Джатака о юном Падуме (193)


Словами: «Не кто иной, как я...» Учитель — он жил в ту пору в роще Джетавана — начал повествование об одном бхиккху, томившемся плотским желанием. Подробнее о том рассказывается в «Джатаке об Уммаданти». Пока же довольно знать и то, что однажды Учитель спросил одного монаха: «Правда ли, бхиккху, что ты томим плотским желанием ?» Тот отвечал: «Это правда, Учитель!» — «Кто же, — спросил тогда Учитель,— разжег в тебе вожделение?» — «Встретилась мне женщина,— отвечал монах,— разукрашенная, разодетая, и я воспылал к ней страстью!» — «Бхиккху,— молвил на то Учитель,— ведь женщины — существа неблагодарные, они вероломны и жестокосердны. Во времена минувшие иные из мудрых поили женщин кровью из собственного колена, дарили им дорогие подарки и так и не постигли женского сердца!» И Учитель поведал собравшимся такую историю из прошлой жизни.

«Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал царь Брахмадатта, Бодхисатта явился на землю сыном старшей жены царя. В день наречения ему дали имя Падума-кумар, царевич Лотос. Было у Падумы шестеро младших братьев, и вот когда царевичи достигли мужества, они обзавелись семьями и жили при дворе царскими помощниками. Однажды царь из окна своих палат увидел, как его сыновья в окружении слуг и домочадцев идут служить ему, и усомнился: «А не хотят ли все эти люди убить меня и захватить царство?» И, подумав так, он послал за сыновьями и сказал им: «Сыны мои, вам не следует жить в этом городе. Ступайте куда-нибудь, а с кончиною моей возвращайтесь обратно и владейте царством, что издавна принадлежит нашему роду!» Сыновья подчинились отцовской воле и, рыдая, пошли по домам собираться. «Где-нибудь да проживем!» — утешали они себя, забрали жен и, выйдя из города, пошли куда глаза глядят. Долго ли, коротко ли шли они, но забрались в глушь. А когда не сумели сыскать ни еды, ни питья, не в силах терпеть муки голода, решили они спасти свои жизни ценою жизни женщин. Царевичи схватили жену младшего брата, убили ее, разрезали на тринадцать частей и наелись досыта. Только Бодхисатта с женой из двух своих кусков один отложили, другой же поделили между собой. Так за шесть дней царевичи убили и съели шестерых женщин. Бодхисатта же, как и в первый день, каждый раз откладывал про запас один из кусков, так что набралось у него уже шесть припасенных кусков мяса.
На седьмой день собрались царевичи убить и съесть жену Бодхисатты, но он взамен предложил им те шесть сохраненных кусков мяса. «Съешьте пока эти шесть кусков, — сказал он, — а утром посмотрим!» Тс поели мяса, что дал им Бодхисатта, а ночью, когда все уснули, Бодхисатта и его жена убежали. Прошли они немного, и женщина начала стенать: «Муженек мой! Не могу я идти дальше!» И Бодхисатта посадил ее себе на плечи и понес. На рассвете вышли они из той глуши. И когда солнце поднялось высоко, жена Бодхисатты сказала: «Муженек мой, пить хочу!» — «Дорогая,— отвечал ей Бодхисатта,— нет воды, терпи!» Но она жалобно взывала снова и снова, пока Бодхисатта не схватил меч и, ударив себя мечом по правому колену, не сказал жене: «Нет тут воды, дорогая! Вот, присядь и напейся крови из моего правого колена». И жена Бодхисатты так и сделала. Вскоре вышли они на берег великой Ганги. Напились, искупались, поели диких плодов и прилегли отдохнуть в красивом и прохладном месте. Там, в излучине реки, они выстроили потом хижину, в каких живут отшельники, и зажили в ней.
Однажды в некоем царстве в верховьях Ганги поймали и судили виновного пред царем вора. Ему отрубили руки, ноги, нос и уши, положили обрубок туловища в лодку и пустили плыть по течению Ганги. И вот лодка с несчастным, громко вопившим от боли, доплыла до места, где жили Бодхисатта с женой. Бодхисатта, услышав жалобные завывания калеки, решил: «Покуда я жив, не дам пропасть несчастному!» С тем он направился на берег Ганги, вытащил калеку из лодки, принес к себе в хижину и принялся пользовать несчастного примочками из настоев вяжущих трав и мазями. Жена же Бодхисатты при виде калеки воскликнула: «Хорошенького же урода ты вытащил из Ганги да еще возишься и нянчишься с ним!» И, ходя по хижине, она плевалась от отвращения.
Пока раны искалеченного не зажили, Бодхисатта позволил ему жить с ним и женой в одной хижине. Каждый день приносил он свежие плоды и кормил ими и жену свою, и урода. Между тем сердце жены Бодхисатты охватила страсть к уроду, и она, улучив момент, соединилась с ним. Поступив так, она задумала убить Бодхисатту и раз сказала ему: «Муженек! В тот самый день, когда выбирались мы из лесной глуши, я, сидя на твоем плече, увидала вдалеке вон ту гору и дала тогда обет, что, если нам удастся спастись и мы останемся живы и невредимы, я принесу подношение божеству той горы. Теперь дух горы все чаще является мне в мыслях, и я хотела бы наконец возблагодарить его подношением».