словами: «Как чашу, маслом полную, проносят...» — Учитель — он жил тогда к роще недалеко от деревни Десаки, что в царстве Сумбха, — начал свой рассказ, связанный с суттой о деревенской красавице.

Сказал Всеблагой монахам: «Вообразите себе, братия, огромную толпу народу, вопящую: «Смотрите: деревенская красавица идет! Деревенская красавица!» Подбегают все новые и новые люди и, вторя толпе, поют сладчайшие хвалы этой деревенской красавице. «Ах, как замечательно она танцует и поет!» — громко кричат они, и на их крики собирается еще большая толпа. Представьте себе, братия, что приходит некий мужчина, любящий жизнь и ненавидящий смерть, стремящийся к наслаждениям и отвергающий страдание, и ему говорят: «Вот тебе, приятель, чаша, до самых краев полная маслом. Ты должен пройти с ней через все это великое скопление народа, мимо деревенской красавицы. За тобой по пятам будет идти человек с обнаженным мечом в руке, и, если хоть капелька выплеснется из чаши, он тотчас же снесет тебе голову с плеч». Как вы, братия, думаете: будет ли этот мужчина неосмотрителен, или же он осторожно понесет эту полную масла чашу?» — спросил Учитель. «Разумеется, он будет соблюдать осторожность, почтенный», — ответили ему монахи. «Так вот, братия, — молвил Учитель, — я вам привел наглядный пример, чтобы вы как следует уразумели то, что я вам хочу сказать. Суть, братия, вот в чем: чаша, до краев наполненная маслом, олицетворяет сосредоточенность сознания на том, что тело — только собрание частей, и, как все, состоящее из частей, оно — бренно. А из этого следует, братия, что у живущего в этом мире все мысли должны сосредоточиться на таком представлении о теле. К этому нужно стремиться неукоснительно. 06 этом должно вам помнить, братия». Учитель научил монахов сутте о деревенской красавице, истолковал и букву, и дух ее, а покончив с суттой и пояснениями к ней, добавил: «Бхиккху, который стремится к такой сосредоточенности, должен быть столь же осторожен, как человек, несущий в руках чашу с маслом. Чашу следует нести бережно, не выплескивая ни капли, — так и бхиккху пусть должным образом сосредоточит мысли свои, не расплескивая их в суетности».

Выслушав преподанную сутту и ее истолкование, монахи сказали Учителю: «А все-таки, почтенный, трудно исполнимое дело совершил бы мужчина, который с чашей в руках прошел бы мимо обольстительной деревенской красавицы, не взглянув на нее хоть краешком глаза». «Нет, братия, — возразил им Учитель. — Это вовсе не трудно исполнимое дело, скорее легкое, потому что мужчина, несущий чашу, шел бы, гонимый страхом перед человеком с обнаженным мечом в руке. Вот в прежние времена мудрые и впрямь совершили трудноисполнимое дело. С тщанием поддерживая сосредоточенность духа, они всецело обуздали чувства, обычно властвующие над духом, и, сумев избежать чар дивной красавицы, обрели в награду царство». Поясняя свою мысль, Учитель поведал о том, что было в прежней жизни.

