Джатака о малой Калинге (301)


«Распахните ворота...» — так отвечал Учитель — он жил в ту пору в роще Джетавана — четырем отшельницам, пришедшим приобщиться к святой жизни.
Рассказывают, что некогда царский род личчхавов, насчитывавший семь тысяч, семь сот и еще семь душ, правил в Весали. И пошли между ними споры и несогласия. А в Весали тогда явился один джайнский монах, искушенный в знании пяти сотен священных книг, и был он с почетом принят правителем. А еще пришла в Весали столь же многознающая джайнская монахиня, и решили старейшины рода личчхавов устроить меж ними состязание в учености, и, когда оба джайна показали себя умеющими спорить и доказывать свое, старейшинам пришло на ум: «А ведь эта пара, когда б переженить их, произвела бы на свет премудрое потомство!» — и, на том порешив, устроили свадьбу. Прошло сколько-то времени, и от тех супругов родились на свет четыре дочери и сын. Дочерям дали имена: Сачча, Лола, Ававадака и Патачара, а мальчика, брата их, назвали Саччакой. Ко времени, когда достигли они отрочества, каждый из детей знал уже тысячу книг: пять сотен, выученных от матери, и пять сотен — от отца. Дочерям своим отец с матерью наказывали так: «За того мирянина, который вас переговорит и докажет вашу неправоту, выходите замуж, а того святого человека, который превзойдет вас в учености, слушайте и почитайте!»
Шло время, и вот отец с матерью умерли. По их кончине Саччака остался жить в Весали и посвятил себя изучению обычаев личчхавов. Сестры же его, взяв с собой ветку яблони, ушли в скитания. Скитаясь из города в город и ведя споры, добрались они наконец до Саваттхи. Близ городских ворот странницы воткнули в землю яблоневую ветку и сказали юношам, которые там оказались: «Если есть среди горожан мирянин или святой человек, способный поспорить с нами в учености, пусть придет сюда и втопчет эту ветку в пыль!» И молвив так, они отправились за подаянием. Между тем благой Сарипутта с утра подметал монастырский двор и чистил утварь, носил воду и ходил за немощными, а потом тоже пошел за подаянием в Саваттхи. Услыхав от юношей о словах странниц и увидев яблоневую ветку, он втоптал ее в пыль и молвил: «Девицы, что воткнули здесь ветку, пусть придут после трапезы ко мне в Джетавану, в верхние покои монастыря!» С тем он отправился в город, а затем, воротившись в Джетавагу и совершив трапезу, расположился в покоях над верхними воротами. Странницы же, собрав подаяние, пришли на прежнее место и увидели, что ветка их втоптана в пыль. На все расспросы юноши отвечали, что сделал это Сарипутта и что, если они желают вступить с ним в спор, пусть идут к нему в монастырь, в надвратные покои. Странницы отправились через весь город в монастырь, по пути обрастая любопытными, и, наконец, сопровождаемые целой толпой, прибыли, куда было сказано.
Сарипутта без труда ответил на все их премудрые вопросы и спросил, что еще им ведомо. «Больше ничего, господин!» — отвечали те. «Тогда, — молвил Сарипутта, — я стану вас спрашивать!» И когда уже на первое, спрошенное им, они не нашли ответа, он разъяснил им суть дела. И странницы признали: «Мы побеждены тобою, ты превзошел нас в состязании!» — «Что же теперь вы станете делать?» — спросил Сарипутта. «Родители наши, — отвечали странницы, — наказывали нам: «За того мирянина, который переговорит вас, выходите замуж, а того святого человека, который превзойдет вас в учености, слушайтесь и почитайте!» А потому мы просим твоего дозволения стать монахинями и зажить святой жизнью!» Услыхав те речи, Сарипутта с радостью дозволил им поселиться в монастыре и разместил в особых покоях для монахинь, называемых Уппалаванна. Вскорости все четыре бывшие странницы достигли арахатства.
И вот раз монахини, сойдясь в зале собраний, говорили о том, как Сарипутта принял в лоно дхаммы четырех джайнских скиталиц и как его стараниями они вскоре обрели арахатство. Вошедший Учитель услыхал их слова и молвил на то: «Не только ныне, бхиккху, но и прежде Сарипутта принимал под свою защиту тех женщин: в этом рождении он препроводил их в лоно дхаммы, а в прежние времена лишь его усердием сделались они царскими супругами!» И уступая просьбам бхиккху, Учитель поведал им о прошлом.