— «Да будет так!» — отвечал ей Бодхисатта, не подозревая о ее вероломстве. Он приготовил подношение и, неся чашу с дарами, взобрался вместе с женой на гору. Там женщина воскликнула: «Муженек, не божество горы, но ты сам — бог богов! И сперва я тебе поднесу лесных цветов и тебя обойду кругом слева направо в обряде поклонения, а уж после того совершу подношение божеству горы!» И, говоря так, она подвела Бодхисатту к краю обрыва, поднесла ему лесных цветов и, делая вид, что свершает круг почета, стала обходить мужа слева направо. Но, зайдя сзади, она изо всех сил толкнула Бодхисатту в спину и сбросила его в пропасть. А когда он падал, женщина в злобной радости крикнула ему вслед: «Наконец-то я увидела спину своего врага!» Потом она спустилась с горы и воротилась к своему уроду. Что до Бодхисатты, то тот, падая в пропасть, счастливо угодил в густую, лишенную шипов крону смоковницы, что росла на склоне горы, и застрял, запутавшись в ее ветвях. Однако без чьей-либо помощи Бодхисатта не смог спуститься вниз и остался на смоковнице, питаясь фигами. А надобно сказать, что одна большая игуана, предводительница тамошних игуан, каждый день взбиралась по горе к тому месту, где росла смоковница, и лакомилась фигами. В первый раз, заметив Бодхисатту, игуана кинулась прочь, но на другой день она вновь подобралась к смоковнице и, поев плодов с одной стороны дерева, уползла восвояси. Так каждый день игуана появлялась там и наконец прониклась доверием к Бодхисатте. «Как это ты попал сюда?» — спросила однажды игуана Бодхисатту, и тот поведал ей о своих злоключеньях. «Смотри же не бойся!» — сказала игуана, посадила Бодхисатту себе на спину, спустилась вместе с ним с горы и, миновав лес, приползла к большой дороге. Там игуана опустила Бодхисатту на дорогу, объяснила ему, в какую сторону идти, а потом воротилась к себе в лес.
Бодхисатта добрался до небольшой деревушки и жил там, пока не прослышал о смерти своего отца-царя, после чего отправился назад в Бенарес. Там он под именем Падума-раджа, царь Падума, стал править царством, которое издревле принадлежало его роду. Он твердо блюл все десять заповедей справедливого царского правления и правил в соответствии с дхаммой. Падума повелел построить в Бенаресе шесть странноприимных домов: по одному близ четырех городских ворот, один — посредине города и один — перед самым дворцом. А еще всякий день раздавал он милостыни на шестьсот тысяч золотых.
Злонамеренная же супруга Бодхисатты как-то посадила себе на плечи своего урода да и вышла с ним из лесов к людям. Побираясь и питаясь поданным ей рисом с топленым маслом, она поддерживала силы в себе и своем сожителе. Если же люди спрашивали, кто ей этот калека, она обычно отвечала: «Я дочь его дяди по матери, а он, значит, мне двоюродный брат. Но меня отдали ему в жены, и, хоть его приговаривали к смерти, я супруга своего не бросаю, пекусь о нем и, чтобы прокормить, прошу подаяния!» — «Сколь преданная супруга!» — восхищались слушатели и подавали ей впредь больше прежнего. А иные советовали: «Зачем тебе скитаться в поисках подаяния? Ныне в Бенаресе правит царь Падума. Он, поражая Джамбудипу небывалой щедростью, подает всем. Увидев твоего урода, царь возрадуется сердцем и, ублаженный, одарит тебя богатыми дарами. Посади мужа в эту корзину да и ступай с ним прямо к бенаресскому царю!» И, настаивая на своем, они подали ей ивовую корзину.
Бесчестная женщина посадила тогда своего урода в корзину и, водрузив ее на голову, отправилась в Бенарес. А там стала жить па то, что получала в странноприимных домах. Бодхисатта же обычно приезжал к месту, где раздавалась милостыня и пожертвования, сидя на спине великолепного, богато убранного слона. Раздав из своих рук подаяние восьми-десяти страждущим, он возвращался во дворец. И вот однажды подлая женщина посадила урода в корзину и, держа корзину на голове, стала на дороге, по которой следовал царь. Царь увидел женщину и спросил, кто она такая. «Это, государь, некая преданная супруга!» — отвечали ему. Царь тогда велел призвать ее и, разглядев, узнал свою жену. По его приказанию урода вытряхнули из корзины, и царь спросил женщину: «Кто он тебе?» — «Он, государь, мой двоюродный брат, назначенный мне родом в супруги!» — отвечала лгунья. «Да, воистину она божественная супруга!» — вскричали все тогда в восхищении и стали петь хвалу бесчестной, ибо не знали того, что было прежде.
«Что?! — воскликнул царь. — Вот этот урод — назначенный тебе родом супруг?» — «Да, государь!» — дерзко отвечала женщина, ибо она не признала в царе супруга. «Ах, так,— вскричал царь,— а может, этот урод еще и сын царя бенаресского?! Разве не ты жена царевича Падумы, дочь такого-то царя, и зовут тебя разве не так-то?! Не ты ли утоляла жажду кровью из моего рассеченного колена? Не ты ли, воспылав непотребной страстью к этому уроду, столкнула меня в пропасть?! Ты явилась сюда, думая, что я мертв, но вот он я — живой, на твоем же челе отныне — печать смерти!» И царь сказал советникам: «Советники мои, помните ли вы, как на ваши расспросы я поведал вам однажды о том, что шестеро моих братьев убили и съели одну за одной шестерых своих жен, я же свою жену уберег!
На плечах я донес ее до берега Ганги, и там мы жили с ней в отшельнической хижине. Это я вытащил из реки калеку, наказанного за злодейства, и я ходил за ним. Женщина же эта, томимая пагубной страстью, столкнула меня в пропасть, но я спасся, потому что был милосерден! Женщина, о которой шла тогда речь, женщина, которая спихнула меня со скалы, не кто иная, как вот эта бесчестная побирушка, а наказанный за злодейства свои урод — вот этот самый калека!» И Бодхисатта спел им тогда такой стих:

