Джатака о споре двух царей (151)


Словами: «На грубость грубостью...» Учитель – он жил в ту пору в роще Джетавана – начал свой рассказ о споре двух царей. Подробно о том, как было дело, повествуется в «Джатаке о трех птицах», здесь же довольно сказать, что однажды царь Косалы распутал и справедливо рассудил одно хитроумное и весьма трудное дело. Затем он совершил трапезу и, не обсушив рук, взошел в изукрашенную колесницу и поспешил на свидание с Учителем. Почтительно припав к лотосоподобным стопам Учителя, царь сел в сторонке.
«Государь мой, – спросил его Учитель, – что привело тебя ко мне столь рано?» – «Всеблагой,-отвечал царь, – нынче я долго не мог рассудить одно трудное дело. И вот, наконец, покончив с ним и совершив трапезу, с не обсохшими еще руками, я поспешил сюда, чтобы увидеться с тобой». – «О царь, – сказал тогда Учитель, – судить беспристрастно и в соответствии с дхаммой – благой путь, ведущий к небу. Но не то удивительно, когда, получив совет от всеумудренного, подобного мне, ты в согласии с дхаммой вершишь потом суд свой беспристрастно и справедливо. Другое удивительно, о царь! В старину были цари, которые, и наслушавшись советов от неумудренных пандитов, все же вершили суд свой справедливо и в соответствии с дхаммой, избегая четырех соблазнов скверны и блюдя десять царских заповедей. Они управляли царствами по слову дхаммы, а закончив земное существование, пополняли сонм небожителей, – вот это воистину достойно удивления, царь!» И, уступая просьбам, Учитель поведал тогда царю историю о прошлом.

«Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал Брахмадатта, Бодхисатта был зачат в лоне старшей жены царя. По свершении положенного обряда, оберегающего плод от сглаза, царица вскорости разрешилась от бремени. В день наречения мальчику дали имя Брахмадатта-кумар, царевич Брахмадатта. Когда царевичу исполнилось шестнадцать лет, его отправили в Таккасилу, где он в совершенстве овладел всеми видами наук и искусств. Воротясь в Бенарес, с кончиною родителя своего, Брахмадатта стал править царством справедливо и в согласии с дхаммой, а суд творить, отрешась от прихотей и пристрастий. Оттого, что царь правил по слову дхаммы, и советники его вершили дела справедливо, а коль скоро все делалось по справедливости и в согласии с дхаммой, лжеобвинители и лжесвидетели не смели даже и показаться в суде. И во дворе у царского дворца, где происходил суд, отныне стояла тишина, ибо не стало более тяжущихся. Советники, праздно просидев целый день в суде, расходились по домам, так и не дождавшись никого, кто нуждался бы в их услугах, и суды в городе обещали вскорости совсем обезлюдеть.
Подумал тогда Бодхисатта: «Оттого что я правлю царством по слову дхаммы, не стало в городе тяжущихся, стих в судах шум раздоров. Теперь осталось мне лишь в себе самом поискать несовершенств, и, если отыщется нечто, о чем можно сказать: «Вот он – мой недостаток!», я преодолею его и буду жить, исполненный одних только достоинств!» И, порешив на том, царь принялся расспрашивать своих придворных: «Скажите, какой есть во мне недостаток?!» Но не встретив никого, кто нашел бы в нем хоть малейший порок и слыша только о своих добродетелях, царь подумал: «А не из страха ли предо мною провозглашают они достоинствами даже мои пороки?» Тогда, усомнившись, стал он расспрашивать тех подданных, что жили вне дворца, – все о том же, но и они не видели в нем пороков. Не нашел царь никого, кто назвал бы хоть один его недостаток, ни среди горожан, ни среди людей, что жили за городскими стенами и в посадах близ четырех городских ворот.
И решив тогда: «Опрошу-ка всех подданных!» – царь тайно оставил царство на советников и взошел в колесницу. Взяв с собою одного только колесничего, он покинул Бенарес и отправился странствовать по своей земле. Но, и достигнув пределов бенаресского царства, Брахмадатта не нашел человека, который указал бы ему хотя бы на малый его недостаток, а слышал повсюду лишь о собственных добродетелях. Тогда царь повелел колесничему заворачивать от дальних пределов царства и по большой дороге поехал назад в Бенарес.
Вышло, однако, так, что на пути ему встретился царь Косалы Маллика, который правил царством в согласии с дхаммой и тоже пожелал сыскать в себе хоть какой-нибудь недостаток. Не видя среди приближенных никого, кто сказал бы ему о том, а слыша только одни похвалы своим совершенствам, царь Маллика тоже отправился странствовать по стране. И вот колесницы двух царей оказались друг против друга в узком месте, где дорога, зажатая меж высоких склонов, не позволяла колесницам разъехаться. «Прими с дороги свою колесницу!» – закричал тогда колесничий царя Маллики колесничему царя бенаресского. «Нет, приятель! – отвечал ему другой. – Сам убирай свою колесницу, ибо я везу великого царя Брахмадатту, властителя Бенареса!» – «Знай же, приятель, – воскликнул тогда первый колесничий, – что в моей колеснице сидит сам великий царь Маллика, властитель Косалы, а потому, будь добр, посторонись, дай проехать колеснице нашего царя!»
«Скажи на милость, и там тоже царь! Что же теперь делать?! – задумался тогда колесничий Брахмадатты. – А впрочем, есть средство, – решил он, – спрошу-ка я, сколько лет его царю, и колесница того, кто моложе, пусть посторонится и пропустит колесницу старшего по возрасту!» Порешив на том, колесничий Брахмадатты спросил у косальского колесничего, сколько лет их царю. Оказалось, что оба царя одного возраста. Тогда стал он расспрашивать о силе, богатстве, славе, происхождении, роде и семье царя Косалы. И обнаружилось, что оба царя владеют землями в три сотни йоджан длиною, что равны они и силой, и богатством, и славою, что происхождение их равно достойное – оба из лучших, равных один другому, родов и что семьи у них одинаковы. И решил тогда бенаресский колесничий, что дорогу должен уступить более добродетельный, и спросил у косальского колесничего: «А каковы достоинства твоего царя?» И тот стал в ответ перечислять добродетели своего царя и, желая даже недостатки возвести в достоинства, спел такой стих:

