Словами «Уменье истинное славим...» — Учитель — он жил тогда в Джетаване — начал рассказ о бхиккху, который подбил лебедя.

Рассказывают, что был в почтенной саваттхийской семье некий отрок, умевший очень метко кидать камни. Услыхав однажды слово дхаммы, он воспринял всем сердцем истинное вероучение, вступил в монашество, однако в учении особенно не усердствовал, да и примерным поведением не отличался.

Как-то раз в сопровождении одного совсем юного монаха он отправился на реку Ачправати, искупался и вышел на берег. В это время над рекой пролетала пара белых лебедей. Заметив их, монах сказал своему спутнику: «Сейчас я свалю заднего лебедя, попаду ему камнем прямо в глаз». Юнец усомнился: «Куда тебе? Ты не сумеешь подбить его камнем». «Стой здесь, — воскликнул монах. — Сейчас я его подобью. Камень войдет ему в тот глаз, что к нам ближе, а выйдет через другой». «Ну, теперь ты и вовсе вздор понес», — недоверчиво сказал юнец. «Что ж, — обиделся монах, — гляди!» С этими словами он подобрал трехгранный камешек, размахнулся и швырнул его вслед лебедю, державшемуся сзади. «Вжж», — послышался звук летящего камня. Лебедь понял, что ему угрожает опасность, повернул голову и стал прислушиваться. В то же мгновение монах схватил обточенный водой голыш и, как только лебедь сел и стал озираться, запустил нм в птицу. Голыш вошел ей в глаз с одной стороны головы и вышел через глаз на противоположной стороне. С пронзительным криком лебедь упал бездыханный. Свешались другие монахи и принялись ругать негодника: «Дурное ты содеял!» Затем они потащили его к Учителю и, воскликнув «Ты только посмотри, почтенный, что натворил этот монах!» — рассказали обо всем наставнику. Выслушав их, Учитель выбранил хорошенько монаха и, молвив: «Не только ведь ныне, братия, отличается он таким умением, но и в прежние времена тоже был весьма искусен в подобных занятиях», поведал о том, что было в прошлой жизни.

«Во времена стародавние, когда на бенаресском престоле восседал Брахмадатта, Бодхисатта был советником царя. А домашний жрец, служивший в ту пору у царя, был человеком совершенно несдержанным на язык, необыкновенно болтливым: если уж заведет какой-нибудь разговор, никому и слова не вставить. Царь часто думал про себя: «Как бы мне сыскать кого-нибудь, кто сумел бы умерить его чрезмерную говорливость?»

Там же, в Бенаресе, жил один урод, который передвигался только ползком. Этот урод необыкновенно искусно швырял камни. Дети из предместья обычно сажали его на тележку и везли к городским воротам, близ которых рос огромный развесистый баньян. Там они, обступив калеку, давали ему несколько мелких монет и начинали упрашивать: «Выбей изображение слона!» — или: «Выбей изображение лошади!» — и тот, метко бросая камни, выбивал на потеху им разные изображения на листьях баньяна. И почти все листья на дереве были в дырках, пробитых камнями.

Однажды, по пути в свои царские сады, к городским воротам подъехал государь. Испугавшись шумной царской свиты, все дети разбежались, остался только калека. Подъехав к баньяну, царь сошел со своей колесницы и увидел на земле причудливый узор, образованный тенью от продырявленных листьев. Подняв голову, царь увидел, что листья все в дырках, покрыты изображениями, и спросил у приближенных, чьих рук это дело. «Все это сделал калека, государь!» — ответили ему. «Быть может, Этот калека поможет мне заткнуть рот болтливому брахману? — подумал царь и осведомился: — А где этот калека?» Приближенные после продолжительных поисков обнаружили калеку, который притаился у корней дерена, и указали на него царю: «Нот он, государь». Царь велел поднести его поближе и, отослав приближенных, спросил: «Есть у меня один, непомерно говорливый брахман; не сумеешь ли ты как-нибудь заткнуть ему рот?» «Если мне дадут трубочку для стрельбы, из которой можно стрелять, продувая через нее воздух, да принесут сухого козьего помета, то я выполню твою волю, государь», — ответил калека. Царь повелел отвезти его во дворец и усадить в углу комнаты за занавесью, а в занавеси этой прямо перед ртом болтуна проделать дыру; перед занавесью же он приказал поставить сиденье, а укрывшегося калеку снабдить трубкой для стрельбы и высушенными шариками козьего помета.

И вот болтливый брахман явился но дворец на прием, уселся на предложенное ему сиденье и, подстрекаемый государем, принялся болтать, не давая никому другому вставить и слова. Через дыру в занавеси калека стал стрелять катышками сухого помета в рот жрецу: но одному, будто мухи, вылетали шарики из-за занавеси и попадали прямо в глотку брахману, который сглатывал их с такою же легкостью, с какой высасывают жидкое масло из сосуда через опущенную в него тростинку. Вскоре нее, сколько их ни было, шарики оказались в желудке у брахмана — но крайности, полмеры козьего помета. Увидев, что запас шариков израсходован, царь сказал: «О наставник! В великом своем словонедержании ты даже не заметил, как проглотил чуть ли не целую меру козьего помета. Чуть больше — и ты уже не сумеешь всего этого переварить. Ступай-ка домой, выпей воды с просяными зернами и, вызвав у себя рвоту, очисти как следует желудок. Когда исцелишься, приходи обратно». С тех пор брахман держал язык за зубами и всегда хранил молчание, даже среди болтунов.

В благодарность за блаженное спокойствие, которое наконец обрели его уши, царь пожаловал уроду четыре деревни, расположенные к востоку, югу, западу я северу от столицы, с общим доходом в сто тысяч. Бодхисатта подошел тогда к царю и промолвил: «Утверждается, государь, что в этом мире совершенство — удел мудрых, однако же вот перед нами урод, который благодаря всего-навсего умению метко стрелять из трубки обрел огромное богатство». И Бодхисатта спел такой стих:

Уменье истинное славим,

а не пустую похвальбу.

Смотрите: награжден деревней

урод за меткую стрельбу».

Завершая свое наставление в дхамме, Учитель истолковал джатаку, сказав: «В ту пору уродом был бхиккху, швырявший камни, царем — Ананда, мудрым же советником — я сам».

Джатака о трубке для стрельбы (107)