«Во времена стародавние царь Калинга правил калингским царством, сидя в своей столице, Дантапуре, а правивший страною Ассака царь Ассака стоял со двором в своей Потали-столице. У царя Калинги было хорошо обученное войско, и сам он прослыл могучим воином, сильным, как слон. Но не находил царь для себя достойных противников и не с кем было ему сразиться. Тогда в жажде битвы созвал он своих советников и сказал им: «Я стремлюсь в бой, но нет никого, кто сразился б со мною!» И советники молвили в ответ: «Есть лишь одно средство, государь. У тебя четыре дочери-красавицы. Вели им надеть лучшие наряды и украшения, посади в повозку, и пусть они, охраняемые стражниками, странствуют но деревням, городам и столицам: и как только какой-нибудь царь, прельстившись их красотою, вознамерится забрать твоих дочерей к себе, в женскую половину дворца, мы тотчас объявим ему войну!»
Царь послушался их совета, но в какие бы царства ни являлись царские дочери, государи, сдерживаемые страхом, не решались пригласить их в город, но, преподнеся дары, отводили красавицам место для ночлега за городскими стенами. Так царские дочери исколесили вдоль и поперек всю Джамбудипу, покуда не попали в город Потали, столицу царства Ассаки. Но и Ассака не разрешил отворять для царских дочерей городские ворота, а только отдарился подношениями. Был же у Ассаки один премудрый советник по имени Нандисена, искусный в делах государства. И подумал тогда Нандисена: «Говорят, эти царские дочери напрасно исколесили всю Джамбудипу, — проехав страну из конца в конец, они так и не сыскали никого, кто сразился бы за обладание ими. Если это правда, тогда Джамбудипа — пустое имя, и ничего более! Я сам вступлю в бой с царем Калингой!» И, принявши такое решение, он отправился к городским стражам и, велев им распахнуть ворота пред царскими дочерьми, спел такой стих:

«Распахните ворота, пусть входят свободно девицы —
Царский лев Нандисена спасет своей мощью столицу».