«Не кто иной, как я. Она, а не иная.
А тот, лишенный рук, не кто иной, как он.
Не верьте женщине. Она лгала, стеная:
«Он в отрочестве мне в супруги приведен!»
Нет правды в женщинах, их словесам не верьте.
Все жены до одной заслуживают смерти».

«Этого урода, соединяющегося с чужими женами, — повелел царь, — жестоко измолотив дубинами, забейте до смерти! А у сей притворной «верной супруги» отрубите нос и уши!»
Но хотя Бодхисатта и не сумел сдержать гнева и распорядился о столь страшном наказании, он, конечно же, не потребовал исполнения своего приговора. Вместо того, утишив ярость, Бодхисатта повелел посадить урода назад в корзину и, чтобы обманщица не смогла стащить ее с головы, приказал крепко-накрепко привязать корзину к голове мошенницы, а затем прогнать обоих с глаз долой!»

Заканчивая свое наставление в дхамме, Учитель приобщил слушавших его к Четырем Благородным Истинам, и, внявши тем Истинам, томившийся страстью бхиккху раскаялся и вкусил плода от нового приобщения к Потоку. Учитель же тогда растолковал джатаку, так связав перерождения. «В ту пору, — молвил он,— шестью царевичами были некие тхеры, царской женой была отроковица Чинча, уродом — Девадатта, предводителем игуан — Ананда, царем же Падумой был я сам».


(Перевод Б. Захарьина)