«Во времена стародавние, когда на бенаресском престоле восседал Брахмадатта, Бодхисатта явился на свет младшим из ста иарских сыновей и по прошествии положенного числа лет достиг зрелости. В ту пору при царском дворце кормились несколько Паччека будд, и Бодхисатта всегда был рад услужить им. Как-то раз Бодхисатта подумал: «У меня много братьев. Займу ли я когда-нибудь трон, принадлежащий нашему роду, в этом самом городе или нет?» И решил: «Cпpoшy-ка я Паччека будд и все у них узнаю». на следующий день во дворец явились Паччека будды. Бодхисатта, надлежаще приветствовав их, нацедил воды в кувшин, вымыл и насухо вытер ноги Паччека буддам и сел вместе с ними за трапезу. Когда все насытились, Бодхисатта, оставаясь чуть поодаль от Паччека будд, почтительно поклонился им и заговорил о своем деде. И вот что ответили ему Паччека будды: «В этом городе, царевич, тебе не царствовать. За двадцать сотен йоджан отсюда, в стране Гандхара, есть город Таккасила, там ты и воссядешь на трон, если сможешь добраться туда за семь дней. Дорога туда проходит через большой лес, опасный для путников. Если обходить его кругом — выйдет целая сотня йоджан, а идти напрямик через лес — всего пятьдесят йоджан. Лес этот называется Лесом Демонов. Живут там яккхини. Своей чародейской силой они создают у дороги волшебные деревни с постоялыми дворами, под навесами из пестрой ткани, затканной золотыми звездами, яккхини ставят изукрашенные драгоценными каменьями ложа с откинутыми пологами дивных расцветок. И, надев на себя украшения, достойные небожительниц, из таких постоялых дворов они сладкими речами зазывают прохожих. «Ты очень устал, — говорят они путнику, — зайди же сюда, присядь ненадолго, испей воды, а потом пойдешь дальше». Всех, кто поддался на их уговоры, они усаживают на ложе радом с собой и неотразимой своей красотой и чарами разжигают в них желание. Лишь только эти несчастные, терзаемые страстью, соединяются с яккхини, тс умерщвляют их и, пока еще хлещет тепла кровь, пожирают. Истинное чувство красоты у человека они стараются заглушить своей прельстительностью, своими чарами, целиком заполняют слух его своими сладкозвучными песнями и речами; прельщают обоняние дивным благоуханием, вкус услаждают божественно вкусными кушаньями, а осязание подавляют необыкновенной мягкости ложами и пуховыми подушками кроваво-красного цвета. Если же, обуздав чувства и укрепясь духом, ты сумеешь миновать соблазнительниц, даже не посмотришь в их сторону, то на седьмой день воссядешь на престол в городе Таккасиле». «Полно, почтенные! — воскликнул Бодхисат-та. — Неужто я буду глядеть на яккхини после ваших предостережений?» Он попросил Паччека будд благословить его и дать ему какой-нибудь оберег от опасности. Паччека будды произнесли заклятие и дали ему нить и горсть песку. Сердечно простясь с ними, а также с отцом и матерью, Бодхисатта направился в свои покои, чтобы предупредить близких. «Я, — сказал он им, — иду в Таккасилу, чтобы стать там царем; вы же оставайтесь тут». Пятеро из его близких, однако, сказали: «И мы тоже пойдем с тобой». «Нет, — ответил им Бодхисатта, — вам нельзя идти со мной: говорят, что в лесу на полпути в Таккасилу водятся яккхини. Они обольщают своей красотой всех проходящих; заполонив их чувства, распаляют в них вожделение, а Затем губят. Опасность велика, но я все-таки пойду, потому что полагаюсь на себя». «Неужто, если пойдем с тобой, мы позволим обольстить себя красотой, господин? — настаивали они. — Да мы на них и не глянем. Возьми же нас с собой в Таккасилу». «Ну ладно, — согласился Бодхисатта. — Только будьте осторожны!» И, взяв с собою всех пятерых, он выступил в путь.

И вот они уже достигли леса, где в волшебных деревнях под навесами сидели яккхини, завлекая прохожих. Один из спутников Бодхисатты — тот, чей взор неизменно прельщался прекрасным, — все-таки глянул в сторону одной яккхини. Ее красота возбудила в нем неодолимое влечение ,и он стал понемногу отставать.»Что это ты, приятель, отстаешь?» — спросил Бодхисатта. «Ноги у меня болят, царевич, — пожаловался тот. — Я зайду ненадолго под навес, посижу там и догоню вас». «Друг мой, — сказал ему Бодхисатта, — эти красотки — яккхини, не позволяй же себе увлечься ими». «Пусть будет, что будет, царевич, — ответил его спутник, — только мочи моей нет». «Скоро ты поймешь свое заблуждение», — заметил Бодхисатта, и они пошли дальше, уже вчетвером. А его спутник, падкий на красоту, поспешил к яккхини, и лишь только одна из них позволила ему совокупиться с нею, как тотчас же лишила его жизни.

