Словами: «Живого увидав умершим...» — Учитель — он жил тогда в Джетаване — начал рассказ о бхиккху, который верил в то, что имя определяет судьбу.

Рассказывают, что некий юноша из хорошей семьи, которого звали «Папака» — «Полный скверны», обратился сердцем к истинному вероучению и принял монашество. Слыша, что монахи то и дело окликают его: «Подойди-ка, почтенный Папака», или же: «Постой-ка, почтенный Папака», — стал он думать: «Ведь в миру «папака» означает «полный скверны», так называют тех, кто впал в скверну еще в прежних существованиях, тех, кто приносит несчастье и сам несчастлив. Попрошу-ка я, чтобы меня нарекли другим, благостным именем, предвещающим счастье». Папака отправился к своим учителям и наставникам и стал их просить: «Достопочтенные, у меня дурное имя, назовите меня по-другому». Те, однако, ответили ему: «Любезный, да ведь имя — всего лишь отличительная мета. Неверно думать, будто бы оно может предвещать успех или осуществление надежд. Довольствуйся же тем именем, что у тебя есть». Однако бхиккху снова и снова обращался к ним все с той лее просьбой, пока, наконец, всей общине не стало известно, что он верит, будто имя определяет судьбу.

И вот однажды, сойдясь в зале собраний, монахи сидели и рассуждали между собой о поведении этого бхиккху. «Почтенные, — говорили они, — такой-то бхиккху полагает, будто имена определяют судьбу, и просит, чтобы ему дозволили называться новым, благостным именем». В эту самую минуту в залу вошел Учитель и спросил их: «О ком это вы, братия, тут беседуете?» «Да вот о таком-то», — ответили ему монахи. «О бхиккху, — сказал тогда Учитель. — Не только ведь ныне, но и в прежние времена уже этот человек веровал в значенье имен», — и он поведал монахам о том, что было в прошлой жизни.

«Во времена стародавние Бодхисатта был всемирно прославленным наставником в Таккасиле и учил истинной мудрости пятьсот юных учеников. Среди этих учеников был один но имени Папака, который, слыша, как все обращаются к нему: «Эй, Папака!» — или: «Ступай, Папака!» — решил, что имя у него плохое, ибо предвещает несчастье, и что надобно ему просить себе другого имени. Отправясь к наставнику, он объяснил, что считает имя дурным, и просил наставника назвать его по-другому. И ответил ему наставник: «Вот что, любезный! Ступай-ка, походи по стране, собирая подаяние. Когда наконец найдешь имя, которое тебе поправится и которое, по твоему, сулит благо, возвращайся назад. Как только ты придешь обратно, я велю изменить твое имя, нареку тебя иначе». Ученик согласился, взял с собою все необходимое для странствия и отправился в путь.

Переходя из деревни в деревню, Папака добрался наконец до города, где только что умер человек по имени Дживака — «Живой». Видя процессию родственников, которая направлялась с телом покойного к месту сожжения, Папака спросил у них: «Как звали умершего?» «Дживака», — ответили ему, — «Разве Дживака может умереть?» — удивился Папака, «И Дживака смертен, и Адживака — «Неживой» — тоже смертен, ибо имя ведь только отличительная мета, — ответили ему родственники с раздражением и добавили: — А ты, видно, дурак набитый».Выслушав их, юноша пошел дальше по городу, так и не приняв никакого решения об имени.

У ворот одного из домов хозяева секли плетьми распутную девку по имени Дханапали — «Богачка», за то, что та не хотела отдать им деньги за свое содержание. Проходя по улице, Папака увидел, как бьют распутницу, и спросил у прохожих: «За что ее так?» «А за то, — отвечали ему, — что она не может уплатить за постой». «А как ее зовут?» — полюбопытствовал юноша. «Дханапали», — сказали ему. «Неужели же «Богачка» неспособна отдать хозяевам плату?» — удивился Папака. «И Дханапали — «Богачка», и Адханапали — «Бедная» — обе могут оказаться без денег, — рассерженно ответили Папаке. — Ведь имя — всего лишь отличительная мета». И добавили: «А ты, видно, дурак набитый!»

После этого разговора Папака стал меньше стыдиться собственного имени. Покинув город, он вышел на большую дорогу и зашагал но ней, Вскоре он увидел у обочины человека, сбившегося с пути. «Что ты тут торчишь?» — окликнул он его. «Я сбился с дороги, господин», — ответил путник. «А как тебя зовут?» — полюбопытствовал Папака. «Пантхака — «Вожатый», — отозвался тот. «Пантхака? — удивился юноша. — И Пантхака мог заблудиться?» «Что ж, — недовольно буркнул путник, — Пантхака — Вожатый, и Апантхака — «Не ведающий пути» — оба могут заблудиться. Ведь имя — всего лишь отличительная мета». И он добавил: «А ты, как я погляжу, глуп, братец!»

И вот, окончательно примиренный с собственным именем, юноша воротился к Бодхпсатте. «Ну как, любезный, — спросил его наставник, — избрал ли ты себе какое-нибудь имя?» «Учитель, — отвечал ему юноша, — я понял, что люди по имени Дживака умирают точно так же, как и те, которые зовутся Адживака; что нищими могут быть и Дханапали и Адханапали, что, наконец, и те, кто носит имя Пантхака, как и те, кто зовется Апантхака, вполне могут сбиться с дороги. Воистину, имя только различительная мета, и не именем определяется человеческая судьба, а поступками — и только ими. Я не хочу никакого другого имени, пусть остается прежнее». И Бодхисатта, подводя итог всему, что юноша видел и сделал, спел тогда такой стих:

Живого увидав умершим,

Богачку — в нищете безмерной,

Вожатого — бродящим в дебрях, —

остался Папакою Скверный».

Завершая свой рассказ о прошлом, Учитель добавил: «Так что, бхиккху, не только ныне, но и в прежнем своем существовании этот монах верил, что имя определяет судьбу». И он так истолковал джатаку: «В ту пору юношей, который верил в значение имен, был наш бхиккху, который и сейчас полон тех же предрассудков; учениками наставника были ученики Пробужденного; наставником же — я сам».

Джатаки о вере в имена (97)