Джатака о вороне (140)


Словами: «Извечно мы за жизнь свою трепещем…» — Учитель — он жил тогда в Джетаване — начал свой рассказ о прозорливом наставнике. Подробнее историю этого наставника мы узнаем из «Джатаки о Бхаддасале» в Двенадцатой книге, а вот что поведал Учитель о прошлом.

«Во времена стародавние, когда на бенаресском престоле восседал Брахмадатта, Бодхисатта жил на земле в обличье вороны. Как-то раз домашний жрец царя отправился за город, выкупался там в реке, умастил свою кожу благовонными мазями и украсил себя свежей цветочной гирляндой. Затем надел красивые одежды и пошел обратно в город. На перекладине городских ворот сидели в это время две вороны, и одна из них сказала своей подруге: «Сейчас, дорогая, я нагажу прямо на голову этому брахману». «Нет, подруга, — откликнулась другая, — не делай так — этот брахман облечен властью, враждовать с подобными людьми дело скверное. Он придет в ярость и захочет извести весь наш род». «Но я уже не могу не сделать этого!» — воскликнула первая ворона. «Что ж, тогда пеняй на себя», — сказала вторая и полетела прочь. И вот, едва только брахман оказался под перекладиной, первая ворона нагадила ему прямо на голову — словно украсила его венком. Брахман, конечно, разгневался и затаил злобу на ворон.
Немного погодя случилось так, что некая служанка, присматривавшая за амбаром с рисом, рассыпала на солнце рис для просушки, а сама села рядом, да и задремала. Воспользовавшись этим, туда тотчас же прискакал лохматый козел и принялся поедать рис. Служанка проснулась и, увидев прожорливое животное, прогнала козла прочь. Она засыпала снова и снова, и каждый раз приходил козел и поедал рис. Прогнав козла в третий раз, служанка задумалась. «Ведь если он будет то и дело приходить сюда и пожирать рис, — размышляли она, — так он, пожалуй, истребит целую четверть риса и причинит мне большой убыток. Надо его отвадить раз и навсегда». С этим намерением она схватила горящий факел, села на свое место и притворилась спящей. Но только попробовал козел подступиться к рису, как служанка быстро вскочила и стукнула его по спине горящим факелом. Шерсть на козле в то же мгновение вспыхнула, все его тело запылало, и, стремясь как-нибудь сбить пламя, козел кинулся под навес с сеном, находившийся рядом с загоном для слонов. Сено тотчас воспламенилось, и пламя перекинулось на загон для слонов. Многие слоны, находившиеся в загоне, пострадали от огня, и многие сильно обгорели, да так сильно, что лекари никак не могли поставить их на ноги. Обо всем доложили царю.
«Наставник, — сказал царь своему домашнему жрецу, — лекари никак не могут поставить слонов на ноги; не знаешь ли ты какого-нибудь средства?» «Как не знать, государь», — отвечал царю игрец. «Чем же их нужно пользовать?» — спросил в нетерпении царь. «Вороньим салом, государь», — предложил коварный жрец. «Быть по сему, — повелел царь, — пусть ворон убивают на сало». С того дня люди принялись уничтожать ворон, но, не находя в них никакого сала, выбрасывали мертвые тела. Повсюду валялись кучи убитых ворон. И обуял воронье племя великий страх.
В ту пору, о которой речь, Бодхисатта возглавлял стаю в восемьдесят тысяч ворон. Все они жили в огромном лесу, куда свозили мертвецов. Как-то залетела к ним городская ворона и рассказала Бодхисатте о великом бедствии, обрушившемся на все их племя. И подумал тогда вожак стаи: «Ведь, кроме меня, среди моих сородичей и впрямь нет никого, кто смог бы избавить ворон от этой напасти. Придется мне их спасти». Приняв такое решение, он сосредоточил мысли на всех десяти доступных ему совершенствах, покуда не пришел к заключению, что лучше всего руководствоваться высшим чувством любви к ближним. Взвившись в воздух, он устремился к царскому дворцу, влетел через растворенное окно в тронный зал и забился под престол. Один из слуг принялся было ловить ворону, но государь, восседавший на троне, велел ему не трогать птицу. Отдышавшись немного, Великосущный сосредоточился на высшем всесовершенном чувстве любви к ближним, вылез из-под трона и обратился к царю с такой речью: «О великий владыка! Царь, управляющий царством, не должен поддаваться гневу и суетным страстям. Всякое действие должно быть тщательно и всесторонне обдумано, прежде чем владыка приступит к его исполнению. И делать он должен только то, что приносит пользу, иного совершать не должно. Действия же, которые не сулят решительно никакой пользы, обрушиваются на многочисленных подданных паря великими бедствиями, внушающими им смертельный ужас. Домашний твой жрец, царь, был охвачен чувством ненависти и солгал, когда посоветовал тебе убивать ворон: ведь у ворон нет никакого сала». Вняв речам вожака ворон, царь Брахмадатта очистился душой. Он велел усадить Бодхисатту на почетное сиденье из золота и умастить его грудь, прикрытую перьями, благовонными мазями стоимостью в целую сотню, а может быть, и тысячу монет. После того как по его приказу Бодхисатту накормили изысканными яствами, поданными на золотых блюдах, и напоили вкусными напитками, государь спросил у Великосущного, исполненного высшего покоя и чуждого всякой суетности: «О мудрый, ты давеча сказал, что у ворон нет никакого сала, а почему же не быть салу у ворон?» «А вот почему», — молвил Бодхисатта и, желая наставить царя в дхамме, громко, на весь дворец, спел царю такой стих:

Извечно мы за жизнь свою трепещем,
жестокую питают к нам вражду,
Вот потому-то у корон нет сала,
нет жирных никого у нас в роду.

К этому исчерпывающему ответу Великосущный добавил: «О великий! Царям поистине не следует предпринимать никакое дело, не изучив и не обдумав его с великим тщанием».
Довольный государь предложил было Бодхисатте править взамен него царством, но тот не принял этого предложения. Он только наставил царя в пяти нравственных заветах, попросив особо, чтобы царь впредь был милосерден ко всем живым существам и не внушал бы им страха. С тех пор, вняв слову дхаммы, царь был милосерден ко всем живым существам. К воронам же он относился с особенной добротой: по его приказу для них каждый день из целой меры риса варили похлебку, сдабривая ее разнообразными тонкими приправами, а затем скармливали эту похлебку воронам, самому же В единосущному подносили изысканных яств с царского стола».

И, завершая свое наставление в дхамме, Учитель так истолковал джатаку: «Царем бенаресским в ту пору был Аианда, предводителем же ворон — я сам».


(Перевод Б. Захарьина)