Сразу после этого все яккхини, опередив путников, силою колдовства возвели у дороги новый навес и уселись там, распевая песни и играя на музыкальных инструментах. На этот раз от Бодхисатты отстал тот из спутников, чей слух всегда прельщался звуками музыки. Яккхини съели и его, вновь забежали вперед путников, оборотились торговками и уселись у дороги, поставив перед собой плетеные корзины с всевозможными ароматными снадобьями и благовониями. И тот, чье обоняние не могло устоять перед дивными ароматами, отстал и тоже был съеден. Яккхини снова бросились вперед и возвели на обочине лавку со съестными припасами, эту лавку они наполнили сосудами с дивными яствами, способными удовлетворить любой вкус. Сами же уселись около этой лавки. В этот раз отстал тот, кто привык услаждать свой вкус чревоугодничеством. Яккхини съели и его. Покончив с ним, они снова кинулись вперед и улеглись на ложах необыкновенной мягкости. Последний из спутников, который очень любил доставлять приятное ощущение своей коже, отстал и также был съеден. Бодхисатта остался в одиночестве.

«Этот человек на диво стоек, — подумала одна из яккхини. — Все же я не отступлюсь, пока его не съем». Приняв такое решение, она пошла следом за Бодхисаттой. В дальней части леса им повстречались лесорубы и другие люди, работавшие в лесу. Увидав яккхини, они спросили у нее. «Кто этот мужчина, который идет впереди тебя?» «Мой муж», — ответила яккхини. «Послушай, приятель, — сказали лесорубы Бодхисатте, — жена у тебя — красавица. У нее такой нежный золотистый цвет кожи, и она похожа на цветок. Ради тебя она покинула отчий дом и доверчиво последовала за тобой. Бедная притомилась в пути. Почему же ты не возьмешь ее за руку и не пойдешь с ней вместе?» «Никакая она мне не жена, — ответил им Бодхисатта, — она — яккхини и вместе с другими только что съела пятерых моих спутников». «Вот, добрые люди, — вскричала яккхини, — чуть ссора — и разгневанные мужья уже нарывают своих ясен «яккхини» и «злыми духами»!»

Пошли они дальше. Яккхиви приняла вначале облик беременной женщины. Затем разрешилась от бремени и следовала за Бодхисаттой уже с ребенком на руках. И все встречные задавали тот же вопрос, что и лесорубы, и Бодхисатта твердо отвечал им одно и то же. Он уже достиг Таккасилы, а яккхини вес шла за ним, только уже одна, без младенца, который исчез так же таинственно, как и появился. Бодхисатта, миновав городские ворота, остановился на постоялом дворе для паломников. Не в силах преодолеть святость Бодхисатты и не смея войти внутрь, яккхини осталась стоять у входа на постоялый двор, приняв обличье дивно прекрасной женщины.

Как раз в это самое время мимо, направляясь в свои сады, проезжал царь Таккасилы. Увидев яккхини, он тотчас же пленился ее красотой и, подозвав слугу, велел ему: «Ступай, узнай, замужем ли она или безмужняя». Слуга пошел к яккхини и спросил ее, замужем ли она. «Да, господин, — ответила яккхини, — мой муж здесь, на постоялом дворе». Услыхав это, Бодхисатта вышел и сказал: «Никакая она мне не жена, она — яккхини и вместе с другими съела пятерых моих спутников». «Ох уж эти мужчины, — закричала яккхини, — чего только они не наговорят в гневе!» Слуга пошел обратно к царю и передал ему все, что сказали эти двое. «Все, что не имеет хозяина, принадлежит государю», — сказал царь, велел привести яккхини и распорядился усадить ее позади себя на спину слона. Торжественно объехав город кругом, царь воротился во дворец и приказал поместить яккхини в позоях, предназначенных для старшей жены царя.