Ворота открыли, и Нандисена, проводив девушек во дворец царя Ассаки, сказал тому: «Не бойся, о царь! Если суждено быть битве — я о том позабочусь, ты же прими красавиц и сделай их своими старшими женами!» Вслед за тем Нандисена совершил над девушками обряд окропления и провозгласил их царицами, а стражников отпустил и повелел возвращаться к царю Калинге и передать ему, что дочерей его возвысили до царского трона. Те пустились в обратный путь и рассказали обо всем Калинге. Царь, грозно прорычав: «Видно, он не знает всей силы моего могущества!», тотчас приказал войску выступать в поход. Нандисена же, проведав о его приближении, отправил царю такое послание: «Пусть царь Калинга не преступает пределов ни своего царства, ни нашего: битве же быть на порубежье обоих царств!» И, получив такое послание, Калинга с войском стал на границе своего царства, а царь Ассака у пределов своей державы.
Бодхисатта же в ту пору был отшельником и жил в хижине, что стояла как раз на порубежье двух царств. И вот царь Калинга подумал: «Эти святые люди знают многое. Меж тем кому из нас ведомо, кто победит, а кто потерпит поражение?! Спрошу-ка я у этого отшельника!» И он, переменив платье, чтобы не быть узнанным, отправился к Бодхисатте. Явившись к отшельнику, царь почтительно приветствовал его и, сев в сторонке, спросил: «Почтенный, цари Калинга и Ассака, каждый с огромным войском, стоят у пределов своих царств друг против друга, готовые ринуться в битву. Ведомо ли тебе, кто из них победит, а кто потерпит поражение?» — «Вседостойнейший, — отвечал ему отшельник, — один из них несомненно победит, другой же потерпит поражение. Более этого я ничего не могу тебе сказать. Но царь небесный Сакка скоро будет здесь, и, если ты соблаговолишь прийти ко мне еще раз завтра утром, я передам тебе его ответ». И вот, когда вскоре явился туда Сакка, чтобы выказать почтение Бодхисатте, отшельник спросил его, кто победит в предстоящем сражении, и получил такой ответ: «Почтенный! Судя по таким-то приметам и знакам, победит Калинга, Ассака же потерпит поражение!» Когда наутро Калинга снова пришел к отшельнику, тот пере дал ему слова Сакки. И, возликовав: «Так, значит, мне предвещают победу!», царь не спросил даже, какие то будут знаки, и в радости и волнении отправился восвояси.
Весть о предсказании вскоре разнеслась повсюду. Дошла она и до царя Ассаки, и тот призвал к себе Нандисену: «Возвещают, будто победит Калинга, а нам придется вкусить горечь поражения! Что делать, скажи, Нандисена?!» — «Кто может знать грядущее?!» — отвечал Нандисена и тем успокоил царя. Сам же направился к отшельнику, почтительно приветствовал Бодхисатту и, с достоинством усевшись в сторонке, спросил: «Скажи, почтенный, кто победит в бою, а кто потерпит поражение?» — «Победит Калинга, — отвечал отшельник, — Ассака же будет разбит!» — «Открой же, почтенный, — продолжал Нандисена, — каким знаком будет отмечен победитель, а каким — побежденный?» — «Вседостойнейший, — молвил отшельник, — бог-хранитель победителя явится в облике белого, без единого пятнышка, быка, а бог-защитник другого царя примет обличье быка темного, словно ночь. И боги-покровители обоих царей сами вступят в схватку друг с другом, и один из них одержит верх, а другой будет повержен».
Услыхав про то, Нандисена поднялся с места и воротился к себе. Созвав войско царя Ассаки — всю тысячу славных воинов, — он повел их за собой на гору, что была неподалеку, и там спросил их: «Готовы ли вы отдать жизнь за нашего царя Ассаку?» - «Да, господин, готовы!» — отвечали те. «Тогда бросайтесь в пропасть, что под вами!» — повелел Нандисена. И воины все, как один, подступили к краю обрыва, чтобы низвергнуться вниз. Но Нандисена остановил их. «Стойте! Довольно! — вскричал он. — Выкажите же себя и на поле брани преданными слугами нашего царя и достойно сражайтесь за него!» И они дали ему в том клятву.
Когда настал наконец час сражения, Калинга, воодушевленный мыслью о том, что ему и войску его предвещана победа, сказал себе: «Мы выиграем сражение!» И все воины его мыслили так же. Уверенные в том, надевали они свои доспехи, строились, развертывались и выступали в положенном порядке, но, когда настал момент истины и должно было проявить наивысшее напряжение сил, они не сумели свершить надлежащего усилия!
Оба царя на лошадях съехались, намереваясь вступить в открытый поединок. Божества же хранители предводительствовали ими, и тот, что охранял Калингу, был в облике белого быка, а оборонявший другого царя был быком черным. И вот быки тоже встали один против другого и всячески стали устрашать друг друга, выказывая готовность к поединку. Но видеть тех быков могли только одни цари, и более никто. И спросил тогда Нандисена Ассаку, зримы ли ему боги-охранители. «Да!» — отвечал Ассака. «В каком же обличье?» — допытывался Нандисена. «Бог-защитник Калинги предстает мне в обличье белого быка, а наш охранитель принял облик быка черного, и выглядит он не столь воинственно!» — сказал Ассака. «Не страшись же, государь! — воскликнул тогда Нандисена. — Нам суждено победить, Калинге же потерпеть поражение! Спешься, государь, сойди со своего синдского скакуна наилучшей выучки, крепко зажми в левой руке копье и что есть силы ударь им белого быка в бок! Затем же, сопровождаемый всей тысячью наших отборных воинов, храбро устремись вперед и, нанося яростные удары, свали на землю бога-защитника Калинги, а мы еще тысячью ударами прикончим его, и рухнет божество, охраняющее Калингу, и царь Калинга потерпит поражение, а мы восторжествуем!» — «Да будет так!» — ответил на то царь Ассака и по знаку Нандисены метнул свое копье, и все, бившиеся рядом с ним, устремили на белого быка тысячу копий. И низвергнут был тогда бог-охранитель Калинги и испустил дух!
Царь же Калинга, терпя поражение, побежал с поля боя, и при виде того вся тысяча соратников Ассаки громко и радостно возопила: «Бежит Калинга!» А царь Калинга, объятый страхом, убегая с поля брани, пропел такой стих, полный упреков отшельнику:

«Верх одержит Калинга, царь Ассака ныне падет», -
Так сказал ты, почтенный, а честный вовек не солжет».

Так упрекал отшельника бежавший с поля боя Калинга. И столь стремителен был его бег назад в Дантапуру, что он ни разу не осмелился оглянуться назад!
Когда же, по прошествии нескольких дней, Сакка вновь наведался к отшельнику, святой отец пропел ему такой стих:

«Боги не лгут — изрекают лишь правду они,
Сакка, ты ныне солгал, почему, объясни!»

И Сакка отвечал отшельнику такими стихами:

«Что же, брахман! Не завидуют боги герою,
Смелость и стойкость сильнее пророчеств порою,
Ассака ныне держался как истый герой,
Вот потому он, должно быть, и выиграл бой».

Между тем после бегства Калинги царь Ассака воротился со славою в свою столицу, Нандисена же направил послание Калинге, требуя с него приданое за дочерей. «А если не дашь, - пригрозил он, — я знаю, как поступить с тобою!» И, получив это послание, Калинга так испугался, что не стал перечить и отправил востребованное в страну Ассака. И с того дня оба царя жили в мире и согласии».

Окончив свое наставление в дхамме, Учитель истолковал джатаку и так связал при этом перерождения: «Дочерьми царя Калинги в ту пору были эти самые девы-странницы, Нандисеной был Сарипутта, отшельником же — я сам».


(Перевод Б. Захарьина)