«На грубость грубостью, на теплоту теплотой,
На злодейство злодейством, на доброту добротой
Всегда отвечать у царя Маллики обычай.
Таков мой царь – дай путь ему, колесничий!»*

Удивился колесничий Брахмадатты: «И это ты почитаешь достоинствами своего царя?» – «Конечно!» – отвечал другой колесничий. «Но если таковы добродетели, каковы же недостатки?» – допытывался первый. «Недостатки, может, и есть, да ты прежде опиши достоинства своего царя!» – сказал на то второй колесничий. «Что ж, слушай!» – молвил колесничий бенаресского царя и спел такой стих:

«Добром злодеям, мягкостию гневливым,
Дарами жадинам, правдою неправдивым
Всегда отвечать у царя моего обычай.
Таков мой царь – дай путь ему, колесничий!»

Заслышав эти слова, царь Маллика и его колесничий тут же спрыгнули с колесницы, выпрягли лошадей и, отодвинув колесницу в сторону, освободили дорогу для царя Брахмадатты. Тот же дал царю Косалы наставления, как ему следует поступать тогда-то и тогда-то, а потом отправился к себе в Бенарес. Там он жил остаток своих дней, раздавая милостыню и творя иные добрые дела, а с концом земного существования пополнил сонм небожителей. Царь же Маллика внял тогда поучению бенаресского царя и, поездив по своему царству и не сыскав никого, кто сказал бы ему о его недостатках, воротился в свою столицу. Там он жил, раздавая милостыню и творя иные добрые дела, а с кончиною также оказался среди небожителей».

И Учитель, завершая на том свое наставление в дхамме, преподанное царю косальскому во благо, истолковал джатаку, так связав перерождения. «В ту пору, – пояснил он, – колесничим царя Маллики был Моггаллана, царем косальским – Ананда, колесничим царя Бенареса был тогда Сарипутта, царем же бенаресским – я сам».


(Перевод Б. Захарьина. Восточный альманах. Вып.11. М.: Художественная литература, 1983)