Вечером царь искупался, умастил свое тело.и, совершив трапезу, возлег на пышное ложе. Яккхини тоже отведала изысканных блюд, приоделась и приукрасилась и, явившись к царю, легла с ним рядом. Когда царь утолил свою страсть и в полном блаженстве погрузился было в дремоту, яккхини отодвинулась от него и, повернувшись на бок, принялась горько плакать. «Чего ты рыдаешь, милея?» — спросил царь. «Государь, — ответила яккхини, — ты увидел меня на проезжей дороге и взял во дворец. В доме твоем множество женщин, все они мои соперницы и все пристают ко мне, несчастной, с расспросами: «Кому ведомо, кто твои мать и отец и какого ты роду-племени? Тебя подобрали на обочине дороги», — говорят они. Я чувствую себя глубоко униженной. Вот если бы ты, государь, благоволил дать мне власть над всем царством и право казнить и миловать подданных, тогда бы уже никто не посмел мучить и терзать меня такими разговорами». «Но, милая, — ответил царь, — я не властен над всеми, кто живет в моем царстве: я повелеваю не ими, а лишь теми, кто восстает против моей царской власти или же делает что-нибудь недозволенное. Остальным я никакой не повелитель, а потому и не могу предоставить тебе власть надо всем царством и право казнить и миловать подданных». «Ну хорошо, государь, — продолжала упрашивать его яккхиии, — коли не желаешь дать мне власть надо всем царством или над городом, передай мне бразды правления хотя бы по дворце, чтобы я могла распоряжаться всеми, кто вхож во внутренние покои». Ощущая прикосновение божественно прекрасного тела, царь не смог eй перечить и согласился, сказав: «Ладно, милая, я даю тебе право распоряжаться всеми, кто вхож во внутренние покои, ты можешь их всех подчинить теперь себе».

«Превосходно!» — воскликнула яккхини. Дождавшись, когда царь уснет, она отправилась в город яккхов. Воротясь оттуда с целым полчищем, она лишила жизни самого царя, пожрав кожу, мышцы и мясо, выпив кровь и оставив одни лишь кости. А все остальные яккхи, проникнув во дворец через главные ворота, сожрали все, что было живого — вплоть до кур и собак, также оставив одни только кости. Когда наутро люди увидели, что дворцовые порота все еще закрыты, они принялись громко кричать и колотить в двери. Видя, что двери не открываются, они взломали их, вошли внутрь и увидели, что весь дворец полон костей. «А ведь тот человек, который утверждал, что это не жена его, а яккхиниi, говорил сущую правду, — подумали горожане. — Царь не поверил ему, ввел эту яккхини в свой дом и сделал ее женой, а она, видимо, призвала остальных яккхов, они сожрали все, что было живого, и убежали прочь».

В ту самую пору Бодхисатта был на постоялом дворе. Посыпав свою голову песком, который ему дали Паччека будды, и, перевязав волосы заговоренной нитью, он, с мечом в руках, дожидался рассвета. Горожане вымыли и вычистили весь дворец, украсили его зелеными листьями лотоса, обрызгали все покои духами, воскурили везде благовония, разбросали цветы, поставили букеты и развесили по стенам венки и гирлянды. Сделав все это, они посоветовались между собой и единодушно решили: «Этот человек так хорошо управляет своими чувствами, что даже ни разу не взглянул на яккхини, которая шла за ним следом в обличье божественно прекрасной женщины, этот человек, несомненно, являет верх благородства, он наделен высшей стойкостью и мудростью. Если назначить его правителем, то во всем царстве водворится всеобщее благополучие и счастье. Давайте же поставим его царем над собой!» И вот все придворные и простые горожане в едином порыве явились к Бодхисатте и стали его просить: «Будь же, господин, царем над нами». Они повели его в город, нарядили в усыпанные драгоценными каменьями одежды, помазали и возвели на престол Таккасилы. И он правил царством в согласии с дхаммой, избегая четырех ложных путей и придерживаясь десяти царских заповедей справедливости, щедро раздавая подаяние и творя иные добрые дела, а когда истек его срок, перешел в иное рождение в полном соответствии с накопленными заслугами».

В заключение своего повествования о прошлом, Учитель, — он стал теперь уже Пробужденным, — спел слушателям такой стих:

Как чашу, маслам полную, проносят,

ни капли не пролив, и часы даяний,

Так, укрепляя верой мысль и сердце,

душой пусть устремляются к ниббане!

Разъяснив монахам, что именно ниббана является высочайшей вершиной на пути дхаммы, Учитель истолковал джатаку, сказав: «В ту пору приближенными царя были приближенные Пробужденного; царевичем же, который стал царем, — я сам».

Джатака о чаше, полной масла (96)